Основные этапы и главные тенденции антимакедонской борьбы периода восточных походов Александра Македонского специально в буржуазной историографии не изучались, поскольку сами восточные походы трактуются в ней как триумф гения, не испытавшего на своем пути организованного антимакедонского сопротивления со стороны покоренных народов. Так, например, французский ученый Бенуа-Мешен указывает, что до самой Индии у Александра все проходило так легко, как будто в мечте [1]. Если у некоторых историков попутно упоминаются отдельные эпизоды этой антимакедонской борьбы, то в этих экскурсах не вскрываются внутренние причины, ее породившие. Они объясняются как результаты разбойничьих нападений на македонскую армию [2].
Между тем тщательное изучение источников дает нам возможность проследить определенные этапы и выявить главные тенденции антимакедонской борьбы на протяжении всего времени восточных походов.
В этой борьбе можно четко выделить три этапа, которые соответствуют трем основным этапам походов греко-македонских войск на Восток: 1) антимакедонское движение в районе Средиземноморья; 2) антимакедонское движение в Средней Азии; 3) антимакедонское движение в дальневосточных сатрапиях.
Первый этап характерен антимакедонским выступлением на Балканском полуострове (во Фракии, Греции), восстанием на Крите под руководством спартанского царя Агиса III, выступлением против Александра племен и народностей Малой Азии (Мармары, Писиды и др.), Ближнего и Среднего Востока[3].
Второй этап отмечен апогеем антимакедонской борьбы в Средней Азии, когда среднеазиатское население под руководством мужественного Спитамена подняло против Александра мощное восстание, которое было подавлено с большим трудом.
Антимакедонские выступления Астиса, ассакенов, аспасиев, кофеев, оксидраков, маллов и других независимых воинственных племен Индии характеризуют третий этап антимакедонской борьбы, совпавший с последним индийским походом Александра.
Конечно, каждый из этих этапов отличается своеобразием, различной степенью интенсивности и организованности, но вместе взятые они отражают антимакедонское движение, которое свидетельствует о том, что поход македонского завоевателя не был усеян розами, что его армии приходилось преодолевать большие препятствия на пути завоевания восточных земель.
Антимакедонское движение началось сразу же после того, как войско Александра переправилось через Геллеспонт. Потенциальными вдохновителями этого движения оставались Македония, Фракия и Греция. Учитывая это положение, Александр перед походом для обеспечения внутреннего порядка на Балканах, охраны македонских границ и отпора возможной высадке персидского десанта оставил на родине 14 тыс. солдат под руководством македонского наместника Антипатра в качестве стратегического резерва. То, что в Македонии была оставлена почти половина войск той армии, которая отправилась на Восток, свидетельствует о реальной опасности антимакедонских выступлений, которую Александр всегда учитывал и старался сделать все возможное, чтобы их избежать. Об этом говорят также предпринятые им два важных мероприятия в Малой Азии, связанные с роспуском своего флота после взятия Милета и отправкой домой значительного контингента солдат после падения Галикарнаса.
В источниках и в исторической литературе эти два мероприятия не получают удовлетворительного объяснения. Прежде всего из пяти древних историков только Арриан и Диодор приводят некоторые сведения об этих мероприятиях. Арриан указывает, что Александр решил распустить свой флот по двум причинам: во-первых, из-за отсутствия денег, во-вторых, вследствие незначительности, а потому боязни соперничества с большим персидским флотом. Он считал, что, завладев Азией с помощью сухопутных сил, уже не будет нуждаться во флоте, а взятием приморских городов ему удастся уничтожить флот противника, так как персам неоткуда будет пополнять число гребцов и матросов и не будет в Азии места, где пристать [4].
Диодор также объясняет роспуск македонского флота бесполезностью и большими расходами на его содержание. Александр, распустив флот, оставил лишь несколько кораблей для перевозок стенобитных машин[5]. Диодор приводит мнение некоторых писателей о том, что причиной роспуска флота было желание Александра укрепить мужество македонян, когда сделается для них невозможным возвращение домой. "Некоторые говорят, - пишет Диодор, - что Александр распустил флот с хитрым расчетом. Он поджидал Дария; предстояло большое грозное сражение, и Александр решил, что македоняне будут сражаться мужественно, если у них отнять надежду на спасение бегством"[6]. По этому поводу Диодор не высказывает своего собственного мнения, ограничиваясь передачей того, что "некоторые говорят". Впрочем, из его рассказа об Агафокле, царе сиракузском, который последовал примеру Александра, высадившись в Ливии с небольшим войском, сжег корабли и, отняв у своих солдат надежду спастись бегством, заставил их тем самым храбро сражаться и победить карфагенян, - видно, что в общем Диодор солидаризируется с мнением "некоторых" [7].
Эти данные источников нелегко согласовать с действительным положением в районе Эгейского моря. Нельзя возразить против того, что денег у Александра в то время было еще мало. Но ведь в данном случае речь шла не об увеличении флота, а только о его сохранении у малоазиатских берегов. В самом начале похода Александр, безусловно, знал количественное соотношение персидского флота по отношению к своему собственному, он отдавал себе отчет в стоимости содержания своих кораблей. Если бы он считал их бесполезными в борьбе с врагом, ему легче было отослать их обратно, как только греко-македонские войска перешли Геллеспонт. Логичнее всего предположить, что роспуск флота Александром был вызван другими, более важными обстоятельствами, им не предвиденными.
Объяснение Диодором роспуска флота стремлением македонского полководца укрепить мужество своих солдат, нельзя считать удачным. Мужество македонских воинов при Гранике и во время их дальнейшего продвижения было на высоте и не нуждалось в дополнительном испытании.
Что касается второго мероприятия Александра, то, согласно Арриану, отправка македонских солдат на родину объясняется тремя причинами. Во-первых, тоской молодых воинов по оставленным семьям. Поженившихся перед самым походом Александр отправил из Карии в Македонию, чтобы "они провели зиму с женами"[8]. Начальство над ними он поручил Птолемею, сыну Селевка, одному из царских телохранителей, и стратегам Кену, сыну Полемократа, и Мелеагру, сыну Неоптолема, которые были в числе молодоженов. Во-вторых, ушедшие на родину македоняне должны были выполнить пропагандистскую миссию, а именно, распространять по всей Македонии и в подвластных ей странах весть о победе македонского оружия, чем укрепить верность народа царю и возбудить желание участвовать в его смелых предприятиях. В-третьих, командиры, возглавлявшие отряды македонян, ушедших на родину, должны были заняться набором и "собрать как можно больше всадников и пехотинцев". Для дополнительного воинского набора отправил он в Пелопоннес Клеандра, сына Полемократа[9]. Последний, спустя 13-14 месяцев, примкнул к Александру в Сидоне с 4 тыс. наемных греков [10].
Вряд ли правомерно это мероприятие объяснять такими романтическими причинами, как отправка молодых воинов на зиму к своим женам. Македонская армия в Азии была настолько малочисленна, что рискованно было бы отправлять отдельные ее подразделения на запад лишь для извещения о славе победы ее соотечественников. Гораздо важнее указание Арриана о том, что командиры ушедших подразделений, а также посланный в Пелопоннес специальный эмиссар должны были привести на Восток дополнительные войска. Это утверждение Арриана согласуется с указанием Курция, представителя противоположной литературной традиции [11].
Опирающиеся на эти сведения древних источников исследователи или только повторяют высказывания последних, или расширительно их толкуют. Так, в англоамериканской историографии В. Уилер полагал, что, отпустив свой флот, Александр совершил ошибку[12]. А. Робинсон как будто оправдывает это мероприятие македонского полководца, мотивируя тем, что его флот был очень слаб по сравнению с персидским [13]. А. Берн объясняет роспуск флота отсутствием средств на его содержание. 160 судов - трирем и новых квадрирем - нуждались в обслуживании 30 тыс. человек. Казна была еще пуста. Увеличение военных контрибуций могло привести к волнениям в Ионии; моряки, как и руководитель, закупали провизию в портах; они не могли просто взять ее или купить по дешевым ценам. Александр решил эту задачу "метафорическим сжиганием кораблей" и послал весь флот домой [14]. Александр Джеймс Катрлз высоко оценивает мероприятие Александра, связанное с отправкой молодых командиров и солдат. Это было, пишет он, превосходным шагом в политике, так как численность их не могла быть большой, их отсутствие не станет материальной потерей для командования, а они, конечно, сообщат всей Греции об энергичности, отваге и гении Александра, о благородстве и щедрости его характера. Катрлз полагает, что это был наиболее эффективный путь для того, чтобы принести в Европу наиболее прекрасные сообщения о его деятельности. Кроме того, это должно было поднять и увеличить симпатию и дружбу между полководцем и его солдатами [15]. Гордые его успехами и его либеральной гуманностью, "возвратившиеся" прославленные македонские герои должны были помочь наборам рекрутов в Македонии [16].
В германской историографии Ю. Керст считает, что роспуск флота был "важнейшим мероприятием" Александра. Ссылаясь на Арриана и Диодора, Керст объясняет это решение недостатком финансовых средств, а также стремлением Александра использовать свое превосходство на суше, захватить важнейшие плацдармы побережья и, таким образом, лишить персидский флот, который он не хотел сопоставлять в бою со своим собственным флотом, базы для военных действий. Керст вместе с тем считает вполне вероятным и то обстоятельство, что финансовые и военные соображения Александра поддерживались политической причиной. Эта причина заключалась в том, что он как раз при дальнейшей оккупации азиатского побережья хотел быть как можно менее зависимым от сил эллинистического союза. Последующие события, по мнению Керста, подтвердили, что Александр ошибся, распустив флот [17].
В итальянской исторической литературе Антонино Пальяро полагает, что поскольку флот Александра был очень скромным и не был в состоянии противодействовать превосходящим силам, которые Персия держала на море; постольку Александр не хотел услуг флота, будучи уверен, что с персидской морской мощью можно покончить на суше, лишив флот опорных баз, он поспешил распустить свой флот. Это решение Александр выполнил, удержав только 20 афинских трирем, в основном как заложников, чтобы предотвратить возможную измену города [18].
Не менее важной причиной отказа Александра от услуг флота было стремление облегчить финансовые расходы [19].
Другой итальянский историк Марчелло Фортина роспуск Александром флота объяснял: 1) дороговизной его содержания; 2) признанием его непригодности к соперничеству с персидским флотом; 3) уверенность Александра в том, что, занимая азиатское побережье, он практически сможет ликвидировать эффективность вражеской морской силы, лишая ее причалов и снабжения [20].
