Песнь XIV

Песне четырнадцатой со вниманием внемли, ведь Рейя
Здесь собирает войско на битву с Ареем индийским!

Резвоплесничная Рейя тем временем к каменным яслям

Львов косматые выи накрепко привязала,

Взмыла в небесные выси, с ветрами состязаясь,

Над землею шагнула далёко пернатой плесницей,

Кличет под руку Лиэя божественные фаланги!

Быстрая словно крылья иль мысль, проходит четыре

Стороны света: Нота, Борея, Веспера, Эос;

Гласом единым взывает к лесам и водным потокам,

Всех наяд собирает, чащобы полчища дикой.
10
Божие племя на голос стекается Кибелиды

Отовсюду. По выси небесной до края лидийцев

Шагом суровым доходит парящая в воздухе Рейя...

По возвращенье, во мраке светоч таинный подъемлет

Вновь, огневеющий жарко пламенем мигдонийским:

"Вслед за племенем смертных воителей собирайте

Небожителей войско, о Фебовы ветры!" - так кличет.

Сразу же, прянув с вершины Лемноса огнехребетной,

Той, что с Самосом рядом, горящим светочем тайным,

Ополчилися братья; сыны Гефеста, Кабиры,
20
Оба взявшие имя от матери, их породившей

Горнему медноделу, от Кабейро́ фракийской,

Алкон и Эвриме́дон, искусные в деле кузнечном!

С Крита ринулись вой, грозные в битвах ужасных,

Дактилы с гор идейских, насельники круч каменистых.

Купно пришли корибанты, их же некогда Рейя

От земли отделила, племя саморожденных -

Только на свет появился в пещере лелеемый скальной

Зевс-малютка, плясали они вокруг свои пляски,
30 [29]
Щит о щит ударяя, грохотом высь оглашая,

Вой ярые! Меди неистовый гул и бряцанье

Достигали до слуха Крона, до туч поднебесных,

От родителя пряча Крони́она возмужанье.

Первым идет перед ними вождь плясунов корибантов,

Щитоносец Пирри́хос, а рядом вооруживший

Соименное войско быстрое, Ки́рбас из Кносса;

Вот выступают на индов завистливые тельхины,

Беспредельного моря безмерную бездну покинув.

Дланью могучей сотрясши длиннотенную пику,
40 [39]
Шествует Лик, и ступая за Дамнеменеем и Скельмис

Правит морской колесницей родителя Посейдона;

Тлиполема владенья покинув, странствуют в море

Буйные жители влаги, боги, некогда коих

Против воли изгнали из отчих родимых пределов -

Фри́накс и Макаре́й, а также блистательный А́вгес,

Гелия бога сыны. Гонимы с земли материнской,

Мстители дланию мощной Стиксовой влаги черпнули

И обесплодили почву тучную Родоса, бросив

Тартарийские зыби на землю сию островную;
50 [49]
Следом за ними грядет двуприродное племя кентавров:

Фол с двойным обличьем рядом с другом Хироном

Двуприродным, чью выю ничье ярмо не сгибало!

Хлынули толпы киклопов, в сумятице только мелькают

Руки нагие, что скалы рвут вместо копий и дротов,

Вместо щита они глыбой каменною прикрылись,

Гребнем шелома им служит гребень гряды островерхой,

И сикелийское пламя вместо стрел у них пышет!

И, привычны к работе в кузнице, дышащей жаром,

Взяли во длани дубины, в огне закаленные крепко,
60 [59]
Бронте́с и Стеропе́с, Элате́й и с ним же Эври́ал,

А́ргес, Трахи́ос и с ними воинственный Халиме́дес...

Лишь Полифем остался дома в сторонке единый,

Ростом до выси небесной, отпрыск Энносигея,

Ибо, вступившего в море, его охватила иная

Страсть, чем походы да битвы: рядом с собою увидел

Нимфу он Галатею, что в водах соленых плескалась!

Стал он любовные песни играть на сиринге для девы...

Вот, обитатели горных склонов и логов природных,

(Имя - от бога Пана, что любит уединенье),
70 [69]
Ополчаются паны купно - ликом как будто

Люди, но рожки имеют и козью косматую шкуру!

