Глава первая. «Описание Эллады» как исторический источник: история его изучения

§ 1. Общая характеристика сочинения Павсания
«Описание Эллады» Павсания разделяется на 10 книг, что вполне соответствует внутренней структуре труда и поэтому восходит к самому Павсанию:
1. Аттика и Мегары (105 с. по новому изданию).
2. Коринф, Аргос, Флеунт и Сикион (90 с.).
3. Лаконика (71 с.).
4. Мессения (87 с. — здесь преобладает не описательный, а исторический материал).
5 и 6. Элида (74 и 68 с.).
7. Ахайя (174 с. — примерно половину книги занимает связный очерк по истории Ахейского союза).
8. Аркадия (117 с.).
9. Беотия (84 с.).
10. Фокида (100 с. — главным образом, описание Дельф).
За пределами описания остались Локрида, Этолия, Фессалия и Эпир, то есть все находящиеся севернее Фокиды области Эллады. Все, что южнее Фокиды, за исключением островов, у Павсания описано. Таким образом, вывод тех исследователей, которые утверждают, что Павсаний описывал не всю Элладу по порядку, а только те области, где было больше памятников, неверен. Более того, есть основания говорить о том, что он предполагал создать описание Локриды: описывая беотийский город Ларимну (IX, 23, 7), Павсаний упоминает, что он получил это название от Ларимны, о предках которой он собирается сообщить в рассказе о локрах (δηλώσει μοι… ἐς λοκϱοὺς τοὺ λόγου). Укажем на еще одно обстоятельство: описание Фокиды кончается рассказом о дельфийской гавани Кирре (X, 37, 4—8), причем текст здесь в двух местах испорчен. Остается последняя глава (X, 38); к описанию Фокиды она отношения не имеет и представляет собой своего рода конспект «Логоса», посвященного Озольским локрам, который с течением времени, возможно, был бы переработан в XI книгу «Описания Эллады». Как и любая другая книга «Описания», этот конспект начинается с топографического определения границ области, за которой следует топонимический очерк (каково происхождение самого наименования «Озольские локры») и дается совсем краткий конспект рассказов об Амфиссе и других городах этой области (Мионии, Ианфии и Навпакте).
Таким образом, нет никаких оснований говорить о том, что последние книги «Описания Эллады» утрачены, как это считал К. Роберт[1], а можно с уверенностью утверждать, что полностью свой замысел Павсаний реализовать не успел.
§ 2. Рукописи
До нашего времени сохранилось полностью или частично 18 рукописей с текстом «Описания Эллады». Все они без исключения относятся ко второй половине XV в., а многие появились уже после того, как Марк Музурус в 1516 г. впервые издал «Описание Эллады» у Альда Мануция в Венеции. О. Диллер[2] провел большую работу по изучению рукописей Павсания. Ему удалось установить, что все имеющиеся в наших руках манускрипты восходят к списку, который принадлежал известнейшему гуманисту XV в. Никколо Никколи (1364—1437) и, таким образом, был создан до 1437 г. В 1500 г. этот список находился в монастыре Святого Марка в Венеции, а в дальнейшем был утерян. Копиями с экземпляра Никколо Никколи являются следующие пять рукописей.
1. Венецианская № 413. Она принадлежала кардиналу Виссариону, который в 1468 г. подарил свою библиотеку Венеции. Датируется приблизительно серединой XV в. М. Х. Роха–Перейра[3] безоговорочно признает лучшей и ближе всего стоящей к списку Н. Никколи именно эту рукопись.
2. Парижская № 1410. Датируется 1490-1491 гг. До работ О. Диллера именно эта рукопись считалась лучшей. Ее положил в основу своего издания И. Беккер, а затем Фр. Спиро, издание которого является самым распространенным до настоящего времени.
3. Флорентийская № 56.11. Создана в 1485 г. в Риме известным каллиграфом своего времени пресвитером Иоанном с Крита. Копию этого списка представляет собой флорентийская рукопись № 56.10, известная как автограф Деметрия Халкондила, первого издателя гомеровских поэм.
4. Мадридская рукопись № 4564. Содержит текст первой книги до I, 26, 5. Датируется концом XV в. и представляет собой автограф «отца греческой науки» Константина Ласкариса (1434—1501).
5. Лейденская рукопись № 16 К. Датируется концом XV в.