В советской науке этим вопросом занимался С. И. Ковалев. Возражая Керсту, он утверждал, что, распустив флот, Александр не совершил никакой ошибки [21]. Судьба похода должна была решаться не на море, а на суше, бороться на море против превосходящих сил персов флот Александра все равно не мог. Рано или поздно флот погиб бы, не принеся никакой пользы. Поэтому столкновение слабых македонских морских сил с превосходным персидским флотом отразилось бы крайне вредно на всей кампании. С. И. Ковалев указывает также на обременительность содержания флота для все еще бедной казны Александра. 160 трирем требовали экипажа больше, чем в 30 тыс. человек, а это почти равнялось численности его армии, между тем как флот не был в состоянии совершить того, на что была способна армия.
Таким образом, исследователи-античники, опираясь на явно неполные сведения древних историков, по существу пытаются лишь констатировать факт этих мероприятий Александра и вывести из этого факта некоторые свои соображения, исходя из логики общей обстановки и событий того времени. Никто из них однако не связывает в должной мере предпринятый македонским полководцем опасный для его войск шаг с планом персидского главнокомандующего Мемнона, который начал осуществляться после падения Галикарнаса. С. И. Ковалев даже считал, что македонское командование не учитывало возможности перенесения персидским флотом операций в глубокий тыл македонян - на острова Эгейского моря, к берегам Греции [22]. С другой стороны, итальянский историк М. Фортина считает невероятным, что Мемнон предполагал перенести войну в Грецию и Македонию. Он считает более правдоподобным стремление персидского главнокомандующего блокировать Александра в захваченной Малой Азии, куда он углубился [23]. С этим утверждением согласиться нельзя. Наоборот, имеется ряд неопровержимых доказательств связи и взаимозависимости между мероприятиями македонского командования и планом персидского главнокомандующего Мемнона [24].
О родосце Мемноне, получившем от Дария широкие полномочия и далеко идущую полноту власти, известном "своей воинской мудростью" среди персидских адмиралов, шла слава, что он может доставить Александру много хлопот, неприятностей и беспокойства[25]. Незадолго перед этими событиями назначенный начальником всех сухопутных и морских сил персов, Мемнон решил перенести войну в Македонию и Элладу, для чего стремился переправить туда свои морские и пешие силы, отрезать македонян от своей родины, лишить их связи с Европой, изолировать на Востоке[26]. Хотя этот план начал осуществляться несколько позднее, все же Александр предвидел его реальность, и поэтому формально распущенный флот должен был стать на защиту морских коммуникаций македонского и греческого побережий, а сухопутные подразделения, отправленные Александром на запад, должны были отразить первый натиск врага в случае перенесения персами войны в Европу. Насколько Александр был прав, предвидя эту опасность, свидетельствуют последующие события: в то время как он весной 333 г. до н. э. завоевал большую часть Азии, Мемнон начал в тылу у македонского царя успешные действия на море. Большой флот и значительное войско наемников создавали ему господствующую позицию в области Эгейского моря. Воспользовавшись этим превосходством и полагаясь на партийные распри в греческих городах, на наличие в них персидских сторонников, персидский главнокомандующий надеялся дать войне оборот, чрезвычайно опасный для Александра: покорить острова архипелага, явиться к греческим берегам с могучим флотом, вступить в тайные сношения с греческими городами, особенно со Спартой, поднять на борьбу антимакедонские партии [27]. Мемнон возлагал большие надежды на восстание греческих городов против Македонии. Крупный успех персов мог вызвать к жизни новую антимакедонскую коалицию, а персидское золото должно было служить тому, чтобы усилить и расширить всяческие стремления к отпадению от Александра.
Таким образом, Мемнон пытался осуществить тот план, который был выдвинут им еще до битвы при Гранике, но отвергнут недальновидными персидскими сатрапами: перенести войну в Грецию и там угрожать Македонии с ее собственных позиций. Для осуществления этого плана персидский флот в течение зимы 334/33 гг до н. э. начал систематически занимать важнейшие коммуникации на островах Эгейского моря. Вначале Мемнон захватил Хиос, который был ему выдан олигархами, стремившимися к власти и всегда готовыми поддержать персидского царя против его противника. Из Хиоса он направился к Лесбосу, где добился присоединения всех городов, за исключением Митилены. Там находился македонский гарнизон, а население этого города решительно отказалось от восстания [28].
В результате действий персов влияние Александра на Эгейском море стало ослабевать. Его связи с Македонией и Элладой находились под серьезной угрозой со стороны флота Мемнона, который мог получить помощь от многих эгейских островов, клерухов Самоса и многочисленных афинских и пелопоннесских патриотических сил [29]. Весть об успехах персов быстро распространилась по всей Греции. Ряд Кикладских островов послал к Мемнону свои посольства с предложением союза. Персидская дипломатия и деньги нашли себе снова путь в греческие государства, в которых ожидали открытых восстаний [30]. Мемнон с 300 триерами и пешим войском собирался идти на Македонию, а большинство эллинов готово было восстать[31]. Кроме того, антимакедонская оппозиция в европейской Греции далеко не угасла и не утратила своей остроты. Отдавая предпочтение советам Демосфена и Гиперида, а не Фокиона, афиняне не отправили новые триеры Александру. Если 350 фессалийских и эллинских всадников фигурировало среди подкреплений, прибывших в Гордий, то они составляли очень малочисленную группу по сравнению с 3300 македонских пехотинцев и конников[32].
Демосфен не скрывал своей надежды увидеть, как многочисленная армия персов сокрушит войска Александра. Но если сам он со своей обычной осторожностью не советовал афинянам ввязываться в борьбу, которая представлялась ему весьма опасной, то спартанцы считали себя готовыми к встрече персов, что внушало македонскому полководцу сильное беспокойство за проливы и за верность ему греков. "Его охватила великая тревога" [33].
Против достигнутых Мемноном успехов нужно было принимать энергичные оборонительные меры. Александр послал из Гордия двух командиров - Гегелоха и Амфотера - к Геллеспонту; они должны были собирать флот, принуждая к службе даже торговые суда. Такой поступок явился нарушением договора о свободном прохождении судов через проливы и вызвал протест афинян. Но положение было настолько напряженным, что считаться с недовольством Афин не приходилось. В это же время Гегелоху вменялось в обязанность освободить от вражеских гарнизонов острова Лесбос, Хиос и Кос. Согласно Курцию, на осуществление этого мероприятия ему было выдано 500 талантов[34]. Регент Македонии Антипатр, получив от Александра деньги в сумме 600 талантов на военные расходы, послал Протея, чтобы собрать на Эвбее и в Пелопоннесе корабли для защиты островов и охраны греческого берега[35].
Все эти мероприятия Александра свидетельствовали о большой опасности, которая грозила македонскому тылу и последствия которой Александр хорошо понимал. Он также понимал, что предпринятые им меры смогут быть выполнены только в том случае, если "не помешает Мемнон"[36]. Но прошло немного времени и Мемнон перестал мешать. Во время осады Митилены он заболел и вскоре умер (февраль 333 г. до н. э.) [37]. По выражению Диодора, смерть Мемнона погубила все дело Дария [38]. Наоборот, Александр, услышав об этом событии, укрепился в своем решении двинуться вглубь Азии[39].
С Мемноном ушел из жизни последний представитель той силы персов, которая опиралась на эллинских наемников, бывших, по выражению Курция, главной и почти единственной надеждой Дария (precipua spes et propemodum unica) [40].
После смерти Мемнона в совете персидского царя началась жестокая борьба по вопросу о том, продолжать ли осуществление его плана или предать этот план забвению. Характерно, что Арриан ничего об этой борьбе не говорит. Источники, из которых он черпал сведения, склонны были уменьшать опасность, угрожавшую Александру как от осуществления плана Мемнона, так и от оппозиции Греков. Зато в антиалександровской традиции эта борьба получила довольно ясное выражение. Курций и Диодор сообщают, что за продолжение плана Мемнона выступил военный эксперт и главный советник в Сузах, греческий наемник афинянин Харидем [41]. Оба автора считают его человеком изумительной храбрости и искуснейшим стратегом. Курций добавляет к тому же еще, что он особенно ненавидел Александра, по приказу которого его выслали из Афин.
Как Курций, так и Диодор сообщают о трагической гибели Харидема, но в изложении ее причин имеются разночтения. Курций сообщает, что Дарий, хвастаясь обилием и техническим оснащением своего войска, и под влиянием лести придворных задал Харидему вопрос, считает ли он это войско достаточным, чтобы раздавить врага[42]. В ответ на это Харидем сравнил армии двух противников и в этом сравнении отдал предпочтение македонскому войску, лучше оснащенному, дисциплинированному, готовому на решительные действия. Харидем посоветовал Дарию укрепить свою армию греческими наемниками[43]. За эти смелые мысли Харидема персидский царь приказал казнить. Но потом к царю пришло раскаяние. Он признал, что грек говорил правду, и велел похоронить его с почетом [44].
Диодор прежде всего повторяет сведения о количественном составе войск Дария, но добавляет, что одну треть его составляли эллинские наемники[45]. Эта армия, по авторитетному заявлению Харидема, вполне достаточна для осуществления незавершенного плана Мемнона, если во главе этого войска будет находиться полководец уже испытанной доблести. Харидем дал понять, что он сам взялся бы осуществить это свое предложение[46]. Дарий сначала согласился со словами Харидема, но под влиянием решительных возражений близких ему людей отказался от своих намерений. Эти люди внушили царю подозрение, что Харидем добивается верховного командования с целью предать персов их врагам. В гневе за несправедливые подозрения Харидем высказал персам все, что думал о них, обвинив их в трусости, и тем задел самого царя. За эти дерзкие слова последний отдал его на казнь. Правда, потом Дарий одумался, укорял себя в том, что допустил величайшую ошибку. Он стал искать военачальника, достойного принять власть Мемнона. Таким достойным преемником последнего мог стать Харидем, которому из-за близорукости и эгоистических побуждений непосредственного окружения персидского царя не суждено было "осуществить его больших надежд". После Харидема Дарий не смог найти нужного ему начальника и вынужден был сам встать во главе армии[47]. Курций, отмечая, что после смерти Мемнона Дарий, осудив все действия своих полководцев, которым не доставало усердия и удачи, решил сам сразиться с Александром, однако, не уточняет, на восточном или западном плацдарме должно было быть это сражение[48]. Из того, что войско его было расположено лагерем у Вавилона, можно сделать вывод, что речь шла о сражениях на Востоке[49].
