Содержание сочинения: Глава 1. Положение Германии. - 2. Местные жители, родоначальники народа. От чего произошло наименование. Геркулес. - 3. Песни Германцев. Жертвенник Улисса. - 4. Германцы народ простодушный и откровенный. Их наружность. - 5; Свойства почвы; нет золота и серебра, да они и не ценятся. - 6. Германцев оружие, конница, пехота, порядок военной службы. - 7. Цари, вожди, жрецы. - 8. Добродетели женщин и почтение к ним. Веледа, Авриния. - 9. Божества, священные обряды: изображений нет. - 10. Гадания, бросания жребиев; предсказания по коням, от пленника. - 11. Общенародные совещания и сходки. - 12. Обвинения, наказания, суд и расправа. - 13. Молодые люди, снабженные щитами и копьями, составляют свиту государей; их доблесть и слава. - 14. Усердие народа к войне. - 15. В мирное время занимаются охотою, остаются в праздности; подарки государям сообща. - 16. Отсутствие совершенное городов; деревни, отдельные дома, пещеры служат убежищем зимою и местом хранения запасов. - 17. Одежды мужчин и женщин. - 18. Строгость брачных союзов; приданое дает муж. - 19. Стыдливость. Наказание за прелюбодеяние; одноженство; неограниченное число детей. - 20. Воспитание детей. Законы о наследстве. - 21. Круговая порука дружбы и не дружбы за родителей и близких. Окуп за убийство человека. Гостеприимство. - 22. Омовение, пища, ссоры между пьяными. Совещание на пиршестве. - 23. Питье, пища. - 24. Зрелища, страсть к игре. - 23. Рабы, отпущенники. - 26. Лихва неизвестна. Земледелие, времена года. - 27. Похороны, надгробные памятники, оплакивание.
28. Отдельных народов учреждения. Галлы, некогда сильный народ, перешли в Германию; Гельветы, Бойи, Арависки, Озы, неизвестный род. Происхождения Германского народы Треверы, Нервии, Вангионы, Трибоки, Неметы, Убии. - 29. Батавы, потомки Каттов, Маттиаки. Декуматские земли. - 30 и 31. Область Каттов, наружность, военная дисциплина. Обеты, как побуждение доблести. - 32. Узипии, Тенктеры отличаются превосходною конницею. - 33. Места жительства Бруктеров заняты Хамавами и Ангривариями. - 34 Дулгибини, Хазвары, Фризии. - 33. Хавки прославившиеся любовью к миру, справедливостью и доблестью. - 36. Херуски и Фризы побеждены Каттами. - 37. Кимвров - община небольшая, но покрытая громадною славою. Поражения Римлян. Скорее они торжествовали над Германцами, чем победили их. - 38. Свевов число, нравы. - 39. Верования Семнонов; человеческие жертвы. - 40. Лонгобарды, Ревдинги, Авионы, Англы, Варины, Евдозы, Свардоны, Нуитоны; все вместе поклоняются Герте. - 41. Гермундуры. - 42. Нариски, Маркоманны, Квады. - 43. Марсигны, Готины, Озы, Бурии, Лигиев общины - Арии, Гельвеконы, Манимы, Елизии, Нагарвалы; божество их Альцис. Готовы, Ругии, Лемовии. - 44. Суионы сильные флотом. - 45. Ленивое море. Эстии, поклонники матери богов, собирают янтарь. Ситонами повелевает женщина. - 46. Певцины, Венеды, Фенны - Германцы или Сарматы? Их дикость, бедность. Люди - чудовища - Геллузии, Оксионы.

1. Всей Германии служат границами: со стороны Галлов, Ретов и Паннониев реки Рейн и Дунай, а со стороны Сарматов и Даков взаимные опасения и горные хребты! С прочих сторон окружает Океан, образуя обширные заливы и омывая обширные пространством острова. Еще не давно только узнали о существовании некоторых народов и царей: их открыла война. Рейн берет начало в неприступных крутизнах и пропастях Ретических Альпов, потом, приняв несколько наклонное к западу направление, смешивает свои воды с водами Северного Океана. Данубий (Дунай), вытекая из невысокого и некрутого горного хребта Абнобы[1], проходит земли многих народов, пока не вливается в Понтийское море шестью устьями, а седьмое теряется в болотах.
2. Самих Германцев склонен я считать тут и получившими начало; не было примеси ни других пришедших народов, ни гостей. Издревле не сухим путем, но на судах приплывали те, которые искали новых мест для жительства. А там необъятный и, так выражусь, враждебный Океан изредка разве посещают суда из наших краев. Да и кому вздумается, - не говоря уже об опасностях грозного и малоизвестного моря, оставив Азию, Африку и Италию, - стремиться в Германию: не весел там вид земель, суров климат, все навевает скуку и печаль кроме разве тем, чья здесь родина. Германцы сами рассказывают в древних стихотворениях, а это единственный у этого племени род памятников и летописей - будто бы бог Туиско, родившийся из земли, и сын его Манн были родоначальниками и основателями этого народа. Манну назначают трех сыновей и по их-то именам ближайшие-к Океану названы Ингевонами, живущие в середине, земель Гермионами, а прочие Истевонами. Некоторые, пользуясь простором времен отдаленных по древности, утверждают, будто бы от божества произошло более потомков и более названий народов, а именно Марсы, Гамбривии, Свевы, Вандалии; эти наименования будто бы подлинные и древние; а название Германии новое и недавно примененное, так как те, которое, перейдя первые Рейн, изгнали Галлов, теперь Тунгры, в то время названы Германцами. Таким образом прозвание одного народа мало-помалу стало применяться ко всему племени, и все получили наименование Германцев сначала от победителя вследствие (внушенного им) страха, а потом и сами себе придали это название.
3. Припоминают, будто бы у них был и Геркулес и, отправляясь на бой, они воспевают его, как передового изо всех храбрых людей. Есть у них также и песни, пением которых - они его называют бардит - они воспламеняют собственное мужество и об участи будущего сражения делают заключение из самого пения. Какой звук пронесся по строю, они или делаются смелее, или приходят в замешательство: по-видимому, в этом пении выражаются не голоса, но самое мужество. В особенности заботятся они, чтобы звуки были грубее и раздавались как бы прерывистый ропот; они приставляют щиты к устам, чтобы голос, отражаясь принимал звук более густой и громкий вследствие этого повторенного отголоска. - И относительно Улисса некоторые выражают мнение: "будто бы он в своем долговременном и столь полном басен скитальничестве занесен был и в этот Океан, посетил земли Германии, и что будто бы им достроен и от него получил наименование Асцибургий[2], город, который и ныне стоит населенным на берегу Рейна; будто бы когда-то находился в этом месте жертвенник, посвященный Улиссу с присоединением имени отца Лаерта, и будто бы и доныне существуют на границах Германии и Ретии памятники и могильные насыпи с надписями Греческих письмен". Я не намерен ни приводить доводов в подкрепление этого, ни опровергать. Пусть каждый сам по своим мыслям или сомневается в этом, или верит.
