Описание Эллады

Автор: 
Павсаний
Переводчик: 
Янчевецкий Г.А.
Источник текста: 

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Издание Книжного Магазина П. В. Луковникова.
Лештуков переулок, д. №2.
1887 — 1889.

Путешествие по Греции во ІІ-м веке по Р. Х.
Перевод с греческого с толкованиями и с приложением статей: Историко-литературное значение Павсании, Краткий очерк истории греческого искусства, Родословные таблицы эллинских династий и пр.

Предлагаемая книга составляет многолетний плод часов досуга от служебных занятий, и предназначена для тех читателей, которые, отдавшись чтению классиков, в конце концов доходят до Павсании, равно как и для тех учителей, которые полюбив Humaniora и пожелав вызвать такую же любовь в своих учениках, захотят, подобно пишущему эти строки, собственными очами посмотреть на землю Эллады — благоговейно взглянуть на те реликвии, которым удивлялись Софокл, Сократ, Платон, Аристотель.
Перевести Павсанию побудило еще и то обстоятельство, что перевод Павсании, изданный, ровно 100 лет назад, Академиею наук — труд свящ. И. Сидоровского и М. Пахомова, помимо тогдашней неисправности текста, устраненной только в первой половине нынешнего столетия трудами Зибелиса, Шубарта и Вальца, страдает большим недостатком: переводчики видимо брезгают язычеством и его памятниками, так что повсюду проглядывает субъективизм переводчика христианина.
В виду особенной важности Павсании, не лишним показалось также предпослать обстоятельное введение. Для этой цели, из издания Шубарта взято «Ист.-литер. значение» Павсании, из Griechenland-Baedeker’а «Краткий очерк истории греческого искусства» и из издания Видаша Родословные таблицы, из которых две исправлены по Fasti Hellenici Клинтона и одна целиком заимствована оттуда же, как это указано на самих таблицах. Что касается толкований, то значительная часть заимствована из изданий Зибелиса или Видаша. Мною прибавлено кое что из сочинений. явившихся после этих толкователей Павсании, особенно из Curtius’а-Peloponnesos, Bursian’a-Griechenland, трудов немецкого археологического общества в Аѳинах — Mittheilungen и т. п.
Ваятели и живописцы проверены по Врунну — Gesch. d. Gr. Künstler.
К сожалению, затянувшееся печатание и разные технические причины лишили возможности приложить археологическую карту и соответствующие изображения памятников, для чего было собрано очень много ценного материала.
В заключение, долгом считаю выразить свою глубокую признательность Петру Васильевичу Луковникову, просвещенному сочувствию которого обязана своим появлением книга, принадлежащая к разряду тех книг, которые и в Западной Европе читаются немногими любителями — специалистами.
Г. Янчевецкий.

Введение

I. Историко-литературное значение Павсании

Проф. И. Шубарта.
1. Обстоятельства жизни Павсании нам неизвестны. За исключением нескольких отрывочных сведений, которые сообщает сам Павсания в своем «Путешествии», до нас не дошло никаких сведений. Филострат [Vit. Soph. II, 13] и за ним Свида упоминают о Павсании из Кесарии, риторе из школы Ирода, и некоторые, действительно, принимали его за автора описания Эллады, но так как оба описывают его, как ритора, не упоминая о «Путешествии», то единство обоих писателей будет всегда сомнительно; и если даже и признать это единство, то едва ли из этого можно извлечь что-либо, кроме достоверности места его рождения.
Что наш Павсания большую часть своей юности провел в Лидии, в окрестностях Синила, может быть даже в Магнезии, ясно видно из его сочинения. Уже в первой книге (I, 24, 8) он рассказывает, что «около Сипила сам три раза видел», как тучи саранчи гибли совершенно разными способами; в другом месте (V, 13, 7) называет местности вокруг Сипила «у нас»; из других мест, напр., V, 27, 5. IX, 18, 3 — 4, видно его обстоятельное знание тамошних окрестностей. Следовательно, Павсания в Лидии получил первое свое образование. Должно быть, уже в юношестве он посещал замечательные города на западном берегу малой Азии и соседних островах; по крайней мере, иногда у него выказывается близкое знакомство с этими местами и их достопримечательностями.
Первое большое путешествие, как кажется, привело нашего автора в Египет. О звучащей статуе Мемнона около египетских Ѳив Павсания говорит в таком роде, который едва ли допускает сомневаться, чтобы он сам не видел Ѳив, и так как это происходит в первой книге (I, 42, 3), то путешествие должно пясть на время до составления первой книги. При этом мог он также посетить храм Аммона, и хотя прямо не высказывает, по по некоторым местам можно заключить об этом с некоторою достоверностью. Точное описание алтарей слоев с их надписями (V, 15, 11), и случайное замечание (IX, 16, 1), что у аммонян гимн Пиндара еще «в его время» можно было разобрать на трех сторонах колонны около одного, дальше означенного, алтаря, указывает почти наверное на очевидца. Если мы теперь позволим себе дальнейшую догадку, то Павсания, при своем путешествии туда или обратно , мог направить свой путь через Палестину и Сирию. Он называет статую Тихи у сирийцев при Оронте (VI, 2, 7); желает пройти молчанием сказание о Дафне, которое было распространено между сирийцами, при р. Оронте (VIII, 23, 3); ему известно великолепие города Селевкии на р. Оронте (VIII, 33, 3); упоминает о древнейшем лавровом дереве у сирийцев (VIII, 23, 5); описывает течение Оронта и работы для его судоходности (VIII, 29, 3); далее, в стране евреев приводит источник с красной водой при Иоппе вместе с относящимся к нему сказанием (IV, 35, 9), и гробницу Силена в той же стране евреев (VI, 24, 8); ознакомился со многими замечательными гробницами, особенно с гробницей Елены в Иерусалиме, устройство которой описывает с некоторой подробностью (VIII, 16, 5); видел Иордан, как он протекает через озеро Тиверия и впадает в Мертвое море, на удивительных качествах которого он останавливается (V, 7, 4); выказывает даже некоторое знание египетского и финикийского языков (IX, 12, 2). И все эти подробности сообщаются бегло, как это всегда охотно сообщается путешественниками.
Потом мы всего раньше встречаем нашего путешественника в Аѳинах. Некоторое время он жил в городе, прошел большую часть Аттики, и, вероятно, тотчас обработал свои за,метки из книг и из путешествия, которое, должно быть, тотчас и издал. После этой первой ниоательской попытки он отправился в Италию, при чем мог коснуться Сицилии и Сардинии. Для Рима мы должны будем принять довольно продолжительное пребывание: о тамошних достопримечательностях он неоднократно упоминает, напр. V, 12, 6. VIII, 17, 4. VIII, 46, 4, 5. IX, 21, 1. Отсюда он посетил Арицию, Капую, Дикеархию (Путеолы) и наверное еще другие области Италии (II, 27, 4. IV, 35, 12. V, 12, 8. VIII, 7, 3). То, что он рассказывает про Сицилию, кажется, заимствовано из книг, но заметки про Сардинию могли произойти из личного осмотра.
После этого путешествия, о продолжительности которого можно только догадываться, возвратился он в Грецию; объездил по всем направлениям Пелопоннес и греческий континент до Фессалии, видел теплые ключи в Фермопилах и был в Парисе, IV, 35, 9. IX, 30,9. Обо всех этих путешествиях, если и в другом порядке, с достоверностью можно заключить из самой книги; посещения других, им упомянутых, стран, можно предполагать, но не удостоверять. Так, например, не невероятно, что в Амѳунте он. сам видел так называемые «драгоценности» Ерифилы (IX, 41, 3); но что он рассказывает о бальзамовых деревьях в Аравии и охраняющих их змеях (IX, 2 3, 3, 4.), это он мог знать по слухам или почерпнуть из какой нибудь книги, об удивительных вещах».
Исключая эти путевые заметки, мы ничего из жизни Павсании не знаем, даже не находим легкого намека на то, в каком качестве, с кикою целью делал он эти весьма замечательные, особенно для того времени, путешествия, по делам ли, или как купец, для своего ли удовольствия, или как набожный странник.
Время жизни нашего периегета, по некоторым его данным, указывается ясно. Из указания в VIII, 9,7, можно предположить, что его пребывание в Риме падает на время, следующее за смертью Антиноя. В I, 5, 5 Павсания рассказывает, что одна из аттических фил «в его время» названа именем императора Адриана; в VIII, 4 3 рассказывает про деяния Антонина I (Пия), а в конце главы восхваляет Антонина II (Философа) уже как императора. Книгу об Илиде написал он в 217 г. по восстановлении Коринѳа Юлием Кесарем (V, 1, 2), т. е. в 927 г. после основания Рима, или в 174 г. по Р. Хр., в 16-том году царствования Антонина Философа. Самое позднее время указывается в X, 34, 5, где они рассказывает, что костовоки «в его время» вторглись в Грецию и проникли до Елатии, что здесь в сражении с костовоками пал Мнисивул, и что этот Мнисивул в 235 олимпиаду (1 61 г. по Р. Хр.) победил в стадии. Поэтому, время жизни Павсании достаточно верно обозначено, хотя для его рождения, как и для его смерти, точных цифр нельзя указать.
2. Относительно цели, большей части путешествий, мы находимся в совершенной неизвестности, однако но некоторым указаниям мы можем вывести заключение, что Павсания путешествовал по Греции: методически, как для собственного образования, так и с предвзятою целью — издать описание страны. От древнего писателя никто не будет ожидать художественного путешествия, с описанием случаев и. приключений собственной жизни. Также мало найдется в нем описаний природы, как и трактирных сцен. Наш автор обратил все свое внимание на памятники культа и художеств. Неутомимо исследует он всякие религиозные обычаи, старательно собирает живущие в народе сказания. Это предшественник и в некотором роде, прототип наших современных собирателей преданий. Его исторические вступления и пояснения образуют самостоятельное целое для употребительнейшего путеводителя, какого только можно было желать в это время. Что свою книгу он составил по в дороге, это само собой понятно: весь состав её достаточно доказывает, что она произошла при полном спокойствии, по составленным на месте заметкам, после предшествовавшего изучения как политической, так и художественной истории, путем очень распространенной в это время начитанности. Даже план сочинения не дозволял ему следовать тем путем, которым он еам шел; возможно даже, что в его книге находятся пути, на которые он совсем не вступал, но которые он должен был дополнить из книг или иных источников, чтобы достигнуть известных пунктов. Этим объясняется некоторая путаница и скачки в путевых заметках, предварительное составление которых может быть с достоверностью доказано, точно также как эти же скачки обратно доказывают, что составление книги подвигалось отнюдь не вместе с путешествием.
Что автор с самого начала составил себе известный план — издать описание путешествия по всей Греции, доказательством могут служить следующие места. Уже I, 26, 4 он говорит: «Однако я должен продолжать свою историю, так как хочу одинаково говорить о всех греческих достопримечательностях». Далее, после того как в I, 3, 6 уже сообщено было несколько заметок о вторжении галатов в Грецию, в X, 19, 5 он выражается следующим образом: «о вторжении галатов в Грецию я уже коротко упомянул; подробнее я хотел описать касающиеся их происшествия в отделе о Дельфах, потому что там греки совершили наибольшие деяния против варваров.» В общем, стало быть, план был установлен, но не обработка подробностей; напротив, с продолжением работы опа получила очень важные изменения. Как неопытный новичок, начал он свое сочинение, и закончил с созревшим взглядом. С пашей точки зрения, мы можем сожалеть, что он начал прямо с Аттики и тотчас издал; именно для Аѳин нужна, была более зрелая работа, которая и для нас была бы особенно желательна. Но что между составлением первой и следующих книг лежит более долгое время, и вследствие этого замечается высшее умственное образование и большая умелость выражения, будет видно, из следующих данных.
Несколько раз Павсания находил себя вынужденным исправлять прежние данные или вносить дополнения, и всегда они относятся к первой книге. Важнейшее место для нашего вопроса есть VII, 20, 6, где автор упоминает об Одеоне Ирода в Аѳинах, и при этом случае замечает, что «в своем описании Аттики он об этом здании не говорил, так как эта часть сочинения была уже окончена раньше, чем Ирод начал свою постройку».
По вычислению Вестермана [Pauly’s Real-Encyclopaedie, Not. zu Keichardts Aufsatz. 3. 1258], имея в виду ссылку на V, 1, 2, между первой книгой и пятой лежит время в 15 лет; значит, до составления седьмой книги требуется еще больше. Далее принадлежит сюда поправка о времени попытки возвращения гераклидов I, 41,2 (VIII, 5, 1). Точно также где он молча исправляет прежние данные, эти исправления касаются первой книги. Сюда относится то, что он II. 29, 4 говорит о роде Аякса по отношению к I, 42, 4; далее, когда он VII, 23, 5 упоминает о совершенно закрытой в Эгионе картине Илифии, хотя в I, 18, 5 и сказал, что только у аѳинян Илифия совершенно закрыта. Из этих мест с достоверностью вытекает, что первая книга не только была составлена, но и издана задолго пред остальными, потому что если бы Павсания имел ее еще в руках, без сомнения сделал бы поправки в рукописи.
С этим данным присоединяются еще несколько других достойных внимания пунктов, и особенно важно здесь место в VIII, 8, 3. «Эти сказания греков, говорится там, приписывал я, при начинании моего сочинения, большею частью простоте; когда же я дошел до описания Аркадии, то составил себе об этом следующее мнение: те, которые у греков считались мудрецами, сначала распространяли свое учение не прямо, по в картинах... В вещах, касающихся божественного, я, стало быть, буду держаться предания.» Такая существенная перемена в религиозных воззрениях есть дело не дней и не недель, но годов. Что причинило этот переход от легкомысленного неверия к такому серьезному верованию, не может быть доказано даже как предположение. Можно было бы приписать это посвящению в таинства, — ибо Павсания был посвящен, — но, кажется, что он был принят в таинства уже по составлении первой книги.
Чтобы покончить с этим вопросом, и доказать, насколько это возможно, что долго потраченное на составление книги время распространено било не одинаково на все сочинение, но что именно между изданием первой и остальных книг падает довольно значительное время, нужно обратить внимание еще на один пункт, о котором будет упомянуто еще ниже в другом отношении, это — слог Павсании. О неумелом слоге Павсании говорилось уже слишком много, и этого никто не станет отрицать. Действительно, если начать чтение с первой книги, можно почти ужаснуться от этого языка ухабистого, отрывочного, неровного, от безосновательности при выборе того, что нужно было описать, от несоблюдения меры и порядка в приводимых эпизодах. Всякому будет неприятно, когда важнейшие вещи обходятся молчанием, или после нескольких слов оставляются, когда об истории Аттики, о зданиях и художественных произведениях получаются только самые бедные указания, между тем как по поводу какого-нибудь имени рассказываются длинные истории, совершенно не касающиеся Аѳин, доказывающие разве только молодую ученость автора. Решительно нужно сказать, что в этой книге везде выказывается новичок, и что мы не окажем ему большой несправедливости, если признаем эту книгу трудом начинающего писателя. В неудовольствии, часто распространяли это мнение на все сочинение, но при беспристрастном чтении, уже во второй книге встречается совершенно другой дух. Язык, изображение, метода, суждения — все сразу замечательно изменяется к лучшему. Оказывается более зрелое суждение; умелость изображений значительно выигрывает; выбор того, что изложить и что пропустить идет на ряду с достойной признательности самоуверенностью, и, что особенно важно, неуместные, хотя сами по себе полезные, эпизоды вдруг исчезают. Обратим при этом внимание на наивное замечание в IV, 24, В: «что рассказывается о так называемых Диагоридах я пропустил... чтобы не думали, что я пишу вещи, не относящиеся к делу». Надо полагать, что позже он усвоил относительно эпизодов верное суждение, или же, но издании первой книга, другие обратили его внимание на чрезмерное употребление эпизодов.
3. Что касается языка и изложения, то они часто были предметом строгого порицания, частью справедливо, частью несправедливо. Даже кроме указанной разницы между первой и остальными книгами, нельзя отрицать, что его язык часто страдает известной неясностью, скудостью, однообразием, что нередко не видно приятной округленности периодов, известного разнообразия в оборотах, верного выбора выражений. Иногда затрудняет понимание резкий, оборванный стиль. Далее, нужно признать — в первой книге особенно — что он часто останавливается на посторонних вещах, между тем как главное пропускает молча, или довольствуется недостаточным обозначением; например, во многих случаях о статуях ничего не говорит, как только, что такой то с бородой, а на все остальное — материал, положение, работу ни словом не указывает. Вообще можно сказать, что относительно формы и языка описание Павсании не легко может заявить притязание на название классической книги, и что содержание её часто слишком скудно. Однако не разукрашивая и не отрицая недостатков, все-таки нужно признать, что часть делаемых Павсании упреков преувеличена, другая часть несправедлива. Павсания хотел издать путеводитель по городам Греции, и сделал это по хорошему плану, и в общем верно выполнил. Для путешествия короткий, сухой язык был совершенно уместен; если бы он при этом распространился в цветистых или даже сентиментальных речах, то мы имели бы право над ним смеяться. Достопримечательности городов, религиозные обычаи, различные сказания он рассказывает просто и без всяких прикрас. Но где требовал предмет, Павсания мог и воодушевляться, и в таких случаях мы не можем отрицать более высокого слога. Не говорит ли, напр., при мессинских войнах вместе с ним и его сердце? Разве не чувствуется при изображении ахейско-римских замешательств его внутреннее негодование? Не заметно ли, с какою любовно он обходится с Филопименом? Не описано ли вторжение галатов совсем другим языком, чем какой-нибудь путь, или даже Олимпийский Зевс? Пусть при этом кое что будет отнесено на счет его источников; все таки нужно отдать справедливость, что Павсания совершенно верно отличал, что годилось для одного места и что для другого.
Совершенно верно, что данные Павсании для нас во многих местах недостаточны, что он нас иногда при важнейших вещах оставляет, также как иногда возбуждает надежду, не исполняя ее. В отдельных случаях, может быть, и Павсания виноват. Но не следует никогда забывать, что публика, для которой он писал, стояла совсем на другой ступени, чем мы; что он мог многое предполагать как всем известное, где для нас объяснение было бы желательно или необходимо. Не нужно также забывать, что автор хотел издать книгу собственно не для чтения в комнате, но проводника в путешествии. При виде художественных и т. п. произведений многое было ясно, что должно остаться темным для того, кому недостает этого непосредственного созерцания; при чем конечно нельзя отрицать, что этой цели Павсания не всегда придерживался. Однако можно поставить вопрос: существует ли какой-нибудь новейший путеводитель, которому нельзя было бы сделать тот же упрек? Что касается молчания Павсании относительно некоторых религиозных учреждений и обычаев, то, действительно, оно часто поражает, и возбуждает простительное желание, чтобы Павсания был менее воздержен. Это, однако, тоже мнение с нашей точки зрения.
Так как мистерии обязывают к молчанию, то некоторых вещей он и не смел сообщать непосвященным; если бы он действительно сделал, то для нас это бы но бы конечно приятно, но едва ли бы мы оставили ему упрек за вероломство. С этой точки зрения должно уже казаться чем-то выдающимся, когда он делает сообщения из таинственных сказаний, как напр. II, 29, 8. II, 38, 2. А относительно того сна [I, 14, 3,], который удержал его высказаться об Елевсинионе в Аѳинах, вероятно, было особенное обстоятельство; точно также если IV, 33, 5 он говорит: «о тайном служении великих богинь в Карнасийской роще я должен хранить молчание, но что глиняная урна и останки Еврита там хранятся, сообщить об этом сон не запрещает», то, следовательно, обязанность соблюдать тайну он здесь основывает на сне, а не на данной клятве.
Если поэтому многое нам но сказано или только намечено, что мы охотно узнали бы от него подробнее, то, напротив, мы находим и много такого, на что мы не рассчитывали, хотя, конечно, это недостаточный замен. Было уже замечено, что девять последних книг свободны от растянутых вставок; напротив того, замечается, особенно в последних книгах, увеличивающаяся страсть вплетать достопримечательности местной природы; с детской радостью он пользуется каждым поводом рассказывать о замечательных животных и растениях. Хотя эти небольшие отклонения и не принадлежат необходимо к ходу рассказа, все-таки нужно сознаться, что они большею частью небезынтересны, и почти нигде особенно не прерывают нити рассказа. Такие рассказы очень правятся детскому уму, и из этого легко объясняется, как именно при таких случаях переписчики охотно могли прибавлять свои замечания, которые потом, к ущербу автора, нашли место даже в тексте. К этим вставкам я причисляю места V, 1,22 и X, 29, 2. Доказательства для такого рода эпизодов можно найти: V, 12, 1-3. VIII, 17, 3, 4. IX, 21, 1-6. IX, 22, 4. IX, 28. IX, 31, 1. X, 4, 8, 9. X, 13, 1-3. X, 17, 12. X, 36, 1, 2, 7.
4. Из сказанного достаточно выясняется, что дену и значение «Описания» нужно искать не в форме изложения. Посмотрим теперь, какое принадлежит ему место по содержанию. И здесь справедливость требует, чтобы желаемое нами мерить не масштабом нашего суждения, а смотреть только на данное, соответствует ли оно плану книги, требованиям действительности, принялся ли автор за дело везде с добросовестной осторожностью. В общем, вероятно, не нужно будет опасаться противоречия, так как нет древнего писателя, которому столько, как Павсании, мы были бы обязаны знанием страны, религиозной жизни и истории искусства. Даже можно не задумываясь сказать, что без него целые страны Греции были бы для нас совершенно неизвестны, что некоторые религиозные обычаи и формы верования нам переданы только им, что без него история греческого искусства для нас едва ли и существовала бы. В этом заключается главнейшее значение Павсании, которого никогда нельзя достаточно оценить. В сравнении с этим, исторические сообщения занимают второстепенную важность, хотя и это заметки, достойные признательности, так как некоторые сведения были бы для нас вовсе неизвестны, а некоторые составляют приятные подтверждения и дополнения к фактам, известным от других писателей[1].
Перейдем к частностям. Во первых, что касается до путевого отдела книги, то есть, до указания путей и топографического описания городов, то все согласны признать точность и заботливость автора, и лучшей похвалой книги может служить то обстоятельство, что· и теперь еще путешественники по Греции руководятся ею и почти везде могут найтись. Большею частью, Павсания говорит здесь как очевидец; заметка свои он собирал и помечал внимательно и с тщательным исследованием. Составление и разработка показывают везде верный план и хороший выбор. Направления путей следуют по естественному порядку, хотя не везде согласно с самим путешествием. Так он, например, в Аркадии каждый важный пункт берет срединной точкой, из которой ведет и исследует дорогу до самой границы городской земли, затем возвращается и описывает таким же образом другую дорогу, и так далее до последней, со всеми их подразделениями, так что Аркадия как бы состоит из множества кругов, в которых дороги везде идут радиусами от центра к окружности. В таком порядке автор конечно не путешествовал, но для указания путей такой порядок как нельзя, более целесообразен. Что здесь примерно сказано об отдельных маленьких государствах Аркадии, имеет также значение для больших частей страны; каждая описывается отдельно от других. Правда, чрез это легко могли происходить недоразумения, но это вполне извинительно, особенно если принять в уважение, что перед глазами автора вряд ли лежали специальные карты. Можно почти удивиться, что мы с достоверностью можем указать только один случай в этом роде. Павсания описал Мессинию до Неды, пограничной реки с Илидой. Согласно раз взятому плану при описании Илиды, он должен был там же продолжать путь, где прервал его в Мессинии, и стало быть при Неде вступить в Илиду; в действительности же он пришел в Олимпию из Аркадии, должно быть из Гереи, и отсюда путешествовал по лежащим вокруг странам, и по этому плану составлял заметки; но при разработке нужные перестановки и указания пропустил. Ср. V, 7, 1; VI, 21, 3, к чему тоже можно присоединить V, 6, 3.
Также описание городов следует в естественном топографическом порядке, разве где он сам указывает на противное. Так, он считал целесообразным, и конечно справедливо, при упоминании о большом алтаре в Олимпии, привести и все остальные алтари в Олимпии, не в топографическом порядке, но в том в каком илийцы имели обыкновение приносить свои жертвы в большие празднества. И это уклонение от обыкновенного порядка он решительно объясняет не только V, 14,4, но для избежания недоразумений повторяет еще V, 14, 10. Такая точность дает конечно право на предположение, что он не позволял себе уклонения от естественного порядка, и что, например, при перечислении статуй атлетов в Алтисе мы должны принять, что он следовал тому порядку, в каком стояли статуи (Cp. Zeitschr. für Alterthums-Wissensch. 1850. S. 130 fg.).
Другое, отчасти неясное, обстоятельство составляют такие места, где, при упоминании, напр., храма, он говорит, что другой лежит и в другом месте: напр., II, 10, 1. III, 21, 8. III, 22, 13. III, 26, 4. Если такое уклонение вообще бросается в глаза, то I, 25,1 настолько поразительно, что слова; «но статуя Перикла стоит в другом месте (и I, 28,2) едва ли можно считать за что иное, как за объяснительное примечание на полях, не принадлежащее к тексту. Во всяком случае даже из таких мест мы можем составить правильное перечисление в топографическом порядке.
5. Переходим затем к исторической части книги, встречающейся в виде вступлений к разным отделам при случайных анекдотических вставках. Критика здесь осудила его особенно строго. и неумеренные по своей резкости приговоры чередуются с отсутствием сколько-нибудь справедливой оценки. Так как Павсания не был свидетелем и не пережил сам всего, что рассказывает, но почерпает свои данные из различных источников, то для справедливой оценки необходимо, во-первых, исследовать, какими и как он воспользовался источниками? Поставить такие вопросы, конечно, просто, удовлетворительно же на них ответить весьма и весьма трудно, так как Павсания частью вовсе не называет своих источников, частью же самые ссылки на них были бы для нас в большинстве случаев бесполезны, тик как источники давно утеряны. С самого начала бросается в глаза, что перед нами не беглый, на скорую руку сколоченный труд, но построенная на глубокой научной подготовке работа; везде сказывается действительно достойная удивления для того времени начитанность, не только в отношении книг, распространенных, знание которых могло считаться необходимым условием тогдашнего образования, и ссылки на которые потому сравнительно редки, но и в отношении многих редких, специальных сочинений, с названиями которых мы только благодаря ему и знакомимся. Перечень их и приведенных из них мест занимает у Siebelis (V. V. p. 183) одиннадцать столбцев![2] При некоторых, особенно, ценных но редкости, книгах, он положительно утверждает, что сам читал их, между тем как при других, как Игисин и Херсий (IX, 29, 2.IX, 38, 10), откровенно сознается, что сам не видел, так как уже в его время они были утеряны, а цитаты взяты из книги Калиппа, напр. в статьях X, 1 2, 1. Такая добросовестность должна, конечно, предубедить в его пользу. Что он не только читал, но и читал со вниманием, извлекая все нужное и полезное для своей работы, ясно каждому, если читать книгу вполне беспристрастно, и эту заслугу надо ему оставить, даже если наши исследования не приводят к одинаковым с ним результатам. Примером, где он указывает на источники рассказа, может служить полумифическая часть мессинской книги и подвиги Аристомена (IV, 6, 1 — 6). Здесь он, сопоставляя эпический рассказ Риана с прозаическим Мирона, выставляет причины, почему отдает предпочтение первому. Причины эти довольно вески, особенно в виду того, что· он сам признает изложение Риана эпическим, стало быть, по строго· правдивым.
В вышеприведенном случае, когда к услугам Павсании были источниками поэтический эпос и романическая проза, мы не имели возможности проверить его; тем интереснее разобрать другой случай, где он мог воспользоваться действительно исторической книгой, и мы, хотя частью, способны проследить его труд. Павсания всегда охотно занимался судьбами Ахейских народов. Уже при изложении истории ионийской колонизации малой Азии, нельзя не обратить внимания на пользование важными источниками, благодаря которым он мог оставить нам массу веских заметок. Для доказательства его уменья пользоваться источниками, приведем его рассказы из времен Ахейского союза, находящиеся преимущественно в седьмой книге, а частью разбросанные и по другим отделам. Некоторые описания замечательно подробны; даже такие эпизоды, как напр., Оропское дело, в сущности совершенно ничтожные, рассказаны, очевидно, без всякой предвзятой цели с мелочным педантизмом в деталях. Точность некоторых показаний в роде того, что Муммий прибыл к войску до рассвета, что ахейцы напали вовремя первой ночной смены стражи, наконец самый бесстрастный тон изложения но дают ни малейшего повода сомневаться, что Павсания имел под руками обильные подробностями источники и в совершенстве умел ими пользоваться согласно намеченной цели. Относительно записок Арата, можно утверждать это почти с достоверностью; сравнивая жизнеописание Арата в биографиях Плутарха с заметками о том же Павсании, приходим к весьма и весьма близким к истине выводам. Но и собственноручные записки Арата отнюдь не были единственным источником Павсании; он очень часто, напр., в VIII, 30, 8 и 9, упоминает о Поливии, с выражением притом глубочайшего к нему уважения. Помимо всяких других выдержек, эта одна дает уже нам право заключить, что капитальное сочинение Полиция об Ахейском союзе и его отношениях к Риму дало обильные материалы для книги Павсании; иногда даже кажется, будто от нее веет духом Поливия.
Мы уже сказали, что упомянутое в VIII 30, 8, 9 дает нам право сделать весьма вероятное заключение; сделаем еще шаг вперед по тому-же пути. В VIII, 49 и след. встречаем довольно подробный очерк жизни Филопимена; стоит только сравнить его же Плутарха жизнеописание, чтобы убедиться в тождественности источников. В самом деле: последовательность изложения, подбор фактов те же самые, только Павсания сильно сокращает, а Плутарх широко распространяется в своих извлечениях. Едва ли может быть разногласие относительно того, что таким общим источником была именно Поливиевская биография Филопимена, а потому легко проверить, в какой мере добросовестно пользовался ею Павсания. Но как выбор источника, так и пользование им рекомендуют Павсанию с весьма хорошей стороны; а если судить по одному примеру о всем способе пользования, то надо даже думать, что он добросовестнее относился к делу, чем Плутарх, который позволяет себе отступления, между тем как Павсавил остается верен оригиналу. Так, Павсания (VIII, 49,3) говорит: «лицом он был очень некрасив»; Плутарх же (Филопимен, II) напротив: «лицом он был не дурен, как думают иные, так как я сам видел статую его в Делфах». Нет сомнения, что Павсания остается здесь при Поливии, который также, очевидно, подразумевается между этими «некоторыми» Плутарха, статуи ради вздумавшего оспаривать показания излюбленного своего источника, притом вряд ли справедливо. — Положим, что Павсания и сам мастер делать заключения о чьей-нибудь красоте во картине или статуе; смотри, напр., рассуждение его о красоте Коринны (IX.22, 3); новое же заключения его условны. Статуи Филопимена в Делфах он не видел, но крайней мере, о ней не упоминает; тегейской же (VIII, 49, 1) в его время больше не существовало, оставался только цоколь да надпись. По даже если бы он видел обе статуи, и на обеих Филопимен был бы изображен красавцем, не думаю, чтобы он придал им более весу, чем свидетельству Поливии: не даром же он знал в лицо друга отца его, Ликорта.
Так как мы не поставили себе задачей перебрать все источники Павсаниевых книг и исследовать, как он ими пользовался, а хотели только поставить на вид, что он брал не все, что попало, а тем, что брал, умел пользоваться, то я затрону еще один отдел, где Павсания рассказывает о деяниях Пирра. И здесь он, также как Плутарх, главным образом руководствовался Иеронимом Кардийским, отнюдь однако не рабски его повторяя; он хорошо понял его пристрастный тон и даже старался найти психологическую его подкладку (I, 9, 8. I, 13, 9). В таких случаях он доискивался правды у других очевидцев. И так, если в тех случаях, где контроль возможен, мы находим, что автор, обладавший начитанностью во всех в изобилии еще существовавших тогда исторических книгах, не только выбирает из них самые лучшие, но и тщательно проверяет их показания, то справедливость требует предположить тот-же дух и там, где оценка и контроль для нас невозможны. Ставить же ему в обязанность при каждой заметке систематическую методическую критику, точное взвешивание и мелочное докапывание истины, значит требовать больше, чем можно и должно требовать от описания. При такой мерке не многие древние историки с честью выдержали бы критику, так как строгая критическая обработка явилась только недавно, как продукт новейших требований. Потому надо, конечно, указать на встречающиеся ошибки и недоразумения, но никак не основывать на них строгий приговор.
Критика, конечно, не может пройти молчанием документов, служебных записей и надписей, послуживших источниками его историческим наброскам. Под служебными записями нельзя подразумевать архивов, но скорее предписания высших властей, составленные с целью публикаций. Сюда относятся акты илейцев об олимпийских играх, на которые Павсания неоднократно ссылается (III, 21, 1. VI, 2. VI, 19, 13,4, VI, 22, 3. X, 36, 9). По-видимому, это был род протокольных записей, в которые вносились олимпиады, их распределение, предпринятые перемены, имена победителей с названием отца, отечества и рода борьбы, вероятно и имена элланодиков, особенные случаи и т. д.; были ли обозначены и другие бойцы, непобедившие, с достоверностью неизвестно. Из выражения (V, 21, 5) «как назывались желавшие выступить против него, забыл я, или эксегемы элейцев» можно заключить, что в официальных документах не было имен всех борцов или всех записавшихся на состязания, но поименовывались только победители. Эти протоколы несомненно распространялись в списках, иначе Павсания не мог бы ими пользоваться, так как книгу свою он писал не в Олимпии, и едва ли требовал себе выписок ради отдельного случая. Записи эти велись с некоторыми пропусками в хронологическом порядке, но трудно определить, с какой они начались олимпиады. Само собой разумеется, что не с первой, как видно из не совсем ясной приписки VI, 19, 13, где сказано: «вероятно, в то время олимпиады илейцами еще не записывались.» Но спрашивается: в чем он, собственно, сомневается? неужели нельзя было решите вопрос наверное? Как согласовать слова эти с X, 36, 9, где говорится, что 211-ая олимпиада единственная, обойденная в списке илейцев? Не хочет ли он сказать этим, что ряд помеченных в списках олимпиад велся только с определенного года? С другой же стороны, толкованию нашему противоречив, по видимому, V, 8, 6, где утверждается, что записи начинаются с первой календарной олимпиады Корива и ведутся без всякого перерыва. Тут многое очень темно; темно и то, принадлежат ли древние илейские списки, из которых Павсания берет помещенную в V, 4, 6 родословную заметку, официальным протоколам олимпиоников или нет; отрицательный ответ вероятнее, не даром же предполагает Павсания в VI, 13, 8, что списки победителей на Немейских и Исѳмийских играх велись прежде с недостаточной точностью. Нельзя потому не одобрить, что Павсания безусловно верит только официальным документам.
Кроме этих официальных протоколов, илейский победитель Паравалон стал, для поощрения борцов, записывать имена победителей в Олимпийской гимнасии (VI, 6, 3). Этому примеру последовал, когда сделался , элланодиком, илеец Евапорид, победивший еще бывши мальчиком (VI, 8, 1). Хотя предприятие было частное, Павсания мог извлечь из него пользу, так как уклонения от официальных записей немыслимы.
Целью этого перечня было записывать только победителей; из приведенных обоих мест даже не видно, был ли ряд победителей полным, или оба составителя записали победителей только тех олимпиад, в которых, сами, одержали победы, хотя про Евапорида сказано, что он записал победителей, сделавшись элланодиком. Отсюда можно заключить, что и эти записи состояли под служебным надзором и не ограничивались двумя олимпиадами.
Весьма уместно возбудить здесь вопрос: каким образом сохранилось для нас столько имен недобившихся победы борцов. Каким образом уцелели имена изгнанных и наказанных элланодиков? Воздвигнутые из штрафных денег статуи Зевса имеют, положим, надписи, но на них нет имен наказанных; не желали, вероятно, позорить их семейства. Павсания неоднократно опирается при этом на свидетельство олимпийского эксегета, но не на служебные записи. Так как из упомянутых атлетов первые провинились в 98 олимпиаду (V, 21, 8), другие в 112 (V, 21, 5), третьи будто бы в 178 (V, 21, 9), то ясно, что эксегеты не могли следовать словесному преданию. Потому мы неизбежно должны прийти к заключению, что существовала еще весьма вероятная литература эксегетов. Такие составленные эксегетами записки об истории городов, достопримечательностях, празднествах их родных городов и т. д. не могли иметь большего распространения, совершенно так же, как бывает и у нас с литературными произведениями подобного рода. Они читались или только самими составителями, или пользовались ими, как путеводителями, при чужестранцах. Где же, как не в Олимпии, мог раньше всего почувствоваться недостаток в таком спутнике? А так как между тамошними эксегетами наверное было не мало людей, получивших хорошее образование, то, пользуясь служебными и, без сомнения, в изобилии существовавшими частными источниками, они могли собрать и об истории олимпийских игр обильные, входящие в мелочные подробности, сведения. Следовательно, Павсания мог вполне полагаться на сообщения этих людей, и из сочинений их выбрал отдельные заметки. Этим объясняется, что он хочет сказать в III, 21, 5, где о противниках Калипа говорится: «как их звали, забыл я или эксегеты илейские.» Заслуживает особенного внимания, а вместе с тем доказывает осторожность, с какою Павсания проверял свои известия, место в V, 21, 8 — 9, при чем он, кажется не догадался, что или элланодинки могли обнаружить подкуп до выдачи венка, или что Филострат не победил, не смотря на подкуп. Что касается аттических и лакейских списков сражавшихся против Ксеркса союзников (VII, 6, 3), официальное происхождение их может быть легко заподозрено; лаконский каталог, вероятно, только перечень соратников Леонида при Фермопилах; аттический же — состав сражавшихся с аѳинянами при Евбее и Саламине союзников; и тот и другой, весьма вероятно, заимствованы из какого нибудь подробного исторического сочинения; то же относится и к списку городов, составивших анти-македонский союз (I, 25, 4), а также ополчившихся против галатов (X, 20, 3), — так точно, как из Геродота Павсания заимствует список олимпийских борцов, и пользуется надписью для перечня участвовавших в Платейской битве (V, 23, 1, 2). Для нас достаточно, что он везде ищет добросовестных свидетелей.
Обратимся теперь к надписям. Павсания пользовался ими очень часто и притом вполне согласно своей цели; сохранением же их оказал нам важную услугу. В его умении мастерски разбирать их еще никто не усомнился; равным образом старательность при списывании не может подлежать сомнению.
Так как надписи, которыми пользуется Павсания, в его время еще не были испорчены, а время и погода не сделали их нечеткими, то мы можем вполне ему доверять. Где у него является сомнение, он сам высказывает: напр., в VI, 19, 5 относительно надписи на гробнице Кипсела Павсания говорит, что трудно проследить повороты строк, и разобрать их почти невозможно. Все-таки, нужно признаться, он хорошо преодолел все трудности, за исключением, может быть, одного места.
При пользовании надписями он выказал такую же добросовестность, как и при остальных источниках; и здесь он не принимал всего на веру, а тщательно исследовал. Так, в Антикире нашел он статую Ксенодама, поставленную в честь победы его в олимпийском панкратии. Павсания мог бы этим и удовольствоваться; но он, напротив, сперва просмотрел илейские списки, и так как никакого Ксенодама, победителя в панкратии, не нашел, то весьма осторожно заметил: «если надпись не выдумка, то Ксенодам должен был победить в 211 олимпиаду, так как она единственная, которую, говорят, пропустили илейцы» (X, 36, 9). Cp. VI, 3, 8. VI, 13, 2.
В первой книге находятся данные из надписей, которые уцелели или найдены, и, следовательно, у нас есть возможность его контролировать. Мы видим здесь (причем я, однако, снова указываю на небрежное составление первой книги), что Павсания не везде передавал полное содержание надписей, но брал только-то, что считал для своей цели годным; обвинение же в подделке, которое позволили себе некоторые, совершенно неосновательно. Рассказывать все в полном объеме он вовсе и не собирался, и несколько раз прямо повторяет, что делает тщательный выбор. Так мы видим, что при описании улицы в Аѳинах с надгробными памятниками, он пересчитывает совсем не все гробницы, но только лучшие (I, 29, 10), и отнюдь не перечисляет всех вырезанных имен; I, 29, 4 он говорит, что на базисах стояли имена и димы, но мы находим только на одном. Думали обличить Павсанию еще в другом месте, которое относится к жертвенному Олимпийскому подарку в честь Платейской битвы, V, 21, 1. Дело основывается на очень интересных исследованиях; в результате высказывались в том смысле, что «список Павсании после открытия надписей на делфийской трехглавой змее должен быть отчасти изменен;» было бы однако полезнее это изменение, касается ли оно текста или списка, совершенно оставить или по крайней мере отложить до нового разъяснения[3].
Очень многие заметки Павсании основываются на надписях, хотя это и не везде сказано, иногда даже бывают взяты из них целиком выражения, как случилось, напр., в VI, 16, 8.
Имена атлетов, статуи которых поставлены в Олимпийском Алтисе, наверное взяты прямо из надписей, равно как и имена художников. Едва ли нужно было повторять это при каждом заимствовании. Скорее непозволительно предполагать надписи там, где нет ни малейших на то указаний, особенно при описании крупных памятников искусства. Так, напр., при реставрировании амиклейского трона покрыли воображаемыми надписями целые стороны, хотя у Павсании об этом не находим ни елова; все приводимые основания, даже имя «Вирис» из которого выводили возможность существования надписей, не выдерживают ни малейшей критики.
Указав источники исторических сообщений Павсании и манеру его пользоваться ими, прибавим еще кое что о его набросках мифического и героического характера. Из письменных источников первое место, конечно, занимает Гомер, чего он мог бы даже и не писать. Как высоко однако он ни ценит Гомера (ср. II, 21, 10) и как охотно ни следует ему в вопросах географии, генеалогии и мифологии, все-таки он не так слеп, чтобы в названиях и выражениях не идти своим путем. Вероятно, он настолько знал Гомера, что не часто заглядывал в книгу, но приводил стихи на память. Есть некоторые уклонения от оригинала, и критика едва ли имеет право исправлять их. Сравнивая, напр., его передачу сказания о дочерях Пандарея (X, 30, 1 — 2) с Гомеровским текстом (Од. XX, 66 сл.), мы нисколько не должны ужасаться, когда он говорить «евбейцы», где Гомер говорит «аванты» (сравн. Ergänz. — Bl. z. Allg, lit. Zeit. 1840, S. 763). Какую пользу извлекает Павсания из сочинений Гомера даже в вопросах искусства, видим из IX, 41, 3 — 5; довольно интересно, что он проверяет подлинность мнимых украшений Ерифилы единственно по некоторым местам из Гомера, и решает вопрос настолько удовлетворительно, насколько возможно там, где решающий голос дается эпическому стихотворению. Что Павсания основательно изучал Гомера и Гезиода, видим по крайне оригинальному, непонятному в смысле сокровенных мотивов месту в IX, 30, 3, наравне с которым надо поставить X, 24, 2 — 3, а для Гезиода ІX, 31, 4 — 5. Примера ради, обратим еще внимание на мнение его об Орфийских стихотворениях (IX, 30, 12), о Ѳиваиде IX, 9, 5), об Евмиле — II, I, 1. IV, 4, 1 и V, 19, 10. Кто после того будет отрицать, что Павсания везде выказывает осторожное и пытливое отношение к прочитанному, — чему нельзя не быть благодарным, так как, по неимению самих стихотворений, поверка его слов становится довольно затруднительной.
Древнейшие героические,сказания греков, довольствовавшихся наивной простотой и обыкновенным рассказом происшествий, не заботясь далее о происхождении героев, дали позже повод к расширению рассказов, особенно при страсти к генеалогическим выводам (X, 6, б), и облегчили возможность сочинять героям нисходящие и восходящие родословные (I, 37, 7). При такой свободе обращения с мифами, где очевидно играли роль весьма разнообразные цели, не могло не случиться, что предания, по месту, времени и обстоятельствам, подвергались различнейшим изменениям, и особенно, благодаря свободной игре фантазии, страдали родословные таблицы (VIII, 53, 5). Все это Павсания понимал очень хорошо; важность родовых таблиц для него не ускользала, и он охотно разыскивал у стихотворцев и логографов допускавшие двоякие толкования места, иногда же к дальнейшему исследованию побуждала его случайно найденная неточность. Так, например, его очень интересовало доискаться точных сведений о потомках Поликаона; для этой цели он читал Иэи, Наупактскую поэму, генеалогические книги Кинеѳона и Асия, но скоро убедился, что все они ничего ему не объяснили (IV, 2, 1). Вслед затем другой вопрос — предания, поэты и логографы, — затрагивающие который, что ни строчка, противоречили друг другу, — дал ему повод высказаться, что в древнейшей истории Греции большая част пунктов спорная. Нас же подобные случайные исследования и указания должны привести к убеждению, что Павсания сообщения свои писал не наобум, но что он, где нужно, делал серьезные предварительные исследования.
Нельзя достаточно высоко оценить заслугу Павсании и по коллекционированию живущих еще в народе преданий. Поистине удивительно и объяснимо только твердой точкой опоры, которую давал народу Гомер, это необыкновенное богатство преданий, удержавшихся и даже вновь образовавшихся у греков, не смотря на все постигшие их перевороты и случайности. Он искал и собирал их с большим усердием, и найденное записывал в неприкрашенном виде. И именно эта, особенно заслуживающая благодарности черта, послужила поводом к неоднократным порицаниям; его обвиняли в легкомыслии, недостатке критики и даже в подделке. Все эти упреки или несправедливы или неосновательны, и происходят большею частью от недостаточно основательного знакомства с книгой, как результат случайного пользования отдельными листами. Что касается легковерия, то нужно бы думать, что при передаче преданий едва ли при чем ни- будь вера; если только пересказанное верно передано, нет никакого дела до веры или неверия рассказчика. Но именно у Павсании видно совсем иное отношение. Но говорит ли он прямо (VI, 3, 8): «я, конечно, должен рассказать, что рассказывают греки, но верить всему мне отнюдь не нужно;» или еще (II, 17, 4): «это предание да и многое другое, что рассказывается про богов, я записываю не веря, тем не менее записываю»; или (IX, 30, 4. II, 29, 9): «греки верят многому,что неправда, так напр.» — Выражения: «если это правда», «кто тому верит», «пусть верит кому охота», «пусть верят другие» и подобные повторяются часто; «говорят», «есть поверие» и т. д. можно встретить почти на каждой странице. Какое же здесь после этого легковерие, опрометчивость? Неужели в угоду тем, которые пользовались выдержками из его книги, он должен был при каждой легенде уверять их в своем неверии? Для тех, кто знает Павсанию целиком, это вряд ли потребуется; он очень хорошо знал подвижную природу предания, и не видел в нем символа веры. Павсания сам довольно ясно указывает на влияние, которое поэты, в особенности трагики, нередко имеют на развитие и преобразование фабулы. В народе — говорит он (1,3, 3) — рассказывается много басен, ибо, не зная истории, он все считает за правду, что с детства слышит в хорах трагедий». Заметим еще VIII, 2, 6 — 7. Он знал также, с какой стойкостью парод придерживается того, чему раз верит, не заботясь о правде. «Эксегеты аргивцев, говорится II, 23, 6, очень хорошо знают, что они не все говорят согласно правде, но все же говорят; ибо не так-то легко разуверить толпу в том, чему она раз поверит».
Как же можно после того говорить о легковерии Павсании? Конечно, предания, сообщенные ему словесно или почерпнутые из писаний, он брал без критики. Если под этим понимать, что он не подвергал предания такой обработке, как Гримм, то это замечание бесспорно верно. Никто, однако, не будет равнять Павсанию с Гриммом,
Что же ему собственно было критиковать? Он писал путеводную книжку и при этом сообщал касавшиеся отдельных местностей поверья, как они ему были рассказаны; критиковать или рассуждать он мог в большей части случаев считать делом излишним. Если случайно он и сообщает рассказы, правдивость которых можно заподозрить, то он, вероятно, следовал хорошему, высказанному в IX, 21, 6 правилу, что не нужно торопиться в суждениях и тотчас отбрасывать все, что может казаться невероятным только но необычайности.
Свое отношение к мифическим сказаниям он высказывает в VIII, 8, 8, что сначала он считал мифы за наивные сказки, впоследствии же пришел к убеждению, что греческие мудрецы древнейших времен открывали свое учение не прямо, но в картинах и образцах». Он знал также, что «во всякое время были люди, которые не только события древности, но даже события настоящего времени делали невероятными тем, что к правде примешивали неправду, и особенно свойственно это страстным рассказчикам всяких преданий, всегда готовым присочинить что нибудь чудесное; таким образом даже правда искажается неправдоподобными добавками» (VIII, 2, 6-7).
Так например, ему не кажется невероятным, что боги обратили Ликаона, в наказание за волчьи наклонности, в волка, но что такое превращение человека в волка и обратно в человека (если только волком он не ел человеческого мяса) постоянно повторяется, этому он но верит, и потому совсем не склонен считать оборотнем, как учит предание, Дамарха. (VIII, 2, 6. VI, 8, 2). Если при этом примем еще к сведению, что не редки те случаи, где он восходит до самого источника мифа и с ученостью излагает его развитие (напр., в мифе о Харитах), то наверное нельзя будет упрекнуть его в легкости и небрежности, а скорее отдать ему за его старания должную честь.
Из всего этого отнюдь не следует, что Павсания в критике своей был всегда на столько проницателен и осторожен, на сколько мы могли бы желать или ждать; нередко придется нам решительно отвергать, как бессмысленный вздор, все его выводы и наотрез отказаться от солидарности с ним, но за то и стоял он на совершенно иной, чем мы, точке зрения. Если ему и действительно недоставало дара проницательности, плодовитой фантазии, то, критикуя, мы но должны забывать цели автора, и обязаны сперва уяснить себе, что можно требовать от простого описания. Правдивость и добросовестность его во всяком случае всегда вне сомнения, и конечно весьма несправедливо обвинять Павсанию в том, что он «не постеснился перенести на греческую почву даже сказку о Рампсините» (IX, 37, 5 — 7). Ведь ему указывали места действия? или он и это перенес? Гораздо проще объяснить, что эта сказка, как и многие иные, не приурочена к определенному месту, — в чем п состоит одно из существенных свойств сказаний.
Особенно внимательно останавливается Павсания на различных религиозных обычаях и местно почитаемых богах, которым не забывает принести и свою жертву. Так, больше ради Димитры, но не ради тамошнего храма, предпринял он путешествие в Фигалию (VIII, 42, 11). Жалеет, что не прибыл раньше, чтобы видеть высокочтимое изображение Евримоны, храм которой открывался ежегодно только один раз (VIII, 41, 6). С верой посещает он оракул Трофония в Левадии и подчиняется всем предписанным обрядам (IX, 39, 14); и именно благодаря возбуждению религиозного настроения и всех чувств могло случиться, почему он вместе с обыкновенными посетителями считает Трофония сыном Аполлона, а не Ергина (IX, 37, 5).
Как же теперь объяснить, что человек, с таким рвением исполняющий религиозные обряды, странствовавший по Палестине и Египту, до мелочей знавший западный берег малой Азии, и побывавший в Риме, сделавший Грецию предметом своего описания, нигде не обращает ни малейшего внимания на христианство, в такое время, когда в названных странах было не мало многочисленных, даже видных христианских обществ? Явление это так поразительно, что мы невольно, хотя и совершенно напрасно, стараемся доискаться причины. Конечно, встречаются некоторые места, в которых можно было бы предполагать намеки на христианство; напр. X, 12, 11, где сказано: «столько женщин и мужчин уже задолго до нашего времени воодушевленно проповедывали об едином боге, что легко может опять случиться нечто подобное»; или когда он VIII, 2, 6 говорит, что «всегда были люди, которые делали события древности невероятными тем, что к правде примешивали неправду». Таким же образом можно, пожалуй, вычитать в VI, 8, 4 сильное неодобрение исканию мученичества, или в IV, 19,1 намек на воскресение мертвых, или даже Воскресения (I. Хр.) в истории христианства, Однако нельзя придавать таким предположениям слишком много веса, а скорее сознаться, что намеки эти замечены потому, что их ревностно искали; во всяком случае останется необъясненным, почему Павсания довольствовался такими скромными тайными намеками, когда ему ничего не препятствовало высказаться открыто. [См. VIII, 38, 7, где есть тайный намек на принесение человеческих жертв. Вероятно, религиозный страх удерживал его высказаться более ясно].
Было бы интересной задачей составить из высказанных Павсаниею мнений подробную картину его религиозных, нравственных и политических убеждений, не потому чтобы характер его представлял нечто из ряду вои выходящее, но потому, что тогда, во время полнейшего упадка язычества, когда сознательно или бессознательно всюду стали прокрадываться новые религиозные воззрения, существовало немного людей старого закала и убеждений, для характеристики которых Павсания представляет такой богатый материал. Обстоятельная в этом отношении работа есть труд Krüger, Theologumena Pausaniae, Lps. 1860; по предмет этот далеко еще не исчерпан.
6. Следует принять во внимание также художественно-историческую сторону книги. Павсания не был ни художником, ни знатоком, а при начале своей работы едва даже любителем; по крайней мере, в первой книге он высказывает скорее известного рода нетерпение излагать свои сведения о галатах, Птоломеях, Лисимахе, Димитрии, Пирре и т. д., чем желание заниматься произведениями искусства; и здесь все его сообщения об искусстве до невероятности бедны и недостаточны. С ним однако случается тоже, что и со многими теперешними путешественниками, которые приезжают в Италию со вполне неразвитым в художественном отношении вкусом, но скоро невольно увлекаются, и тогда, охваченные более или менее правдивою любовью к произведениям искусства, считают нужным обратить предпочтительно на них свое внимание. Именно такой поступательный интерес можем мы проследить и у Павсании: интерес возбуждается и питается по мере количества виденного; художественный вкус вырабатывается упражнением. Старательно собирал он свои заметки и перерабатывал их трезво, без ораторского восхищения, постоянно имея в виду цель своей книги, как путеводителя. Как ни одобрителен образ действий Павсании с его точки зрения, все-таки нельзя отрицать, что мы чрез это многое потеряли, и только можем сожалеть о трезвости и узкой цели автора, так как он всегда почти предполагает, что современники его обладают навыком и знаниями, которых у нас большею частью нет, а потому случается, что нам сообщения и указания его нередко темны, и даже совсем непонятны; иногда мы даже после большего труда и всяких ухищрений получаем в результате весьма неполное представление о таких вещах, для полной наглядности которых Павсании стоило прибавить только несколько коротеньких строчек. Беда в том, что он писал не для нас, а потому мы должны помириться, что многое навсегда останется сомнительным или открытым. Действительно, нам часто приходится жаловаться на неясность слога. Во первых, почти нигде нет определенных технических выражений; изложение вообще страдает известной сбивчивостью, благодаря, напр., неточному употреблению предлогов; почти же всегда мы остается во мраке там, где желательнее всего найти сколько нибудь ясные указания. Как часто остаемся мы в неведении, из чего сделаны произведения искусства, какой они имеют вид, полных ли статуй или только рельефов. Как часто, даже при замечательнейших произведениях, мы не знаем ни их наружного вида, ни места постановки, и должны ограничиваться собственной сообразительностью. Сколько вопросов остаются открытыми даже в тех четырех произведениях искусства, на которых он останавливается дольше всего, — я говорю об Амиклейском троне, Олимпийском Зевсе, гробнице Кипсела и Полигнотовых картинах в Дельфах. Видеть их было бы, конечно, достаточно, чтобы устранить все сомнения; Павсания именно и предполагал возможность личной проверки его слов, что было возможно его современникам, но не нам. Он прямо приводит читателя к Амиклейскому богу и тотчас начинает объяснять изображения; но стоял ли трон в храме или под открытым небом, как был он построен, из камня или из дерева, все подобные очевидные подробности ему не нужно было описывать: они были видны и без того. Впрочем, при гробнице Кипсела он предпосылает кое какие, но вряд ли обстоятельные заметки о материалах, из которых она была сделана; но о форме и величине её нет никакого намека, а между тем именно эти подробности необходимы, чтобы обстоятельнее познакомиться с произведением искусства. И сколько остается разрешить вопросов относительно Полигнотовых картин в Делфах! Где, напр.,была Лесха, и как распределялись картины в общем и в частности? Если благодаря этим недостаткам, которые, впрочем, как уже сказано, находят оправдание в цели самой книги, объем наших сведений значительно стужен, то наверное мы выиграли в смысле неизбежной, навязанной нам умственной гимнастики; и неужели выигрыш не возмещает потерю?
7. Из сказанного уже достаточно ясно, что целью книги было не столько описание, как объяснение произведений искусства, при чем само собой понятно, что строгое исключение всякого описательного элемента едва ли было возможно, и отнюдь не необходимо. Поэтому мы с благодарностью принимаем те описательные заметки, которые автор нам вставляет в отделах об олимпийском Зевсе, картинах Полигнота в Делфийской Лесхе и за все прочие, там и сям разбросанные намеки, не имеющие ничего общего с пояснением художественных произведений и вставленных в большинстве случаев с совершенно непонятною для нас целью. К таким заметкам я невольно отношу мелочную добросовестность, с которою он отмечает присутствие или отсутствие и также внешний вид бороды при весьма многих статуях. При объяснении отдельных моментов, изображенных на художественных памятниках больших размеров, он следует, всегда известной методе, которая без сомнения была совершенно понятна наблюдателю, но которой мы, однако, к сожалению не понимаем, именно потому, что нам не достает наглядности. Правило, которому он хотел следовать при рельефах амиклейского трона, он сам, высказывает в III, 18, 10; но ясно только, говорит ли он, что. не хочет подробно перебрать все изображения отдельно, так как большая часть их и без того легко понятна (что значило бы, что часть он хочет обойти молчанием), или же смысл заметки таков, что, в виду наглядной вразумительности большей части рельефов, точное объяснение считает ненужным, и хочет ограничиться только кратким перечнем изображений. Как бы то ни было, нужно признать внимание и старательность, с которой автор поясняет изображения. Конечно, ни в каком случае нельзя утверждать, что он нигде не ошибся, что везде стал на верную точку зрения, почему объяснения его будто бы безошибочны; напротив, мы можем откровенно признать, что с ним, как и со многими толкователями, случалось, что он с апломбом попадал мимо цели. Конечно, мы частенько найдем, что, при объяснении бесчисленного множества олицетворенных мифов, он не редко мог не напасть на правду; но справедливость требует, первым делом, отнестись недоверчиво к самим себе. Павсания был окружен такой художественной атмосферой, с которой жалкие, уцелевшие до нашего времени и приводящие нас в восторг остатки не выдерживают и отдаленного сравнения. Он осмотрел, и притом не бегло, но спокойно и обдуманно, массу художественных произведений в настоящей их обстановке и полной целости. Значит, в его распоряжении были средства для критической и сравнительной оценки настолько богатые, что даже при самой благоприятной обстановке мы перед ним насуем. Да и в мире греческих мифов он вращался, как настоящий туземец. Для него они еще жили, он знакомился с громадным большинством их в верованиях народа, в сочинениях поэтов и других писателей, в наглядных творениях искусства; а мы часто должны по клочкам собирать наши знания из скудных объедков и жалких поскребков схолиастов. Заметим теперь, что объяснения Павсании отнюдь не похожи на мимолетные мысли, но часто он, как мы сейчас увидим, не только в общем, но и в частностях старательно изучал более значительные произведения; и потому мы обязаны принимать его данные с известным уважением, и только в таких случаях предполагать недоразумение, где мы с достаточной верностью можем указать источник ошибки или оправдать нарекания наши безусловной логической необходимостью. В намерения Павсании не входило перечислять все художественные произведения: в действительности он умалчивал о неимевших особенной ценности, и ограничивался только теми, которые в каком-нибудь отношении казались ему достойными внимания (I, 23, 4. I, 39, 3. III, 11, 1); при этом он обращал, главным образом, свое внимание на произведения искусства, отличавшиеся особенными художественными достоинствами, принадлежавшие известным художникам, замечательные но своей глубокой древности, или по другим посторонним обстоятельствам, как-то, по материалу, историческому значению, или по особенному, которым они пользовались, уважению. Чтобы держаться при этом определенного метода, он начинал с художественно-исторического обзора. К сожалению, он не называет книг, которыми при этом пользовался, но несколько раз в сомнительных случаях ссылается на людей, «которые занимались историей искусства» (V, 20, 2. V, 23, 3). Из этого мы видим, что Павсания не довольствуется кое-как схваченными на лету заметками, но в сомнительных случаях — если не упоминает об этом — пользуется книжными выдержками. Из этих-то сочинений он и берет, по всей вероятности, попадающиеся иногда заметки об артистических школах и так часто встречающиеся указания на учителей отдельных художников. Если это предположение верно, то сообщения его значительно выигрывают в ценности.
Первый вопрос при каждом произведении искусства он ставит о мастере и его школе. Ответ на этот вопрос находил он. обыкновенно в надписи, а также в словесных или письменных заметках эксегетов, наконец в только что упомянутых историях искусства. Если же по было ни того, ни другого, ни третьего,, он ограничивался собственными домыслами, руководствуясь художественным стилем, а может быть и иными данными для критики. Если имя художника бывало в надписи, что случалось весьма часто, то вопрос считался оконченным; указания же эксегетов и их записок он также мог подвергать критике, как видим из некоторых данных. Что он не слепо предавался и верил их сообщениям, ясно из многих примеров.
Так он (X, 38, 5 — 7) сомневается в том, что говорили ему амфисийцы о своем изваянии Аѳины. Харит при входе в аѳинский акрополь предание приписывало Сократу, сыну Софроникса; но там, где дело касалось преданий, он и сообщает его буквально, между тем как в IX, 35, 7, где имя художника было безразлично, Павсания без дальнейшего называет их Харитами Сократа. Где ничего определенного известно не было, он помогал себе различными предположениями; так, например, Аоипу Ерифейскую он приписывал Ендию (VII, 5, 9), картину Аполлона Исминия в Ѳивах работе Канаха (IX, 10, 2). Выдерживают ли критику все эти предположения или нет, нужно, конечно, исследовать в каждом отдельном случае; но здесь этому не место. Где не было даже оснований для предположения, он открыто сознается, что не мог угадать имя мастера (X, 37, 3).
Раз покончив с вопросом о художнике, он обращался к объяснению произведения. При изображении богов, вряд ли могло вкрасться сомнение; при статуях людей, особенно олимпийских победителей, наверное всегда были надписи, и в этом отношении не требовалось дальнейших изъяснений, исключая некоторых, вызванных посторонними обстоятельствами, случаев. При неимении положительных сведений, он держался также преданий, на что никогда не забывает сослаться. Так, напр,, в Аѳинах в Пропилеях стояли две статуи всадников, которых предание выдавало за сыновей Ксенофонта. Павсания оставляет неразрешенным, действительно ли представляют они сыновей Ксенофонта, или просто поставлены для украшения Пропилей (I, 22, 4); более глубокое исследование вряд ли привело бы к другому результату. Если же, напротив, попадался подходящий повод, он охотно пользовался им для общих объяснений; такому случаю мы обязаны интересными заметками об одеянии Харит (IX, 35, 6, 7).
Что же касается до четырех уже упомянутых крупных памятников искусства, они, не смотря на то, что Павсания посвящает им целые отделы, представляют для нас не мало затруднений.
На источники, которыми он пользовался при описании Амиклей- ского трона, нет никаких намеков, между тем в числе изображений есть такие, истолкование которых на основании одних догадок едва ли вероятно. Почему, напр., мог он узнать гиганта Ѳурия, центавра Орегия, Мегапенфа и Никострата? Как угадал он, что одна из фигур на алтаре представляет Вирис? Присутствие надписей, как уже было замечено, совершенно недоказано и даже невероятно; многочисленность же надписей безусловно должна отрицаться. Тем бесспорнее должны мы предполагать возможность сообщений эксегетов, или пользование письменной литературой, которая о таких грандиозных произведениях наверное существовала (ср. III, 19, 2). Если и нельзя приписать таким книгам каноническую важность, все же они были изданы людьми, которые жили в соответствующем художественном и религиозном мире и везде имели случаи проверить свои сомнения. Что Павсания, хотя и не был выдающимся критиком, был в этом отношении обставлен значительно благоприятнее нас, это едва ли можно отрицать; не смотря на это, именно описание Амиклейского трона навлекло на него наибольшие громы нынешних археологов.
Приведем в пример то место III, 18, 14, где сказано: «с какой стати Вафикл представил так называемого минотавра связанным и живым, уведенным Фисеем, не знаю.» Некоторые археологи вообразили себе, что Павсания смешал минотавра с мараѳонским быком; иногда даже кажется, что Стефани (Parerga Archaeo). 136), который вообще неблагосклонно настроен к Павсании, нарочно ищет выражений, как бы побольше его унизить. Павсания очень хорошо знал предание о мараѳонском быке, как мы видим из I, 27, 10; не может, да и не должно подлежат сомнению, что он чаще читал поэтические его описания и видел в художественной обработке, чем кто-либо из нас; равно нельзя допустить и тени подозрения, что после множества изображений минотавра, которые должны были и раньше попасться ему на глаза, он не был в состоянии узнать минотавра но оригинальным признакам, одинаково встречающимся на всех его изображениях. Встретив изображение с атрибутами минотавра, — которые наверное были, если только умышленно не отрицать способность Павсании видеть и понимать, — связанного и ведомого Фисеем, сам он (и его проводники) имел полное право удивляться и скромно высказать свои сомнения. Откуда и как могло явиться такое представление о подвиге Фисея, я не знаю. Если бы не узнали минотавра Павсания и его спутники, а видели только уводимого Фисеем быка, (чего вовсе нельзя допустить без оскорбительного для Павсании предположения, что он вовсе не умел узнать минотавра) — мы имели бы полное право заподозрить в нем мараѳонское чудовище. Раз допустив возможность смешать то и другое, остается только отказать Павсании вообще в возможности делать, на основании его заметок, какие бы то ни было археологические заключения. «Как могло Вафиклу, — продолжает Стефани, стр. 130, — который по всему, что мы знаем об Амиклейском троне, выказывает себя человеком умным, прийти в голову сделать такую глупость и к ряду множества изображений, воспроизводящих совершенно различные сцены из древних преданий, примешать одно, служащее повторением такого же изображения в другой части трона, только несколько в ином виде, без того, чтобы оба изображения основывались хотя бы на принципе орнаментальной симметрии? Что-же вероятнее: то ли, что такой художник, как Вафикл, сочинил колоссальную ошибку, или что слабоумный Павсания сделал в данном случае промах, погрубее обыкновенно у него встречающихся? Не говорит ли в пользу последнего предположения еще то обстоятельство, что за исключением э того места, минотавра всегда представляли убитым Фисеем на месте, а мараѳонского быка связанным и ведомым в неволю, — не говоря уже о том, что представление о странном и укрощенном чудовище вполне вяжется с обстановкой второй, но отнюдь не перкой легенды? Не ясно ли, что при данных обстоятельствах было бы действительно глупо повторять изображенное на внутренней части трона еще и снаружи?»
Не больше ли тут грозных слов, чем смысла? Собственно говоря, доказательство опирается на следующем, несколько через чур сильном, положении: «Вафикл был выдающийся, умный художник, о котором ничего нельзя подумать неумного, необразцового по мысли и выполнению, Павсания же, напротив, слабоумный глупец, не сумевший понять даже самого простого изображения.»
С такой аксиомой, конечно, можно многого добиться, но только тому, кто из неё исходит. Предположим (но отнюдь не допустим), что в самом деле двукратное изображение минотавра на таком крупном памятнике искусства, притом в необъясненном, несанкционированном преданием виде, действительно нелепо и не имеет смысла; по разве можно отрицать, что и величайшие художники имели порой престранные фантазии? Затем, нельзя же не признать,. что до сих пор не удалось, даже в величайших и роскошнейших произведениях греческого искусства (не исключая и Фидиевых), отыскать единство мысли в группировке отдельных фигур. Измеряя все масштабом единства мысли, найдем и в статуе олимпийского Зевса не мало нелепых несообразностей. Но кто- же был пресловутый Вафикл? Чем он был велик? В концепции, в группах, в техническом исполнении? И где почерпаем мы наше знание о нем? Единственно из Павсании! Если же он был слабоумным невеждой, то его словам совсем нельзя верить и значить, Вафикл не был замечательным художником. Доводы наши начинают походить на известный софизм: «все критяне лживы». А потому сами расследуем дело.
Говорят, будто «нет смысла в ряду изображений, которые все представляют совершенно различные сцены из древних преданий, помещать повторение одной, помещенной уже раз, в другом месте трона, положим, даже и в несколько ином виде.»' В чем тут состоит отсутствие смысла: в том ли что изображение не на месте, или в самом повторении?[4] Определенного порядка в группах не видно ни на внутренней, ни на наружной стороне; изображение минотавра снаружи непосредственно примыкает к битве центавров у Фолоса, внутри — к бою с центавром Ориосом. И так, отсутствие смысла зависит не от места изображения; еще меньше можно искать его в том, что тот же миф, только в другой момент действия, повторяется по другую сторону трона. Уже благодаря тому, что одно изображение внутри, другое снаружи, — следовательно они никак не бросаются в глаза одновременно, — повторение не могло нарушить целости художественного впечатления. Таким образом изображение представляло, повторяем, не вариацию того же сюжета, а другой момент действия, тем менее, следовательно, могло быть неприятно затронуто даже наиболее щекотливое чувство изящного.
Спросим лучше, неужели Вафикл в самом деле боялся повторений? Конечно, Гейне и Зибелис едва ли удовольствуются этим вопросом, а потому, не говоря уже об урядном числе харит на троне и возле него, битва центавров была изображена дважды: при Фолосе и с Ориосом; взятие Геракла на небо представлено также два раза — на троне и на вафре (18, 11 и 19, 3); на самом вафре горы являются два раза: сперва в сопровождении судеб [миры] потом муз; кроме того, они были изображены и на троне. Наконец, может быть действительно верно, что за исключением данного случая, и на сколько мы знаем Павсанию, минотавр всегда представлялся убитым Фисеем на месте, мараѳонский же бык уведенным в оковах; потому Павсанин и бросилось в глаза странное несоответствие. С своей стороны, я должен сознаться, что счел бы его недалеким критиком, если бы он не заметил несоответствия.
Еще две заметки. Вероятно ли, что весь этот богатейший цикл изображений на Амиклейском троне, — будь они мраморные, что мне кажется наиболее вероятным, или медные, — во всех подробностях исполнен одним Вафиклом? Неужели магнезийские помощники, которых он привел с собой из дому, были не более как работники и каменщики, и неужели он не мог найти таковых на месте? Не скорее ли можно принять, что Вафикл поручил и предоставил им разработку отдельных изображений, и даже самостоятельную работу, как себе оставил окончательную отделку и некоторые отдельные фигуры? Не может ли таким образом объясниться по-человечески все то, что в группах и расположении их кажется режущим глаз? Затем, я хотел бы высказать еще одно скромное предположение. Не с художественно-археологической, но с критической точки зрения, благодаря отрывочным фразам, которыми написан весь параграф о минотавре, кажется он мне подозрительным. Что если строчки перепутались, и § 16 должен стоять после слов: «и Фисея против минотавра»? Чрез это было бы устранено повторение, и связанный минотавр мог бы остаться на месте, нисколько не мешая минотавру убитому на другой стороне.
Храм Зевса Олимпийского наверное имел свою литературу, которою Павсания не преминул воспользоваться. Он решительно ссылается, хотя и не называя источников (V, 11,9), на сочинения, в которых были приведены размеры статуи, вероятно с обычной остротой на счет пролома крыши; остроту эту Павсания довольно ловко парирует намеком на божественное одобрение свыше. Что впрочем указанные сочинения, кроме размеров статуи, занимались вообще описанием храма и его внутренности, можно считать само собой доказанным, и вряд ли можно ошибиться, что истолкование на муле едущей Селены вместе с относящейся сюда «глупой сказкой» на подножии трона (V, 11, 8) — взяты из тех же сочинений.
Сам Павсания однако порицает это толкование. Где не хватало письменных объяснений, он приводит указания эксегетов·. Так, в группе на поле фронтона онисфодома был, между прочим, изображен и возница Пелопеа. Эксегет называл его Вилласом, Павсания же добавляет, что у тризинов он назывался Сфэрос. Неужели в таких мелочах не высказывается особенная старательность автора и совестливое отношение к делу? Эксегету же он, вероятно, обязан и заметкой об употреблении масла для сохранения статуи (V, 11, 10). Этим случаем он пользуется, чтобы рассказать, какое средство сообщили ему на его вопрос жрецы при Епидаврском храме в отношении своей картины. Равном образом и заметка о мраморных кирпичах храма, о их изобретателе, и приводимая в доказательство надпись в Наксосе могли скорее получиться словесным, чем письменным путем. Но и здесь многие считали себя в праве делать упреки. «Над дверью храма, говорится в X, 5, 9 — 10, представлена большая часть подвигов Геркулеса», — которые в числе одиннадцати и перечисляются. И вот возникает «гениальная мысль» (нигде не следует так остерегаться «гениальных мыслей,» как именно в археологии), что подвиги Геркулеса были распределены на метопах лицевой и обратной стороны храма, так что спереди и сзади находилось их по шести. Но для такого распределения не хватало одной работы, что и приписывалось небрежности Павсании, либо переписчиков. В одном из новейших археологических сочинений одиннадцать работ распределяются на двенадцати метопах таким образом, что мнимая небрежность Павсании исправляется, по собственной фантазии автора, как будто бы дело само собой понятно. Тем не менее это полнейший абсурд, — разве поставить за правило, что не нужно держаться текста. Ибо, во-первых, едва ли вероятно, чтобы кто нибудь вздумал помещать метопы «над дверьми;» далее, из выражения Павсании «большая часть подвигов Геркулеса» с полной ясностью следует, что это не были все подвиги Геркулеса. Также мало можно сомневаться в том, что Павсания умел считать до двенадцати, как и в том, что он знал двенадцать подвигов Геркулеса. Он, значит, считал, и так как одной не нашел, то и говорит, что изображена большая часть подвигов, как в действительности и оказывается, т. е. одиннадцать. Тут но надо хитроумствовать. Работы, вероятно, на самом деле тянулись над дверьми фризом.
Гробница Кипсела могла и не иметь литературы; большая часть фигур была объяснена надписями, и потому можно было обойтись и без таковой. Только третье и пятое поле были без надписей, и следовательно давали простор предположениям. Здесь Павсания ссылается (V, 18,6) на различные толкования эксегетов, которые однако его не удовлетворяли, так что он противопоставляет им собственное. Если исходить из предположения, что предшественник Кипсела велел изготовить гробницу, как семейную кладохранительницу, то это толкование Павсании имеет некоторое притязание на вероятность, хотя впрочем ни одному нельзя отдать решительного предпочтения. При группах пятого поля он довольствуется, и весьма основательно, объяснениями эксегетов.
Дольше всего останавливается Павсания на картине По литота в Делфийской лесхе, посвящая ей семь глав (X, 25 — 31); при этом надо заметить, что он не только объясняет отдельные группы, но и описывает их.
К услугам его было здесь много пособий. Во-первых, надписи, потом сообщения эксегетов (X, 23, 7), и, вероятно, произведение чисто литературного характера; но крайней мере, судя по X, 30, 7, кажется гораздо вероятнее, что мы имеем дело с письменными, чем с устными преданиями. Что касается имен лиц целых групп, то никакого сомнения не могло возникнуть, так как они были подписаны; но мог явиться вопрос, что должны были представлять собой Еврипом, Промедон, Теллис и Клеовея, и здесь, стало быть, приходилось объяснять не личности, но их смысл, особенно там, где вопрос касается фигур аллегорических. Полнейшего внимания заслуживает старательность, с которой Павсания выполняет свою задачу, и еще более неустанное прилежание, с которым он, на сколько это было возможно, разыскивает сведения о названных лицах у древних поэтов и логографов, чтобы доказать, откуда Полигнот заимствовал их имена. Обязан ли он этим богатству ценных заметок, собственной начитанности, что всего вероятнее, или частью дочерпнул из найденных им, касающихся Полигнотовой картины, книг, ни в каком случае не может быть ему отказано в том, что он для объяснения картины делал старательные изыскания, выполнил все, что только можно было требовать. Если нам и остается еще желать очень многого, то это неизбежно и по существу дела и потому, что Павсания не был художником, но только любителем искусства.
Если наш автор слишком часто, и совершенно неосновательно, обвинялся в отсутствии критики, то с другой стороны он не избежал упрека ив большом скептицизме. Один из выдающихся ученых[5] говорит: «Павсания (VIII, 1,8), заметив, что собственно Гомер ввел в поэзию название «Стикс», полагает, что творец Илиады, заставляя Геру клясться именем «струящихся вод Стикса,» должен был иметь в виду известный аркадский источник; с гораздо большей вероятностью мог бы он утверждать, что Гезиод сам видел Стикс при Нонакрии и воспользовался этой грандиозной картиной природы для своего вдохновенного описания божественного ключа; но легковерный Павсания, не знаю почему, очень мало сочувствует творцу Ѳеогонии, и высказывает в данном случае скептицизм, который сделал бы честь какому либо из наиболее проницательных критиков нашего просвещенного века… Со своей стороны я ни в каком случае не решился бы утверждать, что Гезиод, или древнейший поэт, которому Гезиод следовал, знали аркадский источник, и потом, по обычаю поэтов, разукрасили действительность; еще менее могу я одобрять мнение, будто вид этого потока мог зародить представление о «божественном источнике».
Против этого можно возразить очень многое. Что вид потока повлиял на «представление о божественном источнике,» Павсания не говорит; он просто сообщает факт, что имя «Стикс» введено в поэзию главным образом Гомером; но это утверждение основано не на созерцании потока, но на совершенно других причинах, которые для нас большею частью не поддаются проверке; но ему при виде потока вспомнились слова поэта (Ил. 15, 36) и он говорит, что выражение «ниспадающие по каплям воды» выбрано так удачно, как будто Гомер сам видел «по каплям струящуюся воду» аркадского Стикса. (Ср. Павс. I, 17, 5). Кажется, все очень просто, и пускаться в рассуждения о фантастическом описании божественного источника Гезиода едва ли была какая надобность.
На чем далее основывается утверждение, будто Павсания неблагосклонно относится к творцу Ѳеогонии — я не знаю, по крайней мере мне неизвестно ни одного места, по которому можно было бы судить о недоброжелательном к нему отношении. Не возможно же видеть признаки недоброжелательства в том, что Павсания несколько раз выражает сомнение, в самом ли деле Гезиод был автором названного стихотворения! Высокое значение Гезиода он везде признает, и ни стихотворению, ни автору не может принести никакого вреда, если кто и усомнится в авторских правах его. И все-таки кажется, что именно это сомнение и навлекло на Павсанию упрек в недоброжелательстве и в преувеличенном скептицизме. Вероятно, он подробно изучал Гомера и Гезиода; но к сожалению, и не на пользу нам, остерегся сообщить результаты; почти можно думать, что он побоялся и тогда уже существовавших охотников сваливать вину за всякий, несоответствующий их ожиданиям, результат на просвещенный век или, благороднее выражаясь, на самих просветителей.
На сколько можно судить по разбросанным скромным мнениям Павсании о стихотворениях Гезиода, он внимательно читал общепризнанное или приписываемое Гезиоду, а также принял к сведению существовавшую об этом литературу и, как всегда, выработал свой собственный взгляд. Кто может порицать такой образ действий, притом в деле, где он, по богатству бывшего в распоряжении материала, имел огромное преимущество пред нашей бедностью? Если бы он оспаривал у Гезиода легкомысленно и без причин, можно было бы выразить несправедливому скептику свое неодобрений; ревностный защитник установившихся мнений, пожалуй, мог бы счесть за дерзость, что Павсания осмелился поставить вопросительный знак. Но в этом он ничуть неповинен; сомнение в авторстве Гезиода было уже до Павсании; из его слов: «есть люди, которые считают Ѳеогонию за творение Гезиода», можем заключить, что сомнение это во время Павсании было господствующим, а он только усвоил его, в силу ли убеждения, или потому, что оно именно было господствующим. Как же обвинять его после того в скептицизме, притом в таком у который сделал бы честь дальновиднейшему критику нашего, просвещенного века? Не применить ли скорее этот упрек именно нашему, просвещенному веку?
Я' с намерением дольше остановился на этих характеристичных заметках, которые, впрочем, могут быть разработаны гораздо шире и глубже. Павсания служил предметом многократных заслуженных и незаслуженных порицаний. Очень многие, которые, случайно взяв в руки книгу его, не нашли в ной того, чего искали, позволяли себе в гневном увлечении изрекать обвинительные приговоры, хотя, может быть, сделали бы лучше, спросив сперва, не искали ли того, чего но справедливости искать не следовало. Что нам годится, мы принимаем охотно, как должное, но чуть только обманемся в неосновательных даже ожиданиях, сейчас выражаем неудовольствие.
Существует немного писателей древности, которых, чтобы верно судить о них, нужно, в общем и в частностях, знать так хорошо, как Павсанию; и однако о немногих писателях судили так резко и строго, как именно о Павсании, не смотря на то, что знакомились с ним иной раз только в отрывках или но указателю.

[1] Недавно вышло большое сочинение, посвященное критическому разбору «Описания Эллады» Павсании: Pavsanias der Perieget. Untersuchungen üb. seine Schriftstellern und seine Quellen, von Dr. Ai Kalkmann, Privatdocent der Archäologie an der Universität zu Berlin, Berlin 1886. Reimer. Сущность этого сочинения выражаете я в следующих заключительных словах (стр. 282): 'Павсания не проявляет ни дарований, ни опрятной работы, а проводники для иностранцев были в древности, как и в нынешнее время, невежды худшего сорта, как мы знаем из Плутарха; устное же предание вообще во II стол. не могло быть неподдельного достоинства. Эти факторы, по доселе существовавшему взгляду, в главном были руководителями при составлении периегезы Павсании. И на такую-то топкую почву опиралось произведение, которое в археологии должно иметь значение книги книг! Порадуемся лучшему знанию его достоинства и достигнутой уверенности, что серьезные исследователи прежних времен содействовали тому, что не прихоти и произволу какого-то позднего, по наслышкам работавшего сирийца или малоазиатца, очень сомнительного дарования, обязана своим существованием периегеза, но что история её происхождения отступает в более ранние столетия, когда еще собирали и исследовали с прямым намерением послужить истине».Примеч. перев.
[2] Отсюда следует, что Павсания составлял свое описание в большом -городе, где в его распоряжении было большое собрание книг. [Прим. Шубарта.] На это A. Kalkmann (Pausanias perleget, 246), основываясь на словах Павсании (V, 13,7 и IX, 21, 6) замечает, что Павсания составлял книгу в м. Азии.
[3] Ср. O Frick das Platäische Weihgeschenk zu Konstantinopel, in den (Jahnschen) Jahrbüch f. class. Phil. Supplemb. S. 487-555. Schub.
[4] Древнее искусство, современное эпосу, духом своим вполне соответствует этому роду поэзии, и нисколько не задумывается выражать в своих творениях целый ряд последовательных моментов одного и того же события. Если художественная критика не будет обращать внимания на историческое развитие искусства, то она всегда будет односторонняя. Настоящие художники никогда и не признавали истинности суждений полупосвященных любителей, пообращали внимание на смысл и значение произведений искусства, что ясно видно из многочисленных примеров, оставленных нам Cinquentist’ами. Напр., бронзовые двери Гиберти в флорентинском баптистерии — памятник, сравнительно, недавней эпохи, затем Рафаэлевские сцены из сказаний о Психее и мн. др. творения художников представляют собой именно такую группировку отдельных моментов одного итого же события, при чем вполне могли рассчитывать на сочувствие и понимание современников. Уже после того как искусство, следуя за поэзией, старалось схватывать одни драматические моменты действия, мелкоплавающие критики, не понимая духа, стали придираться к форме произведений. Прим. Руля [Ruhl.]
[5] Jahns, Jahresb. f. phil. 1860. 13. 81. 5. 402.

