Завершило историю Пергама мощное восстание, которое возглавил Аристоник. Явившись ярким событием истории эллинистического мира и Рима, восстание Аристоника оставило заметный след в памяти античных историков и вызвало значительный интерес ученых современности. Однако, располагая общей для всех специалистов базой источников, историки нередко приходят к столь далеким друг от друга оценкам и выводам, что впору задаться вопросом, об одном ли и том же событии они ведут речь. Восстание Аристоника - последнее значительное событие истории Пергамского царства - привлекло внимание многих греческих и римских авторов: Страбона, Диодора Сицилийского, Флора, Юстина, Тита Ливия, Евтропия, Орозия и других, но данные ими описания событий отличаются, к сожалению, краткостью и в ряде случаев противоречивостью.
Источники по-разному говорят о происхождении Аристоника. Эпитоматор Т. Ливия называет его сыном царя Эвмена II (Periochae. LIX), так же как и Флор (II. 20, 4). Страбон с долей сомнения все же полагает, что он "был, кажется, царского рода" (XIV. 1, 38). Царское происхождение приписывал ему также Диодор (XXXIV. 2, 26). По словам Юстина (XXXVI. 4), Аристоник был сыном Эвмена II от наложницы - дочери кифариста из Эфеса. Сыном наложницы царя Эвмена II считает претендента на трон Пергама и Евтропий (IV. 20). Близкой этой версией является мнение Орозия (V. 10, 1): Аристоник приходился братом Атталу III. Плутарх (Flam. XXI) с пренебрежением называет Аристоника отпрыском какого-то кифариста. При всех различиях данные о руководителе восстания сходятся в главном: он имел царское происхождение, приходился, как и Аттал III, сыном царю Эвмену II, но, очевидно, не от законной царицы Стратоники, а от наложницы[1].
События восстания можно восстановить по сообщениям античных авторов лишь в самом общем виде. После смерти Аттала III, возможно, летом 133 г. до н. э., Аристоник поднял мятеж в небольшом городе Левки, расположенном на побережье Эгейского моря. Из рассказа Страбона (XIV. 1, 38) можно заключить, что горожане поддержали выступление. В распоряжении Аристоника оказались корабли, которые он использовал для борьбы за власть. Невозможно понять, были они предоставлены городом или составляли часть бывшего царского флота. Из городов побережья, поддержавших Аристоника в его борьбе, источники упоминают лишь Фокею (Iustin. XXXVII. 1,1). Другие приморские полисы не поддержали восстание. Активную помощь Риму после вступления его в борьбу оказали Эфес, Пергам, Галикарнас, Кизик, Баргилия, Смирна, Мефимна. Флор говорит о том, что Аристонику лишь силой удалось захватить Минд в Карии, Колофон в Ионии и остров Самос (II. 20, 4), а Страбон рассказывает, что против Аристоника выступили со своими кораблями граждане Эфеса и около города Кима одержали над ним победу (XIV. 1,38).
Ясно, что на начальном этапе борьбы стратегическая цель Аристоника заключалась в том, чтобы опереться на греческие города побережья Эгейского моря[2]. Почему же его расчет оказался ошибочным? По мнению Р. Бернхардта, города перешли на сторону Рима потому, что многие из них получили в 188 г. до н. э. свободу от Рима и надеялись на уважение их суверенитета Римом и в дальнейшем. Р. Хошек видел причину в особенностях социальной структуры городов. В большинстве из них в политической жизни первенствовала олигархия, придерживавшаяся проримской позиции. В Фокее же, видимо, большую роль играл демос, активно поддержавший Аристоника[3].
Представляется очень вероятным, что города получили свободу согласно завещанию Аттала III и опасались лишиться ее в результате антиримского выступления. К сказанному следует добавить, что благополучное городское население, составлявшее в данных городах влиятельную часть общества и располагавшее властью, боялось социальных смут и раздоров, которые неизбежно привели бы жителей к разорению, а города к упадку. Поэтому благополучная часть городского населения воспрепятствовала выступлению городов на стороне претендента на престол.
После поражения на море Аристоник был вынужден бежать из города Левки во внутренние области страны, где собрал значительную армию из неимущих людей и рабов, которых он призвал к свободе. Страбон добавляет при этом, что своих сторонников Аристоник назвал гелиополитами, то есть гражданами государства (или города) Солнца. После этого он совершил поход, подчиняя своей власти города и крепости внутренних частей страны. По словам Страбона и других авторов, были захвачены Фиатира, Аполлонида, Стратоникея, видимо, оставался под контролем город Левки. Продвижение Аристоника в район Фиатиры не было случайным. В окрестностях города находилось значительное число военных колоний, жителей которых он мог призвать в армию.
Восстание приобрело значительный размах и распространилось на большую часть территории Пергамского царства. По словам эпитоматора Тита Ливия, Аристоник "захватил Азию" (Periochae. LIX). Плутарх писал, что он "ввергнул всю Азию в огонь войны и восстания" (Plut. Flam. XXI), а Юстин - что Аристоник "завоевал Азию, как отцовское царство" (XXXVI. 4).
Вероятно, с действиями восставших связаны трудности и военная опасность, переживаемые городом Галикарнасом. Из декрета народного собрания города Сеста в честь гражданина Менаса известно, что в эти же годы происходили волнения среди фракийцев, из-за чего город испытал значительную угрозу с их стороны (OGIS. 339. Стк. 17).
Аналогичная ситуация сложилась в городе Кизике, который также страдал от нападении фракийских племен. Городское собрание издало почетный декрет в честь Махаона, сына Асклепиада, который совершил посольство к римскому наместнику Македонии Марку Косконию с просьбой о помощи (IGR. IV. 134. Стк. 9-11, 18 сл.). Не вполне ясно, являлась эта фракийская угроза для полиса прямым следствием восстания или племена поднялись против городов, пользуясь внутренней слабостью царства и отсутствием эффективной царской власти. Источники сообщают, что в армию Аристоника входили и фракийцы (Valer. Max. III. 2, 12; Oros. V, 10). Возможно, активность фракийцев объясняется событиями восстания[4].
Д. Поттер в связи с данными декретами Сеста и Кизика и рядом сообщений в имеющихся нарративных источниках об участии фракийцев в войске Аристоника высказал предположение, что восстание началось во Фракии, а не в Малой Азии[5]. По мнению ученого, претендент на престол, создав во Фракии армию, от которой и пострадали греческие города, двинулся затем на малоазийскую территорию Пергамского царства для установления своей власти. Следует признать прежде всего, что источники, упоминая фракийцев в армии Аристоника, все-таки не дают прочных оснований для подобного предположения. Важно отметить, что ни Страбон, оставивший наиболее полный рассказ о событиях восстания, ни другие греческие и римские авторы не сообщают ничего о боевых действиях претендента на престол во Фракии. Наконец, попытка Аристоника призвать бедноту и рабов проистекала от безысходности, вызванной поражением в начальный период восстания, и имела смысл именно в том случае, если претендент нуждался в формировании армии в Малой Азии. Напротив, если бы Аристоник имел фракийскую армию, ему не имело бы смысла привлекать разнородную, не подготовленную к военному делу, недисциплинированную массу угнетенного населения Малой Азии. Поэтому логичнее все-таки полагать, что после смерти Аттала III в условиях падения династии Атталидов и крушения государственной власти фракийские племена пришли в движение и обратились к грабежам и погромам, от которых страдали греческие города. Часть воинственных фракийцев служила в армии Аристоника либо в качестве наемников, либо за обещания каких-либо льгот и привилегий. Так или иначе, после обращения Аристоника к рабам и бедноте восстание стало успешно развиваться.
Против Аристоника выступили сначала города, которые послали "большие силы", а потом в помощь им прибыли с войсками цари государств Малой Азии: Никомед II Вифинский, Митридат V, царь Понта, Ариарат V, царь Каппадокии, и правитель Пафлагонии Пилемен.
Уже на начальном этапе борьбы Аристоник объявил себя царем. Об этом вполне определенно говорят некоторые античные авторы. Страбон, например, сообщает, что Аристоник задумал присвоить себе царскую власть (XIV. 1,38), по словам Диодора, он "добивался царской власти" (XXXIV-XXXV. 2, 25-26).
