Свидетельства, цитаты, оценки

О разделе

Этот раздел охватывает некоторые цитирования и упоминания Клавдиана в латинской литературе с пятого до начала восемнадцатого века; одни из них (Августин, Орозий, Сидоний Аполлинарий) доносят до нас скудные биографические данные, другие (Пруденций, Марцеллин Комит) дополняют Клавдианову картину эпохи; третьи, существенная часть которых осталась за рамками нашей работы (см. Manitius I - III, по именному указателю), воплощают судьбу и восприятие Клавдиана в Средние века, особенно в XII в., когда его известность среди litterati, отразившаяся в "Поликратике" и "Антиклавдиане", приобрела особенный блеск, четвертые говорят о репутации Клавдиана среди гуманистов Возрождения. Завершаем мы этот раздел свидетельством того, как слава Клавдиана на рубеже XVII-XVIII веков становится небезусловной.
В двух отношениях этот раздел отличается от обычных Testimonia et iudicia, какие можно найти в изданиях классиков. Во-первых, мы позволяем себе дать интересующее нас упоминание Клавдиана в более широком контексте, чем обычно принято; надеемся, что параграф об Августине и Орозий объяснит и оправдает это. Одна и та же цитата и по-видимому одна и та же оценка в разных контекстах значат совершенно разное. Во-вторых, от случая к случаю мы сопровождаем переводы более или менее пространным анализом. Без него, мы полагаем, лапидарные упоминания Клавдиана, скажем, у Эберхарда Немецкого мало что сказали бы читателю; кроме того, нам хотелось, чтоб в многоголосие, зазвучавшее на этих страницах вокруг Клавдиана, вплелся и голос современного комментатора.

I. Блаж. Августин и Орозий

Блаж. Августин (De civ. Dei V, 26) и Орозий (Hist. VII, 35, 21) - единственные современники Клавдиана, чьи свидетельства о нем сохранились. У них обоих речь о Клавдиане заходит в связи с одним и тем же событием, битвой Феодосия Великого с Евгением при Фригиде, и приводится одна и та же цитата (III Cons. 96-98) с одним и тем же искажением; Орозий, пишущий пролог к "Истории", когда в свет вышли уже десять книг трактата "О граде Божием" (Hist. I. prol. 11), полностью зависим от Августина в фактической стороне "клавдиановского" пассажа. Мы рассмотрим, что значит образ Клавдиана в более широком контексте у обоих авторов и как его характеристика обусловлена более массивными идеологическими структурами.
Начнем с Августина. 25-я глава пятой книги трактата "О граде Божием" кончалась рассуждением о том, что Бог, допустив погибнуть Грациану, дал случай отомстить за него Феодосию, которого Грациан, хотя имел маленького брата, сделал общником царству, ибо более желал верного союза, нежели чрезмерного могущества. В 26 главе говорится:
Посему и он [Феодосии] не только живому [Грациану] сохранял верность, как ему подобало, но и после его кончины он Валентиниана, маленького его брата, изгнанного его убийцею Максимом, в областях своей державы приял, сироту, как христианин, блюдя с отеческою любовью того, которого, лишенного всякой влиятельности, незатруднительно мог бы устранить, если бы желанием распространить свое владычество пылал бы сильней, нежели пристрастием к благодеянию; посему, прияв его и сохранив за ним императорское достоинство, человечностью своею и любезностью его утешил. Потом, когда Максима сделал страшным оный успех, сей [Феодосии] в теснотах забот своих не впал в любопытство святотатственное и непозволительное, но послал к Иоанну, обитавшему в Египетской пустыне, о котором узнал он из ширящейся молвы как о Божьем рабе, духом пророчества наделенном, и извещение о победе получил от него вернейшее. Вскоре, погубитель тирана Максима, он отрока Валентиниана возвратил с милосерднейшим почтением в области державы его, откуда тот был изгнан, - а когда тот или вследствие козней, или каким иным случаем погиб, то другого тирана, Евгения, который на место того императора незаконно был избран, [Феодосии], снова прияв пророческое отвещание, в вере укрепившись, утеснил и противу его сильнейшего войска ратовал, более молясь, нежели убивая. Воины, кои там были, рассказывали нам, что выкручиваемо было из рук [вражеских] все, что те метали, ибо со стороны Феодосия дул на сопротивных крепкий ветер и не только стремительно исторгал все, в них бросаемое, но и дроты самих [врагов] обращал противу их тел. Посему и поэт Клавдиан, хотя Христову имени чуждый, произнес, однако же, в похвалах ему [Феодосию]:

О прелюбезный для Бога, кому эфир поборает
И, сложася, грядут ко призыву трубному ветры!

(Unde et poeta Claudianus, quamvis a Christi nomine alienus, in eius tamen laudibus dixit: О nimium dilecte Deo, cui militat aether, et coniurati veniunt ad classica venti!) А став победителем, он, как он полагал и наперед о том говорил, Юпитеровы изваяния, кои против него, не знаю какими обрядами, были как бы освящены и в Альпах водружены, низверг, а их перуны, что были золотыми, благодушно и любезно даровал гонцам, балагурившим (по тогдашней радости позволительно) и говорившим о своем желании, чтоб [молнии сии] в них были кидаемы. <...> (PL 41, 172-173).
Ал. Кэмерон доказывал, что свидетельство Августина недостаточно для того, чтоб признать язычество Клавдиана; при этом он оспаривал точку зрения Бирта (доказывавшего, что "чуждый Христову имени" у Августина значит "не употребляющий имени Христа в своих произведениях") на том основании, что в августиновском "Энхиридионе" (PL 40, 233) то же выражение значит именно "язычник" (Cameron 1970, 191 f.). Мы хотим вернуться к позиции Бирта и отчасти ее реабилитировать. Одна из проблем интерпретации "клавдиановского" контекста у Августина состоит в двусмысленности уступительной конструкции quamvis... tamen. Она может значить, что Клавдиан, "хотя чуждый Христову имени", все же признал факт божественной помощи - или же то, что он признал божественную помощь, хотя и описал ее без упоминания имени Христова. Кажется, Августина интересует главным образом второе. Как известно, он выкидывает из цитируемого пассажа целую фразу, конец 96 и начало 97 стиха: "cui fundit ab antris / Aeolus armatas hiemes". Общепринятое мнение, согласно которому эта купюра предпринята Августином, поскольку слова об Эоле не совмещались бы с его христианским пафосом, лаконически выражено Т. Биртом в аппарате его издания: "... бесспорно, потому, что Эол, отдающий язычеством, казался неуместен в христианской речи" (Claudianus 1892, 144), и ту же мысль находим, например, в классической работе X. Хагендаля: "Августин подчеркивает, что поэт, quamvis a Christi nomine alienus, отдает должное поборнику христианства. Но он устраняет аллюзию на языческую мифологию, которую поэт вплел после торжественной апострофы "O nimium dilecte Deo" (Hagendahl 1967,478; ср. комментарий Ж.-Л. Шарле: Claudien II1 178).
Но если Августин, сказав "чуждый имени Христову", имел в виду "язычник" и больше ничего, устранять эту строку смысла не было, она вполне отвечала христианскому контексту, в который была помещена: да, Клавдиан - язычник, но даже и он вынужден признать не только факт помощи ветра, но и его божественное происхождение. Не парадоксально ли, что Августин, предваряющий цитату указанием на язычество Клавдиана, выкидывает из нее те слова, которые могли лучше всего это подтвердить? В отредактированном виде она гораздо хуже выполняет задачу показать Клавдиана-язычника.
Не целесообразнее ли принять трактовку Бирта? "A Christi nomine alienus" можно понять в буквальном смысле, не как "язычник", а как "говорящий на другом языке", признавая роль Бога, но не зная этого Бога по имени или избегая этого имени. В связи с этим можно пересмотреть вопрос о цели августиновской редактуры. Эол в конце IV в. ничем не "отдавал", кроме риторической школы, общей равно язычнику и христианину. Не думал же Августин - как не думают этого современные ученые - что Клавдиан верил в Эола? Цель правки, кажется, гораздо более "стилистическая", чем "христианская": она обнажает мысль Августина. Эол - "лишнее имя", способное затемнить антитезу между двумя главными именами: Christus в речи Августина и Deus в речи Клавдиана; устранив "Эола", Августин расчищает фразу ради чистоты противопоставления Christi nomen - dilectus Deo. Мифологический декор устранен, чтобы показать, что Клавдиан, чуждый имени Христова, приписывает события Богу, т. е. имени, в котором нет ничего специфически христианского и с которым согласится и неоплатонический монотеизм, уничтожая, таким образом, апологетическую заостренность чуда при Фригиде.
Мы хотим сказать, что, взятая сама по себе, фраза "поэт... чуждый имени Христова... " может быть рассмотрена как касающаяся не проблемы язычества, а проблемы языка: в ней дискутируется произведенное Клавдианом описание христианского события в нехристианских терминах; более того, мы полагаем, что этот смысл и является для нее основным - но он дан как спецификация языческой темы, развернутой в композиции всей главы.
Ситуация вокруг войны с Евгением распределяется в двух парах оппозиций:

A1 - христианское пророчество о благоприятном для Феодосия исходе войны (Иоанн египтянин);
B1 - чудесная помощь природной силы, сделавшей бесполезным вражеское метательное оружие;
А2 - вынужденное очевидной истиной языческое свидетельство о силе христианского Бога и о его помощи Феодосию (Клавдиан);
В2 - насмешка над языческими изваяниями, теургическое освящение которых (ср. Доддс 2003, 263) оказалось бездейственным, и раздача их метательного оружия в дар, как имеющего единственную ценность благородного металла. Обыгрывая однокоренные слова, Августин называет словом fulmina молнии в руках Юпитера и вкладывает в уста балагурящих гонцов глагол fulminari: они-де хотели бы, чтоб в них метнули такой молнией, и Феодосии, победивший Юпитера и распоряжающийся его оружием, выполняет их просьбу.

Иоанна и Клавдиана Августин определяет морфологически однотипными грецизмами, первого - propheta ("Dei servum prophetandi spiritu praeditum"; "accepto rursus prophetico responso"), второго - poet а. Мы могли бы объединить их обоих словом vates, относящимся и к поэту, и к пророку. Оба они египтяне, хотя в отношении Клавдиана Августин этого не упоминает; сравнение их тем более обоснованно и отчасти иронично, что у Клавдиана есть уничижительный отзыв о пророческих способностях Иоанна (в связи с посольством Евтропия к нему: Eutr. I, 312 сл.; praef. Eutr. II, 37-40). Триумф христианского vates и христианского императора, заручившегося помощью стихий (А1В1), противопоставлен вынужденному признанию языческого vates и краху языческого властителя стихий, чьи дроты пущены теперь на лом (А2В2). Христианский пророк прославляет победу Феодосия наперед, а языческий поэт способен видеть превосходство христианства лишь post eventum.
Понимать под "а Christi nomine alienus" просто "paganus" значило бы видеть в этой оценке простое дублирование того, что о Клавдиане сказано композицией главы: его характеристика как язычника предопределена его местом в контексте, и эксплицировать ее здесь, ничем не усложняя, значило бы пойти на тавтологию. Если пророчество Иоанна описано как "nuntium victoriae certissimum", то стихи Клавдиана можно интерпретировать как "nuntium incertum", поскольку в них о событиях говорится на неадекватном для них языке. Помимо двух витий Августин говорит и о двух языках, на которых они вещают, противопоставленных по признаку точности / неточности.
Обратимся теперь к Орозию (Hist. VII, 35, 11-23).
11. По смерти Валентиниана Августа Арбогаст вскоре дерзнул сделать тираном Евгения и [таким образом] избрал человека, на которого возложил титло владыки, сам будучи намерен владычествовать: муж варварского происхождения, духом, замыслом, дланию, дерзновением и властью необычайный, он стянул отовсюду несчетные и непобедимые силы как на пособление римлян, так и на помощь варваров, здесь на могущество, там на родство опираясь. 12. Историю, небезызвестную очам многих, которую лучше знают те, кто видел, затягивать изложением нет нужды. Что победителем всегда выходит Феодосии по власти Бога, не по упованию на человека, Арбогаст этот - в обоих отношениях первейшее доказательство, который и тогда, как послушествовал [еще] Феодосию, толикими пособлениями снабженного Максима, сам будучи много слабее, захватил - и ныне, когда противу оного Феодосия клокотал, собрав силы галлов и франков, преимущественно же полагаясь на культ идолов, но пал, однако, с великою легкостью.
13. Евгений и Арбогаст выстроенные полки вывели на поля, тесные склоны Альп и неминуемые проходы заняли, выслав коварно засады, и, будь даже числом своим и силами неравны, по одному уж размещению битвы победители. 14. А Феодосии, став на вершинах альпийских, не вкушающий пищи и сна, зная, что оставлен своими, не зная, что заперт чужими, Господа Христа, един - Единого, Кто может все, молил он, телом на земле простертый, умом в небо вперенный. 15. Засим, после того как бессонную ночь свершил он в непрерывной чреде молитв и свидетелями того, чем отплатился он за помощь небесную, оставил почти озера слез, с уверенностию - один - приял оружие, зная, что он не один, и знаменьем креста подал знаменье к сражению, и в битву, даже если никто за ним не последовал, сам ввергнулся, будущий победитель. 16. Первой стезею к спасению явился Арбицион, комит вражеской партии, который когда неосведомленного владыку уловил в засады, кругом расставленные, то, познав почтение (conversus ad reverentiam) к присутствующему Августу, не только от опасности его избавил, но и снабдил помощью.
17. А когда сошлись уже на близкое расстояние, чтоб учинить битву, тотчас великий и несказанный вихрь грянул в лица врагов. Неслись по воздуху дроты, ринутые нашими и сверх меры человеческого броска пренесенные чрез великое пространство, и никогда почти не случалось им упасть, удара не нанесши. 18. С другой же стороны, вихрь непрестанный лица и груди врагов то, ударяя крепко в щиты, хлестал, то, напирая упорно, преграждал их и спинал, то, насильственно срывая [щиты], обнажал беззащитных, то, перевертывая их, толкал в спины; и дроты, которые они с силою метали, напором ветра будучи подхвачены, опрокинуты и вспять понуждены, злополучным образом их самих пронзали. 19. Дало себя знать и устрашение совести человеческой: ведь тотчас, как рассеян был малый их отряд, пред победившим Феодосием вражеское простерлось войско; Евгений был пленен и умерщвлен, Арбогаст себя сгубил своею рукою. Так и здесь [как в войне с Максимом] кровью двоих утушена была война гражданская - за исключением тех десяти тысяч готов, коих, посланных вперед Феодосием, Арбогаст, как говорят, истребил полностью: как бы то ни было, их потеря стала прибылью, и поражение стало победою.
20. Не глумлюсь я над недоброжелателями нашими: одну какую-нибудь пусть назовут - от самого основания Града - войну, по столь благочестивой необходимости предпринятую, со столь божественным счастием совершенную, столь милосердною кротостию угашенную, когда ни ратоборство - тяжкого избиения, ни победа кровавого не потребовала мщения, - и [тогда], пожалуй, соглашусь, что не кажется это дарованным [лишь] вере полководца-христианина. 21. Хотя не утруждался бы я [на их месте] сим свидетельством, ибо один из них, поэт-то отменный, но язычник строптивейший, такими стихами и Богу и человеку воздал свидетельство, говоря (quando unus ex ipsis, poet a quidem eximius sed paganus pervicacissimus, huiusmodi versibus et Deo et homini testimonium tulit, quibus ait):

О прелюбезный для Бога! тебе эфир поборает
И, сложася, грядут ко призыву трубному ветры.

22. Так небом рассужено было между стороною, которая без пособления людского на Бога единого уповала смиренно, и стороною, которая надменнейше о силах своих и об идолах напыщалась (Ita caelitus iudicatum est inter partem etiam sine praesidio hominum de solo Deo humiliter sperantem, et partem adrogantissime de viribus suis et de idolis praesumentem). 23. Феодосии же, уладив и успокоив государство, в Медиолане водворясь, скончал свои дни (PL 31, 1152-1154).
Итоговая оценка религиозного смысла войны с Евгением, данная в § 22, лексически суммирует описание войны. Практически каждое знаменательное слово этой фразы находит параллели в предшествующем тексте, и большая часть из них структурировала образ Феодосия. Caelitus соотносимо с mente caelo fixus (14) и in pretium praesidii caelestis (15) в описании его ночных бдений; слово solus дважды приносит с собой игру сопоставлениями: Dominum Christum solus solum... orabat (14), solus, sciens esse non solum (15), humiliter предварялось описанием молитвы
Феодосия: corpore humi fusus (14; ср. лексически с ним соотнесенный § 19: Prospexit sibi humanae conscientiae pavor: nam continuo sese parva suorum manu fusa, etc.), Deus дважды в соотнесенности с homo: potentia Dei non fiducia hominis (12) и et Deo et homini (21); spero соотносимо с fiducia в §12 и fiducialiter в §15. Отдельного рассмотрения заслуживает сквозная тема пособления (praesidium); помимо итоговой фразы в § 22 она реализована трижды:
1) в связи с военными силами Арбогаста: vel Romanorum praesidiis, vel auxiliis barbarorum... subnixus (11). Одна человеческая помощь сопоставлена с другой человеческой помощью, praesidium и auxilium, не считая коннотаций ("римское" vs. "варварское"), синонимичны.
2) в связи с победой Арбогаста над Максимом: tantis instructum praesidiis Maximum. .. cepit (12). Военные силы Арбогаста эксплицитно никак не определены (названо лишь его имя), и тут уже человеческое praesidium сопоставлено с Божьим. Арбогаст побеждал, пока служил Феодосию, побеждавшему Божьей силой. Ср. далее: et nunc, cum adversus eundem Theodosium, etc., где антитеза "Максим - Арбогаст" трансформируется в "Арбогаст - Феодосии". Силы Арбогаста названы (viribus), а Феодосии - лишь по имени, без указания на его войско (чем облегчено обыгрывание слова solus). Кроме того, Орозий использует возможность тектонического противопоставления: Арбогаст, воюя с Феодосием, опирается на что-то земное (subnixus, 11; nixus, 12), а Феодосии возносится к небу (mente caelo fixus, 14). В аблятивных конструкциях при subnixus и nixus отметим симптоматичный параллелизм форм Gen. plur., складывающихся в антиклимакс: Romanorum... barbarorum. .. idolorum.
3) в отношении Феодосия, § 15-16: тут, когда "помощь" названа дважды, привлечены синонимы, praesidium - auxilium, по которым коннотации распределены так же, как в первом случае: praesidium "Римское / Божеское" vs. auxilium "варварское / человеческое" (praesidium caeleste в § 15, instruxit auxilio в связи с Арбиционом в §16). Таким образом, пока нет сопоставления синонимов, praesidium имеет родовой смысл помощи; когда есть, специфицируется в смысле более благородной и могущественной.
Напротив, vires относится лишь к образу Арбогаста: collectis... viribus exundavit (12), numero ас viribus inpares (13); с ним же соотносимы idola: nixus... cultu idolorum (12) и praesumens (характеризующее всю ситуацию § 13). Наконец, pars звучало в связи с Арбиционом: hostilium partium comes (16).
Контексты, коррелирующие с итоговой оценкой войны, складываются в три блока: § 11-13 вокруг Арбогаста (здесь заявлена тема помощи, praesidium, коррелирующая с ней тема сил, vires, и противопоставлена сила Божеская и человеческая), §14-15 вокруг Феодосия (многолюдству вокруг Арбогаста противопоставлена игра со словом solus в сцене, выстроенной в псалтирном духе: одинокий праведник, окруженный засадами врагов [пассаж обрамлен их упоминаниями: insidiae в § 13 и 16], молит единого Бога [здесь единственный раз названо имя Господа Христа], и "римлянам", "варварам" и "идолам" здесь противопоставлена "небесная помощь") и §21 - вокруг Клавдиана (соположение "Бога и человека", антитетическое к § 12). И в рамках этих же блоков реализована важнейшая тема свидетельства. Во-первых, Арбогаст своей судьбой дает свидетельство (documentum) божественного характера побед Феодосия (§12). Во-вторых, Феодосии оставляет свидетельства (testes) того, каким духовным усилием он стяжал победу еще прежде сражения (§ 15). Наконец, язычники могут не искать свидетельства в свою пользу, потому что один из них, Клавдиан, дал своими стихами свидетельство (testimonium) против них (§21, дважды). Описание войны обрамлено свидетельствами язычников о существе побед Феодосия, причем сам оЬраз язычника, свидетельствующего о христианском Боге, соотносит "клавдиановский" блок с "арбогастовским", а выбор слова testimonium - с "феодосиевским". Итог войны - еще и итог личности Феодосия (не случайно этим завершается и описание его жизни), и треугольник свидетельств, на котором держится описание войны, - свидетельство Арбогаста о Феодосии и его Боге, Феодосия о себе и своем Боге и Клавдиана о Боге и Феодосии - это еще и дидактический смысл фигуры Феодосия, поскольку именно он для Орозия выглядит самым важным.
Однако почему Клавдиан не назван по имени? Иначе говоря, почему Орозий, найдя его имя у Августина, элиминировал его из "Истории"?
Кажется, ответить на это достаточно просто. Клавдиан не участник событий - в отличие от Феодосия и Арбогаста. Клавдиан поэт. Отсутствие его имени - в духе Орозия, который ни для каких поэтов в этом плане исключения не делает. Цитаты из Вергилия у него, как правило, немаркированные и часто, когда цитируется всего несколько слов, синтаксически внедренные в орозиевский текст (ср. Hist. I. prol. 3; II, 4, 2; 18, 4; 19,11; III, 23, 67; VI, 1,11; 15,16; VII, 5, 3; VII, 27,10); трижды использована формулировка типа "как сказано" ("sicut dictum est"; Hist. IV, 15, 2; V, 2, 2; VII, 4, 14), дважды Вергилий назван "поэтом" ("quod poeta praecipuus... descripshV: Hist. II, 5, 10; "prudenter poeta praemonuit": Hist. VI, 15, 13; сюда же примыкает лукановская цитация: "ut verbis poetae optimi loquar": Hist. VI, 1, 29), и единственный раз - по имени: Hist. IV prol. 1. При этом к контекстам более или менее "идеологического" характера, где Вергилий привлекается как свидетель в споре язычников и христиан, можно отнести, пожалуй, лишь Hist. VI, 15, 13, где "поэт" свидетельствует об упадке Пифийского оракула (Aen. III, 452). Значение еще двух - Hist. VI, 1, 11, где цитата Aen. II, 351 sq. вложена в уста язычников, говорящих о связи их богопочитания с процветанием державы, и VII, 4, 14, где слова о знаменьях после смерти Цезаря (Georg. I, 468) применены к знаменьям в день смерти Христа, - ослаблено тем, что это цитаты немаркированные, и их можно толковать не столько как апелляцию к вергилиевскому авторитету, сколько как выразительное средство чисто художественного характера (для Орозия, как известно, актуальней параллель "Христос - Август"). Даже если Вергилий - как в случае с Hist. VI, 15, 13 - привлечен как авторитет, Орозий не чувствует необходимости называть его по имени. При этом слово "поэт" он использует как родовое, а не антономастически, для Поэта par excellence, называя так не только Вергилия, но и Лукана. Цитату из "Энеиды" все узнают. Применительно к Клавдиану есть дополнительный мотив: назвать его имя противоречило бы задаче Орозия, которого тот интересует как "голос партии", которая против воли свидетельствует о Феодосии, как Валаам об Израиле (Числ. 22) и Каиафа о Христе (Ин. 11:50): Клавдиан "один из них", и его свидетельство дает возможность Орозию прекратить полемику с язычниками и дать свою финальную оценку войны; больше индивидуальности уделено даже Арбициону, которого использование слова conversus соотносит с чудесно обратившимися дротами. При этом в идеологическом плане "клавдиановский" эпизод стоит в одном ряду с таким эпизодом, как признание императора Антонина, что спасший его войско дождь был послан благодаря призыванию имени Христова воинами-христианами (Hist. VII, 15, 11), и в особенности с обсуждением слов Ганнибала, которого ливень и гроза не допустили захватить Рим (Hist. IV, 17, 4-11).
У Августина Клавдиан - персонаж войны с Евгением, и как таковой он, наравне с прочими, наделен именем; у Орозия Клавдиан - персонаж морали, извлекаемой из войны с Евгением, и как таковой он имперсонален. Тех оппозиций, которые структурировали образ Клавдиана у Августина, у Орозия нет. В его описании войны с Евгением главная религиозная антитеза: Deus vs. idola. Соответственно, там, где Августин говорит "чуждый имени Христова", у Орозия - "воздал свидетельство Богу (Deo)", и зазор между двумя религиозными языками, характеризующий "клавдиановский" контекст у Августина, у Орозия осуществиться не может: здесь и автор-христианин, и "строптивейший язычник" пользуются одним и тем же именем Божьим, и свидетельство Клавдиана - безусловно полное и уничтожающее для его собственной партии. Можно сказать, что в характеристике "поэт-язычник" для Августина главный акцент стоит на "поэте", для Орозия - на "язычнике". Перед Августином стоит проблема разных свидетельств, и он сосредоточивается на неспособности поэта осмыслить случившееся в точных терминах. Орозий, интерпретируя (как и А. Кэмерон) августиново а Christi nomine alienus как paganus, трактует тему вынужденного признания, сам факт которого в устах язычника делает праздным вопрос об адекватности выражений.