4. Сам я принимаю мнение тех, которые полагают, что народы Германии не получили примеси чужой крови от супружеских отношений с какими-либо чуждыми народами, и что они образуют племя особое, чистой крови и только на себя похожее. Оттого-то при огромной численности людей, они все имеют одинаковый телесный облик: суровые выражением голубые глаза, красноватые (рыжие) волосы, массивные телом, они только для первого натиска сильны, а для трудов и работ не настолько терпеливы. Жажду и жар они вовсе не в состоянии переносить, а к холоду и недостатку приучили их и климат и почва.
5. Земли их, хотя несколько и разнообразны видом, но вообще покрыты или густыми лесами, или непроходимыми болотами. К стороне Галлии они сырее и более открыты ветрам обращенные к Норику и Паннонии. Довольно плодородны, но мало способны для произведения плодовитых деревьев. Обильны скотом, но он по большей части малого роста, да и крупному скоту не достает лучшего его украшения - рогов, Германцы любят водить скота помногу, и это единственное и самое приятное им богатство! В серебре и золоте им отказали боги и не берусь решить, из любви ли к ним или из нерасположения. Впрочем, не могу за верное сказать и того, чтобы в Германии не было вовсе жил ни серебра, ни золота. Да и кто его там искал? Притом не слишком дорожат Германцы владением и употреблением этих металлов. Можно видеть у них серебряные чаши, данные в дар их послам и старейшинам; они их также на все самое простое употребляют безразлично, как и глиняные сосуды. Но те из Германцев, которые к нам живут поближе, вследствие торговых сношений, более дорожат золотом и серебром и некоторые виды наших монет выучились узнавать и отдавать им предпочтение. Живущие же далее внутрь земель держатся более простого и древнего обычая - менять товар на товар. В особенности одобряют они старинные и давно известные деньги, как то серраты (собств. закругленные) и бигаты (с изображением пары волов). Серебряную монету они предпочитают золотой не по какому-либо особенному расположению к этому металлу, но потому, что мелкая серебряная монета удобнее для употребления при их разнообразных и не дорогих покупках.
6. Да и железа у них не слишком много, как можно заключать из вида их оружия. Редкие из Германцев употребляют мечи или длинные копья. Они носят пики, по своему называя их фрамеями, с железным наконечником коротким и узким, но до того острым и удобным к употреблению, что они им сражаются, как требуют обстоятельства, и вблизи и вдали. И всадники довольствуются щитом и фрамеею, а пешие бросают и дротики, которых у каждого помногу; они бросают их очень далеко и при этом или вовсе голые или прикрытые легким плащом. У них нет стремления хвалиться убранством; только щиты расцвечивают они самыми отборными красками. У не многих есть панцири и с трудом найдешь у одного или двух шлем или каску. Лошади не отличаются ни красивыми формами, ни быстротою, при том они не обучены делать круги, как наши. Несутся они или прямо, или слегка вкось в правую сторону и тесно сплоченною массою, чтобы никто не отстал (не остался назади). Если вообще о них (Германцах) судить, то более силы в пехоте; вследствие этого они сражаются перемешавши конницу с пехотою: пешие действуют ловко и с быстротою соответствующею сражению конному; их отборных изо всего числа молодых людей ставят впереди строя. Число их определено; по сотне выбирают от каждой волости и так сотенными они и промеж себя называются: то, что прежде означало только число, сделалось почетным наименованием. Боевая линия устраивается из клинообразных отрядов. Отступить с места, лишь бы снова перейти к наступлению, они считают скорее делом рассуждения, чем робости. Тела своих они уносят даже в сражениях с нерешительным исходом. Оставить щит считается за величайший позор и покрывшему себя им не дозволяется ни присутствовать при священных обрядах, ни входить в совет. Многие, оставшись живыми после войны, свое бесславие поканчивали веревкою.
7. В цари берут они себе по знатности происхождения, а вождей выбирают по их мужеству. Да и царей власть не неограниченная и произвольная. Вожди более действуют примером, чем приказанием: если они ловки, всегда на виду, вращаясь впереди строя, то удивление к ним дает им вес и значение начальника. Впрочем, ни наказывать, ни заключать в оковы, ни наносить побои не дозволено никому, кроме жрецов. Да и тем не в виде наказания и не вследствие приказания вождей, но как бы повелением божества, которое по их верованию помогает сражающимся. Некоторые изображения и значки, взяв из священных рощей, несут в сражение. И главным побуждением мужества служит то, что их военные отряды не представляют массу людей сведенных случаем, но людей, связанных узами родства, и тут же по близости все самое для них дорогое: тут слышат они завывание своих женщин, крики младенцев. Они-то для каждого самые священные свидетели, от них они ждут главной себе похвалы. Раненые идут к матерям, к женам, и те не робеют считать раны и их осматривать; они же сражающимся несут пищу и ободрение.
8. Сохраняется в памяти, что не раз боевая линия уже колебалась и готова была расстроиться, но восстановлена женщинами; неотступно молили они и подставляли свои груди, показывали, как ближайшее последствие плен, а они его гораздо более страшатся за своих женщин, чем за себя. Так действительнее обеспечивается верность общин, если в числе взятых у них заложников есть несколько девиц из лучших родов. Германцы того убеждения, что в женщинах есть что-то священное и какое-то провидение в будущее; а потому они не пренебрегают их советами и ответы их не оставляют без внимания. Мы видели при отшедшем к богам Веспасиане, что Веледа долго у очень многих считалась за божество; также некогда они чтили Авринию (по другому чтению Альбруну) и многих других не из лести и не так, как бы они из них делали богинь.
9. Из божеств они чтут в особенности Меркурия, которого в известные дни считают нужным умилостивлять человеческими жертвами. Геркулеса и Марса умилостивляют жертвами дозволенных животных. Часть Свевов приносит жертвы Изиде. Откуда повод и начало чужеземного верования - разузнать я мало мог; только самое изображение, имеющее вид либурны (легкого судна), показывает, что это верование пришлое. Вообще из громадности небесных явлений они составили себе такое убеждение, что не следует богов ни заключать в ограду стен, ни давать им какой-либо человеческий образ. А гадания и жребии они наблюдают с особенною внимательностью.
