От Трапезунта до Котиор.
Глава I
Совещание в Трапезунте. Отправление Хирисофа.
В предыдущем рассказе изложено то, что совершили эллины во время похода с Киром, затем во время отступления к Понту Евксинскому, как прибыли в эллинский город, Трапезунт, и как, наконец, принесли благодарственную жертву, которую дали обет принести, лишь только достигнут дружественной страны.
(2) Здесь эллины собрались и совещались о дальнейшем путешествии. Прежде всех выступил Антилеонт, из Ѳурий, со следующими словами:
«Товарищи. Надоело мне уже укладываться, шагать, бежать, носить оружие, строиться, стоять на страже, драться. Теперь я желал бы покончить с этими трудами, и так как мы у моря, то хотелось бы остальную дорогу ехать: растянуться, как Одиссей, и прибыть в Элладу спящим».
(3) Солдаты, выслушав эти слова, громким криком заявили, что он рассуждает основательно. Другой заявил тоже, за ним и все присутствующие. Затем выступил Хирисоф и сказал: (4) «Воины, Анаксивий, ныне начальник (лакедемонского) флота, мой друг. Если вы пошлете меня к нему, я надеюсь возвратиться с триерами и с судами для вашего перевоза. Поэтому, если вам угодно ехать, ждите моего возвращения. Я скоро вернусь». Услышав это, солдаты были очень рады и порешили, чтобы Хирисоф ехал немедленно.
(5) После этого выступил Ксенофонт и сказал: «Стало–быть, Хирисоф отправится за кораблями, а мы будем ждать. Теперь я буду говорить о том, что, по моему мнению, следует делать в этом ожидании. (6) Прежде всего следует запастись продовольствием из неприятельской страны, так как базар недостаточен, да и купить не за что, за исключением разве немногих. Между тем эта страна враждебная, так что, если вы отправитесь за продовольствием, не приняв мер предосторожности, можно поплатиться гибелью многих. (7) Поэтому я предлагаю добывать продовольствие под надлежащим прикрытием и не блуждать понапрасну, а возвращаться невредимо, и (вообще) чтобы мы ведали все это». Согласились.
(8) — «Выслушайте еще следующее, говорил Ксенофонт. — Так как некоторые из вас пойдут за добычей, то я полагаю, лучше всего было бы, если бы желающие отправиться заявляли об этом, и кроме того, (чтобы заявляли), куда (отправляются), чтобы нам знать количество отправляющихся и количество остающихся, и, в случае надобности, оказать содействие этим приготовлениям; точно также, если окажется потребность в нашей помощи, чтобы нам знать, куда ее подать, и наконец, если кто задумает взяться за предприятие из людей мало знакомых (с местными условиями), чтобы нам запастись сведениями относительно сил (тех неприятелей), против которых готовится набег, и дать надлежащий совет». С этим также согласились.
(9) «Кроме того, продолжал Ксенофонт, примите во внимание следующее. Неприятелям представляется случай делать на нас набеги. И они правы в своей злоумышленности, так как мы забрались в их страну, вследствие чего они и подстерегают нас. Потому я предлагаю, чтобы по стану стояла стража. Если наши отряды поочередно будут сторожить и наблюдать за неприятелем, то, быть может, ему менее будут удаваться набеги на наш лагерь. (10) Подумайте еще вот о чем. Если бы мы знали наверно, что Хирисоф возвратится с достаточным числом кораблей, то не было бы надобности в том, о чем я буду говорить; но так как это неизвестно, то, по моему мнению, следует позаботиться, чтобы достать судов здесь же. Если он возвратится с кораблями, то, имея свои суда, мы будем возвращаться на большем количестве; если же он не привезет, тогда мы воспользуемся здешними. (11) Я часто вижу, что здесь проходят суда. Если мы выпросим у жителей Тралезунта их длинных (военных) кораблей и, перехватив мимо проходящие суда и сняв с них рули, прибережем эти суда до тех пор, пока у нас наберется их достаточно для перевоза, то, вероятно, мы не будем так затрудняться относительно перевозочных средств, как это нам приходится». И с этим согласились.
(12) — «Подумайте также, продолжал Ксенофонт, не следует ли тем, кого мы заберем, назначить содержание на и общественный счет за все время, пока они из–за нас будут здесь оставаться, и даже заплатить им за провоз, что бы они, доставляя пользу нам, в тоже время доставляли пользу и себе». (13) И с этим согласились. — «Наконец, говорил Ксенофонт, в случае им не удастся достать до статочно кораблей, я предлагаю потребовать от приморских городов, чтобы они расчистили для нас те дороги, о которых мы слышали, как о непроходимых. Они согласятся как из страха, так из желания поскорее избавиться от нас». (14) На это все закричали, что идти не надо. Ксенофонт, видя их безрассудство, более ни о чем не спрашивал их мнения, но убедил в том, что города охотно расчистят дороги, потому что эллины скорее, уйдут, если дороги будут удобны для прохода.
(15) Эллины получили от жителей Трапезунда 50-ти весельное судно, начальником которого поставили лакедемонского периэкта, Дексипа. Но Дексип, вовсе не имея в виду набирать кораблей, бежал с этим судном за Понт. Впрочем он впоследствии получил за это наказание: во Ѳракии, у Севѳа, где заводил какие–то интриги, он был убит лакедемонянином, Никандром. (16) Достали и 30-ти весельное судно, начальником которого был поставлен аѳинянин, Поликрат, который сколько захватывал судов, все доставлял к лагерю. Если на судах оказывались товары, эллины вынимали и ставили к ним стражу, чтобы товары оставались целыми, а суда обращали на перевоз. (17) В тоже самое время эллины отправлялись за добычей. Некоторые доставали, а некоторые нет. Между прочим Клеэнет, который новел свой и еще другой лох в опасную местность, сам погиб и с ним погибло много людей.
Глава II
Экспедиция против дрилов.
Когда уже нельзя было достать продовольствия так, чтобы в тот же день возвратиться в лагерь, Ксенофонт взял трапезунтских проводников, и одну половину войска повел на дрилов, другую оставил для охранения лагеря, потому что колхи, как изгнанные из своих жилищ, собрались в большом числе и стали подстерегать эллинов на возвышенностях. (2) Но трапезунтские проводники не повели эллинов туда, где удобно было доставать продовольствие, так как с этими жителями они были дружны. Они с охотой повели эллинов на дрилов, которые наносили им вред, в местность гористую и неприступную, на самых воинственных припонтийских жителей.
(3) Но лишь только показались эллины в этой горной стране, как жители начали жечь все те местности, которые считали доступными для нападения, а сами уходили, так что здесь ничего нельзя было достать, за исключением какой нибудь свиньи, или вола, или иного домашнего животного, спасавшегося от пожара. Оставалось одно место, столица дрилов, куда все они стекались. Но она была окружена очень глубоким оврагом и доступ к ней был труден. (4) Пелтасты, которые отошли от гоплитов на 5 или на 6 стадий вперед, перешли этот овраг, и лишь только увидели здесь множество овец и других предметов продовольствия, сделали нападение. Кроме того, их сопровождало много направившихся за продовольствием фуражиров, так что всех, перешедших овраг, оказалось более 2000. (5) Но так как они с боя не могли взять этой местности, потому что кругом был проведен широкий ров, а на насыпи стоял частокол и много деревянных башен, то они начали отступать, как вдруг неприятели напали на них с тылу. (6) Эллины не могли убежать, потому что спускаться из укрепления в овраг можно было только по одиночке, и послали за Ксенофонтом, который шел с отрядом гоплитов. (7) Посланный, прибыв к Ксенофонту, доносил, что «город изобилует продовольствием, но мы его и взять не можем, потому что он сильно укреплен, не можем и отступить: против нас выступили неприятели и отступление затруднительно».
(8) Выслушав это, Ксенофонт повел к оврагу гоплитов и скомандовал остановиться, а сам вместе с лохагами перешел по ту сторону оврага и начал соображать, лучше ли отступить и тем, которые уже перешли, или переправить еще гоплитов, в той надежде, что укрепление может быть взято. (9) Относительно отступления он думал, что оно не обойдется без убитых, тогда как на взятие укрепления надеялись и лохаги. Ксенофонт основываясь на жертвах, согласился с лохагами, так как жрецы предсказывали, что будет битва, но что конец предприятия будет удачный. (10) Он послал лохагов переправить гоплитов, а сам остался там же и, собрав всех пелтастов, никому не дозволяд бросать стрелы. (11) Но когда прибыли гоплиты, Ксенофонт приказал каждому лохагу выстроить свой лох так, как найдет лучше для сражения. Лохаги (выстроились в таком порядке, что) стояли одни около других и все время соревновании друг с другом в храбрости. Так сделали лохаги. (12) Между тем Ксенофонт приказал всем пелтастам идти, приготовив дротики, и по звуку трубы метать; стрелкам–натянуть тетиву и, по звуку трубы, бросать, гимнетам — держать наготове мешки с камнями; и разослал лиц, способных присмотреть за всем этим.
