Внемли песне девятой, найдешь там отпрыска Майи,
Ми́стиду, дщерей Лама, Ино́ прескромной обитель.

Зевс-Отец от Семелы пылавшего лона младенца,

Полу рожденного Вакха, избежавшего молний,

Принял и поместил в бедро, и ждал окончанья

Бега месяцев лунных, положенных для рожденья.

Вот и рожденье, и длань Кронида как повитуха

Опытная в этом деле, бедро от швов разрешает,

Где дитя пребывало, трудных вспомощница родов.

Стало бедро Зевеса, как и у женщин, смягчаться:

Слишком ранний младенец без матери чрева доношен,
10
Взят от женского лона, зашит он в бедро мужское!

Только лишь появился от крови бога младенец,

Хоры дитя увенчали из стеблей плюща плетеницей,

Славя грядущее Вакха, и сами в цветочных уборах

Благорогого змея кольца гибкого тела

Располагают у чресл благорогого Диониса.

Над драканийским отрогом, местом рождения Вакха,

Майи отпрыск, Гермес, взлетел в простор поднебесный,

Приняв во длани младенца. Родившегося Лиэя

Он нарек Дионисом, ибо в ноге свое бремя
20
Выносил Дий, хромая с бедром непомерно раздутым;

Значит и "нис" в сиракузском говоре "хромоногий" -

Так вот в имени бога имя отца прозвучало!

Бог народившийся также зовется "Эйрафиотом",

Ибо в бедро мужское зашил младенца родитель!

Только лишь бог народился (не требовалось омовенья!),

Детку, не знавшую плача, во длани Гермес принимает -

Бог был подобен Селене с рожками над висками.

Нимфам, дщерям потока Лама, младенец доверен,

Сын Зевеса, владыка лозы виноградной. И Вакха
30
Приняли на руки нимфы, в уста дитяти вливая

Каждая сок свой млечный от груди, текущий свободно.

Взоры дитя устремляет ко своду горнему неба,

Глаз не смыкает, лежа на спинке, ножками воздух

Маленький Вакх взбивает, млеком себя услаждая,

На небосвод взирает, владенье отчее, дивный,

Радуясь бегу созвездий, смеется дитя беззаботно.

Отпрыска Дия кормящих, дщерей Лама потока,

Гнев ревнивый и тяжкий супруги Зевеса бичует:

И безумствуют нимфы, застигнуты яростью Геры,
40
Бьют рабынь и прислужниц, странников на перекрестках

Троп и дорог на части острым ножом разрубают,

Воя и завывая, с выпученными очами

В пляске несутся свирепой, в безумстве раздравши ланиты,

В разуме помутившись, бегут и бегут непрестанно,

Кто куда, то кружася на месте, то прыгая дальше!

Волосы, распустившись, вольно вьются по ветру

Бурному, ткань хитона шафранная каждой безумной

Пеною белой клубится, стекающей с грудей девичьих.

Буйством влекомы, унесшим их разум, они бы
50
Неразумного Вакха ножом растерзали на части,

Если б, нечуемый вовсе, ступая как вор по воздушным

Тропам, крылатой плесницей Вакха Гермес не похитил!

Сжав младенца в объятьях спасительных, тут же уносит

Вакха Гермес в жилище Ино, разродившейся только.

Дева младенца в то время к своей груди подносила,

Новорождённого сына, дитя свое, Меликерта,

И округлые груди полнились млеком обильным,

С них сочилося млеко, сосцы тесня и терзая!

Бог приветливым словом деву сию приголубил,
60
Вещие бога уста пророческой речью звучали:

"Вот тебе, жено, новый сынок! К груди поднеси же

Сына Семелы, милой сестры твоей, коего в брачной

Опочивальне и громы с огненною зарницей

Сжечь не смогли, но Семела в огне их грозном сгорела.

Пусть же этот младенец в дому пребывает укромном,

Пусть в покоях жилища невидимым он пребывает

Для лучей Фаэтонта и глаз лучистых Селены,

Пусть же сего дитятю (хоть, говорят, волоока)

Гнев ревнивый и тяжкий злобной Геры не узрит!
70
Вот сестры твоей отпрыск - вознаградит Кронид&он

Все труды и мученья по воспитанию Вакха!

Да пребудешь в блаженстве средь дщерей Кадма-владыки!

Ибо Семела и вправду пала от огненных дротов,

Автоною же с сыном погибшим земля приютила,

Вместо гробницы над ними воздвиглись холмы Киферона.

Смерть и Агава узнает, по предгорьям скитаясь,

Ибо забьют камнями (причиною смерти Пенфея)

Изгнанную из града... Живою одна и пребудешь,

Гордая пенного моря насельница, ты-то и внидешь
80
В дом божества Посейдона такою ж богиней морскою

Как Галатея, Фетида - под именем Гидриады.

