Птолемей I Сотер основал первую, наиболее успешную и продолжительную из эллинистических монархий. Он не обладал харизмой и не увлекал массы, как Александр Македонский или даже Деметрий Полиоркет. Зато он был проницательным человеком. Он понимал, что у империи Александра нет будущего. Поэтому он всецело сосредоточился на сохранении, развитии и продвижении нового, эллинизированного Египта со столицей в Александрии. Я вижу его в образе Веспасиана или Гарри Трумэна. Он создал новую городскую среду, религиозные культы, университеты, библиотеки и маяк.
Когда Александр Македонский умер в 323 году, Птолемею Лагу, одному из его фельдмаршалов, было около 44 лет. Если исходить из умозаключения Лукиана (Macrob. 12), он родился в 367/366 году. Его фигура в то время едва ли что–то значила. Большую часть своей жизни он провел в тени своего великого современника. И ему ничего не светило. Пока Александр был жив, Птолемей и все его полководцы могли играть лишь вспомогательную роль в революции, которая поменяла лицо не только Греции и Восточного Средиземноморья, но и Западной Азии. Со смертью Александра все изменилось, но никто до конца не понимал, что происходит и что делать.
Менее чем за двенадцать лет Александр завоевал Персидскую империю, которая включала современные Турцию, Сирию, Ливан, Израиль, Египет, Ирак, Иран, Афганистан, Пакистан, а также районы советских Туркестана и Узбекистана. Его империя также включала относительно единую Грецию, дело его отца, Филиппа II. Греческие города–государства отнюдь не добровольно и сознательно подчинились македонскому царю, но великая эпоха эллинской независимости миновала. Различные города–государства будут продолжать гнаться за иллюзией свободы, но македонская гегемония была фактом до тех пор, пока она не будет уничтожена римлянами два столетия спустя.
Создание этой великолепной империи было удивительным достижением. Однако у него был один ужасный недостаток. Это было личным достижением одного человека — Александра Македонского. Александр импровизировал на ходу. Если он перенял персидские или другие местные обычаи для управления новыми провинциями своей огромной империи, то, возможно, потому, что это было проще, чем изобретать новые системы контроля.
Пока Александр был жив, сила его характера была способна удерживать вместе разрозненные регионы и их различные административные системы. Даже это делалось с большим трудом, и сам Александр часто сталкивался с мятежными сатрапами. И после его смерти его преемники унаследовали проблемы Александра, первостепенной из которых была тенденция к децентрализации, к превращению провинций в независимые царства под управлением автономных династов.
Птолемей, сын Лага, кажется, был первым из преемников Александра, кто понял, что империя не может существовать как единое целое и не может управляться одним человеком. Он один из главных деятелей в первые годы после смерти Александра, кажется, интуитивно уловил идею, что это огромное творение харизматичного полководца расколется на более мелкие царства. Он выбрал своей личной сатрапией Египет и никогда не поддавался искушению рискнуть собственным владением ради большей доли александрова пирога. Это правда, что он завоевал области как на востоке, так и на западе — но только в интересах великого Египта, а не в попытке завоевать всю империю Александра.
Если ни один из диадохов или их преемников не был столь замечателен, как Александр, это не значит, что они не были выдающимися людьми. В двух поколениях македонцев, выросших при Филиппе II и Александре Великом, было немалое количество талантливых и честолюбивых мужей. Смерть Александра без очевидного наследника создала ситуацию, в которой многие из них могли достичь высот, которые им и не снились. Если бы претендентов было меньше, борьба за власть могла бы быть менее разрушительной.
Более трехсот лет Македонией правила одна и та же — Аргеадская — династия, и было немыслимо, чтобы кто–то не принадлежащий к ней правил завоеванными Македонией землями. Однако единственными кандидатами из этой семьи были еще не родившийся ребенок Александра от согдийской принцессы Роксаны и слабоумный сводный брат Александра, Арридей.
Македония в отличие от полисов классической Греции, была истинной монархией. Царь, однако, не всегда избирался по закону первородства. Македонцы нуждались в своем царе как в главнокомандующем своей армией и не могли позволить себе ребенка на троне. Сам Филипп II взошел на трон скорее непрямым путем. Он был опекуном младшего сына своего брата, но затем с одобрения армии принял царскую власть.
Часто ходили слухи, что Птолемей был незаконнорожденным сыном Филиппа II (Curt. 9.8.22; Paus. 1.6.2). Его мать Арсиноя, вероятно, была двоюродной сестрой царя, и вполне возможно, что ее брак с Лагом состоялся по расчету, поскольку тот, по–видимому, происходил из относительно малоизвестной семьи (Plut. De ira cohib. 9). У Суды сохранилась легенда о том, что Лаг, разозленный тем, что не он отец ребенка, выбросил его, и тогда Птолемей, согласно этой истории, умер бы, если бы его не спас орел (Suda, s. v. Lagos). С другой стороны, вполне возможно, что Птолемей (или кто–то из его почитателей), чтобы укрепить свою репутацию и свои притязания на титул царя, намеренно поощрял слухи, что он был сводным братом Александра. Птолемей (или по–гречески Ptolemaios) было обычным македонским именем, и так между прочим звали царя, отчима Филиппа II.
Утверждение Юстина (Just. 13.4.10), что Александр произвел Птолемея из рядовых в офицеры, явно выдумка. Птолемей, если не его отец, был членом македонского двора, царским пажом и близким другом юного Александра, хотя был старше его лет на десять.
Царскими пажами или конюхами были сыновья македонской знати, которых Филипп собрал вместе, чтобы обучить будущих командиров и полководцев. Возможно, они были заложниками, чтобы не дать дворянам взбунтоваться. Они сидели с царем за обедом, управляли его лошадьми, сопровождали его на охоте и вообще выполняли для него обязанности слуг и телохранителей (Arr. 4.13.1; Curt. 5.1.42; 8.6.2–6).
Кроме Птолемея, корпус царских пажей, вероятно, включал также Гефестиона, Неарха, Гарпала и Филоту (Arr. 3.6.5; Plut. Alex. 10.3). Гефестион был ближайшим другом и, вероятно, любовником Александра. Александр отнесся к его смерти в 324 году с необычайной скорбью, которая ускорила его собственную кончину несколькими месяцами позже. Неарх стал адмиралом Александра и сопровождал его катастрофический марш через Гедросийскую пустыню (325-324 гг.), направляя флот по Аравийскому морю и Персидскому заливу от реки Инд до Тигра.
Неарх, урожденный критянин, написал о своем путешествии отчет, который частично сохранился в «Индике» Арриана. Гарпал стал ненадежным казначеем Александра, который дважды бежал от своего царя — очевидно, чтобы избежать наказания за вымогательства. Филота был сыном полководца Филиппа, Пармениона, и позже стал командующим кавалерией гетайров, элитным, аристократическим внутренним ядром македонской армии. Позже он был замешан в заговоре и казнен в 330 году.
Эти же самые люди, вероятно, составляли костяк группы, проходившей обучение у Аристотеля в Миезе с 342 г. Занятия Аристотеля и его учеников, вероятно, завершились после 340 г., когда Александр стал регентом Македонии, а Филипп находился в походе, осаждая города Перинф и Византию. К этому времени Филипп уже контролировал Фессалию и большую часть Фракии к западу от Херсонеса. Он укрепил свои позиции в центральной Греции, а также укрепил свой тыл, посадив на трон Эпира своего зятя. Филипп II создал из Северной Греции мощную и беспрецедентную империю. Напав на Перинф на Мраморном море и Византий на Босфоре, Филипп угрожал афинскому зерновому пути. Афиняне, подстегиваемые агитацией Демосфена, наконец зашевелились. Они послали помощь в осажденные города и сорвали там усилия Филиппа. Афиняне в конце концов смогли склонить на свою сторону Фивы, но когда в 338 году произошла решающая битва при Херонее, македоняне одержали победу.
Ни один из сохранившихся древних авторов не говорит нам, присутствовал ли Птолемей в битве при Херонее, но учитывая, что ему было, вероятно, тогда 29 лет и впереди у него была долгая и выдающаяся военная карьера, это кажется чрезвычайно вероятным. Возможно, именно после этой битвы Птолемей впервые познакомился с пресловутой афинской гетерой Таис, которая впоследствии стала его любовницей, а позже еще и подговорила пьяного Александра сжечь дворец Ксеркса в Персеполе.
Александр завоевал при Херонее большую славу, но вскоре оказался втянут в жестокую семейную ссору с отцом. Филипп снова женился. Македонские цари были полигамны, но этот новый союз в какой–то степени угрожал престолонаследию Александра. Александр, возможно, в ответ на эту угрозу, начал интриговать за спиной отца. Он предложил Пиксодару, сатрапу Карии, брак между ним и его дочерью. Однако, Филипп планировал женить на этой девушке своего умственно отсталого сына Арридея, и, по словам Плутарха, он не хотел, чтобы Александр женился на «рабыне варварского царя» (Plut. Alex. 10.3). Каковы бы ни были его мотивы, Филипп разгневался на этот инцидент и изгнал Птолемея и трех других сподвижников Александра.
Александр покинул Македонию и жил в Иллирии (Plut. Alex. 9.5). Возможно, Птолемей присоединился к нему там. Филипп был убит в 336 году, и Птолемей вскоре был отозван Александром, ныне царем Македонии (Arr. 3.6.5–6). Птолемей, вероятно, принимал участие в походе Александра против Фив в 335 году. Арриан приводит его в качестве источника событий, связанных с разграблением Фив, и его обстоятельный рассказ предполагает, что Птолемей знал об этом не понаслышке. Пердикка, впоследствии враг Птолемея, возглавил атаку и был тяжело ранен в бою (Arr. 1.8.1).
Александр пересек Геллеспонт и начал завоевание Персии. Птолемей в первых походах в Азию, по–видимому, не играл большой роли. Мы даже не можем быть уверены, что он сопровождал Александра во время его спуска в Египет, но это вполне возможно. В 323 году Птолемей, не теряя времени, выбрал своей провинцией Египет. Этот факт было бы легче понять, если бы сатрап уже имел непосредственное представление об этом регионе. Кроме того, Арриан приводит свидетельство Птолемея, которое говорит за то, что в Египте он присутствовал (Arr. 3.4.5).
За исключением относительно коротких периодов независимости Египет был под властью иностранных правителей в течение шести столетий. Ливийцы, эфиопы и ассирийцы поочередно правили долиной Нила. Персы под командованием Камбиза завоевали Египет в 525 году, но к 410 году потеряли контроль над провинцией. Персы предприняли несколько попыток отвоевать Египет, но преуспели только в 343 году, всего за двенадцать лет до того, как страна попала к македонцам.
Александр уже нанес поражение персам в двух решающих битвах: у реки Граник в 334 году и у Исса в начале осени 333 года. В последнем сражении великий царь Персии Дарий III бежал с поля боя. Вместо того чтобы преследовать его в самой Персии, Александр решил сперва застолбить Сирию, Финикию и Египет. Персидский флот в первую очередь зависел от финикийцев. План Александра состоял в том, чтобы, захватив восточное побережье Средиземного моря, не только обезопасить свой тыл, но и уничтожить персидскую морскую мощь. Самым знаменитым подвигом Александра в этой кампании была осада финикийского города Тир, которая заняла большую часть первой половины 332 года. После взятия Тира между Александром и Египтом осталась только пограничная крепость Газа.
Газу, удерживаемую персидским губернатором и арабскими наемниками, осаждали два месяца. Осада была необычайно жестокой и не прекращалась до тех пор, пока все мужское население, главным образом персидское и арабское (Curt. 4.6.30), не было перебито, а женщины и дети проданы в рабство (Arr. 2.27.7).
Македоняне также понесли тяжелые потери, а сам Александр был дважды ранен. Но после падения Газы завоевание Александром Египта выглядело как парад. Сначала он отправился в Пелузий на восточном берегу дельты Нила. Это место, где вторжения в Египет часто удавались или проваливались. Здесь в 343 году армия Артаксеркса III разгромила войско фараона Нектанеба (в обеих армиях преобладали греческие наемники), вследствие чего Египет был окончательно возвращен в состав Персидской империи после более чем шестидесяти лет независимости (Diod. 16.46.4-16.51.3). Александр не встретил никакого сопротивления. Египтяне приветствовали его; многие, несомненно, считали, что при македонцах будет значительно лучше, чем при персах.
Александр разместил гарнизон в Пелузии, и это место оставалось важным элементом македонского контроля над Египтом. Он отправился в Мемфис через Гелиополь. Мемфис, один из древнейших городов мира, был столицей первых фараонов, включая фараонов Четвертой династии, построивших Великие Пирамиды в соседней Гизе. Город лежал у южной оконечности дельты Нила на западном берегу реки, несколько южнее современного Каира. Это было удобное место, чтобы контролировать как Верхний (то есть южный), так и Нижний (то есть дельту) Египет. При персах Мемфис снова стал столицей.
Великий царь Персии формально считался фараоном Египта, но страной управлял сатрап. Предыдущий сатрап, Сабак, собрал все туземные силы, какие были в Египте, и повел их на помощь Дарию при Иссе. Сабах, убитый в той битве, оставил после себя Мазака, последнего персидского сатрапа Египта. У Мазака, оставшегося без сил и надежды на помощь от персов, не было иного выбора, кроме как встретить Александра и передать ему свою столицу и казну (Curt. 4.7.4). Ни в одном достоверном древнем источнике не говорится, что Александр был коронован как фараон в Мемфисе, хотя это упоминается в «Романе об Александре». Обычно этот источник не следует принимать всерьез, но вполне возможно, что Александр действительно принял титул и обязанности царя Египта. Надписи на египетских храмах позже провозгласили Александра фараоном, и несомненно, что египтяне приняли его как своего фараона, независимо от того, прошел ли он формальную коронацию или нет.
Самым знаменитым подвигом Александра во время пребывания в Египте было посещение храма Амона в Сиве в Ливийской пустыне. Аммон (или Амон) был главным божеством города Фивы и имел первостепенное значение в египетской религии с начала Среднего царства (около 2050 года до н. э.). В Сиве фиванский бог, вероятно, слился с местным богом Амоном, богом с бараньими рогами на голове.
Аммон был введен в греческий мир, скорее всего, через Кирену, греческую колонию в Ливии. Аммон стал ассоциироваться с Зевсом и изображался как греческий бог с бараньими рогами. В IV веке в Пирее и в Афитиде, что в Халкидике, существовали храмы Зевса–Аммона, и афиняне назвали одну из своих государственных триер в честь египетского бога (Arist. Ath. Pol. 61.7). Александр отправился к оракулу в Сиве, примерно в пятистах милях от Мемфиса, без известной военной цели. Жрец в храме, по–видимому, обратился к македонянину как к сыну бога. Александр, возможно, отправился в Сиву именно по этой причине: чтобы укрепить свой образ, возможно, уже представленный в Македонии, сына Зевса.
Как преемник фараонов, Александр мог по праву претендовать на звание живого бога, но эта традиция была чужда как грекам, так и македонцам. Однако, бог Сива прославлялся уже Пиндаром и Геродотом и считался гораздо ближе к греческой концепции божественности. Возможно, Александр возомнил себя полубожественным правителем огромной империи, состоящей из различных народов и культур. Если это так, то урок не был потерян для Птолемея, который позже установил греко–египетский культ Изиды и Сараписа и который стал править Египтом как первый фараон новой династии.
Планировал ли Александр будущую столицу Египта до или после посещения Сивы, наши источники спорят. Арриан и Плутарх говорят, что он сначала выбрал место для Александрии (Arr. 3.1.5-3.4.5; Plut. Alex. 26), но Юстин, Диодор и Курций утверждают, что сперва он отправился к оракулу Зевса–Аммона (Just. 11.11; Diod. 17.49.2-17.52.7; Curt. 4.7.5-4.8.2). Но все наши источники сходятся во мнении, что Александр проявлял активный интерес к планированию первого и величайшего из многих городов, которые носили его имя. Он построил город у Канопского устья Нила между озером Мареотидой и морем, сразу за островом Фарос. Он спроектировал форму города и даже улицы. Диодор говорит, что он спроектировал улицы так, чтобы максимально усилить воздействие этесиевых ветров, чтобы город оставался относительно прохладным (Diod. 17.52.2). Александр указал подходящие места для строительства стен, дворца, храмов греческим богам и даже храма египетской богине Исиде (Arr. 3.1.5).
Прежде чем покинуть Египет, Александр попытался организовать управление страной. Он не выбрал сатрапа, как это обычно делалось в других бывших провинциях Персидской империи. Вместо него он назначил двух номархов (один из которых отказался от должности), двух командиров гарнизонов и двух надзирателей, среди прочих офицеров, с явным намерением разделить страну на две части. Арриан полагал, что Александр разделил командование в Египте так необычно, чтобы предотвратить сепаратистское движение в столь богатой провинции (Arr. 3.5.7); точно так же позднее римляне избегали назначать губернатора региона из сенаторского сословия, опасаясь того же самого. Если это было мотивом Александра, то он не преуспел, ибо на деле у кормила в Египте оказался один человек. Клеомен был греком из Навкратиса, греческого торгового центра в Египте. Александр сделал его казначеем всей страны, человеком, которому выплачивалась вся дань. Клеомен был также назначен управляющим пустынными районами к востоку от Нила и заведующим строительством Александрии, но именно благодаря своему положению главы египетских финансов он стал египетским диктатором.
Затем Александр встретился с Дарием в 331 году в решающей битве при Гавгамеле. Дарий бежал с поля битвы, оставив Александру открытым путь к персидским столицам — Вавилону, Сузам и Персеполю. Великий царь часто жил зимой в Сузах, но Персеполь был духовным центром Персидской империи. Возможно, не так уж странно, что именно здесь Александр допускал грабежи и даже поощрил сожжение дворца Ксеркса.
Собственный рассказ Птолемея об Александре Великом дошел до нас лишь через посредство Арриана. Рассказ Арриан о сожжении дворца в Персеполе весьма краток. В этом рассказе Александр приказал уничтожить город, умышленно выставив свои действия как возмездие Ксерксу за сожжение Афин в 480 году. Другие версии этой истории отличаются друг от друга и сосредоточены вокруг Таис, любовницы Птолемея (Diod. 17.72; Curt. 5.7.3-11; Plut. Alex. 38). Таис была афинской гетерой, и вполне возможно, что Птолемей встретил ее после битвы при Херонее или позже, после разрушения Фив в 335 году. Она жалуется на свои многочисленные трудности в скитаниях по Азии (Plut. Alex. 38), что может означать, что она была с Птолемеем с самого начала похода.
На вечеринке, увековеченной стихами Драйдена и музыкой Генделя, Таис разрешили произнести речь, восхваляющую Александра. По ее мнению все тернии похода были оправданы восторгом, который она испытывала, гуляя в царских дворцах персов. Единственная радость, которая могла бы превзойти эту, продолжала Таис, — это поджечь здание и смотреть, как оно горит. Она получила бы огромное личное удовлетворение, если бы ей, афинянке, удалось сделать то, чего никогда не сделал ни один афинский военачальник, и наконец отомстить Ксерксу за разрушение Афин в 480 году. Ее речь была встречена бурными аплодисментами, и сам Александр, возбужденный вином и энтузиазмом, возглавил процессию.
«И царь с рвением схватил факел, чтобы уничтожить дворец; Таис шла впереди, прокладывая ему путь к его добыче, и подобно новой Елене сожгла другую Трою» (Драйден «Пир Александра»).
Этот эпизод, столь богатый драматизмом и подробностями, не следует легко отбрасывать. Эпиграфика свидетельствует об историчности Таис (SIG-3 314), которая родила Птолемею троих детей (Athen. 13.576 d; Just. 15.2). Если в рассказе самого Птолемея об этом событии не подчеркнута роль Таис, мы не должны удивляться, так как этот поступок едва ли можно считать заслугой любовницы Птолемея. Его версия истории добавляет, что Александр раскаялся в своем деянии. Сожжение Персеполя, теперь уже города Александра, а не Дария, имеет больше смысла как глупый импульс группы пьяных гуляк, чем как преднамеренный политический акт. Косвенные подробности в этой версии также говорят в ее пользу. Даже трезвый Арриан, изложив птолемееву версию этой истории, чувствует себя обязанным добавить, что он лично считает, что это была плохая политика, и что нельзя было действительно наказывать персов, которые были мертвы уже более века (Arr. 3.18.11–12).
Примерно через два месяца после сожжения Персеполя Дарий был убит группой своих клевретов во главе с Бессом, сатрапом Бактрии. Бесс состоял в родстве с царской семьей, и горстка лидеров, которые все еще планировали противостоять македонскому завоеванию, больше не верила в способность Дария править. Бесс взял на себя роль великого царя и объявил себя преемником Дария.
