Песнь VI

В песне шестой ты увидишь: в честь бога Загрея
Дождливый Зевс поглощает землю своим ливненосным потопом.

Но не только Отец вожделел к Персефоне, другие

Боги на горнем Олимпе, сраженные той же стрелою,

Дщери прекрасной богини Део́ руки домогались.

Побледнело богини сиянье румяное лика,

Ибо мукой терзалась Део, пребывала в смятенье:

И с чела венец из колосьев срывает богиня,

Волосы распускает (пусть струятся за спину!),

Затосковала по дочке. Скорбящей горько богини
10 [9]
Сами собою струятся слезы по белым ланитам,

Стольких многих влюбленных зажег от единственной стрелки

Вверг их в раздор любовный жаждущих брака с одною

Девою общий им Эрос, совсем безумных от страсти!

Всех она трепетала, но боле всеплодная матерь

Трепетала Гефеста - вдруг станет хромец этот зятем!

Вот в жилище Астрея-провидца благою стопою

Устремилась богиня с распущенными волосами.

Ветер непостоянный, следом летя, забавлялся.

Предупреждает старца, завидев ее, Эосфо́рос.

Он же, выслушав гостью, поднялся: рассыпавши темный
20
Прах по ровности гладкой стола, фигуры рисует

Циркулем острозубым медным, окружность выводит,

После изображает квадрат на песке бледно-сером

И добавляет еще равнобедренный треугольник.

Тут он оставил занятье, чтоб встретить на самом пороге

Гостью Деметру. Богиню ведет за собой по палатам

Веспер, удобное кресло Део предлагает радушно

Рядом с троном отцовым. С равным сердечным вниманьем

Приготовив в кратере не́ктар, дающий забвенье

Мук, богине Деметре в кубках его предлагают
30
Ветры, сыны Астрея. Но пить Део отказалась,

По Персефоне печалью пьяна... Ведь если родитель

Отпрыска лишь одного имеет, он вечно трепещет!

Но, наконец, склоняет Део, не желавшую пищи,

Сладкоречивый Астрей, имеющий дар убежденья.

И учреждает старец пир великий, заботы

Горько скорбящей Деметры за яствами пира развеять.

Вот все четыре ветра, отчие верные слуги,

Пояс пораспустив, на бедрах одежды скрепляют,

Чаши несет с собою к кратеру, где пенится нектар,
40
Кравчий Эвр, а сосуд для рук омовенья подносит

Нот, а Борей амвроси́ю располагает пред гостьей,

Яство богов, и Зе́фир, нежновеющий ветер,

Перебирая тростинки гибкие, песню играет!

И венки Эосфорос свивает и ветви растений

Яркозеленые блещут на листьях прохладной росою!

Светоч ночной подъявши над головою высоко,

Веспер пляс затевает, в лад стопой ударяя,

Плавно ступая по кругу - ведь он водитель эротов,

Свадебных хороводов и шествий он устроитель.
50
Но когда после пира пляскою услаждала

Дух богиня, то жало муки не усмирила.

Хочет спросить оракул и левою дланью колена

Старца, что состраданья полон, коснулась... Десницей

Тянется к подбородку с густокосматой брадою.

О женихах своей дочки рассказывает богиня,

Слов утешенья алкая пророческих... Ибо оракул

В горьких наших заботах нам бывает поддержкой!

Не отказал ей старец Астрей в мольбах: и рожденья

День рассчитал он дочки и точно сроки зачатья,
60
Неумолимое время и миг часов неустанный

Появления в мир и, пальцы искусно раскинув,

Вычислил круговращенья и время возврата созвездий,

Вычислил, пясти содвинув двойным движеньем ладоней.

После Астерион-служка подносит по первому зову

Старцу округлую сферу, образ вселенной с рисунком

Всех созвездий небесных, пред ним на ларь ее ставит.

После и приступает старец к гаданью: вращает

Шар по оси́ и зорко на знаков бег зодиака

Смотрит, звезд уясняя движенье и положенье.
70
После двигает полюс, и многих созвездий орбиты

В беге своем неустанном соприкасаются точно

С положеньем планет, проходя на подобии неба

Среднюю ось. И находит старец, окинувши взглядом

Сферу, сие положенье: орбита Селены растущей

Пересекает кривую земной орбиты, и Солнце,

Находясь перед ликом Мены-меридиана,

К самой нижней точке своей устремляется; конус

Темный идет, от земли восходящий, Селену-богиню

Закрывает, что место Солнца сейчас занимает.
80
Выяснив, как же к браку желанному звезды стремятся,

Старец Арея находит и над западным домом

Бога вора он видит невесты, ведомый звездою

Кипрогенейи... "Участок Родимых" под Колосом видит

Девы небесный... Звезда, дающая жизнь, воссияла

Там... Светило Кронида-Отца, подателя ливней!

