Песнь XLVIII
В песне сорок восьмой поется о роде Гигантов,
О Паллене-юнице, о сыне Авры заснувшей!
На колесницу восходит, парою леопардов
Запряженную, Бромий, в край фракийский направясь,
Конеобильные земли оставив отца Форонея.
Но инахийская Гера гнев не оставила злобный,
Помня и Аргос смятенный, и жен аргосских безумье
Страшное, и ополчилась вновь она на Лиэя.
Стала она молиться, коварная, матери Гее,
О деяниях Дня вопя, о могуществе Вакха,
Погубившего индов землеродное племя.
Лишь жизнедарная матерь узнала, что отпрыск Семелы
10 [11]
Предал уничтоженью племя почтенное индов,
Восстенала, припомнив погибель другого потомства,
И ополчила на Эвия племя горных могу́тов,
Отпрысков высоковыйных, и гневное слово сказала:
"Дети мои, сражайтесь с гроздолюбивым Лиэем
Глыбами скал огромных, сгубите Индоубийцу,
Диева сына, рода земли погубителя, дабы
Не узрела его на Олимпе, державного, с Днем,
Заключите в оковы Вакха и бросьте в темницу -
Я же для Порфириона потребую Гебы в супруги,
20 [21]
А Киферейю - Хтони́ю, для Энкелада - Афину,
Артемиду потребую Алкионею для ложа!
Мне Диониса доставьте, чтоб горевал Кронион,
Видя в рабстве мною плененного Диониса!
Или его уязвите терзающим тело железом,
И убейте, как древле Загрея убили, чтоб после
Говорили - о боге иль смертном! - что отпрыска Дня
Гневная Гея дважды убила за гибель двойную,
За низверженье Титанов, древнейшего рода земного,
За землеродных Гигантов, рожденных после Лиэя!"
30 [31]
Так рекла - и могутов войско она ополчила,
И могутов порядки в битву тотчас устремились!
Этот с глыбой нисейской земли, а тот, отрубивши
Высокооблачных гор скалы кусок преогромный,
Им тотчас же на битву с Бромием ополчился.
Сей с прибрежья морского утеса вырвал громаду,
Оный взял с перешейка глыбу скалистую, с нею
Устремившись в сраженье. Бесчисленными руками
Вырвал пик пе лионский Пелорей исполинский,
Миру пещеру девы Филиры открыв. Ослабевший
40 [41]
Вострепетал Хирон, увидев разбитую кровлю,
В коем тело мужское из конского крупа взрастало...
Ветвь лозовую вздымая, Гигантам смертельную, Бромий
Устремился на воя огромного, Алкионея,
Не метал он ни бурный дрот, меча не имел он,
Только разбил он длани многоруких Гигантов
Лишь единой лозою, грозд овьем, милым в застолье,
Раздавил он мгновенно змей, ползущих навстречу,
Обрубил он Гигантов змеевласые главы,
И они покатились во прах в мученьях предсмертных;
50 [51]
Множество воев убил он, в куски изрубил Гигантов,
Кровь потоком лилася, кровые токи стремились
Новые по ущельям, обагряя утесы!
И клубки землеродных змей заплясали повсюду
В ярости пред Дионисом аспид овласым и в страхе!
Бился Вакх и палящим пламенем - светоч вздымая
В воздух, разил супостатов, и огонь самородный
В небесах разливался искрою жгучей и яркой,
В пепел плоть обращая нападавших Гигантов.
Вот уж змей полумертвый какой-то, с пламенем в глотке,
60 [61]
Хочет огонь изрыгнуть, шипит, от жара свиваясь,
Но лишь чад выдыхает, не яд из погибельной пасти!
Шум великий поднялся. На главы врагов ненавистных
Вакх исполинский обрушил светоч свой смертоносный,
Жег он земным пыланьем жарким лики Гигантов,
Горнего отраженье пламени Дня земное,
Ярко пылал сей светоч: вот над челом Энкелада
Воздух вдруг возгорелся и жар текучий излился,
Но не низвергнул могута, пред веяньем жара земного
Не подогнулись колена, он невредимым остался
70 [71]
Алкионей устремился на Диониса, огромный,
Пик фракийский во длани вместо дрота сжимая,
Против Вакха воздвигнул скалу громадную Тема,
Но напрасно - скалою сей не попал в Диониса!
Вот уж другую он мечет гору - но о небриду
Вакха она разбилась, панцырь его нерушимый!
Вот Тифоэй уже младший громоздит Эмати́и
Глыбы, во всем он подобен прежнему, горы крутые
Взды́бившего когда-то матери милой Аруры!
Сулицы из утесов стал он метать в Диониса!
80 [81]
Выхватил меч у твари, вставшей пред ним над землею,
Вакх державный и гла́вы стал сносить сих Гигантов,
На куски изрубая змей, плюющихся ядом!
Войско саморожденных даже и без оружья
Он низвергает, безумный, бьется плющом гибкоствольным,
Вверх по стволам ползущим, сражая рати Гигантов!
Тирсом своим смертоносным всех бы врагов уничтожил
Вакх, когда бы из битвы сам же и не удалился,
Жизни и души Гигантов оставив в родителя воле!
Вот он быстрой стопою во Фригию устремился.
90 [91]
Но деянье иное вернуло его, ибо должно
Вакху убить героя, убийцу многих, Паллены
Девы отца смертоносного, ибо позорною страстью
К собственной дщери пылал он, любовь превозмочь не в силах,
Деве препятствовал выйти замуж, ее понуждая
Женихов умерщвлять в поединке, обильною кровью
Сватовство и кончалось на состязаньях в палестре -
До тех пор, пока Вакх не явился, Дики предвестник!
Так вот жила Пал лена, долима отцом нечестивым.
Бог же стал домогаться девы, внушающей ужас,
100 [101]
Много даров выставляя. На предложенье Лиэя
Повелитель ужасный потребовал с дочерью боя
И привел на арену, где женихов убивали,
Где уж с копьем огромным изострым во дланях могучих
Дева невестная встала, щит закинув на плечи.
Тут на арену явилась Киприда, нагой в середине
Эрос встал, показавши брачный венец Дионису.
Лишь с победой в сраженье получали невесту.
Нимфа Пейто одела девы нежное тело
В серебристое платье, победу суля Дионису -
110 [111]
Но сорвала одежды, мышцы свои обнаживши,
Дева, копье отбросив, предстала нагой, босоногой,
Дочерь Ситона, явивши всю красоту девичью.
Не было с нею оружья, только повязкою алой
Препоясаны перси туго упругие были.
Да, нагою явилась, только буйные кудри
Вольно струились волною, выю ее закрывая,
Бедра крутые виднелись, а от подошвы сандалий
Белые ленты тянулись вверх по икрам до лядвей
И препоясав чресла, срам они закрывали.
