Приложение
Исторический фрагмент о деяниях греков был вырван по мнению ученых мужей из труда некоего Аристодема. Кто был этот Аристодем, если только был, определенно не скажешь. Из писателей Аристодемов, замечания о которых до нас дошли, древнейшим кажется Аристодем, чьи "Гелойские записки" повсеместно упоминаются Афинеем; судя по лицам, о которых у него говорится, он жил при первых Птолемеях. Затем следует грамматик Аристодем, ученик Аристарха (Schol. Pind. Nem. 7.2), который называется александрийцем в Schol. Pind. Isthm. 1.11. Аристодем, упоминаемый в других местах Пиндаровых схолий, без сомнения тот же самый. Итак, по цитатам в Schol. Olymp. 3.22 и у Harpocratio v. Hellanodikai из Аристодема Элейского, которого цитировал также Euseb. Chron. p. 141 Mai, по праву сочтешь, что он был тем александрийцем родом из Элиды. (В энциклопедии Паули-Виссовы этот ученик Аристарха без причины отождествляется с Аристодемом Нисейским. Там же говорится, что Аристодем Элейский идентичен с тем, кого упоминает Tertullian. De an. 46. Однако он не писатель, а прорицатель и толкователь снов, который у Plut. Alex. 46 зовется Аристандром). Другим учеником Аристарха был Менекрат Нисейский, имевший сыновей Сострата и Аристодема, ритор и грамматик, которого очень старого слушал в Нисе совсем юный Страбон и который потом на Родосе, а после в Риме открыл школу, где учил сыновей Помпея, как из Strabo p. 650 мы знаем. Страбон же сообщает, что двоюродным братом Аристодема (сына Менекрата) был другой Аристодем из Нисы грамматик, который был наставником самого Помпея Магна. Один из них есть Аристодем Нисейский, которого упоминает в своих "Эротиках" современник Августа (с. 8) Парфений. Далее следуют еще: Аристодем Фиванский, автор "Фиваики", хорошо известный из схолиастов к Аполлонию, Феокриту, Еврипиду и Гомеру; Аристодем, написавший "Мифический свод", если верить Ps. - Plut. Parall. min. 3; и Аристодем, который написал "Об изобретениях" по свидетельству Clem. Alex. Strom. р. 133. Неизвестно, когда они жили, но не позже II в. н. э., как заключаем из цитат. В начале III в. процветал Аристодем родом из Карии, художник и автор трудов о художниках и покровителях художников, чьим гостеприимством в течение четырех лет пользовался Флавий Филострат De imag. prooem. р. 339: "Обо всех, которые хорошо знали живопись и обо всех городах и всех царях, ее любивших, сказано среди прочих и Аристодемом из Карии, которого на почве художеств я сделал ксеном на четыре года: писал же он о мудрости Эвмела, много приятного в нее внеся". Некоего скульптора Аристодема упоминает Plin. XXXIV, § 86. Другие Аристодемы перечислены в лексиконах.
