Часть Четвертая. От начала войн Юлия Цезаря до Августа

ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ. ОТ НАЧАЛА РИМСКИХ МЕЖДОУСОБНЫХ ВОЙН ДО АВГУСТА ИЛИ ОБРАЗОВАНИЯ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ.

ГЛАВА XXXVI. Воины и походы Юлия Цезаря (58–45;).
I. Юлий Цезарь от рождения до воины в Галлии (100 г. – 58. г.)
§ 250. Цезарь от рождения до 18 лет (100–82)
§ 251. Цезарь в гонении и в Малой Азии (82–74)
§ 252. Цезарь в общественных званиях (74–60).
§ 253. Цезарь – консул (59)
II. Война в Галлии (58–51)
§ 254. 1-й год войны в Галлии (58). – 1-й поход против гельветов; – бой при реке Араре; – сражение при Бибракте,
§ 255. 2-й поход против Ариовиста (58j); – движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; – сражение близ Рейна
§ 256. 2-й год войны в Галлии (57). – 3-й поход против бельгов; – -бой при реке Аксоне.
§ 257. Сражение при реке Сабисе; – осада и взятие крепости адуатиков; – покорение приморских галлов
ГЛАВА XXXVII. Воины и походы Юлия Цезаря (58–45) (продолжение)
II. Война в. Галлии (58–54) (продолжение).
§ 258. 3-й год войны в Галлии (56). – Действия легата Гальбы в верхних Альпах; – 4-й поход Цезаря против венетов.
§ 259. Действия легатов Сабина и Кpacca; – 5-й поход Цезаря против моринов и менапиев.
§ 260. 4-й год войны в Галлии (55). – 6-й поход Цезаря против узипетов и тенхтеров; – 7-й поход за Рейном против германцев (1-й)
§ 261. 8-й поход Цезаря в Британии. (1-й); – 9-й поход против моринов
ГЛАВА XXXVIII. Войны и походы Юлия Цезаря (58–45) (продолжение).
II. Война в Галлии (58–51) (продолжение)
§ 262. 5-й год войны в Галлии (54). – Действия Цезаря в Иллирии и 10-й поход его в землях тревиров; – 11-й поход в Британии (2-й)
§ 263. 12-й поход Цезаря против Амбиорикса (54) 76
§ 264. 6-й год войны в Галлии (53). – 13-й поход Цезаря против тревиров, сеннонов, карнутов и менапиев; – поражение Лабиеном тревиров
§ 265. 14-й поход Цезаря против германцев (2-й); – действия против Амбиорикса; – осада лагеря Цицерона сикамбрами (53)
ГЛАВА XXXIX. Войны и походы Юлия Цезаря (58–45) (продолжение)
II. Война в Галлии (58–51) (окончание).
§ 266. 7-й год войны в Галлии (52). – Всеобщее восстание в Галлии; – движение Цезаря из южной Галлии в среднюю; – действия его и Верцингеторикса.
§ 267. Осада и взятие Аварика и действия во время и после оной.
§ 268. Движение Цезаря и Верцингеторикса вдоль р. Элавера к Герговии; –: осада Герговии и действия, во время оной.;
§ 269. Восстание эдуитов и всех галлов; – действия Цезаря, Лабиена и легата Л. Цезаря; – меры Верцингеторикса и движение его на встречу Цезарю, а Цезаря, после боя, за ним к Алезии:
§ 270. Осада Алезии; – сражение при. ней, взятие её и конец похода; – замечания
§ 271. 8-й, последний год вюйны в Галлии «(51). – Новое восстание галлов; – действия –. Цезаря против битуригов, карнугов и белловаков.
§ 272. Движение Цезаря в земли Амбиорикса и разорение их; – действия легатов Фабия и -Каниния; – досада Дивоны или Кадурки; – действия – Цезаря в Аквитании (51).
ГЛАВА XL. Общий взгляд на войну цезаря в галлии и на образ и искусство ведения им оной.
§ 27'3. Война Цезаря в Галлии – в военно-политическом отношении.
§ 274. Война Цезаря в Галлии – в стратегическом отношении.
§ 275. Образ и искусство ведения Цезарем войны в Галлии. – 1) Приготовительные меры и соображения пред походами.
§ 276. 2) Исполнение соображений; открытие походов и дальнейшие действия.
§.277. 3) Решение и заключение походов; – действия после удач и неудач.
§ 278 Тактические: действия Цезаря: и устройство его войск в Галлии.
§ 279. Походные движения войск. Цезаря в Галлии.
§ 280. Образ действий войск Цезаря в бою- – в. Галлии.
§ 281. Полевая фортификация; – – Полевые лагери и укрепления.
§,282. Полиорцетика.
§ 233. Заключение: Цезарь, армия и противники его, характер и результаты войны в Галлий..
ГЛАВА XLI. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ И ЕГО ПАРИЕЙ (49–45 ГГ. ДО P. X.).
§ 284. Причины войны; – политическое и стратегическое положение обеих противных сторон, Цезаря и Помпея.
I. МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА (49–48).
§ 285. Действия в Италии. – Переход Цезаря через Рубикон и движете его к Ариминию и Брундиузию.
§ 286. Обложение Помпея Цезарем в Брундузие; – удаление Помпея в Диррахий в Греции.
§ 287. План действий Помпея и Цезаря.
§ 288. – Меры Цезаря, в Италии.
289, Движение Цезаря к реке Родану; – блокада Массилии; – движение Цезаря в Испанию.
§ 290. Действия в Испании. – Действия легатов Фабия и Афрания при Илерде на p. Сикоррисе
§ 291. Действия Цезаря против Афрания и Петреия при Илерде на реке Сикоррисе
§ 292. Движение Афрания и, Петреия и за ними Цезаря от Илерды к, реке Иберу.
§ 293. Движение Афрания и Петреия и за ними Цезаря обратно к Илерде
§ 294. Движение Цезаря в южную Испанию против Варрона
§ 295. Результаты действий Цезаря в Италии и Испании и замечания.
§ 296. Осада Массилии; – поражение Куриона в Африке
ГЛАВА XLII. 3-я римская междоусобная война Цезаря с Помпеем и его партией (49–45 гг.)
I. Междоусобная война (49–48) (продолжение).
§ 297. Цезарь – диктатор в Риме; – силы и планы его и Помпея
§ 298. Действия на море и в Греции. – Переправа Цезаря из Брундузия с Эпир; – действия на море и в Эпире, Этолии, Фессалии и Македонии
§ 299. Движение Помпея и Цезаря к Аспарагию и Диррахию; – действия и сражения при Диррахии.
§ 300. Движение Цезаря и за ним Помпея в Фессалию.
§ 301. Сражение при Фарсале (29 июня 48 г.).
§ 302. Бегство, преследование и смерть Помпея.
§. 303. Общий обзор и замечания.
ГЛАВА XLIII. 3-я римская междоусобная война Цезаря с Помпеем и потом с его партией (19–45)
(продолжение).
II. Александрийская война (48–47)..
§ 304. Причины и цели войны; – обложение Цезаря египтянами в Александрии;, – действия на сухом пути и море.
§ 305. Прибытие к Цезарю 37-го легиона; – действия и победы Цезаря на море при Александрии.
§ 306. Прибытие Митридата пергамского с войсками в Египет; – сражение при реке Ниле;. – сдача Александрии Цезарю и конец войны.
§ 307. Замечания..
§ 308. Поход Цезаря против Фарнака. – Действия Фарнака и Домиция в Малой Азии; – сражение при Никополе.
§ 309. Движение Цезаря из Египта через Сирию в Малую Азию.
§ 310. Сражение при Зеле.
§ 311. Действия в Иллирии, Греции и на море.
§ 312. Цезарь в Риме
§ 313. Замечания.
ГЛАВА XLIV. 3-я римская междоусобная воина Цезаря с Помпеем и потом с его партией (49–45) (продолжедие).
III. Африканская война (47–46),
§ 314. Разделение Африки; – силы, расположение их и план действий Сципиона в ней.
§ 315. Меры Цезаря; – переправа его в Сицилию и Африку и оборонительные действия его при Руспине
§ 316. Наступательные действия Цезаря при Руспине и Уците.
§ 317. Движение Цезаря и Сципиона к Тапсу и действия их.
§ 318, Обложение и осада Цезарем Тапса; – сражение при Тапсе и конец войны.
§ 319. Замечания.
Глава XLV. 3-я римская междоусобная война (49–45) (окончание)
§ 320. Цезарь в Риме.
IV. Испанская война (46–45).
§ 321. Разделение Испании и положение дел в ней в 48, 47 и 46 годах.
§;322. Переправа Цезаря из Италии в южную Испанию и военные действия в ней.
§ 323. Сражение при Мунде.
§ 324. Окончательная военные действия Цезаря в Испании.
§ 325. 3амечания.
Глава XLVI. Образ н искусство ведения Цезарем междоусобной войны.
§ 326. В военно-политическом отношении.
§ 327. В стратегическом отношении
§ 328. В тактическом отношении.
§ 329. В фортификационном и полиорцетическом отношении
§ 330. Заключение:.
Глава XLVII. Конец жизни Цезаря и общий вывод о нем, как полководце
§ 331. Цезарь – пожизненный диктатор, в Риме.
§ 332. Смерть Цезаря
§ 333. Общий вывод о Цезаре, как полководце.
Глава XLVIII. Римские войны от смерти Цезаря до Августа или образования римской империи (44–30 гг. до p. X.):
§ 334. 4-я римская междоусобная война (44–42).
§ 335. Война Перузийская (41–39)
§ 336. Война с парфянами (38)
§ 337. 5-я римская междоусобная война (38–36).
§ 338. Война Антония против парфян (36).
§ 339. Война Иллирийская (35)
§ 340. Война Армейская (34)
§ 341. 6-я римская междоусобная война (32–31).
§ 342. Общий обзор и замечания..

Карта театра войн Юлия Цезаря в Галлии и Испании (58-51 гг, 49 и 46-45 гг. до Р.Х.)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ВОЙНЫ И ПОХОДЫ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ (58–46 г. до P. I).

I. Юлий Цезарь от рождения до войны в Галлии (100–59). – § 250. Цезарь от рождения до 18 лет (100–82). – § 251. Цезарь в гонении и в Малой Азии (82–75). – § 252. Цезарь в общественных званиях (74–60). – § 258. Цезарь – консул (59). – II. Война в Галлии (58–51). – § 254. 1-й год войны в Галлии (58). – 1-й поход против гельветов; – вой при р. Араре; – сражение при Бибракте. – § 255. 2-й поход против Ариовиста (58); – движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; – сражение. близь Рейна. – § 256. 2-й год войны в Галлии (57). – 3-й поход против нельгов; – бой при р. Аксоне. – § 257. сражение при р. Сабисе; – осада и взятие крепости атуатиков; – покорение приморских галлов.

Древние источники: Суэтоний и Плутарх (жизнь Цезаря); – Дион Кассий (кн. XXVII – LI); Aппиан (войны с Митридатом и междоусобные); – Юлия Цезаря комментарии о войне в Галлии (VIII кн.) и о междоусобных войнах (III кн.); – комментарии (писанные не Ю. Цезарем) о войнах: александрийской, африканской и испанской; – Веллей Патеркул (II кн.); – Юстин (XLII кн.) и др. – Новейшие историческая пособия: Guischard, Davon, Warnery, Bosch, Vaudгйсourt, Turpin de Crissй, Perrot d^Ablancourt, Wдilly, Vacca Berlinghieri, Beauchamp, De Bury, Meissner, Haken, Hoyer, Kausler, Beichard, Napolйоn I, Lossau, Кьstow, Liskenne et Sauvan: Bibliothuque histor. et тШЦ Desjardins, Fallue, Saulcy, Develay, Napolйоn III и пр. (см. ч. I. В. В. И. древних времен, источники).

I.
ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ ОТ РОЖДЕНИЯ ДО ВОЙНЫ В ГАЛЛИИ (100–59).

§ 250. Цезарь от рождения до 18 лет (100–82).

Гай Юлий Цезарь {Так как род Цезарей был римский, то по латинскому произношению название его Саеsar правильнее писать и произносить, по русски Цезарь, а не Цесарь, что есть искажение того же названия на греческом языке – Καίσαρ, Кесарь.} родился в 100-м г. перед P. X. (654 г. от основания Рима), в пятом месяце (quintilis, который поэтому и был в последствии назван по имени его Юлием). Он происходил по отцу от принявшей с конца 3-го века прозвание Цезарей, одной отрасли весьма древнего и знатного рода Юлиев, переселенного Туллом Гостилием из Альбы в Рим, принадлежавшего с тех пор к сословию римских патрициев и со времени учреждения республики постоянно облекаемого в высшие общественные в Риме звания. Об отце Гая Юлия Цезаря известно только, что он был претором и умер, когда сыну было 16 лет (84). Мать Гая Юлия Цезаря, Аврелия, знатного, хотя и плебейского по происхождению рода, была женщина возвышенного характера и строгой нравственности, тщательно занималась воспитанием сына и в особенности содействовала, разумным и просвещенным руководством, развитию счастливых природных дарований его и приготовлению, его к достойному -исполнению будущего призвания его. И сын её вполне усвоил себе плоды её заботы. Он учился также у галла М. Антония Гнифона, философа и учителя красноречия, отличного ума, обширной учености и знатока греческой и латинской литератур, которые изучил в Александрии. В это время греческий и латинский языки были в совершенно равной мере достоянием всякого образованного римлянина, почему и Юлий Цезарь с малолетства владел обоими в одинаковом совершенстве (и даже последние слова его Бруту при убиении были греческие: Καί σύ, τέκνον!, т.е. и ты, дитя или чадо!) Хотя и жаждавший наслаждений, однако, по словам Светония, он не пренебрегал ничем для приобретения тех достоинств, которые вели молодых патрициев к общественными званиям. Желая отличиться между всеми сверстниками своими, он не ограничился изучением наук и литературы, но и сам сочинял, и в числе его сочинений упоминаются Похвалы Геркулесу, трагедия Эдип, собрание избранных изречений и книга о прорицании, написанные такими чистыми и правильными языком и слогом, что снискали ему известность отличного писателя. Но, по словам Тацита, он был. менее счастлив в стихотворном искусстве; однако до нас дошло несколько стихов его в память Теренция, которые не лишены изящности.
И так воспитание образовало из Юлия, Цезаря отличного, вполне образованного молодого человека. По свидетельству римских писателей, он соединял с добротою сердца – необыкновенный ум, с храбростью сверхъестественною – увлекательное красноречие, замечательную память, безграничную щедрость и редкое качество – спокойствие в гневе. «Его снисходительность», – говорить Плутарх – «его вежливость, его благосклонный прием – качества, которыми он обладал в степени свыше своего возраста, заслужили ему любовь народа».
С этими природными дарованиями, развитыми блистательным воспитанием, в нем соединялись и преимущества внешние или телесные. Его довольно высокий рост и правильное телосложение придавали всей его внешности изящную приятность, отличавшую его от всех. Глаза у него были черные, взор проницательный, цвет лица бледный, нос прямой и довольно длинный, рот небольшой и правильный, но губы несколько толстый, что придавало нижней части лица его выражение благоволения, между тем как широкий лоб его обнаруживал особенное развитие умственных способностей. Лицо его в молодости было довольно полное, но на бюстах его, сделанных под конец его жизни, изображается более исхудалым и истомленным. Голос у Цезаря был звучный и дрожащий, телодвижения – благородные, вся внешняя осанка – исполненная достоинства. Телосложение его, сначала нежное, с ходом времени укрепилось умеренностью в пище и питии и привычкою подвергать себя всем воздушным переменам и непогодам. Смолоду привычный ко всем телесным упражнениям, он необыкновенно смело и ловко ездил верхом на лошади и легко переносил лишения и труды. Воздержный в -своей обыкновенной жизни, он не вредил своему здоровью не-умеренностью ни в труде, ни в наслаждениях. Внешностью своею он тщательно занимался: гладко брил бороду, волосы искусно зачесывал сзади на перед головы, что в зрелом возрасте служило ему к сокрытию лысины на голове. Одежду он носил щеголеватую, с бахромою на тоге и с небрежно повязанным поясом, по обычаю изнеженных щеголей того времени. По этому поводу Сулла и говорил, что нужно было остерегаться этого молодого человека с слабо повязанным поясом. Наконец, Цезарь любил картины, статуи, драгоценные каменья и всегда носил на пальце перстень с вырезанным на нем изображением вооруженной Венеры, в память своего – по его мнению – происхождения от Венеры и Анхиса.
Таково изображение Юлия Цезаря в молодости, до 18 лет, в телесном, умственном и нравственном отношениях, Плутархом и многими римскими писателями. Из этого изображения можно вообще вывести заключение, что Цезарь, в телесном и нравственном отношениях, соединял в себе свойства, редко соединенные в одном человеке, а именно: с аристократическою нежностью телесною – нервический темперамент воина, изящность ума – с глубиною мышления, любовь к роскоши и. изящным искусствам – со страстью к военной жизни во всей ем простоте и суровости, словом с изяществом обворожительных внешних форм – энергию повелительного характера.
Таков был 18-ти летний Цезарь, уже привлекавший на себя общее внимание в Риме, когда Сулла сделался диктатором (в 82 г.). Уже за 4 года перед этим (в 86 г.), по влиянию дяди его, знаменитого Мария, женатого на тетке его, Юлии, он был назначен, 14-ти лет от роду, жрецом Юпитера. А 16-ть лет он был помолвлен, против воли, на дочери одного богатого римского всадника, Коссуция, но по смерти отца своего отказался жениться на ней и год спустя женился на Корнелии, дочери Корнелия Цинны, бывшего сотоварища Мария и представителя его партии. От этого брака родилась дочь Юлия, бывшая в последствии женою Помпея.

§ 251. Цезарь в гонении и в Малой Азии (82–75).

Подозрительно и враждебно взирал Сулла на Цезаря. Прежде всего он захотел принудить его отвергнуть (repudiare) жену свою Корнелию; но Цезарь не повиновался ему, без страха за жизнь свою.
За это Сулла лишил его сана жреца, приданого жены и наследства в своем роде. Цезарь, дабы избегнуть гонений его, был принужден скрываться в разных местах в окрестностях Рима и однажды, остановленный шайкою убийц, нанятых Суллой, подкупил начальника её, Корнелия Фагиту, дав еду 2 таланта (около 3 т. р.), и спас свою жизнь. Между тем все, – общее участие к нему было так сильно, что наконец Сулла, уступая влиятельным ходатайствам на Цезаря, согласился помиловать его, прибавив: «Пусть будет по вашему желанию, но знайте, что тот, помилования которого вы просите, некогда будет виновником гибели партии сильных, за которую мы сражались вместе, потому что, поверьте мне, в этом молодом человек – несколько Мариев» (Светония: Цезарь). Сулла угадал верно: в Цезаре был Марий – великий полководец, но с гораздо более обширным военным гением, Марий – враг олигархии, но без страстной ненависти и без жестокости, наконец Марий – не человек своей партии, но человек своего времени.
Помилованный Цезарь не захотел быть равнодушным свидетелем кровожадного правления Суллы и отправился (в 81 г.) в Малую Азию, где нашел убежище у царя Вифинии Никомеда. Вскоре он принял участие в военных действиях против Митридата, поступив волонтером под начальство претора Минуция Терма, в качестве его контубернала (contubernales были молодые люди знатных фамилий, состоявшие при полководце, бывшие ближайшими его сподвижниками и под руководством его изучавшие военное дело на практике). Минуций Терм послал Цезаря к. Никомеду, склонить его к содействию осаде Митилена. Цезарь успел в этом и лично содействовал взятию этого города, при чем за спасение жизни одного римского воина получил от Терма в награду граждански венок (corona civica). Вскоре после того он воротился в Вифинию, для защиты тяжбы одного из своих; доверителей, в благодарность за оказанное ему в Вифинии гостеприимство.
Но частое пребывание его при дворе Никомеда послужило врагам его поводом к постыдным для Цезаря обвинениям, позже проникшим даже в некоторые прения римского сената и в песни римских воинов, сопровождавших Цезаря в его триумфе. Но Цезарь с негодованием опровергал эти гнусные обвинения.
Участвовав в сухопутных военных действиях, в первый раз, при осаде Митилена, он в первый же раз принял участие и в военных действиях на море – на флоте проконсула Сервилия (в 78 г.), которому поручено было вести войну против киликийских морских разбойников (см. ч. III. гл. XXXV, VIII, § 240). Но он не долго оставался при Сервилии и, узнав о смерти Суллы, воротился в Рим (в 78 г.). Здесь, благоразумно держа себя совершенно в стороне от соперничества обоих консулов Лепида и Катула, он предпочел влиять на общественное мнение, публично клеймя словесно клевретов Суллы, дабы выказать себя и оратором, и патриотом. С этою целью он публично обвинил одного из таких клевретов Суллы, Долабеллу, бывшего консула и правителя Македонии, в злоупотреблениях по управлению её. Суд, составленный из таких же клевретов Суллы, оправдал Долабеллу, но общественное мнение превознесло Цезаря за его смелость, патриотизм и блистательное красноречие. Ободренный этим, Цезарь обвинил некоего Антония Гибрида в том, что он, начальствуя отрядом конницы, произвел грабежи в некоторых частях Греции, когда Сулла возвращался из Азии. Обвиненный был также оправдан, но популярность Цезаря возросла еще более. После того Цезарь защищал еще нескольких угнетенных греков, чем заслужил благодарность всех греков в Риме, мнение которых имело в нем большие вес и влияние.
Однако, не смотря на приобретенную им славу публичного оратора, Цезарь, решившийся оставаться чуждым смут Рима и Италии, предпочел снова удалиться на время и отправился (в 76 г.) в Родос усовершенствоваться в науках, потому что этот город, подобно Александрии, был в это время центром наук, пребыванием знаменитейших философов и школой знатнейших молодых людей. Но на пути морем в Родос, близ одного из Спорадских островков, Фармакузы, Цезарь был взять в плен морскими разбойниками. Они потребовали от него 20. талантов (около 35 т. рублей). Он насмеялся над ними и сказал, что даст им 50 талантов (около 105 т. рублей), которые и послал раба своего занять в ближайших городах. А между тем он 40 дней провел на эскадре разбойников и внушил им такое уважение и даже страх к себе, что, по словам Плутарха, казался более их царем, нежели пленником, и шутя говорил им, что, раз на свободе, распнет их всех на крестах! – Получив и заплатив им обещанные деньги, он высадился на берег и немедленно снарядил суда, напал врасплох на разбойников, отнял у них свои деньги и всю их добычу, а их самих выдал проконсулу Азии Силану. Но Силан, желая продать, а не казнить их, не принял их, и тогда Цезарь отправился в Пергам и там действительно распял их на крестах.
Затем он отправился в Родос, пользоваться учением у Аполлония Молона, одного из знаменитейших учителей красноречия в это время. Но вскоре возобновлено Митридатом в Малой Азии войны против римлян и движение его с армией к Кизику побудили Цезаря покинуть свои учебные занятия и отправиться в провинцию Азию. Набрав здесь на свой счет войска, он изгнал из этой провинции Митридатова правителя и удержал в повиновении те города, которые были сомнительны или колебались в верности римлянам.

§ 252. Цезарь в общественных званиях (74–60). -

Между тем друзьям его в Риме удалось назначить его главным жрецом (pontifex). Это побудило его отправиться в Рим, и из опасения снова попасть в руки морских разбойников, через Адриатический залив, на 4-х-весельной лодке, в сопровождены только двух друзей и 10-ти рабов. Прибыв благополучно в Рим (в 74 г.), он был избран значительными большинством голосов в военные трибуны, однако не воспользовался тем для принятия участия в военных действиях римлян, ни в Испании против Сертория, ни в Азии против Митридата, ни на Востоке против варваров и морских разбойников, ни в самой Италии против восставших рабов (см. эти войны в ч. III главах XXXIV и ХХХ V ). Цезарь не хотел служить ни в одной из римских армий, которые все находились под начальством приверженцев партии Суллы. Когда же оружие римское восторжествовало повсюду и в главе республики явились два консула-соперника, Помпей и Красс, Цезарь начал решительно, хотя и осторожно, действовать с целью образования себе сильной партии, снискания расположения народа и приобретения значения и веса, а для достижения этой цели употреблял всевозможные средства, и роскошь, и пышность, и расточительность, и ласкательства в отношении черни, распутною жизнью прикрывая обширные честолюбивые замыслы. И хотя он и разорился, но вполне достиг своей цели, распространив и утвердив свое влияние так, что ничто уже не могло поколебать его. Нет никакого сомнения, что он уже в это время имел в виду достигнуть верховной в Риме власти и уничтожить республику. Внимание его было постоянно обращено на восстановление марианской и подавление, Сулланской партий. Первым, явным свидетельством расположения к нему простого народа было назначение его военным трибуном (см. выше) и потом квестором, а вторым – всеобщее одобрение, когда он, по смерти тетки своей, вдовы Мария, осмелился публично произнести похвальное слово ей и несть за телом её изображение Мария, а по Смерти жены своей, Корнелии, дочери Цинны, публично же произнес и ей похвальное слово. Вскоре после того (в 68 г., 32 лет от роду) он отправился в Испанию, в звании квестора армии проконсула Антистия Бета. Здесь, как говорят некоторые историки, ― увидав статую Александра В., он горько заплакал, укоряя себя в том, что не совершил еще ничего в такие лета, в которые Александр уже покорил значительную часть тогдашнего мира Пораженный этою мыслью, он, еще до срока своего квесторства, взял отпуск, возвратился в Рим и начал втайне возбуждать к восстанию транспаданских галлов, не имевших, но крайне желавших иметь права римского гражданства. Не успев возмутить их только потому, что консулы удержали в Италии войска, долженствовавшие отправиться в Малую Азию против Митридата, он прибегнул к другим средствам – тайным и преступным проискам и. козням. Сильные подозрения пали на него в участии в 1-м заговоре Каталины (66 г.) и в заговоре Пизона. Но это нимало не ослабило расположения к нему народа; напротив, курульное эдильство { Эдили (aediles) имели в своем заведывании и надзоре все общественные в Риме зрелища, здания, постройки и полицию на городских рынках. Сперва их было только 2 из плебеев (aediles plebis), но с, начала 3-го века перед P. X. к ним были прибавлены еще 2 из патрициев (aediles curules).} его еще более усилило оное, вследствие великолепнейших игр, которые он, по званию эдила, давал народу и которые пышностью превосходили все, что когда-либо дотоле видали в этом роде в Риме. Сильный приобретенным, таким образом, необыкновенным расположением народа, он дерзнул восстановить в Капитолии уничтоженные народным приговором статуи Мария, с победными в честь его трофеями и надписями – и все изумились такой необычайной смелости, но никто не дерзнул воспрепятствовать Цезарю, а марианская пария ободрилась и снова явилась на свет. Катул и с ним многие другие видели в этом поступке Цезаря явное стремление к уничтожению республики, но Цезарь силою своего красноречия не только вполне опровергнул Катула, но и достиг того, что поступок его был одобрен самим сенатом (65 г.).
Но происки и козни его с целью быть посланным в Египет и привести эту страну и о. Кипр в подданство Рима – не имели успеха. Катул сильно восстал против этого, и Цезарь, хотя и поддержанный Крассом, потерпел неудачу.
Выйдя из эдильства, он принял (в 64 г.) звание уголовного судьи (judex quaestionis) и приговорил к смерти всех виновных в убиении проскриптов (при Сулле), но спас более всех виновного Катилину, что подтвердило подозрения в соумышленности его с последним. И хотя ничего достоверного неизвестно касательно участия его во 2-м заговоре Катилины, но несомненно то, что он был в связях с Катилиною и благоприятствовал ему, вероятно намереваясь воспользоваться плодами его предприятия, в случае удачи. Подозрения против Цезаря были столь сильны, что он однажды днем, на площади, едва не был убит всадниками и только заступничеству Цицерона был обязан спасением жизни. В суде над заговорщиками, он подал мнение о заключении их на целую жизнь в тюрьму; но Цицерон и Катон опровергли его и заговорщики были казнены (63).
В том же 63-м году Цезарь, не смотря на домогательства знатнейших и влиятельнейших граждан Рима, был облечен в звание верховного жреца (pontifex maximus), а в 62-м году назначен претором. Но с расположением к нему народа росла и ненависть аристократии против него, и это сословие даже отрешило его от преторства, однако через несколько дней принуждено было возвратить ему оное.
По выходе из преторства, Цезарь получил в управление Испанию (в конце 61-го года), но, задержанный заимодавцами, тогда только мог выехать из Рима, когда Красс поручился за пятую часть его долгов, простиравшихся до 1,300 талантов (около 1.600,000 руб. сер.).
Испания была тогда в мире и тишине, но Цезарь нашел случай возбудить в ней войну, дал несколько сражений, взял многие города в Лузитании и Галлике (нынешней Галиции) и приобрел такую огромную и богатую добычу, что не только щедро наградил свои войска, но и заплатил все свои долги в Риме. Войска, в знак благодарности, почтили его титулом императора и, по видимому, он заслужил триумф, но, утвердив в Испании тишину и порядок, и еще до срока своего начальствования воротясь в Рим, отказался от триумфа, для того, чтобы быть выбранным в консулы: ибо по закону должен был триумфа просить и ждать вне Рима, а консульства – в стенах его. Здесь, во время выборов на 59-й год, он совершил важное дело – примирил Помпея с Крассом и заключил с ними тот тройственный союз, который известен в истории под названием 1-го триумвирата и передал всю власть в Риме в руки этих трех знаменитых честолюбцев. Здесь, государственный ум Цезаря явился в полной силе: Цезарь так искусно умел воспользоваться влиянием и значением Помпея и Красса, что все выгоды и вся слава их триумвирата принадлежали ему.

§ 253. Цезарь – консул (59).

Вслед затем Цезарь был назначен консулом, вместе с Калпурнием Бибулом, но совершенно, устранил последнего и был, можно сказать, не только единственным консулом, но и почти совершенным диктатором. Достигнув высшей степени любви народной, он, опираясь на нее, заставил принять, вопреки желаниям и выгодам сената и аристократы, 4 важных закона, {1) О наделении землями, из общественных, полей, уволенных в отставку воинов и беднейших граждан; 2) об утверждении всех распоряжений Помпея в Азии; 3) об утверждении прошения общества участников (большею частью из сословия всадников) в откупах Азии и 4) о перечислении П. Клодия из патрициев в плебеи. Первыми тремя законами Цезарь совершенно привлек на свою сторону отставных воинов, беднейших граждан, Помпея и всадников; Клодий же был избран им в орудие для действия на чернь.} вверить ему управление Иллирией и цизальпинскою Галлией, с 3-мя легионами, на 5 лет, и вслед затем прибавить к этому еще римскую провинцию в трансальпийской Галлии и 1 легион. Таким образом он получил или, лучше сказать, сам избрал и взял в управление, не какую-либо страну в Азии, которая могла бы только обогатить его, но важнейшую в политическом и военном отношениях, из всех принадлежавших римской республике, потому что она служила Италии и Риму как бы преградою от нападений галлов и германцев, – страну, в которой он поэтому мог снискать блистательную славу и главное – образовать преданное ему войско. Мало того; он заставит признать друзьями и союзниками римского народа Ариовиста, вождя германского племени свевов, с званием царя, и Птолемея Авлета, царя египетского (от последнего он получил большую сумму денег, которую расточил между народом). Долженствуя отправиться в Галлию, он выдал дочь свою Юлию за Помпея, дабы тем более скрепить узы свои с ним на время своего отсутствия, а сам женился на Калпурнии, дочери Пизона, потому что последний имел быть выбран в консулы на 58-й год. Наконец, он совершенно устранил двух человек, которых опасался более всех, именно – Цицерона, присужденного осудить самого себя на изгнание из Рима, и Катона, сосланного на о. Кипр. И затем уже, в начале 58-го года, Цезарь отправился в цизальпинскую Галлию и с этого времени начинается новый, блистательнейший период его жизни. «Войны», – говорить Плутарх, – «веденные им с тех пор, и знаменитые походы, в которых он покорил Галлию, открыли ему совершенно другой путь и ими началась для него, некоторым образом, новая жизнь. На этом-то поприще он является нам таким великим военным человеком, таким искусным полководцем, каким дотоле не был ни один из возбудивших наиболее удивления и снискавших наиболее славы своими подвигами. {Плутарх разумеет здесь предшествовавших полководцев римских, из которых и называет даже Фабия, Метелла, Сципионов, Мария, Суллу, Лукулла и самого Помпея, и ставит Цезаря выше их всех.} С своей стороны прибавим к этому, что до начальствования своего в Галлии Цезарь вообще является, в отношении к уму и характеру – с блистательной, но в нравственном отношении не с завидной стороны. Справедливое и беспристрастное изображение его, в эти первые 40 лет его жизни, необходимо было однако для полноты изображения его, как полководца, в последующие 14 лет, и для лучшего уразумения и справедливой оценки резкой перемены, происшедшей в нем в этот последний и блистательнейший период его жизни.

II.
ВОЙНА В ГАЛЛИИ (58–51),

§ 254. 1-й год войны в Галлии (58). 1-й поход против гельветов; – бой при р. Араре; – сражение при Бибракте.

Избрав для своего управления Галлию, Цезарь желал войны: гельветы немедленно доставили ему случай к ней.
Подвигнутые одним из знатнейших вождей своих, властолюбивым Оргеториксом, имевшим тайное намерение сделаться царем, они еще в 61-м году решились выйти из слишком тесной для них и со всех сторон ограниченной горами и реками, Гельвеции, и переселиться в более пространную и плодородную Галлию. Открыв истинные намерения Оргеторикса и тайный договор, заключенный им с Кастиком, вождем секванов, и Думнориксом, вождем эдуев {Секваны обитали в Franche-Comte, а эдуи – в южной части Бургони и ближайших, соседственных с нею землях.} – двух соседственных с гельветами племен Галлии – с целью помогать друг другу в достижении царской власти, – гельветы хотели предать Оргеторикса суду и казни; но он в это самое время умер или, как полагают, лишил себя жизни. Это нимало не изменило однако принятого гельветами намерения переселиться в Галлию – и они два года (60–59) употребили на необходимые приготовления к тому – сбор продовольственных запасов, вьючного скота и повозок, и усиление себя союзниками и сообщниками из числа соседственных равраков, тулингов, сатобригов и поселенных в Норике бойев. {Равраки обитали в южном Эльзасе, около нынешнего Базеля, тулинги и латобриги – как кажется, в соседстве с ними, также в Эльзасе или в Лотарингии, бойи были родом из средней Галлии, а Норик заключал часть нынешних Баварии и австрийских владений.}
Для переселения из Гельвеции в Галлию было только два пути: один – чрез земли секванов, между Роданом и Юрою, узкий и трудный, по которому едва могла проехать одна повозка и следовательно горсть людей, заняв вершину ущелья, легко могла остановить многочисленного неприятеля; – другой. – чрез римскую провинцию (т.е. римлянам принадлежавшую часть Галлии), гораздо кратчайший и удобнейший. Здесь на Родане, отделявшем Гельвецию от земель аллоброгов, {Галлы – аллоброги обитали в нынешних Савойи и Дофинэ.} во многих местах были удобные броды, а в Геневе (ныне Женева), городе аллоброгов, на левом берегу Родана, находился мост. А потому гельветы и избрали этот последний путь, тем более, что надеялись склонить на свою сторону и увлечь за собою аллоброгов, еще не вполне покорных римлянам, в противном. же случае – силою принудить их к пропуску чрез их земли.
Окончив все свои приготовления к походу, в начале 58-го года (по юлианскому календарю) они запаслись на 3 месяца мукою и, сжегши 12 своих городов, 400 селений и все запасы хлеба, дабы тем лишить себя всякой надежды на возвращение когда-либо, на свою родину и побудить себя к преодолению всех возможных трудов и опасностей, в числе 368.000 душ (мужчин, женщин и детей), из коих 92.000 способных сражаться мужчин, двинулись с обозами и имуществом к общему сборному месту на правом берегу Родана против Геневы, куда назначили собраться к 28 марта. {28-е марта по римскому календарю, бывшему в это время в большом, беспорядке, соответствовало, по мнению Наполеона I – 8-му января, а по исчислениям Тишара – началу или половине февраля.}
Узнав об этом, Цезарь поспешил из Рима в Геневу и, прибыв туда на 8-я сутки, тотчас велел снять мост на Родане и набрать в римской провинции сколько можно более войск, потому что в этой области был всего только один, набранный в ней, 10-й легион. {Turpin de Crisse не без основания замечает, что Цезарь мог бы гораздо ранее узнать о намерениях гельветов и перевести в римскую провинцию 1 или 2 из трех легионов, находившихся около Аквилон в цизальпинской Галлии, где в них особенной надобности не было. Гельветы два года готовились к переселению, а Цезарь, быв в 59-м году консулом, имел полное право располагать войсками, по своему усмотрению.} Гельветы послали просить у него пропуска чрез римскую провинцию, обещая не разорять ее. Но Цезарь нимало не был намерен пропустить их, потому что 1) помнил поражение единоплеменниками их, за 49 лет перед тем (в 107-м г.) в Галлии, римской армии консула Кассия, который сам пал в бою, а армия его была принуждена пройти под игом, – 2) он не полагал возможным, чтобы такой народ и в таком числе, как гельветы, могли пройти чрез римскую провинцию, не разорив ее, ― и 3) как весьма вероятно – не хотел допустить и самого переселения гельветов, которое с одной стороны повлекло бы за собою переселение в Гельвецию, на пределы римской республики, беспокойных и опасных германцев, а с другой – умножило бы число врагов римлян в трансальпийской Галлии, которую Цезарь, без сомнения, уже в это время имел намерение завоевать. Но дабы выиграть время и успеть добрать нового набора войска, он предложил гельветам прислать к нему за ответом через две недели, к 13-му апреля. {По мнению Наполеона I – к 23-му января, а по исчислениям Гишара – в первых числах марта.} Гельветы согласились на это, а Цезарь, почти в виду их, с удивительною деятельностью и быстротою устроил в эти две недели, войсками 10-го легиона и постепенно подходившими из римской провинции – земляной вал, в 16 римских футов вышины и 19.000 шагов (около 24 верст) длины, вдоль левого берега Родана, от озера Лемана до горы Юры. Впереди вала он вырыл широкий и глубокий ров, в местах, наиболее удобных для перехода галлов через Родан в брод и переправы на судах, построить малые, сомкнутые укрепления (форты) и вдоль всего левого берега Родана расположил цепь караулов.
Непостижимым кажется, как гельветы, немедленно по прибытии на Родан, не попытались перейти через него силой, потом согласились на 2 недели отсрочки и в продолжении этих двух недель оставались в бездействии, не препятствовали работам Цезаря, не прорвались силой или не пошли другою дорогой. Когда же в назначенный день они прислали к Цезарю за ответом (хотя ответ его уже был у них перед глазами, т.е. укрепленная его линия), тогда он объявил им, что законы и обычаи римлян не позволяют ему пропустить гельветов через римские владения; если же они захотят пройти насильно, то он твердо намерен и будет уметь не допустить их до того. Обманутые гельветы пытались, хотя и поздно, перебраться через Родан на лодках, плотах и в брод: но все попытки их как днем, так в особенности ночью, остались тщетными и, всюду отраженные войсками Цезаря, они по необходимости принуждены были решиться идти другим путем чрез земли секванов. Но как этим путем без согласия секванов пройти было невозможно, то они и обратились к посредничеству Думнорикса, Оргеториксова зятя, весьма уважаемого секванами по причине его высокого звания и особенно щедрости. По его ходатайству секваны согласились пропустить гельветов, а гельветы обязались не разорять земель секванов, в удостоверение чего оба народа дали друг другу заложников.
Узнав, что гельветы вознамерились идти чрез земли секванов и эдуев для того, чтобы водвориться в землях сантонов, {Бывшая область Saintonge, ныне департамента нижней Шаранты, на правой стороне нижней Гаронны.} недалеко от города Толозы или Тулузы в римской провинции, Цезарь понял, сколь опасно было бы для последней водворение в её соседстве воинственных и неприязненных римлянам гельветов, – которые владели бы чрезвычайно обильными хлебом равнинами. А потому, вверив Лабиену (одному из своих легатов, к которому имел наиболее доверия) занятие и оборону вала на Родане, и рассчитав, что гельветы будут двигаться весьма медленно, Цезарь с величайшею поспешностью отправился лично в цизальпинскую Галлию, набрал в ней 2 новых легиона (11-й и 12-й), присоединил к ним три старых (7-й, 8-й и 9-й), зимовавших в окрестностях Аквилеи, и с этими 5-ю легионами двинулся усиленными переходами и кратчайшим путем чрез город Оцел и земли центронов, гароцелов, катуригов, воконтян и аллоброгов в земли сегузиян, лежавшие па северных пределах римской провпнции, по ту сторону Родана. {Оцел – ныне город Экзиль (Exilles), в Шемонте, на перевале чрез Мон-Женевр (Mont-Genevre) и на пути из Сузы в Бриансон, во Франции, в департ. верхних Альпов. Центроны, гароцелы и катуриги обитали на пространстве между нынешними Сузою и Бриансоном, – воконтяне – в деп-те р. Дромы, а сегузияне – в деп-те Роны. И так Цезарь вообще следовал по направлению на нынешние Экзиль, Бриансон, Амбрёнь (Embrun), Ди (Die) и Лион.} Все это было исполнено им с чрезвычайною скоростью, не смотря на то что, при переходе его чрез Альпы, центроны, гароцелы и катуриги преградили ему путь и он принужден был на каждом шагу сражаться с ними в горах, при чем везде отразил. их с успехом.
Гельветы, напротив, двигались в продолжении этого времени столь медленно, что успели только пройти чрез земли секванов и вступить в земли эдуев, из коих последние стали жестоко грабить и разорять. Эдуи, в звании союзников римлян, обратились с просьбою о помощи к Цезарю, и в тоже время и с такими же просьбами прислали к нему послов союзники эдуев, амбарры, {Амбарры обитали, кажется, между нынешними Лионом и Маконом, по обе стороны Саоны.} и аллоброги, отчасти обитавшие на правой стороне Родана. Цезарь не мог долее терпеть, чтобы гельветы грабили и разоряли земли союзников и подданных римлян, и уверил эдуев, амбарров и аллоброгов, что не замедлит положить этому конец, но только требовал от них вспомогательных войск. – и особенно конницы, которой вовсе не имел в своей армии. {Замечательно, что в продолжении всей войны в Галлии Цезарь вовсе не имел в своей армии римской конницы, но вспомогательную галльскую, начальствование над которою вверял, вопреки обычаю римлян и вероятно из политических причин, галльским знатным вождям.} Вследствие того, знатнейшие из эдуев (в том числе Думнорикс) вскоре присоединились к нему с конными и отчасти пешими дружинами.
Между тем легкие передовые войска уведомили Цезаря, что ¾ гельветов (жители трех округов или кантонов Гельвеции) переправились на судах и плотах через р. Арар (ныне Саона) неподалеку от города Кабиллона (ныне Шалон на Саоне), – остальная же ¼ ( жители четвертого округа – тигуринцы) с обозами еще находилась по сю сторону Арара. {Гельвеция разделялась, по словам Цезаря, на 4 округа (кантона), а Тулонжон (Toulongeon, один из комментаторов записок Цезаря) полагает, что они были образуемы четырьмя большими реками, прорезывающими Швейцарию. Тигуринцы были жители нынешнего цюрихского кантона и потомки тех самых тигуринцов, которые в 107-м году разбили консула Кассия. Цезарь говорит, что гельветы переправлялись чрез Арар с большим трудом – 20 суток; но Наполеон I заметил, что это не совсем вероятно.} По получении этого известия, Цезарь в следующую же затем 3-ю стражу ночи {3-я стража ночи у римлян простиралась от полуночи до 3-х часов утра или рассвета.} поспешно двинулся с тремя старыми легионами (7-м, 8-м и 9-м) вверх по левому берегу Арара к месту переправы гельветов чрез эту реку. Сделав усиленный переход, на рассвете он напал совершенно неожиданно на тигуринцов. и большое число их положил на месте, а остальные бежали и скрылись в ближайших лесах. {Следовательно гельветов на правой стороне Арара осталось уже только 276,000 душ, из коих т.е. 69,000 чел. способных сражаться.} Таким образом, говорит Цезарь, отмщены были, и поражение Кассия, и смерть павшего с ним Пизона, деда Цезарева тестя того же имени.
Немедленно после поражения тигуринцов, Цезарь, без всякого со стороны гельветов препятствия, {Непостижимо, как 69,000 гельветов не воспрепятствовали переправе, в виду их, 30,000 войск Цезаря.} в одни сутки построил мост и перешел по нем чрез Арар, т.е. сделал то, на что гельветы употребили 20 суток! Изумленные его быстротою, они отправили к нему посольство, которое объявило, что если Цезарь хочет мира, то гельветы поселятся там, где он им укажет, а если войны, то вспомнил бы только поражение Кассия. Цезарь отвечал. хладнокровно, без гнева, что согласен на мир, если гельветы дадут заложников и удовлетворять эдуев, амбарров и аллоброгов за причиненные им убытки. «Гельветы привыкли брать, а не давать заложников» – гордо отвечали послы и тем кончились переговоры.
На следующий день гельветы двинулись далее в земли сантонов. Цезарь послал за ними, для наблюдения, по какой дороге они пойдут, всю свою конницу (прибывшую от эдуев и их союзников, и набранную в римской провинции) в числе 4,000 чел. Увлекшись преследованием и главное – предводимая Думнориксом, изменявшим Цезарю, {Тurрin de Crisse и некоторые другие писатели не без основания упрекают Цезаря в том, что он не вверил начальствования над конницею в этом случае кому-либо из римлян, как ни уважительны были его политические причины.} конница эта вступила, на невыгодной для неё местности, в бой с 500-ми чел. конницы гельветской – и Думнорикс первый, а за ним и все прочие постыдно бежали. Гордясь этим успехом, гельветы смелее начали останавливаться и даже завязывать дела с передовыми войсками Цезаря. Но он, будучи более нежели вдвое слабее гельветов, {У Цезаря было 5 легионов или 30,000 чел. пехоты, и 4,000 чел. конницы (Лабиен еще не присоединился к нему), у гельветов же, как сказано, 69,000 чел. способных, сражаться.} действовал весьма осторожно, избегая общего боя и ограничиваясь только тем, что неотступно следовал за гельветами и не позволяла им фуражировать к грабить край: Таким образом он и гельветы шли 15 дней, постоянно располагаясь в 5–7 милях (6–7 верстах) расстояния между собою.
Между тем, чем более Цезарь удалялся от Арара, с целью не терять гельветов из виду, тем более убавлялись в его армии запасы продовольствия, а способы пополнения их затруднялись. Те, которые он велел сплавить вверх по Арару, становились бесполезными; хлеб на полях еще не созрел и даже подножного корму еще было мало; {Это было в половине или конце апреля по юлианскому календарю. Климат Галлии в древности был весьма суровый.} – эдуи же, обещавшие поставить хлеб, медлили доставкой его, не смотря на беспрестанные требования Цезаря. Доискиваясь, от чего происходило это замедление, он узнал наконец, что единственною причиной были тайные козни и измена Думнорикса. Удостоверясь в этом, Цезарь поступил весьма, мудро и искусно: не предался гневу и мщению, не сделал огласки и не прибегнул к суду и наказанию Думнорикса, чем возбудил бы только неудовольствие эдуев и подверг бы войска свои голодной смерти, но призвал к себе Думнорикса и в присутствии только одного брата его, Дивициака, верного и усерднаго союзника римлян, обличил его в измене, но простил из уважения к Дивициаку, советуя впредь быть осторожнее; для большей же верности велел тайно наблюдать за ним.
В тот же день передовые войска известили Цезаря, что гельветы расположились станом у подошвы одной горы, милях в 8-ми (около 9 верст.) от римской армии. Цезарь немедленно приказал разведать положение и свойства этой горы, и окольные дороги, ведшие на её вершину. Получив о том удовлетворительный сведения, он отрядил присоединившегося уже к нему Лабиена, в 3-ю стражу ночи, с 2-мя легионами и приказанием скрытно занять вершину горы и напасть на гельветов с тыла в то самое время, когда он нападет на них с фронта. Сам же со всеми остальными войсками в 4-ю стражу ночи {От 3-х до 6-ти часов утра.} он двинулся, предшествуемый всею конницей, прямо против гельветов, по той самой дороге, по которой они перед тем шли. Легкими войсками, шедшими впереди конницы, начальствовал Консидий, военачальник сведущий и опытный в военном деле. На рассвете, когда Цезарь был уже не более, как в 1,500 шагах от лагеря гельветов. Консидий прискакал к нему с известием, что вершина горы занята гельветами, которых он узнал по вооружению и знаменам. По этому донесению Цезарь счел более благоразумным отступить к ближайшей высоте, на которой и построил армию в боевой порядок. А между тем вершина горы была занята вовсе не гельветами, а Лабиеном, которого Консидий, по странному случаю, принял за неприятеля; гельветы же, до рассвета вовсе не подозревавшие близости Цезаря и расположения Лабиена в тылу их, сняли свой лагерь и поспешно отступили. Таким образом Цезарь лишился, отчасти по собственной вине, {Не предуведомив Консидия об отряжении Лабиена, не условясь с Лабиеном о сигнадах и не удостоверясь в справедливости донесения Консидия (Turpin de Crisse).} удобного и выгодного случая разбить гельветов и решить войну с ними.
На следующий день, крайне нуждаясь уже в продовольствии, Цезарь своротил в сторону и двинулся к находившемуся от него в 18-ти милях (27-ми верстах) главному городу эдуев – Бибракте (ныне Autim), в котором находились большие запасы хлеба. Сочтя ли это за робость с его стороны или, может быть, намереваясь отрезать ему продовольствование, гельветы обратились назад и также двинулись к Бибракхе. По приближении их, Цезарь выслал им на встречу, для задержания их, всю свою конницу, а сам между тем построил свою армию {Всего. войск y Цезаря при Бибракте, по словам Наполеона I, было: 6 легионов пехоты – 36,000 чел. Конницы ― 4,000. Вспомогательных войск от 20,000 до 30,000. Итого от 60,000 до 70,000. Но число вспомогательных войск, кажется, преувеличено. Цезарь не означает числа своих войск; достоверно однако то, что он был слабее, гельветов.} на ближней горе, недалеко от Бибракты, в боевой порядок. Впереди, на полускате, он поставил 4 старых легиона (7-й, 8-й, 9-й и 10-й) ― в 3 линии, а позади, на вершине горы – все обозы под прикрытием двух новых легионов (11-го и 12-го), вспомогательных войск и устроенных ими укреплений. Гельветы, собрав позади себя все свои обозы, сомкнули ряды, отразили Цезареву конницу и, построив фалангу, {По Turpin de Crisse – 2 большие фаланги в 1-й линии и одну (15,000 бойев и тулингов) во 2-й, в виде резерва и для прикрытия обозов.} прикрытую спереди, с боков и сверху черепахою из щитов, двинулись на гору против 1-й линии римской армии. Цезарь, желая доказать войскам, что на-мерен вполне разделить с ними опасность и победить или умереть, сошел с лошади и отослал ее назад; примеру его по-следовали и все окружавшие его и все частные начальники войск. Затем 4 передних легиона, бросив дротики, стремительно бросились с горы вниз, с мечами в руках, на гельветов. Завязался упорный и жестокий рукопашный бой, в котором обе стороны долго сражались с одинаковою храбростью, не отступая ни шагу. Наконец однако гельветы были приведены в расстройство и, понеся большой урон, изнемогая от ран, начали отступать с боем в лощину и из неё на другую гору, в 1000 шагах от первой. Цезарь преследовал их, также с боем, 4-мя передними легионами в том же боевом порядке, оставив обозы и 2 задних легиона на вершине горы. В то самое время, когда 4 передних легиона всходили вслед за гельветами на гору, 15,000 бойев и тулингов неожиданно ударили им в правый фланг и в тыл. При виде этого и отступавшие гельветы обратились назад и напали на римлян с фронта.
Положение Цезаря было трудное и опасное; но он тотчас противопоставил 3-ю линию бойям и тулингам, а 1-ю и 2-ю прочим гельветам – и на полугоре произошел вторичный, упорный бой, продолжавшийся до вечера. Наконец часть гельветов была принуждена отступать на вершину горы, а другая – к обозам у подошвы её, и здесь произошел третий, упорнейший бой, продолжавшийся далеко за полночь, но кончившийся тем, что римляне овладели всеми обозами и всем лагерем гельветов. {Сражение при Бибракте произошло в первой половине мая по юлианскому календарю (Наполеон I).}
Разбитые наголову и претерпев огромный урон, гельветы, в числе уже не более 130,000 душ, удалились с величайшею поспешностью в противоположном прежнему направлении, а именно к с. в. – и, следуя безостановочно днем и ночью, на 4-я сутки прибыли в земли лингонов. {Часть Бургонии и большая часть Шампании; – главным городом лингонов был Андаматун на р. Матроне (ныне Лангр на р. Марне).} Цезарь не мог тотчас преследовать их потому, как сам говорить, что трое суток был удержан на месте сражения попечением о раненых и погребением убитых воинов своей армии – доказательство, что победа досталась ему нелегко и стоила недешево. {Распоряжения Цезаря к бою и в начале и конце боя были превосходные; но после первого отражения гельветов он сделал, по мнению Turpin de Crisse, две ошибки: 1) оставив 2 легиона и вспомогательные войска без всякой пользы позади, на вершине горы, – и 2) увлекшись преследованием гельветов с горы на гору, не обеспечил своего правого фланга и тыла, был обойден и охвачен и подвергся величайшей опасности быть разбитым.} Но тотчас после сражения он послал лингонам приказание не оказывать гельветам никакой помощи, ни деньгами, ни продовольствием, ни чем бы то ни было, грозя в противном случае поступить с лингонами точно также, как с гельветами. По прошествии же трех суток он двинулся со всею армией усиленными переходами вслед за гельветами. Лингоны повиновались ему – и гельветы, доведенные голодом до крайности, отправили к Цезарю послов с изъявлением покорности и просьбой о мире. Цезарь потребевал, чтобы они дали заложников и выдали оружие и бежавших к ним рабов. Пока это исполнялось, наступила ночь и 6,000 урбигенян, {Иные полагают, что урбигеняне обитали около города Урба (ныне Орб, в ваадтском кантоне), другие же около Берна, но настоящие их жилища в достоверности неизвестны.} тайно уйдя из лагеря, направились к Рейну и Германии. Узнав об этом, Цезарь немедленно послал жителям земель, через которые урбигеняне должны были проходить, приказание задержать их и представить ему. И таково было нравственное влияние победы его над гельветами, что приказание его было в точности исполнено. С урбигенянами было поступлено – говорит Цезарь – как с врагами, что значит, что они были преданы смерти – жестокость, недостойная Цезаря! За то, в отношении к прочим гельветам, он явил большое великодушие и весьма мудрую политику: по выдаче ими заложников, оружия и переметчиков, даровал им помилование и приказал возвратиться в Гельвецию и восстановить сожженные ими города и. селения, при чем повелел аллоброгам снабдить их до Гельвеции продовольствием; {Цезарь говорит, что в стане гельветов, в сражении при Бибракте, найдены были писанные греческими буквами именные списки всех гельветов, вышедших из Гельвеции, и что по этим спискам всего их было 368,000 мужчин, женщин и детей, из коих 92,000 способных сражаться мужчин. По исчислению же, произведенному по приказанию Цезаря, в Гельвецию возвратилось только 110,000 душ. Из этого не следует однако заключать, замечает Наполеон I, что гельветов погибло в Галлии 258,000 душ: большое число их рассеялось и отчасти водворилось в Галлии, а многие воротились в Гельвецию позже.} храбрых бойев же поселил, по просьбе эдуев, в землях сих последних.
Таков был 1-й поход Цезаря в Галлии – поход, который, судя по многочисленности и приготовлениям гельветов, не имел бы, может быть, такого скорого и удачного конца для римлян, если бы гельветы, при всей своей храбрости, не были столь невежественны, действовали с большею быстротою и решительностью, если бы между ними было более согласия, единства и воинского порядка, и главное – если бы против них не было такого полководца, как Цезарь, быстрота, решительность и искусство действий которого заслуживают величайших похвал. При всем том, должно однако сознаться, что он сделал в этом походе нисколько важных (указанных выше) ошибок – потому, как кажется, что в первый раз в жизни имел главное начальствование над большою армией, в важной войне против многочисленного и опасного неприятеля, и не приобрел еще надлежащей в этом опытности.

§ 255. 2-й поход против Ариовиста (58). Движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; – сражение близ Рейна.

По окончании похода против гельветов, почти все племена кельтической Галлии прислали к Цезарю выборных людей с поздравлениями, изъявлением благодарности – и просьбой защитить и избавить их также от Ариовиста и германцев, прибывших в Галлию по нижеследующему случаю:
Две враждебные политические партии, на которые (как выше, – в главе XXXIII § 203, было сказано) были разделены кельтические галлы, и из которых. в главе одной стояли эдуи, а в главе другой – секваны, поддержанные арвернами, {Арверны обитали в той части кельтической Галлии, которая соответство-вала нынешним департаментам Пюи – де – Дом и Луары, или Оверни (Auvergne).} долго вели междоусобную войну и наконец эдуи одержали верх, а секваны и арверны призвали на помощь Ариовиста, обещав ему щедрое вознаграждение. Ариовист, прибыв из-за Рейна с 15,000 чел. своих свевов, вскоре склонил успех и перевес в войне на сторону секванов и арвернов, наложил на эдуев и их союзников дань, взял с них заложников и заставил их поклясться, что они никогда не -потребуют обратно своих заложников и не будут просить помощи союзников своих – римлян, ни стараться об освобождении своем от подчиненности секванам и арвернам, или лучше сказать – ему самому. Ибо он и самих секванов и арвернов подчинил своей власти, завладел третью их земель, водворился, между ними с своими свевами, и так как число последних вскоре умножилось вновь прибывшими из-за Рейна до 120.000 чел., то и намеревался, во время похода Цезаря против гельветов, завладеть еще одною третью земель секванов и арвернов. Подпав таким образом под тяжкое иго германских варваров, ими же самими призванных на помощь, и справедливо опасаясь, чтоб они не завоевали всей Галлии, кельтические галлы и в особенности эдуи, секваны и арверны убедительно просили Цезаря о помощи, представляя, что если римляне откажут в ней, то им ничего более не останется, как переселиться из Галлии в какую-нибудь другую страну.
Многие причины побуждали Цезаря вступиться за галлов и не позволять германцам притеснять их и водворяться в Галлии. Но в особенности он считал постыдным и для себя, и для республики и народа римских попустить, чтобы эдуи, издавна признанные друзьями и союзниками римлян, были порабощены германцами, и признавал опасным для римской политики, чтобы германцы водворялись в Галлии: ибо, покорив ее, они легко могли вторгнуться в римскую провинцию и потом в Италию. Сверх того просьба галлов вполне соответствовала, кажется, личным, тайным намерением и политике самого Цезаря, которые, как по всему заключить можно, клонились к тому, чтобы, изгнав гельветов и потом германцев из Галлии, склонить тем галлов на свою сторону и, пользуясь их междоусобиями, наконец их самих покорить власти римлян. А потому Цезарь, обещав галлам употребить все средства к их удовлетворению и успокоению, послал просить у Ариовиста личного свидания; но Ариовист гордо и дерзко отказал в том. Тогда Цезарь отправил к нему послов с просьбой не призывать более из-за Рейна в Галлию германцев, возвратить самому и позволить секванам отдать эдуям их заложников, и наконец – не причинять никакого вреда эдуям и их союзникам и не воевать с ними. В случае исполнения этого – объявлял Цезарь – Ариовист останется по прежнему другом и союзником римлян; в противном же случае Цезарь, в звании правителя римской провинции, будет обязан, – на основании определения римского сената в 61-м году, всячески защищать эдуев и других союзников римлян в Галлии. На это Ариовист гордо, возразил, что он покорил эдуев силою оружия, что ни он римлянам, ни римляне ему не имеют никакого права предписывать, как поступать с покоренными народами, что он не возвратит эдуям их заложников, но и не будет воевать с ними, если только они будут исправно платить ему дань и исполнять другие, принятые ими на себя обязательства; в противном же случае звание союзников римлян не спасет их. Что же касалось угроз Цезаря, то Ариовист объявил, что не боится их, ибо еще никто дотоле не восставал против него войною без собственного для себя вреда и гибели, и что если Цезарь хочет измерить с- ним свои силы, то испытает на себе, на что был способен храбрый, никем еще дотоле непобежденный народ, опытнейший в военном деле и уже 14 лет не знавший крова.
В одно время с этим гордым ответом Ариовиста, к Цезарю прибыли послы эдуев и тревиров {Тревиры обитали вокругь нынешнего Трира, на р. Мозели, в прусской рейнской провинции.} с жалобами, что прибывшее из-за Рейна германское племя гарудов разоряло земли эдуев, а 100 округов или кантонов свевов {Правильнее – союз 100 германских племен под общим названием свевов.} прибыли на правый берег Рейна и готовились переправиться в Галлию. Цезарь видел ясно, что медлить долее было нельзя и не должно, но необходимо было напасть на Ариовиста прежде, нежели он будет усилен свевами. А потому, запасшись сколько можно скорее продовольствием, он и двинулся усиленными переходами против Ариовиста). {Цезарь не означает откуда и куда, но вероятно с границы земель эдуев и лингонов, чрез Арар, в средину земель секванов.}
По З-х дневном походе он узнал, что Ариовист со всеми своими силами шел к Везонцию на р. Дубисе, {Ныне Безансон (Besancоn), на р. Дуб (Doubs), в Франш-Контэ, в департаменте реки Дуб.} главному городу секванов, для завладения им. Везонций был весьма силен и местным положением, и укреплениями своими, и заключал в себе большое количество всякого рода военных запасов. А потому он имел в настоящих обстоятельствах особенную в военном отношении важность и для Цезаря, и для Ариовиста, и Цезарь, положи в во что бы то ни стало предупредить в нем Ариовиста, успел в том, следуя усиленными переходами днем и ночью, и, вступив беспрепятственно в Везонций, поставил в него гарнизон.
В Везонцие он оставался нисколько дней для устройства продовольствования армии, и в это время рассказы галлов и купцов об огромном росте, необычайной храбрости, искусстве в военном деле и страшном виде германцев распространили в целой армии Цезаревой внезапный и величайший страх. Прежде всех страху этому предались военные трибуны, префекты и все те, которые последовали из Рима за Цезарем из приязни к нему, но были изнежены жизнью в Риме, а опытности военной и неустрашимости, приобретаемом в лагерях, не имели. {Цезарь разумел здесь лица и чины, составлявшие главное управление или по нынешнему главный штаб армии.} Некоторые из них, под разными предлогами, даже просили себе отпусков, а другие впали в глубокую горесть, помышляли только о смерти, и все заняты были только составлением духовных завещаний. Мало помалу страх. распространился даже на самых старых и опытных воинов, центурионов и начальников конницы, которые, чтобы не подать подозрения в робости, говорили, будто страшатся не германцев, но трудных дорог, обширных и дремучих лесов и почти совершенной невозможности везти продовольствие. Многие и, них даже объявили Цезарю, что если он даст приказ к походу, войска не послушаются его.
Такая общая, необыкновенная трусость целой армии {По мнению Turpin de Crisse, она произошла единственно от того, что Цезарь не занял войско учениями или работами, но оставил их в бездействии, которое повлекло за собою пустые толки и пустой страх. И в этом случае виною была также неопытность Цезаря. Должно впрочем заметить, что Цезарь в своих записках с намерением, кажется, распространяется о трусости своей армии, для того, чтобы резче выставить собственную находчивость, силу своего красноречия и нравственное свое влияние.} грозила чрезвычайною опасностью и могла бы иметь самые вредные, самые гибельные последствия, если бы Цезарь не сохранил всего присутствия духа и хотя малейше потерял голову. Но не таков был Цезарь: подобно Александру В. и Ганнибалу, он возрастал с опасностью – и в настоящем случае явил всю нравственную свою силу, все нравственное свое влияние. Он не предался гневу, не прибегнул к силе и строгости или к устыждению войск, но к убеждению их умов и возвышенно их духа. Собрав военный совет, на который призвал даже центурионов низшего класса, он произнес, с тем красноречием, которым обладал в такой высокой степени, сильную, убедительную и увлекательную речь. Укорив присутствовавших за то, что они вздумали присваивать себе право рассуждать о предмете и цели движения армии, он пред ставил им, что от Ариовиста, обязанного Цезарю званием царя и союзника римлян, нельзя было, по справедливости, ожидать нарушения долга признательности и обязанности союзника; что впрочем, если бы даже он и захотел вести войну против римлян, то все же им не было причины страшиться его и отчаиваться в собственных силах и в распоряжениях своего полководца; что уже и предки их, под предводительством Мария, с честно и славою сражались с германцами и побеждали их, что и в недавней войне с рабами они доказали все свое превосходство над германцами, хотя и знакомыми с устройством и дисциплиной римских войск; что германцы были не раз побеждаемы теми самыми гельветами, которых перед этим победили римляне, – победами же своими над гельветами Ариовист был обязан более утомлению и оплошности галлов и собственной хитрости и удаче, нежели мужеству и храбрости своим; что те, которые страх свой прикрывали мнимою опасностью подвергнуться недостатку в продовольствии или идти по трудным дорогам, присваивали себе не принадлежавшее им право, не доверяя своему полководцу или думая учить его, как ему поступать; что секваны, лингоны и другие соседственные с ними племена доставят хлеб, который сверх того созрел и на полях; что касательно дорог, они сами вскоре убедятся, что дороги нетрудны и проходимы; что он не верит и нимало не боится, чтобы войска не последовали за ним; что если и случалось, что войска отказывали своим полководцам в повиновении, то обыкновенно таким, которые сами были тому виною или по своим неудачам, или по корыстолюбию и лихоимству, но что целая жизнь его, Цезаря, свидетельствовала о его бескорыстии, точно также, как поход против гельветов – о счастье и удаче его на войне; что поэтому он не только не замедлит, но и ускорить поход, и выступить в следующую же 4-ю стражу ночи, и тогда увидит, что сильнее в войсках, чувство страха или чувство чести и долга; если бы же они не последовали за ним, то он и тогда пойдет с одним 10-м легионом, в мужестве которого не сомневался и который будет служить ему преторианскою когортой. {Цезарь особенно любил этот легион и имел к нему большую доверенность. Одна или несколько отборнейших когорт отделялись в это время для личного охранения полководца и носили название преторианских когорт. Выше с намерением приведена почти вся речь Цезаря, так как она изложена в его записках, дабы показать, какие доводы он употреблял для убеждения и одушевления своих войск.}
Слова Цезаря, переданные начальниками войскам, мгновенно изменили расположение умов в армии, заменив упадок духа, уныние и страх – бодростью, одушевлением и необыкновенным рвением к бою с германцами. 10-й легион немедленно прислал ему своих военных трибунов с изъявлением благодарности за доброе о нем мнение и готовности следовать за Цезарем. Прочие же легионы прислали просить у него прощения и уверить его, что никогда не были причастны ни сомнению, ни страху, не имели намерения подчинить Цезаревы виды собственным и вполне готовы исполнить все, что он ни прикажет.
Блистательно восторжествовав таким образом, силою своего красноречия и даром убеждать и увлекать умы, над опасным заблуждением и упадком духа своих войск, Цезарь поспешил воспользоваться рвением их к бою и в назначенное им время (в 4-ю стражу ночи) выступил из Везонция по дороге, найденной и указанной знатным эдуем, Дивициаком, к которому из числа всех галлов Цезарь имел наиболее доверия. Дорога эта, хотя и увеличивала поход почти на 40 римских миль (более 50-ти верст), но за то миновала леса и ущелья, и пролегала по открытым равнинам. {По мнению Наполеона I, в направлении от Безансона к Бельфорту, в Эльзасе, в департаменте верхиего Рейна.}
На 7-я сутки безостановочного похода, Цезарь узнал, что Ариовист находится от него не более, как в 24-х римских милях (около 32 верст). С своей стороны Ариовист, сведав о приближении Цезаря, сам предложил свидание, в котором прежде отказывал. Цезарь, заключая из этого, что Ариовист одумался и стал благоразумнее, согласился на свидание, которое было назначено на 5-й после того день. Ариовист просил только – как бы опасаясь засады – чтобы Цезарь не приводил с собою пехоты, но чтобы оба явились в сопровождены одних всадников. Цезарь согласился и на это; но не вполне доверяя своей галльской коннице, спешил ее и на лошадей её посадил воинов любимого своего 10-го легиона. В назначенный день Цезарь и Ариовист, каждый в сопровождены 10-ти приближенных и доверенных лиц на конях, съехались на небольшом возвышении посреди обширной равнины между лагерями обоих войск. Конница же с обеих сторон остановилась шагах в 200-х от возвышения. Цезарь повторил Ариовисту прежние свои требования и получил такого же рода гордый, хвастливый и даже дерзкий ответ, с присовокуплением, что галлы сами призвали его, Ариовиста, – что покоренная им часть Галлии принадлежите ему по праву завоевания, – что римлянам никакого нет до него дела, что Цезарь сам, как он думает, имеет намерение завоевать Галлию, и если не удалится из нее, то Ариовист будет действовать против него, как против врага, и знает даже, что убиением его в бою окажет большую услугу политическим врагам его в Риме, которые не раз уведомляли о том Ариовиста; если же Цезарь удалится из Галлии, то Ариовист, в благодарность за то, не будет беспокоить его и даже окажет ему, если нужно будет, содействие. Без гнева и запальчивости, хладнокровно и спокойно возражал Цезарь, опровергая доводы Ариовиста, и мнимым правам его на Галлию (кельтическую), противопоставляя действительные (по словам Цезаря, но столь же мнимые на самом деле) права на нее римлян. Между тем конница, сопровождавшая Ариовиста, приблизилась мало по мал у к возвышению и начала метать в Цезаря и бывшие с ним лица – стрелы и каменья. При виде такого подлого коварства, Цезарь немедленно прервал переговоры и удалился, запретив своей коннице на стрельбу германцев отвечать стрельбою, ибо хотел, чтобы с его стороны не было и тени несправедливости. Высокомерие, наглость и коварство Ариовиста исполнили войска Цезаревы сильнейшего негодования и еще более усилили рвение их к бою.
Два дня спустя Ариовист просил нового свидания или по крайней мере присылки доверенного лица для продолжения начатых переговоров. Цезарь вовсе не был намерен снова лично являться на свидание, ни подвергать опасности кого-либо из римлян; но, не желая решительно отказать Ариовисту, послал к нему Валерия Процилла, родом галла, но званием римского гражданина, и Меттия, связанного с Ариовистом узами гостеприимства. Но едва они прибыли в лагерь германцев, как Ариовист объявил их лазутчиками и заключил в оковы.
В тот же день он снял свой лагерь и расположил его у подошвы одной горы, в расстоянии 6-ти миль (около 8 ½ верст) от Цезарева лагеря. На следующий же день он снова снял свой лагерь и, пройдя мимо и в виду Цезаревой армии, расположился в 2-х милях (около З-х верст) от неё, в тылу её, дабы отрезывать ей подвозы продовольствия, доставляемого секванами и эдуями. Такого рода расположение и цель Ариовиста были ни без искусства, но движение его в виду Цезаревой армии подвергало его опасности быть атакованным и разбитым на походе. Цезарь позволил ему однако пройти беспрепятственно, и странным, непонятным кажемся, как он не воспользовался столь удобным случаем разбить германцев в то время, когда они были на походе и, обремененные обозами, вероятно шли более или менее в беспорядке. Это тем менее понятно, что в следующие 5 дней Цезарь постоянно каждый день строил свою армию в боевой порядок впереди своего лагеря и предлагал Ариовисту бой, но тот не принимал его и не выходил из своего лагеря, ограничиваясь частными действиями и нападениями 6-ти тысяч чел. своей конницы при каждом из всадников которой находилось по одному ловкому, проворному и чрезвычайно быстрому на бегу, пешему воину, как о том говорено было выше (см. главу XXXII § 203). В этого рода действиях германцы имели большое преимущество над римлянами, и Цезарь, опасаясь недостатка в продовольствии, счел необходимым восстановить и обеспечить свои сообщения с секванами и эдуями. Для этого, построив армию свою в 3 линии, он про-шел в боевом порядке мимо и в виду Ариовистова лагеря и шагах в 600-х (около ½ версты) в тылу его начал устраивать войсками 3-ей своей линии, на выгодной местности, под прикрытием 1-й и 2-й линий – малый укрепленный лагерь. Ариовист выслал около 16.000 чел. пехоты со всею конницей для воспрепятствования работам; но Цезарь отразил их и, оставив в укрепленном лагере 2 легиона с частью вспомогательных войск, с остальными 4-мя легионами возвратился в прежний большой лагерь. Таким образом Ариовист, намеревавшийся отрезать Цезарю сообщения и продовольствие, сам увидел себя обложенным с фронта и тыла Цезаревою армией.
На следующий день Цезарь вывел войска свои из обоих лагерей и, построясь в боевой порядок, предложил Ариовисту бой. Тот не принял. его, но как скоро Цезарь ввел войска обратно в оба лагеря, Ариовист послал часть войск напасть на меньший из них и здесь произошел весьма упорный бой, продолжавшийся до вечера и в котором с обеих сторон было много раненых, но кончившийся ничем. Не постигая, почему гордые и храбрые германцы не принимают общего боя, Цезарь расспросил пленных и узнав, что причиною тому были: обычай германцев не вступать в бой с неприятелем прежде, нежели прорицательницы из числа германских женщин объявят, можно и должно-ли было сражаться с ним, и объявление этими прорицательницами в настоящем случае, что германцы не одержать победы, если вступят в бой до новолуния. Цезарь немедленно решился воспользоваться столь благоприятным для него свеверным предрассудком германцев.
На следующий же день, {По мнению Наполеона I в сентябре (по римскому, или в июне по юлианскому календарю).} оставив в каждом из двух -своих лагерей достаточное для охранения их число войск, он развернул впереди малого лагеря все вспомогательные войска, дабы скрыть от германцев слабейшее против них число легионных или линейных войск своих. Затем, построив армию в 3 линии, – он двинулся против лагеря Ариовиста. Тогда уже германцы, не видя более возможности избежать общего боя, по необходимости принуждены были выйти из своего лагеря и построились впереди его по племенам, каждое племя {Гаруды, маркоманны, трибокки, вангионы, неметы, седузияне и свевы.} отдельно, с равными между ними промежутками, а дабы заградить малодушным путь к бегству, сомкнули в тылу своем и на флангах все свои повозки и громоздкие тяжести в тесные ряды. {Наполеон I говорить, что Ариовист был не сильнее Цезаря, но едва ли это справедливо. Уже гораздо прежде число свевов в Галлии простиралось до 120,000 чел., а в это время вероятно было еще значительнее, и если положить даже только четвертую часть их способными сражаться, то и тогда они превосходили бы число войск Цезаря, составлявшее, после урона при Бибракте, вероятно гораздо менее 60-ти и даже 50-ти тысяч.}
Цезарь, назначив квестору своему место при одном, а легатом своим – по одному при каждом из прочих легионов, сам открыл бой нападением с правым своим крылом на левое крыло неприятельское, заметив, что оно было слабейшею частью боевого порядка германцев. Римские войска двинулись против германцев, а германцы им на встречу – с такого стремительностью, что даже не успели бросить дротиков и тотчас вступили в упорный рукопашный бой. Германцы сражались в тесно-сомкнутых фалангах, прикрываясь черепахами из щитов; однако римские войска вскоре привели их в расстройство, опрокинули и обратили в бегство. Но правое, превосходное в силах крыло германцев сильно теснило между тем левое крыло римлян, доколе молодой Красс (сын триумвира), начальствовавший конницею этого крыла, не подкрепил 1-й и 2-й линий третьего. Это решило победу в пользу Цезаря: вскоре и правое крыло германцев, подобно левому, было приведено в расстройство и опрокинуто, и все германцы бежали не останавливаясь к Рейну, находившемуся от места сражения милях в 50-ти (около 75-ти верст). {Место сражения Цезаря с Ариовистом в точности неизвестно, но долженствовало находиться между Безансоном и Базелем, но мнению Наполеона I – около Беффорта (Beffort) или Бельфорта в Эльзасе, в деп-те верхнего Рейна} Часть их переправилась через него вплавь, а другая, и в том числе Ариовист – в найденных на берегу челнах: все остальные же были изрублены преследовавшею их Цезаревою конницей. При этом случае Цезарь выручил и спас от неминуемой смерти Процилла и Меттия, что, по его словам, обрадовало его не менее одержанной решительной победы.
Победа эта так устрашила свевов, подступивших к правому берегу Рейна, что они поспешно воротились в свои земли, преследуемые убиянами, обитавшими на нижнем Рейне (в окрестностях нынешнего Кёльна), которые множество их истребили.
Блистательно совершив таким образом два похода в один год, Цезарь расположил свою армию, еще до обычного на то времени, на зимних квартирах в землях секванов и, вверив начальствование над нею Лабиену, отправился лично в цизальпинскую Галлию, для присутствия, как он говорит в своих записках, на общенародном в ней собрании, – действительно же для того, чтобы быть ближе к Риму и внимательно следить за всеми внутренними делами его.
О действиях Цезаря в походе против Ариовиста вообще можно сделать те же замечания, что «и о действиях его в походе против гельветов. Цезарь и в них также явил необыкновенные свои военные дарования, похвальную умеренность, благоразумие и чрезвычайную быстроту, которой много был обязан своими успехами; но, еще не имея надлежащей опытности в ведении войны и не вполне доверяя себе и своему счастью, действовал чрезвычайно осторожно, осмотрительно и сделал несколько довольно важных ошибок. Выше, в своем месте были уже объяснены некоторые из них. Сверх того заметим, что неизвестно и непонятно, почему он не знал ранее о раздорах и междоусобиях галлов по прибытии его в Галлию, о силах и действиях Ариовиста? – не разбил конницы и 16,000 человек пехоты, высланных Ариовистом для воспрепятствования укреплению малого Цезарева лагеря? – а в сражении с Ариовистом (изображенном им не довольно ясно) не стал на левом крыле своей армии против правого сильнейшего крыла германцев? В заключение скажем, что хотя он и назвал походы против гельветов и Ариовиста двумя важными войнами, но эта не совсем верно, и – согласно с, мнением Наполеона I – не слишком большего труда стоило римской армии, предводимой Цезарем, восторжествовать над многочисленными и храбрыми, но невежественными, не имевшими правильного устройства гельветами и германцами, хотя это нимало не унижает впрочем достоинства и славы Цезаря.

§ 256. 2-й год войны в Галлии (57). 3-й поход против бельгов; – бой при р. Аксоне.

Зимою Цезарь. узнал, что бельги, опасаясь вторжения его в их земли и побуждаемые многими кельтическими галлами, составляли сильный союз против римлян, взаимно давая одни другим заложников в верности. Втайне радуясь, без сомнения, этому предлогу к нападению на них и к их покорению Цезарь решился предупредить их, внесением войны в собственную их страну, что было вполне благоразумно в военном, хотя и не совсем справедливо в политическом отношении. Набрав в цизальпинской Галлии два новых легиона (13-й и 14-й), он отправил их в начале лета в кельтическую Галлию и сам прибыл в армию, как только явился подножный корм. {В мае по римскому или по мнению Наполеона I – в феврале по юлианскому календарю, т.е. в начале не лета, а весны, – что не совсем вероятно, ибо подножный корм в холодной Галлии являлся поздно.} Приказав соседственным с бельгами кельтическим галлам разведать, что у первых происходило, он. узнал, что бельги действительно собирали сильное войско. Вследствие того, употребив 11 суток на снабжение своей армии продовольствием, за-тем в 15 дней похода он прибыл из земель сеннонов {Жители Агендика на р. Икавне (ныне Санс, Sens, па р. Ионне, Ionne) и его округа (в юго-западной Шампани)} на пределы земель бельгов.
Движение его было столь быстро, а прибытие на пределы земель бельгов – столь неожиданно, что ближайшее бельгийское племя ремов {Жители Дурокортора на р. Базилии (ныне Реймс на р. Вель, Vele) и его округа (в северной Шампании и Иль-де-Франс).} немедленно и добровольно покорилось ему, дало заложников, вызвалось дать и вспомогательные войска, и снабдить продовольствием, и доставило ближайшие сведения о бельгах, о союзе их между собою и даже с зарейнскими германцами, и о числе войск, которое они взаимно обязались выставить в поле и которое долженствовало простираться до 308,000 чел., {Самое многочисленное и храброе племя бельгов – белловаки (жители нынешнего Бовэ, Beauvais, в Иль-де Франс, с округом) обязались выставить 60,000, соседи их – суессионы или суессоны (жители нынешнего Суассона на р. Эн, Aisne, в Иль-де-Франс, с округом) – 50,000, – нервии или нервийцы (жители нынешнего Геннегау и части Брабанта и Фландрии) – 50,000, – атребаты (жители нынешнего Арраса, в Артуа с округом) – 15,000, – амбиане (жители Самаробривы, ныне Амиень, в Пикардии, с округом) – 10,000, – морины (жители нын. Булони с округом) ― 25,000, – менапии (по берегу океана, в французской и бельгийской Фландрии) – 9,000, – калеты (жители Pays-de-Caux в. Нормандии) – 10,000, – велокассы (жители округа Velin в Нормандии) и веромандуи (жители округа Vermandois в Пикардии) – 10,000, – атуатики (жители бельгийской области Намюр) – 29,000, – наконец кондрузияне, эбуроны, церезияне и пеманияне (жители бельгийской области Люттих, в. г. Люксембургского и отчасти земель Трира на р. Мозели) – 40,000. – Таким образом союз 15-ти исчисленных Цезарем бельгийских племен обнимал всю часть северной Фландии, юго-западной Бельгии, в. г. люксембургское и восточную часть прусском нижнерейнской области, между морем и реками: Сеною., Эн (Aisne) и Мозелью.} под главным предводительством царя или короля суессонов, Гальбы. Вследствие этих сведений, Цезарь, дабы заставить бельгов разделить многочисленные силы свои и самому иметь дело только с частью их, послал вождя эдуев, Дивициака, с ополчениями эдуев, ремов и сеннонов, в земли белловаков, для разорения их. Сам же, получив известие, что бельги со всеми своими силами шли против него и находились уже недалеко, поспешно двинулся с своею армиею {Армия его состояла из 8-ми легионов (около 48,000 чел. пехоты) и из неопределенного числа пеших и конных вспомогательных войск, с которыми силы её долженствовали простираться до 60–70,000 войск, не считая ополчений, отряженных с Дивициаком.} к реке Аксоне (ныне Aisne) на пределах земель ремов, перешел через нее по мосту и расположился на правом берегу её, {Немного пониже нынешнего селения Pont а Vaire на p. Эн, близь Краона.} впереди моста, на высоте, имевшей отлогий но бокам и к лежавшему впереди её болоту скат. Лагерь армии он оградил валом в 12 футов вышины, со рвом в 18 футов ширины; на левом же берегу прикрыл мост предмостным укреплением, в котором поставил 6 когорт (3,000 чел.) ― Такого рода расположением на обоих берегах Аксоны он 1) прикрыл земли ремов, суессонов и эдуев из которых получал продовольствие, и 2) обеспечил собственные сообщения с ними.
Вскоре бельги обложили находившийся в 8-ми рим. милях (11 верстах) впереди Цезаря и принадлежавших ремам городок Бибракс (ныне Биевр) и пытались взять его приступом. Но они были отражены, хотя и с большим трудом, малочисленным гарнизоном, а на другой день, когда Цезарь прислал на помощь Бибраксу своих нумидийцев, критских стрелков и балеарских пращников – разорили окрестности и расположились с лагерем на обширном пространстве насупротив Цезаря, милях в 2-х (около 3-х верст) от него. {Правым флангом к нынешнему Краонну, в начале июля но римскому календарю (Наполеон I).}
Цезарь весьма благоразумно положил уклоняться сначала от общей битвы с превосходными в силах, воинственными и храбрыми бельгами, но действовать против них только своею конницей. Удостоверясь же чрез несколько дней, что вспомогательная галльская конница его была не. хуже бельгийской, он оставил в своем лагере 13-й и 14-й легионы, а прочие построил в боевой порядок впереди лагеря. Фронт его был прикрыт болотом, а для обеспечения своих флангов от обхода бельгами, Цезарь построил по обеим сторонам высоты, перпендикулярно к линии фронта армии, по одному валу, длиною около 400 шагов, со рвом и башнями на оконечностях и вооружил эти башни метательными орудиями. Бельги, нетерпеливо желавшие боя, для нанесения Цезарю, с самого начала, решительного удара, также построились в боевой порядок впереди своего лагеря. В этом положении и они, и Цезарь довольно долго оставались в бездействии, ожидая, чтобы противная сторона перешла через болото, но сами не намереваясь переходить через него. А между тем конница с обеих сторон вступила на пространстве между обеими армиями в бой. Успех в нем окончательно остался на стороне Цезаревой конницы, и тогда Цезарь, видя что бельги не переходят через болото, ввел свою армию обратно в лагерь. Бельги же, открыв в Аксоне, ниже Цезарева лагеря, броды, отрядили на левую сторону этой реки часть своих сил, для взятия приступом предмостного укрепления и завладения мостом Цезаря, либо – в случае неудачи – для разорения, по крайней мере, земель ремов, из которых Цезарь получал продовольствие. Узнав, что бельги переходят через Аксону, Цезарь немедленно перешел на левую сторону реки с легковооруженными нумидийцами, стрелками и пращниками, быстро двинулся против бельгов, неожиданно и стремительно напал на них во время самого перехода их через Аксону и множество их положил на месте, а остальных принудил, сильным действием метательного оружия, воротиться на правый берег. Вскоре белловаки, узнав, что Дивициак идет разорять их земли, отделились от прочих бельгов и поспешили на защиту своих земель. Никакими убеждениями не могли удержать их, не видя возможности напасть на Цезаря ни с фронта, ни с флангов, ни с тыла, с уроном отраженные при переходе через Аксону и начав уже нуждаться в продовольствии, бельги положили разойтись и, возвратясь в свои земли, каждому племени обороняться в них против Цезаря, а всем собираться там, куда проникнет его армия. Вследствие того, во 2-ю стражу следующей ночи они вышли из своего лагеря с большим шумом и криком и двинулись в таком беспорядке и с такою поспешностью, что движение их походило более на бегство после поражения.
Не постигая причины этого и благоразумно остерегаясь какой-нибудь хитрости и засады, Цезарь не вышел тотчас из своего лагеря, но, удостоверясь в отступлении бельгов, послал для преследования их всю свою конницу, поддержанную Лабиеном с 3-мя легионами. Атакованные ими несколько раз в продолжены дня, бельги, шедшие в хвосте, были разбиты и большею частью истреблены, остальные же ускорили свое бегство. На другой день Цезарь, не давая бельгам опомниться, двинулся в земли соседственных с ремами суессонов, прямо к главному городу их Новиодуну (ныне Суассон). {По мнению других – Ноион, Noyon; – но мнение в пользу Суассона вероятнее.} Сделав усиленный переход и прибыв к Новиодуну, он немедленно произвел приступ к нему, но, не могли взять его этим способом – как говорить в своих записках – по причине его широких и глубоких рвов и высоких стен, {Некоторые писатели, напротив, утверждают, что он был просто отражен, потому что слишком понадеялся на легкое взятие города приступом, и не принял надлежащих для успеха мер.) тотчас сделал все приготовления к скорейшему взятию его правильною осадой. Устрашенные его осадными работами и машинами, жители Новиодуна, чрез посредничество ремов, с которыми были в союзе, покорились, дали заложников и выдали все находившееся в их городе оружие. Затем Цезарь тотчас двинулся против Братуспантия (ныне Бовэ, Beauvais), города в землях белловаков. Жители его просили пощады и Цезарь, даровав им оную по предстательству Дивициака и эдуев, бывших в союзе с белловаками, ограничился взятием 600 заложников и отобранием оружия, и двинулся в земли амбиан. Амбиане покорились ему добровольно и безусловно, и Цезарь направился на с–в. в земли нервиев. По собранным им на походе сведениям, нервии чуждались торговли и роскоши, и неизнеженные ими, были народ грубый, зверский, воинственный, чрезвычайно храбрый и твердо решились ни за что не покоряться римлянам.
По 3-х-дневном походе в их землях, {В конце июля по римскому календаре (Наполеон I).} Цезарь узнал, что находился милях в 10-ти (около 15-ти верст) от р. Сабиса (ныне Самбра), что нервии, в соединении с атребатами и веромандуями, были расположены на другой (правой) стороне этой реки {Близ нынешнего Мобёжа (Наполеон 1).} и намерены дать в этом месте отпор римлянам, – что они ожидали еще прибытия атуатиков, уже находившихся в следовании, – женщин же, детей и всех неспособных сражаться людей укрыли в окруженном болотами и неприступном месте. Цезарь тотчас послал вперед легкие конные и пешие войска, свои для разведывания и с ними центурионов для приискания удобного под расположение лагеря места. Между тем некоторые из бельгов и галлов, бывших в армии. Цезаря, ушли ночью к нервиям и дали им знать, что между легионами на походе следовало множество тяжестей и поэтому легко было, внезапно напав на легионы, разбить их отдельно и отнять их тяжести. Это было тем удобнее, что местность на самом Сабисе была лесистая, пересеченная и следовательно особенно удобная для действий нервиев, главная сила которых заключалась в пехоте, конница же была немногочисленная и плохая. Действительно нервии положили воспользоваться доставленными им сведениями и, удержав Цезареву легкую конницу устроенными в лесах на Сабисе засеками, расположились со всеми своими силами скрытно в засаде на покрытой лесом вершине отдельной высоты, имевшей отлогий и обнаженный скат к правому берегу протекавшего у подошвы её Сабиса, глубина которого в этом месте простиралась только до 3-х футов; у подошвы же высоты, вдоль Сабиса, они поставили только часть своей конницы для наблюдения. Насупротив, шагах в 200-х, на противоположном берегу Сабиса находилась такая же отдельная, с отлогим скатом к реке, высота, которую посланные Цезарем центурионы и избрали для расположены лагеря.

§ 257. Сражение при р. Сабисе; – осада и взятие крепости атуатиков; – покорение приморских галлов.

Послав вперед конницу, Цезарь последовал за нею к Сабису и неприятелю с легионами; но приближаясь изменил, по своему обыкновенно, порядок следования армии и в голове шли уже 6 старых легионов, за ними – все тяжести, а в хвосте – два новонабранных легиона. По прибытии к Сабису, конница перешла через него с стрелками и пращниками, и завязала бой с неприятельскою конницей; 6 передних же легионов приступили к работам по укреплению лагеря: 9-й и 10-й – на левов фасе, 8-й и 11-й – на переднем, обращенном к Сабису, а 7-й и 12-й – на правом. Но едва вслед за ними показались тяжести, как нервии, атребаты и веромандуи устремились из своей засады на Цезареву конницу, опрокинули ее, бросились вслед за нею на другую сторону Сабиса и напали на все 6 Цезаревых легионов, укреплявших стан, со всех сторон в одно время, атребаты – на 9-й и 10-й легионы, веромандуи – на 8-й и 11-й, а сами нервии – на 7-й и 12-й, которых охватили и с правого фланга, и даже двинулись в тыл римскому лагерю. Все это было произведено, по словам Цезаря, столь неожиданно и скоро, что не только армия римская не успела построиться, как следовало, к бою, но даже и войска не успели надеть шлемов и снять чехлы с щитов. А между тем конница и легкая пехота Цезаревы, опрокинутые из-за реки, бросились бежать в разных направлениях; примеру их последовали и все нестроевые: военные слуги, люди, находившиеся при тяжестях и др. и даже тревирские всадники, считавшиеся одними из храбрейших между галльскими, поспешно отправились обратно в свои земли, распространяя повсюду на пути весть о совершенном поражении римлян.
В этом крайне трудном положении, армия Цезарева подвергалась опасности быть на-голову разбитою и даже совершенно истребленною, и только два обстоятельства – во откровенному и благородному сознанию самого Цезаря – спасла ее: во 1-х то, что войска, будучи отлично обучены строю и приобрев в предшествовавших действиях против неприятеля надлежащую опытность, сами хорошо знали, что им следовало делать, – и во 2-х то, что при каждом легионе были легаты, которым Цезарь и в этом случае, как обыкновенно, запретил отлучаться от рабочих прежде, нежели лагерь не будет совершенно укреплен, и которые поэтому могли сами распоряжаться по своему усмотрению, не ожидая приказаний Цезаря. Каждый легион построился и оборонялся там, где находился, как позволяли свойства местности и краткость времени, отдельно от других легионов и даже не видя их за густым кустарником. Таким образом армия была раздроблена на части и образовала неправильный строй в виде трехсторонника или скорее выгнутой дуги, и не было никакой возможности пи соблюдать единства в управлении ею и её действиями, ни подкреплять вовремя слабые её части. Прибыв сначала, к 10-му легиону на левом фланге, ободрив его и приказав ему перейти к наступлению, Цезарь отправился с тем же, от легиона к легиону, далее к правому флангу. Лабиен, собрав 9-й и 10-й легионы и отразив находившихся против него атребатов, преследовал их по пятам к реке и даже за реку до самого неприятельского лагеря, которым и овладел, истребив в преследовании большое число атребатов. 8-й и 11-й легионы, в центре, также отразили наконец и преследовали к реке веромандуев. Но 7-й и 12-й легионы на правом фланге, оставшись одни и окруженные, сильно теснимые почти со всех сторон нервиями, понесли большой урон убитыми либо ранеными начальниками и простыми воинами, потеряли одного орла, едва могли держаться против превосходного числом и беспрестанно усиливавшегося подкреплениями неприятеля и находились в самом отчаянном положении. В это самое время подоспел к 12-му легиону Цезарь. Схватив у одного воина щит, он бросился вперед, громко ободрил войска и велел разомкнуть стесненные ряды. Ободренные и одушевленные личным его присутствием, примером и храбростью, войска 12-го легиона усугубили усилия и успели удержать напор нервиев, а по присоединены вскоре к 12-му легиону, по приказанию Цезаря, и ближнего 7-го, оба вместе стали уже обороняться смелее, дружнее и успешнее. С прибытием же, с одной стороны – 13-го и 14-го легионов, шедших в хвосте армии, а с другой – 10-го, посланного Лабиеном из-за Сабиса на помощь, перевес и успех перешел совершенно на сторону римлян, и против нервиев немедленно и с разных сторон двинулись не только 5 означенных выше легионов, но и конница, поспешившая воротиться» и даже самые военные слуги и другие нестроевые. Нервии сражались с упорством отчаяния и с такими храбростью и стойкостью, что сам Цезарь отзывается о них в своих записках с величайшею похвалою. Но это именно и было причиною почти совершенного истребления нервиев, так что когда старики, женщины и дети их, скрытые среди болот, вышли оттуда просить у Цезаря пощады, то оказалось, что из 600 вождей этого племени осталось всего только трое, а из 60,000 чел. способных сражаться – 500. Сжалясь над их участью, Цезарь не только даровал им жизнь, но и оставил им земли и города их. Узнав о, поражении нервиев, атребатов и веромандуев, атуатики воротились в свои земли и, очистив все свои города и крепостцы, заперлись со всем имуществом в одной своей крепости, {Ныне Фалэ (Falais) на р. Мегенье (Mehaigne), в равном расстоянии от Люттиха и Намюра (Наполеон I).} чрезвычайно сильной местным положением. Она была окружена высокими скалами и глубокими пропастями, и единственный, отлогий всход на нее, шириною футов в 200, был прегражден двойным рядом толстых стен. Цезарь быстро двинулся к ней, и по прибытии его, атуатики сначала производили частая вылазки и завязывали небольшие дела. Но когда Цезарь окружил крепость контрвалационною линиею в 15 римских миль (21 версту) в окружности и 12 футов вышины, с башнями или крепостцами (фортами) на близких одна от другой расстояниях, в особенности же когда атуатики увидели огромные, деревянные, осадные башни, легко придвигаемые римлянами, к крепости, то были поражены таким изумлением и страхом, что просили мира, и, по требованию Цезаря, побросали со стен огромное количество оружия, хотя и составлявшее только третью долю всего, имевшегося в крепости, две трети которого атуатики скрыли. Цезарь вступил в крепость, но к вечеру вывел войска свои обратно в лагерь, опасаясь – как говорит в своих записках – чтобы жители не потерпели от них ночью обид. Но атуатики, покоряясь, имели коварные замыслы – и в 3-ю стражу ночи (вскоре по полуночи) со всеми. своими силами произвели нечаянное нападение на лагерь Цезаря, однако были встречены быстро собравшимися римскими войсками, и хотя сражались с отчаянною храбростью, но наконец были отражены с уроном 43000 убитых. На следующее утро Цезаревы войска ворвались в крепость и 53,000 атуатиков, найденных в ней, были, по приказанию Цезаря, в наказание за измену, проданы в рабство.
В тоже время Цезарь получил известие от Красса, посланного им с одним легионом {Когда и с каким именно легионом – неизвестно; все 8 Цезаревых легионов были в сражении ври Сабисе, а от этого сражения до взятия крепости атуатиков прошло, кажется, слишком мало времени для того, чтобы Красс мог с Сабиса поспеть к берегам океана, принять покорность 7-ми племен и дать знать о том Цезарю. Описывая поход свой против венетов, Цезарь говорить, что у Красса был 3-й легион, но не объясняет, откуда взялся этот легион.} в земли венетов, унеллов, озисмиев, куриосолитов, сезувиян, авлерков и редонян, обитавших в северо-западной Галлии по берегам океана, {В нынешних Нормандии и Бретани.} что все эти племена покорились римлянам.
Успехи Цезаря в Галлии произвели в Риме величайшую радость, а на галлов и даже зарейнских германцев – такое сильное впечатление, что некоторые племена их прислали Цезарю послов с изъявлением готовности покориться и дать заложников. Но торопясь отправиться в цизальпинскую Галлию, Цезарь назначил послам воротиться в начале следующего лета и уехал, расположив армию на зимних квартирах в землях карнутов (pays de Chartres, в северном Орлеанэ), андов (Anjou) и туронов (Touraine), соседственных на юго-западе с краем, в котором происходили военные действия этого года.
Рассматривая действия Цезаря в этом походе вообще, должно, согласно с мнением всех новейших писателей, отдать полную справедливость и похвалу: 1) намерению его предупредить бельгов внесением войны в собственную их страну, – 2) быстрому вследствие того движению и неожиданному прибытию его на пределы земель бельгов, – 3) отряжению им Дивициака в земли белловаков для отвлечения части сил бельгов, – 4) превосходными расположению и действиям его в бою при Аксоне, 5) быстрому движению его против нервиев и потом против атуатиков, – и 6) деятельности и скорости осадных работ его против Новиодуна и крепости атуатиков. Лучшею похвалою всем этим действиям служат результаты их – расторжение союза бельгов и покорение, одних вслед за другими, ремов, суессонов, белловаков, амбиан и наконец атуатиков. Но и в этом походе также Цезарь сделал четыре ошибки: 1) не приготовясь произвел приступ к Новиодуну – и был отражен, 2) допустил нервиев и их союзников напасть на него из засады совершенно врасплох – и едва не был разбит наголову, не потерял целой армии и не лишился всех надежд на военные и политические успехи, – 3) не доставил в крепость атуатиков гарнизона – и подвергся внезапному ночному нападению и снова едва не поражению, – и 4) не принял тотчас же предложенной ему после того, некоторыми галльскими и германскими племенами, покорности. Важнейшею из этих ошибок, по единогласному сознанию всех новейших писателей, в том числе и Наполеона I, была вторая. Видя, что конница и легкая пехота его, находясь на другом берегу в бою с неприятельскою конницею, не подвигались далее опушки леса на вершине высоты, он не выждал, чтобы они проникли внутрь леса и разведали, что в нем было, – вопреки обычаю римлян в подобных случаях – не держал части войск, хотя одного легиона, впереди, лагеря в готовности к бою, и если не был разбит на-голову, но сам напротив одержал решительную победу, то вполне был обязан этим не себе, а отличным войскам своим. Описание же им (в своих записках) этого сражения явна изобличает желание его только оправдать свою или скорее свои ошибки в нем.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ВОЙНЫ И ПОХОДЫ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ (58–46 г. до Р. Х). (Продолжение).