Известны монеты - кистофоры с легендами ΒΑ ΣΥ ΑΡ и ΒΑ ΕΥ. Первая монета чеканилась во фригийском городе Синнада, на что указывают буквы ΣΥ, от имени "царя Аристоника". Вторая группа кистофоров выпускалась от имени "царя Эвмена" в трех городах Малой Азии. Монета из Фиатиры датирована вторым годом правления, из Аполлониды - третьим и четвертым годами и из Стратоникеи - четвертым годом. Е. С. Г. Робинсон в специальной статье доказал, что названные монеты выпускались именно в годы правления Аристоника, который принял тронное имя Эвмен III[6].
Отряды городов и царей Малой Азии не имели успеха в борьбе с Аристоником, поэтому в 131 г. до н. э. на подавление восстания была направлена римская армия, во главе которой стоял консул П. Лициний Красс Муциан. По указаниям ряда авторов, большую помощь римлянам по-прежнему оказывали цари Вифинии, Понта, Каппадокии и Пафлагонии. Аристоник вступил в сражение с противником, которое, по сообщению Фронтина, произошло между городами Мирина и Элея (IV. 5, 16). Римляне и их союзники были разбиты, сам Красс попал в плен. Не желая мириться с пленом, римский командующий ударил прутом по глазам охранявшего его воина-фракийца. Обезумевший об боли страж заколол мечом своего пленника. Голова П. Лициния Красса была отрублена и доставлена Аристонику, а тело погребено в Смирне (Frontin. IV. 5,16; Eutrop. 4, 20; Justin. XXXVI. 4, 7-8; Flor. 11. 20, 4-5; Liv. Periochae. LIX; Val. Max. 3. 2, 12). Две весьма содержательные надписи, найденные в Метрополе в 1999 г., убедительно подтверждают информацию нарративных источников. Надписи представляют собой два городских постановления в честь Аполлония, сына Аттала. Текст постановлений вырезан на базе бронзовой статуи Аполлония, которая была установлена около здания городского совета на агоре (I. Metropolis. I. А, стк. 37-38). Один из документов был составлен еще при жизни Аттала II (декрет В), второй (декрет А) - во время восстания Аристоника или вскоре после него. В первом декрете отмечаются многочисленные заслуги Аполлония перед полисом, в том числе участие в посольствах к царям, видимо, к Эвмену II и Атгалу II (В, стк. 12). Второй документ чествует Аполлония, а также воинов из состава полисного ополчения, погибших в войне против Аристоника. Аполлоний в войне против претендента на престол возглавлял ополчение полиса или какое-то его подразделение и привел воинов в лагерь римских войск, находившийся около Фиатиры (А, стк. 23-24). По предположению издателей надписей, Аполлоний и воины Метрополя пали в том самом сражении, в котором был разбит П. Лициний Красс Муциан (I. Metropolis. I. S. 78-79, 90).
Через год, в 130 г. до н. э., в Малую Азию прибыла армия нового консула Марка Перперны, в состав которой также входили вспомогательные контингента греческих городов Малой Азии и даже Балканской Греции. Об этом свидетельствует посвящение Гераклу, сделанное от имени трех воинов из Бухетия (Эпир), которые участвовали в войне против Аристоника. Евтропий (IV. 20) и Орозий (V. 10,1-5) рассказывают, что римский командующий разбил войско Аристоника в сражении. Последний бежал и вынужден был укрыться за стенами города Стратоникея в области Мисия[7]. Римская армия осадила город и голодом вынудила повстанцев сдаться. Плененный Аристоник был направлен в Рим, где разделил судьбу многих знатных противников Рима - был казнен в тюрьме (Eutrop. IV. 20; Oros. 10, 1-5).
Но Марк Перперна не смог отпраздновать триумф в Риме, так как неожиданно умер. По трагической иронии судьбы тело римлянина было погребено в Пергаме, а его противника Аристоника - в Риме. Пленение предводителя восстания не остановило борьбу: страна по-прежнему сопротивлялась римлянам. Только в 129 г. до н. э. консул Маний Аквилий подавил последние очаги сопротивления, "вынудив к сдаче некоторые города" методами бесчестными и беспощадными - расправляясь с мирным населением и отравляя источники, за что его порицает римский автор Флор (II. 20, 7).
Вопрос о характере и целях восстания, о позиции самого Аристоника, о том, кто такие гелиополиты, сложен и неясен. В науке сложились разные взгляды по этому поводу[8]. Одной из распространенных в зарубежной и практически единственной в отечественной историографии трактовок восстания Аристоника является определение его как широкого классового движения, восстания свободной бедноты, рабов и других слоев бесправного населения Малой Азии, в ходе которого восставшими была предпринята попытка реформирования общества на началах справедливости и свободы. Аристонику при этом нередко приписывается намерение создать "государство солнца", основанное на принципах свободы и равенства людей, где не было бы угнетения, насилия и рабства (А. В. Мишулин, А. Б. Ранович, С. И. Ковалев, Н. А. Машкин, Е. С. Голубцова, В. И. Кузищин, М. И. Ростовцев, В. Вавржинек, У. Тарн, Р. Понтер)[9].
Эта достаточно распространенная точка зрения построена на следующих фактических основаниях. Главное - это вполне определенные указания двух античных авторов на участие в выступлении рабов и бедноты. Диодор Сицилийский писал: "Рабы безумствовали вместе с ним (Аристоником. - О. К.) вследствие притеснений господ и повергли многие города в великие несчастья" (Diod. XXXIV. 2, 26). Страбон сообщает о том, что после поражения от жителей Эфеса в морском сражении Аристоник "отправился во внутренние области страны, быстро собрал, призвав к свободе, множество неимущих людей и рабов, которых назвал "гелиополитами"" (Strab. XIV. 1, 38). Сторонники данной интерпретации восстания Аристоника особое значение придают до сих пор не вполне ясному заявлению Страбона о том, что Аристоник своих соратников назвал "гелиополитами".
Важное место в числе аргументов тех, кто считает восстание борьбой за социальное освобождение, занимает указание Плутарха на то, что при Аристонике находился некоторое время философ-стоик Блоссий (Tib. XX)[10].
В числе доводов также выдвигают положения декрета гражданской общины Пергама 133 г. до н. э. (OGIS. 338). В этом документе говорится о предоставлении ряда льгот части населения Пергама "ради общей безопасности" (ενεκα της κοινής ασφαλείας - стк. 8-9). Парекам и наемным воинам разных категорий - македонянам, мисийцам, масдиэнам, стражникам и другим - давались гражданские права, вольноотпущенники и часть царских рабов получили статус пареков. Люди, покинувшие город или его округу, напротив, лишались гражданских прав и имущества. Многие специалисты (Е. С. Голубцова, О. Н. Юлкина, В. Вавржинек и другие) оценивают эти решения народного собрания как меру, направленную против распространения восстания, на улучшение положения его потенциальных участников.
Наконец, в числе аргументов также соображения общего порядка: кризисное состояние Пергамского царства накануне смерти Аттала III, развитие внутренней политической и социальной борьбы, которая создавала благоприятную обстановку для социальных выступлений и определяла необходимость решительного реформирования[11].
Другая группа специалистов оценивала восстание как выступление за царскую власть, за сохранение государственной самостоятельности Пергама, в которое были вовлечены и использованы в качестве средства борьбы пришедшие в движение социальные низы. Аристоника считают соискателем царской власти в Пергаме, который после неудач первого периода борьбы был вынужден призвать под свои знамена бедноту и рабов с целью использовать их как орудие в борьбе за престол, подобно целому ряду других политических деятелей античного мира. Этот призыв был осуществлен в условиях политической неустойчивости власти и активизации угнетенных слоев населения (Ж-Х. Дюмон, Т. Африка, Й. Фогт, Эд. Виль, Фр. Каррата Томес, Й. Хопп, У. Уэстерман, Хр. Хабихт, Кр. Милета, Фр. Добнер)[12].
В подобной ситуации к верному пониманию характера и целей восстания может приблизить лишь обращение к античной исторической традиции. Прежде всего многие греческие и римские авторы вполне определенно называют Аристоника соискателем царской власти. Саллюстий Крисп вкладывает в уста Митридата VI Евпатора слова о том, что Аристоник, будучи сыном Эвмена II, "домогался отцовского царства" (patrium regnum petiverat: Hist. IV. 69,8). Аналогичная оценка дана Диодором Сицилийским: "...Аристоник добивался не приличествующей ему власти" (XXXIV-XXXV. 2,25-26) и Страбоном: "...задумал присвоить себе власть" (XIV. 1, 38). Юстин сообщает, что он "завоевал Азию, как отцовское царство" (velut paternum regnum Asiam invadit: XXXVI. 4,6). В "Гражданских войнах" Аппиана говорится о том, что "Аристоник вел в Малой Азии борьбу с римлянами из-за власти" (I. 17).
