Содержание
Так как многие важные дела заставляли заботившихся о морском могуществе афинян снаряжать триеры, то было принято постановление, чтобы триерарх, который первым представит оснащенный корабль, был награжден венком, а тот, кто не спустит своего корабля на воду и не поставит его на якорь у мола[1] до последнего дня месяца и первого дня следующего, должен быть посажен в темницу. Этот мол представлял собой сооружение в гавани, выдвинутое вперед в море для причала кораблей, и там могли встречаться моряки. Аполлодор, сын. Пасиона[2], первым поставивший корабль к причалу, получил венок. Когда же на этот раз было решено проверить также, кто подготовил триеру лучше всех, то Аполлодор стал претендовать и на этот венок.
Речь
(1) Если бы, о Совет, постановление предписывало награждать венком того, у кого найдется больше всего защитников, то я был бы безумцем, если бы надеялся получить этот венок: ведь за меня выступил только один Кефисодот[3], а в их пользу весьма многие. Но ведь народ предписал казначею[4] награждать того, кто первым подготовит триеру. Сделал же это я. Поэтому я и утверждаю, что увенчать следует именно меня. (2) Поведению же моих соперников я удивляюсь: ведь вместо того, чтобы готовить триеру, они стали готовить ораторов и, как мне кажется, совершенно утратили понимание сути дела; они считают, что вы будете благодарны не тем, кто совершает то, что положено, а тем, которые только говорят, что они это делают. Я же думаю о вас совсем иначе, чем они, и по этой-то самой причине справедливо будет, если вы проявите большую благосклонность. Ведь получается, что я думаю о вас лучше, чем они. (3) Так вот, граждане афинские, правильно и справедливо было бы, чтобы те, кто считает себя достойными награждения венком, доказали бы, что они этого венка достойны, вместо того, чтобы хулить меня. Однако, пренебрегши этим, основываясь на разборе своих дел, да и моих собственных, они нападают на меня. Я докажу, что они лгут в обоих случаях - и когда хвалят себя, и когда поносят нас.
(4) Ведь после того, как вы приняли постановление[5] ввергать в темницу и предавать суду того, кто не поставит корабль на причал у мола, и когда вы утвердили это постановление, я первым поставил корабль на якорь и получил за это от вас венок. Другие же даже еще не спустили свои корабли на воду и таким образом заслужили тюрьму. Так не будет ли с вашей стороны нелепейшим поступком, если вы теперь увенчаете венком тех, которых раньше подвергли такому наказанию? (5) Я затратил собственные деньги на оснастку[6], которую государство должно предоставлять триерархам, и не взял от государства ничего; они же воспользовались государственной оснасткой и не потратили на нее ничего из своих средств. Они не могут утверждать и того, что раньше меня приступили к испытанию корабля; ведь мой корабль был наготове раньше, чем они прикоснулись к своей триере, и вы все видели испытания моего корабля. (6) К тому же я нанял самую лучшую команду гребцов, выплачивая им намного больше денег; если бы у них была команда хуже моей, в этом еще не было бы ничего страшного: но претендуя на то, что их команда более многочисленна, они на самом деле не наняли никакой команды. Какое же они имеют право, пополняя команду с опозданием, получить сейчас венок, как первые подготовившие корабль?