10. Способ бросания жребия самый простой: прут, срезанный с фруктового дерева, они режут на кусочки и их, наметив различными значками, как попало бросают на белую одежду. Потом, если дело идет о совете для целой общины, то священник её, а если о частном деле, то сам отец семейства, помолясь богам и обратив глаза к небу, три раза берет по одному кусочку и взятые объясняют по сделанным ранее на них заметкам. Если последовал отказ, то об этом деле в этот день не бывает уже совещания; но если жребий дозволил, то ищут еще подтверждения в гадании по птицам. И у Германцев известно искусство объяснять крики и полет птиц. Но исключительно этому народу свойственно делать заключения о будущем по лошадям и их внушениям. Насчет общины в тех же священных лесах и рощах содержатся белые кони, не причастные никакой человеческой работе. Их, заложенных в священную колесницу, сопровождает жрец или царь или старейшина общины и наблюдает их ржание и фырканье. И ни одно гадание не пользуется такою верою, как это, и не только у простого народа, но и у знатнейших лиц и у священников. Себя они считают служителями божества, а коней его доверенными (посвященными в его тайны). Еще есть у Германцев род гадания, которым они стараются предузнать исход более важных войн. Того народа, с которым идет война, пленника, добыв его каким бы то ни было способом, пускают на бой с избранным из своих соотечественников, вооружив его их наследственным оружием, и победа того или другого принимают за предрешение судьбы.
11. О делах менее важных советуются со старейшинами, о более важных со всеми, но так, что и те дела, окончательное решение которых зависит от народа, прежде обсуживаются у старейшин. Собираются, кроме в случае чего-либо нечаянного и неожиданного, в известные дни, когда или луна начинается, или делается полною: тут-то они считают самим благоприятным почин для приступа к какому-либо делу. А счет они ведут не дням как мы, а ночам; так уже заведено, так принято у них, как будто бы ночь ведет день. Вольность представляет тот недостаток, что они собираются не вместе и не так как те, кто по приказанию, но день, и два, и три проходят в промедлении собирающихся. Когда толпе заблагорассудится, садятся они вооруженные. Молчание водворяют священники, которым и тогда принадлежит право сдерживать и обуздывать. За тем царь или старейшина и каждый, кто по праву лет, кто по знатности происхождения, кто по приобретенной им славе военной, кто по красноречию - бывают выслушиваемы и им предоставляется действовать убеждением, но не повелевать. Если мнение не понравится, то отвергают его ропотом, а если понравится, потрясают фрамеями: самый почетный вид одобрения - похвалить оружием.
12. Перед народным собранием возможно обвинять и производить уголовное преследование. Различие наказаний условлено и разнообразием преступлений: изменников и перебежчиков вешают на деревьях; трусов, людей обнаруживших свою неспособность на войне и телом опозоренных, топят в грязи и в болотах, набросив сверху борону. Это различие казни основано на том, что казнь за преступления должна быть у всех на виду, а порочные дела должны быть скрываемы. И за менее важные проступки разные степени наказания: уличенные штрафуются известным количеством лошадей и скота; часть штрафа поступает царю или общине, а часть тому, кто домогается наказания или его родственникам. В тех же собраниях выбирают и старейшин, которые должны оказывать суд и расправу по волостям и деревням. Каждому дается свита изо ста человек граждан вместе в виде совета и для придания значения.
13. Ни за какое дело общественное и частное они не берутся иначе, как вооруженные; но в обычае каждому принимать на себя оружие не прежде, как община признает - его к тому способным. Тогда в самом народном собрании или кто-либо из старейшин, или отец или родственник дают молодому человеку щит и фрамею (пику). Это у них все равно что у нас облечь в тогу - первая почесть юноше. Дотоле считался он членом семейства, с этой минуты делается он собственностью государства. Особенная знатность происхождения и великие заслуги отцов дают достоинство старейшины и очень молодым людям; они становятся неразлучными спутниками людей постарше, посильнее и уже прежде испытанных качеств; и не считается за стыд являться в числе провожатых. Да и в самой свите есть разные степени по суждению того, при ком она находится. Притом в среде составляющих свиту большое соревнование о первом месте при своем государе, а - государям (в смысле старейшин), о том, чтобы иметь более многочисленную и храбрую свиту. В этом достоинство, в этом силы, чтобы постоянно быть окруженным толпою отборных молодых людей - в мирное время честь, а в войне - защита (опора). И не только каждому в своем народе, но и у соседних общин доставляет известность, славу - многочисленность и храбрость свиты. Делаются предметом посольств, получают дары и по большей части одною своего известностью полагают конец войнам.
14. Когда сойдутся в сражении, постыдно начальнику уступить в мужестве, позорно свите не сравняться мужеством с предводителем; но бесславие и позор остаются на всю жизнь на тех, которые вернутся живые с боя, потеряв там своего начальника. Его защищать, оберегать, даже собственные храбрые подвиги приписывать его славе - главная и священнейшая обязанность членов его свиты. Предводители сражаются о победе, а их свита за предводителя. - Если община, из которой они произошли, коснеет в долговременном мире и бездействии, то большинство благородных молодых людей отправляются сами к тем народам, которые ведут в то время какую-либо войну, так как и покой не люб этому народу, да и среди опасностей легче снискать славу, притом большую свиту сохранить при себе не могут иначе как силою и войною. От щедрости своего предводителя требуют они боевого коня и победоносную, кровью обагренную, фрамею. Пиршества и помещения, хотя и неизысканные, но требуют не мало приготовлений и служат вместо жалованья; а средства к этим щедрым тратам приобретаются войною и грабежом. Да и не так легко убедить их (Германцев) пахать землю и ждать годового урожая, как вызвать врага и заслужить раны. Леностью и медленностью им кажется - в поте, лица приобрести то, что можно снискать кровью.·
15. Каждый раз когда они не заняты войною, то много времени проводят они охотясь, а еще более праздно, предаваясь сну и пище. Самые храбрые и воинственные ничего не делают; все домашние, хозяйственные заботы, попечение о полях вверяют женщинам, старикам и самым слабосильным в семействе, а сами остаются праздными. Чудное разнообразие природных свойств, когда одни и те же люди до такой степени любят бездействие, и ненавидят покой. У общин обычай добровольно и поголовно приносить старейшинам или скота, или произведений земли, и эти-то приношения из чести идут и на нужды. В особенности приятны им бывают дары соседственных народов, которые посылаются не только отдельно от частных лиц порознь, но и от лица целой общины: отборные кони, огромное вооружение, уборы для коней, ожерелья. А теперь уже выучили мы их брать и деньги.
