§ 10. Осада Сиракуз. Продолжение

Следует рассказ о прибытии Демосфена и о его попытке взять Эпиполы. Holm[1], W. Stern[2], Classen[3], Bachof[4] Holzapfel[5] указывают на целый ряд отличий от Фукидида — я думаю, что они не настолько существенны, чтобы можно было отрицать на основании их заимствование из него. Прежде всего отступления эти касаются цифр, но мы уже видели, что эти отступления проходят чрез все изложение Диодора и что особого значения им везде придавать нельзя. Если Диодор говорит о πλείους τῶν ὀγδοήϰοντα [более, чем восьмидесяти] кораблях, между тем как Фукидид указывает только 73, то мы уже знаем, что πλείους [более] доказывает только округление (раньше, когда Афиняне решили послать корабли, их было только 80; собственно говоря, собрано было 83 корабля, но 10 было отдано Конону — Диодор последнее мог и забыть[6]. Во всяком случае увеличение сравнительно с Фукидидом так незначительно, что делать на этом основании заключение о Сицилийском источнике, как это думает Holzapfel (1. 1.), решительно неосновательно. Если где нибудь, то у Плутарха мы имеем Сицилийский источник; рассказ о появлении Демосфена со всем его блеском (Nic. 21) написан с несомненным сарказмом, с целью поразить контрастом между блестящим появлением и плачевным исходом — и все таки для этой цели достаточно 73 кораблей, и нет нужды доводить их до числа 80.
И рядом с этим незначительным отступлением мы находим сходство в далеко не крупных фактах — по Фукидиду указывается на помощь, оказанную Мессапийцами и Фурийцами (Thuc. VII. 33. 4 и 35. 1); несомненно по Фукидиду — только значительно развито — о παρασϰεοή [вооружении], которую везли с собой Демосфен и Евримедонт (VII. 421). Слова об испуге Сиракузян у Диодора в сущности не сильней, чем у Фукидида.
Ночью совершают нападение Афиняне Демосфена точно также у Диодора, как и у Плутарха, как и у Фукидида. Число солдат у Фукидида отсутствует — здесь Диодор несомненно дает высокие цифры. Все войско выражается Фукидид, Диодор однако легко мог определить его в 10000 человек — оба прибывшие в Сицилию войска состояли из 5000 человек каждое; потери Диодор мог и упустить из виду[7]. В битве Диодор не отдает особого предпочтения Гермократу, об ἐπίλεϰτοι [отборных] он знал из Фукидида (VII. 43. 4). Весь рассказ так короток, что нельзя требовать отличения отдельных моментов — отличаются два крупных акта; первоначально удачное нападение и последующая неудача. Этим и объясняются отличия от Фукидида.
Удача заключается в том, что Афиняне φρουρίων τέ τινων ἐϰράτησαν ϰαὶ παρεισπεσόντες ἐντὸς τοῦ τειχίσματος τῆς Ἐπιπολῆς μέρος τι τοῦ τείχους ϰατέβαλαν [взяли некоторые укрепления и, проникнув внутрь крепостных стен Эпипол, разрушили часть стен]. Какие это φρούρια [укрепления], какое это τείχισμα [стены]? Я уже указывал многократно на то, что Диодор нигде не упоминает о том, что Сиракузяне строили какие бы то ни было укрепления. Стены Афинян они разрушили — именно τὸ ϰατὰ Ἐπιπολὰς τείχισμα [стены напротив Эпипол]. И вдруг опять появляются какие то стены. Ясно, что это те стены, которые в свое время выстроил Гилипп. Дело именно в том, что, раньше списывая Фукидида, Диодор пропустил все то, что относилось к сооружениям Сиракузян, что, говоря о разрушении Афинских стен, он свободно сочинял, а теперь, говоря о походе Демосфена, опять таки списывает Фукидида (VII. 43).
Потери, как их указывает Диодор, действительно преувеличенно велики — я готов видеть в этом Сицилийскую тенденцию, но рядом с этим сохранилась и черта, ясно указывающая на Фукидида; πολλῶν ὅπλων ἐϰυρίευσαν [захватили большое количество оружия] — говорит о Сиракузянах Диодор. К чему это указание? У Диодора оно объяснения не находит — но находит оно его у Фукидида — ὅπλα μεντοι ἔτι πλείω ἢ ϰατὰ τοὺς νεϰροὺς εἰλήφθη [оружия было взято еще больше, чем сколько было убитых] (VII. 45. 2). Интересный образец работы Диодора мы видим в заметке о посольстве Сикана. Фукидид рассказывает о двух посольствах. Сейчас же после неудачи Демосфена Сиракузяне посылают Сикана с 15 кораблями в Акрагант. И у Диодора они посылают Сикана, но не с 15, а с 12 кораблями, и посылают не в Акрагас, а «εἰς τὰς ἄλλας» πόλεις [в другие города] — конечно в Сицилийские — и посылают его с другой целью. Все это совпадает с другим посольством, посланным сейчас же после поражения Афинян при Племмирии, где (Thuc. VII. 25. 1) Сиракузяне послали: 1) 12 кораблей под начальством Агатарха — на одном отправились послы в Пелопоннес ὅπως τά τε σφετερα φράσωσι ὅτι ἐν ἐλπίσι εἰσὶ ϰαὶ τὸν ἐϰεὶ πόλεμον ἔτι μᾶλλον ἐποτρύνωσι γίγνεσθαι [с поручением сообщить о положении сиракузян, что они преисполнены надежд и рекомендуют энергичнее вести войну в Элладе], 2) послов εἰς τας πόλεις [в города] (Сицилийские — это дословно списал Диодор) ἀγγέλλοντας τὴν τε τοῦ Πλημμυρίου λῆψιν… ϰαὶ ἀξιώσοντας ξομβοηθεῖν [с возвещением о взятии Племмирия … и требованием помощи] (Диод. τήν τε νίϰην ἀπαγγελοῦντα τοῖς συμμάχοις ϰαὶ βοηθεῖν ἀξιοῦντα [чтобы сообщить союзникам о победе и просить помощи]). Ясно, что оба эти рассказа соединены. W. Stern[8] не понимает, как мог Диодор сделать эту ошибку, если он имел пред глазами Фукидида, «у которого обе заметки далеко отстоят одна от другой; возможно это, если он следовал источнику, где они находились рядом». Интересно бы только знать, в каком источнике эти по времени различные посольства могли бы стоять рядом; интересно бы знать, каким образом Диодор, имея пред глазами рядом, в связном рассказе два сведения о двух посольствах, совершенных разными лицами и с разной целью, мог сделать подобную ошибку. У Диодора не ошибка, а комбинация. Он выметил себе из Фукидида оба рассказа и затем скомбинировал их данные.