II. К истории Греческого Искусства

проф. Кекуле.
Весьма возможно, что греки заимствовали многое от других народов, но еще вернее, что все заимствованное они переработали по своему, и только тогда оно получило значение достойного, высокого и прекрасного.
Гумбольдт.

Общая характеристика.

Антики, искусство классической древности, противопоставляется, обыкновенно, новейшему, христианскому искусству, как единственная значительная совокупность явлений, ему противоположных. Оно обнимает собою видоизменения более чем тысячелетней истории, события, происшедшие вследствие различия в преобладании племен и народов, перемещения политических и умственных центров, контрасты, которые повели за собой перемены во внешней или внутренней судьбе человечества.
Краеугольными камнями истории искусства, как и истории вообще, служат имена Перикла. Александра, Кесаря и Константина. С Периклом греческое искусство в Аѳинах достигло не только полной свободы и самостоятельности развития, но и самых благородных форм, самого цветущего своего состояния; с Александром греческая культура и искусства перешли в Азию, откуда и были занесены в Грецию первые их зародыши; к эллинским государствам примыкает всемирное владычество Рима; на развалинах и формах распадающегося язычества строится христианский мировой порядок, христианская образованность и искусства.
Подобно тому, как греческое искусство возникло из отдаленнейших эпох, так и теперь влияет на наше искусство наследство греко-римских форм. В странах удаленных от Аѳин виднеются иногда отпечатки аттического духа. В Трире, на Рейне, в Австрии попадаются рельефы, мотивы для изображения которых ведут свое начало от Праксителева Гермеса. Но как бы обширны ни были границы по времени и месту для греческого искусства и его судеб, то, что имеет для нас действительное значение, что представляет его внутреннее содержание, его истинную сущность, а именно юношески свежее, обильное последствиями творчество национального эллинского духа, которое и повлияло на судьбу всего человечества, — все это сложилось в сравнительно короткий промежуток времени и на ограниченном пространстве собственно Греции. От 1-й олимпиады до Константина Вел. прошло 1100 лет, до смерти Кесаря 732, до вступления на престол Александра 440, между Левктрами и Мараѳоном 119. «Век Перикла», представляющийся вашему воображению символом высшего и вместе чуждого посторонних влияний процветания искусств, обнимает такой же короткий промежуток времени, как и чудесный период жизни и творчества Рафаэля; и но месту этот «золотой век искусства» ограничился только родным городом Перикла и Фидия.
Современной науке, искусству и образованию греческое искусство, как и все греческие древности, стало известно чрез посредство Рима, Владеющий миром город, собравший в себе все элементы античной культуры, чтобы сохранить их для позднейших поколений,был полон памятниками искусства,как древними, так и вновь возникшими.
Победоносные походы и политические цели, личное удовольствие и истинное понимание искусства, меценатство и грабеж, любовь к изящному и внешняя мода, богатство и жажда блеска и роскоши, все соединилось, чтобы привлечь туда все больше и больше сокровищ. Вслед за этим начались подражания лучшим оригинальным творениям греческих художников. Дюжинами появились в скульптуре повторения одних и тех же любимейших сюжетов. Кажется странным, что в неистощимой массе статуй в Риме сравнительно мало оригинальных; но разрушение не щадит ничего дорогого. Перевозились из Греции в Рим произведения, с которыми были связаны воспоминания личного, исторического или просто анекдотического характера. Произведения же лучших мастеров, если и были доступны, то во всяком случае за очень дорогую цену, да и их было слишком мало сравнительно с общим спросом на них, который и стал удовлетворяться воспроизведением копий с древних статуй.
Таким образом, блестящие мраморные изваяния римских музеев не всегда служат чистым отражением той эпохи, которой они обязаны своим происхождением; нет, часто приходится обратиться к прошлому, и нужно много труда, чтобы высчитать, что следует, приписать намерению изобретателей, и что внесли в них, преднамеренно или нет, последующие эпигоны — подражатели и извратители. Произведения оригинальной римской скульптуры сравнительно большего значения не имеют. Между ними самое выдающееся, поражающее впечатление чисто римского характера производят скульптурные украшения зданий и победных памятников, как напр., на арках. Тита или на Траяновой колонне, — они и соответствуют более всему складу римской жизни.
На основании того материала, который представляют памятники Рима, построена Винкельманом «История Искусства в древности.» Это — первое классическое произведение об истории античного искусства, появившееся в печати около 120 лет тому назад и приведшее в удивление корифеев немецкой литературы. Лессинг, Гете, Гердер и Шиллер — все с энтузиазмом отзываются об этой книге, которая и поныне представляет если не особенно важное, то во всяком случае серьезное и положительное значение.
В противоположность египетскому искусству, Винкельман ставит греческое. Первое, говорит он, однообразно, как искусственно выращенное дерево, рост которого остановился от различных случайных причин; второе разнообразно: оно живет и развивается· свободной, подчиняясь законам всего живущего, растет, процветаешь, потом хилеет и наконец умирает. Искусство, как всякое действие,, или событие, имеет в своем развитии 5 ступеней, 5 главных частей: начало, продолжение, состояние, упадок и окончание; поэтому и все классические пьесы делятся на о действий или актов. Но так как трудно усмотреть, нельзя определить время окончания для искусства, то в нем можно рассматривать только 4 части. Старый стиль длился до Фидия; его можно назвать высоким или великим, так как художники этого стиля дали художествам характер высокого или величественного. От Праксителя до Апеллеса и Лисиппа искусство выражается в самых изящных грациозных формах: это стиль прекрасного. Вскоре вслед за этими художниками, при подражателях и последователях их школы, искусство приближается к своему упадку: это стиль подражательный, третий стиль греческого искусства. Вот признаки старого стиля: «изображения выразительны, но грубы; энергичны, но не изящны; слитком яркая выразительность мешала красоте. Но так как искусство древности сюжетом своим брало богов и героев, с представлением о которых, по словам Горация, не связывалось представление о нежных звуках лиры, то эта грубость способствовала величию картины. Искусство было строго и жестоко, как и правосудие тех времен, когда малейшее преступление казнилось смертью. Однако переход этого стиля к следующему делается весьма понятным, если принять в соображение, что первый стиль обнимает собою самый длинный промежуток времени, так что последние его произведения весьма резко отличаются от первоначальных». Развиваясь на мужественных, хотя, может быть, и резких и угловатых фигурах, искусство достигло красоты и истинности формы.. «Наконец, когда в Греции наступила эпоха полной свободы, эта свобода отразилась и на искусстве! оно стало свободнее и возвышеннее». Старый стиль основывался на системе, законы которой были заимствованы из природы, но удалились от неё и сделались идеальными; работали более по предписанию этих правил, чем по законам действительности и природы; искусство создало свои особые идеалы,- которым и следовало. Против этой то системы, сделавшейся общепринятою, и возмутились новаторы в искусстве; они требовали возвращения к природе и правде, которые учили их придавать более мягкие-, расплывчатые очертания угловатым фигурам первого стиля, сделать пристойнее и разумнее их слишком резкие положения, причем они стали казаться менее научными, но зато прекраснее и возвышеннее.
«Главным основным законом первого стиля было, по-видимому, изображать богов и героев чуждыми всякой чувствительности, всякого внутреннего волнения, с уравновешенными чувствами и всегда спокойной, ясной душой. Здесь грации и не добивались,и не достигали».
Самого высокого, прекрасного слога достигает Винкельман в своем описании двоякой грации:
«Одна подобна Небесной Венере божественного происхождения, полна гармонии, постоянна и неизменна, как вечные законы этой последней . Другая грация есть Венера, рожденная от Дионы и сильнее подверженная всему материальному : она дочь своего века и только спутница первой, которую предвозвещает всем не посвященным в понимание небесной грации. Она спускается с высоты, и без чувства унижения, но с кротостью доступна всем, на нее взирающим; не стремясь возбуждать поклонение, она и не хочет оставаться в неизвестности. Первая же грация, служа спутницей богов, не нуждается в поклонении всех, а хочет, чтобы её добивались избранники; она слишком возвышенна, чтобы быть чувственной; по словам Платона, высокое не имеет внешнего образа. Она беседует только с мудрецами, а народу представляется высокомерной и неприступной. Она замыкает в себе все движения души, и приближается к блаженной неподвижности божественной природы, которую, по словам древних, великие художники имели целью вдохнуть в свои творения.»
Эта характеристика начертана неизгладимо для всех времен и, равно как и деление на периоды, должна послужить основанием для всякого рассуждения, стремящегося к разумному и постепенному изложению при обозрении искусства. Но такой простой формулой не исчерпывается вся полнота жизни в природе и искусстве. И в каждом отдельном периоде можно усмотреть время роста, цветущего состояния и упадка, как и в целых школах. Но упадок искусства не всегда предвещает его полное падение или смерть, а часто, особенно в Греции, видоизменения, при которых созидаются новые, приводящие в удивление формы вечно обновляющегося творческого духа. В ту эпоху, когда, по грандиозному наброску Винкельмана, за высоким и прекрасным должно было следовать слабое и манерное, мы находим творения, в которых нельзя не признать титанической смелости и полной художественной оконченности. К счастью для нас — потому что, при всей своей смелости, он, пожалуй, и не решился бы написать своего творения — у Винкельмана не было и приблизительного представления о несостоятельности материала, на котором он строил свою систему. С того времени на римской почве было найдено много новых творений, весьма поучительных в истории художества. Но лучшая добыча· явилась с той стороны, о которой у Винкельмана, когда он составлял план раскопок в Олимпии, были только предчувствия, из отечества греческого искусства, самой Греции. Конечно, многие из оригинальных греческих произведений находятся теперь не на родине. Большая часть скульптур Парѳенона, вместе с фризами из Фигалии, находка на Книде и в Галикарнасе перевезены в Лондон — это знаменитое сборное место как высокого, так и малого искусства Греции и Малой Азии; в Мюнхене находятся Эгинские мраморы, в Париже Ника из Симофракии и многое из Олимпии; Берлинский музей достиг неожиданного значения приобретением Пергамских раскопок. Но все таки в Греции, более чем во всех итальянских или северных музеях, придут на намять слова поэта:
Wer den Dichter will verstehen
Muss in Dichters Lande gehen.
[Кто хочет понять поэта, пусть идет в его страну.]
Более чем всякое другое, греческое искусство как бы высасывает свою силу из той почвы, на которой оно пустило корни. Ни солнца, воспетого Гомером, ни скал, ни моря, ни развалин старых храмов, внушающих и доныне удивление и благоговение, ни зданий, ни знаменитых могил не мог увезти с собою лорд Элгин. Греция переполнена прекрасными и поучительными памятниками и остатками древности, и с каждым шагом, который делает молодое государство для своего укрепления, возникают новые надежды на приобретение антиков. Когда лорд Элгин перевез барельефы Парѳенона в Лондон, это казалось почти их спасением. Но уже при раскопках в Олимпии, предпринятых германским правительством, сделалось очевидным, что все, найденное на греческой почве, должно достаться Греции. В высшей степени богатая добыча этих раскопок, маленькие самостоятельные музеи, которые возникают постепенно в городах греческих провинций, большие собрания в Аѳинах — в центральном музее, в Акрополе, в Политехниконе — все это привлекает всеобщий интерес, как собрания искусств чисто местного характера: они служат как бы различными ступенями, живописными наглядными изображениями классического искусства. Всякая наука может делать заключения, но не из отдельных примеров, а из целого ряда явлений. В этом отношении история искусства и великих художников имеет огромное преимущество пред археологией, так как в распоряжении современных историков много верных, обильных и несомненно подлинных источников.
Тем старательней должны они следить за артистической стороной бесконечного рода многочисленных экземпляров произведений, занимающих средину между ремеслом и творческой силой. Благодаря могучему единству духа, которым были до мелочей проникнуты все проявления античной жизни, благодаря тесной связи между ремеслом и искусством нередко удается, по едва заметным, почти ничтожным, признакам делать веские заключения относительно великих произведений искусства, и находить общие, присущие данной эпохе и местности, признаки.
Получить вполне целостное впечатление о данной эпохе и массе связанных с нею творений можно только на месте. Доказать это наглядно и осязательно, конечно, нельзя: не лондонские туманы делают нас впечатлительными к великим произведениям Фидия, а веселая местность Илисса, где на акрополе, на старом своем месте, к голубому небу высоко поднимаются величественные развалины Парѳенона.

1. Предварительные ступени и начатки.

Львы, сторожащие Микенские городские ворота, стали уже издавна считаться также и хранителями преддверия греческого искусства. И они с честью могут сохранить за собой это место. Но ныне, благодаря удачным раскопкам Шлимана, открывается более обширное поле для новых задач и соображений в области Микенских древностей.
Гробницы, найденные в самом городе и которые гораздо древнее львиных ворот, скрывают в себе много драгоценного материала, сходного по происхождению и эпохе, по весьма разнообразного по степени изящества и тонкости отделки. По своей полной и изящной гармоничности, особенной похвалы заслуживают золотые, тонкооттисненные бляшки, служившие для украшения, на которых кроме обычных орнаментов, в виде спиралей, согнутых и змеевидных линий, розеток и звездообразных украшений, встречаются рисунки цветов, каракатиц и бабочек. Между мелкими, круглыми золотыми фигурками особой красотой и тонкостью стиля отличается фигура спящего льва; впрочем ее следует отнести к исключениям.
В общей массе микенских раскопок постоянно повторяется правило, по которому чем выше природа изображаемого, тем неудачнее само изображение. Каракатицы у дались лучше птиц, птицы лучше четвероногих, четвероногие лучше людей. Золотые лицевые маски, закрывавшие когда-то лица умерших, отвратительны по грубости и дубоватости своих форм, хотя в них несомненно видно до крайности точное подражание природе. Тоже самое встречается и на продолговатых досках из известкового камня, найденных во многих могилах и украшенных такими же рельефами. В изображении людей и животных обнаруживается такое полное отсутствие грации и чувства изящества, что остается только удивляться, как неравномерно развиты были в одно и тоже время и в одном и том же стиле различные стороны понимания формы.
Особенной грубостью поражают фигурки из терракоты, на которых человеческие изображения обозначены скорее намеками; прелестны же напротив некоторые разрисованные вазы, а иногда и просто черепки, находимые во множестве. Правда, что орнаменты, особенно те, которые произошли естественным путем, вследствие самой техники металла, как, напр., спирали, сильно были повреждены от переноски их с золотых украшений на вазы и слитком частого их размножения; но и здесь, как и на золотых украшениях, изображения растений и низших форм животных, носят на себя отпечаток свежего, самостоятельного подражания природе; и здесь, как и там, замечается, как эта первобытная свежесть мало по малу уступает место неразумному, чисто внешнему миросозерцанию Микенские вазы представляют собою разрозненные элементы, характеризующие большой и весьма известный отдел ваз так называемого геометрического стиля; здесь особенно ярко выдаются решетчатые треугольники и птицы с отчасти испещренными телами. Но это только отдельные формы, которые не могут изменить настоящего строго определенного характера. Эти Микенские вазы отличаются несомненно от ваз геометрического стиля настолько же, насколько они противоположны произведениям старокоринѳского стиля; во всяком случае они производят впечатление чего-то более первобытного, так сказать чего-то более естественного, чем вся масса вещей геометрического стиля, найденных до сих пор в греческих раскопках; они древнее последних, которые, благодаря слишком изношенным схемам, обнаруживают некоторую неподвижность орнамента. Но геометрический стиль со всеми своими комбинациями линий и точек, с своими водяными птицами, лошадьми и вилообразными человеческими фигурами, в свою очередь, старее стиля старокоринѳского. На вазах этого стиля изображены львы, пантеры, кабаны и фантастические животные, а также и полные орнаменты в виде розеток, заимствованные, по общим отзывам из Азии, тогда как о происхождении геометрического стиля до сей поры еще нет определенного, одногласного мнения. Остановились покуда лишь на том положении, что примитивные элементы в украшениях могут возникать в различных местах независимо друг от друга, при одинаковых условиях обрабатываемого материала и технических приспособлений. Определенную систему этих украшений, которая, как система, могла быть переносима и распространяема, признали за общую древнюю принадлежность всех индогерманских племен.
Наконец установилось еще такое мнение, что и самое азиато-семитическое искусство находилось сначала на ступени геометрической орнаментики, прежде чем оно достигло той зрелой системы розеток и цветов, которыми мы любуемся на памятниках его процветания. По этому положению, геометрический, как и позднее старокоринѳский, стиль ваз должен был быть следствием этой первоначальной семитической системы орнаментики. Как бы то ни было, но теперь делается все более несомненным тот факт, что целый ряд ваз очевидно геометрического стиля, найденный в Греции, есть ни что иное, как ввоз из Финикии, а потом уже основные черты их перешли в греческую фабрикацию, и, войдя в определенные рамки, стали живой системой. Финикийские шкипера привозили сюда драгоценности, вазы и идолов, которые и употреблялись для погребальных торжеств господствующим микенским племенем; в остальных частях Греции они довольствовались сбытом более дешевых товаров. Их же соплеменниками были исполнены работы золотых масок и рельефных досок, хотя последние по-видимому, могли быть изготовляемы только на месте. Вероятно, микенские князья добывали их на ближайших иностранных рынках.
Общему типу этих микенских раскопок предпосылают египетское и ассирийское искусство, но оно невообразимо старо с точки зрения действительно греческого: 1000-1 год до Р. Х. может служить, ему отчасти мерилом, происхождение же лежит гораздо раньше. Микенские древности по времени весьма разнообразны: из ваз к позднейшим принадлежат те, которые могут быть отнесены к геометрическому стилю, а из других микенских памятников позднейшие суть так называемые сокровищницы и львиные ворота.
Так называемые сокровищницы — суть роскошные хранилища мертвых и их сокровищ. Это куполообразные постройки с примитивными сводами, образовавшимися вследствие постепенно выдающихся каменных слоев. К такой куполообразной гробнице ведет проход, обозначаемый замуровленными стенами; в так называемой «сокровищнице Атрея» за куполом, стены которого выложены металлическими досками, найдено особое меньшее отделение, должно быть, самая гробница. Над дверями этих куполообразных построек и также над главными воротами крепости оставлены треугольные отверстия для ослабления дверных створок. В воротах сохранились еще дощечки, прикрывающие эти отверстия с рельефным изображением львов. Канитель полуколонны, найденная в обломках дверных украшений атрейской сокровищницы, имеет также сходство с оригинальной капителью колонны, находящейся между львами: эти формы в усовершенствованной греческой архитектуре более не применялись. Самые львы, для бо́льшего сходства подрисованные, напоминают общей группировкой формы, с давних нор принятые в Азии. В древнейших микенских раскопках они постоянно встречаются в изображениях животных на золотых орнаментах; в области греческого искусства они попадаются на вазах старо-коринѳского стиля. Рельефы над микенскими воротами указывают на положительные успехи искусства не только по сравнению с другими микенскими фигурами зверей, но и по сравнению с совершеннейшими образчиками ассирийского искусства. В ассирийских изображениях людей и животных высокая степень понимания и воспроизведения природы переходит в чисто внешнюю рутинную работу. Довольно того, если мускулы, о которых известно, что они должны быть на данном месте, только намечались на этом месте; а на то обстоятельство, что они более походили на веревки, чем на мускулы, не обращалось никакого внимания. Ни глаз, ни руки не чувствовали потребности в более тонкой отделке линий, в соблюдении верности природе не в целом только, а и в мелких частях. Широкие, полные формы в таких изображениях терялись в умеренных, неодушевленных и пустых. Привычка искусно напрактикованной орнаментики посягала и на органическую жизнь; глаза, уши, мускулы были наброшены произвольно в невполне соответствовавшей схеме, волосы на бороде и голове, шерсть и хвосты животных располагались в правильных завитках на подобие кисточек. В микенских же раскопках поражает свежее непосредственное чувство правильного понимания и живого воспроизведения живой природы: особенно это наблюдается на чисто кошачьих движениях и поворотах львиного тела. К какому бы племени ни принадлежал художник, ваявший из твердого микенского камня, обрисовав сначала на нем контуры и обозначив главные пункты пробуравленными дырочками, — но в этих, серых от старости, памятниках отражается уже нечто из того греческого духа, который, несмотря на технические традиции, никогда не забывал природы, не повторял раз заученных форм, но добросовестно сверял свое произведение с тем, что видел вокруг себя, постепенно переделывая его и улучшая.
Чтобы осилить образцы, взятые из внешнего мира, и поняв их, воспроизвести их попятно и соответственно своему содержанию; чтобы преодолеть материал и его техническую отделку, которые, делая возможным желаемый художественный образ, затрудняют в то же время его воспроизведение и полагают ему преграды, — чтобы преодолеть все это, нужна долгая борьба, и борьба эта стоит в основании истории искусства, и повторяется постоянно в истории его развития, принимая все более и более прекрасные формы. Искание, потеря и нахождение вновь правды и природы не исчерпывает всего содержания истории искусства; но вся его духовная сущность вращается на этом явлении и на его неизменных законах. На греческих островах найдены маленькие, весьма несовершенные, грубо обточенные из мрамора человеческие фигурки: весьма возможно, что это произведения греческие, хотя они и не кажутся таковыми.
Но как бы ни были преждевременны опыты первых греков, не умеющих еще обращаться с резцом и ножом для подражательного искусства, гений греческого художества, поднявший их так высоко, пробудился и окреп под руководством и в подражании культуры древнейших народов. Задолго до детских опытов первого греческого резчика, задолго до постройки первого греческого храма, уже существовало и считалось вполне законченным и даже устарелым искусство египетское. В своей борьбе с изображаемой природой тамошние великие художники сумели подчинить ее строгой системе пропорции и рассудка; огромные постройки фараонов созидались по испытанным правилам, заключавшим в себе и допускавшим бесконечное разнообразие форм и украшений. Рядом с искусством египетским стояло избегнувшее его влияния и замкнутое в себе самом искусство вавилоно-ассирийское, сфера влияния которого простиралась до западных берегов малой Азии. Щит Ахиллов у Гомера есть чудесное произведение бога, и при описании его изображения было трудно удержать в памяти разнообразные сцены, воспроизведенные на бронзе искусным Гефестом, не говоря уже о том, чтобы подчинить их какому-нибудь соответственному идеальному представлению. Но действительные произведения искусства, в которых поэзия почерпнула вдохновение для своих образов — негреческого происхождения. Отдельные предметы в сценах на щите могут быть отчасти сравниваемы с предметами, изображенными на египетских и ассирийских памятниках, а отчасти и на металлических вазах, привозимых по Средиземному морю финикийскими кораблями со своей далекой родины. Серебрянный с золотыми краями кубок Менелая есть творение Гефеста, но подарок Сидонского царя Федима; серебрянную кружку, предложенную в виде награды Ахиллом набегах в запуски, делали искусные сидонцы, а привезли из-за моря финикийцы, Пестрые одежды Гекубы были сделаны руками сидонских женщин и привезены Парисом из Сидона. Из Кипра вывезен панцирь Агамемнона, из Египта треножники, серебрянные лохани, золотое веретено и самопрялка Менелая и Елены.
Зарождающееся греческое искусство, вслед за своим самостоятельным возникновением, стало заимствовать от уже существующих искусств не только технику и инструменты, приемы и приспособления, но также и утверждавшиеся формы и типы, известные привычки в изображении, распределение, а нередко даже и самое содержание изображаемого. Легче всего проследить это наручных украшениях утвари и на форме и рисунках древних ваз. Даже и в тех случаях, где вид заимствования утверждается неопределенно, несомненны: самый факт заимствования, возбуждение искусства под влиянием иностранных образцов и развитие отростков, перенесенных с чужой почвы. По-видимому, греческая архитектура развилась по собственной, резко обозначающейся системе, а между тем эти твердые, гармоничные законы искусства, в сфере которых творил гений отдельных великих строителей, возникли не только ощупью, постепенными попытками и разысканиями. Древнему Египту принадлежит мысль колонны с базисом и капителью, сюда же относится и утолщение и уменьшение колонны, дополнительное к ней приспособление растительных форм, а также и система продольных каналообразных разрезов на столбах и колоннах.
Формы, в которых нельзя не признать элементов ионической капители, встречаются не только в египетской и ассирийской орнаментике, но и в ассирийских колоннах. Широкое распространение· всех этих отдельных составных частей, общее знакомство с ними во времена возникновения греческого искусства доказывают финикийские и персидские памятники. Но из всего ограниченного количества художественных форм, известного грекам, они тщательно выбрали лишь то, что годилось для преобразования в их духе. В неисчерпаемой фантастической массе египетских образцов канители нашлись только две главные формы, дослужившие темой, разработкой которой занялись греки. Они заимствовали не все и не в целом: отжившее они отбросили, а росткам, способным к жизни, придали неслыханно- прекрасное развитие. Дорические и ионические портики не имеют непосредственным образцом колонны догреческих народов, также как и общего типа греческого храма. Но все же достойная удивления архитектура их есть не одиночное изобретение одного строго последовательного ума, который производит формы из самой конструкции постройки, а символы и орнаменты для своих строительных целей заимствует впервые из природы. Основные зодческие элементы уже с самого начала перешли готовыми, и только в их развитии высказалась вполне творческая сила греческого гения; а возникновение их из природы и развитие из ремесл относится к догреческой эпохе. Старые формы ни в одной своей области не заключали бурного импульса и свежей здоровой жизни юношески-свежего греческого народа с их миром богов и мифов, с их способностью создавать живые образы и с их чувством понимания прекрасного.

2. Архаическое искусство.

Греция, как нация, достигла своего высшего значения и полной самостоятельности в одно время с персами, с которыми впоследствии ей суждено было помериться. Греческое искусство стало процветать впервые при дворе греческих тираннов, а это относится приблизительно к эпохе процветания лидийского царства. Местом происхождения греческих художеств, слава о которых дошла до вашего времени, были острова: Крит Самос, Хиос, Наксос, в связи с которыми находился и Парос.
Из архитектурных произведений впервые прославились: Гедеон ва Самосе и Артемисион в Ефесе. Самос считается родиной металлических изделий и архитектуры. Хиос и Наксос родиной мраморной скульптуры. Живопись ведет свое происхождение из Крита·, оттуда же вышли и лучшие строители. В Хиосе прославились четыре поколения скульпторов: Милас, его сын Миккиад, его внук Архерм и сыновья последнего: Вупал и Афений (ок. 540 г. до Р. Х.).
Во время успешных раскопок, предпринятых французами на Делосе и Самосе, сделаны недавно интересные открытия, бросающие совершенно новый свет на деятельность старых скульптурных школ на островах. К древнейшим раскопкам принадлежит пожертвованная одной накеиянкой (жит. Наксоса) в храм Артемиды на Делосе, очень старая, к сожалению не совсем хорошо сохранившаяся, статуя одетой женщины. Её плоская форма невольно напоминает греческое выражение «доска которым обозначались в древности примитивные изображения идолов. Но несмотря на всю простоту и безыскусственность этой статуи, в ней что-то такое самостоятельное, чисто-греческое, что бросается в глаза с первого же взгляда: ее приписывают VII веку до Р. Хр. По некоторым внешним особенностям она слегка напоминает египетские фигуры. Другая же, тоже одетая, но более Округленная женская статуя, найденная на Самосе, представляет скорее некоторое сходство с ассирийскими произведениями, хотя в общем все формы ее тоньше и прочувствованнее ассирийских: на ней тоже отражается влияние греческого духа. Но самое важное открытие представляет найденная на Делосе статуя бегущей женщины с крыльями на плечах и за спиною, с ласковым выражением на лице и с украшением на лбу — должно быть, Ника — победительница. Вся фигура рассчитана на передний вид: лицо и верхняя часть туловища обращены к зрителю, меж тем как бегущие ноги видны в профиль. Вследствие быстрого бега левая рука угловатым движением закинута на левое бедро; в правой руке богиня верно держала венок — символ победы. По выразительности движений, по определенно-обозначенному абрису худощавого тела и одежды, видно изящество и до некоторой степени художественное развитие греческого духа. Но и здесь можно заключить, что общая схема бегущей женщины есть до некоторой степени переделка рельефов и орнаментов в круглую скульптуру; значит, передача живых движений человеческого тела заимствовалась у барельефов и орнаментов в то время, когда уже существовала и даже достигла некоторого совершенства отвлеченная пластика в изображении головы и спокойно стоящего тела, доказательством чего служит самая «Ника». В старинных литературных преданиях упоминается, что Ника изображалась крылатой только хиосским скульптором Архермом: значит, в данном случае мы имеем образчик его Ники. Надо предполагать, что эта статуя происходит из Делоса, и весьма вероятно, что в ней мы обладаем произведением самого Архерма, ибо невдалеке, от неё найден соответствующий постамент с именами знаменитых хиосских художников Миккиада и Архерма.
Из всех, найденных до сих пор произведений древности, нельзя достоверно указать ни одного, которое можно было бы приписать критским скульпторам Скиллиду и Дипину, замечательным уже тем, что они пересадили искусство в Пелопонес. Из их учеников стали известны некоторые в Спарте, затем Тектей и Ангелион, создавшие Аполлона, несущего на руках Харит. Их учеником называют Эгинского художника Каллона.
Есть целый ряд оригинальных древних фигур обнаженных юношей, прототипом для которых может послужить так называемый Аполлон Тенейский в Мюнхене. В общей схеме они согласуются с древнейшим типом Аполлона, который изображался прежде или совершенно таким, или несколько схожим; но отчасти в этих статуях должно предположить и человеческие фигуры юношей, применяемые для могильных памятников. В них видны иногда более, иногда менее развитые формы, и разница эта происходит не только вследствие различия в стиле и времени, но и вследствие локальных особенностей; общий же характер преобладает, и его следует приписать древним критским скульптурным школам.
В Пелопонес-же переселился и Вафикл из Магнезии — города в Ионийской области — Карий, лежащей против Самоса, но время его жизни и деятельности точно не известно. Он создал художественно изукрашенное сиденье для старинной статуи Аполлона, на котором изображены были сцены из жизни богов и героев. Конечно, в этом случае Вафикл придерживался художественных преданий и обычаев своей страны, так что, при рассмотрении всего, им изображенного в этих сценах, перед нами являются как бы выдержки того мифологического материала, которым располагало старо-ионийское искусство. Зато к местному, старо-пелопонесскому искусству относится богато украшенный мифологическими же сценами ящик, или гробница — пожертвование коринѳской династии Кипселидов в храм Гереон в Олимпии. Ящик этот относится к VII стол. до Р. Хр.
Из Коринѳа и Халкиды на Евбее, которые рано начали вывозить свои вазы заграницу, заимствовали образцы для своих раскрашенных ваз аттические гончары, и вскоре стали тоже вывозить их главным образом в Этрурию, где они стали победоносно конкурировать с своими учителями. Около 500 года до Р. Хр. они изобрели новый способ раскрашиванья ваз, а именно: черные фигуры заменили красными и, совершенствуя постепенно этот способ, ста ли наводнять этим товаром все доступные им рынки. Это изобретение служит победоносным моментом выступления на сцену аѳинского искусства: до сих пор Аѳины не имели самостоятельного движения искусства, а заимствовались скорее у других народов. Из иностранных скульпторов наибольшее влияние на Аѳины оказывали художники из единоплеменного им Пароса: все древние скульптуры, найденные в Аѳинах, сделаны из паросского мрамора, а уже гораздо позднее паросские художники играли в Аѳинах ту же роль, какую теперь играют карарцы в Риме. Вообще, надо предполагать, в ту пору художники часто перекочевывали с места наместо. Алксинор из Наксоса работал в Беотии, Аристион из Пароса в Аѳинах. От Ендия, работавшего, судя по одной сохранившейся рукописи, надгробную статую умершей в Аѳинах ионянки, встречаются произведения и в Ефесе, и в Еретрии в малой Азии, и в Тегее в Аркадии. Мирон и Фидий обучались одно время в аргосской школе; надо думать, что и их старшие соплеменники ездили учиться в чужие страны. Из сохранившихся старо-аттических могильных памятников с изображениями умерших особенно поучительны два — Лисея и Аристиона. Первое — Лисея только раскрашено, меж тем как изображение Аристиона представляет раскрашенную плоскую рельефную работу. Лисей изображен в спокойной торжественной позе, как и подобает жрецу при возлиятельной жертве; в левой руке он держит люстрационную ветку, в правой кубок. Аристион представлен в доблестном украшении своего боевого вооружения с копьем в руке, в шлеме, панцире и поножах. На памятнике Лисея, под главной фигурой его в человеческий рост, находится другая маленькая, изображающая всадника, левой рукой держащего свободного подручного коня, — должно быть воспоминание о победе, одержанной покойным на ристалище. На памятнике Аристиона, на соответственном месте оставлено пустое пространство; верно, и здесь прежде находилось такое же изображение. В то время живопись и скульптура не исключали друг друга, но, как мы это видим на портрете Аристиона, краска служила необходимым дополнением всякой скульптурной работы; творец этого памятника, искусный Аристокл, вероятно, столько же был горд раскраской фигуры, сколько и её подкладкой. Оба эти творения относятся к VI ст. до Г. Хр., ко времени изгнания Пизистратидов· В эту эпоху, т. е. в 510 году, известнейшим художником в Аѳинах считался Антинор, ибо ему были поручены бронзовые изваяния обоих убийц тиранна, т.с. убийц Гиппарха, прославленных друзей Гармодия и Аристогитона. Памятник этот был поставлен на. самом видном месте аѳинского рынка. Когда Ксеркс овладел Аѳинами, он велел убрать и увезти в Персию этот провозвестник аѳинской свободы, откуда его возвратили обратно только при Александре, или одном из его последователей, Но греки скоро заменили похищенную Ксерксом группу другою, сделанною руками двух художников, Крития и Нисиота. Вероятно, эта новая группа, по возможности, должна была походить на первую; но различным воспоминаниям и подражаниям — между которыми встречаются и статуи — удалось теперь воспроизвести её общую композицию. Нападающие равномерным движением бросаются вперед: младший, Гармодий, несколько быстрее, размахнув высокоподнятой рукою с мечем для удара, между тем как старший, Аристогитон, придерживая левой рукою ножны, в правой держит меч наготове для удара поражения, или отпора. Выражение сильного движения и усилия придано несвободному, связанному положению и устарелым жестким формам; общая группировка фигур только кажется строго замкнутой. Но энергия, с которой художник вдумался в момент и положение дела, живость и осязательность движения, правдивость в воспроизведении обнаженных фигур, определенность, с которой он выразил то, что ему самому казалось выдающимся и значительным в форме и движении, — все это до сих пор бросается в глаза в мраморных подражаниях. Однако, несмотря на всю верность этих подражаний копирующих художников, по их произведениям нельзя произнести вполне верного суждения о стиле Антинора, Крития или Нисиота.
Совсем другим характером, чем этот замечательный памятник древне-аѳинской скульптуры, отличается искусство соседнего Аѳинам, но враждебного им, дорического острова Этны, которого самостоятельное значение было уничтожено Аѳинами в 458 г. Там тоже искусство достигло высокой степени развития, примером чего служат известные оригинальные фигуры на фронтонах храма Паллады, составляющие теперь драгоценнейшую принадлежность мюнхенской глиптотеки. На обоих фронтонах была изображена борьба эгинских героев с троянцами: на западном Аякс и Тевкр вместе с другими героями сторожат труп Ахилла, на восточном Теламон в сообществе с Гераклом, и Аѳина, помогающая отцам и сыновьям. В главных чертах оба произведения соответствуют друг другу; они, подымаясь от углов фронтона к его середине, не оставляют между собой пустых, ничего не говорящих промежутков, и заполняют его всего изображением самой разнообразной борьбы настолько, насколько это допускает ясность барельефа и типичность в выражении темы борьбы двух партий за тело убитого. По нахождении их (в 1811 г.), эти эгинские барельефы оказались неразрешимой загадкой для знатоков того времени: по тогдашним понятиям о греческом искусстве, они казались совсем не греческими. Знатоков приводили в изумление странностью и несовершенством в воспроизведении природы эти длинноногие фигуры с короткими туловищами и одеревенело-улыбающимися лицами. Но со времени открытия новых греческих древностей, эгинеты перестали казаться совсем обособленным, одиночным явлением; наблюдательность постепенно обострилась, и теперь, несмотря на кажущееся однообразие, легко определяется разница между богами и людьми, победителями и побежденными, неранеными и умирающими. Знаменитая, непонимаемая прежде эгинская улыбка есть ни что иное, как попытка выразить жизнь, движение и ощущение. Это замечается и здесь и на других древних скульптурных изображениях, где оно применяется на различных фигурах и с различными намерениями. Напр., на восточном фронтоне такая улыбка придана раненому воину с целью усилить впечатление. Вообще, восточный фронтон, несмотря на свое случайное или намеренное сходство с западным, принадлежит несколько более молодой ступени в развитии искусства. Вероятно, эта разница произошла вследствие различия во времени постройки, так как быстрому окончанию больших построек в Греции часто мешали политические события и другие случайности этого рода. Фронтонные фигуры соответствуют приблизительно времени персидских войн. Может быть, что один фронтон был окончен около 480 года, другой несколько позже, хотя непосредственно вслед за первым; во всяком случае оба фронтона были воздвигнуты никак не позже следующего -двадцатилетия, ибо эгинская школа никогда не поднималась выше той зрелости и оконченности архаического стиля, которыми отличаются оба фронтона. С помощью этих фронтонных фигур мы должны составить и общее представление об искусстве знаменитейшего эгинского художника Оната.
Другой вид дорического искусства можно назвать Мегарским, и примером его могут послужить фронтонные барельефы мегарской сокровищницы в Олимпии и метонные барельефы храма F в Селинунте. Те и другие относятся к концу VI столетия до Р. Хр., и воспроизводят одинаково борьбу гигантов, изображение силы и смелости, опасность и тесноту боя, падение и чувство мучительной и острой боли побежденных с той беспощадной осязательностью, которая проявляется всегда с преувеличенной силой там, где человек только что осилил и начал господствовать над средствами для выражения своих мыслей. Но как старейшие метопы в Селинунте, которые представляют более раннюю ступень в развитии искусства, и которых нельзя себе представить не в связи с рельефами храма F, так и Гереонские метопы суть отчасти отзвуки первобытной беспощадной дикости, а отчасти обладают спокойной наивной прелестью, которая иногда кажется даже вульгарной. Это показывает, что направление и развитие так называемого «мегарского стиля» разбрасывалось в разные стороны и системы, границы которых остались неуловимыми до сих нор. Впрочем, если мы будем руководствоваться фронтонными барельефами Мегары, гигантами храма F, или позднейшими селинунтскими метонами, то получим довольно ясное представление о регийском художнике Пиѳагоре, работавшем в I -й половине V столетия и создавшем целый ряд победных статуй в Олимпии. Чтобы уразуметь вполне его статую «хромого Филоктета», при взгляде на которую, кажется, сам страдаешь его муками, или его группу убивающих друг друга братьев Полиника и Етеокла, надо рассматривать их в связи с предыдущим.
К последнему периоду в развитии архаического искусства принадлежат метопы и обе фронтонные группы, составляющие пластические украшения храма Зевса в Олимпии. По собственному ли недоразумению или по ложному перетолкованию, только Павсания приписывает их одновременно и ученику Фидия Алкамену и позднейшему скульптору Пэонию. С древнейших уже времен Олимпия была местом пожертвований со всех сторон. Это был как бы сборный пункт произведений всех не только эллинских, но и иностранных школ и художников, которые приходили сюда, чтобы на месте исполнять заказанные им работы. Но туземной школы самостоятельного характера там не было. Вскоре после персидских войн, когда эллинское искусство достигло высшей степени своего развития, илейцы задумали воздвигнуть блестящий храм своему Зевсу. Из туземных архитекторов постройку мог вести только один Ливон, а между тем, храм и все, что в нем находилось, были окончены лишь в несколько десятилетий (приблизит. от 470 до 448). Надо предполагать, что здесь не обошлось без помощи иностранных зодчих и работников; тоже самое можно сказать и о скульптурных работах. Предполагается, что существовала северно-греческая школа искусства; недалеко была также и аргивская школа Агелада, а при таком соседстве следует думать, что как художники, так и работники могли, переходить в Илиду. Но Олимпия лежала к западу, и с запада же, из Сицилии и Великой Греции, приходили сюда самые блестящие бойцы для состязаний, принося с собою великолепные дары для посвящения богам. Скульптуры храма Зевса напоминают более всего скульптуры Селинунтской и западной школ; вероятно, на этом впоследствии будет основана определенная система. В полном своем составе эти скульптуры представляют богатую, разнообразную, но несколько оригинальную картину : разнообразие это производило бы еще большее впечатление, если бы мы могли видеть его в первоначальной своей пестро- раскрашенной форме. Ибо общее исполнение понятно только в том случае, когда удается представить себе уничтожившуюся теперь раскраску. Оба треугольные фронтона так наполнены фигурами, что средняя фигура всегда оказывается поставленной совершенно прямо;, только на восточном фронтоне, где изображены приготовления к ристанию Эномая и Пелопса, около средней фигуры поставлены еще две такие же прямые, а далее идут уже две спокойно стоящие четверки в упряже, окруженные сидящими на земле и коленопреклоненными людьми, тогда как на западном фронтоне, напротив, уже средняя фигура окружена дико двигающимися группами кентавров, порывистость движений которых увеличивается по мере приближения к углам, где наконец последние изображены падающими навзничь, а угол образуется фигурой, уже лежащей. Один фронтон наполнен фигурами, изображенными по большей части однообразно и принужденно, другой — со всеми признаками дикой первобытной гениальности, которая энергией и силой своих движений обнаруживает что-то в роде энтузиазма к животной жизни и случайной естественности. В первом проявляется неопытность и замешательство, во втором необузданность архаического искусства. Но все же это не два различные, противоположные произведения, а скорее две различные стороны одного и того же: при каждом новом сравнении мотивов, типов и работы обнаруживается снова близкое родство между ними: разделить их невозможно. Метопы, которые, судя по ходу постройки, хотя и должны быть древнее фронтонов, имеют с последними так много общего в стиле, что их следует причислить к одной и той же школе, несмотря на некоторые оригинальные нюансы, которые в них встречаются. Так напр., в метопе Атласа, на которой, среди общей обстановки, положительно выделяется топкостью отделки фигура Геракла, на этой метопе голова Геспериды удивительно напоминает общий тип головы нимфы в метопе Стимфалид, а расположения её одежды соответствуют общепринятому, несколько пустому и до утомления часто повторяющемуся мотиву. Уже потому, с какою легкостью гесперида поддерживает подушку, которая должна облегчать Гераклу тяжесть неба, мн имеем право заключить, что в этом произведении отражаются отдельные черты того наивного, народно-веселого миросозерцания, которым проникнуты все изображения приключений Атласа с Гераклом. Это та самая несколько вульгарная веселость, которая с грубой реальностью отражается в старинных селинунтских метопах Геркулеса с Керкопами, и как луч проскальзывает в -позднейших селинунтских метопах Зевса и Геры на Иде. Дикая же мощь западного фронтона напоминает скорее метопу Геркулеса, где он усмиряет дико рвущегося за ним быка.
Но для главного скульптурного произведения в Зевсовом храме, для статуи самого Зевса, к которому приступили уже по окончании общей постройки, илийцы обратились к аѳинскому художнику — Фидию.

3. Фидий и его современники.

Когда, благодаря персидским войнам и гегемонии, Аѳины возвысились над родственными им греческими племенами, то, как свои, так и чужестранные художники стали находить в них самый гостеприимный приют и обширную деятельность. Особенно посчастливилось им, когда город Фисея сделался главою аттико-делийского союза, приобрел нрава на острова и отдаленные берега малой Азии до Ликии на юге, до Трапезунта, Византии и Фракии на севере; тогда стало прибывать его богатство и могущество, и со всех сторон стекались таланты. Великие задачи, поставленные целью союза, были широко поняты и разрешены блистательно его главою. Предание, по которому рождение Еврипида, празднование победы Софоклом и сражение Эсхила при Саламине изображены одновременными событиями, имеет свою долю символической правды. Смелое и решительное пожертвование собственным существованием не только доставило господство и победу аѳинским гражданам, но еще послужило примером и вдохновением для тех, которые впоследствии придали великую славу Аѳинам Перикла и преобладание их над другими; аѳиняне, детьми или юношами, были свидетелями той великой эпохи, когда отцы их сражались на жизнь ина смерть. Рождение Фидия совпадает с Мараѳонской битвой или несколько ранее. Его отца звали Хармидом, а его учителями называют аѳинского скульптора Игию и главу аргивской школы Агелада. Между современными ему художниками в Аѳинах чаще всего называют живописца Полигнота и ваятелей Каламида и Мирона, но они были старше Фидия, особенно Полигнот. Последний пришел в Аѳины с острова Фасоса и происходил из семейства живописцев. Это был гордый человек, презиравший плату за свои картины, но награжденный в Дельфах большими почестями, а в Аѳинах правом гражданства. Он прославился своими фрескоподобными стенными картинами в одной галерее в Делфах. Сюжетом этих картин автору дослужили «Разрушение Трои» и «Подземный мир». В разрушении Трои средину картины занимает суд греческих героев над преступлением Аякса против Кассандры. Кассандра сидит на земле, обняла руками изображение Аѳины и как бы скрываясь под её защиту; преступник произносит клятву; Агамемнон, Менелай, Одиссей, Акамант, Полипит, сын Пирифоя, окружают эту сцену. Сзади возвышается Троянский акрополь, а над стеной акрополя выдается голова, деревяного коня. Создатель его, Эней разбрасывает камни разрушенной стены. Направо и налево виднеются следы дикого разрушения. Усталый Нестор уже собирается в дорогу, а неистовый Нептолем все еще свирепствует, убивая направо и налево. Кругом лежат убитые и раненые; некоторые трупы уносятся. Женщины и дети ищут убежища у алтарей, пленные троянка жалобно плачут; между ними же находится Андромаха с ребенком на груди, и дочери Приама: Медесикаста и Поликсена. Приам и Агинор сидят в полном отчаянии; Елена же, напротив, гордая княгиня: окружена рабынями, и ее умоляет Демофон, сын Фисея, освободить из рабства бабку его, Эфру; прекрасные рабыни Бризеида и Диомеда с восхищением взирают на Елену, роковая красота которой раздула войну. Картина, с одной стороны, замыкается сценой переселения Антенора из разоренной родины; дом его для отличия увешан шкурами пантер, ибо он единственный из троянцев, который был пощажен. На другой стороне картины изображена соответствующая сцена: снятие палатки Менелая и все приготовления к его отплытию, — с одной стороны земля, с другой море, доходящее до середины картины.
В сценах подземного мира изображен заросший тростником Ахерон с челном Харона и многострадальный Одиссей, спустившийся в своих странствованиях до самого ада и беседующий с тенями умерших. Он сидит на корточках и держит меч надо рвом, к которому с другой стороны подходит тень Тирезия; за ним видна сидящая тень Одиссеевой матери, Антиклеи. Подземный мир наполнен тенями знаменитых героев и грешников: Тития, Тантала, Сизифа, Агамемнона, Патрокла, Ахилла и друг. Демон ужаса сидит, оскалив зубы, на коже коршуна, и всей фигурой своей темно-синего цвета с безжалостной ясностью напоминает о всех ужасах отвержения. Известным фигурам Тантала и других живописец придал символ самых ужасных грехов — непочтения к родителям, кощунства и колдовства. Презирающие мистерии трудятся без успеха, ибо им не помогает Клеовея, жрица Димитры. Но в греческих представлениях о загробной жизни обеты мистериям не играли большой роли. В картине Полигнота не указано разницы между добром и злом. Что случалось с душами на поверхности земли и составляло их характер, то и остается с ними в преисподней. Парис смотрит на женщин, Тамарис слеп и лютня его разбита, а Актеон, который был растерзан собаками, сидит вместе с Автоноей, как и при жизни; Марсий, так жестоко наказанный Аполлоном, учит играть на флейте маленького Олимпоса. Ерифила изображена с тем же ожерельем, которое она. приобрела ценой постыдной измены, но наказания не терпит никакого. Ферсит играет с героями в кости, а невинные дочери Пандарея забавляются игрой в астрагалы. Самые славные герои не нашли здесь блаженства за свои подвиги. Счастье и несчастье, преступление и добродетель подлежат одним и тем же законам подземного мира; примирение свершилось, но не подало ни радости, ни надежды.
«Лучше хотел бы я в поле, как жалкий наемник, работать,
Чем над исчезнувших мертвой толпою господствовать жалкой.
Так говорит Ахилл Одиссею, а другой греческой саги, как история Адмета и Алкесты, нет в преданиях. Темами для этих больших, полных художественного смысла произведений Полигноту послужили отчасти эпические сказания, отчасти народные представления и даже народные шутки и остроты, отчасти же наконец вся сумма существовавших до него художественных типов и произведений; но, творя самостоятельно, он дал нам новый материал, оживленный и восполненный им образами его личного высокого гения. В его картинах отражаются такие возвышенные черты, что Аристотель желал, чтобы вся подрастающая молодежь могла их видеть и оценить. Технические средства, при помощи которых Полигнот достиг таких высоких результатов, были так ограничены, что в римские времена смеялись над теми, кто восхищался его картинами, называя это кокетством знатоков. Он был единственный из позднее прославившихся художников, у которого тело человеческое изображено как бы просвечивающимся сквозь обрисовывающие его одежды, и который отличался другими особенностями чисто классического искусства; и многие наивно предполагали, что эти особенности придуманы Полигнотом и суть результаты достигнутых им одним успехов. Его личным успехом в этом направлении следует признать скорее то обстоятельство, что, избежав общего схематического изображения одежд, он придал им свободное выразительное движение. В Аѳинах Полигнот писал в «Stoa Poikile», построенной Писианактом, одним из зятьев Кимона. Потом он писал в анакионе, кажется также в храме Фисея, а позднее, кажется, некоторые из его картин встречались в пинакотеке Пропилей. Вскоре, впрочем, его соперником но популярности в Аѳинах сделался Микон, хотя Полигнот мог скорее назваться его учителем и старшим товарищем. Микон занимался также и ваянием; его же кисти принадлежат картины, изображающие борьбу Аѳины с амазонками и другие подвиги Фисея; он же сообща с Паненом написал «Мараѳонскую битву » на которой находятся портреты Милтиада, Каллимаха и Кинегира.
О происхождении скульптора Каламида ничего не известно. Он прославился за превосходные изображения лошадей и за тонкую прелесть в отделке одежд, в которых он, подобно Полигноту, достиг известной подвижности и свободы, и наконец за сдержанную наивную ласковость и лукавую усмешку на лицах его статуй. Он, по-видимому, принадлежал к числу тех художников, которые любят придавать создаваемым ими образам новую жизнь и топкое милое чувство. К сожалению, между всеми найденными памятниками нельзя указать ни на один, по которому можно было бы составить верное заключение о его искусстве. Мирон из Елевеер, на границах Аттики с Беотией, известен как смелый новатор, в произведениях которого чувствуется мощное веяние нового времени.
В ссылках часто с именем Мирона в связи имя Пиѳагора. Оба любили сильное живое движение мотивов и свободно распоряжались достигнутыми ими средствами, разрывавшими старые оковы. Пиѳагора хвалят за то, что он впервые обратил внимание на старательное изображение волос, тогда как Мирон не избежал в этом случае общей рутины. Зато Пиѳагор был новичком в том, в чем Мирон достиг уже полного совершенства — в ритмичности и симметрии движущихся фигур, в горделивой и гармонической плавности, которую аттический мастер придал даже самым смелым порывистым движениям. Гениальность Мирона не ограничивается, конечно, этим рядом мотивов; умением схватывать и воспроизвести явления, совершившиеся в самый короткий момент, он отличается от других художников, и это бесспорно составляет его главную прелесть. Его согнувшийся метатель — „ Дискоболов» действительно несется, как стрела, пущенная из натянутого лука; Марсий, у которого внезапно появившаяся Аѳина выбивает из рук флейту, еще шатается под влиянием своей веселой пляски; на губах бегущего к цели Лада замерло, кажется, последнее дыхание; Персей бегом догоняет Медузу; на бронзовой группе в аѳинском акрополе Ерехѳей кажется действительно размахнувшимся, чтобы ударить Иммарада, О самом популярном произведении Мирона в последнее время, о знаменитой корове, которой так интересовался Гете, до сих пор еще нельзя составить полного понятия.
Такой художник, как Фидий, должен был рано начать удивлять всех образчиками своего гения. Говорят, что все, что исходило из его рук, являлось уже оконченным и чудесным, был ли это мрамор или бронза, творил ли он образы богов и героев или лепил пчел, мух и кузнечиков. Уже во время правления Кимона ему поручались большие работы. Его резцу принадлежит исполинская Аѳина-Промахос, которая высоко возвышалась над акрополем, как бы возвещая победу над Персами, и тринадцать медных фигур, пожертвованных Аѳинами, в виде десятины, из Мараѳонской добычи Дельфийскому храму. Здесь изображен был победоносный аѳинский предводитель Милтиад, окруженный Аѳиной и Аполлоном, даровавшими ему победу, и аттическими главными героями, защищавшими свое отечество. До сих пор сохранившийся храм Фисея обязан своим основанием торжественному перенесению останков Фисея из Скироса в Аѳины, предпринятому Кимоном с целью поднятия аѳинского патриотизма и значения Аѳин. В храме выражается оригинальная красота аттико-дорической архитектуры, совершеннейшим образчиком которой служит Парѳенон. Но, в противоположность совершенству Парѳенона, в храме указывают обыкновенно на следы некоторой дисгармонии; в архитектурных формах, равно как и в расположении фресок, в разнообразии украшений метоп и в новых сюжетах видны как бы попытки и опыты в создании. Внутри храма находились картины Полигнота и Микона, изображавшие подвиги Фисея; в скульптурных метопах с изображением подвигов Геркулеса и Фисея предполагают стиль Мирона. Скульптурные же фрески не являют ничего подобного: они сильно напоминают скульптуры Парѳенона, хотя принужденнее, ненатуральнее последних и далеко не достигают свободного развития фидиевого стиля. В этих фресках предполагают юношеское произведение Фидия, а расположение их объясняют его желанием испробовать свои силы на храме, украшенном внутри великими художниками.
Уже сделавшись знаменитым, Фидий был призван в Олимпию, где он с помощью одного из своих учеников создал своего Зевса — произведение, пользовавшееся великой славой уже в древности и не имевшее соперников ни в одном из произведений других художников. Статуя эта, имевшая такие размеры, что, казалось, едва помещалась в высоком и просторном храме, была мастерски исполнена из золота и слоновой кости, материалов, которые так охотно употреблялись греческими художниками. Она изображала бога сидящим на троне. В правой руке у него богиня победы, в левой скипетр, увенчанный орлом. Одежда, покрывающая все тело, грудь и руки, испещрена лилиями и фигурами. Трон, подножная скамья, постамент и перила украшены были бесчисленным множеством мифологических сцен и образов скульптурных, барельефных и живописных; у подножья трона танцующая богиня победы; скамья поддерживалась львами. Ѳиванские юноши, приносимые в жертву сфинксу, гибель Ниобид, подвиги и борьба героев, подобных Геркулесу и Фисею, — все это должно было напоминать зрителю о наказании и милости, исходящих от властителя богов и людей. Наглядное воспроизведение этих мифов, почерпнувших свою форму от поэтических и пластических художеств, было уже само по себе как бы жертвоприношением божеству и восхвалением его могущества. Голова фидиева Зевса не имела тех страстных мощных форм с львиным лбом и поднимающимися дыбом волосами, которые прежде переносились на него с «Зевса в Отриколи», и которые до сих пор приписываются ему консерваторами в науке. Голова имела крутой, так наз. греческий профиль, вообще присущий аттической школе. Волоса не подымались кверху: они падали густыми мягкими волнами, обрамляя лоб и лицо и ясно отделяясь от роскошной и мягкой бороды. Голова была увенчана золотым венком из масличных листьев. Выражение было величественное, царственное, но в то же время кроткое и милостивое; таким изображали его поэты, которые неисчерпаемы в похвалах этому произведению. Внизу Фидий поместил свою подпись, которая читалась много лет спустя; его потомки пользовалась во все времена большими почестями в Илиде.
По окончании Зевса, Фидия ожидало уже новое великое произведение в его родном городе — Аѳинах. Перикл стоял тогда на высоте своего могущества. Уже 6 лет прошло с тех пор, как аттико-делийская союзная казна перешла из-под покровительства делийского Аполлона в сокровищницу аѳинской богини. Но не возвышалось еще знаменитого храма, долженствовавшего вместить в себе вместе с союзной казной самое блестящее и драгоценное изображение Паллады, воздвигнутое отчасти на средства этой самой казны. Греки, жившие в малой Азии и на островах, всегда смотрели с восхищением и завистью на неисчерпаемые массы золота, восточный блеск и богатство персидских монархов· Эта приманка должна была уничтожиться и пересилиться Аѳинами, но более благородным способом. Национальное преимущество перед варварами, слабо сознаваемое греками до персидских войн, проснулось и окрепло в этой борьбе, к всячески поддерживалось и усиливалось аѳинскими государственными людьми. Но они решились привлекать всеобщее удивление и порабощать таким образом массы не богатством, а совершенными формами прекрасного искусства, для которых пригоден был самый драгоценный материал. Акрополь с своими храмами и статуями и сами Аѳины должны были доказывать и другу и врагу, что во всех отношениях они могли назваться главою эллинов и оком Эллады. «В то время», говорит Плутарх, «как вырастали творения, необыкновенные по своей величине, неподражаемые по своей прелести и красоте, ибо художники наперерыв старались облагородить и усовершенствовать свое искусство, в это время удивляешься прежде всего и более всего той быстроте, с которой они создавались. Творение, о котором можно было думать, что на него пошло несколько человеческих жизней, было окончено во время управления одного человека. Красота их была признана всеми по их возникновении, а их действие свежо и ново и поныне! От них веет юношеской свежестью, которая сохранилась в них на долгое время; в них как будто жило, вечная дута, не подверженная влиянию старости. Но как много ни было в то время великих художников, все же первый между ними был Фидий. Парѳенон, послуживший блестящим возобновлением старого храма, стоявшего на том .же месте, был начат в 447 г. до РХ. покончен в 434. Его архитекторами были Калликрат и Иктин. Пластические украшения храма и метопы отчасти веют прелестью старины, отчасти же носят на себе печать фидиевой гениальности. В изучении фресок, окружающих «cella» в виде узкой ленты, и фронтонных украшений, в которых мы так чувствительно ощущаем все недостающее, художники всех времен, возрастов и способностей найдут себе лучшие образцы, усвоят лучшую школу, если пожелают посвятить им свое искусство. Великий художник должен был неутомимо творить и изобретать как общее, так и частности, сам чертил и давал модели, надсматривал, поощрял и взыскивал.
Самой трудной работой была установка главной фигуры храма — колоссальной статуи Аѳины-Парѳенос; сделанной из золота и слоновой кости. В вышину она была 36 футов, т. е. настолько высока, что с трудом помещалась в отведенном для неё пространстве, — ни одного кусочка слоновой кости не сохранилось от этой статуи до вашего времени! Но постепенно, при тщательном собирании описаний, подходящих воспоминаний и ссылок, с помощью счастливых открытий более или менее совершенных копий и подражаний, удалось собрать и привести в надлежащий порядок все даже мельчайшие подробности в этом творении.
Выражение возвышенной величественности отнюдь не может быть достигнуто усилением и стремительностью движений, а лишь только их упрощением и смягчением. Закон этот тем применимее, чем больше фигура. То, что незаметно на маленькой фигуре, является нетерпимым на колоссе. Но тем неотразимее действует на нас эта колоссальность, если она представляется нам в строго очерченных, умеренных и просто подвижных формах. Простота была здесь тем более необходимым условием, что колосс-Парѳенос Фидия находился среди самой правильной и строго размеренной дорической cella храма и служил как бы центром всех этих прямых наклонных и горизонтальных линий. Статуя стояла прямо, в простом одеянии, ниспадающем глубокими волнистыми складками, без рукавов, в накидке, пояс к которой виднеется спереди. Правая нога всей подошвой твердо упиралась в землю и несла главную тяжесть тела, левая была слегка откинута назад. Плечо правой руки лежало вдоль верхней части туловища, предплечье же и самая кисть были вытянуты вперед. На открытой её ладони стояла Ника — крылатая богиня победы, постоянная спутница, вестница и прислужница Аѳины, также как и Зевса. Согнутая левая рука поддерживала за верхний край круглый щит, стоящий на земле, и держала копье. В пустом круглом углублении с внутренней стороны щита извивалась поднимавшаяся от земли змея, как символ Ерихфония. На голове высокий украшенный шлем, на груди эгида с извивающимися змейками и Горгонами дополняли общее вооружение. Следуя образцам старинного искусства, Фидий щедрой рукой, как из рога изобилия, осыпал фигуру Зевса целой массой второстепенных картин и преданий. Для Парѳенос он был умереннее: но и тут на всех плоских местах статуи, допускаемых её огромными размерами и простотою форм, приютились второстепенные украшения. На постаменте, в барельефе из золота и слоновой кости было изображено сотворение Пандоры; на высоком подъеме богини — борьба кентавров с лапиѳами; по краям с внутренней стороны щита — борьба богини с гигантами. На наружной же плоскости щита, середина которого занята была золотым горгонеоном, художник изобразил борьбу аѳинян с амазонками, и между сражающимися аѳинянами портреты — свой и Перикла; себя — лысым, с поднятыми обеими руками, поднимающими камень, Перикла — с лицом, несколько закрытым поднятою рукою с копьем, но узнаваемым. Конечно, общего эффекта, мы себе воспроизвести мысленно не можем, особенно эффекта красок, оттеняемых блеском золота и слоновой кости. Несмотря на теоретические познания и удачные раскопки, мы слишком отвыкли от действия красок и полихромии в скульптуре, чтобы вполне представить себе то впечатление, которое получалось от такой колоссальной статуи из золота и кости, какою была Парѳенос. В древности, когда, по общему признанию, суждения произносились удивительно верно и справедливо, произведение это, как и подобные ему, считалось вполне удовлетворяющим, Подчинимся же и мы этому суждению древности, и признаем также за факт, что под правой рукой Аѳины находилась подпорка в виде колонны, облегчающая статуе тяжелую фигуру Ники; это была техническая необходимость, которой подчинился Фидий и подчинялись другие художники в изображениях древнейших идолов.
В 438 году была окончена статуя Парѳенос и могла быть посвящена; она приковывала к себе все взгляды и запечатлевалась в душе каждого. Представлял ли себе аѳинянин свою богиню в мыслях, собирался ли каменотес изобразить ее на маленьком барельефе, — всегда и невольно случалось так, что её образ воспроизводился в формах, данных Фидием. По с окончанием самой статуи постройка храма не была, окончена; она продолжалась еще 4 года. Должно признать, что теперь Фидий был свободнее и мог самолично приняться за пластические украшения фронтонных фигур, на которых тогда остановилась работа; таким образом в знаменитой женской группе восточного фронтона следует признать собственноручную работу великого художника. От фронтонных фигур осталось слишком мало для ясного представления об общей композиции: но то, что мы видим или предполагаем, возбуждает тем большее удивление. Хотя во фронтонах эгинет довольно искусно замаскирована принужденность, происходящая вследствие трехугольного пространства, но все же она невольно чувствуется; это заметно также и на фронтонах Олимпийского храма, где однообразие и окаменелость форм противополагается смелому дикому движению. Надо предполагать, что ежедневное созерцание этих фронтонов заставило гений Фидия строго обдумать, что в них хорошо и велико, и что непонятно и ненатурально. Поэтому, во фронтонных фигурах Парѳенона кажется, что прежде всего принята во внимание самая композиция, а расположение архитектурных линий есть только естественная и целесообразная рамка для произведения. Затем, в предыдущих фронтонах эгинот и Олимпийского храма фигуры, хотя и расположены свободно и во весь рост, но задуманы и исполнены все же как для барельефа. И в фронтонах Парѳенона точка зрения на общую группировку фигур ограничена; но группы, как и отдельные фигуры, представляются нам скорее полной скульптурой, чем барельефом. Равномерное и тщательное исполнение фигур Парѳенона с задней стороны, где их нельзя было видеть, приводившее в такой восторг скульптора Ричля, составляет, но словам последнего, результат действительно божественного творческого наития, которое творит свободно и непроизвольно. Эта полная оконченность есть как бы символ, как бы указание на то, что фигуры, наполняющие фронтоны, должны быть действительно отдельными круглыми скульптурами, а не только задуманы таковыми. Образы эти, которые Канова считает новым откровением в искусстве, про которые Даннеккер восклицает: «они взяты из природы, но я не имел еще счастья видеть такую природу!» — принадлежат к высшим сферам существования, от которого они заимствованы. В созерцание их все с большим восторгом погружаются лучшие художники; так необходимо естественны они и так очевидны и в движении и в тонном покое, так благородны и совершенны по своей природе, так просты и велики, так тонки и глубоки в изображении форм!
Скульпторам, так живо восхищающимся этими барельефами, не по сердцу верное определение и поименование их. Оно и попятно: все находят здесь слишком большой материал для чувства удивления, чтобы предаваться едва разрешимым толкованиям. Но ради этого мы не должны забывать, что было совсем иначе во время возникновения этих произведений. К пониманию внешней красоты — как бы это чувство ни было развито в аѳинянах и как бы далеко оно ни распространилось в толпе — присоединялся еще сильнейший воодушевляющий материальный интерес. Тогда верили в богов и их священную историю. Подобно священному певцу, Фидий возвестил своим соотечественникам чудесное рождение Аѳины и день её творения; он открыл им, как боролись Посидон и Аѳина за обладание их великого отечества и как победила богиня, с которой их город и они сами составляли нечто единое. Так должны мы понимать, чем был Фидий для своих соотечественников.
Но единодушное воодушевление целого народа, который видит свое настоящее в идеальном свете, долго продолжаться не может. Жизнь народов, как и отдельных личностей, есть борьба, даже и в том случае, когда дело идет о высоких целях в их самом благородном значении. Век Перикла с своим творчеством не избежал этой борьбы и сопротивления. В пять лет, от 427 до 432 г., по величавому плану Мнесикла были воздвигнуты Пропилеи, составлявшие торжественный вход в акрополь. Впрочем, исполнение их не совсем соответствовало планам, ибо во время постройки возникла помеха, которая принудила к ограничениям и изменениям. В связи с Пропилеями перед южным флигелем возвышался бастион с храмом и балюстрадой Аѳины-Ники; но и здесь в общем исполнении чувствуется внешнее принуждение и внезапная перемена. Фрески храма стоят но искусству далеко ниже скульптур Парѳенона. Впрочем, из всех дошедших до нас древних произведений нет ни одного, которое так бы походило на эти скульптуры по чисто греческому, или, лучше сказать, аттическому, утонченному вкусу, как остатки балюстрадных барельефов с их прелестными быстро движущимися фигурами богинь победы. Что сделалось с художником во время исполнения этих барельефов, носящих такие ясные следы своего автора, мы не знаем. В старинных республиках средством для борьбы служили между прочим и процессы против отдельных лиц. Одной из первых жертв в борьбе против Перикла был Фидий. Талантливый преемник политики храмов должен был пасть за 1000 талантов; он исчез во тьме тюрем, служа как бы доказательством того мнения, что боги дают в удел своим любимцам и полное высшее счастье, и полное горе.
Такой выдающийся гений, как гений Фидия, оставляет особый отпечаток на своем времени и на своих последователях, — даже и в том случае, если последователи останутся далеко позади. Его манера творить и понимать искусство увлекала за собою других, я это особенно отражается на ремесленных произведениях того времени. Из работ резчиков, начавших и продолжавших свое мастерство при Фидии, особенно прекрасны и трогательны аттические могильные барельефы, которые далеко не совершенство по исполнению как целого, так и отдельных частей, но в общем в сильнейшей степени проникнуты греческим духом и античной красотою, а также и той благородной простотой и тихой величавостью, которую так восхвалял Винкельман. Особенно великолепны часто встречающиеся сцены борьбы всадников. На большом прекрасном могильном барельефе в Villa Albani в Риме изображен юноша, спрыгнувший с коня и держащий его за повод левой рукою, между тем как правой он готовится нанести удар противнику, падающему навзничь на землю; лошадь дико мечется позади юноши. В Аѳинах сохранился на своем первоначальном месте памятник Дексилея, погибшего 20-ти лет во время Коринѳской войны 394 года. Юноша изображен на лошади победоносно сражающимся с врагом, падающим на землю. Большинство могильных барельефов представляют собою семейные сцены, запечатлевающиеся в памяти у каждого зрителя. Многие выражают страдальчески грустное ощущение прощания с жизнью. Традиции Фидия отражаются и на священных рельефах, найденных в большом количестве около Асклепиеона и на маленьких рельефах, украшавших часто начало камней, с письменными записями. И те и другие внушают высокое понятие об аттических ремеслах.
Ко времени вскоре после Фидия из больших произведений относятся Елевсинские барельефы, между которыми возбудил особенное восхищение Ричля мальчик, стоящий между Димитрой и Корой, и монументальные скульптуры-фрески храма Аполлона в Вассах, в Аркадии. Строитель этого храма был Иктин, строивший Парѳенон, и потому, само собой разумеется, что и скульптурные работы в нем достались художникам, обучавшимся в Аѳинах. Вместе с достигнутым совершенством искусства, вместе с возможностью творить свободно и произвольно является и опасность необузданного стремления вперед; поэтому часто рядом с блестящими произведениями, нежными и прелестными, являются и такие, которые дышат удалью. К исполнителю Фигалийских фресок этот упрек не относится, хотя его произведения и не отличаются той тонкостью исполнения, которая так поднимает скульптуры Парѳенона и лучшие части баллюстрад Аѳины-Ники; им недостает также той возвышенной нежности и здравой естественности в одухотворении всех форм, которыми проникнуты последние. Продолжая борьбу кентавров Фидия, он заменил живость его искусства шумной возбужденностью, хотя порывы оргийного воодушевления двигаются при этом в потоке гармонических линий. В борьбе амазонок сцены неестественной борьбы перемешаны с удивительным искусством с радостными образами и ощущениями. В самых Аѳинах, на акрополе, по окончании Парѳенона, Пропилей, храма Аѳины-Ники и перестройки храма Аѳины-Полиас, приступили к постройке прекрасного ионийского храма Ерехѳиеона. Он знаменит своим сложным планом, соответствующим священным традициям храма, своей «галереей кор», в которой потолок поддерживается аѳинскими девами — прекрасный пластический прототип нынешних несчастных кариатид, — и чудесными украшениями вокруг северных дверей. Постройка, прерываемая пожарами и другими препятствиями, затянулась надолго; в конце V и даже в начале IV века храм все еще не был окончен. Время начала и конца его постройки точно неопределены и поныне.
Из отдельных статуй аттической школы, основанной Фидием сюда принадлежат несколько так часто повторяющихся стоящих фигур метателей дисков; из них «классическую статую», известную под именем «Энкриноменос», желательно было бы приписать Алкамену, если только возможно с справедливостью представить себе произведение Алкамена в такой форме и обстановке. Изогнутая фигура дискобола Мирона обнаруживает сильное физическое положение, на которое направлены вся тяжесть тела и все стремления духа. Необычность изгиба и движения всего тела, ясно чувствуемое приготовление к сильному прыжку, который должен сейчас воспоследовать, так необыкновенны, что, при его созерцании, невольно забываешь духовный элемент, присущий этой статуе, как произведению действительно великому. Стоящий метатель диска выражает своей позой движение вверх но пути. Здесь также усматривается полное напряжение, на которое направлено все внимание юноши для приобретения надлежащего положения, от которого зависит удача метанья. Но духовный элемент, интерес психологический здесь преобладает. Мотив определяется не выбором положения, а тем значением, которое ему соответствует. Метатель Мирона изображен твердо держащимся высшей степени телесного напряжения в момент бега, в стоящем же метателе кроме этого представлена и высшая степень чувства, воли, намерения и решения, которые обусловливают действие в предшествующую минуту. Хотя Пэоний, из Менды, и не назван учеником Фидия, но его статуя Ники, пожертвованная в 420 году мессинцами в Олимпию, обнаруживает его знакомство с аттическими образцами, особенно с балюстрадными барельефами Аѳины-Ники. Конечно, в понимании и исполнении формы, произведения Пэония стоят далеко ниже этих барельефов и скульптур Парѳенона, но в общем они производят впечатление чего-то смелого и гордого. По технике это творение образцовое: Ника, с развевающимися одеждами, сильным взмахом, подобным орлиному полету, бросается вниз от Зевса к тем, кому опа должна принеси, победу; благодаря искусному распределению материала, вся её фигура кажется свободно парящей в воздухе.
В раскрашенных вазах этой эпохи также отражается блеск развития высшего искусства. Подобно тому, как мы сравниваем черные раскрашенные вазы последнего чисто архаического стиля и краснофигурные вазы раннего строгого стиля с старинными раскрашенными и скульптурно-раскрашенными надгробными камнями Лисея, Аристиона и других, так и теперь, принимая во внимание различные сферы искусства, мы должны признать, по прозрачным одеждам и друг., влияние привычек, заимствованных от старинной живописи, особенно от Полигнота. И в вазах, расписанных красным и принадлежащих к раннему свободному процветанию этой живописи, и в чашах Дуриса и Евфрони усматривается, что часто интересы раскрашивателя ваз совершенно тождественны с теми, которые, как идеал, носились перед глазами Мирона и других представителей высшего искусства. Это было стремление изобразить человеческое тело в новых положениях и движениях, смелых поворотах и изгибах, и желание вполне насладиться этими мотивами, даже помимо мифологического сюжета, на котором они вращаются. Направление особой нежной миловидности, которым отличалось древнее искусство в своих стремлениях к совершенству, свободные черты полного совершенства, аттическая тенденция восхваления подвигов Фисея — все это служит нам образчиками непосредственного воспоминания о фигурах и группах великого искусства, отражающегося и видоизменяющегося на вазах. Под,впечатлением той высоты, которой достигла живопись и скульптура, раскрашиватели ваз делают попытки перешагнуть пределы цветов красного и черного, господствовавших тогда в технике. В отдельных случаях, при особенно тщательных работах, они стали придавать вазам и сосудам белый фон, который они потом разрисовывали пестрыми красками. Но эта манера, как и все другие попытки к большей пестроте удержались лишь для раскрашиванья определенной посуды, а именно для стройных лекифов, наполняемых благовонными жидкостями и употребляемых, по аттическому обычаю, исключительно при ! погребальных церемониях. В середине такого рисунка изображался обыкновенно надгробный памятник или камень, а иногда а просто земляная насыпь. Вокруг могилы группировались скорбящие и плачущие фигуры или жертвоприносящие. Часто к ним приближался прохожий путник, чтобы осведомиться, о ком эти стенанья. Иногда памятник окружался маленькими бесплотными душами, реже в таких сценах изображался Харон или сам умерший на своем одре. Эта живопись была проста, но выразительна, хотя редко она отличалась законченностью; это были скорее легкие наброски моментального обстоятельства, которое скоро должно позабыться. Часто они поспешны и небрежны, но редко грубы. Отдельные профили и руки отличаются иногда рафаэлевской красотой и изяществом; везде обнаруживается понимание благородства формы в выражении нежности, миловидности или боли. Против этих скромных произведений останавливаешься обыкновенно с чувством удивления и зависти: они доказывают, какое сильное влияние оказывал- тогда гений даже на скромные произведения ремесл.

4. Поликлет и его школа.

В то время, как Фидий творил свои чудесные произведения в Аѳинах, главою старинной аргосско-сикионской школы был знаменитый скульптор и известный учитель Поликлет. Он был моложе Фидия, и деятельность его простиралась до 428 г. до Р. Х. Он происходил из семейства художников: его отец Патрокл и братья Навкид и Дэдал были скульпторами. Поликлет был в то же время и архитектором, и в позднейшей древности о нем много писали. Но лучшим практическим руководством и образцом его искусства служит собственно одна из его статуй, а именно Дорифор, приобретший прозвище «канон». С этой статуи Поликлета, а также с его Диадумена и Амазонки остались снимки. Дорифор стоит в позе ходьбы, отставив левую ногу, обратив голову несколько в сторону, как бы присматриваясь; правая рука у него спущена, а левой он придерживает копье, лежащее на плече. Диадумен держит ноги в равномерном положении; голова у него также обращена несколько в сторону, но более подвижна и опущена. Обе руки приподняты, кисти рук на голове, где юноша повязывает себе повязку. Пропорции обеих статуи равномерны и прекрасны, хотя не так стройны, как в позднейшей древности, для которой они казались тяжеловесными. Также не колеблясь можно определить мнение тогдашних писателей об особенной манере расположения, изобретенной Поликлетом, и о некотором однообразии, отличавшем его статуи. Это именно та постановка шага, которая встречается и в Дорифоре и в Диадумене и в Амазонке. Как спокойна и обдуманна строго замкнутая поза последней, где её тело так гармонично подвигается вперед! Такое положение обнаруживает прекрасное строение, полное силы, нормальное отношение целого к отдельным частям, строго взвешенную, спокойную симметрию, и допускает тончайшее и равномерно-законченное исполнение всех частей. Но все же эти статуи производят впечатление чересчур сильной, почти грубой красоты, почему мы и понимаем легкое порицание людей позднейшего вкуса более, чем восторженные похвалы тонкой законченности и изящной красоты. Именно в этих произведениях желаемое действие обусловливается последней законченностью, признаваемой самим Поликлетом за настоящее откровение искусства. Мы не должны воображать себе его статуи окруженными нежным ореолом поэзии, составляющим преимущество аттического искусства; его статуи блистают красотой и оконченностью, тонкостью и гармонией линий в воспроизведении даже отдельных частей; этого-то не может постигнуть наша фантазия, ибо не имеет для этого точки опоры. Приняв в соображение различные эпохи и теории искусства, мы не ошибемся, предположив здесь аналогию с Леонардо, тоже изобретшим определенный тип целой школы. Из всех статуй, приписываемых Поликлету, более непосредственное впечатление на нас производит усталая амазонка, отдыхающая после напрасного боя, копии с которой находятся в Берлинском музее и в Braccuo nuovo в Ватикане. Она уже существовала, когда была открыта раненная, опирающаяся на копье амазонка, принадлежавшая, по видимому, аттической школе. Так называемая «амазонка Маттеи» есть позднейшая элегантная копия с Поликлетовой. Менее всего удалось составить понятие о Поликлетовой Гере из золота и слоновой кости, стоявшей в Аргосе. Однако нам известно, что, по мнению всех знатоков древнего искусства, статуя эта представляет собою дальнейший успех техники, так блистательно достигнутой Фидием. Совсем уверенно мы можем сказать только, во 1-х, что общий тип головы Поликлетовой Геры примыкает к общему типу, воспроизведенному в Аргосе, а во 2-х, что такое произведение такого известного культа должно было иметь огромное влияние на последующее искусство. С помощью аргивских монет и сохранившихся головок мы можем обозначить пределы, в которых должны заключаться наши представления, тем более, что .нам известно общее расположение статуи. Гера сидела на троне в длинной богатой одежде, не закрывавшей рук «белорукой богини». В одной руке у ней гранатовое яблоко, в другой скипетр с кукушкой наверху. Голову украшал обвивающий ее Stephanos, украшенный фигурками гор и харит. Но пока еще не удалось найти ничего, что давало бы полное представление обо всей статуе или только об её голове. Рядом с Герой Поликлета стояла статуя его брата Навкида, тоже из слоновой кости, изображавшая Гебу. Навкидом же были исполнены статуи Гермеса, Фрикса, приносящего в жертву барана, и метателя диска. Сикионо-аргивская школа занималась также статуями победы и даже чаще, чем это было принято у художников аттической школы.

5. Семейство Праксителя. Скопас.

