Песнь XLII

В песне сорок второй Диониса воспламеняет
Эрос и Посейдона любовью к деве единой!

Сына она убедила - и в одночасие прянул

Пылкий Эрос и грозный, перебирая стопами

В воздухе, пролагая пернатыми путь в поднебесье,

Огненный лук сжимая в ладонях. А за плечами

Пламенеющий, полный дротов, колчан находился!

Точно звезда, помчался в безоблачные просторы,

Вычертив след за собою звездно-искристым мерцаньем,

Знаменование словно неся мореходцу иль вою,

Путь отмечая по краю неба огнем целокупным.

Так необорный Эрос мчался стремительно в небе,
10 [11]
Воздух крылами взбивая, плещущий за спиною

С шумом глухим: у пределов ассирийского края

На тетиве единой расположил он две стрелки,

Дабы две раны подобные, страсть будящие к деве,

Он нанес двум Бессмертным, пожелавшим бы брака,

Пенного моря владыке и божеству винограда!

Вот тем временем первый оставил соленые глуби,

Край тирийский оставил, у ливанских отрогов

Оба встретились бога. От колесницы ужасной

Леопардов уставших прочь отпускает Марон;
20 [21]
Прах со шкур отряхая, поит влагой прохладной,

Остужает их, потных, в водах источников горных.

Эрос же необоримый подкрался к деве поближе

И оттуда уметил богов двумя остриями:

Эрос вселил в Диониса стремленье страстное к деве,

Дабы он предложил ей и сердце, и винные грозди!

Пыл любви разжигает в груди владыки трезубца,

Дабы он предложил двойной ей брачный подарок:

Страсть сражаться на море и яства отведать морские!

Вакх пылает сильнее - ведь разум вино распаляет,
30 [31]
Много сильнее жало безумное жалит желанья

Вакха, горячего нравом и более юного телом!

Ранен Лиэй, и жало по самое оперенье

В сердце вошло - едва ли так опьянишь красноречьем!

Оба пылают любовью... Птицею обернувшись,

В небо малютка взмывает, помавая крылами,

Грозовому подобно ветру несется сквозь выси,

Кличет гордо: "Коль племя людское вином побеждает

Вакх, то я Диониса пламенем жарким низвергну!"

И божество винограда взгляд устремляет к Берое,
40 [41]
Воспламеняется страстью и проникает желанье

Сладостное через очи - с ней сочетаться на ложе!

Стал бродить по чаще Лиэй, терзаемый негой,

Тайно он па Берою смотрит пристальным взором,

Следует незаметно за нею в нежной истоме.

Но уж ему недовольно взглядов... Чем боле взирает

Бромий на деву, тем боле хочет он ей любоваться!

Вспоминая о страсти владыки созвездий к Климене,

Гелию он взмолился, дабы свою колесницу

С конями, мчащими в выси, он придержал хоть немного,
50 [51]
Дабы продлил сиянье дне́вное, дабы к закату

Медленней день катился, дабы не гнал он повозки

Вот постепенно к Берое, идя за нею вплотную,

Бог приближается будто случайно... Тогда же с либанскнх

Гор Эносихтон, скрываясь, сходит в эти же чащи,

Бродит, блуждая, по лесу, ни на что не решаясь,

Ум уподобив морю, когда оно бьется в прибое,

Рокоча неустанно бьющимися валами...

Ненасытный от страсти, в чаще лесов ливанских

Дионис остается подле отроковицы,
60 [61]
Остается один! О, молвите мне, Ореады,

Что же хотеть еще богу, как девою не насладиться,

Видя ее одну, без влюбленного Энносигея?

Уж покрывает он тайно поцелуями землю

Многими там, где дева ступала, и прах под стволами,

Там, где касалась стопою белою отроковица!

Смотрит на нежную шею Вакх, на Берои лодыжки

Промелькнувшие, смотрит на красоту, что Природа

Сотворила, ведь дева румян благовонных и масел

В кожу свою не втирала и лика не украшала,
70 [71]
Не подкрашивала ни щеки, ни губы, ни очи!

Перед блестящею медью собою не любовалась,

С ликом довольным образ лживой красивости дева

Не судила, искусной драгоценной тесьмою

Кудри не перевивала, по брови кромку равняя

Убранных с превеликим умением локонов легких!

