ПАЛЛАД

(IV-V века)
1 (V, 257)
Я убедился, что Зевс не такой уж и влюбчивый, если
Ради такой красоты он превращаться не стал.
Ибо не хуже Европы она и не хуже Данаи,
Не уступает она в нежности Леде самой.
Может быть, Зевсу противны блудницы? Пожалуй. Я знаю:
Царственных девушек он только и рад соблазнять.

2 (VII, 610)
Некто похитил жену, но и счастье у этого брака
Демон какой-то украл, многих на свадьбе сгубив.
Брак этот, хоть и один, двадцать пять породил погребений,
Этот единственный брак в смерть обратился для всех.
Пенфесилея - невеста, и ты, о Пенфей многослезный,
Брак ваш несчастный богат множеством был мертвецов.

3 (VII, 687)
Культа Аммонова ложь [1] едва лишь Гессий изведал,
Тотчас изгнанником он с жизнью простился навек.
Проклял он веру свою и науку, в которую верил,
Проклял невежество тех, кто вещунам доверял.

4 (VII, 688)
Гессия двое Калхантов [2] сгубили своей ворожбою;
Кресло ипатов [3] ему пообещали они.
Люди, пустые как ветер, себя же язвящие злобой,
В вечном невежестве вы вплоть до последнего дня!

5 (IX, 5)
Груша, ты сладостный труд моих рук; я летней порою,
Нежную взрезав кору, привил тебе новую ветку.
И прижилась она, став выше всех, и плоды заменила:
Снизу все те же дички, а вверху ароматные груши.

6 (IX, 119)
Если властитель желает льстецов со вниманием слушать,
Многих погубят тогда гнусные их языки.
Вот почему человек справедливый поистине должен
Всех ненавидеть льстецов, как и внимающих им.

7 (IX, 134-135)
Ныне прощайте, Судьба и Надежда: я выбрал дорогу.
Ваших услад мне уже не изведать. Уйдите же обе,
Вы, кто повинны бесспорно во многих людских заблужденьях.
Фантасмагории нам вы внушаете ложные, словно
Призраки сна, уверяя, что все наяву совершится.
Сгинь же, презренная дева, виновница мук! Уходите
Обе! Не мною играйте, - другими, кто явится после:
Кто и не ведает вовсе, о чем ему следует думать.
Счастье для каждого здесь - несомненно обман, ибо счастье
Слово пустое; вернее - ты в мире его и не сыщешь.

8 (IX, 169)
И для меня, кто учил грамматическим знаньям, причиной
"Гибельной" бедности был "гнев Ахиллеса". Когда б
Вместе с данайцами он и меня погубил, ополчившись,
Нежели голод убьет, спутник науки моей! [4]
Ведь Агамемнон давно Брисеиду похитил; Елену
Раньше похитил Парис: мне уже нечего взять.

9 (IX, 174)
Здесь обучают все те, на кого разгневан Сарапис,
Кто начинают с азов "гибельный гнев" воскрешать.
Здесь - только месяц пройдет - ученик является с платой,
В книгу и в лист обернув жалкую бедность свою;
И, словно ладан богам, пред учителем, как на могилу,
Руку свою протянув, маленький сверток кладет.
Но ведь бывает: один похищает и малую плату,
К деньгам свинец подмешав, платит монетой такой.
Если ж иной обязался за год заплатить золотыми,
В месяц последний уйдя, сменит наставника он,
Нагло его обманув и нарушив договор прежний [5];
Целого года труды зря пропадают тогда.

10 (IX, 180)
Судьба людей, дурача, норовит надуть.
Ее непостоянен и коварен нрав;
Смятенье сея всюду и колебля всё,
Она теперь торговка - не богиня, нет.
И нрав ее подходит к ремеслу её.

11 (IX, 182)
Где, о Судьба-госпожа, ты взяла столь несчастное счастье?'
Счастье дающая, как стала несчастною ты?
Бедствий пучину своих приучайся терпеть, и познаешь
Беды, которые ты людям приносишь другим.

12 (X, 48)
"Пусть никогда госпожою не станет служанка", - такая
Есть поговорка. И я то же на это скажу:
Тот, кто в суде защищал, да не будет вовеки судьею,
Пусть Исократа в речах он превзошел самого.
Ибо привыкший за деньги служить наподобие шлюхи
Разве сумеет в суде честно дела разбирать?