Все это выяснил старец, созвездий бег рассчитавши.

После сферу с вращеньем вечных светил, эту сферу

С пестрой поверхностью звездной он в сундук запирает.

Гостье, в ответ на расспросы, тройной выкликает оракул:
90
"Чадолюбивая матерь Деметра! Конусом мрака

Только затмятся Селены лучи, от сего и померкшей,

Защити Персефону от полюбовника-вора,

Умыкнувшего втайне неприкосновенную дочерь,

Ежели пряжа Мойр дозволит... Ибо внезапно

Перед свадьбой законной ты соблазнителя узришь

Злоковарного в облике зверя, ибо Арея

В точке заката с Пафийкой, изменника, я замечаю;

Вижу созвездие Змея, что там, над ними, восходит!

Но тебе я блаженство реку. Прекрасноплодной
100
Во вселенной пребудешь, ты изнуренную землю

Колосом осчастливишь, ибо в "Участке Родимых"

Дочери Звездная Дева стоит со снопом колосистым".

После пророчества голос Астрея в устах замирает.

Слышит Деметра, что серп сжимает в ладонях, о жатве

Будущей и о муже, столь грубо похитившем дочерь,

Вопреки всем обрядам, по собственному хотенью,

И улыбается, плача. Тотчас же горней дорогой

К дому, спеша, направляет стопы печально и мрачно

В стойлах стояли драконы с ярмом на выях удобным,
110
Облегающим крепко и плотно звериные пасти,

Их она запрягает, аспидов, ига не знавших!

И укрощая их пасти упряжью кривозубой,

Грозной повозкой своею Део светлокудрая правит,

Дочерь под покрывалом из тучи туманов упрятав.

Прямо пред колесницей Борей застонал многошумный.

Но богиня взмахнула хлестким бичом, ускоряя

Бег повозки, влекомой как будто бы скакунами,

Развернувшими крылья драконами мчащими в небе

Прямо к объятьям Либа у струй круговых Океана.
120
Слыша воинственный отклик воителей пестрошлемных

С Дикты отрогов, богиня критский брег миновала,

Где бойцы ударяли о щит гудящим железом.

После она, заметив каменный дом в отрогах,

К скалам летит пелоридским, к трехмысным брегам Сикели́и,

К адриатическим мелям, где зыби морские к закату

Вечно влекомые, гнутся как будто серпом кривозубым,

От Борея направив к Либу дыбливые воды.

Там же, где буйные воды пристанищем стали Кианы

У родника, что влагу в жертву морю приносит,
130
Увидала богиня укрывище, словно крепость,

С крепкою кровлей гранитной, прятавшей это место,

С каменными вратами, содеянными природой,

И со столбами из камня, там жили соседние нимфы.

Тут богиня, пробравшись во мрак палат непроглядный,

Прячет дочь средь громадин в этой пещере скалистой.

Там, разрешивши драконов своих от повозки крылатой,

Одного оставляет справа от мыса у входа,

Слева другого, напротив каменного затвора,

Чтоб стерегли Персефону, ведь дочерь не должно и видеть!
140
Каллигенейю приводит, чадолюбивую няньку

С пряжей и всем, что потребно для рукоделья Паллады

Женскому роду в тяжкой и кропотливой работе;

Нимфам доверив хранить живущим в скалах потайных

Гнутую колесницу, Део в небеса удалилась.

Взявши изогнутозубый гребень железный изострый,

Стала вычесывать пряжу дева Персефонейя,

После взялась и за прялку: от движенья ладоней

Колесо завращалось, свершая круги равномерно -

А веретенцо мотает кольца прядущихся нитей!
150
Равномерно стопами вращению помогая

Колеса́, выпрядает основу, ткани начало,

После кладет ее рядом. Затем к тканью приступает

Дева, челнок прогоняя по нитям, в работе склоняясь,

Первой ткачихе, Афине, хвалебную песнь запевает.

Юная Персефонейя! Нет от страсти спасенья!

Ибо девичество будет отъято в змеином объятье.

