1[1]. Со смертью Клавдия правление строго по справедливости принадлежало Британнику, который был законным сыном Клавдия и по телесному развитию опережал свои годы, но по закону власть выпадала также Нерону вследствие усыновления. Однако нет требования более убедительного, чем у оружия, ибо всякий, обладающий большей силой, всегда оказывается имеющим большее право на своей стороне, что бы он ни говорил и ни делал. И таким образом Нерон, сначала уничтожив завещание Клавдия и наследовав ему как господин всей империи, избавился от Британника и его сестер. Зачем же тогда кому-то оплакивать несчастья других жертв?
2. Следующие знамения случились, указывая, что однажды Нерон должен будет стать государем. При его рождении прямо на рассвете свет, не происходивший ни из какого видимого источника, окутал его[2]. И некий астролог из этого обстоятельства, а также из движения звезд в то время и их взаимного расположения предсказал два события, непосредственно касавшихся его: что он должен будет править и что он должен убить свою мать. Агриппина, услышав это, настолько лишилась рассудка, что в самом деле воскликнула: "Пусть он убьет меня, только пусть царствует!"[3] - но позже она вынуждена была горько раскаиваться в своей мольбе. Ибо некоторые люди настолько далеко заходят в своем безумии, что когда рассчитывают воспользоваться неким благом, смешанным со злом, желание добиться того, что выгодно, заставляет их сначала пренебрегать тем, что пагубно, но когда наступает время для зла, мучаются и сожалеют даже о том, что радовались своему счастью. Тем не менее, Домитий, отец Нерона, ясно предвидел огромную испорченность и распущенность своего сына в будущем, и не вследствие какого-нибудь предсказания, но знания своего и Агриппины нрава, ибо он заявил: "Невозможно никакому хорошему человеку родиться от меня и этой женщины"[4].
Когда прошло время, находка змеиной кожи вокруг шеи Нерона, когда он все еще был ребенком, побудила прорицателей объявить, что он должен будет получить великую власть от некоего старца, ибо полагают, что змеи избавляются от старости, сбрасывая свою старую кожу[5].
3. Ему было семнадцать лет, когда он начал править[6]. Сначала он вошел в лагерь, а затем, после того как зачитал воинам речь, написанную для него Сенекой, пообещал все, что ранее дал им Клавдий[7]. Перед сенатом он также зачитал подобную речь - она тоже была написана Сенекой - и как следствие было постановлено, чтобы его обращение было отчеканено на серебряной доске и зачитывалось всякий раз, когда новые консулы вступали бы в свою должность[8]. Со стороны сената это было своего рода договором, который должен был бы обязать государя править справедливо.
Сначала Агриппина управляла за него всеми делами державы; и она постоянно появлялась вместе со своим сыном, нередко склоняясь с одних и тех же носилок, хотя чаще ее несли, а он шел возле нее[9]. Она также принимала разные посольства и посылала письма народам, правителям и царям.
Паллант из-за своей близости к Агриппине стал совершенно наглым и вызывающим.
Когда так продолжалось уже немалое время, возникло недовольство Сенеки и Бурра, которые были одновременно самыми благоразумными и самыми влиятельными людьми при дворе Нерона (первый был его наставником, а второй - префектом преторианской стражи), и они воспользовались следующей возможностью, чтобы прекратить это. Прибыло посольство от армян, и Агриппина пожелала взойти на возвышение, с которого Нерон говорил с ними. Эти двое, завидев ее приближение, убедили юношу спуститься и встретить мать до того, как она могла бы появиться там, как будто чтобы по-особому поприветствовать ее. Затем, повернув дело так, они не поднялись вновь на возвышение, но извинились, таким образом, чтобы слабость державы не стала заметной иноземцам[10]; и в дальнейшем они постарались, чтобы никакие государственные дела не вершились больше ее руками.
4. Когда они достигли этого, они полностью взяли правление в свои руки и управляли делами действительно наилучшим и справедливейшим образом, насколько могли, с теми последствиями, что завоевали одобрение всякого, подобного им[11]. Что до Нерона, он не вмешивался в дела ни в каких случаях и был рад жить в праздности; в самом деле, это было потому, что ранее он уступал верховенство своей матери, а в то время совершенно удовлетворялся тем, чтобы предаваться удовольствиям, в то время как правление продолжалось так же, как и раньше. Двое его советников, затем, после того как пришли к общему пониманию, произвели многие изменения в существовавших правилах, некоторые отменили вовсе, и ввели многие новые законы, одновременно позволяя Нерону развлекаться, в надежде, что пока он удовлетворяет свои желания без сколько-нибудь большого ущерба для общественных выгод, но они не отдавали себе отчет в том, что юная и своенравная душа, взращенная во вседозволенности и безграничной власти, столь далекая от того, чтобы насытиться потворством своим страстям, все более и более губится этими самыми средствами. Во всех случаях, в которых Нерон вначале был сравнительно умеренным, в пирушках, которые давал, в кутежах, которые устраивал, в своих попойках и любовных утехах, позже, так как никто не порицал его за такой образ действий, и общественные дела шли для него ничуть не хуже, он поверил, что такое поведение и в самом деле не было плохим, и что он может зайти в нем еще дальше. Как следствие, он начал потворствовать каждой из этих склонностей все более явным и опрометчивым образом. И в случае, когда его опекуны когда-либо что-нибудь и говорили ему в качестве совета, или его мать в качестве наставления, он казался смущенным в их присутствии и обещал исправиться, но как только они уходили, он вновь становился рабом собственных прихотей и уступал тем, кто вел его в другом направлении, быстро увлекая вниз. В дальнейшем он пришел к тому, чтобы презирать добрые советы, так как постоянно слышал от своих приятелей: "И ты подчиняешься им? Ты что, боишься их? Ты не знаешь, что ты Кесарь, и что у тебя власть над ними скорее, чем у них над тобой?" - и он решил не признавать, что его мать имела превосходство над ним, и не подчиняться Сенеке и Бурру как более мудрым.
