Сразу же после смерти Александра в Вавилоне был созван совет полководцев. На нем отсутствовали наместник Македонии Антипатр и Кратер, который отправился на запад с приказом царя забрать у него этот пост. На повестке дня совета стоял один вопрос: о судьбе огромного государства. Тотчас же выявились две точки зрения: одни ратовали за его сохранение для потомства Александра, другие высказались за его разделение. Первую точку зрения отстаивали Пердикка, Неарх и Мелеагр. Все они были за единство империи, но каждый из них имел особое мнение о путях достижения этой цели. Так, Пердикка предложил ждать рождения ребенка от законной жены царя Роксаны, чтобы потом его провозгласить царем. Это мнение было поддержано Аристоном. Флотоводец Неарх — один из ближайших друзей Александра предложил провозгласить царем сына последнего от дочери сатрапа Артабаза — Барсины. На это никто не согласился. Его предложение было отвергнуто даже в оскорбительной форме, что отражало, кстати, отношение полководцев к боевой роли флота. Мелеагр, занимавший важный пост в руководстве тяжелой пехотой, выступил против водворения на престол сына Александра от азиатки. Считая абсурдным избрание царя, еще не рожденного, он предложил кандидатуру сводного брата Александра, сына Филиппа II и фессалийки Филинны - слабоумного Арридея. Хотя последний и не был законным сыном македонского царя, но зато имел то преимущество, что был единственным представителем дома Аргеадов. Против сохранения единства империи выступил Птолемей. Он высказал мнение, что не стоит назначать царя вовсе, а лучше поручить управление государством совету полководцев. Этот совет должен был разделить государство на различные регионы.
Сначала было принято предложение Пердикки: дождаться сына Роксаны, для которого с согласия матери, были назначены регентами Пердикка и Леоннат. Кроме того, было решено учредить для Македонии и ее эллинских владений специальное правительство, руководство которым было возложено на наместника Македонии Антипатра и на Кратера. Согласно этому решению, Антипатр был утвержден главнокомандующим войсками ###(Лгоитидч)*) - расположенными в Европе (хита тп> EvfHo.inv), а Кратер получил титул простата ###(лроататпс тле p«6i>.eiac;), т. е., видимо, регента и представителя или протектора царствования Арридея. С этим титулом близкий друг Александра и наиболее популярный в войске полководец получил максимум почестей от Македонии.
Таким образом, хотя Антипатра и Кратера, двух хищных македонян, по выражению М. Фонтаны, и не было на Вавилонском совете полководцев, но их интересы не были ущемлены
Предложение Пердикки было принято представителями конницы, ее командирами, гетайрами, набранными из аристократов или находившимися под их влиянием. Что касается пехоты, то ее представители, подстрекаемые Мелеагром, с этим решением не согласились и провозгласили царем под именем Филиппа слабоумного Арридея. Единая армия Александра разделилась на два враждующих лагеря. Дело дошло до военного мятежа. На одной стороне находились Пердикка с Леоннатом и конница, на другой — Мелеагр и пехота. Пердикка, заинтересованный в соглашении, произнес речь, которая известна нам из произведения Помпея Трога: «Пусть они (пехотинцы ) подумают, против кого они подняли оружие; ведь это не персы, а македоняне, не враги, а сограждане, многие из них даже их родственники, и во всяком случае их соратники, сотоварищи по лагерю и опасностям. Какое восхитительное зрелище для их врагов! Как они будут радоваться тому, что те, чье оружие нанесло им горестное поражение, теперь убивают друг друга и своей кровью совершают надгробные жертвоприношения теням ими же убитых врагов».
Плутарх указывает, что конфликт был устранен Эвменом. Был выработан компромисс, в результате которого Пердикка, гетайры и конница признали Филиппа-Арридея царем, за что Мелеагр и фаланга должны были признать будущие нрава сына Александра и согдианки Роксаны. Согласно этому компромиссу, государство, таким образом, должно было иметь двух царей и, само собой разумеется, двух регентов, потому что оба царя были лишь знаменем, а не реальной силой. В сущности, такое компромиссное решение дало первую брешь в осуществлении идеи сохранения единого государства Александра, которое разделилось на восточную и европейскую части, каждая из которых должна была иметь своего царя и своего регента.
После этого компромисса Леоннат был фактически отстранен от регентства. Его место занял Мелеагр, который ненадолго стал помощником Пердикки. Последний не мог смириться с тем, что этот помощник был решительным противником ориентализании. Мелеагр вынудил его признать царем эпилептического сына Филиппа, сводного брата Александра, и вызвал в армии мятеж. Поэтому в лице Мелеагра он увидел своего заклятого врага и решил с ним рассчитаться. Вскоре тот пал жертвой мучительной смерти, и Пердикка освободился от своего соперника.
Как сообщает Диодор, в 323 г. до н.э. наделенный верховной властью Пердикка собрал в Вавилоне находившихся в Азии полководцев, чтобы произвести распределение крупных округов и высших должностей государства. Птолемей, который фигурировал среди телохранителей Александра, присвоил себе сатрапию Египет и угодья «Ливии» (ту часть этой области, которая находилась по соседству с долиной Нила) и «Аравии» (район, близкий к Аравийскому полуострову). Египетский руководитель финансов остался заместителем Птолемея в качестве «гиппарха». Грек из Митилены Лаомедон получил Сирию (с Финикией, добавляет Кв. Курний), а Филота - Киликию (юго-западная часть Малой Азии). Пифон, по мнению Курция, помогавший Пердикке в организации центральной власти, был назначен правителем Мидии. Эвмену, который только что оказал блестящую услугу в разрешении конфликта, было доверено управление Каппадокией, которую, впрочем, Александр не подчинил и которую нужно было еще завоевать. Эвмен получил также Пафлагонию и должен был, кроме того, занять район, близкий к Понту и Трапезунду. Антигон, управлявший с 333 г. до н.э. Великой Фригией, сохранил власть над этой областью и получил еще Памфилию и Ликию (некогда управлявшуюся Неархом). В Карии был сатрапом сын Антипатра — Кассандр. Менандр получил Лидию, которой он некоторое время руководил при Александре. Леоннату, который больше не принадлежал к центральному правительству, была отдана сатрапия Малая Фригия, или Геллеспонтская Фригия, через которую проходила дорога из Европы в Азию и управление которой Александр поручил вначале Каласу, а затем Демарху. Сатрапии Верхней Азии остались под властью прежних правителей. Наконец, Селевк получил высокий пост, который последовательно занимали Гефестион и Пердикка, а именно: командование мощной конницей гетайров.
Как видно, здесь произошло разделение лишь восточных владений Александра. Что касается Европы, то там все осталось по-прежнему: Лисимах управлял собственно Фракией, Херсонесом и побережьем Понта, близкого к Фракии. Кратер, который находился еще в Киликии, и Антипатр сохраняли власть, которой они были облечены в Македонии и Элладе.
Таково первое, наиболее важное распределение крупных областей государства, управлять которыми чисто номинально должны были Филипп-Арридей и новорожденный сын Александра. При таких обстоятельствах создавалось много возможностей для произвола со стороны отдельных руководителей, занимавших командные посты в своих сатрациях. Поскольку Антипатр и Кратер находились вне Вавилона, власть, которой обладал Пердикка, державший в своих руках обоих царей и являвшийся их опекуном, была сильнее власти обоих других. Это встревожило старых полководцев Александра. Кроме того, Антипатр видел в политике Пердикки опасность для Македонии и для судеб всей империи. Их политические концепции были отличны друг от друга: Пердикка следовал идеалам Александра, Антипатр же не признавал их.
С первого же года своего регентства Пердикка натолкнулся на злую волю и личные интересы своих старых товарищей по оружию, которые отказывались выполнять его приказания и действовали наперекор стремлениям Пердикки и Эвмена сохранить единство государства Александра за его потомством. Постепенно против Пердикки и Эвмена стала складываться коалиция, главным представителем которой был Антигон. Кроме него, в нее входили Антипатр и Птолемей. Началась длительная борьба за власть. Прежде всего позиции Птолемея и регента столкнулись на Кипре. Руководители различных городов этого острова объединились с Лагидом и осадили многочисленными кораблями Марион. Пердикка отправил на помощь осажденным значительный флот, который включил 800 наемников и 500 конников; всеми силами командовал старый «телохранитель» Александра - Аристон.
С конца 322 г. до н.э. военные столкновения между регентом, объединенным с Эвменом против коалиционистов, казались неизбежными. Основным театром военных действий становились Малая Азия и Египет. В Малую Азию двинулись Антипатр и Кратер, в Северной Африке действовал Птолемей. Против них должны были развернуться параллельно военные операции Эвмена и Пердикки. Однако развивались они очень неравномерно. Более активные действия против коалиции Антипатра и Кратера вел Эвмен, который обнаружил здесь незаурядный воинский талант, несмотря на то, что ему пришлось иметь дело не только с коалицией, но и с изменой и вероломством своих подчиненных.
Назначенный регентом главнокомандующим войск, дислоцированных в Каппадокии и Армении, Эвмен получил титул ###отритпубс иитохраиор и согласно этом, титулу был наделен неограниченными полномочиями. В силу исключительности момента ему были переданы военные контингенты в Малой Азии. В его подчинении находились войска Неоптолема, бывшего начальника телохранителей Александра и сатрапа Армении Алкеты — брата регента. Но оба они отказались подчиниться Эвмену: Алкета категорически отказался участвовать в военных операциях, заявив, что его македонские солдаты считают позором драться с Антипатром и даже готовы присоединиться к Кратеру, защищавшему старые македонские обычаи от восточной политики покойного царя. Еще большую враждебность обнаружил в отношении Эвмена сатрап Армении «надменный и чванливый» Неоптолем, сеявший смуту в этой стране и находившийся в тайных сношениях с наместником Македонии. Эта интрига была раскрыта, и Эвмен заставил его принять сражение, которое Неоптолем проиграл, потеряв большую часть пехоты и обоз. Неоптолем бежал к Антипатру и Кратеру, которые тогда переправились в Азию, чтобы свергнуть власть Пердикки. Распространились слухи об их намерении вторгнуться в Каппадокию.
Зная, что предстоит суровая борьба, Эвмен принял усиленные меры по укреплению своих военных сил. Особое внимание он уделил организации конницы, которую противопоставил самонадеянной и дерзостной пехоте. Тех из местных жителей, кто умел ездить верхом, он освободил от податей и налогов, из них стал набирать конницу, покупая на собственные деньги лошадей. За короткий срок было собрано более 6 тыс. всадников 15. Предстояла сложная и трудная борьба. Сложность ее заключалась в том, что против него объединились три полководца: Антипатр, Кратер и Неоптолем. Первый был старым врагом Эвмена, второй — его прежним другом и любимцем македонян, а третий — уже разбитый им полководец, жаждущий мести. Антипатр, стремясь «зайти в тыл регенту», пошел на Киликию, чтобы «разбить Пердикку». Эта операция могла бы быть поддержана Антигоном, который захватил Кипр. Но Пердикка уже покинул Киликию и устремился в Египет против Птолемея.
Кратер же вместе с Неоптолемом двинули значительную часть войск на Эвмена, рассчитывая захватить его врасплох. Зная свою популярность среди македонян. Кратер был убежден, что македонские воины Эвмена против него воевать не будут и, увидев его на поле сражения, тотчас перебегут к нему. Однако он недооценил прозорливости своего противника. Будучи, по выражению Плутарха, «бдительным и здравомыслящим полководцем», понимая, что рано или поздно сражения с Кратером не избежать, Эвмен заранее приготовился к этому сражению. Он скрыл от своих солдат, с кем им придется воевать, распространив слух, что вернулся Неоптолем. Поэтому против Кратера были поставлены не македонские солдаты, а два подразделения иноземной конницы, которые получили приказ незамедлительно завязать бой с неприятелем, броситься в стремительную контратаку, чтобы опрокинуть его до того, как пехота успеет сблизиться. Сам он выстроил в боевой порядок отборных всадников и устремился с ними на правый фланг, чтобы напасть на Неоптолема. В битве Кратер погиб, а Эвмен в жестоком единоборстве с Неоптолемом победил и его. Пехота вынуждена была сдаться.
Таким образом, Эвмен полностью выполнил свою стратегическую задачу и поставил Антипатра в крайне тяжелое положение. Однако эта победа, делавшая честь победителю как полководцу и стратегу, имела ряд важных осложнений. Она не укрепила идеи сохранения империи Александра в пользу его фамилии, за что ратовал Эвмен. Его победа принесла ему громкую славу мудрого и храброго полководца, однако она в то же время навлекла на него зависть и ненависть как врагов, так и союзников. Когда македоняне узнали, что погиб одни из славных македонских полководцев — Кратер от рук пришельца и чужеземца, они возмутились и вынесли Эвмену смертный приговор, для осуществления которого были назначены Антипатр и Антигон. Сначала они хотели исполнить этот приговор силою самих его приближенных, обещав 100 талантов и почетные награды тому, кто убьет Эвмена. Но все попытки были тщетны. Из верных Эвмену воинов была отобрана тысяча телохранителей, которые охраняли его и днем и ночью.
Параллельно с действиями Эвмена в Малой Азии весной 321 г. до н.э. Пердикка во главе многочисленной армии двинулся в Египет навстречу своей судьбе. По утверждению Павсания, Пердикка желал отнять у Птолемея царство над Египтом. Чтобы придать своему походу благовидный предлог, он взял с собой обоих царей.
Однако это не принесло ему никаких выгод. С самого начала похода у регента начались затруднения. Раскинув свой лагерь недалеко от Пелузы, возле восточного рукава реки, он начал работы для облегчения переправы через нее, но прибывавшая вода разрушила воздвигнутое сооружение. Кроме того, раздраженные его самоуправством и жестокостью, многие «друзья» Пердикки перешли к его противнику. Перебежчики расхваливали доброжелательность Лагида, его стратегические способности, позволявшие ему расставлять свои воинские подразделения в наиболее выгодно расположенные пункты.
Желая исправить свои материальные и моральные неудачи, Пердикка собрал своих полководцев и, умножая подарки и разные обещания, убедил их не бояться новых опасностей. Он отдал приказ этой же ночью выступить. После форсированного марша им был раскинут лагерь возле Нила, перед «стеной верблюдов». Когда наступил день, его войска начали переправляться через реку в следующем порядке: слоны, гипастисты, носильщики различных инструментов, необходимых при штурме крепостей; наконец, конница, которую Пердикка намеревался бросить против конницы Птолемея, как только она покажется. Однако все планы и намерения Пердикки были расстроены. Его армия находилась еще посредине Нила, когда показались воины Птолемея. Они успели занять большую крепость, возвестив о своем появлении воплями, криками и звуками труб. Войска Пердикки ринулись на крепостные стены, применив лестницы; гипастисты начали штурм, слоны атаковали палисады и бойницы. По мнению Диодора, Птолемей здесь блестяще проявил себя. Тем не менее с обеих сторон были тяжелые потери. Пердикка имел преимущество в числе, а его противник - в позиции.
После дня борьбы, когда слоны, погонщики которых были убиты или ранены, вышли из строя, а сопротивление осажденных ничуть не ослабевало, Пердикка снял осаду и вернулся в свой лагерь. Но он не признал себя побежденным и уже ночью выступил в дорогу. Вскоре его войско добралось до места, где Нил, разделенный на два рукава, образует остров, на котором многочисленная армия могла разместиться в полной безопасности. Однако переправить туда войска было довольно трудно из-за глубины реки, сложности фарватера и тяжести оружия. Чтобы ослабить силу течения, регент поставил слева слонов, а справа конницу, обязанную подбирать пехотинцев в случае, если их увлечет течение, и переводить на другой берег. Часть армии смогла пересечь Нил, но остальным это не удалось. Те, кто перешел на другой берег, не были в состоянии дать отпор врагу, и Пердикка вынужден был приказать всеобщее отступление. Самые выносливые и умеющие хорошо плавать сумели вновь переплыть Нил, несмотря на тяжесть своего вооружения, но остальные воины или потонули, или попали в плен к солдатам Птолемея, или же стали добычей крокодилов. Более 2 тыс. воинов погибло. Все это вызвало раздражение воинов против Пердикки, которое еще больше возрастало из-за ловких приемов Лагида, воздавшего телам своих противников траурные почести и отправившего их останки родителям и друзьям погибших.
Как только пала ночь на лагерь, полный стонов побежденных, многие полководцы выставили против Пердикки обвинения, к ним присоединились угрожающие крики фаланги. Вскоре сотня командиров открыто изменила ему. Среди них был индийский сатрап Пифон. Несколько кавалеристов, примкнувших к заговору, проникли в шатер Пердикки под предводительством начальника аргираспидов Антигона и начальника конницы Селевка, и коварный замысел был приведен в исполнение. Пердикка был зарезан.
Через два дня после этих событий в Египет пришло известие об успехе Эвмена. Если бы это известие предшествовало гибели Пердикки, то оно спасло бы ему жизнь. Поскольку этого не случилось, новая ситуация поставила в опасное положение союзника регента — Эвмена. С гибелью Пердикки Эвмен потерял опору в осуществлении своей идеи сохранения империи Александра для его потомства. Вскоре положение для Эвмена еще больше осложнилось. Вместо погибшего Пердикки, соратника и единомышленника, регентом стал его беспощадный враг — Антипатр, которому было тогда 77 лет. Совсем недавно он с великим трудом избежал полного разгрома на Балканах. Теперь возросшие полномочия им были приняты без особого восторга. Находясь в отдаленной маленькой Македонии, он не имел ясного представления о том, как руководить огромным государством. Пожалуй, больше подходил к роли регента Птолемей и по своим организаторским способностям, и по географическому расположению контролируемого им региона. Но Птолемей раньше других диадохов понял невозможность удержать единство конгломератного государства и стремился лишь расширить свои владения, умножить богатства, упрочить свое влияние. Более широкими были замыслы другого главного союзника Антипатра, сатрапа великой Фригии Антигона.
Смерть Кратера и Пердикки сделала необходимой новую систему сатрапий. Их второе распределение под руководством нового регента Антипатра было произведено в местечке северной Сирии, в Трипарадисе в 321-320 гг. до н.э. При этом разделении сатрапий Птолемей сохранил Египет и все территории, владельцем которых он стал с помощью «острия копья». Сирия была оставлена тому, кто ее получил в 323 г. до н.э., а именно — Лаомедону из Митилены; Филоксен добился или сохранил Киликию. Сатрапии Верхней Азии — Месопотамия и Арбелетида — были подарены некоему Амфимаху, «брату царя», возможно, брату или сводному брату Арридея. Антигоней получил Сузиану, Пифон сохранил Мидию, Певкест — Персию, Тленолем — Карманию. Филипп добился Парфии, где заместил Фратаферна, Арию и Дрангиану передали Стасандру Кипрскому, Бактриану и Согдиану — Стасандру. Отец Роксаны Оксиарт сохранил страну Парапамисадов. Селевк сменил Архона как сатрап в Вавилонии. Сын Агенора Пифон получил часть Индии по соседству с Парапамисадами. В Малой Азии Антигон вновь возвратил Великую Фригию и Лидию и добился командования царскими войсками с поручением разбить Эвмена и его сторонников. Каппадокия, управление которой Эвмен утратил, была отдана некоему Никанору. Победитель афинского флота Клит получил Мидию; Геллеспонтская Фригия, управлявшаяся Леоннатом, перешла к Арридею — усердному помощнику Лагида. Асандр (или Кассандр) сохранил Карию. Наконец, было решено, что Антигон, под защитой 3 тыс. солдат, перевезет на запад часть обильных запасов, собранных в Сузах.
Эти решения в Трипарадисе не могли не принести изменения в структуре самой империи. Простасия, как выражение верховной власти, исчезла, исчез и титул, похожий на восточного хилиарха. Перемещение местопребывания правительства с Востока на Запад изменило и порядок отношений между Европой и Азией, так как сейчас ###эпимилет управителя из Европы управлял империей, в то время как, в свою очередь, один стратег управлял Азией с правом надзора над сатрапиями.
Стратег Антигон получил командование азиатской армией с задачей начать борьбу с Эвмсном - победителем Кратера и Неоптолема. Выполнение этой задачи регент считал весьма важным делом и сделал все, чтобы его союз с Антигоном не был ничем омрачен. Сначала он прикомандировал к нему своего сына Кассандра в качестве хилиарха. Это свидетельствовало о том, что регент проявлял бесспорное недоверие к начальнику экспедиции против Эвмена и явно опасался, как бы он не стал «действовать тайно для своих личных интересов». Болезненное самолюбие этого человека, мало склонного к повиновению, с одной стороны, и весьма способного самостоятельно руководить операциями — с другой, усиливали это опасение. В дальнейшем Антипатр вынужден был освободить своего союзника от раздражающего присутствия своего сына. Он не принял во внимание его жалобы на дурные поступки Антигона и даже послал Кассандра сопровождать двух царей в Македонию, под предлогом удаления их от театра военных действий. Регент даже усилил армию стратега Азии, добавив ему 8500 пехотинцев и конников и 70 слонов.
В последующие годы основная борьба в Азии развернулась именно между этими двумя полководцами: Эвменом и Антигоном. Мужество и упорство, с которыми Эвмен боролся, удивляли самого Антигона. Перед первым столкновением два крупных полководца располагали значительными силами. Эвмен командовал 20 тыс. человек пехоты и 5 тыс. конницы, которую усилил за счет царских коней, пасшихся на горе Ида. В это время у Антигона было более 10 тыс. человек пехоты, 2 тыс. конницы и 30 слонов. Эвмен надеялся на укрепление своей военной мощи при помощи поддержки его братом Пердикки — Алкетой, сформировавшим на юге Малой Азии армию в 10 800 человек пехоты и конницы (отчасти из остатков войска, с которым его брат двинулся в Египет). Эвмен обратился также к начальнику флота Пердикки — Атталу, на помощь которого он мог надеяться. Но все эти переговоры не дали желаемых результатов. Эвмен не добился помощи ни у бывшего сатрапа Вавилонии - Докима, вернувшегося в Малую Азию, ни у брата Аттала — Полемона, который стремился к командованию. Коалиции не получилось. Этому также содействовала тонкая дипломатическая деятельность его противников. Оставшись один со своими войсками, Эвмен ушел из Фригии в Каппадокию.