Нет, в пещерах наземных тебя Киферон не укроет -

Станешь ты нереидой, вместо родителя Кадма

В чаянье лучшем Нерея отцом назовешь, укрываясь

В доме его вместе с сыном, божественным Меликертом,

Нарекут Левкотеей, ключницей волн и течений,

Мореходцев защитой вослед Эолу... Доверясь

Ясной погоде, по гребням пустится в путь мореходец

Лишь с одним алтарем - Эносихтону и Меликерту -
90
На корабле торговом, бог же Лазурнокудрявый

В колесницу морскую возьмет Палемона возницей!"

Молвив, неуловимый Гермес в небеса устремился

Резвоплесничной стопою, мчался он быстро, как ветер.

Повиновалась Ино: и с нежнолюбовной заботой

Бога-сиротку, Вакха, к груди материнской прижала,

Поудобней устроив к локтям обоих малюток,

Обе груди дала Дионису и Палемону.

Отпрыска Мистиде юной, рабыне, после вручает,

Мистиде, сидонийке прекрасноволосой, что с детства
100
Вместе с Ино возрастала по Кадма веленью для службы.

Мистида отнимает от богокормящей Вакха

Груди, и в темный уносит покой, чтоб никто не увидел.

Дия миру вещая непроизвольные роды,

Блеск озаряет лучистый лик, одевшийся светом,

Темные стены покоев в ярких лучах проступают,

Сумрак уходит пред светом священного Диониса.

Бромия же младенца Ино всю ночь забавляет.

Часто дитя Меликерт, насытившись грудью одною,

Ищет губами своими другую, опору теряя,
110
Дионис же лепечет негромко "Эвой" или "Эвий".

Мистида отнимает бога от груди хозяйки

И над Лиэем, сомкнувшим глазки, бодрствует ночью.

Так, по имени верной служанки, обряды назвали

Празднеств полночных мистических никтелийского Вакха,

В честь бессонного бденья над малюткой Лиэем;

Первая погремушкой гремела над Вакхом служанка,

Медью двойной ударяла в гудящие глухо кимвалы,

Первая огнь запалила, чтоб свет был для плясок полночных,

И "Эвой" завопила вечно бессонному Вакху!

Первая гибким побегом лозы свежесрезанной кудри

Вольные бога венчала, сплетая венок виноградный;
120 [122]
Первая тирс оплетала плюща виноцветным отводком,

Спрятав его острие железное в зелени пышной,

Листья с отростками, дабы Вакховы длани не ранил!

Мистида подвязала к груди обнаженной фиалы

Медные, первая бога чресла укрыла небридой,

К поясу прикрепила хранящую тайны корзинку,

Вот погремушки какие Вакха сперва забавляли!

Первая окружила змеиными кольцами ткани

Вакховых одеяний: двойное сплетенье змеиных

Тел образует пояс кольчатый Диониса.

Только и в глубях дома, за всеми его замками,
130 [133]
Всепроникающим взором Гера бога узрела,

Хоть охраняла Вакха служанка в укрывище тайном.

Стиксовой влагой богиня клялась, что в горестей море

Дом Ино погрузится, что беды дом сей постигнут,

Что погубит Зевесова сына... Гермес же малютку

Подхватил и в отрогах лесистых укрыл Кибелиды.

Резвоплесничная Гера прянула быстрой стопою,
140
Неустанная, с неба - Гермес ее опережает!

Фанеса принял он облик, перворожденного бога...

Из уваженья к древнейшим богам свой шаг замедляет

Гера, сияньем лучистым обманута мнимого лика,

Образ лживый не мысля в искусном явленье увидеть.

Тот же еще быстрее бросается к горным отрогам,

В нежных объятиях сжав круторогого сына Зевеса;

К матери Дия приходит, к Рейе, кормилице львиной,

Речь говорит богине, родившей бессмертных Блаженных:
150 [149]
"Вот, прими, о богиня, нового сына Зевеса,

Сокрушителя индов, что к высям звездным взнесется!

Гнев почуяла Гера на Вакха, рожденного Дием;

Нет, не Ино дитятю, я вижу, воспитывать должно -

Матери, Дия зачавшей, ныне отдать подобает

Внука, ибо лишь Рейя вскормить Кронида сумела!"

Молвил Гермес быстроногий и прянул в высокое небо,

Крылья расправив в воздушных потоках веющих ветров.

Древлерожденного Фанеса лик благородный оставил,

Принял он, возвращаясь, облик первоначальный,

Бога растить оставив бабке и бодрой, и зоркой.
160
Вакха вспитала богиня, и, хоть и был он мальчишкой,

Править хищными львами повозки своей дозволяла.