Но и в простом уборе она поражала сильнее

Страстью несчастных влюбленных, блистая красою природной -

Волосы вились вольно по ветру без лент и повязок,
80
Прелестью яркой пленяли, не заплетенные в косы,

Белоснежные щеки приоткрывая невольно!

Время от времени дева, истомленная зноем,

Веющим от дыханья Пса небесного с выси,

Воду пила из истока ближнего, наклоняясь

Ниже и ниже главою к токам прохладным, ладонью

Черпала из глубоких струй сородную влагу,

И утолив свою жажду, источник она оставляла,

Путь продолжая по лесу... Вакх же склонялся над током

Тем, подражая деве, ладонями черпал он воду,
90
Влагу лесного истока впивая, что нектара слаще!

Видя его, от страсти сгорающего любовной,

Босоногая нимфа вод глубоких смеялась:

"Хладную воду напрасно пьешь, Дионис, ведь не могут

Жажду любви угасить и воды все Океана!

Порасспроси-ка родителя - зыби пересекая

Моря, влюбленный в Европу не справился с жаром желанья!

Стало томленье лишь жарче! Спроси ты и у Алфея,

Странника по́ морю, в рабстве у Эроса находился

Он, стремяся сквозь влагу по влаге зыбучей не в силах
100
Справиться с пламенем страсти, хоть пена его окружала!"

Молвила так, и нырнула во влагу, сходную цветом

С телом ее, и смеялась притом над Лиэем, нагая!

Бог же, на Посейдона гневаясь, влаги владыку,

Стал ревновать и бояться, - ведь не вином утоляла

Жажду дева, водою... Воскликнул он громко, взывая

К деве Берое, дабы с ними она соединилась:

"Дева! Нектар отведай! Оставь любострастную воду!

Струй опасайся истока, как бы Лазоревокудрый

Не похитил во влаге девичьего достоянья,
110
От молодиц он в безумье впадает, хитрец! Фессалийки,

Девы Тиро́, ты знаешь во влаге речной обольщенье...

Ах, опасайся коварных струй! О, как бы повязок

Не развязал девичьих приявший лик Энипея!

О как желал бы потоком быть я, как бог Эносихтон,

Дабы, журча, в объятья сгорающую от жажды

Принимать невозбранно мою Тиро́ - либанийку!"

Молвил бог - и тотчас же преображает он облик.

Там, где дева бродила, он оказался, в той чаще,

Стал охотнику Эвий подобен, неузнанный, тут же
120
Он приблизился к деве густокудрявой и вольной,

Юноше уподобясь, придал он прелестному лику,

Хитрости преисполнясь, стыдливое выраженье -

То на горы́ посмотрит уединенной вершину,

То он взгляды направит в самые глуби чащобы,

То на сосенку глянет, то на ель, то на ясень

Взор отведет, но тайно все время смотрит на деву,

От него столь близко проходящую ныне -

Только бы не бежала! Ибо юному взору
130 [129]
Малое утешенье, взоры ровесницы милой,

Ибо любви желанье в нем лик ее пробуждает!

Вот он подходит к Берое, сказать как будто бы хочет

Что-то, да только робеет... О буйный, где ж твои тирсы

Смертоносные? Где же рога? Где переплетенье

Змей извивных на кудрях, сей земли порождений?

Где же мык и рычанье от уст? О великое чудо:

Дева страшит Диониса, повергшего племя Гигантов!

Страх победил победившего земнородное племя!

Он, ниспровергнувший войско свирепо-воинственных индов,

Ныне перед единой девою нежной трепещет,
140
Нежного тела страшится... И средь скал и отрогов

Львов свирепых и ярых тирсом властным к молчанью

Призывал он, ведь девы нежной отказа страшился!

Пылкая речь стремит с языка к устам онемевшим

И уж слететь готова от уст, но страха исполнясь,

Возвращается снова, из сердца исшедшая, в сердце!

В сладком и горьком стесненье слова на устах замирают,

Уж прозвучать готовы, но страх их вглубь загоняет!

Вот он с трудом разрешает в устах оковы стесненья

И прерывает молчанья медлительную отсрочку,
150
Мнимым охотника гласом он речь обращает к Берое:

"Где же твой лук, Артемида? Кто же колчан твой похитил?

Где же хитон потеряла, едва прикрывавший колена?

Где же плесницы, в которых ты ветра стремительней мчалась?

Где же служанки, где сети, где резвые псы для ловитвы?