Весной 320 г. до н.э. развернулось наступление. До и во время этого наступления Антигон сумел склонить к измене ряд командиров Эвмена, которые оставили его в самый напряженный момент борьбы. Так, он завязал тайные переговоры с начальником конницы в войске Эвмена, неким Аполлонидом, которого удалось подкупить большими деньгами. Когда разгорелась жестокая битва у Орсинии, Аполлонид и его солдаты перешли на сторону врага, в силу чего Антигон с меньшим числом войск выиграл сражение, «победив до 8 тыс. человек и захватив весь обоз Эвмена». Последний, поймав перебежчика, повесил его без всякого сожаления, но исправить свое собственное положение уже не был в состоянии. Многочисленные интриги, измены и тяжелые потери обескуражили и ужаснули его солдат.
После этого поражения Эвмен оставил Каппадокию и направился в Армению, где надеялся привлечь на свою сторону часть ее населения. Но ему не удалось осуществить это намерение. В этих условиях, перед лицом усилившегося натиска врага и дезертирства своих воинов, Эвмен вынужден был распустить часть своего войска, чтобы удобнее было отступать, и занял с небольшим отрядом наиболее решительных и стойких воинов (600 всадников и пехотинцев) крепость Нора. Эта крепость была расположена на границе Каппадокии и Ликаонии. Небольшая по размеру, но прочно стоявшая на высокой скале, укрепленная различными искусственными сооружениями, она была неприступной. К тому же амбары этой крепости, полные зерна, питья и соли, могли обеспечить ее защитникам длительное существование.
Перед крепостью Нора Антигон разместил свои победоносные войска, увеличившиеся за счет дезертиров из армии Эвмена. Имея в своем распоряжении доходы завоеванных сатрапий, стратег азиатской армии с этих пор, если верить Диодору, стал питать весьма честолюбивые замыслы; ни один действовавший тогда в Азии полководец, замечает историк, не обладал армией, способной оспаривать его преимущества. Эти замыслы до поры до времени он вынашивал тайно. Внешне высказывая свои дружеские чувства к Антипатру, он уже основательно решил отделиться от царей и регента, коль скоро его собственное положение упрочилось. Для осуществления этих далеко идущих планов он рассчитывал заручиться поддержкой Эвмена, переманить его на свою сторону. У нас нет никаких причин оспаривать указания Диодора насчет дипломатической деятельности Антигона, которую он развернул перед Норой. Он не предпринял сначала серьезных попыток захватить крепость штурмом и уничтожить Эвмена. Поскольку крепость взять быстро не представлялось никакой возможности, он обнес ее двумя поясами рвов и палисадов, затем вступил в переговоры с Эвменом. Антигон напомнил последнему об их старой дружбе и пригласил его к «совместному действию». О характере и содержании переговоров Диодор не сообщает никаких подробностей. И это понятно, поскольку они велись тайно и об их содержании информатор Диодора не мог иметь достаточных сведений. Плутарх говорит, что оба полководца встретились и обнялись как старые друзья, так как раньше питали друг к другу самые лучшие чувства. В долгой беседе Эвмен сформулировал свои требования, которые его противник счел неприемлемыми. По мнению Диодора, Эвмен особенно настаивал на возвращении пожалованных ему сатрапий и объявлении недействительными выставленных против него обвинений. Переговоры ни к чему не привели.
Не добившись никаких успехов дипломатическим путем, Антигон в конце 320 г. до н.э. начал борьбу против родственников и союзников Пердикки, которые еще располагали значительными силами и могли стать резервом Эвмена. Прежде всего, покинув Каппадокию, он направился в Писидию, где находился брат Пердикки - Алкета. Последний обнаружил противника с известным опозданием, так что тот сумел быстрым маршем дойти до цели и занять прочные позиции. Алкета бросил против его конницы свою тяжеловооруженную пехоту. Закипела тяжелая битва, в результате которой значительные потери были и с той и с другой стороны. Но смелый маневр Антигона обеспечил ему победу: во главе с 6 тыс. всадников он атаковал фалангу и отрезал ее от своего командира; последний, прокладывая путь сквозь ряды врагов, сумел, не без больших потерь, соединиться со своей пехотой. Тогда разыгралось решительное действие. Слоны и вся армия Антигона, устремившись с возвышенностей, вселили панику в войсках Алкеты, который имел только 16 тыс. человек пехоты и 900 конницы против 40 тыс. пехотинцев и 7 тыс. всадников Антигона. В то время как слоны последнего устремились против фронта противника, его многочисленная конница окружила со всех сторон армию Алкеты. преследуемую по пятам более многочисленной и храброй пехотой. В конце концов, паника охватила всю армию, приведенную в замешательство стремительностью и мощностью натиска, что привело ее к беспорядочному бегству. Во время этого бегства главные командиры и союзники Алкеты попали в плен (в их числе Аттал, Докима, Полемон). Сам Алкета, гипасиисты, составлявшие его гвардию, его рабы и те писидийцы, которые дрались под его руководством, нашли убежище в городе Термесе.
Антигон разбил лагерь перед этим городом и потребовал выдачи Алкеты. В городе в этот час обнаружилась борьба мнений, которая заставляет оспаривать указания Диодора относительно симпатий всех писидийцев к врагу Антигона. Старики, говорит историк, считали, что нужно удовлетворить требования победителя Алкеты, но молодые люди заявили о своей готовности выдержать все, чтобы обеспечить спасение беглецу. Родители старались убедить молодежь, что не следует жертвовать независимостью родины ради спасения одного человека, притом «македонянина». Однако их старания не увенчались успехом. Тогда старики тайно сообщили Антигону, что Алкета будет выдан ему живым или мертвым. Для того, чтобы облегчить осуществление этой операции, они просили его атаковать город, изнуряя жителей мелкими стычками, затем имитировать отступление, чтобы можно было им выйти из крепости и осуществить задуманное, пока молодые будут сражаться в иоле. Мелкие стычки Антигона вынудили молодых выйти из города, оставив Алкету без надежной защиты.
В это время старики с верными рабами и способными носить оружие горожанами внезапно напали на Алкету, но он, не желая попасть в руки врагов живым, предпочел покончить с собой. Его труп положили на носилки, накрыли грубым плащом, вынесли из города и передали Антигону. Когда молодые сторонники Алкеты вернулись с поля битвы и узнали о случившемся, их сердца зажглись гневом. Они завладели частью Термеса с целью поджечь его и покинуть, чтобы потом идти опустошать территорию, занятую осаждающими; затем, отказавшись от поджога, они начали грабить обширные поля, занятые антигоновскими войсками. Между тем победитель, говорит Диодор, в течение трех дней издевался над трупом Алкеты, а когда оставил территорию писидийпев, то бросил тело без погребения. Молодые термесцы, которые опустошили равнину, подобрали останки брата Пердикки и воздали ему траурные почести.
Благодаря военным и дипломатическим успехам Антигона, Каппадокия, Ликаония и Писидин были им завоеваны, и большая часть их территории оккупирована. Он располагал теперь победоносной армией, должным образом закаленной и сильно выросшей. Однако Эвмен окончательно еще не был разбит и не отказался от активной деятельности. Из Норы, где он долгое время оставался блокированным, ему удалось отправить к регенту посольство, чтобы заключить с ним соглашение. Это посольство возглавлял знаменитый историк преемников Александра Иероним из Кардии, труд которого служил главным источником Диодору. Но остается неясным, сделал ли Эвмен Антипатру какие-нибудь определенные предложения, неизвестно также, каков был результат этого демарша. Во всяком случае, по мнению Диодора, Эвмен рассчитывал с некоторой степенью вероятности на разногласия, которые неизбежно должны были возникнуть между честолюбивыми полководцами, и он надеялся, что кто-то из них, оценив его ум и военный талант, призовет его на помощь.
Не оставался пассивным Эвмен и внутри самой крепости Норы. Вначале он постарался поднять и поддержать дух людей, оставшихся верными его делу. Плутарх показывает, как он заботился об улучшении положения своих товарищей, попеременно приглашая их за свой стол и украшая трапезу дружескими и благородными речами. Не менее полезными были его мероприятия военного характера. Войско Эвмена страдало больше всего от тесноты, поэтому солдаты, не выполняя необходимых упражнений, жирели, раскармливали лошадей, стоявших постоянно на привязи. Эвмен приказал воинам делать упражнения, предоставив им для прогулок самый большой двор; каждую лошадь он повелел обвязывать свешивающимся с потолка ремнем и слегка приподнимать на блоке, чтобы она стояла на задних ногах, а передние лишь кончиками копыт касались пола. Подвешенных лошадей конюхи начинали погонять криками и плетью. Раздраженные лошади в ярости били задними ногами, пытались опереться на передние, напрягаясь всем телом и обильно потея. Это было прекрасное упражнение, восстанавливавшее силу и красоту. Таким образом, Эвмен не оставлял в бездействии свой скромный гарнизон, постоянно тренировал его, выжидая удобный момент для активизации своей деятельности.
Во время осады Норы для борющихся полководцев возникла новая ситуация в связи со смертью восьмидесятилетнего Антипатра. Последний перед своей кончиной передал свои полномочия не своему алчному сыну Кассандру, а старому полководцу Полисперхонту, которому были близки те идеи, за которые боролся Эвмен.
Летом 319 г. до н.э. Антигон, стремясь привлечь на свою сторону Эвмена, посылает к нему в Нору Иеронима, чтобы предложить союз, дружбу и сотрудничество с целью раздела верховной власти. Он просил стать ему помощником и принять присягу на верность. Эвмен, ознакомившись с этой присягой, внес в нее свои исправления, после чего обратился к осаждавшим Нору македонянам с просьбой решить, какая присяга более справедлива. Антигон в своем варианте лишь для вида упомянул вначале о царях, весь же остальной текст присяги требовал верности только ему лично, а Эвмен первой после царей поставил Олимпиаду и клялся быть верным не только Антигону, но и ей, и царям, заверяя, что у них общие друзья и враги. Македоняне сочли более справедливой исправленную присягу; тогда Эвмен присягнул и они сняли осаду, а затем послали к Антигону доверенных людей, чтобы и он, со своей стороны, присягнул верности Эвмену.
Антигон сурово разбранил македонян за то, что они одобрили исправления в присяге и фактически сняли блокаду. Он отдал приказ снова сокрушить Эвмена. Но этот приказ запоздал. Эвмен поспешил покинуть крепость раньше и устремился в Каппадокию, где за короткое время собрал своих прежних друзей, приобретя более 2 тыс. воинов. Здесь же он получил письмо от регента Полисперхонта, которое содержало обещание военной и финансовой ему поддержки.
Можно считать вероятным, что из тактических соображений оба полководца могли стремиться к сотрудничеству, ибо цель у них была одна: сохранить империю. Они расходились лишь в вопросе о том, для чего и для кого сохранить. Но все же это вероятное событие находится в противоречии с некоторыми указаниями Диодора о том, что известие о смерти Антипатра возбудило надежды Антигона, мечтавшего стать владыкой Азии и не допускавшего к управлению ее делами никого. Полный гордости и честолюбия, говорит он, Антигон - надеялся завладеть всеобщей верховной властью и решил не подчиняться «ни царям, ни их опекунам». Он располагал азиатскими сокровищами, имел под своим командованием 70 тыс. человек пехоты и конницы и 30 слонов. Эти военные силы он рассчитывал увеличить, использовав обильные ресурсы Азии. Именно эти далеко идущие честолюбивые замыслы Антигона были основной причиной, делавшей невозможным соглашение полководцев. Каждый из них шел своим путем.
Антигон продолжал наращивать свои силы. Еще во время переговоров он напал на две сатрапии: Геллеспонтскую Фригию и Лидию - - и отобрал у двух своих коллег их территории, доставшиеся им по разделу 323 и 321 гг. до н.э. Действия Антигона стали угрожать не только защитникам царской власти, но и самой этой власти. Вследствие этого Олимпиада приглашала Эвмена приехать в Македонию и взять на себя воспитание и защиту малолетнего сына Александра, против которого постоянно строились козни. А в то же время Полисперхонт в специальном письме предложил ему принять сторону царей и «не оставлять вражды с Антигоном». Цари, в свою очередь, обещали ему сатрапию, которую Антигон у него отнял. В письме указывалось также, что ему разрешается взять 500 талантов из царской казны в Киликии на поправку его собственных дел; а на военные нужды — брать столько денег, сколько он сочтет нужным. Такое распоряжение Полисперхонт дал киликийским казначеям. Кроме всего этого, Эвмену были приданы аргираспиды — македонская гвардия, созданная еще Александром. Их начальники Антигоней и Тевтам, ненавидевшие чужеземца Эвмена, получили распоряжение беспрекословно подчиняться ему, как полномочному полководцу Азии. Летом 318 г. до н.э. Эвмен искал способы достижения берегов Эгейского моря, чтобы поддерживать контакты с центральным правительством и Олимпиадой, почтившей его своим доверием.
Заботясь об увеличении своей военной силы, Эвмен широко использовал сокровища города Кинды. Самые умелые из его друзей набирали наемников в Писидии, Лидии, Киликии, Сирии, Финикии и даже на Кипре и в других греческих городах. За короткое время Эвмен собрал более 20 тыс. пехотинцев и 20 тыс. конников, кроме аргираспидов и пришедших к ним воинов. В 318 г до н.э. Эвмен начинает строить и собирать флот Финикии, чтобы стать хозяином на море и более или менее беспрепятственно обеспечить Полисперхонту возможность переправить войско из Европы в Азию для борьбы с Антигоном. Это быстрое восстановление положения Эвмена естественно вызвало тревогу у его противников. Особенно Птолемей опасался наступления из Киликии на Сирию, которую он недавно вырвал у Лаомедона силой, в обход решений, принятых в Вавилоне и Трипарадисе.
Захват Птолемеем Финикии и Сирии, богатых строительным лесом и превосходными портами, давал повелителю дельты Нила новое средство для повышения значения и увеличения прибылей его торгового флота. Обладание Сирией облегчило борьбу против острова Кипра, также богатого лесами, удобными морскими бухтами. В тексте Аппиана Сирия называется и оплотом Египта, и оперативной базой против Кипра. Попытка Эвмена вернуть царской власти Финикию, захваченную Птолемеем, сильно встревожила последнего, и он начал активную агитацию среди руководителей аргираспидов, чтобы они оставили Эвмена, приговоренного к смертной казни всеми македонянами. Птолемей обратился также к комендантам крепостей Кинды не оставлять денег изгнаннику. Но этот демарш остался без особых последствий. Это, как указывает Диодор, было связано с абсолютной лояльностью аргираспидов, которым «цари», регент и мать Александра приказали повиноваться Эвмену, как «неограниченному стратегу царства».
Еще более сильно реагировал на усиление могущества Эвмена Антигон, которому тот связывал руки в Азии и мешал переместиться в Грецию. Антигон искусно организовал целую сеть интриг против своего соперника в среде аргираспидов. Посланцы Антигона должны были установить с ними тайные связи, привлечь их подарками, чтобы составить заговор против Эвмена. Руководителям аргираспидов Антигонею и Тевтаму были обещаны самые дорогие подарки и высокие должности в случае, если они пойдут на измену. Однако ни искусная дипломатия Лагида, ни не менее искусная дипломатия Антигона не имели успеха: если Тевтам дал себя подкупить, то Антигоней, честность и ум которого восхваляет Диодор, отвергнул предложение послов сатрапа Великой Фригии. Антигонею даже удалось вернуть Тевтама в лагерь к Эвмену, внушив ему сомнение в честности Антигона, легко забывавшего свои обещания друзьям после победы, чего никогда не позволял себе «иностранец» Эвмен. Не помогли и угрозы Антигона в адрес военачальников македонян, от которых он требовал схватить Эвмена и погубить его. В противном случае он пригрозил атаковать их всеми своими силами и наказать упрямцев. Адресаты этого послания были поставлены в затруднительное положение. Но к ним явился Эвмен и сумел убедить их отбросить предложения противника царского дела.
Таким образом, Эвмен сумел не только предотвратить нависшую опасность, но и увеличить симпатии армии к своей особе. Отвергнув попытки Антигона и усилив свои военные и финансовые средства, ловкий кардиец весной 318 г. до н.э. одержал первую и серьезную дипломатическую победу.
Для продолжения борьбы с Антигоном, Эвмен потребовал помощи от сатрапов Мидии и Вавилонии — Пифона и Селевка. Имея хорошо вооруженное войско, они еще пока не определили, на чьей стороне выступить в разгоревшейся борьбе диадохов. Пифон сразу принял сторону Антигона; что касается Селевка, то он ответил, что готов помочь царям, но быть подчиненным у Эвмена никогда не согласится. При такой позиции Эвмен, понимая, что Селевк в любую минуту может перейти на сторону Антигона и еще больше укрепить его силы, решил разбить этого потенциального противника и обеспечить безопасность своего тыла. Чтобы собрать подкрепление в сатрапиях Верхней Азии, Эвмен намеревался захватить столицу Элама - Сузы. Чтобы этого достигнуть, необходимо было форсировать Тигр и расположиться в районах, где его армия могла бы обильно снабжаться. Во время переправы войск Эвмена через реку Тигр, Селевк приказал своим воинам сломать плотину, которая сдерживала воду старого канала; вода хлынула в лагерь Эвмена. Его армия чуть было не погибла от водной стихии. Только смелость и решительность Эвмена, а также расторопность его солдат предотвратили гибель всего войска. Воспользовавшись малочисленностью конницы Селевка, Эвмен на лодках переправил своих измученных солдат. Узнав об этом, Селевк «прислал нарочных для заключения перемирия», но в то же время отправил гонцов в Месопотамию к Антигону с настоятельной просьбой скорее поспешить к нему на помощь, прежде чем войска Эвмена соединятся с войсками сатрапов Верхней Азии.
Эвмен переправился через реку Тигр и, вступив в Сузиану, испытывая недостатки в продовольствии и деньгах, разделил свое войско на три части. На основании царского приказа он направил сатрапам письма, в которых просил немедленно спешить в Сузиану и соединить свои военные и финансовые ресурсы с его собственными. Продвигаясь в глубь страны, Эвмен встретил Певкеста — сатрапа Персии, других сатрапов и объединил с ними свои силы. Всего собралось 18700 пехотинцев, 4600 всадников и 120 слонов. В целом Эвмен мог располагать армией приблизительно в 40 тыс. человек, но в этой армии не было никакого согласия между военачальниками. Основной вопрос, вызвавший горячие споры,— кому поручить главное командование армией. Каждый из сатрапов хотел получить его, но особенно те, которые имели свое довольно сильное войско, как, например, Певкест, бывший телохранитель Александра, или Антиген — командир аргираспидов, который предлагал поручить главное командование македонянам, завоевавшим Азию, т.е. себе.
Между тем командовать войсками и вести победоносную войну при сложившихся обстоятельствах мог только Эвмен Он это сам очень хорошо понимал и искал компромисса. В довольно затруднительном положении он должен был проявлять величайшую осторожность и найти способ повести за собой войска, не выказывая того, будто он ими повелевает. Чтобы развеять все подозрения относительно личных устремлений и показать, что он принял свои полномочия лишь ради сохранения царской власти, он отказался от вознаграждения, которое ему предлагали, а чтобы не обидеть других полководцев, предложил все дела решать в царской ставке, коллегиально. Ставка располагалась в специально построенной палатке, где стоял трон Александра, а на нем лежали его корона, жезл и меч. Это как бы символизировало, что решения здесь принимаются от имени самого Александра, и не было унизительно ни для кого из полководцев: Эвмена, Певкеста или Антигена. Все приказания армии отдавались от имени обоготворенного царя.
Таким образом, для всех было очевидно, что они сражаются за дело империи,— так рождался в лагере официальный культ Александра. Но этот компромисс не уничтожил эгоистических устремлений командного состава. Эвмен продолжал находиться среди ненавидевших его македонских командиров, которые были не прочь его уничтожить. Хорошо понимая свое положение, Эвмен решил занять большие суммы денег у тех, кто особенно сильно его ненавидел, справедливо полагая, что тем самым они оставят мысль о покушении на него, чтобы не потерять своих денег. По данным Диодора, Эвмен занял у менее надежных сатрапов 400 талантов. При таких обстоятельствах в Азии наступило временное затишье. Но оно было только кажущимся. Неприятели продолжали издалека пристально наблюдать за действиями друг друга, готовясь с большой тщательностью к решительным сражениям. Каждый из них стремился собрать возможно больше войска и неожиданно нанести удар там, где его не ждут.
Антигон не переставал следовать за войсками Эвмена, но, узнав, что с ним соединились сатрапы, оставил преследование, дал возможность своему войску отдохнуть и набраться сил, проведя зимовку (318-317 гг. до н.э.) в Месопотамии. Весной или в начале лета 317 г. до н.э. Антигон прибыл в Вавилонию и заключил союз с Селевком и Пифоном. Потом, взяв у них часть войска, перекинул мост через Тигр, перевел через него свое войско и двинулся навстречу неприятелю. Узнав о том, что Антигон двигается на Сузы, Эвмен вывел своих солдат из Суз и повел их к реке Тигр, в гористые места, заняв там самые удобные в военном отношении позиции. По всему берегу роки от истоков до устья он расставил караулы, ожидая подхода войск неприятеля.
Пока Эвмен и Певкест занимались приготовлениями, Антигон прибыл в Сузы и сделал сатрапом этой земли Селевка. Потом, выделив ему немного войска, приказал осаждать крепость, где оставалась часть царской казны. Сам же двинулся навстречу Эвмену и, подойдя к реке Копрату (западный приток Паситигра), расположился лагерем, находясь всего в полутора километрах от войск Эвмена. Переправив часть пехоты на другой берег, Антигон приказал ей построить оборонительный ров и вал. В это время Эвмен, перейдя по мосту через Тигр, нанес сильный удар войскам Антигона, многих перебил и завалил реку трупами, взяв в плен 4 тыс. человек. С остатками войска Антигон вынужден был отступить к городу Бадаке, который стоял на реке ###Нвлео''1. Это сражение произошло летом 317 г. до н.э. От жары и трудного перехода многие воины Антигона заболели. Дав отдохнуть войску в Бадаке, он решил двинуться в Экбатаны — столицу Мидии, чтобы затем захватить верхние сатрапии, воевавшие на стороне Эвмена. Расчет Антигона был правильный. Узнав о его намерении, сатрапы этих областей решили идти на защиту своих земель. Понимая, что переубедить их невозможно, Эвмен разделил свое войско на две части: одну, менее боеспособную, отдал сатрапам, а с другой отправился в Персию, сатрап которой Певкест был крайне неустойчив и мог в любую минуту перейти па сторону противника.
