Четвертая книга
1. В следующую летнюю кампанию, в ту пору, когда хлеб начинает колоситься (425 г.), десять сиракусских кораблей и столько же локрских[1] вышли в море и по приглашению самих мессенян заняли Мессену, что в Сицилии. Мессена, таким образом, отложилась от аѳинян.[2] (2) Сиракусяне поступили так главным образом потому, что, как они видели, этот пункт Сицилии удобен для высадки, а также из страха, как бы аѳиняне когда-нибудь не воспользовались городом как базисом для нападения на Сиракусы с более значительными силами. (3) Локры же со своей стороны действовали так из вражды к региянам, желая теснить их войною с обеих сторон.[3] Локры вместе с тем вторглись в Регийскую область со всем войском, чтобы помешать региянам подать помощь мессенянам, а кроме того, по настоянию находившихся у них регийских изгнанников. Дело в том, что в Регии долгое время царили междоусобные распри, и при тогдашнем положении регияне не в силах были отразить локров, которые наступали тем сильнее. (4) По опустошении полей локры с сухопутным войском отступили, корабли же их остались для наблюдения за Мессеной. Другие снаряжавшиеся корабли должны были идти туда же,[4] стать на якоре и оттуда вести войну.
2. В ту же самую пору весны, когда хлеб еще не созрел, пелопоннесцы и их союзники вторглись в Аттику под начальством царя лакедемонян Агида, сына Архидама, и, утвердившись там, стали опустошать поля. (2) Между тем аѳиняне отправили в Сицилию сорок кораблей, снаряжением которых они были заняты, под командою остальных своих стратегов, Евримедонта и Софокла; третий стратег Пиѳодор прибыл уже в Сицилию ранее.[5] (3) Им приказано было на пути мимо Керкиры позаботиться также о судьбе находившихся в городе керкирян, которые подвергались разбойническим нападениям со стороны скрывавшихся на горе изгнанников.[6] К Керкире же пошли шестьдесят пелопоннесских кораблей на помощь тем керкирянам, которые находились на горе; корабли эти рассчитывали легко захватить город и потому еще, что там был сильный голод. (4) Что касается Демосѳена, который со времени возвращения своего из Акарнании оставался не у дел,[7] то аѳиняне в ответ на его просьбу разрешили, если он желает, воспользоваться упомянутыми сорока кораблями для военных операций в пелопоннесских водах.[8]
3. Когда аѳиняне подошли на кораблях к берегам Лаконики и узнали, что пелопоннесские корабли уже у Керкиры,[9] Евримедонт и Софокл стали торопиться туда. Демосѳен же уговаривал их пристать прежде всего к Пилосу, сделать то, что там вызвано будет обстоятельствами, и затем продолжать путь. Евримедонт и Софокл стали возражать, но случилась буря, которая и прибила флот к Пилосу. (2) Демосѳен тотчас стал требовать укрепить этот пункт, говоря, что именно ради этого-то он и принял участие в походе. Он указывал на чрезвычайное обилие находящегося здесь леса и камня, на природную укрепленность местности, а также на необитаемость ее на большом пространстве. В самом деле, Пилос отстоит от Спарты стадий на четыреста[10] и находится на земле, которая некогда входила в состав Мессении; лакедемоняне называют ее Корифасием. (3) Товарищи Демосѳена указывали, что в Пелопоннесе необитаемых мысов много для того, чтобы вводить государство в расходы, если ему это желательно. Напротив, Демосѳену пункт этот казался предпочтительнее всякого другого, так как при нем была гавань;[11] мессеняне с давнего времени здесь туземцы и говорят на одном языке с лакедемонянами,[12] а потому, имея Пилос опорною базою, могли бы причинять им величайший вред и вместе с тем надежно охранять местность для аѳинян. 4. Однако Демосѳену не удалось убедить ни стратегов, ни воинов; впоследствии он сообщил свой план и таксиархам. По причине штиля войско оставалось в бездействии, пока сами воины, ничем не занятые, не пожелали, расположившись кругом, обнести местность укреплениями. (2) Воины, принявшись за дело, работали без железных инструментов для обделки камней, а сносили отборные камни и при кладке старались прилаживать их один к другому. Если где требовалась глина, воины за недостатком коробов носили ее на спине, сгибаясь настолько, чтобы она держалась возможно крепче, и скрещивая руки назади, чтобы глина не сползала. (3) Всячески торопились аѳиняне покончить с укреплениями наиболее слабых пунктов до прибытия лакедемонян. Дело в том, что бо́льшая часть местности укреплена была самой природой и вовсе не нуждалась в укреплении. 5. А лакедемоняне в это время справляли какое-то празднество, да и полученное известие мало их встревожило: они полагали, что с выступлением их в поход аѳиняне или не станут дожидаться неприятеля, или им легко будет взять укрепление силою. Лакедемонян несколько задержало и то обстоятельство, что их войско находилось в области Аѳин,[13] (2) Аѳиняне в течение шести дней укрепили местность со стороны суши, а также, где это представлялось наиболее нужным, и в других частях; для защиты местности они оставили Демосѳена с пятью кораблями, а сами с большинством кораблей поспешно направились к Керкире и Сицилии.[14]
6. Находившиеся в Аттике пелопоннесцы, когда получена была весть о занятии Пилоса, поспешно выступили в обратный путь. Лакедемоняне и царь их Агид понимали, что пилосское дело близко их касается; к тому же они вторглись в Аттику рано, когда хлеб был еще зелен, и потому для большей части их войска не хватало съестных припасов; наконец, войско терпело и от наступивших холодов, которые были сильнее обыкновенных в эту пору года. (2) Таким образом, по многим причинам войско лакедемонян отступило раньше, и вторжение это было самым кратковременным: в Аттике пелопоннесцы оставались пятнадцать дней.
7. В то же время афинский стратег Симонид, собрав немногих аѳинян из гарнизонов и множество ѳракийских союзников, занял при помощи измены враждебную аѳинянам колонию мендян[15] на Ѳракийском побережье Эион. Однако на помощь городу тотчас явились халкидяне и боттиеи,[16] Симонид был выбит и потерял много воинов.
8. После отступления пелопоннесцев из Аттики спартиаты и ближайшие из периеков[17] немедленно отправились на помощь к Пилосу. Выступление остальных лакедемонян[18] было замедлено тем, что они только что возвратились из другого похода. (2) Впрочем, лакедемоняне объявили по всему Пелопоннесу приказ идти возможно скорее к Пилосу и послали за своими шестьюдесятью кораблями, стоявшими у Керкиры.[19] Корабли эти были перетащены через левкадский перешеек[20] и, не будучи замечены аттическими судами, что были у Закинѳа,[21] явились к Пилосу. (3) К тому времени прибыло уже и сухопутное войско. Когда пелопоннесцы были еще на пути к Пилосу, Демосѳен поспешил послать тайно два корабля к Евримедонту и к аѳинянам, находившимся у Закинѳа, с известием о случившемся и с требованием явиться к нему, так как Пилосу угрожает опасность. (4) Согласно этому требованию Демосѳена, флот поспешно отплыл. Между тем лакедемоняне готовились напасть на укрепление с суши и с моря в надежде легко овладеть сооружением,[22] так как возведено оно было наскоро и имело небольшой гарнизон. (5) В ожидании аттических кораблей, шедших на подкрепление от Закинѳа, лакедемоняне намеревались в случае, если им раньше не удастся взять Пилос, запереть входы в гавань, чтобы аѳиняне не могли войти в нее для стоянки. (6) Дело в том, что перед гаванью, вблизи нее, тянется остров по имени Сфактерия, который защищает гавань и суживает входы в нее; с одной стороны, со стороны[23] афинского укрепления и Пилоса, он оставляет проход для двух кораблей, с другой,[24] со стороны материка, - для восьми-девяти. Весь остров изобиловал лесом, вследствие необитаемости был непроходим и в длину имел около пятнадцати стадий.[25] [26] (7) Лакедемоняне рассчитывали запереть входы в гавань с помощью плотно сдвинутых кораблей, обращенных носами вперед. На остров они, опасаясь, как бы неприятель не открыл оттуда против них военных действий, переправили гоплитов, а остальное войско выстроили вдоль берега. (8) Так, думали они, и остров будет представлять опасность для аѳинян, да и берег материка, потому что на нем не было мест для высадки. Действительно, та часть Пилоса, которая находится по ту сторону за входом в гавань и обращена к открытому морю,[27] не имеет гаваней, а потому неприятель не может найти там такого места, откуда он подал бы помощь своим; напротив, сами они, думали лакедемоняне, будут, очевидно, в состоянии, не давая битвы на море и не подвергаясь опасности, взять Пилос посредством осады, так как в нем нет съестных припасов и занят он незначительными силами. (9) Так решили лакедемоняне и переправили на остров гоплитов, выбранных из всех лохов по жребию. Прежде переправлялись туда посменно и другие воины; последних же, переправившихся на остров и оставленных там, было четыреста двадцать человек, да еще илоты при них. 9. Начальником их был Эпитад, сын Молобра. Замечая, что лакедемоняне намереваются повести наступление с моря и с суши, Демосѳен со своей стороны стал также готовиться: последние из оставшихся еще у него триер[28] он притянул к укреплению и прикрыл их палисадом, гребцов их вооружил простыми щитами, сплетенными большею частью из ивы. Объясняется это тем, что в необитаемой местности нельзя было добыть тяжелого вооружения, да и то, которое получили гребцы, аѳиняне взяли с пиратского тридцативесельного мессенского корабля и маленького судна, которое они нашли, прибыв в Пилос. На корабле находилось также около сорока мессенских гоплитов, которых Демосѳен присоединил к остальным воинам. (2) Большинство своих воинов, как недостаточно, так и вполне вооруженных, он выстроил со стороны материка на наиболее укрепленных и надежных пунктах и отдал приказание отражать сухопутное войско, если оно перейдет в наступление. Сам Демосѳен выбрал из всех воинов шестьдесят гоплитов и немного стрелков и выступил из-за стены к морскому берегу, где скорее всего можно было ожидать попытки со стороны неприятеля сделать высадку. Местность здесь суровая и скалами обрывается к морю, зато укреплена она была слабее, чем где-либо в других пунктах, и Демосѳен полагал, что это обстоятельство соблазнит лакедемонян постараться высадиться именно здесь. (3) Дело в том, что у самих аѳинян была надежда никогда не потерпеть поражения на море, и потому они не возводили сильного укрепления; но они понимали, что лакедемоняне, если упорно будут вести высадку, возьмут этот пункт. (4) Итак, Демосѳен подошел с этой стороны к самому берегу, выстроил гоплитов в боевой порядок с целью воспрепятствовать, если будет возможно, высадке неприятеля и обратился к воинам со следующим увещанием.
10. "Воины, вместе со мною отважившиеся на предстоящую опасность! Никто из вас в столь затруднительном положении не должен стремиться к тому, чтобы выказать свою сообразительность при оценке всех окружающих нас опасностей. Напротив, пусть всякий стремится к тому, чтобы прямо идти на врага, без колебаний, в полной надежде, что и из этой опасности он выйдет невредим. Во всех случаях, как и в настоящем, когда дело доходит до того, что представляется неизбежным, бывает потребно возможно быстрое решение и риск. (2) Впрочем, я вижу, что обстоятельства большею частью складываются благоприятно для нас, если только мы пожелаем удержать нашу позицию и, не устрашившись многочисленности неприятеля, не пренебрежем выгодами нашего теперешнего положения. (3) В самом деле, недоступность пункта я считаю выгодною для нас: она поможет нам, если мы будем держаться твердо; в случае же отступления, если неприятель не встретит никакого противодействия, пункт наш из труднодоступного сделается легкоодолимым, и враг будет тем страшнее для нас, чем отступление станет для него труднее, хотя бы тогда мы и стали его теснить. (4) Ведь пока неприятель на кораблях, отражать его легко, но, высадившись на сушу, он становится уже в равное с нами положение. Что касается многочисленности врага, то не следует чересчур бояться ее, потому что, невзирая на свою многочисленность, лакедемоняне будут сражаться только небольшими отрядами вследствие трудного доступа к берегу. Более многочисленное войско, находящееся в одинаковых с нами условиях, стоит против нас не на суше, а на кораблях, а для последних все должно зависеть от многих благоприятных обстоятельств на море. (5) Таким образом, я полагаю, наша малочисленность уравновешивается трудностью положения лакедемонян. Притом же вы, как аѳиняне, знаете сами по опыту, что ни при каких усилиях высадиться с кораблей нельзя, если только противник не подается назад, не отступает в страхе перед шумом волн и грозным наступлением кораблей. А потому я уверен, что вы будете держаться стойко и, отражая неприятеля с береговой линии, спасете себя и удержите за собой эту местность".
11. После этого увещания Демосѳена аѳиняне ободрились еще больше, спустились к берегу и выстроились у самого моря. (2) Лакедемоняне с сухопутным войском снялись с лагеря и одновременно начали приступ против укреплений с суши и с моря на сорока трех кораблях. Навархом их был спартиат Ѳрасимедид, сын Кратесикла. Он напал на укрепление в том месте, где и ожидал Демосѳен. (3) Аѳиняне защищались также с обеих сторон, с суши и с моря. Лакедемоняне разделили свой флот на небольшие эскадры, потому что нельзя было пристать с большим числом кораблей, и эти эскадры отдыхали по очереди и делали наступления с полною энергиею и при взаимных поощрениях в надежде отбросить неприятеля и овладеть укреплением. (4) Больше всех отличился Брасид. Командуя триерою и замечая, что прочие триерархи и кормчие вследствие малодоступности берега колеблются и опасаются разбить свои корабли даже в таких местах, где, казалось, можно было пристать к берегу, Брасид кричал, что нечего жалеть бревен и оставлять в покое неприятеля, который возвел укрепление на их земле. Он приказывал добиваться во что бы то ни стало высадки, хотя бы при этом разбились их корабли, а от союзников требовал в вознаграждение за важные, оказанные им услуги не колебаться жертвовать своими кораблями для лакедемонян в столь трудную минуту, подойти к берегу, каким бы то ни было способом высадиться и овладеть войском и местностью. 12. Так возбуждал Брасид прочих кормчих; своего же кормчего он заставил причалить к берегу и уже было направился к трапу. Но в то время, как Брасид пытался высадиться, он был оттиснут аѳинянами и, получив много ран, лишился чувств. В тот момент, как Брасид упал на корабль в той части его, где нет весел, щит его свалился с руки в море. Выкинутый на берег щит был поднят аѳинянами и послужил впоследствии трофеем, который они водрузили в память этой атаки. (2) Прочие лакедемоняне, хотя и выказывали большую энергию, высадиться не могли, потому что местность была неприступна, да и аѳиняне держались стойко, ничуть не подаваясь назад. (3) Так переменилась судьба: аѳиняне отбили натиск лакедемонян на суше, и притом в самой Лаконике, тогда как лакедемоняне действовали против аѳинян на море, пытаясь высадиться с кораблей на своей собственной земле, которая теперь стала для них неприятельскою. Действительно, в то время слава лакедемонян в значительной степени опиралась на то, что они как главным образом материковые жители сильнее всех в сухопутной войне, аѳиняне, что они как народ морской имеют превосходство больше всего на море. 13. Этот день и часть следующего лакедемоняне делали атаки, но потом прекратили их. На третий день они отправили к Асине вдоль берега несколько кораблей за лесом для боевых машин. Лакедемоняне надеялись, что хотя стена со стороны гавани и высока, но в этом месте всего удобнее можно сделать высадку и потом взять укрепление с помощью машин. (2) Тем временем явились афинские корабли от Закинѳа[29] в числе пятидесяти (к афинским кораблям присоединилось на помощь несколько сторожевых кораблей из Навпакта[30] и четыре хиосских). (3) Увидев, что материк и остров переполнены гоплитами, а в гавани стоят неприятельские корабли и не выходят оттуда, аѳиняне были в затруднении, где им пристать. Тогда они отплыли к острову Проте, лежащему недалеко[31], и необитаемому, и там провели ночь. На следующий день аѳиняне приготовились к морскому сражению и вышли в море в расчете, не отважатся ли лакедемоняне выйти против них на открытое место; в противном случае они решили сами проникнуть в гавань. (4) Но лакедемоняне не выходили и не заперли входов в гавань, хотя и думали это сделать, а спокойно вооружали свои корабли на берегу и готовились к морской битве в просторной гавани на случай, если бы кто из аѳинян вошел в нее. 14. Поняв это, аѳиняне устремились на врага обоими проходами и бо́льшую часть лакедемонских кораблей, уже находившихся в открытом море и обращенных носами вперед, своим нападением обратили в бегство; преследуя неприятеля на близком расстоянии, они повредили многие его корабли, пять захватили, в том числе один с людьми; на остальные корабли, укрывшиеся на суше, они стали делать атаки. Несколько кораблей было пробито еще в то время, когда они вооружались и не отчалили от берега; несколько пустых кораблей, воины которых бежали, аѳиняне потащили с собою на буксире. (2) При виде этого сильная скорбь овладела лакедемонянами, потому что таким образом оказывались отрезанными их воины на острове; они кинулись на помощь, вошли в море в полном вооружении и, ухватившись руками за корабли, тащили их назад. При этом каждому казалось, что дело не спорится там, где он лично не принимал какого-либо участия. (3) Наступила страшная сумятица, причем по отношению к кораблям переменился способ действия с той или другой стороны: лакедемоняне с энергией и крайним напряжением вели, так сказать, не что иное, как морскую битву с суши, а аѳиняне, будучи в положении победителей и желая возможно полнее воспользоваться представляющимся счастливым случаем, бились с кораблей, как сухопутные воины. (4) Много потрудившись, израненные, неприятели разошлись, причем лакедемоняне спасли свои корабли, кроме захваченных вначале. (5) Когда оба войска расположились лагерями, аѳиняне водрузили трофей, выдали убитых и собрали обломки кораблей, затем немедленно обошли на кораблях остров и наблюдали за ним, так как находившиеся на нем воины были отрезаны. С другой стороны, пелопоннесцы на материке, равно как и явившиеся уже от всех союзных государств отряды,[32] оставались на месте у Пилоса.
15. Когда в Спарту пришла весть о том, что́ случилось у Пилоса, спартанцы, ввиду постигшего их тяжкого бедствия, постановили, чтобы в лагерь отправились высшие должностные лица и, по рассмотрении дела на месте, приняли там же решение, какое найдут нужным. (2) Когда эти должностные лица увидели, что невозможно оказать помощь спартанцам, они не хотели подвергать их опасности - или умереть голодною смертью, или сделаться добычею численно превосходившего их врага; поэтому они решили вступить относительно Пилоса в договор с афинскими стратегами, если последние согласятся, отправить посольство в Аѳины с предложением вступить в соглашение и попытаться возможно скорее освободить своих граждан. 16. Аѳинские стратеги приняли это предложение, и мирный договор был заключен на следующих условиях: лакедемоняне обязуются выдать аѳинянам те корабли, на которых они сражались при Пилосе, и все военные суда, какие были у них в Лаконике, доставить в Пилос для выдачи, не нападать на укрепление ни с суши, ни с моря. Со своей стороны аѳиняне обязуются дозволить находящимся на материке лакедемонянам посылать лакедемонянам, находящимся на острове, в определенном количестве печеный хлеб, по два аттических хойника[33] муки на каждого, по две котилы[34] вина и порцию мяса, а на каждого из слуг[35] - половину этого количества. Посылать провизию лакедемоняне должны под наблюдением аѳинян, причем ни одно судно не может проходить тайно; аѳиняне также, как и прежде, будут охранять остров, только не будут высаживаться на нем и нападать на пелопоннесское войско ни с суши, ни с моря. (2) Если та или другая сторона в каком-либо пункте и как бы то ни было нарушит эти условия, мирный договор прекращается; заключен он до той поры, пока не возвратится из Аѳин посольство лакедемонян. Отправить посольство и доставить его обратно обязуются аѳиняне на своей триере. (3) По возвращении послов договор прекращается, и аѳиняне возвращают корабли в таком же состоянии, в каком они их получили. На таких условиях был заключен договор, корабли были выданы аѳинянам в числе почти шестидесяти, и посольство отправлено. По прибытии в Аѳины послы произнесли следующую речь.
17. "Аѳиняне, нас прислали лакедемоняне похлопотать по делу о находящихся на острове воинах, чтобы склонить вас к такому решению, какое и для вас было бы выгодно и вместе с тем для нас должно было бы быть всего более почетно, насколько это возможно при настоящих обстоятельствах ввиду постигшей нас беды. (2) Мы намерены произнести довольно длинную речь, и это является нарушением нашего обычая, так как он повелевает довольствоваться немногими словами в тех случаях, когда достаточно краткой речи; но наш же обычай обязывает говорить дольше, когда следует выяснить какие-либо обстоятельства, ведущие к определенной цели, и когда речами можно достигнуть того, что требуется по соображениям данного момента. (3) Не отнеситесь же неприязненно к нашей речи, не поймите ее так, как будто мы хотим просвещать вас в вашем неведении, но считайте ее напоминанием о том правильном решении,[36], которое известно вам самим".
(4) "Вы имеете возможность прекрасно воспользоваться нынешним счастливым случаем, сохраняя за собою то, чем вы владеете, и сверх того приобретая себе почет и славу. Вы не должны испытывать то душевное состояние, которое свойственно людям, сверх обыкновения достигающим какого-либо счастья: эти люди, преисполненные надеждою, всегда жаждут большего, так как и то счастье, которое досталось им на этот раз, выпало для них неожиданно. (5) Напротив, людям, испытавшим многочисленнейшие перемены и в хорошую, и в дурную сторону, следует относиться к своей удаче крайне недоверчиво. К такому сознанию опыт должен привести и наше государство, и, разумеется, в особенности вас. 18. Примите же свое решение, обратив внимание на теперешние беды наши. Мы, пользующиеся среди эллинов величайшим престижем, обращаемся к вам, хотя раньше, скорее, считали себя властными давать другим то, просить о чем явились теперь к вам. (2) Однако мы подверглись такому несчастью не по недостатку могущества и не потому, что возгордились его усилением, но потому, что ошиблись в обыкновенных расчетах, а впасть в подобные ошибки могут все одинаково. (3) Вот почему теперешняя мощь вашего государства, все сделанные вами приобретения не должны внушать вам уверенности, будто судьба всегда будет на вашей стороне. (4) Благоразумные люди - те, которые без колебаний признают благо за нечто непрочное (и к неудачам такие люди могут отнестись более хладнокровно). Что касается войны, то они должны понимать, что ее нельзя заключить в те пределы, какие кому желательны, но они должны знать, что воюющими распоряжаются случайности судьбы. Такие люди терпят поражения реже всего, так как они, не полагаясь на военные удачи, не возносятся гордынею и при счастливых обстоятельствах скорее всего заключают
мир. (5) Поступить теперь так по отношению к нам прекрасно для вас, аѳиняне, чтобы впоследствии, если вы, не вняв нам, потерпите неудачу, - а это часто случается, - другие не подумали, что и нынешними удачами вы обязаны только счастливому случаю. Между тем вы можете, не подвергаясь опасности, передать и на будущие времена славу о вашей силе и проницательности".
19. "Лакедемоняне приглашают вас заключить мирный договор и положить конец войне. Они предлагают вам мир, союз, большую тесную дружбу вообще во взаимоотношениях. Взамен этого они требуют освобождения граждан, находящихся на острове, полагая, что для обеих сторон более выгодно не подвергать себя риску до конца, в ожидании, что граждане эти могут при каком-нибудь благоприятном случае прорваться силою и спастись бегством или же, наоборот, будучи истомлены осадою, попасть в ваши руки. (2) По нашему мнению, ожесточенная вражда всего лучше может быть прочно прекращена не тем, что один, отмщая другому, будет продолжать борьбу и, достигши в значительной степени перевеса в ней, обяжет противника вынужденными клятвами заключить несправедливый договор, но тем, что, имея возможность достигнуть того же самого мягкостью, он победит противника великодушием и примирится с ним сверх его ожидания на умеренных условиях. (3) В самом деле, если противник сознает себя обязанным не мстить, как чувствует это человек, подвергшийся насилию, но за великодушие заплатить великодушием, то из чувства чести он с большею готовностью будет соблюдать условия договора. (4) И люди охотнее поступают так по отношению к врагам, с которыми находились в сильнейшей вражде, нежели к тем, которые были с ними лишь в легком разладе. Да и по самой природе люди с удовольствием оказываются уступчивыми к своим противникам, если последние по доброй воле пошли на уступку, с высокомерными же они борются до последней степени. 20.[37] Если когда-либо для обеих сторон выгодно примириться, то именно теперь, пока за это время не случилось с нами чего-либо непоправимого, когда, по необходимости, стали бы питать к вам вечную вражду и все пелопоннесцы вообще, и мы в частности, вы же потеряли бы то, чем воспользоваться мы предлагаем вам теперь. (2) Мы должны помириться теперь, пока исход войны еще не известен, когда вы приобретаете себе славу и дружбу с нами, а наше несчастие предотвращается умеренными жертвами раньше, чем случится что-либо позорное. Мы и сами должны предпочесть мир войне и дать отдохнуть от бедствий ее остальным эллинам, которые будут считать вас в этом случае преимущественными виновниками замирения. Ведь в их глазах война ведется без ясного отчета о том, кто из нас начал ее первый. А когда будет положен конец борьбе, что теперь, скорее, находится в вашей власти, они еще возблагодарят вас за это. (3) Если вы примете такое решение, то получите возможность приобрести надежную дружбу лакедемонян не столько силою, сколько снисходительностью, так как они сами предлагают ее вам. (4) Подумайте, сколько выгод следует ожидать от этого: вы знаете, что, если мы будем жить между собою согласно, прочие эллины, как сторона более слабая, будут оказывать вам и нам величайшее почтение".