Обратившись к трудам ряда античных авторов, нельзя не заметить, что информация о восстании Аристоника зачастую носит совершенно нейтральный характер, в ней отсутствуют какие-либо указания на социальный характер движения, она "персонифицирована", всегда просто связана с именем претендента на престол. Эпитоматор Тита Ливия сообщает, что Аристоник "захватил Азию" (Asiam occupavit - Epit. 59). По словам Плутарха "Аристоник... ввергнул всю Азию в огонь восстания и войны" (Flam. 21). Евтропий писал, что "в Азии была поднята война Аристоником..." (IV. 20), а по эпитоматору Тита Ливия, Флору, Фронтину, Валерию Максиму, Евтропию римляне вели в Азии войну "против Аристоника" (Liv. Epit. 59; Frontin. IV. 5,16; Val. Max. III. 2,12; Eutrop. IV. 20; ср.: Cic. Phil. XI. 8, 18; Flor. II. 20). Для сравнения следует заметить, что социальный характер ряда движений и, прежде всего, выступлений рабов на Сицилии во второй половине II в. до н. э. и восстания Спартака греческие и римские авторы отмечали вполне определенно (ср.: Sail. Hist. III. 7, 96,98; Diod. XXXIV-XXXV. 2, 1, 3, 17, 25, 43; XXXVI. 1, 1; 3, 6; 4, 4; 10, 2-3; Plut. Crass. II; Plut. Pomp. 21; App. B.C. 1, 116-120; Oros. V. 9, 4).
Итак, большинство античных авторов вовсе не связывало восстание Аристоника с борьбой за освобождение рабов и бедноты и даже не упоминало о ней, характеризуя событие как борьбу претендента за престол.
Тем не менее участие рабов и свободной бедноты в восстании Аристоника засвидетельствовано Диодором и Страбоном. Диодор , писал: "Рабы безумствовали вместе с ним (Аристоником. - О. К.) вследствие притеснений господ и повергли многие города в великие несчастья" (XXXIV. 2,26). Страбон сообщал, что Аристоник, потерпев поражение в морской битве с эфессцами, "отправившись во внутренние области страны, быстро собрал, призвав к свободе, множество неимущих людей и рабов, которых назвал "гелиополитами"" (XIV. 1, 38). Важно, что источники ничего не сообщают о наличии какой-либо социальной программы у Аристоника. Страбон же подчеркивает, что участие бедноты и рабов в восстании началось лишь с момента поражения претендента на первом этапе борьбы, когда он не имел возможности опереться на другие социальные силы.
Отмеченное античными авторами стремление Аристоника к царской власти нашло убедительное подтверждение в результате нумизматических исследований Е. С. Г. Робинсона. Как указывалось выше, им была выделена группа кистофоров из Фиатиры, Аполлониды и Стратоникеи с легендой ΒΑ ΕΥ, которые чеканились Аристоником. Следовательно, начав борьбу за власть или уже в ходе ее, претендент на престол принял тронное имя царя Эвмена III. Монета из Фиатиры датирована вторым годом его правления, из Аполлониды -третьим и четвертым годами, из Стратоникеи - четвертым годом. В распоряжении исследователей имеется также монета - кистофор с легендой ΒΑ ΣΥ ΑΡ, которая чеканилась во фригийском городе Синнада от имени "царя Аристоника"[13]. Возможно, тронное имя Эвмена III было принято претендентом на власть не сразу.
Источники сообщают об очень пестром и разнородном социальном и этническом составе участников восстания. Аристоника поддержало население ряда городов западной части Малой Азии. По словам Флора, "Аристоник... некоторые города, привыкшие повиноваться царям, легко поднял на борьбу, немногие же, оказавшие ему сопротивление - Минд, Самос, Колофон, - взял силой" (Aristonicus... urbis regibus parere consuetas partim facile sollicitât, paucas resistentes, Myndon, Samon, Colophona, vi recepit). Консул 129 г. до н. э. Маний Аквилий, заканчивая войну, отравил ядом источники, "чтобы вынудить к сдаче некоторые города" (Flor. I. 35 (II. 20)). Из сообщений Страбона и Юстина известно, что претендента на трон поддержали города Фокея (lust. XXXVII. 1,1), Левки (Strab. XVI. 1, 38). Аппиан вкладывает в уста Суллы следующие слова, с которыми тот обратился к жителям городов Малой Азии: "Вы же, когда Аттал Филометор по завещанию оставил нам царство, вместе с Аристоником в течение четырех лет сражались с нами, пока и Аристоник не был взят в плен и большинство из вас не было доведено до крайности и охвачено страхом" (пер. С. П. Кондратьева. Mithr. 62). В то же время известно, что многие города не признали прав претендента, не поддержали его в борьбе с римлянами и даже направили свои силы на борьбу с ним (Strab. XIV. 1, 38; Flor. I. 35; II. 20; Iustin. XXXVI. 4).
В армии претендента на престол упоминаются фракийцы, которых Аристоник, по словам Валерия Максима, magnum numerum in praesidio habebat (Val. Max. III. 2, 12; также - Frontin. Strateg. IV. 5, 16; Oros. V. 1-5). Неизвестно, были это по отдельности набранные на службу профессиональные наемные воины фракийского происхождения или привлеченные к восстанию какими-либо обещаниями целые племена. Об активности фракийцев и угрозе с их стороны греческому городу Сесту после смерти Атгала III свидетельствует надпись с декретом в честь Менаса (OGIS. 339). Возможно, эта активность была связана с событиями восстания.
Источники свидетельствуют об участии в восстании самых разных слоев населения, среди которых рабы, упоминаемые лишь немногими авторами - Диодором и Страбоном, составляли только часть восставших. Декрет Пергама 133 г. до н. э. (OGIS. 338) действительно может рассматриваться как попытка не допустить распространения восстания: он предоставил гражданские права ряду социальных категорий, но в том числе тем, которые вовсе не относились к бесправным и обездоленным слоям населения страны, например воинам-македонянам, мисийцам, масдиэнам, стражникам. Участие воинов в восстании на стороне рабов и бедноты было лишено смысла, напротив, поддержка ими законного претендента на престол была весьма вероятной и естественной, а для столицы весьма опасной[14]. Поэтому декрет вовсе не свидетельствует о выступлении Аристоника с целью социального освобождения угнетенных слоев общества, а скорее убеждает в том, что мы имеем дело с борьбой за царскую власть.
Дополнительные аргументы в пользу предположения об участии в восстании наемников пергамских царей состоят в том, что наибольшим влиянием в конце восстания Аристоник пользовался в области городов Стратоникея, Фиатира, Аполлонида, Синнада, где располагалось много основанных Атталидами военных поселений. Страбон, говоря о захвате Аристоником ряда городов - Фиатиры, Аполлониды, упоминает также другие укрепленные поселения - φρούρια, которыми он стремился также овладеть (XIV. 1,38). Решение общины Пергама о предоставлении гражданских прав наемным воинам - македонянам, мисийцам, масдиэнам - следует в таком случае понимать как меру, действительно направленную на защиту столицы и против дальнейшего разрастания восстания, но вовсе не свидетельствует о его классовом характере, ибо наемники не принадлежали к числу угнетенных и жестоко эксплуатировавшихся слоев населения. Из сообщения Страбона о морской битве, в которую вступил Аристоник, можно полагать, что его, по крайней мере в начале восстания, под держал царский флот или какая-то его часть (XIV. 1, 38).
По мнению ряда ученых, важную роль в восстании, особенно на заключительном его этапе - после поражения и пленения Аристоника, сыграли крестьяне Малой Азии[15]. Тем не менее следует признать, что этот вывод слабо подтверждается данными источников. Напротив, Флор сообщает, что, завершая подавление восстания, Маний Аквилий "вынудил к сдаче некоторые города" (II, 20, 7).
Во всяком случае, очевидно, что рабы и свободная беднота не являлись единственной социальной силой, на которую опирался претендент на престол, а выступили скорее в роли пополнения в отчаянный момент борьбы. Чрезвычайную важность при этом имеет хорошо известный факт, сообщаемый Страбоном: на начальном этапе восстания Аристоник опирался на флот и приморский город Левки, а к рабам и бедноте обратился только после жестокого поражения, которое ему нанесли в морской битве жители Эфеса (XIV. I. 38).
Восстание, в котором принимали участие столь разнородные социальные силы, не могло протекать под лозунгами социального освобождения, свободы и равенства. Вместе с тем идея восстановления местной династии, сохранения государственной самостоятельности и противостояния Риму представляется достаточно притягательной для всех слоев населения царства, поддержавших претендента на престол.