Александр решил преследовать Бесса и в то же время обеспечить безопасность восточных провинций персидской империи. Выполняя эти задачи, Александр столкнулся с заговором, который, казалось, ставил под угрозу честность одного из его самых важных офицеров. Филота, командир кавалерии гетайров и сын Пармениона, самого влиятельного и могущественного полководца Александра, не сообщил Александру о заговоре. Парменион был, по–видимому, невиновен, а о степени участия Филоты сейчас трудно судить, но Александр приказал казнить и отца, и сына, а также нескольких других лиц, которые были замешаны в этом деле. Одним из последних был Деметрий, соматофилакс или телохранитель царя. Царские телохранители составляли внутреннее ядро кавалерии гетайров и представляли ближайших советников царя. Птолемей сменил Деметрия и к осени 330 года стал высокопоставленным военачальником македонской армии. Это неудивительно, учитывая близкие личные отношения Птолемея с Александром. Однако, может показаться немного странным, что ему потребовалось так много времени, чтобы получить повышение. Возможно ли, что Птолемей и Александр отдалились друг от друга или Птолемей по какой–то причине впал в немилость? Арриан в отрывке, который редко цитируется в этом контексте, предполагает, что Александр выбрал Птолемея в качестве соматофилакса в 336 году, вскоре после смерти Филиппа (Arr. 3.6.6). Контекст, по общему признанию, расплывчат. Вполне возможно, что Арриан имел в виду только то, что Птолемей был отозван в 336 году и в конечном итоге стал соматофилаксом. Но этот отрывок, по–видимому, предполагает, что Птолемей был освобожденот опалы и вскоре после этого назначен телохранителем. Если это так, и Александр снова сделал его телохранителем в 330 году (Arr. 3.27.5), то прежде его понизили. Тогда можно понять, почему так мало слышно о Птолемее в первые дни азиатской кампании. Тогда Птолемей, должно быть, медленно возвращал себе милость Александра, пока в 330 году его не назначили телохранителем.
Высказывалось даже мнение, что как полководец Птолемей звезд с неба не хватал. Эта точка зрения согласуется с курциевым описанием Птолемея как прекрасного воина, верного долгу, но не гениального. Птолемей — судя по портрету у Курция — человек из народа, который никогда не зазнавался и не принимал на себя напускной вид сильных мира сего (Curt. 9.8.23).
Чтобы сделать свое повествование более интересным, Курций часто грешит морализаторством и созданием сомнительных характеристик, но в этом случае портрет имеет оттенок истины. Его карьера по македонским стандартам продвигалась не шибко. Курций, возможно, даже противопоставлял Птолемея Александру, которого историк считал испорченным из–за слишком быстрого подъема на пиковую высоту.
Отсутствие Птолемея в частых спорах полководцев при жизни Александра свидетельствует о его неконфликтности и выдержке. Единственный раз он по–настоящему ввязался в ссору, когда попытался удержать Александра от убийства Клита (Curt. 8.1.45, 48; Arr. 4.8.8-9). Кроме того, его долгое и успешное правление в Египте свидетельствует о том, что в отличие от фонтанирующих энергией Александра или Деметрия Полиоркета он был скорее осторожным, умеренным человеком с минимумом капризов, который полностью контролировал свои эмоции и прекрасно сознавал, что он заполучил трон не благодаря себе.
Александр преследовал Бесса в Бактрии. Бесс отступил в Согдиану, за реку Окс, и Александр последовал за ним туда же. Гонцы от двух главных военачальников Бесса, Спитамена и Датаферна, сообщили Александру, что те передадут ему Бесса, если он пошлет вперед небольшой отряд, чтобы забрать пленника.
Александр выбрал Птолемея возглавить экспедицию. В своем рассказе об этом происшествии, возможно, раздул собственную роль (Arr. 3.29.6–3.30.5). Согласно Птолемею, Спитамен и Датаферн либо изменили свое мнение, либо потеряли мужество. Птолемей был вынужден окружить деревню и пообещать жителям, что они не пострадают, если просто сдадут Бесса. Сельчане приняли предложение Птолемея, открыли ему ворота и отдали Бесса в плен. Затем Птолемей послал Александру запрос, Что делать с Бессом. Александр распорядился заковать его и в деревянном ошейнике поставить нагишом на обочине дороги, по которой он пройдет со своей армией. Птолемей сделал так, как хотел Александр, и когда царь встретился с Бессом, он спросил его, почему тот убил Дария. «Чтобы услужить тебе», ответил Бесс. Александр, который теперь считал себя преемником Дария, остался недоволен ответом Бесса и отправил его сначала в Бактрию, а затем в Экбатану, где тот был казнен.
Арриан, приведя рассказ Птолемея, добавляет, что Аристобул, другой его источник, подчеркивал, что Спитамен и Датаферн сами привели к Александру закованного и обнаженного Бесса. Ни в одном другом источнике Птолемей не упоминается (Diod. 17.83.7-9; Curt. 7.5.19-42; Plut. Alex. 43.3). Однако, кажется маловероятным, что Птолемей высосал этот эпизод из пальца, да и в то время, когда писал свою историю походов Александра, несомненно, были еще живы ветераны, свидетели столь драматического события. Вероятно, он действительно был послан Александром арестовать Бесса, но вполне возможно, что Птолемей преувеличил трудность своей миссии. Спитамен и Датаферн, вероятно, действительно передали Бесса, и Птолемей скорее просто забрал пленника и не осаждал деревню.
Александр оставался в северо–западных областях Бактрии и Согдианы около двух лет, с 329 по 327 год. Именно здесь в припадке пьяного гнева он убил Клита, полководца, который был близок к его семье и который спас ему жизнь в битве на реке Граник. Здесь же он женился на Роксане, согдийской аристократке, которая родила ему единственного наследника — Александра IV. Где–то между этими двумя событиями европейцы впервые ознакомились с нефтью. Проксен, один из слуг Александра, разбивал палатку своего господина у реки Окс, когда обнаружил бурлящий из–под земли источник нефти (Plut. Alex. 57.4-5). Птолемей услышал об этом событии и доложил Александру. Александр счел это благоприятным предзнаменованием и написал Антипатру, своему регенту в Македонии, что это одно из лучших знамений, когда–либо ниспосланных ему богами. Аристандр, его провидец, сказал, что это предвещает грядущие трудности, но также и возможную победу.
Если Аристандр предсказывал исход индийского вторжения, то его пророчество было достаточно точным. В этих походах Птолемей принимал более активное участие, особенно отличившись при осаде скалы Аорн зимой 327-326 гг. Скала Аорн, которая идентифицируется как Пир Сар в северном Пакистане, казалась неприступной, и захват ее Александром был одним из его самых впечатляющих достижений. Скала была отвесна со всех сторон и сужалась конусом к острому пику. Местные предложили отвести македонян к месту у скалы, откуда можно было успешно атаковать сопротивлявшихся индов. Александр выбрал Птолемея, чтобы возглавить отряд воинов и закрепиться на плацдарме. Птолемей действительно закрепился и построил частокол для обороны.
На следующий день Александр попытался штурмовать скалу под другим углом, но потерпел неудачу и был вынужден отступить. Затем инды напали на Птолемея и попытались разрушить частокол. Птолемей устоял, и инды были вынуждены отступить. На следующий день Александр предпринял еще одну попытку, и на этот раз ему удалось соединиться с Птолемеем. С этого места Александр начал строить огромный курган, пытаясь достичь уровня вершины скалы. Опасаясь решимости Александра и его превосходящих сил, инды попросили мира, но планировали бежать во время переговоров. Александр узнал об их намерениях и напал на них, когда они отступали. Так Александру и Птолемею удалось захватить скалу, которую, согласно одной из легенд, не удалось взять самому Гераклу (Arr.4.28.1–2).
Курций и Диодор сообщают любопытную историю о нападении на город брахманов Гармателию, вероятно, около года спустя (Curt. 9.8.17-28; Diod. 17.103). Город был взят без особого труда, но брахманы нанесли на свои мечи яд, полученный от змей. Все раненые, независимо от тяжести состояния, умирали мучительной и страшной смертью. Птолемей был одним из раненых, и Александр особенно беспокоился о его здоровье. Он велел принести в палатку Птолемея кровать и лично присматривал за ним. Когда Александр спал на этой кровати, ему приснился сон, в котором появилась змея с растением в пасти. Змея указала, что растение является противоядием, и показала, где оно растет. Александр проснулся, нашел растение и приложил его к телу Птолемея. Он также приготовил зелье и дал его Птолемею выпить. Птолемей выздоровел, и противоядие дали другим раненым, которые тоже поправились. Подобные истории встречаются у Страбона (15.2.7) и Цицерона (De Divinitate 2.135).
Достоверность этого эпизода, понятно, была поставлена под сомнение. Она представляет собой ряд сложных и интригующих проблем. Например, что это за противоядие? Возможно ли, чтобы Александру приснился сон? И почему этого эпизода, по–видимому, благоприятного для Птолемея, нет на страницах Арриана, дошедшего до нас писателя, который наиболее близко ему следует? Местоположение Гармателии также является проблемой. Диодор и Курций помещают ее в низовьях Инда, но точное место остается загадкой.
Х. Бретцль идентифицировал растение во сне Александра как Nerium odorum Sol., разновидность олеандра. Тогда возможно, что противоядие могло быть использовано против змеиного яда. Однако сон Александра обычно отвергают как вымысел. Тарн считал его птолемеевской пропагандой. Он отождествил змею с Псоисом, египетским змеиным богом, который имел связи как с Птолемаидой, городом, основанным и Птолемеем I, так и с Сараписом, богом, способным принимать змеиную форму. На первый взгляд эта теория кажется маловероятной, так как Арриан, который наиболее близко следует за Птолемеем, полностью опускает эту историю. Однако вполне возможно, как признает сам Тарн, что эта история возникла не в истории Птолемея, а в каком–то более позднем проптолемеевском источнике.
Изучение этого эпизода П. Х. Л. Эггермонтом одновременно увлекательно и здраво. Неудивительно, что он находит в повествовании как исторические, так и вымышленные элементы. Эггермонт заключает, что Александр действительно осадил Гармателию, но этот город находился в Белуджистане (т. е. в Гедросии), но не в районе нижнего Инда. Страбон (15.2.7), по–видимому, помещает город в Гедросии, а не в Индии. Он принимает идею Бретцля о том, что рассматриваемое растение является Nerium odorum Sol., и показывает, что оно родом из Гедросии и упоминается в древних источниках исключительно в связи с этим регионом.
Если Эггермонт прав, а я думаю, что он прав, то Птолемей должен был принять участие в катастрофическом походе Александра через Гедросийскую пустыню (Arr. 6.22.1–6.26.5). Здесь армия Александра пострадала больше от жары и жажды, чем когда–либо от врагов. Вьючные животные тоже погибали. Люди жадно поедали и даже убивали их, что, однако, усугубляло ситуацию. Спасать отставших стало невозможно, и поэтому войску пришлось бросать больных и истощенных. Когда вода была доступна, мужчины часто пили слишком много и умирали от перепития. Путешествие по пустыне продолжалось около двух месяцев, и к осени 325 года Александр и оставшиеся в живых вернулись в самое сердце империи.
Птолемей оставался одним из царских телохранителей, круг которых был расширен в это время с семи до восьми человек. К группе, в которую также входили Гефестион, Лисимах, Пердикка и Пифон, Александр добавил Певкеста, спасшего ему жизнь в Индии (Arr. 6.28.3–4). Позже Певкест стал сатрапом Персии и шокировал некоторых македонян тем, что говорил по–персидски и носил персидские одежды.
В этот период (325-323 гг.) военных кампаний было немного. Александр был занят управлением своей империей, которая во время его пребывания в Индии переживала большие потрясения. Многие сатрапы и другие должностные лица либо взбунтовались, либо участвовали в вопиющих проступках. Гарпал, казначей и друг детства Александра, был одним из чиновников, виновных в недостойном поведении. Он бежал в Афины и оттуда на Крит, где в конце концов был убит одним из своих собственных офицеров.
Одной из самых необычных обязанностей Птолемея в то время стало наблюдение за сооружением погребального костра для аскетичного индийского мудреца по имени Калан (Arr. 7.3; Plut. Alex. 69.3-4). Когда Александр был около Таксилы в Индии, он наткнулся на индийских мудрецов. Эти гуру не носили никакой одежды и поэтому назывались гимнософистами или голыми философами. Александр восхитился их самообладанием и убедил одного из них, Калана, сопровождать его обратно в Персию. Добравшись до Персии, Калан заболел и потребовал погребального костра, на котором он мог бы предать себя огню еще живым. Птолемей устроил пышную церемонию с трубачами и слонами, на которой присутствовало все войско. Калана, слишком больного, чтобы ходить, внесли на носилках. Нам рассказывают, что Калан, распевая на своем родном языке, встретил свой конец, не показывая никаких внешних признаков боли.
Еще более сложная церемония состоялась в Сузах весной 324 года (Arr. 7.4.4-8; Plut. Alex. 70.2; Chares ap. Athen. 12.538 b-539a). Александр женился на старшей дочери Дария, Статире, и на младшей дочери предыдущего великого царя Артаксеркса III, Парисатиде. Кроме того, он убедил восемьдесят или девяносто из своих главных офицеров взять персидских жен и на этот тщательно продуманный брачный пир были приглашены тысячи гостей. В этой церемонии Птолемей женился на Артакаме, дочери Артабаза. Мы мало что знаем об Артакаме, зато много знаем о ее отце. Артабаз (ок. 387–325 гг.) был сыном Фарнабаза, сатрапа Геллеспонтской Фригии, который по просьбе Лисандра приказал убить Алкивиада. Артаксеркс II назначил Артабаза сатрапом области его отца. Он восстал при Артаксерксе III и некоторое время искал убежища в Македонии в правление Филиппа II. Барсина, еще одна дочь Артабаза, возможно, была любовницей Александра (Just. 11.10.2; Plut. Alex. 21). Артабаз служил сатрапом Бактрии при Александре, но ушел в отставку в 328 году и, вероятно, не дожил до этого брака.
Поскольку об Артакаме больше ничего не известно, то вполне вероятно, что Птолемей бросил ее вскоре после смерти Александра. С другой стороны, вполне вероятно, что он продолжал свои отношения с Таис, которые, возможно, даже приобрели некий квазилегальный статус. Таис родила Птолемею по меньшей мере троих детей, ни один из которых, по–видимому, не был отвергнут их отцом, хотя они, вероятно, не были узаконены. Лаг, названный в честь своего деда, выиграл гонку колесниц на Ликеях, аркадском празднике, в 308/307 г. (SIG-3 314). Поскольку сам Птолемей в то время отправился в Грецию, весьма возможно, что Лаг сопровождал его. Леонтиск был еще одним из детей Птолемея и Таис. Он был взят в плен на Кипре Деметрием Полиоркетом в 307 или 306 году и позже отправлен домой к своему отцу (Just. 15.2.7). У Таис также была дочь от Птолемея, Эйрена, которая была замужем за Эвностом, царем Сол на Кипре (Athen. 13.576е).
Через несколько месяцев после свадебного пира в Экбатане умер лучший друг Александра и, вероятно, его возлюбленный Гефестион. Горе Александра не имело границ. Он оставался с телом в течение двух дней и все это время отказывался от еды. Александр приказал объявить траур по всей Персии. Сначала он никого не назначал на освободившуюся должность хилиарха или великого визиря. В конце концов перешла к Пердикке, и вполне возможно, что в это время Александр назначил Птолемея «эдеатром», или управляющим (Athen. 4.171 b-c).
Александр продолжал горевать всю осень 324 года. Наконец, зимой он начал кампанию против коссеев, популяции бандитов- альпинистов, которые жили к юго–западу от Экбатаны. В этой кампании Птолемей сыграл заметную роль. Плутарх говорит, что истребление коссеев стало тризной по Гефестиону (Plut. Alex. 72.3). Арриан, однако, говорит, что Александр построил им города и пытался побудить их жить цивилизованно (Arr. Indica 40.6–8).
После коссейского похода Александр вернулся в Вавилон. На обратном пути и позже, после прибытия туда, он принимал делегации от греков и от других западных держав. Не может быть сомнения, что Гефестион все еще был в его мыслях. Он послал гонцов в Сиву, чтобы узнать, как следует почтить память умершего друга. Амон предписал поклоняться ему как герою или полубогу (Arr. 7.23.6; Plut. Alex. 72.2; Diod. 17.115.6). Примерно в это же время, по словам Арриана, Александр написал письмо Клеомену, фактическому сатрапу Египта (Arr. 7.23.6-8). Александр поручил Клеомену создать в честь Гефестиона две святыни: одна должна была находиться в городе Александрии, а другая — на острове Фарос. Далее в письме говорится, что если Александр будет доволен работой Клеомена, то он простит все его прегрешения, как прошлые, так и будущие — обещание, настолько нетипичное для Александра, что оно вызывает подозрение. Арриан, вероятно, следуя Птолемею, рисует очень негативный образ Клеомена. Поскольку Птолемей казнил его после того, как он прибыл в Египет, у него были все основания обнародовать любую информацию, которая могла бы ухудшить репутацию Клеомена. Этот и другие вопросы предвзятости в работе историка Птолемея будут рассмотрены в следующей главе.
В мае 323 года, вскоре после того, как он получил предписание из Сивы о культе Гефестиона, Александр пришел к Медию, одному из своих офицеров, на вечеринку, которая, по–видимому, продолжалась две ночи подряд. На следующий день у него поднялась температура. Возможно, он подхватил малярию, но мы не можем знать наверняка, что это была за болезнь. Не прошло и двух недель, как он умер. Арриан сообщает не по лучшим свидетельствам (то есть не из Птолемея или Аристобула), что Александр перед смертью сделал два заявления. Когда его спросили, кому он оставляет свою империю, Александр ответил: «наилучшему». Он также, как сообщается, сказал, что после его смерти по нему будут большие погребальные игры.
Эти утверждения, вероятно, апокрифичны, но уместны. Погребальные игры в ходе избрания наилучшего будут продолжаться более двадцати лет. Даже по прошествии этого долгого периода ни одного наилучшего не появилось. После того, как большая часть империи была потеряна, и многие из самых способных людей Македонии погибли в борьбе, то, что осталось от империи, было разделено между победителями, и наступил неустойчивый и хрупкий мир.
Менее чем за год до своей смерти Александр отправил в Македонию Кратера, который должен был сменить Антипатра. Влияние Антипатра в Македонии и Греции было огромным. Он был одним из немногих представителей поколения Филиппа II, которые оставались среди самых могущественных лидеров Македонии. Когда Филипп назначил шестнадцатилетнего Александра править в свое отсутствие, Антипатр стал советником молодого человека. Когда Александр посетил Афины в качестве посла Македонии, сразу же после битвы при Херонее в 338 году, Антипатр был рядом с ним. И когда Александр начал завоевание Персии в 334 году, он оставил Антипатра регентом. Почти двенадцать лет Антипатр был фактическим диктатором Македонии и Греции. Своими автократическими методами и поддержкой олигархических режимов он нажил себе в Греции немало врагов. Но он также заслужил восхищение подавлением спартанского сопротивления в 331 году. К 323 году его власть над греческим материком должна была казаться как личной, так и абсолютной.
По словам Арриана Антипатру было приказано привести в Азию новых рекрутов, хотя Курций сообщает слух, что Кратеру были даны тайные инструкции убить Антипатра (Arr. 7.12.3-4; Curt. 10.10.15). Со смертью Филоты и Гефестиона Кратер стал вторым после царя и часто командовал самостоятельно. Некоторые даже предполагали, что когда Александра спросили, кому он должен оставить свое царство, то вместо того чтобы сказать kratisto («наилучшему»), как передал, вероятно, Пердикка, он на самом деле пытался сказать «Кратеру». Хотя эта теория не доказана, не может быть никаких сомнений в том, что если бы Кратер присутствовал в Вавилоне, то он, а не Пердикка получил бы символическое кольцо власти.
Пердикка долгое время был рядом с Александром. Он был в Эгах в 336 году по случаю свадьбы Александра Эпирского с Клеопатрой, кульминацией которой стало убийство Филиппа II. Пердикка был одним из тех, кто нашел убийцу Павсания и убил его. Высказывались предположения, что Пердикка мог быть вовлечен в заговор с целью убийства Филиппа. Пердикка присутствовал при битве и разрушении Фив в 335 году. Он сыграл значительную роль во многих ранних осадах и сражениях персидской кампании: Иссе, Тире и Гавгамеле. Но членом царской гвардии он стал только в 330 году, примерно в то же время, что и Птолемей. В самом деле карьера Пердикки тесно связана с карьерой Птолемея. Пердикка не состоял в царских пажах и, по–видимому, не учился у Аристотеля в Миезе. Но Пердикка был молодым аристократом, как и Птолемей, который медленно, но верно поднимался на вершину. И, как и Птолемей, он особенно отличился в Индии.
Ни один из этих трех «наилучших» мужей не смог создать стабильную династию. Все трое умерли в течение четырех лет после смерти Александра. Из трех полководцев, которым так или иначе предстояло создать прочные династии в империи Александра, Антигон Одноглазый находился в Малой Азии в качестве правителя Фригии. Птолемей и Селевк были в Вавилоне.
Когда царские телохранители и главные чиновники собрались в царском шатре, Пердикка снял кольцо, которое Александр носил как символ своего царствования и только недавно передал своему подчиненному. Затем Пердикка положил его на трон, рядом с диадемой и одеждой Александра. Хотя этот акт, несомненно, должен был продемонстрировать скромность Пердикки, он также напомнил всем, кто нуждался в напоминании, что Пердикка был избран преемником от Александра.
Он сказал коротко и неясно, что армия и государство нуждаются в вожде или вождях и что решение остается за собранием.