21. Вот что сказали лакедемоняне. Они полагали, что аѳиняне, в предыдущее время стремившиеся к миру,[38] но встречавшие препятствия к тому в противодействии лакедемонян, теперь охотно примут предлагаемый договор и вернут спартанцев.[39] (2) Однако аѳиняне, имея в своих руках воинов на острове, думали, что заключение мира для них уже обеспечено, когда бы они ни захотели этого, и потому стремились к большему. (3) Возбуждал их в особенности сын Клеенета Клеон, влиятельнейший в то время в глазах народной массы демагог.[40] Он убедил аѳинян дать такой ответ, что прежде всего находящиеся на острове воины должны сдаться и выдать свое вооружение, а затем должны быть доставлены в Аѳины; что по прибытии их туда лакедемоняне обязаны возвратить Нисею, Пеги, Трозен и Ахайю,[41] приобретенные ими не войною, но в силу прежнего соглашения, когда аѳиняне под влиянием неудач, очень нуждаясь в мире, согласились заключить его на этих условиях; что после этого аѳиняне вернут спартанцев[42] и заключат мир с лакедемонянами на такое время, какое угодно будет обеим сторонам. 22. На этот ответ послы ничего не возразили, но предложили аѳинянам выбрать уполномоченных для того, чтобы каждая сторона могла спокойно высказаться и выслушать другую по каждому пункту и прийти к обоюдному соглашению, насколько удастся убедить друг друга. (2) Тогда Клеон стал сильно упирать на то, будто он и раньше знал, что послы вовсе не питают справедливых намерений, а теперь это совершенно ясно, так как они отказываются выступить с какими-либо предложениями перед народной массой,[43] но желают вступить в совещание с немногими гражданами. Поэтому Клеон предлагал послам говорить перед всеми гражданами, если намерения их честны. (3) Со своей стороны лакедемоняне видели, что им невозможно выступать со своими предложениями в народном собрании, если бы они под влиянием происшедшего несчастия и решили уступить в чем-либо: они опасались подвергнуться нареканиям со стороны союзников в том случае, если они объявят свои предложения и не достигнут успеха. Они понимали также, что аѳиняне не пойдут на их предложения на умеренных условиях, а потому, не добившись результата, удалились из Аѳин. 23. С прибытием послов в лагерь пилосский мирный договор тотчас прекратился, и лакедемоняне, согласно уговору, потребовали свои корабли обратно. Но аѳиняне заявляли претензии на то, что, вопреки договору, был сделан набег на укрепление, жаловались и на некоторые другие обстоятельства, по-видимому не стоящие внимания, и не выдавали кораблей. При этом они опирались на то, что как раз по условию договор становится недействительным, если он нарушен в чем бы то ни было.[44] Лакедемоняне возражали, укоряли аѳинян за несправедливое удержание кораблей и, удалившись, приступили к военным действиям. (2) Подле Пилоса обе стороны дрались с ожесточением. Днем аѳиняне непрерывно крейсировали вокруг острова на двух идущих друг другу навстречу кораблях (ночью все корабли их располагались вокруг острова, за исключением стороны, обращенной к морю, в то время, когда дул ветер; для наблюдения за островом прибыло из Аѳин еще двадцать кораблей, так что всех было семьдесят). Пелопоннесцы расположились лагерем на материке и делали атаки на укрепление, выжидая, не представится ли благоприятный случай спасти своих.
24 Тем временем сиракусяне в Сицилии и их союзники присоединили другой флот, заготовлявшийся ими прежде, к тем кораблям, которые находились на страже у Мессены, и отсюда открыли военные действия. Побуждали их к тому больше всего локры из вражды к региянам. (2) Впрочем, сиракусяне сами вторглись со всем войском в землю региян. (3) Они желали попытать счастья в морской битве, видя, что у аѳинян кораблей в этих местах мало, и получая известия, что бо́льшая часть тех кораблей, которые должны были прибыть в Сицилию, заняты осадою острова.[45] (4) В случае победы в морской битве сиракусяне надеялись, что нападением с суши и с моря они легко возьмут Регий и тем самым укрепят свое положение: вследствие близости расстояния между мысом Италии Регием и Мессеною в Сицилии они рассчитывали, что не допустят аѳинян стать здесь на якоре и удержать в своей власти пролив. (5) Пролив этот представляет часть моря между Регием и Мессеною, там, где расстояние между Сицилией и материком самое короткое; это и есть так называемая Харибда, где, по преданию, проплыл Одиссей. Вследствие узости этого места сливающийся здесь поток из больших морей, Тирренского и Сицилийского, к тому же бурный, естественно, признан был опасным. 25. В этом-то промежуточном пространстве сиракусяне и союзники на своих тридцати с лишним кораблях в позднюю пору дня вынуждены были вступить в морскую битву по поводу переплывавшего пролив судна. Они выступали против шестнадцати афинских и восьми регийских кораблей. (2) Разбитые быстро аѳинянами сиракусяне отступили, кто как мог, к своим стоянкам,[46] потеряв один корабль. Ночь положила конец сражению. (3) После этого локры удалились из области региян, корабли же сиракусян и их союзников собрались у Пелориды, в области Мессены, и там бросили якорь; к ним прибыло и сухопутное войско. (4) Приблизившись к стоянке и увидев, что корабли остаются без команды, аѳиняне и регияне ударили по ним, но сами потеряли один корабль, притянутый неприятелем[47] с помощью железного крюка; люди спаслись вплавь. (5) Вслед за тем сиракусяне взошли на корабли и, таща их на канатах, вдоль берега направились к Мессене; аѳиняне снова напали на них, но сиракусские корабли выстроились дугою, ударили первые и погубили другой корабль. (6) И во время плавания вдоль берега, и в морской схватке, происшедшей при таких обстоятельствах, сиракусяне имели перевес над неприятелем и вдоль берега переправились в гавань Мессены. (7) Между тем аѳиняне, получив известие о сдаче Камарины[48] сиракусянам Архиеем и его единомышленниками, направились туда; в то же время мессеняне со всем войском пошли походом с суши и с моря на пограничный с ними халкидский Накс. (8) В первый день они вынудили наксиян запереться в городских стенах и опустошали их поля, а на следующий день корабли их прибыли в обход к реке Акесине и стали опустошать поля, между тем как сухопутное войско пыталось взять город штурмом. В то же время сикулы, живущие на горных высотах,[49] в большом числе спустились к Наксу, чтобы помочь отразить мессенян. (9) При виде этого жители Накса воспряли духом и ободряли друг друга, воображая, что на помощь к ним идут леонтинцы и прочие союзные эллины. Они внезапно устремились из города, ударили на мессенян и, обратив их в бегство, истребили больше тысячи человек; остальные с трудом отступили домой, потому что варвары[50] нападали на дорогах и перебили огромное большинство их. (10) Затем корабли, приставшие к Мессене, разделились и разошлись по своим местам.[51] Немедленно после этого леонтинцы и союзники вместе с аѳинянами стали собираться идти войною на ослабленную Мессену и стали штурмовать ее; аѳиняне делали попытки к этому со своим флотом со стороны гавани, а сухопутное войско нападало на самый город. (11) Мессеняне и часть локров, после поражения оставшихся в городе в качестве гарнизона с Демотелом во главе, сделали вылазку, неожиданно напали на неприятеля, бо́льшую часть войска леонтинцев обратили в бегство и многих убили. Увидев это, аѳиняне сошли с кораблей, пошли на помощь союзникам и снова загнали мессенян в город, застигнув их в беспорядке. (12) Водрузив трофей, аѳиняне возвратились в Регий. После этого сицилийские эллины без аѳинян совершали военные походы по суше одни против других.
26. Между тем на Пилосе аѳиняне все еще продолжали осаждать находившихся на острове лакедемонян, а стоявшее на материке пелопоннесское войско оставалось на месте.[52] (2) Охрана острова при недостатке съестных припасов и воды была затруднительна для аѳинян: источник там был всего один на самом акрополе Пилоса, да и тот был невелик. Большинство воинов разрывало гравий на морском берегу и употребляло воду, какая могла оказаться в таких местах. (3) Кроме того, афинской стоянке на маленьком пространстве было тесно, и за отсутствием рейда корабли их поочередно то забирали пищу на суше, то стояли на якоре в открытом море. (4) Дело, затянувшееся дольше, чем предполагали аѳиняне, повергало их в крайнее уныние: они рассчитывали, что в короткий срок возьмут осадою лакедемонян, заключенных на пустынном острове и употреблявших для питья соленую воду. (5) Причиною же затяжки было то, что лакедемоняне вызвали желающих подвозить на остров муку, вино, сыр и всякую другую провизию, какая могла быть полезной для перенесения осады, причем за доставку назначили высокую денежную плату, а каждому илоту, доставившему провизию, обещали свободу. (6) И действительно, некоторым, преимущественно илотам, удавалось подвозить провизию с опасностью для себя. Они снимались с того пункта Пелопоннеса, где находились в данный момент, и еще ночью подплывали к той стороне острова, которая обращена была к открытому морю. (7) Особенно они выжидали того момента, чтобы их прибил к острову ветер, потому что, когда ветер дул с моря, они легче избегали бдительности афинских триер, которым в это время трудно было обходить кругом остров. Между тем илоты ничего не щадили, лишь бы подплыть к острову: они разбивали о берег свои лодки, за которые, по оценке их, получали деньгами. Гоплиты стояли на страже в тех частях острова, где к нему можно было причалить, и всех, рискнувших подплывать в тихую погоду, перехватывали. (8) Со стороны гавани[53] водолазы ныряли и плыли под водою, таща за собою на веревке мешки с маком, смешанным с медом, и с толчеными семенами льна. Сначала доставка провизии не была замечаема, но потом аѳиняне стали за нею следить. (9) Обе стороны придумывали все новые и новые средства, одна - к тому, чтобы доставить своим съестные припасы, другая - чтобы предупредить это.
27. Когда в Аѳинах узнали, что войско[54] терпит лишения и что съестные припасы подвозятся заключенным на острове, аѳиняне были в затруднении, что делать, и боялись, как бы их сторожевая эскадра не была застигнута зимою. Они понимали, что подвоз провианта кругом Пелопоннеса будет для них невозможен, в особенности в пустынной местности, тем более, что даже летом они не могли посылать туда провиант в достаточном количестве. Аѳиняне видели также, что не будут иметь там корабельной стоянки, так как побережье лишено гаваней, что, с другой стороны, с ослаблением охраны, или лакедемоняне на острове спасут себе жизнь, или, выждав бурную погоду, уплывут на тех лодках, на которых подвозили им съестные припасы. (2) Больше же всего аѳиняне боялись, что лакедемоняне будут иметь теперь сильное основание для того, чтобы не присылать к ним более глашатая.[55] Поэтому они раскаивались, что не приняли предложений о мире. (3) Клеон, узнав о существовании против него подозрения в том, что он помешал заключению соглашения,[56] стал уверять, что вестники говорят неправду. Прибывшие из Пилоса аѳиняне советовали, если им не доверяют, послать на место несколько разведчиков. Аѳиняне выбрали разведчиком самого Клеона вместе с Ѳеогеном. (4) Клеон, сознавая, что он вынужден будет или повторить то же самое, что говорили обличаемые им вестники, или оказаться лжецом, если сообщит противное, видя также, что аѳиняне больше склоняются к военному походу, стал увещевать их, что нечего посылать разведчиков и проволочкой пропускать благоприятный момент, а следует отправить против лакедемонян флот, если поступающие к ним известия аѳиняне находят справедливыми. (5) При этом Клеон указывал на сына Никерата Никия, тогдашнего стратега. Будучи его врагом и желая укорить его, Клеон сказал, что если бы стратеги были "мужами", то при хорошем снаряжении они могли бы, отправившись на кораблях, овладеть находящимися на острове лакедемонянами, что он сделал бы это сам, если бы был начальником. 28. Так как аѳиняне до известной степени роптали на Клеона и спрашивали, почему он не идет теперь с кораблями сам, если предприятие кажется ему слишком легким, то Никий, поняв обращенный к нему со стороны Клеона упрек, предложил Клеону взять с собою войско, какое он хочет, и привести в исполнение задачу, лежащую на Никии и его товарищах.[57] (2) Сначала Клеон изъявил было готовность, полагая, что Никий уступает ему стратегию только на словах, но, сообразив, что тот в самом деле желает предоставить ему командование флотом, стал уклоняться, говоря, что должность стратега занимает не он, а Никий. Клеон начинал бояться, хотя все еще не думал, что Никий решился уступить ему свою место. (3) Но последний повторил предложение и, призвав в свидетели аѳинян, отказался от командования под Пилосом. Чем больше Клеон уклонялся от похода, отказываясь от своих слов, тем настойчивее аѳиняне, как это обыкновенно бывает с чернью, требовали, чтобы Никий передал командование войском и с криком приказывали Клеону выступать с кораблями. (4) Таким образом, Клеон не имел уже никакой возможности долее отказываться от своих слов, согласился идти с флотом и, выступив вперед, заявил, что он не боится лакедемонян, что из городского войска не возьмет с собою никого, что пойдет только с находящимися в городе воинами с Лемноса и Имброса[58] да с пелтастами, прибывшими за помощью из Эна, и четырьмястами стрелков из других местностей. С этими силами, в соединении с воинами под Пилосом, говорил Клеон, он в течение двадцати дней или доставит лакедемонян пленными, или перебьет их на месте. (5) Эти легкомысленные слова Клеона вызвали даже отчасти смех среди аѳинян, людям же благоразумным они вселяли радость при мысли, что одно из двух благ будет достигнуто: либо они избавятся от Клеона, на что больше рассчитывали, либо, если ожидания их не оправдаются, Клеон покорит им лакедемонян.[59]
Пилос |
29. Устроив все в народном собрании, после того как аѳиняне постановили идти Клеону в поход, последний выбрал в товарищи одного из стратегов под Пилосом, Демосѳена, и спешно стал готовиться к отплытию. (2) Он взял себе Демосѳена потому, что слышал о намерении его высадиться на остров. Дело в том, что воины Демосѳена подвергались лишениям вследствие неудобств местности, оказавшись в положении не столько осаждающих, сколько осаждаемых, и готовы были на все опасности. Демосѳену же пожар, случившийся на острове, придал мужества. (3) До пожара остров в большей своей части был покрыт лесом и как никогда не обитаемый был непроходим.[60] Поэтому Демосѳен боялся нападать и полагал, что указанные свойства острова выгодны, скорее, для неприятеля: если бы многочисленное войско высадилось на остров, то лакедемоняне, думал Демосѳен, могли бы причинять ему вред, нападая на него из закрытого пункта. Промахи и приготовления лакедемонян к защите благодаря лесу не могли быть хорошо видны аѳинянам, тогда как первые могли ясно различать все ошибки афинского войска и нападать на аѳинян неожиданно, (4) где бы лакедемонянам это ни вздумалось: во власти неприятеля было бы перейти в наступление. С другой стороны, если бы Демосѳен стал силою пробиваться через чащу леса, чтобы схватиться с неприятелем врукопашную, то, рассуждал он, меньшее число воинов, хорошо знающих местность, возьмет верх над большим числом их, с местностью незнакомых; войско его, хотя и многочисленное, может быть незаметно истреблено вконец, так как нельзя будет видеть, где бы следовало оказывать помощь друг другу. 30. На все эти мысли был наведен Демосѳен главным образом вследствие той неудачи, какую потерпел он в Этолии отчасти также из-за леса.[61] (2) Воины Демосѳена[62] были вынуждены вследствие узкого места[63] приставать для обеда к окраинам острова под прикрытием стражи. Кто-то из аѳинян нечаянно зажег лес на небольшом пространстве; когда поднялся ветер, незаметно сгорела вследствие этого бо́льшая часть леса. (3) Тогда-то Демосѳен увидел, что лакедомонян гораздо больше, чем он предполагал сначала, судя по количеству доставляемых на остров съестных припасов, что теперь удобнее всего высадиться на нем, и потому стал готовиться к нападению, как к такому делу, которое вызовет большое напряжение сил со стороны аѳинян; он стал призывать союзное войско из соседних местностей и заготовлял все прочее. (4) Между тем Клеон, предупредив Демосѳена через вестника о том, что он явится, прибыл к Пилосу с тем войском, которое для себя потребовал. Вожди соединились и прежде всего отправили глашатая в неприятельский лагерь на материке с предложением, не пожелают ли лакедемоняне без боя приказать своим людям на острове сдаться аѳинянам и выдать свое вооружение; при этом они говорили, что не будут строго содержать их под стражей, до тех пор пока не состоится более важное соглашение. 31. Когда пелопоннесцы отвергли это предложение, аѳиняне один день подождали, а на следующий день в ночь посадили всех гоплитов[64] на небольшое число кораблей, отчалили от берега, незадолго до зари высадились на остров с двух сторон, со стороны моря и гавани, в числе почти восьмисот гоплитов, и беглым маршем устремились на ближайший на острове сторожевой пост. (2) Лакедемоняне были размещены в следующем порядке: на упомянутом посту было около тридцати гоплитов; наибольшее число спартанцев с Эпитадом во главе занимали среднюю, самую ровную, часть острова, орошаемую источником;[65] небольшой отряд наблюдал за окраиною острова, обращенною к Пилосу. К морю она спускалась круто и со стороны суши была очень неудобна для атаки: там было еще какое-то древнее укрепление, сооруженное из отборных камней, которое, по мнению лакедемонян, могло быть полезно для них в случае, если бы они вынуждены были отступать. 32. В таком порядке выстроились лакедемоняне. Гоплиты первого сторожевого поста, на который устремились аѳиняне, были тотчас перебиты еще в постелях, когда они собирались взяться за оружие. Высадки они не заметили, так как полагали, что корабли, по обыкновению, идут на ночную стоянку. (2) На заре высадилось с семидесяти с лишним кораблей и остальное все войско, за исключением таламиев, причем каждый отряд имел свое особое вооружение. Было тут восемьсот стрелков, не меньшее число пелтастов, мессеняне, явившиеся на помощь,[66] и вообще все находившиеся подле Пилоса воины, кроме крепостной стражи. (3) Эти войска, выстроенные Демосѳеном, расположились отрядами в двести и больше человек (в некоторых местах были и меньшие отряды), заняли наиболее возвышенные пункты, чтобы поставить неприятеля, окруженного со всех сторон, в возможно более затруднительное положение и чтобы он не знал, куда обратить свои ряды, но чтобы масса афинского войска облегала их со всех сторон: если бы они напали с фронта, то были бы обстреливаемы стоящим в тылу отрядом, а если бы напали с флангов, то их обстреливали бы отряды, выстроившиеся с обеих сторон. (4) Куда бы лакедемоняне ни вздумали отступать, всегда в тылу их должны были находиться те из легковооруженных воинов, до которых добраться было труднее всего и которые успешно действовали на далеком расстоянии стрелами, дротиками, камнями и пращами. Подступить к ним не было возможности, в бегстве преимущество было на их стороне, а отступающего неприятеля они преследовали с ожесточением. Таков был заранее обдуманный Демосѳеном план высадки на остров, и в соответствии с этим так он и расположил войска. 33 Когда Эпитад и его воины - многочисленнейший из отрядов на острове - увидели, что первый сторожевой пост сокрушен и что неприятельское войско идет на них, они выстроились в боевой порядок и пошли против афинских гоплитов с намерением вступить в бой. Аѳинские гоплиты стояли с фронта, а с флангов и с тыла - легковооруженные войска. (2) Поэтому лакедемоняне не имели возможности сразиться с гоплитами и употребить в дело свою опытность: им мешали в этом обстреливавшие их с обеих сторон легковооруженные, в то время как афинские гоплиты держались спокойно и не переходили в наступление. Там, где легковооруженные в своих набегах подходили на ближайшее расстояние, лакедемоняне обращали их в бегство; но благодаря своему легкому вооружению аѳиняне возвращались и снова вступали в бой. К тому же им легко было бежать быстрее лакедемонян, так как местность была неудобна, раньше не заселена и потому труднопроходима; по таким местам лакедемоняне, будучи в тяжелом вооружении, не могли преследовать неприятеля. 34. Таким образом короткое время происходили между воюющими небольшие стычки. Но так как лакедемоняне не могли с прежнею быстротою поспевать туда, где они подвергались нападению, то легковооруженные отряды заметили, что неприятель защищается уже не с такою быстротою. Сильно ободрившись при виде неприятеля тем, что их гораздо больше, легковооруженные к тому же привыкли теперь не считать лакедемонян столь страшными, какими они казались им прежде, в тот момент, когда войска высаживались в подавленном настроении при мысли, что они должны идти на лакедемонян, так как не испытали на первых порах того, чего ожидали. Проникшись презрением к лакедемонянам, легковооруженные отряды всею массою с криком бросились на них, метали камни, стрелы и дротики, все, что у кого было в руках. (2) Стремительное с криками нападение навело панику на людей, непривычных к такого рода сражению. К тому же от недавно сгоревшего леса подымалось вверх густое облако пепла, так что затруднительно было видеть что-либо перед собою за метаемыми массою людей стрелами и камнями, вместе с которыми неслась зола. (3) Положение лакедемонян становилось теперь затруднительно: от стрел не защищали их войлочные панцири, о которые ломались метаемые дротики, и лакедемоняне совершенно не знали, что́ им делать, не имея возможности что-либо видеть перед собою, не слыша за усилившимися криками неприятеля команды своих начальников. Опасность угрожала со всех сторон, и они потеряли уже надежду как-нибудь избежать гибели. 35. Когда, наконец, многие были уже ранены, потому что все кружились на одном месте, лакедемоняне сдвинули ряды и отступили к крайнему, недалеко оттуда лежавшему, укреплению на острове и к собственному сторожевому посту.[67] (2) Лишь только лакедемоняне подались назад, как легковооруженные, ободренные этим, с еще большим криком стали теснить их. Все лакедемоняне, которых перехватывали во время отступления, погибли, большинство же добежало до укрепления, соединилось с тамошним отрядом и разместилось для обороны на всех пунктах, где только ожидалось нападение. (3) Аѳиняне преследовали их, но сильное положение укрепленного пункта не позволяло им обойти и окружить лакедемонян; поэтому они подошли к неприятелю с фронта и старались выбить его из позиции. (4) Долго, бо́льшую часть дня, боролись воюющие, жестоко терпя от боя, от жажды и солнца; одни пытались выбить неприятеля с занимаемого им высокого пункта, другие силились удержать его за собою. Теперь лакедемонянам было легче защищаться, чем прежде, потому что они не были замкнуты с флангов. 36. Так как сражению не предвиделось конца, то стратег мессенян подошел к Югеону и Демосѳену и объявил, что они трудятся напрасно; если им угодно, сказал он, дать ему небольшой отряд стрелков и легковооруженных, то он обойдет неприятеля с тыла той дорогой, какую найдет сам, и полагает, что силою откроет доступ к нему. (2) Получив требуемое, стратег отправился от скрытого для неприятелей пункта, чтобы они не могли его заметить, подвигался вперед по крутизнам острова, где только это было возможно и где лакедемоняне, полагаясь на природную силу местности, не поставили стражи. С трудом, едва-едва удалось стратегу тайком обойти укрепление. Внезапно появился он на возвышенности в тылу неприятеля и этою неожиданностью навел на него панику, воины же его. почувствовали себя гораздо смелее прежнего, когда увидели то, чего ждали. (3) Обстреливаемые с обеих сторон лакедемоняне с этого момента попали в такое же положение, в каком, - уподобляя малое большому, - они оказались при Ѳермопилах: тогда лакедемоняне погибли, потому что персы обошли их по тропинке, теперь они окружены были уже со всех сторон и потому не сопротивлялись более. Они начали отступать перед неприятелем, будучи по своей малочисленности не в силах бороться с массою врагов, а также потому, что изнурены были от недостатка пищи. 37. Аѳиняне стали уже завладевать проходами. Клеон и Демосѳен, поняв, что лакедемоняне, если еще хотя сколько-нибудь подадутся назад, будут вконец истреблены их войском, прекратили битву и сдержали своих воинов: они желали доставить лакедемонян в Аѳины пленными, как только неприятель, услышав призыв глашатая, смирится и признает себя побежденным постигшим его бедствием. (2) Через глашатая афинские вожди спросили лакедемонян, желают ли они сдаться аѳинянам и выдать оружие с тем, что аѳиняне могут принять относительно их решение, какое им будет угодно. В ответ на это большинство лакедемонян опустили свои щиты и потрясали руками в воздухе, показывая этим, что принимают объявленные глашатаем условия. После этого, по заключении перемирия, 38. Клеон и Демосѳен вступили в переговоры со Стифоном, сыном Фарака, представителем лакедемонян. Из прежних лакедемонских начальников Эпитад был убит первым, а выбранный в его заместители гиппагрет, чуть живой, лежал среди трупов; Стифон был избран, согласно закону, третьим начальником на тот случай, если постигнет какая-либо беда вышеупомянутых командиров. (2) Стифон и его товарищи заявили, что желают спросить через глашатая находящихся на материке лакедемонян, как им должно поступить. (3) Но Клеон и Демосѳен не отпускали никого из лакедемонян, и сами аѳиняне вызвали глашатаев с материка. После двукратного или троекратного вопроса последний глашатай, переплывший к ним от лакедемонян, находившихся на материке, объявил, что "лакедемоняне предоставляют вам решить свою участь самим, не совершая ничего бесчестного". Посоветовавшись между собою, лакедемоняне сдались аѳинянам и выдали оружие. (4) Тот день и наступившую ночь аѳиняне держали их под стражей; на следующий они водрузили трофей на острове и приготовили все к отплытию, пленников раздали под охрану начальникам триер, а лакедемоняне, отправив глашатая, перенесли к себе своих убитых. (5) Вот сколько было павших на острове и взятых в плен: всего переправилось на остров четыреста двадцать гоплитов; из них двести девяносто два доставлены были пленными в Аѳины, остальные убиты. В числе пленников было около ста двадцати спартиатов. Аѳиняне потеряли немного, потому что правильной битвы не было.