Из всех этих Аристодемов с нашим историком кажется можно отождествить Аристодема Нисейского, так как он упоминается как написавший историю у Parthenium in Erotic. 8, где в пространном рассказе о милетянке Гериппе, которую увел как пленницу некий галл, предпосылается лемма: "Пишет Аристодем Нисеец в первой книге Историй об этом, только имена изменяет, вместо Гериппы называя Евфимию, варвара же именуя Каваром". Однако так едва ли следует оставлять. Ибо тому, что имена лиц, переданные в труде того историка Парфений просто по своему произволу заменил другими, не поверишь, но естественно, что они взяты из другого источника, тем более что и в других местах по большей части Парфением упоминаются одновременно два автора одного рассказа. Поэтому было написано или "Пишет [некто (или Аристокрит?), пишет же и] Аристодем", или "Пишет Аристодем, [пишет же и некто] в первой книге Историй об этом", так что неясно, была ли История Аристодема или другого писателя. Другим был может быть Гегесипп или Аристокрит, который, как мы знаем из самого Парфения, писал о милетских делах. Затем, когда из слов "имена изменяет" заключается, что по-разному переданы имена не только милетянки, но и варвара-галла, то лемму надо по-моему переделать так: "вместо Гериппы называя Евфимией, варвара же [не] Каваром [называя, но...]". При теперешнем распорядке слов в рассказе имя галла совсем никакое не читается, но в том месте, где его упоминание ожидается, имя Кавара легко могло быть пропущено из-за сходства написания Kauare и andri, стоящих рядом, т. е. вместо "сошлась женщина с мужем" надо писать "сошлась женщина с [Каваром] мужем". Во время вторжения кельтов, о котором упоминает Павсаниий, галлы-толистобои согласно Ливию заняли Ионию и Эолиду. Парфений рассказывает, что Ксанф Милетский, чтобы выкупить свою жену Гериппу, уведенную пленницей галлами, накопил денег и отправился в Кельтику, где по обычаю гостеприимства был принят галлом, господином Гериппы, но последняя коварно старалась убедить господина, чтобы он ее мужа убил, а ее не отпускал, однако тот не только не повиновался преступной женщине, но и покарал ее справедливой казнью[1]. Какого рода был опус, в котором это читалось, из единственного эго образчика заключить нельзя. Если принять, что рассказ был взят из первой книги исторического сочинения, написанного нашим Аристодемом, то можно подумать, конечно, что автор (как и Диодор в пятой книге) следовал примеру Эфора предпосылать историческим книгам что-нибудь географическое и этнографическое, где если речь шла о нравах и учреждениях народов, то и этот рассказ о Каваре стоял в доказательство того, что галлы "обычаями просты и весьма далеки от порочности теперешних людей", как среди другого прочего сообщает о них Diod. V 22.5. И если кому покажется, что столь обширный рассказ не подходит для исторического компендия, то можно ответить, что и в уцелевшем фрагменте автор важнейших дел лишь слегка касался или вообще о них умалчивал, тогда как рассказец о девушке Клеонике, которую убил Павсаний, изложил с подробностями. Вообще, наш фрагмент, лишенный всяких добродетелей, но замечательный многими пороками, выдает писателя исторических дел настолько негодного, что современника Помпея и наставника самого Помпея или его детей признает в нем только принужденный верными аргументами исследователь. Он скорее тот Аристодем, знакомый Филострата, писавший о живописцах и способный составить и исторический компендий, как и Дурис Самосский с царем Юбой, являясь историками, опубликовали книги и о художниках. Я же хотел обратить внимание на то, что Свида, хотя заключаешь из многих мест, что он использовал историческую эпитому Аристодема, никакого однако замечания о нем не представил. Правда, он упоминает одного Аристодема словами: "Аристодем эпитому всеобщей [просодии] Геродиана написал к Данаю". Аристодем тот и Данай были вероятно идентичны с теми, которые во времена Либания держали риторскую школу. Так вот спрашивается, не была ли та эпитома, которую якобы написал свидовский Аристодем, не изложением "всеобщей просодии Геродиана", а "всеобщей историей"? Об Аристодемовой эпитоме Геродиана, известнейшего грамматика, в другом месте неизвестно. Труды Николая Дамасского и Диодора Сицилийского так же упоминаются как "всеобщие истории". Гипотетически Свидову глоссу, возможно поврежденную пропуском, можно переделать так: "Аристодем эпитому всеобщей [истории, начиная от возвращения] Гераклидов написал к Данаю", по примеру Эфора, который "первый, предприняв написать всеобщую историю" (Polyb. VI 5.33), начал свою историю с возвращения Гераклидов (Diod. XVI 76, 4.1). Впрочем, вполне можно заподозрить в Аристодеме сверстника Либания, предположив, что он имел в середине IV в. в Антиохии школу и написал там для учеников исторический компендий, посвященный Данаю Палестинскому, как в той же Сирии в начале VI в. "историческую эпитому" в 9 или 20 книгах написал Евстафий Эпифанийский; ее следы собрал в VII в. Иоанн Антиохийский.