120 [121]
Белоснежная кожа лоснилась маслом оливы
Боле всего на дланях: она желала из пястей
Освободиться борца, коль ее поймают захватом.
Вот она с речью бесстыдно насмешливой к богу Лиэю
Прянула, к жениху, и дланями ухватила
Сильными словно канаты за выю в мощном захвате!
Но одним лишь движеньем быстро назад отклонился
Вакх и прочь отбросил белокожей юницы
Нежные мягкие пясти, ослобонивши затылок;
После мгновенным захватом двойным обхватил он Паллены
130 [131]
Бедра и словно вприпляску стал раскачивать деву,
После, румяные длани вывернув, Афродиты
Вдруг почуял дыханье от белолокотной дщери!
И вознес он высо́ко над землею врагиню,
К розовой плоти прижался, сладостным упоенный
Бременем, изображая прерывистое дыханье
Смертного, словно победа из рук того ускользает!
Милая богу Паллена попыталась искусно
Нежною пястью девичьей бросить в воздух Лиэя,
Только не совладала с тяжестью мужеской мощи
140 [141]
И назад отступила от непобежденного Вакха!
Только бог устремился вперед и проворно юницу
Милую обхватил и поднял (как будто бы тирсом
Помавал он) на воздух, и бросил быстро за плечи,
После могучую деву нежнощадящею дланью
Уложил незаметно, простертую, прямо на землю,
Жадно глядя украдкой на распростертое тело,
Нежную плоть озирая в песке и пыли арены,
Вольной волною любуясь волос, осыпанных прахом,
Но в одно лишь мгновенье на ногах оказалась,
150 [151]
Прежнее положенье заняв, соперница, только
Дионис незаметным плавным движеньем подкрался,
Встал напротив Паллены, кругообразным вращеньем
Дланей подсек колена безжалостно молодицы,
После, захват изменивши, проворно стиснул ей ребра,
Одновременно выю зажавши, а длани девичьи
За спину заведя, выкручивая и ломая,
Стал держать, попытавшись подсечь лодыжки иль икры.
Тут внезапно на землю бросился Бромий, дозволив
Нежным пястям победу, ибо страстно он жаждал
160 [161]
Исцеленья любовных желаний и в сладостном прахе
Упивался, охвачен вожделеньем безмерным,
Жаркой тяжестью девы, навалившейся сверху,
Мощным объятьям отдавшись соперницы добровольно!
Но вскочила Паллена, сильной стопой оттолкнувшись,
Вырвавшись из объятий хмельного от страсти Лиэя;
Бог же броском незаметным снова ловит юницу,
Розоволикой врагине подсечку ловкую сделав.
Грянулась отроковица, длани далёко простерла,
Уж не в силах подняться... Пока она ниц лежала,
170 [171]
Вакх заломил за выю нежно ладони любимой...
Тут отец устремился быстро и встал между ними...
Дочь попыталась снова вступить в сие состязанье,
Но удержал родитель, и в борьбе за невесту
Он присудил победу сладостную Дионису,
Только бы у побежденной жизнь не отнял юницы!
После единоборства победного и с одобренья
Дня, сородича Эрос тут же венком и венчает,
Тем завершив испытанье, выдержанное Лиэем!
Было подобное древле состязанье за право
180 [181]
Сочетаться любовью с девой: когда Аталанту
Гиппомен победил, златое яблоко бросив...
Только единоборство с невестою завершилось,
Как Дионис, еще потный после борьбы упорной,
Поражает Сито́на тирсом во грудь изострым,
Тирс же Вакх как подарок брачный подал невесте...
Вот свершается свадьба, и славят ее, и над ложем
Запевают силены и буйно пляшут вакханки,
Величают хмельные сатиры в гимне любовном
Страсть, рожденную между соперниками в поединке.
190 [191]
Нереиды, толпою пришедшие с ближнего брега,
Окружили Лиэя хороводом девичьим,
Пели они громкозвучно, и средь зыбей фракийских
Гостеприимец Вакхов, старец Нерей, веселился.
А Галатея, ныряя средь волн, поздравляла Паллену,
С коей сейчас сочетался любовью Вакх-победитель,
И ликовала Фетида, хоть брачной страсти не знала,
И перешейка морского твердь венчал плетеницей
Меликерт, восхваляя брачное празднество девы.
Нимфы-гамадриады на Лемноса огненной суше
200 [201]
Брачные возжигали светочи в честь пированья!
Сладостными речами утешил скорбящую дочерь,
Плачущую по отцу, супруг благорадостный, молвив:
"Отроковица! Не плачь, не печалься по нечестивцу!
Отроковица! Не плачь - оскорбил он девичество дщери
О, да не смеет родитель дочери домогаться,
Скорбь по казненному мужу-нечестивцу напрасна,
По Ситону-родителю... Дика уж пляшет, смеется,
Пястью девичьей высо́ко свадебный светоч вздымая,
Дика, не знавшая брака, свадьбу твою воспевает,
210 [211]
Нового Ойномая зрела она погибель...
Да, погиб Ойномай, но после родителя смерти
Гиппода́мейя браком стала своим наслаждаться!
Дай же ветрам развеять печаль по отцу и предайся
Радости, сочетаясь в любви с виноградным Лиэем;
Домогательств отцовых ты ведь теперь избежала,
Ненавистной Ситона страсти, свадьбы отсрочки,
Нет уж теперь убийцы женихов, нечестивца,
Что отвращал Афродиту от старившейся невесты,
Осудившего дочерь на одинокое ложе!
220 [221]
Ах, взгляни на останки женихов убиенных,
Коих любила Пафийка, Эриния грозная - свергла!
Вспомни юношей гла́вы, прибитую к двери добычу,
Крови текучие струйки, свидетелей свадьбы кровавой!
Ты не дочерь Ситона смертная, ты происходишь
От божества Арея фракийского, отпрыска неба,
А на свет породила тебя Киферейя-богиня,
Ты на родителей этих небесных похожа обоих:
Нравом подобна Арею, красотой - Афродите!
Может быть даже державный Гермес-состязатель - отец твой,
230 [231]
К ложу Пейто скользнувший богини, пособницы брака,
Он тебе в единоборстве путь к страсти открыл любовной!"
Так говорил, и утешил исцеляющим словом,
Слез унял он потоки печалующейся юницы,
После уже и на ложе возлег он к возлюбленной деве,
И насладился любовью во браке, недавно свершенном!
Вот он домы Паллены оставил и через фракийский
Край направился к Рейс, где средь долов фригийских
Кибелиды обильной и челядь, и двор обитали.
