§ 14. Возвращение Алкивиада

Если это так, то я не вижу возможности предполагать, что Диодор нашел в каком бы то ни было источнике указание на то, что возвращение Алкивиада последовало не сейчас, а только μιϰρὸν ὕστερον [немного позднее] — после битвы при Сесте.
Второй рассказ о возвращении Алкивиада составлен по Фукидиду. Περὶ δὲ τὸν αὐτὸν ϰαιρὸν Ἀλϰιβιάδης ἔχων τρισχσίδεϰα τριήρεις ϰατέπλευσε πρὸς τοὺς ἐν Σάμῳ διατριβοντας [Около того же времени Алкивиад с тринадцатью триерами подошел к афинянам, стоящим в Самосе] = ϰατέπλευσε δὲ ὑπὸ τοὺς αὐτοὺς χρονους τούτους ϰαὶ ὁ Ἀλϰιβιάδης ταῖς τρισι ϰαὶ δέϰα ναυάιν… ἐς τὴν Σαμον. [Около того же времени возвратился в Самос Алкивиад с тринадцатью кораблями] (VIII. 108. 1).
Здесь περὶ τὸν αὐτὸν χρόνον [около того же времени] имеет свое значение, хотя в сущности смысл оно имеет только у Фукидида. Там это время ясно определяется — это то время сейчас после битвы при Сесте, когда Афиняне успели взять Кизик, а Пелопоннесцы послали в Евбею; Диодор вставляет рассказ о том, как был послан в Евбею Эпикл, как он там собрал корабли, и на обратном пути был застигнут бурей, погубившей его флот. Факта этого нет у Фукидида — и именно при нем Диодора указывает, как на источник, Эфора. Будем же ему верить, что этот именно факт, а не все, что рассказано до и после него, он из Эфора взял. Но вставка эта переменила и время, к которому должно бы относиться ϰατὰ τοὺς αὐτοὺς χρόνους [в тому же времени]; между тем оно остается тем же, что у Фукидида; ясно, что и слова взяты из него.
У Фукидида Алкивиад сообщает, что Тиссаферн благодаря ему не пошлет кораблей Спартанцам — у Диодора солдаты это уже раньше узнали, но и у него есть эта ссылка, только Тиссаферн по прежнему должен превратиться в Фарнабаза. Затем — пропустим средину рассказа. — Ἀλϰιβιάδης πρὸς αἶς εἶχεν ἰδίαις ναυσὶν τρισϰαίδεϰα ἐννέα προσέλαβε [Алкивиад добавил девять кораблей к собственным тринадцати], отправился в Галикарнасс взял с него деньги, затем в Μεροπίδα [Меропиду][1], и затем с большой добычей вернулся с Самос. Фукидид говорит: ϰαὶ πληρώσας ναῦς ἐννεα πρὸς αἶς εἶχεν [и вооружив девять кораблей вдобавок к тем, которые у него были] взял деньги с Галикарнассцев, укрепил Кос, поставил в нем начальника и отправился обратно в Самос.
Мы видим опять то же самое. Очень важно одно прибавленное словечко, объясняющее, мне кажется, все положение дела — это словечко ἰδίαις [собственным], которого у Фукидида нет и быть не может по той простой причине, что корабли эти вовсе не собственность Алкивиада. Алкивиад уже давно стратег Афин, он уже давно вернулся в Самос, уехал из него для переговоров с Тиссаферном, взявши эти 13 кораблей (VIII. 88.1). Диодор принимает это возвращение за первое[2] — тогда, конечно, Алкивиад не мог иметь Афинских кораблей и они по отношению к новым девяти, которые он у Афинян берет, являются ἴδιοι [собственными]. Диодор, значит, сделал крупную ошибку, отнеся к слишком позднему времени возвращение Алкивиада.