5. В конце концов он потерял всякий стыд, швырнул на землю и растоптал все их предписания, и последовал по стопам Гая. И если сначала он заботился о том, чтобы подражать тому, то затем совершенно превзошел, ибо он считал одной из особенностей императорской власти не уступать никому другому даже в самых низких поступках. И так как толпа рукоплескала ему за это, и он получал от неё много льстивых похвал, он безоглядно посвятил себя этому направлению. Вначале он предавался своим порокам дома и среди своих приятелей, но затем следовал им даже на людях. Таким образом он навлек великий позор на всю римскую народность и совершил многие надругательства над самими римлянами. Бесчисленные случаи насилия и надругательств, грабежей и убийств были совершены самим императором и теми, кто в то или иное время имел влияние на него. И, как несомненное и неизбежное последствие во всех таких случаях, были естественно потрачены огромные денежные средства, огромные средства беззаконно добыты, и огромные средства отняты силой. Ибо Нерон никогда не бывал скаредным, как показывает следующее происшествие. Как-то он приказал, чтобы два с половиной миллиона денариев были единовременно выданы Дорифору[12], ведавшему прошениями во времена его царствования, и когда Агриппина сделала так, чтобы эти деньги были сложены в одну кучу, надеясь, что, когда он увидел бы их все вместе, он изменил бы свое намерение, он спросил, как много перед ним сложили, и после того, как ему сообщили, удвоил это, сказав: "Я и не подозревал, что дал ему так мало". Кажется очевидным, таким образом, что вследствие размаха своих трат он быстро исчерпал средства государственного казначейства и скоро обнаружил себя нуждающимся в новых доходах. Отсюда были введены необычные налоги, и имущество тех, кто обладал собственностью, было взято на заметку, некоторые из собственников были лишены своих состояний силой, а другие потеряли и свои жизни. Подобным же образом он ненавидел и губил и других, у которых не было большого богатства, но кто обладал какими-нибудь особыми отличительными чертами или происходил из хорошей семьи, ибо подозревал, что они презирают его.
6. Таким, в общем, был нрав Нерона. А сейчас я перейду к подробностям. Он имел такое пристрастие к скачкам, что в самом деле награждал знаменитых скаковых коней, которые минули время расцвета своих сил, нарядной уличной одеждой для людей и удостаивал их денежных даров на пропитание[13]. Вследствие этого конезаводчики и колесничие, ободренные таким пристрастием с его стороны, принялись с превеликой дерзостью обходиться как с преторами, так и с консулами; и Авл Фабрикий, обнаружив их нежелающими принять участие в состязаниях на разумных условиях, вместе с претором отказался от их услуг и выдрессировал собак, чтобы тянуть колесницы, поставив их вместо коней. При этом носившие белое и красное явились со своими колесницами на скачки, но так как зеленые и голубые даже и тогда не захотели участвовать[14], Нерон сам выделил награды за коней, и конные состязания состоялись.
Агриппина всегда было готова обратиться к самым дерзким предприятиям; например, она умертвила Марка Юния Силана, послав ему некоторое количество яда, которым она ранее коварно убила своего мужа. Силан был правителем Азии, и был не менее уважаем за свой нрав, чем остальная его семья. И именно по этой причине более, чем по какой-либо другой, говорила она, она убила его, так как не хотела, чтобы его предпочли Нерону из-за образа жизни ее сына[15]. Сверх того, она торговала всем, чем можно, и собирала деньги из самых мелких и низких источников.
Лелиан, посланный в Армению вместо Поллиона, ранее начальствовал над ночной стражей. И он был не лучше Поллиона, ибо хоть и имел более высокое звание, был еще более ненасытным относительно барышей[16].
7. Агриппина была в отчаянии, так как более не являлась госпожой во дворцовых делах, главным образом из-за Акты. Эта Акта была куплена как рабыня в Азии, но, завоевав расположение Нерона, была принята в семью Аттала и стала любима императором гораздо больше, чем его жена Октавия[17]. Агриппина, возмущенная этим и другими вещами, сначала пыталась увещевать его, и распорядилась избить некоторых его приятелей и удалить других[18]. Но когда она обнаружила, что ничего не добилась, она крепко прижала его к сердцу и сказала ему: "Ведь это я сделала тебя императором" - как будто она имела возможность опять отобрать у него верховную власть. Она не уразумела, что всякая неограниченная власть, данная кому бы то ни было частным лицом, о ускользает от дарителя и переходит в руки получившего, даже против давшего.
Когда Агриппина, которая была самой корыстолюбивой, крайне разгневаюсь от того, что не могла больше собирать деньги, и угрожала сделать императором Британника, Нерон испугался и предал его смерти с помощью яда. Британник, соответственно, без промедления испустил последний вздох и был унесен на носилках как будто у него был эпилептический припадок[19].
Нерон тогда коварно убил Британника посредством яда. а затем, так как кожа посинела из-за действия отравы, обмазал тело гипсом. Но когда его несли через Форум, сильный дождь, пролившийся, когда гипс еще был сыроватым, полностью смыл его, так что преступление стало ведомо людям не только по слухам, но и воочию[20].
После смерти Британника Сенека и Бурр более не уделяли сколько-нибудь серьезного внимания государственным делам, но были удовлетворены, если могли хоть как-то влиять на них и до сих пор сохранять свои жизни[21]. Как следствие, Нерон тогда открыто и без опасения быть наказанным принялся потакать своим прихотям. Его поведение было совершенно безумным, как показала немедленная кара, наложенная им на некоего всадника Антония как распространителя ядов, и последующее сожжение этих ядов при всем народе. Он снискал большую похвалу этим деянием, также как и преследованием некоторых лиц, подделывавших завещания, но в целом народ чрезвычайно развлекало видеть его карающим свои собственные деяния в лице других.