(7) Так вот, я считаю, что самым справедливым с вашей стороны будет увенчать меня, и вы это понимаете, даже если я не стану ничего говорить. Я хочу только доказать, что этим людям не следует даже заикаться о венке. Откуда же это очевидно? Да хотя бы из того, что они сделали сами. Ведь отыскав того, кто согласился выполнять обязанности триерарха за наименьшую сумму, они наняли его для несения этой литургии. Разве не противозаконно, отказавшись от лишних расходов, требовать для себя участия в почестях, воздаваемых тем, кто несет эти расходы? Разве не противозаконно обвинять человека, взявшего на это подряд[7], в том, что корабль вовремя не был поставлен у причала, и в то же время требовать для себя благодарности за хорошо выполненную службу? (8) Нужно, граждане афинские, искать справедливое решение, исходя не только из того, что произошло сейчас, но и из того, что некогда сделали вы сами, когда другие люди совершили то же самое, что и мои противники. Ведь когда вы потерпели поражение, сражаясь на море с Александром[8], то сочли главными виновниками этого триерархов, сдавших свои триерархии на подряд: вы ввергли их в тюрьму, сочтя, что они предали свои корабли и не выполнили свой воинский долг. (9) Обвинителем был Аристофонт[9], а судили вы сами[10]. Если бы ваш гнев соответствовал тогда их подлости, то они были бы казнены. Эти же люди, зная, что их дела нисколько не лучше совершенных теми, не только не трепещут перед вами в ожидании того наказания, что им назначат, но даже произносят -публичные речи против других и требуют наградить их венком. Так посудите, что станут думать о ваших решениях, если окажется, что за один и тот же поступок вы одних присудили к смерти, а других наградили венком.
(10) Вы ошибетесь не только, если поступите так, но даже если, заполучив этих людей, совершивших такое беззаконие, в свои руки, не накажете их. Ведь негодовать следует не тогда, когда вашему имуществу будет уже нанесен ущерб, а тогда, когда оно еще в целости, но вы видите, что те, кто к нему приставлен, руководствуясь постыдным корыстолюбием, не заботятся должным образом о его сохранности. Пусть никто из вас не порицает мою речь, сочтя ее чересчур резкой, пусть он лучше порицает тех, кто совершил те дела, о которых идет речь; ведь это из-за них моя речь приобрела такой характер. (И) Я удивляюсь, почему происходит так, что эти люди наказывают и ввергают оковы неявившихся на службу матросов, из которых каждый получает только 30 драхм, - а вы не поступаете таким же образом с триерарха ми, которые не отплыли с флотом, получив при отплытии по 30 мин?[11] Неужели если какой-нибудь бедняк, подвигнутый на это нуждой, провинится, то его подвергнут самым крайним наказаниям, а если то же самое сделает корыстолюбивый богач, то его простят? Если решать дела подобным образом, где же тогда будет равноправие и демократия? (12) Еще более несообразным кажется мне, что человек, предложивший что-либо противоречащее законам, если его в третий раз изобличат в этом, подвергнется частной атимии[12]; те же, кто совершили беззаконие не на словах, а на деле, не понесут никакого наказания! Но вы все, граждане афинские, сами скажете, что проявлять мягкость в таких делах - значит учить людей совершать преступления в будущем.
(13) Поскольку я уже начал говорить об этом, то мне хочется изложить здесь перед вами то, что происходит в результате подобных действий. Когда отплывает кто-либо, нанявшийся выполнять триерархию, он хватает и уводит людей, кого попало[13]. Прибыль с этого он извлекает для себя, а расплачивается за него любой из вас: лишь вы одни, граждане афинские, не можете отправиться никуда без жезла глашатая[14] из-за вызванных этими людьми ответных захватов людей и имущества. (14) Если смотреть на существо дела, то окажется, что эти триеры отплывают сражаться не за вас, а против вас. Ведь триерарх, несущий службу государству, не должен рассчитывать разбогатеть за общественный счет, но наоборот, должен стремиться на свой счет поправить дела государства, и только в этом случае им будет выполнено то, что нужно для вас. Но каждый из них отправляется, имея в уме противоположную цель: потери, которые возникают из их неправильных поступков, они возмещают с ущербом для вас. (15) Все происходит совершенно естественно. Вы дали возможность совершать беззаконие тем, кто того пожелает: сохранять украденное, если они не попадутся, а если и будут захвачены, то получить прощение[15]. Таким образом те, кто уже не заботится о своем добром имени, получили возможность безнаказанно совершать все, что только захотят. В частной жизни людей, которые учатся только на собственном горьком опыте, мы называем непредусмотрительными. Как же можно назвать вас, которые так и не научились остерегаться, хотя уже многократно терпели урон?