39. Лакедемоняне находились в осаде на острове со времени морской битвы[68] и до сражения на острове в общей сложности семьдесят два дня. (2) В течение дней двадцати из этого времени осажденные получали съестные припасы именно тогда, когда являлись послы для переговоров о мире; в остальные дни они питались тем, что́ подвозилось тайком. И действительно, на острове найден был хлеб и другая пища, потому что начальник Эпитад давал каждому меньше, чем сколько дозволяли запасы. Аѳиняне и пелопоннесцы отступили со своими войсками от з Пилоса каждые по домам, и обещание Клеона, несмотря на сумасбродство его, оправдалось: в течение двадцати дней он действительно доставил лакедемонян в Аѳины, как обещал.[69] 40. Из всех событий войны это было самое неожиданное для эллинов: они не рассчитывали, чтобы голод или какая-нибудь иная крайность могли вынудить лакедемонян[70] выдать оружие, но были уверены, что те умрут, сражаясь, пока будут в состоянии, и не верили, чтобы воины, отдавшие свое оружие, были такими же, как и те, что пали в бою. (2) Когда впоследствии кто-то из афинских союзников с целью оскорбить спросил одного из пленников с острова, доблестны ли были павшие в бою, пленник отвечал ему: "тростник" - он разумел стрелу - "стоил бы дорого, если бы умел различать доблестных", давая тем понять, что камни и стрелы поражали каждого, попадавшего под их удары.
41. По доставке пленных аѳиняне решили содержать их под стражей в оковах впредь до какого-либо соглашения относительно их. Если же пелопоннесцы до это времени вторгнутся в Аттику, аѳиняне решили вывести их из заключения и перебить. (2) В Пилосе они поставили гарнизон, а мессеняне из Навпакта послали туда, как в родную землю[71] (Пилос некогда принадлежал к Мессении), наиболее подходящих людей, которые, говоря на одном языке с жителями Лаконики, стали грабить ее и причиняли ей очень много вреда. (3) В прежнее время лакедемоняне не были знакомы с грабежом и с подобным способом ведения войны, и так как к тому же илоты стали перебегать в Пилос, они, опасаясь какого-либо дальнейшего переворота в собственной стране, были в тревоге. Хотя лакедемонянам желательно было скрывать ее перед аѳинянами, все же они посылали к ним послов и пытались получить обратно Пилос и своих воинов. (4) Но аѳиняне усиливали свои требования и послов, приходивших к ним многократно, отсылали ни с чем. Таковы были дела пилосские.
Исѳм |
42. Непосредственно за тем, в ту же летнюю кампанию, аѳиняне отправились в поход в коринѳскую землю на восьмидесяти кораблях с двумя тысячами собственных гоплитов и с двумястами всадников на кораблях, приспособленных к перевозке лошадей. Из числа союзников следовали за аѳинянами милетяне, андрияне и каристяне. Во главе стоял стратег Никий, сын Никерата, с двумя товарищами. (2) На пути между Херсонесом и Рейтом они с зарею причалили к побережью той местности, над которою возвышается холм Солигей. В древности на этом холме утвердились доряне и вели войну с жителями Коринѳа, которые были эоляне. На холме этом и теперь есть селение, именуемое Солигеей. От того места на побережье, к которому причалили афинские корабли, селение это отстоит на двенадцать стадий,[72] город Коринѳ - на шестьдесят,[73] а перешеек - на двадцать.[74] (3) Коринѳяне, заблаговременно получив сведения из Аргоса о том, что явится афинское войско, еще раньше, кроме тех, что живут по ту сторону перешейка,[75] прибыли туда. Пятьсот человек их было в Ампракии и Левкаде в качестве гарнизонов:[76] все же прочее коринѳское войско наблюдало, где бросят якорь аѳиняне. (4) Но так как аѳиняне подошли к берегу незаметно ночью, то коринѳяне, узнав об этом по сигналу,[77] оставили половину своего войска у Кенхреи на тот случай, если бы аѳиняне пошли на Кроммион, и поспешили для отражения аѳинян. 43. Один из коринѳских стратегов, Батт (в сражении участвовали два стратега), взял с собою лох и явился к селению Солигее для охраны, так как оно не имело укреплений, а другой, Ликофрон, с прочими воинами вступил в битву. (2) Прежде всего коринѳяне стали теснить правое крыло аѳинян, лишь только те высадились непосредственно перед Херсонесом на берег, а затем и остальное войско. (3) Битва была ожесточенная, все сражались врукопашную. Правое крыло аѳинян и каристян, стоявших на самом краю, выдержало натиск коринѳян и, хотя с трудом, отбросило их. Коринѳяне отступили к каменной ограде и, находясь на возвышенности (вся местность была поката), бросали в неприятеля камнями и, запев пеан, снова перешли в наступление. Аѳиняне приняли его, и произошла новая рукопашная схватка. (4) Один из коринѳских лохов подал помощь левому крылу своих, обратил правое крыло аѳинян в бегство и погнал его до самого моря.
Но у кораблей аѳиняне и каристяне повернули снова. (5) Остальное войско с обеих сторон сражалось неустанно, особенно правое крыло коринѳян, на котором Ликофрон боролся с левым крылом аѳинян; коринѳяне рассчитывали, что аѳиняне сделают попытку напасть на селение Солигею. 44. Долгое время держались обе стороны, не уступая одна другой; затем коринѳяне обратили тыл (для аѳинян полезным оказалось содействие конницы, тогда как у неприятелей ее не было) и отступили к холму, выстроились и держались спокойно, не спускаясь дальше вниз. (2) Во время отступления большинство коринѳян на правом крыле было убито; пал и стратег Ликофрон. Остальное войско, хотя и не подверглось такому жестокому преследованию и не убегало с такою поспешностью, отступило, после того как оно было стеснено неприятелем, на высоты и там утвердилось. (3) Что касается аѳинян, то, не подвергаясь больше нападению, они стали снимать доспехи с неприятельских трупов, подбирали своих убитых и тотчас водрузили трофей. (4) Другая половина коринѳян, расположившаяся на страже в Кенхрее и следившая за тем, чтобы неприятель не обратился против Кроммиона, не заметила сражения из-за горы Онея; но как только они увидели пыль и узнали, в чем дело, немедленно отправились на помощь своим. Узнав о случившемся, явились с той же целью и старшие возрастом коринѳяне, остававшиеся в городе. (5) Аѳиняне, увидев всю массу нападающих и полагая, что против них идет вспомогательное войско ближайших пелопоннесских соседей, поспешно стали отступать к кораблям, унося добычу и всех своих убитых, кроме двух, которых не могли найти и потому оставили на месте сражения. (6) Они взошли на корабли и переправились к близлежащим островам, оттуда послали глашатая и, согласно уговору, получили оставленных убитых. Из коринѳян пало в сражении двести двенадцать человек, а из аѳинян - немного меньше пятидесяти.
45. Аѳиняне снялись с островов и в тот же день направились к Кроммиону, что в Коринѳской земле, отстоящему от города на сто двадцать стадий.[78] Они бросили якорь, опустошили поля и провели там ночь. (2) На следующий день аѳиняне вдоль берега подошли прежде всего к Эпидаврской области, высадились в небольшом числе на берег и прибыли к Меѳанам, что между Эпидавром и Трозеном. Овладев перешейком на полуострове, они возвели там укрепление,[79] поместили в нем гарнизон и затем стали грабить земли Трозена, Галий и Эпидавра. Укрепив этот пункт, аѳиняне на кораблях возвратились домой.
46. Одновременно с этими событиями Евримедонт и Софокл, отойдя с афинскими кораблями от Пилоса, прибыли на пути в Сицилию к Керкире и вместе с теми керкирянами, которые владели городом, пошли войною на тех керкирян, которые утвердились на горе Истоне; последние перешли сюда раньше после междоусобицы, завладели полями и причиняли большой вред.[80] (2) Аѳиняне, атаковав их, взяли укрепление, керкиряне же все вместе бежали на какую-то возвышенность и изъявили согласие покориться с условием, что выдадут бывшее у них вспомогательное войско, отдадут свое оружие и подчинятся решению афинского народа. (3) Согласно уговору, стратеги перевезли керкирян на остров Птихию, где они и должны были содержаться под стражей до отправки их в Аѳины. Если же кто-нибудь из них будет уличен в покушении к побегу, то договор теряет силу для всех охраняемых. Между тем руководители керкирской демократии, опасаясь, что аѳиняне не казнят тех керкирян, которые прибудут в Аѳины, придумали следующую хитрость. (5) Они подослали к некоторым из сторонников олигархической партии на остров их друзей и научили последних передать находящимся на острове, якобы из расположения к ним, что для них самое лучшее - возможно скорее бежать, что судно заготовят они сами; дело в том, говорили они, что афинские стратеги намерены выдать их керкирским демократам. 47. Этим они склонили олигархов, находившихся на острове. Те поверили и, когда им смастерили судно и они стали отчаливать, они были захвачены; тем самым договор признавался нарушенным, и они все выданы были керкирянам. (2) Такому повороту дела больше всего способствовали афинские стратеги, чтобы иметь достаточный повод к выдаче пленников, а придумавшим хитрость[81] дать возможность действовать с большею безопасностью. Так как сами стратеги отправлялись в Сицилию, то они, ясное дело, не желали, чтобы пленники перевезены были в Аѳины другими лицами, которые таким образом и присвоили бы себе честь всего дела. (3) Получив пленников в свои руки, керкиряне[82] заперли их в большое здание и потом стали выводить их оттуда по двадцати человек зараз; связав их друг с другом, они проводили их между рядами гоплитов, расставленных с обеих сторон. Последние били и кололи пленников, если кто узнавал в проходившем своего врага. 48. Шедшие по сторонам люди с бичами в руках подгоняли тех, которые слишком медленно подвигались вперед. Около шестидесяти человек были таким образом выведены и убиты, о чем не знали остававшиеся в упомянутом здании пленники; последние думали, что их выводят для того, чтобы переместить в какое-либо другое место. Когда же заключенные догадались и от кого-то узнали о происшедшем, они стали обращаться к аѳинянам с просьбою, если угодно, убить их, но отказывались выходить из здания и объявили, что по мере сил не допустят, чтобы кто-либо вошел внутрь его. (2) Керкиряне и сами не имели в виду ломиться в двери силою, но взошли на крышу, разобрали потолок, бросали вниз черепицы и стреляли из луков. (3) Заключенные оберегались, как могли, причем бо́льшая часть их сами лишили себя жизни: иные вонзали себе в шею брошенные в них стрелы, другие душили себя поясами от кроватей, которые там находились, или полосами материи, оторванными от гиматиев. В течение большей части ночи (это бедствие приключилось ночью) пленники лишали себя жизни всевозможными способами; другие погибли под ударами стрел сверху. (4) Когда наступил день, керкиряне сложили трупы вдоль и поперек на повозки и вывезли их за город; всех женщин, какие были захвачены в укреплении, они обратили в рабство. Таким образом истреблены были демократами керкиряне, находившиеся на горе. (5) Так кончилось это большое междоусобие, по крайней мере на время этой войны; то, что́ уцелело от другой[83] партии, не заслуживает упоминания. (6) Аѳиняне отплыли в Сицилию согласно первоначальному назначению и вели войну сообща с тамошними союзниками.
49. Аѳиняне, находившиеся в Навпакте, и акарнаны[84] в конце летней кампании выступили в поход и взяли вследствие измены коринѳский город Анакторий, расположенный у входа в Ампракийский залив. Акарнаны одни заняли эту местность, выслав туда колонистов из каждого города Акарнании. Летняя кампания подходила к концу.
50. В следующую зимнюю кампанию Аристид, сын Архиппа, один из стратегов той афинской эскадры, которая отправлена была к союзникам для сбора дани,[85] захватил в Эионе, что на Стримоне,[86] перса Артаферна, направлявшегося от персидского царя в Лакедемон. (2) Когда Артаферн был препровожден в Аѳины, аѳиняне, приказав перевести его письмо с ассирийского, прочитали его. Помимо многого другого главное содержание письма заключалось в том, что царь[87] не понимает, чего хотят лакедемоняне, так как каждый из множества являвшихся к нему послов говорит иное; итак, если лакедемоняне желают сказать что-нибудь определенное, пусть пришлют к нему людей вместе с персом.[88] С течением времени аѳиняне отправили Артаферна на триере в Эфес и вместе с ним посольство. Узнав здесь, что незадолго перед тем Артоксеркс, сын Ксеркса, умер (действительно около этого времени он скончался), послы возвратились домой.
51. В ту же зимнюю кампанию хиосцы срыли свое новое укрепление по требованию аѳинян, подозревавших, что они стремятся к какому-то перевороту, направленному против аѳинян. Хиосцы при этом заключили с аѳинянами договор и по мере возможности обеспечили неприкосновенность своих учреждений со стороны аѳинян. Приходила к концу зимняя кампания, и кончался седьмой год этой войны, историю которой написал Ѳукидид.
52. В начале следующей летней кампании, под новолуние, было частичное солнечное затмение (424 г.), а в первые десять дней того же месяца произошло землетрясение. (2) Большинство митиленских и прочих лесбосских изгнанников,[89] имея пунктом отправления материк, наняв вспомогательное войско из Пелопоннеса и собрав также еще войско на месте, заняли Ройтей. Потом они отдали его назад за две тысячи фокейских статеров, не причинив ему никакого вреда. (3) После этого изгнанники пошли войною на Антандр и благодаря измене завладели городом. Они имели было намерение освободить и прочие города, называемые Ак- тейскими, и главным образом Антандр; их прежде населяли митиленяне, а теперь аѳиняне. Так как при обилии леса и ввиду близости Иды[90] местность эта была удобна для изготовления всякого рода орудий,[91] а также для сооружения кораблей, то изгнанники надеялись, что, владея этим пунктом, им легко будет, опираясь на него, опустошать близлежащий Лесбос и покорить эолийские городки на материке. Этими приготовлениями и собирались заняться изгнанники.
53. В ту же летнюю кампанию аѳиняне выступили в поход против Киѳер на шестидесяти кораблях с двумя тысячами гоплитов и с небольшим числом конных воинов. Из союзников они взяли с собою милетян и некоторых других. Стратегами были сын Никерата Никий, сын Диитрефа Никострат и сын Толмея Автокл. Киѳеры - остров, прилегающий к Лаконике, против Малей. Жители Киѳер - лакедемоняне из класса периеков. (2) Должностное лицо на Киѳерах - киѳеродик, ежегодно переправлялся туда из Спарты; спартанцы постоянно посылали туда также гарнизон из гоплитов и прилагали много забот об острове. (3) Там была у них стоянка для торговых судов, приходивших из Египта и Либии. К тому же и пираты меньше беспокоили Лаконику,[92] которая могла терпеть от них только со стороны моря, так как весь остров господствует над Сицилийским и Критским морями. 54. Пристав к Киѳерам с войском, аѳиняне с десятью кораблями и двумя тысячами милетских гоплитов [93] взяли приморский город по имени Скандея. С остальным войском они высадились на ту часть острова, которая обращена к Малее, направились к городу киѳерян и тотчас обнаружили, что все они расположились лагерем. (2) В происшедшей битве киѳеряне недолго держались; обращенные затем в бегство, они укрылись в верхнем городе, а потом вступили в соглашение с Никием и его товарищами по должности, предоставляя афинскому народу поступить
с ними по своему усмотрению, только не убивать. (3) С некоторыми из киѳерян у Никия уже раньше были кое-какие переговоры, благодаря чему теперь состоялось соглашение и скорее, и на более выгодных для Киѳер условиях, как для данного момента, так и на будущее время. Не будь этого, аѳиняне выселили бы киѳерян, так как те были лакедемоняне и остров их лежит так близко к Лаконике. (4) По заключении договора аѳиняне заняли Скандею, городок с гаванью, и, поставив гарнизон в Киѳерах, направились к Асине,[94] Гелу и большинству поселений, расположенных на морском берегу. Делая высадки и устраивая ночлеги на удобных пунктах, они опустошали поля в течение почти семи дней.
55. Лакедемоняне, увидев, что аѳиняне завладели Киѳерами, и ожидая, что они будут делать такие же высадки и на их собственную землю, нигде не выступали против врага соединенными силами, но разослали по стране для гарнизонной службы отряды гоплитов, по скольку их требовалось в том или ином месте. Из опасения, как бы у них не случился какой-либо государственный переворот после того, как неожиданное тяжкое несчастие постигло остров,[95] после потери Пилоса и Киѳер, когда война с неотвратимой быстротой надвигалась на лакедемонян со всех сторон, они, против обыкновения, организовали отряд из четырехсот человек конницы и стрелков. (2) Никогда еще в военных предприятиях лакедемоняне не обнаруживали такой нерешительности. И это понятно: они вовлечены были теперь в морскую войну, несоответствовавшую обычной их военной организации, да еще в войну с аѳинянами, для которых всякое невыполненное ими предприятие всегда казалось ущербом для их предполагаемых планов.[96] (3) Кроме того, случайности судьбы, многочисленные, неожиданно обрушившиеся за короткое время на лакедемонян, повергли их в величайший страх; они боялись, как бы снова не постигло их такое несчастье, какое случилось на острове. (4) Вот почему лакедемоняне с меньшею отвагою шли в битву и при всяком предприятии думали, что они совершают ошибку: не привыкнув раньше к неудачам, они не усматривали теперь залога успеха в своем мужестве. 56. В то время как аѳиняне опустошали побережье, лакедемоняне большею частью бездействовали: против какого бы гарнизона ни сделана была высадка, каждый чувствовал себя численно слабее неприятеля и находился в упомянутом настроении. Только один гарнизон, который еще защищался подле Котирты и Афродитии, напал на рассыпавшуюся толпу легковооруженных аѳинян и обратил их в бегство, но и он, встретившись с гоплитами, отступил. Несколько человек из гарнизона при этом пали, и оружие их было взято. Аѳиняне водрузили трофей и отплыли к Киѳерам. (2) Оттуда они обошли кругом,[97] проникли к Эпидавру (Димере) и, опустошив часть его полей, прибыли к Ѳирее,[98] которая входит в состав области, именуемой Кину- рией и лежащей между Арголидой и Лаконикой. Владея этою областью, лакедемоняне дали ее для жительства эгинским изгнанникам в награду за услуги, оказанные последними во время землетрясения и восстания илотов,[99] и за то еще, что, будучи подчинены аѳинянам, эгиняне всегда обнаруживали расположение к лакедемонянам. 57. При приближении аѳинян эгиняне покинули береговое укрепление, постройкою которого они были в то время заняты, и отступили в верхний город, где они жили и который удален от моря стадий на десять.[100] (2) Один из лакедемонских гарнизонов, рассеянных по стране, принимал участие в сооружении укрепления, но, несмотря на просьбы эгинян, отказался войти вместе с ними в городские укрепления: ему казалось опасным запереться там. Гарнизон возвратился на высоты и оставался в бездействии, чувствуя себя не в силах сразиться с врагом. (3) Тем временем аѳиняне пристали к берегу и, двинувшись тотчас со всем войском вперед, взяли Ѳирею; город они сожгли, все, что в нем было, истребили, а эгинян, какие не были убиты в сражении, взяли с собою и прибыли в Аѳины. Доставили аѳиняне и находившегося у фиреян начальника лакедемонян Тантала, сына Патрокла: раненый, он был взят в плен. Привели они с собою и несколько человек из Киѳер, переселить которых решили ради безопасности. Аѳиняне постановили: поместить пленных на островах,[101] а на прочих киѳерян, оставшихся на Киѳере, наложить дань в четыре таланта,[102] всех эгинян, попавших в плен, перебить за давнюю и постоянную вражду эгинян к Аѳинам.[103] Тантала же держать в заключении вместе с прочими лакедемонянами, взятыми на острове.[104]
58. В ту же летнюю кампанию в Сицилии заключено было перемирие, прежде всего между жителями Камарины[105] и Гелы. Потом и остальные сицилийцы, представленные депутатами от всех городов, собрались в Гелу и стали совещаться между собою о том, как бы им примириться друг с другом. Высказано было много различных мнений за и против примирения, причем выражались и притязания каждым, кто считал себя обиженным. Со следующей речью обратился к собранию Гермократ, сын Гермона, сиракусянин, больше всех подействовавший на депутатов.
59. "Происходя из значительнейшего города, менее всего удручаемого войною, я, сицилийцы, буду говорить, имея в виду всех, и выскажу открыто то мнение, которое представляется мне самым благодетельным для всей Сицилии. (2) Зачем среди людей, знающих, что такое война, долго распространяться о том, как она тягостна? Нет нужды говорить об этом все, что можно было бы сказать. Из-за неведения зол войны никто не бывает вынужден воевать, равно как и страх перед этими бедствиями не удерживает от войны никого, если только он рассчитывает извлечь из нее какую-либо выгоду. Обыкновенно выгоды войны одному кажутся важнее зол ее, другой готов подвергнуться опасностям, хотя бы и не без ущерба для того положения, в каком он в данное время находится. (3) Если тот и другой поступают так несвоевременно, тогда советы о примирении полезны. (4) И для нас при настоящем положении было бы ценнее всего внять таким советам. Ведь сначала мы воевали будто бы потому, что каждый из нас желал хорошо устроить дела своего государства; а теперь взаимными переговорами мы стараемся достигнуть примирения, и мы снова будем воевать, если не удастся каждому из нас уйти отсюда, получив удовлетворение".
60. "Однако, если мы благоразумны, следует понять, что на настоящем собрании до́лжно не только обсудить наши частные дела, но и поставить вопрос о том, можем ли мы еще спасти всю Сицилию, против которой, по моему мнению, злоумышляют аѳиняне. Следует принять также во внимание, что гораздо более побудительными примирителями во всем этом являются не мои слова, но сами аѳиняне, которые, обладая величайшим среди эллинов могуществом, находятся у нас с небольшим числом кораблей, следят за нашими ошибками и, прикрываясь законным именем союзников, благовидным способом обращают в свою пользу присущую им по природе неприязнь к нам. (2) Коль скоро мы предпринимаем войну и призываем к себе аѳинян, которые по собственному побуждению являются с войском и к тем, кто вовсе не приглашает их, коль скоро мы разоряем сами себя расходами на предприятия, касающиеся нас лично, и тем самым прорубаем аѳинянам путь к владычеству, то, по всей вероятности, когда-нибудь они явятся к нам с бо́льшим войском, когда узнают, что мы обессилены, и тогда попытаются покорить себе всю нашу страну. 61. Однако, если мы благоразумны, каждый из нас[106] должен привлекать себе союзников и отваживаться на опасности не для того, чтобы терять то, что у нас есть, но чтобы приобретать то, что нам не принадлежит. Мы должны понять, что государства, в том числе и Сицилия, гибнут больше всего от междоусобиц. Против нас, жителей Сицилии в совокупности, замышляются козни, а мы разъединены по государствам. (2) До́лжно осознать это, и как частным лицам, так и государствам необходимо примириться между собою и пытаться общими силами спасать всю Сицилию. Пусть никто не воображает, будто те из нас, кто доряне, ненавистны аѳинянам, тогда как халкидское население Сицилии обеспечено безопасностью в силу родства его с ионянами.[107] (3) Ведь аѳиняне нападают на нашу землю не потому, что она в племенном отношении разделена на две части,[108] но потому, что аѳиняне стремятся овладеть благами Сицилии, которые составляют наше общее достояние. (4) Аѳиняне доказали это теперь, когда они были призваны халкидянами: в то время как последние не оказывали еще никогда в силу союза с аѳинянами им помощи, аѳиняне исполнили свой долг с энергией, превышающей требования договора. (5) Если аѳиняне так посягают на чужое и заранее обдумывают свои планы, то это вполне извинительно; и я укоряю не тех, которые жаждут владычества, но тех, которые слишком склонны к покорности. Человеку по природе всегда свойственно желание владычествовать над уступчивым, а от нападающего оберегаться. (6) Виноваты те из нас, которые знают это и заранее не принимают надлежащих мер; виноваты и те, которые явились сюда и не убеждены, что для отражения общей опасности важнее всего действовать сообща. (7) Мы избавимся от этой ошибки очень скоро, если примиримся друг с другом: ведь аѳиняне действуют против нас не из своих владений, но из владений тех, кто призвал их на помощь. (8) Таким образом, не война полагает конец войне, а раздоры без труда прекращаются миром. И те, кого сюда призвали, кто явился сюда с несправедливыми намерениями, хотя и под благовидным предлогом, должны будут, как и подобает, уйти ни с чем".