Я не могу себе объяснить эту ошибку Диодора. Мы видели, что в начале интересующего нас отрывка Диодор следует первой главе Фукидида. Затем при описании битвы при Сесте и предшествующих обстоятельств он прямо переходит к последним главам — все промежуточное, очень сложное и запутанное, богатое массой мелких событий изложение им пропущено. Я не хочу сказать, что он не читал всей книги, но он не читал ее с специальной целью воспользоваться ей для данных частей труда. Теперь, после битвы при Сесте он наталкивается на рассказ о возвращении Алкивиада — в его памяти это первое и за первое он его и принимает. Он знает, что Алкивиад воспользовался для своего возвращения влиянием, которое он имел на Тиссаферна (Фарнабаза) — он читал Фукидида и смутно помнит его — именно этим смутным воспоминанием я и объяснил бы то, что он путает Тиссаферна с Фарнабазом: у Фукидида оба они играют видную роль[3] — и здесь он видит, что Алкивиад объявляет о своем успехе у сатрапа. Это утверждает его в его мнении. Но он не видит у Фукидида рассказа о том, как произошло примирение с Афинянами — и его он тут же вставляет; откуда, я не берусь решать; возможно, что по воспоминаниям и риторическим шаблонам[4].
Но возможна ли, вероятна ли ошибка Диодора, если бы в том источнике, который сообщил Диодору о восстановлении демократии, было что нибудь сказано о возвращении Алкивиада? Я думаю, решительно невозможна. Прибавка к упоминанию деятельности Ферамена при восстановлении демократии замечания об его роли при возвращении Алкивиада сделана из другого источника — как таковая она и характеризуется самой формой — οὖτος δὲ ϰαὶ ϰτλ [он же и т. д.]. Написавши свое замечание о Ферамене, Диодор вспомнил, что Ферамен способствовал возвращению Алкивиада, и прибавил это от себя — прибавил под влиянием той же тенденции, которая заставила его начать рассказ о событиях, следующих за Сицилийской войной, введением, ведущим к вящему прославлению Алкивиада.
Отсюда вытекает в высшей степени интересный вопрос — к сожалению, только вопрос. Мы видели уже близость Диодора к Аристотелевскому изложению революции, поскольку оно касалось Ферамена. Теперь мы видим, что источник Диодора не связывал переворота с возвращением Алкивиада. Аристотель нигде не упоминает последнего[5], у Аристотеля этой связи нет — только у него одного из всех, кто о событиях эпохи говорит. Не подтверждает ли это того предположения, что Диодор — посредственно или непосредственно — следует Аристотелю?
Кто может быть источником этого известия? Самое известие встречается, как мы видели, у Непота, который, как предполагает Stedefeld[6], восходит к Феопомпу, но оно могло быть изложено и многими другими; другое дело в освещении факта, в том, что этот факт блестит, как новый перл в венце славы Алкивиада — и здесь мы имеем дело с теми трудно контролируемыми влияниями, о которых я раньше говорил.
Я не знаю, почему нам не остановиться на том писателе, который, как мы теперь несомненно знаем, служил источником Диодору, который во всяком случае влиял на него — на Тимее. Ведь Тимей был горячим поклонником Алкивиада. В Сицилийской истории он, конечно, мало мог проявить свое к нему отношение — , но именно при окончании ее в общем рассуждении об ее результатах и был простор для панегирика любимому герою. На край гибели привела катастрофа Афинян, но спас их Алкивиад. Повторяю, я говорю только о влиянии; те же мысли могли встречаться и у других писателей — мы находим ту же мысль у Плутарха (Lys. 3) в очень близкой форме[7].
Называть имена источников, по большей части, потерянная работа; достаточно, если мы выделим элементы, из которых сложился рассказ. Кажется, нам удалось выделить: 1) Фукидида, факты которого переработаны под влиянием симпатизирующей Алкивиаду тенденции, 2) источник сведений о Ферамене и отношения к нему, очень близкий к Аристотелю.
Перейдем теперь к военным событиям 411 года.