Неарх, близкий друг Александра и главный адмирал, подчеркивал, что править должен только член царской семьи. Но он напомнил собравшимся, что у Александра уже есть наследник мужского пола, и предложил избрать Геракла, его сына от Барсины. поскольку Неарх был греком, Геракл — незаконнорожденным, а дочь Барсины — женой Неарха, это предложение не было принято.
Затем заговорил Птолемей. Он сказал, что многие македонцы будут недовольны любым полуперсидским царем. Он предложил внутреннему ядру, предположительно царским телохранителям, сформировать консультативный совет и принимать решения большинством голосов. Именно этого практического, делового, реалистичного предложения мы и ожидали от Птолемея. В то же время это было радикальное решение проблемы.
Хотя Курций сообщает, что предложение Птолемея нашло поддержку у некоторых (Curt. 10.6.16), оно намного опередило свое время. Большинство членов собрания не желало принимать руководство вне пределов царской династии.
Мелеагр, предводитель пехоты, предложил Арридея, сына Филиппа II и его третьей жены Филинны. У Арридея было два больших преимущества: он был уже взрослым и не имел персидской крови. Но был один существенный недостаток: предположительно он был умственно отсталым, возможно, также эпилептиком. Даже это не могло показаться недостатком для некоторых недобросовестных лидеров, которые, возможно, хотели бы рулить, стоя за троном.
Птолемей, Пердикка и другие военачальники, вероятно, пришли в ужас от этого предложения. Арридей пережил множество чисток именно потому, что не представлял серьезной угрозы. Но нельзя же было открыто заявить, что сын Филиппа II и брат Александра Македонского идиот. Как только Мелеагр озвучил имя Арридея, его нельзя было игнорировать.
После долгих прений вожди пришли к консенсусу (Arr. Met’ Alex. 1.2-8). Пердикка был избран хилиархом, что делало его вторым после царей. Было решено, что если Роксана родит мальчика, то будет совместное царствование. Когда этот ребенок родился, он стал Александром IV. Пердикка тогда обладал реальной властью над младенцем и неполноценным взрослым Арридеем, ныне коронованным как Филипп III Арридей.
Мелеагр был избран наместником Пердикки, но Пердикка вскоре приказал казнить его. Мелеагр угрожал восстанием пехоты против власти Пердикки и кавалерии. А гордый, надменный Пердикка был не из тех, кто забывает о неподчинении.
Антипатр должен был разделить свое командование Европой с Кратером. Вместо того чтобы выбирать между двумя своими самыми могущественными соперниками, Пердикка дал им более или менее равную власть.
Птолемею дали именно то, что он хотел: Египет, Ливию и ту часть Аравии, которая прилегает к Египту. Клеомен, фактический сатрап, был понижен до заместителя. Нет никаких указаний на то, что Птолемей когда–либо хотел большего, чем быть сатрапом, а позже царем Великого Египта. Кажется маловероятным, что он был в состоянии вырвать контроль у Пердикки в Вавилоне.
Мятеж пехоты под командованием Мелеагра означал, что внутреннее ядро, командиры кавалерии гетайров, должны были сомкнуть ряды и объединиться. Оппозиция Птолемея Пердикке и его предложение о коллегиальном руководстве в суматохе затерялись. Урегулирование в Вавилоне в 323 году было компромиссом между несколькими соперничающими группировками, но вряд ли можно сомневаться в том, что главным архитектором этого соглашения был Пердикка.
Антигон Одноглазый был утвержден в должности правителя Великой Фригии, Лидии и Памфилии — львиной доли юго–центральной Малой Азии. Эвмен, хитрый и честолюбивый грек, служивший главным секретарем Александра, был верным сторонником Пердикки. Ему достался большой кусок Восточной и Северной Малой Азии, включавший Каппадокию, Пафлагонию и побережье Черного моря. Эти области граничили с сатрапией Антигона, но еще не были завоеваны. Антигону, в числе прочего, было поручено помогать Эвмену в завоевании.
Лисимах стал правителем Фракии. Селевк, будущий династ, принял командование кавалерией гетайров, которую занимал сначала Гефестион, а затем Пердикка. Некий Арридей был назначен ответственным за погребение Александра. Рассказ Диодора (18.3.1–5) по существу совпадает с рассказом Арриана (Met’ Alex. 1.2-8) и Курция (10.10.1–6). Юстин (13.4.1-6) допускает ряд ошибок, например путает Арридея, устроителя погребения, с царем Филиппом Арридеем.
Эти устроения были идеально сбалансированы, чтобы максимизировать контроль Пердикки над империей. Намеренно или нет, но урегулирование создало систему антагонизмов, которая держала всех остальных вцепившимися друг другу в горло и оставляла на вершине одного Пердикку.
Во–первых, можно было ожидать, что Антипатр и Кратер будут бороться друг с другом за контроль над Европой. Кратер был послан заменить Антипатра, если не убить его. Антипатр, управлявший Македонией дольше многих аргеадских царей, принадлежал к поколению Филиппа II и не мог рассчитывать на помощь молодого человека, призванного свергнуть его с престола. Пердикка, должно быть, думал, что два его главных противника нейтрализуют, если не уничтожат друг друга в долгой и ожесточенной борьбе за господство. Но этого не случилось. Антипатр и Кратер, не доверяя Пердикке, объединили свои силы, чтобы подавить восстание, вспыхнувшее в Греции и достигшее кульминации в Ламийской войне.
Точно так же Пердикка мог ожидать конфликта между Эвменом и Антигоном Одноглазым, еще одним македонянином старшей линии из поколения Филиппа II, который не доверял иностранцам вообще и грекам в частности. На этот раз ожидание оправдалось, ибо в конце концов между этими двумя людьми произошла долгая череда войн. Однако они схватились слишком поздно, чтобы принести Пердикке большую пользу.
Лисимаху, как и Эвмену, была дана провинция, которая еще не была завоевана. Можно было ожидать, что завоевание Фракии займет его на некоторое время.
И наконец, Пердикка натравил Птолемея на Клеомена. Хотя Птолемей был ближе к поколению Александра, чем к поколению Филиппа II, он, по–видимому, во многих отношениях был старомодным македонцем. Он никогда не увлекался персидскими обычаями и, кажется, развелся со своей персидской женой Артакамой вскоре после смерти Александра. И хотя он весьма почитал греческую культуру, он, вероятно, делал это на манер позднейших римлян: восхищался культурой, но не обязательно народом.
Поэтому, когда Птолемей покидал Вавилон и отправлялся в Египет, он, несомненно, хорошо понимал, что, независимо от того, с чем бы ему ни пришлось столкнуться, ему придется бороться с Клеоменом, агентом, если не шпионом, Пердикки.
Птолемей, по–видимому, сначала отправился не в Александрию, а в Мемфис. Именно туда он на первое время привез тело Александра (Paus. 1.6.3; Curt. 10.10.20), и именно там Пердикка напал на него в 320 году (Diod. 18.34.6). Лежащий недалеко от стыка дельты и Верхнего Египта и недалеко от пирамид Гизы, Мемфис, один из древнейших городов в мире, был столицей Древнего Царства. Совсем недавно он был персидской столицей. При Птолемеях он оставался вторым по величине и значению городом страны (Strabo 17.1.32).
Птолемей быстро избавился от Клеомена. Если мы вообще можем верить нашим источникам, Клеомен настроил против себя практически все слои общества ([Ar.] Oec. 1352a-1353b). Он обманом лишил солдат двенадцатой части их годового жалованья. Он требовал деньги у жрецов, угрожая закрыть их храмы, если те не откупятся. Египетским купцам во время большого голода не разрешалось вывозить зерно в Грецию, пока они не заплатили большую пошлину, да вдобавок он обложил их налогом. Как правило, он вымогал, жульничал и грабил всех подряд, непрестанно пополняя собственную кубышку.
Казнив ненавистного тиранического правителя, Птолемей заслужил популярность, однако, он не отдал народу награбленные Клеоменом деньги. Они стали основой его личного состояния и действенным инструментом, чтобы начать свое правление. В то же время он уведомил Пердикку, что он, Птолемей, один управляет Египтом.
Не теряя времени, Птолемей стал расширять сферу своего влияния. Нет никаких свидетельств того, что он когда–либо пытался заявить права на империю Александра в целом виде. Наоборот, похоже, он был первым из наследников, осознавших, что будущее за развитием меньших царств.
Птолемей выбрал не только самую богатую из провинций Александра, но, возможно, самую замкнутую. География отрезала Египет от остального мира и позволила ему процветать в великолепии и изолированно на протяжении столетий. Негостеприимные пустыни защищали страну на востоке и западе; водопады Нила препятствовали вторжениям с юга.
Птолемей продолжил работу по созданию своей новой столицы, города, который был спланирован Александром и начат покойным Клеоменом. Но он, должно быть, понял, что Александрия уязвима для нападения с моря. Возможно, поэтому он сперва отправился в Мемфис и перевез туда тело Александра.
Если Александрия должна была стать его столицей, Птолемею нужны были друзья и союзники в восточном Средиземноморье. Он быстро заключил союзы с царями Кипра (Arr. Met ' Alex. 24.6). Царства существовали на Кипре с микенских времен, но в последнее время города–государства Кипра не были свободными. С небольшими перерывами остров уже два столетия находился под персидским владычеством. Киприоты встретили Александра с распростертыми объятиями и помогли ему в осаде Тира в 333 году.
К 321 году Птолемей заключил договоры с различными правителями и ввел остров в сферу своего влияния. Вероятно, именно в это время его дочь от Таис, Эйрена, вышла замуж за Эвноста Солского, одного из девяти царей Кипра. Птолемей уступит Кипр Деметрию Полиоркету в 306 году, но вернет его к 295 году. После 295 года острову суждено было остаться под птолемеевским господством вплоть до римского завоевания в 50 г. до н. э.
Обеспечив себе Кипр на востоке, Птолемей получил возможность контролировать Киренаику, своего ближайшего соседа на западе. Кирена на востоке Ливии была процветающей греческой колонией, чья торговля и история были связаны больше с Эгейским морем, чем с Африкой. Это не была монархия, как в кипрских городах. В то время, когда он подчинялся Александру, это было правовое государство, в котором олигархи боролись с демократами за контроль.
Необычное стечение обстоятельств обострило отношения между соперничающими партиями Кирены и превратило нормальные политические споры в активную гражданскую войну (Diod. 18.19–21). Перед смертью Александра Гарпал, старый друг Птолемея с тех времен, когда оба учились у Аристотеля, сбежал с деньгами из казны и ушел на остров Крит. Там он был убит одним из своих подчиненных, Тиброном, спартанским солдатом удачи.
Группа изгнанных демократов попросила Тиброна помочь им восстановить контроль над Киреной. Тиброн согласился, очевидно, с намерением стать правителем Киренаики. Проиграв несколько битв с Тиброном, киренские аристократы послали за помощью к Птолемею.
Птолемей послал Офеллу, македонского полководца, во главе сухопутных и военно–морских сил. Офелла победил Тиброна, захватил его и передал территорию Птолемею. Птолемей создал для киренцев политию, которая дала им иллюзию свободы, хотя он явно сохранил над ними контроль (SEG 9.1.1–46). Он установил умеренную олигархию с населением в десять тысяч человек. Птолемей был назначен стратегом на всю жизнь и имел право выбирать граждан, а также членов Совета старейшин. В конституции не упоминается, что Птолемей, по–видимому, оставил Офеллу с большим гарнизоном, чтобы сохранить господство над страной (Diod. 20.40.1). Кирена несколько раз восставала, но за исключением небольших перерывов, она оставалась в руках Птолемеев, пока Рим не аннексировал ее в 96 г. до н. э.
Птолемей захватил тело Александра Великого и отвез его в Египет в 322 г. до н. э. Сначала он хранил его в Мемфисе, а в Александрии строил для него великолепную гробницу. Арридей (не царь) провел два года в Вавилоне, готовя тело и повозку, которая доставила бы его домой.
Некоторые из наших древних источников говорят, что тело Александра должно было быть погребено в святилище Зевса–Аммона в Ливии (Diod. 18.3.5; Curt. 10.5.4), но это определенно неверно. Гробница Александра станет достопримечательностью для паломников и туристов и одним из чудес света. Даже если бы Александр пожелал быть похороненным в Ливии, что весьма сомнительно, его преемники не позволили бы этого. Биллоуз отмечает, что Диодор (18.3.5 и 18.28.2–6) «показывает сильные следы пропаганды Птолемеев». Э. Бэдиан подчеркивает не столько то, что Александр хотел быть погребенным в Сиве, сколько то, что источник Диодора, Гиероним Кардийский, записал это как факт.
Трезво мыслящие генералы, которые отвечали за легенду об Александре, а также за его империю, никогда бы не согласились отправить его тело на отдаленный и малоизвестный пост, доступный одному Птолемею. Если они были готовы отвергнуть последние планы Александра без серьезных дебатов (Diod. 18.4), они не поддались бы столь эксцентричной прихоти, как похоронить своего царя в Ливии.
Павсаний сохраняет наиболее вероятный сценарий (Paus. 1.6.1-3). Генералы решили отправить труп Александра в Эги (современная Вергина, где с 1977 года были обнаружены пять гробниц), традиционное место погребения македонских царей. Вот почему Птолемей встретил похоронный кортеж в Сирии с армией (Diod. 18.28.3). Птолемей, вероятно, подкупил Арридея, человека, ответственного за похороны Александра. В любом случае Птолемею не составило труда захватить тело и доставить его в Египет, хотя Пердикка послал войска, чтобы предотвратить перехват (Arr. Met ' Alex. 1.25).
В своей новой столице Птолемей построил для Александра великолепный храм. Он стал местом захоронения Птолемеев и частью дворцового комплекса. Вероятно, он был расположен поблизости от музея и недалеко от центра Александрии, где Канопский путь пересекал улицу Тела. Источники иногда называют Мавзолей soma (тело), а иногда и sema (могила). Но как бы там ни было, он стал главной достопримечательностью Александрии: средоточием любопытства, благоговения. и паломничество. Даже Август, покоривший и сменивший династию Птолемеев, не смог удержаться, чтобы не взглянуть на останки великого Александра (Suet. Aug. 18.1).
Пердикка не мог публично обвинить Птолемея в убийстве Клеомена, его агента и вероятного шпиона, но и не мог игнорировать кражу тела Александра. Это было прямым оскорблением его руководству. Конфликт между Пердиккой и Птолемеем был больше, чем локальным событием. Это было частью общего нарушения баланса сил, созданного в Вавилоне тремя годами ранее.
Эту Пердиккову войну часто рассматривают как войну местных династов против центральной власти. В каком–то смысле это точное описание ситуации. Однако Пердикка, а не династы, кажется, довел события до пика.
Пердикка сначала примкнул к Антипатру, предложив жениться на его дочери Никее. Затем он передумал и посватался к Клеопатре, сестре Александра. Это был умышленно провокационный акт, который оттолкнул от него Антипатра и заставил всех насторожиться, поскольку его можно было легко интерпретировать как шаг к присвоению царской прерогативы.
Антигон, отказавшись помочь Эвмену завоевать его провинцию, бежал в Европу. Итак, Пердикка, все еще находившийся в Азии, столкнулся с грозной коалицией на западе. Антипатр, Лисимах, Кратер и Антигон были настроены против него. Почему Пердикка решил сражаться с коалицией и одновременно вторгнуться в Египет, трудно понять, но он, очевидно, максимально доверял своему союзнику Эвмену.
Эта уверенность не была напрасной, поскольку Эвмен проявил себя более чем способным в своей роли генерала. В крупном сражении Эвмен победил армию под командованием Кратера, который погиб в бою.
Пердикка двинулся на Египет, не зная о победе Эвмена. Он расположился лагерем недалеко от Пелусия, на восточной границе дельты Нила. Пердикка попытался отрыть древний канал на Ниле, но неудачно, и некоторые из его солдат начали дезертировать. Похоже, в армии Пердикки были шпионы Птолемея или сочувствующие, ибо солдаты уходили к египетскому сатрапу постоянно. На протяжении своей долгой карьеры Птолемей часто ослаблял силу своих противников, подкупая солдат, большинство из которых были наемниками, или просто предлагая им более высокое жалованье. Он превратил одну из слабостей той эпохи, большую зависимость от наемников, в силу, и эта техника имела успех против Антигона Одноглазого в 306 году, как и теперь против Пердикки.
Птолемей приветствовал новоприбывших с распростертыми объятиями, завоевав себе репутацию великодушного и справедливого полководца, в то время как высокомерный Пердикка становился все более и более непопулярным (Diod. 18.33.3; Arr. Met 'Alex. 1.28).
Пердикка привел с собой огромную армию, включавшую пехоту, кавалерию и слонов. Он также привел двух царей: младенца Александра IV и умственно отсталого Филиппа III Арридея, который недавно женился на честолюбивой и независимой Эвридике. Идя на предельной скорости всю ночь, Пердикка разбил лагерь у Нила у так называемой Верблюжьей крепости. Это было одно из многих мест по всему Египту, где стоял гарнизон Птолемея.
На рассвете Пердикка начал переправлять свою армию через Нил. Впереди шли слоны, за ними щитоносцы и носильщики лестниц. Скорость и скрытность Пердикки не придали его атаке внезапности, на которую он рассчитывал. Птолемей, возможно, предупрежденный агентами в лагере Пердикки, быстро прибыл и ввел своих людей в крепость до того, как появился враг. Небольшой гарнизон в форте был значительно усилен, хотя египтян все еще было намного меньше.
Птолемей, вероятно, со времен индийской кампании не воевал уже шесть лет. Несмотря на то, что Птолемей был профессиональным солдатом, в военных действиях он отличался осторожностью. Но в этой войне он явно переигрывал Пердикку на каждом шагу. Пердикка считался одним из лучших полководцев, но хитрость Птолемея и особенности египетского ландшафта превратили вторжение в полный провал.
Птолемей проявил мужество, качества вождя и великодушие, что принесло ему популярность среди его собственных войск и восхищение со стороны врага. Он подвергал себя значительному личному риску, встав в авангарде защитников форта. Стоя на самом дальнем валу, он вонзил свое длинное копье в глаз первого слона, ослепив его. Он убил погонщика слона и отбивался от солдат, которые карабкались по стенам с помощью лестниц.
Люди Птолемея были воодушевлены храбростью своего предводителя и вступили в долгую, тяжелую битву. Полуослепший вожак слонов стал бесполезен, и люди Птолемея убили и второго погонщика. Пердикка потерял преимущество внезапности, и не мог использовать своих слонов для разрушения стен. Несмотря на то, что у него было гораздо больше войск, его осада обернулась дорогостоящим провалом.
В конце дня он снял осаду и повел своих людей обратно в лагерь. Еще раз попытавшись получить преимущество от внезапности, он скомандовал идти всю ночь на юг, к Мемфису. Пердикка хотел тайно пересечь реку и напасть на Птолемея, чья штаб–квартира все еще находилась в древней столице. Но на этот раз один только Нил оказался достаточным врагом.
Пердикка приказал людям переправиться на речной остров. Вода была глубокой, а течение сильным, но большая часть первого отряда солдат добралась до острова. Чтобы облегчить переправу, Пердикка разместил слонов выше по течению, чтобы перекрыть реку, а всадников ниже по течению, чтобы ловить тех, кого увлекало течением.
Этот план имел обратный эффект, так как движение животных, по–видимому, углубило дно реки. Следующая группа, пытавшаяся переправиться через реку, оказалась под водой, и облаченные в тяжелые доспехи солдаты захлебнулись. Пердикка понял свою ошибку и приказал людям на острове вернуться. Лучшие пловцы и те, кто был достаточно сообразителен, чтобы сбросить большую часть своего снаряжения, вернулись на берег. Многие утонули. Других унесло вниз по течению, где они были либо взяты в плен людьми Птолемея, либо съедены крокодилами.
Пердикка начал три операции в Египте, и все они закончились катастрофой. Более двух тысяч человек были принесены в жертву без всякого результата. Птолемей собрал тела тех, кого выбросило на берег, кремировал и отправил прах их друзьям и родственникам. Египетский сатрап был не только военным стратегом, но и специалистом по связям с общественностью. Всеобщее недовольство Пердиккой вылилось в насилие, и группа заговорщиков во главе с военачальником Пифоном ворвалась в палатку полководца и заколола его. Было высказано предположение, что за этим заговором стоял Птолемей. Хотя доказательств этому нет, это вполне возможно. Тем не менее, казалось бы, Пердикку и так ненавидели настолько сильно, что Птолемею не пришлось бы платить за его убийство. На следующий день египетский сатрап предстал перед вражеской армией и снабдил ее продовольствием. Он оправдывался перед товарищами–македонянами, и его слова были настолько хорошо восприняты, что армия была готова двинуть Птолемея на пост главы центрального правительства.
Птолемей отказался от предложения армии сделать его опекуном царей и фактическим главой империи. Возможно, это самый важный факт в его карьере. Конечно, предложение было заманчивым. Птолемею предложили приз, за который многим суждено было бороться и умереть. Есть все основания полагать, что он не ждал более выгодного предложения. Это была лучшая возможность, которой он когда–либо мог воспользоваться. Но он уже принял решение остаться в Египте.