62. "Столь велики преимущества, которые мы извлечем, если постановим правильное решение относительно аѳинян. (2) А далее, если, по общему признанию, мир - наилучшее благо, то почему бы ему не утвердиться и среди нас? Или, если в глазах одного мир благо, в глазах другого зло, почему они думают, что, скорее, не мир, а война способна избавить от несчастья одного и охранить благополучие другого? Или разве мир не с меньшими опасностями приносит с собою почести, отличия и прочее, о чем можно было бы распространяться так же долго, как и о войне? Подумайте об этом и не пренебрегайте моим советом; напротив, пусть каждый скорее в нем усматривает свое спасение. (3) Если же кто твердо думает, что, опираясь на право или на силу, достигнет успеха, тот должен остерегаться, как бы надежды его не были жестоко обмануты. Пусть он знает, что люди, стремившиеся отомстить своим обидчикам или рассчитывавшие умножить свое достояние силою, большею частью не только не отомстили, но и погубили себя, или же вместо того, чтобы приобрести больше, потеряли отчасти и то, что имели. (4) Мщение удается не потому только, что обиженный имеет право отомстить за себя; и сила не есть еще верное ручательство за успех потому только, что она внушает надежду на удачу. В большинстве случаев одерживает верх будущее, которого нельзя учесть; но эта-то неизвестность, как ни обманчива она, оказывается все-таки и весьма полезною: так как все мы в равной мере[109] боимся ее, то и вступаем в борьбу с большею осмотрительностью. 63. Теперь смущенные и неопределенным страхом пред темным будущим, и действительно опасным присутствием здесь аѳинян, убежденные в том, что осуществлению надежды на какой-либо успех, насколько каждый из нас питал ее, сильно мешают именно эти препятствия, удалим из нашей земли угрожающих нам врагов, примиримся между собою лучше всего навеки, а не то - заключим между собою мир на возможно долгий срок, отложив наши частные распри на другое время. (2) Вообще мы должны осознать, что, если будет принято мое предложение, каждый из нас будет жить в свободном государстве, и мы, сами себе господа, будем отплачивать по заслугам равною мерою и благодетелям, и врагам нашим. Если же, не доверяя моим словам, мы станем слушать других, то не только не будем в состоянии наказать кого-либо, но даже и в лучшем случае вынуждены будем быть в дружбе с ненавистнейшими врагами[110] и во вражде с теми, с кем нам не следует враждовать".[111]
64. "И вот я, как и сказал вначале, представитель важнейшего государства, имеющего возможность скорее нападать, чем защищаться, предлагаю, предвидя все последствия, примириться, не поступать с противниками так худо, чтобы самим не пришлось еще понести большего ущерба. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы считать себя одинаково властным и над своим собственным решением, и над судьбою, над которой я не властен, но все-таки, думаю, человеку необходимо поступаться, сколько следует. (2) По моему мнению, справедливость требует, чтобы и остальные поступали так же, как я, и чтобы мы делали уступки друг другу, а не неприятелю. (3) Ведь ничего нет постыдного в том, если сородичи уступают сородичам, дорянин - дорянину, халкидянин - человеку одного с ним происхождения, потому что все мы - соседи, жители одной страны, кругом омываемой морем, и носим общее имя сицилийцев. Я полагаю, при случае мы будем и воевать друг с другом, и снова мириться, вступая в общие переговоры только между собою. (4) Но, если мы благоразумны, мы всегда будем отражать чужеземных пришельцев общими силами, потому что вред, наносимый отдельным государствам, подвергает общей опасности всех нас. Никогда впредь мы не будем призывать к себе ни союзников, ни примирителей. (5) Действуя таким образом, мы в настоящем случае принесем Сицилии двойное благо: избавим ее от аѳинян и от туземной войны, а в будущем будем жить сами по себе, в стране свободной, против которой меньше будут злоумышлять другие".
65. Когда Гермократ сказал это, сицилийцы под влиянием его речи сами между собою пришли к соглашению прекратить войну, причем каждый удерживал у себя то, чем владел, а Моргантина должна была достаться камарийянам за определенный денежный выкуп в пользу сиракусян. (2) Союзники аѳинян, призвав афинских должностных лиц, объявили, что желают заключить мир и что договор будет у них общий с аѳинянами. С согласия аѳинян союзники заключили соглашение, после чего афинские корабли удалились из Сицилии. (3) По возвращении стратегов в Аѳины аѳиняне приговорили к изгнанию Пиѳодора и Софокла, а на третьего, Евримедонта, наложили штраф. Стратегов обвиняли в том, что, имея возможность покорить Сицилию, они ушли оттуда вследствие подкупа. (4) Так, пользуясь тогдашними удачами, аѳиняне воображали, будто ничто не должно стоять на их пути, но что они способны совершить все, и возможное, и непосильное, лишь применяя бо́льшие или меньшие средства. Причина этого заключалась в неожиданном успехе большей части предприятий аѳинян; это-то и укрепляло в них надежду.
Мегара |
66. В ту же летнюю кампанию остававшиеся в городе мегаряне, будучи удручаемы, с одной стороны, войною с аѳинянами, которые ежегодно дважды вторгались со всем войском в их страну,[112] а с другой - собственными изгнанниками в Пегах, которые во время междоусобицы[113] изгнаны были народной массой и досаждали мегарянам разбоями, стали между собою говорить, что для избавления города от двойной беды необходимо изгнанников возвратить. (2) Когда до друзей изгнанников дошли отзвуки этих разговоров, они более открыто, чем прежде, стали настаивать на том, что теперь пора взяться за выполнение этого плана. (3) Руководители демократической партии поняли, что при настоящих тяжелых обстоятельствах ей невозможно будет твердо держаться заодно с ними, и, испугавшись, вступили в переговоры с афинскими стратегами, Гиппократом, сыном Арифрона, и Демосѳеном, сыном Алкисѳена. Они хотели выдать им город, полагая, что это для них является менее опасным, чем если они возвратят изгнанников. (4) Условлено было, что аѳиняне прежде всего завладеют длинными стенами (длина их почти восемь стадий[114] от города до Нисеи, мегарской гавани); это было сделано с тою целью, чтобы не явились на помощь пелопоннесцы из Нисеи, где для обеспечения за собою Мегар они держали гарнизон только из своих воинов; далее условлено было, что потом мегаряне попытаются выдать аѳинянам и верхний город.[115] Представители демократической партии надеялись, что по взятии длинных стен верхний город скорее перейдет на сторону аѳинян. 67. Когда с обеих сторон все было условлено путем переговоров и фактически подготовлено, аѳиняне к ночи подошли к мегарскому острову Миное[116] в числе шестисот гоплитов под начальством Гиппократа, засели в яме, из которой мегаряне брали глину для стен и которая была недалеко. (2) Между тем легковооруженные платеяне,[117] сверх того периполы с другим стратегом, Демосѳеном, засели подле Эниалия,[118] который лежит еще ближе.[119] В эту ночь никто ничего не знал об этом, кроме тех, кому важно было это знать. Перед самым восходом зари мегарские заговорщики сделали следующее. (3) Задолго еще они стали наблюдать за тем, когда открываются ворота,[120] и, склонив на свою сторону начальника гарнизона, стали перевозить обыкновенно в ночную пору через ров двухвесельную лодку на телеге к берегу и затем выплывать в море, как пираты. Еще до рассвета [121] они ввозили на телеге лодку обратно в укрепление через ворота якобы для того, чтобы, так как в гавани не было видно ни одного судна, аѳиняне, находившиеся в Миное, не замечали присутствия стражи. (4) И на этот раз телега была уже у ворот, и когда, по обыкновению, ворота открылись как бы для пропуска лодки, аѳиняне, увидев это, бегом бросились из засады, как это было условлено; они хотели подоспеть прежде, чем ворота снова будут заперты, и пока повозка была еще в воротах, чтобы она мешала закрытию их. В это самое время мегарские соумышленники аѳинян перебили привратную стражу. (5) Прежде всего вбежали в укрепление платеяне, бывшие с Демосѳеном, и периполы в том месте, где теперь находится трофей; тотчас по сю сторону ворот платеяне вступили в бой с подоспевшими на помощь воинами (ближайшие пелопоннесцы заметили случившееся), одержали победу и предоставили свободный проход в ворота бросившимся в них афинским гоплитам. 68. После этого каждый из аѳинян, проникавших в город, направлялся к укреплению. (2) Пелопоннесский гарнизон сначала сопротивлялся, причем защищались немногие. Некоторые из гарнизона были убиты, большинство же обратилось в бегство, будучи перепугано тем, что враги напали ночью и что мегарские предатели сражались против них; пелопоннесцы думали, что им изменили все мегаряне. (3) Кроме того, афинский глашатай самолично решил пригласить желающих мегарян соединить свое оружие с афинским. Услышав это, пелопоннесцы не дожидались больше, но бежали в Нисею, решив, что на них нападают вместе и мегаряне, и аѳиняне. (4) На заре укрепления были уже взяты, и мегаряне, находившиеся в городе, пришли в смятение. Тогда соумышленники аѳинян, а вместе с ними и другие лица из демократической партии, знавшие о заговоре, объявили, что следует открыть ворота и сделать вылазку. (5) Они условились, что, когда ворота будут открыты, аѳиняне ворвутся в город, сами же соумышленники, чтобы их можно было узнать и чтобы они не подвергались насилию,[122] должны были вымазать себя маслом. Соумышленники аѳинян с тем большею безопасностью могли открыть ворота, что, согласно условию, тут же были четыре тысячи афинских гоплитов из Элевсина и шестьсот человек конницы, совершивших переход ночью. (6) Вымазанные маслом заговорщики находились уже у ворот, когда один из них открыл заговор лицам враждебной партии. Последние собрались толпою, явились все на место и заявили, что нет нужды делать вылазку (они не решались на это и раньше, хотя имели в своем распоряжении больше сил), что не следует подвергать город очевидной опасности. Если же кто не будет повиноваться им, с теми они тут же вступят в бой. Они не давали понять, будто знают о том, что происходит, а лишь настаивали на своем решении, как на наилучшем, и в то же время продолжали охранять ворота. При таких условиях заговорщики не могли привести в исполнение свой план. 69. Поняв, что возникло какое-то препятствие и что нельзя взять город силою, афинские стратеги немедленно стали возводить стену вокруг Нисеи, полагая, что и Мегары скорее сдадутся, если взята будет Нисея прежде, чем кто-либо явится к ней на помощь. (2) Из Аѳин поспешно доставлены были железные орудия, каменщики и все нужное для работы. Стратеги начали от длинных стен, которые были в их власти, возвели поперечную стену против Мегар и от упомянутых стен по обеим сторонам Нисеи до моря. Воины, разделив между собою работу над рвом и стенами, проводили укрепления; камень и кирпич они брали из предместья, рубили деревья и другой лес и ставили палисады, где это требовалось; дома в предместье они снабдили зубцами и также обратили в укрепления. (3) Аѳиняне работали весь этот день, а на следующий к вечеру стена была почти окончена. Скудость съестных припасов пугала жителей Нисеи, потому что они получали их из верхнего города только на один день. К тому же нисеяне не надеялись на скорую помощь со стороны пелопоннесцев, а мегарян считали своими врагами. Поэтому они заключили с аѳинянами договор, в силу которого каждый из них за определенную сумму денег получал свободу; оружие отдавалось аѳинянам, им же предоставлялось поступить по своему усмотрению с лакедемонянами, именно с начальником гарнизона и с другими, кто там был. (4) На этих условиях нисеяне вышли из Нисеи. После того как аѳиняне сломали ту часть длинных стен, которая примыкала к Мегарам, они заняли Нисею и стали принимать все другие меры.[123]
70. Лакедемонянин Брасид, сын Теллида, находился в это время в окрестностях Сикиона и Коринѳа, будучи занят приготовлениями к походу на Ѳракийское побережье. Как только он узнал о взятии укреплений, он обратился к беотянам с требованием явиться к нему немедленно с войском к Триподиску (Триподиском называется селение в Мегариде, у подошвы горы Гераней): Брасид опасался за находившихся в Нисее пелопоннесцев и за Мегары, как бы они не были захвачены неприятелем. Сам он явился с двумя тысячами семьюстами гоплитов коринѳских, с четырьмястами флиунтян, с шестьюстами сикионян и со всем своим войском, которое он уже собрал. Брасид рассчитывал прибыть к Нисее до ее взятия. (2) Но, получив известие, что Нисея взята (он дошел до Триподиска ночью), Брасид отобрал из своего войска триста человек и прежде, чем узнали о его походе, подошел к Мегарам. Аѳиняне находились на морском берегу и потому не заметили неприятеля. Брасид говорил, что он желает попытаться и, если можно, попытается на самом деле занять Нисею. Главнейшею же целью его было, вступив в Мегары, закрепить их за собою. Брасид требовал от мегарян пропустить его, говоря, что он надеется взять Нисею обратно. 71. Бывшие в Мегарах политические партии находились в страхе: одни из мегарян боялись, что Брасид возвратит изгнанников и выгонит их самих, другие - что демократы из опасения такой участи нападут на них и что во время междоусобной брани город будет погублен аѳинянами, которые стояли в засаде вблизи. Поэтому мегаряне не приняли Брасида, а обе партии решили спокойно ждать будущего. (2) Они надеялись, что между аѳинянами и явившимися на помощь Мегарам пелопоннесцами произойдет битва и каждый тогда с большей безопасностью примкнет к той одержавшей верх стороне, которой сочувствует. Не убедив мегарян, Брасид отступил назад к остальному войску. На заре явились беотяне. Еще до обращения к ним Брасида они решили идти 72 на помощь к Мегарам, так как угрожавшая последним опасность была для них не безразлична, и уже со всем войском находились подле Платей. Когда явился вестник, беотяне стали гораздо смелее, отрядили две тысячи двести гоплитов и шестьсот всадников и с большею частью войска возвратились. (2) Все войско, не менее шести тысяч гоплитов, было уже налицо. Аѳинские гоплиты выстроились подле Нисеи и на морском берегу, а легковооруженные рассеялись по равнине. Неожиданным нападением беотийская конница погнала легковооруженных до самого моря (до сих пор мегарянам не приходило помощи ни откуда). Аѳинская конница устремилась на неприятеля и вступила в битву; (3) долго длилась битва двух конных отрядов, в которой каждая сторона претендовала на победу. (4) Беотийского гиппарха и других всадников, немногих правда, пробившихся до самой Нисеи, аѳиняне убили; завладев убитыми, сняли с них вооружение, выдали их, согласно договору, и водрузили трофей. Тем не менее во всем этом деле ни одна сторона не имела решительного перевеса, и, в конце концов, неприятели разошлись: беотяне к своим, аѳиняне к Нисее. 73. После этого Брасид и его войско подошли ближе к морю и к Мегарам, заняли там удобный пункт и, выстроившись к сражению, оставались в бездействии. Они не думали, [124] что на них нападут аѳиняне, и понимали, что мегаряне считаются с тем, на какой стороне будет победа. (2) Положение свое лакедемоняне считали выгодным в двояком отношении: они не будут нападать первые, не станут добровольно начинать опасной битвы, но коль скоро они ясно показали свою готовность к обороне, то, по всей справедливости, им будут приписана победа без всякой битвы; вместе с тем и по отношению к мегарянам положение их будет выгодно. (3) Если бы прибытие их не было замечено, тогда уже нельзя было бы им рассчитывать на удачу, и они, как бы побежденные, наверное, тотчас потеряли бы город; теперь же, если случится так, что аѳиняне не пожелают сражаться, они без боя достигнут цели, ради которой пришли сюда. Так и случилось. (4) Аѳиняне вышли из лагеря и выстроились в боевой порядок вдоль длинных стен; но так как аѳиняне не нападали, то мегаряне оставались в бездействии. Аѳинские стратеги принимали в соображение неравенство опасности для них: если бы им удалась даже большая часть предприятия,[125] они, начав сражение с более многочисленным неприятелем и одержав победу, заняли бы Мегары, но зато в случае поражения у них пострадали бы лучшие силы гоплитов. Между тем можно было предполагать, что со стороны пелопоннесцев и все войско, и каждая его часть из числа находившихся здесь [126] охотно отважится на опасность. Некоторое время аѳиняне подождали, и так как ни та, ни другая сторона ничего не предпринимала, они первые отступили к Нисее; затем удалились и пелопоннесцы туда, откуда прибыли. Тогда мегарские друзья изгнанников ввиду того, что аѳиняне не захотели дать битвы, сильнее ободрились и открыли ворота самому Брасиду как победителю и начальникам от государств. Они приняли их в город и устроили с ними совещание, так как, после того как завязали переговоры с аѳинянами, пребывали в страхе. 74. Впоследствии, когда союзники разошлись по своим государствам, Брасид возвратился в Коринѳ и стал готовиться к походу на Ѳракийское побережье, куда он первоначально направлялся.[127] (2) Между тем, после удаления аѳинян домой, находившиеся в городе мегаряне, все те, которые вели наиболее деятельные сношения с аѳинянами, немедленно тайно покинули город, зная, что они не безызвестны противникам. Остальные, устроив совещание с друзьями изгнанников, призвали назад граждан из Пег,[128] дали друг другу великие клятвы не поминать зла и принять наилучшие для государства решения. (3) Став должностными лицами, изгнанники произвели смотр оружия, отдельно расставили на далекое друг от друга расстояние лохи и выбрали около ста человек из числа своих врагов и лиц, казавшихся наиболее замешанными в сношениях с аѳинянами; потом они вынудили народное собрание открытой баллотировкой постановить решение об этих людях и в силу вынесенного обвинительного приговора перебили их, а в государстве установили строжайшую олигархию. (4) Результаты того переворота, проведенного из-за партийных распрей ничтожнейшим числом лиц, оставались в силе в течение очень долгого времени.
75. В ту же летнюю кампанию, когда митиленяне, согласно задуманному плану, собирались укреплять Антандр,[129] стратеги афинского флота, собиравшие дань, Демодок и Аристид, находясь в окрестностях Геллеспонта (третий товарищ их, Ламах, с десятью кораблями отправился на Понт[130]), получили сведение о предстоящем укреплении этой местности. Они находили опасным, как бы тут не вышло того же, что было с Анеями,[131] угрожавшими Самосу, и где утвердились самосские изгнанники, которые помогали пелопоннесскому флоту, посылая ему кормчих, тревожили находившихся в городе самиян и принимали у себя беглецов. Ввиду этого афинские стратеги собрали войско из союзников и отправились морем, одержали победу в сражении над митиленянами, вышедшими против них из Антандра, и снова овладели этим пунктом. (2) Вскоре после этого Ламах вошел в Понт и, бросив якорь в Гераклеотиде, у устья реки Калета, потерял свои корабли, потому что полил дождь и внезапно набежал на них поток воды. Сам Ламах с войском прошел сухим путем через землю вифинских ѳракиян, живущих по ту сторону пролива в Азии, и прибыл в колонию мегарян Калхедон, лежащую у устья Понта.
76. В ту же летнюю кампанию афинский стратег Демосѳен, тотчас после отступления из Мегариды, прибыл с сорока кораблями в Навпакт. (2) Дело в том, что с ним и с Гиппократом некоторые беотяне в городах вели переговоры о беотийских делах, желая изменить их государственное устройство и обратить его в демократию [132]. Под руководством главным образом фиванского изгнанника Птоиодора приняты были следующие меры. (3) Несколько человек должны были выдать Сифы (Сифы лежат в Ѳеспийской области, при море у Крисейского залива). Другие, из Орхомена, должны были предать Херонею, которая подчинена Орхомену, называвшемуся прежде Минийским, а теперь Беотийским. Наиболее деятельное участие в сношениях с аѳинянами принимали орхоменские изгнанники, которые нанимали людей на службу в Пелопоннесе. Херонея - крайний пункт Беотии, на границе с фокидской Фанотидой. (4) Некоторые фокидяне также участвовали в заговоре. Аѳиняне должны были занять Делий, святыню Алоллона, находящийся в Танагрской области и обращенный к Евбее. Все должно было быть совершено одновременно в назначенный день, чтобы не дать беотянам собраться всем вместе к Делию, но чтобы каждый из них был занят делами в собственном государстве. (5) Если бы попытка удалась и Делий был укреплен, то заговорщики надеялись, что, коль скоро эти пункты будут в их власти, поля опустошены и каждый из них будет иметь помощь вблизи, положение дел не останется неизменным; хотя бы на этот раз и не удалось произвести какой-либо переворот в государственном строе отдельных государств Беотии, все-таки со временем, когда аѳиняне придут на помощь восставшим, силы же беотян будут раздроблены, все оборудуется надлежащим образом. 77. Таков был подготовлявшийся план заговора. Сам Гиппократ должен был в благоприятный момент с войском из Аѳин идти войною на беотян. Демосѳена он отправил вперед с сорока кораблями к Навпакту, чтобы в тех местах он набрал войско из акарнанов и прочих союзников и шел морем к Сифам, которые должны были быть взяты с помощью измены.[133] Назначен был и день, когда следовало все разом привести в исполнение. (2) По прибытии на место Демосѳен узнал, что Эниады[134] вынуждены были всеми акарнанами примкнуть к афинскому союзу. Сам он поднял всех тамошних союзников и двинулся в поход сначала против Салинѳия и агреев,[135] привлекши их на свою сторону, Демосѳен стал окончательно готовиться к походу на Сифы, когда это потребуется.
