Α. Обвинительная речь по делу об убийстве, против кого неизвестно
Содержание
Антифонт повсюду показывает присущую ему силу, но особенно - в этих тетралогиях, в которых он состязается сам с собой: ибо, сказав две речи за обвинителя, он позаботился и о двух речах за обвиняемого, причем и в тех и в других в равной степени отличился. Итак, эта речь напоминает речь Лисия, написанную против Микина[1]; содержание же она имеет следующее. Некто, возвращавшийся с обеда, был найден заколотым вместе с провожатым[2]. После его смерти какой-то его родственник обвиняет его врага в том, что он совершил убийство, а тот отрицает. Поэтому статус речи - предположительный, причем не в полной мере: предположение высказывается только относительно лица. А деление речи таково. Во вступлении...[3] Обращения к судьям речь не имеет - из-за того, что тогда еще всё это искусство не было хорошо известно. Говорящий первую речь в судебных процессах вначале обратился к рассмотрению причин, посредством чего он показал, что убийцей не является никто из тех, которые должны быть в числе подозреваемых. Затем он так изменяет постановку вопроса, чтобы показать, что человек погиб в результате злоумышления, и, наконец, делает упор на этот момент умысла. Требование доказательств он снимает ввиду свидетельства раба. Затем идут отступление и заключение.
1. Те дела, которые замышляются кем попало, нетрудно изобличить. Но когда такое совершают люди с недурными способностями, опытные в делах, находящиеся в том возрасте, в котором мысль работает лучше всего, - трудно их и опознать, и изобличить. 2. Ведь из-за большого риска те, кто такое замышляет, заранее заботятся о безопасности. Они не раньше берутся за дело, чем примут меры против любого подозрения. Итак, вам[4], зная это, следует, даже если вы услышите что-нибудь всего лишь правдоподобное, вполне верить. А мы, возбуждая иск об убийстве, вовсе не желаем преследовать невиновного, отступившись от виновника. 3. Ведь мы точно знаем, что весь город будет им осквернен[5], пока мы не начнем его преследовать. И кощунство ложится на нас, и наказание за вашу ошибку падает на нас, коль скоро мы не по справедливости обвиняем. А поскольку вся скверна падает на нас, мы попытаемся на основании того, что знаем, со всей возможной ясностью показать вам, что он[6] убил человека.
4[7] ...Ибо никто, коль скоро он так сильно рисковал своей жизнью, не отверг бы готовой выгоды, находящейся у него в руках: а между тем жертвы были найдены в гиматиях[8]. И, право же, не убил его кто-то, бесчинствуя в пьяном виде; иначе он был бы опознан участниками пирушки. И не из-за перебранки случилось это: не на исходе ночи и не в одиночестве бранились они[9]. И не попал он в него, метя в другого[10]: иначе он не убил бы вместе с ним и провожатого. 5. А коль скоро устраняется любое[11] другое подозрение, сама смерть показывает, что человек был умышленно убит. Кто же с большей вероятностью предпринял это дело, если не тот, кто уже раньше претерпел от убитого много зол и считал, что претерпит еще больше? Обвиняемый именно таков: ведь он, издавна будучи враждебен своей жертве, возбуждал против нее многочисленные и серьезные иски публичного характера, но ни в одном не победил. 6. Он и сам подвергался со стороны жертвы еще более серьезным и многочисленным искам, причем ни разу не был оправдан, и в результате лишился значительной части состояния. Так, совсем недавно он был обвинен убитым в краже священных предметов, и ему грозил штраф в два таланта. Он сознавал, что совершил преступление, на опыте столкнулся с искусством своего противника и питал к нему злобу за эти прежние события. Так вероятно, что он и замыслил убийство; вероятно и то, что он убил человека, защищаясь от его враждебности. 7. Ведь и желание мести заставило его забыть об опасностях, и боязнь грядущих неприятностей, выводя его из себя, побудила действовать с большей горячностью. К тому же он надеялся, совершив это, что убийство останется нераскрытым и он избежит процесса о краже: никто не выступит с жалобой и дело пройдет без последствий. 8. Впрочем, он полагал, что, даже если и будет осужден, то достойнее претерпеть это, отомстив, чем малодушно погибнуть в результате процесса, никак за это не отплатив. А он твердо знал, что процесс проиграет: ведь иначе он не счел бы, что теперешний суд для него безопаснее[12].