16. Достаточно известно, что ни один Германский народ не живет по городам; они не могут даже выносить жилищ, стоящих в связи одно с другим. Живут они отдельно и порознь где кому понравились источник, поле или роща. Села они строят не по нашему обычаю соединенными вместе и смыкающимися строениями; но каждый заботится, чтобы около его дома было пустое место или, как средство против могущего случиться пожара или вследствие неумения строиться. Не употребляют они в дело ни известки, ни черепицы, а на все самый грубый материал, нисколько не думая о красоте наружного вида и об удовольствии. Некоторые места они тщательно вымазывают землею, до того чистою и блестящею, что она походит на живопись и оттенки красок. Имеют они в обычае открывать и подземные пещеры; сверху наваливают они большое количество навоза, как убежище на зиму и место куда прятать припасы. Этим они в такого рода местах смягчают силу холода. Да и когда приходит неприятель, то он открытые места опустошает, а то, что скрыто или зарыто или остается в неизвестности, или вводит в заблуждение именно тем самим, что надобно его искать.
17. Одежда у всех - короткий плащ, который держится на пряжке, а если её нет, то на колючке терновника; впрочем они без всякой одежды проводят целые дни у очага и огня. Самые богатые отличаются одеждою, не волнующеюся, какую носят Сарматы и Парфы, но тесною и которая плотно охватывает члены порознь. Носят они и шкуры зверей: те, которые ближе живут к берегу Рейна, нерадиво, а те, которые живут подальше, с большею изысканностью, так как им торговля не доставляет никаких убранств. Они выбирают зверей и, содрав кожи, разбрасывают по ним пятна и шкуры животных, которых производит внешний (самый отдаленный) Океан и неведомое море. Одежда женщин не отличается от одежды мужчин, разве только в том, что женщины чаще покрываются льняными тканями, прошивая их красным; но верхнюю часть одежды они не продолжают в рукава, - плечи и руки остаются голыми.
18. Да и ближайшая часть груди остается не покрытою, и несмотря на то - там святы брачные союзы. И вряд ли в каком другом отношении нравы Германцев заслуживают большей похвалы. Они - почти одни из дикарей, довольствуются одною женою, за исключением весьма немногих, которые не из разврата, но вследствие родственных отношений вынуждены заключать несколько брачных союзов. Приданое - не жена мужу приносит, а муж жене. При этом присутствуют родители и родственники и рассматривают дары, а те приспособлены не для удовольствия женщине и не такие, которые служили бы для украшения новобрачной, но (то бывают) быки, взнузданный конь и щит с фрамеею и мечом. За такие-то дары получают они жену; да и она со своей стороны приносит мужу сколько-нибудь оружия. Это главная связь, это самая тайная святыня; это, по их убеждению, божества благословляющие супружеское соединение. Таким образом женщина привыкала к мысли, что помышления о доблести и случайности войны ей не чужды, внушают ей предвестия начинающейся брачной жизни, что она вступает в семейную жизнь, чтобы делить труды и опасности, что и в мирное время и в военное она должна делить и труды мужа и его смелые решения; это говорят ей: запряженные вместе быки, снаряженный конь, подаренное оружие. Так предстоит жить, так и погибнуть; она принимает то, что должна возвратить детям не прикосновенным и не запятнанным, что должна завещать своим невесткам и те передать внукам.
19. Так живут они, огражденные стыдливостью; нет у них обольщений зрелищ, нет развращения приобретаемого среди полных соблазнов пиршеств. Тайны письменности остаются одинаково сокрытыми и для мужчин и для женщин. В народе столь многочисленном преступления против брачных союзов очень редки; наказывать за них дозволено тотчас же и самим мужьям. Обрезав ей волосы, обнажив, в присутствии родных, муж выгоняет ее из дому и по всему селению гоняет розгами. Опозоренной молвою нет никакого оправдания или прощения: ни красота, ни молодость, ни богатства не доставят ей мужа. Тут пороки ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется идти в уровень с веком. Еще лучше обычай тех общин, где замуж выходят только девицы, и надежды и желания супруги возможны только раз. Одного мужа принимают они, как одно тело и одну жизнь, дабы не было мыслей, не было пожеланий далее, дабы в муже любили они не только его, но и самый союз брачный. Ограничивать число детей или кого-либо из рожденных убивать - считается преступлением, и тут добрые нравы значат более, чем в другом месте лучшие законы.
20. В каждом доме обнаженные и неопрятные вырастают до таких громадных тел, до тех огромных членов, которые для нас составляют предмет удивления. Каждого мать вскармливает своими сосцами и не вверяет служанкам и кормилицам. И господина и слугу не отличишь никакими утонченностями (изнеженностями) воспитания, пока возраст не отделит свободно рожденных, пока доблесть не обнаружит их. Поздно наступает пора любовных наслаждений для молодых людей, а потому юные силы их не подвергаются истощению; да и нет торопливости со стороны девиц: тоже внешнее развитие; тот же избыток сил; одинаково цветущие здоровьем соединяются и дети носят на себе отпечаток сил родителей. Сыновья дочерей в таком же почете у дядей, как и у отца; а некоторые полагают, что это родственное отношение представляет связь еще более священную и тесную и преимущественно на нее налегают при требовании заложников, как будто бы они представляют для совести более верное обеспечение и вместе расширяют круг семейства. Впрочем, после каждого наследуют только его дети; завещаний не бывает. Если нет детей, то ближайшую степень в наследстве занимают братья, дяди с отцовской, с материнской стороны. Чем более родных, чем значительнее число свойственников, тем веселее для них старость и одиночество не представляет для них ни малейшей прелести.
21. Брать за свои и враждебные и дружественные отношения отца или родных - считается обязанностью, но вражда не неумолимо продолжается. Даже за убийство человека полагается платеж известным количеством крупного и мелкого скота, и удовлетворение получает целое семейство. Полезно это и для общества., потому что взаимные неудовольствия могут иметь еще более гибельные последствия при свободе. Нет народа, который готов был бы усерднее принимать и угощать. За величайший грех считается кому-либо из людей отказать в крове; каждый по своему состоянию угощает пришельца, устроив пиршество. А когда истощатся его средства, то тот, что только что перед этим был хозяином, указывает на другой гостеприимный дом пришельцу и сам его ведет туда, и неприглашенные они вместе отправляются в ближайший дом. И это не составляет никакой разности, - обоих принимают одинаково радушно. Что относится до права гостеприимства, то между знакомым и незнакомым не делает никакого различия. Когда уходит и чего-нибудь попросят, то в обычае давать, но такая же возможность и взаимно чего-либо требовать. Они любят подарки, но ни данными не попрекают, ни получив не считают себя обязанными. Обращение хозяев с гостями самое приветливое.