Шумные корибанты в жилище, бога укрывшем,

Пляскою соразмерной и пеньем дитя забавляли.

Скрещивали железо мечей и попеременно

Били в щиты воловьи, звенеть заставляя оружье,

Дабы сокрыть возмужанье растущего Диониса.

Отпрыск, внимая звону щитов охранных, мужает

При неусыпном надзоре вспитавших отца корибантов.

На девятом году убивал он диких животных,
170
Резвоногий и быстрый, зайца мог он настигнуть,

Предаваясь погоне за ланью, детской рукою

Тушу со шкурой пятнистой мог он на плечи забросить;

Тигра с хребтом полосатым, мог он свободно над выей

Воздымать и не нужно вязать было этого зверя.

Львят приносил он в руках, показать их матери Рейе,

Малых зверюшек, матерним напитавшихся млеком,

Что же до львов свирепых, то он ловил их живыми,

Дабы могла их Рейя впрягать в свою колесницу:

Пару лапищ львиных каждой удерживал дланью;
180
Рейя же, изумляясь, со смехом блаженным взирала

Отрока Диониса на силу и ловкость, и доблесть!

Глядя, как Иовакх свирепых львов укрощает,

Зрелищем сим услаждался, смеясь, родитель Кронион.

Бог свое тело прятал под косматым хитоном,

Эвий, хоть был он отрок, почти совсем еще мальчик,

Шкурой пятнистой оленя кутал и грудь он, и плечи,

Шкурой, подобной небу, усыпанному звездами.

И на фригийских нагорьях, похитив из логова рысей,

С пестрым их леопардом впрягал в свою колесницу,
190
Будто хотелось восславить ему отчизны обычай

Часто он забирался, бессмертный, в Рейи повозку,

Нежной и слабой рукою ухватывал упряжь кривую,

Несся в быстрой повозке, влекомой свирепыми львами,

И с возрастающим в сердце мужеством Зевса-владыки,

В глотку медведицы лютой впивался юной десницей,

Дланью неустрашимой ярую пасть усмиряя,

Дланью почти ребячьей... Страшный зверь умилялся,

Глотку свою подставляя юному богу Лизю,

И, прикрывши клыки, ладони лизал Диониса.
200
Так возрастал он близ Рейи, любящей мчаться по взгорьям,

Мальчик, средь гор взращенный, среди теснин и отрогов;

Пановы дети плясали резво вкруг сына Тионы,

Густокосматой стопою прыгая с камня на камень,

Вакху "Эвой" кричали, носились вприпрыжку по склонам,

И козлиным копытцем цокали звонко по скалам!

Дева Семела и в небе огнь не забывшая молний,

Радостно выпрямив выю, гордо так восклицала:

"Гера! Тебя победили! Сын мой растет и мужает!

Зевс родил его, вместо Семелы став матерью Вакха!
210
Семя отец посеял и выносил, без повитухи

Обошелся, природы закон изменивши жестокий!

Вакх Эниалия выше! Ведь Зевс зачал лишь Арея,

Но не рожал его, бога, в бедре зашитого долго!

Фивы и Ортиги́ю славой затмили, ведь Феба

Втайне миру явила Лето, богиня-беглянка!

Феба Лето рожала - вовсе не вышний Кронион!

Майя Гермеса рожала, а не соложник законный!

Сына ж Семелы открыто Отец породил! Что за диво!

Зевс! Взгляни же на Вакха! Твоя же матерь в объятьях
220
Нежных его покоит: она ведь ключница мира

Этого, всех Блаженных бессмертных она же начало

И - кормилица бога Бромия! Вакху давала

Грудь со млеком обильным, ту грудь, что Зевса вскормила!

Что за Кронид Арея рожал, что за Рейя питала

Сына Геры? Кибела-матерь и Зевса явила

Миру, и Диониса вспитала на собственном лоне!

Сын и отец, они оба во дланях покоились Рейи!

С сыном Семелы не в силах безотчий Гефест состязаться,

Гера его породила одна, неизвестен родитель,
230
Слаб ее отпрыск ногами, на обе стопы он хромает,

Неудачные роды скрыть стараясь походкой!

Спорить не может с Семелой и Майя, чей сын хитроумный,

Бог Гермес, превратился в подобье бога Арея,

Дабы у Геры богини млеком ее напитаться!

Чтите меня как богиню: лишь у единой Семелы

Муж, что выносил сына и миру явил Диониса!

Счастлива дева, имея сына такого! Не надо

Было лукавств и обмана Вакху, чтоб среди звездных

Высей отчих он жил, ведь матерь родная Зевеса
240
Выкормила Диониса млеком, кормилица божья!