Из Мидии Антигон двинулся на Персию, решив захватить Эвмена врасплох. Тот уже выступил ему навстречу, но в пути заболел. Узнав о том, что Эвмен болен, Антигон спешно начал наступление, но, увиден Эвмена на носилках, продолжавшего руководить войсками, он, но выражению Плутарха, оцепенел, долго оставался в неподвижности, затем отступил и расположился лагерем. В это время он активизировал подрывную работу в стане своего врага. Подкупами и шантажом Антигон пытался разложить войско Эвмена, а его самого поймать и убить. Тайно им были отправлены послы к сатрапам и македонянам, находившимся в армии Эвмена с советом оставить своего полководца и перейти на его сторону. За это им были обещаны сатрапии, дары и хорошие должности.
Поскольку предпринятые меры успеха не имели, он пошел на очередную хитрость: подослал в войско противника перебежчиков, которые сообщили, что Антигон собирается уйти на зимовку в Габиену. Эвмен, понимая, что в этой, еще не разоренной области, в которой изобиловали фураж и продовольствие, можно спокойно провести зимовку и, желая опередить Антигона, посылает, в свою очередь, к нему своих перебежчиков, чтобы сообщить, что Эвмен хочет напасть на него ночью. В то время, пока Антигон занимался приготовлениями к ночному сражению, Эвмен снимает свое войско и маршем направляется в Габиену. Только утром, узнав о хитрости Эвмена, Антигон пускается преследовать его. Догнав с конницей последние отряды Эвмена, когда они спускались с горы, он навязал ему бой, но в происшедшем сражении потерпел значительное поражение.
Зимуя в Мидии, Антигон решил пройти незаметно степями в Габиену и, напав на рассредоточенные по окрестностям воинские части Эвмена, уничтожить их поодиночке. Антигон двинул свои войска безводным, но самым коротким путем. В походе солдаты Антигона вынуждены были жечь костры только днем, чтобы согреться от наступившего холода, но это не осталось незамеченным местными жителями, которые сообщили об этом Певкесту. Последний потерял голову от страха и бросился бежать. Но Эвмену удалось успокоить его, обещая остановить быстрое продвижение неприятеля. Он пошел на хитрость: выбрав в открытом поле позицию, хорошо видную со стороны степи, отмерил определенное пространство, на котором приказал разжечь как можно больше костров на некотором расстоянии друг от друга. Это должно было создать видимость лагеря. Увидев костры, Антигон принял их за настоящий лагерь и решил, что Эвмен давно уже знает о его намерениях и заранее приготовился к сражению. Злоба и уныние овладели Антигоном. Он понял, что побежден военной хитростью неприятеля. Это глубоко задело его, и он двинулся вперед с намерением дать решительное сражение.
Тем временем Эвмен уже собрал большую часть войска, кроме слонов, которые не успели еще подойти. Узнав об этом, Антигон решает напасть на слонов, которые не имели прикрытия, захватить их и лишить тем самым неприятеля сильнейшей части войска. Но начальник отряда, сопровождавшего слонов, Эвдам, вместе с присланной Эвменом на помощь лучшей конницей в ###1000 человек и легковооруженной пехотой из 3 тыс. человек, отбился от нападения противника, не потеряв при этом слонов. Воины Эвмена, восхищенные его находчивостью, требовали, чтобы только он командовал ими.
Наступило время последнего сражения. У Антигона было 22 тыс. человек пехоты и 9 тыс. конницы, кроме прибывших из Мидии, и 65 слонов. Войско Эвмена насчитывало 36700 человек пехоты, 6050 конницы и 114 слонов. На стороне противника была лучшая и более многочисленная конница; у Эвмена решительный перевес в количественном отношении имела пехота. Узнав, что Антигон с лучшей конницей расположился на правом крыле, Эвмен встал против него. Когда началась битва, пехота Антигона потерпела полное поражение, зато конница его, напротив, одержала победу, так как Певкест сражался «трусливо и вяло» и, не выдержав, покинул поле боя, уведя с собой 1500 человек конницы. Это трусливое бегство ослабило войско Эвмена, оставило его конницу без прикрытия и дало возможность Антигону использовать преимущества, которые давала местность для конницы. За пылью, поднятой воинами, он незаметно проскочил в тыл и захватил обоз царской армии, а также жен и детей аргираспидов. Затем, направив конницу аргираспидов, заставил их отступить к реке.
Весьма примечательно, что Певкесту нельзя было отказать в смелости. Мы знаем, с какой решительностью в Индии он прокладывал себе путь к раненому в битве с оксидраками Александру, чтобы защитить его и прикрыть от врагов своим телом. Здесь же были другие обстоятельства. Александра уже не было в живых, а вынужденный бороться под командованием грека, Певкест не хотел и не проявлял никакой решительности.
После сражения войско Эвмена собралось, чтобы решить вопрос, что делать дальше. Сатрапы говорили, что нужно идти назад, в верхние сатрапии, Эвмен советовал оставаться на месте и продолжать бой с неприятелем, фаланга которого была разбита, а конница обеих сторон имела одинаковые возможности. Македоняне же ответили, что не послушают ни тех, ни других, потому что неприятель захватил обоз с их женами и детьми. Люди Тевтама отправились к Антигону просить назад обоз. Антигон обещал аргираспидам не только вернуть имущество, но и вообще отнестись к ним милостиво, но при одном непременном условии: если они захватят Эвмена и приведут его плененного к нему. Они согласились на это условие, внезапно напали на своего полководца, выхватили у него меч и предали его в руки врагов. Посланный Антигоном Никанор должен был привести к нему неожиданную добычу, приобретенную не в открытом бою, а в результате коварной измены. Когда Эвмена вели сквозь ряды македонян, он попросил дать ему возможность обратиться с речью к войскам, но вовсе не для того, чтобы просить пощады, а чтобы усовестить македонян, которые непобежденного полководца предают врагам. Победив Антигона в битве, он оказался побежденные предательством своих воинов.
Плутарх говорит, что эта речь Эвмена повергла в уныние большую часть войска; солдаты плакали, и только аргираспиды кричали, что его надо вести к Антигону. Эвмена привели к Антигону. Когда стражи спросили у него, как надо стеречь пленника, Антигон ответил: «Как слона и льва!» Если верить Плутарху, сын Антигона Деметрий и бывший наварх Александра критянин Неарх горячо советовали Антигону сохранить Эвмену жизнь, но почти все остальные требовали его казни. Решив казнить Эвмена, Антигон приказал не давать ему пищи. Пленник медленно умирал голодной смертью. Когда же внезапно войско Антигона выступило вперед, Эвмена умертвил специально преданный для этого убийца. Антигон выдал тело друзьям и приказал сжечь его, а прах собрать в серебряную урну и передать жене и детям. Аргираспидов, которые предали Эвмена, Антигон приказал уничтожить всех до одного, чтобы никто из них не вернулся в Македонию.
Смерть Эвмена весьма усилила позиции Антигона, под властью которого оказалась вся азиатская часть империи. Это обстоятельство дало ему стратегическое преимущество над другими диадохами и укрепило его намерение предпринять попытку объединить в своих руках власть над всей империей. В последующие 15 лет Антигон становится центральной фигурой в жестокой и беспощадной борьбе диадохов.
Параллельно с борьбой в Азии между Антигоном и Эвменом велась борьба между Кассандрой и Полисперхонтом. Согласно предсмертному распоряжению Антипатра, Полисперхонт становился опекуном молодых царей и верховным командующим войсками. Но, будучи уже пожилым, он не обладал достаточной энергией, чтобы управлять империей в такое бурное время. Сын Антипатра Кассандр, назначенный отцом хилиархом, помощником Полисперхонта, не хотел довольствоваться этим назначением и стремился к еще более высокому положению. Поэтому он, действуя с чрезвычайной осторожностью, начал борьбу против нового регента. Кассандр просил у Антигона содействия, и тот немедленно отправил ему сухопутные и морские силы. Такое решение он объяснял старой дружбой с Антипатром. Но дело было в том, замечает Диодор, что он хотел создать для Полисперхонта затруднения, чтобы без труда покорить Азию и приобрести абсолютное верховенство.
Противоборство Кассандра с Полисперхонтом особенно ярко проявилось в делах греческих. Для борьбы со своим противником Полисперхонт искал опоры не только в Греции, но и в Эпире, где правила мать Александра — Олимпиада, и в Азии, где отстаивал свои позиции Эвмен. Этой опоры он нигде не нашел и, еще до того, как Эвмен погиб от руки Антигона, был отстранен от регентства в пользу Кассандра, в руках которого оставались как пленники вдова Александра и его сын. Что касается других представителей династии Аргеадов, то они были физически устранены к этому времени вместе с теми силами, которые их поддерживали в Европе и Азии.
На гамлетовский вопрос: быть или не быть династии Александра — был дан совершенно четкий ответ: не быть!
Усиление господства Антигона, который, по выражению Плутарха, «вынашивал» далеко идущие планы, должно было неминуемо восстановить против него других диадохов. Первым из них выступил против Антигона сатрап Пифон, который в ###:Ш5 г.до н.э., когда тот зимовал в Мидии, пытался подкупить подарками и обещаниями солдат, чтобы ниспровергнуть своего опасного союзника. Последний очень встревожился и решил действовать весьма осторожно. Он всенародно признал лояльность своего союзника и даже распустил слух, что собирается поручить ему управление сатрапиями. Кроме того, он предложил встречу, чтобы договориться об их общих интересах. Пифон, который, по мнению Диодора, уже приобрел множество сторонников, вернулся в лагерь Антигона, где был арестован, осужден и казнен. Избавившись от вероятного соперника, Антигон отправился в Персию. Там, по словам Диодора, его ждали пышные царские почести, как если бы он был хозяином Азии. Персидский сатрап Певкест был им лишен сатрапии. Сместив Певкеста, Антигон убаюкал его химерическими обещаниями и добился того, чтобы тот покинул страну.
Благополучный исход войны против Эвмена вселил самоуверенность в честолюбивого полководца, способствовал разрастанию его алчных устремлений. Ему казалось теперь, что восстановление единой империи Александра не мираж, а реальность, которая может осуществиться в ближайшие сроки. И он энергично принялся за подготовку к осуществлению своих захватнических замыслов. Прежде всего необходимо было укрепить тылы, пополнить финансовые ресурсы. Антигон решительно отстраняет от управления сатрапиями лиц, не внушавших ему полного доверия, и заменяет их своими людьми, послушными его воле. Не представлял особого труда и захват несметных сокровищ Суз, Экбатан и Кинда в Кили-кии. Упрочив свое влияние в большей части Верхней Азии, победитель Эвмена отправился в Сузы, овладел крепостью и награбил огромные ценности. В целом он обеспечил себе 25 тыс. талантов. Увеличив свое финансовое могущество, он расширил и свое политическое влияние, назначив сатрапом Сузианы туземца Агесилая.
Чтобы перевезти к морю награбленное богатство, был снаряжен обоз из множества повозок и верблюдов. Следуя за этим обозом и солдатами, Антигон направился в Вавилонию, куда вскоре прибыл Селевк. Опасаясь участи Пифона, он бежал в сопровождении конного отряда в Египет, где усердно старался возбудить тревогу у Птолемея по поводу необузданных захватнических аппетитов Антигона. Антигон, убеждал он Лагида, решил изгнать из своих сатрапий бывших соратников Александра, о чем говорит судьба Пифона, Певкеста и его. Селевка. И это тем более возмутительно, что все они неоднократно оказывали ему значительные услуги. Селевк рассказал Птолемею о крупных вооруженных силах и финансовых ресурсах Антигона. Это были очевидные и неоспоримые факты, которые не могли оставить спокойными других диадохов. Бывший сатрап Вавилонии пытался доказать, что недавние завоевания внушили Антигону такие большие надежды, что он решил захватить господство во всей империи. Птолемею эти доводы показались убедительными, и он начал военные приготовления. В это время Селевк отправил в Европу некоторых из своих друзей с поручением спровоцировать подобным образом Кассандра и Лисимаха на войну против победителя Эвмена. Антигон, в свою очередь, тоже отправил послов к Кассандру и Лисимаху, а также и к Птолемею с просьбой «сохранить дружбу». Но как Лагид, так и сатрапы Греции и Фракии приняли сторону Селевка, и коалиция против Антигона в 315 г. до н. э. образовалась.
Когда Антигон направлялся (в 316-315 гг. до н.э.) из Киликии в Верхнюю Сирию, к нему прибыло посольство от Птолемея, Лисимаха и Кассандра с ультиматумом. В нем было требование, чтобы он передал Каппадокию и Ликию Кассандру. Геллеспонтскую Фригию — Лисимаху, «всю Сирию» оставил Птолемею и восстановил в Вавилонии Селевка. Кроме того, сокровища, захваченные им после гибели Эвмена, предлагалось разделить, а военные операции вести сообща. Если Антигон не примет эти требования, то все объединятся, чтобы начать с ним войну. Текст этого ультиматума, воспроизведенный Диодором, вероятно, не является строго достоверным. По некоторым частным вопросам в литературе имеются разночтения. Так, имя Кассандра некоторые историки заменяют именем Асандра, бывшего сатрапом Карий; вместо слова «Ликия» предлагают читать «Киликия» или даже «Лидия» Но эти разночтения все же частности. Основной факт остается очевидным: авторы ультиматума требовали уступить или возвратить большую часть территорий, расположенных на северо-западе, в центре и юго-западе (или юго-востоке) Малой Азии и в Центральной Азии и отказаться от значительной части сокровищ, захваченных им после разгрома Эвмена Кардийского.
Следует констатировать, что некоторые требовании членов коалиции кажутся справедливыми: Вавилония, например, захваченная силой, вполне законно должна была быть возвращена Селсвку, который ее получил по разделу 321 г. до н.э. По той же причине Антигон, захвативший Геллеспонтскую Фригию, которой управлял сатрап Арридей в силу того же раздела, должен был отказаться от нее. Наконец, если в тексте Диодора вместо «Ликия» поставить, как предлагают некоторые историки. «Лидия», то захват ее, т.е. законных владений Клита Антигоном, был подлинной узурпацией.
Наряду с этими неоспоримо законными требованиями ультиматума 316—315 гг. до н.э. были и другие: если прочтение «Ликия», принятое большинством историков, верное, то нет сомнения в том, что Антигон имел полное право оставаться хозяином данного района, управление которым ему было пожаловано в 323 г. и сохранено в 321 г. до н.э. Поэтому требование уступить эту сатрапию одному из диадохов было явно незаконным. Если заменить в тексте Диодора слово «Ликия» словом «Киликия», то от этого данное требование ультиматума не становится более справедливым. Правда, Киликия не сохранялась за Антигоном и по разделу 323 г. до н.э. Но она не принадлежала и тому из диадохов, для которого ее предназначали представители коалиции. Занятая некоторое время Эвменом, она была оставлена им осенью 318 г. до н.э. под напором наступления, которое вел против него Антигон. Поэтому последний больше, чем кто-либо другой, имел основание требовать или сохранять это владение. Еще более очевидно обстояло дело с сатрапией Каппадокией, которую ультиматум требовал уступить, хотя стратег Азии завоевал ее у Эвмена, не получив ни малейшей помощи от своих коллег.
Конечно, члены коалиции, предъявляя ультимативные требования Антигону, меньше всего руководствовались соображениями справедливости или законности. Так, известно, что владение Сирией было сохранено за Птолемеем, который, уже будучи владельцем Египта и Киренаики, изгнал из Сирии в 320—321 гг. до н.э. сатрапа Лаомедона, законно управлявшего этой страной на основании раздела 323 г. до н.э. Тем самым ультиматум, который осуждал захват Антигоном Вавилонии, Фригии Геллеспонтской и Лидии, в то же время одобрял не менее очевидную узурпацию одним из членов коалиции Сирии, совершенную немного раньше, чем агрессия Антигона против двух сатрапии Малой Азии. Таким образом, суть ультиматума заключалась не в отстаивании справедливости и законности в действиях того или иного диадоха, а в столкновении корыстных наследников Александра, в стремлении обуздать опасное разрастание могущества кого-либо из них, посягавшего на возрождение мировой империи под своей эгидой.
Когда Антигон узнал о требованиях коалиции, его охватил гнев. Не желая идти ни на какие компромиссы, он отверг ультиматум и дерзко ответил своим противникам, что «вполне готов вести войну». Эта война велась с перерывами между 315 и 301 гг. до н.э. Весной 315 г. до н.э. он прибыл в Сирию из Киликии, чтобы начать военные действия. Как указывает Диодор, Антигон направился в Финикию, с намерением завоевать «морское могущество». На этом пути ему, прежде всего, пришлось столкнуться с Лагидом, располагавшим морскими портами и ресурсами и господствовавшим на море. Антигон, не встречая серьезного сопротивления, раскинул лагерь перед Тиром, который занимал сильный египетский гарнизон, и призвал на помощь царьков Финикии и гиппархов Сирии. Первых он попросил построить корабли, ввиду того, что Птолемей увел в Египет все финикийские суда и их экипажи; у вторых потребовал огромного количества зерна. Кроме того, по его приказанию большой отряд лесорубов и плотников перевозил из Ливана, богатого кедром, сосной и кипарисом, к побережью лес, который 8 тыс. его работником рубили в горах. В городах Триполи, Библ и Сидон были построены судостроительные верфи; четвертая верфь была открыта в Киликии, куда лес поступал из Тавра. Наконец, лес отправляли на остров Родос, жители которого охотно откликнулись на просьбу Антигона и принялись за постройку кораблей.
Активная деятельность Антигона вызвала ответное действие Птолемея, которое помешало первому укрепить свои позиции на Кипре, главные цари которого находились в союзе с Египтом. Птолемей немного позже отправил на север 100 судов и 10 тыс. наемников под командованием своего брата Менелая; возле Кипра эта армада соединилась еще со 100 кораблями Селевка.
Если Антигон не мог добиться успеха на Кипре, то ему удалось зато укрепить свои позиции в Финикии. Оставив своему командиру Андронику 3 тыс. человек для продолжения осады Тира, он двинулся на юг Финикии брать штурмом ее южные города. Взяв их, Антигон оставил там значительные силы, а их египетские гарнизоны включил в свою армию. Затем он вновь раскинул лагерь перед Тиром, чтобы ускорить осаду. В итоге в конце 315 г. или в начале 314 г. до н.э. стратег Азии прочно держал леса Ливана, сирийское и финикийское побережье, а его морская мощь не переставала возрастать. Кроме того, в его руки перешли важные приобретения Лагида 320-319 гг. до н.э. Антигон одержал и другие победы на востоке, в центре и на западе Эгейского моря. С весны 315 г., пока он завоевывал Сирию, отправленный им в Каппадокию племянник Полемей добился полного присоединения этой сатрапии к владениям Антигона. Царя Вавилонии он вынудил снять осаду с Астака и Халкедона и даже стать союзником своего дяди. Оттуда Полемей направился в Ионию и Лидию, получив приказ быстрее продвинуться к западному побережью Малой Азии, где Селевк стремился овладеть Эритреей. Узнав о приближении врага, бывший сатрап Вавилонии вышел в море.
Осенью 315 г. до н.э. военные действия велись в Карий против противников Антигона, а зимой этого же года он сам собирался вторгнуться в Малую Азию. Оставив в Сирии своего сына Деметрия (с 10 тыс. наемников пехоты, 5 тыс. всадников, 40 слонами, 2 тыс. македонян, 500 ликийцев и памфилийцев, 400 персидских лучников и пращников) для подготовки контрнаступления на Лагида в этом регионе и приставив к сыну в качестве советчиков четырех опытных военачальников, участвовавших во всех походах Александра (среди них был критянин Неарх), Антигон с остатками своих войск направился в Малую Азию. Снег и холод измучили его войско в ущельях Торуса, и он был вынужден вернуться в Киликию, где надеялся подкрепить свою армию и дождаться более благоприятной для его замыслов обстановки. Зимой 314—313 гг. до н.э. он пришел во Фригию. Его флот под командованием Медноса покинул в это время Финикию и захватил 30 судов Кассандра.
Немного позже сатрап Карий был вынужден вступить в переговоры с Антигоном: он обещал распустить своих солдат и предоставить автономию греческим городам Карий, оставаясь сатрапом этого района. В знак дружбы с Антигоном он выдал ему своего брата в качестве заложника. Но через несколько дней сатрап резко сменил курс и оказал быструю помощь Селевку и Птолемею. В силу этих обстоятельств для упрочения своих позиций Антигон собрал значительные силы, чтобы принести освобождение карийским городам. Его адмирал Меднос и стратег Доким изгнали из Милета войска Асандра, а сам он занял большой город Траль. Затем, двигаясь на юг, он взял Канны, крепость которого пала только после неоднократных штурмов. «Таким образом, все города Карий попали под власть Антигона». Милет получил автономию соответственно решению, принятому в 315 г. до н.э. Антигоном перед собранием солдат. Короче говоря, в 313 г., после двухлетней борьбы, антигоновскoe дело восторжествовало в Малой Азии.
Не менее удачным было положение Антигона в континентальной и островной Греции. Здесь ему пришлось вести войну с Кассандрой и его единомышленниками. Если Кассандр — хозяин Македонии и Эллады — помогал своим союзникам в Азии, перевозя туда свои войска по Эгейскому морю, то Антигон тоже имел возможность расшатывать позиции своего противника изнутри. Разбитые в 316 г. до н.э. Полисперхонт и его сын Александр тем не менее сохраняли Коринф, который стерег дорогу, идущую из Центральной Греции в Пелопоннес. Кроме того, этолийцы, всегда упорно сопротивлявшиеся македонскому господству, и Лакедемон были очень склонны к тому, чтобы разбить Кассандра. Антигон не преминул установить связи с открытыми врагами сына и наследника Антипатра.
В 315 г. до н.э. Антигон отправил в Пелопоннес Аристодема из Милета с суммой в 1 тыс. талантов и с поручением заключить дружеский союз с Александром и Полисперхонтом и набрать наемников. Эта миссия Аристодема оказалась успешной, и такой союз с противниками Кассандра был заключен.
Вскоре перед Тиром, осада которого уже началась, Антигон собрал большое собрание солдат и союзных войск, перед которыми произнес обвинительную речь против Кассандра. Последний был обвинен в том, что он убил мать Александра, арестовал его жену и сына, женился на дочери Филиппа Фессалонике против ее воли, стремился в Македонском царстве водворить олинфян — опасных врагов македонян — в городе, переименованном в свою честь (Кассандрия), и восстановил Фивы, срытые в 335 г. до н.э. войсками Александра.
