Песнь II

В песне второй говорится о распре Тифона на небе,
Зевса грома́х и сраженье, о празднестве на Олимпе!

Так он и оставался у края лесной луговины,

По навершьям тростинок водя искусно устами,

Кадм, Агено́ра кровь, козопас подставной, ... чтобы тайно

Зевс Кронид подобрался без шума к глубям пещеры,

Неуловимый, и вновь ополчился привычным перуном!

Кадма, невидимым ставшего, облаком скрыл он на склоне,

Дабы обманут коварством, узнав что тайно украден

Гром, Тифон не замыслил лукавого козопаса

Гибели смертной, да только, сладостным жалом пронзенный
10
Музыки жаждет он слушать пьянящие душу напевы.

Внемля древле песням коварным Сирен, мореходы

Так влеклися ко смерти безвременной доброхотно

Чарами песенных звуков, на весла не налегая,

Гребней сине-зеленых на волнах не пенили боле,

В сети они попадали Судьбины ясноголосой

С радостью, о Плеядах забыв семипутных на небе,

Не обращая вниманья на бег Медведицы плавный.

Так затемнился разум от пенья лукавого флейты,

Сладкое лезвие песни предвестьем судьбы оказалось!
20
Непроницаемой тканью скрывая, окутывал облак

Сладко звучащего песней пастушьей... Но смолкли тростинки

И благозвучье распалось: Тифон мгновенно поднялся,

Яростью обуянный, рвется во чрево пещеры,

Ищет гром ветроносный в приступе гнева метаясь,

Рыщет в поисках молньи невидной, страстно взыскует

Меркнущего мерцанья похищенного перуна -

Грот пустым он находит! Разгадывает Кронида

Хитрости и ловушки лукавые Кадма - да поздно!

Рвет он горные глыбы, на приступ Олимпа стремится,
30
На змеевидных изгибах ног проносится косо,

Пасти гадов отравой и ядом яро сочатся,

С шеи безмерной Гиганта аспиды космами виснут,

Зелье смертное льётся, рекой разливается бурной.

Яро и скоро ступает, земли́ терзает твердыню,

Киликийского края глуби недвижные поступь

Ног змеиных колеблет, дрожат в смятенье отроги

Горние Тавра; столкнувшись друг с другом, скалы рокочут,

И памфилийские кряжи соседние зыбятся в страхе.

Горные стонут ущелья, кренятся на́бок вершины,
40
Зыбятся почвы пустоты, песчаные кручи сползают

Вниз, трясясь под стопою, колеблющей почву земную.

Нет ни зверью пощады, ни краю. И диких медведей

Рвут на части медвежьи клыки личин Тифаона,

Головы львиные ликов Тифоновых змей пожирают

Львов с косматою грудью светлой, грызут их подобной

Пастью разверстой. Змеиной глоткой своею и ярой

Раздирают хребты прохладные змеек ползучих.

Птиц небесных хватают, приблизивши страшные пасти

Прямо в воздухе даже, заметив орла в поднебесье,
50
Устремляются пасти к орлу, Зевесовой птице!

Жрут и скот, не взирая на след кровавый от ига,

Что на шее остался ремнем натружённой яремным.

Реки он осушает, как будто обед запивает,

Толпы наяд он гонит, живущих в водных потоках!

Нимфа остановилась средь русла, ставшего тропкой,

Ступни ее без плесниц, ни капельки влаги на теле,

Влажной привыкла дорогой идти - а тут она месит

Быстрой ступнею своею иссохшее ложе потока.

Дева в иле увязла и бьется в грязи по колено.
60
Образ ярый Гиганта и многоликий завидев,

В страхе свирель роняет старый пастух и стремится

К бегству. При виде ужасном ле́са бесчисленных дланей

И козопас отбросил свою неказистую дудку.

Пахарь, нуждой пригнетенный, не сеет, не окропляет

Пашни с зерном за собою, только что вспаханной к севу,

Если Тифоновы длани простор полевой разрывают!

Да! Колеблющей землю медью пашни не взрежет -

Можно быков отвязать из упряжки! - Гиганта секира

Борозды разрубает, жилы земли обнажая;
70
Бьют из подземной глуби воды, наверх изливаясь,

Будучи сжатыми долго, ключами мощными плещут,

Влага глубинная топит ничем не покрытую сушу.

Скалы валятся сверху, и падая в водовороты

Влаги пенной, под воду, разлитую морем просторным,

В дно речное уходят от этих глыб и обломков -

Словно основы новых растут островов над зыбями.

Вырваны все деревья вместе с корнями из почвы,

И плоды на землю до времени падают, сад же

Столь ухоженный, гибнет, розарий в прах обратился.
80
Зе́фир, и тот трепещет, когда кипарисы с сухими

Листьями катятся. Скорбной песнью заходится, плача

Жалобно, Феб, гиацинты увидя упавшими наземь.

Гимн погребальный слагает, но жалостней, чем над цветами

Амиклейскими, стонет он над лавром соседним.

Пан безутешный подъемлет сосну, склоненную долу!

Помня Мори́ю, город принесшую, Аттики нимфу,

Над маслиною, стонет блистательноокая Дева.