Вот рогатолобая помесь: двенадцать панов,

Вооруженных рогами, все от родителя только

Пана единого, горных жителя склонов лесистых;

Ке́леневс первым идет, он именем лик потверждает;

Следом же Аргенно́с - соответствует имени сущность!

Айгокорос ступает - и этому имя подходит,

Ибо от вымени коз на пастбище кормится млеком;

Вот Эвге́нейос, дивный пан с бородою чудесной,
80 [79]
Вся она завитками плещет как травами пойма;

Вот Дафойне́й с Оместе́ром, пастыри на луговинах,

Вот и Фо́бос с Фила́мном мягкокопытным ступают,

Вместе с Главком и Ксант явился, и плотная шкура

Главка вся отливает лазурно-зеленым оттенком

Моря, а шкура Ксанта светится золотистым

Цветом, давшая имя рогатому жителю долов.

Аргос дерзкий и пылкий хвалится белою шкурой;

Дале идут два пана, коим Гермес был родитель,

Сразу с двумя разделивший и пылкую страсть, и ложе.
90 [89]
Первого бог с горянкой Сосой зачал на любовном

Ложе, и полон сей отпрыск мудрости, вещего знанья.

Это Агрей, и он любит охотиться пылко за зверем!

Номий - второй, и он любит овец пасти, ибо нимфу

Пенелопу когда-то бог посетил на ложе,

Любит он и на сиринге наигрывать! Форбас за ними

Следует ненасытный, хищник и плотоядец!

Старец Силен, опираясь на посох дланью неверной,

Тоже вышел в поход, рогатый потомок Аруры,

Трех сыновей за собою, сообщников Вакха, приводит:
100 [99]
Ополчились Астра́йос, Ма́рон, Леней совокупно,

Под руки старца взяли, бродившего по отрогам

С посохом гибким, подмогой старости. Подпирают

Немощного подпоркой из лозы виноградной,

Ибо уж много видали лет они быстротекущих...

Вот от них-то и племя двусущное сатиров страстных!

Сатиры ополчились вождям согласно рогатым:

Там и Поймений, Ти́асос, там и Хюпси́кер с Орестом,

Там и Флегра́йос, а следом стоит и рогатый Напайос,

Гёмон пришел, ополчился и Ли́кон храбрейший, насмешник;
110 [109]
И возлиятель Петра́йос идет за резвым Фере́ем;

Ламис, горный скиталец, с Ленобием шествует вместе,

Дале Скирто́с вприпляску с О́йстром быстрым выходит;

С Фереспондом явился Лик, громозвучный вестник,

Также Проном премудрый, отпрыск бога Гермеса,

Чадо зачавшего это в союзе тайном с Ифтимой,

Оная ж - дочерь Дора, отпрыска Зевсовой крови,

Родом от Хе́ллена он, а от прародителя Дора

Крови ахейской, рода дорийцев, происхожденье!

Скиптр и честь возглашенья дал им Эйрафио́тес,
120 [119]
Их многомудрый родитель, доверив выкликивать вести.

Вечно хмельное от винной влаги в наполненных чашах,

Сатиров дерзкое племя в битвах и схватках жестоких

Грозно пустой похвальбою, бежит оно сечи кровавой,

Львы они, битвы не видя, а в битве - робкие зайцы;

Ведь знатоки они пляски и знают как выпить получше,

Как осушить половчее пьяную влагу кратера,

Воинов там немного, кому Арей нестрашимый

Все искусство поведал битвы свирепой и пылкой

Иль построенье фаланги... Лиэй ополчался на битву -
130 [129]
Вот и они, кто шкуру на плечи грубую бросил,

Кто под львиною гривой густо-косматой укрылся,

Кто-то мехом пантеры решил украситься к бою,

Прочие, ветки сплетя, накидку себе сотворили

Эти вот шкуру оленью набросили быстро на спину,

Пеструю, словно небо звездное, и подвязали,

И над висками двойные, прямо над теменем круглым,

Высятся кончики только остро изогнутых рожек,

А на макушке на самой во́лос курчавится редкий,

По-над глазом раскосым... А ветер вставшие уши,
140 [139]
Быстрый и бурный, книзу, ко скулам их прижимает

Плотно косматым... Порыв - и хлопают уши о скулы

Громко! И конская грива струится вдоль хребтовины

Всей, выгибаяся после крестца хвостом прекосматым!