Семейство Праксителя, художника и создателя книдской Афродиты и Гермеса с маленьким Дионисом на руках, стало известно и уважаемо в истории искусства уже за несколько поколений до своего знаменитого потомка, превзошедшего их всех своей славой. Старший Пракситель, дед знаменитого, работал в Аѳинах около 403 года, одновременно с Каламидом. Сын его и отец знаменитого Праксителя, вероятно, был Кефисодор, создавший, вскоре по 375 годе, прекрасную группу «Ирина с ребенком Плутусом на руках», копия с которой сохранилась в Мюнхенской глиптотеке. Богиня мира изображена во весь рост, в простой и спокойной позе, в длинном богатом аттическом одеянии; в левой руке опа держит маленького Плутуса с его рогом изобилия, а правой поддерживает длинный скипетр, упирающийся в землю. Голову, обрамленную густыми локонами, в изобилии падающими ей на затылок и на плечи, она склоняет к своему питомцу, протягивающему руку к её подбородку. Нежная кротость проглядывает в выражении её лица и движений, царственно полное телосложение и могучие пропорции ведут непосредственное происхождение от аттического искусства, тип лица также аттический известного периода развития. Такою должны мы представлять себе Димитру того времени, образ которой служит самым правдоподобным основанием для представления о подательнице мира — Ирине. Голова Диониса отличается такими же чертами. Из этого мы можем заключить, что это был тин лица, присущий семейству, знаменитого художника и, может быть, находившийся в его мастерской. Из произведений великого сына Кефисодота популярнейшим в древности считалась статуя Книдской Афродиты, полное понятие о которой дает нам прекрасная копия Мюнхенской глиптотеки. Между другими оригинальными его творениями известны также: статуя Сатира, наливающего вино из рога, находящегося в высокоприподнятой правой руке, в чашу, находящуюся в левой (несколько экземпляров этой статуи можно видеть в Дрезденском античном собрании), и статуя юного Аполлона, прислонившегося к стволу дерева, вверх по которому карабкается белка, в которую он целится стрелою. Но как мало все эти копии· и подражания могут заменить нам пропавшие оригиналы, доказывает чудесная находка Гермеса, в Олимпий, созданная рукою самого Праксителя. Находка эта не только расширила понятие об искусстве самого Праксителя, или о древнем искусстве, по и об искусстве вообще. Такой же толчок в понимании художеств дала, но в еще большей степени, в начале нашего столетия скульптура Парѳенона. Гермес Праксителя, Ника из Самофраки в Лувре и Пергамские скульптуры Берлинского музея — вот высшие пункты в истории художеств и новые масштабы для позднейших художников. Художническое поприще, подобное Праксителеву, должно было заключать в себе следы гигантских успехов, и надо предполагать, что уже мальчиком, а позднее юношей, он всей душей предался искусству своего отца и учителя. Как ни восхитительно было бы проследить и постепенно уяснить себе зарождение и полное развитие его личной гениальности, у нас нет к атому никаких средств. Надо предполагать, что Книдская Афродита была первым из его творений, достигнувших полной и свободной высоты своей; определеннее можно сказать, что Гермес не юношеское произведение, ибо он проявляет высшую степень в развитии человеческого гения. Черты сходства Гермеса с Ириной Кефисодота, лежат не глубоко. В обоих случаях это высокие фигуры во весь рост, с ребенком на руках; в обоих случаях правая рука приподнята, голова ласково обращена к питомцу, которому придан какой нибудь атрибут. Выражение мягкой, нежной ласки, соответствующее общему повороту головы, встречается также в обоих группах, но как живо и одушевленно это ощущение в Гермесе, насколько совершеннее и изящнее как общий вид, так и отдельные части в произведении младшего художника! И разница эта происходит не оттого только, что от Кефисодота остались только копии, а от Праксителя мы обладаем оригиналом. Как снисходительно мы ни относились к статуе Ирины, все же, сопоставив ее мысленно с Пракситолевым Гермесом, мы должны сознаться, что общее начертание первой рассчитано только на прямое, простое исполнение, тогда, как во втором все доведено до тончайшего и полнейшего совершенства, с которым, судя по Мюнхенской Ирине, нельзя было и сравнивать оригиналы Кефисодота. Мы доймем это лучше, если сопоставим эту олимпийскую группу с бельведерским Гермесом, которого принято было прежде называть Антиноем. Прав был Пуссен, восхищаясь её прокрасивши пропорциональными формами, но все же в ней нельзя предположить Праксителеву красоту и прелесть. Какой тяжеловесной и печальной кажется эта ватиканская статуя рядом с сердечной миловидностью, цветущей прелестью и чисто божественной веселостью, выражаемой всей фигурой Праксителева Гермеса, полной, в то же время, мощной и непреодолимой силы. А между тем родство обеих фигур несомненно, ибо ватиканская ведет свое происхождение от Праксителевой. Чтобы вполне оценить успехи времени, достаточно сравнить простой мотив складок в одежде Ирины с свободно-вьющейся, доведенной до совершенства скульптурной материей одежды Гермеса, развешанной за ним на дереве. Наконец сравним только обе головы: в тихих спокойных чертах головы Ирины всякое ощущение, всякая мысль кажутся уснувшими, между тем как выражение лица Гермеса так и искрится умом и одушевлением, еще более возвышающим его прелесть. Оба тина головок разнятся не по одному?только времени их исполнения. Женские головки Праксителя были также полны той тонкой, полной одушевления законченностью всех форм, которой отличается всякий образ им созданный; как будто он состязался с самой природой своим неисчерпаемым богатством форм и образов. В голове Гермеса, принадлежащей резцу Праксителя, находят некоторое .сходство с Лисипповой головой Апоксиомена. Сходство это не следует ни преувеличивать, ни превозносить. Пракситель был старше Лисиппа, и хотя оба художника работали под веянием одной и той же идеи и преследовали одинаковые идеалы, искусство Лиеиппа коренится в аргивско-сикионской школе бронз, искусство же Праксителя в аттических мраморных скульптурах. Тип головы Лисиппова Апоксиомена ведет свое происхождение от Дорифора Поликлета, тип головы Гермеса — от старо-аттических статуй, и его можно проследить со времени «метателя диска» Мирона. Слава и популярность Праксителя в древности была так велика, что ее можно сравнить только с популярностью, которой пользовался Корреджио в XVII и XVIII столетиях.
Немудрено, что тем сильнее было его влияние на позднейших художников. Мы часто встречаемся с отзвуками его гения даже там, где это трудно и предположить, ибо мы не можем себе представить всего богатства его искусства, всей значительности завещанного им материала. Формы его неисчислимы и разнобразны, и от них, как искры, разлетается во все стороны новая жизнь, могучие картины и бескровные тени, отзвуки и подражания, копии и заимствования, передачи, преувеличения,ослабления и недоразумения. Упомянутый уже пример Антиноя показывает нам, как постепенно потухает жизненность, проникающая творения художника и оставляющая на нем печать его личности, если стереть с него отблеск полной законченности.
Двое из сыновей Праксителя наследовали его искусство: одного звали Кефисодотом, как и деда, другого Тимархом. Оба работали над изображением Менандра для Аѳинского театра. Есть предположение, что две сидящие статуи Менандра и Посидиппа, находящиеся ныне в Ватикане, вывезены из аѳинского театра и суть оригинальные произведения Кефисодота и Тимарха; и действительно, по простой, искусной работе они заслуживают свое великое имя.
Рядом с Праксителем, большим почетом в древности пользовался плодовитый скульптор Скопас. Некоторые его сюжеты напоминают Праксителя. В Риме, во времена Плиния, не знали кому приписать большую группу Ниобеи с умирающими детьми, Скопасу или Праксителю. Произведение, пользовавшееся особым восхищением современников, была объемистая группа: Посидон, Ахилл, Нереиды и Тритоны, — должно быть, «Нереиды со щитом Ахилла». Скопас принимал участие в работе фронтонных фигур Тегейского храма Аѳины и в самой архитектуре храма, по к сожалению от них остались лишь никуда негодные обломки. Он работал также и на малоазийском берегу в Ионии и Карий. Прежде малоазийские берега принимали самостоятельное, а иногда и решающее участие в движении греческого искусства, зачавшегося на островах. Старинные сидящие статуи священной дороги в Милете, аѳинские раскопки, с которыми у них много общего и, наконец, последние раскопки на островах свидетельствуют о ранних ступенях и родах в развитии Ионического искусства, а рельефы памятника, известного под именем «памятника Гарпий» из Ксанфоса в Ликии, находящиеся ныне в Лондоне, дополняют наши представления о распространении архаического искусства. Влияние великой эпохи Фидия отразилось во всех греческих и полугреческих странах м. Азии. Во времена Скопаса, во 2-й половине IV столетия, был построен храм Артемиды в Ефесе, и одно из чудес света — Мавзолей в Галикарнасе. Эти постройки привлекли сюда со всех концов Греции множество художников, в том числе и Скопаса. Приблизительное понятие об его искусстве мы можем получить, рассматривая лучшие, из весьма неодинаковых, скульптуры Мавзолея, а руководствуясь колонными рельефами, привезенными из Ефеса в Лондон, мы поймем, какова должна была быть колонна Ефесского храма, вышедшая из рук Скопаса. Чего нибудь более определенного о личности этого художника мы сказать не можем, ибо до сих пор мы не имеем права вывести определенное заключение о быстрой, поверхностной, предприимчивой и плодовитой его деятельности. В общем однако следует сказать, что лучшие барельефы Амазонок на Мавзолее, при всей своей красоте и изяществе своих стройных образов, все же стоят далеко ниже хотя бы мощной, сжатой, полной силы картины борьбы амазонок на фигалийских фресках. В то время любили более пространные, но более пустые барельефы, чем во времена Фидиева влияния. Такие фрески с далеко отстоящими друг от друга фигурами находятся, например, на чудесном памятнике Лисикрата, поставленном в Аѳинах в память хорагической победы в 336 году. В общем они производить довольно сильное впечатление, подобное тому, которые производят разрисованные узкие помпейские орнаменты. Изменчивость вкуса проявилась здесь не на отдельных честях, а зараз в общем расположении.
Подобно тому как в V столетии аттические рисунки на вазах были отблеском высшего искусства Мирона и Фидия, так и прелестные терракотовые фигурки, найденные в последнее время в таком изобилии в Танагре, сделали нагляднее и богаче мир форм эпохи Праксителя. Эти хрупкие фигурки вскоре получили всемирную известность за необыкновенную прелесть постановки движений и форм, за неисчерпаемое разнообразие сюжетов при очевидной бедности основных форм, прежде же всего за пестроту красок на хорошо сохранявшихся экземплярах. Наши ближайшие предки представляли себе все антики непременно серыми. Теоретические познания действуют медленно и не дают живого представления о больших раскрашенных скульптурах. Даже в исключительно счастливых случаях первоначальное действие красок казалось непонятным, почти загадочным. Наконец, сделалось возможным, хотя и на небольших произведениях определенного рода, осязательно представить себе, какою была греческая разрисованная скульптура, и порадоваться живой, веселой и в то же время гармоничной пестроте, глядя на фигурки женщин и девушек с их богатыми, грациозно приподнятыми платьями, опахалами, широкополыми и остроконечными шляпами. Рядом с этими миловидными фигурками, мужские отступают на задний план, хотя тут видны не одни прыгающие и играющие эроты; сюжетами взяты и мальчики с птичкой или другой какой игрушкой и жаждущие сирены и наконец одна известная сцена, где цирюльник возится с головой почтенного гражданина. Женские головки, будь это богиня, как Артемида, муза или нимфа, или обыкновенная смертная, носят на себе отпечаток одного типа, постоянно непробиваемого и улучшаемого, сообразно идеалу каждого художника, стремящегося к известному совершенству.
Для понимания высокой живописи IV-го столетия у нас нет, к несчастию, достаточного количества наглядных примеров, так как вазная живопись, но естественному ходу искусства, представляет ту границу, где кончается искусство и начинается ремесло, и не дает нашей фантазии путеводной нити для суждения. Высокое мнение мы получаем о живописце Зевксисе, лепившем также из глины:, но мы хвалим его не за верность иллюзии, которая приписывается каждому художнику его современниками, а на большую его картину, изображающую Кентавров и так прекрасно описанную Лукианом. Этот действительный ценитель искусства не находит достаточно выражений для похвалы Зевксису. Вот имена других знаменитых живописцев этого столетия: Паррасий, Тиманф, Памфил, Павсий, Никий, помогавший самому Праксителю при выборе красок для его статуй, и наконец Евфранор, рисовавший героев, известный также и как ваятель.

6. Лисипп и Апеллес.

Скульптор Лисипп из Сикиона и живописец Апеллес из Колофона были те художники, которые чаще других писали и лепили портреты Александра Великого. Это били две звезды искусства, стоящие вблизи ослепительного светила великого завоевателя. Античные критики того времени, находившие творения Поликлета однообразными и тяжеловесными, обрели в Лисиппе вершину искусства и норму для своих художественных приговоров. Они восхваляли его за то, что он сделал легкими и грациозными те формы, которые прежде, создаваясь по общему шаблону, были тяжелы и неграциозны, за то, что фигуры его были выше и стройнее, головы их меньше, — одним словом, что на место «канона» Поликлета он дал искусству новые формы. При этом сравнении с Поликлетом обнаруживается, что Лисипп сделал действительные успехи в изображении волос, и достиг самой тщательной симметрии и самой тонкой отделки в исполнении мелочей. Этот приговор древности стал понятен с тех пор, как удалось найти прекрасную копию Лисиппова Апоксиомена — это случилось в 1849 г. в Риме в Трастевере — и сравнить ее с «Дорифором„ Поликлета, признанным позднее. Дорифор имеет прекрасные полные пропорции, но фигура его не достаточно стройна и высока; голова, по отношению к целому, довольно велика, как это часто встречается в природе; за норму этой статуи не взяты фигуры с выдающимися маленькими головками, размеры которых не бросаются в глаза, а кажутся естественными. Дорифор стоить просто и спокойно, в скромной позе, обозначающей смену движений в скульптуре очень обыкновенной и всегда хорошо действующей на зрителя; правая йога упирается твердо, левая несколько отодвинута назад, как бы для шага, верхняя часть туловища мало выдвигается из обыкновенного положения тела; голове и правой руке приданы умеренные, простые и ясные обороты; волосы, как резные, обрамляют форму черепа, не закрывая его. Лицо представляет сильные, здоровые, по простые формы и плоскости; под гладким, невысоким лбом под углом начинается прямая линия носа, нижняя часть лица широкая и полная. Апоксиомен же напротив представляет необыкновенно высокого стройного юношу, с маленькой головой и высокой шеей. Ноги не обозначают перемены в движении и положении; но общая постановка только кажется спокойной, в действительности же опа гораздо искуснее и подвижнее. Ноги широко раздвинуты, как будто юноша сейчас же покачнется; правое бедро выдается несколько из простой прямой линии. Если окинуть глазом весь контур сверху вниз и обратно, то окажется, что этот прекрасный быстро и верно очерченный общий абрис состоит из множества движущихся и волнующихся линий. Волосы на голове имеют своеобразную самостоятельную красоту, сквозь них формы черепа вполне понятны, лоб значительно выдается вперед и благодаря ясно очерченным сочленениям кажется подвижным и полным жизни. Верхняя часть лба несколько надвинута на нижнюю, из-под которой нос выдается; на голове, как и во всем теле, все формы богаче, разнообразнее и индивидуальнее. Они действуют не просто как формы и плоскости: каждая точка имеет здесь свое значение: линии разбегаются, прекрещиваютея, пересекаются; тонкая и определенная пластика дает заметную и самостоятельную игру света и тени, близкую действительному впечатлению живописи. Если бы даже мы могли представить себе Поликлетова Дорифора еще более законченным по тонкости исполнения, если бы нам удалось достигнуть полного представления этой топкости, не оправдываемого вышеупомянутой античной критикой, то и тогда мы должны были сказать, что все же в Апоксиомене обнаруживается дух новой, более нам близкой эпохи, чуждый прекрасной тонкой области Поликлетова искусства Искусство Лисиппа было построено на Поликлетовом, под влиянием его созерцания и ему в противоположность, — недаром же Лисипп называет Дорифора своим учителем. Можно сказать, что Лисипп. так относится к Поликлету, как Пракситель к Фидию. Даже в манере производить формы, не смотря на разные эпохи, чувствуется это родство; с одной стороны, блестящая, резкообозначенная красота общего в каждой отдельной, ясно ограниченной форме, свойственная искусству лить из бронзы, а с другой тонкая нежная прелесть, носящаяся, как легкое прозрачное покрывало, над всей фигурой у Фидия и Праксителя. Уже выше я указывал, как чувствуется в основных формах одновременность Фидия и Поликлета, и как условны общие идеалы, к которым стремились Лисипп и Пракситель. Существует очень много точек зрения, с которых обозревается манера этих двух великих художников, связь между ними и их противоположность.
Число произведений Лисиппа доходило до 1500; это были и большие группы, и отдельные статуи, изображавшие богов и героев, и портреты, и упряжки, и охоты, и львы, словом — разнороднейшие предметы, а также и смелые олицетворения, как, напр., случайный образ Каира. Лисипп и Пракситель совершенно подчинили себе последующее искусство. Общая форма личного типа, которую мы видим в статуе Апоксиомена, встречается позже в постоянных вариациях, иногда грубых и манерных, но всегда с узнаваемыми общими чертами, и на головах богов, напр., лицо Отриколийского Зевса, и на других статуях. Идеалы богов потерпели под влиянием его искусственное преобразование, также как всякий стремился придать своему творению положения и формы, приобретенные Лисиппом. Но и здесь возможность влияния и подражания так многочисленна, что во многих случаях трудно указать с достоверностью, как далеко распространились посредственно или непосредственно образцы Лисиппова искусства. Особенно заметно отразилось влияние Лисиппа на статуях: Мелеагра, принадлежащей, кажется, его сыну Евѳикрату, и Нищего Мальчика, в котором думают признать творение Веды. Здесь же следует назвать Колоссы Диоскуров в Monte Cavailo и Амазонку Маттеи.
Подобно Каиру Лисиппа, Апеллес написал пространную и остроумную аллегорию «Клеветы», описание которой побудило многих современных художников создать соответствующие произведения. Самыми знаменитыми его картинами были: Артемида, окруженная нимфами, и Афродита-Анадиомена, выходящая из морских волн. Фигура Артемиды походила, кажется, на Версальскую. Богиня же, родившаяся из пены, на картине Апелесса, выдавалась из воды только верхней частью туловища, нижня же, хотя и покрытая водою, сквозила из нее; руками она выжимала пену из своих мокрых волос. Может быть, здесь следует упомянуть также и Хариту Апеллеса, отличающуюся нежной прелестью исполнения и тонким чувством, проникавшим её очаровательные формы и так возвышавшим Апеллеса над другими живописцами древности. Нечто подобное встречаем мы только в некоторых помпейских картинах. Возможность сделать действительную оценку произведений Апеллеса безвозвратно потеряна для нас вместе с его произведениями. О нем рассказывают, что он рисовал вещи, невозможные в живописи, напр., гром и молнию.
Лисипп и Апеллес считались художниками, достигшими крайней меры возможной техники. И действительно, они не знали препятствий для воспроизведения задуманных образов: боги и герои, портреты всякого рода, дикие группы в бою, наивные жанровые сцены, остроумные аллегории — все поддавалось их творчеству. После Лисиппа в греческое пластическое искусство уже не вводилось более нового формального принципа; явились новые задачи и новый материал, по для воспроизведения их довольствовались раз приобретенными средствами. Средства эти были расширены, утончены, развиты, но открытая дорога была достаточно широка для восприятия всего, в чем нуждались позже, но с Лисиппом и Апеллесом были окончательно побеждены трудности познания мира естественного и духовного, господствовавшие и над последующим развитием.

7. Греческое искусство в эпоху Диадохов. Пергам. Родос. Рим.

Во время высшего процветания искусства, предводительство принадлежало самой Элладе вообще и Аѳинам в особенности. Но для задач нового времени у маленькой греческой общины, служившей постоянным яблоком раздора в египетских и македонских смутах, не хватало больше сил ни материальных, ни нравственных. Старые центры искусства — Аѳины и Сикион все еще продолжали свою деятельность, Греция все также была полна художественными сокровищами, а Аѳины предметом восхищения для грядущих поколений. В каком-то экстазе филэлленизма продолжали могущественные князья украшать Аѳины, чтобы быть там чествуемыми. Но духовное предводительство пало вместе с политическим, а торговля и богатства перешли в другие города и государства. Рядом с Александрией и Антиохией Аѳины казались идиллическим, дачным местопребыванием, способствующим мирным научным занятиям. Великое искусство, уже после Пелопонесской войны переставшее служить исключительно религиозному культу и нераздельной с ним государственной жизни, делалось все доступнее и обыкновеннее, элленический и элленизированный мир был полон статуй. Плиний утверждает, что не было возможности их всех перечислить: «во время одного эдильства М. Скавра, рассказывает он, в наскоро построенном театре было поставлено около 3,000 греческих статуй». После покорения Ахайи, Муммий наводнил Рим греческими художественными произведениями; многое было привезено и Лукуллами. И все же, по уверениям Муциана, в Родосе осталось 3,000 раскрашенных столбов и не менее того во Аѳинах, Делфах и Олимпии. Необходимость в искусстве, привычка к нему и огромная творческая деятельность сделались необходимою частью жизни.
Птоломеи, Лисимах и владетели Македонии часто изъявляли знаки своей милости о-ву Самофрак, уважаемому за его мистерии, и оставили там следы своего владычества в виде различных сооружений. Когда Димитрий Полиоркет, сын Антигона., в 306 году, одержал блистательную и решительную победу над Птоломеем у Кипрского Саламина, после которой принял титул царя и завещал его сыну, — Селевк, Птолемей, Кассандр, Лисимах, со своей стороны, следовали этому примеру, — он увековечил славу победы и победителя огромным жертвоприношением: это была большая мраморная статуя Ники, которая, стоя на носу корабля, сильным живым движением стремится по направлению движения судна. Одежды её развеваются, крылья распущены; вытянутой правой рукой она подносит ко рту длинную трубу, как бы с намерением громко прославить победу.
В статуе этой, которая, если не ошибаемся, находится теперь в Лувре, соединены: смелая концепция целого с мастерским и оконченным исполнением, широкая, полная красота, с тонким чувством изящного, ясное определенное действие главной массы с богатством и нежностью отдельных частей. Трудная задача сопоставить противоположность или единство тела и одежды, над которой так много работали в древнейшем искусстве, разрешена здесь с шутливой уверенностью; великое дело, начатое Фидием, было теперь доведено до совершенства; к богатому и свободному развитию скульптуры присоединился почти современный интерес к изображению одежды. В Гермесе Праксителя и в Самофракской Нике приходится снова удивляться, как много было сделано в этом направлении в древности и как, несмотря на то, что это было необходимо подразумеваемой частью полного исполнения, оно не выдавалось из общего и не резало всем глаз. Год постановки Ники не определен с точностью и весьма возможно, что она была воздвигнута не непосредственно после победы, а несколько позже, около 294 г. Во всяком случае непреложным фактом в истории искусства является то обстоятельство, что такое произведение было исполнено позже 300 г. до РХ.; оно показывает, на что было способно греческое искусство под могущественным влиянием Праксителя и Лисиппа.
100 лет спустя, Пергамский царь Аттал I-й воздвигнул на аѳинском акрополе обширную группу, состоящую из многих фигур. В 229 году он вытеснил из пределов своего государства келтов, вторгшихся в греческие владения. Эту победу он поставил на ряду с величайшими победами, упомянутыми в истории и преданиях Греции, на ряду с битвами богов с титанами, Фисея с амазонками и Мараѳонской. Все эти 4 битвы изображены в пожертвованных им группах, состоящих из скульптурных круглых фигур и имеющих в разрезе около 2-х греческих локтей; размеры эти для того времени необыкновенны. Теперь удалось, благодаря открытию Брунна, разыскать и привести в первобытный порядок целый ряд этих аттальских статуй, разбросанных по различным музеям. Когда и каким образом они были перевезены в Италию, еще не совсем ясно; в IV веке после РХ. они еще находились в аѳинском акрополе. Фигуры, найденные доселе, суть изображения побежденных: гигантов, амазонок, персов и галлов. Все они изображены в момент живого движения то падающими, то опускающимися назад, то коленопреклоненными, то распростертыми по земле, умирающими и испустившими последнее дыхание, в тщетной борьбе против победителей, действующих сверху. Работа исполнена мастерски и энергично, но неравномерно закончена во всех фигурах. Напр., фигура коленопреклоненного перса в Ватикане положительно выдающаяся, меж тем как все другие посредственны и небрежны. Впрочем, в таком произведении, каким было это аттическое пожертвование, должны были попадаться неровности. Неровности эти, в связи с необыкновенным масштабом фигур, подали повод открывшему их предположить, что Аттал пожертвовал аѳинянам лишь уменьшенную копию, исполненную его художниками, с памятника, воздвигнутого в больших размерах в самом Пергаме. Во всяком случае, и в Пергаме были подобные еще и более величественные монументы в честь победы Аттала. В записках Плиния о скульпторах из бронзы сказано, что победы Аттала І-го и Евмена II над галлами были изображены художниками Истоном, Ѳиромахомг, Стратоником и Аптигоном. Неясные следы этих статуй, найденные в Пергаме, подтверждают то мнение, по которому эти статуи должны были быть из бронзы, и указывают также, что они были воздвигнуты для прославления побед не только над келтами, но и над Антиохом. Давно уже и совершенно справедливо были приписаны Пергамской школе: группа Галлов в Villa Ludovisi в Риме и статуя умирающего галла в Капитолийском музее. В них нельзя не признать близкого родства с статуями Аттальскими, из которых одна на мотив умирающего галла сильно напоминает капитолийскую. Статуя эта, называвшаяся прежде «умирающим воином» и воспетая Байроном, действительно производит глубокое впечатление на всякого понимающего зрителя. Мощный воин — герой, национальность которого сразу определяется по чертам лица, прическе, усам и ожерелью, склонился над своим щитом и сломанным рогом, как бы не желая отдать их неприятелю, как не отдает ему и самого себя, предпочитая умереть от большой раны, нанесенной себе самому в грудь. Тело его обнажено, ибо кельты, в смелой гордости, любили таким образом подвергать себя опасности греческого оружия: тело это обнаруживает стройное сложение и крепкую закаленную силу; мускулы вылиты словно из стали, кожа эластична и нечувствительна, как самая гибкая ткань. Из бронзы следовало бы вылить это сильное закаленное тело, заключающее в себе столь же сильную и непоколебимую душу; однако же сохранившаяся мраморная статуя сделана с таким свежим, живым и обдуманным искусством, что пет причины по считать ее оригинальным произведением. Еще большее впечатление производит группа в Villa Ludovisi по мысли, в нее вложенной; на ней галл изображен убивающим собственную жену, и пронзающим себя самого в грудь тем же мечем — освободителем, чтобы не подвергнуться постыдному рабству, бывшему уделом побежденных. Здесь следует заметить, что такое изображение было немыслимо во времена Александра и Аристотеля. Искусство, заимствованное от древности, служило для грубых, исторически верных характеристик: здесь же сам эллинский художник удивляется и сочувствует, как явлению благородному, этому чужому побежденному воину, который в своей дикой храбрости и непреклонной воле смерть предпочитает бесчестию. Не то было и более ранних изображениях победы: побежденные амазонки — тоже принадлежащие, подобно богам и героям, к эллинскому роду — изображаются прекрасными; персы же характеризуются, хотя и ясно и удовлетворительно, но только в общих чертах. Пока не поколебались основы, так гармонично поддерживавшие прекрасное греческое направление, не считалось возможным такое любовное понимание природы и обычаев варвара, врага, которое отражается в описанном художественном произведении. С какой исторической правдой и серьезным достоинством изображены здесь чужой, негреческий тип лица, резкая жесткость фигуры, оригинальность волос и бороды, присущие только кельтам!
Царствование преемника Аттала І-го, Евмена II, представляет высший пункт пергамской эпохи. В это время, т. е. от 197 до 149 г. до РХ., была воздвигнута большая алтарная постройка, скульптуры которой, благодаря блестящему открытию Карла Гуманна, находятся теперь в Берлинском музее. Греческое, пластическое искусство с давних пор с особой любовью уже применялось к самым разнообразным украшениям священных сооружений. Целый ряд тому примеров мы имеем и в скульптурных метопах, и в фронтонных фигурах, и в рельефных фресках; балюстрады Аѳины-Ники окружают всю область храма, а в Артемизионе в Ефесе даже колонны украшены фигурными барельефами. Алтарь, воздвигнутый в Пергаме, возвышался над высоким фундаментом, к которому вели ступени, и был окружен блестящими архитектурными произведениями, богато украшенными пространными барельефами. Обширная, открытая снаружи галерея, увенчивала этот фундамент и состояла из ионической колоннады; с внутренней её стороны, обращенной к самому алтарю, тянулись фрески, изображавшие сцены из преданий о мифическом прародителе пергамлян, Телефе, сыне Геркулеса. Последнего легко было узнать по палице, на которую он опирается, а также потому, как он любуется на сына своего (Телефа), который, сидя на очаге, угрожает маленькому Оресту, вынуждая этим Агамемнона согласиться на его просьбу. По-видимому, это были красивые барельефы, тщательно и мило выполненные, но, к несчастью, от них осталось очень мало. Несравненно интереснее барельеф, изображающий борьбу гигантов; он тянулся широкой лентой вдоль всего фундамента под колоннами верхней галереи, между сильно выдающимися архитектурными выступами. Самое протяжение его уже необычно. Рельефная поверхность в вышину, сверху вниз, занимала около 2,30 метров, в длину же тянулась на 400 футов; и все это пространство было занято изображением одного только сюжета — борьбы богов с гигантами; в опасной битве этой, значительной по смыслу, обширной но пространству, боги должны были употребить все усилия для удержания победы. Они все принимают в ней участие, сопровождаются целой свитой демонов и священных животных и обращают в дело все оружие, все ужасы, которые находились в их власти. Зевс потрясает эгидом и грозит молнией; его орел вонзает когти в змеевидное тело противника; Аѳина бросается в битву и хватает врага за волосы; её священная змея борется рядом с нею, и сюда же прилетает Ника, чтоб увенчать свою богиню. Тщетно Гея поднимается из земли и молит пощадить её сыновей. В борьбе этой принимает участие и Дионис со своей пантерой и сатирами, и Посидон на колеснице, запряженный морскими чудовищами, и Амфитрита и Арей, и Гефест и Артемида с Аполлоном. Даже тройственная Геката, едущая на льве Кибела и размахивающий молотом Кабир смешиваются с дикой толпою человеческих и звериных фигур. Образы гигантов столь же разнообразны, как и богов: один, задушенный в борьбе, носит львиную голову и лапы на туловище человека, а ноги его оканчиваются змеями. Многие, но не все, одарены змеями вместо ног, другие крылаты. Дикие, зверо-демонические сыны земли и юношески-прекрасные, вызывающие сострадание образы — все побеждены в этой борьбе с богами, все разбиты и уничтожены. Они жалуются и стонут, они изгибаются в конвульсиях от боли и отчаяния — вот как далеко ушло греческое искусство в выражении смертной муки от воинов на эгинских фронтонах, которые тихо и жалобно улыбаются, как бы не находя ничего ужасного в смерти! А как далеко оно по бурным движениям от тех симметрических сдержанных фигур! Старые пергамские скульптуры, умирающий галл, группа в Villa Luclovisi, аттальские фигуры, все они, не смотря на живость выражения, носят на себе наследие сдержанной строгости, характеризующей собой свободную круглую греческую скульптуру. В бое же гигантов барельеф служить не стеснением, а скорей вспомогательным средством для изображения смелой отваги. Можно думать, что в эти мраморные группы перешла свобода живописи; нигде не видно ни малейшего стеснения, полагаемого техникой или материалом; они подчиняются каждой мысли, каждому оттенку чувства, как будто бы это было делом самым простым и обыкновенным. И какое невероятное искусство в исполнении! какая первобытная сила и оригинальность! Какое богатство изобретения и какая легкость творчества, какая свобода от всякого давления эпигонов искусства, жалующихся, что предшествующие художники не оставили больше ничего делать По словам Винкельмана, мы должны иметь необыкновенно высокое представление о всей сумме духовной силы и художественной высоте, которые остались тогда в Пергаме и в пергаменом царстве.
Как только стали известными пергамские скульптуры, так сейчас бросилось в глаза всем необыкновенное сходство между их отдельными фигурами и знаменитыми античными произведениями. Мотивы фарнезского Геркулеса станут нам живее и понятнее, если у ног его мы вообразим маленького Телефа. Где в таком изобилии скопились художественные сокровища, туда верно придут заимствоваться потомки. Но главным центром в истории искусства того времени является группа Лаокоона, на которую нападает змея Аѳины; хотя гигант, схвативши самого себя за волосы и делается неузнаваемым, но в общем имеет известное сродство со всеми предыдущими гигантами. Долго спорили о древности группы Лаокоона, и лишь теперь стало ясным, что она возникла после пергамских барельефов, ибо в ней отражаются те же мотивы, которые с такой ясностью и значительностью разработаны в борьбе гигантов. Она должна была возникнуть или несколько ранее эпохи империи или, что самое позднее, в её начале: ибо одна помпейская картина, в которой нельзя не предположить приблизительного знакомства с этой группой, принадлежит к стилю стенной живописи эпохи Августа и его первых преемников. Таким образом, границы возможного происхождения этой группы удаляются до 150 или 200 лет, и вероятно, по более точным исследованиям и сравнениям, окажется, что на самом деле она принадлежит последним годам до Р. Хр. Она была новинкой в Риме, когда Виргилий набросал свое поэтическое изображение гибели Лаокоона, как бы соревнуя пластическому. Во всяком случае Лаокоон никак не римское, а чисто греческое произведение. Оно не начинает повой эпохи в искусстве, а стоит в конце длинного ряда одного из угасающих родов греческого искусства. Художниками группы Лаоокона называют Агисандра, Полидора и Афанодора из Родоса, сильной, богатой торговой республики, никому не уступавшей своего значения и одно время даже поднявшейся до невероятной высоты; опа пребывала могущественной во все время борьбы династии диадохов до самого римского периода. После победоносно отраженной осады Димитрия Полиоркета, родосское искусство принимает новый оборот, сознательный и преднамеренный. Тогда был воздвигнут родосским художником Харесом из Линда, учеником Лисиппа, медный колосс родосского национального божества Гелиоса·, он работался 12 лет, имел в выпишу 150 футов и считался одним из чудес света. По современному, сильно распространенному убеждению, его изображают, с упорным заблуждением, в виде колосса, стоящего с раздвинутыми ногами над входом в гавань. И более ста колоссов, хотя и не таких громадных, воздвигли родосцы в своей стране! Богатство, любовь к блеску и роскоши давали обильную работу художникам, стекавшимся туда отовсюду. В Родосе же находилась, до перенесения в Рим, большая группа: так называемый «Фарнезский бык, произведение рук Аполлония и Тавриска из Тралл. Это смелое произведение задумало шире и живописнее Лаокоона, восхваляемого, как самый замкнутый образец античного искусства. Но по формам группа Аполлония и Тавриска старее Лаокоона и имеет скорее родство с старинными пергамскими скульптурами, с статуями умирающих галлов и группой Liutovisi. В ту эпоху различные направления искусства часто встречались и перекрещивались между собою; тогда владели такой массой наследственных мотивов и способов воспроизведения, что по ним был в состоянии работать каждый, как играть на различных инструментах. Сильный героический род смешивался с идиллическим и миловидным, копировались знаменитые произведения всех школ, старые образцы соприкасались со всякой новой задачей.
Образцами для Рима, т. е. для всякой скульптуры и архитектуры национального римского характера, послужили, само собою разумеется, эти новые произведения греческого искусства, которые были им ближе всего и но общности обстоятельств, и по потребностям и понятиям того времени, и которые потому и отразились на больших постройках, драгоценных колоссах и на блестящих памятниках, украшенных группами статуй и барельефами в Александрии, Антиохии, Родосе и Пергаме. Вершиной художественности в национальной римской скульптуре считаются барельефы Траяновой колонны, которые были продолжением начатого когда-то в Пергаме, и не смотря на то, что в эпоху всемирной монархии, когда все художественные и духовные интересы стремились к одному центру, и месторождения отдельных художников теряют свое прежнее значение, в этом случае мы невольно вспоминаем, что великий художник, наложивший свою печать на искусство при Траяне, был Аполлодор из Дамаска, т. е. человек, родившийся на востоке. Языческому искусству не оставалось ничего другого, как эклектизм и сильно с ним связанный архаизм, в смысле движения назад к отжившим и сделавшимся непонятными формам.
В последние времена римской республики, если только мы правильно поняли следы его влияния, в архаическом и эклектическом роде работал и создал свою школу скульптор Паситель, родившийся в нижней Италии. Это был многосторонний, прилежный и аккуратный художник, занимавшийся также и литературой и оставивший статью о лучших художественных произведениях всех стран и народов. Теперь является предположение, что эта ученая деятельность должна была влиять хотя сильно, но регрессивно. Все эклектики — хорошие знатоки им предшествующего искусства, будь это Карачи или Менги. Как в литературе возникает иногда спор о выборе образцов и степени их самостоятельности, так должно было случиться и в области пластических искусств: и то и другое было естественным следствием всемирного представительства Рима. По-видимому, Пасителя столько же утомляли дикие, шумные, обильные фигурами родосские группы, сколько его не удовлетворяло гладкое изящество, внешняя идеализация ново-аттической школы. Он настаивал на тщательном и самостоятельном подражании природе, стремился заимствовать преимущества всех школ, избегая их недостатков, и в то же время его привлекала простота и строгость старинных мастеров, как в наше столетие особый род эклектизма заставил некоторых художников обратиться не как Карачи или Менги к Корреджио, Тициапу или Рафаэлю, Микель-Анджело, а к дорафаэлевским живописцам. Этот элемент возобновления старины так заметен в одной из фигур в Villa Albani, принадлежащих резцу скульптора, Стефана, и в группе Орест и Електра в Неаполе, что возник даже спор относительно мужских фигур, не просто ли это копии. Прекрасная, многозначительная группа «Женщина и юноша» в villa Ludovisi показывает, что последователи Пасителя не довольствовались более подражаниями древнему искусству, но связывали свои произведения с позднейшим и более оконченным художеством. По сохранившейся надписи, группа эта принадлежит одному из отдаленных последователей Пасителя, ваятелю Менелаю, ученику Стефана. Она так привлекательна в своем целом, так тщательно обдумана в рисунке и композиции, так умно проштудирована, так прилежно и верно воспроизведена в изображении обнаженного тела и одежды, что неохотно видишь её недостатки. Но как бы ни было в ней живо отражение греческого духа, все же она есть произведение эпигона, который с самоотверженным усилием стремится к идеалам не своего времени, а возникнувшим из набожности и образования прошедших столетий. При всех стремлениях к простой и ясной группировке, действительный момент действия выражен неясно и сомнительно; при всем богатстве пластического исполнения, общая композиция не производит впечатления первобытного пластического произведения, а скорее прежде нарисованного изобретения; так же действует на душу зрителя и неапольская группа Ореста и Електры.
Более дикие формы принимает эклектицизм при Адриане. При Траяне, непонимавшем искусства, но сильном характером и властью, искусство так же честно, дельно и полно характера, как и сам властитель, которого оно чествует; это явление прекрасное. При меценатстве его преемника, дилетантствующего и претенциозного, искусство распадается на несколько различных направлений. Вкусы делаются многостороннее, и для возбуждения их требуются новые средства. Стили самых различных времен и народов воспроизводились рядом, в роде того, как в Мюнхене сопоставлены различные практические образцы различных архитектурных стилей. рхаизм повернул далеко назад, дошел до египетского искусства, произведениям которого придаются впрочем более мягкие формы. Адриану нравилось применять греческие формы в Египте и египетские в Италии. Насколько были способны тогдашние художники к изяществу, технике и изобретению, и к чему они стремились в искусстве, мы видим на фигурах Антиноя, в статуях и барельефам. Но никакого здорового вкуса не имеют эти прекрасные, но мрачные и тяжелые вещи. Правление Адриана, необыкновенно усилившее массу произведений и даже самую способность к производительности, служит в истории искусства только сильной последней вспышкой. После всех усилий принципиального обновления через архаизм и эклектицизм, оставалось лишь одно — полный упадок.
Со времени постановки в Аѳинской крепости большего жертвенного подарка Аттала, Аѳинам часто приходилось принимать знаки милости чужеземных князей и частных жертвователей. Грустно думать, что город, стоявший некогда во главе поэзии и художеств, простиравший свое влияние до Кипра и Киликии и определявший даже форму и рисунки монет персидских сатрапов, в последний период античного искусства служит лишь отзвуком того, что делалось у других народов. И с какой радостью принимались всякие чужие милости этими потомками гордых мараѳонских победителей! какими превыспренними выражениями благодарности награждали они за них! Евмен II и Аттал II построили им стой и галереи, сириец Андроник 8-ми угольную башню с флюгерами и некрасивыми богами ветров на барельефах, Цезарь и Август новые ворота для рынка, Агриппа маленький театр; но всех этих жертвователей превзошел Адриан, с которым в этом отношении может быть сравниваем разве только Ирод-Аттик, природный аѳинянин, жертвовавший как частный человек. Адрианом был наконец окончен с необыкновенной роскошью Олимпийон, храм олимпийского Юпитера в Аѳинах, начатый некогда Писистратом, продолженный только по повелению Антиоха IV Епифана римским строителем Коссутием, и долго еще стоявший в неоконченном виде до Адриана, который окончил с невероятной роскошью. Около этого сооружения возникли Новые Аѳины, состоявшие из римских вилл. Ирод же построил Панаѳинейский Стадион, и под крепостью, невдалеке от большего театра, Одеон. Но как ни прекрасно место под чудесными колоннами Олимпийона, как ни радовались этим постройкам сами граждане, как бы поучительны, как бы ни привлекательны они были во всяком другом месте, все же, при всей исторической добросовестности и всем стремлении к общему историческому взгляду, нельзя отделаться от мысли, что в Аѳинах эти постройки не на месте, что они здесь чужие. Только сооружения и развалины эпохи Перикла не кажутся здесь чужими, а напротив, подчиняясь великой и благородной красоте аттического ландшафта, они украшают его; с ними связаны идеальные представления, которые мы носим в сердцах, как драгоценное завещание истории греческих древностей.

III. Ваятели и живописцы, упоминаемые у Павсании

Агелад, знаменитейший аргивский художник, многосторонних дарований, славившийся от 70 до 82 ол., учитель трех художников, которые довели греческое искусство до высшего развития: Поликлита, Мирона и Фидия. Его творения: 1) Зевс Иѳомей, для мессинян, в Навнакте IV 33, 3. .2) Зевс мальчик, и 3) Иракл юный, в ахейской Эгии VII 24,3. 4) лошади и пленницы, пожертвование тарентинцев в Делфы X 10,6. 5) атлет Анох, в Олимпии VI 14, 11. 6) атлет Тимасифей, ib. VI 8, 6. 7) четверка коней Клеосѳена, из Епидамна, со статуями победителя и возницы — величайшее и замечательнейшее произведение, в Олимпии VI 10, 6.
Агоракрит, с о-ва Пароса, ученик и любимец Фидия. Его творения: 1) Аѳина Итония, и 2) Зевс, в храме Аѳины в Коронее IX 34, 1.
Ему же приписывают Немесиду, в Рамнунте I 33, 3 пр.
Алин, из Сикиона, ученик Навкида. 1) участвовал в изваянии лакедемонских полководцев в Делфах X 9, 10.
Кроме того его работы в Олимпии атлеты: 2) Симмах, илеец VI 1,2. 3) Неолаид, фенеец, ib. 4) Архидам, илеец, ib., и 5) Евѳимен, меналиец VI 8, 3.
Акестор, из Кноса, изваял статую атлета Алексивия, в Олимпии VI 17, 4.
Алкамен, знаменитый ученик Фидия, участвовавший в его работах уже 83 ол. Замечательные его творения: 1) «Афродита в Садах», названная так вследствие положения храма в саду около Аѳин, величайшее и благороднейшее произведение I 19, 2. 2) Гера, в храме между Фалерном и Аѳинами I 1, 4. 3) Геката Епипиргидия, около храма Ники Аптерос в аѳинском акрополе II 30, 2. 4) Аѳина и Иракд, в Ѳивах, дары Фрасивула IX 11,4. 5) Арей, в Аѳинах I 8, 5. 6) Дионис, около Аѳин, в Лимнах I 20, 2. 7) Асклепий, в Аркадии, в Мантинее VIII 9, 1. 8) Битва лапиѳов с кентаврами, на заднем фронтоне храма Зевса в Олимпии V 10, 2. 9) Группа: Прокна и Итис, в аѳинском акрополе I 24, 3.
Амфион, сын Акестора, из Кноса, ок. 88 ол. изваял группу для киринѳян, в Делфах X 15, 4.
Анаксагор, философ; его статуя Зевса в 10 локтей вышиною, в Олимпии V 23, 1.
Ангелион, см. Тектей.
Андросѳен, см. Праксия.
Антенор, из Аѳин, изготовил группу убийц тираннов, Армодия и Аристогитона I 8, 5.
Антифан, из Аргоса, изваял Диоскуров, которые находились в числе пожертвованных даров Лисандра, после битвы при Эгос-Потамах X 9, 4,6.
Анѳерм или Архерм, см. Вупал.
Апеллес, из Колофона, величайший из живописцев, современник Александра В., его хариты в Смирне VII 35, 6.
Аристандр, из Пароса, работавший треножник в Амиклы, дар лакедемонян после битвы при Эгос-Потамах III 18,5.
Аристон, лакедемонянин, с Телестою изваял громадную статую Зевса, дар клиторских аркадян в Олимпию V 23, 7.
Аристогитон, см. Ипатодор.
1. Аристокл, из Сикиона, брат Канаха и равный ему но искусству VI 9, 1.
2. Аристокл, из Кидонии на о-ве Крите; древнейший художник, ок. 29 ол., изваял группу: «Иракл в борьбе с царицей амазонок» в Делфах V, 25, 6.
Аристомед, см. Сократ.
Аристомедон, из Аргоса, ж. до персидских воин, изваял несколько статуй, дар фокейцев в Делфы X 1. 4.
Аскар, из Ѳив, ж. во времена Ксеркса. Его работы статуя Зевеса в Олимпии, дар фокейцев V 24, 1.
Аѳинодор, как и Дамия, из Клитора в Аркадии, ученик аргивской школы Поликлита, участвовал в изваянии 10-ти полководцев X 9, 7 сл.
Вафикл, из Магнезии в малой Азии, современник Креза, соорудил трон Аполлона Амиклейского, и по окончании этой работы пожертвовал Харит и Артемиду Левкофрину III 18, 6 сл.
Вриаксид, младший современник Леохара и Скопы, изваял Акслепия и Игиею, в Мегары I 40, 5.
Вупал и Анѳерм, два брата с о-ва Хиоса, из художнической семьи Меласа (30 — 52 ол.). Творения Вупала: 1) Хариты, в Смирне и 2) в Пергаме IX 32, 2. 3) Тиха в Смирне IV 30, 4.
Гитиад, из Спарты, ок. 81 ол. изваял 1) медную статую Аѳины, в храме Халкидки, в Спарте III 17, 3; 2) треножник с фигурами Афродиты и Артемиды, в Амиклы III 18, 5 (ср. IV 14, 2).
Главкий, из Эгины, ок. 73 ол., изваял несколько статуй победителей в Олимпии: 1) Гелона с четверкой коней VI 9, 4. 2) атлета, фазосца Ѳеагена VI 11, 3. 3) атлета Филона из Коркиры: VI 9, 9. и 4) атлета Главка, из Кариста VI 10, 1 — 3.
Главк, из Хиоса, называется также самосским, ок. 25 ол., изобрел искусство спайки, или, скорее, воронения железа X 16, 1. [Герод. I 25]. Из фигур его нам известна чаша, вероятно, железная, обделанная серебряными фигурами и украшениями, которую Алиат, царь лидийский, пожертвовал в храм Аполлона в Делфы. По П. (X 16, 1), это была подставка для кратера.
Дамей, из Кротона, ок. 60 — 70 ол. изваял статую атлета, кротонца Милона, в Олимпии VI 14, 5.
Дамия, аркадянин, см. Аѳинодор.
Дамофонт, из Мессины, которого П. называет единственным мессинцем, умевшим делать, как следует, статуи IV 31, 10. Творения его: 1) Матерь богов, в Мессине IV 31, 5; 2) Артемида Лафрия, ibid. 3) Несколько групп там же, в храме Асклепия, IV 31,6-9. 4) Илифия, в Эгии VII 2,3,5. 5) Асклепий и Игиея, ib. 5) Группа: Димитра, Кора, Артемида, Асклепий и Игиея, в Мегалополе VIII 31,1. 7) Ерм и Афродита, в Мегалополе, VIII 31,3. 8) Там же стол с рельефами, ib. 9) Группа: Деспина, Димитра, Артемида и Анит, около Мегалополя, в Акакисии VIII. 37, 3 сл.
1. Дедал, древнейший ваятель, прославившийся во всех странах древнего мира. Предание о нем восходит ко временам, предшествовавшим троянской войне и считает его современником Эдипа и Фисея. П. называет его творения безобразными, но заключающими в себе нечто божественное. Все они были деревянные. В его лице сказания сосредоточили все зачатки поступательно развивавшегося искусства. Его творения: 1) Артемида в Опунте, на о-ве Крите IX 40, 2. 2) Аѳина, в Кносе ib. 3) Афродита, на о-ве Делосе, ib. 4) хор Ариадны, на о-ве Крите, ib. 5) Трофоний, в Левадии, ib. IX 89, 8. 6) Иракл, в Ѳивах, ib. IX 11, 2. 7) Иракл, на границе Мессинии с Аркадией VIII 35, 2. 8) Иракл, в Коринѳе II 4, 5; 9) дар аргивян в Гереон, около Аргоса и 10) статуя, в Геле IX 40, 4; VIII 46, 2; 11) складной стул в Аѳинском акрополе I 27, 1.
2. Дедал, из Сикиона, сын и ученик Патрокла. Более раннее его произведение: 1) дар тегеян в Олимпию, после победы ок. 95 ол. над лакедемонянами VI 2, 4. 2) Ника и Аркад, в Делфах X 9, 3. 3) атлет Евполем, в Олимпии VI 3, 3. 4) атлет Аристодем, в Олимпии VI 3, 2. 5) атлеты: Тимон и сын его Эсин, в Олимпии VI 2, 4. 6) атлет Нарикид, в Олимпии VI 6, 1.
Димитрий, по Квинтилиану (XII 10) наиболее достигавший верности природы после Праксителя и Лисиппа. Ему приписывают статую жрицы Лисимахи I 27, 5.
Диномен, ок. 95 ол., изваял Ио и Каллисто в аѳинском акрополе I 25, 1.
Дипип и Скиллид считаются учениками и даже сыновьями Дедала II 15,1. Творения их: 1) Аѳина, в Клеонах ІІ 15,1. 2) группа: Диоскуры верхом, их сыновья, Анаксис и Мнасинунт, мать Илаира и Ѳива, в Аргосе II 22, 5.
Дионисий и Главк, два аргивянина, ок. 78 ол., изваяли: 1) большую группу — дар Микифа, в Олимпии V 26, 2. 2) конь с возницей, в Олимпии V 27, 1, см. Симон.
Донта и Ѳеокл, считающиеся учениками Дипипа и Скиллида, делали статуи из кипарисового дерева, украшенные золотом; от первого — группа исперид, в Олимпии V 17, 1. VI 19, 5, от второго — группа: Иракл в борьбе с Ахелоем, в Олимпии VI 19, 9.
Дориклид и Медон, два брата из Лакедемона, которых называют учениками Дипипа и Скиллида. Творения их в Олимпии: Фемида и Аѳина, из золота и слоновой кости V 17, 1.
Еввий и Ксенокрит, ѳивяне; от них Иракл, в Ѳивах IX 11, 2.
Евтемид и Хрисоѳемис, два аргивянина, старой школы, ваятели статуй атлетов: Демарата и сына его Ѳеопомпа в Олимпии, победивших в 65 и 70 ол. VI 10, 2.
Евтихид, из Сикиона, ученик Лисиппа, создававший из меди и мрамора. Его статуи: 1) атлет Тимосѳен, в Олимпии VI 2, 6. 2) Тиха, в Антиохии, ib.
Евфранор, из коринѳского Исѳма, старший современник Александра Македонского, один из величайших художников своего времени, отличавшийся во всех родах ваяния, как из меди, так из мрамора. Ему приписывается множество произведений, и между ними статуи Филиппа Македонского и Александра В. Его Аполлон Патроос в аѳинском Керамике I 3, 3. Его же три картины в Керамике: 1) аѳинская конница в сражении при Мантинее, 2) двенадцать богов, и 3) Фисей с Народоправием 1 3, 3-4.
Ендий, из Аѳин, около 70 ол. художник старо-аттической школы, почему некоторыми считался даже учеником Дедала. Его творения: 1) сидячая Аѳина, в аѳинском акрополе I 26, 5. 2) Аѳина Алея в Тегее, перевезенная в Рим VIII 46, 1 сл., на место которой поставлена была Аѳина Иппия VIII 47, 1. 3) Аѳина Полиас в Ериѳрах с харитами и орами VII 5,4.
Епей, у Гомера строитель деревянного коня (Од. VIII 493). П. упоминает об Епее, вырезавшем из дерева статую Ерма, в Аргосе II 19, 6.
Ипатодор вместе с Аристогитоном, также ѳивянином, ок. 102 ол. изваял для аргивян 1) дар в Делфы, группу «Семь против Ѳив» X 10, 2. и 2) Аѳину, в Алоферах VII 26, 7.
Каламид, ж. в Аѳинах, современник Оната, 75 — 80 ол., многосторонний художник, искусный во всех рядах ваяния. Его творения: 1) Аполлон Алексикакос, в Аѳинах 13, 3. 2) Аммон, посвященный Пиндаром, в Ѳивах IX 16, 1. 3) Ерм Криофорос, в Танагре IX, 22, 1. 4) Дионис, там-же IX 20, 4. 5) Асклепий юный, в Коринѳе II 0 3. 6) Афродита, в аѳинском акрополе II 2, 3, 2. 7) Ника бескрылая, в Олимпии V 26, 5. ) Ермиона, в Делфах X 16, 2. 9) молящиеся мальчики, в Олимпии V 25, 5. 10) группа: колесница с всадником, двумя конями и двумя мальчиками, в Олимпии VI 12,1.
Калликл, сын ваятеля Ѳеокосма, ок. 90 ол. изготовил статуи: 1) мальчика-атлета Гнафона VI 4, 3. 2) атлета Диагора VI 7, 1, — обе в Олимпии.
Каллимах, старший современник Фидия, прозванный «какизотехнос», т. е. неудовлетворительный художник, потому что употреблял слишком много старания на свои работы, почему, вероятно, и славился во время изящного стиля. Витрувий присваивает ему (IV 1, 9) изображение, т. е. вероятно, более изящное украшение и пропорции, коринѳской капители. Его творения: 1) золотой светильник, в аѳинском акрополе I 26, 7; 2) Гера, в Платеях IX 2, 5.
1. Каллон , из Эгины, славился между 70 и 80 ол Его работы: 1) медный треножник, в Амиклах III 18, 5. 2) деревянная статуя Аѳины, в Коринѳе II 32, 4.
2. Каллон, единственный известный художник из Илиды, ок. 71 ол. Его творения: 1) Ерм, дар Главкия из Ригии в Олимпии V 27, 5. 2) группа: мальчики с учителем хора и флейтистом, в Олимпии V 25, 1.
1. Канах, из Сикиона, современник Каллопа и Агелада, славившийся ок. 70 ол., один из знаменитейших художников своего времени. Его творения: 1) сидящая Афродита, из золота и слоновой кости, в Коринѳе II 10, 4. 2-3) Аполлон, в Милете и в Ѳивах IX 10, 2.
2. Канах младший, также из Сикиона, ученик Поликлита, славившийся ок. 95 ол. Его творения: 1) атлет Викел, в Олимпии VI 13, 1. 2) лакедомонские полководцы, в Делфах X 9, 10.
1. Кефисодот, из Аѳин, славившийся около 102 ол. Его следует отличать от жившего ранее, ок. 90 ол., живописца того же названия и позднейшего ваятеля из школы Лисиппа. Его произведения: 1) большая группа в Мегалополе VIII 30, 5. 2) Аѳина и Зевс, в Пирее 11,3. 3-4) группы муз, на Еликоне IX 30, 1. 5) богиня мира, в Аѳинах IX 6, 2.
2. Кефисодот, сын Праксителя, ок, 121 ол. Изваял: 1) Енио, в Аѳинах I 8, 4. 2) Кадма, в Ѳивах IX 12, 3.
Клеон, из Сикиона, ученик Антифана, славившийся ок. 93-103 ол. Его творений: 1) Афродита, в Олимпии V 17, 1; 2-3) два Зевса, в Олимпии V 21, 2; 4-8) атлеты, в Олимпии: Алкет VI 9, 1; Критодам VI 8, 3; Динолох VI 1, 2; Исмон VI 3, 4 и Ликин VI 10, 2.
Колот, ученик Пасителя. сотрудник Фидия при изготовлении статуи олимпийского Зевса. Кроме статуи Аѳины в Илиде, которую показывали П. за произведение Фидия, ему принадлежит еще: стол из золота и слоновой кости, в Олимпии V 20, 1.
Критий, островитянин (Нисиот), славившийся в Аѳинах между 70 и 80 ол. Его творения: 1) группа — Армодий и Ариетогитон, в Аѳинах, I 8, 5. 2) атлет Епихарин, там же I 23, 11.
Ксенокрит см. Еввий.
Ктесилай или Кресилай, из Кидонии, младший современник Фидия и Поликлита. Плиний приписывает ему (38, 53) знаменитую статую Перикла, о которой говорит П. при описании аѳинского акрополя I 25, 1.
Лафай, из Флиунта; его старая деревянная статуя Иракла в Сикионе II 10, 1; также Иракла, в Эгире VII 26, 3.
Леарх, или Клеарх, из Ригии, ученик Евхира, ок. 60 ол. Его работы — древнейшее произведение из меди — Зевс, в Спарте III 17, 6.
Леорх, из Аѳин, ок. 102 ол., современник Скопы. Его творения: 1) Зевс в аѳинском акрополе I 24, 3. 2) Зевс и Народ, в Пирее, I 1, 3. 3) Аполлон, в Аѳинах 13,4. 4) Филипп, Александр и Аминта в Олимпии V 20, 5.
Ликий, сын и ученик Мирона; главное творение его: большая группа из 13 лиц, в Олимпии V 22, 3. Его же — мальчик с чашей, в аѳинском акрополе I 23, 8.
Лисипп, из Сикиона, современник Александра Македонского, самоучка, образовавшийся изучением образцовых произведений предшественников, напр. «Дорифора» Поликлита, и подражанием природе. Таким образом он сделался превосходнейшим литейщиком древних времен и преимущественно приготовлял статуи — портреты. К ним принадлежит статуя Александра В., который хотел быть изображен только Лисиппом (Plut. Alex. 4). И статую Сократа аѳиняне поручили отлить Лисиппу, как и семь греческих мудрецов (Diog·. L. II 43). Его творения; 1) Зевс из меди, в Сикионе II 9, 6. 2) Зевс Немейский из меди, в Аргосе II 20, 3. 3-4) Зевс из меди, и Музы, в Мегарах I 43, 6. 5) группа — Аполлон и Ерм, из меди, на Еликоне IX 30, 1. 6) Ерот из меди, в Ѳеспиях IX 27, 3. 7) Иракл из меди, в Сикионе II 9, 7. 8-12) атлеты в Олимпии: Полидамас VI 5, 1 ; Троил VI 1,2; Хилон VI 4,4; Калликрат VI 17, 2; Ксенарх VI 2, 1 и две статуи Пифа VI 14, 5.
Мелас, или Малас, представитель семьи хиосских художников, сплавившейся 30-52 ол. и состоявшей из Меласа, сына Миккиада, внука Архерма и правнуков Вупала и Афенида.
Менехм и Соида из Навпакта, младшие современники Канаха и Каллона, изваяли статую Артемиды Лафрии из золота и слоновой кости, в Калидоне VII 18, 6.
1. Микон, из Аѳин, ваятель и живописец, современник и сотрудник Полигнота. Его атлет Каллия, в Олимпии VI 6, 1. Его же картины, которые он писал вместе с Полигнотом, в Пикиле и в храмах Фисея и Диоскуров. См. Полигнот.
2. Микон, из Сиракуз, изваял две статуи, из которых одна конная, Иерона ІІ, поставленная его сыновьями VI 12, 2.
Мирон, из Елевѳер, современник Поликлита сикионского, старший ученик Агелада, обнимавший все отрасли скульптуры, изготовлял статуи во всяком роде, начиная от колоссальных статуй богов до произведений в шутливом роде. Его творения: 1) деревянная статуя Гекаты, на о-ве Эгине II 30, 2. 2) Дионис, отнятый Суллою у орхоменян и поставленный на Еликоне IX 30, 1. 3) Персей, победитель Медузы, в Аѳинах I 23, 8. 4) Ерехѳей, в Аѳинах IX 30,1. 5) атлет Лада, в Спарте III 21, 1 (cp. II 19, 6). 6-7) две статуи атлета Ликина, в Олимпии VI 2, 1. 8) атлет Тиманф, в Олимпии VI 8, 3. 9) мальчик-атлет Филипп, в Олимпии VI 8, 3. 10) атлет Хионис, в Олимпии VI 13, 1.
Мис, славившийся небольшими выпуклыми работами из металла. Его работа на щите Аѳины в аѳинском акрополе I 26, 2.
Навкид, из Аргоса, сын Моѳона, знаменитейший из учеников Фидия. Его творения: 1) Геба, в Аргосе II 17, 5. 2) Геката, в Аргосе II 22, 8. 3-6) атлеты: две статуи Хинона, в Олимпии и в Аргосе VI 9, 1. Вавкид VI 8, 3 и Евкл VI 6, I.
Никий, из Аѳин, современник Александра В., один из величайших живописцев древности. П. (I. 29, 15) говорит, что он был лучшим живописцем животных. Его картины: 1) Иакинѳ, в Спарте III 19, 4; 2) женщина на троне, в Тритии VII 22, 6.
Омфалион, б. раб, ученик Никия. Его большая картина царей и героев в Мессине IV 31,12.
Онасий, современник Полигнота. Его картина в Платеях, в храме Аѳины Ареи: «Первый поход аргивян на Ѳивы» IX 4, 1.
Онат, из Эгины, сын Микона, представитель эгинской школы, особенно славившийся в 78 ол., ваятель богов, героев и исторических лиц. Его творения: 1) Димитра Мелена, из дерева, в Фигалии VIII 42, 3. 2) Аполлон, из меди, в Пергаме VIII 42, 4. 3) Ерм, в Олимпии, изв. совместно с Каллителем V 27, 5. 4) Иракл, в Олимпии V 25,7. 5) большая группа из 10 лиц, в Олимпии: греческие герои под Троей V 26, 5. 6) символическая группа тарентских героев в Делфах, изваянная совместно с Каливфом X 13, 10. 7) картина — семь против Ѳив, в Платеях IX 4, 1. [Ср. 5, 5].
Павсания, см. Самола.
Павсия, из Сикиона, ученик Памфила, современник Апеллеса. Его картины в Епидавре: Ерот и Пьянство II 27, 7.
Панен, племянник Фидия, вместе с Полигнотом и Миконом рисовал в Пикиле, а в 86 ол. раскрашивал трон Зевса в Олимпии и одежды на самой статуе V 11,2; 5-7.
Пантия, из Сикиона, ок. 100 ол., изваял атлетов в Олимпии: Аристея VI 9, 1 ; Никострата VI 3, 4, и Ксенодика VI 14, 5.
Паррасий, из Ефеса, принимал участие в сооружениях Перикла. По его рисункам, исполнены были рельефы на щите статуи Аѳины I 28, 2.
1. Патрокл, отец и учитель Дедала Сикионского, ок. 95 ол. участвовал в изваянии группы лакедемонских полководцев, в Дельфах X 9, 4.
2. Патрокл, сын Кратила, из Кротона, изваял деревянную статую Аполлона, в Олимпии VI 19. 8.
Пеоний, из Менды во Фракии, ученик Фидия; его статуи на переднем фронтоне храма Зевса, в Олимнии V, 20, 2, и «Ника», тоже в Олимпии VI 26, 1.
Писон, из Калаврии, ок. 93 ол., принимал участие в изваянии группы лакедемонских полководцев, в Делфах X 9,4.
Пиѳагор, из Ригии, ученик Клеарха, тоже из Ригии, славился уже в половине 70 ол. Из его творений П. упоминает только статуи атлетов в Олимпии: 1) Астила VI 13, 1, 2) Дромея VI 7, 3., 3) Евойна VI 7, 2; 4) Леонтиска VI4, 2; 5) Мнасея VI 13, 4, 6) Кратисѳена VI 18, 1. и 7) Протолая VI 6, 1.
Пифодор, изь Ѳив; его старое изваяние Геры, в Коронее IX 34, 3.
Полигнот, с о-ва Фасоса, сын и ученик Аглаофонта, от 75 до 87 ол. Его картины: 1) взятие Илиона, и 2) подземный мир, в Делфах, в Лесхе X 25-31. 3) сражение аѳинян при Иное, в Аѳинах I, 15, 1. 4) сражение аѳинян с амазонками, ibid. 5) взятие Трои и суд над Аяксом, ibid.
6) сражение при Мараѳоне, ibid. 7) свадьба Диоскуров и похищение дочерей Левкиппа, в храме Диоскуров, в Аѳинах I 18, 1. 8) события из троянской войны, в Аѳинах, в Пинакотеке I 22, 6. 9) события из жизни Фисея, в храме Фисея, в Аѳинах I 17, 2. 10) сцена из Одиссеи, в храме Аѳины Арен, в Платеях IX 4, 1.
1. Поликлит, из Сикиона, представитель аргивско-сикионской школы, величайший после Фидия художник древности. Его творения: 1 ) Гера, в Аргосе II 17,4, 2. 2-5) атлеты в Олимпии: Аристион VI 13, 4; Киниск VI 4, 6; Пифокл VI 7, 3; Ферсилох VI 13, 4; Ксенокл VI 9, 1 ; им же построен театр и одеон в Епидавре II 27, 5.
2. Поликлит младший, ученик Навкида, брата Поликлита старшего, ок. 93 ол. Его творения: 1) Зевс Филиос, в Мегалополе VIII 31, 2. 2) Зевс Милихий, в Аргосе II 20, 1. 3) Аполлон, Лито и Артемида, на горе Ликоне, около Аргоса II 24, 6. 4) Геката, в Аргосе II 22, 8. 5) треножник с изображением Афродиты, в Амиклах III 18, 5. 6 — 7) атлеты: Агинор VI 6, 1 и Антипатр, в Олимпии VI, 2, 4.
Поликл, из Аѳин, ок. 156 ол. изваял атлета Амикту VI 4, 5. Творения его сыновей (Тимокла и Тимархида): атлет Агасарх, в Олимпии VI 12, 8; Асклепий и Аѳина, в Елатии X 34, 4.
Пракситель, из Аѳин, ок. 104 ол. Его творения: 1) двенадцать богов, в Мегарах I 40,2. 2) Гера, Аѳина и Геба, в Мантинее VIII 9, 1. 3) Рея, в Платеях IX 2, 5. 4) Гера Телия, там-же, ib. 5) Димитра, Персефона и Иакх, в Аѳинах 12,4. 6) Аполлон, Артемида и Лито, в Мегарах I 44, 2. 7) группа: Лито, её дети, муза и Марсий, в Мантинее VIII 9, 1. 8) Лито, в Аргосе II 21, 10. 9) Артемида Враврония, в Аѳинах I 23, 9. 10) Артемида, в Антикире IX 37, 1. 11) Тиха, в Мегарах I 43,6. 12) Трофоний, в Левадии IX 39, 4. 13) Ерм с мальчиком Дионисом, в Олимпии V 17, 1. 14) Дионис, в Илиде VI 26, 1. 15) сатиры, в Аѳинах I 20, 1. 16) сатиры, в Мегарах I 43, 5. 17) Афродита, в Ѳеспиях IX 27, 8. 18) Пифо и Парагорос, в Мегарах I 43, 6. 19) Ерот, в Ѳеспиях, IX 7, 3 20) большая группа подвигов Иракла на фризах храма Иракла, в Ѳивах IX 11, 4. 21) Фрина, в Ѳеспиях IX 27, 4. 22) Фрина, в Дельфах X 14, 5. 23) воин и его конь, в Аѳинах I 2, 3.
Праксия и Андросѳен из Аѳин; их работы на фронтоне храма Аполлона, в Делфах X 19, 3.
Протоген, из Кавна, ж. в Аѳинах и в Родосе, во времена Димитрия Полиоркета. Его картина: Фесмотеты, в Аѳинах I 3,5.
Птелих, сын Синоона, из Эгины ок. 80 ол. изваял мальчика-атлета Ѳеогнита, в Олимпии VI. 9, 1.
Рик и Ѳеодор, из Самоса, ок. 50 ол, первые начали отливать статуи из меди. Им принадлежат: 1) здание Скиада, в Спарте III 12, 8. 2) медная статуя «Ночь», в Ефесе X 38, 3. 3) перстень Поликрата VIII 14, 5.
Самола, аркадянин, и Павсания, из Аполлонии, работали вместе с Антифаном аргивским над большим пожертвованием тегеян, в 94 ол. X 9, 3.
Серамв, эгинский художник, после 80 ол. Его мальчик-атлет Агиад, в Олимпии VI 10, 2.
Силанион, из Аѳин, ок. 13 ол. Его атлеты в Олимпии: Сатир VI 4, 3: Телеста II 14, 1; Дамарет VI 14, 5.
Синоон упоминается как отец Птолиха из Эгины VI 9, 1.
Сиадра и Харта, два лакедемонянина, упоминаются как учители коринѳянина Евхира VI 4, 4.
Симон, из Эгины, и Дионисий, из Аргоса, изваяли пожертвование в Олимпию Формиса, ок. 75-80 ол. V 27, 1.
Скиллид, см. Динин.
Скопа, из Пароса, из художников цветущего периода, в ол. 96,2 в Тегее восстановил храм Аѳины Алей, и украсил изваяниями VIII 45, 3; 47, 1; участвовал также в сооружении мавзолея VIII 16, 3. Его творения: 1) Артемида Евклия, в Ѳивах IX 17, 1. 2) Геката, в Аргосе II 22,7. 3) Ириннии, в Аѳинах I 28, 6. 4) Асклепий и Игиея, в Гортине VIII 28, 1. 5) тоже, в Тегее VIII 47, 1. 6) Аѳина, в Ѳивах IX 10, 2. 7) Афродита, в Илиде VI 35, 2. 8) Ерот, Имерос и Пофос в Мегарах I 43, 6. 9) Иракл, в Сикионе II 10 1. 10) он же строитель храма Аѳины Ален и Тегее VIII 45,1.
Смилис, сын Евклида, из Эгины, современник Дедала, но Плиний (36, 13, 19) относит его к началу летосчисления по олимпиадам, как современника Рика и Ѳеодора. Его творения: 1) Гера из дерева, в Самосе VII 4, 4. 2) Гера, в Аргосе II 17, 5. 3) Оры на тропе Геры, в Олимпии V 17, 1.
Соида, см. Менехм.
Сократ и Аристолид, ѳивяне, современники Пиндара, изваяли диндимскую Матерь, в Ѳивах IX, 25, 3.
Сократ, сын Софрониска, философ. Его группа харит, в Аѳинах I 22, 8; IX 35,1-2.
Сострат, из Хиоса, упоминается как учитель Пантии VI 9, 3.
Стронгилион, младший современник Кефисодота, последователь Мирона.
Его творения: 1) троянский вонь, в Аѳинах I 23, 10. 2) Артемида, в Мегарах I 40, 2. 3) группа: три Музы, на Еликоне IX 30, 1. По словам П. (I 40, 2), ему особенно удавались волы и лошади.
Сфенид,из Олинфа, современник и сотрудник Леохара. Его два мальчика — атлеты, в Олимпии VI 17, 3; 16, 7.
Тектей и Ангелион, ученики Динина и Скиллида, между 60-70 ол., изваяли Аполлона в Дилосе II 32, 5; IX 85, 3.
Телекл, упом. как отец древнего художника Ѳеодора VIII 14, 8; X 38, 6.
Телеста, см. Аристон.
Тимархид и Тимокл, см. Поликл.
Тисандр участвовал в изваянии группы лакедемонских полководцев X 9, 4.
Фидий, из Аѳин, род. ок. 70 ол. Его творения: а) из золота и слоновой кости: 1) Зевс на троне, в Олимпии V 12, 1 сл. 2) Аѳина Парѳенос, в Аѳинах 1 24, 5 сл. 3) Аѳина, в Пеллине VII 27 1. 4) Аѳина Арея, в Платеях IX 4, 1. 5) Аѳина, в Илиде VI 26, 2. б) Из меди: 6) Аѳина-Промахос, в Аѳинах I 28, 2. 7) Аѳина Лимнийская, там же I 28, 2. 8) Аполлон Парнопий, там же I 24, 8. 9) Ерм из мрамора, в Ѳивах IX 10, 2. 10) Афродита Урания, из золота и слоновой кости, в Илиде VI 25, 2. 11) Афродита Урания, из мрамора, в Аѳинах I 14, 6. 12) Мать богов, в Аѳинах I 3, 4. 13) группа из 13 бронзовых статуй, в Делфах X 10, 1. 14) статуя Пантарка, в Олимпии VI 10, 6. 15) золотые щиты, на храме, в Делфах X 19, 3. 16) сокровищница аѳинян, в Делфах X 11, 1. 17) Храм Евклии, в Аѳинах I 13, 4, 18) Храм Аѳины Ареи, в Платеях IX 4, 1.
Филотим, единственный известный нам эгинский художник позднейших времен, ок. 100 ол. Его — атлет Ксеномврот, в Олимпии VI 14, 12.
Фрадмон, из Аргоса, ок. 90 ол. Его атлет Амерта, в Олимпии VI 8, 1.
Хирисоф, из Крита, древнейший художник из дедалидов. Его Аполлон, в Тегее VIII 53,3.
Ѳеодор, см. Рик.
Ѳеокосм. из Мегар, начал большую статую Зевса, при чем, по словам II., пользовался помощью Фидия 140,4; его же полководец Ермон, в лакедемонской группе в Делфах X 9, 4.
Ѳеопрон, из Эгины; его медный бык, в Олимпии X 9, 3.

IV. Авторы, приводимые Павсаниею

Александр, из Плферона II 22, 7.
Алкей, ст-ние к Аполлону X 8, 10; гимн к Ерму VII 20,4.
Алкман III 15,2; III 26, 2; I 41, 4; III 18, 6.
Амфион, IX 5, 7; см. Миниада.
Анакреон I 2,3; I 25, 1.
Анаксимена стих-ния VI 18,5.
Анаксимен, историк VI 18, 2 — 3, 5.
Анахарсис I 22, 8.
Андротион, описание Аттики VI 7, 6; X 8, 1.
анонимные изречения VIII7,8; анонимные сочинения: «Перечень женщин» III 24, 10; (Исиод) стих-ние «к Европе» IX 5, 8.
Антагор, родосец I 2, 3.
Антимах IX 35, 5; его «Поход против Ѳив» VIII 25, 4; VIII 25, 9; VIII 25, 10.
Антиох. из Сиракуз: «Описание Сицилии» X 11,3.
Арат из Сол 12,3.
Аристарх, путеводитель по Олимпии V 20, 4.
Аристей, из Проконнеса I 24, 6; стих-ния V 7, 9.
Аристия, сатиры II 13, 6.
Аристотеля, из Стагиры, статуя VI 4, 8.
Аристофан, комедии V 5,3.
Архилох X 28, 3; X 31,12; ямбы VII 10,6.
Асий, поэт II 6,4; II 6, 5; II 29, 4. IV 2, 1;
Асий, самосец, с. Амфиптолема: стих-ния III 13, 8; V 17,8; VII 4, 1; VÏÏI 1, 4; IX 23, 6.
Вакид, пророк X 12,11.
Вакид, поэт, IV 27, 4; IX 17, 6; X 14, 6; X 32,8,9; X 321, 1.
Виз, наксосец V 10, 3.
Виас, из Приенны X 24,1
Вио, поэтесса; гимн делфийцам X 5, 7; X 5, 8.
Гекатей, из Милета III 25, 4; IV 2. 3; VIII 4, 9.
Геродот, из Галикарнасса, I 5, 1, I 33, 5, I 43,1; II 16, 1; II 20, 10; II 30, 4; IV35, 12; X 33, 12; X 20, 2; поход Ксеркса X 32, 9; в рассказе о Крезе III 2, 3; описание Лидии X 33, 7.
Герофан, из Тризина II 34, 4.
Герофила, сивилла X 12, 1; гимн к Аполлону X 12, 2: X 12 5.
Гитиад, поэт III 17, 2; III 18, 8.
Гомер: I 2, 3; I 12, 5; I 13,9; I 22,6; I 23,4; 128, 7; I 30, 4; I 37, 3; I 38, 2; II 4, 2; II 4, 2; II 6, 4; II 6, 1; II 12, 3; II 12 5; II 13, 2; II 14, 3; II 21, 10; II 22, 8; II 24, 4; II 25, 5; II 26, 10; II 30, 10; II 33, 3; II 36, 2; III 2,4; III 3,8; III 19,8; III 20, 6; III21, 5: III 21, 9; III 22, I; III 24,11; III 25,6; III 26, 7; 11126,8; IV 1,3,4; IV 3,2; IV 6, 3; IV 9, 2; IV 16, 8; IV 28, 7; IV 30,2; IV 3,1,1; IV 32,1; IV 33, 7; IV 36, 1; IV 36, 4; V 3, 4; V 8, 3; V 10, 8; V 14, 2; V 19.7; V 24, 5;V 24, 11; V 26, 2; VI 5, 8; VI 22, 6; VIII 3, 3; VIII 3, 7; VIII 4, 2; VIII 8, 5; VIII 16, 3; VIII 18, 23; VIII 22, 1; VIII 24,4; VIII 24, 14; VIII 25, 12; VIII 29, 2; VIII 32, 4; VIII 37, 5; VIII 37, 9; VIII 41,2; VIII 48, 3; VIII 50, 7; VIII 35, 5; IX 9, 5; IX 17, 3; IX 19, 7; IX 20, 2, 3; IX 22, 6; IX 24, 1; IX 26, 5; IX 29, 7; IX 30, 3; IX 30, 12; IX 35, 4; 1X38,7, 8; IX 40, 6; X 3, 2; X 4, 2; X 4, 5; X 5, 12; X 6, 5;X 7, 3; X 11, 3; X 17, 13; X 22, 7; X 24, 2; X 24, 3; X 25,1; X 25, 9; 26, 6; X 29, 10; X 30, 6; X 33 3; X 31, 12; X 32,18; X 337; X 36, 5. В Илиаде: II 3, 4; 111. 7, 7; III 18, I; IV 28, 7; IV 30, 5; IV 36, 4; V 6, 2; V 11, 7, VI 25, 3; VIII 25,8; VIII 32, 4; VIII 38, 10; VIII 41, 5; IX 18, 2; IX 19, 7; IX 36, 3; IX 40. 3; X 14, 2; X 25,2; X 26,7; X 29,10: X 37, 5. В Одиссее I 12, 5; II 16, 4; III 18, 16; IV 1, 4; III 29, 2; VIII 48, 6; IX 5, 7; IX 5, 10; IX 33, 2; IX 41, 3; X 4, 5; X 25, 1; X 25, 2; Х2.7; X 29, 10. Гимн к Димитре IV 30, 4; описание Ада I 17, 5. Гимн к Аполлону: X 37. 5. Илиада 1 158 (III 24, 11); 262 (X 29, 10) в т. д.
Илиада: I 158 (III 24, 11). 262 (X 29, 10). 314 (VIII 41, 2). II 50 (X 37, 5). 305 (IX 19, 7). 307 (IX 19, 7). 479 (IX 17, 3). 498 (IX 20, 3). 502 (IX 24, 1). 506 (IX 26, 5). 507 (IX 40, 6). 517 — 523 (X 3, 2) 519 (X 36, 5). 522 (X 33, 7). 561 (II 30, 10) 562 (II 36, 2). 571 (II 12, 5). 582 (IV 16, 8). 583 (III 21, 5). 591 (IV 1, 3). 594 (IV 33, 7). 603-614 (II 12, 3). 604 (VIII 19, 3). 605 (VIII 3, 3). 606 (VIII 25, 1 2). 608 (VIII 22, 1). 620 (V 3, 4). 661 (II 22, 8). 723 (VIII 8, 5). 755 (VIII 18, 2). 854 (III 20, 6). III, 122 (X 26, 7). 203 (X 2, 7). 445 (III 22, 1). IV 2 (II 13, 3). 193 (II 26, 10). V 265 (V 24, 5). 332 (IV 30, 5). 395 (VI 25, 3). 429 (VI 30, 5). 541 (IV 30, 2). 544 (VI 22, 6). 709 (IX 38, 7). 750 V 11, 7). VIII 362 (VIII 32, 4). 366 (VIII 18, 3). 368 (III 25, 6). IX 24 (II 6, 1). 122 (IV 32, 1). 150 (III 26, 8). 293 (IV 31, 1). 381 (IX 38, 8). 457 II 24, 4). XI 244 (IV 36, 4). 597 (IV 3,2). XII 202 (VIII 8, 5). XIII 170 (X 25, 9). 301 (IX 36, 3). 389 (V 3 4, 2). XIV 144 (IX 18, 2). 231 (III 18, 1). 267 (IX 35, 4). 278 (VIII 37, 5). 317 (V 10, 8). 490 (II 3,4). XV 36 (VIII 18, 2). 419 (X 14, 2). XVI 187 (VII 32, 4). 482 (V 14, 2). XVII 306 (X 4, 2). 312 (X 26, 6). XVIII 382 (IX 35, 14) 398 (VIII 41, 5). 569 (IX 29, 7). 590 (IX 40, 3). XIX 103 (VIII 32, 4). 117 (III 7, 7). 266 (V 24, 10). XX 131 (X 32, 18). XXI 194 (VIII 38, 10). 483 (IV 30, 5). XXIII (I 144 34, 3). 295 (V 8, 3). 346 (VIII 25, 8). 677 (I 28, 7). 790 (III 24, 11). XXIV (III, 19, 8). 527 (VIII 24, 14). 616 VIII 88, 10).
Одиссея: I 52 -54 (IX 20, 2). II 120 (II 3 6,4). III 276 — 285 (X 25, 2). 488 (IV 1, 4). IV 851 (III 18, 16). 561 (VIII 35, 5). V 272 (VIII 3, 7). VI 127 (I 22, 6) 162 (VIII 48, 3). VII 59 (VIII 29, 2). 205 (VIII 29, 2). X 120 (VIII 29, 2). 348 (V 19,7). 494 (IX 33, 2). 510 (X 30, 6). XI 122 (I 125). 260 (II 6, 4). 263 (IX 5, 7). 276 (IX 5, 10). 305 — 320 (IX 22, 6). 326 (VIII 48, 6). 327 (IX 41, 3). 577 (X 4, 5). 581 (X 4, 2). 582 (X 31, 12). 603 (II 13, 3). 630 (X 29, 10). 631 (III 24, 11). XII 46 (X 6, 5). XVIII 328 (X 25, 1). XIX 178 (III 2, 4). XX 302 (X 17, 13). XXI 15 (IV 1, 4). 18 (IV 1, 3). XXIV 1. 10. 99 (VIII 32, 4).
Гомер предпочитает древние названия местностей X 36, 3.
Горгий, из Леонтина VII 17, 7; 8, 9; X 19, 7.
Датис, мидянин, в словах X 28, 6.
Димодок III 18, 11.
Диоген, из Синопы, циник II 2, 4.
достопамятные деяния 112, 2; илейцев III 21,1; VI 4, 2; ѳивян IX 18, 3.
древности и достопримечательности II 9, 6; V 21, VIII 15,1; VIII 34, 1; IX 3, 4.
Еванорид, илеец V 18,1.
Евкл, пророк из Клара X 14, 6; X 24, 3; X 12, 11.
Евмантид, пророк IV 16, 1.
Евмил, поэт; описание Коринѳа II 2, 2; II 3, 10; II 1, 1; «к Аполлону» IV 4, 1; «к Дилосу» IV 33, 2; V 19, 10.
Евмолпия, поэма см. Мусей.
Евполис, комик II 7, 3.
Еврипид; I 2, 2; I 21,1.
Евфорион из Халкиды: II 22, 7; к Лаодике: X 26, 8.
Елланик , историк II 3,8; II 16, 7.
Епераст, илеец, стих. к нему: VI 17, 5.
Ермисианакт, из Колофона, VI 17, 4; элегии I 9, 7. VII 17,9; VII 18,1; VIII 12,1; IX 35, 5.
Ефиалт, оратор: І 29, 15.
Ивик, поэт: II 6, 5.
Игия, из Тризина: I 2, 1.
Илиада малая X 26, 2 см. Махаон.
Имерей, ода, X 26, 9.
Индия, маги, IV 32, 4.
Иперох, из Кум X 12, 8;
Иппий V 25, 4.
Иппократ, врач: X 2, 6.
Исиод: I 2, 3; I 24, 7. II 6, 5; II 9, 5; II 26, 7; V 26, 2; IX 30, 3; IX 31 3; подлинные сочинения IX 38, 3; X 7,3; поэма «к женщинам» I 3, 1; Ѳеогония I 28. 6; VIII18, 1; IX 27, 2; «Перечень женщин» I 43, 1.
Исократ I 18, 8.
Иэи великие (Исиода) II 16, 4; II 26, 2; IV 2, 1; VI 21, 10; IX 31, 5; IX 36, 7; IX 40, 5; X 31, 3.
Иероним, из Кардии I 9, 8; I 13, 9.
Ион, Хиосский, гимн V 14, 9; трагедия VII 14, 8.
Иофон, из Кносоа I 34, 4.
Калад, законодатель 18,4.
Кален IX 9, 5.
Каллип, коринѳянин; описание Орхомена IX 29, 2; IX, 39, 10.
Каллифон, из Самоса; картина X 26, 6.
Каркин, из Навпакта; поэма навпактская X 38, 11.
Кинеѳон, лакадн, автор родословий II 3, 9; IV 2,1; VIII 53, 5.
Кипрские стих-ния III 16, 1; IV 2, 7; X 26, 1; X 26, 4; X 31, 2.
Клеовул, из Линда X 24, 1.
Клеон , из Магнисии X 4, 6.
Клитодем, древнейший описатель Аттики X 15, 5.
Коринна, пророчица IX 20-1; 22, 3.
Креофил; поэма «Ираклия» IV 2, 3.
Крий, предсказатель III 13, 3.
Ксенокл I 37, 1.
Ксенофонт I 3, 4.
Ктесий, «Об индийцах » X 21, 4.
Лалия, Сивилла X 12, 1.
Левкей, поэт I 13, 8. См Ликей.
Лесвосский поэт (Сапфо) VIII 8, 5.
Лесхей, из Пирры; разрушение Илиона X 25, 5; X 25, 6, 9; X 26, 4; X 26, 8; X 27, 1.
Ликей II 19, 5; II 22, 2; II 23, 8
Ликийский поэт. См. Олин.
Ликург I 8, 2; III 2, 3; III 14, 8; III 16, 6; III 16,10; III 18, 2; VIII 51, 3.
Лик, предсказатель I 19.3; IV 1, 7; IV 1, 9; IV 2, 9; IV 20, 4; X 12, 11.
Лин, поэт X 19, 8; VIII 13, 1; IX 29, 6; IX 29, 8.
Лисий, пифагореец IX 13,1.
Махаон, «Малая Илиада» III 26, 10.
Меламп, с. Амифаона II 18, 4; о нем поэма IX 31, 5.
Меламп, из Кум V 7, 8. Мелеагр, автор Кипрской поэмы IV 2, 7.
Мимнерм, автор элегий IX 29, 4.
Миниада, поэма X 28, 2; X 28, 7; X 31, 3; IX 15, 9.
Миро, византийская поэтесса IX 5, 8.
Мирон, из Приины, автор истории Мессинии IV 6, 3; IV 6,4.
Мисон, хенеец I 35, 5; X 24, 1.
Мусей, поэт I 25, 8; I 14, 3; IV 1, 5; X 7, 2; X 12, 11; X 9, 11; поэма Евмолпия X 5,6.
Навпактская поэма II 3, 9; IV 2, I; X 38,10; см. Каркин,
надписи: Агамемнона щит V 19,4. Алкмены чертог IX 11,1 Аполлона и муз хор V 18. 4; Атлант небоносец V 18, 4; Афродита V 18, 5; Аякс V 19, 5; галаты, трофей I 13, 3; Гомера статуя X 24, 2; Дамарх атлет VI 8, 2; Елена и Эфра V 19, 3; Еверга дары V 10, 3; Епаминонд IX 15, 6; Ерм V 19, 5; Зевса статуя V 10, 2; V' 22, 3; V 25, 7; V 24, 8; Ѵ25, 10; золотой кубок, посвященный аф-ми V 10, 4; Ивота, атлета VII 17, 7; Иномая столб V 20 6; Иракл V 25, 11; Ирофила, сивилла X, 12, 5; Исиод IX 38, 4; Ифидамант и Коонт V 19,4; Кидия, аѳин. щит X 21, 5; Клеоты статуя VI 20, 14; Клеосѳен VI 10, 5; лань с цепью VIII,. 10, 10; Лаодики покров VIII 5, 3; Дика победы VI 13, 10; Лисандра статуя VI 3, 14; макед.. трофей I 13, 8; мендойцы V 27,. 12 ; Метаор IV 1,8 ; Мидии свадба V 18, 3; Марписса V 18, 2; неизвестная женщина V 18, 2; олимп. игры, подкупы V 21, 3:: Оната творения VIII 22, 10; оскорбление Кассандры V 19,5; Полидамант VII 27, 6; ІІифокрит VI 14, 10; победы щит V 10, 4 ; рог изобилия Милтиада VI 19,6; треножник Иракла X 7, 6; Тимон V 2, 5; Фидия творения V 10, 3; Фидолы VI 13, 10; Филона VI 99;Филопемен VIII, 52, 6; Фитала гробница I 37, 2; Хилон Патрейский VI 4, 6; Ѳеопомп VI, 10, 4.
Никий, из Никомидии III 19,4.
Носты, византийская поема X 29, 6; X 30, 5.
Олин, гимн к Гере II 13,3.
Олин ливийский, гимн к Илифии IX 27, 2, V 7, 8.
Олина предсказания X, 5, 8.
Ономакрит I 22, 7; IX 35, 5.
Орфей I 14 3; II, 30, 2; III 20: 5; V 26, 3; IX 17, 7; VI 20, 18; IX 27, 2; IX 30, 4; IX 30, 6; X 7, 2; X 30, 6; гимны I 37, 4; IX, 30, 12.
Памфос, поэт I 38, 3; I 39, 1; IX 27, 2; IX 35, 4; VI 21, 9; IX 29, 8; VIII 36, 8; IX 31,9
Паниасис, автор поэмы «Ираклия» X 8,9, IX11,2; X 29,9.
Перечень знам. женщин III 24, 10.
Периандр I 23,1; X 24,1. Персей II 8, 4.
Пиндар, I, 41, 5; IV 2, 7; IV 30, 6; VII 2, 7; IX 16,1; IX 17, 2; 1X22, 3; IX 23, 4; IX, 25, 3; IX 30, 2; X 5, 12; X 22, 9; X 24, 5; поэмы I 8, 4; III 25, 2; VI 2, 5; оды V 14, 6; VII 26, 8; X 16, 3; гимн к Аммону IX 16, V; к победителю V 10, 1; к Антиопе I 2, 1; к богине Афее II 30, 3; к Ѳиве и к Зевесу V 22 6; к Персефоне IX 23, 4.
Пиррон VI 24, 5.
Писандр II 37, 4; VIII 22, 4.
Писистрат, собиратель стих-ний Гомера VIII 26, 13.
Питтак, из Митилены X 24, 1.
Пиѳия, II 18, 2; II 26, 7; IV 12, 3; VI 11, 7; VIII 42, 5; X 13, 5.
Платон I 30, 3; IV 32, 4; VII 17, 3; X 24, 1.
Поливий VIII 9, 2 ; VIII 37, 2; VIII 44, 5; VIII 48, 8; VIII 30, 9;
Поликрат, аѳинский ритор VI 17, 9.
Полимнест, поэт I 14, 4.
Праксилла ІІІ 13, 5.
Пратина, сатирич. писатель II 13, 6.
Продик IV 33, 7.
Прокл, карфаг-н II 6; IV 35, 4.
Проном, поэт IV 27, 7.
прорицания: II 33, 2; III 6, 6; III 8, 9; IV 9, 4; IV 12, 1; IV 12, 4; IV 20, 1; IV 26, 4; IV 35, 5; V 2, 5; V 3, 5; V 7, 3; VI 9, 8; VII 5, 3; VII 25, 1; VIII 7, 6; VIII 9, 4; VIII 24, 14; IX 14, 3; IX 17, 5; IX 18, 5; IX 37, 4; X 1, 4; X 6, 7; X 18. 2; X 24, 2; X 37, 6. См. Пиѳия, Сивилла.
Риан IV 1, 6; IV 6, 3; IV 15, 2; IV 17, 11.
Родосские поэты II 12, 6.
Савва, Сивилла X 12, 9.
Сакада II 22, 8; VII 14. 9; X 7, 4, IV 27, 7; IX 30,2.
Сапфо I 25, 1; I 29, 2; IX 27, 2; IX 29, 8.
Сивилла II 7, 1; VII 8, 8; X 9, 11; X 12, 1.
Симонид III 8, 2; VI 9, 9; IX 2,5; X 27, 4.
Сократ I 22, 8.
Солон I 16, 1, I 18, 8; I 40, 5; X 24, 1; X 37, 6.
Софокл 121, 1; I 28, 7; I 37, 1.
Стесихор 1122, 7;III :9, 3; VIII 3, 1; IX 2, 3; IX 11, 2; X 26, 1; X 27, 2.
Телесилла, поэтесса II 20, 8; II 85, 2.
Тимофей, автор стих. «Персы» VIII 50, 3.
Тиртей IV 6, 5; IV 13,6; IV 14, 5; IV 15, 2, 6; IV 16, 6; IV 18, 3.
Тисий, оратор VI 7, 8.
Фаеннида, предсказательница X 12, 10; X 15, 3.
Феникс, поэт I 9, 7.
Филист І 13, 9; V 23, 6.
Филоксен, поэт I 2, 8.
Фимоноя, предсказ-ица X 5, 7; X 6, 7; X 12, 10.
Фриних, автор драмы «Шеврон» X 31, 4.
Халдейские мудрецы IV 32, 4.
Харон, сын Пифея X 38,1.
Херил, аѳинянин; драма «Алопа» I, 14, 3.
Херсий, из Орхомена, стихотворения IX 39, 9.
Хилон, спартанец X 24,1.
Хрисипп, из Сол I 17, 2; I 29, 15.
Эдинобия, поэма IX 5, 11.
эпиграммы, см. Надписи.
Эсхил I 2, 3; I 14, 5; I 28, 6; VIII 6, 6; II 24, 4; III 37, 6; IX 22, 7; «Семь против Ѳив» II .20, 5.
Эсхила сатиры I 21, 2; II 13, 6.
Ѳалес Милетский I 14, 4; X 24, 1.
Ѳамирис XX 30, 2; см. Миниада.
Ѳеодор, трагик I 37, 3.
Ѳеопомп III 10, 3; IV 18, 5.
Ѳеспротида, поэма VIII 2,5
Ѳиваида, поэма IX 9, 5; VIII 25, 8; IX 19, 2.
Ѳукидид I 23, 9; VI 19, 5.