Плачет Пафийка: во прахе разбит анемон и повержен...

Слёзы льёт непрестанно над ликом благоуханным
90
Нежные кудри терзает - погибли завязи розы!

А над поломанным стеблем пшеницы Део́ стенает,

Ибо не праздновать жатвы; печалятся Адриады

Смерти подружек-деревьев - не будет живительной сени!

Вот из пышного лавра разбитого гамадриада,

Выросшая с листвою древа, спасается бегством,

Вот и другая нимфа бежит от сосенки ближней,

Встав с изгнанницей рядом, молвит нимфе-соседке:

"Нимфа лавра, ты брака избегла - спасемся же в бегстве

Обе, чтоб не увидеть Феба тебе, а мне Пана!
100
Ах, дровосеки, не надо рубить вам дерево это

Дафны несчастной, о плотник, меня пощади и помилуй,

Струга из прямоствольных сосен не ладь, умоляю,

И да не тронут зыби меня морской Афродиты!

Иль, дровосек, окажи мне последнюю милость: не в крону

Устремляй ты железо, а грудь мою поскорее

Рассеки ты пресветлым металлом девы Афины!

Чтоб умерла я до брака, в Аид спустилася чистой,

Страсти любовной не сведав как некогда Питис и Дафна!"

Молвила так и сплетает повязки из листьев с ветвями,
110
Этим зеленым покровом и грудь одевает, и плечи,

Нимфа чистая, так же вкруг бедер листву укрепляет.

Глядя на деву, товарка прервала слезные речи:

"Страх за девичество мною владеет уже от рожденья,

А ведь от лавра за мною погонятся, как и за Дафной!

Где же спасенье? В скалах укрыться? Но склоны и выси

Брошены против Олимпа, от молний в прах обратились!

Я и злосчастного Пана боюсь, его страсти несносной

Как Сиринга, как Пи́тис... Погонится - надо скрываться

В скалах, и девою стану, вторящей голосу Эхо!
120
К зелени крон не вернуться! Я там обитала средь горных

Круч на деревьях, где девство любящая Артемида

На ловитву сама выходила. Но все же Крони́он

С Каллисто́ насладился, облик прияв Артемиды!

Броситься в волны морские? О нет, и в пенной пучине

Астери́ю свою настиг женолюб Эносихтон.

Были бы легкие крылья! Влекома потоком воздушным

Я бы горней дорогой удобной для ветров летела!

Бегство на быстрых крыльях до туч поднебесных напрасно:

Тифоей простирает высокоогромные длани!
130
Если к насильственной страсти принудит он - облик сменю я,

В стаях птиц затеряюсь, взлечу с Филомелою вместе,

Вестницей розы я стану, росой, кропящей бутоны!

Ласточкой говорливой, Зе́фиру милой весною,

Птицей, звучащею звонкой песней под краешком кровли,

Вьющейся в пляске пернатой вокруг лачужки плетеной!

Прокна, страдалица, плачешь горестно в жалобе певчей

Над судьбиной сыночка - стенаю и я над бесчестьем!

Зевс-владыка, не дай же ласточкой стать, чтоб Терея

Злобного я не видала на крыльях, как и Тифона!
140
Небо, горы и море запретны... лишь под землею

Скроюсь! Ах нет, ведь ноги Гиганта - змеиные гидры,

Погруженные в почву, там льющие яд свой отравный!

Стану текучею влагой здесь, как было когда-то

С Комайто́ и сольюсь с потоком из отчих сказаний...

Нет! И в Кидн не желаю! Свою я чистую влагу

С влагой речною смешаю девы злосчастной погибшей...

Где же спасенье? С Тифоном если сойдусь, то зачну я

Чудище с тысячью ликов, подобных отчим личинам!

Быть ли другим мне древом? От древа к древу скитаясь
150
Имя хранить непорочной? И слышать, как кличут не Дафной,

Миррой, этим нечистым растеньем меня называют?

Нет, я молю: у потока жалобного Эридана

Сотвори Гелиадой, дабы и я источала

Из очей изобильный янтарь, дабы с плачущей кроной

Тополя я пребывала, мешая листья и ветви,

По чистоте девичьей моей заливаясь слезами,

А не по Фаэто́ну плача... Прости меня? Дафна!

Стыдно мне становиться не тем стволом, что была я!

Стану, как Ниобея, камнем! И точно так же,
160
Будучи стонущим камнем я жалобить путников стану!

Ах, увы, злоречивой! Богиня Лето́, о прощенье

Я умоляю, да сгинет имя, детей погубившей!"

Так говорила. Возок с небесной выси округлой

Фаэтон направляет на запад, встает над землею

Острым как будто бы клином безмолвная Ночь в поднебесье,

Горнюю высь затемняя звездно лучистым покровом,

Свод изукрасив эфира. У брега беззимнего Нила

Боги бессмертные бродят, но там, при Тельце крутобоком,

Зевс Кронид, чтоб сразиться, ждет света ясного Эос.
170
Ночь настала, и стража службу несет вкруг Олимпа

И семи поясов, и как над бойницами башен

Клич несется дозорный, отзыв ответный созвездий

Кру́гом идет по сводам, и от пределов Сатурна

Отклик несется охранный до самой меты́ Селены.