Ты не готова к погоне за ланью? Ловить не желаешь

Там, где с Адонисом рядом почивает Киприда?"

Молвил он, изображая изумленье, но сердцем

С отроковицей лукавил... Не разгадав обмана,

Гордо выгнула выю, красу свою осознавая,
160
Дева смертная, ликом подобна бессмертной богине,

Обольщенная ложью смущенного Диониса:

Вакх же сильнее страдает - ведь милая дева не чует

Страсти, чиста и невинна, а он желал бы, чтоб чувство

В ней зародилось глубо́ко, ведь если это случится -

Есть потом и надежда, что страсти возникнут, желанье

И любви обоюдной... А если же нет, то напрасно

Ждут мужи наслажденья от жен, не познавших желанья...

Стал он и денно и нощно бродить по рощам сосновым,

Эос встречая в чащобах, приветствуя в дебрях и Веспер,
170
Близости с отроковицей желая, терзаясь томленьем...

Могут довольствоваться му́жи сновидением сладким

И сладкогласною песнью и пляскою бурно-веселой

В хороводах согласных, но обезумевшим в страсти

Нет ни сна, ни покоя - ах, лжива книга Гомера!

И Дионис, страдая, пытается вынести молча

Муки, божественным жалом причиненные, втайне

Неисцелимые раны Эроса претерпевает!

Так и быка, что в чаще густолистной пасется,

Вдруг безжалостно жалит в хребтину овод чащобы,
180
Зверь же огромный несется напролом сквозь лесную

Чащу, жалом гонимый, ревет и мычит он прегромко,

Мимо бычьего стада устремляется в горы,

По бокам своим хлещет хвостом и по хребтовине,

Извивается телом, и, поваляся на землю,

Трется о камни спиною, катается он по травам,

После вскочив, рогами воздух вокруг сотрясает...

Так и бог Дионис, столь часто увенчан победой,

Эросом вдруг ужален, жалом его всемогущим!

Вот, наконец, исцеленья ища от любовной напасти,
190
Стал он плакаться Пану, богу косматому, горько,

Что любовная мука жестоко его истомила,

Просит у Пана защиты от любовных терзаний,

Выслушав о томленьях жгучих и муках Лиэя,

Пан роголобый хохочет, но все же (в любви-то несчастен!)

Движим и состраданьем к влюбленному столь неудачно,

Хочет совет подать - хоть и малое, а утешенье

Видеть, как кто-то страдает от стрел из того же колчана!

"Оба мы, Вакх, страдаем! Твоей сочувствую страсти!

Как же бесстыжий Эрос сразил тебя? Смею ли молвить:
200
Опустошил колчан свой Эрос для Вакха и Пана!

Что ж, тебе расскажу я о мороке всяком любовном

Каждая женщина больше желает мужчины, хоть стыдно

Ей обнаружить пламя, снедающее безумьем!

Больше она страдает, когда же страсть разгорится,

Жарче пылает, хоть втайне старается пламень эротов

Удержать, когда жало лоно ее уязвляет!

Если жены друг другу расскажут о бедах любовных,

Легче станет бремя Кипридино, болтовнёю

Скрыто... Ты же, милый мой Вакх, ты должен, томяся,
210
Лживый румянец лика использовать точно уловку!

Нет, улыбаться не надо - яви ей умеренность, скромность,

Пребывая с Бероей, но сеть держи наготове:

Лик, столь розе подобный, озирай с восхищеньем,

Льсти красоте ее, будто б и Гере с ней не сравниться,

Молви, что дева краше Харит, порицай же за облик

Строгий богинь обеих, Афину и Артемиду,

А Берое открой, что краше она Афродиты!

Дева, хвале внимая, притворным твоим порицаньям,

Станет к тебе благосклонней, слышать она не захочет
220
О серебре или злате - а только как лик ее хвалят

Розе подобный, что всех ровесниц она превосходней...

Зачаруй ее сердце красноречивым молчаньем,

Взгляд истомный украдкой пошли, чтоб она оценила

Страсти огонь, а дланью ударь по груди́ словно в горе!

Чувство яви в молчанье, в лике яви восхищенье!

Ах, выказывай робость пред скромной отроковицей...

Чем же дева ответит? Ведь сулиц она не мечет,

Дрота нежною пястью она не бросает, лишь очи -

Копья отроковиц, несущие пламя эротов!
230
Только ланит румянец - лезвие копий девичьих!

