[T1] запись у Суды (10–й век н. э.) говорит, что «Филарх афинянин или навкратиец… историк, [писал] Экспедицию Пирра из Эпира против Пелопоннеса в 28 книгах, и довёл её до Птолемея Эвергета и смерти Береники, и до смерти Клеонима лакедемонянина после того как Антигон выступил против него».

История

Книга 3
1. Athenaeus VIII, 9, p. 334, A: Небезызвестен мне и рассказ Филарха о громадных рыбах и зеленых смоквах, которые как загадку послал царю Антигону полководец Птолемея Патрокл.
2. Athenaeus IV p.150 d: В третьей книге тот же Филарх рассказывает, как Ариамн, первый богач среди галлов, объявил, что будет один целый год кормить всех галлов и осуществил это так. По всей стране на лучших дорогах по его приказу были поставлены стоянки, на них из кольев, камыша, ивовых прутьев построены навесы на четыреста человек и больше, соответственно количеству народа, который должен был туда стекаться из городов и сел. Под этими навесами он велел поставить огромные котлы и наполнить их разным мясом. Котлы эти еще за год до того были отлиты на заказ мастерами, приглашенными из других городов.
По приказу Ариамна здесь ежедневно закалывались быки, свиньи, овцы и прочий скот без числа, приготовлены были также бочки с вином и замешано много ячменного теста. И туда не только галлы стекались из городов и деревень, но даже прохожих чужеземцев задерживали на дорогах поставленные для того рабы и не отпускали в путь прежде, чем они отведают угощения.
3. Athenaeus X, 4, р 412, F: Филарх в третьей книге «Истории» утверждает, что Милон съел быка, возлежа перед алтарем Зевса, поэтому поэт Дорией и написал в его честь следующие стихи:

Так кротонский Милон на празднестве вышнего Зевса
Четырехлетка–быка поднял от лона земли
И через все торжество на плечах исполинскую тушу
Словно ягненка пронес, силой гостей изумив.
А к алтарю представ явил он и большее чудо
В честь Писийских богов (странник, узнай и дивись!) —
Этого он быка заколол, изрубил на кусочки
И в одиночку всего съел его в этот же день.

Книга 4
4. Athenaeus VIII, 6, p. 333, A: Также Филарх пишет в четвертой книге, что повсюду есть люди, видевшие дожди из рыб, а нередко и из головастиков.
5. Athenaeus IX 64, p. 401, D: Известен мне также этолийский стратег Сиагр, упоминаемый в четвертой книге «Истории» Филарха.

Книга 6
6. Athenaeus XIV, 3, p. 614, E: Другим любителем посмеяться был Деметрий Полиоркет, как пишет Филарх в шестой книге «Истории»: он говорил, что у Лисимаха двор — как сцена из комедии, все имена — двухсложные; это была насмешка над Бифием и Паридом, бывшими в большой силе при дворе Лисимаха, и над некоторыми другими из его друзей. А при самом Деметрий были Певкесты, Менелаи и даже Оксифемиды. Когда Лисимах узнал об этом, то сказал: «Что–то я не видел, чтобы на трагической сцене появлялась блудницы!» — имея в виду флейтистку Ламию. Но Деметрий и тут нашелся: «Зато у меня блудница живет стыдливее, чем у него Пенелопа».
7. Athenaeus X, 51, p. 438, C: Филарх же пишет в шестой книге «Истории», что и царь Антиох, будучи привержен к вину, напивался допьяна, отсыпался до вечера, а там снова принимался за выпивку. «Трезвым, — пишет Филарх, — занимался он делами очень неподолгу, а пьяным — очень много. Поэтому при нем состояли двое управляющихделами царства, братья Арист и Фемисон с Кипра, оба — его любимцы».
8. Athenaeus VI, 58, p. 251, C: Филарх пишет в шестой книге «Истории», что льстец Александра Никесий, видя как царь мучается, приняв лекарство, воскликнул: «О царь, если вы, боги, так страдаете, то как же быть нам?» Александр, с трудом подняв на него взгляд, ответил: «Какие боги? Боюсь, как бы не богам ненавистные».
9. Athenaeus III, 21,p. 81, E: Филарх пишет в шестой книге «Истории», что аромат кидонских яблок притупляет даже действие смертельных ядов. «Когда, — пишет он, — в сундук, еще сохранявший запах кидонских яблок, был положен фаросский яд, он совершенно выдохся и не сохранил ни одного из своих качеств: когда его развели и дали выпить людям, против которых снадобье было втайне приготовлено, все они остались невредимыми. Причина выяснилась позднее, когда стали допрашивать продавца снадобья и он признался, что хранил его вместе с яблоками».
10. Athenaeus X, 59, p. 442, C: Филарх же пишет в шестой книге, что жители Византия до того дошли в своем пьянстве, что жили в кабаках, спальни свои вместе с женами уступив внаем чужестранцам, а звука военной трубы не выносили даже во сне.
10a. Athen. VI, p. 271,6: А Филарх в шестой книге «Истории» говорит, что и византийцы так же распоряжаются вифинцами, как лакедемонцы илотами.
11. Athenaeus IV, 34, p. 150, D: У галлов, как рассказывает Филарх в шестой книге на столы кладется множество ломтей хлеба и ставится много мяса из котлов, но никто не приступает к еде, пока не увидит, что царь отведал предложенного.

Книга 7
12. Athenaeus XV, 15, p. 678, F: Филарх в седьмой книге «Истории» знает историю об ивах, но не знает ни стихов Никенета, ни стихов Анакреонта, и в мелочах расходится с рассказом Менодота. Или, говоря короче: будто Мегист стягивал виски ивовым венком оттого, что она росла в изобилии там, где он пировал.
13. Constantinus Porphyrogen. De administr. Imperio c, 23 (in Banduri Imper. orientali p. 77 f): Филарх в седьмой книге говорит, что все ивиры пьют воду, хотя они являются самыми богатыми людьми (ибо обладают множеством серебра и золота), постоянно едят они один раз [в день], как он говорит, из–за скупости, а одеяния носят роскошнейшие".
Athenaius II, 21, p. 44 C: [О том,] что Филарх пишет, что житель Лариссы Феодор, всегда неприязненно относившийся к царю Антигону, был трезвенником. Рассказывает он [в седьмой книге], и что все иберы, богатейшие из людей, — трезвенники; хотя из–за скаредности они всегда едят в одиночку, однако одеваются очень роскошно.
14. Schol. Apollonii Rhod. Argonaut. IV, 1561: Еврипил, сын Посейдона и Килены, дочери Атланта, царь Кирены. Филарх в своей седьмой книге назвал Эврита и сказал, что у него был брат по имени Ликаон.
15. Schol. Apollon. Rhod. Argonaut. II, 498: Акесандрос в своей истории Кирены, говорит, что, когда Кирена была перенесена в Ливию Еврипил царь страны, обещал царство награду любому, кто убьёт льва который опустошил страну: Кирена, убила его; она родила сыновей Аутуха и Аристея. Филарх сказал, что она прибыла в Ливию с несколькими товарищами, и что когда они были посланы в погоню за львом, она присоединилась к ним.