Диодор же совершенно определенно говорит, что персидский царь собирался перенести военные действия из Азии целиком в Европу. На совете близких ему людей он предложил им обсудить основной вопрос, посылать ли военачальников с войсками в приморские области или же самому царю со всей армией выступить против македонян [50]. Близкие к нему люди остановились на последнем.
О том, что Дарий сразу не отказался от плана Мемнона, свидетельствует тот факт, что он оставил в районе Эгейского моря адмирала Автофрадата и Фарнабаза, сына Артабаза. Как указывает Арриан, Фарнабаз приходился племянником Мемнону. Мемнон, умирая, передал именно ему свою должность, пока Дарий ею не распорядится [51]. По сообщению Курция, последний оставил за Фарнабазом военную власть, которую раньше предоставлял Мемнону [52]. Имеется в виду именно власть в районе Эгейского моря и руководство флотом. Что касается иноземных войск, на которые, царь больше всего надеялся, чтобы использовать их во время войны, то командование ими от Фарнабаза должен был принять Фимед, сын Ментора.
Фарнабаз продолжал те мероприятия, которые не успел завершить его дядя. Прежде всего была энергично продолжена осада столицы острова Лесбос Митилены, жители которой были отрезаны со стороны суши, а со стороны моря блокированы множеством неприятельских судов. Не видя выхода, митиленцы вынуждены были заключить с Фарнабазом соглашение на следующих условиях: из города должны быть изгнаны все чужестранцы, пришедшие к ним от Александра в силу военного союза, а прежние изгнанники должны быть возвращены и получить половину отнятого у них раньше имущества; митиленцы обязаны были разорвать все договоры, заключенные ими с Александром, и стать союзниками персидского царя, какими они и были по Анталкидову миру [53]. В город был введен персидский гарнизон, начальником которого назначен родосец Ликомед. Единоличным властителем города был поставлен один из изгнанников Диоген [54].
Покорив Митилену, Фарнабаз с наемниками отплыл в Ликию, а Автофродат направился к другим островам. Затем к нему примкнул Фарнабаз. Там они отослали 10 кораблей под начальством перса Датама в разведку к Кикладским островам, а сами с 100 кораблями поплыли к Тенедосу. Тенедосцам было также предложено разорвать все договоры, которые у них были с Александром и эллинами, установить мир с Дарием, как это было решено по Анталкидову договору. Арриан указывает, что Фарнабаз заставил тенедосцев перейти на свою сторону скорее от страха, чем по доброй воле[55]. Остров Тенедос находился лишь в 12 милях от входа в Геллеспонт, и персам не стоило особого труда блокировать проливы, если бы не неоднократные приказания персидского царя, сделанные под давлением его непосредственного ближайшего окружения о свертывании военных операций на Эгейском море[56]. Несмотря на успехи персов в этом районе, далеко идущие планы Мемнона были персидскими сатрапами отвергнуты. Это сказалось прежде всего в том, что Фарнабаз должен был по приказу Дария отдать основные силы наемников, которые были выведены из района действия, для того, чтобы привести их к самому царю, собиравшему все персидские войска для решительной битвы с Александром. Кроме того, персидское командование не имело возможностей использовать в своих интересах антимакедонскую борьбу в Малой Азии.
Известно, что во время операции Мемнона в районе Эгейского моря в первый год войны Александр вынужден был бороться по пути своего продвижения со многими местными племенами не только потому, что персидская власть здесь имела прочную опору, но и потому, что воинственное население этих местностей, особенно мармары и жители внутренних горных областей Писидии, до сих пор вообще лучше защищало свою независимость [57].
Мармары жили в Малой Азии на границе Ликии. Когда Александр проходил здесь, они напали на македонский арьергард, многих убили и забрали себе большое число рабов и вьючных животных. Разгневанный этим Александр осадил крепость, стремясь овладеть ею. Мармары, отличавшиеся своим мужеством, храбро выдерживали осаду, уверенные в неприступности. В течение двух дней один приступ сменялся другим. Старики-мармары советовали сначала молодежи прекратить военные действия и помириться с царем, но она не послушалась такого совета и предпочла умереть за свободу отечества. Тогда они стали уговаривать их умертвить детей, женщин и стариков, а самым сильным мужчинам пробираться силой в ночное время через вражеский лагерь и бежать в соседние горы. Молодежь согласилась; все собрались по своим домам с родными и за трапезой, состоявшей из самых вкусных вещей, ожидали страшного часа. Но молодежь не хотела поднять руку на близких своих, она только подожгла дома и, высыпав через ворота, проскользнула через раскинутый вокруг македонский лагерь и бежала в горы[58]. Диодор говорит об этом почти как о необычайной истории [59].
Значительное сопротивление македонским войскам оказывали воинственные племена Писидии. Жители писидийского города Телмесса превратили его в крепость, чтобы воспрепятствовать продвижению македонских войск.
Для завоевания труднодоступных местностей этого района Александр здесь впервые начал использовать межплеменную борьбу. Об этом отчетливо говорит враждебное отношение Телмесса к другим писидийским городам селгов. У последних был большой город, в котором, по утверждению Арриана, жили воинственные люди [60]. Они давно уже враждовали со своими соседями и потому отправили к Александру посольство с предложением дружбы. С ними был заключен мир, который они не нарушали.
Стремясь укрепиться в важнейших пунктах страны, Александр оставлял или обходил те, на завоевание которых требовалось много времени. Так, понимая, что Тел-месс ему быстро не взять, он выступил на крупный город Сагалас, расположенный дальше на север, вблизи фригийской границы. В этом городе, говорит Априан, также жили писиды, считавшиеся "самыми воинственными из всех писидов"[61]. Характерно, что к ним на помощь пришли их соседи телмессиы. Александр вынужден был против них направить хорошо вооруженную македонскую пехоту, правым флангом которой он руководил сам, а левым - Аминта, сын Аррабея. Всадники здесь не могли быть использованы, так как писиды находились на крутом холме, откуда пытались отражать натиск врага. С этих удобных позиций они кинулись на оба крыла македонской пехоты и сразу обратили в бегство лучников. Завязался рукопашный бой, в котором писиды, храбро сражавшиеся, не могли устоять перед хорошо вооруженными гоплитами[62]. Александр взял их город штурмом.
П. Клоше говорит, что остальные пункты Писидии не замедлили покориться [63]. Но даже Арриан указывает, что некоторые укрепленные места Писидии Александр должен был взять силой[64]. Сопротивление ему было оказано по всей Писидии. Как мы можем предположить, полное покорение этой области уже осуществил поставленный над ней Александром наместник [65].
На юго-востоке Малой Азии в Киликии жители удерживали горы и приковали большое количество войск Александра, мешая ему двигаться дальше. Лишь весной 333 г. до н. э. македоняне сумели овладеть этой областью.
Однако мощное антимакедонское движение в первом году войны в районе Эгейского моря и сопротивление Александру в Малой Азии не объединились в единый поток вследствие того, что интересы персов и борющегося с македонянами малоазийского населения не совпадали. Превосходство македонского оружия, тактики и стратегии, а также сложная и гибкая политика Александра способствовали разъединению этих двух враждебных ему сил и победе над ними.
Во время второй фазы антимакедонского движения в 333/32 гг. до н. э. персидское командование также не сумело в должной мере использовать волнения греков, об усилившемся мятежном настроении которых красноречиво свидетельствовали неоднократные выступления Эсхина и Демосфена. Спартанский царь Агис III, старый противник Македонии, просил денег и помощи войсками для начала войны в Греции[66]. В 333 г. до н. э. он завязал сношения с Автофрадатом и Фарнабазом, получил от них 30 талантов и 10 трирем и послал под командой Гиппия к Тенару, к своему брату Агесилаю[67]. Последний должен был полностью выплатить жалование матросам и как можно скорее отплыть на Крит, чтобы овладеть островом и "уладить тамошние дела"[68]. Сам Агис остался тогда на островах, а позднее отбыл на Галикарнас к Автофрадату. Крит часто служил цитаделью антимакедонских сил. Он и в данный момент должен был стать оплотом борьбы против Александра[69]. Одновременно с этим Агис готовился поднять против македонского регента Антипатра греческие города, желавшие, чтобы неизбежное столкновение Дария с Александром кончилось для последнего катастрофой. В этом случае Македония могла бы не только потерять влияние в Греции, но и лишиться собственной самостоятельности. Александр был отрезан от своей базы и, если бы он потерпел поражение от Дария, отступать ему было бы некуда.
Однако этим тайным желаниям многих греческих государств не суждено было сбыться. Сражение, разыгравшееся осенью 333 г. до н. э. при Иссе и окончившееся большой победой Александра, изменило соотношение борющихся сил в пользу македонского полководца. Отныне никакого препятствия для его господства в Малой Азии больше не существовало. Путь в Сирию и Центральную Азию он удерживал в овоих руках[70].
Блестящая победа македонян при Иссе оставила персов в изоляции, лишила их моральной, активной и деловой поддержки со стороны мятежных сил Запада. Теперь сообщничество с персами потеряло всякий смысл и интерес. Афиняне могли считать себя счастливыми, что не дошли до открытого восстания, ограничиваясь лишь патриотическими речами Демосфена. На истмийских играх греки должны были наградить Александра золотым венком за победу над варварами.
