Состязание Гомера и Гесиода
Эта любопытнейшая работа в ее настоящем виде датируется временем жизни или небольшим промежутком после смерти Адриана, но как представляется, частично основана на более ранней версии софиста Алкидаманта (ок. 400 г. до Р. Х.). Плутарх («Пир семи мудрецов.», 40) использовал более раннюю (или по крайней мере более короткую) версию, чем та которой мы обладаем. Сохранившиеся «Состязание», тем не менее, четко связывает с оригинальным документом много других спорных вопросов о жизни и происхождении Гомера, вероятно, опираясь на одни и те же основные источники, как это сделано в Геродотовом «Жизнеописании Гомера». Она рассматривает следующее: 1) происхождение (по разным сообщениям) и относительные даты жизни Гомера и Гесиода; 2) их поэтическое состязание в Халкиде; 3) Смерть Гесиода; 4) скитания и судьба Гомера, с краткими замечаниями об обстоятельствах при которых были сочинены его труды, вплоть до самой смерти.
В целом трактат, конечно, просто беллетристика; его значение в следующем: 1) знание даваемое древними спекуляциями о Гомере; 2) некое количество определенной информации о киклических поэмах; и 3) эпические фрагменты, включенные в стихомифию «Состязания», многие из которых, собственно — как мы получаем подсказку — следует отнести к стихотворениям эпического цикла.
Источник: Hesiod, Homeric Hymns, and Homerica, by H. G. Evelyn—White. Пересказ «Состязания» можно найти в
«Занимательной Греции» М. Гаспарова
Каждый может похвастаться, что самые божественные из поэтов, Гомер и Гесиод, как говорят, были его особенными земляками. Гесиод, однако, назвал свои родные места и тем самым предотвратил всякое соперничество, ибо он сказал, что его отец «Близ Геликона осел он в деревне нерадостной Аскре, Тягостной летом, зимою плохой, никогда не приятной»[1]. Но о Гомере можно сказать, что почти каждый город со всеми его обитателями утверждает, что он его уроженец. В первую очередь это народ Смирны, который говорит, что он был сыном Мелеса, реки их города, от нимфы Крефеиды, и что сначала его звали Мелесиген. Гомером его назвали позже, когда он ослеп, что является обычным эпитетом для таких людей. Хиосцы, с другой стороны, приводят доказательства, что он был их земляком, говоря, что на самом деле среди них остались некоторые его потомки, которые называются Гомеридами. Колофонцы даже показывают место, где, утверждают они, он начал сочинять когда был школьным учителем, и говорят, что его первое сочинение называлось «Маргит».
Что касается его родителей, то и здесь со всех сторон великие разногласия.
Гелланик и Клеанф говорят, что отцом его был Меон, но Евгеон говорит — Мелес; Калликл — Мнесагор, Демокрит из Трозена — Дамон–купец. Некоторые, опять–таки, говорят, что был он сыном Фамира, но египтяне говорят — Менемаха, священника–писца, и есть даже те, кто считает его отцом Телемаха, сына Одиссея. Что касается его матери, ее называют по–разному: Метида, Крефеида, Фемиста и Евгнефо. Другие говорят, что она была итакийская женщина, проданная в рабство финикийцами; другие — муза Каллиопа, еще одни — Поликаста, дочь Нестора.
Гомер сам себя называл Мелесом, или в соответствии с другими рассказами, Мелесигеном или Алтесом. Некоторые авторитеты говорят, что он был прозван Гомером потому, что его отец был отдан в заложники персам неким киприйцем; другие — из–за его слепоты, так эолийцы называют слепцов. Мы записали, однако, то, что услышали от Пифии относительно Гомера во времена наисвященнейщего императора Адриана. Когда монарх поинтересовался из какого города происходил Гомер и чей он был сын, жрица дала ответ в гекзаметрах в следующей манере:
«Спрашиваешь меня о темном роде и родине сирены небесной?
Итака его родина, Телемах его отец, и Эпикаста, Нестора дочь,
мать, что родила его, человека мудрейшего из смертных».
Этому мы должны беспрекословно верить, вопрошатель и ответчик существа которые были — в особенности поскольку поэт так возвеличивал своего деда в произведениях.