Стражи эфира, Хоры, раскинули кольцеобразно

Тучи, высь оградили сомкнутой плотно завесой

Фаэтоновы слуги, на неприступных воротах

Звезды задвижку Атланта накрепко запирают,

Дабы в отсутствие в высях Блаженных враги не прорвались!
180
Вместо напевов свирелей обычных и флейт зазвучала

Грозная песнь на крыльях сумрачных ветров суровых.

Спутник Дракона небес, аркадской медведицы спутник,

Тифаона набег ночной на горние выси,

Подстерегает старец Боот, очей не смыкая.

Утренний светоч следит за востоком, звезда вечерница

Смотрит на запад, и Нота врата Стрельцу предоставив,

Сам к Борея вратам ливненосный Кефей устремился.

Всюду огни запылали. Созвездий светочи блещут,

Пламенники ночные вечнобессонной Селены
190
Словно светильца мерцают. Часто с рокотом бурным

По-над эфиром летая мимо вершины Олимпа

Звезды лучистые чертят в воздухе след свой огнистый

Одесную Крони́она, часто промельком быстрым

Вниз головою несутся как только расступятся тучи,

Вспыхивают зарницей, пляской взаимной вихрятся,

Гаснут поочередно и блещут зыбким сияньем;

Вот, расправя пряди огнистые полною гроздью,

Вспыхивает комета хвостом пламенистокосматым;

Вот метеоры-пришельцы бушуют, подобные белкам,
200
Вытянулись под сводом как длинноокруглое пламя,

Зевсу помощь в сраженье; насупротив Фаэтона

Гнется в лучах его ярких и пестрая спутница ливня,

Арка цветная Ириды, в чьем полукружье сплелися

Светлозеленый и темный, розовый и белоснежный.

Дий же один восседает, лишь Ника несется утешить

Троп воздушнонебесных едва касаясь стопами -

Приняв образ Лето́, доспех родителю бранный

Передает и речи искусные держит при этом:

"Зевс, о владыка, родимым детям стань ты защитой,
210
Чтоб не видать мне Тифона супругом чистой Афины,

Матерью стать не дозволь не родившей матери деве,

Бурно взмечи зарницу, копье светоносное высей,

Снова и снова тучи гони, о тучегонитель!

Ибо основы вселенной, незыблемой древле, трепещут

Под Тифоновой дланью, четыре первопричины

Боле уже не в упряжке, - Део отказалась от нивы,

Геба оставила кубок, Арея копье - в небреженье,

Жезл Гермес позабыл, Аполлон забросил кифару,

Сам крылатый, стрелы пернатые с луком оставил,
220
Взмыл он лебедем в небо. Брачных союзов богиня,

Странствует Афродита и всё пребывает бесплодным,

Связь нерушимая мира разбита, и дев предводитель,

Эрос неукротимый, всё укрощавший - он, дерзкий,

В страхе бежал, разбросав породительниц страсти любовной,

Стрелы... Покинул Лемнос Гефест огнистый, хромая,

Мысля, что быстрым бегом несется! И даже, - вот чудо! -

Хоть Лето и не любит Гера, мне жалко и Геры!

Ах, неужто вернется отец твой в звезд хороводы?

"О, того да не будет! Хоть я и сама Титанида,
230
Я не желаю титанов, царствующих на Олимпе -

Только тебя и потомков твоих! Защити же ты громом

Чистую Артемиду! Храню для того ли я деву,

Дабы ее принуди́ли ко браку без вена, насильно!

Та, что родами правит, родит и руки протянет

Мне? И за Илифи́ю Охотнице буду молиться,

В помощь ее призывая, когда Илифия рожает?"

Так она говорила, а Гипнос на сумрачных крыльях

Всю объемлет природу, ей отдых даруя: Крони́он

Бодрствовал только единый, а Тифоей, распростершись,
240
Плоть расправил устало на жестких покровах, праматерь

Гею обременяя, она же лоно разверзла,

Ложе ему устроив, укрывище для почиванья,

Главы змеиные в землю при этом зарылись глубо́ко.

Только лишь солнце восходит, как всеми глотками разом

Клич боевой испускает Гигант Тифоей многорукий,

Надсмехаясь над Зевсом великим, и рык сей ужасный

Достигает до края вросшего в твердь Океана,

Что объемлет собою четыре стороны света,

Словно повязкой твердь препоясав венцеобразно.
250
Только лишь рев Гиганта поднялся - в ответ зазвучали -

Нет, не один! - но сотни кликов единым взгремели:

Ибо на бой ополчался облик его многоликий -

Вой волков раздавался, львов рычащих раскаты,

Вепрей хрип и бычий мык, и гадов шипенье,

Хищный рев леопардов. Медведи оскалили пасти,

Псы обезумели, в центре глава человечья Гиганта

Поносила Зевеса, гремя пустою угрозой:

"Пясти мои, жилище Дия разрушьте и мира

Твердь со Блаженными вместе разбейте, затвор на Олимпе
260
Движущийся сам собою вскройте! Когда же эфира

Наземь столп упадет, пусть Атлас бежит, потрясенный,

Свод многозвездный Олимпа долу низвергнув и боле

Звезд возвратного бега не страшась! Допущу ли

Сгорбленному Аруры сыну плечами тереться

О небосвод, подпирая оный согласно судьбине,

Прочим бессмертным оставит пускай он вечное бремя,

Пусть с Блаженными в битву вступит, пусть мечет он глыбы,

Острые скалы как дроты прямо в свод многозвездный,

Что бременил ему плечи, и пусть, камнями побиты,
270
С неба да прянут трусливо девы бессильные, Хоры,

Гелия-солнца рабыни, силою дланей пусть воздух

С почвой смешается; влага - с огнем, а море - с Олимпом!