22. Тотчас по пробуждении от сна, который по большей части захватывает и значительную часть дня, они омываются водою, чаще теплою, так как у них большую часть года время холодное (зимнее). Омывшись принимают пищу; у каждого место особое и отдельный стол. Как на дела, так часто и на пиршества являются вооруженными. День и ночь проводить в попойке никому в упрек не ставится. Частые, как обыкновенно между пьяных, ссоры; редко они кончаются бранью, а чаще ранами и убийствами. Но по большей части на пиршествах же они совещаются о примирении врагов между собою, о заключении родственных союзов, о выборе начальников, наконец о мире и войне; или потому что у них и нет другого времени, или потому что умы тут и открыты для простых соображений, и воспламеняются на великие. Народ, чуждый хитрости и коварства, в шутках высказывает свои сокровенные мысли. А высказанные и обнаруженные мнения всех на другой день вновь подвергаются зрелому обсуждению, и употребление того и другого времени имеет свой разумный смысл. Высказывают мнения в таком положении, когда вымышлять не умеют, а решают, когда ошибиться не могут.
24. Род зрелища единственный и во всякого рода собрании один и тот же. Голые молодые люди, - это исключительно их потеха, - между мечей и угрожающих фрамей занимаются пляскою. Постоянное упражнение придало искусство, а искусство род изящества; но делается это не для выгоды и не из - за платы: за самые смелые подвиги этой забавы единственная награда - удовольствие зрителей. Игрою в кости, - и поистине это удивительно, - занимаются трезвые и как делом серьезным. И так смелы они и при выигрыше и при проигрыше, что когда лишатся всего, то последнюю и решительную ставку делают из своей свободы и тела. Проигравший - добровольно отдается в рабство и хоть бы он был моложе, сильнее (выигравшего), он позволяет себя связать и весть. До того в таком дурном деле велико их упорство, а они его называют верностью в своем слове. Рабов этого рода спешат передать купцам, чтобы поскорее избавиться от стыда такой победы.
23. Прочими рабами пользуются они не так, как мы, которые распределяем между ними разные домашние обязанности. Каждый из рабов живет отдельно, имеет, свой дом. (Господин велит ему доставить известное количество хлеба, скота или одежд, как бы поселенцу, и раб в этом исполняет его волю. Все обязанности по дому исполняют жена и дети. Редко случаются примеры того, что рабам наносят побои или заключают в оковы или обременяют вынужденною работою. А убивать рабов это в обычае и не побуждению жестокости или любви к строгому порядку, а под влиянием первой вспышки раздражения и гнева, все равно как бы неприятеля, но с той разницею, что раба безнаказанно. Отпущенники немного выше рабов и редко когда приобретают какое-либо значение в доме, а в общественных делах никогда. Исключение составляют те народы, которые находятся под царскою властью. Тут отпущенники становятся выше и свободно рожденных и благородных; а у остальных более низкое положение, в какое поставлены отпущенники, служит доказательством свободы.
26. Торговать деньгами и отдавать их в проценты здесь дело не известное и тем строже соблюдается, чем если бы запрещено было. Поля, по числу обрабатывающих, поочередно занимаемы бывают всеми, а потом они делят меж себя по достоинству каждого; дележ затруднений не представляет, вследствие обширности полей. Пашню ежегодно меняют, и все еще поля остается в избытке. Не стараются они трудом увеличить плодородие и производительность почвы, ни разводить фруктовые деревья, ни отделять лугов, ни производить искусственное орошение садов. От земли требуется лишь одна жатва. Вследствие этого и год у них не представляет столько подразделений, сколько у нас; они имеют и понятия и названия для зимы, весны и лета, но осени - и самое имя и дары им не известны.
27. Относительно похорон не выказывают тщеславия; только то наблюдают, чтобы тела знатных людей сожигаемы были известного рода деревом. Не украшают костер ни одеждами, ни благовониями, кладут туда только оружие умершего; некоторым присоединяют и коня. Могильный холм кладут из дерна. Тяжелую постройку памятников они отвергают с пренебрежением, в убеждении, что он служит лишь бременем для отшедшего. Плач и слезы оставляют скоро, но скорбь и печаль сохраняют долго. Женщинам в честь ставится оплакивать, а мужчинам хранить воспоминание. Вот что мы узнали вообще обо всех Германцах, об их происхождении и нравах; а теперь изложу отдельно каждого народа учреждения и обычаи, насколько они представляют разницу, и то, какие народы переселились из Германии в Галлию.
28. О том, что некогда дела Галлов были в гораздо более цветущем положении, - передает нам знаменитейший из писателей, божественный Юлий, а потому довольно вероятно, что Галлы переходили и в Германию. И действительно, какое ничтожное препятствие представляла река тому, чтобы народ какой-нибудь лишь только усиливался, занимал новые места для жительства - и менял их, так как в них не было ничего определенного и не было еще никаких границ впоследствии возникших царств. Таким образом между Герцинским лесистым хребтом, Рейном и Майном реками жили Гельветы, а далее Бойи - и тот и другой народ Галльского происхождения. И доныне остается название Бойгема и свидетельствует о старинном значении этой местности, хотя жители её и переменились. Не известно, Арависки ли переселились в Паннонию, отделясь от Озов, Германского народа, или Озы от Арависков перешли в Германию, хотя и те и другие и поныне имеют совершенно одинаковые - язык, учреждения и нравы. При равных в прежнее время и недостатках и вольности, и тот и другой берег представляли одни и те же выгоды и невыгоды. Треверы и Нервии, в своих притязаниях на Германское происхождение, гордятся им и этою славою крови хотят отделить себя от сходства с Галлами, ленивыми и беспечными. По самому берегу Рейна живут несомненно Германские народы - Вангионы, Трибоки, Неметы. Да и сами Убии хотя удостоились сделаться колонией Римлян и охотнее называются Агриппинцами, от имени её основателя, но не краснеют вспоминать о своем прежнем происхождении. Некогда перешли они из-за Рейна и, для испытания их верности, поселены на самом берегу Рейна, для отражения неприятелей, а не для того, чтобы самим быть под надзором.
29. Изо всех этих народов особенным мужеством отличаются Батавы; они захватывают только небольшую часть берега, а населяют остров реки Рейна. Некогда составляли они часть народа Каттов, вследствие внутренних раздоров перешедших на эти места жительства, где они и сделались достоянием Римского владычества. За ними (Батавами) остается честь и отличительные признаки древности союза; не знают они платежа дани и не утесняет их сборщик податей; ото всех тягостей и взносов они освобождены и сберегаются на случай войны, как бы запасы оружия и сил для её ведения. В такого же рода зависимости находится и народ Маттиаков. Величие народа Римского отнесло за Рейн и далее старинные рубежи и с ними уважение к его власти. Таким образом земли их и жилища на том берегу, а расположение и мысли с нами заодно; в прочих отношениях походят они на Батавов, кроме того, что в самой почве и климате занимаемой ими области они находят побуждения быть еще смелее. Не стану причислять к народам Германии тех, которые обрабатывают Декуматские поля, хотя они и поселились за Рейном и Дунаем. Самые легкомысленные из Галлов, по самой бедности своей смелые и готовые на все, заняли почву сомнительного владения. Потом проведен был вал, отнесены далее вооруженные прикрытия и владения наши вдались туда как бы заливом и составили часть провинции.