В изложении совещаний относительно отплытия я не вижу никакого существенного отличия от Фукидида. Так же изложены побудительные причины, так же изложено мнение Демосфена — первое словами, безусловно напоминающими слова Фукидида[9]. Основания, по которым противится Никий, те же: 1) стыдно оставлять осаду, имея корабли, солдат, деньги; 2) опасность грозит от Афинян. Если Диодор, как и Плутарх, указывают на сикофантов[10], то это только общий прием. Некоторое отличие можно бы видеть в том, что Никий вынужден согласиться. W. Stern[11] желает видеть здесь следы тех раздоров в лагере, о которых говорит Плутарх. На самом деле Диодор нигде об этих раздорах не говорит. Бунта в войске нет. Солдаты все время кричали (Thuc. VII. 48. 4), они все время выражали свое недовольство (Thuc. 47. 1) — все это еще не бунт; свое θορυβεῖν [возбуждение] и ἐπὶ τὰς ναῦς ὁρμᾶν [стремление сесть на корабли] Диодор составил по Фукидиду. Никий был вынужден согласиться, но вовсе не силой — иначе не имело бы смысла выражение, которым Диодор делает вывод из положения: ὁμογνωμόνων δὲ ὄντων τῶν στρατηγῶν [когда стратеги согласились]. Никий так же мало был вынужден силой подчиниться солдатам, как мало он силой вынуждал их остаться (Диод. XIII. 32. 2 ἐβιάσατο [принуждал]).
Отличия от Фукидида заключаются в перечислении при шедших к Сиракузянам союзников; Сикелов, Селинунтян граждан Гелы он мог заимствовать из Thuc. VII. 50. 2 Гимерейцы и Камаринцы там не упоминаются; они прибавлены либо из другого источника, либо по соображениям Диодора. Не говорит ли о такой прибавке формула: πρὸς δὲ τούτοις [не считая] хотя самый факт прихода союзников и, что всего важней его связь с решением Афинян заимствованы из Фукидида? Другое отличие заключается в определении числа дней, которое войско должно остаться διὰ τὴν πρὸς το θεῖον εὐλάβειαν [из уважения к божеству]. У Фукидида (VII. 50. 4) обозначено трижды девять дней, у Диодора три дня. Эту разницу я считаю существенной — считаю ее и неустранимой. Старинные издатели[12] старались исправить чтение Фукидида, но оно безусловно оправдывается всем положением. Следующая глава у Фукидида начинается словами: οἱ δὲ Συραϰουσιοι ϰαὶ αὐτοὶ τοῦτο πυθόμενοι [сиракузяне же, узнав об этом]. Что означает здесь τοῦτο [об этом]? Sowohl die Absicht des Aufbruches, wie das Aufgeben desselben, отвечает Classen. Это только не точно выражено. Узнавать,, что Афиняне отказались от отплытия, им не нужно было — это было ясно из того, что они не отплыли. К тому же они и не отказывались, а только отложили. Τοῦτο должно означать точное содержание предыдущего, должно означать, что Афиняне хотели отплыть, но вследствие лунного затмения решили остаться столько–то дней. Диодор это и передает своим οἱ δὲ Συραϰόσιοι, παρά τινων αὐτομόλων πυθόμενοι τὴν αἰτίαν τοῦ ὑπερτεθεῖσθαι τὸν ἀπόπλουν [сиракузяне, узнав от перебежчиков причину задержки отплытия], решили вступить в борьбу. На первый взгляд кажется неясным, почему эта причина, по которой Афиняне отложили свое отплытие, могла повлиять на решение Сиракузян. Но в этом виновна небрежность изложения Диодора. У Фукидида все выясняется. Влияние на решение оказывает и то, что Афиняне хотели отплыть, и то, что они отложили свое отплытие до известного времени. Если первое придает Сиракузянам бодрость и уверенность, то второе приводит их к решению μὴ ἀνιέναι τὰ τῶν Ἀθηναίων… ϰαὶ ἅμα οὐ βουλόμενοι αὐτοὺς ἄλλοσέ ποι τῆς Σιϰελίας ϰαθεζομένους χαλεπωτέρους εἶναι προσπολεμεῖν, ἀλλ᾿ αὐτον ὡς τάχιστα ϰαὶ ἐν ᾧ σφίσι ξυμφέρει ἀναγϰάσαι αὐτοὺς ναυμαχεῖν [не отпускать афинян … и вместе не желая, чтобы те закрепились в другом месте Сицилии, где с ними было бы труднее бороться, стремились как можно быстрее и здесь навязать им навмахию при благоприятных для себя условиях]. Сиракузяне не хотят ждать, пока Афиняне вздумают уйти — уйти они вздумают чрез определенный известный Сиракузянам срок, — а желают заставить их драться ὡς τάχιστα [как можно скорее], раньше этого срока, когда им, Сиракузянам, этого захочется. Этот срок не может равняться трем дням. Некоторое время должно было пройти, пока Сиракузяне узнали о решении Афинян, некоторое, хотя бы незначительное, время должно было пройти, пока они приняли свое решение — и тогда они не могли бы, имея в своем распоряжении менее трех дней, производить с своим флотом упражнения ἡμέρας, ὅσαι αὐτοῖς ἐδόϰουν ἱϰαναὶ εἶναι [столько дней, сколько им казалось достаточно] — для этого необходим больший срок.