Верховное командование перешло к Арридею, человеку, который позволил Птолемею захватить тело Александра, и Пифону, руководителю заговора против Пердикки. Это соглашение было временным (Arr. Met' Alex. 1.30). Оно должно было продлиться только до тех пор, пока не будет созвана генеральная конференция, в которую войдут Антипатр и Антигон.
Эта конференция состоялась в Трипарадисе в верхней Сирии. Птолемей даже не присутствовал. Арридей и Пифон передали свое командование Антипатру. Однако Антипатра не встретили с большим энтузиазмом. Армия, взбудораженная Эвридикой, женой царя Филиппа, потребовала назад жалованье. Антипатр, поднявший большое восстание, был спасен Антигоном и Селевком (Arr. Met 'Alex. 1.32-33).
Как только был восстановлен мир, было заключено новое соглашение. Птолемей, что неудивительно, утвердился в своей сатрапии. Его оккупация Ливии была официально санкционирована, и ему предоставили свободу действий, чтобы завоевать столько африканских земель к западу от Ливии, сколько он пожелает. Селевк получил Вавилонию, что положило начало долгой и успешной династии Селевкидов (Arr. Met' Alex. 1.34). Однако больше всех в Трипарадисе выиграл Антигон. Помимо сохранения своей азиатской сатрапии, он получил остатки армии Пердикки, опеку над царями и командование войной против Эвмена.
Вероятно, Птолемею не потребовалось много времени, чтобы понять, что Антигон Одноглазый был в лучшем, чем Пердикка, положении, чтобы претендовать на контроль над империей в целом виде.
Но Птолемей не вступал в прямой конфликт с Антигоном еще пять лет. В этот период постоянных потрясений пять лет относительного покоя были вечностью. У Птолемея был досуг, чтобы расширить свою империю и превратить свою столицу Александрию в один из величайших городов мира. Антигон же тратил время в погоне за хитрым и находчивым Эвменом.
Птолемей был достаточно умен, чтобы понять, что он не сможет выжить в полной изоляции от других преемников. Самым полезным союзником в это время оказался Антипатр. По–видимому, Птолемей с самого начала ухаживал за Антипатром и искал с ним союза. Он женился на дочери Антипатра, Эвридике (Paus. 1.6.8). Мы не знаем точно, когда этот брак состоялся, но, вероятно, незадолго до или вскоре после собрания в Трипарадисе. Эвридика привела с собой свою племянницу (или двоюродную сестру) Беренику, которой суждено было занять видное место в жизни Птолемея.
У Птолемея и Эвридики было по меньшей мере четверо детей: два сына, в том числе Птолемей по прозвищу Керавн, и две дочери, Птолемаида и Лисандра. Птолемаида в конечном итоге стала женой Деметрия Полиоркета (Plut. Demetr. 32 и 46).
Финикия и Сирия были необходимы для обороны Египта. Птолемей хотел защитить себя от возможного нападения с востока Антигона Одноглазого или любого другого, кто мог появиться на его границе. Он пытался подкупить сатрапа Лаомедонта, чтобы тот передал ему Финикию и Сирию (App. Syr. 52). В результате короткой и выигрышной кампании Лаомедонт был заключен в тюрьму, а его сатрапия перешла под контроль Египта (Diod. 18.43; App. Syr. 52).
Вполне вероятно, что Птолемей убрал Лаомедонта с разрешения Антипатра. Союз между этими двумя мужами мог бы стать, в этот жестокий период, основой определенной стабильности, но этому не суждено было случиться. Антипатр умер в 319 году. На смертном одре он избрал своим преемником Полиперхонта, почитаемого и пользующегося доверием генерала. Это раздражало сына Антипатра, Кассандра, который немедленно начал кампанию, чтобы свергнуть Полиперхонта и занять место своего отца в качестве эпимелета или регента.
Птолемей встал на сторону Кассандра как наиболее вероятного и способного (не говоря уже беспощадного) преемника Антипатра. Но конфликт между Кассандром и Полиперхонтом должен был усугубить и без того напряженную и запутанную ситуацию.
Полиперхонт, отчаянно нуждавшийся в союзниках, заключил соглашение с Олимпиадой, матерью Александра Македонского. Олимпиада, поскольку ее внук претендует на трон, приказала убить Филиппа III Арридея и принудила к самоубийству его амбициозную невесту Эвридику. Царь Александр IV и его мать Роксана попали под «покровительство» Кассандра. Он удерживал их в качестве фактических пленников в течение многих лет и в конце концов убил их в 310 году. К 315 году Кассандр победил Полиперхонта, а Антигон Одноглазый захватил и казнил Эвмена. Это означало, что грядет еще одна реорганизация преемников, еще одна коалиция и еще одна война.
В 317 году Птолемей женился на Беренике, которая приехала в Египет вместе с Эвридикой. Неизвестно, развелся ли он с Эвридикой, но, похоже, не развелся. Многоженство не было чем–то необычным среди македонских царей и было общепринятой практикой и среди их преемников. Береника была вдовой. До этого она была замужем за малоизвестным македонцем по имени Филипп (Paus. 1.7.1).
У нее было двое детей от первого мужа: дочь Антигона и сын Магас. Когда Пирр в 298 году отправился в Александрию, Береника произвела на него настолько сильное впечатление, что он попросил разрешения жениться на ее дочери Антигоне (Plut. Pyrr. 4). Пирр также, несомненно, находился под влиянием других, мирских соображений вроде союза с домом Птолемея. Магас стал правителем Кирены и возглавил неудачное восстание против своего сводного брата, второго Птолемея (Paus. 1.7.2; Polyaen. 2.28). У Птолемея и Береники было несколько детей, в том числе наследник Птолемей II и Арсиноя, которая на египетский манер вышла замуж за своего брата и тем самым вдохновила его прозвище Филадельф (любящий сестру). В честь Береники был воздвигнут храм и названы два города: один на Красном море, другой в Эпире; он был построен ее зятем Пирром (Plin. 6.16; Steph. Byz. s. v. Berenikai).
После победы над Эвменом, Антигон начал убивать или устранять наиболее авторитетных сатрапов в Азии. Селевк бежал к Птолемею в Египет и убедил его в необходимости того, что Антигона нужно остановить. Была сформирована коалиция, в которую вошли Лисимах Фракийский и Кассандр. Когда Антигон спустился в Сирию, его встретили посланцы коалиции с требованием вернуть Селевка в Вавилонию, передать Геллеспонтскую Фригию Лисимаху и оставить Птолемея во главе Сирии (Diod. 19.57). Антигон отказался и развязал грандиозную пропагандистскую войну. Он нападал на Кассандра как на убийцу матери Александра и как на тюремщика его жены и ребенка. Он призвал Кассандра разрушить Кассандрею, город, который тот построил, и Фивы, которые он восстановил после того, как сам Александр приказал разрушить их. Но самым мастерским ходом Антигона был призыв к свободе и автономии всех греческих городов (Diod. 19.62.1).
Вскоре Птолемей сделал аналогичное заявление. Все диадохи хотели заслужить благосклонность греков. Однако, Птолемей, который часто ставил гарнизоны в городах и поддерживал монархии и олигархии, кажется маловероятным защитником греческой свободы и автономии. Антигон Одноглазый в роли защитника демократии иногда воспринимался более серьезно, но ясно, что его основной мотив состоял в том, чтобы подорвать позиции Кассандра в материковой Греции.
Война продолжалась с 315 по 311 год без какого–либо решительного исхода. У Птолемея флот был лучше, чем у Антигона, и поэтому Антигон избегал морских сражений. У Антигона была превосходящая армия, и поэтому Птолемей избегал сухопутных сражений. Антигон без особого труда захватил Иоппию и Газу, но увяз в осаде Тира, длившейся пятнадцать месяцев.
Было много интриг на островах Кипр и Родос, где Антигон стремился добиться уступок и улучшить свой флот. Произошло крупное сражение на суше и на море, в котором полководец Птолемея Поликлит победил двух полководцев Антигона. Однако эта выгода была сведена на нет восстанием в Кирене.
В конце концов Селевк убедил Птолемея предпринять решительные действия против Антигона у Газы (Diod. 19.80.3). Эта битва ознаменовала выход на историческую сцену одной из самых харизматичных фигур эпохи. Деметрий, сын Антигона, будущий «Полиоркет» или «Осаждатель городов», прежде сражался на стороне своего отца против Эвмена, но теперь у него была важная самостоятельная задача. Когда ему было чуть за двадцать, он был назначен оборонять недавних завоевания своего отца в Сирии и Палестине. Антигон оставил опытных военачальников, Неарха и Пифона, ветеранов походов Александра, чтобы Деметрий советовался с ними (Diod. 19.69.1). Очевидно, они советовали ему не сражаться с Птолемеем (Diod. 19.81.1). Однако, честолюбивый юноша не слушал. Деметрий, как и Пердикка до него, надеялся, что его слоны сокрушат египетскую армию. И, как и Пердикка, он был разочарован. Птолемей и Селевк разбросали цепи с шипами, чтобы остановить слонов, и приказали своим лучникам и метателям дротиков сосредоточиться на животных и их погонщиках.
Победа Птолемея при Газе в 312 году привела к повторной оккупации им Сирии и Палестины. Вероятно, именно в это время Птолемей призвал поселиться в Александрии иудеев (Iozeph. Antiq. Jud. 12.1). Последствия этого события были, конечно, огромны и превосходили все, что Птолемей мог себе представить. Александрийские иудеи в конце концов перевели свою Библию на греческий язык. Этот перевод был назван Септуагинтой, потому что предполагалось, что над ним работали семьдесят человек. Несмотря на недавние попытки свести к минимуму последствия эллинизации, факт остается фактом: в Александрии в конечном итоге было больше иудеев, чем в Иерусалиме. Что больше иудеев говорили по–гречески, чем по–еврейски или по–арамейски, — это правда. То, что евреи стали частью александрийского плавильного котла и что они на протяжении тысячи лет находились под влиянием греко–римского Египта, — это факты огромной важности.
Однако, хотя неожиданные результаты отвоевания Палестины Птолемеем, возможно, произвели впечатление, его власть в регионе была слаба. Антигон пришел на помощь своему сыну. Птолемей, как обычно, решил, что благоразумие — лучшая составляющая доблести, и поспешил ретироваться.
Но это, казалось бы, незначительное действие имело далеко идущие последствия. Единственным военным результатом битвы при Газе стало возвращение Селевка в свою вавилонскую сатрапию, на этот раз навсегда. И когда Антигон был окончательно побежден в битве при Ипсе в 301 году, Селевк унаследовал большую часть его территории. Птолемеи претендовали на Палестину, но их власть в этом регионе никогда не была надежной. Селевкиды разместили свою столицу в северной Сирии, но южная область, Келесирия, была предметом ожесточенных споров.
Ирония битвы при Газе заключалась в том, что когда сыновья Птолемея периодически отправлялись в походы, чтобы вернуть или расширить свою палестинскую территорию, они сражались не с сыновьями Антигона, а с сыновьями Селевка: Птолемей восстановил в правах главного будущего соперника своей династии.
Вся территория Сирии и Палестины оставалась одной из главных неустроенных границ эллинистического периода. Так же как египтяне, вавилоняне, хетты и ассирийцы сражались за эту землю с незапамятных времен, Палестина и Сирия останутся кровавой и жестокой битвой со времен Птолемея и до наших дней.
Птолемей и Антигон заключили мир. Однако этот договор, как и Никиев мир, заключенный столетием ранее, вряд ли был окончательным. Это было не более чем перемирие в войне, которая продлится еще десять лет. Селевк и Антигон никогда не прекращали сражаться.
Кассандр и Лисимах подписали договор, который, по сути, был ратификацией status quo. Договор закреплял за Кассандром статус «стратега Европы» до совершеннолетия Александра IV (Diod. 19.105.1). Через год Кассандр решил, что Александр никогда не достигнет совершеннолетия, и приказал умертвить и юного принца, и его мать. Исчезновение Аргеадской династии глубоко изменило облик эллинистической политики. Идея единой империи умерла медленной смертью.
По–видимому, среди преемников шла борьба за руку Клеопатры, сестры Александра Македонского. Есть свидетельства, позволяющие предположить, что Птолемей был близок к тому, чтобы заполучить выгодную невесту, но в 308 году Антигон приказал убить ее (Diod. 20.37.3–6). Жена Птолемея Береника совсем недавно (около 309 г.) родила ему наследника, Птолемея II. Возможно, сатрап все еще был женат на Эвридике и каким–то образом связан с Таис. То, что он мог еще посвататься и к Клеопатре, не оставляет сомнений в полигамном характере его семейной жизни.
Примерно в это же время Птолемей отправился в Грецию. Он взял под свой контроль остров Андрос и города Коринф и Сикион (Diod. 20.37.1). Эта нехарактерная для него агрессия, наряду с его помолвкой с Клеопатрой, заставила некоторых историков полагать, что Птолемей в то время рассматривал возможность претендовать на абсолютную власть. Если это так, то это было кратковременное отклонение от неизменно скромных притязаний Птолемея как сатрапа Египта. Но сатрапа для кого? Термин «сатрап» подразумевал губернатора провинции от имени какой–то верховной власти. Теперь, после исчезновения царской династии уже не было ясно, кто эта власть. В конечном счете, все наследники должны были принять титул царя. Но что означал этот титул? Был ли царь преемником Александра и всего, что он завоевал, или же он был царем одной из сепаратистских стран, созданных из старых провинций?
Антигон и его сын первыми приняли царский сан, и Антигон намеревался создать династию, которая придет на смену Аргеадской династии в качестве царей всего, что завоевала Македония.
Птолемей, Кассандр, Лисимах и Селевк — все они начали называть себя царями. Вполне возможно, что даже им не было ясно, что означает этот титул. Кассандр, более чем остальные трое, поскольку он был патологически честолюбив и контролировал саму Македонию, вероятно, если бы ему представился шанс, в конечном счете сделал бы ставку на верховное правление. На самом деле за оставшееся ему короткое десятилетие он так и не нашел возможности сделать эту попытку. Он, несомненно, лелеял эти амбиции.
Но в тот момент ничего нельзя было сказать наверняка. Словно участники какой–то гигантской игры в покер преемники держали свои карты близко друг к другу, подозрительно переглядываясь и ожидая, что кто–то сделает первый ход.
Долго ждать не пришлось. У Антигона Одноглазого были верительные грамоты и влияние, чтобы претендовать на верховенство. Другим наследникам придется отложить взаимные подозрения на неопределенный срок, чтобы справиться с общим врагом.
Что Птолемей делал в Греции в 308 и 307 годах? Возможно, это была его первая поездка домой за двадцать шесть лет. Нет никаких свидетельств, что Птолемей вернулся в Европу с тех пор, как он ушел с Александром в 334 году. Большинство преемников, где бы они ни находились, старались сохранить влияние в материковой Греции. Диодор говорит, что он пытался завоевать симпатии греков (Diod. 20.37.2). Правда он разместил гарнизоны в Коринфе и Сикионе, что вряд ли обрадовало их жителей, зато дало ему козыри в великой международной борьбе, которая уже шла полным ходом. Птолемей возобновил союз с Кассандром и оставался на материке столько, что, вероятно, стал свидетелем победы Лага, своего сына от Таис, в гонках колесниц в Аркадии в 308/307 г.
Птолемей был не единственным, кто ловил рыбу в греческих водах в 308 и 307 годах. Деметрий теперь стал главным агентом своего отца, поскольку Антигону было уже далеко за семьдесят. Деметрий получил инструкции взять под свой контроль как можно больше греческих городов.
Отец и сын согласились, что их главным приоритетом должны быть Афины. Когда Деметрий приплыл в порт, афиняне подумали, что это пришел Птолемей (Plut. Demetr. 8). Они были совершенно не готовы к бою, и поэтому Деметрий смог взять город без особых усилий. В Афинах в течение десяти лет господствовал другой Деметрий, Фалерский. Он был вынужден бежать. Полиоркет полностью овладел Афинами и призвал к восстановлению демократии. Он был удостоен божеских почестей и провел зиму в оргии взаимного восхищения со стороны афинян.
Весной 306 года Деметрий выступил против Птолемея. Он попытался завербовать к себе на службу Родос. Родосцы, которые, в частности, были союзниками Антигона, больше склонялись к Птолемею и отказывались сотрудничать с Антигонидами (Diod. 20.46.6).
Главной целью Полиоркета был Кипр. Он вступил в короткую битву близ города Саламина на Кипре. Менелай, брат Птолемея и предводитель его войск на острове, потерпел по ражение и отступил в город. Деметрий осадил Саламин. Птолемей повел флот на выручку своему брату, но в морском сражении потерпел самое сокрушительное поражение в своей карьере. В результате он потерял контроль над Кипром более чем на десять лет.
Именно по случаю победы Деметрия над Птолемеем у Саламина в 306 году Антигон и его сын приняли царский титул. Птолемей, Лисимах и Селевк вскоре последовали его примеру (Plut. Demetr. 18). Кассандр, возможно, потому, что коренные македоняне были более чувствительны к этому вопросу, подождал немного дольше. Антигон и его сын предприняли теперь совместные усилия, чтобы вторгнуться в Египет. Деметрий возглавлял флот, а 76-летний Антигон — сухопутные войска. Но это вторжение оказалось не более успешным, чем нападение Пердикки. Флот Деметрия попал в сильный шторм, и армия Антигона оказалась на египетской земле столь же несостоятельной, как и прежде пришедшие в Египет вражеские войска.
В следующем году началась самая известная в древней истории осада. Остров Родос объединился в единое политическое целое. Он стоял на пороге своей величайшей эры: периода богатства, процветания и художественных достижений, которые сделают маленький остров соперником гораздо более крупных эллинистических государств.
В начале своей истории родосцы были скованы разобщенностью и периодом персидского господства. После освобождения Александром они стремились к независимости. У них были договоры с Антигоном и другими наследниками, но они склонялись к Птолемею главным образом из коммерческих соображений (Diod. 20.81.4). Родосцы были купцами и были готовы пойти на многое, чтобы избежать конфликта. Родос интересовала торговля, а не война.
Во всяком случае Деметрий предъявлял к острову необоснованные требования. Он потребовал сотню заложников из самых богатых сословий и чтобы его флот имел свободный и открытый доступ в их гавани (Diod. 20.82.3).
Родосцы продолжали прилагать усилия, чтобы избежать войны, но Деметрий, казалось, был настроен решительно. Больше, чем любая другая из его осад, именно эта принесла ему прозвище Полиоркет. Ирония судьбы заключается в том, что, несмотря на свои огромные ресурсы, выдающиеся боевые машины, интеллект и упорство Деметрий не смог захватить город.
Особенно Птолемей, а также Кассандр и Лисимах посылали родосцам помощь, главным образом продовольствие (Diod. 20.96.1). В конце концов Деметрий сдался и заключил компромисс, согласно которому родосцы обещали быть союзниками Антигонидов, но при условии, что они не пойдут войной против Птолемея (Diod. 20.99.3; Plut. Demetr. 22).
Родосцы продали оставленные Деметрием военные башни и машины и воздвигли огромную статую Гелиоса, бога солнца, чудо света, известное как Колосс Родосский. Они также заказали статуи Кассандра и Лисимаха и послали им в благодарность за их вклад в оборону Родоса.
Жители Родоса хотели почтить Птолемея особым образом, поэтому они послали к Зевсу–Амону в Ливии, чтобы спросить, могут ли они оказать новому царю божеские почести. Оракул ответил утвердительно. Жители Родоса построили в своем городе новое святилище и назвали его Птолемеумом. Они также даровали Птолемею прозвище Сотер, «Спаситель» (Paus. 1.8.6).
Историки иногда отвергают эту историю по двум причинам. Во–первых, она появляется только у Павсания, а не в каком–либо из крупных источников вроде Диодора. Во–вторых, некоторым кажется странным, что Птолемей получил свое прозвище, под которым ему позже поклонялись, не из Египта, а от чужого народа.
Однако нет никаких веских оснований отвергать эту информацию. Конечно, Птолемей мог бы получить титул «Спаситель» после того, как «освободил» Египет от Клеомена, или от Пердикки, или от Антигона, но ни один древний источник даже не намекает на это. Павсаний особо отмечает, что Птолемей получил прозвище Сотер от родосцев. От них же согласно Диодору Птолемей получил божеские почести. Вероятно, царский титул он принял примерно тогда же. Паросский мрамор (FGrH 239B, 23) упоминает интронизацию Птолемея и осаду Родоса как одновременные события, т. е. как произошедшие в 305/4 г.
Поскольку значение царского сана в постаргеадский период в лучшем случае неясно, то, возможно, казалось необходимым подкрепить этот титул притязаниями на божественность. Александр искал подтверждения своего божественного статуса в Сиве, в ливийской пустыне. Антигон Одноглазый получил божественные почести от города Скепсис в Троаде (OGIS 6). Антигон и сын его Деметрий были провозглашены афинянами и царями, и богами (Plut. Demetr. 10). В то время существовала популярная теория, что боги — это люди, которые были царями до того, как их обожествили. Эвгемер Мессенский был другом и современником Кассандра. Его теория о царях и богах перефразирована Диодором (6.1.2–10).
Итак, существуют прецеденты получения титулов и божественности от иностранных государств. Возможно, это даже считалось политически целесообразным, поскольку позднее Август позволил поклоняться себе в провинциях, но не в самом Риме (Dio Cass. 51.20.6-8; Suet. Aug. 52).