8. Он совершил многие беспутные поступки как дома, так и по всему городу, одинаково ночью и днем, хотя и делал некоторые попытки скрыть их. Он часто захаживал в таверны и бродил повсюду как частное лицо. Как следствие, происходили частые драки и насилия, и зло распространилось даже в театрах, так что люди, связанные со сценой и скачками не обращали внимания даже на преторов или консулов, и не только сами устраивали беспорядки, но и побуждали других действовать таким же образом. И Нерон не только не обуздывал их, хотя бы словами, но в действительности еще больше подстрекай; ведь он восхищался их поведением и имел обычай, чтобы его тайно доставляли на носилках в театр, где, невидимый остальными, мог бы наблюдать, что там происходит[22]. И он в самом деле запретил воинам, которые до тех пор всегда находились на всех собраниях народа, в дальнейшем присутствовать на них сколь-нибудь долго[23]. Причина, как он утверждай, была в том, что им не следует заниматься чем-либо, кроме исполнения воинских обязанностей; но его настоящей целью было дать полную свободу зачинщикам беспорядков.
Он использовал такое же оправдание в случае своей матери, ибо он не пожелал позволить ни одному воину находиться при ней, заявляя, что никого, за исключением императора, им не следует охранять. Это обнаружило его ненависть к ней даже народу. В самом деле, почти обо всем, что он и его мать говорили кому-нибудь другому, или что они делали всякий день, сообщалось за пределы дворца, и все же не все было доступно народу, и потому строились разные догадки и ходили разные слухи. Ведь, ввиду порочности и распущенности этой пары всё, о чем только можно было подумать как о вероятном, предавалось широкой огласке как произошедшее в действительности, и сообщениям, не заслуживавшим никакого доверия, верили как правде. Но когда люди увидели Агриппину, в первый раз не сопровождаемую преторианцами, многие стали заботиться о том, чтобы не столкнуться с ней хотя бы случайно; и если кому-то доводилось встретиться с ней, они поспешно сворачивали с дороги, не проронив ни слова[24].
9. На одном представлении люди на конях боролись с быками, которых они валили на землю[25], и всадники, служившие Нерону телохранителями, уложили своими дротиками четыре сотни медведей и три сотни львов. По тому же случаю тридцать членов всаднического сословия бились как гладиаторы. Таковы были дела, которые император одобрил открыто; втайне, однако, он пустился в ночные кутежи по всему городу, насилуя женщин, занимаясь развратом с мальчиками, раздевая людей, которые ему встречались, избивая, раня и убивая. Он считал, что остается неузнанным, гак как использовал разную одежду и разные парики в разное время, но его узнавали как по его окружению, так и по его поступкам, ведь никто другой не посмел бы совершить так много и таких тяжких преступлений с такой беспечностью. В самом деле, небезопасным стало даже оставаться у себя дома, так как Нерон мог бы вломиться в лавки и дома. Тогда некий Юлий Монтан, сенатор, пришедший в ярость из-за своей жены, набросился на него и нанес множество ударов, так что тот скрывался несколько дней из-за полученных синяков под глазами. И все же Монтан мог бы не претерпеть из-за этого никакого вреда, поскольку Нерон думал, что насилие было случайностью, и потому не склонен был гневаться по причине этого происшествия, пока тот не прислал ему письмо, умоляя о прощении. Нерон, прочитав письмо, заметил: "Ага, так он знал, что бьет Нерона". Вследствие этого Монтан совершил самоубийство[26].
Во время представления в одном из театров он внезапно заполнил пространство морской водой, так что рыбы и морские чудовища плавали повсюду, и он показал морское сражение между людьми, представлявшими персов и афинян. После этого он немедленно отвел воду, осушил почву и тут же показал битву между сухопутными войсками, которые сражались как один на один, так и большими отрядами, одинаково равными по численности[27].
10. Позже там состоялись также некоторые судебные состязания, и даже такие, которые повлекли для многих смерть или изгнание.
Сенека тогда оказался обвиненным, одно из обвинений состояло в том, что он якобы имел близость с Агриппиной[28]. Этому философу, в самом деле, было недостаточно совершить прелюбодеяние с Юлией, и он не стал мудрее, вернувшись из изгнания, далекий от этого, он вступил в непристойные сношения с Агриппиной, женщиной столь высокого положения и матерью такого сына. И это был не единственный пример, когда его поведение оказывалось прямо противоположным учению его философии. Ибо в то время, как он разоблачал тиранию - сделался воспитателем тирана; в то время, как яростно поносил приближенных к властителям, сам отнюдь не держался вдали от дворца; и хотя не сказал ни одного доброго слова о льстецах, сам постоянно пресмыкался перед Мессалиной и вольноотпущенниками Клавдия, до такой степени, в самом деле, что в то время послал им с острова, куда был сослан, книгу, содержавшую восхваления им - книгу, которую он впоследствии из стыда запретил[29]. Хотя он находил вину в богатстве, сам скопил состояние в семьдесят миллионов пятьсот тысяч денариев, и хотя он осуждал причуды других, сам имел пять сотен столов из цитрусового дерева[30], с ножками из слоновой кости, все совершенно похожие, и он устраивал на них пиры. Сообщая таким образом о многом, я должен также пролить свет на то, что естественно шло вместе с этим: разврат, которому он предавался в то самое время, когда заключил самый блестящий брак, и удовольствия, какие он получал от мальчиков, пользуясь их весной, образ действий, которому он научил также и Нерона. И все же ранее он придерживался столь суровых нравов, что попросил своего ученика освободить его от того, чтобы целовать его и есть с ним за одним столом. Что касается второй просьбы, то он имел в известной степени оправдание, а именно, что желал посвятить себя своим философским занятиям на досуге, который не прерывался бы пирушками молодого человека. Что же до поцелуя, однако, я не могу понять, почему он начал отвергать его; ибо единственное объяснение, о котором кто-нибудь мог бы подумать, а именно, его нежелание целовать такой род губ, выглядит ложным в свете обстоятельств, касающихся его любимцев. Из-за этого и из-за его прелюбодеяния против него были высказаны некоторые жалобы; но в рассматриваемое время он не только выпутался, не будучи формально обвиненным, но даже и преуспел в хлопотах за Папланта и Бурра[31]. Позже, однако, его дела пошли не так хорошо.