II. Блаж. Иероним и Фома Цистерцианец

Цитата из некоей Гигантомахии не названного по имени поэта содержится у блаж. Иеронима (ок. 345-420) в комментариях на Исайю, гл. 27, ст. 1: В день оный присетит Господь в мече Своем жестоком и великом, на Левиафана, змея прямобегущего, и на Левиафана, змея извитого, и убиет кита, сущего в море.
"<...> Когда же при конце мира против Левиафана, который в начале Бытия нарицается змий, мудрейший паче всех зверей, какие были на земле (Быт. 3:1), будет наведен меч святой или жестокий, и великий, и крепкий, - побежит тот, кому никогда бегство свычно не было, не ведая написанного: Камо пойду от духа Твоего, и от лица Твоего камо избегну (Пс. 138:7)? Прекрасно некий поэт в Гигантомахии насмехается над Энкеладом:

Что бежишь, Энкелад? в какие ни вступишь пределы,
Всё под Богом ты обретешься.

(Quo fugis, Encelade? quascumque accesseris oras,
Sub Deo semper eris). <...>"

(PL 24, 307 A).
Есть мнение, что цитируемый Иеронимом без имени поэт - это Клавдиан, и, следовательно, у его латинской "Гигантомахии" могло быть продолжение (Lubeck 1872, 199; возражения: Hagendahl 1958, 220). Если это действительно цитата из Клавдиана, то это единственный случай, когда Иероним его цитирует (Hagendahl 1958, 230). Отмечают также, что изначально, видимо, на месте sub Deo "под Богом" читалось sub love "под Юпитером" и Иероним произвел замену из христианских соображений.
Те же полтора стиха обнаруживаются в комментариях на Песнь Песней Фомы Цистерцианца, написанных, видимо, в 1170-1180-е годы; можно предположить, что Иероним был для Фомы источником цитаты; курьезно, однако, что в издании комментария в Патрологии читается именно sub love.
В комментарии на стих "Я сплю, а сердце мое бдит" (Песн. 5:2) Фома разворачивает классификацию всех разновидностей бегства:
"<...> Итак, начинающие с бегства пусть знают, что есть некоторые, кто бежит греха, некоторые - грозящей опасности, некоторые - стези спасения, затем что это путь трудный, некоторые - изгнания мира сего. Первые ради обладания чистотой, вторые по усердию домостроительной пользы, третьи по пороку малодушия, четвертые по алчбе вечного блаженства. О первом говорится: Бегайте блуда (1 Кор. 6:18), не только плотского, но и духовного. И пророк: Изыдите от Вавилона, и бегите от халдеев (Ис. 48:20). Также: Бегите от среды Вавилона (Иер. 50:8). <...> Греха бежит Иосиф, который, оставя ризу в руке госпожи, нагим избегает (Быт. 39:12). И так избегая греха, избегает от преисподней.
Вторые избегают грозящей опасности по домостроению (ex dispensatione); посему Господь: Если вас преследовать будут в одном граде, бегите в другой (Мф. 10:23). Отсюда то, что Павел свешен был в кошнице по стене (2 Кор. 11:32), дабы сберечь себя на пользу братьям. Отсюда также: Обдержим же я двумя: ибо оставаться ради вас во плоти, благо есть; но разрешиться и быть со Христом - много лучше (Флп. 1:23-24); посему Христос бежит в Египет, ибо еще не пришел час Его (Ин. 7:30, 8:20).
Третьи бегут стези спасения, ибо тяжка она; посему Давид: Камо пойду от духа Твоего, и камо от лица Твоего избегну? Аще взыду на небо, тамо ecu; аще сниду во ад, тамо ecu (Пс. 138:7-8). И поэт:

Что бежишь, Энхелид? в какие ни вступишь пределы,
Всё под Юпитером ты обретешься.
Чтобы тело спасти, огонь ты снесешь и железо:
Чтоб быть крепким душой, откажешься ль что претерпети? [1]

И Гораций:[2]

Чтоб зарезать людей, в чем свет разбойники встанут:
Ты ж, чтоб себя соблюсти, не проснешься?

Таков был Иона, когда говорил: От лица Бога небесного я бегу (Иона 1:10). <...>" (PL 206, 503D-504D).

III. Пруденций

У Пруденция (348 - ок. 410), знавшего творчество Клавдиана и подражавшего ему, прямых упоминаний о Клавдиане нет.[3] В дополнение к Get приводим рассказ о Поллентской битве, вложенный Пруденцием в уста богине Роме ("Против Симмаха", II, 696-759; перевод по: Prudence 1992, 182-184).

Гетский недавно тиран истребить Италию тщился,
К ней приступив, и Истром принес он отеческим клятву[4]
С почвой твердыни сии сравнять, и в огне златые
700 Кровли расплавить, и знать овчиной облечь тогоносну.
Прянув, уж конницей он венетские вытоптал нивы
И лигурийцев добро разорил и бездонного Пада
Села прекрасны попрал с тусским краем, поток одолевши.
Конных тучи сии[5] отвел не гусь неусыпный,
Нощью примрачной он сокровенное выдавши бедство,
Нет, - но сила мужей жестока, проломленны груди
Ратников сшедшихся,[6] дух, не трепещущий вдаться в погибель
За отчизну и красной хвалы искати в раненьях.[7]
Разве и в оный день Юпитера знаменьми токмо
710 Доблести мзда отдана? Воевода полков и державы
Христомогущий нам юноша был и купно сотрудник
С ним и отец Стилихон, Бог един Христос им обоим.
Почесть его алтарям как взнесли и крест начертали
На челе, - воспела труба; ратовище драконов
Первое опередило, Христа износя на вершине.
Там-то племя сие паннонское, быв смертоносно
Тридесять лет,[8] понесло, уничтожась, возмездье впоследок.
Се, корыстьми тела ущедренные знатными прежде,
В кучах лежат высоко громоздясь. Удивися ты в поздних,
720 Будущность, летах, как трупы широко легли незарыты,
Кои поллентски поля костьми покрыли всеместно.[9]
Если подъять я смогла, уничтоженна галльскими дланьми,
Выспрь от скорбного пепла главу, с возвращеньем Камилла
Если я стяги, с челом блестящим, дымясь, восприяла,
Жалкие если смогла увенчать цветами руины
И клонящиесь рухнуть столпы я лавром увила, -
Я на каком тебя лоне приму, отважный владыка,
Кие рассею цветы, увяжу какими венцами
Атрии, кие к вратам я праздничным вывешу стяги,
730 Неповрежденна толикой войной,[10] тобой воруженным
Вольная, в слухе одном мятежи испытавшая гетски?
На триумфальну взойди колесницу, корысти приявши,
К нам ты в сопутстве Христовом гряди! Мне дайте расторгнуть
Узы плененных стад,[11] кандалы сложите, истерты
Долгого рабства порой, матерей и юношей сонмы!
Рабствовать старец престань, наследственных ларов изгнанник,
И поучись, как мать воротится к отческу прагу,
Отрок, себя свободным считать. Всякий страх да отыдет![12]
Мы победили, нам радость любезна. Подобное было ль,
740 Пунов когда был вождь отражен? Ворот обступленных
После того как в затворы он колеблемы грянул, -
Байскими водами быв изнежен, суровые рати
Роскошью он погубил и сломал сладострастьем железо.
А Стилихон, соступясь с врагом вплотную, из сечи
В сталь облеченных мужей показать понудил хребтину.
Здесь Христос с нами Бог пристоял и беспримесна доблесть,
Там, обильна Кампания, ты над врагом похотливым
Сластью твоей премогла: не Юпитер острому смыслом
Фабию подал покров, но Тарент стал прелестный в подмогу,
750 Он же позволил попрать прохладой смиренна тирана.
Мзды достойной, чтоб сим могла отплатить я заслугам,
Нет у меня: воздвигать изваянья - весьма то ничтожно;
Доблесть ничтожного знать не должна. То ничтожно, что время
Выкрадет: рухнется медь и рассыплется рдяное злато.
Гибнет сребра белизна, коль выйдет из обихода,
И теряет жила свой цвет, потемнев в небреженье.
Слава живая тебе, государь, подобает, живая
Доблести мзда для тебя, бессмертной добившегось чести:
Мира владыка, с Христом ты общенье стяжаешь навеки,
Чьим руководством влечешь мою к небесам ты державу.

IV. Сидоний Аполлинарий

Гай Соллий Сидоний Аполлинарий (ок. 432-480/490), родившийся в Лионе в знатной христианской семье, автор панегириков трем недолговечным императорам - Авиту, Майориану и Антемию; при последнем он становится префектом Рима, но карьера в рамках римских политических институций в эту хаотическую эпоху прочных результатов не дает. Вернувшись в Галлию, Сидоний в 469 г. становится епископом Клермона, посвятив остаток дней этому городу и, в частности, возглавив его оборону в войне с вестготами. Его поэтическое творчество находится под сильным влиянием Клавдиана; Сидоний дает свидетельство о его египетском происхождении. Приводим соответствующий фрагмент из послания к Феликсу (саrm. 9; перевод по: Sidonius Apollinaris 1887, 224-225).

260 ... Ни Гетулик пусть здесь тебе не чтется,
Ни Педон, ни Тибулл, ни Марс, ни Силий;
Что Сульпицьевой Талии острота[13]
Своему изрекла Келену, льстящи,
Персии строгий, изысканный Проперций,
Сторазмерный Теренций здесь не будут.
Нет Лукреция здесь и нет Луцилья,
Турна, Мемора, Энния, Катулла,
Стеллы нет и Петрония с Септимьем,
Ни язвящего всюду Марциала;
270 Ни того, в век кто Цезаря второго[14]
С неотменной виной вселился в Томы,
Ни того, кто по сходственным причинам[15]
К небу мягкому племени гремяща
Изгнан был скоморохом прогневленным,
Ни Канопом рожденна Пелузийским,[16]
Ложе кто темнозрачного супруга[17]
И подземных поет небесной Музой.

V. Марцеллин Комит

Марцеллин Комит (ум. ок. 534 г. в Константинополе), иллириец, составивший продолжение хроники Евсевия - Иеронима, доведенное до 534 г.; впоследствии анонимный продолжатель довел ее до 548 г. Кассиодор в "Институциях" упоминает хронику Марцеллина Комита среди христианских историков, знание которых он считал необходимым (Гене 2002, 344 сл.). Клавдиан цитируется у Марцеллина под 399-м годом. Приводим раздел хроники, относящийся к эпохе Клавдиана и упоминаемым в его поэмах событиям (перевод по: Chronica minora II, 63-70).
[393 г.] Индикта 6-го, в Феодосиево 3-е и Абунданциево консульство.
Гонория отец его Феодосии поставил Цезарем, на том же месте, где и брата его, Аркадия, то есть на седьмой миле от царственного града. Тогда в третьем часу дня учинился мрак.
[394 г.] Индикта 7-го, в Аркадиево 3-е и Гонориево 2-е консульство.
Феодосии Август, взяв Гонория, Цезаря и сына своего, снова поспешил против Арбогаста, который Евгения тирана дерзнул поставить императором.
В учинившейся войне Евгений, побежденный и плененный, был умерщвлен, Арбогаст пронзил себя своею рукой.[18]
Землетрясением, не унимавшимся с сентября до ноября, были потрясены немалые области Европы.
Термы Аркадия получили свое имя по имени создателя.
[395 г.] Индикта 8-го, в консульство Олибрия и Пробина. [19]
Феодосии Великий в Медиолане ушел из жизни. Владычествовал 17 лет.
Тело его в том же году доставлено в Константинополь и погребено.
Аркадий и Гонорий братья начали владеть обеими половинами державы, разделив себе местопребывание.
Руфин патриций, замышляя козни на государя Аркадия, Аларика, короля готского, послав ему тайно денег, сделал враждебным [Римскому] государству и наслал на Грецию.
Обличенный, однако, в своем злоумышлении, Руфин был италийскими солдатами, кои были посланы Аркадию с Гайной комитом, пред вратами города по заслугам умерщвлен. Голова его и правая рука показываемы были по всему Константинополю.
[396 г.] Индикта 9-го, в Аркадиево 4-e и Гонориево 3-е консульство.
Жена и дочь Руфина отправлены в изгнание.
Евтропий, кубикулярий священного дворца, все [Руфиново] добро забрал и превзошел пределы алчности.
Землетрясение учинилось на много дней, и небо зрелось пылающим.
[397 г.] Индикта 10-го, в консульство Цезария и Аттика.
При сих консулах у Аркадия родилась дочь Флакцилла.
[398 г.] Индикта 11-го, в Гонориево 4-е и Евтихианово консульство.
Анастасий, поставленный тридцать седьмым епископом Римской церкви, прожил [после этого] 4 года.[20]
Амвросий Медиоланский, добродетелей смотритель (virtutum episcopus), твердыня веры, оратор кафолический, преселился ко Господу Христу.[21]
Иоанн,[22] рожденный в Антиохии и там же поставленный церковным чтецом от Мелетия, епископа оного града и исповедника, восходил по степеням служения. Там он, будучи пять лет диаконом, издал многочисленные и божественные книги: затем поставленный во пресвитера, за 12 лет составил он [книги] в еще большем числе. Тогда, столь великою молвою везде по заслугам прославленный, был он в Константинополе вместо Нектария выбран первосвященником: там многочисленные и сладостные томы божественных Писаний[23] присовокупил к труду своему кафолическому и сих епископов обрел себе неприятелями: Феофила Александрийского, Епифания Кипрского, Акакия Верейского, Антиоха Птолемаидского, Севериана Габальского и Севера Халкидонского.
Гильдон комит, язычник, который по смерти государя Феодосия получил верховенство в Африке, поскольку он выказывает неприязнь Аркадию и Гонорию, царствующим еще отроками, и силится Африку удержать за собой, брат его Масцезель, познав его безумие, возвращается в Италию, оставив двух сынов в Африке. Гильдон обоих братних сынов коварно умерщвляет. Масцезель, о братнем злодеянии узнавши, с пятью тысячами своих [людей] к Гильдону, против него выступившему с 70 тысячами оружных, приступает в готовности к бою и Гильдона, убийцу родичей (parricidam), постами и молитвами, паче же увещеванием блаженного Амвросия в содействующих ему сновидениях, обращает в бегство. Гильдон, в бегстве, собственною рукою удавился; сим образом Масцезель без брани победу стяжал и без убийств отмщение.[24]
[399 г.] Индикта 12-го, в консульство Феодора и Евтропия евнуха.
Этот Евтропий из всех скопцов первый и последний был консулом, о чем поэт Клавдиан говорит:

Всем чудесам отступить пред евнухом-консулом должно .[25]

У Аркадия родилась Пульхерия, вторая дочь.
Гайна комит в Константинополе варваров своих тайно побуждает уготовить гражданскую войну; сам он, прикидываясь больным, покидает город; в начавшейся битве с византийцами[26] многие из врагов гибнут, прочие, обратясь в бегство, проникают в нашу церковь - и там, как снята была церковная кровля, заваливают их бросаемыми сверху камнями.
[400 г.] Индикта 13-го, в консульство Стилихона и Аврелиана.
Морское сражение противу Гайны тирана учинилось между Херсонесом и Геллеспонтом: многие тысячи готов были перебиты или потоплены. Гайна комит из сего сражения спасся бегством, однако в тот же год был убит в феврале месяце.
[401 г.] Индикта 14-го, в консульство Винценция и Фравитты.
Голова Гайны, вздетая на копье, была доставлена в Константинополь.
Поверхность Понтийского моря[27] так была укрощена стужей, что, растопясь наконец через 30 дней, лед сходил через Пропонтиду наподобие гор.
Феодосии Младший родился у Аркадия 10 апреля.
[402 г.] Индикта 5-го, в Аркадиево 5-е и Гонориево 5-е консульство.
Иннокентий, поставленный тридцать восьмым предстоятелем церкви Римской, прожил [после этого] 15 лет.[28]
Феодосии Младший был поставлен Цезарем на том же месте, где и отец и дядя его.
В Константинополе было великое землетрясение.
[403] Индикта 1-го, в консульство Феодосия Младшего и Руморида.
У Аркадия родилась дочь Марина 11 февраля.
Серебряная статуя Евдоксии, супруги Аркадия, подле церкви поставленная на порфирной колонне, доныне существует.
Иоанна, епископа Константинопольского, кому вышесказанные шесть предстоятелей были тщетными завистниками и других 30 епископов с собою согласили, хотя и не желал того государь Аркадий, отправили в ссылку в Куккуз, армянскую крепость, а по прошествии года удалили его в село, называемое Комана, в Понтийской области, из изгнания в изгнание. Там его, умершего, благочестивые люди православные в атрии Василиска, епископа и мученика, оным мучеником будучи увещеваемы в сновидениях, положили в новую, тотчас созданную гробницу.
[404 г.] Индикта 2-го, в Гонориево 6-е и Аристенетово консульство.
Церковь Константинопольскую пламень, возникший от престола блаженного Иоанна, некогда епископа, внезапно спалил и, на соседнее с церковью пространство распространившись, его выжег.[29]
Евдоксия, жена Аркадия, оставила свет.
[405 г.] Индикта 3-го, в Стилихоново 2-е и Антемиево консульство.
Исавры, проникая чрез горы Таврские, доставили великий ущерб государству; им Нарбазаик легат тотчас же отплатил тяготой еще большей.[30]
[406 г.] Индикта 4-го, в Аркадиево 6-е и Пробово консульство. Феодосии Младший справил пятилетие.
Радагайс язычник и Скифа с двумястами тысячами своих наводнили всю Италию.
Ульдин и Сар, короли гуннов и готов, тотчас же одолели Радагайса, отсекши ему голову, а пленных распродавая по одному золотому за каждого.[31]
<...>
[408 г.] Индикта 6-го, в консульство Басса и Филиппа.
Стилихон комит, коего две дочери, Мария и Терманция, были поочередно женами государя Гонория и обе почили в молодости (virgo defuncta), презревший Гонория и вожделеющий его царства, возбудил народы аланов, свевов и вандалов, соблазненные дарами и деньгами, против Гонориева царства, желая поставить Цезарем Евхерия, сына своего, язычника и замышляющего козни противу христиан. С сим Евхерием и был он, когда злоумышление его открылось, умерщвлен.[32]
В Риме на форуме Мира семь дней земля ревела.
Император Аркадий скончал жизнь; царствовал после смерти отца своего Феодосия 13 лет.
[409 г.] Индикта 1-го, в Гонориево 8-е и Феодосия Младшего 3-е консульство. В Константинополе вспыхнул великий мятеж народа вследствие возникшей нехватки хлеба.
[410 г.] Индикта 8-го, в консульство одного Вараны.
Аларик вторгся в город Рим, объятый смятением, и часть его спалил пожаром, а на шестой день по вступлении в него, опустошив город, ушел, уведя с собою Плацидию, сестру государя Гонория, которую потом отдал в жены Атаульфу, своему родственнику.[33]

VI. Ноткер Льежский

Ноткер (ум. 1008), из швабской знати, племянник императора Оттона I. Став льежским епископом в 972 г., он заботился о повышении церковной дисциплины, построил множество церквей, сделал льежскую соборную школу одной из лучших на Западе; как представитель папы принимал участие во многих имперских синодах; выполняя поручения императоров, неоднократно бывал в Италии (см. напр. о нем: Пиренн 2001, 59, 112 сл., 130-134). "Житие св. Ландоальда" и некоторые другие сочинены по его поручению бенедиктинцем Эригером Лоббским (ок. 950-1007).