9. Это и заставило его совершить нечестие[13]. Свидетелей же преступления, если бы их было много, мы бы многих и представили. Но присутствовал при деле один лишь провожатый, и свидетельствовать будут те, кто его слышал. Ведь он был подобран еще живым; мы его расспрашивали, и он сказал, что из тех, кто их бил, он узнал только этого человека[14]. Последний совершенно изобличается и соображениями вероятности, и очевидцами, и он никаким образом не может быть вами оправдан: это было бы и несправедливо, и не полезно. 10. Ибо злоумышленников вообще невозможно будет изобличать, если они не изобличаются ни очевидцами, ни соображениями вероятности. И не полезно вам, что такой человек, оскверненный и запятнанный преступлением, входя в святилища богов, оскверняет и их чистоту, а также, садясь за один стол с невиновными, заражает их своей скверной. Ведь от этого случаются и неурожаи, да и в целом дела идут плохо[15]. 11. Итак, вам следует считать наказание этого человека делом, имеющим отношение к вам самим: возложите на него самого его нечестивые поступки и сделайте так, чтобы это было его личное несчастье, а город от него был бы чист.
[1] Речь Лисия против Микина, к сожалению, не сохранилась. Она была, судя по тому, что о ней известно, ценным памятником юридической мысли.
[2] Имеется в виду раб-провожатый. В действительности обстоятельства дела были несколько иными (раб был не убит, а смертельно ранен); см. текст самой речи.
[3] В тексте лакуна.
[4] Обращение к судьям.
[5] В исследовательской литературе часто отмечается (см. хотя бы: Carawan 1998, 192 ff.; Gagarin 2002, 109 ff.), что мотив скверны, порожденной убийством, постоянно фигурирует именно в «Тетралогиях» Антифонта (в дальнейшем мы не раз будем иметь возможность в этом убедиться), в то время как в его речах, написанных для реальных процессов, этот мотив практически отсутствует, хотя они тоже посвящены тематике, связанной с убийствами. В «Тетралогиях», таким образом, проявляется какой-то более архаичный тип мышления. Иногда считают, что причина этого – более раннее время написания «Тетралогий» по сравнению с другими дошедшими произведениями Антифонта. Нам, однако, представляется, что дело скорее в другом. В «Тетралогиях» не требовалось применяться к реальным воззрениям присяжных, слушающих дело; в них Антифонт мог свободно сосредоточиться на тех аспектах рассматриваемой проблематики, которые были наиболее интересны ему самому.
[6] Обвиняемый.
[7] В начале этого параграфа в тексте имеется лакуна, которая в издании Бласса – Тальхейма восполняется так: «И ведь не похоже, что этого человека убили злодеи». Дополнение представляется довольно вероятным, его в большинстве своем воспроизводят и последующие издания. «Злодеи» (κακοοῦργοι) – здесь уличные грабители. См. об этой категории преступников: Hansen 1976.
[8] То есть не раздетые, не ограбленные.
[9] Спорное место. В этой фразе Жерне дополняет частицу ἄν, Бласс и Тальхейм – нет. А ведь в зависимости от ее наличия или отсутствия смысл меняется, можно сказать, на противоположный (casus realis переходит в casus irrealis). Мы переводим исходя из текста оригинала, в которой частицы ἄν нет.
[10] То есть по ошибке.
[11] «Любое» – дополнение Жерне.
[12] Некорректный аргумент, основанный на petitio principii.
[13] Убийство характеризуется здесь как нечестие, т.е. вновь подчеркивается религиозный характер этого преступления.
[14] Обвиняемого.
[15] Вновь мотив скверны.