11. 2-4.[32] Там был некий Марк Сальвий Отон[33], который стал настолько близок к Нерону через сходство нрава и сообщничество в преступлениях, что даже не был наказан, сказав тому однажды: "А в самом деле, мог бы ты ожидать увидеть меня Кесарем?"[34]. Все, что он получил за это, был ответ: "Я не увижу тебя и консулом". Это ему император отдал Сабину, женщину из патрицианской семьи[35], разведя ей с мужем, и они пользовались ею вместе[36].
12[37]. Сабина, узнав об этом, убедила Нерона избавиться от своей матери, утверждая, что та злоумышляет против него. Он был также подстрекаем Сенекой (или множеством заслуживающих доверия людей, подтверждавших это), то ли из желания замять недовольство против самих себя, то ли из готовности позволить Нерону совершить нечестивое кровопролитие, что неминуемо должно было привести его к уничтожению как богами, так и людьми. Но они уклонились делать это в открытую, но, с другой стороны, не в состоянии были порешить ее тайком с помощью яда, поскольку она принимала крайние меры в отношении любой такой возможности. Однажды они увидели в театре корабль, который автоматически распадался на части, выпуская нескольких зверей, а затем собирался вновь, чтобы быть готовым к плаванию; и они сразу приказали построить другой точно такой же. К тому времени как корабль был закончен, Агриппина была покорена знаками внимания Нерона, ибо он всячески выказывал ей свою преданность, чтобы убедить ее ничего не подозревать и полагаться на его охрану. Однако, он не решался что-либо делать в Риме, из страха, что преступление станет общеизвестным. Поэтому он удалился в Кампанию в сопровождении своей матери, совершая путешествие на том самом корабле, который был роскошно обставлен, в надежде вызвать у нее желание постоянно пользоваться этим судном.
13. Когда они достигли Бавл, он давал в течение нескольких дней роскошнейшие пиры, на которых оказывал своей матери всяческие знаки внимания. Если она отсутствовала, он притворялся, что ему ее крайне недостает, а если она присутствовала, расточал нежности. Он выполнял ее просьбы, чего бы она ни пожелала, и преподнес ей многие подарки без ее просьб. Когда дела достигли такой степени, он обнял ее в конце пира около полуночи и, прижав к груди, воскликнул: "Я умоляю тебя, мама, позаботься о себе, подумай о своём здоровье. Тобой я живу и благодаря тебе я правлю". Затем он доверил ее заботам Аникета, вольноотпущенника, по видимости чтобы сопроводить ее домой на корабле, который приготовил. Но море не захотело допустить трагедии, которая должна была на нем разыграться, и не пожелало, чтобы его могли подвергнуть ложному обвинению в пособничестве столь гнусному деянию, и так, хотя корабль распался на части, и Агриппина упала в воду, она не погибла. Несмотря на то, что было темно, а она до отказа упилась крепкими напитками, и гребцы использовали свои весла против нее с такой яростью, что убили Акерронию Поллу, её спутницу во время путешествия, она, тем не менее, безопасно достигла берега[38]. Когда она добралась до дома, то сделала вид, будто не поняла, что это был заговор, и утаила это, но незамедлительно послала своему сыну известие о происшествии, называя его несчастным случаем, и сообщила ему добрую весть (как она предполагала должно было бы быть), что она спаслась. Услыхав это, Нерон не мог сдерживать себя, но подверг посланца наказанию, как если бы тот пришел убить его[39]; и туг же отправил Аникета с гребцами против своей матери, так как не желал доверить ее убийство преторианцам[40].
Когда она увидела их, она поняла, зачем они пришли, и, рванувшись с ложа, разорвала одежду, обнажив чрево, и крикнула: "Бей сюда, Аникет, бей сюда, отсюда родился Нерон"[41].
14. Таким образом Агриппина, дочь Германика, внучка Агриппы и правнучка Августа была убита собственным сыном, которому она ранее доставила верховную власть и ради которого убила своего дядю и других.
Нерон, когда ему сообщили, что она мертва, не захотел поверить этому, ибо поступок был столь чудовищен, что его охватило недоверие, он вследствие этого пожелал увидеть жертву своего преступления собственными глазами. Так, он положил ее тело обнаженным, тщательно осмотрел ее всю и исследовал ее раны, и, наконец, произнес замечание, гораздо более гнусное, чем само убийство. Его слова были: "Я и не знал, что у меня такая красивая мать"[42]. Преторианцам он дал деньги, очевидно, чтобы возбудить в них надежду, что многие подобные преступления могли бы быть совершены; и сенату он послал письмо, где перечислял проступки, в которых, как он знал, она была виновна, и обвинил ее также в том, что она составила заговор против него и, после того, как была разоблачена, совершила самоубийство. И все же вопреки тому, что он говорил сенату, его собственная совесть была настолько встревожена, что ночью он внезапно вскакивал с постели, а днем, когда просто услышал звук труб, заигравших какую-то призывную военную мелодию с той стороны, где лежали останки Агриппины, оказался охвачен ужасом. Он вследствие этого сменил место нахождения, и когда испытал то же самое и на новом месте, помчался в крайнем испуге в другое место[43].
11.1. На самом деле Нерон ни от кого не услышал и слова правды, и не увидел никого, кто не оправдывал бы его действий; он подумал, что его прошлые поступки не были разоблачены и даже, пожалуй, что в них не было ничего дурного. С тех пор он стал много хуже во всех отношениях. Он стал верить, будто все, что он способен был сделать, было правильным, и оказывал доверие тем, чьи слова были вызваны страхом или лестью, как если бы они были исключительно искренни в том, что говорили. Так, хотя время от времени он испытывал страх и беспокойство, все же после того, как посланцы произнесли перед ним многие ободряющие речи, он вновь обрел присутствие духа.
15. Народ Рима, услышав об этих событиях, радовался, несмотря на то, что не одобрял их, полагая, что теперь уж, по крайней мере, его гибель была предрешена. Что касается сенаторов, все, кроме Трасеи Пета[44], изображали радость, и принимали участие и по видимости разделяли удовлетворение Нерона в этом отношении, проголосовав за многие меры, которыми они думали завоевать его расположение[45].