30. За ними Катты начинают свои поселения от Герцинского лесистого хребта по местностям не так низким и болотистым, как прочие народы, а такими местностями в особенности богата Германия. Если где и идут ряды холмов, то мало-помалу становятся все реже. А Каттов провожает лесистый Герцинский хребет и оканчивается только вместе с их владениями. Здешний народ еще крепче телом, имеет мускулистые, сухие члены, суровое выражение лица и много энергии в душе. Много (по крайней мере для Германцев) обнаруживают они рассудительности и соображения: начальников ставят они по выбору, слушают их внимательно, знают строиться в ряды, умеют пользоваться случайностями, умерять пылкость, днем ставят караулы, а на ночь укрепляются валом; на счастье не привыкли рассчитывать, верного успеха ожидая только от мужества. И - явление самое редкое и условленное только правильною дисциплиною - они более полагаются на вождя, чем на войско. Вся сила их в пехоте, и она кроме оружия несет и рабочий инструмент и запасы. Видно, что прочие Германцы идут на сражение, а Катты на войну; редко они делают набеги и при первом случае вступают в битву. Конечно, более свойственно конным силам скоро приготовить победу, скоро отступать. Но самая быстрота граничит со страхом, а медленность ближе к твердости.
31. И у других Германских народов бывает, но редко и как отдельная смелая выходка, а у Каттов в общем употреблении, как только прядут в возраст, - отпускать волосы и бороду и только по убиении неприятеля изменять наружность принятую на себя по обету и как залог храбрости. Над кровью и добычею они открывают чело и говорят, что только тут отплатили они цену своего рождения и с этой поры только сделались достойными отечества и родителей. А трусы и неспособные к войне и остаются с такою растрепанною наружностью. Кроме того самые храбрые носят железное кольцо (а это считается у них постыдным), как бы цепь, и только тогда снимают, когда из них кто-нибудь сам себя оправдает убийством врага. Большинству Каттов нравится являться в таком виде, и так отмеченные (отличенные) седеют они на показ вместе и своим и врагам. Они делают почин во всех сражениях; они постоянно составляют первый ряд грозный видом; даже и в мирное время лица их не принимают более мягкого выражения. Из них никто не заботится о доме или поле или вообще о чем-нибудь; их кормят, как только они к кому придут; пренебрегая своим, они щедры на чужое, пока истощение старости не сделает их неспособными к такому мужественному самоотвержению.
32. Ближайшие соседи Каттов, живущие уже там, где Рейн имеет правильное русло и может уже служить верною границею, - Узипии и Тенктеры. Тенктеры, кроме обычного их значения на войне, отличаются особенным искусством в военном деле на конях. И не менее похвалы заслуживают они конницею, как Катты пехотою. Так заведено предками, а им подражают потомки. Таковы игры детства, в этом соревнуют друг другу молодые люди и до старости остаются они верны этому занятию. Лошади передаются из рода в род в том же семействе, составляя как бы его нераздельную часть и наследственную принадлежность. Делаются они собственностью сына, но не старшего родом, а того, кто более показал храбрости и смелости на войне.
33. Рядом с Тенктерами прежде встречались Бруктеры, а теперь рассказывают, что сюда переселились Хамавы и Ангриварии, вытеснив Бруктеров и почти их истребив с согласия соседственных народов. Ненавистна ли сделалась им надменность Бруктеров, или слишком сладка добыча, или вследствие остатка еще к нам расположения богов. Даже потешили они нас зрелищем побоища и более шестидесяти тысяч Бруктеров пали не от оружия и силы Римлян, но, что гораздо лучше, доставили приятное зрелище их глазам. Сильно вкоренилось и остается у чужестранных народов если не расположение к нам, то, по крайней мере, взаимная ненависть, и когда уже исполнилась судьба нашего владычества, счастье ни в чем нам более помочь не может, как ссорой наших врагов друг с другом.
34. Тыл Ангривариев и Хамавов замыкают Дульгибины и Хазуары и другие народы, не столь достопамятные, а спереди соприкасаются они с Фризиями. Название старших и младших Фризиев получают они от степени своих сил. И тот и другой народ живут вдоль берега Рейна до Океана, кроме того охватывают своими поселениями необъятные озера, по которым плавали и Римские флоты. С этой стороны и Океан не ушел от наших покушений, а молва объяснила, будто бы тут еще есть столбы Геркулесовы. Заходил ли сюда Геркулес в самом деле или все, что где-либо есть величественного, мы привыкли относить к его славе... И не было недостаткам смелости Друзу Германику, но Океан не допустил произвести исследование над собою и Геркулесом. Потом уже никто не возобновлял этих покушений и казалось более святым и уважительным делом - относительно действий богов верить, а не разузнавать.
35. Вот объем наших сведений относительно западной части Германии, а к северу она простирается обширным кругом. Прежде всего тут видим народ Хавков, хотя он начинается от Фризиев и занимает часть морского берега, но касается краем своих земель всех народов, о которых я выше упомянул, и наконец в виде залива вдается в землю Каттов. Такое огромное пространство земель Хавки не только удерживают за собою, но и наполняют; народ среди Германцев именитейший и свою силу он предпочитает оберегать справедливостью. Нет у них сильных страстей, ни бессилия совладать с ними; оставаясь в покое и отдельно, они сами не начинают войн, а потому и сами не бывают жертвою грабежей и разбойнических набегов. И в том главное доказательство их доблести и сил, что они своего первенствующего положения достигают без обиды других. Впрочем, они всегда готовы взяться за оружие и, если обстоятельства требуют, выставить войско. В избытке у них и людей и коней, и хотя в покое остаются, но слава все одна и та же.
36. Живущие бок о бок с Хавками и Каттами Херуски, никем не тревожимые, оставались долго в чрезмерном и изнурительном спокойствии; но это было для них более приятно чем безопасно. Обманчивый покой среди сильных и своевольных народов! Где дело решается силою рук, там честность и умеренность - принадлежности того, кто посильнее. Таким образом Херуски, когда-то добрые и справедливые, ныне именуются - недеятельными и глупыми, а Каттам, которые их победили, счастье обратилось в мудрость. Увлечены в гибель Херусков и Фозы, сопредельный с ними народ; бедствие они разделили одинаково, хотя в цветущее время (Херусков) занимали только второстепенное положение.
