1. Наш город, государь, постигло несчастье, что в нем разыгрались подобные выходки против его поклонника. Он совестится своих проступков и это помешало ему отправить к тебе посольство по поводу происшествия, чтобы оно и к речи прибегло, умоляло и на деле.
2. Но я, сам себя выбрав, являюсь, придавая большое значение тому, если смогу выполнить то, о чем молюсь, немалое и самому труду, какой предпринимаю за свою родину, если и придется ему потерпеть неудачу. Ведь я полагаю, меня будут судить более по моим намерениям, чем за то, что я не властен был дать [1].
3. Итак старость меня склоняла сидеть дома, убеждали в тому и многие из близких и знакомых, от которых приходилось слышать, что небезопасно держать перед разгневанным императором речь в оправдание подобных выходок, но я в твоей природе и характере почерпал уверенность, что никакой неприятности не постигнет меня за речь, а старость, с соизволения богов, убежден был, обретет силы и для пути вдвое длиннейшего, и что правильно было мое убеждение, показываете самое дело.
4. Я, на которого не надеялись, что он минуете и первую станцию, проехав многие, явился таким образом, переправился за Босфор и нахожусь во дворце, среди речей о городе. Итак тех, при содействии коих я вынес путь и не отчаялся в нем, полагаю, буду иметь союзниками и во всей моей задаче.
5. Приходилось уже слышать, как иной завидовал городу нашему за его воды, благорастворение воздуха, величину красоту и население и за то, что в нем дается и получается словесное искусство и есть те, кто желают обучаться и могут учить.
6. Я же скорее поместил бы его не в число счастливых, а наоборот, принимая во внимание землетрясения и разрушения, ими причиняемые, и нашествия персов, грабежи и срытие домов, пожары и, что относится, сказал бы я, в еще большему злополучию, неправый гнев на правителей и смерти их, влачимых за ноги, за что нередко мы заслуживали позорную молву у других людей. То, что было его злосчастием, в том город и был обвиняем.
7. Однако где же тут справедливость? Тому же демону в совместном действии его с оскорбленной Немезидой следует приписать и нынешний инцидент. Обида же в том, что нет более статуи. И это определилось тем, что из храма Немезиды сделал был другой.
8. Что поступок с вашими статуями возмутителен, кто станет тому противоречить? Кто не назовет того дня мрачным? Это было, государь, безумством со стороны города. Но что лишало его рассудка, то была некая высшая сила, так что, если и приходится согласиться, что это было преступлением всего города, оно имеет оправдание в при-чине, к тому подвигшей. Чего бы не сделал он в здравом уме, на то он дерзнул в припадке безумия.
9. Человека, подвергшегося таковому, обычай требует не наказывать, а жалеть и пытаться его исправить при помощи искусства врачей. Никто не бьет беснующегося и не обвиняет за недуг, поставляя его в счет ему. Недужны бывают и города, государь, и недуги их — беспорядки, мятеж, подверженность гневу, преступления, свойственные людям в таком состоянии, противозаконные действия.
10. Таковы бунты, во время коих происходить как много других ужасов, так и избиение не только граждан, но уже и родственников, так как безудержный гнев преодолевает и естественные привязанности. И это бедствие может постигнуть иной раз и небольшой город, а в тех, которые отличаются обширностью, такие явления часты.
11. И если исследуешь время римского царства, встретишь в таких и мятежи. Те из царей, которые более трезво глядели на дело, снисходили к прощению, некоторые же, неблагоразумно судившие, подвергали их наказаниям, которые были в ущерб и самим их виновникам. Ослабляя свою собственную державу, они признавались в том, что не умеют следовать примеру богов.
12. В чем же состоит последний? В прощении за ежедневные речи против них, таким, которые их произносят в минуты, когда обстоятельства их приводить в огорчение. Между тем нередко они сами виновники своей гибели и все же клевещут на богов, а те сносят это. Вот благодаря чему род людской многочислен, а если бы за всеми преступлениями следовали наказания, спасалось бы очень незначительное количество. Итак кто хочет уподобиться богам, пусть лучше утешается отпущением наказаний, чем их наложением.