Порабощу я четыре ветра, служить их заставлю!

Свергну Борея, Нота скручу, отстегаю и Эвра,

Зефира же бичом отхлещу, день и ночь я смешаю

Собственноручно, а родич мой Океан мириадом

Волн из глотки Олимп затопит зыбью приливной!

Над пятью поясами небесными грозно волнуясь

Он затопит созвездья. Медведица, алча, по водам
280
Поплывет, а дышло повозки скроется в пене.

Туры мои! Раскачайте мира ось круговую,

Мыком эфир огласите, ударьте рогом изострым

В темя Тельца огневого - рогами вам он подобен!

Бычья упряжка Селены на тропах влажных вздыбится,

Мыком испугана тяжким, несущимся с глав моих многих,

Пусть медведи Тифона оскалят грозные пасти,

Пусть обрушат безумье на звезды Медведицы вышней!

Львы мои! О, сразитесь со звездным Львом, и гоните

Прочь упорного с круга эфирного солнцепутья!
290
Аспиды! О, заставьте дрожать на высях Дракона!

Нет, и Дий мне не страшен с ничтожной зарницей, ведь зыби

Яростные, отрогов вершины и островные

Скалы моими мечами будут, а горы - щитами,

Панцырем нерушимым - граниты, дротами - глыбы,

Реки зальют своей влагой ничтожнейшие перуны!

Цепи я Иапета для Посейдона припрячу!

Там, у вершины кавказской, пернатая мощная птица

Вечно кровавит печень, растущую снова - всё из-за

Огненного Гефеста, огонь ведь причиной, что печень
300
Прометея терзают, она же срастается снова!

Я, сыновей соперник Ифимедеи, закрою

Сына Майи, опутав крепко-накрепко сетью,

В медном чане глубоком, чтоб так потом говорили:

"Освободивший Арея Гермес ныне сам несвободен!"

Дева же Артемида, сорвав целомудрия узы,

Пусть Ориона супругой станет, хоть бы насильно!

Древнее Титию ложе пускай Лето уступает

Даже и против желанья! Арея мужеубийцы

Щит разобью и нагого пленю владыку сражений,
310
То-то убийца кроток станет. А Эфиальту

В жены дам я Палладу пленную, станет женатым

Парнем он наконец! В кои-то веки увижу

Связанного Арея с рожающей в муках Афиной!

А на плечах пригнетенных вращенье небес плывущих,

Высь Атлантову, будет держать стоящий Крони́он

Вечно, и он услышит свадебный клик, терзаясь

Злобой ревнивой в тот день, когда Гера женою мне станет!

Светочей к свадьбе не надо моей, самовитой зарницей

Брачный покой воссияет, вместо сосновой лучины
320
Сам Фаэтон засверкает, сыпя от пламени искрой,

Славя брак Тифоэя огнем и светом плененным,

На торжестве новобрачных лучи заструятся над высью

Блещущих звезд, озаряя празднество свадебной страсти

Пред ночною порой. С Афродитой, владычицей ложа,

Эндимион и Селена-рабыня постель приготовят

Для меня, а если нужны омовенья при этом -

В звездном я Эридане омоюсь, во влаге прохладной!

Ложе Тифона, не Дия, по кругу бегущие Хоры

Вы понесете, ложе Эроса! От Океана
330
Вы - Артемида, Харита, Лето, Афинайя, Пафийка,

Геба - мужу Тифону несите влагу родную!

А на праздничном пире вместо Зевеса меня же

Брачными струнами славить станет Феб, мой прислужник!

Но не чужого надела я домогаюсь, ведь небо -

Брат мой с хребтом звездоносным, в котором царить собираюсь,

Сын земли, и жилищем небо это мне будет!

Крон, пожиратель плоти, мне сродник другой, и к сиянью

Света из бездны подземной возьму его - станет союзник!

Тяжкие узы расторгнув в эфир небесный Титанов
340
Возвращу и на выси горние жить приведу я

Землерожденных Киклопов, наделать их снова заставлю

Огненных дротов, сражаться перунами надобность будет,

Ибо две сотни пястей имею, не пару ладошек,

Как у Кронида, другие гораздо лучшие громы

С пламенем жарче и ярче и много гораздо светлее

Я откую себе после, и небо построю просторней,

Выше и шире гораздо, чем было когда-то иное,

Звезды там будут светлее, ведь эти вышние своды

Слишком низки, не могут укрыть собою Тифона!
350
После мужских и женских потомков, рожденных Кронидом

Многоплодным, и я насажу свое новое племя

Многоглавых Блаженных. И не дозволю я толпам

Звезд оставаться без брака, мужей дам женам небесным,

Дабы от Девы крылатой рабское племя родилось,

Чтобы на Волопаса взошло оно брачное ложе!"