Исторический контекст, сложившаяся в Пергаме ситуация в равной степени способствовали борьбе за престол, за воссоздание государственной самостоятельности, как и выступлению за социальное освобождение.
Для выяснения характера и целей восстания ключевое значение имеет понимание неясного выражения Страбона о том, что претендент на престол назвал своих сторонников из числа рабов и бедноты "гелиополитами" (XIV. 1,38). Ученые единодушны в том, что это название отражает идеологические принципы восстания. Попытки определить эти принципы породили широкий круг предположений. Выражение это настолько непонятно, что неудивительно появление по его поводу обширной исследовательской традиции. Впрочем, решение проблемы представляется весьма далеким, по мнению некоторых ученых, - даже невозможным. Подавляющее большинство исследователей интерпретируют данное сообщение как указание на наличие у руководителя и участников восстания идеологической системы, определявшей политику и цели деятельности восставших. Далее взгляды специалистов расходятся.
Весьма распространена точка зрения, согласно которой основу идеологии "Гелиополиса" составили идеи стоической философии и утопического романа Ямбула о государстве солнца, основанном на началах свободы и равенства людей (Р. Пёльман, У. Тарн, Э. Хансен, С. Эдди, Ф. Ферпосон, А. Б. Ранович). А. Б. Ранович, например, писал: "...Аристоник мечтал построить "государство солнца", основанное на свободе и равенстве. Здесь, несомненно, сказалось влияние утопического романа Ямбула, рисовавшего "город солнца", где нет неравенства и эксплуатации, где все занимаются попеременно умственным и физическим трудом"[16].
Однако эта гипотеза в последние годы подвергнута серьезной убедительной аргументированной критике. Прежде всего имеются веские основания полагать, что роман Ямбула имеет относительно позднее происхождение и был написан уже после восстания Аристоника[17]. Государство, описанное Ямбулом, являет собой явно неполисное образование, образцом для которого служили скорее идеализированные первобытные институты, нежели современная писателю действительность[18]. Таким образом, идея о влиянии утопии Ямбула представляется в свете всех перечисленных наблюдений специалистов, по меньшей мере, спорной.
Другая весьма популярная среди специалистов позиция связана с предположением о глубоком влиянии на идеологию восстания религий народов Востока и греческого мира, прежде всего весьма популярных солнечных культов (С. И. Ковалев, Е. С. Голубцова, К. Бюхер, М. И. Ростовцев, Г. Бенгтсон, В. Вавржинек, Фр. Каррата Томес, Т. Африка, К. Николе и другие)[19]. При этом ученые не были единодушны в определении конкретного культа, оказавшего воздействие на идеологию восставших. По мнению Е. С. Голубцовой, глубокое влияние имели религиозные взгляды сельского населения Малой Азии[20].
Высказывалось также предположение о влиянии идей стоицизма и кинизма на политические взгляды Аристоника и, следовательно, на социальную доктрину восстания. Собственно, фактические основания для подобного мнения слишком слабы, чтобы принимать его достаточно серьезно. Подкрепляет его лишь один факт - появление при дворе Аристоника философастоика Блоссия из Кум, а также осуждение философами этой школы рабства, хотя, по мнению Дж. Фергюсона, при этом стоики не отвергали принципиально рабство как общественный институт[21]. Добавим, что источники ничего не сообщают о роли Блоссия при дворе Аристоника, а его взгляды, как справедливо отмечают некоторые ученые, совершенно неизвестны[22].
Пребывание при дворе Аристоника философа-стоика Блоссия вовсе не свидетельствует в пользу понимания восстания как события классовой борьбы также потому, что философы стоической школы с пиететом воспринимали царскую власть вообще, связывая с ней идею высшей справедливости в обществе, а также возможность проведения реформ. Именно по этой причине философы-стоики оказываются в окружении царей и реформаторов: при Антигоне - Зенон, при Клеомене - Сфер из Борисфена, при Тиберии Гракхе - Блоссий. Плутарх подчеркивает, что Сфер из Борисфена сыграл значительную роль не только в воспитании Клеомена, а после его прихода к власти и как советник царя (Cleom. II. XI). По сообщению этого же автора, Тиберий Гракх задумал и провел свою аграрную реформу по совету Блоссия (Tib. VIII). В этой связи философ представляется сторонником скорее проводимых сверху, царской властью, реформ, но не принципиального социального переворота.
Многие ученые (например Й. Хопп, Э. Грюэн, Хр. Хабихт) справедливо выразили сомнение в том, что факт пребывания Блоссия при дворе Аристоника имеет какое-либо идеологическое значение и дает ключ к пониманию программы восстания. По мнению Д. Р. Дадли, Блоссий своими воззрениями и деятельностью выражал идею борьбы против экспансии Рима, но не социального движения[23].
Близкую оценку предложил А. П. Беликов: Блоссий в своей деятельности руководствовался не социально-утопической теорией, а идеей ненависти к Риму. Для осуществления этой идеи он стремился использовать Аристоника, как до него Тиберия Гракха[24]. Все перечисленные основания заставляют исследователей весьма осторожно оценивать взгляды и роль Блоссия и вообще стоической доктрины в восстании.
Возможно, сам Аристоник, как некоторые другие правители эпохи эллинизма, действительно находился под влиянием идей стоицизма, о чем, впрочем, нет совершенно никаких сведений. В учении стоиков солнце занимало важное место, рассматривалось как управляющая космосом сила. Стоическая доктрина с ее пиететом в отношении царской власти, почитанием солнца, с признанием связи царского достоинства с солнцем и высшей справедливостью очень подходит на роль идеологии, которая вдохновляла власть на реформу "сверху". Стоический принцип жизни сообразно природе предполагал свободу и равенство людей, и в этом отношении учение стоиков сближалось с теми идеями, которые находили отражение в солнечных культах. Именно под влиянием стоического учения мог возникнуть у Аристоника замысел создания Гелиополиса - города для присоединившихся к нему рабов и бедноты, при условии, что руководитель восстания являлся сторонником этой философии.
В результате рассмотрения сложившихся точек зрения наиболее убедительным представляется малопопулярное объяснение, предложенное Т. Момзеном и получившее поддержку в трудах Дж. Кардинали, Й. Фогта, Д. Дадли: Аристоник предполагал реально отблагодарить поддержавших его в борьбе рабов и бедноту строительством нового города Гелиополиса и предоставить им гражданские и имущественные права в нем[25]. Решение проблемы, таким образом, перенесено из плоскости идеологической в сферу реальной политики. Страбон определенно говорит о том, что Аристоник освободил и назвал "гелиополитами" только тех рабов и неимущих свободных, которые влились в его армию. Это было возможно при условии предоставления им реальных льгот - свободы, собственности и гражданства в одном из полисов. Косвенным аргументом может служить то, что название Гелиополис напоминает имена других основанных пергамскими царями городов - Дионисополиса и Эллинополиса[26].
Подобный путь - привлечение социальных низов обещаниями предоставить свободу, землю и гражданство в новом или перестроенном и переименованном старом городе, хотя и рассматривался как нетрадиционный и нежелательный, вместе с тем не был совершенно новым в греческой и римской истории. Многие политические деятели использовали рабов и свободную бедноту в своей политической борьбе с противниками. Хорошо известно, что именно обещаниями свободы, гражданских прав, земли обеспечивалось нередко участие социальных низов в войнах, гражданских смутах, в отражении вражеского вторжения. Гражданская община Ольвии для мобилизации всего взрослого населения на борьбу против Зопириона в 331 г. до н. э. предоставила свободу рабам, метекам- гражданские права, а должникам из числа граждан - снижение суммы задолженности государственной казне (Macrob. Sat. 1.11, 33). Жители Эфеса в 86 г. до н. э., чтобы противостоять войскам Митридата VI Евпатора, приняли закон о должниках, предоставляя им льготы (Syll.³ 742). В свою очередь, Митридат VI попытался привлечь на свою сторону: города - обещанием свободы, должников - освобождением от долгов, рабов - свободой, а метеков - гражданскими правами (App. Mithr. 48). Цари-реформаторы Агис и Клеомен наделяли гражданскими правами периэков, а Набис освобождал илотов, руководствуясь не идеалами свободы и равенства людей, а политическим расчетом. Многие факты свидетельствуют о многократных попытках римских политиков I в. до н. э. (П. Сульпиций Руф, Гай Марий, Л. Корнелий Сулла, Секст Помпей) использовать в своих целях рабов и вольноотпущенников[27].