Там, охотясь средь горных Ди́ндима скал и утесов
240 [241]
Авра, цвела Риндакида, горнолюбивая дева,
Страсти эротов не знала, Лучницы дикой подруга,
Знать не хотела занятий девушек незамужних,
Новая Артемида... Отцом неистовой девы
Был Лелант из рода Титанов, супруг Перибойи,
Дочери Океана, и быстроногая Авра
Мужеством отличалась, не ведала о Киприде;
Выше она и сильнее своих подруг и ровесниц,
Белолокотная другиня вечная кряжей -
Часто охотилась дева на свирепых медведиц,
250 [251]
Часто, могучая, дроты метала во львиц ненасытных,
Ланей не убивала, не гоняла и зайцев,
Но колчан воздымала, залитый кровью добычи
С плеч, чтоб у метить племя неукротимое горных
Львов стрелой смертоносной... Согласно имени, дева
Ветра мчалась быстрее вдоль ущелий чащобных!
В час полуденный однажды, лишь зной начался несносный,
От ловитвы она отдыхала в сладостной дреме,
Телом простерлась на ложе Кибелы, чело приклонила
У изножья у самого древа, чистого лавра,
260 [261]
Там она в полдень заснула и о брачных грядущих
Празднествах было знаменье сладостное в сей дреме:
Явится бог огнепылкий и жгучее жало на жилу
Лука наложит, и станет зайцев стрелять по чащобам,
Уязвляя стрелою легкою множество зверя;
Будто придет и Киприда вместе с отпрыском Мирры
Сразу за ловчим малюткой, окажется, будто бы дева
Рядом и Авра, не лук Артемиды неся за плечами,
А охотника Эроса тул, пернатыми полный!
Вот он зверя уметил, но, утомившись охотой,
270 [271]
Мстительно-злобной на разных медведиц и леопардов,
Поясом страсти любовной львицу вдруг заарканил,
И по земле волоча, показал ее матери милой;
После увидела дева во тьме, как ее подхватил он,
Злобный, как, умоляя, к Адонису и Афродите
Длани она простирала, а бешеный Эрос глумился,
Отроковицу представив добычею, львицею в путах,
Как кричал, похваляясь: "Благовенчанная матерь!
Вот привожу со склоненной главою к тебе я девицу!
Вы же, девы-плясуньи изнеженного Орхомена,
280 [281]
Пояс сей возложите на чресла Авры для брака,
Дабы возмог он упорство львицы непобедимой!"
Вот предсказанье какое дикая Авра узнала.
Были сны неразумны - разве не эти эроты
Ловят и жен, и мужей, загоняя их в ловчие сети?
Пробудилася дева, гневалась против лавра,
Эроса и Киприду бранила, но Гипноса - больше,
Глупому сновиденью угрозы она обращала,
Листьям мстить собиралась, рекла безмолвному древу:
"Дафна, меня ли ты гонишь? Разве ты древо Киприды?
290 [291]
Я под сенью твоею расположилась, дремала,
Мыслила, ты защищаешь девичество, чистое древо,
Думала, не потеряла облика ты и надежды...
Ныне и ты изменилась, и мыслишь ныне иначе!
После погибели стала прислужницей Афродиты?
Ты уж не древо девы, а древо ты новобрачья!
Только лишь подле мирта видят сии сновиденья,
Милые только распутницам... Разве Пейто ты древо?
Не Аполлоновой дланью возделаны листья и ветви?"
Гипноса так укоряла с Эросом, вместе со древом.
300 [301]
Тут владычица леса поблизости оказалась,
От палящего солнца истомилась богиня
Артемида, повозку остановила, чтоб в струях
Вод с наядами вместе освежиться от зноя.
Прямо в зените неба палящее солнце стояло,
Жарким бичом беспощадно хлестал в полуденное время
Гелий, горя нестерпимым блеском над Льва хребтовиной;
Вот подводит под иго ланей своих упряжных
Горная Артемида, сама же быстрой повозки
Передала и вожжи, и бич своей девственной Авре,
310 [311]
Та же рогатых ланей, быстрых как ветер, погнала.
Дщери нагие старца, извечного Океана,
Сопровождали богиню, служа ей и повинуясь -
Первая сильно и резво впереди поспешала,
Та, подвернув одежды, рядом бежала с повозкой,
Третья, за кузов схватившись повозки быстроко лесной,
Вровень с нею летела вперед и не отставала.
Лучница же лучилась, свет на них изливая,
Ярче служанок красою сияла, как будто в повозке
Горней с высот поднебесных бессонный огонь рассыпала
320 [321]
На безоблачной выси мерцающая Селена,
Восходящая в полном блеске средь россыпей звездных,
Ликом своим затмевая горних звезд мириады.
Ей подобная блеском Артемида по чаще
Ехала в те долины, где, журча, изливались
Токи Сангария, горней напоённые влагой.
Авра же погоняла, бич воздымая высоко,
Ланей, златою уздою быстрый бег направляя
Ярко блестящей повозки владычицы к брегу речному.
Вот на землю спустилась богиня, Упис снимает
330 [331]
Лук с богининых плеч, колчан берет Хекаэрга,
Дочери Океана снимают ловчие сети,
Псов сажают на сворку. Локсо́ богини плесницы
Развязала... И в самый полдень, юниц продолжая
Защищать, она в воды осторожно вступает,
Мало-помалу от бедер подвертывает одежды,
Медленно через гла́ву снимает хитон тонкотканый,
Ступни, лодыжки и лядвеи не разомкнуть стараясь,
Погружается в струи почти целиком Артемида.
Авра смотрит украдкой сквозь прозрачную влагу,
340 [341]
Зорким взором пучину проницая бесстрашно,
На очертания тела, коего видеть не должно,
Наслаждаясь красою божественною хозяйки.
Вот, оттолкнувшись от брега, руками себе помогая,
Рядом с богинею Авра в токах воды заскользила.
Вынырнув из потока, гла́ву подъяв, подплывает
В бурно струящейся влаге, с распущенными волосами,
Артемида лесная, и неукротимая Авра
К персям ее прикоснулась, бесстыдные речи сказала:
"Ты лишь единая имя целомудренной носишь,
350 [351]
Перси твои по-женски полны, округлы и мягки,
Как у самой Пафийки, не как у девы Афины,
Нежно-алым румянцем пылают девичьи ланиты!
Ах, если ты сияешь божественной красотою,
Что ж не богиня ты брака с пышнов ласой Кипридой,
Что ж не ведешь мужчины в светлицу - с тобой, коль захочешь,
Может Гермес иль Арей почивать, оставь же Афину!
Если б хотела, взяла бы луки и стрелы эротов,
Коли привязана к луку и стрелам, и к полным колчанам!
360
Милосердья молю - но много тебя я прекрасней!
Тело мое могучей! Взгляни на стать и обличье
Мужественности моей! Я Зе́фира в беге быстрее!
