Наставления

"Наставления", παραγγελία, praecepta, принадлежат к тому же разряду сочинений, как и "О благоприличном поведении", т. е. представляют собой поучения, адресованные врачом-учителем своим ученикам. И содержание их во многом сходно. Также началом служит, следуя философскому духу времени, методология врачебного познания, лежащая в основе действий врача. Она формулируется вполне отчетливо: это - "опыт, соединенный с разумом". Надо исходить из познания действительно происходящего, а не из вероятного рассуждения, основанного на болтовне; нетрудно понять, что здесь разумеются модные натурфилософские теории. Также ведется полемика против невежественных врачей и шарлатанов, куда присоединяются еще поздно начавшие учиться медицине. Но в положительной части наставлений подчеркиваются такие моменты и стороны практической деятельности врача, которые не затронуты в "Благоприличном поведении", что может быть отнесено на счет личности автора. Здесь обращается больше внимания на самого больного, его переживания и чувствуется более теплое отношение к нему. Если для первого произведения характерно изречение: "врач-философ равен богу", то в "Наставлениях" мы встречаем не менее характерное: "где любовь к людям, там и любовь к искусству" (гл. 6). Это филантропическое устремление сказывается в вопросе о гонораре, который разбирается в самом начале (гл. 4), в постоянных советах ободрять и успокаивать больных; автор сознательно рекомендует психотерапию как лечебное средство (гл. 9), обосновывая ее физиологическим действием на организм. В гл.8-й настойчиво рекомендуется приглашение на консультацию других врачей; врачи на консультации не должны ссориться и высмеивать друг друга, что, очевидно, случалось не так редко. Устранение профессиональной зависти выдвигается как одно из правил врачебной этики. В остальном автор сохраняет определенную физиономию цехового врача, преисполненного веры в медицинское искусство при непременном условии его правильного применения; благоприличие, врачебное достоинство и добрая слава-это главное.
К сожалению, текст "Наставлений" дошел до нас в таком же виде, как и "Благоприличного поведения", т. е. сильно испорченный. Это произведение Литтре считал самым трудным для понимания во всем Сборнике. К этому надо присоединить трудности языка и конструкции, заслужившие суровый отзыв Эрмеринса: "Не только в отдельных выражениях, но и в построении всей речи и мысли наш писатель настолько неловок, настолько высокопарен и тяжел, что при полном освещении его нельзя понять" (Фукс, I, 65). И тем не менее "Наставления", как и другие аналогичные произведения, дают такой ценный материал для характеристики врачебного быта и взглядов врачей гиппократовой эпохи, что их нельзя игнорировать.
Автор книги неизвестен; вероятно, он принадлежал к косской школе. Думали долгое время, что древние не знали этой книги, но Дарамберг нашел (1853) отрывок, из которого выяснилось, что ее комментировал Гален, до Галена известный врач Архиген и еще задолго до этого философ-стоик Хризипп выяснял различие между двумя словами (χρόνος и ϰαιρός), с которых начинается книга. В новое время "Наставления" вместе с "Благоприличным поведением" перевели на французский и комментировали Бойе и Жирбаль (см. Введение к "Благоприличному поведению").

Во времени содержится удобный случай, а в удобном случае-малое время[1] исцеление достигается временем, но иногда также и удобным случаем. Кто это знает, должен приступать к лечению, обращаясь прежде всего не к вероятному рассуждению, но к опыту, соединенному с разумом. Ведь рассуждение состоит в некотором синтетическом воспоминании обо всем, что воспринимается чувством: ибо чувство получает очевидные образы, воспринимая воздействие вещей и передавая их мышлению. Это же последнее часто, получая их, наблюдает "через что", "когда", "каким образом", и, слагая в самом себе, вспоминает. Итак, я вместе с тем хвалю и рассуждение, если только оно берет начало из случившегося обстоятельства и достигает вывода из явлений методическим путем, ибо если рассуждение возьмет начало из того, что явно совершается, оно окажется находящимся во власти ума, который воспринимает от других предметов все в отдельности. Следует признать, что природа, по побуждению некоторой силы, приводится в движение и получает поучение от многих разнообразных вещей; мышление же воспринимает это от нее, как я сказал выше, и приводит затем к истине. Когда же оно исходило не из очевидных фактов, но из правдоподобного построения ума, оно часто ставило в тяжелое и неприятное положение. Такие врачи идут без всякой дороги; действительно, что плохого, если получат награду те, которые плохо делают медицинские дела? Плохо теперь неповинным больным, которым показалось, что сила болезни недостаточно велика, если не присоединится к этому и невежество врача. Но об этом да будет достаточно сказанного.