Таким образом, воскресив в памяти преступления, совершенные Кассандром против близких родственников Филиппа и Александра, Антигон возбудил крайнее негодование собрания и поставил на голосование декрет, в силу которого сын Антипатра объявлялся общественным врагом в том случае, если он не снесет совсем построенные новые города, если не восстановит в правах Роксану и ее сына и если откажется повиноваться Антигону, «пожалованному стратегией и руководством царской властью». Равным образом было предусмотрено, что «все эллины будут свободны, избавлены от гарнизонов, получат автономию». (В общем, это были те же преимущества, которые пожаловал Полисперхонт в 319 г. до н.э. греческим городам.)
Как указывает Диодор, Антигон рассчитывал с помощью этого декрета найти в греческом мире усердных помощников в его военных операциях и, больше того, рассеять тревоги сатрапов и полководцев Верхней Азии, которые его подозревали в стремлении унаследовать империю Александра. В течение примерно трех лет, прошедших после ультиматума, Антигон и его командиры одержали больше успехов, чем потерпели неудач. Морские силы Антигона — главное условие его безопасности и могущества — намного возросли. Если он далеко не уничтожил все ресурсы своих врагов, то и свои серьезно не уменьшил, при этом ему удалось даже расширить сферу своего господства за счет районов, подвластных его врагам.
Менее благоприятными, однако, оказались для антигоновского дела операции, которые развертывались с осени 313—312 гг. до н.э. и до начала 311 г. Главным театром действий стали окрестности проливов, Сирия, Вавилония и страны набатийских арабов. Этот период отмечен преимущественно поражениями Антигона и его сына, но заканчивается он восстановлением их положения в одной из наиболее спорных между двумя различными лагерями областей.
В 313 г. до н.э., чтобы вынудить Кассандра уйти из части Греции, Антигон задумал двинуться в Македонию. По для этого надо было преодолеть препятствие, которое ему чинил во Фригии и у проливов энергичный и решительный Лисимах. В конце 313 г. и начале 312 г. до н.э. Антигон, не добившись успехов у проливов, вынужден был отправиться на зимние квартиры.
В это время сын Антигона действовал в Сирии против Лагида, который был занят в Киренаике и на Кипре. В 313 г. до н.э., еще до конца военного сезона, Лагид поплыл с большими силами в Верхнюю Сирию и захватил два города, которые были разграблены. Оттуда он направился в Киликию, где Маллос перешел в его руки; население было продано в рабство, окрестная территория разграблена. Успешно завершив эту операцию. Лагид повел своих солдат, нагруженных добычей и готовых «презирать опасность» ради своего вождя, обратно на Кипр. Только он покинул Киликию, как там показался Деметрий. В течение последних событий сын Антигона оставался в Сирии (Келесирии). Узнав о завоеваниях Птолемея в Верхней Сирии и в Киликии, он оставил там одного из своих советчиков - Пифона — со слонами и тяжелыми соединениями, а сам с конницей и легкой пехотой пошел на Киликию. Однако прибыл туда слишком поздно и не застал там врага, уже погрузившегося на корабли и отплывшего в Сирию.
Между тем Птолемей из Кипра вернулся в Египет. Повинуясь своей обычной осторожности, он не предпринял ничего для того, чтобы разбить внушительные силы Антигона. Но ему трудно было оставаться в стороне от столкновений, в которых участвовали его союзники. Бывший сатрап Вавилонии Селевк торопил его действовать. Наконец, решившись идти в Сирию (Келесирию) и помериться силами с армией Деметрия, он очень старательно подготовил экспедицию, которая включала 18 тыс. человек пехоты, 4 тыс. конницы и еще вспомогательные войска из числа египтян. Из Александрии эти войска дошли до Пелузы (на перешейке, соединяющем Египет и Сирию), собираясь разбить лагерь недалеко от древней Газы. Сын Антигона располагал 11 тыс. человек пехоты, "построенной в фалангу, 3 тыс. легкой пехоты. 4400 конницы и 43 боевыми слонами. С этими войсками Деметрий, оставив зимние квартиры, направился к Газе, чтобы там ждать нападения врага. Его советники, правда, не рекомендовали ему вступать в бой с таким полководцем, как Птолемей, но пылкий и более храбрый, чем осмотрительный, Деметрий совсем не слушал их. Диодор сообщает, что он произнес перед своими войсками речь без малейшего волнения, пленив их красотой своего стана и блеском «царских» доспехов. Однако все понимали серьезность положения: они собирались драться с превосходящими силами противника и двумя великолепными полководцами, которые принимали участие во всех операциях Александра, неоднократно руководя ими, и проявили себя непобедимыми.
Войска сошлись к бою на приморской равнине. План Деметрия был основан на том, чтобы ударом левого фланга конницы прижать египтян к морю и разгромить. Этот план не сразу был понят противником, укрепившим свой приморский фланг, который противостоял ударной группировке Деметрия. Пообещав своей армии награды и огромную добычу, Деметрий выстроил ее в боевой порядок: на левом крыле, где он сам собирался сражаться, были 22 отборных всадника, среди которых — все его друзья и Пифон; впереди выстроились три эскадрона конницы, столько же на флангах. Вне этого крыла три прославленных тарентинских эскадрона действовали в дозоре. Левое крыло включало 800 гетеров и 5 тыс. человек конницы разных народностей. Это крыло было расположено впереди 30 слонов, а в интервале разместились 1000 лучников и копьеносцев и 500 персидских пращников; оно предназначалось для первого удара. В центре находилась фаланга, состоявшая из 2 тыс. македонян, 1 тыс. жителей Ликии и Памфилии и 8 тыс. наемников. Она расположилась впереди 13 слонов и легких войск, занимавших разделявшие их интервалы. Наконец, на правом фланге стояли 1500 человек конницы во главе с Андроником, которому было приказано стоять и ждать решительного момента на другом крыле.
Допущенной египетским царем явной ошибкой в диспозиции Деметрий не пожелал воспользоваться и дал Птолемею время переместить подкрепления на правый фланг. Не зная вначале о боевом порядке Деметрия, Птолемей и Селевк сосредоточили главные силы на левом фланге; но, узнав через лазутчиков о расположении сил, они исправили свою ошибку и привели свой правый фланг в состояние способности сопротивляться натиску левого вражеского крыла, разместив там трехтысячную отборную конницу. Впереди были размещены солдаты, снабженные специальными приспособлениями, усеянными гвоздями, для отражения атаки слонов, а также копьеносцы и лучники, которые должны были изрешетить слонов и их вожаков. Затем Селевк и Птолемей выстроили свой центр и левое крыло (где была только 1 тыс. всадников) и бросились в сражение.
Вначале Деметрий достиг заметных преимуществ, но вскоре его левое крыло было серьезно оттеснено. Когда он ввел в бой слонов, Птолемей бросил навстречу слонам легкую пехоту и первый в военной истории подвижной отряд инженерных заграждений, которые полностью сорвали слоновую атаку и отразили их натиск. Понукаемые своими вожаками, слоны натыкались на доски, усыпанные гвоздями, топтались на месте и попадали под град стрел и дротиков. Наконец, когда вожаки слонов были перебиты, раненые животные были легко захвачены. Под натиском египетской конницы конница Деметрия вышла из боя и отошла в порядке, хотя противник не слишком ее теснил. Но пехотинцы попали в тяжелое положение и большей частью оказались в плену или, бросив оружие, бежали с поля битвы. Деметрию удалось бежать в Азотос, расположенный в 50 км от места битвы. Он признал свое поражение, прося лишь разрешения подобрать тела своих командиров и солдат, павших на поле брани (среди них были командующий конницей стратег Пифон и многие из его друзей). Деметрий понес тяжелые потери: 5 тыс. воинов было убито и 8 тыс. взято в плен.
По словам Диодора, победители прежде всего объяснили своему противнику причину, которая вынудила их объявить войну Антигону: «Разбив совместно с ними Пердикку и затем Эвмена, Антигон отказался разделить завоеванные земли и, будучи связан с Селевком дружеским союзом, он, однако, лишил его Вавилонии вопреки всякой справедливости». Что касается захвата Антигоном Вавилонии, то можно согласиться с тем, что акт этот был совершен «вопреки всякой справедливости». Однако не совсем понятно, почему победитель Эвмена должен был делиться захваченными им землями со своими коллегами, которые точно так же, как и он сам, больше заботились о расширении своих владений, чем о соблюдении договоров 323 и 321 гг. до н.э.
Блестящая победа Птолемея над сыном Антигона в 312 г. до н.э. не ограничилась, впрочем, приобретением Газы. В то время как Деметрий, прибыв в Триполи, просил помощи у своего отца и черпал подкрепления в киликийских гарнизонах и в удаленных от врага крепостях, Лагид привлек на свою сторону Сидон и убеждал антигоновского наместника в Тире сдать город на почетных и выгодных условиях. Тот отказался «изменить данной клятве», но его солдаты взбунтовались. В результате ему пришлось покинуть город. Он попал в руки к Птолемею, который осыпал его подарками и сделал своим другом. Диодор еще раз прославляет здесь большие способности сатрапа Египта завоевывать симпатии людей. Таким образом, с конца 313 до лета 312 г. до н.э. Антигон, в течение двух-трех предшествующих лет чаще всего выходивший победителем, потерпел тяжелые военные и дипломатические поражения в районе Боспора, на Кипре и особенно в Финикии, где плоды его значительных успехов 315 314 гг. до н.э. были в большинстве своем утрачены.
Поражение Деметрия имело далеко идущие стратегические последствия. Попытка Антигона молниеносным наступлением захватить под свой контроль все области державы Александра Македонского провалилась. Поражение при Газе открыло другим диадохам путь в Азию, куда и отправляется Селевк для завоевания Вавилона. Летом и осенью 312 г. до н.э. Селевк начинает свои военные действия в Центральной Азии. Обещав своему союзнику помочь вернуть его сатрапию, захваченную Антигоном, Птолемей предоставил в его распоряжение тысячу пехотинцев и всадников. Малочисленность этого войска обескуражила свиту Селевка, но он успокоил своих приближенных, сославшись на оракулов, предсказавших ему царство, и рассказав о сне, в котором к нему явился Александр. Прибыв в Кар (в Месопотамии), он то силой, то дипломатией склонил на свою сторону находившихся там македонян.
В Вавилонии многие жители, помня о его доброжелательном к ним отношении, предложили ему свою помощь. «Считая непреодолимым порыв масс», говорит Диодор, сторонники Антигона укрылись в крепости Вавилона, которую Селевк взял без особого труда. Освободив своих родственников и друзей, арестованных после его бегства, он пополнил свои войска и снарядил конницу. Число сторонников Селевка все увеличивалось. Правда, Антигон еще не утратил надежду победить его: сатрап Лидии Никанор набрал в Персии 17 тыс. человек пехоты и конницы, чтобы атаковать небольшую армию Селевка (3400 человек). Но последний преодолел Тигр, спрятал свое немногочисленное войско в камышах на болотах, расположенных недалеко от реки, внезапно напал и полностью разбил своего противника, большинство солдат которого перешли на сторону победителя. Став предводителем большой армии, Селевк захватил Мидию, Сузиану и соседние области. Он поспешил сообщить Птолемею и другим союзникам об этих событиях и возвратился чуть ли не с царской торжественностью. Как отмечают античные историки, с этого момента началась эра Селевкидов.
Успехам Селевка в известной степени способствовала характерная именно для диадохов социальная политика: в зонах своего преимущественного базирования они, в большей или меньшей мере, облегчали положение населения в первую очередь демократических слоев, чтобы стабилизировать свое положение. Средства для ведения войны они предпочитали получать из самой войны, а не из эксплуатации тружеников, которая была в нестабильных условиях крайне ненадежной. Селевк, как «свой» диадох, был встречен поддержкой вавилонян. Зато на «захваченных» территориях грабежи и насилия диадохов не имели предела, принося неисчислимые страдания местному трудовому населению.
Между тем Антигон готовился по мере своих сил взять реванш за поражение в Сирии. Прежде всего, он был весьма заинтересован сохранить или восстановить свое господство на море, которому угрожало укрепление позиций Лагида в Сирии (Келесирии). Решив защитить себя от возможного антигоновского контрнаступления. Птолемей поручил одному из своих «друзей» — македонянину Киллесу - изгнать из Сирии сына Антигона или же разбить его. Узнав от своих разведчиков, что довольно большое войско Киллеса раскинуло лагерь возле Мионта (об этом местонахождении не говорит Диодор), который очень плохо охраняется, Деметрий со своими легковооруженными воинами двинулся туда ночью, застал врасплох врага и без боя пленил весь вражеский отряд, включая и его командира. Успех, конечно, явный, но Диодор преувеличивает его значение, утверждая, что он компенсировал недавний разгром Деметрия. Впрочем, последний воздержался от продолжения похода в Сирию и укрылся за болотами, ожидая подкрепления от отца.
Птолемей, желая упрочить результаты своей большой весенней победы, двинулся в Сирию, на север страны со всем своим войском. Антигон, находившийся тогда во Фригии в ###Келаене, откликнулся на призыв своего сына и, преодолев Тавр, «через несколько дней» прибыл в его лагерь. Осведомленный об этом передвижении своего противника, Лагид после совещания со своими полководцами и друзьями решил не рисковать битвой в Сирии, а предпочел борьбу в Египте, где было много ресурсов и укрепленных мест. Поэтому он оставил Сирию и Финикию, в которых разрушил «самые крупные города» (Акке, Форре, Самарию и Газу) и вывез оттуда богатую добычу. Антигон вновь вернул свои завоевания 315 г. до н.э.
В это время в Центральном Азии назревали серьезные события. Из писем Никанора Антигон узнал о больших успехах Селевка. Тотчас же армия из 4 тыс. всадников, 5 тыс. пехотинцев и 10 тыс. наемников была доверена Деметрию для захвата Вавилонии и затем для возвращения на побережье. В свою очередь, очень занятый в Мидии Селевк поручил защиту Вавилонии командиру Патроклу. Располагая лишь скромными силами, Патрокл не стал ждать удара врага: часть его солдат устремилась в пустыню, другие должны были направиться через Тигр и вернуться в Сузиану; сам он укрылся за каналами района, чтобы «беспрестанно тревожить» противника до прихода подкреплений. Найдя город Вавилон пустынным, Деметрий приготовился к осаде двух крепостей, взял одну из них штурмом и разграбил. Сопротивление второй затянулось надолго, и он вернулся на побережье, как ему предписал отец, оставив 6 тыс. воинов перед цитаделью. Между тем Селевк продолжал завоевание соседних сатрапий. Во время этих операций погиб Никанор. Антигон получил новое и серьезное поражение, но к началу 311 г. до н.э. удерживал свои позиции в Вавилонии.
Война, возникшая из-за ультиматума 316-315 гг. до н.э., длилась около четырех лет и не привела ни к какому значительному результату. Члены коалиции не сумели разбить своего врага: Лисимах удерживал почти полностью города, восставшие против его владычества, но все же он не расширил своего господства в ущерб Антигону. Птолемей был изгнан, по крайней мере на время, из Сирин. Кассандр потерпел много неудач на Балканском полуострове. Селевк еще не стал полным хозяином Вавилонии. В то же время Антигон не высадился ни в Македонии, ни в Египте, ни на Кипре, ни во Фракии, и его власть, усилившаяся и даже расширившаяся в Западной Азии, была серьезно ослаблена в Центральной Азии. Наконец, военные действия потребовали от всех воюющих больших издержек (отчасти компенсированных для некоторых благодаря добыче, финансовой и экономической эксплуатации покоренных районов и городов). Все эти обстоятельства вместе со всеобщей усталостью от войны привели к тому, что весной 311 г. до н.э. враждующие стороны заключили между собой мирный договор: между Антигоном и Деметрием, с одной стороны, и Птолемеем, Кассандром, Лисимахом - с другой.
Условия этого договора мы довольно точно и ясно знаем из короткого отрывка Диодора. Дополнительные сведения можно извлечь из надписей. По этому договору каждый удерживал в своих руках то, что имел: Кассандр должен был, как и его отец, осуществлять командование (стратегию) в Европе до совершеннолетия сына Роксаны Александра. Лисимах оставался владыкой Фракии, Птолемей - Египта и пограничных с Ливией и Аравией городов; Антигон получал всю Азию, эллины автономию. О последней, указывалось в письме, сохранившем нам текст договора, который отправил Антигон жителям Скепсиса города Троады. Но без явного преувеличения он заявлял, «что дело освобождения эллинов ему всегда было дорого». Теперь, указывал Антигон, мир заключен; договор предусматривает, что все эллины приносят клятву помогать друг другу в деле сохранения своей свободы и автономии, этот союз будет более надежной гарантией «для будущего», если обязательства будут приняты под клятвой и «они (эллины) будут наблюдать за делами». Подобные обязательства не были бы «ни бесчестными, ни бесполезными».
Договор 311 г. до н.э. служил нередко объектом крайних суждений, ошибочных или весьма спорных: согласно одним. Антигон, воспользовавшись «преимуществом мира, решительно одержал верх и отстоял свои позиции, несмотря на то, что «восстановление Селевка правда, было поражением для его политики». Другие историки указывают на значительную победу других диадохов. Так, Тарн утверждает, что, хотя Кассандр весьма заметно отступил в Греции, но Эпир оставался за ним, а его положение в Македонии упрочилось; Лисимах тоже укрепил свои позиции; Лагид потерял Сирию, но полностью сохранил Египет и восстановил своего союзника Селевка. Владения Антигона, наконец, были менее обширны, но более компактны, чем до открытия военных действий. П. Жуге настаивает на том, что Антигон вышел победителем из войны. Если он и не достиг «своей цели», (т.е. господства над всей империей, как считает этот автор), то вполне «мог считать себя победителем на войне». Этим точкам зрения противоречит мнение Дройзена, который считает, что все участники борьбы «больше потеряли, чем приобрели за четыре года войны». Если позиции членов коалиции ослабли либо в Сирии, либо в Греции, либо на побережье Понта, то потери Антигона были еще значительнее (особенно на Востоке) и его планы обладания империей рухнули.
Как соотносятся эти точки зрения с теми фактами, которые нам уже известны как достоверные или весьма вероятные? Прежде всего, следует констатировать, что членам коалиции не удалось добиться выполнения требований, сформулированных в их ультиматуме 316-315 гг. до н.э. Так, они требовали Каппадокию для Асандра, по одной версии текста Диодора, или для Кассандра, по другой версии. Однако тексты не говорят больше об Асандре, и договор устанавливает границы в «Европе» для верховной власти Кассандра. Последний продолжал держать в Афинах, гарнизон, в противоречии с положениями договора, по которым греки оставались автономными и никто не мог утверждать собственное господство в греческих городах.
Ультиматум требовал Ликию (или Киликию, или Лидию) для того или другого из этих лиц, но эти азиатские районы остались в руках Антигона, который правил Ликией на основании раздела 323 г. до н.э., Киликию завоевал у Эвмена, а Лидию отобрал у Клита. Коалиция требовала для Лисимаха Фригию Геллесионтскую, а договор ограничил власть сатрапа обширным и плодородным районом, который он получил в 323 г. и эффективно защищал в 313-312. гг. до н.э., т.е. Фракией. Для Лагида требовал Сирию, а он сохранял за собой лишь Египет, правда, расширив свои границы за счет городов Ливии и Аравии. В общем, ни Асандр, ни его сильные союзники Македонии, Фракии и Египта не овладели (или не сохранили) ни одного района, который ультиматум требовал от их врага оставить в Малой Азии и Сирии. Договор даже присоединил к уже находившимся в 315 г. до н.э. во владении Антигона областям сатрапию, которую Птолемей отобрал у Лаомедона и которую раздел 323 г. до н.э. пожаловал Асандру. Следовательно, если Антигон хотел только сохранить свои позиции в Западной Азии, то соглашение 311 г. до н.э. шло дальше его желаний и нанесло членам коалиции явное поражение. Наконец, договор умалчивал о требовании, сформулированном в ультиматуме относительно раздела обильных сокровищ, захваченных Антигоном во время его операций против Эвмена и после смерти последнего.
Остается спорным вопрос о роли Селевка в договоре 311 г. до н.э. По смыслу краткого указания Диодора об этом договоре, кажется совершенно ясным: Антигон получал управление над всей Азией и ни малейшего исключения не было сделано в пользу Селевка. Последний не имел больше никакого формального права занимать или требовать Вавилонию; в этом вопросе, как и в других, члены коалиции потерпели неудачу. Отсюда вполне объяснимое, если не совершенно точное, замечание Дройзена о том, что Птолемей считал своего союзника «уничтоженным» и вместе с другими членами коалиции оставил его на произвол собственной судьбы. Но не все историки такое мнение разделяют. Одни полагают, что военные действия не доставили Антигону все районы империи и поэтому он не получил господства над всей Азией. Утверждая это, они исходят из того, что в данном случае Диодор имел в виду римскую провинцию Азии и хотел сказать, что Антигон получил обширную часть Азии. Следовательно, нельзя делать заключение из текста Диодора, что соглашение 311 г. до н.э. отбирало Вавилонию у Селевка. По мнению других, отсутствие имени Селевка в двух отрывках текста дает основание предполагать, что Селевк не был допущен подписать соглашение в качестве полноправного члена договаривающихся сторон.
Тот факт, что Селевк в договоре не упоминается, свидетельствует о значительной дипломатической удаче Антигона, который сумел расчленить коалицию диадохов, направленную против него. Правда, если Селевк и не фигурировал в договоре, он все же сохранял возможность сильно противодействовать вражескому натиску или даже нанести решительный удар либо внутри своей сатрапии, либо с еще большим основанием в самых восточных сатрапиях.
Итак, в какой степени Антигон осуществил свои замыслы в 311 г. до н.э.? Известно, что военные действия 315-311 гг. до н.э. закончились неоспоримыми блестящими территориальными завоеваниями победителя Эвмена? Он не только сохранил западные владения, которые ему достались по разделу 323 и 321 гг. до н.э., лишил владений сатрапов Геллеспонтской Фригии и Лидии, а победами над Эвменом отобрал земли последнего, но и захватил две сатрапии, оккупация которых расширила ему пути доступа к Эгейскому морю и восточной части Средиземного моря и позволила усилить свой флот. Думал ли Антигон этими завоеваниями ограничить свою власть? Не хотел ли он также утвердиться в Македонии, Греции. Фракии и Египте, т.е. полностью заменить своего бывшего повелителя? Подобное предположение вовсе не является неправдоподобным.
