Наследие Аристотеля было обильным и весьма разнообразным. Согласно древней традиции, оно включало многочисленные труды или разделы трудов, из которых в нашем распоряжении сейчас всего сто шестьдесят два текста (из них надо еще вычесть апокрифы). Самый полный сохранившийся каталог трудов Аристотеля, где значатся почти все заглавия дошедших до нас сочинений, а также многих других, ныне утраченных, - это фрагмент Содержания, которым Андроник, ученый I в. до P. X., первый издатель текстов Аристотеля, снабдил свое издание. Разнообразие трактуемых предметов огромно: мы видим здесь, например, произведения, озаглавленные О справедливости, О поэтах, О философии, О богатстве, О душе, О видах и родах, Об определениях, О магните, Об олимпийских победителях и др. Все они погибли. Сравнивая имеющееся у нас собрание трудов Аристотеля с этим каталогом, мы видим, что потери велики и что утрачены по большей части сочинения, предшествующие тому времени, когда Аристотель возглавил Ликей.
Итак, судьба была немилостива к наследию Аристотеля. После всех превратностей до нас дошла только малая (приблизительно пятая) часть его столь многочисленных сочинений. Эта оставшаяся часть, разумеется, несопоставима по своему разнообразию с упомянутым каталогом, но все же она красноречиво говорит о невероятной широте интересов Аристотеля, и мы можем представить себе изначальное богатство его наследия.
Труды Аристотеля и Теофраста "обнаружили" в I в. до P. X., через два столетия после того, как они были написаны. Согласно сообщению Страбона (География XIII, 1, 54: изд. Casaubon, p. 609), воспроизведенному с дополнениями у Плутарха, в Жизнеописании Суллы, во время войны с Митридатом Сулла "забрал себе библиотеку теосца Апелликона, в которой были почти все сочинения Аристотеля и Теофраста, тогда еще мало кому известные. Когда библиотека была доставлена в Рим, грамматик Тираннион, как рассказывают, многое привел в порядок, а родосец Андроник, получив от Тиранниона копии привезенных книг, обнародовал их и составил указатели, которыми пользуются и поныне" (Жизнеописания. Сулла, 26,1-2)[1]. Андроник составил каталог произведений Аристотеля, написал оглавления многих его книг и приступил к изданию его наследия, каким оно известно нам в настоящее время. Наверное, у него не всегда была легкая рука и он исправил, поменял местами, переписал некоторые тексты, включив в них пояснительные комментарии. Андроник, прежде всего, постарался распределить предоставленные ему тексты разных периодов по крупным рубрикам знания, указанным Аристотелем, а именно: физика, этика, политика, биология. Это значит, что порядок сочинений в издании Андроника хотя и обусловлен внутренними критериями, установлен издателем и не может считаться полностью соответствующим тому, как подразделял Аристотель свои труды. Разбивка текстов на группы и названия, данные различным группам, являются вероятными, но нет никаких оснований думать, что они отражают замысел Аристотеля.
Об этом со всей ясностью свидетельствует само заглавие Метафизика. Так издатели Аристотеля назвали собрание текстов, которые в издании Андроника следуют "после" трудов по физике и трактуют о более возвышенных предметах, - префикс meta может означать и "после" (в педагогическом порядке изложения), и "выше" (по достоинству). Однако мы ие знаем, действительно ли Аристотель - автор всех текстов, составляющих Метафизику, и сомнительно, чтобы он мыслил их как части единого произведения. Зато достоверно известно, что Аристотель никогда не употребляет термина "метафизика" и что, обращаясь к вопросам, охватываемым этим предметом - постольку, поскольку он признает их единство, - он пользуется главным образом общим названием "первая философия". Но такова уж сила привычки, что термин "метафизика", который, повторяем, первоначально служил для уточнения места этого произведения в фундаментальном издании Аристотеля, стал обозначать совокупность предметов, о которых трактуется в текстах, объединенных под этим заглавием (и которые традиционно считались "выше" объектов физического мира). Другой пример - заглавие Органон, данное совокупности логических трактатов Аристотеля. Нет никаких подтверждений того, что Аристотель задумал эти трактаты как единое целое. Наконец, первую часть Органона - трактат Категории, где исследуются, кроме всего прочего, основные смыслы понятия "субстанция", можно было бы с таким же успехом рассматривать и как произведение, отчасти относящееся к первой философии.