(13) Когда все было готово, лохаги, подлохаги и те, которые считали себя ничем не хуже начальников, стали в ряды один возле другого и наблюдали друг за другом, потому что, сообразно с местностью, войско было построено полумесяцем. (14) Тогда эллины запели пэан, раздался звук трубы и с криком «алала» Эниалию гоплиты побежали вперед. В тоже самое время полетели стрелы, копья, дротики и камни, как из пращей, так и очень многие брошенные с руки. Некоторые даже огонь подносили. (15) Неприятели, вследствие множества стрел, оставили палисад и башни, и таким образом стимфалиец Агасия и Филоксен, из Пеллены, бросив оружие, взошли в одних хитонах. Тогда один тянул другого, некоторые уже показались на верху, и укрепление, как можно было думать, уже взято. (16) Пелтасты и легковооруженные, вбежав в город, начали грабить, кто что мог. Между тем Ксенофонт остановился в воротах, и, сколько мог, держал гоплитов вне (укрепления), потому что на некоторых укрепленных возвышениях показались новые неприятели. (17) Но спустя немного времени, внутри (укрепления) раздался крик, и затем некоторые из эллинов начали бежать оттуда с тем, что успели захватить, а некоторые были ранены. Тогда произошла у ворот страшная давка. Эти прогнанные, когда их спросили, отвечали, что внутри укрепления есть башня со многими неприятелями, которые выбежали оттуда и бьют людей, вошедших в город.
(18) Тогда Ксенофонт приказал глашатаю, Толмиду, объявить, чтобы желающие добычи шли внутрь, и затем множество эллинов бросилось в укрепление, и, пробиваясь, они одолели выбежавших неприятелей и оттеснили их обратно в башню. (19) Таким образом все было разграблено, что находилось с наружной стороны башни, и эллины забрали это с собой. Между тем гоплиты стояли с оружием наготове, одни около палисада, другие на дороге, ведущей на башню. (20) Но Ксенофонт вместе с лохагами смотрел, нельзя ли взять башню, потому что только в таком случае. была верная безопасность; в противном случае отступление можно было считать очень затруднительным. Однако, после осмотра, они пришли к заключению, что башня положительно неприступна. (21) Тогда начали собираться к отступлению. Начали разбирать палисад, каждый около себя, и отослали неспособных к сражению, занятых добычей, и большую часть гоплитов, из которых лохаги оставили только тех, на кого особенно полагались. (22) Но как только эллины начали отступать, из города выбежало множество неприятелей с плетеными щитами и копьями, в поножах и пафлагонских шлемах, а некоторые взобрались на крыши домов, расположенных по обеим сторонам улицы, ведущей на башню; (23) так что нельзя было даже с безопасностью преследовать до ворот, ведущих на башню, потому что они с возвышенности бросали большие бревна. Таким образом опасно было и оставаться, и отступать. Наступившая ночь увеличила ужас. (24) Но во время битвы и безвыходного положения, сам бог указал спасительный выход. Вдруг на правой стороне, от чьего то поджога, показался в пламени один дом, и, лишь только он рушился, жители бежали из домов, лежавших на правой стороне. (25) Ксенофонт, приняв это за указание свыше, приказал жечь дома на левой стороне, которые были деревянные и от этого тотчас же загорелись. Таким образом жители бежали и из этих домов. (26) Теперь возбуждали опасение только те неприятели, которые были перед ними с фронта, и было очевидно, что они нападут при выходе и при спуске в, овраг. Вследствие этого Ксенофонт приказал тем солдатам, которые стояли вне выстрелов, сносить бревна на середину между эллинов и неприятелей, и когда их оказалось довольно, эллины зажгли. Кроме того они начали жечь и те дома, которые находились около вала, чтобы обратить внимание неприятелей и на этот пожар. (27) Таким образом они ушли наконец из этой местности, только благодаря пожару, образовавшемуся между ними и неприятелем. Тогда выгорел весь город, все дома, башни, палисад и прочее, — за исключением (главной) башни.
(28) На следующий день эллины с продовольствием пошли обратно; но так как они боялись спуска, который вел в Трапезунт, — он был крутой ж узкий, — то устроили ложную засаду. (29) Некто Мис, по происхождению и по имени, с отрядом из 10 критян остался в заросшей местности, делая вид, будто желает быть незамеченным неприятелями; между тем время от времени показывались их медные щиты. (30) Неприятели, видя этот блеск, испугались как настоящей засады, а между тем в это самое время войско продолжало спускаться в низменность. Когда Мис нашел, что войско удалилось на достаточное расстояние, дал знак (своему отряду) бежать со всех сил, сам побежал и с ним его отряд. (31) Все критяне свернули с дороги в лес, — они были уверены, что на бегу их поймают, — и скатившись в долину, остались невредимы; но Мис, который бежал по дороге, вдруг начал кричать о помощи. (32) К нему подбежали и подняли его раненым. Тогда, прибежавшим на помощь, самим пришлось испытать удары стрел и возвращаться лицом к неприятелю, причем некоторые критяне отвечали с своей стороны стрельбой из лука. Таким образом все в живых возвратились в лагерь.
Глава III
Выступление в Керасунт и раздел добычи. Храм Ксенофонта в честь Артемиды.
Так как и Хирисоф не возвращался, и не было кораблей, и не было более возможности добывать продовольствие, то эллины решились возвращаться пешком. Они поместили на корабли больных, стариков свыше сорокалетнего возраста, детей, женщин и такие вещи, в которых не было постоянной надобности. Кроме того, поместили старших стратегов, Филесия и Сефенета, которым поручили главный надзор. Остальные шли пешком по расчищенной дороге. (2) На пути они прибыли в эллинский приморский город, Керасунт, выселок синопян, в Колхиде. Здесь пробыли 10 дней[1] и произвели смотр и счет солдат, (3) находившихся под оружием. Оказалось 8600 человек. Только всего осталось от 10000 слишком! Остальные погибли от неприятелей, от холода и от ран.
(4) Здесь же разделили сумму, образовавшуюся от продажи пленных, и кроме того, каждый стратег, для сохранения богам, получил свою часть от той десятины, которую эллины отделили для Аполлона и Артемиды Ефесской. За Хирисофа получил Неон, из Асины. (5) (Уже в последствии) Ксенофонт, сделав приношение Аполлону, посвятил его в Делфы в сокровищницу аѳинян, вырезав на этом приношении свое имя и имя Проксена, который погиб вместе с Клеархом. Проксен был друг Ксенофонта. (6) Но сумму на приношение Артемиде Ефесской он, возвращаясь из Азии вместе с Агезилаем в поход против Беотии, оставил смотрителю храма Артемиды, Мегабизу, так как сам шел на явную опасность. Он завещал Мегабизу, чтобы он, в случае Ксенофонт останется в живых, возвратил ему эту сумму; в случае же какого либо несчастья, сделал такое приношение богине, какое найдет наиболее ей угодным.
(7) После изгнания Ксенофонта (из Аѳин), когда он жил уже в Скилунте, при Олимпии, поселившись там, благодаря лакедемонянам, прибыл в Олимпию Мегабиз, чтобы посмотреть (на Олимпийские игры) и возвратить Ксенофонту его сумму на приношение богине. Ксенофонт купил на эти (8) деньги поместье в честь Артемиды, на том месте, где ему указал бог. Совпало так, что через эту местность протекала река Селинунт, а в Ефесе при храме Артемиды протекала река, тоже Селинунт; и в обеих реках водятся рыбы и черепокожные животные. Но в селинунтском округе, кроме того, можно охотиться на всяких диких животных. (9) Там Ксенофонт устроил на священные деньги и храм с жертвенником, и в последствии времени, уделяя десятую часть из произведений своего поместья, посвящал ее богине. Праздник посещали все горожане и соседи, одинаково как мужчины, так женщины. Для приезжавших (на праздник) богиня доставляла ячменную муку, хлеб, вино, плоды, а также известную долю от животных, которые приносились в жертву из священного пастбища и из пойманных на охоте: (10) потому что к этому празднику сыновья Ксенофонта и других горожан устраивали охоту, в которой принимали участие и взрослые, кто желал. Некоторых животных можно было поймать здесь же, в этой и священной области, а некоторых на Фолое; это — дикие кабаны, серны и олени. (11) Самое место лежит на той дороге, по которой едут из Лакедемона в Олимпию, на расстоянии 20 стадий от храма Зевса в Олимпии. В этой же священной местности находится луг, рощи и горы, покрытые деревьями и годные для кормления свиней, коз, волов и лошадей, так что здесь пасется и тот скот, на котором приезжают к празднику. (12) Вокруг храма разведен сад из разного рода плодовых деревьях, плоды которых служат для лакомства. Самый храм, не смотря на малый размер, совершенно похож на великий храм ефесский. (13) При храме стоит колонна с следующей надписью: Священное место Артемиды. Владетелю и получателю доходов ежегодно посвящать десятину на жертвоприношения; из остального поддерживать благоустройство храма. Кто не станет этого делать, тому воздаст богиня.
Глава IV
Моссиники.
Из Керасунта одни, по прежнему, возвращались морем, другие шли берегом. (2) Прибыв к пределам моссиников, эллины послали к ним трапезунтца, Тимисиѳея, который был их проксеном, с вопросом, идти ли им через страну моссиников, как через дружественную, или как через враждебную. (3) Они, полагаясь на местность, отвечали, что не пропустят. Тогда Тимисиѳей сказал, что вот эти (другие моссиники), живущие на той стороне, во вражде с ними. Стратеги решили пригласить других, не желают ли заключить союз. Посланный по этому делу Тимисиѳей, возвратился с их начальниками. (4) Когда они прибыли, сошлись начальники моссиников и эллинские стратеги, и Ксенофонт сказал так (переводил Тимисиѳей): (5) «Моссиники. Мы желаем добраться пешком до Эллады, потому что у нас нет кораблей. Между тем эти люди, с которыми, как мы слышали, вы во вражде, нас не пускают. (6) Если вам угодно, вы можете заключить с нами союз, и в случае если они нанесли вам какие либо обиды, наказать их, чтобы они и впредь были вам подвластны. (7) Если же вы нас оставите, то подумайте, откуда вам в другое время достать таких же союзных сил». (8) Начальник моссиников отвечал, что они согласны и принимают союз. — (9) «Теперь, сказал Ксенофонт, (сообщите нам) в чем будет полезна для вас наша помощь, если мы сделаемся вашими союзниками, и чем вы можете нам помочь относительно перехода?» Они отвечали: (10) «Мы можем вторгнуться с другой стороны в эту, для вас и для нас враждебную, область и сверх того прислать вам лодок и солдат, которые окажут вам помощь и будут руководить в пути».