V. Родословные
























Книга Первая. Аттика

[Аѳины.]

1. [Пирей]. Из эллинского материка, по направлению к Кикладским островам и Эгейскому морю, из Аттики выдается мыс «Сунион». Если проезжать около этого мыса, будет внизу пристань, а вверху храм Аѳины «Сунийской». Дальше мыс «Лаврион» с бывшими там некогда аѳинскими серебряными рудниками, и небольшой, безлюдный остров, называемый островом «Патрокла», потому что его окружил стеной и валом бывший начальник египетских триер Патрокл, досланный Птоломеем Лаговым на помощь аѳинянам, когда вторгшийся в Аттику Антигон Димитриев пешим войском опустошал ее с суши, а кораблями отрезал от моря.
(2) Пирей в древности был простым поселком, и до времени архонтства Ѳемистокла не был аѳинской пристанью, каковой тогда был Фалирн, как лежащий к морю гораздо ближе. По преданиям, и Менесфей отправлялся в Трою из Фалирна, и еще раньше Фисей, когда отвозил Миносу выкуп за смерть его сына Андрогея. Но Ѳемистокл, когда стал архонтом, нашел, что для морского населения Пирей более удобен, так как тогда вместо одной Фалирнской, у аѳинян будет три пристани, и потому пристань устроил в Пирее. Еще при мне здесь были корабельные мастерские, а на главной пристани — могила Ѳемистокла. Говорят, аѳиняне впоследствии раскаялись, что так поступили с Ѳемистоклом, и позволили родственникам перенести кости его из Магнисии в Аѳины; но достоверно известно только то, что его сыновья возвратились в Аѳины, и поставили в Парѳеноне ту картину, на которой изображен Ѳемистокл.
(3) В Пирее более всего достойно внимания святилище Аѳины и Зевса. Статуи этих богов из меди: Зевс держит скипетр и Победу (Нику), Аѳина — копье. Здесь же Аркесилай нарисовал Леосѳена с сыновьями. Это тот Леосѳен, который, предводительствуя аѳинянами и всеми эллинами, победил македонян сперва в Виотии, а после вторично за Фермопилами, и затем запер их в Ламии, что против горы Эты. За длинным навесом, который служит рынком для прибрежных жителей, — живущие дальше имеют другой рынок, — с задней стороны, к морю, стоят статуи Зевса и Народа, работы Леохара, а у самого моря находится храм Афродиты, построенный Кононом после уничтожения лакедемонского флота при Книде, что на Карийском полуострове. Храм Афродиты од построил потому, что книдийцы особенно чтут Афродиту, и у них есть три её храма: старинный — «Доритидской», другой — «На высоте» (Акреи) и новейший, который все называют просто «Книдской», а сами книдийцы — «Влагой спутницы» (Евилии).
(4) У аѳинян есть еще дне пристани: Мунихия, с храмом Артемиды Мунихийской и, как я уже сказал, Фалирн, с святилищем Димитры. Тут же храм Аѳины Скирады, а дальше храм Зевса и жертвенники: «Неведомым богам», героям — сынам Фисея, и Фалиру, который, по аѳинским сказаниям, совершал плавание к колхам вместе с Иасоном. Там же жертвенник Андрогею Миносову, называемый просто «Герою», но кто тщательно изучил древности, знает, что это жертвенник Андрогею.
(5) Отсюда в 20 стадиях, мыс «Колиас», куда, после гибели персидского флота, волны принесли обломки кораблей. Здесь же статуя Афродиты «Колиады» и так называемых богинь «Рожениц» (Генетиллид). Думаю, что и ионийско–фокейские богини «Геннаиды» те же, что на Колиаде.
По дороге из Фалирна в Аѳины храм Геры, без дверей и без крыши. Говорят, этот храм сжег Мардоний Говриев; но если находящаяся там статуя, действительно, как говорят, работы Алкамена, то ее не мог повредить этот мидянин.
2. При входе в Аѳины, находится гробница амазонки Антиопы. Пиндар говорит, что Антиопа похищена была Пирифоем и Фисеем, но Игия Тризинский сообщает, будто Иракл, осаждавший Ѳемискиру, что на Фермодонте, до тех пор не мог взять ее, пока Антиопа, полюбившая Фисея, который тогда был в походе с Ираклом, не передала город Фисею. Так пишет Игия; а аѳиняне опять говорят, что когда на Аттику напали амазонки, то Антиопа была застрелена Молпадией, которая в свою очередь была за это убита Фисеем. И действительно, у аѳинян есть гробница и Молпадии.
(2) [I. Первый путь по городу.] Если в Аѳины идти из Пирея, будут видны остатки стен, восстановленных Кононом после сражения при Книде, потому что стены, воздвигнутые Ѳемистоклом после удаления мидян, были срыты в правление так называемых «Тридцати». На этой же дороге могилы знаменитых мужей: Менандра Диопифова и Еврипида. Последняя пустая, так как Еврипид похоронен в Македонии, куда он отправился к царю Архелаю. Что касается того, как умер Еврипид, многие говорят различно.
(3) Поэты пользовались дружбою царей и тогда, и прежде. У Поликрата, тиранца Самосского, жил Анакреон; в Сиракузы, к Иерону, ездили Эсхил и Симонид; у Дионисия, который позже владычествовал в Сицилии, жил Филоксен; у македонского царя Антигона — родосец Антагор и солиец Арат. А Гезиоду и Гомеру или не удалось жить с царями, или они сами не хотели. Первый был более склонен к деревенской жизни и не любил путешествий; второй, выехавший в дальние края, предпочел всемирную славу богатствам владык. Впрочем, и сам Гомер упоминает, что у Алкиноя жил Димодок, и что Агамемнон оставил, при жене некоего певца- поэта.
(4) Недалеко от ворот находится могила, на которой памятник представляет воина, стоящего около коня, но кого он изображает, не знаю. Конь и воин работы Праксителя.
При входе в город, стоит здание, где хранится все нужное для праздничных ходов, которые бывают в Аѳинах и ежегодно и через известные промежутки; а по близости храм Димитры с тремя изваяниями: Димитры, её дочери и Иакха со светильником, а на стене написано аттическими буквами, что это произведение Праксителя. Не далеко от этого храма Посидон на коне, поражающий копьем гиганта Поливота, того самого, по поводу которого на острове Косе сложился миф о мысе «Черепахе» (Хелоне). Но по нынешней надписи, это не Посидон, а кто–то другой.
От городских ворот в Керамик ведут крытые переходы, перед которыми находятся медные изваяния мужей и жен, чем–либо прославившихся.
(5) В одном из переходов находятся святилища богов и гимнасия Ерма; там же дом Политиона, тот самый, в котором, будто бы, аѳиняне, и при том далеко не простые граждане, кощунствовали над елевсинскими таинствами. Теперь этот дом посвящен Дионису, которого здесь называют «Ликующим», но той–же причине, как и Аполлона «Вождем Муз». Там же изваяния Аѳины Пеонии, Зевса, Мнимосины и Муз с Аполлоном — приношение и творение Еввулида, и около Диониса — «Чистый Гений» (акратос), от которого впрочем на стене видно только одно лицо. Дальше, за этим святилищем Диониса, следует кумирня с изваяниями из глины, между которыми аѳинский царь Амфиктион угощает всех богов и особенно Диониса. Далее изображен элевфереец Пигас, первый, введший в Аѳины Диониса, и встретивший для этого поддержку в делфийском прорицалище, которое припомнило посещение бога еще при Икарии.
(6) А царство перешло к Амфиктиону таким образом. Первый царь в нынешней Аттике был Актеон. По смерти Актеона, власть принял зять его, Кекроп. У этого Кекропа было три дочери; Ерса, Аглавро и Пандросо, и сын Ерисихфон. Но сын не получил царства, потому что умер еще при жизни отца, и власть Кекропа принял возвышавшийся могуществом над прочими аѳинянами Кранай. А у Краная между другими дочерьми была Атѳида, по имени которой и страну, прежде называвшуюся Актеей (Побережьем), назвали Аттикой. Но против Краная поднялся, не смотря на то, что имел за собой его дочь, Амфиктион, и лишил его власти, которой, впрочем, в последствии, и сам лишился через Ерихфония и его сторонников. У этого Ерихфония не было отца; по сказаниям, родители его были Ифест и Гея (Огонь и Земля).
3. Местность Керамик полнила свое название от героя Керама, по сказаниям, тоже сына Диониса и Ариадны. Здесь, по правую руку, находится, прежде всего, так называемая «Царская палата» [стоа василеиос], в которой восседает, в течение своего года, царь архонт, и исполняет свои царские обязанности. На её черепичной крыше статуи из жженой глины: Фисей, бросающий в море Скирона и Имера, несущая Кефала. По аѳинским сказаниям, Имера полюбила и похитила его за чрезвычайную красоту, и имела от него сына Фаефонта, которого потом Афродита сделала стражем неба. Так говорят поэты и с ними Гезиод в своем стихотворении «О знаменитых женщинах».
(2) Около этой палаты статуи: Конон, его сын Тимофей и кипрский царь Евагор, который выпросил для Конона финикийский флот у персидского царя Артаксеркса. Евагор действовал как аѳинянин, потому что и происхождение его собственно из Саламина и по предкам он восходит до Тевкра и дочери Кинировой. Там же статуи: Зевса Освободителя (Елевѳерия) и императора Адриана, который оказал много благодеяний своим подданным и особенно аѳинянам.
(3) Другая палата, следующая за этой, заключает в себе известную картину «Двенадцать богов», а на противоположной стене нарисован Фисей и Народ с Народоправием. Смысл этой картины тот, что Фисей дал аѳинянам равноправность, между тем в аѳинском народе распространено другое мнение: будто Фисей передал власть народу и будто народ управлял Аѳинами до тех пор, пока восстал и захватил власть Писистрат. Носятся и другие неверные сказания, особенно между людьми, несведущими в истории и признающими за верное все, что в детстве слышали в хорах или в трагедии. Таким образом говорят, например, что по смерти Менесфея, в Аѳинах царствовал Фисей и что Фисеевичи царствовали до четвертого колена. Но, если бы нужно было представить родословную, я мог бы перечислить всех, кто царствовал, начиная от Меланфа и до Клидика Эсимидова.
(4) Там–же нарисованы подвиги аѳинян при Мантинее, когда они посланы были на помощь лакедемонянам. Ксенофонт и другие писатели описали всю эту войну: захват Кадмеи, поражение лакедемонян при Левктрах, вторжение виотийцев в Пелопоннес, прибытие к лакедемонянам помощи от аѳинян и пр. На картине изображено сражение конницы, при чем наиболее выдаются на картине: между аѳинянами — Грил Ксенофонтов, а в виотийской коннице — ѳивянин Епаминонд. Эти картины рисовал Евфранор; его же работы находящийся в ближайшем храме Аполлон, под названием «Отцовский» (патроос); а из находящихся пред храмом изваяний Аполлона одно- — произведение Леохара, другое, с именем «Отвратитель зла» (алексикакос) — Каламиса. Это имя, говорят, дано Аполлону оттого, что прорицанием в Делфах он прекратил опустошавшую город, вместе с пелопоннесским войском, страшную чуму.
(5) Там же храм Матери богов, с её статуей, работы Фидия, а вблизи Совет Пятисот, который дает аѳинянам суд в течение своего года. Внутри этого здания деревянное изваяние Зевса Советника (Вулея), Аполлона — обе статуи художественной работы Писия, и Народ — произведение Дисона. Там же картины: Законодатели (Фесмотеты), рисованные Протогеном из Кавна, и Каллипп, который с аѳинским отрядом охранял Фермопилы от вторжения в Элладу галатов, рисованный Олвиадом.
(6) [Вторжение галатов], Эти галаты живут на самом краю Европы при великом и недостигаемом до конца море, которое имеет приливы и отливы и производит зверей, вовсе непохожих на имеющихся в других морях. Через их страну протекает р. Иридан, на которой, но сказаниям, дочери Слопца (Гелиоса) оплакивают судьбу брата Фаефонта. Галатами их стали называть впоследствии, а прежде они называли себя, как и другие их звали, келтами.
4. Из них собралось войско и, направившись к Ионийскому [Адриатическому] морю, они покорили иллирийский народ и все племена, обитавшие до Македонии, затем македонян, а затем сделали набег на Фессалию. Когда они были уже не далеко от Фермопил, все эллины, страшно потрясенные Александром, а еще прежде Филиппом, и впоследствии опять разоренные Антипатром и Кассандром, спокойно смотрели на наступление варваров, и по своему бессилию ни чуть не считали позорным для себя — не представить каждый своей доли для взаимной защиты.
(2) Но аѳиняне, не смотря на то, что более всех эллинов были обессилены продолжительной войной с Македонией и понесли много тяжких поражений, все–таки решились отправиться в Фермопилы с прибывшими эллинами и для этого избрали вождем Каллиппа. Занявши самую узкую часть прохода в Элладу, они долго удерживали варваров; но келты нашли ту самую тропинку, по которой некогда провел мидян трахинянин Ефиалт и, оттеснив стоявших здесь фокейцев, незаметно для других эллинов перешли Эту. Аѳиняне, окруженные с обеих сторон, выказали себя достойными своего имени и геройски отражали варваров.
(3) Особенно тяжко приходилось аѳинянам, бывшим на кораблях, потому что Ламиакский залив при Фермопилах представляет болото., — причиной этого, по моему мнению, вливающаяся здесь в море теплая вода, — и они, приняв на палубу спасавшихся эллинов, должны были плыть по болоту с судами, нагруженными оружием и людьми. Так–то аѳиняне спасали эллинов.
(4) Между тем галаты стали по сю сторону Фермопил и, считая уже не важным занятие остальных поселений, спешили главным образом в Делфы — ограбить сокровища бога Аполлона. Но здесь против них выступили делфийцы и живущие около Парнаса фокейцы, прибыла сила и от этолов, юношество которых в эти времена особенно отличалось военной доблестью; а когда дошло до рукопашной битвы, вдруг в галатов ударила молния, с Парнаса полетели камни, и пред варварами предстали три вооруженные мужа — страшилища. Это, говорят, были: два от гипербореев — Гиперох и Анадок, а третий — Пирр, сын Ахилла. За такую помощь делфийцы с этого времени стали приносить поминальную жертву Пирру, а прежде гробница его оставалась в небрежении, как человека враждебного.
(5) Главные силы галатов переправились в малую Азию, и стали грабить побережье, до тех пор пока жители Пергама, древней Тевфрания, прогнали их от моря дальше, в нынешнюю Галатию, где они за р. Сангарием заняли фригийский город Анкиру (Якорь) и там поселились. Город Анкира был основан сыном Гордия — Мидою, а тот якорь, который нашел Мида, еще в мое время находился в храме Зевса; там же и известный источник Миды, в котором, по преданию, Мида смешал воду с вином, чтобы поймать Силена. Кроме Анкары они взяли еще Песинунт, что под горой Агдистис, известный могилою Атта.
(6) В Пергаме хранятся трофеи от галатов, между прочим картина, изображающая битву с галатами. Та земля, которую теперь занимают пергамцы, в старину была священной землей Кавиров, сами же они выдают себя за аркадян, переправившихся в Азию с Тидефом. Велись ли еще какие войны пергамцами, об этом не дошло слухов до других народов, а из их деяний известны только следующие три: власть над нижней частью малой Азии, изгнание оттуда галатов и нападение Тилефа на войско Агамемнона, когда эллины под Илионом, сбившись с пути, стали грабить мисийские поля, считая их троянскими. Возвращаюсь к начатому рассказу.
5. [Епонимы]. Около здания Совета Пятисот стоит так называемый «Купол» (Фолос), где прятаны обедают и приносят жертву и где находится несколько небольших серебряных изваяний богов. Дальше вверх, стоят статуи героев, от которых впоследствии получили названия аѳинские филы. О том, кто из четырех фил сделал десять и переменил древние названия, говорит Геродот.
(2) Из епонимов, от которых получили название филы, там стоят: первый — Иппофоон, сын Посидона и Алопы, дочери Керкиона, второй — Антиох, один из сыновей Иракла, от Миды Филантовой; третий — Аякс Теламонов; четвертый, из аѳинян, Лео, который, говорят, в силу прорицания бога, принес своих дочерей в жертву для общего спасения; пятый — Ерехѳей, победивший елевсинцев и убивший их предводителя Иммарада Евмолпова; шестой Эгей, седьмой Иней, побочный сын Пандиона, и восьмой — сын Фисея Акамант.
(3) Что касается девятого — Кекропа и десятого — Пандиона, — их статуи тоже между епонимами, — не знаю, кого здесь чтут аѳиняне, потому что был один Кекроп, имевший в замужестве дочь Актеона, и был другой Кекроп, основавший выселок на острове Еввии, сын Ерехѳея, внук Пандиона, правнук Ерихфония. Точно также царствовали два Пандиона: один — сын Ерихфония, и другой — сын второго Кекропа. Последний был изгнан митионидами из царства, и когда бежал в Мегары, к мегарскому царю Пилу, дочь которого имел в замужестве, то с ним были изгнаны и его сыновья. Там Пандион заболел и умер, и его могила находится в Мегариде, при море, на так называемой скале Аѳины Гагары–Водолазницы [Эфии].
(4) Сыновья его возвратились из Мегар и изгнали митионидов, и таким образом старший сын Эгей получил власть над аѳинянами. Но другой Пандион был несчастлив в дочерях, тем более, что от них не осталось даже сыновей — мстителей. Говорят, что он, ради усиления власти, вступил в родство с фракийским царем; но ни один человек не может уйти от своей судьбы. Тирей, за которого Пандион выдал дочь свою Прокну, преступил все эллинские законы, опозорил её сестру — девушку Филомилу, и затем еще изувечил. Это крайне ожесточило фракийских женщин, и они отомстили Тирею смертью.
Кроме этой, есть еще другая замечательная статуя Пандиона в акрополе.
(5) Это древние епонимы. Позже аѳиняне получили еще три филы: от мисийца Аттала, египтянина Птолемея и при мне от императора Адриана который был в высшей степени почтителен к богам, и более всех старался о благоденствии своих подданных. Ни в какую войну он не вступал по своей воле, и евреев, что за Сирией, усмирил только потому, что они сами изменили; а сколько он построил новых храмов и сколько украсил старых своими пожертвованиями и приношениями, сколько одарил эллинских городов и сколько одарил обращавшихся с просьбами варваров, все это изложено в надписи, находящейся в Аѳинах, в храме всех богов,
6. [Птолемеи]. Деяния Аттала и Птоломея, по времени, довольно стары, чтобы о них до сих пор сохранились сказания; с другой стороны, писатели, жившие с этими царями, чтобы описывать их дела, тоже пришли в забвение. Поэтому я решился показать, какие они совершили дела, и каким образом к их отцам перешла власть над египтянами, мисийцами и соседними народами.
(2) Птоломея, по общему мнению, сына Лагова, македоняне считают сыном Филиппа Аминтова, потому что Филипп выдал его мать (Арсиною) за Лага, когда она уже носила Птоломея. Этот Птоломей совершил в Азии много славных подвигов, а в опасности Александра с оксидраками помог ему более всех друзей. По смерти Александра, он восстал против перехода всей власти к Аридею, сыну Филиппову, и был главным виновником разделения монархии на отдельные царства по народам. (3) Сам он переправился в Египет, убил Клеомена, которого Александр поставил сатрапом и которого Птоломей считал преданным Пердикке и потому ненадежным, и затем склонил македонян, которым приказано было перенести тело Александра в Эги, передать тело ему, и предал его погребению в Мемфисе, по македонским обычаям. Но он знал, что Пердикка пойдет на него войною, и потому держал Египет в охране. Действительно, Пердикка открыл поход, и, для большей благовидности, вез с собой Аридея, сына Филиппова, и мальчика Александра, сына Александра от Роксаны Оксиартовой, а на самом деле хотел отнять от Птоломея египетское царство, но был прогнан из Египта; и так как военное счастье ему изменило и к тому же его оклеветали в Македонии, то и был убит своими же телохранителями.
(4) Между тем смерть Пердикки побудила Птоломея к новой деятельности. Он занял Сирию и Финикию, принял изгнанного Антигоном Селевка Антиохова и стал готовиться к войне с Антигоном, к участию в которой склонил еще Кассандра Антипатрова и царствовавшего во Фракии — Лисимаха, указывая им на грозящую опасность от изгнания Селевка и усиления Антигона. Антигон тоже стал готовиться к войне и в виду грозной опасности далеко не был спокоен, и как только узнал, что Птоломей направился в Ливию против отпавших киринейцев, немедленно захватил Сирию и Финикию и, передав их юному летами, но сильному разумом, своему сыну Димитрию, сам направился к Геллеспонту; но на дороге узнал, что Димитрий потерпел поражение от Птоломея, и потому вернулся назад. Димитрий между тем не очистил Птоломею всей страны, и даже сумел уничтожить несколько небольших египетских отрядов; и когда стал наступать Антигон, Птоломей не решился ждать и отступил в Египет. (6) По прошествии зимы, Димитрий с флотом направился к Кипру и здесь, в морском сражении, разбил сперва сатрапа Птолемеева Менелая, а затем и прибывшего на помощь Птоломея. Птоломей бежал тогда в Египет, но Антигон и Димитрий осадили его с моря и с суши. Но смотря на это, Птоломей удержал за собой Египет: войско он поставил при Пелусии, а триерами отражал неприятеля со стороны реки, так что Антигон потерял надежду овладеть Египтом, и послал Димитрия с сильным войском и флотом в Родос, чтобы овладеть этим островом и пользоваться им, как опорным пунктом против Египта. Но родосцы с полной отвагой и с искусством стали защищаться, а затем к ним прибыл на помощь со всеми силами и Птоломей. (7) После такой неудачи с Родосом и еще прежде с Египтом, Антигон, решившийся затем вступить в войну с Лисимахом, Кассандром и силами Селевка, потерял большую часть войска, и был убит. Но главным образом его изнурила продолжительная война с Евменом. Из царей, вооружившихся против Антигона, я признаю самым бессовестным Кассандра, который, благодаря Антигону, получил власть над Македонией и поднял оружие на своего же благодетеля.
(8) По смерти Антигона, Птоломей опять занял Сирию и Кипр, и Пирра ввел обратно в Епир, в Ѳеспротиду, и отпавшую Киринею покорил, на пятый год после отпадения, Мага, сын Вереники, жившей тогда с Птоломеем. Если Птоломей действительно сын Филиппа Аминтова, то нужно признать, что от отца он наследовал и страсть к женщинам. Имея женою дочь Антипатра, Евридику, от которой у него были дети, он жил еще с Вереникой, посланной в Египет вместе с Евридикой. От Вереники он тоже имел детей, в том числе Птоломея, которого уже почти перед смертью назначил царем Египта и по имени которого названа в Аѳинах одна фила, — хотя этот Птоломей родился от Вереники, а не от дочери Антипатра.
7. Этот Птоломей полюбил единокровную сестру, Арсиною, и женился на ней, вопреки македонским законам, но согласно с обычаями своих подданных, египтян. Затем убил брата Аргея, будто бы посягавшего на его жизнь. Он же перевез тело Александра из Мемфиса. Затем казнил другого брата, родившегося от Евридики, будто бы возмущавшего кипрян. Между тем Мага, его брат по матери, — мать Маги была Вереника, а отец — некий Филипп, неизвестный и низкого происхождения македонянин, — этот Мага, поставленный Вереникою наместником Кирины, отложился с киринейцами и повел войско на Египет.
(2) Птоломей занял проходы и уже ожидал наступления киринейцев, но на дороге Мага получает известие об отпадении мармиридов, кочующего ливийского племени, и должен был возвратиться назад в Киринею. Птоломей вознамерился преследовать Магу, но его удержало следующее обстоятельство. Чтобы отразить наступление Маги, он призвал разных наемщиков и между ними 4,000 галатов; но, как оказалось, эти галаты составили заговор самим занять Египет. Тогда он перевез их через Нил на необитаемый остров, и там они от междоусобий и голода погибли.
(3) Между тем Мага, имевший в замужестве Апаму, дочь Антиоха Селевкова, склонил Антиоха нарушить договоры с Птоломеом и идти войной на Египет. Антиох готов был выступить, но Птоломей разослал послов по всем подвластным Антиоху племенам и поднял их против Антиоха, так что слабейшие по дорогам нападали как разбойники, а более сильные явно задерживали войско, вследствие чего Антиох не мог двинуться на Египет. Об этом Птоломее я уже раньше сказал, что он посылал флот на помощь аѳинянам против Антигона и македонян, хотя от этого и не последовало спасения для аѳинян. Бывшие у него дети родились не от Арсинои — сестры, а от Арсинои — дочери Лисимаха.
Первой суждено было еще раньше умереть бездетной. По её имени в Египте есть область, Арсиноита.
8. Здесь же следует упомянуть об Аттале, потому что и он находится в числе аѳинских епонимов. Один македонянин, по имени Докимос, полководец Антигона, в последствии предавшийся Лисимаху со всем имуществом, имел евнуха пафлагонца Филетэра. Как этот Филетэр отпал от Лисимаха и призвал Селевка, я расскажу после в истории Лисимаха. Аттал, сын Атталов, был племянник этого Филетэра и Евмена, которые были братья, и получил власть, переданную Филетэром своему брату Евмену, от его сына того же имени. Величайшее дело Аттала — что он отбросил галатов от моря в ту землю, которую они а теперь занимают.
(2) После статуй епонимов, следуют статуи богов: Амфиарай и Ирина (Мир), несущая мальчика Богатство (Плутос). Там же Ликург Ликофронов, из меди; далее Каллия, устроивший, по мнению большинства аѳинян, мир эллинов с Артаксерксом, сыном Ксеркса; дальше Димосѳен, которого аѳиняне заставили удалиться на остров Калаврию, что против Тризина, а после опять приняли в число граждан, а затем, после поражения при Ламии, вторично присудили к изгнанию, (3) так что Димосѳен вторично отправился в Калаврию, где принял яд и умер. Из всех эллинских изгнанников, Димосѳен был единственный человек, которого Архия не успел выдать живым Антипатру и македонянам. Этот Архия, родом из Ѳурий, совершил самое преступное дело: до поражения эллинов в Фессалии, он разыскивал всех, кто только действовал против македонян, и выдавал в руки Антипатра. Таков был конец величайшей преданности Димосѳена аѳинянам. Оказывается, верно сказано, что человек, всецело предавшийся государству и положившийся на сочувствие народа, никогда не умрет счастливо.
(4) Недалеко от статуи Димосѳена храм Арея, с двумя статуями Афродиты, и со статуями: Арея, работы Алкамена, и Аѳины — произведение одного ларосца; имя ему Локр. Там же изваяние богини Войны (Енио) — работа сыновей Праксителя. Около храма стоят: Иракл, Фисей и Аполлон с повязкой (тения). Далее Калад, написавший, как говорят, законы аѳинянам, и Пиндар, который похвалил аѳинян в своем стихотворении, и за это получил от них между прочими отличиями и эту статую. Неподалеку группа: Армодий и Аристогитон, убившие Иппарха. (5) Причина и способ совершения этого события описаны другими писателями. Из этих статуй одна сделана Критием, другая, древнейшая — Антинором. Когда Ксеркс занял Аѳины, по оставлении города жителями, то увез с собою и эту группу в качестве добычи, но в последствии Антиох прислал ее в Аѳины обратно.
(6) Перед входом в так называемый театр Одеон стоят изображения египетских царей. Все они одинаково называются Птоломеями; только у всякого свое прозвание: один — Филомитор, другой — Филаделф, сын Лага — Сотир, название, данное родосцами. О Филаделфе я упоминал раньше, при епонимах. Около него статуя его сестры Арсинои.
9. Птоломей, названный Филомитор, восьмой потомок Птоломея Лагова, а название такое получил в насмешку, потому что не было царя, который был бы столько ненавистен для своей матери, как этот Птоломей для Клеопатры. Несмотря на то, что он был старший сын, мать, Клеопатра, не позволяла приглашать его на царство, а еще раньше достигла того, что отец послал его на остров Кипр. Между разными причинами ненависти к нему матери, указывают на то, что она надеялась на большее послушание младшего сына, Александра; и потому склоняла египтян избрать царем Александра. (2) Но так как народ воспротивился, то в другой раз она послала в Кипр уже Александра, под видом полководца, а на самом деле, чтобы еще больше внушить опасений Птоломею, и, наконец, изувечив евнухов, на преданность которых вполне надеялась, послала их в народ, чтобы показать, что сделал Птоломей с её евнухами, который будто бы на нее покушался. Александрийцы хотели убить Птоломея, но он успел бежать на корабль, и потому они избрали царем недавно возвратившегося из Кипра Александра, (3) Но за изгнание Птоломея Клеопатре пришлось быть убитой тем самым Александром, которому она содействовала в воцарении над египтянами. Когда это убийство раскрылось, Александр от страха бежал из Александрии, и таким образом Птоломей возвратился в Египет. Получив вторично власть, он вступил в войну с отпавшими Ѳивами, покорил их на третий год после отпадения и предал такому разорению, что от этого города, превосходившего богатствами богатейшие места в Элладе, как, напр., Орхомен, Делфы, не осталось даже следов прежнего благополучия. Немного спустя после этого, Птоломея постигла естественная кончина, но аѳиняне, испытавшие от него много благодеяний, пересчитывать которые здесь нет надобности, поставили медную статую ему и единственной законной дочери его Веренике.
(4) [Лисимах]. После египетских царей стоят Филипп и Александр, сын Филиппа, но деяния их больше того, чтобы говорить об этом мимоходом. Египетским царям оказаны почести от истинного уважения, как благодетелям, но Филиппу и Александру это сделано скорее из лести; также и Лисимаху поставили статую не столько из благоволения, сколько потому, что считали его полезным в данное время. (5) Этот Лисимах родом был македонянин, копьеносец Александра, который однажды в гневе приказал бросить Лисимаха в одно место со львом, но когда увидел, что Лисимах укротил зверя, то с тех пор стал уважать его и награждать наравне с лучшими македонянами. По смерти Александра, Лисимах царствовал над соседними с Македонией фракийцами, прежде подвластными Александру, и еще прежде Филиппу. Этот народ, собственно, малая часть фракийского племени, самого многочисленного во всем мире, исключая разве келтов, — если только противополагать один народ другому, потому что раньше римлян никто не покорил фракийцев всех вместе. Римляне подчинили всю Фракию, а из страны келтов они, по собственному желанию, оставили без внимания все те местности, которые для них бесполезны по чрезвычайному холоду или по скудости почвы; но все, что только стоит приобретения, все это в их руках.
(6) Из своих соседей Лисимах начал войну прежде всего с одрисами, а затем повел войско на Дромихета и гетов. Но, хотя столкновение было с людьми, неопытными в войнах, однако геты, далеко превосходившие числом, довели его до крайности. Сам он бежал, но бывший тогда с ним первый раз на войне его сын Агафокл попался в плен. Испытав еще неудачные сражения и не перенося плена сына, Лисимах заключил с Дромихетом мир, по которому уступил ему часть своей области по ту сторону Истра и выдал за него свою дочь в замужество. Некоторые, напротив, говорят, что не Агафокл, а сан Лисимах попался в плен и был спасен Агафоклом, который за него устроил дело с гетским царем. По возвращении из похода, он женил Агафокла на Лисандре, дочери Птоломея Лагова и Евридики.
(7) После того на кораблях переправился в малую Азию, помогал низложению Антигона и заселил нынешний Ефес до самого моря, выселивши туда леведийцев и колофонцев, города которых разрушил. Это разрушение оплакал в своих ямбах колофонский поэт Финик, а элегического поэта Ермисианакта в это время, должно быть, уже не было, иначе и он оплакал бы разрушение Колофона.
Лисимах воевал и с Пирром Эакидовым. Выждав удаления его из Епира, что Пирр делал часто, Лисимах опустошил весь Епир и дошел до гробниц епирских царей. (8) Что затем было, для меня невероятно. Иероним кардийский пишет, будто Лисимах вынул гробницы царей и кости их разбросал. Иероним, вообще, имеет основание писать враждебно о всех царях, кроме Антигона, которого хвалит далеко не по заслугам; но что касается гробниц епиротов, то явно, что он писал по злословию, — чтобы македонянин разрушал гробы умерших!! Не мог же Лисимах не знать, что это предки не одного Пирра, но и Александра, так как и Александр был епирот, а по матери происходил даже от эакидов; кроме того, последующий союз Пирра с Лисимахом показывает, что кроме войны у них ничего не осталось такого, что не допускало бы примирения. У Иеронима, очевидно, были свои обвинения против Лисимаха, а главное то, что Лисимах разрушил его город, Кардию, и вместо Кардии построил Лисимахию на перешейке фракийского Херсонеса.
10. Пока царствовал Аридей и затем Кассандр и его сыновья, у Лисимаха была дружба с македонянами, но когда власть перешла к Димитрию, сыну Антигона, Лисимах, ожидавший войны с Димитрием, предпочел сам ее начать. Он знал, что у Димитрия есть отцовская черта — жажда приобретений, и кроме того видел, что Димитрий, прибывший в Македонию по приглашению Александра Кассандрова, тотчас по своем прибытии убил Александра и сам овладел Македонией. (2) Лисимах встретился с Димитрием при Амфиполе и едва не лишился Фракии, но, при помощи Пирра, не только удержал Фракию, но в последствии правил еще Нестиями и частью Македонии. Большую половину последней занял Пирр, когда шел из Епира и действовал в пользу Лисимаха. Но когда Димитрий переправился в Азию и начал войну с Селевком, то пока, Димитрий держался, держался и союз Пирра с Лисимахом, а как только Димитрий оказался во власти Селевка, тогда и дружба кончилась. Когда она затем начали междоусобную войну, Лисимах одолел и Антигона Димитриева, и самого Пирра, овладел всей Македонией и заставил Пирра удалиться в Епир.
(3) Обыкновенно, через любовь, людей постигают великие бедствия. Так было и с Лисимахом. Достигши уже высокого возраста, сам имея сыновей и видя таковых у сына, Агафокла от Лисандры, он взял в замужество сестру Лисандры, Арсиною, и вот, говорят, в последствии, Арсиноя, беспокоясь за своих детей, чтобы по смерти Лисимаха они не остались во власти Агафокла, посягнула на жизнь последнего. Некоторые, впрочем, писали, будто Арсиноя полюбила Агафокла и, будучи отвергнута, решилась на убийство. Говорят еще, будто Лисимах и знал о замыслах Арсинои, но не мог помочь, как сам оставшийся без союзников. (4) Но когда он допустил Арсиное убить Агафокла, то Лисандра с детьми и с братьями, которые, от страха к Птоломею, оставались у Лисимаха, бежала к Селевку, а за ними последовал и Александр, сын Лисимаха от жены из племени одрисов. Все они прибыли к Селевку в Вавилон и умоляли начать войну с Лисимахом. В то же время и Филетэр, которому доверены были сокровища Лисимаха, пораженный смертью Агафокла и не доверяя более Арсиное, захватил Пергам, что за Каиком, и через посланца передал себя со всеми драгоценностями Селевку.
(5) Узнав об этом, Лисимах поспешно переправился в Азию и начал войну с Селевком, но в происшедшей битве потерпел полное поражение и сам был убит. Александр, его сын от одрисянки, вымолил тело Лисимаха у Лисандры и похоронил в Херсонесе, где и до сих пор находится его замечательная гробница, между поселком Кардией и Пактией. Такова была судьба Лисимаха.
11. [Пирр]. В Аѳинах есть также изваяние Пирра. Этот Пирр не имел никакого отношения к Александру, кроме того, что они были родственники, потому что Пирр был сын Эакида, внук Аривны, а Александр был сын Олимпиады, дочери Неоптолема, а Неоптолем и Аривва были сыновья Алкеты, сына Фарипа, который был пятнадцатый потомок Пирра Ахиллова. Этот, первый Пирр, по взятии Илиона, отказался возвратиться в Фессалию, направился в Епир и здесь поселился, по указанию Елена. Ермиона ему не оставила сыновей, а от Андромахи было трое: Молосс, Пиел и самый младший Пергам, а от Елена, с которым жила Андромаха, после убийства Пирра в Дельфах, был сын Кестрин. (2) Когда Елен перед смертью передал власть сыну Пирра Молоссу, Кестрин с охотниками из епиротов перешел реку Фиамию и там поселился, а Пергам переправился в Азию, убил в единоборстве княжившего в городе Тевфравии Ария и дал нынешнее имя этому городу — Пергам. В этом городе и теперь еще есть надгробный памятник Пергаму и последовавшей за ним Андромахе. Четвертый брат, Пиел, остался там же, в Эпире, и к нему–то, а не к Молоссу, восходят предки Пирра Эакидова.
(3) До Алкеты Фарипова, Епир управлялся одним царем, но сыновья Алкеты начали распри, и до тех пор не могли прийти к соглашению, пока не поделились поровну. Когда затем Александр Неоптолемов умер в Лукании, а Олимпиада, от страха перед Антипатром, возвратилась в Епир, остался Эакид, от Ариввы, который не только во всем следовал Олимпиаде, но даже вовлекся в войну с Аридеем и македонянами, несмотря на нежелание епиротов.
(4) Олимпиада одержала победу, по бесчеловечное умерщвление· Аридея и еще более жестокое обращение её с македонянами, вызвали наконец заслуженную месть со стороны Кассандра. Из ненависти к Олимпиаде, епироты не приняли даже Эакида, а когда в последствии примирились с ним, то возвращению его в Епир воспротивился Кассандр, и объявил ему войну. (5) В последовавшей затем битве при Иниадах между Эакидом и Филиппом, братом Кассандра, Эакид был ранен и скоро умер, а епироты приняли на царство старшего брата Эакидова, сына Ариввы. Алкету. Это был человек крайне буйного нрава, через что даже отец прогнал его; впрочем и теперь, по возвращении, его буйство возобновилось, так что епироты возмутились и ночью убили его и его сыновей, а на царство пригласили сына Эакидова — Пирра. Но и на него тотчас пошел войною Кассандр, и Пирр, юный летами и не упрочивший за собою власти, узнав о приближении македонян, бежал в Египет, к Птоломею Лагову. Последний выдал за него свою падчерицу, и с египетским флотом возвратил в Епир.
(6) Вступив на царство, Пирр прежде всего нанял на керкирских эллинов, так как остров Керкира лежал против его области, а он не желал, чтобы этот остров служил для кого–либо опорным против него пунктом. Как он затем терпел поражения от Лисимаха, как изгнал Димитрия и правил Македонией до тех пор, пока сам был изгнан Лисимахом, все эти важнейшие в тот период деяния Пирра указаны мною при рассказе о Лисимахе. (7) До Пирра, сколько я знаю, с римлянами не воевал никто из эллинов, потому что, например, о битве с Энеем Диомида и бывших с ним аргивцев нигде не упоминается, а что касается аѳинян, питавших надежды на покорение Италии и многих других земель, то сицилийское поражение было причиною того, что им не пришлось помериться с римлянами. Наконец, Александр Неоптолемов, происходивший от одного рода с Пирром, хотя и старше его, умер в Лукании, не успев столкнуться с римлянами.
12. Таким образом Пирр первый переправился из Еллады через Ионийское море против римлян; но и он прибыл только по приглашению тарентинцев, у которых давно уже тянулась война с римлянами. Не будучи в состоянии сами удержаться и в то же время имея за собою услугу, оказанную Пирру в его войне с Керкирою, когда они помогли кораблями, тарентинцы через послов привлекли Пирра на свою сторону. Они указали ему с одной стороны, что, по своим богатствам, Италия равняется всей Элладе, с другой — что не подобает оставлять своих друзей, прибывших с мольбою о помощи. При этих словах Пирру пришло на мысль разрушение Илиона, и он был уверен, что, как потомок Ахилла, воюющий против выходцев из Трои, он тоже будет иметь успех. (2) Решив это, — а он не медлил, когда за что брался, — Пирр тотчас приказал готовить длинные корабли и круглые суда для перевозки людей и лошадей.
Есть книга незамечательных сочинителей под названием «Достопамятные деяния». Читая ее, я всегда удивлялся той смелости, с какой Пирр бросался в войну, и той предусмотрительности, какую он выказывал пред наступавшим сражением. Так и тогда переправа его на кораблях в Италию совершилась с полной тайной для римлян, и по прибытии в Италию он не сразу показался римлянам, а когда последовала встреча римлян с тарентинцами, тогда только вдруг показалось его войско, и так как он напал неожиданно, то, естественно, привел противников в полное расстройство. (3) Но он хорошо знал, что не может равняться с римлянами, и замыслил напустить на них слонов. А слонов первый завел в Европе Александр, победивший Пора и индийцев. После смерти Александра, и другие цари стали держать слонов, а более всех Антигон. У Пирра эти звери оставались после сражения с Димитрием, взятые в плен. При появлении их, римляне пришли в ужас, и думали, что это не звери, а что–то другое. (4) Действительно, слоновую кость, в её применении к домашним и художественным предметам, всякий видел, но самых слонов, до похода македонян в Азию, никто не видал, кроме индийцев, ливийцев и ближайших к ним народов. Это подтверждает и Гомер, который говорит, что скамьи царей и дома богатых людей украшались слоновой костью, но о самом слоне нигде не упоминает, а если бы видел или слышал, то, полагаю, гораздо скорее об этом вспомнил бы, чем о битве пигмеев с журавлями.
(5) Сицилию Пирра привело посольство от Сиракуз. Когда карфагеняне переправились в Сицилию, то разрушили все эллинские города; оставались еще Сиракузы, которые и подверглись осаде. Узнав об этом от послов, Пирр оставил Тарент и италийский берег, переправился в Сицилию и принудил карфагенян удалиться от Сиракуз. Но он понадеялся на себя и вздумал сразиться на море с карфагенянами, теми карфагенянами, которые, как финикийцы из Тира, более всех варваров знали морское дело; а сам полагался на епиротов, из которых большая часть, даже по взятии Илиона, не знала ни моря, ни даже употребления еоли. Это подтверждает и следующее место из Одиссеи:
Они не знают моря,
И не едят яств, смешанных с солью.
13. На этот раз Пирр был разбит, и с остатком флота уехал назад в Тарент. Здесь он опять понес большие потери, и так как знал, что римляне не отступят без нападения, то возвращение устроил следующим образом. После поражения в Сицилии, тотчас разослал письма в Азию и к Антигону с обращением к одним за войском, к другим за деньгами, а к Антигону затем и другим. Когда гонцы возвратились с ответными письмами, Пирр собрал важнейших лиц из Епира и Тарента и, не читая им того, что было в письмах, объявил, что идет помощь. Быстро разнеслась молва между римлянами, что на помощь Пирру идут македонцы и разные азиатские народы, и римляне остановились, а Пирр в наступившую ночь переехал (в Епир) к мысу «Керавния».
(2) Отдохнувши после поражения в Италии, Пирр объявил поход на Антигона, выставляя разные поводы, а главное — отказ в помощи в Италии. В последовавшем сражении он не только разбил эллинские войска Антигона и бывших у него наемных галатов, но погнал его к приморским городам и овладел верхней Македонией и Фессалией. Необычайность этого поражения и громадность победы Пирра доказывают келтские щиты, посвященные в храм Аѳины Итонии, между Ферами и Лариссой, и сделанная на них следующая надпись:
(3) «Сии щиты смелых галатов повесил в дар Аѳине
Итонии молосс Пирр, разбивший все войско Антигона.
Невеликое диво, и ныне и прежде эакиды — герои».
Это здесь, а Зевсу Додонскому посвятил македонские щиты, с следующей надписью:
«Сии щиты разрушили Азийскую землю; сии щиты несли рабство эллинским городам, а ныне осиротелые лежат у колонн храма Зевса, добыча от высокогорделивой Македонии».
(4) Что Пирр, вообще готовый забрать все в свои руки, едва не покорил всей Македонии, виною этому единственно Клеоним, который убедил Пирра оставить Македонию и явиться в Пелопоннес, и сам, лакедемонянин, привел в свою страну вражеское войско; а по какой причине — скажу после, изложив сперва род Клеонима.
(5) У Павсании, предводительствовавшего эллинами при Платеях, был сын Плистоанакт, внук — тоже Павсания, правнук — Клеомврот, сражавшийся с Епаминондом и ѳиванцами и убитый при Левктрах. У этого–то Клеомврота было два сына: один — Агисиполид, умерший бездетным, и другой, получивший после него царство, Клеомен, а у Клеомена были сыновья: старший — Акротат, и младший — Клеоним. Акротат умер раньше, а когда после него умер и Клеомен, то возник спор за царство между Ареем, сыном Акротата, и Клеонимом, сыном Клеомена. Этот–то Клеоним отправился к Пирру, и для этой цели привел его в Пелопоннес. Лакедемоняне, до сражения при Левктрах, не испытывавшие поражений, хвалились, что их пехота непобедима. Леонид, по их словам, победил, и только у него не стало товарищей для окончательного истребления мидян, а что касается несчастного случая с Димосѳеном и аѳинянами на острове Сфактерии, то это, по их словам, воровство, а не победа. (6) Но после первого поражения при Левктрах, они вторично, и притом сильно, были побиты Антипатром и македонянами, затем постигла их землю третья неожиданная беда, война с Димитрием; а вторжение Пирра было четвертое появление в их стране неприятельского войска. Лакедемоняне выступили с союзниками — аргосцами и мессинцами, и были побеждены. Пирр мог бы тогда за одним походом взять и Спарту, но он опустошил землю, погнал добычу и остановился, а лакедемоняне стали готовиться к осаде. Спарта еще прежде, во время войны с Димитрием, была укреплена глубокими рвами и частоколом, а на более слабых местах были кроме того поставлены башни.
(7) Между тем, когда лакедемонская война затянулась, Антигон опять занял македонские города и поспешил в Пелопоннес. Он знал, что, покорив Спарту и большую часть Пелопоннеса, Пирр пойдет не в Епир, а опять в Македонию, и туда перенесет войну. Антигон собирался уже вести войско из Аргоса в Лаконику, как вдруг Пирр сам явился в Аргос. Победив и на этот раз, он вместе за бегущими ворвался в город, причем, естественно, его ряды расстроились. (8) Битва шла уже в разных частях города: около храмов и домов, и просто на улицах, и Пирр остался один, и в это–то время кто–то разбил ему голову. Одни говорят, что какая–то женщина бросила в него черепицей и он от этого умер, но аргосцы утверждают, что это была не женщина, а сама богиня Димитра в образе женщины. Так говорят о кончине Пирра аргосцы; тоже пишет в своей поэме повествователь местных событий, Ликей. На том месте, где умер Пирр, по приказанию бога, построен храм Димитры и в нем похоронен Пирр.
(9) Удивительно для меня, что всем из рода и имени эакидов бог судил умереть одинаково. Ахилл, по словам Гомера, погиб от Александра Приамова и Аполлона; Пирра Ахиллова пиѳия приказала убить делфийцам, а Пирру, сыну Эакида, пришлось умереть так, как рассказывают аргосцы и Ликей. Тем не менее, и это несогласно с рассказом Иеронима кардийского. Впрочем, человеку, живущему с царями, приходится все писать в угоду царей; и если Филист надеялся достигнуть возвращения в Сиракузы тем, что прикрывал безбожные поступки Дионисия, то тем более извинительно Иерониму, что он писал для удовольствия Антигона. Таков был конец могущества Епира.
14. При входе к аѳинский Одеон, между предметами, достойными удивления, статуя Диониса, а недалеко отсюда источник с девятью трубами, называемый поэтому Еннеакрунос. Его обделал и украсил Писистрат, — потому что колодцы в Аѳинах есть по всему городу, а источник один, только этот. Выше этого источника два святилища: одно Димитры и Коры, другое с изваянием Триптолема. Постараюсь изложить все, что рассказывают о Триптолеме, опустив только касающееся Деиопы.
(2) Из всех эллинов, аргосцы наиболее оспаривают аѳинян в отношении древности и особенных даров божиих, так точно, как между варварами наиболее оспаривают египтян фригийцы. Таким образом аргосцы утверждают, например, что когда Димитра пришла в Аргос, то Пеласг принял ее в свой дом, а Хрисанфис, знавшая о похищении Коры, рассказала ей об этом. В последствии первосвященник (иерофант) Трохил, бежавший из Аргоса, вследствие распри с Агинором, прибыл в Аттику, женился на горожанке из Елевсина и имел от неё двух сыновей: Еввулея и Триитолема. Так говорят аргосцы; но аѳиняне и их последователи говорят, что первый стал сеять хлебные семена Триптолем, сын Келея; а в стихотворениях Мусея, — (3) если только они принадлежат Мусею, — говорится, что Триптолем был сын Океана и Земли (Геи), а по Орфею, — хотя, мне кажется, и эти стихи не Орфеевы, — отцом Триптолема и Еввулея был Дисавл; они будто бы дали Димитре указания относительно её дочери, и за это получили семена для посева хлеба. Аѳинянин Харил в своей драме «Алопа» называет Триптолема и Керкиона братьями, и говорит, что их родила дочь Амфиктиона, а отцом Триптолема был Рар, а Керкиона — Посидон. Я готов был продолжать начатый рассказ обо всем, что есть замечательного в аѳинском храме Елевсинии, но меня остановило сновидение, и потому перехожу к тому, что можно писать для всех.
(4) Пред тем храмом, в котором находится изваяние Триптолема, стоит медный бык, в таком виде, как ведут на жертву; а далее — сидящий Епименид из Кноса, который, говорят, отправившись в поле, зашел в пещеру и заснул, и сон оставил его только тогда, когда прошло 40 лет. Тогда он встал, написал поэму и стал совершать обряды очищения во всех городах, в том числе и в Аѳинах. А что касается Ѳалеса, прекратившего в Лакедемоне язву, то это не был ни родственник, ни даже земляк Епименида. Последний был из Кноса, а о Ѳалесе Полимнаст колофонский в стихотворении «К лакедемонянам» говорит, что он был из Гортинии.
(5) Еще дальше храм Доброй Славы (Евклии), построенный из добычи, отнятой у мидян на Мараѳонском поле. Как известно, аѳиняне особенно гордятся этой победой, так что даже Эсхил, достигший высочайшей славы своими стихотворениями, и участвовавший в сражениях при Артемисии и при Саламине, перед своей кончиной ничего этого не вспомнил, а сказал только написать на могиле свое имя, имя отца, имя города и то, что свидетелями своей храбрости имеет Мараѳонский лес и скрывшихся в нем мидян.
(6) [II. Второй путь по городу]. За Керамиком и царской палатой храм Ифеста. Что здесь при Ифесте стоит еще изваяние Аѳины, этому я не удивляюсь, зная сказание об Ерихфонии; а что Аѳина представлена с голубыми глазами, в этом я открываю ливийское сказание. Ливийцы говорят, что Аѳина была дочь Посидона и озера Тритониды и что поэтому у неё голубые глаза, как и у Посидона.
(7) По близости храм Афродиты Небесной (Урании). Первые стали почитать Небесную Афродиту ассирийцы, а за ними кипрские пафийцы и аскалонские финикийцы в Палестине. От финикийцев переняли кефирцы, а в Аѳинах это поклонение ввел Эгей, который свою бездетность (тогда он еще не имел детей) и несчастие сестер приписывал гневу Небесной Афродиты. Бывшая при мне статуя сделана из паросского камня, работы Фидия. Но в аѳинском поселке, Афмонеях, рассказывают, что их храм Афродиты Урании построил Порфирион, царствовавший еще до Актея. Впрочем, в поселках вообще говорят не то, что в городах.
15. [Пикила]. Если идти по направлению к палате, которая от картин именуется «пестрою» — Пикила, пред нами будет медный Ерм, называемый Рыночный (агораиос), а вблизи ворота, с находящимися на них аѳинскими трофеями после победы аѳинян над конницей Кассандра и его брата Плистарха, начальствовавшего над конницей и наемным войском.
Первая картина в этой палате представляет аѳинян в сражении с лакедемонянами при аргивской Эное. Нарисовано сражение не разгоревшееся, когда каждый желает отличиться, а только начинающееся, когда противники готовы схватиться.
(2) На средней стене — борьба Фисея и аѳинян с амазонками. Это единственные женщины, которых неудачи не лишили мужества в опасностях. Когда Иракл взял Ѳемискиру, и посланное в Аѳины войско погибло, амазонки все–таки пошли на помощь Трое против аѳинян и против всех эллинов.
(3) Дальние следует взятие Илиона и цари, собравшиеся по поводу зверства Аякса над Кассандрою. Последняя картина Мараѳонское сражение. Здесь виотийские платейцы и аттический отряд бросаются на варваров; бой на обеих сторонах идет одинаково, но вдали уже бегут варвары и один другого толкают в болото, а на самом конце картины представлены финикийские корабли, на которые спасаются варвары, и их убивают эллины. Там же изображен герой Мараѳон, от которого получила название эта равнина; дальше Фисей, выходящий из земли, и затем Аѳина и Иракл, так как, по сказаниям мараѳонцев, Иракл у них почитается первым между богами. Между сражающимися наиболее выдаются на картине: Каллимах, избранный тогда аѳинянами начальником конницы, а между полководцами — Милтиад и горой Ехетл. о котором я еще после буду говорить. (4) Там же висят медные щиты — одни с надписью, что от скионеев и их союзника, другие — покрытые смолою, чтобы не действовало время и ржавчина. Эти щиты, говорят, принадлежали лакедемонянам, взятым на острове Сфактирии.
16. Пород Пикилой медные статуи: Солона, написавшего законы аѳинянам, и немного дальше — Селевка. Этот Селевк заранее имел довольно ясные предзнаменования будущего счастья. Когда он шел с Александром из Македонии, и в Пелле приносил жертву Зевсу, лежавшие на жертвеннике дрова сами подвинулись к статуе бога и без огня загорелись. По смерти Александра, Селевк, опасаясь прибывшего в Вавилон Антигона, бежал к Птоломею Лагову. Возвратившись затем в Вавилон, он разбил войско Антигона и его самого убил, а после этого взял в плен и воевавшего с ним сына Антигонова, Димитрия. (2) Когда все это ему удалось, и когда он, спустя немного, сократил могущество Лисимаха, то власть над всей Азией передал своему сыну Антиоху, а сам с эллинскими и варварскими войсками поспешил в Македонию. Но Птоломей, брат Лисандры, бежавший перед тем к Селевку от Лисимаха, человек крайне смелый и прозванный за это Молния (керавнос), под Лисимахией изменнически убил Селевка; затем, отдав на разграбление все его сокровища, он объявил себя царем Македонии и царствовал до тех пор, пока выступил против галатов (сколько мы знаем, он первый из всех царей решился вступить в битву с этими варварами), был убить ими, а власть его перешла опять к Антигону, сыну Димитрия.
Селевка я считаю одним из наиболее справедливых и благочестивых царей. В Милете он возвратил бранхидам медного Аполлона, увезенного Ксерксом в индийские Екватаны; он же, основав на Тигре Селевкию и, переселив сюда вавилонян, не только но тронул вавилонских стен, но не коснулся даже храма Вила и живших вокруг этого храма халдеев.
17. [Агора]. На Агоре (Сборной площади), между другими далеко не всем известными достопримечательностями, находится и жертвенник Милости (Елею). Этому божеству, как наиболее оказывающему добра человеческой жизни и в изменчивости судьбы, воздают честь одни аѳиняне, которые не только имеют учреждения по делам человеколюбия, но и в отношении богов имеют гораздо более благочестия, чем другие эллины. Поэтому, у них есть жертвенник Стыду (Аидо), есть и доброму имени (Фима), и Рвению (Орма); а отсюда ясно, что чем более кто упражняется в благочестии, тем более его радует истинное счастие.
(2) Недалеко от Агоры гимнасия Птоломея, названная так но имени строителя, и в ней замечательные статуи: мраморные — Ермов и медная Птоломея. Здесь же ливиец Юба (Иова) и Хрисипп, из Сол.
Тут же около гимнасия и храм Фисея, с картиной, изображающей битву аѳинян с амазонками. [В Аѳинах эта битва изображена еще на щите Аѳины и на пьедестале статуи Зевса Олимпийского]. В храме Фисея нарисована еще битва кентавров с лапиѳами, в таком виде: Фисей уже убил кентавра, но между остальными бой еще продолжается.
(3) Картина на третьей стене, как по давности, так и по незаконченности рисунка, который делал Микон, не понятна для тех, кто не знает её содержания. Смысл такой. Когда Минос вез в Крит Фисея и других молодых аѳинян и аѳинянок, то полюбил одну из них — Перивею, и так как главным соперником его был Фисей, то озлобленный Минос стал оскорблять его разною бранью, и между прочим сказал, что он вовсе не сын Посидона, потому что не в состоянии будет достать из моря носимое Миносом кольцо, если Минос бросит в море. Сказав эти слова, Минос бросил кольцо; но Фисей достал не только это кольцо, но еще золотой венок — дар Амфитриты.
(4) О кончине Фисея говорят много несообразного, напр., будто он в аиде даже связан был в оковах, пока не освободил его Иракл; но из того, что я слышал, наиболее правдоподобный следующий рассказ. Когда Фисей напал на ѳеспротов, чтобы похитить жену ѳеспротского царя, то, потеряв при этом большую часть войска, он вместе с Пирифоем, которого тоже привлекла любовь к царице, попался в плен. Ѳеспротский царь связал их и держал в Кихире.
(5) Ѳеспротская земля имеет много замечательного: между прочим, храм Зевса в Додоне и дуб, посвященный сему богу, а при Кихире есть озеро, называемое Ахерусия, и река Ахерон; там же течет реке Кокит, с весьма неприятною водою. Я думаю, Гомер видел все это, и в своем описании аида отсюда дал название рекам.
(6) Между тем пока Фисей был в заключении, сыновья Тиндарея пошли войной на город Афидну, взяли Афидну и возвратили царство Менесфею. Менесфей нисколько не беспокоился тем, что сыновья Фисея ушли на Евбею к Елефинору, но самого Фисея считал опасным противником, в случае бы он возвратился из Ѳеспротской земли; потому постарался войти в соглашение с аѳинянами и так настроил их, что когда возвратился Фисей, то его прогнали. Таким образом Фисей отправился в Крит, к Девкалиону, но ветер занес его на остров Скирос. Жители этого острова, ради знатного рода и славных подвигов Фисея, приняли его с величайшими почестями, но царь скироский Лекомид за это устроил ему гибель. Храм Фисея появился в Аѳинах после нашествия мидян на Мараѳон, когда, Кимон Милтиадов, мстя скиросцам за смерть Фисея, изгнал их из острова и перенес кости Фисея в Аѳины.
18. Храм Диоскуров один из древнейших. Сами Диоскуры стоят, а сыновья их верхом на лошадях. Полигнот нарисовал здесь все, что относится к их свадьбе с дочерьми Левкиппа, а Микон — поход с Иасоном в Колхиду. В этой последней картине величайшее старание употреблено на Акаста и на коней Акастовых.
(2) За храмом Диоскуров святилище Аглавры. Говорят, Аѳина дала Аглавре и её сестрам — Ерсе и Пандросе ящик, в который был положен Ерихфоний, и приказала отнюдь не смотреть. Пандроса послушалась, но другие сестры открыли ящик, и как увидели Ерихфония, лишились рассудка и бросились с акрополя, с того места где он особенно крутой. По тому же месту взошли мидяне и перебили тех аѳинян, которые думали, что лучше Ѳемистокла понимают прорицание бога и укрепили акрополь деревянными стенами.
(3) Вблизи здание — пританея, где написаны законы Солона. Там статуи Мира (Ирины) и Очага (Естии), а из людей здесь стоять: панкратиаст Автолик, Милтиад и Ѳемистокл, на которых впрочем переменены надписи, и они приписаны — одна римлянину, другая фракийцу.
(4) [III. Третий путь по городу]. Если отсюда спускаться в город, пред нами будет храм Сераписа, почитание которого аѳиняне заимствовали от Птоломея. В Египте самый замечательный храм Сераписа в Александрии, а самый древний в Мемфисе, тот, в который не дозволяется входить ни жрецам, ни посторонним, пока не будет похоронен бык Апис.
Не далеко от храма Сераписа находится то место, где Пирифой и Фисей заключили союз и пошли на Лакедемон, а затем на ѳеспротов.
(5) По близости храм Илифии–пришельницы, которая, но сказаниям, пришла из ипервореев в Дилос, на помощь родильным мукам Латоны (Лито), а из Дилоса имя Илифии перешло и к другим эллинам. Дилосцы приносят ей жертвы и поют гимн Олина. Критяне думают, что Илифия родилась у них, в Кносской области, в Амнисе, и что она дочь Геры, но только у аѳинян изваяния Илифии закрыты до самых ног. Женщины аѳинские говорили, что два изваяния богини — критские, приношение Фэдры, а третье, самое древнее, принес Ерисихфон из Дилоса.
(6) Храм Зевса Олимпийского и замечательную его статую соорудил римский император Адриан. Эта статуя замечательна но величиною, — другие статуи тоже велики, а родосские и римские колоссы еще больше, — но она сделана из золота и слоновой кости, и, если принять во внимание её величину, сделана с большим искусством. Перед входом в храм стоят изваяния Адриана — два из фасосского мрамора, два из египетского, а перед колоннами медные изваяния его от тех городов, которые аѳиняне называют своими выселками. Все место, занимаемое этим храмом, составляет в окружности около четырех стадий и переполнено статуями, потому что здесь поставлены статуи Адриана от каждого города; но аѳиняне превзошли все города своим замечательным колоссом, который воздвигли позади храма.
(7) Между древностями в ограде этого храма находятся: медный Зевс, храм Кроноса и Реи и святилище Геи (земли), с именем «Олимпия». Здесь же земля расселась, примерно, в локоть ширины. Говорят, что после Девкалионова потопа сюда ушла вся вода, и потому в эту расселину ежегодно бросают, пшеничную муку, смешанную с медом. (8) На одной колонне находится изображение Исократа, который на память о себе оставил три величайшие качества: трудолюбие, с которым, достигнув 98 лет, продолжал быть наставником, скромность, с которой всегда удалялся от политики и не мешался в общественные дела, и наконец, такую любовь к свободе, что когда получил известие о поражении аѳинян при Херонее, то от душевной скорби решился умереть. Там же стоят персы, из фригийского мрамора, поддерживающие медный треножник; замечательны как персы, так и треножник. А находящийся здесь древний храм Зевса Олимпийского, говорят, построен Девкалионом, и в доказательство того, что Девкалиоп жил в. Аѳинах, указывают могилу Девкалиона. недалеко от храма.
(9) От Адриана остались и другие сооружения в Аѳинах: храм Геры и Зевса Панэллиния и храм всех богов, в котором самое замечательное — сто двадцать колонн из фригийского мрамора; портики и стены тоже из фригийского мрамора,. Там же есть палата, с вызолоченным потолком и обделанная алебастром, украшенная статуями и картинами. Здесь же находится и библиотека. Есть и гимназия имени Адриана, имеющая 100 колонн из ливийского мрамора.
19. Недалеко от храма Зевса Олимпийского статуя Аполлона Пиѳийского; но есть и другой храм Аполлона, с именем Делфиния. Рассказывают, когда этот храм был выведен до крыши, в Аѳины прибыл, еще никому неизвестный, Фисей. Так как на нем был длинный, доходивший до ног, хитон и благовидно заплетенные волосы, то когда он подошел к храму Делфиния, работники, клавшие крышу, спросили его с насмешкой: «Куда идешь, невеста, и притом одна?» Фисей ничего не отвечал, но выпряг быков из повозки, и этой повозкой бросил на крышу, так что повозка пролетела над головами работников.
(2) Относительно местности, называемой Кипы (Сады), и находящагося там храма Афродиты, аѳиняне не передают ничего достоверного, как и относительно стоящей около храма статуи Афродиты. Последняя имеет четырехугольную форму, как Ермы. а надпись называет ее Небесной Афродитой (Уранией), старшей из сестер, называемых «Судьбы» (Миры). А статуя Афродиты «в Садах» — работы Алкамена, одна из замечательнейших в Аѳинах.
(3) Здесь также храм Геракла, называемый «Киносарг» (Белопсовый). Что касается этого названия, читавшие прорицание оракула знают, откуда это название. Есть там еще жертвенник Гераклу и Гебе, которую признают дочерью Зевса и женою Геракла, а также Алкмене и Иолаю, совершившему большую часть подвигов с Гераклом.
Лакей получил название от Лика, сына Пандиона, но еще в древние времена, как и при мне, он считался храмом Аполлона, который отсюда получил даже название «Ликийский». Говорят еще. будто бегство Лика, от Эгея к тормилам послужило поводом к тому, что и термилы стали называться «ликийскими».
(4) С задней стороны Ликея находится могила Ниса, который царствовал в Мегарах, но был убит Миносом, а аѳиняне перенесли его сюда и погребли. Об этом Нисе есть предание, что он имел на голове золотые волосы, и что ему было сказано, что он умрет, если их обрежет. Когда критяне пришли в Мегарскую область, то разграбили все города и наконец обложили Нисею, в которую бежал царь Нис, и здесь будто бы дочь его, из любви к Миносу, остригла его волосы. Так об этом рассказывают аѳиняне.
(5) Из рек в Аѳинах текут: Илисс и Еридан, имеющий одинаковое имя с келтским, и впадающий в Илисс. А этот Илисс тот самый, где была похищена ветром Бореем игравшая здесь Орифия. Аѳиняне говорят, что Орифия была жена Борея, и что через это Борей уничтожил множество персидских кораблей, так как защищал аѳинян, как родственников. Аѳиняне утверждают, что река Илисс и у других богов считается священною. На берегу Илисса есть жертвенник и Илисским музам. Здесь же показывают место, где пелопоннесы убили аѳинского царя Кодра, сына Меланфа.
(6) Если перейти Илисс, находится местность, называемая «Агры» (Ловы), с храмом Артемиды Агротеры (Добычницы). Здесь, говорят, Артемида впервые охотилась, по прибытии из Дилоса; потому и статуя богини держит лук.
Нечто невероятное для тех, кто только слышал, но изумительное для видевших представляет Стадия — вся целиком из белого мрамора. О величине её можно судить по следующему: над рекой Илиссом возвышается гора в форме полумесяца, распадается на две части, окружает Стадию и доходит до самого берега. Эту гору обстроил аѳинянин Ирод, употребив для этого громадное множество пентелийского мрамора.
20. [IV. Четвертый путь по городу. Улица Треножников] От Пританея идет улица, которая называется «Треножники». Она названа так потому, что на ней находятся много храмов, в которых стоят медные треножники, представляющие замечательные произведения искусства. В числе их находится и тот Сатир, которым, говорят, очень гордился Пракситель. Рассказывают, что однажды Фрина просила Праксителя подарить ей лучшее свое произведение. Пракситель был её поклонником, согласился, но отказался назвать, что считает лучшим. Однажды, когда Пракситель был у Фрины, в комнату вбегает слуга Фрины и говорит Праксителю, что в его доме пожар и большая часть статуй охвачена пламенем, но что не все еще уничтожено. (2) Пракситель в ужасе хотел бежать и сказал, что если огонь охватил Сатира и Ерога, то все его труды пропали. Тут Фрина сказала ему успокоиться, потому что решительно ничего не случилось, но что она нарочно обманула, для того чтобы он сказал, какое произведение самое лучшее; и тогда Фрина выбрала себе Ерота. По близости отсюда храм, где есть молодой Сатир, подающий кубок Дионису. Тут же стоит Ерот, который, как и Дионис, сделан Фимилом,
(3) Возле театра древнейший храм Диониса. Внутри священной его ограды есть два храма и две статуи Диониса: один под именем Елевѳер, другой, из золота, и слоновой кости, творение Алкамена, Здесь также картина: Дионис, ведущий на небо Ифеста. Эллины объясняют эту картину так: когда Гера выбросила новорожденного Ифеста, то после он, по злопамятству, послал ей в подарок золотой трон, имевший невидимые цепи, и когда она села на этот трон, то оказалась привязанной. Ифест не хотел никого слушаться, и только Дионис, к которому Ифест питал наиболее доверия, напоил его пьяным и повел на небо. Все это здесь и нарисовано. Здесь же нарисованы: Пинфей и Ликург, как они были наказаны за оскорбление Диониса; дальше спящая Ариадна, отплывающий на корабле Фисей и Дионис, пришедший похитить Ариадну.
(4) Около храма Диониса и театра здание, которое, говорят, сделано по образцу палатки Ксеркса. Оно выстроено уже второй раз, потому что первое здание сжег, при взятии Аѳин, римский полководец Сулла. Поводом к этой войне было следующее обстоятельство. Мифридат царствовал над варварами, жившими около Евксинского Понта. По какой причине он начал войну с римлянами, каким образом перешел в Азию, сколько взял городов силою или договорами, все это пусть исследуют те, кто хочет знать историю Мифридата. (5) Я расскажу только то, что касается взятия Аѳин. Был некий аѳинян Аристион, которого Мифридат посылал в качестве посла в эллинские города. Этот–то Аристион и убедил аѳинян лучше держаться Мифридата, чем римлян. Однако он не успел убедить всех, а только простой народ, и притом людей, крайне беспокойных, а более серьезные аѳиняне сами вышли из города и перешли к римлянам. Произошла битва, и римляне, значительно превосходившие числом своих противников, преследовали бежавших противников — аѳинян и Аристиона в город, Архелая и варваров в Пирей. Архелай был тоже полководец Мифридата, и когда он раньше предпринял поход против магнесийцев, живущих в Сипиле, то был ранен, а большая часть его варваров убита. (6) И так, аѳиняне были осаждены; а в это самое время другой полководец Мифридата, Таксил, осаждал в Фокиде Елатию. Когда к нему пришло известие об этом, он тотчас повел войска в Аттику. Римский полководец узнал и приказал одной части войска осаждать Аѳины, а сам с главными силами двинулся против Таксила в Виотию. На третий день, в оба римские лагеря пришли известия: к Сулде — что аѳинские стены взяты, к осаждавшим Аѳины — что Таксил разбит в сражении при Херонее. Возвратившись в Аттику, Сулла запер восставших аѳинян в Керамике и приказал казнить из каждого десятка но одному человеку; (7) и так как Сулла не прекращал своих неистовств, то некоторые аѳиняне тайком бежали в Дельфы и спрашивали бога, неужели настала судьба, чтобы и Аѳины опустели, В ответ Пиѳия напомнила им о «кожаном мешке». После этого события, Сулла подвергся той же болезни, которая, как я слышал, постигла и сирийца Ферекида. Вообще, Сулла поступал с аѳинянами с большей жестокостью, чем прилично римлянину. Но, по моему мнению, не это обстоятельство было причиной постигшего его наказания, а гнев Зевса, — Прибежища, так как Сулла велел убит Аристиона, искавшего защиты в храме Аѳины. Впрочем Аѳины, так страшно опустошенные в этой войне, опять расцвели в царствование римского императора Адриана.
21. В аѳинском театре статуи драматических и комических поэтов, большей частью, мало известных, потому что из комических поэтов, кроме Менандра, не было ни одного, который вошел бы в славу. Из знаменитых трагиков там Еврипид и Софокл. Говорят, когда после смерти Софокла вторглись в Аттику лакедемоняне, то Дионис явился во сне предводителю их и приказал почтить «новую сирену» всеми почестями, какие воздаются умершим. И предводитель понял, что сновидение говорить о Софокле и его поэзии, потому что и теперь еще особенно привлекательное в стихах или в прозе сравнивают с сиреною. (2) Но статуя Эсхила, как я думаю, сделана уже много лет спустя после его смерти и после той картины, которая изображает Мараѳонскую битву. Эсхил сим о себе рассказывает, что когда он был еще мальчиком и в поле смотрел за виноградом, однажды он заснул и ему во сне явился Дионис и приказал писать трагедии; на другой день он последовал приказанию, и стихи дались ему легко.
(3) На так называемой южной стене акрополя, обращенной к театру, позолоченная голова Медузы–Горгоны, и вокруг её — эгида; а у самой вершины театра, в скале, есть пещера, ведущая под акрополь. В этой пещере тоже есть треножник, и там изваяны Аполлон и Артемида, убивающие детей Ниобы. Эту Ниобу я сам видел, когда исходил на Сипилскую гору. Вблизи это — скала, обрывистый камень, но имеющий никакого сходства, ни вообще с женщиной, ни тем более с плачущей, но если стать подальше, то действительно представляется как будто согнувшаяся и плачущая женщина.
(4) Далее, на дороге от театра в акрополь, могила Калоса. Этого Калоса, который был сын сестры Дедала и выучился у него искусству, убил сам Дедал, бежавший после этого в Крит; в последствии Дедал ушел в Сицилию, к Кокалу.
Далее, достоин внимания храм Асклипия, с статуями самого бога и его сыновей и с картинами. В нем есть источник, при котором, по преданию. Арей убил Алиррофия Посидонова, опозорившего Алкиппу, дочь Арея, и будто по поводу этого убийства в первый раз состоялся суд о смертоубийстве. (5) В этом же храме между прочим лежит савроматский панцирь, при взгляде на который можно сказать, что варвары способны к искусствам, не менее эллинов. Сами савроматы не имеют ни собственного, ни привозного железа, потому что они менее всех тамошних варваров имеют сношений с другими народами. Для восполнения этого недостатка, они придумали следующее. Вместо железных, они надевают на копья костяные наконечники, луки и стрелы употребляют дерновые, а концы стрел делают из кости; при встрече с врагами кидают на них петли из веревок и, когда человек запутается, поворачивают коней и опрокидывают наземь.
А панцири приготовляют следующим образом. Каждый из них держит много лошадей, потому что земля их не разделена на участки, и производит только дикую растительность, тем более что они номады. Этих лошадей они употребляют не только для войны, но приносят в жертву своим богам и едят, но лошадиные копыта собирают, вычищают, режут на части и приготовляют из них кусочки, похожие на чешую дракона, а кто не видал дракона, тот, вероятно, знает зеленую сосновую шишку; и он не ошибется, если сравнит пластинки, сделанные из копыта, с чешуйками сосновой шишки. Эти кусочки они пробуравливают, сшивают воловьими и лошадиными жилами и приготовляют панцири, которые нисколько не уступают эллинским ни в красоте, ни в прочности, потому что также хорошо выдерживают удары вблизи, как и издали. А льняные панцири в сражении бесполезны, потому что при сильном ударе пропускают железо; они хороши на охоте, потому что в них запутываются зубы львов и барсов. Льняные панцири можно видеть в разных храмах, между прочим в Гринии, где есть прекрасная роща Аполлона, состоящая из плодовых деревьев и неплодовых, но имеющих приятный запах или красивый вид.
22, После храма Асклипия, но дороге в акрополь, храм Фемиды, перед которым насыпана могила Ипполиту. По преданию, смерть Ипполита последовала от проклятия. Каждому варвару, знающему греческий язык, известна любовь к нему Федры и то, на что решилась преданная ей кормилица.
(2) В Тризине тоже есть могила Ипполита, и о нем рассказывают следующее. Когда Фисей намеревался взять в жены Федру, то Ипполита послал (в Тризин) к Питѳею, чтобы он там получил воспитание и затем царствовал над тризинами: он не хотел, чтобы, в случае у него родятся дети, Ипполит был под ними или над ними; но затем Паллант с своими сыновьями восстал против Фисея. Фисей убил их, и для очищения отправился в Тризин. Здесь–то Федра увидела Ипполита и в своей любви к нему решилась убить себя. Там же, в Тризине, растет миртовое дерево, все листья которого совершенно дырявые. Говорят, оно прежде не так росло и сделалось таким от несчастной любви Федры и её иглы, которую опа носила в волосах.
(3) Почитание Афродиты Всенародной (Пандимос) и Убеждения (Пифо) введено в Аѳинах Фисеем уже после соединения аѳинских общин в один город. При мне там уже не было древних изваяний, а какие были — принадлежали замечательным художникам. Есть там еще храм Геи Куротрофы (Детонитательницы) и Димитры Хлои (Зеленеющей). Кто хочет знать значение и причину этих названий, может обратиться к жрецам.
(4) [V. Пятый путь. Акрополь]. В акрополь ведет всего один вход; другого нет, потому что весь акрополь состоит из крутой горы и обнесен сплошной стеной. Крыша в Пропилеях из белого мрамора, и до сих пор поражает своей красотой и размерами. Относительно конских статуй я не могу сказать ничего положительного, представляют ли они сыновей Ксенофонта или просто служат украшением.
(5) Направо от Пропилеи храм Бескрылой Победы (Ника Антерос). Здесь, с той стороны откуда видно море, но преданию бросился со скалы и кончил свою жизнь Эгей. Как известно, корабль, который обыкновенно увозил в Крит мальчиков, имел черные паруса, а Фисей, когда отправлялся против минотавра, обещал отцу на возвратном пути распустить белые паруса, если одолеет минотавра. Но он вез с собой Ариадну и забыл сделать это. Когда Эгей увидел, что корабль возвращается с черными парусами, подумал, что и сын его погиб. В Аѳинах есть также героон, посвященный имени Эгея.
(6) Налево от Пролилей здание, где находятся картины, и на тех картинах, которые от времени не сделались еще неузнаваемыми, здесь нарисованы: Диомид и Одиссей, похищающие: первый — лук Филоктета на Лимносе, второй — изображение Аѳины из Илиона. Тамже: Орест, убивающий Эгисфа и Пилад, убивающий сыновей Навплия пришедших на защиту Эгисфа. Далее могила Ахилла и при ней Поликсена, готовая к закланию. Хвала Гомеру, что он выпустил это ужасное дело; хорошо также, что он заставляет Ахилла завоевывать Скиру и не сообщает, как другие, что Ахилл воспитывался в Скире с девушками, как это изображено и на картине Полигнота. Полигнот нарисовал еще другую картину: Одиссей подходит к купающимся с Навсикаей девушкам, совершенно как рассказывает Гомер. (7) Между другими картинами: Алкивиад с знаками победы, одержанной его лошадьми на ристалице в Немее, Персей, возвращающийся в Сериф и несущий Полидекту голову Медузы. Впрочем, что касается Медузы, об этом я не хочу говорить при описании Аттики. Затем после картин: Мальчик с кувшином и Борец, писанный Тименетом, следует Мусей. Я читал поэму, в которой говорится, что Мусей имел от Борея дар летать, но, мне кажется, она сочинена Ономакритом, и от Мусея мы не имеем ничего достоверного, кроме гимна к Димитре у Ликомидов.
(8) При самом входе в акрополь находятся: Ерм, называемый «Пропилейский», и Хариты, творение, как говорят, Сократа, сына Софронискова, которого Пиѳия назвала мудрейшим из людей, чего не сказала даже об Анахарсисе, который за этим нарочно ходил в Дельфы.
23. Еллины между прочим рассказывают, что у них было семь мудрецов, к которым относят и лесбоского тирана (Питтака) и Периандра, сына Кипсела, хотя Писистрат и сын его Гиппий были далеко человеколюбивее и умнее Периандра не только в военном деле, но и во всем, что касается благосостояния граждан, пока Гиппий, вследствие убийства Гиппарха, не ожесточился против граждан, и в том числе против одной женщины, по имени «Леэна» (Львица). (2) Эту женщину Гиппий, после убийства Гиппарха (я рассказываю то, о чем еще никто не писал, но что считается достоверным почти у всех аѳинян) подвергал разным пыткам до тех пор, поклона умерла, так как знал, что она была любимицей Аристогитона, и ей не безызвестен был его замысел. И вот, аѳиняне, по освобождении от тираннии писистратидов, воздвигли на память об этой женщине медную львицу. Возле львицы находится статуя Афродиты, говорят, дар Паллия, работы Каламида.
(3) Тут же невдалеке медное изваяние Диитрефа пронизанное стрелами. Этот Диитреф, как рассказывают аѳиняне, совершил много подвигов и между прочим отвез обратно наемных фракийцев, прибывших слишком поздно, уже по отправлении Димосѳена в Сиракузы. Отплывши с ними, он остановился в Халкидском Еврипе, как раз против Виотии, в том месте, где находится город Макались, и, высадившись на берег, овладел городом, но фракийцы убили не только всех способных к оружию микалисийцев, но даже женщин и детей. И это подтверждается вот чем: все виотийские города, опустошенные ѳиванцами, были при мне опять заселены бежавшими и затем возвратившимися жителями; поэтому если бы микалисийцы не были перебиты варварами, то оставшиеся опять заселили бы город.
(4) Меня удивляет эта статуя Диитрефа, когда у эллинов, за исключением критян, не было обычая стрелять из лука. Да и об опунтийских локрах, которых Гомер заставляет являться под Илион с пращами и луками, мы знаем, что уже в индийских войнах они носили тяжелое вооружение. Кроме того и малийцы не упражнялись в стрельбе из лука, и мне кажется, что они вовсе не знали этой стрельбы до Филоктета, а вскоре после него опять бросили. Недалеко от Диитрефа, — я пропускаю неизвестные мне картины — находятся две статуи: одна Игиеи (Здоровья), дочери Асклипия, другая Аѳины, с тем же именем Игиеи.
(5) Далее небольшой камень, на котором может сесть только маленький человек. На этом камне, рассказывают, спал Силен, когда в страну вошел Дионис. Силенами называют старых сатиров. Относительно сатиров я особенно интересовался разузнать, что они такое, и обращался ко многим с расспросами. (6) Один кариец, по имени Евѳим, рассказывал мне следующее. Когда он ехал в Италию, буря сбила его корабль с пути и занесла в такие края, где совершенно не ходят корабли. Там, по его словам, находится много пустынных островов, из которых только некоторые заселены дикими людьми. Корабельщики вовсе не желали приставать, так как раньше уже приставали, но встретили очень дурное гостеприимство жителей, однако их заставили.
Эти острова у моряков зовутся Сатириды. Жители их огненного цвета и сзади имеют хвост немного меньше, чем у лошадей. Заметивши корабль, они без всякого крика быстро взобрались на палубу и бросились на находившихся на корабле женщин. Корабельщики перепугались и наконец высадили на остров одну варварскую женщину; сатиры опозорили не только её природу, но и все её тело.
(7) Далее, я видел в аѳинском акрополе медного Мальчика, держащего сосуд для святой воды, работы Ликия Миронова, и Персея убивающего Медузу, работы Мирона. Затем, там находится храм Артемиды Вравронии со статуей работы Праксителя, а название это богиня получила от поселения Враврон. По преданию, древняя деревянная статуя в Вравроне изображает Артемиду Таврическую. (8) Далее так называемый дурийский, т. е. деревянный, конь (Троянский) из меди. Всякий, кто только не считает фригийцев за последних глупцов, понимает, что это сооружение Епея служило машиной для разрушения стен; но так как, по преданию, в этом копе скрывались знатнейшие эллины, то и медное изображение его сделано так, что из него выглядывают Менесфей, Тевкр и сыны Фисея.
(9) Среди статуй, следующих за медным конем, находятся: Епихарин, изучивший искусство бегать в полном вооружении, работы Крития, Иновий, Ермолик и Формион. Иновий заслужил особенную славу за поступок с Ѳукидидом, сыном Олора: он провел закон, чтобы возвратить Ѳукидида в Аѳины. Ѳукидид возвратился, но был изменнически убит; могила его находится недалеко от Мелитидских ворот.
(10) Все, что касается панкратиаста Ермолика и Формиона Асонихова, я пропускаю, так как другие писали о них; о Формионе могу еще сообщить следующее. Он был из лучших аѳинских граждан, отличавшийся и славою предков. Когда он впал в долги и через это удалился в Пеанийское поселение, и там стал жить, аѳиняне избрали его начальником флота. Но, по причине долгов, он отказался вступить на корабль и сказал, что пока не выплатит долгов, не может рассчитывать на послушание воинов; и так как аѳиняне непременно желали иметь начальником Фермиона, то уплатили его долги.
24. Далее, изображена Аѳина, поражающая силена Марсия за то, что он поднял флейты, которые она хотела забросить.
На другой стороне, против этих перечисленных памятников искусства, находятся: известная битва Фисея с так называемым минотавром, который, но сказанию, был получеловек и полузверь. Впрочем, и в наше время женщины рождали уродов еще более странных. (2) Далее, статуя Фрикса Афамантова, которого баран перенес в Колхиду. Он представлен приносящим своего барана в жертву какому–то богу, до всей вероятности, так называемому в Орхомене Лафистию, и смотрящим на горящие бедра, вырезанные до эллинскому обычаю. Далее, между другими изображениями: Геркулес, в том виде, как он, по сказаниям, — давит драконов, и Аѳина, выходящая из головы Зевса. Есть там и бык, пожертвованный от совета в Ареопаге, но по какому случаю, неизвестно, и всякий может объяснять но своему.
(3) Я уже раньше сказал, что аѳиняне почитают богов более, чем другие. Они первые стали почитать Аѳину под названием Ерганы (Работницы), первые стали делать бюсты Ермов; тут же у них в храме изваяние «Доброго гения») (Спудэон). А кто искусство предпочитает древности, тот может обратить внимание на следующее: там есть человек со шлемом на голове, которому Клеэт сделал серебряные ногти. Там же статуя богини Геи, просящей у Зевса дождя, во время засухи в Аттике и во всей Элладе. Там же статуи: Тимофея Кононова, самого Конона и Прокны, посягнувшей на своего сына Ития). Последние две статуи — приношение Алкамена. Есть там изображение Аѳины, производящей росток на маслине, и Посидона, возбуждающего морские волны.