У Диодора этих ἀνάπειραι [упражнений] нет, Сиракузяне сейчас же нападают; это гарантирует верность Диодоровского рукописного чтения. Разница во всяком случае, значит, остается. Диодор заимствовал свою дату из другого источника, изображавшего битву непосредственно следовавшей за прибытием известия в Сиракузы. Под влиянием этого известия находится Диодор, но во всем остальном он, за немногими исключениями, держится Фукидида. Расположения полководцев здесь нет у Фукидида — есть только одно то указание, что Евримедонт находится на правом крыле. Это замечание берет Диодор, но и в остальном он следует Фукидиду, беря распределение из описания следующей битвы. Имена, конечно, одни и те же, хотя имеет свое значение, что имени Никия нет ни здесь ни там; во второй битве он остается на берегу. Питес (или Питен) находится, как у Фукидида, посредине (VII. 70. 1).
Число Сицилийских кораблей так незначительно разнится (84 у Диодора, 76 у Фукидида), что усматривать в нем какую бы то ни было тенденцию нет оснований.
Объяснение исхода битвы у Диодора построено на его любви к τὸ παράδοξον [к парадоксу] — οὐχ ἥϰιστα ϰαθ᾿ δ πλεονεϰτεῖν ἐδόϰουν (sc. οἱ Ἀθηναῖοι) ϰατὰ τοῦτο ἠλαττώθησαν [как оказалось, преимущество афинян способствовало их поражению]. Эвтидем слишком далеко зашел в своем стремлении обогнуть врагов, оторвался от строя и был побежден. У Фукидида есть все данные, нет только этой связи — τὸν Εὐρυμέδοντα, βουλόμενον περιϰλῄσασθαι τὰς ναῦς τῶν ἐναντίων ϰαὶ ἐπεξάγοντα τῷ πλῷ πρὸς τῆν γῆν μᾶλλον ϰτλ [Евримедонта, желавшего окружить вражеские корабли и приблизившегося к суше и т. д.], да и быть не может, потому что раньше, чем побежден он, разбит центр флота — νιϰήεταντες τὸ μέσον πρῶτον τῶν Ἀθηναίων [сперва одержав победу над центром афинян] (VII. 52. 2).
Но тут же есть и данное, несомненно прибавленное к Фукидиду, Евримедонта прогнали πρὸς τὸν ϰόλπον τὸν Δάσϰωνα μὲν ϰαλούμενον, ὑπὸ δὲ τῶν Συραϰοσίων ϰατεχόμενον [в так называемый залив Даскон, занятый сиракузянами]; здесь важно и самое имя и то обстоятельство, что ϰόλπος [залив], т. е. берег, был занят Сиракузянами — занят в то время; имеется в виду, конечно, отряд Сиракузян, находящийся на земле; βιασθεὶς εἰς τὴν γῆν ἐϰπεσεῖν, — ἐτρώθη [принужденный сойти на сушу, он пал от раны], на берегу он был ранен; у Фукидида этого нет; Евримедонта губят загнавшие его εἰς τὸν μοχὸν τοῦ λιμενος [в глубь гавани] моряки. Самое известие о его смерти взято из Фукидида, но, благодаря вставке, оно получило другой смысл.
Имя Даскон встречается у Фукидида, но в описании военных действий до второй осады Сиракуз (VI. 66. 3); оттуда взять его Диодор не мог. Встречается оно у Филиста (ap. Steph. Byzant. s. v. Δάσϰων Müller F. H. G. I. pg. 188 frg. 25), но там о нем ничего не говорится. Bachhof[13] и Reuss[14] неправильно утверждают, что по Филисту, Даскон есть «ein Castell» [Замок] или «eine Landspitze» [мыс]. Слова Σιϰελίας χωρίον [местечко в Сицилии], тоже, в сущности, ничего определенного не означающие, принадлежат не Филисту, а Стефану — из Филиста спасены только два слова εἰς τὸ Πλημμύριον ϰαὶ Δασϰωνα [до Племмирия и Даскона]. Строить на этом слове выводы относительно отношения Диодора к Филисту нельзя[15]; с другой стороны, Reuss совершенно прав, утверждая, что у Диодора XIV 72 и 73 Δάσϰων есть точно также ϰόλπος [залив], как и в нашем месте, и противоречия между этими местами нет никакого. При частом согласии между не-Фукидидовскими местами нашего текста с местами из истории Карфагенских войн не будет слишком смелым предположить и здесь влияние того же источника.