Зевс, волнуясь змеиным телом, в облике гада,

Страстной любовью пылая, кольцом извиваясь в желанье,

Доберется до самых темных покоев девичьих,
160
Помавая брадатой пастью драконам у входа.

Обликом схож со змеем, сомкнет им дремотою очи,

Полный томленьем страстным, лижет он нежное тело

Девы, от жарких змеиных объятий небесного змея

Плодное семя раздуло чрево Персефонейи:

Так Загрей и родился, отпрыск рогатый, он Зевсов

Трон занимал единый на небе и трогал ручонкой

Детской зарницу Зевеса, в ладонях слабых младенца

Неразумного эти зарницы казались игрушкой!

Только недолгое время Дия трон занимал он -
170
Белым медом измазав лик злоковарный, Титаны,

Подстрекаемы гневом Геры тяжкоразящим,

Тартарийским ножом младенца в куски истерзали:

В зеркало детка смотрела, любуясь своим отраженьем!

Так, разделенный на части железом изострым Титанов,

Кончил жизнь Дионис, дав новое жизни начало:

Стал он тогда превращаться, часто меняя свой облик!

То он Кронид хитроумный, юный, с грозным эгидом,

То он немощный старец Крон, изливающий ливень,

То он с ликом младенца является, то он предстанет
180
Юношей исступленным с первым пушком на ланитах,

Темным, что вдруг подчеркнет округлость нежную лика.

То вдруг львом обернется, в ярости грозным и страшным,

Львом, что с рыком могучим огромную пасть отверзает,

Гривою осененный густою, тянет он выю

Вдоль хребтовины косматой, хлещет хвостом непрестанно,

Шкуру мелькающим быстро будто бичом раздирая.

То вдруг прикинется, львиную бросив тут же личину,

С ржанием неуемным, высокогривым и диким

Жеребцом, что стремится жалящие удила
190
Перегрызть, их кромсая, белою пеной исходит.

То из уст испуская свистящее громко шипенье,

Извивается в кольцах змеем чешуйчаторогим,

Из глубокого зева мечет язык копьевидный

И бросается он на испуганного Титана,

Шею его окружая воротником ядовитым.

То вдруг, покинув тело ползущего кольцами гада,

Тигром становится с пестрою шкурой... То примет он бычий

Облик, и ревом исходит, зубы ощеря свирепо,

И пронзает Титанов рогами, бросаясь внезапно.
200
Так он за жизнь свою бился, пока из ревнивой глотки

Мачехи-Геры гневом тяжкоразящей не вырвал

Вопля, сотрясшего неба. Сама повелительность гласа

Грохотом поднебесным ударила в створы Олимпа,

На колени повергнув могучего зверя - убийцы

Тут же в куски истерзали ножом быколикого бога.

Зевс же Отец, как яденье свершилося Диониса,

Понял, что в зеркале хитром темный призрак причина

Смерти и матерь Титанов предал мстящим зарницам,

Бросил убийц Загрея рогатого за затворы
210
Тартарийские, бурным пламенем вспыхнули чащи,

Тяжкоогромной Геи огнем исходящие пряди.

Предал огню он восточный край. От огнистого дрота

Бактрианские пашни вспылали, вместе с ручьями

Ближней Ассирии воды Каспия загорелись,

Горные цепи индов. Эритрейские зыби

Занялися огнем. Горит и Нерей аравийский...

Запада не миновали чадолюбивого Зевса

Распаленного громы, под пяткой Зе́фира-ветра

Зыби закатные блещут сияньем зноя огнистым,

Как и арктийские горы. Равно горит, закипая,
220 [221]
Лед на северных водах, в странах ветра Борея

И под шатром Козерога, где веет Нот ливненосный,

Южные долы пылают от огненных сполохов жарких.

Слезы потоков струятся и рек из глаз Океана -

Молит о милости старец, лиющий влагу морскую.

Гнев свой Зевс умеряет. Узрев, как страдает от молний

Тяжкоогромная Гея, сжалился. Хочет водою

Почву смягчить, исцелить огнем нанесенные раны.

Вот сначала всю землю залили воды Зевеса,
230
Тучи все небо закрыли плотным покровом, и с неба

Возгремела ужасно Дия труба громовая.

Все светила, дотоле в домах бывшие, сразу

Бег свой остановили. На колеснице с четверкой

Гелий пылает ко́ней, сквозь Льва созвездье к палатам

Собственным поспешая, а Скорпион восьминогий

Вместе с ее повозкой трехликую принял Селену.