(4) Далее, там две статуи Зевса: одна работы Леохара, другая под названием «Полией». Расскажу здесь, каким образом приносят жертву последней, но умолчу о причинах, заставивших совершать. На жертвенник Зевса Полиея насыпают ячменя, смешанного с пшеницей, и затем, оставляя все это без охраны, внимательно смотрят за приведенным для жертвоприношения волом, который подходит к алтарю и ест зерна. Тогда один из жрецов, который называется «вологуб» (вуфонос), бросает в вола топором и убегает, — так требует обычай, — а другие, как будто не зная человека, совершившего это, несут топор в суд. Таким образом совершается жертвоприношение Зевсу Полиею.
(5) При входе в храм, который аѳиняне называют Парѳенон (храм Девы), все, что находится на так называемых орлах (фронтоне), имеет отношение к рождению Аѳины, а задняя сторона изображает спор Аѳины с Посидоном за землю. Сама Аѳина сделана из золота и слоновой кости; по середине её шлема выпуклое изображение сфинкса [об этом сфинксе я сообщу, когда дойду до описания Виотии], а с обеих сторон шлема такое же изображение двух грифов. (6) Проконнесиец Аристей говорит в своей поэме, что эти грифы сражаются за золото с аримаспами, живущими за иссидонами, и что они там стерегут золото, которое производит сама земля, и будто аримаспы — люди одноглазые от рождения, а грифы — звери с телом льва и клювом орла. Но довольно о грифах. (7) Аѳина изображена во весь рост и одета в хитон, доходящий до ног; на груди её выпуклое изображение — голова Медузы из слоновой кости; в одной руке она держит богиню Победу (Нику), величиною, приблизительно, в 4 локтя, в другой копье. У ног ее щит, а около колья дракон. Этот дракон, но всей вероятности, Ерихфоний.
На пьедестале статуи изображено рождение Пандоры. Исиод и другие поэты говорят, что эта Пандора была первая женщина, и что до неё вовсе не было женщин.
Из человеческих изображений я видел здесь только императора Адриана и, при самом входе, Ификрата, совершившего много славных подвигов.
(8) За храмом медная статуя Аполлона, которую, говорят, делал Фидий. Этого Аполлона аѳиняне называют Парнопий (Саранча), потому что, когда на их страну напала саранча, Аполлон возвестил им, что изгонит ее. Что он действительно изгнал, это они знают, но не говорят каким образом. Я сам знаю, что саранча трижды пропадала при горе Сипиле, и вот каким образом: первый раз ее унес поднявшийся сильный ветер,, второй раз уничтожила последовавшая за дождем сильная жара, а третий раз она погибла от внезапно последовавшего холода. Эти случаи я сам видел.
25. В акрополе также статуи Перикла Ксанфиппова и самого Ксанфиппа, имевшего при Микале большую битву с мидянами. Статуя Перикла в другом месте, а Ксанфипп около тиосца Анакреона, который после Саффо писал много стихотворений, преимущественно эротического содержания. Ему дано такое положение, как будто поет человек в пьяном виде. Женские статуи, находящиеся тут же: Ио, дочери Инаха, и Каллисто, дочери Ликаона делал Диномен. Судьба их обеих была одинакова: любовь Зевса, гнев Геры и превращение — одной в корову, другой в медведицу.
(2) На южной стене акрополя Аттад изобразил известные войны аѳинян: с гигантами, жившими некогда во Фракии и на Паллинском перешейке, с амазонками, дело при Мараѳоне и истребление галатов в Мисии, — каждое около двух локтей.
[Олимпиадор]. Далее, там статуя Олимпиадора, прославившегося величием своих подвигов, особенно тем, что среди несчастий своего времени, когда аѳиняне терпели постоянные неудачи, (3) он сумел внушить им самоуверенность и надежду на лучшее будущее. Поражение при Херонее было началом бедствий для всех эллинов. Наступил конец свободы, как для людей, смотревших безразлично, так и для стоявших за Филиппа. Большую часть городов Филипп просто присоединил, но с аѳинянами вступил в соглашение, которое на самом деле принесло им величайший вред, потому что они лишились островов и потеряли власть на море. На первых норах, т. е., пока царствовал Филипп и за ним Александр, аѳиняне держались спокойно, но когда скончался Александр, и македоняне избрали царем Аридея, а правление поручили Антипатру, аѳиняне не захотели долее терпеть, чтобы эллинский народ находился под властью македонян; взялись за оружие и побудили к этому других.
(4) Из пелопоннесских общин приняли участие: Аргос, Епидавр, Сикион, Елида, Флиунт и Мессиния, а из племен за Коринѳским перешейком — локры, фокейцы, фессалийцы, Карист и акардяне, числящиеся с этолийцами. Но виотийцы, воспользовавшиеся, по разрушении Ѳив, ѳивскими землями, и теперь опасавшиеся восстановления Ѳив, не только не вступили в союз с аѳинянами, но, сколько могли, поддерживали македонян. (5) Каждая община составившегося теперь союза имела своего предводителя, а главным начальником над всем войском был выбран аѳинянин Леосѳен, отчасти из уважения к аѳинянам, отчасти потому, что он считался сведущим в военном деле, тем более что уже оказал большую услугу всем эллинам по следующему поводу. Когда Александр желал всех эллинов, служивших у Дария, поселить в Персии, Леосѳен поторопился достать корабли и переправил эллинов в Европу. Так и теперь он совершил подвиги, которые далеко превзошли ожидания, но его смерть заставила всех упасть духом и была главной причиной неудачи: македонский отряд подошел к Аѳинам и занял Мунихию, Акрополь, Пирей и длинные стены.
(6) После смерти Антипатра, Олимпия возвратилась из Епира, казнила Аридея, и некоторое время царствовала над македонянами, но вскоре была осаждена Кассандром, взята в плен и выдана македонской черни. Сделавшись царем, Кассандр [я говорю только о том, что касается аѳинян] занял крепость Панакт, на границе Аттики, и Саламин и содействовал тому, что аѳинским тиранном стал Димитрий сын Фаностратов, приобретши еще от отца известность своей ученостью. Но этого Димитрия низложил Димитрий, сын Антигона, человек молодой и сочувственно относившийся к эллинам, (7) а Кассандр, питавший непримиримую ненависть к аѳинянам, расположил к себе Лахара, руководителя народной партии, и посоветовал ему искать тираннии, человеку, который изо всех тираннов на нашей памяти был чистый зверь к людям и первый нечестивец к богам. Димитрий, сын Антигона, в это время был в ссоре с аѳинянами, тем не менее свергнул тираннию Лахара, который во время осады бежал в Виотию. Но так как Лахар унес из акрополя все золотые щиты и с самой статуи Аѳины снял те украшения, которые снимались, то стали подозревать, что он владеет большими сокровищами, вследствие чего он был убит в Коронее. (8) Но Димитрий Антигонов, освободивший Аѳины от тираннии, не возвратил им Пирея тотчас после бегства Лахара. После счастливо оконченной войны, он поставил в городе свой гарнизон и укрепил так называемый Мусей. Мусеем называется холм внутри старой стены, против акрополя. На нем поэт Мусей, по преданию, пел песни, и после смерти, последовавшей от старости, на этом холме похоронен. Впоследствии на том же холме поставлен памятник одному сирийцу. Теперь Димитрий занял его и укрепил.
26. Через несколько времени, у некоторых аѳинян пробудилось воспоминание о славе предков, и они, представляя то унижение, в котором тогда находились, решились избрать полководцем Олимпиодора. И вот Олимпиодор, имея в виду, что на войне усердие больше значит, чем сила, повел на македонян даже стариков и мальчиков. Он разбил выступивших против него македонян, и когда они бежали в Мусей, взял приступом и Мусей. Таким образом аѳиняне освободились от македонян. (2) Но из аѳинян, которые все выказали достойное мужество, особенной смелостью отличился Леокрит, сын Протарха, Он первый взошел на стену и первый спрыгнул в Мусей, и когда пал в битве, аѳиняне между прочими почестями посвятили его щит Зевсу Освободителю, надписав на нем имя Леокрита и его подвиг.
(3) Но кроме возвращения Пирея и Мунихии, Олимпиодор совершил еще великое дело. Когда македоняне сделали набег на Елевсин, он собрал елевсинцев и с ними опять разбил македонян; а еще раньше, когда Кассандр вступил в Аттику, он отправился на кораблях в Этолию, и вызвал этолов на помощь аѳинянам, что было главной причиной того, что аѳиняне избавились от войны с Кассандром. За это Олимдиодору оказаны почести в Аѳинах — в акрополе и в пританее, и в Елевсине — где ему поставлена картина; а елатейские фокейцы, которым он тоже помог при отпадении от Кассандра, поставили ему медную статую в Делфах.
(4) Около статуи Олимпиодора медное изваяние Артемиды, с именем «Левкофрина», воздвигнутое сыновьями Ѳемистокла, так как магниты, которые отданы были царем Ѳемистоклу, почитают Артемиду Левкофринскую. Впрочем, занявшись описанием памятников Еллады, буду продолжать о памятниках. Там же изваяние сидящей Аѳины; надпись указывает, что это посвящение Каллия, а работа Ендия. А этот Ендий был родом аѳинянин, ученик Дедала, последовавший за Дедалом в Крит, после учиненного последним убийства Калоса.
(5) Там же находится здание, именуемое Ерехѳеион. Перед входом — жертвенник Верховного Зевса, на котором не приносят в жертву ничего живого, а только возлагаются особые печеные хлебцы, и то без вина. Если войти, будут три жертвенника: Посидона, на котором, в силу некоего прорицания, жертвуют и Ерехѳею, героя Вута и третий — Ифеста. Картины на стенах касаются рода Вутадов. Ерехѳеион — двойное здание, и там есть колодезь с морской водой, что впрочем не особенно удивительно, так как это встречается даже у материковых жителей, например, в Карии, у афродисинцев. Достойно замечания в этом колодце то, что при южном ветре в нем слышен шум волн.
(6) Аѳине посвящен не только город, но и вся область, и хотя аттические поселки почитают каждый особых богов, тем не менее все они чтут Аѳину, а святейшее её изображение, признанное таковым еще до соединения всех поселков, находится в нынешнем акрополе, который с этого времени и стали называть городом. Предание говорит, что это изображение упало с неба, но так ли это или нет, не знаю.
(7) Золотой светильник для этой богини делал Каллимах. Его наполняют маслом, и он горит до того же дня следующего года, и хотя горит день и ночь, но налитого масла бывает достаточно для назначенного времени. Самая светильня делается из карнасийского льна, единственного, который не сгорает. Над светильником, до самого потолка, поднимается медная пальма, которая втягивает копоть. Каллимах, творец этого светильника, принадлежит к первым художникам, а по изяществу отделки это был величайший мастер. Он стал буравить мрамор, и присвоил себе имя «плавильщик», а может быть и другие дали ему это имя.
27. В храме Аѳины Полиады стоит Ерм из дерева, — говорят, дар Кекропа, — едва видимый за миртовыми ветвями. Из древнейших замечательных вкладов здесь складное стульце — работа Дедала, а из индийской добычи — панцирь начальника индийской конницы при Платеях, Масистия, и меч, приписываемый Мордонию. Что Масистий умер от аѳинских конников, это верно; но что касается Мардония, который сражался против лакедемонян, и был убит спартанцем, то его меч или вовсе не достался лакедемонянам или, если и достался, они не отдали бы его аѳинянам. (2) Относительно масличного дерева, аѳиняне рассказывают только, что оно явилось у богини Аѳины, как доказательство в её споре (с Посидоном) о названии страны, и хотя во время пожара, при Ксерксе, сгорело, но в тот же день пустило росток на два локте.
К храму Аѳины прилегает храм Пандросо, которая одна из всех сестер оказалась неповинною в том, что было вверено её хранению. Расскажу то, что привело меня в удивление и что не всем известно. (3) Не далеко от храма Полиады живут две девушки, которых аѳиняне называют «тайноносительницами» (аррифорами). Перед праздником они некоторое время проводят около богини, а когда наступает праздник, то они, ночью, делают вот что: кладут на голову и несут то, что им дает жрица Аѳины, но так, что та не знает что дает, а те не знают что несут. А в Аѳинах есть ограда так называемого храма «Афродиты в Садах», с естественным подземным ходом. Сюда спускаются эти девушки, оставляют то, что принесли, и берут нечто другое, тоже закрытое; и затем этих девушек отпускают, а на их место берут в акрополь двух других.
При храме Аѳины (Полиады) находится хорошей работы статуя старой женщины, не больше локтя вышиной, которую надпись называет «служительница Лисимаха». Там же большие медные изваяния двух мужей, готовых сразиться. Одного называют Ерехѳеем, другого Евмолпом; но люди, знающие аѳинские древности, утверждают, что не Евмолн, а сын Евмолпа, Иммарад, убит Ерехѳеем. На нижнем основании — изваяния Энета, предвещавшего Толмиду, и самого Толмида. Этот Толмид, предводительствуя аѳинскими кораблями, произвел много опустошений, особенно на пелопоннеском поморье, сжег лакедемонские верфи в Гиѳии, овладел поселением периэков Веями и островом Киѳирией; затем высадился в Сикионской области, прогнал желавших помешать его разорениям сикионян и преследовал их до города. После этого, возвратившись в Аѳины, водил аѳинских поселенцев (клирухов) на Еввию и Наксос и сделал нападение на виотийцев, но когда он, опустошив много земли и взяв осадой Херонею, вступил в Алиартию, то здесь был сам убит, и все его войско уничтожено. Такова история Толмида.
Есть там и древние изображений Аѳины, которые хотя и не сгорели во время пожара, когда по удалении аѳинян на корабли, персидский царь занял беззащитный город, но все таки были охвачены пламенем, и до того обуглились, что не могут выдержать малейшего прикосновения. Там же изображена охота на кабана, но калидонский ли это кабан, определенно не знаю. Там же с Гераклом сражается Кикн, который в единоборстве убил много мужей и между прочим фракийца Лика, но при р. Пинии сам был убит Гераклом. (7) Между тризинскими рассказами, относящимися к Фисею, есть следующий. Когда Геракл пришел в Тризин к Питѳею и за ужином подложил под себя львиную шкуру, в комнату вошли дети разных тризинов, и с ними Фисей, имевший тогда не более 7 лет. Как только дети увидели эту шкуру, сейчас разбежались, а Фисей почти без страха вышел из комнаты, взял у одного из служителей секиру и подошел к шкуре, серьезно думая, что это лев.
(8) Это рассказ тризинский, а вот другой. Чтобы иметь признаки для своего сына, Эгей оставил под камнем башмаки и меч, и возвратился в Аѳины. Когда Фисей достигнув 16 лет, то поднял этот камень и взял положенное Эгеем. Все это сказание представлено в акрополе и, кроме камня, все сделано из меди. Есть еще одно изображение подвигов Фисея, о котором говорят так. (9) На острове Крите один бык опустошал поля, особенно около р. Тевфрина. Как известно, в древние времена водились звери более ужасные, чем теперь, напр., лев Немейский или Парнасийский, драконы в разных местах, кабаны около Калидона, Ериманѳа, Кроммиона коринѳского и т. п., и о них обыкновенно говорили, что их земля родила, и что это священные твари, посланные для наказания человечества. Так и об этом быке говорили, что его наслал на землю Посидон, за то что Минос, владычествовавший тогда над эллинским морем, не оказывал Посидону никакого предпочтения пред прочими богами. (10) Между тем этот бык из Крита перенесся в Пелопоннес, и составил один из так называемых 12 подвигов Геракла; но когда его пустили в Аргосскую равнину, он через Коринѳский перешеек бежал в Аттику, а в Аттике бросился в поселок Мараѳонский, и здесь, убивая все, что только встречалось, убил и сына Миносова, Андрогея. А Минос, который не верил, чтобы аѳиняне были неповинны в смерти Андрогея, отправился на них с кораблями, и до тех пор теснил аѳинян, пока заставил их посылать в Крита ежегодно 7 девушек и столько же мальчиков, для известного минотавра, которого Минос запер в Кносском лабиринте. Этого–то быка Фисей погнал из Мараѳона в акрополь и принес в жертву богине· Потому и это приношение сделано от мараѳонцев.
28. Относительно Килона не могу определенно сказать, за что ому поставили медную статую, когда он стремился к тираннии; вероятно, за то что имел очень красивое тело и был человек далеко не безызвестный, как победитель в диавле на Олимпийских играх и как имевший счастье жениться на дочери мегарского тиранна Ѳеагена.
Кроме упомянутых предметов, аѳиняне имеют два пожертвования из десятины военной добычи, Первое — -медная статуя Аѳины из добычи, отнятой у мидян при Мараѳоне, творение Фидия, но битва лапиѳов с кентаврами на щите и прочие рельефы, говорят, выбиты Мисом, по рисункам Паррасия. Острие копья этой статуи Аѳины и гребень на шлеме видны с мыса Суния. Вторая десятина — медная колесница, из добычи, взятой на Еввии у виотийцев и халкидян. Есть еще два другие пожертвования: Перикл, сын Ксанфиппа, и весьма замечательное произведение Фидия — Аѳина, названная но имени жертвователей «Лимносскою».
(3) Стены вокруг акрополя частью построены Кимоном, сыном Милтиада, частью пеласгами, жившими некогда под акрополем, из которых называют Агрола и Ипервия, но, собирая сведения о пеласгах, я узнал только, что они произошли от сицилийцев и переселились в Акарнанию.
(4) Если спускаться вниз с акрополя, но не в самый город, а только повернуть под Пропилеи, будет источник тут же, в пещере, святилище Аполлона и Пана. Здесь, полагают, Аполлон был вместе с Креусой, дочерью Ерехѳея, а о Пане говорят вот что. Когда Филиппин, который был послан в Лакедемон с известием о вступлении мидян в Аттику, возвращался назад и нес ответ, что лакедемоняне отсрочили выступление, потому–де что закон не дозволяет им выступать на войну прежде полнолуния, то около горы Парѳения этот Филиппид встретился с Паном, который сказал, что покровительствует аѳинянам и придет к ним на помощь в Мараѳон. За это–то и оказана честь богу Пану.
(5) [Судилища]. В этой же стороне Ареопаг; а называется так потому, что там происходил первый суд, когда Арей убил Алиррофия, — а как и за что, выше сказано. Там же впоследствии судился Орест за убийство матери; и действительно, от него есть жертвенник Аѳине Арейской, поставленный им после оправдания на суде. А серые камни, на которые становятся обвиняемый и обвиняющий, называются: один — камень обиды, другой — камень непримиримости.
(6) Вблизи — храм богинь, которых аѳиняне называют Почтенными, а Исиод в Ѳеогонии — Ериниями. Эсхил первый представил их с драконами на голове, но на этих изваяниях нет ничего ужасного, как нет его и на других стоящих здесь статуях подземных богов, а стоят здесь: Плутон, Ерм и Земля (Гея). Здесь жертвуют все кому доводится быть оправданным в Ареопаге; а жертвуют одинаково и горожане, и чужие.
(7) Внутри ограды находится также могила Эдипа, кости которого, по моим исследованиям, перенесены сюда из Ѳив. А что касается сообщаемого о смерти Эдипа Софоклом, то этому не дозволяет верить Гомер, который говорит, что после смерти Эдипа Микистей ходил в Ѳивы на состязания при похоронах Эдипа.
(8) В Аѳинах есть и другие судилища, однако не пользующиеся такой славой, как Ареопаг. Это — Паравист (Закоулок) и Тригон (Триугольный). Первое носит такое имя оттого, что находится в одном из городских закоулков, и туда ходят только по маловажным делам, второй — по форме здания; а теперь эти судилища еще называются но цвету окраски: одно — лягушечное (зеленое), другое — красное. Но самое большое судилище, в котором собирается и наибольше судей, это — Илиэя. Для убийц ость разные суды и, особенно для невольных убийц, тот который называют У Палладия.
Что здесь первый судился Димофонт, с этим все согласны; спор идет только о том, за что он судился. (9) Одни говорят: когда Диомид, по взятии Илиона, возвращался с кораблями домой и уже приближался к Фалирнской гавани, наступила ночь, и таким образом аргивцы высадились на берег, думая что это не Аттика, а вражеская земля. В это время Димофонт, который тоже не знал, что высадившиеся из кораблей — аргивцы, пошел на них с товарищами, убил несколько человек, похитил изображение Паллады — «Палладион» и ушел назад, но на дороге конь его наступил на одного аѳинянина, которого Димофонт не заметил, и раздавил до смерти.
За это Димофонт был приведен к суду — одни говорят — родными растоптанного, другие — целой аргивской общиной.
(10) У Делфиния судятся те убийцы, которые утверждают, что совершили убийство по праву, как напр., судившийся и оправданный Фисей, который убил восставшего против него Палланта с сыновьями, а прежде того времени, когда оправдан был Фисей, принято было, чтобы всякий убийца бежал из города или умирал тою–же смертью, как убитый.
Суд в так называемом Пританее, где судят за железо и за другие бездушные предметы, по моему мнению, имел такое начало. В царствование в Аѳинах Ерехѳея, волобой (вуфонос) впервые убил быка на жертвеннике Зевса Полиея. Конечно, он оставил топор на месте и ушел из страны, но топор был тотчас судим и оправдан, и этот обряд ежегодно до сих пор сохраняется. (11) Говорят, что и другие бездушные предметы сами собою наказывали человека по праву, и как на лучший и самый известный пример этого указывают на меч Камбиза.
Есть еще судилище в Пирее, у самого моря, по имени Фреаттис. Здесь присужденные к изгнанию, в случае обвиняются в другом каком преступлении, дают ответы с корабля, а судьи стоят на берегу. Так давал ответ Теламону Тевкр, что ничем не повинен в смерти Аякса. Все это сказано, чтобы показать, как высоко аѳиняне смотрят на суды.
29. Недалеко от Ареопага показывают корабль для празднования Панаѳиней. Может быть, есть и большие корабли, чем этот, но больше того, который я видел на острове Дилосе (для праздника Дилий), я нигде не видел: тот на палубе имеет по девяти гребцов.
(2) У аѳинян есть и за городом, по поселкам и по дорогам, храмы богам, и могилы героям и людям. Ближе всего Академия, некогда частное владение, ныне гимнасия. Если идти туда, будет священная ограда Артемиды и в ней изваяния Отличнейшей и Прекраснейшей — названия самой Артемиды 27'), как я думаю и как подтверждают стихотворения Сапфо; другие мнения я пропускаю. Далее, там небольшой храм, в который ежегодно, в определенные дни, приносят изваяние Диониса Елевѳерея. Таковы здесь священные места.
(3) [Гробницы в Керамике]. Из гробниц прежде всего нужно упомянуть о гробнице Фрасивула Ликова, который во всех отношениях превосходит аѳинян, живших до него и после него, и оказавших услуги своему городу. Для подтверждения этого, но говоря о многом другом, укажу на следующее: выступивши из Ѳив всего лишь с 60 человеками, он свергнул тиранию Тридцати, примирил все боровшиеся в Аѳинах партии и установил согласное правление. Это первая гробница. Дальше следуют: Перикл, Хаврий и Формион. (4) Там же памятник всем аѳинянам, которым пришлось умереть в морском или сухопутном сражении, за исключением павших при Мараѳоне; тем, в отличие, поставлена гробница на месте сражения, а прочие лежат но дороге в Академию, и на их могилах стоят каменные плиты, с обозначением имени и общины. Первые, которым здесь поставлен памятник, это те, что покорили когда–то всю Фракию до Дрависка, но на них неожиданно напали идоны и перебили; другие говорят, что их убила молния. (5) Между полководцами тогда были: Леагр, которому поручен был отряд, и декелиец Софан, убивший некогда помогавшего эгинцам аргосца Евривата, того самого, который на Немейских играх одержал победу в пентафле. Это был третий поход аѳинян за пределы Эллады, и именно в таком порядке: против Приама и против троян шли все эллины, по общему согласию, а сами аѳиняне первый раз посылали войско с Иолаем в Сардинию, второй раз в нынешнюю Ионию и третий раз, как сказано, во Фракию.
(6) Перод памятником находится колонна с изображением всадников, которых имена: Меланон и Макартат, павшие в войне против лакедемонян и виотийцев, на границах Елеонии с танагрийцами. Есть гробница и фессалийским конникам, прибывшим на помощь по старой дружбе, когда Архидам с пелопоннесцами вступил в Аттику; а вблизи — гробница критских стрелков. Дальше опять аѳинские могилы: Елисеева, придумавшего нынешнее устройство аѳинских колен (фил), и тех конников, которые были убиты в сражении вместе с фессалийцами. (7) Тут–же лежат и клеонейцы, которые пришли в Аттику с аргосцами, — а по какому поводу, я скажу, когда дойдет речь до аргосцев. Тут же могила и тех аѳинян, которые еще до нашествия мидян пали на войне с эгинцями. Справедливо также было решение аѳинского народного собрания: на общественный счет похоронить и надписать имена тех рабов, которые на войне выказали храбрость за своих господ.
Есть здесь имена и других мужей, отличившихся в разных военных действиях, каковы: храбрецы, ходившие под Олинф, (8) Мелисандр, проникший на кораблях через р. Меандр в верхнюю Карию; далее — павшие в войне с Кассандром, и наконец прибывшие на помощь аѳинянам аргосцы; а этот союз состоялся по следующему поводу. Когда бог потряс город Лакедемон землетрясением, и илоты отпали и ушли в Иѳому, лакедемоняне послали за помощью в разные города и в Аѳины. Аѳиняне послали им отборнейших мужей и с ними Кимона Милтиадова, но лакедемоняне, по какому–то подозрению, отослали их обратно. (9)Аѳиняне не могли снести этого оскорбления, и на обратном пути заключили союз с вечными врагами лакедемонян, аргосцами. И вот, в последствии, когда должна была произойти битва при Танагре между аѳинянами и виотийцами с одной стороны и лакедемонянами с другой, аргосцы прибыли на помощь аѳинянам. И они одержали бы победу, если бы наступившая ночь не остановила их; а на следующий день фессалийцы изменили аѳинянам, и победа досталась лакедемонянам.
(10) Следует упомянуть и о других похороненных здесь славных мужах. Таков Аполлодор, предводитель наемных войск, родом аѳинянин, который, будучи послан Арситом, сатрапом пригеллеспонтийской Фригии, в Перинф, удержал этот город, когда в перинфскую область вступил Филипп. Этот Аполлодор здесь похоронен, а также Еввул, сын Сспинѳара, и те известные мужи, которые были храбры и доблестны, но не были счастливы; это те, что покушались на тиранна Лахара и те, что хотели отнять Пирей от занявшей его македонской стражи, но прежде чем успели в этом, были выданы сообщниками и погибли.
(11) Здесь лежат и павшие при Коринѳе. В этом случае, как и после, при Левктрах, бог показал, что признаваемые у эллинов героями без счастия — ничто, если лакедемоняне, победившие коринѳян, аѳинян, аргосцев, виотийцев и пр., в последствии, при Левктрах, понесли такой удар от одних виотийцев. После павших при Коринѳе, следует памятник, с елегическими стихами, в честь умерших на Еввии, Хиосе, на крайних пределах Азии и в Сицилии. (12) Имена полководцев написаны отдельно, за исключением Никия, а между воинами, в числе горожан, помещены платейцы. А Никий пропущен вот почему, как говорит Филист. Димосѳен написал условие для всех, но себя исключил, и когда пришлось сдаться, сам убил себя, а Никий предал себя добровольно, и так как Никий был признан сдавшимся по своей воле, а не как плененный полководец, то он и не вписан на памятнике.
(13) На другом памятнике — павшие во Фракии и в Легарах, и тогда когда Адкивиад склонил аркадских мантинейцев и елейцев отпасть от лакедемонян, а также те, которые победили сиракузян еще прежде отплытия Димосѳена в Сицилию. Дальше памятник погибшим в морском сражении в Геллеспонте, затем — боровшимся при Херонее с македоняпами, ходившим с Клеоном на Амфиполь, павшим при Дилии в области Танагре, и тем, которых водил Леосѳен в Фессалию; дальше — бывшие в морском походе с Кимоном против Кипра, и те 13 человек, которые с Олимпиодором выгнали македонскую стражу из города.
(14) Аѳиняне говорят, что они и римлянам посылали небольшую помощь, когда те по близости вели какую–то войну, и что позже, на морском сражении римлян с карфагенянами, присутствовало пять триер из Аттики. Потому, и этим здесь поставлен памятник. О Толмиде и его отряде, и как они кончили жизнь, я уже сказал раньше; здесь только замечу, что и они имеют свой памятник на этой дороге в Академию. Дальше лежат те, которые в один и тот же день совершили великий подвиг с Кимоном на море и на суше. (15) Здесь же лежат Конон и Тимофей — вторые, после Милтиада и Кимона, отец и сын, прославившиеся великими подвигами. Здесь же лежат: Зинон, сын Мнасея, Хрисипп из Сол Никий Никомидов, лучше всех современников рисовавший животных, Армодий и Аристогитон, убившие Иппарха, сына Писистратова, и ораторы: Ефиалт, совершенно ограничивший права ареопага, и Ликург Ликофронов. (16) Этот Ликург при увеличении общественной сокровищницы превзошел Перикла Ксанфиппова на 6500 талантов; для праздничных ходов в честь богини он соорудил сосуды, устроил золотые изображения Победы (Ники) и доставил украшения 100 девушкам; на случай войны заготовил оружие и метательные снаряды, довел число триер до 400; он же довел до конца еще прежде начатую постройку театра, в Пирее построил верфи, а в так называемом Ликее гимнасию. Конечно, все, что было сделано из золота и серебра, похищено тиранном Лахаром вместе с другими драгоценностями, но постройки и при мне еще были.
30. Перед входом в Академию находится жертвенник Ероту с надписью, что в Аѳинах первый Харм поставил жертвенник сему божеству; а тот жертвенник, чтоб городе, с именем Антерота, говорят, сооружен аѳинскими поселенцами (метэками) по следующему поводу. Аѳинянин Мелит имел своим поклонником поселенца Тимагора, но издевался нам ним и однажды предложил ему взойти на самое высокое место скалы и броситься вниз. Тимагор, который всегда старался делать угодное Мелиту, не пожалел себя и на этот раз: взошел и бросился. Когда увидел это Мелит, им овладело такое раскаяние, что он сам бросился с той же скалы и тоже умер. Вследствие этого, аѳинские поселенцы решили почитать Антерота, как мстителя за Тимагора.
(2) В Академии есть жертвенник Промифею, от которого бывает бег до города с горящими факелами. Состязание состоит в том, чтобы прибежать к известному месту, не давши потухнуть факелу, и если потухнет у прибежавшего первым, он уже уступает победу второму, а если потухнет и у прибежавшего вторым — тот уступает третьему; а если факелы у всех потухнут, победа никому не достается. Там же есть жертвенник Музам, и рядом Ерму, а дальше, внутри, аѳиняне воздвигли Аѳине и Гераклу. Там же показывают масличное дерево, которое будто вторым выросло в Аттике.
(3) Недалеко от Академии памятник Платону, о котором бог еще наперед указал, что он будет велик в философии, а указал вот как. В ночь, предшествовавшую тому дню, когда Платон должен был сделаться учеником Сократа, Сократ видел во сне, что ему на грудь слетел голубь. А эта птица славится своим пением и о ней говорят вот что. Был за р. Ериданом, в земле Келтийской, лигурийский царь Лебедь (Кикнос), который так хорошо пел, что после его смерти Аполлон превратил его в птицу лебедя. Что у лигурийцев был царь Лебедь (Кикнос), это я допускаю, но чтобы из человека сделалась птица, невероятно.
(4) В той же местности находится башня Тимона, который говорил, что для того, чтобы быть счастливым, нужно бежать от людей. Здесь же доказывают местность под именем «Конный Колон», где, говорят, Эдип в первый раз вступил на Аттическую землю, хотя и это противоречив сказаниям Гомера, а дальше жертвенник конному Посидону и конной Аѳине, и алтарь героям: Пирифою и Фисею, Эдипу и Адрасту. Рощу и храм Посидона сжег при своем вступлении Антигон, войско которого произвело и много других опустошений в Аттике.
31. Небольшие аттические общины (димы), в том порядке как они расположены, представляют следующие достопримечательности. В Алимусиях есть храм Димитры Закононосительницы (фесмофоры) и Коры; в Зостире, при море, жертвенник Аѳины, Аполлона, Артемиды и Лито. Здесь, по преданию, Лито пред наступлением родов, развязала пояс (зостир); оттого и название местности. В Проспалтиях тоже храм Димитры и Коры; в Анагирасиях — храм Матери богов; в Кефалах особенно почитаются Диоскуры, которых здешние называют великими богами; (2) в Прасиях храм Аполлона. Сюда, сказывают, ипервореи присылают священные жертвы, передавая их аримаспам, а аримаспы передают иссидонам, от которых принимают скифы и везут в Синопу; оттуда эллины везут в Прасии, а аѳиняне доставляют уже в Дилос. Но эти жертвы покрыты пшеничной соломой и их никто не видит. В Прасиях же есть памятник Ерисихфону, который, возвращаясь из священного путешествия на остров Дилос, умер на дороге.
(3) Я уже раньше сказал, что аѳинский царь Кранай был изгнан своим тестом Амфиктионом. Он бежал с своими единомышленниками в поселок Лампрей, и там умер и похоронен. Памятник Кранаю был там еще при мне. В Потамах находится гроб Иона Ксуѳова; он тоже жил у аѳинян, и вел их войско в войне с елевсинцами. (4) Так говорят здесь. Флиеи и Мирринусии имеют жертвенники Аполлона Дионисодота, Артемиды Селасфоры, Диониса Анфия, Нимф, Исменид и Геи, которую они именуют великой богиней; в другом храме — жертвенники Димитры Анисидоры, Зевса Ктисия, Аѳины Тафроны, Коры Протогоны и богинь, именуемых «святыми». В Мирринунте есть деревянное изваяние Артемиды Колениды, которую Афмонси почитают под именем Амарисии.
(5) Относительно этих названий люди, которые показывали мне и объясняли достопримечательности, не могли сказать ничего точного, но моя догадка следующая. На острове Еввии есть город Амаринѳ, и тамошние жители почитают Артемиду Амарисию; аѳиняне тоже празднуют Амарисию с не меньшей торжественностью, как еввийцы; потому я думаю, что это название перешло к афмонеям оттуда. А название «Колениды» в Мирринунте произошло от Колона. Я уже раньше знал, что в этих поселках многие утверждают, что они имели царей еще до Кекропа; а Колен, по словам мирринусиев, имя царя, бывшего до Кекропа.
(6) Есть еще Ахарны. Там почитают Аполлона Агиея и Геракла. Есть жертвенник и Аѳине Игиее, а Аѳину они называют Конною (Иппия), Диониса — Поющим (мелпоменос) и Плющем (киссос), будто это растение впервые здесь показалось.
32. Горы в Аттике следующие: Пентелик, где находятся каменоломни, Парниѳ — место охоты на диких свиней и медведей, и Имитт, доставляющий лучший корм для пчел после страны алазонов. У алазонов пчелы отпускаются на луга вместе с другими животными, и для них нет никаких ульев. Свою работу они оставляют, где захотят, и делают ее так целокупно, что нельзя отделить воска от меда. (2) Аѳиняне и на горах имеют статуи богов: на Пантелике — Аѳины, на Имитте — Зевса Имитского, с жертвенниками Зевсу Дождевому (Омврию) и Аполлону Предзрителю (Проопсию), на Парниѳе — медное изваяние Зевса Парниѳия, с жертвенником Зевсу Предсказателю (Сималею). На Парниѳе есть еще другой жертвенник, на котором приносят жертвы Зевсу, именуя его Дождевым (Омврием) и Невредящим (Апимием). Есть еще небольшая гора Анхфсм, со статуей Зевса Анхесмия.
(3) Прежде чем приступить к описанию островов, я еще раз вернусь к аттическим поселкам.
Община Мараѳон находится в равном расстоянии от Аѳин и от Карнета, что на Еввии. Здесь варвары вступили в Аттику; здесь же их одолели, здесь же они, когда уезжали, потеряли несколько кораблей. На поле находятся могилы павших тогда аѳинян, а на могилах каменные плиты с именами всех убитых, по филам. А для платейцев есть другое кладбище, как и для рабов, потому что тогда и рабы в первый раз сражались. (4) Тут же, отдельно, могила и Милтиада Кимонова, кончина которого последовала позже, когда он потерпел неудачу в Паросе и через это стал на суд перед аѳинянами. Здесь каждую ночь можно слышать ржание коней и стук сражающихся воинов. Если кому удастся слышать это как–нибудь случайно, того не касаетея гнев теней умерших, но если нарочно прийти за этим, то это не проходит даром.
Мараѳонцы называют павших в этом сражении героями и оказывают им божеские почести, равно как и некоему Мараѳону, давшему название поселку, и Гераклу, которого, по их словам, они первые признали богом. (5) У них есть рассказ: будто на это сражение явился муж, по виду и по одежде, поселянин, и он оралом перебил множество варваров и затем исчез. Когда аѳиняне спросили об этом бога, то бог отвечал им только, чтобы они почитали Ехетлея (силача) как героя. Есть там и трофей из белого камня. Аѳиняне говорят, что они похоронили и павших здесь мидян, как и подобает предать земле умерших, но я не мог найти никакой могилы: ни насыпи, ни другого знака не было вовсе. Должно быть, просто их сносили в ямы.
(6) Есть в Мараѳоне источник, называемый Макария (счастливый). О нем рассказывают вот что. Когда Геракл бежал из Тиринѳа от Еврисѳея, то поселился у своего друга, трахинскаго царя, Кеика; а когда Геракл ушел от людей, и Еврисѳей стал требовать его детей, то трахинский царь, ссылаясь на свою слабость и на бессилие Фисея, послал их в Аѳины. Дети прибыли, как просители защиты, и стали первым поводом к войне пелопоннесцев с аѳинянами, потому что, не смотря на требования Еврисѳея, Фисей все таки не выдал их. Говорят, перед этим сражением аѳинянам было предсказано, что кто–либо из детей Геракла должен умереть по своей воле, иначе победа невозможна. Тогда Макария, дочь Геракла и Дояниры, пронзила себя мечем, и таким образом доставила аѳинянам победу; а от нее и название источника.
(7) В Мараѳоне есть озеро, довольное илистое, в которое, но незнанию дорог, копали бежавшие варвары, и где последовало сильное избиение их: а за озером, в скалах, каменные ясли для конницы Артаферна, и следы палатки. Из этого озера течет речка, вода которой, по близости к озеру; хороша для скотины, но при впадении в море очень соленая и переполнена морскими рыбами.
Несколько подальше от Мараѳонского поля, гора Пана и в ней замечательная пещера; вход в нее узкий, но если войти, то там есть комнаты, умывальни и так называемое «стойло Пана» — камни, совершенно похожие на коз.
33. Недалеко от Мараѳона — Враурон, где но аѳинскому преданию высадилась Ифигeния, дочь Агамемнона, бежавшая от тавров с изображением Артемиды, которое она здесь оставила и направилась сперва в Аѳины, а затем в Аргос. Действительно, там есть древнее деревянное изваяние Артемиды. В другом месте я расскажу, у каких варваров, по моему мнению, находится образ этой богини. В стадиях 60 от Мараѳона, (2) если идти по дороге, вдоль моря, в Оропе, находится Рамнунт — селение около моря, а немного дальше от моря в горы — храм Немесиды, неумолимой мстительницы за всякое насилие человека. Полагают, что и вступившим сюда варварам первое мщение последовало от этой богини. Считая ни по чем взять Аѳины, варвары даже везли с собой паросский мрамор, чтобы доставить трофей своим подвигам. (3) Из этого мрамора Фидий сделал изваяние богини Немесиды, голова которой держит венок с оленями и маленькими изваяниями победы (Ники); в левой руке яблочная ветвь, в правой — кубок, а на кубке изображены эфиопы. Но что касается эфиопов, этого и я сам не могу объяснить, и не соглашаюсь с мнением якобы знатоков, которые говорят, что эфиопы изображены на кубке по причине реки Океана, так как эфиопы живут у Океана, (4) а Океан — отец Немесиды, — между тем как у Океана, и притом не реки, а самого крайнего моря, по какому только ездят люди, живут ивирийцы и келты, и Океан имеет остров Вреттанию, а из эфиопов, тех что за Сииной около Ериѳрейского моря, последние — ихфиофаги, и тот залив, при котором они живут, называется заливом «ихфиофагов»; и справедливейшие эфиопы живут около города Мерои и равнины, называемой Эфиопскою. Это те самые, которые показывают стол Солнца, но у них нет ни моря, и никакой реки, кроме Нила. (5) Есть еще другие эфиопы — соседние с маврами, простирающиеся до насамонов, а насамоны, которых Геродот называет атлантами, приписывающие себе знание мер земли, называют ликситами тех, что живут на самом краю Ливии у Атланта; они ничего не сеют и питаются диким виноградом. Но и у этих эфиопов, и у насамонов, нет никакой реки и вся вода тотчас же поглощается песком. (6) А вода из Атланта мутная, и на её берегах водятся крокодилы, не менее двух локтей, которые при приближении человека прячутся в воду. Очень многие полагали, что эта вода, снова показываясь из песку, делает Нил Египетский. А этот Атлант так высок, что, по рассказам, вершинами касается неба, но недоступен по причине вод и по причине деревьев, которые там встречаются повсюду. Он известен только со стороны насамонов, а с морской стороны его, кажется, никто не объезжал. Но об этом довольно.
(7) Что касается крыльев Немесиды, то и это и другие древние изваяния этой богини сделаны без крыльев, а что я после видел в Смирне эту святыню с крыльями, то причина тому вот какая: сила этой богини более всего выказывается в людях влюбленных, и на этом основании ей, как и Ероту, придали крылья.
Еще коснусь изображений на пьедестале этой статуи, предварительно сказавши для пояснения следующее: по рассказам эллинов, матерью Елены была Немесида, а кормилицей — Леда, а отцом все одинаково признают не Тиндарея, а Зевса. (8) На основании этого предания, Фидий изобразил около Немесиды Елену, ведомую Ледою, а также Тиндарея с сыновьями и человека, стоящего при коне, по имени Конника (Иппея). Там есть Агамемнон, Менелай и Пирр, сын Ахилла — первый, получивший в жены Ермиону, дочь Елены. Орест, за свое святотатство против матери, здесь не помещен, хотя Ермиона никогда не покидала его и родила ему сына. Далее на пьедестале, изображен так называемый Епох и еще один юноша. Об этом я ничего не слышал кроме того, что они были братья Энои от которой и название дано этому поселку.
34. Землей Оропией, что между Аттикой и Танагрикой, в древности принадлежавшей виотийцам, аѳиняне завладели уже на нашей памяти, потому что хотя они воевали за нее все время, но приобрели только тогда, когда Филипп взял Ѳивы и подарил им. Город Ороп, лежащий при море, не имеет ничего достойного упоминания.
(2) Не далее 12 стадий от Оропа находится храм Амфиарея. Говорят, когда Амфиарей бежал из Ѳив, под ним раступилась земля, и поглотила и его и колесницу, но только это случилось не здесь, а там, где находится так называемая ныне местность «Колесница» (Арма), на дороге из Ѳив в Халкиду. Первые признали Амфиарея богом жители Оропа, а за ними и все эллины. Я могу указать и других смертных, которым, после их кончины, эллины воздают божеские почести и даже посвятили города, напр., Елеунт в Херсонесе, посвященный Протесилаю, Ливадия в Виотии Трофонию. Точно также в Оропе есть храм Амфиарею с статуей из белого мрамора. (3) Но жертвенник его состоит из нескольких частей: одна — Гераклу, Зевсу и Аполлону Пеону; другая — героям и их женам; третья — Естии, Ерму, Амфиарею и одному из его сынов, Амфилоху, так как Алкмеон за преступление против Ерифилы не получил почести ни в храме Амфиарея, ни даже подле Афмилоха; четвертая — Афродите и Панакии, а также Иасо, Игиее и Аѳине Пеонии; пятая — нимфам, Пану и рекам: Ахелою и и Кифису. Амфилоху есть жертвенник в Аѳинах, но кроме того в Киликии, в городе Малле, есть прорицалище его имени, из всех прорицалищ моего времени самое не лживое.
(4) В Оропе, около храма, есть источник с именем Амфиарея, над которым не приносят жертв, и не берут воды для очищения или для омовения; а если кто, по прорицанию оракула, излечится от болезни, тот бросает в источник серебренную или золотую монету, потому что отсюда, говорят, Амфиарея появился богом. Один из толкователей, Иофон Кносский, издавший в гекзаметрах изречения прорицалищ, говорит, что Амфиарей прорицал ходившим на Ѳивы аргивцам. Действительно, эти изречения способны увлекать публику, но, мне кажется, Амфиарей возвысился собственно распознаванием снов, потому что кроме тех снотолкователей, которым древность приписывает вдохновение Аполлона, других не было, хотя и были славные толкователи снов, изъяснители полета птиц, жертвенных внутренностей. (5) Это ясно из того, что как только его признали богом, он стал открывать волю свою посредством снов. Таким образом, прибывший с вопросом к Амфиарею должен сперва очиститься; а очищение состоит в жертве богу, которая приносится и ему, и всем, кому посвящен жертвенник. Сделав это, жертвуют барана: снимают шкуру, расстилают и засыпают на ней, ожидая откровения через сон.
35. Не далеко от своей страны аѳиняне имеют острова. Один из них называется островом Патрокла, о котором я говорил уже раньше; другой лежит за мысом Сунийским по левую руку, если ехать в Аттику. На нем, говорят, по взятии Илиона, высадилась Елена, и потому он носит название острова Елены. (2) Остров Саламин, лежащий против Елевсина, доходит до Мегариды. Название острову, говорят, дал Кихрей, по имени своей матери, Саламины, дочери Асопа. Теламон с эгинцами поселился на нем уже позже, а внук Аякса, сын Еврисака, Филей, получив аѳинское гражданство, передал остров аѳинянам. Много лет спустя, когда саламинцы не захотели оказать поддержки аѳинянам в войне с Кассандром и приняли сторону македонян, аѳиняне разрушили их город, а Аскитада, избранного тогда саламинским полководцем, присудили к смерти и поклялись на все времена помнить измену саламинцев. (3) Еще теперь видны развалины городской площади, и между ними храм Аякса с его статуей из черного дерева. А в Аѳинах до сих лор продолжается чествование Аякса и Еврисака, который тоже имеет свой жертвенник. В Саламине, не далеко от пристани, показывают камень, на котором, говорят, сидел Телемон и смотрел на корабль, отвозивший его сыновей в Авлиду, во время похода Еллинов под Трою. (4) Тамошние жители рассказывают, что, после смерти Аякса, в их земле показался цветок: белый с красным, поменьше лилии, и также, как гиацинт, имеющий на себе буквы. А относительно присуждения Одиссею оружия Аякса, я слышал такой рассказ от эолийцев, заселивших в последствии Илион: когда Одиссей возвращался из Илиона, и последовало крушение его корабля, то оружие выброшено было волнами на могилу Аякса. А что касается громадных размеров Аякса, то один мисиец рассказывал мне вот что. Когда море размыло ту часть могилы, что к берегу, и вход в курган оказался нетруден, тогда явилась возможность удостовериться в громадности Аякса, и действительно: голенные кости, те, что врачи называют «милы» (надколенные чашки), были у него величиною с тот диск, который употребляют молодые люди при состязании в пентафле.
(5) Относительно громадного роста, я нисколько не удивляюсь, напр., тем келтам, которые живут на самом краю, в стране, смежной с холодной пустыней, и называются каварами: они ничем не разнятся от египетских мумий; но вот что мне казалось достопримечательным. (6) В Магнезии, при р. Лифее, был гражданин Протофан, одержавший в Олимпии в один день победу в борьбе и в панкратии. После его смерти, разбойники проникли в его могилу, надеясь чем либо поживиться, а затем вошли туда и другие, чтобы посмореть на мертвого. У этого Протофана ребра не имели промежутков: все у него было сросшееся от плеч до самых маленьких ребер, которые врачи называют фальшивыми. Опять же, в Милете, перед городом, есть остров Лада, который тоже распадается на маленькие островки. Один из них называется остров «Астерия», и на нем похоронен некто Астерий, который был сын Анакта, а. Анакт был сын земли. Этот умерший имеет не менее 10 локтей длины. А вот еще диво. В верхней Лидии есть небольшой город, (7) Тименуѳиры (Ворота Тимена). Однажды от дождей там обрушился холм, и в нем оказались кости, по виду — как есть человечьи, но по величине — не знаешь, что и подумать. Когда об этом разнесся слух, многие стали говорить, что это труп Гириона Хрисаорова, и что тут же есть его трон, — действительно, в каменистом выступе горы там вделано седалище для человека; что тамошняя речонка — река Океан, что некоторым, когда пахали, попадались бычачьи рога, — по преданию, Гирион имел замечательных коров, — и т. п. (8) Но когда я выяснил им, что Гирион жил в Гадирах и что от него нет никакой могилы, а только есть дерево, имеющее несколько видов, тогда лидийские археологи доискались настоящего смысла: что это тело Илла, который был сын Геи (земли), и от которого названа река, и что Геракл, живший некогда у Омфалы, по имени реки назвал и своего сына Иллом.
36. Возвращаюсь к прежнему рассказу. В Саламине есть храм Артемиды и трофеи победы, которую доставил еллинам Ѳемистокл Неоклов. Есть храм и Кихрея, потому что, когда в эту войну с мидянами на кораблях явился дракон, и аѳиняне спросили бога, бог сказал им, что это герой Кихрей.
(2) Перед Саламином есть другой остров, по имени, Пситалия. Сюда высадилось около 400 варваров, которые тут же и погибли, когда был разбит флот Ксеркса и на Пситалию перешли эллины. Художественных изваяний на этом острове нет, только деревянные статуи Пана, простой работы.
(3) Если из Аѳин идти в Елевсин по дороге, которую аѳиняне называют Священною, то здесь будет памятник Анфемокрита. Относительно этого Анфемокрита мегарцы допустили безбожное дело: когда он шел к ним, как глашатай, чтобы они не возделывали священной земли, они убили его. За это преступление на них до сих пор еще лежит гнев богинь, так что даже император Адриан не мог оказать им защиты — им одним из всех еллинов. (4) За памятником Анфемокриту могила Молосса, избранного полководцем, при отправлении аѳинян на Еввию на помощь Плутарху, и место, названное «Скирон», по следующему поводу. Когда елевсинцы воевали с Ерехѳеем, из Долопы прибыл к ним прорицатель. Скир, тот самый, который в Фалире построил древний храм Аѳины Скирады; а когда он пал в сражении, то елевсинцы похоронили его около речки и по имени героя назвали речку и место.
(5) Невдалеке памятник Кифисодора, бывшего председателя народного собрания и более всех противодействовавшего макодонскому царю Филиппу, сыну Димитриеву. Этот Кифисодор устроил союз аѳинян: с царями — мисийским Атталом и египетским Птоломеем, с независимыми племенами Этолии и с островитянами — родосцами и критянами. А когда большая часть помощи из Египта, Мисии и Крита не явилась во время, а родосцы с одними своими кораблями пособили немного, (6) Кифисодор отправился в Италию и стал умолять римлян о защите; и римляне, пославшие тогда аѳинянам силу и полководца, до того потрясли Филиппа и Македонию, что спустя немного отняли от сына Филиппова, Персея, всю власть, и его самого увели в плен, в Италию. Этот Филипп был сын того самого Димитрия, который, как я выше сказал, убил Александра, сына Кассандрова, и первый из этого дома захватил власть над македонянами.
37. Дальше, за памятником Кифисодора, похоронен Илиодор из Ал, которого картину можно видеть и в великом храме Аѳины. Тут же похоронен Ѳемистокл, сын Полиарха, в третьем колене потомок Ѳемистокла, боровшегося с Ксерксом и мидянами. О других членах этого рода я не буду упоминать, кроме Акестион. Этой Акестион, дочери Ксенокла, внучке Софокла, правнучке Леонтида, довелось видеть всех их, до четвертого колена — Льва, дадухами, а из современников она видела дадухами сперва брата Софокла, затем мужа Ѳемистокла, а когда и он умер, сына Ѳеофраста. Такое досталось ей счастье.
(2) Если пройти дальше, будет священный участок героя Лакия и поселок, жители которого поэтому называются Лакиадами. Там же могила Никокла Тарантинского, достигшего величайшей славы между певцами — кифаристами. Дальше жертвенник Зефира и храм Димитры и её дочери, почитаемых вместе с Аѳиной и Посидоном. На этом месте, по преданию, Фитал принимал в своем доме Димитру, и она за это дала ему росток смоковницы. Это подтверждает и надпись на гробе Фитала:
«Здесь некогда царь герой Фитал принимал великую Димитру, когда она впервые произвела плод, называемый смертными священной смоквой. За то род Фитала цветет славою вечно».
(3) Прежде чем перейти р. Кифис, находится памятник знаменитого в свое время трагического актера Ѳеодора, а у самой реки — два изваяния богов, приношения: одно Мнисимахи, другое ее сына, который остриг свои волосы в жертву Кифису. Что это обычай древний, существовавший у всех эллинов, можно видеть из Гомера, который говорит, что Пилей дал обета Сперхию принести ему волосы своего сына Ахилла, если он благополучно возвратится из Трои.
(4) Перейдя Кифис, будет древний жертвенник Зевсу Милостивому (Милихию). На этом жертвеннике Фисей, когда перебил разбойников и с ними Синиса, своего родственника по Питѳею, принимал очищение от потомков Фитала. Там же могила Ѳеодекта, из Фасилиса; там же и Мнисиѳея. Об этом, последнем, говорят, что он был хороший врач и искусный ваятель, оставивший между другими произведениями Иакха. Около этого пути построен небольшой храм, называемый Бобовым (Киамитовым). Об этом я не могу сказать ничего определенного: был ли это первый человек, посеявший бобы, или это только название героя, потому что изобретение бобов приписать Димитре нельзя, как это известно тому, кто присутствовал при Елевсивских таинствах, или читал так называемые «Орфаки».
Из памятников, замечательных по величине и красоте, здесь находятся: один — некоего родосца, поселившегося в Аѳинах, другой — воздвигнутый македонянином Арпалом, (5) тем самым, который бежал из Азии от Александра в Европу и, прибывши в Аѳины, был схвачен, по своими богатствами подкупил даже друзей Александра, и спасся. Перед тем он имел женою Пиѳионику, родом — не знаю откуда, бывшую гетерой в Аѳинах и в Коринѳе. Арпал питал к ней такую любовь, что, когда она умерла, воздвиг ей замечательнейший из древних эллинских памятников.
(6) Там же есть святилище с изваяниями Димитры и ее дочери, а также Аѳины и Аполлона, хотя в древности оно посвящено было одному Аполлону, и вот почему. Говорят, что Кефал, сын Диионов, вместе с Амфитрионом ходил на тилевоев и поселился на том острове, который теперь от Кефала называется Кефаллиния, а до того времени Кофал жил в Ѳивах, бежавши туда из Аѳин, вследствие убийства своей жены, Прокриды. Его потомки в 10 колене, Халкин и Дэт, отправившись в Делфы, просили бога о возвращении в Аѳины, (7) и бог приказал им принести жертву Аполлону на том месте Аттики, где увидят бегущую по земле «трииру». И вот, когда они были уже около так называемой горы Пикилы, показался дракон, который скоро бежал в свое логовище. На этом месте они принесли жертву Аполлону, а когда возвратились в город, аѳиняне дали им гражданство. Далее храм Афродиты, и перед ним замечательная стена из необделанного камня.
38. Так называемые Ручьи (Риты) имеют только речное течение, потому что вода в них совершенно морская, так что можно подумать, что они выходят из Халкидского Еврипа, текут под землею и опять впадают в ниже–лежащее море. Риты, говорят, посвящены Коре и Димитре, и ловить в них рыбу можно только жрецам, а как я узнал, Риты в древности были границей между аѳинянами и елевсивцами.
(2) Если перейти Риты, здесь сейчас же жил Крокон, там, где и теперь еще так называемый дворец Крокона. Этот Крокон, по аѳинским преданиям, имел женою дочь Келея, Сесару. Впрочем, это говорят только принадлежащие к поселку Скамвонид. Но я не мог найти могилы Крокона, а могилу Евмолпа указывают одинаково аѳиняне и елевсинцы. Этот Евмолп, говорят, прибыл из Фракии, и был сын Посидона и Хионы, а Хиона, говорят, дочь ветра Борея и Орифии. Относительно происхождения Евмолпа, у Гомера ничего не сказано; он только называет его в своей поэме «доблестным». (3) Когда была война аѳинян с елевсинцами, и у аѳинян был убит царь Ерехѳей, а у елевсинцев сын Евмолпа, Иммарад, то война кончилась на том, чтобы елевсинин во всем подчинились аѳинянам, но Елевсинские таинства совершали бы елевсинцы независимо, и священную службу богиням устроили бы: Евмолп и дочери Келея [Поэты Памфо и Гомер одинаково называют их: Диогения, Паммерона и третья — Сесара]. Когда умер Евмолп, ему наследовал младший сын его Кирик, которого, впрочем, сословие Кириков считает сыном не Евмолпа, а Ерма и дочери Кекропа Аглавры.
(4) Там же памятник герою Иппофоонту, от которого получила свое название одна из фил, а недалеко и Зарику, о котором говорят, что он у Аполлона учился искусству муз. Но сколько мне известно, Зарик был пришлец, и притом лакедемонянин (от него в Лаконике и один приморский город называется Зараком), а был ли у аѳинян туземный герой Зарик, об этом не могу ничего сказать.
(5) Около Елевсина протекает речка Кифис, течение которой здесь гораздо быстрее, чем в другом месте. Около Кифиса одно место называют «Еринеон», и говорят, что там сошел под землю Плутон, когда похитил Кору. Здесь же Фисей убил разбойника Полипимопа, по прозвищу, Прокруста.
(6) В Елевсине есть храмы: Триптолему, Артемиде Пропилее, Посидону отцу, и колодец, называемый «Каллихорос», где елевсинские женщины впервые составили священную пляску и приветствовали богиню. А Рарийскоо поле, говорят, было первое, засеянное и возрастившее плод; потому–то принято брать из него для жертв смолотый ячмень и делать хлебцы. Там же показывают ток Триптолема и его жертвенник. (7) А говорить о том, что находится за стенами святилища, запрещает мне мой сон; кроме того для лиц, непосвященных в то, на что им и смотреть нельзя, и говорить об этом излишне. Героя Елевсина, от которого город получил название, некоторые считают сыном Ерма и Даиры, дочери Океана, другие — сыном Огига. Вообще, за отсутствием родословных, древние сказания представляют разные выдумки, особенно в происхождении героев.
Из Елевсина ведут две дороги: одна в Виотию, другая в Мегатры. Если идти в Виотию, то здесь, между Аттикой и Виотией, будет Платейская область. Прежде границей были Елевѳеры, а когда Елевѳеры отошли к Аѳинам, то гора Киферон стала границей между Аттикой и Виотией. Но Елевѳеры перешли к Аѳинам не потому, чтобы взяты были войною, а потому что сами жители возненавидели ѳиванцев и пожелали аѳинского управления. На пограничном поле храм Диониса, из которого в Аѳины перенесено древнее деревянное изваяние этого бога, а то, что теперь в Елевѳерах, сделано по образцу старого. Немного подальше небольшая пещера, и в ней источник холодной воды. Об этой пещере говорят, что Антиона, когда родила детей, положила их сюда, а пастух, который нашел их, распеленал и омыл в этом источнике. От Елевѳер остались еще остатки городской стены и основания зданий, которые показывают, что город расположен был по равнине, идущей от Киферона.
39. Другая дорога из Елевсина ведет в Мегары. На этой дороге есть колодец, называемый Анфион. Поэт Памфос говорит, что при этом колодце сидела Димитра после похищения дочери, приняв вид старухи, а дочери Келея, приняв ее за обыкновенную старуху, отвели к своей матери Метанире, которая вверила ей воспитание своего сына. (2) Немного дальше от колодца святилище Метаниры, а за ним (аргивские) могилы героев, ходивших на Ѳивы с Адрастом. Креон, царствовавший тогда в Ѳивах, как опекун сына Етеоклова Лаодаманта, не позволил, чтобы родные подняли и похоронили убитых, но Фисей, склонившийся на просьбы Адраста, начал за них войну с виотийцами, победил в сражении и перенес убитых на елевсинскую землю, где и похоронил. Ѳиванцы же говорят, что они по доброй воле выдали убитых, и отвергают битву.
(3) За аргивскими могилами находится памятник Алопы, которая от Посидона родила Иппофоонта и была на этом месте убита своим отцом Керкионом. Говорят, Керкион вообще был человек жестокий, особенно к иностранцам, не желавшим с ним бороться.. Место, где он боролся, находится не далеко от памятника Алоаы, и при мне еще называлось палестра Керкиона. А Керкион убивал всех, вступавших с ним в борьбу. Один только Фисей одолел его, да и то больше хитростью, так как Фисей первый изобрел борьбу, как науку, и затем от него пошло обучение этой науке; а прежде борцы брали только ростом и силою. У аѳинян эти качества, по моему мнению, самые главные, как в преданиях, так и в зрелищах; [мой рассказ выделяет только то, что стоит записи],
4 [Мегарида]. Соседняя с Елевсином — Мегарская область. В древности она тоже принадлежала аѳинянам, как оставленная Пандиону царем Пилою. Доказательства этому: первое — могила Пандиона в Мегарской земле, второе — что Нис, уступивший власть над аѳинянами старшему в роде, Эгею, сам остался царствовать в Мегарах и в остальной земле до Коринѳа. Да еще и теперь у мегарцев есть гавань, по имени, Нисея. Уже впоследствии, в царствование Кодра, когда на Аѳины пошли войной пелопоннесцы, и когда пелопоннесцы, не ожидая успеха, должны были вернуться назад, а на обратном пути заняли Мегары, только тогда Мегары отданы были в поселение коринѳянам и другим союзникам. (5) Таким образом мегарцы переменили нравы и язык и сделались дорянами, а город, сказывают, назван так еще при царствовавшем в этой земле Каре, сыне Форонея, и вот по какому случаю: при Каре впервые построено святилище Димитры, которое жители назвали Мегары. Так говорят сами мегарцы, но виотийцы утверждают, что когда Нис воевал. С Миносом, то на помощь ему прибыл с виотийским войском Мегарей, сын Посидона, обитавший в Онхисте, и так как он пал, в сражении и там же похоронен, то от него и пошло имя города «Мегары», прежде называвшегося «Ниса». Мегарцы говорят еще, что в 12‑м поколении после Кара, (6) сына Форонея, прибыл из Египта Лелег и воцарился в Мегариде, и жители в его царствование назывались лелегами. Сын его был Елисов, у Клисона — · Пила, а у Пилы — Скирон. Последний имел женою дочь Пандиона, и когда заспорил за власть с сыном Пандиона, Нисом, то Эак рассудил их, чтобы царство отдать Нису и его потомкам, а предводительство на войне — Скирону; но Нису наследовал Мегарей, сын Посидонов, женившийся на дочери Ниса, Ифиное. Так говорят мегарцы; а критской войны и последовавшего при Нисе взятия города вовсе не признают.
40. В самом городе есть колодец, устроенный Ѳеагеном, о котором я раньше упоминал, что он имел женою дочь аѳинского Килона. Этот Ѳеаген, достигнув тираннии, устроил колодезь, весьма замечательный, как размерами, так и украшениями, и особенно множеством колонн. Текущую в нем воду называют водою Сифнидских нимф; а о Сифнидских нимфах мегарцы рассказывают, что они туземные, и что с одной из них сочетался Зевс, а сын этой нимфы и Зевса будто бы спасся от бывшего при Девкалионе потопа тем, что бежал на вершину горы Герании, которая тогда еще не имела этого названия, но он плыл на крик летевших журавлей (геракон), и потому гора названа Герания.
(2) Не далеко от этого колодца есть древнее святилище. При мне там стояли изваяния римских императоров и медное изображение Артемиды, с именем спасительницы (Сотиры). Говорят, когда отряд из войска Мардония, сделавший набег на Мегариду, возвращался назад в Ѳивы, к Мардонию, то волею Артемиды на этих всадников неожиданно напала ночь, и они, сбившись с дороги, попали в горы. Они стали тогда пускать стрелы, нет ли вблизи неприятельского войска, и от стрел ближайшие скалы застонали, а они стали стрелять еще усерднее, и все думали, что стреляют в неприятелей. (3) Наконец, у них вышли все стрелы, а когда наступил день, пришли мегарцы, напади на безоружных, и убили очень многих. За это мегарцы сделали изваяние Артемиды Сотиры. Там же находятся изваяния так называемых «Двенадцати богов» — работа, приписываемая Праксителю, но Артемида — произведение Стронгилиона.
(4) Затем, если идти в священную рощу Зевса, в так называемый Олимпиион, находится достопримечательный храм, но в нем изваяние Зевса не кончено, так как тогда наступила пелононнеская война, в которую аѳиняне ежегодно опустошали Могары с моря и суши, и разорили не только общественное добро, но и многих частных людей довели до совершенной бедности. У этого изваяния Зевса лицо из слоновой кости и золота, а остальное из гипса и глины. Делал его свой человек, Ѳеокосм, при содействии Фидия. Над головой Зевса Времена и Судьбы (Оры и Миры), — что и понятно: только ему подвластно предопределение, и времена им одним управляются. За храмом лежат полуобделанные деревянные части, которые Ѳеокосм намерен был украсить золотом и слоновой костью, для полного окончания статуи Зевса.
(5) В самом храме лежит медный нос военного корабля (триеры), который мегарцы, по их словам, взяли у аѳинян во время войны за Саламин. Аѳиняне согласны с тем, что этот остров на некоторое время отпал к мегарцам, но говорят, что впоследствии Солон своими элегиями воспламенил их, и они сперва воевали за остров, а потом одержали победу и снова завладели Саламином, а мегарцы утверждают, что их изгнанники, которых они называют дориклиями, отправились на Саламин к тамошним поселенцам (клирухам) и передали Саламин аѳинянам.
(6) За рощей Зевса, если взойти на акрополь, называемый еще и теперь, по имени Кария Форонеева, «Кария», находятся храмы: Диониса Никтелия, святилище Афродиты Епистрофии, так называемое Прорицалище Ночи и храм Зевса Копия, — последний без крыши. Изваяние Асклипия и Игиея — работа Вриаксиса. Там же так называемый «Чертог» [Мегарон] Димитры, построенный будто бы бывшим царем Каром.
41. Если спускаться с акрополя в сторону, но направлению к северу, то невдалеке от рощи «Олимпиион» могила Алкмены. Говорят, когда Алкмена возвращалась из Аргоса в Ѳивы, то умерла на дороге около Мегар. По этому поводу гераклиды заспорили одни желали перенести тело Алкмены в Аргос, другие — -в Ѳивы, так как могилы сынов Геракла, происходивших из Мегар, и могила Амфитриона находятся в Ѳивах. На этот спор Дельфийский бог отвечал, что будет лучше похоронить в Мегарах.
(2) Отсюда местный археолог повел меня в место, которое он называл «Поток» (Рун), потому что прежде вода стекала с гор в это место, но Ѳеаген, бывший тиранн, отвел воду в другую сторону, а там поставил жертвенник Ахелою. Близко оттуда памятник Илла Гераклова, павшего в единоборстве с аркадцем Ехемом Аероповым. В другом месте я скажу, кто был Ехем, убивший Илла; а Илл тоже похоронен в Мегарах. Итак, об этом походе гераклидов на Пелопоннес, по справедливости, можно сказать, что он был в царствование Ореста.
(3) Не далеко от памятника Илла храм Исиды, а около него храм Аполлона и Артемиды. Строил, говорят, Алкаѳ, тот самый, который убил известного киферонского льва. Когда этот лев погубил многих и в том числе Евинна, сына мегарского царя Мегарея, а между тем старший сын, Тималк, еще раньше был убит Фисеем, в походе с Диоскурами на Афидну, тогда Мегарей обещал выдать свою дочь и сделать наследником царства, если кто убьет киферонского льва. Тогда, говорят мегарцы, на этого зверя пошел сын Пелопа, Алкаѳ, и посилил, и стал царем; а когда стал царем, построил этот храм, назвав Артемиду Добытчицей (Агротера), а Аполлона Добытчиком (Агрэй). (4) Так об этом говорят, и мне остается только соглашаться с мегарцами, а как это было, не могу проверить. Что Алкав убил льва на горе Киферон, этому я верю, но откуда известно, что Тималк, сын Мегарея, ходил на Афидну с Диоскурами? а если ходил, то каким образом мог быть убит Фисеем, когда даже Алкман, в своем стихотворении «к Диоскурам», говорит, что Диоскуры взяли Аѳины, и мать Фисея увели в плен, но что Фисей при этом отсутствовал? (5) Пиндар сообщает то же самое, и прибавляет, что Фисей хотел быть зятем Диоскуров, прежде чем отправиться с Пирифоем для содействия ему в знаменитом браке.
Но всякий, занимавшийся генеалогией, признает большое заблуждение мегарцев, если у них Фисей потомок Пелопа. Истинный рассказ мегарцы нарочно скрывают, потому что не желают признать, что их город был завоеван в правление Ниса, что Нису наследовал зять Мегарей, а Мегарею — Алкаѳ. (6) А известно, что когда умер Нис и Мегары были разрушены, в это самое время прибыл Алкаѳ из Елиды. Доказательством этого служит то, что он вновь построил городскую стену, потому что прежняя разрушена была критянами. Вот что можно сказать об Алкаѳе, убившем льва на Кифероне, или в другом месте, и построившем храм Артемиды Агротеры и Аполлона Агрея.
Если идти дальше от этого храма, будет святилище героя Пандиона. Что Пандион похоронен на скале «Аѳины Анфии» (Гагары — Водолазницы), я уже раньше сказал, но почитание ему воздается и в Мегарах. (7) Около святилища Пандиона находится памятник Ипполиты. Считаю нужным сказать, что говорят мегарцы и по этому поводу. Когда амазонки из за Антиопы пошли войной на Аѳины и затем побеждены Фисеем, причем большая часть их в сражении была убита, тогда Ипполита, сестра Антиопы, и предводительница на этот раз амазонок, с немногими амазонками бежала в Мегары, а так как войско постигла неудача, положение было безнадежное, и никакой надежды на возвращение в Ѳемискиру, то она от тоски скончалась, и здесь же ее похоронили. Памятник её имеет форму амазонского щита.
(8) Не далеко отсюда могила Тирея, имевшего женою Прокну, дочь Пандиона. Как говорят мегарды, Тирей властвовал в местности, называемой Мегарские ключи (Паги–Мегариды), а как я думаю и что еще теперь можно подтвердить, он правил Давлидою, за Херонеей, потому что в старину варвары жили во многих местах нынешней Эллады; но когда случилось то, что сделал Тирей с Филомилой, и что сделали женщины с Итисом, Тирей не мог уже долее удержаться. (9) Таким образом он умер самоубийством в Мегарах; ему тотчас насыпали могилу, и стали приносить каждый год жертву, — и на этом месте, говорят, в первый раз явилась птица удод, — а Прокна и Филомила пошли в Аѳины, оплакивая то, что с ними сделали, я что они сами сделали, и от слез умерли, а народная молва превратила их в соловья и ласточку, так как эти птицы поют жалостно и очень похоже на плач.
42. У мегарцев есть еще другой акрополь, с именем Алкаѳа. Если всходить сюда, на правой руке находится памятник Мегарея, который во время нашествия критян пришел на помощь из Онхиста. Там же показывают очаг богов, называемых Продомеями (Закладчиками), которым Алкаѳ приносил жертву, приступая к постройке крепости. (2) А около очага ость камень, на котором, говорят, Аполлон положил кифару, когда помогал Алкаѳу строить стену. А что мегарцы наложили подать на аѳинян, доказывается и вот чем: как известно, Алкаѳ посылал в Крит с Фисеем свою дочь Перивею, именно как дань. Таким образом тогда, по слонам мегарцев, при постройке крепости, Алкаѳу помогал Аполлон и свою кифару положил на камень, и теперь, если этот камень ударить камешком, он звучит, как тронутая кифара.
(3) Хотя это возбудило мое удивление, по гораздо более я удивляюсь египетскому колоссу. Если идти в Египетские Ѳивы, за Нил, к так называемым «Свирелям» (сирингам), то там находится сидячее, звучащее изваяние, которое народ называет Мемноном. По словам ѳивян, этот Мемнон прибыл в Египет из Эфиопии и доходил даже до Суз, но они называют его не Мемноном, а Фаменофом: будто такой у них был человек, и это его изваяние. А я слышал еще, что это изваяние Сесостриса, разбитое Камбизом. Действительно, вся часть от головы до середины туловища отбита и лежит отдельно, а остальное сидит, и каждый день, при восходе солнца, издает звуки, похожие на звуки кифары или на звуки тронутой струны на лире.
(4) Есть в Мегарах и здание совета, где некогда была могила Тималка, о котором я раньше сказал, что он не мог быть убит Фисеем. А на вершине акрополя построен храм Аѳины, изображение которой вызолочено, кроме рук, конечностей ног и лица, которые сделаны из слоновой кости. Там же есть другой храм Аѳины, с именем Победы (Ники), и еще один, с именем Аяксовой (Эантиды), о котором мегарские археологи ничего не говорят, и я расскажу немногое, что знаю. Теламон, сын Эака, имел женою дочь Алкаѳа, Перивею; по этому, я полагаю, когда к его сыну, Аяксу, перешла власть Алкаѳа, он и поставил изображение Аѳины.
(5) Старый храм Аполлона был из кирпичей; впоследствии император Адриан построил другой, из белого мрамора. Изображения Аполлона Пиѳийского и Десятинного (Докатифора) очень похожи на египетские деревянные изваяния, а Аполлон, называемый Архигетом, похож на эгинские произведения: все они одинаково делаются из черного дерева. (От одного кипрянина, умеющего различать целебные травы, я слышал, что это дерево не имеет ни листьев, ни плодов, и даже не освещается солнцем; что корни его под землею, и их выкапывают эфиопы, между которыми есть умеющие отыскивать черное дерево). (6) Невдалеке находится храм Димитры Законоположницы(Фесмофоры), около которого, если спускаться вниз, будет на мятник сына Алкаѳа, Каллиполида. У Алкаѳа был еще старший сын, Исхеполид, которого он посылал к Мелеагру помочь убить известного этолийского зверя. Когда Исхеполид там умер, и Каллиполид узнал об этом раньше отца, то побежал в акрополь, где в это самое время отец приносил жертву Аполлону, и разбросал дрова на жертвеннике, а Алкаѳ, который еще не знал о смерти Исхеполида, оскорбившись этим святотатством сына, в гневе схватил полено из жертвенника, ударил Каллиполида по голове и убил.
(7) На дороге в пританей находится священное здание Ино, а вокруг него каменная ограда, по которой растут масличные деревья. Из всех эллинов одни мегарцы утверждают, что тело Ино выкинуто было на их берег, что Клисо и Таврополис, дочери Клисона Лелегова, нашли его и похоронили, что у них первых Ипо получила название Левкофеи, и они стали ежегодно приносить ей жертвы.
43. Мегарцы указывают также героон Ифигении, которая тоже будто умерла в Мегарах. Но относительно Ифигении я слышал иной рассказ аркадцев; знаю, что и Исиод в своем «Счислении женщин» говорит, что Ифигения не умерла, но волею Артемиды стала Гекатой. Согласно с этим пишет и Геродот, что тавры, живущие около Скифии, приносят в жертву Деве потерпевших кораблекрушение, и эту Деву считают Ифигенией, дочерью Агамемнона.
В Мегарах, воздают почитание и Адрасту, который будто бы умер тоже в Мегарах, на возвратном пути из похода на Ѳивы; а причиной смерти, говорят, была старость и кончина сына Эгиалея. Есть там и храм Артемиды, построенный Агамемноном, когда он пришел просить жившего в Мегарах жреца Калханта следовать в Илион. (2) А. в пританее, говорят, похоронен Евипп, сын Мегарея, и Исхеполид, сын Алкаѳа. Около пританея находится скала, называемая «Скала Отклика» (Анаклифра), оттого что Димитра, — если это правда, — когда разыскивала свою дочь, здесь сидела и звала ее. Похожее на это и теперь еще делают мегарские жепщины.
(3) Есть могилы и в самом городе: одна в честь тех, которые умерли при нашествии мидян, другая, называемая «Эсимнион», тоже посвящена героям, по следующему случаю. Когда Иперион, сын Агамемнона, — это был последний мегарский царь, — был убит Сандионом за свою жадность и насилия, мегарцы не захотели более управляться одним человеком, и решили иметь начальников выборных, которые бы слушались друг друга попеременно. Тогда первейший из граждан, Эсимп, отправился в Дельфы к богу и спросил: каким образом они могут быть счастливы. Бог, между прочим, отвечал, что мегарцы будут счастливы тогда, если будут совещаться «со многими». Полагая, что это относится к умершим, мегарцы и построили здесь здание совета — чтобы могила героев была внутри здания.
(4) Если отсюда идти к святилищу Алкаѳа, которое в мое время служило хранилищем мегарских грамот, то будут памятники: один Пирго, жены Алкаѳа, пока он не взял дочь Мегарея Евехму, другой — дочери Алкаѳа, Ифинои. Последняя, говорят, умерла девушкой, и потому существует обычай, что на её могилу девушки, перед браком, совершают возлияния и бросают части волос, так точно, как некогда в Дилосе девушки стригли волосы в честь Екаерги и Опиды.
(5) При входе в храм Диониса, находится могила Астикратии и Манто, дочерей Полиида, сына Киранова, внука Авантова, правнука того Мелампода, который приходил в Мегары совершать очищение над Алкаѳом, по поводу убийства сына, Каллиполида. Полиид построил еще храм Дионису и поставил изображение этого бога, которое, впрочем, при мне было закрыто, кроме лица; а лицо видно. Тут же стоит Сатир работы Праксителя, из паросского мрамора. Этого Диониса называют Отечественным (патроос), а другой Дионис, с именем Дасилий, говорят, приношение Евхинора, сына Киранова, внука Полиидова.
(6) За храмом Диониса храм Афродиты с изображением богини из слоновой кости, под именем Праксис (Творчество). Это древнейшая святыня в храме, а Пифо (Убеждение) и еще одна богиня, с именем Паригорос (Привет), произведения Праксителя, а Любовь, Тоска и Желание (Ерос, Имерос и Пофос) — произведения Скопы, столь же различающиеся одно ос другого, как различаются их имена, взятые в действиях. Недалеко от храма Афродиты святилище «Счастья» (Тихи) — тоже работа Праксителя; а в соседнем храме Музы и медный Зевс — произведения Лисиппа.
(7) В Мегарах также могила Корева. Сказания поэтов о Кореве, хотя относятся к аргосской истории, я изложу здесь. Когда в Аргосе царствовал Кротон, его дочь, Псамафа, родила от Аполлона сына; но так как она очень боялась отца, то покинула ребенка, а собака, из стада Кротона, разорвала его. Тогда Аполлон послал на аргивцев Мщение (Пину), которое до тех пор отрывало детей от матерей, пока Корев, на радость аргосцам, не убил Мщение, а после убийства, — так как в городе все таки продолжалась вторая, насланная губительная болезнь, — Корев сам пошел в Делфы принять покаяние за убийство Мщения (Пины). (8) Пиѳия отвечала ему: в Аргос не возвращаться, а взять священный треножник и нести из храма, и где он выпадет из рук, там построить храм Аполлону и самому поселиться. И вот когда на горе Журавлихе (Герании) треножник незаметно выскользнул из рук, Корев здесь основал поселок Малые Треножники (Триподиски). А могила Корева на мегарском рынке, и там элегическими стихами написана история Псамафы и Корева, а на могиле памятник — Корев, убивающий Мщение (Пину). Это древнейшее изваяние, какое я видел у эллинов.
44. Около Корева похоронен Орсипп, тот самый, который на состязании в Олимпии, вопреки древнему обычаю состязаться опоясанным, одержал победу в стадии нагой. Говорят, он же впоследствии, будучи полководцем, расширил мегарские владения. Мне кажется, что его опоясание спало с него по его же желанию, потому что он знал, что бежать голому гораздо легче.
(2) Если сходить с рынка, но так называемой Прямой дороге, то на правой стороне будет храм Аполлона Предстателя (Простатирия). Его можно найти, повернув немного с дороги. Изваяние Аполлона — весьма замечательное, как и Артемида, Лито и другие божества. Лито и её дети — произведение Праксителя. А в старом гимнасии, около так называемых «Ворот Нимф», находится камень, имеющий вид небольшой пирамиды. Они называют его «Аполлоном Каринским». Там же есть храм богинь Родовспомогательниц (Илифий). Таковы достопримечательности Мегар.
(3) [Окрестности Мегар.] Если спуститься в пристань, которая еще теперь называется Нисея, там находится храм Димитры Подательницы стад (Малофоры). Об этом названия говорят разно, между прочим и то, что такое имя дали Димитре первые люди, которые завели в этой земле овец. А что касается крыши, то всякий поймет, что она разрушилась от времени. Там же есть акрополь, тоже с именем «Нисея», а если сходить с акрополя, то у моря находится могила Лелега, который, по преданию, прибыл из Египта, и был сын Посидона и Ливии, дочери Епафа. К Нисее прилегает небольшой остров, у которого стояли критские корабли Миноса во время войны с Нисом.
(4) Горная часть Мегариды граничит с Виотией, и имеет два города: Паги и Эгосѳены. Если с большой дороги, ведущей в Паги, свернуть немного в сторону, будет скала, вся истыканная стрелами. Это та самая скала, в которую ночью стреляли персы. В Пагах при мне еще было медное изваяние Артемиды, с именем Спасительницы (Сотиры), которое, по величине и по виду, ничем не разнится от находящегося в Мегарах. Там же находится памятник герою Эгиалею, сыну Адраста. Когда аргивцы вторично пошли на Ѳивы, и в первом сражении при Глисанте Эгиалей был убит, то его ближние отнесли его тело в Мегарские Паги и там похоронили; поэтому памятник называется еще «Эгалион».
(5) В Эгосѳенах находится святилище Мелампода, сына Амифаонова, и в нем на колонне вырезан небольшой человек. Меламподу приносят жертвы, и ежегодно совершают праздник; но ничего не говорят, чтобы он давал прорицания через сны, или другим каким способом. В мегарском селении, Ерении, я еще слышал, что дочь Кадма, Автоноя, тяжко огорченная смертью Актеона и судьбою всего отцовского дома, переселилась туда из Ѳив, и её–то могила в этом селении.
(6) Если идти из Мегар в Коринѳ, то между другими могилами там находится могила флейтиста самосца Тилефона, с памятником, поставленным, как говорят, Клеопатрой, дочерью Филиппа Аминтова. Там же есть памятник Кара, сына Форонея. Сначала это была просто земляная насыпь, но впоследствии, по прорицанию бога, поставили памятник из раковистого мрамора. Этот мрамор находится только в одних Мегарах, и потому в городе он в большом употреблении. Он очень белый и мягче другого камня, и в нем повсюду морские раковины. Таков этот камень. Дорогу, которая еще теперь называется Скироновой, по рассказам мегарцев, делал Скирон, когда был мегарским военачальником, и она была хороша для пешеходов, но император Адриан расширил ее и сделал удобною для проезда двух повозок.
(7) Относительно нависших в самом узком месте этой дороги скал, и именно относительно скалы Мелуриды, есть рассказ, будто с этой скалы бросилась в море Ино, вместе с младшим сыном Меликертом, так как старшего, Леарха, еще раньше убил отец, Афамант, который будто сделал это в припадке бешенства. Говорят еще, что свой неудержимый гнев к своей жене Ино и её детям он выказал потому, что узнал, что постигший орхоменцев голод и смерть Фрикса были не по божеской воле, но по коварству мачехи, Ино. И вот наконец она должна была бежать, и со скалы Мелуриды, вместе с сыном, бросилась в море. (8) Но сын её, Меликерт, был подхвачен дельфином и вынесен на Коринѳский Исѳм, где переименован в Палемона, и там ему оказаны почести и установлены Исѳмийские игры. Таким образом, скала Мелурида считается священной скалой Левкофеи и Палемона, но следующие дальше скалы считаются проклятыми, потому что живший в них разбойник, Скирон, бросал отсюда всех попадавшихся ему прохожих в море, а морская черепаха подплывала и пожирала. (Морские черепахи, кроме величины и ног, ничем не отличаются от живущих на суше; а ноги их похожи на тюленьи). За все это его постиг суд Фисея, который его самого бросил в море.
(9) На вершине горы есть так называемый храм Зевса Отпустителя (Афесия). Говорят, когда в Элладе была засуха, то Эак, в силу некоего прорицания, принес в Эгине жертву Всеэллинскому Зевсу (Панэллинию). Зевс смиловался и прекратил засуху; отсюда — Зевс Отпуститель (Афесий). Там же есть изображения Афродиты, Аполлона и Пана. (10) Пройдя дальше, будет памятник Еврисѳея. Говорят, после сражения с Гераклидами, он бежал из Аттики и здесь был убит Иолаем.
Если с этой дороги спуститься вниз, будет храм Аполлона Латоя, и затем граница Мегарской области с Коринѳскою. На этой границе, говорят, вступал Илл, сын Геракла, в единоборство с аркадянином Ехемом.