Итак, некоторые говорят, что он жил раньше Гесиода, другие, что он был младше и был его современником. Родословную ему дают такую: Аполлон и Эфуса, дочь Посейдона, имели сына Лина, от которого родился Пиер. От Пиера и нимфы Мефоны родился Эагр, а от Эагра и Каллиопы Орфей; от Орфея Дрес, а он его Евкл. Родословная продолжается через Иадмонида, Филотерпа, Евфема, Епифрада и Меланора, который имел сыновей Дия и Апеллеса. Дий от Пикимеды, дочери Аполлона, имел двух сыновей, Гесиода и Перса; тогда как Апеллес родил Меона, который был отцом Гомера от дочери реки Мелес.
Согласно одному из рассказов одни процветали одновременно и даже состязались в мастерстве в Халкиде Эвбейской. Ибо, рассказывают, после того как Гомер сочинил «Маргита», он ходил из города в город как менестрель, и придя в Дельфы вопросил, кто он и из какой страны: Пифия ответила:
«Остров Иос твоя родина, и он получит тебя мертвым;
но остерегайся загадки дитя малого» [2]
Услышав это, как говорят, он колебался идти ли на Иос, и оставался в том месте, где находился. Примерно в это же время Ганистор устроил поминки по своему отцу Амфидаманту, царю Эвбеи, и пригласил не только всех тех, кто был известен телесною силою и быстротою ног, но и тех кто преуспел в мудрости, обещая им большие награды. И так, как гласит история, оба пришли в Халкиду и встретились. Знатные халкидяне были судьями вместе с Панеидом, братом умершего царя, и, говорят, что после замечательного состязания между двумя поэтами, Гесиод победил в следующей манере: он вышел на середину и задавал Гомеру один вопрос за другим, а Гомер отвечал. И вот Гесиод начал:
О песнопевец Гомер, осененный мудростью свыше,
Молви, какая на свете для смертных лучшая доля?
Гомер:
Лучшая доля для смертных — совсем на свет не родиться,
А для того, кто рожден, — скорей отойти к преисподним.
Тогда Гесиод спросил:
Молви, прошу, еще об одном, Гомер богоравный:
Есть ли для смертных для нас какая на свете услада?
Гомер отвечал:
Лучшее в жизни — за полным столом, в блаженстве и в мире
Звонкие чаши вздымать и слушать веселые песни.
Говорят, что когда Гомер прочитал эти стихи, греки приняли их так восторженно, что назвали их золотыми, и даже сейчас на общественных жертвоприношениях все гости торжественно читают их перед пиршеством и возлияниями. Гесиод, однако, раздраженный меткостью Гомера, поспешил поставить его в тупик трудными вопросами. Поэтому он начал следующую строку:
Спой нам песню, о Муза, но спой не обычную песню:
Не говори в ней о том, что бывало, что есть и что будет.
Тогда Гомер, желая избежать тупика, вынуждаемый к ответу, пропел: —
Истинно так: никогда не помчатся в бегу колесничном
Смертные люди, справляя помин по бессмертному Зевсу.[3]
И здесь Гомер достойно ответил Гесиоду, и поэтому последний обратился к фразам туманного содержания[4]: он начитывал строки, и требовал, чтобы Гомер закончил осмысленно каждую надлежащим образом. Первая строка следующих стихов Гесиода, а вторая Гомера: но иногда Гесиод помещал вопрос в две строки.
Гесиод: «Сели вечерять плотью волов и своих лошадей шеи — "
Гомер: «Мокрые от пота распрягли, когда они устали от ратей.»
Гесиод: «А фригийцы, из всех мужей искусные на кораблях -
Гомер: «Стащили ужин у пиратов на берегу.»
Гесиод: «Пускал стрелы против племен проклятых гигантов свою рукою — "
Гомер: «Геракл, вытянув свой кривой лук из–за плеч.»
Гесиод: «Этот человек сын отца храброго и робеющей — "
Гомер: «Матери; ибо война сурова для женщины любой»
Гесиод: «Но ряди тебя твой отец и матушка возлегли любовно — "
Гомер: «Тогда зачали они тебя пособьем Афродиты–богини.»
Гесиод: «Но когда она будет покорена любовью,
Артемида, чьи прелести в стрелах — "
Гомер: «Убьет Каллисто выстрелом из серебряного лука.»
Гесиод: «Вкушали они целый день, не взяв ничего — "
Гомер: «Из своих домов; ибо царь Агамемнон угощал их.
Гесиод: «Когда они пировали, то собрали в пылающем пепле кости мертвого, Зевс — "
Гомер: «Родил Сарпедона, храброго и богоподобного человека.
Гесиод: «Случилось замешкаться нам у долины Симойской,
от кораблей взяли мы путь, держа на плечах — "
Гомер: «Копья половинной длины и мечи за рукоять.»