В остальном изложении битвы я не вижу никаких сколько нибудь значительных отступлений от Фукидида[16]; прибавка имени Сикана при известии о брандере, в остальном точно взятом из Фукидида (VII. 53. 4), едва ли имеет какое нибудь значение. Правда, Диодор говорит об избиении 2000 Афинян — у Фукидида этой цифры нет; но настаивать на основании этого на сицилийском источнике, преувеличивающем потери врагов, я не вижу основания. Ведь Диодор за то пропускает подробности о том, что Сиракузяне убили весь экипаж 18 афинских кораблей.
Перехожу к описанию последней битвы. Holm[17] подробно остановился на этом описании и указал на значительное присутствие в нем сицилийских элементов. В этом отношении я с ним согласиться не могу. Диодор описывает чувства Сицилийцев, но во первых, как указал сам Holm, он для этого воспользовался чертами, которые Фукидид употребляет для характеристики настроения Афинян (Thuc. 81. 3, Diod. XIII. 16 7), во вторых, некоторые черты здесь прямо взяты из Фукидида, иной раз даже почти дословно. Вся ситуация взята из него. У него мы находим и ту рамку обоюдных увещаний, которые так развиты у Диодора. Нельзя требовать от него, чтобы он точно, от слова до слова, следовал своему источнику; он не писарь, а писатель. Там, где случай дает простор его фантазии, он пользуется своим неотъемлемым правом вырисовывать частности, как ему угодно. Важно только, чтобы он сохранил ситуацию в ее существенных чертах. В этом отношении можно отметить только одну прибавку — это рассказ о Сиракузянах, не участвующих в битве, но смотрящих на нее с берега и ободряющих своих — подробность очень патетичная, но едва ли соответствующая обстоятельствам; для Афинян дело идет о жизни и смерти, для Сиракузян только о том, чтобы взять в плен врагов — они действуют, νομίζοντες μηϰέτι τὸν ϰίνδυνον εἶναι περὶ τῆς πόλεως [считая, что опасность больше не угрожает городу].
Участие юношей в битве на нее не оказывает никакого влияния — самый факт заимствован Диодором из его другого источника. Мы имеем об них и другие сведения — у Плутарха (Niс. 23), но они только показывают нам, как мало Диодор пользовался этим другим источником: Плутарх рассказывает целую эффектную историю об этих παιδάρια [мальчишках][18], которой Диодор не воспользовался.
Единственное фактическое замечание, кроме цифр[19] отступающее от Фукидида, заключается в указании трехдневного срока, в который было построено ζεῦγμα — к этому присоединяются некоторые подробности самой постройки. Я и не отрицаю влияния других источников — где это было возможно, я пытался установить их Сицилийское происхождение. Правда, я не могу при этом вместе с W. Stern’ом видеть в изложении Диодора следы изложения очевидца. Для того, чтобы вообразить себе, что корабль, который со всех сторон бьют τοῖς χαλϰώμασι [таранами], тонет (XIII. 16. 3), нет нужды видеть это — тем более, что ситуация заимствована из Thuc. VII. 70. 6; в этом меня убеждает связь, в которую поставлена она и у Диодора, с βοὴ τῶν ἐναλλάξ ἀπολλυμένων [криками убивающих друг друга людей]; у Диодора гибнет только одна сторона — у Фукидида этот крик и, главное, эта путаница превосходно объясняются. Точно также я не вижу, почему только очевидец мог рассказать, как множество летевших копий и стрел могли мешать кому бы то ни было ἐς τοὺς ϰελεύοντας βλέπειν [видеть отдающих приказы] — мне сдается, что это, наоборот, черта совершенно фантастическая, в данных обстоятельствах неудачно придуманная. Об автопсии речи быть не может, и напрасно W. Stern[20] старается на основании ее видеть источник Диодора в Филисте, А если не Филист, то всего вероятней Тимей.
Holm указал на ряд сближений с Фукидидом — число их можно бы еще и увеличить. Укажу для примера только на речь Никия. Первую речь его у Фукидида Диодор пропустил, указавши только на вторую. Уже самая ситуация указывает на Фукидида. Никий οὐϰ ἐπέμεινεν ἐπὶ τῆς ἐν τῇ γῇ τάξεως [не оставался при сухопутном войске] — это вполне понятно, когда дело идет о второй речи; не смотря на то, что он уже раз говорил солдатам, он не выдержал. Был ли уже впрочем флот в море и приходилось ли Никию переплывать от триеры к триере, сомневаюсь, но мне кажется ясным, что Диодор мог не понять ситуацию (Νιϰίας ἀποχωρήσας ἦγε τὸν πεζὸν πρὸς τὴν θάλασσαν [Никий повел пехоту к морю] Thuc. VII. 69. 3).
Но тут еще более доказывает заимствование то, чего не сказал Фукидид, чем то, что у него прямо сказано — λέγων ὅσα ἐν τῷ τοιούτῳ ἤδη τοῦ ϰαιροῦ ὄντες ἄνθρωποι οὐ πρὸς τὸ δοϰεῖν τινι ἀρχαιολογεῖν φυλαξάμενοι εἴποιεν ἄν, ϰαὶ ὑπὲρ ἁπάντων παραπλήσια ἔς τε γυναῖϰας ϰαὶ παῖδας ϰαὶ θεοὺς πατρῴους προφερόμενα [напоминал он и многое другое, о чем говорят люди в столь решительный момент, не заботясь о том, что иному могли показаться устаревшими его речи, при всех случаях одинаковые: говорил о женах и детях и об отеческих богах] (Thuc. VII. 69. 2). Фукидид считает недостойным себя повторять все эти ὑπὲρ ἁπάντων παραπλήσια [при всех случаях одинаковые] цветы красноречия, для Диодора они сущая находка: ϰαὶ τοὺς μὲν τέϰνων ὄντας πατέρας τῶν υἱῶν ὑπομιμνήσϰων, τοὺς δ᾿ ἐνδόξων γεγονότας πατέρων παραϰαλῶν τὰς τῶν προγόνων ἀρετὰς μὴ ϰαταισχῦναι… ἅπαντας δ᾿ ἀναμνησθέντας τῶν ἐν Σαλαμῖνι τροπαίων ϰτλ [тем, кто были отцами, он напоминал о детях, тех, кто являлся сыновьями выдающихся отцов, он призывал не опозорить подвиги предков … и всем он напоминал о трофеях, поставленных на Саламине и т. д.].