Пролог жития св. Ландоальда.

Ноткер, которого, хотя и недостойного раба св. Марии и св. Ламберта, именуют, однако, епископом, Вомару, досточтимому во Христе отцу, и братии гентской и всем верным, где бы то ни было обретающимся, кои это [сочинение] намерены не косым взором[34] читать, [желает вкусить] жизни вечной.
Просить, более того - поощрять скромные средства (facultatulam) нашей незначительности вы, отцы почтеннейшие, не усомнились, дабы из чудес, кои достойны во всех веках и родах прославляться и в наши дни нам, недостойным, все же явлены, и сверх того вам первым запросившим, а именно (как известно) при перенесении св. Ландоальда архипресвитера[35] и сотрудников его открылись, ибо, из нашей епархии вынесенные, под вашу власть они подверглись, по предопределению Божьему; мы должны бы, насколько к нам разглашающая [о них] молва смогла донестись, удовлетворить притязанию всех, а паче того - вашему. Справедливое же притязание и достойное поощрение, в котором есть то, согласно некоему премудрому, и достоинство нынешнего намерения, и польза века будущего соединились. Ведь когда бы сих [святых] деяния не погибли нерадением предшественников наших, нам и ныне бы их достало. Но коль великими услышали мы и познали их и отцы наши поведали нам - те, конечно, которые досель наша память удерживает, - для просящих должны быть вверены письму, дабы и мы так же точно не были осуждены грядущим потомством. У нас, поставленных пред сим в нерешимости, - ибо преимущественное у вас находится всех искусств обиталище, как то известно, - безмолвье настороженную душу колебало,[36] и это [высказывание] поэтическое, уязвляющее душу:

в лес не должно носить тебе дров, [37] -

мало что доставляло [ободряющего для нашей] неуверенности. Но так как

тут душа во грехе - от себя ей никак не избегнуть, [38]

оцепенение неуверенности уступило, настояние ваше осилило: разве что быстрота, которая, согласно Сократу, делает благодеяние отраднее, понудила нас поспешать более, нежели требовало дело. Ведь было до нас сказано: "Силы, в коих отказывает неопытность, доставляет любовь; должно лишь начать, остальное наладится само".[39] Итак, мы приступили, дабы не показалось, что мы уклоняемся вашей влиятельности. Предвосхищающему ведь дается влиятельность, когда он полагает, что тот, у кого он требует, может дать требуемое; а знающему послушание - равная слава с повелевающим.
Если же, чего доброго, какой-либо будущий недоброжелатель не побоится косым взором это сочинение умалить и в ненависти темной отравить укусом намерится,[40] - для его удовлетворения Иисусом и святыми ангелами Его, и судом будущим свидетельствуюсь, что ничего иного не внесено сюда, кроме того, что мы или от пресвитера Сараберта (в этом благочестиво клявшегося и от вас, как он сам передавал, [слышав] и заслуги сих святых приемля в свидетельство) услышали, или в писании вашем, нам присланном, добросовестно переданное обрели: лишь за исключением того, добытого из епископства нашего, что показалось сообразно предпослать сему листку для расчисления времени. - Будьте здоровы.
Дано 20 июня,[41] в год Господня Воплощения 980-й, индикт 8-й, правления государя Оттона после смерти отца его в 8-й год,[42] епископства нашего 9-й.
(Пер. по: PL 139, 1109С-1112А).

VII. Оттон Фрейзингский

Оттон Фрейзингский (ок. 1112-1158) - сын маркграфа Леопольда III Австрийского и Агнесы, дочери императора Генриха IV; вступил в цистерцианский орден в 1132 г., стал епископом Фрейзинга в 1138; в 1143-1146 гг. написал "Всемирную хронику", в 1157-1158 - "Деяния императора Фридриха I" (неоконч.). Оттон - один из крупнейших историков XII в., чья хроника выстроена на концептуальной основе августиновского трактата "О граде Божием"; он - один из тех историков, для которых и цитирование Клавдиана, и его контекст предопределены авторитетом Августина и Орозия.
В приводимом нами фрагменте "Всемирной хроники" цитируется, с купюрами, III Cons. 96-98. Источниками Оттона здесь выступают Орозий, "Церковная история" Руфина Аквилейского и хроника Фрутольфа Михельсбергского. Ту же клавдиановскую цитату см. в "Римской истории" Павла Диакона (ок. 720 / 724-799): PL 95, 945 С и во "Всемирной хронике" Эккехарда из Ауры (ум. 1125), перерабатывающего хронику Фрутольфа Михельсбергского (ум. 1103): PL 154, 761 А.

Всемирная хроника, или История двух градов
Часть IV

Глава 18. О владычестве Феодосия, мире церковном и о священнослужителях Христовых. О триумфах его, смирении и смерти.
<...> Известясь о смерти Валентиниана, Феодосии, когда он готовил воинство против тиранов, послал евнуха Евтропия к Иоанну, египетскому монаху, допытываясь у мужа Божиего об исходе дела. Тот ему пророческим духом, коего был исполнен, обещал полную над тиранами победу. Таким образом богобоязливый император, верою скорее вооруженный, нежели ратью, направляет воинство на тиранов, выслав вперед готов, которых, как сообщают, 10 тысяч было расточено Арбогастом, и сам с другими [войсками] совершает путь. Когда они таким образом сошлись в Альпах и тираны располагали лучшими возможностями для битвы, занимая более возвышенные места, Август, всю ночь в слезах и молитвах бодрствуя, препоручал себя Богу. Заутра битва зачинается, и по одолении тиранов Евгений, плененный, умерщвляется, Арбогаст же собственной рукою себе жизнь пресекает. Что сия победа заслугами благочестивейшего императора и прошениями церкви вымолена была у Господа, то дождь представил, небесами посланный и с ветром бивший в лица врагов. [Чудо] это даже один поэт из язычников, видя дело, силою Божией свершенное, в похвалу государю так восславил:

О прелюбезный для Бога, кому эфир поборает
И, сложася, грядут ко призыву трубному ветры!

Итак, Феодосии, всё отлично уладив и обустроив, в 11-й после смерти Валента[43] год своего владычества в Медиолане приял блаженную кончину. Доселе довел Иероним церковную историю. Сей Феодосии, когда по человеческой слабости покарал фессалоникийцев неукротимо и без рассуждения, Амвросием не был допущен до церковного прага. Снеся это со смирением, столь долго воздерживался он от [церковного] общения, доколе, слезами и благими делами исполнив покаяние, не получил примирение по разрешению святительскому (a prefato pontifice). Ради столь славного дела сей священнослужитель в вышеназванном граде доднесь среди всех латинских исповедников в величайшем почтении пребывает.
(Пер. по: Otto von Preising I960, 338).

VIII. Иоанн Солсберийский

Трактат Иоанна Солсберийского "Поликратик", законченный в 1159 г., является одним из высших достижений политической мысли западноевропейского Средневековья и одним из наиболее ярких проявлений антикизирующих тенденций "ренессанса XII века" (см., напр.: Liebeschiitz 1950; Брук 1992, 146-160; Дюби 2000, 236-240). Рецепция античного, и в частности римского, материала в exempla трактата становилась предметом специального изучения (Moos 1988).
Мы рассмотрим образ императора Траяна в восьмой главе пятой книги трактата. Все, что сказано здесь о Траяне, можно разбить на три части сообразно трем основным источникам, из которых черпает автор.
I. "Евтропиевская" часть. Изложение исторического материала от начала главы до сообщения о том, что Траян "давал знаменитый пример и льстецам, и истинным хвалителям", восходит к "Бревиарию" Евтропия (VIII, 2-5), переданному близко к тексту, вплоть до автоматически воспроизведенного замечания об обычае сенатских аккламаций "в наше время" (usque ad nostram aetatem), уместного для четвертого века, но бессмысленного для века двенадцатого.
II. "Клавдиановская" часть. Помимо анализируемого нами пассажа, в "Поликратике" еще пять цитат из Клавдиана; приведем их все:
1) кн. III, гл. 12: Ruf. I, 35 sq. (PL 199, 500В);
2) кн. IV, гл. 4: IV Cons. 296-302 (520А);
3) кн. V, гл. 5: IV Cons. 282 sq. (548В);
4) кн. V, гл. 7: IV Cons. 276-283 (555В);
5) кн. V, гл. 8: IV Cons. 257-268 (559С);
6) кн. VIII, гл. 23: IV Cons. 290-295 (813В).
Таким образом, здесь одна двустрочная цитата из Ruf. и пять частично перекрывающих друг друга цитат из IV Cons. Две поэмы Клавдиана, к которым Иоанн обращается, противопоставлены не только объемом ссылок. Цитата из инвективы имеет характер стилистического украшения: трактуя тему бережного обращения с богатством, Иоанн цитирует строки, в которых описаны две персонификации, обитающие в преисподней: Роскошь, истребляющая имение, и идущая за ней Бедность. Эта цитата, в отличие от всех прочих, введена без указания на автора. Но во всех цитациях из панегирика востребован авторитет Клавдиана как политического философа; все цитаты маркированы: дважды (случаи 2, 4) Клавдиан назван "стихотворцем превосходным" (versificator egregius), трижды (3, 5, 6) - по имени, и во всех пяти случаях Иоанн не забывает упомянуть, что текст, на который он ссылается, есть речь, вложенная поэтом в уста императору Феодосию Великому (ср. Moos 1988, 175).
Все цитаты из IV Cons, относятся к "речи Феодосия", составившей славу Клавдиана как политического философа: поучение императора-отца к юному сыну, "совершенная миниатюра peri basileias, мастерски пересаженная в панегирическую модель", стоящая в одном ряду с речью Синесия Киренского "О царстве", а в Средние века - один из авторитетов для жанра "княжеских зерцал" (Cameron 1970, 254, 321 f., 427, 431 f.). Цитаты "Поликратика" не выходят за пределы одного тематического раздела речи Феодосия и охватывают его практически весь. Суммируем содержание этого раздела:
Ст. 257-268: прежде чем владычествовать другими, научись властвовать собой, подчиняясь понятию о честном (honestum). [269-275: ты живешь пред очами всего мира, от которого ничего не утаишь; этот фрагмент Иоанном не цитируется - можно предположить, потому, что политические следствия из него эксплицированы ниже, ст. 296 слл., а этот фрагмент Иоанном использован.] 276-283: Будь благочестивым (pius) и стремись к милосердию (dementia), роднящему людей с богами; не заботься о пустой молве (rumor), но стремись стяжать любовь, лучшую охрану для государя, даруемую взаимной верностью (fides) и милостью (gratia). [284-289: космологический аргумент к предшествующей мысли: всякая упорядоченность во вселенной зиждется на любви; этот фрагмент в цитациях "Поликратика" отсутствует.] 290-295: Тот, кто стремится властвовать страхом, знает покоя меньше, чем его подданные. Стремись же быть гражданином и отцом для них. 296-302: Ты должен быть образцом для подданных как в выполнении законов, так и вообще в своей жизни. [303-320: Не впадай в гордыню и не презирай своих подданных: ты правишь не сабеями и ассирийцами, привыкшими к рабству, а римлянами, овладевшими миром. Дурные правители проклинаются веками: таковы суть Нерон и Тиберий; слава Траяна живет доселе - не благодаря его военным победам, а ради кротости по отношению к отчизне. Следуй этому.]
Этот фрагмент четко выделен внутри пространной речи Феодосия. Ему предшествует раздел, в котором описано платоническое трехчастное деление души и седалища ее частей в человеческом организме (228-256). За ним следом идет более частный раздел об обязанностях императора как полководца (320-352), и этим первая часть речи Феодосия заканчивается: его прерывает нетерпеливый Гонории, к которому обращена речь. Таким образом, цитаты "Поликратика" охватывают самый общий в речи Феодосия раздел о царском статусе и обязанностях; у Клавдиана он становится ближайшим политическим применением учения о природе души.
Итак, в нашей главе цитируется самое начало этого раздела, и глава эта посвящена Траяну - а соответствующий раздел речи Феодосия, как выше показано, закончен ссылкой на Траяна как положительный пример (IV Cons. 315-320). Этот положительный императорский образец в речи Феодосия - единственный. Можно сказать, что "клавдиановская" часть берет в кольцо (complexio) весь интересующий Иоанна раздел речи Феодосия: здесь есть прямая ссылка на начало этого раздела и скрытая - на его финал. Это особенно интересно в связи с тем, что следующая часть анализируемой нами главы "Поликратика" тоже связана с рамочными структурами:
III. "Агиографическая" часть. Иоанн рассказывает две известные истории: о том, как Траян совершил правый суд для вдовы, и о том, как папа Григорий Великий вымолил у Бога для Траяна освобождение от мучений в аду.
Истории "Траян и вдова" и "Траян и св. Григорий Великий" гетерогенны: первая возникает еще в лоне античной историографии, появляясь впервые в "Римской истории" Диона Кассия, вторая оформляется в средневековой агиографии, восходя к "Житию св. Григория Великого" Иоанна Диакона. Эти две истории в принципе независимы и могут быть рассказаны отдельно; у Иоанна, однако, они соединены. "Римский" сюжет инкрустирован в "христианский", получая обрамление, между прочим, благодаря двукратному упоминанию о Григории и его слезах; кроме этого, персонажи обоих сюжетов сгруппированы попарно:
1) Жертвы: "наилучший и невиннейший (optimus et innocentissimus) юноша, несправедливо (iniuste) убитый", коррелирует с самим Траяном, обретшим вечную гибель в преисподней. Цитированное Иоанном пожелание "быть лучше Траяна" (melior sis Traiano) основано именно на восприятии Траяна как "наилучшего императора" (optimus - эпитет, входивший в его титулатуру). Если же Григорий Великий имел основания просить за Траяна, его резоны вполне умещаются в понятия несправедливости осуждения Траяна на вечные муки и невинности человека, не имеющего грехов, кроме незнания христианства;
2) просители: плачущая вдова, домогающаяся справедливости у императора, и плачущий святой, просящий у Бога за Траяна. Без многозначности слова iustitia, которым оперирует Иоанн, весь рассказ едва ли оказался бы возможен. Iustitia - это прежде всего правосудие в юридическом смысле: по определению Ульпиана, "неизменная и постоянная воля уделять каждому его правомочие" (constans et perpetua voluntas jus suum cuique tribuendi). Кроме того, это праведность в общем смысле, то, что по-русски можно передать словом правда и что тоже соотносится с юридико-политической сферой: когда Данте цитирует начальный стих Книги Премудрости Соломоновой "Diligite justitiam, qui judicatis terram" (Par. XVIII, 91-93), ни юридический смысл "правосудия", ни этико-политический смысл "правды" устранить из его контекста нельзя. В-третьих, это справедливость как одна из четырех "естественных" добродетелей, в этом смысле стоящая в одном ряду с fortitudo "мужеством", с упоминания о котором начинается похвала Траяну в "Поликратике", и с continentia "воздержностью" античных политиков, описанной в предшествующей главе. Наконец, справедливость есть свойство Бога, так или иначе соотносящееся с Его милосердием (misericordia): Иоанн обыгрывает столкновение этих понятий в самом начале рассказа об избавлении Траяна, взяв понятие iustitia в юридическом и этическом смысле (т.е., в принципе, секулярном) и погрузив его в сотериологический контекст. Терминология разговора Траяна с вдовой избыточна для этого текста, потому что ориентирована на продолжение, на разговор о Траяне уже в рамках не юридико-политических, но церковно-сотериологических. Слова повторяются с удивительной настойчивостью; satisfacio "давать удовлетворение" хотя и является юридическим terminus technicus, однако не стоит забывать, что это еще и понятие в учении об искуплении. Разнообразные формы, связанные с глаголом debeo "быть должным", а также глагол libero "освобождать" едва ли объяснимы по своей концентрации (обратно пропорциональной их уместности в речи смиренной вдовы), если не иметь в виду, что их тоже надо толковать "по избытию", как пророчество о ситуации, в какую попадет Траян в христианском мироздании. Как обрамленное повествование история с вдовой - аллегория, а история с Григорием - ее толкование;
3) вершители суда: Траян в истории с вдовой и Бог в истории с Григорием. Траян как источник правосудия в юридическом смысле безукоризненно выполняет свои обязанности, а Бог превосходит Свое правосудие (сообразно которому Траян не должен был увидеть рая) Своим милосердием. Симптоматично, что весь рассказ, затеянный как "похвала Траяну" (laus Traiani), завершается отсылкой к католическому учению о заслугах.
Теперь опишем логику перехода от одного источника к другому. "Евтропиевская" часть посвящена трактовке Траяна как исторической фигуры, с целью показать его образцовость в системе координат "естественных" добродетелей. "Клавдиановская" часть переходит от образцовости к нормативности; в цитате из речи Феодосия дан перечень предписаний, которые мыслятся как приложимые к любому веку и любой государственности. Но цитируется начало того раздела речи, который заканчивается отсылкой к Траяну как образцу. Если пользоваться терминологией, близкой самому Иоанну, можно сказать, что "евтропиевская" часть трактует Траяна как exemplum в системе координат некоей formula Vivendi, а "клавдиановская", меняя пропорцию, занимается собственно formula vivendi, оставляя exemplum имплицитным. Для "агиографической" части принципиально важен ее рамочный характер: вся античность, доселе трактовавшаяся как автономная структура того или иного рода, здесь поглощена структурой более высокого ранга, причем так, что по отношению к этой последней может быть трактована даже как материал, как довод в споре за душу Траяна. Иначе говоря, мысль Иоанна движется так: I. образец, репрезентирующий некоторую этико-политическую систему - П. сама эта система - III. христианская догматика и, если можно так выразиться, сотериологическая казуистика, в качестве универсальной рамки охватывающая любые политические положения. Мы бы сказали, что это индуктивное движение или серия "снятий"; современники Иоанна, если бы им вздумалось приложить к этому материалу ходовые экзегетические модели, увидели бы здесь движение от "буквального" через "моральный смысл" к "анагогическому".
Можно заметить, что наши рассуждения о том, как рассказ о правосудии языческого императора инкорпорирован в рассказ о милосердии христианского Бога, укладываются в рамки соображений Э. Панофского о "принципе разделения" как регуляторе взаимоотношений классического и неклассического в искусстве зрелого
Средневековья (Панофский 1998, 74). Действительно, нам кажется, что явление, описанное Панофским как interpretatio Christiana, регулирует композиционные и идеологические отношения в этом тексте; во всяком случае, за ней остается последнее слово. К этому можно добавить, что если произведение, задуманное как панегирик императору, в своей кульминации обнаруживает тяготение к приемам аллегории и за последним оправданием своему персонажу прибегает к притчевой двуплановости, это означает, что ценности политического плана едва ли воспринимаются здесь как самодостаточные.
Далее помещаем перевод двух глав "Поликратика", сделанный по изд.: PL 199, 518-520, 558-560.

Книга IV, глава 4.

О том, что согласно авторитету божественного закона несомнительно, что государь подчинен закону справедливости (iustitiae).
Но что же я прибегаю к примерам, выпрошенным у язычников, которые, за всем тем, многочисленны, хотя правильнее было бы понуждать всякого к совершению [должного] законами, нежели примерами? А чтоб ты не счел государя полностью свободным от законов, выслушай, какой закон налагает на государей Царь великий, над всей землею страшный, и Который отъемлет дух государей (Пс. 75:13): Когда, глаголет, вступишь в землю, которую Господь Бог даст тебе, и овладеешь ею, и вселишься в ней, и скажешь: Поставлю царя над собою, как имеют все народы окрест, - того да поставишь, которого Господь Бог твой изберет от числа братии твоей. Не возможешь царем сотворить человека другого племени, кто не был бы братом твоим. И когда будет он поставлен, не умножит себе коней, ниже возвратит народа в Египет, помогаемый множеством конницы: нарочито бо Господь заповедал вам, да никак не обратитесь вспять тою же стезей. Не стяжает жен многих, кои увлекут душу его, ниже серебра и золота бремена безмерные. Когда же сядет на престоле царства своего, напишет себе Второзаконие закона сего, взяв список от жрецов колена Левиина, и будет держать при себе, и читать его во все дни жизни своей, да поучится бояться Господа Бога своего и хранить слова и священнодействия Его, кои в законе заповеданы суть. Да не возвысится сердце его в гордыню над братией его, ниже да уклонится на страну десную или шуюю, да долголетно царит сам он и сын его над Израилем (Второз.17:14-20).
Неужели, спрашиваю я, никаким законом не ограничен тот, кого сей закон связывает? Он-то ведь божествен, и не разорвать его безнаказанно. Каждое слово его громом гремит в слух государей, если они мудры. Умолчу об избрании, о его виде, какой требуется при поставлении государя: о правиле жизни, которое ему предписано, размысли со мною минуту.
Когда, говорит, будет поставлен тот, кто выказывает себя братом всего народа по вероисповеданию (religionis cultu) и чувству любви, не умножит себе коней, по множеству которых будет тягостен подданным. Умножать же коней - значит сгонять больше, нежели требует нужда, ради пустой славы или другого заблуждения. Ведь "многое" и "малое" - если следовать Князю перипатетиков - обозначают умаление или превышение надлежащего (legitimae) количества в отдельных родах вещей. Итак, можно будет умножать собак, или хищных птиц, или свирепых зверей, или какие-либо диковины природы тому, для кого число коней, необходимых для войны и для всего жизненного обихода, строго определено исходя из надлежащего количества? Ведь о скоморохах и мимах, шутах и блудницах, сводниках и сего рода чудовищах человечества, коих государю подобает скорее удалять, нежели покровительствовать, не должно было упоминать в законе, который, несомненно, все сии гнусности не только отгоняет от государевых палат, но отревает от народа Божьего. Под именем коней подразумевается все необходимое для семьи и весь нужный скарб, а его надлежащее количество таково, как требуется в рассуждении необходимости или пользы, - понимая, однако, что полезное тождественно честному (honestum) и что светская утонченность (civilitas) ограничена областью честного. Ведь издавна представлялось философам, что нет более пагубного мнения, нежели мнение тех, кто отделяет полезное от честного; и суждение достовернейшее и полезнейшее есть то, что честное и полезное суть понятия обратимые.[44] Платон, как доносят языческие истории, увидев Дионисия, сицилийского тирана, огражденного телохранителями: "Какое, - говорит, - сделал ты зло, что нуждаешься в столь многих охранниках?". Это отнюдь не подобает государю, который исполнением своей должности так склоняет к себе общую приязнь, что всякий подданный за него подставит голову, если грозит опасность. По природному побуждению обычно подставляют члены тела, чтоб защитить голову, и кожу за кожу, а все, что имеет человек, положит за душу свою (Иов 2:4).
За этим следует: Ниже возвратит народа в Египет, помогаемый множеством конницы. Ибо с великим усердием должно остерегаться всякому, кто поставляется на высоту, чтоб не совратить ему низших примерами, и злоупотреблением в делах, и путем гордыни и похоти не возвратить народа к мраку смешения.[45] Ведь часто бывает, что подданные подражают порокам высших, ибо народ стремится быть сходен с сановником (magistratui), и всякий охотно желает того, в чем замечает другого, более знатного человека. Вот знаменитое [место] у стихотворца превосходного, изображающего мнение и слова великого Феодосия:[46]

К общему благу коль что ты велишь, да блюдут непреложно,
Первым наказ выполняй; должностям тогда лишь внимати
Станет народ, их приять не откажет, творца коль уставов
Узрит послушного им. Составляется мир воедино
По образцу царя: не столь преклоняти людские
Чувства удобен указ, как жизнь самого государя.
Присно подвижна толпа с властелином меняется вместе.