Книга 8
16. Apollonii Dyscoli Histor. commentic. 14: Филарх говорит в восьмой книге истории, что есть поток воды в Аравийском заливе и что, если кто–нибудь моет ноги в нем, его фаллос сразу же вытягивается на огромную длину. Иногда невозможно уменьшить его снова, но иногда он может быть возвращён к своей первоначальной длине с большим страданиям и интенсивным лечением.

Книга 9
17. Sextus Empir. Adv. mathem. I, 12, p. 271 Fabric. : Филарх в 9–й книге — что он исцелил ослепленных сыновей Финея в благодарность их матери Клеопатре, дочери Эрехфея; Телесарх в "Арголике" — что он вознамерился воскресить Ориона.
Schol. Euripid. Alcest. 1: Аполлодор говорит, что Асклепий был поражён молнией за то что вернул к жизни Ипполита, но Амелесагорас – что Главка, Паниасис – что Тиндарея, орфики – что Гименея, Стесихор – что Ликурга и Капанея; Ферекид в Истории говорит, что воскресил всех умерших в Дельфах; Филарх – что Финидов, Телесарх – что Ориона. Полиарх (или Полиантес) – что воскресил дочерей Прета.
Schol. Pindari Pyth, III, 96: Говорят, что Асклепий, [как бы] прельстившись золотом, воскресил мертвого Ипполита; другие — что Тиндара; третьи — что Капанея; четвертые — что Главка, [сына Миноса], орфики же утверждают, что он воскресил Гименея; Стесихор же говорит здесь о Капанее и Ликурге. Одни [говорят, что он был убит Зевсом] из–за исцеления Прейтид, другие – из–за Ориона, Филарх же — из–за исцеления сыновей Финея; Ферекид же утверждает, что он заставил воскресать тех, которые умирали в Дельфах.

Книга 10
18. Athenseus XIII, 89, p. 609, B: А Филарх пишет в девятнадцатой книге «Истории», что Тимоса, наложница Оксиарта, красотой превосходила всех женщин: это ее послал египетский царь в дар жене царя персов Статире.
19. Athenaeus XII, 51, p, 536, D: Филарх в десятой книге «Истории» пишет, что Исанф, царь фракийского племени кробизов, превосходил роскошью всех своих современников; он был богат и красив.
20. Athenaeus VI, 78, p. 261, B: Любил забавников и Деметрий Полиоркет, как пишет в десятой книге «Истории» Филарх.

Книга 11
21. Suidas: "Диадема": украшение, которое носят на голове. Среди персов, только цари носили его в вертикальном положении, и их полководцы носили её под углом. Демарат лакедемонянин, который пришел в Афины с Ксерксом, когда из–за какого–то успеха царь сказал ему, попросить чего–нибудь, чего он желает, попросил разрешения поехать в Сарды нося тиару вертикально, как Филарх говорит в своей десятой книге.
22. Athenaeus XII, 37, p. 528, C: Согласно рассказу Филарха в одиннадцатой книге его «Истории», Эсхил полагал, что куреты получили свое прозвище от их роскоши:
И вьющиеся кудри, словно девичьи,
По ним и называют их куретами.

Книга 12
23. Athenaeus XIII, 64, p. 593, B: Даная, дочь эпикуровой Леонтии, тоже была гетерою, и с ней жил правитель Эфеса Софрон. Благодаря ей он спасся, когда против него составила заговор Лаодика, а сама Даная была сброшена в пропасть, как с о том пишет в двенадцатой книге «Истории» Филарх: «Советницей Лаодики, которой та доверяла, как самой себе, была Даная, дочь Леонтии, ученицы исследователя природы Эпикура. Прежде Даная была любовницей Софрона, и поэтому, когда она заподозрила, что Лаодика замышляет его убить, знаками дала ему знать о существовании заговора. Софрон все понял, но сделал вид, что согласен с предложениями Лаодики и только попросил дать ему два дня на обдумывание; получив же отсрочку, он тою же ночью бежал в Эфес. Лаодика, узнав о поступке Данаи, тут же забыла о прежней дружбе и приказала бросить ее в пропасть. Говорят, что когда Лаодика допрашивала Данаю, та не удостоила ее ответа, хотя знала о грозящей казни. Только когда ее вели уже к пропасти, она сказала, что права презирающая богов чернь: "Я хотела спасти человека, который когда–то был моим, и вот что за это судили мне боги; а убившая своего мужа Лаодика достигает великих почестей и власти"».
24. Athenaeus XV, 48, p. 693, F: А жители Эмесы, приносящие жертвы Гелиосу, как пишет Филарх в двенадцатой книге «Истории», возлияют ему только медом, не принося к алтарям вина, потому что бог, объемлющий, распоряжающий и обходящий всю вселенную, не может быть приязнен хмелю.
25. Athenaeus XIII, 85, p. 606, E: Так, Филарх рассказывает в двенадцатой книге: «Керан из Милета увидел однажды, что рыбаки поймали в сеть дельфина и хотят его зарезать; он дал им денег и упросил отпустить его в море. А потом Керан попал в крушение у мыса Миконос; все погибли, и только Керана спас дельфин. Когда в старости он скончался у себя в Милете, и похоронная процессия шла вдоль берега моря, то недалеко оттуда в гавани в этот день появилось большое стадо дельфинов, как будто они тоже хоронили его и оплакивали».
26. Elianus De natura animal. XVII, 5: Филарх приводит следующие рассказы о египетских змеях в своей двенадцатой книге. Он говорит, что к ним относятся с большим уважением, и из–за этого отношения они стали ручными и могут быть одомашнены. Они содержатся вместе с детьми, не причиняя им никакого вреда, и когда их вызывают, они выползают из своих нор и показываются на глаза. Они вызываются щелчком пальцев. Египтяне даже дают им подношения из еды. Когда они заканчивают ужин, они смешивают ячмень с вином и медом и ставят его на стол, где они едят. Тогда они вызывают аспидов, щелкнув пальцами, как если бы они были гостями на пиру. Аспиды вдруг, как будто по договоренности, приближаются с разных направлений, и занимают места за столом. Тогда свивают кольца вокруг ножки и поднимают свои головы и лижут вокруг. Таким образом, они постепенно едят ячмень, пока он не кончится. Если египтянину требуется пойти куда–нибудь в ночное время, он снова щелкает пальцами; этот звук предупреждает аспидов сойти с дороги и уйти. Поскольку аспиды понимают различные звуки и что они означают, они сразу же отходят и исчезают, уползая в свои норы и логова. Поэтому, когда египтяне ходят, они не наступают и не спотыкаются о какого–либо из них.
27.Plinius H. N. X, 74 (96 ed. Bip.): Мы также должны упомянуть о другой не менее изумительной историей рассказанной Филархом об аспиде: он рассказывает, он говорит нам, что, что в Египте одна из них, после того, как получила свое ежедневное питание за столом какого–то лица родила, и так получилось, что её сын был убит одним из юношей; после чего, возвращаясь к своей еде как обычно, и узнав о преступлении, она сразу же убила юношу, и больше не возвращалась в этот дом.