Весьма маловероятно, чтобы осторожный и практичный Птолемей когда–либо думал о себе как о боге. Вероятно, однако, что он рассматривал божественность как эффективное подкрепление своего сомнительного титула царя. Впрочем, у него были заботы поважнее. Египет уже дважды подвергался вторжению с тех пор, как он был у власти и были все основания полагать, что это произойдет снова и очень скоро.
Долгая и беспорядочная война, наконец, подошла к концу, хотя ее исход, должно быть, еще не маячил. Антигон и Деметрий отняли у Птолемея Сирию и Кипр, но потеряли Родос и не смогли захватить сам Египет. Когда Деметрий покинул Родос, он вернулся на греческий материк, где в его отсутствие Кассандр создавал ему проблемы.
Деметрий прогнал Кассандра обратно в Македонию и для поддержания дела Антигонидов сколотил внушительную Лигу греческих государств. Кассандр, справедливо заключив, что этот союз направлен против него, попытался заключить с Одноглазым сделку. Антигон, согласно Диодору, сказал, что он будет вести переговоры с Кассандром только после того, как Кассандр откажется от всех земель, которые он контролировал (Diod. 20.106.2).
Кассандр немедленно возобновил союз с Лисимахом и Селевком. План состоял в том, чтобы выманить Деметрия в Азию и заставить Антигонидов занять оборонительную позицию. 80-летний Антигон принял вызов.
Последовавшая за этим битва при Ипсе была названа «битвой царей». С одной стороны находились Лисимах и Селевк с сыном и наследником Антиохом. Кассандр послал войска, но сам остался дома, чтобы поправить свои дела в отсутствие Деметрия. С другой стороны были Антигон, Деметрий Полиоркет и юный Пирр, не раз свергнутый царь Эпира.
Бросалось в глаза отсутствие Птолемея. Он был членом коалиции, которая была сформирована для противостояния Антигонидам, но предпочел уклониться, чтобы воспользоваться ситуацией и вернуть Палестину и Келесирию. Битву при Ипсе справедливо считают переломным событием. Оно не положило конец борьбе между преемниками, но создало новый баланс сил, который сохранялся до римского завоевания.
В сражении Антигон погиб, но Деметрий чудом уцелел и дожил до перезагрузки и реконкисты. Однако претензии Антигонидов в конечном счете сосредоточились на самой Македонии. Антигон II, сын Деметрия, унаследовал царство Кассандра, а не обширные владения своего деда или амбиции отца.
Птолемей и Селевк поспорят о добыче еще до того, как осядет пыль Ипса. Селевк претендовал на Сирию, включая и ту ее часть, которую завоевал Птолемей. Лагид возражал, утверждая, что принимал участие в войне против Антигона. Селевк насмехался над Птолемеем за то, что тот не появился при Ипсе, но ради дружбы пока не стал настаивать на контроле над Келесирией (Diod. 21.5).
Кажется, Селевк вел себя довольно высокомерно, учитывая, что именно Птолемей восстановил его в вавилонской сатрапии и что Селевк пожал больше плодов после Ипса, унаследовав львиную долю владений Антигонидов. В самом деле были все основания полагать, что Селевк унаследует и антигонидские амбиции.
Селевк оказался в том же положении, что и Пердикка в 323 году или Антигон Одноглазый в 321 году. Подробности урегулирования после Ипса немногочисленны и расплывчаты для нас, так как Диодор, наш главный источник, с этого момента существует лишь фрагментарно. Связное повествование Диодора, по сути, заканчивается еще до битвы при Ипсе в 301 году.
Несомненно, однако, что Селевк контролировал огромное количество персидских завоеваний Александра: Сирию, большую часть Малой Азии, Месопотамию, Армению и значительную часть Ирана и Афганистана. Еще до битвы при Ипсе он отказался от индийских провинций и заключил договор с новым царем этой страны, Чандрагуптой (App. Syr. 53).
Очевидно также, что Птолемей рассматривал Селевка как угрозу и реагировал соответствующим образом. Он заключил брачный союз с Лисимахом Фракийским. Сын Лисимаха Агафокл женился на Лисандре, дочери Птолемея и Эвридики (Paus. 1.9.6). Сам Лисимах в возрасте около 60 лет женился на Арсиное, которой едва ли было больше шестнадцати (Paus. 1.10.3).
Селевк, должно быть, был встревожен этими договоренностями. Теперь Птолемей, Кассандр и Лисимах были тесно связаны. Оглядевшись в поисках поддержки, Селевк сделал неожиданный выбор. Деметрий Полиоркет все еще владел Кипром, Тиром, Сидоном и остатками флота, но после Ипса он не казался бы вероятным кандидатом на серьезное возвращение. Но Селевк, за неимением лучшего варианта или потому, что он увидел потенциал, принял в свои объятия сына мертвого и побежденного Антигона.
В той манере, которая к тому времени стала обычным делом, два бывших врага примирились. Селевк женился на дочери Деметрия Стратонике, хотя он все еще был женат на своей персидской жене Апаме (Plut. Demetr. 31).
Казалось бы, усталость от войны настигла бы македонских преемников гораздо раньше, но война была их профессией. Птолемей единственный среди своих современников был полон решимости «двигать цивилизацию». Однако в этот момент, по–видимому, была предпринята серьезная попытка установления мира между основными династами.
Селевк, возвысив Деметрия до уровня других эллинистических вождей, стремился примирить его с Птолемеем. Деметрий женился на Птолемаиде, дочери Птолемея и Эвридики. В этот момент Полиоркет, вероятно, не имел ни малейшего представления о том, куда он направится дальше, но тщательно искал любую многообещающую возможность. Он послал своего юного спутника Пирра, изгнанного царя Эпира, в качестве заложника в Египет, в знак доброй воли.
Птолемей и Пирр стали друзьями. Пирр, очевидно, тоже восхищался Береникой и женился на ее дочери Антигоне. После смерти Кассандра в 297 году Птолемей финансировал отвоевание Пирром Эпира. Мог ли Птолемей предвидеть, что Полиоркет в конце концов получит контроль над Македонией? Или что Пирр, как царь Эпира, мог бы стать ценным союзником и важным противовесом Деметрию? Кто мог ожидать, что какой–то эпирский царь станет значительным фактором в политике Греции? Тарн в «Кембриджской древней истории» напоминает нам, что «настоящая история Эпира начинается и почти заканчивается Пирром … который на время возвысил свою отсталую страну за счет ее будущего». Птолемей не был пророком, но он, должно быть, что–то увидел в этом молодом человеке. Должно быть, он решил, что стоит поддержать и профинансировать его успешное возвращение в Эпир.
Мы абсолютно ничего не знаем о последних годах жизни Птолемея. Плутарх не написал его биографию, и в фрагментах Диодора для этого периода мало что есть. Птолемей, по–видимому, был еще меньше вовлечен в войны и политику эллинистических государств, чем до битвы при Ипсе.
Он действительно послал 150 кораблей на помощь афинянам в 295 году, когда Полиоркет стремился вернуть себе Аттику. Флот Птолемея не очень помог афинянам, но самому Лагиду в результате новой оккупации Греции Деметрием удалось вернуть Кипр после десятилетия антигонидского владычества (Plut. Demetr. 35).
Полиоркет захватил Афины и к 294 году взял под свой контроль Македонию. Однако его власть над Грецией не была полностью признана, и ему пришлось сражаться в Фессалии и Беотии. К 288 году против него составилась коалиция. Она включала Пирра, старого союзника Деметрия, но теперь враждебного соседа, Лисимаха, Селевка и Птолемея. Вложения Птолемея в Пирра окупились. Теперь он сражался за Птолемея. Пирр и Лисимах победили Деметрия, изгнали его с родины и разделили Македонию между собой (Plut. Demetr. 39–44). Непосредственное участие Птолемея в этих делах было минимальным. Он действительно ненадолго отплыл в Грецию, и, возможно, именно в это время антигонидская Лига островитян, в которую входили, в частности, Наксос, Андрос и, возможно, Делос и Самос, попала в руки Птолемеев (Plut. Demetr. 44; SIG-3 390).
Политика Птолемея в этой войне против Полиоркета соответствовала его прежней тактике. Настраивая одного лидера против другого, он мог пожинать наибольшие плоды с наименьшим риском. Но если Птолемей минимизировал свое участие в международных интригах, то у него была изрядная доля интриг дома. Птолемею пришлось выбирать между Птолемеем Керавном, сыном от Эвридики, и Птолемеем Филадельфом, сыном от любимой жены Береники. К 287 году Керавну должно было быть около 32 лет, Филадельфу около 22. Паросский мрамор (FGrH 239 B no.19) помещает рождение Птолемея II в 309/8 г.
Деметрий Фалерский посоветовал Птолемею выбрать Керавна, но Птолемей не последовал совету афинянина. Он выбрал Филадельфа. Мы не знаем, сделал ли он выбор, исходя из характера обоих молодых людей, или же он избрал своим наследником Филадельфа просто потому, что тот был сыном Береники.
Деметрий Фалерский дожил до того, чтобы пожалеть о своем совете Сотеру. Как только Птолемей I умер и Филадельф стал единоличным правителем, новый царь фактически держал Деметрия под домашним арестом. Деметрий умер, как и Клеопатра, от укуса аспида. Было ли это самоубийство, казнь или несчастный случай, неясно, но вполне вероятно, что Птолемей II в конце концов избавился от него.
Европейские историки девятнадцатого и начала двадцатого веков стремились показать, как Александр и его эллинистические преемники принесли «свет цивилизации» «бедным, темным, отсталым» народам. Это была расистская позиция и защита, сознательная или нет, империализма девятнадцатого и двадцатого веков. В наше время Питер Грин называет идею преднамеренной попытки эллинизации Египта и Азии «пагубным мифом», и я должен с ним согласиться. Птолемей, конечно, никогда не стремился каким–либо образом объединить расы своего царства. Я попытался представить Птолемея практичным, терпеливым, уравновешенным полководцем и администратором. Он был македонянином, проникшимся глубоким уважением к греческой культуре. Не подлежит сомнению, что он считал себя и своих соотечественников выше египтян, иудеев и азиатов. Птолемей не считал себя египтянином и твердо намеревался сохранить в качестве топовой культуры в своем царстве греческий язык. Но, как признает даже Тернер, в стране, где македонцев и греков было значительно больше, Птолемею приходилось «искать сотрудничества с управляемыми». В этой биографии предпринята попытка показать, что Птолемей стремился достичь своих целей с минимумом насилия.
Македонское завоевание Египта, хотя и практически бескровное, было преднамеренным актом завоевания и агрессии. Птолемей был самодержавным правителем, который не сочувствовал правам, свободам и привилегиям своих македонских подданных. Не может быть никаких сомнений, что Птолемей твердо стоял у руля, будучи абсолютным монархом. Не подлежит сомнению и то, что иудеи, азиаты и коренные египтяне были в лучшем случае гражданами второго сорта. Мы могли бы сравнить Египет времен Птолемея с изолированной Южной Африкой. Учитывая условия конца IV — начала III веков до н. э., было бы невозможно ожидать, что Птолемей создал бы в Египте демократическую республику со свободой и равенством для всех рас, религий и полов. Это нереалистичное ожидание.
Птолемей был самодержцем, который правил страной без свободы и равенства. В отличие от предшествовавших ему персов, римлян и (на протяжении веков) пришедших позже мусульман Птолемеи были исконными фараонами. Присутствие Птолемея облегчало обмен идеями, который шел в обоих направлениях. На европейскую концепцию и практику монархии глубоко повлияла египетская модель. Но это была не македонская модель царя как главнокомандующего, которая стала типичной в эллинистическом мире; это была египетская концепция царя как бога.
Эта идея, в свою очередь, повлияла на римских императоров, большинство из которых ждали смерти, чтобы стать богами, но некоторые из них, как Калигула, предпочитали обожествление при жизни. Христианский монотеизм исключал божественных монархов, но средневековый король был особенно близок к богу, своему особому представителю на земле. Это было египетское, а не греческое или римское влияние.
Египетская религия повлияла на христианство. Исида, особенно после того, как она была переосмыслена и введена в Европу Птолемеями, оказала огромное влияние. Она предлагала личную религию и обещала бессмертие для индивидуальной души. Она была любящей матерью, и ее частые изображения с грудным младенцем Гором или Гарпократом, несомненно, были иконографической моделью для Девы Марии и Младенца Христа.
Египет также испытал глубокое влияние своих контактов с греками и македонцами. Египет был эллинизирован настолько, что мог принять иностранную монотеистическую религию, например, христианство. Трудно представить себе Египет, совершивший этот переход, если бы он не стал частью греко–римского мира. Нет никаких свидетельств того, что персидский монотеизм, например, имел какое–либо значительное влияние на Египет в века до Птолемея.
От христианства до ислама это не столь большой скачок, как от крайнего многобожия до радикального монотеизма. Египет остается самым открытым и космополитичным из мусульманских стран. Существование Александрии должно быть как–то связано с этим. Александрия оставалась космополитичным городом по крайней мере до 1950‑х годов. Возможно, правда, что Европа научилась у Египта большему, чем Египет у Европы, но оба они были глубоко изменены контактом.
Я верю, что Птолемей серьезно относился к своим обязанностям. Он был трудолюбивым администратором. Он унаследовал в Египте сложную бюрократию. Насколько он изменил ее, узнать невозможно. У нас есть очень много папирусов из птолемеевского Египта, начиная с правления Птолемея II Филадельфа. От правления первого Птолемея осталось очень мало.
Египет был разделен на части, называемые номами. Например, мы знаем о Мемфисском и Арсиноитском номах (т. е. район Файюм к юго–западу от Мемфиса), но точную демаркацию номов в птолемеевский период по сохранившимся свидетельствам точно восстановить невозможно. В ранний птолемеевский период их было, вероятно, около сорока, а может быть, и чуть больше, «разделенных почти поровну между верхним (южным) и нижним (северным) Египтом».
Большая часть этой системы восходит к более ранним временам фараонов. Ном делился на топархии, и эти топархии делились на деревни. В каждом номе было три независимых друг от друга чиновника: номарх, или губернатор, эконом, или казначей, и basilikos grammateus, или писец. Эти три чиновника находились под юрисдикцией диойкета, или министра внутренних дел, который жил в Александрии. Частная собственность существовала, но большая часть земель принадлежала царю. Птолемей унаследовал полностью развитую систему и вносил изменения по мере развития событий.
Главным македонским нововведением здесь, по–видимому, было добавление strategos, или генерала, для каждого нома. Со временем, много позже правления Птолемея I, стратеги становились все более могущественными за счет других чиновников, особенно номарха.
Сама Александрия была разделена на пять частей, названных в честь первых пяти букв алфавита: Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон. В Александрии был свод законов, но неизвестно, был ли он конституцией. Мы знаем, что у Кирены была конституция, и иногда утверждают, что если бы у Кирены была конституция, то, конечно, у Александрии тоже была бы конституция. Это неубедительный аргумент, поскольку Конституция Кирены, возможно, была средством управления изолированной и отдаленной провинцией. Александрия, находясь прямо под носом у царя, не имела этой необходимости. Александрия доминировала в Нижнем Египте. Птолемаида была создана для поддержания македонского присутствия в Верхнем Египте.
Кирена, Кипр и Келесирия находились под юрисдикцией военных губернаторов, назначаемых непосредственно царем. Были также министры финансов, которые не подчинялись военному губернатору. Это соглашение, по–видимому, должно было препятствовать сепаратистским восстаниям, хотя подобное соглашение не помешало Клеомену захватить Египет до прибытия Птолемея. В этих провинциях тоже время от времени вспыхивали восстания. Нет никаких свидетельств того, что эта система вступила в силу во времена правления Птолемея Сотера. Фактически, управление каждым колониальным владением, основанное на существовавших ранее местных условиях, является уникальным.
На Кипре традиционные цари, хотя и подчиненные Птолемею, продолжали править вплоть до 312 года. В тот год Птолемей сделал Никокреонта, одного из тех традиционных царей, стратегом всего Кипра. После смерти Никокреонта в 310 г. остров перешел под командование Менелая, брата Птолемея. Менелай оставался правителем Кипра до тех пор, пока остров не попал в руки Антигонида в 306 году. Вероятно, ни Никокреонт, ни Менелай не были стратегами в более позднем птолемеевском смысле.
Кирена и соседние с ней города, известные под общим названием Киренаика, также подчинялись Александру. Однако вскоре он восстал под предводительством спартанского солдата удачи по имени Тиброн. Некоторые киренские олигархи обратились к Птолемею, который послал подавить восстание Офеллу. Офелла оставался в Киренаике в качестве губернатора до своей смерти около 308 года. За это время произошло несколько восстаний, и не совсем ясно, присоединился ли к ним Офелла или выступил против них.
Птолемей даровал киренцам конституцию, в которой он сам назван их стратегом. Офеллу сменил Магас, сын Береники от первого мужа, на посту губернатора Кирены. Магас остался верен отчиму. Он восстал, однако, при Птолемее II Филадельфе, но оба примирились до смерти Магаса около 253 года.
Нет никаких реальных свидетельств того, что Птолемей управлял Палестиной, Финикией и всей Сирией.
Можно было бы ожидать там более сильного военного присутствия, поскольку этот регион был самым ожесточенно оспариваемым владением Птолемеев.
Александрия лежала по диагонали между Средиземным морем на севере и западе и Мареотидским озером на юге и востоке. Город лежал к Западу, примерно в шестнадцати милях от Канопского устья Нила, с которым он был соединен каналом, и к северо–западу от Навкратиса, который был главным торговым центром греков в Египте. Он включал в себя небольшую рыбацкую деревню Ракотис, которая стала юго–западным районом города, в котором позже был возведен Великий Храм Сараписа. Это также та часть города, где до сих пор можно найти «колонну Помпея», которая на самом деле посвящена императору Диоклетиану.
Продолговатый остров Фарос лежал у самого берега. Город соединялся с островом Гептастадионом, молом в семь стадий, как следует из названия, или около семи восьмых мили. «Письмо Аристея» упоминает Деметрия Фалерского, пересекающего Гептастадион. Поскольку Деметрий ненамного пережил Птолемея, то вполне вероятно, что Гептастадион был построен при нем. С древних времен этот район заилен, так что между островом и материком больше нет разницы. Гептастадион создал две гавани: большую гавань на востоке и Эвностий («счастливое возвращение») на западе. Восточная оконечность Фароса, на которой должен был быть построен маяк, лежала ближе к материку и тем самым создавала более защищенную гавань (Strabo 17.1.6).
Город был выложен в виде сетки. Улицы были пригодны как для лошадей и колесниц, так и для пешеходов (Strabo 17.1.8). Две главные улицы пересекались под прямым углом. Поперечная улица Сема (или Сома) пересекала Канопскую улицу в центре города, рядом с Мавзолеем Александра. Канопская улица тянулась от Ворот Солнца на востоке до Ворот Луны на западе.
Существование ворот подразумевает наличие стены. И Арриан, и Диодор говорят нам, что Александр разработал план городских стен, но Тацит утверждает, что именно Птолемей построил их вместе с культами и святынями (Arr. 3.1.5; Diod. 17.52.3; Tac. Hist. 4.83). Страбон не упоминает о стенах, и нет никакого их древнего описания. В первом из своих ямбов Каллимах, великий александрийский поэт III века, призывает ученых города собраться в святилище за стенами города.
Царские дворцы в северо–восточном секторе Александрии занимали четвертую или более часть города, и этот район позже был назван Брухейоном (Strabo 17.1.8). Мало что известно о стиле или размерах зданий. Вполне возможно, что дворцовый комплекс включал в себя мавзолей, а также музей и библиотеку. Страбон помещает музей в пределах дворцов (Strabo 17.1.8). Здесь были общественная аллея, столовая и лекционные залы. Члены общины делили общую собственность, а их предводителем был жрец, избранный Птолемеем.
Мы не знаем, когда Птолемей перенес свою столицу из Мемфиса в Александрию. Фрэзер считает, что в 319 г. Стела сатрапа помещает это событие в 313 году. Хотя этот источник не безупречен, 313‑й год — это достаточно близкое предположение.
Птолемей написал Феофрасту, преемнику Аристотеля на посту главы Ликея, пытаясь переманить его в Александрию (Diog. Laert. 5.37). Феофраст отказался, но предложил вместо себя Деметрия Фалерского (Ael. VH 3.17). Смерть Кассандра, покровителя Деметрия, в 297 году сделала предложение беглому олигарху неотразимым (Strabo 9.1.20; Diog. Laert. 5.78).
Фалерский был марионеткой Кассандра, но не был типичным деспотом и тираном. Воспитанник аристотелевского Ликея, он уже в сорок с небольшим был выдающимся философом и писателем. Как ученик Аристотеля, Птолемей находил его родственной душой. Деметрий Фалерский стал важным советником Птолемея и, вероятно, одним из главных интеллектуалов, повлиявших на создание музея. Воздействие Аристотеля и Ликея на музей несомненно. Юношеские занятия Птолемея с Аристотелем в Миезе не прошли даром. Деметрий Фалерский внес важный вклад в интеллектуальную историю Александрии и всего мира. Однако он не был первым библиотекарем, как иногда утверждают. Эта честь досталась Зенодоту Эфесскому. Деметрий Фалерский пережил Птолемея I, столкнулся с неприятностями при его преемнике Птолемеем II и умер в Египте около 280 г. (Diog. Laert. 5.78–79).