Но возможности отдельных людей отнюдь не сравнимы со средствами всех вместе. Каждый берет из собственных шкатулок, а власть почерпает из общественного ларца или сокровищницы - а если он, чего доброго, истощится, то прибегает к средствам отдельных людей. А для каждого частного человека необходимо довольствоваться своим. Иссякни оно, и тот, кто только что стремился к блеску [человека] могущественного, теперь, в бедности и пренебрежении, стыдится тьмы своего смущения.[47] Поэтому постановлением лакедемонян правителям была предписана бережливость в расходовании государственных средств, но при этом позволено по общему праву пользоваться наследственным и благоприобретенным.

Книга V, глава VIII.

Почему Траяна, как представляется, следует всем предпочитать.
Теперь же, чтоб Траяном завершить [эти заимствования из] Плутарховых Стратегемат, - такой был он храбрости и учтивости (tantae fortitudinis et civilitatis), что границы Римской державы, которая после Августа более была охраняема, нежели благородно расширяема, широко распространил. Славу военную, однако ж, он одолел умеренностью (moderatione), в Риме и в провинциях держа себя со всеми как с равными, навещая друзей, чтоб их приветствовать, - или больных, или по праздничным дням с ними, в свою очередь, устраивая пиршества, носилками их и одеждами пользуясь без различения, публичным и частным образом ущедряя всех, льготами (immunitates) наделяя города, уменьшая подати провинциям, ни к кому не суров, любим всеми, настолько, что даже до нашего времени в сенате так провозглашают государям: "Будь счастливее Августа, лучше Траяна!". Такова-то осталась по нем память, и слава о его доброте настолько сильна, что и хвалителям и потаковникам дает он случай для великолепнейшего примера.
Справедливо похваляется в Юлии [Цезаре] непобедимого духа величие и предприимчивость, когда его ум и рука оказывались способны на дела, почти невозможные. Сколь велик был он в военной службе, не только галлы и бритоны, коих он первый подчинил, но и весь счастливый исход гражданской войны свидетельствует, и чреда Цезарева дома. В литературных занятиях столь был он сведущ, что разом диктовал четыре письма. Какова была его искушенность в гражданском праве, являют старинные законы римлян. Силы могущего дарования сколь непрестанно упражнял он в философии, объявляет и превозносит хотя бы одно изобретение вставного дня. А что всего диковиннее, для любви и для дел находил он возможность одновременно, и в отдельных занятиях, за которые принимался, столь был велик, что, мнилось, им одним предавался, одновременно весь будучи в отдельных заботах и во всех вместе. Похвалы же Августу весь мир возносит, и Тита, любовь рода человеческого, то есть его утеху, чтит отрадным воспоминанием. Я же всем сим не колеблюсь предпочесть Траяна, который величие царства основал на прилежании к одной добродетели. Согласно этическому [поэту], кто справедливо поступает, считается царем.[48] Таково то, что от имени Феодосия предписывает Клавдиан:[49]

Пусть господство твое прострется до индов дальнейших,
Пусть ти мидянин, пусть нежный араб, пусть сер поклонится:
Коль боязлив, коль сквернолюбив, коль влечешься яризной, -
Рабства носить ярем, тяжчайши будешь уставы
Внутрь себя ты терпеть. Тогда всем владеешь по праву,
Коли царем для себя быть можешь; удобнейший часто
К горшему путь нас стремит; зовет своеволье к роскошству,
Всем ласкаясь соблазнам прильпнуть. Там жить непорочно
Тяжче, где под рукой Венера; внушение гнева
Крепче, где кара под самой рукой: но сдержи побужденья:
Не о дозволенном ты, но лишь о деянье достойном
Мыслити тщись, и дух да смирится ко благу почтеньем.

А чтоб в похвале Траяну легче было согласиться тем, кто считает должным предпочесть ему других, - пишут, что добродетели его препрославил святейший папа Григорий и, излив за него слезы, укротил огнь преисподней, ибо воздал Господь в милосердии многоплодном за правосудие (iustitiam), которое оказал Траян плачущей вдове. Ведь когда помянутый император садился было на коня, чтоб выступить на войну, вдова, схватясь за его ногу, жалостно стеня, требовала учинить правосудие в отношении тех, кто сына ее, прекраснейшего и невиннейшего юношу, неправедно убил. "Ты, Август, - говорит она, - властвуешь, а я столь жестокую неправду терплю? - Я, - говорит император, - дам тебе удовлетворение, когда вернусь. - А что, - говорит она, - коли не вернешься? - Преемник мой, - отвечает Траян, - удовлетворит тебе. - Что тебе пользы, если другой окажет благодеяние? Ты мне должник, по делам [своим] тебе мзду принимать. Как бы там ни было, а не отдавать должного - преступление. Преемник твой сам за себя будет обязан перед претерпевающими неправду. Тебя чужая справедливость не избавит. Добро будет твоему преемнику, если сам себя сумеет избавить". Тронутый сими словами, император сошел с коня и тут же исследовал дело, и приличным удовлетворением утешил вдову.
Говорят, что блаженнейший папа Григорий до тех пор изливал за него слезы, пока не было ему возвещено в откровении, что Траян избавлен от кар преисподней, однако под тем условием, чтоб впредь не дерзал он докучать Богу ради какого-либо неверного. Посему заслуженно предпочитается другим тот, чья добродетель более прочих столь угодна святым, что их заслугами один он избавлен. - Это о главе государства.

IX. Матвей Вапдомский, Алан Лиллъский, Эберхард Немецкий

Когда в середине XIII в. Эберхард Немецкий пишет свою книгу "Лабиринт", последнюю из шести нормативных поэтик, созданных начиная с 1170-х годов,[50] то в список образцовых авторов, в отличие от аналогичных перечней у Конрада из Хиршау и Александра Неккама,[51] он включает Клавдиана. Характеристики, которые получает Клавдиан в руководстве Эберхарда, и литературная традиция, с ними связанная, будут предметом нашего рассмотрения.

* * *

В разделе об украшениях стиля Эберхард посвящает антономасии следующие строки:

Transumo proprium; probo vel reprobo; probo: "Plato"
Hic est corde, "Cato" moribus, ore "Paris";
Reprobo, si dicam: "Rufinus" crimine, forma
"Tersites", " Simon" (sic!) fraude, vir ecce venit

(v. 369-372; Faral 1923, 349)

"Я переношу [имя] собственное [на другого]; я одобряю или отвергаю; одобряю: он - Платон / сердцем, Катоп нравами, ликом Парис, // отвергаю, если скажу: Руфин преступлением, обличьем / Терсит, Симон коварством - и вот [перед нами] является [сам] человек".

Руфин здесь, разумеется, восходит к клавдиановскому Руфину; однако эта отсылка опосредована - прежде всего, "Антиклавдианом" Алана Лилльского (1183-1184). В таком контексте "Антиклавдиана" и "Лабиринт" поставил рядом Ал. Кэмерон, чье отношение к алановской рецепции Клавдиана суммировано следующей фразой: "Что за вклад в успех Клавдиана - поднять Руфина до статуса архетипического подлеца (to the status of archetypal villain)!" (Cameron 1970, 423; cf. ibid., 301).[52]
Справедливости ради следует заметить две вещи. Во-первых, родство поэмы Алана с клавдиановской инвективой не ограничивалось противопоставлением главных персонажей; это отмечено в средневековом кратком изложении (summarium) "Антиклавдиана": "Надписание этой книги: Начинается Аланов Антиклавдиан, об Антируфине. В сем надписании поименован и создатель произведения, когда говорится: Аланов, и произведение создателя, когда присовокупляется: Антиклавдиан. Называется же эта книга Антиклавдиан на основании ее сюжета (ratione materiae), ибо сюжет этой книги противоположен началу Клавдианова сюжета. Ведь тогда как в начале своей книги Клавдиан выводит пороки для ниспровержения Руфина (ad pervertendum Rufinum), в начале этого произведения выводятся добродетели для образования человека блаженного (ad formandum hominem beatum). Посему и оный человек, о ком в сей книге трактуется, именуется Антируфин, как бы в противоположность Руфину" (PL 210, 485-486). Как поэма Клавдиана начинается с собрания Фурий, стремящихся при помощи своего воспитанника Руфина уничтожить покой, водворенный в мире Феодосием, так поэма Алана начинается с собрания добродетелей, намеренных создать совершенного человека[53] (ср. Wetherbee 1972, 211 f.). Кэмерон не считает эту связь существенной; между тем подтекстуальной параллелью "собора добродетелей" и "собора Фурий" отчасти мотивировано дальнейшее введение "Антиклавдиана" в рамки жанра психомахии.
Во-вторых, "the status of archetypal villain" - не столько то, что требовалось платонизирующему поэту, сколько то, что, в силу эмблематической наглядности, оказывалось необходимым для ритора, занятого классификацией тропов. В этом отношении следует указать на образ Клавдиана в "Ars versificatoria" Матвея Вандомского (ок. 1175) - первом трактате из той череды, которая завершается "Лабиринтом" Эберхарда.
Приведем все случаи отсылок к Клавдиану в "Ars versificatoria".
В I части:
"§ 27. Поскольку без доблести нет никакого личного благородства, [общая сентенция (generalis sententia, sive proverbium) в этом случае может применяться] так:

Доблестию прославляется дух; коль доблесть отыдет,
Тотчас в изгнанье уйдет вся к благородству любовь.

Посему Клавдиан:[54]

... на доблесть нам, не на кровь опиратися должно:
доблесть единая нам в благородстве является духа.

<...>
§ 29. О рабской распущенности [общая сентенция применяется] так:
<...>
Клавдиан:[55]

Горше нет ничего, чем низменный, в выси восшедший:
Все он ничтожит, всего страшася, ярится над всеми,
Мощным чтоб мнили его, - и зверь никакой не гнуснее,
Чем беснованье раба, рамена что терзает свободны;
Боль знававший, в известных ему быть не хочет воздержным
Казнях - над мучимыми, хозяина помня, лютует.

И многие другие примеры сего рода можно будет привести" (Faral 1923, 116).
Обсуждая цицероновские attributa personae (I, § 77), Матвей, иллюстрируя тот, который называется советом (consilium), приводит в качестве примеров Лукана (Phars. II, 244 sq.), Стация (Theb. Ill, 393) и Клавдиана (IV Cons. 268: "...и дух да смирится ко благу почтеньем") (Faral 1923, 136, 141).
В разделе, посвященном употреблению прилагательных на - osus (II, §20), Матвей дает три "авторитетных" (authentica) примера - два из Овидия (Amor. I, 8, 62; Pont. I, 1, 20) и один, неточно приведенный, из Клавдиана, Ruf. I, 30 sq. ("imperiosa fames, nutrix discordia belli"; у Клавдиана это полустишия из соседних строк), а затем - "так как примерам аутентичным поверил бы и иудей Апелла" - дан ряд "домашних примеров" (domestica exempla), то есть его собственных (Faral 1923, 156 f.).
Наконец, в существеннейшем для трактата аспекте Клавдиан занимает среди всех римских классиков привилегированное положение. Есть персонаж, проходящий через весь трактат, некий "Руф", или "Руфин", завистливый ругатель Матвея, к которому автор при всяком удобном случае обращается, издеваясь над его рыжими волосами, - они-де признак беспутства и вероломства; злосчастный Руфин возникает у него и в примере на анафору, и в дистихе, иллюстрирующем полисиндетон, и как пример метафорического употребления слова "каркать" (cornicari); он дает повод для неологизма rufizare, для сарказмов о его личной жизни, - и все это среди классических примеров из Вергилия, Лукана и Стация![56] Этот памфлетный пыл спровоцирован трениями, какие были у Матвея в Орлеане с грамматиком Арнульфом от св. Эвурция (Faral 1923, 2; Murphy 1974, 163) - Матвей запечатлел их навеки, соединив в имени своего Руфина намек на цвет его волос (rufus "рыжий") с отсылкой к герою инвективы и с клавдиановской помощью создав латинский эквивалент Зоила.
Возвращаясь к Эберхарду, мы должны сказать, что его пассаж об антономасии восходит к "Ars versificatoria". В образцовом описании Дава у Матвея (I, § 53) этот раб, между прочим, характеризован так: "Обликом Терсит, в коварстве Аргус, в правде Тиресий, преступлениями Веррес, лживостью Синон (Forma Tersites, ad fraudes Argus, ad aequum / Tyresias, Verres crimine, fraude Synon)" (Faral 1923, 125).[57] У Эберхарда в аналогичном сочетании с crimine один порочный римский администратор, Веррес, заменен другим, Руфином. Остроту "Аргус в коварстве, в правде Тиресий" Матвей варьирует применительно к своему Руфину (III, §46): "... силы свои пусть испытает здесь свистун Руфин, который в элегиях привык быть Тиресием, в звонких безделках Полифемом (vires suas hie experiatur sibilator Rufinus, qui in elegis Thyresias, in canoris nugis etiam Poliphemus esse consuevit)" (Faral 1923,178).
С удивительным постоянством Клавдиан привлекается для характеристики рабской низменности. У Матвея задействованы три его поэмы, и подбор их симптоматичен: IV Cons., из которого дважды цитируется "речь Феодосия", составившая многовековую славу Клавдиана как политического философа, и обе инвективы, Ruf. и Eutr. Эта последняя словно призвана к тому, чтобы педалировать образ "perfect villain", создание которого Кэмерон вменяет в вину Алану: virtus и nobilitas, кардинальные понятия в I, 27, противополагаются humilis и servilis, лейтмотивным в цитате из Eutr. в I, 29. Эберхард в своей образцовой антономасии ставит "Руфина" на место "Верреса", появляющегося у Матвея в описании раба Дава, и едва ли уверенность, с какой Эберхардом произведена эта замена, не внушена впечатлением от негодяя Руфина, обитающего passim на страницах "Ars versificatoria".
Источником, из которого комедийный раб Дав попал в риторику Матвея, был Гораций; в "Ars poetica" Дав упоминается там, где речь идет об индивидуализации речевых характеристик (v. 114), и эту фразу Матвей цитирует: Разница будет большой, речь Дава звучит иль героя (Intererit multum Davusne loquatur an heros)" (I, 42; Faral 1923, 119). Так авторитет Горация продуцировал антитезу "Дав vs. герой". Описывая своего Дава, Матвей заимствуется формулами из цитированного им пассажа Eutr.: "Nequitia rabiem servilem praedicat... Urget blanda, furit in libera terga" (I, §53, v. 81, 83; Faral 1923,127)-cp. Eutr. I, 183 sq.: "nec bellua tetrior ulla / quam servi rabies in libera terga furentis". Таким образом, один из двух константинопольских временщиков, ставших объектами клавдиановских инвектив, давал риторике материал для образа раба, и нет оснований полагать, что в глазах Матвея другой временщик, Руфин, чем-то в этом отношении отличался от первого, Евтропия. Возможно, следует говорить о том, что не только для Эберхарда, но уже и для Алана Руфин изначально обладал "статусом совершенного подлеца" вследствие стилизации образа, произведенной Матвеем. После того как Руфин стал "Калибаном IV века" (Голенищев-Кутузов 1972, 33), он пережил возрождение, чтоб сделаться Калибаном XII века.
Создав фигуру Руфина, Матвей превратил своего ученого противника в троп, сделал его материалом в своих классификациях. Случайно ли, что в разделе о тропах "Ars versificatoria" отсутствует антономасия - там, где авторитет Доната обусловил ее появление в "Doctrinale" Александра де Вилладеи (1199) и где она была в "Грецизме" Эврара Бетюнского (1212) (Murphy 1974, 150, 152)? Хотя соответствующий материал мог быть помещен в разделе о denominatio (ср. Rhet. ad Her. IV, 43), соответствующем метонимии или перифразу, у Матвея не находим его ни в том, ни в другом случае (III, 30-32; IV, 21). Зато, подводя итоги раздела о тропах, Матвей тут же разражается цитированной нами инвективой о Руфине, "Тиресии в элегиях, Полифеме в звучных забавах". Антономасия у него - в своем роде метариторическое явление, она скорее конструирует per contrarium образ автора, нежели занимает свое место в классификации тропов.[58]
Упоминая Матвея среди образцовых авторов, в дистихе, ему посвященном, Эберхард не может обойтись без упоминания Руфа: "Стиль пишущего направляет искусно и, хотя Руф противится этому, / Матвей Вандомский удостоивается хвалы (Scribentis regit arte stylum Rufoque negante / laudem Matheus Vindocinensis habet)" (Faral 1923, 361) - бессильно злобствующий критик неразлучен с прославленным трактатом Матфея, словно ведется за его триумфальной колесницей.

* * *

В той части своего сочинения, с упоминания которой мы начали этот параграф, Эберхард обращается к Клавдиану дважды. Каждому автору (или произведению) здесь посвящено по одному двустишию, однако в большинстве случаев Эберхард связывает соседние двустишия попарно, проявляя незаурядную изобретательность: связь может быть жанровой, тематической, основанной на однотипных стилистических средствах.[59] Каждое двустишие отмечено лексическими или фонетическими повторами (в последние всегда вступает имя автора, если оно названо, как бы наполняя строки гулом своего присутствия).
I. Первое двустишие, отведенное Клавдиану (десятое по счету в этой части), связано с двустишием об "Амфитрионеиде" Виталия Блуаского (1150-1170-е годы):

Ludit Geta gemens quod captus Mercuriali
Arte Jovem lectus Amphitryonis habet.
Persephones raptum qui compto carmine claudit,
Arte nec ingenio claudicat ille suo.

(v. 615 sqq.; Faral 1923, 358 f.)

"Играет Гета, сетуя, что захваченное Меркуриевым / искусством ложе Амфитриона несет [на себе] Юпитера. // Тот, кто похищение Персефоны заключает в изящной песне, / ни искусством, ни дарованием своим не хромает".

Сюжет "Амфитрионеиды" восходит к "Амфитриону" Плавта. Связь двустиший - прежде всего тематическая: сопоставлены два произведения на мифологические сюжеты о богах, обманом и насилием домогающихся женской любви. Эта связь подчеркнута сопоставлением captus и raptum, образованных от синонимичных в данном случае глаголов capio и rapio - оба указывают на сюжетное ядро произведений. Из четырех упомянутых персонажей "Геты" два, Меркурий и Юпитер, имеют непосредственное отношение к сюжету Rapt Кроме того, двустишия соединены анафорой: arte в ст. 616 и 618. Значение ars при этом разное: применительно к Меркурию оно имеет смысл "уловки", а в Клавдиановом двустишии, будучи поставлено рядом с ingenium, попадает в контекст традиционного для античной мысли вопроса о сравнительной значимости ingenium "природной одаренности" и ars "мастерства",[60] однако так, что это соположение терминов приобретает не проблемный, но скорее комплиментарный смысл.
На Клавдиана, не названного прямо, намекают обе личные глагольные формы, использованные в дистихе: claudit "заключает", подготовленный аллитерацией compto carmine, и claudicat "хромает".
II. Второе обращение к Клавдиану выглядит следующим образом:

Rufini sordes et virtutes Stilichonis
Cui dant thema sapit hie Eliconis opes.

(v. 639 sq.; Faral 1923, 359.)

"Кому Руфинова нечистота и доблести Стилихоновы / дают тему, тот понимает мощь Геликона".

Это двустишие не имеет пары. Ему предшествуют два дистиха о Лукане и "Александреиде" Вальтера Шатильонского.[61] Вслед за двустишием о Клавдиане идут два дистиха о дееписателях Троянской войны, Дарете и Гомере, столь же тесно связанные меж собою. Клавдиановский контекст, таким образом, хотя тематически включен в ряд "исторических" писателей, формально оказывается изолирован - редкое исключение в этом разделе "Лабиринта"; но можно заметить, что удвоенность как бы ушла внутрь дистиха.
В гекзаметре названы две темы; они распределены каждая по своему полустишию, и им соответствуют противоположные жанры: "Руфинова нечистота" - предмет инвективы (Ruf.), "доблести Стилихона" - предмет панегирика (Stil). Противопоставленность двух полустиший гекзаметра усугублена тем, что синтаксически этот стих представляет собой хиазм, а морфологическое и фонетическое сходство рядом стоящих sordes и virtutes (вкупе с их контекстуальной антонимичностью) его подчеркивает. В пентаметре контрастные жанры примирены: полустишия не противопоставлены, но связаны местоимениями cui... hie, стоящими в начальной позиции, а главное предложение - sapit hie Eliconis opes - созвучно и звуковому комплексу, связанному с "инвективой" (sordes), и звуковому комплексу, связанному с "панегириком" (virtutes Stilichonis). Теперь акцентирована не тематическая разность жанров, но единство их поэтического происхождения: они обязаны своим блеском причастности Клавдиана божественным источникам поэзии.
Здесь для Руфина обнаруживается наконец собственно клавдиановская антитеза - Антируфин Клавдиана, Стилихон. Стоит отметить одну структурную параллель между обоими дистихами, посвященными Эберхардом Клавдиану в перечне авторов. Клавдиан счастливо соединяет в себе качества, далеко не всегда дружные: в случае "ученой" поэмы - природное дарование и мастерство; в случае "политической" поэзии - способность с одинаковой убедительностью выводить и героя инвективы, и героя панегирика. Знаменательно, однако, что людям Средневековья, о которых мы говорили, понадобился лишь его отрицательный герой; в системе координат, заданной Клавдианом, панегирик они предпочли создать заново.