Так вопиял он, грозный, и внемля, Кронид усмехался.

Битвы пыл возгорелся в обоих, вела же Тифона

Распря, над Зевсом парила, в бой направляя великий,

Ника. Но не за стадо бычье иль овчее бились,
360
Нет, не пылали за деву прекрасную оба во брани,

И не за город невидный сражались - за власть над вселенной

Бились они, на коленях Ники-богини лежали

Трон и скипетр владыки Дия, ставка в сраженье.

Зевс, ударив по тучам, заставил греметь их ужасно,

Рев эфирный взгремел как труба Энио́ перед битвой,

Тучами грудь оделась от дротов Гиганта, Зевеса

Обороняя. Безмолвным и неподвижным однако

И Тифоей не остался: морды бычьи взревели

Как громогласные трубы по направленью к Олимпу;
370
Змеи, сплетясь, зашипели, авло́сы бога Арея!

И Тифоей, дабы члены укрыть будто панцырем плотным,

Громоздит за громадой громаду побольше, рядами

В башни слагает утесы с утесами прочными вместе,

Плотно глыбы кладет, прижимая их тесно друг к другу;

Он - словно войско к битве готовое, там без зазоров

Льнут изгибы к изгибам, края к краям и - ни щелки!

А вершина у туч неровную давит вершину!

Шлемы Тифон содеял из пиков крутых, острозубых,

Сборище глав упрятав под гребнями горными высей.
380
Множество было голов у чудища с телом единым,

В битву идущего, войска множество: толпище пястей,

Зевы разверстые львов, усеянные клыками,

Пряди змеиные гривы, бегущие алчно к созвездьям!

Вот Тифаоновы длани метать дерева начинают

Против Кронида. О, сколько дивнопрекрасных растений,

Явленных твердью земною, Дий спалил, не желая,

Искрой одною перуна, что дланью метнул он палящей!

Сколько вязов гибнет и с ними же сосен-ровесниц,

Сколько могучих платанов и тополов[1] белых, что против
390
Зевса летели, сколь много трещин в земле пораскрылось!

Мира круг раскололся по всем четырем направленьям,

И четыре союзных Крониону Ветра все небо

Мраком покрыли, вздымая тучи и праха и пепла,

Встав словно горы какие, когда они море хлестали...

Выбился брег сицилийский, мыс пелоридский как Этны

Склон содрогался; ревели, будто пророча, что будет

Лилибея утесы к западу, скалы Пахина

Клонятся... А у нимфы афонской в доле фракийском,

Там, к Медведице ближе, слабели от страха колена,
400
И стонал македонский лес на горах пиэридских!

Весь восток содрогнулся в ассирийском Ливане,

Благоуханные храмы, дворцы и жилища трепещут.

Свергнуть стремясь перуны непобедимого Дия,

Сразу множество дротов мечут Тифаона пясти.

Только одни, вихряся у самой повозки Селены,

Валятся книзу бессильно у ног быков многобуйных,

Свищут иные сквозь воздух летя и вращаясь при этом,

Дуновеньями ветров противных свергнуты наземь.

Многие и не коснулись Дия десницы громо́вой -
410
Их подбирал Посейда́он дланию радостной вскоре,

В ход не пускавший трезубца для разрушенья утесов

Влажноглубинные дроты, павшие в Кроновы зыби -

Старец Нерей Зевесу ими свершал подношенье!

Ужас кругом наводящих сынов Эниалия-бога,

Фобоса с Деймосом дед на битву выводит в доспехах!

Из эфира щиты их - он ставит у самой зарницы

Фобоса, а у перуна Деймос грозно теснится,

Страх наводя на Тифона; Ника свой щит подымает

Зевса прикрыть, Энио́ разражается битвенным кличем,
420
Грозно Арей рокочет, взметнув ураганные выси,

Зевс эгидодержавный бурно несется сквозь воздух

На квадриге пернатой Хроноса восседая.

Кони Крониона - ветры, игом единым ведо́мы -

Вьется он то зарницей огненною, то перуном,

Попеременно из дланей то гром излетает, то буря,

Будто каменный ливень он насылает, сражаясь,

Градом сыпятся громы, столпы из пены и влаги

Изостренные грозно летят на гигантовы главы

Метко, и Тифоэя пясти, коими бился
430
Он, иссече́ны силой разящей небесного грома.

Вьется во прахе одна из пястей, не выпустив глыбы,

Искалечена камнем льдистым, она продолжает

Битву даже в паденье, уже на земле извиваясь,

Рвется, прыгая будто, неистово бьется, желая

Страстно своды Олимпа ударами снизу низвергнуть

Но предводитель небес потрясая в высях зарницей,

С левого фланга на правый перун направляет, в эфирной

Выси сражаясь... Гигант же решил многорукий к потокам

Гор обратиться: сжимает плотно сплетенные пальцы,
440
Свитые связью природной, сделавши впадиной емкой

Соединенные пясти и черпает ими потоки

Горные рек, что порою зимнею бурно рокочут -

После собравши во пясти бурноглубокие воды,

Мечет их против молний! Брошен навстречу потокам

Бурнонеистовым, блещет сквозь влагу пламень эфирный!