(11) Моссиники дали в этом клятву и получили ее от эллинов, и ушли. На следующий день прибыли от них лица, доставившие 800 лодок, сделанных из одного дерева, причем в каждой лодке было по 3 человека: двое выходили и в рядах эллинов оставляли свое оружие, один оставался в лодке. (12) Тогда последние поплыли обратно, а оставшиеся построились в ряды следующим образом. Они стали, — самое большее по 100 человек, — одни против других, как в хорах. Каждый держал (в левой руке) щит, в форме плющевого листка, покрытый воловьей кожей с белой шерстью, в правой копье, в 6 локтей, с одним острием вверху, внизу оканчивавшееся шаром. (13) Они носили хитоны, не доходившие до колен, толстые, как холщовые мешки, а на голове кожаные шлемы, в роде пафлагонских, с гребнем по середине, очень похожие по своей форме на тиару; (14) кроме того они имели железные сагары. После этого один из них начал петь, и все выступили в такт с пением. Прошли через ряды эллинских гоплитов и направились против неприятеля к тому укреплению, которое представлялось наиболее возможным для взятия.
(15) Оно находилось перед городом, который они называют столицей и в котором находится главное укрепление моссиников. Из за него–то происходила война, так как обыкновенно владетели этого укрепления считали себя властителями и всех моссиников, между тем они, говорили союзники эллинов, завладели этим общим достоянием не путем справедливости, но путем насилия. (16) За ними последовали и эллины, но не по приказанию начальников, а ради грабежа. Между тем, когда они приближались, их враги оставались в спокойствии; но когда они подошли близко к укреплению, тогда выбежали враги, обратили их в бегство, убили многих из варваров и из сопровождавших их эллинов, и преследовали до тех пор, пока увидели вспомогательный отряд эллинов. (17) Тогда враги повернули назад и удалились, но отрезали головы убитых и показывали их эллинам и своим врагам и при этом пели на какой–то лад и плясали.
(18) Эллины были очень раздражены тем, что сделали неприятелей смелее, особенно тем, что вышедшие с варварами эллины, не смотря на свою численность, бежали вместе с ними, чего прежде никогда не было в походе. (19) Тогда Ксенофонт созвал эллинов и сказал: «Воины, не смущайтесь случившимся. Знайте, что из этого для нас не менее пользы, чем вреда. (20) Так, вы прежде всего узнали, что те варвары, которые готовы нам указывать путь, действительно враги тем жителям, которым, само собою разумеется, и мы враги. Затем, те эллины,. которые не подумали о нашем совместном строе и считали себя 'в возможности также действовать вместе с варварами, как они действовали вместе с нами, получили достойное наказание. Значит, на будущее время они будут менее небрежны к нашим рядам. (21) Теперь вам следует приготовиться, чтобы союзные варвары знали, что вы выше их, и чтобы враждебным доказать, что не с одинаковыми людьми они будут сражаться теперь, как они сражались с не находившимися в строю».
(22) Так эллины провели этот день. На следующий принесли жертву, и, когда она оказалась благоприятной, начали обедать. Затем, построившись прямыми лохами и поставив в таком же строю на левом крыле варваров, выступили; причем стрелки находились между этими лохами на некотором расстоянии от фронта гоплитов. (23) Неприятельские легковооруженные забегали вперед и бросали камнями; но их отражали стрелки с пелтастами. Остальные шли шагом прямо к тому месту, где накануне были разбиты варвары и сопровождавшие их эллины. Здесь же и неприятели выстроились против эллинов. (24) Они встретили пелтастов и начали сражение, но когда подошли гоплиты, бежали. Тогда пелтасты последовали за ними дальше в столицу, сопровождаемые ровным шагом гоплитов. (25) Но когда эллины подошли к самым строениям столицы, здесь собрались все неприятели и начали сражение, бросая дротиками. Кроме того они старались отразить эллинов такими длинными и толстыми копьями, которые трудно даже поднять человеку. (26) Но так как эллины не только не отступали, но продолжали идти вперед, то варвары бежали и все оставили укрепление. Их царь, который помещался в башне, построенной на возвышении, и которого они содержат на общественный счет, чтобы он там жил и был их стражем, не согласился выйти, так точно как не согласились выйти и те, которые оставались в прежде взятом укреплении. Все они сгорели вместе с деревянными башнями.
(27) Эллины ограбили город и нашли в домах большие запасы хлеба, собранного, по словам моссиников, еще за отцов. Тут же лежал и новый хлеб в стебле и очень много полбы. (28) В амфорах эллины находили куски просоленных дельфинов, а по разным сосудам ворвань, тоже из дельфинов, которая в таком же была употреблении у моссиников, как у эллинов деревянное масло. (29) На крышах много было каштанов больших, совершенно без стенок в середине. Большею частью их варили или пекли из них хлеб, и таким образом они служили моссиникам в пищу. Попадалось также вино, которое, если не развести водою, казалось кислым и горьким, но разведенное имело приятный вкус и запах.
(30) Эллины победили здесь и пошли дальше, оставив этот город своим союзникам, моссиникам. Жители других, пройденных ими городов, державшие сторону моссиников, врагов эллинов, частью оставляли свои города, особенно если их можно было легко взять, частью сами сдавались. Большею частью эти поселения были таковы. (31) Они отстояли одно от другого стадий на 80; некоторые дальше, некоторые ближе. (32) Когда начинали кричать в одном городе, эти крики слышны были в другом, потому что страна эта вместе и гориста, и низменна. Когда эллины на пути останавливались в дружественных городах, им показывали откормленных сыновей богатых лиц, выкормленных вареными каштанами, изнеженных и чрезвычайно белых. У этих сыновей мало было разницы между толщиной и вышиной; спины у них были разрисованы, а спереди они повсюду татуировались цветами. (33) Эти люди явно приставали к сопровождавшим эллинов подругам. Так у них было принято. (34) Мужчины и женщины одинаково были белы. эллины, совершившие поход, говорили, что в этот раз они шли через самый невежественный народ и наиболее чуждый эллинским обычаям; потому что эти варвары при народе делали то, что люди иначе не решатся делать, как наедине; а наедине они делали тоже, что при всех. Они сами разговаривали, сами хохотали, и сами принимались плясать, где попало, как бы желая показать себя другим.
Глава V
Халивы. Тиварины. Гекатоним.
Через эту страну, дружескую и враждебную, эллины шли 8 переходов, и прибыли к халивам, которые были немногочисленны и подвластны моссиникам. Большая часть халивов снискивала пропитание разработкой железных руд. (2) Оттуда эллины прибыли к тиваринам. Эта страна была гораздо ровнее и имела приморские города, менее укрепленные. Стратеги желали сделать нападение на их города и добыть чего нибудь для войска, так что даже не приняли доставленных тиваринами подарков и, приказав (послам) обождать совещания, принесли жертвы. (3) Но после многих жертв, предсказатели наконец единогласно объявили, что боги решительно не одобряют войны. Вследствие этого стратеги приняли подарки и, два дня продолжая путь через эту страну, как через дружественную, прибыли в эллинский город, Котиоры, к синопским поселенцам в тиваринской стране.
(4) До этого места эллинское войско шло пешком. Количество всего обратного пути от сражения под Вавилоном до Котиор составляет 122 перехода, или 620 парасанг, или 18 600 стадий.
(5) Здесь эллины пробыли 45 дней[2]. В течение этого времени принесли жертвы богам, совершили торжественные ходы, — каждое племя отдельно, — и устроили гимнастические состязания. (6) Продовольствие получали частью из Пафлагонии, частью из земель котиоритов, потому что последние не открыли своего базара и даже в свои стены не приняли больных.
(7) В это же время прибыли послы из Синопы, под влиянием страха отчасти за город Котиоры, который им принадлежал и платил подать, отчасти за самую страну, о которой они слышали, что она грабится. Прибыв в лагерь, они говорили так. Говорил Гекатоним, считавшийся мастером говорить.
(8) «Воины! Город Синопа прислал нас выразить вам свое удивление по поводу того, что вы, эллины, победили варваров, и кроме того поздравить вас с тем, что, не смотря на множество и при том безвыходных, как мы слышали, препятствий, вы прибыли сюда невредимо. (9) Мы, точно также как и вы — эллины, надеемся видеть от вас известные услуги и никаких неприятностей, тем более, что мы никогда ни в чем не были виновниками ваших обид. (10) Котиориты наши поселенцы, так как мы отдали им земли, отнятые нами у варваров. За это они вносят нам определенную подать, точно также как жители Керасунта и Трапезунта, так что всякую обиду с вашей стороны котиоритам правительство Синопы считает собственной. (11) Между тем до нас дошли сведения, что вы силою вступили в этот город, что некоторые из вас расположились по домам; что вы даже силою забираете из страны то, что вам надо, не спрашивая разрешения. (12) Этого мы не одобряем; и если вы будете продолжать, мы будем поставлены в необходимость заключить союз с Корилою, с пафлагонцами и вообще, с кем только можно».