(16) Надлежит сказать и о тех, кто защищал здесь этих людей. Ведь они полностью уверены в том, что имеют возможность делать и говорить перед вами все, что захотят. Некоторые из тех, что тогда выступали обвинителями Аристофонта[16] и были так строги к сдавшим свои триерархии на подряд, сейчас требуют увенчать моих противников. Они изобличают самих себя в одном из двух: либо они тогда сикофантствовали и противозаконно нападали на обвиняемых, либо сейчас они поддерживают моих противников за деньги. (17) Эти люди требуют от вас, чтобы вы проявляли щедрость, как будто речь идет о подарке, а не о награде за победу, или как будто под давлением людей такого рода следует воздавать благодарность тем, кто пренебрегает вами, а не награждать согласно с советами лучших, тех, кто служит вам верно. К тому же они так мало стараются казаться порядочными людьми, да и все остальное считают совсем неважным по сравнению с возможностью сорвать хороший куш. Они не только решаются публично говорить противоположное тому, что сказали прежде, но и сейчас сами себе противоречат: ведь они утверждают, что триера, которая получает венок, должна иметь на борту команду моряков[17], и в то же самое время требуют увенчать триерархов, уклонившихся от исполнения этой литургии. (18) Они заявляют, что никто не закончил подготовки раньше моих соперников и в то же время требуют увенчать нас всех вместе, хотя постановление говорит совсем о другом. Я так же не могу согласиться на это, как не согласился на то, чтобы сдать мою триерархию на подряд. Я не соглашусь на это так же, как не сделал того. Хотя они притворяются, будто защищают справедливость, но усердствуют они больше, чем это стал бы делать кто-нибудь безвозмездно. Они выступают, рассчитывая на мзду, а не для того, чтобы высказать свое мнение. (19) Эти люди поступают не как граждане государства, в котором у каждого есть возможность выступить; они действуют, как если бы были обладателями каких-то особых жреческих привилегий[18]; они ругают и называют наглецом всякого, кто станет говорить перед вами о законе и справедливости, и едва согласны терпеть такое. Они совершенно потеряли чувство меры и считают, что если они обзовут бесстыдным человека, хотя бы раз выступившего с речью, то их потом всю жизнь будут считать благородными людьми. (20) Но хотя из-за их речей дела во многом идут все хуже, однако благодаря тем, кто считает необходимым им противодействовать и защищать законность, не все еще погибло. И вот, подобрав себе подобных защитников[19], мои соперники, хотя и знали, как их будут ругать люди, любящие говорить плохое, все-таки решились начать процесс и порочить человека, в то время как им следовало скорее заботиться о том, чтобы их самих не постигли неприятности.
(21) В том, что эти люди дерзки и беззаконны, больше всех других виноваты.вы сами: ведь вместо того, чтобы судить самим, вы определяете ценность каждого человека со слов ораторов, о которых знаете, что они говорят за плату. Разве не нелепо, считая ораторов самыми скверными из граждан, принимать тех, кого они хвалят, за порядочных людей? (22) Ведь все совершается этими людьми, и они только что не распродают с глашатаем общественное имущество. Они требуют увенчивать или не увенчивать того, кого им заблагорассудится, ставя себя выше ваших постановлений. Я же, граждане афинские, убеждаю вас не подчинять жадности этих ораторов честолюбие людей, готовых тратить свои средства. В противном случае вы научите всех ни в грош не ставить ваши предписания, а щедро оплачивать тех, кто станет бесстыдно лгать перед вами, защищая таких людей.