Гесиод: «Юные герои затем на своих руках из моря — "
Гомер: «Радостно и проворно волокли свой корабль»
Гесиод: «Прибыли они затем в Колхиду и царя Ээта — "
Гомер: «Избегали они, ибо знали его нелюдимость и коварство.»
Гесиод: «И вот когда они пролили возлияний и опьянели, бушующее море — "
Гомер: «Они захотели переплыть на добротном корабле»
Гесиод: «Сын Атрея горячо молился за них, что они могут погибнуть — ""
Гомер: «В мгновение ока в море: он открыл рот и сказал:"
Гесиод: «Ешьте, мои гости, и пейте, возможно никто из вас не вернется домой, в родные края — "
Гомер: «Без приключений; но быть может доберетесь домой невредимыми»
Так как Гомер достойно встречал каждый его выпад, Гесиод сказал:
«Скажи мне только одну вещь, спрашиваю я:
Сколько ахейцев ходило на Илион с сыном Атрея?»
Гомер ответил математической задачей, вот так:
«Было там пятьдесят очагов,
на каждом очаге пятьдесят вертелов,
на каждом вертеле пятьдесят тушек,
и было там трижды три сотни ахейцев на каждом сходе».
Этим обнаружилось невероятное число; ибо было пятьдесят очагов, число вертелов было две тысячи и пять сотен, а тушек сто и двадцать тысяч…
Так как Гомер имел преимущество по каждому пункту, Гесиод возревновал и начал заново:
«Гомер, сын Мелеса, если вправду Музы, дочери Зевса Высочайшего,
почитают тебя, как ты сам говоришь, скажи мне меру,
что одновременно самое лучшее и самое худшее для смертного человека;
я желаю знать это.»
Гомер отвечал:
«Гесиод, сын Дийя, скажу тебе то, что ты пожелал,
и с большой легкостью отвечу тебе.
Ибо каждый человек будет мерилом, отвечу тебе.
Каждый человек должен быть для себя мерилом
самым идеальным для вещей хороших,
но для плохих самым наихудшим.
А теперь спрашивай меня о чем только пожелаешь»
Гесиод: «Как должны правильно жить люди в городах и с каких обхождением?»
Гомер: «Презирая нечистый доход, и уважая почетный, правый нападая на неправого.»
Гесиод: «Какую наилучшую вещь из всех человек должен просить у богов в молитве?»
Гомер: «Чтобы он постоянно был в мире с самим собой.»
Гесиод: «Можешь сказать мне совсем кратко, что наилучше всего?»
Гомер: «Здравый ум в мужественном теле, я полагаю.»
Гесиод: «В чем сила праведности и мужества?»
Гомер: «Развитие общего блага через личные страдания.»
Гесиод: «Что является признаком мудрости у людей?»
Гомер: «Понимать правильно настоящее, и идти за причиною».
Гесиод: «В каких вопросах правильно доверять людям?»
Гомер: «Где опасность сразу следует за деянием»
Гесиод: «Что люди понимают под счастьем?»
Гомер: «Жизнь после смерти, наименьшую боль и величайшее удовольствие.»
Когда эти стихи были произнесены, все эллины призывали увенчать Гомера. Но царь Панеид велел каждому из них прочитать лучший отрывок и собственных поэм. Гесиод посему начал так:
Лишь на востоке начнут всходить Атлантиды—Плеяды,
Жать поспешай; а начнут заходить — за посев принимайся.
На сорок дней и ночей совершенно скрываются с неба
Звезды—Плеяды, потом же становятся видными глазу
Снова в то время, как люди железо точить начинают,
Всюду таков на равнинах закон: и для тех, кто у моря
Близко живет, и для тех, кто в ущелистых горных долинах,
Ох многошумного моря седого вдали, населяет
Тучные земли. Но сеешь ли ты, или жнешь, или пашешь - [5]
Потом Гомер:
Окрест Аяксов героев столпилися, стали фаланги
Страшной стеной. Ни Арей, ни Паллада, стремящая рати,
Их не могли бы, не радуясь, видеть: храбрейшие мужи,
Войско составив, троян и великого Гектора ждали,
Стиснувши дрот возле дрота и щит у щита непрерывно:
Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком
Тесно смыкался; касалися светлыми бляхами шлемы,
Грозно кругом зачернелося ратное поле от копий,
Длинных, убийственных, частых, как лес; ослеплял у воителей очи
Медяный блеск шишаков, как огонь над глазами горящих,
Панцирей, вновь уясненных, и круглых щитов лучезарных -
Воинов, к бою сходящихся. Подлинно был бы бесстрашен,
Кто веселился б, на бой сей смотря, и душой не содрогся![6]
И тут опять эллины восхищенно рукоплескали Гомеру, настолько его стихи превосходили обычный уровень; и требовали провозгласить его победителем. Но царь отдал венок Гесиоду, объявив, что по праву тот человек, который призывает к миру и земледелию, должен получить приз, чем тот, который жил на войне и убивал. Таким вот образом, как мы рассказали, Гесиод добился победы и получил бронзовый треножник, который он посвятил Музам и надписал:
«Гесиод посвящает этот треножник Музам Геликона после победы над божественным Гомером в песенном состязании в Халкиде.»