Афиняне назначили для ведения войны стратегами Фрасилла и Фрасибула; эти собрали войско и корабли в Самосе. Это многократная неправда. Афиняне не назначали теперь для ведения войны Фрасилла и Фрасибула — это, впрочем, не имеет значения, так как Диодор имеет обыкновение, много раз уже отмеченное нами, в первый раз говоря о стратегах, говорить об их назначении. Но здесь ошибка его крупнее. Дело не в том только, что их не теперь назначили, а в том, что их вообще не назначали Афиняне οἱ ἐν ἄστει [бывшие в городе] — они выбраны стратегами взбунтовавшимся войском. И это еще не все: они не собирают войска в Самосе — оно давно уже находится там; именно οἱ ἐν Σάμῳ [бывшие на Самосе] и сделали их стратегами. Здесь именно те следы пропуска, которые я раньше обещал указать: Диодор рисует себе все так, будто до момента отправления в Геллеспонт ничего и не было — он выпускает длинный ряд предшествующих событий. Оттого у него играет известную роль мотив появления Афинян в Самосе. Миндар оставляет Милет, потому что ему нет основания там больше сидеть без дела; он ждал помощи от Персидского сатрапа и узнал, что Алкивиаду удалось убедить его этой помощи не посылать — у Фукидида есть этот мотив с той однако разницей, что упомянут только факт отсутствия помощи и не упомянута причина ее, между тем как Диодор оперирует столько раз уже употребленным средством — влиянием Алкивиада.
С другой стороны Миндар отправляется в Геллеспонт, потому что узнал, что флот Афинян находится в Самосе. Это, во первых, опять та же история — Миндар давным–давно знает об этом; это, во вторых, решительно непонятно: какое основание для Миндара плыть в Геллеспонт, потому что Афиняне в Самосе? Самосский флот играет некоторую роль при его отправлении — но он заставляет его не отправиться вообще, а отправиться ἀπὸ παραγγέλματος αἰφνίδιου [при внезапном возвещении]. Диодор мог подставить вместо этой причины особенностей отправления причину самого отправления потому, что действительной причины он выставить не мог. По Фукидиду Миндар ушел потому, что Тиссаферн не помогал, а Фарнабаз обещал помочь, если Спартанцы направятся к Геллеспонту. Диодор уже запутался; у него все время действует Фарнабаз — здесь он, понятно, для целей Диодора уже не может годиться; ему пришлось бы рассказать: Фарнабаз не исполнил обещания, и потому Миндар ушел из Милета; Фарнабаз звал его в Геллеспонт, и потому он пошел туда.
Таким образом, изложение Диодора пока объясняется из Фукидида, но и здесь есть одна черта, прямо не взятая из него — это посылка Дориея в Родос, о которой не говорит Фукидид. Дорией послан в Родос, потому что некоторые там собираются произвести переворот. Мы, собственно, не можем и объяснить себе, в чем дело. Диодор не упомянул об отпадении Родоса к Лакедемонянам — мы и не знаем, в каком положении остров. У Фукидида, правда, есть объяснение — Родос отпал от Афин и пристал к Лакедемону (VIII. 44), но за то у него нет факта посылки Дориея. У Диодора факт взят из какой то связи и вставлен в первоначально чуждую ему обстановку — скажу опять, вставлен из collectanea Диодора. Посылка у Диодора не мотивируется: αὐτὸς ϰαταρτίσας τάς τ᾿ ἐϰ Πελοπόννησου ναῦς ϰαὶ τὰς παρὰ τῶν ἔξωθεν συμμάχων, Δωριέα μὲν μετὰ τριῶν χαὶ δέϰα νεῶν ἀπέστειλεν εἰς Ῥόδον… αὐτὸς δὲ τὰς ἄλλας πάσας ἀναλαβών χτλ [самостоятельно снарядив корабли, полученные из Пелопоннеса и посланные союзниками из–за границы, он отправил Дориея с тринадцатью кораблями на Родос … сам же, взяв все остальные и т. д.]. и после слов εἰς Ῥόδον [на Родос] вставлено προσφάτως γὰρ τοῖς Λαϰεδαιμονίους τινὲς τῶν ἀπὸ τῆς Ἰταλίας Ἑλλήνων ἀπεστάλχεισαν εἰς συμμαχίαν τὰς προειρημένας ναῦς [ибо упомянутые корабли были посланы лакедемонянам в помощь италийскими греками#]. Что означает это γὰρ [ибо]? я убежден, что всякий читатель, дойдя до него, будет убежден, что объяснено будет, почему в Родосе было недовольство или почему был послан Дорией, или, в крайнем случае, почему было послано как раз 13 кораблей — на самом деле ничего этого нет, да и вообще ничего не объясняется — по смыслу могло бы стоять только δὲ [же] вместо γὰρ, но в тексте γὰρ, и текст верен: при δὲ порядок слов должен бы быть другой.