Некоторые будто бы местные черты отмечает Freeman[21]. Одна из них действительно характерна и отмечена и Holm’ом. Диодор сообщает, что первыми отступили те суда, которые были παρὰ τὴν πόλιν [у города] — ни в каком другом источнике этого нет; почему, однако, эта подробность должна была интересовать именно местного писателя больше, чем топографически столь точного Фукидида, я не знаю; точно также я не вижу особенной яркости местного описания в фразе вроде τὰ δὲ περὶ τὸν λιμένα τείχη ϰαὶ πᾶς ὁ τῆς πόλεως ὑπερϰείμενος τόπος ἔγεμε σωμάτων [стены гавани и все высокие места были переполнены людьми][22]. Некоторые черты битвы упоминаются у Фукидида только в рассказе о приготовлениях к ней (например σιδηραὶ χεῖρες [железные крючья]), у Диодора во время самой битвы — это прием стилистического перемещения, у Диодора далеко не необычный.
Остановимся еще только на одном отмеченном Freeman’ом обстоятельстве, так как мне сейчас придется к нему вернуться. Говоря о разрушении моста, Диодор (XIII. 15. 3) пишет: οἱ δ᾿ ἐν ταῖς ναυσὶ παιανίσαντες ἔπλεον, ϰαὶ φθάσαντες τοὺς πολεμίους διέλυον το ζεῦγμα [морские воины с пением пеана поплыли, стремясь до вмешательства врагов разрушить заграждения]. Freeman к этому замечает: Philistos had heard the paean; and the word φθάσαντες doubtless refers to the warning preserwed by Plutarch about the letting the invaders strike the first blow. Thus each of our compilers reeps something of the lost treasure [Филист слышал пеан, и слово φθάσαντες без сомнения относится к сохраненному Плутархом предупреждению позволить захватчикам нанести первый удар. Так каждый из наших компиляторов извлекает что–то из потерянного сокровища].
Филист слышал пеан — но и Диодор знал, что битва с него начинается. Φθάσαντες вовсе не должно, да и не может относиться к словам жрецов, предсказавших победу μὴ ϰαταρχομένοις μάχης, ἀλλ᾿ ἀμυνομενοις [не начавшим битву, а оборонявшимся] (Plut. Nic. 25). Начинает битву тот, кто первый производит нападение: для этого Афиняне вовсе не должны были доплыть до ζεῦγμα [заграждения]; то, что они направлялись к нему, уже было нападением; φθάσαντες именно то и будет значить, что и Афиняне и Сиракузяне направлялись к ζεῦγμα, но первые пришли раньше. Правда, Фукидиду это не соответствует, у него Афиняне раньше одолели поставленные у ζεῦγμα суда, но, рядом с этим, imperfectum διέλυον [разрушали], явным образом, соответствует Фукидидовскому ἐπειρῶντο λύειν τὰς ϰλήσεις [пытались прорвать цепи] (Thuc. VII. 70. 2).
Исход экспедиции рассказан до крайности кратко. Эта сжатость делает всякие выводы анализа в высшей степени непрочными, тем более, что именно эта часть рассказа Диодора представляет собой большие затруднения.
Начало рассказа рисует нам картину солдат, направляющихся к палаткам полководцев и молящих их μὴ τῶν νεῶν ἀλλὰ τῆς ἑαυτῶν φροντίζειν σωτήριας [позаботиться о спасении не кораблей, а их самих]. Что значит эта последняя фраза, у Диодора трудно понять: ἀναχώρησις [отступление] может быть двоякая: на судах и на суше; у Фукидида солдаты желают уйти сейчас же — из дальнейшего ясно, что он имеет в виду отступление на суше. Фраза Диодора построена по Фукидиду — построена она в связи с дальнейшим — τῶν νεῶν τινας ἐνέπρησαν [из кораблей некоторые сожгли]; Афиняне этим, очевидно, показывают, что они о кораблях больше не заботятся. Несмотря на умоляющих солдат, «вожди спокойные» обсуждают план будущих действий. Демосфен предлагает, напавши внезапно, уйти из гавани. Никий предлагает оставить корабли и сухим путем уйти πρὸς τὰς συμμαχίδας πόλεις [в города союзников]. У Фукидида дело обстоит совершенно иначе. Там Никий не предлагает своего плана, а принимает план Демосфена и даже приказывает сесть на корабли, но солдаты отказываются — приходится по неволе идти сушей. Тут противоречие с Фукидидом несомненное; представление о ситуации получается вообще несколько странное, во всяком случае не то, что у Фукидида. Никий советовал — с этим еще можно помириться, хотя трудно бы сказать, кому он советовал — , но совершенно нельзя понять, что значит ᾧ πάντες ὁμογνώμονες γενόμενοι ϰτλ [с чем все согласились и т. д.]. Кто эти πάντες [все]? Солдат в совете быть не может — мы уже видели, что они толпятся вокруг палаток τῶν στρατηγῶν [стратегов], умоляя позаботиться о них. У Фукидида все время — и до самого конца речь только о Никии и Демосфене идет. Оно и понятно. Других στρατηγοί [стратегов] нет, так как Евримедонт убит, Менандр и Эвтидем не были стратегами, а только «временно исполняющими их обязанность», ἕως ἃν ἑτεροι ξυνάρχοντες αἱρεθεντες ἀφίϰωνται [пока не прибудут другие избранные начальники] (Thuc. VII. 16. 1). Диодор об этом и не упоминает, и там, где он называет их имена, заимствуя их из Фукидида, он не называет их стратегами; напротив, он говорит о них так, что до известной степени ясно, что они не стратеги (XIII. 13. 2). Итак, кто же согласился с Никием, кто эти πάντες [все], участвовавшие в совещании? Не думаю, чтобы здесь в основании лежал реальный факт, не думаю, чтобы пред Диодором лежала версия, имевшая военный совет — мне кажется гораздо более вероятным, что Диодор копировал свой же рассказ о предшествующем совещании. И там высказывают свои мнения Никий и Демосфен, и там Демосфен за отплытие, и там говорится о волнующемся войске, и там в конце является заключение: ὁμογνωμόνων δὲ τῶν στρατηγῶν ὄντων [когда стратеги согласились]. Под влиянием этого то совещания Диодор и переработал рассказ о нашем совещании.