Изложенный выше материал дает основания сделать два вывода: с одной стороны, становится ясно, что Павсания открыли гуманисты эпохи Кватроченто[4]. Случайно уцелевший манускрипт, попавший к Н. Никколи, привлек к себе внимание виднейших представителей культуры второй половины XV в., которые, как можно предполагать, видели в «Описании Эллады» своего рода введение в историю греческой культуры. С другой стороны, тот факт, что все дошедшие до нас списки не более чем копии с одного, причем позднего оригинала, который, как и любая рукопись, не был свободен от погрешностей (лакун, описок, неправильно переданных собственных имен и географических названий) делает работу с текстом крайне сложной. Лакуны, появившиеся в копиях, легко восполняются при сопоставлении списков между собою, но те лакуны, которые были уже в манускрипте Н. Никколи, практически невосполнимы (их в тексте «Описания Эллады» немало). Ввиду того, что Павсаний зачастую сообщает собственные имена и топонимы, нигде более (как у античных авторов, так и у византийских лексикографов) не упоминаемые, исправить любую ошибку, закравшуюся в манускрипт Н. Никколи, невероятно трудно. Это привело к тому, что издатели и исследователи предложили множество конъектур, знакомство с которыми необходимо для каждого историка, который собирается воспользоваться каким бы то ни было сообщением Павсания. Вот почему в высшей степени досадно, что последняя издательница Павсания М. Х. Роха–Перейра поставила перед собой задачу восстановить не столько архетип, сколько манускрипт Н. Никколи, и не только удалила большинство конъектур из текста, но и не указала на них в комментариях. Конечно, путь к правильному восстановлению архетипа лежит только через манускрипт Н. Никколи, но конечной целью для каждого, кто собирается использовать «Описание Эллады» как источник, является все–таки не этот список, а текст, максимально приближенный к оригиналу. Так, например, в пятой книге (23, 1-3) описывается статуя Зевса, которую воздвигли участники битвы при Платеях. Далее говорится: «Статую, в Олимпии поставленную эллинами, изваял Анаксагор с Эгины, писавшие о битве при Платеях [οί συγγϱάψαντες τά ές Πλαταιὰς] не упоминают его в своих сочинениях». И. Г. К. Шубарт предложил читать οί συγγϱάψαντες τὰ ἐς πλάστας, то есть «писавшие сочинения о ваятелях». Во–первых, выражение οί συγγϱάψαντες τὰ ἐς πλάστας встречается у Павсания, причем довольно близко от анализируемого текста (V, 20, 2), а во–вторых, конъектура Шубарта чрезвычайно убедительна ввиду того, что снимает с «тех, кто писал о битве о Платеях», то есть в первую очередь с Геродота, бессмысленное обвинение в том, что историк не сообщил того, о чем он вообще не имел обыкновения сообщать, — имени ваятеля, который в честь битвы поставил статую, причем даже не на поле сражения, а в Олимпии, описание которой не входило в задачи Геродота. Несмотря на все изложенные здесь аргументы, М. Х. Роха–Перейра эту конъектуру игнорирует. Важно подчеркнуть, что это делается не по недосмотру, а по той причине, что именно таков подход издательницы к тексту. Бесспорно, эта методика работы с рукописями является наилучшей и единственно правильной, когда списков много, но в случае с Павсанием, когда исследователь сталкивается с необходимостью исправлять погрешности конкретного списка, эта методика должна применяться с оговорками. В помощь текстологии здесь необходимо привлекать историко–филологическую критику текста.
§ 3. Издания
Первое издание Павсания в 1516 г. в Венеции у Альда Мануция подготовил Марк Музурус. Классическими следует считать издания И. Беккера (1826—1827) и особенно И. Г. К. Шубарта (1853—1854), который подвел итоги тому, что было сделано в смысле интерпретации текста «Описания Эллады» до него АЛешером (1550), Г. Ксиландером (1583), И. Кюном (1696), Э. Клавье (1814) и другими. Новое (второе) издание для издательства Б. Г. Тейбнера подготовил Фр. Спиро в 1903 г. Оно многократно переиздавалось вплоть до недавнего времени и, безусловно, является самым распространенным. Одновременно с Фр. Спиро новое издание «Описания Эллады» выпустил Г. Хитциг вместе с Х. Блюмнером, снабдившим текст обширными экзегетическими комментариями. Затем появился ряд изданий отдельных частей сочинения Павсания с комментариями (см. § 4 «Исследования» настоящей главы). В смысле интерпретации текста они интереса не представляют, поскольку авторы дают текст по изданию Фр. Спиро. В настоящее время Павсаний полностью переиздан заново М. Х. Роха–Перейрой (это третье издание «Описания Эллады» в издательстве Б. Г. Тейбнера). Издательница положила в основу своего текста новую классификацию рукописей, разработанную О. Диллером. Это издание вызывает двойственное отношение: с одной стороны, рукописное предание изучено издательницей с величайшей тщательностью — сюда попало, безусловно, все, что можно извлечь из рукописей; с другой стороны, издательница безоговорочно следует принципу не превращать издание в истолкование, и поэтому 1) опускает, как это было указано нами выше, конъектуры своих предшественников и 2) сводит к минимуму не только указания на параллельные места из других авторов, но и далеко не всегда фиксирует соприкасающиеся по смыслу места внутри «Описания Эллады». Так, например, о битве при Селласии Павсаний говорил трижды (II, 9, 2; IV, 29, 9; VIII, 49, 5), об отравлении Арата — дважды (II, 9, 4; VIII, 50, 4). М. Х. Роха–Перейра в критическом аппарате на это не указывает. Поскольку таких мест очень много, работа с текстом затрудняется. В целом новое издание не избавляет исследователя от необходимости обращаться к прежним изданиям и в этом смысле невыгодно отличается от Плутарха, изданного К. Циглером («Vitae Parallelae») и К. Хубертом, В. Нахштедтом и др. («Moralia»). Следует отметить, что в целом оно ориентировано на специалиста по Павсанию, а не на исследователя, который обращается в ходе работы к «Описанию Эллады» за справкой; вместе с тем большинство составляют последние.