* * *
Речь написана от имени триерарха, который уже получил одну награду за то, что первым привел свою триеру к причалу. Теперь он требует вторую награду за то, что его корабль оказался оснащенным лучше всех. У него есть соперники, и в ходе процесса должно быть решено, кто имеет больше прав на венок. Такое разбирательство носило название диадикасии. Дело разбирается в Совете, который ведал вопросами, относящимися к военному флоту (см. введение к речи "Против Эверга", XLVII). Либаний, а вероятно, и кто-нибудь до него считали, что истцом в этом деле был Аполлодор, но ясная и четкая форма речи, темперамент оратора показывают, что во всяком случае Аполлодор не мог быть автором этой речи. Нет сколько-нибудь убедительных оснований считать его и истцом. Эта ошибочная идея возникла благодаря неосновательному сближению нашей речи с речью "Против Поликла", также восхвалявшей щедрость гражданина, не жалевшего своих средств при исполнении триерархии; там в процессе выступал Аполлодор, энергично расхваливавший свою триеру и ее экипаж (см. L. 7). Ф. Брасс (III. С. 243) высказал предположение, что в данной речи истцом был сам Демосфен, который, естественно, в таком случае был и.автором речи. В § 8 речи говорится о победе Александра Ферского над афинянами, которая имела место в 362 г. при Пепарефе. Оратор говорит об этой победе, как о событии, со времени которого прошло уже некоторое время. С другой стороны, маловероятно, что эта речь была произнесена после 357 г., когда были организованы симмории, о которых в речи ничего не говорится. Таким образом, 359 г., когда, как известно, Демосфен, был триерархом, и на его триере в Геллеспонте плавал стратег Кефисодот, вполне подходит для датировки нашей речи. В языке и стиле речи нет ничего, чуждого Демосфену, а ряд мест находит аналогии в демосфеновской речи "Против Аристократа" (XXIII. 130, 145, 201, 204).
[2] Называя истцом сына Пасиона, Либаний ошибается. См. выше, вступление к примеч.
[3] Кефисодот — возможно, стратег 359 г. См. вступление к примеч.
[4] Термином ο̉ ταμίας здесь, по-видимому,, обозначен государственный казначей Афин (ταμίας του̃δήμου).
[5] Утверждение псефисмы, вероятно, не проводилось особым актом, а являлось результатом того, что не было подано жалобы не ее противозаконие.
[6] Об оснастке судов говорится также в речах «Против Эверга» (XLVII) и «Против Поликла» (L).
[7] О найме человека, принимающего на себя выполнение триерархии, см. также: «Против Мидия» (XXI. 155) и «Против Поликла» (L. 52).
[8] Александр Ферский победил афинян в морском сражении при Пепарефе в 361 г. Ср. речь «Против Поликла» (L. 4).
[9] Аристофонт — известный афинский политический деятель IV в., начавший свою карьеру во время описываемых событий.
[10] Из этих слов следует сделать вывод, что дело, возбужденное в порядке исангелии, разбиралось народным собранием.
[11] Речь идет, по-видимому, об авансе жалования, выдававшемся членам экипажа. 30 драхм — небольшая сумма, составлявшая сотую той суммы, которая выдавалась триерархам. Мина равнялась ста драхмам.
[12] Что такое частная атимия, мы точно не знаем.
[13] Оскорбленные незаконными захватами людей в прибрежных городах, производившимися лицами, нанявшимися исполнять триерархии (ср. § 16), жители этих городов мстили афинянам.
[14] Жезл глашатая по нормам международного права того времени служил его носителю надежной защитой.
[15] Такого рода упреки в адрес слушателей нередки в речах Демосфена.
[16] Аристофонт из Азении уже упоминался выше (см. примеч. 9). Об этом Аристофонте Эсхин (III. 194) сообщает, что он был семьдесят пять раз оправдан по обвинению во внесении противозаконных предложений.
[17] По-видимому, противники истца утверждали, что команда его триеры оказалась неполной (см. § 6).
[18] Некоторые жреческие должности были наследственными. См.: Аристотель. Афинская полития. 42. 5; 57. 2.
[19] Характерные для Демосфена упреки. См. выше § 15 и примеч. к этому месту.