Замечу к слову: я уже указал на мнения, указывающие на раздоры в афинском лагере, на несогласия между полководцами, на бунты солдат, которые, по мнению некоторых исследователей, характерны для рассказа Диодора и его источника Филиста. Здесь мы имеем достаточно поучительный пример: Диодор выпускает случай прямого неповиновения солдат, указанный Фукидидом.
Гермократ охотно послал бы Сиракузян в ту же ночь занять все пути; другие стратеги, соглашаясь с ним, что это следовало бы сделать, боятся, что граждане не захотят этого сделать, потому что они ἄρτι ἀσμένους ἀπὸ ναυμαχίας τε μεγάλης ἀναπεπαυμὲνους [были рады впервые отдохнуть после большой навмахии], потому что в этот день был праздник и θυσία [жертвоприношение], и граждане ради праздника πρὸς πόσιν τετραμμένοι εἰσιν [предавались попойке] (?) (Thuc. VII. 73. 2)[23]. Диодор мотивирует это иначе — οὐ πειθομένων δὲ τῶν στρατηγῶν διὰ τὸ πολλοὺς μὲν τραυματίας εἶναι τῶν στρατιωτῶν, πάντας δ᾿ ὑπὸ τῆς μάχης ϰαταϰόπους ὑπάρχειν τοῖς σώμασιν [но стратеги не одобрили это потому, что большинство солдат были ранены и утомлены сражением]. Bachof[24] желает видеть в этом следы особого расположения писателя к Сиракузянам: Siegesjubel, Festesfreude, Trunkenheit мешают им у Фукидида, усталость и раны у Диодора. Bachof относит это на счет источника Диодора. Я согласен с Bachof’ом относительно влияния Тимея на изложение Диодора, но здесь, мне кажется, замечание почтенного ученого не основательно. Диодор приводит 2 причины: усталость и раны. Но первая есть и Фукидида: если он говорит, что солдаты охотно отдыхают от битвы, то, очевидно, они от битвы устали — я хочу, конечно, только показать, как текст Фукидида может навести на мысль об усталости. Что же касается ран, то мне очень кажется, что повинен в них сам Диодор. Вопрос ведь в том, согласятся ли граждане пойти сегодня же — завтра они идут без всяких рассуждений. Причем же тут раненые? Ведь не заживут же их раны за ночь.
Диодор соображался с своим общим впечатлением; праздник, о котором говорит Фукидид, есть специальный Факт — такие Факты легко забываются, усталость после битвы настолько естественна, что не могла не остаться в голове Диодора, а раны — плод его Фантазии. Точно также он не ясно помнил, почему не узнали Афиняне посланных Гермократа. У Фукидида Гермократ посылает τῶν ἑταίρων τινάς τῶν ἑαυτοῦ μετὰ ἱππέων [некоторых из своих товарищей вместе с конными] (VII. 73. 3) (у Диодора τινάς τῶν ἱππέων [некоторых из конных]). Эти посланные останавливаются так далеко, чтобы можно было их слышать (но, понятно, не видеть), вызывают поименно τινάς [некоторых][25] и дают им свои сведения. У Диодора они делают это ἤδη νοϰτὸς οὔσης [уже ночью] — , чем и объясняется то, что их не узнали. Афиняне приняли их за Леонтинцев. Диодор нигде ни словом не обмолвился о Сиракузянах, находившихся в тайных отношениях с Никием; это может быть и, вероятно, есть прямой пропуск и не заключает в себе никакой тенденции, но самое упоминание Леонтинцев может ее заключать. В предыдущем есть два различных упоминания Леонтинцев — Леонтинцы переселены в Сиракузы все, как друзья, и Леонтинцы переселены туда насильно. Последнее могло бы дать Диодору основание лично догадаться о том, кто эти расположенные к Афинянам Сицилийцы. Возможно, однако, что Сицилийский источник, к которому от времени до времени прибегает Диодор, не желает допустить измены среди Сиракузян и сваливает ее на Леонтинцев[26]. Решить этого я не берусь. Рассуждения Freeman’а[27], видящего здесь а genuine bit of Philistus [подлинный отрывок Филиста], для меня не убедительны.