§ 4. Исследования
Вопрос о Павсании как об источнике по истории, главным образом, эллинистического периода и по истории культуры был поднят
У. Виламовицем[5], который в одной из первых своих работ в достаточно резкой форме заявил, что ценности Павсаний как источник не представляет ввиду того, что его сочинение представляет собой бессмысленную компиляцию (имелось в виду описание Аттики и Олимпии). С большинством описанных объектов Павсаний de visu знаком не был, поэтому он описывает только те памятники, которые видел тот автор, у которого он заимствует материал (по мнению Виламовица, это был Полемон) и, с одной стороны, пропускает все то, что появилось позднее, а с другой — описывает памятники, уже не существовавшие в его время, как существующие. Все эти тезисы развил в большой книге А. Калькман[6]. Он констатирует недобросовестность Павсания и a priori указывает на то, что ни одному слову его нельзя верить; этот тезис выдвигается А. Калькманом уже во введении [7], в дальнейшем он не доказывается, а иллюстрируется, причем зачастую довольно неудачно. А. Калькман, для которого Павсаний — späte nach Hörensagen arbeitende Syrer oder Kleinasiat, то есть «поздний, по слухам работавший сириец или малоазиат»[8], утверждает, что Павсаний работал над «Описанием Эллады» дома, то есть в Малой Азии, но при этом дает такой список предполагаемых его источников, что сразу ставит читателя перед закономерным вопросом: где все это мог прочитать малообразованный автор, который прожил всю жизнь в одном городе, причем не в Александрии и не в Пергаме. Другой отрицательной чертой книги А. Калькмана является то, что в ней анализируется, главным образом, топографический материал. Экскурсы остаются вне поля зрения исследователя. Вопрос о том, какие именно субъективные задачи ставил перед собой сам Павсаний, не раскрывается, а это приводит к тому, что на основе верных наблюдений А. Калькман делает неверные выводы. Топографический материал у Павсания действительно в большинстве случаев оригинального характера не носит[9], но отсюда не следует, что Павсаний всего лишь бессмысленный компилятор, поскольку не ради описания маршрутов он создавал свое сочинение, в котором топография играет вспомогательную роль.
Ответом на книгу А. Калькмана была монография В. Гурлитта[10]. Этот автор впервые в истории науки попытался сопоставить данные Павсания с археологическими источниками и пришел к выводу, что Павсаний описываемые им объекты осматривал сам.
Именно В. Гурлитт разработал методику, которая дает возможность применять сочинение Павсания как источник по истории изобразительного искусства и архитектуры; он, однако, подобно У. Виламовицу и А. Калькману, не затронул экскурсы. Именно поэтому В. Гурлитт категорично заявил[11], что поиски источников Павсания обречены на провал[12].
По–новому вопрос о Павсании поставил Хебердей. Его книга — результат не одного только кабинетного изучения «Описания Эллады»: Хебердей несколько лет путешествовал по Греции с целью проверить маршруты Павсания и затем поставил вопрос о композиции сочинения, в основе которой лежит, по его мнению, хорошо продуманная схема маршрутов. Продолжателем Хебердея явился К. Роберт[13]. В своей книге «Павсаний как писатель» К. Роберт показал, что Павсаний описывал как целые города, так и отдельные памятники совсем не в том порядке, в каком он их видел[14], так как во всех крупных городах он оставался в течение продолжительного времени и осматривал отдельные памятники не раз. По мнению К. Роберта, Павсаний описывает каждый город по особенной и хорошо продуманной схеме[15]: начинает с центра, а затем проводит радиусы к окраинам. В описании области таким центром является главный ее город, а в описании отдельного города — агора, храм или театр. Свои выводы К. Роберт иллюстрирует графическими схемами. Необходимо отметить и то, что в начале своей книги К. Роберт дает краткий анализ экскурсов, как больших по объему, так и самых кратких, и приходит к выводу о том, что Павсаний не был высокоученым антикваром и археологом, это был всего лишь «беллетрист», который хотел одного — дать своему читателю занимательное чтение[16].
Проблема композиции «Описания Эллады» привлекла С. А. Жебелёва, который посвятил разбору книги К. Роберта обстоятельную статью[17]. Он проанализировал сочинение Павсания с точки зрения его формальной структуры от начала до конца и установил, что таких строгих композиционных принципов, какие приписал ему К. Роберт, у Павсания нет: она не столь тщательна, не так строго продумана и не так педантично проверена, как это думал К. Роберт, наконец, что в концепции С. А. Жебелёва важнее всего, топографическая часть играет в «Описании Эллады» вспомогательную роль, логическое ударение Павсаний делает не на нее, а на ἐξήγησις, то есть на пояснительные замечания, рассказ о том, что связано с памятниками[18]. Статья С. А. Жебелёва чрезвычайно важна в том отношении, что здесь впервые обращено по–настоящему серьезное внимание на экскурсы (λόγοι) и указано, что исследователи должны обратить свое внимание прежде всего на них.
Исследования А. Калькмана, В. Гурлитта, Р. Хебердея, К. Роберта и С. А. Жебелёва как бы вытекали одно из другого, в то время как огромная работа Дж. Фрейзера, вышедшая в 1897-1898 гг.[19], стоит особняком. Дж. Фрейзер осуществил перевод на английский язык «Описания Эллады» и снабдил его комментарием, занимающим четыре тома по 600 с лишним страниц. В центре внимания у исследователя находится не автор, а сообщаемые им факты, — поэтому Дж. Фрейзер исчерпывающим образом комментирует содержащуюся у Павсания информацию, но не выясняет при этом, под каким углом зрения смотрит на этот материал Павсаний и откуда его заимствует. В результате получается, что он дополняет Павсания, но совсем не объясняет его. Ниже будет указано на целый ряд субъективных положений, встречающихся у Дж. Фрейзера, связанных с его попытками охарактеризовать Павсания как писателя.