Я думаю, что и это характеризуется как прибавка — сделана она из Фукидида (VIII. 35. 1). Объяснить себе ее я могу следующим образом. Диодор знал, что Дорией командует Итальянскими кораблями (XIII. 45. 1)· при посылке его на Родос ему показалось интересным, откуда явились итальянские корабли — он поискал у Фукидида или, вероятно, в своих заметках, и механически пришил ответ на свою ἀπορία к изложению. Мне кажется, этот случай показывает, что Диодор не ограничивался простым списыванием, а старался по возможности объяснить себе то, что списывает, на основании собранного им материала, своих заметок.
Движение Спартанского и Афинского флота описаны по Фукидиду с незначительными отступлениями, к которым мы уже привыкли у Диодора. Но уже при рассказе об отплытии флота Афинян в Лесбос есть одна важная черта. — В то время как у Фукидида Афиняне отправляются туда для того, чтобы, смотря по обстоятельствам, покончить с анти–афинским движением на острове или сделать его исходным пунктом против Миндара (VIII. 100), у Диодора цель совершенно другая — собрать корабли у союзников. Фактически они действительно берут несколько кораблей (Thuc. VIII 100. 5), но о цели этой речи нет; Диодор дальше и говорит, что они отказались собирать корабли, а взяли только три — это само по себе и могло бы быть взято из Фукидида, хотя у Фукидида число взятых кораблей не указано[8], но это упоминание играет слишком большую роль в дальнейшем, чтобы быть случайным.
У Сестоса происходит битва. Расположение войск взято из Фукидида (VIII. 104. 3). Диодор или рукописи перепутали только Фрасилла и Фрасибула. Если Диодор, помимо Фукидида, сообщил, что Сицилийцами командовал Гермократ, то это не говорит об отличии источника — это он знал из предыдущего[9].
Но в описании самой битвы нет и следа Фукидида. В ней нет и вообще реального содержания. Все описание состоит ив ряда обычных фраз. Начинается она с того, что обе стороны борются из за места. Καὶ τὰ μὲν πρῶτον ἔαπευδον φιλοτιμούμενοι περὶ τοῦ τόπου [И сперва обе стороны боролись за выгодное место] — между Абидосом и Сестосом, где происходит битва, очень сильное течение, и обе стороны стараются устроить так, чтобы не иметь течения против себя; долго они так плавают, пока… В том то и дело, что этого пока нет; ничего из этого плавания не выходит, т. е. Диодор ни о каком результате не сообщает. Битва еще и не начиналась, а Диодор спешит сказать οὐ μὲν ἄλλ᾿ οἱ τῶν Ἀθηναίων ϰυβερνῆται πολὺ ταῖς ἐμπειρίας προέχοντες πολλὰ πρὸς τὴν νίϰην συνεβάλοντο [афинские кормчие, имевшие превосходный опыт, внесли большой вклад в предстоящую победу]. Мотив борьбы из–за позиции им откуда то взят, но он не умеет им воспользоваться и оставляет его не использованным.
Те, кто, подобно Fricke[10] и Breitenbach’у[11], считают наш отрывок заимствованным из Феопомпа, могут ссылаться на засвидетельствованное Страбоном (XIII. pg. 541. Müller F. H. G. I.pg. 278 frg. 6) показание Феопомпа о значении течения в проливе именно для Сестоса. Но это сближение ничего не доказывает: 1) о течении в Геллеспонте Диодор мог звать и из других источников; 2) мы не знаем, в какой связи Феопомп говорит о течении при Сестосе; 3) он не мог говорить о нем в той связи, в какой о нем говорил Диодор, так как первой битвы при Сестосе он не описывал — какое оно могло иметь значение для общего введения? к тому же, по смыслу отрывка, Феопомп говорил только о том, что течение и особенности гавани Сестоса делают его ϰορίαν τῶν παρόδων [контролирующим переправу] — какое отношение это имеет к битве?