13. В этом я нахожу самое важное отличие греков от варваров. Последние приближаются в зверям, презирая сострадание, а первые восприимчивы в жалости и умеют преодолевать гнев [2]. Так лакедемоняне пощадили Афины, когда им была возможность их уничтожить, и те из греков, которые воевали с персидским царем, тех, которые стали на его сторону, и при том немалым понуждением к наказанию имея свое постановление относительно их. И Александр Македонский поступил бы благоразумнее, не срыв до основания Фив. Это не противоречило бы благоприятному о нем суждению, напротив, было бы первым доводом в его пользу.
14. «То, что произошло, — возмутительно». Α те многие и частые выходки, какие имели место в Александрии, разве были умеренны? У них театр — арена войны их с правителями. А в войнах с последними они воюют и с вами, что держите скипетр, не останавливаясь ни перед каким словом, если даже убийц на Западе царей, овладевавших их державою, они, во всеуслышание, призывали на Египет . Но все же город на лицо и остается. И природе городов дано погрешать такими эксцессами и мы удивляемся не тому, если они прегрешают, но тому, если этого нет. Так если и не в письме, то на деле вы установили этот закон — прощать городам их безумие.
15. Отлично усмотрел это и младший из двух братьев-пеонийцев [3]. Так, в свое время, великий город, охотно принявший дерзкого тирана, и одинаково и в речах, и в действиях своих угождавший тирану [4] оскорблениями императору, последний, когда, по низвержении им своего противника, ожидали, что он отплатит городу, на нем самом и его населении, даже не подумал об этом, но сидел в ожидании, чтобы кто-либо выпросил ему прощение [5] и, когда такой явился, его похвалил, а город не покарал.
16. Пусть и о тебе скажут нечто подобное, в особенности в виду того, что и твоя слава больше, чем от подвигов вооруженною рукою, происходить от того, что соделало тебя владыкой, милостивым даже к скифским рабам [6]. И что они к тебе так относятся, объясняется твоим отношением к ним. Ведь вместо того, чтобы губить себе подвластных, а это легко, полагаю, всякому, ты поступаешь так, чтобы им нечего было бояться. От того приходится слышать заключения со стороны одних, что ты более воинствен, чем милосерд, со стороны других, что ты более милосерд, чем воинствен.
17. Но гораздо важнее похвала за милосердие, так как это прямо личное свойство, а в победе царя над врагами есть доля участия полководца, есть — воинов, есть, что приписать вооружению, коням, всадникам, кораблям, если сражение происходит на таковых.
18. Итак, государь, не сокрушай славы столь доблестной, но подумай о том, что следует царю походить на отца, а отцам свойственно относиться милосердно к опрометчивым поступкам сыновей. Много, конечно, можно сказать в честь тебе похвал, но больше всего истины в похвале твоей гуманности [7], так что, если бы и все были немилосердны и жестоки, тебе следовало бы сохранить это свойство.
19. На самом деле, можно наблюдать, что и Юлиан старался прославиться этим свойством, и тот, кто поставил соперником Риму новый город того же названия, проявлял его порою. В самом деле, когда как то римский народ осыпал его дерзкими криками, спросив братьев, что предпринять и услышав, от одного, что надо послать на них войско и порубить их, при чем сам поведет их, от другого, что достоинству царя подобает даже не знать подобных вещей, он заявил, что последний дает надлежащий совет, а тот, жестокий, далеко не в пользу государю, и что владыкам подобает относиться терпеливо к подобным порывам, и того возвеличил славою, а второго отправил после внушения ему, и привлек к себе расположение Рима, установив законом, что подобные выходки внушают царям лишь повод к смеху.