Птолемей предоставил Деметрию значительные средства, чтобы начать собирать книги для библиотеки музея. Ликей Аристотеля обладал большой библиотекой, но музей Птолемея должен был его затмить. Птолемеи настолько увлекались книгами, что, говорят, конфисковывали все поступавшие в город книги, сохраняли оригиналы и отдавали первоначальным владельцам копии.
Так, один из Птолемеев внес огромный залог в пятнадцать талантов, чтобы взять на время официальные издания аттических трагедий: Эсхила, Софокла и Еврипида. После того, как они были скопированы, царь решил, что не может расстаться с оригиналами. Он просто послал афинянам копии и лишился состояния, которое дал им в качестве залога. Эти анекдоты могут быть преувеличены, но не подлежит сомнению, что Птолемеи построили самую обширную в древнем мире библиотеку. Возможно, было что–то около 500 000 томов, причем том представлял собой свиток папируса, приблизительно соответствующий «книге» в современном издании классического текста. В Александрии было больше одной библиотеки. В Сарапеуме также была библиотека. Было бы интересно узнать, какое отношение имел к музею и его библиотеке новый культ Сараписа. Музей был, как следует из названия, храмом муз, греческих богинь науки, литературы, музыки и искусства. Главой музея был жрец.
Говорят, что Деметрий Фалерский стал приверженцем Сараписа. Он потерял зрение, но восстановил его, возможно, благодаря ритуалу инкубации, ночевке в Сарапеуме (Diog. Laert. 5.76). Он написал в честь бога несколько стихотворений.
Мы знаем, что в Сарапеуме была вторая библиотека. Она называлась дочерней библиотекой; а та, что в Музее — материнской. Нет никаких свидетельств того, что книги дочерней библиотеки были исключительно о Сараписе или о религии.
Возможно, что, помимо греческих Муз, Птолемей хотел связать свой музей и библиотеку со своим богом Сараписом, богом, который объединил бы греков и египтян. Деметрий Фалерский, философ и утонченный интеллектуал, кажется маловероятным новообращенным в новую популярную религию. Возможно, Птолемей «предложил» Деметрию, основателю музея, обратиться к поклонению одному из вдохновляющих божеств.
Музей, как и культ Сараписа, был жемчужиной в короне Птолемея, маяком, возвещавшим о богатстве и важности его нового государства. Это был мерчандайзинг, предназначенный для того, чтобы завоевать его одобрение у греков и его коллег — македонских преемников. Точно так же, как просвещенные деспоты XVIII века строили школы и дороги, провозглашая религиозную свободу и интеллектуальную доблесть, эллинистические цари соперничали друг с другом, чтобы показать, кто может создать самые большие структуры и самые большие учреждения.
Это был рассвет эпохи рекламы, где внешность была важнее реальности, эпохи новизны, гипербол и безжалостного самовозвеличивания. Короче говоря, это был век, имевший много общего с нашим. Птолемей, будучи консервативным македонцем, возможно, относился к музею с подозрением, к грекам и египтянам — со снисхождением, а к культу Сараписа — с иронией, но его личные взгляды больше не имели значения. Он был генеральным директором предприятия под названием «Египет» и целиком посвятил себя его успеху.
Некоторые недавние исследования больше запутали, чем осветили то немногое, что известно об истории библиотеки. Так, Лючано Канфора своим опусом «Исчезнувшая библиотека: чудо древнего мира», по–видимому, надеялся добиться популярности книги Умберто Эко «Имя розы». Как история александрийской библиотеки она напрасно запутана и ужасающе малоинформативна. Канфора начинает свою книгу с обсуждения Мавзолея Рамсеса II в Фивах. Только на 79‑й странице читатель узнает, что «сома (тело) Александра должна была быть найдена в пределах музея, точно так же, как сома Рамзеса должна была быть найдена в зале Мавзолея». Если Мавзолей Александра был смоделирован по образцу мавзолея Рамзеса II, тогда эта идея столь же сомнительна, сколь и не имеет отношения к истории библиотеки. Далее, Канфора оставляет у читателя отчетливое впечатление, что библиотека была разрушена в 640 году Амром ибн аль-Асом при халифе Омаре. Однако, в IV веке историк Аммиан Марцеллин писал, что в его время район Александрии, называемый Брухейон, где находилась библиотека, практически разрушен; два десятилетия спустя епископ Епифаний назвал тот же район пустыней.
Музей Птолемея и его библиотека изменили интеллектуальный облик древнего мира. Она консолидировала греческую культуру, добавляя к ней элементы из многих других культур, и сохранила от забвения многие произведения. Музей способствовал новому критическому подходу к литературе, поощряя поэзию. Феокрит, Каллимах, Аполлоний Родосский и Мосх стимулировали Вергилия, Шекспира, Мильтона, Драйдена и Шелли. Возможно, что более важно, музей дал начало новой эре науки. Евклид, Архимед, Эратосфен и Аристарх — все они были связаны с Музеем. Они измерили окружность Земли, открыли значение числа «пи» и предположили, что Земля вращается вокруг Солнца.
«Есть в бурлящих морях у устья Нила остров, называемый Фарос», — говорит Гомер в четвертой книге «Одиссеи». Бог Протей, морской старец, проживал там. Подобно Александрии и самому морю, он принимал множество обличий. Менелай, возвращаясь домой из Трои, хватает Протея и держит его, в то время как Бог превращается в различные формы: змею, кабана, дерево и даже бегущую воду. В конце концов Менелай заставляет бога сказать ему, как безопасно вернуться домой. Сначала ему придется вернуться в Египет, плыть по Нилу и приносить жертвы богам.
Согласно одной традиции, Александр Македонский вспомнил этот эпизод во сне и решил посетить остров (Plut. Alex. 26). Его поездка на Фарос вдохновила его выбрать это место для нового города, который будет назван в его честь. В конце концов на восточной оконечности острова был построен большой маяк. Действительно, Фарос стал синонимом маяка. Французская phare и итальянская faro до сих пор подтверждают эту связь. В Александрии вода у входа в восточную гавань, или большую гавань, как ее называли, была мелкой, и там были скалы, затруднявшие кораблям путь к берегу.
Дата возведения маяка точно не установлена. Словарь Суда датировал это сооружение возвращением Пирра в Эпир в 297 году, тем самым явно приписывая его правлению Птолемея I (Suda s.v. Pharos). Работа над маяком, вероятно, заняла несколько десятилетий и, возможно, не была завершена до правления Птолемея II Филадельфа. Он был сделан из белого камня, мрамора или известняка. Он был высотой в несколько этажей и, по словам Страбона, был построен Состратом Книдским для обеспечения безопасности мореплавателей (Strabo 17.1.6). Лукиан добавляет, что маяк был посвящен theois sotersi, богам–спасителям (Lucian Historia 62). Птолемей Сотер и его жена Береника могут быть богами–спасителями, но есть и другие теории. Богами–спасителями могли быть Кастор и Поллукс, Диоскуры, которые защищали моряков. Вполне возможно даже, что Лукиан неверно истолковал надпись, и она должна была гласить «Зевсу Спасителю», ибо считается, что на самом верху здания стояла статуя Зевса Сотера.
Он поднимался в три этажа на высоту около четырехсот футов (Steph. Byz. s.v. Pharos). По сравнению с 480 футами Великой Пирамиды в Гизе и 555 футами монумента Вашингтона это впечатляющее достижение. Самая низкая секция была квадратной. Спиральный подъем вел на второй, восьмиугольный этаж, а затем на третий, верхний, который имел цилиндрическую форму. Светом, вероятно, был огонь, хотя зеркала также использовались для усиления или расширения диапазона пламени, которое можно было видеть на многие мили, согласно Иосифу Флавию (Bell. Jud. 4.10.5) на триста стадий или около тридцати семи миль. Некоторые предположили, что зеркало на самом деле могло быть устройством, подобным телескопу, но это кажется маловероятным.
Общий эффект, должно быть, был впечатляющим, и по праву это здание было включено в число Семи чудес древнего мира. Фаросский маяк простоял полторы тысячи лет, упрямо напоминая о мечтах и достижениях Птолемея.
Возможно, именно во время своего пребывания в Мемфисе Птолемей задумал проект культа Сараписа и Исиды. Это было одно из его самых блестящих, эффективных и прочных нововведений. Был ли это исключительно циничный шаг, направленный на распространение египетской пропаганды по всему Средиземноморью, или же возможно, что Птолемей пережил какое–то подлинное «воцерковление»? Источники о происхождении этого культа необычайно запутанны, но доминирующая теория состоит в том, что он произошел от поклонения Апису, центр которого находился в Мемфисе. Когда Апис, священный бык, умер, он стал ассоциироваться с Осирисом как Осор–Хапи или Сарапис, если по–гречески. Это может объяснить название, но обожествленный бык Мемфиса очень далек от птолемеевского культа Сараписа.
Тацит и Плутарх рассказывают по существу одну и ту же историю (Tac. Hist. 4.83–4; Plut. Is. et Os. 361F-362B). В ней Птолемею снится красивый юноша (на самом деле бог), который велит сатрапу доставить его изображение в Египет. Птолемей (у Тацита) советуется с неким Тимофеем Афинским, членом семьи Эвмолпидов, одного из жреческих родов, связанных с Элевсинскими мистериями. Птолемей привез его в Египет для наблюдения за ритуалами. Тимофей рассказывает ему о храме Плутона (Гадеса, по–латыни Юпитер Дит) в городе Синопе на Черном море. В храме есть статуя бога, рядом с которой стоит Персефона. Птолемей, занятый другими делами, забывает обо всем этом, пока Бог не возвращается к нему во сне, на этот раз угрожая ему, что, если он не будет действовать, его царство не будет процветать. Птолемей посылает своих представителей в Синопу с поручением остановиться по пути в Дельфах. Оракул Аполлона велит им вернуть статую бога в Египет, но оставить в покое Персефону. Царь региона неохотно расстался со статуей. После трехлетней задержки Бог, устав ждать, сам садится на египетский корабль. Послы Птолемея возвращают статую обратно, и она становится центром огромного храма Сараписа, в александрийском квартале Ракотис. Согласно другой истории, изложенной Тацитом, Сарапис возник в Мемфисе (Tac. Hist. 4.84).
Какие выводы мы можем сделать из этого материала? Вполне вероятно, что Птолемей искал помощи в развитии этого культа извне и выдерживал эту идею несколько лет, прежде чем представить ее широкой публике. Помимо Тимофея, принесшего с собой богатые традиции Элевсинских мистерий, Птолемей нанял на службу местного египетского жреца Манефона (Plut. Is. et Os. 362A). Манефон, чья более поздняя летопись Египта является незаменимым источником по истории его страны, был явно весьма сведущ в местных знаниях.
Использование этих двух конкретных людей предполагает, что Птолемей искал религиозный культ, который был бы привлекателен как для греков, так и для египтян. Вероятно, на него повлияло внимание Александра к Зевсу–Амону, и, возможно, по той же причине. Возможно, Птолемей предвидел, что когда–нибудь он станет царем, а не сатрапом. Поскольку Зевс–Амон даровал Александру божественный статус, Сарапис мог когда–нибудь сделать то же самое для Птолемея.
Есть все основания полагать, что египтяне приняли бы чужого бога вместе со своим новым чужеземным правителем. В Сараписе они узнают Осириса. У Птолемея была статуя Сараписа, сделанная скульптором Бряксисом, который показывает характеристики Зевса и Гадеса. Грекам было бы легче поклоняться этому образу, чем Осирису с зеленой кожей.
Но если этот культ был создан цинично, в политических целях, и если сон, о котором сообщает Тацит, является строго птолемеевской пропагандой, то почему Синопа? Если Птолемей решил объединить свой народ с помощью греко–египетского бога, то почему он выбрал местом своего происхождения культурную заводь на Черном море? Это та часть истории, которая кажется совершенно нелогичной. Иногда высказывалось предположение, что этот культ может иметь какое–то отношение к Синопскому району Мемфиса. Это объяснение имело бы больше смысла, и оно также соответствовало бы альтернативной версии Тацита. Однако никто, по–видимому, не хочет продвигать эту теорию слишком далеко, поскольку и Плутарх, и Тацит ясно указывают на Синопу на Черном море.
При написании данной книги этот вопрос беспокоил меня больше, чем любая другая проблема. Мне пришло в голову, что эта косвенная улика может скрывать зерно истины и что Птолемей воцерковился по–настоящему. Но после долгих размышлений и обсуждения этой проблемы с моими коллегами я пришел к выводу, что этот сценарий сомнителен. Птолемей не был подходящим кандидатом для религиозного мистицизма.
Тот факт, что Тимофей был в Египте до сновидения, подразумевает, что Птолемей уже интересовался ритуалом. Возможно, жрец повлиял на сатрапа в выборе далекого и экзотического культа, который затем с помощью местного Манефона превратился в нечто приемлемое как для греков, так и для египтян. Но нельзя просто изобрести нового бога. Возможно, Птолемей и Тимофей выбрали Синопу потому, что она была отдаленной и малоизвестной. Профессор Питер Грин в личном письме любезно ответил на мой вопрос:
«Отсюда и Синопа: достаточно далекая, с преобладанием греков, но находящаяся в непосредственном контакте с дикой частью внутренних районов Малой Азии, где в изобилии процветали экзотические божества. Птолемею нужна была свобода действий, особенно с тех пор, как он, лишенный воображения, сконструировал свое божество (как мог бы сделать фальсификатор) из различных существующих моделей, включая, конечно, туземную традицию Осириса–Аписа».
Другая интригующая часть этой истории — предписание Дельф оставить Персефону в Синопе. Тацит называет ее «его сестрой», что странно, поскольку Деметра, а не Персефона, была бы сестрой Аполлона. Но что бы это ни значило, Сарапис волен взять в жены Исиду.
Исида не нуждалась в существенной эллинизации. Хотя в некоторых ранних иконографиях Птолемеев она выглядит скорее гречанкой, чем египтянкой, в оригинальной Исиде мало что могло бы вызвать отвращение у греков. Она вся — женщина. Она — мать, дева, блудница и девственница, жена и мать, всезнающая и всепрощающая. Это Афина, Гера, Артемида, Деметра, Афродита, Персефона и Геката (Apul. Met. 11.5-6). Она стала всем для всех людей, и поклонение ей распространилось по всему Средиземноморью. Пять столетий спустя Исида оставалась главным конкурентом христианства за умы и души мужчин и женщин Римской империи. Она, а не Сарапис, стала главным центром интереса. Но именно в контексте этого нового культа Птолемеев Исида была переведена из египетской богини в универсальную религию.
Филадельф вознаградил своего отца за то, что тот избрал его своим наследником, обожествив его после смерти (Theocr. 17.121–5; SIG-3 390.27–56). Эти двое были совместными царями в течение последних двух лет жизни Сотера (285-283 гг.). Птолемей I, вероятно, мог бы быть обожествлен при жизни, если бы захотел. Трудно поверить, что старый Птолемей действительно считал себя богом.
Как и Август три столетия спустя, он, вероятно, сопротивлялся этой идее (по крайней мере, дома) в течение всей своей жизни. Но Птолемей считал обожествленного Александра полезным символом и орудием. Точно так же более поздние Птолемеи нуждались в Сотере как в боге и основателе царского культа. Филадельф обожествил также свою мать, и Береника и Сотер были известны вместе как боги–спасители.
Около 280 года Птолемей II учредил праздник Птолемеи в честь своего отца. Был ли это формальный процесс обожествления, или он уже имел место, неизвестно. Нам известен только один ответ на этот праздник — ответ Лиги островитян, которая попала в руки Птолемеев в результате растущей концентрации Деметрия Полиоркета в материковой Греции в начале 280‑х годов.
Члены Лиги утверждают, что они первыми удостоили Птолемея Сотера божественных почестей (SIG-3 390.28–29). Они пошлют представителей, которые принесут жертвы Птолемею в Александрии и преподнесут ему (вероятно, его гробнице) золотой венец. Они запишут это событие на стеле, которую установят рядом с алтарем Птолемея Сотера на острове Делос. Они пошлют спортсменов участвовать в его играх, которые, как говорят, по статусу не уступали олимпийским.
Трудно сказать, был ли бы сам Птолемей удивлен, рассержен или удовлетворен. Я подозреваю, что ему было бы забавно видеть греков, приносящих жертвы на его алтаре. Его потомки отнесутся к обожествлению очень серьезно. Они даже не собирались ждать до самой смерти и были живыми богами. Но старый солдат и бюрократ, вероятно, посмеялся бы над их претензиями. Чего он, возможно, не понимал, так это того, что даже после смерти он будет продолжать служить. Птолемей будет продолжать работать в качестве преданного государственного служащего. Он помог создать эллинистический век, причем в более конструктивном плане, чем даже Александр Великий, в тени которого он так долго находился. Эта эпоха, эта культура и Римская империя, унаследовавшая ее, остро нуждались в спасении и Боге–Спасителе.
Лицо Птолемея на его монетах кажется реальным человеком, не похожим на богоподобного Александра или Деметрия Полиорсета, молодого Аполлона. Портрет едва ли можно назвать лестным, тем более идеализированным. У него огромный, сломанный и кривой нос. Он похож на клюв орла, который появляется на другой стороне монеты и который был семейной эмблемой. Согласно легенде, это был орел, который спас Птолемея после того, как он был выброшен в детстве. Подбородок тоже большой и тянется к носу почти как у марионетки в шоу «Панч и Джуди», но другие черты лица смеха не вызывают: рот, мясистый и чувственный, и глаза, грустные, нежные и усталые.
Мы не знаем, в какой момент Птолемей написал свою историю войн Александра Македонского. До недавнего времени широко считалось, что он написал ее на закате жизни. Было мнение, что Птолемей взялся за перо, чтобы исправить положение в александрографии, потому что о подвигах Александра уже ходило много диких и фантастических историй. Птолемей написал объективный, точный отчет с подчеркиванием военных аспектов. Возможно, он преувеличивал свою роль за счет своих товарищей–генералов, но мы могли бы ожидать того же от мемуаров любого государственного деятеля. Птолемей восхищался Александром и оправдывал его, не делая, однако, из него сверхчеловека. Говорили, что в первую очередь он стремился ответить на необоснованные нападки, но в то же время уберечь историчного Александра от мифотворцев и Андерсонов.
Эрнст Бэдиан создал новую интерпретацию истории Птолемея. Он считает работу Птолемея предвзятой, лживой и вызывающей споры. Бэдиан предполагает, что история Птолемея могла быть написана в 320‑х годах или вскоре после этого и может представлять собой пропаганду против его врагов Пердикки и Антигона. В свою очередь Тарн был большим поклонником Александра и, следовательно, его апологетом. Бэдиан, как хулитель Александра, хочет опорочить Птолемея и искать истинный портрет завоевателя среди произведений, которые не так к нему лестны.
Хотя работа Птолемея упоминается и другими древними авторами, нашим единственным надежным источником информации о ней является Арриан. Но даже у него количество фактических ссылок невелико. По его методике если Птолемей и Аристобул согласны друг с другом, то Арриан не опасается, что этот рассказ точен. Если два его главных источника расходятся, он выберет тот, который кажется наиболее вероятным и интересным. Он считает Птолемея и Аристобула самыми надежными источниками, и из этих двух Птолемей для него предпочтительнее, поскольку царю–де постыднее лгать.
Мотив Арриана, избравшего своим первоисточником Птолемея, кажется современному уху наивным, а может быть, даже смехотворным. Но история Арриана не детский лепет. Это трезвый и фактический отчет о царствовании Александра, который в мельчайших подробностях подчеркивает военные вопросы. Отнюдь не склоняясь к сказочным и чудесным историям, присутствующим в других историях Александра, повествование Арриана настолько скрупулезно, что превращает то, что должно быть захватывающим, в нечто сухое и, откровенно говоря, скучное. Поскольку Аристобул был, по–видимому, архитектором или кем–то вроде зампотеха, принято считать, что главным источником Арриана в военных делах был Птолемей. Это предположение заманчиво, но поскольку Арриан никогда не говорит, что будет следовать за Птолемеем по военной части, было бы ошибкой полагать, что Арриан в каком–то смысле парафраз Птолемея.
Диодор, Курций и Юстин представляют так называемую традицию вульгаты, которую лучше всех представляет, пожалуй, Курций. Он был моралистом и хотел показать, что Александр был развращен властью и постепенно и неуклонно деградировал от умеренного юноши до тирана. Его история полна сенсационных событий, и читать ее довольно интересно. Диодор не был оригинальным мыслителем, и лишь копировал свои источники. Тарн считал, что Диодор представил противоречивый портрет Александра, соединив проалександровского Аристобула с антиалександровским Клитархом и добавив рассказ некоего наемника. Эпитома Юстина — самый неудовлетворительный и ненадежный источник. Его работа, может быть, и не является, как выразился Тарн, «кучей мусора», но еще не заслужила хороших отзывов.