После роспуска собрания Гесиод переправился на материк и отправился в Дельфы совещаться с оракулом и посвятить первые плоды победы богу. Говорят, что когда он вошел в храм, пророчица вдохновилась и сказала:
«Блажен этот человек, который служит моему дому, —
Гесиод, который почитается бессмертными музами:
несомненно, слава его разойдется, как свет зари простирается.
Но остерегайся славной рощи Немейского Зевса;
ибо здесь предназначено смерти настигнуть тебя.»
Когда Гесиод услышал этот оракул, он держался подальше от Пелопоннеса, полагая, что бог имел ввиду тамошнюю Немею; и прибыв в Энои в Локриде он остановился у Амфифана и Ганиэтора, сыновей Фегейя, таким образом бессознательно исполняя оракул; ибо эта область называлось священным местом Немейского Зевса. Он оставался некоторое время в Эное, пока молодые люди не заподозрили Гесиода в соблазнении их сестры, не убили его, и не бросили его тело в море, которое отделяет Ахайю от Локриды. На третий день, однако, его тело было вынесено на берег дельфином, в то время когда отмечался какой–то местный праздник Ариадны. В следствие чего весь народ поторопился на берег, и опознав его тело, по совету свыше, похоронили его, а затем начали искать убийц. Но те, опасаясь гнева соотечественников, спустили рыбацкую лодку и вышли в море на Крит: но их путешествие закончилось на полпути, когда Зевс потопил их своими молниями, как Алкидамант утверждает в своем «Мусейоне». Эратосфен, однако, в своем «Гесиоде» говорит, что Климен и Антиф, сыновья Ганиэтора, убили его по причине уже указанной, и были принесены в жертву богам гостеприимства провидцем Евриклом. Он добавляет, что девушка, сестра вышеупомянутых, повесилась после соблазнения, и что она была соблазнена каким–то странником, по имени Демод, который путешествовал с Гесиодом, и который также был убит братьями. Позже народ Орхомена по приказанию оракула извлек его тело и захоронил на его родине, а на гробнице они написали:
«Аскра с множеством полей была его родной землей;
но умер он в земле наездников минийцев, владеющих костями Гесиода,
чья слава величайшая среди людей, которые рассудили по испытанию на мудрость».
Столько–то о Гесиоде. Но Гомер, потерпев поражение, ходил из города в город декламируя свои поэмы, и прежде всего «Фиваиду» из семи тысяч стихов, которая начиналась: «Богиня, спой о спаленом Аргосе откуда цари…», а затем «Эпигонов» в семь тысяч стихов, начинающуюся: «А теперь, Муза, позволь запеть о мужах поздних дней»; ибо некоторые говорят, что и эта поэма также принадлежит Гомеру. Как–то Ксанф и Горгий, сыновья царя Мидаса, услышали его эпос и предложили ему составить эпитафию на гробнице их отца, на которой было бронзовая фигура девы, оплакивающей смерть Мидаса. Он написал следующие строки: —
Я дева из бронзы и сижу на гробнице Мидаса.
Пока течет вода, и высокие деревья зеленяться листвой,
и реки покрываются зыбью, и море бьется о берег,
пока солнце встает и сияет и светит луна,
пока я остаюсь на это скорбной могиле,
я скажу прохожему — здесь похоронен Мидас.
За эти стихи они дали ему серебряную чащу, которую он посвятил Аполлону Дельфийскому со следующей надписью: «Феб Владыка, я Гомер, дарю тебе благородный дар за мудрость, данную тобой: даруй мне неизменную славу.»
После этого он сочинил «Одиссею» из двенадцати тысяч стихов, а еще раньше он написал «Илиаду» из пятнадцати тысяч пятисот стихов.[7] Из Дельф, как рассказывают, он оправился в Афины и был принят Медонтом, царем афинян. И будучи однажды с зале собраний, когда он замерз и согрелся у горящего там огня, он сочинил следующие строки:
«Дети — венцы для людей, башни для города,
лошади — украшенье равнин, а корабли — моря;
и замечательно видеть народ, сидящий в собраньи.