§ 258. 3-й год войны в Галлии (56). – Действия легата Гальбы в вepxних Альпах; – 4-й поход Цезаря против венетов. – § 259. Действия легатов Сабина и Красса. – 5-й поход цезаря против моринов и менапиев. – § 260. 4-й год войны в Галлии (55). – 6-и поход Цезаря против узипетов и тенхтеров. – 7-й поход за Рейном против германцев (1-й). – § 261. 8-й поход цезаря в Британнии (1-й). – 9-й поход против моринов.

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXVI.

II.
Война в Галлии (58–51).
(Продолжение).

§ 258. 3-й год воины в Галлии (56). Действия легата Гальбы в верхних Альпах; – 4-й поход Цезаря против венетов.

Отправляясь, по окончании предшествовавшего похода, в цизальпинскую Галлию, Цезарь отрядил легата своего Сервия Гальбу с 12-м легионом и частью конницы в земли нантуатов, верагров и седунян, {Верхний и нижний Валлис (Valais).} для открытия и обеспечения прямого и кратчайшего военного сообщения и вместе свободного торгового пути между цизальпинскою и транзальпинской Галлией чрез верхние Альпы, {Из Милана чрез Симнлон и Сен-Бернард в долину Роны (Наполеон I).} где дотоле торговля производилась с большими опасностью и пошлинами. После нескольких удачных для Гальбы дел с горцами и взятия им многих укрепленных городков, жители окрестного края просили мира, прислали заложников, и Гальба, поставив 2 когорты в земли нантуатов, с остальными войсками расположился на зимних квартирах в местечке Октодуре, {Ныне Мартиньи.} которое укрепил валом со рвом. Но через несколько дней верагры и седуняне, опасаясь совершенного покорения их римлянами, презирая малочисленность Гальбова отряда и надеясь легко истребить его, внезапно заняли вершины гор, окружавших Октодур и. со всех сторон напали на Гальбу, еще. не совсем окончившего свои укрепления, После упорного и жестокого боя, продолжавшегося более 6-ти часов сряду, утомленные войска Гальбы уже с трудом могли держаться против превосходного числом неприятеля и подвергались опасности быть совершенно истребленными, когда, по счастью для них, Гальба имел благоразумие послушаться данного ему одним трибуном и одним примипилом совета, произвел из всех выходов в одно время вылазку и напал на неприятеля столь стремительно и неожиданно для него, что более 10,000 чел. положил на месте, а остальных обратил в бегство, преследовал и рассеял. Не смотря на такой важный успех, Гальба, не считая себя в этом краю в безопасности и нуждаясь притом в продовольствии; двинулся в земли нантуатов, а оттуда со всем своим отрядом в земли аллоброгов, где и расположился на зимних квартирах: Между тем молодой Красс, принявший, как сказано выше, покорность приморских племен западной Галлии, расположился с своим легионом (3-м) на зимних квартирах в землях андов (область Anjou) {По мнению Наполеона I, Красс расположился близ нынешнего Нанта на нижней Луаре.} и для сбора продовольствия, в котором нуждался, отправил нескольких префектов и трибунов в земли евзубиев, {Turpin de Crisse полагает, что это ошибка и что префекты и трибуны были посланы не к евзубиям, обитавшим близ нынешней. Барселонетты, следовательно – слишком далеко, но к лексовиям, жившим в округе нынешнего Кутанса (Coutances).} куриозолитов и венетов. {Венеты жили в нынешнем Морбигане (Morbihan), в Бретани; главным городом их был Дариориг (ныне Ванн, Vannes).} Венеты были самым важным и значащим племенем всего поморья, потому что имели большое число судов, на которых вели торговлю с Британией, были сведущее и опытнее всех соседей в морском деле и владели всеми гаванями поморья, что поставляло в зависимость от них всех чужеземных мореплавателей на океане. По поданному ими знаку, все поморяне, опомнясь от первого страха, восстали против римлян, задержали посланных Крассом военачальников, уведомили его, что отпустят их, если он отдаст взятых заложников, а между тем единодушно положили отстоять свою независимость и ни за что не покоряться римлянам.
Уведомленный об этом Крассом, Цезарь приказал немедленно построить на р. Лигере (Луаре) морские суда, набрать в провинции (римской Галлии) гребцов и достать матросов и корм-чих. Коль же скоро все это было исполнено и время года позволило, Цезарь сам прибыл в армию. Узнав о его прибытии, венеты и их союзники деятельно приготовились к обороне, собрала большие запасы хлеба в свои города и сколько можно более судов в венетских гаванях, и заключили союз с озисмиями, лексовиями, наннетами, амбианами, диаблинтами, моринами и менапиями, {Все эти племена обитали в нынешних Бретани, Нормандии и отчасти Пикардии.} и призвали на помощь также британцев. Не без основания возлагали они большую надежду на многие, весьма выгодный для них и невыгодные для римлян обстоятельства, которые должны были им – значительно облегчить, а римлянам – затруднить ведение войны в их землях и водах. Большая часть городов, в которых были собраны главные военно-сухопутные и морские силы, средства и способы их, были расположены на берегу океана, на мысах и косах. Доступы к ним, а с тем вместе обложение и осада их были чрезвычайно трудны, с сухого пути – по причине приливов, а с моря – по причине отливов, весьма сильных и происходивших постоянно по два раза в сутки. Сверх того, города венетов и их союзников были обеспечены, с сухого пути – трудностью продовольствования римлян в этом краю, и невозможностью их, в следствие того, долго оставаться в нем, – с моря же в особенности – решительным превосходством венетов и их союзников над римлянами во всех отношениях. Они превосходили их 1) и числом, и величиною, и постройкою, и вооружением, и управлением своих судов и 2) сведущностью и опытностью в морском деле вообще, и в особенности отличным знанием прибрежных вод, отмелей, гаваней и островов, ветров, приливов и отливов океана, словом – всего, что касалось плавания в нем, несравненно более трудного и опасного, нежели плавание в средиземном море, и что для плавания этого было необходимо, римлянам же вовсе не было известно, почему венеты и их союзники и были твердо убеждены, что римляне не извлекут никакой пользы из построенных ими судов.
Из этого видно, какие трудности предстояли Цезарю в войне с венетами и их союзниками. И эти трудности должны были еще увеличиться тем, что неминуемо повлекли бы за собою восстание, одного за другим, всех племен Галлии, как покоренных, так и непокоренных римлянами, но одинаково одушевленных ненавистью к римскому игу и любовью к независимости. Цезарь предвидел все это, и дабы разделить силы галлов, препятствовать составлению общего или по крайней мере сильного против него союза племен Галлии, и вместе с тем обеспечить свои фланги и тыл, благоразумно положил разделить собственные силы. С этою целью, Лабиена с конницею он послал в земли тревиров (жителей нынешнего Трира с округом), Красса с 12-ю когортами и большим числом конницы – в аквитанскую Галлию, а Титурия Сабина с 3-мя легионами – в земли унеллов, куриозолитов и лексовиев, первого – для удержания бельгов и зарейнских германцев, второго – айвитанских галлов, а третьего – племен северо-западной Галлий. Молодому Дециму Бруту он вверил начальствование над флотом и галльскими судами, которые собрал у пиктонов (ныне Poitou), сантонов (Saintonge) и других племен, бывших в мире с римлянами, и приказал ему сколько можно поспешнее плыть к берегам венетов. Сам же он со всею пехотою двинулся в земли последних.
Взяв несколько венетских городов и видя, что не может, ни препятствовать спасению венетов из одного города в другой морем, ни тревожить их в этих. переездах, Цезарь решился ждать прибытия своего флота. Как скоро он прибыл, венеты вышли на встречу ему с 20-ю отлично снаряженными и вооруженными судами. Суда Цезарева флота значительно уступали венетским в постройке и вооружении, и имели на своей стороне только одно преимущество – то, что были вооружены острыми косами на длинных древках (в роде прежнего ворона, corvus). Римляне перерезывали этими косами снасти венетских судов и, тем лишая венетов возможности управлять своими судами, сцеплялись с последними и брали их рукопашным боем на палубах, в чем имели уже решительное над венетами преимущество. К счастью их, в тоже время настало совершенное безветрие – и после упорного боя, продолжавшегося с утра до вечера, весь флот венетов достался в руки римлян. В этой крайности, не имея более никакого спасения, венеты покорились Цезарю – и он, в наказание их и для примера другим, про-дал всех их в рабство, а всех вождей их казнил – поступок жестокий, несправедливый, противный здравой политике и потому вовсе не делавший Цезарю чести.

§ 259. Действия легатов Сабина и Красса; – 5-й поход Цезаря против моринов и менапиев.

Между тем Сабин, прибыв в земли унеллов, {Le Cotentin или округ Кутанса (Coutance) в Нормандии.} расположился на удобных и выгодных для действий пункте и местности, и тщательно укрепил свой лагерь. Вождь унеллов, Веридовикс, предводительствуя многочисленным союзным войском восставших жителей этой части Галлии: унеллов, авлерков {Le Maine в Нормандии.} эбуровиков, {Evrеux с округом в Нормандии.} лексовиев {Lisieux с округом в Нормандии.} и множеством присоединившихся к нему беглых преступников, воров и разбойников из целой Галлии, расположился милях в 2-х (около 3-х верст) от Сабина и беспрестанно предлагал ему бой. Но Сабин не выходил из своего лагеря, что и галлы и наконец даже собственные войска Сабина приписали его малодушию и робости. А между тем Сабин, считая неблагоразумным и неосторожным вступать, без особенно благоприятных к тому обстоятельству в бой с превосходными в силах неприятелем в поле, намерен был принудить галлов напасть на него в собственном его лагере. Для этого он убедил одного из находившихся в. его отряде галлов, за щедрую награду, перебежать в стан Веридовикса и уверить последнего в страхе и робости Сабина и его войск и в намерении их в следующую же ночь тайно идти на помощь Цезарю, будто бы окруженному венетами и находившемуся в большой опасности. Обманутые этою ложною вестью, галлы Веридовикса бросились со всех сторон на высоту, на которой был расположен лагерь Сабина. Но войска Сабина, бывшие в полной готовности к бою, внезапно вышли из передних и задних ворота лагеря и, храбро напав на галлов, утомленных бегом на гору, с первого же удара опрокинули их, обратили в бегство и, живо преследуя, большую часть истребили. Вследствие этой победы, все жители этой части Галлии {Нижней Нормандии.} покорились Сабину.
В тоже время Красс, запасшись продовольствием и усилясь вспомогательными пешими и конными войсками, набранными в пограничных с Аквитанией землях Толозы, Каркасона, Нарбона и других городов римской провинции, перешел через Гарумну (ныне Гаронна) и вступил в земли сотиатов. {Округ города Лектур (Lectoure) на р. Жер (Gers) в Гасконии.} Сотиаты двинулись ему навстречу с многочисленными пешими и особенно конными ополчениями, но после упорного и продолжительная боя были разбиты, и Красс осадил главный город их. {Лектур.} Жители последнего были весьма искусны в подземной воине (по причине большего числа рудников в Аквитании) и потому оборонялись весьма долго; но наконец, видя все усилия свои тщетными, покорились и выдали Крассу оружие и заложников. Затем Красс двинулся в земли вокатов {Округ города Базас (Bazas) на левой стороне нижней Гаронны в Гюйеине.} и тарузатов. {Тюрсан (le Tursan) или округ города Эр (Aire) на р. Адуре в Гасконии.} Эти два племени призвали в помощь большое число соседственных с Аквитанией испанцев и в том числе многих военачальников и воинов, служивших под начальством Сертория. Последние положили расположиться в лагере, укрепленном по-римски, и, не выходя из него, отрезывать Крассу продовольствие и ждать, чтобы голод принудил его удалиться. Но Красс, в избежание этого, немедленно и весьма благоразумно напал на их лагерь главными своими силами с фронта и флангов, а конницею и 4-мя когортами с тыла, где лагерь был слабее укреплен, и взял его приступом. Из 50,000 находившийся в нем аквитанцев и испанцев, ¾ были истреблены в лагере и в бегстве из него – и устрашенная этою победою, большая часть племен Аквитании {Тарбеллы (ныне округ города Дакс), бигерроны (округ Бигорра), вокаты, тарузаты, элузаты (pays d'Euse, Ауски (pays d'Auch) и некоторые другие (все в Гасконии и частью в Гюйенне).} покорилась Крассу.
После этого одновременная покорения венетов и племен северо и юго-западной Галлии, Цезарь в конце лета двинулся с главными своими силами в земли моринов и менапиев, {Округ Булони и часть Фландрии и Брабанта.} которые одни из всех племен Галлии оставались непокорными и вооруженными, и решились защищать свою независимость, ведя войну среди обширных лесов и болот, покрывавших их страну. Прибыв ко входу в леса. {Близь Теруанна (Terouaune), недалеко от С-т Омера, в Артуа.} – Цезарь отразил неприятелей, напавших на него во время укрепления лагеря, в несколько дней с чрезвычайною скоростью вырубил обширное пространство лесов, {Le Maine, Le Perche и округи городов Эврё (Evreux; и Лизиё (Lisieux) в Нормандии.} и завладев скотом и частью тяжестей неприятеля, уже готовился проникнуть во внутренность лесов, когда наступившие проливные дожди принудили его прекратить дальнейшие работы и действия против моринов и менапиев, и по разорении их земель и сожжении их селений и домов, расположить свою армию на зимних квартирах в землях авлерков, лексовиев и соседственных с ними племен, {При этом он подвигался вперед, постоянно прикрывая себя с фронта и флангов засеками из срубленных деревьев.} покорившихся перед тем Сабину. Затем он отправился лично в цизальпинскую Галлию.
В этом походе особенных внимания и похвалы заслуживает разделение Цезарем своих сил, но успехами своими против венетов он был обязан более случаю и счастью, против племен северо ― и юго-западной Галлии – благоразумным, осторожным и искусным действиям Сабина и Красса, а против всех этих племен вообще – легкомыслию и необдуманной пылкости галлов, разъединению их племен, отсутствию в них единодушия, постоянства, правильного военного устройства и воинского порядка, при всей их многочисленности и храбрости, – и решительному превосходству над. ними отлично устроенной и одушевленной, хотя и малочисленной, римской армии. Что касается жестокости Цезаря против венетов, то она ничем не может быть оправдана, а поход против моринов и менапиев был несправедлив, бесполезен, имел целью только удовлетворить честолюбию Цезаря и кончился без успеха и особенной для Цезаря славы. Таковы мнения Наполеона I и прочих писателей о действиях Цезаря в Галлии в 56-м году.

§ 260. 4-й год войны в Галлии (55). 6-й поход Цезаря против узипетов и тенхтеров; – 7-й поход за Рейном против германцев (1-й).

Зимою 56-го года узипеты и тенхтеры – два германские племени, вытесненные свевами из своих земель на правом берегу нижнего Рейна, {В округах городов Цютфена и Берга, или в нидерландской провинции Гельдерне и в прусской провинции нижнерейнской на правой стороне Рейна.} в свою очередь вытеснили соседственных менапиев из их земель по обеим сторонам нижнего Рейна, {В Гельдерне на левой стороне Рейна и в северном Брабанте.} при чем в числе 430,000 душ переправились с правого берега этой реки на левый и вскоре, по приглашению галлов, надеявшихся усилиться ими против римлян, двинулись во внутренность Галлии по направлению р. Мозы (ныне р. Маас, Meuse).
При первом известии об этом, Цезарь поспешил в армию и узнав, что узипеты и тенхтеры дошли уже до земель эбуронов {В Люттихской провинции. и кондрузиев, {В Намюрской провинции.} зависевших от тревиров, положил немедленно двинуться против них. Перед тем однако же он собрал знатнейших галлов и, не упрекая их в призвании узипетов и тенхтеров, не показав даже виду, что знает их козни, обошелся с ними весьма ласково, ободрил их и приказал им произвести набор конницы. Затем, запасшись продовольствием и взяв с собою 5,000 чел. отборной конницы, он двинулся из земель авлерков, лексовиев и др. к р. Мозе. {Из Нормандии в р. Маасу.} По приближении. его, узипеты и тенхтеры выслали ему на встречу послов с объявлением, что, быв вытеснены из своих земель свевами, они ищут только других земель для своего поселения, в случае же нападения на них, будут защищаться. Цезарь отвечал, что доколе они будут в Галлии, он не окажет им помощи против свевов, что земель в Галлии дать им не может, потому что незаселенных не было, но предлагал им поселиться на землях убиян, {Округ Кёльна.} звавших его именно в это время на помощь против свевов. Послы просили его по крайней мере не идти далее, пока они не воротятся с ответом: но Цезарь отказал в этом и продолжал свое движение, зная, что узипеты и тенхтеры отправили большую часть своей конницы {Узипеты и особенно тенхтеры славились, как отличные всадники.} на левую сторону Мозы {В южный Брабант и в Антверпенскую провинцию.} для сбора продовольствия и хотели только выждать её возвращения.
Находясь уже только милях в 12-ти (около 17-ти верст) от них, Цезарь снова встретил их послов с прежними же просьбами, в которых снова отказал. Тогда послы просили его по крайней мере 1) приказать передовой коннице его не нападать на узипетов и тенхтеров, 2) позволить им идти в земли убиян и 3) дать им три дня перемирия. Хотя Цезарь и не доверял им, однако обещал пройти не далее полумили (с небольшим полуверсты) до одного места, где была вода, коннице же своей приказал не нападать на узипетов и тенхтеров, а если они сами нападут на нее, то держаться до его прибытия. Но едва 800 чел. конницы, остававшихся у узипетов и тенхтеров, открыли Цезареву конницу, как немедленно сами первые напали на нее (должно полагать – по недоразумению), опрокинули ее и обратили в бегство, нанеся ей урон в 74 чел. {Причинами обращения в бегство 5-ти тысячной Цезаревой конницы 800-ми чел. конницы узипетов и тенхтеров вероятно были: во 1-х отличные качества и внезапное нападение последней, а во 2-х оплошность первой и неспособность и ошибки её начальников.} Но Цезарь приписал это злому и коварному умыслу узипетов и тенхтеров и положил не вступать более с ними ни в какие переговоры и, двинувшись против них, произвести на них нечаянное нападение. На следующее утро, когда он готовился выступить в поход, большое число узипетов и тенхтеров, имея в голове знатнейших вождей своих и стариков, прибыло в его лагерь для оправдания нападения предшествовавшего дня и для заключения перемирия. Но Цезарь отдал их под стражу и, построив армию в 3 линии, а конницу, пораженную накануне, поставив назади, быстро двинулся вперед и, пройдя 8 миль (11 верст с небольшим), напал на лагерь узипетов и ― тенхтеров {В люттихской, а по иным в люксембургской провинции.} совершенно неожиданно для них. Атакованные врасплох и лишенные вождей, они в страхе и беспорядке бросились бежать к устью Мозеллы (ныне р. Мозель) в Рейн, были преследованы Цезаревою конницею и большею частью истреблены ею либо потонули в Рейне, и только незначительное число их воротилось за Рейн, в том числе и большая часть их конницы посланная за р. Мозу и не участвовавшая в бою.
{Взятие Цезарем неприятельских послов под стражу, нечаянное нападение его на узипетов и тенхтеров, и жестокое истребление их, не сопротивлявшихся, но бежавших, и без различия возраста и пола, послужило – и не без основания – причиною строгого порицания Цезаря, и. в древние, и в новейшие времена, в несправедливости, явном нарушении народного права, коварстве и жестокости, ничем не могших быть оправданными и не приносивших Цезарю, равно как и кровопролитная победа его, особенной чести. Из современников Цезаря, особенно восставал против этого строгий Катон, требовавший даже выдачи Цезаря узипетам и тенхтерам головою. В новейшее же. время, все писатели, и в главе их Наполеон I, единогласно и строго порицают Цезаря.}
Затем Цезарь решил перейти через Рейн, по многим, как говорит, причинам, из которых главными, по его словам, были: во 1-х намерение его доказать германцам, что римская армия смела и могла также переходить через Рейн, – внушить им страх вторжения в их собственную страну и раз навсегда удержать их от вторжений в Галлию, – во 2-х отказ сикамбров {Многочисленный и сильный народ, обитавший по берегу р. Зиг (Sieg), к северу до р. Липпы, и следовательно занимавший. большую часть нынешней Вестфалии, надерборнский округ и графство Марк.} германского племени, выдать Цезарю спасшуюся к ним и поставившую себя под их защиту, конницу узипетов и тенхтеров, – и в 3-х убедительные просьбы убиян подать им помощь против теснивших их свевов и обещание убиян доставить ему большое число судов для переправы через Рейк. Но эти причины были, как по всему кажется, только благовидными предлогами к прикрытию истинных честолюбивых видов Цезаря, побуждавших его перейти через Рейн и предпринять поход против германцев. Во-первых должно сказать, что он не имел права переходить через Рейн и начинать новую войну с народом, не нанесшим никакого прямого оскорбления римскому народу, не нападавшего на Цезаря, ниже угрожавшая ему нападением, и притом Цезарь не был уполномочен на то, по закону, сенатом и народом. Столь же мало права имел он требовать выдачи конницы узипетов и тенхтеров от сикамбров, под предлогом, будто бы конница побежденного им народа принадлежала ему. А что касается помощи против свевов, которой, по его словам, убедительно просили у него убияне, то здравая политика требовала, кажется, чтобы он не раздражал и не вооружал против себя главного и самого многочисленная, могущественная и воинственного народа Германии – свевов, которые могли причинить ему много забот и вреда в Германии и даже в Галлии. Власть римлян в этой последней стране была еще так мало утверждена, так ненадежна, а войск у Цезаря было, в соразмерности с пространством страны и необходимостью содержать ее в повиновении, так мало, что наступательные действия вне её пределов, в соседственных странах, были одинаково вредны, опасны и следовательно невозможны как со всеми силами, так и с частью их, – и оставалось только тщательно оборонять границы Галлии и препятствовать соседственным народам вторгаться в эту страну или подавать её жителям помощь. Словом Цезарю следовало, действуя внутри Галлии наступательно, на пределах её ограничиться единственно обороною, и не помышлять о наступательных действиях вне её пределов. Но честолюбие его взяло верх над благоразумием и осторожностью, и слепо веруя в свое счастье, он привел намерение свое в исполнение: перешел через Рейн и совершил 18-ти дневный поход против германцев, не имевший однако никакого важного и полезного для Цезаря результата, и замечательный только по построению Цезарем моста через Рейн. По словам Цезаря, он отказал убиянам в предложенных ими судах потому, что признавал такого рода переправу не согласною с личным его и римского народа достоинством, и предпочитал перейти по постоянному мосту, сколько ни трудно было, построение его. Но нет, кажется, сомнения, что истинною причиною была осторожность, весьма благоразумная и похвальная: ибо очевидно, что постоянный мост мог гораздо лучше обеспечить, и единовременный переход значительной части войск на правый берег Рейна, и отступление её на левый, и действия, по произволу, наступательный и оборонительные, на том и на другом берегах, нежели переправа на судах, позволявшая переправлять войска и вводить их в бой лишь малыми частями, й главное – бывшая крайне ненадежною и даже опасною, особенно в случае неудачи и отступления: ибо галлы могли завладеть судами и отрезав Цезаря от Галлии. Цезарь не хотел также, переходить через Рейн и по мосту на судах, ибо опасался разрушения оного галлами или разорвания водою. А потому он и построил, при слиянии р. Мозеллы с Рейном, {На месте позднейшего города Конфлюенции (Confluentia s. Confluentes), ныне Кобленд, а не в Бингие (ныне Бинген) и не в Могонциаке или Могунции (ныне Майнц), как полагают некоторые.} мост на сваях, постройку которого описывает очень подробно и весьма ею гордится, а Плутарх и другие древние писатели восхваляют этот мост, как чудо, хотя действительно удивляться должно только обширности, трудности и скорости, в тогдашнее время, подобного рода работу которые римский полководец, любимый своими войсками, мог производить посредством их. Самое же устройство моста ничего особенно удивительного не представляет. Мост был построен, по тогдашнему времени и обстоятельствами, весьма скоро, именно – всего в 10 суток, и прикрыт с обеих сторон предмостными укреплениями. Перейдя через Рейн и оставив в предмостных укреплениях сильные гарнизоны (отряды войск), Цезарь двинулся с армиею в земли сикамбров. На пути туда, к нему прибыли послы некоторых племен, просивших мира и приязни его; он принял их благосклонно и потребовал заложников. Сикамбры же, вместе с спасшеюся к ним конницею узипетов и тенхтеров, заблаговременно удалились из своих земель и скрылись в лесах. Разорив земли и жатвы их, Цезарь пошел в земли убиян, обещал им свою помощь против свевов и узнал, что все 100 округов (кантонов) или племен этих последних, скрыв жен, детей и имущество в лесах, всех способных сражаться мужчин собрали в средоточии обширной их страны {По мнению некоторых – в юго-западной Германии или Швабии с соседственными землями, а по мнению других – в средине Германии, к з. от Одера} и ожидали там римлян, с твердым намерением сразиться с ними. Узнав об этом, говорит Цезарь, и достигнув всех предположенных им результатов перехода через Рейн, именно – отмщения сикамбрам, избавления убиян от свевов и исполнения таким образом всего, чего требовали честь и польза республики, он, (Цезарь), после 18-ти дневного пребывания за Рейном, перешел обратно через эту реку и разрушил. за собою мост. Но по ближайшем, беспристрастном рассмотрении действий его за Рейном, легко убедиться можно, что результаты их были весьма незначущи, даже ничтожны, ибо ограничились только бесплодным разорением земель сикамбров.
Убиян же Цезарь столь же мало избавил и обеспечил от свевов, сколь мало устрашил этот последний, весьма многочисленный, могущественный и воинственный, народ, и скорее можно предполагать, что не они устрашились Цезаря, но Цезарь счел – и справедливо – более благоразумным и осторожным не углубляться в Германию и не иметь с свевами дела. Следовательно вообще можно сказать, что поход его за Рейном был совершенно неудачный, бесполезный и даже вредный: ибо всякая неудача была, в положении Цезаря, вредна ему.

§ 261. 8-й поход Цезаря в Британии (1-й); – 9-й поход против моринов.,

С Рейна Цезарь двинулся на берега океана, в земли моринов, для переправы оттуда – не смотря на то, что лето было уже на исходе – в Британию, жители которой, по словам Цезаря, будто бы помогали галлам почти во всех войнах их с римлянами, что однако недостоверно и даже сомнительно. «Если бы» – говорит Цезарь – «по позднему времени года, ему и не удалось вполне совершить предприятия против Британии, то по крайней мере было бы весьма выгодно приобрести нужные сведения о крае, его жителях, местности, гаванях и доступах к нему, почти вовсе неизвестных галлам». {Turpin de Crissе говорит, что Цезарь, кроме того, вероятно хотел удостовериться в естественных богатствах Британии, особенно в драгоценных металлах и камнях. Но средства, употребленные Цезарем для собрания сведений о Британии, были очень недостаточны.} Для предварительного приобретения этих сведений, он отправил вперед к берегам Британии примипила Волусена, а сам, прибыв на берега океана, {Близь нынешней Булони (Boulogne sur mer), а по другим Wissant близ Булони.} в землях моринов, откуда была, по его словам, кратчайшая переправа в Британию, – собрав все суда, какие только нашел на ближайших берегах океана, равно и флот свой, действовавший в предыдущем году против венетов. Узнав о всем этом, многие британские племена отправили к нему послов с изъявлением покорности и обещанием дать заложников. Уговорив их пребыть твердыми в этих намерениях, Цезарь отправил к ним галла Комия, назначенного им, после побед над атребатами, {В округе нынешнего Appaca в Артуа.} царем или верховным вождем этого племени, человека весьма преданного Цезарю, смелого, мудрого и пользовавшаяся, по словам Цезаря, большим уважением в Британии (что сомнительно). Цезарь поручил ему посетить сколько можно более племен Британии, уговорить их довериться римлянам и предварить их о скором его прибытии. С своей стороны Волусен, осмотрев берега Британии столько, сколько мог, не выходя на них, воротился через 5 дней и сообщил Цезарю собранный им сведения (очень скудные и недостаточные), на основании которых Цезарь и принял надлежащие меры для переправы и высадки. Между тем как он был завнят приготовлениями к этому, морины прислали ему послов с изъявлением готовности исполнить все, что им будет приказано. Радуясь этому случаю обеспечить свои тыл, не прибегая к оружию и войне в столь позднее время года, Цезарь принял покорность моринов и, взяв у них большое число заложников, по-садил в том месте, где находился, два легиона (7-й и 10-й) на 80 перевозных судов и распределил между квестором, легатами и префектами своими все, какие имел военные суда, в в 8-ми милях (9 ¼ верстах) оттуда, на 18 перевозных судов, удержанных там ветром, приказал посадить конницу. {По мнению Наполеона I – в нын. Etaples, по мнению некоторых – сам Цезарь сел на суда в нын. Wissant, а конница в нын. Булони (в то время Гезориак), а по мнению других – наоборот.} Остальную часть армии под начальством легатов Сабина и Котты он послал в земли менапиев и на берега части моринов, не покорившихся ему, а в лагере на том месте, где сам сел на суда, оставил легата. Сулпиция Руфа с достаточным для охранения лагеря отрядом. Затем, при первом попутном ветре, в 3-ю стражу ночи (между полночью и 3-мя часами утра) он снялся с якоря, отплыл к берегам Британии и около 4-го часа дня (10-го часа утра) следующего дня бросил якорь в виду весьма высоких, и обрывистых берегов Британии, усеянных вооруженными британцами, и только с судами, на которых была посажена пехота: ибо суда с конницей замедлили отправлением и остались назади. Видя неудобство и невыгоду высадки в этом месте, он дождался присоединения остальной части флота, и в 9-м часу дня (З-м пополудни), воспользовавшись ветром и приливом с моря, пристал милях в 7-ми (верстах в 10-ти) или около того от этого места, к низменному и открытому берегу. {Где именно – неизвестно: Юм полагает, впрочем не наверное, что около Диля (Deal). Во всяком случае достоверно то, что высадка Цезаря была произведена, насупротив Булони и Кале.} Британцы последовали за ним вдоль берега, выслав вперед. конницу и военные колесницы. Высадка Цезаря была сопряжена с большими трудностями, по причине мелководья, тяжести вооружения и ноши римских воинов и упорной обороны британцев, производивших сильную стрельбу из луков и успешно действовавших конницею и военными колесницами, сходя даже с берега в воду. Но Цезарь направил военные суда свои к берегу по обеим сторонам перевозных и сильным действием метательных орудий и оружия против флангов британцев удержал последних и даже принудил их несколько отступить. В тоже время войска его, ободренные примером орлоносца 10-го легиона, бросились с судов в воду и на, берег и напали на британцев с фронта. После упорного боя, в котором все выгоды были на стороне британцев и особенно их отличных: конницы и военных колесниц, Цезарь, однако наконец, опрокинул их, но, не имея конницы, не мог преследовать и совершенно разбить их. Тем не менее они освободили Комия, заключенного ими первоначально в оковы, и отправили его с своими послами просить у Цезаря мира и по требованию Цезаря дали заложников.
Четверо суток спустя 18 перевозных судов с конницей, находясь уже в виду берега, были внезапно застигнуты столь жестокою бурей, что частью отброшены назад к берегам Галлии, а частью к западным берегам Британии. А в следующую затем ночь, в полнолуние, чрезвычайно сильный морской прилив залил лагерь Цезаря на месте высадки и крайне повредил вытащенные на берег военные и стоявшие на якоре перевозные суда, так что многие из них были приведены в негодность к употреблению и даже совершенно разбиты.
Ободренные этими двумя единовременными, крайне вредными и опасными для Цезаря случаями и сверх того малочисленностью Цезаревых войск, британцы опомнились от первого страха и начали снова вооружаться и собираться для нападения на римлян. Цезарь, хотя ничего не знал об этом, однако принял необходимый меры предосторожности, постоянно и деятельно производя в тоже время, обоими легионами поочередно, исправление флота и сбор продовольствия в окрестностях. Однажды, когда на фуражировке был 7-й легион, британцы произвели на него внезапное нападение в многочисленных силах с разных сторон из засады, окружили его и сильным действием метательного оружия, военных колесниц и конницы привели его в большое расстройство. По счастью Цезарь, извещенный об этом, {По его словам, но на самом деле он увидал только большую пыль, начальником же 7-го легиона не был извещен о нападении британцев.} подоспел с сторожевыми когортами 10-го легиона, выручил 7-й легион и, не намереваясь вступать с британцами в бой, в порядке отступил в свой лагерь.
Несколько дней спустя британцы, снова собравшись в большом числе, двинулись против самого Цезарева лагеря. Цезарь построил войска свои впереди его в боевой порядок и с первого удара опрокинул брптанцев, обратил их в бегство, преследовал и множество истребил. Британцы просили мира, и Цезарь, взяв с них двойное число заложников и вскоре после того, незадолго до осеннего равноденствия, желая избежать обычных в это время бурь, благополучно переправился обратно в Галлию. Но два перевозных судна были отнесены к берегам Галлии, несколько южнее Цезарева лагеря, и находившиеся на них около 300 чел. легионной пехоты окружены превосходными силами моринов, вероломно напавших на них в надежде поживиться добычей. Более 4-х часов мужественно оборонялись легионеры против моринов, пока не подоспела посланная Цезарем в помощь им конница, и тогда морины были обращены в бегство, преследованы и во множестве истреблены. На другой же день Цезарь послал в их земли Лабиена с обоими легионами, воротившимися из Британии, и так как, по словам Цезаря, болота в этом краю были в это время сухи, то почти все виновные в нападении морины были захвачены Лабиеном в плен. Легионы же, посланные Цезарем еще прежде е Сабином и Коттою в земли менапиев, не могли настигнуть неприятелей, скрывшихся в дремучих лесах своих, и разорив земли, захватив хлеб и сжегши жилища их, присоединились к – Цезарю. После того Цезарь расположил все легионы на зимних квартирах в бельгической Галлии и отправился в Галлию цизальпинскую. Из всех. британских племен только два прислали ему заложников.
И так предприятие его против британцев было столько же несвоевременно и неудачно, сколько и поход его за Рейном против германцев. Цель последнего не была достигнута, как сказано, потому что Цезарь не мог принудить сикамбров выдать ему конницу узипетов и тенхтеров, а свевов – покориться ему; напротив свевы грозными своими вооружениями заставили его самого воротиться за Рейн. К важному же и трудному морскому предприятию против Британии он не сделал надлежащих приготовлений, необходимых для обеспечения успеха его, имел с собою слишком мало пехоты, судов и продовольствия и вовсе не имел конницы, совершенно необходимой однако в такой стране, какова была Британия, и против таких ополчений, как британские, главную силу которых составляли военные колесницы и конница. Первоначальные же действия его против узипетов и тенхтеров были противны праву народному и справедливости, а победа над этими двумя племенами была нетрудная: ибо, если бы они даже и действительно -перешли через Рейн в числе 430.000 душ, то из этого числа, способных сражаться мужчин вероятно было не более 80.000 чел., которые не в со-стоянии были с успехом сопротивляться 8-ми отличным Цезаревым легионам, усиленным вспомогательными галльскими войсками. А потому вообще действия Цезаря в этом году, как против узипетов и тенхтеров, так против германцев и британцев, подверглись отчасти строгому порицанию, отчасти злым насмешкам со стороны политических врагов Цезаря в Риме, которые считали даже счастием, что Цезарь успел благополучно спастись из Британии. В особенности восставал против этих действий Катон. Тем не менее сенат римский повелел приносить богам торжественные общественные благодарения в продолжены 20-ти дней – пример неслыханный, ибо дотоле продолжительность такого рода благодарений никогда не превышала 3-х дней!
Военные писатели новейших времен также относятся к действиям Цезаря в первых предприятиях его против германцев и британцев – довольно строго, но справедливо. Они находят, что Цезарь, в своих записках, желая оправдаться, излагаете факты и их причины и последствия – неверно, что он имел в' виду вовсе не политические и военные выгоды римской республики, а лишь собственные свои – приобретение славы, значения и веса в делах республики и – вероятно – также 'богатств в Британии, которые нужны были ему для политических целей его; – что слишком увлеченный этим и слишком надеясь на свое счастье, в которое слепо веровал, он проявил гораздо более поспешности и необдуманности нежели необходимой и достойной великого полководца благо разумной осторожности. Ошибки его, по их мнению, в предприятии против германцев уже были указаны в своем месте выше; – в предприятии же против Британии заключались вообще в том, что 1) отправление одного Волусена для собрания сведений о Британии и её жителях, способ собрания этих сведений Волусеном и самые приобретенные им сведения – были крайне недостаточны для первого и такого важного, трудного и опасного предприятия; – 2) факт пособия британцев галлам в войне с римлянами – недостоверен и даже подвержен сомнению, а служил Цезарю только предлогом к оправданию его предприятия; – 3) Цезарь не принял необходимых и достаточных мер для обеспечения ни своего тыла в Галлии, на берегах океана, ни своей переправы морем в Британию, ни своей высадки на её берега, пи своего утверждения на них; – 4) он посадил свои войска на суда – без тяжестей и запасов продовольствия, не принял мер, чтобы суда с конницей были при нем, не имел запасных судов, ничего не знал – по его словам – о морских ветрах и особенно приливах и отливах у берегов Британии, но вернее – не подумал о том; – 5) более причинил вреда неприятелям, нежели пользы себе и своим войскам, – – и наконец 6) в действиях против британцев и особенно моринов и менапиев, как и против германцев, явил много жестокости, не только бесполезной, по даже вредной для него и притом несправедливой и недостойной его. Словом – оба первые предприятия его против германцев и британцев были, и соображены, и, исполнены – далеко неискусно и неудачно, а потому не имели никаких, ни особенно полезных, ни особенно славных для него результатов, и приносят гораздо, более чести его отличным войскам и их начальникам, нежели ему самому, которому подлинно только особенное счастье помогло спастись, а не погибнуть за Рейном в Германии и за морем в Британии.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. ВОЙНЫ И ПОХОДЫ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ (58–46 Г. до P. I). (Продолжение).

§ 262. 5-й год войны в Галлии (54). – Действия цезаря в Иллирии и 10-й поход его в, землях тревиров; – 11-й поход его в Британии (2-й) ― § 263. 12- й поход Цезаря против Амбиорикса (54). § 264. 6-й год войны в Галлии (53). – 13-й поход Цезаря против тревиров, сеннонов, карнутов и менапиев; – поражение Лабиеном тревиров. § 265. 14-й поход Цезаря против германцев (2-й); – действия против Амбиорикса; – осада лагеря Цицерона сикамбрами (53)

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXVI.

II
Война в Галлии (58–51).
(Продолжение).

§ 262. 5-й год воины в Галлии (54). Действия Цезаря в Иллирии и 10-й поход его в землях тревиров; – 11-й поход его в Британии (2-й).

Зимою Цезарь, по обыкновенно, отправился по делам управления в Италию, сделав с большим тщанием, перед отъездом, все приготовительные распоряжения, к вторичной переправе в Британию. Неудача первого предприятия против неё побуждала Цезаря возобновить оное в другой раз, дабы оно не осталось без пользы для римской республики и, вероятно – еще более для него самого.
Он приказал своим легатам исправить имевшиеся морские суда и построить сколько можно более новых. По приобретен-ному опыту, он усовершенствовал образ постройки судов, приказав построить их ниже, но шире, дабы удобнее было нагружать их и иметь на них более тяжестей и лошадей, а также чтобы они могли одинаково ходить и на веслах, и под парусами.
Из цизальпинской Галлии, где он присутствовал на обычном народном собрании, он отправился в Иллирию, границы которой были разоряемы соседним племенем пирустов. Он приказал городам Иллирии выставить войска, но пирусты прислали послов с просьбой о мире и обещанием вознаградить все убытки. Цезарь потребовал заложников, которые и были присланы в назначенный день.
Устроив дела на общенародном собрании в Иллирии, Цезарь воротился в северную Италию, а оттуда в Галлию, объехал все зимние квартиры армии и нашел около 600 перевозных и 28 военных морских судов, почти готовых выйти в море. Похвалив усердие войск, он приказал собрать все суда в гавани Иция (Itius, ныне Boulogne sur mer), откуда переезд в Британию был, по узкости пролива, самый удобный. Время, нужное для окончания всех приготовлений, он употребил на поход с 4-мя легионами и 800 чел. конницы, без тяжестей, против тревиров (где ныне город Трир, Trier, Treves), не приславших выборных людей в общенародное собрание, отказывавших римлянам в повиновении и призывавших, как было слышно, германцев из-за Рейна.
Цезарь описывает тревиров имевшими, из числа всех племен, наиболее конницы и вообще войск, но разделенными на две враждебные партии. Вождь одной из них, Цингеторикс, явился к Цезарю с уверением в преданности римлянам. Вождь же другой партии, Индуциомар, собрал войско, отослал всех неспособных, носить оружие и сражаться в леса (ныне арденские) и приготовился к упорному сопротивлению. Но, покинутый своими, он явился к Цезарю с покорностью и заложниками, втайне же ожесточился еще более против римлян, когда Цезарь, собрав старейшин тревиров, поручил им соблюдать выгоды Цингеторикса.
Обезпечив, сколько можно было, спокойствие с этой стороны. Цезарь воротился с войсками к Ицию, где нашел уже собранными: весь свой флот (кроме 40 вновь построенных судов., принужденных воротиться в Бельгию) и 4000 чел. галльской конницы, с знатнейшими землевладельцами. Цезарь имел при этом в виду оставить на твердой земле только, самых преданных и надежных, а всех других взять с собой, как бы в виде заложников. В числе последних был, между прочими, Думнорикс – один из знатнейших и вместе с тем опаснейших между галлами. Цезарь, зная много нехорошего про него, отказал ему в просьбе оставить его в Галлии. Думнорикс, из злобы за то, тайно подговорил других знатных галлов, под общею клятвой, действовать за одно в пользу общего дела галлов против римлян. Цезарь, узнав это и 25 дней задержанный противными ветрами, сделал все возможное для удержания ― Думнорикса от его дурных намерений. Но как только войска Цезаря, при благоприятном ветре, сели наконец на суда, Думнорикс бежал со всею конницею своего племени. Цезарь послал за ним в погоню большую часть своей конницы, с приказанием схватить его живым или мертвым. Думнорикс вздумал защищаться, но в происшедшей схватке был убит.
Цезарь оставил легата Лабиена с 3-мя легионами и 2 т. чел. конницы (всего около 17 т. войск) для обеспечения гавани Иция, устройства складов запасов, соблюдения спокойствия в Галлии и действий по обстоятельствами Когда же все остальные затем войска (5 легионов и 2 т. чел. конницы, всего около 22–27 т. чел.) были посажены на суда, флот, в числе более 800 судов при захождении солнца снялся с якоря и на другое утро пристал к тому самому месту берегов Британии, где Цезарь высадился в предыдущем году. Высадка продолжалась беспрепятственно до полудня и Цезарь только от пленных узнал, что британцы, при виде многочисленного флота, со страхом бежали от берега моря в горы.
Эта вторая высадка Цезаря отличалась от первой во многих отношениях выгоднее. В первой вскоре оказался недостаток в продовольствии, так как тяжести большею частью остались назади. Во второй, напротив, войска могли некоторое время довольствоваться собственными средствами, доколе Цезарь не принял сообразных с своими видами мер к продовольствованию. Войска, имея при себе тяжести, пользовались большими удобствами; при них была конница и они были гораздо сильнее числом. Все эти преимущества произошли от опыта предыдущего года.
Цезарь прежде всего избрал выгодное место для лагеря, оставил в последнем, для охранения его и флота, 10 когорт, и 300 чел. конницы, под начальством К. Атрия, и около полуночи двинулся вперед отыскивать неприятеля. Отойдя от берега верст на 25, он открыл британцев. Они двинулись, с своею конницей и военными колесницами, вперед до берега одной реки, дабы препятствовать переходу Цезаря через нее, и с высоты, на которой находились, начали препятствовать переправе римлян и действовать по ним издали метательным оружием, но были опрокинуты римскою конницей и отступили в лежавший позади их лес, где были устроены засеки и укрепленный лагерь. 7-й легион быстро устроил перед ними земляной вал, из-за которого осыпал их стрелами и каменьями, и затем вторгся в укрепления и выбил британцев из них и из леса. Цезарь запретил преследовать их, потому что местность была ему неизвестна, день склонялся уже к вечеру и остаток его Цезарь хотел употребить на постройку укрепленного лагеря. На другой день, дабы преследовать неприятеля по разным направлениям, оп разделил пехоту и конницу на три части и двинул их вперед. Но вскоре затем оп получил от К. Атрия известие, что некоторые суда флота, сильною бурей в предыдущую ночь, были выброшены на берег и очень повреждены.
Цезарь тотчас собрал все войска и двинулся назад. Оп нашел, что действительно 40 судов были приведены в негодность к употреблению, остальная же могли быть исправлены. Все легионные плотники были посланы на работы, другие вытребованы из Галлии, а Лабиену приказано построить сколько можно более новых судов. Затем, дабы не подвергать своего флота вторичной опасности от бури, Цезарь решился, во что бы ни стало и скольких бы трудов и работы это ни стоило, вытащить все суда на берег и оградить их укрепленным лагерем, что и было действительно исполнено в 10 дней и 10 ночей. Затем, оставив для охранения флота и лагеря тоже число войск, что и прежде, Цезарь со всеми остальными войсками воротился в прежнее место расположения своего.
Между тем британцы собрали еще более значительные, нежели прежде, силы и считали себя еще более прежнего в состоянии продолжать войну. Общая опасность заставила их избрать в главные предводители одного из знатнейших и богатейших местных владетелей, Кассивелауна, не смотря на то, что он прежде беспрестанно воевал с туземными племенами. Вскоре они напали на римлян, пока те были на походе со своею конницей, но римская конница опрокинула ее и преследовала с большим уроном для неё, до лежавших позади её лесов и гор. Вскоре после того британцы снова появились неожиданно из лесов и опрокинули одну римскую полевую стражу, но высланными Цезарем подкреплениями были обращены в бегство.
Цезарь замечает, что это дело, происходившее в виду целой римской армии, убедило ее в невыгоде тяжелого вооружения, строя и образа действий римской легионной пехоты против таких неприятелей, какими были британцы. Точно также трудно и опасно было и римской коннице вступать с ними в бой, потому что они часто обращались в бегство только для того, чтоб отвлечь ее от легионов, и потому римская конница всегда могла, как при своем отступлении, так и при преследовании неприятеля, подвергаться поражению. Кроме того британцы сражались всегда, не массами, а отдельными частями, с резервами позади, поддерживавшими и подкреплявшими одни других.
Генерал Лоссау {G. L. Los s au: Ideale der Kriegfuhrung, 1 В, 1 Abth. S. 372.} замечает по этому поводу, что совсем невероятно, чтобы Цезарь не мог, по этим причинам, попытаться доставить своим войскам необходимый перевес в бою с британцами, заимствованием от них строя и образа действий, которые могли бы оказать римским войскам действительные выгоды. Поэтому нельзя не сожалеть – прибавляет Лоссау – что Цезарь умалчивает о средствах противодействия, принятых им против британцев, и можно было бы предположить, что он ничего не говорит об этом потому, что составленная из закаленных в боях и боевых трудах воинов и отлично обученная римская пехота вознаграждала ловкостью и искусством недостаток преимуществ её перед британцами, или же потому, что изменение строя и образа действий во время войны трудно и сомнительно, и что начальствующий полководец должен отказаться от мысли об изменении таких боевых движений и действий, к которым войска уже привыкли и имеют доверие. Что же касается римской конницы – говорит Лоссау – то в ближайшем после того деле, она оказала такую сметливость, которая могла усилить доверие к ней.
Именно – на следующий день британцы появились перед римским лагерем и, расположась, в некотором расстоянии от него, между холмами, по видимому в небольшом числе, начали схватываться с римской конницей, хотя и слабее прежнего. Но когда в полдень Цезарь выслал 3 легиона со всею конницей, под начальством легата Требония, на фуражировку, то британцы напали на них со всех: сторон. Римские войска бросились на них с решительностью и отбили их; конница же римская, зная, что пехота за нею готова к поддержанию её, преследовала неприятеля, не допуская его ни останавливаться, ни собираться, и нанесла ему сильный урон. Подкрепления, спешившие со всех сторон к неприятелю, прибыли слишком поздно и, при все-общем бегстве, отступили. «С этого времени», говорит Цезарь, «варвары не пытались более нападать на римлян всеми своими силами».
Угадав их намерения, он двинулся к реке Темзе, чтобы, вторгнуться во владения Кассивелауна. Неприятельское войско стояло по другую сторону реки за деревянным тыном, преградив и реку под водою острым тыном, который нельзя было, видеть, но о чем Цезарь узнал от переметчиков. Тогда он приказал коннице переправиться через реку единственным, имевшимся на ней бродом, а пехоте следовать за конницей. Пехота имела воды до шеи, но так быстро перешла через реку и с такою стремительностью напала на неприятеля, что последний не мог устоять и обратился в бегство.
Этот переход Цезаря через Темзу, хотя успехи оправ-дал его, подает однако повод к тем же замечаниям, какие были сделаны выше по поводу первой высадки на берега Британии.
После того Кассивелаун распустил свои войска и сохранил только 4 т. человек, которые должны были сражаться в боевых колесницах и наблюдать движения римлян. С этою целью он оставался в некотором отдалении от них, скрывался в лесах и закрытых местах и отсылал жителей и скот в леса, на конницу же римскую, как только она показывалась, нападал со всех сторон. Для этого он употреблял свои боевые колесницы и, зная хорошо все дороги и тропинки, держал римлян в постоянной тревоге, так что конница их под конец не смела более пускаться на разведывание местности и неприятеля.
Между тем племена, обитавшие в нынешних графствах Эссекс и Миддльсекс, просили мира. Цезарь согласился, с условием выдачи 40 заложников и продовольствия для римской армии.
Этому примеру последовали многие соседние племена, и Цезарю не доставало только взятия главного места пребывания Кассивелауна. Он и двинулся к этому городу, окруженному лесами и болотами и в котором укрылась наибольшая часть окрестных жителей с имуществом и скотом. Город этот был не иное что, как огражденное земляным валом и рвом пространство в густом лесу. Цезарь атаковал его в двух местах и взял приступом, после некоторого сопротивления. Жители спаслись с одной свободной стороны его; в преследовании многие из них были взяты в плен или убиты, а в городе захвачено множество скота.
Кассивелаун возбудил жителей нынешнего графства Кент и послал их напасть на приморский лагерь Цезаря. Если бы они имели успех, то Цезарь и его армия в Британии погибли бы. Но, к счастью для них, британцы были отражены от римского лагеря оставленными в нем войсками. Тогда Кассивелаун, понеся столько неудач и потерь, и видя многие племена британцев отложившимися от него, а край – разоренным, упал духом и просил мира. Цезарь, решась провести зиму в Галлии и не желая терять времени, так как лето уже было на исходе, потребовал заложников, определил дань, которую британцы должны были ежегодно платить Риму, и запретил Кассивелауну воевать с жителями Эссекса и Миддльссекса и с Мандубрацием, изъявившим покорность и преданность римлянам и которого Цезарь, по этой причине и по просьбе британцев, поставил царем или вождем их.
Как только заложники прибыли, Цезарь повел армию свою к приморскому лагерю и здесь приказал посадить ее на флот двумя отделениями порознь, так как нужно было перевезти много пленных, а некоторые суда были разбиты бурей. Счастье не изменило Цезарю, и при обратном переезде в Галлию ни одно из судов флота его не погибло.

§ 263. 12-й Поход Цезаря против Амбиорикса (54).

Первою заботой Цезаря по возвращены к берегам Галлии, было сохранение и обеспечение флота. Затем он отправился на общенародное собрание в Самаробриве (Amiens), на р. Самаре (Somme), в землях амбиепов, а армию свою расположил на зимних квартирах, более пространных, нежели прежде, по причине скудного урожая, а именно: один легион с легатом Фабием – в Теруанпе (Terouenne), другой легион с легатом Кв. Цицероном – между p. p. Скальдис (Шельдой) и Сабис (Самброй), в нынешнем Геннегау, третий легион с легатом, Л. Росцием – в землях саиев или эссуев, на р. Олина (ныне Seez на p. Orne в южной Нормандии), четвертый легион с легатом Лабиеном – в Дурокорторе (Rheims) и окрестностях, три легиона с квестором Крассом и легатами Мунацием Планком и Требонием – между p. p. Скальдис (Шельдой) и Мозой (Маасом), в нынешней Бельгии, и наконец вновь учрежденный легион и 5 когорт с легатами Сабином и Коттой – на средней Мозе (Маасе), в окрестностях нынешнего Люттиха, словом – в нынешних: северо-западной Франции и южной Бельгии. Сам Цезарь оставался в Галлии до тех пор, пока зимние квартиры армии не были совершенно устроены и надлежащим образом укреплены и обеспечены. В своих записках он замечает, что зимние квартиры легионов (кроме легиона легата Росция), находились недалеко одни от других, на пространстве около 150 рим. миль (около 200 верст) длины. Но в этом должна быть какая-нибудь ошибка, потому что стороны треугольника от Теруанна до Люттиха, Реймса и снова до Теруанпа составляют каждая более 190 и даже 210-ти верст, и таким образом зимние квартиры легионов были слишком отдалены одни от других для того, чтобы, в случае восстания и внезапного нападения галлов, легионы могли вовремя поддерживать друг друга (что и случилось). Почему Цезарь не предусмотрел этого и не расположил легионы по прежнему своему обыкновенно, нельзя объяснить дурною жатвой, потому что можно было Учредить склады продовольствия.
Между тем Галлия, особенно северная, была спокойна только по наружности, на самом же деле – ежечасно готова свергнуть с себя римское иго. Не только низшие сословия народа, но в особенности знатнейшие и богатейшие терпели жестокий гнет, и вожди племен чувствовали себя стесненными и униженными в значении и власти своих. Многие обеднели, многие местности были разорены, многим из жителей уже оставалось мало что терять. В отношении к такого рода народам римляне в иные времена были слишком мало снисходительны, чтобы щадить их доставкой продовольствия. Экономическое и финансовое положение занятого неприятельского края вовсе не входило в то время в соображение при дислокации армии в нем. Поэтому должно полагать, что Цезарь не принял в соображение ни расстояний, ни уважительных причин к более сосредоточенному расположению армии, потому, может быть, что надеялся, что ни одно из племен галлов не осмелится восстать, так как это уже многим из них обошлось очень дорого. Но оскорбленное народное чувство и отчаяние брали верх над рассудком. А между тем из записок Цезаря не видно, было-ли назначено общее сборное место для нескольких или для всех легионов. {Lossau, 1 В., 1 Abth... S. 379.}
Не смотря на то, что Цезарь мог полагать, будто все меры предосторожности были достаточно приняты, случилось одно произшествие, внезапно нарушившее спокойствие очень неприятным образом. Один из знатнейших владетелей племени, обитавшего близ нынешнего Шартра, Тасгеций, был публично убит. Предки его уже были владетелями этой части края, а он сам, по своему значению, храбрости и услугам, оказанным римлянам, был утвержден Цезарем в наследии своих предков. Убиение его не могло остаться без наказания, и Цезарь приказал легату Планку с его легионом идти из Бельгии к нын. Щартру, схватить и прислать к нему убийц.
Но едва прошло после того две недели, как в землях эбуронов (в н. Люттихской области) вожди племен, Амбиорикс и Кативолк, уже возбудили новое восстание. С одной стороны вследствие измены Амбиорикса, а с другой – непростительных неблагоразумия и малодушия легата Титурия Сабина, отвергнувшего мудрые советы опытных центурионов и трибунов своих и вступившего в переговоры, эбуронам удалось, напав из засады в лесу на легион, бывший на походе, с головы, хвоста и обеих сторон, истребить весь этот легион и убить самого Сабина, после мужественного и отчаянного сопротивления их.
Усиленными переходами прошел затем Амбиорикс через земли атуатиков и нервиев, и преувеличением произошедшего и обещаниями увлек их за собою в восстание. Затем с войском, ежедневно возраставшим в силах, он напал на легион легата Цицерона на его зимних квартирах. Тщетно старался Цицерон уведомить Цезаря через гонцов об опасности, в которой находился: все пути были отрезаны и все гонцы перехвачены. На другой день галлы возобновили нападение и военную хитрость, с таким успехом употребленную против Сабина; но Цицерон оборонялся упорно и решительно отверг всякие переговоры. Галлы окружили лагерь его со всех сторон земляным валом и рвом, дегтярными шарами зажгли шалаши и землянки римлян и со всех сторон пошли на приступ их лагеря. Но римляне оборонялись так мужественно и упорно, что галлы были отбиты с большим для них уроном. Наконец, по преодолении храбрым легионом неимоверных трудов и опасностей, Цицерону у удалось известить Цезаря об отчаянном своем положении.
Цезарь немедленно сделал распоряжения к сосредоточению ближайших легионов Красса, Фабия и, Лабиена и с 2-мя из них (числом всего около 7 т. чел. пехоты и 400 чел. конницы) усиленными переходами двинулся в земли нервиев (в нын. Геннегау). Нервии, едва проведав о наступлении Цезаря, сняли осаду Цицеронова лагеря и в числе около 60 т. войск обратились против Цезаря. Преднамеренными, по видимому робкими мерами он еще более увеличил и без того непомерную самоуверенность их, а когда они, вследствие того, стремительно достигли даже самого рва его лагеря и начали засыпать его и взлезать на вал, он внезапно вышел со всеми своими войсками из всех ворот лагеря, опрокинул их и обратил в бегство с огромным для них уроном. Затем он соединился с Цицероновым легионом, в котором едва-ли не 10-й человек был ранен, воздал ему достойную хвалу и наградил храбрейших.
Эта решительная победа разом положила конец восстанию и покорила большую часть племен Галлии Цезарю, который, снова расположив легионы на зимние квартиры, сам, против обычая своего, остался с 3-мя легионами целую зиму в окрестностях Самаробривы (н. Amiens)., дабы немедленно и быстро подавлять всякое новое восстание.
Между тем все племена северной Галлии были в сильном возбуждении и готовились к новому восстанию. Главный и постоянный возмутитель их, вождь тревиров Индуциомар внезапно напал на легион легата Лабиена, расположенный в землях ремов, соседних с тревирами (близ Рейна). Но Лабиен принял такие разумные меры, что успел опрокинуть и обратить в бегство тревпискую конницу, с большим для неё уроном, при чем Индуциомар, за голову которого Лабиен назначил высокую цену, был изрублен. Сведав это, собранное уже войско нервиев и эбуронов (близ н, н. Sens и Namur) разошлось и остальная зима прошла спокойно.

Рассматривая 5-й год войны Цезаря в Галлии, можно по поводу его сделать следующие замечания:
Все меры Цезаря до и во время 2-й экспедиции в Британию бесспорно заслуживают величайшей похвалы, но, как замечает Наполеон I в своих записках, 2-я экспедиция имела столь же мало положительных результатов, сколько и 1-я: и в той, и в другой Цезарь проник во внутренность страны только на весьма небольшое расстояние от морского берега, и хотя разбил и победил британцев, но воротился в Галлию, не оставив в Британии ни войск, ни каких-либо прочных учреждений и вовсе не покорил Британии Риму, а разве только обеспечил с этой стороны свои действия в Галлии, наказав британцев за содействие их (сомнительное) галлам и взяв с них заложников в том, что они впредь не будут неприязненно действовать против римлян.
По возвращении его в Галлию., слишком широкое размещение им своей армии на зимних квартирах в северной Галлии – средоточии восстаний, было неблагоразумно и неосторожно, не может быть оправдано предлогом к тому – неурожаем и скудостью жатвы, и всеми военными писателями признается за большую ошибку, которая имела последствиями – истребление целого легиона Сабина, и едва не подобное же истребление легиона Цицерона, и если последний был спасен и предотвращено общее восстание галлов, то единственно последующими мерами и действиями Цезаря, столько же мудрыми и искусными, сколько быстрыми и решительными.
Что касается легата Сабина, то он, перед тем всегда оказывавший опыты мужества и храбрости, соединенных с благоразумною осторожностью, на этот раз непонятным образом сделал весьма грубые ошибки, которые и повели к гибели его самого и его легиона – первому значительному поражению, нанесенному армии Цезаря в Галлии. Главною ошибкою Сабина было то, что он не послушался мудрых советов Котты и частных военачальников – остаться и обороняться в своем лагере, но допустил вовлечь себя в коварные переговоры Амбиорикса с ним, вышел со всеми войсками из своего лагеря на соединение с Лабиеном, на походе туда не принял надлежащих мер предосторожности, попал в засаду и был убит, а легион его истреблен. Ему следовало, как позже сделал Цицерон, стоять и обороняться в своем лагере, назначенном ему Цезарем, но отнюдь не вступать ни в какие переговоры с галлами. Меры, принятые им во время похода, были непростительны и имели следствием – внезапное нападение галлов на легион в лесу, из засады, со всех четырех сторон. Вина во всем этом падала преимущественно на Сабина, но также и на Котту, поровну разделявшего с ним начальствование, и особенно на Цезаря, который не вверил одному из них главное начальствование. От этого произошло несогласие между обоими легатами, оказавшее еще более вредные последствия от излишней поспешности Котты и непостижимых неблагоразумия и оплошности Сабина.
Действия же легата Цицерона и его легиона, напротив, заслуживают величайшей похвалы и служат доказательством отличных духа и дисциплины римских войск, в это время, в армии Цезаря.
Все последующие затем меры и действия Цезаря, как военные, так и политические, в отношении к галлам, в этом походе, вполне искупают предшествовавшие ошибки его в нем и вполне достойны такого великого полководца.

§ 264. 6-й год войны в Галлии (53). 18-й поход Цезаря против тревиров, сеннонов, карнутов и менапиев; – поражение Лабиеном тревиров.

С наступлением весны 53-го года, Цезарь произвёл значительные наборы войск в Галлии, для пополнены убыли, понесенной его легатами в предыдущем году. Сверх того, но его просьбе, проконсул Помпей, которого государственные дела удерживали в Риме, прислал Цезарю подкрепления из цизальпинской Галлии.
Между тем тревиры (около нын. Treves, Trier) употребили зимнее время также на значительный вооружения и склонили нервиев, атуатиков и менапиев (в нынешних землях Геннегау, Намюра и Гельдерна) и соседних германцев к общему с ними восстанию. Кроме того, сенноны (Sens) и карнуты (Chartres), не приславшие, не смотря на строгое приказание Цезаря, представителей своих на общенародное собрание в Лютеции (ныне Париж), также готовились к неприязненным против римлян действиям.
Все это побудило Цезаря еще в конце зимы двинуться с 4-мя легионами в земли тревиров и разорением их принудить это племя, без кровопролития, к покорности.
Не более времени и трудов стоило Цезарю принудить к тому же сеннонов и карнутов. Деятельно и прочно обеспечив спокойствие и безопасность в средине страны и в тылу своем, он мог уже надежно и с большими силами обратиться против Амбиорикса и его союзников – тревиров и прочих. Зная наперед, что Амбиорикс будет постоянно уклоняться от боя с ним в открытом поле, он положил прежде всего напасть на земли менапиев, {Менапии жили в нынешнем Геннегау (Hainaut), в Бельгии.} союзников эбуронов {Эбуроны – в окрестностях Люттиха (Liuge).} и Амбиорикса, и тем лишить этого последнего – убежища в их лесах и болотах. Отослав все тяжести армии, под прикрытием 2-х легионов, в лагерь Лабиена, с остальными 5-ю легионами он быстро и неожиданно вторгнулся 3-мя колоннами в земли менапиев и разорением их принудил последних просить мира. Он согласился на мир под условием, чтобы менапии признавали Амбиорикса и его союзников врагами. Оставив в землях менапиев атребата {Атребаты – ― в окрестностях Арраса (Arras).} Коммия с частью конницы, с остальными войсками он обратился против тревиров, угрожавших. лагерю Лабиена. Остановившись в расстоянии около 100 верст от него, они ждали прибытия германских вспомогательных войск. Но Лабиен выступил против них с 18-ю когортами (З ½ легионами) и конницею, и помощью военной хитрости (притворного отступления и затем обратного нападения) разбил их наголову. Сведав об этом, германцы воротились к себе, а вождем тревиров был назначен Цингеторикс, родовой тревир, который от начала пребыл верен римлянам.

§ 265. 14-й поход Цезаря против германцев (2-й); – действия против Амбиорикса; – осада лагеря Цицерона сикамбрами (53).

Не найдя более врагов в землях тревиров, Цезарь положил перейти через Рейн, наказать германцев и вместе с тем отрезать Амбиориксу отступление в Германию. Через Рейн был построен мост выше того места, где был сооружен первый. Оставив для охранения его и главного города тревиров сильные отряды войск, Цезарь немедленно предпринял движение в земли свевов. Убии, {Убии – в окрестностях Кёльна (Кolln).} всегда бывшие приязненными к римлянам, уведомили их, что свевы ополчили все свое, способное носить оружие, население и отступили к отдаленным пределам своих земель (в Гарц), разорив позади лежавшие. Так как длинное пространство от пределов убиев до дремучих лесов свевов, разоренное последними, было совершенною пустыней, то Цезарь, опасаясь недостатка на нем продовольствия для своей армии, положил вернуться обратно за Рейн. Однако, дабы не совсем избавить свевов от страха, вторжения в их земли, он приказал только снять несколько пролетов моста близ правого берега Рейна, а на левом построить башню и укрепление, и оставил для охранения их и моста Волкация Тулла с 12 когортами.
Затем, в середине лета, он открыл поход против Амбиорикса в землях эбуронов. Минуция Базилия с конницей он послал вперед через арденский лес, дабы, где и как можно было, внезапным нападением одержать какие-нибудь успехи над неприятелем, а сам обещал следовать с пехотой за конницей.
Базилий проник почти до самого места пребывания Амбиорикса, который лишь с большим трудом успел спастись от преследовавшей его римской конницы.
Тогда Цезарь оставил Цицерона с 14-м легионом для охранения всех тяжестей армии в Атуатуке (н. Тонгерн), Лабиена с 3-мя легионами послал в земли менапиев (Брабант и Гельдерн), Требония с 3-мя же легионами – для разорения земель атуатуков (Намюр), а сам с остальными 3-мя легионами двинулся против Амбиорикса, собравшего несколько конницы на р. Скальдисе (Шельде), в конце арденского леса. Он обещал воротиться через 7 дней и к тому же времени, по возможности, приказал Лабиену и Требонию прибыть к Атуатуке.
Между тем эбуроны укрылись в своих лесах и производили из них частые нападения только на отдельных римлян. Цезарь, видя, что их нельзя встретить и победить в открытом поле, пригласил соседние племена свободно грабить земли эбуронов. Вследствие того, 2 т. конных сикамбров (германского племени, в нынешней Вестфалии), переправились через Рейн, ниже римского моста, и в числе прочих награбили большую добычу. Один из плененных ими эбуронов предложил им двинуться к лежавшей лишь в 3-х часах расстояния Атуатуке, где все тяжести и запасы римской армии охранялись только слабым отрядом римских войск. Сикамбры послушались и двинулись к Атуатуке. а здесь между тем Цицерон, не опасаясь никакого нападения в разоренном Цезарем краю, видя, что 7-й день уже прошел, а Цезарь еще не воротился, и нуждаясь в продовольствии, выслал на ближайшие засеянные; поля, скосить хлеб, 5 когорт, к которым присоединились нестроевые и выздоровевшие, в надежде на добычу. В это самое время сикамбры внезапно появились с другой стороны – из-за лиса перед лагерем Цицерона и привели слабый гарнизон его в ужас (значит – не было принято надлежащих предосторожностей). Сикамбры же, увидав возвращавшиеся с косьбы когорты, обратились против них. Последним, по счастью, удалось, после упорного боя, пробиться, хотя и с уроном, в свой лагерь, иначе войскам Цицерона угрожала бы большая опасность. Сикамбры удалились за Рейн, а вскоре затем прибыл и Цезарь с своими войсками. Он объявил отряду Цицерона строгий выговор за все происшедшее по крайней оплошности, особенно за то, что когорты были высланы на фуражировку. Затем он продолжал свои действия.
После совершенного разорения земель эбуронов и истребления самих жителей, за исключением лишь немногих спасшихся и в том числе самого Амбиорикса, Цезарь, понесший в продолжении этого похода 2 когорты урона (именно в деле при Атуатуке), воротился в Дурокортор (ныне Реймс), в землях ремов. Затем, расположив 6 легионов в землях сеннонов (где ныне Sens, между средней Луарой и верхней Сеной), 2 в землях тревиров й 2 в землях лингонов (где ныне Langres, на верхней Сене), он отправился в Италию.

Небольшие походы этого года замечательны искусными соображениями и распоряжениями, и быстрыми, решительными действиями Цезаря, предупредившими значительное и опасное восстание Амбиорикса, с галльскими и германскими союзниками, в северо-восточйой Галлии (ныне северо-восточная Франция и юго-восточная Бельгия). Хотя это было соединено с разорением и опустошением неприятельских земель, но в тогдашнее время и в тогдашних обстоятельствах, и против такого народа, как галлы, это средство не только не противоречило общепринятым обычаям, но и было одним из действительнейших для устрашения и усмирения галльских племен. Но несчастный случай при Атуатуке, весьма удивительный и редкий в римском войске, падает виною на Цицерона, дотоле всегда распорядительного и храброго, но тут, непостижимым образом, по стечению неблагоприятных обстоятельств, обнаружившего большую нераспорядительность, едва не причинившую еще больших бед.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ВОЙНЫ И ПОХОДЫ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ (58–46 г. до P. X), (Продолжение).

§ 266. 7-й год войны в Галлии (52). – Всеобщее восстание в Галлии; – движение Цезаря из южной Галлии в среднюю; – действия его и Верцингеторикса. – § 267. Осада и взятие Аварика и действия во время и после того. – § 268. Движение Цезаря и Верцингеторикса вдоль р. Элавер к Герговии; – осада Герговш и действия во время оной. – § 269. Восстание эдуитов и всех галлов; – действия Цезаря, Лабиена и легата Л. Цезаря; – Верцингеторикс, его меры и движение на встречу Цезарю, а Цезаря, после боя, за ним к Алезии. – § 270. Осада Алезии; – сражение при ней, взятие её и конец похода; – замечания. – § 271. 8-й и последний год войны в Галлии (51). – новое восстание галлов; – действия Цезаря. против битуригов, карнутов и белловаков. – § 272. Движение Цезаря в земли Амбиорикса и разорение их; – действия легатов Фабия. и Каниния; – осада Дивоны или Кадурки; – действия Цезаря в Аквитании. – § 273. Общий вывод о войне Цезаря в Галлии и об образе и скусстве ведения им оной.

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXVI.

II.
Война в Галлии (58–51).
(Окончание).

§ 266. 7-й год воины в Галлии (52). Всеобщее восстание в Галлии; – движение Цезаря из южной Галлии в среднюю; – действия его и Верцингеторикса.

В цизальпинской Галлии Цезарь узнал об убиении в Риме Клодия и что, вследствие декрета сената, все молодые люди в Италии должны были вооружиться и поступить в войско. Поэтому Цезарь приказал и в цизальпинской Галлии произвести военный набор.
Слух об этом тотчас распространился в трансальпийской Галлии и с ним всеобщее мнение, что смуты в Италии удержат в ней Цезаря и что поэтому ему долго будет невозможно возвратиться к своей армии. Галлы не хотели упустить такого благоприятного случая к освобождению своему наконец от римского ига и положили произвести одновременно всеобщее восстание. Вожди их собирались в разных потаенных местах Галлии и прежде всего положили воспрепятствовать возвращению Цезаря к своей армии, что казалось им тем легче выполнить, что ни один легион не мог без его приказания покинуть места своего расположения и что Цезарь не мог доехать до них один, без прикрытия. Затем карнуты изъявили готовность первые открыть военные действия, а все прочие племена обязались клятвой не покидать их и назначили день всеобщего восстания.
В этот день карнуты, под предводительством двух отчаянных людей, Котуата и Конктодуна, напали на Генабум (Орлеан) и перерезали всех найденных в нем римлян. Слух об этом с быстротою молнии распространился по всей Галлии – и все племена пришли в движение. В тоже самое время один из вождей арвернов (н. Овернцы, в Оверни), молодой Верцингеторикс, привлек к себе многих приверженцев своих и особенно людей простого звания, и приобрел такое громадное влияние, что был провозглашен верховным вождем общенародная ополчения. В короткое время он привлек к союзу с собою сеннонов, лютециев, пиктонов, кадурков, туронов, авлерков, лемовиков, андов и другие приморские племена, словом – все племена, обитавшие в нынешней Франции между p. p. Сеной и Луарой, к западу до океана. Все эти племена признали Верцингеторикса верховным вождем общенародного ополчения, дали ему заложников в верности, обещали ему войск и в известное время – общее поголовное ополчение. Верцингеторикс обратил особенное внимание на сбор многочисленной и хорошей конницы и на введение в свое войско строжайшего воинского порядка. А когда оно стало уже достаточно сильным, он послал часть его с Луктерием в южную Галлию, к пределам римской нарбонской провинции (Languedoc и Rouergue), а сам с главными силами двинулся в земли битуригов (Berry, гл. гор. Bourges).
Слух обо всем происходившем в Галлии достиг до Цезаря в то время, когда он узнал, что в Риме уже было восстановлено спокойствие. Поэтому он решился немедленно отправиться в трансальпийскую Галлию, но при этом был в затруднении, как ему прибыть в свою армию. Придвинуть ее к себе – могло подвергнуть ее поражению по частям, а лично отправиться к ней – подвергало его самого опасности попасть в руки галлов. А между тем Луктерий уже увлек за собою, на сторону арвернов – рутенов, нитобригов и габалов, на границах римской нарбонской провинции. Тогда Цезарь, видя, что нельзя было долее медлить, принял следующие меры: прибыв лично в нарбонскую провинцию, он приказал на пределах её поставить гарнизоны, а части стоявших в этой области войск и приведенным им с собою, новонабранным в цизальпинской Галлии войскам собраться на границах земель арвернов. Луктерий отступил, а Цезарь перешел, хотя и с большими затруднениями, через севенские горы, вступил в земли арвернов, произвел внезапное нападение на это племя и выслал вперед, на значительное в ширину протяжение края, всю конницу свою, дабы распространить повсюду страх и ужас. Верцингеторикс, призываемый общим голосом арвернов на помощь, двинулся в их земли с своим войском. Цезарь, ожидавший этого, остановил свою армию и, оставив ее под начальством молодого Брута (сына), сам под достаточным прикрытием двинулся усиленными, переходами к Виенне на р. Родане (ныне Vienne на р. Роне), где нашел вновь набранную и собранную там, по его приказанию, конницу свою. Затем он с всевозможною поспешностью пошел вверх по р. Родану, через земли эдуев или эдуитян и мандубиев (в-Бургонии), в земли лингонов, к гор. Андаматуну (н. Langres на р. Марне), где нашел стоявшие там зимою 2 легиона. Туда же приказал он прибыть 6-ти легионам, стоявшим в Агендике (ныне Sens на р. Сене). Чрезвычайная быстрота, с которою он совершил эти превосходные движения и сделал мудрые распоряжения, воспрепятствовала эдуитам и мандубиям произвести какое-нибудь нападение на него. Верцингеторикс же, сведав о движении и распоряжениях Цезаря, отступил в земли битуригов (Berry) и осадил в них город Герговию бойев (Gergovia Bojorum, близь нынешнего гор. Moulins), названную так в отличие от другой Герговии арвернов (Gergoria Arvernorum, ныне гор. Clermont в Оверни). Первую Герговию Цезарь, после боя с гельветами, на-селил покоренными бойями и передал эдуитам, из коих те и другие пребыли верными римлянам.
Цезарь не мог оставить осады Герговии Верцингеториксом без внимания, не подвергая себя подозрению галлов, что он не хочет защитить верных ему эдуитов и что поэтому никто в Галлии не может полагаться на его защиту. Но с другой стороны время года было еще очень раннее, дороги дурны, перевозочные средства недостаточны и вследствие того у него мог оказаться недостаток в продовольствии, что очень озабочивало его. Но он предпочёл лучше подвергнуться этим последним затруднениям, нежели подозрению и нареканию галлов. Вследствие того он оставил 2 легиона и все тяжести армии в Агендике (Sens), приказал эдуитам доставить ему продовольствие и со всеми остальными войсками двинулся к Герговии, дав наперед знать туда, что идет на выручку её.
На пути туда, он обложил город сеннонов, Веллаунодун (Веашие), частью для того, чтобы не оставлять неприятелей в тылу за собой, частью же для устройства в этом городе промежуточного склада продовольствия. В два дня устроена была контрвалационная линия, а на третий – город сдался. Цезарь оставил в нем легата Требония и двинулся к Генабуму (Орлеан), подошел к нему совершенно неожиданно и тотчас же занял приречную часть города 2-мя легионами, дабы жители не могли спастись по р. Нигеру (Луаре). Они действительно пытались исполнить это ночью, но Цезарь тотчас же двинул готовые легионы в городские ворота и овладел городом. В отмщение за избиение в нем перед тем римлян, почти все жители города были истреблены, а город разграблен. Затем Цезарь двинулся далее к Аварику (Бурж). Близ него он осадил город Новиодун (ныне селение Neuvi), но он сдался ему. И в то время, когда римские войска готовились вступить в обладание им и обезоружить жителей его, внезапно явилась перед ним передовая конница Верцингеторикса, который, сведав о движении Цезаря к Герговии, снял осаду её и двинулся на встречу ему. Жители Новиодуна затворили городские ворота и отказались сдаться. Но Цезарь выслал вперед свою конницу, поддержанную 400 чел. союзной германской конницы, и конница Верцингеторикса была принуждена отступить с большим уроном; жители же Новиодуна пришли в такой страх, что тотчас же сдались.

§ 267. Осада и взятие Аварика и действия во время и ― после того.

Затем, Цезарь решился осадить Аварик (Бурж), значительнейший город битуригов, обещая себе, с взятием его, покорить весь окрестный край.
Тогда Верцингеторикс составил план действий, который приносит большую честь его военным дарованиям. Он положил действовать против Цезаря совершенно иначе, нежели галлы действовали против него до тех пор, а именно – не боем в открытом поле, а разорением и опустошением страны, отрезыванием римлянам подвозов продовольствия и фуража, и лишением их способов добывания их, особенно фуража, в котором крайне нуждалась многочисленная конница их. Это должно было вынудить римлян к дальним фуражировкам, во время которых галлы могли разбивать их по частям. Словом – Верцингеторикс, имея сам в тылу за собой нетронутый край, хотел выморить римлян голодом и, избегая боя с ними, разбивать их по частям. Этот план Верцингеторикса, хотя и жестокий в отношении к собственной стране, заслуживает особенного внимания в отношении к противодействию римлянам.
Действительно, он вскоре оказал на них свое влияние. Более 20-ти городов в землях битуригов и селения в окрестностях Аварика были сожжены. Аварик, по просьбе жителей его, был пощажен, потому что имел выгодное для своей обороны местоположение. Верцингеторикс расположился верстах в 20-ти от него в укрепленном лагере, ежедневно имел верные сведения о ходе осады, разведывал окрестности, особенно места римских фуражировок, и где только можно было, нападал на фуражиров.
Аварик был со всех сторон окружен рекою (ныне p. Evres, левый приток Луары) и болотами, между которыми к городу вел только один узкий подступ. Тут Цезарь приказал построить высокое земляное укрепление, прикрытое навесами, и две башни; контрвалационную же линию устроить препятствовало местоположение города. Но в продовольствии и фураже вскоре стал оказываться все больший и больший недостаток, так что войска по нескольким дням оставались без хлеба в зерне. Однако они переносили все лишения с необыкновенными терпением и мужеством, и ни разу не роптали. Цезарь предложил им, если лишения слишком тягостны для них, снять осаду. Но все они просили его не делать этого, говоря, что с тех пор, как состояли под его начальством, никогда еще не покрывали себя стыдом, и ничего, начав, не доканчивали. С такими войсками, чего не мог совершить такой полководец!
Осадные работы производились так скоро, как только было возможно. Между тем получено было известие, что Верцингеторикс приближался к Аварику и с своею конницею и легкою пехотою расположился в засаде близ такого места, мимо которого римские войска должны были идти на фуражировку. Вследствие того, Цезарь ночью, в величайшей тишине, двинулся с большею частью армии к лагерю неприятельского войска и поутру подступил к нему. Галлы тотчас отослали свои тяжести назад в лес, а сами выстроились на возвышенной местности, окруженной болотистою лощиной, футов в 50 ширины, на которой сломали мосты, а броды сильно, заняли войсками. Цезарь, убедясь, что напасть на них в такой местности нельзя было без большего урона, отступил в свой лагерь – и поступил благоразумно и осторожно. Можно было бы только заметить, что он избавил бы свою армию от напрасного передвижения туда и обратно, если бы предварительно разведал местоположение лагеря галлов лично с конницей, но тогда уже невозможно было бы нечаянное нападение, которое он имел в виду.
По отступлении его, Верцингеторикс воротился из своей засады и был встречен всеобщим неудовольствием и даже обвинением в измене за то, что взял с собою всю конницу, приблизился к римлянам, покинул свое войско и подверг его опасности нападения на него. Но он собрал военный совет и так убедительно доказал побудительные причины своих поступков, что возбудил восторг своего войска и восстановил доверие его к нему. Этот случай любопытен тем, что служить к сравнению обоих полководцев и их войск в это время.
Осада города производилась с большими трудами со стороны римлян, а оборона его – с не меньшим искусством со стороны осажденных. Между тем наступили дожди и холодная погода, и осажденные положили бежать из города к войску Верцингеторикса, но, не имея возможности ни взять с собою, ни покинуть жен и детей своих, отказались от своего намерения – на беду свою, потому что вскоре после того Цезарь взял город удачно произведенным приступом и из 40 т. жителей его спаслись не более 800, а все остальные погибли.
Затем Цезарь снабдил свою армию найденным в Аварике продовольствием и хотел, с наступлением весны, или выманить войско Верцингеторикса из его лесов и болот, либо окружить и обложить его в них. Но эдуиты призвали его к себе для решения возникшего между ними раздора. Пойти к ним, прервав начало своих военных действий, было для Цезаря несвоевременным, и опасным; но он решился на это, не желая, чтобы в тылу за ним были смуты, которые могли бы подать, повод к вмешательству Верцингеторикса. Поэтому он отправился лично в земли эдуитов и, порешив раздор между ними и обещав им большие награды по окончании войны, потребовал от них всю их конницу и 10 т. чел. пехоты, которые хотел расположить постами (этапами) до своей армии, для обеспечения подвоза к ней продовольствия, что для него было бы очень важно и полезно, если б было исполнено,

§ 268. Движение Цезаря и Верцингеторикса вдоль р. Элавера к Герговии; – осада Герговии и действия во время оной.

Воротясь к армии, Цезарь отрядил легата Лабиена с 4-мя легионами против сеннонов и лютециев, а сам с остальными 6-ю легионами и конницей двинулся вдоль р. Элавера (Allier), в намерении осадить Герговию арвернов (н. Clermont). Из записок его не видно, как расположено было в это время войско Верцингеторикса, и потому следует предполагать, что или римская армия обошла правое крыло его, либо войско это ранее перешло через р. Элавер, дабы воспрепятствовать переходу через нее римской армии. Известно только, что оно- уничтожило все мосты на ней и следовало по правому берегу её за движением Цезаря по левому. Оба войска двигались днем и располагались ночью – в виду одно другого, разделяемые только рекой. Цезарь, желая избежать большой потери времени от этого, употребил хитрость: он расположил свою армию на ночь в закрытой лесом местности, прямо против одного сломанного моста. На следующее утро он остался тут в засаде с 2-мя легионами, а остальные 4, с конницей и тяжестями, послал вперед по левому берегу, взяв однако от каждого из этих 4-х легионов по 4 когорты и приказав им идти на месте 2-х оставшихся сзади легионов, дабы галлы не заметили отсутствия их. Но как только римская армия и галлы достаточно удалились, Цезарь приказал поспешно исправить мост и через несколько часов оба легиона перешли по нем через реку и заняли на правом берегу выгодное для боя, местоположение. Затем Цезарь приказал армии воротиться назад к мосту. Галлы были этим так обмануты, что без остановки двинулись прямо к Герговии, не желая быть принужденными к бою. Этот переход Цезаря через р. Элавер был столько же искусно соображен и исполнен, сколько с другой стороны по-дает повод предполагать, что, Верцингеторикс недостаточно тщательно наблюдал за правым берегом реки и позволил обмануть себя.
Цезарь также продолжал свое движение к Герговии и, прибыв к ней на 5-я сутки, обозрел город и местоположение его – на высокой, труднодоступной горе, и решил, что внезапным нападением и открытою силою взять его, в присутствии галльской. армии, было невозможно. Поэтому он прежде всего озаботился об обеспечении продовольствования своей армии. Верцингеторикс же расположил свое войско и на вершине горы, и под стенами города, и ежедневно, на восходе солнца, выезжал с своими военачальниками и с своею конницей, поддержанною стрелками из луков, и завязывал стычки с римскими войсками.
У подошвы горы, на которой был расположен город, находился крутой со всех сторон холм, выгодный для галлов тем, что позволял им удобно добывать воду, хлеб и фураж, и потому занятый их войсками, однако не очень сильно. Для Цезаря было выгодно овладеть этим холмом, чтоб отнять у галлов выгоды обладания им. Поэтому он ночью, в величайшей тишине, двинулся к нему из своего лагеря с 2-мя легионами, овладел им и соединил его с главным лагерем двойным рвом в 12 футов глубины.
Между тем у эдуитов снова произошли смуты, которые могли иметь опасные для Цезаря последствия и снова принудили его прервать только что начатые им действия против Герговии и Верцингеторикса.
Один из знатнейших эдуитов, Конвиктонитанис, назначенный Цезарем в верховные вожди этого племени, восстал со своими приверженцами против римлян и отправил 10 т. войск, обещанных Цезарю, под предводительством Литавика, как будто на соединение с Цезарем, действительно же против него, на соединение с Верцингеториксом. На пути отряд Литавика умертвил римлян, следовавших с большим транспортом, и двинулся прямо к Герговии.
Напротив два другие знатные эдуита, Эпоредорикс и Виридомар, пребывшие верными Цезарю, привели к нему эдуитскую конницу и объяснили, что эдуиты не причастны восстанию Конвиктонитаниса. Цезарь, нимало не медля, оставив в лагере перед Герговией легата Фабия с 2-мя легионами, сам с 4-мя легионами и всею своею конницей быстро двинулся в земли эдуитов. Пройдя около 30–35 верст, он встретил отряд. Литавика и преградил ему путь своею конницей.
Отряд Литавика, увидя себя обманутым и в опасности поражения, бросил оружие и просил пощады, а Литавик с своими подручниками бежал в Герговию. Цезарь уведомил эдуитов что простил их единоплеменников, хотя имел право казнить их и затем немедленно двинулся назад к Герговии. На полпути туда он получил от Фабия известие, что 2 легиона его были атакованы в их лагере превосходными силами неприятеля, совершенно изнемогли и понесли большой урон, и что на следующий день ожидается новое нападение. Цезарь ускорил, сколько можно было, свое движение и прибыл в свой лагерь еще до восхождения солнца; однако галлы не произвели вторичного нападения.
Вскоре из Бибракты (Autun) было получено известие, что Конвиктонитанис и его партия снова произвели беспорядки, умертвили бывших в городе римлян, а других вне оного ограбили. Но прочие власти народные, страшась мести Цезаря, отправили к нему послов с объяснением, что они и большинство народа не участвовали в этих беспорядках и просили возвратить им выставленные ими войска. За всем тем, они начали готовиться к войне, склонять к тому соседственные, племена. Цезарь знал это, однако принял послов благосклонно и отпустил их с такими же обещаниями. Тем не менее положение его в Галлии начинало становиться тревожным и небезопасным, угрожая Цезарю всеобщим со всех сторон на-падением. Поэтому он стал помышлять о благовидном отступлении от Герговии, так чтоб оно не показалось галлам бегством перед ними.
Вскоре ему представился удобный случай к тому. Обозревая меньший лагерь свои, он открыл, что галлы покинули одну высоту, до тех пор сильно занятую ими, и узнал от перебежчиков, что эта высота спереди была незанята, но сзади, ближе к городу, находилось очень узкое пространство, поросшее лесом, и что Верцингеторикс приказал укрепить его, дабы римляне не могли завладеть им и отрезать галлам добывания фуража и воды. На этом Цезарь основал план – сильно угрожать этому пункту, на который галлы опасались нападения, и когда они поспешат на помощь ему, напасть, посредством эскалады, на лагерь их, расположенный на горе.
Видимые распоряжения Цезаря для угрожения первому пункту имели полный успех: галлы двинули к этому пункту главные свои силы и тем совершенно ослабили занятие и оборону сильно укрепленного лагеря своего на горе. Цезарь, как только заметил это, двинул свои войска, скрытно и по частям, из большего своего лагеря в меньший и положительно приказал легатам не заходить слишком далеко вперед, дабы не подвергнуться фланговому нападению. Из описания, в записках Цезаря, происшедшего, вследствие того, боя, нельзя достаточно объяснить себе, как именно происходило дело, но кажется, что римские войска во время боя действительно не могли двинуться вперед к лагерю галлов, не навлекши на себя флангового нападения со стороны города и галльского войска в одно время.
В самом начале, войско Цезаря двинулось против лагеря галлов и без сопротивления овладело им. Цезарь тотчас приказал трубить к отступлению, предполагая, что галлы, поняв цель ложной атаки, примут сообразные с тем меры. По сигналу 10-й легион при Цезаре остановился, но прочие не слыхали сигнала и продолжали идти вперед. Хотя трибуны и центурионы старались остановить и устроить своих людей, но, увлеченные порывом, последние проникли до самых городских стен и ворота, причем, как видно, пришли несколько в беспорядок, – передние пытались взлезать на стены, но тщетно, потому что не имели лестниц, – задние же все более напирали на них, и, в происшедшем вследствие того беспорядке, легаты уже не могли исполнить приказания Цезаря.
В Герговии жители пришли в ужас и предались бегству, но галльское войско Верцингеторикса, сначала по частям, потом с превосходными силами, обратилось против атакующих и напало на них во фланг и в тыл. Римские войска, хотя и в невыгодном для боя местоположении, оборонялись с отчаянною храбростью, стараясь пробиться. Цезарь послал им в подкрепление легата Сексция с несколькими когортами из малого лагеря и сам с 10-м легионом выдвинулся несколько вперед.
Между тем на правом фланге римлян показались, по приказанию Цезаря, вспомогательные войска эдуитов, имевшие на-значение наблюдать за находившимися с этой стороны галльскими войсками. Но римские войска в пылу боя приняли их за неприятелей, сочли себя совершенно обойденными и стали отступать с боем, совершили чудеса храбрости и наконец отступили в свой лагерь, под прикрытием 10-го легиона и когорт Сексция, но понесли жестокий урон 46 центурионов и около 700 воинов! Верцингеторикс не продолжал наступления и отвел свои войска назад в лагерь.
Главною причиною неудачи этого боя было, кажется, то, что легионы, при взятии неприятельского лагеря, расстроились в рядах и порядке и увлеклись порывом до самых городских стен. Цезарь упрекнул их в этом на другой день, но вместе с тем воздал им должную и справедливую хвалу за их геройскую храбрость и тем еще более возвысил дух в них. Тем не менее, цель его – снять осаду, после нанесения неприятелю чувствительного удара, не была достигнута и потому он выступил с целою армией своей из лагеря в открытое поле, вызывая галлов на бой. Но Верцингеторикс не принял его, справедливо предпочитая оставаться в своем лагере под стенами города и будучи уверен, что при этом осада города была невозможна. Вследствие того, все ограничилось передовыми конными стычками, в которых успех был на стороне римлян. На следующий день Цезарь снова вывел, свою армию в поле, для того – как говорит – чтобы сбавить у неприятелей спеси и возвысить дух в собственных войсках, и когда галлы снова не приняли боя, то он в виду их, среди дня, предпринял отступление и, не будучи преследуем, в 3 перехода достигнул р. Элавера, восстановил мост на ней и перешел на другой берег.

§ 269. Восстание эдуитов и всех галлов; – действия Цезаря, Лабиена и легата Л. Цезаря; – меры Верцингеторикса и движение его на встречу Цезарю, а Цезаря, после боя, за ним к Алезии.