Остается рассмотреть сам фрагмент. Об охвате и разделении труда известно лишь, что одна из книг начинается с событий после мидийской войны. Большинство рассказов должно быть взято из автора, современника Филиппа, Аминтова сына, кое-что из Фукидида, немного вмешано из других источников. Способ же, которым это различное склеено, глупейший и обличает компилятора, который соединяет квадратное с круглым. Например, относительно границ, которых персам переходить нельзя, он у разных писателей разное выбрал, хотя взаимно друг друга исключающее, и в одно слепил (13.2: персам близко к морю подходить нельзя, а плавать по морю можно). Ему же можно приписать незнание географии, так как у него Ксеркс смотрел на Саламинскую навмахию с горы Парнеф (1.2). Об укреплениях после Платейской битвы по совету Фемистокла в Афинах (6.4) Аристодем говорит так, что надо считать, что тогда были построены не только городская стена, но также длинные стены и Фалерик. Весь этот отрывок об афинских укреплениях из какого-то другого места вырванный он прямо вставил и не чувствует нелепости. Кроме того, он не разбирается в важности материала. Дела после Платейской битвы до причин Пелопоннесской войны (4-15) рассказаны в 240 строках нашего издания, из них больше трети (8-10) заняты историйками о Павсании и Фемистокле, тогда как остальная история пентеконтаэтии изложена в 150 строках, и важнейшие события или в трех словах указываются, или даже не упоминаются. Так, о деяниях афинян во Фракии, продолжительной осаде Фасоса и Мессенской войне хранится глубокое молчание, которого оправдать нельзя, если не решить, что рассказ Аристодема был расстроен не только небрежением писцов и некорыми пропусками (как 3.2 и 14.2), но и нарочно урезан. Возможно, что касающееся осады Фасоса и Мефоны опущено намеренно, так как о них в сочинении об осадах из Аристодема или другого писателя говорилось. Впрочем, ничего нового в нашем фрагменте не сообщается, кроме имени отца Клеоники в 8.1) и выдумки о диске с названиями гражданств, участвовавших в войне против персов (с. 9). Собственное же, что фрагмент имеет или может иметь, все изобилует ошибками. Спеша порадовать читателя какой-либо сенсацией, он всегда с ней опаздывает. О мосте, которым Саламин с континентом соединить именно до битвы царь персов хотел (1.2), сходное уже Ктесий передал. О Толмиде, который провел войско через Пелопоннес (с. 15), уже Aeschin. De fals. leg. § 75 упомянул. Об окружности городской стены Афин (5.4) точно так же утверждал автор Диодора в 13.72. О походе Кимона против Фемистокла (11) мы из более древнего писателя не знаем, но что он был выдвинут самим Аристодемом, я не считаю. Повод к выдумке дает хронологическая ошибка, по которой поход Кимона и смерть Фемистокла к одному году причислены. Подобные штучки настолько господствуют в фрагменте, что придают рассказу Аристодема особый колорит. Так, говорится, что Фемистокл был изгнан остракизмом до перевода общей казны греков из Делоса в Афины; о пелопоннесском походе Толмида рассказывается после битвы при Коронее, в которой, как известно, Толмид пал; наконец, сообщается, что Самос был взят в год заключения тридцатилетнего мира. Этими и сходными ляпами истинный порядок и связь событий настолько запутаны, что я не знаю ни одного автора, который на немногих страничках столько ошибок нагромоздил. Однако, если какая польза из исторических штудий Аристодема вытекает, то я искал бы ее в самой путанице времен, ибо, поскольку прочие писатели те же хронологические ошибки, собирая свое из различных источников, часто совершали, то для отыскания общего их происхождения наш фрагмент нам отлично поможет.
Еще покажу, что История Аристодема тем наиболее расстроена, что в ней два вычисления времени, из которых одно от другого на семь лет отстоит, опрометчиво соединены. Сперва завоевание Самоса (439) и нарушение 30-летнего мира (432), который был заключен на семь лет раньше, одному и тому же году назначены, как мы видим. Далее, тотчас после сражения при Энофитах (начало 456) и перед пелопоннесским походом Толмида (455) Кимон выступил на Кипр, как рассказывается. Умер же Кимон в 449. Опять соединены события, отделенные семилетним пространством. Египетская война рассказывается после сражения при Эвримедонте (466) и до сражения при Танагре (457). Поэтому и египетская война со своего места на семь лет отодвинута к 466-461. Той же хронологии следует Schol. Aristophan. Plut. 178, который говорит, что Инар отпал еще при жизни Ксеркса (465) вследствие тех же путаниц, которые читаются об этой войне у Диодора.