Брачный подарок - желанье, сокровища девы влюбленной

Не драгоценные камни индийские, нет, и не жемчуг

Завоюет невесту, нет, для Пафийки довольно

Лика желанного только, ибо ласкают и любят

Жены прекрасные тело любимого, а не злато!

Нет у меня другого свидетельства. Ибо какие

Получила Селена дары от Эндимиона?

Юный Адонис какие дары получил от Киприды?

Орион же не слитки сребра дал Эригенейе!
240
Ведь просил не богатства прекрасный Кефал! И единый

Кто посмел преискусный дар предложить любимой,

Был Гефест, но Афина на дары не польстилась!

Не помогла и секира, и потерял он богиню

Вожделенную... Коли желаешь, тебя научу я

Средству, как же достичь любви юницы желанной.

Барбитон в руки возьми, посвященный Рейе богине,

Драгоценность Киприды за чашей... Пускай же сольются

Пенье вместе с игрою в одно единое действо,

Первой воспой ты Дафну, бег Эхо зыбкой воспой ты
250
После, звучащий пылко отклик немолчной богини,

Были сим ненавистны влюбленные боги... А после

Питие воспой беглянку, бежавшую ветра быстрее,

По отрогам от Пана, от похоти беззаконной,

Пой о судьбине девы, что в землю вросла, и Гею

Прокляни! И пусть слезы прольет по деве Бероя,

Участь несчастной оплакав... Ты ж радуйся в сердце безмолвно

Коли сладких рыданий следы заметишь у девы,

Только, смотри, не засмейся, над милой твоею желанной -

Вдвое не любят жены такое в горестях нежных!
260
После пой о Селене, безумной от Эндимиона,

Пой об Адониса страсти счастливой, о босоногой

Афродите-богине, забывшей о платьях и бусах,

В поисках милого друга бродящей по горным отрогам -

Не убежит Бероя, любовным рассказам внимая...

Все я тебе, о несчастный Вакх, открыл об уловках

Страсти, поведай, о Бромий, чем обольстить мою Эхо!"

Так он сказал и оставил, утешив, сына Тионы.

И Дионис, лукавя, проявляя участье

Словно, расспрашивал деву о родителе милом,
270
Об Адонисе, словно он друг по горной ловитве,

И при этом случайно как будто касался он персей

И повязок, десницей приобнимал за пояс,

Будто совсем случайно, Вакх, безумный от страсти!

Спрашивает юница, как и обычно бывает,

Сына Диева, кто он, кто родом, явился откуда...

Лишь у храма Киприды вышел он из затрудненья,

Глядя на лозы и грозди, на край изобильный, цветущий,

На росистые травы, на рощи разных деревьев,

И придумал Берое, что будто бы он земледелец,
280
Помышляя о страсти, Бромий деве поведал:

"Я земледелец ливанский, и коли того ты захочешь,

Орошу я твой край родной и возделаю пашни!

Я понимаю движенье повозки Хор, когда вижу

Окончание поздней осени, к девам взываю:

"Вот Скорпион восходит, жизни податель и вестник

Будущих урожаев, быков впрягайте на поле!

Вот заходят Плеяды - когда же сеять мы будем?

Ибо появятся всходы, коль росы выпадут, если

Фаэтонт соизволит! При прекрасной повозке
290
Вижу Аркту́ра в начале зимы и звонко я кличу:

"Гею, ждущую влаги, ливнями Зевс орошает!"

Коли весна приходит, утром ранним кричу я:

"Время цветам распускаться - срывать ли мне лилию с розой?

Гляньте, как гиацинты над миртами стебли колеблют,

Как нарцисс превосходит анемон высотою!"

Видя гроздь винограда, возвещаю я лето:

"Зреет лоза и грозди, время затачивать серпы!

Девы, сестра восходит! Не время ль для сбора гроздовья?

Наливается колос, поле требует жатвы!
300
Время жать злаконосный урожай, не Деметре

Петь хвалу - приносить начатки Кипрогенейе!"

Ниву твою обиходить возьми меня, земледельца,

Сделай меня, молю, виноградарем Пеннорожденной,

Я незрелые грозди отличать от созревших

Умею, как яблоки зреют знаю, как вырастить надо

Вяз огромный, тенистый, опору для кипарисов,

Пальмы мужскую особь с женской скрестить умею,

Хочешь - и крокус прекрасный подле вьюнка насажу я!