Поражение персов при Иссе тяжело отразилось на персидском флоте, курсировавшем в Эгейском море. Он вынужден был уйти оттуда как вследствие активизации действий македонского командира Гегелоха, посланного к проливам Александром, так и ввиду отсутствия у персов сухопутных сил по берегам Эгейского моря. Персидские корабли ограничивались занятием островов и время от времени производили высадки на континент, нигде не успевая прочно обосноваться. Окончилась неудачей экспедиция из 10 кораблей под командой Датама, бросившая якорь около Сифноса, чтобы ободрить антимакедонские элементы береговых городов, или войти в соглашение со спартанцами. Из 10 кораблей 8 были отбиты македонской эскадрой Протея, собиравшего по приказу Антипатра в Эвбее и Пелопоннесе военные корабли для охраны островов и самой Эллады[71]. Вместе с тем Гегелох собрал македонский флот в Геллеспонте и дал решительный отпор персидскому флоту, стремившемуся туда проникнуть[72]. Благодаря этому путь из Македонии в Азию остался свободным, несмотря на усиленное стремление персов его перерезать. Ранней осенью Гегелох и его флот перешли в наступление, вышли из Геллеспонта и отняли у персов Тенедос, затем решили захватить также и Хиос. Фарнабаз с 15 тыс. наемников на 10 кораблях поспешил к острову, чтобы предупредить там антимакедонское восстание. Началась тяжелая борьба за Хиос. Применив осаду города и опираясь на внутренние распри, его раздирающие, военачальники Александра ворвались в город и захватили его. Персидский гарнизон был перебит, все военные резервы острова переданы македонянам, а Фар-набаз и руководители городя взяты в плен и заключены в оковы[73]. Отсюда македоняне перешли в Митилену, 2-тысячный её гарнизон во главе с афинянином Хересом не мог выдержать осады и сдал город[74]. С Митиленой и другими городами на Лесбосе был заключен союз[75]. Во власти македонян оказался и остров Кос[76]. В этих условиях персидский флот рассеялся по малоазийским гаваням, а к весне 332 г. до н. э. этого флота как организованной военной силы больше не существовало; движение вдоль берегов Сирии, предпринятое Александром, поставило под угрозу независимое существование финикийских городов: финикияне и жители Кипра, находившиеся во флоте, разбежались, как только узнали об опасности, угрожавшей их домам и семьям. Персия по существу осталась без флота, так как он состоял главным образом из финикийских кораблей. Эти обстоятельства помогли Александру овладеть Эгейским морем и пробиться к восточному берегу Средиземноморья. Но даже и при этих условиях дела Греции и Македонии продолжали беспокоить Александра. Завоевав Тир, он стремился не только открыть себе путь в Египет и Вавилон, но и уничтожить систематическую поддержку со стороны Тира оппозиционных элементов в самой Греции, особенно в Спарте - главном центре антимакедонского движения.
Арриан указывает, что без завоевания Тира, Египта, Кипра невозможно было бы успокоить Грецию, где лакедемоняне уже готовы к войне против македонян, а город Афины сдерживается скорее страхом, чем добрым расположением к ним. Арриан приводит речь Александра перед командирами во время осады Тира. В ней Александр подчеркивает опасность положения не только для похода в Египет и для дальнейшего преследования Дария, но и в не меньшей мере для македонских интересов в Греции, если Тир останется в тылу непокоренным. В случае же победы над Тиром будет завоевана вся Финикия и разгромлен или захвачен финикийский флот и не нужно будет беспокоиться "насчет наших домашних дел" [77]. Когда лакедемоняне показывали себя явными врагами македонян, а верность афинян зиждилась на страхе, а не на взаимных интересах, у Александра существовали опасения, чтобы неприятель, возвратив приморские города во время похода македонян на Вавилон и на Дария, не перенес войну в Элладу[78].
Захват финикийского побережья не только лишил вражеский флот базы для своих операций, но и одновременно также открыл перспективы для перехода финикийского флота к Александру, что привело к решительному увеличению его морских вооруженных сил, которые делали. македонского царя властелином всего восточного Средиземноморья и должны были полностью изолировать направленные против него военные действия эллинов[79].
Победа над Тиром принесла победителю не только обладание морем, финикийским флотом, ключами к Египту и Вавилону, но и относительное успокоение оппозиционных элементов в самой Греции.
Об изменении настроений у греков после этих событий свидетельствует факт преподнесения Александру коринфянами по поводу истмийских игр золотой короны за победу при Иссе. Для победителя при Тире и обладателя всего Эгейского моря такая награда не могла иметь существенного значения, но она ясно говорила о том впечатлении, .которое произвело на греческие государства сражение при Иссе [80].
Вместе с тем сопротивление тирийцев, жителей Сирии, Газы свидетельствует о том, что антимакедонское движение не прекращалось и на Ближнем Востоке. Так, Арриан указывает, что тирийцы, захватив македонян, ехавших из Си дон а, поставили их на стене, на глазах всего лагеря закололи и бросили в море[81]. Самаритяне сожгли заживо македонского наместника в Сирии Андромаха [82]. Этот поступок, с точки зрения Александра, находившегося в то время уже в Египте, был не только предательством, но - что гораздо опаснее - первым признаком могущего начаться в Сирии и Палестине антимакедонского восстания. Он стремительно возвратился в Самарию, быстро и жестоко расправился с выданными ему убийцами[83]. Как сообщают некоторые древние авторы, город подвергся разрушению, а на его месте была основана македонская колония. Эти сообщения подтверждаются археологическими данными. Раскопанные археологами недавно крепостные башни по своей планировке ближе к греческим, чем к местным, палестинским [84].
С обладанием Египтом было завершено завоевание Александром южных областей Средиземноморья. Острова Эгейского моря, которые успешными операциями Мемнона и его последователей были вновь вовлечены в связь с персами, теперь надолго лишились связи с ними. К концу 332 г. до н. э. все острова Эгейского моря с Критом включительно были освобождены от персов. Македонский адмирал Гегелох появился в Египте и сообщил, что Тенедос, Лесбос, Хиос, Кос вновь отошли к Александру, что персидское господство в Эгейском море полностью уничтожено[85]. Самых видных представителей персидской партии, которые с помощью персов уничтожили демократические конституции, Гегелох привез с собой пленными. Большинство их Александр отослал обратно, чтобы народы, правителями и тиранами которых они являлись, расправились с ними по их собственному усмотрению [86]. Исключением оказались пленные из Хиоса, которых Александр послал под сильной охраной в Элефантин в Верхнем Египте, вероятно, потому, что он боялся новых беспорядков при осуждении их в самом Хиосе [87].
Несмотря на эти успехи Александра, ему не удалось разгромить антимакедонское движение, которое по мере удаления македонской армии к Евфрату активизировалось на довольно большой территории, охватывая остров Крит, Фракию и южную Грецию.
Почему именно эта территория стала центром притяжения антимакедоноких сил?
Известно, что Крит часто служил цитаделью врагов Александра. Тесно связанный с 'балканской и островной Грецией, а также со странами, расположенными в Малой Азии, на восточном побережье Средиземного моря и в северо-восточной Африке, Крит не был заинтересован в усилении Македонии. Крит был втянут в общее русло исторических событий, происходивших в Греции. Находясь на стыке трех материков - Азии, Африки, Европы, в центре пересечения торговых путей из Греции, Малой Азии и государств древнего Востока, он видел в восточных завоеваниях Александра ущемление своих собственных интересов, в первую очередь экономических [88].
Что касается Фракии, то борьбу за свою независимость против македонского гнета фракийцы начали еще со времен оккупации их земель Филиппом II. Македонский царь полагал, что оккупировав долину Гебра, он получит возможность распоряжаться во всех фракийских землях к югу от нее, а в случае необходимости вмешиваться и во внутренние дела населения, жившего между Гемом и Истром [89].
Военные действия македонян во Фракии имели целью подавить антимакедонские выступления в стране, без чего невозможно было захватчикам воспользоваться теми материальными ценностями, которыми была богата фракийская земля. Несмотря на то, что значительная часть фракийских племен вынуждена была признать зависимость от Македонии, борьбу против македонских рабовладельцев фракийцы не прекратили, а вели ее упорно и настойчиво. Особенно сильным это сопротивление было со стороны трибаллов, которые нанесли македонскому царю тяжелое поражение при его возвращении через фракийские земли в 339 г. до н. э. из скифского похода[90]. Трибаллы вместе с другими фракийскими племенами подняли восстание после гибели Филиппа И, найдя эту ситуацию удобной для борьбы за освобождение от македонского ига [91]. Это восстание потребовало напряжения всех сил только что вступившего на македонский престол Александра. В условиях неблагоприятных обстоятельств, внутреннего и внешнего порядка, для Македонского государства, он вынужден был в 335 г. до н. э. предпринять поход против трибаллов и гетов, вглубь фракийских земель[92]. Эти земли были опустошены македонянами, имущество фракийцев отнято, многие люди взяты в плен. Фракия в результате этого похода была поставлена в зависимые отношения от Македонии. Она должна была доставлять войска македонскому дарю. Так, в армию Александра входили одрисы, трибаллы и иллирийцы [93]. Ряд районов в результате этого был лишен самого трудоспособного населения, поступившего в качестве наемников в ряды македонских войск [94]. Однако и этот поход Александра не привел к полному усмирению Фракии, где антимакедонские волнения продолжались постоянно.
Такие же волнения имели место и в Греции. Особенно Спарта, с начала установления гегемонии Македонии над греческими полисами, не признавала ее власти и делала неоднократные попытки освободиться от македонского ига.
Еще в речи от 335 г. до н. э., приписываемой Демосфену, указывается, что Александр не выполнял решений Коринфского конгресса. По договору греки должны были свободно управляться по своим собственным законам, соответственно своему политическому строю. Между тем македонский царь "сверг в настоящее время демократию у ахейцев пелопоннесских, пользовавшихся до сего времени демократическим управлением". Коринфский договор запрещал убийства и казни, конфискации имущества, передел земли и отмену долгов, отпуск рабов на свободу. Союзники, подписавшие договор, должны были свободно пользоваться морем, в то время как македоняне осмелились войти в самый Пирей [95].
Пренебрежение союзным договором со стороны Александра и руководителей Македонского государства не могло не породить недовольства в греческих городах, не вызвать брожения. Греческие государства, связанные договором, боялись стать на путь открытой борьбы. На такой путь стала Спарта, не признававшая Македонского государства и не связанная договором Коринфского конгресса.
Поэтому далеко не случайно, что именно эти области в первую очередь активизировали борьбу против Александра.
Свидетельством активизации антимакедонских сил является миссия македонского командира Амфотера, отправленного Александром в мятежные районы с флотом, усиленным финикийскими и кипрскими континентами, для того, чтобы препятствовать дальнейшему распространению антимакедонского движения [96].
Последняя фаза антимакедонского движения падает на 331/30 гг. до н. э., на время наивысшего напряжения сил Александра для окончательного разгрома Персидского государства. Это событие совпадает с двумя важными потоками антимакедонской борьбы на Балканах, которые имели место во Фракии и южной Греции.
Для того чтобы укрепить македонское господство над Фракией, Александр назначил на должность ее правителя одного из способных своих стратегов Мемнона, который был непосредственно подчинен наместнику Македонии. Но Мемнон не оправдал надежд Александра. Он изменил ему и, используя ненависть фракийцев против македонского засилия и их готовность к борьбе, организовал большую армию и открыто готовился к войне, которая вылилась в настоящее антимакедонское восстание. Диодор говорит, что Мемнон "сделал переворот во Фракии", а Курций указывает, что он внушал Александру "большие заботы"[97]. Стремясь стать самостоятельным правителем этой страны, Мемнон преследовал свои личные интересы. Диодор говорит о его самомнении, о его намерении для своих замыслов использовать возглавляемое им войско [98]. В силу этих обстоятельств Мемнон не мог стать настоящим вождем восставших и был разбит Антипатром, перед тем как тот должен был отправить македонскую армию в Грецию против восстания спартанского царя Агиса III [99]. Последний момент может служить нам и ориентиром для установления времени выступления Мемнона. М. И. Гусева, сравнивая однотипные и одновременные события во Фракии и Греции, предполагает, что оно произошло в 331 г. или 330 г. до н. э. [100].