Вернемся, однако, к самой битве. Спартанцы начинают ее общей атакой — действуют ἐμβολαίς [таранами] — Афиняне ловким маневром избегают удара: они подставляют врагу не борт, а нос. Тогда Спартанцы приходят к заключению, что ἄπραϰτον εἴναι τὴν ἐϰ ἐμβολῶν βίαν [тараны неэффективны], и решаются отказаться от нее. Вместо общей атаки они приказывают ϰατ᾿ ὀλίγας ϰαὶ χατὰ μίαν συμπλέϰεαθαι [сходиться с немногими и с одним]. Смысл это будет иметь тогда, если спартанцы решаются отказаться от маневра ἐμβολαὶ и желают перейти к борьбе гоплитов — их ἐπιβάται [эпибаты] гораздо лучше. На самом деле выходит не то; они все таки производят ἐμβολαὶ [тараны]; Афиняне избегают их новым ловким маневром — впрочем, обе стороны действовали не только ἐμβολαῖς ἀλλὰ συμπλεϰόμενοι τοῖς ἐπιβάταις διεγωνίζοντο [таранами, но и сцепившись друг с другом кораблями, пустили в дело эпибатов]. Мы видим, что и здесь отдельные мотивы нагромождены и писатель не умеет с ними справиться.
Битва не приходит ни к какому результату, как вдруг являются 25 кораблей союзников — теперь мы видим, почему Диодор так усиленно настаивал на союзниках раньше, говоря о пребывании Афинян на Лесбосе — они решают победу, или собственно и не решают ее; о том, что они приняли участие в битве, и не сказано; сказано только, что они ἐπεφάνησαν [появились], что Пелопоннесцы испугались и бежали, ἐξαπτομένων τῶν Ἀθηναίων ϰαὶ φιλοτιμώτερον διωξάντων [а афиняне энергично их преследовали].
Таким образом, фактов для битвы мы не имеем; мы только и видим, что нерешительную битву и появление союзников. Диодор отказывается от изложения Фукидида, но строго фактического другого изложения не имеет.
Несколько глав позже (XIII. 45) мы имеем описание другой битвы — второй битвы, данной в тех же местах, теми же войсками, под начальством тех же лид. Фукидид этой второй битвы не описывал. Описание ее есть у Ксенофонта — не буду теперь пока решать, пользовался ли им Диодор; его описание живей и подробней Ксенофонтовского, и при этом оно, не смотря на риторический характер, не лишено реальной подкладки. Сходство с первой битвой очень велико. Расположение войск, распределение их между стратегами одно и то же. Точно также сначала говорится о борьбе ἐμβολαῖς [таранами], затем о борьбе эпибатов; точно также битва является ἰσόρροπος [равновесной] — , пока не ἐπιφάνη [появился] Алкивиад. Здесь это указание на его появление имеет свой смысл — сначала его не узнали[12]. Но он не только появляется, а и действительно участвует в битве[13].
Не найдем ли мы естественное объяснение возникновения особенностей описания первой битвы в том, что Диодор спутал ее со второй? Сходство слишком велико, а между тем без этого мы не сможем объяснить себе появление помощи в первом случае. Фукидид о ней ничего не говорит, да трудно и сообразить, откуда бы ей взяться. Σύμμαχοι [Союзники] Диодора у него ничем не подготовлены, да по обстоятельствам времени они при данных условиях не могли появиться, не говоря уже о том, что слишком невероятно было бы это внезапное появление помощи в решительную минуту. Я думаю, что, найдя два описания одной и той же второй битвы, Диодор принял их за описание двух битв и, соединивши одно из них с рассказом Фукидида и для разнообразия сделавши некоторые перемены, воспользовался им для своей первой битвы.
Здесь заканчивается история Фукидида, который, как, я надеюсь, мне удалось доказать, был постоянным спутником Диодора в тех частях его труда, которые обнимают описанную у Фукидида эпоху; с этого момента основной его источник должен был измениться.


[1] Μεροπίς — древнее название Коса, собственно эпитет его — так он употребляется и у Страбона (XV. 686 709), и вместе с словом Κόων у Каллимаха (in Del. 160). Так же употребляет его Фукидид VIII. 41. 2. Что Диодор взял свое обозначение оттуда, видно из того, что он говорит об ограблении Коса точно также, как в том месте говорит Фукидид.