X. Петр Кантор

Цистерцианец Петр Кантор (ок. 1130-1197), учившийся и преподававший в Реймсе, ок. 1170 оказывается в школе при соборе Нотр-Дам де Пари, где вскоре становится кантором капитула. В 1191 избран епископом Турне; избрание, однако, не было утверждено, и вместо него был назначен королевский кандидат. В 1196 г. обсуждается его избрание архиепископом Парижским; в 1197 г. он принимает пост декана Реймсского собора. Он был главой теологической школы, занимавшейся моральными проблемами, пастырским богословием, учением о таинствах; под его влиянием были Робер Курсон, Стефан Лангтон, Иаков де Витри и др. В моралистическом трактате "Слово сокращенное" (Verbum abbreviatum), название которого восходит к апостолу Павлу (Римл. 9:28), не менее 12 цитат из Клавдиана:
- Gild.: две цитаты: ст. 163 сл. в главе 21, "Об алчности" (PL 205, 77В), и в главе 87, "Против расточительных, кои дурно наживают и еще хуже раздают" (261А);
- Eutr.: шесть цитат: I, 181 сл. в главе 14, "О двух родах дурного уничижения" (61D); I, 190-193 в главе 21, "Об алчности" (77А); I, 205-209 в главе 23, "Против приемлющих дары ради учиненного правосудия или чтоб его учинить, ускорить или упразднить" (85В); I, 206 сл. в главе 35, "Против внешней симонии, именно в должностях и достоинствах и доходах Церкви" (121В); I, 38 в главе 54, "Против любочестных" (166D); II, 326-331 в главе 135, "Против обжорства и опьянения" (330В);
- Rapt: одна цитата: 1,21 сл. в главе 21, "Об алчности" (76 D);
- Ruf.: две цитаты: I, 215 сл. в главе 16, "О бедности" (66D); I, 213 сл. в главе 45, "Против льстецов" (140С);
- Stil.: одна цитата: II, 122 сл. в главе 35, "Против внешней симонии, именно в должностях и достоинствах и доходах Церкви" (121D).
Клавдиан привлекает Петра, с его морализаторским пафосом, преимущественно как сатирик; доминируют заимствования из обеих инвектив, из Gild, цитируется инвектива против Гильдона, и даже инвокации к подземным богам в Rapt. Петр придает саркастический смысл.
Приводим фрагмент главы 21, "Об алчности", наиболее насыщенной клавдиановским материалом.
<.. .> Также диавол, искушая Господа алчностью, говорит Ему: Все сие дам тебе, если, пад, поклонишься мне (Мф. 4:9). Следственно, кто богатств и славы мирской вожделеет, тот падает и поклоняется диаволу. Ведь алчность сравнительно с другими пороками производит наибольшее падение, отъемля у Бога потребные ей служение и поклонение. Также Апостол в 1-м к Коринфянам, V: Если же кто, братом нарицаемый, будет блудник, или алчен, или идолослужитель, или досадитель, или пьяница, или хищник: с таковым пищу принимать не должно. Следственно, должно избегать алчных, наипаче лихоимцев (foeneratores) от участия в таинствах церковных отстранять, если не раскаются и отъятого не возвратят. У святого Дионисия[62] один такой, умерши, брошен был в навозе; напоследок - поскольку алчность некоего монастыря о нем позаботилась[63] - был погребен церковным погребением. А поскольку роптали честные мужи, чтоб этого не стали приводить в пример, измещен был труп его, выкопанный, [снова] в навоз.[64] Также Господь в Евангелии: Блюдитесь от всякой алчности; ведь не от изобилия у всякого жизнь его, которою владеет (Лк. 12:15). Ведь владение [имуществом] есть благодати Его и славы потеря. Также Притч. XV: Расстраивает дом свой тот, кто прилежит алчности; и ненавидящий дары жив будет. Те же, кто охотно приемлют дары, огонь пожрет скинии их (Притч. 15:27, Иов 15:34). Также [глава] XXVIII: Кто ненавидит алчность, долги будут дни его. Муж же, ускоряющий на обогащение и другим завидящий, не ведает, что нищета найдет на него (Притч. 28:16, 22). Также у Екклесиаста V: Алчный не наполнится сребром, и любящий богатства плода с них не обретет. Где богатства многи, там многи ядущие их. И что пользы обладателю, кроме смотрения на него (Еккл. 5:9-10)? Также у него же в гл. VI: Муж, которому дал Бог богатство, и имение, и почесть, и ничего в недостатке у души его из всего, что ей желанно; и не уделил ему власти Бог, дабы вкусить от сего, но человек чуждый пожрет это; сие суета и бедство великое (Еккл. 6:2). Также Гораций:

Чем же алчный раба иль лучше, или свободней,
Не замечаю; ведь кто вожделеть, и бояться тот станет;
Кто же в страхе живет, того не почту я свободным.[65]

Поскольку:

Бросил оружие тот и доблести поприще кинул,
Кто достоянье свое умножает и этим подавлен.[66]

Также Иероним: "Алчность как преисподняя, и как уста чрева у блудницы
(Притч. 30:16). Она ведь ненасытима, и чем больше похищает и пожирает, тем больше жаждет похитить, чтоб изгубить".[67] Посему поэт:

... мощь несытую присно питает
Все что ни сгинет с земли.[68]

Также он же:

Алчный присно в нужде, сколько б он ни был богат.[69]

А богат тот, кто беден с Христом. Также он же: "Хотя две были дщери у пиявицы (Притч. 30:15), именно похоть и алчность, но худшая дщерь и гнуснейшая есть алчность. Ведь против той пособляет благодеяние возраста, продвижение времени, а на эту никакого противоядия, но чем меньше остается пути, тем больше возрастает в стяжании". Посему Клавдиан:

Жилу что пользы рассечь? Искусность, стяжанная в мелких
Кражах, алчбу оскопить кровоядну отнюдь не позволит.
... Но злейше на злато
Воспаляется, сим лишь теша обрубленну похоть.[70]

Также: Господь в суде над всеми чудовищами отвергается одного только чудовища алчности, как причины осуждения нашего; а ее противоположность, сиречь милосердие, щедрость и благосклонство ко всем делам нашим удостоверил Он как причину спасения нашего, сказав: Я взалкал, и вы не дали мне есть; возжаждал, и не дали мне пить (Мф. 25:42), и так о прочем. А что причиной, почему вы не дадите? Алчность. А какова та, ради которой дадите? Благосклонство. Легче, однако, дать (ибо это значит избавиться от груза), нежели исполнить дела прочих добродетелей. Посему умеренно должно возлагать на кающегося [обязанность] имение свое издерживать на бедных, если только он не мучится от алчности, чтоб таким образом исцелился от нее. Также Иероним: "Тем гнуснее алчность, что сама в себе противоположный порок вскармливает и лелеет: расточительность ведь почти всегда сопутствуется алчностью". Посему поэт Клавдиан:

... все, что бездонна
Алчность ни поглотит, в роскошстве извергнется срамном.[71]

(Перевод по: PL 205, 75D-77 С).

XI. Гиральд Камбрейский

Гиральд Камбрейский (ок. 1147-1223), родом из валлийской знати, получил образование в Париже (был учеником Петра Едока); по возвращении (в 1175) назначен архидиаконом Брекнока и легатом Уэльса; в 1184 - придворный капеллан Генриха II; вместе с принцем Джоном (Иоанн Безземельный) совершил военный поход в Ирландию в 1185-1186 (следствием чего стало создание двух произведений, Topographia Hibernica и Expugnatio Hibernica; о Гиральде как историке см., напр.: Гене 2002, 68 слл., 193, 213 сл., 253 сл., 331); в 1188 г. с архиепископом Кентерберийским Балдуином с целью набора солдат для III крестового похода совершает поездку в Уэльс (с этим связаны произведения Itinerarium Cambriae и Descriptio Cambriae). В 1192 г. удаляется в Линкольн для богословских занятий, где составляет несколько житий и дидактико-моралистическое произведение "Жемчужина церковная" (Gemma ecclesiastica).
Приводим один пассаж из "Завоевания Ирландии" (1189), где цитируется Eutr. I, 181-184. О других цитатах из Клавдиана у Гиральда: Manitius III, 624, 630 f., 634, 636; Cameron 1970, 427 f., 431 f. В "Завоевании Ирландии" эта, насколько мы могли судить, единственная. Цитатами из языческих поэтов Гиральд, как считается, часто заимствуется в "Слове сокращенном" Петра Кантора; данный фрагмент там цитируется в гл. 14, но в меньшем объеме (см. выше); обширнее, чем у Гиральда, этот пассаж Eutr. цитирован у Матвея Вандомского (см. выше), и если искать посредников для классической осведомленности Гиральда, возможно, среди них стоит рассматривать риторическую рецепцию Клавдиана. (Та же цитата в "Хронике" Салимбене де Адам: Салимбене 2004, 74, 117, 705; ср.: Бицилли 2006, 381.)

Завоевание Ирландии
Глава 15

О том, как Фиц Альделин был послан правителем в Ирландию.
<...>
Итак, покамест Фиц Альделин шествовал по приморским городам, а внутренние горные [области] и более отдаленные края озирал издалека, золото же, коим остров избыточествует, собирал с жадным сластолюбием, - Морис Фиц Джеральд, муж сдержанный, муж благоразумный и предприимчивый, умер в Вексфорде, не без великой скорби своих [людей], около сентябрьских календ, после себя в Ирландии не оставив другого, более крепкого в постоянстве и верности. Уильям же [Фиц Альделин] ради замка Уиклоу тотчас же встретясь с сыновьями Мориса и принявшись им докучать, не отставал от дела, пока обманом его не исторг у них из рук. Немногим позже, однако ж, он как бы взамен того дал им Фернс. Замок, воздвигнутый там отважною юностью немедленно, хотя и среди врагов, Уолтер, Германец [лишь] прозванием - не племенем, не природой, не статью; племянник Уильяма и под его властью управитель Вексфорда, достойный дядиных нравов, и, поскольку

Горше нет ничего, чем низменный, в выси восшедший:
Все он ничтожит, всего страшася, ярится над всеми,
Мощным чтоб мнили его, - и зверь никакой не гнуснее,
Чем беснованье раба, рамена что терзает свободны,

совращенный золотом Муйрхертаха, владыки ОКеннселайга, приложил попечение коварно разрушить и истребить. Раймонда же Уильям немедленно лишил земель, какие были у него в Дублинской долине и подле Вексфорда. Кроме того, повеление Английского государя касательно кантреда ОФаэлайна, который надлежало вернуть Фиц Стефану, он, соблазненный золотом, не исполнил. Коротко сказать, мужам избранным оставил он только дикие и удаленные, ближайшие к врагу и опасные [владения].
(Пер. по: Giraldus Cambrensis 1978, 170 f.).

XII. Элинанд де Фруадмон

Элинанд де Фруадмон (ок. 1160 - после 1229), цистерцианец, трубадур при дворе короля Филиппа II Августа; автор "Всемирной хроники", охватывающей период с 634 по 1204 г. и повлиявшей на Жильбера де Турне и Винцента де Бове; хороший знаток классической римской поэзии. Его труд "О добром правлении государя" (De bono regimine principis) представляет собой эксцерпт из "Поликратика" Иоанна Солсберийского; к нему же восходят и клавдиановские цитаты, фигурирующие в этом Fiirstenspiegel, - разумеется, все из "речи Феодосия" в IV Cons.: ст. 299-302 (PL 212, 735С), 276 сл., 257-268 (737CD), 281-283 (746А).
В его 28 проповедях, произнесенных в Тулузе, Клавдиан цитируется не менее чем четырежды:
- IV Cons. 305 - в "Слове на Рождество Господне" (PL 212, 500 С);
- IV Cons. 296-302 - в "Слове на Богоявление" (517В);
- Rapt. I, 228 - в "Слове на Вознесение блаженной девы Марии" (648В);
- с. min. 32, 8-15 - в "Слове на Рождество блаженной девы Марии" (667А). Кроме того, Rapt. I, 228 цитируется в "Послании клирику Готье о восстановлении падшего" (753В).

Слово IV. На Богоявление.

&lt; ... &gt; Явилась, говорит он, благость (Тит 3:4). Явилась, чтоб зреться очами; не только грянула, чтоб быть услышанной; но чтоб была более отрадной и сильнее любимой узренная, чем услышанная благость, ибо

что к нам доходит чрез слух, то слабее в нас трогает сердце,
Нежели то, что само представляется верному глазу. [72]

Явилась, говорю я, чтобы зреться как творящая; не грянула только, чтоб услышаться как повелевающая: чтоб не противопоставили ей слово оное, язвительнейшее, но справедливейшее: "Наука взыскательная - ратоборствующему предписывать со стены, как наносить удары, и, когда сам умащен благовониями, окровавленного воина обвинять в боязни". Подлинно, до того, как Сын Божий во плоти явился, когда еще только заповеди миру, не примеры подавал, был Он как бы взыскательный наставник, как бы удовлетворен праздностью благоденства. Но после того как стал Он человеком, длань свою простер на крепкое (Притч. 31:19), среди алчущих алчущий, среди жаждущих жаждущий, и работающим соработник, - тогда-то начало быть его наставление столь убедительным, сколь достохвальным обхождение, исполняя сие [слово] Давидово: Восстани, Господи Боже мой, в заповедании, которое преподал, и сонм людей обыдет Тя (Пс. 7:7-8). Это значит сказать: О Господи, исполни прежде Ты заповедь смирения и терпения, Тобой преподанную, и тотчас многих обретешь, кои за Тобой последуют. Поистине, смысл сего [Давидова] стиха нигде не излагается лучше, как в оных стихах поэта, говорящих:

К общему благу коль что ты велишь, да блюдут непреложно,
Первым наказ выполняй; должностям тогда лишь внимати
Станет народ, их приять не откажет, творца коль уставов
Узрит послушного им. Составляется мир воедино
По образцу царя: не столь преклоняти людские
Чувства удобен указ, как жизнь самого государя.
Присно подвижна толпа с властелином меняется вместе. [73]

Явилась благость. Это именно говорит Лукан о Катоне:

... претерпенье трудов им являет -
Не велит. [74]

Поистине, прежде чем Сын Божий родился от Девы, ничего другого не произвел, только велел. Рожденный же младенец, и лежащий, и лепечущий в яслях бессловесно, - ничего другого не произвел, только явил. Явилась благость. &lt;...&gt;

Слово XXII. На Рождество блаженной девы Марии.

<...> Итак, стала Мария по смирению и невинности престолом, по чистоте и постоянству душевному престолом из слоновой кости, по любви совершенной престолом великим, по благоплодию престолом царским и престолом Соломоновым. В престоле - покой и безмятежность, в слоновой кости - белизна и прочность, в великом - поместительность, в Соломоне - плодородие мира[75] показуется. Ничего нет безмятежней совести, ничем себя не уязвляющей, ничего прочнее стойкости духа, ничего поместительнее любви. О первом находишь: Безмятежный ум - пиршество непрестанно (Притч. 15:15). О втором: "Погибнуть могут, склониться не способны".[76] О третьем: Пространна заповедь твоя зело (Пс. 118:96). Ведь любовь пространнее океана и поместительнее самого неба, врагов содержит как гостей и недругов как друзей объемлет, чего ни небо, ни океан сделать не могут. Подлинно престолом великим стала Та, Которая Того всецело смогла охватить, Кого весь не охватывает мир, как и языческий поэт христианскими стихами похвалу Ей прекрасно воздал, говоря:

Девственно лоно пришло в волненье, и мать безневестна
Во изумленье, что таинствен плод исполнил утробу,
Зодчего должну родить своего: и смертное сердце
Здателя неба скрывало собой, и мира виновник
Частию племени стал человеча, и в груди единой
Скрылся Тот, вселенну Кто всю пространно объемлет.
И Кого ни пространство земли, ни волны морские
Не облегают, ниже небеса, - в малы члены нахлынул .[77]

И как ничего нет поместительней любви, так и ничего плодоноснее мира, согласно сему: Се, Аз уклоняю на них яко реку мира, и яко поток наводняемый славы языков (Ис.бб:12). Подлинно престолом великим стала Та, Которая есть и столп, как о Ней говорится в похвале невесте: Выя твоя яко столп из слоновой кости (Песн.7:4). <...>

Послание клирику Готье о восстановлении падшего.

<...> Хочешь угасить похоть? Удали древа от огня, хотя и трещит пожар. Каковы, говоришь ты, древа, кои не должно класть в огонь сего человека сварливого? Бесчисленны они, однако немногие из них перечту, в которых можешь познать и остальные. Итак, это:

Праздность, ленивый сон, мясоед, жена, винопитье,
Благополучье, игра, песни, краса, отроча.

<...> О пятом[78] примеры бесконечны, достаточно представить одну этимологию женщины: "Женщина (mulier), - говорит Варрон, - называется так от мягкости (a mollitie), т. е. как бы mоlliеr".[79] Это mollier должно разуметь двояко, то есть в активном и пассивном смысле, как если бы она называлась размягчаемой (mollibilis), то есть податливой на размягчение; чтоб и быстро размягчала, и быстро размягчалась. Не хочу, чтоб ты оставался в неведении, что молот (malleus) подобным же образом называется от размягчения (a molliendo), поскольку размягчает железо. "Железные души, - говорит Иероним, - сама похоть укрощает". И Клавдиан:

И железны сердца стрелой умягчаются резвой .[80]

Итак, видишь, как соглашается рассмотрение этимологии с рассмотрением природ. Чего не мягчит молот? Кого не мягчит женщина? Таким образом, женщина есть молот. Подлинно, она молот всей земли, коим диавол и мягчит и молотит весь мир. Как ты не остерегся сего молота? Или не сей молот исплющил телесный твой слиток до свинцовых пластин, и более того, - куя тебя непрестанно, сделал из тебя свою наковальню?[81] <...>

XIII. Иннокентий III

Иннокентий III, один из самых известных римских пап Средневековья (понтификат 1198-1216), человек с глубокими теологическими и юридическими знаниями (он получал образование в Париже и Болонье), цитирует Клавдиана в аскетико-моралистическом трактате "О презрении к миру" (De contemptu mundi).

О презрении к миру, или Об убожестве человеческого состояния
Книга II

Глава 29. О краткой и жалкой жизни властителей (magnatum).
Но когда возносятся в вышняя, воздвигаются в горняя (ср. Иез. 31:10), тотчас заботы взрастают, тревоги умножаются, длятся недоедания, бдения затягиваются, коими природа расстраивается, дух ослабляется. Расстраивается сон, теряется аппетит, изнуряется сила (virtus), истончается тело, и так он, в себе самом угасая (ср. Пс. 106:5), во преполовение дней своих не входит (ср. Пс. 54:24), но плачевную жизнь завершает плачевнейшею кончиной. Истинно сие [слово] поэтическое:

Рушат громады себя... и запретно высоким
долго стоять... возносятся в выси,
дабы тяжчайшим крушеньем ниспасть.

Истиннее же это пророческое: Видел я нечестивого превозносящегося и высящегося как кедры Ливанские, и мимо прошел, и се, несть, кто бы знал его; взыскал я его, и не обрелось место его (Пс. 36:35-36). Прежде нежели исполниться дням его, погибнет, озлобится как виноград в первом цвете грезны его, и как маслина, отметающая цвет (Иов 15:32-33). Вонми о сем речению Премудрого: Всякого владычества (potentatus) кратка жизнь (Сир. 10:11). (Пер. по: PL 217, 728).
Контаминированная цитата соединяет Лукана ("Фарсалия", I, 81,70 сл.) и Ruf. I, 22-23. С IX в. моралистические сентенции Клавдиана включаются во флорилегии; приводимая Иннокентием цитата из Ruf. - излюбленная в антологиях (Cameron 1970, 423 f.; там же пример из письма Элоизы). За столетие до Иннокентия, во второй половине XI в., Годфруа де Бретей, субприор нормандского монастыря св. Варвары, использует ту же цитату в поздравительном послании к аббату цистерцианского монастыря св. Андрея:
"О поставлении вашем ликует дух мой, к Тому обращаясь с благодарениями, Кто гордых уничижает и возносит смиренных (ср. Лк. 1:51-52). Ведь, как мы считаем, вы не из жребия тех, о ком написано: Низложил я их, когда поднимались (Пс. 72:18), кои в почестях преуспевают, но в нравах падают; кои более премогать вожделеют, чем помогать; кои себя самих насыщают, не овец; кои своего взыскуют, не Иисус Христова; кои, когда волк приходит, не обороняют стадо, но бегут (ср.
Ин. 10:12); коих Бог полагает как колесо (Пс. 82:14); кои, приемля начальство, паче того приемлют и суд [себе]; о коих и поэт Клавдиан:

Что всходят к вершинам
Дел нечестивцы, я впредь не пеняю: возносятся в выси,
Дабы тяжчайшим крушеньем ниспасть.

Но из числа тех полагаем мы вас, кои предводительствуют в попечениях, коих ревность по доме Божием снедает (Пс. 68:10; Ин. 2:17), чьим радением сухая смоковница вновь зацветает[82] и в приязнь (gratiam) со своим возвращается Господом, чьих угроз и секиры страшится" (PL 205, 870С - 871 А). Среди многочисленных библейских образов и цитат Клавдиан в этом письме - единственный античный автор.
Петр Кантор в "Слове сокращенном" (Глава 54, "Против любочестных"), заметив: "Ибо чем выше ступень, тем паденье тяжелее", цитирует Eutr. I, 138: "Выгодным общее быть презрение может" (PL 205, 166D). Очевидно, что, хотя цитируется Eutr., но сам Клавдиан пришел в этом случае Петру на память в связи с пассажем из Ruf.
Та же цитата нашла место у Лейбница во 2-й части "Теодицеи" (§119): "Алоизий Новарин написал книгу "De occultis Dei beneficiis"; можно было бы также написать книгу "De occultis Dei poenis"". Следующее изречение Клавдиана нашло бы там место в отношении к некоторым:

Tolluntur in altum,
Ut lapsu graviore ruant.