Между тем эдуиты, к которым Цезарь был так благосклонен и снисходителен, окончательно и решительно изменили ему, в Новиодуве (Nevers), где были Цезаревы склады, умертвили всех римлян, разграбили все денежные кассы и часть обоза и имущества самого Цезаря, отняли прибывшие из Италии и Испании ремонты лошадей, наконец сожгли самый город, начали собирать войска и старались отрезывать римлянам подвозы продовольствия.
Цезарь, узнав об этом и говоря, что покрыл бы себя стыдом, если б отступил в римскую нарбонскую область, двинулся усиленными переходами к р. Лигеру (Луаре), чтобы перейти через нее прежде, – нежели эдуиты успели бы собрать войска. При этом он имел в виду также не предоставлять легата Лабиена с его легионами собственной его судьбе, но соединиться с ним и действовать так, чтобы восстание галлов дорого обошлось им. Этот план был вполне достоин его!
Следуя днем и ночью, он прибыл совершенно неожиданно для Галлов к р. Лигеру, перешел через нее в брод, снабдил армию зерновым хлебом и скотом и быстро двинулся прямо к Агендику (Sens), в землях сеннонов. Страх его имени предшествовал его движению и без боя нанес удар восстанию галлов в краю, через который проходил Цезарь.
Между тем Лабиен с своими легионами двинулся к Лютеций (ныне Париж), на пути оставив часть войск в Агендике, для прикрытия этого города и оставленных в нем тяжестей, складов и прибывших из Италии новобранцев. Начальствовавший галльскими войсками в Лютеции (состоявшей тогда лишь -из части нынешнего Парижа, на острову между двумя рукавами Сены) не впустил Лабиена в город и решился обороняться в нем. Лабиен, предвидя трудность осады, двинулся вверх по правому берегу р. Секваны (Сены) к гор. Мелодуну (н. Melun), завладел им, перешел через реку, восстановил мост по другую сторону города и вниз по левому берегу двинулся к Лютеции. Устрашенные жители этого города сожгли его, отступили на правый берег и разрушили мосты за собой. Лабиен, получая со всех сторон самые преувеличенные известия о всеобщем восстании галлов и крайнем положении римских войск, справедливо рассудил, что в этих обстоятельствах вопрос состоял не в том, чтобы наносить галлам поражения и делать завоевания, но в том, чтобы сохранить свой отряд и привести его обратно в Агендик – в целости. С этою целью он сделал ложные приготовления к переходу через р. Секвану выше Лютеции, ночью же переправился ниже, опрокинул многие галльские отряды и наконец разбил их с большим для них уроном. Затем он беспрепятственно до-шел до Агендика и вскоре соединился в нем с Цезарем. Все эти действия Лабиена изобличают в нем опытного и искусного военачальника и заслуживают полной и справедливой похвалы.
Между тем эдуиты, прежде столь преданные римлянам, теперь сделались главными врагами их и пригласили Верцингеторикса и вождей всех галльских племен на общенародное собрание в Бибракте (н. Autun). Здесь, где не было представителей только от лингонов (Лангр) и ремов (Реймс), верных римлянам, и от тревиров (Трир), занятых войною с германцами, Верцингеторикс был провозглашен верховным военным вождем всех галлов (к крайнему неудовольствию эдуитов, которые желали этой чести для одного из своих одноплеменников). Верцингеторикс потребовал от галлов заложников, 15 т. чел. конницы и предания полей и жилищ огню, от эдуитов 10 т. чел. пехоты, которых с 800 чел. конницы послал напасть на аллоброгов (в Савоие и Дофинэ), обещая им независимость, если они восстанут; наконец арвернам (Auvergne) и соседним габалам приказал опустошить южную часть Галлии (Rouergue, Quercy и Bas-Languedoc).
Аллоброги обороняли по силам р. Родан (Рону) и преградили вход в свои земли. В них находилось всего только 22 когорты вновь набранных римских войск, под начальством, легата Л. Цезаря. Слабость этих сил и угрожавшая опасность побудили этого легата обратиться за помощью к за-рейнским германцам, от которых он и получил несколько плохой конницы и легкой пехоты. Он находился в весьма трудном и опасном положении, окруженный со всех сторон превосходными силами галлов и отрезанный не только от Италии, но даже и от римской нарбонской области. Однако он умел, сколько и как мог, держать себя и действовать так, чтобы в этом отчаянном положении никогда и нигде не подвергать себя поражению, что принесло ему много чести.
Между тем Верцингеторикс, весьма значительно усилившись и узнав, что Цезарь намерен от Агендика идти через земли лингонов (Langres) и секванов (Franche-Comte) к югу, положил преградить ему путь туда и двинулся на встречу ему, разделив свое войско на три части или большие отряды: фланговые должны были напасть на Цезаря с флангов, а средний с фронта. Цезарь также разделил свою конницу на 3 части и двинул ее против галльской конницы, а всю пехоту остановил на месте, и расположил между нею все тяжести и повозки.
Пехота римская поддерживала римскую конницу, где только последняя была теснима, до тех пор, пока германская конница на правом фланге римлян не опрокинула с одной высоты галльскую конницу и не преследовала ее до берегов реки, где Верцингеторикс стоял с своей пехотой в развернутом боевом порядке. Остальная галльская конница, опасаясь быть охваченной и окруженной, обратилась в бегство и в преследовании римскою конницею понесла большой урон. Верцингеторикс, увидав бегство и поражение своей конницы, отступил в свой лагерь, а из него тотчас двинулся со всеми тяжестями к городу Алезии (ныне Mont Auxois, в департаменте Сote-d'Or, между p. p. верхними Сеной и Ионной, см. ниже). Цезарь, поставив все свои тяжести и повозки, под прикрытием 2-х легионов, на одну ближнюю высоту, преследовал галлов до вечера, взял около 3 т. их в плен и на другой день расположился лагерем и против Алезии. Он немедленно обозрел местность и город, и приказал устраивать контрвалационную линию. К этому он прибавляет в своих записках, что поражение галльской конницы, которую галлы считали главным родом войск своих, видимо произвело сильный упадок духа в их войске.
Из комментариев Цезаря не видно, где именно произошел упомянутый выше бой, и какая это была река. Затем вообще можно заметить, что Верцингеторикс неблагоразумно отступил от принятого им прежде намерения не вступать с армией Цезаря в бой в открытом поле. Решиться на это, с неустроенным, хотя и храбрым, народным ополчением галлов, против римской армии, правильно и отлично устроенной, привыкшей к маневрированию, закаленной в боях и предводимой таким полководцем, как Цезарь – было крайне неблагоразумно. Цезарь же, с своей стороны, проявил в этом случае высокие свои военные дарования, находчивость и решимость действовать сообразно с главною своею целью, обстоятельствами и средствами. Главною целью его было, приблизиться к римской нарбонской области и отвлечь от неё значительные силы галлов. Встретив на пути туда превосходное в силах галльское войско, он не помыслил ни об отступлении, которое могло погубить все его дело в Галлии, ни об остановке на месте и принятии оборонительного боя, что также было несогласно с его личным характером, ни с достоинством и значением римской армии, но на предлагаемый ему наступательный бой немедленно отвечал таким же наступательным – и искусными: распоряжениями своими и распределением и действием своих войск – конницы, поддерживаемой пехотой, опрокинул галльскую многочисленную конницу, тем принудил Верцингеторикса отступить и, преследуя его усиленно, нанес ему урон и в людях, и нравственный, соответствовавший полной победе.

§ 270. Осада Алезии; – сражение при ней, взятие её и конец похода; – замечания.

Осада Цезарем Алезии есть такое мастерское дело древней полиорцетики и в таком ярком свете выставляет при этом превосходство римских войск и особенно высоких военных дарований Цезаря, что заслуживает несколько подробного и обстоятельного описания.
Алезиа (Alesia, ныне Mont Auxois, близ Sainte-Reine, к С. 3. от Flavigny и к С. В. от Semur, в департаменте Сote-d'Or) была расположена на вершине отдельной, высокой горы или -овальной плоской возвышенности, между двумя речками (ныне Oze и Ozerain), обтекавшими гору с севера и юга, и впадавшими невдалеке на западе в третью речку (ныне Brenne). Местность впереди Алезии, к западу, образовала равнину, длиною около 3 т. щагов (геометрических), а с остальных трех сторон была окружена горами, одинаковой вышины с тою, на которой был расположен город, и пересеченными несколькими глубокими лощинами (ныне, с севера – между селениями Menes-treux-le-Pitois и Bussy-le-Grand, с востока – Mont Pevenelle и близ сел. Darcey, а с юга – Mont Druaux, близ Flavigny).
Цезарь, обозрев местность и расположение Алезии и войска Верцингеторикса, нашел, что расположена последнего было неприступно, но не признал невозможным запереть его на горе, окружив укрепленными линиями, и принудить его, либо удалиться во-время либо подвергнуться всем последствиям неизбежного голода. Армия Цезаря состояла из 10 легионов (около 50 т. чел.), набранной у германцев конницы (по Аппиану Александрийскому – 10 т. чел.) и вспомогательных галльских войск, а всего от 60 до 70 т. чел. У Верцингеторикса же было, по показаниям историков – до 80 т. чел. войск. Наполеон I сомневается в этом, потому что Алезия была городок небольшой и, кроме войск, вмещала в себе также и своих постоянных жителей. Во всяком случае, по сказанию истории, Цезарь с 60 т. войск решился обложить в Алезии Верцингеторикса с 80 т. войск – пример, неслыханный в военной истории и в истории осад, так как известно, что осаждающий, для успеха осады крепости, должен быть по крайней мере вдвое сильнее осажденного. Но эта-то несоразмерность сил и возвышает еще более смелую решимость Цезаря, которого высокое искусство в исполнены имело решительные успех и влияние в отношении не только к судьбе Алезии, Верцингеторикса и галльских войск, но и целой Галлии.
Прежде всего Цезарь занял окружающие Алезию горы с севера, востока и юга несколькими легионами в отдельных укрепленных лагерях. В тоже время он назначил направление контрвалациояной линии вокруг горы, на которой была расположена Алезия, и места 23-х четвероугольных, высоких, земляных укреплений.
Едва были начаты эти работы, как Верцингеторикс двинулся с своею конницей на западную равнину. Тут произошел весьма упорный бой между галльскою и римско-германскою конницами: последняя отразила и опрокинула первую в беспорядке и с уроном.
Когда высокие укрепления были построены, Цезарь приказал соединить их, сообразно с местностью, сильно-укрепленными линиями. Но это было сопряжено с огромными затруднениями и трудами: почва была очень неудобна для земляных работ и, сверх того, пересечена высотами и лощинами, на весьма большом пространстве, а именно – более 11 т. шагов (геометрических, около 7 ½ верст) в окружности. Пока войска производили работы, часть их должна была постоянно оставаться под оружием, для противодействия галлам, расположенным под стенами города. Наконец, много труда и времени потребовалось также для сбора в окрестностях материалов, нужных для работ.
Верцингеторикс, видевший с вершины горы работы Цезаря и понявший цель их, не отважился однако еще во-время отступить с своим войском из под стен Алезии, дабы не быть разбитым на походе, а решился оставаться при Алезии, соотечественников же своих побудить к скорейшей помощи ему. Для этого он отослал свою конницу, содержать которую для него было очень трудно, и поручил ей представить племенам Галлии необходимость как можно скорее освободить его от обложения, потому что продовольствия у него было не более как на, 30 суток. Так как римские линии не были еще вполне довершены, то галльская конница, в числе 15 т. чел., и успела спастись без труда. Верцингеторикс же, с оставшеюся пехотой, покинул свой лагерь и заперся в городе. Наполеон I и это также находит очень трудным и сомнительным, так как у Верцингеторикса все еще оставалось около 65 т. войск, сверх жителей Алезии.
Цезарь, узнав от пленных и перебежчиков о намерениях Верцингеторикса, убедился в трудности своего предприятия и в необходимости, вследствие того, еще значительно усилить свои укрепленные линии. Для этого он приказал вырыть, в 400 футах (геометрических) впереди их, глубокий ров, в 20 фут. глубины и ширины, с отвесными боками, а вынутая земля образовала вал для защиты войск от метательного оружия. В 400 футах позади этого передового рва находилась контрвалационная линия, с 2-мя параллельными рвами в 15. футов глубины и ширины. Из них внутренний ров был наполнен водою, проведенною из двух речек, обтекавших Алезию. За ним был устроен вал в 12 футов вышины, с парапетом, амбразурами и древесными стволами и ветвями, утвержденными на гребне вала. Вал был фланкируем высокими укреплениями, построенными на расстоянии 80 футов одно от другого.
В тоже время Цезарь приказал устроить, точно таким же образом, и циркумвалационную линию, в окружности не менее 14 т. футов, для предохранения себя от нападения галлов со стороны поля.
Но и все это Цезарь признал еще недостаточным и, для крайнего затруднения подступов к линиям, изобрел тройную преграду. Он приказал: во 1-х впереди каждой линии устроить ров в 9 футов глубины, с тыном из заостренных древесных стволов, укрепленных на дне рва; – во 2-х впереди этого рва устроить волчьи ямы в 8 рядов, в шахматном порядке, на 3 фута расстояния одну от другой, с толстыми, заостренными бревнами на дне, прикрытыми сверху травой и хворостом, – и наконец в 3-х впереди волчьих ям рассеять во множестве, по всей местности, железные крючья, прикрепленные к врытым в землю толстым кольям (шострапы).
Труднодоступный высоты и лощины вокруг Алезии, по направленно линий, чрезвычайно затрудняли работы. Однако, не смотря на это и на громадность работ, протяжение их в длину и ширину (контрвалационная линия имела в окружности около 7 ½, а циркумвалационная – около 9 ½ верст), и количество употребленных материалов (в ближайших лесах недостало дерева и нужно было добывать его все далее и далее), Цезарь говорит, что успел совершенно обложить Алезию и обеспечить самого себя со стороны поля, трудами 60 или 70 т. войск – в течении около 40 дней! Он имел такое доверие к своим легионам, что мог бы с ними – как часто говаривал – перевернуть небо! ― В Риме работы его вокруг Алезии возбудили такой восторг, что там говорили, что смертный человек едва-ли отважился бы предпринять их, но только одно божество могло совершить оные!
Между тем галлы собрали до 240 т. чел. пехоты и 8 т. чел. конницы, под предводительством 4-х избранных вождей, но, как ни спешили, не могли прибыть к назначенному Верцингеториксом сроку (до истечения 30-ти дней), что привело осажденных в совершенное отчаяние. Нуждаясь в продовольствии, они обдумывали уже самые отчаянные предприятия и выслали из города всех лишних и бесполезных людей, но Цезарь не пропустил их.
Наконец, только через 6 недель (42 суток) после выхода конницы, вспомогательное галльское войско явилось в виду Алезии и заняло высоты с юго-западной стороны (близ нынешнего селения Mussy-la-Fosse), в расстоянии 4 т. футов от римской циркумвалационной линии. Цезарь называет эти высоты Collis exterior (внешние высоты, в отличие от внутренних, занятых римскими линиями). На другой день вся галльская конница, поддержанная стрелками, легкими войсками и позади их всею пехотой, двинулась на западную равнину между двумя речками. Цезарь, приняв все нужные меры для обороны этой части линий, двинул всю свою конницу против галльской. Произошел упорнейший бой, продолжавшийся от полудня до вечера, без особенного успеха с той и с другой стороны. Но наконец, германская конница общим, дружным ударом сломила и опрокинула галльскую. Однако галлы не лишились бодрости и всю ночь готовились к решительному приступу к той части циркумвалационной линии, которая была обращена к западной равнине: приготовляли лестницы, фашины, – косы и крючья для срывания тына и т.п. и еще до рассвета двинулись на приступ. В тоже время и Верцингеторикс произвел вылазку против частей контрвалационной линии, расположенных в лощинах. Но тщетны были все усилия галлов с той и с другой стороны, и с восходом солнца галлы с обеих сторон отступили.
Только тогда внешние галлы догадались, что они напали на самую сильную часть римских линий, и послали знающих людей обозреть всю окружность этих линий. К северу от Алезии они нашли высокий холм, на вершине которого римские войска не могли провести циркумвалационную линию и были вынуждены расположить ее на легком скате этого холма (между Menestreux-le-Pitois и Bussy-le-Grand), так что вершина холма значительно господствовала над нею и весьма способствовала нападению на нее. Вследствие того, в следующую же ночь для этого отправлены были 60 т. галльских войск, под предводительством одного из 4-х вождей, Вергасиллауна. Последпий, при восходе солнца, предпринял решительное нападение, и в тоже время главные силы галлов развернулись в боевом порядке на равнине против западной части римских линий, а Верцингеторикс произвел сильную вылазку из города и стремительно напал на римские линии, левее Вергасиллауна, с северной стороны.
Самое сильное нападение было произведено со стороны Вергасиллауна и не без успеха, так что римские войска (легионы Антистия и Каниния) начинали уже уступать превосходству сил. Цезарь послал им в подкрепление Лабиена с 6-ю когортами и приказанием сделать вылазку, еслиб он не был в состоянии ограничиться обороной, а против Верцингеторикса послал Брута (сына) с 6-ю и легата Фабия с 7-ю когортами, и сам двинулся за ними с другими подкреплениями, и едва успел поддержать бой, так сильно напирали и упорно сражались галлы Верцингеторикса. Отсюда он обратился на подкрепление Лабиена, с большим трудом удерживавшегося против Вергасиллауна, и приказал большей части своей конницы выйти из линий и напасть на атакующих галлов Вергасиллауна с тыла. Между тем и Лабиен успел притянуть к себе слева – из линий на равнине, против которых главные силы галлов стояли в бездействии и не предпринимали ничего – 38 когорт. Присоединив их к себе, Лабиен произвел вылазку одновременно с конницей. Произошел упорнейший бой, который римская конница решила в пользу римлян, нападением на галлов- с тыла. Тогда Цезарь обратился со всеми силами против Верцингеторикса. Последний совершил чудеса храбрости, но, видя отражение Вергасиллауна и бездействие главных сил, был вынужден отступить и, собрав свои войска, объявил, что они могут выдать его лично, если хотят сдаться на выгодных условиях. И они – сдались, но были проданы в рабство, а Верцингеторикс взят в плен и в последствии; в большом триумфе Цезаря в Риме, следовал за его победной колесницей (что поставляют в упрек Цезарю, не почтившему в лице Верцингеторикса героя, хотя и несчастливого).
Так кончилась эта знаменитая осада Алезии, в которой высокие искусство Цезаря и необычайные доблести римских войск – с одной стороны, и бездействие главных сил галльского вспомогательного войска, в самую решительную минуту, не смотря на необыкновенные подвиги мужества и храбрости, оказанные Вергасиллауном, Верцингеториксом и их войсками – с другой стороны, решили судьбу не одной только Алезии и осады её, но и целой Галлии и войны в ней. Осада Алезии окончательно сломила сопротивление галлов, и хотя они после того пытались еще производить частные восстания, но главная сила их уже была сокрушена, уничтожена – и через год Галлия вполне покорилась римлянам:

Рассматривая вообще военные действия в Галлии в этом, 7-м году войны в ней, нельзя не заметить, что никогда, в целую эту войну, галлы не проявили такого необыкновенного напряжения сил. В месяц времени они собрали с 40 племен, из числа всех 85, обитавших в Галлии, 240 т. войск, которые, с 80 т. обложенными в Алезии, составляли 320 т. чел., против 60 т. войск Цезаря – более нежели в 5 раз более! И положительно можно сказать, что только одни отличные качества и доблести Цезаревых войск и особенно высокие дарования и искусство его самого, а с другой стороны недостаток согласия и умелости галлов, спасли Цезаря и его армию от величайшей опасности. Как ни отлично были устроены им укрепленные линии, но если бы главные силы галлов произвели решительное нападение на них с запада, одновременно с нападением Вергасиллауна с северо-запада и Верцингеторикса с севера, то положение Цезаря и его армии могло бы быть весьма опасным и из осаждавшего он мог бы сам обратиться в осажденного. Но, в конце концов. необыкновенный: искусство его и мужество его войск одолели превосходную числом и храбрую, но дурно устроенную и управляемую вооруженную силу галлов – и повели к громадным военным и политическим результатам, как увидим ниже.
По этой причине, вообще этот 7-й год войны Цезаря в Галлии есть важнейщий и замечательнейший из всех 8-ми, во всех отношениях, и стратегическому и тактическом, и полиорцетическом. Особенно замечательны по искусству соображения и исполнения: 1) движение Цезаря из нарбонской области чрез севенские горы к границам земель арвернов и оттуда лично в земли лингонов, где он сосредоточил свои войска на фланге и в тылу Верцингеторикса; – 2) движение его от Агендика к Веллаунодуну, Генабу, Новиодуну и Аварику, который осадил и взял; – 3) движение его от него по р. Элаверу к Герговии, которую осадил, а по снятии осады ее – обратно через р. ― Элавер и р. Лигер в земли эдуитов и сеннонов и к Агендику, близ которого соединился с Лабиеном; – 4) движение его чрез земли лингонов в земли секванов, для сближения с нарбонскою областью, и по разбитии Верцингеторикса, преградившего ему путь и отступившего к Алезии – к этому городу, который осадил, взял и тем положил конец походу и, можно сказать, всей войне в Галлии. Все эти 4 движения и действия во время их одинаково замечательны высоким искусством соображений и исполнения.
Верцингеторикс был в этом году достойным противником Цезаря и изобличил замечательные военные дарования, соединенные с качествами храброго воина и искусного полководца. Особенно замечателен план его – избегать боя с Цезарем в поле и выморить римскую армию голодом, опустошая край. Но затем он сделал важную ошибку, отступив от этого плана и отважившись на открытый бой с Цезарем, а быв разбит в нем, позволил осадить и взять в плен себя в Алезии. Галлы проявили в этом году чрезвычайное напряжение сил, выставив более 300 т. войск, _ против 60 т. чел. римских, но, при всем своем нравственном возбуждении и одушевлении, не обладая хорошим военным устройством и тактическим образованием, и главное – не имея надлежащих между собою единства и согласия, не могли одолеть 60 т. отличного римского войска, храброго, превосходно устроенного, опытного, закаленного в трудах и боях, и предводимого таким великим полководцем, как Цезарь, и принуждены были покориться. Таким образом превосходство отлично устроенного, хотя и слабейшего числом, римского войска и высокое искусство его полководца вполне восторжествовали над неустроенным, хотя и превосходным в силах, храбрым и предводимым искусным вождем, народным ополчением, словом – искусство вполне восторжествовало над простою, трубою силою.

По взятии Алезии Цезарем, все восставшие галльские племена снова покорились ему и он расположите свою армию на зимних квартирах. Лабиена с 2-мя легионами и всею конницею он послал в земли секванов (Franche-Comte), на востоке, – Фабия и Минуция Базилия с 2-мя легионами – в земли ремов (Rheims), на северо-востоке, – Антистия Регина с 1 легионом – в земли эдуитов и боиев (Nivernais), Сексция с 1 легионом – в земли битуригов (Berry), тех и других – в средине Галлии, Каниния с 1 легионом – в земли на нижней Гарумне (ныне Гаронна, в Rовеrgue), на юго-западе, – а Цицерона и Сульпиция, для сбора продовольствия, первого – в Кабиллон (Chalons-sur-Sаone), а второго – в Матиско (Macon), на р. Арар (Саоне). Таким образом он расположил главные свои силы на востоке, северо-востоке и в средине Галлии, а часть сил (1 легион) на юго-западе; сам же лично расположился в Бибракте (Autun).

§ 271. 8-й и последний год войны в Галлии (51). Новое восстание галлов; – действия Цезаря против битуригов, карнутов и белловаков.

Цезарь желал и. надеялся дать своей армии необходимый ей отдых на зимних квартирах, после перенесенных ею в 52 г. трудов. Но в начале зимы он узнал, что галлы замышляли новое восстание, только на других, нежели в 52 г. основаниях. Именно – они полагали, что если бы общие, соединенные силы их и не были в состоянии сопротивляться Цезарю, то армия его во всяком случае была бы поставлена в большое затруднение, если бы война вспыхнула снова в нескольких различных местах Галлии в одно время, что не позволило бы Цезарю иметь достаточно ни времени, ни войск, ни взаимной связи между ними, для того, чтобы везде одолеть галлов. При этом последние надеялись, что ни одно из их племен не откажется от необходимых жертв для восстановления своей прежней независимости. Такого рода план галлов мог бы быть очень опасным для Цезаря и его армии, если бы между галлами было единство, согласие и искусный предводитель, такой, например, каким был Верцингеторикс. Но как ни того, ни другого, ни третьего не было, то план галлов мог только кончиться неудачей, к большему еще вреду для них. Притом, пока они еще только замышляли это и готовились к тому, Цезарь, узнав об этом, немедленно решился быстро предупредить исполнение ими своих замыслов. Поручив своему квестору М. Антонию охранение зимних квартир, он быстро двинулся в последний день 52 года с конницей из Бибракты (Autun) в земли битуригов (Berry), где был расположен 12-й легион. Притянув к себе ближайший 11-й легион и оставив 2 когорты для охранения тут зимних квартир, он быстро двинулся внутрь земель битуригов, запретив своей передовой коннице жечь жилища жителей, как для того, чтобы этим расположить последних к себе, так и для того, чтобы самому себе не затруднить способов продовольствования в краю. Вступление его в земли битуригов было так внезапно и неожиданно, что битуриги, вовсе неготовые еще к восстанию, и не помышляли о сопротивлении, а искали только спасения в бегстве. Но Цезарева конница, рассеясь по всему краю, часть бежавших перехватила, а другой отрезала все пути в земли соседних племен. Таким образом, без боя и кровопролития, Цезарь защитил и поддержал приверженцев римлян, а на противников последних навел такой страх, что они покорились ему, выдали заложников и встретили со стороны Цезаря великодушное и кроткое обращение с ними. Это так подействовало на все соседственные племена (боиев, эдуитов, мандубиев и др.), что и они последовали примеру битуригов и все было кончено в самое короткое время.
Затем Цезарь выдал своим войскам чрезвычайные денежные награды (по 200 сестерций или около 15 рублей каждому рядовому воину и по 2000 сестерций или около 150 рублей каждому центуриону), за необыкновенный усилия и труды их в предыдущие осень и зиму, и распустил их по квартирам, а сам возвратился в Бибракту на 40-й день по выступлении из неё.
Но уже 18 дней спустя (в конце февраля 51 года) битуриги прислали. к нему просить его помощи против карнутов (Chartres). Немедленно притянув к себе 6-й и 14-й легионы Цицерона и Сулпиция из Кабиллона (Chalons) и Матиско (Macon) на р. Арар (Sаone) в землях секванов, он двинулся с ними в земли карнутов. Последние бежали из своих городов и селений, и с большим трудом искали чем прокормиться в это, еще суровое, время года. Расположив свою тяжелую пехоту в Генабуме (Orleаns), Цезарь приказал легкой пехоте и коннице пройти чрез земли карнутов по всем направлениям, и так как они нигде не встретили сопротивления, то оставил оба легиона, под начальством легата Требония, в землях карнутов, а сам отправился в Дурокортор (Rheims), в землях ремов. Причиною этого было то, что он получил отсюда известия о сборе белловаками (Beauvais в Beauvoisis, к с. з. от Парижа), одним из храбрейших племен, вместе с их соседями, ополчения под предводительством белловака Коррея и атребата (Arras) Коммия, с целью нападения на союзное с ремами племя суэссонов (Soissons). Так как ремы были союзниками римлян и оказали им большие услуги, то Цезарь счел долгом поспешить на их защиту. Вторично притянув к себе 11-й легион, а также один из легионов Лабиена, он двинулся с ними к границам земель белловаков, а легату Фабию с его 2-мя легионами приказал идти к границам земель суэссонов. Остановившись на границах земель белловаков, он послал в эти земли свою конницу для разведания и узнал от неё, что белловаки, покинув все свои жилища и оставив в них только неспособных сражаться людей, для наблюдения за римлянами, сами, со всеми соседними племенами, в составе общего союзного ополчения из всех способных сражаться людей, расположились на одной горе, окруженной болотами, а тяжести свои скрыли в ближайших лесах. Кроме того Цезарь узнал, что союзные галлы имели многих вождей, возбудивших их к восстанию, но что из них Коррей был главным, а Коммий отправился за вспомогательными войсками германцев, и наконец, что вожди галлов единогласно положили: в случае, если у Цезаря было, как они полагали, только 3 легиона, то вступить, с ним в бой, если же более 3-х легионов, то оставаться в своем лагере и отрезать Цезарю все способы добывания продовольствия и фуража, которые без того в это время года ему очень трудно было добывать. Из всех этих сведений Цезарь заключил, что восставшие галлы составили очень разумный и с их положением сообразный план действий. Поэтому он положил на нем самом основать собственные свои действия и, выдвинув вперед только З из своих 4-х легионов, тем-побудить галлов к нападению на него. Вследствие того он двинул вперед 7-й, 8-й и 9-й легионы, составленные из старых и опытных войск и на которые он мог вполне положиться, – за ними все тяжести, а за тяжестями в самом хвосте 11-й легион, составленный из отборных молодых воинов. Всем старшим частным начальникам войск он сообщил и объяснил свои намерения и дал согласно с тем приказания.
Галлы, не ожидавшие его наступления, взялись за оружие, но не вышли из своего лагеря. Цезарь же, найдя его очень выгодно и сильно расположенным, стал против него также в весьма сильно укрепленном лагере, с валом в 12 футов вышины, 2-мя рвами в 15 футов ширины и глубины и с многими 3-х-ярусными башнями, которые соединялись мостами и крытыми ходами. Устройством таких сильных укреплений он имел целью показать галлам вид, будто очень озабочен обеспечением себя, но вместе с тем и действительно усилить свою небольшую армию против превосходного числом и силой неприятеля и надежнее производить около лагеря фуражировки.
В таком расположены обе стороны оставались несколько времени, ведя с переменным успехом малую войну между обоими лагерями. Успехи, приобретенные галлами, как при этом, так особенно против римских фуражиров и прикрывавшей их, галльской союзной конницы, и прибытие Коммия с 500 чел. германской конницы – все это возбудило в галлах чувство гордости и уверенности в успехе, но не надолго. Цезарь, видя, что ему нельзя было ни атаковать, ни обложить галлов в их лагере, приказал легату Требонию присоединить к себе 13-й легион легата Сексция и с 3-мя легионами, усиленными переходами присоединиться к нему, Цезарю. А между тем, в одном из ежедневных частных дел с. обеих сторон, отряд германской пехоты, вызванной Цезарем из-за Рейна, имел смелость перейти в брод через болото и преследовать галлов до самого их лагеря, а это произвело в нем на всех галлов чувство беспокойства и страха. Вскоре затем весть о приближении Требония с его легионами еще более усилили это чувство и заставили галлов, из опасения одинаковой с жителями и войсками Алезии участи, помышлять уже только о скорейшем удалении своем. Выслав до рассвета вперед всех своих стариков и больных и все свои тяжести, они утром двинулись за ними из своего лагеря, оставив впереди его несколько войск для прикрытия своего отступления и задержания римлян.
Цезарь приказал тотчас навести через болото мосты, двинул через них легионы на гору, где был расположен лагерь галлов, и следовал далее в боевом порядке. Галлы, не смея в виду его продолжать отступления, остановились, в намерении обороняться в случае его нападения, а Цезарь с своей стороны разбил лагерь и выстроил войска свои впереди его, в боевом порядке. Тогда галлы прибегли к хитрости: собрали все имевшиеся у них запасы соломы и фашин, разместили и зажги их впереди всего фронта своего лагеря и, под прикрытием огня и дыма, их, ночью отступили со всею возможною поспешностью.
Цезарь, узнав об этом, послал вслед за ними всю свою конницу, но с большими предосторожностями, и сам с пехотой двинулся вслед за конницей. Галлы, отступая быстрее, нежели римские войска следовали за ними, вскоре снова расположились в весьма выгодной позиции, поставив части своей пехоты и конницы в разных местах скрытно в засады.
Вскоре Цезарь узнал, что Коррей с 6,000 челов. пехоты и 1,000 челов. конницы отборных войск скрытно расположился в засаде в таком месте, куда полагал, что римляне вышлют фуражиров, так как в этом месте было большое обилие в продовольствии и фураже. Вследствие того Цезарь двинул вперед конницу с стрелками, для прикрытия фуражиров, и сам с легионами последовал за конницей. Последняя вскоре открыла галлов на окруженной лесом поляне, шагов в тысячу длины и ширины и ограниченной глубокою речкой. Римская конница двинулась против галлов, а римская пехота со всех сторон на поляну. Коррей сначала показался только с частью своих войск и напал на римскую конницу, которая оборонялась, но не отступила. Тогда Коррей выступил из своей засады со всеми своими войсками и принудил римскую конницу к отступлению. Римские стрелки поспешили на помощь ей и бой, сделавшись общим, продолжался без решительного успеха до тех пор, пока Цезарь не прибыл с легионами. Тогда Коррей положил отступить, но нашел все пути к отступлению уже отрезанными, и войска его бросились во все стороны в рассыпную, но были преследованы и почти все истреблены, а сам Коррей, не хотевший ни уступить, ни сдаться, защищался с отчаянием и был убит.
Затем Цезарь перешел через реку и двинулся прямо против лагеря галлов, расположенная в одном переходе. Туда уже достигла весть о поражении и смерти Коррея, и восставшие галлы, видя, что не могут долее сопротивляться Цезарю, отправили к нему послов с изъявлением покорности и просьбы о пощаде и заложников в верности. Коммий же бежал в Германию.
Цезарь, объявив им, что они сами были виновниками всех бедствий и зол, постигших Галлию в предыдущем и этом годах, не смотря на то простил их, а затем все другие восставшие племена последовали примеру белловаков и также изъявили покорность.
Тогда Цезарь мог уже считать себя вполне победителем галлов, так как ни одно из племен их уже не могло, казалось, помышлять о восстании и сопротивлении. А потому он разместил свою армию по квартирам, квестора М. Антония с 11-м легионом он оставил в главной квартире Бибракте, – Фабия с 25 когортами послал в Рутению (Rouergue), где, как известно было, некоторые племена были в вооружении и легат Каниний Ребил с 2-мя легионами был недостаточно силен для удержания, их в повиновении, а легата Лабиена с 12-м легионом – в римские колонии в верхней или северной Италии, для охранения их от вторжения пограничных народов.

§ 272. Движение Цезаря в земли Амоборикса и разорение их; – действия легатов. Фабия и Каниния; – осада Дивоны или Кадурки; – действия Цезаря в Аквитании (51).

Сделав эти распоряжения, сам Цезарь двинулся во владения Амбиорикса, земли его разорил огнем и мечом, а жителей частью истребил, частью увел в плен и обратил в рабство. Причинами такого жестокого, бесчеловечного и притом ненужного поступка Цезаря, Гирций Панза, продолжатель его записок (см. источники в Введении I ч. В. В. И. древних времен), приводить то, что Цезарь, будто бы, был побужден к такому поступку бегством Амбиорикса, невозможностью вследствие того принудить его к покорности и необходимостью разорить его владения так, чтобы даже в случае возвращения своего он нашел вместо них одну пустыню и не мог водвориться в них. Верно или неверно это показание Гирция Панзы – неизвестно: во всяком случае факт жестокого и совершенного разорения владений Амбиорикса Цезарем не подлежит сомнению и чести Цезарю не приносит. Как бы ни был виновен Амбиорикс в жестоком поступка своем с легатами Цезаря Сабином и Коттой и вообще в крайне враждебных действиях своих в отношении к римлянам, но он был врагом, а не подданным их, и отмщение ему лично не могло и не должно было простираться на безвинных жителей его владений. ― Но в языческой древности вообще и в эти времена в частности, даже со стороны такого человека, как Цезарь – также язычника, такого рода соображения новейших времен, разумеется, не могли иметь места. За всем тем даже в эти времена и со стороны Цезаря, не раз оказывавшего великодушие к побежденным или беззащитным врагам, разорение им владений Амбиорикса ничем не может быть оправдано.
Совершив это, Цезарь притянул к себе Лабиена, еще не успевшего исполнить своего поручения, и послал его с 2-мя легионами в земли тревиров, столь диких, грубых и воинственных, что их не иначе можно было содержать в покорности, как силою оружия.
Между тем легат Каниний Ребил двинулся на помощь приверженцу римлян Дурацию, осажденному в городе Лимоне, в землях пиктов или пиктонов (ныне Poitiers в Poitou), многочисленным гальским войском под предводительством Думнака из города Андекави в землях андов (ныне Angers в Anjou). Думнак обратился против Каниния, но был с уроном отражен им и снова осадил Лимон. Но движение на помощь этому городу, Дурацию и Канинию легата Фабия принудило Думнака снять осаду и отступить за р. Лигер (Луару). Фабий, еще не соединясь с Канинием, двинулся вслед за Думнаком прямо к месту переправы его через Лигер, успел настигнуть хвост его войска и нанес ему большой урон. В следующую ночь он живо и сильно преследовал Думнака своею конницей. Во время долгого и жаркого боя с последнею, Думнак велел всей своей пехоте поспешно отступать, но по прибытии самого Фабия с легионами был опрокинут, а войска его рассеяны, преследованы конницей и потеряли до 12,000 чел. убитыми и пленными и все свои тяжести.
5,000 человек спасшихся при этом случае присоединились к толпам рабов, изгнанников, воров и разбойников, под предводительством некоего Драппа из города Агендика (н. Sens), и. вместе с ними и с такими же толпами Луктерия из города Дивоны или Кадурки в землях кадурков (ныне Cahors в Guyenne) двинулись в римскую нарбоннскую Галлию. Каниний преследовал их со своими 2-мя легионами, Фабий же пошел в земли карнутов (Chartres) и соседних с ними племен, поддерживавших Думнака, Карнуты покорились Фабию и дали заложников, а их примеру последовали и племена Арморики, на берегах океана, Думнак же спасся бегством на границы Галлии. А Драпп и Луктерий, быстро преследуемые и сильно теснимые Канинием, не могли, как хотели, вторгнуться в нарбоннскую Галлию и были принуждены запереться в Дивоне или Кадурке, где имели многих приверженцев. Почти неприступное местоположение этого города на высокой и крутой горе не позволило Канинию немедленно взять его ни открытою силой, ни осадою, но заставило обложить его кругом контрвалационною линией, соединявшею 3 укрепленные лагеря, на трех соседних высоких горах. Драпп и Луктерий, опасаясь участи Алезии, оставили часть войск в Дивоне, а с главными силами вышли на большую фуражировку, для сбора продовольствия и фуража. По окончании этой фуражировки, Драпп с частью войск остался, в своем лагере, а Луктерий с другою частью, разделенною на нисколько мелких отрядов, стал по ночам и по частям препровождать повозки с продовольствием и фуражом, небольшими лесными дорогами, в Дивону. Но римские передовые стражи, услыхав шум движения повозок, подняли тревогу и Каниний с караульными когортами напал на Луктерия, обратил его в бегство лишь с немногими из его войск и, оставив по легиону в каждом из трех лагерей своих, сам со всеми остальными войсками двинулся против Драппа, выслав вперед всю свою конницу и германскую пехоту. Эти конница и пехота внезапно напали на Драппа и завязали с ним бой, а прибывший вслед затем легион Каниния занял вокруг лежавшие высоты – и Драпп был разбит на голову и взят в плен с остатками своих войск. Затем Каниний воротился к Дивоне и продолжал укрепление своих лагерей и линии. А на другой день к нему присоединился Фабий с своими войсками.
Между тем Цезарь, оставив квестора своего М. Антония в землях белловаков (Beauvais, dep. de l'Oise), для наблюдения за бельгами, отправился в разные местности Галлии, для обозрения их и населений их, и везде. брал заложников. В землях карнутов (Chartres), возобновивших войну, он потребовал только выдачи ему главного зачинщика и предводителя восстания, Гутурвата, и по выдаче его, по словам Гирция Панзы, был вынужден подвергнуть его телесному наказанию прутьями, а потом казни отсечением головы, для, справедливая тем удовлетворения мести римских войск за все претерпенные ими несчастья и урон.
Здесь он узнал о действиях Каниния и Фабия против Драппа и Луктерия, и хотя пренебрегал этими последними, однако признал нужным как можно скорее покончить с ними, дабы не оставлять в галлах надежды и даже мысли о возможности еще сопротивления с их стороны, где бы то ни было. А потому он двинулся со всею своею конницею на соединение с Канинием и Фабием, а легату Калену с 2-мя легионами приказал следовать за ним малыми переходами.
При этом следует заметить вообще, что хотя Цезарь был очень, занят и военными действиями в Галлии, и необходимыми гражданскими делами и распоряжениями в ней и в прочих управляемых им областях (нарбоннской и цизальпинской Галлии и Иллирии), и хотя имел под своим начальством многих искусных, испытанных и доверенных легатов, однако, в случаях местных восстаний в Галлии, предпочитал немедленно обращаться туда самому, сосредоточивать нужное число войск, управлять военными действиями, ускорять их и личным, нравственным влиянием своим на восставших галлов скорее и решительнее одерживать над ними успех. Такого рода образ действий его много способствовал к скорейшему, окончательному и полному усмирению и покорению Галлии, объясняет также наблюдаемую им систему сочетания кротости и строгости в отношении к местно-восстававшим галлам, и наконец изобличает в самом Цезаре такие: хладнокровную, здравую рассудительность, силу и присутствие духа, смелость, отважность и веру в свое счастье, в каких он не уступает ни одному из великих полководцев древности.
К Дивоне он прибыл совершенно неожиданно, когда и лагери, и контрвалационная линия уже были совершенно укреплены и докончены. Узнав, что в Дивоне не было недостатка в продовольствии, он предпринял отрезать ей воду из реки, обтекавшей почти вокруг всей горы, на которой была расположена Дивона. Не смотря на то, что это было очень трудно, Цезарь успел в том, расположив стрелков, пращников и метательные орудия так, что они. обстреливали единственную дорогу, по которой осажденные могли спускаться к реке для добывания в ней воды. Но затем оставался еще один родник воды у подошвы городской стены, в том месте её, где река не обтекала горы. Дабы отрезать и этот родник, Цезарь приказал произвести чрезвычайно трудные, земляные и деревянные работы для всхода войск в этом месте на, гору, под прикрытием деревянных щитов (блиндажей) и высокого укрепления (кавальера), с 10-ю -ярусною деревянною башней на нем, хотя и не превышавшею городской стены, но господствовавшею над родником и обстреливавшею его метательными орудиями. Эти громадные и необыкновенно трудные работы были исполнены с полным успехом. Доведенные жаждой до крайности, осажденные старались сжечь римские деревянный постройки горючими, веществами, произвели вылазку и разрушили значительную часть работ осаждавших. Но римские войска исправили и продолжали их, и наконец совершенно отвели воду из родника и тем принудили осажденных сдаться. Цезарь счел нужным примерно строго наказать их, так чтобы этим навести страх на галлов и заставить их навсегда отказаться от всякой мысли о восстании. Поэтому всем вооруженным жителям Дивоны он приказал отрубить руки, Драпп сам добровольно избрал для себя голодную смерть, а Луктерий, схваченный и выданный Цезарю позже, был казнен.
Между тем Лабиен разбил в конном бою тревиров и соседних с ними германцев и взял в плен вождей их.
После всех этих счастливых успехов, Цезарь двинулся с 2-мя легионами. в Аквитанию (Guyenne, в юго-западной Франции), где еще не бывал, и часть которой уже покорил легат П. Красс. Здесь все племена выслали послов и заложников, и Цезарь с конницей отправился в Нарбонну, а армию свою в Галлии разместил на зимних квартирах: М. Антония, Требония, Ватиния и Кв. Туллия с 4-мя легионами – в бельгийской Галлии, 2 легиона – в землях Бибракты (Autun), 2 легиона – на границах земель карнутов и туронов, близ р. Лигера (Луары), а 2 остальные легиона – в землях лемовиков (Limousin), близ арвернов (Auvergne).
В нарбоннской Галлии. Цезарь провел только несколько дней, в продолжении которых посетил соседственные племена, производя между ними суд и расправу, прекращая распри между ними и награждая оказавших римлянам услуги. Затем он отправился в гор. Неметук в землях атребатов (ныне Arras), где и провел зиму с 51-го на 50-й год.
Главною заботой его теперь было содержать галлов в наилучших отношениях к римлянам, дабы, с предстоявшим прекращением управления его Галлиями, избежать всяких насильственных мер. Согласно с тем он и поступал с покоренными племенами, не обременял их новыми налогами, вождей их ласкал и дарил и т.п. и этим вполне достиг своей цели. Весною же 50-го года он отправился в северную Италию и посетил все главные города её – с политическою целью, дабы умножить число своих приверженцев и противодействовать своим врагам и партии Помпея в Риме. Повсюду он был встречаем, как победитель и триумфатор, всем народонаселением, с торжественными празднествами и выражениями уважения и преданности. Затем он поспешно воротился в Неметук, собрал легионы Лабиена к главному городу тревиров (Trier), произвел им смотр, назначил Лабиена, довереннейшего из своих легатов, правителем северной Италии, и затем снова отправился в последнюю, в город Равенну, дабы быть как можно ближе к Риму и следить за всем происходившим в нем.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ. ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА ВОЙНУ ЦЕЗАРЯ В ГАЛЛИИ И НА ОБРАЗ И ИСКУССТВО ВЕДЕНИЯ ИМ ОНОЙ

§§ 273–274. Война Цезаря в Галлии в военно-политическом и стратегическом отношениях. – §§ 275–278. Образ и искусство ведения Цезарем войны в Галлии. – Действия стратегические. §§ 279–281. Тактические действия Цезаря и устройство его войск в Галлии. §§ 282–283. Полевая фортификация и полиорцетика. – § 284. Заключение.

Источники и исторические пособия: Комментарии Цезаря, Turpin de Crisse, Guichard, Napoleоn I, Lossau, Rutow, K. F. Untersuchungen etc. и пр. указанные выше после предисловия к этой части.

§ 273. Война Цезаря в Галлии – в военно-политическом отношении.

Рассматривая войну Цезаря в Галлии, в общей её совокупности – прежде всего в военно-политическом отношении и приняв в соображение все, что было сказано выше (в главе XXXVI, I, §§ 250–253) о Цезаре, особенно со времени назначения его в 59 г. консулом, с присвоенными ему правами и обязанностями, следовало бы, кажется, заключить, что Цезарь был законно обязан только защищать северные пределы вверенных ему областей римской республики от нападений галлов, гельветов и германцев – народов независимых и в то время не только не враждебных явно и открыто римлянам, по отчасти даже союзных с ними (эдуи и Ариовист). Но могла ли в то время в Риме быть, не только речь, но даже мысль о законности, праве и справедливости? Рим был тогда в полной власти трех честолюбцев – Помпея, Красса и особенно Цезаря, из которых каждый в тайне стремился к нераздельной, неограниченной, верховной власти, без сомнения (как у всех подобного рода честолюбцев) единственно на общую пользу республики и народа римских! У Цезаря в особенности эта мысль вполне созрела с самой молодости и была главною, постоянною его целью. Все прочее, без разбора, должно было служить ему средством к достижению её, но в особенности; – армия и война. Одна должна была служить другой: армия – вести и расширить войну, а война – образовать и усилить армию. Поэтому Цезарь ничего так не желал, как войны – и случай ли, или необыкновенное счастье его, в это самое время побудили гельветов исполнить задуманное ими еще в 61-м году переселение из Гельвеции в юго-восточную трансальпийскую Галлию, на пределы римской нарбонской провинции. Это немедленно доставило Цезарю желанный им и вполне законный повод к войне с гельветами, которых ему ни в каком случае невозможно было и не следовало пропускать в трансальпийскую Галлию, для водворения в ней. Счастливая звезда Цезаря повела один ряд благоприятных для него обстоятельств за другим. Отраженные на Родане, гельветы двинулись чрез земли союзных с римлянами эдуев, а они, и с ними союзники их амбарры и аллоброги призвали Цезаря на помощь! И так, с первого же шага в Галлии цизальпинской и трансальпийской, Цезарь является вполне законным защитником и римских пределов, и римских союзников. После поражения гельветов при Бибракте, принятия их покорности и принуждения их воротиться в Гельвецию, казалось бы, что законная цель войны с ними была достигнута, пределы и союзники римские были обеспечены и Цезарю более не было законных причин и поводов к войне в Галлии. Но счастье Цезаря снова представило их ему – в призвании Ариовиста с германцами из-за Рейна на помощь секванами и арвернами, а Цезаря эдуями. Хотя Ариовист был такой же союзник римлян, как и эдуи, но наложение им дани на секванов, арвернов и эдуев и завладение им 1/3 земель их, заставили все эти три племени призвать на помощь Цезаря. Ничто не могло более соответствовать как законным, так и личным, тайным побуждениям Цезаря идти на помощь эдуям, секванам и арвернам, а вслед за тем и тревирам, против Ариовиста и зарейнских германцев. Разбив Ариовиста и отразив германцев, как и перед, тем гельветов, от пределов Галлии, Цезарь в два похода в 1-й год своего управления столько же законно, сколько и блистательно, исполнил свой долг – охранителя пределов римских и союзных с Римом галльских племен.
Но уже с следующего 2-го года войны все изменяется. Если верит самому Цезарю в его комментариях, – все последующие причины и поводы к войне с разными племенами Галлии были вполне согласны с интересами и истинною политикой Рима и следовательно вполне законны и справедливы. Но верить в этом Цезарю трудно или по крайней мере можно лишь на сколько эти причины и поводы были согласны с его личными интересами, видами и побуждениями. Для них, война Цезаря с разными племенами Галлии была необходима – и первый случай к тому представился (по словам Цезаря) в составлении – будто бы – бельгами и многими кельтическими галлами наступательно-оборонительного союза против римлян, что побудило Цезаря (по его же словам) предупредить их внесением войны в собственные их земли. А это, в военно-политическом отношении, нисколько не было ни законно, ни справедливо. Кельты и особенно бельги обитали не близ пределов римских, а далеко от них, и если бы напали на них или даже двинулись против них, то Цезарь законно и справедливо мог бы отразить их на самых этих пределах или двинувшись от них на встречу галлам. Но благо республики, честь и достоинство римского народа – будто бы требовали предупреждения бельгов – и Цезарь двинулся в их земли, в северной Галлии, на совершенно-противоположном римским пределам краю её! Не будем следить далее, шаг за шагом, за действиями Цезаря в Галлии; против разных племен её, в разных краях и частях её, то на севере или юге, то на западе, востоке и середине. Причины и поводы, по словам Цезаря, были все одни и те же – союзы и восстания племен Галлии и необходимость разрушать одни и усмирять другие, как будто Галлия была не независимая, а уже подвластная Риму страна, и дело шло вовсе не о борьбе с народами, восстававшими за свою свободу и независимость, а с возмутившимися римскими подданными! Так разгромлены и покорены были Цезарем бельги на севере, приморские венеты, на западе, морины и менапии на северо-западе, узипеты, тенхтеры и тревиры на северо-востоке, сенноны и карнуты в середине, и наконец все вообще племена Галлии, на всем пространстве её, после не-однократных восстаний, из которых самое общее, сильное и опасное было в 7-м году войны (52-м).
Но одной войны с галльскими племенами в Галлии было, как видно, недостаточно для Цезаря в его видах – и он присоединил к ним войну за Рейном с германцами и за морем с британцами. Ни те, ни другие не нападали на него и даже не угрожали ему, но – по словам Цезаря – будто бы постоянно помогали галлам войсками, что не только сомнительно, но и, кажется, просто неверно. И галлы, и германцы, и британцы были многочисленные, свободные и независимые, полудикие или дикие народы и, находясь в соседстве между собою, были в постоянных, то мирных, то враждебных, взаимных отношениях, и то воевали, то мирились. Кто же поверит словам Цезаря в его записках, будто эти три народа были между собою во взаимных отношениях каких-то правильно ― и благоустроенных государств! Записки Цезаря были писаны им преимущественно для современников его в Риме и для его личных целей, которых и достигли. Но отдаленному потомству, особливо в наше время, нетрудно, кажется, прорвать эту тонкую паутину преднамеренного искажения истины, с личными, своекорыстными целями, как бы и сколько бы она ни была прикрыта громкими, но лицемерными фразами о благе республики и чести и достоинстве народа римских!
Словом – из всей 8-ми летней войны Цезаря в Галлии, в военно-политическом отношений вполне законными. и справедливыми со стороны его являются только два первые похода его против гельветов и Ариовиста с германцами, в 1-м (58-м) году. Вся же, остальная затем война его в Галлии, с четырьмя предприятиями или экспедициями его за Рейн против германцев и за море против британцев, была столько же незаконна и несправедлива с его стороны, сколько напротив законна и справедлива со стороны галлов, германцев и британцев. Эти три народа воевали за свою свободу и независимость, за свой родной край, а Цезарь – за средства к достижению им верховной, неограниченной власти в Риме! И потому с военно-политической стороны он в войне в Галлии является далеко не в блистательном и даже не в светлом виде.

§ 274. Война Цезаря в Галлии –. в стратегическом отношении.

Совсем иное следует сказать о Цезаре, в этой войне, собственно с военной стороны, во всех отношениях. Тут он вполне является великим полководцем от природы и рождения, хотя и начинающим и еще учащимся, и то действующим безукоризненно, притом великодушно, кротко и человеколюбиво, то делающим большие и даже грубые ошибки и поступающим несправедливо, жестоко и даже варварски и недостойно высокообразованного римлянина тогдашнего, языческого и уже крайне развращенного Рима. И то, и другое, и со светлой, и с темной стороны, уже было указано в своих местах выше, а потому, не повторяя этого здесь; укажем лишь на общие и главные черты военных действий Цезаря в Галлии, в стратегическому тактическом и др. отношениях.
{Руководством при этом служили преимущественно сочинения: Napoleоn I. Ргeсis des guerres de Cesar, Loss au: Ideale der Kriegfuhrung etc. Caesar, Вьstow: Heerwesen und Kriegfuhrung' C. Julius Caesars и К. F. Untersuchungen uber die Kriegfuhrung der Rцmer gegen die Deutschen etc.}
Рим, уже в самом начале своих междоусобий, удачно воевал в трансальпийской Галлии. Римская политика – покровительствовать и богатому, торговому городу Массилии (н. Marseille), и союзному галльскому племени эдуев. – привела римскую армию в южную Галлию и соделала страну между Роданом, морем и Альпами римскою провинцией (по главному городу Нарбо, н. Narbonne, Названною Нарбонскою Галлией I).
Когда Цезарь в 58 г. открыл войну против гельветов в Галлии, власти Рима в ней принадлежал край к востоку от Родана вверх до Лугдуна (н. Lyon). К западу и к северу от Родана обитали союзные с римлянами галльские племена эдуев и секванов, а на востоке альпийские горные племена угрожали движением в долину Родана и враждебно замыкали ближайшие горные проходы в северную Италию или в цизальпинскую Галлию.
Таково было клинообразное, от моря вверх в Галлию, стратегическое положение римской провинции, из которого Цезарь предпринял свое сосредоточенное движение в Галлию и которое Цицерон в своей речи о консульских провинциях, назвал римскою узкою тропою. – Война Цезаря с гельветами и Ариовистом имела предуготовительную цель обеспечения правого фланга римской армии, где край между горными хребтами Вогезским и Юры образовал удобный для зарейнских германцев проход от Рейна в богатый край секванов (Bourgogne). Обеспечив эту сторону кротким обращением с обитавшими там племенами, после поражения гельветов и Ариовиста и возвращения их в Гельвецию и за Рейн, Цезарь, при содействии эдуев и других приязненных Риму племен, совершил такое же клинообразное, обеспеченное справа Вогезскими горами, движение против бельгов, чрез водоразделы Мозы pp. (Meuse) и Матроны (Маше), до pp. Аксоны (Aisne) и Сабиса (Sambre). Этот путь Цезаря направлялся вдоль нынешних Аргоннских гор и лесов, между pp. Aisne и Aire, через нын. города Vesoul, Langres и Rheims. На берегах верхних Мозы (Meuse) и Мозеллы (Мозели), в землях приязненных левков (Toul) и лингонов (Langres), были устроены многие римские укрепленные лагери., для обеспечения правого фланга римской армии. При этом Цезарь тщательно поддерживал мирные отношения к упомянутым племенам до самого устья Мозеллы.
Это второе стратегическое расположение Цезаря в Галлии, при его сосредоточенном движении внутрь её, повело постепенно к поражению и покорению племен и союзов племен -преимущественно северной – бельгийской Галлии, как равно западной – приморской, юго-западной – аквитанской и юго-восточной – лугдунской и секванской, а также и к двум переходам через Рейн в Германию и к двум переправам за море в Британию. По мнению новейших исследователей, оба перехода через Рейн были совершены, по иным – около нын. Кёльна, а по другим вероятнее – между нынешними Кобленцом и Андернахом ниже его, обе же переправы в Британию – из нынешней Булони.
Наконец, одолев всеобщее восстание галлов в центральной – кельтической Галлии и сокрушив последние восстания бельгов, Цезарь довершил покорение Галлии поражением последних остатков войск галлов в Аквитании.
Таким образом вообще Цезарь, проникнув в Галлию от Родана вверх по Арару к Аксоне, Сабису, Мозе и Мозелле, центральное расположение свое имел преимущественно в кельтической Галлии и из этого центрального расположения главные действия свои производил преимущественно против различных частей и племен бельгийской Галлии, так как обитавшие в ней племена были самые грубые, дикие и воинственные и пользовались содействием соседей своих на востоке, таких же воинственных германцев на нижнем Рейне. Поэтому и самые трудные действия Цезаря в Галлии были в этой части её; действия же его на западе, юго-западе и особенно юго-востоке были менее трудны. Все эти действия имели характер частных экспедиций, в разных направлениях, против восстававших племен или союзов племен и разнообразились как силами и особенностями восстававших галлов, так и свойствами местности, где они обитали или действовали.

Затем, обращаясь к рассмотрению действий Цезаря в Галлии – в частности, в каждом году и походе особо, следует заметить, что в 1-м походе своем против гельветов Цезарь обнаруживаете большие осторожность и осмотрительность, однако, не смотря на то, был несколько раз обманут гельветами, и между заботами о продовольствовании своих войск и необходимостью нападения на гельветов, нередко впадал в очень трудное положение. Набор им двух новых легионов (11-го и 12-го, сверх 5-ти данных ему сначала), хотя и во вверенной его управление цизальпинской Галлии, не оправдывался законным уполномочением его иметь только 5 легионов, хотя и оправдывался отчасти его консульскою властью и в особенности обстоятельствами, в которых он находился. Наполеон I говорит, что в римской провинции у Цезаря сначала был только 1 легион (10-й), к которому он присоединил потом 3 старых легиона из Иллирии и 2 новых из цизальпинской Галлии, что составило у него всего 6 легионов (от 30 до 36 т. войск) в 1-м походе против гельветов. При этом Наполеон I замечает, что Цезарь отказал гельветам в переходе через Родан 13-го апреля 58 г. по римскому календарю или 23 января по нынешнему юлианскому, и двинулся в Лион и оттуда к Шалону на Саоне, перейдя через Саону разбил жителей нын. Цюриха, а 20 суток после того (между 1 и 15 мая) – главные силы гельветов в одном переходе от нын. Autun (Бибракты) и преследовал их 4 дня до нын. Лангра, где простил их и приказал вернуться в Гельвецию.
Во 2-м походе против Ариовиста он действовал уже гораздо смелее, однако все еще с большою осторожностью. Но когда Ариовист стал угрожать его тылу и сообщениям, тогда Цезарь явил некоторые колебания и нерешительность в своих соображениях и действиях. От этого и произошло то, что он несколько раз пытался побудить Ариовиста к тому либо другому движению, пока не сделал наконец того, что должен был бы сделать с самого начала, и вследствие того разбил и прогнал Ариовиста за Рейн. Наполеон I замечает, что Ариовист. разбил жителей Autun и их союзников – при Pontarlier, 1/3 земель их раздал своим германцам, 24 т. которых двинулись из нын. Констанца, а 100 кантонов свевов уже подступили к правому берегу верхнего Рейна; – что Цезарь, перейдя на левую сторону Саоны, занял Безансон, на 7-й день похода от него к Рейну встретил Ариовиста и разбил его в 16-ти лье (около 10 миль или 70 верст) от Рейна, близ нын. Бельфорта, в сентябре 58 г.
В 3-м походе против бельгов и нервиев он являет еще ту же осторожность на походе и в лагерях, но притом и некоторую беспечность после того, на что решался, а это нередко даже угрожало ему опасностью, как, например, когда он был атакован нервиями неожиданно и даже врасплох. Этот случай произвел на него и оставил в нем особенное впечатление, которое обнаружилось в следующих походах заботливостью его о соблюдении строжайших мер предосторожности и особенно о том, чтобы всегда и везде, по возможности, иметь за собою резервы. Наполеон I замечает, что в начале 57 г. Цезарь набрал еще 2 легиона и в феврале прибыл с ними в Sens, где имел уже 8 легионов (от 40 до 48 т. чел. пехоты) и кроме того большое число вспомогательных галльских пехоты и конницы и легкой пехоты балеарской, критской и африканской; – что бельги, в числе 300 т., захотели взять, не Fismes или Laon, но Bievres; – что Гальба стоял правым флангом к Graonne, а лагерь Цезаря был у Pont-a-Vaire на Саоне; – что сражение тут произошло в начале июля, а на Самбре, около Мобёжа, в конце июня по нын. календарю; – наконец, что крепость адуатуков находилась там, где ныне Falais на p. Мehaigne, между Намюром и Люттихомь.
В 4-м походе против венетов и других приморских галлов усматривается уже, гораздо лучше, нежели до тех пор, соображенный и исполненный план действий, но притом и большое счастье или удача. Здесь-то Цезарь впервые имел случай развить способности свои к военным соображениям. Но, говорит Наполеон I, действия Цезаря против венетов и других приморских галлов были жестоки, несправедливы и не политичны; – причиною легкого покорения этих и всех других племен Галлии было их племенное разъединение, без одного общего управления и войска, и обороне их способствовали только свойства страны их, покрытой обширными лесами и болотами, с множеством больших и малых рек, но без дорог; – наконец он прибавляет, что если бы военная слава Цезаря; основывалась только на покорении им Галлии, то была бы еще сомнительною (problematique).
Гораздо менее замечателен 7-й поход за Рейн против германцев (1-й) и даже, кроме построения моста на Рейне (и то неособенно важного) ничем не замечателен, ошибочен и не искусен, а Наполеон I называет его преждевременным и неудачным, постройку им моста через Рейн – не предоставляющею ничего особенного и необыкновенная, действия же его против жителей нынешних Берга и Цютфена – противными народному праву, и приносящими Цезарю мало чести и славы: хотя он всячески, но напрасно, старается оправдать их.
8-й поход против британцев или 1-е предприятие его против Британии доказывает только силу и твердость воли Цезаря, но в соображении, исполнены и результатах он столько же неудовлетворителен, сколько и 1-й поход за Рейном. В обоих, по мнению Наполеона I, Цезарь не имел удачи потому, что не сделал необходимых приготовлений, оба обратились к его стыду и не даром враги его считали счастиьм для него, что он еще спасся, а не погиб.
Но 11-й поход или 2-е предприятие против Британии было уже полнее и лучше соображено и исполнено, хотя результаты его были очень неважны и даже, можно сказать, ничтожны и притом, по мнению Наполеона I, предприятие это было бесполезно и как оно, так и походы его за Рейн не оставили никаких следов ни в Британии, ни в Германии.
По возвращении Цезаря в Галлию, последовало то широкое и ошибочное размещение им легионов на зиму, которое было причиной первого и весьма чувствительного для Цезаря поражения легатов Сабина и Котты. Это был жестокий урок для Цезаря, который, вследствие того, никогда уже более не размещал так своих войск.
14-й поход или 2-е предприятие Цезаря против зарейнских германцев – свевов, столько же мало замечателен и удачен, сколько и 7-й поход или 1-й за Рейн, и не представляет ни важных результатов, ни особенного искусства.
Вообще о всех четырех предприятиях или экспедициях Цезаря против германцев за Рейном и против британцев за морем можно сказать, что они ни по цели, ни по исполнению, ни по результатам своим не имели никакой пользы и важности, ни в политическому ни в военном отношении, и скорее были вредны и даже опасны. Но они были нужны, важны и полезны Цезарю для его личных видов, увеличением его славы и усилением его влияния в Риме, чрез посредство его приверженцев, не смотря на упреки ― и даже насмешки его врагов.
В 6-м году войны (53) Цезарь, по замечанию Наполеона I, набрал еще 2 легиона, да Помпей прислал ему 1 свой легион, и тогда Цезарь, пополнив урон в своих легионах, имел их уже 10 (от 50 до 60 т. чел. легионерной пехоты, сверх вспомогательных войск).
Из числа последующих затем походов, замечательнейшим был, без сомнения, 16-й, в 7-м году войны против всеобщего восстания галлов под предводительством Верцингеторикса. В этом походе и во всех. действиях его, Цезарь бесспорно явил в высокой степени свои военные дарования и искусство и необыкновенные находчивость, деятельность, смелость и отважность, соединенные однако с благоразумною осторожностью. Только одни действия его во время осады Герговии составляют исключение из этого и доказывают, что и великие полководцы могут делать ошибки и что не всегда действия их – безукоризненны, а счастье – благоприятствует им. Цезарь при осаде Герговии имел в виду цель очень важную, но достигнуть её, пока Верцингеторикс с своим войском стоял при Герговии, было невозможно. Может быть, что Цезарь надеялся принудить Верцингеторикса к какому-нибудь ошибочному движению и напасть на него тогда с выгодою для себя. Но и эта надежда исчезла с неудавшимся и отбитым приступом к Герговии. Однако Цезарь в этом случае, как и в других подобных, не был введен в заблуждение ни своими собственными ошибками, ни большим пли меньшим несчастьем или неудачей, но старался те и другие немедленно и по возможности лучше исправить, для того, чтобы одна невыгода не влекла за собою другие. Так и неудача под Герговией нимало не по-действовала на него вредно и он даже простил эдуям их измену, имея в виду в будущем окончание войны и. что до тех пор эдуи могли еще быть полезными ему. Других же галлов он удержал силой или страхом.
Следующие затем: осада Алезии и действия во время её были важнейшими и замечательнейшими, не только в этом походе, но и в целой войне. Цезарь является уже при этом несравненно более в ярком свете и значительном развитии своих военных дарований и искусства, нежели в предидущих походах и особенно в первых двух против гельветов и Ариовиста. Можно сказать, что в 6 лет с того времени он с такими успехом и пользой для себя постепенно прошел 6-ти летнюю, военно-практическую школу войны в. Галлии, что далеко ушел вперед и значительно приблизился к той высокой степени, на которую стал позже. Своими: напряжением сил и деятельностью, соображениями и исполнением их, он справедливо заслужил достойную славу. Многие подробности действий и особенно фортификационных и осадных работ при осаде Алезии могут в наше время показаться странными, или не совсем понятными, или даже сомнительными. Может быть, что сведения о них дошли до нас или не в полноте, или не в надлежащем виде, либо со стороны самого Цезаря, либо от искажения подлинника его комментариев. Но для исследователя, не мелочных подробностей, а общих великих результатов, имевших решительное влияние на целую войну, осада и взятие Алезии Цезарем всегда будут, как и всегда были, одним из величайших военных предприятий и событий в древности. Цезарь совершил при этом все, что только можно было ожидать от такого великого полководца, своими военными подвигами справедливо ставшего высоким образцом для потомства и снискавшего себе достойную славу. Наполеон I, вообще довольно строго судящий-действия Цезаря в Галлии, отзывается с похвалою о действиях как Верцингеторикса и галлов, так и римлян, говоря, что решимость галлов, сила их войска и искусство Верцингеторикса составляют славу римлян в этом походе, но не говоря ни слова об искусстве и славе самого Цезаря, замечая только, что он в этом походе дал НЕСКОЛЬКО сражений и произвел три осады, из которых две удались ему, и что ему в первый раз пришлось с 80 т. своих войск (по мнению его, Наполеона иметь дело с соединенными силами галлов, 80 т. войск Верцингеторикса и 240 т. вспомогательная войска, всего 320 т. Действия галлов, прибавляет он, свидетельствуют о их решимости и храбрости, но также и об их бессилии, вследствие отсутствия порядка, дисциплины и умения.
Дальнейшие попытки галлов против римлян и в пользу восстановления своей независимости были уже ничтожны в сравнении с предшествовавшими. они могли бы только еще более увеличить наше уважение к мерам противодействия им Цезаря, являющегося в них все более и более уверенным в себе и великим полководцем, если бы не были помрачены жестокостью и бесчеловечием его, которые и вообще, в целой войне в Галлии, нередко были проявляемы им и притом несправедливо и даже во вред собственным интересам и славе своим. Сюда должно между прочим отнести и то, что он не уважил достоинств и доблестей Верцингеторикса – единственного, достойного его, противника между галлами, и для собственной славы и даже тщеславия сохранил его в плену – для своего триумфа в Риме, а затем казнил его! Все это не делало чести Цезарю в нравственном отношении. Но, за исключением этого, равно как незаконности и несправедливости вообще войны его в Галлии против галлов, за Рейном против германцев и за морем против британцев, война его в Галлии, собственно в военном отношении, заслуживает особенного внимания, между прочим и в том отношении, что Цезарь достиг в ней полного развития своих военных дарований и искусства, и тем далеко превзошел своего политического соперника Помпея, как увидим ниже. Наполеон I, по поводу действий Цезаря в последнем (51) году войны в Галлии, говорит, что Цезарь встретил в нем довольно сильное сопротивление только со стороны жителей нын. Beauvais, которые очень мало участвовали в войне Верцингеторикса против Цезаря и явили более благоразумия и искусства, нежели прочие галлы, жители же нын. Берри и. Шартра, от страха, не оказали никакого сопротивления; что Цезарь, по взятии Кадурки (нын. Cahors), поступил бесчеловечно жестоко, отрубив руки защитникам его, и прибавляет, что вообще Цезарь был жесток (cruel) и часто даже свиреп (feroce) против галлов.

§ 276. Образ и искусство ведения Цезарем воины в Галлии. 1) Приготовительные меры и соображения перед походом.

Цезарь вполне усвоил себе и деятельнейше выразил в войне в Галлии (как и в последовавших за нею) главную цель военной политики Рима, состоявшую с самого основания его – в распространении им своей власти в Италии и вне оной, а в последние времена республики, в особенности – в завоевании всего (известного тогда) мира (см. ч. I, II и III В. В. И. древних времен), равно и главное средство к тому – войну завоевательную. Поэтому он был не только великий, но и преимущественно великий римский полководец, особенно тем, что применил к делу, как никто иной, военные учреждения римлян в том духе, в котором они были создали и развились с самого начала. Поэтому же можно сказать, что и в его образе ведения войны можно изучить образ ведения войны римлянами вообще, но только во всех его высоте и. блеске.
Согласно с этим, Цезарь отлично умел, вполне по-римски, употреблять и военную политику, как вспомогательное ведению войны средство, но никогда не допускал ее исторгать у него то, что было приобретено им войною.
Начав оборонительным образом ведения войны против гельветов, после того он уже всегда вел войну и действовал наступательно в стратегическом отношении, хотя в политическом всегда представлял себя атакованным или угрожаемым и если не вынужденным, то побужденным к войне и бою. Если же и бывали случаи, когда он являлся в положении оборонительном, то лишь временно, для выиграния времени и силы и тем сильнейших потом наступательных действий. Это относится одинаково и к войне, и к бою.
Верный во всех отношениях римской системе ведения войны, Цезарь вел ее весною, летом и осенью, зимою же давал войскам отдых, располагая их по одному или более легионов в укрепленных лагерях, совершенно отдельно от населения края, держа их в постоянных военных упражнениях, работах и соблюдении строгой дисциплины, что все доставляло только одни несомненные выгоды. Случалось, что расположение войск в зимних лагерях, по обстоятельствам, бывало сокращаемо или и прерываемо ранее обыкновенная, как например в Галлии, в 54 году, вследствие нападения бельгов, а в 52 году – вследствие всеобщего восстания галлов. Тогда военные действия возобновлялись еще в конце или и в середине зимы.
Комментарии Цезаря свидетельствуют, что он всегда прилагал особенные попечение и заботливость о приобретении, до открытия похода, сведений о местности, на которой и о неприятеле, против которого имел в виду действовать, – равно и то, что сведения эти, в тогдашние времена и в тогдашних обстоятельствах, особенно в Галлии, Германии и Британии, было более или менее трудно приобретать в нужной и удовлетворительной степени. Средствами для приобретения их служили: или отряжение для того особых чинов армии, римлян и преимущественно галлов, или отрядов конницы (галльской или германской), или сношения с союзными галльскими племенами, либо с приверженными римлянам партиями между ними, или наконец усиленный рекогносцировки с отрядами войск. Характер последнего рода имеют первые предприятия или экспедиции Цезаря за Рейн против германцев и за море против британцев.
Цезарь в Галлии был всегда слабее противников числом войск, но далеко превосходил их в военном устройстве и вооружении своих легионов, в их доверии к победе и в необыкновенной, так сказать, рабочей силе их или способности переносить неимоверные труды и лишения и совершать – столь же неимоверные работы (как напр. при осадах Герговии и особенно Алезии). Понятны поэтому собственные слова его, что с такими войсками можно было все небо перевернуть!
Цезарь не любил усиливать свои легионы большим числом союзных или наемных, вспомогательных, но неустроенных войск (галльских и германских), а довольствовался только строго необходимым, именно конницей и стрелками. О том, что в Галлии он не имел римской конницы, а лишь вспомогательную галльскую и германскую, начальствование над которою вверял – вероятно по причинам политическим – гальским и германским, знатным, но доверенным и надежным вождям, уже было замечено выше (стр. 18 в выноске).
Числительное превосходство сил его неприятелей в Галлии, Германии и Британии побуждало его сколько можно менее и реже разделять собственные силы, но преимущественно иметь их сосредоточенными, а если необходимость и вынуждала его иногда разделять их, то лишь временно, с тем чтобы при первой возможности снова сосредоточивать. Так в походах против гельветов и Ариовиста он постоянно держал все свои 6 легионов вместе, а поход против бельгов открыл со всеми своими 8-ю легионами.
По тем же причинам он всегда старался принуждать своих неприятелей к разделению их сил, но при этом, для собственного сосредоточения, должен быль нападать на не-приятеля прежде, нежели он успевал вооружиться и сосредоточиться, – и разбивать силы его по частям. А для этого он вознаграждал быстротою движений и действий своих относительную слабость сил.
Предметами первых наступательных движений и действий его были или ближайшие или важнейшие пункты, на которых силы неприятеля были сосредоточены. Так, в походе против бельгов, он прежде всего быстро двинулся против ремов, как ближайших к нему, так и колебавшихся еще, приступить ли им к союзу бельгов или нет. ― Этим он с самого начала приобрел значительные успехи и выгоды для себя, потом точно также обезоружил белловаков, суэссонов и их соседей, и затем еще стал в оборонительное положение в укрепленном лагере на обоих берегах Аксоны. В 52 г. средоточием неприятельских сил служил край между Севенскими горами и левым берегом р. нижнего Лигера (Луары). Легионы же Цезаря находились в краю между р. р. Секваной (Сеной) и Матроной (Марной) ― и Цезарь повел их кратчайшим путем из Агендика (Sens) через Генаб (Orleаns). В походе против венетов и их союзников он разделил свои силы так, что сам с 3-мя легионами двинулся к южным берегам нынешней Бретани, Титурия с 3-мя легионами послал к северным берегам её и в нынешнюю Нормандию, Красса с 12-ю когортами и частью конницы – в Аквитанию, Лабиена с остальною конницею – в северо-восточную Галлию, а 8 когорт вероятно были употреблены на вновь построенном флоте. Но и тут главные силы – 6 легионов находились в недальнем расстоянии. одни от других, в Бретани и Нормандии.
Цезарь разделял свои силы также и в тех случаях, когда нужно бывало обеспечивать сообщения армии с краем в тылу её, служившим ей основанием действий, если политические союзы с племенами в этом краю или содержание их угрозами в спокойствии и повиновении не могли служить достаточно надежными для того средствами. Так во время 2-й экспедиции в Британию Цезарь, из 8 легионов своих, 3, с половиною конницы, оставил в северной Галлии и на берегах её, для обеспечения их и всей Галлии, а с собою взял только 5 легионов и другую половину конницы. В 52 г., во время всеобщего восстания галлов, римская нарбонская провинция, занятая 22-мя когортами легата Л. Цезаря, служила Юлию Цезарю первым и главным основанием действий, а земли ремов, союзников довольно надежных; – вторым, связанными с первым посредством земель секванов, на левой стороне реки Арара (Саоны), также довольно спокойных и надежных. Второе из этих двух оснований действий стало еще важнее, когда круг восстания галлов расширился, особенно в округе Лютеции (Парижа) и в землях эдуев (между р. р. Луарой и Саоной). Поэтому, для обеспечения сообщений между 1-м и 2-м основаниями действий (через Moulins, Nevers и Auxerre) и всех тяжестей армии, Цезарь и оставил Лабиена при Агендике (Sens), сначала с 2-мя, а потом с 4-мя легионами.
Подобным же обеспечением сообщений в тылу армии Цезаря следует признавать также и отряды войск, которые он оставлял в некоторых пунктах, в укрепленных лагерях, с целью, смотря по обстоятельствам, оборонительною, либо и наступательною, как, например, в особенности – во время экспедиции в Британию, на берегу моря, где они охраняли и место высадки; и тяжести, и флот, и сообщения с Галлией.
Цезарь иногда разделял свои силы также и для того, чтобы препятствовать галлам сосредоточивать собственный, либо отвлекать их от одного пункта к другому, для дальнейшего и успешнейшего нападения затем на первый из них с главными силами. Так в походе против бельгов, расположась с своими легионами в укрепленном лагере на обоих берегах р. Аксоны, оп послал вспомогательные войска эдуев произвести вторжение в земли белловаков (Beauvais), чем заставил бельгов разделиться и отказаться от наступательных действий против него. В 52 г., отразив Луктерия от границ римской провинции, он, движением с слабым отрядом через Севенские горы в земли арвернов (Auvergne), заставил Верцингеторикса двинуться туда с среднего Лигера (Луары), а сам между тем немедленно отправился лично к своим легионам нар. Секване (Сене) и с ними явился на среднем Лигере (Луаре).
Оборонительные промежутки времени встречаются в действиях Цезаря всегда только между предыдущими и последующими наступательными действиями, но и те всегда соединены с смелым наступательно – оборонительным характером, без пренебрежения однако всех нужных мер предосторожности и обеспечения со всех сторон. Так через Рейн он не хотел переправляться на судах, признавая это ненадежным. В походе против гельветов он прежде и более всего старался преградить им пути в римскую провинцию, а самому притянуть к себе 5 легионов из цизальпинской Галлии, и затем уже перешел в наступление. В походе против бельгов, в лагере при р. Аксоне, он имел в виду достигнуть собственного усиления посредством ослабления бельгов, вследствие вторжения эдуев в земли белловаков. В 52 г. он отступил от Герговии к Секване путем, на котором мог мало проиграть, но много выиграть, а именно соединиться с 4-мя легионами Лабиена.
Средством искусно-соображенные действия с успехом приводить в исполнение и достигать цели их, Цезарю служило, между прочим, надлежащее обеспечение войск продовольствием. Заботливость его об этом, особенно перед открытием походов, была постоянная и самая деятельная. И это было хорошо известно его войскам, которые, вследствие того, необыкновенно терпеливо переносили лишения, уверенные, что они происходили не по вине Цезаря и вопреки его воли и стараний. Для обеспечения продовольствования, он обыкновенно соединял два способа: перенос запасов войсками па себе и перевоз их за ними – с добыванием их в занятом или и в соседственных с ним краях. Только в случаях крайней нужды прибегал он к реквизициям и то ограничивая их преимущественно сбором фуража, и не открывал похода прежде, нежели фураж был запасен. Подвозы из римской провинции были возможны только по близости армии к ней; в удалении же от неё, Цезарь заключал подряды с ближайшими во-круг племенами, с которыми находился в хороших отношениях. А первою повинностью, которую он возлагал на побежденных, всегда была поставка ими запасов продовольствия и перевозочных средств для доставки их. Если военные действия распространялись вперед или по сторонам, то соразмерно с ними распространялись также и способы сбора продовольствия. А если военные действия долго вращались на одном месте, то в тылу были учреждаемы склады запасов, в торговых пунктах, или в узлах дорог, или при слиянии рек, и эти склады были укрепляемы и охраняемы гарнизонами; туда же были собираемы и заложники и разного рода военные запасы, тяжести, ремонты лошадей и пр. А гарнизоны этих пунктов отряжали от себя прикрытия транспортов взад и вперед.

§ 276. 2) Исполнение соображений; – открытие походов и дальнейшие действия.

Цезарь, в своих записках, признает три рода существенного различия между римским (разумным, методическим) и всяким другим (иноплеменных, варварских народов) образом ведения войны, именно: занятие решительных пунктов, укрепление лагерей и пресечение сообщений неприятеля. Первое служило началом или открытием военных действий, второе – вызовом неприятеля на бой, если лагерь располагался вблизи его, так как бой был главным средством, для истребления неприятеля. Наконец третьим средством неприятель был вынуждаем переменять расположение, или вступать в бой, или же полагать орудие. Первое средство достигалось морем или сухим путем. При переезде морем, первым решительным пунктом было место высадки и первый лагерь на нем. Цезарь только в 1-й экспедиции в Британию произвел высадку в виду неприятеля и из устроенного тут лагеря предпринял наступательный действия. При этом он убедился из опыта., что для высадок удобнейшими местами были плоские, открытые берега, а не возвышенные и крутые и не заливы или бухты. На сухом пути армия двигалась к решительным пунктам. или чрез дружественный край, или по крайней мере чрез невраждебный, или наконец чрез враждебный, в котором можно было встретить решительное сопротивление. Последнее, даже малейшее, долженствовало быть сокрушено, особенно в обеспечение собственных сообщений. Так при движении от Агендика в земли битуригов Цезарь не мог оставить в тылу за собою города сеннонов Веллаунодуна – и взял его, чтобы не лишиться сообщений с Лабиеном.
Решительные пункты, говорит Цезарь, бывают различного значения, но существенный признак их есть открытие ими входа в неприятельскую страну. В означенном выше движении таким пунктом был Генаб (Orleans), с мостом на р. Лигере (Луаре). Этим пунктом Цезарь и должен был овладеть, для того чтобы сойтись с Верцингеториксом на левой стороне р. Лигера. Когда он перешел в наступление против гельветов, то укрепился на правом берегу р. Родана, в углу между ним и р. Арар (Саоной), где был ближе к эдуям и между слабейшими племенами Галлии, которые сами терпели от разорения гельветов, что и побудило последних вызвать его на наступление, которого он именно и желал. В походе против бельгов он, по переходе через р. Аксону (Aisne), находился бы уже в неприятельском краю, и поэтому лагерь его на Аксоне был решительным пунктом.
Неизвестно, ценил ли и поддерживал ли Цезарь в своей армии строгое соблюдение тайны. Но, как кажется, он был того мнения, что лучшим средством для этого была быстрота действий или исполнения вслед за соображением.
Он имел против себя в Галлии немалозначущих противников. Ариовист был человек большого ума и сильного характера, а что, Верцингеторикс был человек необыкновенный, доказательством служит то, что Цезарь оставил его в плену для своего триумфа в Риме, а затем казнил его, потому что видел в нем равного себе. И Ариовист, и Верцингеторикс знали решительные пункты края в войне также хорошо, как и Цезарь, которому поэтому и оставалось только превосходить и предупреждать их быстротою движений и действий.

§ 277. 3) Решение и заключение походов; – действия после удач и неудач.

По занятии решительного пункта нужно было искать или ожидать боя в открытом поле, или в лагере, или при нападении на укрепленный город. Цезарь всегда предпочитал бой в открытом поле, как более скорый и решительный в тех случаях, когда он хотел действовать наступательно, справедливо признавая, что победа в бою покорит ему многие укрепленные города или по крайней мере облегчит ему покорение их. Если-же неприятель избегал боя в открытом поле и запирался в городах, или располагался возле них в укрепленных лагерях, то Цезарь по необходимости прибегал к обложениям или и осадам, что в войне в Галлий и случалось довольно часто.
Для боя в открытом поле, имея за собою собственный укрепленный лагерь, Цезарь старался располагать его не слишком близко от неприятеля, особенно если последний сам располагался в укрепленном лагере, целью Цезаря при этом было то, чтобы, после одержанной победы, наиболее воспользоваться ею преследованием неприятеля, а не быть принуждену снова атаковать его в собственном его укрепленном лагере. Для этого он делал усиленные, но скрытные переходы и, приблизясь к неприятелю на малый переход, к вечеру располагался в лагере и уже на другой день небольшим переходом прямо шел на бой с неприятелем в открытом поле. Так скрытно приблизился он к Ариовисту, так и против узипетов и тенхтеров он накануне приблизился к ним только на 16.000 шагов (10 верст с небольшим), а на другой день утром, сделав полупереход (также верст 10), напал на них в их неукрепленном лагере и разбил их.
Но ему случалось подступать к неприятелю, накануне боя, и ближе, если он не имел достаточных сведений о расположена неприятеля или если был отделен от последнего значительным естественным или местным препятствием (рекою, горами, лесами и т.п.), которое не позволяло неприятелю препятствовать укреплению Цезарева лагеря, или же если Цезарь хотел занять за этим препятствием наступательно-оборонительное расположение. Обе эти причины одинаково влияли на вы-бор Цезарем лагерей в походе против нервиев и при движении на помощь зимнему лагерю Цицерона, а одна последняя причина – на выбор лагеря против белловаков.
В более дальнем от неприятеля расстоянии Цезарь останавливался в тех случаях, когда имел в виду выбрать удобнейшую для боя местность, обеспечить свои сообщения, иметь достаточно времени на беспрепятственное укрепление своего лагеря, словом когда не признавал возможным действовать решительно-наступательно, а считал нужным действовать с большею осторожностью оборонительно. Так, в походе из Везонция против Ариовиста, он остановился уже в 2-х небольших переходах от него (от 30 до 40 версту) и занялся лишь укреплепием своего лагеря и переговорами, Касательно места, где потом Цезарь расположился лагерем близ Ариовиста и где произошел бой с ним, мнения вообще не представляют ничего положительного и верного. Полагают, что место это находилось к в. от Везонция, между ним и Рейном (Наполеон I и др.), но Рюстов из описания Цезаря в его комментариях заключает, что места этого нигде более нельзя искать, как в нынешней восточной Лотарингии, у западной подошвы Вогезских гор, примерно между Баденвейлером и Люневилем, близ нынешней парижско-страсбургской железной дороги. Этому только, по его мнению, и соответствуют данные о расстояниях и времени, приведенные Цезарем в его комментариях.
При выборе места для боя и лагеря перед боем, Цезарь руководствовался также и соображениями о действиях на сообщения неприятеля – и об обеспечении собственных сообщений, о поражении и истреблении неприятеля – и о предохранении самого себя от того же, и наконец о занятии самому решительных пунктов – и о воспрепятствовали в том же неприятелю. В этом отношении нельзя не заметить, что Цезарь, в начале своего военного поприща (в войне в Галлии), помышлял гораздо более об обеспечении собственных сообщены, нежели об отрезывании неприятельских. Так первоначальные действия его против Ариовиста имели в виду преимущественно обеспечение собственных сообщений. Когда Ариовист стал на его сообщениях, то он принял оборонительное положение и расположил часть своей армии в малом лагере на фланге Ариовиста. Так и в походе против бельгов он обеспечил свои сообщения наступательно-оборонительным расположением в укрепленных лагерях на обоих берегах р. Аксоны. В Британии же не он, а Кассивелаун хотел отрезать ему сообщения с укрепленным лагерем его на месте высадки, на берегу моря. Так и Верцингеторикс, по отступлении Цезаря от Герговии, хотел отрезать ему сообщения с римскою провинцией, восстановив против него аллоброгов. Со стороны Цезаря же такого рода движений и действий не усматривается в целой войне в Галлии. Он старался затруднять неприятелю продовольствование, но не смелым и решительными действиями. Так, при движении его за гельветами на другой стороне р: Арар, он следовал с головою своей армии в умеренном расстоянии от хвоста ополчения гельветов и, не затруднив особенно продовольствования последним, сам вскоре встретил в нем затруднения.
В лагере при р. Аксоне Цезарь держал себя в оборонительном положении, восстановив и обеспечивая свои сообщения. Бельги же, напротив, приняли дурные меры продовольствования, были удержаны и этим, и расположением Цезаря, и вторжением эдуев – и были поражены Цезарем. Кроме этого случая, Цезарь действовал на сообщения галлов только в тех случаях, когда блокировал города их, смелых же и решительных движений в открытом поле на сообщения в тылу их не производил, по причинам благоразумной осторожности и несовершенной еще уверенности в себе.
По одержании победы в бою в открытом поле, Цезарь, если только сам не был истощен боем, не упускал никогда сильно преследовать разбитого неприятеля, с успехом и пользой употребляя для этого свою конницу. В связи с этим, он немедленно же искал и политических выгод, с целью которых была ведена война. Этого он достигал быстрым появлением его легионов среди побежденных племен – и ему без сопротивления покорялись и города, и правления их. Возложив на них прежде всего поставку продовольствия и перевозочных способов, он вмешивался в их внутренние дела, учреждал общенародные собрания и т.п., словом – полагал основания своему господству. Верно рассчитывал он при этом не на одно материальное, но особенно на нравственное влияние его победы, и поэтому после неё считал возможным разделять дотоле соединенные силы свои. Так, после победы над нервиями, он двинулся против адуатуков только с 7-ю легионами, Красса же с одним 8-м легионом послал на нижний Лигер (в нын. Бретань), где обитавшие там племена, при вести об успехах и победах Цезаря, покорились Крассу без сопротивления.
Такого рода окончательные успехи походов случались большею частью осенью, прекращавшею походы, и затем войска располагались в зимних лагерях. Выбор края или земель для них происходил не без уважительных причин к тому. Освобождая от зимних лагерей римскую провинцию, Цезарь располагал их обыкновенно в разных местах Галлии, приучая тем покоренные племена к пребыванию между ними римских легионов, к содержанию их правильными контрибуциями и к римскому владычеству. А если племена эти, видя эту опасность, снова восставали, то давали этим Цезарю повод к новой войне и к распространению римского владычества в следующем году. После победы над Ариовистом, Цезарь расположил войска свои на зиму в восточной части земель секванов, около Везонция (Besancоn), потому что там были еще обильные запасы продовольствия, недалеко оттуда находилась римская провинция и Цезарь угрожал бельгам, секваны же оставались спокойными. В следующем 57-м году, после поражения бельгов, Цезарь расположил войска на зиму на нижнем Лигере, где Красс уже достаточно приготовил к тому тамошние племена. Секванов нужно было щадить, ремы содействовали Цезарю в войне против бельгов, эти последние были истощены, а эдуев и зависимые от них племена Цезарь признавал союзниками и доброжелателями римлян. Кроме того Цезарь хотел испытать, какое впечатление военные подвиги его на востоке произвели па западе, и не нужна-ли будет тут новая война, для внушения должного уважения к римскому оружию.
В 56 г. зимние лагери были расположены на нижней Секване (в нынешней Нормандии), а в 55 г. в нынешней юго-западной Бельгии – оба раза с предположенною уже целью экспедиций в Британию. а после 2-й этой экспедиции зимние лагери были расположены снова в Бельгийской Галлии, но, по причине неурожая, очень широко, хотя Цезарь уверяет, что крайние легионы были удалены одни от других не более как. на 200,000 шагов (20 немец. миль или 140 русских верст, действительно же, как впоследствии оказалось – почти на 30 миль=210 верст).
Вследствие приобретенного при этом опыта, с 53-го на 52-й год, в котором произошло общее восстание Галлов, легионы уже были гораздо более сосредоточены, так что 6 из них были при Агендике (Sens).
В случаях неудач своих Цезарь являл неменьшую энергию, нежели и в случаях успехов и побед. И прежде всего он особенно заботился о том, чтобы не допускать упадка духа в своих войсках. Для этого он употреблял в действие всю силу своего красноречия и все меры, чтобы как можно скорее выходить из неблагоприятного положения, и притом не как побежденный, а как победитель, двигаясь в другую, отдаленную сторону. Так, например, поступил он после неудачи под Герговией, двинувшись к востоку от неё и стараясь на пути одерживать успехи в небольших, но удачных предприятиях, как, например, успешный переход его после того через р. Лигер (Луару).

§ 278. Тактические: действия Цезаря и устройство его войск в Галлии.

Военные действия Цезаря в Галлии – в тактическом отношении не менее замечательны искусством, нежели и в стратегическом. Дабы вернее судить о том, необходимо дать надлежащее понятие о тактических: устройстве и образе движений и действий римских войск во времена Цезаря, сверх того, что вообще и вкратце было сказано по этому предмету о римских войсках во время римских междоусобных войн (см. В. В. И. ч. III, гл. XXXI, §§ 203–209).
{Руководствуясь при этом преимущественно прекрасным трудом Рюстова: Heerwesen und. Kriegfuhrung Julius Caesar (см. выше), в котором автор, в строгой системе, на основании комментариев Цезаря, положил тактические: устройство, движения и действия его войск и стратегические действия его самого.}
Тактическою единицей римской легионной пехоты во времена Цезаря была когорта, которою часто определялись вообще сила и расположение войск. Когорты никогда не разделялись, атаки и все эволюции в бою производились по когортам. Фронт каждой из них, как из комментариев Цезаря заключить можно, занимал 120 футов. Три манипулы когорты стояли рядом (по мнению Рюстова) или одна за другою. В сражении с нервиями воины когорт так стеснились в переднем фронте, что не могли действовать оружием, почему Цезарь и приказал разомкнуть манипулы. При нападении сикамбров на римский лагерь при Адуатуке, римские нестроевые чины бросились от них, по словам Цезаря, на когорты и манипулы, т.е. в интервалы когортных манипул. И многие другие примеры доказывают, по мнению Рюстова, что в боевом строе когорт манипулы стояли рядом. Каждая манипула занимала 40 футов во фронте и имела 12 рядов и, как кажется, с 10 шеренг в 40 футов глубины, следовательно манипула имела одинаковые фронт и глубину, а когорта, с интервалом в 4 фута между манипул, на 120 футов во фронте имела 40 футов в глубину и всего 360 чел., что составляло нормальную силу её.
Боевой строй легиона был или наступательный или оборонительный. Первый – нормальный – был в 2 или в 3 линии, по 5-ти когорт в каждой из двух линий, или 4 когорты в 1-й линии и по 3 во 2-й и 3-й, в шахматном порядке, с интервалами в 120 футов или и более между когортами и с дистанциями между линиями около 250 футов, что составляло около 600 футов в глубину, на 840 футов во фронте, целого легиона в 3 линии, Следовательно наступательный боевой строй легиона был очень сосредоточенный, рассчитанный особенно для атаки и прорыва.
Оборонительный боевой строй легиона имел 2 вида: в 1 линию и в массе (orbis). Первый употреблялся для обороны лагерных валов или вообще укреплений, имея за собою только резервы для обороны ворот и для вылазок. При этом строй мог иметь только полглубины – 5 шеренг на валу, задние же 5 шеренг у подошвы его, и без интервалов – с 80 футами во фронте центурии, 160-ю – манипулы, 320-ю – когорты и 4800 футами – целого легиона. Но этот строй употреблялся также и в открытом поле, если только при этом можно было обеспечить легион от охвата с флангов или от прорыва в центре многочисленною конницею и легкою пехотой неприятеля. Однако при этом когорты сохраняли, как при наступательном боевом строе, свои нормальные длины во фронте и в глубину.
Второй вид в массе (orbis) употреблялся против нападения превосходного в силах неприятеля, со всех сторон, в открытом поле. В таких случаях, по мнению Рюстова, большие части (когорты) вероятно строились в пустые внутри четвероугольники (каре), а меньшие (манипулы и даже центурии) в такие же, круглые кучки. При этом легионеры употребляли те же средства обороны, что и во всяких оборонительных расположениях и действиях, т.е. защиту себя от неприятельского метательного оружия (щитами), употребление своих полу копий (pilum) и мечей, и нападение (вылазки), когда к тому представлялись удобные случаи.
Тактически образ построений, движений и действий пеших вспомогательных войск (auxiliary) должен был по необходимости сообразоваться с легионерным. Боевым порядком для стрелков был рассыпной строй, а для вспомогательных пеших войск такой, который, смотря по роду вооружения их, приближался или к строю фаланги, или к строю легиона.
В коннице тактическою единицей была турма (turma) в 32 всадника, по 8 рядов в 4 шеренги, при чем, может быть, всадники 2-й шеренги становились за интервалами лошадей 1-й (согласно с исследованиями о позднейшей греческой тактике). Считая по 5 футов на всадника во фронте и по 10 в глубину, можно положить, что длина фронта и глубина турмы одинаково составляли по 40 футов, следовательно правильный квадрат. – 12 турм (384–400 всадников) составляли крыло (ala) или полк и вероятно строились, подобно пехоте, в 2 линии, с интервалами между турмами, длиною по фронту в 440 футов. Если конницы было много, то вероятно ее разделяли на большие нежели турмы, отделения, например по 3 турмы вместе (100 всадников), занимавшие 120 футов во фронте, а целое крыло имело 4 такие отделения в 2 линии. Но при еще большем числе коннице, в больших сражениях, для атак, вероятно образовали целые конные колонны из конных крыл (ala), напр. из трех турм (24 ряда) во фронте и четырех турм (16 шеренг) в глубину, и только после успеха атаки разделяли их снова по турмам, для преследования неприятеля. Впрочем строй и образ движений и действий конницы определялись не одним числом её, но и образом действий, смотря по вооружению (метательному или ручному нападательному), и какие бы ни были строй или образ действий конницы, назначенной для атаки, начальник. её вероятно имел в своем распоряжении надлежащие резервы.

§ 279. Походные движения войск Цезаря в Галлии.

