Глава 35

35.1 εὐθὺς ἐπεβούλευε τῇ Λακεδαίμονι (Пелопоннесская кампания 295-94 гг.): Если Плутарх правильно разместил вторжение Деметрия в Пелопоннес сразу после падения Афин, то кампания началась поздней весной или в начале лета 295 года. В 303 году Деметрий счел необходимым занять ключевые позиции в Пелопоннесе, прежде чем двинуться против Кассандра; восемь лет спустя, казалось бы, собираясь напасть на сыновей Кассандра, он снова сперва отправился укрепить свои позиции в южной Греции. Поскольку Деметрий не прекратил свою атаку на Спарту до 294 года, когда он занялся поисками удачи в Македонии, его кампания в Пелопоннесе, по–видимому, потребовала не менее года и, должно быть, включала больше, чем военные действия со спартанцами, которые описывает Плутарх. Подробности кампании утеряны, но Деметрий, вероятно, стремился обеспечить верность или, по крайней мере, спокойствие многих из тех городов, которые привлекли его внимание в его предыдущих пелопоннесских кампаниях, в том числе Сикиона, Эпидавра, Аргоса и Мессены.
Несмотря на утверждение Плутарха, покорение Спарты вряд ли было главной целью кампании, если она вообще изначально была целью. Спарта предпочла остаться в стороне от Эллинской лиги, созданной под руководством Антигона и Деметрия в 302 году, точно так же, как они избегали предшествующей Лиги во главе с Филиппом и Александром. Антигониды, как и Аргеады до них, с царственным безразличием относились к этому игнорированию, скорее из–за радикально уменьшившейся мощи Спарты, особенно после того, как Антипатр подавил великое восстание во главе с Агисом III при Мегалополе в 331-330 г. (Aesch. 3.165; Din. 1.34; Diod. 17.62-63; Curt. 6.1.1-21). Фактически ни один из македонских династов, участвовавших в кампании в Пелопоннесе в последующие три десятилетия, не потрудился вторгнуться в Лаконию. Спарта была слишком далека и слаба, чтобы привлечь внимание диадохов. Поэтому спартанское решение не только противостоять вторжению Деметрия, но и начать военные действия, отправив армию под командованием Архидама IV в Аркадию, знаменует собой радикальный сдвиг в политике, и кажется вероятным, что он был вдохновлен и поддержан одним из соперников Деметрия, стремящихся предотвратить восстановление его власти в Греции. Птолемей и Лисимах — оба правдоподобные кандидаты, но отсутствие свидетельств препятствует определить точно.
35.1 περὶ Μαντίνειαν (Место победы Деметрия над спартанцами): Мантинея имела долгую историю тесных отношений со Спартой и была единственным аркадским городом, не присоединившимся к Антигонидам после успешной пелопоннесской кампании Деметрия 303 года (неизвестно, оказала ли Мантинея вооруженное сопротивление Деметрию или, как и Спарта, осталась за пределами Эллинской Лиги). Если Деметрий намеревался умиротворить Пелопоннес перед тем, как двинуться в Македонию, Мантинея была естественной мишенью, учитывая ее историческую приверженность Спарте и недавнюю оппозицию Антигонидам. Появление под Мантинеей спартанской армии под командованием Архидама IV можно рассматривать как попытку защитить территорию союзника и расстроить пелопоннесские амбиции Деметрия. Спартанские интересы совпадали с интересами царственных соперников Деметрия в обоих случаях, и вполне вероятно, что Птолемей или Лисимах поощряли Спарту сопротивляться наступлению Деметрия, предлагая войска и/или деньги.
