Жизнеописания софистов

Автор: 
Филострат Старший
Переводчик: 
Егунов Л.

1,2
[Леонт Византийский]

Леонт Византийский в юности слушал Платона, а в зрелом возрасте был прозван софистом, так как он владел многообразием речи и отличался убедительностью возражений.
Выйдя навстречу Филиппу, когда тот шел походом на византийцев [1], Леонт спросил:- Скажи мне, Филипп, что тебя заставило начать войну? - Тот отвечал: - Твоя родина - самый прекрасный из всех городов, я просто влюбился в него, вот почему я здесь, у дверей моего возлюбленного. -Не приходят с мечом,- возразил Леонт, - к дверям возлюбленного те, кто достоин ответной любви. Влюбленным нужны орудия Муз, а не войны. - И Византии был освобожден многочисленными речами Демосфена в Афинах и несколькими словами Леонта к самому Филиппу.
Когда этот Леонт был отправлен послом к афинянам [2], в этом городе уже долгое время были раздоры и он управлялся вопреки добрым обычаям. Выступая в народном собрании, Леонт вызвал своим видом всеобщий хохот: он был тучен, с огромным животом. Смех этот нисколько его не смутил. - Чему вы смеетесь, афиняне? - сказал он. - Что я такой толстый? Есть у меня жена, много меня толще. Однако когда мы с ней в ладах, нам и на постели не тесно, а когда не в ладах - нам тесен весь дом. - И афинский народ прекратил раздоры благодаря Леонту, сумевшему так умно использовать обстоятельства.

I, 5
[Филострат Египетский]

Знаю, что Филострата Египетского, который занимался философией вместе с царицей Клеопатрой, тоже прозвали софистом: ему приходилось пользоваться и торжественным и смешанным видом речи, хотя он общался с такой женщиной, для которой занятия словесностью были лишь баловством, что дало повод для следующего шутливого двустишия:

Как Филострат поусердствуй: царицу он Клеопатру
Мудро так обучал, что уподобился ей.

I, 7
[Дион из Прусы]

Диона из Прусы я не знаю как и назвать, столько у него разных выдающихся свойств. Ведь он был, как говорится, "рогом Амалфеи" [3], он сочетал в себе все лучшее из лучшего, что только было когда-либо сказано. Заимствуя благозвучность у Демосфена и Платона, он отзывался на нее с изысканной простотой и притом своим особым звучанием, словно лира. Превосходна в речах Диона и их благородная сдержанность: хотя он очень часто обличал беззаконные деяния городов, однако, его не считали ни злоречивым, ни придирчивым: он укрощал их, словно коней, скорее уздой, чем бичом. А когда он решался хвалить города с хорошими законами, то, казалось, он не столько их превозносит, сколько предостерегает от погибели, в случае если они станут иными. Да и в остальных областях философии его способ изложения мыслей не был ни пошлым, ни издевательским, и хотя он проявлял настойчивость и упорство, но приправлял их лаской.
Что у него были способности к историческим трудам, доказывает его сочинение о гетах [4] (ведь он побывал и у гетов во время своих скитаний). Его "Эвбейскую речь", а также "Похвалу попугаю" и все другие его сочинения о незначительных предметах мы не станем считать мелочами - они относятся к софистике, а софистам свойственно серьезно заниматься и такими вещами.
Принадлежа к тому же поколению, что и философы Аполлоний Тианский и Евфрат Тирский [5], он был близок к ним обоим, хотя между теми двумя и бывали расхождения, выходящие за пределы философского учения о нравственности.
Удаление этого человека в область гетских племен я не считаю возможным назвать ни изгнанием, так как не было распоряжения о его изгнании, ни путешествием - он просто исчез и стал заниматься чем придется в разных странах из страха перед тираническим образом правления в Риме [6], преследовавшим всяческую философию. Он огородничал, копал, черпал воду для бань и садов, но, выполняя такие и подобные им работы ради пропитания, он, однако, не бросал и серьезных занятий, находя поддержку в двух книгах: это были "Федон" Платона и речь Демосфена "Против посольства".
Часто бывал он в лагерях, одетый, как обычно, в лохмотья. Однажды он заметил среди солдат волнения по поводу убийства Домициана. Видя, что мятеж уже готов разразиться, Дион не выдержал, вскочил, сбросив с себя одежду, на высокий жертвенник и так начал свою речь: - "Сбросил лохмотья с себя наконец Одиссей многоумный" [7]. - Этими словами он дал понять, кто он такой, то есть, что он не нищий и не тот, за кого его принимали, а Дион, мудрец. Он чрезвычайно вдохновенно обличал тирана и внушал солдатам, что для них будет лучше выполнять решения, принятые в Риме. Речь его была настолько убедительна, что зачаровала даже тех, кто плохо знал по-гречески.
Император Траян привез его в Рим на золотой колеснице, которая служит царям при триумфальных шествиях по окончании войн. Часто, обращаясь к Диону, он признавался: - О том, что ты говоришь, не мне судить, но я люблю тебя, как самого себя.
Образы, употребляемые Дионом в его речах, в высшей степени софистичны, но хотя он и чрезвычайно широко ими пользуется, они все же ясны и соответствуют избранному им предмету.