Довольно сильны были антимакедонские настроения и в понтийских городах. Ярким свидетельством этого является поход стратега Александра Зопириона в Скифию и его неудачная осада Ольвии. Об этом событии в источниках имеется ряд противоречивых сведений, которые не дают возможности. с достаточной полнотой выяснить причины и последствия похода, кто был этот Зопирион и когда это событие происходило.
Если верить Юстину, Зопирион отправился в Скифию с 30-тысячным войском, с которым стал осаждать Ольвию [101]. Это гибельное предприятие он начал, по мнению Дройзена, без приказания Александра и без одобрения Антипатра[102]. Единственное свидетельство об этом событии ольвийской истории мы находим у Макробия. "Борисфениты, - пишет он, - осаждаемые Зопирионом, освободили рабов, дали гражданство иностранцам, ввели новые долговые книги и, таким образом, могли отстоять себя от врага" [103]. Факты освобождения рабов, предоставления прав гражданства иноземцам, проживающим в городе, снижения размеров задолженности государственной казне незажиточным слоям граждан свидетельствовали, с одной стороны, об обострении классовой борьбы в Ольвийском государстве этого времени, с другой стороны - о серьезном и угрожающем положении перед лицом опасного врага. Благодаря этим мерам удалось привлечь на сторону Ольвии и включить в состав войска значительное число людей [104]. Эти чрезвычайные меры, видимо, не могли быть приняты сразу и поэтому заставляют предполагать, что осада Зопириона была продолжительна и весьма сложна, .поскольку даже все наличное число граждан Ольвии уступало в количественном отношении значительным силам осаждавшей армии[105]. Ценой больших усилий и жертв ольвиополиты отстояли свой город [106]. Зопирион вместе со своим войском был истреблен скифами, как говорит Юстин, или погиб от бури и непогод, как свидетельствует Курций [107].
Кто такой Зопирион? Юстин в одном месте называет его praefeetus Alexandri in Scythia, в другом - praefeetus Ponti ab Aiexandro magno relictus [108]. Курций же называет Зопириона Thraciae praepositus [109]. В. В. Латышев и С. А. Жебелев, большие научные авторитеты, склоняются здесь к мнению Курция и считают, что Зопирион- полководец Александра, оставленный им во Фракии для охраны северных границ македонского царства и удержания фракийцев в повиновении [110]. По утверждению В. В. Латышева, сама краткость известия у Макробия и отсутствие всякого ближайшего обозначения, кто был этот Зопирион, заставляют полагать, что Макробий или его известный нам источник смотрел на Зопириона как на человека вполне известного и не считал нужным давать объяснения как в отношении его имени, так и времени и повода предпринятой им осады Ольвии. Поэтому надо считать несомненным, что упоминаемые у Курция и Юстина (основанные на показаниях Клитарха) сведения об осаде Ольвии относятся именно к предприятию полководца Александра. Немаловажен для определения хронологии событий вопрос о времени назначения Зопириона на эту должность. В. В. Латышев считает, что это назначение состоялось при окончании готского похода Александра в 334 г. до н. э., для того, чтобы держать в страхе покоренных северных варваров и охранять границы Македонского царства. Эту же дату принимает и Т. В. Блаватская [111]. Но здесь возникает одна трудность, вызванная сведениями Диодора о стратеге Фракии Мемноне, назначенном на этот пост, по мнению С. А. Жебелева, уже в 335 г. до н. э., после похода Александра на север [112]. Как было сказано выше, Мемнон был разбит Антипатром перед уходом в Грецию на борьбу с Агисом, т. е. в 331 или 330 г. до н. э. [113]. С. А. Жебелев не сомневается в том, что руководитель восстания Мемнон был смещен Антипатром, и его место в качестве наместника Фракии занял Зопирион [114]. Но здесь возникает новая неувязка. Юстин упоминает о походе Зопириона в хронологической связи с войной спартанского царя Агиса в Пелопоннесе и с войной эпирского царя Александра в южной Италии [115]. Описав смерть Дария, Юстин указывает, что в это время Александр получил от Антипатра из Македонии письмо, в котором сообщалось об этих трех ратных событиях. Это письмо было получено в Парфии (значит, в августе 330 г. до н. э.). Из этого Дройзен делает логический вывод о том, что свой поход против скифов Зопирион предпринял осенью 331 г. до н. э. [116]. Это мнение поддерживают В. В. Латышев, С. А. Жебелев, Л. М. Славин и др.[117].
Но если. все эти события находились в одновременной связи, остается. непонятным, как могли в одно и то же время быть наместниками Фракии Мемнон и Зопирион. Если даже предположить, как думает С. А. Жебелев, что Зопирион занял место смещенного Мемнона, то трудно допустить, как он мог сразу оставить мятежную Фракию и предпринять рискованный поход в Скифию.
Курций, назвав Зопириона правителем Скифии, возможно, сам чувствовал затруднение при объяснении одновременности происходящих событий. Поэтому об Александре Эпирском он не упоминает вовсе, а поход Зопириона относит на четыре года позднее[118]. Он говорит, что Александр получил от Кена известие о гибели Зопириона уже по возвращении из Индии в Персию, а само его предприятие было совершено во время покорения Александром Индии. Однако известно, что Кена в это время не было более в живых, а другого Кена в западных областях нигде больше не упоминается [119].
Если большинство историков отдает предпочтение свидетельству Юстина об одновременности вышеуказанных событий, то какое основание есть отказаться от его указаний о Зопирионе как начальнике над Понтом? Если мы примем это указание, тогда одновременные действия начальника Понта Зопириона и наместника Фракии Мемнона становятся вполне логичными.
Поход в Скифию Зопириона и ожесточенное сопротивление Ольвии свидетельствуют о существовании довольно сильных антимакедонских настроений в понтийских городах. Они показывают, что идея подчинения Македонии в западном Причерноморье была крайне непопулярна [120].
Победа Антипатра над Мемноном также не прекратила борьбу фракийских племен против Македонии, а гибель македонского войска во главе с Зопирионом нанесла сильный удар македонскому могуществу в северных областях и способствовала активизации антимакедонского движения во Фракии, которое окончилось победой фракийцев. Царь одрисов Севт III поднял антимакадонское восстание и восстановил независимость Одрисского царства [121]. Для укрепления своих позиций он пытается заручиться согласием афинян возобновить против Александра союзный договор, который в свое время Афины заключили против царя Филиппа с Кетрипоросом и Керсоблептом. С этой целью Севт III весной 330 г. до н. э. послал важное посольство в Афины со своим сыном Ривулой во главе. Сохранился фрагмент афинского декрета, по которому можно предположить, что в декрете речь шла о подтверждении дружественных отношений между Афинами и царством одрисов. По мнению С. А. Жебелева, декрет датирован 331/30 гг. до е. э., точнее - началом лета 330 г. до н. э.[122]. Этот факт свидетельствует не только об усилении антимакедонской направленности политики фракийцев, но и об оживлении антимакедонских настроений в Греции. Последнее может быть подтверждено еще одним событием, а именно, процессом против Ктесифонта. Еще в 336 г. до н. э. один из сторонников Демосфена Ктесифонт внес в совет и в народное собрание предложение наградить великого греческого оратора за высокие патриотические заслуги золотым венком. Против этого выступил Эсхин. Этот процесс оттягивался на целых 7 лет и состоялся только в 330 г. до н. э., когда основной предмет опора уже утратил свое значение. Речь Демосфена на этом процессе имела блестящий успех, Эсхин потерпел поражение и вынужден был отправиться в изгнание [123]. То, что Демосфена так активно поддержали Афины против натиска враждебной македонской партии, представленной Эсхином, говорит о живучести антимакедонского влияния в Афинах. Тем не менее афиняне были весьма осторожны в своих действиях и открыто против Македонии не выступили. Центром антимакедонского восстания в Греции стала Спарта, а спартанский царь Агис III - энергичным инициатором антимакедонских выступлений.
Агис был уже долгое время занят тем, что собирал войска и создавал коалицию против Македонии. В этом стремлении его поддерживали и ему помогали персы, с целью ослабить силы Александра. Они оказывали грекам материальную помощь, помогали им людьми и флотом. В этом обвинял Дария Александр в письме от 331 г. до н. э.: "Ты возбуждал против меня греков; ты старался их склонить золотом оставить меня" [124]. Агис, как это было сказано выше, пытался продвинуть это дело в связи с персидскими операциями в Эгейском море. Однако полное уничтожение персидской морской силы отняло у него опору его собственных планов и предприятий [125]. Но уже в 332 г. до н. э., когда македоняне были прикованы к Тиру, Агис, несмотря на то, что его брат был вытеснен с Крита Амфотером и македонским флотом, сумел собрать на Крите всех недовольных, надеясь удержать в своих руках господство над Эгейским морем. В качестве кадровой армии на острове находились 8 тыс. греческих наемников, бежавших с полей Иссы. С их помощью Агис занял почти все города на Крите. Зимой 333/32 гг. до н. э. он успел поднять открытое восстание в Пелопоннесе. Если афиняне, считая преждевременными его выступления, не поддержали его, то ахейцы, элейцы и аркадцы (за исключением мегалополийцев) оказали ему помощь и бесповоротно присоединились к нему. В Ахайе, Аркадии и Элиде македонская партия потерпела поражение [126]. За оружие взялся почти весь Пелопоннес. Небольшой македонский отряд, стремившийся остановить это движение, был совершенно уничтожен [127]. Весной 331 г. до н. э. антимакедонское движение стало разрастаться. Против Македонии поднялась почти вся южная Греция, фракийские и иллирийские племена [128]. Не исключена вероятность, что выступление фракийцев и иллирийцев было каким-то образом согласовано с антимакедонскими движениями в Пелопоннесе. Приблизительно на 331 или на 330 г. до н. э. падает и крупное антимакедонское восстание фракийцев под руководством одного из македонских стратегов Мемнона, отпавшего от Александра[129]. Понадобилось вооруженное вмешательство Антипатра, которое приостановило на время фракийские выступления [130]. Однако восстания фракийцев не прекратились и вскоре последовали одно за другим [131].