Овна минуя, что влажной стопою проходит экватор,

Бег свой правит Киприда к дому весеннему быстрый,

Появляясь в созвездье Тельца безумного вскоре.
240
И близ Гелия сразу Арей оказался, в пределах

Скорпиона, пред дышлом Медведицы самой смиряя

Огнь Тельца, косится Арей на лик Афродиты.

И, по двенадцати знакам скиталец, год завершая,

С наступлением ночи Зевс появляется в Рыбах,

Справа оставив с косой орбитой трехликую Мену.

Крон же проходит дождливый хребет Козерога в то время,

Влагой руна пресветлой обрызганный, а над крылатой

Девой сверкающей всходит Гермес, ибо Дика-богиня -

Зодиакальный дом судии. Семивратного неба
250
Все затворы открыты, когда извергается ливнем

Влажный Зевс и на лоне земли и бьют, и вскипают

Водные токи, бушуя, и водопады грохочут.

И разбросаны всюду, отпрыски Океана,

Прибывают озера, и бьет водометами влага

Вверх, от вод подземных струй Океана питаясь.

Скалы крошатся от влаги, и водопады рокочут

С горных отрогов суровых, ущелья плещут ручьями,

Море до гор достало, взметнулось над чащами леса,

Ореадами стали вдруг нереиды, и Эхо,
260
Дева злосчастная, влагу бия неумелою пястью,

За повязки девичьи боится (вот новые страхи)

Как бы, спасаясь от Пана, не пасть Посейдону в объятья!

Львы пучинно-морские, средь валунов оказавшись,

Заплескались в пещерах влажно-пенною плотью

Среди львов сухопутных. В логове каменистом

Вепрь столкнулся с морскою свиньей, дельфином, случайно.

И в приливе потопа, что залил и горы, и долы

Дикие звери смешались с рыбами. И осьминоги,

Над скалой проплывая, за зайцем запрыгали резво.
270
В пене морской тритоны в изножье гротов заросших,

На крестце приподнявшись, бия хвостом раздвоённым,

Прячутся в логовах Пана, после того как пропели,

Гордо подняты к небу и ветерками омыты,

Раковины цветные. Вот у скалы одинокой

Пан, так любящий горы, старца Нерея встречает -

Отказался Нерей от влажной сиринги плывущей,

Но среди скал остается, сменяя море на сушу,

Влажный грот занимает, служивший прибежищем Эхо.

Много людей погибель влажную в водах снискали
280
Моря, и громоздяся один на другой по пучине,

Трупы поплыли людей по воле волн пеннозыбких.

И под прибоем, разверзшим воды у гор каменистых,

Прибежавшие влаги испить от истоков нагорных

Лев и вепрь погибают. В водовороте едином

Реки, озера, потоки Зевса и воды морские

Бьются друг с другом, и все четыре ветра, смешавшись,

Хлещут яростным вихрем всеобщего зыби потопа.

Материки завидев под зыбью, вызванной мощным

Только одним мановеньем ливненосного Дия,
290
Энносигей пучинный метнул оружье в глубины,

Гневаясь, что не может земли трезубцем достигнуть.

Дев нереид порядки как посуху по морю ходят,

И на смарагдовой вые влажный скиталец брадатый,

Мчит Фетиду Тритон. На чешуйчатой хребтовине

Рыбы восседает нереида Агава,

И округлую спинку являя в пенных потоках,

Дочь Океана Дориду несет дельфин к новоселью.

Кит, взметаясь из бездны морской на поверхность, играет,

Хочет в пещеру - а там устроила логово львица!
300
Вот у скалистых утесов, водой омываемых бурной,

Вымокший Пан, Галатею плывущую видя, воскликнул:

"Ах, Галатея, куда же плывешь? Здесь горы, не море!

Уж не желаешь ли слушать нежные песни Киклопа?

Ради Пафийки молю и ради прошу Полифема,

Ты, познавшая горе страсти, если видала,

Плавая средь валунов, мою Эхо - скажи мне!

В водах ли зыбких ныряет? Или на спинке дельфина

Пеннорожденной богини служки, она восседает

Как Фетида нагая и плещется, милая Эхо?

Страшно мне, как бы не сбросил пенный прибой ее в зыби,
310 [311]
Страшно мне, как бы теченьем ее не снесло во глубины:

Бедная, носишься в море средь гребней горообразных,

Словно из горной Эхо стала ты Эхо морскою!