Походные движения (agmen) когорты производили или рядами, или отделениями (центуриями или манипулами), из боевого порядка, направо или налево, колоннами в 40 футов ширины. Цезарь перешел через Рейн в походной колонне но отделениям, потому что и мост через Рейн построил в 40 футов ширины. Если когорты должны были идти по дорогам уже 40 футов, то колонны по центуриям и по манипулам легко могли быть вздваиваемы до 20 футов в ширину. Длина колонн простиралась: по центуриям – до 120 футов, а с вздвоенными шеренгами – до 240, и по манипулам – до 144, а с вздвоенными шеренгами – до 288. Из походного порядка в боевой когорты строились: по манипулам – поворотами, а по центуриям – пристроениями, на право или на лево, смотря по движению на лево или на право.
Походные движения легионов или большого числа когорт производились или одною простою колонной (agmen pilatum), или в боевом порядке (acie instructa), либо четыреугольником или квадратом (agmen quadratum). В простой колонне когорты шли по порядку нумеров, в колоннах по центуриям, с вздвоенными или невздвоенными шеренгами, на право (1-я когорта впереди) или на лево (10-я когорта впереди), длиною все или целый легион в 1,400 футов или в 2,600 с вздвоенными шеренгами. Тяжести одного легиона перевозились, нормальным числом, на 520 вьючных животных. При ширине колонны в 40 футов, 8 таких животных могли идти рядом, в 65 шеренг, по 10 футов глубины на шеренгу, следовательно ― в 650 футов глубины на все легионные тяжести, а при 20-ти футах ширины колонны – в 1,300 футов. Таким образом легион с тяжестями, в походной колонне по центуриям, имел 2,050 или (с вздвоенными шеренгами) 3,900 футов длины по дороге (от 300 до 550 сажень = от 3/5 версты до 1 версты и 50 сажень).
Походные движения легиона в боевом порядке производились или линиями (2-мя или 3-мя колоннами), либо флангами или фронтальными отделениями. В походном порядке по линиям, когорты 1–4 шли в 1-й колонне, 5–7 во 2-й и 8–10 в 3-й, каждая в колоннах по манипулам, и поворотами на право или на лево могли перестраиваться в боевой порядок. В походном порядке флангами или фронтальными отделениями легион шел также 3-мя колоннами: в 1-й – 1-я, 5-я и 7-я когорты правого фланга, во 2-й – 2-я, 6-я п 9-я центра и в 3-й – 4-я, 3-я и 10-я левого фланга, каждая когорта – в колонне по центуриям.
Если несколько легионов шли в боевом порядке по фронтальным отделениям, то число колонн было втрое больше числа легионов (6, 9, 12 и т.д.), каждая колонна в 3 или 4 когорты.
Походный поря до к четвероугольником или квадратом (agmen quadratum) был тем же, что в боевых порядках был строй массами (orbis), и состоял в следующем: в голове шло одно отделение в боевом порядке фронтальными отделениями, за ним – тяжести, в хвосте – другое отделение в том же порядке, что и 1-е, а по обеим сторонам тяжестей – 3-е и 4-е отделения на флангах, имея когорты в колоннах по манипулам. В походе против белловаков легионы шли в неполном походном порядке этого рода, именно – без фланговых отделений по сторонам тяжестей. А в походе Цезаря от Герговии и после соединения его с Лабиеном, чрез земли лингонов в земли секванов и к границам римской провинции, Цезарь вероятно хотел продолжать движете в походном порядке квадратом, но, сильно теснимый галлами, не мог построить его и невольно построился и шел в боевом порядке массами (orbis). В комментариях Цезаря встречаются следующие технические наименования им походных порядков и построений из них боевых: aciem instruere – строить или восстановлять фронт, cohortes disponere – развертывать когорты, аciem dirigere – направлять фронт, legiones explieare – развертывать легионы, consisterе – останавливаться, torquere agmen ad dextram (ad sinistram) – переменять направление движения на право или на лево, signa convert ere – переменять фронт в бою и пр.
Походный порядок крыла (или полка) конницы в 400 всадников состоял в том, что турмы следовали одна за другою, в 40 футов ширины во фронте, а все вместе, без тяжестей – в 480 футов глубины по дороге. Тяжести же, более значительные, увеличивали колонну, без сомнения, еще на половину (240 футов), так что колонна в 10 крыл (или полков) или в 4 т. всадников, которых Цезарь иногда имел в совокупности, занимала до 7,200 футов (более 2. верст) в глубину по дороге.
Если ширина дороги не превышала 20 фут., то турмы вздвоивали шеренги и следовали по 4 всадника во фронте и по 8 в глубину. Тогда крыло (или полк) конницы без тяжестей растягивалось на 960 футов, а с тяжестями на 1,440, целая же колонна из 10 крыл (120 турм или 4,000 всадников) – на 14,400 футов (более 4 верст)..
Походные движения нескольких легионов рассчитывались на суточные переходы (itinera) от одного лагеря до другого, числом которых считались и все вообще походы (напр. в 2, в 3 и т.д. лагеря). Расположение на походе в полевых укрепленных лагерях было непременным условием. Войска вступали в бой не иначе, как имея за собою свой укрепленный лагерь, и даже если им случалось встречать неприятеля на переходе от лагеря к лагерю, то и тогда одна половина войск немедленно – устраивало лагерь, а другая, прикрывала устройство его.
Нормальный, обыкновенный дневной переход от одного лагеря до другого (по свидетельству Вегеция о величине и времени переходов новобранцев или рекрут) составлял по римскому расчету 40,000 шагов (в 2 ½ фута) обыкновенным военным шагом (militari gradu) или 48,000 шагов скорым шагом (pleno gradu) – в 5 летних часов, что составляет по римскому расчету, в первом случае 20, а во втором 24 римские мили, а по теперешнему расчету, в первом случае – 4 географ, мили или 28 русских верст, а во втором – 4 4/5 геогр. мили или 33 версты 300 сажен: русских, в 6 2/3 или 7 летних часов, считая от 4–5 ч. утра до 11–12 часов дня. – Но при этом необходимо принять в расчет число войск и тяжестей, свойства проходимой местности, встречавшиеся затруднения или препятствия, необходимые привалы для отдыха, погоду, близость неприятеля, наконец время, нужное для выступления из одного лагеря и для вступления в другой. Таким образом действительно нормальный, обыкновенный римский переход можно, кажется, считать в 30,000 римских шагов = 15 римских миль и в 5 римских часов пути (по теперешнему расчету 3 географ, мили = 21. русская верста в 7 часов времени).
{1 римская миля = 1000 геометрических шагов в 5 римских футов=75 в 1 градусе = 1/5 географ. мили=1 версте 200 саженям русским.}
Переходы свыше этой мере были уже усиленные и производились налегке, без тяжестей. Так Цезарь шел с 4-мя легионами от Герговии к югу против Литавика, встретил его в тот же день в 25 рим. милях (5 географ. милях=35 русск. верстах) от Герговии, в следующую ночь двинулся назад и до рассвета воротился к Герговии. Во все это время легионы имели только 3 часа отдыха. А когда Цезарь сосредоточивал войска, чтобы идти на помощь Цицерону, Красс с своим легионом прошел от полуночи до 8 или 9 ч. утра 25 римских миль. Точно также и поход из лагеря при р. Аксоне к Новиодуну был очень усиленный.
Выступление из лагеря в поход происходило обыкновенно при восходе солнца (около 6 часов), но в необыкновенных случаях и ранее – в 4-ю стражу ночи (от 3 до 6 ч. утра) и даже в 3-ю (от полуночи до 3 ч. утра).
Походные движения (марши) были наступательные (iter), отступательные (iter aversum) либо фланговый или параллельный (iter obliquurn). К первым принадлежала большая часть движений Цезаря: против лагеря тигуринцов, а потом против лагеря узипетов, – от лагеря при р. Аксове против бельгов и др., ко вторым – от преследуемых им гельветов к Бибракте, от Герговии на восток через р. Элавер и др., а к третьим – всегда на недальних расстояниях, как-то: в тыл Ариовисту, на свои сообщения, где устроил малый лагерь, – далее, когда Верцингеторикс сломал все мосты на р. Элавере и оба войска шли параллельно по обоим берегам этой реки, и др. т.п.
В наступательных походных движениях впереди шел передовой отряд (авангард) из всей или большей части конницы и легкой пехоты, поддерживаемых антесигнанами или и когортами без тяжестей, – в середине – главный силы и в хвосте – задний отряд (арьергард). Обязанностями передового отряда были: вступать в бой с встреченным неприятелем и давать главным силам время для сближения и построения к бою, а главному начальнику – для принятия нужных мер, а в случае преследования неприятеля – неотступно следить за ним и задерживать его, а также разведывать о местности и неприятеле (особыми разведчиками, exploratores, или и отдельными турмами, спереди и по сторонам) и наконец выбирать и приготовлять лагерные места, для чего при передовом отряде были посылаемы центурионы с воинами, под начальством трибуна или особого лица, по назначению полководца. Цезарь тогда только не посылал своей конницы в передовом отряде, когда не надеялся на нее или, следуя в боевом порядке, обеспечивал себя тем от внезапного нападения. Если даже он имел мало конницы, то и тогда посылал вперед хоть небольшую часть её. Отряды, в которых вовсе не было конницы, были обязаны высылать вперед части пехоты.
За передовым отрядом следовали главные силы (agmen legionum), а за ними задний отряд, имевший при наступлении только цель соблюдения в тылу порядка. Главные силы следовали или в простой: колонне с разделенными либо неразделенными тяжестями, или же в боевом порядке. Походное движение в одной колонне с разделенными тяжестями употреблялось в дружелюбной стране и когда не предвиделось опасности встретить неприятеля. При этом каждый легион шел в колонне по когортам и центуриям, с невздвоенными или вздвоенными шеренгами, смотря по ширине дорог, имея за собою свои тяжести, для прикрытия которых сзади последний легион в хвосте вероятно отряжал одну или более когорт, которые и образовали задний отряд всей колонны. Колонна в 5 легионов, при ширине дороги в 40 футов, занимала в длину по дороге 10,250 футов или 4100 шагов (4 рим. мили + 100 шагов= 5 верст 300 саж. русских), а при ширине дороги в двадцать футов – вдвое более.
В случае же движения в таком краю, где можно было встретить неприятеля, легионы следовали в одной колонне, как выше означено, но не с разделенными, а с соединенными тяжестями, впереди которых шла большая часть (обыкновенно ¾ легионов, т.е. из 4-х – 3, из 8-ми – 6 и т.д.) без тяжестей, а в хвосте – остальные, в виде заднего отряда. Этот походный порядок был удобнее предыдущего на случай встречи с неприятелем. Но еще удобнее для того было походное движение в боевом порядке (acie instructa), только на небольших протяжениях (до 16,000 шагов = 8 верст 200 саж. русских), когда можно было встретить неприятеля готовым к бою, или на месте, или в наступлении, или когда имелось в виду произвести внезапное нападение на него. Так, например, Цезарь следовал против узипетов и тенхтеров. При этом легионы шли фронтальными отделениями центром и двумя флангами (см. выше), т.е. числом колонн (от.3 до 4 когорт) втрое большим числа легионов (15 – при 5-ти легионах, 18 – при 6-ти и т.д.), а легионеры шли в полной готовности к бою (шлемы на головах, щиты на руках, оружие в руках, без своих нош или багажа, оставленная в лагере назади и пр.).
Походные движения при отступлении производились обыкновенно в простой колонне с неразделенными, собранными в середине тяжестями (см. выше), или квадратом (см. выше). В первом случае все тяжести высылались прежде всех назад, под прикрытием до 10 когорт (1 легиона), составлявших передовой отряд, с центурионами и воинами для разбивки нового лагеря. За тяжестями, через несколько времени, в некотором расстоянии, следовали главные силы в одной колонне по когортам и центуриям, как при наступлении, а за ними задний отряд (арьергард), составленный также, как передовой отряд при наступлении, но с резервами из антесигнанов или даже легионерных когорт, или и целых легионов, и обязанный всячески задерживать неприятеля.
Походный порядок квадратом употреблялся среди частного или общего восстания в краю, когда неприятель угрожал нападением с разных или со всех сторон и имел много конницы. В этом порядке обыкновенно все легионы образовали один общий квадрат, но и каждый легион особо мог идти квадратом. При этом конница, стрелки и антесигнаны находились вне и кругом квадратов со всех сторон и, в случае надобности, были усиливаемы когортами, производившими вылазки из квадратов. В случае же слишком сильного натиска неприятеля, квадрат останавливался и перестраивался в боевой порядок массами (orbis, см. выше).
Фланговые или параллельный походные движения производились, как сказано выше, всегда на небольших протяжениях и в боевом порядке. При этом легионы шли по линиям, в 2 или в 3 линии или колонны, а тяжести с противоположной не-приятелю стороны, все вместе или между легионами, все это смотря но обстоятельствам. Последним образом (т.е. в 3 линии и колонны, тяжести между легионами) Цезарь направил свои легионы вверх по правому берегу р. Элавера (Allier), дабы принудить Верцингеторикса также идти вверх по левому берегу этой реки, как было изложено выше в § 268. Фланговые движения в открытом со всех сторон поле были прикрываемы с боков такими оберегательными отрядами, как передовые в наступлении и задние в отступлении. Лагерные центурионы и воины (для разбивки лагеря) шли, по возможности, впереди легионных колонн, в направлении их движения.
При всех вообще походных движениях нескольких легионов вместе, порядок следования легионов правым или левым флангом ежедневно изменялся.
Из всех естественных препятствий при походных движениях нескольких легионов, труднейшими и более обыкновенными в Галлии были переходы через реки, в брод или по мостам. В брод войска Цезаря могли переходить и переходили часто и на большой глубине (до пояса, груди и даже шеи), потому что не носили на себе ничего, что могло бы быть повреждено водою. Цезарь предпочитал переходы в брод, по возможности, переходам по мостам, которые нужно было строить. Броды были отыскиваемы передовою конницей и переходы через них производились так, что выше и ниже по течению, поперек реки, становились 2 линии конницы, одна за другою, а между ними проходила пехота. В виду неприятеля (как, например, через р. Темзу против британцев) переход в брод совершался иначе – в боевом порядке.
Где не было бродов, строились мосты, причем значительные: рабочая сила и ловкость легионеров почти вполне вознаграждали отсутствие при легионах Цезаря (как и вообще в это время) перевозных мостов (или мостовых понтонных экипажей). В войне в Галлии усматриваются самые разнообразные постройки мостов войсками Цезаря, от простейших и легчайших до самых сложных и трудных, как на-пример два раза построенные на сваях мосты через Рейн, 1-й раз – в 10 суток, а 2-й – еще скорее. А на р. Элавере (Allier) он восстановил полуразрушенный Верцингеториксом мост, у которого однако остались еще целыми сваи.
Через р. Мозу (Маас) против менапиев и через р. Арар (Саону), после поражения тигуринцов, он переправил свои войска, вероятно, по мостам на судах, которые везли запасы продовольствия его.
Для обеспечения переходов через реки, он старался отвлекать неприятеля в другую сторону (как на р. Элавере) или внезапно занимать на другом берегу какой-нибудь крепкий пункт. Переправ же на судах он в Галлии вообще не любил, признавая, что при наступлении следовало помышлять не об одной переправе вперед, но и о переправе назад, для чего необходимо было прочное и надежное сообщение, обеспеченное сильными отрядами войск, а иногда и укреплениями. Открытою силою в виду неприятеля он перешел только один раз через р. Темзу в Британии.

§ 280. Образ действий войск Цезаря в бою, в Галлии.

Для боя в открытом поле легионы располагались, в означенном выше наступательном боевом порядке, преимущественно на легких скатах высот, дабы с них ударять сверху вниз на неприятеля, стоявшего у подошвы этих высот. На расстоянии более 240–250 шагов от наступавшего неприятеля или более 120 шагов от стоявшего на месте и выжидавшего атаки, когорты двигались обыкновенным (и вероятно мерным) шагом, приблизясь же к неприятелю на то или другое из означенных выше расстояний – беглым шагом, первые шеренги – с готовыми к метанию полукопьями (pilum), которые и бросали разом на расстоянии от 10 до 20 шагов от неприятеля. Затем они немедленно обнажали мечи, бросались в ряды неприятеля и передние вступали в рукопашный бой, а задние поддерживали их. 2-я или 2-я и 3-я линии следовали за 1-ю и останавливались за нею на установленных дистанциях (около 200 футов) и, в случае надобности, когорты 2-й линии вступали в интервалы 1-й и в бой с неприятелем, а когорты 1-й линии или продолжали бой с ним, или отступали в интервалы 2-й линии. Таким образом 2-я или и 3-я линии легиона постепенно вступали в бой и поддерживали одна другую.
Приведенная выше римская тактика Цезаревых времен, при всех своих достоинствах (простоте, силе и пр.), имела и свои недостатки, и свои определенные условия. Она требовала сильных, ловких и особенно храбрых воинов и сильных натиска и удара, но имела много невыгод в обороне и не делала легионов вполне независимыми от местности. Хотя римская легионная или тяжелая пехота имела своих стрелков в вспомогательной легкой пехоте и антесигнанов (Antesignani, т.е. впереди значков или знамен стоявших), которых придал ей Цезарь, но стрелков, вполне годных, было немного, антесигнаны вовсе не были стрелками, в особенности же тактические начала легионной и легкой пехоты были совершенно различный. Поэтому стройное сочетание действий одного рода пехоты в массах, а другого – в рассыпном строе, было невозможно. Причиной тому могло быть, между прочим, тогдашнее неудовлетворительное состояние конницы, именно совершенный недостаток в ней упорства и стойкости, то, что в ней скорее и легче, нежели в пехоте, происходили расстройство и беспорядок и т.п. А этому нельзя было пособить иначе, как придавая коннице, на время боя, тесно соединенную с нею пехоту, достаточно легкую для следования за действиями конницы, но и достаточно способную для действий против неприятельской конницы, не издали, а на близком расстоянии. Цезарь с большой выгодой употреблял для этого наемную германскую пехоту и своих антесигнанов, располагая их небольшими отделениями (примерно силою манипул) в интервалах конницы. Они нападали сомкнутыми толпами на атакующую неприятельскую конницу, или следовали за атаками собственной, проникали в интервалы неприятельской и наносили ей большой вред, особенно убиением лошадей её.
Собственно боевыми войсками римлян вообще и у Цезаря в Галлии были легионы. Они могли вести бой совершенно самостоятельно, без содействия и подкрепления других родов войск и – если последних не было под рукою – это положительно требовалось от них. А как в тактике их господствующею чертою был натиск, то римским нормальным боем всегда был бой наступательный, а оборонительный – лишь исключением.
Нормальным строем легионов для наступательного боя был строй в 3 линии (acies triplex), один легион возле другого, так что в армии из 6 легионов, в 1-й линии находилось 24 когорты, а во 2-й и 3-й – до 18-ти в каждой. Но только 1-я и 2-я линии были действовавшими, а 3-я резервом в распоряжении полководца. Главною целью употребления первых 2-х линий было атаковать ими неприятеля прямо с фронта, какого бы он ни был протяжения, и опрокинуть, разбить, истребить неприятеля, попеременною сменою одной линии другою. 3-я же линия (резерв) имела, смотря по обстоятельствам и ходу боя, или наступательное, или оборонительное назначение, первое – для нанесения решительного удара, второе – для прикрытия и обеспечения флангов 1-й и 2-й линий, в случае охвата их неприятелем. В сражении с гельветами при Бибракте, 3-я линия не вступала в бой до тех пор, пока бойи и туринги не явились на правом фланге 1-й и 2-й линий. Тогда Цезарь двинул против них свежую 3-ю линию, которая и дала 1-й и 2-й возможность продолжить и довершить бой. В сражении с Ариовистом правое римское крыло одержало победу, но левое было сильно теснимо – и в помощь ему Цезарь двинул всю свежую 3-ю линию, которая и содействовала победе его. А в действиях, предшествовавших этому сражению, 3-я линия, под прикрытием 1-й и 2-й, укрепляла лагерь и, если бы понадобилось, могла бы тотчас быть от работ введена в бой.
Из этого следует, что, смотря по обстоятельствам, можно было армию строить к бою, или в 2 линии (acies duplex), или и в 4 (acies quadruplex): в 2 линии – когда 3-ю можно было составлять из других (не легионерных) войск или когда в ней вовсе не было надобности, по разным причинам. Так Красс, при атаке лагеря аквитанцов, построил только 8 когорт в 2 линии, а 4 оставил в своем лагере в резерве и под конец послал атаковать неприятельский лагерь с тыла. В 4 же линии можно было строить легионы или когорты тогда., когда резервам – 3-й и 4-й линиям – предстояло действовать и наступательно, и оборонительно, либо с фронта, либо на флангах. При этом 3-я линия назначалась всегда для атаки с фронта, а 4-я для обороны флангов, располагаясь не за 3-ю линией, а смотря по обстоятельствам – рядом с нею или и впереди её.
Замечательно то, что вообще при расположена в 2, 3 и 4 линии, старшие по №№ и лучшие когорты стояли и сражались в 1-й линии, а средние и младшие, менее хорошие или надежные – во 2-й, 3-й и 4-й линиях, совершенно наоборот того, как была прежде в строе по манинулам.
Назначение конницы в общем строе к бою состояло в отражены атак фланговой неприятельской конницы, в охватывании неприятеля на флангах и в преследовании его в случае победы. Конница обыкновенно строилась на обоих флангах легионов, или поровну, или на одном более, на другом менее, или вся на одном фланге, либо позади легионов, смотря по обстоятельствам, надобности, местности и пр. Так вся она была построена за легионами, при Бибракте: – потому что была ненадежна, а против Ариовиста – потому что войско его было ограждено с флангов и тыла повозками.
Легкая пехота была распределяема, или в интервалах конницы либо легионов, по всей линии фронта, или впереди её, преимущественно же на флангах легионов, чтобы препятствовать охватыванию их и самим охватывать неприятеля. При атаке она была мало полезна, но при выжидании атаки неприятеля – напротив, очень полезна.
Весь боевой порядок армии разделялся на центр (acies media) и на правое и левое крыла (cornu dextrum, cornu sinistrum), но составлял одно общее, совокупное целое. Действительными фронтальными частями или отделениями были сначала крыла конницы, а потом отдельные легионы, начальниками которых Цезарь назначил, после сражения с Ариовистом, своих легатов. На флангах всегда ставились старшие по №№ и лучшие легионы, а в центре младшие и менее надежные. Бой начинало и атаку производило иногда правое крыло (как против Ариовиста), а иногда левое, смотря по обстоятельствами Но когда никаких особенных причин к тому либо другому не было, Цезарь, подобно Александру В., предпочитал начинать атаку правым крылом. На атаковавшем крыле были располагаемы лучшие, особенно предпочитаемые легионы, например 10-й, вероятно первый, которого Цезарь нашел в римской провинции и с ним открыл действия на р. Родане против гельветов.
Нормальный ход самого боя состоял в том, что перед началом последнего полководец объезжал легионы и произносил перед ними краткие речи (cohortatio), напоминая им прежние подвиги, дело, которое они защищали, последствия по-беды или поражения и тем возбуждал их мужество и храбрость. Затем он отправлялся на фланг атакующего крыла и подавал здесь, на трубах, сигнал (signum) к бою: сигнал этот повторяли все легионные трубачи. В тоже время атакующее крыло двигалось в атаку с боевым криком (barritus), а за ним шли в атаку и прочие легионы 1-й и 2-й линий. Между тем конница с приданною ей легкою пехотой оставалась в выжидательном положении, поодаль передней линии легионов, готовая отражать фланговые атаки неприятеля, либо сама атаковала стоявшую против неё конницу его, с тем, чтоб опрокинуть ее и атаковать неприятельскую пехоту во фланг. Полководец управлял боем, выводил из него одни войска и вводил в него другая, или лично, или чрез состоявших при нем военных чинов, или посредством сигналов на трубах либо знаменем. Если победа была решена, то конница бросалась в преследование, а за нею следовали и легионы. Если же бой кончался неудачей или поражением, то производилось отступление в находившийся позади лагерь, где войска собирались и вновь устраивались.
Оборонительный бой всегда имел целью, пользуясь местностью, как можно более представлять неприятелю затруднений к подступу, задерживать его, поражать между тем издали метательным оружием, ослаблять и пользоваться всяким удобным случаем и временем для перехода в частное или общее наступление. Но из этих двух оборонительных средств, по малым: числу и удовлетворительности легкой пехоты и стрелков, главным была удачно и выгодно избранная местность. А если такой не было, то пособить тому могло только искусство со всеми вспомогательными средствами его. Все это можно ясно усмотреть в оборонительной позиции, избранной Цезарем на правом берегу р. Аксоны. Лагерь его был расположен на высоте, ограниченной с юга Аксоной; к северу от него находилась плоская возвышенность (плато), с довольно крутыми скатами к востоку и западу, а к северу, к стороне неприятеля, имевшая легкий скат к небольшому болоту. На этой возвышенности и на скате её к болоту Цезарь, построил имевшиеся у него 6 легионов фронтом к болоту, через которое неприятель должен был переходить для атаки и при этом прийти в расстройство, а, тогда легионам было очень удобно и выгодно атаковать его сверху вниз. – Но болото это было в ширину узко, и бельги, по многочисленности своей, обошли его с обеих сторон, для атаки легионов с флангов. Но Цезарь уже прежде того усилил обеспечение легионов с флангов, сверх крутых скатов, еще двумя рвами до болота, с возвышенными укреплениями на четырех оконечностях их. Выше (§ 256) уже было сказано, что бельги перешли справа и слева через Аксону, но были отражены, опрокинуты, преследованы и разбиты. Подобно бою при Аксоне, и все вообще оборонительная действия войск Цезаря в Галлии за разомкнутыми и сомкнутыми укреплениями (как при Герговии, Алезии и пр.) следует также причислить к видам оборонительного боя, в котором большая или меньшая часть оборонявшихся войск должна была производить вылазки, а другая – занимать и охранять укрепления. В открытом же поле, где ни местность, ни искусственные укрепления не могли представить до-статочных средств к обороне, все дело заключалось в том, чтобы уметь искусно выжидать в обороне удобных случаев и времени для перехода в наступление и для атаки неприятеля на одном или нескольких пунктах. Подобного рода бой Цезарь имел с Верцингеториксом, двинувшимся на встречу ему к югу в земли арвернов, и некоторые другие случаи.

§ 281. Полевая фортификация; – полевые лагери и укрепления.

У Цезаря в Галлии, как у римлян вообще в это время, полевая фортификация имела два рода: полевые лагери и полевые укрепления, и по два вида каждого рода: лагери летние (castra aestiva) и зимние (castra hiberna), и полевые укрепления разомкнутые и сомкнутые. О тех и о других были уже изложены сведения во II и III частях настоящей В. В. И. древних времен. Здесь же прибавим некоторые дополнительные сведения, относящиеся собственно ко временам Цезаря.
О наружном виде и внутреннем устройстве римских лагерей в эти времена сведений не имеется. Специальные описания римских лагерей, дошедшие до нас, принадлежать Полибию и Игину и относятся, первые – ко временам республики и преимущественно пунических войн, а вторые – ко временам империи и именно Траяна, Адриана, Антонина и Марка Аврелия. Те и другие представляют то существенное отличие от вида и устройства римских лагерей во времена Цезаря, что служившие им основанием состав и устройство римских войск были совершенно различные в каждый из этих трех периодов времени. Во времена Цезаря это различие заключалось в том, что в составе римских, армий вообще и Цезаревой в частности были разного рода и устройства вспомогательные войска, которые во времена Полибия и Игина имели совершенно другие состав и устройство. Но отношения их к составу и устройству римских легионов во времена Цезаря представляют, по мнению Рюстова, гораздо более сходства во времена Игина, нежели во времена Полибия. Весьма естественно, что это не могло не отражаться в частностях на виде и устройстве римских лагерей, хотя главный основания во все три периода были те же. А потому там, где Полибий и Игин согласны, в главных основаниях, с вероятностью предположить можно, что они были те же и во времена Цезаря, – следовательно здесь излишне будет повторять то, что о них уже было сказано прежде. Там же, где между Полибием и Игином есть различие, естественнее кажется, по мнению Рюстова, держаться более Игинова описания, нежели Полибиева, не выпуская только из виду различия отношений числительной силы легионов и вспомогательных войск во времена Цезаря и во времена Траяна, Адриана и др.
В летнем лагере времен Цезаря войска были распределены примерно следующим образом:
В передней или претентурной части лагеря – от ¼ до 1/5 всех когорт, поровну с обеих сторон преторианской дороги. Палатки когорт были обращены фронтом к переднему и боковым валам. Вдоль главной, поперечной дороги, фронтом к ней и к средней, преторианской части лагеря, находились палатки легатов и военных трибунов. Сверх того, в обеих половинах переднего лагеря, между палатками когорт, легатов и трибунов и продольною, преторианскою дорогой, находились палатки ¼ всей конницы и ½ всех стрелков.
В средней или преторианской части лагеря, против обоих боковых валов – 1/5 всех когорт, поровну (по 1/10) с обеих сторон. В середине, в виде продолговатого четыреугольника, был преторий или площадь главной квартиры, с палаткой полководца по середине и с палатками всех высших и низших военных чинов, равно и войск, состоявших при нем – справа и слева вдоль претория. Между когортами против боковых валов и войсками претория находились палатки ½ всей конницы поровну (по ¼) с обеих сторон.
Наконец, в задней или ретентурной части лагеря находились: по середине, в виде продолговатого четыреугольника, как преторий – квесторий или площадь всех высших и низших чинов военно-хозяйственной части, начиная с квестора (казначея и интенданта); по обеим сторонам квестория – палатки всех остальных ( ½) когорт, поровну ( ¼) с обеих сторон, фронтом к боковым валам, – а между квесторием с обеих сторон его, 5-ти-горстной дорогой (via quintana) и когортами – палатки вспомогательной пехоты, за исключением стрелков.
Вдоль всех четырех сторон лагеря, внутри его, широкая дорога отделяла палатки войск от валов и служила для сбора и построения войск в случае обороны лагеря. У Полибия она означена в 200 футов ширины, а у Игина только в 60, но во времена Цезаря, по мнению Рюстова, должна была иметь, вероятно, не менее 120 футов.
Величина всего лагеря зависела от числа располагавшихся в нем когорт или легионов, конницы, вспомогательных войск, тяжестей и пр. и могла, по обстоятельствам, быть уменьшаема (наприм. для скрытия настоящего числа войск и введения неприятеля в заблуждение) разве только на ¼ или в крайней степени на 1/3 боковой или продольной длины. Увеличиваема же она ни в каком случае не могла быть.
Выбор мест под лагери, независимо от стратегических и тактических условий, обусловливался еще расположением их: 1) на возвышенных местах, преимущественно на легких скатах их, притом так, чтобы впереди лагеря была не менее полуската и, по возможности, речка или ручей либо болото, а задняя часть лагеря находилась на вершине высоты; – 2) вблизи проточной воды – реки или речки, и если они пересекали путь движения, то преимущественно по сю сторону их, исключая разве случаев, когда и по другую сторону можно было найти местность, удобную для лагеря и для боя перед ним (как напр. лагерь Цезаря по другую, правую сторону р. Аксоны), – и 3). вблизи леса, необходимого для добывания лесных материалов на разный лагерные потребности (варки пищи,§ 281 сторожевых костров, укрепления лагеря тыном, фашинами и пр.), однако в таком расстоянии, чтобы неприятель не мог скрытно занять лес и из него напасть на лагерь.
Само собою разумеется, что все эти нормальные условия не всегда могли быть соблюдаемы вполне и в точности, и лагерь необходимо было располагать по возможности согласнее с ними, особенно с расположением на возвышенных местах (противное, т.е. на низменных местах, считалось варварским, т.е. приличным лишь варварам – диким или полудиким народам). Но расположение поодаль от лесов не всегда соблюдалось в строгости.
Для выбора мест под лагери были посылаемы, как уже сказано выше, с передовыми отрядами, особые центурионы и воины, под начальством военного трибуна. Выбрав место, они тотчас же отмечали большими и малыми вехами и кольями все части его, под прикрытием передовых войск.
По прибытии к этому месту главных сил, разные роды и части войск тотчас вступали на назначенные им места, снимали вооружение (кроме мечей), строились позади назначенных линий палаток (кроме караульных когорт, которые тотчас разводили и занимали лагерные караулы). Затем часть войск отряжалась на работы по укреплению и устройству лагеря, а другая на разные лагерные службы (добывать воду, дрова и пр., разбивать палатки начальников и пр.). Палатки самых войск разбивались только по совершенном укреплении лагеря, исключая если вблизи не было неприятеля, шел сильный дождь и т.п. Тогда же, т.е. по укреплении лагеря, в него вступала и наибольшая часть конницы (меньшая оставалась вне лагеря, для полевой лагерной службы), но если фуража не было или мало, то она вскоре отправлялась на фуражировку.
Каждый легион отряжал по очереди одну когорту в караул к каждым из 4-х ворот, со всеми при них постами. В особенно важных и опасных случаях, караулы у ворот были усиливаемы даже до 3 когорт при каждых. Кроме того, по крайней мере 1 когорта содержала караулы и. посты внутри лагеря, в преторие, квесторие и пр.
Когда лагерь был совершенно укреплен, тогда войска обедали, а чины главного управления собирались в преторие, где получали дневные приказания полководца. Здесь же, при наступлении вечера (1-й стражи ночи – в 6 ч.) собирались все недолжностные трубачи и музыканты, и трубили и играли вечерний сигнал (или вечернюю зорю), по которому расстанавливались ночные караулы и посты и начиналась ночная, внутренняя и внешняя, лагерная служба (рунды, разъезды, патрули и пр.). Сигналы для смены постов и часовых каждый раз подавались на валторнах.
На рассвете (в 4-ю стражу ночи – 3 ч. утра) подавался утренний сигнал (утренняя заря) на трубах и дневные караулы, посты и часовые сменяли ночных, если войска не выступали из лагеря далее.
Дневной и ночной порядки лагерной службы уже были изложены во II ч. В. В. И.
Таков был порядок вступления войск в лагерь вдали от неприятеля. Вблизи же или в виду его, как выше уже было сказано, 3-я линия укрепляла лагерь, а 1-я и 2-я в боевом порядке прикрывали её работы.
Выступление из лагеря производилось: 1) для дальнейшего движения: по 1-му сигналу к подъему – сбрасывались палатки, по 2-му – они и все тяжести навьючивались на вьючных животных, а по 3-му – войска выступали в назначенном походном порядке; сигналы эти давались даже вблизи неприятеля и Цезарь никогда не отступал от этого, исключая разве преднамеренных скрытных движений, – и 2) для вступления в бой с неприятелем; тогда палатки не сбрасывались и весь лагерь оставался нетронутым и в нем все тяжести – под прикрытием по крайней мере от 2 до 5 когорт, т. e. ¼ или ½ легиона, а иногда и 1 или более легионов, преимущественно новонабранных.

Нормальный образ укрепления полевых летних лагерей был следующий:
Четыреугольник, прямоугольник или квадрат были основными, нормальными и единственными формами римских полевых лагерей и сомкнутых укреплений. Самые малыя из послед-них (castella) вероятно были квадратные, в 120 футов (длина фронта когорты) в боку и могли быть занимаемы и обороняемы одною когортой. Углы сомкнутых укреплений были закругляемы, дабы в острых углах не представлять неприятелю удобных для атаки пунктов. Ворота в лагерях и укреплениях, в ширину не менее фронта манипулы, были прикрываемы наружными полукруглыми или и прямыми валами с рвом впереди. В случаях обороны в лагерях и укреплениях, иногда закладывали 1, 2, 3 или все ворота.
Главными частями каждого римского полевого укрепления были вал и ров. Земля, вынутая из рва, образовала вал, поэтому прежде всего следует определить ширину и глубину рва, а потом толщину и высоту вала во времена Цезаря.
Нормальными шириною и глубиною рва были (как кажется, по свидетельству Вегеция), первою сверху – 9 или 12 римских футов, а второю – в 1-м случае 7, а в последнем – 9 футов ниже горизонта. У Цезаря же усматривается ширина рвов в 12, 15, 18 и только один раз под Алезией в 20 рим. футов. Как у него, так и у Вегеция, кажется, что пропорция между верхнею шириною и глубиною рва была нормально определенная. Таким образом у Цезаря ширине рва в 12, 15 и 18 футов соответствовала глубина в 9, 11 и 13 футов. Но в обыкновенных случаях ширине рва в 9 футов соответствовала глубина в 7 футов. Игин указывает 2 формы рва: fossa fastigata – с покатыми эскарпом и контр-эскарпом, и fossa punica – с покатым эскарпом и отвесным контр-эскарпом. Но у Цезаря усматривается 3-я форма – с отвесными эскарпом и контр-эскарпом, так что подошва рва и верхняя часть рва имели одинаковую ширину. Но обыкновенного, нормальною формою рва у Цезаря следует считать 1-ю форму Игина, т.е. с одинаково покатым эскарпом и контр-эскарпом. Что касается вала, то в древности не представлялось особенной надобности делать его слишком высоким: воины были хорошо прикрыты оборонительным вооружением, а метательное оружие было для них не слишком действительно и вредно. Для них важнее было иметь на валу возвышенное над неприятелем положение, что и доставляла им присыпка земли позади вала, шириною для одной шеренги воинов, а вышиною – в соразмерности с шириною и глубиною рва и с вышиною и с толщиною вала. Но в больших укреплениях ширина валганга и все другие размеры увеличивались пропорционально. Обыкновенная вышина вала составляла вероятно 2/3 верхней ширины рва. Так у Цезаря усматривается при 15 ф. ширины рва – 10 ф. вышины вала, а при 18–12. Толщина же вала могла тогда быть одинаковою с вышиною его или нисколько большею. Внешнюю покатость вала можно было делать довольно крутою, но она укреплялась дерном, древесными ветвями, хворостом и т.п. (фашинами) или, – сверх того, и плетнем. Внутренняя покатость вала или валганга укреплялась таким же образом, так что вообще для римских полевых укреплений было потребно очень много лесного материала, и тем более, чем значительнее были укрепления и все их размеры. В случае необходимости еще большого усиления укреплений, на валу устраивался тын из толстых деревянных, сверху заостренных стволов, у которых оставлялись и переплетались верхние ветви. Тын делался вышиною от 4 до 5 футов, так что воины могли поверх его видеть неприятеля и бросать в него свои полукопья, или же в тыне делались для того отверстия (бойницы или амбразуры). Наконец, в больших укреплениях вал усиливали еще возвышенными, земляными, сомкнутыми укреплениями (castella), либо деревянными башнями, на известном расстоянии одни от других. Такого рода укрепления встречаются у Цезаря в Галлии очень часто и самых разнообразных форм и размеров, особенно при его осадах.
Времени для устройства полевых укреплений нормальных, меньших размеров (со рвом в 9 ф. ширины и в 7 ф. глубины), по числу войск (напр. 2 легионов) и рабочих из них на 2 или 3 смены и пр., нужно было примерно от 4 до 5 часов, так что если войска приходили на место к полудню, то к 4 или 5 часам лагерь уже мог быть вполне укреплен. С увеличением числа войск и размеров лагерей и укреплений для них, должно было пропорционально увеличиваться и время, потребное для устройства этих лагерей и укреплений.
Порядок размещения когорт и других войск в лагере, соответственно порядку походного движения, отчасти уже указан выше. Места же войска занимали в лагере соответственно их строю: когорта – пространство в 120 ф. по фронту и в 180 ф. в глубину, разделенное поперек на 6 частей в 120 ф. ширины и 30 ф. глубины под каждую из 6 центурий. Первые 3 центурии трех манипул были обращены фронтом к валу, а вторые 3 центурии тех же манипул – тылом к нему, так что одни центурии были обращены фронтом, а другие – тылом одни к другим, отделяясь одни от других дорогами в 12 ф. ширины. Турма конницы занимала в лагере пространство в 120 ф. по фронту и в 30 ф. в глубину, следов. столько же, сколько 1 центурия пехоты, а крыло конницы или 12 турм – сколько 2 легионные когорты.
Полевые зимние лагери (castra hiberna), в которых римские войска во времена Цезаря были располагаемы в Галлии, совершенно отдельно от населения края, были, но всей вероятности, ― устраиваемы также, как и летние, но только с большими удобствами для всех чинов войск, от высших до низших. Пространство занималось шире, палатки заменялись деревянными шалашами, в которых хранилось и оружие, вьючные животные содержались в крытых зданиях, и пр. т.п.

§ 281. Полиорцетика.

В дополнение к тому, что о полиорцетике у римлян было сказано во II и III частях В. В. И. древних времен, здесь следует упомянуть только о тех особенностях, которые относятся к ней во время войны Цезаря в Галлии.
Как вообще у римлян, так и у Цезаря в Галлии усматриваются 3 способа овладения укрепленными городами или иными пунктами: обложение (obsidio), взятие открытою силой (oppugnatio repentina) и осада (oppugnatio).
Замечательнейшим обложением во время войны Цезаря в Галлии было, без сомнения, обложение им Алезии, описанное выше (§ 270). Он. избрал для взятия Алезии обложение потому, что особенное местное положение этого города представляло большие затруднения и даже препятствия для правильной осады. По тем же причинам и тем же способом он хотел овладеть и Герговией, но обложению её воспрепятствовали меры, принятые Верцингеториксом, а именно крепкое. расположите его с своим войском возле Герговии.
Открытою силой Цезарь взял несколько городов в Галлии, а осадою, соединенною с обложением – город Веллаунодун и др. Но свойства местности вокруг Аварика не позволили Цезарю обложить этот город, и он взял его, после трудной осады, открытою силой.
Средством для обложения служила циркумвалационная линия (circumvallatio), состоявшая из сомкнутых укреплений (castella), соединенных прямыми укрепленными линиями, за которыми к стороне поля устраивалось несколько укрепленных лагерей для войск, облегавших город. Все эти укрепления бывали тем значительнее и сильнее, чем сильнее был неприятельский гарнизон и чем относительно слабее были блокадные войска. Самых больших размеров работы этого рода были при обложении Цезарем Алезии.
Если следовало ожидать нападения неприятеля со стороны открытого поля, то фронтом к нему устроивалась другая линия, подобная первой, но длиннее её. Ныне первую принято называть контрвалационною, а вторую циркумвалационною, но Цезарь не употреблял этого различия в названии их.
Сомкнутые укрепления (castella) были занимаемы сильными гарнизонами и обезпечиваемы полевыми караулами, а ночью и особенными постами (пикетами), и снабжаемы всем нужным для дневных и ночных сигналов, на случай нападения неприятеля на какую-либо часть линий.
Главным средством для взятия города открытою силой служил всход на стены (эскалада) посредством штурмовых лестниц, при пособии также крытых таранов (musculi) для разбития тяжелых и разрушения верхних частей стен, после предварительной засыпки рвов землею, хворостом, дерном и пр. Под прикрытием стрелков и пращников, легионная пехота несколькими колоннами в разных пунктах подступала к стенам и на одном из них производила решительный приступ и эскаладу, занимала стену и вал и отворяла ближайшие ворота для впуска других войск.
Главным же средством для взятия городов правильною осадой была земляная насыпь (agger), закладываемая вне действия метательного оружия и постепенно присыпаемая спереди и сверху, по направлению к городу, до вышины, равной вышине городских стен, а иногда и превышавшей ее. По доведении насыпи, под разного рода прикрытиями работа, до самых городских стен, войска сходили на них и брали вал, ворота и весь город приступом. Вышина насыпи иногда была очень значительная, при Аварике – до 80 рим. футов. Длина обыкновенно превышала полет метательных- снарядов со стен и считалась не ближе 400–500 футов от городских стен. Толщина сверху долженствовала быть достаточною для построения штурмовых колонн, шириною примерно в протяжение фронта одной манипулы, с излишком с обеих сторон, всего футов в 50. Нижняя же толщина могла быть лишь немного значительнее, футов в 70 и даже в 60. При Аварике она показана у Цезаря в 330 футов, но это должно быть или позднейшая описка, или относится к длине насыпи.
Все осадные работы имели преимущественною целью устройство насыпи. Сюда принадлежали но порядку: 1) уравнение земли под подошву насыпи, под прикрытием черепах (testudines) разного вида и устройства; – 2) насыпка земли, под прикрытием, сверх черепах, крытых ходов (vineae musculi), щитов (plutei) и т.п.; 3) обстреливание городских. стен стрелками и пращниками или и подвижными деревянными башнями (turres ambulatoriae) разной величины; – 4) крытые ходы (vineae, musculi), как к насыпи, так и к городским стенам, для прикрытия рабочих и подвоза земли и разного рода материалов, – и наконец 5) стенобитные орудия (terebrae) разных: вида, величины и устройства, для произведения проломов в стенах (впрочем в Галлии нигде не усматривается употребления тарана, aries). Таковы были вообще нормальные осадные работы, но они разнообразились более или менее, смотря по обстоятельствам, свойствам городов, их стен, окружавшей их местности и особенно – по личным соображениям и искусству полководца. Иногда впрочем, в виде исключения (как, например, при осаде города или крепости адуатиков), когда к роду вела постепенно возвышавшаяся местность, насыпь вначале устраивали весьма высокую, а потом вели ее горизонтально и на верхней площади её устраивали и придвигали к стене крытую подвижную башню. При Укселлодуне на насыпи была также устроена такого рода башня, но она не подвозилась к стене, а служила только для обстреливания источника или ключа, из которого жители города добывали воду. Вообще башни служили преимущественно для этой последней цели, т.е. для обстреливания. На каждую насыпь обыкновенно рассчитывалось по одной башне, но при Аварике было их две, по одной с каждой стороны.
Нормальный ход правильной осады вообще был следующий: 1) прежде всего избирался, посредством предварительной рекогносцировки, один, а иногда и два или более фронтов города для атаки, смотря по обстоятельствам, свойствам местности и проч.; – 2) сообразно с тем были располагаемы, вне метательного оружия, на известных расстояниях, в укрепленных лагерях, осадные войска; – 3) сбор, поднос и подвоз всех нужных для осадных работ, земляных, деревянных, каменных и др. материалов; – 4) устройство разного рода искусственных прикрытий (щитов, крытых ходов и башен и пр.); – 5) устройство контрвалационной, а иногда и циркумвалационной линий; – 6) устройство земляных, продольных и поперечных крытых ходов к городу; – – 7) устройство насыпи (agger), как и всех вообще работ в кругу действия неприятельского метательного оружия – легионерными войсками, между тем как вне его работали другие войска и преимущественно окрестные жители, – и 8) устройство башен, одновременное с устройством насыпи. Когда все эти работы были довершены и насыпь доведена до городской стены, тогда войска строились к приступу и производили его под прикрытием сильного метательного действия стрелков и пращников из крытых ходов и башен, или и при содействии ложных приступов на одном, двух или более, других пунктов. Но приступ с насыпи производился, кажется, довольно редко, только в исключительных обстоятельствах. Аварик взял Цезарь посредством внезапного, во время сильного дождя, открытого нападения и вероятно – эскалады по лестницам, доведя насыпь почти до городской стены и довольно удачно отразив сильную вылазку из города.

§ 283. Заключение. Цезарь, армия и противники его, характер и результаты войны в Галлии.

Таковы были вообще тактические: устройство и образ движений и действий римских войск, полевая фортификация и полиорцетика у них – в войне Цезаря в Галлии, и личные стратегические действия его в ней. Они могут дать понятие об образе и искусстве ведения им этой войны, и о личном искусстве его в ней, как полководца, и о свойствах его войск и противников, и о характере всей вообще войны в Галлии.
Несправедливая в военно-политическом отношении, она заслуживаете особенного внимания в стратегическом, 1) как военно-практическая школа Цезаря и его войск, в которой он развил свои высокие природные военные дарования и уже достиг степени великого полководца, а армия его – также разнообразно развила свои военные и боевые способности и особенно нравственные силы, усовершенствовалась Но всякого рода военных движениях и действиях и, под предводительством его, вполне ему покорная и преданная, явилась готовым и могущественнейшим военно-политическим орудием в его руках.
Как начинавший свое военное поприще и учившийся ведению войны, притом большой, трудной, опасной и чрезвычайно важной для него, Цезарь нечужд был многих ошибок в ней. Но все они послужили на пользу ему и его войскам, и их далеко превосходили, и в количестве и особенно в качестве, искусные соображения, движения и действия Цезаря, в 8 лет превознесшие его на степень первостепенного великого полководца, уже вполне уверенного в себе и создавшего себе из войны в Галлии прочные и надежные: основание для, дальнейших своих действий и ступень для будущих своих успехов – с личными своими политическими целями. И превосходство его в этой войне одинаково во всех военных отношениях – и в управлении и в начальствовании войсками, и в тактическом, и в фортификационном, и в полиорцетическом, и в стратегическом, и особенно в нравственном, т.е. нравственного влияния и на свои войска, и на своих неприятелей.
Об армии его в Галлии невозможно отзываться иначе, как с чувствами истинного удивления и глубокого уважения. Она, во всем своем составе – высших и низших частных начальников и рядовых воинов, всеми своими отличными военными качествами: тактическим устройством, способностью к движениям и действиям всякого рода, сносливостью в трудах и лишениях, стойкостью и храбростью в боях, мужеством и преданностью, уважением и доверием к своему любимому полководцу – подлинно была образцового, в эти смутные времена Рима, уже крайне развращенного во всех отношениях! – И таково было могущественное влияние Цезаря на свои войска, что не только римские легионерные, но и другие, всякого рода и племени, и галльские, и германские, и иные, не уступали легионерным в означенных выше отличных качествах, преданности и доверии к Цезарю. И прав он был, говоря, что с такими войсками можно было все небо перевернуть!
Противников его – галлов, германцев и британцев, и вождей их – Верцингеторикса, Ариовиста, Кассивелауна – по всей справедливости, нельзя не признать достойными его. Напрасно некоторые новейшие военные писатели отзываются о них с пренебрежением и даже с презрением, которых не обнаруживал к ним и сам Цезарь. Пусть они были полудикие или и дикие народы (галлов же нельзя назвать даже и полудикими), но они и их действия заслуживают полного уважения. Народы искони свободные и независимые, выше всего ценившие свою свободу и независимость, они мужественно, храбро, не щадя ничего, упорно воевали за них и за свой родной край, против всесветных римских завоевателей, которых все опасались и еще более ненавидели. И естественные, возвышенные побуждения их, при всем несовершенстве военного искусства с их стороны, далеко превосходили в этом отношении личные, своекорыстный побуждения Цезаря (а не его армии, бывшей только послушным орудием его), при всем превосходстве его военных дарований и искусства.
Этими двумя противоположными отношениями можно определить и общий характер, и общие результаты войны в Галлии. Естественное и законно-справедливое, сильное нравственное одушевление галлов и небольшой части германцев и британцев, при необыкновенном напряжении их материальных и нравственных сил, но при одной грубой силе, не руководимой ни единством, ни согласием, ни правильным искусством – неминуемо должно было, рано или поздно, уступить столь же необыкновенным напряжению сил и нравственному одушевлению такой отлично устроенной армии, какова была римская, руководимая таким первостепенным полководцем, как Цезарь, и таким высоким искусством, каким обладал и какое проявил он в войне завоевательной, но несправедливой с его стороны и оборонительной, но справедливой с другой.
Конечными же результатами её были – покорение Галлии власти Рима и особенно – превознесение в могуществе и славе того, который предпринял и совершил этот подвиг, и приобрел как этим, так и в отличной армии своей, средства, необходимый ему для приобретения верховной власти в Риме и в целой римской республике, доживавшей последние дни свои, согласно с тайными замыслами Цезаря.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ И ПОМПЕЯ (49 Г. -48 Г. ДО P. I)

§ 284. Причины войны; – политическое и стратегическое положение обеих противных сторон, Цезаря и Помпея. – I. Междоусобная война (49–48). – Действия в Италии (§§ 285–289). – Действия в Испании (§§ 290–294). – § 295. Результаты действий в Италии и Испании и замечания. – § 296. Осада Массилии; поражение Куриона в Африке.

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXI.

§ 284. Причины воины. Политическое и стратегическое положение обеих противных сторон, Цезаря и Помпея.

Намерения Цезаря исполнились: он образовал себе независимую и грозную силу, а положение дел в Риме и римских владениях доставило ему удобный случай употребить ее.
Восемь лет ведя войну в Галлии, он не упускал однако из виду Рима, но зорко следил за всем происходившим в нем и деятельно действовал там чрез посредство приверженцев своих, особенно трибуна Клодия, а потом трибуна и знаменитого оратора Куриона. Вожди сената Катон и Цицерона были удалены из Рима (см. § 253), первый – для обращения о. Кипра в римскую провинцию, второй – в ссылку в Македонию. Это было сделано по влиянию Цезаря, еще до отправления его в Галлию – для прочного утверждения власти триумвиров. Но по удалении Цезаря, в 58 году, в Галлию, Помпей и Красс увидели, что такого отважного демагога, как Клодий, невозможно было употреблять как орудие единственно честолюбия Цезаря. И потому Помпей, для собственного самоохранения, вы-звал Цицерона из ссылки, хотя лишь после жестоких смут и беспорядков, возбужденных по этому поводу в Риме трибуном Милоном. Однако влияние Клодия было мало ослаблено тем, так что Помпей, для прекращения беспорядков и восстановления своей популярности, заставил назначить себя префектом продовольствия (praefectus annonae) или интендантом республики.
Но отсутствовавший Цезарь умел поддерживать такую деятельность своих приверженцев в Риме, что Помпей и Красс, завидуя ему, помышляли только о поддержании своего влияния, приобретением таких же уступок, какие были сделаны Цезарю. Однако на этот раз согласие между триумвирами, стараниями Красса, было еще сохранено и обеспечено в 56 г. уговором между ними в Лукке, по которому Цезарю было продолжено его управление еще на 5 лет (56–51 г.), с 8 легионами, а Помпею и Крассу было обеспечено консульство на 55 г. и после того управление Испанией – первому и Сирией – последнему.
В 55 г. Помпей и Красс достигли своих целей, но только после новых и жестоких смут и беспорядков в Риме, за обладание – тем или другим – Форумом (Forum) в Риме, в чем Катон, уже воротившийся с о. Кипра, оказал со своими приверженцами сильное сопротивление обоим.
В 54 г. Красс, желая, подобно Цезарю, образовать себе в Сирии опытное и преданное ему войско, положил открыть войну с парфянами, царем которых в это время был Ород I или Арзак XIV. Но Красс встретил со стороны парфян не одну только храбрость, но и совершенно новый для римских войск образ ведения войны (см. ч. III гл. XXXII § 214). В 53 г. он проник за Евфрат, но, послушавшись изменников, двинулся на равнины, где парфянская конница действовала так искусно и нанесла римской армии такой урон, что Красс был принужден предпринять отступление. Но это еще более увеличило трудность, опасность и вред движенья его армии, так что наконец Красс вступил в переговоры. Во время этих переговоров и происшедших притом беспорядков между парфянами, Красс был убит, а армия его частью истреблена, частью взята в плен, так что из 100 т. войск её едва 10 т. под предводительством Кассия воротились в Сирию. Парфяне же заняли всю Мессопотамию, вторглись в Сирию и с этого времени вступили в войну с римлянами, продолжавшуюся очень долго и кончившуюся только с падением их царства (в 226 г. по P. X.).
Красс, при жизни своей, поддерживал еще согласие между Цезарем и Помпеем и при всяком случае препятствовал соперничеству между ними. Но, по смерти его, в 53 году триумвират в Риме превратился уже в дуумвират и Цезарь и Помпей стали лицом к лицу. И между тем, как Цезарь действовал лично, постоянно деятельно, и политикой, и оружием, и происками, и кознями, и подкупами, Помпей управлял своими провинциями чрез посредство своих легатов, сам же оставался в Риме и, среди продолжавшихся в нем и поддерживаемых самим Помпеем смут и беспорядков, наконец, после сильного мятежа, происшедшего вследствие убиения Клодия Милоном – орудием Помпея, заставил признать себя, не смотря на сопротивление Катона, единственным консулом, почти с диктаторскою властью.
Вскоре и последняя, родственная связь между Цезарем и Помпеем была прервана смертью дочери первого и жены последнего, Юлии, браком Помпея с Корнелией, дочерью Метелла Сципиона, важнейшего из сенаторов и заклятого врага Цезаря, и влиянием Корнелии на Помпея. Аристократия, в надежде на Помпея, начала действовать смелее и всячески искала случаев к разрыву между Помпеем. и Цезарем. Не размыслив, что последний уже давно и долго готовился к тому, она составляла одно за другим сильные постановления против него и сама дала ему повод принять вид несправедливо притесненного в своих правах и защитника закона и народа.
В 52-м г., после 7-ми месячного консульства. Помпей назначил товарищем себе, другим консулом, тестя своего, Метелла Сципиона, и. заставил продлить срок своего управления в Испании и Африке еще на 5 лет (52–47).
Тогда уже междоусобная воина сделалась неизбежною, тем более, что не только Помпей и Цезарь, но и приверженцы их желали её. Приближение срока управления Цезаря должно было решить ее. Хотя с обеих сторон и были делаемы попытки к сближению и соглашению, но только потому, что каждая сторона хотела избежать почина в войне. А между тем как Цезарь продолжал деятельно действовать, полагаясь только на собственные силы и средства и избегая вида незаконного захвата власти, а показывая, что он только защитник народа от врагов его, – Помпей, напротив, в своей непомерной уверенности в себе и в своей диктаторской власти, пренебрегал всем необходимым для собственной защиты.
Началом явных несогласий между ним и Цезарем послужило требование последним, в 52-м году, назначения его, в отсутствии, консулом. Значительными подкупами, особенно трибуна Куриона, Цезарь еще более увеличил число своих приверженцев в Риме. В 51 г. Курион внушил ему мысль – отказаться от своего управления и согласиться на назначение ему преемника, но с тем, чтобы и Помпей сделал тоже самое. Этим Курион дал делам Цезаря самый выгодный для него оборот. Следствием этого были обоюдные предложения, которые с обеих сторон были однако только притворными, пока наконец сенат не произвел решительного разрыва.
7-го января 49 г. он издал постановление, в силу которого Цезарь был обязан к назначенному дню сложить с себя начальствование войском и уехать из армии, под опасением быть объявлену врагом республики. Тщетно трибуны М. Антоний и Кв. Кассий, приверженцы Цезаря, восстали против этого: на них не обратили внимания и даже предложили Помпею начальствование над двумя легионами (1-м Помпея и 15-м Цезаря), назначенными в Сирию и удержанными в Риме. Тогда трибуны М. Антоний, Кв... Кассий и др., защищавшие дело Цезаря, бежали к нему в Равенну, где он находился тогда с одним 13-м легионом и с 300 ч. конницы, и это бегство их придало партии его вид законности и необыкновенную популярность.
Тогда уже Цезарю не оставалось ничего более, как или покориться и – погибнуть бесплодно для республики и для самого себя, или – восстать с оружием в руках против Помпея, сената и аристократы, в защиту республики, законов её и прав народа. Так как все зависело от быстроты и внезапности действий, то Цезарь послал другим своим легионам приказание поспешно идти в Италию, а сам, выйдя к 13-му легиону, произнес перед ним речь, на которую легион восторженно отвечал готовностью защищать оскорбленных: полководца своего и народных трибунов. Цезарь прежде всего положил внезапно овладеть городом Ариминием (Rimini), назначил для того отряд войск, передал начальствование войсками Гортензию, с нужными приказаниями, а сам целый день показывался публично в Равенне, присутствовал на бое гладиаторов и вечер провел в веселом обществе. Но поздно ввечеру он тайно сел в наемную повозку и окольными путями поехал к Ариминию. На следующее утро, прибыв к речке Рубикону (ныне Fiumicino), он нашел уже там 13-й легион и 300 ч. конницы и, прежде нежели подать знак к переходу через Рубикон, по свидетельству Плутарха, задумался и поколебался в виду того важного шага, который предпринимал... Но это колебание для такого человека, как Цезарь, и в тех обстоятельствах, в которых он находился, было лишь мгновенное – и с словами: alea jacta est! (жребий брошен!) подал знак к переходу и – началу междоусобной войны...
Далеко несоразмерны были силы, средства и способы с обеих сторон в это время. У Цезаря были только 12 его легионов и собственные средства и способы, и вовсе не было флота. У Помпея же в полной власти находились не только его легионы в Испании и Африке, но и все остальные вооруженные силы, сухопутные и морские, и все военные средства и способы республики в Италии, Греции и на Востоке. Цезарь господствовал только в трех Галлиях (цизальпинской, нарбонской и только-что покоренной трансальпийской) и в Иллирии, а Помпей во всей остальной, обширной территории республики в Европе, Африке и Азии. Вид защиты свободы республики от самовластия одного лица был одинаково и на стороне Цезаря, и на стороне Помпея; но Цезарь стоял одинок, имея за себя только своих приверженцев и подвластный народ, а Помпей – сенат, всю аристократию и первейших людей республики, занимавших высшие и почетнейшие должности. Но что значили все эти преимущества Помпея перед далеко превосходившими их, другого рода преимуществами Цезаря! Последний войною в Галлии дока-зал, что он был необыкновенный человек и великий полководец. У него было только 12 легионов, но, под его предводительством, победоносных, непобедимых, закаленных в трудах и боях, восторженно преданных своему императору (Imperator – так уже давно называли римские войска своих полководцев) и на все готовых за него. Да и не все они еще были при нем (как объяснено ниже). Но, как все великие полководцы, он сам лично стоил целой армии! Слава его уже приводила в восторг всех римских воинов и граждан, а имя его наводило страх на его врагов. Ему стоило только явиться в Италии – и войска, и народ несомненно стали бы на его сторону, а враги его, власть имевшие, с Помпеем в главе, рассеялись бы в ужасе, предоставив ему и и власть, и силы, и средства, и способы республики, по крайней мере в Италии, а это было главное. Являясь защитником республики, её законов и народа, он имел бы на своей стороне полное законное право, громадную силу нравственную. Наконец – он действовал сам, лично, с необыкновенными умом и энергией и был совершенно свободен в своих действиях, никому не подчиняясь, но повелевая всеми, под влиянием его слепо повиновавшимися ему. Помпей же, напротив, имел за себя лишь меньшинство – сенат и аристократию, хотя и знатные, и сильные, и богатые, но против себя большинство – народ и партию его и Цезареву. Да и самый сенат и аристократия, окружавшая Помпея, были скорее несчастьем, нежели силой для него. С их побуждениями, видами и мнениями необходимо было ему вполне сообразоваться и невозможно было действовать совершенно свободно, по своим усмотрениям и воле. К тому же сенат, аристократия и приверженцы Помпея, враги Цезаря, были до того ослеплены своею силой и слабостью Цезаря, что нимало не сомневались в своей победе, и пренебрегши заблаговременными мерами собственной защиты, в решительную минуту – перехода Цезаря через Рубикон – были захвачены совершенно врасплох.
Итак, без сомнения, материальный перевес был на стороне Помпея, но перевес нравственный, значительно превосходившей его – решительно на стороне Цезаря.
В заключение следует сказать несколько слов о числе легионов у Цезаря в Галлии, перед началом междоусобной войны. Выше уже было сказано, что при назначении своем в 59 г. консулом, он получил 3 легиона и вслед затем еще 1, итого 4. Вступая вслед за гельветами в Галлию, он набрал еще 2 легиона в цизальпинской Галлии и позже, постепенно, еще 7, да Помпей (когда они были еще в добрых отношениях) прислал ему из Италии 1 легион (1-й). Таким образом у Цезаря были сначала 4, потом 6, 8, 10, 12 и наконец 14 легионов (средним числом по 5 т. – 70-т.) во всех провинциях под его управлением, из них 12 (60 т.) в 51 – -50 г. г. находились в Галлии по ту сторону Альпов, а в цизальпинской Галлии и в Иллирии 2 легиона (10 т.), из которых 15-й – в Равенне. По окончании войны в Галлии, сенат постановил, чтобы Помпей и Цезарь дали каждый по 1-му легиону, для отправления их в Сирию против парфян. Исполняя это, Цезарь отослал в Рим 1-й легион Помпея и 15-й свой, а на место последнего отправил в Равенну 13-й, и затем у него осталось 12 легионов (60 т.). Но когда взаимный отношения между ним и Помпеем стали враждебными, 1-й и 15-й легионы вовсе не были отправлены в Сирию, а были, удержаны в Риме, и. оказалось, что это было лишь коварною хитростью сената и аристократы, с целью ослабить, армию Цезаря и усилить собственную. Но эта хитрость вовсе не достигла цели, потому что 1-й и 15-й легионы были вполне преданы Цезарю и, при вступлении его в Италию, первые перешли бы на его сторону.

I.
Междоусобная война (49 г. – 48 г.)

{Хотя вся война с 49 г. до 45 г. включительно была междоусобная, но в комментариях Цезаря она разделена на 4 войны: I. междоусобную, в 49–48 г. г. (комментариев книги 1–2 – 3), – II. Александрийскую, в 48–47 гг. (ком. 1 книга), – III. Африканскую, в 47–46 гг. (ком. 1 книга), – и IV. Испанскую, в 46–45 гг. (ком. 1 книга). – Этому разделению следуют все военные писатели: оно принято и здесь.}

§ 285. Действия в Италии. Переход Цезаря через Рубикон и движение его к Ариминию и Брундузию.

Перейдя через Рубикон (в половине января 49 г.), Цезарь двинулся к Ариминию и зашел его без сопротивления. Весть о том поразила всех в Риме-изумлением и ужасом. Помпей, сенат и аристократия бежали в Капую, а Рим пришел в состояние совершенной анархии.
В Ариминие к Цезарю явились бежавшие из Рима трибуны М. Антоний и Кассий, претор Росций и молодой Цезарь, сын легата в армии Юлия Цезаря, Л. Цезаря. Последние два объявили, что Помпей поручил им вступить в переговоры с Цезарем, для миролюбного соглашения с ним к благу республики.
Цезарь отослал их к Помпею, с объяснением жалоб своих и предложением общего обезоружения и личных переговоров с Помпеем. Они воротились вскоре с ответом Помпея и консулов, заключавшимся в том, чтобы Цезарь воротился в Галлию и распустил свою армию, после чего Помпей удалится в Испанию, а до того войска в Италии не будут распущены.
Такого рода предложений Цезарь, конечно, никоим образом не мог принять и потому прервал переговоры и послал М. Антония с 5-ю когортами в Ареций (н. Arezzo), а сам с 2 легионами остался в Ариминие. приказал набирать войска и занял Пизавр (я. Pesaro), Фан (Fanum, н. Fano) и Анкону, каждый одною когортой. Узнав, что претор Терм занял Угубио 5-ю когортами и укрепил его, он послал Куриона с 3-мя когортами занять этот город. Терм вышел из него, а войска его разошлись, не желая действовать против Цезаря. Последний двинулся затем с несколькими когортами 13-го легиона к гор. Ауксима (н. Osimo), где Аттий Вар учредил место набора войск для Помпея. Но декурионы Аттия отворили Цезарю городские ворота и впустили его в город. Аттий Вар вышел из него, а войска его частью разошлись, частью присоединились к Цезарю.
Страх в Риме увеличился еще более, консулы бежали из него, наборы войск были отменены и партия Помпея уже не считала себя в безопасности и в Капуе. В Ауксиме от Цезаря отделился довереннейший дотоле легат его Лабиен, из зависти, кажется, к славе Цезаря. Последний не удерживал его, отпустил его к Помпею и даже отослал ему деньги и имущество его.
Из Ауксима Цезарь прошел через всю Анконскую область (Marche d'Ancone), все города которой охотно впустили его и снабдили всем нужным, а гор. Цингул (Cingulum, н. Cingolo) даже дал ему несколько вооруженных воинов.
Между тем к Цезарю присоединился 12-й легион его, с которым и 13-м он двинулся к Аскулу (н. Ascoli). Находившися здесь с 10-ю когортами Лентул Спинтер хотел отступить, но большая часть войск его разошлась. От Аскула Цезарь двинулся к Корфинию (близ н. Salmone), к ю. з. от Аскула. Корфиний был занят Домицием Агенобарбом с 10-ю когортами, {По Наполеону I – 30 когорт, т.е. 3 легиона, что невероятно.} 5 из которых Домиций выслал разрушить мост на реке в ½ мили от города. Но эти 5 когорт были опрокинуты и Цезарь расположился близ Корфиния в лагере. Домиций приготовился к обороне и просил Помпея о присылке подкреплений. Цезарь же послал М. Антония с 5-ю когортами к Сулмоне (н. Sulmona), к ю.– в. от Корфиния, в которой находились сенаторы К. Лукреций и Аттий Пелигн с 7 когортами. Но эти последние и жители города впустили М. Антония, который привел эти 7 когорт и пленного Аттия к Цезарю. Последний отпустил Аттия и вскоре к Цезарю присоединились 8-й легион, 22 новонабранные когорты и, 300 чел. вспомогательной конницы из Норики (на св. границах северной Италии и Иллирии).
Осадные работы были уже окончены, когда Домиций получил от Помпея ответ, что он не может подкрепить его и упрекал его в том, что он заперся в Корфиние. Домиций, в отчаянии, хотел бежать, но войска его задержали и передали его Цезарю. Последний заставил их принести присягу в верности ему, а Домиция и всех сенаторов, трибунов и всадников, находившихся в Корфиние, отпустил на свободу. Затем в тот же день, после 7-ми-дневной остановки перед Корфинием, он двинулся вдоль берега Адриатического моря к югу в Апулию, потому, кажется, что угадал или узнал намерение Помпея удалиться из Италии в Грецию. Поэтому он хотел. ранее Помпея достигнуть Брундузия (н. Brindisi) – главного пункта переправы из Италии в Диррахий, в Греции, и ― тем удержать Помпея в Италии и скорее решить борьбу с ним. Но Помпей, видя переход многих частей войск и жителей края на сторону Цезаря, опасаясь перехода еще большого числа их и имея при себе только 2 легиона и 30 т. войск близ Рима, считал более надежным избежать вооруженного столкновения с Цезарем в Италии и удалиться в Грецию, где мог собрать значительные силы и с ними подавить Цезаря. Но этим самым он оставлял Италию во власти Цезаря и доставлял ему возможность, с своей стороны, собрать в ней значительные силы и не впускать более Помпея в нее. Таким образом расчет Помпея был неверен и должен был обратиться во вред ему и в пользу Цезаря, тем более, что удаление Помпея из Италии должно было иметь вид бегства из неё. Не приготовясь заранее к обороне ― в Италии, захваченный врасплох и предавшись страху, нерешимости и бездействию, он тем с самого начала, по собственной вине, давал делам крайне невыгодный для себя и выгодный для Цезаря оборот.
И действительно, все поступки его обличали не благоразумие, а только страх перед Цезарем. Из Капуи он удалился сначала в Луцерию (н. Lucerа), оттуда в Канузий (н. Canosa) и наконец уже в Брундузий. Сюда он стянул все свои войска, вооружил всех рабов и из пастухов образовал 300 чел. конницы. Претора Метелла Сципиона с старшим своим сыном он послал в Сирию, собрать на востоке сухопутные и морские военные силы. Обоих консулов, которым он, по прежним отношениям их к Цезарю, не доверял, он заставил отправиться с 30-ю когортами морем в Диррахий, обещав вскоре последовать за ними. Но два претора его, Манлий с 6-ю когортами и Рутил Луп с 3-мя, передались Цезарю. Последний, следуя к Брундузию, снова предлагал Помпею вступить Ив личные переговоры с ним, по прибытии же к Брундузию с 6-ю легионами, узнал, что консулы с 30-ю когортами, по настоятельному повелению Помпея, уже отплыли морем в Диррахий, а сам Помпей с 20-ю когортами находился еще в Брундузие. Тогда Цезарь, имея в виду отрезать ему сообщения и с Италией, и с Грецией, положил запереть его в Брундузие, и с сухого пути, и с моря.

§ 286. Обложение Помпея Цезарем в Брундузие; – удаление Помпея в Диррахий в Греции.

Цезарь обложил Помпея с сухого пути 6-ю своими легионами, а с моря построил, в самом узком месте входа в гавань, плотину; там же, где воды были слишком глубоки, установила и укрепил на якорях. плоты, прикрытые. землею и фашинами, и кроме того построил валы и 2-х ярусные башни. Помпей, с своей стороны, принимал все возможные меры противодействия, построил на своих больших судах З-х ярусные башни, вооружил их метательными орудиями и всячески старался препятствовать работам Цезаря и разрушать их.
Цезарь в третий раз предложишь ему вступить в личные переговоры, но, получи в ответ, что в отсутствии консулов переговоры были невозможны, признал, что сделал все возможное и нужное для мирного соглашения и что ничего более не оставалось, как решительно вести войну.
На 9-й день после начала его работ, к Брундузию воротились суда, переправившие консулов и войско в Диррахий. Помпей немедленно принял меры для посажения всех находившихся при нем войск на эти суда и для преграждения Цезарю между тем входа в Брундузий с сухого пути, сам сел на суда и успел выйти в море и направиться в Диррахий (17 марта 49 г.). Войска Цезаря, уведомленные жителями еще во время посадки войск Помпея на суда, взошли по лестницам на стены Брундузия и преследовали войска Помпея сколько и как могли, но препятствовать выходу их в море уже не могли.
Таким образом в марте {Наполеон I снова говорит, что римский календарь в то время был в большом беспорядке и упреждал нынешний (юлианский) 18-ю неделями или 4 ½ месяцами, и поэтому относит время издания сенатского декрета и перехода Цезаря через Рубикон не к половине января 49 г., а к концу октября 50 г., отплытие же Помпея из Брундузия – к началу января 49 г. Но новейшие писатели ведут счет по старому римскому календарю, исправленному только позже Юлием Цезарем.} – 60 дней спустя по переходе через Рубикон – Цезарь обладал всею Италией. Смелость и быстрота движения его составляют резкую противоположность с нерешительностью и ошибочностью действий Помпея.

§ 287. Планы действий Помпея и Цезаря.

Помпей, мнениями сената и аристократии, враждебных Цезарю, введенный в заблуждение касательно расположения народа и надлежащего, выгоднейшего для него, Помпея, образа действий, положил (кажется – еще заранее) сосредоточить главный силы свои в Греции и там одолеть Цезаря. Цезарь же, с своей стороны (по словам его в записках), не имея флота и возможности переправиться вслед за Помпеем в Грецию и опасаясь, чтобы 6 старых легионов Помпея в Испании не напали оттуда на Галлию или не переправились в Италию, положил (также кажется – уже заранее) сначала обратиться против них в Испанию. Следовательно оба в одно время положили обратиться в противоположные стороны, один – в Грецию, а другой – в Испанию, но причины того и другого были, кажется, неодинаково, основательны и верны.
Что касается Помпея, то про него прямо можно сказать, что он, под влиянием сената и аристократии и, кроме того, страха Цезаря, совершенно потерял голову и сделал большую ошибку в политическом и военном отношениях, положив сосредоточить свои силы не в Италии, а в Греции. Испания, Греция, Африка, Египет, Малая Азия и Сирия, с находившимися в них войсками, флот и море – были в его власти, и ему следовало и можно было легко и скоро сосредоточить свои главные и превосходные числом силы в Италии, при Риме, для того, чтобы владеть первою и особенно последним, следовательно – и всею республикой: ибо кто владел Римом, тот владел и республикой. До сосредоточения же главных сил своих в Италии, Помпей, имея при себе 2 легиона, 30 т. войск при Риме и 10 когорт Домиция в Корфиние, должен бы был и мог бы вести оборонительную войну в средней и потом в южной Италии, а по прибытии войск из Испании, Греции, Африки и пр., имел бы перевес сил на своей стороне и, перейдя к наступлению, мог бы надеяться подавить Цезаря. Но, удаляясь в Грецию, он добровольно лишал себя всех исчисленных выгод и, уступая Италию и особенно Рим Цезарю, уже этим самым уступал ему некоторым образом и власть в республике. Таким образом, с самаго начала сделав важную ошибку тем, что не принял заранее мер к защите Италии, Рима и самого себя, он присоединюсь к ней потом и другую, еще более важную и для него пагубную, удалясь из Италии в Грецию.
Что же касается Цезаря, то нет и не может быть, кажется, никакого сомнения, что он, который 9 лет готовился к достижению своей цели и глубоко, всесторонне обдумал все свои действия, имел вполне достаточный и уважительные причины не последовать за Помпеем в Грецию, а обратиться сначала в Испанию. Но объяснение им этих причин в своих записках – неполно и не совсем удовлетворительно, и ни один из древних и новейших писателей, не только не объясняет их, но даже не распространяется о них, повторяя только приведенный выше слова Цезаря в его записках – неимение им флота и опасение, чтобы, Помпеевы легионы в Испании не напали на Галлию. Эти две причины – основательны, по не вполне, и недостаточны. Цезарь говорит, что флот для переправы вслед за Помпеем в Грецию он мог получить, но не легко и не скоро, только из Галлии, Анконы и Сицилии. Но почему он предпочел двинуться из Италии сухим путем, не против Помпея в Грецию, а против 6-ти легионов его в Испанию? – В том и другом случае он удалялся из Рима и Италии, но идя в Испанию, удалялся и от Помпея, а идя в Грецию, напротив, приближался к нему, а это было чрезвычайно важно и необходимо для Цезаря, дабы следить. шаг за шагом за Помпеем, быть как можно ближе к нему и не давать ему опомниться и собираться с силами, средствами и способами для ведения войны. Какая же была для него, напротив, более важная причина идти не в Грецию, а в Испанию, где были только 6 Помпеевых легионов? И почему он, еще тогда, когда только двинулся в Италию, уже направил своих легатов: Фабия с 3-мя легионами от Бибракты (Autun) и Требония с 2-мя легионами из северо-западной Галлии (нынешней Пикардии) – к Пиренеям на границы Испании? Из этого следует, кажется, заключить, что он уже заранее имел в виду двинуться, сначала в Италию, а потом в Испанию, может быть для того, чтобы обеспечить Италию и Галлию от нападения на ту либо другую 6-ти старых и лучших Помпеевых легионов из Испании, а главное то, чтобы завладеть, кроме Италии, и Испанией, которую считал очень важною и необходимою для себя. Её, как кажется, он признавал средоточием военной силы Помпея, – в ней хотел он прежде всего сокрушить эту силу и иметь, вместе с Галлией, твердое и надежное основание для своих дальнейших действий против Помпея, и страну, богатую всякими средствами, способами и особенно деньгами, необходимыми для ведения войны с Помпеем. Наконец, нет сомнения, что он не хотел оставлять в тылу за собою 6 Помпеевых легионов в Испании, прежде нежели обратиться против самого Помпея в Грецию, и надеялся скоро покончить с ними. Все это очень естественно и понятно, но с другой стороны может трудно соглашено быть с предоставлением Помпею на более или менее долгое время, полной свободы сосредоточить в Греции значительная военные, сухопутные и морские, силы и занять в ней сильное и трудноодолимое в последствии, оборонительное положение, или даже, в отсутствии Цезаря из Италии, перенести средоточие своей военной силы в последнюю и сделать обладание ею для Цезаря трудным и сомнительным. Но Цезарь, зная хорошо Помпея и его характер, был, кажется, уверен, что он не решится перенести войну в Италию.
Во всяком случае, с какой бы стороны ни смотреть на намерения Помпея и Цезаря обратиться, первому в Грецию, а второму в Испанию, нельзя не признать вообще, что намерения первого были, как сказано, большою с его стороны ошибкой, но не совсем ясно и понятно, почему такой великий полководец, как Цезарь, положил сначала идти в Испанию. Причины же, приводимый им в своих записках, далеко не раскрываюсь полноты его мысли, а она, без сомнения, была у него, и притом глубоко соображенная и верно рассчитанная.
Как бы то ни было, он и после, как и прежде удаления Помпея в Грецию, деятельно продолжал приводить в исполнение замышленное им предприятие.

§ 288. Меры Цезаря в Италии.

По удалении Помпея в Грецию, Цезарь, заняв Брундузий, приказал собрать в нем нужные для переправы войск в Грецию суда, расположил войска свои, для отдыха, в окрестностях на квартирах и послал легата Валерия с 1 легионом в Сардинию, а пропретора Куриона с 3 легионами в Сицилию, для завладения ими (последняя была особенно важна тем, что снабжала Рим хлебом и служила для переправы в Африку). Сардиния и Сицилия, по приближении к ним Валерия и Куриона, тотчас же отложились от Помпея и покорились Цезарю, а Помпеевы правители их бежали, Котта из Сардинии в Африку, а Катон из Сицилии на о. Коркиру и оттуда в Диррахий.
Между тем сам Цезарь лично отправился в Рим, собрал сенат из оставшихся в нем и бывших на его стороне сенаторов, изложил перед ними всю оказанную ему несправедливость, оправдал свое поведение, выставил свою умеренность и, щадя формы государственного устройства, заставил претора М. Лепида провозгласить его, Цезаря, диктатором и в этом сане назначил сам себя и П. Сервилия Исаврика консулами. Предложениям его отправить к Помпею посольство для переговоров и выдать ему, Цезарю, из государственной казны значительную сумму денег на расходы – смело и решительно воспротивился молодой народный трибун Л. Метелл. Однако Цезарь, грозя ему смертью, взял из казны нужные ему деньги, чем возбудил неудовольствие народа и, вероятно сам сознавая всю незаконность такого поступка, ни слова не упомянул о нем в своих записках, а в другом месте их привел невероятный рассказ, будто бы «о расхищении казны по небрежности консула Катула», с целью отклонить от самого себя подозрение в том.
Вообще положение его и дел в Риме было довольно трудное и неприятное для него, и чтобы не терять долго и напрасно времени в Риме и скорее отправиться в Испанию, он принял меры для обеспечения Рима и Италии. Имея уже 16 легионов в Галлии, Йталии, Иллирии, Корсике, Сардинии и Сицилии, он разместил новонабранные войска в Апулии и вдоль берегов адриатического моря, поставив сильные гарнизоны в Брундузие, Гидрунте (н. Otranto) и Таренте, а старые легионы – на границах цизальпинской Галлии и частью в Ариминие, большею же частью. в Плаценции и её окрестностях. Лепиду он вверил главное начальствование в Риме, а М. Антонию – защиту берегов Италии, брата его К. Антония послал правителем в Иллирию, а Лициния Красса в Галлию; на берегах адриатического и тирренского морей велел собрать 2 флота под начальством Долабеллы и Гортензия; находившемуся же в Риме, в плену иудейскому царю Аристобулу он даровал свободу, в надежде, что в благодарность за то он вооруженною силой противостанет Метеллу Сципиону в Сирии. Затем с 3-мя новыми легионами он двинулся (в апреле 49 г.) вдоль берегов моря в Испанию.

§ 289. Движение Цезаря к р. Родану, – осада Массилии; – движение Цезаря в Испанию.

«Иду воевать против армии без полководца, с тем чтобы потом воевать против полководца без армии» – сказал Цезарь в Риме, отправляясь в Испанию. Действительно, в Испании легионами Помпея (в это время уже 7-ю) начальствовали отдельно и каждый самостоятельно 3 легата его: Афраний – 3-мя легионами в северо-восточной Испании (н. Каталония). Петреий – 2-мя легионами к юго-западу оттуда до р. Анаса (н. Guadiana) и Варрон 2-мя легионами в северо-западной Испании (н. Леон и Галиция). Они уговорились, чтобы Петреий соединился с Афранием при Илерде на р. Сикоррисе (н. Lerida на р. Сегре), а Варрон охранял западную Испанию, и чтобы все они набрали вспомогательных испанских, пеших и конных войск (которых действительно и набрали 80 когорт или 8 легионов – около 40 т. чел. пехоты и 5 т. чел. конницы, так что всего войск у 3 легатов в Испании было до 80 т. чел.).
Приближаясь к Массилии, Цезарь узнал, что Помпей возбудил против него жителей этого большого, торгового и богатого города, которые приготовились к упорному сопротивлению. Цезарь призвал к себе 15 знатнейших граждан Массилии и убеждал их не сопротивляться, но последовать примеру Италии. Тщетны были все убеждения его: жители Массилии продолжали готовиться к сопротивлению и назначили Домиция (освобожденная Цезарем в Корфиние) военным начальником Массилии.
Между тем Цезарев легат Фабий прибыл с 3-мя легионами к Нарбонну, а Требоний с 2-мя легионами был еще в следовании из северной Галлии.
Принужденный осадить Массилию, дабы не оставлять её в тылу за собой при движении в Испанию, Цезарь немедленно принял все нужные для того меры, равно и для сооружения 30-ти военных судов в гор. Арелате на р. Родане (н. Arles на р. Роне). Через 30 дней суда эти были построены, вооружены, прибыли к Массилии и были вверены начальствованию Д. Брута, а ведение осады Массилии – легату Требонию. Сам Цезарь двинулся в Испанию, выслав вперед легата Фабия, с его 3-мя старыми легионами, для овладения проходами через Пиренеи, запятыми войсками Афрания. Фабий удачно исполнил это и двинулся безостановочно к Илерде. За ним последовали 2 легиона, прибывшие (с Требонием) из Галлии, 6-ти тысячный легион, под названием Alauda (жаворонок), набранный в Галлии, большое число легкой пехоты, набранной в юго-западной Галлии, 6 тыс. чел. галльской и германской конницы и большое число знатнейших и храбрейших галльских всадников (так что всего войск Цезаря вступило в Испанию до 60 т. чел.).
Цезарь, известясь по слухам, будто Помпей намеревался вскоре лично прибыть в Испанию, употребил особенное средство для того чтобы, при первом в этой войне столкновении римских войск с римскими, упрочить за собою верность и преданность ему собственных войск. Именно – он занял у трибунов и центурионов все деньги, собранные ими во время войны в Галлии, и раздал их своим легионам. Этим он не только сберег значительные, нужные ему для расходов деньги, но и приобрел залоги верности ему своих трибунов и центурионов – в их достоянии, а своих легионеров – в благодарности их за его щедрость (иначе – деньгами -первых он подкупил последних – средство, в положении Цезаря, хотя и понятное, но во всяком случае не совсем благовидное).

§ 290. Действия в Испании. Действия легатов Фабия и Афрания при Илерде на р. Сикоррисе.
Между тем Фабий, прибыв к Илерде, нашел Афрания весьма выгодно расположенным в укрепленном лагере на высоте, в 700–800 шагах расстояния от этого города, на правом берегу р. Сикорриса (Сегры). [Город Илерда был расположен также на высоте, а между ним и лагерем Афрания, ближе к последнему, нежели к первому, находилась еще третья высота. В этом расположены Афраний и Петреий положили ограничиваться обороной, впредь до прибытия, может быть, Помпея, и для того собрали в Лериде значительные запасы продовольствия, но недостаточные для многочисленных войск их на целый поход этого года. Они не успели собрать их большее количество, как потому, что время года было еще раннее, так и потому, что были в неизвестности о всем происшедшем в Италии, не ожидали, чтобы Цезарь прибыл так скоро, и не получали никаких особенных приказаний от Помпея. Поэтому они считали достаточным крепкое и сильное расположение свое при Илерде и прикрытие ими края на правой стороне р. Сикорриса и переправы через р. Ибер, против движения Цезаря внутрь Испании.
Фабий, с своей стороны, расположился в укрепленном лагере левым флангом к р. Сикоррису, между 2-мя речками или ручьями, изливавшимися в эту реку и из которых находившийся перед фронтом лагеря имел малую ширину. Фабий приказал построить через р. Сикоррис 2 моста, один – недалеко от левого фланга своего лагеря, а другой в 1000 шагах позади его. Лагерь его находился в расстоянии около 1 рим. мили (700 сажень) от лагеря Афрания. Продовольствуя свои войска фуражировками и вскоре истощив край на правой стороне р. Сикорриса, Фабий стал посылать своих фуражиров на левую. Афраний, со своей стороны, производил также частые фуражировки на правой и потом на левой стороне реки, следствием чего была малая война с обеих сторон. Фабий, дабы доставить своим фуражирам опорный пункт на левой стороне реки, послал туда через первый мост 2 легиона под начальством легата Планка. За ними двинулась и конница, но не могла перейти через реку по мосту, потому что он был внезапно снесен поднявшеюся в реке водой. Афраний воспользовался тем и, перейдя в Илерде по каменному мосту через реку с 4-мя легионами, атаковал ими 2 легиона Планка, отрезанные от Фабия рекою, Планк, не успевший еще окопаться и не имевший при себе конницы, построил 1 легион фронтом к Афранию, а другой позади, фронтом назад. В этом строе Планк оборонялся до тех пор, пока Фабий не прислал ему, через 2-й, задний мост, сильное подкрепление, после чего Афраний отступил.

§ 291. Действия Цезаря против Афрания и Петреия при Илерде на р. Сикоррисе.

Три дня спустя (в мае 49 г.) прибыл Цезарь под прикрытием 900 чел. конницы, приказал немедленно восстановить разрушенный мост и обозрел местность вокруг. Найдя необходимым, для скорейшего решения дела, переменить расположение своей армии, он на другой же день рано утром двинулся 3-мя колоннами против лагеря Афрания, оставив 6 когорт для занятия прежнего лагеря и мостов. Приблизясь к лагерю Афрания на 400 шагов, он построил войска свои в 3 линии. Афраний вывел свои войска из лагеря и построил их впереди его, но с намерением не вступать в бой. Войска простояли так, одни против других, целый день и к вечеру Афраний вступил обратно в свой лагерь, Цезарь же положил остаться на том месте, где стоял, в укрепленном лагере.
С этою целью он приказал 3-й линии. укреплять лагерь под прикрытием 1-й и 2-й, остававшихся в боевом порядке – предприятие очень смелое на таком близком расстоянии от лагеря Афрания, расположенного на высоте. Но как 1-я и 2-я линии стояли на близких расстояниях одна за другою, а 3-я линия производила работы вплоть за 2-ю, причем Цезарь приказал ей только вырыть ров в 15 футов глубины, без вала, то эта работа и могла быть скрыта от неприятеля. К вечеру рвы были вырыты и все войска, отступив за них без препятствия со стороны неприятеля, всю ночь провели под оружием. На следующий день были укреплены боковые фасы лагеря, под прикрытием неработавших войск, стоявших. под оружием. Афраний вышел из своего лагеря и построил свои войска впереди его, но вскоре опять отступил в него. Так продолжалось с обеих сторон и на следующий день, а на 4-й день лагерь Цезаря был уже совершенно укреплен и Цезарь перевел в него все войска и тяжести из прежнего лагеря позади.
Затем он отрядил 3 легиона для овладения тою высотой, которая находилась между лагерем Афрания и Илердой и которую Афраний, по оплошности, оставил незанятою и потому мог быть отрезан от Илерды. Однако это не удалось Цезарю: Афраний выслал вперед караульные когорты, которые и заняли высоту прежде Цезаревых войск. И Афраний, и Цезарь посылали своим войскам подкрепления, но окончательно войска Цезаря отступили в довольно большом беспорядке. Цезарь, чтобы поправить это неприятное для него дело, выслал вперед 9-й легион, прикрыл отступление своих войск, а неприятеля, наступавшего в беспорядке, заставил последнего отступить к стенам Илерды. Но при этом 9-й легион увлекся слишком далеко, попал на невыгодную местность и сначала был опрокинуть, но наконец в свою очередь заставил неприятеля отступить. В этих первых делах Цезарь потерял одного военачальника и 600 воинов ранеными (число убитых не показано), Афраний же – 4-х центурионов и 200 воинов убитыми. Этот урон, для такого жаркого дела, продолжавшегося более 5-ти часов, был еще не слишком значителен.
Впрочем Цезарь, расположением своего нового лагеря, приобрел ту выгоду, что овладел обильным краем между Сикоррисом и впадавшею в него ниже Илерды речкою Цинкою (Cinca) и посредством своей многочисленной конницы лишил Афрания всех средств добывать себе продовольствие фуражировками. Оба моста его доставляли ему возможность действовать на обеих сторонах р. Сикорриса и обеспечивали сообщения между ними. А так как он стоял очень близко от Афрания, то и затруднял ему всякие скрытные движения и заранее предвидел, что он, по недостатку в продовольствии, вскоре будет принужден переменить свое расположение.
Но Афраний приказал укрепить высоту, лежавшую между его лагерем и Илердою – и Цезарь, не смотря на все то, что говорить об этом в своих записках, несомненно был очень недоволен тем, что счастье его, в которое он так слепо верил, впервые изменило ему при первом столкновении с римскими войсками, предводимыми полководцем, стоявшим, по его мнению, ниже его но искусству. Ни оставлять высоту во власти Афрания, ни атаковать ее, ни вовлечену быть этим в общий бой, притом в невыгодной для того местности – он одинаково не хотел, и если принять все это вместе в соображение, то нельзя будет не согласиться с словами Гитара, что «если счастье и изменило ему в этом случае, то он по крайней мере попытался на него как великий человек»: (sila fortune lui manqua. cette fois, il l'avait au moins tentйе en grand homme).
Два дня спустя после первого боя произошло другое неприятное обстоятельство, которое могло иметь еще более вредные и опасные для Цезаря последствия. Сильная буря подняла воду в Сикоррисе и Цинке, произвела разлив их и разрушила оба Цезарева моста. Афраний же завладел перед этим всеми судами на обеих реках – и Цезарь очутился окруженным со всех сторон. водой, а в продовольствии и фураже, которых ему невозможно было добывать, оказался недостаток. Армия же Афрания, напротив, находилась в гораздо лучшем положении, так как была расположена на возвышенном месте, имела запасы продовольствия и фуража и могла добывать новые на левой стороне Сикорриса, посредством постоянного каменного моста на нем в Илерде.
Разлив рек продолжался несколько дней, а с тем вместе и положение Цезаря становилось день ото дня хуже. Вскоре к этому присоединилось еще одно новое и неприятное для Цезаря обстоятельство. Из Галлии шел к нему большой транспорт со множеством повозок, тяжестей и разного рода нестроевых людей всякого звания (до 6 т. чел.), под прикрытием стрелков и сильного отряда конницы, но без общего главного начальника и без надлежащих осторожности и исправности. Разлив рек остановил движение этой массы людей, животных, повозок и тяжестей. Афраний двинулся против неё с своей конницей и с 3-мя легионами и атаковал ее. Галльская конница очень храбро защищала несколько времени транспорт и теме дала всем время спастись, так что урон ограничился только несколькими повозками и возчиками, 2-мя стами стрелков и частью конницы. Тем не менее положение армии Цезаря становилось все труднее и опаснее, и в ней оказался уже просто голод. Многие отряды, посланные на фуражировку, совсем не воротились, а тяжести армии были оставлены назади. Все это сделалось известным и Афранию, и в Риме, и даже Помпею, который должен был бы и мог бы, но не рассудил – сам прибыть в Испанию.
Однако невозможно же было предполагать, чтобы такой полководец, как Цезарь, не придумал какого-либо средства выйти из трудного положения своего. И действительно – он приказал построить несколько легких судов, частью из дерева и частью из плетня, обтянутых кожами и обмазанных смолою. Эти суда ночью были перевезены на повозках до берега Сикорриса и там спущены на воду. Отряд войск переправился на них на левый берег и еще до рассвета укрепился на нем, на одной высоте. Затем Цезарь отрядил туда целый легион – и в 2 дня в этом месте был построен мост, в по которому и фуражиры могли быть посылаемы, и транспорт мог быть притянуть. В самый день окончания постройки моста, большая часть Цезаревой конницы перешла по мосту через Сикоррис, напала на фуражиров Афрания и взяла у них множество лошадей и людей в плен. Афраний послал в подкрепление свою отличную испанскую пехоту, но одна часть Цезаревой конницы опрокинула ее и даже изрубила 1 когорту, а другая часть между тем ушла с взятою добычей.
Между тем одно обстоятельство имело большое влияние на события, происходившие при Илерде. Жители осажденной Массилии снарядили 17 морских судов и многие меньшие, посадили на них альпийских горских стрелков и выслали их против Цезаревой римской эскадры Брута, стоявшей на якоре у одного островка близ Массилии. Римская эскадра, хотя слабее числом судов, но гораздо лучше вооруженная, пошла на встречу неприятельской и в жарком бою с нею наконец разбила ее и принудила воротиться в гавань Массилии, с потерей 9 морских судов и множества людей.
Эта победа на море, вместе с успехом Цезаревой конницы, смутила Афраниевы войска, уменьшила их уверенность, смелость и даже дерзость, и принудила их действовать уже с большою осторожностью и даже боязливостью. Таким образом нравственный перевес перешел уже на сторону Цезаря и счастье его снова стало уже постепенно более и более благоприятствовать ему. Жители ближних и дальних от Илерды земель (в окрестностях нынешних Huesca, Calahorra, Tarragona и других мест Каталонии и Валенсии) стали присылать к Цезарю послов с выражением покорности и предложением услуг своих. Цезарь потребовал от них зернового хлеба и перевозки его к нему на их вьючных животных. Одна испанская когорта из тех же мест даже передалась Цезарю. Вскоре и силы и средства Цезаря увеличились, продовольствия было у него в изобилии и в армии его уже совсем перестали помышлять о Помпее, прибытия которого сначала ожидали чрез Африку, но он, между тем оставался в Греции, в совершенном бездействии, и не пред-принимал ничего ни против Италии, ни против Испании.
Цезарь не удовольствовался приобретенными им выгодами, но, в своей неистощимой изобретательности, задумал – отвести воду из Сикорриса! С этою целью он приказал рыть рвы или каналы, в SO футов ширины, и бассейн с водоотводным каналом, в направлении к протекавшей в окрестностях речке, для того, чтобы спустить из Сикорриса воду до обмеления его и ― открытия в- нем бродов, которые позволяли бы переводить через реку конницу, не направляя ее дальним обходом на мост.
Когда эти громадные и трудные работы были окончены, Афраний и Петреий, в свою очередь, были доведены до такого трудного, даже отчаянного положения, что действительно, как предвидел Цезарь, решились отступить и перенести место действий своих на запад от Илерды (в нынешнюю, Аррогонию). Там часть племен пребывала верною Помпею, а другая, страшилась одного имени его, Цезарево же имя было для них почти, совершенно неизвестно, и легаты Помпея надеялись получить от них и войска, и продовольствие, и удержаться до зимы. А потому они приказали собрать на р. Ибере, при гор. Октогезе (близ нынешней Mequinenza, при устье Сегры в Эбро), около 4-х рим. миль выше Илерды, все суда, какие только можно было найти на этой реке, дабы построить там мост через Сикоррис. По построены его, 2 легиона должны были перейти на левую сторону Сикорриса, и укрепиться напротив Илерды. Там Афраний и Петреий надеялись иметь гораздо более свободы в действиях и многие другие выгоды, как-то: пользоваться преданностью ту-земных жителей, получать от них продовольствие, пешие и конные вспомогательные войска, пополнить свою плохую конницу лошадьми от кельтиберян и т.п. Но, вместо того, чтобы немедленно начать свое отступление, Афраний и Петреий двинулись сутками позже и это промедление послужило к решительным вреду для них и пользе Цезаря. Сутками ранее на Сикоррисе еще не оказалось бродов для Цезаревой конницы, но сутками позже оказался уже один брод, по которому Цезарь, узнавший через лазутчиков о намерении Помпеевых легатов, и мог перевести свою конницу.