Все эти положения высказаны автором во вступительном очерке[20] к переводу, который следует признать наиболее слабой частью его труда. Подробнее всего прокомментирован материал, связанный с мифологией, культами и ритуалами, то есть с вопросами, находившимися в центре внимания Дж. Фрейзера; археологический и географический комментарий тоже весьма подробен, хотя с точки зрения археологии труд Дж. Фрейзера устарел. Исторических экскурсов и вопросов, связанных с источниками Павсания, автор почти не касается. Так, например, указав во введении на то, что Павсаний не зависит от Полемона, он уже не рассматривает этот вопрос в каждом конкретном случае; отметив совпадения в текстах Павсания и Флегонта из Тралл, он даже не пытается выяснить, каково происхождение этих совпадений[21], и т. д.
Если в литературе конца XIX — начала XX в. рассматривались главным образом два вопроса — о достоверности сообщений Павсания и о композиции его труда, — то в 20‑е и 50‑е годы преобладают работы, посвященные сопоставлению материала «Описания Эллады» с данными археологии. Таковы книги М. Кэрролла «Аттика Павсания» (1907), А. Тренделенбурга «Павсаний в Олимпии» (1914), Ж. До «Павсаний в Дельфах» (1936) и Ж. Ру «Павсаний в Коринфе» (1958)[22]. Особенный интерес представляют исследования Ж. До. Перечисленные монографии дополняет большое число статей, в которых отдельные места из «Описания Эллады» сопоставляются с конкретными памятниками, известными главным образом из новых археологических открытий. Библиографического свода этих материалов до сих пор нет.
Ряд работ, вышедших в 20—70‑е годы, посвящен проблеме источников Павсания. Л. Дейке, Г. Л. Эбелинг, М. Сегре, Е. Шнайдер[23] анализируют характер использования Павсанием литературных источников, но касаются, как правило, только тех случаев, когда этот источник назван в тексте. Особенное внимание обращено на историю Мессенских войн и соотношение между Павсанием и Рианом, с одной стороны, и Мироном Приенским — с другой. Эта старая проблема вновь стала популярной благодаря открытию новых фрагментов Риана[24]. В основном это небольшие, посвященные какому–либо конкретному вопросу, статьи.
Полемон из Илиона изучен хуже, чем Павсаний. В общих работах по источниковедению о Полемоне, как правило, говорится, но только со ссылками на Л. Преллера[25]. Более новых изданий его фрагментов нет. Много занимался изучением топографических текстов
Е. Шнайдер[26]. Он указал на распространенность топографического жанра в эллинистическую и римскую эпохи и связал, что представляется нам чрезвычайно важным, появление периэгезы в римской поэзии (Hor. Serm. I, 5) с влиянием эллинистической литературы[27]. Однако Полемон интересовал его только в смысле того, какую роль играла в его сочинениях топография. О нем Е. Шнайдер говорит предельно кратко.
В русской историографии работ о Павсании почти нет. Ф. Г. Мищенко[28] стоял на точке зрения А. Калькмана: «Описание Эллады» — это не столько Павсаний, сколько Полемон, Артемидор и Истр. Этих же взглядов придерживался А. Н. Деревицкий[29]. Вопрос об изучении Павсания поставил С. А. Жебелёв, но сам после статьи, о которой говорилось выше, к Павсанию не обращался.
В. П. Бузескул[30] отмечает, что сочинение Павсания представляет собой важный исторический источник, но говорит о нем очень кратко, причем главным образом на основании статьи У. Виламовица «Das Thukydideslegende». Статья С. П. Кондратьева «Павсаний и его произведение»[31] представляет собой пересказ вступительной статьи Дж. Фрейзера к его переводу «Описания Эллады».
Качественный скачок в изучении Павсания в нашей стране сделан в работе М. Е. Грабарь–Пассек[32], которая дала характеристику «Описания Эллады» глазами непредвзято мыслящего исследователя. Отказавшись от постулатов Виламовипа–Калькмана, она предложила собственный разбор сочинения Павсания, содержащий немало интересных наблюдений. Однако ввиду того, что очерк писался для «Истории греческой литературы», Павсаний интересовал ее только как литературоведа.
Работ о Павсании в нашей историографии почти нет, но при этом нет и такого историка Античности, который бы не пользовался данными этого автора. Что общего было у Павсания с другими представителями его эпохи, что представляет собой его сочинение как таковое, каково отношение Павсания к своим предшественникам и прежде всего к периэгетам, которых он, безусловно, знал, а возможно, как считали У. Виламовиц и А. Калькман, использовал, но почему–то ни разу не упомянул по имени, — вот основные вопросы, которые встают перед исследователем после ознакомления с литературой о Павсании. Цель настоящей работы заключается в анализе именно этих проблем.
§ 5. Переводы и комментарии
На русский язык сочинение Павсания переводилось три раза. Впервые в 1788—1789 гг. оно было издано в переводе И. И. Сидоровского и М. С. Пахомова[33]. Несмотря на то что это издание представляет интерес почти исключительно как источник по истории науки и переводческого мастерства в нашей стране, а поэтому его анализ выходит за рамки нашего исследования, несколько слов об этом труде сказать необходимо. Как это ни парадоксально, И. И. Сидоровский, переводивший Павсания языком додержавинской эпохи, сумел передать многие особенности греческого оригинала гораздо лучше, чем позднейшие переводчики. Так, Г. Янчевецкий[34], перевод которого вышел ровно через сто лет после первого, находился под сильным влиянием классического перевода «Описания Эллады» на немецкий язык И. Г. К. Шубарта[35]. Он, подобно Шубарту, последовательно старался гладко передавать содержание, и при этом мало заботился о форме. С. П. Кондратьев[36] усмотрел этот же недостаток в английском переводе Дж. Фрейзера[37], но не сумел избежать его сам. Своеобразный стиль Павсания–рассказчика этим переводчикам передать не удалось. Думается, что в какой–то мере это результат пренебрежительного отношения к русской переводческой практике XVIII в. В целом перевод Г. Янчевецкого точен, упреки, сделанные в его адрес С. П. Кондратьевым[38], не вполне справедливы. Его главным недостатком, на наш взгляд, является та бесцветность, о которой было сказано выше. В комментариях Г. Янчевецкого довольно полно использована литература, вышедшая ко времени появления его работы. В качестве вступительной статьи переведена статья И. Г. К. Шубарта, предпосланная его немецкому переводу «Описания Эллады». Работа С. П. Кондратьева выполнена, главным образом, по изданию Х. Блюмнера и Г. Хитцига[39], примечания воспроизводят в сокращенном виде комментарии, содержащиеся в названном издании; были учтены переводчиком и комментарии Дж. Фрейзера. Существенным недостатком этого издания является неотредактированность [40].