(13) На это отвечал Ксенофонт от лица всего войска.
«Граждане Синопы! Мы прибыли сюда с ощущением той радости, что мы спасли свою жизнь и оружие. В самом деле, не легко нам было вместе и добывать продовольствие, и везти его и сражаться с неприятелем. (14) Теперь, когда мы достигли эллинских городов, в Трапезунте, где нам открыли базар, мы получали продовольствие за деньги, и за оказанное нам уважение и приподнесенные дары, мы с своей стороны относились к ним с уважением. Поэтому же мы не касались тех варваров, с которыми они в союзе, а тем врагам, против которых они нас водили, мы наносили такой вред, какой могли. (15) Спросите сами жителей Трапезунта, какими они нас нашли. Тут же есть лица, которых трапезунтское правительство послало с нами в качестве проводников. (16) Если же там, куда мы приходим, нам не доставляют продовольствия, то, будет ли это варварская страна или эллинская, мы по нужде, но не ради насилия, забираем продовольствие. (17) Поэтому с кардухами, с таохами и с халдеями, не смотря на то, что они не подвластны царю и чрезвычайно грозные враги, мы обошлись как с неприятелями, именно вследствие необходимости достать продовольствие, так как они нам не доставляли. (18) Между тем как макронов, хотя и варваров, но, в силу того, что они доставляли нам, какое могли, продовольствие, мы считали своими друзьями, и путем насилия ничего у них не брали. (19) Если мы отняли что либо у котиоритов, которых вы считаете своими, то в этом они сами виноваты: они отнеслись к нам недружелюбно. Они заперли свои ворота, так что не впускали нас в город, и не выслали продовольствия за городские стены, ссылаясь при этом на назначенного вами наместника. (20) Что же касается того, что мы силой вошли в город и расположились (по домам), то ведь мы просили принять наших больных на квартиры; а как нам не открывали ворот, то мы сами вошли, где был доступ, и там мы никакого насилия не производили. Больные же, находясь на квартирах, живут на собственный счет, а для того, чтобы они не были в зависимости от вашего наместника и чтобы мы могли забрать их, когда нам понадобится, мы около ворот поставили стражу.
(21) Все мы остальные, как видите, стоим под открытым небом и на военном положении, чтобы быть на готове благодетелям отплатить добром, а наносящим вред–наказанием. (22) Что же касается твоей угрозы, будто вы решились заключить против нас союз с Корилою и пафлагонцами, то, в случае надобности, мы выступим против вас обоих вместе: мы выступали против неприятеля, гораздо более многочисленного, чем вы. Но, если захотим, мы можем и сами заключить союз с пафлагонцем; тем более, что мы слышали, (23) что он жадно глядит на ваш город и на ваши приморские поселения. И мы постараемся заключить с ним союз и помочь ему в его желаниях».
(24) Тогда другие послы, бывшие с Гекатонимом, явно начали выражать свое несочувствие его речи, а один из них выступил и сказал, что они, послы, прибыли не с целью войны, но с желанием доказать, что они друзья эллинов. «Если вы придете в г. Синопу (говорили послы), мы вас встретим с дарами гостеприимства, а пока гражданам Котиоры прикажем выдать вам то, что они в состоянии выдать; (25) мы видим, что все, сказанное вами, правда». Вследствие этого котиориты выслали эллинам подарки, а эллинские стратеги пригласили синопских послов и долго беседовали дружелюбно о разных вопросах и особенно об остальном путешествии и о взаимных услугах.
Глава VI
Совет Гекатонима и посольство в Синопу. Желание Ксенофонта основать колонию. Силан. Тимасион и Ѳоракс. Речь Ксенофонта.
Таков был конец этого дня. На следующий день стратеги созвали солдат и решили пригласить синопских послов, и сообща поговорить об остальном путешествии, потому что, придется ли идти пешком, синопяне, без вся–кого сомнения, были полезны, как знакомые с Пафлагонией; придется ли возвращаться морем, тоже приходилось обращаться к синопянам, так как, по мнению эллинов, одни только синопяне в состоянии были доставить нужное для всего войска число кораблей. (2) Таким образом стратеги, пригласив послов, совещались с ними и просили, чтобы они, такие же эллины, прежде всего доказали свою преданность эллинам же искренностью и полезными советами. (3) Тогда выступил Гекатоним и прежде всего оправдывался в том, что (вчера) сказал, будто синопяне заключат союз с пафлагонцем, (говоря) что он не то сказал, что они готовы вступить на войну с эллинами, но что они, при возможности быть в союзе с варварами, предпочитают союз с эллинами. На предложение дать свой совет, он, помолившись богам, сказал так:
(4) «Если я вам дам такой совет, который сам признаю наилучшим, то да сопровождает меня всякое благополучие; в противном случае — все противоположное, потому что, на мой взгляд, именно настоящий совет, по пословице, священное дело. Именно теперь такой случай, когда за мой благодетельный совет многие будут меня благодарить, а за гибельный, многие, особенно из вас, проклинать. (5) Я знаю, что для нас будет гораздо больше хлопот, когда вы отправитесь морем: нам же придется доставать для вас корабли; но с другой стороны, если вы отправитесь сушей, вам придется постоянно сражаться. (6) Я должен сказать вам то, что я знаю, как человек знакомый с Пафлагонией и с её силами. Да, в этой стране есть и превосходные низменности и очень высокие горы. (7) Прежде всего мне знаком тот первый пункт, через который вам необходимо проникнуть в Пафлагонию. Это такое место, где с обеих сторон дороги сходятся вершины высоких гор, так что если их займет незначительный отряд, он может удержать их. Но когда эти вершины заняты, тогда никакая армия не в состоянии пройти.
Я вам могу показать их, если вам угодно кого–либо послать со мной. (8) Затем, мне известны пафлагонские равнины и пафлагонская конница, которую сами варвары признают лучшею во всей коннице царя. В эту самую войну пафлагонцы не явились на царский призыв, потому что их правительство достаточно сознает свою силу. (9) Если же вам и удастся подойти и поспешно занять эти горы, и затем в сражении на равнине победить и эту конницу и более 120 000 пехоты, то вы подойдете к рекам, и прежде всего к Ѳермодонту, шириной в 3 плеѳра, перейти который трудно вообще, тем более, когда спереди много неприятелей, и много наступает сзади. Вторая река Ирий, тоже в 3 плеѳра, третья Галис, не менее 2 стадий, через которую вы не в состоянии будете перейти без судов, а кто их вам доставит? Точно также непроходим и Парѳений, которого достигнете по переходе через Галис. (10) Я не считаю путешествие пешком для вас трудным; нет, я его считаю положительно невозможным. Между тем, если вы отправитесь на кораблях, то отсюда вам можно отплыть в Синопу, из Синопы в Гераклею, а из Гераклеи нет затруднений, возвращаться ли сушей, или морем. Да и судов в Гераклее много».
(11) Когда он сказал такую речь, одни подозревали, что он это говорил из дружбы к Кориле, потому что он был проксеном Корилы; другие, что он так советовал в надежде получить подарки. Иные предполагали, что он говорил для того, чтобы эллины, идя пешком, не произвели какого либо опустошения в синопской области. Но эллины подали голоса, чтобы совершать путешествие морем. Тогда Ксенофонт сказал следующее; (12) «Синопяне! Мои товарищи предпочли то путешествие, которое вы советуете, но мнение их вот какое. Если столько наберется кораблей, что после счета ни один из нас здесь не останется, мы согласны ехать, но если придется одним остаться, другим ехать, мы не сядем на корабли. (13) Мы знаем, что там, где мы находимся со всеми силами, мы в состоянии постоять за себя и достать продовольствие; но лишь только мы окажемся перед неприятелем с малыми силами, конечно, нас ожидает судьба рабства». (14) Выслушав эти слова, синопские послы предложили эллинам отправить посольство (в Синопу). Стратеги послали аркадянина Каллимаха, Аристона, из Аѳин, и ахеянина Самолу, которые и отправились.
(15) Между тем Ксенофонт, видя, что такое множество эллинских гоплитов, пелтастов, стрелков, пращников, всадников, притом усовершенствовавшихся вследствие долговременного упражнения, уже находится при Понте, где такое количество солдат можно набрать разве только за большие суммы, пришел к мысли, что хорошо было бы основать здесь город и этим доставить Элладе область и войско. (16) Соображая количество солдат и поморских соседей, он заключал, что этот город мог бы быть могущественным.
С этой целью он, прежде чем сообщить об этом кому либо из товарищей, пригласил бывшего жреца Кира Силана Ампракиота, и сказал ему принести жертву. (17) Но Силан из боязни, чтобы это действительно не случилось и чтобы войско где либо не осталось, разнес по стану, что Ксенофонт желает поселить здесь войско, основать город и приобрести таким образом славу и могущество. (18) На самом же деле Силан сам желал поскорее прибыть в Элладу, потому что сберег те 3000 дариков, которые получил от Кира, когда приносил для него жертву и сказал правду относительно 20 дней.