Александр с напряженнейшим вниманием следил за развитием дел в Элладе и всячески старался противодействовать опасности, угрожавшей ему из-за широкой подготовки Агиса к войне. Уже упомянутая миссия Амфотера должна была способствовать оказанию помощи тем, которые постоянно принимали сторону Македонии и не вступали в союз с лакедемонянами. Финикийцы и киприоты должны были соорудить из 100 кораблей флот, который вместе с македонским Амфотер повел к Пелопоннесу [132]. Из Суз глубокой осенью 331 г. до н. э. Александр послал к морскому берегу Менета, гиппарха Сирии, Финикии и Киликии, с 3 тыс. талантов, поручив ему передать из этих денег Антипатр у столько, сколько ему понадобится для ведения войны со спартанским царем [133].
В это время лакедемоняне обратилась к эллинам с призывом единодушно отстаивать свободу. Большинство пелопоннесцев и некоторые их соседи согласились воевать и в-несли имена своих городов в списки союзников. Элейцы, все аркадяне, кроме Мегалополя, и все ахейцы, кроме Пеллены, восстали. Пламя восстания вспыхнуло уже и в Средней Греции и за Фермопилами; этоляне напали на акарнанский город Эниады и разрушили его [134]; поднялись фессалийцы и перребы. Каждый город в зависимости от своих возможностей выставил в качестве солдат цвет молодости, пехоты набралось не меньше 20 тыс. человек, .конницы -около 2 тыс.; во главе стояли лакедемоняне, которые, по выражению Диодора, выступили всем народом на войну за всех; командование войсками принадлежало царю Агису [135].
Агис стал осаждать Мегалополь, преграждавший ему путь к северу. Несколько недель спустя Эсхин скажет: "Падение города ожидалось со дня на день; Александр стоял за границами мира, Антипатр только собирал свое войско; каков будет исход, было неизвестно" [136].
Антипатр, .будучи связан борьбой во Фракии, с опасением следил за действиями Агиса, собравшего 22 тыс. воинов под стенами главного города Аркадии Мегалополя. Этот город, один из всех пелопоннесских городов, не принимал участия в антимакедонском восстании. Пока у македонского регента руки были заняты на севере, он ничего не мог предпринять против мятежного юга. Только ликвидировав очаг восстания около самой Македонии, во Фракии, Антипатр получил возможность бросить свои силы против Спарты. У стен Мегалополя завязалась решительная битва. О ходе событий нам, к сожалению, известно очень недостаточно, и ясной картины о них получить мы не можем.
Прежде всего опорным является время сражения и его подготовки. Была ли эта 'битва перед сражением при Гавгамелах или после него? С. А. Жебелев вместе с Низе считают, что она имела место в 331 г. до н. э.[137] П. Клоше, опираясь на Курция, указывает, что ко времени персидского разгрома при Гавгамелах регент Македонии успел сокрушить силы Агиса в жестокой и кровопролитной битве[138]. Курций прямо говорит, что война началась внезапно, но закончилась прежде, чем Александр победил Дария при Арбелах [139]. У Диодора имеется замечание, которое указывает, что греческие города решили начать активную борьбу за свободу, "пока Персия держится", в надежде, что Дарий поможет им [140]. Это замечание, естественно, предполагает, что битва Агиса имела место до сражения на Гавгамельской равнине, ибо после него рассчитывать на то, что "Персия еще держится", а также на помощь Дария, было по меньшей мере нереально. Однако это замечание находится в противоречии с его собственным предыдущим и последующим изложением. В начале своего рассказа он говорит, что тогда архонтом в Афинах был Аристофан, а консульскую власть в Риме получили Гай Домиций и Авл Корнелий [141]. Известно, что это было в 330 г. до н. э. Диодор противоречит сам себе, указывая, что волнение в Греции последовало после известия о битве при Гавгамелах, которая имела место в октябре 331 г. до н. э. На самом деле, как явствует из Арриана, движение продолжалось долго [142]. Из того же Диодор а мы должны предположить, что осложнение во Фракии, вызванное изменой македонского полководца Мемнона, дало Агису повод к началу открытых военных действий. Когда Антипатр со всем войском двинулся через Македонию во Фракию против Мемнона, лакедемоняне сочли, что пришел и их час готовиться к войне [143]. Антипатр, узнав об этом сборе эллинов, кое-как закончил войну во Фракии и со всем войском направился в Пелопоннес [144]. Учитывая то, что Антипатр присоединял к своему войску большое число эллинских союзников, можно сделать вьивод о довольно длительном времени подготовки [145].
Дройзен полагает, что весть о Гавгамелах могла дойти до Г. реции в конце 331 г. до п. э. Эта весть должна была заставить противников Македонии или покориться, или напрячь свои последние силы. Решиться на второе помогли антимакедонским элементам благоприятные обстоятельства: отсутствие Александра, раздоры в Эпире, недовольство во фракийских землях. Кроме того, Дарий бежал в свои восточные сатрапии для продолжения 'борьбы против македонян, а Александр, продолжавший свой поход, вряд ли пошел на ослабление своей армии посылкой отрядов на европейский театр войны [146]. Исходя из этого, Дройзен обращает внимание на то, что аргументы, по которым считают битву при Мегалополе предшествовавшей сражению у Гавгамел, недостаточны.
Для датировки битвы при Мегалололе имеет значение предположение, исходящее от источника Юстина, что смерть Агиса и крушение Александра Эпирского по существу события одновременные [147]. Ь этой связи следует иметь в виду и указание Плутарха о том, что когда Агис погиб и лакедемоняне потерпели поражение, суд рассмотрел иск против Ктесифонта. Речь Эсхина по этому поводу была произнесена во второй половине 330 г. до н. э. [148].
Из всех этих косвенных свидетельств можно сделать вывод о том, что битва под Мегалополем имела место (примерно) в августе 330 г. до н. э. Это заключение с известной вероятностью вытекает из того, что Александр при своем пребывании в Сузах еще не имел никаких известий о поражении Агиса, а его мероприятия в Экбатанах позволяют судить об условиях окончания войны в Элладе.
Вызывает некоторое сомнение и количество войск противников, особенно войск Антипатра. Об этом нам сообщает один Диодор. Он исчисляет македонское войско в 40 тыс. человек [149]. Между тем из того же источника мы узнаем, что македонское войско в начале восточного похода в распоряжении Антипатра составляло 12 тыс. пехотинцев и 1500 всадников [150]. Если учесть, что за 4 года ему пришлось бороться с внутренними и внешними врагами Македонии, что систематически он обязан был посылать военные контингенты на восток Александру, то станет еще сомнительнее, каким образом Антипатр сумел увеличить свою армию более чем в 3 раза. Вряд ли можно было рискнуть выступить против вольнолюбивых греков силами самих греков-союзников, которые в несколько раз превышали македонские подразделения. Вероятно, количественное превосходство сил, действительно, было у Антипатра, но не в 3 раза, как об этом сообщает Диодор, а гораздо меньше.
Характерно, что о самом сражении при Мегалополе официальная традиция ничего не говорит. Не в ее интересах было показать размах антимакедонского движения и решимость противников Александра бороться до конца.
Особенно не распространяется об этом крупном военном столкновении и антиалександровская традиция. Диодор только указывает, что это сражение было крупным, что в нем Агис погиб, а лакедемоняне долго и мужественно держались и только когда союзники их были разбиты, бежали в Спарту. В жестокой битве победу одержали македоняне. Она досталась им чрезвычайно дорогой ценой. 3500 воинов остались на поле сражения мертвыми [151].
С некоторыми подробностями излагает ход боя Курций. По его описанию, бой был упорным и продолжался долго с переменным успехом. По выражению Курция, это было состязание сильнейших[152]. Агис отличался исключительным мужеством и храбростью: он бросался в самое опасное место и, перебив наиболее яростно сопротивляющихся, обратил большую часть врагов в бегство. На него нападали со всех сторон, он отражал все атаки, пока не был смертельно ранен [153]. Спартанцы не прекратили сражения и при этих обстоятельствах. Найдя более удобное для себя место боя, они сомкнутым строем приняли обрушившийся на них вражеский строй. Такой жестокой битвы, пишет Курций, люди не помнят[154]. Спартанцы вдохновлялись прежней воинской славой, македоняне-новой; те сражались за свободу, эти - за господство; спартанцам не доставало полководца, македонянам-простора для боя. Когда под натиском последних строй спартанцев разрушился и стал отступать, тяжело раненый Агис, с трудом одевая доспехи, пошел в бой. В него метали копья издали, он бросал их обратно во врагов, пока копье не вонзилось в его грудь, отчего он ослабел, потерял много крови. Когда копье вытащили из раны, он вскоре умер, упав как доблестный воин на свое оружие. Поле боя осталось за Антипатром [155].
Поражение спартанцев, гибель многих воинов и самого Агиса имели тяжелые последствия. Они привели не только к уничтожению спартанского могущества, но и к окончательному искоренению в Греции мятежного духа, не проявлявшегося более до самой смерти Александра [156].
Если при Херонее Македонское царство оспаривало гегемонию над Элладой, то победа при Мегалополе означала укрепление и завершение македонского господства над греческими государствами. Спарта также была теперь покорена. Эллинский союз, хотя формально и продолжал существовать, но фактически судьбы Греции отныне решались исключительно в лагере Александра, а не на совещаниях союзного совета в Коринфе [157]. Хотя Антипатр после победы отправил послов лакедемонян, просивших мира, в эллинское союзное собрание, но оно предоставило решение Александру [158]. Лакедемоняне вынуждены были послать к Александру депутатов с просьбой о прощении. Курций сообщает, что македонский царь "явил им свою милость, исключая зачинщиков бунта". Ахеянам и этолийцам было приказано заплатить мегалопольцам в качестве возмещения убытков 120 талантов [159].
Так, указывают источники, окончилось восстание под руководством Агиса. Хотя битвы при Гавгамелах и Мегалополе не были одновременны, но по своим последствиям, по значению, которое они имели для судеб тогдашнего мира, они не только находились в близкой временной связи, но по существу были неразрывны. Связь мятежных греков с Персидским царством давала все новую поддержку оппозиции эллинских государств против Македонии. С другой стороны, персидский царь пытался использовать антимакедонские выступления эллинов в тылу Александра. против своего македонского противника. С поражением в двух битвах была повергнута персидская мощь, и в не менее решительной борьбе преодолена эллинская оппозиция.