Все трое поразительно совпадают во многих подробностях. Если и есть общий источник, то чаще всего считается, что это Клитарх Александрийский, чья работа сочетала сенсационность с неблагоприятным портретом Александра. Бэдиан, предупреждая, что Курция нельзя принимать некритически, стремился восстановить его репутацию как противовеса традиции Птолемея–Арриана. Предположение Тарна о «Рассказе наемника» и о смешанном портрете Александра не нашло широкого признания, но большинство современных историков согласны с тем, что Диодор использовал Клитарха и одну или несколько других потерянных историй. Клитарх — единственный источник, о котором упоминает Диодор в книге XVII, посвященной Александру.
Птолемей был главным источником «хорошей» традиции. «Хорошей“ потому, что он представил благоприятный портрет Александра, и еще и потому, что писал точно и объективно. «Жизнь Александра» Плутарха не вписывается ни в «вульгату», ни в «хорошую» традицию.
Один из наиболее обсуждаемых фрагментов Птолемея касается роли Пердикки в битве при Фивах в 335 году. Арриан, ссылаясь на Птолемея, говорит, что Пердикка по собственной инициативе возглавил решительную атаку против фиванцев (Arr. 1.8.1–2). Этот эпизод нельзя найти у Курция, поскольку он произошел бы в первых двух книгах, которые утрачены.
Рассказ Диодора предполагает, что Пердикка действовал строго по приказу Александра (Diod. 17.12.3). На первый взгляд здесь относительно незначительное расхождение, которое очень часто встречается среди древних историков. Но ученые выстроили огромные здания и на менее многообещающем материале. Бэдиан сначала предположил, что Птолемей мог написать свою историю тогда, когда он захватил тело Александра и привез его в Египет. Позже он расширил временные рамки, предположив, что история Птолемея могла быть написана в любое время от захвата тела Александра до 308 года. Бэдиан верно указывает, что нет никаких свидетельств того, что Птолемей написал свою историю в старости, но нет и никаких свидетельств, подтверждающих его предположение о 321 годе.
Эррингтон развивает теорию Бэдиана и утверждает, что эта центрированная вокруг Александра история приобретает наибольшую актуальность в контексте конфликта Птолемея с Пердиккой (321-320 гг.) и его непосредственных последствий. Ясно, что Птолемей хочет создать очень негативный портрет Пердикки, и это одна из его главных целей в писательстве. Разрушение Фив было серьезным пятном в послужном списке Александра. Если греки предпочли видеть Александра тираном, то лучшего примера не было. Предполагается, что Птолемей пытался создать впечатление, что Пердикка, его соперник, действительно нес ответственность за это гнусное деяние.
Ответ Джозефа Ройзмана на эти обвинения, на мой взгляд, неопровержим. Ройзман убедительно доказывает, что ни один объективный читатель Арриана не пришел бы к выводу, что Пердикка был главным виновником разрушения Фив. Арриан ясно намекает, что фиванцы были сами виноваты. Кроме того, никто в древнем мире не был бы одурачен. По словам Ройзмана, «македонцы не чувствовали угрызений совести за судьбу города, в то время как греки считали ответственным за его разрушение исключительно Александра».
Дошедшие до нас фрагменты истории Александра Птолемея не складываются в связное целое. Необходимо порядком развесить уши, чтобы сделать из этой бесперспективной коллекции какие–либо вдохновляющие выводы. Подход Ройзмана–самый разумный. Даже если взять самый широкий контекст из «Анабасиса» Арриана, включив материал, окружающий каждый пример, фрагменты не складываются в актуальную пропагандистскую статью. Неужели так удивительно, что Птолемей подчеркивал в походах Александра свои собственные подвиги? Стоит ли удивляться, что он преуменьшил заслуги своего соперника Пердикки? Читатель отрывается от фрагментов Птолемея, как и от повествования Арриана, главным образом с чувством, что он прочитал трезвый, фактический, не лишенный смысла отчет о необычайных событиях человеческой истории.
Нет ни единого клочка свидетельств, подтверждающих дату сочинения. Однако представляется маловероятным, что Птолемей смог найти время для написания этой книги в первые, хаотичные годы своего правления в Египте. Еще более маловероятно, что он мог бы найти время для написания полнометражной истории, когда, без особого предупреждения в его провинцию вторгся Пердикка, который в тот момент был самым могущественным человеком на земле.
Кое–кто предположил, что Птолемей, создавая свою книгу, претендовал на то, чтобы стать преемником Александра. Это правда, но только преемником Александра как египетского фараона. Нет никаких свидетельств, что Птолемей когда–либо рассматривал вопрос о том, чтобы стать преемником Александра в качестве царя всей обширной империи, которая простиралась от Македонии до Индии. Все указывает на то, что Птолемей предпочел остаться в Египте в качестве сатрапа, царя, фараона. Титул значения не имел.
Мы не можем знать, когда он написал свою историю. Мы не можем уверенно сказать о ее цели или содержании. Мы ожидали бы объективный, взвешенный, основанный на фактах рассказ, отражающий личность автора, осторожного, неторопливого, но, конечно, не беспристрастного человека, который говорил правду со своей точки зрения.
В частном письме ко мне Питер Грин назвал Птолемея «коварным и прагматичным старым говнюком». Мы не должны романтизировать Птолемея, но должны попытаться увидеть его в его собственном времени. Птолемей управлял своим царством осторожно и экономно. Он не мог полностью избежать участия в войнах наследников, но низвел это участие до минимума, однако не терял свой шанс, всегда стремясь завоевать больше земель.
Птолемей сделал больше, чем кто–либо из его современников, для развития цивилизации. Возможно, Александр и основал Александрию, но именно Птолемей сделал ее великой. Он украсил ее, по словам Форстера, «архитектурой, наукой и песнями».
Вдохновленный Аристотелем, Птолемей создал музей и его библиотеку. Имитация затмевала оригинал. У Птолемея были средства и желание не только собрать самую большую коллекцию книг и знаний, какую когда–либо знал мир, но и стимулировать новые знания. Музей не только поддерживал поэзию Каллимаха, Аполлония Родосского и Феокрита, но и поощрял научные исследования. Евклид собрал воедино все знания, накопленные греками в области геометрии. Шестьсот лет спустя его последователь Теон придал элементам геометрии Евклида окончательную форму. Дочь Теона, блистательная Гипатия, возможно, последний великий продукт музея, была философом, математиком и ученым. Она была убита, буквально разорвана на части (415 г. н. э.) фанатичными христианами при поддержке их лидера Кирилла. Она совершила непростительный грех — стала язычницей. Кирилл был причислен церковью к лику святых.
Архимед прожил большую часть своей жизни в Сиракузах, но он, вероятно, обучался в Александрии и, несомненно, поддерживал контакт через переписку с ведущими учеными музея. Архимед открыл величину числа «пи» — отношение окружности к диаметру окружности. Он открыл законы рычага и перемещения плавающих тел. Он изобрел архимедов винт, который до сих пор используется в Египте для перекачки и орошения воды.
Эратосфен вычислил окружность Земли в пределах достаточно близкого приближения к современным измерениям. Он был преемником поэта Аполлония Родосского, автора «Аргонавтики», на посту главы библиотеки музея. Эратосфен утверждал, что»до Индии можно добраться, плывя на запад из Испании».
Гиппарх Никейский нанес на карту небеса и размышлял о рождении и смерти звезд. Клавдий Птолемей (чье родство с царской семьей, если оно имеется, неизвестно) написал наиболее полные в древнем мире трактаты по астрономии и географии, труды, которые не были вытеснены в течение четырнадцати столетий. Наконец, Аристарх Самосский выдвинул гелиоцентрическую теорию, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, за восемнадцать столетий до Коперника.
Карл Саган называет музей «заделом блестящей научной цивилизации», а Александрию «величайшим городом, который когда–либо видел западный мир». Это были цветы, которые выросли из семян, посеянных Птолемеем. Так что у нас все же есть причины восхищаться «старым говнюком».
АЛЕКСАНДР III ВЕЛИКИЙ. Рассказ о том, что Птолемей был его сводным братом, вероятно, не соответствует действительности.
АЛЕКСАНДР IV. Сын Александра Македонского и Роксаны, дочери согдийского барона Оксиарта. Он родился вскоре после смерти своего отца в 323 году. Он был убит в 310 году Кассандром. Его смерть в конечном итоге привела к принятию царствования ведущими преемниками.
АЛКЕТ был братом Пердикки. Перед смертью Пердикка послал Алкета «работать» с Эвменом и подчиняться ему. Подобно Атталу (см.), Он присоединился к Эвмену и Птолемею в войне против Антигона Одноглазого. Он проиграл крупную битву Антигону в 319 году. Аттал и большая часть армии были захвачены в плен, но Алкет бежал в писидийский город Термесс. Алкет узнал, что некоторые из пожилых людей в городе замышляли передать его Антигону и покончил с собой (Diod. 18.44–46).
АНТИГОН ОДНОГЛАЗЫЙ принадлежал к поколению Филиппа II. Александр сделал его губернатором Фригии в 333 году. Его великий шанс представился в 320 году, после того, как урегулирование в Трипарадисе оставило его во главе армии Азии. С этого момента и до своей смерти в битве при Ипсе в 301 году он и его сын Деметрий Полиоркет согласованно стремились к господству. Его потомки, Антигониды, правили Македонией, но не остальной частью империи Александра, как предполагал основатель династии.
АНТИОХ — имя отца и сына Селевка (см.). Это имя стало популярным в династии Селевкидов: Антиох I Сотер, сын Селевка (правил 281–261), Антиох II Теос (261–246), Антиох III Великий (223–187), Антиох IV Епифан (175–164).
АНТИПАТР был близким другом и советником Филиппа II. Он сопровождал Александра в Афины в миссии по заключению мира после битвы при Херонее в 338 году. У Александра было много врагов, когда убили Филиппа, и поддержка Антипатра имела решающее значение. В награду Александр назначил его регентом Македонии в свое отсутствие. Антипатр подавил восстание спартанцев при жизни Александра, и общее восстание греческих городов, включая Афины, когда царь умер. Антипатр принудил к самоубийству оратора Демосфена и, как правило, поддерживал олигархии и диктаторов, а не демократии. Он присоединился к коалиции против Пердикки. Его голос был главным в урегулировании в Трипарадисе в 320 г., но через год он умер.
АРИСТАНДР был любимым прорицателем Александра. После случайного открытия нефти в северо–западном регионе Персидской империи, Аристандр сказал, что это сулит грядущие трудности, но также и возможную победу.
АРИСТОТЕЛЬ был сыном врача, близкого к семье Аргеадов. Он учился у Платона в Академии в Афинах. С 342 по 340 год он обучал Александра и некоторых из его друзей, включая Птолемея, в Миезе в Македонии. Влияние Аристотеля на Птолемея было велико, и оно проявилось в создании Александрийского музея. Аристотель вернулся в Афины и основал Ликей, но связи с Македонией сделали его непопулярным. Он оставил лицей Теофрасту, чтобы афиняне «дважды не согрешили против философии», и удалился в Халкиду на острове Эвбея. Он пережил Александра всего на год. Склонность к коллекционированию книг в Ликее, вероятно, послужила источником вдохновения для библиотеки музея.
АРРИДЕЙ был офицером в армии Александра и не тот же самый, что царь Филипп III Арридей (см.). После смерти Александра в Вавилоне в 323 году Арридей был назначен ответственным за похороны великого царя (Diod. 18.3.5). Аттал преследовал его, но он успешно ускользнул от него и передал тело Птолемею. Арридей, очевидно, был вознагражден тем, что был назначен опекуном царей вместе с Пифоном, человеком, убившим Пердикку в 321 году. Он оставил эту должность в том же году в Трипарадисе (Diod. 18.39). Он сражался против Антигона Одноглазого в Византии в 317 году, но впоследствии, возможно, перешел на его сторону.
АРСИНОЯ — так звали мать Птолемея. Арсиноя I была дочерью Лисимаха из Фракии и его первой жены, Никеи. Она вышла замуж за Птолемея II Филадельфа, но ее сменила Арсиноя II.
АРСИНОЯ II, дочь Птолемея и Береники. Сначала она вышла замуж за Лисимаха (см.), затем за своего сводного брата Птолемея Керавна (см.) и в третий раз за своего родного брата Птолемея II Филадельфа ок. 276 г., и вместе они почитались как Theoi Adelphoi («Боги брат и сестра»). В память о ее смерти Каллимах написал стихотворение.
АРТАКАМА была первой официальной женой Птолемея. Он женился на ней, по всей видимости, по настоянию Александра во время массовых свадеб в Сузах в 324 году. Брак, вероятно, был недолгим и не произвел на свет детей. Артакама была дочерью Артабаза, который был сатрапом Геллеспонтской Фригии при Артаксерксе II и сатрапом Бактрии при Александре.
АТТАЛ был македонским дворянином и полководцем, чья племянница Клеопатра была последней женой Филиппа II. Этот брак вызвал большую горечь и разрыв между Филиппом, с одной стороны, и Олимпиадой и Александром, с другой. После смерти Филиппа Александр приказал Пармениону убить Аттала.
АТТАЛ был также зятем Пердикки. Аттал безуспешно пытался помешать Птолемею увезти тело Александра в Египет. После смерти Пердикки он поощрял Эвридику, жену Филиппа III Арридея, в ее планах взять власть в свои руки. Он был взят в плен Антигоном Одноглазым в 319 году. Через несколько лет он и его товарищи по заключению бежали; на них напали, и они выдерживали нападение более года (Diod. 19.16).
БАРСИНА была любовницей Александра и матерью его внебрачного сына Геракла. Она была дочерью персидского сатрапа Артабаза и, следовательно, сестрой первой жены Птолемея, Артакамы (см.). После смерти всех законных членов царской семьи Геракл стал пешкой конкурирующих династов. Он был убит в 309 году Полиперхонтом в рамках секретного договора с Кассандром. Весь эпизод с Барсиной вызывает споры.
БЕРЕНИКА пришла в Египет с Эвридикой, которая была ее родственницей. Она была дочерью Магаса и Антигоны. В схолий к Феокриту иногда вносили поправки, чтобы читать, что «Лаг» был отцом Береники и, следовательно, она сестра Птолемея. Это безусловно не так. Береника была вдовой человека по имени Филипп, от которого у нее было двое детей с теми же именами, как и у ее родителей, Магас (см.) и Антигона. Антигона вышла замуж за Пирра Эпирского. Птолемей женился на Беренике ок. 317 г., и они произвели на свет Птолемея II Филадельфа (см.) и Арсиною II (см.).
БЕСС был сатрапом Бактрии. После убийства Дария III, к которому он был причастен, Бесс принял царский титул. Два его ведущих генерала, Спитамен (см.) и Датаферн, сговорились против него. Птолемей отвечал за миссию по доставке Бесса Александру. Александр отправил Бесса в Экбатану, где он был казнен.
ГАРПАЛ был юным товарищем Александра и Птолемея. Он был инвалидом и не мог быть солдатом. Александр поставил его заведовать казной. Гарпал дважды бежал от царя, чтобы избежать наказания за вымогательство. Он был убит на острове Крит Тиброном, одним из своих офицеров. Тиброн использовал деньги, которые Гарпал взял у Александра, чтобы профинансировать завоевание Киренаики. На борьбу с Тиброном Птолемей послал своего генерала Офеллу (см.), и в результате Киренаика перешла под контроль Египта.
ГЕФЕСТИОН был ближайшим другом Александра и, возможно, его любовником. Он входил в группу, с которой Птолемей провел свою юность. Александр отреагировал на смерть Гефестиона в 324 году с экстравагантной скорбью, которая ускорила его собственную смерть несколькими месяцами позже.
ГЕРАКЛ. См. БАРСИНА.
ДАТАФЕРН. См. СПИТАМЕН.
ДЕМЕТРИЙ ФАЛЕРСКИЙ был высокоинтеллектуальным и эксцентричным писателем, философом и политиком. Он был фактическим правителем Афин в качестве автократической марионетки Кассандра с 317 по 307 год. Он был другом и соратником Теофраста, преемника Аристотеля в Ликее. В конце концов он отправился в Египет и стал одним из самых близких и влиятельных советников Птолемея, особенно в вопросах, касающихся музея и библиотеки. Он посоветовал Птолемею сделать преемником престола Птолемея Керавна (см.). Это вызвало к Деметрию враждебность Птолемея Филадельфа, который вскоре после смерти отца поместил Деметрия под домашний арест где–то в деревне за пределами Александрии. Деметрий умер от укуса змеи, хотя неизвестно, было ли это несчастным случаем, самоубийством или убийством. Он был обращен в веру в Сараписа; этого можно было ожидать от него как от руководителя музея. Ни одна из его книг не сохранилась, но мы знаем из Диогена Лаэрция (5.80–81), что он писал работы о Гомере, Эзопе, Сократе, любви, риторике, браке и старости. Он подробно писал о политии и законодательстве Афин, а также написал биографию Птолемея.
ДЕМЕТРИЙ ПОЛИОРКЕТ, также Деметрий I, второй царь династии Антигонидов. Он сражался на стороне своего отца, Антигона Одноглазого, против Эвмена. Он проиграл битву при Газе против Птолемея в 312 году. Но шесть лет спустя Деметрий победил Птолемея в битве при Саламине, вырвав остров Кипр из рук Птолемеев на десятилетие. Его лучше всего помнят за его долгую осаду Родоса, хотя, несмотря на все время, деньги и усилия, которые он потратил, ему все же не удалось захватить остров. После поражения при Ипсе в 301 году Деметрий оправился и стал царем Македонии. Озабоченность Деметрия материковой Грецией позволила Птолемею вернуть Кипр в 295 г. и получить контроль над Лигой островитян в 288 г. После Александра Деметрий был, пожалуй, самым харизматичным лидером своего поколения, но его талант был чисто военным. Ему не хватало качеств, которые делали хорошим правителем Птолемея. Лисимах и Пирр вторглись в Македонию и изгнали его в 288 году. Деметрий продолжал сражаться до 285 года, когда он стал пленником Селевка. Селевк дал ему волю напиться до смерти. Он умер в 283 году, в том же году, что и Птолемей.
ДЕМЕТРИЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ был казнен за соучастие в заговоре Филоты в 330 году. Птолемей стал его преемником в качестве члена телохранителей.
КАЛАН был индийским мудрецом–мистиком из тех, которого греки называли гимнософистами или обнаженными философами. Он сопровождал Александра из Индии обратно в Персию. Калан заболел и попросил устроить погребальный костер, чтобы он броситься на него еще живым. Для этой цели Птолемей запланировал тщательно продуманный обряд.
КАССАНДР имеет самую отвратительную репутацию из всех преемников. Вероятно, он не отравил Александра, как иногда утверждают, но он казнил мать Александра, его жену и его ребенка. Он пришел к власти в Македонии, хотя его собственный отец Антипатр не избрал его преемником. Антипатр выбрал вместо него Полиперхонта (см.), с которым Кассандру пришлось несколько лет бороться за контроль над государством. Птолемей часто присоединялся к Кассандру, как и к его отцу. Оба они всегда выступали против Антигона Одноглазого. Кассандр женился на дочери Филиппа II, Фессалонике, и построил город, который назвал ее именем. Фессалоника стала главным городом Македонии, вторым после Константинополя в византийской Греции и вторым после Афин в современной Греции.
КИНАНА (или КИННА) была дочерью Филиппа II и его первой жены Авдаты. Она была вдовой македонского царя Аминты IV. Она удачно выдала замуж за свою дочь Эвридику (см.) за слабоумного Филиппа III Арридея, но завоевала враждебность Пердикки и была убита по приказу его брата Алкета.
КЛЕОМЕН был грек из египетской фактории Навкратис, к юго–западу от Александрии. Александр попытался разделить власть над Египтом, когда он покидал его в 331 году, но Клеомен, которого он оставил заведовать казной, вскоре стал фактическим сатрапом. У Арриана есть спорный эпизод (7.23–4), где Александр поручает Клеомену создать в честь недавно умершего Гефестиона две святыни: одну в городе Александрии, а другую на острове Фарос. Взамен Александр якобы обещал простить все проступки Клеомена, как прошлые, так и будущие. Эта история, вероятно, является птолемеевской пропагандой, поскольку вскоре по прибытии в Египет Птолемей казнил Клеомена. Птолемей наказал человека, вымогавшего огромные суммы у всех слоев общества, но сам, вероятно, не удосужился вернуть полученные нечестным путем деньги народу.
КЛЕОПАТРА — распространенное женское македонское имя. Самой важной женщиной с таким именем в этой книге была сестра Александра Великого. Ее свадьба с Александром Эпирским в 336 году была поводом для убийства Филиппа II. Александр Эпирский умер в 330 году, и Клеопатра вышла замуж в следующий раз за Леонната, одного из телохранителей Александра. После смерти Леонната в 322 году Пердикка при поддержке Эвмена сделал ей предложение руки и сердца. Этот союз поддерживала и Олимпиада, которая считала Пердикку лучшей защитой для своего внука Александра IV. После смерти Пердикки к Клеопатре часто сватались преемники, но больше не вышла замуж. После смерти Филиппа III Арридея, Александра IV и Геракла Клеопатра стала еще более востребованной. Она была родной сестрой Александра Великого, и другим остававшимся в живыхчленом династии Аргеадов была ее сводная сестра Фессалоника, жена Кассандра. К ней подбивали клинья Лисимах, Антигон и Кассандр. Однако она была склонна выйти замуж за Птолемея, который, судя по всему, активно ухаживал за ней в 308 году. Возможно, именно по этой причине она была убита в том же году. Приказ о ее смерти косвенно поступил от Антигона Одноглазого (Diod. 20.37.3–6). КЛЕОПАТРЫ были еще жена Птолемея V, сестры–жены Птолемея VI и дочери Птолемея VI. Самой известной обладательницей этого имени была Клеопатра VII, дочь Птолемея XII.