В предыдущем Аристодем передает, что афиняне, выступив под предводительством Кимона в Азию против Фемистокла (который при приближении противника выпил яд), освободили ионийские города и победили в сражении при реке Эвримедонте (466). Поэтому смерть Фемистокла, которую должно отнести к 459, у Аристодема, как и у Евсевия, к 466 относится. По мнению Аристодема следует, что Фемистокл прибыл к царю персов в 471, как Евсевий и Цицерон свидетельствуют. Если тем не менее царь тот называется Артаксерксом, то наш автор вместе с временами эллинских событий изменил и эпоху персидских царей. Из того же вычисления бегство, в котором Фемистокл в Наксос, тогда осаждаемый афинянами, занесен был (465), к 472 назначить должно. Перед бегством Фемистокла в с. 9 помещен рассказ о диске, в котором названия гражданств, в союзе против персов оружие соединивших, вокруг надписанными читались. Подозреваю, что он с Олимпийского диска у Paus. V 20.1 скопирован, и от источника Аристодема как "подношение", которое греки в первые после Платейской битвы игры в Олимпии (в Ол. 76, 476) посвятили, упомянут. Если я это верно угадал, то для рассказа о Павсании и изгнании Фемистокла остается всего один год, Ол. 75, 4 = 477, под которым Диодор также всю историю Павсания от его Кипрской экспедиции до смерти этого мужа охватывает.
Что касается источников Аристодема, то основа рассказа неизвестным путем взята кажется у автора века Филиппа II, чья история была пропитана приукрашенной риторикой и испорчена повсеместным пристрастием к афинянам. Современность с Филиппом II выдает место (2.2), где царь Александр вводится как предок Филиппа. Доброжелатель афинян замечает, что при Саламине они были "самые лучшие", и при Танагре также ушли победителями (12.1), и Александра, посла Мардония, подвергнув оскорблениям, выслали из страны (2.2). Его же пустословию обязана легенда о Каллиевом мире (13.2), сочиненная для увеличения славы афинян. Среди прочего, ритор, надувая щеки, говорит, что Ксеркс переправил на остров Пситталию "достаточное количество мириад" (хотя всего было 400 воинов), которые Аристид там перебил (1.4), а персы, возвращавшиеся через Македонию, были вырезаны (3.1).
Другой источник, использованный Аристодемом, или скорее автор, которого он имел перед глазами, был очевидно Фукидид. Из него происходят 11.4 о Египетской войне, с. 5 о совете Фемистокла относительно укрепления Афин и сс. 16-19 о причинах Пелопоннесской войны: "Начали же ее [войну] афиняне и пелопоннесцы, нарушив 30-летний договор ... Ибо истиннейшей причиной и самой скрытной на словах я считаю ставших великими и доставлявших страх лакедемонянам афинян, с которыми он их принудил воевать, явные же причины, называемые с обеих сторон и вызвавшие войну, были следующие" (I 23.4-5). Фукидид рассказывает затем, что причины войны надо искать в событиях вокруг Эпидамна и Потидеи. Сходно Аристодем выводит первую причину войны из разорванного 30-летнего договора [вообще-то в тексте Аристодема просто констатируется этот факт, но не называется причиной], ибо это рассказав, продолжает: "причин войны приводится множество". Впоследствии, сказав об Эпидамне и Потидее, в последнем месте Аристодем присоединил ту причину войны, которую сам, как и Фукидид, называет "истиннейшей". Одновременно к ней он предпосылает ту "народную молву", выдумать которую подали случай изречение Алкивиада и шутливо-игривое упоминание Аристофана о Фидии и Перикле. Что война произошла на этой почве, рассказывает Diod. XII 39, упоминая Эфора. Аристодем тоже позаимствовал ее из того же рода исторической муки, но не из Эфора. Ибо у Аристодема (16.4) Алкивиад предстает Периклу, "размышляющему, как ему отчитаться по делу Фидия", по словам автора в 16.1, согласно же Эфору у Diod. XII 38.2, Перикл был озабочен потому, что часть денег, собранных в эллинский "общак", он потратил на личные цели. Кроме того, стихи Аристофана у Диодора и у Аристодема разные. Наконец, уже достаточно хорошо известно, что Диодор в истории Мидийских войн, пентеконтаэтии и Пелопоннесской войны всецело смотрел в рот Эфору, тогда как несомненно за другим проводником следовал Аристодем, который, хотя повсеместно с Диодором согласен, во многих однако и важнейших событиях от него отступает. Далее, если то, что о Толмиде ложного в нашем фрагменте (с.15) читается, уже сказано именно так Эсхином в § 75 (343 г.), едва ли поверишь, что Аристодем взял свое у самого Эсхина, который мимоходом это в трех словах упомянул, но скорее оратор это оттуда же узнал, откуда оно к Аристодему перетекло. Чему если уступить, то отсюда также следовало, что этот источник не был историей Эфора, которая до 341 простиралась и еще не была доведена до конца в год, в который Александр переправился в Азию[2].