[2] Volquardsen о. 1. 126 не совсем прав, полагая, что Диодор сознательно fingirt, dass jene Rückkehr von einem Streifzuge die Rückkehr aus der Verbannung gewesen sei [выдумывает, что то возвращение из рейда было возращением из изгнания]. Все его объяснение имеет смысл только при признании того факта, что Диодор следует Фукидиду; с этим я согласен, но Volquardsen упустил из виду пропуск в изложении Диодора.
[3] Что в путанице виноват Диодор, а не его источник, признает Volquardsen о. 1. 127 пр.
[4] На этом я останавливаюсь пока; я думаю, что эта речь в связи с той, которую в двух трех словах передает Диодор при рассказе о прибытии Алкивиада в Афины и которая подробней характеризована у Плутарха (Alcib. 33)… τὰ αὑτοῦ πάθη ϰλαύσας ϰαὶ ὀλοτυράμενος…τὸ δὲ σύμπαν ἀναθεις αὑτοῦ τινι τύχῃ πονηρᾷ… πλεῖστα δ᾿ εἰς ἐλπίδας τῶν πολεμίων… διαλεχθείς ϰτλ [со слезами и рыданиями … во всем обвиняя злую судьбу … внушая гражданам большие надежды и т. д.]. Ср. Диод. XIII. 41. 5.; не без влияния и очень близкая по содержанию и Форме речь Алкивиада у Фукидида VIII. 81.
[5] Ср. об этом интересном Факте Wilamowitz о. 1. I. 132.
[6] De Lysandri Plutarehei fontibus 27 sqq.; впрочем вывод этот очень сомнителен, см. Göthe, die Quellen des Nepos zur griechischen Geschichte pg. 19.
[7] Всего яснее эта тенденция в Исократовскоии речи περὶ ζεύγους [Об упряжке] 18 sqq. ϰρατούντών δὲ τῶν πολεμίων ϰαὶ τῆς γῆς ϰαὶ τῆς θαλάττης ἔτι δὲ χρημάτων ὑμῖν μὲν οὐϰ ὄντων, ἐϰείνοις δὲ βασιλέως παρίχοντος, πρὸς δὲ τούτοις ἐνενήϰοντα νεῶν ἐϰ Φοινίϰης εἰς Ἄσπενδον ἡϰουσῶν ϰαὶ παρασϰευασμένων Λαϰεδαιμασονίοι, βοηθεῖν… ἔπεισε μὲν Τισσαφέρνην μὴ παρίχειν χρήματα Λαϰεδαιμονίοις,ἔπεισε δὲ τοὺς συμμάχους ὑμῶν ἀφισταμένους… ἀπίστρεψε δὲ τὰς ναῦς τὰς Φοινίσσας [когда враги одерживали верх и на земле, и на море, когда у вас совсем не было денег, а неприятелю их предоставлял персидский царь, когда вдобавок девяносто кораблей явились из Финикии в Аспенд и приготовились выступить на помощь лакедемонянам … он убедил Тиссаферна не предоставлять больше денег лакедемонянам; он положил конец отпадениям ваших союзников … заставил повернуть обратно финикийские корабли].
[8] Ср. впрочем Classen а. 1.
[9] Не участвовал ли Гермократ действительно в битве? Правда, он уехал в Лакедемон (VIII. 85 4), но затем он вернулся к флоту, так как весть об изгнаний из Сиракуз застает его в Геллеспонте (Xenoph. Hellen. I. 6. 27) — когда он вернулся, мы не знаем.
[10] о. 1. 71.
[11] о. 1. pg. 70 sqq.
[12] Fricke о. 1. 67 совершенно неправильно понял дело. Неправда, что beide Flotten hofften aut die Hilfe des Alkibiades — как могли на нее теперь рассчитывать Лакедемоняне? оба флота только не знали, кто едет — πόρρω οὐσῶν τῶν νεῶν [поскольку корабли были далеко].
[13] Даже ῥοῦς [течение] находит свою очень реальную параллель в буре, которая, подняв высокие волны, препятствовала преследованию.