Стратегема, приписываемая Деметрию, может дать более точное местоположение битвы, чем смутное «около Мантинеи» у Плутарха. По данным Полиэна (4.7.9), Деметрий и спартанцы столкнулись друг с другом «у Лиркея, аркадской горы, простирающейся между обоими противниками» (ἦν μέσον ἀμφοτέρων ὄρος Ἀρκαδικὸν Λύρκειον). Оказавшись неожиданно в труднопроходимой и незнакомой местности, войска Деметрия встревожились. Деметрий, однако, хладнокровно воспользовался сильным северным ветром, который поднялся у него за спиной, и поджег близлежащие леса. Ветер понес дым и пламя в спартанские ряды, и они отступили в беспорядке. Затем Деметрий повел энергичную атаку, которая привела к убедительной победе. Гора Лиркей всего в нескольких километрах к северо–востоку от Мантинеи является самой северной из гор, отделяющих Арголиду от Аркадии. Главная дорога от Северной аргивской равнины до Мантинеи проходит вдоль долины реки Инах и по восточному склону горы Лиркей по маршруту Север–Юг, который Павсаний называет Κλῖμαξ, «лестницей» (2.25.4-6; 8.6.4). Перед спуском в равнину над Мантинеей маршрут проходит через узкий перевал Портес (37°40.15 северной широты, 22°28.31 восточной долготы). Перевал высотой примерно 1100 м является естественной линией обороны, особенно для армии, которая численно превосходила войско спартанцев. Вполне вероятно, что спартанцы попытались удержать этот перевал и лишить Деметрия доступа в Аркадию, но были нейтрализованы хитрой уловкой Деметрия. Местоположение и ориентированность перевала соответствуют повествованию Полиэна и отвечают утверждению Плутарха, что конфликт произошел вблизи Мантинеи.
Ἀρχιδάμου τοῦ βασιλέως: Архидам IV был членом царского дома Эврипонтидов; он сменил своего отца Эвдамида около 300 г. (Plut. Agis 3.3). Его поражение в Аркадии — все, что мы знаем о его деяниях, и он, возможно, был убит в сражении. Если он и выжил, то дальнейших распоряжений не получил: в 293 или 292 году регент Клеоним из Агиадов повел спартанские войска в Беотию, чтобы противостоять Деметрию.
35.2 εἰς τὴν Λακωνικὴν ἐνέβαλε … τὴν πόλιν ἔχειν ἐδόκει (Дата нападения Деметрия на Спарту): в своих пелопоннесских кампаниях 303 и 296 годов Деметрий игнорировал Спарту, но, похоже, битва под Мантинеей убедила его, что Спарта была угрозой, которая требовала его внимания. Если, как утверждает Плутарх, приглашение Александра, сына Кассандра, увело Деметрия от стен Спарты, то вторжение Деметрия в Лаконию последовало не сразу за его победой при Мантинее, а произошло только после зимы 295/4 года.
35.2 πρὸς αὐτῇ τῇ Σπάρτῃ πάλιν ἐκ παρατάξεως (Стены и греческий полис): городские стены были характерной чертой для греческих полисов, но Спарта оставалась демонстративно неукрепленной на протяжении большей части своей истории — общеизвестная доблесть ее солдат считалась достаточной защитой от любого врага (Plut. Mor. 210E-F, 218E; Plut. Lyc. 19; Epictetus, in Stobaeus, Florilegium, v. iii; Demosthenes de Cor. 299). Опасения по поводу вторжения Кассандра в 317 году привели спартанцев к тому, что они впервые укрепили город (Just. 14.5.5-7; но ср. Paus. 1.13.6, который предполагает, что причиной укрепления города стало вторжение Деметрия), на что Юстин (14.5.7) указывает в качестве свидетельства кончины спартанской исключительности: Tantum eos degenerauisse a maioribus, ut, cum multis saeculis murus urbi uirtus ciuium fuerit, tunc eiues saluos se non existimauerint fore, nisi intra muros laterent (”они настолько выродились по сравнению с предками, что, хотя их стеной на протяжении многих веков была доблесть граждан, теперь граждане считали себя в безопасности только если они спрячутся за настоящими стенами»). Однако, в то время, когда осадные и противоборствующие технологии достигали небывалых высот, спартанская оборона состояла лишь из рва и частокола (Paus. 1.13.6).