Трасея, подобно другим, присутствовал на заседании и слушал письмо, но когда чтение закончилось, тут же встал со своего места и, не проронив и слова, покинул помещение ввиду того, что он не мог бы сказать то, что хотел, и не хотел говорить то, что мог бы. И в самом деле, таким всегда был способ его действий и в других случаях. Он часто говорил, например: "Если бы я был единственным, кого Нерон собирается приговорить к смерти, я мог бы легко извинить остальных, осыпающих его лестью. Но так как даже среди тех, кто без меры его восхваляет, много таких, от кого он уже избавился или еще хочет погубить, почему кто-то должен унижать себя без цели и затем гибнуть как раб, когда он мог бы отдать долг естеству подобно свободному человеку? Что до меня, люди будут говорить обо мне в будущем, а о них никогда, разве что вспомнят, что они были приговорены к смерти". Таков был человек, каким, по мнению Трасеи, он должен был быть; и он часто говорил себе: "Нерон может убить меня, но он не может совратить меня".
16. Когда Нерон вступил в Рим после убийства своей матери, народ оказывал ему почтение в общественных местах, но частным образом, по крайней мере, как только они могли безопасно высказывать свои мысли, они рвали его доброе имя в клочья. Ибо однажды они повесили ночью кожаный мешок на одну из его статуй в знак того, что он сам заслуживает быть брошенным в такой же[46]. Кроме того, на Форуме подбросили младенца, к которому была привязана табличка со словами: "Я не буду растить тебя, чтобы ты не убил твою мать".
При въезде Нерона в Рим они повалили статуи Агриппины. Но там была одна, которую они не смогли достаточно быстро убрать, и тогда они набросили поверх неё одежду, придавшую ей вид такой, что закрыла лицо покрывалом. Вследствие этого кто-то тут же сочинил и прикрепил к статуе такое:

"Я смущена, а ты бесстыден".

Подобным же образом во многих местах можно было прочитать

"Орест, Нерон и Алкмеон -
все матереубийцы"[47].

И народ мог быть даже выслушан, когда говорил во столь многих словах, что Нерон избавился от своей матери, ибо доносы, что некоторые лица толковали на эту тему, подавались многими людьми, чьей целью было не столько погубить других, сколько навлечь позор на Нерона. Ведь он не захотел бы допустить суда по такому обвинению, то ли потому, что не желал, чтобы толки в связи с этим достигли большего распространения, то ли потому, что к этому времени он испытывал презрение ко всему, что бы люди ни говорили.
Тем не менее, среди жертвоприношений, которые совершались во исполнение постановления в связи со смертью Агриппины, Солнце подверглось полному затмению и можно было видеть звезды[48]. Кроме того, слон, тянувший колесницу Августа, когда они вошли в Цирк и проследовали до сенаторских скамей, остановился в этом месте и отказался идти хоть сколько-нибудь дальше. И там был другой случай, в котором можно было с очевидностью усмотреть руку Небес. Я говорю о молнии, которая ударила в пиршественный стол Нерона и уничтожила его вместе со всем, на него поставленным, как будто некая гарпия унесла его пищу.
17. Он также отравил свою тетку Домитию, которую тоже клялся чтить как свою мать. Он даже не захотел подождать немногих дней, чтобы она скончалась естественной смертью от старости, но поспешил погубить и ее также[49]. Такая поспешность в совершении этого была вызвана её поместьями в Байях и в окрестностях Равенны, где он вскоре воздвиг великолепный гимнасий, процветающий до сих пор.
В связи со смертью матери он справил такой великолепный и дорогостоящий праздник[50], что он отмечался в течение нескольких дней в пяти или шести театрах одновременно. Именно по этому случаю слон был проведен в самую высокую галерею театра и спущен оттуда на канатах, неся на себе всадника. Там было еще одно представление, одновременно самое постыдное и самое ужасающее, когда мужчины и женщины не только из всаднического, но даже из сенаторского сословия появились как лицедеи на орхестре, в Цирке и в охотничьем театре, подобно тем, кто пользовался самым малым уважением. Некоторые из них играли на флейте и танцевали в пантомимах, или исполняли трагедии и комедии, или пели под лиру; они управляли лошадьми, убивали диких зверей и сражались как гладиаторы; некоторые добровольно, а некоторые с горечью против своей воли. Гак люди этого дня наблюдали великие роды - Фуриев, Горатиев, Фабиев, Поркиев, Валериев и прочих, чьи трофеи и храмы можно было видеть - стоящими внизу перед ними и делающими то, на многое из чего они прежде не пожелали бы смотреть даже в исполнении других. Так они могли указывать на них один другому и давать свои объяснения, македоняне, говоря: "Вот потомок Павла", греки: "А вот потомок Муммия", сицилийцы: "Посмотри на Клавдия", эпироты: "Посмотри на Аппия", азиаты называли Лукия, иберийцы - Публия, карфагеняне - Африкана, а римляне - всех их[51]. Но такому поводу, очевидно, были устроены посвятительные обряды, которыми Нерон желал открыть свой собственный путь позора.
18. Все, кто обладал хоть каким-то рассудком, стенали по поводу подобных громадных трат денег. Ибо все самые дорогие яства, которые ели люди, и ещё разные вещи большей ценности - лошади, рабы, упряжи, золото, серебро и одежда разного размера - раздавались посредством жребия следующим образом. Нерон разбрасывал среди толпы маленькие шары, каждый соответствующим образом надписанный, и вещи, названные шарами, должны были вручаться тем, кто схватит их[52]. Рассудительные люди, говорю я, были огорчены, раздумывая, что, когда он потратил так много с тем, чтобы иметь возможность опозорить себя, он, похоже, не удержится ни от какого самого ужасного преступления с тем, чтобы иметь возможность достать деньги.
Когда некоторые предзнаменования имели место в то время, прорицатели объявили, что они означают для него гибель, и они посоветовали ему направить зло на других. Он в согласии с этим хотел было немедленно погубить многих людей, но Сенека сказал ему: "Не имеет значения, кровь скольких ты сможешь пролить, ты не сможешь убить своего преемника".
Именно в то время он совершил так много жертвоприношений за свое предохранение, как он об этом выражался, и посвятил мясной рынок, называемый Макеллум[53].