Что же произошло в течение трех веков, со времени смерти Аристотеля до издания Андроника? Древние авторы задавались этим вопросом, и вот какова в нескольких словах самая распространенная версия развития событий. Теофраст, преемник Аристотеля во главе Ликея, а затем Нелей из Скепсиса унаследовали библиотеку Аристотеля, в которой находились и его рукописи. После смерти Нелея наследники его, опасаясь алчности правителей Пергама из династии Атталидов, повсюду выискивавших книги для своих библиотек, вынуждены были ради сохранности наследства спрятать все свитки из этой библиотеки в погребе. Там они и пролежали около сотни лет, до того времени, когда упоминаемый у Плутарха Апелликон из Теоса, наемный офицер Митридата, перевез их в Афины и поспешил сделать копии и осуществить издание, не позаботившись об исправлении испорченных мест. Конец истории мы уже знаем. Сулла перевез библиотеку Апелликона в Рим и распорядился издать тексты Аристотеля, что и было исполнено Андроником. Это, по сути, единственный достоверный факт из всего рассказа: Андроник Родосский, одиннадцатый схо-ларх Ликея от его основания, осуществил, в I в. до P. X., приемлемое издание сочинений Аристотеля. Все остальные сведения о судьбе произведений Аристотеля в большей или меньшей степени сомнительны.
Рассказ о временном исчезновении рукописей Аристотеля, будь он достоверным, объяснял бы слова Плутарха, что "старшие... перипатетики сами по себе были, видимо, людьми умными и учеными, но из сочинений Аристотеля и Теофраста знали, кажется, немногое, и то не слишком хорошо..." (Плутарх. Жизнеописания. Сулла, 26, 3)[2]. Однако ни один специалист сегодня уже не верит в эту историю; есть все основания полагать, что ее во многом придумал Андроник, по-видимому, желая возвеличить свой труд издателя. В противном случае следовало бы считать верным замечание Плутарха о том, что трактаты Аристотеля оставались почти неизвестными, даже для учеников Ликея; пришлось бы также допустить, что после смерти Теофраста вплоть до I в. до P. X. в распоряжение учащихся Ликея и его филиалов (таких, как, например, школа Евдема на Родосе) не было предоставлено ни единой копии текстов Аристотеля. А это невероятно. К тому же есть основания думать, что Александрийская библиотека располагала копией сочинений Аристотеля. Возможно, не все его труды имели хождение, но нельзя сказать, что сочинения его были неизвестны. В рассказе, который передает Плутарх, правдоподобно, в сущности, одно: не опубликованные прижизненно сочинения Аристотеля были доступны только учащимся Ликея и ученым. Таким образом, можно констатировать, что издание Андроника представило публике в систематизированном виде эзотерические трактаты Аристотеля через несколько веков после их написания.
Судьба корпуса сочинений Аристотеля довольно необычна, поскольку он дошел до нас не в той форме, какую придал ему автор. Необходимо также подчеркнуть, что сочинения, дошедшие до нас в условиях поистине исключительных, - не те, какие Аристотель хотел распространить среди читающей публики своего времени. Это влечет за собой важное следствие, которое надо постоянно держать в памяти. Философская личность, выявляющаяся из эзотерических трудов Аристотеля, обнародованных в I в., не тождественна той, что была известна читателям IV и III вв., современникам философа. И даже к моменту выхода в свет издания Андроника образованная публика ценила не знакомого нам Аристотеля, а другого - автора диалогов, написанных в платоновской манере и отличающихся красотой литературной формы.
