В песне сорок четвертой в Элладе Вакх торжествует
Зрит безумие жен, Пенфея-царя побеждает.

Вот давлантийского племени иллирийские земли

Он миновал, Гемони́ю, а также пелийские выси,

И оказался в Элладе. По аонийским равнинам

Пляс повел хороводный... Мычанье авлоса услышал

Пастырь, и игры святые в честь Пана в Танагре устроил;

Ключ забил говорливый из мягкого праха обильно

Там, где конским копытом ударили влажную землю;

Заплясали струи Асопа в пламенной пляске,

В пенных водоворотах; С отцом, Исменосом милым,

Заструилися воды Дирки бурной по кругу;
10 [11]
Заплескали листвою высокоствольные чащи,

Выглянув, вдруг запела гамадриада на древе,

Славя имя благое щедрогроздного Вакха,

Величанье нагая нимфа вод подхватила;

Грохот обтянутых шкурой бычьей тимпанов раздался

Средь отрогов и слуха достиг упрямца Пенфея -

Гневался нечестивец на винолюбивого Вакха

И ополчился на бога, призвавши сограждан-фиванцев

Семивратного града закрыть замки и ворота!

Вот уж поочередно сходятся створки... Внезапно
20 [21]
Сами собою ворота открываются снова,

И горожане напрасно, быстрые словно ветер,

Мчатся к тяжелым створкам запереть их покрепче -

Нет, их не в силах сдержать и стражи, завидев вакханку!

Опытные щитоносцы пред безоружными в страхе

Затрепетали силенами и презрели угрозы

Повелителя града, не подчинившись владыке,

В пляс пустились безумный, в хоровод устремились,

Гулко щитами бряцая, обитыми кожей воловьей,

Ликом во всем подобны доблестным корибантам!
30 [31]
Обезумев, медведи в горах окрестных завыли,

Грозно взревели пантеры, поднявшись на задние лапы,

Развеселившийся лев мурлыкает и играет

Со своею подругой, соратной и кроткою львицей!

Сам же дворец Пенфея сотрясается бурно -

Вздыбливается основанье каменного строенья:

Башня привратная дома дрожит от толчков подземных,

Вестница грозных несчастий... Колеблется сам собою

Храм и алтарь Афины Онкайи, который воздвигнул

Некогда Кадм-повелитель, когда на колена телица
40 [41]
Пала, давая знаменье ко основанию града!

И вкруг лика богини согласно божественной воле

Катится сам собою пот обильный и слезы,

Граждан во страх повергая, от ног до главы покрылся

Во обещание горя кровию лик Арея...

Ужасом город объят. От ужаса вся трепещет

Мать нечестивца Пенфея, помутился рассудок -

И она вспоминает зловещее сновиденье,

Предречение горя... После того, как похитил

Власть у отца родного над градом Пенфей-владыка,
50 [51]
Сном забылась Агава - и к спящей сладко на ложе

Вдруг является призрак из врат роговых необманных,

Смутен он и неясен, всю ночь напролет бормотал он...

Царь Пенфей как живой поет на улице, пляшет,

Он облачен (а мужчина!) в женский узорчатый пеплос,

Топчет он, бросив на землю, царский наряд пурпурный,

Тирсом он потрясает, не жезлом державным владыки...

Мнится, что видит Пенфея Кадмеида Агава,

Высоко на вершине густолистного древа...

Высокоствольное древо, где Пенфей восседает,
60 [61]
Окружено зверьем, и яростно у изножья

Клацают звери клыками и скалятся, и ярятся...

Когти точат о ствол, а древо сильней и сильнее

Верхом качает, где дерзкий Пенфей в листве укрывался!

Падает царь - и злобно медведицы ярые тело

Рвут... Вот дикая львица некая вырывает

Руки его, рыча, и вот уж неудержимо

Бросилась на Пенфея, рвет простертое тело,

Полосует когтями, внутренности выедает,

Голову высоко́ вздымая в когтях пред собою,
70 [71]
И, обглоданную, бросает свидетелю Кадму,

Голосом человечьим клича свирепые речи:

"Да, это я, твоя дочерь-звероубийца, Пенфея

Матерь, да, я Агава, детолюбивая дева!

Вот какого я зверя убила! Прими же ты гла́ву,

Знак моей доблести львиной, силы моей первородной!

Ибо Ино-сестрице со зверем таким и не сладить,

Автоноя такого не сможет, от дщери Агавы

Знак прими, над вратами прибив его царского дома!"