Наконец, пергамский декрет 133 г. до н. э. предусматривает аналогичные социальные меры (OGIS. 338).
При этом остается открытым вопрос о том, почему город Гелиополис получил имя бога солнца Гелиоса. В эллинистическую эпоху названия новых или перестраиваемых старых городов давались не случайно, но часто выражали определенную идею, связанную с деятельностью династии, с ее политическими амбициями или идеологическими приоритетами. Так, многие города назывались в честь царей (Атталия, Евмения), их жен (Аполлонида, Аполлония), в честь наиболее почитаемых божеств (Дионисополь).
По этой причине следует полагать, что название города Гелиополис также отразило определенные идеологические установки Аристоника и тех социальных сил, на которые он ориентировался[28]. Приняв за основу предположение, что претендент на престол Аристоник обещал рабам свободу, а также им и примкнувшей к нему свободной бедноте землю и гражданские в права в городе Гелиополисе, мы все равно оказываемся перед лицом проблемы: почему руководитель выступления намерен был дать новому городу такое имя? Так или иначе, ясно, что название "гелиополиты", Гелиополис было дано не случайно и скорее всего действительно отразило систему широко распространенных и привлекательных для разных слоев общества идей.
Анализируя информацию, касающуюся идеологических основ восстания, исследователи исходили из мысли о наличии единой, общей для всех слоев населения и участников восстания идеологии, которую принимали и разделяли как Аристоник с его ближайшим окружением, так и присоединившиеся к претенденту на престол беднота и рабы. Подобный подход нам представляется весьма спорным. Действительно, очень сомнительно, чтобы образованный и воспитанный при дворе претендент на власть Аристоник разделял те же идеи, что и неграмотное сельское население глубинных районов Малой Азии или рабы. Наиболее вероятно, что идеологии были различными, но при наличии некоторых общих, совпадающих принципиальных черт и положений. Ситуация эта подобна тому, как разрабатывавшаяся группой интеллигентов социалистическая доктрина была по-своему воспринята необразованной крестьянской и люмпенизированной городской массой и воплощена в нескольких простых, ясных и популярных лозунгах.
Трудно представить, чтобы достаточно сложное учение стоиков могло привлечь неграмотные широкие массы рабов и свободной сельской бедноты Малой Азии. Поэтому мы должны вернуться к отмеченной выше идее ряда ученых о влиянии восточных и греческих культов на восстание. Причины популярности идеи Гелиополиса следует искать именно в массовых формах идеологии - в культах солнечных богов, популярных в Малой Азии, Египте, Передней Азии, Иране и Греции. Солнечные культы имели свою специфику в разных странах, но при этом обладали многими общими чертами. Они также сочетали в себе широкий круг, казалось бы, противоречивых идей. Солнечные культы рассматривались на Востоке и в Греции как олицетворение высшей справедливости и даже социальной защиты всех слоев населения. Одновременно они выражали идею сильной и справедливой в самом широком смысле царской власти, обеспечивающей порядок и защиту разным слоям населения, в том числе социальным низам[29].
Прежде всего, солнце рассматривалось как покровительствовавшая царской власти и личности монарха высшая божественная сила. В Древнем Египте солнцу поклонялись в образе нескольких богов - Ра, Ра-Атум, Ра-Харахти, Амон, Амон-Ра, Атон. Культ бога Ра получил распространение уже на заре истории египетского государства, в эпоху Раннего царства. Тогда же стало формироваться представление о связи царской власти с солнечным божеством. Фараон IV династии Хуфу именовался вторым солнцем. Его сын Джедефра первым из правителей Египта получил официальный титул "сын Ра", который передал преемникам. В Среднем и, особенно, в Новом царстве была велика роль божеств Амона и Амона-Ра. Амон превратился в государственное божество, покровительствовавшее фараону, армии, стране, окружению царя, обеспечивавшее военные победы. Центром почитания Амона стала столица - Фивы, чем подчеркивается особое политическое значение культа. Амон считался также божественным отцом фараона[30]. В надгробной надписи вельможи Схотпибра времени Среднего царства (XII династия) говорится: "Прославляйте царя... носите его в сердцах ваших... Он - солнце лучезарное, озаряющее обе земли больше солнечного диска..."[31].
В сонме солнечных богов Египта фигурирует также Хор Бехдетский, воплощавший в себе фараона и символизировавший высшую святость, власть и порядок. Он изображался в виде крылатого солнечного диска[32]. Наконец, представление египтян о связи царской власти и солнечных культов нашло яркое воплощение в солнцепоклонническом перевороте, который был проведен Аменхотепом IV (Эхнатоном). Не вдаваясь в подробности и дискуссионные моменты, которые рассмотрены в специальной литературе, отметим, что в распространившемся новом государственном культе бога Атона солнце воспринималось как особенный бог, создатель мира, покровитель всего живого, в том числе людей. Фараон же считался сыном бога, а также его подобием[33].
Дочь бога солнца Ра богиня Маат считалась в Египте олицетворением правопорядка, закона, соблюдения правил поведения и нравственных принципов. По словам М. А. Коростовцева, "фараон, как сын бога и представитель богов на земле, должен был охранять Маат- правопорядок". У судей было принято носить на шее на цепочке изображение богини[34].
В других странах Ближнего Востока солнце и солнечные божества занимали такое же важное место и выполняли аналогичные функции. В Двуречье одним из важнейших богов являлся Шамаш (в религии шумеров Уту). Согласно мифологической традиции шумеров родоначальник I династии Ура царь Мескианггашер был сыном бога солнца Уту[35].
В странах Востока и античного мира обожествленное небесное светило считалось олицетворением высшей справедливости и в этом качестве - покровителем судопроизводства и законодательной деятельности верховной власти. Одним из самых ранних известных нам опытов законодательной деятельности являются законы правителя III династии Ура царя Ур-Намму. Как сказано во введении к законам, царь, "по праведному повелению Уту, воистину установил справедливость в стране, воистину он изгнал зло, насилие и раздор..."[36].
По словам А. Лео Оппенхейма, Шамаш в Двуречье "был не только богом солнца, но и верховным судьей - земным и небесным, заботился о бедных и обиженных и предсказывал будущее, наставляя и защищая человечество... даже в мифах он выступает судьей и арбитром"[37]. Мотив государственного законодательства, цель которого в том, "чтобы справедливость в стране заставить сиять, чтобы уничтожить преступников и злых, чтобы сильный не притеснял слабого", ярко выступает в знаменитом введении к сборнику законов царя Хаммурапи[38]. На лицевой стороне базальтового столба с текстом законов, в верхней ее части, представлен Хаммурапи перед богом Шамашем, вручающим царю законы и наставляющим его осуществлять в стране попечение о справедливости и порядке.
В Малой Азии в религии хеттов верховной покровительницей царей и государства считалась богиня солнца Аринна. В некоторых случаях она предстает как мужское божество, гимн в честь которого содержит строки: "Ты вдохновенный вершитель справедливости, и неутомим ты в своем судилище"[39]. В хеттских законах предусмотрено совершение специального ритуала перед богом солнца в случае нарушения границы земельного владения (Хеттские законы. Ст. 169).
В религии древних иранцев Митра - бог огня и солнца - одновременно покровительствовал договорам, правосудию. Он также почитался как бог войны, поддерживающий в сражении правого, считался высшим судьей. Представляли его на колеснице, которую везут по небу белые кони. В образе Митры отчетливо выступает свойство наказывать нарушителя законов, он тот, "кто правит как всеведущий властелин" (Яшт. 10. 35)[40].
Восприятие Митры как солнца сохранилось и в эллинистическую эпоху, о чем убедительно свидетельствует надпись Антиоха I Коммагенского (OGIS. 383. Стк. 55). Представление о царской власти как олицетворении высшей справедливости в стране и гаранте этой справедливости отражено в ряде надписей эпохи эллинизма. Одним из достойных качеств монарха называют ευνομία и некоторые другие, связанные с правосудием, правопорядком и защитой справедливости (OGIS. 55; 90; 219; 329, др.). Царь Коммагены Антиох I назван в надписи "Бог Справедливый" Θεός Δίκαιος (OGIS. 383).
Таким образом, Амон-Ра, Митра, хеттская богиня Аринна и многие другие солнечные боги на Востоке выступают покровителями справедливости, спасителями человека от неправых гонений, притеснений и насилий.