§ 292. Движение Афрания и Петреия, и за ними Цезаря; от Илерды к Иберу.

В ночь с 30-го на 31-е мая (по Гишару) Афраний, оставив в Илерде 2 когорты, перешел по мосту в, этом городе через Сикоррис со всеми своими войсками, несшими на себе и везшими за собою на 22 суток продовольствия, и присоединил к себе 2 легиона, уже находившиеся против Илерды на левой стороне Сикорриса. Цезарь, узнав о выступлении Афрания в поход, послал вслед за ним всю свою конницу, с тем чтобы она теснила его и сзади, и с боков, и даже спереди. Конница эта, перейдя в туже ночь через Сикоррис в брод, явилась на равнине левой стороны этой реки почти в одно время с движением армии Афрания по высотам той же стороны, и превосходя неприятельскую конницу и числом, и добротою, удачно исполнила свое назначение. Пехота же Цезарева, для которой еще не открылось бродов на Сикоррисе, увидев на рассвете с высот правого берега успехи своей конницы и замедление от того в движении Афрания, пришла в необыкновенное одушевление и нетерпение перейди на левую сторону Сикорриса и боем с Афранием скорее решить войну с. ним, громко выражая, что не боялась ничего и готова была на все. Цезарь, видя такое одушевление её, решился воспользоваться им и попытаться вступить в бой с Афранием. {Следует заметить, что в этом первом столкновении римских войск с римскими в Испании, Цезарь имел в виду одолеть Помпеевых легатов и их войска – по возможности без боя, одним маневрированием, справедливо предпочитая не истреблять римские войска Афрания и Петреия, а привлечь их на свою сторону. Этим объясняются все его действия против них и потому необходимо постоянно иметь это в виду.} Оставив в своем лагере, для охранения его, центурии из сильнейших и отважнейших воинов, со всеми остальными войсками он благополучно перешел через Сикоррис в брод, загородив реку выше и ниже вьючными животными, хотя употребил на это много времени. Затем он построил свою армию в 3 линии и в 3 часа пополудни двинулся обходом в. 1 милю (по свойству местности) против неприятеля так, чтобы занять высоты на его правом и на своем левом флангах. Между тем конница его так удачно задерживала неприятеля, что он в 16 часов времени успел пройти не более 1 ½ рим. мили (2 верст) – и это дало Цезарю время настигнуть его. Афраний и Петреий построили свои войска в боевой порядок и двинулись несколько вперед. Но войска Цезаря были так утомлены, а Цезарь так нерасположен атаковать неприятеля, что остановил свою армию. Тоже и по тем же причинам сделали и Помпеевы легаты, – и обе армии, отдохнув несколько времени, продолжали одна – отступать, а другая – преследовать ее. Не доходя 2 ½ миль до р. Ибера, Афраний расположился в укрепленном лагере на одной высоте, а Цезарь – на другой, против него.; – В полночь он узнал от пленных, что Афраний и Петреий хотели ночью тихо и скрытно отступить. Дабы удержать их, Цезарь приказал громко протрубить на всех трубах сигнал к походу. Услыхав это и избегая ночного боя, особенно по причине огромного обоза при своей армии, Афраний и Петреий остались в своем лагере, выжидая более удобного случая для дальнейшего отступления. К этому с обеих сторон присоединилось еще и то, что им вовсе пе была известна окрестная местность. Для разведания её, с обеих сторон были высланы особенные чины армии, которые и доставили сведения, что местность до самого Ибера была чрезвычайно пересечена горами и узкими горными теснинами и что тот, кто прежде займет ее, легко отрежет противника от Ибера. Вследствие того, Помпеевы легаты собрали военный совет, который решил на- следующее же утро продолжать отступление. Цезарь же, со своей стороны, уже на рассвете двинулся в обход налево и успел совершенно обойти неприятеля. Последний, увидав это при восходе солнца, сначала подумал, что Цезарь, по недостатку к продовольствии, отступает к Илерде. Но потом, удостоверясь, что войска Цезаря уже обходят их справа, Афраний и Петреий, оставив в своем лагере все тяжести под прикрытием 2 когорт, с остальными войсками налегке двинулись к Иберу. Цезарь же продолжал свое обходное движение с пехотой, преследуя и задерживая неприятеля с тыла своею конницей. Необыкновенно трудная и пересеченная, гористая местность чрезвычайно замедляла движение обеих сторон, а конница Цезаря, сверх того – движение неприятеля. Последний во всяком случае был в гораздо более невыгодном, во всех отношениях, положении.
Наконец Цезарь достиг тех мест, где уже мог преградить неприятелю дальнейшее отступление, и построив свою армию в боевой порядок на найденной тут небольшой равнине, двинулся против неприятеля. Последний, имея его перед собою, а конницу его – позади себя, остановился на одной высоте, с которой Афраний выслал 4 когорты испанской пехоты, для занятия места под лагерь на одной высокой горе в виду обеих армий. Но эти 4 когорты были замечены, атакованы, окружены и изрублены Цезаревою конницей, которая уже охватила неприятельскую армию с трех сторон. Все обстоятельства уже чрезвычайно благоприятствовали решительной атаке неприятеля Цезарем, и все его легаты и трибуны убеждали его произвести оную. Но Цезарь не склонился на их убеждения, потому, как говорит в своих записках, что 1) надеялся без боя порешить с неприятелем, которому отрезал продовольствование, и не имел нужды напрасно подвергать свои войска бою; 2) что он дорогою ценою, но бесполезно одержал бы победу, в которой был уверен и без боя, и 3) что он имел перед собою не чужих, но своих же сограждан и соотечественников. Узнав это, войска его начали громко роптать и угрожать, что не послушают его, когда он в другой раз поведет их против неприятеля. Но Цезарь не обратил на это внимания и даже отступил несколько, дабы, как он говорит, «успокоить неприятеля». Афраний и Петреий воспользовались этим и заняли предназначенный ими лагерь на горе. Цезарь же приказал занять все высоты вокруг него и все пути к р. Иберу, и сам расположился лагерем как можно ближе к неприятельскому лагерю.
Все это понятно со стороны Цезаря, но совершенно непонятно со стороны таких опытных полководцев, как Афраний и Петреий. Все без исключения, движения и действия их были до того ошибочны, что их ничем другим нельзя объяснить, как тем, что Афраний и Петреий совершенно потеряли голову и спокойное присутствие духа. Вследствие своих грубых ошибок, они, по собственной вине, поставили себя наконец в такое положение, из которого им оставались только два исхода – погибнуть в бою либо положить оружие.
На другой день они собрали военный совет, чтобы решить, идти-ли им обратно к Илерде или к Тарракону? Но в это самое время они узнали, что неприятель напал на людей, посланных за водой к р. Сикоррису, находившемуся в 2000 шагах вправо от их лагеря. Они поспешили туда и расположили между лагерем и рекою несколько отрядов пехоты и конницы и затем приказали на всем этом протяжении устраивать вал со рвом впереди. А между тем, в отсутствии их, войска обоих, близ расположенных лагерей сошлись и смешались в обоих лагерях, вошли между собою в дружелюбные переговоры, и в лагере Помпеевых легатов, войска их, как римские, так и испанские, рядовые воины и начальники, и даже сын Афрания, выразили живейшее желание порешить наконец дело миролюбно, надеясь на великодушие Цезаря, к которому даже послали депутатами от себя нескольких центурионов, трибунов, испанских заложников и др.
Узнав это, Афраний и Петреий поспешили воротиться в лагерь и первый из них был, невидимому, расположен дать принятому, обороту дел дальнейший ход. Но Петреий поставил своих воинов под оружие, вызвал одну преторианскую испанскую когорту и часть вспомогательной конницы, прогнал Цезаревых воинов из лагеря и некоторых из них даже изрубил, затем заставил войска и побудил самого Афрания принести присягу, что они не изменят Помпею и не покинут своих орлов и товарищей – и тем разрушил разом все надежды, которые уже возникли было.
Цезарь, с своей стороны, поступил совершенно иначе: он собрал всех Афраниевых воинов и начальников, обошелся с ними ласково и благосклонно, и отпустил их очень довольными в их лагерь. Некоторые же из трибунов и центурионов сами добровольно остались в лагере Цезаря.

§ 293. Движение Афрания и Петреия, и за ними Цезаря обратно к Илерде.

Афраний и Петреий, нуждаясь в фураже, с трудом добывая воду и видя, что вспомогательный войска их, терпя крайнюю нужду, ежедневно передавались Цезарю, положили наконец воротиться к Илерде. Но движение туда они предприняли уже по высотам и горам, дабы лучше обеспечить себя со стороны Цезаревой конницы.
Цезарь последовал за ними опять тем же порядком, т.е. конницею – сзади, а пехотою – справа. По этому поводу Цезарь в своих записках, подробно излагает все, разного рода, трудности этого движения армии Афрания и Петреия чрез горы, со стороны как местности, так и его, Цезаревой, конницы, между тем как конница неприятельская была так малочисленна и плоха, что даже шла в середине армии, между легионами, не смея показываться перед конницей Цезаря.
Афраний часто останавливался и терял много людей в стычках заднего отряда с конницей Цезаря. а последний следовал неотступно за Афранием, останавливался и двигался в одно время с ним, иногда наступал против него в боевом порядке, но не для вступления с ним в бой, которого продолжал избегать по тем же причинам, что и прежде. Такой образ действий Цезаря принуждал Афрания двигаться и располагаться так, как по обстоятельствам ему можно было, вследствие чего он постепенно удалялся от Сикорриса и начал терпеть крайний недостаток в воде, а также и в фураже. Наконец Афраний устроил укрепленный лагерь на горе и, оставив в нем только лагерные караулы, двинулся к Сикоррису, но ему не удалось дойти до него. Долина Сикорриса уже была занята Цезаревою конницей, а легионы Цезаря начали окружать армию Афрания укрепленною линией, в виде большой дуги, оконечности которой примыкали к Сикоррису. Эти огромные и
трудные работы производились исподволь и грозили совершенна преградить Афранию и подступ к Сикоррису, и движение вдоль его к Илерде. Поэтому Афраний решился наконец двинуться далее к Илерде. У него было 5 старых римских легионов (около 25 тыс), большое число испанских войск и немного плохой конницы. Он построил легионы свои в 2 линии, а вспомогательный; войска в 3-й. Цезарь с своей стороны собрал всех своих рабочих и построил свои 5 легионов в 3 линии, из которых в 1-й было 20 когорт, а во 2-й и 3-й по 15-ти, легкую пехоту – в интервалах легионов, а конницу по флангам. Обе армии были построены очень близко (не далее 300 шагов) одна от другой. Но и Афраний, и Цезарь, каждый с своей стороны по своим особенным причинам, вовсе не имели в виду вступить в бой, и обе армии, простояв до вечера одна против другой, воротились в свои лагери. Цезарь на другой же день возобновил свои работы.
Недостаток воды подал Афранию мысль отыскать в Сикоррисе брод. Но Цезарь, узнав об этом, усилил отряды вдоль Сикорриса и даже расположил часть легкой пехоты и конницы на противоположном (правом) берегу. Тогда все надежды достигнуть Илерды были решительно отняты у Афрания, а пробиться силой он не решался: войска его совершенно упали духом, терпели во всем крайний недостаток и, вероятно, уже-совершенно склонялись на сторону Цезаря. В этом крайне трудном положении, Афраний и Петреий были наконец вынуждены решиться на то, чего желал Цезарь, и 9 июня просили у него позволения вступить в личные переговоры с ним. Цезарь согласился, с тем чтобы переговоры – были ведены открыто, между двумя армиями. Афраний и Петреий приняли это условие и первый представил своего сына в заложники.
Во время этих переговоров, которые были слышны ближайшим войскам с обеих сторон, Цезарь объявил, что Афраний исполнил свой долг, подобно тому, как и он, Цезарь, исполнил свой, так как не хотел вступать с ним в бой. Снисходительно выразившись о том случае, когда воины обеих армий сошлись и смешались в своих лагерях, он потребовал только, чтобы армия Помпея была распущена, а Афраний и Петреий удалились из Испании и Галлии, причем объявил, что никого не будет преследовать, и изложил несправедливые поступки Помпея против него и свои справедливые жалобы на то.
Войска Афрания, слышавшие это, остались чрезвычайно довольны великодушием и кротостью Цезаря и громко потребовали, чтобы их немедленно распустили. Вследствие того положено было все туземные, испанские войска распустить тут же немедленно, а остальные – на р. Вар. При этом Цезарь обещал никого не принуждать к службе в своей армии, никому не делать никакого вреда, продовольствовать римские войска до р. Вар, и приказал возвратить им все, что у них было отнято его войсками, которым обещал заплатить за это деньгами. Все это произвело такой восторг в войсках Афрания, что они даже, избрали Цезаря судьею в своих взаимных несогласиях и спорах, даже с Афранием и Петреием, касательно недоплаченная им жалованья.
Около 1/3 войск Афрания были распущены в следующие же два дня (10 и 11 июня). Затем Цезарь послал вперед 2 легиона, а за ними еще 2, так чтобы они следовали и располагались лагерем недалеко одни от других. Цезарь назначил эти 4 легиона для сопровождения распущенных войск Афрания до р. Вар и для поступления затем в Италии в состав армии, предназначавшейся против Помпея. Легату Калену Цезарь поручил остальные войска свои, а сам лично отправился к р. Вар.

§ 294. Движение Цезаря в южную Испанию против Варрона.

По распущении на р. Вар войск Афрания и Петреия и отправлении прикрывавших их 4-х легионов в Италию, Цезарь послал легата Кассия с остальными 2-мя легионами против третьего Помпеева легата Варрона, находившаяся в южной или Бэтической Испании (нын. Андалузия) и сам лично отправился вслед за Кассием, под прикрытием 600 чел. конницы. целью его было – и Варрона также принудить положить оружие и таким образом совершенно очистить Испанию от Помпеевых войск, подчинить ее себе и утвердиться в ней. Причины, почему он признал возможным обратиться против Варрона, а не тотчас же против Помпея, без сомнения были вполне основательный и уважительные, основанный на знании характера Помпея и на прозорливом убеждении, что последний не предпримет, как до этих пор не предпринял, никаких решительных действий ни в Италии, ни в Испании, и что он, Цезарь, успеет еще порешить и с Варроном, и с Массилией.
Варрон, по словам Цезаря, был человек, склонявшийся то на его сторону, то на сторону Помпея, смотря, по тому, которому, с начала войны, по слухам, более благоприятствовало счастье, но, как почти несомненным кажется, гораздо более на сторону Цезаря, нежели Помпея. Узнав от Афрания о трудном, в начале, положении Цезаря при Илерде, он произвел большие наборы войск, усилил 2 легиона свои 30-ю когортами, собрал большие запасы продовольствия, для отправления их в Илерду и Массилию, приказал жителям Гадеса (н. Cadix) выставить 10 морских судов и построить другие в Испалисе на р. Бэтисе (н. Sevilla на p. Guadalquivir), велел собрать в Гадесе большие суммы денег и казну Геркулесова храма, и поставил в Гадесе гарнизон в 6 когорт. Затем он, по видимому, решительно явил себя неприязненным Цезарю, обложил всех римских граждан и жителей южной Испании, расположенных в пользу Цезаря, сильными контрибуциями денег и продовольствия, и приготовился к упорной войне, но не в открытом поле, а в Гадесе, где надеялся протянуть войну на долгое время. Но этим все и ограничилось с его стороны, и он не только не подумал помочь Афранию и Петреию при Илерде, но даже не собрал своих войск по приближении Цезаря только с 2-мя легионами. Поэтому кажется, что Цезарь знал и понимал двусмысленное расположение Варрона и принятый им для виду меры. Он созвал в Кордубу (н. Cordova) городские власти и земские чины южной Испании, которые не только исполнили это, но и закрыли вход в свои города и селения войскам Варрона и изгнали гарнизон его из укрепленного замка (цитадели) Кармоны. Варрон поспешил с своими легионами к Гадесу, но на пути туда узнал, что жители этого города, в соглашении с трибунами когорт гарнизона, изгнали военного начальника города и положили передать последний Цезарю. При вести об этом, один из двух легионов Варрона, весь состоявший из испанцов, отделился от него и ушел в Испалис (Sevilla). Варрон отступил к гор. Италика, но не был впущен туда. Тогда, видя, что все пути были преграждены ему, он дал знать Цезарю, что готов сдать оставшийся легион тому, кого пришлет Цезарь. Последний прислал Секста Цезаря, и тогда Варрон лично отправился в Кордубу, дал Цезарю отчет во всем, что касалось Бэтики (Андалузии), и передал ему все деньги, собранные в ней посредством контрибуций.
Затем Цезарь, великодушным обращением своим на общенародном собрании в Кордубе, упрочив за собою расположение к нему целого края, отправился в Гадес, возвратил храму Геркулеса казну его, назначил легата Кассия пропретором южной Испании, оставил ему 2 своих и 2 Варроновых легиона и отплыл морем на судах, построенных по приказанию Варрона, в Тарракон. Здесь его уже ожидали выборные люди с целой Испании и он назначил правителем её Марка Лепида, находившегося в Риме, а затем отправился сухим путем в Нарбон и оттуда к Массилии, и здесь узнал о на-значении своем в Риме, по предложению Лепида, диктатором.

§ 295. Результаты действий Цезаря в Италии' и Испании и замечания.

24-го ноября 50 г. (по Юлианскому или нынешнему календарю, {Выше было уже не раз замечено, что римский, до-Юлианский календарь опережал Юлианский на 80 дней=11 недель и 3 дня = почти 3 месяца, по-какому расчету и следует исчислять все военные события этого времени.} Цезарь, перейдя через Рубикон, двинулся в Италию, 16-го января 49 г. прибыл к Брундузию, откуда 24 января Помпей отплыл в Эпир. 2 мая Цезарь прибыл к Илерде, а 9-го июня Афраний и Петреий и в июле Варрон сдались ему. Таким образом Цезарь в 60 дней завладел всею Италией, в 40 дней заставил Афрания и Петреия сдаться ему, а всего в 2 месяца (май и июнь) покорил всю Испанию. Таковы были результаты 8-ми месячных действий его в Италии и Испании. Уже с самых первых шагов своих в Италии он далеко опередил своих противников – Помпея, сенат и аристократию Рима, совершенно расстроил их расчеты и соображения – и между ними, обладавшими всею полнотою власти, не нашлось ни одного, который дерзнул бы вступить в борьбу с Цезарем за Рим и Италию! Вместо того – все они удалились или лучше сказать бежали в Грецию, а Цезарь, вступив в Рим и обеспечив себе обладание им и Италией – оборонительными мерами против Помпея, двинулся – не в Грецию против него; а в Испанию против его легатов. И в 6 месяцев с тех пор Помпей не предпринял против него, ни в Италии, ни в Испании – решительно ничего! Такого рода бездействие по истине непостижимо, и не даром Цезарь верил в свое счастье. Действительно, оно необыкновенно благоприятствовало ему, ни малейше не умаляя тем однако ни искусства, ни славы его действий. Не ему одному, но и всем великим полководцам, как он, счастье всегда более или менее благоприятствовало, но не но влиянию слепого случая, а потому что с их стороны лично было, между прочим, особенное искусство предугадывать, предусматривать счастье, склонять его на свою сторону, овладевать им, твердо упрочивать его за собою и пользоваться им в полной мере. Все это в точности исполнил и Цезарь, и это заслужило ему достойные честь и славу, какие бы ни были впрочем его тайные побуждения, виды и цели. Бездействие Помпея, вследствие слабости и упадка духа его, и пагубное для него влияние того и другого на приверженцев его в Италии и Испании, и особенно на Афрания, Петреия и Варрона, было также счастьем для Цезаря, но счастьем, которым он умел воспользоваться как истинно великий человек. Не Афраний, Петреий и Варрон, но Помпей своим бездействием был виновен в том, что эти три легата его, с 7-ю старыми, лучшими легионами, не могли удержаться против Цезаря в Испании. Могли-ли они предположить, что Помпей признает Испанию менее важною для себя, нежели Цезарь? Но и Афраний и Петреий, с своей стороны, были виновны в том, что имели совершенно ложный взгляд на свое и Цезарево относительное положение и не постигли, на что способен был Цезарь, даже в его трудном и почти отчаянном положений при Илерде. Видя его окруженным водою и отрезанным от всего, они. думали, что он погибнет, – не размыслив, что то был – Цезарь, а не какой-либо обыкновенный полководец, и вместо гибели его, вскоре увидели самих себя на краю гибели. К этому присоединилось еще известие о морской победе Брута при Массилии – и Помпеевы легаты, совершенно потеряв голову, стали делать только ошибки за ошибками и не умели воспользоваться отличными качествами своих старых и лучших Помпеевых легионов. Цезарю же, в таком относительном положении, стоило только продолжать свой план обходного движения и преимущественно действий своей отличной конницы. И чем далее, тем более Помпеевы легаты считали себя совсем погибшими и даже не помыслили пробиться силой или по крайней мер испытать счастья в бою. В случае неудачи, они не могли проиграть более, нежели Цезарь, а в случае победы – выиграли бы более его. Но, нерешась ни на то, ни на другое, они все проиграли и им не осталось ничего более, как предпочесть жизнь – поражению или смерть – позору.
Словом – Цезарь не упустил ничего, что было самого важного и решительного, но сделал все, что должно было привести к желаемому и предначертанному им концу. Если бы он был сильнее, то осадил бы или обложил бы Илерду, и конец был бы тот же. Но, не имев возможности сделать этого, он остался там, где был, до тех пор, пока Помпеевы легаты не могли более ни продовольствовать себя, ни добывать воду. Счастьем для Цезаря было также и то, что они замедлили свое отступление целыми сутками, но и этим счастьем Цезарь умел превосходно воспользоваться.
Наполеон I, по поводу действий на Сикоррисе, замечает, что Цезарь победил армию равносильную его собственной одним превосходством своего маневрирования, – что подобные результаты могут быть приобретаемы только в междоусобных войнах, – и наконец что земляные работы, которые Цезарь произвел при Илерде, для отвода воды из Сикорриса, были очень важны. – Достижение Цезарем своей цели единственно маневрированием, с постоянным избежанием боя – действительно заслуживает особенного внимания. В древние времена это было большою редкостью и исключением из правила, особенно у римлян – и в войне и в бою действовать наступательно с целью боя и решительного поражения и даже истребления неприятеля. Но в Испании, как против Афрания и Петреия, так и против Варрона, Цезарь имел целью, вовсе не поражение и истребление их войск, а напротив сохранение их и очищение ими Испании или переход их на его сторону, и этой цели он вполне достиг одним своим маневрированием. А что касается работ его для отвода воды из Сикорриса, то они принадлежать к числу замечательнейших в этом роде в древности.

§ 296. Осада Массилии; – поражение Куриона в Африки.

Выше (§ 280) было сказано, что Цезарь, прибыв к Массилии, в начале апреля 49 г. (по нын. счислению), приказал обложить ее 3-мя легионами легата Требония и сделать все нужные приготовления к осаде её на сухом пути и к построению судов для обложения её с моря; – сам же, чтобы не терять времени, отправился в Испанию. А в § 293 было упомянуто о победе Брута на море при Массилии. Здесь же следует изложить вкратце самую осаду Массилии {В комментариях Цезаря она описана очень подробно}, принадлежащую к замечательнейшим в древности и хотя веденную не самим Цезарем, но без со-мнения по его предначертаниям и указаниям.
Массилия была тогда одним из значительнейших городов на берегах Средиземного моря, по своей обширности, населенности, торговле и богатству. Она была расположена при устьях Родана (Роны), на полуострове между ними. Осада её могла быть начата Требонием не ранее, как в мае 49 г., когда все приготовительные к ней работы были кончены. Требоний повел две атаки против города: одну – между гаванью и верфями, а другую – с противоположной стороны устьев р. Родана, по дороге в Испанию, с целью приблизиться к городской стене. Оборонявшиеся, имея огромное число метательных орудий большего размера, метавших окованные железом бревна в 12 футов длины, пробивали и опрокидывали самые прочные щиты и мантелеты осаждавших. Тогда Требоний приказал прикрыть ходы к городу балками в 2 фута толщины и, посредством подвижных крытых ходов и огромного щита (мантелета), строить земляную насыпь. Осажденные противодействовали ему и останавливали его на каждом шагу сильными вылазками и действием из катапульт и баллист. Мужество и упорство их возросли еще более вследствие прибытия Посидия, присланного Помпеем на помощь Массилии, с 16-ю военными судами, которые были снабжены железными таранами на носу. Посидий атаковал Брута, но был разбит им и потерял 5 судов потопленными и 4 взятыми в плен, а с остальными спасся к берегам Испании.
Между тем Требоний, для прикрытия своих подступов справа, с начала осады устроил у самого контрэскарпа городского рва 4-х-угольное укрепление из кирпича. Но в последствии он приказал построить на его месте 6-ти-ярусную каменную башню, в 30 футов вышины, превышавшую городскую стену, дабы, не опасаясь более метательных орудий и зажигательных снарядов оборонявшихся, прогнать последних со стены, засыпать ров и подвести таран. Прикрываясь деревянными щитами (мантелетами) и завесами из сырых кож и из сплетенных толстых канатов, и поднимая их и кровлю башни по мере возвышения последней, осаждавшие, с необыкновенными: искусством, деятельностью и терпением, исполнили эту громадную и трудную работу в 3 недели. Снабдив башню бойницами и плоскою крышею (платформою) с зубцами, и вооружив ее метательными орудиями и стрелками, они, под прикрытием их, провели через ров насыпь и крытый ход самой прочной, постройки, в 60 футов- длины. Тщетно осажденные старались остановить осаждавших, бросая на крытый ход зажигательные снаряды и большие каменья: они безвредно скатывались с покатой крыши из толстых бревен, прикрытых слоем кирпичей и сырыми завесами. А между тем стрелки из башни и с платформы её поражали осажденных метательным оружием, наносили им величайший вред и наконец совсем прогнали их со стены. Тогда осаждавшие начали делать пролом в стене, которая вскоре и обрушилась. Устрашенные жители Массилии, уже крайне нуждаясь в продовольствии, бросили оружие, вышли из города и просили пощады. Требоний, получивший от Цезаря приказание щадить Массилию, до прибытия его заключил перемирие и дал своим войскам отдых. Но осажденные воспользовались тем и, вероломно напав на осаждавших, сожгли их осадные машины и большею частью разрушили их осадные работы, а на другой день произвели общую, сильную вылазку, но были с большим уроном опрокинуты обратно в город. Требоний немедленно приступил к устройству новых осадных машин и работ, и успел в этом в несколько дней, при усердии своих войск, ожесточенных против осажденных. Между тем Цезарь прибыли из Испании, и осажденные, жестоко страдая, от голода и заразительных болезней и совершенно упав духом, наконец сдались (в августе 49 г., после 5-ти-месячных обложения и осады, {Наполеон I говорит, что Цезарь перешел через Рубикон в июле 49 года, завладел Италией в августе, Испанией и Массилией в октябре, а в ноябре был в Риме диктатором. Но счисление времени Гишаром вернее и служило руководством, в настоящем изложении... Впрочем вообще следует сказать, что время счисление у Цезаря и древних писателей очень не-определенно, а у новейших различно, но Гишарово, как сказано, вероятнее всех.} а начальствовавший в Массилии Домиций успел спастись морем. Цезарь говорит, что он поступил с Массилией милостиво более из уважения к древней славе её, нежели потому, чтобы она заслуживала того. Но жителей её он обезоружил, отнял у них флот и казну их, поставил в Массилию 2 легиона, остальные послал в Италию, а сам отправился в Рим.
В это время в Африке случилось одно событие, невыгодное и неприятное для Цезаря. Выше было сказано, что он, после отплытия Помпея в Грецию, послал, между прочим, Куриона с 3-мя Помпеевыми легионами, стоявшими в Корфиние и перешедшими на сторону его, Цезаря – в Сицилию, в звании пропретора, с тем, чтобы он переправился в Африку, где Аттий Вар начальствовал армией Помпея. Курион, презирая, по словам Цезаря, военные силы Помпея в Африке, переправился в нее только с 2 легионами и 500 чел. конницы, высадился близ одного места, которое Цезарь называет Аквиларией, имел несколько удачных дел в окрестностях. Утики и уже собирался осадить этот город, когда мавританский царь Юба с сильным вспомогательным войском прибыл на помощь Аттию Вару. Курион двинулся на встречу Юбе и, поверив ложным слухам, что его самого не было при отряде, посланном им на помощи Утике, атаковал этот отряд. Но вслед за последним шел сам Юба с главными силами, и хотя Курион сначала опрокинул и разбил неприятельскую конницу, но затем был подавлен превосходными силами Юбы, разбит на голову и сам убит, а из армии его только немногие могли спастись морем в Сицилию. Курион сам был виною своего поражения, сделав много грубых ошибок, из которых последнею и главною была та, что вместо расположения в старом лагере Сципиона при Утике и выжидания в нем прибытия еще 2-х легионов из Сицилии, как он хотел того первоначально, послушался ложных слухов о движении против него только одного отряда Юбы и, не удостоверясь в справедливости этих слухов, опрометчиво двинулся против него. Но, наткнувшись на главные, превосходные числом силы Юбы, он погиб с войском своим жертвою своей опрометчивости, которую Цезарь называет «юношескою пылкостью, предприимчивым духом и счастьем дотоле Куриона.» Но даже и наткнувшись на Юбу, Курион мог бы дать другой оборота делу, если бы действовал обдуманнее и разумнее. Как бы то ни было, поражение его, в то самое время, когда Цезарь, покорив Испанию и Массилию, собирался переправиться в Грецию, было и невыгодно, и неприятно для последнего.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ. 3-я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ I ЕГО ПАРТИЕЙ (49–45 Г. ДО P. I). (Продолжение).

I. междоусобная война (продолжение). – § 297. Цезарь-диктатор в Риме; – силы и планы его и Помпея. – §§ 298–302. Действия на море, в Греции, при Диррахие и в Фессалии, сражение при Фарсале и преследование Помпея. – § 303. Замечания.

Источники и исторические пособия – указанные выше.

I.
Междоусобная война.
(Продолжение).

§ 297. Цезарь-диктатор в Риме; – силы и планы его и Помпея.

Прибыв в Рим, Цезарь, в качестве диктатора, созвал общее собрание для обычных выборов и был избран, вместе с П. Сервилием, в консулы. Но 11 дней спустя он сложил с себя сан диктатора, сохранив только консульское звание, и отправился в Брундузий. Здесь он нашел уже собранною свою армию, в составе 12 легионов (от 50 до 60 т. чел. – легионной пехоты, не считая конницы и легкой пехоты. {Числительная сила каждого Цезарева легиона и всей его армии не может быть точно определена. Два новонабранные легиона были, без сомнения, комплектны (до 5 и может быть 6 т. чел.), но 10 старых, напротив, более или менее некомплектны, особенно 4 бывшие в Галлии и Испании. Если принять среднюю силу всех легионов в 4 т., то легионной пехоты долженствовало быть около 50 т. чел., с конницей и легкой пехотой может быть около 55 т.} Но для переправы их морем в Грецию было слишком мало перевозных судов, именно только на. 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы. Цезарь в комментариях говорит, что он посадил на суда 7 легионов, в каком случае они долженствовали быть очень слабы. Говоря, что судов было недостаточно, Цезарь ни слова не упоминает о причине того. Это тем удивительнее, что еще за 9 месяцев перед тем, в конце января 49 г. он приказал собрать в Брундузие как можно более военных и особенно перевозных судов, и вообще всегда очень заботился о всех потребностях, необходимых для войск и военных действий.
В Брундузие Цезарь старался вдохнуть в свои войска тот же дух, который одушевлял его самого, и вероятно успел в этом. Войска его состояли большею частью из старых ветеранов совершивших с ним походы в Галлии, а некоторые и в Испании. Они хорошо знали, понимали, любили и высоко уважали его, вполне доверяли и были преданы ему и под его предводительством одержали многие и важные победы. Цезарь, с своей стороны, вполне доверял им, как и себе, и наконец, 5 ноября 49 г., с половиною своей армии (как сказано выше – 7 легионами, в числе 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы) сел на перевозные суда и вышел из Брундузия в море.
Между тем Помпей целых 9 месяцев (с февраля до ноября) оставался в полном и совершенном бездействии в Греции, только собирая в ней значительные, сухопутные и морские, военные силы. И он успел собрать их в таком числе, что они много превосходили силы Цезаря. Имев, по прибытии в Эпир, только 5 легионов, теперь он имел их уже 9 римских, комплектных, и ожидал еще двух, которые Метелл Сципион вел ему из Сирии. Кроме того у Помпея было 3 т. стрелков, 1200 пращников, 7 т. чел. конницы и, как кажется, много вспомогательных войск. Некоторые писатели исчисляют силу его армии в 90 т. войск, большая же часть согласна лишь в том, что Помпей во всех родах войск был гораздо сильнее Цезаря. А что касается флота, то в этом отношении он решительно превосходил Цезаря, потому что собрал из Греции, Азии и Египта до 500 судов и сверх того велел строить новые. Военно-морские силы Помпея стояли во всех приморских гаванях Греции и находились под главным начальством Бибула, стоявшего с 110 большими судами на якоре при о. Коркире (н. Корфу). Помпей собрал также значительные суммы денег в Малой Азии, Сирии и от союзных владетелей, и учредил большие склады продовольствия в Фессалии, Азии, Египте и других странах. Словом – у него не было недостатка ни в. силах, ни в средствах для энергического ведения войны против Цезаря и для, того, чтобы исторгнуть у него власть. Но сам Помпей – тот, который, в былое время, всегда и всех побеждал, торжествовал три триумфа и, по словам Плутарха, победил все три части света, имел характер гораздо более мягкий или менее твердый, нежели Цезарев, от природы и рождения был предан роскоши, изнеженности, чувственным наслаждениям, и при непомерных гордости и честолюбии имел слабую волю, легко подчинялся чужому влиянию и впал в душевные слабость и бессилие. В это время, в особенности, в нем и тени не было прежнего Помпея и едва можно было узнать победителя трех частей света. А между тем он, владея Грецией, Малой Азией, Сирией, Египтом и Африкой, располагая огромными военными силами и средствами, окруженный знатнейшими римлянами и инородцами, и даже царями и иными владетельными лицами, сам. походил более на царя, нежели на диктатора римского, и гордой самоуверенности его не было предела, но – только до той минуты, пока перед ним не встал лицом к лицу, как грозный призрак, страшный противник – Цезарь. С этой минуты все изменилось и быстро пошло к развязке.
Девять месяцев и даже (с 50 г.) более года оставаясь в совершенном военном бездействии, пренебрегши заранее приготовиться к самоохранепию и защите и исторгнуть у Цезаря Италию и Испанию, убежденный, что никакая сила не одолеет его огромных сил и средств, он деятельно занимался только обучением своих войск, сам лично, в его лета (58) подавая им, по словам Плутарха, пример, и пешим, и на коне, с мечом, и с полукопьем. Но, при такой телесной деятельности, он не обнаруживал ни малейшей деятельности душевной и составил себе самое ложное, понятие о своем положении, не помышляя даже, что верховным властителем римской республики мог быть только тот, кто владел Италией и особенно Римом, но не тот, кто малодушно покинул их и бежал из них. Вследствие всего этого, и план войны, составленный им, был совершенно неверный: вместо того, чтобы, пользуясь превосходством своих сил и господством на море, снова завоевать Италию и Рим, он положил ограничиться чистою обороной в Греции и вести войну по способу Фабия, избегая боя и отрезывая Цезарю средства продовольствования.
Но Цезарь смотрел на свое положение иначе и гораздо вернее: с самого начала придавая себе вид, что обнажил меч единственно за справедливость своего дела, он твердо и неуклонно, самым энергическим образом шел к своей цели. Вполне обеспечив себя с тыла в Галлии, Испании и Италии, он намерен был действовать против Помпея самым – решительным наступательным образом до тех пор, пока оружием не решит дела – в свою пользу, в чем вполне утверждали его, и внутреннее чувство личного превосходства своего над Помпеем, и вера в свое счастье.

§ 298. Действия на море и в Греции. Переправа Цезаря из Брундузия в Эпир. Действия на море и в Эпире, Этолии, Фессалии и Македонии.

Отплыв из Брундузия 5 ноября 49 г., Цезарь на другой день благополучно высадился в ущельях горы Химеры, акроцераунского горного хребта, к югу от Диррахия (н. Дураццо), в Эпире. Замечательно, что Цезарь высадился у местности, носившей название Палесты или Фарсалии, как будто в предзнаменование того места, где позже судьба должна была решить между ним и Помпеем! Переезд его морем и высадка произведены были совершенно беспрепятственно со стороны флота и войск Помпея: Цезарь не встретил ни одного неприятельского корабля в море и ни малейшего отряда неприятельских войск на месте высадки – таковы были небрежность Помпея и счастье Цезаря! Это одно уже означало, что Помпей, имея большой флот, господствуя на море и ожидая переправы Цезаря из Брундузия не принял мер для недопущения его к берегам Греции. Бибул с 110 судами стоял у о. Корциры, а двое подчиненных ему начальников эскадр в 18 судов, Лукреций Веспилло и Минуций Руф, стояли на якоре при Орике (Oricum, н. Орко), в 7-ми до 14-ти верст от Палесты, но в морском заливе за островком, откуда не могли наблюдать за берегами. Цезарь говорить, что Лукреций и Минуций не отважились атаковать его флот, что Бибул не мог выйти в море, потому что кормчие его были в отсутствии, и что Помпей узнал о высадке его, Цезаря, только из посланного к нему последним нового предложения личных переговоров (см. ниже). Такова была непростительная оплошность Помпея и начальников его флота, которая мало обещала для Помпея, но много для Цезаря.
Как только все войска последнего были высажены на берег, Цезарь тотчас же послал все суда назад в Брундузий, для перевозки остальных войск. Тогда только явился на море Бибул и, напав на пустые суда Цезаря, встреченные противным ветром, 30 из них взял и сжег со всеми находившимися на них людьми. Только тогда также вздумал он наблюдать за всеми гаванями Иллирии и Эпира, от Салоны (н. Салона близ Спалатро) до Орика. В то же время Помпеев военачальник Октавий пытался лишить Цезаря Салоны и осадил этот город, но был отражен 5-ю кратными сильными вылазками жителей. И это также доказывает, как небрежно были соблюдаемы внутренний порядок и охранная служба в войсках Помпея.
Предложение личных переговоров, сделанное Цезарем Помпнею искренно и с добрым намерением, прежде нежели решить дело войною, состояло в том, чтобы обоим им сложить оружие и предоставить решение несогласий между ними сенату и народу римским. Цезарь послал к Помпею с этим предложением Помнеева легата Вибуллия Руфа, взятого в плен и отпущенного на свободу в Корфиние и потом вторично взятого в плен в Испании. Вибуллий отправился поспешно к Помпею, но нашел его далеко в Македонии. Помпей, от него впервые узнав о высадке Цезаря, поспешил в Аполлонию, при устье р. Апса (н. в Албании), где находились зимние квартиры его войск.
Цезарь же двинулся в самый день высадки (6 ноября) к Орику. Македонский гарнизон Помпея в нем отказался впустить Цезаря, но жители отворили последнему ворота, а гарнизон сдался. Отсюда Цезарь двинулся к Аполлонии, где произошло то же: жители были за Цезаря, а Помпеев гарнизон отступил. Примеру Аполлонии последовали все города Эпира и покорились Цезарю.
Помпей, узнав об этом на пути к Аполлонии, поспешил в Диррахий. Но еще прежде, нежели он прибыл туда, в армии его, при вести о прибытии Цезаря, распространился такой страх, что многие воины бросили оружие и бежали в Эпир и окрестные места. Наконец Помпей прибыл в Диррахий и занял при нем укрепленный лагерь. Свидетельством страха и колебания в Помпеевой армии может служить и то, что Лабиен первый, а за ним все легаты, трибуны, центурионы и наконец рядовые воины принесли присягу в верности Помпею, что бы ни произошло. Если бы не было опасности и страха, то они не принесли бы такой присяги.
Цезарь, узнав, что Помпей занял лагерь при Диррахие, расположил свои войска также в лагере впереди Аполлонии, на левом берегу р. Апса, дабы прикрыть этим город и край в тылу его и выждать тут прибытия из Италии остальных войск своих.
Тогда Помпей расположился лагерем против Цезаря, на правом берегу р, Апса, и приказал всем своим войскам присоединиться к нему. Он так превосходил Цезаря, в это время, в силах, что мог и должен был бы действовать всеми способами самым решительным наступательным образом. Но, вместо того, он целых два месяца (ноябрь и декабрь 49 г.) провел в совершенном бездействии, как будто ему, а не Цезарю, угрожала опасность. Самый простой расчет требовал, чтобы он воспользовался таким благоприятным и выгодным для него положением, когда у Цезаря была еще только половина его армии, а другую флот Помпея мог и должен был бы не допустить до переправы из Брундузия и высадки на берега Эпира, частью обложив берега Италии и Эпира, частью же крейсируя между ними. А на сухом пути Помпей в то же время мог и должен был бы оттеснить Цезаря от берегов Эпира внутрь страны. Но он ничего этого не сделал и. продолжал оставаться в бездействии.
Между тем Цезарев легат Кален в Брундузие посадил остальные войска на суда, но не мог выйти в море, потому что Бибул стоял в гавани Орика и блокировал берега Эпира. Но как берега эти были заняты Цезарем и Бибулу невозможно было добывать на них ни воды, ни дров, о запасе которых он видно не подумал ранее, то он и прибегнул к хитрости. Он послал сказать легатам Цезаря в Орике, что имел сообщить Цезарю лично очень важные сведения и потому просил перемирия, на что легаты Цезаря и согласились необдуманно. Но Цезарь, прибыв лично в Орик, угадал хитрость Бибула и отказал в перемирии. Вскоре после того Бибул заболел и умер, но на место его никто не был назначен и каждый отдельный начальник Помпеева флота стал действовать самостоятельно, и следовательно в действиях этого флота, к счастью Цезаря, единства было еще менее, нежели прежде.
При этом случае Цезарь замечает, что на предложение его, переданное Вибуллием, Помпей отвечал последнему; «какую же цену имели бы для него, Помпея, и Рим, и жизнь, если бы он был обязан ими великодушию Цезаря? – и можно ли было бы искоренить такое мнение, если бы он, Помпей, воротился в Италию не окончив войны с честью?» – Цезарь говорит, что узнал об этом ответе только по окончании войны, ему же он сообщен не был и потому предложение его осталось без последствий. Был и другой случай, свидетельствовавший о крайнем ожесточении людей, окружавших Помпея и руководивших его действиями. Цезарь, не получая от Помпея ответа, хотел воспользоваться для переговоров нередкими разговорами военачальников обеих армий, близко стоявших одна против другой, и поручил это своему легату Ватанию. Последний, переговариваясь с Лабиеном, вдруг был осыпан стрелами, а Лабиен громко провозгласил: «довольно! не будет мира, пока нам не принесут головы Цезаря!»
Между тем Либон, один из частных начальников Помпеева флота, занял один островок при входе в гавань Брундузия и тем запер последнюю. Затем он не только пошел на встречу нескольким судам шедшим из гавани, но и последовал за ними во внутренность её, где был окружен и обращен в бегство, потеряв 5 больших судов. Таким образом гавань Брундузия была снова открыта.
Цезарь, со своей стороны, уже ранее совершил с 1 легионом предприятие (экспедицию) к Бутронту (Buthrontum, н. Бутринто) и окрестным берегам напротив о. Коркиры, для сбора продовольствия. Но зима уже близилась к концу (в феврале 48 г.), а войск из Брундузия все еще не было. Поэтому Цезарь приказал своим легатам в Брундузие – при первом попутном ветре непременно выйти в море со всеми войсками и высадиться у Аполлонии, у берегов которой Помпеевы суда не стояли на якоре и не крейсировали в море. Но, в нетерпении своем, не считая этого достаточным, он решился сам ехать в Брундузий на 12-ти-весельной лодке. Кормчий её, видя сильное волнение, побоялся пуститься в небольшой лодке в открытое море. Тогда Цезарь сказал ему следующие достопамятный слова: «чего боишься? – ты везешь Цезаря и его счастье». {По гречески: « τόλμα καί δέδιθι μηδέν Καίσαρα φέρεις καί τήν τού Καίσαρος τύχην συμπλέουσαν», а по латыни: «quid times? Caesarem vehis». – Цезарь сказал эти слова греческому кормчему, без сомнения, иго гречески, отлично вла-дея греческим языком.} Однако он не мог исполнить своего намерения и воротился в Аполлонию, где все были в большом беспокойстве о нем.
Он замечает, и Плутарх говорит тоже, что войска его в – Брундузие настоятельно просили своих начальников скорее отправить их в Эпир. И наконец уже в марте 48 г. (5 месяцев спустя после высадки Цезаря в Эпире), легаты М. Антоний и Кален с войсками при попутном ветре, сели на суда и благополучно вышли в море, переправились через него и на другой день уже были в виду берегов Аполлонии и Диррахия. Это побудило начальника Помпеевой эскадры в гавани Диррахия, Копония, выйти в море и на всех парусах преследовать десант Цезаря. Между тем ветер усилился и принудил этот десант войти в гавань Нимфея. Здесь он был укрыт от западного ветра, но не от южного, и потому, при поднимавшейся буре, находился в опасном положении. Но и тут, как нарочно, к счастью Цезаря, ветер вдруг перешел с юга на запад – и Копоний, в свою очередь, подвергся большой опасности: буря рассеяла его суда и 16 из них выбросила на берег. Те из людей их, которые успели спастись, были взяты в плен, но потом отпущены Цезарем.
Таким образом 3 старые и 1 новый легион и 800 чел. конницы (всего примерно около 20 т. войск) наконец высадились на берегах Эпира, в виду обеих армий. Теперь дело было в том, чтобы Цезарю соединиться с ними, а Помпею помешать тому и напасть на десант Цезаря. А потому обе армии вышли из своих лагерей, Помпеева – ночью, а Цезарева – днем, но первая – прямо к месту высадки десанта, а Цезарева – большим обходом вверх по р. Апсу, для перехода через него в брод. Антоний между тем занял город Лисс (Lissus, н. Алессио), к сев. от Диррахия и р. Дрина, и известил о том Цезаря. Помпей легко мог предупредить Цезаря и напасть на Антония, но остановился на ночь до утра. Антоний же, узнав о том, сообщил это Цезарю, а сам не выходил из своего лагеря. На 4-й день после высадки, Цезарь благополучно соединился с Антонием. Помпей тотчас же отступил к Аспарагию на р. Генузе (Genusus), в окрестностях Диррахия, занял там лагерь на выгодной местности и таким образом ничего не сделал во-время и упустил удобный случай разбить Антония, отдельно, или по крайней мере помешать ему соединиться с Цезарем. Изложенные здесь действия могут служить новым доказательством, до какой степени устарел Помпей, если и не телесно, то душевно, в отношении к воле и энергии, а с другой стороны – как счастье Цезаря на каждом шагу благоприятствовало ему, а он пользовался им. Помпей, при всем превосходстве своем в силах, все еще считал себя не довольно сильным против Цезаря и приказал своему легату Сципиону идти из Македонии на присоединение к нему. Цезарь же с своей стороны, напротив, положил воспользоваться соединением с Антонием, для того, чтобы привлечь на свою сторону соседственные области Греции. Из Фессалии, Этолии и Македонии к нему прибыли уже депутации с уверениями в преданности и готовности служить ему, если он только даст им несколько войск. Поэтому, присоединив к себе 1 легион из Орика и с соседних берегов моря, Цезарь отрядил легата Кассия Лонгина с 1 новым легионом и 200 чел. конницы в Фессалию, легата Кальвизия Сабина с 5 когортами и частью конницы в Этолию, а легата Кн. Домиция с 2-мя старыми легионами и 500 чел. конницы в Македонию, с приказанием принять там меры для продовольствования армии. После отряжения этих войск, у Цезаря было только одним легионом более, нежели до соединения с Антонием (т.е. 8 легионов) и, не смотря на то, он замыслил отрезать Помпея от Греции и притеснить его у Диррахия к берегу моря.
Из отряженных им легатов, Кальвизий в Этолии был хорошо принят жителями, вытеснил Помпеевы войска и занял всю Этолию. Кассий нашел жителей Фессалии разделенными на две партии, одну – в пользу Цезаря, а другую – Помпея и следовательно все-таки находился в краю, не враждебном Цезарю. Наконец Домиций в Македонии был также хорошо принят, но узнал, что Сципион шел против него с 2 легионами Помпея. – Приблизясь к нему уже мили на 4 (5 ½ верст)., Сципион вдруг обратился против Кассия в Фессалию и, чтоб идти налегке и скорее, оставил все свои тяжести на р. Галиакмоне, изливавшейся в Фессалоникийский залив, под прикрытием 8 когорт под начальством Фавония, которому приказал укрепиться. В тоже время перед лагерем Кассия появилась конница царя Котиса (Cotys), часто наездничавшая на границах Фессалии. Кассий принял ее за конницу Сципиона и, считая себя слишком слабым против последнего, отступил в горы между Фессалией и Эпиром и направился к гор. Амбракии (н. Арта). Сципион следовал неотступно за ним, как вдруг получил от Фавония известие, что Домиций идет против него со всеми своими войсками, против которых ему, Фавонию, нельзя было удержаться. Поэтому Сципион немедленно обратился назад и передовой отряд его приблизился к Фавонию в одно время с передовым отрядом Домиция. Сципион и Домиций стояли два дня один против другого, на обоих берегах Галиакмона. На 3-й день Сципион перешел через реку в брод и предложил Домицию бой. Домиций не отказался от него и приблизился к лагерю Сципиона. Однако боя не произошло и ночью Сципион перешел обратно за реку. Затем и он, и Домиций старались обмануть один другого хитростями и завлечь в засади, но из этого ничего не произошло решительного, хотя успех, кажется, был более на стороне Домиция. В этом положении обе стороны оставались еще некоторое время.
Между тем Цезарь, присоединив к себе легион из Орика, оставил там легата Ацилия с 3-мя когортами, для охранения города, гавани и судов в ней. Сын Помпея, Гней Помпей, с эскадрой египетского флота, атаковал гавань Орика, взял 4 судна, сжег остальные и, оставив Лелия для обложения гавани, обратился к Лиссу, сжег 30 перевозных судов, оставленных там Антонием, атаковал, хотя и тщетно, город и затем ушел опять в море. Эти действия Гнея Помпея изобличают предприимчивость, которая не всем военачальникам Помпея была свойственна, и потому заслуживают внимания. Потеря судов для Цезаря была, если и неважна, то все-таки неприятна.

§ 299. Движение Помпея и Цезаря к Аспарагию и Диррахию – действия и сражения при Диррахие.

Когда Помпей отступил к Аспарагию на р. Генузе, в окрестностях Диррахия, то и Цезарь двинулся туда же со всею своею армиею и расположился лагерем недалеко от лагеря Помпея. Где он соединился с Антонием и каким путем шел к Аспарагию – з точности определить нельзя. Но, как кажет-ся, соединение с Антонием произошло в окрестностях Албанополя (н. Албассано), откуда Цезарь обходом между истоком Генуза и Апсом, дошел до Аспарагия, лежавшего на левом берегу Генуза, близ устья его в море (там где ныне Янина).
На другой же день Цезарь вышел с армиею из лагеря и построил ее к бою. Но Помпей не вышел из своего лагеря, и ― тогда Цезарь положил совершить такое движение, которое, искусством соображения и исполнения принесло ему много чести и выставило характер обоих противников в новом свете. Именно – Цезарь имел в виду совершенно обойти Помпея, за-тем двинуться прямо к Диррахию, где находились все склады его, и овладеть ими или по крайней мере отрезать Помпея от них и моря, словом – двинуться на его сообщения.
Цезарь говорит, что Помпей, казалось, вовсе не понял намерения его, потому что, увидав его выступление по направлению не к Диррахию, спокойно остался в своем лагере, полагая, может быть, – что Цезарь хотел только переменить место расположения своего по недостатку в продовольствии: Коль же скоро передовая конница уведомила его, что Цезарь, после обхода, двинулся к Диррахию, то Помпей на другой день сам двинулся туда же, в уверенности, что, идя кратчайшею дорогой, предупредить Цезаря.
Последний же, предвидя это, шел очень скоро, дал. войскам своим только небольшой отдых ночью и рано утром прибыл к Диррахию в то самое время, когда лишь вдали видно было приближение передовых войск Помпея. Тогда Помпей, видя себя отрезанным от Диррахия, расположился лагерем близ него, на берегу морского залива, на скале под названием Петра (камень). Сюда приказал он перевести часть судов своих и собрать из Азии и других мест запасы продовольствия.
Цезарь видел, что война протянется вдаль, и это было тем неприятнее для него, что у него не было флота под рукой, так как суда, которые он зимою велел построить и собрать, еще не прибыли. У Помпея же, напротив, был флот, который в это время стал деятельнее прежнего блокировать берега Эпира и крейсировать в море. Вследствие того, Цезарь принял меры для сбора продовольствия в окрестностях Диррахия и с этою же целью послал легата Канулеия во внутренность Эпира, приказав ему оттуда до Диррахия учредить линию промежуточных складов продовольствия. Расположение же обеих армий долженствовало, по необходимости, быть сильно укреплено искусственными способами, сообразно с местностью. Цезарь говорит, что лагерь Помпея был окружен горами и крутыми высотами, которые он, Цезарь, занял прежде Помпея и прикрыл их 26-ю отдельными укреплениями, соединенными контрвалационною линиею, протяжением около 4 геогр. миль или 28 верст, от правого фланга на берегу моря, между Диррахием и лагерями Цезаря и Помпея, до левого фланга, также на берегу моря, по другую сторону р. Апса (н. Аспро). целью его при этом было: 1) крутом обложить лагерь Помпея и препятствовать превосходной числом коннице его собирать в окрестностях продовольствие в отрезывать подвозы его, Цезарю, а вместе с тем 2) прикрывать собственную свою армию и 3) распространить всюду молву, что он обложил Помпея в его лагере, и тем произвести невыгодное для Помпея и выгодное для себя впечатление.
Помпей и тут допустил Цезаря беспрепятственно исполнить все, что он замыслил, и обложить его со всех сторон. Он не хотел удаляться ни от Диррахия, ни от берегов моря, и не решался силой препятствовать работам Цезаря. Поэтому ему не осталось ничего более, как самому прикрыть себя также контрвалационною линией, с 24-мя отдельными укреплениями, также от берега до берега моря, на протяжении около 3-х геогр. миль или 21 версты. Внутри этого пространства он имел на своей стороне многие выгоды: был в центральном расположена, мог удобно двигаться из своего лагеря во все стороны кратчайшими путями, особенно от одной оконечности своей линии до другой, имел кругом себя засеянные поля и луга (это было в мае), а в тылу за собою – море и на нем флот свой и свободные сообщения, 4 наконец войск и особенно конницы у него было более, нежели у Цезаря.
Стремление последнего все более и более стеснять Помпея, а, Помпея, напротив, оттеснять Цезаря, подавало повод к ежедневным частным делам. В одном из них, 9-й легион Цезаря, овладев одною высотою к югу от лагеря и линии Помпея, на левой стороне р. Анса, начал укрепляться на ней, но был подвержен сильному действию Помпеевых стрелков и метательных орудий. Цезарь, чтобы вывести его из под действия их, приказал устроить на вершине высоты крепкие плетни, а за ними средней ширины ров, прегражденный с обоих концов. За этими плетнями и рвом он поставил своих стрелков и под прикрытием их приказал легиону отступать на другую высоту позади. Неприятель бросился за 9-м легионом, опрокинул плетни, но сам был опрокинуть обратившимся назад 9-м легионом, который после того беспрепятственно отступил на высоту позади и укрепился на ней. Изложение этого дела в комментариях Цезаря неполно и неясно, потому что сначала упоминается об одном частном деле 9-го легиона против стрелков и пращников Помпея, а потом о более общем деле нескольких легионов, одних против других, из чего следует заключить, что обе стороны подкрепляли свои войска, вследствие чего произошел довольно общий и важный бой. Устроение же в самом бою плетней и рва доказывает до какой степени римские войска в это время легко и скоро производили фортификационные работы, даже во время боя.
Цезарь изображает свое положение после этого боя так, что оно представляется странным и необыкновенным. Не смотря на то, что он блокировал Помпея, а Помпей был кругом обложен им, положение последнего было лучше, нежели первого, как по приведенным выше причинам, так и потому, что Цезарю нужно было устроить, а потом занимать и оборонять 28-ми-верстную укрепленную линию и 26 укреплений на ней, но главное – терпеть при этом с каждым днем все больший и больший недостаток в продовольствии. Войскам его труда и опасности было много, но покоя и продовольствия очень мало. Однако они переносили это с большим терпением, довольствуясь небольшими дачами гороха и круп, а также корнями одного растения, под названием хара (chara), которые, будучи разварены, доставляли нечто в роде хлебных лепешек. Несколько стад живого скота, пригнанных из Эпира, были очень полезны, хотя и недостаточны для целой армии. В Помпеевой же армии, напротив, всего было в изобилии, исключая воды и фуража, которого вскоре совсем недоставало для многочисленной конницы, так что строевые лошади исхудали, а вьючные животные пали. Притом стеснение войск Помпея внутри линий, беспрестанные работы, к которым они не были привычны, множество трупов животных, заражавших воздух – все это делало и положение Помпеевой армии очень трудным. Кроме того, Цезарь отвел воду из всех речек и ручьев, которые текли через линии Помпея в море, так что Помпеевы войска были принуждены рыть глубокие колодцы, но и те были далеко от лагеря и от летнего зноя скоро высохли. В Цезаревой же армии воды и фуража было довольно, а близость жатвы и ожидание продовольствия из Эпира позволяли надеяться вскоре на лучшее положение. Вообще с обеих сторон были некоторые выгоды, но и еще более невыгод, и трудно решить, положение которой из двух сторон было невыгоднее.
В таких обстоятельствах, с обеих сторон продолжали ежедневно происходить вдоль линий частные дела. Цезарь не везде и не всегда мог лично присутствовать при этом, потому что иногда по необходимости бывал в отсутствии из своего лагеря. В одно из таких отсутствий его, легат П. Силла или Сулла, которому он вверил временное начальствование армией, двинулся с 2-мя легионами на помощь одной когорте, и обратил неприятеля в бегство, но ограничился тем, не завязывая общего боя, в чем Цезарь в своих записках, одобрил его, хотя, как кажется, Сулла мог одержать решительную победу в общем бое с главными силами Помпея, которые произвели две отдельные атаки. Но в записках Цезаря никаких подробностей обо всем этом не имеется. Замечательно только то, что в этот самый день произошли 6 отдельных дел, три – при Диррахие и три в укрепленных линиях, причем Помпей лишился до 2 т. чел. и многих высших и частных начальников, а войска Цезаря взяли 6 знамен и лишились не более 20 чел. убитыми, но очень многих ранеными, особенно в том укреплении, против которого была направлена главная атака Помпея. По каким причинам или поводам Помпей произвел эти атаки – из записок Цезаря не видно, равно и того, почему несколько дней спустя Помпей занял и сильно укрепил (валом до 15 футов вышины) новый лагерь, а через 5 дней после того снова занял прежний лагерь.
Между тем Цезарь положил, сверх отряжения легатов Кассия и Кальвизия с отрядами для занятия Этолии и Акарнании (см. выше), послать еще легата Калена принять главное начальствование над этими отрядами и занять с ними также и Ахайю в Пелопоннесе, с тем чтобы как можно более ограничить Помпею, а себе расширить власть в более отдаленных краях Греции. В Ахайе и ближайших местах находились Помпеевы гарнизоны под начальством легата Рутилия Лупа. Последний пытался, но кажется напрасно, преградить коринфский перешеек укрепленною линией. А между тем Дельфы, Фивы и Орхомены в Беотии сдались легатам Цезаря.
При Диррахие же, после изложенного выше боя, Цезарь, желая выйти из своего трудного положения, несколько дней выводил свою армию из лагеря, вызывая Помпея на бой. Помпей, хотя делал тоже, по видимо не желал вступать в общий бой, а потому его и не происходило.
Тогда Цезарь снова захотел прибегнуть к мирным переговорам, к чему вероятно имел основательные причины. С этою целью он послал к Помпееву легату Сципиону, в Македонию, друга его, Клодия, с письмом, в котором просил Сципиона быть посредником между ним, Цезарем, и Помпеем. Клодий сначала имел несколько переговоров с Сципионом, но потом не был более допускаем к нему и воротился к Цезарю без всякого ответа. Тогда уже Цезарь убедился, что с такими людьми, как его противники, не оставалось делать ничего более, как силою оружия принудить их к соглашению. Вследствие того он приказал устроить сильные укрепления при Диррахие, против единственных еще двух выходов, через которые конница Помпея могла выезжать на фуражировку. Это принудило Помпея собрать всю свою конницу в своем лагере, где она вскоре подверглась самой крайней нужде. Тогда Помпей решился наконец испытать счастья в вылазке. В то же самое время к нему перебежали из конницы Цезаря два, галла-аллоброга, которые сообщили Помпею местные свойства Цезаревых линий и лагеря и послужили Помпею проводниками. План Помпея заключался в том, чтобы охватить с моря и атаковать с тыла оконечность левого фланга Цезаревой линии, примыкавшего к берегу моря, но не укрепленного вдоль его и отстоявшего далеко от Цезарева лагеря. Вследствие того, Помпей ночью направил туда 60 когорт вдоль морского берега, а другой сильный отряд пехоты и стрелков – морем на судах. Первым (т.е. 60 когортам) он приказал, для предохранения себя от действий стрелков и пращников, прикрыть свои шлемы плетнями из тростника и запастись фашинами.
Пункт атаки, указанный двумя перебежчиками-аллоброгами, был хорошо выбран Помпеем. Левая, оконечность укрепленной линии Цезаря примыкала в этом месте к морскому берегу и загибалась вдоль его только на небольшом протяжении, на котором еще не совсем была докончена. Укрепления её состояли из вала в 10 футов вышины и рва в 15 футов глубины. Эта часть укреплений близ моря была занята войсками 9-го легиона и находилась далеко от лагеря Цезаря, который был расположен на правой оконечности его линии, впереди Диррахия.
Атака была произведена 24-го мая с рассветом и имела полный успех. Сильно атакованный с фронта и с тыла, 9-й легион был опрокинут из укреплений, взятых неприятелем с боя, и оттеснен в беспорядке, расстройстве и с уроном. Легат М. Антоний, начальствовавший войсками в ближайших укреплениях, поспешил с 12-ю когортами на помощь 9-му легиону, удержал и даже оттеснил неприятеля. Цезарь, извещенный о том в своем лагере, поспешил лично на место боя с подкреплениями. Затем изложение дальнейших действий с обеих сторон, в записках Цезаря неясно и непонятно. Цезарь говорит, что так как Помпей вышел из своего лагеря и овладел левою оконечностью линии его, Цезаря, то он, Цезарь, отказался уже от прежнего своего плана – обложения Помпея и занял лагерь близ лагеря Помпея. Далее он говорить, что узнал от разведчиков о движении одного Помпеева легиона позади близлежащего леса, для занятия лагеря близ моря, и что вследствие того, оставив в своем новом лагере только 2 когорты, двинулся с 33-мя когортами в 2 колонны обходом, против избранного легионом Помпея пункта. Все это, без плана или по крайней мере ясного описания тогдашних: местности и укреплений на ней, непонятно, тем более, что с обеих сторон было часто устраиваемо несколько меньших лагерей в разных местах. Достаточно сказать, что Цезарь атаковал лагерь или укрепление Помпеева легиона, ведя лично левое крыло своих войск и опрокинул Помпеев легион из большего укрепления в другое меньшее, еще прежде, нежели Помпей успел прибыть на помощь. Но при этом войска правого Цезарева крыла и за ними вся Цезарева конница, не зная хорошо ни местности, ни встреченных ими укреплений, шли все далее и далее сквозь линию этих укреплений, не встречая в них неприятеля. Между тем Помпей прибыл на помощь с одним легионом и конницей и двинул последнюю против конницы Цезаря. Последняя, расстроившая, при проезде чрез укрепления, свои ряды, бросилась назад, чтобы устроиться. Опрокинутый Помпеев легион, ободренный приближением Помпея, перешел в наступление. Правая фланговая пехота Цезаря, далеко отделившись от левой, начала отступать обратно сквозь линию неприятельских укреплений, но при этом пришла в расстройство, беспорядок и наконец обратилась в бегство. Тоже самое произошло и с левою флангового пехотою Цезаря. Тщетно последний, схватив знамя, старался удержать и собрать бежавших: все, бывшие с ним войска его, бежали в совершенном беспорядке и не были совершенно истреблены только потому, что во 1-х Помпей опасался, преследуя неприятеля, попасть в засаду и самому быть разбитым, почему и не отваживался подступать к Цезаревым укреплениям, – а во 2-х Помпеева конница, – преследуя бежавших, была удержана теми войсками Цезаря, которые охраняли подступы и ворота своих укреплений. Во всяком случае трудно составить себе вполне ясное понятие о ходе этого боя и последовавшего за ним бегства Цезаревых войск и преследования их Помпеевыми. Однако видно, что меньшая часть Цезаревых войск осталась в порядке и прикрыла бегство большей части их.
Этот результат боя произвел на армию Помпея чрезвычайно благоприятное впечатление и был празднован ею как полная победа. Но Цезарь в своих записках старается уменьшить значение её, объясняя свою неудачу небольшим числом войск своих, участвовавших в бою, {Это несправедливо, потому что у него было 33 когорты (3 1/3 легиона) в бою и 2 когорты в резерве в лагере, у Помпея же только 2 легиона.} невыгодною, пересеченною и тесною между укреплениями местностью и отделением правого своего крыла с конницей от левого. Как бы то ни было, он был разбит, как никогда еще дотоле. Он сам едва не был убит одним перебежчиком, но спасен находившимся при нем конюшим своим. Ввечеру, по свидетельству Плутарха, он сказал, что «в этот день победа была бы на стороне неприятеля, если бы у него был человек, который разумел бы, как побеждать». Урон его в этот день простирался, по собственным его показаниям, до 960 чел. пехоты, многих римских всадников, 30 трибунов и центурионов и 32-х знамен.
Помпей же с этого дня принял титул императора и «позволял», говорит Цезарь, «величать его этим титулом, не возлагая однако на себя лаврового венка». Лабиен испросил себе у него выдачи ему всех Цезаревых пленных и, надругавшись над ними, приказал всех их казнить! – Таково было озлобление против Цезаря этого бывшего самого любимого и доверенного легата его!

§ 300. Движение Цезаря и за ним Помпея в Фессалию.

Цезарь, после невыгодного для него боя при Диррахие, тщательно обсудил свое положение и то, что ему следовало предпринять, и как ему действовать. И он пришел к тому заключению, что ему необходимо было немедленно выйти из своего трудного положения, совершенно отказаться от прежнего своего намерения блокировать Помпея и предпринять совсем другого рода действия, а именно – вовлечь Помпея в маневрирование в открытом поле, причем надеялся употребить в пользу свое искусство в такого рода действиях и наконец удачно решить их при помощи надежности и храбрости своих войск. Поэтому, собрав, успокоив, утешив, и ободрив их, а тех из них, которые не исполнили своего долга, наказав, он вечером того же дня, т.е. 24 мая, положил: на другой же день двинуться к Аполлонии, оставить в ней всех своих раненых и больных под прикрытием гарнизона, соединиться с Домицием в Македонии, сосредоточить там все свои силы, за исключением только гарнизонов в Лиссе, Орике и Аполлонии, и отвлечь Помпея от берегов моря вслед за собою. Если бы Помпей обратился не за ним, а в Италию, то и он решил идти туда же через Иллирию. А если бы Помпей захотел отнять у него Лисс, Орик и Аполлонию и отрезать его от берегов моря, то он хотел обратиться против Сципиона и тем принудить Помпея поспешить на помощь ему. Об этом плане Цезарь уведомил Домиция и положил, оставив в Лиссе 4, в Орике 3 и в Аполлонии 8, всего 15 когорт (1 ½ легиона), со всеми остальными войсками следовать чрез Эпир и Акарнанию.
Войска его и начальники их были так расположены к нему и так желали боя, что просили его остаться при Диррахие и вступить в сражение. Но он не счел удобным, после претерпенной неудачи, тотчас же снова вести войска в бой и при том опасался недостатка в продовольствии.
Вследствие того, с наступлением ночи с 24-го на 25-е мая, он отправил вперед к Аполлонии (от 60 до 70 верст) все тяжести, раненых и больных армии, под прикрытием 1 легиона, с приказанием не останавливаться на пути; 2 легиона он оставил при себе, остальные же 7 легионов в 3 ч. утра двинул тихо, без сигналов, разными дорогами, вслед за тяжестями. Вскоре после выступления их, он велел подать обычный сигнал к выступлению в поход, и тотчас же последовал за задним отрядом (арьергардом) легионов.
Помпей тотчас двинулся вслед – за ним, выслав вперед свою конницу, но она настигла задний отряд (арьергард) Цезаря уже только при переходе его через р. Генуз, потому что он шел очень скоро, а при переходе через р. Генуз, имевшую очень крутые берега, и по неимению судов ни на нем, ни при себе, был задержан тем. Но Цезарь послал против Помпеевой конницы свою, с 400 чел. отборной пехоты, и опрокинул ее. Затем он в тот же день дошел до прежнего своего лагеря при Аспарагие, велел коннице поспешно фуражировать, но запретил остальным войскам выходить из лагеря поодиночно. Помпей шел тою же дорогой и также занял свой прежний лагерь при Аспарагие. Поэтому, так как войскам обеих сторон не было надобности вновь устраивать и укреплять свои лагери, Помпей же выслал часть своих войск за водою, дровами и на фуражировку, а другие отчасти отправились назад в лагерь при Диррахие, за оставленными в в нем вещами, то Цезарь, предусмотревший это и ожидавший того, тотчас же подал сигнал к походу, сделал двойной усиленный переход и расположился лагерем. Таким образом Помпей был не в состоянии тотчас же следовать за ним и остался в очень неблаговидном положении.
На другой день Цезарь поступил точно также: ночью выслал все тяжести вперед, а в 3 ч. утра выступил сам со всею армией. Так продолжал он делать и в следующие дни, и так опередил Помпея, что последний уже на 4-й день был принужден отказаться от преследования.
В лагере при Аполлонии Цезарь оставался 28 мая только самое необходимое время и снова двинулся усиленными переходами в Македонию, на соединение с Домицием.
Тогда только Помпей, с своей стороны, положил как можно скорее соединиться с Сципионом. При этом Цезарь замечает, что Помпей действительно имел намерение напасть со всеми своими силами на Домиция, если бы Цезарь захотел ожидать на берегах Эпира прибытия остальных войск своих из Италии. Нот прибавим, если Помпей и имел это намерение, то, по изложенному выше характеру своему личному и своих действий, едва-ли бы исполнил- это, ибо не в состоянии был решиться на то в виду Цезаря, которому далеко уступал в это время в смелости и искусстве соображений и действий.
И так, и Цезарь, и Помпей, каждый с своей стороны, имели в виду как можно скорее соединиться в Македонии, первый – с Домицием, а второй с Сципионом, и весь вопрос заключался в том, кто кого предупредит. Но уже заранее можно было предвидеть, что успех имел быть не на стороне Помпея. Цезарь шел в Македонию обходом на Аполлонию, а Помпей, с 4-го дня преследования его, мог двинуться в Македонию прямым и кратчайшим путем, усиленными переходами, соединиться с Сципионом и разбить Домиция. Но по своим обычным небрежности и оплошности, он ничего этого не сделал и упустил превосходный случай разбить Домиция, даже прежде соединения своего с Сципионом. Ибо в то самое время, когда Цезарь шел к Аполлонии и оттуда в Македонию, а Помпей за ним в 3–4 переходах, Домиций, долго стоявший против Сципиона при р. Галиакмоне (см. выше), но так, что находился между Сципионом и Помпеем, наконец, по причине недостатка в продовольствии, двинулся к Гераклее (Heraclea-Sentica) в Кандавии, т.е. прямо навстречу Помпею, вовсе не зная того, что не только затруднял тем соединение свое с Цезарем, но и подвергался опасности наткнуться на всю армию Помпея и быть разбитым ею. Сообщения же Цезаря и Домиция между собою были крайне затруднены и даже можно сказать прерваны тем, что после неудачного для Цезаря боя при Диррахие и отступления от этого города армии Цезаря, противники его повсюду распустили слух, что он был разбит на голову, лишился всей своей армии и спасался от Помпея бегством! – Поэтому не только невозможно было, ни Цезарю, ни Домицию, посылать одному к другому отдельных вестников или отдельные отряды, но даже многие города на пути того и другого отказались иметь сообщение с ними. К счастью однако для Цезаря, одному разъезду Домиция удалось перехватить нескольких перебежчиков от Цезаря к Помпею и узнать от них о настоящем положении дел. Вследствие того Домиций, уже находившийся только в 4-х часах пути от Помпея, тотчас же свернул к югу, поспешно двинулся к Эгинию (Aeginium), городу на границе Фессалии, и 5-го июня благополучно соединился при Гомфи (Gomphi) с Цезарем, столь же поспешно двинувшимся на встречу ему. К сожалению, Цезарь ничего не говорить, какими именно путями шли до и после того Домиций, он – Цезарь и Помпей.
Жители гор. Гомфи отказались, впустить Цезаря, которому, в его положении, не оставалось ничего более, как взять город приступом, предав его затем, в острастку других, своим войскам на разграбление. Отсюда он тотчас двинулся к Метрополю (Metropolis), который сначала также отказался было впустить Цезаря, но, узнав об участи Гомфи, отворил свои ворота. Цезарь поступил с жителями его очень строго, и эти два примера с Гомфи и Метрополем так подействовали на другие города Фессалии, что все они покорились Цезарю, кроме Лариссы (Larissa), на р. Пенее, где Сципион расположился лагерем. Таким образом Цезарь с Домицием при Метрополе находились в центральном расположена между Сципионом при. Лариса и Помпеем, шедшим от Гераклей в Фессалию. Вот к чему привели искусные и быстрые движения Цезаря и Домиция и, напротив, неискусные и медленные движения Помпея и Сципиона. И вместо того, чтобы двум последним легко и удобно подавить с двух сторон Домиция и затем соединенными силами напасть на Цезаря, сами они очутились разделенными центральным расположением между ними Цезаря, соединившегося с Домицием. Поэтому искусное соединение двух последних между двумя первыми и заслуживаешь особенных внимания и похвалы.
Необыкновенная занимательность взаимного относительного положения обеих противных сторон, с самого начала движения от Диррахия в Македонию и Фессалию, постепенно растет все более и более и заставляет следить с напряженным вниманием за каждым дальнейшим шагом Цезаря и Помпея, но ожидать решения не от Помпея, а от Цезаря. В его руках видимо была теперь судьба, не только похода в Грецию, но и целой воины, и с невольным. нетерпением ожидаешь, как поступит Цезарь?
И он решил – ждать Помпея при Метрополе и приступить к войне с ним в Фессалии. Страна эта была более равнинная, нежели гористая, и наступало время жатвы (начало июня). Цезарь при Метрополе находился не более как в одном большом переходе (около 25 верст) от Сципиона при Лариссе. Почему он не атаковал его до прибытия Помпея, как хотел сначала – неизвестно. Потому ли, что город Ларисса был слишком сильно укреплен или потому, что Цезарь имел на то особенные политические причины? – Несомненно, что либо та, либо другая причина удержала его, без всякой же причины – этого предположить невозможно.
Непонятно также, что несколько дней спустя после 5 июня (т.е. соединения Цезаря с Домицием) Помпей, прибыв наконец в Фессалию, соединился со Сципионом, но каким путем и где именно – неизвестно. Он шел от Гераклеи в западной Македонии к Лариссе в северо-восточной Фессалии, тогда как Цезарь находился при Метрополе, в одном переходе к западу от Лариссы. Каким же образом Помпей мог беспрепятственно со стороны Цезаря соединиться с Сципионом? – и еще раз – почему Цезарь не разбил еще прежде того Сципиона или по крайней мере не помешал Помпею соединиться с ним? Любопытные вопросы, но ответа на них в записках Цезаря, к удивлению и сожалению, не имеется, что не может не казаться странным. Причины несомненно долженствовали быть и уважительный, но какие? – неизвестно.
А между тем соединение Помпея с Сципионом имело такое влияние на армию первого, что она уже была несомненно убеждена в победе, горела нетерпением немедленно вступить в бой и даже, видя медление Помпея, роптала, говоря, что он хочет протянуть войну только для того, чтобы долее сохранить главное начальствование и быть окружену консулами и преторами. Впрочем такое настроение происходило вовсе не от самих войск Помпея, но от окружавших его сената и римской знати, которым продолжительная война уже крайне надоела и они желали скорее воротиться победителями. в Рим, уже заранее распределяли между собою щедрые награды и назначения в высшие звания и должности, и предавались другим подобного рода безумствам, словом – все жаждали наград, почестей, особенно денег, а также и мести своим политическим врагам! Таков был тогда этот жалкий Рим в лагере Помпея! – Цезарю все это было известно и он подробно и беспощадно изображает это в своих записках, и не верить ему в этом нельзя: все это долженствовало быть действительно так, а не иначе. Но не следует однако воображать себе, что все это происходило единственно от влияния на Помпея окружавших его: нет, он сам, в упоении непомерных своих гордости, тщеславия, властолюбия и самонадеянности, был до того ослеплен ими, что не мог хладнокровно, здраво и мудро обсудить свое положение против такого человека, как Цезарь, и рассчитать все верные и неверные случайности решительного боя с ним, долженствовавшего решить – быть или не быть тому либо другому. Он не умел и не мог сам овладеть умами окружавших его и руководить ими, а напротив, вполне сочувствуя им и соглашаясь с ними, думал только о победе, но вовсе не о надежнейших средствах к одержанию её: ему казалось достаточным атаковать Цезаря, чтобы разбить его! Всех более подстрекал его к этому Лабиен – этот изверг неблагодарности к Цезарю, заклятой враг его и, вместе, злобный дух Помпея, которого он уверял, что армия и особенно конница его были значительно превосходнее во всех отношениях, нежели Цезаревы, что старых ветеранов Галлии у Цезаря более не было, а были только молодые войска, и тому подобные лжи. Но при этом ни Помпей, ни Лабиен, ни все прочие, в своем ослеплении, не помышляли о главном – что против них был Цезарь! – как будто это было самым второстепенным вопросом. Словом – все они были в точно таком же ослеплении и рассуждали также, как никогда Дарий и окружавшие его, против Александра В., перед сражениями при Иссе и Арбелах!
Совершенно иное было со стороны Цезаря. Он был единственною главою всему и от него, из его головы исходило все и с такими могущественными силой и влиянием на все, его окружавшее, от высших чинов до низших, вполне и безусловно веривших в его искусство и счастье, что вся армия его, с ним во главе её, составляла как бы одно тело и одну душу, исполненные неодолимой силы и против-которых ничтожна была армия Помпея и безумны были все руководившие ею.
И Цезарь рассудил, что он и армия его находились наконец в таком положении, в котором уже в состоянии были отважиться на решительные действия. Забыты были неудачи при Диррахие, силы были сосредоточены, продовольствие – обеспечено, армия горела нетерпением сразиться – и Цезарь положил испытать, хотел ли или мог ли Помпей принять бой. С этою целью он выводил свою армию из лагеря и двигал ее вперед в боевом порядке с каждым днем ближе и ближе к лагерю Помпея, доколе не приблизился к подошве высоты, на которой он был расположен.
Впрочем Цезарь не говорит, где именно находился лагерь Помпея и даже нигде не упоминает названия города Фарсала, и вообще в записках его не имеется точных данных касательно местности, расположения, движений и действий Помпея до той минуты, когда произошло решительное столкновение между обеими армиями. Несомненно только то, что лагерь Помпея находился не при Лариссе, но, как из последующего оказывается, близ города Фарсала на р. Энипее в Фессалии (ныне Салтадже на р. Салтадже-Потамосе, в области Трикала) и ― что к этому месту Цезарь прибыл 6-го или 7-го, а Помпей 10-го июня.

§ 301. Сражение при Фарсале (29 июня 48 г.).

{Число и месяц, в которые произошло сражение при Фарсале, и число войск в нем у Помпея и Цезаря, показываются у древних писателей очень неопределенно, а у новейших- различно. Некоторые из последних показывают, что сражение это произошло 20 июля, а общее число войск с обеих сторон доводят даже до 300–400 т. чел., но почти все согласны в том, что легионной пехоты было у Помпея 110, а у Цезаря 3 легиона и 82 когорты и что вспомогательных войск у обоих, особенно у Помпея, было очень много. Здесь время и число войск показаны по Гишару, комментарии которого на комментарии Цезаря признаются лучшими в критическом отношении.}

У Помпея было 110 когорт легионной пехоты (11 легионов = около 47 т. чел.), 7 т. чел. конницы римской и вспомогательной, и много вспомогательных пеших и конных войск, всего примерно 90 т. челов. У Цезаря было 3 легиона и 82 когорты= 22 т. чел. легионной пехоты, только 1 т. чел. конницы и вспомогательные пешие и конные войска, но в меньшем числе, нежели у Помпея, всего же примерно от 42 до 43 т. войск. Общее число войск с той и с другой стороны в точности неизвестно, достоверно только то, что Помпей был почти вдвое сильнее, а Цезарь вдвое слабее числом войск. Непонятно, каким образом Цезарь, двинувшийся от Диррахия с 10 легионами и соединившийся с 2 легионами и 500 чел. конницы, Домиций имел при Фарсале только 3 легиона и 82 когорты. В том или другом должна быть какая-нибудь ошибка, но в чем и отчего – -решить трудно.
Лагери Помпея и Цезаря были, расположены на высотах правой стороны р. Энипея, первый – правым, а второй – левым фасом к этой реке. Между обоими лагерями простиралась обширная равнина. Сойдя на нее (29 июня), Цезарь построил свою армию. в боевой порядок в 3 линии, поставив храбрые, но сильно пострадавшие под Диррахием, 10-й легион, под начальством Суллы – на оконечности правого фланга, 8-й и 9 й соединенные вместе, под начальством Антония – на левом фланге, в центре же – 80 когорт под начальством Домиция. 6 отборных когорт, взятых из 3-й линии, он поставил в виде резерва за правым крылом, дабы усилить и подкрепить его и предохранить от атаки Помпеевой конницы с открытой стороны равнины. Всю свою малочисленную конницу он усилил котортами лучшей своей пехоты, которые расположил между отделениями конницы, говоря, что таким способом 1 т. чел. его конницы могли смело противодействовать 7-ми тыс. чел. Помпеевой. 2 когорты были оставлены в лагере. {Наполеон I говорит, что у Помпея было- 110 когорт = 45 т. римских войск в строю, а у Цезаря – 30 т. римских войск, из которых 8-й, 9-й и 10-й легионы он поставил на правом крыле, 80 когорт в центре, по одной когорте из каждого легиона 3-й линии – за правым крылом позади конницы, и 2 когорты оставил в лагере, что составляло бы всего, считая по 10 когорт в легионе, 172 когорты, соответствовавшие 17 легионам слишком. Но это неверно.} Цезарь объехал все войска, ободрил и одушевил их краткою речью, заметил 6-ти когортам правого крыла, что от них будет зависеть решение судьбы боя, советовал, при действиях против изнеженных римских всадников, наносить им удары в лицо, дабы скорее-обратить их в бегство, и затем сам стал на правом фланге.
Помпей также, выйдя из своего лагеря и спустясь на равнину, построил свою армию в 3-и линии: на левом крыле, под личным своим начальством – 1-й и 3-й легионы, переданные ему в 50 г. Цезарем по постановлению сената, в середине – 2 сирийские легиона Сципиона, а на правом крыле, к реке Энипею – 1 киликийский легион и надежные испанские когорты под начальством Афрания, приведшего их из Испании. 2 т. ветеранов-волонтеров были распределены вдоль всей линии. Вся конница была помещена на левом фланге. 7 когорт были оставлены в лагере. Всем войскам Помпей приказал выжидать неприятеля стоя на месте и тогда только ударить на него, когда он совершенно приблизится к ним, в неизбежном, при наступлении, расстройстве. 1-я линии обеих армий стояли очень близко одна от другой (не более 250–300 шагов).
Цезарь первый двинул свою армию вперед; но старые и опытные легионы его, увидав, что Помпеевы войска стояли неподвижно на месте, сами остановились на близком расстоянии от них, перевели дух, устроились в рядах и, разом бросив в неприятеля свои полукопья (pilum), стремительно ударили в мечи. В это самое время вся конница Помпея, имея за собою стрелков и пращников, двинулась вперед, оттеснила находившуюся против неё конницу Цезаря и заездом на право хотела ударить во фланг правофланговой пехоте Цезаря. Но 6 резервных когорт, сделав перемену фронта на право, атаковали ее так неожиданно и с такою силой, что вся конница Помпея пришла в расстройство и беспорядок, была опрокинута и обратилась в бегство до самых высот, на которых был расположен лагерь Помпея. Находившиеся за нею стрелки и пращники были истреблены и 6 резервных когорт, захождением налево, ударили во фланг и в тыл 1-го и 3-го левофланговых легионов Помпея, а 3-я линия Цезаря подкрепила атаку 1-й и 2-й линий с фронта и 6-ти резервных когорт во фланг и в тыл. Тогда армия Помпея, не в силах будучи противостоять сильной атаке армии Цезаря с фронта, во фланг и в тыл, обратилась в бегство к своему лагерю. Сам Помпей бросился туда же и, приказав 7-ми когортам в лагере упорно оборонять его, сам до того, потерял голову, что впал в совершенное оцепенение и ничем не распоряжался. Цезарь же живо и сильно преследовал бежавших и, не смотря на зной и утомление войск своих (бой продолжался с утра до полудня), побуждал их немедленно идти на приступ Помпеева лагеря. С радостным криком бросились они в ров и на вал, опрокинули и разбили храбро, и упорно сражавшиеся когорты и фракийские вспомогательный войска Помпея и взяли лагерь его приступом. Помпей, в ужасе, немедленно сбросил с себя все внешние знаки своего достоинства и в простой одежде раба ускакал в Лариссу. Остатки разбитой армии его собрались на близлежавших высотах, но, увидав движение Цезаревых войск против них с трех сторон, бросились далее по дороге в Лариссу. Тогда Цезарь одну часть своей армии оставил во взятом лагере Помпея, другую отослал назад в свой лагерь, а третью (4 легиона) двинул вслед за бежавшими. Последние собрались на одной высоте, но к ночи-были обложены на ней укрепленною линией Цезаря и на рассвете следующего дня положили оружие, на коленях прося у Цезаря пощады жизни их. Цезарь не только даровал им оную, но и успокоил их и приказал своим войскам не делать им ни малейшего вреда и ничего не отнимать у них. Затем, притянув к себе легионы, оставленные в лагере Помпея, а находившиеся при нем, отослав на их место, он быстро двинулся с конницею, за которою следовали легионы, к Лариссе (отстоявшей от Фарсала примерно в 3 рим. милях или 4 верстах слишком).
Удивительным, даже невероятным кажется, что весь урон Цезаря, по его словам, простирался только до 30 центурионов и 200 рядовых воинов! Урон же Помпеевой армии простирался, по словам Цезаря, до 15 т. чел. убитыми и ранеными и 24 тыс. чел. взятыми в плен; остальные затем войска Помпея рассеялись во все стороны. Сверх того 9 орлов и 180 знамен были трофеями Цезаря.
Таков был исход знаменитого сражения при Фарсале, в котором Цезарь одержал решительнейшую из всех своих побед. Он с видимым удовольствием замечает в своих записках, что предположение его о пользе действий 4-й линии (или 6-ти резервных когорт) оправдалось и что эти войска проложили путь к победе. Это совершенно верно, потому что это распоряжение Цезаря было во всех отношениях превосходное. Однако успех его был облегчен во 1-х тем, что многочисленная конница Помпея, на которую он возлагал всю свою надежду, не только не исполнила своего долга, но сразу постыдно обратила тыл и бежала, а во 2-х тем, что она вовсе не ожидала атаки 6-ти резервных когорт Цезаря против неё и была сама атакована ими не только с фронта, но и во фланг и в тыл. Все это было так неожиданно для неё и притом так скоро, что она совершенно растерялась и со страху бросилась бежать.
По взятии приступом Помпеева лагеря, Цезаревы войска нашли в нем свидетельства полнейших беспечности, роскоши и изнеженности Помпеевой армии и особенно начальников её, и несомненной уверенности их в победе. А между тем они постоянно укоряли в роскоши и изнеженности Цезареву армию, которая, напротив, так часто терпела крайний недостаток даже в самом необходимом и мужественно перенесла необыкновенные лишения и труды.

§ 302. Бегство, преследование и смерть Помпея.

Помпей недолго оставался в Лариссе, но в сопровождении небольшого числа окружавших его лиц бежал далее, день и ночь, до берега моря, где сел на перевозное судно, нагруженное хлебом, и поспешно отправился к Амфиполю. Но и здесь он оставался недолго: сделал только некоторые распоряжения, вероятно более для того, чтобы скрыть по возможности долее свое бегство, занял у своих приверженцев денег и, узнав о приближении Цезаря, снова пустился в море. Но его уже нигде не хотели принимать; однако он собрал еще несколько судов, войск и денег и, наконец, прибыль к Пелузию, на границе Египта, в то самое время, когда несовершеннолетний египетский царь Птолемей Дионисий, сын умершего в 51 г. царя Птолемея XI Авлета, стоял здесь с армиею против старшей пестры своей Клеопатры, собравшей на границах Сирии и Египта войско и шедшей на него войною за обладание египетским престолом. Евнух Потин, в звании опекуна Птолемея Дионисия, захвативши власть в свои руки, вероломно воспользовался доверчивостью Помпея, просившего убежища в Египте, коварно заманил его к себе и велел умертвить его, дабы этим приобрести благоволение к себе и к молодому царю победителя Помпея – Цезаря.
Между тем последний из Лариссы быстро двинулся со всею своею конницей вслед за Помпеем, дабы не допустить его собрать новую армию и даже захватить его самого. За конницею он приказал следовать одному легиону. Вскоре, догадываясь или узнав, что Помпей бежал в Египет, он сел с 800 ч. конницы и 2-мя легионами (всего не более 3 т. чел.) на 10 родосских и несколько малоазиатских судов к отправился в Александрию. Едва он прибыл туда и вступил на берег, как ему поднесена была отрубленная голова Помпея. При виде её, он не мог удержаться от слез, и хотя был не из чувствительных людей, однако слезы его несправедливо приписываются лицемерию. Он был бы совершенно бесчувственным, если бы, при виде головы Помпея, не был растроган воспоминанием о прежних отношениях своих к нему, несчастною судьбою его и сознанием непрочности земного величия.
В Александрии он не встретил однако радушного приема: египетские войска Птолемея были недовольны его прибытием, и даже несколько человек из его войск были убиты ими. Войск же этих у Цезаря было очень немного: Цезарь объясняет это тем, что рассчитывал на предшествовавшую ему славу победителя ― и на личную безопасность свою везде, куда бы он ни обратился. Тем не менее ему нужно было иметь более войск и он сделал распоряжение о призвании из Малой Азии нескольких легионов, составленных из остатков армии Помпея.
Казалось бы, что со смертью Помпея война была кончена и Цезарь мог и должен был бы тотчас же возвратиться в Грецию и оттуда в Рим, где присутствие его было необходимо. Прежде всего нужно было устроить и упрочить дела в Риме, а потом уже в Египте, если бы обстоятельства потребовали и позволили то. Но Цезарь захотел прежде, нежели воротиться в Рим, устроить дела в Египте, решив спор между Клеопатрой и Птолемеем Дионисием и надеясь успеть в этом в непродолжительному времени. Но он обманулся в своих ожиданиях и на целые 5 месяцев был вовлечен в так называемую Александрийскую войну (см. ниже) и удержан ею и другими обстоятельствами в Египте.
Между тем, как он действовал в Греции, в двух других местах он претерпел неудачи. Начальник одной Помпеевой эскадры, Лэлий, явился перед Брундузием, овладел островом перед гаванью и учредил блокаду последней. Другая Помпеева эскадра, под начальством Кассия, приплыла к гор. Мессене (н. Мессина) в Сицилии, сожгла в ней 30 Цезаревых судов и 5 других по близости, и удалилась не прежде, как по распространена вести о победе при Фарсале.

§ 303. Общий обзор и замечания.