20. Но все же в отношении человеколюбия с тобою не сравнится он, который к подобным поступкам относился снисходительно, но был весьма суров к тем, кто домогались царской власти, и к тому подобным заговорщикам, и не к ним только, но и к тем, которые вступали в беседу с прорицателями о том, какова будет судьба его власти, и никакое искусство не в силах было бы спасти такого человека от костра [8].
21. А каков ты в таких делах, кто из варваров не знает? По подобным обвинениям некоторые шли на смерть и приговор объявлял смертную казнь, но голос, отменяющий приговор, исходя из дворца, проходил по городу, отводя мечи от шей [9], и теперь, после улик в проступках, требующих смертной казни, они живут в местностях, доставляющих удобства.
22. Твоим человеколюбием воспользовался, государь, и тот город, что ежедневно чтим был многими затратами на него, благодаря коим он из году в год становится больше и красивее. Итак те, кто некоего воина, скифа, обвиненного в чем-то, в суд не представили, а вывезли в море, после убийства на суше лишая его, сверх того, и погребения [10], оскорбили тем, что дерзостью этою раздражили скифов, но страшились гнева даже не целый день, но после опасений, что придется голодать, снова, благодаря примирению, получали хлеб.
23. Итак или тебе следует сегодня изменить себе и делу пойти вверх [11] по течению, или, пока ты остаешься прежним, и теперь не приступать к наказанию. Какая же храбрость повредить подвластному городу? Ведь нет её и для пастухов в заклании стольких голов мелкого скота, сколько они только пожелают, так и для пастухов быков — быков, козопасов — коз, но биться за них с нападающими зверями, и одолевать и отражать — большое и видное дело, а съедать кого кто пасет, в том нет ничего удивительного.
24. Таким образом, государь, хотя бы город и погрешил весь сообща, твоей натуре свойственно было бы позаботиться о нем. На самом деле, выслушай все подробности в моем рассказе. Таким образом ты можешь стать более справедливым судьею и на основании самых фактов рассудить жителей города.
25. Пришло письмо о деньгах, издавна грозная весть. Когда то, чему до сих пор не верили, получило достоверность и земля не сносила такого бремени, слышавшие письмо упали духом, большинство, соображая свое великое бессилие и то обстоятельство, что, если не смогут исполнить то, чего не могут при всем желании, их жизнь подвержена будет крайним средствам воздействия. Итак они прибегают в помощи бога, называя его самого, как такого, который способен тебя убедить уменьшить количество [12].
26. В то время, как помещение суда было полно людей, из коих одни занимали должности, другие принадлежали к декурионам, третьи зарабатывали деньги ремеслом адвоката, четвертых возраст освободил от трудов воина, итак из всех перечисленных одни умоляли со слезами; другие безмолвно проливали слезы и их нужно считать, конечно, в числе умолявших. Правителю не за что было укорять. Какой же упрек, в самом деле, могла бы вызвать мольба?
27. Итак до этого момента никто ни чем не нанес тебе обиды, государь. Какая же обида, если от того, от кого и сам ты ежедневно просишь благ, кто либо желал себе помощи? Когда же они были уже на улице и такие речи прекращались, какие то люди, при молчании с их стороны, подняли ропот.
28. Явившись в то место, где они рассчитывали застать Флавиана [13] и не найдя его, они вслед за тем вернулись туда, откуда сначала двинулись, принимаясь за неладные речи, сбираясь начать и дела такие же. Но люди, более порядочные, об этом не думали [14]. Кто же были те? Те, кто предпочитали плясунов и самому солнцу, и луне, и облакам. Из них кое-кто был уже виновником бед, что произошли в Берите. Это мы узнали впоследствии.
29. Вот при посредстве таких то слуг злой демон выполнил то, о чем я хотел умолчать, но о чем не говорить не дозволяет требование правды. Да, на ваши изображения, на которые мы взирали с почтением, не так взглянули предерзостные люди. А что не без участия злого демона творят люди такие дерзости, тому явным доказательством служит то обстоятельство, что все это было выполнено легко, при чем совершеннейшие малолетки бросались всюду, влезали, слезали, перескакивали с одного места на другое с большею силою, чем, какая присуща людям в её расцвете.