2. Из того, что выводится только путем рассуждения, нельзя почерпнуть ничего; это возможно только из показаний дела, ибо обманчивыми непрочным бывает утверждение, основанное на болтовне. Поэтому должно вообще стоять на том, что действительно происходит, и заниматься этими делами немалое время, если кто хочет приобресть себе ту легкую и безошибочную способность, которую мы зовем врачебным искусством. Ведь она принесет величайшую пользу как больным, так и тем, которые занимаются с ними. И не нужно стесняться разузнавать от простых людей, если что покажется полезным для удобства лечения, ибо я думаю, что все искусство в целом так было обнаружено, что наблюдался конец в каждом отдельном случае и все было сведено к одному и тому же выводу. Поэтому должно обращать внимание на случайные обстоятельства, которые встречаются на каждом шагу, и делать дело с пользою и тихо, а не с пред воз вещаниями и апологиями во время самого действия.
3. Полезно также предварительное назначение больному средств в их разнообразии^ потому что только прописанное принесет больному пользу; и это не требует особых убеждений, ибо все болезни вследствие многих случайностей и перемен склонны гнездиться долгое время.
4. Также и это требует напоминания в нашем рассмотрении. Если ты поведешь сначала дело о вознаграждении, - ведь и это имеет отношение ко всему нашему делу, - то, конечно, наведешь больного на мысль, что, если не будет сделано договора, ты оставишь его или будешь небрежно относиться к нему и не дашь. ему в настоящий момент совета. Об установлении вознаграждения не следует заботиться, так как мы считаем, что обращать на это внимание вредно для больного, в особенности при остром заболевании: быстрота болезни, не дающая случая к промедлению, заставляет хорошего врача искать не выгоды, а скорее приобретения славы. Лучше упрекать спасенных, чем наперед обирать находящихся в опасности.
5. Однако, некоторые больные, предпочитая то, что необыкновенно и таинственно, достойны, конечно, пренебрежения, но не наказания. Поэтому им, движимым волнами непостоянства, ты естественно будешь противодействовать. В самом деле, ради Зевса, какой истинный; врач верил бы, что он вылечит больного строгостью! Так что, в начале исследовавши всю болезнь, не посоветовал бы чего-либо полезного для лечения и не закончил бы лечения, пренебрегая больным.
6. Что касается плодов труда, они не должны быть лишены стремления получить вместе с тем поучение. И я советую, чтобы ты не слишком негуманно вел себя, но чтобы обращал внимание на обилие средств (у больного) и на их умеренность, а иногда лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы. Если же случай представится оказать помощь чужестранцу или бедняку, то таким в особенности должно ее доставить, ибо, где любовь к людям (филантропия), там и любовь к своему искусству (филотехния). Ведь некоторые больные, зная, что они одержимы болезнью весьма тяжелою, и вполне доверяя надлежащему уходу врача, возвращаются к здоровью. Хорошо руководить больными ради здоровья; заботиться о здоровых ради того, чтобы они не болели; заботиться о здоровых и ради благоприличного поведения!