78. В ту же самую пору летней кампании Брасид с тысячею семьюстами гоплитов направился к Ѳракийскому побережью. По прибытии в Гераклею, что в Трахине,[136] он послал вперед вестника в Фарсал к сторонникам лакедемонян с просьбою проводить его и его войско. В Мелитею, что в Ахее, пришли Панер, Дор, Гипполохид, Торилай и Строфак, проксен халкидян. Затем Брасид продолжил путь. (2) Его сопровождал в числе других ѳессалиян Никонид из Ларисы, приятель Пердикки. Нелегко было бы пройти через Ѳессалию, особенно с оружием в руках без проводника. Для всех безразлично эллинов проходящие по чужим землям без согласия их жителей люди возбуждают подозрение, ѳессалийский же народ искони был благорасположен к аѳинянам. (3) Таким образом, если бы у ѳессалиян в их стране был исономический, а не династический строй, Брасид никогда не прошел бы дальше, потому что даже и во время этого похода против него вышли люди, иначе настроенные, нежели поименованные выше лица, и у реки Энипея мешали его переходу, заявив, что Брасид поступает вопреки праву, совершая переход без согласия общеѳессалийского союза. (4) Но проводники возразили, что они не стали бы провожать Брасида наперекор воле союза, что он явился внезапно и они проводят его потому, что связаны с ним узами гостеприимства. Кроме того, сам Брасид заявлял, что он идет как друг ѳессалиян в их земли и воюет не с ними, а со своими врагами, аѳинянами; ему не известно, чтобы между ѳессалиянами и лакедемонянами существовала какая-либо вражда, которая мешала бы одному народу проходить через земли другого, да и теперь против их воли он не пойдет дальше, тем более что и не может пройти; однако он просит его не задерживать. Выслушав это, ѳессалияне удалились. (5) Брасид же, по совету проводников, во избежание какого-либо более сильного противодействия, продолжал путь без всяких остановок ускоренным маршем. В тот день, как он вышел из Мелитеи, он прибыл в Фарсал и расположился лагерем подле реки Апидана, оттуда прошел в Факий,[137] а из Факия в Перребию. (6) Отсюда уже ѳессалийские проводники возвратились назад, а перребы, подчиненные ѳессалиям, проводили Брасида до Дия, находившегося во владениях Пердикки. Дий - городок, лежащий у подножия Олимпа в Македонии со стороны Ѳессалии. 79. Таким образом, Брасид успел пройти через Ѳессалию прежде, чем кто-либо успел собраться задержать его, и пришел к Пердикке в Халкидику. (2) Дело в том, что вследствие удач аѳинян жители Ѳракийского побережья и Пердикка, отложившиеся от них,[138] испугались и вызвали войско из Пелопоннеса. Халкидяне ждали, что аѳиняне прежде всего пойдут на них; призывали лакедемонян тайно и соседние с Халкидикою города, не отпавшие от аѳинян. Пердикка же, правда, не бывший открытым врагом аѳинян, опасался давних распрей с ними,[139] больше же всего он желал покорить своей власти Аррабея, царя линкестов. (3) Неудачи, как раз в то время постигшие лакедемонян, облегчили для жителей Ѳракийского побережья и Пердикки возможность вызвать войско из Пелопоннеса. 80. В самом деле, аѳиняне теснили Пелопоннес, а больше всего землю лакедемонян; последние надеялись, что они скорее всего отвлекут из Пелопоннеса аѳинян, если будут тревожить их со своей стороны и пошлют войско к союзникам их, тем более, что последние изъявляли готовность содержать войско лакедемонян и звали их с целью самим отложиться от аѳинян. (2) Сверх того, лакедемонянам желательно было иметь предлог услать часть илотов, чтобы они не замыслили ввиду настоящего положения вещей вследствие потери Пилоса какого-либо переворота. (3) Устрашаемые грубостью [140] и многочисленностью илотов, они придумали следующее (всегда у лакедемонян большинство их мероприятий направлено было к ограждению от илотов): они объявили, чтобы выделены были все те илоты, которые изъявляют претензию на то, что они оказали лакедемонянам наибольшие услуги в военном деле, будто бы с целью даровать им свободу. Этим лакедемоняне искушали илотов, полагая, что из них все, считающие себя наиболее достойными освобождения, скорее всего способны осмелиться обратиться против них. (4) Таким образом отделено было в первую очередь около двух тысяч человек. С венками на головах, как бы уже освобожденные, илоты эти обходили храмы, но вскоре после того исчезли, и никто не знал, какой конец постиг каждого из них. (5) И теперь лакедемоняне охотно выслали с Брасидом семьсот гоплитов из илотов; прочих воинов он взял на жалованье из Пелопоннеса. 81. Лакедемоняне сильно желали послать именно Брасида (хлопотали об этом и халкидяне): он слыл в Спарте за человека, смело идущего на все. Когда же он отправился, то оказался человеком очень ценным для лакедемонян. (2) В самом деле, действуя справедливо и умеренно по отношению к городам,[141] Брасид в это время отторгнул от аѳинян бо́льшую часть их, а другими местностями завладел при помощи измены. Благодаря этому лакедемоняне имели возможность, если бы желали заключить мир, что́ они и сделали, возвращать аѳинянам и получать от них обратно захваченные тою и другою стороною пункты; да и театр военных действий из Пелопоннеса переносился в другое место. Позже, в войну, следовавшую за сицилийским походом, нравственные качества и ум Брасида, обнаруженные им тогда[142] и ставшие известными одним[143] по опыту, другим[144] по слухам, больше всего настраивали афинских союзников в пользу лакедемонян. (3) Брасид был первый лакедемонянин, который во время похода за пределы своей страны приобрел славу человека честного во всех отношениях, и там, где был, он вселял твердую надежду, что таковы же и прочие лакедемоняне.
82. Лишь только аѳиняне узнали о прибытии Брасида на Ѳракийское побережье, они объявили Пердикку врагом, считая его виновником появления Брасида, и с большею бдительностью следили за союзниками в тех местах. 83. Между тем Пердикка немедленно соединил свои силы с войском Брасида и выступил в поход против соседа своего, Аррабея, сына Бромера, царя македонян линкестов.[145] Пердикка враждовал с ним и желал покорить его. (2) Когда он со своим войском и войском Брасида находился у прохода в Линк, Брасид сказал, что ему желательно до начала военных действий отправиться сначала к Аррабею и, вступив с ним в переговоры, если можно, склонить его к союзу с лакедемонянами. (3) Дело в том, что и Аррабей дал Брасиду знать через глашатая о своей готовности подчиниться третейскому суду Брасида. Кроме того, явившиеся вместе с глашатаем послы от халкидян советовали Брасиду не избавлять Пердикку от грозящих ему опасностей, чтобы он тем с большим вниманием относился к их делам. (4) Почти в таком же смысле говорили и послы от Пердикки в Лакедемоне, именно, что он привлечет к союзу с лакедемонянами многие из соседних местностей. При таких обстоятельствах Брасид предпочитал уладить дело Аррабея беспристрастно. (5) Пердикка возражал, что он призвал Брасида не как судью в его распрях, но чтобы тот сокрушил тех его врагов, которых он укажет ему сам, и что Брасид обидит его, если вступит в переговоры с Аррабеем, в то время как он, Пердикка, продовольствует половину войска Брасида. (6) Однако Брасид, вопреки желанию Пердикки, рассорившись с ним, вступил в переговоры с Аррабеем, был убежден его доводами и не вторгся в его землю, а отвел свое войско назад. Пердикка, считая себя обиженным, после этого стал давать третью часть провианта вместо половины.
84. В ту же летнюю кампанию, незадолго перед уборкой винограда, Брасид с халкидянами быстро выступил в поход против Аканѳа, колонии Андроса. (2) В среде жителей Аканѳа, между теми, которые сообща с халкидянами призвали Брасида, и демократами начались раздоры, принимать ли его в город. Однако народ из опасения за плоды, которые были еще на полях, принял Брасида, вняв его убеждениям пропустить его одного и затем постановить решение, после того как его выслушают. Представ перед народом, Брасид (для лакедемонянина он был хороший оратор) произнес следующую речь.
85, "Аканѳяне! Посылая меня и войско в поход, лакедемоняне подтверждают тем самым истинность нашего заявления о причине войны, сделанного еще в начале ее, именно, что мы будем воевать с аѳинянами за освобождение Эллады. (2) Пусть никто не укоряет нас в том, что мы явились сюда поздно, что мы ошиблись в своем предположении, в основе которого было вести войну в Аттике, и в своей надежде - сокрушить аѳинян быстро, одними своими силами, не подвергая вас опасностям. Ведь теперь, когда представилась возможность, мы явились и при вашем содействии постараемся покорить аѳинян. (3) Однако меня удивляет, что вы заперли передо мною ворота и недовольны моим прибытием. (4) А мы, лакедемоняне, рассчитывали, что явимся к людям, которые еще до нашего фактического прибытия будут, по крайней мере, настроены как наши союзники, и что появление наше будет желанно для вас. Вот почему мы решились подвергнуться столь великой опасности совершить многодневный путь по чужой земле и приложить к тому всю нашу энергию. (5) Но было бы ужасно, если у вас на уме что-либо иное, если вы будете противиться освобождению вас самих и прочих эллинов. Это было бы ужасно не только потому, что вы сами противодействуете, но и потому, что другие, к кому бы я ни пришел, будут присоединяться ко мне с меньшей охотой. (6) Ведь они будут встревожены, если вы, к кому я прежде всего обратился, не приняли меня, вы, граждане значительного города, пользующиеся славою людей рассудительных. Объяснить им убедительно причину такого вашего отношения ко мне я буду не в состоянии, и они подумают, что я сулю не истинную свободу или что я явился к ним бессильный и не в состоянии защитить их от аѳинян в случае нападения последних. (7) Между тем аѳиняне, несмотря на свое численное превосходство, не пожелали померяться силами с тем войском, которое у меня теперь, когда я явился на помощь к Нисее,[146] и невероятно, чтобы они отрядили против вас морем такое войско, которое равнялось бы войску их, бывшему при Нисее. 86. Сам я явился сюда не со злым умыслом, но для освобождения эллинов, и лакедемонское правительство я обязал величайшею клятвою, что все государства, какие будут привлечены мною в наш союз, останутся автономными. Явился я сюда не затем, чтобы приобрести союз ваш силою или обманом, напротив, чтобы подать помощь вам, порабощенным аѳинянами. (2) Итак, прошу вас, оставьте вашу подозрительность в отношении меня, ибо я даю вам вернейшие ручательства, не считайте меня бессильным защитником, но смело присоединяйтесь ко мне. (3) Если кто-нибудь лично за себя боится, как бы я ни передал города в управление нескольким лицам, и потому не имеет охоты присоединиться ко мне, пусть вполне мне доверится. (4) Я пришел не за тем, чтобы принимать участие в борьбе партий, и, думаю, сулил бы вам сомнительную свободу, если бы, вопреки исконному государственному порядку, вздумал подчинять большинство меньшинству или, наоборот, меньшинство всем[147]. (5) Подобная свобода была бы тягостнее иноземного ига, а мы, лакедемоняне, не получили бы в награду за свои труды благодарности, и вместо почета и славы нас бы скорее стали обвинять. Мы навлекли бы на себя те самые жалобы, из-за которых воюем с аѳинянами, и снискали бы себе ненависть в большей степени, чем те люди, которые не выставляют на вид своего благородства. (6) Для людей, пользующихся выдающимся положением, до известной степени менее постыдно иметь притязания на чужое открытою силою, нежели под благовидным обманом; в первом случае действуют по праву силы, которую ниспослала судьба, во втором при помощи козней, изобретаемых низкою душою. 87. Поэтому в делах, представляющих для нас большой интерес, мы действуем с большою осмотрительностью. После клятвы какое ручательство могло бы быть для вас надежнее того, которое дается людьми, поступающими согласно со своими словами и тем самым неизбежно внушающими представление, что и действия их будут полезны в той же мере, как они на это указывали?".
(2) "Если в ответ на мои предложения вы укажете, что не в состоянии исполнить их, если, при всем благорасположении ко мне, вы пожелаете, во избежание вреда для себя, отклонить их, если вы скажете, что свобода представляется для вас небезопасной и что справедливо даровать ее тем, которые в силах ее принять, и несправедливо навязывать ее кому-либо против его желания, то я призову в свидетели богов и туземных героев, что я пришел сюда ради вашего блага, но не убедил вас, и тогда опустошу вашу землю и постараюсь покорить вас силою. (3) После этого я не буду считать себя действующим несправедливо; напротив, в свое оправдание я буду иметь еще два настоятельных довода: во-первых, в отношении к лакедемонянам, чтобы вы, если не присоединитесь к нам, при всем вашем благорасположении, не вредили им деньгами, которые взимают с вас аѳиняне; во-вторых, в отношении эллинов, чтобы вы не были для них помехою в деле освобождения от рабства. Иначе действия наши были бы несправедливы. (4) Ведь мы, лакедемоняне, не обязаны освобождать тех, кто не желает свободы, разве в том только случае, когда того требует общее благо. (5) С другой стороны, мы не стремимся к владычеству; напротив, мы прилагаем старание положить конец владычеству других, и мы были бы неправы по отношению к большинству эллинов, если бы, желая доставить всем автономию, оставили без внимания ваше противодействие. (6) Принимайте же ввиду этого благое решение, постарайтесь занять среди эллинов первое место в стремлении к свободе и стяжать себе вечную славу. Тогда и ваше достояние не пострадает,[148] и государству в его совокупности вы доставите прекраснейшее имя".
88. Вот что сказал Брасид. Жители Аканѳа сначала много говорили за и против допущения его в город и потом решили вопрос тайною подачей голосов. Под влиянием увлекательной речи Брасида и из страха за полевые плоды большинство решило отложиться от аѳинян. Взяв с Брасида ту клятву, с которою отправило его в поход лакедемонское правительство, именно, что все союзники, которых он приобретет, сохранят свою автономию, жители Аканѳа приняли войско Брасида. Вскоре после этого отложился также Стагир, колония Андроса. (2) Таковы события этой летней кампании.
89. В начале следующей зимней кампании некоторые города беотян должны были передаться афинским стратегам Гиппократу и Демосѳену, для чего последнему следовало идти со своими кораблями к Сифам, а Гиппократу к Делию.[149] Вследствие происшедшей ошибки в расчете дней, когда обоим стратегам надлежало выступить в поход, Демосѳен, имевший на своих кораблях акарнанов и многих других союзников из тамошних местностей, подошел к Сифам преждевременно и ничего не сделал. Дело в том, что заговор был открыт фокидянином из Фанотея Никомахом, который дал знать об этом лакедемонянам, а те беотянам. (2) Все беотяне явились на помощь к Сифам (Гиппократа не было еще на суше, и он не тревожил их) и успели раньше занять Сифы и Херонею. Узнав о неудаче, заговорщики не произвели никаких изменений в городах. 90. Между тем Гиппократ, призвавший к оружию всех аѳинян, как граждан, так и метеков, а равно всех чужеземцев, какие были в городе, опоздал к Делию: в то время беотяне уже отступили от Сиф. Гиппократ расположился лагерем и занялся укреплением Делия [150] следующим способом. (2) Кругом священного участка и храма вырыт был ров; выбрасываемая из него земля образовала служившую укреплением насыпь; вдоль насыпи вбили колья, нарезали виноградных лоз в окрестностях священного участка и переплетали ими палисад, вкладывали туда также камни и кирпичи, которые брали из близлежащих разрушенных зданий, вообще всеми способами поднимали укрепление. Потом в удобных для того пунктах, там, где не было никаких храмовых построек, - портик, который был здесь, обрушился, - поставили деревянные башни. (3) Приступили аѳиняне к этой работе на третий день по выходе из дому, работали в этот день, а также в четвертый и пятый до обеденной поры. (4) Затем, когда бо́льшая часть работы была окончена, войско отступило от Делия и прошло на пути домой стадий десять,[151] причем одни, большею частью легковооруженные, разошлись немедленно, а гоплиты в боевом порядке остановились и не двигались дальше. Гиппократ некоторое время оставался еще на месте, занятый устройством постов и работами по укреплению, чтобы довести их, как требовалось, до конца. 91. В эти дни беотяне собирались к Танагре. Когда явились войска от всех государств[152] и узнали, что аѳиняне отступили домой, все беотархи, их одиннадцать, не соглашались давать битву, коль скоро аѳинян нет больше в Беотии (они находились почти на границе Оропии,[153] когда расположились лагерем). Только Пагонд, сын Эолада, который был беотархом Ѳив вместе с Арианѳидом, сыном Лисимахида, и в то время командовал войском, желал дать битву. Он полагал, что лучше пойти на риск, вызывал лох за лохом, чтобы не все воины разом оставляли свои посты, и следующею речью старался убедить беотян сделать нападение на аѳинян и сразиться с ними.
92. "Никому из нас, начальников, беотяне, не должно бы и на мысль приходить, что не следует вступать в сражение с аѳинянами, коль скоро, будто бы, мы уже не настигнем их в Беотии. Ведь они собираются разорить Беотию, явившись из пограничной страны и соорудив здесь укрепление. Поэтому они бесспорно враги наши и там, где мы настигли бы их, и там, откуда они пришли и учинили неприязненные действия. (2) Если кто-либо и находил прежде, что для нас безопаснее не давать битвы, то теперь он должен изменить свое мнение. Тем, кто подвергается нападению со стороны другого, предусмотрительность не дозволяет раздумывать о защите собственной земли столь же долго, как в том случае, когда, обладая своим достоянием и стремясь приумножить его, по доброй воле сам нападаешь на другого. (3) Вам искони одинаково свойственно отражать нападение иноплеменного войска и на своей земле, и на чужой; тем более подобает отражать аѳинян, которые к тому же живут на границе с нами. (4) По отношению к соседям готовность померяться силами обеспечивает всем свободу; это относится в особенности к аѳинянам, которые пытаются поработить себе не только близкие, но и далекие народы. Как же тут не бороться с ними до последнего изнеможения? Состояние, в каком находятся жители противолежащей Евбеи и большей части остальной Эллады, служит для нас примером. Разве не известно, что везде соседи борются за границы своих владений? А у нас в случае поражения была бы установлена одна непререкаемая граница, именно: вторгшись в нашу землю, аѳиняне силою завладеют ею. Вот насколько соседство их опаснее всякого другого! (5) Кроме того, обыкновенно те, кто уверен в своей силе и нападает, как теперь аѳиняне, на своих соседей, идут бесстрашнее на народ, пребывающий в бездействии и защищающийся только на собственной земле; напротив, они имеют меньше охоты сдерживать тот народ, который встречает их за пределами своей страны и при благоприятных обстоятельствах сам начинает военные действия. (6) Подтверждение этого мы видим на самих же аѳинянах: разбив их при Коронее[154] в то время, когда вследствие наших междоусобиц они завладели нашей землей, мы доставили Беотии полное спокойствие по настоящее время. (7) Вспомним это, и пусть старшие из нас покажут себя на деле такими, какими они были прежде, а младшие как дети отцов, оказавшихся тогда доблестными, пусть стараются не посрамить унаследованной ими доблести. Доверившись, что за нас будет божество, святынею которого аѳиняне, беззаконно укрепив ее,[155] теперь пользуются, полагаясь на жертвенные знамения, оказывающиеся благоприятными для нас, мы должны идти на врагов и показать, что достигнуть цели своих стремлений они могут нападением на других, которые не умеют отражать врага, но что они не уйдут назад без борьбы от такого народа, который считает долгом чести всегда бороться за свободу своей земли и не порабощать несправедливо чужой".
93. Обратившись с таким увещанием к беотянам, Пагонд убедил их идти на аѳинян. Поспешно он вызвал войско[156] и повел его на них, потому что была уже поздняя пора дня. Приблизившись к афинскому войску, Пагонд расположился на таком месте, откуда благодаря разделявшему их холму неприятели не видели друг друга, выстроил воинов в боевой порядок и стал готовиться к битве. (2) Когда Гиппократу, находившемуся еще подле Делия, дано было знать о наступлении беотян, он послал войску приказ строиться к бою, а немного спустя прибыл и сам. Подле Делия он оставил около трехсот человек конницы с тем, чтобы они и служили гарнизоном на случай могущего быть нападения, и могли, выждав удобный момент, неожиданно с тыла напасть на беотян во время битвы. (3) Для отражения неприятельской конницы беотяне выставили свой отряд и, когда все приведено было в порядок, появились на вершине холма и выстроились, как они и намеревались, в боевой порядок. У них было около семи тысяч гоплитов, больше десяти тысяч легковооруженных, тысяча конных воинов и пятьсот пелтастов. (4) Правое крыло занимали ѳивяне и подчиненные им союзники,[157] центр - галиартяне, коронеяне, копейцы и прочие, обитавшие в окрестностях озера,[158] левое крыло - ѳеспияне, танагряне и орхоменцы. Конница и легковооруженные размещены были на обоих флангах. Ѳивяне выстроились по двадцати пяти человек вглубь, а остальные как попало. (5) Таковы были силы, и так они были распределены у беотян. 94. У аѳинян все тяжеловооруженное войско, по численности равное неприятельскому, выстроилось по восьми человек вглубь, конница же поставлена была на обоих флангах. Правильно вооруженного легкого войска тогда не было, как и вообще его не было в Аѳинах. Те же легковооруженные воины, которые участвовали в походе, хотя по числу и значительно превосходили неприятельских легковооруженных, но многие из них следовали за войском без вооружения, потому что в легковооруженные отряды набирались все, способные носить оружие, будь это горожане и находившиеся в городе иноземцы; в деле, однако, участвовало их немного, потому что раньше они уже ушли домой.[159] (2) Неприятели построились в боевой порядок и уже намерены были вступить в битву, когда стратег Гиппократ, обходя ряды аѳинян, ободрял их такими словами.
95. "Увещание мое, аѳиняне, будет кратко, но, будучи обращено к людям храбрым, оно может произвести не менее сильное действие; это будет скорее напоминание, нежели внушение. (2) Пусть не подумает кто из вас, будто мы поступаем несправедливо, на чужой земле подвергая себя столь грозной опасности: на самом деле, в земле беотян нам предстоит борьба за нашу землю. И если победу одержим мы, то пелопоннесцы без содействия беотийской конницы никогда больше не вторгнутся в вашу страну. Этой одной битвой вы приобретете Беотию и прочнее обеспечите свободу вашей родины. (3) Итак, идите на врагов достойно вашего государства, которым каждый из вас гордится, что оно, ваша родина, - первое государство Эллады, достойно отцов ваших, которые с Миронидом во главе победили беотян в бою при Энофитах и некогда овладели Беотией[160]".
96. С таким ободрительным увещанием Гиппократ обошел только половину войска. Он не успел пройти дальше, как беотяне, которых торопливо ободрял в то же время Пагонд, запели пеан и ударили на неприятеля с холма. Аѳиняне бросились на них и на бегу сразились с врагом. (2) Стоявшие на краю флангов отряды обоих войск не вступили в битву, так как для них служило препятствием одно и то же: их удерживали потоки воды. Прочие части войск бились с ожесточением, и щиты сражающихся ударялись один о другой. (3) Левое крыло беотян и часть их войска, стоявшая до центра, уступали аѳинянам, которые в этом месте теснили в числе прочих особенно ѳеспиян. Дело в том, что, когда стоявшие подле ѳеспиян войска уже отступили, ѳеспияне были окружены тесным кольцом. При этом те из них, которые пали, были изрублены во время схватки; впрочем, и некоторые аѳиняне, приведенные в замешательство при оцеплении неприятеля, не узнавали своих и избивали друг друга. (4) Таким образом, на этой стороне войско беотян подавалось назад и бежало к тем частям, которые выдерживали сражение. Но правое крыло, на котором стояли ѳивяне, имело перевес над аѳинянами и, принудив их к отступлению, сначала наступало медленно. (5) И вот Пагонд из скрытого пункта послал в обход холма два отряда конницы туда, где терпело левое крыло беотян. Одерживающее победу крыло аѳинян при внезапном появлении конницы пришло в ужас, полагая, что нападает новое войско. (6) Оба эти обстоятельства, и появление конницы, и преследование ѳивян, разрывавших ряды аѳинян, заставили обратиться в бегство все афинское войско. (7) Одни из аѳинян бросились к Делию и к морскому берегу, другие - по направлению к Оропу, часть - к горе Парнефу, иные рассеялись в разные стороны, где кто надеялся найти спасение. (8) Беотяне, в особенности конница их, преследовали и убивали аѳинян; помогали им локры, подоспевшие на помощь немедленно после того, как аѳиняне обращены были в бегство. Наступившая ночь задержала битву, и главной массе бегущих легче было спасаться. (9) На следующий день аѳиняне из Оропа и Делия, где они оставили гарнизон и которые все еще были в их руках, морем переправились домой. 97. Беотяне водрузили трофей, собрали своих убитых, сняли вооружение с неприятельских трупов, оставили стражу, а затем отступили к Танагре и стали замышлять напасть на Делий. (2) Глашатай, посланный аѳинянами для получения убитых, встретился на пути с беотийским глашатаем; последний предложил ему повернуть назад, говоря, что афинский глашатай ничего не добьется, пока сам он не возвратится к беотянам. Явившись к аѳинянам, глашатай, по поручению беотян, объявил, что аѳиняне поступили не по праву,
нарушив порядки эллинов. (3) Дело в том, что для всех установлено при вступлении во владения друг друга не касаться находящихся там святынь; между тем аѳиняне укрепили Делий и поместились в нем, совершая там все то, что люди делают на мирской земле, - черпали и носили воду, неприкосновенную для беотян, которою они пользовались как святою водою, только для священнодействий. (4) Поэтому за божество и за себя беотяне требуют от аѳинян, призывая общие божества и Аполлона, покинуть святыню и унести с собою все, им принадлежащее. 98. После этих слов беотийского глашатая аѳиняне отправили к беотянам своего глашатая с ответом, что они вовсе не поступили вопреки праву по отношению к святынё и по своей воле не будут причинять ей вреда и впредь: с самого начала они вступили в святыню не ради этого, а скорее для того, чтобы оттуда защищаться от обидчиков. (2) У эллинов существует обычай, продолжали аѳиняне, в силу которого тот, кто овладевает какой-либо землей, большой ли, или малой, становится всегда обладателем святынь этой земли и наблюдает, чтобы, по мере возможности, культ в них отправлялся по прежним обычным правилам. (3) Ведь так же поступали и беотяне, и бо́льшая часть остальных эллинов, все те, которые силою изгнали туземцев и занимают землю их: вначале они совершили нападение на святыни, как чужие им, а теперь владеют ими, как собственными. (4) Точно так же и они, аѳиняне, если бы имели возможность завладеть землею беотян на большем пространстве, удерживали бы ее за собою; и теперь они добровольно не уйдут из той части Беотии, которую занимают и считают своею. (5) Наконец, что касается воды, они пользовались ею в силу необходимости и сами не позволили бы себе такой дерзости, если бы беотяне первые не напали на их землю и не вынудили их в целях самозащиты пользоваться этой водой. Когда людей застигают война и опасность, естественно, всякого рода их поступки, даже и в глазах божества, заслуживают некоторого извинения. (6) Ведь алтари служат убежищем для невольных грешников, и нарушителями закона именуются люди, впадающие в преступление без нужды, а не те, которые отваживаются на что-либо под влиянием несчастия. (7) Беотяне, требуя выдачи убитых аѳинян в обмен за святыни, гораздо более поступают неблагочестиво, нежели аѳиняне, когда они отказываются получить за святыню то, что подлежит такому обмену. (8) Глашатаю своему аѳиняне велели сказать решительно, что они желают собрать своих убитых по договору, следуя заветам отцов, а не за то, что они удалятся из земли беотян, так как они находятся уже не на их земле, а на своей, приобретенной оружием. 99. Беотяне отвечали, что если аѳиняне[161] - в Беотии, то они должны уйти из их, беотян, земли и унести с собою то, что принадлежит им; если же они находятся на своей, афинской, земле, то сами должны знать, что нужно делать. Этим беотяне хотели сказать, что Оропия, где лежали убитые (битва произошла на границе), принадлежит как подвластная область аѳинянам, однако они не могут силою завладеть убитыми, принадлежащими беотянам; с другой стороны, они, разумеется, не стали бы заключать договора относительно земли, принадлежащей аѳинянам. А что касается беотийской земли, то они считали бы приличным ответить, что "аѳиняне с удалением из нее могут получить, что требуют". 100. Выслушав это, афинский глашатай удалился ни с чем. Тотчас после этого беотяне призвали с побережья Мелийского залива метателей копий и пращников. После сражения на помощь к ним явились две тысячи коринѳских гоплитов, а также пелопоннесский гарнизон, вышедший из Нисеи вместе с мегарянами.[162] С ними беотяне пошли на Делий и атаковали укрепление. Они пробовали взять его различными средствами, даже подвезли к укреплению боевую машину такого устройства (с ее-то помощью они и взяли укрепление): (2) распилили большое бревно пополам, все его выдолбили и снова тщательно сложили обе части наподобие трубки; к концу бревна прикрепили на цепях котел; от бревна спускалась в котел железная выдувальная трубка; бо́льшая часть бревна также обита была железом. (3) Издали подвезли эту машину на повозках к той части стены, которая главным образом состояла из брусьев и виноградной лозы.[163] Когда машина была вблизи стены, беотяне приспособили большие раздувальные мехи к тому концу бревна, который был на их стороне, и надували их. (4) Воздух проходил через закрытое пространство в котел, наполненный горящими углями, серою и смолою, и производил большое пламя, от которого и загорелась стена, так что не осталось на ней никого больше: все бросили ее и бежали, и таким образом укрепление было взято. (5) Из гарнизона одни были убиты, а двести человек взяты в плен; остальная масса взошла на корабли и возвратилась домой. 101. По взятии Делия на семнадцатый день после битвы от аѳинян немного спустя снова явился глашатай, ничего не знавший о случившемся, и просил выдать убитых. (2) На этот раз беотяне не дали такого ответа, как прежде, и выдали трупы. В битве пало беотян немного меньше пятисот человек, а аѳинян немного меньше тысячи, в том числе и стратег Гиппократ; много пало легковооруженных и обозных воинов.