Но сказать, что Бог не должен давать благо, если он знает, что злая воля злоупотребит им, хотя общий замысел вещей требует дарования его, или сказать, что он должен дать верные средства воспрепятствовать этому вопреки самому общему порядку, - это значит желать (как я уже заметил), чтобы сам Бог стал порицаем для ограждения человека от порицаний" (Лейбниц 1989, 203 сл.).
Это, наконец, один из немногочисленных клавдиановских пассажей, прямо цитируемых М.В.Ломоносовым (Ломоносов VIII, 545). См.: Шмараков 2006а, 111 - 114.

XIV. Салутати

Колуччо Салутати (1331-1406), канцлер Флоренции с 1375 г., автор латинских трактатов "О тиране", "О судьбе, Фортуне и случае" и пр. Приводим два фрагмента из сочинения "О подвигах Геркулесовых", где Салутати вслед за Петраркой утверждает легенду о флорентийском происхождении Клавдиана, зная, что сам Клавдиан называет себя александрийцем.

О подвигах Геркулесовых
Книга третья

Глава XIII. О том, как Геркулес уничтожил стимфалид, что является седьмым его подвигом.
(1) Передают, что Геркулес стимфалид, огромных птиц, затмевающих пространностию крыльев небесный свет, низвергнул стрелами от самых облаков. Посему Кордовец в Геркулесе безумствующем так говорит: "Небесный свет привыкших застить крыльями, Он с облаков не сбил ли стимфалийских птиц?",[83] и в Этейском: "... и слетятся с криками Все стимфалиды, и со всею силою, Что есть в склоненной шее, рогом бык разит".[84] Здесь, однако, больше описывается сие чудовище, нежели утверждается подвиг. Но в другом месте того же [произведения] сетует и спрашивает сам Геркулес: "В Немее шею зверя эти ли Сдавили руки? Ими ль был натянут лук, Низвергший с поднебесья стимфалийских птиц?".[85] Авсоний же, считая уничтожение их пятым подвигом, говорит: "В пятом птиц поразил стимфалийских он ратоборстве".[86] (2) А наш пиит (ведь так молва, так наш светоч, Франциск Петрарка, свидетельствует,[87] и сам я не желал бы отнять его у нас, хотя по свидетельству его самого могла бы Александрия Египетская притязать на то, что он ее гражданин; это утверждает и Сидоний) - наш, говорю я, пиит изящнейший (vates excultissimus), Клавдиан, дивно в некоем несравненном описании упоминает о сих птицах. Ведь говорит он, повествуя божественными стихами (divino carmine) о дикобразе: "О приснопамятных слышал твоих, Стимфал, я пернатых, Жала что древле они рассевали язвительным лётом, И вероятною баснь не была мне о перьях железных Долго. Но вот убежден я: мне дикобраз небезвестный Удостоверил птиц Геркулесовых".[88] И он же во второй книге О похищении Прозерпины сказал: "Твой поражает Лук Стимфалид".[89] <...>

Книга четвертая

Глава I. Первое рассуждение о преисподней, коего начальная глава о том, есть ли преисподняя.
(1) Есть ли преисподняя, то есть урочище наказаний, в котором мы бы претерпевали за зло, какое совершили, или, скорее, допустили недеянием, - это спор, не легко решаемый - хоть Гомер и Еврипид яснейшим образом утверждают преисподнюю, утверждает и наш Марон, утверждает и Овидий, и подражатель Марона Стаций, и после всех еще и наш Клавдиан.[90] Ибо, что он флорентинец, о том молва устойчивая и старинная, хотя из его собственных и иных писаний видится, что он скорее египтянин и канопец. Итак, наш Клавдиан с ними вместе описывает преисподнюю с толиким и столь влиятельным извещением, что в этом, кажется, нелепо сомневаться, хотя, как говорит Аквинец,[91] "в то, что маны какие-то есть и подземное царство, И багор, и в пучинах стигийских черные жабы, - Дети лишь верят, досель не платившие медию в банях". Ведь одно дело, если вещи нет, а другое - в нее не верить. <...>
(Перевод по: Salutati 1951, 1, 228 f.; 11, 457).

XV. Кринито

Пьетро Кринито (1465 - ок. 1504), флорентиец, поэт, автор трактата "О честной науке" ("De honesta disciplina", 1500), составленного по образцу "Аттических ночей" Авла Геллия, и неоконченного труда "О латинских поэтах".

О латинских поэтах
Книга пятая

Глава 86. Кл. Клавдиан, Александриец.
Кл. Клавдиан, поэт замечательный, цвел во времена Аркадия и Феодосия. Отечество его была Александрия, знатнейший город в Египте. Некоторые делают его флорентийцем, весьма невнимательно следя за примечаниями древних. Греческие авторы, кои упоминают о поэте Клавдиане, называют его александрийцем. К сему мнению он сам присоединяется, когда называет Нил своим, так что после этого никак нельзя усумниться, что отечеством ему Александрия. Он был дарования превосходного, и наипаче способного к сложению песен. Ведь и возвышения у него счастливые, и различными фигурами и сентенциями он чудесно услаждает, так что кажется самою природой наставлен в умении поэтическом. Вероятно, что он долго пребывал в Риме и объездил многие города Италии, о чем свидетельствует многое и, в частности, стихи, им сочиненные об апонских купальнях. Творения его довольно известны: но преимущественную славу, по суждению многих, стяжал он теми песнями, коими государей и [иных] мужей превознес высшими похваленьями, или панегириками. О похищении Прозерпины написал он четыре книги и послал их Флорентину, как памятник своего благорасположения и доброй воли: ведь он прожил, будучи связан с ним теснейшим дружеством. Опускаю его поэмы, послания и эпиграммы, в коих о Ниле, о Фениксе, о магните, о кристалле, об апонских купальнях, о скате, о галльских мулицах и о многом другом сложил он стихи пристойно и изящно. Августин и другие древние наипаче похваляли дарование и ученость Клавдиана, упоминая его стихи о славе и победе государя Феодосия против Евгения, царя галлов. Ведь известно, что сам Феодосии с малым войском ратовал противу безмерных варварских множеств, и, умертвив большую часть врагов, стяжал славнейшую победу: не столько своим руководством (suis auspiciis), сколько силою и пособлением поднявшейся бури, благодаря ветрам, свирепствующим противу вражеского строя. Посему Клавдиан изящнейше написал так:

Ради тебя Аквилон от вершины хладной грозою
Войско враждебно постиг, и сулицы, вспять обращенны,
Он на виновных стремил, отпревая вихрями дроты.
О прелюбезный для Бога, кому от пещер изливает
Бури оружны Эол, кому эфир поборает,
И, сложася, грядут ко призыву трубному ветры! [92]

Сей Клавдиан оказал великое почтение Пробу, Пробину и Олибрию, мужам консульского достоинства, засим Геннадию; Гонория, Стиликона и Маллия Феодора удостоил несравненного прилежания и невероятного усердства, засвидетельствовав свое рвение составленными им в похвалу книжицами.
Вот то, что мы нашли относительно поэта Клавдиана. О кончине его ничего мы не читали у древних авторов. О Клавдиане Мамерке, написавшем книги "О душе", будет нами сказано в своем месте.
(Пер. по: Crinitus 1585, 779-781).

XVI. Вивес

Хуан Луис Вивес (1492-1540), известный испанский гуманист и философ, состоявший в дружеских отношениях с Эразмом и Томасом Мором, преподававший в лувенском и оксфордском университетах. Приводим фрагмент трактата "De tradendis disciplinis", содержащий краткую оценку римских поэтов (о Вергилии, который здесь не упоминается, Вивес в этой работе говорил раньше).

О передаче наук
Книга третья

<...> Остаются поэты, к которым как противоядие будет употреблять книгу Плутарха о чтении поэтов и другую, Василия Великого, о чтении язычников, - более краткую, однако ж исполненную благочестия. Аристотелево Поэтическоеискусство несет в себе доброго плода не много, будучи все занято рассмотрением древних поэм и тех тонкостей, в которых греки весьма докучны и - скажу это, будучи к ним благорасположен - кроме того, вздорны. Палефат, древний автор, усиливался привести поэтические сюжеты (fabulas) к некоему согласию с историей и истиной, не совсем несчастливо, разве что подчас то недостает ему догадок, то они вводят в заблуждение. Гораций, богатый в размерах (numerosus),[93] остроумный, в метафорах (translationibus), как говорит Квинтилиан, счастливо смелый.[94] Свидетельство о нем Овидия - что он поет римскую песнь изящной лирой: для героической песни он босоножка (planipes), не могущий соблюсти ее звучность и величественность. Катулл грубоватый (duriusculus), как говорит Плиний,[95] и требует изрядной прополки; не менее того и Тибулл, и Проперций, сладостные, и Овидий, дивной легкости, на которого Сенека справедливо жалуется, что он свой век наполнил не только искусством любовным, но и сентенциями.[96] Манилиева "Астрономика" - вещь важная (grave), но дидактическая (διδασκαλικόν) и без движения, как говорит об Арате Квинтилиан:[97] впрочем, и наш поэт иногда возвышается и испытывает пламенное одушевление. Силий Италик усердный, имеет более искусства, нежели дарования, что видно из Плиния.[98] Валерия Флакка, как и Аполлония Родосского, зачем нужно читать, не знаю, если только больше не на что время потратить; не столько я осуждаю их стих или слог, сколько неосновательность предмета. Ювенал во многих местах едок и суров, сообразно своей теме; Стаций мягок и сладостен. Из Марциала должно отбросить непристойное, а каков он в остальном, поверим свидетельству Плиния Цецилия.[99] Много позже них Авсоний, галл, во всем изящный и возбуждающий; заснуть читателю он не дает. Клавдиан лучше, в нем и дарование и дух прямо поэтические. Ювенк, Седулий, Проспер, Павлин суть воды мутные и возмущенные, однако целебные, как говорят о некоторых реках.[100] Аполлинарий меньше выказывает принужденность речи в стихах, нежели в прозе: ведь метр ее или скрывает, или сдерживает. <...> (Перевод по изд.: Vives 1551, 306-307).

XVII. Джиральди

Джильо Грегорио Джиральди (лат. Gyraldus, 1479-1552), итальянец родом из Феррары, поэт и автор латинских трактатов по античной и современной литературе ("О музах", 1512; "Десять диалогов об истории поэтов, как греческих, так и латинских", 1545; "О поэтах наших времен", 1551).

История языческих богов.

Вечность древние почитали как богиню; что время есть ее образ, говорили пифагорейцы, Платон и Гермес Трисмегист. Ведь мы разумеем ее через время. Пространно и прекрасно описана она поэтом Клавдианом в Панегирике Стилихону:

Есть безвестна вдали, умам непроходная нашим, и проч.[101]

(Перевод по изд.: Gyraldus I, 57).

Десять диалогов об истории поэтов, как греческих, так и латинских
Диалог IV

<В диалоге три участника: Пизон, Пик и Лилий, выступающий как рассказчик о Клавдиане.>
"<...> После этих[102] был Руф Фест Авиен, который и в античных кодексах, и в комментариях Сервия именуется Абидн. Древние его считали испанцем, я же ничем положительно не располагаю, чтоб это утверждать перед вами. Он стихи Дионисия Пунийца о расположении мира перевел с греческого на латынь, а также Аратовы "Явления"; оба эти произведения, написанные гекзаметром, сохранились. Помимо этого он издал книгу о морском прибрежье в ямбическом триметре, адресованную Пробу, мужу консульского достоинства, которому писал и Кл. Клавдиан. Этот довод заставляет меня считать, что Авиен цвел во времена Клавдиана, т. е. императора Феодосия и его сыновей; это мы можем легко доказать и из слов Иеронима, который в каком-то месте своих посланий говорит, что он писал недавно, другие - во времена Диоклетиана Цезаря, приводя доводы, как мне кажется, недостаточно прочные; иные решают, что и то, другое небесспорно и мало изучено. Сервий грамматик говорит, что Авиен изложил ямбическими стихами Вергилиевы и Ливиевы истории. Есть такие, кто считает его тем самым Авиеном, которого Аврелий Макробий в Сатурналиях выводит собеседником за трапезой. <...>
За ним следовал образ Кл. Клавдиана, который и сам цвел во времена Феодосия и его сыновей Аркадия и Гонория. Родиной ему была Александрия Египетская, что мы легко узнаем из свидетельства Суды и других, да и сам он удостоверяет своими стихами, когда говорит:

... и нашему ведомый Нилу. [103]

Некоторые, однако, привыкли считать его испанцем, а другие флорентийцем. Франческо Петрарка и Ландино, не опираясь, как мне кажется, ни на какой авторитет, как следовало бы в этом деле, считают, что Клавдиан был флорентиец, рожденный купцом, который вследствие войн в Италии, какие тогда, возможно, учинились, удалился в Египет, где женился и породил Клавдиана. Об этом объявил и Полициано - как я полагаю, из любви к этому краю - сими стихами:

Или того, от Канона кто был Пелузийского послан,
Коего красной зреть в питомцах Флоренции хвально,
Брак кто, ликуя, вершил госпожи с супругом Стигийским.

Также и П. Колуччо, некогда канцлер флорентийцев:

Чадо Египта, меня средь граждан Флоренция нова
По уставам причла, уж достойная знатных пиитов,
Преисподню Цереры татьбу и сраженья бессмертных,
Цезаревы хвалы и честь Стилихонову купно,

и прочее. А что он из Египта, написал Сидоний Аполлинарий в сих стишках:

Ни Канопом рожденна Пелузийским,
Ложе кто темнозрачного супруга
И подземных поет небесной музой.

Флорентину, мужу светлейшему и знатному, всякий род словесности был плодоносен. У этого Флорентина был по-гречески некий труд "О сельском хозяйстве", о чем сообщают Герон и Константин; он нередко упоминается и среди составителей законов. Сохранилась элегия Клавдиана к этому Флорентину, начало которой таково:

В пору, как праздность вкусил Орфей, усыпленному пенью,
И небрегомы труды надолго прочь отложил. [104]

Немного лет назад, в Риме, среди развалин, был обнаружен старинный мрамор, который был подножием изваянию Клавдиана, как сочли Помпоний Лет и другие мужи, искушенные в древности, с таким надписанием: <...>[105]
Узнайте же, как ценили Клавдиана, если в нем одном ученейшие императоры свидетельствуют и ум Вергилия, и Музу Гомера. Это изваяние и эпиграмму упоминает и сам Клавдиан, в одном вступлении, говоря:

Первоначальный успех медяно мне дал изваянье,
И освятила наш зрак патрицианская честь.
Здесь государь помавал просящу сей славы сенату, [106]

и прочее. Кристофоро Ландино утверждает, что Клавдиан был привержен христианскому благочестию: ведь, пишет, он был сперва приобщен языческим богам, но вскоре его намерения переменились к лучшему и он стал христианином. Именно отсюда, надо полагать, его эпиграмма ко Христу Богу:

Дел всех владыко, Христос, вратящегось века зиждитель,
Вышнего глас и смысл Божества, от ума Кто глубока
Излит Отцом, и проч.[107]

То же утверждают и некоторые другие, приводя и иные стихотворения Клавдиана ко Христу, как это:

Бога истинна ветвь и всех столетий древнейший,
Днесь рожденный, Кто был всегда. [108]

И также другие, немного раньше опубликованные в Германии. Однако же блиставшие в ту же Клавдианову пору Аврелий Августин и П. Орозий показывают, что это совершенная ложь. Ведь тот в V книге о граде Божием назвал Клавдиана чуждым имени Христову, а этот в Истории - язычником, да еще и, пользуясь его словами, строптивейшим. С ними в этом вопросе сходится Павел Диакон. Настолько больше подобает верить им, чем Ландино и прочим [авторам] нашего века, что я считаю эти стихи или принадлежащими другому Клавдиану, или скорее написанными ради благосклонности христианнейшего императора. Ведь и Требониан - если придерживаться Суды, чуждый Христовой вере - согласно постановлению Юстиниана, изумительно написал в Пандектах о Христе и Троице.
Клавдиан написал много всего, что обретается в рукописях, среди прочего и кое-что на греческом, как например Гигантомахию, из которой мы читаем и греческие стихи, как те, которые приводит Арсений в своих апофтегмах; этот же сюжет он трактовал и на латыни, или, вернее, лишь начал. Сохранилась и книга греческих эпиграмм Клавдиана, стихи о кристалле, о чем у него есть и латинские стихи. Сохранилась также поэма о горе Этне; надлежащим ли образом она ему приписывается, не дерзаю ни утверждать, ни отвергнуть, из древнейшего и исправленного кодекса, принадлежавшего, как считают, Франческо Петрарке; я сам ее переписал".
Сказав все это, я полагал, что о Клавдиане едва ли стоит говорить еще, как вдруг Пизон говорит: "Я сызмальства был особенно ревностен к этому поэту, ведь его стихи кажутся не только звучными и изящными, но и всегда цветущими". То же, кажется, хотел сказать отрок Пик, когда я: "И я в отрочестве никогда не пренебрегал стихами Клавдиана, но хотя он в наименьшей степени разнообразит размер и рисунок (numeros et liniamenta), и везде один и тот же, некоторые на этом основании приводят его в порядок [когда его стихи отступают от обычного ритма]. Но если кому его размеры достаточно нравятся, пусть нравятся, его изобретательность положительно ослабевает. Ведь с первым порывом духа, как мы видим, он прекрасно представляет тему и одушевленно несется, вскоре точно вихорь покидает человека, и дальнейшее не отвечает началу. Однако ж в целом, как ты, Пизон, говорил, он поэт звучный, плавный и весьма сладостный, но положительно мало подобающий и достойный того, чтоб вы до такой степени стремились ему подражать. Конечно, в нем есть цветы, если рвать их с разбором, которые дивно сказать, сколько могли бы принести вам пользы. Но об этом хватит, чтоб не обсуждать то, что превосходит наши силы.
Был и другой Клавдиан, Мамерк Вьеннский, из Галлии, которого дивными хвалами превозносит Сидоний Аполлинарий, говоря, что он отличался как во всем поэтическом искусстве, так и в философии с теологией. О нем едва ли стоит мне сейчас говорить вам много, ведь если вы почитаете четвертую книгу посланий Сидония, то найдете третье [письмо], все составленное в похвалу этому Клавдиану, одиннадцатое же - в прославление его уже по кончине, и в эпитафию ему. Кроме того, его же упоминает Геннадий в книге о знаменитых мужах. Я читал книгу этого Клавдиана о состоянии души, где нашел много свидетельств доброго плода и потаенного учения. Есть такие, кто стихи о Христе приписывают не первому Клавдиану, но этому, позднейшему, прежде всего убежденные тем доводом, что и слог разный, и что тот, как мы сказали, был чужд христианского благочестия; пусть, однако, об этом судят более ученые. До сих пор об обоих Клавдианах".
(Перевод по изд.: Gyraldus II, 191-193).

XVIII. Скалигер

Из "Поэтики" Юлия Цезаря Скалигера (1484-1558) приводим выборочно те характеристики Клавдиана, что даны в обзоре истории римской литературы в VI книге; некоторые другие его высказывания мы включили в комментарий к отдельным поэмам.

Поэтика

Книга VI . Глава V. Четвертый век: Макр, Серен, Сидоний, Кальпурний, Немесиан, Боэций, Авсоний, Павлин, Клавдиан.
<...> Величайший поэт Клавдиан, стесненный лишь незначительностью предмета (argumento ignobiliore), восполняет дарованием скудость материала.
Счастливый в нем пыл, роскошество (cultus) не отвратительное, вкус (iudicium) уравновешенный: склад речи ясный, стихи не аффектированные, многое сказано остро без претенциозности. <...>
Наиболее интересное здесь - то, как Скалигер принял участие в дискуссии об описании Этны, затрагивающей авторитет Вергилия. Описание Этны в III книге "Энеиды" подверглось критике со стороны философа Фаворина; она передана Авлом Геллием ("Аттические ночи", XVII, 10, 9 слл.). Процитировав описание Этны у Пиндара ("Пифийские оды", I, 40 слл.) и Вергилия ("Энеида", III, 570-577), он комментирует их так:
"11. В начале Пиндар, следуя истине, сказал, что было на деле, что было обыкновенно и что было видно глазам, - что днем Этна курится, ночью извергает пламя. 12. Вергилий же, хотя и заботится выбирать [уместное] в звучании слов, смешивает без всякого различения совершающееся в обе эти поры суток. 13. И тот грек метко сказал, что она из глубин извергает источники огня и струит потоки дыма и несет рыжие и извивающиеся клубы пламени в морские области, как бы неких огненных змей. 14. А этот наш, желая перевести струи багровые дыма (rhoon kapnou aithona) как черную тучу с вихрем смоляным и курящимся пеплом, грубо и непомерно всего навалил; 15. также и клубы пламени, у нашего названные потоками (krounous),[109] перевел и тяжеловесно, и неуместно (akyros). 16. А что он говорит: лижет созвездья, тоже без нужды нагромождено и впустую. 17. Еще и то неописуемо и почти непостижимо, что туча черная курится, как он сказал, вихрем смоляным и пеплом раскаленным. 18. Ведь для раскаленного не в обычае ни куриться, ни быть черным, если только раскаленным (candenti) не сказал он - общеупотребительно и в несобственном смысле - вместо пылающим пеплом (ferventi favilla), а не вместо огненным и вспыхивающим (ignea et relucenti). Ведь "раскаленное" (candens) названо так от candor ("белизна, блеск"), а не от calor ("жар, зной"). А что скалы, по его словам, изрыгаются и воздвигаются и тут же расплавляются и ревут и громоздятся под дуновеньями, это ни Пиндаром не написано, ни когда-либо не было сказано и услышано и диковинней всего диковинно сказанного".[110]
Слово в слово эта критика воспроизводится у Макробия ("Сатурналии", V, 17, 9-12), где Евстахий, которого просят об этом участники беседы, подвергает рассмотрению, как Вергилий соревновался с греческими образцами.
Клавдиан мог учитывать подобную критику; во всяком случае, у него Этна, как у Пиндара, дымится днем и пылает ночью. При этом вергилиевское соотнесение aethera (572) - sidera (574) модифицировано у него в точную временную оппозицию diem - astra (164), a nimbi, отнесенные у Вергилия к ночной картине (et lunam in nimbo nox intempesta tenebat, 587), дали у него indigenas nimbos в дневной части (163). Невозмутимой гавани, описанной Вергилием, у него соответствуют нетронутые человеком верхи Этны. Horrificis... ruinis (571) у него изменилось в motibus... terrificis (164-165). Вергилиевскую atram... nubem / turbine fumantem piceo et candente favilla, вызвавшую упреки Авла Геллия в нагромождении и фактической несообразности, Клавдиан с изящным лаконизмом трансформировал в piceaque... nube, a favillis и fumoque перешли в оксюморон мирно уживающихся огня и холода (167, 169). Sidera lambit (574) соответствует у Клавдиана astra 1аcessit (164), в то время как lambit инкорпорировано в картину соседства дыма со снегом (170). Vulcanius amnis (172) - точный перевод "Гефестовых потоков" Пиндара. Viscera montis, связанное у Вергилия с тем, как "изрыгаются скалы" (575), находим у Клавдиана во втором из двух физических объяснений феномена Этны (177).
Скалигер, взявший участие в споре, поскольку Понтан плохо защитил Вергилия от нападок Геллия, приходит к сравнению вергилиевского и клавдиановского описаний. Он цитирует Rapt. I, 154-170 и прибавляет:
"Сии стихи хотя и хороши, однако нам должно исследовать, насколько далеко отстоят от того, за кем следуют. Во-первых, следует рассмотреть две вещи: что оба они сказали, и что этот прибавил к тому. В начале хотел бы я тебя предупредить: те поэты, которые были после Вергилия, представляются мне более схожими с декламаторами: которые, лишь бы сказать что-нибудь остроумное, не взвешивают, сколько величественности для какой части будет тягостно или благоприятно. Посему неизбежно, что стихи у них портятся и погибает изящество из-за аффектации. Итак, Марон об Энкеладе:

Молвь идет, Энкеладово тело, спаленно перуном,
Давит громада сия, и поверх безмерпыя Этны
Огнь выдыхает on, в расселины пещны текущий;
Двигнет колькратно он бок истомленный - вся содрогнется
С ревом Тринакрия, дым затянет высокое небо.