Факты показывают, что Антигон не довольствовался больше ни областями, доставшимися ему по разделам 323 и 321 гг. до н.э., ни теми, которые он завоевал у Эвмена после его разгрома. С 315 по 311 г. до н.э. он вовсе не ограничивался защитой районов, которые члены коалиции стремились у него отобрать: он нападал или стремился нападать упорно и настойчиво на территории двух своих противников. Может быть, эти атаки были продиктованы строго военными соображениями и направлены только на то, чтобы лучше обеспечить защиту Малой Азии от натисков Кассандра, Лисимаха и Лагида. Но нельзя отрицать и того, что Антигон старался воспользоваться случаем, предоставленным ультиматумом,--окончательно сокрушить мощь своих главных противников и приобрести таким образом абсолютное господство в империи, основанной Александром. Однако, если и было тогда таковым стремление Антигона, то надо заключить, что, приобретя на западе значительные оборонительные успехи и даже укрепив там свои позиции и увеличив ресурсы, он не осуществил полностью своих замыслов. Серьезно ослабленные или явно обманутые, его соперники еще сохраняли немалые и серьезные возможности противодействия.
Мирный договор не принес мира и не разрешил ни одного противоречия. Поэтому после короткого перемирия последовали новые военные операции, театром которых становились греческие острова и полуостров. Центральная и Малая Азия. Прежде всего. Кассандр, провозглашенный «стратегом Европы» договором 311 г. до 1г.э., проводил политику, хотя и соответствовавшую мирному духу этого соглашения, но в общем вредную для интересов Антигона. Несмотря на условия договора об «автономии» эллинов, сын Антипатра, как уже выше было упомянуто, не вывел гарнизон из Аттики, который оставался там еще более трех лет. Это унизило престиж Антигона, который в своем письме к жителям Скепсиса ручался за освободительное обещание договора. Пока Кассандр незаконно усиливал свою власть в Европе, серьезные удары по позициям Антигона нанес Селевк. Последний получил поддержку от Птолемея, которая определенно не запрещалась договором.
О самих военных операциях мы имеем лишь очень скудные сведения у Полиена. Селевк выстроил свои войска перед войсками Антигона, и битва закипела. Наступил вечер, а исход битвы не был решен, и она, казалось, должна была возобновиться наутро. Антигон расположил лагерем своих солдат, чтобы они могли отдохнуть после тяжелого дневного сражения, но Селевк приказал своим войскам оставаться в боевом строю и отдыхать с оружием. Ранним утром они внезапно напали на своих врагов в тот момент, когда те собирались построиться в боевой порядок, и легко разбили их. Это сражение датируется то 310, то (с оговорками) 308 г. до н.э.
Место битвы не установлено. После этого события оба противника заключили мир, по которому победитель оставлял за собой Вавилонию и верхние сатрапии.
Одновременно с этим тяжелым разгромом, Антигон потерпел серьезные неудачи в Европе и Малой Азии. Началось с того, что его племянник Полемей, считая себя недостаточно вознагражденным за услуги, изменил своему дяде и примкнул к Кассандру. Этот разрыв удачно использовал Птолемей. Поскольку условия договора 311 г. до н.э. предусматривали автономию греческим городам, которую Антигон нарушил, оставив гарнизоны во многих городах Киликийского побережья, Лагид отправил войска под командованием Леонида захватить эти пункты. Деметрий собирался отвоевать эти киликийские города, захваченные Леонидом; в то же время Антигон направил своего второго сына Филиппа против племянника Полемея.
Важные события, неблагоприятные для Антигона, имели место в 310 — 309 гг. до н.э. на Кипре и в Малой Азии. Уничтожив царя Саламина Кипрского Никокреона, представлявшего на острове власть Лагида, а потом заключившего секретный договор с Антигоном, Птолемей усилил свою власть и влияние на острове Афродиты. Вслед за тем сатрап Египта достиг новых успехов. С большим флотом он поплыл в Малую Азию и захватил Фазелис. Затем добрался до Ликии, взял Ксанф, защищаемый антигоновским гарнизоном, занял Канос (Саннот) и крепости; штурмом взял Гераклейон, благодаря измене овладел Персиконом. Возможно, тогда же он пытался овладеть Галикарнасом, но из-за Деметрия эта попытка не удалась. Затем он отправился на остров Кос, откуда рассчитывал (подругой версии) захватить Галикарнас. В целом, за исключением неудачной атаки Галикарнаса, эти события нанесли крупный ущерб интересам Антигона. Но это было еще не все. На острове Кос Лагид пригласил мятежного племянника Антигона Полемея примкнуть к нему. Полемей, находясь тогда в Халкиде на Эвбее и испытывая известные затруднения, прибыл к Птолемею, который сначала устроил ему теплый прием, а потом арестовал, заставил выпить цикуту и присоединил его солдат к своим. Это было новым ударом для Антигона, так как смерть Полемея хотя и освобождала его от изменника, но зато укрепила военную мощь врага.
Пока Антигон сражался в Азии с Селевком и Птолемеем, театром военных действий стала также Греция. Эти действия были благоприятны сначала для антигоновского дела, но, в конечном счете, оказались очень выгодны для сатрапа Египта. Когда сражавшиеся между собой Полисперхонт и Кассандр пришли к соглашению, в греческие дела вмешался Лагид. Для того чтобы активно действовать против вышеуказанных диадохов. Птолемей был заинтересован заключить мир с Антигоном; значит, очень возможно, если не достоверно, что между Лагидом и Деметрием было заключено тогда перемирие, о чем можно судить по очень скупым сведениям лексикографа Свиды. О такой возможности говорит также и тот факт, что ни Антигон, ни его сын не мешали Птолемею вести в 308 г. до н.э. операции на Эгейском море и Эллинском полуострове.
Весной 307 г. до н.э. Антигон, стремившийся ослабить «стратегию» Европы и тем самым компенсировать азиатские осложнения успехом в Греции, отправил своего сына в Аттику во главе значительных сил. Тот покинул Эфес вместе с флотом из 250 кораблей, имевших на борту множество солдат и обильный материал для осады. Он получил от своего отца приказ «освободить все города Эллады», начиная с Афин, где Кассандр (нарушив договор 311 г. до н.э.) держал гарнизон. Сын Антигона прибыл на юго-восточное побережье Аттики никем не замеченный. Когда его авангард показался перед Пиреем, оккупанты порта вообразили себе, что это прибыло войско Лагида, ставшего вновь союзником Кассандра к концу 308 г. до н.э. Ошибка была обнаружена слишком поздно: Деметрий легко вошел в порт и объявил о цели своей экспедиции: прогнать из Афин иностранный гарнизон и вернуть городу его законы и конституцию предков. Используя осадные машины, Деметрий обложил город с «моря и суши». Однако он не присутствовал при начале операции: решив войти в Афины только с падением Мунихии, он поплыл в Мегару (где в 308 г. до н.э. Кассандр разместил гарнизон) и блокировал ее. Во время осады этого города, если верить Плутарху, Деметрий по призыву Кратезипома дошел до Патраса в Ахате и чуть не попал в руки врага. Вернувшись в Мегариду, он взял штурмом Мегару, откуда изгнал гарнизон, и провозгласил автономию, за что ему были возданы большие почести; затем возвратился в Аттику.
Летом 307 г. до н.э. кассандровский гарнизон сложил оружие, победитель торжественно въехал в Афины и вернул народу его «свободу», сопровождавшуюся договором дружбы и союза. Деметрию и его отцу были оказаны сверхмерные почести. По предложению демагога Стратокла афиняне приняли декрет, предписывавший воздвигнуть золотые статуи Антигону и его сыну. Памятники были установлены возле статуй Гармодия и Аристогитона. Им подарили также короны в 200 талантов стоимостью, которые возложили на алтарь с надписью: «Спасители». Кроме того, к десяти традиционным филам прибавились «антигонида» и «деметриада» и было постановлено ежегодно устраивать игры, процессии и жертвоприношения в честь двух человек, портреты которых были вышиты на покрывале, посвященном богине. Так помпезно выражал свою признательность город, который в 318 г. до н.э. лишился независимости лишь потому, что отец Деметрия помогал Кассандру.
Деметрий оставался в Аттике до начала 306 г. до н.э. Не завершив все дела в Греции, он вынужден был по приказу отца отплыть на Кипр со своей армией, чтобы там поскорее разбить командиров Птолемея. Весной 306 г. до н.э. он пересек Эгейское море и высадился в Карий, откуда убеждал родосцев, которые весьма содействовали Антигону в 315 г. до н.э., принять участие в операциях против Птолемея. Но эти островитяне, интенсивно торговавшие с Египтом, «предпочли оставаться в мире со всеми» и не дали переубедить себя. Это было, как отмечает Диодор, началом конфликта, который разразился в следующем году между ними и Антигоном. Дипломатическая неудача не помешала Деметрию продолжать поход. Из Карий он направился в Киликию, где получил от отца значительные силы: более 110 быстрых триер, 53 тяжелые триеры и множество транспортных судов, на которых разместилось 15 400 человек пехоты и конницы. Все это войско он новел на Кипр, где Птолемей усилил свое господство. Высадившись на севере острова, который служил для Лагида превосходной оперативной базой против Западной Азии, Деметрий раскинул на побережье лагерь, окруженный глубоким рвом и обнесенный частоколом.
Оставив крупный отряд для охраны своих судов, сын Антигона двинулся на Саламин, где Менелай - брат Птолемея и правитель острова - сосредоточил солдат различных киприотских гарнизонов. Когда Деметрий подошел на 40 стадий к этому пункту, Менелай выступил ему навстречу с 12800 пешими и конными воинами, но был побежден и отступил за стены города, оставив 1 тыс. человек на поле брани и 3 тыс. в руках победителя, который включил их в состав своей армии. Впрочем, они не замедлили бежать и присоединиться к Менелаю, ибо их обозы были в руках Лагида, в Египте. Но Деметрий смог их вновь захватить и отправить к своему отцу, который строил тогда па Оронте город со своим именем — Антигонею.
Вернувшись в Саламин, Деметрий приказал построить много осадных машин с помощью работников, набранных в Азии, откуда он вывозил лес, железо и другие необходимые для постройки осадных машин материалы. Самой замечательной машиной была знаменитая Гелеполь, которая имела 22 м ширины, 44 м высоты, была девятиэтажной, двигалась на четырех очень прочных колесах высотой в 4 м и была снабжена катапультами и баллистами. Внутри нижних этажей были баллисты различных размеров и среди них очень крупные; на средних этажах размещались катапульты и баллисты меньших размеров. Эту одну машину обслуживало 200 человек. Гелеполь была снабжена огромными таранами. Началась тяжелая осада. Обе стороны несли тяжелые потери. Через несколько дней Гелеполь пробила брешь в крепостной стене, и Деметрий бросил свои войска на штурм. Саламин, по мнению Диодора, готовился уже сдаться, но наступившая ночь прервала штурм. Менелай воспользовался этой передышкой, чтобы набрать большое количество сухого леса и бросить на Гелеполь; в это же время на верхние башни он выпустил град зажженных стрел, которые воспламенили, подожгли громадную машину. Много из осаждавших погибло во время попытки потушить пожар, и Деметрий вынужден был отвести Гелеполь назад; тем не менее он продолжал осаду города с моря и суши, «надеясь, что со временем он восторжествует над своими врагами».
Но скоро положение усложнилось из-за личного вмешательства Птолемея. Узнав о неудачах своего брата под стенами Саламина, он вышел в море со значительными силами, высадился в Пафосе, затем присоединил к своему флоту корабли, снаряженные городами Кипра, и направился в Китион, расположенный в 200 стадиях от Саламина. Он располагал 140 крупными кораблями в 4-5 рядов весел и 200 транспортными, которые вмещали около 10 тыс. пехотинцев. Менелаю было приказано прислать ему 60 кораблей, еще блокированных в порту, чтобы таким образом собрать 200 судов, способных легко разбить флот Деметрия. Но последний как будто разгадал план врага: оставив часть под стенами Саламина, он погрузил отборных солдат на корабли, вооруженные баллистами и катапультами, и, обогнув город, собирался бросить якорь недалеко от входа в порт, но вне пределов досягаемости стрел. Он оставался там в течение ночи, мешая 140 пентерам и тетрерам Птолемея соединиться с 60 кораблями Менелая. На следующий день Птолемей приплыл в порт. Завидев его приближение, Деметрий поручил одному из своих командиров Антисфену с 10 судами стеречь выход из порта и помешать соединению кораблей Менелая и флота его брата. Затем он построил в боевой порядок ядро своего флота, чтобы приготовиться выступить навстречу кораблям Лагида. На его левом и наиболее сильном крыле, где он намеревался сам сражаться, было семь финикийских кораблей в семь рядов весел. В центре находились легкие корабли. Правым флатом командовал Гетесипп Галикарнасский и Плистиас Косский, который был верховным лоцманом всего флота.
Деметрий дал сигнал к атаке: поднял золотой щит, видимый отовсюду. Его противник сделал то же. Затрубили трубы, и корабли стремительно бросились вперед и столкнулись друг с другом. Столкновение было яростным и кровопролитным. Деметрий активно участвовал в сражении и ему удалось сломить правый фланг врага. Но Лагид, командовавший своим левым крылом, где находились его отборные силы, легко разбил правое крыло Деметрия, часть кораблей которого была потоплена, а часть захвачена в плен, впрочем, успех был недолгим: сын Антигона быстро поворотил свое победоносное крыло на левое крыло противника и разбил его так основательно, что Лагид отступил в Китион с восьмью кораблями. Деметрий торжественно вошел в Саламинский порт и добрался до своего лагеря.
Между тем Менелай пытался помочь своему брату, захватив выход из порта, который охраняла эскадра Антисфена. Последний был легко разбит 60 кораблями Менелая, но он помешал ему помочь Птолемею. Саламин не замедлил капитулировать, его примеру последовали вскоре различные киприотские города. Включив их гарнизоны в состав своей армии, Деметрий увеличил армию на 16 тыс. человек. Он поспешил сообщить своему отцу об этой великолепной победе.
Морская битва при Саламине представляла значительный тактический интерес и имела важные стратегические последствия. Хотя морские операций сопровождали почти все крупные сражения диадохов, это было самым большим морским сражением периода борьбы диадохов. Оно отличается рядом военных нововведений: во-первых, борьба за Саламин началась высадкой обеими сторонами стратегических десантов; во-вторых, в этой борьбе впервые были использованы практически тяжелые боевые суда новой конструкции — пентера и гептера. В их создании, по-видимому, непосредственное участие принимал Неарх, окончивший свои дни при ставке Антигона, а также и сам Деметрий, бывший талантливым инженером и фортификатором. В-третьих, хотя тактические приемы морского боя повторяли сложившуюся еще в Пелопоннеской войне практику атаки двойным строем, в данном случае новшеством было применение обеими сторонами в качестве ударного кулака мощных и быстроходных гептер, успешно реализовавших в открытом море свое преимущество над обычными триерами. Правда, линейной тактике, характерной для эпохи эллинизма, был присущ известный схематизм, заключавшийся в том, что ударные кулаки противников обычно не пытались сблизиться для удара и предпочитали громить заведомо слабые противостоящие части. Сторона, менее преуспевшая в этом, обращалась в бегство, как это случилось с Птолемеем, который, оценив ситуацию, бежал, бросив на произвол судьбы транспорт, сухопутные войска и подбитые корабли.
Тотчас же после победы Деметрия над Птолемеем, в июне 306 г. до н.э., последовало важное политическое новшество. Когда Антигон получил известие о победе при Саламине на Кипре, по свидетельству Диодора, чувство гордости переполнило его. Провозглашенный своим войском царем, он решил увенчать себя диадемой и носил отныне титул «царя», который был присвоен и Деметрию. Но словам Плутарха, этот высокий сан был пожалован ему при ликующих возгласах армии Аристодемом, которому победитель Птолемея поручил сообщить о победе отцу, а его друзья возложили на чело Антигона диадему. Хотел ли этим Антигон открыто продемонстрировать свое давнее стремление завладеть империей Александра? Таково мнение довольно многих историков. Антигон «рассчитывал быть единственным царем и единственным преемником Александра… он стремился… подчинить своей власти своих бивших союзников и соперников, ставших его подчиненными». Царский титул «соответствовал владыке империи, которую честолюбивый Антигон хотел восстановить». Приняв этот титул, Антигон «себя предназначил для трона», оставшегося вакантным, ибо семья Александра была уничтожена. «Нечего сомневаться в том, что Антигон стремился потребовать все наследство Александра» и т.д. П. Клоше считает, что такие замечания не лишены основания. Возможно, что, начиная с некоторого времени, сатрап Великой Фригии и Ликии, противник Пердикки и Эвмена, решил полностью вытеснить из их сатрапий своих противников 323-321 гг. до н.э. и остаться единственным наследником Александра. Таким мог быть его замысел, особенно после смерти регента Антипатра, еще больше, после разгрома Эвмена Кардийского, победа над которым открыла ему большую часть Азии и обильные экономические и финансовые ресурсы, и во время операций, которым положил конец (на короткий период) мирный договор 311 г. до н.э.
Прекрасные антигоновскне успехи 307-306 гг. до н.э. в Греции и на море, сильно ухудшившие положение Кассандра и, особенно, нанесшие тяжелый удар морскому могуществу и престижу Лагида, были способны оживить или возбудить у Антигона пылкое желание властно царствовать если не во всей империи, то, но меньшей мере, на Эллинском полуострове, в Западной Азии и Египте. С принятием титула царя Антигон надеялся посеять в душе подданных убеждение в своем превосходстве перед мятежными сатрапами, показав этих последних как зависимых от себя людей, восставших против законной власти, которую он принял как действительный преемник Александра. Хотя Антигон получил одобрение своих намерений не от всего македонского войска, а лишь на войсковом собрании македонян, находившихся под его командованием, в то время как другие части оказали поддержку его врагам, он считал себя наиболее законным кандидатом на царский титул.
Причем такая самоуверенность исходила из того, что его часть армии была более сильной; другие диадохи не были в состоянии ей противодействовать и, следовательно, должны были признать свершившийся факт, несмотря на их возможное предубеждение. Однако горделивое стремление Антигона остальные диадохи восприняли как вызов и ответили на это тем, что также возложили на свои головы диадемы, правда, как цари территориально ограниченных государств, не требуя верховной императорской власти. Тем самым идея государственного единства была ими формально отброшена. Они желали как можно быстрее разбить главного из их противников. В это время театром главных конфликтов стали Египет. Родос и, в меньшей степени, Греция.
Осенью 306 т. до н.э. Антигон предпринял попытку выступить против Египта. Захватив эту страну, он сразу застраховал бы себя от всякого поползновения отобрать его азиатские и эгейские владения и сокрушил бы мощь соперника, который в 310—308 гг. до н.э. помог Селевку сохранить Центральную Азию, ослабил положение самого Антигона в Малой Азии и занял часть Эллады. Отсюда и операции, которыми он вместе с сыном руководил несколько месяцев спустя после морского разгрома Птолемея. Отозвав из Кипра Деметрия, Антигон сосредоточил свои силы в Антигонее и решил начать операции против Египта. Он встал во главе сухопутных войск, которые должны были пройти Келесирию и включали более 80 тыс. пеших и 8 тыс. конных воинов, а также 83 слона. Такое количество войск убедительно свидетельствует о том, что Антигон придавал большое значение этому походу. Деметрий командовал флотом, который плыл вдоль побережья параллельно армии и включал 150 военных и 100 транспортных судов с большим количеством оружия.
Экспедиция проходила в месяц плеяд, т.е. в первую половину ноября. Лоцманы предлагали подождать еще несколько дней, ибо море в это время бывает очень опасным, но их предупреждения не были приняты во внимание, и экспедиция началась. Победители хотели опередить военные оборонительные приготовления Лагида. Когда армия прибыла в Газу, Антигон приказал ей запастись продовольствием на 10 дней. 130 тыс. медимнов зерна и множество фуража было погружено на верблюдов, которых ему предоставили туземцы, оружие — на повозки, которые тянули две лошади. Но все эти предосторожности все же не облегчили тягот армии при прохождении пустыни.
Между тем Деметрий и его корабли шли вдоль берега до Газы. В течение нескольких дней они плыли в мертвом штиле. Но внезапно налетел ураган и отбросил множество кораблей к городу Рафия, порт которого был трудно доступным; часть транспортных судов с оружием затонула, а часть — вернулась в Газу. Корабли, способные еще держаться на воде, приплыли к горе Кариос, - здесь они были недалеко от Нила, и Деметрий решил ждать прибытия антигоновских войск. Но к берегу пристать было невозможно из-за бури, и корабли бросили якорь в двух стадиях от суши, что тяжело отразилось на экипаже, ввиду нехватки питьевой воды.
Наконец, буря улеглась и показалась армия Антигона, разбившая лагерь напротив флота. Часть экипажа могла теперь высадиться на берег и подкрепиться. Предприняв поход к Нилу, Антигон остановился в двух стадиях от реки. Именно в это время Птолемей, чья оборона серьезно усилилась, предпринял попытку разложить армию противника, обещая по две мины солдатам и один талант командирам, если они перейдут на его сторону. Предложение было таким заманчивым, что Антигон разместил на берегу Нила лучников, обязанных обстреливать приближавшиеся к берегу лодки и убивать всех дезертиров на месте. Когда прибыли отставшие корабли, Антигон решил высадить войска на берег. Вначале около Сложного устья реки, но здесь он натолкнулся на мощные укрепления с баллистами и другими машинами и отступил.
Между тем Птолемей еще больше укрепил свои позиции в устье Пелузия; пехота и конница Антигона не смогли преодолеть это очень глубокое устье. С моря и суши дельта была похожа на крепость, способную отразить все штурмы. Притом возрастал недостаток в фураже и продовольствии. Считая бесполезным продолжать борьбу, Антигон предложил своим командирам возвратиться в Сирию, чтобы там ожидать спада воды на Ниле, благоприятного для наступления. Действительно, уровень воды в реке понизился спустя несколько месяцев, и Антигон хотел взять реванш за поражение, которое он только что понес, во-первых, из-за бури на море, во-вторых, из-за попыток подкупить его солдат и, в-третьих, благодаря мощным оборонительным работам побежденного при Саламине. Дройзен, правда, считает, что Антигон мог и должен был продолжать наступление.