(19) Когда узнали об этом солдаты, то одни предпочитали остаться, но большая часть не желала. Между тем Тимасион, из Дардана, и беотиец Ѳоракс сказали некоторым, присутствовавшим здесь же, гераклиотским и синопским купцам, что «если купцы не достанут для войска денег, так чтобы отплывающие запаслись продовольствием, то все это войско останется здесь же, при Понте, тем более что сам Ксенофонт собирается прямо объявить об этом солдатам, лишь только приедут суда, и нас подговаривает объявить им следующее: «товарищи! мы видим, что вы стеснены и относительно запаса продовольствием на время морского путешествия, (20) и относительно пособия домашним по возвращении домой. Поэтому, если вам угодно из кругом лежащих около Понта стран выбрать любую и напасть, так чтобы желающий, если захочет, мог возвратиться на родину, или остаться здесь, то вот вам корабли, чтобы вы, где угодно, сейчас же делали нападение».
(21) Выслушав это, купцы передали в свои города, при чем Тимасион, из Дардана, послал с ними Евримаха, тоже дарданца, и беотийца Ѳоракса, чтобы они подтвердили. Синопяне и гераклийцы, услышав это, посылают к Тимасиону послов и предлагают взять деньги и содействовать, чтобы войско уехало. (22) Тимасион обрадовался этому и на одном собрании, состоявшем из солдат, сказал: «Солдаты, мы не должны даже думать о том, чтобы здесь оставаться, и ничего не должны ставить выше Эллады, хотя я и слышал, что некоторые лица, ничего не сообщив нам, даже приносили жертвы по этому поводу. (23) Если вы уедете, я обещаю каждому из вас с следующего месяца по кизикскому (статиру) в месяц. Кроме того я поведу вас в Троаду, откуда я сам удален, и мой отечественный город примет вас сочувственно, потому что там рады будут моему возвращению. (24) Я же, лично, поведу вас туда, откуда вы получите много добычи, так как имею сведения об Эолиде, Фригии, Троаде и обо всей области Фарнабаза, частью потому, что я сам оттуда родом, частью потому, что я там воевал вместе с Клеархом и Деркиллидом».
(25) Сейчас же после него выступил Ѳоракс, беотиец, который из–за командования постоянно действовал против Ксенофонта, и сказал, что, если они выедут из Понта, то им представится прекрасная и богатая страна, Херсонес, гак что желающий может там и поселиться, а кто не захочет, может идти домой; (26) что смешно было бы искать поселений в стране варварской, когда и в Элладе есть земель много и притом плодородных. «На все же время, пока вы туда приедете» говорил он «я, как и Тимасион, тоже обещаю вам содержание». Это он сказал потому, что знал об обещании гераклийцев и синопян доставить плату Тимасиону, лишь бы только эллины уехали. (27) Ксенофонт все это время молчал. Но когда поднялись Филесий и Ликон, оба ахейцы, и начали говорить, что непростительно со стороны Ксенофонта частным образом уговаривать остаться и даже спрашивать богов относительно поселения, вовсе не поговорив об этом на собрании, тогда Ксенофонт вынужден был выступить и сказал следующее:
(28) «Эллины, как вы сами видите, я всеми силами стараюсь проникнуть в приносимые за вас и за меня жертвы, чтобы говорить, советовать и делать лишь то, что может послужить в славе и пользе как вашей, так и моей. Так и теперь я приносил жертвы по поводу того, лучше ли взяться за это дело и сообщить вам об этом, или же вовсе не браться. (29) Силан мне объявил самое главное, именно, что жертвы благоприятны, — он знал, что, постоянно присутствуя при жертвоприношениях, я тоже имею сведения (в гаданиях); но он прибавил, что жертвы указывают на обман и измену. Разумеется, он сознавал, что сам же заводит интриги, чтобы очернить меня перед вами, потому что разнес слух, будто я решился привести это в исполнение даже без вашего спроса. (30) Действительно, если бы я видел вас в затруднительном положении, я подумал бы о том, как бы так устроить, чтобы занять какой либо город, чтобы таким образом желающие могли ехать и оставаться здесь, пока запасутся средствами, необходимыми для оказания (31) помощи своим семействам; но когда я вижу, что из Гераклеи и Синопы вам присылают для выезда корабли, а некоторые лица даже обещают плату с начала месяца, то я нахожу, что хорошо было бы удалиться благополучно, куда нам угодно, и еще получить плату за собственное благополучие. Теперь я сам отказываюсь от прежнего намерения и советую отказаться тем, которые являлись ко мне с заявлением, что следует привести его в исполнение. (32) Мое мнение вот какое: будучи вместе так, как теперь, вы внушаете к себе уважение, и у вас всегда будет продовольствие, потому что в силе заключается и обладание имуществом слабого; но в разрозненном виде, при дроблении ваших сил, вам и продовольствия не достать и не по добру вам уйти отсюда. (33) Таким образом мое мнение, как и ваше, выехать в Элладу, и если кто здесь останется или будет найден остающимся, прежде чем все войско будет в безопасном положении, того я предлагаю предать суду, как преступника. Кто с этим согласен, пусть подымет руку». Все подняли.
(34) Но Силан начал кричать и принялся доказывать, что справедливость требует, чтобы возвращался тот, кто желает. Впрочем солдаты даже не хотели слышать этого и даже грозили, что, если поймают его в побеге, подвергнуть наказанию. После этого граждане Гераклеи, когда узнали, что эллины решили ехать и что даже Ксенофонт подал свой голос (за выезд), прислали кораблей, но относительно тех денег на содержание, которые обещали Тимасиону и Ѳораксу, обманули. (35) Вследствие этого те, что ручались перед войском о выдаче платы, пришли в ужас и боялись (наказания).
Они пригласили других стратегов, которые тоже были замешаны в это дело, — все были замешаны, кроме Неона, из Асины, который занимал место Хирисофа, потому что Хирисоф все еще не возвращался, — и, прибыв к Ксенофонту, заявили, что сожалеют (о том, что наделали) и что, по их мнению, лучше всего было бы эллинам, имея корабли, плыть к Фазису и занять фазийскую страну. (В этой стране царствовал тогда потомок Эета). (36) Ксенофонт отвечал, что он об этом не решится объявить войску, «но вы сами, говорил он, если вам угодно, соберите солдат и объявите». Тогда Тимасион, из Дардана, высказал мнение, чтобы не собирать всего войска, но чтобы сперва каждый стратег постарался убедить своих лохагов. Затем они разошлись и сделали это.
Глава VII
Неон. Речь Ксенофонта. Назначение судей.
Таким–то образом солдаты узнали об этих предприятиях, причем Неон объявил, будто Ксенофонт сговорился: с другими стратегами и хочет обманом отправить солдат назад, к Фазису. (2) Солдаты, слыша это, пришли в негодование. Они сходились, составляли кружки, и можно было опасаться, чтобы они не сделали того, что сделали с послами колхов и с поставщиками, (3) из которых те, что не успели бежать на корабли, были побиты камнями. Как только узнал об этом Ксенофонт, решился тотчас созвать собрание, не допустить, чтобы они сами собрались. (4) Солдаты, выслушав, с полной готовностью начали сходиться. На этом собрании Ксенофонт не уличал стратегов в том, что они сами приходили к нему (с предложением ехать к Фазису), и сказал только следующее:
(5) «Солдаты, я слышал, что один человек клевещет на меня, будто я намерен обмануть вас и вести к Фазису. Во имя богов, выслушайте меня, и если я окажусь виновным, пусть я не прежде удалюсь, как подвергшись наказанию; если же окажутся виновными мои клеветники, вы расправитесь с ними так, как следует. (6) Вы, говорил Ксенофонт, знаете, конечно, где солнце восходит и где заходит. Знаете, что если кто хочет прибыть в Элладу, должен ехать на запад; если же кто хочет идти к варварам, то должен идти назад, на восток. Можно ли, после этого, вас обмануть и доказать, что солнце восходит там, а заходит здесь, или что оно заходит тут, а восходит оттуда? (7) Но кроме этого вам известно, что северный ветер, дующий из Понта, служит попутным в Элладу, а южный в Фазис, — потому то и говорят когда дует северный ветер, хорошо ехать в Элладу. Неужели же, когда будет южный ветер, это может служить кому–либо средством обмануть вас, чтобы вы сели на корабли? (8) Или уже я посажу вас на суда при тихой погоде!? Но, ведь я буду ехать на одном судне, а вы по крайней мере на 100. Каким же образом я буду в состоянии заставить вас ехать со мной против воли или увезти обманом?! (9) Но представим себе, что, обманутые и заколдованные, вы прибыли в Фазис. Вы выступили на берег. Ведь вы догадаетесь, что вы не в Элладе; и там я, обманувший вас, буду один, а вас, обманутых, около 10 000 и притом с оруэкием. Значит, мозкет ли человек более поплатиться, чем когда он подобным образом играет и собою и вами? (10) Это толки людей ничего непонимающих и завидующих тому значению, которым я пользуюсь у вас. Но и зависть их едва ли основательна. В самом деле, кому из них мешал я высказывать, если кто знал, хорошие предложения, выказывать, если желал, свою доблесть за ваше и за собственное благосостояние, или бдительно смотреть за вашей безопасностью? Мало того; когда вы избираете начальников, мешаю ли я кому? Нисколько; пусть начальствует; только бы был для вас полезен. Впрочем, довольно об этом. (11) Если кто из вас думает, что его могут обмануть или что можно обмануть другого, пусть говорит и показывает. (12) Но когда вы достаточно выясните себе это, то не расходитесь, пока не выслушаете от меня, какое я замечаю проникающее в наше войско зло. И если оно действительно окажется таким, каким кажется на первый взгляд, и заразит (все войско), то пора нам подумать о себе, чтобы нас не признали людьми самыми преступными и самыми бесчестными перед людьми и перед богами, и не впасть во всеобщее презрение». (13) Слушая это, солдаты не понимали, что это значит, и просили продолжать. Тогда Ксенофонт говорил следующее:
«Вы, вероятно, помните, что по горам находились союзные с жителями Кераеунта поселения варваров. Продавцы приводили к нам оттуда скот, который шел на убой, и прочее, что у них было. Казкется, даже некоторые из вас ходили в одно ближайшее поселение, покупали, что нужно, и возвращались обратно. (14) Между тем лохаг Клеарет, узнав, что это поселение не многолюдно и что оно, считая себя союзным, не поставило караулов, ночью сделал набег на этих жителей, с целью грабежа, не сказав об этом никому из нас (начальников). (15) Он рассчитывал, по взятии этого поселения, уже не возвращаться в лагерь, а сесть на судно, на котором находились ехавшие вдоль берега его товарищи, нагрузить его добычей и бежать в Понт. И, как я теперь узнал, его товарищи, ждавшие на лодке, дали свое согласие. (16) Одним словом, Клеарет подговорил сколько мог (сообщников) и повел их на поселение. Но пока они туда прибыли, наступил день, так что жители сбежались и с укрепленных мест начали бросать в них камни, стрелы, убили самого Клеарета и много других, а некоторые из наших бежали в Керасунт. (17) Это было в тот самый день, когда мы выступили сюда по суше; из тех же, которые ехали морем, некоторые еще не выехали из Керасунта Вслед за тем, как рассказывают жители Керасунта, прибыли к ним трое старшин из этого поселения, желавшие явиться к нашим властям. (18) Но так как они нас не застали, то заявили горожанам керасунтским, что они не постигают, из–за чего мы решились напасть на них; и когда первые, по их словам, отвечали старшинам, что это произошло отнюдь не по общему решению, последние успокоились и собирались ехать сюда, чтобы рассказать об этом происшествии, и предлагали, чтобы те, кому следует, (19) приняли и похоронили убитых. Между тем, некоторые эллины из тех, что спаслись бегством и до времени оставались в Керасунте, узнав, куда пойдут старшины, осмелились напасть на них с камнями и других подговорили к этому; и эти три человека, послы, действительно пали под ударами камней. (20) Уже после всего этого, к нам явились граждане Керасунта и рассказали о случившемся. Мы, стратеги, выслушав это, пришли в негодование и уже совещались с (21) прибывшими, как похоронить убитых, но в то самое время., как мы сидели на аванпостах, вдруг слышим страшный крик: «бей, бей! камней, камней!» И сейчас же мы увидели, что некоторые бегут с камнями в руках, а другие подбирают камни. (22) Тогда граждане Керасунта, в памяти которых было случившееся в их городе происшествие, в ужасе бежали на корабли. (23) Но, клянусь Зевсом, некоторые и из нашей среды пришли в ужас. Я тотчас пошел и спросил, в чем дело; но между этими (бунтовщиками) были такие, которые ничего не знали, и все таки держали камни в руках. Когда я встретился с человеком, знавшим дело, он сказал, что поставщики продовольствия бессовестно поступают с войском.
(24) «В эту минуту кто–то увидел нашего поставщика, Зиларха, направлявшегося к морю, и закричал. Собравшиеся, как только услышали, бросились на Зиларха, словно перед ними дикий кабан или олень. (25) Керасунтские граждане, видя бегущую в направлении их толпу, подумали, что это бегут за ними. Они со всех сил побежали и бросились в море. За ними погнались в море и некоторые из наших, (26) и тогда, кто только не умел плавать, все потонули. Как вы думаете об этом? Они нам не сделали ничего дурного, а между тем боялись, чтобы нами, как собаками, не овладело бешенство. Представьте же себе будущее состояние нашего войска, если подобные дела будут повторяться. (27) Тогда вы все не будете вправе ни объявить войну, кому следует, ни заключить мир, потому что всякий, совершенно посторонний человек, поведет войско, куда вздумается. И если к вам придут послы с предложением мира и т. п., то всякий, кто захочет, может их убить и поставить вас в такое положение, что вы не узнаете даже, зачем они приходили. (28) Затем, все те начальники, которых вы изберете, не будут иметь никакого значения, потому что кто захочет быть стратегом и станет кричать: «камней, камней!» тот будет в состоянии самоправно убить всякого начальника и всякого частного человека, кого угодно, только бы нашлись послушные, — как это случилось и теперь.
(29) «Посмотрим еще, что вам наделали эти самозванные начальники. Поставщик, Зиларх, бежал. Если он действительно виновен, то бежал не подвергшись наказанию; если же не виновен, то бежал от войска из страха, чтобы не подвергнуться смерти без суда и без вины. (30) Те же, которые побили камнями послов, сделали для вас то, что вы единственные эллины, которым опасно явиться в Керасунт иначе, как под прикрытием. Относительно же тех убитых, которых прежде сами убившие предлагали вам предать погребению, они сделали то, что теперь опасно убирать их, даже подходя с жезлом мира. Да и кто захочет идти послом, сам убивши послов? (31) Впрочем, мы просили об этом самих керасунтских граждан. Итак, если эти поступки хороши, то вы и признайте их законными, чтобы в ожидании подобных случаев, всякий поставил у себя стражу или же позаботился расположиться на высотах. (32) Но если вы признаете их свойственными диким зверям, а не людям, то положите всему этому конец; в противном случае, — ради Зевса, — как нам приступить с жертвами в богам, если мы сами действуем так преступно? Как нам идти на неприятеля, если мы бьем друг друга? (33) Какой город примет нас дружелюбно, если увидит между нами столько самоправия? Кто решится доставить нам продовольствие, если нас будут считать нарушителями высочайших прав человека? Кто наконец станет говорить с похвалой о таковых преступниках, хотя бы и действительно за свои подвиги мы ожидали от всех доброго имени? Да! мы сами называли бы преступниками таких людей, которые допускают что–либо подобное».
(34) Тогда все эллины поднялись и заявили: виновников всего этого подвергнуть наказанию, и на будущее время не допускать никаких проявлений самоуправства; в случае же кто затеет что–либо подобное, таковых подвергать смертной казни; стратеги привлекут всех в ответственности, а также подвергнут следствию и все те обиды, которые нанесены со времени смерти Кира. (35) Судьями назначили лохагов. Кроме того, по настоянию Ксенофонта и по совету жрецов, постановили, чтобы все войско совершило обряд очищения, что и исполнено было.
Глава VIII
Штрафы. Обвинения против Ксенофонта. Его речь.
Решено было также потребовать отчет от стратегов за все предшествовавшее время. Когда стратеги представили его, то Филесию и Ксанѳиклу пришлось внести 20 мин штрафу, за (плохой) присмотр за корабельными товарами, а Софенету, который был назначен главным надсмотрщиком и был небрежен, 10 мин.
Ксенофонта тоже обвинили некоторые солдаты, заявившие, будто им нанесены были Ксенофонтом удары; кроме того обвиняли в самоправстве. (2) Ксенофонт потребовал от первого своего обвинителя, чтобы рассказал, когда получил удары. Тот отвечал: «Когда мы гибли от холода и когда был большой снег». — (3) «Это значит в то время, говорил Ксенофонт, когда, по твоим словам, был холод, когда не стало хлеба, а вина не было даже понюхать; когда мы устали от продолжительных трудов, и нас настигали неприятели. Если я в это время буянил, то, признаюсь, я буйнее даже осла, который, как говорится, в буйстве не чувствует усталости. (4) Тем не менее расскажи, за что ты получил удары? Просил ли я у тебя что–либо, и так как ты мне не давал, то я побил тебя; или же я требовал чего–либо обратно? или, быть может, я дрался с тобой за мальчиков или в пьяном виде буйствовал?»
(5) Но так как он ничего не подтвердил, то Ксенофонт спросил его, не был ли он в гоплитах. «Нет» отвечал он. — «Быть может в пелтастах?» — «Тоже нет, отвечал он; я не принимал участия (в службе), но мне товарищи поручили вести мула». (6) Тогда Ксенофонт припомнил и спросил: «не ты ли это вез больного?» — «Да, действительно, отвечал он; потому что ты требовал этого и даже скинул вещи моих товарищей». — (7) «Верно; но, кажется, это дело произошло таким образом: я эти вещи отдал для хранения другим, поручив доставить их мне, и получивши, возвратил тебе все в целости, когда и ты представил мне этого больного. Но вы выслушайте, как это дело было, обратился Ксенофонт (к присутствующим); оно стоит этого. (8) Один человек отстал, не имея возможности идти. Я знал только, что он из наших, и приказал тебе взять его, чтобы он не погиб, потому что, сколько я помню, нас настигали неприятели». Обвинитель подтвердил (9) это. «А затем, продолжал Ксенофонт, когда я выслал тебя вперед, то не застал ли я тебя в тылу, что ты рыл яму, чтобы его закопать? Не подходил ли я к тебе и не одобрил ли за этот поступок? (10) Но когда этот человек в присутствии многих согнул колени, а присутствовавшие закричали, что он еще жив, и ты сказал: «он может желать жить, сколько ему угодно, но я не стану его везти», вот за это–то я и побил тебя; и ты сказал правду; потому что я видел, что ты уверен был в том, что он жив». — (11) «Так что же из этого? возразил обвинитель; разве он все таки не умер, после того как я тебе его представил?» — «Положим, отвечал Ксенофонт, все, мы смертны; так из этого следует, чтобы живых людей в землю зарывать?»