Рассмотрение действий Цезаря и Помпея в Греции приводить к следующим заключениям и замечаниям:
Целью с обеих сторон было одоление и низложение противника силою оружия и достижение единоличной верховной власти в Риме. Неоднократные же попытки Цезаря прийти к соглашению с Помпеем следует понимать не иначе, как в смысле особенной политики первого иметь видимую справедливость на своей стороне. Не для того же он поднял оружие и возбудил междоусобную войну, чтобы разделить с Помпеем власть и учредить дуумвират. Невозможно это было для того, который сказал, что «предпочитает лучше быть первым в деревне, нежели вторым в Риме». Да и не к этой цели стремился он постоянно и неуклонно с самых молодых лет своих.
Но средства, употребленные с обеих сторон для достижения этой цели, были существенно различны. Со стороны Цезаря в этом отношении видны необыкновенные: дальновидность и основательность, настойчивость и последовательность, мудрость и сила всех соображений и действий. Восемь лет (58 – -51) готовил он себе надежные: орудие и основание действий для предначертанной им в уме своем войны, долженствовавшей решить между ним и Помпеем. И он приобрел их в превосходной степени – как в 10-ти легионной, победоносной армии своей, закаленной в трудах и боях, вполне преданной и доверенной ему, готовой на все под его предводительством, так и в покоренной им. Галлии, которая должна была и могла служить ему первым и отличным основанием действий против Италии и Испании.
Но Помпей, в своем усыплении, не принял заранее никаких мер противодействия. Обладая, за исключением областей Цезаря (3-х Галлий и Иллирии), всею территорией и морями республики, со всеми её военными силами и средствами, он как будто ни во что не вменял вероятного восстания Цезаря против него войною. Возлагая особенные надежды на свои области – Испанию и Африку и находившиеся в них войска, он не подумал об усилении и утверждении своем в Италии и Риме и как будто забыл, что они составляли средоточие республики и что кто владел ими, тот владел и ею. Быстрый ход дел и переход Цезаря через Рубикон застигли его совершенно врасплох и. сразу доказали, что он пережил себя и свою славу и уже был не тот Помпей, что прежде. Первым чувством его был – страх, первым действием – бегство из Рима в Капую и наконец в Брундузий, для того, чтобы оттуда бежать в Грецию, дабы там собраться с силами и противостать Цезарю. Все это нельзя даже назвать неблагоразумием, но следует признать чистым безумием. Без боя уступать Цезарю Италию и Рим и как побежденному постыдно, бежать в Грецию значило – уже уступать Цезарю половину победы.
Цезарь, в 60 дней почти без боя завладев Италией и Римом и за неимением флота не могший тотчас следовать за Помпеем в Грецию, а в тылу за собою не хотев оставлять Испании и легионов Помпея в ней, обеспечил себя оборонительными против последнего мерами вдоль восточных берегов Италии в смело двинулся в Испанию. В 2 месяца заставил он покориться себе и легатов Помпея ― в Испании, и всю Испанию, и Массилию, и тогда уже, имея твердым и надежным основанием действий, не одну Галлию, но и Испанию, и Италию, переправился морем в Эпир, но, за недостатком судов, только с частью своей армии и подвергаясь опасности быть разбитым на море или бурею, или флотом Помпея. Пять месяцев затем оставался он на берегах Эпира против превосходных сил Помпея, которые легко могли подавить его, и лишь по прошествии этого времени успел соединиться с Антонием и остальною частью своей армии. В этом он явил и веру в свое счастье, которое действительно помогло ему, и силу своей воли, но не явил надлежащего, со стороны такого великого полководца, равновесия ума и воли. Переправу его морем в Грецию, с частями своей армии, в продолжении 5 месяцев, нельзя назвать ни благоразумным, ни безошибочным, но следует признать слишком смелым и даже отважным до неблагоразумия. – «12 легионов, которые Цезарь собрал при Брундузие», – говорит Наполеон I – «пришли из Испании, Галлии и с берегов р. Пада (По), поэтому кажется, что ему лучше было бы направить их чрез Иллирию в Македонию; из Плаценции не было пересечения двух путей и расстояние одинаково для достижения Эпира; армия его пришла бы туда вся вместе; ему не нужно было бы переправляться морем – важное препятствие, которое едва не сделалось гибельным для него против превосходного числом флота». – И это безусловно верно и неоспоримо. «Правда» – прибавляет Наполеон I – «что мореплавание было тогда в детстве: суда не могли плавать по ветру и крейсировать, и должны были запасаться на берегах водою, дровами и продовольствием». Следовательно – выгоды и невыгоды были равные с обеих сторон. Наполеон I осуждает действия Помпея до соединения Цезаря с Антонием, а Цезаревы – с этого времени до отступления от Диррахия. «Помпей» – говорит он- «с такою сильною армиею не должен был позволять Цезарю 5 месяцев держать его, Помпея, как бы в осадном положении. а действия Цезаря, по соединении его с Антонием, т.е. обложение Помпея, он называет крайне отважными иди дерзкими (cemeraires), «за что» – прибавил Наполеон – «он и был наказан. Как мог он надеяться с успехом держаться на протяжении обширной контрвалационной линий своей, окружая армию Помпея, занимавшую центральное положение и имевшую в тылу свободное море? – После громадных работ, он потерпел неудачу, был разбит, потерял лучшие войска свои и был принужден покинуть поле сражения. Помпей же удовольствовался только тем, что противопоставил обширной контрвалационной линии его менее обширную циркумвалационную, и действительно, могли он поступить иначе, не желая вступать в бой? – Но ему следовало лучше и больше воспользоваться боем при Диррахие: в этот день он мог бы доставить республике победу». – Некоторые новейшие военные писатели, безусловные и восторженные восхвалители всего, что ни делал Цезарь, не порицают, а только удивляются необыкновенной смелости переправы его морем в Эпир и обложения им Помпея при Диррахие. Но мнению Наполеона I гораздо вернее такого увлечения, и несомненно, что Цезарь в этих двух случаях уже слишком положился на свое счастье и явил более силы воли, нежели силы ума или благоразумия, иначе – сделал большая ошибки, за которые, как справедливо говорит Наполеон I – и был наказан.
Касательно огромных фортификационных работ Цезаря при Диррахие, Наполеон I говорит, что, при тогдашнем белом и метательном оружии, они вполне достигали Цели, которой не достигли бы в наше время. Лопата и кирка – прибавляет он – были в то время столько же. нужны воину, сколько щит и меч-
Генерал Лоссау (Ideale der Kriegfuhrung etc) говорит, что, из всех действий Цезаря в Греции, особенного внимания заслуживают два момента: соображений (его при Диррахие и решимости его при Фарсале. В отношении к первым, «странным кажется» – говорит Лоссау – «что такой полководец, как Цезарь, в том относительном, положении, в котором находились он и Помпей, положил и надеялся одолеть последнего, не боем, а только обложением укрепленною линией. Но это было чрезвычайно трудно для него с армиею, недостаточною для занятия и обороны слишком обширной линии, в которой он нигде не был достаточно силен. Поэтому, неудача и поражение его были несчастьем для его армии, но счастьем для него самого, потому с ложного пути вывели его на истинный. Счастьем для него было также и то, что против него был Помпей, постоянно избегавший боя и лишь случайно разбивший частью сил часть армии Цезаря на одном пункте его линии, тогда как легко мог с главными силами прорвать ее на любом пункте и нанести Цезарю сильное и даже решительное поражение». – В отношении же к решимости Цезаря вступить в бой с Помпеем при Фарсале, генерал Лоссау говорит, что с 24 мая – дня боя при Диррахие, до 29 июня – дня сражения при Фарсале {По счислению Гишара, несогласному впрочем с счислением Наполеона I и других новейших писателей, которые сражение при Фарсале означают произошедшим 20 июля по Юлианскому календарю, почему бой при Диррахие приходится 15 июня.} эта решимость Цезаря имела достаточно времени созреть, но, не смотря на то, заслуживает полного одобрения, потому что не всякий полководец решится, в первую благоприятную минуту, с слабейшею армиею атаковать сильнейшую, даже предводимую таким нерешительным человеком, каким показал себя Помпей. Решимость эта была очень важна для Цезаря, потому что с нею сопряжено было решение вопроса: быть или не быть ему, Цезарю. Теперь он уже ясно видел конечную цель свою и необходимость решительно устремиться к ней. Тут была необходима необыкновенная сила воли, а такой человек, как Цезарь, недостатка в ней не имел и в этом случае вполне проявил ее, а остальное – предоставил своему счастью. Соображения же ума становились уже вспомогательными, но второстепенными средствами. Словом, из рассуждений генерала Лоссау об этом предмете следует, что Цезарь, в этом случае, как Александр В, Ганнибал и все великие полководцы в подобных случаях, явил перевес силы воли над силою ума и принятую решимость поставил выше всех побочных соображений, соединенных с недоумением, сомнением, колебанием и т.п. – Эта решимость, по замечанию генерала Лоссау, и наставила Цезаря на истинный путь, по которому он и пошел уже с величайшею энергией. Став при Метрополе, он ждал Помпея, дабы сначала маневрировать против него и потом в благоприятную минуту атаковать. Но Помпей сам двинулся против него и тогда Цезарь, приближаясь к нему, стал вызывать его на бой, на который Помпей наконец и решился и который и произошел при Фарсале так, как было описано выше. В этом сражении, со стороны Цезаря особенного внимания заслуживают 1) назначение и расположение 6-ти резервных когорт и 2) совершенно своевременно поданный Цезарем сигнал к атаке ими Помпеевой конницы, что и решило победу. Вообще – заключает генерал Лоссау – способ воззрения Цезаря, его прозорливость, решимость и деятельность в течении всего времени от боя при Диррахие до и после сражения при Фарсале – являются неоспоримо и в полном блеске. Точно такой же характер имело и быстрое, неутомимое преследование. Цезарем Помпея до самого Египта.
Касательно урона обеих сторон при Фарсале, Наполеон I замечает, что он, как и вообще во всех сражениях древних времен, очень понятен, также по свойству тогдашнего белого и метательного оружия. Армии в древности требовали состава из людей, хорошо обученных телесным упражнениям, а те армии, которые состояли из старых и опытных в этом войск, всегда имели преимущество. При Фарсале обе армии состояли из римских и вспомогательных войск, но Цезаревы войска свыклись с войною на севере, а Помпеевы – на юге.
Помпей, в сражении при Фарсале, явил непостижимые: самонадеянность, непредусмотрительность и, когда конница его, главная надежда его, была опрокинута и бежала – упадок духа, почти лишивший его рассудка. «Он горько жаловался потом» замечает генерал Лоссау, «что так был обмануть в своих надеждах и что те, на кого он более всего надеялся (разумея конницу, в которой были знатнейшие римляне), изменили ему и предались бегству. Но он сам был виною того, ошибочно распорядившись атакой своей конницы и главное – сам потеряв голову и покину в армию, тогда как должен был и мог бы еще употребить все до последней крайности для того, чтобы предотвратить или по крайней мере уменьшить свое поражение.
Жалкая смерть его внушила Наполеону I следующие слова, служащие характеристикою продолжительного и замечательного, государственного и военного поприща этого человека:
«Так погиб великий Помпей, 58 лет от роду, З6 лет исправлявший высшие должности республики. Он совершил 17 военных походов: в 83, 82, 77, 49, 48 годах против римлян марианской и Цезаревой партий; в 81 г. в Африке, в 76, 75, 74, 73, 72 и 71 гг. в Испании; в 67 г. против морских разбойников; в 65, 64 и 63 гг. против Митридата; он восторжествовал (т.е. был удостоен триумфов) в 81 г. над Африкой, в 71 г. на Испанией и в 61 г. над Азией; он три раза был консулом, в 70 и 55 гг. вместе с Крассом, а в 52 г. с Метеллом Сципионом; – Помпей, которого более всех любили римляне и назвали его Великим, когда ему было еще только 26 лет от роду.»
И этот человек, в борьбе с Цезарем о власти, низпал на такую низкую степень, какая была изображена выше и привела его к жалкой погибели!
В заключение остается привести то, что Наполеон I замечает касательно времени действий в Греции. «Поход Цезаря в ней», – говорит он – «соделавший последнего властелином мира, продолжался 10 месяцев, считая с половины октября до сражения при Фарсале в июле (т.е. по Юлианскому календарю или по старому стилю), один месяц после жатвы. Помпей был убит в конце сентября (то был месяц его рождения), 1 месяц или 6 недель после сражения. Историки сообщают мало сведений о числах и времени событий; известно только, что Антоний соединился с Цезарем в конце зимы, т.е. в марте {Правильнее – в феврале.} или, по Тогдашнему римскому календарю, в мае; что пока обе армии находились при Диррахие, жатва созревала, следовательно это было в июне по нашему календарю или в конце сентября по тогдашнему римскому».

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ И ПОТОМ С ЕГО ПАРТИЕЙ (49–45)., (Продолжение).

II.
Александрийская война, поход против Фарнака и действия в Греции.

II. Александрийская война (48–47). – §§ 304–305. Причины и цель войны; – -обложение Цезаря египтянами в Александрии; – действия с обеих сторон на сухом пути и море. – § 306. – Прибытие Митридата пергамского с войсками в Египет; – сражение при р. Ниле; – сдача Александрии Цезарю и конец войны – § 307. замечания.

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXVI,

II
Александрийская воина (48–47).

§ 305. Причины и цели войны; – обложение Цезаря египтянами в Александрии; – действия с обеих сторон на сухом пути и море.

Цезарь, преследуя Помпея, прибыл, три дня спустя после его убиения, в половине августа 48 г., к Александрии, на 10-ти военных судах, на которых были посажены 2 легиона и 800 чел. конницы, всего не более 5, т. чел. (с экипажами судов). Он стал на якоре в новой гавани и занял царский дворец, расположенный против мыса, отделявшего новую и старую гавани от театра и цирка, служившего цитаделью.
Выше было сказано, что в это самое время дети умершего египетского царя Птолемея XI Авлета, 17-ти-летняя дочь Клеопатра и 13-ти-летний сын Птолемей находились в войне между собою за обладание престолом и стояли одна против другого с. войсками у Пелузия, на границе Египта и Сирии.
По завещанию отца их, исполнителем которого он назначил римский народ, Клеопатра и Птолемей должны были царствовать вместе. Цезарь говорит, что римскому народу и следовательно ему, Цезарю, как консулу, принадлежало право прекращения войны между сестрою и братом за престол, тем более, что союз Рима с умершим царем был утвержден законом сената во время консульства его, Цезаря. Вследствие того, он дал знать Клеопатре и Птолемею, чтобы они распустили свои войска и решили спор между собою перед ним.
Но евнух Потин, опекун Птолемея и правитель царства, восстал против этого и двинул от Пелузия к Александрии 20 т. хорошо устроенных, опытных и храбрых войск под начальством полководца Ахилла. В числе этих войск было 18 т. чел. пехоты и 2 т. чел. конницы, большею частью римских, служивших в армии Помпея.
Узнав о движении Ахилла к Александрии, Цезарь заключил под стражу молодого Птолемея и Потина и привел занятую им, Цезарем, часть Александрии в оборонительное положение. Ахилл, вступив в Александрию, пытался взять занятую Цезарем часть города открытою силой, но был отражен и тесно обложил в ней Цезаря с сухого пути. Чтобы отрезать его также и от моря и захватить в новой и старой гаванях находившиеся в них 72 египетские судна, а в новой – и суда Цезаря, египетский флот из 70-ти больших судов направился в ту и другую гавани. Если бы он успел в этом, то Цезарь был бы отрезан от моря и совершенно обложен в Александрии. Но, к счастью для Цезаря, он успел, хотя и с большим трудом, отразить египетский флот и даже сжег все египетские суда в обеих гаванях. А дабы впредь лишить египтян возможности проникать в новую гавань, он занял гарнизоном башню с маяком на островке, лежавшем перед входом в эту гавань и соединенном с городом плотиной. Таким образом он обеспечил свои сообщения с морем и послал в ближайшие приморские места за продовольствием. Со стороны города же он принял все возможные меры для прикрытия и усиления себя укреплениями и для добывания продовольствия и фуража. Владея царским дворцом и, в связи с ним, театром и цирком, он сильно укрепил их и занял войсками, занял также и частью разрушил все дома, отделявшие его от средних городских ворот, открыл свободное сообщение с озером Мареотисом и добывал из него пресную воду, а из окрестностей его продовольствие и фураж. Он принял также меры для скорейшего сбора к нему в Александрию наибольшего числа войск и судов. С этой целью он послал преданного ему Митридата пергамского в Малую Азию, для сбора в ней войск и приведения их сухим путем чрез Сирию в Египет. С о. Родоса и из Сирии и Киликии он приказал прислать себе морские суда, а с о. Крита стрелков. От Малха, царя одного из племен Аравии, он потребовал конницы, а от подвластных ему городов – военных орудий и машин, продовольствия и вооруженных людей. От главного же врага своего, – Потина, он избавился тем, что открыв, как говорит, тайную переписку его с Ахиллом, приказал казнить его.
Египтяне, с своей стороны, также деятельно укреплялись и заградили все входы и проходы в город, со стороны Цезаря, высокими и толстыми стенами с зубцами и с высокими, до 10-ти ярусов, башнями. Главные деятели их гласно заявляли, что эта война представляла удобнейший случай избавиться от римского владычества и что если в-это время не будут употреблены все возможные средства для того, то Египет неизбежно будет обращен в римскую провинцию.
Вскоре младшая сестра Клеопатры и Птолемея, Арсиноя, успела бежать из царского дворца, занятого Цезарем, в город, приказала умертвить Ахилла и передала начальствование египетскою армией евнуху своему Ганимеду. Первым предприятием его было то, чтобы отрезать Цезарю пресную воду, которою занятая им часть города снабжалась извне посредством подземных труб, и испортить воду в колодцах этой части города, смешением её с морскою водою. Это повело к большим и трудным работам, но не достигло цели, потому что Цезарь успел добывать пресную воду, из некоторых родников и из вырытых колодцев на берегу моря.

§ 305. Прибытие к Цезарю 37-го легиона; – действия и победы Цезаря на море при Александрии.

Вскоре к Цезарю прибыл морем от о. Родоса 37-й легион, составленный из остатков армии Помпея и присланный Домицием с продовольствием, оружием, орудиями, машинами и пр. Эта эскадра судов стала на якорь к западу от Александрии (близ места позднейшей башни арабов), потому что господствовавшие в это время года восточные ветры не позволили ей вступить в новую гавань. Дабы спасти ее и ввести в эту гавань, Цезарь вышел из неё со всеми бывшими у него судами, но без войск на них. Египтяне, узнав об этом, выслали против Цезаря все свои суда, но с посаженными на них войлоками. Следствием этого был морской бой, в котором Цезарь взял у египтян одно большое, военное судно, другое потопил и, если бы не наступила ночь, то истребил бы или взял бы весь египетский флот; но он успел спастись в старую гавань, а Цезарь торжественно провел мимо него свою эскадру в новую.
Эта неудача египтян побудила Ганимеда значительно удалить флот. Он приказал деятельно исправлять все остававшияся еще в старой гавани суда, собирать нужные для того материалы, собрал все суда, стоявшая в семи устьях Нила для защиты их, и в скором времени имел уже 22 судна в 4 ряда весел, 5 – в 5 рядов и множество меньших разной величины, с опытными и искусными экипажами на них.
Цезарь с своей стороны имел 9 родосских, 8 понтийских, 5 сирийских и 12 малоазиатских судов, всего 34, из которых только 5 были в 5 и 10 в 4 ряда весел, остальные же 19 были меньших размеров. Не смотря на то, он вышел с ними из новой гавани, обогнул маяк и построил свой флот в боевой порядок против старой гавани, имея родосские суда на правом фланге, а понтийские на левом. При виде этого, египетский флот изготовился к бою, ― но чтобы вступить в него, тому либо другому флоту необходимо было первому пройти через три опасных прохода между каменными грядами, замыкавшими вовсю ширину вход в старую гавань, при чем тот из двух флотов, который, в виду другого, первый решился бы на, это, ― подвергся бы большой опасности. Но начальник родосских судов, Евфранор, вызвался первым пройти с 4-мя своими судами через средний проход, исполнил это отважно, искусно, и удачно, и открыл тем всему Цезареву флоту вход в старую гавань. Цезарь немедленно и решительно атаковал в ней египетский флот и, не смотря на все превосходство его в числе судов и опытности и искусстве экипажей на них, после упорнейшего боя одержал полную и совершенную победу над ним, взял 2 и потопил 2 большая судна, а остальные спаслись у берегов гавани, под прикрытием плотин и стрелков, расположенных на кровлях домов.
Одержав эту победу, Цезарь положил овладеть всем островком, на котором занимал только одну башню с маяком, равно и плотиной, которая соединяла его с городом. Это повело к упорному бою на плотине и на островке: Цезарь овладел последним и местечком на нем и взял 600 чел. в плен. Но египтяне удержали за собою ближайшую к городу половину плотины, и укрепленный замок на краю её со стороны города. Цезарь. несколько раз пытался отнять их, но был отражен с большим уроном и при этом сам едва не утонул в море. Судно, на котором он находился, будучи переполнено спасавшимися, погрузилось в воду, и он был принужден вплавь спасаться на более отдаленные суда, в чем однако успел. Однако эта, неудача не только не лишила его войска бодрости, но и еще более возвысила дух в них и вообще не имела никаких невыгодных для Цезаря последствий.
Вслед затем к Цезарю явились из города послы с просьбой от народа возвратить ему царя его., Птолемея, и с обещанием подчиниться решению последнего, каково бы оно ни было. Хотя Цезарь хорошо знал хитрость и коварство египтян, однако склонился на их просьбу, надеясь, что Птолемей удержит их в повиновении, хотя эта надежда была совершенно неосновательна, что и доказали последствия. Молодой Птолемей сначала никак не хотел разлучиться с Цезарем и со слезами уверял его в своей преданности, но наконец согласился ― и едва только удалился от него, Как обнаружил самые враждебные к Цезарю и римлянам чувства и действия.
{Цезарь говорить что Птолемей, хотя и очень молодой, уверил его в желании и надежде своих усмирить восстание в Александрии и положить тем конец воине. Но верить в этом Цезарю можно также мало, как и ему можно было верить уверениям Птолемея. Turpin de Crisse полагает, и не без вероятия, что Клеопатра в это время уже приезжала тайно в Александрию, дабы лично ходатайствовать за себя перед Цезарем, и что последний освободил Птолемея с тою именно целью, чтобы явно даровать свое покровительство Клеопатре, так как наперед был уверен, что Птолемей не сдержит своего слова. Словом – Цезарь был в этом случае коварен не менее Птолемея.}
Египтяне вскоре увидали, что немного выиграли от возвращения им Птолемея, тем более, что узнали о скором прибытии к Цезарю, сильных подкреплений. Дабы по крайней мере перехватывать их на море или не допускать до Цезаря, они, успев между тем снова усилить и снарядить свой флот, послали его к нын. Канапу, на Абукирском рейде. Начальник Цезарева флота, Нерон, поспешил туда же и следствием этого был новый бой, впрочем нерешительный, в котором храбрый Евфранор лишился жизни.
§ 306. – Прибытие Митридата пергамского с войсками в Египет; – сражение при р. Ниле; – сдача Александрии Цезарю и конец войны.

Уже 8 месяцев (с половины августа 48 г. до половины апреля 47 г.) вел Цезарь эту несчастную войну, в которую так неожиданно и против воли вовлечен был, когда наконец Митридат пергамский с войсками, собранными им в Малой Азии (но в каком числе неизвестно), прибыл к Пелузию, укрепленному египетскому городу на границе Сиры, считавшемуся ключом Египта. Митридат атаковал и взял его приступом и тотчас двинулся усиленными переходами к Мемфису, куда прибыл на 7-й день, а отсюда вниз по левому берегу Нила – к Александрии. По словам Гирция Панзы, Митридат от Пелузия двинулся к Александрии, а Птолемей и Цезарь, узнав об этом, оба в одно время двинулись из Александрии на встречу ему, но каким образом и какими путями – Гирций Панза того не объясняет. Нет сомнения, что Птолемей оставил часть своих сил в Александрии против Цезаря, а сам с главными силами двинулся против Митридата. Но каким образом Цезарь, обложенный в Александрии, мог также двинуться туда – непонятно. Наполеон I, бывший сам в Египте и Александрии и знавший хорошо местность в устьях Нила, объясняет это -так, что Митридат двинулся от Пелузия к Мемфису, куда прибыл на 7-й день, а от Мемфиса вниз по левому берегу Нила к Александрии; – что Птолемей с своею армией сел на суда на Ниле и соединился с своими войсками, отступавшими перед Митридатом, почти на высоте дельты Нила (т.е. начала разветвления его); – что Цезарь, с своей стороны, отплыл с главными своими силами из Александрии морем на судах к нын. башне арабов (tour des Arabes), к западу от Александрии, высадился там, обогнул озеро Наркотес, двинулся прямо к армии Митридата и соединился с нею без боя с Птолемеем, на месте расположения её вдоль канала, проведенного из Нила, почти на высоте нын. Алькама.
Далее, по словам Гирция Панзы, Птолемей сначала выслал на встречу Митридату сильный отряд войск, который был опрокинут, а затем сам двинулся с главными силами и несколько раз атаковал Митридата, но также был отражен им. Цезарь же, без боя соединясь с Митридатом, двинулся против лагеря Птолемея, не смотря на то, что недалеко от него должен был переходить через реку (вероятно – тот канал, о котором говорит Наполеон I). Так как войска его совершили утомительный переход, то он отложил до следующего утра атаку лагеря Птолемея в очень, крепкой и выгодной позиции. На следующее же утро он атаковал его главными силами с фронта, а несколькими когортами в обход с фланга, чем и решил победу. Армия Птолемея была разбита и обратилась в бегство на суда, стоявшие на Ниле. То из них, на котором находился Птолемей, от множества спасавшихся людей на нем погрузилось в воду и Птолемей утонул.
Цезарь немедленно Двинулся с своею конницей к Александрии. Жители её вышли на встречу ему со всеми своими сокровищами, чтоб умилостивить его, и смиренно просили пощады. Цезарь успокоил их и торжественно ступил в город чрез неприятельские укрепления, приветствуемый, как победитель, оставленными им в Александрии войсками своими. Затем он привел в исполнение завещание Птолемея Авлета таким образом, что по случаю смерти сына его, Птолемея, назначил царем младшего малолетнего брата его, в соправительстве со старшею сестрою его Клеопатрой, а младшую сестру их Арсиною осудил на изгнание из Египта. Два месяца после того он оставался в Александрии, а затем двинулся в Сирию с 6-м. легионом, составленным из 1200 старых ветеранов, оставив все прочие войска свои в Александрии и Египте, для содержания их в порядке и повиновении.

§ 307. Замечания.

Так кончилась Александрийская война, продолжавшаяся 9 месяцев (с половины августа 48 г. до половины мая 47 г.). Первые 8 месяцев прошли в наступательно-оборонительных действиях Цезаря в Александрии и преимущественно на море, а 9-й месяц в действиях против Птолемея вне Александрии, в поле, кончившихся победой в сражены при р. Ниле. Следующие же два месяца Цезарь провел в Александрии, будто бы для устройства дел Египта, но собственно потому, что предался страсти к Клеопатре.
С самого начала, прибыв в Александрию лишь с 5 т. войск на судах, он был обложен в занятой им части города, с сухого пути и моря, превосходными числом войсками и флотом египтян. Убедясь, что война эта, в которую он был вовлечен так неожиданно, могла быть решена только после сосредоточения им в Александрии нужных для того сухопутных и морских военных сил и средств, он покорился необходимости ждать этого с терпением. А до того времени он принял все возможные ему меры, сначала чисто оборонительные, потом соединенные с наступательными и под конец преимущественно наступательный. Но при этом главные действия происходили не со стороны твердой земли и города, а преимущественно со стороны моря, обеих гаваней, плотины и маяка. Со стороны твердой земли и города, значительных действий не происходило, но на море произошли три важных боя, из которых один важнейший в старой гавани, в которой Цезарь, лично предводительствуя своим флотом, разбил египетский. По своему, обыкновению – всё делать лично, в не через других, он всегда и везде являлся главным деятелем, и на твердой земле и на море, и личным своим присутствием и необыкновенною деятельностью одушевляя всех, руководил всем и всеми.
Наполеон I по поводу Александрийской войны делает следующие замечания:
1) Война эта дала Помпеевой партии 9 месяцев времени усилиться и утвердиться в Африке и потребовала двух новых и трудных походов Цезаря, в этой стране и потом в Испании, для совершенного одоления этой партии, чего не было бы, если бы Цезарь, после сражения при Фарсале, тотчас отправился в Африку, или, если уже последовал за Помпеем в Александрию, то по крайней мере взял бы с собою 4 или 5 легионов, для перевоза которых морем не имел недостатка в судах, или, наконец, удовольствовался бы мнимою покорностью Птолемея и отложил бы отмщение ему на год.
2) 5 т. войск и 10 судов с 4 т. экипажа были слишком слабы и недостаточны для того, чтобы вести войну с Египтом и покорить такой город, как Александрию. Но Цезарь имел двоякое счастье – завладеть дворцом, цирком или цитаделью и башней с маяком и сжечь египетский флот Только месяц спустя после его прибытия в Александрию, вступила в нее египетская армия, прибывшая от Пелузия, а он вскоре после того получил до 24 морских судов с подкреплениями и запасами. Следовательно во всей Александрийской войне его нет ничего необыкновенного (merveilleux), все планы, составленные комментаторами его в объяснение этой войны, ложны. Александрия, и тогда, как теперь, имела две гавани: новую, занятую Цезарем, окруженную городскими набережными и вход в которую защищала башня с маяком, и старую, занятую александрийцами и образовавшую обширный рейд в виде дуги, хорда которой простирается до 6 т. туазов (около 5 т. сажень {Туаз=6 ф. = 6 ф. 4,7 рус. фут. = 2,7406 рус. аршин. }), а город Александрия не занимал и трети этого протяжения к западу.
3) Цезарь, в войне в Галлии, никогда не означает ни сил своей армии, ни мест, где он сражался; сражения его не имеют названий; продолжатель его записок столько же темен; правда, он рассказывает, что Митридат взял Пелузий, но ни чего не говорит о дальнейшем движении его, а напротив находится в противоречии с современными писателями, которые говорят, что от Пелузия Митридат двинулся к Мемфису, взял его, спустился по левому берегу Нила до Александрии и был остановлен армией Птолемея почти на высоте Алькама. Поэтому сражение было, кажется, на том пункте, где с Нилом соединялся канал, следы которого видны еще и теперь. Комментатор Цезаря называет этот канал рекою, но известно, что в Египте нет рек (кроме Нила), а имеются только каналы. Историки, по своему обыкновенно, оставляют нас в неизвестности о времени сражения; однако кажется, что оно произошло в конце мая или в начале июня; в это время вода в Ниле не совершенно низка, а это заставляет предполагать, что армия Митридата прошла чрез пустыню в апреле.
Генерал Лоссау замечает, что Египет легко мог соделаться гробницею славы Цезаря, если бы последний усомнился в своем счастье, т.е., по его понятиям, в самом себе – и что не без основания обвинили его также в том, что он в свои пожилые лета предался страсти к Клеопатре; но что природная нечувствительность его служила ему щитом, сквозь который не могло глубоко проникнуть сердечное чувство, и если он и имел мимолетные минуты слабости, то последствия доказали, что Клеопатра столь же мало, сколько и другие, могла надолго удержать его в своей власти.
Но генерал Лоссау, столь же восторженный и снисходительный почитатель Цезаря, сколько Наполеон I, напротив, довольно строгий, хотя и справедливый, судья его, – слишком снисходительно судит о мимолетных минутах слабости его. Для такого человека и полководца, как Цезарь, поставившего себе целью быть владыкой обширной римской республики или, по понятиям того времени, вселенной, при тогдашних обстоятельствах в Риме и его провинциях, наконец в лета Цезаря – 53 года, целые два месяца, проведенные им в Александрии ради страсти к Клеопатре и страсти вовсе не сердечной, а плотской, ничем не могут быть оправданы, составляют не только пятно, но и позор для Цезаря и доказывают только, что хотя он и великий человек и великий полководец, но вместе с тем и человек своего, до крайности развращенного времени.

§ 308. Поход Цезаря против Фарнака. – Действия Фарнака и Домиция в Малой Азии; – сражение при Никополе.

Фарнак, сын Митридата В., в начале 63 г. возмутивший войска его против него и провозглашенный ими царем, обложивший отца своего в Пантикапейском замке и тем заставивший его лишить себя жизни, затем изъявил свою покорность Помпею, который сохранил ему за то Боспорское царство, за исключением Фанагории (см. ч. III. § 249). {Наполеон I говорит, что Фарнак был одним из орудий, которые послужили Помпею для того, чтобы избавиться от Митридата, а в награду за то он получил от Помпея царство Боспорское.}) Когда же, 16 лет спустя, Фарнак увидал, что римская республика была раздираема междоусобною войною Цезаря и Помпея, то, по смерти последнего, решился воспользоваться тем, для возвращения себе всех владений, составлявших некогда обширное царство отца его. Он завладел Колхидой, царством Понтийским, столицею которого был Синоп, любимое местопребывание Митридата, и наконец напал на Малую Армению и Каппадокию. Царь первой из них – Дейотар и второй – Ариобарзан просили помощи Цезарева легата Домиция, начальствовавшего в Малой Азии. У последнего было 3 легиона, из которых 2 он, по приказанию Цезаря, послал ему в Египет, а у него остался только один 36-й. Поэтому он поспешно набрал 1 легион в Понтийском царстве, присоединил к нему 2 легиона, набранные Дейотаром в Малой Армении и устроенные им по-римски, и собрал эти 4 легиона при городе Команы в Каппадокии. От Коман путь сообщения с Малою Армениею проходил чрез лесистый горный хребет. Домиций двинулся вдоль этого хребта и расположился лагерем близ города Никополя. На другой день он подступил к Никополю и увидал здесь армию Фарнака, уже построенную в боевой порядок в одну линию, но с тремя резервами позади центра ― и обоих крыл. Домиций начал укреплять свой лагерь в виду неприятеля и, укрепив его, расположился в нем. Фарнак, с своей стороны, желая протянуть войну и надеясь, что положение Цезаря в Александрии заставить Домиция ослабить себя отправлением подкреплений ему, прикрыл оба крыла свои укреплениями. Но несколько дней спустя Домиций двинулся против него в боевом порядке. В происшедшем вследствие того сражении, два легиона Дейотара обратились в бегство, понтийский легион сражался очень плохо и весь бой выдержал только один 36-й легион, но, окруженный со всех сторон, он был принужден отступить в свой лагерь. Фарнак одержал полную победу и остался обладателем Понта, Малой Армении и Каппадокии, а Домиций поспешно отступил во внутренность Малой Азии. Фарнак в Понте и Каппадокии поступил точно так же, как некогда его отец – приказав умертвить или изувечить всех римских граждан и захватив все их имущества, и восстановил царство Митридата во всем его объеме, в уверенности, что Цезарь погибнет в Александрии.

§ 309. – Движение Цезаря из Египта чрез Сирию в Малую Азию.

Цезарь, прибыв с 6-м легионом в Сирию, устроил дела её, оставил в ней легата и родственника своего, Секста Цезаря, затем сел с 6-м легионом на суда и переправился морем в Киликию. Здесь в Тарсе он собрал представителей части Малой Азии и также устроил дела её. Присутствие его в Риме было крайне необходимо (см. ниже § 312), он знал это, но рассудил, что прежде, нежели возвратиться туда, ему еще более необходимо было смирить Фарнака и вполне обеспечить себя с этой стороны. Поэтому он двинулся с 4-мя легионами: 6-м, 36-м и двумя Дейотаровыми и с конницей к Команам. Фарнак старался умилостивить его всякого рода предложениями покорности, на что Цезарь объявил ему свои условия, на которых соглашался принять ее. Но Фарнак вместо того расположился с своею многочисленною армиею в сильно-укрепленном лагере на высотах по правую сторону города Зелы, Зилы или Зилеи в Понте (недалеко от нын. Амазии, главного города Сивасского пашалыка в азиатской Турции), где в 67 г. Митридат В. разбил на голову римскую армию претора Триария (см. Ч. III § 246). Цезарь, от Коман двинувшийся к Зеле, расположился лагерем в 5 милях (7 верстах) от неё, но несколько дней спустя ночью приблизился к ней на 1 милю (около 1 ½ версты). Впереди лагеря Фарнака находилась цепь высот, а между нею и высотами, на которых был расположен лагерь Фарнака, простиралась равнина, версты в 2 шириною. Эта вторая, передняя цепь высот составляла весьма выгодную позицию. Митридат занимал ее в 67 с, когда разбил Триария, но Фарнак не воспользовался занятием её. Цезарь, заметив эту ошибку, ночью занял эту цепь высот и приказал своим войскам укреплять на них лагерь.

§ 310. Сражение при Зеле.

31 мая на рассвете Фарнак, увидев Цезаря в такой близости от себя и полагаясь на превосходство сил своих, решился немедленно атаковать римскую армию, прежде нежели она успела бы укрепить свой лагерь. Он построил свою армию в боевой порядок, в 4 линии, имея впереди военные колесницы, спустился на равнину, а из неё двинулся на высоты, на которых находилась армия Цезаря. Последний не хотел верить, чтобы это была действительная атака, но считал наступление Фарнака только ложным движением, с целью воспрепятствовать укреплению римского лагеря. Поэтому он только приказал 1-й линии стоять под оружием и прикрывать укрепление лагеря. Однако вскоре приближение военных колесниц, за которыми с громкими криками следовали все 4 линии армии Фарнака, убедили Цезаря, что он ошибся. Поэтому все войска, занятые укреплением лагеря, должны были покинуть работы, вооружиться и построиться в боевой порядок между 1-ю линиею, уже находившеюся в бою, и между недоконченным лагерем. Не успели они построиться, как 1-я линия уже была прорвана в середине военными колесницами. Положение Цезаря становилось опасным, но, по счастью, 6-й легион, составлявший правое крыло и хотя состоявший только из 1200 чел., но старых, опытных и храбрых ветеранов, опрокинул, после упорного боя, левое крыло Фарнака, уже входившее на высоты, и привел его в совершенное расстройство. Отступление его послужило знаком общего бегства армии Фарнака. Цезарь живо и сильно преследовал бежавших до самого лагеря их и завладел им и всеми тяжестями, казною и сокровищами Фарнака. Последний едва успел спастись и несколько месяцев спустя погиб в бою против одного из подвластных ему владетелей. Армия его рассеялась, а Малая Армения, Каппадокия, Понт, Боспор и Колхида покорились Цезарю. Война с Фарнаком была решена одним сражением и Цезарь уведомил о том одного приятеля своего в Риме -тремя словами: veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил), которые сделались историческими. «Счастливый Помпей!» – сказал Цезарь после сражения при Зеле – «вот те неприятели, поражение которых доставило тебе имя Великого!» – В награду Митридату пергамскому за услуги, оказанные им в Египте, он даровал ему Боспорское царство.
На другой день после сражения при Зеле он поспешно отправился в Рим, под прикрытием отряда конницы.

§ 311. Действия в Иллирии и Греции.

Между тем как Цезарь действовал против Помпея Эпире и Фессалии, а потом против египтян в Александрии и Фарнака в Малой Азии, приверженцы Помпея, с своей стороны, действовали в Африке, Иллирии, Греции и на море. Действия их в 48 и 47 годах в Африке, заключавшаяся в значительном усилении их в ней, изображены ниже (§ 314). Действия же в Иллирии, Греции и на море заключались в следующем:
Иллирия состояла в то время из Паннонии (нынешних Австрии и части Венгрии и Сербии), Либурнии (нынешних Истрии и Кроации) и Далмации, по берегу Адриатического моря, простиравшейся до границ Македонии и имевшей главным городом. Салону (ныне Спалатро). После сражения при Фарсале, Помпеев легат Октавий направился с частью Помпеева флота к берегам Иллирии, в которой находился Цезарев легат Корнифиций с 2-мя легионами. Позже Цезарь, узнав, что в Иллирии собираются остатки армии Помпея, послал туда легата Габиния с 2-мя новонабранными легионами. Последний, потому ли, что действовал неосторожно, или потому, что войска его не имели еще достаточных опытности и твердости, был разбит иллирийцами и обложен ими в городе Саларе, где и умер. Октавий, владея морем, воспользовался поражением Габиния и покорил ¾ Иллирии, так что Корнифиций едва мог удерживаться в ней. Цезарь, обложенный в Александрии, не мог подать ему никакой помощи, но легат его Ватиний, начальствовавший в Брундузие, посадил там на перевозные суда несколько тысяч ветеранов, принадлежавших к 1?–ти легионам Цезаря, вышедших после болезни из больниц и ждавших случая присоединиться к своим легионам. Выйдя с ними в море, под прикрытием нескольких военных судов, он встретил флот Октавия разбил его и завладел и морем, и Иллирией, а Октавий с остатком своего флота удалился к Сицилии.
В Греции легат Цезаря Кален осадил Афины, державшие сторону Помпея, и, после упорного сопротивления, овладел ими. Цезарь помиловал афинян и сказал представителям их: «Ужели вы, достойные гибели, всегда будете обязаны спасением только памяти ваш их предков?» Мегара была также осаждена, но сопротивлялась упорнее, пока, доведенные до крайности, жители её выпустили против осаждавших множество львов, собранных в городе еще Кассием, для отправления их в Рим, где они должны были служить для боев в цирке. Но львы эти бросились на самих жителей и многих из них растерзали. После того Мегара сдалась и жители её были проданы в рабство. Один из легатов Помпея преградил стеною Коринфский перешеек, что воспрепятствовало Калену вступить в Пелопоннес. Но после сражения при Фарсале препятствие это было устранено и Кален занял Пелопоннес, а по прибытии его в Патры (ныне Патрас), Катон, находившийся в гавани его с флотом Помпея, удалился к берегам Африки.
Таким образом в 47 г. Иллирия, Греция и море уже были совершенно во власти Цезаря.

§ 312. Цезарь в Риме.

Наконец в июле 47 г., ― после почти 2 ½ лет отсутствия из Рима, Цезарь прибыл в него – и давно была пора тому. С одной стороны, – Рим продолжал быть вполне покорным Цезарю; консул назначил его, когда он был в Александрии, диктатором, а Антония – его начальником конницы, так что в 47 г., за отсутствием Цезаря, полную власть в Риме имел один Антоний. Но с другой стороны, Антоний привел всех в Риме в соблазн и негодование развратом, распутством и грабительствами своими. Молодой народный трибун Долабелла, стремясь к известности и славе и, подобно Антонию, обремененный долгами, предложил народу закон об уничтожении всех долгов. Это привело весь Рим в страшное волнение и произвело в нем большие беспорядки. К этому присоединилось еще то, что легионы, сражавшиеся в Галлии и Греции и расположенные вокруг Рима, не получая обещанных им наград, взбунтовались. 2-й легион отказался отправиться в Сицилию, а примеру его последовали и прочие легионы. В это самое время Цезарь прибыл в Рим и тотчас издал таксу на недвижимые имения, которые чрезвычайно понизились в цене, простил все недоимки и проценты долгов с самого начала междоусобной войны, приказал продать все имущества своих врагов, употребил всевозможные меры для приобретения денег, и даже имения Помпея были проданы с публичного торга. Их купил Антоний, надеясь ничего не заплатить за них, но это возбудило неудовольствие Цезаря. Сенат и народ изъявили полную готовность исполнять все требования и повеления Цезаря, и сверх множества почестей, назначенных ему по определению сената, ему предоставлено было также право объявлять войну и заключать мир.
Что касается легионов, то они, по прибытии Цезаря, успокоились, но вскоре взбунтовались еще яростнее, умертвили всех частных начальников своих, хотевших усмирить их, завладели своими орлами и двинулись к Риму, угрожая самому Цезарю. Последний приказал затворить городские ворота, но когда мятежники прибыли на Марсово поле, он вышел к ним, сел на трибуну и строго спросил их, чего они хотят? – «Мы покрыты ранами» – отвечали они – «довольно времени уже скитаемся по свету и проливаем кровь нашу и хотим увольнения». – «Даю вам его» – коротко и холодно отвечал Цезарь и затем прибавил, что через несколько недель отправится из Рима и, победив неприятеля с другими, новыми войсками, по возвращении даст старым легионам все, что обещал им. Затем он хотел удалиться, но легаты упросили его сказать несколько ласковых слов старым боевым товарищам своим, с которыми он преодолел столько опасностей и приобрел столько славы. Цезарь сел и, против своего обыкновения – называть их товарищами, начал речь словами: «Граждане...» – В войсках послышался общий ропот: «мы не граждане, а воины» – возразили они. Кончилось тем, что они просили прощения и позволения продолжать службу. Цезарь наконец простил их, кроме бывшего любимого 10-го легиона своего. Но этот легион сам собою, без позволения Цезаря, последовал за ним в Африку.
{Эта сцена рассказывается также несколько иначе. Войска думали, что Цезарь не мог обойтись без них и что, отказав ему в повиновении, они вынудят у него еще большие награды. Но Цезарь не мог низойти до такой зависимости от своих войск и спросил их: «Чего хотите, товарищи?» – «Увольнения» – отвечали они. – «Даю вам его, граждане» – возразил Цезарь» Это название граждане так огорчило их, что они тотчас раскаялись и просили прощения. Твердость его изумила, а холодность его опечалила их; но Цезарь только после вторичной, убедительной просьбы их даровал им прощение. Вероятнее однако то, что он с самого начала назвал их не товарищами, а гражданами.}

§ 313. Замечания.

Наполеон I делает следующие замечания, касательно действий против Фарнака, в Иллирии, Греции и на море:
1) Успех, одержанный Фарнаком над Домицием, доказываете, какая разница была между хорошими и дурными войсками. Три легиона (2 армянские и 1 понтийский) ни одной минуты не устояли против войск Фарнака, а один римский выдержал бой и отступил в порядке.
2) Действия 6-го легиона, только из 1200 старых ветеранов, в сражении при Зеле, где он опрокинул целое левое крыло Фарнака, точно также доказывают, что значить горсть храбрых, хорошо устроенных войск.
3) Победа Ватиния на море, с перевозными судами, над военными судами Октавия, весьма замечательна. Морские сражения в древности были совершенно подобны сухопутным и храбрые римские ветераны, с мечами в руках, были почти всегда уверены в победе и на море, как на сухом пути. Это происходило от способа постройки и управления тогдашними морскими военными судами, очень длинными, движимыми посредством весел, имевшими мало мачт, снастей и парусов и которые не могли ни действовать по ветру, ни крейсировать, ни блокировать.
Генерал Лоссау замечает, что хотя Цезарь и видел, что присутствие его Риме было крайне необходимо, однако хотел, прежде нежели устроить внутренние дела республики, привести дела в Малой Азии в такое положение, чтобы в этой стране было полное спокойствие и особенно не было поводов к междоусобной войне, чтобы народы в этой стране вполне уважали римские законы и в тоже время не имели опасения со стороны внешних врагов. В Сирии, Киликии и Малой Азии достигнуть этого было не так трудно, как в Понте, где Фарнак разбил Домиция и завладел чужими областями. Устроив дела Сирии, Киликии и Малой Азии, Цезарь двинулся в Понт с 4-мя легионами, из которых только один 6-й римский был вполне надежный, следовательно силы его были очень незначительны. Встретив послов Фарнака, присланных им с предложениями и уверениями в его покорности, Цезарь потребовал, чтоб он доказал это немедленным очищением Понта, освобождением взятых в плен римских граждан и возвращением всех отнятых у них имуществ. Фарнак обещал все это исполнить, надеясь, что Цезарь удовольствуется его обещаниями и поспешит в Рим, а потому медлил исполнением обещанного. Тогда Цезарь положил как можно скорее решить дело силою оружия – и решимость его исполнить это с своими малочисленными и малонадежными силами, против многочисленной армии Фарнака, заслуживает особенного внимания. Она доказывает, что Цезарь презирал многочисленность варварского, азиатского войска Фарнака и полагался не на свою небольшую армию или лучше сказать на один 6-й легион, но на самого себя, и на этом доверии его к себе, на его воле, опытности и присутствии духа именно и была основана его решимость. Она проявляешь поэтому такую черту характера Цезаря, которую не следует упускать из виду. Не в его духе вообще было в подобных случаях стремиться к цели слабо и вяло, и по словам Гирция Панзы, если он обыкновенно по склонности, то против Фарнака по необходимости – искал решения войны силою оружия.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ И ПОТОМ С ЕГО ПАРТИЕЙ (49–45). (Продолжение).

III.
Африканская война (47–46).

§ 314. Разделение Африки; – силы и план приверженцев Помпея в ней. – § 315. Переправа Цезаря в Африку и действия его в ней при Руспине. – § 316. Действия Цезаря в Африке при Руспине и Уците. – § 317. Движение Цезаря и Сципиона к Тапсу. – § 318. Сражение при Тапсе и результаты его. – – § 319. Замечания.

Источники и историческая пособия – указанные в главе ХХХVI.

§ 314. Разделение Африки; – силы, расположение их и план действий Сципиона в ней.

Древним была известна только северная часть Африки или Ливия в обширном смысле слова. Они обыкновенно разделяли ее на обитаемую, обильную зверями и, пустынную. Первая простиралась от Средиземного моря до горного хребта Атласа, вторая – от Атласа до пустыни Сахары, изобиловавшая, только дикими зверями, и наконец третья – к югу от Сахары, состоявшая из бесплодных, песчаных степей, среди которых изредка встречались небольшие пространства плодородной почвы и растительности, называемые оазисами или оазами. Малоизвестные страны еще далее к югу носили общее название Эфиопии. В северной или обитаемой Африке заключались:
1) Мавритания (Mauretania, ныне Марокко, Фес и западная часть Алжирской области), разделявшаяся на западную или Мавританию Тингитанскую (Tingitana) от. берегов океана до р. Малуи, и на восточную или Цезарийскую (Caesariensis), заключавшую в себе страну массесилян. В Мавритании были горы – Большой и Малый Атлас; реки – на западе Малуя, Лик, Субур, Сала, Куса или Анатис и Фалуда, а на востоке – Сига (нын. Тафпа), Картен и мн. др.; – города: на западе – Тингис (ныне Тангер), Зилия и Ликса; на востоке – Ховат (н. Бужия), Сальды, Икасион (кажется н. Оран), Иоль, позже Цезареа (ныне Ахжир), и Сига, столица Сифакса, – а во внутренности страны – Ламида (н. Медея), Вида (н. Блида) п Ситифис.
2) Нумидия {Numidia), нынешняя Алжирская область, разделялась р. Ампсогою на западную, в которой обитали массесиляне (см. выше) и восточную или собственную Нумидию (Numidia propria), называемую у римлян новою, в которой обитали массилияне. В Нумидии были города: Цирта (н. Константина), столица, Иппон царский (Hippo regius, недалеко от н. Боны), Зама, Тагаста и Мадура.
3) Гэтулия (Gaetulia), к югу от Мавритании и Нумидии, страна малоизвестная; в ней были: реки Нигер, Гир и Дарад (н. Сенегал), поселения: Магуpa при Дараде, Иерифосийская гавань (Perifosius portais), на юге Иессадийского мыса, а но течению Нигера Пессиде (н. Томбукту).
4) Собственная или бывшая Карфагенская Африка (Africa propria vel Carthaginensis), разделявшаяся на Зевгитанскую (regio Zeugitanis), Бизаценскую (regio Bisacena) и Сиртскую (regio Syrtica). В 3евгитанской или собственно Карфагенской, вдоль берега Средиземного моря, от Малого Сирта до Нумидии, были многие приморские города – бывшие финикийские и греческие колонии, и из них главный Карфаген, затем Утика, Тунес (н. Тунис), Аспис или Клипеа, откуда производилась переправа в Сицилию, Неаполь и Афродисий. В Бизаценской Африке (н. Тунис), принадлежавшей Карфагену, были города Гадрумет (Hadrumetum). Тапс или Фапс (Thapsus), Руспина, а к югу от неё Башня Ганнибалова (Turris Hannibalis). В Сиртской Африке (н. Триполь) были реки Тритон и Цинипс, города Автомаха, Неаполь или Большая Лепта (Leptis magna), Эа (Оеа, н. Триполь) и Цидам.
5) Ливия (Lybia) – в обширном смысле вся Африка, в более тесном страна между Сиртом и Египтом и в самом тесном один Ливийский округ, сопредельный Египту.
6) Египет Нижний или Дельта Нила, Средний или Гептаномида, от разделения Нила на 7 рукавов вверх до Фив, и Верхний или Фиваида.
И 7) Эфиопия (Aethiopia), к югу от Египта до Индийского моря (ныне Нубия, Абиссиния, Адель и пр.).
Реки и города Ливии, Египта и Эфиопии здесь не означаются, так как эти три страны были вне круга действий Африканской войны.
Сверх того в Средиземном море, близ берегов Африки находились, от востока к западу, острова: Meлита (ныне Мальта), Коссира между Африкой и Сицилией, Церцина с городом того же имени и Менинкс, оба в заливе Малого Сирта, и другие в Атлантическом океане.
Римляне, по взятии и разрушении Карфагена, обратили бывшие владения его в римскую провинцию Африку, под управлением претора в Утике. В Мавританию они проникли только позже, при императоре Клавдие. В 48 и 47 г. г. римская провинция Африка оставалась во власти и под управлением Помпеева легата Вара. В Нумидии царствовал Юба, приверженец Помпея. После сражения при Фарсале, Метелл Сципион перевез остатки Помпеевой армии в Африку. Туда же последовал и Лабиен. Катон во время сражения при Фарсале начальствовал в Диррахие, а после того удалился с флотом в Патры, в Пелоппоннесе, а оттуда к Кирене, на берегах Африки. Из Кирены он с 10 т. войск в 30 дней прошел через пустыню Большого Сирта, везя воду на ослах. Зиму он провел в Лептисе или Лепте, где соединился с Сципионом, Варом, Лабиеном и сыновьями Помпея, Юба, как царь, признавал себя выше их всех. Катон был претором в Утике. Сципион, как бывший прежде консулом, был признан главным начальником войск., В 47 г. он имел всего 10 легионов, много легких пеших войск и многочисленную конницу. У Юбы было 4 легиона, вооруженных и устроенных по-римски и многочисленная нумидийская конница. Сверх того при армии было 120 обученных и вооруженных слонов. Сципион имел. также большой флот и владел морем близ берегов Африки и Сицилии. Все вообще сухопутные и морские военные силы его были так значительны и грозны, что враги Цезаря в Италии даже ожидали прибытия в неё Сципиона. Вот до чего усилилась в Африке партия Помпея в 49, 48 и 47 гг. и до чего Цезарь допустил ее усилиться особенно после сражения при Фарсале! Три года постепенного усиления её в Африке изгладили из памяти поражение при Фарсале, и судьбы римской республики еще могли бы измениться, если бы против приверженцев Помпея не был Цезарь, а против Цезаря был не Сципион, громкий именем, но без военных дарований. С теми превосходными числом, сухопутными ― и морскими военными силами, которые он имел в своем распоряжении, он мог бы с успехом и выгодой переправиться в Сицилию и из неё в Италию, в то время, когда Цезарь находился в Александрии и Малой Азии. Этим Сципион мог бы чрезвычайно повредить ему и даже сделать ему переправу в Африку невозможною, а между тем сохранить неприкосновенною эту страну, составлявшую главное основание действий его, Сципиона. Вместо того, он и все его сподвижники, ложно понимая свое положение в отношении к Цезарю и римской республике и имея неверный взгляд на него, избрали совершенно другой способ действий, именно – оборонительный в Африке. При этом Сципион хотел 1) лишить Цезаря всех способов продовольствования в открытом поле, а для себя собрать продовольственные запасы в городах, – и 2) привести все приморские города в оборонительное состояние. Но при этом ему следовало бы постоянно владеть морем. и отрезывать на нем Цезарю все подвозы. Привести же все приморские города в оборонительное состояние было почти невозможно и только раздробило бы силы Сципиона. Притом большая часть приморских городов, особенно Утика, были преданы Цезарю. Сципион даже не озаботился взятием заложников в верности городов. Таким образом меры, принятия Сципионом, были не иное что, как посредственные и нерешительные полумеры, не обещавшие особенного успеха против такого полководца, как Цезарь. Тоже самое следует сказать и о распределении Сципионом войск. С главными силами он расположился в окрестностях Утики, т.е. в середине страны, которую он хотел оборонять, и этим расположением прикрывал склады. Многие же сильные, отдельные отряды, под начальством легатов Афрания, Петреия и других, он выдвинул к берегам моря, так что они находились в связи между собою и могли, в случае надобности, соединяться. Кроме того, вся легкая конница наблюдала за морскими берегами, на всем протяжении их. Такого рода расположение сил само по себе было целесообразно и было бы удовлетворительно, если бы легкая конница наблюдала, за берегами с величайшею бдительностью и вообще если бы разведывательная и охранная служба исполнялась ею строгим образом. Но последствия доказали, то этого-то именно и не было. Притом Сципион разделил свой флот на несколько эскадр и только сильнейшую из них назначил для наблюдения за берегами Сицилии. Между тем наблюдение за неприятельскими берегами долженствовало бы быть главным и важнейшим предметом, а вдоль африканских берегов наблюдательную службу должны бы были исполнять легкие суда в достаточном числе.
При таких силах, распределении их и плане действий Сципиона, образ действий Цезаря против него представляет большую занимательность.

§ 315. Меры Цезаря, переправа его в Сицилию и Африку и оборонительные действия его при Руспине.

восстановив спокойствие в Риме, укомплектовав старые легионы и набрав несколько новых, Цезарь приказал нанять и снарядить в гаванях Италии перевозные суда, двинул- войска к сборному пункту – Лилибею в Сицилии, откуда до мыса Меркурия (ныне Бон) в Африке было около 24 миль (около 34 верст) и куда он и сам прибыл 30 сентября 47 г. В нетерпении скорее посадить войска на суда, он приказал тотчас посадить на них находившийся в Лилибее новонабранный легион с 600 чел. конницы. А для того, чтобы иметь личный надзор за этим и показать, какую особенную цену он придавал тому, хотя ветер был противный и вообще время года для мореплавания было не совсем благоприятное, он приказал разбить свою ставку у самого края моря и не позволял никому сходить с судов на берег. Между тем каждый день подходили и военные и перевозные суда и легионы, и когда Цезарь собрал и посадил на суда 6 легионов и 2 т. конницы, то приказал им плыть вперед к острову Апониана (н. Favagnana), одному из Эгатских, и ждать там прибытия других судов из всех гаваней Сицилии. Затем, дав претору Сицилии нужные приказания о перевозе остальных войск, он сам отправился 8 октября к о. Апониана и оттуда со всеми судами и войсками на них прямо к мысу Меркурию. Переезд туда не был благополучен: осенние равноденственные противные ветры рассеяли флот Цезаря до такой-степени, что он потерял из виду почти все перевозные суда и сохранил при себе только несколько военных. На беду он на этот раз не дал начальникам эскадр, как обыкновенно делал, письменных приказаний, куда им направляться, потому что сам не знал расположения неприятеля на берегах Африки и не мог назначить общего сборного пункта на них. Однако наконец подул попутный
ветер и через 4 суток Цезарь увидал мыс Тафитис (Taphitis), к юго-востоку от мыса Меркурия. Не признав удобным высадиться здесь, он направился вдоль берега к югу и стал на время на якорь против гавани Герклы или Гадрумета, дабы собрать тут свои суда. Разведав берег и не найдя на нем неприятеля, он решился высадиться тут. При нем было всего только 3 т. чел. пехоты и 150 чел. конницы, которые и были высажены благополучно, хотя в Гадрумете были 2 Сципионовы легиона (10 т.) под начальством Консидия, а на берегу вскоре показался Гней Визо с 3 т. мавров и городской конницы. Цезарь расположился лагерем против Гадрумета и укрепился – без всякого препятствия со стороны неприятеля. Он произвел лично обозрение местности вокруг Гадрумета, Консидий же не только не атаковал войск его, но, вероятно считая их очень сильными числом, сам принял оборонительные меры. Таковы были противники Цезаря, встреченные им с первого шага его в Африке! Тем не менее высадка Цезаря была делом очень отважным, а положение его очень трудным и даже опасным, особенно в первую ночь по высадке. Ни одного из судов рассеянного флота его еще не было видно. Не смотря на то, ему необходимо было иметь надежную гавань и убежище для своего флота и потому он решился двинуться вдоль берега далее к югу, в надежде найти там преданные ему города и менее неприятельских войск. Консидий вышел из Гадрумета и последовал за ним с пехотой и конницей. Цезарь остановил свои войска и высланная им конница опрокинула мавританскую, так что. Консидий отступил обратно в Гадрумет а Цезарь продолжал свое движете. Многие города и поселения снабдили его продовольствием и изъязвили ему преданность свою. 2 января 46 г. по римскому календарю или 15 октября 47 г. по теперешнему он дошел до города Лептиса или Лепты, в 2 милях (около.3 верст) от города Руспины. Город Лепта не был занят неприятелем и жители его приняли Цезаря очень радушно. Последний расположился лагерем близ города и сюда наконец прибыла большая часть его перевозных судов и несколько военных, с известием, что остальные суда вероятно отправились отыскивать его около Утики. Вследствие того он положил не удаляться от морского берега и послал 10 военных судов собрать остальные рассеянные суда и, под своим прикрытием, привести их к нему. Вместе с тем он принял строгие меры, чтобы войска, его отнюдь не выходили из лагеря внутрь страны. Когда высадка была совершенно докончена, он послал несколько судов в Сардинию и ближайшие провинции, с приказанием правителям их немедленно прислать ему войск и продовольствия; другие отправил в Сицилию для перевоза остальных войск; наконец поручил претору Саллустию овладеть неприятельскими складами на о. Церцине; все это он приказал исполнить с величайшими деятельностью, поспешностью и точностью. Сам же он положил занять Лепту и Руспину и даже, в случае надобности, оборонять их до сбора всего флота. Сципион, как он узнал, находился в это время еще в Утике – в 24 милях (около 34 верст) от него.
Оставив в Лепте Сарсену с 6 когортами, с остальными войсками (9 т.) он занял Руспину и на другой день произвел большую фуражировку и привез в город большое количество зерна и сена.
Чрезвычайно озабочиваясь однако об остальных судах своего флота, он оставил в Руспине П. Сарсену (брата того, которого оставил в Лепте начальником войск), а сам с 7 когортами отборных ветеранов двинулся к одной гавани по близости, где ввечеру один, без войск, тайно отправился морем для отыскания судов своего флота. Но, к счастью для него, почти все эти суда (за исключением немногих) на другой же день прибыли к Руспине. Высаженные с них войска Цезарь немедленно ввел в Руспину и приказал устроить укрепленный лагерь между городом и морем. Если с одной стороны он был успокоен сбором своих судов и войск, то с другой стороны был очень затруднен и озабочен добыванием продовольствия. На сухом пути край был истощен неприятельскою иррегулярною конницей, а с моря в эту пору года было трудно получать подвозы. Поэтому положение Цезаря было, хотя и лучше прежнего, но все ещё не вполне обеспечено.
Когда лагерь был совершенно укреплен и войска расположены в нем, Цезарь снова предпринял с 30 когортами большую фуражировку. Но на этот раз, совершенно неожиданно для него, неприятель преградил ему путь.
Сципион, получив от Консидия известие о высадке Цезаря, тотчас начал. собирать свою армию, в чем успел однако не ранее как через три дня, так как она была расположена на большом протяжении края, а от того пункта, где она собралась, ей нужно было пройти еще около 20 миль. (28 верст). Впереди шел Лабиен, с частью пехоты, 1600 чел. галльской и 8 т. нумидийской конницы, а Петреий, Афраний и др. следовали за ним. Вся армия Сципиона состояла из 40 т. чел. тяжелой и легкой пехоты, большего числа стрелков и пращников, 8 т. чел. нумидийской и 1600 чел. галльской и германской конницы, перевезенных Лабиеном в Африку после сражения при Фарсале, и кроме того 1100 чел. конницы Петреия, следовательно более нежели из 50 т. войск. Лабиен уже предрекал Цезарю участь Куриона и умел так скрыть свое движение, что Цезарь ничего не знал о нем и не успел еще начать свою фуражировку и даже отойти на ¼ мили от своего лагеря, как получил от передового отряда своего известие о приближении неприятеля. Местность, где он находился, образовала равнину, окруженную горами. Он думал, что против него шла только нумидийская конница и хотел продолжать свое движение, приказав только присоединиться к нему из лагеря коннице с несколькими сотнями стрелков. Но, разведав лично неприятеля и увидав его силу, он остановил свои когорты и приготовился к бою. Лабиен развернул свои войска так, что линия их была значительно длиннее линии войск Цезаря. Имея в виду охватить последнего с обоих флангов, он поставила часть своей нумидийской конницы между пехотой, – а другую часть на флангах, вместе с тяжелою конницей, все роды войск в глубоком строе.
Цезарь, по малочисленности своих войск, мог построить их только в одну линию, пехоту в середине, а конницу по флангам, примыкая левым флангом (а Лабиен правым) к ряду холмов.
По сближений обеих сторон, пехота Цезаря двинулась против неприятеля и отразила нумидийцов, бывших между пехотой Лабиена, но они тотчас же обратились назад и пошли снова в атаку. Между тем на обоих флангах конница Цезаря была принуждена уступить коннице Лабиена, тесно примкнув к пехоте, а все вообще войска Цезаря – построиться фронтом во все стороны и продолжали бой, но еще не в рукопашную. Положение Цезаря было крайне трудное и опасное, так что он ежеминутно ожидал быть совершенно окруженным и видеть строй свой прорванным. Но в эту опасную минуту он, с необыкновенным присутствием духа, приказал исполнить одну эволюцию, которая спасла его и решила участь боя в его пользу. Именно – он приказал 3-м средним шеренгам когорт правого фланга сделать поворота на право, а левого – на лево и двинуться, первым на право, а вторым – на лево, дабы удлинить линию фронта. В тоже время коннице на обоих флангах он приказал прогнать нумидийцев и тем прикрыть означенный выше движения пехоты, затем прогнать и нумидийцев перед фронтом. своей линии и построиться перед когортами, с интервалами для прохода пехоты, в шахматном порядке. Когда все это было исполнено, как спереди, так и сзади, со всею возможною скоростью, тогда обе линии, разом бросились бегом на неприятеля и обратили его в бегство. При этом должно быть, что правый фланг Цезаря ранее или сильнее атаковал неприятеля, потому что последний уклонил свой левый фланг и отвел его к ряду холмов, к которому примыкал его правый фланг. {Изложение всех этих. эволюций Цезаря в его записках очень темно и неудобопонятно, не смотря на все старания Гишара разъяснить его. Должно быть, что войска Лабиена слишком растянулись и разорвались и не могли выдержать удара старых римских когорт в тесно сомкнутом строе.} Результатом этого жаркого боя (происшедшего 4 января 46 г. по тогдашнему календарю или 17 октября 47 г. по юлианскому) было то, что войска Лабиена отступили поспешно на ряд холмов вправо от них, а Цезарь преследовал их только до этих холмов и затем отступил в свой лагерь при Руспине, успешно отразив последовавшего за ним Лабиена. Если принять во внимание, что накануне этого боя он хотел отправиться в море для отыскания остальных судов своего флота, но не исполнил этого потому, что суда эти в тоже самое время прибыли к нему, то нельзя не признать этого особенным счастьем для него. Если бы Лабиен атаковал его войска в его отсутствии, то, в случае поражения их, мог поставить его в отчаянное положение. Счастьем для Цезаря было и то, что он успел отразить превосходный силы Лабиена, но странно и непонятно, как мог он ничего не знать, ни о силах Сципиона, ни о наступлении его и Лабиена в превосходных силах, почему и наткнулся на последнего совершенно неожиданно.
Лабиен отступил к Гадрумету, на соединение с приближавшимся туда Сципионом. На холмах, окружавших лагерь на значительном расстоянии, он расположил отряды легкой конницы, дабы перехватывать подвозы продовольствия из внутренности края. Главною целью Сципиона было напасть на Цезаря со всеми своими силами и разбить его, еще прежде, нежели он успел бы утвердиться при Руспине. Но ему следовало бы исполнить это гораздо ранее и скорее, потому что Цезарь успел уже укрепиться и собрать армию и флот свой при Руспине. Не отваживаясь выступить в поле с своею армией, силы которой не простирались еще даже до 30 т. войск, Цезарь укрепил свой лагерь как можно сильнее, соединив его с Руспиной и с морем укрепленными линиями, с башнями на них, и принял все возможный меры для отражения атаки Сципиона. Между прочим он образовал из гребцов и воинов с судов флота отряд легкой пехоты, перевез с некоторых лишних судов военные машины на валы укреплений, учредил разного рода мастерские, послал в Сицилию за разными необходимыми ему потребностями и пр., словом – не пренебрег никакими, даже малейшими, мелочами и лично входил во все. Вместе с тем он в строгости соблюдал всю лагерную и особенно караульную службу. Только продовольствование войск очень озабочивало его, потому что на море было множество Сципионовых судов, которые перехватывали подвозы его из Сицилии. Он старался помочь тому употреблением запасов продовольствия купцов Руспины, но это не могло надолго обеспечить продовольствования армии.
Между тем Сципион прибыл наконец к Гадрумету, но остался при нем 2 суток, а затем соединился с Лабиеном и Петреием и на другой день прибыл на равнины Руспины. Кажется, что он признал слишком отважным атаковать лагерь Цезаря и предпочел обложить его и принудить Цезаря покинуть его по недостатку в продовольствии, словом – сделать, то, что Цезарь сделал против Помпея при Диррахие. Но он нисколько не исполнил того, чего от него можно и должно было ожидать. Во-первых он расположился на расстоянии более одной мили (около 1 ½ версты) от Руспины, а потом не занял многих пунктов, занятием которых мог вполне обложить лагерь Цезаря и отрезать ему сообщения с внутренностью края, – не соблюдал в строгости лагерной и полевой службы, особенно между иррегулярною, легкою конницею своею, которая очень плохо исполняла свои обязанности.
Цезарь же, напротив, употреблял все возможные средства для того, чтобы вредить неприятелю. С- этою, целью, он привлек к себе одного бывшего римского частного военного начальника, именем Сиция (Sitius), замешанного в заговоре Каталины, бежавшего в Африку, собравшего в ней толпу вооруженных сельских жителей и служившего с ними за деньги мелким владетелям края. Сиций уговорил мавританского царька Бокха (Bocchus) вторгнуться в Нумидию, и дабы принудить тем Юбу отделиться от Сципиона. Это имело желанный успех: Юба действительно воротился в Нумидию, оставив Сципиону только 30 слонов. Этим армия Сципиона была ослаблена, хотя все еще превосходила силами Цезареву. Кроме того Цезарь послал во все важнейшие города края окружные послания с извещением, что он прибыл к Руспине лично с армией, а не один только легат его с отрядом, как сначала ходили слухи. Это произвело общее и выгодное впечатление и побудило многих почетнейших жителей края отправиться в лагерь Цезаря, уверить его в своей преданности и заявить, что только страх Сципиона удерживал их открыто объявить себя в пользу его, Цезаря, так как край был истощен и жестоко разорен неприятелем. Наконец, Цезарь послал еще новые и настоятельный приказания прислать ему столько войск, сколько можно было собрать.
Между тем Сципион каждый день выводил свою армию из её лагеря и снова вводил в него, так как Цезарь не обращал на это никакого внимания и был так уверен, что Сципион не атакует его, что однажды, когда последний подступил к самому лагерю его, он даже не вышел из своей ставки. Лабиен пытался-было напасть на Лепту, но был отражен, потому что гарнизон был настороже, а город хорошо укреплен.
На сторону же Цезаря каждый день стали переходить многие города, пример которым подал город Ахилла. Так как последний был очень выгоден для Цезаря во многих отношениях, то он и занял его войсками под начальством Мессия, предупредив в том же Консидия. Даже в самом лагере Сципиона он имел лазутчиков и к нему переходило много переметчиков.
Наконец в исходе января, к нему благополучно прибыли морем, сначала – претор Саллустий с запасами продовольствия, собранными на о. Церцине, а потом – Алиен с 2-мя легионами (13-м и 14-м), 800 чел. галльской конницы, 1 т. чел. стрелков и большими военными и продовольственными запасами из Сицилии. Сверх того Цезарь узнал, что остальные суда его флота носились еще ветрами по морю, но ни одно из них не было взято неприятелем.

§ 316. Наступательные действия Цезаря при Руспине и Уците.

Прибытие к Цезарю подкреплений поставило его в возможность предпринять наступательный, действия, хотя он был все еще слабее Сципиона. Всего важнее для него было владеть равниной, на которой Сципион расположил свой лагерь и мог обойти Руспину и лагерь Цезаря и затруднить ему сообщения с Лептой и внутренностью края и всякие его движения. Морской берег, при котором лежали Руспина и Лепта, имел направление с севера на юг, так что, при расположении Цезаря правым флангом к морю, а левым к Руспине, означенная равнина находилась к северу от него. Она была дугообразно окружена холмами, начинавшимися у берега моря к се-веру от Руспины и на протяжении 1 мили (около 1 ½ версты) снова примыкавшими к морю, там именно, где Сципион расположил свой лагерь, имея на середине дуги холмов, на западе, передовой конный караул. В самой же середине равнины, несколько тысяч шагов впереди лагеря Сципиона лежал город Уцита, сильно занятый Сципионом.
Оставив в лагере 2 прибывшие легиона, Цезарь со всеми остальными и конницей двинулся ночью, в величайшей тишине, левым флангом вперед, через Руспину и вдоль по холмам к северу- от неё, до тех пор, пока шедшая в голове левофланговая конница не приблизилась к означенному выше Сципионову конному караулу. Здесь он остановил эту конницу, а пехоте приказал тотчас устраивать вдоль гребня холмов укрепленную линию.
Когда рассвело, лагерь Сципиона пришел в движение и Сципион построил свои войска в боевой порядок, но так, что конницу выдвинул вперед и с нею положил произвести первое нападение, вероятно для того, чтобы напасть врасплох на армию Цезаря, утомленную ночным движением и работами по укреплению линии. Лабиен взял на себя повесть конницу, пехота же осталась позади на месте.
В это время Цезарь, не прекращая работ, приказал напасть на передовой конный карауль, который и был легко сбит. Лабиен с головною конницею своею поспешил на помощь ему, при чем отделился от остальной конницы. Между тем Цезарь расположил свою конницу в засаде за небольшим селением, в лощине между двумя холмами, тем, где прежде стоял Сципионов конный карауль, и противоположным ему. Как только Лабиен с конницей спустился в лощину и левым флангом проходил мимо селения, конница Цезаря ударила ему во фланг и в тыл, опрокинула его конницу и привела ее в расстройство, которое сообщилось и остальной коннице Сципиона – и вся она, а с нею и сам Лабиен, бросились назад к своей пехоте. Последняя, при виде этого, потеряла всякую охоту сражаться и поспешно отступила или, лучше сказать, бежала в свой лагерь.
Такого рода удачное начало наступательных действий Цезаря доставило последнему большие выгоды и нравственный перевес. Он достиг равнины и привел в страх и расстройство всю Сципионову армию. Затем он ввел свои войска в новый лагерь или укрепленную линию, которая вскоре была совершенно докончена, имела до 6 т. шагов длины и вполне прикрывала и обеспечивала сообщения с Руспиной и Лептой. Расположась в ней, он уже встал в угрожавшее армии Сципиона положение.
На другой день он вывел всю свою армию из укрепленной линии, в боевом порядке спустился на равнину и двинулся прямо к Уците, желая видеть, что предпримете Сципион после дела предыдущего дня, и овладеть, по возможности, Уцитой, к которой и приблизился на 1 т. шагов.
Сципион двинулся ему на встречу, имея конницу в 1-й линии, а пехоту за нею в 3 линии, почему и лишил себя выгоды охватить Цезаря с обоих флангов. Обе армии простояли так. одна против другой, имея Уциту между собою, до самого вечера. Может быть, что Сципион не очень надеялся на свои войска, а Цезарь не признавал выгодными пройти мимо города, занятого неприятелем, и атаковать последнего, войсками, которые были утомлены передвижениями и работами и в этот день еще ничего не ели. По захождении солнца обе армии отступили в свои лагеря.
В тоже время Консидий был принужден отказаться от осады города Ахиллы и отступил очень неискусно и с уроном.
Три дня после выступления Цезаревой армии от Руспины (около 4 декабря по юлианскому календарю), ночью она много пострадала от сильной бури с градом. Это остановило на несколько дней и работы, и действия её, а к этому присоединилось между тем другое, невыгодное для Цезаря обстоятельство, именно – прибытие к армии Сципиона Юбы, с большим числом войск. Хотя вторжелне Бокха в Нумидию и отвлекло часть сил Юбы, но у него было сверх того еще много войск и он привел к Сципиону 3 легиона, 800 чел. тяжелой конницы, большое число иррегулярных легких, пеших и конных войск и 30 слонов. На другой день Сципион и Юба вышли из лагеря, но Цезарь остался в своем, помышляя не о бое, а о том, чтобы овладеть всеми холмами, которые окружали равнину. Этим он мог достигнуть многих выгод: 1) прогнать стоявшие на этих холмах неприятельские передовые конные войска, которые затрудняли ему добывание воды на равнине, – 2) воспрепятствовать неприятелю охватить левый фланг его, Цезаря, при наступлении его на равнине, – 3) проникнуть в край по другую сторону холмов и наконец 4) стеснить неприятеля в его лагере так, чтобы он не мог спокойно ни оставаться на месте, ни отступить. Этих целей Цезарь, по своим воззрениям, признал возможным достигнуть устройством новых укрепленных линий и укреплений, и потому положил продолжить линию своих укреплений далее влево. Но тут был перерыв цепи холмов и между двумя из них находилась лощина, по другую сторону которой, на высоком холме, Сципион поставил сильный отряд пехоты и нумидийской конницы, а в лощине Лабиен устроил засаду, для нападения на Цезаря в то время, когда он двинется для атаки холма. Но Цезарева конница открыла засаду, и войска, находившиеся в ней, начали отступать на вершину холма, сильно преследуемые Цезаревою конницей. Нумидийцы обратились в бегство, помешали своей пехоте защищаться и увлекли ее за собою. Цезарь двинул за своею конницею пехоту, которую усилил еще несколькими когортами из лагеря, устроил на занятом холме отдельное, сомкнутое укрепление и поставил в него гарнизон.
Но Сципион владел еще Уцитой и следовательно равниной. Поэтому Цезарь положил подступить посредством двух продольных, укрепленных линий к Уците и осадить ее. И он снова прибегнул к тем громадным фортификационным работам, которые так часто производились в это время вообще и им, Цезарем, в особенности, во всех странах, где он ни вел войны. Сверх того, что это было в духе тогдашнего образа ведения войны, Цезарь в настоящем 'случае признавал это необходимым против превосходного в силах неприятеля, так чтобы, стесняя его, и себя сколько можно более обеспечивать, словом действовать наступательно-оборонительно, до благоприятного случая для перехода к решительному наступлению.
Вследствие того, в следующую же ночь он устроил правую продольную укрепленную линию от подошвы холмов, вдоль которых была устроена 1-я поперечная линия его. К утру она была готова и в нее введены войска правого крыла армии. Сципион вышел из своего лагеря, но остановился по другую сторону Уциты: А в следующую затем ночь Цезарь устроил и левую продольную линию и утром ввел в нее левое свое крыло. Между тем ежедневно происходили с обеих сторон между конницей более или менее значительные стычки, в которых успех был почти всегда на стороне Цезаря. Конница его была, хотя и малочисленнее, но гораздо лучше устроена, предводима и употребляема, нежели многочисленная конница Сципиона, которой ни он сам, ни Лабиен, ни частные начальники не умели употреблять как следовало. В. одной важнейшей из этих стычек, конница Сципиона сначала опрокинула было конницу Цезаря, но потом последняя, поддержанная пехотой, – в свою очередь опрокинула и разбила конницу Сципиона и нанесла ей большой урон. После того Сципион сделался еще осторожнее, тем более, что узнал о прибытии к Цезарю новых подкреплений.
То были 9-й и 10-й легионы, прибывшие из Сицилии в гавань Руспины. После высадки их, Цезарь произвел им смотр и, в присутствии всех трибунов и центурионов армии, без суда разжаловал 2-х трибунов и 3-х центурионов 10-го легиона (прежде столь любимого им, но потом, в Риме, навлекшего на себя крайнее неудовольствие его за возмущение) и немедленно выслал разжалованных из армии и Африки. Этот пример строгости доказываете, какую власть римские полководцы имели еще в это время в республиканских армиях.
По присоединены к Цезарю 9-го и 10-го легионов, силы обеих сторон уже почти сравнялись: у Сципиона было только более легких войск и. одним легионом более, нежели у Цезаря; но последний ожидал еще 2-х легионов из Сицилии, а Юба, вследствие смут и беспорядков в Нумидии, отослал туда 6 когорт.
Между тем две продольные, параллельные, укрепленные линии Цезаря уже были доведены на расстояние полета стрелы до стен Уциты, замкнуты со стороны последней поперечною линией и заняты, 5-ю легионами из большего лагеря. При этом достойно замечания и удивления, как Цезарь расположил свою армию на таком обширном пространстве, не подав однако Сципиону случая напасть на нее в каком нибудь слабом пункте. Но это легко объясняется необыкновенными деятельностью, осторожностью и прозорливостью Цезаря и существовавшим тогда мнением о неодолимости сильных, хотя и обширных укреплений.
Сципион, с своей стороны, также, как Цезарь, укреплял все пункты, которые признавал выгодными для себя вокруг своего лагеря. Впрочем, не смотря на производство фортификационных работ, обе армии ежедневно выходили из своих укреплений и строились одна против другой. Однажды Сципион построил свою армию даже в открытом, поле, левым флангом к Уците, а правым к холмам. Цезарь, при виде этого, построил и свою армию напротив Сципионовой, правым флангом к Уците, а левым к холмам, не далее как на 300 шагов от фронта линии армии Сципиона. Только один неглубокий овраг разделял обе армии, и с обеих сторон все ожидали наконец решительного сражения, но оно снова не состоялось, потому что ни та, ни другая армия не была намерена первая перейти через овраг. Все ограничилось только стычкой левофланговой конницы Цезаря с нумидийцами и не в пользу первой, после чего обе армии воротились в свои линии и продолжали укрепляться, а Цезарева сверх того и готовиться к осаде Уциты.
Вскоре Цезарь узнал, что Сципионов легат Вар с 50 судами явился на рейде Лепты, сжег многие суда и взял одно из самых больших военных. Это было очень важным для Цезаря известием, так как он, ежедневно ожидая прибытия двух легионов из Сицилии, для обеспечения его расположил одну эскадру, под начальством Аквилы, перед Гадруметом, а другую, под начальством Циспия, перед Тапсом, и потому полагал, что Вар разбил Аквилу. Дабы разъяснить это, он сам. лично отправился к Лепте и узнал, что Вар прибыл от Утики к Гадрумету нарочно для того, чтобы преградить путь 2-м – легионам. его, Цезаря, что эскадра Аквилы была отброшена бурей от Гадрумета и некоторые суда её даже занесены к Лепте. Цезарь, нимало не медля, сел на одно из военных судов в Лепте и, приказав всем прочим, находившимся в её гавани, следовать за ним, вышел в море, настигнул Вара, преследовавшего Аквилу, и отбил у него взятое им большое военное судно и еще одно из его судов. Вар спасся от него за ближайшим мысом, откуда вошел в гавань Гадрумета. Цезарь за противным ветром не мог последовать за ним и провел ночь на якоре у означенного выше мыса, а на следующее утро направился к Гадрумету, в гавани его сжег, без всякого препятствия со стороны Вара, все найденные там суда его и затем воротился в свой лагерь. Этими быстрыми решимостью и личными действиями на море Цезарь предотвратил большие беды для себя, именно истребление обеих эскадр своих при Гадрумете и Тапсе, и той, которая должна была привезти 2 легиона из Сицилии, и наконец большого транспорта, которого он ожидал оттуда же. А всего этого он, может быть, не достиг бы, если бы малейше промедлил или поручил исполнение другому.
Тем не менее, положение его все еще было очень невыгодно тем, что зависело от подвозов подкреплений и запасов морем, на котором в это время года (зимой) были частые и сильные бури, а на сухом пути край, в котором так долго находилась его армия, был уже совершенно истощен и в продовольствии ощущался крайний недостаток. Это заставило его послать отряд войск, для отыскания запасов зернового хлеба, которые туземные жители имели обыкновение сохранять в земляных ямах. Отряд этот успел найти и привезти в лагерь большое количество зернового хлеба. Лабиен, узнав об этом, поставил 2 легиона с конницей в засаду, дабы при следующем предприятии подобного рода напасть врасплох на Цезаревых фуражиров. Но Цезарь взял 3 лучшие легиона свои с конницей, повел их к Лабиеновой засаде, напал и разбил бывшие в ней войска.
Однако все это мало помогало крайней нужде в продовольствии, так что наконец Цезарю не оставалось уже ничего более, как переменить место расположения своей армии либо атаковать неприятеля. Последнее средство было пока еще довольно отважно и трудно, и потому Цезарь решился идти далее на юг к Тапсу, где надеялся найти край менее истощенный и города хорошо расположенные к нему. Эти соображения превозмогли в его глазах упрек, которому он мог подвергнуться в том, что не довершил до конца своего предприятия, сопряженного с такими трудами, лишениями и, пожертвованиями.

§ 317. Движение Цезаря и Сципиона к Тапсу и действия их.

В начале. декабря 47 г. (по теперешнему календарю) в 3 часа утра армия Цезаря двинулась правым флангом и одною колонной через Руспину, берегом моря, на юг через Лепту имея вправо цепь холмов, а с левой стороны между нею и морем все тяжести в одной колонне. В Руспине, Лепте и Ахилле, хорошо укрепленных, были оставлены сильные гарнизоны. Эскадры Аквилы при Гадрумете и Циспия при Тапсе были, усилены и обеспечивали прибытие морем транспортов. Первый переход был только до Агара, лежавшего не далеко за Лептой, на равнине, в некотором расстоянии от прибрежных высот.
Сципион, узнав о движении Цезаря, озаботился менее о том, чтобы затруднить оное преследованием чрез своих нумидийцев, нежели о том только, чтобы постоянно сопровождать Цезаря с правой стороны по высотам, дабы не позволять ему проникать во внутренность края и добывать в нем продовольствие. Первый лагерь его был также близ Агара, на отдаленных от моря высотах, в трех особых отделениях, из которых то, в котором Сципион находился сам, лежало лишь в ½ мили (350 сажень) от Агара, а другие два недалеко от первого. Нумидийская конница должна была занять все выгодные пункты в окрестностях, близко наблюдать за неприятелем и преграждать ему все пути внутрь страны.
Не смотря на то, Цезарь произвел с сильным отрядом войск большую и удачную фуражировку и благополучно воротился в свой лагерь с большим транспортом разного рода продовольственных запасов, исключая зернового хлеба, которого собрано было недостаточно.
Вслед затем Цезарь совершил другое, столь смелое и даже отважное и едва вероятное предприятие, которое может быть объяснено и служить доказательством только крайнего недостатка его в продовольствии. С большим отрядом пехоты и почти всею своею конницею он произвел, в один день, настоящей партизанский набег, в виду превосходной числом неприятельской армии, находившейся в походном движении! Произошло это по следующему случаю:
Сципион приказал учредить около 1 мили (1 ½ версты) в тылу за своею армией, в городе Зета (Zeta), большой склад продовольственных запасов, для сбора которых из окрестностей отрядил туда 2 легиона. Цезарь, как только узнал об этом, тотчас положил завладеть городом Зетой и складом в нем. Для этого ему необходимо было пройти сквозь все расположение неприятельской армии, но это не устрашило и не остановило его. Он перенес свой лагерь с равнины на высоты и приказал привести его в такое сильное оборонительное положение, чтобы оставленные в нем войска могли отразить все нападения неприятеля, пока он сам будет действовать вне лагеря. Затем рано утром он выступил из него с означенными выше войсками, обошел кратчайшим путем неприятельский лагерь, двинулся прямо к городу Зета в тылу его и овладел и городом, и складами запасов в нем без сопротивления, так как 2 легиона Сципиона были рассеяны в окрестностях для сбора продовольствия. Не довольствуясь тем, он хотел напасть и на эти два легиона, но уже большая часть армии Сципиона шла к Зете. Не смотря на то, он оставил в этом городе гарнизон, хотя, по удалении его, последний долженствовал быть совершенно отрезан от него и предоставлен самому себе, на произвол судьбы. По приближении неприятеля, Цезарь двинулся тем же путем обратно и успел благополучно, без боя, пройти через равнину, на которой находился город Зета. Но когда он дошел до гористой и пересеченной, местности, то был со всех сторон атакован Лабиеном с многочисленною нумидийскою конницей, легкою пехотой, стрелками и пращниками, которые были чрезвычайно ловки и храбры. Лабиен принял при этом образ действий нумидийской конницы: как только легионерная пехота Цезаря, атакуемая со всех сторон и поражаемая градом стрел и камней, двигалась беглым шагом против атаковавших, они немедленно и быстро обращались назад в рассыпную, но снова возвращались в атаку, коль скоро легионеры продолжали свое движение. Конницу же Цезаря, на измученных лошадях, поражаемых и убиваемых стрелами, наконец необходимо было даже совершенно вывести из боя и послать вперед. Таким образом обратное движение Цезаря по гористой местности продолжалось с большими трудом, медленностью и уроном до самого вечера, в строе большого, продолговатого четырехугольника (agmen quadratum), внутри которого находились все взятые в Зете запасы. В таком порядке Цезарь к ночи успел, наконец, хотя и с большим трудом, но благополучно воротиться в свой лагерь.
Этот случай показал очевидную разницу между Цезарем и Сципионом. Предприятие первого было действительно чрезвычайно отважно, и даже может быть оправдано только благополучным исходом его и тем, что Цезарь решился отважиться на него, имея против себя такого полководца, как Сципион. Последний же доказал, что он не был способен ни оценить своего положения, ни сохранять постоянно в виду главную цель своих действий, ни принимать немедленно соответствовавшие ей решительные меры. Гишар говорит, что у Сципиона недостало присутствия духа и что он принял избранные им меры с излишнею поспешностью. Он был извещен о предприятии Цезаря достаточно своевременно, был сильнее Цезаря, мог совершенно отрезать ему отступление и имел превосходный случай атаковать его, с значительною частью его армии, обремененною транспортом, на походе и притом в гористой и невыгодной для движения и действий местности. Вместо того, он не только упустил этот столь благоприятный для него случай разбить Цезаря, но и предоставил преследование его Лабиену с легкими войсками, сам же с легионами двинулся на помощь двум легионам своим в Зете. Оправдать этого ничем невозможно, объяснить же можно разве только тем, что он неожиданностью случая был приведен в недоумение и заблуждение и вместо главной цели избрал второстепенную, словом – доказал свою неспособность, хотя и имел большую военную опытность. Но и Лабиен также в этом случае не доказал особенного искусства в соображении и в советах своих Сципиону, и без преувеличения можно было бы сказать, что счастье Цезаря совершенно ослепило этих двух противников последнего.
Трудное отступление Цезаря показало ему, что против такого образа действий неприятеля, как употребленный войсками Лабиена, эволюции легионерной пехоты и способ употребления ею своего оружия не всегда достигали своей цели. Поэтому он произвел в них некоторые изменения и сам упражнял в них свои войска и их частных начальников. А как у Сципиона и Юбы были слоны, то и он также приказал доставить себе нескольких из Италии и почти ежедневно упражнял свои войска в действиях с ними и против них, особенно стараясь приучить к тому свою конницу и лошадей её.
Между тем, так как армия его возросла уже до числа 12 легионов, продовольствование же её, в соразмерности с тем, стало еще труднее и для добывания его необходимо было ежедневно иметь стычки и часто производить большие фуражировки, то он тем сильнее желал скорейшего решения войны боем. С этою целью он подступил со всею армиею к самому лагерю Сципиона (21 марта до-юлианского или 12 января юлианского календаря, 46 года). Но Сципион не заблагоразсудил выйти из своего лагеря и принять бой, а Цезарь не считал возможным атаковать его лагерь. Это повторялось несколько дней и наконец Цезарь, наскучив такого рода войною, нуждаясь в продовольствии и воде, положил непременно довести дело до решительного сражения и для того, – осадить город Тапс, находившаяся в расстоянии около 3 миль (4 верст слишком) от его лагеря. Тапс был чрезвычайно важный пункт для Сципиона, который учредил в нем склад оружия, под защитой сильного гарнизона, а в гавани его имел большое число судов, блокировавших флот Цезаря, расположенный между Лептой и Тапсом. Осада последнего представляла однако двоякого рода затруднение: во 1-х в отношении к продовольствованию армии, потому что неимение складов запасов не позволяло долго оставаться на месте, – и во 2-х то, что вблизи. Тапса находились города Сарсура и Тиздра, Занятые сильными гарнизонами и в изобилии снабженные продовольствием. Сообразив все это и полагаясь на свое счастье, Цезарь решился сначала овладеть Сарсурой, лежавшей в 3 милях к западу от Тапса.
Вследствие того, 4 апреля (14 января по юлианскому календарю) на рассвете он двинулся с большею частью своей армии из лагеря при Агаре, вдоль высот с праной стороны, к Сарсуре. Сципион последовал за ним, с лучшими своими войсками, по другую сторону высот, поручив Лабиену с легкими войсками задерживать Цезаря. Но последний принял меры против этого, составив задний отряд (арьергард) из разных родов войск и дозволив множеству купцов и маркитантов с своими повозками следовать за армией. Нумидийцы прежде всего бросились на эти повозки и разграбили их, но затем были так жестоко отбиты войсками заднего отряда, что уже не отваживались более нападать. Прибыв к Сарсуре, Цезарь приказал немедленно атаковать этот город и сразу взял его приступом, в виду Сципиона, который, не отваживаясь вступить в бой, отступил на близьлежавший высоты и расположился на них лагерем.
Затем цезарь хотел овладеть и Тиздрой, но взять его ни приступом, ни осадой было невозможно, потому что Консидий, начальствовавший в этом городе, привел его в очень сильное оборонительное положение. Зато, вместо Тиздры, Цезарь овладел без боя другим городом Табеной (Thabena), лежавшим к югу от Тапса. Жители его вырезали находившийся в нем гарнизон Юбы и передали город Цезарю, которой, по просьбе их и для охраны найденных в городе запасов продовольствия, поставил в него 1 когорту с отрядом стрелков и метательными орудиями.
В это время к нему прибыли морем: большой транспорт с продовольствием, 4 т. чел. выздоровевших воинов и 1 т. стрелков, что поставило его в возможность приступить к осаде Тапса, дабы тем принудить наконец Сципиона к решительному сражению. Однако, как ни важным казалось ему это средство, он все-таки желал прежде испытать другое, прямейшее и скорейшее, именно выманить Сципиона в открытое поле и тут принудить его к бою. С этою целью он произвел со всею армиею движение в 2 мили слишком (3 версты), в обход Сципиона, к выгодной для боя местности близ города Тегеи (Tegea), занятого гарнизоном Сципиона. Последний вышел из своего лагеря, но расположился в такой крепкой позиции, что Цезарь не признал удобным атаковать его на ней. Именно – левый фланг Сципиона примыкал к Тегее, а впереди его, также примыкая левыми флангами к этому городу, стояли два сильные отряда конницы, поддерживаемые сзади всею левофланговою конницею. Однако Цезарь подступил ближе и, чтобы завязать бой, приказал атаковать передовую конницу Сципиона. Во время боя с нею, часть стоявшей позади её, левофланговой конницы Сципиона была двинута в обход правого фланга Цезаря. Вследствие того, с обеих сторон в бой стали постепенно быть вводимы подкрепления и наконец Цезарь лично поспешил, со всею своею правофлангового конницею, на поддержание своих сражавшихся войск. Таким образом бой на правом фланге Цезаря и на левом Сципиона разгорался все более и более и с успехом для Цезаря, потому что конница Сципиона была отражена с большим уроном. Казалось бы, что в эту решительную минуту, Сципиону следовало бы сильнее поддержать войска свои, находившиеся, в бою; но он остался в бездействии, а Цезарь, признавая невыгодным для себя атаковать его в его позиции, прекратил бой и отвел свою армию обратно в её лагерь.
Разбирая эти действия и побуждения Сципиона и Цезаря, можно прийти к заключению, что первый хотел ограничиться чистою обороной крепкой позиции своей, не выходя из неё и не вдаваясь в общий бой, – Цезарь же напротив хотел выманить его из этой позиции и вовлечь в общий бой на равнине, но, видя, что это не удалось, признал невыгодным для себя атаковать Сципиона в его позиции и предпочёл прервать бой и отступить, при всем доверии к своему счастью зная по опыту, что не всегда можно было насильно испытывать его и предвидеть, до чего оно доведет.

§ 318. Обложение и осада Цезарем Тапса, – сражение при Тапсе и конец войны.