Сон такой увидала, бледна от страха, Агава.
80 [81]
После, освободившись от Гипноса крыл бременящих,

Сына она призывает Харикла утром в покои,

И открывает ему кровавое предвещанье.

Вопрошатель Тиресий быка посоветовал в жертву

Принести (дабы против знамений дурных защититься)

У алтаря Зевеса, оборонителя горя,

Подле сосны огромной, там, где отрог Киферона

Выси свои воздымает. Гамадриадам же нимфам

В чаще овцу зарезать велел, в приношенье и в жертву.

Ведал он - в облике львицы Агава явлена, сына
90 [91]
Растерзает Пенфея, сей плод материнского лона,

Главу его как добычу похитив... В молчанье, без речи,

Он хранил толкованье во сне обманной победы,

Дабы гнева Пенфея на себя не обрушить!

Детолюбивая матерь последовала совету

Старца и на вершину явилась лесистую вместе

С Кадмом и сыном Пенфеем. На алтаре благорогом

Овчую жертву и бычью приносят одновременно,

Там, где роща Зевеса в самой чаще взрастала,

Зевсу и адриадам единое приношенье,
100 [101]
Кадм, потомок Аге́нора - возжигает он пламя

Им угодное, после пламени возжиганья

Дым благовонный поднялся, кольцами в небе свиваясь,

Смолами напоенный, а после быка он прирезал,

И струею кровавой, пущенной прямо из жилы,

Орошает Агавы длани росой пурпуровой.

Вот выползает, свиваясь чешуйчато-кольчатым телом,

Выю вытягивая удлиненную к горлу владыки,

Но не свирепо, а мирно, словно повязкой какою,

Змей и над всею главою Кадма венцом величальным
110 [111]
Тихо ложится и лижет языком подбородок,

И сочится из пасти, в знак намерений мирных,

Зелье душистое... Также змея виски обвивает

Гармонии, в пшеничных кудрях затихнув царицы...

Пару змеев тотчас обращает в камень Кронион -

Кадм должны с Гармонией лик изменить, превратиться,

Дабы у волн иллирийских, в устье морского залива,

Скалами сторожевыми стать в змеином обличье!

И возвратилась Агава, и сна пугаясь, и вести

Дивной, к себе в покои с родителем милым и сыном...
120 [121]
Так познала не только пред сновидением ужас,

Детолюбивая матерь, но также и страх пред знаменьем

У алтаря. А молва над градом уже семивратным

Взмыла, пророча обряды хороводные Вакха!

Нет равнодушных во граде - уже бегут земледельцы,

Улицы украшая листвою и цветом весенним!

Вот почивальня Семелы осенена побегом

Быстрорастущей грозди, хоть еще и дымится

От перунов небесных, полнится сладостным духом...

Видя сии чудеса, во граде творимые Вакхом,
130 [131]
Гневается Пенфей, пылая гордым презреньем,

Поношеньями сыпет, полон угроз напрасных,

Слугам он объявляет, владыка сей нечестивый:

"Дайте сюда лидийца, неженку беглого, дайте

Послужить побыстрее ему за столом у Пенфея,

Только пускай наливает в кубки не хмель, а другое:

Млеко иль сладкий напиток какой... А тётку родную

Автоною, я плёткой вытяну в наказанье!

Кудри густые обрежу нестриженные Диониса!

Погремушки-кимвалы выброшу в поле подальше
140 [141]
С берекинтскими дудками и тимпанами Рейи!

Всех Бассарид полоумных и вакханок хватайте,

Бромия всех прислужниц и тут, за стеною фиванской,

Бросьте в Исменос, нимфам в добычу реки аонийской!

Пусть Киферон почтенный к своим адриадам добавит

Новых, отнятых только у свиты бога Лиэя!

Дайте огня, мои слуги, содею законное мщенье:

В пламени он родился, в пламени он и погибнет!

Зевс низвергнул Семелу, я погублю Диониса!

Коли меня он захочет убить, то и пламень перунов
150 [151]
Наших изведает, ибо жаром земли я владею,

Он помогучей небесных зарниц, огонь мой подземный,

Бог виноградный погибнет, пламенем недр опаленный!

Если он в битве со мною тирс изострый поднимет,

Да изведает дроты подземья! Его уязвлю я,

Нет, не в бедро или ноги, иль в грудь, иль в широкое чрево,

Или же в поясницу, нет, и не рассеку я,

Роголобого лика надвое острой секирой,

Шеи не изрублю, но сулицей крепкою медной

Уязвлю его тело в лядвею, мстя за обманы
160 [161]
(Хвастался он, что когда-то выношен Дием великим!