Были там и кентавры, схожие с человеком;

Был там и род косматый Феров рогатых, их Гера

Наделила обличьем иным, ведь древле потомки

Влажных наяд обладали обликом человечьим,

Дев, коих звали "Гиады", дщерей Лама-потока;

Феры Диева сына родимого крепко хранили,

Вакха-малютку, что только из швов отцовых явился,
150
Стражами верными были спрятанного Диониса,

Обликом же обладали обычным. Во мраке пещеры

Часто на руки брали дитя, качали в ладонях,

Детка шептала "папа!", смотря в обиталище Дия!

О, премудрый младенец! Вот притворился ягненком,

Только рожденным от матки, и прячется в самом укромном

Уголке овчарни, наденет руно густое

И заблеет тихонько, крик испуская овечий,

И прыжкам подражая козлиным, резво так скачет!

То он в ложном обличье женщины явится миру,
160
В пеплосе светло-желтом он кажется юною девой,

Ускользнуть лишь желая от Геры ревнивого взора,

Складывает он губы, будто дева лепечет,

Благоуханной повязкой кудри густые скрывает,

Рост и осанку таит в узорчатом покрывале,

А груди середину подвязывает повязкой,

Пояс девичий на бедрах укладывает как надо,

Цветом темно-пурпурный, хранящий чистую деву!

Только напрасна хитрость, ведь Гера с высот поднебесных

Все проницает оком всевидящим в этом мире,
170
Вот она и разгадала хитрости бога Лиэя,

И на Бромия стражей разгневалась: взяв изо дланей

Ночи цветок фессалийских лугов злоковарный, волшебный,

Сон она насылает на зачарованных стражей,

Морок она чудодейный над кудрями их распускает,

И, чело помазав зельем из корней зловредных,

Преображает облик в иной, уж не человечий!

Вот появляются уши длинные, признак породы,

Конский хвост всколыхнулся прямой над их поясницей,

Хлещущий прямо по бедрам существ с волосатою грудью,
180
А над висками взрастают бычьи рожки прямые,

Очи стали косыми под челом рогоносным,

Закурчавились гривой пышной над теменем кудри,

Челюсти удлинились, выросли острые зубы

И косматою шерстью покрылось от поясницы

И до стоп их тело вдоль всей хребтовины шерстистой...

Дюжина полководцев войском их предводила:

Шумные плясуны, Спарге́й и Глене́й; вместе с ними

Эвриби́ос ступает, Кете́й, друг лозы ненасытный,

А Петре́й Рифо́на сопровождает, и парой
190
А́йсакос винолюбец с Орта́оном выступают,

С ними идут совокупно Амфи́темис с Фавном-любимцем,

С Фа́нетом дивнорогим вместе идет Номе́йон;

Здесь и другое племя Кентавров на бой ополчилось,

С Кипра: ибо Киприда бежала, ветра быстрее,

Не пожелав сочетаться с родителем страстью любовной,

Убоявшись в отце увидеть бесчестного мужа.

Зевс же отец, не в силах к любви прину́дить беглянку,

Неуловимо и быстро бежавшую Афродиту,

Вместо ложа ее изливает семя на землю,
200
Брызнув ливнем горячим плодоносных эротов:

И земля восприяла брачные росы Кронида,

И извергла из бездны рогатое, странное племя!

Ополчившись, явились сюда воевать и вакханки,

Кто с меонийских склонов, а кто каменистые выси

Перейдя перевала высоких отрогов Сипила.

Горные нимфы в длинных хитонах, неистовы духом,

Выступили в поход воителей благотирсных,

Сроки жизни двойные жили они в этом мире,

Долог век их земной... Средь них и горные девы
210
Были Эпимелиды, что зорко овец охраняли,

Те, кто оставил рощи и заросли дикие леса,

Meлии, вместе с древом на свет изошедшие девы:

Все они ополчились, одни захватили с собою

Меднозвонный тимпан, принадлежность Рейи Кибелы,

Вьющимися плющами власы увенчали другие,

Препоясались третьи змей шипящих клубками;

Тирсами потрясая, лидийские девы, менады,

К ним примкнули, желаньем пылая с индом сразиться;

Силой могучей дышали боле всего Бассариды,
220
Всех неистовей были кормилицы Диониса!