37. В том же закоулке Германии ближайшие к Океану живут Кимвры, ныне небольшая община, но огромною славою покрытая. На далекое пространство существуют следы древней славы, и на том и на другом берегу (Рейна) обширные лагери, по протяжению которых и теперь можешь обсудить о многочисленности и силе народа и поверишь, что действительно было их грозное вторжение. Шестьсот сороковой год шел нашему городу, когда в первый раз пронесся слух о военных действиях Кимвров в консульство Цецилия Метелла и Папирия Карбона. И если с того времени сочтем мы до второго консульства императора Траяна, то окажется почти двести десять лет. Вот как долго побеждаем Германию! В столь значительном промежутке времени, много было потерь и с той и с другой стороны. Ни Самниты, ни Карфагеняне, ни Испании и Галлии, ни Парфы не давали нам так часто уроков, так как вольность Германцев устойчивее царства Арзакова. Что иное может нам поставить в упрек Восток, павший к ногам Вентидия, кроме убийства Красса, за которым последовала, впрочем, и гибель самого Пакора. А Германцы разбили или в плен взяли Карбона, Кассия, Скавра Аврелия, Сервилия Цепиона и даже самого Кн. Мария; истребили вместе с тем пять консульских армий народа Римского и самого Цезаря лишили Вара и трех с ним легионов. И не безнаказанно К. Марий в Италии, божественный Юлий в Галлии, Друз, Нерон и Германик в их собственных землях имели с ними столкновения. Вслед за тем они насмеялись над страшными угрозами К. Цезаря. Тут они остановились в покое, пока, пользуясь случаем внутренних у нас раздоров и междоусобной войны и взяв силою зимние квартиры легионов, простерли было домогательство и на Галлию, и опять оттуда прогнанные, в ближайшее к нам время служили скорее поводом к триумфам, чем на самом деле были побеждены.
38. Теперь скажем о Свевах, которых не одно племя, как Каттов и Тенктеров; они владеют большею частью Германии, имея разные подразделения народа и наименования, хотя общее им имя одно - Свевы. Отличительный признак народа - поднимать волосы к верху и стягивать их узлом. Как Свевы этим отличаются от прочих Германцев, так и среди их отличаются этим свободнорожденные от рабов. И у других народов, вследствие ли родства какого-либо со Свевами или (что часто случается) вследствие подражания, - встречается тот же обычай, но редко, и только у молодых людей, а у Свевов до седины поднятые к верху волосы отбрасывают назад и часто на одной маковке связывают. Старейшины делают это с большею заботою о красоте, но безо всякой дурной мысли. Не с тем чтобы нравиться и прельщать, но чтобы придать себе росту и ужаса, они отправляются на поход причесанные так - собственно напоказ неприятелю.
39. О Семнонах упоминают как о древнейших и благороднейших (по происхождению) Свевах. Подтверждением древности служит религиозное верование. В положенное время сходятся они в лес, священный по преданиям предков и тайным исстари к нему ужасом. Тут, всенародно принеся в жертву человека, дикари совершают начатки своих возмутительных обрядов. Есть еще и другое доказательство уважения, которое они питают к этой роще. Входить туда не может никто иначе, как связанный, в виде сознания своего ничтожества и явственного доказательства преобладания божества. Если он случайно упадет, то не дозволяется подняться и встать; по земле катится вон. Все суеверие обращено к тому, чтобы показать, что тут-то начало народа, здесь правит божество их всех; все же прочее в повиновении и зависимости. Значение этому придает и сила, и счастье Семнонов, живущих во ста волостях; видя свою многочисленность, они считают себя главными в ряду Свевов.
40. Напротив Лангобардам доставляет почетную известность самая их малочисленность; будучи окружены самыми сильными и многочисленными народами, они находят себе безопасность не в повиновении, но в сражениях и опасностях. Затем Авионы, Англы, Варины, Евдозы, Свардоны, Нуитоны ограждены реками и лесами. Каждый из этих народов не представляет сам по себе ничего замечательного кроме того, что они все вообще чтут Герту, то есть мать землю, и полагают, что она вмешивается в дела человеческие и посещает народы. На острове Океана есть девственная роща и священная в ней колесница покрытая одеждою. Прикасаться к ней дозволено только одному жрецу. Он понимает, когда богиня является в глубине святилища, и провожает с величайшим почтением ее, когда она едет на коровах. Эти дни считаются праздничными; места, которые она (богиня) удостоит своим прибытием и посещением, торжествуют. В это время не принимают участия в войнах и не берут оружия; всякое железо под замком. Мир и спокойствие тут только и знакомы, тут только их и любят, пока тот же жрец пресытившуюся общением смертных богиню возвращает в храм. За тем колесницу и одежды и, если хочешь верить, самую богиню омывают в потаенном озере. Рабы исполняют это и потом тотчас же исчезают в этом же пруде. Вследствие этого - тайный ужас и святое неведение предмета, который они видят только в минуту гибели.
41. И эта часть Свевов проникает в самую глубь Германии. Ближе (как перед этим я шел по течению Рейна, так теперь Дуная) община Гермундуров, верная Римлянам, и потому одним им из Германцев дозволена торговля не только на берегу, но и в глубине страны и в самой цветущей колонии провинции Ретии. Они имеют везде свободный доступ и без провожатых. И если другим народам показываем мы только оружие и лагери наши, то этим открываем домы и виллы (загородные дома), не возбуждая их жадности. В земле Гермундуров получает свое начало река Альбис (Эльба), некогда славная и хорошо известная, а ныне мы ее знаем только по слуху.
42. Подле Гермундуров живут Нариски, а за ними Маркоманны и Квады. В особенности отличаются и славою и силами - Маркоманны; самые места для жительства снискали они доблестью, прогнав некогда Бойев. Да и Нариски и Квады не изменяют своему происхождению. Это как бы передовой пост Германии, насколько она выдается к Дунаю, составляющему вместе с тем тут и её защиту. У Маркоманнов и Квадов, даже до памяти нашей, цари были из их родов; в особенности отличаются знатностью Марободуи и Тудры; но уже они переносят и иноземных властителей. Сила и могущество царей опираются на влиянии Римлян; те помогают редко оружием, а чаще деньгами нашими.