Хвастался, что обитает на небе!) - и вместо покоев

Горних небесного Дия в недра Аида низвергну

Наглого самозванца или в Исменоса струи

Загоню, ибо нет тут глубокопучинного моря!

Смертного мужа за бога принять? По правде признаться,

Сам я, как Вакх, обманулся: ибо я не от Кадма

Происхожу земного, отец мой - звездный владыка,

Да, родитель мой - Гелий, не отец мне Эхи́он,

Породила меня Селенайя, а не Агава!
170 [171]
Я от крови Кронида, высей я горних насельник,

Многозвездное небо - мой град, мне молитесь, фиванцы!

Греет мне ложе Паллада, супруга мне - вечная Геба,

Грудь мне после Арея давала державная Гера...

А святая Лето породила Феба с Пенфеем!

Я Артемиды желаю! Дева меня не отвергнет

Словно Феба, страшася брака с собственным братом,

Он же преследовал деву, любви с ней страстно желая!

А Се мела твоя не сгорела в пламени горнем, -

Кадм, со стыда сгорая, спалил ее собственноручно
180 [181]
И сказал, что зарница небес огнем загорелась,

Светоч смолистый назвал сияньем небесных перунов!"

Так говорил владыка и войско выстраивал в битву,

Но медно-латные рати для бога - что по полю ветер!

...Войско могучее в чащу сосновую направлялось,

Следуя за Лиэем, коего видеть не должно!

Так вот распоряжался Пенфей народом во граде -

Вакх же в то самое время ждал наступления ночи,

И с такими речами к Мене воззвал круговидной:

"Гелия дочерь, матерь всего, круговратная Мена,
190 [191]
Правящая повозкой серебряной в небе Селена,

Если ты вправду Геката многоименная, если

Светочем ты помаваешь в руке огненосной все ночи,

Снизойди, о ночная владычица, коль веселишься

Воем и лаем, и визгом полуночной своры собачьей;

Если ты Артемида далекоразящая, в скалах

На охоту спешащая с ланеубийцей Лиэем -

Брату приди на подмогу! Ибо, хоть кровь в моих жилах

Древнего Кадма - я изгнан из Фив, семивратного града,

Отчей земли Семелы, матери! Ибо, злосчастный,
200 [201]
Смертный хочет со мною биться! Богиня ночная,

О, приди на подмогу полу́ночному Дионису!

Если ты Персефонейя, вспомощница мертвым, владычишь

Душами у тартарийских пределов нашими в смерти,

Дай мне Пенфея мертвым увидеть, пусть душ предводитель,

Бог Гермес, осушит мне слезы в горестях тяжких!

О, бичом тартарийским Ме́гайры и Тисифоны

Пресеки поношенья безумные и пустые

Сына земного, Пенфея, как сделала некогда Гера,

Вооруживши Титанов против Бромия-бога,
210 [211]
Так укротив нечестивца - дабы почтить Загрея

Древнего, что явился под именем Диониса!

Зевс владычный, угрозы уйми ничтожного мужа,

Внемли, отец мой и матерь! Презрели бога Лиэя!

Отомсти же за брачный огонь тебе милой Семелы!"

И быколикая Мена ему в ответ вопияла:

"О Дионис ночесветный, друг лоз и Мены сопутник,

О, посмотри на грозди: ведь чту я празднества Вакха!

И земля доставляет спелость ягодам нашим,

Коли пресветлой росою упьется бессонной Селены!
220 [221]
Ты же, о Вакх хороводный, помавающий тирсом,

Вспомни о том, как родился... разве страшны тебе люди,

Коих и разум ничтожен, коли судьба уготовит

Бич Эвменид, оглушая мысли смертных и чувства!

Да, ополчусь я с тобою против врагов, ведь с Лиэем

Я на равных владычу безумьем, вакхийская Мена,

Я не только движеньем луны в небесах управляю,

Но вызываю ума помраченье и буйную ярость!

Нет, нечестивцу земному идти на тебя не позволю!

Ибо Ликург когда-то унизил уже Диониса,
230 [231]
Быстроногий и горький гонитель менад и вакханок!

Только ослеп он ныне, теперь поводырь ему нужен!

Всюду следы находят тростников эритрейских,

Доблести Бромия в битве, твоей отваги и силы -

Трупы индов! И в струях, стеня и вздыхая напрасно,

Дериадея-безумца отец Гидасп упокоил,

Посягнувшего тщетно на плющ и лозу... И бежавший

В отческие пучины пал с бесславным позором!