§ 6. Идеология эпохи Антонинов Вторая софистика
Говоря об эпохе, в которую жил Павсаний, нельзя забывать о следующих обстоятельствах: I в. н. э. — период глубокого упадка как для Эллады, так и для греческой культуры в целом. Достаточно указать на то, что после Страбона (ум. 23/24 г. н. э.) не было ни одного греческого писателя, вплоть до Эпиктета, Диона из Прусы и Плутарха, которые начали свою деятельность в последней четверти I в. н. э. Положение резко изменилось в эпоху правления Адриана и его преемников.
Император Адриан на базе Ахейского союза учреждает Панэллинский союз (κοινὸν τῶν Πανελλήνων)[41] и проводит много времени в Элладе. Он строит водопровод в Коринфе (II, 3, 5; VIII, 22, 3), восстанавливает могилу Эпаминонда и сам сочиняет надпись для стелы, близ нее установленной (VIII, 11, 2), завершает строительство огромного храма Зевса Олимпийского в Афинах, а затем возобновляет Олимпийские игры, наконец — возводит храм Панэллинского Зевса и Пантеон, где, как указывает Павсаний, находилась библиотека, устроенная Адрианом, и проводит в Афинах водопровод (Spart. 20, 5). По греческому образцу впервые в истории Римской империи Адриан отпускает бороду (это имеет немаловажное значение, так как внешний вид принцепса является как бы концентрированным выражением той политики, которую он проводит) и всячески покровительствует расцвету греческой культуры, в истории которой начинается период, именуемый обычно «греческим возрождением».
Важно иметь в виду, что отношение Адриана и его преемников к греческой культуре было обусловлено не только романтическими настроениями, которые О. В. Кудрявцев удачно называет «романтическим филэллинизмом», но и практическими нуждами империи. О. В. Кудрявцев полагает[42], что римское государственное управление и греческая культура, взаимно проникая друг в друга, по мысли Адриана, должны были объединить античный мир перед лицом «варварских народов».
Идея эллинского возрождения была, таким образом, в эпоху Адриана официальным лозунгом, однако это время действительно дало целый ряд ярких и своеобразных фигур, подавляющее большинство из которых связано с течением, получившим название «второй софистики».
Наименование это условно, а его появление, конечно, продиктовано субъективной точкой зрения Филострата (Vitae Soph.), однако в результате в плену у термина оказались как античные авторы III—IV вв. н. э., так и многие исследователи, которые стали изображать общественную мысль и литературное движение II в. н. э. в духе той картины, бесспорно гротескной, которую блестяще нарисовал Платон в «Протагоре».
Исследуя культуру II в. н. э., необходимо учитывать то обстоятельство, что сходство между софистами V в. (Протагором, Горгием, Продиком и др.) и представителями «второй софистики» заключается в том, что внешняя форма и у тех и у других берет верх над содержанием, но не более: за схожей формой стоят идеи, ничего общего между собой не имеющие. Вторая софистика — это не простой возврат к далекому прошлому, во всех отношениях она вызвана к жизни социальными процессами. Как указывал О. В. Кудрявцев, «инициатором панэллинского движения была римская власть, которая стремилась этим путем укрепить свое положение в восточной половине империи, протягивая руку муниципальной знати эллинских городов»[43].
Не случайно поэтому в это время заметную роль в греческой культуре начинают играть лица знатного происхождения, занимавшие высокие посты в своих полисах. Такими людьми были Герод Аттик и Лоллиан — в Афинах, Антоний Полемон и Элий Аристид — в Смирне, и Апулей — в Карфагене.
Представителями второй софистики создавались речи и декламации (Герод Аттик, Лоллиан, Элий Аристид, Максим Тирский), художественные письма (Алкифрон), риторические описания картин и статуй, как существовавших в действительности, так и воображаемых (Каллистрат, Филостраты, см. также отдельные места у Апулея и Ахилла Татия), исторические труды (Дион Кассий), романы (Апулей, Ахилл Татий, Гелиодор), поэтические произведения (эпиграммы, анакреонтические стихи), сочинения энциклопедического типа (Юлий Полидевк из Навкратиды) и «пестрые рассказы» (лат. variae fabulae; греч. ποικίλαι или παντοδαπαὶ ἱστοϱίαι). Зачинателем последнего жанра в литературе II в. н. э. был Фаворин из Арелаты, известный, главным образом, по характеристике Авла Геллия и фрагментам, сохранившимся у Диогена Лаэртского. Сюда же следует отнести «Флориды» Апулея, сочинения Антонина Либерала и Флегонта, а главное, более поздние по времени «Пестрые истории» Клавдия Элиана, являющиеся прямым подражанием «Разнообразным историям» Фаворина. Эти сочинения представляют собой не систематизированные собрания сведений по самым разным вопросам. Все эти писатели ориентированы на прошлое. Герод Аттик воспроизводит стиль Фрасимаха и Крития, Элий Аристид — Демосфена и Исократа, Дион Кассий — Фукидида; Алкифрон в своих «Письмах» изображает жителей Аттики IV—III вв. до н. э. Поэты пишут эпиграммы, воспроизводящие эллинистические оригиналы, а авторы анакреонтического сборника связывают свои стихи с именем Анакреонта и придают им архаический колорит. Наконец, Фаворин, Авл Геллий, Элиан и Афиней собирают сведения о древности и практически не касаются сегодняшнего дня. Субъективной задачей этих авторов, таким образом, является не отражение современной им жизни, а искусственное воспроизведение культуры, которая была создана в предшествующие эпохи.