Книга 13
28. Athenaeus VI 65 p.254 F: Также называет льстецами афинских колонистов на Лемносе Филарх в тринадцатой книге «Истории»:Они раболепствовали перед потомками Селевка и Антиоха за то, что Селевк освободил их от жестокой власти Лисимаха и вдобавок даровал им оба их города; поэтому лемносские афиняне воздвигли храмы Селевку и его сыну Антиоху и на пирах делают особое возлияние в честь Селевка Спасителя.

Книга 14
29. Athenaeus VI, 78, p. 261, B: в четырнадцатой книге он (Филарх) сообщает: «Деметрий попускал льстецам разглагольствовать, что он–де один настоящий царь, Птолемей же только надзиратель над флотом, Лисимах — над казною, а Селевк — над слонами. И конечно, всё это навлекало на него немалую ненависть».
30. Athenaius XIII, 64 p. 593, E: Тот же Филарх в четырнадцатой книге рассказывает и о Мисте: «Миста была любовницей царя Селевка; когда Селевк потерпел поражение от галатов и едва спасся бегством, она сменила свои царские одежды на лохмотья первой попавшейся служанки, однако была схвачена и уведена в рабство вместе со многими другими пленными. Проданная наравне со своими собственными рабынями, она прибыла на Родос; там она открылась, и была с подобающими почестями переправлена родосцами к Селевку».
31. Plinius H. N. VIII, 42 (64 ed. Bip.): Филарх рассказывает, что после того, как Антиох погиб в сражении, один из галатов — Центарет, — поймав его коня, оседлал его, чтобы ехать в триумфальной процессии: конь же, придя в негодование, закусил удила, чтобы тот не смог управлять им, и бросился к обрыву, где и погиб вместе со всадником.
Elianus De natura animal. VI, 44: Я также упомяну коня Антиоха, который отомстил за своего хозяина, убив галла (его имя было Центарет), который убил Антиоха в сражении.
32. Athenseus II, 51, p. 58, C: Филарх Афинский, или Навкратидский, пишет следующее в том месте своего сочинения, где речь идет о вифинском царе Зеле, который, замыслив зло на галатских вождей, пригласил их на пир, однако сам был [ими] убит : "Как было заведено с самого начала, перед пиром разнесли какой–то аперитив".

Книга15
33. Parthenii Erotica 15. О Дафне: Рассказ об этом у Диодора из Элаиты в его элегиях и у Филарха в XV книге. Вот что рассказывают о Дафне, дочери Амикла. Она не приходила в город и не присоединялась к другим девушкам, а собрав себе многочисленных псов, охотилась и в Лаконике и, бывало, забредала в отдаленные горы Пелопоннеса. По этой причине она была очень по душе Артемиде, которая научила ее стрелять без промаха. Однажды, когда Дафна бродила по элидской земле, сын Эномая Левкипп сильно ее возжелал, но не зная, как к ней подступиться, оделся в девичье платье и охотился вместе с ней. И так получилось, что он пришелся ей по сердцу, она не отпускала его от себя, обнимала и все время льнула к нему.
Между тем Аполлон сам сгорал от страсти к девушке и питал гнев и зависть к Левкиппу, находившемуся всегда при ней. Он внушает Дафне мысль пойти вместе с остальными девушками к источнику для омовения. Когда они пришли туда и стали раздеваться, они заметили, что Левкипп не хочет следовать их примеру. Они стали стаскивать с него одежду, поняли его обман и замыслы против них и пустили все в него свои копья. Так Левкипп погиб по замыслу богов, Дафна же, увидев приближающегося к ней Аполлона, бросилась бежать от него во всю прыть. Так как Аполлон продолжал ее преследовать, она попросила Зевса изменить ее облик и, говорят, превратилась в дерево, названное по ее имени дафной (лавром).
Plutarch. Agide c. 9: Храм Пасифаи с прорицалищем находился в Таламах. По сообщениям одних писателей, эта Пасифая — одна из Атлантид, родившая Зевсу сына Аммона, по мнению других — это Кассандра, дочь Приама, которая умерла в Таламах и получила имя Пасифаи за то, что всем открывала [pâsi phaínein] будущее. И лишь Филарх пишет, что это была дочь Амикла, что звали ее Дафна и что она бежала от Аполлона, домогавшегося ее любви, и превратилась в дерево, а бог почтил ее и наградил даром прорицания.

Книга 17
34. Jo. Laurentii Lydifragm. De mensibus p. 276 ed. Hase: Согласно Филарху в книге 17, и Менандру в книге 1, ни женщина, ни [собака] ни муха не могут войти в храм, посвященный Кроносу.

Книга 19
35. Athenaeus XIII, 89, p. 609, A: Была еще и женщина, в облике Афины Палленской приведшая Писистрата к тиранической власти, такая прекрасная, что казалась настоящей богиней (так пишет Филарх).

Книга 20
36. Athenaeus XIII, 85, p. 606, F: Тот же Филарх в двадцатой книге рассказывает, какую нежную любовь к человеческому ребенку проявила слониха. Вот что он пишет: «При этом слоне была вскормлена слониха по кличке Никея. Жена индуса–надсмотрщика, умирая, подложила ей своего младенца тридцати дней от роду. И когда она умерла, слониха почувствовала удивительную любовь к дитяти: сердилась, когда его забирали, и тосковала, если не видела его рядом. Так что кормилица, покормив младенца, подвешивала его в люльке между слоновых ног, иначе слониха ничего не ела. И целый день, если корм был рядом, а младенец спал, она тростинкой отгоняла от него мух. А когда он плакал, она хоботом качала колыбель, пока не заснет; нередко это делал и ее слон».
EIianus De natura animal. XI, 14: Например, когда Антигон осаждал Мегары слониха по имени Никея находилась вместе с одним из боевых слонов. Жена надсмотрщика поручила теперь этому животному ребенка, родившегося месяцем ранее, говоря на индийском языке, который слоны понимали. И слониха полюбила ребенка и следила за ним, и любила когда он лежал рядом, и смотрела на него, когда она плакал; и когда он спал, слониха отпугивала мух, держа в хоботе побег камыша, который был брошен рядом с ней как корм. И если ребенка не было, она отказывалась от еды.
И поэтому мать была вынуждена отдать ребенка и затем поместила его рядом с его опекуном, иначе Никея подавала несомненные признаки раздражения и злости и даже угрожала бедой. И часто, если ребенок начинал плакать, она качала колыбель, в которой он лежал, утешая его как нянька — это делал и её слон.
37. Apollonius Dyscolus Histor. comment. 18: Филарх в книге 20 своей Истории говорит, что белый корень был привезен из Индии, который они рубили и смешивали с водой. Когда они мазали этой смесью свои ноги, люди, намазанные таким образом, забывали о половом акте и становились как евнухи. Поэтому они не натирали им себя, пока они еще молоды, и не снимали его, пока они не умрут.
Athenaeus I, 32, p. 18, D: А Филарх рассказывает, что среди подарков, посланных Селевку индийским царем Чандрагуптой, были возбуждающие средства такой силы, что даже когда их только подкладывали под ноги занимающихся любовью, одним они придавали прямо–таки птичий пыл, других же совершенно обессиливали.