Однако поражение антимакедонского движения на Балканах не означало полного уничтожения этого движения. Центр его тяжести перемещается теперь непосредственно на Восток. Оно принимает форму открытых выступлений против самой армии Александра, препятствуя ей в дальнейшем продвижении. Примером такой формы борьбы может служить область уксиев, находившаяся по соседству с Сузами [160]. Горные жители этой области были пастухами [161]. Они не были подчинены персам, подобно жителям равнин, и настолько сохранили свою самостоятельность в отношении персидской власти, что даже от персидского царя, когда он следовал этим путем из Персии в Сузы, получили повышенный трибут. Этот трибут, по утверждению Арриана, они теперь потребовали от Александра. Он был ими предупрежден, что они пропустят его с войском в Персию, только если получат от него плату, какую они получали за переход от персидского царя. Как указывает Арриан, Александр отослал их, велев идти к теснинам, господдство над которыми позволяет им Думать, что проход в Персию находится в. их власти: там они получат от него условную плату. Он взял царских телохранителей, щитоносцев и около 8 тыс. остальных солдат и ночью пошел, но не по известной дороге, а по другой, тяжелой и каменистой, - вышел на рассвете к деревням уксиев, напал на них, взял большую добычу и перебил много людей. Сам он спешно пошел к теснинам, где уксии рассчитывали встретить его, чтобы получить установленную плату. Кратера он отправил еще раньше занять те высоты, куда, по расчетам Александра, теснимые уксии вынуждены будут отступать. Перепуганные стремительным появлением вражеских войск, лишенные важных и надежных позиций, уксии бежали раньше, чем дело дошло до рукопашной. Одни во время бегства пали от рук воинов Александра, многие погибли, срываясь с обрывистой дороги. Большинство же, убежав с горы, наткнулось на солдат Кратера и было перебито. Оставшиеся в живых с трудом выпросили у Александра разрешение остаться на своей земле, за что обещали уплачивать ему ежегодно дань: 100 лошадей, 500 вьючных животных, 30 тыс. овец [162].
Таким образом, Арриан считает основной причиной выступления уксиев против Александра их требование от македонских войск известных дорожных пошлин. Апологетическая традиция, следовательно, в этом событии не усматривает никаких политических целей. Курций, как выразитель антиалександровской традиции, придает этому событию известный политический смысл. Проблема пошлин здесь совершенно отсутствует. Подчеркивается мысль о том, что начальник этой страны Мадат не хотел сдаваться Александру [163]. Он организовал оборону крепости, осыпал осаждавших стрелами. Борьба оказалась трудной, она усугублялась еще сложностями горной местности, неровной и заваленной скалами и камнями. О трудностях говорит тот факт, что нужно было в сложнейших горных условиях продвигать осадные башни к стенам города, без которых не мыслилось его взятие. Осажденные вынуждены были смириться после того, как возникла для них опасность быть окруженными с двух сторон: со стороны отряда Таврена, расположившегося над укреплениями города, и со стороны самого Александра [164]. В оппозиционной традиции подчеркивается, что горные уксии, господствовавшие над узкими перевалами, являвшимися прямой связью между Сузианой и Персией, неблагоприятное время года, неприступность местности стали бы большим препятствием для Александра, если бы не предательство. Один местный житель, уксий родом, хорошо знавший местность, указал Александру путь, который помог ему обойти неприятеля, навязать ему битву и одержать над ним победу [165]. Под натиском македонских войск слабо вооруженные племена уксиев не могли устоять. Но само их выступление против Александра уже свидетельствовало о наступлении нового этапа в антимакедонском движении, который характеризовался тем, что это движение возглавили силы, которые слабо были связаны с Персидским государством, считались независимыми от него и поэтому с особой интенсивностью боролись со всякими попытками со стороны любых завоевателей навязать им свою волю. Эта тенденция особенно отчетливо проявится в Средней Азии, где македонское движение достигнет широких размеров и высокого накала.
Почему же Александру удалось одолеть антимакедонские выступления, несмотря на то, что они охватили огромную территорию и вовлекли в действие большое количество людей, разных племен и народов?
Прежде всего, все эти выступления не слились в один поток, они были разрознены и проходили неодновременно. Лишь после того, как операции Мемнона на островах Эгейского моря закончились, начал действовать Агис III. Причем он завязал деловые связи и соглашения с персами осенью 333 г. до н. э., а начал активные действия только весной 332 г. до н. э. Ему не удалось создать мощное одновременное выступление против Македонии на большой территории. Организованное им восстание явилось запоздавшим событием, так как основные персидские силы были уже выведены из Эгейского моря. С самого начала выступление пелопоннесцев было обречено на неудачу. Оно консолидировалось только на юге и не было поддержано ни средней Грецией, в частности Афинами, ни островами. Наоборот, во время пребывания Александра в Египте, к нему в Мемфис прибыло посольство из Афин, Хиоса, Родоса, Митилены, Кипра и других городов. Послы вернулись домой удовлетворенными и, видимо, намеревались отказаться от борьбы.
Александр сумел оторвать Афины от Спарты, разъединить афинян и спартанцев. Как известно, во время его пребывания во Фригии он отказал афинским послам "возвратить свободу тем афинянам, которые, находясь на персидской службе, были взяты при Гранике и отведены в неволю в Македонию вместе с 2 тыс. прочих греков" [166]. Александр думал, указывает Арриан, что во время войны его с персами не должно уменьшать того страха, который он внушал грекам, всегда готовым при ослаблении строгости соединиться с варварами. Однако несколько позднее, когда усилились волнения в Греции, Александр освободил афинян из плена, удовлетворив и некоторые другие их просьбы, лишь бы оторвать их от спартанцев. Это Александру удалось сделать. Этим он и разрушил единство действий греков.
Поражению антимакедонского движения сопутствовало и то обстоятельство, что не было никакой существенной связи между одновременными антимакедонскими восстаниями на Балканах и на Ближнем и Среднем Востоке.

---

[1] Benoist–Mechin. Alexandre le Grand on la Réve de passé clairfontaine. Lauzanne, 1964, p. 129—130.
[2] Некоторые буржуазные историки период самого активного актимакедонского выступления среднеазиатского населения склонны называть народной войной, хотя и бесперспективной, но в то же время называют непосредственных участников такой войны разбойничьими отрядами кочевников. (См.: Fr. Schachermeyr. Alexander der Grosse. Wien, 1949, S. 276, 475).
[3] См. А. С. Шофман. Первый этап антимакедонского движения периода восточных походов Александра Македонского. — ВДИ, № 4, стр. 117—136.
[4] Arr. I, 20, 1.
[5] Diod. XVII, 22, 5.
[6] Там же, 23, 1.
[7] Diod. XVII, 2.
[8] Arr. I, 24, 1.
[9] Arr. I, 24, 2.
[10] Там же, II, 20, 5.
[11] Curt. III, 1.
[12] В. Уилер. Александр Великий. СПб, 1899, стр. 13.
[13] A. Robinson. Alexander the Great, p. 84.
[14] A. R. Burn. Op. cit., р. 98—99.
[15] Cutrules Alexander James. Invictus. A history of Alexander the Great, vantrque Press, 1958, p. 106.
[16] Там же, стр. 109.
[17] J. Kaerst. Op. cit., S. 264—266, 272.
[18] Antonino Pagliaro. Op. cit., p. 71, 120.
[19] Там же, стр. 120.
[20] Marcello Fortina. Alessandro Magno e l'ellenismo. In «Nuove questioni di storia antica». Milano, 1968, p. 206.
[21] С. И. Ковалев. Александр Македонский, ОГИЗ, Л.., 1937, стр. 36.
[22] С. И. Ковалев. Александр Македонский. ОГИЗ, Л., 1937, стр. 36.
[23] Marcello Fortina. Op. cit., p. 207.
[24] А. С. Шофман. Антимакедонское движение 333—330 гг. до к. э. — «Ученые записки Казанского ун–та». Общеуниверситетский сборник, 1957, т. 117, кн. 2, стр. 62—68; он же. История античной Македонии, ч. II, Казань, 1963, стр. 119—130.
[25] Diod. XVII, 18, 2; Plut. Alex. 18.
[26] Arr. II, 1—2; Diod. XVII, 30, 1.
[27] Diod. XVII, 29, 3—4.
[28] Arr. II, 1—2; Diod. XVII, 29, 2; 31, 3.
[29] P. Cloché. Alexandre le Grand, p. 25—26.
[30] Diod. XVII, 29, 1—4.
[31] Там же, 31, 3.
[32] Arr. I, 29, 4.
[33] Diod. XVII, 31, 3.
[34] Curt. III, 1, 19—20.
[35] Arr. II, 2, 4; ср. Curt. III, 1, 20.
[36] Curt. III, 2, 21.
[37] Arr. II, 1, 3.
[38] Diod. XVII, 30, 1.
[39] Plut. Alex. 18; ср. Diod. XVII, 31, 4.
[40] Curt. III, 8, 1.
[41] Diod. XVII, 30, 2; Curt. III, 2, 10.
[42] Curt. III, 2, 2—10.
[43] Там же, 16.
[44] Там же, 19.
[45] Diod. XVII, 30, 3.
[46] Там же, 2—3.
[47] Diod. XVII, 4—7.
[48] Curt. III, 2—1.
[49] Там же, 2.
[50] Diod. XVII, 30, 1.
[51] Arr. II, 1, 3.
[52] Curt. III, 3, 1; ср. Arr. II, 2, 1.
[53] Arr. II, 1, 4.
[54] Там же, 1, 4—5.
[55] Там же, 2, 3.
[56] Strabo, III, 1, 46, с. 604.
[57] J. Kaerst. Op. cit., S. 268.
[58] Diod. XVII, 28, 1—5.
[59] Там же, 27, 7.
[60] Arr. I, 28.
[61] Там же, 2.
[62] Там же, 5—7.
[63] P. Cloché. Alexandre le Grand, p. 24—25.
[64] Arr. I, 28, 8.
[65] Arr. I, 27, 4; Curt. III, 6, 6; ср. Xen. Anab. 1, 2, 7.
[66] Arr. II, 13, 4.
[67] В конце 333 г. царь Агис явился к персидскому флоту в Сидон с обширными планами, для исполнения которых он просил послать с ним как можно больше кораблей и войск в Пелопоннес и дать ему денег для дальнейшей вербовки солдат. Но персы в незначительной степени выполнили его просьбу. (См. И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. 1. М., 1891, стр. 150—151).
[68] Arr. II, 13, 6.
[69] Diod. XVII, 48, 1—2.
[70] J, Kaerst. Op. cit., S. 29.
[71] Arr. II, 2, 4—5.
[72] Arr. III, 2, 3-7; Curl. IV, 5, 14—20.
[73] Arr. III, 2, 4; Curt. IV, 5, 17.