Книга Вторая. Коринѳика

[А. Коринѳская область. Коринѳ].

1. [Исѳм. Пристани]. Коринѳская область, часть Аргоса, получила свое название от некоего Коринѳа; но чтобы этот Коринѳ был сын Зевса, этого, на сколько я знаю, никто не утверждал серьезно, кроме самих коринѳян, потому что Евмил Амфилитов, из известной фамилии Вакхиадов, он же и поэт, в своем описании Коринѳской области, — если только оно действительно принадлежит Евмилу, — говорит так: «Прежде всех поселилась в этой стране Ефира, дочь Океана; впоследствии Мараѳон, сын Епопея, внук Алоея, правнук Илия, спасавшийся от постоянных преследований отца и поселившийся на Аттическом побережье, хотя и возвратился по смерти отца в Пелопоннес, но, разделив царство между двумя сыновьями — Сикионом и Коринѳом, отправился обратно в Аттику, и таким образом Асопия, по имени Сикиона, стала называться Сикионией, а Ефира Коринѳом».
(2) В настоящее время в Коринѳе нет более потомков древних коринѳян: ныне Коринѳ заселен теми поселенцами, которые отправлены были сюда римлянами. Причиной этого был известный ахейский союз. Принадлежавшие к союзу коринѳяне тоже приняли участие в войне с римлянами Критолая, который, сделавшись ахейским предводителем, склонил к отпадению от римлян не только ахейцев, но и многих вне Пелопоннеса. В этой войне римляне, одержав победу, не только отняли у эллинов оружие, но еще разрушили стены всех укрепленных городов. Но не смотря на разорение Коринѳа тогдашним римским полководцем Муммием, впоследствии Коринѳ восстановлен был Кесарем, тем самим, который дал Риму нынешнее устройство. Этот Кесарь, вовремя своего правления, восстановил и Карфаген.
(3) Коринѳской области принадлежит и так называемый, по имени Кромма Посидонова, Кроммион. По преданиям, здесь находились известные в поэмах: дикая свинья Фея и (разбойник Синис) Питиокампт (Нагибатель сосен); здесь же происходил и подвиг Фисея. Еще при мне здесь, на морском берегу, росла сосна. Здесь же был жертвенник и мальчику Меликерту, который, по рассказам, здесь был выброшен дельфином, а Сисиф нашел его тело, похоронил на Исѳме и в честь его устроил Исѳмийские игры.
(4) Разбойник Синис жил при самом входе на Исѳм; он нагибал две сосны, и всякого, кто только был слабее его в бою, привязывал к двум соснам и пускал. Каждая сосна тянула к себе, и так как привязь не пускала ни в ту, ни в другую сторону, то привязанный разрывался на части. Таким же образом Фисей наказал и самого Синиса. Тот же Фисей очистил от разбойников дорогу из Тризина в Аѳины, а покончив с этим, он, в священном Епидавре, убил мнимого сына Ифестова Перифита, который в битве употреблял медную булаву.
(5) Коринѳский Исѳм простирается с одной стороны до Кенхрейского залива, с другой — до Лехейского: это земля между двумя морями. Были люди, которые пытались прокопать Исѳм, и Пелопоннес сделать островом, но все они преждевременно умирали. Место, откуда начинали копать, заметно еще и теперь, но до скал не доходили ни разу, и Исѳм по ныне остается материком, как и был. Даже Александру, сыну Филиппову, не удалось только одно предприятие — прорытие Миманта; точно также Пиѳия удержала от прорытия Книдского перешейка, — так трудно человеку преодолеть то, что устроено богами. (6) Но вот что еще рассказывали мне коринѳяне и что, как я полагаю, выдумано не коринѳянами, но аѳинянами, по поводу Аттики. По словам коринѳян, когда Посидон спорил за эту землю с Илием, посредником спора явился Вриарей, и присудил Исѳм и все, что на Исѳме, Посидону, а возвышающиеся над городом высоты (Акрокоринѳ) — Илию, — почему и говорят, что Исѳм принадлежит Посидону.
(7) [Храм Посидона]. На Исѳме достопричамечательны — театр и стадион из белого мрамора. Если идти к храму Посидона, с одной стороны будут изваяния одержавших Исѳмийские победы атлетов, с другой — сосны, посаженные в ряд, почти все тонкие и высокие. В храме Посидона, не слишком большом, медные тритоны, а в предхрамии две статуи Посидона, одна Амфитриты и одна Фалассы (Море), медная. То, что ныне находится внутри храма, пожертвовано аѳинянином Иродом: четыре коня, вызолоченных, кроме копыт, которые сделаны из слоновой кости; (8) около коней два золотые тритона, у которых часть туловища от бедр тоже из слоновой кости; на колеснице Амфитрита и Посидон, а на дельфине стоящий мальчик Палемон — все из золота и слоновой кости; посередине постамента, на котором стоит колесница, рельефное изображение Фалассы (Моря) с девочкой на руках — Афродитой, по обеим сторонам которой так называемые нереиды. Сколько мне известно, нереидам поставлены жертвенники и в других местах Эллады; некоторые посвятили им даже целые местности, особенно, где воздаются почести Ахиллу, а в городе Гавалах нереиде Дото посвящен весьма нечитаемый храм, в котором сохранился еще пеплос, по преданиям, полученный Ерифилой за своего сына Алкмеона. (9) На постаменте статуи Посидона изображения сыновей Тиндарея (Кастора и Поллукса), которые то же считаются спасителями кораблей и мореплавателей. Другие статуи в этом храме: Галина (Тишина), Фаласса и конь, с нижней частью туловища, от груди, как у кита; кроме того Ино, Веллерофонт и конь Пигас.
2. Внутри священной ограды, с левой стороны, храм Палемона с статуями Посидона, Левкофеи и самого Палемона. Есть и другое святилище, с подземным ходом, называемое Адитон. Говорят, что там похоронен Палемон и что всякий, кто дает здесь ложную клятву, будет ли это коринѳянин или иностранец, никогда не избегнет наказания. Есть еще здесь так называемый «алтарь циклопов», на котором приносят жертву Циклопу. (2) Но могил Сисифа и Нелея, который, но преданиям, тоже прибыл в Коринѳ и умер от болезни и похоронен возле Исѳма, даже искать не следует тем, кто читал описание Евмила. По его словам, могила Нелея не была показана Сисифом даже Нестору, как оставшаяся для всех сокрытою, а Сисиф хотя и был похоронен на Исѳме, но его могилу знали немногие из коринѳян. Что касается Исѳмийских игр, то они не прекращались и тогда, когда Коринѳ разорен был Муммием: тогда, на время опустения города, игры поручены были сикионянам, но как только Коринѳ опять заселился, к его жителям перешло и ведение игр.
(3) Названия Коринѳских пристаней Лехей и Кенхрей произошли от Леха и Кенхрия, сыновей Посидона и дочери Ахелоя Пирины, — хотя в поэме «Великие Иэи» Пирина называется дочерью Эвала. В Лехее храм Посидона с его медной статуей, а на дороге из Исѳма в Кенхрей храм Артемиды и в нем старинное деревянное изваяние богини. В самих Кенхреях храм Афродиты с мраморным изваянием богини, а на плотине, ведущей вдоль моря, медное изваяние Посидона. На другом конце пристани — святилища Асклипия и Исиды, а насупротив Кенхрей будет «Купальня Елены» — обильный поток солоноватой воды, текущей в море из скалы, как будто слегка нагретой.
(4) Если отсюда подниматься к Коринѳу, по дороге будут разные надгробные памятники, а около городских ворот похоронен Диоген из Синоны, которому эллины дали прозвище «собака» (кион). Перед самим городом — кипариссовая роща, Кранион, со священной оградой Веллерофонта, храмом Афродиты Мелениды (Черной) и могилой Лаисы, на которой поставлена львица, держащая в лапах барана. (5) В Фессалии тоже показывают могилу с именем Лаисы, потому что она из любви к Иппострату следовала за ним и в Фессалию. Говорят, Лаиса происходила из Сицилийского города Иккаров, и еще в детстве взята была в плен аѳинянами, бывшими там с Никием; затем продана в Коринѳ, где своей красотой превзошла всех тогдашних гетер, а для коринѳян была предметом такого удивления, что они даже теперь готовы стаять за её красоту.
(6) Следует упомянуть еще об остатках древностей, находящихся в городе, хотя большая часть их — произведения позднейшего цветущего периода. На главной площади (Агора), где особенно много священных предметов, стоит Артемида, с именем «Ефесская», и две позолоченные статуи Диониса, лица которых, впрочем, не позолочены, но выкрашены красной краской; одну статую называют «Бакх Лисий» (Избавитель), другую просто «Вакх». (7) Сообщая рассказ об этих статуях, говорят, что Пенѳей, который вообще издевался над Дионисом, осмелился отправиться на Киферон и там смотреть на совершавших таинство женщин, для чего влез на дерево и стал смотреть. Но женщины, как только увидели его, стащили с дерева и разорвали на части. Впоследствии, говорят коринѳяне, Пиѳия сказала им найти это дерево и воздавать ему почести, равные богу Дионису. По этому поводу и сделаны упомянутые статуи.
(8) Есть там храм Тихи (Счастия) с стоячей статуей богини из паросского мрамора, а около храма святилище всех богов. Но вдалеке отсюда источник и над ним медное изваяние Посидона, под ногами которого лежит дельфин, извергающий воду. Там же медный Аполлон с именем «Кларийский» и изваяние Афродиты, работы Ермогена Киѳирийского. Есть еще две медные статуи Ерма, обе стоячие, но для одной устроено еще святилище. Есть еще три статуи Зевса, тоже под открытым небом: одна не имеет никакого имени, другая называется «Хфониос» (Подземный) и третья «Ипсистос» (Всевышний).
3. Посреди площади медная статуя Аѳины, на постаменте которой рельефные изображения Муз. За площадью храм Октавии, сестры Августа, царствовавшего над римлянами после Кесаря, основателя нынешнего Коринѳа.
(2) Если идти от площади по дороге к Лехею, будут пропилеи и над ними две позолоченные колесницы: на одной стоит Фаефон, сын Илия, на другой сам Илий. Немного дальше, если войти в пропилеи, будет на правой стороне медный Иракл, а затем вход к источнику Пирины, о которой говорят, что она от слез обратилась в источник, оплакивая убитого Артемидой своего сына Кенхрия. (3) Этот источник обделан белым мрамором, и там поделаны вместилища в роде пещер, из которых вода течет в некрытый водоем; вода в нем очень приятная для питья, и говорят, что коринѳская медь, если ее накалить и горячею опустить в эту воду, именно от этого получает свой особый цвет, потому что коринѳяне собственно не имеют меди.
Около этого источника — изваяние Аполлона и священная ограда, в которой находится картина, изображающая борьбу Одиссея с женихами.
(4) По прямой дороге обратно в Лехей будет медное изваяние Ерма в сидячем положении, а подле него стоит баран, так как Ерм считается главным блюстителем и множителем стад, как и Гомер представляет в Илиаде: «сын Форванта многостадного, которого Ерм любил более всех троян и одарил стяжаниями». Значение Ерма и барана в таинствах матери богов мне известно, но об этом я умолчу. За статуей Ерма стоят: Посидон, Левкофея и Палемон на дельфине.
(5) Купален в Коринѳе очень много, в разных местах: одни устроены на общественный счет, другие — императором Адрианом; И самая замечательная — так называемая „ Около Посидона». Ее соорудил спартанец Еврикл, обделавший разным мрамором, особенно же добываемым в лаконских Крокеях. При входе в эту купальню, статуи на левой стороне: Посидон, за ним Артемида на охоте. Так как эта местность богата водою, то источников в городе очень много, в том числе и проведенный императором Адрианом из озера Стимфала. Замечательнейший источник — около статуи Артемиды, при которой стоит Веллерофонт верхом на коне Пигасе, из копыта которого течет вода. (6) Если идти из площади по другой дороге, по направлению в Сикион, направо будет храм с медной статуей Аполлона, а несколько дальше так называемый «источник Главки», в который, говорят, бросилась Главка, желая найти здесь врачевство от яда Медеи.
За этим источником воздвигнут так называемый Одеон, и при нем памятник сыновьям Медеи — Мермеру и Феру, которых будто бы коринѳяне побили камнями за дары, принесенные ими для Главки; (7) и так как смерть их была насильственная и безвинная, то за это у коринѳян постоянно умирали новорожденные дети, до тех пор пока, по совету прорицалища, им установлены были ежегодные жертвы и поставлено изваяние «Ужас». Этот памятник был еще при мне и изображал ужасную женщину. По разрушении Коринѳа римлянами, когда погибли прежние коринѳяне, новые поселенцы перестали приносить жертвы, и дети их более не стригут волос и не носят черного платья. (8) А Медея в это время отправилась в Аѳины и жила у Фисея; когда же, впоследствии, открылось посягательство её на жизнь Фисея, то, быв изгнана из Аѳин, она прибыла в тогдашнюю Арию, и по её имени жители назвались мидами; а сын, которого она привела с собой к арийцам, был будто бы от Эгея, и назывался Мид, — хотя Елланик называет его Поликсеном, и отцом его считает Иасона. (9) Есть эллинская поэма «Навпактия», в которой говорится, что, после смерти Пелия, Иасон переселился из Иолка в Коркиру, и что старший сын его, Мермер, на охоте на противолежащем материке растерзан был львицей, а с младшим, Фером, ничего особенного не случилось; но македонянин Кинеѳон, который тоже писал стихотворные родословные, говорит только, что Иасон имел от Медеи сына Мида и дочь Ериопис, но более ничего не упоминает о детях, тогда как писатель Евмил говорит: (10) «Илий подарил страну Асопию Алоею, а страну Ефирею подарил Эиту, а Эит, возвращаясь к колхам, оставил свою область сыну Ерма и Алкидамии Вуну, и когда Вун умер, сын Алоеев, Эпопей, получил власть и над Ефиреей; впоследствии, когда Коринѳ, сын Мараѳонов, не оставил после себя сыновей, коринѳяне сами пригласили Мидию из Иолка и отдали ей власть, и таким образом Иасон через Мидию стал царствовать в Коринѳе; но хотя у Мидии и были дети, она каждое новорожденное дитя относила в храм Геры и там скрывала, думая, что дети сделаются бессмертными. Когда же она убедилась в своей ошибке, а узнавший об этом Иасон не простил ей и уехал в Иолк, тогда и Мидия удалилась, передав власть Сисифу». Таков этот рассказ, как я написал.
4. Невдалеке от этого памятника, храм Аѳины Халинитиды (Возницы), потому что Аѳина, будто бы, более всех богов способствовала Веллерофонту, и даже коня Пигаса передала ему, сама укротивши его и наложивши на него узду (халинон). Статуя вырезана из дерева, но лицо, руки и конечности йог сделаны из белого мрамора. (2) Что Веллерофонт царствовал не самовластно, а находился под властью Прета и аргивян, я этому верю, и всякий с этим согласится, кто внимательно читал Гомера; не менее очевидно и то, что, после переселения Веллерофонта в Ликию, коринѳяне стали в зависимость от аргосских или микенских правителей, а собственного полководца для троянского ополчения они не имели, и участвовали в этом походе в полках микенских, бывших под предводительством Агамемнона. (3) У Сисифа был не один только сын Главк, отец Веллерофонта, но еще три: Орнитион, Ѳерсандр и Алм. От Орнитиона был старший сын Фок, обыкновенно приписываемый Посидону, и когда Фок переселился в Тиѳорею, в нынешнюю Фокиду, то младший — Фоант остался в Коринѳе. От Фоанта родился Дамофонт, от Дамофонта Пропод, а от Пропода Дорид и Ианфид, в царствование которых было нашествие на Коринѳ дорян, которых вел Алит, сын Иппотов, внук Филантов, правнук Антиохов, праправнук Ираклов. Дорид и Ианфид, как передавшие власть Алиту, остались в Коринѳе, но народ коринѳский был побежден и изгнан. (4) Таким образом Алит и его потомки царствовали пять поколений до Вакхида, сына Прумнидова, а от Вакхида царствовали 5 поколений вакхиады до Телеста, сына Аристодимова, которого из ненависти убили Арией и Перант. С этого времена цари прекратились, и стали избираться на один год пританы из семейства вакхиадов, пока Кипсел Иетионов, сделавшись тиранном, изгнал и вакхиадов. Кипсел происходил от Мелана, сына Антасова, а Мелан был уроженец Гонусы, что за Сикионом, и участвовал в походе дорян против Коринѳа. Этого–то Мелана Алит, при начале похода, посылал против других эллинов, не смотря на запрещение бога, но потом Алит не обратил внимания на прорицалище, переменил свое намерение и сделал его своим другом и участником. Такова была, по моим разысканиям, история коринѳских царей.
(5) Храм Аѳины Халинитиды находится у самого театра, и тут же вблизи стоит деревянная статуя Иракла в нагом виде, говорят, работы Дедала. Творения Дедала на вид непривлекательны, но в них всегда проглядывает нечто божественное. За театром храм Зевса Капитолийского, как его называют римляне, а по гречески он называется Корифей. Недалеко от театра старая гимнасия и источник «Лерна», вокруг которого устроена колоннада и поставлены скамейки для желающих отдохнуть в летнюю пору. Около самой гимнасии — храмы Зевса и Асклипия; статуи Асклипия и Пиеи из белого мрамора, Зевса из меди.
(6) Если идти на Акрокоринѳ, — так называется вершина горы, возвышающейся над городом, которую, до словам коринѳян, приглашенный для решения спора Вриарей отдал Илию, а последний уступил Афродите, — находятся два святилища Исиды: одно с именем Пелагийской (Морской), другое — Египетской, и два святилища Сараписа: одно — так называемое «в Канове». Дальше устроены жертвенники Илию (солнцу) и храм Ананке (нужде) и Вии (насилию); (7) но входить в этот храм не принято. Дальше храм матери богов с мраморным троном и мраморной колонной; в следующем храме Мир (судеб) и Димитры с Корой изваяния божеств закрыты. Там и храм Геры Вуновой, сооруженный Вуном, сыном Ермовым, почему и богиня называется Вунова. На самом Акрокоринѳе — храм Афродиты; статуя богини представляет ее вооруженною, там же есть Илий и Ерос с луком.
5. Источник, находящийся позади храма, говорят, дар Асопа Сисифу, который знал о похищении Зевсом Эгины, дочери Асопа, но не прежде согласился открыть это разыскивавшему ее Асопу, как когда у него будет вода и на Акрокоринѳе, и когда Асоп дал воду, Сисиф открыл, но за это понес известное наказание в Аиде, если только это верно. От некоторых я слышал, что это источник Пирина, и что оттуда течет та вода, что в городе, (2) а Асоп начинается в Флиасии, и проходя через Сикионию впадает в тамошнее море. По словам флиасийцев, у Асопа было три дочери: Коркира, Эгина и Ѳива, и по именам первых двух острова Схерия и Энона переименованы в Коркиру и Эгину, а от Ѳивы наименован город под Кадмеей. Но ѳиванцы не признают этого, и утверждают, что Ѳива была дочь не флиасийского Асопа, но виотийского. (3) Относительно реки Асопа, флиасийцы и сикионцы говорят, что вода в ней не туземная, но пришлая, что река Меандр, проходящая из Келен по Фригии и Карий и впадающая при Милите в море, доходит до Пелопоннеса и образует р. Асоп. Подобное я слышал и от дилосцев, что речка, которую они называют Инон, идет от Нила. Да и про самый Нил есть сказание, будто это Евфрат, который исчезает в одном болоте и затем, появляясь выше эфиопов, делается Нилом. Такой–то я слышал рассказ об Асопе.
(4) Если из Акрокорифа направиться но горному пути, будут Тенейские ворота и храм Илифии, откуда 60 стадий до поселения Тенеи, жители которой, говорят, троянцы, вывезенные эллинами из Тенедоса и получившие эту местность от Агамемнона, почему они и из богов наиболее чтут Аполлона.
(5) Если отправляться из Коринѳа не внутрь страны, а на Сикион, то не далеко от города, на левой стороне пути, будет сгоревший храм. В разных войнах, происходивших за коринѳскую область, огонь, естественно, истреблял здания и храмы, бывшие вне городских стен. Этот храм, будто бы сожженный Пирром, сыном Ахилловым приписывают Аполлону; я слышал нечто иное: будто коринѳяне строили храм Зевсу Олимпийскому, по неизвестно откуда появился огонь и истребил здание.

[Сикионская область. Сикион и окрестности].

(60 [История Сикиона]. Смежные с коринѳянами с этой стороны сикионцы о своем городе, Сикионе, рассказывают так. Первый человек в их стране был автохтон, Эгиалей; часть Пелопоннеса, называемая ныне Эгиалом, получила свое название от этого царя; он же первый основал город в долине — Эгалию, а то место, где теперь храм Аѳины, было крепостью. У Эгиалея был сын Европ, у Европа Телхин, (7) у Телхина Апис, который на столько расширил свою власть перед прибытием в Олимпию Пелопа, что вся страна от Исѳма внутрь полуострова называлась по его имени Апией. У Аписа был сын Фелксион, у Фелксиона Эгир, у Эгира Ѳуримах, у Ѳуримаха Левкипп, у которого не было сыновей, но была дочь Калхиния. С этой Калхинией сочетался Посидон, и родившийся от него сын был выкормлен Левкиппом, который, умирая, передал ему власть; имя ему было Перат. Сын Перата был Плимней, но то что о нем рассказывают кажется весьма странным — (8) будто все его дети сейчас же умирали, как только начинали плакать, и это продолжалось до тех пор, пока Димитра сжалилась над Плимнеем и, прибыв в Эгиалию в образе чужеземки, воспитала ему сына Орфополида. У Орфополида была дочь Хрисорфа, которая, по их словам, родила от Аполлона сына, названного Короном, а от Корона была два сына — старший Коракс и младший Лаомедон.
6. Так как Коракс умер бездетным, а в это время из Фессалии прибыл Епопей, то к нему и перешла власть. В его царствование, говорят, впервые вошло в страну неприятельское войско, потому что во все предшествовавшие времена страна пользовалась миром. Причина этого была следующая: ѳивянка Антиопа, дочь Никтея, славилась между эллинами красотой, — (2) было, впрочем, сказание, что она дочь не Никтея, но реки Асопа, отделяющего ѳивскую землю от Платейской. Эту–то Антиопу похитил Епопей, — неизвестно, с целью ли иметь ее женою или просто по насилию. Когда ѳивяне пришли с оружием, то в сражении ранен был и Никтей, и одержавший победу Епопей. Никтея больного перенесли в Ѳивы, и он, будучи близок к смерти, власть над ѳиванцами временно передал своему брату Лику, так как сам Никтей был опекуном малолетнего сына Полидорова, внука Кадмова, Полидора, и теперь опеку оставлял Лику. Этото–то Лика он умолял собрать еще большее войско и, отправившись на Эгиалию, отомстить Епопею и наказать, если попадется в руки, Антиопу. (3) Между тем Епопей принес благодарную жертву за победу и начал строить храм в честь богини, и когда храм был окончен, просил богиню показать ему знамение, угоден ли ей храм; и вот, после его молитвы, перед храмом потекло масло оливковое. Но Епопею пришлось умереть от раны, на которую он прежде не обращал внимания, так что Лику не нужно было вести войну, тем более что Ламедон, сын Корона, воцарившийся после Епонея, выдал Антиопу. (4) Дорогой, когда ее везли в Ѳивы, в Елевѳерах она родила близнецов, и поэтому поводу Асий Амфиполемов написал следующее:
Антиопа родила Зифа и Амфиона дивного,
Дочь Асопа, реки глубокопучинной,
Отяжелевши для Зевса и Епопея, пастыря народов.
Но Гомер приписывает им еще большую честь: он говорит, что они первые построили Ѳивы, — очевидно, Гомер нижний город отделяет от Кадмеи.
(5) Ламедон. воцарявшись, женился на аѳинянке Фино, дочери Клития, а когда впоследствии у него произошла война с сыновьями Ахея Архандром и Архителом, он пригласил на помощь из Аттики Сикиона и выдал за него дочь свою Зевксиппу, и когда после Ламедона стал царем Сикион, то и страна названа Сикионией, а город Эгиалия Сикионом. Но, по преданиям, Сикион был сын не Мараѳона Епопеева, но Митиона Ерехѳеева, что подтверждает и Асий, между тем Исиод считает Сикиона сыном Ерехѳеевым, а Ивик Пелоповым.
(6) У Сикиона была дочь Хеонофила, у которой от Ерма родился сын Полив, — но потом ее взял в супружество Флиант, сын Дионисов, и имел сына Андродаманта, — -а Полив выдал дочь свою Лисианасу за аргивского царя Талая, сына Виантова. Около этого времени из Аргоса бежал в Сикион к Поливу Адраст, и по смерти Полива даже царствовал в Сикионе; но когда Адраст возвратился назад в Аргос, тогда из Аттики прибыл Ианиск, внук Клития, выдавшего свою дочь за Ламедонта, и сделался царем, а по смерти Ианиска воцарился Фест, тоже считающийся сыном Иракла. (7) Когда Фест, по воле прорицалища, переселился в Крит, преемником его на царстве был сын Аполлона и нимфы Силлиды Зевксипп, По смерти Зевксиппа, царствовал в Сикионе внук Феста, сын Ронала, Ипполит, против которого пошел войной Агамемнон, но Ипполит испугался войска Агамемнона и согласился быть подвластным Агамемнону и Микинам. Преемником ему был сын его Лакестад, при котором Фалк, Талонов сын, вместе с дорянами ночью овладел Сикионом, но так как Лакестад был из рода Ираклидов, то Фалк не только не причинил ему никакой беды, но даже поделился с ним властью; с этого времени сикионцы сделались дорянами и составили часть Аргосской области.
7. Город, основанный Эгиалеем, находился в долине, и разрушен Димитрием, сыном Антигоновым, который построил город уже около старого Акрополя, остающийся и доныне. Когда Сикион совершенно упал, — причины этого напрасно разыскивать: достаточно изречения Гомера о Зевсе, который «многих городов твердыни разрушил», — к этому присоединилось еще землетрясение, уничтожившее множество замечательных памятников искусства и едва не погубившее всех жителей. Это же бедствие опустошило города в Карии и Ликии, и особенно остров Родос, так что пророчество Сивиллы относительно этого острова совершенно исполнилось.
(2) [Достопримечательности]. На дороге в Сикион из Коринѳа находится памятник мессинцу Лику, но мне неизвестно, чтобы Лик упражнялся в пентафле или одержал победу в Олимпии. Памятник этот представляет могильный курган. Сикионцы погребают большей частью одинаково: тело зарывают в землю, кругом делают каменную ограду и затем ставят колонны, на которых воздвигаются капители, в роде фронтонов в храмах; а надписи не делают никакой: пишут только имя, без имени отца, и «здравствуй».
(3) Если пройти гробницу Лика и перейти реку Асоп, направо будет Олимпион, а на левой руке, не много выше, могила аѳинянина Евполида, писавшего комедии; а пройдя дальше, по направлению к городу, надгробный памятник Ксенодики, умершей от родов, но этот памятник сделан вовсе не по местному способу, а так, что он мог быть и картиной, и живопись на нем более, чем какая другая, заслуживает внимания. (4) Дальше могила сикионян, павших при Пеллине, Диме Ахейской, Мегалополе и Селасии. Рассказ об этом будет дальше. У ворот источник, который бьет не из земли, но каплет с потолка пещеры, почему и называется «Каплющий» (Стазуса).
В нынешнем акрополе храм Тихи Акрейской (Счастья градского), а за ним храм Диоскуров. Статуи Диоскуров и Тихи деревянные. (5) Внизу, под акрополем, театр, и там на сцене статуя: мужчина с копьем. Это, говорят, Арат, сын Клиния. За театром храм Диониса со статуей бога из золота и слоновой кости, а стоящие при нем вакханки из белого мрамора — будто бы посвященные Вакху женщины, от него приходившие в исступление. У сикионян есть и другие изваяния этого бога, которые хранятся в сокровенном месте, в так называемой Космитирии, и раз в год, в известную ночь, их выносят оттуда в храм Диониса, причем зажигают факелы и поют особенные гимны. (6) Впереди несут статую, называемую Вакхий, изваянную Андродамом, сыном Флиантовым, а за ним изваяние Асия, принесенное из Ѳив ѳиванцем Фанитом, по воле Пиѳии. Этот Фанит прибыл в Сикион одновременно с Аристомахом Клеодеевым, когда тот не понял бывшего к нему прорицания и потому не достиг возвращения в Пелопоннес.
Если идти из храма Диониса на площадь, направо находится храм Артемиды Лимнейской. Крыша его обрушилась от древности, — это ясно; но относительно статуи — перенесена ли она в другое место или иначе как погибла, никто не может сказать. (7) На главной площади храм Пифо (Убеждения), тоже без статуи. Храм этот воздвигнут по следующему случаю: Аполлон и Артемида, убив Пифона, отправились в Эгиалию для очищения, но здесь на них напал страх, — в Сикионе и теперь еще одно место называют «место страха», — и они направились в Крит к Карманору, а жителей Эгиалии настигла моровая болезнь. Тогда жрецы сказали, что нужно умолять Аполлона и Артемиду, вследствие чего были выбраны 7 мальчиков и 7 девушек и посланы с молениями к реке Сифу; (8) боги вняли их мольбам и прибыли в акрополь, и то место, на котором они впервые появились, ныне храм Пифо (Убеждения). А этот обычай до сих пор удерживается: именно, в праздник Аполлона мальчики отправляются к реке Сифу и говорят, что как они привели богов в Пифо, так и снова отводят в храм Аполлона; — последний храм находится на главной площади, и в начале он будто бы построен был Претом на том самом месте, где прекратилось исступление его дочерей. (9) Говорят еще, что Мелеагр посвятил в этот храм свое копье, которым убил дикого кабана, и что здесь посвящены флейты Марсия, так как после несчастия, постигшего Силена, его флейты рекою Марсием были занесены в р. Меандр, и затем, появившись в р. Асопе, в Сикионии, выброшены на берег, найдены пастухом и подарены Аполлону. Но от этих пожертвований ничего не осталось, потому что они сгорели вместе с храмом, а находившийся при мне храм и статуи соорудил Пифокл.
8. Вблизи храма Пифо священная ограда, посвященная римским царям, это — бывший некогда дом тиранна Клеона, который жил в нынешнем городе, между тем как тиранн Клисѳен, сын Аристонимов, внук Миронов, жил в Сикионе, когда город находился еще на низменности.
(2) [Арат]. Перед этим домом Клеона героон (священный памятник) Арату, совершившему величайшие подвиги из современных ему эллинов. История Арата такова. После смерти Клеона, правившего единовластно, у многих знатных граждан явилось такое неудержимое стремление к тираннии, что одновременно явилось два тиранна: Евѳидим и Тимоклид. Но народ изгнал их обоих и отдал власть Клинию, отцу Арата. Спустя несколько лет, Клиний умер, и власть захватил Авантид, который удалил Арата из города, а может быть Арат и сам удалился добровольно. Но Авантид убит был горожанами, а власть перешла к его отцу, Пасее, которого в свою очередь низверг Никокл и стал править Сикионом. (3) Против этого–то Никокла и отправился Арат с сикионскими изгнанниками и аркадскими наемниками. Сделавши нападение ночью, он от одной части стражи укрылся, другую одолел силою, и таким образом вошел в самый город, а так как к тому времени уже рассвело, то к нему присоединились многие из горожан, и он отправился с ними к дому тиранна Никокла. Домом они овладели, но сам Никокл успел бежать. Установив затем в Сикионе равноправное правление (димократию), и устроив соглашение с возвратившимися изгнанниками, Арат возвратил последним их дома и стоимость проданного их имущества, уплатив за это прежним владетелям из собственных средств. (4) Но так как в это время все эллины боялись македонян и Антигона, бывшего опекуном малолетнего Филиппа, сына Димитриева, то Арат склонил сикионян, не смотря на их дорийское происхождение, вступить в Ахейский союз. Ахейцы тогда же избрали его своим предводителем, и он повел их на амфиссейских локров и давних врагов — этолов, которые и были разорены. Коринѳом владел тогда Антигон, и там находился македонский гарнизон. Неожиданным нападением Арат часть этого гарнизона рассеял, другая была перебита; в числе убитых был и начальник гарнизона, Персей, ученик философа Зинона, сына Мнасеева.
(5) По освобождении Коринѳа, к союзу присоединились: епидаврийцы и трезенцы, населяющие аргосское побережье (Акта), и по ту сторону Исѳма мегарцы; к ахейскому союзу пристал и Птоломей. Между тем лакедемоняне, под предводительством Агида Евдамидова, неожиданно сделали нападение на Пеллину и овладели. Арат скоро собрал войско и поспешил на защиту Пеллины; лакедемоняне были разбиты и должны были заключить мир, возвратить Пеллину и удалиться.
(6) После стольких успешных действий в Пелопоннесе, Арат не мог долее выносить македонского владычества в Пирее, Мунихии и даже на Саламине и Сунии, и так как не надеялся овладеть этими местами силою, склонил начальника македонского гарнизона Диогена продать ему эти места за 150 талантов, причем Арат сам внес шестую часть платы за аѳинян. Затем Арат склонил аргоского тиранна Аристомаха отказаться от тираннии, восстановить в Аргосе демократию и присоединить Аргос с ахейскому союзу; а Мантинея была силою отнята от лакедемонян. Но не все удается человеку так, как он желает, и Арату пришлось вступить в союз с македонским даром Антигоном. Произошло это таким образом.
9. Клеомен, сын Леонидов, внук Клеомена, сделавшись спартанским царем, пошел по следам Павсании: точно также не подчинялся существовавшим законам и стремился к тираннии; а так как пылкость и решительность его была еще сильнее, то свои замыслы он скоро привел в исполнение: другой царь, из другого колена, малолетний Евридамид, был отравлен, и царская власть перешла к брату его Евклиду, а совет старшин (герусия) был уничтожен, и вместо этого совета были учреждены, да и то по имени только, патрономы (отцы — блюстители). Замыслы его были очень обширны; он желал власти над всеми эллинами, и так как видел противодействие более всего со стороны ахейцев, то решился напасть прежде всего на ахейцев, чтобы их покорить и сделать своими союзниками. Сражение произошло при Диме, что за Патрами; ахейцами предводительствовал все тот же Арат, и ахейцы были разбиты. (2) Это–то и заставило Арата, боявшегося за ахейцев и за самый Сикион, призвать Антигона. А Клеомен между тем сам нарушил заключенный у него договор с Антигоном, явно действовал вопреки условиям и даже выселил жителей Мегалополя; поэтому Антигон вступил в Пелопоннес вместе с ахейцами, и при Селасии произошло сражение. Здесь спартанцы были разбиты, жители Селасии проданы в рабство, и город Лакедемон взят приступом. (3) Лакедемонянам было возвращено прежнее устройство, но из обоих сыновей Леонида, один, Евклид, пал в сражении, а Клеомен бежал в Египет, к Птоломею. Здесь Клеомен сначала был принят с почетом, но так как начал готовить восстание против самого Птоломея, то его заключили в тюрьму. Отсюда он бежал и начал готовить возмущение между александрийцами, но был пойман и сам заколол себя. А лакедемоняне, в радости, что избавились от Леонида, уничтожили навсегда царское правление, но оставили все прочие установления, которые сохраняются и доселе. Антигон остался до конца верен Арату, как великому сподвижнику и благодетелю своего народа, (4) но когда на македонский престол вступил Филипп, которого Арат упрекал за его жестокое обращение с подданными, и нередко удерживал, Филипп велел умертвить Арата: ему поднесен был яд, когда он совсем и не подозревал этого. Это случилось в Эгии, откуда Арата перенесли в Сикион и там похоронили, поставив ему святилище (героон), которое и по ныне называется «Аратия». Точно также Филипп поступил с аѳинскими риторами Евриклидом и Миконом, которые тоже имели влияние на народ: и они были отравлены. (5) Наконец смертоубийственный яд был причиною смерти и самого Филиппа: младший из его сыновей Персей отравил другого его сына, Димитрия, и это было причиною смерти опечаленного отца. Рассказал я все это, имея в виду изречение боговдохновенного Исиода: «замышляющий неправду на другого, на себя первого направляет».
(6) За святилищем Арата жертвенник Посидону Исѳмийскому, а дальше Зевс Милихий и Артемида, называемая Патроа, которая изваяна без всякого искусства; Милихий имеет форму пирамиды, Артемида — колонны. Там же здание совета и стоя, называемая Клисѳеновой, по имени строителя. Клисѳен построил ее на счет добычи, полученной в войне против города Кирры, которую он вел вместе с амфиктионами. На главной площади, на открытом воздухе, стоит медный Зевс, работы Лисиппа, а при нем вызолоченная Артемида.
(7) Не далеко храм Аполлона Ликия [Волчьего] совершенно разрушившийся и не имеющий ничего замечательного. Когда на сикионские стада стали сильно нападать волки, так что от стад не было никакой прибыли, бог указал сикионцам место, где лежало какое–то сухое дерево. Кору этого дерева бог велел примешивать к мясу и бросать волкам: как только волк начинал есть, тотчас издыхал. При мне дерево это лежало в упомянутом храме Аполлона, но что это было за дерево, никто не знал даже из сикионских путеводителей. Далее стоят рядом статуи, по рассказам, дочерей Прета, но надпись относит их к другим женщинам. Здесь же стоит медный Иракл, работа сикионца Лисиппа, а но вдалеке Ерм Агорей.
10. В гимнасии, находящейся не далеко от площади, стоит мраморный Иракл, произведение Скопы, но храм Иракла есть и в другом месте. Всю эту местность называют «Педиза» (Игрище); по середине храм, и в нем старая деревянная статуя, произведение флиунтца Лафая. Здесь при жертвах соблюдают такой обычай. Так как Фест, по прибытии в Сикион, застал жителей, чествовавших Иракла только погребальной жертвой, как героя, и нашел это неподобающим и требовал, чтобы Иракла чтили и как бога, то сикионцы, с этого времени, стали приносить в жертву барана таким образом, что, сожигая на жертвеннике бедра, часть мяса съедают, как от жертвы, а часть сожигают, как герою; а из установленного для Иракла двудневного праздника первый день называют «ономата» (нарицания), второй — «Ираклии».
(2) Отсюда путь к храму Асклипия. Когда войти в ограду, налево будет двойное здание: в переднем Сон, от которого только голова осталась, а следующая половина посвящена Аполлону Карнейскому, куда не позволяется никому входить, кроме жрецов. В предхрамии (стоя) громадный остов кита, а за ним Сновидение и Сон, усыпляющий льва, называемый Епидот (Благодетель). В храме Асклипия, с другого входа, на одной стороне сидящий Пан, (3) на другой — стоящая Артемида; внутри святилища — бог Асклипий без бороды, из золота и слоновой кости, работы Каламида: в одной руке скипетр, в другой — плод садовой сосны. Сикионцы говорят, что бог приехал к ним на мулах в виде дракона, и вожатым была сикионянка Никагора, жена Ехетима, мать Агасикла. Там же на потолке храма висят небольшие статуи; между ними, будто бы, Аристодама, мать Арата, сидящая на драконе, и Арат, считающийся сыном Асклипия. Таковы достопримечательности в этой священной ограде.
(4) Дальше опять храм — Афродиты; но раньше будет еще статуя Антиопы, сыновья которой будто бы были сикионцами, и, следовательно, сама Антиопа как бы родная сикионцам, — и затем уже храм Афродиты. Сюда могут входить только две женщины: храмовая служительница, которой запрещено посещать мужа, и девушка, ежегодно исполняющая звание жрицы, называемая здесь «лутрофорос» (омовение совершающая). Прочие люди могут видеть богиню и молиться только перед порогом. (5) Богиня представлена сидящею; статую изваял сикионец Банах, который изваял Аполлона в Милетских Дидимахъ и Аполлона Исминия в Ѳивах. Сикионская Афродита сделана из золота и слоновой кости; на голове у нее шар [полос], в одной руке мак, в другой яблоко. В жертву приносят бедра всяких животных, кроме свиней; причем все части сожигаются на можжевеловых дровах, но при сожигании бедер в огонь бросают еще листья педерота (детолюба). (6) Педерот — трава, которая растет только здесь, внутри священной ограды, и более не встречается ни в Сикионии, ни в других местах. Листья его меньше листьев бука, но больше ясеня; по форме листья похожи на простые, дубовые, нижняя часть черная, верхняя белая, по цвету наиболее похожи на листья тополя.
(7) Если отсюда подниматься в гимнасию, будет направо храм Артемиды Ферейской, статуя которой, будто бы, перевезена сюда из города Фер. Гимнасию выстроил Клиний; здесь учатся те, которые считаются еще ефебами. Там есть статуя Артемиды, из белого мрамора, оконченная только до бедр, и Иракл, нижняя часть которого в роде четырехугольных Ермов.
11. Если отсюда направиться к так называемым «Священным Воротам», невдалеке будет храм Аѳины, сооруженный некогда Епопеем, величиной и отделкой превосходивший все тогдашние храмы; но впоследствии исчезла даже память об этом храме: бог сжег его молнией; впрочем жертвенник, которого не коснулась молния, до сих пор остается в том же виде, как сделал Епопей. Пред жертвенником могила Епопея, а вблизи статуи Апотропеев [Отвращающих богов], пред которыми совершается то, что принято у эллинов для отвращения несчастий. По преданиям, Епопей построил еще ближайший храм Артемиды и Аполлона, а следующий храм Геры сооружен будто бы Адрастом, но статуй нет ни в одном храме. Жертвенники, находящиеся позади храма Геры, построены — один Пану, другой, из белого мрамора, Солнцу (Илию).
(2) Если спуститься в долину, будет храм Димитры, сооруженный будто бы Плимнеем, в благодарность богине за воспитание сына. Несколько дальше от храма Геры, воздвигнутого Адрастом, храм Аполлона Карнейского, от которого остались только колонны, а стен и крыши нечего и искать даже, как не осталось их от храма Геры Продромии [Предшественницы], построенного Фалком, сыном Тимоновым, который считал Геру указательницею его пути в Сикион.
(3) Если идти по прямой дороге из Сикиона в Флиунт и повернуть на 10 стадий влево, будет роща, называемая Пирея (Огневая), и в ней храм Димитры Простасии (Предстательницы) и Коры. Во время празднеств, мужчины празднуют в этой роще, а для женщин отводится другое место, так называемый Нимфеон (Девичник), украшенное статуями Диониса, Димитры и Коры, которых видны только лица.
(4) Дорога в Титану простирается на 60 стадий, но, по причине узкости, по ней нельзя ехать в повозке. Пройдя стадий около двадцати, и перейдя р. Асоп, на левой стороне будет дубовая роща, и в ней храм богинь, которые в Аѳинах называются «грозными», но сикионцы называют их «милостивыми» (евменидами). Здесь ежегодно, в определенный день, этим богиням совершается празднество, причем в жертву приводят отяжелевших овец, вместо вина употребляют воду, а вместо венков — цветы. Подобная жертва совершается и на жертвеннике Мир (Судеб), находящемся в той же роще под открытом небом.
(5) Вернувшись назад и перейдя вторично р. Асоп, и взойдя на вершину горы, будет то место, где впервые поселился Титан, будто бы брат Илия (Солнца), от которого и местность названа Титаной. Мне кажется, что этот Титан был искусен в наблюдении времен года — когда солнце особенно влияет на произрастание растений и деревьев, когда созревают плоды и т. п., и потому назван братом Солнца (Илия). Впоследствии в Сикионию прибыл Алексанор [защитник], сын Махаона [помощник], внук Асклипиев, и в Титане построил святилище Асклипия. (6) Вокруг этого святилища живут разные лица, особенно служители бога; а внутри ограды растут очень старые кипариссы. Из чего сделана статуя, из металла или из дерева, и какого именно, и кто ее делал, ничего неизвестно; некоторые приписывают ее даже Алексанору. От статуи видно только лицо и конечности рук и ног; вся она покрыта белым шерстяным хитоном и иматием. То же нужно сказать о стоящей тут же статуе Игиеи (здоровья), которая до того покрыта принесенными по обету женскими волосами и кусками вавилонских тканей, что ее даже не видно. Если кто намерен обратиться к одному из этих божеств, тому всегда заявляют, что при своем чествовании он чествует и то божество, которое называется Игиеей.
(7) Алексанору и Евамериону тоже поставлены статуи; и первого чтут после захода солнца, как героя, второму приносят жертвы, как богу. Если только я верно предполагаю, то это тот же Евамерион (Благотворящий), которого, по воле прорицалища, пергамляне почитают под именем Телесфора (Доброподателя), а епидаврийцы под именем Акесия (Врачевателя). Есть статуя деревянная и Корониды108), но она стоит не в храме: когда приносят богу обыкновенные жертвы — быка, овна или свинью, тогда статую Корониды выносят из своего места в храм Аѳины и там ее чествуют. Вся жертва, по обычаю, сожигается, но сикионцы не ограничиваются вырезыванием бедер: они все сожигают на земле, кроме птиц, которых кладут на жертвенник.
(8) На фронтоне храма изображены: по середине Иракл, по сторонам Ники (Победы), В портике храма статуи: Диониса и Гекаты, Афродиты, Матери богов и Счастья (Тихи) — все из дерева, и одна мраморная — Асклипия Гортинского. Там же есть священные драконы, к которым не подходят от страха, но если пред входом положить для них пищу, они делаются смирными. Там же, внутри священной ограды, медная статуя сикионца, Граниана, победившего в Олимпии два раза в пентафле, один раз в стадии и два раза в диавле (двойном беге): первый раз он бежал голый, второй раз со щитом.
(9) В Титане есть еще храм Аѳины, куда носят Корониду; там есть древняя деревянная статуя Аѳины, но, говорят, тоже поврежденная молнией.
12. Если сойти с горы, на которой построен этот храм, будет жертвенник ветрам, на котором ежегодно, в известную ночь, жрец приносит жертву ветрам, и кроме того над четырьмя ямами совершает особенные таинства, чтобы смягчить силу дыхания их, причем, говорят, произносит также заклинания Мидии.
(2) Если из Титаны возвратиться в Сикион и спускаться к морю, на левой стороне дороги будет храм Геры, не имеющий впрочем ни крыши, ни статуи, воздвегнутый Претом, сыном Авантовым; а если спуститься в Сикионскую пристань и затем повернуть к Пеллинской якорной стоянке, Аристонавтам, над дорогою, на левой стороне, будет храм Посидона, а если продолжать путь дальше но большой дороге, будет река называемая Елиссон, а затем другая река, Сиф, — обе впадающие в море.

[Флиунт].

(3) [История города]. К Сикионской области прилегает Флиасийская. Город Флиунт отстоит от Титаны на 40 стадий, и дорога в Флиунт прямая. Флиасийцы не принадлежат к аркадскому племени. Это видно из творений Гомера, где, при исчислении аркадцевъ, флиасийцы вовсе не упоминаются. Действительно, они были сперва аргивцы, а в последствии, по возвращении ираклидов в Пелопоннес, сделались дорянами, как это я и докажу дальше. Относительно Флиунта мне известно много сказаний, из которых приведу только наиболее распространенные.
(4) Первый человек в этой стране был родившийся из земли Арант. Вокруг того холма, который и теперь еще называется Арантовым и находится невдалеке от холма с флиунтским акрополем и храмом Гебы, Арант построил город, и в древности этот город и земля назывались «Арантия». В его царствование, Асоп, считающийся сыном Киглусы и Посидона, открыл речной поток, который, по имени открывшего, и теперь называется Асопом, а памятник Аранту находится в местечке Келеях, где похоронен и елевсинский муж Дисавл. (5) У Аранта был сын Аорис и дочь Арефирея, опытные в деле охоты и мужественные на войне, и так как Арефирея умерла раньше, то Аорис, в память сестры, переименовал страну в Арефирею; поэтому и Гомер, перечисляя подвластных Агамемнону, говорит, что они «обитали в Орниях и в приятной Арефирее». Могилы детей Аранта, я думаю, находятся не в другом месте, а на Арантовом холме. Действительно, там, в храме Димитры, есть особенные могильные плиты; и пред соверщением таинства Димитры, молящиеся обращаются к этим плитам и призывают к возлияниям Аранта и его детей.
(:) Флиант был третий, переменивший имя этой страны; он был сын Каса, внук Тимена. Так говорят аргивцы, но я с этим не согласен. Его признают сыном Диониса, одним из участников похода Аргонавтов. Со мною согласен и родосский поэт, который говорит в своем стихотворении: «к ним прибыл Флиант из Арефиреи, где он обитал богато милостями отца своего Диониса, утвердившись на истоках Асопа». А матерью Флианта была не Хфонофила, но Арефирея: Хфонофила была жена его, от которой он имел сына Андродама.
13. Вследствие возвращения ираклидов, последовали перемены во всем Пелопоннесе, кроме Аркадии: во многих городах жители перемешались с дорийцами, а в большей части городов население переменилось совершенно. С Флиунтом произошло следующее: дорянин Ригнид, сын Фалка, внук Тимена, двинулся на Флиупт с войском из Аргоса и Сикионии. Из флиасийцев одни соглашались на предложения Ригнида — остаться на месте, но поделиться с Ригнидом и дорянами землею, (2) другие, с Иппасом во главе, решились сопротивляться и не уступать имущества без боя. Но так как народ не согласился с последним мнением, то Иппас с своими единомышленниками бежал в Самос. Правнуком этого Иппаса был известный мудрец Пиѳагор, потому что он был сыном Мнисарха, отец которого был Евфрон, дед Иппас. Так рассказывают флиасийцы, то же подтверждают и сикионцы.
(3) [Достопримечательности]. Изложу наиболее достопримечательное из того, что показывают посетителям. В флиасийском акрополе есть кипариссовая роща, и в ней древнейший и священнейший храм. Богиню, которой принадлежит этот храм, древние называют Ганимедой, новые Гебой; о ней упоминает Гомер, при описании единоборства Александра с Менелаем, и говорит, что она виночерпий богов; а при описании сошествия Одиссея в ад, называет женою Иракла. Один в своем гимне к Гере говорит, что Гера была воспитана Орами (часами) и что дети ее были Арей и Геба. (4) Флиасийцы воздают богине разные почести, особенно за то, что этот храм составляет убежище для умоляющих: здесь умоляющий получает полное прощение, а узники, снявшие здесь с себя цепи, вешают их тут же на деревьях. Кроме того, здесь ежегодно происходит праздник, называемый „ киссотомы » (плющерезы). Статую богини иногда открывают, иногда прячут; на это есть у них особенное священное основание. При выходе отсюда, налево, находится храм Геры, со статуей из паросского мрамора. (5) В акрополе есть еще и другая священная ограда Димитры с храмом и статуей богини и ее дочери. Есть там и медное изваяние Артемиды, кажется, очень древнее.
При спуске с акрополя, направо, находится храм Асклипия со статуей без бороды; под ним театр, а немного дальше — храм Димитры с древними сидячими статуями. (6) На главной площади стоит медная коза, почти вся вызолоченная, получившая во Флиупте почет на следующем основании. При появлении на горизонте созвездия Козы, постоянно портятся виноградники, и вот, чтобы избежать этого вредного влияния, флиассийцы поставили медную козу, которой воздают разные почести, и украсили золотом. Там же памятник Аристию, сыну Пратинову. Этот Аристий и сын его Пратин писали сатиры, считавшиеся после Эсхиловых лучшими.
(7) С задней стороны площади находится дом, считающийся пророческим. Когда Амфиарай пришел сюда и проспал одну ночь, то, вставши, начал пророчествовать; до того времени, говорят флиасийцы, Амфиарай был простой человек, вовсе не пророк. С того времени этот дом остался навсегда заперт.
Невдалеке отсюда известный Омфал (пуп), середина Пелопонниса, если только это правда; а за Омфалом дальше древний храм Диониса и святилища Аполлона и Исиды. Статуи Диониса и Аполлона всем видны, но на статую Исиды могут смотреть только жрецы. К храму Аполлона сделана пристройка, с которой связано следующее флиасийское предание об Иракле. (8) По возвращении из Ливии с яблоками Есперид, Иракл зачем–то прибыл в Флиунт, и когда он здесь жил, к нему пришел из Этолии его тесть, Иней. Во время угощения, — Иней ли угощал или Иракл, неизвестно, — Киаф, виночерпий Инея, не так подал кубок, как хотелось Ираклу, и Иракл ударил его своим пальцем так сильно, что Киаф тут же скончался. На намять об этом в Флиунте, при храме Аполлона, пристроено особое помещение, в котором стоит мраморная группа — Киаф, подающий Ираклу кубок.
14. [Келеи]. В пяти стадиях от Флиунта находятся Келеи, где совершаются таинства Димитры, но не ежегодно, а через четыре года. В отличие от елевсинских таинств, здесь главный жрец (иерофант) избирается не на всю жизнь, но на каждые четыре года, и может быть женатым. Этим только и отличаются келейские таинства Димитры; все остальное здесь тоже что в Елевсине, и сами флиасийцы говорят, что подражают елевсинским таинствам. (2) Установителем здешних таинств считают бежавшего в Флиунт брата Келеева, Дисавла; но Дисавл был изгнан из Елевсина Ионом, сыном Ксуѳовым, когда последний был избран полемархом в войне аѳинян с елевсинцами. Поэтому я не могу согласиться с флиасийцами, чтобы кто–нибудь мог быть изгнан из Елевсина вследствие поражения на войне, так как война кончилась мирным соглашением, прежде чем последовало сражение, когда еще сам Евмолп оставался в Елевсине. (3) Дисавл мог быть здесь и по другой причине, а не так, как говорят об этом флиасийцы. Кроме того, он не только не был даже родственником Келею, но не был даже из знатных елевсинцев, потому что в таком случае о нем непременно упомянул бы Гомер. В стихотворении «к Димитре» Гомер перечисляет лиц, наученных Димитрою совершать таинства, но никакого елевсинца Дисавла там нет. Там говорится: «Научила Триптолема, конеборца Диокла, сильного Евмолпа и пастыря народов Келея совершению таинств и указала всем оргии». (4) Итак, по словам флиасийцев, Дисавл учредил таинства и назвал страну, по имени брата, Келеей. Там же, как я сказал, находится гробница Дисавла, но она не так древняя, как гробница Аранта, потому что Дисавл прибыл сюда не в царствование Аранта, но гораздо позже. По их словам, Арант был современник Промифея, сына Иапетова, и на три поколения старше Пеласга, сына Аркадова, и тех, которые в Аѳинах называются автохфонами.
На потолке так называемого храма Анактория висит колесница, как говорят, Пелопова. Таковы важнейшие достопримечательности в Флиунте.

[В. Арголида. Старый Аргос].

15. На дороге, ведущей из Коринѳа в Аргос, будет небольшой городок Клеоны. Одни говорят, что это название произошло от Клеоны, дочери Пелена, другие — что Клеона была одна из дочерей протекающего около Сикиона Асопа. В Клеонах храм Аѳины со статуей богини, изваянной Скиллидом и Дипином, будто бы, учениками Дедала; другие говорят, что это были сыновья Дедала от жены, взятой в Гортине. Есть еще гробница Еврита и Ктеата, которые пришли из Илиды смотреть Исѳмийские игры и были застрелены Ираклом за то, что противодействовали ему в его войне с Авгием. (2) Из Клеон в Аргос две дороги: одна короче, для пешеходов, другая — на так называемый Трит — тоже узкая, стесненная горами, но для езды удобнее. В этих горах показывают пещеру известного льва, и отсюда не более 15 стадий до городка Немеи. В Немее замечательный храм Зевса Немейского, хотя в нем и крыша обвалилась, и не осталось ни одной статуи. Храм окружен кипариссовой рощей, в которой, говорят, Офелт был положен кормилицей в траву и умер от укушения дракона. (3) Аргивцы приносят жертвы Немейскому Зевсу, и для этого избирается особый жрец, а в осенние Немейские игры здесь устраивается состязание в беге для вооруженных мужчин. Здесь же могила Офелта, обнесенная каменной оградой, в середине которой поставлены жертвенники. Там же могильная насыпь Ликурга, отца Офелта. Здешний источник называется Адрастия, потому ли что его открыл Адраст или по другой какой причине. Название Немеи произошло, будто бы, от Немеи, тоже дочери Асопа. Над Немеей возвышается гора Апесант, на которой Персей в первый раз принес жертву Зевсу Апесантию.
(4) [Микены. Сказания]. Если через Трит вернуться назад и идти внять по Аргосской дороге, на левой стороне будут развалины Микен. Что основателем Микен был Персей, всем известно; я изложу только повод основания и причину, по которой впоследствии аргивцы выселили микенян, тем более, что в нынешней Арголиде древние предания забыты; рассказывают только, что царь Инах дал свое имя реке и приносил жертвы Гере. (5) Сохранилось еще следующее предание: первый человек, в этой земле был Фороней, а Инах был не человек, но река и вместе отец Форонея. Этот Инах вместе с другими реками, Кифисом и Астерионом, решал спор между Посидоном и Герою об этой стране, и так как они присудили землю Гере, то Посидон скрыл всю воду. От этого ни одна из этих рек не имеет воды, разве когда бог пошлет дождь, а летом они совершенно высыхают, кроме Лернского потока. Фороней, сын Инахов, первый соединил людей в общество, живших до того времени каждый сам по себе; и то место, где они первый раз собрались, названо «Фороникон».
16. После Форонея царствовал его племянник по дочери, Аргос, и назвал страну своим именем — Аргос. У него было два сына: Пирас и Форвант; у Форванта был сын Триопа, у Триопы Иас и Аганор, Дочь Иаса, Ио, по сказаниям Геродота и по эллинским сказаниям, ушла в Египет. После Иаса власть перешла к его племяннику, сыну Агинора, Кротопу, у которого был сын Сѳенела, а у Сѳенелы Геланор. Этого–то Геланора лишил власти прибывший из Египта Данай и пресек царский род Агинора. Что было дальше, всем известно: дочери Даная умертвили своих мужей, кроме Линкея, Данай тоже был убит, и власть перешла к его племяннику, Линкею. (2) Внуки Линкея, от его сына Аванта, Акрисий и Прет, поделили между собою царство: Акрисий остался в Аргосе, а Прет взял Герею, Мидию, Тиринѳ и приморские части Аргоса, — до сих пор существуют памятники пребывания Прета в Тиринѳе. Впоследствии Акрисий, узнавши, что Персей не только жив, но и совершает великие подвиги, отправился к нему в Ларису, что на р. Пинии. Персей, который тоже желал видеть своего деда и встретить его достойным образом, и сам отправился в Ларису. Персей находился тогда в самых цветущих летах и пожелал перед всеми выказать свое искусство в изобретенном им метании диска; и вот здесь Акрисий нечаянно подвернулся под брошенный диск и был убит. (3) Так–то исполнилось предсказание бога об Акрисии, и он не мог его избегнуть, не смотря на принятые предосторожности против дочери (Данаи) и мальчика (Персея).
Между тем Персей, стыдясь убийства, отправился в Аргос и упросил сына Претова, Мегапенфа, поменяться с пим царствами. Таким образом получил его царство и основал Микины на том месте, где потерял рукоятку (микис) меча, — что он признал за знамение для основания города. Другие говорят, будто он, мучимый жаждою, искал воды и нашел гриб (микис), под которым оказалась вода. Обрадовавшись и напившись воды, Персей дал имя этой местности «Микины». (4) Но Гомер в Одиссее упоминает о женщине Микине в следующем стихе «Тиро, Алкмина и пышно венчанна Микина». В поэме, которую эллины называют «Великие Иэи», эта Микина называется дочерью Инаха, женою Арестора, и от неё будто бы город назван Микинами. А что говорят, что был Микиней, сын Спартона, внук Форонея, этому я не верю, тем более, что этому не верят и лакедемоняне. В Лакедемоне, в Амиклах, есть изображение женщины Спарты, но чтобы был Спартон, этому лекедемоняне никогда не поверят. (5) Разрушены Микины аргивцами, из ревности. Когда было нашествие персов, и аргивцы оставались в бездействии, жители Микин послали к Фермопилам от себя 80 человек, которые и участвовали в подвиге лакедемонян. Это обстоятельство затронуло честолюбие аргивцев и было причиною гибели Микин. Теперь от Микин осталась только часть городской стены и ворота, на которых стоят львы. Говорят, что и это постройки тех же циклопов, которые строили для Прета крепостную стену в Тиринѳе.
(6) Между микинскими развалинами протекает источник, называемый «Персия»; там подземные жилища Атрея и его сыновей, в которых находились сокровища Атрея. Есть там могила Атрея и всех тех, которые вместе с Агамемноном были убиты на пиру Эгисфом, по возвращении из Трои, за исключением, однако, могилы Кассандры, которую Амиклейские лакедемоняне полагают у себя. Другая могила — Агамемнона, третья — его возницы Евримедонта, четвертая — общая, Теледама и Пелопа, сыновей — близнецов Кассандры, которых, будто бы, убил Эгисф еще младенцами над трупами их родителей, и пятая Илектры, которую выдал Орест замуж за Пилада. [Елланик сообщает, что от Илектры были у Пилада два сына: Медонт и Строфий]. Но Клитемнистра и Эгисф похоронены вне стены: их признали недостойными лежать в том же месте, где похоронен Агамемнон и погибшие с ним.
17. [Храм Геры]. В 15 стадиях от Микин, на левой стороне, храм Геры. Вдоль пути здесь протекает поток, называемый «Елевѳерии», воду которого храмовые жрицы употребляют для очищений и при таинственных жертвоприношениях. Самый храм в котловине горы Еввии, По преданиям, у реки Астериона было три дочери: Еввия, Просимна и Акрея, бывшие затем кормилицами Геры. (2) По их именам назвали гору, лежащую против храма, Акреей, гору вокруг храма — Еввией, а Просимной — местность под храмом. Поток Астерион начинается за храмом и впадает в овраг, где исчезает. По его течению растет трава, которую тоже называют «астерион ».Эту траву носят в храм, и кроме того из её листьев делают венки.
(3) Строителем храма, говорят, был аргивец Евполем. Рельефные изображения над колоннами представляют рождение Зевса, борьбу богов с гигантами, события Троянской войны и взятие Трои. Пред входом стоят статуи женщин, бывших жрицами этого храма, и разных героев, в том числе Ореста, потому что статуя, имеющая надпись «Царь Август», есть статуя Ореста. В портике храма — древние изваяния Харит, а направо ложе Геры и пожертвованный щит, отнятый Менелаем в Илионе у Евфорва. (4) Статуя сидящей на троне Геры замечательна своей величиной и работой из золота и слоновой кости, творение Поликлата. На венке её изображены Хариты и Оры, в одной руке богиня держит скипетр, с кукушкой на верху, в другой гранатовое яблоко. Почему она держит яблоко, я должен умолчать, а кукушка, говорят, сам Зевс, который, когда полюбил Геру, еще бывшую девушкой, превратился в кукушку, и заставил ее играть с собой и ловить. Рассказам этим я не верю, но так как их передают, то и я сообщаю. (5) Около Геры статуя Гебы, творение Навкида, тоже из золота и слоновой кости, а около Гебы на столбе древнее изваяние Геры; но есть еще более древнее, сделанное из дикой груши. Оно было перенесено Пирасом, сыном Арговым, в Тиринѳ, но когда аргивцы разрушили Тиринѳ, то эту статую возвратили назад в храм Геры. Я сам ее видел: небольшая статуя сидящей богини. (6) Из пожертвований достойны еще внимания: серебряный жертвенник, на котором изображена свадьба Гебы и Иракла, павлин из золота и блестящих камней — пожертвование царя Адриана, потому что эта птица считается посвященной Гере, и золотой венок и пурпурный покров — пожертвования царя Нерона.
(7) За этим храмом развалины прежнего храма, истребленного пожаром, который сгорел от того, что жрица Хрисиида заснула, и огонь из светильни охватил украшения на венцах. Хрисиида тогда бежала в Тегею, в храм Аѳины Алей, умоляя о помиловании, но аргивцы, несмотря на такое бедствие, не тронули ни Хрисииды, ни её статуи, которая и теперь стоит перед сгоревшим храмом.