Искрою быстроогнистой вскипели дерзкие воды -

Влажное естество иссушается медью каленой!

Возжелал надменный Гигант зарницу эфира

Угасить! О, безумный! Перун огнистый с зарницей
450
Зарождаются в тучах, плодящих обильные ливни.

Вычерпав пястью в глубинах пещер ручьи и потоки,

В Зевсову грудь, что не в силах разрушить железо, их мечет...

Скалы летят на Дия, но чуть повеяли ветры

С уст Зевесовых - сразу и дуновенья хватило,

Сбить с пути и отбросить округлоскалистую гору!

Вмиг отрывает пястью тогда гряду островную

Тифоэй, дабы снова ринуться в ярую битву,

Дабы камни обрушить на Диев лик нерушимый!

Прямо в Зевса громада летит, но одним лишь движеньем
460
Тот избегает громады. Тифон попадает в зарницу,

Блещущую изгибом пламени, в камне же влажном

След огня проявился, явственно черный от дыма!

В третий раз он мечет громаду - ловкой Кронион

Дланью перехватил ее в воздухе, мечет обратно,

Словно скачущий шар своей огромной ладонью,

Прямо в Тифона уметил - громада гор полетела,

Путь изменив на обратный, в воздухе быстро вращаясь,

Острым верхом срезая стрелка́, пускавшего дроты.
470 [469]
Глыбу четвертую бросил огромный Тифаон - взгремела

Глыба, задев об эгиды кайму с подвесками звонко.

Мечет он новую глыбу, несется сия словно вихорь,

Но сожжена зарницей, искрошена быстро перуном!

Глыба не в силах облак влажный пронзить, на осколки

Разлетается камень со влажною тучей сшибаясь!

Энио́ не склонялась еще ни к какому решенью

В битве Тифона и Дия, и с грохотом велешумным

Пляшущие перуны вихрились бурно в эфире.

Так Кронид ополчился на битву: он громом прикрылся

Словно щитом, одела туча панцырем тело,
480
Мечет как дрот он зарницу, божественные перуны,

Ниспровергаясь с небес, остриями огнистыми блещут!

Вот, вихрясь, из расселин земных выходя на поверхность,

Иссушенной струею пар поднимается кверху,

Алчущей глоткой тучи он поглощен без остатка,

Бьется там, задыхаясь во чреве распухшем. Грохочут,

Дым испуская при тренье о пар, огненосные тучи!

Сжатое в сердцевине, ищет наружу дорогу

Пламя, но не находит. Сиянью в них не пробиться

К небу. Пламени проблеск, вдруг к земле устремленный,
490
Воздух тянет к себе частицами влажными ливня,

Поверх тучи влага сбирается снизу, по ходу

Пламени остается она совершенно сухою.

Так и камень о камень ударившись искру рождает,

Как прикоснутся друг к другу - горит самородное пламя,

Только лишь женскую особь должна ударить мужская;

Так во взаимном объятье пара́ и тучи небесной

Огнь появляется; если от суши идут испаренья,

Чистые, словно туманом, то так зарождаются ветры,

Это другое - от влаги земной сие происходит,
500
Солнце пылающим светом сей пар исторгает при встрече,

Влагой богат, достигает теплого поля эфира,

Там уплотняется он, покровы туч порождает

И колеблемый ветром, рыхлый и влажнотяжелый,

Рушит он снова мягкий облак, дождем изливаясь,

Влагой став, праначальный облик он обретает.

Облак так огнеродный творится, сородных являя

В блеске и громе перунов небесных поочередно.

Бился Зевс, прародитель, в противника ниспосылая

Укрощенное пламя, львов пронзал остриями
510
Пастей бессчетных, нестройно ревущих, порядки небесным

Смерчем сражал и Зевсов дрот, летя с поднебесья,

То бессчетные пясти, сияя, спалял, то несметных

Множество плеч, то несчетных орды змеев кишащих!

Сонмище глав обращали в прах эфирные копья.

Вот Тифаоновых прядей кольца вдруг загорелись,

Ибо пронзило их пламя искрою встречно бегущей,

Головы вдруг запылали, космы в огне затрещали;

Гадов злобно шипящих на главах заставила смолкнуть

Искра небесная, змей извела и испепелила,
520
Исходящих слюною отравной из глоток разверстых.

Бился Гигант и зеницы во прах его превращались

Дымом огнистым, ланиты секли небесные снеги,

Влагою льдистой, текучей, белея, лики покрылись,

И с четырех сторон четыре Ветра теснили.

Если он повернет на восток неверные очи -

Натиск его настигает неистовый ближнего Эвра,

Кинет в сторону взоры Медведицы бурной аркадской -

Хлещут зимние смерчи в лицо ему градиной мерзлой;

Бегством спасается - стужей снежной Борей заметелит
530
И настигнет Гиганта дротом то хладным, то жарким.

Взгляд обратит ли к югу, напротив Эос грозящей,

С запада Энио́ устрашит его бурей своею,

Он услышит, как Зефир бичом весенним захлещет;

Нот же с другого края, от южного Козерога,

Свод бичует небесный, огненное дуновенье,

Зной направляя в Тифона маревом жаркого лета.