Книга 21
38. Athenaeus VI, 55, p. 249, C: Ахейца Аркадиона, однако, назвать льстецом никак нельзя: о нем рассказывает тот же Феопомп, а также Дурид в пятой книге «Истории Македонии». Из ненависти к Филиппу этот Аркадион удалился в добровольное изгнание.
Человек он был очень одаренный, и несколько его метких высказываний сохранилось. Однажды, когда Филипп остановился в Дельфах, там оказался и Аркадион; заметив ахейца, македонец подозвал его и сказал: «Докуда же ты побежишь от меня, Аркадион?» Тот ответил [Од. Х1.122]:
Буду идти я, пока не увижу не знавших… Филиппа.
Филарх пишет в двадцать первой книге «Истории» что, услышав это, Филипп рассмеялся и пригласил Аркадиона на пир. Так они положили конец своей вражде.
39. Harpocratio Lexic. s. v. Парал… одна из триер, постпавленных афинянами на общественные дела, получила свое название от героя по имени Парал… Филарх упоминает героя по имени Парал в книге 21.

Книга 22
40a. Athenaeus XII, 51, p. 536, E: А в двадцать второй книге он рассказывает, что египетский царь Птолемей второй, хотя и был достойнейшим из владык и более всех заботился о воспитании мужей, однако и он от недолжной роскоши повредился в уме и говорил, будто он единственный достиг бессмертия и теперь будет жить вечно. И вот, промучившись несколько дней от приступа подагры, он, как стало ему лучше, выглянул в оконце и увидел, как на берегу реки египтяне растянулись на песке за немудреной трапезой. «Несчастный я! — воскликнул он, — почему не могу я быть одним из них!»
40b. Athen. XI, p. 462, B: Есть также и в Иллирии местечко Чаши (Киликес), многим известное, а близ него могила Кадма и Гармонии, как о том пишет Филарх в двадцать второй книге «Истории».

Книга 23
41. Athenaeus XII, 55, p. 539, B: Филарх в двадцать третьей книге «Истории» и Агафархид Книдский в десятой книге «Об Азии» пишут, что непомерной роскоши предавались и «товарищи Александра».
42.Athenaeus XIII, 91,p. 610, D: Да что уж! ведь ты не перечислил бы так складно даже спутников Одиссея — кого из них съели киклопы, кого лестригоны, да и точно ли съели? потому что ты этого не знаешь, хотя и поминаешь все время Филарха, который говорил, что на Кеосе в городах не сыщешь ни гетеры, ни флейтистки». Миртл на это возразил: «Где сказано у Филарха? Я читал его «Историю» от начала до конца!» «В двадцать третьей книге», — ответил Кинульк.

Книга 25
43. Athenaeus IV,20, p. 141, F: Филарх, например, пишет о них в двадцать пятой книге своей «Истории»: «[В то время] лакедемоняне перестали собираться по старинному обычаю на совместные трапезы; когда же они устраивали их, то шатры, положенные по закону, делали очень маленькими, покрывала для ложей брали такие большие и пышные, что иные гости порой не смели даже локтем прикоснуться к подушке. В прежние времена, облокотившись о голое ложе, лакедемоняне терпели его жесткость в продолжение всей трапезы… теперь же, впав в упомянутую роскошь, они напоказ выставляли множество чаш, разнообразнейшие кушанья, мало того, редкие благовония, вина и лакомства. Такой обиход завели, соперничая с чужими царями, Арей и Акротат, незадолго до царя Клеомена ; однако даже их настолько превзошли некоторые частные граждане тогдашней Спарты, что Арей и Акротат казались чуть ли не скромнее самых неприхотливых спартанцев былых времен. Клеомен же, обладавший, несмотря на молодость, выдающимся с умом, и в быту отличался необычайной простотой. Уже находясь во главе государства, он умел показать тем, кого приглашал участвовать в жертвоприношении, что их домашние приготовления ничуть не уступают царским.
Сколько бы ни приходило к нему посольств, он никогда не начинал обеда ранее установленного обычаем времени и никогда не накрывал более пяти лож; если же посольств не было, он обходился тремя ложами. И никогда распорядитель не указывал, кому войти и занять место первым, но первым всегда входил старейший, если только сам царь не вызывал кого–нибудь по имени. Царь обычно возлегал вместе с братом или кем–нибудь из сверстников. На треножнике лежали бронзовая холодильная чаша, кувшин, серебряный тазик, вмещавший две котилы, а также ковш и медный кубок. Вина не наливали до тех пор, пока кто–нибудь не просил:
только перед обедом наливали по одному ковшу вина, причем царю намного раньше других, остальные же просили налить им только после того, как царь кивал головой. На маленьких столиках были самые заурядные блюда, и всего было ни слишком много, ни слишком мало, так что всем хватало и никто не просил добавки. Клеомен считал, что не следует ограничиваться, как на фидитиях, простой похлебкой и кусками мяса, однако не нужно допускать и напрасных трат сверх должной меры: первое он считал скаредностью, второе — тщеславием. Когда принимали гостей, вино выставлялось немного получше. По окончании трапезы все хранили молчание, а рабу, стоявшему наготове с разведенным вином, подавали знак кивком; и так же, как и перед обедом, наливали его только по просьбе и не более двух ковшей. Никаких развлечений за обедом не было, но сам царь по очереди беседовал с каждым, приглашая высказаться или выслушать, так что все расходились очарованные его обаянием».
44. Athenaeus VI, 102, p. 271, E: Филарх в двадцать пятой книге своей «Истории» говорит о них так: «Мофаки воспитываются вместе с лакедемонянами. Каждый ребенок гражданина, по его состоянию, берет себе одного–двух совоспитанников, а то и больше. Таким образом, мофаки — не настоящие лакедемоняне, но они свободны и получают то же воспитание. Говорят, что мофаком был Лисандр, который победил афинян на море и за доблесть получил права гражданства».
45. Athenaeus XII, p. 521, B: Филарх в двадцать пятой книге «Истории» рассказывает, что в Сиракузах был закон, не разрешавший женщинам носить ни золотых украшений, ни цветистых тканей, ни одежд с порфирным подбоем, если только они не общедоступные гетеры; был и другой закон, запрещавший мужчинам наряжаться и щеголять отменными дорогими одеждами, если только они не признают себя блудниками и распутниками.
А свободным женщинам после захода солнца нельзя было выходить из дома, кроме как для распутства; и даже днем можно было с выходить только в сопровождении служанки, назначенной гинекономами. «Сибариты же, — продолжает Филарх, — впавши в роскошь, приняли закон, чтобы на праздники приглашать и женщин, и чтобы приглашения на жертвоприношения рассылать им заранее за год — для того, чтобы они успели за это время должным образом приготовить наряды и украшения.
Если же кто из поваров и кулинаров придумает новое небывалое кушанье, то в течение года никому другому его не готовить, кроме изобретшего, чтобы он имел от своей новинки выгоду, а остальные бы трудолюбиво старались превзойти его. Таким же образом освобождались от подати ловцы и продавцы угрей, а также те, кто имеет дело с морским пурпуром.
Наконец они до того дошли в своей спеси, что когда из Кротона явились к ним тридцать послов, то они их всех перебили, и выбросили тела за городские стены, на растерзание зверям. Это навлекло гнев божий и стало началом всех бед. Через несколько дней в одну и ту же ночь всем архонтам города явилось одно и то же видение: будто богиня Гера стоит середь площади и изблевывает желчь. А на следующий день в ее храме стала бить фонтаном кровь. Но и это не умерило их спеси, пока они не погибли от рук кротонцев».