30. Говорят, и старик, который проявил при низвержении коня [15] больше силы, чем свойственно старику, услыхав: «Ладно, старик!», на глазах многих обернулся юношей, затем ребенком, наконец, исчез, и немалый трепет овладел самыми теми, кто видел эти превращения.
31. Итак я слышал, как раздавались крики толпы о золоте, голоса в том роде, как их требует подобное движение скопом [16]. Когда же дело дошло до статуй, одни их оскорбляли, другие смотрели на то, последних было гораздо больше, чем тех, кто совершали это возмутительное преступление. Как же они не препятствовали им? Повторю здесь прежний довод, что некая высшая сила того не допускала. Было тут какое-то демоническое существо, гнездилось в душе, существо, которое заставляло глядеть на все происходившее и не позволяло самому человеку и голоса подать.
32. А так как власти не являлось, приходилось, не смотря на численность свою, оставаться в бездействии. Декурионы же сторонились всякого участия или зрелища и, попрятавшись, где пришлось, спасались из опасения, как бы, появившись, не быть вовлеченными в дело. Когда же преступление стало принимать гораздо более грозные размеры, они отсюда почерпали достаточное оправдание своего страха по поводу меньших его проявлений. Ведь от тех, кто не воздержались от этих поступков, чего бы не подобало ожидать в остальном, когда при том уже был подожжен дом одного из знатных людей? А для них жизнь была гораздо ценнее домов.
33. Итак, рассеявшись вследствие напавшего на них страха и не имев возможности пи увидать друг друга, ни обменяться словом о происходившем, вместе с тем в виду того, что слухи преувеличивали число тех, кто напали на статуи, они пребывали в бездействии, молясь, чтобы кончилась невзгода, но выступить активно не будучи в состоянии.
34. И отсюда всякий может усмотреть, что это происходило не без некоего давления со стороны демона. В самом деле, тот, кому и без вызова следовало воспрепятствовать таким выходкам, будучи начальником стрелков, содержимых здесь для таких случаев, когда требуется действие оружием, призываемый множеством голосов, сидел на месте, отговариваясь пустыми предлогами.
35. А между тем, тот, кто, и без чьего-либо призыва, конечно, встал бы и поспешил, как человек опытный в войне и вообще не трус и знавший, что виновники беспорядка не выдержат и вида луков, к вам на защиту не двинулся, но был осторожен и медлил, а на помощь дому поспешил с готовностью и пожар, который грозил разгореться. погасил в самом начале, выпустив всего две стрелы, так что он сам себя обвиняет, что не сделал того же по более серьезному поводу.
36. Правитель же провинций [17], когда он услыхал, что пришли стрелки против поджигателей, и сам явился и присоединить помощь из состава своего отряда, показав этим, что мог бы с тою же силою явиться и в предшествующем случае. Итак поджигателей предали суду за поранения от черепиц, а для изобличения виновных в нечестии путей — много, обвинителями же друг друга являются соучастники нечестия, которые знают друг друга и поступки друг друга. Улики — быстры, ясны, нимало не трудны.
37. Но надлежало распределить арестованных по мере их преступлений. Это и было сделано. Нужно было приступить к наказанию негодяям, и это было предпринято, при чем одни погибли от меча [18], другие испустили дух на кострах, третьи растерзаны были зверями, и даже тех, кто были прямо ребятами, не спасал самый возраст этот, но оказывался для них бесполезным, при таком их возрасте, счет лет. А кто не подвергся возмездию, тот и не совершил проступка, так как судья всюду доходил своим умом, применяя в каждому всю строгость, так что нигде и ни с чьей стороны правда не пострадала.