19. Позже он учредил новый вид празднества, называемый Ювеналии или Юношеские Игры[54]. Оно было отпраздновано в честь его бороды, которую он тогда впервые сбрил; волоски он поместил в маленький золотой шар и пожертвовал Юпитеру Капитолийскому. Для этого празднества члены знатнейших семейств, равно как и всех прочих, были обязаны давать представления определенного вида. Например, Элия Кателла, женщина, выдающаяся не только вследствие своего рода и богатства, но также преклонных лет (ей было за восемьдесят), танцевала в пантомиме. Другие, которые, принимая во внимание старость или нездоровье, ничего не могли сделать сами, пели в хоре. Все посвятили себя упражнениям в каком-либо даровании, каким они более всего обладали, и почти все знатные люди, мужчины и женщины, девушки и юноши, старухи и старики, посещали школы, предназначенные для этой цели. И в случае, когда кто-то оказывался неспособным участвовать в представлении никаким другим способом, его определяли в хор. А когда некоторые из них из стыда надели маски, чтобы не быть узнанными, Нерон заставил снять маски, делая вид, что таково было требование народа, и выставил исполнителей перед толпой черни, над которой они властвовали всего лишь незадолго до того. Тогда, больше чем когда-либо, не только эти исполнители, но и остальные рассматривали смерть как удачу. Ведь многие виднейшие люди погибли в течение того года; в самом деле, многие, обвиненные в заговоре против Нерона, были отданы воинам и забиты камнями до смерти[55].
20. Наконец, как достойная вершина этого позора, сам Нерон явил себя в театре, объявленный под собственным именем Галлионом. Вот стоял там на сцене этот Кесарь, наряженный в убор кифареда, этот император произнес слова: "Господа мои, выслушайте меня благосклонно", - и этот Август спел под лиру некоторые сочинения, называвшиеся "Аттис" или "Бакханты", в присутствии множества воинов и плебса, остававшихся на своих местах, наблюдая. И все же у него был, согласно отчету, всего лишь слабый и невнятный голос[56], гак что он доводил всех своих зрителей до смеха и до слез одновременно.
Возле него стояли Бурр и Сенека, словно наставники, подсказывая ему; и они взмахивали руками и тогами после каждой его песни, побуждая и остальных делать то же самое. В самом деле, Нерон заблаговременно подготовил особый отряд из примерно пяти тысяч воинов, названных августианцами[57]; они заводили рукоплескания, а все остальные, хотя бы и с неохотой, обязаны были кричать вместе с ними. Трасея был единственным исключением, так как он никогда не поддерживал в этом отношении Нерона, но все остальные, и особенно знать, старались, хоть и не без отвращения, собраться и присоединиться, как если бы они были переполнены радостью, к крикам августианцев. И всякий мог слышать их восклицающими: "Прекрасный Кесарь! Наш Аполлон, наш Август, второй Пифиец! Мы клянемся в этом тобой, Кесарь, никто не превосходит тебя!". После этого подвига он пригласил народ пировать на корабли на месте представления морского боя, данного Августом, после чего в полночь отплыл по каналу в Тибр.
21. Эти празднества он устроил, чтобы отметить бритье своей бороды; а во имя своего предохранения и продолжения своей власти он учредил некие четырехлетние игры, которые назвал Неронии[58]. В честь этого события он также воздвиг гимнасий, и при его посвящении устроил свободную раздачу оливкового масла сенаторам и всадникам[59]. Венок за игру он получил без спора, так как все остальные были устранены из предположения, что они недостойны были быть победителями. И без промедления, наряженный в убор занимающихся этим ремеслом, он пришел в гимнасий, чтобы быть записанным в список победителей. После этого все остальные венки, врученные как награды за игру на лире на всех состязаниях, были посланы ему как единственному исполнителю, достойному победы.

---

[1] Текст, традиционно объединяемый в главы 1-11,1 книги LXI, в издании «The Loeb Classical Library» (Dio's Roman History. Vol. VIII. P.34-59) приведен как вторая часть сокращения книги LXI.
[2] Ср. Светоний: Нерон родился «на рассвете, так что лучи восходящего солнца коснулись его едва ли не раньше, чем земли» (Suet. Nero, 6, I)
[3] Ср: Tac Ann,, XIV, 9.
[4] Согласно Светонию Домитий «в ответ на поздравления друзей воскликнул, что от него и Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества» (Suet. Nero. 6. 2).
[5] Ср.: Suet. Nero, 6, 4.
[6] Нерон родился 15 декабря 37 г.
[7] Смерть Клавдия, произошедшая в ночь с 12 на 13 октября 54 г., некоторое время скрывалась, и только в первый час пополудни 13 октября Нерон в сопровождении Бурра вышел к преторианцам, охранявшим Палатинский дворец, затем был доставлен на носилках в лагерь преторианцев, а после — в сенат (Suet. Div. Claud., 45, Nero. 8: Tac. Ann.. XII. 68).
[8] Содержание речи Нерона перед сенатом пересказано у Тацита (Tac. Ann., XIII, 4). Она была произнесена уже после похорон Клавдия.
[9] Ср: Suet Nero. 9.
[10] Ср: Tac. Ann., XIII. 5.
[11] Аврелий Виктор пишет: «Траян с полным основанием часто повторял, что управление всех принцепсов намного уступает этому пятилетию Нерона» (Avr. Vict. De Caes.. V.2).
[12] Дорифора (ум. 62) Тацит называет «одним из виднейших вольноотпущенников» Нерона (Tac. Ann., XIV, 65).
[13] Ср. Светоний: «К скачкам его страсть была безмерна с малых лет …» (Suet Nero, 22).
[14] На скачках в каждом заезде участвовали 4 колесницы с возницами, одетыми в красное, белое, голубое и зеленое. Зрители делились на приверженцев каждого цвета. Авл Фабрикий был одним из преторов 55 г.