(12) На это все (на суде) закричали, что Ксенофонт мало еще бил его. После этого Ксенофонт потребовал, чтобы всякий рассказал, за что получил от него удары. Но так как никто не решался выступить, то он сказал следующее:
(13) «Товарищи, признаюсь, я бил многих за нарушение порядка, особенно таких, которые желали только пользоваться нашей защитой, когда мы шли и, где нужно, сражались, а сами оставляли ряды и, забегая вперед, предпочитали производить грабежи и наживаться раньше нас. Если бы мы все так делали, мы погибли бы все до одного. (14) Я наносил удары и силой заставлял идти и таких, которые, обленившись, не хотели встать, и сами отдавались в руки неприятелю, потому что когда я сам однажды в сильную стужу ожидал укладывавших свои вещи и сидел долгое время, го когда встал, заметил, что мне трудно было расправить колени. Таким образом, я имел опыт на самом себе, (15) а потому, когда замечал, что другой сидит и им овладевает лень, я гнал: потому что движение и напряжение сил сообщает теплоту и бодрость, между тем как сидение и бездействие, по моим наблюдениям, способствуют к замедлению кровообращения и к отмораживанию пальцев на ногах, что, как вам известно, и постигло многих из нас. (16) Быть может также, когда иной по лени отставал и стоял на дороге нашим передним или задним рядам, я бил его кулаком, чтобы его не ударило копье неприятеля.
(17) «Теперь, когда они спаслись, они, конечно, могут требовать меня на суд, если что либо понесли от меня несправедливо; но если бы они попались неприятелю, то испытали–ль бы они такую тяжкую обиду, за которую считали бы себя вправе требовать от него удовлетворения? (18) Мои рассуждения самые простые: если я наказал кого–либо с хорошей целью, то я считаю себя подлежащим такому же наказанию, какому подлежат родители перед своими детьми или учители перед учениками. Да и врачи делают прижигания и надрезывания с желанием добра. (19) Если же вы думаете, что я это делал по самоправству, то подумайте о том, что в настоящее время у меня гораздо более уверенности в своих силах, чем тогда; гораздо более твердости в действиях, и вина я пью больше, а между тем я никого не бью, потому что вижу, что мы наслаждаемся тихой погодой. (20) Но когда наступает буря и море высоко подымает свои волны, то разве вы не знаете, что боцман в негодование приходит за малейшее движение стоящих у кормы, а штурман за движение стоящих у руля? И это потому, что в подобном положении малая ошибка может довести до гибели все.
(21) «А что я справедливо наказывал этих людей, вы сами подтвердили. Вы тогда смотрели на это не с камешками (для подачи голоса, как теперь), но с мечами, и если бы желали, могли бы за них вступиться. Но Зевс свидетель, что вы и не вступались и не помогали мне наказывать уклоняющихся от общих требований. (22) Результатом последнего вышло то, что допуская своеволие, вы давали некоторую поблажку негодяям. Я уверен, что если вы захотите присмотреться, то найдете, что наибольшие теперь буяны те лица, которые тогда были наиболее негодными. (23) Напр., кулачный боец, ѳессалиец Войск, тогда притворялся больным и всячески отказывался нести щит; а теперь он, как я слышал, ограбил многих котиоритян. (24) И если вы хотите поступить с Войском благоразумно, то вы должны поступить с ним совершенно наоборот, как поступают с собаками, злых собак днем привязывают и отпускают на ночь, а Войска вы привязывайте на ночь и отпускайте днем. (25) Но мне странно, говорил Ксенофонт, что вы помните и не молчите, если я вызвал чье–либо неудовольствие, а никто из вас не помнит того, если я кого спас от холода или вырвал от неприятеля, или явился на помощь в болезни или в крайней нужде. Даже не помните того, когда я или благодарил исполнившего что–либо превосходно или, по возможности, награждал действительно храбрых. (26) И теперь было бы прилично, справедливо, богоугодно и отрадно, чтобы вы помнили более добро, чем зло».
Тогда все поднялись и начали припоминать (услуги, оказанные им Ксенофонтом). Таким образом исход был тот, что привел к прекрасным последствиям.
Глава IX
Союз с Корилой. Возвращение Хирисофа и выбор одного начальника.
Во время своего пребывания (под Котиорами) эллины доставали продовольствие частью из городского базара, частью набегами на Пафлагонию. Но и пафлагонцы весьма часто делали скрытные нападения на скитавшихся эллинов, а по ночам старались наносить вред солдатам, расположенным подальше от лагеря. Вследствие этого враждебные отношения обеих сторон достигли крайней степени.
(2) Наконец Корила, который тогда управлял Пафлагонией, прислал к эллинам послов с лошадьми и дорогими нарядами. Послы говорили, что Корила желает: не наносить обид эллинам и самому не получать. (3) Стратеги отвечали, что об этом будут иметь совещание с войском, и приняли их гостеприимно. К столу пригласили и других лиц, которых, по мнению стратегов, особенно следовало пригласить. (4) Принесши в жертву волов из захваченного скота и других животных, устроили роскошный пир, и пировали, расположившись на подстилках, причем вино пили из роговых чаш, какие были в употреблении в этой стране. (5) После заключения договора и пения пэана, сейчас выступили ѳракийцы и начали плясать под звуки флейт с оружием в руках. Они прыгали высоко и ловко, действуя при этом кинжалами. Наконец один из них так ударил кинжалом другого, что все подумали, что он убит; между тем он как–то искусно упал. (6) Пафлагонцы кричали от восторга. Первый снял со второго его оружие и удалился с пением «Ситалка». Остальные ѳракийцы вынесли второго, будто мертвого, между тем как с ним ничего не случилось.
(7) Затем выступили энианцы и магнесийцы, которые, тоже с оружием, плясали так называемый «карпейский танец».
(8) Свойство этой пляски состояло в следующем. Один из танцующих кладет около себя оружие, затем сеет и запахивает, постоянно озираясь, как будто чего боится, а между тем к нему подкрадывается разбойник. Увидев разбойника, пахарь бросается к оружию и идет на встречу, чтобы отстоять свою пару волов. Все это они делали в такт под звуки флейты. Наконец разбойник связывает хозяина и волов, и уводит. За вторым разом хозяин связывает разбойника, затем привязывает его к волам, связывает руки назад и угоняет.
(9) Дальше выступил мисиец с плетеным щитом в каждой руке. В своей пляске он мимикой выражал то отражение двух противников, действуя двумя щитами, то, действуя одним щитом, отражал одного противника, то, не выпуская щитов, делал быстрые повороты и скачки, так что это было очень красивое представление. (10) В заключение он плясал персидский танец, стуча щитами. При этом он то приседал, то вставал; и все это делал в такт под звуки флейты. (11) За ним выступили мантинейцы и несколько других аркадян, все одетые чрезвычайно красиво.
Они шли в такт военного танца, тоже под звуки флейт, запели пэан, и начали плясать, совершенно как при священных шествиях. Глядя на это, пафлагонцы очень удивлялись, что все эти пляски происходили с оружием. (12) Мисиец, видя их изумление, с согласия одного аркадянина, у которого была танцовщица, привел эту танцовщицу, одевши ее чрезвычайно красиво и давши ей в руки легкий щит. (13) И она очень грациозно протанцовала танец «пиррихий», так что раздались всеобщие рукоплескания. При этом пафлагонцы спросили эллинов, неужели у них женщины участвуют в сражении вместе с мужьями. эллины отвечали, что это те самые женщины, которые прогнали царя из лагеря.
(14) На следующий день стратеги представили пафлагонских послов всему войску; и тогда войско решило: не наносить обид пафлагонцам и самим не испытывать. Вслед затем послы удалились; а эллины, находя, что судов достаточно, сели на корабли и целые сутки ехали с попутным ветром, имея Пафлагонию по левую сторону.
(15) На следующий затем день прибыли в Синопу и стали на якорь в Гармене, синопской стоянке. Синопяне живут в пафлагонской стране, а сами они милетские поселенцы. Они прислали эллинам, в знак гостеприимства, 3000 медимнов муки и 1500 керамий вина. Сюда же прибыл с судами и Хирисоф. (15) Солдаты ожидали, что он привезет им еще что–нибудь, но он ничего не привез, а объявил только, что начальник (лакедемонского) флота Анаксивий и все эллины осыпают их похвалами и что Анаксивий обещает им плату, когда они выедут из Понта.
(17) В этой гавани эллины пробыли 5 дней, и так как видели, что уже близко к Элладе, то теперь более чем когда–либо им хотелось прибыть домой, тем более что всякий что–нибудь да имел. (18) При этом они пришли к такой мысли, что если избрать одного начальника, то этот один, днем и ночью, сумеет гораздо лучше справиться с войском, чем когда их много; что если нужно будет сделать что–либо тайно, он тоже лучше сумеет скрыть; точно также, если понадобится принять решительные меры, он менее будет делать проволочек, потому что тогда не понадобится совещаний, и что придумает один, то будет исполнено, — так как в прежнее время стратеги все делали большинством голосов. (19) Соображая так, эллины имели в виду Ксенофонта. Лохаги являлись к нему и заявляли о таком образе мыслей войска, — и все изъявляли ему свою преданность и советовали принять начальство. (20) Сам Ксенофонт, с одной стороны, желал этого. Он рассуждал, что таким образом он достигнет большего значения в глазах своих друзей, и кроме того в самых Аѳинах его имя будет произноситься с большим значением; а быть может, рассуждал Ксенофонт, он будет виновником каких–либо хороших предприятий для блага войска.