Посмотри, как сильна я! Нет ничего от женщин
Слабых в моей груди! Сказать по правде, скорее
Из твоей изольется обильное сладкое млеко!
Мягки твои ладони зачем? Отчего же и гру́ди
Не округлы и тверды, не налиты силою Авры,
Говорящие явно о целомудрии чистом?"
Молвила так, надсмехаясь... Внимала богиня безмолвно,
370
Наливаяся гневом, ходившим волнами в сердце,
А в очах разгоралось смертоносное пламя...
Прянула быстро на берег, в одежды вновь облачилась,
Препоясала чресла девственные повязкой,
Стала искать Немесиду - и обнаружила деву
На заоблачных высях Тавра, где близ струистого Кидна
Похвальбу Тифоэя та пресекала когда-то,
Пред стопами ее само собою вращалось
Колесо, и гордыню оно с высот низвергало,
Немесиде-богине сопутствуя в странствиях дальних,
380
Божеству, блюдущему правду и жизни дороги,
Птица возмездья летела над плечами богини,
Гриф исполинский, раскинув большие крыла и четыре
Когтя, сей возвеститель того, что богиня в пределах
Четырех по дорогам проходит миропорядка!
Злобного гордого мужа она уздою смиряет,
Облик такой имея; она нищетою бичует
Гордеца и свергает вращеньем колесным надменство!
Только завидела дева Лучницы лик побледневший,
Артемиды, чьи взоры местью и смертью дышали,
390
Стала ласковой речью утешать ее сразу:
"Лучница, взоры твои говорят о гневе ужасном!
Кто из сынов Аруры тебя оскорбил и унизил?
Снова ль из бездны подземной Тифоэй появился?
Тития взоры неужто бесстыдные снова открылись?
И с родительницы твоей он срывает одежды?
Где же твой лук, Артемида? Где жала стрел Аполлона?
Снова какой притесняет тебя Орион? Нечестивец,
Раздиравший одежды твои, покоится ныне
В недрах земных, бездыханный, если снова какой-то
400
Муж, обуянный страстью, хватает тебя за пеплос,
Скорпиона другого пошли отомстить поруганье!
Ежели От надменный иль Эфиальт бесстыдный
Принуждают насильно тебя к утехам эротов,
То оскорбителя девства, богиня, убей на месте!
Коль многоплодная матерь снова, Лето́, оскорбляет -
Каменною Ниобой плачущей женщину сделай!
Радостно я на Сипиле новый камень поставлю!
Разве отец принуждает, как прежде, ко браку Афину?
Нет, ведь и за Гермеса тебя не выдаст Кронион,
410
Как желал за Гефеста отдать Афину когда-то!
Если как некогда матерь Лето́ тебя ревностью гонят,
Стану мстительницей за поруганную Артемиду!"
Так рекла. Не дослушав, богиня ее прерывает,
Слово псолюбивая Лучница и молвит во гневе великом:
"Всеукрощающая! Водительница поколений!
Нет, ни Зевс, ни Ниоба, ни От уж не оскорбляют,
Титий за край одежды Лето[1] не хватается боле,
Орион, сын Аруры, не понуждает ко браку,
Но оскорбила словом обидным и нечестивым
420
Дочерь мужа Леланта, дева-бесстыдница, Авра!
Как же поведать об этом? Позор для меня и бесчестье -
Над красотою тела богини она надсмехалась;
Как моя матерь и я поруганы! Ведь во фригийских
Землях хвалилась Ниоба перед Лето́ детородством,
И во фригийских пределах хвалится Авра красою!
Но заплатила Ниоба, в камень за то обратившись,
Танталида, и слезы льют и поныне обильно
Окаменелые очи... Меня же, ах, оскорбили
Безнаказанно! Авра, девичество возлюбивши,
430
Не омывает камня слезами, и не являет
Ключ говорливый кары за бесстыдные речи!
Ныне к тебе взываю, о Титанида по крови,
Милости дай мне, как матери милой, дабы узрела
Каменную громаду вместо Авры бесстыдной!
Не оставь без отмщенья твою сородницу ныне,
Да не увижу вовеки лика смешливого Авры,
Или ввергни в безумье ее серпом медножальным!"
Так восклицала, и слово ответное молвит богиня:
"Чистая Летоида, Охотница, сродница Феба,
440
Крови Титанов медным серпом язвить я не вправе,
Девы фригийской в камень превращать я не стану,
Племя Титанов почтенно, близка им сама я по крови,
Отче Лелант Немесиды не укорит и вовеки!
Но окажу я услугу Лучнице: дикая Авра
Девственность потеряет и боле чистой не будет!
Ты же ее увидишь у лона горных потоков
Плачущей по утрате невинности безутешно!"
Так рекла Немесида, и Артемида, оставив
Мести богиню, в повозку взошла с четверною упряжкой
450
Ланей и оказалась во Фригии. Адрастейя
Стала преследовать сразу ненавистную Авру,
Сразу своих пустила грифов огромных по следу,
И взлетела за ними в небо на быстрой повозке,
Путь завершивши, встала на вершине Сипила,
Каменных зраков напротив плачущей Танталиды,
Птицам с четверными когтями сесть приказала,
К высокомерной Авре приблизилась, гордую выю
Девы она хлестнула плетию змееносной
И колесо закрутила, гордость свергая девичью,
460
Волю ее опутав неразрешимою вязью,
После чресла змеиным поясом завязала,
Адрастейя аргивская... Лучницы волю исполнив,
Гневному Дионису-сороднику угождая,
Богу внушила иную страсть, хоть страсти не знала,
После любви к Паллене, после любви к Ариадне,
(Первую он оставил в отчем краю, а вторую
На чужбине далекой, превращенною в камень,
Схожий с Герой ахайской, Берою же не получил он...)!
А Немесида вернулась к Тавра снежным вершинам,
470
К токам Кидна знакомым. Эрос тем временем жалом
Сладостного желанья уязвил Диониса,
После взмыв на огромных крылах под своды Олимпа!
Вот уж бродящего в долах Вакха страсть поражает,
Места себе не находит бог, уже не надеясь
На благосклонность девичью - но нет от любви исцеленья!
Эрос его сжигает пламенем, жалящим разум,
Бромия подвигая на насилье над Аврой!
Страсть уж скрывать не в силах, в чащу бросается леса,
Но не любовною лестью склоняет дикую Авру -
480
Страхом охвачен, что дева бегством спасется! Бесстыдней
Нет ничего, когда дева страшится, а муж изнывает!
Но все глубже и глубже вонзается жало эротов...
Он за юницей крадется, за стаей псов ее гончих,
Поджидая, что ветер Киприды одежды поднимет,
Бромию позволяя бедром и ступнёй любоваться...