[15] Марк Юний Силан был старшим братом Лукия Юния Силана, жениха Октавии, и также, как и он, праправнуком Августа. По сведениям Тацита яд ему дали всадник Публий Келер и вольноотпущенник Гелий, ведавший имуществом принцепса в провинции Азия (Tac. Ann., XIII. 1)
[16] Смена командующего войсками в Армении вероятно была связана с активизацией парфян, изгнавших оттуда в конце 54 г. дружественного Риму Радамиста (Tac. Ann., XIII. 6).
[17] «С вольноотпущенницей Актой он чуть было не вступил в законный брак, подкупив нескольких сенаторов консульского звания поклясться, что она была из царского рода» (Suet. Nero, 28, 1).
[18] Ср: Tac. Ann., XIII. 12-13.
[19] Выделенный курсивом отрывок из Зонары редакторы лебовского издания не включают в текст Диона, Тацит (Tac. Ann., XIII, 14) приводит аналогичные мотивы убийства Британника.
[20] Согласно Светонию и Тациту было предпринято две попытки отравить Британника. но в первом случае яд. приготовленный уже известной Локустой, оказался недостаточно сильным, и жертву только прослабило. Вторая попытка была предпринята на обеде у Нерона, в котором по обычаю участвовал Брнтанник. «… Так как его кушанья и напитки отведывал выделенный для этого раб, то, чтобы не был нарушен установленный порядок или смерть обоих не разоблачила злодейского умысла, была придумана следующая уловка. Еще безвредное, но недостаточно остуженное и уже отведанное рабом питье передается Британнику; отвергнутое им как чрезмерно горячее, оно разбавляется холодной водой с разведенным в ней ядом, который мгновенно проник во все его члены, так что у него разом пресеклись голос и дыхание» (Тас. Ann., XIII. 16). Это произошло за несколько дней до 14-летия Британника, то есть, в 10х числах февраля 55 г. Э. Баррет высказывает мнение, что подросток действительно мог умереть от сильного приступа эпилепсии (Barrett A. Agrippina: Sex, Power, and Politics in the Early Empire., Yale, 1996. P. 170-172).
[21] После смерти Британника Агриппина была обвинена в подготовке заговора с целью замены Нерона Рубеллием Плав том, в связи с этим Нерон готов был сместить её выдвиженца Бурра, и лишь благодаря Сенеке тот сохранил свой пост. Агриппина, впрочем, вскоре на время примирилась с сыном (Тас. Ann., XIII, 19-22).
[22] «Попустительством и даже прямым поощрением Нерон превратил необузданные выходки зрителей и споры между поклонниками того или иного актера в настоящие битвы, на которые взирал, таясь, а чаще всего открыто» (Тас Ann., XIII, 25).
[23] В конце 55 г. (ср.: Тас. Ann., XIII, 25). Впрочем, Тацит весьма положительно оценивает этот акт.
[24] О том же сообщает Тацит (Тас. Ann., XIII, 18); кроме того, Агриппина была переселена из Палатинского дворца в дом Антонии. Автор «Анналов» относит это к первой половине 55 г., времени после смерти Британника.
[25] Речь идет о т. н. фессалийской тавромахии
[26] Тот же рассказ приводят Светоний и Тацит (Suet. Nero, 26, 2; Тас. Ann., XIII, 25). Согласно Тациту Юлий Монтан был laticlavus, т. е., молодой человек сенаторского сословия, еще не занимавший должности.
[27] О водном сражении с морскими животными упоминает Светоний (Suet. Nero, 12.1).
[28] Согласно Тациту в 58 г. П. Суиллий Руф, известный доносчик времен Клавдия, близкий к Мессалине, высказал в отношении Сенеки «жалобы и поношения», близкие по содержанию к тексту Диона; впрочем, обвинения в связи с Агриппиной Тацит не называет. Сенека в свою очередь обвинил Суиллия, и тот был приговорен к изгнанию (Тас. Ann., XIII, 42-43).
[29] Речь идет о сочинении Сенеки «Consolatio ad Polybium» («Утешение Полибию»).
[30] Цитрусовое дерево — вид туевого дерева, произраставший в Атласских горах в Мавретании; изделия из каповых наростов на его корнях считались драгоценными. Плиний Старший указывает, что отдельные диски крупного диаметра стоили во времена Ранней Империи 1-1,3 миллиона сестерциев, цену большого поместья (Plin Hist Nat., XIII, 91-92).
[31] Возможно, речь идет о выдвинутом в 55 г. против Палланта и Бурра обвинении в заговоре в пользу Фавста Корнелия Суллы, внука Клавдия (Тас. Ann., XIII, 23).
[32] Текст, традиционно объединяемый в главы 11-21 книги LXI. в издании «The Loeb Classical Library» (Dio's Roman History. Vol. VIII. P.608I) приведен как первая часть книги LXII.
[33] Марк Сальвий Отон (род 28 апреля 32 г.) был сыном Лукия Сальвия Отона, видного деягсля времен Тиберия и Клавдия, консула–суффекта 34 г. Тацит упоминает его как «блестящего молодого человека» (Tac. Ann., XIII, 12). Светоний дает молодому Огону резко отрицательную характеристику: «С ранней молодости он был такой мот и наглец, что не раз бывал сечен отцом, говорили, что он бродил по улицам ночами и всякого прохожего, который был слаб или пьян, хватал и подбрасывал на растянутом плаще. После смерти отца он подольстился к одной сильной при дворе вольноотпущеннице и даже притворился влюбленным в неё. хоть она и была дряхлой старухой. Через неё он втёрся в доверие к Нерону и легко стал первым из его друзей из–за сходства нравов, а по некоторым слухам — и из–за развратной с ним близости» (Suet. Otho, 2, 1-2).
[34] После гибели Нерона Отон стал императором, процарствовав с 15 января по 16 апреля 69 г.
[35] Поппея Сабина (род. 31 г.), дочь Тита Оллия и Поппеи Сабины, внучка известного полководца, консула 9 г. Гая Поппея Сабина. Её отец был казнён в связи с близостью к Сеяну, мать покончила с собой в 47 г., обвиненная в причастности к заговору Валерия Асиатика. Тацит пишет о Поппее: «У этой женщины было все, кроме честной души. Мать её, почитавшаяся первой красавицей, передала ей вместе со знатностью и красоту; она располагала средствами, соответствовавшими достоинству её рода; речь её была любезной и обходетельной, и вообще она не была обойдена природной одарённостью Под личиной скромности она предавалась разврату» (Tac. Ann, XIII, 45). Её первым мужем был Руфрий Криспин, префект преторианцев при Клавдии.