Злата не попрошу я, не попрошу и богатства -
310
Дашь мне лишь пару яблок, единую гроздь винограда!"

Только просил он напрасно - не ответила дева,

Ибо не разумела любовных речей Диониса!

Тут измыслил иную Эйрафиотес уловку:

Взял он из рук Берои сети охотничьи, снасти,

Стал восхищаться работой искусной, бросая по кругу

Сети, и вопрошал о работе этой преловко:

"Что за уменье? Какой же бог явил тут искусство?

Кто же? Не смею поверить, что для Адониса эти

Сделал Гефест олимпийский лучше ловчие сети!"
320
Но и такою речью не мог обольстить он Берою!

Вот почивал он однажды на ложе из анемонов

И в сновиденье явилась пред ним внезапно Бероя,

Облаченная в платье невестное, ибо что делал

Днем мужчина, то ночью явится в сновиденье!

Быкопасу приснится, что тянет быка он на поле,

Ловчие сети охотник во сне в лесу расставляет,

Спящему землепашцу снятся бразды полевые,

В кои зерно он бросает... Терзаемому средь зноя

Жаждою мужу приснится прохладная ручьевая
330
Влага, являют обманный сон бегущие струи!

Так вот и Дионису приснилась причина печали,

Призрак зыбучий, прозрачный послал ему сон полуночный,

С коим хотел сочетаться Вакх любовью... Проснулся

Бог, а девы не видно, и снова желает забыться...

Все ж испытал мимолетно он радость любовных объятий

На лепестках анемонов, столь быстро гибнущих в мире!

Плакал над увяданьем бог безмолвно, молился

Гипносу с Эросом, даже звезде, Афродите вечерней,

Чтоб насладиться ему любовью в таком сновиденье
340
С призраком зыбким любимой... Часто близ мирта Киприды

Дремой Вакх забывался, но снов любовных не видел,

Мучился сладостной мукой, желанием неутоленным,

Вакх, сей мук разрешитель, не мог разрешиться от муки...

С сыном Мирры, с Берои родителем на охоту

Он ходил, забросив тирс, увитый лозою,

Шкуру только убитой лани забросив на плечи,

Тайно бросал.на Берою взгляды... Но юная дева

Пряталась от Диониса взоров влюбленных и пылких,

Запахнув в покрывало и ланиты, и очи...
350
Вакх же воспламенялся сильнее - желанья Киприды

За стыдливой женою следуют с большею силой,

Страсть лишь жарче пылает, не видя предмета желанья...

Вот застал он однажды Адониса вольную дочерь

Одинокой, без свиты, и юноши сбросив личину,

Раньше которую принял - как бог предстал перед девой.

Имя назвал и поведал ей об индийском походе,

Как отыскал он грозди, вино сотворил из гроздовья,

Для веселия смертных... Томимый страстной любовью,

Вдруг обрел он и пылкость, и смелость - и робость отбросив,
360
Молвил отроковице лукавострастные речи:

"Дева, в тебя я влюбился, небесные выси оставил,

Неба милей мне пещеры, где предки твои обитали,

Землю твою родную предпочитаю Олимпу,

Скиптра отца не желаю, как стражду страсти Берои,

Коей краса амвросии сладостней, с коей одежды

Благоухают сильнее нектара благоуханья!

Дева, слыхал я о диве - что матерь твоя Афродита...

Больше дивлюся, что дочерь так холодна, неприступна!

Эрос твой кровник, ты же не ведаешь жала желанья?
370
"Страсть светлоокая дева отвергает" - ты скажешь -

Но, родившись без страсти, ее и не знает Афина!

И Артемида с Палладой ведь не изведали родов!

Кровь Киприды в тебе, а ты отвергаешь Киприду!

Стыдно ли матери рода? Ассирийский Адонис,

Муж прекрасной Киприды - родитель твой, о Бероя,

Нежности научися, пред коей отец твой смирился,

Поясу подчинися, что древен так, как Киприда,

Бойся гнева эротов, лишающих милостей страсти!

Беспощадны эроты - страсти требуют даже
380
От не знающих неги жен упорно холодных!

Знаю как беспощадно огненная Кифера

С девы Сиринги взыскала за хранимое девство,

Как превратилась в тростник, спасаясь от бога Пана

Страсти! Поныне поет о страсти Пана та дева!