Социальные низы воспринимали солнечные божества не только как олицетворение высшей справедливости, но в качестве защитников угнетенных и зависимых. Сохранившиеся молитвы к Шамашу, по мнению А. Лео Оппенхейма, "восхваляют роль солнечного бога, устанавливающего справедливость в обществе, причем часто в этих местах можно предположить наличие социальной критики"[41]. Амон-Ра также в религиозных текстах выглядит защитником низших слоев общества: "Амон-Ра... благой бог, внимающий молитвам, который отзывается на призыв угнетенного, который дает дыхание жизни тому, кто несчастен"[42]. На суде Амон-Ра выступал покровителем справедливости, защитником бедняка, спасителем человека от неправых гонений и насилий.
При этом солнечные культы вовсе не служат идее социального освобождения насильственным путем. В Египте, по определению Дж. Уилсона, в обращениях к богу Амону и в других литературных памятниках распространяется представление о покорности, смирении, спокойствии, пассивности как важнейших добродетелях не только неимущего, но даже и высокопоставленного египтянина[43].
В греческой мифологии Гелиос во многом напоминает солнечные божества Востока. Он выступает как дарующий жизнь, отвращающий зло, справедливый, защищающий верность бог (Hymn. Orph. VIII). В "Гомеровских гимнах" Гелиос именуется царем (Hymn. Hom. V. 26). Считаясь покровителем справедливости, Гелиос входит в число тех божеств, которые освящали договоры и иные важнейшие государственные акты, его именем клялись[44]. Согласно сообщению Артемидора Далдианского для раба увидеть во сне солнце - добрый знак: он предвещал свободу (Oneirocr. II. 36).
В эпоху эллинизма культ Гелиоса получил значительное распространение. В массовом сознании и в официальной идеологии сохранилось и даже получило новое содержание представление о связи культа Гелиоса с царской властью. Брат Кассандра Алексарх в 316 г. до н. э. основал город Уранополь, ввел в нем солнечный культ, а солнцем объявил себя. Им была выпущена серия монет с изображением солнца, луны и звезд, где звезды символизировали жителей города, солнце - самого Алексарха, а луна - его супругу. По мнению некоторых ученых, можно допускать, что эксцентричный Алексарх идентифицировал себя с Гелиосом[45]. В знаменитой Розеттской надписи (OGIS. 90) отражено представление о родственной связи царя Птолемея V с солнцем. В соответствии с эллинистическими традициями Антоний, признав рожденных Клеопатрой близнецов, назвал мальчика Александром Гелиосом (Солнцем), а девочку Клеопатрой Селеной (Луной) (Plut. Anton. XXXVI).
Нумизматические исследования показали, что на монетах многих царей появились изображения Гелиоса или самого монарха в образе Гелиоса. На монетах Антиоха IV Эпифана, которые чеканились в городах Сирии и Малой Азии (Эдесса, Солы, Таре, Селевкия-на-Тигре и другие), царь представлен солнечным божеством в короне с отходящими от нее лучами. Мужская голова в лучистой короне также представлена на тетрадрахме 51 г. до н. э. колхского династа Аристарха и на знаменитых монетах, которые некоторые специалисты связывали с именем Савмака[46].
В Малой Азии свидетельства о распространении культа Гелиоса встречаются достаточно часто. Изображения Гелиоса выбиты на надгробиях, сопровождают надписи различного содержания. Божеству посвящались храмы. Известны культовые коллегии почитателей Гелиоса. В надгробных надписях общинники обращались к богу солнца с просьбой охранить могилы от разорения и осквернения. Как следствие давней традиции связывать небесное светило с царским достоинством в римское время в сельских местностях Малой Азии произошло отождествление императора с богом Гелиосом. В некоторых случаях бога солнца почитали под именем Гелиоса Справедливого Ἥλιος Δίκαιος, ожидая от него "социальной защиты"[47].
Позже в римское время Калигула, Нерон и некоторые другие императоры объявляли себя "Новым Гелиосом" (νεός Ἥλιος), а император Аврелиан пытался ввести, как известно, новую религию, связанную с почитанием солнца (Гелиоса)[48].
Итак, в массовом политическом и религиозном сознании на Востоке и в античном мире солнечные культы представляют собой весьма сложное и полисемантичное явление. Они выражали собой понятие о сильной и справедливой в самом широком смысле царской власти, которая должна покровительствовать социальным низам и защищать их от произвола, от неправых гонений, притеснений и насилий. По этим причинам едва ли возможно усматривать в идее Гелиополиса идеологию социального протеста и классовой борьбы. Это скорее идеология социальной надежды и упования на сильную и справедливую царскую власть Причем, важно подчеркнуть, что перечисленные идеи носили внеэтнический характер и были популярны как среди греков, так и среди восточных этносов. Подобное понимание содержания солнечных культов и возникновения названия Гелиополис вполне совпадает с нашей оценкой характера восстания Аристоника.
Подводя итог обзору всего имеющегося о восстании Аристоника материала и предложенных специалистами точек зрения, укажем, что предпочтения заслуживает следующая интерпретация известного события. Выступление сводного брата последнего пергамского правителя преследовало цель захвата царской власти и сохранения государственной самостоятельности Пергама. Претендент на корону использовал для борьбы часть царского флота, опирался на поддержку населения некоторых городов западной части Малой Азии, фракийских и малоазийских племен. После неудач начального периода борьбы Аристоник, двинувшись во внутренние области страны, призвал под свои знамена рабов и бедноту, очевидно, обещая им свободу и гражданские права в новом городе Гелиополисе. Видимо, к моменту восстания в Пергамском государстве сложилась напряженная социальная ситуация. Возможно, на заключительном этапе восстание вышло за рамки, определенные самим его руководителем и инициатором и приобрело характер достаточно широкого антиримского движения, в котором получили проявление, как это наблюдалось в истории неоднократно, также и социальные мотивы. Тем не менее это не дает оснований считать восстание Аристоника движением за социальное освобождение рабов и бедноты с целью переустройства общества на принципах равенства и свободы. Восстание представляет собой, таким образом, один из многочисленных примеров борьбы за власть, в ходе которой в качестве средства использовались рабы и свободная беднота.
После подавления восстания в Малую Азию была направлена сенатская комиссия для организации новой провинции. Херсонес и принадлежавшая Атталидам часть Фракии были присоединены к Македонии, Эгина и Андрос - к провинции Ахайя. Некоторые территории были отданы соседним государствам, принявшим участие в подавлении восстания: Ликаонию получили сыновья Ариарата V, погибшего в борьбе с Аристоником, часть Фригии - Вифиния, Великую Фригию - Понт. На оставшейся части Пергамского царства была образована провинция Азия, в состав которой вошла еще и отнятая у Родоса Кария.
Дальнейшее развитие бывшего Пергамского царства протекало в рамках Римской республики и империи[49]. Управление территорией осуществляли назначаемые наместники. В стране была введена система тяжелой налоговой эксплуатации населения. Результатом ее стало сохранение в течение долгого времени ненависти к римлянам и италикам, особенно тем, кто занимался ростовщичеством.
Вместе с тем город Пергам и страна при римлянах продолжали развиваться. Для Малой Азии первых веков нашей эры характерен высокий уровень урбанизации. По определению исследователей, к началу II в. н. э. в провинции Азия было не менее 282 городов, многие из которых имели значительную численность населения[50]. Предполагают, что население Пергама во II в. н. э. составляло до 150 тысяч человек[51]. Весьма успешно складывалась хозяйственная жизнь в Эфесе, Милете, Пергаме, многих других городах. Эфес развивался как один из наиболее значительных портов Средиземноморья. В Милете развивалось производство шерстяных тканей, в Пергаме - пергамена, керамики. В городах сохранялся городской строй со своей собственной системой самоуправления, бюджетом, местными законами и традицией.
В первые века нашей эры в Пергаме, Эфесе, Милете, многих других городах были возведены некоторые выдающиеся постройки. Милет стал знаменит благодаря построенному при римлянах ансамблю агоры. В Пергаме был возведен знаменитый храм в честь императора Траяна. В окрестностях города перестроен медицинский комплекс Асклепиейон.
В эпоху империи Пергам сохранил значение одного из ведущих центров культуры, науки, образования, но также превратился в один из центров официального императорского культа. Выдающимся уроженцем Пергама явился знаменитый врач и ученый Клавдий Гален[52]. После падения Западной Римской империи территория бывшего Пергамского царства и сам город Пергам вошли в состав Византийской империи.