Интереснейший в этом смысле материал дают раскопки виллы Адриана в Тибуре [44].
Особое место в культуре этого времени занимает Лукиан, который хотя и был воспитан в тех же условиях, что и Элий Аристид или Максим Тирский и стал не менее искусным ритором, чем названные писатели, а также освоил весь арсенал современной ему учености, но при этом понял всю несостоятельность и обреченность эллинского возрождения.
Подобно Лукиану, на периферии второй софистики стоит Павсаний. Он отдал дань софистической риторике (см. главу 2, § 4 настоящей работы), а затем стал таким же неутомимым собирателем разнообразных материалов по истории, мифологии, поэзии, редкостям (θαυμάσια) и естественно–научным вопросам, каким был Фаворин или его ученики, но зато начисто отказался от какой бы то ни было риторики и, в отличие от большинства своих современников, углубился не в известное описание уже собранного, как, скажем, Элий Аристид, а в разыскивание все нового материала. На этой основе выросло огромное по объему «Описание Эллады».
Субъективной целью для большинства представителей культуры II в. н. э., и в том числе Павсания, как указывалось выше, было своего рода бегство в прошлое. Но не следует забывать, что оно было одним из элементов той идеологической политики, которую проводила римская знать в лице Адриана, Антонина Пия и отчасти Марка Аврелия, при котором стало уже отчетливо видно, насколько нежизненной была панэллинская идеология. Возможно, что именно последнее обстоятельство обусловило безысходность пессимизма у автора записок «к самому себе».
Остается лишь уяснить, что представляла собой Греция, по которой путешествовал Павсаний. В середине I в. до н. э. состояние Эллады было весьма печальным. В переписке Цицерона сохранилось письмо Сервия Сульпиция Руфа, содержащее следующее сообщение: «Когда, возвращаясь из Афин, я плыл от Эгины по направлению к Мегаре, стал я разглядывать места, лежащие вокруг: за мною была Эгина, справа Пирей, слева Коринф. Некогда это были в высшей степени процветающие города, а теперь они лежат перед глазами разрушенные и поверженные в прах» (Cic. ad Farn. IV, 5). По словам Сульпиция Руфа, Греция представляет собою не что иное, как oppidorum cadavera projecta («брошенные трупы городов»), При Адриане был проведен ряд мероприятий по восстановлению храмов, гимнасиев и приведению в порядок как Афин, так и других городов Эллады, однако общая картина изменилась мало. Об этом говорят следующие сообщения Павсания: многие города лежали в развалинах (ἐϱείπια), а от храмов остались немногочисленные камни (θεμέλια οὐ πολλά). Это развалины Селассии (III. 10, 7), Паракипариссии (III, 22, 9), Байев (III, 22, 13), Гериатиса (V, 23, 6), Мегалополя (VIII, 33, 1; сравн. VIII, 31, 9; VIII, 32, 1-2), Глисанта (IX, 19, 2), Ойхеста (IX, 26, 5) и других городов. Гортида (VIII, 28, 1), по словам Павсания,«в мое время» (τὰ ἑπ᾿ ἐμοῦ) стала деревней, а прежде была городом, Триколоны и Зитион «в мое время оба были безлюдны» (ἐϱημοι δε κατ᾿ ἐμέ ἦσαν ἀμϕότεϱαι), Фивы (VIII, 32, 2; сравн. IX, 11, 1), покинутые жителями, окончательно погибли; только на Акрополе осталось немного жителей; Фелиуса (VIII, 25, 3) почти опустела, «Агора, которая, как говорят, была в середине города, оказалась на краю». На Делосе, который был торговой гаванью всей Эллады (τὸ κοινὸν Ἑλλήνων ἐμπόϱιον), почти не осталось жителей (VIII, 33, 2). В храме Афины на мысе Онугнатон не осталось ни статуй, ни крыши (V, 22, 10); в таком же виде был храм Афродиты в Котиле (VIII, 41, 10), а от храмов Афродиты Эрикины в Псофиде (VIII, 24, 6) и Аполлона Пифийского по дороге из Аргоса в Тегею (VIII, 54, 5) остались одни развалины (в первом случае — ἐϱείπια ἐϕ᾿ ήμῶν ἐλείπετο αὐτοῦ μόνα, а во втором — ἐϱείπια ἐς ἄπαν).
Перед глазами человека, путешествовавшего по Элладе в эпоху Павсания, открывалась картина всеобщего разрушения, на фоне которой было ясно видно, что все мероприятия Адриана по приведению в порядок Афин и реставрации древностей обречены на провал. Павсаний просто не мог этого не видеть, он хорошо понимал, что Эллада гибнет (см. главу 2, § 4 настоящей работы), а поэтому стремился описать то, что еще не успело погибнуть. Есть основания предположить, что именно это обстоятельство заставило его превратиться из историка в путешественника, или периэгета (в широком смысле этого слова). Мы имеем право выразить эту мысль именно в такой форме, поскольку вопрос об аутопсии Павсания в настоящее время в целом решается положительно.