А́йгла и Каллихо́ра, Ио́на и Эвпета́ла,

Вместе с смешливой Кали́кой Бриу́са, что ветра быстрее,

Девы Силе́на и Ро́да, и Эревто́ с Окито́ей,

Ме́та, вакханка Акре́та, вместе с Ха́рпой явились

С ярким румянцем Ойна́нта, с лядвеей белой Лика́ста,

Стесихо́ра, Прото́я, старуха с улыбкой приветной,

Вечно хмельная Триги́я, последнею вооружилась!

В ратях Вакха каждый вождь имел ополченье,

Но возвышался над всеми властью Эйрафио́тес,
230
Пыщущий пламенем молний, и выступал он на битву

Без щита или дрота бурного, меч за плечами

Не держал и шелома не возлагал на густые

Кудри, медью чело закрывавшего, но над главою

Извивался, сплетаясь телами гибкими тесно,

Грозный венец змеиный, виски кольцом охвативший,

Вместо поножей искусных, защищавших колена,

Белые ноги скрывали пу́рпурные плесницы,

С плотным мехом небрида мощную грудь покрывала,

В пятнах-узорах, подобных узорам звездного неба,
240
В левой руке держал он рог с вином медосладким,

Златом отделанный тонко, из этого винного рога

Сладкотекущей струею влага лилася обильно,

Правой держал он изострый тирс в плюще темно-алом,

Грозно им помавая, на меднозданной верхушке

Плющ кудрявился плотно, острое жало скрывая,

Чресла ж свои препоясал златою плотной повязкой...

Вот уж и Вакх облачился в жилище корибантийском

В вооруженье златое, сработанное искусно,

Покидает жилище, звенящее воплем призывным
250
Рейи, и оставляя Мео́нию с войском вакханок

Горных, бог винограда идет средь бесчисленной рати.

Прямо вожди направляют воинства толпы густые,

Те же несут с собою отводки новые Вакха!

Мулы бредут вереницей, неся на своих хребтовинах

Нектара из гроздовья полные с верхом амфоры,

Плавно онагры ступают: на спинах их терпеливых

Темно-алые ткани, в пестром узоре небриды;

Для пирующих утварь вьючная тащит скотина,

Золотые кратеры, серебряные рукомойни;
260
В яслях, внушающих ужас, начали корибанты

К выям своих леопардов упряжь вязать ездовую,

И уздой плющевою львов они усмиряют,

Грозными удилами губы и челюсти вяжут;

Вот кентавр косматый уже готов и оседлан,

Сам пошел под уздечку, шею свою протянувши,

Сатиров резвых не мене охоч до терпкого хмеля,

Муж он до половины, а дале - конь; в нетерпенье

Ржет, желая скорее принять на круп Диониса...

Бог, поместившись в кузов увитой ветвями повозки,
270
Вдоль Сангария тронул, по фригийским пределам,

Мимо недвижной Ниобы, ставшей некогда камнем -

Камень, предвидя сраженье инда с богом Лиэем,

Слезы льет и стенает голосом человечьим:

"Не затевайте сраженья с богом, безумные инды!

С отпрыском Дия, страшитесь, как бы не превратили

Вас - так древле со мной Аполлон расправился! - в камень,

Не обратили бы распри ищущих в слезный источник;

Да не увижу тебя близ Оронта, индийского тока

Соименного, зять храбрейший Дериадея!
280
Рейя богиня во гневе, Лучницы гневной ужасней:

Вакха, Фебова брата, бегите! Страшуся заплакать

Боле при виде бедствий индов, чем собственных бедствий!"

Так промолвивши, камень снова замкнулся в молчанье.