Книга 28
46. Athenaeus VI, 58, p. 251, C: В двадцать восьмой книге тот же Филарх пишет, что у Антигона, прозванного Эпитропом (регент), того самого, что покорил спартанцев, был льстец Аполлофан, говоривший, что счастье Антигона александрийствует.

Фрагменты положение которых неопределенно.

47. Phitarch. Pyrrho 27: После этого Пирр приблизился к Спарте. Клеоним предложил сразу идти на приступ, но, как сообщают, Пирр, опасавшийся, как бы воины, напав на город ночью, не разграбили его, отложил штурм, говоря, что возьмет Спарту днем. Спартанцев было мало, и они не были приготовлены к внезапному нападению, тем более что сам Арей отправился на Крит, чтобы оказать гортинцам помощь в войне. Самоуверенность врагов, презиравших обезлюдевший и бессильный город, спасла Спарту. Пирр, полагая, что ему не с кем воевать, остановился на ночлег, а илоты и приближенные Клеонима начали убирать и украшать его дом так, словно на следующий день Пирру предстояло там пировать. Ночью спартанцы держали совет и постановили прежде всего отослать на Крит женщин, но те воспротивились, а одна из них, Архидамия, явилась с мечом в Совет старейшин и от имени всех спартанок стала упрекать мужчин, которые хотят, чтобы женщины пережили гибель Спарты. Было решено провести вдоль вражеского лагеря ров, а справа и слева от него расставить колесницы, врытые в землю до ступиц, чтобы они прочно стояли на месте и не давали пройти слонам. Когда мужчины начали работу, к ним подошли женщины, одни — в плащах и подпоясанных хитонах, другие — в одних хитонах, чтобы помочь старикам, а тех, кому предстояло сражаться, они просили поберечь силы, и сами сделали третью часть работы, узнав предварительно размеры рва. Шириной он был в шесть локтей, глубиной в четыре, а в длину имел восемь плефров, как сообщает Филарх; по рассказу же Иеронима, он был меньше.
48.Parthenii Erotica 23: Лакедемонянин Клеоним, человек царского рода, во многом давший направление делам в Спарте, женился на Хилониде, приходившейся ему родственницей. Клеоним был очень к ней привязан и проявлял признаки немалой любви, она же им пренебрегала и вся пылала страстью к царскому сыну Акротату. Также и юноша явно горел любовью к ней, так что их близость была у всех на устах. Посчитав это невыносимым и в остальном недовольный спартанскими нравами, Клеоним отправляется к Пирру в Эпир и убеждает его напасть на Пелопоннес: если–де он всерьез примется за войну, то легко возьмет спартанские города. Он сказал Пирру, что уже кое в чем ему посодействовал, так что в некоторых городах возникнет смута в его пользу.
49. Tzetzes Chihad. IV, hist. 134, v. 288–312: Филарх сказал, что мальчик поймал орла и вырастил его. Орел привык оставаться с ним, и когда тот заболел, он ухаживал за ним с величайшей осторожностью. Когда мальчик умер и был отнесен к костру, орел последовал за его похоронной процессией и сгорел вместе с ним на костре. Еще орел, который был воспитан вместе с женщиной, умер в то же время, что и она; он отказывался есть, потому что он тосковал по ней и поэтому он умер. Был похожий орел, который принадлежал Пирру, царю Эпира; он с удовольствием слушал, когда Пирр говорил с ним. Когда Пирр умер, орел умер в то же время, отказываясь от еды и голодая, потому что он тосковал по нему. Еще орел спас жнеца от смерти, потому что тот когда–то спас его от змеи.
Aelianus De natura animal. VI, 29: Филарх упоминает, что мальчику, который очень любил птиц, дали птенца орла в подарок. Он растил его со всеми видами пищи и дал ему всяческое внимание. Он растил птицу не в качестве игрушки для своего развлечения, но как любимца или младшего брата, таково было стремление, которое он показал к нему. Шло время, они стали очень сильно привязаны друг к другу. Тогда случилось, что мальчик заболел. Орел остался с ним и кормил его. Когда тот спал, он отдыхал; он бодрствал, когда тот просыпался; и когда тот перестал есть, он отказался от еды. В конце концов, мальчик умер, и орел следовал за [похоронной процессией] к гробнице. Когда он был сожжён, орел бросился в костёр.
50. Athenaeus II, 3, p. 58, С: Филарх Афинский, или Навкратидский, пишет следующее в том месте своего сочинения, где речь идет о вифинском царе Зеле, который, замыслив зло на галатских вождей, пригласил их на пир, однако сам был [ими] убит: "Как было заведено с самого начала, перед пиром разнесли какой–то аперитив".
51. Polyb. II, 56, 6: Так, желая показать жестокость Антигона и македонян, а также Арата и ахеян, он говорит: «Мантинеяне, подпав под власть неприятелей, испытали тяжкие бедствия, а старейший и величайший город Аркадии подвергся таким несчастиям, что все эллины цепенели и плакали». При этом с целью разжалобить читателей и тронуть их своим рассказом, он изображает объятия женщин с распущенными волосами, с обнаженною грудью и в дополнение к этому плач и рыдания мужчин и женщин, которых уводят толпами вместе с детьми и старыми родителями. Поступает он таким образом во всей истории, постоянно стараясь рисовать ужасы перед читателями. Но оставим в стороне эту недостойную, женскую черту характера и выясним то, что составляет сущность истории и делает ее полезною.
52. Polybius II, 59: Филарх утверждает также, что аргивянин Аристомах, человек знатного происхождения, тиран аргивян, происходивший от тиранов, попал в руки Антигона и ахеян, отведен был в Кенхреи и предан мучительной смерти, испытав незаслуженно жесточайшую участь, какая когда–либо выпадала на долю человека. Оставаясь верным своей привычке и в этом случае, историк выдумывает какие–то звуки, доносившиеся будто бы целую ночь до ближайших жителей в то время, как мучили Аристомаха; люди, слышавшие эти звуки, говорит он, побежали к дому, одни в ужасе от злодеяния, другие по недоверию к происходящему, третьих увлекало чувство негодования.
53. Polybius II, 61: Кроме того, Филарх сообщает с преувеличениями и широковещательно о бедствиях мантинеян, давая ясно понять, что, по его мнению, задача историка состоит в изложении несправедливых деяний. Напротив, о великодушии мегалопольцев, которое они проявили в это самое время, он не упоминает вовсе, как будто исчисление преступлений важнее для истории, чем сообщение о благородных и справедливых действиях, или же, как будто читатели исторического сочинения скорее могут быть исправлены описанием противозаконных и отвратительных поступков, а не прекрасных и достойных соревнования. Так, Филарх с целью показать великодушие и умеренность Клеомена в отношении врагов рассказывает нам, каким образом Клеомен взял город, как он нерушимо сохранил его и тотчас отправил к мегапольцам в Мессену вестника с письмом, в котором предлагал обратно принять город в целости и сделаться его союзниками. В дальнейшем повествовании он останавливается на том, как мегалопольцы при чтении письма не дозволили прочитать его до конца и едва не побили камнями вестников. То, что следовало за этим и что собственно составляет предмет истории, он опустил, именно: похвалы мегалопольцам и лестное упоминание о достойном настроении их, хотя все это напрашивалось само собою. Действительно, если мы считаем людьми доблестными тех, которые предприняли войну за друзей и союзников только на словах и в постановлениях, если мы не наделяем одними похвалами, но и самыми щедрыми дарами людей, претерпевших опустошение полей и осаду своего города, то каково должно быть мнение наше о мегалопольцах? Разумеется, самое высокое и самое лестное. Вначале они предоставили свою страну на жертву Клеомену, потом совершенно лишились отечества из расположения к ахеянам, наконец в то время, когда неожиданно и необычайно явилась им возможность получить обратно родину невредимою, они предпочли потерять поля, гробницы, святыни, родной город, имущество, словом все, что составляет насущнейшее достояние людей, лишь бы не нарушить верности союзникам. Есть ли и может ли быть что–нибудь прекраснее? На чем другом с большею пользою может остановить историк внимание своих читателей? Каким другим деянием он может успешнее побудить людей к соблюдению верности и к заключению союзов с государствами честными и стойкими? Между тем Филарх не сообщает ничего этого, закрывая глаза, как мне кажется, на дела прекраснейшие и внимания историка наиболее достойные.
54. Polybius II, 62, 63: Вслед за сим он прибавляет, что из добычи Мегалополя досталось на долю лакедемонян шесть тысяч талантов, из коих, согласно обычаю. Клеомен получил двести. В его уверениях каждый прежде всего поражается непониманием и незнанием общеизвестных предметов: состояния и богатства эллинских государств; а историкам должно быть это известно прежде всего. Я утверждаю, что не только в те времена, когда имущество пелопоннесцев было совершенно истреблено македонскими царями и еще больше непрестанными междоусобными войнами, но даже и в наши дни, когда все пелопоннесцы живут в согласии и наслаждаются, по–видимому, величайшим благосостоянием, невозможно в целом Пелопоннесе собрать такую сумму денег только за движимое имущество, не считая людей. Что мы говорим не по догадкам, но с достаточным основанием, ясно будет из нижеследующего: всякий читал об афинянах, что в то время, когда они вместе с фивянами предпринимали войну против лакедемонян, выставили десять тысяч воинов и вооружили командою сто трирем, что в это время они в видах взимания налогов для войны подвергли оценке всю землю, дома и остальное имущество, и все–таки общая оценка состояния дала меньше шести тысяч талантов на двести пятьдесят. Отсюда можно ясно видеть всю основательность только что высказанного мною мнения о Пелопоннесе. Что в те времена из одного Мегалополя можно было получить больше трехсот талантов, этого не решится утверждать никто, даже при всей склонности к преувеличению, ибо всем известно, что большинство свободных и рабов бежало тогда в Мессену. Но убедительнейшим подтверждением вышесказанного может служить следующее. Как в отношении населения, так и по богатству мантинеяне не уступали ни одному из аркадских народов, с чем согласен и сам Филарх; однако, когда после осады они отдались во власть неприятеля, причем нелегко было ни уйти кому–либо, ни что–либо похитить тайком, они в то время доставили добычи всего вместе с людьми только на триста талантов. 55.Plut. Vita Cleom. 5: Но убийцы Агида, проведавши об этом и опасаясь, как бы, если Архидам вернется, им не пришлось дать ответ за прошлое, дружелюбно его приняли и даже сами помогли тайно проникнуть в город, но сразу же умертвили — быть может, против воли Клеомена, как полагает Филарх, а может быть, он и сдался на уговоры своих друзей и уступил им Архидама сам. Но и в этом случае главная доля вины падает на них, ибо ходила молва, что они вырвали у Клеомена согласие силой.
56. Plutarchus 1. 1. 28: Филарх же сообщает, что главным образом спартанцев погубила измена. Антигон сперва приказал иллирийцам и акарнанцам незаметно обойти и окружить один из вражеских флангов, — тот, который подчинялся Эвклиду, брату Клеомена, — и лишь потом стал строить к бою остальное войско, и Клеомен, наблюдая за противником и не видя нигде иллирийских и акарнанских отрядов, забеспокоился, не готовит ли Антигон с их помощью какого–нибудь внезапного удара. Он распорядился позвать Дамотеля, руководившего криптиями, и велел ему тщательно проверить, нет ли чего подозрительного по краям и позади строя. Дамотель, которого, как сообщают, Антигон заранее подкупил, донес царю, что тревожиться нечего — там, дескать, все спокойно, и советовал все внимание обратить на тех, что вот–вот ударят спартанцам в лоб, и дать отпор им. Поверив его донесению, Клеомен двинулся вперед, натиск его спартанцев опрокинул фалангу, и целые пять стадиев они победоносно гнали отступавших македонян. Тем временем Эвклид на другом фланге был зажат в кольцо. Остановившись и оценив опасность, Клеомен воскликнул: «Ты пропал, брат мой, мой любимый, ты пропал, но ты покрыл себя славою, и наши дети будут завидовать тебе, а женщины воспевать тебя в песнях!» Эвклид и его воины были перебиты, и, покончив с ними, враги немедленно ринулись на Клеомена. Видя, что его люди в смятении и уже не смеют сопротивляться, царь решил позаботиться о собственном спасении. Передают, что наемников погибло очень много, а спартанцы пали почти все — из шести тысяч уцелело лишь двести.
57.Plutarchus 1. 1. 30: Антигон занял город с первой попытки и обошелся с лакедемонянами очень мягко, ничем не унизил и не оскорбил достоинство Спарты, но, вернув ей прежние законы и государственное устройство и принеся жертвы богам, на третий день тронулся в обратный путь, уже зная, что в Македонии идет тяжелая война и что страну разоряют варвары. Вдобавок он был тяжело болен — у него открылась чахотка с беспрерывным кровохарканьем. Тем не менее, он не отступил перед собственным недугом, но собрал и нашел в себе силы для борьбы за свою землю, так что умер славною смертью уже после великой и кровавой победы над варварами. Вполне вероятно (как об этом и говорится у Филарха), что во время сражения он надорвал себе внутренности криком, но ходил и другой рассказ, который часто можно было услышать в досужих беседах, — будто после победы он громко воскликнул на радостях: «Какой замечательный день!» — и сразу же у него хлынула кровь горлом, потом началась горячка и он скончался. Но достаточно об Антигоне.
58. Scholia S. Maximi ad S. Dionysium Areopagit. t. II, p. 156 ed. Antverp. 163: Широкий меч (ῥομφαία) является варварским оружие, в соответствии с Филархом.
59. Plutarch. Arat. 38: Одинаково рассказывает об этом и Филарх, которому, впрочем, особо доверять не следует — если только сообщения его не подтверждены Полибием, — ибо, едва лишь речь заходит о Клеомене и Арате, он, из расположения к царю спартанцев, увлекается сверх всякой меры и, словно не историю пишет, а говорит на суде, одного неизменно обвиняет, а другого столь же неизменно оправдывает.