(3) Вскоре после этого сражения[164] и Демосѳен, отправившийся тогда морем к Сифам,[165] потерпев неудачу в своей попытке овладеть ими с помощью измены, высадился в Сикионии, имея на своих кораблях войско акарнанов, агреев и четыреста афинских гоплитов. (4) Но прежде, чем все корабли пристали к берегу, явившиеся на помощь сикионяне обратили в бегство высадившихся на берег и преследовали их до кораблей; одних они убили, других взяли в плен. Водрузив трофей, сикионяне, согласно договору, выдали убитых.
Почти в те самые дни, как происходили события при Делии, умер царь одрисов Ситалк,[166] во время похода на трибаллов[167] потерпевший поражение в битве. Племянник его Сеѳт, сын Спарадока, воцарился над одрисами и остальной Ѳракией, царем которой был также Ситалк.
102. В ту же зимнюю кампанию Брасид[168] с союзниками Ѳракийского побережья выступил в поход против Амфиполя, афинской колонии у реки Стримона. (2) На том месте, где лежит теперь этот город, пытался раньше основать колонию Аристагор Милетский, когда он бежал от царя Дария, но эдоны[169] вытеснили его. Потом аѳиняне, тридцать два года спустя, послали туда десять тысяч колонистов из своих граждан и остальных эллинов, желающих отправиться, но они истреблены были ѳракиянами при Драбеске.[170] (3) Двадцать девять лет спустя аѳиняне снова прибыли туда, причем в качестве экиста был послан Гагнон, сын Никия, прогнали эдонов и основали город на том месте, которое прежде называлось Девятью путями.[171] (4) Отправлялись аѳиняне от Эиона, служившего для них приморским торговым портом и лежащим у устья реки на расстоянии двадцати пяти стадий[172] от нынешнего города. Гагнон назвал его Амфиполем, потому что, будучи омываем Стримоном с обеих сторон, он заложен так, что длинная стена от реки до реки отрезает его, и таким образом он виден кругом с моря и с суши. 103. Снявшись с якоря у Арн на Халкидике, Брасид с войском направился к этому городу.[173] К вечеру он прибыл в Авлону и Бормиску, где озеро Болба изливается в море, после обеда продолжал путь ночью. Погода была бурная, и шел небольшой снег. (2) Брасид очень быстро подвигался вперед, желая, чтобы о нем не знали амфипольцы, кроме тех, которые хотели предать город. (3) В Амфиполе были колонисты из аргилян (Аргил - колония Андроса) и другие, которые устраивали этот заговор, будучи привлечены к нему кто Пердиккою, кто халкидянами. (4) Наиболее деятельными участниками заговора были аргиляне, которые жили в близком соседстве; они всегда возбуждали подозрение в аѳинянах и питали замыслы против Амфиполя. Когда представился удобный случай и появился Брасид, они, задолго до того ведшие сношения с поселившимися в Амфиполе аргилянами с целью привести город к сдаче, приняли теперь Брасида в Аргил, отложились от аѳинян в ту же ночь и проводили его войско к находящемуся к востоку мосту через реку. (5) Самый город[174] лежит дальше этой переправы, и в то время не было еще у него стен,[175] как теперь, а у переправы стоял только слабый гарнизон. Брасид легко одолел его: ему благоприятствовали и измена, и дурная погода, и неожиданность нападения; затем он перешел мост и тотчас завладел имуществом амфипольцев, живших за городом по всей местности. 104. Так как переправа Брасида была неожиданной для жителей города и многие из живших за городом взяты были в плен, а другие бежали в городское укрепление, то амфипольцы пришли в сильное смятение, тем более, что они подозревали друг друга в измене. (2) Говорят даже, что Брасид, по всей вероятности, взял бы город, если бы захотел идти на него с войском немедленно, а не дозволил бы войску заниматься грабежом. (3) Между тем он расположился лагерем, совершил набег на загородные владения и затем оставался в бездействии, после того как со стороны находившихся в городе соумышленников не было сделано ничего такого, на что он рассчитывал. (4) Противники изменников, превосходившие их численностью, позаботились о том, чтобы ворота не были тотчас открыты, и, по соглашению со стратегом Евклом, явившимся от аѳинян для охраны местности, отправили вестника к товарищу его по стратегии на Ѳракийском побережье Ѳукидиду, сыну Олора, написавшему эту историю и находившемуся тогда подле Ѳасоса (остров Ѳасос - колония париян и отстоит от Амфиполя почти на полдня пути),[176] с требованием идти к ним на помощь. (5) При этом известии Ѳукидид поспешно выступил с семью кораблями, которые были в его распоряжении. Главным желанием его было занять заблаговременно Амфиполь, прежде чем он сдастся неприятелю, или в противном случае Эион. 105. Тем временем Брасид, опасаясь прибытия вспомогательных кораблей от Ѳасоса и зная, что Ѳукидиду принадлежит разработка золотых приисков в этой части Ѳракии и что благодаря этому он пользуется значением среди влиятельнейших людей материка, торопился овладеть городом, если возможно, заблаговременно. Брасид опасался, что с прибытием Ѳукидида масса амфипольцев не перейдет уже на его сторону, так как понадеется, что Ѳукидид соберет союзников и на море,[177] и во Ѳракии и спасет амфипольцев. (2) Поэтому Брасид предложил умеренные условия сдачи и через глашатая объявил следующее: всякий желающий из жителей города, амфиполец ли то или аѳинянин, может остаться, владея своим достоянием на равном и одинаковом для всех положении, а кто не желает, обязуется в течение пяти дней покинуть город и забрать с собою все свое имущество. 106. Выслушав это предложение, большинство амфипольцев переменило свое решение, тем более что аѳинян в городе жило немного, большею же частью население его было смешанное; кроме того, многие из жителей города находились в родстве с теми, которые были захвачены в плен за городом. Наконец предложенные глашатаем условия казались амфипольцам справедливыми сравнительно с тем, чего они опасались: аѳиняне находили их таковыми, потому что рады были покинуть город, так как им угрожала большая опасность, а на скорую помощь они не рассчитывали, остальное же население, потому что, при равенстве положения, они не теряли прав гражданства и, сверх ожидания, избавлялись от опасности.[178] (2) Таким образом, соумышленники Брасида уже открыто стали доказывать справедливость его предложений, после того как видели перемену настроения в народной массе и нежелание ее повиноваться в дальнейшем присутствующему в Амфиполе афинскому стратегу. Соглашение состоялось, и Брасид был принят на объявленных глашатаем условиях. (3) Таким-то образом амфипольцы выдали город, когда Ѳукидид со своими кораблями вечером того же дня прибыл в Эион. (4) Брасид только что овладел Амфиполем и не позже, как через ночь, взял бы и Эион. В самом деле, если бы корабли не явились с поспешностью на помощь, город на заре был бы взят. 107. После этого Ѳукидид стал заниматься приспособлением Эиона к тому, чтобы охранить его от опасностей как теперь, в случае нападения Брасида, так и на дальнейшее время, принял тех, которые пожелали, согласно договору, перейти сюда из верхнего города. (2) Брасид же с большим числом судов внезапно спустился по течению реки к Эиону в надежде завладеть выдающеюся со стороны укрепления косою и тогда иметь в своей власти проход в гавань; вместе с тем он сделал попытку и с суши, но был отбит на обоих пунктах и занялся устроением Амфиполя и его окрестностей. (3) На его сторону перешел также эдонский город Миркин после смерти царя эдонов Питтака, убитого сыновьями Гоаксиса и женою его Бравро. Немного спустя присоединились к Брасиду Галепс и Эсима, колонии фасиян. Содействовал этому и Пердикка, явившийся немедленно после взятия Амфиполя.
108. Завоевание Амфиполя сильно напугало аѳинян, в особенности потому, что город был для них полезен доставкою корабельного леса и теми денежными доходами, какие они получали оттуда, а также потому, что до сих пор лакедемоняне, в том случае когда сопровождали их ѳессалияне, могли пройти против афинских союзников только до Стримона, но, не располагая мостом, не имели возможности проникнуть дальше, так как выше переправы находилось на большом протяжении обширное озеро, образуемое рекою,[179] а со стороны Эиона река охранялась триерами. Теперь же положение, по-видимому, облегчалось, и аѳиняне начинали бояться также и отпадения союзников.[180] (2) Дело в том, что действия Брасида во всех отношениях отличались умеренностью, и в своих речах он повсеместно объявлял, что послан для освобождения Эллады. (3) Подчиненные аѳинянам города при известии о падении Амфиполя, об обещаниях Брасида и его мягкости были в сильнейшей степени настроены к возмущению. Они тайком обращались через глашатаев к Брасиду с просьбою зайти к ним, причем каждый город желал отложиться первым. (4) Дело это им представлялось безопасным, так как, с одной стороны, они заблуждались в своем представлении о силах аѳинян, какими те оказались впоследствии, а с другой - больше руководствовались смутным желанием, нежели безошибочным предвидением: люди обыкновенно питают неосторожные надежды на то, чего они горячо желают, а нежелательное для них отвергают субъективными доводами. (5) Кроме того, союзников ободряло недавнее поражение аѳинян в Беотии, соблазнительные, хотя и не отвечающие действительности, речи Брасида о том, будто у Нисеи[181]. аѳиняне не отважились на битву с ним, несмотря на то. что он привел на помощь только свое войско. Союзники чувствовали бодрость и были уверены, что некому выступить против них. (6) Удовольствие, которое они испытывали в настоящем, и надежда впервые испытать на опыте энергичное содействие лакедемонян больше всего возбуждали в них готовность идти на риск во всем. Получив обо всем этом сведения, аѳиняне разослали по городам гарнизоны, насколько можно было это сделать в короткое время и в зимнюю пору. Со своей стороны Брасид настаивал в Лакедемоне на том, чтобы ему прислано было войско в дополнение к имевшемуся, а сам готовился к сооружению триер на Стримоне. (7) Лакедемоняне не пошли навстречу требованиям Брасида частью потому, что влиятельные лица в государстве завидовали ему, частью потому, что они предпочитали получить обратно граждан, захваченных на острове,[182] и кончить войну.
109. В ту же зимнюю кампанию мегаряне отняли обратно свои длинные стены, которыми владели аѳиняне, и срыли их до основания. Брасид после взятия Амфиполя предпринял поход вместе с союзниками на так называемую Акту. (2) Область эта, начинаясь от Царского канала, простирается по сю сторону перешейка, а высокая гора ее Аѳон кончается у Эгейского моря. (3) На Акте, у самого канала, находится город Сана, колония андриян, обращенная к морю со стороны Евбеи; прочие города: Ѳисс, Клеоны, Акроѳои, Олофикс и Дии. (4) Жители их - смесь варварских племен, говорящих на двух языках.[183] Небольшую часть их составляют халкидяне, большинство же - пеласги из тирренов, некогда занимавших Лемнос и Аѳины, а также бисалты, крестоняне и эдоны;[184] живут они небольшими городками. (5) Большинство последних перешло на сторону Брасида, но Сана и Дий оказали сопротивление; поэтому Брасид остановился с войском в их земле и стал опустошать ее. 110. Так как они не покорялись, то Брасид немедленно выступил в поход против Тороны халкидской, которую занимали аѳиняне; приглашали его туда несколько человек, готовых передать ему город. Придя в Торону ночью, Брасид перед рассветом расположился с войском у святилища Диоскуров, отстоящего от города стадий на три.[185] (2) Появление Брасида не было замечено прочими жителями Тороны и находившимся в ней афинским гарнизоном. Сторонники же Брасида знали, что он придет, и некоторые из них тайком вышли недалеко за город и поджидали его прибытия, а когда заметили, что он прибыл, ввели в город семь легковооруженных с кинжалами (только эти воины и не побоялись войти, хотя первоначально назначено было двадцать человек; во главе их был олинѳянин Лисистрат). Они проникли через обращенное к морю укрепление и, так как город лежал на холме, незаметно взошли на него, перебили воинов самого верхнего сторожевого поста и разломали небольшие ворота со стороны Канастрея. 111. Подвинувшись немного дальше, Брасид с остальным войском остановился, послал вперед сотню пелтастов, которые должны были первыми ворваться в город в то время, когда будут открыты какие-нибудь ворота и будет подан условный сигнал. (2) Но время проходило, и пелтасты, удивляясь этому, приблизились постепенно к городу. Между тем тороняне, находившиеся в городе, сообща с вошедшими пелопоннесцами принимали свои меры: когда малые ворота были взломаны, они, разбив засов, открыли и те ворота, которые ведут к городской площади. Сначала введено было в город через малые ворота окольным путем несколько человек, чтобы напугать ничего не знавших жителей города внезапным нападением с тыла и с обеих сторон; потом, согласно условию, подняли сигнальный огонь и впустили уже остальных пелтастов через ворота, бывшие на площади. 112. При виде сигнала Брасид устремился беглым маршем и повел за собою войско; громким дружным криком оно навело большую панику на городское население. (2) Часть воинов быстро ворвалась в город через ворота, другие - по четырехгранным брусьям, которые случайно оказались подле обрушившейся и возобновлявшейся стены и назначались для подъема камней. (3) Брасид с массою войска тотчас направился вверх, на высокие пункты города, желая завладеть им всецело и прочно; остальная толпа рассыпалась отдельными отрядами по всем направлениям. 113. Что касается торонян, то при взятии города бо́льшая часть их, ничего не зная о случившемся, пребывала в тревоге, сторонники же Брасида и другие граждане, сочувствовавшие им, немедленно соединились с вошедшими в город. (2) Случилось так, что до пятидесяти афинских гоплитов спали на площади. Узнав о происшедшем, одни из них, немногие, погибли в схватке, а прочие частью сухим путем, частью на двух кораблях, стоявших на страже, бежали и укрылись в укреплении Лекиѳ, которое и заняли они одни. Лекиѳ - городская цитадель, выступающая в море и отрезанная на узком перешейке. (3) К аѳинянам бежали и все расположенные к ним тороняне. 114. Наступил уже день, и Брасид прочно утвердился в городе, когда через глашатая он объявил торонянам, бежавшим вместе с аѳинянами, что всякий желающий может возвратиться к своей собственности и безбоязненно пользоваться своими гражданскими правами; к аѳинянам же он отправил глашатая с предложением выйти из Лекиѳа, согласно уговору, с их имуществом, так как Лекиѳ принадлежит халкидянам. (2) Аѳиняне покинуть укрепление отказались, а предложили Брасиду заключить перемирие на один день для того, чтобы собрать убитых. Брасид заключил перемирие на два дня, в течение которых он укрепил ближайшие жилища, а аѳиняне сделали то же со своими. (3) Затем Брасид созвал торонян и сказал им почти то же, что́ жителям Аканѳа,[186] именно: несправедливо считать дурными людьми и предателями тех граждан, которые оказали ему содействие взять город, так как они сделали это не ради порабощения города и не были к тому подкуплены, а для блага и свободы города; не принявшие же в этом деле участия не должны воображать, будто их ждет иная участь:[187] он явился не за тем, чтобы погубить какой-либо город или какого-нибудь гражданина. (4) Он и обратился через глашатая к торонянам, бежавшим к аѳинянам, потому что нисколько не считает их дурными людьми за их дружбу с аѳинянами. Он полагает, что эти тороняне, узнав их, лакедемонян, на опыте, стали бы относиться к ним не с меньшим, а с гораздо бо́льшим расположением, так как лакедемоняне поступают справедливее аѳинян; теперь же они опасаются лакедемонян по неведению. (5) Брасид предлагал всем готовиться к тому, чтобы быть его надежными союзниками, говоря, что они будут ответственны за те ошибки, какие совершат уже с этого момента. Что касается прошлого, то несправедливостям подвергались не столько они, лакедемоняне, сколько сами тороняне от других, более могущественных,[188] и если они[189] в чем противодействовали, то это извинительно. 115. Такою речью Брасид ободрил торонян и, по истечении срока перемирия, начал атаку Лекиѳа. Аѳиняне защищались со слабого укрепления и с домов, снабженных брустверами, и в первый день отбили атаку. (2) На следующий неприятели собирались придвинуть боевую машину и предполагали с помощью ее метать огонь в деревянную обшивку укрепления. Войско Брасида уже подошло к наиболее слабой части стены, против которой, по мнению аѳинян, скорее всего, должна была быть подвезена машина. Поэтому они поставили на доме деревянную башню и снесли туда множество амфор и пифосов с водою,[190] а также больших камней;[191] взошло туда и много людей. Вдруг здание от з слишком большой тяжести рухнуло с сильным треском. Это больше огорчило, нежели испугало стоявших вблизи и видевших все аѳинян; находившиеся же вдали, особенно самые дальние, вообразили, будто в этом месте укрепление уже взято и стремительно побежали к морю и на корабли. 116. Заметив, что аѳиняне покидают брустверы, и видя все происходящее, Брасид устремился с войском, немедленно овладел укреплением и перебил всех, кого только захватил в нем. (2) Покинув таким образом этот пункт, аѳиняне на торговых судах и на военных кораблях[192] перебрались в Паллену.[193] В Лекиѳе есть святилище Аѳины. Перед атакою Брасид объявил через глашатая, что первый взошедший на укрепление получит от него тридцать мин серебра.[194] Полагая, что оно взято не человеческими средствами, а как-нибудь иначе, Брасид пожертвовал тридцать мин богине в ее святилище; стены Лекиѳа он срыл, место совершенно очистил и все его посвятил божеству. (3) В остальную часть зимней кампании Брасид занялся устройством дел в занятых пунктах и замышлял покорение прочих. С окончанием зимней кампании приходил к концу восьмой год войны.
117. В начале весны следующей летней кампании лакедемоняне и аѳиняне немедленно заключили перемирие на один год (423 г.). При этом аѳиняне полагали, что Брасид не успеет отторгнуть от них ничего, пока они на досуге будут готовиться к войне, и что, если им будет выгодно, они заключат соглашение на более продолжительный срок. Лакедемоняне понимали, что аѳиняне боятся того, что действительно страшило их, и что после передышки от бедствий и трудов, они, испытав эту передышку, сильнее пожелают примирения и, возвратив им граждан,[195] заключат более продолжительный мирный договор. (2) Дело, конечно, в том, что лакедемоняне считали для себя важнее получить своих граждан в то время, пока Брасид еще одерживал успехи; если бы он достиг еще больших успехов и восстановил равновесие сил, лакедемоняне должны были потерять пленников, тогда как в борьбе с аѳинянами при равенстве в обоюдных силах они, хотя и с риском, могли рассчитывать на победу. (3) Таким образом, между аѳинянами и лакедемонянами вместе с их союзниками заключено было перемирие на следующих условиях.
118. "Относительно святыни и оракула Аполлона Пиѳийского мы постановляем, чтобы желающий пользовался ими, согласно отеческим законам, без обмана и боязни. (2) Это постановляют лакедемоняне и присутствующие союзники: они утверждают, что склонят к тому же беотян и фокидян по мере сил через посланного к ним глашатая. (3) Об имуществе божества заботиться, чтобы разыскивать виновных, правильно и справедливо пользуясь отеческими законами, и вам,[196] и нам,[197] и желающим из остальных,[198] всем, пользуясь отеческими законами. (4) Итак, об этом такое постановление сделали лакедемоняне и прочие союзники. А вот что решили лакедемоняне и прочие союзники[199] на тот случай, если аѳиняне заключат мирный договор: каждая сторона должна оставаться при том, чем она владеет в настоящее время. Находящимся в Корифасии[200] оставаться по сю сторону Буфрады и Томея; тем, что на Киѳерах,[201] не вступать в сношения с союзниками,[202] ни нам с ними, ни им с нами; находящимся в Нисее и Миное[203] не переступать дороги, ведущей от Пил, что у Ниса, до святыни Посидона и от святыни Посидона по прямому направлению до моста, ведущего к Миное (мегарянам и союзникам их также не переступать этой дороги); тот остров, которым завладели аѳиняне,[204] сохранять им за собою, ни в ту, ни в другую сторону не сносясь друг с другом, равно как и все то, чем владеют аѳиняне теперь в Трозенской области[205] так, как трозеняне условились с аѳинянами. (5) Лакедемонянам и их союзникам пользоваться морем на всем пространстве, где оно омывает владения их и союзников, плавать не на военных кораблях, а на иных, гребных, судах, с грузом до пятисот талантов.[206] (6) Глашатаю и посольству с их спутниками, в каком количестве будет решено, для переговоров о прекращении войны и для разрешения споров приходить и уходить в Пелопоннес и Аѳины и сушею, и морем. (7) Перебежчиков, ни свободных, ни рабов, не принимать в течение этого времени ни нам, ни вам. (8) Вам судить нас и нам судить вас по заветам отцов, разрешая спорные вопросы судом без войны. Так постановляют лакедемоняне и союзники. (9) Если же вам угодно что-либо лучшее или более этого справедливое, идите в Лакедемон и объявите: ни лакедемоняне, ни союзники не отвергнут ничего справедливого, что бы вы ни предложили. (10) Кто же пойдет, должен быть снабжен полномочиями, как и вы требовали от нас. Договор будет иметь силу на один год".
(11) "Народ[207] постановил. Акамантида была пританирующей филой, Фенипп был секретарем, (12) Никиад был эпистатом. Лахет внес предложение: на доброе счастье аѳинян заключить перемирие на условиях, которые предлагают лакедемоняне и союзники их и на которые согласилось народное собрание. (13) Быть перемирию на один год, начинать его с этого дня, в четырнадцатый день месяца элафеболиона.[208] В течение этого времени[209] послы и глашатаи будут ходить от одного государства к другому для переговоров о том, как может быть окончена война. (14) Когда стратеги[210] и пританы созовут народное собрание, аѳиняне прежде всего должны обсудить вопрос о мире, с какими бы предложениями об окончании войны ни явилось посольство. Присутствующим послам теперь же немедленно в народном собрании надлежит дать обязательство блюсти договор в течение года".