7. Но те, которые погружены в глубину невежества, не поймут того, что здесь высказано. Эти люди, не будучи врачами, позор людей, внезапно оказываются на высоте, нуждаясь для этого, конечно, в счастье, и получают славу двойного успеха, леча больных богатых и болезнь которых на исходе, а когда болезнь ухудшается, они только хвастаются и пренебрегают неоспоримыми правилами искусства, с помощью которых так называемый присяжный врач проявит свою силу. Он же, который легко совершает безупречные лечения, нив чем не преступит правил не потому, чтобы был лишен возможности; ведь он не относится к ним с недоверием, как тот, кто живет в несправедливости. Действительно, те не приступают к лечениям, видя, что болезнь губительна, и опасаются призывать других врачей, имея злое отвращение к помощи. Больные же, удрученные болезнью, плавают в двойной беде[2], так как не вверили себя до конца лечению, соответствующему искусству, ибо облегчение болезни доставляет больному великое утешение. Поэтому, желая больше всего здоровья, они не хотят подвергаться все время одному и тому же лечению, не понимая разнообразия, которое вносит врач. Будучи состоятельными, они нуждаются, преклоняясь перед испорченностью и не чувствуя благодарности к хорошим встречам; имея возможность благоденствовать, они расточают средства на гонорары; желая действительно быть здоровыми ради извлечения прибыли из роста или из земледелия, они не заботятся о том, что ничего не получат[3].
8. Но об этом явлении достаточно говорить, ибо облегчение и ухудшение состояния больного требуют врачебного надзора. Нет ничего постыдного, если врач, затрудненный в каком либо случае у больного и не видя ясно, по причине своей неопытности, просит пригласить других врачей, с которыми он мог бы совместно выяснить положение больного и которые посодействовали бы ему найти помощь. В болезни, протекающей медленно, когда зло усиливается, в этот момент, вследствие трудности положения, много вещей ускользает от внимания. Нужно поэтому в данном случае иметь твердую уверенность, ибо я никогда не признаю, что искусство произнесло здесь окончательное решение. Врачи, вместо осматривающие больного, не должны ссориться между собою и высмеивать друг друга. Ибо, я с клятвою заверяю, что никогда суждение одного врача не должно возбуждать зависти другого; это значило бы показывать свою слабость: соседи по ремеслу на площади склонны делать это. Однако не ложно то, что думают об успехе консультаций, ибо во всяком изобилии лежит недостаток.
9. Кроме всего этого, очевидным и великим доказательством существования искусства будет, если кто, устанавливая правильное лечение, не перестанет ободрять больных, чтобы они не слишком волновались духом, стараясь приблизить к себе время выздоровления. Ведь мы руководимся всем тем, что нужно для здоровья, и, получая предписания, больной не совершит ошибки. Но сами больные, по причине своего плачевного положения, отчаявшись, заменяют жизнь смертью. Тот же, кому поручена забота о больном, если покажет все открытия искусства, сохраняя природу, а не изменяя ее, устранит горечь настоящего положения или мгновенное недоверие. Ведь хорошее состояние человека есть некоторая природа его, вызывающая естественным путем движение не чуждое, но приводящее в гармонию при посредстве дыхания, теплоты и сварения соков, всякой вообще диэты и прочих всех условий, если только не будет какого-либо недостатка от рождения или от самого начала. Если же этот последний будет и будет невелик, то все-таки должно попытаться возвратить его к первоначальной природе, ибо ослабление противоречит природе, даже если оно существует продолжительное время.
10. Должно также избегать щегольства головными повязками для приобретения себе авторитета, а также изысканного запаха духов, ибо внешность необычная в сильной степени навлекает клевету, в небольшой же степени сообщает приличный вид. Ведь боль в части невелика, но во всех частях значительна. И этим я нисколько не устраняю той приятности, которая нравится людям, ибо она соответствует врачебному достоинству.
11. Надо держать в памяти также то, что приходит через показывание великолепных инструментов, и все подобное.
12. Желание устраивать чтение перед толпой не достойно славы; по крайней мере не надо приводить свидетельства поэтов, ибо это трудолюбие показывает бессилие. Я отвергаю пользование чужим трудолюбием, изложенным с трудом, так как оно имеет привлекательность только само по себе. Это значило бы подражать пустой работе трутня[4].