38. Подумай же, государь, как тебе вслед за этим поступать, чтобы встретить похвалы себе? Мне кажется — если ты удовлетворишься тем, что никого из участников этого преступления уже не существует. Ведь если бы возможно было людям умирать несколькими смертями, нам следовало бы это сделать. Но так как этого уже нет, пора превратить гнев.
39. Пускай же не достигнет выполнения ни одна из мер, о. которых ходит молва. Каковы же они? Одни уверяют, что ты пустишь солдат грабить состояние каждого, другие — избивать население города, третьи, что ты ответишь на обиду тяжестью пени, четвертые, что ответишь на нее пролитием крови наиболее видных из членов курии.
40. Я же восставал против этих мнений, утверждая, что те, кто так думают, не знают тебя. Что дело это не было делом всего города, это ты слышал из моего рассказа. Где же справедливость, если будут казнены все, и те, кто в пору совершения преступления даже отсутствовали в городе, и те, кто были скованы недугом, и те, которые признательны богам, если кто-нибудь их не казнит?
41. «Да, конечно, и у женщин есть утварь». Но ни единый человек не стал бы утверждать, чтобы и женщины приняли участие в этой дерзости. они готовы были молить, чтобы у них двери были железные. Так боялись они за себя. Так неужели имущество и этих женщин, у которых нет ни мужа, ни сыновей, ни братьев, достанется на грабеж получившим на то дозволение?
42. Так, если они явятся к тебе и скажут: «Государь, да мы то этого и не желали, и не добивались, и не поощряли к тому, чтобы так сделалось, и не рады были такой дерзости и теперь неправо вынуждены попрошайничать, и при том когда нет давальца потому, что нищенство стало общим в городе», что скажешь на это, государь? Что же, если тебе не скажут ничего подобного, а обратятся с такими словами к Гелиосу? Или и за плач подвергнем возмездию горюющих?
43. Итак я не вижу даже, чтобы оставалось место для штрафа. Как же можно наказывать штрафом тех, которых нельзя даже уличить в бессовестности? Если, действительно, мера применена будет против всех, окажется, что ты караешь и тех, кого хочешь чтить, как друзей богу [19]. Если же часть будет выделена и не будет поражена штрафом, чистые от вины, как они, скажут, что терпят понапрасну, не получив одинакового с ними снисхождения.
44. Если, в самом деле, те, кто этому подвергнутся, принадлежат к числу тех, кто тронули с места статую, они заслуживают наказания смертью, но не состоянием. Если же никто не стал бы этого утверждать, за что же подвергают их взысканию? Остается вопрос о декурионах и о их головах. Если кто их казнит, не будучи в состоянии обвинить кого-нибудь за дело рук его, он окажется наказующим за декурионат, как за преступление, и должность, и теперь представляющаяся стоящей бегства [20], станет еще более страшной.
45. Что же оказывается из всего этого? Что тебе надо прекратить гнев. А тот, кто твердит тебе о Диокле [21], об уступившем принуждению Евгении, и вступлении сюда из Селевкии в пьяном виде [22], и о моем деде, и о Бразиде [23], и о том, как погибли они и некоторые другие без суда или защиты, по одному только тому, что были декурионами, те, кто держат такие речи, не о таком говорят, чему следует подражать.
46. Не ровня, нет, не ровня Диокл Феодосию. Полезно было бы и ему, полагаю, не точить меча [24], на самом деле он, прибегши к нему без удержу, быв во многом достоин удивления, свои хорошие качества затемнил своими слабостями, так что одно имя его переполняло слушателя отвращением и заставляло его отскакивать.
47. Пусть скорее вспомнить иной о Констанции, кротком к проступкам городов. При посылке сюда префекта Стратегия, после смерти Феофила [25], которую последний, бывший дельным правителем, встретил такую, какой не заслуживал за свой нрав: он был во время состязания на колесницах повергнут на землю пятью кузнецами, Констанций, хотя в ту пору и воскорбел сердцем, но, поминая Стратегию о наказании, не раз повторил, чтобы он применил его с наивозможной умеренностью, и тот не пренебрег приказом, и матерей плакало не больше, чем следовало.