35.2 μέχρι τῶν χρόνων ἐκείνων ἀνάλωτον οὖσαν (Оценка почти полного захвата Спарты). Вступление Деметрия в Лаконию стало четвертым за последние восемьдесят лет вторжением иностранной армии, прорвавшейся через границы родины спартанцев. Сама Спарта до сих пор оставалась неприкосновенной: ни Эпаминонд, вторгшийся в Лаконию в 370 г. и снова в 362 г., ни Филипп II, пересекший лаконские границы в 337 году, не пытались занять ее. В самом деле, захват ослабевшей Спарты вряд ли можно было бы причислить к великим достижениям Деметрия, а ее импровизированные укрепления давали Полиоркету лишь минутную паузу. Образ Деметрия на пороге необыкновенного успеха, но отступившего из–за внезапного поворота судьбы, однако, полностью соответствует характеристике Плутарха своего субъекта и наверняка объясняет его решение показать дела Деметрия со спартанцами, исключая другие события этой пелопоннесской кампании.
35.4 σύ τοί με φυσᾷς, σύ με καταίθειν μοι δοκεῖς: Отрывок из неизвестной пьесы Эсхила. В конце своего трактата, сравнивающего различные формы правления, демократию, монархию и олигархию (827F), Плутарх утверждает, что Деметрий, в отчаянии после потери своей гегемонии, обращался с этой цитатой к Тюхе (πρὸς τὴν τύχην ἐχρῆτο Δημήτριος ὁ πολιορκητὴς ἀποβαλὼν τὴν ἡγεμονίαν).
35.5 ἀγγέλλεται Λυσίμαχος … Σαλαμῖνος (О дате и масштабах потерь Деметрия на востоке): без сомнения, соперники Деметрия нацелились на его азиатские владения в тот момент, когда он покинул Киликию, чтобы провести кампанию в материковой Греции в 296 году. Главным среди них был кипрский Саламин, главная восточная верфь Деметрия, арсенал и монетный двор. Когда Деметрий потерял большую часть своего экспедиционного флота в шторме у берегов Аттики и был вынужден вызвать другой с Кипра, он лишил остров защитников, покинувших его, и, следовательно, сделал все свое положение на востоке уязвимым. Лисимах, Птолемей и Селевк воспользовались этим изъяном, и каждый смог захватить антигонидскую территорию. Несмотря на упорное сопротивление антигонидских гарнизонов, Лисимах смог установить контроль над ионийскими городами, в частности Эфесом и Милетом (Frontinus 3.3.7; Polyaen. 5.19), в то время как Селевк пересек Аманский хребет и захватил Киликию. Самым болезненным ударом, с точки зрения Антигонидов, был захват Птолемеем не только всего Кипра (Саламин был в конце концов вынужден сдаться), а также финикийских городов Сидона и Тира. Согласно хронологии Ньюэлла, Птолемей взял Сидон и Тир в 288/7 году, но, судя по монетам клада из Галилеи, на самом деле города пали в 295 или 294 году, и кажется маловероятным, что Сидон и Тир могли сопротивляться Птолемею в течение стольких лет после падения Кипра, оставшись полностью изолированными.
Полный крах Деметрия на востоке лишил его важнейших источников доходов, человеческих и природных ресурсов. Если Деметрий надеялся сохранить свое господство на море и вновь завоеванные позиции в Европе, не говоря уже о его долгосрочных амбициях восстановить азиатское царство отца, он должен был бы обеспечить себе доступ к рабочей силе и судостроительному лесу. Многочисленное население и густые леса Македонии предлагали именно то, в чем больше всего нуждался Деметрий, а внутренняя борьба, которая терзала македонское царство после смерти Кассандра, сделала его уязвимым. Когда молодой царь Александр пригласил Деметрия вмешаться в дела Македонии, Деметрий увидел здесь удобный случай и воспользовался им. Спарта оставалась неприкосновенной еще столетие, пока не была захвачена Филопеменом в 192 году (Plut. Phil. 15.2; Paus. 8.51.1).
35.6 ἡ παρ' Ἀρχιλόχῳ γυνὴ: Фрагмент Архилоха. Плутарх также цитирует этот отрывок в эссе «О принципе холода» (950F) во время обсуждения несовместимости огня и воды, и в «Против стоиков об общих представлениях» (1070A), где лживые стоики уподобляются женщине у Архилоха.