Бог же лозы виноградной, оставив Фригии горы,

В Аскани́ю явился. Все населенье столпилось,

Каждому Иовакх предложил налитое гроздовье,

Каждый принял обряды и таинствам научился,

Выю отдав во владенье неодолимого Вакха,

Только покоя желая, а вовсе не крови в сраженье!
290
Столь рогатые рати страшны и ужасны вакханок,

Ополчившихся в битву. В честь всенощного Лиэя

Ночь напролет все звезды след огнистый чертили

В горнем просторе, и гром гремел неустанно ужасный -

Рейя так предвещала победу Индоубийцы!

Утром бог собирался наказать за гордыню

Воинов смуглокожих, избавить лидийца от рабства,

Жителя Фригии вместе с насельником Аскани́и

От ужаснейшей власти освободить и мучений!

Вестников двух посылает Вакх им, доставить скорее
300
Вызов на битву, пускай же или бегут иль сразятся!

Вместе с козлиным Паном те пустились в дорогу,

Богом, коего кудри брады всю грудь затеняли.

Резвоплесничная Гера густокудрявому инду

Меланею явилась, не прославлять виноградный

Тирс приказала богиня Астраэнту-владыке,

Не принимать во вниманье сатиров крик полупьяный,

Но в беспощадной битве противостать Дионису!

Молвила речи Гера предводителю индов:

"Слава тому, кто ужас вселяет в сборище женщин!
310
В битву ступай, Астраэнт, и ты, Келене́й, ополчися,

Медью изрежь изострой плющеносного Вакха!

Тирсом махать - не дроты метать! Келеней, опасайся

Гневного Дериадея, если кинешься в бегство

Перед врагом, столь ничтожным, войском изнеженным женщин!"

Так промолвила властно мачеха, прянула в воздух,

Гневом грозным пылая на доблестного Диониса.

Вот, наконец, посольство Бромия прибыло, только

Был Астраэнт неприступен, полон угроз, бессердечный,
320 [319]
Сатиров он быкорогих прогнал, а вместе и Пана,

Не почитая посольства мирного Диониса.

Робкие, обратились в бегство они и пустились

Вновь обратной дорогой к воинственному Дионису.

Бромий же выставил войско напротив индов враждебных.

И Келеней темнокожий увидел женские рати,

И ни мгновенья не медля, выстроил индов фаланги.

Астраэнт же отважный, битвенным пылом влекомый,

Встал у вод астакидских, шумно струящихся, с войском,

Натиска там поджидая бога лозы, Диониса.
330 [329]
Тут, как во всяком сраженье, когда встречаются рати,

Обе когда, влекомы вождями, сближаются к бою,

С воплем неистовым инды смуглые кинулись в битву -

Журавлям они стали подобны фракийским, бегущим

Зимних ливней секучих, коими полнятся тучи,

Птицам, что на пигмеев с воздуха нападают

Подле влаги тефийской и клювом своим изострым

Племя ничтожное губят сих невзрачных людишек,

После летят в облаках над струями Океана.

Тронулись в битву, навстречу врагам, безумные рати
340 [339]
Непобедимые слуги воинственного Диониса!

Бросились Бассариды шумной толпою. Вот эта

Поясом ядовитым из змей шипящих обвита,

Та - в плюще благовонном, кудри ее окружившем,

Третья тирс медножалый схватила крепко рукою,

Яростью обуянна, четвертая распустила

Волосы вольной волною, ничем не скрепив сии пряди,

Без покрывала она, меналида, и над плечами

Вьются, ветром влекомы, свободно кудри густые!

Пятая в роптры бьет и двузвонный шум раздается
350 [349]
И взвиваются кудри над косматой главою,

Эта вот в исступленье ладонями ударяет

В тяжелозвонную кожу огромного барабана,

Гулкие звуки рождая, подобные шуму сраженья,

Вместо копий - лишь тирсы, но сулицы лозовые

Прячут в плюще кудрявом лезвий медные жала!

Вот одна из вакханок, влекома к битве кровавой,

Повязала вкруг выи змей огромных и хищных,

Вот другая под грудью, как будто это одежда,

Пеструю шкуру оленью, в пятнышках светлых по шерсти,
360 [359]
Подвязала, оленя, что любит прыгать по скалам;

Подпоясалась дева шкурой узорчатой лани;

Эта львенка прижала косматогривого к грудям,

Укрощенного млеком, что лишь человеку прилично;

Та к непорушенным чреслам кольца змеи прижимает,

Сей невидимый пояс, плотно бедра обвивший,

Тихо шипящий... А если кто-то на деву хмельную

Посягнет, то хранят ее девственность бдительно змеи!