43. И не менее имеют силы живущие позади Марсигны, Готины, Озы, Бурии; они замыкают тыл Маркоманнов и Квадов; из них Марсигны и Бурии напоминают Свевов и языком, и образом жизни. Готинов - галльский, а Озов - паннонский язык уличают, что они не Германцы, а также и то, что они переносят дань, частью наложенную, как на чужеродцев, Сарматами, частью Квадами. А Готины, еще к большему своему посрамлению, копают и железо. Все эти народы занимают очень немного ровных мест, а большею частью живут в лесах и на вершинах гор. Всю Свевию делит и перерезывает непрерывный горный хребет, за которым живут весьма многие народы; из них более всего распространилось наименование Лигиев, с подразделением на многие общины; достаточно наименовать особенно сильные: Ариев, Гельвеконов, Манимов, Елизиев, Нагарвалов. У Нагарвалов показывают священную рощу со старинным верованием. Во главе его стоит жрец в женственном уборе; упоминают, будто бы эти боги, по понятиям Римлян, - Кастор и Поллукс. Вот значение божества, а именуется оно Альцис. Изображений никаких и никакого следа чужеземного суеверия. Впрочем, они чтут их как братьев, как молодых людей. - Арии, кроме того, что силами превосходят другие, только что перед этим поименованные народы, свирепые видом, врожденную дикость усиливают искусством и временем: щиты у них черные, тела окрашенные; для сражений они выбирают темные ночи. Своим страшным видом и подобием похоронного войска они наводят ужас. Ни один из врагов не выдерживает невиданного и как бы адского зрелища, а во всех сражениях зрение побеждается прежде всего. За Лигиями находятся Готины, под управлением царей, хотя и более строгим, чем у других Германских народов, но не совсем несовместным со свободою; непосредственно к Океану - Ругии и Лемовии. Все эти народы имеют отличие: круглые щиты, короткие мечи и повинуются царям.
44. За ними общины Суионов, среди самого Океана; они сильны не только оружием и воинами, но и флотом. Суда их имеют ту особенность, что и с той и другой стороны устроенная носовая часть дает возможность приставать к берегу. Управление посредством парусов им не известно, и гребцы не сидят в порядке по сторонам. Гребля совершенно свободная, как на некоторых реках, и, смотря по обстоятельствам, в ту ли, в другую ли сторону нужно бывает, легко обращают туда судно. В почете у них и богатство, а потому властвует один, уже безо всяких ограничений, и не на шутку приходится повиноваться. Оружие у них не так как у прочих Германцев, у которых оно в постоянном употреблении, но находится под замком и охраною раба. От нечаянных нападений неприятеля ограждает Океан, а вооруженные праздные толпы легко могут перейти к своеволию. Да и очень понятно, почему пользы царя не дозволяют начальником над оружием сделать ни кого-либо из знатных, ни из свободнорожденных, ни даже отпущенника.
43. За Суионами другое море - тихое и почти недвижное; что оно опоясывает и замыкает круг земной, из того можно заключить, что свет заходящего солнца остается опять до его восхода, и в таком блеске, что звезды меркнут. Общее убеждение присоединяет к этому, что слышатся звуки, видны бывают подобия богов и лучи над головою. Только до этих мест, - и в этом молва основательна, - простирается естество. Волны Свевского моря с правой стороны омывают земли народа Эстиев; обычаи их и наружность - Свевские, а язык ближе к Британнскому; они чтут матерь богов; отличительным признаком их суеверия то, что они носят формы кабанов. Это им вместо оружия и всякого рода защиты: покрытый ею поклонник богини считает себя безопасным и между, врагов. Употребление железа редко, а больше в ходу дубины. Они занимаются производством хлеба и других плодов, и с большим терпением, чем какое совместно с обычною в этом отношении ленью Германцев. Они производят поиски даже в самом Океане, и только они одни собирают по мелководным местам и берегу янтарь, который они сами называют глезом. Как дикари, они не занимаются исследованием и не знают ничего верного относительно того, как родится янтарь и вследствие каких причин. И долго валялся он среди других веществ, выбрасываемых морем, пока наша роскошь не придала ему значения; а им (здешним жителям) ни на какую потребу: в необработанном, грубом виде собирают его и без всякой обделки доставляют и сами с удивлением принимают за него деньги. Впрочем, легко понять, что это древесный сок, потому что некоторые и земнородные животные, и даже пернатые очень часто там сквозят; попав раз в жидкость, они остаются там, когда она мало-помалу твердеет. Вследствие этого я полагал бы, что как на отдаленном Востоке есть деревья, которые отделяют бальзам и благовония, так и на островах и землях Запада есть обильные произведениями плодоносные рощи и леса. И тут, под влиянием сильного действия лучей солнца, находящегося в близком расстоянии, вытекает жидкость и стекает в находящееся недалеко море и силою бури выбрасывается на противоположный берег. Если станешь испытывать свойство янтаря, поднеся его к огню, то он горит как смолистое дерево и дает пламя сильное и пахучее, а потом тянется в виде смолы или вара. - За Суионами непосредственно следует народ Ситонов; в прочих отношениях представляя с ними сходство, одним отличается, что признавая над собою власть женщины, тем поставил себя низко не только между народами свободными, но даже и рабствующими.
46. Тут кончается Свевия. Нахожусь в сомнении - народы Певкинов, Венедов и Феннов причислить ли к Германцам или к Сарматам, хотя Певкины, которых называют и Бастарнами, языком, образом жизни, жилищами и домашнею жизнью не отличаются от Германцев. Только они очень нечистоплотны и знатные люди коснеют в бездействии. Смешанными браками они заимствовали кое-что из гнусных обычаев Сарматских. Венеды, в отношении нравов, многое у них переняли. По всему пространству лесов и гор, сколько их есть между Певкинами и Феннами, они бродят и грабят. Впрочем, они скорее могут быть отнесены к Германцам, потому что и дома строят, и щиты носят, и любят они ходить и притом очень быстро. Совсем иное у Сарматов, которые живут в повозках и на конях. Удивительна дикость Феннов, отвратительна их бедность. Не имеют они ни оружия, ни коней, ни домашнего приюта; питаются травою, одеваются шкурами, спят на земле; единственная их надежда на стрелы, и у них, за недостатком железа, делают острие из кости. И мужчины и женщины одинаково кормятся охотою; последние везде провожают первых и просят себе части добычи. И детям нет другого убежища от диких зверей и дождей, как если где найдут кров в сплетенных сучьях деревьев. Сюда же возвращаются молодыми людьми; это убежище старцев. Но они считают себя счастливее, чем томиться над обрабатыванием земли, трудиться над построением домов, о своей и других судьбе заботиться с надеждою и опасениями. Спокойны они в отношении людей, спокойны в отношении богов и достигли самого трудного дела: они не имеют нужды желать чего-либо. Все прочее уже относится к области вымыслов, будто бы Геллузии и Оксионы имеют вид людей и лицо, а тело и члены диких зверей. Это я так и оставляю, не имея возможности поверить на деле.