60. Parthenii Erotica 25: О Фавле. Рассказывает Филарх. Тиран Фавл влюбился в жену Аристона, который был предводителем этеян. Он посылал к ней людей, обещая дать ей много золота и серебра и что она еще хочет, и велел сказать, что он не обманет ее ожиданий. У женщины было страстное желание овладеть ожерельем, находившимся тогда в храме Афины Промыслительницы, которое, по рассказам, принадлежало Эрифиле. Вот этого–то дара и желала возлюбленная Фавла. Тогда Фавл, расхитив в Дельфах и остальные приношения, забирает вместе с ними ожерелье. Когда оно было отослано в дом Аристона, женщина некоторое время носила его, очень этим гордясь. Но впоследствии с ней случилось несчастье, сходное с тем, которое постигло Эрифилу: младший сын этой женщины, обезумев, поджег дом и спалил в нем и мать, и множество ее сокровищ.
61. Diogenes Laertius IX, 7, 115: По словам Менодота, преемника он не оставил, и учение его пресеклось, пока не возродил его Птолемей Киренский. По словам же Гиппобота и Сотиона, учениками его были Диоскурид Кипрский, Николох Родосский, Евфранор Селевкийский и Праилл Троадский, который отличался такой силой духа (повествует историк Филарх), что принял казнь по несправедливому обвинению в предательстве, ни словом не снизойдя к своим согражданам.
62. Atheneus XII, 31, p. 526, A: Колофонцы, по словам Филарха, поначалу отличались строгими нравами, но когда склонились к роскоши, то вошли в дружбу и союз с лидийцами и стали выходить на люди с золотыми украшениями в волосах, как о том говорит и Ксенофан:
Но бесполезную роскошь познали они от лидийцев,
Раньше, чем власть захватил мерзкий над ними тиран, —
Шли в собранье они, в драгоценный окутавшись пурпур,
Было не менее их тысяча общим числом,
Чванные, великолепьем кудрей высоко заплетенных,
Все пропитавшись насквозь мазей душистых струей.
В непомерном своем пьянстве дошли они до того, что иные не видели ни восхода, ни заката. У них был даже закон, сохранившийся поныне, что флейтистки, арфистки и прочие музыканты, обслуживая пьяных, получают [одну] плату с рассвета до полудня, [другую] с полудня до зажигания светильников и [третью] за всю остальную ночь.
63. Porphyrius De abstinentia II, p. 226 (Lugd.1620): Был греческий обычай, приносить человеческие жертвы, перед войной.
64. Plutarch. Themistocl. 32: Что же касается останков, то не следует верить Андокиду, который в своей речи «К друзьям» говорит, что афиняне украли его останки и разбросали; это он лжет с целью вооружить сторонников олигархии против демократов. Не следует верить и рассказу Филарха: он в своей истории, словно в трагедии, чуть ли не на театральной машине выводит на сцену Неокла и Демополида, сыновей Фемистокловых, чтобы произвести драматический эффект; всякий поймет, что это вымысел.
65. Phitarchus Demosthen. 27: Филарх сообщает, что как–то в Аркадии даже вспыхнула перепалка между Пифеем и Демосфеном, когда один отстаивал в Собрании дело македонян, а другой — греков. Подобно тому, как в доме, куда носят молоко ослицы, уж что–нибудь да неладно, заявил Пифей, так же точно можно не сомневаться, что болен город, куда прибывает афинское посольство. Вывернув его сравнение наизнанку, Демосфен отвечал, что как молоко ослицы возвращает здоровье, так и прибытие афинян возвещает больным спасение.
66. Plutarchus Camill. 19: Фаргелион тоже доставлял варварам беду за бедой: и Александр при Гранике победил полководцев царя в месяце фаргелионе, и карфагеняне в Сицилии понесли поражения от Тимолеонта двадцать третьего числа того же месяца — в день, на который, как полагают, приблизительно приходится взятие Трои (здесь мы следуем Эфору, Каллисфену, Дамасту и Филарху).
67. Athenaeus II, 19, p. 43, f: Филарх пишет, что в Клиторе есть источник, испившие из которого не выносят даже запаха вина.
68. Plutarchus Symposiac. V, 7: Однако же Филарх сообщает, что в области Понта живет древнее племя фибийцев, которые губительны не только для детей, но и для взрослых: кого достигнет их взгляд, их дыхание или звук их речи, тот заболевает и чахнет.
Plinius Hist. nat. VII, 2: Филарх передает, что в Понте племя тибиев и многие другие обладают тем же качеством, отличительный признак которых — двойной зрачок в одном глазу, а в другом — изображение лошади; кроме того они не могут утонуть, даже отягощенные одеждой.
69 (Zenob., Prov. Cent., VI, 13). (Камешки в колчане). Филарх рассказывает, что скифы перед отходом ко сну берут колчан и, если провели данный день беспечально, опускают в колчан белый камешек, а если неудачно — черный. При кончине каждого лица выносили колчаны и считали камешки: если белых оказывалось больше, то покойника прославляли, как счастливца. Отсюда и произошла пословица, что наш добрый день выходит из колчана.
70 (Etym. M. s. v. Βόσπορος). Боспор, как бы переправа коровы: он назван так от Ио, дочери Кадма… Филарх же го–ворит, что народы, жившие по сю сторону Эвксинского Понта, не знали земледелия, а жившие по ту сторону знали; почему та часть моря и называлась Боспором, так как побережье ее засевалось. Некоторые говорят, что Боспорами назывались узкие проливы; или что в древности, если когда–нибудь какие–нибудь люди желали переправиться на другую сторону пролива, то строили плоты, запрягали в них быков и на них переправлялись; отсюда и название.
71. Plutarchus De Alex. M. s. virt. s. fort. or. II,11: Только после этого он перешел в Азию, имея запас средств на содержание войска, по сообщению Филарха35, на тридцать дней; а по сообщению Аристобула — семьдесят талантов.
72. Phrynichi Eclog. p, 425 ed. Lobeck: καθώς ["как"]: уверен, филолог, называется Гай Аретузский, сказал, что это было приемлемое слово, потому что оно было использовано Филархом [фрагмент 50]. Ах, какой ненадежный свидетель! Он не слышал, что Фукидид сказал: " καθὸ надо плыть на Сицилии ", а не καθώς. καθὰ еще одна приемлемая формой слова.
73.Ammonius De affin. verb. differ. s. v. χλαμὺς и χλαῖνα иметь различные значения, а Дидим продемонстрировано на длину в своем комментарии к книге 2 Илиады. Χλαῖνα был плащ носили герои, но χλαμὺς был Македонский плащ, который получил свое название за шестьсот лет после возраста героев. Χλαμὺς впервые упоминается Сафо. [Близнец] говорит, что два плащи различаются по форме. , , и он цитирует Аристотеля, Филарх и Полемон, чтобы показать, что они очень разные.
74.Photius Lexic. p. 274 Lips.: οἰκουρὸν ὄφιν (сторож змея): опекун Полиады [Афины]. И Геродот [8,41]… но Филарх [(?) говорит, что есть] два их.
75.Athenaeus XIV, 44, P. 639, D: Оттого и у Филарха говорится: Только свободные люди вершат обряды Небесной, Тот лишь из этих мужей, кто свой день Свободы имеет, А из рабов ни один порога не переступает.
76.Schol. in Sophoclis OEdip. Colon. 39: Филарх говорит, что есть две (Эвмениды), и что есть статуи двоих из них в Афинах. Но Полемон говорит, что есть три их.
77.Etymologicum M. s. V Филасиии, жители деревни Фила: Фила деревня филы Энеиды Менандр считает Филу деревней, Филарх (закон Филохора) говорит кастеллум.