119. "Такое соглашение заключили и скрепили клятвами лакедемоняне и их союзники с аѳинянами и их союзниками в двенадцатый день лакедемонского месяца герастия. (2) Заключали договор и освящали его возлияниями следующие лица от лакедемонян: Тавр, сын Эхетимида, Аѳиней, сын Переклида, Филохарид, сын Эриксилаида; от коринѳян Эней, сын Окита, Евфамид, сын Аристонима; от сикионян Дамотим, сын Навкрата, Онасим, сын Мегакла; от мегарян Никас, сын Кекала, Менекрат, сын Амфидора; от эпидаврян Амфий, сын Евпалида; от аѳинян стратеги Никострат, сын Диитрефа, Никий, сын Никерата, Автокл, сын Толмея".
(3) Таково было заключенное перемирие, во время которого постоянно происходили переговоры о мире на более долгий срок.
120. В те же дни, когда лакедемоняне и аѳиняне заключали договор, Скиона, город на Паллене, отложилась от аѳинян и перешла на сторону Брасида. Скионяне утверждают, что они происходят из Пеллены пелопоннесской,[211] что первые из них[212] на пути из-под Трои были занесены в эту местность бурей, застигнувшей ахеян, и поселились там. (2) Когда скионяне отложились, Брасид ночью переправился в Скиону;[213] впереди его шла дружественная триера, а сам Брасид следовал за нею издали на небольшом судне: триера должна была защитить его, если бы пришлось встретиться с каким-нибудь бо́льшим судном, нежели было судно Брасида. В случае встречи с другой неприятельской триерой, последняя, по предположению Брасида, бросилась бы не на меньшее судно, а на корабль, и сам он тем временем мог бы спастись. (3) После переправы Брасид созвал скионян и говорил им то же, что в Аканѳе и Тороне,[214]. добавив, что они, скионяне, достойны величайшей похвалы: будучи отрезаны на перешейке Паллены аѳинянами, занимавшими Потидею, являясь не более, как островитянами, они, по собственному побуждению, пошли навстречу свободе и не стали, подобно трусам, дожидаться, что к ним в силу необходимости придет несомненно принадлежащее им благо.[215] Этим они показали, говорил Брасид, свою способность и при других обстоятельствах выдержать мужественно величайшие испытания; если он устроит дела так, как предполагает, то будет считать скионян за истинно надежнейших друзей лакедемонян и окажет им всяческое внимание.[216] 121. Воодушевившись этою речью и одинаково ободрившись, все скионяне, даже те, которые ранее не сочувствовали тому, что происходит, решили энергично вести войну. Брасида они приняли во всех отношениях прекрасно: как освободитель Эллады, он, по постановлению народа, увенчан был золотым венком, а отдельные граждане от себя украшали его тениями и посвящали ему, как борцу на общественных играх, начатки плодов земных. (2) На то время Брасид оставил в городе незначительный гарнизон и возвратился назад. Немного спустя он переправил в Скиону более многочисленное войско, желая попытаться овладеть Мендою и Потидеей. Брасид рассчитывал, что аѳиняне явятся к Скионе на помощь как к острову и хотел предупредить их; в то же время и завел сношения с Мендою и Потидеей, чтобы овладеть ими при помощи измены. 122. В то время как Брасид собирался напасть на эти города, к нему[217], прибыли на триере лица, ходившие по городам с известием о перемирии, - от аѳинян Аристоним, от лакедемонян Аѳиней. (2) Тогда войско Брасида возвратилось назад в Торону, а послы объявили Брасиду о договоре; последний был принят к исполнению всеми союзниками лакедемонян на Ѳракийском побережье. (3) Со всеми городами Аристоним соглашался заключить договор; что же касается скионян, то он рассчитал, что они отложились несколько дней спустя по заключении договора, а потому объявил, что их не включат в него. Брасид настойчиво возражал, что Скиона отложилась раньше, и не покидал города. (4) Когда Аристоним дал знать об этом в Аѳины, аѳиняне тотчас готовы были идти войною на Скиону. Но лакедемоняне отправили к ним посольство с заявлением, что таким способом действия они нарушат договор, и, полагаясь на Брасида, оставляли город за собою, изъявляя готовность решить спор судом. (5) Аѳиняне, однако, не желали подвергаться риску суда, но решили возможно скорее выступить в поход, будучи раздражены, что даже жители островов осмеливаются уже отлагаться, рассчитывая на бесполезное для них могущество лакедемонян на суше. (6) По правде, восстание Скионы скорее подходило к тому, что утверждали аѳиняне, так как она отложилась два дня спустя по заключении договора. Следуя совету Клеона, аѳиняне тотчас постановили взять Скиону, перебить ее жителей и стали готовиться к этому, отложив все прочие предприятия.
123. Тем временем отпала от аѳинян Менда, город на Паллене, колония эретриян. Брасид принял мендян, считая себя вправе поступить таким образом - город во время перемирия открыто перешел на его сторону - потому, что он сам упрекал аѳинян в нарушении некоторых условий договора. (2) Вследствие этого и жители Менды стали тем смелее, что видели решимость Брасида и, имея перед собою пример Скионы, надеялись, что он не выдаст их. Кроме того, сторонники Брасида, хотя их было и немного, все еще не желали покидать того дела, которое в то время они собирались привести к концу; они боялись за себя в случае обнаружения заговора, а потому вынудили большинство граждан принять решение, противное их настроению. (3) Аѳиняне, немедленно узнав об этом, были раздражены еще больше и готовились к походу на оба города. (4) В ожидании нападения аѳинян Брасид удалил детей и женщин скионян и мендян в Олинѳ на Халкидике и отправил к ним пятьсот гоплитов из пелопоннесцев и триста пелтастов из халкидян под общим начальством Полидамида. Жители Скионы и Менды, в ожидании скорого появления аѳинян, сообща принимали меры к обороне.
124. В это время Брасид и Пердикка вместе совершили вторичный поход против Аррабея[218] в Линк. Пердикка вел за собою войска подвластных ему македонян, а также гоплитов из эллинов, живущих в Македонии; Брасид кроме остававшихся у него пелопоннесцев взял с собою халкидян, Аканѳян и все, что́ доставили прочие города по мере своих сил. Всех гоплитов из эллинов было около трех тысяч человек; за ними следовала македонская и халкидская конница, всего почти тысяча воинов, и другая большая толпа варваров. (2) Вторгшись во владения Аррабея, они нашли, что против них расположились лагерем линкесты, а потому и сами разбили лагерь. Пехота линкестов и Брасида занимала холмы, а посредине лежала равнина. (3) Конные воины линкестов и Брасида спустились на равнину и на первых порах начали битву; потом, когда гоплиты линкестов первые продвинулись вперед с холма вместе с конницею и готовы были вступить в бой, Брасид и Пердикка также выступили против них: начали сражение, обратили линкестов в бегство и многих перебили, остальные разбежались на высоты и там держались спокойно. (4) После этого победители водрузили трофей и дня два-три оставались на месте в ожидании иллириян,[219] которые к этому времени должны были явиться по найму к Пердикке. Потом Пердикка желал идти дальше на селения Аррабея и не сидеть на одном месте. Брасид, озабоченный положением Менды, опасаясь, как бы город не пострадал в чем-нибудь от аѳинян в том случае, если они подоспеют раньше со своими кораблями, не имел охоты продолжать путь, тем более; что и иллирияне не являлись, но предпочитал отступить. 125. Пока шли пререкания между Пердиккою и Брасидом, получено было известие, что и иллирияне изменили Пердикке и встали на сторону Аррабея. Вследствие этого и Пердикка и Брасид из страха перед иллириянами, воинственным народом, решили отступить; но из-за возникших раздоров совсем не было определено, когда нужно двигаться в путь. Когда настала ночь, македоняне и масса варваров вдруг были объяты ужасом - обыкновенно паника нападает на огромные войска без явных поводов. Они вообразили, будто неприятель наступает в гораздо большем числе, чем то было в действительности, и что он вот-вот явится. Поэтому внезапно они обратились в бегство и направились восвояси. Пердикка сначала не замечал этого, а когда узнал, то вынужден был уйти, прежде чем успел повидаться с Брасидом (лагери их были далеко один от другого). (2) На заре Брасид, заметив, что македоняне ушли вперед, а иллирияне и Аррабей собираются перейти в наступление, собрал своих гоплитов, выстроил их в каре, легковооруженных поставил в середину и стал обдумывать план отступления. (3) На случай нападения врагов в том или другом месте он выстроил в боевой порядок самых молодых воинов для набегов на врага впереди боевой линии, а сам с тремястами отборных воинов собирался отступать позади всех, решившись отражать тех неприятелей, которые первые нападут на него. (4) Прежде чем враги приблизились, Брасид второпях обратился к своим воинам со следующим увещанием.
126. "Пелопоннесцы, если бы я не подозревал вашего опасения из-за того, что вы остались в одиночестве и что против вас идут в большом числе варвары, то к увещанию я не присоединил бы наставления. Но теперь, ввиду того, что наши[220] покинули нас, что против нас стоят многочисленные враги, я постараюсь кратким напоминанием и увещанием убедить вас в самом важном. (2) Ведь вам надлежит быть доблестными в бою по врожденной храбрости, а не в зависимости от того, есть ли у вас всякий раз союзники. Вы не должны страшиться никакого количества врагов, вы, которые явились из государств не с таким строем, где многие господствуют над немногими,[221] но из таких, где, скорее, меньшинство господствует над большинством;[222] да и господство вы приобрели ни чем иным, как победоносными битвами. (3) Что касается варваров, которых по неопытности вы боитесь, то после сражений, какие вы имели раньше с варварами македонскими,[223] следует знать, что они не будут страшными: так я заключаю по собственному предположению и по рассказам других. (4) Во всех случаях, когда под кажущейся силою скрывается действительная слабость врагов, предварительно полученные истинные сведения усиливают бодрость духа у отражающих; между тем на тех, у кого действительно есть мужество, можно нападать с большей смелостью в том случае, когда их и не знаешь предварительно. (5) Для неопытных варвары страшны своими сборами в битву; и в самом деле, многочисленность их грозна на вид, их громкие крики невыносимы и пустое бряцание оружием производит впечатление чего-то угрожающего. Но не таковы они, когда им приходится сражаться с людьми, выдерживающими все это; ведь варвары не строятся в порядок и не стыдятся покинуть ту или иную позицию под натиском; бегство и движение вперед у них одинаково славны, а потому и самое мужество варваров остается недоказанным. К тому же произвольный способ сражения их весьма легко может доставить благовидный предлог к спасению бегством. Более надежным считают они запугивать вас, но самим не рисковать и не вступать в битву: иначе они предпочитали бы битву запугиванию. (6) Вообще вы ясно видите, что все эти предварительные ужасы со стороны варваров на самом деле ничтожны и поражают только зрение и слух. Если вы выдержите натиск и затем своевременно будете отступать, соблюдая строй и дисциплину, то вскоре достигнете безопасного пункта и впредь будете знать, что для войска, устоявшего против первого натиска, подобного рода сброд проявляет свою храбрость лишь угрозами издалека, своими приготовлениями. А если кто уступит варварам, они, находясь сами в безопасном положении, проявят мужество в быстром преследовании по пятам".
127. Сделав такое увещание, Брасид с войском начал отступать. При виде этого варвары с громким криком и шумом бросились на пелопоннесцев, решив, что Брасид убегает, и надеясь настигнуть и истребить его войско. (2) Но при всяком нападении варвары встречали отпор со стороны выстроенных впереди, и сам Брасид с отборными воинами сдерживал натиск, так что против первого набега пелопоннесцы сверх ожидания устояли. Они выдерживали и отражали и последующие нападения; когда же варвары оставались в бездействии, пелопоннесцы продолжали отступать. Тогда большинство варваров на открытом месте перестало преследовать эллинов с Брасидом во главе; небольшой отряд они оставили для того, чтобы следовать за пелопоннесцами и нападать на них, а прочие беглым маршем устремились на бегущих македонян, убивали всех, кого настигали, и успели раньше занять узкий проход между двумя холмами, ведущий в землю Аррабея. Они знали, что другого пути для отступления у Брасида нет. Когда Брасид приближался к этой уже непроходимой части дороги, варвары расположились в круг, чтобы запереть его. 128. Заметив это, Брасид приказал тремстам своих воинов бежать с возможною для каждого быстротою и без соблюдения строя к тому холму, занятие которого казалось более легким Брасиду, и попытаться вытеснить с него взобравшихся уже туда варваров прежде, чем подойдет неприятель в большем числе для оцепления пелопоннесцев. (2) Воины Брасида бросились на холм и одержали победу над варварами, стоявшими на холме; тогда легче стало подойти к холму и большинству эллинского войска. Дело в том, что, когда варвары в этом месте, с возвышенного пункта, устремились в бегство, остальные варвары испугались и не преследовали пелопоннесцев дальше, предполагая, что враг уже на границе и вне опасности. (3) Заняв высоты, Брасид продолжал путь с большею безопасностью и в тот же день прибыл прежде всего к Арнисе во владениях Пердикки. (4) Воины Брасида раздражены были тем, что македоняне ушли вперед, а потому, когда по дороге попадались им запряженные в повозки волы или какая-нибудь упавшая поклажа, что было неизбежно при ночном отступлении, вызванном страхом, распрягали быков, убивали их, а вещи брали себе. (5) С этого времени впервые Пердикка признал Брасида врагом и впредь питал к пелопоннесцам несвойственную ему из-за его отношений к аѳинянам[224] вражду. Вынуждаемый тяжелыми обстоятельствами разорвать прежние отношения с пелопоннесцами, он стал хлопотать о том, как бы поскорее вступить с аѳинянами в соглашение, а от пелопоннесцев избавиться.
129. Удалившись из Македонии в Торону, Брасид нашел, что аѳиняне заняли уже Менду.[225] Во время пребывания в Тороне в бездействии он решил, что более не в силах перейти на Паллену и помочь Менде, а потому охранял Торону. (2) Около того же времени, как происходили эти события в Линке,[226] аѳиняне отправились морем, к чему они готовились, против Менды и Скионы с пятьюдесятью кораблями. В составе флота было десять хиосских кораблей, тысяча афинских гоплитов, шестьсот стрелков, тысяча наемных ѳракиян и других пелтастов из среды тамошних союзников. Стратегами были Никий, сын Никерата, и Никострат, сын Диитрефа. (3) Выйдя из Потидеи на кораблях и пристав к Посидонию, аѳиняне направились против Менды. Мендяне, триста явившихся на помощь скионян, вспомогательное войско пелопоннесцев, всего семьсот гоплитов с начальником Полидамидом,[227] находились в это время в лагере за городом на укрепленном холме. (4) Никий со ста двадцатью легковооруженными из меѳонян, с шестьюдесятью отборными афинскими гоплитами и со всеми стрелками пытался подойти к ним по какой-то тропинке на холме, но люди из его отряда были ранены неприятелями, и потому Никий не мог пробиться. Никострат со всем остальным войском подходил к труднодоступному холму другим, более длинным, путем, но ряды его были окончательно расстроены, и все войско аѳинян едва не потерпело поражения. (5) Так как мендяне и союзники не сдались в этот же день, то аѳиняне отступили и разбили лагерь, а мендяне с наступлением ночи возвратились в город. 130. На следующий день аѳиняне, проплыв со стороны Скионы,[228] взяли предместье и целый день опустошали поля, причем никто не выходил против них (в городе происходили какие-то междоусобицы). (2) В ближайшую ночь триста скионян возвратились домой. На следующий день Никий с половиною войска дошел до границ Скионы и стал опустошать ее поля; в то же время Никострат с остальным войском расположился лагерем подле города близ верхних ворот, ведущих к Потидее.[229] (3) В этом месте внутри укреплений лежало вооружение мендян и вспомогательного войска. Поэтому Полидамид выстроил воинов в боевой порядок и убеждал мендян сделать вылазку. (4) Кто-то из демократической партии вследствие происходившей междоусобной борьбы в городе возразил ему, что он не примет участия в вылазке и что нет нужды воевать. В то время, когда он возражал и сильно волновался, Полидамид схватил его за руку. Демократы тотчас взялись за оружие и, разъяренные, бросились на пелопоннесцев и на своих граждан, вместе с пелопоннесцами действовавших против демократов. (5) Последние напали на них и принудили к отступлению, так как пелопоннесцы испуганы были как внезапным сражением, так и тем, что для аѳинян открыты были ворота. Пелопоннесцы вообразили, будто нападение сделано было по какому-то предварительному уговору. (6) Все те из них, которые не были истреблены тут же, бежали в акрополь, занимаемый ими и прежде. Тем временем Никий возвратился и был уже у Менды; аѳиняне ворвались в город со всем войском, и, так как ворота в него не были открыты им по уговору, разграбили город, как взятый силою; стратеги лишь с трудом удержали воинов, чтобы они не избивали и жителей. (7) После этого аѳиняне предложили жителям Менды ввести у себя тот государственный строй, к какому они привыкли,[230] и собственным судом самим судить тех лиц, которые, по их убеждению, были виновниками отпадения. Находившихся в акрополе они заперли с помощью стены, которую с обеих сторон провели к морю, и поставили там гарнизон. 131. Завладев Мендою, аѳиняне пошли на Скиону. Против них вышли скионяне и пелопоннесцы[231] и утвердились на сильном холме пред городом; если неприятели не овладеют им, рассуждали скионяне, то город не будет и оцеплен укреплениями. (2) Аѳиняне атаковали холм с ожесточением, в сражении отбили находившееся на холме войско, разбили лагерь и, водрузив трофей, готовились к оцеплению города укреплениями. (3) Когда немного спустя они уже принялись за работу, осажденный в мендском акрополе вспомогательный отряд пробился вдоль моря через стражу и ночью прошел к Скионе; бо́льшая часть этого отряда пробежала через лагерь у Скионы и вступила в город.
132. В то же время как вокруг Скионы возводились укрепления, Пердикка отправил глашатая к афинским стратегам и вступил в соглашение с аѳинянами. Он питал вражду к Брасиду за отступление его из Линка[232] и немедленно после того начал переговоры с аѳинянами. (2) Как раз в это время лакедемонянин Исхагор собирался идти сухим путем с войском к Брасиду. Пердикка, с одной стороны, по требованию Никия дать в силу заключенного договора ясное доказательство своей преданности аѳинянам, а с другой - потому что не желал более появления пелопоннесцев в своих владениях, склонил на свою сторону ѳессалийских друзей (он всегда пользовался услугами влиятельнейших лиц в Ѳессалии[233]) и помешал военному предприятию пелопоннесцев и переходу их войска через Ѳессалию. (3) Исхагор, Аминий и Аристей одни прибыли к Брасиду, будучи посланы лакедемонянами для наблюдения за положением дел. Они взяли с собою из Спарты, вопреки обычаю, несколько молодых людей, чтобы назначить их правителями городов и не доверять управления кому попало. Клеарида, сына Клеонима, Брасид назначил правителем в Амфиполе, а Пасителида, сына Гегесандра, - в Тороне.
133. В ту же летнюю кампанию ѳивяне срыли стены Ѳеспий, обвинив ѳеспиян в афинофильстве. Всегда они желали этого, а теперь, когда цвет ѳеспиян пал в битве с аѳинянами,[234] осуществить это желание было тем легче. (2) В течение той же летней кампании сгорел храм Геры в Арголиде, потому что жрица Хрисида[235] поставила один зажженный светильник подле венков и заснула, так что и не заметила, как все было охвачено пламенем и сгорело. (3) Хрисида в ту же ночь немедленно бежала во Флиунт, боясь аргивян. Аргивяне, согласно существовавшему у них закону, назначили другую жрицу, по имени Фаинида. Восемь с половиною лет исполнилось этой войне, когда бежала Хрисида. (4) Уже в конце летней кампании Скиона окончательно окружена была стенами. Аѳиняне оставили подле нее гарнизон и с прочим войском возвратились домой.
134. В следующую зимнюю кампанию аѳиняне и лакедемоняне бездействовали вследствие перемирия. Но мантинеяне и тегейцы, и те и другие со своими союзниками, имели сражение при Лаодикии в Оресфиде. Победа была нерешительная. Дело в том, что каждая сторона принудила к отступлению стоявший против нее фланг, а потому обе стороны поставили трофеи и послали в Дельфы добычу. (2) Впрочем, было много убитых с обеих сторон, и сражение оставалось нерешительным, когда ночь положила конец делу. Тегейцы остались ночевать на поле битвы и тотчас водрузили трофей, а мантинеяне отступили к Буколиону и потом также поставили трофей.
135. В конце этой зимней кампании, уже к началу весны, Брасид сделал попытку овладеть Потидеей. Ночью он подошел к городу и приставил лестницы, не будучи замечен: лестницы поставлены были к не занятой стражею части стены в то время, когда страж, несший звонок, прошел мимо и еще не возвратился после его передачи. Но затем, однако, стража тотчас заметила это, прежде чем взошли лакедемоняне, а потому Брасид поспешно отступил с войском, не дожидаясь наступления дня. (2) Зимняя кампания приходила к концу; кончался и девятый год той войны, историю которой написал Ѳукидид.
Примечания
3₁ к берегам Лаконики: под Лаконикою разумеется и Мессения, задолго до того подчиненная ей. - к Пилосу: гавань на западном берегу Мессении, у мыса Корифасия, теп. Палео-Наварино. Во время Пелопоннесской войны Пилос был необитаем.
4₁ таксиархам: командиры отдельных отрядов (τάξεις), ближайшие помощники стратегов. - расположившись кругом: для ускорения работы воины разбились кругом на всех пунктах, где это было необходимо.
7 Эион: не на Стримоне (I.98₁), а какой-то город на берегу Пиерии, у Ѳермейского залива.
8₆ Сфактерия: теп. Сфагия, длинный узкий остров пред Наваринской бухтой (Пилосом). - пятнадцати стадий: теперь остров имеет в длину 9 стадий; проход в гавань гораздо шире, чем в древнее время: северный имеет 500 фуг., южный - 400.
8₉ лохов: отрядов; в Пелопоннесскую войну в спартанской армии было семь лохов (ср.: V.68₃).
11₂ на сорока трех кораблях, число кораблей вряд ли показано верно, так как по 8₂ 60 кораблей были отозваны от Керкиры к Пилосу, и не упомянутого далее, куда девались 60 - 43 = 17 кораблей. Может быть, вместо 43 следует исправить чтение Ѳукидида на 63 (поправка Поппо), или 65 (поправка Блумфилда). Cp.: 14.16₅.
12₁ в... части... весел: по схолиасту, на оконечностях кормы и носа.
13₁ к Лейне: на западном берегу Мессенского залива.
15₁ высшие должностные лица: вероятно, эфоры.
24₅ Харибда... Одиссей, см.: Одиссея. XII.23₅ сл.
25₃ у Пелориды: по схолиасту, крайняя северная оконечность Сицилии.
25₅ выстроились дугою: маневр состоял, вероятно, в том, что корабли на флангах выступали вперед центра, так что линия обращалась в дугу.
25₇ Накс: древнейшая греческая колония в Сицилии, основанная в 735 г. евбейскими халкидянами, на северном склоне Этны.
25₈ Акесине: теп. Алкантара, впадает в море южнее Накса; чтобы подойти к ее устью, аѳиняне обогнули мыс к северу от устья.
26₈ с маком ...льна: по схолиасту, мак утоляет голод, семена льна - жажду.
28₄ Эна: колония Митилены и Кимы у устья Гебра на Ѳракийском побережье, принадлежала к Аѳинскому морскому союзу.
28₅ избавятся от Клеона: так как Клеон, не сдержав своего обещания, должен будет утратить политическое влияние.
29₁₋₂ одного из стратегов ... Демосѳена: очевидно, Демосѳен (ср. 24), после занятия Пилоса, добился стратегии.
31₂ древнее укрепление: на северной оконечности острова еще и теперь видны остатки древних укреплений.
32₂ таламиев, см.: к I. 13₂.
36₃ оказались при Ѳермопилах, см.: Геродот. VII.215-218.
38₁ гиппагрет: один из командиров спартанских "всадников", телохранителей спартанских царей.
42₂ между Херсонесом и Рейтом: Херсонес - мыс, образуемый восточной оконечностью горы Онея у Саронического залива, Рейт - мыс, замыкающий бухту с запада.
42₄ Кенхреи: теп. Кенхри, торговая гавань Коринѳа в углублении Саронического залива. - Кроммион: укрепленное селение к северо-востоку от Кенхреи.
44₄ Онея: горная цепь к югу от Кенхреи.
45₂ к Меѳанам: полуостров и город в Арголиде, к северу от Трозена. - Галий, см.: к I. 105₁.
46₃ Птихию: теп. Видо.
49 Анакторий: сначала был в общем владении коринѳян и керкирян; после битвы при Сиботских островах им стали владеть одни коринѳяне (I. 55₁); во время войны Анакторий часто воевал с акарнанами (II. 80; III. 5. 81₃. 144₃).