Вот, наконец, истомленный любовью страстною к Авре,
Выкликнул Вакх в безумье неистовства полные речи:
"Я словно Пан злосчастный, нет мне в страсти удачи,
Дева быстрее ветра бежит сквозь дикие чащи,
490
Нимфы Эхо неверней, вечно невидимой девы!
Бромия Пан счастливей гораздо, ибо он знает
Исцеленье от страсти в сладостнодивном звучанье:
Эхо ему отвечает откликом запоздалым,
Возвращая его же речи как будто! Когда бы
Хоть единое слово из уст послала мне Авра!
Эта любовь не такая! Норов сей молодицы
Столь отличен от прочих норова милых любимых!
Зелье какое муку мою исцелит? И какое
Средство я испытаю? Разве прельстится Авра
500
Взглядами нежными, разве взором безумным и пылким,
Клятвою льстиволюбовной склонить мне медведицы сердце
К Эросу и Пафийке? Кто ж львице о страсти лепечет?
Кто беседует с древом? Кто ель в любви убеждает?
Разве камень прельстишь? Со скалою ли объясняться?
Кто из мужей очарует неприступную Авру?
Кто из мужей очарует, кто с девою даже повязок
Не носящей, о браке залепетать посмеет?
Или об Эроса жале? Или о Кипрогенейе?
Выслушает Афинайя такое иль Артемида
510
Лучница - только не дева неприступная Авра!
Если б слово "любовь" из уст возлюбленных слышать!
Только надежда напрасна, о Вакх, забудь же об Авре!"
Так говорил он, блуждая по травам долов цветущих,
Жалуясь ветрам весенним... У благоуханного мирта
Остановился он в полдень, дав плоти сладостный отдых,
Притулившись у древа, лепеты Зе́фира слушал,
Сломленный страстною мукой. Томящемуся под листвою
Вдруг из ветвей родимых пышнорастущего древа
Дева нагая, нимфа- гамадриада явилась,
520
Верная и Киприде, и влюбленному Вакху:
"Раз уж Бромий не может с Аврою сочетаться
Браком, то надо опутать охотницу нежною вязью
И на стопы наложить и на длани оковы Киприды,
Дабы в сладостной дреме иго любви претерпела
И без брачного вена девичество потеряла!"
Так промолвила, после скрылася в доме ветвистом,
В древе, что вместе взрастало с нимфой. Вакх истомленный
Дремой забылся тяжелой в снах, в любовных томленьях...
И видение мертвой Ариадны явилось
530
В сновидениях богу, дремлющему Дионису,
И укоряла, и в смерти возлюбленного ревнуя:
"О, Дионис, забывший о прежней пламенной страсти,
Ради возлюбленной Авры презревший свою Ариадну,
Ах, Тесей, мой любимый, ветром злым унесенный,
Ах, Тесей, мой любимый, мужем ставший для Федры...
Выпала доля такая, что суженый деву оставил,
Он возлюбленную покинул, спавшую сладко,
Я же непостоянному богу Лиэю досталась!
Горе мне, что не смертный стал мне соложником милым,
540
Против безумного Вакха должна я была ополчиться,
Ставши одной из лемнийских дев, губящих супругов!
Клятвопреступника, многих посетителя спален,
Звать должна я любимым после героя Тесея!
Что же, проси невесту о подарке эротам,
Прялку прими из дланей, дар любви незабвенной,
Дай ей, о соблазнитель, своей возлюбленной новой,
Царственной Миноиды подарок, и скажешь, бесстыдный:
"Нить дарила Тесею дева, а прялку - Лиэго!"
Ты и сам, как Кронион от ложа к ложу меняешь
550
Облик, о женолюб, родителя сын и наследник,
Одержимый желаньем женской любви ненасытным!
Ведомо мне о браке с ситонийской Палленой,
Столь недавнем, и знаю о браке с девой Алтайей,
О Корониде-супруге молчу, родились от которой
Неразлучные три Хариты! Скажите, Микены,
Миру об Ариадне, о грозном зраке Медусы,
О прибрежье наксосском! Молвите, где соблазнили
Ариадну, кричите: "Тесей, о жених мой, приди же,
Кличет тебя Миноида, гневаясь на Диониса!
560
Что поминать Кекропи́ю? Я стану Пафийке-богине
Жаловаться на обоих, Тесея и Диониса!""
Молвила так - и исчезла, подобная дымке прозрачной.
Вакх пробудился, отбросив Гипноса мощные крылья,
Опечалился скорбью явленной в сне Ариадны...
Только стал он искусных лукавств искать для любовных
Обольщений, о прежних вспомнив - как отроковицей
Астакидской обманом завладел, погрузивши
В сон ее и добившись любви вином опьяненной...
Вот, пока Вакх замышляет обманы любовные снова
570
Дочерь Леланта бродила, ища лесного потока,
Ибо мучила жажда охотницу жгучая Авру...
От Диониса не скрылись поиски страждущей девы,
Прянул тотчас он к изножью близлежащего склона,
Тирсом ударил о землю и раскололась громада
Скальная, тут же извергнув из лона струи хмельные
Влаги ало-пурпурной... В благодарность Лиэю
Хоры богини, служанки Гелия, разубрали
Луговыми цветами ложе и стенки истока,
Пряным благоуханьем повеяло с нового луга...
580
Возросли там и стебли с цветами, что имя Нарцисса
Славного красотою, носили, на плодном Латме
Оного породили Эндимион и Селена;
Юноша ликом прекрасным собственным любовался,
Видя свое отраженье, явленное во влаге -
Умер, не в силах от лика призрачного оторваться...
Рос там и благоуханный гиацинт амиклейский,
Над распустившимися лепестками, словно весною
Соловьиные стаи песни свои распевали...
Вот туда-то, томима жаждой мучительной, Авра
590
Прибежала, желая влаги Зевеса ль, истока ль
В долах найти, или речки горной журчащие струи!
Тьмою плотною Эрос одел ее очи и разум,
Только она увидала ложный Вакхов источник,
Облик туманный Пейто развеяла перед Аврой,
Молвив ей слово, предвестье страсти любовной для девы:
"Припади же к истоку, сулящему страсти свершенья,
Струи прими в уста, возлюбленного - на лоно!"
Радостно смотрит Авра на ключ и к зыби журчливой
Припадает устами, впивая Вакхову влагу...
600
Влаги испив, восклицает изумленная Авра:
"Что за диво, наяды? Благовонную влагу
Чье же небесное чрево породило в сем доле?
Этой влаги отведав, я к бегу уже не способна!
Тяжестью ноги налиты, сладостный сон навалился,
Только истомные стоны уста издавать и способны!"
Молвила - и колена неверные подкосились.
Вот она попыталась продолжить путь хоть немного,
Но в висках зашумело, все поплыло пред глазами,
И голова, налившись сном, на плечи склонилась...
