Мой интерес к фрагментарному греко–парфянскому историку Аполлодору из Артемиты начался с чтения монументальной работы В. Тарна "Греки в Бактрии и Индии". Книга захватывает, поскольку она передает опьяняющее толкиеновское видение «недостижимых горизонтов». Перед лицом жалких скудных свидетельств Тарн попытался восстановить историю греческих жителей на самом краю эллинистического мира. Он начал с Бактрии, проследив процесс, когда местные греческие правители отложились от империи Селевкидов. Затем он последовал за греко–бактрийцами, когда они двинулись на юг через Гиндукуш и создали индийское царство. Там царь Менандр (около 150 до н. э.) управлял преимущественно индийским населением, но тем не менее выбивал образ Афины с молнией и эгидой на своих монетах. После кочевого завоевания греко–бактрийского царства (около 130 г. до н. э.). Греческие царства в Индии уцелели еще на столетие, хотя их историю чрезвычайно трудно восстановить, поскольку единственным свидетельством их существования является нумизматика.
В 1930‑х годах, когда Тарн выпустил первое издание своей работы, было очень мало археологических свидетельств. В результате ему приходилось в значительной степени полагаться на свое воображение, что и делает его работу столь убедительной. С другой стороны, Тарн нарывался на неприятности, когда он позволял своему воображению заходить слишком далеко. Впоследствии было показано, что он ошибается по ряду пунктов. Например, так называемые «племенные монеты», которые он использовал для восстановления последовательности греко–бактрийских царей оказались подделками. Кроме того, сообщение Тарна о координированной антипарфянской кампании с участием Антиоха IV и греко–бактрийского царя Евкратида было убедительно опровергнуто Отто Морхольмом. Тем не менее, до тех пор, пока эксцессы Тарна хранятся в уме, его книгу все еще стоит читать. Одна вещь, которую я нашел особенно убедительной, это его обсуждение греков при парфянском правлении. После падения Селевкидов эти восточные греки занялись «более энергичным утверждением своего эллинства», другими словами, они компенсировали потерю своей политической власти большим акцентом на эллинской культуре. Аполлодор Артемитский и его история Парфии приводятся Тарном в качестве примера этого явления. Культурный расцвет греков в ранней парфянской империи, как я думал, законно является частью эллинистической истории.
Однако греко–парфяне просто не упоминаются в большинстве историй эллинистического мира. На востоке эллинистическая история, кажется, останавливается с концом Селевкидов. Во всяком случае, даже поздней историей Селевкидов пренебрегают. Например, в книге Грэма Шипли «Греческий мир после Александра» имеется 54-страничная глава «Царство Селекидов и Пергам». Однако, история Селевкидского царства после смерти Антиоха IV (в 164 г. до н. э.) "пролетает" всего на трех страницах.
Поэтому это исследование об Аполлодоре заполняет пробел в истории восточного эллинистического мира. Более того, Аполлодор — захватывающая фигура в своем собственном праве. Он мог бы стать известным как «Полибий Востока», историком, который описал падение части эллинистического мира от внешней силы. Полибий имел возможность наблюдать за Римом крупным планом, и Аполлодор как житель Парфянской империи (он жил ок. 100 до н. э.) мог бы попасть в одно число с Полибием, если бы его работа, Парфика, выжила. Полибию повезло в том, что многое (хотя и далеко не все) из его истории пробилось через века. Аполлодору не так посчастливилось, и это объясняет, почему теперь он неясная фигура, известная только специалистам. Его наследие в «Fragmente der griechischen Historiker» Ф. Якоби состоит из жалких восьми фрагментов — одного из Афинея, шести из Страбона, одного из Стефана Византийского (который списывал у Страбона). Здесь речь идет о невосполнимой утрате; бесценные наблюдения за парфянской историей и учреждениями погибли навсегда. Эта потеря не ограничивается парфянскими делами, но также охватывает более позднюю историю греческого населения на востоке. Если бы работа Аполлодора сохранилась, она пролила бы много света на возрождение эллинской культуры. Теперь это явление можно наблюдать только в мимолетных проблесках; Франц Альтхайм и Рут Штиль заявляют, что Аполлодор указывает на «утраченную культуру — провинцию позднего эллинизма». Однажды П. Брант предостерег ученых от стремления быть «чересчур поспешными в характеристике и оценке потерянных историй на основе свидетельств, которые неоправданно недостаточны». Оставшиеся фрагменты Аполлодора — ничто, если не "непоправимо недостаточны". Я попытаюсь повторить то, чем он, кажется, занимался в Парфике, а именно историю ранней парфянской империи, от ее истоков в середине третьего века до нашей эры до приблизительно 120 до н. э., где изначальная работа Аполлодора, по–видимому, прервалась.
Однако источники для истории Парфии не являются обильными. Еще раз, мы имеем дело с фрагментами: литературными, эпиграфическими и нумизматическими. Что касается самой структуры этой диссертации, то первая глава («Что написал Аполлодор и когда он писал?») касается того, что можно узнать (или предположить) о работе Аполлодора, и изучает предыдущую научную работу по этому вопросу. Вторая глава («Происхождение Арсакидской Парфии») касается основания парфянского государства Арсаком I и обсуждает многочисленные научные споры, связанные с этим событием. Следующие две главы прослеживают подъем Парфии до статуса великой державы. Последняя глава («Исчезнувшая армия») описывает последний крупный эпизод, который может быть приписан Аполлодору: таинственную судьба группы побежденных солдат Селевкидов, насильно включенных в парфянскую армию. Этот эпизод произошел после 129 г. до н. э., даты поражения Антиоха VII Сидета от парфян, которое представляет собой окончательный крах власти Селевкидов к востоку от Евфрата. Остаются лишь разрозненные сведения о судьбе солдат, чья история одновременно увлекательна и печальна, как и большая часть истории парфян.