Творческое наследие Аристотеля делится на две части. Первая, так называемая эзотерическая часть, опубликованная Андроником, состоит из "трактатов" - философских или научных текстов, написанных чаще всего отрывистым и порой предельно лаконичным стилем, как если бы Аристотель делал записи для себя самого, готовясь к какой-то дискуссии или к прочтению лекции и нимало не заботясь об изяществе слога. Эти трактаты, или лекции, предназначенные для учащейся аудитории, называются "акроаматическими" сочинениями - т. е. сочинениями, с которыми учеников знакомили путем устного преподавания. Так, выражение Physikē akroasis - название знаменитого труда Аристотеля, Физики - означает "Лекции о природе". Учащиеся Ликея, вероятно, располагали копиями таких записей к лекционному курсу или же копиями трудов школы, имевших хождение в кругу приверженцев Аристотеля. То, что эзотерическое творчество не было обнародовано и составляющие его трактаты обращались в основном внутри Ликея, парадоксальным образом способствовало его сохранности. Но, даже несмотря на ограниченное распространение, немаловажная часть акроаматических трактатов Аристотеля (документальные сочинения вспомогательного характера, доставлявшие материал для лекционных записей), а также специальных трактатов была утеряна. Возможно, что сама структура трактатов Аристотеля, состоящих из различных пластов и написанных иногда вместе с каким-нибудь учеником или коллегой, устраняла последние сомнения у издателей Аристотеля (Андроника и его продолжателей), когда они вторгались в переданные им тексты.
Сжатый и местами эллиптический стиль текстов Аристотеля, которыми мы располагаем, таким образом, объясняется тем, что это были заметки или записи для памяти. В рассуждениях иногда пропущены средние звенья, цепочки выводов подлежат реконструкции, ритм речи неровный. Обусловлены ли эти стилистические особенности самим характером частных записок, предназначенных для личного пользования и, естественно, допускающих различного рода сокращения? Или же они определяют научный стиль, присущий Аристотелю? Даже в тех местах, которые кажутся более отработанными, мы обнаруживаем аналогичное стремление к экономности, краткости. Диоген Лаэртский, между прочим, отмечает, что, с точки зрения Аристотеля, философский стиль Платона, диалогический стиль, - средний между поэзией и прозой (III, 37), а сам Аристотель утверждает, что доказательство никогда не осуществляется через вопрошание (Вторая Аналитика ХI, 77 а 3235). Значит ли это, что Аристотель считал платоновский диалог, где задаются вопросы собеседнику, неподходящей для философии формой речи?
Трактаты Аристотеля, хотя в них нет ни изящества, и и динамичного единства платоновских текстов, однако не носят рапсодического характера. Доказательства, конечно, изложены очень сжато, но движение мысли в них совершенно ясно, и тексты в большинстве случаев дают замечательно последовательную трактовку рассматриваемых вопросов. Правда, кое-какие разъяснения, возражения и отступления, похоже, добавлены задним числом. Порой несколько избыточный и как бы слишком "педагогический" характер речи, по мнению некоторых историков, объясняется тем, что трактаты написаны не одним Аристотелем, но и каким-то прилежным учеником, присутствовавшим на его лекциях. В отдельных случаях такая гипотеза приемлема, но ввиду связности имеющихся в нашем распоряжении текстов она в общем маловероятна. Возможно, добавления были внесены в дошедшие до нас тексты Аристотелем или его учениками. Философский стиль Аристотеля предъявляет высокие требования к читателю. На него возлагается задача восстановить полные доказательства, реконструировать возражения, ответом на которые служат те или иные доказательства или отступления, а также распознать значение различных аргументов одного ряда: одни аргументы приводятся только для иллюстрации, другие же - для обоснования, но Аристотель редко давал себе труд оговаривать эти различия.