610
Рухнула у подножья высокоствольного древа
Авра, оставив защиту девичества матери Гее.
Тут огнепылкий Эрос сломленную увидел
Деву, с небес спустился с ликом улыбчиво-ясным,
Молвив такие речи радостному Дионису:
"Как, Дионис, охота? Авра тебя поджидает?"
Так он сказал и к Олимпу взлетел, крылом помавая,
Только на листьях весенних цветов начертал он сначала:
"Ложе твое готово, пока забылась невеста
Сном, о жених, смотри же, не пробуди столь желанной!"
620
Вот Иовакх узрел на земле заснувшую деву,
Под крылами летейского Гипноса спящую Авру,
И подкрался бесшумно, босыми ступая ногами
По траве к беззащитной, безгласной и бездыханной
Осторожною дланью колчан узорчатый с девы
Он снимает и прячет лук и стрелы в пещере,
Дабы Гипноса крыл ненароком не потревожить
Он повязками крепко ноги юницы опутал,
Нежные пясти девы обвил бечевою он прочной,
Дабы не ускользнула, запрокинул на землю
630
Нежное бремя, во сне готовое для Афродиты,
Снял он брачную жатву с Авры, спящей глубо́ко,
Стал супругом, но выкуп не заплатил! И дева
На земле, хмельная, отдана в жены Лиэю!
Лик охватил крылами тонкотенными Авры
Гипнос, пособник в страсти Диониса, и сам он
Ведал услады Киприды, вспомощник верный Селены,
В сладостных сновиденьях с ласковой знаясь любовью.
Брак с ней во сне свершился, и в радостно-резвую пляску
Сами собою пустились окрестные весело горы,
640
Гамадриада лесная на дереве веселилась -
Только чистая Эхо не приняла в пляске участья,
А стыдливо забилась в пещеру укромную, дабы
Женолюбивого Вакха радостей брачных не видеть.
Вот, сочетавшись любовью на ложе этом безмолвном,
Гроздолюбивый соложник ушел, он лишь на прощанье
В милые губы деву целует и разрешает
Пясти от пут и лодыжки, колчан достает из пещеры,
Снова в ладони влагает лук и охотничьи стрелы,
И возвращается снова к сатирам, брачное ложе
650
Авры, дремлющей сладко велению ветров оставив.
Вот просыпается Авра после услады любовной,
Стряхивает дремоту, свидетельницу сей свадьбы!
Видит она в изумленье лежащие рядом повязки,
Обнаженные перси ощущает, нагие
Лядвеи, видит и кровь на подоле мятом хитона,
Знак девичества, взятого и без брачного вена!
Озирается Авра растерянно... Снова в повязки
Облачается, гру́ди девичьи скрывает под тканью,
Облекается в пояс - да все уже понапрасну!
660
Стонет она от скорби, мучается в безумье,
Гонится за пастухами, их убивает на склонах
Горных, казнить желая похитителя девства,
Боле всего стремится беспощадным железом
Убивать быкопасов, ведая о Титоне,
Эос милом супруге, быкопасе злосчастном.
Знала об Эндимионе латмийском, быков пасущем,
О возлюбленном бычьей упряжкой правящей Мены;
Слышала о фригийце Хи́мносе, древле иною
Девой лишенного жизни, пастыре злополучном,
670
Боле всего убивать стремилась она козопасов,
Целые коз стада вырезала за то, что обличьем
Пана ей напоминали, косматого похотливца;
Убедила себя, что Пан изнасиловал Эхо
Чистую тоже во сне, сей пастырь коз неисчетных!
К земледельцам пылала ненавистью, ведь служили
Все они тоже Киприде, когда Иаси́он, соложник
Щедроплодной Деметры, первым стал землепашцем.
Убивала Авра охотников, верила ибо
Древним сказаньям: охотник Кефал из града Афины
680
Безматерней был мужем румянолокотной Эос!
Виноградарей Вакха смерти она предавала,
Ибо они выжимали влагу хмельную из ягод,
Злополучные спутники пьяные бога Лиэя,
Ибо не ведала дева о хитростях Диониса,
Об Афродитином зелье, добавленном в струи истока,
Разоряя лачуги пастухов или горцев,
Кровью их орошая скалы и склоны крутые.
В разуме повредилась дева, метаясь в безумье;
В храм Киприды попала: пояс ей ненавистен
690
Страсти, сорвала одежды новые с изваянья
И бичевала тело неумолимой богини...
Статую вдруг схватила брачной она Киферейи
И в Сангария воды, в бурные водовороты,
Прямо в наяд объятья богиню нагую швырнула!
После лика Киприды, наказанного бичеваньем,
Ясноликого Эроса статую в прах низвергла,
Опустошила храм Кибелиды Пеннорожденной;
Вот верну лася в чащу, стремительная, родную,
Ловчих сетей коснулась, вспомнила об охоте,
700
Стала рыдать над девичьей утраченной долею горько,
Плакала и стенала, и плача, так возглашала:
"Кто же, кто из божеств развязал девичьи повязки?
Что если мною на ложе овладел одиноком,
Мнимый образ приявши, Зевс - всемогущий владыка,
Не устыдившись и Рейи, что по соседству простерлась,
Стану бояться зверья и стрелять в многозвездное небо!
Если поял меня в дреме Феб Аполлон Дальновержец,
Разнесу я по камню оракул Пифо́ именитый!
Если Гермес из Киллены осквернил мое ложе,
710
Расстреляю из лука аркадийские нивы,
В рабство Пейто́ обращу я, деву с повязкой златою!
Если со злобным коварством взошел на сонное ложе
Дионис, незаметно похитив девичество Авры,
Я до жилища Кибелы дойду и гнать не устану
От высокого Тмола безумного в похоти Вакха!
С плеч сорву смертоносный лук, направив все стрелы
Против Фригии с Пафосом, и на божеств обоих
Ополчуся свирепо, на Афродиту и Вакха!
Но на тебя я гневлюся, Лучница, больше: ведь дева
720
Ты и сама, а защиты не было мне, уснувшей,
Не согнала ты мужчину стрелами чистыми с ложа!"
Так говорила... Вдруг голос задрожал и слезами
Разразилась юница побежденная... В чреве
Понесла от Лиэя дева, сраженная горем,
Бремя двойное, и ярость неистовая овладела
Аврою злополучной на собственную утробу!
Мыслила дева: сам ли плод зародился, бог ли,
Поучаствовал, муж ли... Вспомнила Дия невесту,
Берекинтийку Плуто́, ведь в лоне ее зародился
730
Тантал, отпрыск Зевеса! В безумии диком желала
Авра вспороть себе чрево и плоть растерзать, чтоб в утробе
Нерожденных младенцев убить до срока рожденья!
Вот уж и меч подъяла над грудью своей обнаженной,
Беспощадной рукою жало приставила к плоти...