Он сказал: тело, спаленно перуном. [У Клавдиана же] гроб без всякого прибавления. Следующие слова весьма отдают грамматиком:

кто, окован по хребту сокрушенну,
Неистощимую серу из язв извергает палящих

Также и этих слов сияние: Двигнет колькратно он бок истомленный - покрыла, безжизненная и слабая тень: и колькрат отженет бремена. И решительно лучше бок, нежели выя и движет. Действительно, беспрестанное бремя понуждает к частому движению. Потом слышишь трепет в самих словах поэта. Наконец, дым затянет небо [Клавдиан] испортил этим: и волненьем звезды томит. Ведь и не различишь, движением затмевается небо или звезды движутся. Это совсем неприятно. - Вот то, чему он подражал; а что прибавил, увидим.
Которой нельзя о крушенье умолкнуть. Звучание слов его к этому побудило. Я бы, однако, не сказал, что Этна не молчит, как и не говорит. Холодно это: и на лихо себе пожары питает. Если б сказал - на славу или на царство, или что-то в этом роде, было бы остроумно. В этом виде оно не волнует: ведь банально, что пожар вредоносен. Тоже не остроумно, что верность снегу огонь блюдет. Ведь огонь снегу этого не обещал. Посему докучно повторение: верным дымом, где он еще и против природы вещей сказал, что пламень лижет иней дымом. Ведь пламень прежде дыма. Действительно, он легче. А если в нашем огне ты видишь иное, это происходит оттого, что огонь питается влагой древесины, отступая от которой тотчас угасает. А у краев этнейских пропастей пламень живой и без дыма; и неправда, что на Монджибелло есть снег там, где прилегает пламень; тем меньше сохраняется иней там, где его касается дым".
Напоследок Скалигер замечает, что Клавдиан почти слово в слово взял свое описание у Силия Италика, XIV, 58-69, и этим завершает главу (Scaliger 1594, 625-627).

XIX. Тристрам

Томас Тристрам, оксфордский комментатор "Науки поэзии" Виды, в примечании на песнь II, 34 сл., где речь идет о слоге, уместном во вступлении:

Коль о великом гремишь, как еще не вышли на битву,
Да не падешь, осмеянный, ты средь стязанья, -

говорит:
"О том, что киклический поэт впал в эту погрешность, свидетельствует Гораций в стихах, следующих за упомянутыми выше,[111]

Что ж достойного даст обещатель, так зев отверзая?
Горы в родах страдают, мышь смешная родится.

И Клавдиан в Похищении Прозерпины не лучше отвечает надеждам, зароненным им в читательские умы (по суждению Боссю, Об эпической поэме, кн. 3, гл. З).[112] Дерзновенно похваляется он на первом пороге, что исступленье изгнало человеческие чувства из груди, и предсердья всецелым Фебом дышат, и проч. Тем не менее все то преизобилие ужасов, которое выставляется как могущее подать вдосталь материала для поэмы, он исчерпывает, не успев еще кончить первой книги. Князи поэтов Гомер и Вергилий прибегают к весьма скромным изложениям темы (propositionibus): Стаций же и Лукан напыщаются во вступлениях пустою пышностью словес. Потому достойно примечания, что поэты, излагающие воспеваемое дело с такой похвальбой, больше надмеваются кичливостью и ложной уверенностью в своих силах, нежели опираются на верное их осознание, и по большей части не могут дать своим великим обещаниям счастливого завершения". (Пер. по: Vida 1722, 121).

---

[1] Эти два стиха из Овидия, «Лекарство от любви», 229, 231.
[2] «Послания», I, 2, 32 сл.
[3] Вопрос взаимоотношений Клавдиана и Пруденция остается непроясненным; см. подробнее: Cameron 1970, 278 (о вступлениях к поэмам; см. также: Dopp 1980, 14, п. 6); 364 f. (о персонифицированной Роме и ее обновлении в Gild, и «Против Симмаха»; см. также: Gnilka 1977, 43 f.); 469-473 (о влиянии пруденциевского «Апофеоза» на Gig.)\i0 см. также: комментарий к с. min. 50.
[4] ... и Истром принес он отеческим клятву (patrio... iuratus ab Histro)... — Ср. Get 81 и прим.
[5] Конных тучи сии (hos nimbos equitum)... — Ср. Stil. I, 353.
[6] ... проломленны груди Ратников сшедшихся (perfractaque congredientum / pectora)... — Ср. Вергилий. «Энеида», XI, 614 сл.: «... и с разлета сшибаются кони, Грудью ломая грудь (perfractaque quadripedantum / pectora pectoribus rumpunt)... ».
[7] ... и красной хвалы искати в раненьях (et pulchram per vulnera quaerere laudem). — Ср. Вергилий. «Георгики», IV, 218; «Энеида», XI, 647: «...и смерть взыскуют прекрасну в раненьях (pulchramque petunt per vulnera mortem)»; ср. «Энеида», IX, 401.
[8] Там-то племя сие паннонское, быв смертоносно Тридесять лет... — Ср. Get. 634.
[9] Кои поллентски поля костьми покрыли всеместно (quae Pollentinos texerunt ossibus agros). — Ср. Гораций. «Сатиры», I, 8, 16: «..где недавно печальный Взор заставал от белых костей ужасное поле (aggere in aprico spatiari, quo modo tristes / albis informem spectabant ossibus agrum)».
[10] Неповрежденна толикой войной (inmunis tanti belli)... — Ср. Вергилий. «Энеида», XII, 559: «...узрел он город, Неповрежденный толикой войной (aspicit urbem / immunem tanti belli)... ».
[11] О возвращении пленных ср. Get. 616 слл.
[12] Всякий страх да отыдет (timor omnis abesto)! — Ср. Вергилий. «Энеида», XI, 14.
[13] Строки о Сульпиции имеют источником Марциала, X, 35.
[14] ... в век кто Цезаря второго.. . — Т.е. в эпоху Августа; речь идет об Овидии.
[15] Ни того, кто по сходственным причинам... — Ювенала, который, по преданию, вызвав гнев пантомима Париса, был в преклонном возрасте выслан или в Египет, или в Британию (Сидоний, видимо, принимает первый вариант).
[16] Ни Канопом рожденна Пелузийским (non Pelusiaco satus Сапоро)... — Т. е. Клавдиана. Кэмерон замечает, что любой, кто знаком со стилем Сидония, понимает, что «Пелузийский Каноп» — это лишь манерно названный «Египет», а источником для этого перифраза является Лукан, VIII, 542 сл.: «Nilusne... et Pelusiaci tam mollis turba Canopi» (Cameron 1970, 3). Три перифрастически названных Сидонием поэта образуют связь: «изгнанный в Томы — изгнанный в Египет — рожденный в Египте».
[17] ... темнозрачного супруга (ferruginei... mariti)... — Клавдиановский эпитет; ср. прим. к Rapt. II, 93.
[18] Ср. Орозий, VII, 35, 19.
[19] Под 395 годом хроники Проспера Аквитанского и Кассиодора Сенатора отмечают: «В это время приобретает известность поэт Клавдиан» («Нос tempore Claudianus poeta insignis innotuit»: Chronica minora I, 463; «Нос tempore Claudianus poeta insignis habetur»: Chronica minora II, 154). О том, что сообщение о Клавдиане у Проспера мотивировано упоминанием поэта в августиновском трактате, см. Trout 1991.
[20] Св. Анастасий I, ставший римским епископом 27 ноября 399 г., скончался 19 декабря 401 г.
[21] Св. Амвросий Медиоланский скончался 4 апреля 397 г., на заре Великой Субботы.
[22] Начинается изложение истории св. Иоанна Златоуста, законченное в статье 403 г. Подробнее об обстоятельствах его патриаршества и ссылки см.: например, Курбатов 1991, 122-134.
[23] Т. е. гомилий на отдельные книги Св. Писания.
[24] Ср. Орозий, VII, 36, 2-12.
[25] Eutr. I, 8.
[26] Антикизирующее словоупотребление вместо «константинопольцы».
[27] Т. е. Черного моря.
[28] Св. Иннокентий I был римским папой с 22 декабря 401 по 12 марта 417; в его понтификат совершилось разорение Рима Аларихом; Иннокентий в это время находился в Равенне. Орозий, VII, 39, 2, говорит, что римский епископ, подобно праведному Лоту, Божиим смотрением не увидел гибели грешных. См. также Феодорит. «Церковная история», V, 23.
[29] При пожаре, начавшемся во время волнений, которые были вызваны ссылкой св. Иоанна Златоуста, сгорел Софийский храм и здание сената, расположенное между храмом и дворцом; см.: Зосим, V, 24, 4-8.
[30] О разбойных набегах исавров и борьбе с ними, в частности о деятельности Нарбазаика (у Зосима, V, 25, — Арбазакий) см.: Кулаковский 2003, 201-204; Zosime IIIi, 188-191.
[31] Орозий, VII, 37, 4-16.
[32] Орозий, VII, 38, 1-6.
[33] Орозий, VII, 39, 1-40, 2.
[34] ... не косым взором (oculo non obliquo)... — Аллюзия на Горация («Послания», I, 14, 37).
[35] Св. Ландоальд (ум. 668), согласно житию Эригера, происходил из лангобардской семьи; был римским пресвитером и помощником св. Аманда, «апостола Бельгии».
[36] ... безмолвье настороженную душу колебало (suspensam mentem silentium librabat)... — Ср. Get. 457: «И томит настороженно душу молчанье (mentem suspensa silentia librant)». Наличие здесь цитаты из Клавдиана, в тот период еще малоизвестного, указано в: Manitius II, 223.
[37] Гораций. «Сатиры», I, 10, 34.
[38] Гораций. «Послания», I, 14, 13.
[39] Ср. Саллюстий. «Заговор Катилины», XX, 10.
[40] Ср. прим. 1.
[41] В оригинале римское обозначение даты: «в 13 день до июльских календ».
[42] Со смерти императора Оттона I (973) Ноткер считает годы правления Оттона II, коронованного еще в конце 967 г.
[43] Имеется в виду Грациан.
[44] Цицерон. «Об обязанностях», III, 11-13.
[45] ... к мраку смешения (ad confusionis tenebras)... — Намек на традиционную этимологию Египта. Например, у Рабана Мавра в «Аллегориях на все Св. Писание» (PL 112 915АВ) Египет переводится как мрак (tenebrae) и означает мир сей, как например в Бытии: «Не ходи в Египет» (Быт. 26:2); кроме того, Египет означает грех (Пс.113:1), неверие (Пс. 80:6), язычество (Мф. 2:13,14), ад (Исх. 12 и 14:24 слл.). Стоит, однако, заметить, что в нашем случае эта этимология соединяется с этимологией Вавилона (confusio, «смешение»), так же как, например, у Ришара Сен-Викторского («Вениамин меньший», гл. 87).
[46] Клавдиан, IV Cons. 296-302.
[47] ... стыдится тьмы своего смущения (confusionis suae tenebras erubescit). — Т. е. как бы «возвращается в свой индивидуальный Египет».
[48] ... кто справедливо поступает, считается царем (qui recte fecerit, regem arbitratur). — Игра слов у Горация, «Послания», I, 1, 59 сл.: «А дети, забавляясь: “Будешь, — говорят, — царем, если сделаешь, как должно” (At pueri ludentes: «Rex ens» aiunt, / «si recte fades»)».
[49] IV Cons. 257-268.
[50] Cм.: Faral 1923, 38f.; Murphy 1974, 180 ff.; Гаспаров 1986, 109 сл.
[51] Bolgar 1970, 220 f., 423; cp. Curtius 1953, 49-51, 56.
[52] В том же тоне классицистские пристрастия Алана трактованы, например, в классической монографии Э. Жильсона (Жильсон 2004, 238).
[53] Стремление подчеркнуть сюжетное сходство поэм приводит автора summarium’a к натяжкам. Фурии у Клавдиана собираются отнюдь не «для ниспровержения Руфина» — об этом можно говорить лишь в переносном смысле, поскольку ниспровержение Руфина оказывается задачей автора и исходом изображенных в поэме событий. Между тем добродетели у Алана именно занимаются «образованием блаженного человека». Ruf. — не единственная поэма Клавдиана, оказавшая влияние на «Антиклавдиана»; о родстве дома Венеры в Nupt. и обиталища Фортуны у Алана, опосредованном Боэцием, см.: Patch 1927, 123-128, 136.
[54] IV Cons. 220.
[55] Eutr. I, 181 слл.
[56] См.: Faral 1923, 109 f., 163 ff., 166, 168, 171 f., 176, 190 ff.
[57] Относительно образцового характера упомянутых Матвеем и Эберхардом грешников вспомним, что вергилиевский Синон попал в Дантов Ад как образцовый «поддельщик слов» (Inf. XXX, 98: il falso Sinon).
[58] Моральные импликации, порождаемые подобной структурой, могут специфически влиять на педагогический пафос «Лабиринта», так же как сконструированный Матвеем на риторическом поле образ недобросовестного противника легко реципируется в рамках «Лабиринта», оперирующего в структуре научной работы методом «предписания и примера» (ср. Purcell 1993, 118).
[59] Жанровая связь: басни Авиана и Эзопа, v. 607-610; сатиры Горация и Ювенала, v. 623-626. Тематическая: Троянская война у Дарета и Гомера, v. 641-644. Стилистическая: Sidonei и Sidonianus в строках, посвященных Сидонию Аполлинарию, v. 645 sq., а затем Christicolas и Christi в двустишии о Гунтере Пэрисском, v. 647 sq.
[60] Ср.: напр., Quint. Inst. II, 19, 2-3.
[61] Достаточно процитировать их, чтобы было понятно, как крепко они связаны игрой слов между собой и как обособлены от двустишия о Клавдиане: «Lucanus clarae civilia bella lucernae / imponit, metro lucidiore canit. // Lucet Alexander Lucani luce; meretur / laudes descriptus historialis honor».
[62] В аббатстве Сен-Дени.
[63] Т. е. за его погребение было заплачено.
[64] Далее в Патрологии следует фраза: «Возражение о воинах, удерживающих десятину», производящая впечатление попавшей в текст маргиналии.
[65] «Послания», I, 63-66, с искажениями.
[66] Там же, 67 сл. (пер. Н. С. Гинцбурга).
[67] Ср. PL 22, 826.
[68] Клавдиан, Rapt. I, 21 сл.
[69] Semper avarus etiam dives eget. Кто цитируется — Клавдиан или Иероним? У Клавдиана есть такая мысль, Ruf. I, 199 sq.: Numquam dives eris, numquam satiabere quaestu. / Semper inops quicumque cupit. Однако в формулировке ближе блаж. Иероним: Eget semper qui avarus est (PL 22, 826). В «Лабиринте» Эберхарда Немецкого фраза Dives avarus eget приводится как пример соединения противоположных по смыслу слов (v. 351; Faral 1923, 348).
[70] Eutr. I, 192 сл., 190 сл. В цитации Петра Певца ст. 192 сл. выглядят не так, как в современных изданиях. Фраза Vis nulla cruentam / castrat avaritiam «никакая сила не оскопит жестокую алчность» обычно трактуется как законченная, а следующее полустишие parvis exercita furtis «поднаторевшая в малых кражах» синтаксически относится к manus «рука» в ст. 196. У Петра цитата заканчивается стихом 192, так что интерпунгирование становится невозможным и parvis exercita furtis может относиться только к vis; с натяжкой эту странную фразу можно понять разве что так: «способности, натренированные в малых кражах, не [дадут] отсечь жестокую алчность»; в этом духе мы ad hoc и трансформируем клавдиановские стихи.
[71] Gild. 163 сл. Та же цитата (в искаженном виде) в одном из писем Петра Блуаского (ок. 1135-1204): PL 207, 383А.
[72] Гораций. «Наука поэзии», 180 сл. (пер. М. А. Дмитриева).
[73] IV Cons. 296-302. Этот пассаж Элинанда следует рассматривать как коррелят к клавдиановским цитатам в «Поликратике», дающий понять, что рецепции «речи Феодосия» отнюдь не замыкались в политическом контексте, но могли выходить и в область сотериологии.
[74] «Фарсалия», IX, 588 сл.
[75] Поскольку Соломон традиционно переводится как pacificus «миротворный».
[76] Погибнуть могут, склониться не способны (occidi possunt, flecti nequeunt). — Ср. финальную фразу «Жития пленного монаха Малха», написанного блаж. Иеронимом: «Человек, Христу преданный, может умереть, не может одолен быть (hominem Christo deditum posse mori, non posse superari)».
[77] Клавдиан, с. min. 32, 8-15. Образ Клавдиана — языческого поэта, воспевшего хвалу в свидетельство христианскому Богу, — укладывается в парадигму, созданную Августином и Орозием. Стоит заметить, что помимо Клавдиана в этом «Слове» цитируются Лукан, Овидий, Квинтилиан и Гораций.
[78] Т. е., по порядку предметов в приведенном выше дистихе, о женщинах. «В-пятых», а не «в-четвертых», получается потому, что Элинанд рассматривает ленивый сон (segnitior somnus) как две отдельные вещи, «косность» и «сон».
[79] В «Слове на Вознесение блаженной девы Марии» (646D) Элинанд атрибутирует эту этимологию Исидору Севильскому, у которого она и находится в «Этимологиях», XI, 2, 18.
[80] Rapt. I, 228. Примечательно, что этот манифест средневековой мизогинии, с клавдиановской и иеронимовской цитатами и образом женщины как дьявольского молота, Элинанд находит возможным поместить также в «Слове на Вознесение блаженной девы Марии». В обоих случаях, когда Элинанд прибегает к цитате из Rapt, у него читается mollescunt, т. е. индикативная форма вместо конъюнктивной, как в оригинале, и ситуативному призыву Юпитера придается сентенциозный характер.
[81] Ср. образы молота и наковальни sensu erotico в «Плаче Природы» Алана Лилльского (PL 210, 450В).
[82] В основе этого выражения, видимо, евангельский образ бесплодной смоковницы (Мф. 21:19-20), контаминированный с ветхозаветным стихом «Ибо смоковница не зацветет» (Авв. 3:17).
[83] Сенека. «Геркулес в безумье», 243 сл. (перевод С. А. Ошерова).
[84] Сенека. «Геркулес на Эте», 1389 слл.
[85] Там же, 1235 слл.
[86] Авсоний. «Эклоги», XXIV, 5.
[87] Петрарка. «О лекарствах противу обеих Фортун», II, 125.
[88] Клавдиан, с. min. 9, 1-5.
[89] Praef. Rapt. II, 37 сл.
[90] Гомер. «Одиссея», XI; Еврипид у Макробия, «Сатурналии», V, 19, 4; Вергилий. «Энеида», VI; Овидий. «Метаморфозы», X, 23 слл.; Стаций. «Фиваида», VIII; Клавдиан, Rapt.
[91] Т. е. Ювенал (о его связи с Аквином ср. «Сатиры», III, 318 слл.); далее цитируются «Сатиры», II, 149 сл., 152.
[92] III Cons. 93-98.
[93] Овидий. «Тристии», IV, 10, 49 сл.: «Наше вниманье увлек Гораций, богатый в размерах, Пела авзонску пока лира изящная песнь (et tenuit nostras numerosus Horatius aures / dum ferit Ausonia carmina culta lyra)». См. далее у Вивеса отсылку к этому пассажу.
[94] Квинтилиан, X, 1, 96: «Гораций... разнообразный в фигурах и счастливо дерзновенный в выборе слов (varius figuris et verbis felicissime audax)».
[95] Плиний Младший. «Письма», I, 16, 5.
[96] Сенека Старший. «Контроверсии», III, 7, 1.
[97] Квинтилиан, X, 1, 55: «Предмет, выбранный Аратом, лишен движения, поскольку в нем никакого разнообразия, никакой страсти, никакого лица, ничьей речи быть не может (Arati materia motu caret, ut in qua nulla varietas, nullus adfectus, nulla persona, nulla cuiusquam sit oratio)».
[98] Плиний. «Письма», III, 7, 5.
[99] Плиний. «Письма», III, 21, 1.
[100] Поскольку все перечисленные — христианские поэты.
[101] Stil. II, 424 слл.
[102] Перед этим шла речь о Кальпурнии Сикуле и Немесиане.
[103] Клавдиан, с. min. 19, 3.
[104] Praef. Rapt. II, 1 сл.
[105] Полностью приводится надпись на пьедестале статуи Клавдиана.
[106] Praef. Get. 7 слл.
[107] С. min. 32, 1 слл.
[108] С. min. арр. 20, 1 сл.
[109] У Пиндара с эпитетом «Гефестовы».
[110] Об этой критике и о тех символических значениях, какие Этна с ее огнем принимает у Вергилия, см. Sullivan 1972.
[111] Тристрам отсылает к своим примечаниям на стих 30.
[112] Рене Ле Боссю (1631-1680), французский критик-классицист; его широко известный трактат «Об эпической поэме» (1675) заслужил высокую оценку Буало.