[Новый Аргос]

18. Если идти в Аргос из Микин, на дороге, на левой стороне, будет священный памятник Персею, которому–воздают почести и местные жители, — по особенно чтут его на острове Серифе; в Аѳинах тоже есть священное место Персея, а Диктию и Климене, считающимся спасителями Персея, там поставлены жертвенники. Пройдя немного вперед отсюда по Аргосской дороге, будет могила Ѳиеста, на правой стороне. На этой могиле стоит мраморный баран, потому что Ѳиест имел золотого барана, когда склонил жену своего брата Атрея к преступному сожительству. Атрей не остановился на справедливой мере возмездия, но умертвил его сыновей и устроил из них известное угощение Ѳиесту. (2) Затем уже я не могу сказать наверное, кто первый начал оскорбление: Эгисф ли, или же Агамемнон еще раньше убил его брата Тантала, сына Ѳиестова, получившего в жены девицу Клитемнистру от Тиндарея. Я не думаю, чтобы они были от природы жестоки, но если так далеко последовало преступление Пелопа и мщение за Миртила, нужно согласиться с тем, что Пиѳия отвечала спартанцу Главку Епикидову, на его вопрос о клятвопреступлении: что наказание за это переходит на внуков.
(3) От «баранов», — так называется могила Ѳиеста, — если немного пройти дальше, на левой стороне будет местность «Мисия» с храмом Димитры Мисийской, получившим название от некоего Мисия, будто бы угощавшего Димитру. Храм не имеет крыши, но в нем есть другое святилище из жженого кирпича с деревянными статуями Коры, Плутона и Димитры. Пройдя дальше, будет река Инах, и за ней жертвенник Илию (Солнцу). Отсюда придем к воротам, называемым, по имени ближайшего храма Илифии, «ворота Илифии».
(4) [Аргивские цари]. Из всех эллинов, кажется, одни аргивцы разделились на три царства, и это произошло по следующему случаю. В царствование Анаксагора, сына Аргова, внука Мегапенфова, на женщин напало безумие, так что они оставили жилища и блуждали но стране до тех пор, пока их излечил Мелампод, сын Амифаонов, но с тем, чтобы Анаксагор уступил часть царства ему, часть его брату Вианту, а третью часть оставил себе. Таким образом от Вианта, в течение 4‑х поколений, до Кианиппа, сына Эгиалеева, царствовало пять потомков, но матери называвшихся Нелеидами; (5) от Мелампода было шесть царей в шести поколениях до Амфилоха Амфиараева; но туземный род Анаксагоридов царствовал дольше. Ифис, сын Алекторов, внук Анаксагора, оставил царство своему племяннику Сѳенелу, сыну Капанееву; когда же, по взятии Трои, Амфилох переселился к нынешним амфилохам, а Кианипп умер бездетным, то сын Сѳенела, Киларав, один овладел всем царством. Но так как и он умер бездетным, то Аргосом овладел Орест, сын Агамемнонов, который жил по соседству, и в это время уже, помимо отцовского наследства, подчинил своей власти большую часть Аркадии, присоединил царство Спарты и имел всегда наготове союзное войско в Фокее. (6) А над лакедемонянами Орест царствовал по их собственному предложению, так как они предпочитали повиноваться внукам Тиндарея, чем Никострату и Мегапенфу, сыновьям Менелая от рабыни.
По смерти Ореста, власть перешла к его сыну Тисамену, родившемуся от Менелаевой дочери Ермионы [относительно Пенфила, побочного сына Орестова, Кинеѳон говорит в своей поэме, что он родился от дочери Эгисфа Иригоны]. (7) При этом–то Тисамене последовало возвращение в Пелопоннис ираклидов, сыновей Аристомаха — 'Тимена и Кресфонта, а от раньше умершего Аристодима следовали сыновья. Притязания их на Аргос, мне кажется, были основательны, потому что Тисамен был из рода Пелопа, а ираклиды первоначально произошли от Персея; они доказывали, что Тиндарей был изгнан Иппокоонтом и сам получил власть от Иракла, который убил Иппокоонта и его сыновей. В этом же роде были их притязания и на Мессинию, которая будто бы принадлежала Ираклу, овладевшему Пилосом и подарившему Пилось Нестору.
(8) Поэтому ираклиды изгнали Тисамена из Аргоса и Лакедемона, а потомков Нестора из Мессинии. Это были: Алкмеон, сын Силлов, внук Фрасимидов, Писистрат, сын Писистратов и сыновья Пеона, сына Антилохова; а вместе с ними был изгнан Меланф,. сын Андропомпов, внук Воров, правнук Пенфилов, праправнук Периклименов. По изгнании, Тисамен со своими сыновьями и с войском пошел в Ахею, а потомки Нелея в Аѳины, — кроме Писистрата, судьба которого мне неизвестна, — и от них то произошли аѳинские роды ифонидов и алкмеонидов. (9) Меланф даже овладел царской властью, отнявши ее от последнего царя из потомства Фисея, Фимита, сына Оксинтова.
[О сыновьях Кресфонта и Аристодима говорить здесь не место].
19. Тимен в сражениях явно отдавал предпочтение пред сыновьями своему зятю Диифонту, который был сын Антимаха, внук Фрасианора, правнук Ктисиппа, праправнук Иракла, и женат был на любимейшей его дочери Ирниѳо; и так как сыновья подозревали, что Тимен намерен передать и царство Ирниѳо, то составили заговор, и царство досталось старшему сыну Кису. (2) Впрочем аргивцы, привыкшие с давних пор к равноправию и независимости, совершенно ограничили царскую власть, так что Мидону, сыну Кисову, и его потомкам осталось только царское имя, а Мелту, сына Лакидова, потомка Мидонова, народ совершенно устранил от участия в правлении.
(3) [Достопримечательности]. Замечательнейший храм в Аргосе — Аполлона Ликийского (Волчьего). Нынешняя статуя — произведете аѳинянина Аттала, а древняя, как и самый храм, была принесена Данаем. Я думаю, что древние статуи все были деревянные, особенно египетские. Данай построил храм Аполлону Ликийскому по следующему поводу. Когда он прибыл в Аргос и изъявил притязания на власть Геланора, сына Сѳенелова, и когда высказано было много основательных доводов с обеих сторон, причем доводы Геланора казались не менее справедливыми, народ отложил решение спора до следующего дня. (4) И вот, при наступлении утра, когда собрался народ, в пасшееся перед городской стеной стадо коров ворвался волк (ликос) и напал на быка, предводителя стада. Аргивцы приняли это за знамение, и Геланора сравняли с быком, а Даная с волком, животным, которое не живет с людьми, как и Данай был до сих пор чужд аргивцам. И так как волк одолел вола, то страну отдали Данаю. Полагая, что это Аполлон наслал волка на стадо, Данай построил храм Аполлону Ликийскому.
(5) В этом храме есть трон Даная и изображение Витона — человек несущий на плечах быка. Поэт Ликей говорить, что когда аргивцы вели в Немею быка в жертву Зевсу, этот Витон поднял быка на плечи и понес. Около изображения Витона горит огонь, который называется огнем Форонея. Аргивцы не признают изобретателем огня Промифея, и приписывают это изобретение Форонею. (6) Относительно деревянных статуй Ерма и Афродиты, аргивцы говорят, что первая — произведение Епея, вторая — дар Ипермнистры, которая одна из всех дочерей Даная не последовала приказанию отца. За это Данай отдал ее на суд аргивцев, тем более что спасение Линкея считал для себя не безопасным, а её ослушание увеличивало позор приказания; но аргивцы оправдали Ипермнистру, и за это она поставила статую Афродиты «победоносной». (7) Внутри храма стоит Лада, быстротою ног превосходивший всех современников, и Ерм, превращающий черепаху в лиру. Пред храмом находится трон, на котором изображен бои быка с волком, причем девушка бросает в быка камень. Девушка эта, полагают, Артемида. Все это — пожертвования Даная, как и вблизи стоящие колонны и деревянные изваяния Зевса и Артемиды. (8) Там же есть две могилы: одна Лина, сына Аполлона и Псамафы, дочери Кротона, другая — будто бы того Лина, который оставил стихотворения; но об нем я буду говорить в своем месте, а о Псамафе сказано при описании Мегар. Кроне того, там есть статуя Аполлона Агиея (градохранителя) и жертвенник Зевса Иетия (Дожденосного), на котором сподвижники Полиника, отправляясь против Ѳив, дали клятву умереть вместе, в случае не удастся взять Ѳивы. Что касается предания относительно памятника Промифея, то рассказ, слышанный мною в Опунте, кажется мне правдоподобнее того, что говорят аргивцы.
20. Дальше будет изображение кулачного бойца Кревги и трофей над коринѳянами, и затем сидячая статуя, из белого мрамора, Зевса Милихия (Милостивого), творение Поликлита, изваянное, как я узнал, по следующему случаю. Лакедемоняне имели войну с аргивцами, и до тех пор не могли ее кончить, пока не вмешался Филипп, сын Аминты, который заставил лакедемонян остаться при старых границах, между тем как в прежние времена всегда так было, что или лакедемоняне, особенно если не имели дел вне Пелопонниса, старались урезать часть аргивской земли, или аргивцы пользовались лакедемонскими войнами и замешательствами и нападали на их владения. (2) Когда взаимная ненависть достигла крайней степени, аргивцы решились держать особый отряд в 1000 человек, но предводителем отряда назначен был аргивец Бриант, который до того дошел в своем насилии над народом, что однажды отнял невесту от сопровождавших ее к жениху родственников и опозорил. В наступившую ночь эта девушка выждала, пока Бриант заснул, и ослепила его, а когда наступил день, припала с защитой к народу. Народ не согласился выдать ее тысячному отряду, вследствие чего дело дошло до битвы, и победил народ. Ненависть народа дошла до такой степени, что в живых не осталось ни одного человека из всего тысячного отряда. Затем совершены были разные очистительные обряды, и за пролитую единоплеменную кровь поставили этот памятник Зевсу Милихию.
(3) Тут же вблизи на мраморе изображены Клеовис и Витон, везущие повозку в храм Геры, в которой сидит их мать.
На противоположной стороне храм Зевса Немейского с медной статуей сидящего бога, работы художника Лисиппа. За этим храмом, если немного пройти, на правой стороне будет могила Форонея, которому и при мне еще приносились жертвы. По ту сторону храма Зевса Немейского находится древнейший храм Тихи (Счастья), в который еще Паламид пожертвовал изобретенные им шашки. (4) Ближайший к этому храму могильный памятник считают принадлежащим менаде Хории, которая вместе с другими женщинами участвовала в походе Диониса в Аргос. Против них выступил Персей и большую часть этих женщин убил. Все они похоронены в одной могиле, а Хории, как особенно отличившейся, поставлен отдельный памятник.
(5) Немного далее храм Ор (времен). На возвратном путл, статуи Полиника сына Эдипова и всех его сподвижников, павших под Ѳивами. Эсхил насчитывает только семь, но их отправилось гораздо больше: много полководцев было из Аргоса, много из Мессины, были некоторые и из Аркадии. Аргивцы следуют Эсхилу и поставили семь статуй. Недалеко от этих статуй стоят изваяния и завоевателей Ѳив: 1) Эгиалей, сын Адрастов, 2) Промах Парѳенопеев, внук Талая, 3) Полидор Иппомедонтов, 4) Ѳерсандр, 5) Алкмеон и 6) Амфилох Амфиараев, 7) Диомид и 8) Сѳенел; кроме этих еще 9) Евриал Микистеев и 10 — 11) сыновья Полиника: Адраст и Тимея. (6) Не вдалеке от этих статуй показывают могилу Даная и пустую гробницу в честь тех аргивцев, которым пришлось умереть в Илионе или на возвратном пути в отечество. Там же храм Зевса Сотира (спасителя), и если его обойти, будет здание, в котором аргивянки оплакивают смерть Адониса. На правой стороне входа в это здание храм Кифису, Аргивцы говорят, что Посидон уничтожил не всю воду реки Кифиса, но что вода течет под землею, именно под этим храмом. Около храма Кифиса лежит мраморная голова Медусы, (7) как говорят, тоже работа киклопов; а место за храмом до сих пор называют «Критирион» (Судилище), потому что будто бы там Ипермнистра была судима Данаем.
Не вдалеке отсюда театр. Здесь очень много замечательного, между прочим группа: человек, убивающий другого — аргивец Перилай Алкиноров, убивающий спартанца Офриада. Этому Перилаю еще прежде посчастливилось одержать победу в борьбе на Немейских играх. (8) За театром храм Афродиты. Здесь пред образом богини на четырехсторонней мраморной колонне рельефное изображение Телесиллы, оставившей стихотворения: в ногах лежит свиток, а сама она смотрит на шлем, который держит в руке и как будто хочет надеть на голову. Телесилла вообще была замечательная женщина, но особенно прославилась стихотворениями. Когда аргосцы потерпели ужасное поражение от лакедемонского царя Клеомена Анаксандридова, именно, когда часть пала в битве, а остальная бежала в аргосскую рощу, причем часть, поверившая слову победителя, немедленно была перебита, а остальные сожжены вместе с рощей; когда таким образом Клеомен шел на совершенно беззащитный город, (9) в это самое время Телесилла собрала в крепости рабов и всех тех, которые по молодости или от старости не могли носить оружия, а какое оставалось оружие в домах или в храмах, собрала в одно место и вооружила наиболее здоровых женщин, и затем поставила их на том месте, где ожидалось нападение неприятеля. Когда явились лакедемоняне, аргивянки не только не испугались их воинских криков, но встретили как следует и храбро сражались. Лакедемоняне, сообразивши, что если победят женщин, победа их бесславна, а в случае поражения, возвращение будет совершенно позорное, уступили пред аргивянками и удалились. (10) Об этой борьбе еще раньше предсказала Пиѳия. Изречение это, буквально или в измененном виде, приводится у Геродота так: «Когда женщина победит и погонит мужчину, и принесет славу аргивцам, тогда многим аргивянкам придется терзаться». Таково было прорицание о подвиге аргивских женщин.
21. Если отсюда направиться на главную площадь, будет памятник Кердо, жены Форонея, и затем храм Асклипия, дальше храм Артемиды, называемый храмом Пифо, тоже поставленный Ипермнистрой в память избавления от обвинения отца из–за Линкея. Там же медная статуя Энея, и место, называемое «Делта», но почему оно так называется, но могу сказать, а сообщенное мне объяснение кажется неосновательным. (2) Перед ним жертвенник Зевсу Убежищу (Фиксию), а невдалеке памятники Ипермнистры, матери Амфиарея, и другой Ипермнистры, дочери Даная, с которой похоронен и Линкей. Насупротив этих памятников могила Талая, сына Виантова, о котором я уже говорил. (3) Дальше храм Аѳины Салпинги (Трубы), сооруженный Игелеем. Этот Игелей был сын Тирсина, внук Иракла и Лиды. Тирсин изобрел трубу, а Игелей научил прибывших с Тименом дорян играть на этом инструменте, и потому Аѳину назвали Салпингой. Пред храмом Аѳины, говорят, могила Епименида, который был взят в плен лакедемонянами во время войны с кносийцами, и так как предвещал им всегда дурное, то они убили его и похоронили здесь.
(4) Почти по середине площади находится здание из белого мрамора, но это не трофей над Пирром Ипиротовым, как говорят аргивцы, а памятник на том месте, где сожжено было его тело. В этом всякий может убедиться по самому зданию, на котором изображены орудия, которыми пользовался Пирр в битвах, и между ними слоны, и потому–то здание воздвигнуто на месте костра; а кости его находятся в храме Димитры, около которого последовала его кончина, как это я уже сказал при описании Аттики. При входе в храм Димитры можно видеть и медный щит Пирра, повешенный над дверями.
(5) Невдалеке от этого здания насыпь: здесь, говорят, лежит голова Медусы. Оставляя сказки, я сообщу следующие рассказы о Медусе. Она была дочь Форка, и по смерти отца царствовала над ливийскими жителями, окружающими озеро Тритониду, ходила с ними на охоту и водила на сражения. Встретившись с пелононниским отрядом Персея, она ночью была убита изменою, и Персей, пораженный её красотой, отрезал голову от туловища и привез для показа в Элладу. Но карфагенский писатель (6) Прокл Евкратов сообщает другой рассказ, более вероятный. По его словам, ливийская пустыня представляет и зверей неслыханных, и людей совершенно диких. Он говорит, что сам видел такого дикаря, привезенного из Ливии в Рим. Одна из таких женщин, заблудившись, пришла к Тритонову озеру и делала много вреда жителям до тех пор, пока наконец была убита Персеем; а Аѳина признана помогавшей Персею потому, что жители этого озера чтут Аѳину.
(7) Против памятника Горгоны в Аргосе находится могила дочери Порсея Горгофоны, — почему она так названа, само имя показывает. Горгофона первая из всех эллинских женщин, по смерти своего мужа, Периира Эолова, вышла замуж за второго мужа, Эвала, а прежде был обычай, чтобы жена, после смерти мужа, навсегда оставалась вдовою. (8) Против этой могилы поставлен мраморный трофей над аргосским мужем Лафаем. Этот Лафай, — я говорю что слышал от аргивцев, — был тиранном в Аргосе; но народ восстал против него и изгнал из города. Лафай бежал в Лакедемон, и с помощью лакедемонян старался возвратить власть, но аргивцы одержали победу, причем Лафай и многие лакедемоняне были убиты. Недалеко от трофея храм Лито, со статуей работы Праксителя. (9) Стоящую около богини девушку называют Хлорис (Бледная), дочерью Ниовы, прежде называвшуюся Меливеей (Услада жизни). Аргивцы говорят, что из всех детей Амфиона и Ниовы, умерщвленных Артемидой и Аполлоном, остались только двое: эта дочь и сын Амикл, и то потому, что взмолились к Лито, но от страха дочь так побледнела, что осталась бледною навсегда, и потому, вместо прежнего имени Меливеи дали имя Хлорис. (10) Она–то, но словам аргивцев, построила этот древний храм Лито. Но я более доверяю Гомеру, чем другие, и полагаю, что Ниове не оставлено было ни одного дитяти. Это место у Гомера так говорится: «Они вдвоем погубили всех». Гомер, значит, утверждает, что дом Амфиона истреблен до основания.
22. Направо от храма Лито храм Геры Анфии, и пред храмом могила тех женщин, которые прибыли с Дионисом из островов Эгейского моря и были убиты в сражении с Персеем и аргивцами, почему эта могила называется «могилой мореходиц». Против этой могилы храм Димитры Пеласгийской, по имени строителя, Пеласга Триопова, а невдалеке могила Пеласга. По ту сторону могилы небольшой медный постамент, поддерживающий древние статуи Артемиды, Зевса и Аѳины. Поэт Ликей говорит, что это изображение Зевса Миханея (Искусника) и что здесь клялись отправлявшиеся на Илион эллины воевать до тех пор, пока возьмут Илион или их самих смерть возьмет. (3) Другие говорят, что под этим постаментом лежат кости Тантала, сына Ѳиестова, или Вронтеева, — говорят так и так, — имевшего женой Клитемнистру раньше Агамемнона. Что этот Тантал похоронен здесь, я не спорю, но гробницу Тантала, сына Зевсова и Плуто, я сам видел в Сипиле, и она весьма замечательна. Кроме того, никакая нужда не заставляла Тантала бежать из Сипила, как это потом случилось с его сыном Пелопом, которого гнал фригиец Ил. Но об этом довольно. Вблизи находится пещера, над которой совершаются обряды, установленные туземцем Никостратом. И теперь еще в пещеру опускают зажженные лампады, в честь дочери Димитры, Коры.
(4) Там же находится храм Посидона, по имени Просклистия (Наводнителя), который, говорят, затопил большую часть страны за то, что Инах и прочие судьи присудили страну не ему, но Гере. Тогда Гера упросила Посидона удалить море, и аргивцы на том месте, где вода стала спадать, построили храм Посидону Просклистию. (5) Пройдя немного дальше, будет могила Арга, считающегося сыном Зевса и Ниовы Форонеевой. Дальше храм Диоскуров, со статуями Диоскуров, их сыновей — Анаксиса и Мнасинунта и жен — Илаиры и Ѳивы, работы художников Дипина и Скиллида, из черного дерева. Лошади их сделаны тоже из черного дерева; кое что и из слоновой кости.
(6) Невдалеке от сих владык храм Илифии, посвященный Еленою в то время, когда Фисей с Пирифоем отправились против Ѳеспротов, когда Афидна была взята Диоскурами, и Елену везли в Лакедемон. Аргивцы говорят, что Елена носила тогда, и на дороге, в Аргосе, родила дочь, которую отдала Клитемнестре, бывшей тогда в замужестве за Агамемноном, и, построивши здесь храм Илифии, после этого сочеталась браком с Менелаем. (7) На этом основании, поэты: Евфорион из Xалкиды, Александр Плевронский и еще раньше их Стисихор Имерейский одинаково утверждают с аргивцами, что Ифигения была дочь Фисея. По ту сторону храма Илифии храм Екаты со статуей работы Скопы. Эта статуя мраморная, а против нее две медные статуи, тоже Екаты: одна работы Поликлита, другая его брата, Навкида Моѳонова.
(8) Отсюда прямая дорога к гимнасии «Киларава», названной так по имени основателя, Сѳенелова сына, Киларава. На пути будет гробница Илектрионова сына Ликимния, убитого, по словам Гомера, Иракловым сыном Тлиптолемом, который за это убийство был изгнан из Аргоса. Не вдалеке от гимнасии, около тамошних городских ворот, памятник Сакады, который первый играл на флейте в Делфах Пиѳийские песни, и положил конец ненависти Аполлона к флейтистам по поводу дерзости Силена и Марсия.
(9) В гимнасии Киларава есть статуя Аѳины, называемая «Пания»; там еще показывают могилу Сѳенела и самого Киларава. Невдалеке от гимнасии устроена полиандрия (общая гробница) в память тех аргивцев, которые вместе с аѳинянами ездили покорять Сиракузы и Сицилию.
23. Если отсюда отправиться по так называемой Глубокой улице, направо будет храм Диониса со статуей бога, привезенной из острова Еввии по следующему случаю. При возвращении из Илиона, когда при мысе Кафарфее последовало кораблекрушение, некоторые аргивцы успели спастись на остров Еввию, но здесь их мучил голод и холод. Когда они стали молиться богам подать им спасение и затем пошли дальше, то нашли пещеру Диониса, в которой стояла статуя бога, и тут же были спрятавшиеся от холода дикие козы. Аргивцы убили их, мясо съели, а, из кож наделали одежд. Когда затем кончились холода и они приготовили корабли, то, возвращаясь домой, взяли с собой статую Диониса, которой воздают почести и доселе.
(2) Тут же, около храма Диониса, увидишь жилище Адраста, а несколько дальше будет храм Амфиарая, а за храмом памятник Ерифилы. Дальше будет священная земля Асклипия, а еще дальше храм Ватона, который происходил из одного рода с Амфиараем, т. е. из Меламподов, и в битвах был его возницей; но во время бегства из–под Ѳив под ними земля провалилась и поглотила и Амфиарая, и его колесницу, и Ватона. (3) По выходе из Глубокой улицы, будет могила Ирниѳо. Что это гробница пустая, поставленная в память великой женщины, этому я верю, но, чтобы там лежало тело Ирниѳо, этому поверит разве человек, не знающий истории Епидавра.
(4) Из храмов Асклипия самый замечательный тот, в котором при мне находилась сидячая статуя этого бога из белого мрамора: около статуи стоит Игиея (здоровье) и тут же сидят творцы этих статуй — Ксенофил и Стратон. Храм этот древний, и основан Сфиром, сыном Махаоновым, братом того Александра, которому сикионцы воздают почести в Титане. (5) Относительно статуи Артемиды Ферейской аргивцы говорят, что она привезена из фессалийских Фер, и воздают ей такие же почести, как аѳиняне и сикионцы. Но я не верю рассказам аргивцев, будто у них находятся могилы Диианиры, дочери Инея, и Елена, сына Приама, и будто в Аргосе лежит та статуя Аѳины, — известный паладиум, — которая была вывезена из Илиона, благодаря чему и был взят Илион. Известно, что палладиум увезен был Энеем в Италию, и Диианира скончалась около Трахина, а не в Аргосе, и могила её находится около Ираклии, что под горой Этой. (6) А что касается Елена, сына Приамова, то я уже сказал, что он прибыл в Ипир вместе с Пирром, сыном Ахилловым, по его смерти был мужем Андромахи и опекуном сыновей Пирра и имел сына Кестрина, от которого получила название нынешняя местность Кестрина. Аргивские археологи сами сознают, что в их рассказах не все согласно с действительностью, тем не менее сообщают рассказы, потому что не легко переубедить большинство, думающее иначе.
(7) В Аргосе есть и много других достопримечательностей, как напр.. подземный дом, с медной комнатой, сооруженный Акрисием для заключения дочери и разрушенный тиранном Перилаем. Кроме того, гробница Кротона и храм Диониса Критского, который, по окончании войны с Персеем, когда прекращена была всякая вражда, получил великие почести от аргивцев, причем ему был отделен особый священный участок земли; (8) а критским он назван впоследствии, когда здесь была погребена Ариадна. Ликей говорит, что когда храм вторично строился, был найден глиняный сосуд с прахом Ариадны, и что этот сосуд видел не только он, но и другие аргивцы. Около храма Диониса храм Афродиты Урании (Небесной).
Аргосская крепость [акрополь] называется Ларисой, по имени Ларисы, дочери Пеласга; по её имени названы еще два города в Фессалии — один при море, другой при реке Пенее.
24·. Если войти в акрополь, будут следующие храмы: Геры Акрейской и Аполлона, построенного еще Пифаеем, по прибытии из Дельф. Статуя представляет стоящего бога, и называется Аполлон Дарадиот (Кряжевой), потому что эта местность называется Дирас (Кряж). В храме до сих пор даются прорицания, и происходят таким образом. Прорицает женщина, обязанная оставаться девою: раз в месяц, ночью, она приносит в жертву овна, вкушает его крови и этим вдохновляется. (2) К этому храму примыкает храм Аѳины Оксидерки (Острозрячей), созданный Диомидом, в благодарность за то, что в битве под Илионом Аѳина сняла слепоту с его глаз. Тут же и стадия, на которой происходят подвиги в честь Немейского Зевса и праздник Геры.
На левой стороне дороги в акрополь могила сыновей Египта216). Действительно, головы их были принесены сюда и похоронены здесь, а тела остались в Лерне, где жены их произвели убийство и, отрезавши головы, принесли сюда показать отцу свой подвиг. (3) На самом верху акрополя Ларисы, храм Зевса Ларисейского, без крыши; статуя бога, сделанная из дерева, уже не стояла на постаменте. Есть там еще замечательный храм Аѳины; здесь между разными пожертвованиями находится деревянная статуя Зевса, у которого, кроме двух обыкновенных глаз, есть еще третий глаз по середине лба. Говорят, этот Зевс, с именем «отцовский», стоял во дворе у Приама Лаомедонтова, и когда был взят Илион, Приам припал к его жертвеннику, а когда делали добычу, то сего Зевса взял Сѳенел Капанеев, и посвятил в этот храм. (4) Значение трех глаз объясняют так: Зевс царствует на небе, — это всякому известно; он же властвует под землею, как свидетельствует Гомер, называя его «Зевс подземный и великая Персефония»; а Эсхил Евфорионов называет Зевса царем и на море. Поэтому неизвестный художник представил одного и того же бога, смотрящего тремя глазами, как властвующего над тремя известными частями мира.
(5) [От Аргоса до Епидавра]. Из Аргоса идут дороги в разные части Пелопонниса. По дороге, ведущей в Аркадию к городу Тегее, направо будет гора Дикона, с великолепными кипариссами: на вершине её храм Артемиды Орфии (Высокой) с бело–мраморными статуями Аполлона, Лито и Артемиды, творениями, как говорят, Поликлита; а если сойти с горы, то на левой стороне большой дороги будет храм Артемиды, (6) а немного дальше, с правой стороны дороги, будет гора, называемая Хаон: у подошвы ее растут плодовые деревья, и видно, как вытекает поток Ерасин. Воды его текут из Аркадского Стимфала, совершенно также, как Риты текут из Еврипа и около Елевсина вливаются в тамошнее море. При извержении Ерасина из гор, находятся жертвенники Пану и Дионису, которому кроме того устраивается известный праздник «тирва».
(7) Возвратившись на Тегейекую дорогу, направо от так называемого Троха [Бега], будут Кенхреи. Откуда произошло это имя, неизвестно: говорят только, что и это название дано от сына Пирины Кенхрия. Там же находится полиандрия (общая могила) аргивцев, победивших лакедемонян в сражении при Исиях. Сражение это, по моим исследованиям, произошло в архонтство в Аѳинах Писистрата, в 4 м году олимпиады, в которую одержал победу в стадии аѳинянин Евривот. Спустившись совсем вниз, будут развалины некогда аргосского города И сии, при котором и произошло упомянутое побоище.
25. Дорога из Аргоса в Мантинею ведет не по той местности, что в Тегею, но начинается от тех ворот, что против Дирады. На этой дороге построен храм с двумя входами — с востока и с запада. С восточной стороны стоит деревянная статуя Афродиты, с западной — Арея. Статуи эти, будто бы, посвящены Полинином и соучастниками его похода — аргивцами.
(2) Дальше, перейдя ручей Харадр, будет Иноя, получившая название, по словам аргивцев, от Инея. Этот Иней, будто бы, царствуя в Этолии, был лишен власти сыновьями Агрия и пришел в Аргос под защиту Диомида. Последний оказал ему всякую поддержку и даже ходил войной на Калидонию, но остаться с ним не мог и предложил Инею следовать в Аргос. Здесь Диомид чтил Инея так, как чтут только деда, и, после его смерти, похоронил его в той местности, которую после аргивцы назвали «Иноя». (3) За Иноей возвышается гора Артемисия с храмом Артемиды на вершине горы. На этой же горе находятся истоки р. Инаха. Действительно, там есть ключи, но вода течет не на далеком пространстве. Более там нет ничего замечательного.
(4) Другой путь от ворот Дирадских ведет на Лиркию. Сюда, говорят, бежал Линкей, один из всех 50-ти братьев, спасшийся от смерти, и когда прибежал, зажег факел, — а он условился с Ипермнистрой зажечь факел, когда достигнет безопасного места, — и она тоже зажгла факел в Ларисе, давая знать, что и сама вне опасности. Потому аргивцы ежегодно устраивают праздник с факелами. (5) Местность эта тогда называлась Линкия, а когда впоследствии поселился здесь побочный сын Аванта Лирк, названа Лиркией. Между развалинами нет ничего замечательного, разве изображение Лирка на мраморной доске. От Аргоса до Лиркии будет почти 60 стадий, и от Лиркии до Орней столько же. О городе Лиркии, который был безлюдный уже во времена похода на Илион, Гомер не упоминает в перечислении городов, но об Орнеях, как принадлежавших по положению к Аргосской области, упоминает еще раньше, чем о Флиунте и Сикионе. (6) Название произошло от Орнея, сына Ерехѳеева, у которого был сын Петео, и внук Менесфей, помогавший Агамемнону вместе с аѳинянами разрушить царство Приама. От этого–то Орнея дано название города, но впоследствии аргивцы выгнали жителей и расселили их по Аргосу. В Орнеях два храма: Артемиды с стоящей статуей богини и храм всех богов. За Орнеями начинаются границы сикионской и флиунтскои областей.
(7) Если идти из Аргоса в Епидавр, на правой стороне будет здание, очень похожее на пирамиду, с рельефными изображениями аркадских щитов. Здесь, говорят, происходило сражение Прета с Акрисием, из–за власти, и так как сражение было нерешительное, и один не мог осилить другого, то они кончили мирным соглашением. Говорят, что сражались тогда, и они и войско, впервые вооруженные щитами. Павшим с той и другой стороны, — ибо это были горожане и родичи, — поставлен этот общий памятник.
(8) Пройдя дальше оттуда и повернувши направо, будут развалины Тиринѳа. Жители его тоже были выселены аргосцами и, для увеличения города, поселены в Аргосе. Герой Тиринѳ, по имени которого город получил название, был сын, будто бы, Арга, внук Зевса; а стена, оставшаяся одна только из развалин, построена циклопами из дикого камня такой величины, что пара мулов не в состоянии сдвинут с места даже самый малый камень; а для большей прочности к большим камням, еще в древности, прилажены малые камни.
(9) Если спуститься к морю, будут палаты дочерей Прета, а если вернуться на большую дорогу, то придем в Мидию, которая будет влево. Здесь, говорят, царствовал Илектрион, отец Алкмины; но теперь от Мидии осталось одно только место.
(10) Отсюда прямая дорога в Епидавр, и здесь будет поселение Лисса, с храмом Аѳины и деревянной статуей богини, ничем не отличающейся от статуи в Ларисской крепости. Над Лиссой возвышается гора Арахноя [Паутина], в древности, при Инахе, называвшаяся Саписелатон; на ней два жертвенника: Зевсу и Гере. Когда нет дождя, здесь приносят жертвы.

[Побережье].

26. [Епидавр]. При Лиссе аргосская область сходится с эпидаврийскою; но прежде, чем достигнуть города, будет храм Асклипия. Кто населял эту страну до прибытия Епидавра, мне неизвестно; даже о потомках Епидавра я не мог ничего разузнать у местных жителей. Говорят только, что перед прибытием в Пелопоннис дорян, здесь царствовал Питирей, сын Ионов, потомок Ксуѳа, без боя уступивший страну Диифонту и аргивцам; (2) что Питирей, вместе с горожанами, отправился в Аѳины, где и остался, а Диифонт с аргивцами стал владеть Епидаврией, но но смерти Тимена Диифонт и Ирниѳо, враждовавшие с сыновьями Тимена, отделились от прочих аргивцев, тем более, что войско стояло более за Диифонта и Ирниѳо, чем за Киса и его братьев. (3) Епидавр, от которого страна получила имя, по словам илийцев, был сын Пелопа; по мнению аргивцев и по словам поэмы «Великие Иэи», отцом его был Арг, дед Зевс, а сами епидаврийцы происхождение Епидавра производят от Аполлона, который, будто бы, был отцом Епидавра.
(4) Посвящение страны Асклипию произошло по следующему случаю. Под предлогом посмотреть страну, а на самом деле, чтобы узнать число жителей и военные их силы, в Пелопоннис пришел Флегия, славнейший воин своего времени, который, при всяком нападении, обирал жителей и угонял скот; но его сопровождала дочь (Коронида), скрывавшая от отца свою беременность от Аполлона. В Епидавре она родила мальчика и оставила его на горе Титѳии [Соска], называвшейся тогда «Миртия», но одна из пасшихся на горе коз стала кормить его молоком, а сторожевая собака от стада стеречь. (5) Когда Аресфан, — так звали пастуха, — не досчитался одной козы и заметил пропажу собаки, стал повсюду искать, и когда нашел, хотел мальчика взять на руки, но, как только подошел, от мальчика сверкнула молния; и пастух, догадавшись, что это бог, в страхе ушел назад. И вот скоро повсюду, по морю и по суше, разнеслась молва, что явился мальчик, который не только исцеляет больных, но и воскрешает мертвых.
(6) Но есть другой рассказ: будто Коронида, носившая уже Асклипия [от Аполлона], сочеталась с Исхием, сыном Елата, и Артемида, желая отомстить за оскорбление Аполлона, умертвила Корониду, а младенца, когда мать уже лежала на костре, Ерм исторгнул из пламени. (7) По третьему рассказу, который мне кажется наименее вероятным, Асклипий был сын Арсинои, дочери Левкиппа. Когда аркадянин Аполлофан приходил в Делфы и спрашивал бога, не от Арсинои ли· родился Асклипий и не мессинский ли он горожанин, Пиѳия отвечала так:
«О, великая радость для всех смертных, Асклипий! тебя родила дочь Флегии, сочетавшаяся со мной любовью, прекрасная Коронида, на гористом Епидавре».
Это изречение показывает, что Арсиноя не была матерью Асклипия, а Исиод или другой поэт выдумал, чтобы польстить мессинцам, и вставил в стихотворения Исиода. (8) Что Асклипий родился в Епидавре, доказывает еще вот что: все замечательнейшие празднования Асклипия заимствованы из Епидавра. Таким образом, в Аѳинах устроены таинства, и тот день, в который они совершаются, называется «Епидаврии», и это имя идет с того дня, как начали чествовать бога Асклипия; точно также Архия Аристехмов, получив рану на охоте около Пиндаса и исцелившись в Епидавре, (9) ввел чествование Асклипия в Пергаме, а из Пергама почитание Асклипия перешло в Смирну, где до сих пор при море находится храм Асклипию; Асклипий в Киринейских Валаграх, именуемый «Врач», тоже из Епидавра, а по образу Киринейского построен храм Асклипию на острове Крите в Левине, и разница между празднованием в Киринее и в Епидавре состоит только в том, (10) что киринейцы жертвуют козу, а епидаврийцы этого не делают. А что Асклипий издревле был богом, а не получил эту славу со временем, из это я имею разные доказательства, между прочим и то, что у Гомера говорит Агамемнон о Махаоне: «Талѳивий, как можно скорее назови Махаона, Асклипиева смертного сына», т. е. как бы говорит: «сына бога Асклипия».
27. Священная роща Асклипия со всех сторон окружена горами. Здесь, как и на о-ве Дилосе, внутри священной ограды не дозволяется умирать, а женщинам рожать; жертва, приносит ли ее епидавриец, или иноземец, должна быть съедена тоже внутри ограды, — как это делается и в Титане.
(2) Статуя Асклипия размерами на половину меньше Олимпийского Зевса в Аѳинах; сделана из золота и слоновой кости. Надпись на статуе показывает, что это произведение паросского художника Фрасимида Аригнотова. Асклипий представлен сидящим на троне; в одной руке держит жезл, в другой змею за голову, и при нем лежит собака. На троне изображены подвиги аргосских героев: Веллерофонт, побеждающий Химеру, и Персей с головой Медусы.
За храмом находится здание, в котором сидят обращающиеся к богу. (3) Здесь же воздвигнуто круглое здание из белого мрамора, называемое Фолос, весьма замечательное. Там есть две картины Павсия: одна — Ерот, бросивший лук и стрелы и взявший лиру, другая — Пьянство, пьющее из стеклянного сосуда; но сосуд так нарисован, что сквозь стекло видно лицо женщины. Внутри священной ограды в прежние времена стояло очень много мраморных плит с надписями; теперь их осталось только шесть. На них написаны имена мужчин и женщин, исцеленных Асклипием, болезней — какими кто страдал, и способ исцеления. Надписи на дорийском наречий. (4) Отдельно от других стоит старая плита, которая гласит, что Ипполит посвятил богу 20 коней. Предание арикийцев подтверждает эту надпись: именно, что Асклипий воскресил Ипполита, умершего от проклятий отца, Фисея, но, возвратившись к жизни, Ипполит не захотел простить отцу, и не смотря на его мольбы ушел в Италию, к арикийцам, и там сделался царем и построил храм Артемиде со священной рощей, в которой еще при мне устраивались состязания в единоборстве, и полученная награда посвящалась богине; но к участию в состязании лица свободные не допускались, а только рабы, бежавшие от господ.
(5) В святилище епидаврийцы имеют и театр, по моему мнению, весьма замечательный, потому что, напр., римские театры своим богатством превосходят все театры, а по величине епидаврийский театр уступает и аркадскому в Мегалополе, но в красоте и в гармонии разве может какой архитектор сравниться с Поликлитом? Поликлит строил и этот театр, и вышеупомянутое круглое здание. В роще есть еще храм Афродиты, статуя Ипионы [Кротости], святилище Афродиты и Фемиды, стадион, как вообще у эллинов, из насыпной земли, и источник, замечательный разными украшениями, особенно прикрытием. Пожертвования сенатора Антонина, сделанные при нас, следующие: купальня Асклипия, храм богов Епидотов (благодетелей), храм Игиеи, Асклипия и Аполлона, с именем «Египетский». Он же восстановил крытую галерею Котия, у которой была развалившаяся крыша, как сделанная из необожженного кирпича. Затем, так как епидаврийцев, окружающих храм, очень стесняло то обстоятельство, что женщины не могли под храмом рожать, а больные должны были умирать под открытым небом, то, во избежание этого неудобства, Антонин выстроил особое здание, где женщинам позволялось рожать, а больным умирать.
(7) Над рощей Асклипия возвышаются две горы: Титѳия и Кинортия с древнейшим храмом Аполлона Малеата, а все что окружает храм и водоем, в который стекается дождевая вода из храма, все это сооружено для епидаврийцев Антонином.
28. Остальные драконы и еще одна порода змей с желтоватой кожей считаются посвященными Асклипию; к человеку они кротки, но водятся только в Епидаврийской земле. Тоже самое, впрочем, бывает и в других странах: напр., земные крокодилы, не менее двух локтей, водятся только в Ливии; из одной Индии получаются, между прочим, и попугаи; а больших змей, достигающих в длину более 30 локтей, епидаврийцы считают не драконами, но совершенно особой породой.
(2) Если подниматься на гору Кориф, там на дороге будет особенное растение, так называемая крученая маслина, которой дан такой вид рукою Иракла. Но думал ли Иракл поставить этим границу и асинейцам в Арголиде, решить не могу, потому что, при опустошенности страны, указать другую ясную границу невозможно. На вершине горы Корифа храм Артемиды, о котором Телесилла упоминает в своих песнях.
(3) Если сходить в город Епидавр, будет местность, заросшая дикой маслиной, называемая Ирниѳия. Изложу, что говорят об этом епидаврийцы и что более правдоподобно. Кис и другие сыновья Тимена хорошо знали, что более коего досадят Диифонту тем, если им удастся разлучить его с женой Ирниѳо. Поэтому Корин и Фалк, — младший брат, Агрей, не сочувствовал этому, — отправились в Епидавр и, поставивши колесницу под городской стеной, послали глашатого к сестре с приглашением прийти к ним для переговоров. (4) Когда она явилась, братья стали обвинять Диифонта и умолять Ирниѳо возвратиться в Аргос, обещая при этом выдать ее замуж за человека более богатого и владеющего большим количеством земли и людей. Но Ирниѳо, оскорбленная такими словами, отвечала, что мужа своего любит и что Диифонт пред Тименом зять безукоризненный, тогда как они скорее могут назваться не сыновьями, а убийцами Тимена. (5) На это братья ничего не отвечали, но схватили ее в колесницу и увезли. Когда один из епидаврийцев дал знать об этом Диифонту, Диифонт со всею скоростью поспешил на защиту Ирниѳо, а с ним и епидаврийцы. Настигши похитителей, Диифонт Корина убил, но на Фалка, который держал Ирниѳо, боялся направить удар, чтобы не убить ее, и хотел так отнять, но Фалк, ухватив Ирниѳо, тем сильнее стал тащить ее, и так как она тогда носила, то там же и скончалась. (6) Заметивши, что он сделал со своей сестрой, Фалк погнал скорее колесницу, и ушел, прежде чем на него сбежались все епидаврийцы. Тогда Диифонт и его сыновья, — у него были уже сыновья: Антимен, Ксанфипп и Аргий и дочь Орсовия, вышедшая потом замуж за Памфила Эгимиева, — подняли тело Ирниѳо и погребли на том самом месте, которое со временем названо «Ирниѳия». (7) Там для Ирниѳо, как героини, устроили святилище (героон) и стали воздавать ей почести, употребляя для этого растущую здесь маслину и другие деревья, отчего произошел обычай ничего здесь не ломать и не брать домой, а оставлять на месте, как посвященное Ирниѳо.
(8) Не вдалеке от города два памятника: один Мелиссы, жены Периандра Кипселова, другой Прокла, отца Мелиссы, который был таким же владетелем в Епидавре, как его зять, Периандр, в Коринѳе.
29. Достопримечательности в Епидавре еще следующие: священный участок Асклипия и статуи Асклипия и Ипионы (кротости), будто бы, жены Асклипия: статуи из паросского мрамора и стоят под открытым небом. В городе храмы: Диониса и Артемиды со священной рощей; статуя Артемиды — как будто богиня на ловле. Есть еще святилище Афродиты. Храм у пристани, на мысе, выдающемся в море, говорят, Геры; а Аѳину в акрополе, замечательное деревянное изваяние, называют «Киссея».
(2) [Остров Эгина] Против Епидавра лежит остров Эгина. Говорят, жителей здесь в древности нt было, и на бывший необитаемый остров Зевс послал Эгину, дочь Асопа, от которой дано имя острову вместо прежнего «Эноны», а затем, по просьбе возмужавшего Эака — дать жителей, Зевс произвел людей из земли. Однако эгиняне не могут указать более ни одного царя, кроме Эака, так как из сыновей Эаковых ни один здесь не остался. Пилей и Теламон должны были бежать вследствие убийства Фока, а сыновья Фока поселились около Парнаса, в нынешней Фокиде, — (3) хотя это название существовало и прежде, от Фоки Орнитионова, прибывшего сюда одним поколением раньше. При этом Фоке, Фокидой называлась страна около Тиѳореи и Парнаса, а при Фоке Эаковом этим стали называться и соседние места, так точно как минийцами называются минийцы орхоменские и минийцы в локрской Скарфии.
(4) От Пилея произошли епирские цари, а от Теламона пошел род Аякса, и так как Аякс вел более частную жизнь, то род его не был особенно знаменит, исключая двух, особенно прославившихся: Милтиада, предводительствовавшего аѳинянами при Мараѳоне, и его сына Кимона; но потомки Тевкра царствовали в Кипре до Евагора.
О Фоке поэт Асий говорит, что от него родились Панопей и Крис, от Панопея Епий, который, по словам Гомера, под Троей построил деревянного коня, а у Криса был внук Пилад, рожденный от сына Крисова Строфия и Анаксивии, сестры Агамемнона. Вот это — три колена так называемых Эакидов, которые с самого начала разошлись в разные страны. (5) Впоследствии часть аргивян, занявших с Диифонтом Епидавр, перешла на Эгину, и, расселившись вместе с древними егинянами, аргивцы ввели здесь дорийский язык и дорийские обычаи. Могущество эгинян очень возросло, так что они кораблями были сильнее аѳинян, а в персидскую войну представили самое большее число кораблей после аѳинян. Но их могущество не удержалось навсегда: изгнанные аѳинянами из острова, они, по предложению лакедемонян, поселились в Арголиде, в Ѳирее, и хотя, по уничтожении аѳинского флота в Геллеспонте, и возвратились на остров, но прежнего богатства и могущества не возвратили. (6) Для судоходства остров Эгина самый неудобный, так как окружен надводными и подводными скалами. Говорят, что это устроил еще Эак, во избежание морских разбоев и нападений от неприятеля.
Около самой пристани, где обыкновенно останавливаются корабли, стоит храм Афродиты, а на самом видном месте города — так называемый «Эакион», четырехугольное пространство, окруженное оградой из белого мрамора, у которой, при входе, стоят статуи эллинов, ходивших некогда послами к Эаку. Причина этого посольства, по словам эгинян и всех эллинов, была следующая. (7) Когда Элладу постигла засуха, так что не было дождя ни в Пелононнисе, ни за Исѳмом, эллины послали в Делфы спросить, что за причина и как избавиться от этого бедствия. На это Пиѳия отвечала, что нужно умилостивить Зевса и что умилостивителем должен быть Эак. Поэтому от каждого города пошли послы к Эаку, и он, принесши жертву Зевсу Всеэллинскому (Панэллинию) и помолившись, призвал дождь на Элладу. (8) Этих–то послов к Эаку и изваяли эгиняне. Внутри ограды растут с давних пор маслины, и находится жертвенник, едва возвышающийся над землею. Под этим жертвенником похоронен Эак, но это священная тайна.
(9) Против Эакиона могильная насыпь Фока, кругом обнесенная каменной оградой, и на ней положен дикий камень. Говорят, когда Теламон и Пилей приглашали Фока к состязанию в пентафле, то этот камень был вместо диска. На состязании, когда очередь пришла Пилею бросать камень, он нарочно попал им в Фока, желая этим угодить матери, потому что Теламон и Пилей родились от дочери Скирона (Ендеиды), а Фок родился от сестры её, Фетиды, — если только правдиво, что говорят эллины, — и мне кажется, что впоследствии Пилад придумал убийство Неоптолема именно в отмщение за это убийство, а не только ради дружбы к Оресту. (10) Когда Фок от этого удара умер, братья сели на корабль и бежали (в Саламин). Потом Теламон посылал глашатая сказать отцу, что он не виновен в смерти Фока, но Эак не позволил ему выйти на берег, а сказал, чтобы он защищался или с корабля, или с насыпи, которую сам должен сделать в море. Тогда Теламон ночью вступил в так называемую «тайную пристань», и сделал насыпь, которая существует и до сих пор; но так как его признали виновным в соучастии в убийстве Фока, то он уехал обратно в Саламин.
(11) Не далеко от «тайной пристани» театр, по величине и по всему устройству совершенно в роде Епидаврского. За театром устроено ристалище (стадион), одна сторона которого прилегает к театру, так что стены их служат взаимной подпорой.
30. Недалеко один от другого стоят три храма: Аполлона, Артемиды и Диониса. Статуя нагого Аполлона — деревянная, местного ваяния; Артемида и Дионис в одеждах; Дионис представлен с бородой. Храм Асклипия находится в другом месте; сидящая статуя из мрамора.
(2) Из богов эгиняне наиболее чтут Екату, и ежегодно совершают ей таинства, установленные будто бы фракийцем Орфеем. Храм Екаты имеет ограду; статуя деревянная, работы Мирона, имеет одно лицо и одно тело. Мне кажется, что Алкамен первый представил Екату с тремя сросшимися туловищами, которую аѳиняне называют «Епипиргидия» и которая стоит в Аѳинах около храма Бескрылой Победы (Ники).
(3) Если идти на эгинскую гору Зевса Панэллиния, будет храм богини Афеи [Исчезающей], в честь которой Пиндар написал эгинянам стихотворение. На острове Крите об этой богине рассказывают следующее, совершенно местное предание. У Карманора, который очистил Аполлона от убийства Пифона, был сын Еввул, а у Еввула была дочь Карма; от этой Кармы и от Зевса родилась Вритомартис, проводившая время в бегании и в охоте и очень любимая Артемидой, но, спасаясь от любви Миноса., она бросилась в море, попала в расставленные на рыбу сети (диктиа) и утонула. Артемида сделала ее богиней, а критяне и эгиняне стали воздавать ей почитание, и эгиняне говорят, что она являлась на их острове.
(4) В Эгине ее называют Афеей, а в Крите — Диктинной. На горе Панэллинии, кроме храма Зевса, нет ничего достойного внимания. Храм, говорят, построен еще Эаком. Что касается рассказа об Авксисии и Дамии, как в Епидавре не было дождя, как епидавряне, по прорицанию, сделали статуи Авксисии и Дамии из аѳинской маслины, как затем аѳиняне овладели этими статуями, а епидавряне перестали платить аѳинянам вопреки условию, как затем погибли прибывшие в Эгину за статуями аѳиняне, все это подробно рассказано Геродотом и я не стану повторять: скажу только что я сам видел эти статуи и приносил им жертвы так точно, как это принято в Елевсине. (5) Вот все, что по поводу Эгины можно сказать об Эаке и его подвигах.
[Тризин]. С Епидаврией граничит Тризин, где, как и в других местах, любят хвалить свое местное. Там говорят, что первый человек в их стране был Ор, — мне кажется, что это был египтянин и что имя «Ор» совсем не эллинское, — что он был царем здесь и что от него страна названа была Ореей, а когда после Ора принял власть Алоин, сын Посидона и его дочери Лииды, страну стали называть Алфипией. (6) В царствование Алфипа произошел спор за страну между Посидоном и Аѳиной, но пришлось им владеть сообща: так приказал Зевс. Поэтому тризиняне почитают Аѳину под именем Полиады и Сфениады, а Посидона под именем царя. Действительно, на древних монетах изображен трезубец и голова Аѳины. (7) После Алфипа царствовал Сарон, который будто бы построил храм Артемиде Саронидской, в приморском заливе — болотистой, далеко простирающейся местности, так что чрез это и самый залив назывался Ѳивейским. Но Сарон очень любил охоту, и однажды, преследуя лань, бросился за нею в море. Лань поплыла дальше, а Сарон, с жаром преследуя добычу, попал на глубину, где уже не мог бороться с волнами и утонул. Тело его было выброшено волнами Ѳивейского залива в роще Артемиды, и здесь похоронено в священной ограде, а залив из Ѳивейского переименован в Саронидский. (8) Кто был после царем, тразинянам неизвестно, до Иперита и Анфа, которых они считают сыновьями Посидона и Алкионы, дочери Атланта, и которые, по их словам, построили города: Иперию и Анфию, а сын Анфа, Астий, наследовавший власть от отца и дяди, переименовал город Анфию в Посидониаду. Когда же к Астию прибыли Тризин и Питѳей, то вместо одного образовалось три царства, и сии сыновья Пелопа получили большую силу. (9) Это видно из того, что, по смерти Тризина, Питѳей соединил оба города, Иперию и Анфию, и назвал по имени брата, Тризином. Много лет спустя, потомки Астия Анеова должны были выселиться из Тризина в Карию, где основали города Аликарнасс и Минд; а сыновья Тризина Анафлист и Сфитт переселились в Аттику и дали имя образовавшимся от них поселкам. О Фисее, Питѳеевом племяннике, я не стану говорить, ибо это всем известно; (10) но должен прибавить еще следующее: по возвращении ираклидов, тризиняне приняли в сожительство тех дорян, которые пришли из Аргоса, потому что прежде сами были подвластны аргивянам, — и Гомер в своем перечислении называет их подвластными Диомиду: Диомид и Евриал Микистеев предводительствовали аргивянами под Троей, как опекуны малолетнего Кианиппа, сына Эгиалеева; но Сѳенел, как я сказал уже раньше, происходил из более знатного рода — Анаксагоридов: ему–то собственно и принадлежало аргивское царство. Вот все, что относится к истории Тризина, исключая основанных ими поселений. Теперь изложу устройство храмов и другие достопримечательности.
31. На главной площади Тризина храм и статуи Артемиды Сотиры (Спасительницы). Говорят, храм построен Фисеем по возвращении из Крита, в память победы над Астерионом, сыном Миноса.
Этот подвиг Фисея считается величайшим, но не потому что Астерион храбростью превосходил всех убитых Фисеем, а потому, что Фисей нашел выход из лабиринта и, совершив подвиг, успел бежать. Именно это доказывает, что Фисей и его спутники спаслись по особенному божьему промышлению. (2) В этом же храме находятся жертвенники так называемым подземным богам: здесь, говорят, Семела вынесена Дионисом из Аида, сюда же приведен подземный пес. Я полагаю, что Семела, как жена Зевса, вовсе не умирала, а свое мнение о собаке из Аида изложу в другом месте. (3) За храмом находится гробница Питѳея, на которой поставлены три трона из белого мрамора, на которых будто бы Питѳей давал суд вместе с другими двумя судьями.
Не вдалеке отсюда храм муз, построенный будто бы Ардалом, сыном Ифеста, изобретателем флейты, так что от него и музы называются ардалидами. Здесь же, говорят, Питѳей учился красноречию и написал книгу, изданную одним епидаврийцем, которую и я читал. Но вдалеке от храма муз древний жертвенник, тоже поставленный будто бы Ардалом. На атом жертвеннике приносят жертвы музам и Сну, который будто бы из всех богов наиболее любим музами. (4) Около театра храм Артемиды Ликейской, построенный Ипполитом. Относительно названия я ничего не мог узнать у местных путеводителей. Мне кажется, что название Ликейской (Волчьей) произошло оттого, что Ипполит уничтожил волков (ликос), наносивших много вреда Тризинии, а может быть это было название Артемиды у амазонок, от которых Ипполит происходил по матери; может быть есть и другая причина, мне неизвестная. Перед храмом находится камень, считающийся священным: на нем, говорят, девять тризинских мужей очищали Ореста от убийства матери.
(5) Немного подальше от храма Артемиды Никейской будут жертвенники, находящиеся в некотором расстоянии один от другого. Первый жертвенник посвящен Дионису, названному, по некоему прорицанию, спасителем; второй — -Фемидам, поставленный будто бы Питѳеем; третий, очень справедливо названный жертвенником Солнца Освободителя (Илия Елевѳерия), поставленный после избавления от рабства Ксеркса и персов. (6) Там же храм Аполлона Феария (Зрителя), построенный будто бы Питѳеем, древнейший из известных мне храмов. В Ионии, у фокейцев, тоже есть древний храм Аѳины, который поджег некогда мидянин Арпаг; у самосцев опять есть древний храм Аполлона Пиѳийского: но эти храмы построены гораздо позже Тризинского. Находившаяся при мне статуя — пожертвование Авлиска, работы тризинянина Ермона; его же работы и статуи Диоскуров.
(7) На главной площади, в крытом переходе, мраморные статуи женщин и детей. Это те аѳинянки, которых аѳиняне, при нашествии персов, отдали под защиту тризинян вместе с детьми, когда сами решились оставить город и не встречать персов сухопутными силами. Конечно, это статуи не всех аѳинянок, потому что их было очень много, а только знатнейших. (8) Пред храмом Аполлона здание, называемое Палатка Ореста. Известно, что прежде очищения от крови матери, ни один тризинянин не хотел пустить Ореста в дом; потому они поместили его здесь и кормили, пока последовало очищение, — и до сих пор еще потомки совершивших очищение, в известные дни, устраивают здесь обед, — а затем очистительную жертву зарыли здесь же, не далеко от палатки, и из неё выросло лавровое дерево, которое при мне еще было и росло пред Палаткой.
(9) Между прочим, Ореста очищали водою из «конского источника» (Иппокрина), — потому что и в Тризине есть «конский источник», и рассказ о нем такой же, как в Виотии, именно, что Пигас ударил копытом в землю, и оттуда выступила вода, что Веллерофонт приходил в Тризин просить у Питѳея Эфру в жены, но прежде женитьбы должен был бежать из Коринѳа. (10) Там же статуя называемая Ерм Полигий (Всесильный). Около этой статуи, говорят, Иракл положил свою дубину, и она была из оливкового дерева, и принялась, если это правда, и пустила ростки. И до сих пор растет там оливковое дерево, а Иракл будто бы нашел это дерево около Саронидского залива и вырезал из него дубину. Есть еще храм Зевса, по имени, Спасителя. Поставил его, говорят, царствовавший здесь Астий, сын Анфы. Есть еще источник, называемый Хрисороя (Златотечный). Когда была девятилетняя засуха и во все время не было дождя, в других местах все воды высохли; одна Хрисороя продолжала течь по прежнему.
32. В честь Ипполита Фисеева отделен прекрасный участок земли с храмом и древней статуей. Говорят, все это сделал ее Диомид; он же первый будто бы принос Ипполиту жертву. Жрец для этого храма избирается на всю жизнь, и жертва совершается ежегодно. Между прочим, здесь есть еще такой обычай: перед браком каждая девушка отрезывает локон волос и приносит в храм в жертву Ипполиту. Тризиняне не признают смерти Ипполита оттого, чтобы его понесли лошади, даже не знают его могилы, и говорят, что так называемый небесный «Возница» именно и есть Ипполит, получивший такую честь от богов.
(2) Внутри священного участка храм Аполлона Епиватирия (Хранителя кораблей), построенный Диомидом, когда он избежал бури, настигшей эллинов, при возвращении из Илиона; он же, будто бы, первый устроил Аполлону Пиѳийские игры. Дамии и Авксисии здесь тоже воздают почтение, но рассказ о них здесь иной, чем в Епидавре и на Эгине. Здесь говорят, что эти девушки прибыли из Крита, но так как в городе было всеобщее восстание, то противники и их побили камнями, и им установлен праздник Лифоволии (Камнебросание). (3) По другую сторону священного участка так называемый «стадион Ипполита» и над ним храм Афродиты Катаскопии (Надзирающей), потому что, будто бы, влюбленная Федра оттуда смотрела на Ипполита, когда он предавался гимнастическим упражнениям. Там и теперь еще стоит миртовое дерево, как я уже раньше сказал, с проколотыми листьями: когда Федра изнемогала от любви и не могла найти никакого утешения, то излила свою горечь на листьях этой мирты. (4) Там же могила Федры, несколько дальше от могилы Ипполита, а могила Ипполита насыпана недалеко от миртового дерева. Статую Асклипия делал Тимофей, но тризиняне говорят, что это не Асклипий, но Ипполит. Видел я и дом Ипполита; перед ним течет «Ираклов источник»: по словам тризинян, эта вода была открыта Ираклом. В акрополе храм Аѳины Сфениады; (5) деревянную статую богини делал египтянин Каллон, ученик Тектея и Ангелиона, делавших статую Аполлона в Дилосе, а эти учились у Дипина и Скиллида.
(6) Если спуститься оттуда вниз, будет храм Пана Литирия (Избавителя), потому что некогда, во время моровой язвы, постигшей Тризин и особенно Аѳины, Пан послал тризинским властям сон, который открыл им исцеление. Если выйти в поле, будет храм Исиды и над ним храм Афродиты Акреи: этот, второй храм построили для своей митрополии аликарнасцы, а статую Исиды посвятил народ тризийский.
(7) Если идти через горы, в Ермиону, будет источник реки Иллика, прежде называвшегося Таврием, и скала Фисеева, так названная, после того как Фисей нашел под ней обувь и меч отца своего Эгея, а прежде она называлась жертвенником Зевса Сфения (Всесильного). Около скалы храм Афродиты Нимфы (Невесты), построенный Фисеем, когда он взял жену, Елену.
(8) За городской стеной храм Посидона Фиталмия [Питателя растений]. Говорят, некогда Посидон, гневаясь на тризинян, лишил их страну всех плодов земных: семена и корни растений до тех пор были покрыты водой, пока, наконец, жители умилостивили его жертвами и обетами. Выше Посидонова храма храм Димитры Фесмофоры (Законоположницы), поставленный, будто бы, Алфипом.
(9) Если сойти в пристань, которая называется «в Келендер», будет местность «Генеѳлия» [Колыбель] — место рождения Фисея, как говорят; а перед этой местностью храм Арея, на месте победы Фисея над амазонками, которые, вероятно, были из тех амазонок, что сражались с Фисеем и аѳинянами в Аттике.
(10) Если идти к Псифейскому морю, но дороге будет встречаться дикая крученая маслина, называемая «рахос». Этим именем тризиняне называют всякое бесплодное оливковое дерево: маслину и оливу, а крученою называют потому, что об это дерево зацепилась и опрокинулась колесница Ипполита. Не далеко отсюда храм Артемиды Саронийской, о чем я уже говорил. Прибавлю еще, что тризиняне ежегодно устраивают праздник в честь Артемиды, называемый «Саронии».
33. [Острова тризинские]. Тризинянам принадлежат острова; один лежит так близко к тризинскому материку, что его легко перейти в брод. Прежде он назывался Сферия, — на нем есть гробница Сфера, будто бы, возницы Пелопа, — а после назван Иера (Священный), по следующему поводу: по повелению Аѳины в сновидении, на этот остров пришла Эфра совершить возлияние, и здесь сочеталась с Посидоном, после этого поставила храм Аѳине Апатурии, а остров назвала Священным: оттуда произошел тризинский обычай, чтобы девушки, пред вступлением в брак, посвящали пояс Аѳине Апатурии.
(2) Остров Калаврия в древности, говорят, был посвящен Аполлону, когда еще Делфы принадлежали Посидону; говорят также, что они поменялись этими местами, и при этом указывают на следующее изречение прорицалища: «Одинаково владеть Дилом и Калаврией, священной Пифой и ветрообильным Тенаром». Там есть и священный храм Посидона; жрицей — девушка до наступления поры замужества. (3) Внутри священной ограды — памятник Димосѳену. И мне кажется, что на этом человеке, как и раньше еще на Гомере, божество вполне показало, что оно завистливо. Гомер, потерявший зрение, был тесним еще другим несчастьем: он был так беден, что повсюду ходил нищенствуя. Точно также Димосѳену пришлось в старости испытать изгнание и самого себя лишить жизни. И другие говорили, и сам Димосѳен заявлял, что денег, привезенных Арпалом из Азии, он не брал. (4) Я расскажу, что дальше было: Арпал бежал из Аѳин в Крит, но скоро после этого был убит своими же слугами; другие говорят, что Арпал был убит убийцами, подосланными македонянином Павсанией. Его казначей бежал в Родос, где был схвачен македонянином Филоксеном, — тем самым, который еще раньше требовал от аѳинян выдачи Арпала, — и на допросе должен был указать, кто сколько получил от Арпала.
(5) Получив эти сведения, Филоксен написал в Аѳины; но, перечисляя в письме всех — кто сколько получил, решительно не упоминает о Димосѳене, несмотря на то, что Димосѳен не только был ненавистен Александру, но был личный враг и самого Филоксена. Димосѳену возданы почести в разных местах Эллады и на острове Калаврии.
34. Значительная часть Тризинской земли тянется в море и образует полуостров, на котором находится городок Мефана, с храмом Исиды и с двумя статуями на площади — Ерма и Иракла. В 30 стадиях от Мефаны горячие источники. Говорят, они первый раз показались в царствование македонского царя Антигона Димтриева, но вода показалась не сразу, а сперва открылся огонь подземный, и когда огонь потух, потекла вода, которая и теперь течет — горячая и очень соленая. Купаться здесь нельзя, потому что вблизи нет холодной воды, чтобы развести, а плавать в море опасно: там много морских зверей, и наиболее морских собак. (2) Но особенно я удивлялся в Мефане вот чему: когда от Саронийского залива начинает дуть ливийский ветер, который очень вредит виноградным лозам, так что сохнут отростки, тогда два человека берут совершенно белого петуха, разрывают пополам и каждый со своей половиной бегут в разные стороны кругом виноградника, и затем, сойдясь на том месте, где разошлись, зарывают петуха. Такое средство придумали жители Мефаны против ливийского ветра.
(3) Девять маленьких островов, находящихся пред материком, называют островами Пелопа. Говорят, один из этих островов никогда не орошается дождем. Так ли это, не знаю, но мефаняне говорят, — · хотя и я сам видел, что люди разными жертвами и волхвованиями отвращают град.
(4) Мефана составляет полуостров Пелопонниса, начинающийся от Тризина, а к Тризинской области прилегает Ермионская. Основателем города Ермионы ермионяне считают Ермиона, сына Европова, а Европ был сын Форонеев. Тризинский писатель Ирофан считает Европа побочным сыном Форонея, потому что, будь он настоящий сын Форонея, власть над Аргосом не перешла бы к внуку Форонееву, Аргу, родившемуся от Ниовы, дочери Форонея. (5) Но я убежден, что если бы Европ умер раньше Форонея, даже как настоящий его сын, то и тогда ому нельзя было бы равняться с сыном Ниовы, который считался сыном Зевса, а Ермион выслан был после уже дорянами из Аргоса, для заселения. И войны, я думаю, никакой тогда не было; иначе о ней говорили бы аргивяне.
(6) Дорога из Тризина в Ерниону ведет около той скалы, которая прежде называлась жертвенником Зевса Сфония, а после того как Фисей нашел здесь отцовские следы, переименована в скалу Фисея. Если пойти отсюда по горной дороге, будет храм Аполлона, по имени, Платанистия, и селение Илей, где есть святилища Димитры и Коры, а у самого моря, на Ермионской границе, святилище Димитры, с именем, Фермасии. (7) В 80 стадиях оттуда мыс Скиллеон, названный так но имени Скиллы, дочери Ниса. Когда Минос, её предательством, взял Нисею и Мегары, то не только не захотел взять ее в жены, но велел критянам бросить в море. Тело её было выброшено на этот берег и здесь растерзано морскими птицами, так что могилы её не указывают.
(8) Если от этого мыса ехать назад морем, будет другой мыс — Вукефалы, и за ним три острова: Алиусса, с хорошей пристанью, Питиусса, и третий Аристерас. Минувши эти острова, будет опять мыс, далеко выдающийся из материка, Колифргия, а за ним остров, называемый Трикраны [Треглавый], и гора, выходящая из Пелононниса в море, Вупормф. На этой горе два храма: один Димитры и её дочери, другой Аѳины, называемый Промахормы. (9) Против горы Вупорфма остров Аперопия, а не далеко от Аперопии другой остров, Идрея. Дальше морской берег принимает форму полумесяца и простирается до мыса, на котором храм Посидону; таким образом, этот берег начинается на востоке и кончается на западе. Есть там и пристани. Длина этого побережья — около 7 стадий, ширина самая большая — три стадии. (10) На этом месте стояла древняя Ермиона; и теперь еще есть там священные места для ермионян: храм Посидона на самом берегу, не много подальше от моря на возвышении храм Аѳины и при ном развалины ристалища (стадиона), на котором будто бы состязались сыновья Тиндарея; также есть другой, небольшой храм Аѳины с обвалившейся крышей; кроме того, храмы: Солнцу, Харитам, Серапису и Исиде, и каменная ограда из больших, отборных камней, где совершаются таинства Димитры. (11) Вот все, что там имеют ермионяне. Нынешняя Ермиона находится в четырех стадиях от того мыса, на котором храм Посидона. Передней частью город расположен в долине и затем незаметно поднимается по горе Проне [Спина]. Город кругом обведен стеной.
О разных достопримечательностях Ермиопы я уже упоминал. Есть здесь храм Афродиты, называемой Понтии, или Лимении, со статуей из белого мрамора, замечательной размерами и художеством. (12) Кроме этого, есть еще другой храм Афродиты. Между разными почестями богине, здесь есть обычай: каждая девушка или вдова, выходящая замуж, приносит в этом втором храме жертву Афродите. Димитре, по имени, Фермасии, построено тоже два храма: один на Тризинской границе, на прежнем поселении, другой в самом городе.
35. Около этого храма храм Диониса Меланегида(Черноэгидного), в честь которого ежегодно устраиваются состязания в музыке, плавании и гонке судов, и раздаются награды. Дальше храм Артемиды, по имени, Ифигении, и медная статуя Посидона, одной ногой опирающегося на дельфина. Пройдя дальше, будет жертвенник Естии, — статуи нет, — на котором приносят ей жертвы. (2) Аполлону поставлено три храма с тремя статуями: один храм без всякого прозвания, другой Аполлону Пифаею, третий Аполлону Орию. Название «Пифаей» они переняли от аргивян, к которым первым, по словам Телесиллы, прибыл Пифаей, сын Аполлонов, еще будучи мальчиком; но почему называют Орием, этого не могу точно сказать. Вероятно, здесь было сражение за границы (орос) или мирное разбирательство, почему и воздали честь Аполлону Орию (Пограничному).
(3) Храм Тихи (Счастия), по словам ермионян, из самых недавних, с колоссальной статуей из паросского мрамора. Из двух колодцев один очень древний: вода стекает туда незаметно, но воды этой было бы достаточно для всего города; другой сооружен за моей памяти. Местность, откуда течет вода в колодезь, называется Лимон (Луг).
(4) Самый замечательный храм в Ермионе — Димитры, на горе Проне. Строителями его, по словам ермионян, были Климен, сын Форонеев, и сестра Климена Хфония; но аргивцы иначе рассказывают: когда Димитра пришла в Арголиду, тогда Афера и Мисий оказали ей всякое гостеприимство, но Колонт не только не принял Димитру в свой дом, но и вообще не оказал никакого уважения, что весьма не понравилось его дочери, Хфонии. За это, говорят, Колонт сгорел со всем домом, а Хфония перенесена Димитрою в Ермиону и здесь поставила храм Димитре. (5) Потому Димитра называется здесь «Хфония» и в честь её ежегодно, летом, совершается праздник, называемый «Хфонии». Совершается он следующим образом. В торжественном шествии идут впереди жрецы, за ними начальствующие в этом году лица, дальше женщины и мужчины; дети тоже участвуют в шествии: они идут в белых платьях, с венками на головах. А венки плетут ив растения, называемого здесь «космосандалон», которое, как мне кажется, есть гиацинт, судя по величине и по цветам; на нем есть даже изображения букв печали. (6) За этим шествием ведут, взятую прямо из стада, лучшую корову, которая связывается веревками, но по своей дикости старается вырваться. Подведя к храму, одни развязывают корову и стараются вогнать в храм, другие держат двери открытыми, и как только корова войдет в храм, двери закрываются. В это время четыре старухи, находящиеся во храме, стараются поймать корову и зарезать: та старуха, которой это посчастливится, коротким ножом перерезывает горло. (7) Затем двери открываются и таким же способом вгоняются, одна задругой, еще три коровы, которых убивают те же старухи и таким же способом. Замечательно при этом вот что: на какой бок падет первая корова, на такой непременно падают и остальные. Так в Ермионе совершается эта жертва.
(8) Пред храмом стоит несколько статуй женщин, бывших здесь жрицами, а внутри храма — троны, на которых сидят старухи, каждая в ожидании своей коровы, и не очень древние изваяния Аѳины и Димитры; но той статуи Димитры, которая наиболее почитается, и я не видел, и ни один приезжий, даже ни один ермионянин; какова она, знают только эти старухи.
(9) Есть там еще другой храм, кругом обставленный статуями; он стоит против храма Димитры и называется храмом Климена, которому здесь и жертвы приносятся. Я не думаю, чтобы этот Климен был аргивянин, прибывший в Ермиону: это название бога, которого предание считает подземным царем. Около этого храма стоит другой храм — Арея, со статуей бога. (10) Направо от храма Хфонии крытый переход, называемый туземцами «Эхо»: там, если крикнуть, голос повторяется по крайней мере три раза. Позади храма Хфонии три площади: одна называется Клименовой, другая Плутоновой, третья — озеро Ахерусия. Все они окружены каменной оградой; на Клименовой площади находится провал, чрез который, по словам ермионян, Иракл вывел собаку из Аида.
(11) У городских ворот, где идет пряная дорога в Масит, внутригородской стены, храм Илифии. Богиня этого храма ежедневно умилостивляется жертвами и куреньями; пожертвований дают ей тоже очень много; но статую богини могут видеть только жрицы.
36. Если пройти семь стадий по прямой дороге в Масит и повернуть налево, будет дорога в Алику. Этот город в настоящее время совершенно безлюдный; некогда он был населен, и на епидаврийских колоннах, на которых сделаны надписи о совершенных Асклипием исцелениях, говорится об Алике. Других достоверных упоминаний о городе Алике или его жителях я не знаю. Дорога в Алику идет между двумя горами: с одной стороны гора Прон, с другой — та, что в древности называлась Ѳорнак, а после превращения Зевса в кукушку названа Коккигией. (2) На их вершинах до сих пор стоят святилища: на Коккигии Зевсу, на Проне — Гере. У подошвы Коккигии тоже есть храм, но без дверей, без крыши и без статуи. Говорят, это был храм Аполлона. Здесь, если свернуть с прямой дороги, будет путь в Масит. Масит еще в древности был городом, еще Гомер считает его подвластным аргивянам. В настоящее время это морская стоянка Ермионы.
(3) Направо от Масита дорога ведет к мысу Струфунту, от которого, по горным вершинам, 250 стадий до Филанории и Волей. Волей [Груда] — просто груда разных в кучу наваленных камней. Другая местность — Дидимы (Близнецы) в расстоянии отсюда 20 стадий. В Дидимах три храма: Аполлона, Посидона и Димитры с стоячими статуями из белого мрамора. Ближайший отсюда, некогда принадлежавший аргивянам, город Асина; развалины его при море. (4) Когда лакедемоняне вторглись в Арголиду под предводительством царя Никандра, сына Хариллова — Полидектова — Евномова — Пританидова — Еврипонтова, вместе с ними были и жители Асины, и совместно с лакедемонянами опустошили аргивскую страну; но когда лакедемонское войско удалилось, аргивцы, под предводительством царя Ерата, собрали войско и пошли на Асину. (5) Асиняне заперлись в городе и некоторое время отражали нападения аргивян, и даже убили в числе прочих аргивян одного из знатнейших, Лисистрата; но когда стена была взята, асиняне посадили жен и детей на суда и оставили город. Тогда аргивяне разрушили город до основания, а землю присоединили к Арголиде; оставили только храм Аполлона Пафаея, — он и теперь еще виден, — и около него похоронили Лисистрата.
(6) В 40 стадиях от города Аргоса, при море, будет Лерна. Если спускаться к Лерне, сперва будет река Ерасин, впадающая в Фрикс, а Фрикс впадает в море, что между Лерной и Тимением. Если повернуть от Ерасина влево, в 8 стадиях будет храм Валадык Диоскуров; деревянные статуи их такие же, как в городе. (7) Вернувшись опять на большую дорогу и, перейдя реку Ерасин, дойдем до р. Химарра. Здесь будет каменная ограда, и здесь, говорят, Плутон, похитивший Кору, дочь Димитры, сошел в подземное царство. Как я уже сказал, Лерна находится при море, и здесь совершаются в честь Димитры Лернейские таинства. (8) Есть здесь и священная роща, которая начинается от горы, называемой Понтин; а гора эта не дает дождевой воде стекать, и в себя впитывает. Из этой горы течет и речка Понтин, а на вершине горы развалины храма Аѳины Саитиды и основания дома Иппомедонта, который ходил под Ѳивы на помощь Полинику, сыну Эдипа.
37. Начинающаяся на горе платановая роща простирается почти до моря. Границы её с одной стороны речка Понтин, с другой другая речка, Амимона, названная так по имени одной из дочерей Даная. В роще статуи Димитры Просимны [Усопшей], Диониса и небольшая сидящая статуя тоже Димитры — все из мрамора. В другом храме деревянная статуя сидящего Диониса Саота, а мраморная статуя Афродиты стоит у моря; поставлена она будто бы дочерями Даная, а сам Данай будто бы поставил храм Аѳины на горе Понтине. Таинства Лернейские, говорят, установлены Филаммоном; но что касается молитв при совершении таинств, то ясно, что они не древнего происхождения; (3) надпись, сделанная, как я слышал, на металлическом сердце из зеленой меди (орихалка), тоже не принадлежит Филаммону. Это доказал современный нам ливийский вельможа Аррифонт, — родом он собственно Триконийский этолянин, — знаток в предметах, которых кто либо прежде не видал. Он–то и открыл, что и стихи и то, что прибавлено к стихам неметрического размера, все это написано на дорийском наречии, между тем как, до возвращения в Пелопоннис ираклидов, аргивяне говорили на одном языке с аѳинянами; а по моему мнению при Филаммоне даже слово «доряне» не было слышно между эллинами. Таково открытие Аррифонта.
(4) При истоках Амимоны растет платан, под которым, говорят, вывелась известная гидра. Я думаю, что это чудовище величиной превосходило обыкновенных гидр; она имела такой сильный яд, что Иракл её желчью намазывал концы стрел; голову она имела одну, не больше. Поэт Писандр Камирийский представил эту гидру со многими головами для того, чтобы выставить ее ужаснее и чтобы его поэма имела более занимательности.
(5) Видел я также известный источник Амфиарая и озеро Алкионию, чрез которое, по словам аргивян, Дионис сходил в Аид за Семелой, а путь ему указал, будто бы, Полимн. Глубина этого озера неизвестна, и я не знаю человека, который мог бы каким либо искусством доискаться дна. Нерон приказал связать вместе множество веревок, в несколько стадий длины, привязать свинцу и прочих предметов, и опустить, но и он не мог узнать предела глубины озера Алкионии. Я слышал еще: вода в этом озере на вид совершенно спокойная и невозмутимая; (6) но если кто, полагаясь на это, решится плавать, вода всегда тянет его вниз и уносит в бездну. В окружности это озеро — стадии три, не больше; берега покрыты травой и тростником. Но что около этого озера совершается ежегодно, ночью, в честь Диониса, писать об этом во всеобщее сведение не подобает.
38. По дороге из Лерны в Тимений, — Тимений аргивский город, названный так от Тимена, сына Аристомахова, который, овладев этим местом и укрепив его, воевал, с помощью дорян, против Тисамена и ахейцев, — будет р. Фрикс, впадающая в море; в Тимении два храма: один Посидону, другой Афродите; там же памятник Тимена, которому аргивские доряне воздают почести.
(2) В 50 стадиях от Тимения Навплия, ныне безлюдный город, основателем которого был Навплий, будто бы, сын Посидона и Амимоны. Теперь еще лежат развалины стен: есть храм Посидона, пристани и известный источник Канаф, в котором, говорят, каждый год купается Гера и является девою. (3) Это предание принадлежит к таинствам, совершаемым в честь Геры. Что касается навплийского рассказа об осле, который, оторвав ветку виноградной лозы, сделал самую лозу более плодоносною, и этим научил навплийцев срезывать лозы, за что у них на скале выбит осел, то на этом рассказе я не буду останавливаться, так как он не заслуживает внимания.
(4) Из Лерны, вдоль моря, тянется еще другая дорога к местности, называемой Генесия, где, у самого моря, стоит небольшой храм Посидона Генесия. Сюда примыкает другое селение — Аповаѳмы (Высадки), где, будто бы, впервые высадился на аргивскую землю Данай со своими дочерьми. Если отсюда пойти по узкой и вообще трудно проходимой дороге и пройти так называемые «Анигреи», на левой стороне, вдоль моря, тянется полоса земли, удобная для произращения деревьев, особенно оливковых; а если направиться вверх, в материк, будет местность Ѳирея, (5) где произошло сражение за эту землю между отборным отрядом 300 аргивян с таким же отрядом лакедемонян. Все были убиты, кроме одного спартанца и двух аргивян, и павшим насыпана общая могила (полиандрия); но когда последовало поголовное ополчение лакедемонян против аргивян, лакедемоняне силой овладели этой страной, и впоследствии отдали ее эгинянам, изгнанным аѳинянами из острова.
При мне в Ѳирее жили аргивяне, по их словам, возвратившие землю судом. (6) Далее, за общей могилой, находятся три селения: Аѳина, где жили некогда эгиняне, Нирида, и третье — Ева, самое большое, с храмом Полемократа, — а Полемократ — тоже сын Махаона, брат Алексанора, врачующий местных жителей и получающий от них почести. (7) Над этими селениями тянется гора Парнон, составляющая границу между лакедемонянами, аргивянами и тегеянами.
На самой границе стоят, мраморные Ермы, от которых и местность получила название; а река Тан, единственная, вытекающая из Парнона, течет чрез Аргивскую землю и впадает в Ѳирейский залив.

Книга Третья. Лаконика

[История лакедемонских царей обоих колен].

1. [Древнейшие сказания]. Страна «за Ермами» к западу, называется Лаконикой. По словам самих лакедемонян, первый царь в их земле был автохфон Лелег, и от него все подвластные ему названы лелегами. У Лелега было два сына: Мил и Поликаон. Поликаон выселился, куда и зачем — скажу в другом месте. По смерти Мила, власть перешла к его сыну Евроту. Этот Еврот, посредством канала, отвел воду из разлившегося по долине озера в море. Когда часть воды сошла, а оставшаяся вошла в русло новой реки, он эту реку назвал Евротом. (2) Не имея мужского потомства, он передал царство Лакедемону, который матерью имел Тайгету, — от неё и гора названа Тайгетом, — а отцом, будто бы, даже самого Зевса. Женой имел Лакедемон дочь Еврота, Спарту. Получив власть, он, прежде всего, дал свое имя стране и её жителям, основал город и назвал именем своей жены — Спарта, который и теперь так называется. (3) Сын Лакедемона, Амикла, желавший тоже оставить по себе память, основал в Лаконике небольшой городок. Из двух его сыновей младшему, очень красивому Иакинѳу суждено было умереть раньше отца, — могила его в Амиклах, под статуей Аполлона, — а по смерти отца, власть перешла к старшему его сыну, Аргалу, а от Аргала к сыну Аргалову Кинорте. (4) У Кинорты был сын Эвал. Этот Эвал взял жену в Аргосе, Горгофону, дочь Персея, и имел от неё Тиндарея. Но с Тиндареем стал спорить Иппокоопт, требуя себе царства по старшинству, и при помощи Икария и соучастников до того стеснил Тиндарея, что заставил бежать в Пеллану. Так говорят лакедемоняне, но мессиняне сообщают о Тиндарее следующее. Тиндарей бежал в Мессинию к Афарею, сыну Периирову, своему брату по матери, что он и поселился в Мессинии, в Ѳаламах, где у него родились и дети. (5) Впоследствии, Тиндарей возвратился в Спарту и при помощи Иракла возвратил утерянную власть. Тиндарею наследовали его сыновья, и затем Менелай, сын Атреев, как зять Тиндарея, а после Менелая Орест, женатый на дочери Менелая Ермионе. По возвращении ираклидов, в царствование сына Орестова Тисамена, Мессина досталась Тимену, Аргос Кресфонту. И так как у Аристодима родились близнецы, то от них произошли в Спарте два царских рода, — что, будто бы, одобрила и Пиѳия. (6) Смерть Аристодима, говорят, последовала в Дельфах, раньше возвращения дорян в Пелопоннис. Чтобы прославить его, лакедемоняне говорят, будто он поражен стрелой Аполлона, за то что пришел не советоваться с прорицалищем, а просить помощи у находившегося там Иракла относительно возвращения дорян в Пелопонпис; но, вероятнее всего, Аристодим был убит сыновьями Пилада и Илектры, двоюродными братьями Тисамена, сына Орестова.
(7) Сыновья Аристодима назывались Прокл и Еврисѳон, но хотя и близнецы, они постоянно враждовали между собой, так что эта вражда перешла в полную взаимную ненависть. Не смотря на это, они сообща содействовали своему опекуну, дяде но матери Аргии, Ѳире, сыну Автесионову, при отправлении выселка на остров, тогда называвшийся Каллистой. Устраивая выселение, Ѳира был уверен, что потомки царствовавшего на этом острове Мемвлиара уступят ему власть добровольно. (8) Потомки Мемвлиара так и сделали, потому что Ѳира родом происходил от самого Кадма, а их родоначальник, Мемвлиар, принадлежал к подданным Кадма, и был поставлен Кадмом начальствовать над поселенцами на этом острове. Ѳира дал свое имя острову, а жители Ѳиры до сих пор ежегодно приносят ему жертвы, как основателю.
(9) Таким образом Прокл и Еврасѳен повиновались Ѳире, и в этом желания их были согласны; в остальном они совершенно расходились. Но если бы они даже и согласно жили, я не могу перечислять их потомков вместе, потому что возрасты их решительно не совпадают, так чтобы двоюродный брат соответствовал двоюродному, или сыновья первых сыновьям вторых, или чтобы позднейшие их потомки по числу равнялись друг другу. Потому изложу каждое колено отдельно, не смешивая.

[Колено Агидов.]