* * *
Подводя итог краткому обзору истории Пергамского царства следует обратить внимание на своеобразие его политической истории. Очевидной особенностью политической истории и внешней политики Пергамского царства является его существование в постоянном враждебном окружении, что заставляло Атталидов уделять большое внимание укреплению столицы и других городов, развитию военных сил государства и ориентировать всю внешнюю политику на союз с греческими государствами Балканского полуострова и Римской республикой. Благодаря постоянному союзу с Римом Пергамское царство значительно расширило свою территорию, превратилось во влиятельное государство Средиземноморья. При этом царство Атталидов во многом зависело от Рима, который вмешивался в его внутренние дела и внешнюю политику и в конечном счете подчинил своей власти.
Формирование пергамской государственности происходило на основе давно сложившегося политического опыта, потому что территория, на которой образовалось царство Атталидов, издавна входила в состав различных государственных образований, прежде всего Лидийского царства и империи Ахеменидов. Важный опыт доэллинистической государственности в западной части Малой Азии сохраняли также греческие полисы и местные храмовые общины.
Формирование самостоятельного государства Атталидов и складывание политической системы царства происходило, как и во всех без исключения эллинистических государствах, под сильным влиянием военного фактора. Возможно, в значительной степени по этой причине вся политическая система любой эллинистической монархии, от самого института царской власти и органов центрального управления до низших звеньев административной системы и полисов, пронизана военным духом или носит военизированный характер.
Политическая история Пергамского царства являет собой редкий в эллинистическом мире пример успешного развития небольшого города в достаточно крупное и сильное территориальное государство, которое при устойчивой ориентации на поддержку мощного союзника - Римской республики - стало играть заметную роль в системе международных отношений в Восточном Средиземноморье.

---

[1] Wilcken U. Aristonikos// RE. 1896. Bd. 2. Sp. 962-964; Hopp J. Untersuchungen... S. 122. Not. 8.
[2] Hopp J: Unterzuchungen... S. 142-143.
[3] Bernhardt R. Imperium und Eleuteria. Hamburg, 1971. S. 88 f.; Hosek R. Op. cit.P. 199. См. также: Hopp J. Untersuchungen... S. 143-145.
[4] Блаватская Т. В., Голубцова Е.С., Павловская А. И. Рабство... С. 193; Rostovlzeff M. SEHHW. P. 809; Daubner Fr. Bellum Asiaticum... S. 68-73.
[5] Potter D. Where did Aristonicus’ revolt begin? // ZPE. 1988. Bd. 74. S. 293-295.
[6] Robinson E. S. G. Cistophori in the name of king Eumenes II NC. 1954. Vol. 14. P. 1-8; Hopp J. Untersuchungen... S. 122-123.
[7] В Малой Азии известен также город Стратоникея в области Кария. См.: Broughton T. R. S. Stratonikeia and Aristonikus // ClPh. 1934. Vol. 29. P. 252-254; Merkelbach R. Epirotische Hilfstruppen im Krieg der Romer gegen Aristonikos // ZPE. 1991. Bd. 87. S. 132; Daubner Fr. Bellum Asiaticum... S. 141-143, а также S. 135-154.
[8] Историографию вопроса см.: Vavrinek V. Aristonicus of Pergamum: Pretender on the Throne or Leader of a Slave Revolt // Eirene. 1975. Vol. 13. P. 109-129; также: Mileta Chr. Eumenes III. und die Sklaven. Neue Überlegungen zum Charakter des Aristonikosaufstandes // Klio. 1998. Bd. 80. H. 1. S. 52-53.
[9] Ранович А. Б. Эллинизм... С. 342; Ковалев С. И. История Рима. JL, 1986. С. 331-332; Мишулин А. В. Спартак. М., 1947. С. 42-43; Юлкина О. Н. Пергамский декрет... С. 160, 168; Машкин Н. А. История Древнего Рима. M., 1956. С. 221-222; Квезерели-Копадзе Η. Н. Восстание гелиополитов: Автореф. дис.... канд. ист. наук. Тбилиси, 1955; Голубцова Е. С. Идеология и культура сельского населения Малой Азии. I—III вв. М., 1977. С. 209; Горончаровский В. А. К проблеме классовой борьбы в позднеэллинистических государствах (По материалам Восточного Средиземноморья) // Марксистско-ленинская философия и вопросы методологии истории и археологии: Тез. науч. конф. Ашхабад, 1981. С. 93; История Древнего Рима / Под ред. В. И. Кузищина. 2001. С. 115; Блаватская Т. В., Голубцова Ε. С., Павловская А. И. Рабство... С. 193-194; История Древнего мира / Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. Т. 2. Расцвет древних обществ. М., 1989. С. 331-332; Тарн В. Эллинистическая цивилизация. М., 1949. С. 129, 130; Rostovtzeff M. SEHHW. Vol. 2. Р. 808 (М. И. Ростовцев характеризует начало восстания как борьбу за престол); Tarn W. Alexander the Great. Vol. 2. Cambridge, 1948. P. 411 ff.; Vavrinek V. La révolté d’Aristonicos. Praha, 1957. P. 30, 46, 51 ; idem. On the sructure of the Slave Revolts // Socialen Problemen in Hellenismus und im Romischen Reich / Ed. P. Oliva und J. Burian. Praha, 1973. P. 203-212; Gunther R. Der Aufstand des Spartacus. Berlin, 1987. S. 77-78.
[10] О Блоссии см.: Чернышов Ю. Г. Блоссий из Кум, политический консультант// http://www.rome.webzone.ru/publik/tcherayc/tcher01.htm — 11.11.2000; Беликов А. П. Указ. соч. С. 274-286; Dudley D. R. Blossius of Cumae // JRS. 1941. Vol. 31. P. 94-99; Africa Th. Aristonicus, Blossius and the City of the Sun // International review of Social History. 1961. Vol. 6. P. 110-124; Carrata ThomesFr. La rivolta di Aristonico a la origini della provincia romana d’Asia. Torino, 1968. P. 58-59; Ferguson J. Utopias of the Classical World. London, 1975. P. 138-144.
[11] О положении в Пергаме накануне восстания Аристоника см.: Magie D. Roman Rule in Asia Minor. Princeton. 1950. Vol. 1. P. 30-33; Vol. 2. P. 1033-1037; Rostovtzeff M. SEHHW. Vol. 2. P. 806-811 ; Hansen E. Op. cit. P. 134-142; Carrala Thomes Fr. La révolta... P. 7-23, 27-30; Hopp J. Untersuchungen... S. 107-120.
[12] Westermann W. L. Slave maintenance and slave revolts // CIPh. 1945. Vol. XL. N 1. P. 9-10; Vogt J Pergamon undAristonikos //Atti... P. 54; Africa Th. Aristonicus... P. 112,117; Dumont J.-Ch. A propos d’Aristonicos // Eirene. 1966. N 5. P. 195, 196; Will Ed. Histoire politique du Monde Hellenistique. T. 2. Nancy, 1967. P. 352-353; Carrata Thomes Fr. La révolta... P. 54-55; HoppJ. Untersuchungen... P. 146; Habicht С. Seleucids... P. 379. Mileta Chr. EumenesIII... S.63-65; DaubnerFr. BellumAsiaticum... S. 185-186.См.также:Климов О. Ю. К оценке восстания Аристоника в Пергаме // Античный мир: Проблемы истории и культуры: сб. научных статей к 65-летию со дня рождения проф. Э. Д. Фролова. СПб., 1998. С.227-234.
[13] Robinson E. S. G. Cistophori... P. 1-8; Hopp J. Untersuchungen... S. 122-123.
[14] О положении наемников и военных поселенцев см.: OGIS. 266; RC. 51 ; Griffith G. T. The Mercenaries of the Hellenistic World. Cambridge, 1935. P. 282-288; Daubner Fr. Bellum Asiaticum... S. 159-166.
[15] По мнению Е. С. Голубцовой, в восстании прослеживаются два этапа: 1) «рабский» — от начала восстания до пленения Аристоника и 2) «крестьянский» — от пленения Аристоника до окончательного подавления восстания (см.: Голубцова Е. С. Культура и идеология... С. 209; Бпаватская Т. В., Голубцова Е. С., Павловская А. И. Рабство... С. 194).
[16] Пёльман Р. История античного коммунизма и социализма. СПб., 1910. С. 442; Ранович А. Б. Эллинизм... С. 342; Tarn W. Op. cit. P. 411 ff.; Eddy S. The King is dead. Studies in the Near Eastern resistance to Hellenism, 344-31 B. C. Lincoln, 1961. P. 177 (ученый допускает также возможность влияния восточных культов); Ferguson J. Utopias... P. 126, 142, 144.