Для того чтобы сломить египетское сопротивление, Антигон принуждал родосцев, находившихся в теснейших торговых отношениях с Египтом, стать его союзниками в борьбе против Птолемея. После своего поражения осенью 306 г. до н.э. он возобновил свое давление на Родос — богатый торговый город, бывший тогда главным посредником в торговле средиземноморских государств. Им владело стремление захватить и разграбить корабли, направлявшиеся с острова к Египту. На остров был направлен большой флот во главе с Деметрием, снабженный многочисленными осадными машинами. Когда тот потребовал сотню заложников и открыть порты для его кораблей, родосцы приняли решение защитить свою политическую и экономическую свободу.
Началась длительная и ожесточенная борьба, в которой принимал участие большой парк осадных машин, руководимый Деметрием Полиоркетом. Последний двинул чудовищную громадину по утрамбованной земле прямо на крепостную стену, а его флот занял порт и окрестности. Одна из самых прочных башен стены обрушилась. Но Лагид, Кассандр и Лисимах смогли снабдить осажденных продовольствием, и оборона приняла упорный характер. Благодаря широкой поддержке других диадохов, оказавших городу экономическую помощь, и главным образом благодаря героическому сопротивлению жителей Родос отстоял свою свободу.
В 304 г. до н.э. Деметрий, получив поручение отца начать переговоры на «умеренных условиях», подписал мир, по которому Родосу предоставлялась автономия; он освобождался от гарнизона, сохранял свои доходы, но за это родосцы становились союзниками Антигона (если речь шла не о войне с Птолемеем) и обязаны были выдать 100 заложников. В общем, это было новым и очевидным поражением Антигона, который хотел использовать родосцев в качестве орудия своей политики, направленной против врага, над которым он сумел восторжествовать в 306 г. до н.э. Поражение Антигона и его сына обнаружится еще определеннее, если учтем, что родосцы, выполняя обещание, данное Зевсу—Амону, воздать божественные почести Лагиду, воздвигнули в своем городе большой Птолемейон, где совершались ежегодно богослужения. К этому сооружению прибавилась еще гигантская статуя Гелиоса, божества — покровителя этого острова.
В 306-304 гг. до н.э. Антигон терпел поражение и в Греции. Когда Деметрий покинул Аттику, в греческих городах усилилось влияние Кассандра, который, воспользовавшись затруднениями осаждающих Родос, начал борьбу с греками за укрепление своего господства в их землях. Заключив мир с Родосом, Деметрий, используя просьбу афинян, этолян и жителей городов Пелопоннеса, в конце лета 304 г. до н.э. вновь появляется в Греции и успешно начинает освобождать греческие города от влияния сына Антипатра. Выдавая себя за защитника демократии против олигархии, он сумел возбудить у греков веру в свою искренность, за что они обещали ему помочь в борьбе против Кассандра. Опираясь на нее, он освободил Халкиду, Сикион. в котором находился птолемеевский гарнизон, Коринф, Ахайю, Аркадию, Орхомен и др.
К концу 303 г. до н.э. большая часть севера и центра Пелопоннеса находилась под антигоновским господством. Эти военные успехи Антигона и его сына вскоре получили политическое признание.
Оно выразилось в том, что в конце 302 г. до н.э., во время истмийских игр, Деметрий собрал в Коринфе, где Филипп II создал в 338 [337] г. до н.э. лигу эллинов, делегатов многих греческих городов и возродил эту организацию. Хотя об этом акте нет явных упоминаний у античных историков, за исключением краткого намека Плутарха, но о нем говорится в надписи. Она показывает, что условия пакта 302 г. до н.э. в основном воспроизводили условия союза, основанного Филиппом II. Между городами или государствами, представленными на собрании в Коринфе, и «царями» Антигоном и Деметрием был заключен «военный союз» и провозглашена дружба. Они должны были иметь «одних друзей и одних врагов». В мирное время лига должна была собираться во время больших праздников эллинского мира, а в военное время созываться монархами или их делегатами. Лига имела свою армию, которая состояла из контингентов различных членов этого союзного государства. Наконец, каждый город союза сохранял свои учреждения и порядки, которые лига не имела права изменять.
Нельзя не подчеркнуть, что создание такой лиги было довольно значительным дипломатическим успехом Антигона, достигнутым в ущерб тому, кто по договору 311 г. до н.э. провозглашался «стратегом Европы» и с тех пор имел значительную власть на Эллинском полуострове. Ослабление Кассандра усугублялось сближением Полиоркета с опальным соседом Македонии эпирским царем Пирром, на сестре которого Деметрий женился, оставив свою Дедамею в Афинах. Диадохи, обеспокоенные большими успехами, одержанными Деметрием в 303 г. до н.э., решили договориться относительно общей борьбы с Антигоном. Переговоры начались с частных дипломатических шагов. В начале 302 г. до н.э. Кассандр попытался достичь поддержки спартанца Клеонима. Этот весьма активный и честолюбивый человек долго воевал в Италии, затем водворился в Коркире; именно там он принял послов Кассандра, которые предложили ему заключить союзный договор. Демарш не имел успеха, хотя и посольство Полиоркета не было более счастливым. Но нейтралитет Клеонима больше благоприятствовал Деметрию, чем Кассандру: побежденный и отброшенный почти что в свою Македонию, последний нуждался в союзниках больше, чем его противник.
Вскоре после первой попытки Кассандр предпринял новую: видя усиление «могущества эллинов» (недавнее образование новой Коринфской лиги) и опасаясь в скором будущем нападения, Кассандр, царь Македонии, как пишет Диодор, отправил посольство к Антигону в Азию, чтобы начать с ним переговоры. Но отец Деметрия, вдохновленный своими победами 303 г. до н.э. и не желавший, может быть, упускать случая разбить одного из своих соперников, ответил, что соглашение возможно только в одном случае — сдачи Кассандра на милость победителя и полного подчинения ему. «Подавленный» стратег Европы, указывает Диодор, решил постараться возродить коалицию 315—311 гг. до н.э. Сначала он обратился к Лисимаху, к которому, по словам того же историка, он обращался во времена страшной опасности. И это вполне понятно: Фракия, где правил Лисимах, соседствовала с Македонией. Как известно, Лисимах очень эффективно защищал свою сатрапию в 313 г. до н.э. Но он, естественно, мог опасаться, что в случае победы Демегрия над Кассандром, Фракия, находившаяся восточнее Македонии, будет без особого труда атакована и завоевана. Исходя из этого, он имел полный резон объединиться с царем Кассандром.
Вскоре к этому тяжелому дипломатическому поражению Антигона добавилось другое, еще более серьезное: «Обсудив свои общие интересы, — пишет Диодор, цари [т.е. Лисимах и Кассандр] отправили послов к египетскому царю Птолемею и повелителю верхних сатрапий Селевку, чтобы указать им на опасность, которая действительно угрожала всем диадохам: захватив Македонию, Антигон завоевал бы и другие царства. Разве он не доказал уже, что стремится «безраздельно господствовать в империи?»
Все были заинтересованы образовать коалицию против честолюбивого Антигона. Этот призыв увенчался успехом: в 302 г. до н.э коалиция 315 г. до н.э. была возрождена. О том, как шел процесс объединения сил коалиции, в исторической литературе имеются различные суждения. По мнению Дройзена, Кассандр и Лисимах почти не надеялись, что Птолемей и Селевк выкажут готовность присоединиться к коалиции. Они боялись, что первый предъявит большие требования. Между тем он добровольно принял их требования, так как, желая приобрести вновь влияние в Греции и возвратить Кипр, Палестину и Сирию, нуждался в союзниках. П. Клоше добавляет к этому, что Лагид вполне естественно страшился разгрома царей Македонии и Фракии. Антигон в этом случае, как хозяин Эллинского полуострова, проливов, Эгейского моря и западной Азии, рано или поздно мог пойти войной на Египет и блокировать его. В свою очередь, Селевк, хотя и оставался в последнее время в стороне от западных конфликтов, понял, что обязан со всей своей энергией помочь Лисимаху и Кассандру: поход Деметрия в 312 г. до н.э. показал ему насколько легко было атаковать Вавилонию, пройдя Сирию. Если Македония и Фракия были бы разбиты, то именно ему, Селевку, был бы нанесен «последний удар». Отсюда и совпадение интересов четырех диадохов, поставивших цель разбить мощь того, который хотел господствовать «над членами коалиции»: поделить между собой территории, оставленные за Антигоном по мирному договору 31 1 г. до н.э., и завершить «распад единой империи Александра». В общем, по мнению Дройзена, каждый член коалиции хотел остаться хозяином своей страны и, кроме того, получить часть владений Антигона.
Для выполнения этого намерения они даже не считали нужным вести переговоры или предъявлять ультиматум Антигону и не замедлили прибегнуть к оружию, открыв ему два фронта: один в - Македонии против Деметрия, другой в Азии — непосредственно против Антигона, чтобы дать бой главным его силам в его собственных владениях. Это было правильное стратегическое решение. Хотя силы коалиции в таком походе не могли значительно превосходить силы Антигона, располагавшего огромными ресурсами сильно эллинизированной и пережившей хозяйственный подъем Малой Азии и пользовавшегося большой популярностью в Греции (это давало ему постоянный приток наемников), однако в этом случае создавалась возможность нанести Антигону удар в самое уязвимое место и использовать внутреннюю непрочность его державы. Тем не менее положение Антигона по-прежнему казалось предпочтительным, гак как он мог воспользоваться преимуществами более коротких операционных линий для разгрома противника по частям. Однако действительность опрокинула некоторые самые радужные прогнозы.
Кампанию против Антигона решил начать Кассандр. Отправив часть своих войск Лисимаху, он с остатком своей армии проник в Фессалию, чтобы там напасть на Деметрия и войска Эллинской лиги. В это же время Лисимах направил из Фракии в Азию усиленную армию, успех которой лишил Антигона доброй части морских баз Азии. Сам Лисимах на подступах к Геллеспонту осадил важный пункт Абидос, падение которого серьезно ослабило бы связи Антигона с Эгейским морем. Но Деметрий тогда смог послать достаточное количество подкреплений, чтобы заставить царя Фракии снять осаду Абидоса. Это не остановило продвижение Лисимаха, которому удалось подчинить Геллеспонтскую Фригию, проникнуть в Великую Фригию — в самое сердце первых владений Антигона - и захватить немалые сокровища.
В целом, первые месяцы войны были отмечены, по крайней мере в Малой Азии, очень заметным ослаблением позиций и ресурсов Антигона. Его редкие успехи носили оборонительный характер, и множество городов попало в руки его врагов.
Узнав о завоеваниях Лисимаха и измене части его командиров, Антигон проник в Каппадокию, затем подчинил мятежников Великой Фригии и Ликии. Но царь Фракии был осторожен и решил не ввязываться в сражение всеми силами, которыми располагала в Азии коалиция: он намеревался тогда избегать всякого рискованного столкновения до прибытия войск Селевка из верхних сатрапий. А пока он занял крепости и ждал в сильно укрепленном лагере штурма Антигона. Последний выстроил своих солдат к битве и бросил вызов своему врагу, который не двигался с места. Опасаясь голода, Лисимах ночью свернул лагерь и направился к крепости Дорилея, расположенной в 400 стадиях от первого лагеря и в изобилии имевшей продовольствие. Он расположился там за глубоким рвом и тройным укреплением палисад. Антигон показался с большим количеством катапульт, но Лисимах и здесь уклонился от прямого столкновения и под прикрытием темной грозовой ночи отвел своих воинов от Дорилеи. Двинувшись на Север, он расположился на зимовку в Вифинии. Антигон его некоторое время преследовал, но сильные дожди размыли дороги, и он был вынужден остановиться; вскоре он расположился на зимние квартиры, так и не сумев полностью возвратить Малую Азию, которая отдавалась ему по договору 311 г. до н.э. В свою очередь, Лисимах зимовал на Вифинийской равнине, в месте, богатом зерном и пастбищами, южнее Гераклеи Понтийской, откуда он имел возможность обильно пользоваться продовольствием.
Если против Антигона в Малой Азии выступил Лисимах, то в Греции против Деметрия сражался Кассандр. Первый завоевал Фессалию и занял Фермопилы, в то время как Кассандр захватил Форы, передний порт которого Пегасы служил рынком сбыта фессалийских товаров, а также Фивы Фтиотидские. Вскоре две неприятельские армии раскинули лагерь друг против друга: Кассандр имел под своим командованием 31 тыс. пеших и конных воинов. В распоряжении Деметрия имелось 1500 всадников, 8 тыс. пеших македонян, 1500 наемников, 2500 солдат Эллинской лиги и 8 тыс. легковооруженных. Всего 21500 человек. Однако в данном случае дело до решающего сражения не дошло. Несколько дней противники ждали, каков будет исход столкновения в Азии. Антигон, узнав о приближении Селевка со значительными силами, приказал своему сыну выступить со своей армией из Македонии в Азию и прийти на помощь. Прежде чем отправиться на помощь своему отцу, Деметрий заключил с Кассандром договор, который мог вступить в силу только после утверждения Антигона.
Полиоркет, как пишет Диодор. знал, что его отец решил урегулировать конфликт вооруженным путем, но сам он не хотел покинуть Европу как беглец; поэтому он вставил в договор условие, соответствовавшее результатам операций 303 г. до н.э. и требовавшее автономию греческим городам Европы и Азии. Прибыв в Азию, Деметрий раскинул лагерь под стенами Эфеса; гарнизон, поставленный в этот город наместником Кассандра и Лисимаха, был вынужден покинуть город, и его заменили солдаты Полиоркета. Затем последний, которому воздали почести, собирался возвратить Лампсак, Парион и другие города. После них он захватил выход из Понта Эвксинского, разместил возле Халкедона 3 тыс. пехотинцев и 30 кораблей и расположился на зимние квартиры. В то же время Кассандр воспользовался отъездом своего противника, чтобы захватить вновь фессалийские города, которые успел завоевать Деметрий.
В это время в Эпире в результате восстания на престол вступил Неоптолем, ставленник Кассандра. Это событие значительно улучшило положение последнего, который даже получил возможность отправить Лисимаху 12500 человек пехоты и конницы. Но, имея недостаток в средствах передвижения, эта армия должна была разделиться на три части, две из которых в конце 302 г. или в начале 301 г. до н.э. были захвачены в. плен береговой охраной Полиоркета или разбиты бурей. В это же время, по словам Диодора, союзник Кассандра и Лисимаха Птолемей покинул Египет и захватил Сирию (Келесирию). Во время осады Сидона он узнал, что Лисимах и Селевк, наконец, соединились, но были отброшены к Гераклее Понтийской, и Антигон движется на Сирию. Сообщение было совершенно невероятным, но Птолемей ему поверил (или сделал вид, что поверил). Во всяком случае, он поспешил заключить перемирие с Сидоном, оставил гарнизоны в покоренных городах и вернулся к дельте, где осенью 306 г. до н.э. так эффективно сопротивлялся Деметрию и Антигону.
До начала 301 г. до н.э. силы коалиции были еще разделены: большая часть армии Кассандра оставалась в Македонии и Греции; армия Лисимаха во Фракии и на севере Малой Азии: армия Лагида - в Сирии (Келесирии) и особенно в Африке, а войска Селевка, роль которых будет решающей, только что прибыли в Каппадокию. В момент прибытия туда эти войска насчитывали 20 тыс. пехотинцев, 12 тыс. всадников и конных лучников, 480 слонов и больше сотни боевых колесниц. В начале или весной 301 г. до н.э. эти внушительные силы должны были соединиться с силами Лисимаха, который нуждался в поддержке, так как 2 тыс. его воинов – ликийцев и ламфинян - только что перебежали в лагерь Антигона.
Летом 301 г. до н.э. диадохи были полны решимости разрешить конфликт вооруженным путем. Они организовали скоординированное коалиционное наступление. Местом для решающего сражения Антигон избрал широкую долину Ипса во Фригии, в центре Малой Азии, возле которой находились зимние лагеря его войска. Это показывает его уверенность в победе, его нежелание утомлять войска сложными маршами по гористым местностям, тем более что большая численность этих войск затрудняла быстрое развертывание. Верный своей стратегии сокрушения, Антигон даже не попытался маневрировать для разъединения подошедших противников, вероятно, из-за опасения дезорганизовать свою огромную армию. Стянув все силы воедино, он выждал подхода соединенных сил Лисимаха, Селевка и Кассандра. (Последний на поле боя не присутствовал, его заметил младший брат - Плейстарх.)
По утверждению П. Жуге. битва при Ипсе была одной из самых ужасных в этом столетии. Она была одной из крупнейших в военной истории древнего мира вообще. В ней с обеих сторон участвовало свыше 150 тыс. человек. Армия Антигона значительно превосходила противников по численности пехоты и, несколько уступая в числе всадников, была выше по качеству этих родов войск. В ее составе было около 70 тыс. пехотинцев, в основном организованных в фалангу, 10 тыс. всадников и 75 слонов. Не менее половины армии составляли наемники. Его противники имели 74600 солдат. Им были приданы, кроме регулярной конницы, созданной по македонскому образцу, отряды конных лучников и беспрецедентный по своей численности отряд из 480 индийских боевых слонов, подаренных Селевку Чандрагуптой. Кроме того, обе стороны имели значительные отряды боевых колесниц. Такие массы войск, в несколько раз превышавшие обычную численность участвовавших в битвах домашинного периода в истории войн, делали армии трудноуправляемыми в военных операциях.
По своему общему замыслу, по составу войск, по предварительной диспозиции сражение при Ипсе очень напоминало знаменитую битву Александра при Гавгамелах. Антигон располагал испытанными в боях и уверенными в себе войсками европейского регулярного типа, в то время как его противники в значительной мере были вынуждены укомплектовать свои войска варварскими подразделениями, фракийцами и азиатами, мало приученными к регулярному строю. Поэтому Антигон вместе с Деметрием приняли решение опрокинуть противника комбинированным ударом конницы и фаланги, как это делал в свое время Александр. Они намеревались сосредоточить конницу на одном фланге, разгромить сильнейшую группировку неприятельской конницы и решить судьбу сражения. Это повторяло план битвы при Гавгамелах. Однако данный замысел не мог быть осуществлен в полной мере, так как на этот раз регулярной армии противостояли хотя и «варварские» контингенты, но более организованные, чем раньше, и руководимые на уровне правил тогдашней современной военной науки.
Сражение началось атаками колесниц с обеих сторон, которые не дали никакого эффекта, так как колесничие спрыгивали с колесниц еще до сближения с противником. Затем ударная конница Деметрия Стремительно атаковала тяжелую конницу врага, которой командовал сын Селевка Антиох, с трудом потеснила ее и бросилась преследовать. Именно в этот момент Селевк ввел в бой своих слонов, которые образовали живой барьер, отделив конницу Деметрия от пехоты Антигона, против которой были брошены отряды конных лучников. Слоны, по всей вероятности, не представляли для фаланг Антигона серьезной угрозы, так как легкие подвижные заграждения в виде досок, утыканных острыми гвоздями и горючих средств, были уже хорошо известны. Опасность их заключалась в том, что они смогли надежно отделить войска Деметрия от войск его отца и воспрепятствовать переходу фаланг в атаку. Мало того, пехота Антигона в ожидании конницы Деметрия несколько часов стояла под обстрелом. Плотность живой силы привела к большой эффективности обстрела, к замешательству и дезорганизации. Началось бегство, которое не смог приостановить даже такой крупный полководец, как Антигон. Этот 80-летний воин, не терявший надежды на победу, сражался до тех пор, пока не рухнул на землю, пронзенный дротиками. От его многочисленной армии, которую современники преувеличенно назвали «необъятной», осталось только 9 тыс. человек пехоты и конницы, которые под предводительством Деметрия, нигде не останавливаясь, добрались до крепости Эфеса.
Так закончилась крупнейшая битва IV в. до н.э. Она имела важные военные и социально-политические последствия. Она доказала, что азиатская тактика ведения войны взяла верх над тактикой европейской. Фаланга здесь показала свою полную беспомощность перед иррегулярной азиатской конницей и была практически уничтожена. Те же, по существу, восточные формирования, которые терпели жесточайшие неудачи во время войн Александра, на этот раз одержали победу благодаря применению чисто военных приемов. В стратегическом плане поражение Антигона было следствием его агрессивной авантюристической внешней политики. Стратегия сокрушения, которой Антигон придерживался вслед за Александром, включала в себя активность, решительность, правильное сосредоточение сил. Но в данном случае эти положительные качества такой стратегии не были достаточно последовательно проведены, вследствие этого действия Антигона и Деметрия вели лишь к частным успехам, не подкреплявшимся уничтожением противника. Недостаточное внимание к укреплению внутренней связи отдельных частей государства, подмена государственного управления экстраординарными поборами и прямым произволом военной администрации и перенапряжение экономики из-за военных затрат и огромных взяток крайне тяжело отражались на положении большей части населения и порождали центробежные тенденции.
Со смертью Антигона рухнули его необъятного размаха замыслы о государственном единстве, о безраздельном господстве в империи Александра. Эта мечта, возможно, тревожила Деметрия, но он пытался осуществить ее больше как авантюрист, чем политик. П. Жуге предполагал, что, возможно, она мелькнула в голове Лисимаха и Селевка, но то был блеск молнии, предшествующей катастрофе. Трудно сказать, что было в голове этих двух победителей Антигона. Но ясно одно: их практические действия шли вразрез с идеей единства империи. Эта идея вместе с ее инициатором была убита в сражении при Ипсе, развязавшем центробежные силы и сепаратистские тенденции диадохов.
Результатами победы в сражении при Ипсе воспользовались не все члены коалиции равномерно. Это обстоятельство создало почву для новых разделов и столкновений. Птолемей, который не оказал никакой помощи своим союзникам во время трудных и решительных операций в Малой Азии, ничего не получил из владений побежденного Антигона. Большую часть антигоновских владений захватили два победителя при Ипсе: Лисимах и Селевк. О подробностях их приобретений мы в значительной мере узнаем из отрывка Аппиана. Селевк получил управление над Сирией между Евфратом и морем и Фригией до середины этого района. Кроме того, он завладел Месопотамией, Арменией, Каппадокией, названной «Селевкидией», персами, парфянами, арабами, тапурами, Согдианой, Арахозией и Гирканией и всеми народами, которые покорил Александр, до Инда. В 301—300 гг. до н.э. Селевк присоединил к своим землям значительную часть западной Азии, до тех пор находившуюся под властью Антигона. Остальная Малая Азия должна была перейти к Лисимаху. Македония и Эллада остались за сыном Антипатра, который не предъявлял никаких требований на азиатскую землю. Наконец, к своим приобретениям в Верхней Сирии и Малой Азии Селевк скоро присоединил другие земли, что очень обеспокоило его бывшего союзника Птолемея. Как указывает Диодор, он вторгся в Финикию во главе своей армии и «в силу заключенного договора начал захватывать Сирию (Келесирию)». Но Лагид занял там много городов и стал сетовать, что такой «друг», как Селевк, стремится завладеть областью, которой владел он, Птолемей. Последний также порицал «царей», отказавших ему в участии в разделе территорий, принадлежащих Антигону, мотивируя это тем, что ему не пришлось участвовать в борьбе против последнего. На это Селевк возразил, что те, которые одержали победу в битве, с полным правом должны остаться повелителями завоеванной страны.