Но с пылающим пламенем дом выглядит достойнее
в зимний день, когда Кронид ниспосылает снег.»
Из Афин он ушел в Коринф, где он пел отрывки из поэм и был великолепно принят. Затем он пошел в Аргос и здесь читал такие стихи из «Илиады»:
В Аргосе живших мужей, населявших Тиринф крепкостенный,
Град Гермиону, Азину, морские пристанища оба,
Грады Трезену, Эйон, Эпидавр, виноградом обильный,
Живших в Масете, в Эгине, ахейских юношей храбрых,
Сих предводителем был Диомед, знаменитый воитель,
Также Сфенел, Капанея великого сын благородный;
С ними и третий был вождь, Эвриал, небожителю равный,
Храбрый Мекестия сын, потомок царя Талайона.
Вместе же всех предводил Диомед, знаменитый воитель:
Семьдесят черных судов под дружинами их принеслося.
Аргивян — людей умелых на войне, аргивян — в льняных
панцирях, весьма пригодных на войне.[8]
Эта похвала их народа самым известным из всех поэтов чрезвычайно порадовала вождей аргивян, и они вознаградили его дорогими дарами и установили ему бронзовую статую, постановив, что жертва Гомеру должна предлагаться ежедневно, ежемесячно и ежегодно; и что еще одна жертва должна отсылаться на Хиос каждые пять лет. Вот надпись, вырезанная на его статуе:
«Это божественный Гомер, который своим сладкозвучным искусством заслужил благодарность Эллады, но особенно аргивян, которые разрушили богом построенные стены Трои, что отмстить за пышноволосую Елену. По этому случаю народ великого города поставил ему здесь статую и оказывает ему почести как бессмертному богу».
После того как он прожил в Аргосе некоторое время, он переправился на Делос на великое собрание, и там, стоя у рогатого алтаря, прочел «Гимн Аполлону» [9], который начинался: «Я помню и не забуду Аполлона дальнострельного». Когда гимн закончился, ионийцы сделали его гражданином каждого своего государства, а делийцы написали поэму на отбеленных табличках и посвятили их в храм Артемиды. Поэт отплыл на Иос, после того как собрание было распущено, присоединился к Креофилу, и оставался здесь некоторое время, будучи уже стариком. И, рассказывают, как сидя у моря, он спросил каких–то мальчиков, которые возвращались с рыбалки:
«Господа, охотники за глубоководной дичью, поймали вы что–нибудь?»
Те отвечали:
«Что мы поймали, мы выбросили, а домой несем то, что не поймали».
Гомер не понял ответа и спросил, что они имели ввиду. Тогда они объяснили, что рыбы они совсем не поймали, но в своей одежде ловили вшей, и тех вшей, который поймали, они выбросили; но в своей одежде несут тех, которых не поймали. Вследствие чего Гомер вспомнил оракул, и предчувствуя близкий конец жизни, сочинил собственную эпитафию. И когда он уходил из этого места, он подскользнулся на глине и упал на бок, и умер, как говорят, три дня спустя. Его похоронили на Иосе, и вот его эпитафия.
«Здесь земля покрывает священную голову
Гомера богоравного, прославителя героев».
[1] Труды и Дни. 639-640. Пер. Веерсаева.
[2] См. загадка рыбаков–мальчиков, которая находится в конце данного труда.
[3] Все вышеприведенные стихи даны в переводе М. Гаспарова.
[4] Стихи Гесиода называют сомнительными в том смысле, что они, взятые сами по себе, неполные или абсурдные. Собственно состязание представляет для переводчика нетривиальную задачу, в русском языке осложненную наличием падежей. Наличные знаки препинания расставлены под ответ Гомера, однако читателю полезно будет иметь ввиду знаменитое «казнить нельзя помиловать» и рассматривать стихотворные фразы под этим углом зрения. Агностик.
[5] «Труды и Дни», 383-392. пер.В. Вересаев.
[6] «Илиада» xiii, ll. 126-133, 339-344. пер.Н. Гнедича.
[7] Признанный текст «Илиады» содержит 15 693 стиха; «Одиссеи», 12 110.
[8] «Илиада» ii, ll. 559-568, пер.Н. Гнедича, и две дополнительных строки.
[9] «Гомеровы Гимны», iii.