Не успев принудить Сципиона к общему бою в открытом поле, Цезарь немедленно делал все распоряжения к осаде Тапса. На другой же день, 26 февраля, {А по мнению Наполеона I – 4 апреля до-юлианского календаря или 14 января юлианского.} в 3 ч. утра, он двинулся со всею своею армией к Тапсу, находившемуся в 3 милях (4 верстах слишком) к югу от Агара, на низменной приморской косе, и имевшему весьма хорошую гавань. В расстоянии около 2 ½ миль (З ½ верст) к западу от него лежало соляное озеро, между восточною оконечностью которого и морем было около 1500 шагов (около 1 версты) расстояния Цезарь, приблизясь к Тапсу, немедленно занял все выгодные пункты в окрестностях его и приказал устраивать укрепленный лагерь для своей армии – к западу от Тапса, контрвалационную и, циркумавалационную линии – против него, между лагерем и морем, и отдельное сомкнутое укрепление (форт, – между озером и морем, дабы преградить Сципиону подступ к Тапсу с этой стороны).
Важность Тапса для Сципиона побудила его идти на помощь, этому городу, и, после долгих совещаний в собранном им военном совете, решено было последовать за Цезарем вдоль по нагорным высотам. Приблизясь к Тапсу, Сципион расположился в расстоянии 3/4 мили (1 версты слишком) от него в двух лагерях, из которых в одном он сам с своею армией, а в другом – Юба с своими войсками. После новых совещаний в военном совете, положено было переменить расположение армии так, чтобы фланговым движением влево занять новый лагерь между соляным озером и морем, войти в сообщение с Тапсом, прервать сообщение Цезаря с Лептой, лагерь же Юбы оставить на прежнем месте. Вследствие того, Сципион и двинулся с армией влево, но был крайне изумлен, встретив между соляным озером и морем сомкнутое укрепление, устроенное Цезарем и преградившее ему, Сципиону, путь. Это неожиданное обстоятельство привело его в такое недоумение, что он не знал, что ему делать, и не идя ни вперед, ни назад, остановился на том месте, где стоял, до вечера, и тогда только отступил, дал войскам несколько часов отдыха и на следующее утро начал укреплять лагерь в 1000 шагах от моря и около 1500 шагов от лагеря, линий и укрепления Цезаря.
Цезарь, видя это, признал невозможным допустить Сципиона укрепиться в таком близком расстоянии от Тапса и осадных линий против. него, и положил атаковать Сципиона прежде, нежели он успел бы укрепиться, хотя и предпочёл бы отложить бой до взятия Тапса. Вследствие того, оставив 2 легиона для занятия своих укрепленных линий, со всеми остальными войсками он немедленно вышел из своего лагеря и построил их впереди его в 3 линии, 10-й и 2-й легионы – на правом фланге, 8-й и 9-й – на левом, остальные 5 в середине, легкую пехоту – между отделений конницы и поставил на; флангах 2 особенные отряда, каждый из 5 отборных когорт и большого числа стрелков, для действий исключительно против слонов. Части своих судов, стоявших в гавани Тапса, он приказал плыть к югу как можно ближе к берегу моря и по данному сигналу с громким криком высадить несколько войск в тылу неприятеля.
Между тем 3-я линия армии Сципиона укрепляла лагерь, а 1-я и 2-я прикрывали ее, имея на флангах 64 слона с башнями и за ними легкую пехоту; нумидийская конница стояла на левом фланге, а вся остальная, с легкою пехотой между отделениями ее – на правом.
Когда армия Цезаря, выйдя из лагеря и построясь как сказано, двинулась вперед, Сципион впал в беспокойство и сомнение касательно порядка построения своей армии к бою и приказал некоторым войскам из 2-й и 3-й линий отступить и построиться позади, а другим выдвинуться вперед и стать спереди. Эти несвоевременные передвижения, в самую решительную минуту, произвели невыгодное впечатление на армию Сципиона и смущение в ней. Это замечено было Цезарем и всею армией его, и высшие военачальники и все окружавшие его убедительно просили его немедленно подать сигнал к атаке, дабы воспользоваться видимым беспорядком в неприятельской армии. Но он медлил поданием сигнала, говоря, что «такого рода атака не нравится ему», и даже старался умерить их рвение, как вдруг на крайнем правом фланге раздался одинокий трубный сигнал к атаке... Стоявший там 10-й легион заставил трубача своего подать сигнал, который тотчас же был повторен во всей армии – и она немедленно двинулась вперед, не смотря на все усилия частных начальников удержать войска до подания сигнала самим Цезарем. Тогда уже последний, видя невозможность остановить, порыв своих войск, сел на коня, подал свой сигнал и с боевым отзывом «счастье», повел легионы свои вперед.
Бой открыли два особенные отряда, назначенные для атаки слонов, и осыпали их градом стрел и каменьев. Приведенные этим в ярость, слоны на левом фланге армии Сципиона обратились назад, смяли собственную пехоту и бросились к своему лагерю, загородив входы в него. Нумидийская конница на том же фланге, устрашенная этим неожиданным обстоятельством, обратилась в бегство и тем раскрыла левый фланг своей армии, приведенный в расстройство и беспорядок. Правая фланговая конница, а затем и пехота в центре армии Сципиона, при виде этого, пришли в смятение и стали отступать к своему лагерю, сначала еще в порядке и с боем. Но когда высшие военачальники Сципиона, страшась попасть в руки Цезаря и заботясь только о собственной безопасности своей, обратились в бегство, тогда уже вся армии Сципиона пришла в страх, расстройство и беспорядок, предалась бегству к своему лагерю и, преследуемая по пятам, понесла огромный урон. Лагерь был еще недокончен и неукреплен и был без труда взят Цезаревыми войсками. Те, которые хотели защищаться в нем, были все перебиты, а остальные бросились бежать в лагерь, который занимали накануне. Но как при них не нашлось никого из начальников, то, полагая, что последние направились в отдельный лагерь Юбы, они бросились бежать к нему, но нашли его уже занятым войсками Цезаря и в ужасе, не видя нигде спасения, собрались на ближайшей высоте. Вскоре, окруженные на ней войсками Цезаря, они бросили оружие и просили пощады. Но войска Цезаря были до того раздражены и ожесточены, что, не смотря на приказания Цезаря щадить своих соотечественников и товарищей по оружию, и не взирая на все усилия частных начальников своих к удержанию их, не дали пощады никому и перебили всех до одного. И этим не ограничилось еще кровопролитие: побежденные, рассеявшиеся всюду, нигде не могли найти спасения и везде были преследуемы и истребляемы. Тщетны были все усилия самого Цезаря удержать свои войска, и он не мог даже защитить многих римских граждан, находившихся при нем и против которых войска были сильно раздражены, подозревая их в приверженности к Помпеевой партии. 10 т. чел. убитых остались на поле сражения, остальные были убиты в преследовании и лишь немногие успели спастись. Лабиен, Афраний, Петреий и другие военачальники Сципионовой армии бежали одни из первых и старались, но не успели спастись ни сухим путем, ни морем, и были убиты. Сципиону удалось пробраться к берегу моря и он с несколькими судами направился к берегам Испании, но встреченный и атакованный судами Цезаря близ мыса Меркурия (н. Бон), погиб в бою.
Урон Цезаря простирался только до 50 чел. убитых и небольшого числа раненых. Во время сражения, гарнизон Тапса, произвел высадку, но был отражен с уроном. На другой день Цезарь и отступил к Тапсу, имея в главе армии, в виде победных трофеев, всех 64 слонов, взятых в сражении, и потребовал сдачи Тапса. Но не успев уговорить начальника гарнизона к сдаче города, он оставил против него, для продолжения осады, 3 легиона под начальством проконсула Ребила, легата Домиция с 2-мя легионами послал взять город Тиздру, а сам с остальными войсками двинулся сначала к Гадрумету, который взял и захватил в нем всю казну Сципиона, а потом к Утике. Здесь, между тем, Катон тщетно старался склонить жителей к обороне: они были расположены в пользу Цезаря, и Катон успел выговорить от них только то, чтоб они позволили приверженцам Помпеевой партии отправиться в Испанию, и затем сам лишил себя жизни.
Юба, в сопровождена нескольких беглецов, не был впущен жителями столицы своей, Заморы, где находились семейство и сокровища его, удалился в свой загородный дворец и там также сам лишил себя жизни.
Цезарь, торжественно вступив в Утику, на другой день получил известие о сдаче Тапса, а на третий день отправился в Замору. Обратив владения Юбы, Нумидию, в римскую провинцию, он воротился в Утику, наложил на многие города контрибуции, устроил управление Африки и 10-го марта (по мнению Наполеона I – 13 июня до-юлианского или 23 марта Юлианского календаря) отправился из Утики морем в Каралис (Caralis, н. Cagliari) на о. Сардиний, а оттуда в Рим, куда и прибыл в начале июля (в апреле Юл. календ.), после 6 месяцев отсутствия и 4 ½ месяцев войны в Африке.

§ 319. Замечания.

Африканская война, начатая слишком поздно и веденная несвоевременно, при неблагоприятных обстоятельствах, была поэтому одною из самых трудных для Цезаря, и нужно было все превосходство его военных дарований для того, чтобы он вышел из неё победителем. Это очень верно объясняет Наполеон I в замечаниях своих об Александрийской войне. «Эта несчастная (как он справедливо называет ее) война дала 9 месяцев отсрочки партии Помпея, восстановила её надежды и поставила ее в состояние выдержать еще несколько походов, что заставило Цезаря в следующем году совершить поход в Африке, а два года спустя еще один в Испании. Этих двух походов, в которых ему потребны были его гений и его счастье, чтобы выйти из них победителем, не было бы, если бы после сражения при Фарсале он тотчас отправился на берега Африки и предупредил на них Катона и Сципиона, или, если уже, направляясь, как он это сделал, к Александрии, приказал бы следовать за собою 4 или 5 легионам, для перевозки которых имел достаточно судов. А если бы и не так, он мог бы без невыгоды для себя удовольствоваться видимою покорностью Птолемея и отсрочить на один год отмщение ему». Это совершенно верно и было главною причиною и несвоевременности, и трудности Африканской войны. Но не одна несчастная Александрийская война замедлила Африканскую, но и весь ряд войн и походов Цезаря со времени занятия им Италии. Противник его Помпей имел тогда главные свои силы в Греции и на востоке, а части сил в Испании и Африке. Без сомнения, в воле Цезаря было обратиться сначала или в Грецию или в Испанию, или в Африку. По своим соображениям он обратился прежде всего в Испанию, хотя, казалось бы, лучше и прямее к цели следовало бы ему обратиться против Помпея в Грецию, и притом сухим путем, а не морем, какого мнения был и Наполеон I. Но действия в Испании, осада Массилии, дела в Риме и Италии и недостаток флота задержали его до конца 49 г. и он переправился морем в Эпир лишь с частью своей армии и, до соединения своего с Антонием и остальною частью своей армии, принужден был действовать наступательно-оборонительно против превосходных сил Помпея, в неблагоприятных для себя обстоятельствах, доколе движением в Фессалию и победой при Фарсале не успел наконец одолеть Помпея. Но все это снова задержало его на три четверти года, а потому он, преследуя Помпея с частью своих сил, очутился в Александрии, среди восставших против него в превосходных силах египтян, лишь с 5 т. войск и 10 военными судами, и против воли и ожидания был вовлечен в трудную и продолжительную войну, в которой снова принужден был действовать наступательно-оборонительно, доколе прибытие к нему подкреплении не позволило ему решить эту войну наступательными действиями и победой над Птолемеем. а затем 2 месяца, недостойным его образом, в бездействии проведенные в Александрии, поход из Египта чрез Сирию в Малую Азию против Фарнака, следование после того в Рим, устройство дел в нем – снова задержали его от нанесения последнего удара Помпеевой партии в Африке, т.е. там, где его следовало бы нанести тотчас после сражения при Фарсале. А там-то именно, в течении 1 ¼ года от этого сражения до высадки Цезаря в Африке, партия Помпея успела усилиться и утвердиться точно также, как перед тем Помпей в Греции, и чтобы побороть ее, подлинно Цезарю, потребны были и соразмерные с нею силы и особенно все его искусство. А этого не было бы, если бы, по мнению Наполеона I, приведенному выше, Цезарь, победив Помпеевых легатов в Испании, а потом самого Помпея в Греции, тотчас отправился Африку и, легко победив в ней только одного Помпеева легата Вара, 3-мя годами ранее решил войну в свою пользу. К чему же отнести то, что произошла совсем иное? К особенному ли стечению обстоятельств, т.е. к слепому случаю? – или к ошибкам Цезаря? – или к его искусству? – или наконец к его счастью? – Но участия слепого случая в действиях такого великого полководца, как Цезарь, допустить невозможно; искусство и особенно счастье его были несомненны; но нельзя не уделить в этом и некоторой доли ошибок с его стороны, ибо, хотя он был и великий человек, но все таки человек и, как человек, не мог быть и не был изъят от человеческой слабости творить ошибки. Он сам в своих записках и отчасти его безусловные восхвалители из числа его комментаторов, либо умалчивают о его ошибках, хотя и видимо сознают их, либо всячески извиняют и оправдывают их. Но некоторые из его комментаторов, и в главе их Наполеон I, а также Гишар и нек. др., не скрывают, не извиняют и не оправдывают его вольных и невольных ошибок. И, в смысле исторической истины, справедливым кажется держаться благоразумной середины и выставляя все действительно искусное, не скрывать и ощибочного. А в Африканской войне встречается и то, и другое едва ли не более, чем в предшествовавших войнах и походах Цезаря.
О первой и главной ошипбке его – той, что он после сражения при Фарсале не отправился тотчас в Африку – уже было говорено выше. По возвращении его из Малой Азии в Рим, в начале осени 47 г. он пробудился наконец при шуме опасности (Cesar se reveilla au bruit du danger) – чрезвычайно верно, и метко говорит Наполеон I, следовательно – пробудился от усыпления: иначе назвать этого нельзя. И снова, хотя и поздно, закипела его деятельность, как бы в вознаграждение утраченного времени, но закипела уже слишком сильно и не довольно благоразумно-осторожно. Явная необходимость и крайнее нетерпение как можно скорее явиться и победить в Африке, может быть так, как он победил Фарнака (т.е. прийти, увидеть и победить), снова повела его к тому же, что он уже испытал с такою невыгодою для себя на море и в Эпире против Помпея в 49–48 гг. Лишь с 6 легионами и 2 тыс. чел., конницы, т.е. лишь с частью своих сил, на флоте относительно слабейшем Сципионова, отправился он от Лилибея в Сицилии к берегам Африки – в самое бурное, осеннее время года, когда и сам знал, и все ему говорили, что плавание было опасно. И на этот раз счастье его, как бы в наказание его, отвернулось от него: буря рассеяла его флот – и он едва с 4 т. чел. войск на нескольких судах высадился близ Руспины. И благо еще было ему, что тут находилась только слабая часть сил Сципиона, и та под начальством Консидия, который, вместо того, чтобы сразу подавить Цезаря, сам заперся и укрепился в Гадрумете. Но, при первой тревоге, Сципион уже начал собирать свою превосходную числом армию и направил ее к Руспине, выслав вперед половину её с Лабиеном – заклятым врагом Цезаря.
Но прежде следует еще сказать несколько слов о переправе Цезаря в Африку. Гишар упрекает его в том, что он не выждал сосредоточения всех своих военных сил, сухопутных и морских, и не отправился со всеми ими разом. Этим, он переждал бы самого бурного на море времени и имел бы при высадке все свои силы с собою. После потери 1 ¼ года времени, лучше было бы потерять еще 1 или даже 2 месяца и явиться в Африке со всеми силами, нежели, поспешив, 4 месяца быть в ней почти постоянно слабее Сципиона. Но генерал Лоссау восстает против этого, говоря, что это было невозможно и потребовало бы слишком много времени. Из этих двух мнений, скорее можно согласиться однако с мнением Гишара.
Гирций Панза, составитель книги комментариев Цезаря об Африканской войне, говорит, будто Цезарь не назначил своему флоту сборного места на берегах Африки, потому что не знал, какой пункт на них назначить, который был бы свободен от неприятельского флота. Но Наполеон I возражает, что это мнение такого неспособного описателя действий Цезаря, как Гирций Панза, есть нелепость, незаслуживающая опровержения. «Сципион» – говорил он – «был в Утике и владел всеми северными берегами Африки до владений Юбы, а Цезарь назначил армии и флоту сборное место к югу от мыса Меркурия (н. мыс Бон, Bon) до большого Сырта, где весь морской берег был свободен от неприятельских войск. а неприятельским эскадрам невозможно было в эту пору года крейсировать тут. Но флот Цезаря был рассеян бурей и разбросан ею к северу от мыса Меркурия, и собрался только позже и постепенно.»
Высадка Цезаря, как и переправа его, была действием необыкновенно смелым и даже отважным, и не имела бы, может быть, успеха, если бы против Цезаря был в этом месте не Консидий, а Лабиен. Но смелость и отважность Цезаря были соединены с благоразумными прозорливостью и осторожностью не только при высадке, но и во все время пребывания ври Руспине, до боя с Лабиеном, при отступлении от Зеты. {Лоссау.}
Тем не менее положение Цезаря, в течении целого месяца после высадки, было очень трудное и критическое и он был обязан своим спасением только искусственным укреплениям и бессилию нападательного оружия для взятия укреплений открытою силой. Четыре дня после высадки, имея еще очень мало войск (менее 4 т.), он, не смотря на то, поставил гарнизоны в единственные два города (Руспину и Лепту), которые имел на этом берегу, и, чтоб уклониться от Лабиена, вышел с своими, когортами в море, для отыскания своего флота, большая часть которого однако присоединилась к нему в это самое время. {Наполеон I.}
В бою с Лабиеном, несколько времени спустя, он очевидно имел неудачу, не смотря на утверждение противного Гирцием Панзой. Лабиен употребил при этом образ действий парфян против Красса, не с белым, но с метательным оружием, сильное действие которым, искусными в нем, ловкими, проворными и храбрыми иррегулярными пехотой и конницей, всегда имело выгоду и успех против регулярных войск, сражавшихся в сомкнутом строе. {Наполеон I.}
Меры Цезаря выманить неприятеля с горы на равнину и его предприятие против Уциты были, очевидно и понятно, весьма искусны. Не совсем понятны для нас только частые, почти беспрестанные, громадные фортификационные работы Цезаря, тем более, что в невыгодах, как и в выгодах их он приобрел уже достаточную опытность в Испании и Греции. Морская же экспедиция его из Лепты в Гадрумет (о которой выше говорить Наполеон I), напротив, так оригинальна своим характером, что заслуживает обращения на себя особенного внимания.
Все остальные затем действия Цезаря, до самого сражения при Тапсе, являют в нем, Цезаре, полководца с сильной волей и опытного, а экспедиция к Зете; кроме того, столько дерзкой отважности, что подобной не встречается ни прежде, ни после в действиях Цезаря и даже новейшая военная история едва ли может представить подобные примеры со стороны партизанских отрядов, а не то, чтобы целых армий. {Лоссау.}
По сосредоточении, армии Цезаря до числа 12 легионов, он слишком долго медлил вступить в сражение, как будто не доверяя своему счастью. Он выводил невыгодные для себя предвещания из нескольких трудных столкновений с неприятелем, в которые был вовлечен. Но это не могло относиться к общему сражению, потому что легионы Сципиона и Юбы, в решительном бою, слишком уступали легионам Цезаря, для того чтобы противостоять им. {Наполеон I.}
Вообще должно сказать, что действия Цезаря в Африке представляют некоторые черты и различия, и сходства с действиями его в Испании и Греции, т.е. в междоусобной войне римских войск против римских. И в Африке, как в Испании и Греции, он. стремился одолевать противников не решительными действиями с целью боя, но преимущественно маневрированием на флангах и сообщениях их, с целью либо завладеть складами запасов их, либо лишить их возможности добывать продовольствие, либо преимущественно заставить их из гористой, пересеченной местности выйти на равнины или произвести какое-нибудь ошибочное движение и, пользуясь тем, напасть на них и разбить их. Эта последняя цель Цезаря, с одной стороны кажется несомненною, потому что иначе и войны решить было нельзя, но с другой стороны очевидно являет какое-то недоверие, сомнение, или нежелание и вследствие того колебание. Это явственнее всего усматривается в самый решительный момент всей войны – перед началом сражения при Тапсе. Обе армии уже были построены одна против другой, Цезарь уже принял все меры для вернейшего одоления противника, обошел и ободриль свои войска речью – и медлил подать сигнал к атаке, не смотря на просьбы, и убеждения своих военачальников и на нетерпение, даже неудовольствие своих войск, говоря, что такого рода атака (т.е. против неприятеля, видимо находившегося в смятении и расстройстве) не нравилась ему. Как объяснить это желание боя и колебание перед самым началом его? Из кратких слов Гирция Панзы о том, такого объяснения извлечь нельзя, да и нужно еще знать, можно ли иметь полное доверие к ним. Во всяком случае факт колебания Цезаря, сигнал к атаке, самовольно поданный именно знаменитым 10-м легионом на крайнем правом фланге, атака вследствие того помимо воли Цезаря, крайнее раздражение и ожесточение войск его, не дававших побежденным пощады, и решение продолжительной, трудной и утомительной войны одним жестоким ударом и истреблением почти всей неприятельской армии – заслуживают особенного внимания. Кажется, будто Цезарь и хотел, и не хотел решительного сражения и поражения армии Сципиона, но они произошли помимо его воли, весьма естественным и понятным порывом его войск, которым до крайности наскучила такого рода война. Так или иначе, победа при Тапсе была искусно подготовлена Цезарем, но одержана его армией, без особенного с его стороны участия.
В отношении к частым и громадным фортификационным работам Цезаря в этой войне, нельзя не заметить, что хотя такого рода работы были в общем употреблении и, так сказать, во вкусе или моде того времени, однако они изобличают как будто некоторое особенное пристрастие к ним Цезаря. Из приведенная выше (§ 281) описания такого рода работ можно судить, сколько времени и труда они стоили, и не смотря на то, едва только одни из них бывали кончены, как тотчас же начинались другие подобные или и еще значительнейшие, независимо от частой перемены мест расположения укрепленных лагерей.
Поэтому нельзя не согласиться с генералом Лоссау, что такого рода работы, для нас, в наше время, служат проблемой или загадкой.
Наконец, что касается действий Сципиона и всех его сподвижников и пособников, с Лабиеном во главе, следует сказать, что они нималейше не умели воспользоваться ни своим превосходством в силах на сухом пути и море, ни в своем относительном положении в Африке, первоначальными: слабостью сил Цезаря и трудным, даже опасным положением его на краю моря. И хотя они не раз наносили, – ему частные поражения и чувствительный вред, но никак не могли одолеть его ни тем, ни другим способом, действовали большею частью очень ошибочно и неискусно, боязливо и без энергии, хотя все имели более или менее продолжительную военную и боевую опытность. Крайнее же малодушие их, бегство и жалкая смерть их после поражения при Тапсе, довершают картину неспособности и ничтожности их перед таким человеком и полководцем, как Цезарь. Счастье его и тут, как в Италии, Испании, Греции, Александрии и Малой Азии, поставило его лицом к лицу с противниками, стоявшими неизмеримо ниже его дарованиями и искусством, и, однако причинившими ему немало труда в одолении их – отчасти вследствие собственных его ошибок. Но, в общем результате, каковы бы ни были и противники его, и ошибки их и его, и счастье его, тем не менее он и в Африканской войне является великим полководцем и война его в Африке была и будет одною из замечательнейших войн его и вообще в древности.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ И ПОТОМ С ЕГО ПАРТИЕЙ. (49–45). (Окончание).

§ 320. Цезарь в Риме. – IV. Испанская война. – § 321. Разделение Испании и положение дел в ней в 48, 47 и 46 годах. – §' 322. Переправа Цезаря из Италии в южную Испанию и военные действия в ней. – § 323. Сражение при Мунде. – § 324. Окончательные военные действия Цезаря в Испании. – § 325. Замечания.

Источники и историческая пособия – означенные в главе ХХХVI.

§ 320. Цезарь в. Риме, (46 г.)

Возвращение свое из -Африки в Рим (в июне 46 г. по старому календарю или в конце марта по юлианскому) Цезарь торжествовал 4-х- дневным большим триумфом над 4-мя чужими странами: Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией. В эти четыре дня триумфа он устроил для народа великолепные игры в цирке, которые послужили началом дорогих народных игр последующих времен империи: между прочим, для увеселения народа, в цирке были спущены 400 львов и 50 слонов. На следующий 45-й год Цезарь был избран в консулы и на 10 лет в диктаторы. Сохраняя последнее звание за собою консульское он принимал только для того, чтобы передавать его другому, кого хотел обязать тем, хотя оно уже не имело иного значения, кроме того, что доставляло облеченному им титул и права консульской особы. Впрочем Цезарь недолго наслаждался спокойствием в Риме: уже четыре месяца после возвращения своего из Африки (следовательно в октябре или августе) он принужден был отправиться в Испанию, где сыновья Помпея, Гней и Секст, с остатками Помпеевой партии, собирали большие силы.

IV.
Испанская война (46–45 г.).

§ 321. Разделение Испании и положение дел в ней в 48, 47 и 46 годах.

Греки называли Испанию Иберией, а также и Эсперией, потому что она, в отношении к ним, лежала на западе. Карфагеняне проникли в Испанию чрез Гадес (н. Cadix), Малаку (н. Malaga) и построенный ими в последствии Новый Карфаген (н. Cartagena). Римляне разделяли Испанию на Бэтическую (южную}, Лузитанскую (западную) и Тарраконскую (северную). В первой (н. Эстрамадура, Андалузия, Гренада и Малага) считалось до 200 городов. Вторая (н. Португаллия) лежала между pp. Анасом (н. Guadiana) и Дурием (н. Duro). Третья (н. Мурсия, Валенсия, Каталония, Аррогония, Наварра, Астурия, часть старой Кастилии, Леон и Галиция) занимала остальную часть Испании.
Цезарь, покорив Испанию в 49 г., оставил в ней, в звании пропретора, Кассия Лонгина. Последний, человек корыстолюбивый, уже употребивший во зло звания квестора (казначея и интенданта), которым облечен был перед тем в Испании, восстановил против себя испанцев. Они, в соглашении с частью войск составили заговор против него и ранили его двумя ударами кинжалов. Но он остался жив, собрал часть войск и казнил заговорщиков. Мавританский царь Бохуд переправился из Мавритании в Испанию, а Лепид, начальствовавший именем Цезаря в Тарраконской Испании, перешел с 36-ю когортами через горы в Бэтику – оба на помощь Кассию. С другой стороны квестор Марцелл стал в главе враждебной Кассию партии и привлек ее на сторону Цезаря. Последний, после сражения при Фарсале, послал легата своего Требония, в звании проконсула, в Испанию, дабы восстановить в ней порядок. Кассий сел на суда и направился вдоль берегов Испании к северу, но в устье Ибера потерпел крушение и погиб с награбленными им сокровищами. Но несколько месяцев спустя, старший сын Помпея Гней прибыл в Испанию и изгнал из неё Требония. а после сражения при Тапсе, брат его Секст, Лабиен, Вар и все остальные, оставшееся в живых, приверженцы Помпея, с остатками разбитой в Африке армии, присоединились к Гнею Помпею в Испании. Вскоре у них образовалась в южной, Бэтической Испании сильная армия в 13 легионов, под главным начальством Гнея Помпея, молодого человека очень смелого и предприимчивого и не без военных дарований. Впрочем, из 13 легионов его, только 4 были составлены из старых и опытных войск и частных начальников их. В составе армии было много легкой пехоты и конницы. Гнею Помпею и его сподвижникам представлялась выгодная возможность вести и протянуть оборонительную войну в очень гористой и пересеченной горами и реками Бэтической Испании, изобиловавшей и городами, и крепкими естественными позициями, и средствами продовольствования и содержания армии. Кроме того, большая часть городов в ней лежала на труднодоступных горах или высотах, и многие крепкие пункты, также на горах или высотах, были укреплены отдельными, сомкнутыми укреплениями, с высокими башнями. Но Гней Помпей не щадил ни края, ни его жителей, поступал с ними крайне сурово, взимал с них большие контрибуции, насильственно набирал войска и т.п. и этим возбудил в них сильное неудовольствие, так что некоторые города затворились для него и просили помощи Цезаря.
Все это послужило для последнего весьма важным побуждением нимало не медля отправиться в Испанию, дабы не допустить еще больших усиления и утверждения в ней остатков Помпеевой партии и её армии, и нанести им последний, окончательный удар.

§ 322. Переправа Цезаря из Италии в южную Испанию и военные действия в ней.

Гирций Панза, составитель последней книги комментариев Цезаря об Испанской войне, не сообщает никаких сведений ни о времени перехода Цезаря сухим путем или переправы его морем из Италии в Испанию, ни о местах, откуда и куда он перешел или переправился, ни о числе войск и судов его. Новейшие писатели полагают впрочем, что Цезарь вероятно переправился морем в октябре 46 г. по старому календарю или в августе по юлианскому, из Остии или из Сицилии, и высадился в бывшем городе Новом Карфагене (н. Cartagena), не более как с 8-ю легионами (которые он имел позже в южной Испании), на флоте, достаточном для перевоза их морем. Через 23 дня после отправления из Италии, Цезарь уже был на р. Бэтисе (п. «Guadalquivir), в то самое время, когда Гней Помпей осаждал город Улию (Ulia, н. Montilla на p. Cabra, а по другим Montemayor). единственный, еще державшийся против него в Бэтике, а, Секст Помпей находился с войсками в Кордубе на р. Бэтисе (н. Cordova на p. Guadalquivir). Жители последнего тотчас прислали к Цезарю депутацию с известием, что Секст Помпей еще ничего не знал о прибытии его, Цезаря, был очень беспечен и оплошен, и что Кордубой легко можно было овладеть еще в следующую ночь. Вследствие того Цезарь приказал своим легатам Педию и Фабию Максиму, которым поручил начальствование войсками в этом крае, возвестить в нем повсюду о прибытии его, Цезаря, и прислать ему конный отряд в прикрытие, а для выиграния время сам отправился в их лагерь. Вслед затем и жители осажденной. Улии успели выслать к нему также депутацию с просьбой о скорейшей помощи. Цезарь послал к Улии Юния Пациека с 6-ю когортами и 6-ю турмами конницы. Эти войска, пользуясь темною и бурною ночью, успели, не узнанные неприятелем, без препятствия пробраться сквозь осадные линии его, как будто для ночного нападения на город, и едва вошли в него, как тотчас же произвели вместе с жителями сильную вылазку, стоившую неприятелю большого урона. Между тем Цезарь с своей стороны двинулся с войсками к Кордубе. Передовой отряд его опрокинул вышедшего на встречу ему из Кордубы неприятеля, с уроном обратно в город и тотчас начал делать приготовления к осаде.
Из этого видно, что оба Помпея были очень оплошны, а жители Кордубы и Улии были расположены против них и в пользу Цезаря. При вести о приближении последнего, Секст Помпей пришел в большую тревогу и призвал на помощь брата своего, который и снял осаду Улии (это было уже в конце 46 г. по старому календарю или в конце октября но юлианскому).
Цезарь, прибыв к р. Бэтису, был принужден построить на нем мост на козлах и соединить его с своим лагерем укреплениями. Дальнейшие затем военные действия в этом месте, с обеих сторон, Гирцием Панзой изображены так непонятно и даже противоречиво, что только по результатам их можно догадываться о причинах последующих действий Цезаря. По словам Гирция, ежедневно происходили частные дела из-за моста на Бэтисе, стоившие большого урона и, как видно, принудившие наконец Цезаря покинуть свой лагерь и двинуться к городу Атегуа (Ategua, н. Tebala veja), для осады его, при-чем Секст Помпей последовал за ним и на другой день утром, пользуясь густым туманом, напал врасплох на часть его конницы и почти всю ее истребил. Намерение его предупредить осаду Атегуи встретило препятствие в крепкой позиции Цезаря, и потому Секст Помпей перешел через нын. р. Гуадахос (Guadajos), впадающую в Гуадалкивир (Бэтис) ниже Кордовы (Кордубы), и расположился между городами Атегуа и Укуби (н. Lucubi). Отсюда он предпринимал разные движения и атаковал главный укрепленный пост Цезаря, но был отражен и отступил к Кордубе, причем произошли многие частные дела, в пользу более Цезаря, нежели его. Цезарь осадил город Атегуа и так стеснил его, что гарнизон наконец предложил сдать его, на условии свободного выхода. Но Цезарь отказал в этом и произвел приступ, который однако был отражен, и гарнизон, в ожесточении против. жителей города, вырезал большую часть их. Секст Помпей приблизился к осадным линиям Цезаря и, сколько кажется, действовал довольно смело и безыскусно, не опасаясь вступить в бой с Цезарем. Гарнизон Атегуи, разграбив этот город, хотел пробиться из него в лагерь Помпея, но был отражен и опрокинут с уроном обратно в город. Наконец, после многих переговоров и стычек, город был сдан, а с гарнизоном его Цезарь поступил великодушно.
Секст Помпей остался в Кордубе, а Гней Помпей отступил к гор. Укуби и занял близ него очень крепкую и сильную позицию. Цезарь последовал за ним и расположился очень близко от него. Обе армии несколько раз переменяли свое расположение, причем Гнеий Помпей избегал боя на равнине и лишь случайно был вовлечен в одно довольно значительное дело, в котором часть конницы и легкой пехоты Цезаря так отличилась, что он наградил ее чрезвычайными подарками, а предводителя её – 5-ю золотыми цепями.
После того Гней Помпей двинулся к Испалису (Hispalis, н. Севилья), а оттуда к Укуби и наконец к Мунде, (н. гор. Ronda la vieja, близ селения Monda в Гренаде, к западу от Малаги и к северу от Марбельи, Marbella, на берегу моря). Цезарь последовал за ним, взял Вентиспонт, потом двинулся к Каруке или Каруле и наконец к Мунде, где расположился против Гнея Помпея.

§ 323. Сражение при Мунде.

На другой день (17 марта. 45 г. по старому календарю или в конце декабря 46 г. по юлианскому) Цезарь хотел двинуться далее (куда и зачем – Гирций не объясняет того), когда ему донесли, что Гней Помпей выступил из своего лагеря. Позиция, избранная Гнеем Помпеем, была, кажется, очень крепка, выгодна и значительно усилена укреплениями города Мунды на правом фланге и гористою, пересеченною местностью. 13 легионов Гнея Помпея были построены в боевой порядок на высотах влево от Мунды, у подошвы которых протекал ручей, болотистыми и неровными берегами своими затруднявший подступ к позиции. На левом крыле легионов были поставлены конница (сколько – неизвестно), 6 т. чел. легких и столько же вспомогательных войск. Цезарь, нетерпеливо желавший скорее решить войну общим сражением, построил свою армию – 80 когорт (8 легионов) и 8 т. чел. конницы – на равнине, имея 10-й легион на правом фланге, а 3-й и 5-й, с конницей и мавританскими вспомогательными войсками царя Бохуда, на левом. Войска Цезаря нетерпеливо желали боя, дабы покончить им войну. Но как Цезарь находил позицию Гнея Помпея неприступною, то, дабы, выманить его на равнину, двинул свою армию вперед, однако остановил ее у ручья. Гней Помпей, приняв это за опасение Цезаря атаковать его позицию, имел неблагоразумие спуститься с высот на равнину и тем пожертвовать всеми своими выгодами-Вскоре завязался общий и упорнейший бой. Первое нападение Помпеевых войск было так стремительно и сильно, что Цезаревы войска начали колебаться и никогда еще победа не была столь сомнительною для Цезаря. Неоднократно бросался он лично в места самой жестокой сечи, заклинал своих ветеранов не предавать его в жертву детям и сознавался в последствии, что во всех прежних сражениях своих сражался для одержания победы, но при Мунде – за спасение собственной жизни. Пример и слова его сильно подействовали на его войска, которые усугубили свои усилия. Неприятель сильно терпел от стрельбы легкой пехоты Цезаря, а 10-й легион так теснил левое крыло его, что Гней Помпей, опасаясь атаки во фланг, двинул туда 1 легион в подкрепление. Наконец особенный случай решил победу: Бохуд с своими нумидийцами бросился справа на лагерь Помпея, а Лабиен послал на помощь лагерю 5 когорт. Увидав движение этих 5 когорт назад, Цезарь вскричал: «бегут!» и стремительно ударил с воодушевленными этим легионами своими на неприятеля; в тоже самое время и конница его произвела сильную атаку. Войска его были вполне уверены, что неприятель отступает, а войска Помпея, увидав движение 5 когорт своих назад, с своей стороны приняли это за начало отступления, пришли в смятение, расстройство и беспорядок, бросились частью в свой лагерь, большею же частью в Мунду, и были сильно преследуемы и жестоко истребляемы. Кровопролитие было необыкновенное: 30 тыс. убитых остались на поле сражения, в том числе Лабиен, Вар и 3 т. римских всадников, а под стенами Мунды, по словам Гирция, образовался, будто, бы, целый вал из тел убитых воинов! Орлы всех 13 легионов, большая часть знамен и 17 высших начальников войск Помпеевых были трофеями победы Цезаря, урон которого простирался, по словам Гирция, только до 1 т. убитых и 500 раненых. Гней Помпей с небольшим числом конницы бежал было к соседнему озеру, во, встретив всюду приверженцев Цезаря, бросился в горы и там был настигнуть и убит. Секст Помпей, узнав в Кордубе об исходе сражения, спасся бегством к кельтиберянам. и в последствии успел еще поднять и восстановить оружие своей партии.
Хотя Гирций описывает это сражение крайне неполно, неясно и неудовлетворительно, но из того, что он, равно Плутарх и Дион Кассий говорят, вообще можно, кажется, заключить, что с обеих сторон все резервы, по крайней мере со стороны Цезаря, были введены в бой и в нем была одна минута, когда удар свежих войск мог и должен был решить победу, которую и решил удар Цезаревой конницы, а по другим – нападение Бохуда на лагерь Помпея.

§ 324. Окончательные военные действия Цезаря в Испании.

После победы при Мунде, Цезарь был принужден осадить этот город, в который бросились остатки разбитой армии. Поручив осаду его своему легату Фабию Максиму, с остальными войсками он двинулся к Кордубе и взял ее, при чем с обеих сторон были совершены необыкновенный жестокости, и Цезаревы войска истребили до 22 т. человек. Овладение другими городами, находившимися еще во власти неприятеля, причинили Цезарю довольно затруднений и забот, что доказывает, что партия Помпея, не смотря на поражение при Мунде, была еще многочисленна в Испании и твердо держалась намерения упорно сопротивляться до последней крайности. Города, в которых гарнизоны и жители действовали единодушно, оборонялись очень упорно, но и в них большею частью вкрадывалась измена, которая вела наконец к покорению этих городов Цезарем. Описания совершенного окончания Испанской войны у Гирция недостает и известно только, что Цезарь, с марта до сентября (с конца декабря до июля по юлианскому календарю) совершенно уничтожив партию Помпея в Испании и покорив последнюю, воротился в Рим и торжествовал в нем триумф – на этот раз уже не над иноплеменными народами и странами, но над римлянами и над сыновьями Помпея, что произвело большое неудовольствие, особенно в приверженцах республиканского образа правления и врагах Цезаря.
В заключение следует заметить, что в Испанской войне совершил свой первый поход, под глазами Цезаря, любимый племянник его, 17-тилетний Октавий, в-последствии-Цезарь Октавиан и император Август.

§ 325. Замечания.

По поводу Испанской войны Наполеон I делает следующие замечания:
1) Что Цезарь употребил 23 суток на следование сухим путем из Рима до гор Сиерры Морены в Испании. Неизвестно, откуда он почерпнул эти сведения. У Гирция Панзы их не имеется, да и из других источников этого не видно, и невероятно, чтобы Цезарь, очень спешивший покончить с войною в Испании, отправился туда не морем, а сухим путем. Guichard и Turpin de Crisse, лучшие комментаторы Цезаря, ничего не говорят о том. Новейшие военные писатели полагают, что Цезарь переправился морем и высадился на юго-восточном берегу Испании, вероятно там, где прежде был Новый Карфаген (н. Cartagena), так как оттуда всего ближе до истоков р. Бэтиса (н. Guadalquivir).
2) Что Катон, имевший большие: вес, значение и влияние на умы и общественное мнение, поступил бы гораздо лучше, если бы, вместо безрассудного самоубийства, бывшего большим несчастьем для партии Помнея, отправился в Кордубу, в лагерь сыновей Помпея, которым мог бы быть очень полезен.
3) Что сражение при Мунде было единственным из всех сражений Цезаря, в котором он сам атаковал неприятеля, не смотря на крепкую позицию его; – движение Лабиена с 5-ю когортами к лагерю, само по себе хорошее, решило бой в пользу Цезаря – случай, нередко встречающийся в сражениях, когда малейшее движение, эволюция или т.п. мгновенно дают перевес и решают победу.
4) Что при Фарсале Цезарь потерял 200 чел., при Тапсе 50 а при Мунде 1000, между тем как неприятели его потеряли в них целые армии свои – огромная несоразмерность, происходившая единственно от вооружения, строя и образа действий в бою – войск в древние времена, представляющих большую разницу с новейшими. Сравнивая сражения в древние и новые времена, Наполеон I опровергаете существующее неверное мнение, будто первые были кровопролитнее последних, и говорит, что, напротив, первые случались реже и были менее кровопролитны в общей совокупности, нежели ежедневные, различные роды боя, от малейших до значительнейших, в новейшие времена, в общей совокупности своей далеко более кровопролитные,
И наконец 5) он обсуждает мнение некоторых, будто Цезарь во время сражения при Мунде едва не лишил сам себя жизни с отчаяния, и говорит, что такой поступок был бы гибельным для его партии, что армия его была бы разбита, что глава, политической партии не может самопроизвольно покинуть её, наконец что самоубийство (разумеется с точки зрения древних язычников) в таких случаях ничем не оправдывается, ибо кто, когда и как может быть без всякой надежды на изменчивом театре мира, где смерть одного человека изменяет в одно мгновение положение дел?
Генерал Лоссау, с своей стороны, замечает, что сыновья Помпея имели сначала все или по крайней мере наибольшее число выгод разного рода на своей стороне и хотели, но не умели искусно воспользоваться ими. Главною ошибкою их было то, что они не щадили ни края, в котором находились, ни жителей его, из которых одна половина была расположена в пользу Цезаря, а другая в пользу сыновей и партии Помпея, и тем возбудили крайнее неудовольствие против себя первых и облегчили Цезарю средства одолеть последних. Сверх того они вообще обнаружили большие нерадение, беспечность, нераспорядительность и неискусство соображений и действий, а когда стали уже лицом к лицу против Цезаря, то совершенно потеряли голову, стали двигаться и действовать ошибочно, и из них Гней – в направлении к берегу моря, где, притесненный тылом к нему, хотя и расположился в отличной позиции, в которой легко мог не только отразить, но и разбить Цезаря, однако, вследствие атаки Бохудом лагеря его, Гнея, движения к нему 5-ти когорт Лабиена и страха, произведенного тем на армию его, Гнея и т.д., сам был разбит так, что потерял всю свою армию и проиграл свое дело. Но и затем он мог еще удалиться в ту часть Испании, жители которой были расположены в пользу партия Помпея, собрать там остатки своих войск, усилить их новыми наборами, принудить Цезаря к новому походу против него, причинить ему много забот и вреда, и если и не решить наконец войну в свою пользу, то по крайней мере затянуть ее на долгое время, что было бы очень невыгодно для Цезаря. Но, не сделав ничего этого, он доказал, что, подобно отцу, своему, далеко не был равносильным и способным противником Цезаря, потерял также голову, предался бегству и предоставил Испанию Цезарю. Точно также и брат его Сектс, после сражения при Мунде, предался бегству и ничего не сделал для дальнейшего сопротивления Цезарю.
К этому следует прибавить; что пять месяцев, употребленных Цезарем, после сражения при Мунде, на окончательное покорение Испании, очевидно доказали, до какой степени сыновья Помпея и их, партия добровольно упустили благоприятные для них обстоятельства и возможность еще долго продержаться в этой стране. И счастьем для Цезаря было в ней, как и во всех странах и случаях во время междоусобной войны, иметь такого рода противников. Но этим счастьем Цезарь умел искусно пользоваться и доказательством этого служит то, что он всех противников своих победил не без большего труда, исключая Фарнака, для одоления которого ему действительно было достаточно прийти, увидеть и победить, тогда как про других он этого сказать не мог.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ. ОБРАЗ И ИСКУССТВО ВЕДЕНИЯ ЦЕЗАРЕМ МЕЖДОУСОБНОЙ ВОЙНЫ.

§ 326. В военно-политическом отношении. – § 327. В стратегическом отношении. § 328. В тактическом отношении. – § 329. В фортификационном и полиорцетическом отношении. – § 330. Заключение.

Источники и исторические пособия – указанные в главе XXXVI и из новейших особенно Turpon de Ckrisse, Guischar d, Napoleоn I, Lossau и Rustow.

§ 326. В военно-политическом отношении.

3-я римская междоусобная война Цезаря с Помпеем и, по смерти его, с его партией, имела с той и с другой стороны цели – одинаковые, но причины и средства – различный. Целями были, как в 1-й и 2-й междоусобных войнах, одоление и изложение политических: противника и его партии, и завладение нераздельною верховною властью в Риме и римской республике. Но причинами были, явными – неисполнение Цезарем неприятных и несправедливых, тягостных и унизительных для него постановлений Помпея, сената и аристократии римских, тайными же – политическое соперничество двух честолюбцов, Цезаря и Помпея, и стремление каждого из них к единоличной, нераздельной власти в государстве, не смотря на неоднократные, искренние или неискренние, но невозможные и потому неудачные попытки Цезаря к примирению и соглашению с Помпеем- – невозможные уже потому, что ни тот, ни другой не могли иметь и не имели в виду снова установить дуумвират. Еще различнее были средства обеих сторон: ими служили те политические партии, которые были на, стороне Помпея и Цезаря и поддерживали их и на которые сами они опирались. Партию Помпея составляло значительное большинство как сената и аристократии римских, т.е. знатнейших и почетнейших лиц в Риме и римской республике, облеченных в важнейшие звания в них и имевших в своих руках всю власть и все силы, средства и способы государства, – так равно и подвластных и подчиненных им, по закону, народа и войска, хотя втайне расположенных более в пользу Цезаря, нежели Помпея. Партию же Цезаря составляло, хотя и меньшинство сената и аристократии римских, но значительное большинство народа и войска, из которых первый в Риме, всей Италии и всей республике, был весь и вполне на стороне Цезаря, а из последнего, в начале – ядро, лучшая часть и главная сила его, т.е. 12-ти легионная, отличная боевая армия, с которою Цезарь завоевал Галлию, а потом и все присоединявшиеся к ней войска.
Но первостепенными средствами неоспоримо были личности Помпея, вождей его партии по смерти его, и Цезаря. Помпей, озаренный необыкновенным блеском прежних своих подвигов, побед и заслуг республике, Помпей, по словам Наполеона I, столь любимый римлянами и прозванный ими Великим, был уже далеко не тот, что прежде, и можно сказать, пережил самого себя. Непомерно гордый, самонадеянный, честолюбивый и властолюбивый, он не имел уже прежней энергии и был лишь орудием сената и аристократии, управлявших всеми действиями его и, в безрассудном ослеплении своею силою и ненавистью к Цезарю, побуждавших Помпея только к одним ошибкам и доведших наконец и его, и себя до гибели. Тоже или почти тоже самое следует сказать и о вождях партии Помпея, по смерти его. Главный из них – Сципион, подобно Помпею, не оказал ни энергии, ни искусства. Катон, более всех имевший и ума, и характера, и нравственного влияния, не сделал из них всего надлежащего употребления и, лишась всякой, надежды, малодушно и бесполезно лишил себя жизни. Лабиен оказал много энергии, но мало благоразумия и искусства и лишь очень много злобы и ненависти к Цезарю. Из сыновей Помпея, Секст и особенно Гней сначала явили довольно энергии, предприимчивости и отважности и обещали, по-видимому, совершить многое в пользу своей партии, но кончили ошибками, упадком духа и малодушным бегством, когда не все еще погибло. Все остальные же вожди Помпеевой партии и действия их были второстепенными и малозначащими.
Неизмеримо выше стояла великая личность Цезаря, и необыкновенною силою ума и воли, и могущественным, непреодолимым, нравственным влиянием на все и всех, и первостепенным искусством соображений и действий. Твердо опираясь на безусловные расположение и доверие к нему народа и войска, будучи всему и всем единственною и мудрою главою, искусным и твердым руководителем, действуя вполне самостоятельно и свободно, по своим личным усмотрению и побуждению, с необыкновенными энергией и деятельностью, прозорливостью и мудростью, смелостью и даже отважностью, но с благоразумною осторожностью, Цезарь так значительно превосходил своих противников, что рано или поздно не мог не одолеть их, хотя и достиг этого не без опасности для себя. Как человек, хотя и великий, он не чужд был некоторых политических ошибок, как например, может быть, слишком долговременным оставлением Помпея в Греции, а потом, вследствие Александрийской войны, партии его в Африке, без внимания и противодействия. Но если и признать это ошибками, то все-таки, они были ничтожными в сравнении с гораздо большими и важнейшими ошибками, ознаменовавшими почти все действия его противников.
Таким образом, сопоставив и сравнив, с обеих сторон, в военно-политическом отношении, цели, причины и средства 3-й римской междоусобной войны Цезаря с Помпеем и его партией, нельзя не прийти к заключению о решительном превосходстве первого и всех условий восторжествования его над последними в этой войне.
§ 327. В стратегическом отношении.

В дополнение к тому, что в этом отношении было изложено выше в главе XL §§ 274–282, касательно образа и искусства ведения Цезарем войны в Галлии, здесь будет приведено, в том же порядке, то, что касается того же предмета в междоусобной войне Цезаря с Помпеем и его партией.
И во-первых следует сказать, что и в этой войне Цезарь является вполне великим полководцем, от природы и рождения, но уже в полных развитии и силе своих необыкновенных военных дарований и с огромною военною опытностью, приобретенною в трудной войне в Галлии. Хотя и в междоусобной войне он не был совершенно чужд некоторых ошибок, в своих местах указанных выше, но этих ошибок уже было гораздо менее, нежели в войне в Галлии, и действия его почти исключительно или по крайней мере преимущественно можно признать безукоризненными. В самом начале он избрал первым предметом наступательных действий, как весьма естественно и понятно, Италию и в ней Рим, которыми и овладел, почти без боя, в 60 дней или 2 месяца. Затем, из трех стран, в которых находились: Помпей с главными силами в Греции, а легаты его с частью сил – в Испании и Африке, он избрал Испанию, куда и устремил последующие наступательные действия свои, обеспечив Италию с востока и юга, со стороны Помпея в Греции и Вара в Африке, оборонительными мерами. Причины того, хотя и, недостаточно объяснены Цезарем в его записках, но без сомнения были для него вполне уважительны, ибо, касались его собственных интересов и выгод, и потому новейшие рассуждения о том, куда ему лучше было направить свои действия, в Грецию, Испанию или Африку, должны уступить место решению самого Цезаря – направиться прежде в Испанию, а потом в Грецию.
Но действия в Испании, осада Массилии, дела в Риме и неимение флота задержали его долее, нежели он предполагал, и он переправился в Эпир лишь с половиной своей армии – в самых неблагоприятных для него обстоятельствах и время года, когда флот Помпея или бури на море могли истребит его десант. И хотя счастье его позволило ему благополучно высадиться на берега Эпира, но 5 месяцев он находился на них в трудном и опасном положении против превосходных числом войск Помпея. Счастье и искусство его и тут позволили ему с успехом удержаться против недеятельного Помпея и даже угрожать ему наступательными действиями, а через 5 месяцев соединиться с Антонием и остальною половиной своей армии и обложить Помпея при Диррахие.
Но это слишком смелое и даже отважное предприятие кончилось частным поражением Цезаря, следствием которого было необыкновенно искусное движение его в Фессалию, соединение в ней с Домицием и наконец – поражение Помпея при Фарсале искусными распоряжениями его, Цезаря, в этом сражении.
Усиленное и быстрое преследование им Помпея до Александрии, лишь с небольшою частью войск и судов, несвоевременное вмешательство его в дела Египта, поход против Фарнака и дела в Риме снова задержали его на целый год, что дало партии Помпея время усилиться и утвердиться в Африке. Это было большою ошибкой с его стороны и стоило ему гораздо большого труда победить эту партию в Африке годом позже, нежели годом ранее – тотчас после сражения при Фарсале.
От этого замедления ему снова пришлось переправляться в Африку осенью, когда бури могли сокрушить его флот, а море было во власти Сципиона. Действительно, буря рассеяла его флот, и на берегах Африки повторилось тоже, что было на берегах Эпира, но с гораздо большими трудностью, опасностью и невыгодой для Цезаря. С незначительными силами, лишь постепенно подкрепляемыми, искусно действовал он оборонительно против превосходных сил Сципиона, доколе, по уравновешении с ними своих сил, он не перешел к деятельной наступательной обороне при Руспине и Уците. Но недостаток продовольствия заставил его произвести наступательное движение к Тапсу, и здесь, после многих, неудачных попыток принудить Сципиона к бою на равнине, ему удалось наконец одержать над ним решительную победу – мгновенным порывом собственных войск, помимо его воли.
Остатки Помпеевой партии, с сыновьями его во главе, бросились в Испанию – и туда против них направил Цезарь последние наступательные действия свои, кончившаяся, после искусного маневрирования на р. Бэтисе, решительною победой в трудном сражении при Мунде и покорением всей Испании, что все вместе потребовало однако более полугода.
Таков вообще был ход междоусобной войны, которая могла бы быть кончена в пользу Цезаря вдвое скорее, если бы тому не помешали три обстоятельства: 1) и 2) поздние переправы его осенью и зимою в Эпир и Африку и особенно 3) Александрийская война с походом против Фарнака – между ними. И едва-ли не все эти три обстоятельства произошли, не столько по случайному стечению их, сколько по ошибкам Цезаря. Переправа его в Эпир до осени 49 г. и оттуда в Африку весною 48 года позволили бы ему, может быть, восторжествовать над Помпеем и его партией еще до конца 48 года. Но поздние переправы в Эпир и Африку и особенно Александрийская война, справедливо называемая Наполеоном I несчастною, в смысле совершенно несвоевременной, протянуло войну на целых пять лет и стоило Цезарю, сверх большой потери времени, очень много труда и пожертвований. И если он окончательно восторжествовал везде над всеми, то единственно благодаря своему необыкновенному искусству, противопоставленному неискусным и ошибочным действиям своих противников.
Замечания по поводу каждой из его войн: междоусобной в Италии, Испании и Греции, Александрийской, Африканской и последней Испанской уже были изложены в своих местах выше. Здесь же следует рассмотреть собственно образ и искусство ведения Цезарем междоусобной войны.
Цезарь и в междоусобной войне был верен правилам, которым следовал в Галлии, ведя войну завоевательную, искусно употребляя, как вспомогательное средство к тому, военную политику, и действуя, по обстоятельствам, временно – оборонительно, но более – наступательно-оборонительно и преимущественно наступательно, и не только весною, летом и осенью, но и зимою, поводом к чему служило стремление его предупреждать своих противников и нападать на них прежде, нежели они успевали утвердиться и усилиться. Так он зимою открыл походы против Помпея в Италии и Эпире и против Сципиона в Африке, и против сыновей Помпея в Испании. Но это были исключения из правила располагать войска на зиму в лагерях или на квартирах.
Приобретение им, до и во время походов, сведений о местности и неприятеле было для него менее затруднительно, нежели в к Галлии, Германии и Британии, потому что страны, в которых ведена была война, были римские области или, как Египет, союзный с ними и потому более известны, а в войске и народе Цезарь всегда находил приверженцев к себе, которые доставляли ему того и другого рода сведения, как лазутчики, переметчики и т.п. Но такую же выгоду, хотя и в меньшей мере, имели в этом отношении и Помпей, и его партия (как например сведения, полученные первым при Диррахие от двух переметчиков галлов-аллоброгов). Средствами для приобретения сведений о местности и неприятеле вообще Цезарю служили те же, что и в войне в Галлии, но преимущественно весьма хорошая передовая конница его, которую он употреблял с этою и другими целями гораздо лучше, нежели его противники.
Хотя не только в Испании, Греции и Африке, но и в Египте он имел против себя войска благоустроенные по римски и только в походах против Фарнака и в Африке частью варварские, т.е. азиатские и африканская, но всегда был слабее их числом, превосходя их однако в тактических и нравственных качествах своих войск, с которыми, как он говорил, можно было все небо перевернуть.
В междоусобной войне он имел всегда гораздо более римских войск, нежели вспомогательных пеших и конных, как по обстоятельствам, так и потому, что не желал нарушать стройного единства первых и присоединением к ним послед-них приносить им более вреда, нежели пользы.
Числительное превосходство неприятелей заставляли его, также как в Галлии, по возможности менее и реже разделять свои силы, но действовать преимущественно сосредоточенными, хотя, уже имея гораздо более опытности и доверия к самому себе и к своим легатам и войскам – менее, нежели в Галлии, опасался разделять свои силы. Всего более он разделял их в начале междоусобной войны, после того, как Помпей удалился из Брундузия в Грецию. Тогда он сосредоточил при себе в Испании только 6 легионов, между тем как 3 осаждали Массилию, 4 отправились в Сицилию и Африку, 1 в Сардинию, а прочие остались в Италии, при Брундузие и на берегах моря. В Эпире он сосредоточил против Помпея 10 легионов и из них 82 когорты при Фарсале.
Противников же своих он, как и в Галлии, старался принуждать к разделению их сил, дабы разбивать их по частям, действуя быстро и решительно.
По этим причинам, и предметами наступательных действий его были, как в Галлии, ближайшие или важнейшие пункты, на которых силы противников его были сосредоточены. Так в 49 г. он двинулся прямо к тому пункту, где Помпей сосредоточил свои силы, т.е. к Брундузию, и тем обеспечил себе обладание Римом. Когда же Помпей удалился в Грецию, то, за неимением флота для переправы туда, он ограничился, только обеспечением себя со стороны Помпея на восточных берегах Италии.
В прочих отношениях, изложенных выше в § 275 на стран. 141–143, он и в междоусобной войне действовал точно также, как в Галлии. Заметим только, что в отношении продовольствования войск он в междоусобной войне гораздо чаще, нежели в Галлии, случался в более или менее трудном положении, вследствие недостатка продовольствия, что имело большее или меньшее влияние и на его действия, но являло и тем большую заботливость его о добывании продовольствия и снабжения им войск своих.
То, что в § 276 на стр. 144–145 было сказано об исполнены соображений, открытии походов и дальнейших действиях, может быть применено и к междоусобной войне. Занятие, решительных пунктов в ней достигалось как сухим путем, так особенно часто морем: в 49 г. – из Брундузия в Эпир, в 48 г. – из Греции в Александрию, в 47 г. – из Сицилии в Африку и в 46 г. – из Италии в южную Испанию. А на сухом пути решительными пунктами действий Цезаря были Брундузий и потом горные проходы в Пиренеях, Илерда, Диррахий и Фарсал в 49–48 гг., Александрия и потом место расположения армии Птолемея на берегу Нила и Зела в Малой Азии в 48–47 гг., Руспина, Уцита и Тапс в Африке в 47–46 гг. и наконец Улиа, Кордуба и Мунда: в южной Испании в 46–45 гг.
Что касается противников Цезаря в междоусобной войне, то все они стояли далеко ниже его, начиная от незначащих египетских полководцев и Фарнака до самого Помпея и его главных сподвижников и военачальников: Афрания, Петреия, Вара, Лабиена, Сципиона и сыновей Помпея, Гнея и Секста. Все они оказали мало искусства против Цезаре, которому за всем тем стоило большого или меньшего труда окончательно одолеть их, потребовалось для того много искусства и приносить ему много чести.
Подобно тому, как в Галлии, Цезарь предпочитал бой в открытом поле, но гораздо чаще был вынуждаем обстоятельствами маневрировать или прибегать к обложениям и большим фортификационным работам. В отношении к открытому бою, гораздо чаще встречается расположение его очень близко от неприятеля, как например при Илерде, Диррахие, Фарсале, в Александрии, при р. Ниле, Зеле, Руспине, Уците, Тапсе, Улии, Кордубе, Мунде и многих других случаях в разных странах во время междоусобной войны. Причины тому были объяснены в своих местах выше. Но особенно богаты походы Цезаря в междоусобной войне маневрированием и обложениями в больших размерах. Маневрирование его имело целью действовать на сообщения неприятеля с его отрядами и особенно складами продовольствия или местами, из которых неприятель добывал или мог добывать продовольствие, фураж или воду. Такого рода маневрированием, равно как и большими фортификационными работами, особенно отличаются действия Цезаря при Илерде, Диррахие, в Эпире и Фессалии, в Африке при Руспине, Удите и Тапсе, и в Испании на р. Бэтисе. В междоусобной войне Цезарь гораздо чаще, нежели в Галлии, прибегал к решительным действиям посредством маневрирования против сообщений неприятеля, по той главной причине, что, на случай боя с неприятелем на его сообщениях, он имел уже гораздо более доверия к самому себе, к своим войскам и их начальниками Первый пример такого рода представляют действия его при Илерде, замечательные тем, что начатые маневрированием, они окончились обложением посредством фортификационных работ. Тот же самый ход действий в сущности усматривается и при Диррахие, Руспине и Уците, и на р. Бэтисе. К такому же роду действий принадлежит и смелое движение Цезаря в Африке от Руспины к Зеле в тылу Сципиона.
В случаях одержания решительной победы в открытом бою, как например при Фарсале, Зеле, Тапсе и Мунде, Цезарь проследовал разбитого неприятеля с крайним напряжением сил, быстротою и решительностью, и тем усугублял важные результаты, приобретаемые победой, как в военном отношении, так особенно в политическом.
В случаях же неудач своих, он, также как в Галлии, являл большую энергию, заботясь прежде всего об ободрении войск своих, о поддержании в них твердости духа, а потом двигаясь, не как побежденный, а как победитель, в другом направлении. Так, например, поступил он после неудачи при Диррахие, двинувшись в Фессалию и стараясь на пути туда одерживать успехи в небольших, но удачных предприятиях, как, например, взятии города Гомфи при движении к Фарсалу.

§ 328.
В тактическом отношении.

Тактические: строй и образ движений и действии войск Цезаря в междоусобной войне имели те общие и главные черты, которые изображены выше в § 328. Но так как римские войска Цезаря сражались уже против таких же римских, таким же образом устроенных тактически, то весьма естественно, что в тактических: строе, движениях и действиях их, нередко усматриваются разнообразные, смотря по обстоятельствам, но согласные с духом римской тактики, особенности. Так, например, при Илерде, в самом начале, целых 5 часов сряду когорты сражались против когорт, то наступая, то отступая – исключительно метательным. оружием (полукопьями, pilum) и лишь под конец только мечами. Перед началом сражения при Фарсале, Помпей не без причины приказал своей пехоте выжидать, стоя на месте, атаки пехоты Цезаря, дабы тем ослабить и даже уничтожить первое её действие метательным оружием на бегу. Поэтому-то и Цезаревы легионеры, увидав, что Помпеевы стояли на месте, а не шли им навстречу, сами остановились, чтобы перевести дух, устроиться, сомкнуться и снова броситься на Помпеевых легионеров с полукопьями в руках, дабы вернее попасть ими в неприятелей. Иначе им пришлось бы бежать слишком далеко и долго и тем значительно утомиться и расстроиться.
При атаках римской пехоты против римской же пехоты, атаковавшие когорты бросались не в интервалы неприятельских когорт, но прямо на целый фронт их, и не на отдельные фланги когорт, а на фланги целой неприятельской линии. Причиною этого было то, что строй римской пехоты имел хорошие, хотя и простые, средства противодействия такого рода атакам, независимо от того, что тактический образ действий римской пехоты вообще был вполне рассчитан на прорыв неприятельского строя.
Строй в массе (orbis) был оборонительным боевым порядком против атак неприятеля с многих или всех сторон. Так в сражении при Никополе 36-й легион отступил с боем к подошве высот и там, построился в оборонительный боевой порядок в массе. Так и Цезарь, на обратном движении от Зеты в Африке в свой лагерь при Уците, принужден был наконец построиться и идти в этом же порядке.
В отношении к строю и образу действий римской конницы, сражение при Фарсале представляет, со стороны Помпея, пример употребления большой массы конницы, составленной и устроенной так, как было означено выше в конце § 278, т.е. колоннами из конных крыл (ala), примерно из трех турм (24 ряда) во фронте и четырех турм (16 шеренг) в глубину. У Цезаря также бывало в совокупности до 10 крыл или полков конницы, силой до 4 т. чел., и Цезарь умел отлично употреблять конницу как в бою, так и в поле для, охранной и разведывательной службы, как при отступлении, так особенно при преследовании неприятеля. Вообще следует сказать, что тактика и образ действий римской конницы в это время были значительно развиты и усовершенствованы против прежнего.
Междоусобная война, представляет также много примеров прямых, наступательных и отступательных, и боковых или фланговых движений армий Цезаря и порядка движения при этом легионов, конницы, легкой пехоты и тяжестей. К числу наиболее замечательных принадлежит превосходное отступательное и фланговое движение от Диррахия к Аполлонии и оттуда в Фессалию, а также движение от Руспины к Агару и потом к Тапсу и мн. др. Замечательно также наступательное движете армии Цезаря, при Илерде на р. Сикоррисе, против лагеря Афрания и Петреия – в боевом порядке (acie instructa), что обыкновенно производилось только на коротких расстояниях – -не свыше 16 т. шагов или около 3 часов времени.
При отступлениях Цезарь иногда строил армии или отряды свои в большой четвероугольник (agmen quadratum) и даже в сомкнутый кругом порядок (orbis), как например при отступлении от Зеты к Уците и Руспине в Африке, в 46 г.
Во фланговых движениях, на коротких расстояниях, всегда в боевом порядке (acie instructa), легионы его следовали по линиям, или в три (acie triplic), или в две (acie duplic), как означено выше (§ 279). Так, например, шли они в Испании, при Плерде на р. Сикоррисе, в 49 г., при Диррахие в 48 г. и в Африке несколько раз при Руспине и Уците и от Руспины к Агару и Тапсу, в 47–46 гг. При этом, на открытой местности, как между Руспиной, Агаром и Тапсом, на фланге колонны, обращенном к неприятелю, следовал особый охранный отряд, подобный передовому (авангарду) или заднему (арьергарду).
При выступлении армии из. лагеря в дальнейший поход, в виду неприятеля, хотя можно было обойтись без сигнала для того, но это считалось противным чести и Цезарь не упускал. случая, двинув уже всю армию из лагеря, подавать обычный сигнал, дабы гласно возвещать о том неприятелю, как, например, при движении от Диррахия к Аполлонии и оттуда в Фессалию и т.п.
При переходах через реки в брод, Цезарь ставил две линии конницы поперек рек, против течения, а между ними проводил пехоту. При Илерде он поставил поперек р. Сикорриса, выше – вьючных животных, а ниже – конницу.
Мосты через реки он строил, смотря но обстоятельствам, или на судах, как через р. Сикоррис при Илерде, или на, плетнях, наполненных каменьями и погруженных на дно реки и выше уровня воды, как, например, на р. Бэтисе в Испании в 45 г.
В наступательных. сражениях 3-я линия шли резерв была употребляема или с наступательною, или с оборонительною целью (см. § 280); Так например при Фарсале, когда 1-я и 2-я линии уже поколебали линию Помпея, но еще не оттеснили ее, 4-я линия (или 6 фланговых резервных когорт) обеспечила правый фланг Цезаря и атаковала левый фланг Помпея, 3-я линия Цезаря, по его собственному распоряжению, прошла сквозь интервалы 1-й и 2-й и своими свежими силами нанесла окончательный, решительный удар линии Помпея.
При всех атаках, с целью напасть на неприятеля внезапно, на всех пунктах его линии в одно время и решить дело одними ударом, в 3-й линии или резерве не было надобности. Так Цезарь атаковал старый или прежний лагерь Помпея при Диррахие только двумя линиями. Помпей, после отбитой атаки его против южных укреплений Цезаря, укрепился вне последних, дабы иметь опорный пункт и более свободы в добывании про-довольствия. Цезарь с своей стороны укрепился очень близко против него, дабы воспрепятствовать ему в том, и узнав, что войска Помпея – по видимому около одного легиона – двинулись к старому Помпееву лагерю, повел против них 33 когорты, т.е. втрое более войск, дабы атаковать их и с фронта и с флангов, окружить и взять в плен или разбить. Для этого ему нужен был длинный фронт, а в 3-й линии или резерве надобности не было. При этом Цезарь не ошибся ни в чем, исключая только того, что не ожидал, чтобы резервы Помпея подоспели так скоро на помощь, отчего атака Цезаря и не удалась.
4-ю линию образовали: при Фарсале – 6 правофланговых резервных когорт Цезаря, при Уците – 5-й легион на левом фланге боевого порядка Цезаря и при Тапсе – тот же легион, поровну разделенный на обоих флангах, против слонов Сципиона.
Если неприятель усиливал одно крыло свое гораздо более другого, то и Цезарь строил против первого 4, а против последнего 3 и даже 2 линии, как например при Уците, где на правом фланге было только 2 линии, а на левом 3 и кроме того 6-й легион, как сказано, образовал 4-ю.
Конницу Цезарь строил различно, смотря по обстоятельствам: или поровну на обоих флангах, или всю на одном (как например при Фарсале на правом, а при Уците на левом), в тесной связи с 4-ю линией, или впереди её, как при Фарсале, или позади, как при Уците, – или наконец всю позади линий пехоты, как например при атаке старого лагеря Помпея при Диррахие.
Легкая пехота была малополезна при решительных атаках легионерной пехоты, но очень полезна в тех случаях, когда, хотя и с целью атаки, имелось однако в виду прежде выждать; что предпримет неприятель, как например при расположена Цезаря против Афрания при Илерде на р. Сикоррисе и против Сципиона при Уците, где произошел частный, а не общий бой.
Боевые порядки армий Цезаря в междоусобной войне, когда у него уже бывало в совокупности до 10 и 12 легионов и ему невозможно было, как в Галлии, каждый легион особо поручать одному из своих легатов, – разделялись преимущественно уже на центр и два крыла, каждые из которых были под начальством легата, как например Антония, Суллы и Домиция при Фарсале. При этом следует заметить, что в записках Цезаря 1-я, 2-я и 3-я линии (в глубину) всегда называются aeies prima, secunda, tertia, а крыло и фланг – одинаково cornu (dextrum, – sinistrum, правые – левые). Так, например, Цезарь изображаете расположение свое и Афрания между их лагерями при Илерде на р. Сикоррисе.
Бой начинали, иногда правое крыло и на нем лучший, 10-й легион – преимущественно, как, при Фарсале и Тапсе, а иногда левое и на нем также лучший или лучшие легионы, как при Утике. На фланге атакующего крыла становился сам Цезарь и подавал 1-й сигнал к бою.
В отношении к оборонительному бою в открытом поле, во время движения вперед и назад, сказанное выше (§ 220) можно применить к бою Цезаря против Лабиена при Руспине в Африке, в 47 г. В этом бою Цезарь, видя против себя большие массы конницы и легкой пехоты в длинной линии, хотел сберечь свои сравнительно более слабые силы и, до их появления, замедлить бой, и потому признал более выгодным для себя построить свои когорты не с интервалами, а без оных. Следовательно 30 когорт, бывших у него, построенные в 2 линии, по 15 когорт в каждой, без интервалов, занимали только 1800 футов во фронте. Это побудило Цезаря, по объяснению Гишара (см. § 315), средние 3 шеренги когорт вывести направо и налево, дабы удлинить фронт, а по объяснению Рюстова – 15 когорт 2-й линии ввести в интервалы 15 когорт 1-й, что составило одну линию длиною в 3600 или до 4 т. футов, удлиненную еще на 1 т. футов построением 400 чел. конницы поровну на флангах, а 150 стрелков распределить впереди фронта пехоты и конницы. Таким образом, по объяснению Рюстова, Цезарь построил свои войска в одну линию (acies simplex). Но неприятель (Лабиен), будучи гораздо сильнее числом и имея более длинную линию фронта, все более и более охватывал линию Цезаря и угрожал совершенно охватить ее с флангов и тыла. Тогда Цезарь признал необходимым предупредить это переходом к наступлению и атаке следующим образом: всем четным когортам. 2-й линии он приказал обратиться назад и выйти из интервалов нечетных когорт 1-й линии; – затем когортам 2-й, 4-й, 6-й, 8-й, 10-й, 12-й и 14-й правого крыла 2-й линии зайти направо и атаковать неприятельскую конницу, оттеснившую правофланговую конницу Цезаря, которая и отступила за эти когорты; – когортам же 16-й, 18-й, 20-й, 22-й, 24-й, 26-й, 28-й и 30-й левого крыла 2-й линии зайти налево и атаковать неприятельскую конницу, оттеснившую левофланговую конницу Цезаря, которая также отступила за эти когорты. В тоже самое время 1-я, 3-я, 5-я, 7-я, 9-я, 11-я, 13 и 15-я когорты правого крыла 1-й линии зашли на право, а 17-я, 19-я, 21-я, 23-я, 25-я, 27-я и 29-я когорты левого крыла 1-й линии – налево. Между тем как пехота Цезаря, в двух отдельных линиях, двинулась направо и налево в атаку против левой и правой фланговой конницы неприятеля и опрокинула ее в противоположных направлениях, Цезарь собрал всю свою конницу (400 чел.) в два отделения (по 200 чел.), атаковал ею центр неприятеля и опрокинул его в третьем направлении. Когда таким образом неприятель был опрокинут и на флангах, и в центре, Цезарь собрал свои войска, снова построил их в боевой порядок и отступил в свой лагерь. Это объяснение Рюстовым искусной эволюции Цезаря против Лабиена понятнее и целесообразнее объяснения её Гишаром, приведенного выше (§ 315) и которое, должно признаться, малопонятно и маловероятно.

§ 329. В фортификационном и полиорцетическом отношении.

Полевые лагери и полевые укрепления устраивались и все фортификационные и осадные работы при обложениях и осадах производились Цезарем в междоусобной войне вообще согласно с нормальными правилами, изложенными выше в § 281. К некоторым исключениям из них, сообразно с обстоятельствами, относятся следующие:
Когда Цезарь занял при Илерде свой лагерь очень, близко от лагеря Афрания и Петреия, то приказал сначала не возводить вал в вышину, но вынутую из рва землю рассыпать в ширину, потому что у него не было под рукою лесных материалов для одежды вала плетнем, посылать же людей за ними вдаль он не хотел, пока войска его в таком близком расстоянии от неприятеля не были достаточно обеспеченны от него по крайней мере рвами.
Цезарь часто, употреблял обложение (блокаду) неприятельских армий в открытом поле, и в междоусобной войне, как и в войне в Галлии, иногда с успехом, как против Афрания и Петреия между Илердой и Ибером, а иногда без успеха, как против Помпея при Диррахие, где полное обложение было невозможно, потому что Помпей имел в тылу за собою море и большой флот на нем.
Неболыпие города, не очень сильно укрепленные и с незначительными гарнизонами, как например Гомфи в Фессалии, Тиздру и др. близ Тапса в Африке, – Цезарь брал открытою силой приступом (oppugnatio repentina). Города же сильно укрепленные, достаточно снабженные войсками и продовольствием и которых нельзя было взять ни открытою силой, ни обложением, он брал правильною осадой (oppugnatio). Но в междоусобной войне такие примеры редки и осадные работы против Александрии, единственная большая осада Массилии и небольшие осады Тапса, Мунды и др. составляют лишь исключения, далеко не равняющиеся частым и большим осадам городов Цезарем в Галлии. За то частые и большия фортификационные работы, по устройству обширных укрепленных линий и сомкнутых укреплении, разного рода и вида, встречаются со стороны Цезаря в междоусобной войне, во всех его походах, особенно в Испании, Греции и Африке, еще чаще, нежели в Галлии.
Из числа осадных работ Цезаря в междоусобной войне можно отметить следующие особенные:
Выше (§ 282) было сказано, что нижняя ширина осадной насыпи (agger), вышиною в 80 футов, имела обыкновенно около 60 футов, а верхняя около 50, и с этим вполне согласуется ширина в 60 футов насыпной земляной черепахи (testudo), которая при осаде Массилии подвигалась впереди осадной насыпи. Из построения каменной башни, которою при Массилии заменили сожженную деревянную, можно уже заключить, что осадная насыпь имела лишь умеренную ширину.
Сила различных способов прикрытия осадных работ, как-то: черепах, крытых ходов, щитов и т.п., зависела от действия неприятельских метательных орудий. Стены крытых ходов были обыкновенно устраиваемы из толстых и крепких плетней; но при осаде Массилии это было недостаточно и все прикрытия нужно было устраивать из больших и толстых брусьев и бревен.
Башен (turres) на каждой осадной насыпи устраивалось по крайней мере по одной: так при осаде Массилии на каждой из двух насыпей было по одной башне.
Насыпи требовали много деревянного материала и потому часто были сжигаемы. По этой причине и. при осаде Массилии, по сожжении первых насыпей, когда нигде более в окрестностях нельзя было достать деревянного материала, Требоний был принужден построит каменную насыпь или по крайней мере с каменными боковыми стенами, и притом не сплошную или глухую, а с внутренними, большими или меньшими, пустотами, для предохранения от подземных работ неприятеля, и. наконец – возводимую не разом во всю вышину, но постепенно или поярусно.
Приступ к осажденному городу с вершины насыпи, подведенной к самой городской стене, случался редко: обыкновенно город сдавался до того, как например Массилия – прежде нежели насыпь была доведена до стены, и именно по причине совершенной безнадежности жителей и крайнего недостатка в продовольствии у них.

§ 330. Заключение.

Из всего изложенного выше можно составить себе общее понятие об образе и искусстве ведения Цезарем междоусобной войны, о личном искусстве его, как полководца, о свойствах его войск и противников в ней, и о характере самой войны этой и походов её – во всех означенных выше отношениях.
Рассмотрев, в своих местах выше, каждый из походов Цезаря в междоусобной войне, равно Александрийскую войну и поход против Фарнака – в частности, здесь бросим общий взгляд на них:. {Руководствуясь преимущественно сочинением генерала Лоссау: Ideale der Kriegfuhrung etc. I 6. II Abth. Caesar.}
Весьма естественна и понятно, что необыкновенные военные успехи, приобретенные Цезарем в Галлии, не могли не возбудить и действительно возбудили зависть его врагов в Риме и что единственный человек, который мог противостать ему, как политически противнику именно Помпей, должен был прийти в такое положение, в котором, если только он не захотел бы добровольно отказаться от власти, все сводилось к вопросу быть или не быть. Уступить Помпею для Цезаря конечно не было никакой возможности и потому последний был увлечен неизбежною и непреодолимою судьбою. Если бы даже предположить, что Помпей, вполне сознав взаимные отношения между ним и Цезарем, скорее, нежели последний, был бы в состоянии отказаться от власти, то и в таком случае Цезарю предстояло бы вступить в войну с теми из римских республиканцев, которые видели бы в нем только похитителя власти и врага свободы и, может быть, вскоре избрали бы другого на его место. Цезарь же, напротив, если бы захотел отсрочить исполнение своих замыслов и уступить место своему, видимо слабейшему противнику, должен был бы, или подвергнуть отрицанию несомненные, касавшиеся его, Цезаря, факты, или предать их забвению. Кажется, что Помпею предстоял еще свободный выбор, Цезарю же, напротив, никакого иного, кроме смерти, если бы он не захотел сражаться за свою жизнь, т.е., по его понятиям, за верховную власть. {Цезарь, чувствовал и. понимал это, когда, по словам Плутарха, вступив во взятый при Фарсале лагерь Помпея, сказал: «И я, Цезарь, после стольких побед и с честью оконченных войн, если бы распустил свои войска, то был бы приговорен к смерти!»} Помпей, в своем выборе, рано или поздно не мог бы избежать своего падения, какие ни пережил бы события. Цезарю же, напротив, могло угрожать только одно насильственное прервание судьбою планов целой его жизни. Может быть он имел предчувствие того, когда незадолго до своей кончины, на вопрос «какая лучшая смерть?» – тотчас же громким голосом отвечал: «наименее ожиданная».
Если рассмотреть вообще поступки Цезаря и Помпея, то очевидно, что последний вовсе не был приготовлен к взрыву событий и сам не понимал ясно, чего хотел. Цезарь же, напротив, не только видел приближение решительной минуты, но и ясно сознавал все. побудительные причины своих поступков. А это должно было иметь совершенно различное влияние на волю каждого из противников. Время напряжения сил давно прошло для Помпея, и целый ряд годов, проведенных им в мире и среди политических козней, мог подействовать на него лишь вредным во всех отношениях образом. Цезарь же, напротив, только-что вышел из войны, которая 8 лет держала его в напряжении всех его сил. Наконец, если присоединить к этому дарования и силу воли обоих противников, в чем Цезарь, без сомнения, превосходил Помпея, то едва-ли будет сомнительно, что первый из них приступал к делу с полным сознанием и был подкрепляем в том силою своего характера и значительною, приобретенною им опытностью.
Энергические действия Цезаря от Рубикона до Брундузия; были именно такого рода, какими долженствовали быть против слабого противника и против народа, большею частью уже расположенного в пользу его, Цезаря. Внезапность нападения уже довершила победу, когда вся партия Помпея еще не понимала ясно, что с нею произошло. Всего замечательнее то, что свидетельствует о совершенном бессилии духа Помпея, именно – что он мог оставаться в бездействии и дозволить Цезарю завоевать Испанию. Неразрешенным остается также вопрос, почему Цезарь отсрочил нападение на Помпея в Греции. А между тем нет, кажется, сомнения, что если бы победа при Фарсале последовала тотчас после удаления Помпея из Италии в Грецию, то последующие войны и походы Цезаря были бы значительно облегчены и ускорены. Враги Цезаря лишились бы главы и вождя -своей партии, и хотя Помпей сделал очень мало или ничего для приведения к единству всех своих средств сопротивления и действий, но даже и эта малая доля должна была в таком случае совершенно отпасть, и Цезарь мог с большим правом признавать себя верховным властителем всех сил Рима, противники же его – лишь вождями политических партий.
В 1-м походе Цезаря против Афрания и Петреия в Испании особенно замечателен конец его, когда Цезарь преследовал этих легатов к Иберу и обратно, действуя против них маневрированием и фортификационными обложениями, и являя свидетельства необыкновенных деятельности и уверенности в своих действиях, а также и великодушие – из личных, политических побуждений своих. Если бы он имел против себя не римлян, то едва ли поступил бы с ними так великодушно.
В походе против самого Помпея в Греции особенно резко и сильно проявляются смелость, сила воли и высокие военные дарования Цезаря. Высадка его в Эпире не более как с 20 т. войск была таким смелым, даже отважным подвигом, что удаче её можно было бы даже приписать последующую, столь же, если не еще более смелую и отважную мысль Цезаря – по соединении его с Антонием, обложить Помпея обширными укрепленными линиями при Диррахие, к чему его побудила также и бездеятельность Помпея, доколе неудача в частном бою с ним не поколебала доверия его, Цезаря, к обложению и не обратила его опять на истинный путь действий. Но раз обратясь на него, он уже продолжал действовать с энергией и без малейших колебания и промедления.
Отступление его от Диррахия к Аполлонии; движение оттуда в Фессалию и соединение с Домицием, между Сципионом и Помпеем, принадлежат к превосходнейшим и замечательнейшим действиям его. Но затем совершенно непонятно, по какому случаю он дозволил Помпею соединиться со Сципионом. Ожидая первого при Метрополе, он вероятно стал бы действовать против него маневрированием, до удобного случая к бою, если бы Помпей сам не двинулся против него. Цезарь сблизился с ним и, усмотрев его построение к бою, тотчас угадал слабейшую и опаснейшую для себя часть своего боевого порядка – правый фланг, и превосходными тактическими распоряжениями, особенно расположением 6-ти резервных когорт за конницею правого фланга, обеспечил себе верную победу. Ни рано, ни поздно, но в самую настоящую минуту подал он сигнал к атаке, и нельзя ничего возразить против удовольствия, им самим выраженного в своих записках, касательно целесообразности принятых им мер. Вообще, в продолжении всего времени с отступления от Диррахия до и после сражения при Фарсале, способы воззрения Цезаря, его прозорливость, деятельность, искусство соображений, распоряжений, движений и действий и наконец мгновенная решимость являются в полном блеске и изобличают великого полководца в ярком свете.
В. том же самом роде и духе преследовал он, с крайним напряжением сил, разбитого Помпея, даже до Египта. Но тут, вследствие именно этого, он сам, с своими слабыми силами, очутился в очень трудном и опасном положении. Однако вспомогательный средства, развитый его неистощимым гением, его доверие к себе и геройские отважность и храбрость достойно становятся на ряду с прежними, лучшими военными подвигами его. Египет легко мог бы сделаться пределом его военной славы, если бы он, Цезарь, хотя на минуту усомнился в своем счастье, т.е. в самом себе. Тем не менее, прибытие его в Александрию с слишком слабыми силами, происшедшая, от того продолжительность Александрийской войны и особенно 2-х месячное бездействие его после неё в Александрии нельзя не признать ошибками, которые только продлили междоусобную войну и стоили ему новых походов и много усилий, трудов и пожертвований.
Поход его против Фарнака был, хотя и политическою необходимостью, но по другим, еще более важным политическим обстоятельствам в Риме и Африке – весьма несвоевременным и еще более замедлил и затруднил довершение междоусобной войны. Скорую же и легкую победу над таким жалким противником, как Фарнак, и над его варварскою, азиатскою армией сам Цезарь не считал особенно важным военным подвигом, хотя она была очень важна в политическом отношении.
Велико, без сомнения, ― было впечатление, которое Цезарь производил на людей своего времени, но едва-ли не еще значительнее были глубокоукоренившиеся понятия многих римлян о республиканской свободе. Они видели в Помпее мученика своих политических верований и теснее соединили сильные еще остатки его партий. Они нимало не принимали в уважение, что Цезарь не менее пяти раз предлагал Помпею мирные переговоры и получал решительные, обидные отказы. Они вероятно придавали этим предложениям неблаговидные побуждения. Но, с какой бы стороны ни рассматривать их, нельзя не признать, что Цезарь не мог поступить сообразнее с целью и что если с его стороны и скрывалась какая нибудь хитрость, то по крайней мере трудно было открыть ее. Все, что можно было бы заметить в этом отношении, ограничивается тем, что Цезарь, при своих попытках к примирению с Помпеем, считал наиболее сообразным с своими выгодами – самому первому предлагать мирные переговоры.
Все это может послужить к объяснению причин Африканской войны. Цезарь, потеряв много времени в Александрийской войне и в походе против Фарнака, думал вознаградить это поспешною переправою в Африку, с частью своих сил, осенью, в самое бурную на море пору года и – вследствие бури, рассеявшей его флот, в третий раз очутился в таком же трудном и опасном положении, как в Эпире и Александрии. Хотя, с одной стороны, медлить ему действительно было невозможно, но, с другой стороны, судя по предшествовавшим примерам и последовавшим обстоятельствам, можно полагать, что ему лучше было бы или переждать осеннее и зимнее время или по крайней мере отправиться в Африку со всеми своими силами вместе, приняв надлежащие, лучшие меры на случай бури. Мнения в пользу и против этого были уже изложены выше. Высадка Цезаря близ Гадрумета, с небольшим числом войск, была совершена с необыкновенными отважностью и – счастьем в том отношении, что против Цезаря был Консидий и что Цезарь принял все возможные меры предосторожности, во все время пребывания своего при Руспине. Действия его при этом городе и Уците, с целью выманить Сципиона на равнину, обложить его и принудить к бою, отличаются таким искусством, которое ясно само по себе и не требует доказательств. Только одни огромные фортификационные работы Цезаря составляют загадку, тем труднее разрешимую, что Цезарь при Диррахие испытал невыгоду таких работ, именно в том отношении, – что с слабейшими силами хотел обложить сильнейшего неприятеля, владевшего морем и флотом на нем. Но его морская-экспедиция из Лепты в гавань Гадрумета особенно замечательна своими смелостью, энергией и быстротой. Все остальные затем действия Цезаря в Африке, до сражения при Тапсе включительно, являют сильного волей и опытностью полководца, а экспедиция его к Зете в тылу Сципиона – столько дерзкой отважности, что военная история представляет очень мало примеров подобного рода действий, не с отрядом, а с большим числом войск, почти с половиною армии, да и сам Цезарь ни прежде, ни после не совершал такого отважного подвига.
Наконец последний поход его в Испании, хотя менее обилен подвигами, однако весьма замечателен действиями Цезаря на р. Бэтисе, посредством которых он постепенно оттеснил Секста, а потом Гнея Помпея, последнего – до Мунды, близ моря, тылом к нему, и здесь, после упорнейшего боя, начатого собственным порывом войск его, Цезаря, и в котором он сражался за сохранение своей жизни, успел наконец, вследствие случайного обстоятельства, одержать победу и нанести Помпеевой партии последний удар.
Вообще в междоусобной войне Цезарь, как полководец, является уже в полных развитии и силе своих военных дарований и искусства, начала чему были положены в войне в Галлии. Если внимательно проследить все его войны и походы от начала (в 58 г.) до конца (в 45 г.), то легко заметить, что он постепенно, из году в год, восходил от силы в силу, все выше и выше, и встал наконец на ту степень, которая доступна лишь величайшим полководцам. Сообразно с тем возвышалось и искусство его, как полководца, во всех отношениях, и стратегическом и тактическом и фортификационном, и полиорцетическом, и нравственном, т.е. необыкновенного нравственного влияния Цезаря на свои войска и на своих противников.
Войска его, подобно как и в Галлии, отличались превосходным тактическим устройством и необыкновенными: способностью ко всякого рода движениям и действиям, и в поле и в бою, терпеливостью и сносливостью в трудах и лишениях, стойкостью и храбростью в боях, преданностью и доверием к нему самому, словом – всеми качествами отлично устроенного и одушевленного, опытного и боевого войска, приносившего честь этим последним временам римской республика и даже достойного лучших времен её, но в особенности- самому Цезарю, которому исключительно было обязано тем. Доказательством этого служить то, что такие же римские войска Помпея и потом его партии далеко не могли равняться с Цезаревыми в означенных выше достоинствах. Предводители же их – Помпей, Афраний, Петреий, Вар, Лабиен, Сципион, сыновья Помпея и др. – еще менее могли, как полководцы, равняться с Цезарем, хотя и обладали большою военного опытностью. И хотя одоление их стоило Цезарю немалого труда, но решительное личное превосходство его над ними доводило их всегда до лишения всякой сообразительности, упадка духа, малодушие и отчаяния. Между тем он, Цезарь, во всех трудных, опасных, даже отчаянных положениях, всегда пребывал тверд и непоколебим, и находя в своих уме и воле неистощимые средства пособлять себе, всегда окончательно выходил победителем.
По всем этим причинам, действия Цезаря в междоусобной войне, еще более нежели действия его в Галлии, вполне достойны особенного внимания и тщательных исследования и изучения, тем более, что были последними действиями последнего великого полководца древних времен.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ. КОНЕЦ ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ И ОБЩИЙ ВЫВОД О НЕМ, КАК ПОЛКОВОДЦЕ.

§ 331. Цезарь – пожизненный диктатор – в Риме (45–44 гг.) – § 332. Смерть Цезаря (44 г.) – § 333. Общий вывод о Цезаре, как полководце.

Источники и исторические пособия – указанные выше.

§ 331.
Цезарь – пожизненный диктатор – в Риме (45–44 гг.)

Воротясь из Испании в Рим – в октябре 45 г. (по исправленному уже тогда, по словам Наполена I, римскому календарю), Цезарь допустил раболепно-покорный ему сенат осыпать его непомерными почестями и преимуществами. Так, сверх всех, уже прежде дарованных ему, {В 48 г., после победы при Фарсале – дарование Цезарю диктаторской власти на 1 год и консульской на 5 лет, с трибунскою властью и правом объявлять войну, заключать мир и управлять всеми провинциями, – а в 47 г. – назначение его диктатором на 10 лет, с главною властью цензуры (praefectura morum.).} сенат удостоил его большим триумфом, провозгласил его пожизненным диктатором, отцом отечества и императором, с правом всегда носить лавровый венец, {С тех пор он постоянно носил на голове лавровый венок, а в праздничные и торжественные дни облекался в порфиру.} назначил 50-дневное благодарственное празднование и позже, великолепными играми в цирке для народа, такое же празднование годовщины победы при Мунде, назвал 5-й месяц в году (Quintilis), по имени его, Юлием или июлем, и пр. Цезарь показал вид, будто принял все эти почести и преимущества единственно только по убедительным просьбам сената. Но он возбудил этим и особенно триумфом над знаменитым и все еще любимым римлянами родом Помпея, его сыновьями и партией и римскими гражданами, равно и тем, что удостоил триумфом легатов своих Фабия и Педия – большое неудовольствие, в особенности между крайними приверженцами республиканской партии.
Став полномочным, неограниченным властителем обширной римской республики, обнимавшей, по тогдашним понятиям, вселенную, в Европе, Азии и Африке, со всеми громадными её силами и средствами, Цезарь начал действовать согласно с тем, замышляя и отчасти исполняя обширные государственные предначертания. Он назначил большое число сенаторов и патрициев, но превратил сенат в свой совет, друзей своих хотел сделать своими министрами, а правительственных лиц – своими чиновниками. Предпринять междоусобную войну и восторжествовав в ней – с помощью народной партии и войска, которые служили ему опорой, он по окончании войны, когда они, в ожидании наград за то, возвысили голос и требования свои, для противовеса им и воздержания их прибегнул к аристократии, в ней стал искать опоры и представителей знатнейших родов её облек в высшие звания и должности. Простив всех, оставшихся от Помпеевой партии, врагов своих, он слишком доверчиво отнесся к ним и не принял никаких особенных мер для личного самоохранения. А между тем все действия его одинаково и явно обличали пренебрежение им республиканских форм и стремление к приобретению не только царской власти, но и названия и знаков её, чем он все более и более возбуждал против себя ненависть республиканцев. Некоторые писатели, сопоставляя эти чувства к нему с непомерными, оказанными ему почестями и дарованными преимуществами, выражают мысль, что в некоторых из них, особенно в предложенных Цицероном, как будто скрывалась ирония или, еще более, намерение сделать Цезаря еще более ненавистным. Римский историк Флор даже ясно выражает эту мысль, говоря, что Цезаря украшали этими знаками почестей, как жертву перед закланием.
Государственные предначертания и меры Цезаря были, согласно с обширностью его замыслов и с свойственною ему деятельностью, самых разнообразных родов и важности. Заботясь вообще и преимущественно о водворении порядка в Риме и Италии, он возобновил законы о расходах (или против расточительности), установил налоги на предметы роскоши, приказал составлять новый кодекс гражданских и уголовных законов, общие: карту и статистику государства, оказал огромную услугу исправлением (с помощью вызванного им для того из Александрии астронома Созигена) римского календаря, который и был назван, по имени его, Юлианским, и объявил намерения свои: украсить Рим многими великолепными зданиями, осушить близ него Понтийские болота, прорыть новое русло Тибра от Рима до моря, устроить в Остии огромный порт для самых больших военных судов, учредить колонии в Коринфе и Карфагене, для восстановления этих городов, и наконец предпринять войну против парфян, в отмщение за поражение, нанесенное ими Крассу, пронести римское оружие до р. Инда и открыть неведомые еще страны и богатства на дальнем востоке. С этою последнею целью, уже зимою с 45 г. на 44 г. он начал делать большие приготовления к войне против парфян, которую считал необходимою для себя и государства, для слияния всех партий и пересоздания армии после междоусобной войны, и даже составил план этой войны. По этому поводу, Наполеон I говорить, что война против парфян представляла два рода затруднений: 1) образ действий парфян метательным оружием (как не раз было объяснено выше), – и 2) местные свойства театра войны, а именно: при движении чрез Верхнюю Армению. – страна была горная, а при движении чрез Евфрат и Мессопотамию – низменная, болотистая, подверженная наводнениям, либо – бесплодная пустыня. Наполеон I прибавляет, что гений Цезаря восторжествовал бы над этими затруднениями, набором множества стрелков с о. о. Крита и Балеарских, из Испании и Африки, снаряжением большой флотилии на Евфрате и Тигре и большого числа верблюдов для перевоза мехов с водою, и потому ему вероятно удалось бы пронести римские орлы до берегов Инда, если бы только счастье, благоприятствовавшее Сципиону в 6 походах, Александру в 11-ти, Помпею в 15-ти, Ганнибалу в 16-ти, а Цезарю в 13-ти, еще осталось верным ему.

§ 332. Смерть Цезаря.

Но Цезарю не было суждено привести в исполнение ни войны с парфянами, ни прочих государственных предначертаний своих. Противная ему партия не терпевших монархической власти была очень сильна, что достаточно доказала междоусобная война. Цезарь же, как сказано выше, пощадив большую часть своих врагов, в уверенности, что они не будут неблагодарны ему и поймут, что для государства было всего полезнее удержание им верховной власти, не принимал никаких мер предосторожности и личной безопасности и не окружал себя телохранителями. А между тем явное стремление его к получению звания царя возбудило против него врагов, тем более опасных для него, что главные из них были между его друзьями и самыми близкими к нему людьми. Около 57 аристократов примкнули к главным заговорщикам, Кассию и двум Брутам, Марку и Дециму, {Из них Марк Брут, усыновленный и особенно любимый Цезарем, который два раза спас ему жизнь, был стоик, ученик Катона, изуверный республиканец и между тем самый близкий к Цезарю человек.} для освобождения республики, как они выражались, от тирании Цезаря. Когда наконец Цезарь стал принимать cенат сидя и потребовал себе (как говорили) царского достоинства вне пределов Италии, необходимого ему для похода против парфян и для прочного утверждения влияния своего на востоке, то заговорщики положили непременно умертвить его. Цезаря предостерегали с многих сторон, но он полагался на свое счастье и, веруя в фатализм или предопределение, убежденный, что не умрет прежде назначенного ему судьбою времени, а когда час смерти его настанет, то никакая человеческая предусмотрительность. не отвратит его – пренебрег всякими предосторожностями. 15 марта (в мартовские иды) 44 г., когда он шел по обыкновению в сенат, некто подал ему письмо, в котором были означены имена и намерение заговорщиков, но Цезарь положил его, не прочтя, в карман. Плутарх говорить, что Цезарь, при входе в сенат, – не обратил никакого внимания на слова одного предвещателя, предостерегавшего его от мартовских ид. Когда он вошел в сенат и занял свое место, заговорщики, под видом подкрепления просьбы Туллия Цимбра о помиловании его брата, обступили его со всех сторон и, когда он отказал им, Каска первый нанес ему удар кинжалом в затылок, а за ним и прочие заговорщики извлекли свои кинжалы. Видя в числе их Марка Брута, он сказал ему по гречески καί σύ τέκνον ( и ты, дитя или сын мой!) – то были последние слова его... Видя неизбежную смерть, он завернулся с головою в плащ, не сказал более ни слова, не сделал ни малейшего движения для своей защиты – и пораженный 23-мя ударами кинжалов, пал бездыханный у подножия статуи бывшего соперника своего Помпея. {Самое простое и, достоверное описание убиения Цезаря находится у Суэтония in (Саеs-сар. 82).}
Так погиб Цезарь 15 марта 44 года, на 56-м году своей жизни...
Из всех новейших писателей, рассуждавших о смерти Цезаря, Наполеон I, в своем сочинении: Рreсis des guerres de Cesar, рассматривает ее с особенной, очень замечательной со стороны такого лица, точки зрения: Довольно строгий, хотя большею частью справедливый судья военных действий Цезаря, как полководца, Наполеон I особенно снисходительно отзывается о нем, как о государственном человеке и преимущественно пожизненном диктаторе в течении 6 последних месяцев его жизни. Он вполне оправдывает политические действия Цезаря, говорит, что он не мог и не должен был поступать иначе, пространно и с негодованием опровергает многими фактами мысль, будто он хотел быть царем самым положительным образом утверждает, что он никогда не имел даже мысли о том (il n'a jamais pensй а se faire roi), что заговорщики и их приверженцы, для оправдания бесчестного и неполитического убийства (lache et impolitique assassinat), утверждали, будто Цезарь хотел быть царем, что было очевидными нелепостью и клеветой, которые однако перешли из рода в род и ныне (т.е. во времена Наполеона I) признаны историческою истиною, и проч.
Такое мнение Наполеона I об этом предмете, совершенно противное общепринятому, приводится здесь без всяких комментариев. Пусть всякий сам рассудит, на сколько может быть верно мнение новейших времен Цезаря о намерениях Цезаря времен древних, и какие могли быть внутренние, тайные побуждения к изложению такого мнения,

§ 333. Общий вывод о Цезаре, как полководце.

