Эпилог

В предыдущем исследовании мы рассматривали четыре отдельных направления в исследовании истории Афин шестого и пятого веков, выбирая наши темы, полагая, что они окажутся взаимно информативными, когда будут сбалансированы друг против друга. Перикл, конечно, является центральной фигурой во всех из них, ибо этот великий представитель Алкмеонидов сам был афинской демократией и, кроме того, решительным показателем как Афинского империализма, так и постоянной вражды к Спарте.
Важность для него алкмеонидской традиции не должна быть преуменьшена. Независимо от того, был ли Перикл технически Алкмеонидом, он определенно считался Алкмеонидом и, по–видимому, сам считал себя Алкмеонидом, и это наследие помогает многое объяснить о его общественной деятельности, а также об особенностях его личной жизни.
Как мы видели, семья эта, по–видимому, позднее в афинской династической политике, время от времени обретала необычную власть, неожиданно отходя от общепринятых интересов аристократии. Этот судьбоносный курс был отчасти предопределен клеймом вины из–за убийства приверженцев Килона в конце седьмого века. Клисфен был изгнан из Афин из–за этого, и его внучатый племянник был снова попрекнут спартанцами в том же проклятии в 431 году. Поэтому, по всей вероятности, зловещее положение, в котором оказалась семья, отчасти объясняет прагматизм и отказ от аристократической солидарности, на что указывал сперва Мегакл II, когда он выдал свою дочь за Писистрата, закоренелого противника аристократов, а затем его сын Клисфен, который служил архонтом при сыновьях Писистрата в 525/4 г.
За эти действия Алкмеониды должны были заплатить цену, которая только усилила клеймо проклятия. Они нажили себе врагов среди людей своего класса. Тем самым демократическая реформа Клисфена, поскольку она направлена против аристократии, не может быть неоправданно воспринята как отражение этих враждебных действий, так же как она также подтверждает последствия его прежней связи с тиранией. Отсюда мы видим далее признаки связи между домами Алкмеонидов и Писистратидов в предательском поведении Алкмеонидов в Марафонской битве.
Низкое положение семьи после Марафона возродилось спустя поколение, при Перикле. Его первые годы как политика трудно датировать или оценить из–за очень проблематичного характера окружающей его традиции. Тем не менее, мы не видим причин связывать его с реформами Эфиальта. Во всяком случае, его доминирование на публичной сцене надежно закреплено до пятидесятых годов, и в конце этого десятилетия отмечается введение им платы присяжным и соответствующим законодательством. Наклон его политики, вероятно, является признаком того, что он продолжил семейную традицию антагонизма к основной массе аристократов, поскольку благодаря расширению демократии они потеряли всякую надежду на восстановление статуса, которым они пользовались во время Кимона. Неудачная карьера Фукидида сына Мелесия является очевидным примером. Перикл купил себе первенство путем распространения среди народа доходов империи и тем самым реализовал, как мог сказать Аристотель, скрытые последствия чистой и прямой демократии.
Демократия в ее первоначальной форме развивалась из реакции против класса аристократических афинян, вернувшихся к власти после спартанского захвата города в 511/10 г., и слишком легко переоценить идеологическую составляющую этой революции. Новая институциональная основа, установленная Клисфеном, гарантирует участие в правлении всех афинских мужчин, проживающих в Аттике; тем самым достижение нового правления состояло в том, чтобы закрепить победу народа в целом над реакционерами, которые хотели установить узкую олигархию. В некотором смысле поэтому Клисфен продолжил традицию Писистрата, но превзошел его, учредив права народа на надежной правовой и институциональной основе — новом устройстве фил и Совете 500. Хотя мы можем только размышлять о мотивах Клисфена, факт, что он смёл олигархическое правление, является кардинальным; личный интерес также согласуется с прагматизмом, который он проявил в попытке сближения с Персией, которую его новое правительство рассматривало как предательство.