13. Нужно приветствовать такой порядок, при котором не имеет места позднее обучение медицине. Эти поздние пришельцы не выполняют ни одной из настоящих вещей; только вещи, отсутствующие, они вспоминают сносно. Тогда наступает неуспех, борющийся со всем с юношеским разрушением, не принимающий в расчет приличия; определения, объявления, великие клятвы, с призыванием в свидетели богов со стороны врача, который завладевает болезнью, непрерывные чтения, наставления простым людям, ищущим речей в метафоре, даже прежде чем собравшиеся люди нуждались бы в совете при болезни. Конечно, где я руководил бы лечением, я не стал бы просить помощи таких консультантов для лечения, так как понимание благопристойного знания у них испорчено. Видя, что их невежество неизбежно, я рекомендую, как полезное, опыт, а не искание и знание мнений. Кто, в самом деле, желает знать точно различие мнений, не овладевши как следует хирургической практикой? Таким образом я советую оказывать внимание тому, что они говорят, и противиться тому, что они делают[5].
14. Когда диэта установлена, не настаивать на ней долго; аппетит больного продолжается долгое время; дозволение поднимает в болезни хронической, если допускают его, как должно на удачу. Должно избегать большого страха и сильной радости. Внезапная перемена воздуха опасна. В цветущем возрасте все приятнее; в преклонном же возрасте-наоборот. Неясность языка случается или по причине его страдания, или от ушей, или если больной, прежде чем произнесет одно, начинает говорить другое, или если прежде чем скажет задуманное, подумает о другом; это без видимого страдания в особенности случается у тех, которые занимаются изучением искусств. Сила возраста, когда субъект мал, бывает иногда очень велика. В болезнях неправильное течение показывает продолжительность; кризис же болезни есть разрешение ее. Малая болезнь разрешается лекарствами, если только не будет страдать какое-либо важное место. Так как сочувствие, вызванное горем, угнетает, некоторые страдают от сострадания к другому... Рассказ вызывает страдание... От излишества труда: ободрение, теплота солнца, пение, местность, полезная для здоровья... ... ... ... ... ... . .


[1] Καιρός — надлежащее время, удобный случай, подходящий момент; этот термин нередко встречается в Сборнике, между прочим, в 1м афоризме с таким же определением, как и здесь: «удобный случай скоропреходящ».
[2] «Их не вылечивают и эксплоатируют» (Литтре, IX, 263).
[3] Вся глава, в особенности конец ее, сильно испорчены, и Литтре, несмотря на все старания восстановить текст так, чтобы он имел определенный смысл, замечает: «весь абзац все же остается под большим сомнением». Дело идет по данной трактовке о богатых больных, желающих выздороветь, но не понимающих своей пользы и вверяющих себя недостойным врачам.
[4] Конец этой главы и вся следующая (13я) глава настолько испорчены и малопонятны, что Фукс выбрасывает их из своего перевода и приводит в примечании французский перевод Литтре. Но выпады, которые автор делает в 13й гл.против «поздно учившихся» медицине, представляют интерес. В Греции обучение медицине начиналось рано: сын врача еще мальчиком сопровождал отца в его визитах к больным и накоплял таким образом ко времени своей самостоятельной практики значительный опыт. Этого опыта были лишены начавшие обучаться поздно, и они, естественно, должны были полагаться на «искание и знание мнений». В резкости выпада сказывается, конечно, и предубеждение цехового врача, признающего только определенную школу.
[5] На этом, по мнению Литтре, заканчивается книга. Глава 14я представляет собрание отдельных афоризмов, не стоящих в связи ни с темой книги, ни между собой. Текст также неисправен. Можно предполагать, что это прибавление сделано переписчиками, как и в некоторых других книгах. Гален разъясняет (по другому поводу), что это делалось по разным мотивам: иногда, чтобы увеличить объем книги, иногда просто потому, что некуда было девать какой–нибудь отрывок, который иначе пропал бы. Но возможно, конечно, что прибавление было сделано владельцем рукописного оригинала, который поместил на свободное место ряд заметок для памяти.