[1] RobertC. Pausanias als Schriftsteller: Studien und Beobachtungen. B., 1909. S. 265.
[2] Diller A. Pausanias in the Middle Ages // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. Vol. 87. 1956. P. 84—97; idem: The manuscripts of Pausanias // Transactions and Proceedings of the American Philological Association. Vbl. 88. 1957. P. 169-188.
[3] Pausanias. Graeciae description / Edidit M. H. Rocha–Pereira. Vbl. 1. Lipsiae, 1973. S. VIII.
[4] Можно утверждать, что в Средние века Павсаний известен не был. Из древних авторов его без упоминания по имени один раз цитирует Клавдий Элиан, многократно — Филостраты, и несколько раз — Суда. По имени Павсания упоминает, причем многократно (более 80 раз), только один — Стефан Византийский — в Ἐθνικά. Этот материал приводится у Дж. Фрейзера (Pausanias’ Description of Greece. Vol. 1. L., 1898. P. III). Ни один византийский писатель более позднего времени на него не ссылается, и, таким образом, «открытие» Павсания целиком принадлежит венецианским гуманистам. Тот факт, что Павсанием заинтересовался сам К. Ласкарис, только подтверждает это.
[5] Wilamowitz–Möllendorff U. Die Thukydides Legende // Hermes. Bd 12. 1877. S. 326-367.
[6] Kalkmann A. Pausanias der Perieget: Untersuchungen über seine Schriftstellerei und seine Quellen. B., 1886.
[7] Kalkmann A. Op. cit. S. 3—4.
[8] Ibidem. S. 282.
[9] См. главу 2, § 3 настоящего исследования.
[10] Gurlitt W. Über Pausanias. Untersuchungen. Graz, 1890.
[11] Gurlitt W. Op. cit. S. 5, 14 и др.
[12] Наши собственные соображения по этому вопросу изложены ниже (см. главу 3, § 5).
[13] См. прим. 1 к настоящей главе.
[14] RobertC. Op. cit. S. 73.
[15] Ibidem. S. 113-120.
[16] Ibidem. S. 62, 63.
[17] Жебелёв С. А. К вопросу о композиции «Описания Эллады» Павсания // Журнал Министерства народного просвещения. 1909. Октябрь. С. 395—440.
[18] Жебелёв С. А. К вопросу о композиции «Описания Эллады» Павсания // Журнал Министерства народного просвещения. 1909. Октябрь. С. 439—440.
[19] Pausanias’ Description of Greece. Vol. 1—6. L, 1897—1898; 2nd ed. L., 1913. Первый том этой работы содержит перевод «Описания Эллады» на английский язык, второй посвящен комментарию к I книге, третий — к книгам II—V, четвертый — к книгам VII—VIII, пятый — к книгам IX—X; шестой том составляют индексы и карты. В сокращенном виде комментарий был издан как книга: Frazer J. G. Pausanias and the other Greek sketches. L., 1900; Idem: Studies in Greek scenery, legend and history, selected from his commentary on Pausanias’ «Description of Greece». L., 1919; Idem: Sur les traces de Pausanias à travers la Grèce ancienne. P., 1923.
Говоря о маршрутах, по которым прошел Павсаний, Дж. Фрейзер преследует в сущности одну цель: доказать, что описания культов и ритуалов автор «Описания Эллады» составлял на основании собственных наблюдений, а не почерпнул из трудов своих предшественников. Однако такие тексты, как фр. 86—88, 93-94 Полемона (см. приложение 2 к настоящему исследованию) заставляют усомниться в правильности этой точки зрения. Описание ритуалов, как мы видим, имелись у периэгетов, а ко времени Павсания многие святилища уже не функционировали.
[20] Pausanias’ Description of Greece. Vol. 1. P. I— XCVI.
[21] Ibidem. Vol. 3. P. 469.
[22] Carroll M. The Attica Pausanias. Boston, 1907; Trendelenburg A. Pausanias in Olympia. В., 1914; Daux G. Pausanias à Delphes. R, 1937; Roux G. Pausanias en Corinthie (Livre II, 1-15). R, 1958. См. также большое произведение о Дельфах: Daux G. Delphes au IIe et au 1er siècles depuis l’abaissement de l’Étolie jusqu’à la paix romaine 191-31 av. J. — C. R, 1936.
[23] Deicke L. Quaestiones Pausanianae. Göttingen, 1935; Ebeling H. L. Pausanias as an historian // Classical Weekly. Vol. 7. 1913. P. 138—141. О работах М. Сегре см. прим. 1 на стр.142; о работах Е. Шнайдера — прим. 3, 4 на след. стр.
[24] Ebeling H. L. A study in the Sources of the Messeniaca of Pausanias. Baltimore, 1892; Мандес М. И. Мессенские войны и восстановление Мессении. История и традиции // Записки Императорского Новороссийского университета. Т. 73. 1898. Из новых работ: Corbetta C. A proposito di due frammenti di Riano // Aegyptus. Vol. 58. N 1. 1978. P. 137-150.
[25] Preller L. Polemonis Periegetae Fragmenta. Lipsiae, 1838.
[26] Schnayder J. De Heraclidis descriptione urbium Graeciae. Cracoviae, 1939; его же: De periegetarum Graecorum reliquiis. Lódź, 1950; Idem: De Pausaniae opere q. i. Πεϱιήγησις τῆς Ἑλλάδος // Meander. XIX. 1964. P. 187—208.