И тирсенийцы познали тебя, и на корабельной

Мачте, что вдруг закачалась, распустились внезапно
240 [241]
Лозы с гроздовьем обильным, и парус под сению листьев

Сразу провис, отягченный побегами винограда!

А на палубу змеи вползли шипя и беснуясь,

Яд источая ужасный... Тирренские мореходцы

Разум и лик человечий от ужаса потеряли,

Стали дельфинами, в воду попрыгав с кормы корабельной!

Но и поныне на море чтут они Диониса,

Весело кувыркаясь на гребнях пенных пучины!

Пал, умерщвлен жестоко тирсом изострым Лиэя,

И погрузился глубо́ко Оронт в поток ассирийский,
250 [251]
Он и поныне страшится Лиэя в могильной стремнине!"

Так златоуздная Мена ответила Дионису.

И пока Вакх беседу вел с круговидною Меной,

Сердцем склонясь Дионису-Загрею, Персефонейя

Ополчила Эриний, грозна и ужасна во гневе,

Вакху пришла на помощь, самому младшему брату!

И соложницы Дия Подземного исполняя

Волю, три Эвмениды дворец осадили Пенфея...

Вот уж выходит одна из пропасти темной и страшной,

Бич тартарийский, обвитый змеями в дланях вращая,
260 [261]
Черпая влагу горстями из Стикса и из Кокита,

Росною влагой подземной кропит покои Агавы...

Предвещанье исполнилось плача и слез для фиванцев!

Меч актейский, из Аттики, божество обнажило,

Коим Итил когда-то прирезан (оного матерь,

Львиносердая Прокна, с Филомелой-убийцей,

Плод возлюбленный чрева убила острым железом,

Яство сие предложивши съевшему сына Терею...)

Это орудье убийства кровавое подложила

В яму, вырыв ее когтями, Эриния-дева,
270 [271]
Спрятав аттический меч средь сосен высокогорных,

Под корнями деревьев, там, где менады, яряся,

Обезглавят Пенфея... В раковине с собою

Принесла она крови убитой Горгоны Медусы,

Сей росою ливийской пурпурной обрызгала корни...

Вот какое деянье Эриния сотворила!

И во мраке полночном Лиэй в обиталище Кадма

Входит, бог ночесветный, облик бычий приявший,

В длани Пана-кронийца бич безумья сжимая,

И жене Аристея Вакхово буйство внушает,
280 [281]
Будит он в Автоное ярость гласом священным:

"Ты, Автоноя, блаженней Семелы, ведь более поздний

Брак твоего дитяти вознес тебя прямо к Олимпу,

Почесть небес ты снискала, ведь Лучница Актеона

Выбрала милым супругом, как Эндимиона - Селена!

Нет, Актеон не сгинул, не стал он зверем чащобным,

Не превратился в оленя с рогов короной ветвистой,

Не терял человека обличья прекрасного вовсе,

Свора охотничья сына твоего не терзала,

Нет, это все пустая болтовня злоязычных
290 [291]
Пастухов о судьбе злосчастного Актеона!

Ими ведь ненавидим избранник безбрачной богини!

Ведаю я, откуда наветы - ведь девы ревнивы

К браку, к усладам Пафийки, если не им достаются!

Дева, восстань! Облачися, резвоплесничная, быстро -

В горы беги поскорее, там ты найдешь на ловитве

Актеона, что рядом охотится с богом Лиэем

И с Артемидой-подругой, он с ловчею сетью во дланях,

В платье простом для охоты, с луком в руках наготове...

Ты, Автоноя, блаженней Семелы, ведь через свадьбу
300 [301]
Сына с бессмертною Лучницей станешь свекровью богини!

Счастливей ты Ино, столь гордой потомством - твой отпрыск

К ложу взойдет Артемиды, презревшей могучего Ота!

Дерзкого Ориона Лучница также отвергла!

Юность и здравье вернулись к радующемуся свадьбе

Кадму, что веселится ныне в горных долинах,

Белоснежные кудри в беге быстром взметая!

О, пробудись! Восстань же, счастливая матерь, от ложа -

Брак сей решил сам Эрос и чистая Артемида

Сына брата супругом выбрала, не чуженина!
310 [311]
Коль ненавистница брака родит сыночка на радость,

Дитятко ты воспитаешь милое Лучницы чистой,

Выняньчишь перед ревнивым, завистливым взором Агавы!

Разве сие не прекрасно - родить она сына желает,

Будет охотиться мальчик на разного горного зверя

Как Актеон, как Кирена, любившие страстно ловитву,

Сына, что будет мчаться за матерью на охоте?"