Сам он взойдет на выси небесные, млека же Геры

Сыну Семелы не надо, самою Рейей он вскормлен!"

Так ликовала Семела на небе. Супруга же Зевса,

Гневная, деву Ино погнала за пределы отчизны,

Вдруг на дом Афаманта обрушившись в гневе великом.

Ненавидела Гера Вакха, хоть и младенца!

Вот из палат помчалась Ино, несчастная в браке,
250 [248]
Вот, босоногая, скачет по склонам горным и скалам,

След ища понапрасну исчезнувшего Диониса.

Вот от отрога к отрогу блуждая без цели, юница

Горной скалистой долины Пифо достигает дельфийской.

Тут она остановилась у воскормившей дракона

Чащи, неумолимо гонимая... Грудь обнажая,

Ткани висели лохмотья в знак скорби великой и горькой

У безумицы-девы. Заслышав ее причитанья

Жалобные и стоны, пастух в долинах трепещет.

Часто берет она змея, что кольца тройные свивая,
260 [258]
Вкруг треножника бьется, приладить к спутанным прядям

Грязным; к вискам изможденным змеиные кольца приладив,

Вкруг неприбранных кудрей вяжет из змея повязку.

К шествиям часто девичьим бросается - ни возлияний

Нет при них, ни обрядов... боле никто не приходит

К храму близ Дельфов священных. Свитой из плющевых веток

Плетью отроковица хлещет жен проходящих.

А зверолов, лишь завидев Ино, что несется по склонам,

Забывает силки и ловушки, стадо же козье

Козопас загоняет в укрывище в скалах отвесных.

Пахарь, быков ведущий по полю под тягостным игом,

Весь трепещет от страха, Ино в неистовстве видя!
270
Звуки подземного гласа заслышавши странного только,

Пифия, дева-вещунья, бросается в горы внезапно,

Панопеидским лавром над головой потрясая.

После бежит к вершине, над долом глубоким нависшей,

Прячется в гроте дельфийском, Ино страшася безумья.

Только блуждая в безумье средь чащ запутанных леса,

Не избежала всезрящих глаз Аполлона. И приняв

Смертного облик, к безумной из жалости, он перед нею

Предстает прямо в чаще, и лик Ино украшает

Лавром, ладонию кроткой венцом из вещего лавра,
280
Сладостный сон насылая. Умащивает амвросией

Члены юницы Ино, истомленной тяжким страданьем,

Тело кропит Инахиды росой, разрешающей горе.

Долго она, три года, в парнасском лесу пребывает,

Подле покоится самой скалы пророческой, там же

Учредит она после обряды в честь юного Вакха

Во исполненье пророчеств Феба. Со светочем в дланях

Корикийские девы-вакханки, благоухая,

Празднества совершают, сбирая во длани святые

Травы, хранящие разум и жен, и дев от безумья.
290
По Афаманта приказу тем временем посланы люди

Во все стороны света, и в горных теснинах служанки

Толпами ищут усердно, и в самых углах отдаленных

Края безвестного следа своей госпожи убежавшей,

Скрывшейся, неуловимой - плачут, стонут, рыдают

Девы-служанки, ланиты ногтями они раздирают

В кровь и белые груди терзают в горе перстами.

Многоголосый отзвук воплей град наполняет,

Горестный вопль раздается по всем покоям дворцовым.

Мистиды благоразумной скорбь поболее прочих,
300
Ибо двойную муку терпит - Ино злосчастной

Бегство безумное вместе с утратою Диониса.

Но Афамант-владыка не плакал над девой жалчайшей.

Царь забывает Ино пропавшую без сожаленья

(Как забыл он Нефелу, двух отпрысков царственных матерь)

Он Темисто на ложе сладостное приводит,

Делает третьей женою дочерь царя, Гипсеиду,

Брак расторгнув с Ино. Как будто нежная нянька

Он с младенцем играет, подкидывает Меликерта

В воздух, а тот как будто лепечет "папочка!", "папа!";
310
Если же хочет младенец груди, млеком обильной,

Тот ему в шутку свою подставляет, его утешая.

И Темисто Афаманту во браке этом рождает

Крепкогрудых сынов, и храбрых, и сильных в сраженье,

Левкона и Схойнея, поросль новую силы,

Плод ее первых родов. После и двойню приносит

Матерь плодная, двух сыновей еще породивши,

Порфиреона она вскормила грудью обильной

Вместе со Птойем, потомство, что горе с бедой отвращает,

Двух сынов, коих матерь, ровесников, равно и любит -
320
Только вот сгубит однажды их Темисто, ибо примет

За других, за потомство Ино прекрасносыновной.