[27] Об этом см. два исследования: Schnayder J. De regionum descriptionibus Horatianis // Charisteria Casimiro de Morawski septuagenario oblata ab amicis, collegis, discipulis. Cracoviae, 1922. P. 251—268; Idem: De itinerariis poematis Romanorum. Lódź, 1953.
[28] Мищенко Ф. Г. Павсаний (статья в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона).
[29] Деревицкий А. Н. Рецензия на перевод Г. Янчевецкого // Филологическое обозрение. 1891. T. 1. С. 156-160. А. Н. Деревицкий здесь прямо говорит о том, что проблемы передачи авторского стиля при переводе Павсания не существует, так как у него вообще нет никакого стиля, он слепо копирует Полемона, Артемидора и Истра (с. 156—157).
[30] Бузескул В. П. Введение в историю Греции. 3‑е изд. Пг., 1915. С. 232—233.
[31] Кондратьев С. П. Павсаний и его произведение // Павсаний. Описание Эллады. Т. I. М., 1938. С. 5-12.
[32] Грабарь–Пассек М. Е. Павсаний // История греческой литературы. Т. 3. М., 1960. С. 203-207.
[33] Павсаний или Павсаниево описание Эллады, то есть Греции. Преложено с греческого языка на российский священнкиом Ионнаном Сидоровским и Матвеем Пахомовым. Ч. 1-3. Спб., 1788-1789.
Сидоровский Иоанн Ионаннович (148-1795), член Российской Академии наук (с 1783 г.), перевел сочинения Платона, Лукиана, Иоанна Златоуста и Георгия Кедрина, принимал активное участие в составлении Академического словаря, много занимался вопросами русской грамматики. Пахомов Матвей Сергеевич (1745 — после 1792), коллежский асессор, служащий «Воспитательного общества благородных девиц». Как ученый известен только в качестве сотрудника И. И. Сидоровского.
Приведем в качестве образца стиля И. И. Сидоровского два чрезвычайно удачно переданных им места. 1, 21, 1: «В рассуждении Софокла повествуется, что, когда он скончался, Лакедемоняне сделали нападение на Аттику, и что полководцу их случился сон, в коем зрел он Диониса, повелевающего воздать новой Сирине все почести, обыкновенно воздаваемые умершим. Сие разумел лакедемонский полководец о Софокле и о его трагедиях, ибо уподобляется и ныне еще пению Сирин не токмо стихотворение, но и всякой род слова сладкоглаголиваго и убедительнаго» (T. 1. С. 73); VIII, 18, 1: «Исиод во своем родословии, ибо некоторые ему сие творение приписуют, почитает Стигу дочерью Океана и женою Палланта. Сказуется также, что и Лин во своем стихотворении вещает тому подобное. Что до меня касается, я со вниманием читал сии творения, и мне являются и то и другое подложными или подметными» (Т. 2. С. 339).
[34] Павсаний. Описание Еллады, или путешествие по Греции во II веке по P. X. / Перевод с греческого с толкованиями Г. Янчевецкого. СПб., 1887—1889.
[35] Pausanias. Beschreibung von Griechenland / Aus dem griechischen übers, von dr. J. H. Chr. Schubart. Bd. 1—2. Stuttgart, 1863.
[36] Павсаний. Описание Эллады / Перевод и вводная статья С. П. Кондратьева. Т. 1—2. М.; Л., 1938—1940. О Дж. Фрейзере С. П. Кондратьев говорит в статье «Павсаний и его произведение» (т. 1 назв. изд., с. 12).
[37] Pausanias’ Description of Greece. Vol. 1.
[38] Кондратьев С. П. Павсаний и его произведение. С. 11. Гораздо более мягкую оценку этому переводу дал А. Н. Деревицкий (Филологическое обозрение. T. 1. 1891. С. 156-160).
[39] Pausaniae Graeciae descriptio / Edidit, graeca emendavit, apparatum criticum adjecit Hermannus Hitzig, commentarium germanice scrittum cum tabulis topographicis et numismaticis addiderunt Hermannus Hitzig et Hugo Bliimner. Vbl. 1—3. Lipsiae, 1896—1910. Труд Г. Хитцига и Х. Блюмнера был выпущен издательством «O. R. Reisland»; в издательстве «B. G. Teubner» в эти же годы вышло издание текста «Описания Эллады», подготовленное Фр. Спиро.
[40] Эта неотредактированность заключается в первую очередь в отсутствии единой транскрипции при передаче собственных имен (Тесей–Фесей и т. д.), в многочисленных ошибках в указателе и т. д. Так, например, во вступительной статье (Т. 1. С. 8) Диодор Периэгет (о нем см. главу 3, § 1 настоящего исследования) характеризуется как «общеизвестный автор “Всемирной истории”». Здесь, вероятно, имеется в виду Диодор Сицилийский, автор «Исторической библиотеки», который был приблизительно на 300 лет моложе Периэгета.
[41] О Панэллинском союзе см.: Ранович А. Б. Восточные провинции Римской империи в I—III вв. М.; Л., 1949. С. 224—225; Кудрявцев О. В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954. С. 239—243.
[42] Кудрявцев О. В. Цит. соч. С. 240.
[43] Кудрявцев О. В. Цит. соч. С. 241—242.
[44] Сидорова Н. А. Новые открытия в области античного искусства. М., 1965. С. 156—163. На с. 163—164 — аналогичный материал по раскопкам в Байях.