II, 9
[Аристид]

Аристид - был ли он сыном Эвдемона или сам носил имя Эвдемона - был родом из Адриан (Адрианы - небольшой город в Мисии), а образование получил в Афинах, когда там блистал Герод [8], а затем и в Азии, в Пергаме, в школе красноречия Аристокла [9]. Он с малолетства был болезненным, однако это не лишило его трудолюбия. Вид своей болезни и как у него сводило жилы, он сам описывает в "Священных речах". Эти речи как бы дневники Аристида, а дневники - хорошее руководство, помогающее разобраться во всяком деле. У него не было природных данных для импровизации, поэтому он тщательно работал над своими речами; внимательно изучая древние образцы, он овладел богатствами речи, избежав пустословия.
Аристид мало путешествовал; он не выступал в угоду толпе и не сдерживал своего гнева против слушателей, если они не одобряли его. Среди тех народов, которые он посетил, значатся италийцы, эллины и жители той части Египта, которая прилегает к Дельте; они-то и поставили его медную статую на площади в Смирне. Аристида называют основателем Смирны, и это не пустая похвала, а в высшей степени справедливое и правдивое утверждение. Дело в том, что этот город, разрушенный землетрясением и исчезнувший в провалах [10], Аристид так сумел оплакать перед Марком [11], что под конец его декламации император застонал, а при словах "зефиры овевают пустыню" у него капнули слезы на книгу, и, под впечатлением речи Аристида, он распорядился о восстановлении города.
Аристид еще до того встретился с Марком в Ионии, как об Этом мне рассказывал эфесец Дамиан [12]. Император уже третий день пребывал в Смирне. Не зная еще Аристида, он спросил Квинктилиев [13], не показывался ли тот в толпе приветствующих. Те сказали, что сами не видели Аристида, иначе они не преминули бы его представить. На следующий день они пришли с Аристидом, словно его телохранители. Император сказал: - Почему мы так поздно видим тебя? - Размышление, царь, занимало меня, - отвечал Аристид, - а ум, размышляющий над чем-нибудь, не надо отвлекать от предмета его изысканий. - Император пришел в восторг от нравственных качеств этого человека - от его поразительной прямоты и преданности умственным занятиям. - Когда же я услышу тебя? - спросил он. - Аристид отвечал: - Сегодня предложи мне тему, и завтра ты меня услышишь. Ведь мы не из тех, кто изрыгает, а из тех, кто тщательно излагает. Пусть будет разрешено, о царь, присутствовать на декламации моим знакомым. - Разрешаю, - сказал Марк, - ведь это дело всенародное. - На слова Аристида: - Пусть им будет предоставлено, о царь, и кричать и рукоплескать сколько угодно, - император отвечал с улыбкой: - Это зависит от тебя.
Я не излагаю содержания декламации, потому что свидетельства об этом расходятся, но все согласны в том, что Аристид говорил с большим подъемом в присутствии Марка - так судьба Заранее подготовляла возможность, чтобы Смирна была восстановлена благодаря этому человеку. Я не хочу сказать, что в ином случае император не восстановил бы погибший город, но все же царственные и божественные натуры под влиянием разумных советов озаряются еще большим блеском и с увлечением стремятся делать добро.
От Дамиана слышал я еще, что, хотя этот софист не одобрял импровизаторов в декламации, однако сам так восхищался способностью импровизировать, что старался развить ее в себе, затворившись у себя в комнате. Он вырабатывал фразу за фразой и мысль за мыслью путем повторения. Мы же считаем это скорее жвачкой, чем пищей: ведь импровизация - забава плавно текущей речью.
Некоторые ставят Аристиду в упрек дешевое начало его речи о наемниках, требовавших земельных участков. Он начал свое выступление так: "Эти люди вечно доставляют нам хлопоты".
Порицают некоторые и резкое выражение этого человека,, когда он выступал против укрепления Лакедемона стенами. Сказано было следующее: - Не прятаться же нам за стеной, переняв повадки у перепелок.
Порицают и неудачное применение одной поговорки: упрекая Александра в том, что он во всех делах подражал своему отцу, Аристид назвал его отцовским сынком. Те же самые лица ставят ему в вину и шутки: одноглазых аримаспов [14] он назвал родственниками Филиппа, впрочем за "трагическую обезьяну" и , "сельского Эномая" порицали и Демосфена, когда он оправдывался перед эллинами [15].
Однако не на основании этого надо судить об Аристиде, а по следующим декламациям: "Исократ, не советующий афинянам браться за морские дела и укоряющий Калликсена за запрещение похорон десяти"; "Совещание по сицилийским делам"; "Эсхил, отклоняющий продовольственную помощь Керсоблепта"; "Отказ от заключения мирного договора после убийства детей". Именно последняя его речь всего больше учит, как без всякого риска пользоваться свойственными трагедии оборотами. Я знаю много и других декламаций, показывающих образованность этого человека, его силу и нравственные свойства; судить о нем и следует главным образом по этим речам, а не по кое-каким промахам, сделанным из-за честолюбия. Аристид - самый искусный из софистов, разносторонний и глубокий по своим темам, поэтому он и воздерживался от импровизаций. Ведь стремление излагать материал очень продуманно поглощает все силы ума и отвращает от ходячих выражений.
Одни пишут, что Аристид умер дома, другие, что - в Ионии, достигши (по словам некоторых) шестидесяти лет; иные сообщают, что в ту пору ему было уже около семидесяти.