48. «Но тогда, скажет иной, умирал Феофил, сейчас же оскорбление причинено статуям царским». Я же оставлю пока в стороне, что и то убийство было оскорблением императору, но укажу, что и сам этот (т. е., Констанций) очутился в подобном же положении. Именно город Едесса [26], недовольный каким то коснувшимся её мероприятием, повергнув его медную статую, затем подняв навзничь, так, как это принято в школах по отношению к детям, били ее ремнем [27] по спине и той части, что ниже её, приговаривая, что кому поделом такие удары, тому куда далеко до царствования.
49. Узнав это, Констанций не впал в гнев, не взыскал, ни чем не унизил город, но как не стал бы наказывать журавлей за их крики, так и их не стал карать. Эти и подобные поступки представлялись столь подобающими и достойными похвал, что такими проявлениями гуманности прикрыта была нерадивость его в военном деле, и, не смотря на то, что персы ежегодно что-нибудь присваивали новое и увеличивали свою территорию за наш счет, все же находились такие, кто воссылали за него молитвы и желали жить под его кротким к городам правлением. 50. Ведь если это свойство способно служить украшением всякому человеку, то особенно людям, облеченным властью. В самом деле, в условиях, когда положение позволяет полный произвол действий, наличность мотива, способного сдержать его и положить ему преграды, является важным подспорьем к славе и известности. Так неужели ты предпочтешь слышать такую молву о другом, чем дать повод людям говорить так о самом тебе? Отнюдь не уступай здесь победы никому, благородный муж!
51. Но, сверх сказанного, подумай и о том, о каком городе идет речь. Вернее всего, не следует пренебрегать ни каким городам, даже самым малым, даже таким, который расположен на утесе. Ведь о всяком городе есть забота богам и они — их достояние. Иной, пожалуй, скажет, что не велика потеря в подобном случае, как когда в хоре замолкает самый неважный из участников.
52. Но нельзя ничего подобного ни сказать, ни подумать о нашем городе, который тянется на такое пространство, что нелегко пройти от ворот до ворот, к которому прилегает столь обширная и столь плодоносная территория, что она все доставляет и довлеет ему. Не скудны и источники в ограде стен и немало их, а с теми, что бегут от Дафны к городу, сравняются немногие.
53. Да и зима мягка и лето самое приятное, благодаря дуновению ветров, рынок каждодневно изобилует продуктами, соблазняющими зрителя к покупке; и много народу переселяется в него отовсюду, а город охотно принимает их, ублаготворяет пришельцев и не дает раскаиваться в их решении [28].
54. Могущество же во всем города показали многие войны, какие велись с персидским царством [29], не менее прочих та, конец коей положил Юлиан, научив преследовать тех, кто привыкли бегать, спустя долгое время вернув римлянам их назначение.
55. Итак не считай то, что сейчас предстоит тебе, за что-либо иное, нежели совет, касательно целого государства, если дело идет о городе, которому персидский царь желал бы или перестать существовать, или подвергнуться злой участи, так как с этим сопряжены, по его мнению, его собственные успехи. Не споспешествуй же стремлениям варваров и не унизь достоинств Цельза. Ведь если ты наложишь большее взыскание, у него окажется недосмотр в мере его, а муж этот достоин почестей.
56 «Но что значат умершие сравнительно с твоим унынием?» Но не забывай, государь, наказание, затем воспоследовавшее, массовое бегство мужчин, женщин, детей, стариков, из коих каждый обильно проливал слезы из за ослов, мулов, верблюдов. Вследствие спроса на наем цена па них возросла вдвое, и тот, кто нынче винил нанявшего, назавтра сам оказывался в числе таковых [30].