КЛИТ был одним из полководцев Александра, который спас жизнь царю на реке Граник в 334 году. Александр, пьяный и разгневанный, тем не менее убил его копьем или пикой в Мараканде в 328 году (Arr. 4.8–9; Curt. 8.1.19–52). Птолемей попытался удержать Александра от этого злополучного поступка.
КРАТЕР быстро рос в армии Александра. Он сражался при Гранике, Иссе и Гавгамеле. После убийства Пармениона в 330 г. Кратер стал ведущим генералом Александра и командовал много раз. Он был отправлен домой в 324 году, чтобы заменить, если не убить Антипатра. Когда Александр умер, Кратер объединил свои силы с Антипатром, чтобы подавить греческое восстание, известное как Ламийская война (323–322). Он стал бы одним из основных преемников, если бы не был убит в начале битвы против Эвмена (321 г.).
ЛАГ — имя отца Птолемея, о котором известно очень мало. Из–за него династию Птолемеев иногда называют династией Лагидов. Лаг — это также имя сына Птолемея от Таис, который выиграл гонку на колесницах на Ликеях, аркадском празднике в 308/307 г. (SIG3).
ЛАОМЕДОНТ МИТИЛЕНСКИЙ был одним из друзей детства Александра. Он был изгнан из Македонии вместе с Птолемеем и другими Филиппом II после попытки Александра жениться на дочери Пиксодара, сатрапа Карии. Его отозвали в 336 г., как только Александр стал царем. После смерти Александра Пердикка и Антипатр назначили его сатрапом Сирии. Птолемей пытался подкупить его, чтобы он отдал Финикию и Сирию. Лаомедон отказался, и поэтому Птолемей послал против него небольшое войско под командованием Никанора, в 320 г. В ходе конфликта Лаомедонт был взят в плен, но бежал к Алкету (см.) в Карию (Diod. 18.43; Curt. 10.10.2; App. Syr. 52).
ЛИСИМАХ был всего на несколько лет моложе Птолемея, и его карьера во многом была схожей. Павсаний (1.9.5) записывает легенду о том, что Александр заточил Лисимаха в комнате со львом, и Лисимах победил зверя. Эта легенда, вероятно, выросла из записанного Курцием инцидента (8.1.15), в котором Лисимах был ранен во время охоты на льва в Сирии. Он был одним из телохранителей Александра и стал губернатором Фракии после смерти Александра в 323 году. Он постоянно выступал против Антигона Одноглазого и сражался против него при Ипсе в 301 году. В награду за помощь в победе над Антигоном Лисимах получил территории в северной и центральной частях Малой Азии. Именно после этого он помог перепланировать город Эфес, который был построен на болоте и поэтому подвержен эпидемиям малярии. Эфес оставался на новом месте на протяжении всего римского и византийского периодов, и он был раскопан и реконструирован в наше время. Он назначил Филетера, сына Аттала, хранителем своей сокровищницы в Пергаме, и тем самым непреднамеренно, помог создать пергамскую династию Атталидов. Лисимах часто действовал в союзе с Птолемеем и Кассандром и был всегда настроен против Деметрия Полиоркета, как и против его отца, Антигона Одноглазого. В 288 году он объединил свои силы с Пирром, чтобы изгнать из Македонии Деметрия. В 281 году он вступил в войну с Селевком и погиб в битве. Царство Лисимаха было разделено между Македонией и империей Селевкидов и никогда не возродилось как единое целое. Его семейная жизнь, типичная для этого периода, была запутанной. Лисимах дал имя своей первой жены, Никеи, городу, который позже прославился проводимыми там церковными соборами и никейским вероучением. Его дочь от Никеи, Арсиноя I, вышла замуж за Птолемея II Филадельфа. Лисимах женился на Арсиное II (см.), дочери Птолемея и Береники. Арсиноя II была, по–видимому, очень волевой женщиной и имела тенденцию доминировать как над Лисимахом, так и над своим собственным братом Филадельфом после того, как вышла за него замуж ок. 276 г. Сын Лисимаха Агафокл женился на Лисандре, дочери Птолемея и Эвридики. Арсиноя II, возможно, как отвергнутая возлюбленная или, возможно, чтобы обеспечить выживание своих собственных детей, участвовала в убийстве Агафокла. Лисимах и Селевк умерли в 281 году, через два года после Птолемея.
МАГАС был пасынком Птолемея, родным сыном Береники и ее первого мужа Филиппа. После смерти Офеллы (см.) Птолемей отвоевал Кирену и поставил во главе ее Магаса. Магас оставался верным Птолемею I, но становился все более независимым под властью своего сводного брата Птолемея II. Магас женился на Апаме, дочери Антиоха I, и примирился с Птолемеем II незадолго до своей смерти ок. 253 г. (Just. 26.3).
МАЗАК был последним персидским сатрапом Египта. Все войска, необходимые для защиты страны, были отправлены с Сабаком (см.) на помощь Дарию при Иссе. У Мазака не было другого выбора, кроме как отдать Египет Александру.
МЕНЕЛАЙ был братом Птолемея. Птолемей поставил его командующим всеми силами, как армией, так и флотом, на острове Кипр в 315 г. (Diod. 19.62.4–5). Менелай, проиграв битву, защитил город Саламин на Кипре от нападения Деметрия Полиоркета в 306 году. Птолемей пришел ему на помощь, но в худшем поражении в своей карьере Птолемей проиграл морское сражение Деметрию (Diod. 20.47). — 53). В результате он потерял контроль над Кипром на десять лет. О Менелае известно немногое, кроме того, что он упоминается в папирусе из египетского города Элефантина (P. Eleph. 2) как жрец, предположительно культа своего брата. Птолемей назвал город в дельте реки Менелаем в его честь (Strabo 17.1.23).
НЕАРХ был критянином. Он был одним из царских пажей и вместе с Александром и Птолемеем входил в группу, которая училась в Миезе (ок. 342–340 гг.). Неарх стал главным адмиралом Александра и возглавил флот в экспедиции от реки Инд обратно к Тигру. Он написал о своем путешествии отчет, который частично сохранился в «Индике» Арриана. На большом брачном празднике в Сузах в 324 г. Неарху была дана Барсина (см.). После смерти Александра Неарх предложил Геракла, сына Барсины, кандидатом на пост царя. Курций (10.6.10–12) говорит, что это предложение никому не понравилось. Было ли это потому, что Геракл был бастардом или потому, что он был связан с Неархом, неясно. Дальнейшая карьера Неарха на удивление туманна, учитывая его важность при Александре, хотя как грек он не мог реально надеяться на конкуренцию с македонскими преемниками. Он, очевидно, присоединился к Антигону Одноглазому и был послан им в Палестину, чтобы помочь Деметрию Полиоркету против Птолемея (Diod. 19.69.1). Возможно, он погиб в последующей битве при Газе (312 г.).
НИКАНОР был одним из генералов Птолемея. См. Лаомедон.
НИКОКЛ ПАФОССКИЙ. См. НИКОКРЕОНТ.
НИКОКРЕОНТ был царем Саламина на Кипре. Он поддержал осаду Александром Тира в 332 году и заключил союз с Птолемеем в 321 году. Он сражался на стороне Птолемея на Кипре против сил Антигона Одноглазого в 315 году. Птолемей сделал Никокреонта генералом (стратегом) Кипра в 312 году. Ученые расходятся во мнениях относительно того, носит ли стратег в данном случае более поздний птолемеевский смысл «правителя». Наверное, нет. Согласно Паросскому мрамору, Никокреонт умер в 311/310 г. Некоторые ученые путают Никокреонта с Никоклом, кипрским царем Пафоса, который порвал с Птолемеем и, попав в плен, покончил с собой (Diod. 20.21). Хельга Геше окончательно показала, что рассказ Диодора описывает смерть Никокла Пафосского, а не Никокреонта.
ОЛИМПИАДА, рожденная принцессой в Эпире, была женой Филиппа II и матерью Александра Великого. Плутарх рисует ее в образе дикарки, которая спала со змеями и участвовала в оргиастических дионисийских обрядах. Она действительно была свирепой и грозной женщиной. Вероятно, она была причастна к заговору с целью убить мужа. Олимпиада всегда выступала против Антипатра и Кассандра. Полиперхонт присоединился к ней в 317 г., и она использовала его власть, чтобы устроить казнь Филиппа III Арридея и самоубийство его жены Эвридики (см.). Олимпиада была убита, если не по приказу, то уж точно друзьями Кассандра.
ОФЕЛЛА был одним из полководцев Птолемея. Птолемей послал его взять под контроль Кирену в 322/321 году. Контроль Офелла над Киреной становился все более независимым и личным, но неясно, принимал ли он участие в восстании 313/312 года. Он женился на некой Эвридике из знатной афинской семьи, в которую входил Мильтиад, герой Марафонской битвы. После смерти Офеллы она стала одной из жен Деметрия Полиоркета (Plut. Demetr. 14.1). Офелла был вовлечен в планы Агафокла, тирана Сиракуз. Вместе они планировали завоевать Карфаген, но Агафокл выступил против Офеллы и ок. 308 г. убил его (Diod. 20.40–2).
ПАВСАНИЙ был человеком, убившим Филиппа II, и его не следует путать с путеводителем. Трое молодых друзей Александра, в том числе Пердикка (qv), преследовали его после убийства и убили. Но убили ли они его, чтобы отомстить за Филиппа или чтобы Павсаний не сообщил информацию о заговоре? Участвовали ли в этом заговоре Александр и его мать Олимпиада? Вероятный ответ — да.
ПЕВКЕСТ был сатрапом Александра в Персии. Он «стал туземцем», носил персидскую одежду и даже выучил персидский язык. Он присоединился к Эвмену в войне против Антигона Одноглазого и потерял сатрапию после поражения зимой 316/315 года. Он, по–видимому, дожил до того, чтобы стать одним из сторонников Деметрия Полиоркета в годы после Ипса (Athen. 14.614–15).
ПЕРДИККА был одним из трех молодых друзей Александра, убивших Павсания (см.), убийцу Филиппа II. Он стал одним из царских телохранителей в 330 году, примерно в то же время, что и Птолемей. Александр подарил ему символическое кольцо власти незадолго до его смерти. Следовательно Пердикка был первым из преемников, который смог сделать ставку на всю империю Александра. Эта попытка достигла апогея в катастрофическом для него вторжении в Египет в 320 году. Пердикка и Птолемей до некоторой степени сотрудничали в Вавилоне, но вскоре разошлись. Птолемей противодействовал Пердикке как захватом тела Александра, так и казнью Клеомена (см.).
ПИКСОДАР был персидским сатрапом Карии. Он хотел заключить союз с Филиппом II и предложил свою дочь в жены Филиппу III Арридею. Александр почувствовал себя оскорбленным и напуганным этим предложением и послал актера Фессала в Галикарнас, чтобы договориться о браке с ним самим. Филипп II пришел в ярость. Он сказал Александру, что не собирается позволять ему жениться на дочери «раба варварского царя». Филипп также отправил в изгнание Птолемея и еще трех ближайших друзей Александра. Птолемея отозвали только после убийства Филиппа. Формально Пиксодар был подчинен великому царю Персии, но сатрапы Карии в течение некоторого времени демонстрировали значительную независимость. Мавсол был одним из них. Пиксодар знал, что македоняне собираются вторгнуться в Малую Азию. Когда ему не удалось заключить союз с Филиппом, он заключил мир с великим царем. Он выдал свою дочь замуж за персидского дворянина, который затем унаследовал трон, когда Пиксодар умер. Когда Александр завоевал этот регион, он поставил во главе Карии царицу Аду, сестру Пиксодара.
ПИРР в детстве был царем Эпира. Изгнанный в результате дворцового мятежа, он присоединился к Деметрию Полиоркету и сражался на стороне Антигонидов в битве при Ипсе в 301 году. После этой битвы он отправился в Египет, по сути, как заложник Деметрия. Птолемей убедил его перейти на другую сторону. Пирр женился на дочери Береники Антигоне и вернулся в Эпир при поддержке Птолемея в 297 году. После смерти Антигоны Пирр женился на Ланассе, дочери Агафокла, тирана Сиракуз, и получил в качестве приданого Коркиру. Деметрий Полиоркет забрал у него Ланассу и Коркиру. К 294 году Деметрий также получил контроль над Македонией, что дало ему длинную и спорную границу с Пирром. Пирр вместе с Лисимахом изгнал Деметрия из Македонии в 288 году. Пирр был похож на Деметрия в том, что оба не знали покоя и постоянно находились в движении. Ни тот, ни другой не интересовались цивилизацией, но оба были одержимы искусством войны. Пирр провел 280–275 годы, сражаясь за греков в Италии и Сицилии. Согласно Плутарху (Pyrr. 21), именно после битвы при Аскуле в 279 году Пирр сказал «еще одна победа над римлянами полностью уничтожит нас», что породило термин «пиррова победа». Пирр вернулся в Эпир, узнав о вторжении галлов. Он сражался с Антигоном Гонатом, сыном Деметрия Полиоркета, а затем покинул Македонию и отправился в Пелопоннес. Он был сбит с ног женщиной, бросившей черепицу с крыши, а затем обезглавлен на улице солдатом. Плутарх (Pyrr. 3) говорит, что у него не было правильных зубов, но его верхняя челюсть была сплошной костью с небольшими углублениями. Может быть, у него были вставные зубы?
ПИФОН был одним из телохранителей Александра. Он возглавил заговор с целью убить Пердикку. По–видимому, с одобрения Птолемея он был вознагражден назначением его опекуном царей вместе с Арридеем (см.). Позже он стал сатрапом Мидии. В 315 году Антигон Одноглазый арестовал его, судил и казнил.
ПОЛИКЛИТ был одним из командиров Птолемея. В 313 году он разбил двух военачальников Антигона Одноглазого у берегов Киликии. Он был высоко ценим и почитаем Птолемеем, который, по понятным причинам, был доволен его победой (Diod. 19.64.4–8).
ПОЛИПЕРХОНТ был выбран Антипатром своим преемником в Македонии. Сын Антипатра Кассандр так и не принял это решение. Полиперхонт проиграл долгую борьбу (319–316) с Кассандром. Полиперхонт был не более чем пешкой в руках своих более безжалостных современников, и им манипулировали и Кассандр, и Антигон Одноглазый.
ПТОЛЕМЕЙ КЕРАВН был сыном Птолемея и Эвридики. Потеряв шансы на престол Египта, он отправился во Фракию. Он ненадолго женился на вдове Лисимаха, своей сводной сестре, Арсиное II (см.). Он убил Селевка и взял под свой контроль Македонию в 280 году. Его господство над Македонией, однако, длилось недолго. Примерно через год, в 279 году, в страну вторглись галлы, и Керавн погиб в битве против них. Его карьера — своего рода парадигма того, как быстро можно было завоевать и потерять власть в раннюю эллинистическую эпоху.
ПТОЛЕМЕЙ II ФИЛАДЕЛЬФ был сыном Птолемея и Береники. Он родился на острове Кос в 309 году. Он был соправителем в течение последних двух лет жизни своего отца (285–283), а затем единственным царем до 246 г. Он продолжал работу своего отца в Александрии над музеем, библиотекой и маяком. Он женился на Арсиное I, дочери Лисимаха, а затем на Арсиное II, своей родной сестре. Его родители обожествлялись как Боги–Спасители.
САБАК был предпоследним персидским сатрапом Египта, который отправился на помощь Дарию в битве при Иссе. См. МАЗАК.
СЕЛЕВК наряду с Птолемеем и Антигоном был основателем стабильной династии. Он стал сатрапом Вавилонии в 320 г. В 316 г., опасаясь Антигона Одноглазого, он бежал в Египет. Он заставил Птолемея принять более активную роль в войне против Антигона. После победы Птолемея над Деметрием Полиоркетом при Газе Селевк вернулся в свою сатрапию. Аппиан (Syr. 57) говорит, что он был высоким и мускулистым, и получил прозвище Никанор («Победоносец») из–за большого успеха в качестве генерала. Он был одним из немногих (возможно, единственным) генералов Александра, который не бросил свою персидскую жену. Он женился на Апаме в Сузах в то же самое время, когда Птолемей женился на Артакаме. Апама осталась его женой и стала матерью его наследника Антиоха I Сотера. Селевк основал множество городов, в первую очередь Антиохию на Оронте, которая стала его столицей. Она была названа в честь его отца, которого, как и его сына, звали Антиох. Селевк уступил свои индийские провинции Чандрагупте ок. 304 г. После битвы при Ипсе в 301 году он стал главным соперником в непрекращавшейся борьбе за империю Александра, но до конца своей жизни не делал серьезных ставок. Он снова ввел Деметрия в эллинистическую политику, женившись на дочери Полиоркета, Стратонике, в 298 году. Селевк натравливал Деметрия на своих потенциальных соперников, особенно на Лисимаха. После того, как Деметрий потерял свое положение в Македонии, потерпев поражение от Лисимаха и Пирра, он стал фактически пленником Селевка. В 281 году Селевк вторгся в Европу, но был убит Птолемеем Керавном, сыном Птолемея Сотера и Эвридики.
СПИТАМЕН и ДАТАФЕРН были двумя главными генералами Бесса, которые предложили передать Бесса Александру. Птолемей взял на себя миссию.
СТРАТОН ЛАМПСАКСКИЙ был одним из наставников Птолемея II Филадельфа. Позже он сменил Теофраста на посту главы Ликея. Он был известен своей теорией пустоты и писал книги о царстве, справедливости, сновидениях, человеческой природе и разведении животных (Diog. Laer. 5.58–64).
ТАИС была афинской гетерой или куртизанкой, которая стала любовницей Птолемея, по–видимому, на длительный период времени. Она призвала Александра сжечь Персеполис в 330 году. Она родила Птолемею троих детей: Лага, названного в честь его деда Леонтиска, и дочь по имени Эйрена.
ТИБРОН. См. ГАРПАЛ
ФИЛИП III АРРИДЕЙ был психически неполноценным сыном Филиппа II и его третьей жены Филинны, и его не следует путать с Арридеем (см.), офицером, ответственным за погребение Александра. Он женился на амбициозной Эвридике (см.). Филипп был совместным королем с Александром IV с 323 г. до тех пор, пока мать Александра Македонского, Олимпиада, не убила его в 317 г.
ФИЛОТА был сыном Пармениона, главного полководца Филиппа II и Александра. Филота был одним из юных соратников Александра. Вместе с Птолемеем он был царским пажом и одним из учеников Аристотеля. В первые походы Александра Филота был командиром элитной кавалерийской дружины. В 330 г. он был замешан в заговоре и казнен.
ЭВМЕН, грек из фракийского города Кардия, был секретарем Александра. Он часто не ладил с любимцем Александра, Гефестионом, что поставило его в нелегкое положение после смерти последнего. Тем не менее, Эвмен, который, кажется, проявил невероятную ловкость как политик, дипломат и даже как солдат, не только на время выжил, но и преуспел. Как грек, он вряд ли наследовал бы македонский престол, поэтому обычно он выступал на стороне централистов против местных династов. Эвмен был на стороне Птолемея только в силу их общей враждебности к Антигону Одноглазому. Плутарх сравнил Эвмена и Сертория как пришельцев, командовавших большими армиями из различных этнических групп. Оба тоже были преданы своими людьми. Антигон Одноглазый казнил Эвмена в 316 году.
ЭВРИДИКА, также известная как Адея, была женой Филиппа III Арридея. Она была дочерью Кинаны (см.) и Аминты IV Македонского. Эвридика пыталась управлять через своего мужа и присоединилась к Кассандру. Олимпиада, которая была связана с Полиперхонтом, была полна решимости сделать так, чтобы ни она, ни ее муж не были угрозой для ее собственного внука Александра IV. Олимпиада заточила супругов в крохотном помещении, подвергла их жестоким истязаниям и приказала убить Филиппа III Арридея. Она послала Эвридике меч, петлю и болиголов, предоставив ей выбор самоубийства. Эвридика предпочла повеситься, но не на петле Олимпиады, а на собственном ремне. Она умерла в конце лета или в начале осени 317 года. Она прошла военную подготовку и, как известно, шла в бой во всеоружии. Это было очень необычно для женщин того времени.
ЭВРИДИКА, дочь Антипатра, вышла замуж за Птолемея ок. 321 г. У Птолемея и Эвридики было по крайней мере четверо детей: два сына, включая Птолемея по имени Керавн, и две дочери, Птолемаида и Лисандра. Лисандра вышла замуж за Агафокла, сына Лисимаха, а Птолемаида была одной из нескольких жен Деметрия Полиоркета. Она была матерью Деметрия Прекрасного, который попытался забрать Кирену у Птолемея II Филадельфа (ок. 255 г.) по приказу своего сводного брата Антигона Гоната.