Лирическое стихотворство, из всех родов древнейшее, родилось от восторгов, вдохновенных благодарному человеку воззданием на чудеса Всемогущего Творца.
Таким образом священные наши книги представляют нам Моисея и сестру его Марию, по прохождении Чермного моря воспевающих, при звуке труб и тимпанов, сию славную песнь, которая есть древнейший и превосходнейший памятник лирической поэзии; из всех сего рода творений, до нас дошедших, таково точно есть и свойство псалмов, коих имя от слова псалейн происходящее, значит петь, и всех песней Давида, Соломона и пророков: “удивительная политика Египтян, (так называет Евреев Платон, по причине их долгого пребывания в Египте) в том, что они учредили праздники и песни, определенные для непрестанного воззвания человека к добродетели; такой порядок вещей должен быть или дело Божие, или дело божественного человека.“
Многие ученые и просвещенные люди с вероятием утверждают, что стихотворство сынов Израилевых состоит в едином выражении чувства и в превосходстве мыслей и картин. Г. Дасье е предисловии своем к одам Горациевым говорит: “я уверен, что непринужденность в наблюдении мерного стопосложения и совершенное от оного освобождение способствовали много к произведению в сих песнях той легкости и величия, каковые иногда теряются от подвержения себя строгим правилам меры и рифм.“ — Но признаться должно, что при правильном стопосложении и рифмах, сохранить смысл, силу, и так сказать, всю сущность автора, есть конечно дело превосходного пиитического духа и редкого дарования.
Греки, получившие от Египтян начала и правила всех художеств, искусств и наук, не укоснили занять от них празднества, толико сообразные их духу и склонностям.
Похвалы сего Бахуса, яко изобретателя искусства, насаждать виноград и извлекать из него вино и всех его работ, были воспеты стихотворцами под разными значениями, относящимися к похвалам богов и героев; дифирамб значит двойное или сугубое торжество (Бахуса); Идиллии, Оды, Гимны, имена происходящие от слове Гидейн, Адейн, Одейн, Гимнейн (петь) и проч. наконец из сего же источника происходит и эпическая поэма, что доказывается употреблением и обычаем бывших в Греции, носить по отрывкам поэмы Гомеровы и петь их всенародно на площадях.
Всем сим разным произведениям вообще присвоен был один род героических стихов, называемых александрическими, из шести стоп состоящих, с длинными и короткими окончаниями, смотря по нужному для выражения звуку.
Когда предметы трудов стихотворческих размножились, тогда разные роды получили приличные им свойства. Эпическая Поэма отличалась совокупностью песней и связью оных с главным воспеваемым действием. Трагедия из лирического рода сохранила токмо хоры, бывшие тогда во всех трагедиях в употреблении, как то и видеть можно из творений Софокла и Эврипида. Дифирамб был в особенности посвящен для изображения Бахического беснования. Идиллия хотя обыкновенно и заключает себя в пределах пастушеских повестей, однакож воспевала иногда и Царей и Консулов.

С неменьшей силою и с большим блеском ода,
В парении своем стремяся к небесам,
Умеет обращать стихи свои к богам;
Атлетам в цирке путь ко играм отверзает,
И победителя венцами украшает;
Ахилла в робости к Симоису ведет,
Иль Шельду Лудвигу с брегами отдает;
Или, подобяся пчеле трудом прилежным,
Велит в стихах своих цветам родиться нежный;
Иль в плясках, пиршествах поет любови плен,
Иль славит поцелуй, которой похищен
От сладких Дафны уст, когда с досадой милой,
Отказ ея велит его похитить силой;
И пылкой оды слог хоть быстро устремлен,
Но беспорядок в нем искусством порожден.
Буало.