В заключение изложения войн и походов Юлия Цезаря, соединим все черты характера и действий его, как самостоятельного полководца, и сравним их с теми, которые принадлежали двум предшествовавшим великим полководцам древности, Александру В. и Ганнибалу и были изображены в своих местах прежде.
Генерал Лоссау, в своем сочинении Ideale der Kriegfuhrung etc. 1 В. 2-te Abth. Caesar, говорить, что суждения о Цезаре распадаются на два главные отдела, смотря по тому, имеется ли в виду исследовать деятельность Цезаря как полководца и государственная человека, что в нем было нераздельно, или нравственную цену его побуждений и действий и вообще его характера. Последнее, говорите он, принадлежите к биографии Цезаря, не входящей в цель автора, а из первого он считает нужным ограничиться только тем, что непосредственно касается главных черт и главных пружин действий, помощью которых Цезарь достиг своего величия, а наблюдателю может дать ясное понятие об образе великого полководца. Между тем, прибавляет он, оба отдела не могут быть так резко отделены один от другого, чтобы, невозможно было совершенно избежать перехода из одного в другой, что впрочем и не составляет особенной невыгоды.
Эти мысли совершенно верны. Даже можно было бы сказать, что полководец и государственный человек и все побуждения того и другого были до такой степени слиты в Цезаре, что последнего и невозможно рассматривать иначе, как в обоих этих отношениях нераздельно и одновременно, гораздо более, нежели Александра В. и особенно Ганнибала. Цезарь не был, подобно Александру; монархом и во время войны в Галлии был еще только консул, правитель трех провинций и главный начальник армии в них, подчиненный правительству, и только по занятии Италии и Рима и особенно после победы при Фарсале и смерти Помпея сделался диктатором, более и более полновластным и, вместе с тем, независимым, самостоятельным владыкой и военным вождем римского государства, с властью почти монархическою, хотя еще и без звания царя. Однако все его побуждения и; действия, политические и военные нераздельно, до малейших, с самых молодых лет его были всецело устремлены к единственной цели достижения верховной, неограниченной власти в римском государстве. Следовательно, внутренне он побуждался – и действовал уже, можно сказать, совершенно как монарх, сначала еще как будущей, а после Фарсала – более и более как действительный. Но между побуждениями и действиями его и Александра В., в таких духе и смысле, была большая разница, как из изображения последнего ясно видно. Что же касается Ганнибала, то с ним Цезаря в этом отношении и сравнивать нельзя, потому что Ганнибал был вполне подвластный своему правительству и зависимый от него полководец, имевший только одну цель – низложить Рим и возвысить над ним Карфаген, а иных, властолюбивых замыслов он не имел никаких.
С такой именно точки зрения и следует рассматривать все действия Цезаря, политическая и военные нераздельно, во все продолжение его войн и походов, даже с самого первого начальствования его, в звании претора, в 60 г., в Испании. Но корень всего скрывался глубже – в самых молодых летах Цезаря, когда он только что вышел из отрочества.
Рядом с необыкновенными природными дарованиями, которые были тщательнейще развиты воспитанием и образованием Цезаря в самых юных летах, в нем уже рано возникло стремление к самостоятельности, затем к независимости и наконец к власти и господству. Это было естественно и понятно, потому что Цезарь уже рано чувствовал в самом себе энергию душевную, подвергшуюся тяжкому испытанию во время гонений Суллы, и силу рассудка, посредством которой он хорошо изведал людей и сознал, что они не были в состоянии сделать того, что он сделал во время этих гонений. Поэтому и раннее честолюбие его – возвыситься над толпою, также было естественным и притом не увлечением молодых лет, так как имело уже достаточное основание. Свидетельством того, что Цезарь уже и в это время ранней молодости своей значительно выходил из ряду обыкновенных людей, служила верная оценка его Суллой и Цицероном, и обращение им на себя внимания и привлечете к себе расположения общественного мнения в Риме.
План его уже в это время правильно составленный и с постоянством и твердостью исполняемый им, заключался в том, чтобы во что ни стало бы подвигаться вперед, возвышаться, соперникам преграждать пути и привлекать к себе расположение народа. Все, средства к тому были для него одинаковы и он не был разборчив в них, лишь бы они вели его к цели. Так он искал их во внешних, привлекательных формах (щегольстве, вежливости, доступности, приятности обращения и т. п), в развитии своих больших дарований (дара слова, красноречия и пр.), в щедрости до расточительности свыше своих средств и пр. В последнем отношении замечательно однако то, что Цезарь в продолжении целой жизни своей смотрел на деньги и богатства исключительно с этой точки зрения, а не как на средства к жизненным наслаждениям. Не они, а обладание властью было для него высшим благом в жизни, а на все прочие он взирал с философским равнодушием.
Все поступки и действия его, согласно с таким планом, уже рано сопровождались необыкновенными счастьем – счастьем в которое он с ранних лет слепо веровал и сам называл его своим счастьем и которое перешло и в историю под названием счастья Цезаря. А главный источник его несомненно должен был заключаться в самом Цезаре, который, то мягкостью и уступчивостью, то твердым противодействием противникам, то привлекательными формами, речами, расточительностью и т.п., умел действовать на большинство народа и сената так, что в нем видели даровитого, много обещавшего молодого человека, способного совершить великие дела и потому достойного занимать важные звания и должности.
Расположение и доверие к нему народа уже резко обнаружилось, когда он смело возбудил и защитил публично намять Мария и тем отважно выступил против партии Суллы. Это удалось ему и возбудило всеобщее внимание, и с тех пор постоянным правилом Цезаря сделалось действовать смело и на многое отваживаться, дабы тем более выигрывать. Позже, с летами, он сделался несколько осторожнее, но смелость и постепенно возраставшее доверие к себе всегда были и оставались главными побуждениями его, посредством которых он умел осуществлять даже по видимому невозможное. Так однажды одному политическому сопернику своему, предложившему ему значительную сумму отступных денег, он смело возразил, что займет и даст ему сумму гораздо значительнейшую. Так в другой раз он сказал своей матери: «Сегодня увидишь меня или верховным жрецом (Pontifex Maximus), или изгнанным из Рима». Такой противник мог многим казаться опасным, и он действительно был таким. Такое сочетание высоких качеств и дарований, привлекательного обращения, щедрости и неистощимости внешних и внутренних средств стало казаться некоторым лицам сената и в высших слоях общества опасным, но всем – внушать уважение и многим служить средоточием, к которому они искали примкнуть из потребности или надежды достигнуть своих целей. Но радушное обращение Цезаря, кротость и человечность (гуманность) его мнений и советов, когда он проложил себе путь в сенат, устыдили и устранили все опасения и укрепили Цезаря в его общественном положении, в котором он и начал уже быстро переходить к более и более важным общественным должностями Выше было уже означено, как он постепенно переходил от одной к другой. Первою, в которой он является уже как самостоятельный гражданский правитель и начальник войск, была его претура в южной Испании, в 60 г., куда он мог отправиться тогда только, когда Красс, имевший надобность в нем для противовеса Помпею, поручился за его огромных долгов, {Выше (§ 252) сказано, что Красс поручился за пятую часть долгов Цезаря, простиравшихся до 1,300 талантов (около 1.600,000 р. сер.), следовательно за 260 талантов (около 32,000 р. сер.). Но генерал Лоссау говорит, что Красс поручился не менее как за 830 талантов (свыше 660,000 талеров или около 600,000 р. сер.)} что доказывает, что он признавал опору Цезаря очень важною для себя.
Впрочем такого рода и иные связи Цезаря с людьми имели для него совсем другое значение, нежели какое обыкновенно имеют для всех. У него они проистекали не из чувства, а из рассудка и расчета. Так он отверг первую обрученную невесту свою, дабы жениться на дочери могущественного Цинны и не отверг её только для того, чтобы не подчиниться Сулле. Вообще склонности его к людям проистекали не из сердечного чувства, а из рассудка и расчета в отношении к себе. Он любил только себя, а других – на сколько они были нужны ему. Не все смотрят на это одинаково: иные видят в этом особенный силу и крепость души, которые редким даруются природой, но другие – в большем числе и справедливее – лишь сухой и черствый эгоизм, имеющий целью только самого себя, а других считающий лишь за свои орудия и потому не имеющий истинной сердечной привязанности к ним. Таким именно был Цезарь, что ни говорили бы его безусловные восхвалители, которых было более, нежели справедливых, хотя и строгих, ценителей его. Да и могло-ли быть иначе в эти мрачные времена Рима, когда все возвышенные, честные и благородные чувства иссякли и над ними неограниченно царил самый чудовищный эгоизм. А Цезарь был полным и совершенным произведением и отпечатком этого времени, тем более стоявшим в этом отношении выше всех, чем более природа наделила его необыкновенными, дарованиями ума и воли.
Если личные склонности и привязанности его соразмерялись с этим, то награды и наказания его и того более. В наградах он имел в виду, признанием оказанных услуг, оказывать поощрительный пример другим и тем привлекать к себе и удерживать за собою общее расположение. Умножая число благодарных ему, он умножал тем число своих приверженцев и теснее и крепче связывал их с собою, тогда как его военные дарования и его счастье приковывали к нему его войска. С последними он особенно поступал, как большой знаток людей, и умел поощрять их видами на почетные награды, повышение и приобретение денег и имущества или держать их в известном напряжении строгостью, когда и где она была нужна и на которую он имел тем более права, что не щадил самого себя и потому мог требовать того же и от других. Вообще он имел в высокой степени редкий дар приобретать расположение своих войск, ни малейше не роняя и не утрачивая притом достоинства своей власти над ними. Он оказывал величайшую заботливость о них, хорошо одевал их, дарил им оружие, украшенное золотом и серебром, доставлял им некоторого рода роскошь в добрых конях, богатой посуде и драгоценном оружии и часто говорил, что воины его, если бы даже умащали себя благовониями, все-таки могли превосходно сражаться. Он говорил с ними ласково и, если не был вблизи неприятеля, позволял им всякого рода развлечения и забавы, в несчастных же случаях их принимал живейшее участие. Так после несчастного случая Сабина и Котты в Галлии он отпустил себе волосы и бороду и поклялся не прежде выстричь их, пока не отмстит и не получит удовлетворения. За то и фанатическая преданность ему войск и восторг, возбужденный в них его военными подвигами, были безграничны.
Но вблизи от неприятеля он был в особенности строг в требованиях по службе. Тогда он требовал безграничной деятельности и не давал войскам покоя ни днем, ни ночью, во всякое время года и во всякую погоду: к этому они долженствовали быть приучены и всегда готовы. Малодушие, которое иногда, случалось между ними, он карал презрением. Тем выше были у него и в его армии звание и значение «воина»: это достаточно доказано было при возмущении 10-го и других легионов в Риме, в 47 г., когда он назвал воинов не товарищами, а гражданами. С такими гордостью и величием умел он владеть и управлять отношениями людей и тем могущественнее именно тогда, когда они хотели ускользнуть от его воли. Он не боялся ничего, но заслуживал того, чтобы его боялись. К легким проступкам он относился осмотрительно и снисходительно, но в случаях, противных чем-либо воинственному духу, особенно со стороны военачальников, он лишал их своего доверия. В строгих наказаниях, особенно в смертной казни, он редко нуждался в своей армии, как, например, когда он децимировал (канив 10-го) 9-й легион и приказал немедленно исполнить смертную казнь над преступниками за то, что они осмелились требовать денег и грозили покинуть знамена. Но самыми строгими наказаниями большею частью были разжалование и изгнание из армии, как, например, когда он на месте разжаловал и изгнал нескольких трибунов и центурионов 10-го легиона в Африке, в 46 году. Побежденного же неприятеля, напротив, он ни малейше не щадил, а если и случалось противное, то тому были политические причины. Оттого происходили неслыханные строгость и жестокость во многих случаях против галлов и большая кротость в отношении к некоторым из их племен и особенно к римским войскам в междоусобной войне. Его бесстрастие и нечувствительность простирались даже на его великодушие, к которому он, как необыкновенно умный человек, был действительно склонен и часто обнаруживал его, но только тогда, когда этим могла быть достигнута какая-нибудь важная цель. В противном случае, как например против Амбиорикса и Верцингеторикса, никакие соображения не были принимаемы в расчет. Край первого был немилосердно и беспощадно разорен, а последний недостойными образом унижен и казнен.
Уже из самого первого выступления его на политическое и военное поприще, в 60 году, претором в Испании, легко можно вывести заключение о том, что, при более важных поводах, полнее развилось в Цезаре. Тогда уже, в Испании, он чувствовал некоторого рода неприятную неловкость своего положения и с прискорбием (а по Плутарху – даже со слезами, что сомнительно) подумал, при виде статуи Александра В., что последний уже успел совершить в лета его, Цезаря. Он, Цезарь, был республиканец, но даже как республиканец чувствовать такую разницу между высоким положением в главе народа и совершенною затерянностью в толпе, что, по его словам, «предпочитал быть первым в деревне, нежели вторым в Риме». Согласно с тем он и начал действовать тогда в Испании. Убедясь вскоре, что для преследования целей жизни своей ему не оставалось никакого иного средства, кроме войны, он и начал с того, что, сверх найденных им в Испании 20 когорт (2-х легионов), он набрал еще 10 (1 легион) и с этой небольшой армией двинулся в южную или Бэтическую Испанию. Укротив диких лузитанцев и покорив их Риму, установив многие хорошие учреждения в гражданском управлении Испании, снискав уже тем и доверие, и славу и обогатив свои войска, он воротился в Рим и отказался от триумфа, на который имел право, для того, чтобы быть избрану в консулы, что для него было гораздо важнее триумфа.
Затем, чрезвычайно ловким, мастерским делом его было примирение им Помпея с Крассом. Имея влияние на обоих, он этом сразу привлек, и сосредоточил в себе влияние их обоих и стал главным действующим лицом в триумвирате.
За этим последовала выдача им дочери своей Юлии за Помпея, вдвое старшего её, отказав для того уже обрученному жениху её. И пока Юлия была жива, она поддерживала согласие между Помпеем и Цезарем; когда же обстоятельства изменились, она умерла, как будто в самую пору, потому что Цезарю уже не были более нужны выгоды этой родственной связи с Помпеем.
В таких обстоятельствах, быстрое возвышение его уже не подлежало сомнению. Он получил важное управление Галлиями и Иллирией – и война его в Галлии, веденная против диких и полудиких племен и потому сама по себе мало занимательная, важна только тем, что послужила введением к последующим главным шагам Цезаря к неограниченной власти. Тем не менее она представляет картину постепенного развития Цезарем своих военных дарований, изощрения им своего военного взгляда и достижения привычки – мгновенно обнимать и проникать одним взглядом то, что в каждом случае было самым главным и существенным.
Дальнейшие действия его, политическая и военные совокупно и нераздельно, были достаточно изображены и объяснены в своих местах выше.
Плутарх, в своем жизнеописании Цезаря, в особенности рассказывает много такого, что рисует личность Цезаря и из чего можно заключить, какие понятия существовали о нем в его и последующие времена. Так он, между прочим, приводить примеры личной преданности Цезарю некоторых частных начальников войск его и прибавляет, что даже те из них, которые под предводительством других полководцев не заслужили бы отличия, под начальством Цезаря становились непобедимыми. Цезарь обладал даром возбуждать и поддерживать мужество и честолюбие наградами, повышениями и большими почестями. Он на самом деле доказал, что сокровища и богатства, приобретенные им посредством войны, употреблял не для собственных: обогащения, роскоши и жизненных наслаждений, но для наград других и только тогда и тем считал себя богатым, когда мог достойно награждать своих заслуженных воинов. А это долженствовало иметь огромное влияние даже и при том предположении, что Цезарь имел при этом свои обычные, особенные соображения.
Замечательно то, что мощная душа, властолюбивые стремления и кипучая деятельность Цезаря вовсе не были соединены с крепостью и силою телесными и поддержаны ими. По свидетельству Плутарха, Цезарь был, напротив, слаб и тощ телосложением; малосилен и подвержен частым и сильным головным болям и даже припадкам эпилептическим (падучей болезни), что все вместе означало более нервный темперамент, нежели мускульную силу. В зрелых летах, во времена своей политической и военной деятельности, он вел жизнь очень умеренную, был в беспрестанном и большом движении и, несмотря на свое слабосилие, необыкновенно укрепил свое тело. Он мало заботился о покое, сне и пище, ему ничего не стоило путешествовать, имея при себе только одного письмоводителя, которому он диктовал в дороге, и одного вестового воина. Он был отличный ездок на коне и ездил очень смело и скоро.
Наружность его, по свидетельству всех очевидцев, производила необыкновенно внушительное впечатление. {Наружность его изображена на приложенных к настоящей части снимках с древних камея и бюста, а описание ее, по Светонию к объяснению камея его в приложении к этой же части.} Поступок его с возмутившимися легионами в Риме показывает, какое употребление он умел делать из этого. Ясно, что впечатление это, еще более, нежели личное появление, осанка и слова Цезаря, и при этом воспоминание о великих военных подвигах его, имели мгновенное, потрясающее влияние на грубые умы воинов и тотчас привели их к раскаянию и покорности.
И так, – «Цезарь» – говорит генерал Лоссау – «свободный от обыкновенных страстей, исключая единственной, великой и чрезвычайной» (т.е. властолюбия), «и во всех жизненных бурях твердо опиравшийся на самого себя полководец, дела которого более, нежели его замыслы, возвысили его на степень героя риммского государства, стал наконец» (следует разуметь – в глазах римлян-язычников) «как бы одним из бессмертных» (т.е. языческих богов), «как бы высшим существом, для немногих беспристрастных людей – образом человеческого величия, для массы или толпы кумиром, для республиканцев – ужасом и омерзением. Память о его военных подвигах озарила его образ волшебным светом и сделала то, что уважаемое, чествуемое и щедро награждаемое им войско его чувствовало само себя, чрез него, превознесенным. Оно было предано ему и нас не должно изумлять, что такой полководец был удостоен высших почестей. Так торжествовал он свои триумфы и дал двумстам тысяч римлян народные празднества. О нем, в высшей степени его величия, можно было бы сказать то, что некогда один французский писатель сказал о своем – короле: «Tout brille en lui, tout est Roi!» Но Рим еще не созрел до того, чтобы потерпеть владыки над собой. Он должен был склоняться к падению, потому что ни управлять сам собою не мог, ни допустить, чтоб им управлял великий человек, не хотел. Но величие Цезаре, как полководца, уже никогда более не было достигнуто ни одним из римлян.»
Эти мысли и чувства в сущности верны, хотя и выражены несколько напыщенно, что впрочем не удивительно со стороны такого восторженного почитателя и восхвалителя Цезаря-полководца. Подобных ему во все времена было много, но много было и таких, которые судили о Цезаре хладнокровно и рассудительно, а иные даже и строго, хотя и справедливо. Так, между прочим, известный историк Геерен, в начале нынешнего века, сказал, что «нам недостает еще жизнеописания Цезаря, в котором он был бы достойно оценен, {При этом Геерен указывает два сочинения о Цезаре: Histoire de la vie de Jules Cesar, par M. de Bury, 2 v. 8° Paris 1758, и Leben von С. Julius Caresar, von A. G. Meissner, fortgesetzt von J, Ch. L. Haken» 1811, последнее – в свое время наилучшее.} потому что в новейшее время он был столько же непомерно восхвален, сколько Александр В., напротив, унижен. Как полководцы и завоеватели, и тот и другой были одинаково велики и одинаково малы. Однако Александр, как человек, в блистательную пору своей жизни, по-видимому превосходить Цезаря: великих политических идей, которые развил Александр, не заметно со стороны Цезаря: он лучше всякого другого разумел средства достижения власти, но мало – в сохранению ее».
Слова Геерена заключают в себе великую истину, но требуют некоторого объяснения. Три великие полководца древности, особенно Александр В. и Цезарь, с одной стороны были чрезвычайно восхвалены и превознесены, в с другой – подверглись более или менее строгой критике и строгому осуждению, но не в одинаковой мере и не одинаково справедливо. Все они одинаково и вполне справедливо и достойно восхвалены и превознесены, как полководцы: в этом нет и не может быть ни малейших разногласия и несправедливости. Но Александр и Цезарь, представляющие черты сходства между собою но своим политическими положению, замыслам и предприятиям, были более или менее, как говорит Геерен, унижены или осуждены, как завоеватели, а Цезарь, сверх того, как похититель власти. Александр В. даже был назван безумцем (умопомешанным), замыслившим завоевать мир и учредить всемирную монархию и всемирную торговлю, а Цезарь – узурпатором, имевшим еще более обширные замыслы – завоевать и запад, и восток известного тогда мира и учредить подлинно всемирную монархию. Но великая, чистая и честная личность Александра В., чуждая своекорыстия, и великие политические мысли и побуждения его к войне с персами и к походу за Инд и далее на восток (достаточно разъясненный в I. ч. В. В. И. древних времен) не заслуживают упреков, сделанных Александру, как завоевателю. Совершенно другое дело – осуждение Цезаря в том же смысле. Если соединить в одно общее целое и сопоставить начало его политического и военного поприща в 60 г., во время 1-го преторства его в Испании (когда он заплакал, по словам Плутарха, перед изображением Александра В., см. выше), продолжение его (с начала войны в Галлии до конца войны в Испании) и конец (последние 6 месяцев до смерти его), то можно, кажется, сделать заключение, что, возбужденный великими подвигами и славой Александра, он замыслил сначала завладеть верховною, неограниченною властью в Риме, а потом, в звании царя-монарха, завоевать, как Александр, восток и достигнуть еще больших, нежели Александр, результатов, соединив под своею властью и запад, и восток известного тогда мира. Но при этом, как справедливо замечает Геерен, со стороны его, Цезаря, не заметил тех великих политических мыслей, которые были развиты Александром. Напротив, в последние 6 месяцев его жизни, одновременный: явное стремление его к царской власти, явное же пренебрежете им республиканских форм и неблагоразумные: доверие его к республиканцам и к прежним врагам своим, и непринятие им никаких мер к самоохранению – все это, вместе взятое, подтверждаете слова Геерена, что он «лучше всякого другого разумел средства завладения верховною властью, но мало постигал средства сохранения её. Поэтому он был столько, же справедливо осужден как властолюбец, похититель власти и завоеватель, сколько восхвален и превознесен, как полководец. В последнем отношении он стоит на равной степени с Александром, но в первом – ниже. Обособлять же в нем полководца, и политическая деятеля очень трудно, Гораздо труднее, нежели в Александре. Все его военные действия, от важнейших до малейших, всегда были теми связаны, с его политическими замыслами и целями, имевшими источником непомерное властолюбие его. Поэтому, хотя в рассмотрении его войн и походов в частности и вообще были изображены образ и искусство ведения им войны в разных военных отношениях, но, для полноты этого изображения, рассмотрение побудительных политических причин его военных действий существенно необходимо и гораздо более, нежели рассмотрение того же ее военных действиях Александра. Что же касается Ганнибала, то он с этой точки зрения представляет большое отличие от Цезаря. Как полководец, он стоит на совершенной равной с ним и Александром степени, но, как политический деятель, он не был ни монархом-завоевателем, как Александр, ни властолюбцем-завоевателем, как Цезарь, ни даже своекорыстным честолюбцем. Напротив, он был только вполне подчиненным своему правительству и зависимым от него полководцем и имел лишь одну, бескорыстную, возвышенную цель – одолеть врага своего отечества – Рим и возвысить над ним Карфаген. Притом личность его, чистая и безупречная, стоит выше Цезаревой и даже отчасти Александровой (в конце его жизни) в высшем нравственном значении.
По этим причинам, рассмотрим Цезаря, как полководца, и сличим его с Александром и Ганнибалом – по возможности многостороннее, в совокупности их достоинств и недостатков в отношениях: умственном, нравственном и телесном, общечеловеческом и государственном, политическом и военном.
В умственном и душевном отношении, т.е. в отношении к силе ума и воли, все трое они стоят на равной степени. Но в телесном и во всех других отношениях в совокупности, выше всех должен быть поставлен Александр, а в нравственном – Ганнибал.
Александр и Ганнибал с ранних лет вели жизнь умеренную и воздержную и тем укрепили в себе бодрость, ловкость и силу телесные. Молодость же Цезаря, напротив, была очень бурная, а жизнь – неумеренная и невоздержная, что, при его не слишком крепком от природы телосложении, было причиной его малосильности. и даже болезненности, хотя, во время войн и походов его, умеренность, воздержность и деятельность укрепили его тело и сделали его способным переносить труды, лишения и непогоды.
Сила ума и воли в каждом из них была одинаково велика во пылкостью и восторженностью души всех их превосходил Александр; – Ганнибал соединял в себе гораздо более спокойной рассудительности и благоразумной осторожности; – в Цезаре же преобладали: бесстрастность (за исключением единой и сильной страсти его – властолюбия), нечувствительность, себялюбие и постоянно холодный и своекорыстный во всем расчета.
Сила ума и воли в каждом была в надлежащем равновесии, необходимом полководцу. Но в Александре воля часто брала верх над рассудком, в Ганнибале, напротив, рассудок – над волей, в Цезаре же, по временам и обстоятельствам, то рассудок, то воля, но последняя гораздо чаще первого. Причины различия их в этом отношении происходили как от личных их характеров, так и от возраста, в котором они совершили свои подвиги: Александр – между 20 и 32 лет жизни, Ганнибал – между 25 и 44, а. Цезарь – между 42 и 55, следовательно первый – в наиболее молодых, а последний – в наиболее зрелых летах.
Необыкновенный природный ум в каждом из них отличался одинаковыми: обширностью, глубиною, силою, быстротою, всеобъемлемостью и прозорливостью, но у Александра соединялся с большею пылкостью, у Ганнибала – с остротою, тонкостью и хитростью, а у Цезаря – с особенною расчетливостью. У каждого из них он был значительно развит и изощрен воспитанием и образованием, всех более – у Александра, затем у Цезаря и наконец у Ганнибала.
В каждом из них сила ума проявлялась в основательности, обдуманности и искусстве соображений, а сила води, соединенная с предприимчивостью, смелостью, даже отважностью, и с твердостью и присутствием духа, обнаруживалась в труднейших и опаснейших обстоятельствах решимостью, постоянством, настойчивостью и даже упорством в исполнении.
Все они были одинаково одарены душою мощною и твердою, но у Александра и Ганнибала она притом была возвышенная и благородная, а у Александра – и необыкновенно пылкая. У Цезаря же величие души имело свою, ему свойственную особенность, заключавшуюся в согласии лишь с его личными целями, под прикрытием личины любви к народу и законной справедливости. Но он, подобно Ганнибалу, не имел вспыльчивости и раздражительности Александра, а все чувства свои, приятные и неприятные, умел скрывать в глубине души и всегда был безмятежно спокоен.
Все они были одинаково и необыкновенно деятельны, неутомимы в трудах, терпеливы в лишениях и нужде, в опасностях являли неустрашимость и полное присутствие духа, а, в бою – необыкновенные мужества и храбрость. Но в Александре пылкая, кипучая, отважная до дерзости храбрость часто увлекала его за пределы рассудка, Цезарь в бою являл необыкновенную, но более спокойную храбрость, Ганнибал же не забывал долга полководца и, без особенных нужды и пользы, не бросался опрометчиво в рукопашный бой и не сражался как рядовой воин.
Все они одинаково имели необыкновенное нравственное влияние на свои войска, дар соблюдать между ними строгие военные: подчиненность и, порядок, ободрять их, одушевлять, побуждать к труднейшим и опаснейшим подвигам, к. терпеливому перенесению всех трудов и лишений военной и походной жизни, и внушать им неограниченные: любовь и уважение, преданность и доверие к себе, мужество, твердость и терпение, и блистательную храбрость в боях. Все они достигали этого постоянными и неусыпными: заботливостью о своих войсках и их нуждах, кротким, ласковым, приветливым обращением с ними, справедливостью наград и наказаний, щедростью – первых и умеренностью – последних, наконец – личным примером и необыкновенным даром слова. Сила и увлекательность последнего в каждом были одинаковы, но имели свои особенности, согласно с личным характером каждого. У Александра и Ганнибала дар слова заключался в глубине и верности мыслей, выражаемых немногими, но сильными словами. Цезарь же был в полном смысле слова превосходный оратор, уже до войны в Галлии на самом деле обнаруживши высокую степень ораторского искусства.
Но если все они одинаковыми средствами достигали любви, доверия и повиновения своих войск, то Александру и Цезарю это было гораздо легче, нежели Ганнибалу, который в этом отношении и отличается от них весьма значительно.
Ни Александр, ни Ганнибал не были от природы ни жестокими, ни мстительными, ни лукавыми, ни коварными, во во всех своих действиях являли непритворный человеколюбие и великодушие (за теми немногими исключениями, которые были означены в характеристиках их). Но у Цезаря, у которого была только одна страсть – властолюбие, чувствительности же не было, который знал и – не уважал людей, а употреблял их для своих целей, – истинных, душевных и сердечных чувств человеколюбия и великодушие не было. Относя все к себе и к своим целям, он с иными людьми и в иных случаях являл и человеколюбие, и великодушие, с другими же и в других случаях бывал холодно и даже, по выражению Наполеона I, зверски жесток, что ни говорили бы его безусловные восхвалители, изображающие его агнцем доброты и кротости. Не даром же был он истым сыном своего времени!
Александр и Ганнибал были честолюбивы, но честолюбие их было благородное и возвышенное. Цезарь же был не честолюбец, а властолюбец: почестями он не пренебрегал и искал их, но не они составляли главную цель его жизни, а власть, самая обширная и неограниченная, и если бы он достиг её, то едва-ли был бы таким монархом, как Александр В., ибо в нем было много деспотизма, прикрытого лишь личиной уважения к законной свободе. Но, подобно Александру и Ганнибалу, он не был корыстолюбив, деньги считал лишь средством привлекать к себе людей для своих целей и в раздаче их и наград был щедр до расточительности.
Подобно Александру и Ганнибалу, он также являл во всех своих действиях политику мудрую и искусную, но, не так как Александр, всегда открытую, благородную и благую для других, а скрытную, тонкую, хитрую, иногда коварную, но всегда полезную для него лично. При этом он едва-ли не еще искуснее Ганнибала умел завязывать тайные сношения, вести переговоры и склонять на свою сторону, всеми возможными средствами, от крайних ласкательств до крайних угроз.
Несоразмерность сил, средств и способов, с которыми он. начал и вел до половины междоусобную войну – и обширности его предприятий, многочисленности его успехов и побед и важности приобретенных им результатов, – заслуживаете не меньшего внимания в его войнах и походах, чем в Александровых и Ганнибаловых. Лишь после победы при Фарсале силы, средства и способы его стали быстро возрастать, но и тогда, как и прежде, бывали времена и случаи (как в Египте, Африке и даже Испании), когда ему приходилось со слабейшими силами бороться против сильнейших и уравновешивать их лишь мужеством, твердостью, терпепием и особенно дарованиями и искусством своими.
В пощаде и сбережении своих войск, когда дело не шло о решительных действиях против неприятеля, равно и в потоянном усилении их новыми наборами и т.п., ему достойно подобают такие же честь и слава, как и Александру, и Ганнибалу.
Счастье – этот обычный спутник великих полководцев, умеющих могущественно приковывать его к себе и глубоко, твердо верующих в него – не одинаково благоприятствовало всегда и во всех случаях Цезарю и особенно Ганнибалу, так как Александру. Едва-ли кому из великих полководцев досталась такая завидная участь – никогда и никем не быть побежденным, но всегда и над всеми быть победителем, как Александру. Хотя Цезарь также победил всех – окончательно, но про него нельзя сказать, чтоб он никогда и ни кем не был побежден. Его побеждали не только римляне, но даже и галлы, и едва не победил Верцингеторикс, который за то и поплатился позором и казнью. Да и победы его (исключая над Фарнаком) стоили ему не легко и не дешево, что впрочем не только не унижает, но и еще более возвышает его славу. Счастье, в которое он верил слепо, до фатализма, всегда более или менее благоприятствовало и помогало ему, как и Александру. Но Ганнибал. редкий полководец, – как уже было сказано ранее – при необыкновенных военных дарованиях и всех правах на удачу, был более его подвержен превратностям судьбы и изменчивости счастья, – редкий был более несчастлив, но и более велик в своем несчастье, – редкий, наконец, возбуждает тем более участия к себе. В этом именно и заключается самое разительное различие между ним и между Александром и Цезарем, между его и их положением, силами, средствами, способами и пр. т.п. Из этого не следует однако, что Александр стоит выше Цезаря, а Цезарь выше Ганнибала: они все одинаково велики как полководцы, но каждый в своем роде и в особых отношениях, один – в постоянном счастье, другой – в счастье, но не без несчастья, третий же – преимущественно в, несчастье.
Образ и искусство ведения ими войны, во всех военных отношениях вообще и в частности, были достаточно изображены в изложении их войн и походов. В общем же выводе о них можно сказать следующее:
Одна половина их была общая всем этим трем великим полководцам древности, другая – принадлежала каждому из них особо, была как бы его личная.
Общим им было ведение войны правильное, систематическое, по выражению Цезаря – римское, т.е. противоположное -варварскому (азиатскому или африканскому), а по выражению Наполеона I – методическое, т.е. основанное на предварительно соображенном и составленном предначертании, исполняемом неизменно согласно с главною предположенною целью, по с изменениями в подробностях согласно с обстоятельствами, силами, средствами, способами, местностью и пр. т.п.
Они вели воину не иначе как опираясь на местное основание действий – страну или край, обеспечив тыл, фланги и сообщения свои, устремляя совокупные силы свои прямо к решительным пунктам театра войны или военных действий, преимущественно к тем, где были главные силы неприятеля, но разделяя свои силы, когда обстоятельства того требовали, с тем однако, чтобы потом снова соединять их. Движения и действия их были смелые, быстрые и решительные, имевшие целью преимущественно бой, но иногда маневрирование с тою либо другою целью, окончательно же – все-таки с целью боя. Война для них была действием, а не бездействием, и потому всегда была ведена ими более или менее деятельно, но иногда они медлили и выжидали, дабы тем быстрее, решительнее и вернее действовать потом. Все времена года, все свойства местности были равны для ведения ими войны и военных действий, и нередко тогда и там, где предстояло всего более. затруднений, препятствий, трудов, лишений и опасности, они предвидели для себя более чести и славы. При всем том они умели разумно сберегать свои силы, средства и способы и не только не ослаблять, но и усиливать их, по мере своей деятельности и усилий. Заботливость их о надлежащем, достаточном содержании своих войск и снабжении их всем нужным, особенно продовольствием, была всегда и во всех случаях постоянная, неизменная, неутомимо деятельная. Средствами к тому им служили контрибуции и реквизиции, но правильные и справедливые, чуждые насилия и грабежа, учреждение в тылу – складов военных и продовольственных запасов и обеспеченный подвоз их сухим путем. или водою, реками или морем.
Сражения их, при множестве разнообразных особенностей, имеют общие черты и характер; в строе благоустроенных, греческих – македонских или римских армий, по правилам греческой, македонской или римской тактики, а действия в бою – в косвенном боевом порядке, тем либо другим крылом, либо обоими одновременно, с надлежащими резервами, разумным сочетанием строя, порядка и образа движений и действий войск всех родов и видов, так что одни других поддерживали и одни другим содействовали, в строгих: единстве и согласии целого.
В случае победы, они превосходно умели пользоваться ею, преследуя побежденного, нередко с неимоверным напряжением сил и деятельности, но не пренебрегая осторожностью и даже усугубляя ее. В случаях же неудачи, они усугубляли ее еще более, и или (как Ганнибал) прибегали к хитрости и скрытным движениям и действиям, или (как Цезарь) даже отступлению придавали вид наступления либо угрожающего движения, преимущественно флангового в другую сторону. Один Александр, не знавший неудач, не знал и отступлений, кроме преднамеренных с целью боя.
В полевом фортификационном искусстве выше всех стоит бесспорно Цезарь и за ним Ганнибал; Александр же имел менее случаев прибегать к нему. Но в полиорцетическом отношении выше всех и на равной степени стояли Александр и Цезарь, каждый в соответственности с состоянием этого искусства в его время; Ганнибал же не любил ни обложений, ни осад и не имел ни средств, ни возможности к тому.
Вот черты, более или менее общие Александру, Ганнибалу и Цезарю. Что же касается особенных или личных у каждого из них, то они вполне зависели от личных: характера и целей каждого, обстоятельству в которых они действовали, и средств, которыми располагали, и следовательно, по чрезвычайному разнообразию их, и сами разнообразились необыкновенно, нося на себе преимущественно резкий отпечаток личного характера каждого полководца. Особенности эти уже были указаны в своих местах и потому повторять их здесь излишне.
Но в заключение общего вывода о Цезаре, как полководце, как отвлеченно, так и сравнительно с Александром и Ганнибалом, следует сказать, что, каков он ни был, как человек и государственный политический деятель, но как полководец, он но всем правам и по всей справедливости стоит, наравне с Александром и Ганнибалом, на высокой степени великого полководца древних и всех вообще времен, и образца, вполне достойного изучения и подражания.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ. РИМСКИЕ ВОЙНЫ ОТ СМЕРТИ ЦЕЗАРЯ ДО АВГУСТА ИЛИ ОБРАЗОВАНИЯ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ. (44 г. – 30 г. до P. Х).

§ 334. 4-я римская междоусобная война (44–42). – § 335. война перузийская (41–39). – § 336. Война с парфянами (38). – §337. 5-я римская междоусобная война (37–36). – § 338. Война Антония против парфян (36). – § 339. Война иллирийская (35). – § 340. Война Арменская (34). – § 341. 6-я римская междоусобная война (32–30). – § 342. Общий обзор и замечания.

Источники: Плутарх, Дион Кассин, Веллей Патеркул, Юстин и новейшие историческая пособия: Mably, Vеrtоt и др. указанные в I Ч. В. В. И. древних времен.

§ 334. 4-я римская междоусобная война (44–42).

Убиение Цезаря повергло сенат и народ римские в ужас и оцепенение. Но и убийцы его, не имевшие никакого плана дальнейших действий, нисколько не были согласны в том, между собою. Марк Брут и Кассий завладели Капитолием и возвестили оттуда народу свободу. Сенат открыто принял наконец сторону убийц Цезаря. Но M. Антоний, прежний консул, и Долабелла, вновь назначенный, противостали сенату, сначала робко, потом смело и открыто, и на их сторону стало большинство народа.
Сенат приказал однако совершить погребение тела Цезаря с большою пышностью и объявить во всеобщее сведение завещание Цезаря, которым он назначил римский народ своим наследником. Антоний, хитрою, искусно рассчитанною надгробною речью при этом, так возбудил народ, что последний зажег здание сената, в котором Цезарь был убит, и принудил убийц спасаться бегством. Марк Брут бежал в Македонию, а Кассий в Сирию, которые были даны им, в их звании преторов, еще Цезарем. Антоний же, как консул, захватил сокровища Цезаря и, в соединении с Лепидом, бывшим в звании начальника конницы, власть в Риме и заставил назначить себе Македонию, а Долабелле Сирию, с тем, чтобы непременно истребить республиканскую партию, бежавшую в эти две области. Сенат, с своей стороны, назначил Кассию и Бруту, которым поручено было продовольствовать Рим, первому – Киренаику, а второму – Крит. Но вскоре после того Aнтоний заставил назначить себе Галлию, а брату своему К. Антонию – Македонию.
Но прибытие в Рим из Аполлонии, в Иллирии, 19-летнего Юлия Цезаря Октавиана, внучатного племянника и восприемного сына убитого Цезаря {Сестра Цезаря Юлия была в замужестве за М. Атцием Бальбом и имела дочь Атцию, которая вышла замуж за К. Октавия и 22 сентября 63 г. родила К. Октавия, который таким образом приходился внучатным племянником Цезарю и был усыновлен им и назначен его наследником.}, произвело изменение в планах Антония. Октавиан, которого Цезарь назначил главным наследником своим, был с восторгом встречен, на пути в Рим, римскими ветеранами и расположенными в Брундузие легионами, и прибыл в Рим в сопровождении множества войска и народа. Он потребовать от Антония следовавшую ему часть наследства Цезаря и своею мудростью и дарами старался привлечь к себе народ. Доброе согласие между ним и Антонием не могло долго продолжаться, так как оба в тайне стремились к одинаковым целям. Антоний призвал из Македонии в Италию 5 легионов, а Октавиан, призвав к себе ветеранов Цезаря, старался подкупить и привлечь на свою сторону легионы Антония. Два из них перешли на его сторону, а с остальными тремя Аптоний отправился в Цизальпинскую Галлию. Но Децим Брут, начальствовавший в этой области на основании прежнего постановления сената, твердо решился не уступать ее Антонию, не смотря на то, что уступал ему в числе войск и в военной опытности.
В этих обстоятельствах хитрый Октавиан признал за лучшее предложить свои услуги сенату, не имевшему в своем распоряжении никаких войск. При сильном содействии Цицерона, сенат постановил заранее утвердить все, что Октавиан и Децим Врут предпримут и совершат против Аптония.
Между тем Антоний в декабре 44 г. без труда оттеснил Д. Брута к Мутине (н. Модена) и осадил его в ней. {По имени этого города и вся последовавшая война названа Мутинскою (bellum Mutinense).} В Македонии M. Брут осенью 44 г. усилил республиканскую партию и собрал многочисленное войско, с которым завладел Македонией и Грецией, что ему особенно облегчено было переходом на его сторону претора Гортензия. Помощью свое деятельности, он завладел складом оружия и значительными денежными суммами, назначенными в Рим. К. Антоний (брат консула М. Антония), двинувшийся против него из Иллирии с 7-ю легионами, был несколько раз разбит им в передовых делах и наконец выдан ему перешедшими на его сторону легионами К. Антония. В Сирии Кассий действовал против консула Долабеллы столько же деятельно, сколько и удачно, и в скором времени завладел Сирией и собрал в ней 12 легионов.
Сенат утвердил М. Брута и Кассия преторами Македонии и Сирии, объявил врагом отечества Долабеллу, умертвившего проконсула Требония, и поручил Кассию вести войну против него. Долабелла, хотя и был подкреплен сирийскими, родосскими и египетскими войсками, однако все еще был слабее Кассия. Последний осадил его в Лаодикее и овладел ею посредством измены. Долабелла велел рабу своему убить его, а войска его передались затем Кассию (5 июня 43 г.).
Таким образом в 44 году, по смерти Цезаря, Кассий и Марк Брут, оба – крайние республиканцы, находились в Сирии. и Македонии, со значительными военными силами, и восстановили бы, может быть, республику, если бы силы их были соединены в Италии под главным начальством М. Брута. В Нарбонской Галлии и в ближней Испании начальствовал получивший их от сената в управление проконсул Лепид, человек слабый и ничтожный, без военных дарований и помышлявший только о собственном возвышении. В Трансальпийской Галлии начальствовал проконсул Планк, более способный, но державший себя осторожно и нерешительно. В дальней Испании начальствовал проконсул Поллион, ревностный республиканец, но находившийся слишком далеко для того, чтобы принимать деятельное участие в тогдашних обстоятельствах. Секст Помпей, снова явившийся на политическом и военном поприще, завладел Сицилией, но искал более собственного возвышения, нежели поддержания республиканской свободы. В Африке находился Корнифиций во главе республиканской армии, преданной сенату. Наконец в Италии Децим Брут оборонялся в Цизальпинской Галлии против М. Антония, которому из Рима угрожал войной Октавиан, а консулы Гирций и Панза набрали 9 новых легионов. Следовательно вообще перевес всюду был на стороне сената и республиканской партии.
В начале 43 г. сенат потребовал от Антония, все еще осаждавшего Мутину, чтоб он положил оружие; Октавиана же, двинувшегося уже против него, противозаконно назначил пропретором, снова при содействии Цицерона. Антоний не только не повиновался сенату и принял послов его с пренебрежением, но даже приказал в их глазах произвести приступ к Мутине и объявил им такие непомерные условия, что они без успеха воротились в Рим. Тогда уже сенат объявил Антония врагом республики и повелел вести войну против него. Гирций и Октавиан двинулись к Мутине и известили в ней Д. Брута (посредством голубей) о своем прибытии. Антоний, оставив брата своего Луция, с частью войск, перед Мутиной, для продолжения осады её, сам с главными силами обратился против Гирция и Октавиана, дабы воспрепятствовать соединению их с Панзой, шедшим к ним с 4 легионами. Последний, в кровопролитном бою с Антонием, был разбит и ранен, но атака Антония против его лагеря была отражена. Во время движения Антония отсюда к войскам, оставленным им против Гирция и Октавиана, он был внезапно атакован и разбит Гирцием, потерял 2 легионных орла и 66 знамен и лишь с трудом и небольшим числом войск воротился в свой лагерь против Мутины, однако деятельно продолжал осаду её.
Октавиан и Гирций положили атаковать его в осадных линиях и имели в этом полный успех, при чем Октавиан отличился в первый раз, а Гирций был убит (14 апреля 43 года). Антоний снял осаду и усиленными переходами отступил к Альпам. Октавиан не воспользовался удобным случаем совершенно разбить и истребить войска его во время этого отступления – по политическим причинам, именно предвидя, что, в случае низложения Антония, сенат обратился бы против него, Октавиана. Поэтому, по мере того, как сенат обнаруживал себя более и более против Октавиана, последний в той же мере сближался с Антонием и Лепидом, притянувшим к себе Вентидия, с 3-мя легионами.
Когда весть о том достигла Рима, то сенат объявил и Лепида врагом отечества. Но как против Антопия и Лепида Брут и Кассий находились слишком далеко, а Секст Помпей был слишком слаб, то сенат и прибегнул к Октавиану, хитро умевшему скрыть свои намерения. Последний потребовал себе консульства и, получив отказ, с 8-ю легионами перешел через Рубикон и двинулся к Риму. Три легиона, которые должны были защищать последний, передались Октавиану – и весь сенат (и с ним даже Цицерон), вышел на встречу ему и покорился, ему, как имевшему в своих руках силу.
Октавиан был избран (22 сентября 43 г.), вместе с Педием, в консулы и первым делом его было – заставить собранная курии утвердить усыновление его Цезарем. Вторым затем было – судебное осуждение всех участников в убиении Цезаря, в том числе Секста Помпея и Домиция, хотя они и не участвовали в нем. И наконец – сенат был принужден взять назад свои приговоры против Антония и Лепида.
Оба последние немедленно обратились против Децима Брута, который один защищал против них дело республики. Поллион привел к Антонию 2 легиона из Испании, а Планк с его 4-мя легионами отложился от Децима Брута, который, вследствие того, с 10-ю новонабранными легионами двинулся, за Альпы в Иллирию, в надежде соединиться в Македонии с Марком Брутом. Но Октавиан двинулся навстречу ему – и все войска Децима Брута отложились от него, а он сам, по приказанию Антония, был умерщвлен.
Затем Октавиан, Антоний и Лепид соединили все войска, находившаяся в Италии, Галлии и Испании, в числе 34 легионов, близ Бононин (н. Болонья) и заключили между собой (17 ноября 43 г.) второй триумвират, хотя каждый из них недоверчиво и завистливо взирал на двух других. При этом они положили твердо стоять всем за каждого и каждому за всех, Октавиану получить Африку, Сицилию и Сардинию, Антонию – Галлию, а Лепиду – Италию, республиканцев, 2 т. всадников и 300 сенаторов подвергнуть проскрипции (изгнанию) и казни, государственные должности раздать по собственному усмотрению, а верным им легионам – плодороднейшие земли в Италии.
Затем триумвиры, в главе своих, пылавших мщением легионов, двинулись к Риму, по предложению подкупленного народного трибуна Тиция заставили народ беспрекословно утвердить триумвират на 5 лет с консульскою властью и затем наполнили Рим кровопролитнейшими ужасами, далеко превзошедшими те, которые ознаменовали времена Мария и Суллы. Каждый из триумвиров пожертвовал другому друга или родственника, Лепид – брата своего, Павла, Антоний – дядю своего, Л. Цезаря, Октавиан – Цицерона (7 декабря 43 г.), за голову которого презренному убийце Попилию Лэну была заплачена громадная сумма денег. Потоками лилась в Риме кровь его граждан и, по особому приказанию триумвиров, все эти ужасы и казни имели быть признаны достойными делами и жертвами тени Цезаря, с повелением благодарить, за то богов и даже с запрещением оплакивать убитых и носить по ним траур! Немногие из проскриптов, успевших спастись, бежали к М. Бруту, Кассию и Сексту Помпею, который, после убиения Цезаря, получив от сената начальствование над флотом, помощью его завладел Испанией, а потом Сицилией, Сардинией и Корсикой.
После неслыханных злодейств, преследований и изгнаний, в 42 году триумвиры заставили сенат и народ торжественно принести клятву в соблюдении и сохранении учреждений Цезаря на вечные времена. Затем они раздали государственные должности на многие годы вперед и стали готовиться к войне против М. Брута и Кассия. Лепид, назначенный консулом, остался с 20-ю легионами в Риме, а Октавиан и Антоний с остальными 14-ю положили переправиться морем на флоте в Македонию.
Таким образом римское государство разделилось поровну между олигархами с одной стороны – в Италии и в западных областях, и между республиканцами с другой – во всех восточных областях и, посредством флота Секста Помпея, на море. Пока первые – олигархи действовали, как означено выше, на западе, вторые – республиканцы, с Брутом и Кассием во главе, завладели востоком и утвердились в нем. Кассий при этом покорил Родос, а Брут – Ликию. Сведав о намерениях своих противников, они соединили все свои военные силы и переправились из Малой Азии в Грецию. Между тем как легаты Октавиана, Норбан и Децидий Сакса с 8-ю легионами прошли чрез Эпир и Македонию и расположились лагерем при городе Филиппы, посланный Кассием начальник флота Стаций Марк, с 60-ю военно-морскими судами, старался воспрепятствовать выходу флота и войск олигархов из гавани Брундузия. В то же время Секст Помпей на море перехватывал все подвозы продовольствия в Рим. Октавиан выслал. против него Сальвидиана с флотом и сам из Регия (н. Реджио) руководил его действиями. Но как флот его был недостаточно силен против Помпея, то он ограничился только прикрытием берегов Италии от разорения их последним, а затем отозвал свой флот к Брундузию и успел постепенно переправить морем в Македонию и Фракию 19 комплектных легионов.
Вскоре Македония сделалась театром кратковременной, но решительной междоусобной войны между римскими олигархами и республиканцами, прозванной Македонскою. Большие дарования, значительные военные силы, сухопутные и морские, и законная справедливость защиты дела римской республики должны были, – казалось, обещать победу Бруту и Кассию. Но своенравное счастье оказалось неблагоприятным для них и окончательно погубило дело римской республики.
На равнинах Дориска в Македонии Брут и Кассий произвели смотр своему 100-тысячному, отлично вооруженному и устроенному войску, щедро одарили каждого воина и частного военачальника деньгами и затем хотели преградить противникам путь в Македонию. Но когда последние нашли другие проходы в нее, то Брут и Кассий расположились против них в лагерях близ Филипп.
Никогда еще дотоле не выступали одна против другой такие многочисленный римские армии. Армия Брута и Кассия была лучше снабжена оружием и продовольствием и имела на своей стороне преимущества местности, Армия же Октавиана и Антония была привычнее к войне и опытнее в ней, так как состояла большею частью из старых ветеранов, еще сражавшихся и побеждавших под предводительством Цезаря. Но недостаток в продовольствии принудил триумвиров скорее решить дело общей битвой.
Когда обе армии расположились одна против другой в лагерях при Филиппах, то Октавиан был расположен против Брута, а Антоний против Кассия. Последний, хорошо зная неукротимый дух и мужество Антония, укрепил свой лагерь как можно сильнее, в надежде затянуть войну и одолеть. противника недостатком продовольствия и голодом. Но в произошедшей вслед затем первой битве при Филиппах, Брут на своем крыле одержал, после упорнейшего боя, победу над Октавианом, Кассий же, напротив, был разбит Антонием, по близорукости своей, приняв победоносные войска за неприятельские и считая все потерянным, с отчаяния сам себя пронзил мечом. Смерть его, по своему нравственному влиянию, превратила победу Брута в полупоражение республиканцев, хотя вся честь его принадлежала военным дарованиям, искусству и храбрости Антония, Октавиан же мало оказал оных. Однако дух республиканской армии снова возвысила весть о том, что 2 легиона, посланные триумвирам из Италии, были разбиты начальниками республиканского флота близ берегов Эпира. Эта весть и крайне увеличившаяся, нужда в продовольствии принудили триумвиров решиться на вторичную битву, которая и произошла 20 дней спустя после первой (в конце 42 года), при Филиппах же, и кончилась полными: поражением Брута и победой триумвиров. Брут, в отчаянии, также пронзил себя мечом – и со смертью его, названного последним римлянином, и Кассия, республиканская партия лишилась двух вождей своих и в них последних опор своих. Остатки разбитой армии её частью были рассеяны, а частью перешли к победителям, флот же её частью, под начальством Марка, соединился у берегов Сицилии с Секстом Помпеем, а частью, под начальством Домиция, держался несколько времени самостоятельно, пока позже не был принужден Антонием покориться.
После двойной победы Октавиана и Антопия при Филиппах, они исключили неспособного Лепида из триумвирата и превратили последний в дуумвират, в силу заключенного между ними двумя особенного договора, с присвоением Октавиану Испании, Трансальпийской Галлии и Нумидии, а Антонию Цизальпинской Галлии и Африки. Последний принял на себя заставить области на востока признать власть дуумвирата, а Октавиан отправился в Италию, положив даровать наконец заслуженным ветеранам, за оказанные ими услуги, давно обещанные им награды.

§ 335. Война Перузийская. (41–39 г.).

Октавиан, на обратном пути в Рим, заболел и был долго удержан тем в Брундузие (41 г.). Весть о том произвела в Риме сильное волнение, которое крайне требовало присутствия Октавиана в этом городе. Хотя он письменно успокаивал сенат касательно умеренности своих видов, однако уверения его встретили мало веры, так как известно было, что он намеревался раздать своим и Антониевым ветеранам земли в Италии, на счет и в ущерб её землевладельцев. Все жалобы последних были оставлены без внимания, потому что для Октавиана было важнее снискать и сохранить привязанность войска, нежели землевладельцев и сельских жителей. Когда же, вследствие того, проконсул Луций Антоний брат дуумвира, возбужденный женою его Фульвией, покусился воспротивиться раздаче земель и возраставшему влиянию Октавиана, тогда между войсками их начались неприязненные военные действия. Пока Октавиан собирал в Умбрии войско, Луций Антоний двинулся к Риму, разбил Лепида, оставленного для защиты его с двумя легионами, но поспешившим к Риму Октавианом был принужден быстро отступить к Перузии и осажден в ней Октавианом и двумя легатами его, Агриппой и Сальвидианом. Вентидий, Поллион и Планк, начальствовавшие многими легионами дуумвира Антония в Италии, поспешили на освобождение Луция. Но, Октавиан, бывший гораздо сильнее их, выставил против каждого из них достаточные для удержания их отряды войск, а сам усугубил деятельность осады Перузии так, что Луций увидел себя в необходимости сдаться. Опасаясь брата его, дуумвира Антония, Октавиан пощадил Луция, но более 300 знатных римлян были 15 марта 41 г., в день убиения Цезаря, принесены в жертву в храме его, а также и сенаторы Перузии казнены, но жители этого города помилованы.
С пленением Луция Антония (в апреле 40 г.) кратковременная воина Перузийская была решена и вся Италия покорилась власти Октавиана. По другую сторону Альпов находились еще 2 легиона, под начальством Калена, преданные Антонию, но, по внезапной смерти Калена, преемник его, Фуфий, привел эти легионы к Октавиану.
Между тем Антоний, тотчас по прибытии в Малую Азию, призвал к себе на суд египетскую царицу Клеопатру, для оправдания своего в том, что она доставляла республиканской партии вспомогательные войска. Клеопатра явилась к нему в Киликию и так очаровала чувственного и развратного Антония, что он тотчас же сделался рабом её и проехал с нею чрез Сирию и Палестину. В последней из них он поставил Ирода и брата его, Фассаила, тетрархами или правителями Иудейского царства. Затем Антоний отправился с Клеопатрой в Александрию и там, в связи с Клеопатрой и среди удовольствий египетской столицы, забыл принятия им на себя обязанности на востоке. Но вести о Перузийской войне и о вторжении сына Лабиена, Лабиена же, в Сирию с парфянским войском, пробудили его от усыпления и он поспешил в Италию. Секст Помпей предложил ему союз, который Антоний принял только на случай войны с Октавианом. Но он привлек к себе начальника флота, Домиция Агенобарба, с 200-ми судов и направился с ними к Брундузию. Жители последнего отказались впустить его, под предлогом, что он имел с собою Домиция, известного врага Цезаря. Антоний осадил Брундузий и потребовал от Помпея, чтобы он напал на Италию с моря. Октавиан собрал войска, с твердым намерением защитить Брундузий. Уже начались первые военные действия, когда Кокцею Нерве и другим близким друзьям Октавиана и Антония удалось примирить их и предотвратить новую междоусобную войну. Октавиан и Антоний, по договору, заключенному в Брундузие (40 г.), снова разделили между собою римские владения, положив границей Ионийское море, начиная он Скодры в Иллирии, назначив запад Октавияну, восток Антонию, Лепиду одну Африку, а Италию всем вместе. Для прочного же и искреннего утверждения согласия между ними, Антоний женился на старшей сестре Октавиана, вдове Марцелла, Октавии старшей. А так как Секст Помпей господствовал на море и отрезал подвозы продовольствия в Рим, в котором вследствие того произошел голод, то Октавиан и Антоний должны были по необходимости искать примирения с ним. С этою целью в 39 г. при мысе Мицене. или Мизене они имели свидание с ним и заключили договор, по которому оставили за ним Сицилию, Сардинию и Корсику и обещали Пелопоннес. Первою заботой Октавиана и Антония, по примирении их; было ослабить и унизить консульскую власть и с этою целью они сократили срок её и стали назначать консулов за несколько месяцев вперед. Убийцы Цезаря были оставлены в изгнании, проскриптам же возвращены их имущества: Затем Помпей воротился в Сицилию, а Октавиан и Антоний в Рим (30). Но последний вскоре отправился в Афины, где провел зиму, между тем как Вентидий вел войну против парфян, которую Антоний прежде хотел вести лично.

§ 336. Война с парфянами (38).

Парфяне еще при жизни Цезаря стали на сторону Помпея, а по смерти Цезаря на сторону Брута и Кассия, Лабиен, сын Лабиена, после сражений при Филиппах бежал к парфянскому дарю Ороду I и побудил его послать в соседние римско-сирийские владения войска под начальством сына своего Пакора и под ним опытного полководца Барзаферна. Антоний оставил в Сирии легата Децидия Сакса с многими легионами, но как они служили прежде под начальством Кассия, то большею частью перешли к Лабиену. В 38 г. все города Сирии, даже Апамея и Антиохия, впустили парфян, и Сакса, чтобы не попасть в руки последних, сам себя лишил жизни.
„I„x „R„y„‚„y„y „پ„p„‚„†„‘„~„u „t„r„y„~„…„|„y„ƒ„ژ „r „I„…„t„u„گ, „p „y„x „~„u„v, „پ„€„ƒ„„„p„r„y„r царем её. Антигона – в Киликию. Планк, которому Антоний поручил защиту Малой Азии, постыдно бежал на соседние острова, предоставив всю страну парфянам. Лабиен вторгся в Карию и покорил города Миласу и Алабанду, но был отражен от Стратоникеи.
Но вскоре победоносное наступление парфян было остановлено легатом Вентидием, которого Антоний послал с войском в Малую Азию. При первой вести о том, Лабиен отступил до горного хребта Тавра, для сближения с шедшим позади войском парфян. Вентидий последовал за ним, принудил его, по соединении с парфянами, к бою и разбил наголову. Лабиен в бегстве был взят в плен и казнен. Затем вторичная победа Вентидия над Барзаферном, убитым в бою, снова покорила всю Сирию римлянам.
Антоний, завидуя успехам Вентидия, положил лично вести войну против парфян. Однако еще прежде, нежели он прибыл в армию, Вентидий одержал третью победу в бою с парфянами на берегах р. Зевгмы, в котором сын Орода Пакор был убит, а остатки войска парфян бежали к царю Комагены Антиоху. Вентидий, опасаясь зависти Антония, не пошел далее и ограничился тем, что после тщетного требования от Антиоха выдачи бежавших к нему парфян, осадил его в столице его, Самосате. Во время осады её прибыл Антоний и принял начальствование над армий, но не мог взять Самосаты. Однако наконец Антиох, чтоб избавиться от продолжительной осады, откупился 300-ми талантов. а Вентидий был удостоен в Риме первого триумфа над парфянами и долго был единственным из римских полководцев, которому досталась такая честь.

§ 337. 5-я римская междоусобная война (38–36).

Между тем, доколе Помпей и Лепид имели значительную силу, решительная борьба между Октавианом и Антонием была невозможна. Поэтому, чтобы им иметь открытое поприще для того, необходимо было прежде устранить эти препятствия. Поводом к тому послужило неисполнение Помпеем данного им обещания прекратить морские разбои, чего Помпей, при всем искреннем желании, не мог исполнить потому, что не всегда был в состоянии обуздывать своих моряков, частью состоявших из беглых рабов. Но, и кроме того Помпей был недоволен тем, что ему не дали обещанного по договору Пелопоннеса. Вследствие происшедших от того несогласий между Октавианом и Помпеем, вскоре (в 38 г.) произошла новая, 5-я римская междоусобная война. Помпей изготовил к войне многочисленный флот свой и даже заключил с морскими разбойниками, производившими на морях разбои, тайный договор о перехватывании ими всех судов с продовольствием для Рима. Октавиан, узнав об этом, воспользовался тем для того, чтобы уронить Помпея в мнении народа. Помпей же немедленно послал флот под начальством Менекрата для разорения берегов Кампании. Октавиан призвал Лепида и Антония в Италию и произвел огромные вооружения для предстоявшей войны. Но Антоний уклонился от прибытия в Италию, под предлогом войны его с парфянами, а Лепид оставил приглашение Октавиана вовсе без уважения. Таким образом Октавиан, предоставленный собственным силам и средствам, двинул свои легионы к Регию (против Сицилии), а флотом своим, под начальством Кальвизия Сабина и Корнифиция, положил напасть на Сицилию с двух сторон в одно время. Помпей, выслав против Кальвизия – Менекрата с одною частью своего флота, сам с другою выжидал Корнифиция при Мессане (н. Мессина). Менекрат был разбит и убит близ Кум, а преемник его Демохар с остатками разбитого флота соединился с Помпеем при Мессане. Вскоре после того Октавиан вызвал Помпея на бой при мысе Сцилл и был разбит им. Кальвизий спас разбитый флот Октавиана от преследования Помпея, но в следующую ночь оба флота Октавиана и Кальвизия были почти совершенно истреблены бурей. Но Помпей, вместо того, чтобы воспользоваться этим для совершенного истребления остатков флота Октавиана, остался в бездействии и тем дал Октавиану время произвести новые вооружения.
Между тем, так как 5-летний срок триумвирата истек, то триумвиры сами собою продолжили его, без всяких законных формальностей, еще на 5 лет (37–33). Агриппе, которого Октавиан назначил консулом, он поручил сооружение нового флота. Но при всей деятельности при этом, недостаток денег крайне затруднил сооружение нового флота в продолжении целого года. В Риме же, по случаю голода, происшедшего вследствие этой войны, возникло крайнее неудовольствие. Пользуясь этими двумя обстоятельствами, Антоний и Помпей легко могли бы подавить Октавиана. Но Антоний медлил, а Помпей продолжал оставаться в бездействии и в этом прошел весь 37-й г. Наконец в 36 году, по вторичному призыву Октавиана, Лепид собрал в Африке и Нумидии армию, а Антоний прибыл с 300 судами из Афин в Тарент, не объявляя себя открыто ни в пользу, ни против Октавиана. Однако жена его, Октавия, и друзья Октавиана, Меценат и Агриппа, склонили Антония помогать Октавиану против Помпея. Между ними был заключен новый договор, по которому Октавиан дал Антонию 20 т. сухопутных войск, а Антоний Октавиану – 120 судов, к которым последний присоединил вооруженные Агриппой. Затем Антоний с остальными 180 судами своими отправился обратно на восток, а Октавиан положил напасть на Помпея в Сицилии с трех сторон в одно время: Лепидом – с юга, 120-го судами Антония – из Тарента с востока и наконец самому – из Регия. Но в самый день предположенного общего нападения – 1 июня 36 г. – внезапная буря крайне повредила все три части флота и только один Лепид высадился в Сицилии близ Лилибея. Октавиан приказал исправить свой флот с такою деятельностью, что через 30 суток уже был в состоянии снова выйти в море. Помпей же все это время продолжал оставаться в. непостижимом бездействии, тогда как легко мог разбить все три части флота и войск Октавиана порознь. Но внезапно атакованный последним и флотом его под начальством Агриппы при Милах (Milae), Помпей, после упорного боя, был разбит. Октавиан высадился с тремя легионами при Тавромение, но был атакован Помпеем с сухого пути и моря. Октавиан был разбит на море и потерял большую часть своего флота, а 3 легиона его, оставшиеся близ Тавромения, лишь с трудом могли быть спасены Агриппой. Но завоеванием Тиндария Октавиан приобрел твердый опорный пункт в Сицилии и усилил армию свою в ней до числа 21 легиона, 20 т. человек конницы и более 5 т. человек легких войск. Лепид, дотоле остававшиеся при Лилибее, соединился с Октавианом при Мессане. Но вскоре между ними произошли несогласия и Лепид уже вступил в переговоры с Помпеем, когда, – для предупреждения последствий. того, Октавиан приказал Агриппе атаковать Помпея – и последний, после упорного боя при Навлохе (Naulochus), на сухом пути и море, был разбит наголову. Из 300 судов его спаслись только 17, с которыми Помпей бежал в Малую Азию, а сухопутное войско его соединилось с легионами Лепида. Последний, в сознании приобретенных им таким образом силы и значения, потребовал для себя Сицилии. Но едва только Октавиан со своими легионами явился перед лагерем Лепида, осаждавшего спасшиеся в Мессане остатки Помпеевых войск, как подкупленные Октавианом 22 легиона Лепида перешли, с орлами и знаменами, на сторону первого. Лепид, оставшийся затем один на произвол Октавиана, униженно вымолил себе у Октавиана прощение, согласился лишиться своего достоинства и довольствоваться саном верховного жреца (Pontifex maximus) и умер в безвестности и презрении.
Октавиан имел уже тогда 45 легионов (примерно более 200 т. пехоты), 25 т. чел. конницы, до 37 т. чел. легких войск и до 600 военно-морских судов. Эта многочисленная армия взбунтовалась, и потребовала тех же вознаграждений, которые сделаны были легионам после сражений при Филиппах. Октавиан увидел себя в необходимости удовлетворить ее и уволил 20 тыс. старейших воинов от службы, а остальные возвратились к долгу и порядку и получили награды по заслугам. Агриппе Октавиан пожаловал морской венец (corona rostrata) – знак отличия, который еще никому из начальников флота не бывал жалуем. Статилия Тавра, начальника 120 судов, уступленных Антонием, он послал пропретором в Африку и, оставив такого же пропретора в Сицилии, со всеми остальными войсками воротился в Италию. Сенат вышел на встречу ему, удостоил его триумфом, годовым благодарственным празднованием и сооружением на Форуме статуи его в облачении триумфатора. Октавиан, с своей стороны, старался снискать общее расположение, обещал восстановить республику и обеспечил спокойствие Италии.

§ 338. Война Антония против парфян (36).

Парфянский царь Ород I или Арзак XIV, но смерти сына своего Пакора (см. выше), назначил преемником по себе старшего сына своего, Фраата. Но последний умертвил отца и 30 братьев своих и воцарился под именем Фраата IV или Арзака XV. Спасаясь от его тирании, многие знатнейшие парфяне бежали к Антонию, находившемуся с сильною армиею в Сирии и ждавшему только прибытия Клеопатры, для предпринятия похода против Фраата. По прибытии же Клеопатры, Антоний потребовал от Фраата возвращения легионных орлов и пленных, взятых у Красса, остававшихся в живых, и двинулся в Армению и Мидию по другой, нежели Красс, дороге. В Армении он сосредоточил 60 т. чел. римской пехоты, 10 т. чел. испанской и галльской конницы и 30 т. вспомогательных войск. Страсть его к Клеопатре, воротившейся в Египет, была причиной, что он, желая провести зиму с нею в Александрии, открыл поход в Парфии еще осенью 36 г., не дав своей армии нужного отдыха после предшествовавшего дальнего и трудного похода до пределов Парфии. Не дождавшись прибытия осадных машин своих, следовавших еще далеко позади, под прикрытием 2-х легионов, он осадил Прааспу в Мидии. Но парфяне дальними обходами окружили и истребили эти 2 легиона, завладели осадными машинами и обратились против Антония у Прааспы, и хотя были разбиты им, но не понесли большого урона, потому что, будучи большею частью на конях, спаслись быстрым бегством от преследования Антония. Последний воротился к осажденной им Прааспе, но положение его каждый день становилось все хуже, вследствие деятельных действий парфян со стороны поля. А как Фраат был склонен к миру и зима уже наступала, то Антоний вступил с ним в переговоры и наконец решился отступать. Увидав, что парфяне, предупреждая его, старались отрезать ему отступление чрез равнины, он двинулся свободным от них, но трудным путем чрез горы. На 2-й день похода он был внезапно атакован парфянами, однако отразил их выгодным построением войск своих в боевой порядок. На 4-й день армия его, по оплошности начальника заднего отряда (арьергарда) Фабия Галла, понесла большой урон который однако был уравновешен многими удачными для войск Антония делами. Но беспрерывное тревожение парфянами римских войск крайне утомило наконец эти последние, а к тому же и в продовольствии оказался недостаток. Среди всякого рода лишений, но отчасти предупрежденная указаниями знатного парфянина Монезеса, с самого начала похода бежавшего к Антонию, римская армия с большим уроном достигла наконец р. Аракса, где парфяне уже прекратили свое преследование. Все это бедственное отступление, в беспрерывном бою, продолжалось 20 суток, на протяжении 100 часов пути, и стоило римской армии чрезвычайно дорого – потери до 20 т. чел. пехоты, до 4-х тыс. конницы и всех тяжестей, хотя в 18-ти боях, она большею частью имела успех.
Едва она успела несколько отдохнуть и устроиться, как Антоний вздумал – было выместить свою неудачу на союзнике своем, царе Армении Артавазде, который, будто бы, обещал содействовать ему, но в трудном и опасном положении его изменил ему и не исполнил своего обещания. Однако крайнее утомление и расстройство армии и особенно – желание скорее отправиться в Александрию к Клеопатре, удержало его пока от исполнения своего намерения. В Рим он имел бесстыдтво послать громкое и пышное донесение, в котором представил себя полным во всем победителем, но умолчал о своем огромном уроне. Октавиан, хотя и знал в точности всю истину, однако из политики приказал совершить благодарственные празднества по случаю побед, одержанных над парфянами.
Между тем Секст Помпей, бежавший в Малую Азию (см. выше), старался образовать себе в ней новую партию. Но посланный против него Антонием легат Тиций захватил его (в 35 г.) в плен и Помпей, по приказанию Антония, был умерщвлен. Октавиан, узнав об этом, приказал отпраздновать избавление свое от опасного соперника в лице Секста Помпея – народными играми, хотя имя последнего было дорого народу, по прежней привязанности его к отцу. И с этого времени из всех действий Октавиана уже можно было усмотреть твердое намерение его вступить в непримиримую борьбу с единственным и ненавистным ему соперником – Антонием, который и со своей стороны имел точно такие же виды.

§ 339. Война Иллирийская (35. г.).

Дабы приготовить свои войска к предстоявшей войне с Антонием, Октавиан положил прежде открыть войну против иллирийцев, часто возмущавшихся против римлян. Но в то самое время, когда он хотел выступить в поход, произошло новое возмущение старых ветеранов, которые громко и дерзко потребовали награждения их, подобно другим прежде, землями в Италии. Октавиан, тщетно старавшись сначала образумить мятежников кротостью, наконец обезоружил их, велел казнить зачинщиков и строгими мерами восстановил дисциплину.
Затем он покорил иллирийское племя яподов (Japodii), овладел главным городом их Метулом (Metulum), после упорного сопротивления, и обратился против воинственных паннонян. Последние мужественно и упорно оборонялись в своем городе Сисции (Siscia), но, отрезанные от всякой помощи извне, наконец покорились добровольно. В тоже время один легат Октавиана, Мессала, покорил племя салассов (Salassi), а другой легат М. Красс позже – мизян (Mysii) и бастарнов (Bastarni), – царя или вождя которых убил собственноручно в бою и был награжден за то (4-й от основания Рима дотоле) высшею военного наградой – Spolia opima, праздновать которую Октавиан однако не позволил ему.

§ 340. Война Арменская (84).

Антоний, воротясь в Александрию, положил исполнить то, что не удалось ему в конце 36 г., именно – отмщение вероломному, будто бы, Артавазду арменскому, действительно же, как показали последствия, с другими, крайне неблаговидными целями. Проведя весь 35 г. в Александрии в распутстве и бездействии, летом 34 г. он двинулся с многочисленным войском в Армению и, посредством коварной и бесчестной хитрости, захватил в плен Артавазда в его столице. Сын последнего Артаксиас храбро оборонялся против войск Антония, но наконец был разбит и принужден бежать в Парфию. Вся Армения покорилась Антонию, который захватил в плен, сверх Артавазда, и все семейство его. Заключив затем союз с другим Артаваздом, царем Атропатенской Мидии (Media Atropatene), и оставив часть войск в Армении, Антоний с остальною армией воротился в Александрию и – неслыханное дотоле дело – торжествовал в ней большой триумф, вступив в нее не как римский полководец-триумфатор, а скорее как азиатский монарх, влача за собою пленного Артавазда! Но этого для него было еще недостаточно и он подарил Армению одному из сыновей своих от Клеопатры! Все, это произвело в Риме страшное негодование против него и ускорило окончательный разрыв с ним и – собственную его гибель.

§ 341. 6-я римская междоусобная война (§>в – SI).

Ослепленный до безумия, Антоний сам своими поступками ускорял решение своей участи.
В 33 г. он замыслил возобновить войну против парфян, с содействием Артавазда мидийского, и двинулся с армией в Сирию. Жена его Октавия отправилась. к нему туда же из Рима, Но он, но требованию. Клеопатры, послал на встречу Октавии приказание ей – немедленно воротиться в Рим. Это позорное оскорбление, нанесенное роду Цезарей, восстановило всех в Риме против Антония. Октавиан же, пользуясь тем, всячески старался сделать его ненавистным в глазах народа и все его поступки обращать в оружие против него самого.
Наконец – Антоний довершил до конца меру своих высокомерных и безрассудных поступков, провозгласив Клеопатру своею законною женою, а сына её от Цезаря, Цезариона – её соправитеием, другому сыну её, Птолемею, отдав Армению, Финикию, Сирию и Киликию, а Ливию, Кипр и Келесирию присоединив к Египту.
Тогда уже всеобщее негодование в Риме достигло крайней степени и Октавиан не признал более возможным медлить отмщением Антонию, уже не за одно оскорбление своей сестры Октавии и рода Цезарей, но и законов римского государства и достоинства римского народа, самовольным отчуждением от них стран и областей, покоренных римским оружием.
Война с ним, непримиримая и решительная, была поставлена непременною обязанностью государственною. В 32 г. сенат постановил – Антонию сложить начальствование, над войсками на востоке, Клеопатре объявить войну и немедленно приступить к большим приготовлениям к этой войне. Но в этом последнем встретились большие затруднения: крайнее истощение Италии не позволяло собрать нужные для такой войны военные силы, средства и способы, особенно денежные и продовольственные.
Пока Октавиан боролся с этими затруднениями, консулы Домиций Агенобарб и Созий, личные друзья Антония, не считая себя безопасными в Риме, тайно бежали из него к Антонию в Эфес, где он готовился к войне с парфянами. Узнав от них о происходившем в Риме, Антоний отменил войну против парфян и стал готовиться к войне с Октавианом. Он собрал при Эфесе 16 легионов, а Артавазду арменскому оставил часть вспомогательных войск против парфян. Но высокомерие и особенно беспутство Антония не покинули его и в это самое решительное для него время. Вместо того, чтобы немедленно обратиться в Италию и предупредить войною неготового к ней Октавиана, он провел большую часть 32 г. в бездействии, удовольствиях и разврате в Эфесе (куда прибыла к нему Клеопатра), Самосе и Афинах, а когда осенью этого года достиг с войском и флотом берегов Эпира, то остался здесь на зиму. А между тем, в ответ на постановление сената, он поклялся своему войску, что никогда не заключит с Октавианом мира, ни даже перемирия, и через два месяца после победы над ним сложит с себя власть триумвира.
С другой стороны вся Италия поклялась Октавиану всеми силами, до последней крайности, поддерживать его в войне с Антонием.
Наконец в 31 г. обе стороны уже вполне вооружились – и никогда еще дотоле Рим не видал в своих пределах столь огромных вооруженных сил, собранных одни против других.
У Антония на берегах Акарнании, при Амбракийском заливе, было, не считая вспомогательных войск, 100 т. чел. пехоты и 12 т. чел. конницы, а при мысе Акцие пли Акциуме (Actium) – 800 военных и перевозных морских судов. Цари Ливии, Киликии, Каппадокии, Пафлагонии, Комагены и Галатии находились лично в войске Антония, а цари Мидии, Иудеи, Аравии и Понта выставили вспомогательная войска.
У Октавиана было 80 т. легионной пехоты, 12 т. чел. конницы и 200 военно-морских судов, лучшей и более легкой постройки, нежели у Антония. Собрав сухопутные войска свои при Брундузие, Октавиан послал Агриппу с военными судами к берегам Греции тревожить неприятеля.
Агриппа пристал к нескольким пунктам Греции, покорил Мефон в южном Пелопоннесе, разбил и убил в бою мавританского царя Бохуда и перехватил на море плывший из Сирии и Египта большой транспорт военных и продовольственных запасов.
После такого успешного открытия войны, Октавиан в конце августа 31-го года переправился со всем своим войском на перевозных судах в Грецию и высадился у Акрокераунских гор в Акарнании, при Амбракийском заливе. Здесь, при мысе Акцие, обе противные армии расположились одна против другой в сильно укрепленных лагерях. Но как войско Антония еще не все было сосредоточено, то Антоний на сухом пути ограничился сначала только незначительными частными делами. Между тем Октавиан, высадившись с армией своей на берег, поручил Агриппе с начальствуемым им флотом действовать на море против Антониева флота. Агриппа, воспользовавшись бездействием войска и флота Антопия, отнял у последнего Левкадию, Патры и Коринф, вследствие чего многие приверженцы Антония поколебались в верности ему и перешли на сторону Октавиана. Наконец Антоний, видя, что огромная армия его, стоя на месте, начала нуждаться в продовольствии, положил отважиться на решительную битву. Но вместо того, чтобы вступить в нее на сухом пути, где имел на своей стороне и превосходство сил, и преданность ему легионов, он, имея свой флот у входа в залив, решился сразиться на море – рабски повинуясь Клеопатре, которая склонила его к этому, будто бы по причине значительная превосходства его флота в числе и величине судов над флотом Октавиана, действительно же потому, что в случае неудачи имела в виду сама легче спастись на море, нежели на сухом пути. Но Агриппа, пользуясь тем, что флот его значительно превосходил Антониев легкостью и удободвижимостью судов, 2-го сентября 31-го года искусными движениями успел выманить флот Антония из залива в открытое море, отрезал оба крыла его боевой линии от центра и привел каждую часть в расстройство и беспорядок. Тогда Клеопатра, видя невыгодный оборот битвы, обратилась в бегство и спаслась со всеми египетскими судами. При виде этого, Антоний сел на легкую галеру и малодушно последовал за нею, лишь бы только не разлучаться с нею, забыв из страсти к ней и долг свой, и славу, и могущество, и постыдно бросив и флот и войско свои на произвол судьбы. Оба сухопутные войска на берегу оставались бездействующими свидетелями жестокой и упорной битвы обоих флотов, в виду их, на море, в продолжении нескольких часов, пока наконец флот Антония, лишась до 300 судов и 5,000 чел., не покорился Октавиану. Сухопутное же войско Антония, под начальством легата Консидия, семь дней сряду отвергало все предложения Октавиана сдаться ему. На 8-й день Консидий лично спасся бегством, покинутое же им войско, в числе 19 полночисленных легионов, передалось Октавиану. Последний поступил с ними самым великодушным образом; но царей и владетелей, присоединившихся против него к Антонию, он лишил их престолов и владений. Для преследования же бежавшего Антония, он отправил Мецената с частью флота. Но бегство Антония было так поспешно, что Меценат не мог настигнуть Антония и воротился назад.
Новый мятеж старых легионов, оставшихся в Италии, побудила Октавиана поспешно воротиться в нее. В Брундузие встретил его, как победителя, весь римский сенат, все сословие патрициев и всадников и все должностные лица, и скорое возвращение его в Рим подавило мятеж легионов. После 30-ти дневного пребывания в Риме, в октябре 31-го года Октавиан воротился в Грецию и двинулся с своим победоносным войском чрез Малую Азию и Сирию в Египет.
Между тем Антоний, прибыв в Александрию и презренный Клеопатрой, как побежденный, бежал в Паретоний, город на границах Египта и Ливии. Но собственные его войска не впустили его в этот город и он, жалкий беглец, снова воротился в Александрию и свона предался в ней страсти своей к чувственными наслаждениям, доколе прибытие Октавиана с войском не пробудило его от постыдного усыпления. Разбитый Октавианом в последней битве при Александрии, он с отчаяния пронзил себе мечом, а вслед за ним и Клеопатра, тщетно пытавшаяся прельстить Октавиана, умертвила себя укушением аспида.
Со смертью Антония и Клеопатры, Октавиан, после 10-ти летней, борьбы с своими политическими противниками, наконец остался один – полным владыкой римского государства и, кроме того, Египта, который покорился ему и был обращен в римскую провинцию. Цезариона же, сына Клеопатры и Цезаря, и Антонина, сына её же и Антония, Октавиан велел предать смерти, так как они, по правам своего рождения, могли иметь слишком большие притязания для того, чтобы без вреда ему, Октавиану, могли оставаться в живых!
Из Египта Октавиан направил обратный путь свой чрез Иудею. Здесь, как было сказано выше, с 39 года царствовал Ирод, во время 6-й междоусобной войны принявший сторону Антония. Но позже он, явившись к Октавиану в Родос, умел так оправдаться, что приобрел его благоволение и, сопровождав его в Египет, ревностно заботился о продовольствии войска его на пути в Египет и обратно, за что Октавиан и утвердил его царем Иудеи.
По возвращении своем в Рим, Октавиан был принят всеми уже как единодержавный властитель римского государства, и покорный до раболепства сенат осыпал его почестями, отличиями и преимуществами. Сам Октавиан прежде и более всего сознавал необходимость затмить своими триумфами триумфы всех своих предшественников. Он имел их три: 1-й – как победитель яподов, паннонян и далматов, 2-й – за победу при Акцие и 3-й – за покорение Египта. В 1-м триумфе он допустил участие своего легата Каринаса, наиболее содействовавшего успеху войны Иллирийской. Во 2-м триумфе он участвовал один. 3-й же был самый блистательный из всех. Несметные сокровища Египта, изображение Клеопатры и живые дети её предшествовали триумфатору. Сенат и все высшие должностные лица, вместо прежнего старинного обычая выходить к воротам Рима на встречу триумфатору и предшествовать ему в городе, пропустили Октавиана вперед и последовали за ним. Октавиан сложил в храме Юпитера 16 т. фунтов золота и 50 миллионов римской монеты. Каждому воину 120-ти тысячной армии своей даровал он по 1 т. сестерций. Частные начальники их получили щедрые денежные и почетные награды. Каждому из народа он раздал по 400 сестерций, удвоил обыкновенную раздачу продовольствия, простил все следовавшие ему долги и не принял даров, предложенных ему городами Йталии. Три триумфа его сопровождались бесчисленными общенародными празднествами и играми – и скопление в Риме и Италии неимоверной добычи и огромных сокровищ, в особенности же то обстоятельство, что двери Янусова храма, в 3-й, раз с основания Рима, наконец, ― после продолжительных войн, были затворены и возвестили желанный всеми мир – все это в совокупности. исполнило римский народ безграничной радости. И в 30 году до P. X., в римском государстве началась новая эра и новая жизнь, совершенно отличная от прежней...

§ 342. Общий обзор и замечания.

Прежде нежели перейти к изложению последующей военной истории римского государства, бросим общий взгляд на последние 13 лет римских войн от смерти Цезаря до единодержавия Октавиана.
Войны этого периода времени были внутренние и внешние.
Внутренняя или междоусобные войны были: 1) между олигархами и республиканскою партией (44–42) и 2) между самими олигархами (41–31).
Войн между олигархами и республиканскою партией были две: Mутинская в северной Италии или Цизальпинской Галлии и Македонская.
В Мутинской войне, кратковременной (с декабря 44 г. до 14 апреля 43 г.), но весьма кровопролитной, Антоний хотел завладеть Цизальпинскою Галлией, а Децим Брут не хотел уступить ему оной и, оттесненный к Мутине, был обложен и осажден в ней. Против Антония восстал сенат и двинул двух консулов и Октавиана в звании пропретора, с сильною армией, к Мутине. Продолжая осаду последней, Антоний обратился против армии сената и, разбитый при Мутине, удалился в Трансальпийскую Галлию, соединился с Лепидом и двинулся против Октавиана. Но в Бононии эти три олигарха заключили между собою союз и составили триумвират.
Тогда война их с республиканскою партией, оконченная в Италии, была перенесена в Македонию, куда собралась республиканская армия Марка Брута и Кассия. Воспоследовавшая Македонская война была столько же и даже более кратковременна, сколько и Мутинская, ибо тотчас же была решена двумя последовательными сражениями при Филиппах (в конце 42 г.). Победа в них Октавиана и Антония над М. Брутом и Кассием была вместе с тем победой олигархов над республиканскою партией и над самою республикой.
Затем следующие (41–31 т.) внутренние войны были уже междоусобные между самими олигархами. Первою была война Перузийская, между Октавианом – с одной стороны и консулом Луцием Антонием в Италии и Секстом Помпеем на море – с другой стороны. Война эта, возбужденная раздачей земель ветеранам и голодом в Риме и женою Марка Антония Фульвией, была также, как и Мутинская, и Македонская, непродолжительна (с конца 41 г. до апреля 40 г.) и кончилась взятием Перузии, в которой заперся Луций Антоний.
Прибытие Марка Антония с востока в Италию едва не возбудило новой войны между ним и Октавианом, но было отвращено новым примирением и договором триумвиров между собою и с Секстом Помпеем.
Но два года спустя. (38 г.) новая междоусобная война Октавиана с Помпеем в Сицилии и особенно у берегов её на море, продолжавшаяся два года, кончилась (36 г.) поражением и низложением Секста Помпея, устранением Лепида и превращением триумвирата в дуумвират Октавиана и Антония.
И наконец последняя междоусобная война Октавиана и Антония (31), была еще кратковременнее всех предыдущих, ибо собственно ограничилась только одним решительным морским сражением при Акцие, преследованием и окончательным поражением Антония Октавианом близ Александрии в Египте.
Таким образом в периоде. 13 лет от Цезаря до Августа было всего 5 внутренних междоусобных войн и все и каждая из них имели один общий характер, существенно отличный от характера предшествовавших римских междоусобных войн, особенно последних между Цезарем и Помпеем и его партией. Главное отличие их заключалось в том, что они производились и на сухом пути и особенно на море, армиями и флотами, постепенно все более и более возраставшими в силах, были очень быстры, решительны и кратковременны, потому что ограничивались решительными действиями в открытом поле или море, с целью боя, или же взятием осажденных городов после непродолжительных осад, словом – были кратковременны и решительны, но более или менее кровопролитны.
Внешние войны, бывшие в большей или меньшей связи с внутренними междоусобными, происходили большею частью на востоке в Азии и частью в Иллирии. Самыми важными и замечательными из них были войны с парфянами – этими, со времени похода Красса, отселе постоянными и грозными врагами римлян на востоке. Войны с ними, веденные Антонием с честолюбивою и своекорыстною целью – составить себе не только славу и имя, но и могущественную силу и даже монархию на востоке, в Азии и Африке, были сначала удачны для легата Антониева, Вентидия, но столь же неудачны для самого Антония, сколько и поход Красса, и кончились торжеством парфян, совершенно подобным торжеству их над Крассом.
В связи с 2-м походом Антония против парфян был последовавший за ним несправедливый и своекорыстный поход его против армянского царя Артавазда, которого Антоний коварным образом пленил, а владения его отдал Клеопатре и её детям.
Наконец, в то время, когда Антоний совершал на востоке походы против парфян и Артавазда, Октавиан на западе воевал с жителями Иллирии (позднейших Далмации и Паннонии), неоднократно восстававшими против римлян, действительно же для приучения своих легионов к войне, в виду окончательной и решительной войны с единственным уже соперником своим, Антонием.
Характер этих внешних войн – завоевательный, по самому существу своему, был отличен от характера войн внутренних, междоусобных, главнейше тем, что первые из этих войн не имели решительности и кратковременности последних и представляют сочетание действий в поле и осадных.
Говоря вообще, римские войны этих 13 лет времени представляют некоторые, им особенно свойственные черты, которые отчасти имели, большею же частью не имели предшествовавшие римские междоусобные и внешние войны.
Военное устройство и военные учреждения римской республики, тактическое и внутреннее устройство войск и армий её, образ ведения ими войны и состояние римского военного искусства вообще были в том же положении, что и дотоле в продолжении периода римских междоусобных войн (133–44), т.е. последних 90 лет. Но никогда еще военные сухопутные и морские силы, средства и способы римской республики не являлись в такой значительной степени развития, принимая постепенно все большие и большие размеры, до тех громадных, в которых явились, на сухом пути и море, в последней, решительной битве при Акцие. Никогда еще в составе их не было такой массы старых, заслуженных ветеранов, служивших еще под знаменами Помпея и Цезаря, и приобретших в войнах их огромную боевую опытность. Никогда еще эти ветераны, при всех своих боевых качествах, не являли таких противных истинным военным: подчиненности и повиновению, духу и порядку – буйного и мятежного духа своеволия и дерзких притязаний на награды, особенно землями в Италии, и даже на вмешательство в политические дела государства, отложением от одних политических деятелей-честолюбцев и переходом к другим, целыми массами легионов, склоняя этим весы то на одну, то на другую сторону. Никогда еще войско римское не являлось до такой степени могущественным, но преступным орудием политических переворотов и потрясений в римской республике, сознававшим собственную в этом отношении силу и предлагавшим ее тому, кто дороже за нее платил! Никогда еще эти конечные и горькие плоды 90 лет римских междоусобий не проявлялись в такой силе, а в этих горьких плодах заключались еще более горькие семена будущих преступных неистовств римских войск в течении долгого, предсмертного недуга римского государства! В этом отношении, римские войны от Цезаря до Августа представляют самый мрачный отдел всего периода римских междоусобных войн.
Достойно замечания в них также необыкновенное развитие военно-морских сил римской республики и их действий на внутреннем море ее – Средиземном, сравнявшееся, а иногда даже и превосходившее развитие военно-сухопутных её сил и даже решившее при Акцие борьбу Октавиана с Антонием и – судьбу римской республики.
Нельзя не заметить также первенствующего и господствующего влияния военной политики, особенно свойственной римским междоусобиям, на все войны и военные действия этих 13 лет и на отличительный характер их, особенно решительность, кратковременность и кровопролитность.
Что же касается собственно военного искусства вообще, и искусства ведения войны в частности, то римские войны этих 13 лет не представляют ничего особенно замечательного и поучительного.

ПРИЛОЖЕНИЕ. ОБЯСНЕНИЕ СНИМКОВ С ДРЕВНИХ: КАМЕЯ И БЮСТА ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ, ПРИЛОЖЕННЫХ В ЗАГЛАВИИ НАСТОЯЩЕЙ ЧАСТИ.

Юлий Цезарь. Снимок с древнего камея

I. Снимок с древнего камея Юлия Цезаря заимствован из того же издания. Dactyliotheka Zanettiana и пр., из которого были заимствованы снимки с двух древних камеев Александра В., приложенные ко II части, но следовавшие к I части настоящей Всеобщей Военной Истории древних времен. Объяснение камея Юлия Цезаря в этом изданий, на латинском и итальянском языках, заключается буквально в следующем:
«В высшей степени достойно пристального и внимательного рассмотрения это изображение мудрейшего {В древнем смысле – хитрейшего.} основателя державы народа-победителя народов, мастерски воспроизведенное в этом камее, необыкновенном по своей величине и по своему цвету гиацинта. Камей этот в совершенстве схож с имеющимися мраморными и металлическими статуями, а также и медалями его, в которых, по достижении им верховной власти, он первый получил, по декрету сената, право увековечить собственное изображение и, сверх того, возложить на главу свою лавровый венок. И таким именно, каким он видел в этом камее, Светоний изображает его {Светония жизнеописание Цезаря, гл. 45.} следующими словами: «Говорят, что он был высокого роста, цвета лица белого, члены тела имел продолговатые и округленные, рот несколько большой, глаза черные, живые и блестящие, телосложения был здорового и крепкого.» Однако ученые полагают, что слова Светония: «ore paullo pleniore» (цвета лица белого) следует читать: «ore pallidiore» (цвета лица несколько бледного) или же «paullo oblongiore» (лица несколько продолговатого). {См. примеч. Христиана Шлегеля в его Comment. Thesauri Numism. S. С. Андрея Mopелли, Табл. I, нум. I, стран. 2.} Светоний говорит далее: «Он очень неохотно переносил безобразие своей плешивости, так как ему казалось, что люди насмешливые и злоязычные имели повод надсмехаться над ним и презирать его, почему он и имел обычай зачесывать волоса на верх головы, дабы прикрывать лысину, и из всех почестей, дарованных ему сенатом и народом, ни одной не принял и не употреблял так охотно, как всегдашнее ношение лаврового венка на голове. Говорят также, что он был замечателен тщательностью одеяния и украшения своей особы, почему, нося обыкновенно сенаторскую одежду под названием «Lato clavo» с бахромой на рукавах, никогда не упускал опоясываться иначе, как поверх этой одежды, и притом широко и свободно.» – Но на этом камее резчик оного захотел изобразить Цезаря облаченным в хламиду, а возле его головы поместил знак Предвещанного (lituum posuit, Auguratus insigne), но не хотел присоединить близ лба – звезды Венеры, которая обыкновенно усматривается в других камеях и на медалях. { Musuo Fiorenftno Т. I, Class. I, Tav. I, num. VII e УШ, pag. 8.} Дух Цезаря, которым он имел обыкновение хвалиться, что носил в себе более одного Мария, и которым побуждался никогда не оставаться праздным, но всегда быть деятельным, Плиний изображает {Istor. Natur. Lib. VII. стр. 25} следующим образом: «Я думаю, что Цезарь-диктатор имел от природы необыкновенную силу духа. Я не помышляю рассуждать при этом о его храбрости, его твердости и его превосходстве, способном на все небесные (или выспренные) дела, но говорю собственно о той силе и той быстроте ума, которые, уподобляясь как бы огню, облетают всюду, так как нам известно, что он имел обыкновение в одно и тоже время и писать, и читать, и диктовать, и слушать».

Юлий Цезарь. Снимок с древнего бюста, находящегося в Берлинском Музее.

II. Снимок с древнего бюста Юлия Цезаря, хранящегося в Берлинском публичном музее (равно и во многих других, между прочим в музее Императорского Эрмитажа в С.–Петербурге, в Гатчинском дворце и др.), представляет большое сходство с предыдущим снимком с древнего камея. Оба они изображают Цезаря уже в зрелых летах, под конец его жизни.