Если б Зевес Дождливый дал волю потокам и ливням,

То Тифоэй омылся б с ног и до глав целокупно,

Освежив свои члены сожженые громом небесным!
540
Дроты изострые бури и снега, и глыб бичевали

Сына, но вместе и матерь могучую тоже задели!

Только она узрела на теле Гиганта судьбины

Знаки - льдистые глыбы, следы всежалящей влаги,

Голосом изнеможенным взмолилася матерь Титану

Гелию, и попросила, чтоб луч полуденный и жаркий

Влагу льдистую Зевса светом расплавил горячим,

Дабы родимый согрел Тифона, покрытого снегом.

Вот на истерзанного обрушились снова удары -

Полчища пястей узрев, окруженных пламенем бурным,
550
Тут же мать умолила ветер зимы влагоносной

Хоть на одно только утро подуть - дуновеньем прохладным

Боль и терзание жажды сына Тифона умерить.

Так исход этой битвы решил в свою пользу Кронион!

В горе великом вцепившись в леса и чащи рукою,

Гея-мать застонала, завидев Тифоновы главы

Обгорелые, лики Гиганта дымились, колена

Подломились. Пророча победу, ставшею близкой,

Загрохотала по небу труба Зевесова громко:

Рухнул наземь с небес оглушенный зарницей огнистой
560
Тифоэй - и раны ему нанесли не железом.

Он на матери Гее во весь хребет растянулся,

И змеевидные члены простерлись во прахе по кругу,

Огнь изрыгая из глоток. Кронид же над ним надсмехался,

Речи из уст такие презрительные разносились:

"Старец Крон какого заступника выбрал, Тифаон!

Вслед Иапетовой распре сына земля породила,

Сладкую месть за Титанов! Я так понимаю, бессильны

Вовсе стали перуны небесные бога Кронида?

Медлишь почто поселиться ты в неприступном эфире?
570
Ты, скиптродержец обманный? Олимпа трон в ожиданье!

Жезл и мантию Дия прими, боговержец Тифаон!

В небо взойди с Астреем - ну, если тебе так угодно,

Может, прихватишь с собою Офи́она и Эвриному?

Иль, как спутника, Крона? Когда же поднимешься к своду

Пестрохребетному неба, где горние ходят светила,

Хитрого Прометея возьми, избежавшего цепи,

Пусть бесстыдная птица, клюющая сочную печень,

Вечно им верховодит на горних небесных дорогах!

Боле всего на свете мнил ты после сраженья
580
Видеть Энносигея и Зевса рабами у трона?

Видеть бессильного бога, лишенного скиптра Олимпа?

Без перунов и туч Зевеса, вместо зарницы

Пламени божьего полной, перунов, длани привычных,

Светоч поднявшего свадьбы в брачном покое Тифона,

Зевса, прислужника Геры, соложницы и добычи,

Зрящего яростным оком ревниво за ложем любовным?

Вот отлученный от моря Энносигей, мой соратник,

В рабстве кравчий прилежный, зыбей когда-то владыка,

Вместо трезубца подносит дрожащей ладонию чашу!
590
Вот и Арей твой прислужник, тебе Аполлон угождает,

Вестником же к Титанам пошлешь ты отпрыска Майи,

Да возвестит о власти твоей и роде небесном!

А рукодела Гефеста оставь на Лемносе милом,

Дабы твоей новобрачной он выковал на наковальне

Пестрое ожерелье, блистательное украшенье,

Иль для прогулок плесницы, что светом дивным сияют,

Гере на гордую радость, иль смастерил для Олимпа

Златосияющий трон, чтоб престолу тому, что получше,

Веселилася в сердце твоя златотронная Гера!
600
Вот, ты воссел на Олимпе - под властью твоей и Киклопы,

Жители бездн подземных, сделай же громы пожарче!

Ум твой победной надеждой околдовал он, коварный -

Эроса цепью златою свяжи со златой Афродитой!

Спутай медною цепью Арея, владыку железа!

Пусть зарницы бегут, Энио не выдержав вопля!

Разве не ведаешь страха пред молнией малой и слабой?

Как велики твои уши! Ах, ты услышать боишься

Даже и отдаленный грохот малой зарницы?

Кто тебя сделал робким таким? И где твои дроты?
610
Где же головы песьи? Где змей разверстые пасти?

Где же рев твой утробный хриплых, рокочущих глоток?

Где же отрава гадов волос твоих длиннотенных?

Что ж исходить не заставишь шипом гривастые космы?

Где ж твоих бычьих глоток рык? Где же щупалец пясти,

Что метали как дроты вершины изострые кряжей?

Что ж не бичуешь уже круговые орбиты созвездий?

Что ж не белеются боле вепрей клыкастые пасти?

Что же пенной слюною косматая грудь не влажнится?

Где же морды с ужасным оскалом свирепых медведей?
620
Вспять обратись, землеродный! От жителей неба одною

Дланию только поверг я сотен пястей армаду!

Да раздавит своими острыми высями кряжей

Целиком Тифаона трехглавой Сицилии суша,

Пусть чванливый стоглавец, жалкий, во прахе пребудет!