Повторим: почти все дошедшее до нас наследие Аристотеля относится к описанному типу. Но эти сочинения в целом составляют, как принято считать, только пятую долю всего созданного Аристотелем. Другую часть его трудов, значительную по объему, составляют, как уже было сказано, в основном литературные произведения. Они сохранились лишь в виде "фрагментов" или цитат, встречающихся у других древних авторов. Исчезновение такого количества текстов можно объяснить тем, что эти сочинения, обнародованные в большинстве своем при жизни Аристотеля, постигла печальная судьба произведений, широко распространенных в Античности: существование неточных и неполных копий, утрата оригиналов, постепенное накопление погрешностей переписки. В случае Аристотеля возможно также, что, "обнаружив" не экзотерическое наследие, уже не заботились об изготовлении новых копий других, обнародованных, сочинений (которые читал Цицерон, в I в. до P. X., и которые еще переписывал Ямвлих, в III в. по P. X.).
При таком состоянии корпуса мы мало что знаем об экзотерическом творчестве философа, но древние авторы хвалили его литературную красоту. Цицерон сравнивает красноречие Аристотеля с золотым потоком (flumen aureum: Ross фр. 2θ Α = Лукулл XXXVIII, 119), Квинтилиан отмечает "изящество" и "сладкозвучие" его стиля. Эти сочинения, получившие в Античности столь высокую оценку, были, в отличие от специальных трактатов, широко доступными. Их определение как "экзотерических" связано с тем, что они "стали общим достоянием" или "имели хождение" (если перевести различные выражения, к которым Аристотель прибегает для характеристики своих произведений); предназначались они в основном для читателей, не входящих в число слушателей Ликея.
У Аристотеля изредка встречаются намеки на двоякую природу его сочинений. Так, в Никомаховой этике он пишет: "О душе иногда удовлетворительно трактуется и в экзотерических рассуждениях, так что ими следует воспользоваться..." (I, 13, 1102 а 18-28)[3]. В этом контексте выражение "экзотерические рассуждения" (logoi exōterikoi/λόγοι έξωτερικοί) допускает различные толкования; оно, конечно, может обозначать рассуждения других авторов, но вероятнее, что здесь подразумевается сочинение о человеческой душе, доступное более широкой публике, чем круг учеников Аристотеля, - возможно, то литературное произведение под заглавием О душе, или Евдем, которое вошло в античные перечни трудов Аристотеля. Когда Аристотель говорит, что какой-то вопрос рассматривается в произведениях этого типа, он, видимо, указывает главным образом на иной способ его обсуждения - не такой "технический", или "специальный", как в трактатах, однако у нас нет никакой информации о том, что последний способ он считал более верным или более адекватным, чем первый. Сочинения эти - "экзотерические" не по содержанию (в них не обязательно трактуется о предметах более легких или более доступных), а скорее по форме, не столько доказательной, или научной, сколько убеждающей, или диалектической. Это были преимущественно диалоги, вероятно двух видов: во-первых, свободные беседы, во-вторых, ораторские экспозиции, где после вводного диалога один из персонажей развивал мысль автора. В V книге De Finibus Цицерон так описывает различие между двумя родами текстов Аристотеля: "одни, написанные популярно, которые они называли экзотерическими [в тексте по-гречески], другие - более утонченно, и которые они сохранили в форме заметок... они, по-видимому, не всегда говорят... одно и то же, однако в самом главном у них нет никаких различий или несогласий..." (12)[4].
Поскольку экзотерические произведения Аристотеля известны нам лишь по фрагментам и цитатам у других авторов, чрезвычайно трудно составить себе верное представление об излагаемых там концепциях. Мы знаем, например, что Аристотель написал Протрептик, или Побуждение к философии, так как это название значится в древних каталогах и Протрептик Ямвлиха, автора III в. по P. X., восходит к аристотелевскому и содержит обильные цитаты из него. Мы знаем также, что Протрептик Аристотеля был известен Цицерону: Цицерон подражает ему в своем Гортензии (ныне потерянном произведении, которое Августин прочел по совету Амвросия). Но внимательное изучение произведения Ямвлиха позволяет осуществить лишь частичную реконструкцию оригинального текста Аристотеля; дело это тем более трудное, что мы не располагаем подражательным сочинением Цицерона. Поэтому всякая попытка восстановить исходя из фрагментарных сведений идеи и уж тем более стиль Аристотеля должна сопровождаться величайшими предосторожностями.