13 (X, 51)
"Лучше завидуют пусть, чем жалеют", - вот Пиндара слово [6].
Люди завидуют тем, кто беспечально живет;
Тех же, кто в жизни несчастен, жалеют. Но я не желаю
Лишнего счастья себе, как и участья людей.
Лучше всего - середина: высоко подняться - опасно;
Если же ниже других ты опустился - позор.

14 (X, 55)
Если ты всюду хвастливо кричишь, что жене не подвластен,
Вздор ты болтаешь; ведь ты, как говорится, не "сук
Крепкого дуба, не камень утеса" [7]. Тебе, как и многим,
Если не всем, суждено быть под началом жены.
"Если сандалией, - ты говоришь, - не дерется супруга,
Коль не распутна она, надо молчать и терпеть".
Да, у тебя, я согласен, не слишком тяжелая доля:
Продали в рабство тебя честной жене и не злой.

15 (X, 60)
Пусть ты богат. Ну так что же? Коль час твой последний настанет,
Разве сумеешь с собой деньги в Аид унести?
Тратишь ты дни, не жалея, на то, чтоб умножить богатства;
Как ни старайся, но дней ты не прибавишь себе.

16 (X, 62)
Не рассуждает Судьба, признавать не желает законов;
Не размышляя, она - деспот - царит над людьми.
Честных людей ненавидит, но любит зато нечестивых,
Этим являя свою смысла лишенную власть.

17 (X, 63)
Смертный бедняк никогда не живет и не ведает смерти:
Жил он, казалось, но был трупом при жизни живым.
Лишь для счастливых людей и стяжавших богатства без меры.
Только для них, говорю, смерть - это жизни конец.

18 (Χ, 73)
Если влечешься, Судьбою влеком, так влекись, не противясь;
Как ты ни рвись, - все равно будешь Судьбою влеком.

19 (X, 75)
Все мы, живущие в мире, вдыхаем колеблемый воздух,
Тянем ноздрями его, смотрим на солнечный блеск.
Все мы при жизни своей лишь орудья, что служат тому лишь,
Чтобьг дыханьем своим жизнь сохранить на земле.
Если же кто-либо это дыхание рукою закроет,
Жизнь погубивши, в Аид сам он себя низведет.
Значит, мы люди - ничто; а еще преисполнены спеси
Мы, кто и живы-то все малостью воздуха в нас.

20 (X, 77)
О человек, не напрасно ль в стараниях ты и в волненьях,
Если с рожденья тебе рабство Судьбой суждено?
Лучше оставить все это и вовсе с Судьбой не бороться;
Долей довольный своей, в жизни покой возлюби.
Лучше однако всего, если только возможно, стараться
Жребию наперекор радость в душе ощутить.

21 (X, 78)
Брось же грустить и рыдать! Коль сравнить бесконечность могилы
С временем жизни твоей, - разница будет большой.
А потому до кончины, пока ты не съеден червями,
Душу не мучай свою, словно уже обречен.


[1] «Культа Аммонова ложь едва лишь Гессий изведал» —· Гессий — египтянин, современник Паллада. Был учителем риторики. Добивался консульства, но за обращение к оракулу, что строжайше запрещалось, был казнен.
[2] Двое Калхантов — т. е. двое жрецов–прорицателей.
[3] Кресло ипатов — т. е. консульское кресло, к которому стремился Гессий (см. примеч. 1).
[4] Во втором стихе этой эпиграммы намек на начало «Илиады», бывшей предметом изучения на уроках грамматики. В четвертом стихе: «Нежели голод убьет» слово «голод» (λιμός) звучало в эту эпоху как слово «чума» (λοιμός), что являлось еще одним намеком на первую песнь «Илиады».
[5] О подобном случае — обмане учениками своего учителя — сообщает также Фемистий. Августин, преподававший в Риме риторику, не избег той же участи («Исповедь», V, 12).
[6] Пиндара слово — «Пифийские оды». I. 85. Ср.: Геродот, III, 52.
[7] «сук крепкого дуба, не камень утеса» — здесь приведены ставшие поговоркой стихи «Одиссеи» (ΧΙΧ, 162—163).