Вот скиталица горная мчится и скачет, босая,

Топчет шипы и сучья, и острые листья аканфа,
370 [369]
Твердо ступает ногою, сминая колючую поросль,

Вот, на верблюда взобравшись, на длинноногого зверя,

Наклоненную шею режет тирсом изострым,

И вслепую бегущий вперед еще по дороге,

Движется полуумерший зверь, спотыкаясь все чаще,

Скачет само собою безглавое тело верблюда,

Бьет оно тяжким копытом пыльную землю сухую,

И, наконец, на хребтину валится, в прах придорожный;

Мчится другая вакханка на горный луг со древами,

Где пасутся быки, одного за загривок хватает,
380 [379]
Рвет его шкуру руками, полными силой ужасной,

Толстую бычью шкуру она отделяет от мяса,

А другая в то время внутренности вырывает!

Видно, как третья менада без покрывала, сандалий,

Бесноватая, скачет прямо по каменным скалам,

Деву высот неприступность не страшит, и лодыжек

Голых о камни не ранит острые дева-вакханка!

Многие полчища были у астакидского тока

Истреблены сих индов, убиты железом куретов!

Вражеские порядки воители окружали,
390 [389]
Потрясая оружьем: они подражали движеньям

Плясовой со щитами, стопою в лад выступая.

Вот косматою дланью глыбу кустистую вырвав

С ближнего горного склона - так Леней ополчился!

Он во врага ее мечет, неровную, в строй ненавистный!

Битвенный клич испускает вакханка, и дрот виноградный

Мечет тотча́с Бассарида в смуглокожее войско -

Слабым тирсом повергнут муж, воитель могучий!

Да, от лозы смертоносной падает воин отважный -
400 [398]
О, Эвпета́ла воюет! - и так листвой виноградной

И плющевой железо насквозь пробивается в битве!

В бой идет Стесихора, благогроздная дева,

Вражье племя она крушит разрушительным гулом,

Коловращая с двойною медью кимвал тяжкозвонный

Сеча с обеих жестока сторон - вот свищет сиринга,

Битвенный клич испуская, авлос призывает к сраженью,

Буйно вопят Бассариды, к распре всех разъяряя,

Небосвод потемневший грохочет раскатами громов,
410 [407]
Будто бы голос Диев Лиэю сулит победу!

Разгорелася битва, и заалела от крови

Алчущая равнина, и в устье струй астакидских

Кровь убиенных индов слилась с волною озерной!

Бог же, чье сердце кротко, сжалился над врагами:

Опьянения даром наделяет он волны,

Белая пена влаги влагой вин пурпуровых

Востекает, струятся медленным сладостным медом

Волны, пьяня излияньем, преображенные воды

Благоуханием веют, дивный хмель источая,
420 [417]
Червью одев брега... Вот индов вождь отпивает

Некий и молвит сразу речь изумленную люду:

"Вот питье неземное! Оно и козьему млеку

Белому не подобно и не темно, как влага!

И на то не походит, что в сотах тысячеустых

Нам пчела сотворяет в воске благоуханном,

Разум же будто окутан облаком благовонным;

Если жаждущий муж, изнуренный жаром палящим,

Влаги журчливой в ладони зачерпнет, хоть и малость,

Жаждою распалится его иссохшая глотка...

Мед же способствует боле сытости быстрой... Тут чудо!

Это питье я желаю все больше! Ибо и слаще
430 [429]
Меда оно, не рождая пресыщенья у пьющих!

Геба! Чашу возьми! Виночерпия, Тросова сына,

Приводи за собою с кубками для Блаженных,

Дабы из волн медовых черпать сладкую влагу.

О, Ганимед! Для Зевса наполни скорее кратеры!

Други! Сюда! Вкусите от влаги медоточивой!

Мнятся мне горние выси, ведь там струится напиток

Сам собою, Зевеса питье или нектар небесный;
440 [437]
Нам подарили наяды в земных потоках такой же!"