Не совсем ясен и рассказ о самом выступлении. На следующее утро — τῆς ἡμέρας ὑποφωσϰούσης [когда день стал светать] (ἅμ᾿ ἡμέρα [на рассвете] Plut. Nic. 26. У Фукидида этого указания нет, хотя ясно, что Сиракузяне это делают сейчас) Сиракузяне ἀπέστειλαν τοὺς προϰαταληψομένους τὰ στενόπορα τῶν ὁδῶν [отправили солдат, чтобы те заранее заняли узкие проходы на дороге]. Афиняне устраивают свое войско и выступают. Самое устройство войска дано довольно точно по Фукидиду[28] ; если Диодор говорит о том, что по средине были ἄῤῥωστοι [больные] — у Фукидида больные оставлены — , то это только его объяснение фукидидовского τὸν πλεῖστον ὄχλον ἐντὸς ἔχοντες [подавляющая часть толпы была в окружении гоплитов]. Афиняне выступают — когда, у Диодора не сказано, но изложение производит такое впечатление, как будто они выступают сейчас же, тоже ἃμ᾿ ἡμέρᾳ [на рассвете]. Я думаю, что это впечатление объясняется исключительно тем, что Диодор не указал подробностей — впрочем, это сейчас же станет ясней; сейчас же после — или одновременно — Сиракузяне забирают оставшиеся 50 кораблей Афинян, высаживают с своих триер всех людей, вооружают их и μετὰ πάσης δυνάμεως ἠϰολούθουν τοῖς Ἀθηναίους, ἐξαπτόμενοι ϰαὶ βαδίζειν εἰς τούμπροσθεν ϰωλύοντες [энергично преследовали афинян, досаждая им и препятствуя продвижению вперед]. Здесь представление совершенно другое, чем у Фукидида. Кто это был на триерах — те, которых с них сняли и вооруживши повели вслед за врагами? У Фукидида Гилипп выводит все пешее войско, а корабли ограничиваются тем, что забирают афинские триеры. Афиняне идут вперед и только в пути встречают заградивших им уже раньше дорогу (VII. 74. 2); их они прогнали, и теперь, идя вперед, они уже имеют рядом с собой врага — тогда можно сказать, что враги их ἠϰολούθουν [преследовали]. У Диодора есть два действия: Сиракузяне послали людей вперед, чтобы занять дороги; Сиракузяне со всем войском идут за ними. О тех, которые ушли вперед — а в них все дело, ибо от этой посылки Гермократ ставит в зависимость исход войны — дальше нигде ничего нет. При краткости рассказа это не имеет значения, но все, что делает вся группа, совпадает с тем, что делает первая группа у Фукидида — а это делает вопрос очень затруднительным.
Элементы рассказа те же, что у Фукидида, кроме высаженных с триер. Но после того, как Афиняне решили выступить и готовятся к выступлению, после того, как они сожгли часть своих кораблей, Сиракузяне не смотрят на взятие оставшихся афинских кораблей — кораблей без экипажа — , как на военное предприятие; это дело вполне понятное, дело не требующее особых приготовлений. Много ли людей было на триерах, можно ли было именно их называть πᾶσα ἡ δύναμις [всем войском] в противоположность высланным вперед? Мне думается, все это сообщение о высадке с триер есть не что иное, как свободное развитие темы Диодором. Свое сообщение о высылке отряда для занятия дорог он взял из Фукидида, но не из известия о посылке, а из слов, относящихся к плану посылки. Гермократ заявляет, что следует ἐξελθόντας πάντας τοὺς Συραϰοσίους ϰαὶ τοὺς ξυμμάχους τάς τε ὁδοὺς ἀποιϰοδομῆσαι ϰαὶ τὰ στενόπορα τῶν χωρίων διαλαβόντας φυλασσειν [выйти всем сиракузянам и союзникам, заградить пути и занять стражею узкие проходы]. Затем Диодор естественно считает дело законченным и переходит, перескакивая чрез большой отрывок Фукидида, к выступлению Никия; остается сообщить о кораблях — и тут он, видя рядом известие о выступлении Гилиппа, связывает его с этим взятием кораблей и создает второй отряд; что сделать с первым, он не знает; в конце концов в действии оба отряда не отличаются[29].
Судьба Афинян до окончательной сдачи войска рассказана так кратко, что судить о ней крайне опасно. Диодор, например, ничего не знает о различных судьбах отрядов Демосфена и Никия, хотя раньше указал, что стратеги вели войско διελόμενοι εἰς δύο μέρη [разделив его на две части], что заставляло бы предполагать, что мы в дальнейшем что нибудь об этих δύο μέρη [двух частях] услышим; у него все войско сдается при Асинаре. Думаю, что это только поспешность, как это предполагают и многие другие.
Не из Фукидида взяты цифры убитых — мы уже привыкли к этим заимствованиям цифр, но здесь рукописное чтение слишком непрочно, чтобы можно было что нибудь утверждать с решительностью, тем более, что Vogel дает о нем противоречивые сведения[30].
Freeman[31] видит черту местной традиции в том, что Диодор говорит об Ἐλώριον πεδίον [Элорийской равнине] — , но ведь Фукидид говорит об Ἐλωρία οδὸς [Элорийской дороге], и почему бы Диодору и самому не знать о том, что есть такая долина, когда это мог знать Овидий (Fast. IV. 477) — замена одного понятия другим не могла представлять трудности.