Ты, обуянный гордыней, обманутый тщетной надеждой,

Чаял ты приступом взять и самые выси Олимпа!

Жалкий! Ведь я над тобою за это воздвигну гробницу

Полую и над священным твореньем надпись оставлю:

"Здесь Тифоэя надгробье, земли порожденья, метал он
630
Глыбы в эфирные выси - и сжег его пламень эфирный!"

Молвил с издевкою сыну Аруры, еле живому,

Зевс. Всемогущему Дию торжественное песнопенье

Каменною трубою возносит Тавр Киликийский.

Влажнопенной стопою извилистый Кидн отбивает

Ритм, прославляя победу Зевса рокотом влаги,

В сердцевине земли струясь ровесника Тарса.

Гея хитон из камня в горести разрывает,

Долу склоняясь - увы, срезает не нож погребальный

Скорбную прядь, но ветры рвут древесные космы,
640
С воем врываясь в пряди главы, покрытой лесами

Словно в пору́ листопада; утесистые ланиты

Матерь терзает волною речною вдоль плеч увлажненных,

Горестный громкий плач струится Геи скорбящей;

Плоть Тифаона покинув, вихри и смерчи, и шквалы

Вместе с волнами бушуют, в глубь увлекают морскую

Все корабли, возмущают зыби спокойные Понта,

Но не только над морем свищут пришельцы - на землю

Ветры кидаются часто, вздымая пыльные бури,

Нивы прямые колосья клоня в траву полевую.
650
Ключница же Природа, родительница вселенной,

Раны земли разбитой врачует и заживляет,

Сорванные вершины всех островов укрепляет,

Связывает нерушимо колеблемые основы.

Нет и средь звезд никакого уже беспорядка, бог Гелий

Льва косматого рядом с Девой, держащею Колос,

Снова поставил, ведь ране Дева с пути уклонилась!

Рака, что устремился ко Льва небесного лику,

Вспять отводит, напротив льдистого Козерога,

И помещает вновь за небесным Раком Селену,
660
И пастуха песнопевца Кадма не забывает

Зевс Кронид: вкруг тела рассеяв облак темнейший,

Юношу он призывает и речи такие вещает:

"Кадм! Свирелью своею ты своды Олимпа восславил,

Брак твой небесной формингой почтить и я собираюсь!

Зятем почтенным ты станешь Арея и Киферейи,

А на свадебном пире твоем богов ты увидишь!

Сам я приду в палаты к тебе! И лучшего в мире

Нет, чем видеть Блаженных, пирующих в доме у смертных!

Если же Тихи желаешь бежать переменчивой зыби,
670
Жизни ход совершая по ясному тихому морю -

Да не обидишь вовеки ты Диркейского бога,

Бога Арея, без гнева гневного! Полночью темной

На небесного Змея пристальный взор устремляя,

Благоуханный офит неси ты на жертвенный камень,

Змееносца Олимпа призвав, сожги на огне ты

Многоветвистый рог иллирийской лани при этом,

Дабы судьбины горькой тебе отныне избегнуть,

Участи, мойриной нити, что свита из пряжи Ананке,

Если только возможно нить Мойры смягчить. А отчий
680
Гнев Аге́нора пре́зри, об участи братьев пропавших

Не беспокойся! Все братья в мире рассеяны этом,

Живы, бодры и здоровы. Кефей у самых пределов

Нота царствует средь кефенов эфиопийских;

Тасос в Тасос попал у высокохребетного Тавра,

Килик Киликией правит у самых вершин многоснежных;

После странствий Финей завладел страною фракийцев!

Гордого копей богатством и руд в горах изобильем

Зятем содею фракийца Борея и Орифи́и,

Ведающим судьбу женихом Клеопатры венчанной.
690
Нить же Мойры твоей не кратче нити для братьев!

Над кадмейцами царствуй, оставь им, подданным, имя!

Вечный круг дороги скитальческой ныне отвергни,

Не ходи за следами быка неверными, ибо

Сломлена игом Киприды, сестра твоя стала женою

Астери́я Диктейца, царя корибантов идейских,

Только это пророчу я сам, остальное же Фебу

Предоставляю! Ступай же, Кадм, ко срединному камню,

К храму и долам зеленым Пифо́, пророчицы в Дельфах!"

Так промолвив, с Кадмом, странником Агеноридом,
700
Зевс Кронид попрощался. Быстрый, ко сводам эфирным

Колесницу златую правит, Ника вспарила

И жеребцов отцовских бичом стегнула небесным.

Так второй раз на небо бог приходит, навстречу

Неба врата отверзают стройные Хоры-богини,
705
Стражи эфира. И боги, вновь в богов превратившись,

Вместе с Зевесом победным к Олимпу снова стремятся,

Облаченье пернатых отбросив, вернув себе истинный облик...

В тонкотканном наряде восходит на небо Афина

Безоружная, в пляске Арея под пение Ники.
710
Фемис оружье Гиганта на страх поверженной Гее,

Дабы увидела матерь Гигантов и вечно боялась,

Прикрепляет высо́ко над преддверьем Олимпа.


[1] Так — OCR.