Фрагменты мифографии

79. Scholia in Ehi Aristidis oration. p. 103 edit. Frommel. Палладий… из Трои… он мог бы говорить о многих других видах палладия, таких как один Алалкомен автохтон, или том называемом мостом среди афинян, который упомянут (?) Ферекидом и Антиохом; или том, который был сбит в бою против гигантов, как Филарх говорит в своей Аграфе. 80.Plutarchus De Iside et Osir. 29: Достоин презрения в Филарх, писавший, будто Дионис первым привел из Индии в Египет двух быков, и одного из них имя было Апис, а другого — Осирис. Сарапис же якобы — имя того, кто все упорядочивает, происходящее от «сайрейн» — слова, которое иные толкуют как «украшать» и «упорядочивать».
81. Parthenii Erotica 31. О Димете. Рассказывает Филарх. Рассказывают, что Димет взял за себя дочь своего брата Трезена Евопиду, но узнав, что она из–за безумной любви к своему брату сошлась с ним, сообщил об этом Трезену. Евопида от стыда и страха повесилась, предварительно призвав самые мрачные проклятья на виновника несчастья. Димет же в скором времени нашел женщину, выброшенную на берег волнами и прекрасную на вид, и его охватило страстное желание. Однако по прошествии положенного времени тело стало являть признаки разложения, и Фимет насыпал этой женщине высокий курган, а сам, все еще находясь под властью страсти, закололся на ее могиле.
82. Schol. Pindari Nem. IV, 81: Филарх говорит, что Фетида пошла к Гефесту на Олимп, чтобы попросить его сделать доспехи для Ахилла, и он так и сделал. Но Гефест влюбился в Фетиду, и сказал, что он не отдаст доспехи ей, если она не вступит в близость с ним. Она согласилась сделать это, но сказала, что она хотела, чтобы испытать доспехи, чтобы проверить, что Гефест сделал их подходящими Ахилла; потому что она была такого же размера, как и он. Гефест позволил, но надев доспехи, Фетида убежала. Гефест был не в состоянии поймать ее, но он взял молоток и ударил ее по лодыжке. Фетида был ранена ударом, и пошла в город в Фессалии, где она была исцелена; город был назван Фетидием из–за нее.
83. Hygini Poeticon astronom.ll, 40, P- 413 ed. Munckeri: О Чаше Филарх рассказывает такое предание: на Херсонесе, что соседствует с Троей, где, как многие говорят, воздвигнуто надгробие Протесилая, есть город, называемый Элеунт. Когда там царствовал некий Демофонт, ту землю охватило неожиданное бедствие, и удивительная смертность распространилась среди жителей. Демофонт, опечаленный таким состоянием дел, послал, рассказывают, вопросить оракул Аполлона о том, как избавиться от бедствия. Пифия ответила, что следует ежегодно приносить в жертву богам Пенатам одну деву знатного рода. Демофонт убивал дочерей всех прочих граждан, на кого падал жребий, исключая при этом из жеребьевки своих, и так продолжалось до тех пор, пока один гражданин весьма знатного рода не ожесточился душой на Демофонта. Он сказал, что отказывается решать судьбу своей дочери жребием, если туда не будут включены царские дочери. Этим он возбудил царский гнев, и царь предал смерти его дочь, не бросая жребий. Мастусий, — так звали отца той девы, — в ту же минуту притворился, что он, ревнитель отечества, не ропщет на случившееся, ведь его дочь могла погибнуть через какое–то время по жребию. Спустя несколько дней он заставил царя забыть об их ссоре. И вот, когда отец несчастной девы сделался едва ли не самым близким наперсником царя, он объявил, что хочет торжественно совершить ежегодное жертвоприношение, и пригласил царя и его дочерей участвовать в церемонии. Царь, ничего не подозревая, послал дочерей вперед, сам же он, обремененный государственными заботами, намеревался прибыть позднее. Все случилось так, как и рассчитывал Мастусий. Он убил царских дочерей, смешал их кровь с вином и, когда прибыл царь, угостил его этим питьем. Когда царь, пожелав видеть дочерей, узнал, что с ними случилось, он приказал бросить Мастусия вместе с чашей в море. Вот почему то море, в память о нем, стали называть Мастусийским, а гавань и доныне зовется Чашей. По воле древних астрономов она обрела зримый образ среди созвездий, дабы служить людям напоминанием того, что никто не может беспечно извлекать пользу из злодеяния и что ненависть обычно никогда не забывается.