Увальня Полифема забудь! Когда пожелаешь,

Сам тебя и спасу я, на плечи себе взгромоздивши,

Ибо бурные зыби не страшны мне, могу я

Прыгнуть прямо на небо звездное, козлоногий!"

Так отвечала ему Галатея с жалобным стоном:

"Верный мой Пан, Галатею спаси, не умею я плавать!
320
Деву не спрашивай тщетно, как же я тут оказалась!

Плаванье чуждое мне шлет вышний Зевс ливненосный...

Сладкая песнь Киклопа? Не до нее мне, мой милый,

Я не ищу Сикели́и уж брега, так я боюся

Этого наводненья, меня Полифем не заботит!"

Молвила так, проплывая мимо убежища Пана.

Но прибывает влага, и вот уж водовороты

Скрыли грады и веси, лишь зыби повсюду. Ни Оссы,

Ни Пелиона не видно, единого голого пика

Горного, над трехглавой горою плещутся зыби
330
Тирренийские, море хлещет ливень нещадно.

Сикелийская влага бьется в пене о скалы

Адриатийского брега, и на дороге воздушной

Фаэтона сиянье дымка влажная застит.

И над сферой седьмою, нависшею над землею,

Водовороты прибоя лунный свет затмевают:

Влажных быков отпустивши, остановилась Селена.

И до самых созвездий достали волны потопа,

Сделала Млечный Путь белее пена прибоя.

Вот плодоносным потоком из семиустья лиющий
340
Влагу Нил-скиталец встречает Алфея-страдальца:

Жаждет первый излиться со всей любовью на почву

Плодородную, жаждет обнять любимую пылко;

Хочет другой, отклонившись с привычной прежде дороги,

Скорби любовной предаться; влюбленного встретив Пирама

По пути, он молвит мольбою полные речи:

"Нил мой, скажи, что делать, когда Аретуса исчезнет?

Ах, Пирам, ты куда? Кому юную Тисбу оставил?

Сколь же ты счастлив, Евфрат! Ты не ведаешь жала эротов!

Я же страшусь и ревную, как бы Кронид, превратившись
350
В бурные токи воды, не возлег с моей Аретусой!

Как бы разливом зыбей не поял, боюсь, твою Тисбу!

Ах, Пирам, утешитель Алфея, ведь не от Дия

Нам обоим опасность, от жала Афрогенейи!

Жжет меня пламень страсти. Идем же со мной! Аретусу,

Сиракузянку, стану искать, а ты свою Тисбу!

Скажешь мне, знаю, земля содрогается, небо враждебно,

Вздыбились глади морские, а по небесным окружьям,

Где никто и не плавал, в пене потоки несутся.

Я не страшуся ливней. Вот великое чудо!
360
Ливень Диев всецело землю и Понт запылавший

Вместе с огнем потоков залил - и только Алфея

Пламень, возженный Пафийкой, не смог угасить совершенно!

Все же, хоть водовороты и мучат, скорбеть заставляет

Пламя - есть и лекарство благое, чтоб исцелиться:

Нежный Адонис-скиталец, мучимый Афродитой!"

Но не кончил он речи, уста удивленье сковало:

Ибо Девкалион, рассекая паводок бурный,

Мореход несравненный, словно с небес показался!

Сам по себе, без кормила, и гавани вовсе не видя,
370
Мчался вперед ковчежец по взвихренным водоворотам.

Лад вселенной разлажен, стал хаосом, племя людское

Всепитающий старец Айон растворил в наводненье!

Но по божественной воле Зевеса фиалковокудрый

Бог в сердцевину гор фессалийских мощно уметил

И от трезубца разверзлась твердь, и в открытую бездну

Между хребтов скалистых вал смертоносный низвергся.

Вот, раздвигая гребни плещущих вод ливненосных,

Вновь земля показалась и средь стекающих в недра

Водных токов вершины нагие гор появились.
380
Влажный лик осушая земли сиянием жарким;

Солнце взошло и по мере испарения влаги

Под иссушающим жаром лучей опять показался

Ил, оживленные снова высоким искусством, строенья

Каменных городов поднялись на почве скалистой.

Вот и жилища слагают люди. В селениях новых

Новое племя людское по улицам засуетилось.

Вновь улыбнулась природа, и так же быстро, как ветры,

Птицы пернатые в небо, как некогда, устремились.