Часто она входила ко львице щенной в пещеру,
Словно желая предаться Мойры нити непрочной,
Только вот зверь свирепый бегством спасался от девы,
Жизнь отнимать не желая у ней, и прятался в долах,
Беззащитного львенка в логове бросив укромном.
740
Часто готовилась Авра пронзить железом утробу
Собственную, желая добровольно расстаться
С жизнью, только б позора навеки избегнуть такого
Заодно с поношеньем Лучницы, девы злорадной;
Мужа узнать желала имя, дабы дитятю
На глазах у родителя с поношеньем прикончить,
Детоубийцам подобно женам, чтобы сказали:
"Авра, злосчастная в браке, как Прокна дитя погубила!"
Только ее увидала в тяжести ненавистной
Артемида, явилась пред ней и злобно глумилась,
750
Над несчастной служанкой безжалостно надсмехаясь:
"Гипноса знаю, служку Пафийки, в лукавстве любовном
Бьющие влагой златистой мнимые струи истока
Там, где грезила дева, питьем прельщенная лживым,
Что развязали пояс девичий, столь долго хранимый!
Видела, видела склоны скалистого брачного ложа,
Где застигну ли деву во сне хитроумно-обманном!
Видела гору Киприды любовную, где похищает
Девственность жен любовник, а после спасается бегством!
Что ж ты так ходишь неловко, ответь мне, чистая дева!
760
Ветра быстрее мчалась - ныне тащищься еле!
Ах, тобой овладели - а ты и не знаешь супруга?
Ах, ты ведь тайной любови не можешь таить, ведь распухли
Груди твои, возвещая теченье обильное млека!
Молви, вепреубийца, сонная дева - а ныне супруга,
Щечки зачем побледнели, столь румяные прежде?
Кто же запачкал ложе? Девичество кто же похитил?
Златоволосые нимфы, не прячьте любовника Авры!
Ах, чреватая, знаю, кто же твой беглый соложник,
Он не сокрылся от взоров моих, ведь я разглядела,
770
Как с бездыханной невестой Лиэй занимался любовью!
Ах, оставь свой лук и колчан, ведь самое время
Спрятаться в толпах вакханок женолюбивого Вакха!
Бить в тимпаны, в авлосы дудеть его роговые!
Молви, во имя страсти, на голой земле запылавшей,
Вено выдал какое Дионис, твой соложник!
Разве не дал он небриды, вещающей о союзе?
Медных роптров, для деток будущих милых игрушек?
Ах, он тирс свой, наверно, дал храброй звероубийце!
Может быть, и кимвалы - средство утешить младенцев
780
Неразумных кормилице, коли они расшумятся!"
Так богиня глумилась, а после тотчас удалилась
Ланей повозки бичуя, оставив гнева причину
И самолюбья заботы ветрам отныне небесным!
Авра в горах сокрылась, никто ее там и не видел,
Чуявшую уж муки на себе родовые,
Там она страшно кричала в родах как ярая львица,
Скалы в ответ звенели, и гласу истерзанной девы
Вторила гласом таким же злополучная Эхо!
Прикрывала руками дева причинное место,
790
Выйти она мешала в надлежащие сроки
Плоду, родов мученье затягивая, не хотела
Артемиду-врагиню призывать к вспоможенью!
Дщерей она не желала Геры, ведь от Илифи́и
Дева родит быстрее сыновей Дионису!
Так в обиде и горе страшно Авра кричала,
Мучаясь первыми родами, речи держала такие:
"Если б мне видеть Афину могучую и Артемиду,
Видеть их в родах ужасных - о как бы я наслаждалась!
Ах, покажите мне Лучницу в схватках, милые Хоры,
800
В муках простых роженицы, молвите Тритогенейе:
"О, светлоглазая дева! О, безматерняя матерь
Новая!" Если б мне видеть чистую Эхо, что с Паном
Сочеталась бы в страсти и злоковарным Лиэем!
Если бы ты, Артемида, матерью стала и млеко
Из груди мускулистой извергла, меня 6 ты простила!"
Авра, страдая от мук родовых, кричала такое!
Лучница же замедляла от бремени разрешенье,
Делала муку сильнее затянувшихся родов!
Ни́кайя, таинств Лиэя блюстительница благая,
810
Наблюдая мученья ужасные Авры безумной,
С тайной жалостью в сердце молвила речи такие:
"Авра, и ты страдаешь, и ты чистоту потеряла!
Бремя во чреве носила и ты, и терзаешься мукой
Родовой, ты терпела во сне насилье на ложе,
И непривычную грудь отдашь терпеливо младенцам
Что ж пригубила ты хмеля, похитителя девства?
Что ж пригубила ты хмеля, ставши женою чреватой?
Вот, как и я, страдаешь, безвинная... Плачь же, о дева,
Над обманною дремой эротов, кляни любострастных!
820
Хитрость одна нас обеих сразила: питье сотворило
Матерью Авру и Ни́кайю, дев безвинных и чистых!
Зверя уже из лука не застрелю как бывало,
Не натяну тетивы, не подъемлю и дрота... Я стала
Прясть да ткать словно жены, немощная амазонка..."
Молвила так, жалея в муках рожавшую Авру,
Ибо сама претерпела такие же прежде мученья.
Но Летоида-богиня, Авры стонущей слыша
Вопли, снова явилась, глумливая, перед девой,
Авру язвила насмешкой, наслаждаясь страданьем:
830
"Кто же привел тебя, дева, на материнское ложе?
Что же млеком сочится грудь, не знавшая страсти?
Я такого не знаю, чтоб девственница рожала!
Не изменился ль отец мой? Не научились ли жены
Зачинать без мужчины? Ты же, чистая дева,
Все равно разродишься, хоть ненавидишь Киприду!
Да не зовут ли жены, когда подступают сроки,
Артемиду на ложе? Разве и ты, умоляя,
Не позовешь богиню-охотницу ко вспоможенью?
Ах, и сама Илифи́я видела Диониса,
840
Вышедшего из лона матери без усилий,
Повитухой была недоношенного - зарница!
Что ж ты бранишься, что дети твои в пещере родятся?
Даже державная Рейя Зевса в горах породила!
Так что все справедливо - и ты в горах разродишься,
Ты, соложница горная горного Диониса!"
Молвила так богиня - Авра же корчилась в муках
И в страданьях великих стыдилася Артемиды,
Бедная, и на сносях хотела казаться невинной...
Вот появился младенец первый на свет, ибо речи
850
Артемиды родящим в схватках всегда помогают,
Вот уж двоим подарила жизнь упорная Авра,
И по этим младенцам двойная вершина Рейи
Названа "Ди́ндимон" древле, известна под именем этим...