[74] Curt. IV, 5, 22.
[75] Arr. III, 2, 6
[76] На острове Косе от македонской стражи удалось ускользнуть Фарнабазу, поэтому среди пленников, приведенных Гегелохом к Александру, его только и не оказалось. (Arr. III, 2, 7).
[77] Arr. II, 17, 4.
[78] Там же, 2.
[79] J. Kaerst. Op., cit., S. 281—282.
[80] В. Уилер. Александр Великий, стр. 104—105.
[81] Arr. II, 24, 3.
[82] Г. М. Лившиц. Классовая борьба в Иудее и восстания против Рима. Минск, 1957, стр. 59.
[83] Curt. IV, 8, 9—10.
[84] И. Кацнельсон. За семью печатями. — «Наука и религия», 1965, № 7, стр. 53. Как указывает И. Кацнельсон, правители Самарии, вероятно, замешанные в заговоре против Андромаха, прослышав о приближении грозного мстителя, спешно обратились в бегство и нашли убежище в пещере, затерявшейся в уединенном и труднодоступном ущелье. Здесь они и их близкие надеялись переждать опасность. Однако македоняне, жаждавшие отмщения, нашли тайник, или он был выдан каким–то предателем. Все находившиеся там беглецы были беспощадно истреблены (в пещере были кумранские папирусы).
[85] Arr. III, 2, 3—7.
[86] Там же, 2, 7.
[87] Curt. IV, 8, 12.
[88] См. Л. Н. Казаманова. Очерки социально–экономической истории Крита. V–IV века до н. э. Изд–во МГУ, 1964, стр. 75, 78, 177—178.
[89] См. Хр. М. Данов. Древняя Фракия. Автореф. докт. дис. Ленинград, 1969, стр. 36.
[90] Just. IX, 3, 1—4.
[91] См. М. И. Гусева. Борьба фракийских племен против македонского владычества в конце IV и начале III вв. до н. э. — «Учен. зап. Ивановского гос. пед. ин–та», т. XI, 1957, стр. 91.
[92] Arr. I, 4—6.
[93] Diod. XVII, 17, 4.
[94] См. Хр. М. Данов. Указ. соч., стр. 87.
[95] Dem. XV.
[96] Arr. III, 6, 3; Curt. IV, 8, 15.
[97] Diod. XVII, 62, 4—5; Curt. III, 1, 21.
[98] Diod. XVII, 62, 4—6.
[99] Там же, 62, 6; 63, 1.
[100] М. И. Гусев а. Указ. соч., стр. 93.
[101] Just. XII, 2, 16.
[102] И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. 1, стр. 64.
[103] Macrob. Saturn, I, 11, 33.
[104] См.: Л. М. Славин. Древний город Ольвия. Киев, 1951, стр. 13; В. Д. Блаватский. Процесс исторического развития античных государств в Северном Причерноморье. — Проблема истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., Изд–во АН СССР, 1959, стр. 21.
[105] См. В. В. Латышев. Исследование об истории и государственном строе города Ольвии. СПб, 1887, стр. 66, 2,37, 240.
[106] Археологические раскопки выявили значительные разрушения города в конце IV в. до н. э. Много построек — общественных зданий, больших жилых домов перестает в это время существовать. После этого события имели место существенные изменения в городском строительстве. См.: Л. М. Славин. Ольвия как город в VI — I вв. до н. э. — «Советская археология». Вып. XXVIII. М., 1958, стр. 285; он же. Периодизация исторического развития Ольвии. — Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., Изд–во АН СССР, 1959, стр. 97.
[107] Just. XII, 2; 16; Curt. Χ, 1, 43. По всей вероятности, сведения Юстина о количестве участвовавших в походе войск и об их поголовном истреблении преувеличены. И то и другое понадобилось Помпею Трогу и его эпитоматору Юстину, чтобы вывести нравоучение: «Грешно воевать с ни в чем неповинными людьми. Зопирион и заплатил тяжелой карой за войну, безрассудно начатую против неповинного народа».
[108] Just. XII, 14; 2, 16.
[109] Curt. Χ, 1, 44.
[110] В. В. Латышев. Указ. соч., стр. 63; С. А. Жебелев. Милет и Ольвия. — Северное Причерноморье. М., Изд–во АН СССР, 1953, стр. 45.
[111] В. В. Латышев. Указ. соч., стр. 63; Т. В. Блаватская. Западно–понтийские города в VII — I вв. до н. э. М., Изд–во АН СССР, 1972, стр. 90.
[112] С. А. Жебелев. Указ. соч., стр. 45.
[113] Чем закончилось восстание Мемнона во Фракии, так встревожившее наместника Македонии Антипатра, неизвестно. Вероятно, оно было так или иначе ликвидировано, а Мемнон в лучшем случае смещен. По мнению некоторых ученых (Белох, Низе и др.), Мемнон оставался наместником Фракии до 327/26 гг. В это время Антипатр будто бы отправил его с отрядом фракийской конницы к Александру. и от последнего тот получил командование над более значительными военными силами (Curt. IX, 3, 21). Но это мнение слабо аргументировано. Маловероятно, чтобы Александр оказал такое доверие мятежному своему командиру. По мнению С. А. Жебелева, предводитель фракийской конницы Мемнон был другой, а не фракийский наместник, и что иного утверждения из указанного места Курция вывести нельзя. (См. С. А. Жебелев. Указ. соч., стр. 45—46).
[114] С. А. Жебелев. Указ. соч.. стр. 45.
[115] Just. XII, 1, 4; 2, 16, 17; XXXVII, 3, 1.
[116] И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. 1, стр. 2Ί5.
[117] В. В. Латышев. Указ соч., стр. 65; С. А. Жебелев. Указ. соч., сто. 42, 46; Л М. Славин. Периодизация исторического развития Ольвии, стр. 97.
[118] Curt. X, 1, 43—44.
[119] Низе и Белох высказываются в пользу хронологии Курция, но не приводят веских доказательств в защиту своей точки зрения. (См.: В. Niese. Geschichte der griechischen und makedonischen Staaten. Bd. I, 1899—1903, S. 499 u. a.; J. Beloch. Griechische Geschichte, Bd. IV, 1925, S. 44 u. а.). M. И. Гусева объясняет эти разногласия тем обстоятельством, что в этот период восстания фракийцев быстро следовали одно за другим и что волнения по существу не прекращались. Если признать, что одно восстание произошло в 331 г., в период наместничества Мемнона, то не исключена вероятность, что в последующие годы вспыхивали новые восстания. (См. М. И. Гусева. Указ. соч., стр. 95).
[120] См. Т. Б. Блаватская. Западно–понтийские города в VII —I вв. до н. э. М., Изд–во АН СССР, 1952, стр. 90.
[121] Diod. XVII, 14, 2—4; XIX, 73, 8.
[122] С. И. Жебелев. Указ. соч., стр. 44. Фрагмент надписи гласит: «Ривула, сын Севта, брат Котиса…», затем идет постановление народного собрания, от которого сохранилась только дата, соответствующая приблизительно 10 июня 330 г. (См. И. Г. Дройзен. Указ. соч., стр. 215).
[123] Демосфен. Речи. Изд–во АН СССР, М., 1954, стр. 547.
[124] Arr. II, 14, 5—7.
[125] J. Kaerst. Op. cit., S. 317.
[126] Dittenberger. Syll². 163, z. 12; Demosth. XVII, 7, 10, 16; Aesch. III, 165; Deinarch. I, 34; Paus. VII, 27, 7; Ath. XI, 509b.
[127] Antoninо Pagliaro. Op. cit., p. 217—218.
[128] Just. XII, 1—6.
[129] Diod. XVII, 62, 5.
[130] Там же, 6.
[131] См. М. И. Гусева. Борьба фракийских племен против македонского владычества в конце IV и начале III вв. до н. э. — «Учен, зап. Ивановского пед. ин–та», т. XI, 1957, стр. 94—96.
[132] Arr. III, 6, 3.
[133] Там же, 16, 9—10.
[134] Plut. Alex. 49.
[135] Diod. XVII, 62, 7—8.
[136] Aesch. in Ctesiph. § 165.
[137] С. А. Жебелев. Указ. соч., стр. 42; В. Niese. Op. cit., S. 497 u. a.
[138] P. Cloche. Op. cit., p. 46—47.
[139] Curt. VI, 6, 1, 21.
[140] Diod. XVII, 62, 1—2.
[141] Diod. XVII, 62, 1.
[142] Arr. III, 6, 3; cp. Diod. XVII, 62, 6 и сл.; Just. XII, 1, 8; Aesch. § 165.
[143] Diod. XVII, 62, 4.
[144] Там же, 62, 6; 63, 1; ср. Polyaen. IV, 4, 1.
[145] J. Kaerst. Op. cit., S. 318.
[146] И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. 1, стр. 214.
[147] Just. XII, 1, 4.
[148] Piut. Dem. 24. Дело против Ктесифонта, как указывает Плутарх, было возбуждено при архонте Херониде, незадолго до Херонейской битвы. В действительности, началось это дело в 336 г. и получило свое разрешение, как уже было сказано, в ό30 г., а не через 10 лет, как пишет Плутарх. Причем отвечал Эсхину не Ктесифонт, а сам Демосфен своей знаменитой речью о венке.
[149] Diod. XVII, 63, 1.
[150] Diod. XVII, 17, 5.
[151] Там же, 63, 2—3.
[152] Curt. VI, 1, 9.
[153] Там же, 1—4.
[154] Curt. VI, 1, 7.
[155] Относительно потерь Курций приводит иные сведения, чем Диодор. Он считает, что в этой битве погибло 5300 спартанцев, а не македонян. Последних погибло не больше 1000, но почти никто не вернулся в лагерь без ран (Curt. VI, 1, 16).
[156] Just. XII, 1, 9—11.
[157] J. Kaerst. Op. cit., S. 320.
[158] Diod. XVII, 73, 5; cp. Aesch. III, 133.
[159] Curt. VI, 1, 20.
[160] Curt. V, 3, 3. О локализации племен уксиев см. статью: И. В. Пьянков. Борьба Кира II с Астигом по данным античных авторов. — ВДИ, 1971, № 3, стр. 26—28.
[161] Arr. III, 17, 6. Керст без всякого на то основания называет уксиев разбойниками (J. Kaerst. Op. cit., S. 309).
[162] Arr. III, 17, 1—6.
[163] Curt. V, 3, 4.
[164] Curt. V. 3, 5—15.
[165] Curt. V, 3, 5—11; Diod. XVII, 67, 4—5.
[166] Arr. I, .16, 6—7.