Около ста лет до Пиндара нежная Сафо изобрела род стихов, носящий её имя; Анакреон, Мосх, Бион, Симонид, Вакхилид и Пиндар за нею последовали; меры гораздо живейшие, разнообразнейшие и более музыкальные заступили место важного александрического стопосложения, таким образом однакоже, что, по примечанию Цицерона: “ежели у высочайшего из лириков (у Пиндара) отнять то, что принадлежит к протяжности пения, то останется единая проза, обогащенная однакож картинами, выражением чувств и всем очарованием божественного восторга.“
А по сему то, что мы называем стихами versus, от слова a vertendo, то есть, оборот, во изъявление периодического оборота тех же мере, то самое Греки называли Chôla членами лирического периода, и располагали оные с такою свободою, что не токмо мыслию позволяли себе переступать из одного члена в другой, но даже раздробляли одно и тоже слово, присвояя первые слоги оного к одному члену, а другие к последующему; и сам Пиндар часто пользуется сею свободою, которая и Латинцам была известна; доказательство сему видим ясно в Горации.
Сказанное мною о различии мер и членов, лирический период составляющих, распространяется и на всеобщие разделения, о коих я, по существу сей материи, упомянуть должен.
Сии божественные певцы, по словам Гомера и сей Фемий, сей Демодок, под именем коего, как говорят, Гомер сам себя изображает, сей мудрец, коего Агамемнон, отправляясь к Трое, оставил при Клитемнетре для охранения её от соблазна, проходили города и деревни, сопровождали цитарою и лирою свои песни, и таким образом везде делались известными произведения их ума и дарований.
Когда же во всенародные празднества ввелась важная пышность, то стихотворец обязан был сам ли собою, или посредством корифея наблюдать за исправным исполнением его гимнов или од, кои петы были непрестанно и без всякой перерывки, кроме времени, нужного для отдохновения и действующих лиц и слушателей.
В последовании было в обычае, чтоб два хора, один другому ответствующие, с права, и с лева сходились на средину и в центре сцены соединялись; от сего родились разделения древних од на строфы, антистрофы, (от глагола строфейн, значущего обращаться) и эподы, заключения. Сего в употреблении не видно у стихотворцев, до Пиндара живших; из чего Г. Дасье и заключает, что Пиндар был сего разделения изобретатель; хотя однакож древнее употребление не совсем еще оставлено было. В Пиндаре сему мы видим доказательство; ибо многие его оды имегот строфы и антистрофы без эпод, другие же разделены на длинные непрерывные стансы.
Сей князь лириков, как его называют, во всеобщих сих разделениях так, как и в частных, пользуется вышесказанною свободою перехождения из члена в член.
Доверша вкратце начертание о древнем лирическом стихотворстве, приступаю теперь к тому, что Гораций и наших веков славный творец Путешествий Анахарсиса о Пиндаре и его творениях повествуют.
Гораций говорит Кн. iv. Од. 2.

Всегда сбирает он от Муз венцы Лавровы;
Слова ль изобретает новы;
Когда искусством научен,
За самые его пределы воспарен.

Богов ли он дела, или царей тех славит,
Которых гнев Центавров давит,
Иль возглашает, что они
Химеры грозные разрушили огни.

Атлета ль ли когда ведет под кровы мирны
Даря бессмертием чрез сладки звуки лирны,
На громких славит он струнах;
В ристаньях легкость им, и силу их в борьбах.

Диркейский лебедь сей нас голосом пленяет,
Его Зефир сопровождает,
Со сладостию на крылах,
И чтобы он ни пел, летит на облаках.

Из всех бессмертных творений Пиндара остались нам токмо четыре книги в честь победителей на играх Олимпических, Пифических, Немейских и Истмических, во всей Греции тогда славившихся. Сей памятник достоин удивления всех веков, тем более, что Пиндар не предавался пространным и неприличным повестям, в каковых он своих совместников укоряет, но чрез единое действие сего прекрасного беспорядка, лирическому стихотворству свойственного и чрез непрестанное смешение полезного с приятным, Пиндар умел сделать из своих творений драгоценную сокровищницу древних преданий, и самому Гомеру предшествовавших, и присовокупил к тому здравое любомудрие и чистейшее нравоучение.
Пиндар родился в Беоции в 75ю. Олимпиаду, а по мнению других в 65ю, около 500 лет до Рождества Христова. Он имел учителем Симонида, сделавшегося после его совместником у двора Гиерона Сиракузского. Он также учился у некоторой женщины, называемой Миртиса, вместе со славною Кориною Теспийскою, которая пять раз одержала над ним победу в музыкальных прениях или борьбах, происходивших при Олимпических играх, как в описании оных за сим объяснено будет; ибо на оных все и телесные и умственные подвиги были в чести.
Их совместничество не воспрепятствовало Корине, сделавшейся советницею Пиндара, отдавать ему справедливость в превосходстве его пиитического духа, но не преставала она нападать на его недостатки, что доказывается следующим примером.
Пиндар некогда показывал Корине свою оду, так начинающуюся.