Но здесь начинается новый источник[32]. Уже известие о том, что Сиракузяне поставили два трофея у Асинара и прикрепили в каждому τὰ τῶν στρατηγῶν ὅπλα [оружие стратегов], взято не из Фукидида, который об этом ничего не говорит. Нечто подобное сообщается у Плутарха — Сиракузяне τὰ ϰάλλιστα ϰαὶ μέγιστα δένδρα τῶν περὶ τὸν ποταμὸν ἀνέδησαν αἰχμαλώτοις πανοπλίας [на самых красивых и больших деревьях у реки развесили паноплии пленных], что собственно и есть τρόπαιον [трофей], только с той особенностью, что их поставлено много. Известие Диодора несколько странно. Τρόπαιον ставится на месте битвы и победы — ставится одно, кроме тех случаев, где самая победа двойная[33]); победа над двумя стратегами не будет двойной победой; два трофея могли быть поставлены, если было две битвы, если Демосфен сдался отдельно от Никия, как и было на самом деле. Но тогда они не были бы поставлены на одном месте — я думаю, что Диодор и здесь поторопился связать два разновременных факта, найденных им в источнике. Возможно, что о постановке трофеев было сказано вместе, хотя о сдаче рассказывалось отдельно, причем имелись в виду отдельные трофеи — у Диодора вышло недоразумение только потому, что он соединил первоначальные известия о сдаче. Тогда его источник не будет совпадать с Плутарховским, или, по крайней мере, его рассказ о трофеях имеет в виду не то обстоятельство, о котором говорит Плутарх.


[1] о. 1. 360.
[2] Phil. 42. 441. 446 sqq.
[3] о 1. 49.
[4] о. 1. 473.
[5] о. 1. 36 sqq.
[6] Ср. Classen ad. Thuc. VII. 42. 1.
[7] Так например XIII. 34 Лакедемонянам посылают 35 кораблей — XIII. 61 возвращаются те же 35 кораблей, хотя число их должно было бы уменьшиться, ср. Bachof, Jahrb. f. Phil. 119 pg. 172.
[8] Phil. 42. 459.
[9] Поэтому Holzapfel o. 1. pg. 50 не прав, сближая эти слова с Юстином.
[10] Holm о. 1. II. 361.
[11] Phil. 42. 448.
[12] См. Poppo–Stahl a. 1. Wesseling a. 1.
[13] Jahrb. f. Phil. 119. 170.
[14] Phil. 45, 263 пр.
[15] W. Stern, Phil. 42, 450 пр.
[16] Τὰ πεζὰ στρατόπεδα [Сухопутные войска] относится к войскам Сиракузян и Афинян — и те и другие παρεβοήθησαν [оказывали помощь].
[17] o. 1. II. 382.
[18] Диодор утверждает, что у Афинян погибло 60 кораблей — Фукидид (VII. 72. 4), что у них осталось ὡς [около] 60; так как Диодор считает 115 кораблей, то число погибших определено верно. Погибло у Сиракузян 24 — было 74, осталось 50 — та же цифра у Фукидида: ἐλλάσσους τῶν πεντήϰοντα [менее пятидесяти] (ibid.) — правда, присоединено отличие совершенно погубленных и испорченных.
[19] Возможно, конечно, что Плутарх взял ее из другого источника. Рассказ Плутарха представляет собой ряд странностей, заставивших Grote’а (Hist, of Greece VII. 446 пр.) предположить, что Плутарх спутал две последних битвы; это делает сравнение с Плутархом крайне ненадежным.
[20] Phil. 42. 452.
[21] о. 1. III. 647.
[22] Та же фраза повторяется XIX. 74. 2. 3. cp. W. Stern. Phil. 42. 463.
[23] Этот элемент есть и у Фукидида, как у Полиэна (I. 43. 2) и Фронтина (2, 9, 7), чего не заметил Melber, Jahrb. f. Phil. XIY (Suppl.) 489.
[24] Jahrb. f. Phil. 129, 473.
[25] См. Classen а. 1.
[26] Я имею в виду не данный факт, где измены нет, а вообще ту εὔνοια [благожелательность], которая вовлекла в заблуждение Афинян.
[27] о. 1. III. 700.
[28] У Диодора войско делят εἰς δύο μέρη [на две части]. У Фукидида (VII. 78. 2) большинство рукописей читает διπλαισίῳ [на две колонны] — вместо πλαισίῳ [в колонну] — не есть ли это уже в древности появившееся разночтение? ср. Poppo–Stahl а. 1.
[29] С XIV. 64. 3. и 60. 7 общего только глагол ἀνάπτεσθαι [досаждать] и факт, но факт есть и у Фукидида, да и факт не совсем тот же. Cp. W. Stern. Phil. 42. 463.
[30] а. 1. он уверяет, что PF пропускают слова ὀϰτάϰις χιλίους, ἐξώγρησαν δὲ [восемь тысяч взяли же в плен]. Praefatio pag. X он говорит: verba ἐζώγρησαν δὲ ἑπταϰισχιλίους, quae non solum in PB desunt, sed etiam in Veneto desiderantur [взяли же в плен семь тысяч, чего нет не только в PB, но и в Veneto].
[31] o. 1. III. 710.
[32] Unger (Sitzungsberichte d. Bayerischen Akad. d. Wissensch. Histphil. Cl. 1875 I pg. 64) совершенно неправильно понимает ход дела. Диодор относит не взятие в плен Никия ко времени сдачи Демосфена, а наоборот. Ведь у Асинара был взят не Демосфен, а Никий. Отсутствие указания времени объясняет «Flüchtigkeit» [краткость] Диодора. Unger старался устранить отличие в счете дней у Диодора и Фукидида, но это ему не удалось (Herbst Phil. 42. 669). У Фукидида до возвращения проходит около 5 дней, у Диодора три; здесь он справлялся в своем источнике — сводить счет дней Фукидида далеко не так легко.
[33] Cp. Thuc. V. 3, где ставятся два трофея, у гавани и крепости, так как победа одержана на суше и на море.