[17] См. об этом подробнее: Гуторов В. А. Античная социальная утопия. Л., 1989. С. 234-236. Также отвергли данную точку зрения Т. Африка и Фр. Каррата Томес: Africa Th. Aristonicus... P. 119 f., Carrata Thomes Fr. La révolta... P. 57 f.
[18] Шифман И. Ш. Набатейское государство и его культура. М., 1976. С. 89; Гуторов В. А. Античная социальная утопия... С. 239.
[19] Ковалев С. И. История Рима... С. 331; Блаватская Т. В., Голубцова Е. С., Павловская А. И. Рабство... С. 195-199; Голубцова Е. С. Идеология и культура сельского населения Малой Азии. I—III вв. M., 1977. С. 38-40,209; Bücher К. Die Aufstände der unfreinen Arbeiten, 143-129 ν. Chr. Frankfurt am Main, 1874. S. 106-108; Rostovtzeff M. SEHHW. Vol. 2. P. 808; Vavfinek V. La révolté... P. 39, 74; Carrata Thomes Fr. La revolta... P. 57-58; Nicolet C. Rome et la Conquete du Monde Mediterraneen, 267-27 av. J.-C. T. 2. Paris, 1978. P. 776;Bengtson H. Griechische Geschichte. S. 504; Africa Th. Aristonicus... P. 120 ff.; Gunther R. Op. cit. S. 78. Вместе с тем, M. Финли отвергает возможность понять смысл слова «Гелиополис» (Finley M. Utopianism Ancient and modern // The Critical spirit. Essays in honor of H. Marcuse. Boston, 1967. P. 15).
[20] Блаватская Т. В., Голубцова Е. С., Павловская А. И. Рабство... С. 195-199; Голубцова Е. С. Идеология и культура сельского населения Малой Азии. Ι—III. М., 1977. С. 38-40, 209. См. также: Nicolet Cl. Rome et la conquete... P. 776.
[21] Ferguson J. Utopias... P. 114.
[22] Dudley D. Blossius... P. 98. Ю. Г. Чернышев полагает, что именно Блоссий был инициатором изменения тактики восстания и вовлечения в борьбу социальных низов, а также предоставления им гражданских прав в городе Гелиополисе. Источники не дают оснований для подобных предположений (см.: Чернышов Ю. Г. Блоссий из Кум...). Заметим, что во многих известных случаях, перечисленных ниже, принятие политического решения о наделении правами рабов или метеков обходилось без помощи политических консультантов и не строилось на утопических теориях, но диктовалось простым политическим расчетом и драматическим характером ситуации.
[23] Dudley D. R. Blossius... P. 96; Hopp J. Untersuchungen... S. 147. Anm. 126; Gruen E. S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Berkeley; Los Angeles; London. 1984. Vol. 2. P. 597. Not. 105; Habicht Chr. Seleucids and their rivals // CAH. Vol. 8. 1989. P. 379.
[24] Беликов А. П. Указ. соч. С. 283-296.
[25] Моммзен Т. История Рима. Т. 2. С. 55. Примеч. 2; Чернышов Ю. Г. Блоссий из Кум...; VogtJ. Structur der Antiken Sklavenkriege //Abhandlungen der Academie der Wissenschaft und Literatur in Meinz. Geistes- und Socialwissenschaft Klasse. 1957. N 1. S. 36; Dudley D. R Blossius... P. 98.
[26] О градостроительной деятельности Атталидов см.: Hopp J. Untersuchungen... S. 102-106; Hansen E. Op. cit. P. 162-165.
[27] Жебелев С. А. Северное Причерноморье. M.; Л., 1953. С. 41 сл.; Штаерман Е. М. Рабы и отпущенники в социальной борьбе конца Республики // ВДИ. 1962. № 1 ; она же. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике. М., 1964. С. 224—234; Oliver J. H. Ibid.
[28] Аналогичную оценку см.: Чернышов Ю. Г. Блоссий из Кум... С. 6-7.
[29] Rostovtzeff M. SEHHW. Vol. 2. Р. 808; Africa Th. Aristonicus... P. 120-124; См. также: Goodenough E. The Political Philosophy of Hellenistic Kingship // Yale Classical Studies. 1928. Vol. 1.
[30] Коростовцев М. А. Религия Древнего Египта. М., 1976. С. 62-64, 67-68, 92-93, 142-143; История Древнего Востока. Т. 1.4. 1. Передняя Азия. Египет. M., 1988. С. 386, 380, 381, 406, 495; ErmanA. Die Aegyptische religion. Berlin, 1909. S. 49, 71, 74, 95, 98-99.
[31] Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. 1. М., 1936. С. 245.
[32] Коростовцев М. А. Религия... С. 136-137.
[33] Стучевский И. А. Рамсес ΙΙ и Херихор. Из истории Древнего Египта эпохи Рамессидов. М., 1984. С. 189 сл.; Коростовцев М. А. Религия... С. 254-259; Перепелкин Ю. Я. Переворот Амен-Хотпа IV. Ч. 1-2. М., 1967-1984; История Древнего Востока. Т. 1.4. 2. С. 497-526, особ. с. 512-514; Коростовцев М. А. Идеология времен Эхнатона // Тутанхамон и его время. М., 1976. С. 4—7.
[34] Коростовцев М. А. Религия Древнего Египта. С. 142-143; Антее Р. Мифология в Древнем Египте // Мифология Древнего мира. М., 1977. С. 93.
[35] История Древнего Востока. Т. 1. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Ч. 1. Месопотамия. М., 1983. С. 169.
[36] Хрестоматия по истории Древнего Востока. Т. 1. М., 1980. С. 146.
[37] Лео Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации. М., 1980. С. 199.
[38] Хрестоматия по истории Древнего Востока. Т. 1. С. 174—176; История Древнего Востока. Т. 1.4. 1.С. 446.
[39] Герни О. Хетты. М., 1987. С. 125. См. также: Popko M. Wierzenia ludow starozytnej Azji Mnejszej. Warszawa, 1989. S. 57.
[40] Бойс M. Зороастрийцы. Верования и обычаи. M., 1988. С. 16-17, 18; Дрезден М. Мифология Древнего Ирана // Мифология Древнего мира. М., 1977. С. 348-349, 350-351.
[41] Лео Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации. С. 279.
[42] Коростовцев М. А. Религия... С. 92-93, см. также с. 62-64, 67-68; История Древнего Востока. Т. 1.4. 2. Передняя Азия. Египет. М., 1988. С. 406, 495.
[43] Франкфорт Г., Франкфорт Г. A., Уипсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека. М., 1984. С. 115.
[44] OGIS. 266. Стк. 23; Syll.³ 299; IOSPE. Ρ 401; IGR. III. 137; Syll.¹ 996, 1040; Tasliklioglu Z., Frisch P. New Inscriptions from Troad // ZPE. 1975. Bd. 17. H. 2. P. 102. Стк. 29. Тахо-Годи А. А. Гелиос // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 1. М., 1991. С. 271.
[45] Fridricksmeyer E. A. Divine honors for Philip II // Transactions of the American Philological Assiciation. 1979. Vol. 109. P. 39-61.
[46] Голенко К. В. О монетах, приписываемых Савмаку // ВДИ. 1951. № 4. С. 199-203; он же. Еще раз о монетах, приписываемых Савмаку // ВДИ. 1963. № 3. С. 70-71, 79-80; Bunge J. G. «Antiochos-Helios». Methoden und Ergebnisse der Reichspolitik Antiochos’ IV Epiphanes von Syrien im Spiegel seiner Münzen // Historia. 1975. Bd. 24. H. 2. S. 164-188.
[47] Голубцова Е. С. Идеология и культура сельского населения Малой Азии. I—III вв. М., 1977. С. 38-40.
[48] SHA. Aurel. XXXV. 3; XXXIX. 2; Otto W. Helios// RE. 1913. Bd. 8. Sp. 58-93; Крист К. История времен римских императоров от Августа до Константина. Т. 2. Ростов н/Д, 1997. С. 362-363.
[49] Rohde E. Pergamon. S. 50-59; Holtheide B. Römische Bürgerrechtspolitik und romische Neuburger in der Provinz Asia. Freiburg, 1983.
[50] Крист К. История времен римских императоров... С. 29.
[51] Rohde E. Pergamon. S. 58.
[52] Pearcy L. Galen’s Pergamum II Archaeology. 1985. Vol. 38. N 6. P. 33-39; Sarton G. Galen of Pergamon. Lawrence, 1954. P. 15-24.