II, 31
[Элиан]

Элиан был римлянином, однако владел аттическим языком как истый афинянин. Этот человек заслуживает, по-моему, похвалы прежде всего за то, что он выработал себе чистую речь, живя в городе, где в употреблении был другой язык, и еще за то, что не верил своим почитателям, когда они провозглашали его софистом, не льстил своему самолюбию и не кичился этим пышным названием; тщательно изучив самого себя и обнаружив свою; непригодность для ораторского искусства, он обратился к писательству и в этой области вызвал восхищение. Основное в его творчестве - простота, имеющая нечто от прелести Никострата [16], а порою уклоняющаяся в сторону мощи Диона.
Как-то раз повстречался с ним Филострат Лемносский. Элиан держал в руках книгу и читал ее, гневно повышая голос. Филострат спросил его, над чем это он так усердствует. - Я сочинил, - сказал тот, - обвинительную речь против Гиннида. Этим именем я называю недавно убитого тирана, опозорившего римлян всяческими бесчинствами [17]. - Филострат заметил: - Я был бы в восхищении, если бы ты обвинил его еще при жизни. - Действительно, обличать тирана при его жизни - дело подлинного мужества, а оскорблять поверженного может всякий.
Этот человек говорил, что он никуда не выезжал за пределы Италии, никогда не всходил на корабль и совсем незнаком с морем, и за это его еще больше ценили в Риме, как почитателя местных нравов.
Он был слушателем Павсания [18], но восхищался Геродом, считая его самым разнообразным среди риторов. Прожил он больше шестидесяти лет и умер бездетным (никогда не вступая в брак, он отказался от деторождения). Счастье ли это или несчастье - здесь не место исследовать.


[1] Македонский царь Филипп I в 340 г. до н. э. осадил город Византии.
[2] Несмотря на союз с Византием, царь Филипп стал расширять свои территории за счет Фракии. Опасаясь ;ч:эй политики, Леонт Византийский отправился послом в Афины, чтобы возобновить с ними союз. В момент нападения на Византии он был душой сопротивления.
[3] Коза, вскормившая Зевса. Рог ее обладал свойством доставлять все желаемое его обладателю.
[4] Это сочинение приписано Диону ошибочно.
[5] Философ-стоик.
[6] Намек на правление Домициана.
[7] Ср. «Одиссея», XXII, 1.
[8] Герод Аттик (см. предисловие).
[9] Ученик Герода Аттика.
[10] В 178 г. Смирна была разрушена землетрясением.
[11] Речь идет об императоре Марке Аврелии.
[12] Софист, ученик Элия Аристида.
[13] Два брата, вместе управлявшие в 173 г. Грецией.
[14] Аримаспы — легендарный народ на крайнем северо-востоке.
[15] Имеется в виду речь Демосфена «О венке».
[16] Софист середины II в.
[17] Имеется в виду император Элагабал (218—222). Речь Злиана не* сохранилась.
[18] Ученик Герода Аттика.