Так возникла почва для новых столкновений и конфликтов. Положение побежденного сына Антигона после битвы при Ипсе еще больше обостряло обстановку. Неся значительные потери, он всеми способами стремился улучшить свои позиции. После недолгого пребывания в Эфесе Деметрий высадился в Киликии, где находилась его мать Стратоника, и вместе с ней, захватив большую сумму денег, направился в Саламин на Кипре. Оттуда он готовился перебраться в Аттику, возлагая «большие надежды» на чувства афинян, которым он оставил свои корабли, добычу, жену Дедамею - сестру царя Эпира Пирра. Но эти надежды не оправдались. Во время пересечения Кикладских островов он встретил послов Афин, которые предложили ему не приближаться к их городу, ибо народное собрание решило запретить доступ в город всем монархам. Дедамея, жена его, была отправлена в Мегару со всеми почестями и надлежащей свитой. Узнав эти новости, Полиоркет, естественно, очень разгневался, но, учитывая свои обстоятельства, ограничился осторожными протестами и потребовал возвращения кораблей, оставленных им в Пирее. Как только они ему были возвращены, он поплыл на Коринфский перешеек. Утрата дружбы афинян была для Деметрия тяжелым ударом, ибо вместе с ней он лишился очень важной морской, финансовой и моральной поддержки. Афинянами был принят декрет, который запрещал Полиоркету доступ в Пирей и лишал его в Греции богатых и знаменитых союзников. Оторванные от Полиоркета, Афины жили в мире не только с Лисимахом, но и с Кассандром.
Положение и влияние Полиоркета ослабевают не только в Аттике. Сообщив, что он направился к Коринфскому перешейку, Плутарх добавляет, что и там он нашел свои дела в плачевном состоянии: его гарнизоны были изгнаны отовсюду или же перешли на сторону врага. Не лучше обстояли его дела и в Западной и Центральной Греции: этолийцы, заключившие союз с беотийцами, также порвали с сыном Антигона. Но даже в таких тяжелых условиях Деметрий не приходил в отчаяние и был готов к решительным действиям.
Почти полностью утратив свое влияние и позиции на Эллинском полуострове, он оставил там молодого Пирра эпирского, который храбро сражался при Ипсе в рядах атигоновской армии, а сам вышел в море, чтобы напасть на владения Лисимаха, интересы которого так хорошо служили новой политике Афин. Он высадился на плодородном Херсонесе Фракийском, разграбил его богатства, раздал огромную добычу своей армии и, добавляет Плутарх, сохранил тем самым под своим командованием немалые силы. Характерно, что царь Фракии не получил никакой поддержки от своих бывших союзников. Биограф Деметрия объясняет что, во-первых, тем, что они считали его дело не более важным, чем дело противника, во-вторых, и это более правдоподобно, тем, что Лисимах был намного «сильней и опасней», чем сын побежденного при Ипсе.
Но Деметрий скоро одержал, еще более плодотворную дипломатическую победу, чем его грабежи Херсонеса: он сблизился с Селевком, который стал безразличным к несчастью Лисимаха. При этом инициатива сближения исходила от Селевка, и началось оно с заключения брачных уз. «Немного спустя [после высадки Полиоркета в Херсонесе|, говорит Плутарх, Селевк, имея уже сына Антиоха от жены Апамы -дочери Сиитамона, попросил у Деметрия руки его дочери Стратоники, которая была рождена от брака сына Антигона с Филой дочерью Антипатра. Царь Вавилонии, Персии, Сирии, Фригии полагал, что его многочисленные владения могут иметь не только одного наследника. Кроме того, он хотел получить поддержку против своих двух ###ko.t.toi Лисимаха и Птолемея, которые, в свою очередь, в это время сблизились: Лисимах попросил у Лагида руки одной из его дочерей, а для своего сына Агафокла просил руки сестры этой принцессы, т.е. отец и сын просили руки у двух дочерей Птолемея.
Чем объяснить подобное сближение Лисимаха и Птолемея? Без сомнения, оно объясняется опасением, которое им внушали политика и могущество Селевка, который довольно широко распространил свою власть в Малой Азии (особенно в Армении и Каппадокии), чтобы встретить Лисимаха, ставшего хозяином значительной части полуострова. Больше того, имея в своем владении Сирию (согласно недавнему соглашению) и угрожая городам Келесирии, занятой Птолемеем, он становился опасным и для паря Египта. Следовательно, было весьма естественным, что Птолемей и царь Фракии сблизились против могущества человека, участие которого в войне с Антигоном было решающим. Вполне естественным было и то, что Селевк в ответ на родившуюся коалицию заключил союз с врагом Лисимаха - Деметрием, военные ресурсы которого не были совершенно ничтожными, а морские силы остались значительными.
Считая за непредвиденную удачу «этот союз с Селевком, говорит Плутарх, сын Антигона забрал свою дочь и со всем своим флотом направился в Сирию». Первая встреча Полиоркета с победителем при Ипсе в северной Сирии, если верить Плутарху, была совершенно чистосердечной, лишенной всякого подозрения и поистине «царской». После того, как Деметрий был приглашен Селевком на пир в центре своего лагеря, сам Селевк был тоже приглашен сыном Антигона на знаменитый корабль, имевший тринадцать рядов весел. Два человека проводили дни в беседах, и у них не было ни стражи, ни оружия. В конечном счете, в 300 299 гг. до н.э. Селевк увез, в свою столицу Антиохию обаятельную дочь Деметрия Филу. Таким образом, за полтора-два года после битвы при Ипсе коалиция, основанная в 302 г. До н.э. против Антигона и его сына, не только развалилась, но даже образовались две новые группировки: одна включала Селевка и Деметрия, а другая — Птолемея, Лисимаха и Кассандра.
Из союза с Селевком Деметрий не замедлил извлечь пользу. Пока его могучий союзник временно стоял в стороне от конфликтов, он возобновил борьбу с братом Кассандра - Плейстархом и занял всю или часть Киликии. Это событие, пишет Плутарх, немедленно последовало за отключением брака Селевка и Стратоники. Чтобы опровергнуть обвинения Плейстарха, Деметрий отправил свою жену Филу к Кассандру, сестрой которого она была. Лисимах сделал напрасную попытку заставить своего «смертного врага Деметрия» снять осаду с Киликийского города Солы. Возможно, что сын Антигона довольствовался нападением (с одобрения союзника Селевка) на царя Фракии и брата Кассандра. Он считал, что Птолемей тоже может быть мишенью его деятельности: хроника Евсевия показывает нам Деметрия, напавшего и захватившего одно из в ###ia тении .Marina сирийский город Самарию. Таким образом, за довольно короткий срок сыну побежденного при Ипсе полководца удалось (главным образом благодаря дипломатической поддержке наиболее мощного победителя) несколько ослабить последствия разгрома 301 г. до н.э. Но скоро его положение заметно усложняется.
Сообщив о захватах Полиоркета в Киликии и отправке Филы к Кассандру, Плутарх нам показывает Деметрия, примирившегося с Птолемеем (у которого он захватил Самарию) через посредство Селевка. Это примирение проявилось в обручении Полиоркета, после смерти его второй жены Дедамеи сестры царя Пирра, с дочерью Лагида - Птолемеей. Кроме того, сам Пирр, оставленный в Греции Деметрием, должен был покинуть эту страну и отправиться в Египет в качестве заложника.
Плутарх не указывает причины сближения между Деметрием, Птолемеем и Селевком, но можно выдвинуть по этому поводу некоторые гипотезы. Известно, что это примирение состоялось по инициативе и при посредстве Селевка. Такое поведение последнего можно было бы объяснить тем, что он стремился установить равновесие между могуществом Птолемея и Деметрия, которое считал полезным или необходимым для собственного дела.
Надеясь извлечь выгоду из этого компромисса, он меньше всего заботился о своем союзнике Деметрие, которому предложил передать за некоторую сумму денег Киликию, недавно завоеванную сыном Антигона у Плейстарха. Селевк исходил из того, что передача ему этой страны Полиоркетом еще лучше укрепила бы его господство в Сирии. Однако Деметрий не принял этого предложения, и Селевк, полный гнева, потребовал от него города Тир и Силон, оставшиеся во владении сына Антигона после битвы при Ипсе. Деметрий не подчинился и этому требованию. По словам Плутарха, он гордо заявил, что даже если он получит десять тысяч поражений, то не станет все равно «наемным другом» своего зятя. Готовясь к сопротивлению, он разместил гарнизоны в городах, которые требовал Селевк. Впрочем, на этот раз дело до конфликта не дошло. Этот эпизод свидетельствовал лишь о том, что каждый из диадохов думал только о своих личных интересах, предав забвению интересы самой империи. Впрочем, ее положение через три-четыре года после битвы при Ипсе заметно изменилось. Большие и важные изменения касались Деметрия: сильно ослабленный, презираемый или ненавидимый в 301 до н.э., этот человек показал себя способным, благодаря морским и военным ресурсам, которыми еще располагал, и благодаря исключительной энергии, восстановить свой престиж и влияние, вновь занять видное положение в международной политической жизни, заручившись поддержкой одного из наиболее могущественных преемников Александра, и совершить заметные приобретения.
Положение Лагида, напротив, ничуть не улучшилось. Его отстранение от участия в разделе антигоновских владений в 301 г. до н.э. не было ничем компенсировано. Сирия постоянно находилась под властью Селевка. Тир и Сидон оставались в руках Антигона, который захватил Самарию; под угрозой была и Сирия (Колесирня). Наметившееся примирение между Лагидом и Полиоркстом еще не было завершено, тем более, что сторонник этого примирения стал врагом Деметрия.
Равным образом ослабли позиции Лисимаха - царя Фракии и части Малой Азии. Он утратил дружбу сильного союзника 302-301 гг. до н.э., а находившаяся на фланге его азиатских владений Киликия попала в руки наиболее ожесточенного врага Деметрия. Еще более худшим было положение македонского паря Кассандра, жизнь которого близилась к концу: болезнь с некоторого времени подтачивала его здоровье. Он умер весной 297 г. до н.э., оставив своему старшему сыну Филиппу, который пережил отца на четыре месяца, обширное царство. Но военная мощь и престиж некогда влиятельного царя серьезно ослабли задолго до битвы при Ипсе, а события трех последних лет не могли укрепить его положения. Лишенная совершенства и блеска деятельность Кассандра, в широкой мере опиравшаяся на грубую силу и коварство, оказалась недолговечной.
После себя он не оставил наследника, способного защитить Македонию от угрожавшей ей опасности. Старший из его сыновей — Филипп, которому было лишь 18 лет, едва пережил отца, а два младших его брата - Антипатр и Александр — стали македонскими царями; первый получил в управление восточную Македонию, а второй — западную, включая Фессалию. Оба они находились под опекой своей матери Фессалоники. Спустя некоторое время, Антипатр, ставший, вероятно, совершеннолетним, потребовал раздел власти уничтожить, поскольку разделение приносит Македонии вред. Регентша не послушалась его, и Антипатр, оставаясь глухим к ее мольбам, садистски зарезал се. С этой сестрой Александра Македонского по отцу исчез последний представитель фамилии Аргеадов, которую так усердно истреблял отец Антипатра. Жестоко расплатившись со своей матерью, Антинатр изгнал из Македонии своего брата Александра, который попросил помощи одновременно у Деметрия и у Пирра. В эти годы Деметрий был поглощен наступлением на Грецию, используя для достижения своих целей социальную борьбу в греческих государствах. Прежде всего это касалось Афин, против которых были приняты жестокие экономические санкции.
Завоевав господство на море, благодаря 300 кораблям, которые были присланы Деметрию из Кипра и Пелопоннеса, он смог серьезно помешать снабжению Афин, терроризируя главных импортеров их продовольствия: если корабль вез зерно для афинян и попадал к нему в руки, то он вешал и торговца, и капитана судна. По словам Плутарха, эти казни ужаснули остальных торговцев, и они не решались следовать примеру казненных. Поэтому в городе начался голод, ибо он был лишен не только зерна, но и других продуктов питания, или же их было в очень малом количестве — отсюда и сильное вздорожание продуктов питания. Соль и пшеница, в частности, продавались по чрезмерно вздутым ценам. Но даже в утих условиях афиняне не собирались капитулировать: под нажимом тирана Лахара они приняли декрет, по которому должен был приговариваться к смертной казни каждый, кто заговорит о мире и соглашении с врагом. Лахар, кроме того, не терял надежды на внутренние противоречия между диадохами, будучи уверен в том, что соперники Деметрия в Азии и Египте вряд ли желают его усиления. Один из них, Птолемей, отправил на помощь осажденным обоз с продовольствием из 150 кораблей, которые добрались до вод Этны. Но Полиоркет выставил против них двойное количество кораблей, и караван судов Лагида не осмелился продолжать свой путь и обратился в бегство. Отступление египетских судов сделало положение Лахара безнадежным. Ему ничего не оставалось делать, кроме как покинуть Афины и укрыться в Беотии.
Это бегство тирана позволило афинянам покончить с войной, которая принесла им жестокие страдания. Сопротивление было прекращено, и Деметрий вступил в город. Он собрал жителей в театре и поставил вооруженных воинов вокруг сцены. Затем на манер трагических актеров сошел с верхних ступеней и начал произносить речь, в которой воздержался от гневных возгласов и горьких слов, но лишь мягко и дружески упрекнул афинян. Кроме того, он раздал им 100 тыс. медимнов пшеницы и назначил должностных лиц из числа людей, наиболее близких к демосу. За что Деметрию была устроена бурная овация, а оратор Драмоклид, который недавно вынес постановление о больших почестях сыну Антигона, предложил принять декрет, который предусматривал передачу Пирея и Мунихия в руки «царя Деметрия». Народное собрание приняло это предложение. Затем, действуя на этот раз от своего имени, он разместил гарнизон, чтобы помешать демосу еще раз выступить против него и чинить ему «другие препятствия». Таким образом, избавившись от тирана Лахара, афиняне обрели господина.
Итак, в конце 295 или в начале 294 гг. до н.э., Полиоркет завоевал самый крупный город Эллады, который семь лет тому назад он был вынужден покинуть, чтобы в Азии присоединиться к отцу, находившемуся в опасном положении. Но к захвату Афин он хотел немедленно присоединить самый знаменитый город Пелопоннеса. И с этой целью весной или летом 294 г. до н.э. двинулся против Спарты. Плутарх, рассказ которого сравнительно подробен, сообщает, что сын Антигона двинулся на Лакедемон «тотчас же» после захвата Афин. Он находился еще довольно далеко от Лаконии, когда недалеко от Мантинеи (в северо-восточной Аркадии) столкнулся с армией спартанского царя Архидама IV. Последний ринулся ему навстречу, но был разбит и обратился в бегство. Немного позже он проник в Лаконию и близ Спарты одержал вторую победу, которая вывела из строя 700 лакедемонян. Деметрий будто бы мог довольно легко захватить город, но, как указывает Плутарх, отказался от этой операции, потому что получил тогда неприятные известия относительно некоторых его владений: Лисимах захватил города Азии, а Птолемей наложил руку на Кипр. Все города крупного острова были в руках Лагида, за исключением Саламина, где были блокированы мать Полиоркета Стратоника и его дети. «Фортуна», заключает Плутарх, помешала Деметрию завоевать Спарту. Во время отступления его армия была даже атакована на труднопроходимой дороге, и множество солдат арьергарда было ранено. Но Деметрий сделал заграждение из повозок в самом узком месте и поджег их, после чего преследование вскоре прекратилось.
Но если сын Антигона не сумел навязать Спарте участь Афин, то скоро на севере Балканского полуострова он добивается блестящего и выгодного приобретения: подчиняет страну, где положение после смерти Кассандра было очень тревожным и, в дела которой уже вмешался эпиротский царь Пирр, который с 295 г. до н.э., но утверждению Плутарха, вынашивал широкие замыслы. На этой, обильно полигон кровью македонской земле, столкнулись интересы двух родственников, двух честолюбивых полководцев - Пирра и Деметрия.
Воспользовавшись приглашением одного из македонских царей, Пирр тотчас направился в Македонию и потребовал у Александра за услугу, которую он готовился ему оказать, уступить Тимфею, т. е. верхнюю долину главной фессалийскоп реки Пеней, ###Парауею (местонахождение которой строго не установлено) - страну, которая со времен Филиппа II принадлежала Македонии; Амбракию, Акарнанию и Амфилох город и страну, завоеванную Кассандром. Александр удовлетворил все эти требования, и Пирр поставил гарнизоны в этих пунктах, лишившихся, таким образом, своей независимости. Затем он двинулся на Антипатра и захватил для Александра территории, которые у него отнял его брат. Антипатр рассчитывал на помощь фракийского царя Лисимаха, на дочери которого Эвридике он женился. Но Лисимах вел тогда тяжелые военные действия против народов, живших по ту сторону Дуная, и не имел возможности поддержать оружием своего зятя.
Старый полководец пошел на хитрость. Зная, что Пирр готов выполнить все, что пожелает Птолемей, и ни в чем ему не откажет, Лисимах отправил эпиротскому царю письмо, якобы написанное Лагидом, в котором последний будто бы просил Пирра отказаться от похода и получить у Антипатра 300 талантов. Но, вскрыв письмо, эпиротский царь по манере письма догадался о подлоге Лисимаха и ответил ему упреками, хотя военные действия приостановил. Он опасался столкнуться с таким противником, как Деметрий, которого Александр тоже призывал на помощь и вмешательство которого могло быть угрожающим. Кроме того, восстановление македонского единства под властью одного из сыновей Кассандра представляло опасность для самого Эпира, для которого было бы лучше, чтобы старое царство Аргеадов оставалось разделенным между двумя враждующими братьями. Впрочем, Пирр вовсе не собирался отказываться от территорий, которые он занял в силу заключенного с Александром договора.
Вскоре в македонские дела вмешивается сын Антигона, тоже призванный Александром во время жестокой борьбы со своим братом. Из Пелопоннеса, где он тогда находился, Деметрий преодолел Коринфский перешеек и двинулся на север через Фессалию и Темпейское ущелье, торопясь прибыть в Македонию. В Пиерийском городе, Дион он встретил Александра, который устроил ему теплый прием и высказал свои дружеские чувства, но отказался от его помощи в связи с тем, что, благодаря вмешательству Пирра, его положение упрочилось. Это известие вызвало раздражение и разочарование Полиоркета, который решил жестоко наказать того, кого ему не удалось превратить в своего подданного и должника. Не высказав своего преступного намерения, он без возражений покинул Македонию, направляясь в Фессалию, куда его сопровождал Александр. Прибыв в Лариссу, они взаимно устраивали празднества и пиршества и одновременно строили друг против друга козни. На одном из таких пиршеств, по приказу Деметрия, Александр был убит вместе с теми, которые пытались ему помочь. Остальные подданные убитого пошли на перемирие с Полиоркетом, который своими действиями больше не причинял им вреда. Оставшийся в живых брат Александра Антипатр был им ненавистен, как убийца своей матери Фессалоники - сестры Александра Македонского, и поэтому они не могли желать лучшего монарха, чем Деметрий, которого они провозгласили «царем Македонии».
Таким образом, в течение 296-294 гг. до н. э. Полиоркет заметно расширил свою власть в Греции и на севере этой страны: если обстоятельства и помешали ему завладеть Лакедемоном, зато он занял Афины, беспрепятственно проник в Беотию, затем в Фессалию, где легко избавился от того, кто призвал его на помощь, и захватил обширную и богатую территорию, многочисленных подданных Македонии, которую его отец тщетно старался избавить от господства Кассандра двадцать лет тому назад.
Плутарх сообщает нам, что, став хозяином Македонии и Фессалии и владея, кроме того, большой частью Пелопоннеса, Мегарами и Афинами, Полиоркет двинулся в Беотию, жители которой не оказывали ему никакого сопротивления, предложив «союз» и «дружбу». Объяснение этому событию дает Полиэн, который указывает, что когда Деметрий послал беотийцам объявление войны и раскинул лагерь возле Херонеи, беотийцы, отрезанные от этолийцев - своих союзников, вынуждены были немедленно покориться. Правда, Беотия недолго находилась под властью Деметрия. Она неоднократно восставала против этой власти.
Расширение власти и престижа Деметрия раздражало и беспокоило царя Эпира, который стремился к новой борьбе за раздел сфер влияния. И она вскоре началась между ними. Эта борьба с той и с другой стороны была очень яростной. Полиоркет обильно опустошил Эпир, а когда вскоре «опасная болезнь» свалила его в Пелле, Пирр поспешил в Македонию. Он продвинулся до города Эдессы, не встречая сопротивления. Многие жители даже присоединились к завоевателю. Но вскоре положение изменилось: вылечившись или превозмогая свою слабость, сын Антигона ответил противнику. Кто друзья и командиры, по свидетельству Плутарха, быстро собрали значительные силы, которые без особого труда изгнали армию, стремившуюся опустошить страну. Во время отступления Пирр потерял часть своих воинов.
Лелея обширные планы завоевать полностью земли, где царствовал его отец, Деметрий, по данным Плутарха, собрал 110 тыс. человек пехоты и конницы и начал (или собирался) строить в Пирее, в Халкиде, в Коринфе и Пелле флот в 500 кораблей, многие из которых были в пятнадцать-шестнадцать рядов весел. Чтобы успешно и спокойно осуществить задуманное грандиозное мероприятие, нужно было заключить мир с соседом, который уже поколебал и ограбил Македонию и мог даже завоевать ее, пока Деметрий воевал бы на Эгейском море и в Азии. Речь идет о договоре с Пирром 289 г. до н. э. О содержании этого договора Плутарх ничего не говорит. По всей вероятности, он предусматривал некоторые преимущества для эпирского царя и этолийцев союзников Пирра. Какими большими ни были бы уступки Полиоркета, он все же сохранял в целом свои македонские и эллинские владения и большую часть своих военных, морских и финансовых ресурсов. Правда, близился час, когда начнется упадок могущества, которое постепенно и неуклонно усиливалось в течение восьми последних лет.