Видя, какие младенцы прекрасные народились,
Лучница в сердце смягчилась, молвив слово такое:
"Что же, кормилица дева, двойню родившая, дай же
Непривычные к млеку перси новорожденным,
"Папа!" - кричат твои дети, родителя имя желая
Знать, и ты им скажи, кто тайный твой совратитель!
860
Артемида не знает брака, младенцев не кормит,
Будешь жить средь отрогов, будешь баюкать не в люльке
Деток обычной, а в шкуре пятнистой лани добытой!"
Молвила - и исчезла в чаще леса тенистой.
Никайю вызывает, кибелидскую нимфу,
Указуя на ложе горько плачущей Авры,
Дионис, улыбаясь, над одинокою девой
Гордый своею победой брачной, так восклицает:
"Ни́кайя, вот утешенье для твоего несчастья,
Ведь Дионис к другой на ложе тайно подкрался
870
И сочетался любовью с другой, что в скалах и долах
Прежде имени даже пылких эротов пугалась,
Ныне она, как когда-то и ты, изведала страсти!
Ты не одна познала сладкой дремы эротов,
Ты не одна и хмеля отведав, девства лишилась!
Снова ключи забили бурливые брачного тока,
Вновь вино извергая - и влаги отведала Авра!
Ты, претерпевшая муки когда-то деторожденья,
Ради молю Телеты, водительницы хороводов,
Поспеши побыстрее и отпрыска бога у Авры
880
Забери, как бы дева его убить не решилась!
Знаю: хочет младенца единого из рожденной
Двойни безумная Авра сгубить! Ты Иакху, младенцу,
Помоги! И того, кто сильнее, спаси, ведь Те лета
Будет ему служанкой, как и родителю Вакху!"
Молвил Лиэй - и исчез, и радуясь, и веселяся
Двум фригийским любимым, обеими девами гордый,
Старшей, бывшей подругой, и младшей, матерью ставшей!
Скорбью тяжкой объята, подле скалы, где родились
Дети, взяла их обоих на руки матерь, вскричавши:
890
"С неба любовь свалилась - в небо я вас и заброшу,
Ветры мной овладели, не знала я ложа земного!
Ветры во грех вовлекли меня, соименники Авры,
Ветрам отдам на волю плод утробы и чрева!
Прочь от меня, лукавца проклятье, младенцы двойные,
Вы мне не дети родные! Что делать мне с вами, с бесчестьем!
Львы, приходите, не бойтесь, уже не недруг вам дева,
Авра за вами во скалах охотиться боле не станет!
Зайцы со взором раскосым - вы лучше, чем гончая свора!
Горные волки, сбегайтесь! У ложа нашего в скалах
900
Видеть пантеры желаю прыжки и веселые игры!
Приводите медведей без страха, пантеры, ведь стала
Матерью Авра, и жала медные нежатся в туле!
Стыдно мне матерью зваться, некогда деве невинной,
Нет, не подам я младенцам гру́дей своих мускулистых,
Ненавистного млека из сосцов я не стану
Сцеживать, матерью нежной, охотница, зваться не стану!..
Вот положила младенца Авра пред львицей свирепой,
Но Дионисовой крови младенца, отпрыска бога,
Львица не захотела, тварь разумная, даже
910
Челюстями ужасными мальчика приласкала!
Окружили подстилку изумленные змеи,
Пасти раскрыв ядовитые, стражу неся у младенцев,
Ибо смягчил их норов Бромий, Авры соложник!
Вспрыгнула дочерь Леланта на резвые ноги мгновенно,
Гневом ярым пылая, словно косматая львица
Неумолимая, в воздух подбросила, ветрам добычу
Вырвав из пастей звериных, единого из младенцев!
Грянулся новорожденный оземь, упав головою
На основанье скалистое, прах вкруг себя воздымая.
920
После схватила тельце, и, разорвавши, сожрала
Плоть, которую должно любить материнской любовью!
Устрашившись деянья матери бессердечной,
Лучница Артемида схватила другого ребенка
И устремилася в чащу с бременем непривычным!
Так, после Бромия ложа, после безумия родов,
Смыла бесчестье насилья дева-охотница, Авра!
Стала такою как прежде, девственною и скромной,
Вышла к Сангария струям, лук свой выгнуто-крепкий
С пре́зренным вместе колчаном бросила в быструю воду,
930
После в глубины речные бросилась вниз головою,
Видеть стыдясь отныне сиянье стыдливое Эос,
Скрылась в водах потока... Ее всемогущий Кронион
Превращает в источник - груди стали зыбями
Пенных водоворотов, тело - теченьем, цветами -
Кудри, а лук рогово́й - рогами бога речного
В образе тура, жилы - в тростник обратились прибрежный,
Стрелы же рогозом стали, шепчущим что-то под ветром,
В илистое основанье глубокого русла речного
Чревоокруглый колчан превратился, влагой наполнен...
940
Лучница гнев свой смирила, кинулася по дебрям
В поисках следа Лиэя, любившего горные чащи,
Новорожденное чадо Авры к груди прижимая,
Странное бремя во дланях неся... И вот уж стыдливо
Передает младенца сородичу Дионису.
Никайе сына родитель вручает, кормилице нимфе,
Мальчика та принимает, заботливо кормит малютку,
Выжимая по капле жизненосное млеко
Для насыщенья ребенка. Как и родителя "Вакхом"
Малую детку назвали, отец же на колеснице
950
К деве аттидской Афине детку для празднеств привозит,
Детка вопит при этом "ио́!", и богиня Паллада
В храме его устрояет своем, к груди прижимая,
К коей один лишь владыка Эрехтей прижимался...
Млеко само собою сочится из персей богини!
После доверила Дева элевсиниэ́йским вакханкам
Мальчика, стали кружиться весело марафониды
Вкруг Иовакха, венками плющевыми венчаясь,
Светоч аттический в пляске высоко вздымая полночной,
Бога сего почитая вслед отпрыску Персефонейи
960
И Семелы потомку. Таинства учредили
Древнему пра- Дионису и позднему богу Лиэю,
Гимнами почитая третьего Иовакха!
Празднество это тройное все справляют Афины,
В позднем шествии с пляской граждане радостно славят
Бромия и Загрея, и Иовакха совместно!
Вакх не забыл и о страстных кидонейских эротах,
Помнил любимую крепко, погибшую ранее деву,
И как свидетельство страсти округлый венец Ариадны,
Девы покойной, возносит он к созвездьям Олимпа,
970
Вечного вестника в небе благовенчанного брака!
Бог же грозд олюбивый в отчизну эфирную всходит,
С единородным родителем трапезу там разделяет,
После яствы земной и вина, добытого прежде,
Нектар небесный впивает из благородных кратеров,
С Фебом он восседает, с отпрыском Майи пирует!
[1] В книге – без ударения.