[36] Ту же версию отношений Нерона, Отона и Сабины приводит Светоний, добавляя, что Поппею Отон «не только соблазнил, но и полюбил настолько, что даже Нерона не желал терпеть своим соперником» (Suet Otho, 3, 1). По Тациту, наоборот. Отон имел неосторожность представить Нерону красавицу–жену, в которую тот влюбился (Тас Ann, XIII, 46). В любом случае, в 58 г. Отон был разведён с супругой и отправлен наместником в Лузитанию, где и находился до смерти Нерона.
[37] В оригинале глава 11.2-4 повторена дважды, глава 12 отсутствует. Перевод гл. 12 мой. Agnostik.
[38] В изложении Тащгга Агриппину попытались убить, обрушив на неё специально устроенную и отягчённую свинцом кровлю каюты, но «Агриппину с Акерронией защитили высокие стенки ложа. Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем на нём всеобщем смятении очень немногие непосвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение. Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить, но и на этот раз между ними не было необходимого для совместных действий единодушия, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Акерронию, по неразумию кричавшую, что она Агрипинна и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшимися под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до Лукринского озера и была доставлена на свою виллу» (Тас. Ann., XIV, 5).
[39] Этим посланцем был вольноотпущенник Агриппины Лукий Агерин (или Агерм). Нерон приказал подбросить Агерину кинжал и затем схватить его как подосланного убийцу, а в подготовке покушения обвинил Агриппину с тем, чтобы в дальнейшем заявить, будто, разоблаченная, она покончила с собой (Suet. Nero, 34, 3; Тас Ann., XIV.7).
[40] Когда Нерон сообщил Сенеке и Бурру о намерении умертвить мать, Бурр ответил, что «преторианцы связаны присягою верности всему дому Кесарей и, помня Германика, не осмелятся поднять руку на его дочь» (Тac. Ann., XIV, 7).
[41] Ср.: Тас. Ann., XIV, 8 Убийцами Агриппины наряду с Аникетом были триерарх Геркулей и флотский центурион Обарит.
[42] Ср.: Suet. Nero, 34, 4 Тацит сомневается в правдивости этого рассказа (Тас Ann.. XIV, 9).
[43] 2. Ср.: Тас. Ann., XIV, 10; Suet. Nero, 34,4.
[44] Публий Клодий Трасея Пет — консул–суффект 56 г., видный философ–стоик.
[45] «С поразительным соревнованием в раболепии римская знать принимает решение о свершении молебствий во всех существующих храмах, о том, чтобы Квинкватры, в дни которых было раскрыто злодейское покушение, ежегодно отмечались публичными играми, чтобы в курии были установлены золотая статуя Минервы н возле неё изваяние принцепса, наконец, чтобы день рождения Агриппины был включен в число несчастливых» (Тас. Ann., XIV, 12). Впрочем, смерть Агриппины была отмечена серией монет с изображением погребальной повозки и надписью «Памяти Агриппины» (Абрамзон М. Г Монеты как средство пропаганды официальной пол1ггикп Римской империи. С.404).
[46] Но римскому закону матереубийц зашивали в кожаный мешок вместе с собакой, змеей, петухом и обезьяной и топили в море.
[47] Орест, сын микенского царя Агамемнона, согласно мифу убил мать Клитемнестру; Алкмеон, сын аргосского правителя Амфиарая, убил свою мать Эрифилу (Apoll. Epit., VI, 24-25; Apoll. Bibl., II, 7, 5).
[48] Речь может идти о полном солнечном затмении 30 апреля 59 г. О нем сообщает также Тацит (Тас. Ann., XIV, 12).
[49] Полуанекдотические подробности смерти Домитии, содержащиеся у Свегония (Suet. Nero, 34, 5) — Нерон будто бы приказал дать страдавшей запором старухе чрезмерную дозу слабительного — заставляют сомневаться в правдивости этого сообщения: Тацит его не приводит.
[50] Речь идет, по всей видимости, об упомянутых Тацитом публичных играх в связи с избавлением Нерона от опасности со стороны матери (см. примечание 15,2).
[51] Имеются в виду Лукий Эмилий Павел, победитель македонского царя Персея, Лукий Муммий, взявший и разрушивший Коринф, Марк Клавдий Маркелл, захвативший Сиракузы, Аппий Клавдий Слепой, организатор победы над эпирским царем Пирром, Лукий Корнелий Скипион Эмилиан Азиатский, победитель Антиоха III, его брат Публий Корнелий Скипион Эмилиан Африканский и Нумантинский, победитель испанских иберов, и их приемный отец Публий Корнелий Скипион Африканский, победитель Ганнибала.
[52] Ср.: Suet. Nero, 11,2.
[53] В честь посвящения рынка Macellum Augusti («Мясные ряды Августа») была отчеканена специальная монета–дупондий. На ее реверсе изображен сам рынок: большое здание с круглой центральной частью, перекрытой куполом, к которой примыкают два крыла с колоннадой в два этажа (Абрамзон М. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. С. 525).
[54] Ювеналии были отпразднованы в 59 г.
[55] Другие источники не сообщают о каких–либо заговорах и казнях в Риме в 59 и 60 гт.
[56] Ср. Светоний: «… Голос у него был слабый и сиплый» (Suet. Nero, 20, 1).
[57] Согласно Светонию и Тациту в «августианцы» были набраны молодые люди из числа всадников и плебса, они не состояли на военной службе, хотя получали жалованье от принцепса (Suet. Nero. 21, 2; Tac. Ann.. XIV, 15). Прозвание произошло будто бы оттого, что по возвращении Нерона из Греции «позади, как в овации, шли его хлопальщики, крича, что они служат Августу» (Suet. Nero, 25, I).
[58] Первые Неронии состоялись в 60 г.
[59] Ср.: Tac. Ann, XIV, 47.