50₂ с ассирийского: точнее "с ассирийских письмен" (᾿εϰ τῶν Ἀσσυριών γραμμάτων); выражение относится одинаково как к языку, так и к системе письма, и употреблялось, по-видимому, преимущественно в применении к клинописи, так что в данном случае речь может идти и о письме, написанном на персидском языке.
52₁ солнечное затмение: произошло в полдень 21 марта (нов. стиля).
52₂ Ройтей: мыс у южной части Геллеспонта. - фокейских статеров: фокейский электровый статер = 23 аттическим серебряным драхмам = около 5 руб. 75 коп.
52₃ Антандр: город в Мисии, у подошвы Иды, у Адрамитского залива. - города, называемые Актейскими: имеются в виду те города, находившиеся во власти митиленян, о которых упоминается в III. 50₃.
53₁ Киѳер: теп. Чериго, остров против Малейского мыса, у южной оконечности Пелопоннеса.
53₃ Сицилийским и Критским морями: первое с запада, второе с востока.
54₁ Скандею: гавань Киѳеры.
54₂ верхний город: Киѳеры, в получасовом расстоянии от Скандеи, в глубь материка.
54₄ Гелу. город на берегу Лаконского залива, недалеко от устья Еврота.
55₁ государственный переворот: например, движение среди илотов, или демократизация внутреннего управления. - против обыкновения: обыкновенно лакедемоняне выставляли только гоплитов.
56₁ Котирты и Афродития: в южной части Лаконики.
56₂ Эпидавру Лимере: город на восточном берегу Лаконики, к северу от Монемвасии, колония Эпидавра.
58 Камарины и Гелы: Гела на юго-западном берегу Сицилии, основана около 689 г. родосцами и критянами, была на стороне Сиракус. Камарина, единственное из дорийских государств в Сицилии, стояла на стороне Леонтин против Сиракус. - Гермократ: был впоследствии (VI. 32) главным руководителем сиракусской политики до своего изгнания (VIII. 85).
65₁ Моргантина: к юго-западу от Кенторип (VI. 94з), около теп. Monte Judica у Ченторби.
67₂ периполы: афинские эфебы, исполнявшие на второй год отправления ими воинской повинности гарнизонную и полевую службу.
70₁ Триподиску к юго-западу от Мегар.
72₄ гиппарха: начальника конницы.
74₃ лохи: подразделения полка. - открытой баллотировкой: чтобы голосование происходило так, как желательно было изгнанникам.
74₄ в течение очень долгого времени: как долго не знаем, но, очевидно, Ѳукидид пережил падение олигархии.
75₁ дань: союзническую (форос).
75₂ в Гераклеотиде: в области Гераклеи Понтийской, теп. Эрегли, в Малой Азии, на берегу Вифинии, мегарской колонии. - потерял ... поток воды: Диодор (XII. 72) говорит подробнее: от сильных дождей река разлилась, корабли вынесены были течением к скалистому берегу и там разбились. - Калхедон: теп. Кадикёй, против Византия, у южной части Ѳракийского Боспора.
76₃ Сифы: в южной части Беотии. - Херонею, см.: I. 113₁. Сифы, Херонея и Делий (764 - три далеко расположенных друг от друга пункта, из которых удобнее всего можно было сделать одновременное вторжение в Беотию). - Минийским: по имени миниев, греческого племени, обитавшего в Беотии до переселения туда беотян. - Фанотидой: область города Фанотея или Панопея (89₂).
76₄ Делий: теп. Дилиси, город Беотии, на границе с Аттикою, с храмом Аполлона. - каждый из них... государстве: т. е. чтобы не все беотяне могли явиться к Делию, но чтобы граждане каждого беотийского государства шли на помощь туда, где начинались беспорядки.
78₁ в Фарсал, см.: к I. 111₁. Он, как и бо́льшая часть городов Ѳессалии, находился с Аѳинами в союзе (ср.: II. 22₃). - в Мелитею: между Гераклеей и Фарсалом, в фѳиотийской Ахайи. - пришли: из Фарсала.
78₂ из Ларисы, см.: к II. 22₃.
78₃ исономический, а не династический строй: т. е. если бы у ѳессалиян была демократия, основанная на равенстве всех перед законом (ἰσονομία), а не династия, крайняя олигархия. - во время этого похода: когда в Ѳессалии пользовалась перевесом лакедемонская партия. - у реки Энипея: теп. Цанарли, правый приток Пенея. - общеѳессалийского союза: политическое единство Ѳессалии выражалось в собрании представителей отдельных племен, ее населявших, избиравшем особое должностное лицо, тага.
78₅ Апидана: теп. Софадитико, приток Пенея. - в Перребию: северная часть Ѳессалии.
78₆ Дий: теп. Малафрия, на юге Македонии.
79₂ линкестов, см.: к II. 99₂.
80₄ исчезли... из них. по Диодору (XII. 68), илоты были избиты в то время, когда каждый из них был у себя дома.
80₅ и теперь: изложенное выше случилось раньше, когда - в точности неизвестно.
81₂ в войну ... походом: в так называемую Декелейскую войну.
83₂ в Линк: другое название Линкестиды.
83₃ от ... опасностей: войны с Аррабеем.
84₁ Аканѳа: теп. Ерисос, на восточном берегу Халкидики, основан андриянами в 655/654 г., был в Аѳинском морском союзе.
86₃ передал ... лицам: т. е. ввел олигархический строй.
88₂ Стагир: около теп. Нисворо на восточном берегу Халкидики, состоял в Аѳинском морском союзе.
89₂ из Фанотея: город на Кефисе, на границе Фокиды и Беотии.
91 беотархи, см.: к II. 2₁.
92₄ состояние ... Евбеи, см.: I. 114₃.
93₄ галиартяне: жители Галиарта, города Беотии, на южном берегу Копаидского озера. - копейцы: жители Коп, теп. Тополии, города Беотии, на северном берегу Копаидского озера.
94₁ легкого войска... не было в Аѳинах: упоминаемые в II. 13₈ 1600 стрелков, очевидно, не причислялись к легковооруженным в собственном смысле.
96₇ к горе Парнефу, см.: к II. 23₁.
98₃ поступали и беотяне... собственными, cp.: I. 12₂.
100₁ Мелийского залива, см.: к III. 96₃.
101₃ агреев, см.: к II. 102₂.
102₂ Аристагор Милетский: наместник персидского царя Дария в Милете, виновник борьбы греков с Дарием. Желая избежать ответственности перед царем за неудавшуюся экспедицию на Накс, Аристагор возбудил среди ионийских городов восстание в 500 г. против Персии. Когда восстание кончилось неудачей, Аристагор бежал во Ѳракию, где и был убит в 496 г.
102₂₋₃ Хронология трех попыток заселения Девяти путей приблизительно такая: 497/496, 465/464, 437/436 гг. - экиста, см.: к I. 24₂.
102₄ Эиона, см.: к I. 98₁. - Амфиполем ... с суши: Стримон обтекает Амфиполь с двух сторон, так как река, по выходе из озера Керкины (теп. Тахиногёль), встречает на своем течении возвышенности и делает большой заворот к западу; таким образом, город, расположенный на высоте, омывается рекою со стороны суши и моря. С восточной стороны от одного конца дуги до другого стена отрезает город от материка.
103₁ у Арн: точное местоположение неизвестно, вероятно около Аканѳа и Стагира, на западном берегу Стримона. - к Авлону... Болба: озеро Болба, теп. Бешикгёль, изливается в Стримонский залив ручьем, который, быть может, и есть Авлон. - Бормиск: поселение у устья этого ручья.
103₃ Аргил: на Стримонском заливе, между Амфиполем и Стагиром.
104₄ Ѳасос, см.: к I. 100₂. - париян: жителей острова Пароса, из числа Кикладских, между Наксосом и Олиаром.
107₃ Миркин: между горою Пангеем, и озером Керкиною. - Галепс: у подошвы Пангея, к востоку от Стримона. - Эсима: на побережье, между Стримоном и Нестом.
109₁ Акту: собств. Берег, восточный полуостров Халкидики.
109₂₋₃ Царского канала: устроен Ксерксом, см.: Геродот. VII. 22 сл., 122. - Аѳон: южная оконечность Акты. - Сана...Дий: со стороны Стримонского залива Акроѳои и, может быть, Олофикс, со стороны Сингитского залива, с севера на юг, Сана, Дий, Ѳисс, Клеоны.
109₄ пеласги из тирренов: по Ѳукидиду, выходит, что еще во время Пелопоннесской войны на Акте жили тиррены-пеласги; Ѳукидид не указывает, что эти тиррены-пеласги были отличны от тех пеласгов, которые обитали в древнейшие времена в значительной части страны, получившей потом имя Эллады. Соответствуют ли тиррены-пеласги этрускам, вопрос спорный; в пользу того, что на Лемносе, как об этом упоминает и Ѳукидид, жили некогда этруски, говорит найденная на Лемносе архаическая надпись (IG. XII. 8, 1), сходная с этрусскими. - бисалты, см.: к II. 99₆. - крестоняне: то же, что грестоняне (II. 99₆).
110₁ Гороны: теп. Торони, город на западной оконечности Сифонии, среднего из полуостровов Халкидики.
110₂ Канастрея: крайняя оконечность Паллены.
115₂ амфор: глиняные сосуды, большие и пузатые, с узкой шейкой и двумя высоко поставленными ручками. - пифосов: сосуды в форме бочки, из глины или дерева, без ручек, с крышкой; низ или был заострен, и тогда сосуд мог стоять или в песке или в земле, или оканчивался плоско, и тогда сосуд мог стоять на поверхности чего-л.
117₂ если бы он достиг... победу: для лакедемонян было важнее получить пленников, пока Брасиду везло, нежели во время возможных его неудач; с другой стороны, если бы Брасид достиг еще больших успехов и лакедемонские силы снова пришли в равновесие с афинскими, лакедемоняне должны были бы потерять пленников, хотя бы окончательная победа была и на их стороне.
118₁ Акт договора распадается на следующие отделы. I. Протокол (118, 1-10): 1) дела, касающиеся Дельфийской амфиктионии (1-3); 2) прекращение военных действий на основании status quo; установление демаркационной линии (4-5); 3) облегчение средств сообщений (6); 4) вопрос о перебежчиках (7); 5) вопрос о судебном разбирательстве (8); 6) могущие последовать изменения в тексте договора (9-10). II. Аѳинский декрет (11 - 14). III. Дополнительный протокол (119, 1-2).
118₃ разыскивать виновных: в противозаконном посягательстве на него, или в пользовании им.
118₄ Буфрады и Томея: какие-то пограничные пункты афинской позиции у Пилоса. - от Пил, что у Ниса: переведено буквально по тексту Hude; Steup (в обработке Классена в 3-м издании 5-й книги Ѳукидида) пишет πυλῶν с малой буквы; тогда это будет означать "от ворот, что у Ниса". Что такое "Нис", неизвестно; думают, что это статуя или храм местного героя. Может быть, рукописное предание здесь не в порядке.
118₁₁ Акамантида ... филой ... эпистатом: афинские граждане, со времени реформы Клисфена, делились на десять фил, одною из которых была Акамантида. В афинский совет избиралось по 50 человек от каждой филы. Текущими делами ведали поочередно члены каждой филы, составлявшие так называемую пританию и называвшиеся пританами, а сама очередная фила называлась "пританирующей". Соответственно числу фил год афинский делился на 10 пританий, каждая из которых охватывала 35-36 дней в простом и 38-39 дней в високосном году. Очередные прятаны руководили делами народного собрания, председателями которого они были, равно как и председательство в совете принадлежало выборному из среды пританирующей филы эпистату, функции которого продолжались не более суток.
119₁ герастия: соответствовал афинскому элафеболиону (вторая половина марта и первая апреля).
119₂ возлияниями: в честь богов, чтобы придать акту договора религиозный характер.
120₁ Скиона: на юго-западной части Паллены, входила в состав Аѳинского морского союза.
120₃ не более, как островитянами: так как они ни откуда не могли получить помощи сухим путем.
121₁ золотым венком: пожалование венка - обычная форма награды в Греции от лица государства; в исключительных случаях венок был золотой. - тениями: повязками, которыми увенчивали победителей на общественных состязаниях наряду с венками.
121₂ Мендою, см.: к IV. 7.
122₅ жители островов, ср.: 120₃.
123₁ эретриян, см.: к I. 15₃.
128₃ к Арнисе: ближе неизвестный пункт на северо-западной границе владений Пердикки.
129₃ к Посидонию: теп. Посиди, крайний выступ косы, на которой лежала Менда.
129₄ меѳонян: жителей Меѳоны, теп. Элевтерохори, города Македонии, недалеко от Ѳермейского залива.
132₁ вступил в соглашение: сохранились остатки афинской надписи о договоре между аѳинянами и Пердиккой (см.: Scala R. Die Staatsverträge des Altertums. Leipzig, 1898. I, N 81). Пердикка дает следующую клятву: "Я буду поступать согласно договору и буду считать (вместе с аѳинянами) одних и тех же лиц за друзей и за врагов, и буду вести себя по отношению к аѳинянам справедливо, нековарно и безвредно, и буду помогать по мере возможности афинскому народу, и никому, кроме аѳинян, не дозволю вывозить корабельный лес".
132₃ вопреки обычаю ... молодых людей: обыкновенно для этой цели посылались люди пожилые.
133₂ храм Геры: знаменитый храм в расстоянии около 2 верст от Микен, около 9-10 верст от Аргоса. На месте сгоревшего храма аргивяне построили новый; остатки его были в 90-х годах XIX в. исследованы американцами.
134₁ в Оресфиде: в Аркадии.
134₂ к Буколиону. в Аркадии, в области верховьев Алфея.
135₁ страж ... передачи: чтобы испытать бдительность стражи, звонок передавался от одного поста к другому.
[1] Т. е. локров эпизефирских.
[2] III. 90₄.
[3] Т. е. с суши и с моря (с противолежащей Мессены).
[4] В Мессенскую гавань: IV. 2₃.
[5] III. 115₆.
[6] III. 85.
[7] III. 114₁.
[8] Вместо поправки Hude ἄν следую рукописному чтению ἤν.
[9] IV. 2₃.
[10] Около 70 верст.
[11] IV. 8₅.
[12] Т. е. по–дорийски.
[13] IV. 2₁.
[14] IV. 2₂.
[15] I. 98₁.
[16] I. 57₅.
[17] Cp.: I. 101₂.
[18] Т. е. остальных периеков.
[19] IV. 2₃.
[20] Cp.: III. 81₁.
[21] IV. 5₂.
[22] Воздвигнутым аѳинянами.
[23] Северной.
[24] Южной.
[25] Около 2 ½ верст.
[26] «Остров… в длину около пятнадцати стадий»»»»»»»».» Чтение πέντε ϰαὶ δέϰα вызывает сомнение. Burrows (Journal of hellenic studiues. XVI. 1896. P. 76) и за ним» Steup полагают, что вместо πέντε ϰαὶ δέκα (ΔΠ или ιε´ ) следует читать πέντε ϰαὶ εἴκοσι (ΔΔΠ или ϰε´).
[27] Западная часть Пилосского мыса.
[28] Трех; ср.: IV. 5₃.8.
[29] IV. 8₃.
[30] III. 102₄. 114₂.
[31] К северо–западу.
[32] IV. 8₂.
[33] Около ⅗ гарнца.
[34] Бутылка с небольшим.
[35] Илотов: IV. 8₉.
[36] Которое вы должны предпринять.
[37] Вместо рукописного ἡμῖν читаю, вслед за Gertz'ем, νῦν; вместо ἡμάς, даваемого C, следую чтению остальных рукописей ὑμᾶς.
[38] II. 59₂.
[39] Находившихся на Сфактерии.
[40] Cp.: III. 36₆.
[41] I. 115₁.
[42] С острова.
[43] Т. е. в народном собрании.
[44] IV.16₂.
[45] Сфактерии.
[46] После слов «отступили… к своим стоянкам» в рукописях стоит «в Мессене и в Регии». Слова τότε ἐν τῇ Μεσσήνη ϰαὶ ἐν τῷ Ρηγίω, признаваемые Herwerden'ом и H вставкою, не принимаются в текст.
[47] С берега.
[48] III. 86₂.
[49] Этны.
[50] Сикулы.
[51] В Сиракузы и города союзников.
[52] IV. 23₂.
[53] Между островом и материком.
[54] Аѳинское.
[55] Для заключения мира.
[56] IV. 21₃.
[57] Т. е. стратегах.
[58] III. 5₁.
[59] Т. е. лакедемонский гарнизон на Сфактерии.
[60] IV. 8₆.
[61] III. 97. 98.
[62] Отряды с афинских кораблей.
[63] Которое занимал афинский флот.
[64] Т. е. остальное войско: IV. 32₂.
[65] IV. 26₂.
[66] IV. 9₁.
[67] IV. 31₂.
[68] IV. 14.
[69] IV. 26₄.
[70] На острове.
[71] 1 Ср.: IV. 3₃.
[72] Около 2 верст.
[73] Около 10 верст.
[74] Около 3 ⅓ версты.
[75] Т. е. на северо–восточной стороне перешейка.
[76] III. 114₄.
[77] Данному жителями той местности, где пристали аѳиняне.
[78] Около 20 верст.
[79] После слов «возвели там укрепление» в рукописях стоит: «где находится Меѳона». Слова ἐνᾦ ἡ Μεϑώνη ἐστί, отвергаемые H, вслед за Herwerden'ом, не приняты в текст.
[80] III. 85₄.
[81] Т. е. представителям демократической партии на Керкире.
[82] Т. е. керкирские демократы.
[83] Олигархической.
[84] III. 114₂; IV. 13₂.
[85] Cp.: II. 69₁; III. 19₁.
[86] I. 98₁.
[87] Артоксеркс.
[88] Артаферном.
[89] Вероятно, принадлежавших к олигархической партии.
[90] Где также рос лес.
[91] Оружие, военные машины и пр.
[92] Так как на Киѳере был гарнизон.
[93] «аѳиняне с десятью кораблями и двумя тысячами милетских гоплитов», число 2000 слишком велико: оно не согласуется с упоминаемым в VIII. 25₂ 800 милетскими гоплитами, ни с числом 10 кораблей. Классен полагал, что речь может идти лишь о 200 гоплитах, Шталь — о 500, Herwerden — о 400. — «направились к городу киѳерян», в рукописях перед πόλιν стоит ἐπὶ ϑαλάσση», «приморскому», отвергаемое H, вслед за Krüger'ом.
[94] IV. 13₁.
[95] Сфактерию.
[96] Cp.: I. 70₇.
[97] Малейского мыса.
[98] II. 27₂.
[99] I. 101₂.
[100] 1 ½ версты с лишним.
[101] Кикладских.
[102] Около 5846 руб.
[103] I. 14₂. 41₂. 67₂. 105₂₋₃. 108₄; II. 27.
[104] Сфактерии.
[105] III. 86₂; IV. 25₇.
[106] Отдельные государства в Сицилии.
[107] Ср.: III. 86₂.
[108] Имеется в виду греческое население Сицилии, состоящее из дорян и ионян.
[109] И слабые, и сильные.
[110] Аѳинянами.
[111] Вероятнее всего, с теми, с которыми дорийские сицилийцы находились уже в тесных отношениях.
[112] Cp.: II. 31₃.
[113] III. 68₃.
[114] Около 1 ⅓ версты.
[115] Т. е. самые Мегары.
[116] III. 51₁.
[117] Из числа нашедших приют в Аѳинах.
[118] Святилище Арея.
[119] От длинных стен.
[120] В длинных стенах.
[121] «Перед самым восходом зари они сделали следующее». В рукописях перед οὖτοι стоит οὶ προδιδόντες τῶν Μεγαρέων, «предатели из мегарян». Эти слова, отвергаемые H, не приняты в текст.
[122] Со стороны аѳинян.
[123] Для осады Мегар.
[124] «Они не думали», следую Steup'y, который перед οίόμενοι вставляет ούϰ.
[125] Взятие длинных стен и Нисеи.
[126] «И все войско и каждая его часть из числа находившихся здесь». Вряд ли в этих словах все передано в рукописях исправно. Hude предлагает читать: τοις δε ξυμπάσης τῆς δυνάμεως αὐτῶν παρόντος μέρους и ссылается на слова схолиаста: «пелопоннесцы, имея там большие силы, хотя от каждого государства присутствовала у них небольшая часть, не боялись поражения».
[127] IV. 70₁.
[128] IV. 66₁.
[129] IV. 52₂₋₃.
[130] Эвксинский (Черное море).
[131] III. 19₂. 32₂.
[132] После слов «обратить его в демократию» в рукописях стоит «подобно аѳинянам». Слова ὥσπερ οί Ἀϑηναῖοι, отвергаемые H, вслед за Rutherford'ом, не приняты в текст.
[133] IV. 76₃.
[134] I. 113₃; II. 102.
[135] III. 106₃₋₄. 114₂.
[136] III. 92.
[137] Местоположение неизвестно.
[138] I. 58; IV. 7.
[139] II. 99₂.
[140] «устрашаемые грубостью», следую чтению B σϰαιότητα, хотя вряд ли оно исправно: ACEM дают совсем непонятное νεότητα, Widman предлагает ϰαινότητα. Rauchenstein - δεινότητα.
[141] На Ѳракийском побережье.
[142] Во время ѳракийской экспедиции.
[143] Халкидянам на Ѳракийском побережье.
[144] Грекам на Ионийском побережье и на островах.
[145] II. 99₂.
[146] IV. 70—73.
[147] Т. е. олигархию демократии.
[148] Имеется в виду опустошение полей аканѳян, которым грозит Брасид.
[149] IV. 76. 77.
[150] В рукописях за словами «занялся укреплением Делия» следует «святыни Аполлона». Слова τὸ ἰεπὸν τοῦ Ἀπόλλωνος, вслед за Dobree, отвергает H.
[151] Более 1 ½ версты.
[152] Беотийских.
[153] Т. е. земли города Оропа, принадлежавшего тогда Аѳинам. II. 32.
[154] I. 113₂.
[155] Cp.: IV. 90.
[156] Из области Танагры: IV. 91.
[157] Жители небольших окрестных местностей.
[158] Копаидского.
[159] IV. 90₄.
[160] I. 108₃.
[161] Находящиеся в Делии.
[162] IV. 69₃. 70₁.
[163] IV. 90₂.
[164] При Делии.
[165] IV. 89₁.
[166] II. 29₁. 67₁. 95₁.
[167] II. 96₄.
[168] V. 78₁.
[169] I. 100₃.
[170] I. 100₃.
[171] I. 100₃.
[172] 4 версты с небольшим.
[173] Амфиполю.
[174] Амфиполь.
[175] От моста до города.
[176] На 7—8 миль.
[177] Т. е. с Ѳасоса и соседних островов.
[178] Следую чтению ABCFGM συχνοί.
[179] Керкина.
[180] ἐνόμιζεν, отвергаемое H, вслед за Kistermaker'ом, не принимается в текст.
[181] IV. 73₄.
[182] Сфактерии.
[183] Т. е. по–варварски и по–гречески.
[184] Ѳракийские племена.
[185] Около ½ версты.
[186] IV. 85—87.
[187] Чем тех, кто содействовал Брасиду.
[188] Т. е. аѳинян.
[189] Тороняне.
[190] Чтобы тушить огонь.
[191] Чтобы метать ими в машину.
[192] Cp.: IV 113₂.
[193] I. 56₂.
[194] Около 730 р.
[195] Взятых на Сфактерии.
[196] Лакедемонянам.
[197] Аѳинянам.
[198] Нейтральным.
[199] Лакедемонян.
[200] IV. 3₂.
[201] IV. 54.
[202] Лакедемонян материка.
[203] IV. 67₁. 69.
[204] Аталанта. II. 32; III. 89₃.
[205] IV. 45₂.
[206] Около 655 пудов.
[207] Аѳинский.
[208] Конец марта.
[209] Т. е. перемирия.
[210] Им принадлежало право созывать народное собрание.
[211] II. 9₂.
[212] Т. е. основатели Скионы.
[213] Из Тороны. IV. 1 110₂.
[214] IV. 86—87. 114.
[215] Т. е. свобода.
[216] Следую чтению εἴτεϑήσεται, предложенному Argyriades'ом и принятому Steup'ом, вместо рукописного εἰ τεϑήσεται.
[217] В Торону.
[218] IV. 83.
[219] I. 24₁.
[220] Союзники.
[221] Т. е. не из демократических государств.
[222] Т. е. на олигархических.
[223] IV. 124₃.
[224] Которых он до того времени ненавидел.
[225] IV. 123.
[226] IV. 83₂.
[227] IV. 123₄.
[228] Т. е. с южной стороны.
[229] Т. е. с северной стороны.
[230] Т. е. демократический.
[231] IV. 123₄.
[232] Cp.: IV. 128₅.
[233] Cp.: IV. 78₂.
[234] При Делии. IV. 93₄. 96₃.
[235] II. 2₁.