Что Аристодемов опус был среди компендиев, из которых схолиасты и лексикографы более позднего времени брали исторические замечания без упоминания автора, заключаешь из Свиды и схолиаста к Гермогену, который позаимствовал из Аристодема довольно обширное место: "ТРИДЦАТИЛЕТНИЙ ДОГОВОР. После мидийской войны, когда Ксеркс уже погиб, Артаксеркс, [его] сын, опять занялся греческими делами в Азии, но провально обманулся в своих надеждах; потом договор был у эллинов с варварами, по которому были закреплены как границы Кианейские скалы, река Несс и Фаселида, город Памфилии, и мыс Хелидонии. Произошла и среди эллинов распря друг с другом по следующей причине. Лакедемоняне, лишив фокейцев храма в Дельфах, передали его локрийцам, потом, отобрав, вернули фокейцам. Когда же афиняне отступили от договора с Артаксерксом, и командовал ими Толмид, и они были у Коронеи, беотийцы, напав на них внезапно и врасплох, обратили их в бегство и взяли пленных, которых по требованию афинян не прежде возвратили, чем получили обратно Беотию. И затем тотчас афиняне, обогнув Пелопоннес, взяли Гифий, и Толмид, имея тысячу отборных воинов, прошел Пелопоннес. И вновь отпавшую Эвбею захватили афиняне. И потом у афинян и пелопоннесцев был 30-летний договор, который на 14-м году нарушили афиняне, взяв осадой Самос под предводительством Перикла и Софокла, и началась Пелопоннесская война".
Последние строки у Аристодема иначе: "Тем временем эллины заключили тридцатилетний договор. На 14-м году афиняне осадили Самос и взяли его под предводительством Перикла и Фемистокла (т. е. Софокла): так в том же году нарушен тридцатилетний договор и начинается Пелопоннесская война". Впрочем, кодекс, которым пользовался схолиаст, в некоторых местах был целее Парижского (с текстом Аристодема), но уже имел тот же пропуск перед словами "когда афиняне отступили", который схолиаст не заметив и считая, что эти слова надо отнести к договору с Артаксерксом, заменил "от битвы" на "от договоров", как думает Бюхелер. Он же считает, что схолиаст позаимствовал из Аристодема и рассказ о Килоновой скверне: "Килон был один из знатных афинян, муж олимпионик. Стремясь стать тираном над афинянами, он явился в прорицалище и вопросил бога, который дал оракул в большой праздник овладеть тиранией. Во время Олимпийских игр, сочтя их большим праздником, он атаковал и захватил афинский акрополь. Перикл же, имея сообщников, выступил против него. Килон, испугавшись, пришел с Периклом к соглашению, что он сойдет вниз при гарантии безопасности, и по заключении договора спустился из храма Афины, связанный снурком как умоляющий бога, однако люди Перикла, не сдержав гнева, убили его сошедшего. Вот что есть Килонова скверна". Ту же историю пространнее рассказывает Plut. Solon. 12, где вместо Перикла указан архонт Мегакл, более нигде неизвестный, как и в Парижском кодексе у Аристодема стоит Фемистокл вместо Софокла. Свида в статьях "Перикл" и "Килонова скверна" того же Перикла нелепо смешивает с сыном Ксантиппа: "Перикл афинянин: при нем началась Пелопоннесская война и случилась Килонова скверна, в которой был замешан Перикл. Килон же был афинянин, который одержал победу на Олимпийских играх и был зятем Феагена, тирана Мегары. Он попытался стать тираном в Афинах, но тут же бежал после покушения и нашел убежище у алтаря Эриний. Люди Перикла оттащили его оттуда и убили". Того же рода историческое замечание, взятое без сомнения из того же источника, сохранилось в схолиях относительно Фии: "Писистрат, преследуемый афинянами, нашел высокую ростом женщину, которую он, посадив на коня, привел в Афины, говоря, что это Афина ведет его назад в Афины". Ср. Herod. I 60, Polyaen I 21.11, Val. Max. I 2.2, Clitodem. F 24 ap. Athen. XIII 601 C. Что Кроме того в схолиях читается о Дикее (ср. 1.8), рассказано с упоминанием Геродота. Другой схолий о причинах Пелопоннесской войны, отклоняется от рассказа Аристодема. Кроме схолиаста к Гермогену труд Аристодема использует Свида в статьях о Павсании, Фемистокле, Кимоне и Каллии, хотя иногда от кодекса нашего отступает кажется из-за небрежности эксцерпторов.