(21) Такого рода соображения побуждали его стремиться к главному начальствованию. Но когда он обращал свой взгляд на то, что никто не знает, к чему приведет будущее, что от этого можно потерять и ту славу, какой он уже достиг, он останавливался в недоумении. (22) Когда он таким образом недоумевал, как поступит, то счел за лучшее спросить богов. Поставив перед жертвенником двух животных, он принес жертву Зевсу царю, к которому должен был обращаться уже по указанию в Делфах. Кроме того он полагал, что от того же бога он получил и тот сон, который видел перед тем, как приступил к совокупным трудам на пользу войска. (23) Припомнил также, что когда выезжал из Ефеса, чтобы быть представленным Киру, то с правой стороны закричал орел, который сидел, что, по объяснению сопровождавшего Ксенофонта гадателя, служило особенным предзнаменованием: что его ожидает судьба не обыкновенного смертного, а великая слава, впрочем сопряженная с трудами: потому что мелкие птицы нападают обыкновенно на орла, когда он сидит: но это предзнаменование не обещает богатства, потому что орел обыкновенно питается на лету. (24) Когда Ксенофонт с такими мыслями приносил жертвы, бог явно указал ему не домогаться этой власти; и даже, если его изберут, не принимать. Так и вышло. (25) Войско собралось, и все говорили, чтобы одного избрать, и когда это решение было принято, то начали предлагать Ксенофонта. Так как было очевидно, что при собирании голосов его изберут, то Ксенофонт выступил и сказал следующее:
(26) «Эллины, мне приятна ваша признательность, потому что и я человек. Благодарю вас, и молю богов дать мне возможность оказать вам услуги. Тем не менее я нахожу, что предпочтительный выбор меня в начальники, в присутствии лакедемонянина, и вам не может быть полезен, — так как тогда вы менее можете достигнуть от лакедемонян своих целей, — и, как я полагаю, едва ли это послужит и к моей безопасности. (27) Известно, что они до тех пор не прекратили военных действий против моей родины, пока не заставили и это государство признать лакедемонян своими руководителями. (28) Но лишь только аѳиняне признали, лакедомоняне тотчас прекратили военные действия и более не продолжали осады города. Соображая все это, я опасаюсь, чтобы, решившись здесь чем бы то ни было оскорбить их авторитет, я не получил от них какого либо чувствительного урока. (29) Что же касается ваших предположений, что при одном начальнике менее будет смут, чем при многих, то знайте, что избрав начальником другого, вы не увидите во мне бунтовщика, потому что, по моему мнению, бунтующий в военное время против своего начальника, бунтует против собственной жизни. Но если бы вы меня избрали, то я не удивился бы, встретив человека недовольного вами и мной».
(30) Когда он это сказал, то выступило еще больше эллинов с заявлениями, что Ксенофонту следует быть начальником. Агасия, стимфалиец, сказал даже, что «если уже на то пошло, то было бы очень смешно, если бы лакедемоняне пришли в негодование оттого, напр., что собравшиеся на пир распорядителем пира избрали не лакедемонца. И если это так, то выходит, что мы не имеем права даже начальствовать над лохами, в силу того, что мы аркадяне». На эти слова поднялся шум и крик, что Агасия сказал верно. (31) Ксенофонт, видя, что нужны доказательства более сильные, выступил и сказал: «Товарищи, чтобы вы знали всю правду, клянусь всеми богами и богинями, что лишь только я узнал о ваших намерениях, я действительно приносил жертву, полезно ли будет для вас поручить мне это начальство, а для меня взяться за него. И боги так явно мне указали, что даже не сведущий человек понял бы, что я должен отказаться от этого единоначалия».
(32) Тогда избрали Хирисофа. После избрания, Хирисоф выступил и сказал: «Эллины, прежде всего вы должны знать, что я не противоречил бы и тогда, если бы вы избрали кого–либо другого. Не выбрав Ксенофонта, вы этим самым оказали ему услугу, потому что как раз теперь Дексипп оклеветал его перед Анаксивием, как только мог, хотя я не раз заставлял молчать этого человека». Кроме того, сказал Хирисоф, по его мнению Ксенофонт скорее согласился бы разделить начальство с Тимасионом, начальником войска Клеарха, чем с ним, лакедемонцем. «Но если вы уже выбрали меня, заключил Хирисоф, то я, на сколько могу, буду стараться быть вам полезным. (33) Вы же приготовьтесь, чтобы завтра выехать, если только будет попутный ветер. Дорога паша будет в Гераклию, и нужно стараться, чтобы все туда прибыли. Об остальном посоветуемся там, по приезде».
Глава X
Прибытие в Гераклию. Распадение войска на три части.
На следующий день эллины снялись с якоря и при попутном ветре ехали два дня вдоль берега. Проездом видели мыс Иасона (Язонов), к которому, говорят, приставал корабль Арго, и устья рек, сперва Ѳермодонта, затем Ирия, Гадиса и Парѳения. Минувши Парѳений, прибыли в Гераклию, эллинский город, выселок мегарян, лежащую в стране Мариандинов. (2) Эллины остановились при мысе Ахерусии, откуда, говорят, Геракл сходил (в преисподнюю) за собакою Кербером, и здесь даже указывают самый спуск пропасть, более двух стадий глубины. (3) Сюда граждане Гераклии прислали эллинам, в знак гостеприимства, 3000 медимнов муки, 2000 керамий вина, 20 волов и 100 овец. Здесь по низменности протекает река, по имени, Лик, шириной около 2 плеѳров.
(4) Солдаты собрались и советовались, лучше ли им совершить остальной путь из Понта сушей или морем. Выступил ахеец Ликон и сказал: «Я удивляюсь стратегам, что они не думают о доставке продовольствия, потому что присланных нам даров не станет и на три дня, и чем мы запасемся для дальнейшего пути, неизвестно. Поэтому я предлагаю потребовать у гераклийцев не менее 3000 кизикских (статиров)». (5) Другой кто–то предложил «потребовать не менее 10 000; выбрать депутатов и сейчас же, пока мы здесь стоим, послать в город и узнать, что они ответят; и затем назначить совещание».
(6) Тогда предлагали избрать в депутаты прежде всего Хирисофа, как главного начальника; некоторые предлагали Ксенофонта. Но оба они настойчиво отказывались: тот и другой одинаково были против того, чтобы производить насилие над городом эллинским и при том дружественным, если он не дает чего–либо добровольно. (7) Так как они казались непреклонными, то послали ахейца Ликона, Каллимаха, из Паррасии, и Агасию стимфалийца. Эти лица, прибывши (в город), объявили решение (войска). Ликон, как передавали, даже грозил, если граждане не исполнят этого. Последние, выслушав депутатов, сказали, что посоветуются. (8) Между тем они тотчас собрали все имущество из деревень, навезли продовольствия и заперли ворота, а на стенах показались вооруженные солдаты.
(9) Виновники всего этого начали обвинять стратегов, что они испортили все дело. Аркадяне и ахейцы составили сходку, при чем главными деятелями были Каллимах, из Паррасии, и ахеянин Ликон. (10) Рассуждения их были таковы, что «для всех стыдно, что какой–то аѳинянин, недоставивший ни одного отряда в армию, управляет лакедемонцами и всеми пелопонесцами; что им достаются труды, а польза другим; что именно они, аркадяне, виновники спасения войска; что настоящие деятели — аркадяне и ахейцы, а все остальное войско ничего не значит; (и действительно аркадяне и ахейцы составляли более половины всего войска); что, по настоящему, им следовало бы отделиться, избрать (11) особых лохагов и самим совершать путешествие и заботиться о добыче». Они так и порешили. Все аркадяне и ахейцы, какие служили у Хирисофа и Ксенофонта, оставили их, и, собравшись отдельно, выбрали из своей среды 10 лохагов. Так окончилось главное начальствование Хирисофа, на 6‑й или 7‑й день после его избрания.
(13) Не смотря на это, Ксенофонт желал совершать путешествие вместе с аркадянами и ахейцами, рассуждая, что совместное путешествие представляет более безопасности, чем путешествие каждого отряда порознь; но Неон посоветовал ему возвращаться самому, потому что слышал от Хирисофа, будто византийский наместник Клеандр передавал Хирисофу, что приедет с триерами в гавань Калпу. (14) Он дал этот совет Ксенофонту с тою целью, чтобы самому с Хирисофом и с своими солдатами уехать на этих судах без других отрядов. Впрочем, Хирисоф отчасти недовольный этими событиями, отчасти в негодовании на войско, предоставил Ксенофонту действовать, как хочет. (15) Ксенофонт решился было плыть отдельно от войска, но когда принес жертву Гераклу–путеводителю, полезнее ли и честнее будет совершать путешествие вместе с оставшимися при нем солдатами или отделиться, Геракл указал ему в жертвах участвовать со всеми. (16) Таким образом войско разбилось на три части: 4000 аркадян и ахейцев, — все гоплиты; 1400 гоплитов и около 700 служивших у Клеарха, ѳракийских пелтастов, под начальством Хирисофа, и около 1700 гоплитов и около 300 пелтастов под начальством Ксенофонта. Конница была только у Ксенофонта, около 40 всадников.
(17) После этого аркадяне, доставши в Гераклии судов, отправились прежде всех, чтобы неожиданно напасть на Виѳинию и набрать как можно более добычи, и высадились в Калпу, находящуюся почти по средине (азиатской) Ѳракии. (18) Хирисоф шел пешком по этой стране, начиная с самой Гераклии, и когда вступил во Ѳракию, все держался берега, потому (19) что был болен. Ксенофонт, доставши судов, высадился на границах Ѳракии и гераклийской области, и направился по дороге внутрь страны.