В последующие годы (288 -283 гг. до н. э.) сын Антигона терпит вначале в Европе, а затем в Азии серию тяжелых поражений, которые привели его к крушению. Началось с того, что македоняне постепенно стали отдаляться от Деметрия, которого они упрекали в роскоши и снеси. В самом деле, он имел внушительный вид настоящего монарха трагедии, на голове его красовалась двойная диадема, а платье и обувь были из пурпура, отделанного золотом. На его великолепной мантии были вышиты разные небесные чудеса. К этой театральной роскоши добавлялись непомерные расходы на царские пиры. Еще более ненавистной для подданных Деметрия была стена отчуждения, которую он воздвиг между собой и ими: он почти не разговаривал с ними, а если и соглашался их выслушать, то был нетерпимо груб со своими собеседниками. Хотя к афинянам он относился более внимательно, чем к другим эллинам, но все же заставил одного афинского посла два года ожидать аудиенции. Кроме того, он был очень раздражен тем, что Лакедемон не прислал к нему ни одного посла. Наконец, он с презрением встречал ходатайства македонян, которым подобное отношение казалось больше «оскорбительным», чем подлинно «царским», и они сожалели, справедливо или нет, о Филиппе.
Но еще более опасными для Полиоркета, чем гнев его оскорбленных подданных, подвергавшихся тяжелым налоговым обложениям в связи с военными приготовлениями, были тревоги, порождаемые набором войск и снаряжением кораблей бывшими членами коалиции: Фракии, Африки и Азии. Наибольшую угрозу, очевидно, представлял Лисимах, являвшийся непосредственным соседом царя Македонии, чье царство Деметрий чуть было не завоевал в 292—291 гг. до н.э. Без сомнения, он и явился инициатором новой коалиции, которая положит копей власти Полиоркета на севере Эллады.
В 292 г. до и. э. был заключен договор Птолемея, Селевка и Лисимаха, вновь направленный против Деметрия. В это же время Лисимах отправил послов к царю Эпира, чтобы убедить его вторгнуться в Македонию и не принимать больше в расчет договор, заключенный им с сыном Антигона. Это предложение Пирр встретил сочувственно: Для такого решения у него было достаточно причин. Его жена Ланасса дочь сиракузского царя Агафокла, раздраженная изменами мужа, оставила его и вернулась па остров Коркиру. Вскоре на ней женился Деметрий, который прибыл на остров и оставил там гарнизон. Отец Ланассы послал своего сына (то же Агафокла) к своему новому зятю — царю Македонии, чтобы предложить ему заключить договор дружбы и союза. Деметрий устроил теплый прием молодому послу, щедро осыпал дорогими подарками и приказал одному из лучших своих друзей сопровождать посла на обратном пути. Этот новый союз с сиракузским царем, а также захват важного стратегическою пункта Коркиры весьма облегчили Деметрию отношения с западными греками. Такое расширение власти и престижа македонского царя раздражало и, естественно, беспокоило царя Эпира, который имел основание видеть угрозу безопасности своих берегов со стороны македонского гарнизона Коркиры. Полиоркет, который сначала колебался относительно открытия военных действий, был вынужден поддержан, «великую войну».
В то время как Птолемей начал или собирался атаковать Деметрия в Азии, на Кикладах и в Греции, цари Фракии и Эпира напали на Македонию: один с востока, другой — с юго-запада (весна 288 г. до н. э.}; оба страшно разграбили захваченные территории. Тогда Деметрий оставил в Греции сына Антигона Гоната, а сам поспешил на защиту своего государства. Вначале он двинулся против Лисимаха, который захватил Амфиполь. Но вскоре узнал, что царь эпирский с чрезвычайной быстротой достиг Беройи и без труда овладел ею. Эта новость сильно взволновала солдат Полиоркета: в лагере слышались сетования и яростные вопли. Многие предлагали, пишет Плутарх, отступить под предлогом возвращения домой, а в действительности, чтобы примкнуть к армии Лисимаха. Тогда Деметрий решил приостановить операции против последнего и двинуться против Пирра «иноземного» монарха, которого македоняне, по его мнению, но почитали так, как Лисимаха - македонского полководца. Но, добавляет Плутарх, он ошибся: как только ему с трудом удалось разместиться перед Беройей, множество его воинов, долгое время восхищавшихся храбростью паря Эпира и искусной воздержанностью, которую он обнаружил после победы, стали перебегать на его сторону, вначале тайно, потом открыто. Некоторые даже собирались потребовать, чтобы Деметрий отказался от короны и упрекали его в гордости и высокомерии, от которых они так страдали. В этом волнении были замешаны эпироты, посланные Пирром и выдававшие себя за македонян. Событие приняло такой размах, что Полиоркет, отчаявшись обуздать волнение, вернулся в свою палатку, снял там богатый костюм, накинул на плечи коричневый плат, надел шляпу с широкими полями ###(xurrtntj и тайком бежал. Его шатер был ограблен и разрушен. Но Пирр прекратил беспорядки и захватил лагерь; затем он был провозглашен «царем Македонии».
Немного спустя после провозглашения Пирра царем Македонии и отдачи ему наследства Полиоркета Лисимах прибыл в Беройю и заявил, что падение сына Антигона было вызвано его действиями и операциями царя Эпира; значит, нужно строго справедливо разделить Македонию между победителями. Пирр, не будучи совершенно «уверен» в македонянах, у которых царь Фракии Лисимах имел значительное влияние, не возражал против претензий последнего, вследствие чего земли и города Македонии были разделены. Плутарх не дает точных сведений, каким образом это разделение происходило. Павсаний лишь указывает, что Пирр получил большую часть царства Деметрия, но тут же замечает, что «граница» между двумя образовавшимися государствами была «неизвестна». По всей вероятности, «восток отдали Фракии, а запад - эпирскому царю». Можно считать, как наиболее вероятное, что Аксий разделял македонские земли, занятые Лисимахом и Пирром.
Так пало господство Полиоркета на севере Эллады после шести-семи лет царствования. Правда, он сохранял еще на полуострове сильные позиции, однако им угрожали устремления других монархов, а также некоторые процессы внутреннего развития. Вскоре были потеряны для него Афины. В этом городе, где всегда была оппозиция против Деметрия, она заметно оживилась после тяжелого поражения, нанесенного Лисимахом Полиорксту весной 288 г. до н.э. Успехи египетского флота — хозяина Кикладских островов - и его приближение к Пирею могли лишь усилить эту оппозицию.
В 288/7 и в 287/6 гг. до п. э. афиняне атаковали гарнизон Деметрия на холме Мизейском и захватили его. Когда Полиоркет вернулся из Халкидики в Грецию, он начал осаду Афин, на которые был тем более зол, что они призвали на помощь Пирра. Но осаду до конца не довел. Афиняне просили начать переговоры. Деметрий уступил их просьбам, тем более, что недавние события показали ему, насколько Пирр, чья армия еще более возросла благодаря захвату Македонии, мог быть грозным противником. Ему пришлось снять осаду с Афин. Немного позже царь Эпира прибыл в Аттику; он поднялся на Акрополь и принес жертву богине. В тот же день, покинув священный холм, он, восхищенный доверием, которое ему оказал народ, дал ему следующий совет: афиняне очень мудро поступят, если оставят (не допустят) никакого царя у себя. Афины выразили ему свою признательность, воздвигнув в его честь статую.
Пирр заключил с Деметрием мирный договор. Об этом договоре точных сведений мы не имеем: по всей вероятности, Полиоркет мог лишь признать господство Пирра в Македонии, а царь Эпира, видимо, обязался уважать власть Деметрия в греческих районах, которые тот сохранял. Ничто не доказывает, что в переговорах участвовал царь Фракии. Что же касается паря Египта, то он не переставал заверять Пирра в искренней дружбе и помогал ему в заключении договора, способного поднять его престиж. Возможно, он хотел также избавить Полиоркета от конфликтов в Македонии и Греции и тем самым облегчить его действия против диадохов Фракии и Сирии - открытых или возможных соперников царя Египта.
Вскоре Деметрий покинул Элладу, где оставил своего сына Антигона Гоната защищать последние свои владения, и направился в Малую Азию во главе войск, немного уступающих тем, которые он мог собрать посте своего мира с Пирром в 289 г. до н.э. Собрав все свои корабли, говорит Плутарх, Деметрий посадил на них 11 тыс. человек пехоты и конницы и поплыл в Азию, чтобы отобрать у Лисимаха Карию и Лидию. Может быть, он высадился в Колосе — карийском городе, еще принадлежавшем ему. Оттуда он пошел на Милет, который взял без боя. Во время его продвижения часть городов, к которым он приближался, добровольно переходила на его сторону; другие сопротивлялись, например. Сарды. Командиры Лисимаха присоединялись к победителю и снабжали его деньгами и войсками. Однако этот период успехов быстро закончился. Когда Полиоркет пошел со своей армией на восток, имея намерение захватить Армению, откуда можно было бы вызвать волнение в Мидии и повелевать в Верхней Азии, сын Лисимаха Агафокл продолжал преследование Деметрия. Многие их встречи переходили в столкновения.
Особенно осложнилось положение Полиоркета тогда, когда преследование противника лишило его продовольствия и фуража. Это обстоятельство имело тяжелые последствия для его армии. Голод становился все более и более мучительным. К этому бедствию присоединилась еще потеря множества солдат, утонувших при переправе через ###Лпкос реку, расположенную на севере Каппадокии. В конечном счете, Полиоркет потерял 8 тыс. воинов и, отказавшись идти в Армению, направился на юг, прошел Тавр и проник в Киликию, остановившись у города Тарс. Он вторгся, таким образом, во владения Селевка, который еще не вмешивался в конфликт. Между тем Агафокл прочно занимал проходы Тавра, отрезав противнику пути отступления. Деметрий обратился тогда к Селевку, горько жалуясь на свои несчастья и умоляя сжалиться над ним. Царь Сирии не остался глухим к его просьбе. Он предписал своим командирам относиться к Полиоркету как к царю и снабдить его голодных солдат обильной пищей. Но один из самых верных и самых сообразительных друзей Селевка Патрокл обратил его внимание на то, что если издержки на содержание войска Деметрия и не будут очень большими, то долгое пребывание его в Киликии не должно быть безразличным для хозяина этой страны: разве Полиоркет не был самым предприимчивым и одержимым из царей? И разве не доведен он до отчаянного положения, способного сделать дерзким и зловредным даже самого мудрого из людей?
Убежденный этими соображениями, Селевк с большой армией двинулся в Киликию. Устрашенный таким поворотом дела, Деметрий. естественно, занял самые укрепленные районы Тавра. Затем он попросил Селевка позволить ему завоевать еще независимые «варварские» страны, чтобы прекратить там всевозможные смуты. По меньшей мере, он не хотел быть изгнанным из Киликии и покинутым перед своими врагами. Селевк потребовал только, чтобы он в течение двух месяцев зимовал в Катонии (область на севере Киликии) и выдал своих главных друзей в качестве заложников. В то же время он занял крепости, охранявшие проходы в Сирию. «Окруженный со всех сторон, как дикий зверь в ловушке», Полиоркет мог прибегнуть только к силе: он принялся грабить район и при каждой встрече бить Селевка: однажды он даже обратил его в бегство ложной атакой колесниц, и ему удалось занять проходы, которые вели в Сирию. Воодушевленный этим успехом, он решил рискнуть поставить все на карту в одном крупном сражении, тем более, что Селевк находился тогда в довольно затруднительном положении: он отказался от помощи Лисимаха, которому не доверял, и не осмеливался принять решительный бой против врага, отчаянная дерзость которого его пугала.
Но вскоре Деметрий серьезно заболел и утратил физические силы; множество солдат оставили его. Через четыре дня, почувствовав облегчение, он собрал последние войска и сделал вид, что идет на Киликию. Но наступившей ночью он изменил маршрут, преодолел высоты Аммана между Киликпей и Сирией и опустошил нижнюю страну, расположенную между этой горой и ###Кирестпком (на востоке Аммана). Селевк, преследовавший его, приказал разбить лагерь поблизости. Деметрий решил ночью застать врасплох врага и уничтожить его. Но Селевк, узнав от перебежчиков о его намерениях, обезвредил попытку того, кого он называл «опасным зверем», и Полиоркет, видя себя разоблаченным, быстро отступил. На следующий день Селевк открыто призвал его к битве. Встав на фланге своих незначительных войск, Деметрий сумел рассеять вражескую группировку. Но, Селевк перетянул на свою сторону большинство солдат противника, которые его приветствовали как царя. Тогда Деметрий с горсткой своих сторонников пустился в бегство через проходы Аммана. Он хотел добраться до порта Коноса, где рассчитывал застать свой флот. Но он вскоре столкнулся с препятствиями, расставленными его врагами. Потеряв всякую надежду, он хотел броситься на свой меч, но ему помешали и убедили его капитулировать.
Командир победителя Павсаний с тысячью пехотинцев и всадников прибыл арестовать Полиоркета, чтобы препроводить, его в Херсонес Сирийский, возле Апамеи на Оронте, где он должен был оставаться до конца своей жизни под надежной охраной. Когда Деметрий попал в руки Селевка, Лисимах предложил последнему убить царя Македонии. Эта просьба не была удовлетворена.
Наоборот, Деметрий был роскошно принят: ему дали многочисленных слуг и большую сумму денег; в его распоряжении были прекрасные места для прогулок. Царский пленник пристрастился было к таким забавам, как прогулки и охота, но вскоре окончательно обленился и предался распутству и азартным играм. В 283 .г. до н. э. он умер в возрасте 54 лет, как будто из-за болезни, вызванной этими пороками. Его похороны проходили с театральной пышностью: его сын выехал встречать флот, который вез золотую урну с останками, покрытую пурпуром и обрамленную диадемой. Процессия медленно приблизилась к Коринфу, где ему воздали последние траурные почести. Затем Антигон Гонат, «удрученный горем», перевез» урну в город Деметриада, который был основан в Фессалии его отцом. Деметрий, конец которого был унизительным и тягостным, прожил жизнь в высшей степени необычную и неспокойную. Он так и не смог восстановить положения, которое было сокрушено при Ипсе. Его длительные и пылкие усилия закончились катастрофой.
После гибели Деметрия Полиоркета начинается последний этап в борьбе диадохов, в которой непримиримыми противниками выступают 74-летний Лисимах и 77-легний Селевк. Как известно, владелец Фракии, союзник Кассандра и Птолемея в борьбе против Антигона, сумел удержать власть в этой стране, а из окончательного разгрома Антигона при Ипсе извлек большие выгоды. Позднее, в 288 г. до н. э., в союзе с Пирром, он сумел отобрать у Полиоркета часть Македонии. Когда последний вел в Малой Азии тяжелую войну, он, снова благодаря содействию Пирра, ослабил власть его сына Антигона Гоната на Эллинском полуострове, организовав мятеж в Фессалии, которая до того времени оставалась верной Полиоркету и его сыну. Пирр, не колеблясь, порвал договор, заключенный с Деметрием, проник в Фессалию и напал на оставленные там Деметрием гарнизоны. В 287 г. до н. э. у Гоната отобрали почти всю Фессалию. Он смог удержать лишь город, основанный его отцом на Пагассийском заливе, город Деметриаду, куда в 283 г до н. э. он перевез из Коринфа останки своего отца.
До сокрушения могущества Полиоркета (286—285 гг. до н.э) Лисимах и Пирр действовали согласованно против Деметрия и его сына. Но когда Полиоркет был разбит, этому согласию пришел конец, и более в ущерб царю Эпира, чем Лисимаху. Последний стал завидовать и опасаться возросшего могущества Пирра. Между бывшими союзниками назревал конфликт.
Видя себя все более и более под угрозой со стороны царя Фракии, Пирр искал поддержки. Он не мог больше рассчитывать на помощь Птолемея — своего приемного отца, с одной стороны, но причине его старости (в 285 г. до н. э. ему было 82 года), а с другой по причине его родства с Лисимахом (сын Птолемея только что женился на дочери Лисимаха Арсиное). Оставался Антигон Гонат, который был готов стать его союзником против грозного властелина Фракии и части Македонии. Поэтому не следует удивляться тому, что между сыном Деметрия и царем Эпира в 286 или 285 до н. э. было заключено «тайное соглашение». По своему характеру договор этот был прежде всего оборонительный, но он позволял Антигону Гонату надеяться на восстановление своих позиций в Греции, и преимущественно в Аттике и Коринфе.
Немного позже Лисимах во главе многочисленной армии устремился против части Македонии, принадлежавшей Пирру. Гонат отправил ему на помощь войска. Возле города Эдессы в Верхней Македонии царь Эпира ждал удара врага. Лисимах захватил продовольственный обоз, предназначавшийся для Пирра, армия которого страдала от голода. С помощью писем и бесед он перетянул на свою сторону самых влиятельных македонян, упрекая их в том, что они признали царем «чужеземца», предки которого всегда были подданными Македонии, и нанесли ущерб друзьям и сторонникам Александра. Множество македонян поддались на эти увещевания, и Пирр осторожно и благоразумно счел невозможным продолжать борьбу в Македонии: он вернулся в Эпир с эпиротскими войсками и союзниками, отдав без боя царство, откуда три года тому назад прогнал Полиоркета. В то же время он утратил Фессалию, которую отнял у сына последнего в 287 г. до н. э. Отныне вся Македония и большая часть Северной Эллады присоединилась к и без того уже обширным землям царя Фракии и значительной части Малой Азии Может быть, именно в это время Лисимах, желая упрочить свою власть в Македонии, приговорил к смертной казни второго сына Кассандра — Антипатра, которого, как указывает Юстин, он обвинил в стремлении отобрать у него македонское царство. Он арестовал свою дочь Эвридику, которая присоединилась к протестам по поводу казни Антипатра.
Именно тогда Лисимах находился в апогее своего могущества. Оно казалось тем более прочным, что победитель царя Эпира и Антигона Гоната не враждовал с эллинами, а, наоборот, установил добрые отношения с некоторыми греческими городами, поддерживал их союзы. Наконец, хотя и временно, сложились добрые отношения с египетским правительством, которое направило к нему в ###2^о г. до н.э. сына Птолемея и Береннки. Правда, Лисимах мог опасаться разрыва со своим сильным азиатским соседом Селевком, который вскоре становится его самым опасным противником. Селевк был встревожен значительными завоеваниями своего соседа, «соперника славы», по выражению Юстина и искал подходящий случай, чтобы покончить с самым грозным из своих бывших товарищей по оружию.
В начале военного сезона 281 г. до н. э. царь Сирии двинулся в Малую Азию, рассчитывая на помощь некоторых правителей или командиров своего противника. Эти расчеты в какой-то мере оправдались. Ему удалось заставить некоего Феодота открыть ворога крепости в Сардах и выдать ему сокровища своего царя, которые он должен был охранять. Лисимах стал жертвой подобной измены и в Пергаме: в цитадели этого города находилась казна в 9 тыс. талантов, которую Филетер из Теоса обязан был стеречь. Последний вошел в сношения с Селевком, в руки которого предложил себя и казну Пергама.
После этих событий противники повели ожесточенную войну, подробностей которой мы не знаем. Нам известен только исход ее: Лисимах проиграл генеральную битву, которая происходила на ###Курупелнйской равнине, расположенной на западе от Сард, возле Фригии, а сам остался лежать бездыханным на поле брани. Победителю Лисимаха, после битвы при ###Курупсдпп, пришлось заняться некоторыми районами Малой Азии, где было крайне тревожное положение. Пока Селевк двигался к Эфесу, в этом городе поднялось сильное волнение против вдовы Лисимаха Арсинои. Сторонники царя Сирии заняли укрепления и открыли ворота города. Арсиноя с трудом сумела на корабле бежать в Македонию со своими детьми. Почти вся Малая Азия и прилегающие острова признали без сопротивления власть Селевка, которому жители Милета воздвигли статую. Лишь большой остров Самос остался в руках Арсинои.
Однако соперник Лисимаха потерпел заметные поражения на севере полуострова. Как только исход сражения при ###Курупедпи стал известен в Гераклее Понтийской, этот город, который полностью никогда не подчинялся власти Лисимаха, изгнал его ###i арии зон и призвал ссыльных. Гераклея была полна решимости не отказываться от независимости, которую, наконец, обрела. Византии и Халкедон, немного удаленные от нее и опасавшиеся потерять свою независимость, заключили с ней оборонительный договор. Царь северной Каппадокии Митридат, к которому Гераклея отправила посольство, поступил так же. Таким образом, основанный пакт казался эффективным. Селевк направил против Митридата армию под командованием некоего Диодора, но эта армия была разбита (лето 281 г. до н. э.).
Однако, несмотря на свои неудачи, Селевк сохранял большую часть Малой Азии, к этим владениям он хотел еще присоединить европейские владения побежденного при Курупедии. «Воодушевленный победой над Лисимахом, — говорит Мемнон,— он решил двинуться в Македонию: его туда толкала любовь к стране, откуда он выступил в поход, чтобы сражаться рядом с Александром, намереваясь там прожить остаток жизни (он был уже очень стар), доверив Азию своему сыну Антиоху». Он не боялся никакого сопротивления в европейский землях: овладев ими, он стал бы наследником почти всех владений бывшего монарха.
Селевк направился к Геллеспонту. В его свите находился, неизвестно с какого времени, Птолемей Керавн. Этому грубому и мало разборчивому человеку Селевк обещал (или собирался пообещать) трон Египта, ибо его отец верховную власть предназначил для будущего Птолемея Второго. Поскольку это обещание не было быстро выполнено, Керавн потерял всякую веру в чистосердечие своего царственного покровителя и решил его убить. Когда войска Селевка, двигавшиеся в Македонию, преодолели Геллеспонт, он зарезал старого царя недалеко от Лисимахии. Заняв этот город, он возложил себе на голову диадему (281-280 гг. до н.э.), вернулся в армию с великолепным эскортом телохранителей и был избран царем солдатами, которые еще накануне повиновались Селевку.
Со смертью Селевка ушел в могилу последний диадох. Отныне империя Александра надолго распалась на три царства: Египет, где царствовали потомки Птолемея (Лагиды), Сирия, включавшая Малую Азию, Фракию и часть Центральной Азии, где правили Антиох I, сын Селевка, и его потомки (Селевкиды), и Македония, управлявшаяся Керавном до его смерти в 279 г. до н. э., а через два года попавшая под власть сына Деметрия Полиоркета — Антигона Гоната и его потомков (Антигонидов).