Знаю как Ла́дона дочерь, чьим именем славится речка,

Страсти труды ненавидя, превратилася в древо,

Шепчущее листами в кроне, колеблемой ветром,

С Фебова ложа беглянка чело Аполлона венчает!

О, берегися гнева ужасного негодованья
390
Эроса тяжко-разящего пылкого - пояс для Вакха

Разреши ты девичий, стань соложницей бога!

Сам принесу я сети Адониса мягкие к ложу,

Сам его я устрою, ложе сестры Афродиты!

Энносигей какие дары тебе предлагает?

Влага соленая моря будет выкупом брачным,

Шкуры тюленей расстелет, смердящих пеной пучинной,

Для сладострастного ложа сей бог, одежды морские!

Шкур тюленьих не надо Бромию! Девы-вакханки

Станут служанками в спальне, сатиры слугами станут,
400
Выкупом брачным будет лоза виноградная Вакха;

Коль пожелаешь оружья, о Адониса дочерь,

Дам тебе тирс вместо дрота... Прочь, о жала трезубца!

Ты берегися, о дева, шума немолчного моря,

О, берегися страстью грозящего Посейдона!

Ибо Лазурнокудрый лежал уж близ Амимоны,

И превратилася дева потом в поток соименный!

Скилла любовь испытала его - и стала скалою,

За Астери́ей погнался - и стала островом дева,

Дева Эвбея также вросла основаньем в пучину...
410
Он Амимону принудил после совокупленья

Островом стать одиноким, в дар же свадебный этот

Бог предложил лишь источник соленый, лишь травы морские,

Лишь моллюсков пучинных Я же, твоей красотою

Насмерть сраженный, тебе подарил бы всё, что ты хочешь -

Только дитя Афродиты златой не нуждается в злате!

Разве тебе из Алибы принесешь самородков -

Сребролокотной деве слитков сребряных не надо!

В дар мерцающий камень принесть ли тебе с Эридана?

Всё Гелиад сиянье затмит твой облик прекрасный!
420
Ибо выя Берои сияет ярче, чем Эос,

Камню-электру подобна выя девы Берои!

Царственным излученьем прочие затмевает

Драгоценные камни... Мрамора ты светлее!

Светоча мне не надо - твой взор лучится и блещет!

Что тебе розы, о дева, пустившие только бутоны -

Ярко алеют ланиты, розы прекрасней и чище!"

Так он молвил, но дева слух руками замкнула,

Дабы не слышать ни слова из любовных признаний,

Чтоб не внимать реченьям, напоминавшим о страсти, -
430
Столь ей брак ненавистен... И пылкого бога Лиэя

Стала мука сильнее... Что же может быть хуже,

Чем возлюбленной девы от влюбленного бегство

Мужа, что страждет и алчет, и мучается любовью,

Только вдвое терзаясь больше... Да, ведь сильнее

Страсть, коль милая дева влюбленного отвергает!

Вот, терзаемый пастью неутоленных желаний,

Вакх уходит от девы, воображает охоту,

Бродит как призрак за нею, сердце его язвимо

Сладостно-горькою болью... тем временем зыбь поднялася
440
Тут - так пенным ступает шагом сквозь горы сухие,

Страстью томясь по Берое, Посейдон-женолюбец,

Землю при каждом шаге заполняя водою!

Спешно пересекает он лесистые пики

И содрогаются в страхе под тяжкой поступью выси.

Смотрит он на Берою, окидывает влюбленным

Взором и свежую юность, и прелесть отроковицы,

Зрит сквозь прозрачные ткани одежды как в зеркале облик

Девы прекрасной манящей, смотрит не отрываясь,

Словно она обнаженной явилась вдруг перед богом,
450
Видит он сквозь повязки блистание тела младого,

Груди упругие видит, скрытые легким хитоном,

Алчным взглядом обводит лик непрестанно, упорно,

Сквозь струящийся пеплос плоть ее созерцает...

Вот к Киферейе морской, одержимый любовным безумьем,

Эносихтон взывает и на морском побережье

Деву прельщает такою речью, ища снисхожденья:

"Вся Эллада склонилась пред красотою такою,

Лесбос и Пафос не славят, Кипра не величают

Родиной красоты, и Наксоса не превозносят
460
Боле как землю красавиц, боле не благодатны

Лакеде́мона долы для воспитанья и родов!