Chronologia Claudianea

374 Консулы: Грациан (III) и Эквиций.
осень: избрание Амвросия епископом Медиолана.
375 после консульства Грациана и Эквиция.
"Поскольку в прошлом году сарматы опустошили Паннонию, на консульстве остались те же" (Prosperi Tironis Epitoma chronicon: Chronica minora I, 459).
17 ноября: смерть Валентиниана I в Бригеции.
22 ноября: войска в Паннонии провозглашают императором четырехлетнего Валентиниана II.
376 Консулы: Валент (V) и Валентиниан.
зима: magister equitum Феодосии казнен в Карфагене по распоряжению Грациана.
лето: Грациан в Риме отказывается от облачения pontifex maximus.
377 Консулы: Грациан (IV) и Меробавд.
рождение Аркадия.
378 Консулы: Валент (VI) и Валентиниан (II).
9 августа: поражение и смерть императора Валента в битве с вестготами под началом Фритигерна при Адрианополе.
379 Консулы: Авсоний и Олибрий.
19 января: император Грациан в Сирмии провозглашает Феодосия своим соправителем на Западе.
380 Консулы: Грациан (V) и Феодосии.
осень: болезнь и крещение Феодосия.
381 Консулы: Евхерий и Сиагрий.
май-июль: Константинопольский собор.
382 Консулы: Антоний и Сиагрий.
3 октября: Феодосии заключает мирный договор с готами Фритигерна; готы в качестве федератов поселяются в Мезии и Фракии.
осень: Грациан принимает ряд суровых мер против язычества: недвижимость языческих храмов и священнических коллегий конфискована, освобождение от уплаты налогов ликвидировано; из зала римского сената удален алтарь Победы.
осень: британские легионы после победоносных битв с пиктами и скоттами провозглашают императором своего военачальника Магна Максима. Он переправляется через Ла-Манш и движется на Париж.
конец года: в Медиолан прибывает сенатская делегация во главе с Симмахом, чтобы просить об отмене антиязыческих распоряжений. Делегации даже не удается добиться приема у Грациана.
383 Консулы: Меробавд (II) и Сатурнин.
16 января: Феодосии провозглашает Августом своего старшего сына Аркадия.
? июнь: узнав об узурпации Максима, Грациан оставляет Рецию, где ведет кампанию против аламаннов, и отправляется в Галлию.
25 августа: убийство Грациана на пиру, во время переговоров, на которые его заманил Андрагафий, начальник конницы Максима.
384 Консулы: Рихемер и Клеарх.
tribunus praetorianus militaris Стилихон женится на Серене, племяннице императора Феодосия.
9 сентября: рождение Гонория в Константинополе.
сентябрь: речь Симмаха перед Валентинианом и его министрами об алтаре Победы. Письмо Амвросия Валентиниану "Против Симмаха". Петиция Симмаха отвергнута.
385 Консулы: Аркадий и Баутон.
386 Консулы: Гонории и Эводий.
387 Консулы: Валентиниан (III) и Евтропий.
24-25 апреля: крещение Аврелия Августина.
388 Консулы: Феодосии (II) и Кинегий.
июнь: Феодосии начинает военные действия против Максима.
август: Феодосии наносит Максиму поражения при Сисции (совр. Сисак) на Саве и Петовии (совр. Петтау).
28 августа 388: убийство Максима в Аквилее. Его голову пронесли по провинциям и выставили в Карфагене. Оставив за собой верховную власть, Феодосии отдает Восток Аркадию, Италию Гонорию, а Галлию Валентиниану под надзором Арбогаста.
389 Консулы: Тимасий и Промот.
13 июня: Феодосии вступает в Рим в сопровождении Гонория и остается там до 30 августа. Дрепаний Пакат, галльский ритор, произносит панегирик Феодосию в сенате.
390 Консулы: Валентиниан (IV) и Неотерий.
? апрель: резня в Фессалонике; покаяние императора Феодосия.
391 Консулы: Татиан и Симмах.
24 февраля: запрещение в Риме языческих культов в любой форме.
16 июня: запрещение языческих культов в Египте.
конец года: в битве с бастарнами и другими варварами в Македонии и Фракии гибнет magister equitum Промот. Его преемником, вероятно в ранге magister utriusque militiae, становится Стилихон, продолжающий кампанию в 392 г.
разрушение христианами Серапеума в Александрии.
392 Консулы: Аркадий (II) и Руфин.
15 мая: в галльском городе Вьенне умирает Валентиниан II. август: похороны Валентиниана в Риме. Надгробная речь Амвросия Медиоланского.
22 августа: по приказу Арбогаста легионы в Галлии провозглашают императором Евгения.
393 Консулы: Феодосии (III) и Абунданций.
23 января: Феодосии провозглашает Гонория Августом.
начало года: возобновляется отправление языческих культов в Риме и Италии. Консулом на 394 год Евгений назначает Вирия Никомаха Флавиана, выступающего с программой возрождения язычества.
лето: Евгений с войском Арбогаста спускается в Италию.
394 Консулы: Аркадий (III) и Гонорий (II).
май: Феодосии начинает военные действия против Евгения.
5-6 сентября: битва при Фригиде. Евгений казнен, Арбогаст и Никомах Флавиан кончают с собой.
зима 394/395: гунны прорываются в империю по замерзшему Дунаю; начинаются волнения среди готов, поселенных во Фракии.
зима 394/395: готы Алариха, которые, сражаясь на стороне Феодосия при Фригиде, понесли тяжелые потери, возвращаются на Восток и поднимают бунт.
Не позднее 394 Клавдиан появляется в Риме.
395 Консулы: Олибрий и Пробин.
начало января: рецитация Рrob. в Риме.
17 января: смерть Феодосия Великого в Медиолане; его преемник на Западе, с резиденцией в Медиолане, - Гонорий; на Востоке, с резиденцией в Константинополе, - Аркадий.
25 февраля: на сороковой день по кончине императора Амвросий Медиоланский произносит надгробную речь ("De obitu Theodosii").
начало года: Стилихон, comes et magister utriusque militiae, во главе объединенного войска обеих частей империи выступает на Восток. 27 апреля: бракосочетание Аркадия и Евдоксии.
лето: в Фессалии Стилихон настигает готов Алариха, которые перед этим осаждали Константинополь; восточная армия под началом Гайны возвращается к Константинополю, Стилихон идет назад в Италию.
27 ноября: praefectus praetorio Orientis Руфин убит перед Константинополем вернувшимися домой солдатами; власть на Востоке переходит Евтропию, praepositus sacri cubiculi.
Не позднее 395 Аларих избран королем готов.
396 Консулы: Аркадий (IV) и Гонории (III).
начало января: рецитация III Cons, в Медиолане.
Западная империя получает от Восточной управление Западным Иллириком (Паннония и Далмация).
397 Консулы: Кесарии и Аттик.
начало года: с. min. 21 и 22.
начало года: рецитация Ruf. I, praef. Ruf. I в Медиолане.
начало года: Стилихон морем отправляется против Алариха в Грецию.
4 апреля: смерть Амвросия Медиоланского.
лето: Стилихон, воюя в Пелопоннесе, запирает Алариха на горе Фолоя.
позднее лето / начало осени: Стилихон объявлен врагом государства (hostis publicus) восточноримским сенатом,
позднее лето: рецитация Ruf. II, praef. Ruf. II в Медиолане.
осень: comes et magister utriusque militiae per Africam Гильдон прекращает поставку зерна в Италию.
? ноябрь: Масцезель, брат Гильдона, с войском отплывает в Африку.
398 Консулы: Гонорий (IV) и Евтихиан.
начало января: рецитация IV Cons, в Медиолане.
февраль / март: брак Гонория и Марии, дочери Стилихона. Fesc. и Nupt. рецитированы в Медиолане.
март: Масцезель побеждает Гильдона в битве при Тевесте.
конец весны: рецитация Gild, в Медиолане.
лето: смерть Масцезеля.
лето: Евтропий успешно воюет с гуннами, вторгшимися в Малую Азию; он десигнирован как консул 399 г. Это назначение не оглашается в Западной империи.
399 Консулы: Манлий Феодор и Евтропий.
начало января: рецитация Theod. в Медиолане.
весна: рецитация Eutr. I в Медиолане.
начало года: остготы под началом Трибигильда восстают и опустошают Фригию; Евтропий посылает Льва и Гайну на подавление мятежа; Гайна заключает договор с Трибигильдом.
25 июля: Евтропий лишен власти.
17 августа: имущество Евтропия конфисковано.
сентябрь: Eutr. II, praef. Eutr. II рецитированы в Медиолане.
конец года: Евтропий казнен.
400 Консулы: Стилихон и Аврелиан.
начало января: рецитация Stil. I - II в Медиолане.
февраль: рецитация Stil. Ill в Риме.
? март: мятеж Гайны в Константинополе.
? бронзовая статуя Клавдиана воздвигнута в Риме на Форуме Траяна. 400/401 с. min. 31;
Свадьба Клавдиана и медовый месяц в Ливии.
401 Консулы: Винценций и Фравитта.
10 апреля: рождение Феодосия Младшего, сына императора Аркадия.
осень: Стилихон сражается с вандалами и аланами, вторгшимися в Рецию.
ноябрь: Аларих вторгается в Верхнюю Италию.
402 Консулы: Аркадий (V) и Гонорий (V).
6 апреля (Пасха): Стилихон разбивает Алариха при Полленции; тот отходит на север.
май / июнь: Get. рецитирована в Риме.
июль / август: при отступлении Алариха Стилихон дает ему сражение при Вероне; затем Аларих очищает Италию.
осень / зима: Гонорий переносит свою резиденцию из Медиолана в Равенну.
403 Консулы: Феодосии Младший и Руморид.
осень / зима: Гонорий вступает в Рим для празднования триумфа над готами; там он остается по-меньшему до июля 404.
404 Консулы: Гонорий (VI) и Аристенет.
начало января: рецитация VI Cons, в Риме.
? начата Ser.
? смерть Клавдиана.
405 Консулы: Стилихон (II) и Антемий.
конец года: вторжение в Италию варварских племен под началом Радагайса.
406 Консулы: Аркадий (VI) и Проб;
август: Стилихон, спешно набрав армию, при помощи гуннского вождя Ульдина и готского вождя Сара разбивает при Фезуле Радагайса, прошедшего в среднюю Италию.
407: Консулы: Гонорий (VII) и Феодосии Младший (II).
408: Консулы: Басс и Филипп.
Гонорий женится вторым браком на второй дочери Стилихона, Терманции.
1 мая: смерть императора Аркадия. У Стилихона вновь появляется надежда осуществить свое опекунство над императором Востока, которым стал семилетний Феодосии Младший.
23 августа: казнь Стилихона в Равенне.

---

Литература

Аверинцев 1996 - Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996.
Аверинцев 1997 - Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997.
Адо 2002 - Адо И. Свободные искусства и философия в античной мысли. М., 2002.
Альбрехт I - III - Альбрехт М. фон. История римской литературы / Пер. А. И. Любжина. Т. I - III. М., 2002-2005.
Байрон 1963 - Байрон Дж. Г. Дневники. Письма / Изд. подгот. З. Е. Александрова, А. А. Елистратова, А. Н. Николюкин. М., 1963 (Литературные памятники).
Бартошек 1989 - Бартошек М. Римское право: Понятия, термины, определения. М., 1989.
Бенедикти 1961 - Бенедикти Р. Взятие Рима Аларихом (К вопросу об историографическом методе Прокопия Кесарийского) // ВВ. 1961. Т. 20. С. 23-31.
Биркхан 2007 - Биркхан Г. Кельты: история и культура. М., 2007.
Бицилли 2006 - Бицилли П. М. Избранные труды по средневековой истории: Россия и Запад. М., 2006.
Боура 2002 - Боура С. М. Героическая поэзия. М., 2002.
Брук 1992 - Брук К. Возрождение XII века // Богословие в культуре Средневековья. Киев, 1992. С. 119-226.
Брюсов 1917 - Брюсов В. Я. Erotopaegnia. М., 1917.
Буданова 1999 - Буданова В. П. Готы в эпоху Великого переселения народов. СПб., 1999.
Вольфрам 2003 - Вольфрам X. Готы. СПб., 2003.
Всемирная эпиграмма 1998 - Всемирная эпиграмма: Антология в четырех томах. Т. 1. СПб., 1998.
Высокий 2004 - Высокий М. Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. СПб., 2004.
Гаспаров 1986 - Гаспаров М. Л. Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики // Проблемы литературной теории в Византии и латинском Средневековье. М., 1986. С. 91-169.
Гаспаров 1993 - Гаспаров М. Л. Авсоний и его время // Авсоний. Стихотворения / Изд. подгот. М. Л. Гаспаров. М., 1993. С. 251-272.
Гаспаров 1997 - Гаспаров М. Л. Древнегреческая эпиграмма // Гаспаров М. Л. Избранные труды. Т. I. М., 1997. С. 291-316.
Гене 2002 - Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002.
Голенищев-Кутузов 1972 - Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972.
Грабар 2000 - Грабар А. Император в византийском искусстве. М., 2000.
Грабарь-Пассек 1966 - Грабарь-Пассек М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966.
Гюисманс 1906 - Гюисманс Ж.-К. Наоборот / Пер. М.А.Головкиной. М., 1906.
Де Санктис I - Де Санктис Ф. История итальянской литературы. Т. I. М., 1963.
Диесперов 2002 - Диесперов А. Блаженный Иероним и его век. М., 2002.
Дилигенский 1961 - Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV-V веках. М., 1961.
Доддс 2000 - Доддс Э. Р. Греки и иррациональное / Пер. с англ., комм, и указатель С. В. Пахомова. СПб., 2000.
Доддс 2003 - Доддс Э. Р. Язычник и христианин в смутное время / Пер. с англ. А. Д. Пантелеева и А. В. Петрова. СПб., 2003.
Дюби 2000 - Дюби Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового общества о себе самом. М., 2000.
Евдокимова 2002 - Евдокимова Л. В. Эволюция прозаического и стихотворного перевода в XIII-XIV веках. Несколько старофранцузских переложений "Утешения Философии" Боэция // Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения. М., 2002. С. 113-173.
Захарова и Торшилов 2003 - Захарова А. В., Торшилов Д. О. Глобус звездного неба: Поэтическая мастерская Нонна Панополитанского. СПб., 2003.
История римской литературы 1962 - История римской литературы / Под ред. С. И. Соболевского, М. Е. Грабарь-Пассек, Ф. А. Петровского. Т. П. М., 1962.
Казаков 1995 - Казаков М. М. Рим на пути от язычества к христианству: алтарь Победы // ВДИ. 1995. №4. С. 161-174.
Кардини 1987 - Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.
Клавдиан 1782 - Клавдия Клавдиана творения, с латинского подлинника на Российский язык переведенные Титулярным Советником и Троицкой Семинарии Префектом Михаилом Ильинским. Ч. 1. СПб., при Императорской Академии Наук, 1782.
Кнабе 1999 - Кнабе Г. С. Русская античность. Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М., 1999.
Кулаковский 2003 - Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1: 395-518 годы. СПб., 2003.
Курбатов 1991 - Курбатов Г. Л. Ранневизантийские портреты: К истории общественно-политической мысли. Л., 1991.
Кучма 2001 - Кучма В. В. Военная организация Византийской империи. СПб., 2001.
Кюмон 2000 - Кюмон Ф. Мистерии Митры. СПб., 2000.
Ле Гофф 2001 - Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого / Пер. Е. В. Морозовой. М., 2001.
Лейбниц 1989 - Лейбниц Г. В. Сочинения: В 4 т. Т. IV. М., 1989.
Ломоносов VIII - Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. VIII. М.; Л., 1959.
Лосев 1975 - Лосев А. Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975.
Лосев 1979 - Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I - II вв. н. э. М., 1979.
Лосев 1992 - Лосев А. Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. I. М., 1992.
Лосев 1996 - Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996.
Люйе 1993 - Люйе М.-К. Стратегии господства и регуляция политики в переходный период: создание образа императора в латинских панегириках // ВДИ. 1993. №3. С. 161 - 172.
Мейнеке 2004 - Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М., 2004.
Муратов 1994 - Муратов П. П. Образы Италии. Т. II-III. М., 1994.
Мякин 2004 - Мякин Т. Г. Сапфо. Язык, мировоззрение, жизнь. СПб., 2004.
Олимпиодор 1999 - Олимпиодор Фиванский. История. СПб., 1999.
Панофский 1998 - Панофский Э. Ренессанс и "ренессансы" в искусстве Запада. М., 1998.
Пареди 1991 - Пареди А. Святой Амвросий Медиоланский и его время. Милан, 1991.
Петров 2003 - Петров А. В. Феномен теургии: Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. СПб., 2003.
Пиренн 2001 - Пиренн А. Средневековые города Бельгии. СПб., 2001.
Поздняя латинская поэзия 1982 - Поздняя латинская поэзия / Сост. и вступ. ст. М. Л. Гаспарова. М., 1982.
Салимбене 2004 - Салимбене де Адам. Хроника. М., 2004.
Свиясов 1998 - Античная поэзия в русских переводах XVIII-XX вв.: Библиографический указатель / Сост. Е. В. Свиясов. СПб., 1998.
Селиванова 1988 - Селиванова Л. Л. Аполлоновы лебеди (К семантике образа в религиозных представлениях античности) // Человек и общество в античном мире. М., 1988. С. 363-397.
Смирин 1977 - Смирин В. М. Римская школьная риторика Августова века как исторический источник // ВДИ. 1977. №1. С. 95-113.
Стаций 1991 - Стаций. Фиваида / Изд. подгот. С. В. Шервинский, Ю. А. Шичалин, Е. Ф. Шичалина. М., 1991 (Литературные памятники).
Таруашвили 1998 - Таруашвили Л. И. Тектоника визуального образа в поэзии античности и христианской Европы: К вопросу о культурно-исторических предпосылках ордерного зодчества. М., 1998.
Тахо-Годи 1999 - Тахо-Годи А. А. Евринома и Офион // Тахо-Годи А. А., Лосев А.Ф. Греческая культура в мифах, символах и терминах. СПб., 1999. С. 610-612.
Тредиаковский 1752 - Тредиаковский В. Сочинения и переводы как стихами так и прозою... Т. I - II. СПб., 1752.
Федорова 1976 - Федорова Е. В. Латинские надписи. М., 1976.
Хазанов 1968 - Хазанов А. М. Катафрактарии и их роль в истории военного искусства // ВДИ. 1968. №1. С. 180-191.
Чернышов 1992 - Чернышов Ю. Г. Социально-утопические идеи и миф о "золотом веке" в Древнем Риме. Ч. И. Ранний принципат. Новосибирск, 1992.
Черняк 1983 - Черняк А. Б. Тацит и жанр парных речей полководцев в античной историографии // ВДИ. 1983. №4. С. 150-162.
Шабага 1997 - Шабага И. Ю. Славься, император! Латинские панегирики от Диоклетиана до Феодосия. М., 1997.
Шастель 2001 - Шастель А. Искусство и гуманизм во Флоренции времен Лоренцо Великолепного. М., СПб., 2001.
Шмараков 2004 - Шмараков Р. Л. "Jeweled style" и архитектоника целого: "Гильдонова война" Клавдиана // Вестник Тульского государственного педагогического университета. 2004. №1. С. 67-73.
Шмараков 2006а - Шмараков Р. Л. Поэзия Клавдиана в русской литературе: эпоха классицизма. М., 2006.
Шмараков 2006а - Шмараков Р. Л. "Себе лишь подобен" // Вопросы литературы. 2006. № 5. С. 333-353.
Шпенглер 1993 - Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. I. Гештальт и действительность. М., 1993.
Шталь 1988 - Шталь И. В. Гераномахия. От варварского мифа к древнегреческому эпосу // КНо 70 (1988). №2. S. 429-447.
Щеглов 2002 - Щеглов Ю. К. Опыт о "Метаморфозах". СПб., 2002.
Юрченко 2001 - Юрченко А. Г. Александрийский "Физиолог". Зоологическая мистерия. СПб., 2001.
Ямвлих 2000 - Ямвлих Халкидский. Комментарии на диалоги Платона / Пер. с древне-греч., вступ. ст., комм., указатель имен Р. В. Светлова. СПб., 2000.

---

Сокращения

ВВ: Византийский временник
ВДИ: Вестник древней истории
ВЛ: Вопросы литературы
СВ: Classical Bulletin
ClAnt: Classical Antiquity
CPh: Classical Philology
CQ: Classical Quarterly
HZ: Historische Zeitschrift
MGH. AA.: Monumenta Germaniae Historica. Auctores antiquissimi.
PG: Patrologiae cursus completus, series Graeca.
PL: Patrologiae cursus completus, series Latina.
PLRE: Prosopography of Later Roman Empire

---

Сокращенные обозначения поэм Клавдиана

с. min. малые сочинения
с. min. арр. дополнения к малым сочинениям
Eutr. Против Евтропия
Fesc. Фесценнины на брак Гонория Августа
Gild. Гильдонова война
Get. Война Поллентская, или Готская
Gig. Гигантомахии (c. min. 53)
Nupt. Эпиталамий на брак Гонория Августа
praef. вступление
Prob. Панегирик, сказанный консулам Пробину и Олибрию
Rapt. Похищение Прозерпины
Ruf. Против Руфина
Ser. Похвала Серене (c. min. 30)
Stil. Консульство Стилихона
Theod. Панегирик, сказанный консулу Манлию Феодору
III, IV, VI Cons. Панегирик на III (IV, VI) консульство Гонория Августа

---