57. Они спешат одни в другие города, другие в деревни, и город почти пуст, а пути, которые раньше служили к подвозу к каждым воротам продуктов деревень, распределяют в разные стороны вывоз из города. Понятно, почему: оставаясь в городе, они ждут погибели когда пойдут на них в ход мечи, рассеявшись, куда кто может, рассчитывают достигнуть возможной безопасности
58. Для разбойников нет поры удобнее настоящей когда везут деньги, а для убийства раздолье. Река уносит в море трупы, которые, брошенные убийцами, она принимает в свои воды. И в деревнях теснота, а в городе малолюдство, так что хлебопекам мало работы.
59. Проливают слезы те, кто еще не покинули город что еще нет, те, кто удалились, в тоске по нем. Болезни преодолевают скудость врачей. Умерший же лишен отцовских могил. В незаразное время повальная болезнь порождается скоплением в каждом месте насельников. Правители тяготятся передвижениями, но воспрепятствовать не в силах вследствие неизвестности будущего. Они не могли бы поручиться перед трепещущим человеком, что никакой беды не последует. Итак не свободен от страха ни тот, ни другой, ни остающейся, ни уезжающий. Ведь и для первого его пребывание сопряжено со страхом. Так разве мало возмездия — столько времени проводить жизнь в постоянном и столь сильном страхе? Ожидание смерти, хотя бы ей и не предстояло наступить, мучительнее нежданного удара
60. У многих погибло состояние, государь, у многих служанки от невыносимой усталости, у многих матерей дети упали с колен [31], многих мужей унесли волны жертвами разбойников, многие вместе с жизнью лишились и погребения. Город у нас стал не прежним, или, вернее, даже перестал быть городом; запер театр, запер ипподром. Не ведет девицу дружка, не зажигают брачных факелов, не звучит гименей. Пропали все флейты пропали свирели, пропали песни. Ни шутки, ни остроты ни пирушки, ничего вообще из того, что доставляет утеху не увидишь в городе.
61. Прекратились занятия словом, прекратилось обучение письму, никто не учит, никто не учится. Цвет лиц — людей в болезни, голос — недужных, мысль — поврежденных рассудком, иной, задавшись одной темой, сбивается на другую.
62. Полагаю и бог, в помощь моей речи, направляет в римскую землю персидское посольство. Ведь было бы не подобающим, если бы они узрели величайший из городов Востока в опале у тебя и в наказаниях, наносящих позор направлению города. Итак, признав, что и это произошло не без участия божества, будь милостив и не лишай наш город того, в чем ты дал участие некоторым пафлагонцам, в малом числе населяющим малый город, которому не хватает и до одной филы из тех, каких у нас восемнадцать [32].
63. Подобает, государь, подобает и тебе, и сыновьям твоим величаться этим качеством и предметом соревнования и обучения их служить уменью должным образом относиться к подобным обстоятельствам. Ведь время не перестанет приносить с собой неприятности, а для них важно не искать советчика, обладая внушением дома, со стороны родителя.
64. Положи конец, государь, великой невзгоде, и бегства, и плачи уравновесь весельем возвращения. Пусть тот получает назад покой для девиц, тот комнату, пусть лобызает первые двери, вторые, те, что за ними, пусть пользуется ночью для сна, лежа у себя в покое.
65. Многие хвалебные слова выслушивал ты, те, созданный мощью риторов, эти вдохновением поэтов, где говорилось и о доблестях предков и твоих, об оружии, начальствовании твоем воинами, битвах и победах и этом нынешнем твоем сане, в силу коего ты стоишь во главе прочих, при чем варвары добровольно отдаются тебе в подданство. Дай же последующим речам стать еще лучшими, доставив им тему, еще достойнейшую, в этих настоящих обстоятельствах. Если те подвиги велики, есть нечто большее в этой милости, о которой теперь идет речь.
66. Итак кивни, божественная глава, и, соделав старость мою счастливою успехом в том, ради чего я явился, отправь меня с доброю вестью к моим согражданами.