Дальнейшее развитие демократии, отмеченное реформой Эфиальта, совпадает с переворотом во внешней политике и отказом от руководства Кимона. Ибо, если благодаря Кимону Афины теперь стали имперским городом, этот факт обеспечил афинянам уверенность в себе, опыт и ресурсы для более полного контроля над демократией и ее политикой. Совет Ареопага, который был бастионом аристократической привилегии и, более конкретно, осуществлял эффективный контроль над магистратами, лишился своих полномочий, которые распределялись теперь между народом. Но именно Перикл сделал следующий смелый шаг, создав enmisthos polis (полис, который платил за государственную службу). Это решение требовало доступа к ресурсам империи и, следовательно, знаменует собой судьбоносный поворот в истории Афин, поскольку отныне империя и демократия предполагали друг друга. Большие речи у Фукидида дают лучшие комментарии к возникшей этической дилемме.
Неплохо было бы спросить, является ли использование Периклом имперских доходов для внутренних целей изменением преобладающего статус–кво. Делийская лига утвердилась в афинском инструментализме примерно на десять лет раньше прихода Перикла в политику. Подавление наксоского восстания ок. 470 г., как и покорение Фасоса в 465-463 гг. бесспорно указывает на использование Афинами принуждения, и это соответствует обычному определению имперского контроля. Прежде всего, победа на Эвримедонте, одержанная в этот период, казалось (что верно) прекратила персидскую угрозу и исполнила якобы первоначальную цель лиги. Империя, явно или нет, приобрела постоянство. После революции Эфиальта и отказа Афин от союза со Спартой его ценность пропорционально возросла как средство самосохранения, если не как оружие во времена катавасии в Спарте в пятидесятые годы. Вероятно, это реальное объяснение заключенного с Персией Каллиева мира: он служило для защиты открытого восточного фланга в Афинах в то время, когда войны можно было ожидать в самой Греции. Альтернативный взгляд — что мир знаменует собой веху в переходе от «лиги» к «империи» — мало что может рекомендовать. Мир с Персией означает отказ Афин от политики авантюризма на востоке. Но катализатором мира было намерение состязаться в Греции со Спартой — решение, вызванное страстным патриотизмом самого Перикла.
Спартанское вмешательство в Афины началось в 511/10 г. с изгнания Гиппия. Вскоре оно усилилось нападением как на Клисфена, так и на его правление. Но спартанцы, видимо, приспособились к новому режиму, который, конечно же, не представлял угрозы для них так рано, и они дружно сотрудничали с афинянами во время Великой Персидской войны. Поскольку спартанское правительство не возражало даже тогда, когда командование над ионийцами ушло из их рук в 478/7 году, когда афиняне организовали Делийскую лигу, традицию вражды по поводу укрепления Афин зимой 479/8 г. можно рассматривать как историческую фикцию. Один элемент афинской популяции, несомненно, относился к спартанскому господству с неприязнью и подозрением, но традиционалистское правительство, связанное с Кимоном, обеспечивало хорошие отношения до конца шестидесятых. Совокупность факторов привела потом к радикальным переменам. Приобретение империи изменило политический облик города и баланс сил между Афинами и Спартой. Демократия, всегда неявно анти–спартанская, теперь озлобилась против Лакедемона открыто, в то время как слабость Спарты, вызванная великим восстанием илотов, побуждала Афины, укрепленные империей, заняться агрессивной деятельностью в Пелопоннесе.
Перикл олицетворяет новый патриотический дух. После катастрофы в Египте он заключил мир с Персией, чтобы вести войну дома, и он разработал стратегию Длинных Стен, чтобы сделать господство над морями средством для выживания и даже выиграть конфликт с великой сухопутной державой. Он накопил сокровища, подавил опасный бунт, предпринятый доселе автономным городом–государством Самосом, и применил различные давления на членов Пелопоннесского союза или их тесные связи. Мегара была унижена, Эгина подверглась ненадлежащему обращению, Потидея почувствовала предел враждебности Афин к Коринфу и вступила с ним в союз. В этих условиях, которые создавали впечатление, что Спарта была робкой и бессильной, она объявила войну Афинам в 431 году.