Нет, не Пафос, не Лесбос, не край Амимоны восточный

Славу затмили отныне преславного Орхомена,

Тем, что живет там Харита новая... Нет, блистанье

Трех Харит четвертой прелесть затмила, Берои!

Милая, землю оставить должна ты - разве не пена

Матерь твою породила, морскую дщерь, Афродиту?

Беспредельное море - тебе мой свадебный выкуп,
470 [469]
Тверди оно прекрасней! Ты с Диевой Герой поспоришь,

Скажут, что Дия-супруга с соложницей Энносигея

Миром целым владычат, в заоблачной выси Олимпа

Гера державная правит, а безднах пучины - Бероя!

Нет, не дам во владенье тебе бассарид полоумных,

Сатиров пляшущих толпы или стаи силенов,

Станут прислуживать в брачном покое невесте Берое

Сам Протей или даже Главк пойдет в услуженье,

Можешь взять и Нерея, и Меликерта, коль хочешь!

Сам поток круговратный, омывающий землю,

Океан многошумный станет прислужником девы!
480
В брачный подарок, Бероя, получишь ручьи ты и реки;

Коль пожелаешь служанок для поручений, то будут

Ими дщери Нерея; кормилицу Диониса,

Няньку Ино́, я тоже отдам тебе в услуженье!"

Молвил, но гневалась только, не слушала посулов дева...

И оставил ее он, грозные речи бросая:

"Отпрыск блаженной Мирры, дочерь твоя прекрасна,

Ныне двойная почесть единому выпала мужу,

Ты и отец Берои, и Пеннорожденной прислужник!"

Так вот и Энносигея жало любви уязвило.
490
Много даров предлагал он Адонису и Киферейе,

Выкупов брачных за деву. Горящий такой же любовью,

И Дионис богатства принес - все слитки златые,

Что близ соседнего Ганга добываются в копях,

Страстно моля, но напрасно, морскую богиню Киприду

И взволновалась Пафийка, беспокоясь за деву,

Ибо страшилась обоих женихов, что горели

Равною страстью любовной, знала, что ревность и пламя

Страсти к Берое невестной могли закончиться распрей,
500 [499]
Битвою за невесту, боем за брачное ложе!

Вот осторожно уводит отроковицу с собою

Матерь и помещает в укрытии горном, надежном,

Отроковицу, награду в любовном сем состязанье,

И говорит обоим соперникам речи такие:

"Как бы родить я хотела двух дочерей прекрасных,

Старшую для Эносихтона, младшую для Диониса!

Только я не имею двух дочерей, и такого

Нет закона земного, такое для нас невозможно,

Дабы единая дева двух супругов имела!

Вот и должны побороться два жениха за невесту!
510
Ибо без тяжких Берою трудов не добыть, и за деву

Пусть соискателя оба устроят одно состязанье:

Кто одержит победу, без выкупа дочерь получит!

Оба мне поклянитесь, ибо страшусь я за город,

Где владычицей дочерь, хранительницей законов,

Я назначила - как бы не сгибнул он из-за Берои!

Дайте мне обещанье, что после свадебных плясок

Энносигей не разрушит града из-за пораженья,

Землю колебля в неистовстве, Бромий тоже не станет

Горем пылая потери возлюбленной Амимоны,
520
Виноградников чащу на град насылать неповинный!

Дайте клятву, что после спора вы примиритесь,

Оба, пылая любовью ревностной к деве прекрасной,

После ж украсите город к вящему процветанью!"

Так рекла, убедив домогателей. Сразу же оба

Дали клятву такую, поклявшись Кронидом, Эфиром,

Геей и влагой стигийской, Мойры все подтвердили

Данные ими обеты - Дерис и Клонос, эротов

Спутники, дали согласье, Пейто же клятву скрепила.

С высей небесных спустились, желая за состязаньем
530
Понаблюдать, все боги, сколько ни есть на Олимпе,

Разместившись с Кронидом на отрогах либанских.

Тут явилось знаменье великое Дионису:

Сокол быстрый как ветер преследовал в высях эфирных

Кроткую голубицу, но тут появилась внезапно

В небе скопа́ и, крылья расправив, в морские глубины

Унесла голубку, схватив осторожно когтями!

И Дионис, увидев, сие знамение, бросил

На победу надежду - но распри не испугался.

За состязаньем Кронион взором всевидящим сверху
540
Наблюдал, за распрей брата и милого сына!