Фрагмент Аристодема сохранился в Cod. Parisinus 607 Supplementi c fol. 83v. до 87v. Не все то, что на девяти тех страницах читается, Аристодемово, ибо в середине фрагмента влезло место Филострата, которое заполняет полторы страницы кодекса от 17-й строки fol. 85 до конца fol. 86v. Очевидно Парижский кодекс был соединен из частей нескольких кодексов, один из которых содержал сочинение о жизни Аполлония и историю Аристодема и был списан с кодекса, в котором порядок листов был многократно расстроен, и эту пертурбацию невнимательный писец перенес из прототипа в апограф, а потом, заметив ошибку, некоторыми знаками и замечаниями читателю о восстановлении подлинного порядка листов указывал.
Но согласно Ваксмуту в нашем фрагменте можно признать "творение" известного охотника за рукописями Миноида Мины, который, собрав материал из Геродота, Фукидида, Демосфена, Эсхина, Ликурга, Диодора, Плутарха, схолий к Фукидиду, Аристофану и Гермогену и лексикографов и потом увеличив и распестрив своими выдумками и приведя в хаос пропусками, порчей и вставленным местом Филострата, в Cod. Parisinus вставил.
[1] С рассказом о Гериппе надо сравнить историю о трех или семи милетских девушках, которые во время того же, как кажется, вторжения галлов прославились своей добродетелью и которым поет хвалу Анит Митиленский в АР VII 492: "о трех девушках, изнасилованных галатами". Ср. Hieronym. Adv. Jovian. p. 186: "Кто в состоянии умолчать о семи милетских девушках, которые при все опусошающем набеге галлов чтобы не потерпеть от врагов ничего непристойного, предпочли смерть".
[2] Что Эфор еще писал свою историю в год переправы Александра в Азию, вытекает из Clem. Alex. Strom. р. 403. Книга 20 я Эфора, в которой рассказывалось то, что имеется у Диодора в книге XV, была написана в 336, как я заключаю из Diod. XV 60.4. Клеомен II, царь лакедемонян, царствовал, как известно, в 370-309, как верно определил также Diod. XX 29, где "при архонте Деметрии (309) Клеомен умер, процарствовав 60 лет и 10 месяцев". Напротив, в XV 60.4 под Ол. 102, 3 = 370 Диодор рассказывает, что в одном этом году удивительным случаем умерли три государя, Аминта Македонский, Ясон Ферский и Агесиполид Лакедемонский, брат и преемник которого Клеомен II "царствовал 34 года" (370-337). Странное разноречие объясняется по–моему тем, что это из небрежно эксцерпировано из Эфора. Ведь Эфор, который свою историю только до 341 довел, обо всем Клеоменовом царствовании предвещать не мог, но упомянул лишь его часть, простирающуюся до года, когда он это написал. Поэтому в 20 й книге события 370 он описывал, проживая сам в 336. События между Мидийской и Пелопоннесской войнами Эфор рассказал в 13 й книге.