Буду ли петь реку Исмену, нимфу
Мелису, Кадма, Гекубу, Вакха, и проч.
Прибавляя к каждому из сих имен характерическую похвалу, Корина ему сказала: “ты походишь на человека, который вознамерясь засеять удел земли, высыпал весь мешок семян при первой бразде.“ Великий лирик почувствовал справедливость сего замечания и поправил свою оду; она есть вторая олимпическая — ей подражал Гораций в 12й оде книги первой, где он проходит и упоминает всех великих мужей, произведенных Римом от времен Ромуловых до Августа. Пиндар был во всей своей силе и блеске во время славной Саламинской победы над Ксерксом, Фемистоклом одержанной.
Беспристрастие, коим он гордился, не позволило ему умолчать о славе Афинян, что почиталось тогда непростительным преступлением в городе Фивах, который был явным соперником и врагом Афинам.
За сие на Пиндара сделали донос; потребовали его лично к суду; изгнали его и осудили заплатить пеню, которой Афины за него удовлетворили.
Пиндар удалился ко двору Гиерона; гостеприимное принятие и милости сего государя вознаградили его за несправедливость его соотечественников. Однакож он возбудил зависть Симонида, Вакхилида и других пиитов, кои, по словам его, окружали Гиерона, как он говорит в первой Олимпической оде.

Да будет славен Гиерон,
Фемиды скиптр в руках держащий,
Хранящий истинны закон,
К наукам склонностью блестящий;
Собрав к себе сынов наук,
Он любит слушать лирный звук.

Пиндар будучи потом паки призван в свое отечество, так приобрел любовь и уважение своих сограждан, что когда он появлялся на Пифических играх, то его соотечественники имели обыкновение воздвизать ему трон, на который он восходил, увенчанный лаврами, и громко воспевал свои вдохновенные гимны.
Оракул Аполлонов, вопрошенной Фивцами, по причине землетрясения, почувствованного в соседстве дома Пиндарова и принудившего его перенесть на ближнее поле статуи Геи и Пана, был для него благоприятен; ибо повелел Фивским гражданам на сем месте соорудить храм сим двум божествам, и жрицами оного сделать дочерей Пиндаровых.
На фронтисписе сего здания потомки Пиндаровы вырезали следующую надпись: не сожгите убежища, сладкопевца Пиндара, что воистинну охранило его от двух пожаров, из коих один произведен был Лакедемонянами, победившими Фивы, а другой случился при Александре, не пощадившем из целых Фиб ничего, кроме жилища и потомков сего славного песнопевца.
Хотя Пиндар гнушался сребролюбия, но получал за труды свои законную плату.
Один пример может свидетельствовать о простоте его нравов.
Когда родственники младого Пифия, победителя на Панкрате, то есть, на опаснейшей борьбе, требовали от Пиндара, чтобы он сочинил оду, в честь сего атлета; то пиит оценил свою работу в три Аттические мины, что на наши деньги составляло около сорока рублей; родственники ему в том с презрением отказали, прибавляя, что за сию сумму они могут сделать бронзовую статую в честь Пифия. Единственное мщение, каковое Пиндар изъявил за сию их скупость, состояло в том, что он сию оду начал следующим образом.

Я статуй делать не умею,
Которы на столбах стоят
И неподвижностью своею
Дела героев нам гласят;
О, песнь моя дети в Эгину: и проч.

Но существенно о свойстве Пиндара свидетельствует та философская умеренность, принесшая потом толикую честь любимцу Меценатову; Пиндар говорите в своей XIй Пифической оде.

Мое единое желанье,
Чтоб высоко не ставить шаг,
Посредственное состоянье
Есть для меня всех выше благ;
Любя священну добродетель,
Не тщуся зависть возбуждать.
Своим потомкам тот бывает благодетель,
Кто славу добрую с именьем может дать.

Умеренные его желания исполнились и увенчались; ибо он оставил имение посредственное и доброе имя своим потомкам, и умер 55 лет спокойно, беспечально и безболезненно, как будто бы заснул сладким сном.