2. От Еврисѳена, старшего сына Аристодимова, родился сын Агид, и от него потомков Еврисѳеновых называют Агидами. В царствование Агида, Патрей, сын Превгенов, основал в Ахаий город, который и теперь еще носит его имя — Патры. Лакедемоняне приняли участие в заселении этого города; точно также помогали в заморском выселении правнуку Ореста Гре, сыну Ехелову, внуку Пенфилову, который избрал для поселения страну, лежащую между Ионией и Мисией, нынешнюю Эолиду, так как дед его Пенфил еще раньше занял лежащий против этого материка остров Лесвос.
(2) В царствование Ехестрата, сына Агидова, лакедемоняне изгнали из страны всех способных носить оружие кинуреян, за то что кинуреяне, не смотря на свое родство с аргивянами, не только сами нападали на аргивские земли, но и других пускали грабить аргивян. Говорят, что кинуреяне действительно аргивского происхождения, и что родоначальником их был Кинур, сын Персеев. (3) После недолголетнего царствования Ехестрата, власть перешла к его сыну Лавоте. В рассказе о Крезе, Геродот говорит, что этот Лавота был воспитан законодателем Ликургом, его опекуном, но называет его не Лавотою, а Леовотом. При нем лакедемоняне в первый раз подняли оружие против аргивян, жалуясь на то, что аргивяне присоединили покоренную лакедемонянами Кинурию и кроме того подстрекали к отпадению подвластных соседей. Но в этой войне ни одна сторона не выказала ничего достопримечательного. (4) Следовавших затем Дорисса, сына Лавоты, и Агисилая, сына Дориссова, смерть постигла после кратковременного царствования. Но законы Ликурговы введены в царствование Агисилая. Одни говорят, что положить такие законы его научила Пиѳия, другие — что он ввел критские установления, а по словам критян, их законы установлены Миносом, который будто бы придумал их не без бога. Мне кажется, что и Гомер намекает на такое происхождение законодательства Миносова, когда говорит: «Есть там Кносс, город великий, где царствовал Минос, девятилетний собеседник великого Зевса». Но о Ликурге я буду еще говорить в своем месте. Агисилаю наследовал сын его Архелай. (5) При нем лакедемоняне разрушили соседний город Эгит, а жителей обратили в рабов: они опасались, чтобы эгитяне не перешли на сторону аркадян. В разрушении Эгита Архелаю содействовал лакедемонский царь из другого рода, Харилай; о других действиях Харилая я буду говорить, когда перейду к Еврипонтидам. Архелаю последовал сын его Тилекл. (6) При нем лакедемоняне покорили и разорили три соседние города, принадлежавшие ахейцам: Амиклы, Фарис и Гераноры. Жители Фариса и Геранор, испугавшись приближения дорян, выпросили позволение удалиться из Пелопонниса на известных условиях; но жители Амикл отнюдь не предались бегству, напротив: амиклеяне не только оказали сопротивление, но еще совершили много доблестных деяний. Это доказывают сами доряне, поставив трофей после победы над амиклеянами, как бы полагая, что за это время не было ничего, более достойного памяти. Не много времени спустя после этого, Тилекл был убит мессинянами в храме Артемиды, находившемся на границе между Лаконикой и Мессинией, в местности — Лимнах. (7) По смерти Телекла, власть перешла к его сыну Алкамену. При нем лакедемоняне послали на остров Крит одного из знатнейших спартанских граждан Хармида, сына Евѳиева, чтобы он прекратил междоусобия и, кроме того, убедил жителей, обитавших в городах, отдаленных от моря и неукрепленных, оставить эти города и основать другие, в местах более удобных для морского сообщения. При нем же лакедемоняне разрушили приморский город Елос, принадлежавший ахеянам, и победили аргивян, помогавших илотам.
3. По смерти Алкамепа, власть принял сын его Полидор. При нем лакедемоняне выслали два поселения: одно в Италию, в город Кротон, другое в Локры, что у мыса Зефирия. В царствование Полидора возгорелась и так называемая Мессинская война. (2) О причинах этой войны лакедемоняне и мессияне говорят различно. Я после изложу все это и самый конец воины; теперь я только скажу, что в первую мессинскую войну большей частью предводительствовал Ѳеопомп, сын Никандров, царь из другого колена. Когда война кончилась, и Мессиния была взята копьем, Полидор, муж великих добродетелей, любимый всеми сословиями Спарты и особенно простым народом, — он не допускал не только насильственного поступка, по даже дерзкого слова, а в судах соблюдал правду без всякого лицеприятия, — (3) этот Полидор, прославленный по всей Элладе, был убит Полемархом, человеком, происходившим из знаменитого в Спарте дома, но слишком непокорного, как это показал его поступок. Но лакедемоняне оказали много посмертных почестей Полидору. В Спарте есть надгробный памятник и Полемарху, потому ли что он раньше считался славным мужем, или потому что родственники похоронили его тайно.
(4) При Еврикрате мессиняне терпеливо переносили покорность лакедемонянам, аргивяне тоже не выказывали особенного нерасположения; по при сыне его Анаксандре мессиняне, которых сама судьба гнала из Пелопонниса, отпали от лакедемонян, и после непродолжительного противодействия были побеждены и должны были оставить Пелопоннис, а оставшиеся на месте обращены в лакедемонских рабов, кроме тех, которые жили в приморских местах. (5) Впрочем изложение этой войны, по поводу отпадения мессинян, сюда не относится. Сын Анаксандра был Еврикрат 2‑й, а от него родился Лев. В их царствование лакедемоняне постоянно несли поражения от тегеян, и одолели их только при сыне Льва, Анаксандриде. Произошло это таким образом. (6) Лакедемонянин Лиха, разыскивавший вместе с другими лакедемонянами кости Ореста, прибыл в Тегею, когда между обоими городами было перемирие; а лакедемоняне разыскивали по велению делфийского прорицалища. И вот в Тегфе Лиха догадался, что кости лежат в доме тегейского кузнеца. Догадался же он, приравняв слова прорицалища ко всему, что видел в кузнице, именно: меха кузнечные принял за «ветры», потому что меха действительно производили сильное дуновение; молот — «удар», наковальня — «противоудар», а «пагуба» — железо, которое человек, действительно, употребляет в сражении, и если бы бог говорил о «пагубе» времен героических, то назвал бы пагубой медь. Подобно этому прорицанию лакедемонянам о костях Ореста, было сказано аѳинянам о костях Фисея, что взять остров Скирос они смогут только тогда, когда перевезут из этого острова кости Фисея. Как известно, кости Фисея нашел Кимои сын Милтиадов, тоже выказавший особенную догадливость, и скоро затем покорил остров Скирос. (8) А что во время героев все оружие было медное, доказывает Гомер описанием секиры Писандра и копья Мириона. Еще более подтверждается это копьем Ахилла, находящимся в Фасилиде, в храме Аѳины, и мечом Мемнона, который находится в Никомидии, в храме Асклипия: у копья острие и конец ратовища из меди, а меч весь медный. Но об этом довольно.
(9) Сын Льва, Анаксандрид, один из всех царей лакедемонских имел две жены, и от них оставил два потомства. Первая его жена, женщина во всем безукоризненная, была бесплодна, и Анаксандрид, не смотря на требование ефоров отослать ее к родным, не желал исполнить, но согласился взять еще другую жену, от которой имел сына Клеомена; но после рождения Клеомена, и первая жена, бывшая доселе бесплодною, тоже разрешилась и родила Дориея, а после еще Леонида, и затем Клеомврота. (10) Когда Анаксандрид умер, лакедемоняне, не смотря на то что Дорией превосходил Клеймена и разумом и военным делом, все таки отстранили его, даже против собственного желания, и присудили власть, согласно с законами, Клеомену, как старшему. Впрочем Дорией не согласился оставаться в Лакедемоне и подчиняться Клеомену и отправился на выселение.
4. Клеомен, вступив на царство, тотчас сделал вторжение в Арголиду с войском, состоявшим из лакедемонян и союзников. Аргивяне выступили против него с оружием, но были побеждены, и пять тысяч из них, обращенные в бегство, бежали в ближайшую рощу, посвященную Аргу, сыну Ниовы. Клеомен, который, как и тогда, часто подвергался бешенству, велел илотам зажечь рощу, и таким образом сгорела священная роща и вместе с рощей умолявшие в ней о защите аргивяне. (2) Затем Клеомен дважды ходил на Аѳины: первый раз для освобождения Аѳин от тираннии сыновей Писистрата, — чем заслужил великую славу во всей Элладе, как для себя, так и для лакедемонян, — а второй раз для поддержания в Аѳинах тираннии Исагора. Но так как аѳиняне мужественно отстаивали свою свободу, и надежды Клеомена не оправдались, то он стал опустошать Аттику, особенно так называемую область Оргаду, посвященную Елевсинским божествам; затем перешел на остров Эгину, где заключил в оковы влиятельнейших эгинян, которые склонили своих сограждан дать персидскому царю Дарию Истаспову землю и воду. (3) Но когда Клеомен находился на острове Эгине, другой спартанский царь, Димарат, из другого царского рода, подал на него жалобу в лакедемонское собрание; поэтому Клеомон, возвратившись из Эгины, направил свои действия к тому, чтобы устранить Димарата от царства, и с этой целью подкупил Делфийскую жрицу — в случае вопроса спартанцев о Димарате, дать ответ по его, Клеоменовым, наставлениям; и в тоже время подговорил выступить с притязаниями на царство Леотихида, происходившего из того же царского рода, что и Димарат. (4) И вот Леотихид стал указывать на слова, сказанные однажды сгоряча, отцом его Аристоном, когда родился Димарат, что Димарат не его сын. Лакедемоняне, как и в других случаях, перенесли этот спор в Делфы, и Пиѳия отвечала так, как было желательно Клеомену. (5) Таким образом Димарат устранен от царства не ради правды, а в силу ненависти к нему Клеомена. После этого Клеомен скончался в припадке бешенства: схватив меч, изрезал и изрубил все свое тело. Аргивяне говорят, что это он понес наказание за спасавшихся в роще Арга, аѳиняне — за опустошение Оргады, а делфийцы — за подкуп жрицы ради ложного ответа относительно Димарата. (6) Очень может быть, что на Клеомена пали все эти мщения богов и героевъ. Протесилай, герой Елеунтский, знаменитый не менее Арга, тоже наказал перса Артаукта, а мегаряне, осмелившиеся обработать священную елевсинскую землю, никогда не могли умилостивить елевсинских божеств. А что касается подкупа прорицалища, то кроме Клеомена, я другого случая не знаю.
(7) Так как у Клеомена не было детей мужского пола, то власть перешла к третьему сыну Анаксандрида, брату Клеомена и Дорифя, Леониду. Тогда Ксеркс повел народы на Элладу, и Леонид с 300 лакедемонян встретил его в Фермопилах. Много было войн у эллинов с варварами и междоусобных, но знаменитейшими считаются те войны, в которых особенной славой покрывается доблесть одного человека, например: доблесть Ахилла под Илионом или Милтиада при Мараѳоне; но подвиг Леонида, по моему мнению, превосходит все, что когда либо было в этом роде· (8) С малочисленным отрядом Леонид в Фермопилах стал на дороге Ксерксу, тому Ксерксу, который превосходил всех мидо–персидских царей обширными замыслами и великими деяниями; и если бы этот трахинянин не провел отряда Идарна по тропинке чрез гору Эту, и не дал возможности окружить эллинов, Ксеркс никогда не увидел бы Эллады и не сжег бы Аѳин. Только это сгубило Леонида и открыло варварам доступ в Элладу.
(9) Павсания, сын Клеомвротов, не был царем. Он предводительствовал при Платеях и затем в Геллеспонте потому, что был опекуном малолетнего сына Леонидова Плистарха. Из деяний Павсании наиболее достоин похвалы его поступок с женщиной из острова Коса. Она была дочь Игиторида Антагорова, (10) человека весьма известного на острове Косе, и ее–то перс Фарандат, сын Теаспидов, насильно взял в свой гарем. Когда при Платеях Мардоний вместе с другими персами был убит, Павсания отослал ее на остров Кос, к родным, со всеми подарками и со всеми богатствами, полученными ею от Фарандата. Точно также Павсания не позволил посрамить труп Мардония, не смотря на настояния эгинянина Лампона.
5. Плистарх, сын Леонидов, принявший царство, умер рано, и после него царствовал Плистоанакт, сын Павсании, предводительствовавшего при Платеях, а после него сын его, Павсания. Этот Павсания водил войско в Аттику, по видимому, против Фрасивула, а на самом деле для утверждения власти 30 тираннов, поставленных в Аѳинах Лисандром. Но, победив аѳинян, занимавших Пирей, Павсания, тотчас после сражения, повел войско назад, в Спарту, и не захотел навлекать позор на Спарту поддержкой тираннии безбожнейших граждан. (2) По возвращении его в Спарту, после такого бесплодного сражения, враги предали его суду. А суд над лакедемонским царем производили 28 старейшин, все эфоры, и царь из другого царского рода. Четырнадцать старейшин, и с ними царь Агид, признали Павсанию виновным, но остальные оправдали. (3) Не много спустя лакедемоняне пошли войной на Ѳивы, — причина этого похода будет изложена, когда будет речь об Агисилае, — и тогда Лисандр, прибыв в Фокиду и подняв всех жителей, повел их на Виотию и здесь осадил город Алиарт, жители которого не хотели отпасть от ѳивян. Но в сражении под стенами города, в который тайно вошли ѳивяне и некоторые аѳиняне, Лисандр был убит и с ним много лакедемонян. (4) Павсания в это время набирал войско из Тегеи и прочей Аркадии и потому опоздал на сражение. Прибыв в Виотию и узнав о поражении Лисандра и его смерти, он тем но менее повел войско на Ѳивы и намерен был начать битву; но когда против него стали строиться ѳивяне, получено было известие о приближении Фрасивула с аѳинянами, который уже находился не вдалеке, и ожидал только начала битвы, чтобы напасть на лакедемонян с тылу. (5) Тогда Павсания, опасаясь очутиться между двумя неприятелями, заключил с ѳивянами перемирие с правом убрать тела павших под Алиартом. Лакедемонянам это весьма не понравилось, но я одобряю решение Павсании: он хорошо знал,, что лакедемоняне всегда терпели поражение между двумя неприятелями; так было при Фермопилах, так было и на Сфактирии, и он не желал быть виновником третьего поражения. Лакедемоняне обвиняли его в медлительности и предали суду; (6) но Павсания не захотел явиться на суд и бежал в Тегейский храм Аѳины Алей. Этот храм с древних времен пользовался величайшим уважением во всем Пелопоннисе и давал полное убежище спасавшимся. Потому и лакедемоняне не решились тронуть Павсанию, как раньше не тронули Леотихида, а аргивяне Хрисииды, когда те бежали под защиту храма Алей.
(7) После бегства Павсании, сыновья его Агисиполид и Клеомврот были еще очень молоды, и опеку над ними принял ближайший родственник Аристодим, под предводительством которого лакедемоняне одержали победу при Коринѳе. (8) Когда Агисиполид достиг зрелости и получил царство, первым в Пелопоннисе объявил войну аргивянам. Когда он из Тегеи вступал в Арголиду, аргивяне выслали к Агисиполиду глашатого заключить «перемирие отцов», каковое соблюдалось у дорян с древних времен; но Агисиполид не принял перемирия и, вступив в Арголиду, начал опустошать землю. В это время бог потряс землю; но Агисиполид и не думал вести войско обратно, не смотря на то, что лакедемоняне, как и аѳиняне, более всех эллинов боялись землетрясений. (9) Таким образом, Агисиполид стал располагать свой стан под городом Аргосом, а бог не переставал потрясать землю; наконец когда некоторые воины были поражены молнией, а некоторые оглушены громом, тогда только Агисиполид вынужден был оставить Арголиду. Но повел войско прямо на Олинф, и там, одержав победу над олинфянами и взяв приступом несколько Халкидских городов, уже надеялся овладеть Олинфом, как вдруг заболел и там же умер.
6. Так как Агисиполид умер бездетным, то власть перешла в Клеомвроту под предводительством которого лакедемоняне имели битву с виотянами при Левктрах. Этот храбрый муж убит был в самом начале сражения. При великих поражениях, кажется, бог всегда отнимает прежде всего предводителя: так было и с аѳинянами при Дилии, когда они лишились Иппократа Арифронова и затем в Фессалии, после гибели Леосѳена.
(2) Старший сын Клеомврота Агисиполид не совершил ничего, достойного памяти, и после его смерти власть перешла к его брату Клеомену. У Клеомена было два сына: Акротат и Клеоним. Из них старший, Акротат, умер еще при жизни отца, и когда умор Клеомен, возник спор о царстве между Клеонимом, сыном Клеоменовым, и Ареем, сыном старшего брата, Акротата, и старейшины присудили отцовскую честь не Клеониму, а Арею, как сыну старшего брата. (3) Это предпочтение было причиною такой ненависти Клеонима к Спарте, что ефоры не могли смягчить ее ни дарами, ни предоставлением власти над войском. После разных враждебных действий против Спарты, Клеоним наконец ввел в отечественную страну Пирра сына Эакидова.
(4) В царствование Арея Акротатова, Антигон Димитриев осадил Аѳины с суши и с моря. На защиту Аѳин прибыл Патрокл с египетским войском и все силы лакедемонян, под предводительством Арея; но Антигон так запер доступ в город, что союзники не могли подступить никоим образом. (5) Патрокл через вестников приглашал Арея начать сражение с македонянами, обещая тогда напасть на македонян с тылу и заявляя, что до этого времени ему, Патроклу, как предводителю морских сил египтян, неестественно нападать на македонскую пехоту. И действительно, лакедемоняне, чтобы выказать свою преданность аѳинянам, а также чтобы совершить подвиг, достойный памяти потомства, (6) готовы уже были вступить в битву; но Арей, под предлогом недостатка в продовольствии, отвел войско обратно в Спарту: по его словам, нужно нести траты на собственную пользу, а не на пользу чужих людей. Однако аѳиняне долго тогда сопротивлялись, так что Антигон заключил с ними мир, на том условии, чтобы македонский гарнизон стоял на холме Мусее; впрочем, впоследствии, Антигон вывел этот гарнизон, по собственному желанию.
(7) Сын Арея был Акротат, а у Акротата был сын Арей, умерший восьми лет от болезни. Таким образом из рода Еврисѳена оставался из мужеского колена один Леонид, сын Клеонимов, совсем уже старый, и ему передана была власть, Но величайшим противником Леонида выступил Лисандр, потомок Лисандра, сына Аристокритова. Привлекши на свою сторону Клеомврота, женатого на дочери Леонида, Лисандр стал взводить на Леонида разные обвинения, между прочим и то, что Леонид еще в детстве дал клятву отцу своему Клеониму погубить Спарту. (8) Таким образом Леонид был устранен от царства, и власть досталась Клеомвроту. Если бы Леонид поддался чувству мести и, подобно Димарату Ариотонову, удалился в Македонию или в Египет, то последовавшее затем раскаяние лакедемонян ему не принесло бы пользы. Тогда, по присуждению сограждан, он отправился в изгианис в Аркадию, но, спустя несколько лет, лакедемоняне не только пригласили его в Спарту, но и возвратили царскую власть.
(9) О смелости и величии духа сына Леонидова Клеомена и о последовавшем после него прекращении царской власти в Спарте, я уже говорил в истории Арата Сикионского; там же я упомянул, каким образом Клеомен окончил жизнь в Египте. Таким образом, этот Клеомен был последний потомок из рода Еврисѳена, из так называемых Агидов.

[Колено Проклидов.]

7. О втором царском роде мне известно следующее. Сын Аристодима, Прокл имел сына Соя, но сын Соя, Еврипонт, на столько прославил себя, что потомство Прокла, прежде называвшееся Проклидами, от Еврипонта стали называть Еврипонтидами. (2) Сын Еврипонта был Пританид. При нем началась вражда лакедемонян с аргивцами, хотя с кинуреянами была уже война и раньше. (3) При следующих царях, Евноме Пританидовом и Полидекте Евномовом, Спарта пользовалась миром, но сын Полидекта Харилл сделал вторжение в Арголиду и опустошил ее, а спустя несколько лет был поход спартанцев, под предводительством Харилла, против Тегеи, когда спартанцы, положившись на двусмысленное прорицание, надеялись взять Тегею и отделить ее от Арголиды. (4) После смерти Харилла, власть принял сын его Никандр, при котором слупилось умерщвление мессинянами, в храме Артемиды Лимнады, другого спартанского царя, из другого рода, Тилекла. Никандр тоже делал нападение на Арголиду и произвел большие опустошения. Жители Асины, помогавшие тогда лакедемонянам, впоследствии поплатились тем, что аргивяне уничтожили их город, а жителей разогнали. (5) О Ѳеопомне, сыне Никандра, я буду говорить, когда дойду до описания Мессинии. Еще при жизни Ѳеопомна, у лакедемонян началась борьба с аргивянами за так называемую Ѳиреатидскую область. Сам Ѳеопомп не принимал участия, и от старости, и от тоски по умершем сыне Архидаме. (6) Впрочем, Архидам умер не бездетным: он оставил сына Завксидама, которому наследовал сын его Анаксидам. При Анаксидаме мессиняне были вторично побеждены спартанцами и изгнаны из Пелопонниса. Анаксидаму наследовал сын его Архидам, а тому сын его Агасикл. Оба эти царя провели жизнь в мире без всяких войн.
(7) Сын Агасикла, Арисгон имел женой безобразнейшую в Лакедемоне девушку, оказавшуюся впоследствии, по милости Елены, красивейшей женщиной, и когда Аристон ввел ее в свой дом, чрез семь месяцев от неё родился сын Димарат. Аристон заседал в совете, когда слуга, пришел известить, что у него родился сын. (8) Забывши, что говорится в Илиаде о рождении Еврисѳея, а может быть и совсем не вникнув в эти стихи, Аристон сказал тогда, что, по месяцам, это не его сын. Впоследствии ему пришлось раскаиваться в необдуманно сказанных словах, так как, из–за этих слов, сын его Димарат, царствовавший после него, прославившийся в Спарте и вместе с Клеоменом освободивший Аѳины от власти сыновей Писистрата, завистливым Клеоменом лишен был царства и сделан простым горожанином. Димарат отправился тогда в Персию, к царю Дарию, и потомки его долгое время жилив малой Азии. (9) Вступивший на царство, вместо Димарата, Леотихид участвовал вместе с аѳинянами и их полководцем Ксанфиппом в сражении при Микале и затем водил войска в Фессалию, против Алевадов. Имея возможность покорить всю Фессалию, так как постоянно одерживал победы, он однако принял подарки от Алевадов. (10) За это в Лакедемоне его предали суду, почему он бежал в Тегею под защиту храма Аѳины Алей. Сын Леотихида, Зевксидам умер от болезни еще при жизни отца, даже до его изгнания, и таким образом после бегства Леотихида в Тегею власть перешла к сыну Зевксидамову Архидаму. Этот Архидам наиболее нанес вреда аѳинянам опустошением их земель, ежегодно вторгаясь в Аттику с войском и проходя по всей области; он же взял осадою город Платеи, державший сторону Аѳин. (11) Однако Архидам не только не ускорял начала пелопоннеской войны, но, сколько мог, содействовал продлению перемирия. Главным виновником этой войны был Сѳенелаид, тогдашний ефор, имевший силное влияние в Спарте. Эта война потрясла благоустроенную Элладу до основания, а впоследствии Филипп, сын Аминты, это больное, почти развалившееся, тело совершенно убил.
8. Умирая, Архидам оставил [двух] сыновей: Агид был старший, и за Агисилая принял отцовскую власть. У Архидама была еще дочь, Киниска, страстная любительница Олимпийских состязаний, первая женщина, содержавшая исключительно для этой цели лошадей и одержавшая на Олимпийских скачках победу. После Киниски, и другие женщины, особенно лакедемонянки, получали победы в Олимпии, но Киниска превзошла всех их. Что касается поэзии и похвал от занятия поэзией, (2) то, кажется, спартанцы дорожили этим менее всякого другого народа; так что если не считать эпиграммы, неизвестно кем составленной в честь Киниски, и другого стихотворения, оставленного еще раньше Симонидом, по поводу треножника, посвященного в Делфы Павсанией, то других лакедемонских стихотворений в честь лакедемонских царей и совсем нет.
(3) В царствование Агида, сына Архидамова, начались неудовольствия между лакедемонянами и илеянами; но особенное негодование лакедемонян вызвало запрещение илеян допускать лакедемонян к участию в Олимпийских играх и в жертвоприношениях в Олимпийском храме. Вследствие этого, лакедемоняне послали в Илиду требование — возвратить независимость лепреянам и другим окружающим Илиду покоренным городам; и когда илеяне отвечали, что не замедлят возвратить требуемую свободу, если и лакедемоняне возвратят свободу городам, окружающим Спарту, тогда Агид с лакедемонским войском вступил в Илиду. (4) Он дошел уже до самой Олимпии и перешел р. Алѳей, но бог потряс землю, и Агид возвратился. Но в следующем году Агид опустошил илейские поля и увел большую добычу. В том же году илеянин Ксения, гость Агида и представитель в Илиде лакедемонского правительства, вместе с богатейшими илеями произвел возмущение против димократии, но прежде чем для поддержки его прибыл Агид, сам Ксения был побежден Фрасидом, предводившим димократами, и изгнав из города. (5) Агид повел войско обратно в Спарту, но оставил спартанца Лисистрата с частью спартанцев и с илейскими изгнанниками, чтобы они вместе с лепреянами опустошали Илейскую область. На третьем году войны Агид готов был опять напасть на Илиду, но илеяне, с Фрасидом во главе, доведенные до крайности бедствиями войны, должны были заключить мир на следующих условиях: отказаться от окружающих городов, срыть городскую стену и допустить лакедемонян до участия в жертвоприношениях в Олимпийском храме и в Олимпийских играх.
(6) Агид делал постоянные нападения и на Аттику, где поставил против аѳинян крепость Декелию, а по уничтожении при Эгоспотамах аѳинского флота этот Агид вместе с Лисандром, забыв клятву, данную лакедемонянами аѳинянам, и вопреки желанию спартанских властей, предложил собранию союзников срыть Аѳины до основания. Таковы были важнейшие военные деяния Агида.
(7) Легкомысленное выражение Аристона о сыне Димарате повторилось и у Агида, который, тоже в присутствии ефоров, по попущению какого–то демона, сказал, что Леотихид не его сын. Впоследствии он раскаялся, и когда его больного несли из Аркадии, то в Герее, пред смертью, в присутствии множества свидетелей, он утверждал, что Леотихид его истинный сын, и со слезами умолял объявить это лакедемонянам. (8) Но после его смерти, Агисилай, напомнив лакедемонянам сказанное некогда Агидом о Леотихиде, лишил его царства, и хотя из Гереи пришли аркадяне в подтверждение предсмертных слов Агида, (9) но спор Агисилая с Леотихидом был особенно усилен последовавшим в Делфах прорицанием, которое гласило так; «Подумай, Спарта, хотя и высоковыйная, да не возрастет у тебя, прямоногой, хромое царство; тогда труды безнадежные одержат тебя на долго и смертоубийственная волна пожирающей войны».
(10) Леотихид относил эти слова к Агисилаю, который был кривой на одну ногу, а Агисилай обратил на Леотихида, как незаконного сына Агида. Лакедемоняне, хотя имели возможность, не обратились однако за разрешением недоумения в Делфы: причиной этого, как мне кажется, был Лисандр, сын Аристокритов, всячески содействовавший, чтобы царство досталось Агисилаю.
9. [Агисилай]. Таким образом, царем сделался Агисилай, сын Архидамов. Тогда лакедемоняне решили переправиться на кораблях в Азию и начать войну с царем Артаксерксом, сыном Дария, так как градоначальники, и особенно Лисандр, доказали, что во время войны с аѳинянами лакедемоняне получали деньги на корабли не от Артаксеркса, но от Кира. Когда Агисилай был назначен полководцем всего пешего войска, и ему поручено было переправить войско в Азию, он стал набирать охотников в поход со всего Пелопонниса, (2) кроме аргивян, и из прочей Эллады. Коринѳяне очень желали принять участие, но неожиданное морское наводнение разрушило их храм Зевса Олимпийского: они приняли это за дурное предзнаменование и отказались. Аѳиняне выставили предлог, будто желают сперва восстановить город в прежнем благополучии, потрясенный пелопоннеской войной и моровой язвой, но настоящая причина была та, что им известно стало, что Конон, сын Тимофеев, поступил на службу к персидскому царю. (3) В Ѳивы послан был с приглашением Аристоминид, дед Агисилая по матери, пользовавшийся сочувствием в Ѳивах, один из тех судей, которые, по взятии ѳивянами Платеи, подали голос за умерщвление всех, оставшихся в живых, платейцев; но ѳивяня отвечали то же, что аѳиняне, и отказались помогать. Тем не менее, когда спартанское и союзное войско было готово и корабли вооружены, Агисилай отправился в Авлиду, чтобы здесь принести жертву Артемиде, так как и Агамемнон, выступая под Трою, здесь–же умилостивлял богиню. (4) Агисилай, подобно Агамемному, считал себя предводителем всей Эллады, но царем более могущественного государства, чем Агамемнон, а победить персидского царя и овладеть его богатствами считал гораздо более блистательным подвигом, чем разрушение царства Приама. Однако, когда он начал приносить жертву, ѳивяне ворвались во храм, разбросали жертвенные части, и самого Агисилая выгнали из храма. (5) Агисилай был очень обижен недоконченной жертвой, тем не менее переправился в Азию и повел войско на Сарды. Лидия составляла тогда главнейшую часть нижней Азии, и Сарды превосходили все города богатством и красотой, а дворец Сардского сатрапа был устроен также, как царский дворец в Сузах. (6) В последовавшем сражении с сатрапом Тиссаферном в долине Ерма, Агисилай победил персидскую конницу и пехоту, величайшую после бывшей пехоты Ксеркса, и еще раньше бывшей пехоты Дария, собранной против скифов и против аѳинян. Тогда лакедемоняне, чтобы поддержать успехи Агисилая, решили передать ему начальство и над кораблями; впрочем Агисилай поставил начальником флота Писандра, за которым была, сестра Агисилая, а сам со всей настойчивостью стал продолжать войну на суше.
(7) Однако какой–то бог позавидовал ему и не дал довести замыслы до конца. Когда Артаксеркс узнал о победах Агисилая и о настойчивости его в преодолевании всех препятствий, то прежде всего казнил Тиссаферна, своего же благодетеля, и затем послал к морю Тифравста, человека умного и далеко не расположенного к лакедемонянам; (8) и Тифравст, прибывши в Сарды, тотчас же придумал средство заставить лакедемонян вызвать войско из Азии: он послал родосца Тимократа с деньгами в Элладу, поручив ему подкупить эллинов и вызвать войну против лакедемонян в самой Элладе. Говорят, что принявшие эти деньги были: в Аргосе Килон и Содама, в Ѳивах Андрокдид, Исминия и Амфифемид, в Аѳинах Кефал и Епикрат, в Коринѳе аргивские сторонники: Полианф и Тимолай. (9) Явный повод к войне представили локры из Амфиссы. На границе Локриды и Фокиды была спорная земля, и вот, когда наступило время жатвы, локры, по наущению ѳиванских сторонников Исминия, срезали хлеб и угнали скот. Тогда фокейцы всенародно ворвались в Локриду и опустошили всю страну, а локры призвали на помощь ѳивян и разорили Фокиду, (10) вследствие чего фокеяне отправились с жалобами в Лакедемон, и лакедемоняне решили начать войну с ѳивянами; при этом один из главных поводов был — оскорбление, нанесенное Агисилаю в Авлиде при жертвоприношении. (11) Когда аѳиняне узнали об этом решении лакедемонян, послали посольство в Спарту с предложением: оружия не поднимать и дело решить судом; но лакедемоняне посольства не приняли и отослали с выражением неудовольствия. Последовавшие затем события и смерть Лисандра я изложил в рассказе о Павсании. (12) Таким образом, от похода лакедемонян в Виотию началась так называемая Коринѳская война, бывшая причиной вызова войск Агисилая из Азии.
Когда Агисилай из Авида переправился в Систос и затем, пройдя Фракию, достиг Фессаллии, здесь фессалийцы, из угождения ѳивянам, старались воспрепятствовать движению Агисилая, — а кроме того у них была какая–то старая приязнь с аѳинским государством. (13) Но Агисилай рассеял фессалийскую конницу, прошел Фессалию и направился в Виотию, где, при Коронее, победил ѳивян и всех их союзников. Разбитые виотийцы бежали в храм Аѳины, называемый храмом «Аѳины Итонии», но Агисилай, не смотря на то что сам был ранен в этом сражении, не тронул священного места и бежавших под его защиту.
10. Немного спустя, изгнанные из Коринѳа, за сочувствие к лакедемонянам, устроили Истмийские игры: остальные коринѳяне, из страха к Агисилаю, оставались внутри городских стен; а когда Агисилай выступил в Спарту, тогда и городская часть коринѳян приняла участие в играх, вследствие чего Агисилай должен был возвратиться с войском опять к Коринѳу. Но так как наступил праздник Иакинѳий в Амиклах, и Агисилай отпустил амиклеан совершить дома установленное празднество в честь Аполлона и Иакинѳа, (2) в это самое время Ификрат с аѳинским войском напал на этот отряд и совершенно истребил. После этого Агисилай ходил в Этолию, на помощь этолянам, теснимым акарнянами, которые уже готовы были взять столицу этолян Калидон и другие города, и заставил акарнян прекратить войну. Затем Агисилай ездил и в Египет на помощь египтянам, отпавшим от персидского царя, и совершил там много достопамятных деяний, но уже так был стар, что в том же походе настигла его судьба. Тело его лакедемоняне перевезли в Спарту и воздали почести, как никакому другому спартанскому царю. (3) В царствование сына его, Архидама, фокейцы ограбили храм Аполлона в Делфах, и на ограбленные сокровища наняли союзные войска для войны с ѳивянами, а лакедемоняне и аѳиняне приняли фокеян под защиту по обоюдному между собою соглашению: аѳиняне вспомнили какую–то старую услугу фокеян, лакедемоняне под предлогом дружбы, а на самом деле, как я думаю, по ненависти к ѳивянам. Историк Ѳеопомп Дамасистратов утверждает даже, что царь Архидам и сам участвовал в дележе священных сокровищ, и что кроме того жена его, Диниха, получила подарки от фокейских вельмож, чтобы побуждать Архидама к союзу с фокеянами. (4) Что Архидам принял священные сокровища и защищал людей, ограбивших знаменитейшее прорицалище, этого я не одобряю, но вот что служит к чести Архидама: когда фокеяне порешили всех делфийских взрослых мужчин перебить, а женщин и детей продать в рабство, и самый город разрушить до основания, один Архидам настоял, чтобы фокеяне не допустили ничего подобного. (5) После этого Архидам ездил в Италию на помощь тарентинцам против соседних варваров, и там был убит варварами, а что тело его осталось без погребения, причиной — гнев Аполлона.
Старший сын этого Архидама, Агид, был убит на войне с македонским царем Антипатром, и царство принял младший сын, Евдамид, при котором Спарта пользовалась миром, а историю сына Евдамидова Агида и Агидова сына Евридамида я рассказал при описании Сикиона.
(6) Если идти прямо от Ермов, вся местность будет покрыта дубовым лесом; имя этой местности — Скотит (Мрачное), название, данное не от постоянного мрака (скотос), но по имени находящегося в 10 стадиях, налево, храма Зевса Скотита. Если пройти дальние немного и опять повернуть влево, будет статуя и трофей Иракла, (7) поставленный будто бы Ираклом, после того как он убил Иппокоонта и его сыновей. Третий поворот с большой дороги, направо, ведет в Карии и к храму Артемиды, местность, посвященную Артемиде и нимфам. В Кариях статуя Артемиды стоит под открытым небом; там лакедемонские девушки устраивают хоры и исполняют особенный местный танец.
Если вернуться назад и продолжать путь по большой дороге, будут развалины Селасии, жители которой, как я сказал уже раньше, были проданы ахейцами в рабство, после поражения здесь лакедемонян под предводительством царя Клеомена, сына Леонидова. (8) В Ѳорнаке который будет дальше по дороге, находится статуя Аполлона Пифаея, сделанная по образцу статуи, находящейся в Амиклах. Об этой статуе я буду говорить после, потому что в Лаконике это главная достопримечательность, и даже то золото, которое прислал лидийский царь Крез для Аполлона Пифаея, пошло на украшение Аполлона в Амиклах.

[Спарта.]

11. Дальше от Ѳорнака будет город, в древности называвшийся Спарта, впоследствии Лакедемон, а раньше Лакедемоном называлась область. При описании Аттики я держался правила — описывать не все, а более достопримечательное; тому же правилу буду следовать и при описании Спарты. С самого начала я старался выбирать из множества рассказов, какие сообщают жители каждого города, только то, кто наиболее достойно упоминания; и теперь вижу по опыту, что нужно держаться этого правила.
(2) В Лакедемоне, прежде всего, замечательна сборная площадь (Агора) и на ней здания: сената (герусия), ефоров, номофилаков и так называемых видиеев. Герусия — высшее судилище в Лакедемоне, прочие — только исполнительные власти. Видиеев и ефоров по пяти; видиеи заведуют упражнениями юношей, главным образом теми, которые происходят в местности, называемой «под платанами» (Платанист); ефоры ведают все важнейшие дела и избирают из себя епонима, по имени которого год получает название, как в Аѳинах год получает название по имени одного из девяти архонтов.
(3) Замечательнейшее здание на площади — персидская колоннада, построенная из добычи, полученной от персов, и мало–помалу доведенная до нынешних размеров и великолепия: на колоннах статуи персов, в том числе Мардония, сына Говриева, и Артемисии, дочери Лигдамида, царствовавшей в Галикарнасе, которая по собственному желанию приняла участие в походе Ксеркса и отличилась в Саламинском сражении.
(4) На площади стоят рядом два храма: один кесарю, который первый из римлян стремился к единовластию и первый достиг его, другой — сыну его Августу, который установил монархию, но далеко превзошел отца славой и могуществом правления. Имя ему дали Август, что, по гречески, значит севастос (священный).
(5) Около храма Августа показывают медную статую Агии, того Агии, который предсказал Лисандру, что он возьмет аѳинский флот при Эгоспотамах, кроме десяти кораблей. Действительно, все прочие корабли были взяты вместе со всеми людьми. (6) Агия был сын Агелоха, внук Тисамена. Этому Тисамену, который был родом илеец, из фамилии Иамндов, было предсказано, что он одержит пять знаменитых побед. Вследствие этого, он стал заниматься гимнастическими состязаниями, и именно пятинодвижением (пентафлон), но был побежден Иеронимом из Андроса, который уступал Тисамену в беге и в прыганьи, но превзошел в борьбе. Тогда Тисамен увидел, что им не понято предсказание и что ему бог дает предсказать пять военных побед. (7) Лакедемоняне, которым известно было, что пиѳия предсказала Тисамену, убедили его переселиться из Илиды в Спарту и быть предсказателем для спартанского государства. И действительно, он участвовал в пяти победах: в первый раз при Платеях над персами, второй раз при Тегее, когда у лакедемонян была война с тегейцами и аргивянами, третий раз при Дипеях, аркадском городке в Меналии, (8) когда на лакедемонян пошли все аркадяне, кроме мантинеян, четвертый раз участвовал в сражении при Иѳоме, против возмутившихся илотов. Впрочем тогда возмутились не все илоты, но только мессиняне, отделившиеся от древних илотов, о чем я буду говорить дальше; а тогда лакедемоняне последовали Тисамену и делфийскому прорицалищу и дозволили восставшим оставить родину на известных условиях. Наконец, пятый раз Тисамен предсказывал, когда у лакедемонян было сражение при Танагре с аргивянами и аѳинянами. Вот что известно о Тисамене.
(9) На площади стоят изваяния Аполлона Пифаея, Артемиды и Лито, и вся эта часть площади называется «Хоры», потому что в праздник Гимнопедий, — наиболее любимый лакедемонский праздник в честь Аполлона, — здесь устраиваются хоры юношей. Не вдалеке отсюда храмы: Земли и Зевса Торжищного, Аѳины Торжищной и Посидона Незыблемого [Асфалия] и затем Аполлона и Геры. (10) Там же статуя, изображающая «Спартанский народ». Там же святилище Судеб, и около него могила Ореста Агамемнонова, кости которого, по воле прорицалища, перенесены сюда из Тегеи. Около могилы Ореста изображение спартанского царя Полидора, сына Алкаменова, которому, не в пример прочим царям, спартанские власти оказали такую честь, что если нужно приложить печать, то прикладывается печать с изображением Полидора. (11) Там же статуя «Ерм Торжищный», несущий Диониса — мальчика, и здание «старая ефория» с памятниками Епименида критянина и Афарея Периирова. Что касается Епименида, то лакедемонский рассказ о нем правдоподобнее аргивскаго, Там же «Судьбы», там же «Зевс гостеприимец» и «Аѳина гостеприимница».
12. Если идти из площади по улице, называемой «Афетаида» [Выпускная], будет здание, называемое «Воониты» [Воловья купля]. Но сперва я должен сказать о названии самой улицы. Говорят, Икарий здесь устроил состязание в беге для женихов своей дочери Пенелопы, в котором, как известно, победил Одиссей; но женихи выпускались на состязание именно по этой улице, которая и названа Афетаидой (Выпускной). (2) Мне кажется, что состязание это Икарий устроил в подражание Данаю, а Данай придумал его ради дочерей, которых никто не хотел брать за их преступление, вследствие чего Данай объявил, что будет выдавать дочерей, без всякого выкупа, за того, кто какой дочери понравится красотой; но так как мужчин собралось немного, то Данай устроил состязание в беге, и первому достигшему цели дозволил первому выбирать из дочерей, затем следующему и т. д. до последнего. Оставшиеся дочери должны были ждать другого прибытия женихов и другого состязания.
(3) Таким образом, как я сказал, на этой улице находится здание «Воониты», принадлежавшее некогда царю Полидору, а после его смерти куплено у его жены с уплатой волами, потому что тогда не было ни серебряной монеты, ни золотой, а платили по старинному способу — волами, рабами, слитками серебра или золота. (4) Даже в Индии 4 эллины, привозившие туда эллинские товары, получали в обмен индийские, а монета и там не была известна, хотя Индия богата золотом, и меди в ней достаточно. За судилищем видиеев храм Аѳины и в нем статуя богини, говорят, поставленная Одиссеем после победы в беге над женихами и названная поэтому «Келевфия» [Спутница]. Одиссей поставил три храма Келевфии, в разных местах.
(5) Если идти дальше по улице Афетаиде, будут памятники героев: Иопа, жившего, как полагают, во времена Лелега или Милита, и Амфиарая, сына Оиклеева, — последний сооружен Амфиараю сыновьями Тиндарея, как двоюродному брату, — и затем памятник Лелега. Не вдалеке отсюда священный удел Посидона Тенария, а дальше изваяние Аѳины, поставленное будто бы лакедемонянами, выселившимися в Италию и Тарент. (6) Там же находится место, называемое «Еллиний» и названное так оттого, что на этом месте совещались эллины, как защищаться против Ксеркса, когда он чрез Геллеспонт переходил в Европу. По другому рассказу, здесь совещались соратники Монелая о походе на Илион и наказании Александра за похищение Елены.
(7) Около «Эллиния» показывают могилу Талѳивия, — но в Ахейских Эгиях, на площади, тоже показывают могилу Талѳивия. За то что лакедемоняне убили послов, присланных царем Дарием требовать от эллинов земли и воды, этот Талѳивий в Лакедемоне обратил свой гнев на все лакедемонское население, а в Аѳинах на дом одного только Милтиада Кимонова, который был виновником того, что персидские послы, прибывшие в Аттику, были убиты аѳинянами. (8) Там же жертвенник Аполлона Верховного [Акрита] и храм Земли, называемой Гасептон, и за ним Аполлон Малеат, а на самом конце улицы Афетаиды, около городской стены, храм Диктины и гробница царей из рода Еврипонтидов. Около Эллиния находится еще храм Арсинои, дочери Левкиппа, сестры жен Кастора и Полидевка.
Около местности, называемой «Стража» (Фрурия), храм Артемиды, а пройдя дальше памятник илидским прорицателям Иамидам. (9) Там же храм Марона и Алфия — двух наиболее отличившихся после Леонида полководцев в сражении при Фермопилах. Дальше храм Зевса Тронея (Прогоняющего), поставленный дорянами после победы над ахейцами, владевшими тогда лаконской землей, и особенно над амиклейцами. Там же весьма почитаемый храм Великой Матери, а за ним памятники героев: Ипполита Фисеева и аркадянина Авлона, сына Тлисименова. Некоторые считают Тлисимфна братом Парѳенкопея, сына Меналионова, некоторые считают сыном.
(10) Есть еще другая улица из площади, вдоль которой идет здание «Скиада» (Тенистое); под этой Скиадой еще и теперь собираются жители. Скиада сооружена, говорят, Ѳеодором Самосским, который первый открыл искусство плавить железо, и из него делать изваяния. Там спартанцы повесили лиру Тимофея Милетского, в наказание за то, что он к семи прежним струнам присоединил еще четыре струны. (11) Около Скиады находится круглое здание и в нем статуи Зевса Олимпийского и Афродиты Олимпийской. Спартанцы говорят, что это здание построено Епименидом, в рассказах о котором они но согласны с аргивянами, и говорят, что даже никогда не воевали с кносийцами.
13. Близко находится могила Кинорта, сына Амиклы, и памятник Кастора, и при нем храм, потому что, по словам спартанцев, сыны Тиндарея были приняты богами только спустя сорок лет после сражения с Идою и Линкеем. Около Скиады показывают также могилу Иды и Линкея, хотя, вероятнее всего, они похоронены не здесь, а в Мессинии, (2) но мессинские несчастия и продолжительное изгнание из Пелопонниса сделали то, что для мессинян, по возвращении в отечество, многое из древностей осталось неузнанным, а так как они сами не знают, то предметы и остаются спорными.
Против Олимпийской Афродиты находится храм Коры Сотиры, построенный — одни говорят — Орфеем фракийским, другие — Аварисом, прибывшим из ипервореев. (3) Что касается Карния, называемого «Домашним» (Икета), то его почитали в Спарте еще прежде возвращения Ираклидов, и он стоял в доме прорицателя Крия, сына Ѳеоклова. Дочь этого Крия, когда шла за водой, попалась на встречу дорийским соглядатаям и вступила в разговор с ними, а сам Ерий научил их как взять Спарту. (4) Почитание Аполлона Карния у всех дорян произошло от Карна, родом из Акарнании, дававшего прорицания от Аполлона. Когда же этот Карн убит был Иппотом Филантовым, то Аполлон послал свой гнев на стан дорийский, и тогда Иппот должен был бежать, а. доряне завели обычай приносить жертвы акарнанскому прорицателю. Но этот Карний вовсе не есть «Домашний»: последний чествуем был в доме прорицателя Крия, еще когда ахейцы владели Спартой. (5) Праксилла в своей поэме говорит, что Карний был сын Европы, и что его воспитал Аполлон и Лито, но есть еще другой рассказ: будто эллины, для постройки деревянного коня, срубили крании [вишневые деревья] на горе Иде, и когда узнали, что Аполлон за это прогневался, постановили умилостивлять его жертвами, и переставив букву р, по старинному назвали его, от слова «крания», Карнием.
(6) Не далеко от Карния статуя, с именем Афетея: отсюда, говорят, было начало бега женихов Пенелоны. Там же место, представляющее четырехугольник с крытыми переходами, где прежде продавались разные мелкие товары; там есть статуи Зевса Амвулия, Аѳины Амвулии и Диоскуров, тоже Амвулиев. (7) Насупротив так называемая «Колона» с храмом Диониса–Колоната, а около храма священный удел героя, который будто бы указывал дорогу Дионису в Спарту. Служительницы Диониса, дионисиады и левкиппиды приносят жертвы этому герою раньше, чем богу Дионису, а другие одиннадцать дионисиад устраивают для них состязание в беге; и этот обычай исполняют по приказанию из Делф.
(8) Не далеко от храма Диониса храм Зевса Еванема (благоветренного), а направо памятник героя Плеврона, от которого, по матери, происходили сыны Тиндарея, потому что, по словам Ария, Фестий, отец Лиды, был сын Агинора, а тот сын Плеврона. Не далеко от этого места холм с храмом Геры Аргивской, построенным будто бы Евридикой, дочерью Лакедемона, женой Акрисия, сына Авантова. А храм Гори Иперхирии [Сподручницы] построен по прорицанию, когда р. Еврот слишком затопляла страну. Древнюю деревянную статую называют Афродита Гера; и когда дочь выходит замуж, то мать приносит жертву сей богине. На правой стороне улицы, ведущей на холм, находится изображение Етимокла. Этот Етимокл и отец его Иппосѳен были одиннадцать раз победителями в борьбе в Олимпии, но отцу удалось еще раз победить и таким образом превзойти сына.
14. [Гробницы]. Если из площади идти на запад, будет пустая гробница Врасида Теллидова, и отсюда не далеко театр, из белого мрамора, весьма замечательный. Против театра два памятника: один Павсании, предводительствовавшего при Платеях, другой Леонида. У этих памятников, в честь героев, ежегодно произносятся речи и устраиваются состязания, в которых участвуют только спартанцы. Кости Леонида перенесены Павсанией из Фермопил спустя сорок лет после его смерти. Здесь же стоит колонна с именами и отчествами всех, павших при Фермопилах.
(2) Местность в Спарте, называемая «Ѳеомилида», служит гробницей царей из рода Агидов; и около нее находится так называемая „ Лесха [Беседа] кротанов», а кротаны составляют часть питанатов. Не вдалеке от Лесхи храм Асклипия, называемый «в Агиадах». Дальше памятник Тенара, от которого будто бы назван и мыс Тенарским. Храмы богов здесь: Посидона Иппокурия и Артемиды Эгинеи; а если повернуть назад к Лесхе, будет храм Артемиды Иссории, называемой также Лимноей, но она собственно не Артемида, но Вритомартида, из Крита, о чем я сказал, когда говорил об Эгине.
(3) Тут же около гробниц Агидов виден мраморный столб с надписью, что Хионис лакедемонянин одержал семь побед в разных местах и в Олимпии: четыре в простом беге и три в обратном, — потому что бега со щитом, по окончании состязаний, тогда еще не было. Этот Хионис участвовал в выселении фиреянина Ватта в Ливию, где они вместе основали Кирину и покорили соседних ливийцев.
(4) Храм Фетиды построен, говорят, по следующему поводу. Когда была война с отпавшими мессинянами, царь Анаксандр, вступивший с войском в Мессинию, пленил много женщин, в том числе жрицу храма Фетиды, Клео. Жена Анаксандра, Леандрида, выпросила Клео себе в подарок, и нашла у нее деревянное изваяние, и тогда вместе с Клео поставила храм богини Фетиды; а сделала это Леандрида вследствие какого–то сновидения. Ныне эту статую Фетиды никому не показывают.
(5) Почитание Димитры Хфонии передано в Сларту, по их словам, Орфеем, а по моему мнению перешло сюда из Ермионы, где тоже почитают Димитру Хфонию. Там же недавний храм Сарапида и храм Зевса, по имени, Олимпийского.
(6) Есть у них так называемый Дромос (Бег), где и теперь еще собираются юноши для состязания в беге. Если идти к этому Бегу от гробниц Агидов, налево будет памятник Евмида, одного из сыновей Иппокоонта. Есть там древняя статуя Иракла, которому приносят жертву «сфористы» — спартанцы, переходящие из возраста ефебов в возраст зрелого мужчины. Там же, на Беге, построены две гимнасии, одна на счет спартанца Еврикла. За Бегом, против статуи Иракла, находится дом, ныне принадлежащий частному лицу, а в древности принадлежавший Менелаю. Если пройти дальше от Бега, будут храмы Диоскуров, Харит, Илифии, Аполлона Карния и Артемиды Игемоны. (7) Направо от Бега храм Агнита — название Асклипия, потому что статуя сделана из дерева агна; а аги то же, что лигос (ива), и похож на рамн (дерн). Не далеко от храма Асклипия стоит трофей, поставленный будто бы Полидевком после победы над Линкеем. Таким образом и это подтверждает рассказ, что сыновья Афарея похоронены не в Спарте. У самого конца Бега стоят Диоскуры Афетирии, а еще немного дальше памятник герою Алкону, которого считают сыном Иппокоонта, а около памятника Алкона храм Посидона, под названием Домитита [Домашнего].
(8) Местность Платанист получила название от высоких и густых деревьев — платанов, которые окружают эту местность. Здесь происходят сражения юношей (ефебов), а самое место сражений окружено рвом, наполненным водою, и представляет остров, и ход сюда по двум мостам: на одном мосту статуя Иракла, на другом изображение Ликурга, который дал установления и касательно сражений ефебов.
(9) Перед началом сражения, ефебы, между прочим, делают следующее: сперва отправляются в Ѳивею принести жертвы. — Ѳивея находится за городом, не далеко от Ѳерапны. Здесь каждая половина ефебов приносит в жертву Ениалию молодого щенка, полагая, что мужественнейшему богу угодно самое мужественное домашнее животное. Сколько мне известно, из эллинов, кроме колофонян, более нигде не приносят в жертву щенков: в Колофоне приносят в жертву богине Енодии молодую черную суку, — но и в Лакедемоне жертвы приносятся ночью. (10) После жертвы каждая сторона ефебов приводит молодого домашнего кабана, и затем заставляют кабанов вступать в бой, и большей частью так бывает, что чей кабан окажется победителем в Ѳивее, та сторона побеждает и в Платанисте. На следующий день, немного раньше полдня, обе стороны входят на вышеупомянутое место помостам, а какой стороне входить по какому мосту указывается в предшествующую ночь жребием. Здесь сражение: противники (действуют руками, ногами, зубами, царапают глаза, нападают кучами и стараются столкнуть друг друга в ров, в воду.
15. Около Платаниста находится геройский памятник Киниски, дочери спартанского царя Архидама, которая первая между женщинами держала лошадей для Олимпийских состязаний и одержала победу в Олимпии на колеснице. За колоннадой, построенной около Платаниста, находятся четыре памятника героев: Алкима, Енарефора, немного дальше Доркея и затем Севра, которых тоже считают сыновьями Иппокоонта. (2) По имени Доркея ближайший источник называется „ Доркия», а по имени Севра местность называется «Севрия». Направо от Севрии памятник поэта Алкмана, плавность стихов которого нисколько не пострадала от лаконского языка, имеющего столь мало благозвучия. (3) Там же святилища Елены и Иракла: первое около могилы Алкмана, второе около самой стены — с статуей Иракла в оружии, как будто сражающегося с Иппокоонтом и его сыновьями, по объяснению спартанцев. Ненависть Иракла к дому Иппокоонта произошла, говорят, оттого, что когда Иракл, по смерти Ифита, пришел в Спарту, чтобы получить очищение, Иппокоонт отказал ему в этом. Кроме того, был еще следующий повод к вражде. (4) Вместе с Ираклом прибыл в Спарту двоюродный брат его, сын Ликимния, брат Алкмины, юноша Эон. Гуляя по городу, Эон подошел к дому Иппокоонта, и здесь на него бросилась дворовая собака. Эон бросил в нее камнем и убил, на него сбежались сыновья Иппокоонта и палками избили до смерти. (5) Это разъярило Иракла против Иппокоонта и его сыновей, и он тотчас же пошел драться с ними; но был ранен и должен был скрыться. Впоследствии, когда он пошел войной на Спарту, отомстил за убийство и Иппокоонту, и его сыновьям.
(6) Если идти от Бега на восток, направо будет тропинка, а там храм Аѳины Аксиопины (Достойной воздательницы), потому что построен Ираклом, когда достойно наказаны были сыновья Иппокоонта, а наказание (тимория) в древности называлось воздаяние (пеня). А если идти с Бега по другой улице, будет другой храм Аѳины, построенный Ѳирою, сыном Автесионовым, внуком Тисамена, правнуком Ѳерсандра, когда он отправлял поселение на остров, ныне называемый, по его имени «Ѳира», а прежде называвшийся «Каллиста». (7) Тут же храм Иппосѳена, одержавшего много побед в борьбе; а почтение воздают Иппосѳену в силу прорицания, почитая этим самого Посидона. Против этого храма Арей Ениалий, закованный в цепи, древняя статуя. Мысль этой статуи та же, что аѳинской бескрылой Победы: спартанцы думают, что Ениалий, закованный в цепи, никогда не уйдет от них, так точно как аѳиняне полагают, что их Победа, как не имеющая крыльев, всегда пребудет с аѳинянами. Такова была мысль при постановке этих статуй.
(8) Есть еще в Спарте так называемая «Пестрая Беседа» [Лесха Пикила]. Около нее памятники героев: Кадма, сына Агинорова, и потомков Эолика, сына Ѳирова, в том числе и Эгея, сына Эоликова: построили, их, будто бы, Месис, Лея и Европа, сыновья Ирея Эгеева. Они же построили памятник и Амфилоху, так как Димонасса, мать предка их Тисамена, была сестра Амфилоха.
(9) Лакедемоняне одни из всех эллинов называют Геру «эгофагой» (козоядущей) и приносят ей в жертву коз. Храм сей богине построил, говорят, Иракл и первый принес ей в жертву коз, потому что в войне с Иппокоонтом и его сыновьями не встретил никакого противодействия от Геры, между тем как прежде эта богиня всегда противодействовала его подвигам, а коз принес он за недостатком других животных.
(10) Не далеко от театра храм Посидона Генеѳлия и памятник героев: Клеодея Иллова и Эвала. Из храмов Асклипия самый замечательный около здания Воонитов, а налево геройский памятник Тилекла; но об этом я буду еще говорить при описании Мессинии. Пройдя не много дальше, будет небольшой холм и на нем древний храм с деревянной статуей Афродиты в оружии. Из всех известных мне храмов это единственный, над которым построен еще другой храм. (11) Над этим храмом построен храм Морфо, — тоже название Афродиты, которая здесь сидит под покрывалом и с оковами на ногах. Оковы, говорят, наложены на нее сыновьями Тиндарея, и указывают на верность жен мужьям. Другому рассказу — будто оковы наложил на богиню Тиндарей, как бы за то, что от нее дочерям его достался один позор, я не придаю никакого значения: крайняя нелепость сделать из кедра статую, назвать ее Афродитой и наказывать, будто богиню.
16. Вблизи храм Илаиры и Ѳивы, которых Кипрская поэма признает дочерьми Аполлона. Жрицами их — девушки, называемые также как и богини, левкиппидами. Статуи богинь очень древние, но у одной статуи лицо переделано некоей жрицей — левкиппидой, по правилам современного искусства: сон удержал ее сделать тоже с другой статуей. Здесь висит на ленте, спускающейся с потолка, яйцо — говорят, то самое, которое, по преданию, родила Лида. (2) Здесь же ежегодно женщины ткут Амиклейскому Аполлону хитон, и то здание, где ткут, называется также Хитон. Тут же находится дом, в котором, будто бы, некогда жили сыновья Тиндарея. Когда впоследствии этот дом приобрел спартанец Формион, к нему явились в виде странников Диоскуры: сказали, что они из Кирины и что их занесло бурей, и просили отвести им ту комнату, которая им наиболее нравилась, когда они жили между людьми. (3) Формион предлагал им какую угодно комнату, только не эту, потому что в ней жила дочь его, молодая девушка. На следующий день ни дочери, ни слуг ее не стало; в комнате оказались только статуи Диоскуров, стол и на нем растение силфий.
(4) Если идти от Хитона к воротам, будет геройский памятник одного из мудрецов, Хилона, и того Аѳинея, который вместе с Дорифем выселился в Сицилию. Выселение произошло оттого, что Ерикскую область, занятую тогда варварами, они считали принадлежащею потомкам Иракла. По преданию, Иракл боролся с Ериком на таком условии: если победит Иракл, страна будет принадлежать Ираклу; если же победит Ерик, то возьмет тех коров Гириона, которых тогда гнал Иракл, — (5) у Елеон–кифос коровы 5 уплыли в Сицилию, — потому и Иракл должен был отправиться за ними. Но Дорией не испытал, как Иракл, покровительства богов: Иракл убил Ерика, а Дорией и большая часть его войска были истреблены жителями Егесты.
(6) Лакедемоняне поставили также храм, как богу, своему законодателю Ликургу. Позади этого храма могила сына Ликургова, Евкосма, а около жертвенника могилы сестер–близнецов Лафрии и Анаксандры, на которых женились, тоже близнецы, сыновья Аристодима. Отец этих сестер–близнецов был Клефстонский царь, Ѳерсандр Агамидидов, четвертый потомок Ктисиппа Ираклова. Против храма Ликурга, памятники Ѳеопомпа Никандрова и Евривиада, сражавшихся против мидян при мысе Артемисии и при Саламине; вблизи геройский памятник Астравака.
(7) Местность, называемая Лимнея, посвящена Артемиде Орфии. Находящаяся здесь деревянная статуя богини, говорят, та самая, которую похитили в Тавриде Орест и Ифигения, и затем принесена сюда, так как Орест был здесь царем. По моему мнению, этот рассказ правдоподобнее аѳинского. В самом деле, на каком основании Ифигения могла бы оставить эту статую в Вравроне? почему, опять таки, аѳиняне, оставляя свой город, не взяли ее с собой на корабли? (8) А между тем, имя таврической богини так велико, что, напр., каппадокийцы, живущие около Понта Евксинского, говорят, что эта статуя у них, а мидийцы говорят, что у них — в храме Артемиды Анеитиды. Выходит, что аѳиняне не обратили внимания на то, что статуя сделалась добычей мидян, потому что эта статуя из Враврона перевезена была в Сузы, и уже впоследствии Селевк подарил ее в Сирию жителям Лаодикеи, которые и доселе удерживают ее. (9) Что находящаяся ныне в Лакедемоне статуя Артемиды Орфии действительно принесена из варварских стран, доказательством служит следующее: во–первых, Астравак и Алопек, сыновья Ирвовы, внуки Амфисѳеновы, правнуки Амфикла сына Агидова, когда нашли эту статую, тотчас лишились рассудка; во–вторых, спартанцы–лимнаты, жители Киносур, Месои и Питаны, во время жертвоприношения, доведены были до распрей и даже до убийства; многие пали около жертвенника, остальные погибли от болезни. (10) После этого последовало веление бога — орошать жертвенник человеческой кровью; и так как в жертву приносили того, на кого пал жребий, то Ликург заменил этот обычай бичеванием ефебов; таким то образом жертвенник теперь орошается человеческой кровью. При этом бичеваньи присутствует жрица и держит статую, которая, надо заметить, маленькая и легкая: (11) и если бичующие ефеба, жалея его красоту или знатность, бьют слегка, то статуя оказывается для жрицы тяжелой, так что ее невозможно удержать, и жрица говорит, что бичующие виноваты, и что через них ей тяжело. Таков остался обычай от человеческих жертв в Тавриде. Эта Артемида называется не только Орфией, но и Лигодесмой (ивой связанная), потому что статуя найдена в кусте ивы, причем обвившиеся ветви поддерживали стоящую статую.
17. Не далеко от храма Орфии храм Илифии, которая признана богиней и получила храм, будто бы, по приказанию из Делф.
Спартанский акрополь не возвышается так над городом, как ѳивская Кадмея или аргивская Лариса; в Спарте много холмов, и наиболее высокий называют акрополем. (2) Там находится храм Аѳины, именуемой Полиухос [Градоправительницы], а также Халкиикос [меднозданной]. Постройку этого храма, по словам спартанцев, начал еще Тиндарей, а по его смерти за работу принялись его сыновья, для каковой цели должна была служить добыча от разорения Афидны; когда же и их не стадо, лакедемоняне, уже много лет спустя, построили из меди и храм и статую богини. Строителем был местный житель Гитиад, который, кроме того, писал дорические стихотворения, в том числе и гимн к сей богине. (3) На меди находятся изображения многих подвигов Иракла и многих иных его деяний; дальше идут подвиги сынов Тиндарея, похищение дочерей Левкиппа; дальше Ифест, освобождающий мать от цепей, — рассказ об этом я изложил уже при описании Аттики; затем нимфы, предлагающие Персею, отправляющемуся в Ливию против Медузы, подарки: шлем и башмаки, которые должны были перенести его по воздуху; дальше изображено рождение Аѳины, Амфитрита и Посидон — главнейшая и, по моему мнению, замечательнейшая картина.
(4) Там есть другой храм Аѳины — Ерганы [и там две колоннады — южная и западная]. В южной — святилище Зевса, по имени, Космита, и перед ним памятник Тиндарея, на западной колоннаде — два орла, и каждый орел держит Победу. Это приношение Лисандра на память о двух одержанных им победах: при Ефесе — над аѳинскими кораблями под начальством помощника Алкивиадова Антиоха, и при Эгоспотамах — когда ему удалось уничтожить аѳинский флот.
(5) Налево от храма Халкиики храм Муз, построенный в знак того, что спартанцы выступали в битву не под трубу, но под звуки флейт, лир и кифары. За храмом Халкиики храм Афродиты Арии. Находящиеся там деревянные статуи из древнейших в Элладе.
(6) Направо от Халкиики медная статуя Зевса Ипата [Всевышнего]. Самая древняя из всех медных статуй, потому что она не цельная, но составленная из отдельных частей, прилаженных одна к другой и укрепленных гвоздями. Говорят, делал ее Клеарх, ригиянин, по словам одних — ученик Дипина и Скиллада, по словам других — ученик самого Дедала. Около так называемой Скиномы есть изображение женщины, которую считают Еврилеонидой, одержавшей победу в Олимпии на колеснице парой запряженных лошадей.
(7) Около жертвенника Халкиики два изображения Павсании, предводительствовавшего при Платеях. История его известна, и я не буду рассказывать, тем более что историки описали ее со всей подробностью; расскажу только, что слышал от одного византийца. Когда открыты были его замыслы, и он бежал в храм Халкиики, то ему одному из всех, искавших здесь убежища, отказали в защите, единственно ради того, что он не мог сныть с себя пятно убийства, по следующему случаю. (8) Когда он находился с союзным флотом в Византии, там понравилась ему одна византийская девушка, по имени, Клеоника. С наступлением ночи он приказал привести Клеонику, и ему привели. Павсания в это время спал, и его разбудил шум: Клеоника, подходя к нему, нечаянно опрокинула горевший светильник. Павсания, который сознавал свою измену против Эллады и постоянно находился в тревоге и беспокойстве, вскочил и мечом умертвил Клеонику. (9) От этого–то греха Павсания никак не мог освободиться, не смотря на всякие очистительные жертвы и моления к Зевсу Фиксию [Убежищу]: он обращался даже в Аркадию к Фигалийским вызывателям умерших [психогогам], и все–таки должен был понести кару пред богом и Клеоникой. Медные изображения его лакедемоняне поставили по велению Дельфийского бога, и даже стали почитать божество, Епидота [Воздаятеля], полагая, что Епидот отвратит от них гнев Зевса Икесия [Покровителя умоляющих] за их поступок с Павсанией.
18. Не далеко от изображений Павсании статуя Афродиты Амвологиры, поставленная по повелению прорицалища, и статуи Сна и Смерти, считающихся братьями, по словам Илиады; (2) а если идти к так называемой Алпии, будет храм Аѳины Оффалмитиды (Глазницы), построенный, будто бы, Ликургом, после того как Алкандр, не одобрявший его законов, вышиб ему один глаз. Ликург бежал тогда в это место, а так как сбежались спартанцы, чтобы защитить его от потери другого глаза, то Ликург и построил этот храм Аѳины Оффалмитиды.
(3) Если отсюда идти дальше, будет храм Аммона. Как известно, лакедемоняне, с древних пор, более всех эллинов обращались к ливийскому прорицалищу. Говорят даже, что и Лисандру, во время осады Афитиды на Паллине, ночью явился Аммон и сказал, что для него и для Лакедемона лучше будет прекратить войну с афитеянами, вследствие чего Лисандр снял осаду, и еще более побудил сограждан в почитанию Аммона, а жители Афитиды почитают Аммона ничуть не менее ливийских аммонян.
(4) Об Артемиде Кнагии есть следующее предание. Спартанец Кнагей, вместе с диоскурами участвовавший в походе на Афидну, попался там в плен и был продан на остров Крит, где был рабом при храме Артемиды; но чрез некоторое время бежал назад в Спарту и вместе с ним бежала девушка — жрица, взявшая с собой статую Артемиды: оттого эту Артемиду и называют Кнагией. (5) Мне кажется, что Кнагей иным способом попал в Крит, а не так, как говорят лакедемоняне; и я думаю, что даже битвы под Афидной не было, потому что Фисей был тогда занят ѳеспротами, а аѳиняне не сочувствовали и более держались Менесфея. Даже если бы и была битва, все–таки невероятно, чтобы из победителей оказались пленные, тем более что победа была полная, так что город Афидна был взят.
(6) [Окрестности Cпарты. Амиклы]. Если из Спарты спускаться в Амиклы, будет речка Тиаса, — Тиаса, говорят, была дочь Еврота, — и тут же храм харит Фаенны и Клиты, как и поэт Алкман говорит; а храм построен и название дано, говорят, Лакедемоном.
(7) Из Амиклейских достопримечательностей прежде всего обращает внимание мраморная плита с изображением атлета пятиборца, Энита, которого смерть постигла в Олимпии после победы, в то самое время, когда на него возлагали венок. Затем будут медные треножники, из которых более древние сделаны из десятины Мессинской добычи. (8) Под первым треножником статуя Афродиты, под вторым — Артемиды: обе статуи и рисунки работы Гитиада; под третьим, который работы эгинянина Каллона, статуя Коры, дочери Димитры. Дальше два треножника: работы художников — паросца Аристандра и аргивца Поликлита. Первый изваял женщину с лирой, представляющую Спарту, второй — Афродиту, называемую Амиклейскою. Эти два треножника больше других и сделаны после победы при Эгос–потамах.

[Трон Аполлона Амиклейского].

(9) Трон Аполлона Амиклейского сооружен магнисийцемм Вафиклом, который, по окончании трона, от себя еще пожертвовал харит и Артемиду Левкофрину. Я не стану говорить, чей был ученик Вафикл и при каком спартанском царе делал трон; опишу только трон, как сам его видел. Подробно описывать каждый рисунок было бы утомительно, тем более, что все это известно; опишем вкратце.
(10) Спереди трон поддерживают две Хариты, сзади две Оры; слева стоят Ехидна и Тифо, справа Тритоны. На троне следующие изображения. [Снаружи:] [1] Посидон и Зевс несут Тайгету, дочь Атланта, и сестру её Алкиону; там же изображены [2] Атлант; далее [3] единоборство Иракла с Кикном, и [4] бой его же с кентаврами у Фола; (11) [5] Фисей ведет Минотавра живого и связанного; а почему это Вафикл представил в таком виде, я не знаю. Далее [6] пляска феаков и Димодок, поющий под кифару; [7] дальше подвиг Персея против Медузы; далее [8] бой Иракла с гигантом Ѳурием, [9] Тиндарея с Евритом, [10] похищение дочерей Левкиппа; далее [11] Ерм ведет на небо мальчика Диониса, а [12] Аѳина — Иракла, тоже на сожительство с богами. (12) Тут же [13] Пилей передает Ахилла Хирону, который считается его наставником, а [14] Имера похищает красавца Кефала; далее [15] свадьба Армонии: боги несут дары; [16] Ахилл в единоборстве с Мемноном, [17] Иракл наказывает фракийца Диомида; а [18] при реке Евине наказывает Несса. Далее [19] Ерм ведет богинь к Александру, на суд, а [20] Адраст и Тидей прекращают бой между Амфиараем и Ликургом, сыном Пронакта; (13) далее [21] Гера смотрит на Ио, дочь Инаха, превращенную в корову, а [22] Аѳина убегает от преследующего ее Ифеста.
Далее следуют подвиги Иракла [23]; поражение гидры и [24] изведете из аида собаки Кербера, затем [25] Анаксий и Мнасинунт, оба верхом на лошадях, а [26] сыны Менелая — Мегапенф и Никострат едут на одной лошади; тут же [27] Веллерофонт убивает ликийское чудовище, а [28] Иракл гонит коров Гириона.
(14) На верхней стороне тропа, по обеим сторонам, верхом сыны Тиндарея: у них внизу, под лошадьми, сфинксы, а вверху на них бросаются звери; на Кастора пантера, на Полидевка львица. На самом верху трона изображен хоровод магнисийцев, помогавших Вафиклу в сооружении трона. (15) На внутренней стороне трона, против той стороны, где тритоны, представлено: [1] охота на Калидонского вепря, [2] Иракл, убивающий сынов Актора; далее [3] Калаид и Зит прогоняют гарпий от Финея, затем [4] Пирифой и Фисей похищают Елену, И Иракл душит льва, [6] Аполлон с Артемидой поражают стрелами Тития; (16) [7] борьба Иракла с контавром Орием, [8] Фисея с Минотавром, далее [9] борьба Иракла с Ахелоем, [10] Гера, связанная Ифестом, как говорят об этом сказания; далее [11] игры Акаста в честь умершего отца, [12] приключение Менелая с Протеем в Египте, как говорится в Одиссее; затем [13] Адмит, запрягающий в колесницу кабана и льва, и наконец [14] трояне, совершающие погребальную жертву над Гектором.
19. То место трона, которое назначено для восседания бога, не представляет одно что–либо цельное, но имеет несколько сидений. Около каждого сиденья есть промежуточное место; среднее сиденье самое большое, и там стоит статуя. (2) Сколько мне известно, величину её никто но измерял; на вид она имеет локтей тридцать. Работал ее не Вафикл, а какой–то древний мастер, отнюдь не художник, потому что если бы у неё не было лица и конечностей рук и ног, она была бы похожа на медную колонну. На голове её шлем, в руках копье и лук.
(3) Пьедестал статуя имеет вид жертвенника, и под ним, говорят, похоронен Иакинѳ, и потому в праздник Иакинѳий, пред жертвоприношением Аполлону, к этому жертвеннику приносят заупокойную жертву чрез медную дверь, находящуюся влево от жертвенника.
На жертвеннике изображены: [1] Вирид, Амфитрита и Посидон, далее [2] Зевс и Ерм беседующие, и около них [3] Дионис, и Семела, а около Семелы Ино.
(4) Далее на жертвеннике изображены: [4] Димитра, Кора и Плутон, а за ними [5] Судьбы, Времена [Оры] и около них [6] Афродита, Аѳина и Артемида, ведущие на небо Иакинѳа вместе с сестрой его Поливией, умершей, говорят, тоже девушкой. Эта картина представляет Иакинѳа уже с бородой; но Никий, сын Никомидов, нарисовал его совершенно молодым, указывая этим на известную любовь к нему Аполлона.
(5) Кроме того, на жертвеннике изображены [7] Иракл, которого Аѳина и все боги ведут на небо, дальше дочери Фестия, Музы и Оры. Что касается ветра Зефира и рассказа о невольном убийстве Иакинѳа Аполлоном и о цветке иакинфе (гиацинте), то, может быть, все это было и иначе; но пусть будет, как говорят.
(6) В Амиклах, бывшем городе, разрушенном дорянами и с тех пор остающемся простым поселком, замечателен храм Александры с её статуей. Эту Александру амиклеяне считают Кассандрой, дочерью Приама. Там же находится изображение Клитемнистры и статуя, считающаяся памятником Агамемнона. Из богов здесь почитают Амиклея и Диониса, очень правильно называя его Псилаком, потому что «псила» по дорийски значит «крылья» а вино возбуждает человека и также точно дает полет мысли, как крылья дают полет птице. Таковы достопримечательности в Амиклах.

[Ѳерапна].

(7) Другая дорога из города ведет в Ѳерапну. Здесь, у дороги, стоит деревянная статуя Аѳины Алеи. Дальше, у перехода чрез р. Еврот, недалеко от берега возвышается храм Зевса Богатого [Плусия], а если перейти Еврот, храм Асклипия Котилея, построенный Ираклом, названный им так после исцеления раны в бедре (котила), полученной в первой битве с Иппокоонтом и его сыновьями. Самое древнее из всего, находящегося около этой дороги, это храм Арея, на левой стороне, со статуей, принесенной сюда, будто бы, диоскурами из Колхиды. (8) Арея здесь называют Ѳиритом, от Ѳиро, считающейся кормилицей Арея. Может быть, это название заимствовано от колхов, потому что эллинам неизвестна кормилица Арея Ѳиро. Но мне кажется, что название Ѳирита (Зверского) дано Арею не от кормилицы, но оттого что воин, вступивший в битву, должен забыть всякую кротость, как и Гомер говорит об Ахилле: «Как лев, он знал только свирепость».
(9) Название этой местности произошло от Ѳерапны, дочери Лелега. Есть там еще храм Менелая, в котором, говорят, он похоронен вместе с Еленой. Но родосцы не согласны с этим, и говорят, что по смерти Менелая, когда Орест еще странствовал, Елена, преследуемая Никостратом и Мегапенфом, прибыла в Родос, к бывшей жене Тлиполема, Поликсо, как к своей знакомой, потому что Поликсо была аргивянка и, (10) как жена Тлиполема, последовала за ним в Родос, и в это время царствовала на этом острове, оставаясь при малолетнем сыне. И вот, желая отомстить Елене за смерть Тлиполема, Поликсо, получив в свои руки Елену, послала на нее, когда та купалась, служанок, переодетых ериниями, и те повесили Елену на дереве (дендрон), вследствие чего у родосцев есть храм Елены Дендритиды.
(11) Упомяну и то предание об Елене, какое слышал у кротонцев и с которым соглашаются жители Имеры. В Понте Евксинском, против устьев Истра, есть остров, по имени Левка, посвященный Ахиллу, в окружности 20 стадий· Весь этот остров покрыт лесом, наполнен дикими и домашними животными и имеет храм и статую с именем Ахилла. (12) Первый посетил этот остров, по словам кротонцев, их гражданин, по следующему случаю. Когда у кротонцев была война с италийскими локрами, и локры, по родству с опунтскими, призвали на помощь Аякса Оилеева, то Леоним, предводительствовавший кротонцами, повел войско на ту часть противников, где, как он слышал, ратовал Аякс. Здесь он был ранен в грудь, и так как терпел сильные боли, то пошел в Делфы. Но когда прибыл в Делфы, Пиѳия велела ему отправиться на остров Левку, и сказала, что там ему явится Аякс и исцелит рану. (13) По истечении времени, Леоним возвратился из Левки совершенно здоровый, и рассказывал, что там видел Ахилла, обоих Аяксов и с ними Патрокла и Антилоха, что Елена была за мужем за Ахиллом и что она поручила ему ехать в Имеру и сказать Отисихору, что он лишился зрения «от гнева Елены». Это–то и было причиною, что Стисихор написал свою «Палинодию».
20. В Ѳерапне я видел источник Мессииду; но некоторые лакедемоняне утверждают, что в древности Мессиидой назывался не этот источник, но тот, который ныне называется Полидевкия и находится на правой стороне дороги в Ѳерапну, около храма Полидевка.
(2) Не далеко от Ѳерапны священное место, так называемый Ѳивеон, и в нем храм Диоскуров; здесь же ефебы приносят жертвы Ениалию, а немного дальше храм Посидона, с именем Геаоха (Земледержца). Отсюда, если пройти но направлению к Тайгету, будет местность, называемая «Алесия» (Мельничная), потому что здесь впервые была изобретена мельница Малатом (Мельником), сыном Лелета, и он здесь молол (алео). Там же геройский памятник Лакедемона, сына Тайгеты. (3) Отсюда, если перейти р. Феллию и идти по прямой Аниклейской дороге к морю, будет место, где некогда стоял лакедемонский город Фарис, а повернувши направо, будет дорога на гору Тайгет. В долине здесь находится священный удел Зевса Мессапея; название произошло от имени жреца, служившего Зевсу.
Если затем идти с Тайгета, будет местность, где некогда стоял город Врисеи: там еще и теперь существует храм Диониса со статуей бога под открытым небом, а находящуюся во храме можно видеть только женщинам; и даже жертвы приносят одни женщины, совершая в тайне. (4) Над Врисеями возвышается одна из вершин Тайгета, Талет, посвященная, говорят, Солнцу, которому, между прочим, приносят в жертву коней, — как это делают и персы. Не далеко от Талета возвышается другая вершина, Евора, которая кормит множество зверей, особенно диких коз. Вообще, по всему Тайгету хороша охота на коз, диких свиней, особенно же на оленей и медведей.
(5) Пространство между Талетом и Еворой называют Ѳиры (Ловы); там есть храм Димитры, называемой Елевсинской, и там, говорят, скрывался Иракл, когда Асклипий лечил ему рану. Есть там еще деревянная статуя Орфея, сделанная будто бы пеласгами. Кроме того, мне известен еще следующий совершаемый здесь обычай. (6) У моря находился некогда городок Елос, о котором упоминает еще Гомер в перечислении лакедемонян, когда говорит: «одни имели Амиклы, другие приморский город Елос». Этот Елос был основан Елием, младшим сыном Персея. Впоследствии его осадили и взяли приступом доряне: жители его сделались первыми рабами лакедемонского государства и, как пленные (илотес), названы илотами. Затем вошло в обычай называть и после приобретенных рабов тоже илотами, хотя это были мессинцы, подобно тому как имя эллинов, живших некогда в части Фессалии, Елладе, перешло на все это племя, и все стали называться эллинами. (7) Из этого–то города Елоса, в известные дни, деревянное изображение Коры, дочери Димитры, переносится в храм Димитры Елевсинской — Елевсиний.
В 15-ти стадиях от Елевсиния, на Тайгете, находится Лапиѳей, названный так от местного жителя Лапиѳа, и не вдалеке Деррион, со статуей Артемиды Дерриатиды, находящейся под открытым небом; тут же источник, называемый Анонон. За Деррием, примерно в 20 стадиях, лежат Арплии, простирающиеся до долины.
(8) Если из Спарты идти но дороге, ведущей в Аркадию, будет храм Аѳины Парии, а за ним храм Ахилла, который не принято открывать. Ефебы, желающие состязаться в Платанисте, приносят здесь пред битвой жертву Ахиллу. Построен он, по словам спартанцев, Праком, внуком Пергама Неоптолемова. (9) Дальше будет памятник, называемый «памятник коня»; Тиндарей, говорят, здесь брал клятву с женихов Елены, ставши на разрезанных частях коня, а клятва состояла в том, что женихи должны были защищать Елену и избранного её от всяких обид; а после клятвы конь был здесь зарыт в землю. Не далеко от этого памятника находится семь колонн, которые, как я думаю, по старому обычаю, представляют семь планет. По дороге будет святилище Крания Стемматия и храм Артемиды Мисийской. (10) Статуя благородного Стыда в 30 стадиях от города, и поставлена Икарием по следующему случаю. Икарий, выдавая свою дочь, Пенелопу, за Одиссея, желал, чтобы Одиссей остался жить в Лакедемоне, и так как просьба была безуспешна, умолял Пенелопу, а когда Пенелопа стала уезжать из дому, Икарий тоже сел в колесницу и следовал за ними, повторяя просьбу. (11) Тогда Одиссей, который до сего времени молчал, сказал Пенелопе: или следовать за ним по доброй воле, или оставаться с отцом в Лакедемоне. Пенелопа ничего не отвечала: но только закрыла лицо. Икарий, поняв, что она желает идти с Одиссем, отпустил ее, а здесь поставил статую Стыда, потому что до этого места дошла Пенелопа, закрывавшись.
21. Через двадцать стадий отсюда, течение Еврота приближается к самой дороге, и здесь будет памятник Лады, который быстротой ног превосходит всех современников, и в Олимпии получил венок за победу в двойном беге (долихе). Кажется, он заболел тотчас же после победы: и когда его вели домой, здесь скончался, и похоронен около большой дороги. Соименник его, Лада — ахеец, из Эгия, тоже получил победу, но не в долихе, а в простом беге, и его имя записано у илидских олимпиоников.
(2) Если идти по направлению к Пеллане, будет сперва Харакома, и затем уже известная в древности Пеллана. Здесь, говорят, жил Тиндарей, когда Иппокоонт с сыновьями изгнал его из Спарты. Из достопримечательностей я видел там храм Асклипия и источник Пелланиду, в которую, как рассказывают, упала бравшая здесь воду девушка и утонула, поголовное покрывало этой девушки выплыло в другом источнике, Ланкии. (3) В 100 стадиях от Пеллены находится Белемина, которая орошается более прочих частей Лаконики, потому что прорезывается течением Еврота и кроме того имеет довольно местных источников. (4) Если спускаться к морю, в Гиѳию, будет лакедемонский поселок Крокеи. Здесь есть каменоломни, которые однако не представляют сплошной скалы: камни здесь вырываются из земли, в роде речных, довольно твердые, но если их ошлифовать, могут служить украшением храмов, и очень хороши для купален и колодцев. Из статуй там находятся: каменная Зевса Крокеата пред поселком и медная Диоскуров в каменоломне.
(5) За Крокеями, если повернуть направо с большой дороги в Гиѳию, будет городок Эгии, который, кажется, у Гомера называется Авгии. Там есть озеро, называемое Посидоново, и при нем храм со статуей этого бога; но рыбы здесь не ловят, потому что, будто бы, тогда человек превращается в рыбу алиея [рыбалку].

[Ланонское побережье].

(6) [Вольные города — Елевѳеролаконы]. От Эгий до Гиѳии 30 стадий; она лежит при море, и составляет вольный город — один из елевѳеролаконов, освобожденных царем Августом от подчинения Спарте. Весь Пелопоннис, кроме Коринѳского перешейка, окружен морем, но раковины для окрашивания пурпуром представляет только лакедемонский берег, и эти раковины уступают только финикийским. (7) Всех городов елевѳеролаконских 18‑ть: первый, если спускаться из Эгий к морю, будет Гиѳия, затем: Тевѳрона, Лас, Пиррих, на Тенаре: Кенаполис, Итил, Левктры и Ѳаламы, затем Алагония и Гериния; в другую сторону от Гиѳия, при море: Асоп, Акрии, Веи, Зарак, Епидавр–Лимира, Врасии, Геронеры и Марий. Столько осталось вольных городов из 24‑х; остальные, о которых можно было бы упомянуть уже потеряли независимость и подчинены Спарте. (8) Основателя из смертных гифевты не знают, и говорят, что Иракл и Аполлон, примирившись после спора за треножник, вместе строили этот город; и потому на площади их стоят статуи Аполлона и Иракла, а около них еще статуя Диониса. В другом месте находятся еще: Аполлон Карний, храм Аммона, впрочем без крыши, с медной статуей Асклипия, источник этого бога, весьма священный храм Димитры и статуя Посидона Геаоха. (9) В том, кого они называют Геронтом (старцем), утверждая, что он живет в море, я узнаю Нирея. Повод к тому названию дал Гомер в Илиаде словами Фетиды «теперь вы погрузитесь в широкое лоно морское посетить седого старца, дом отца». Одни из ворот называются Касторовыми; в акрополе есть храм и статуя Аѳины.
22 В трех стадиях от Гиѳии находится простой камень, на котором, говорят, Орест, когда сел, опомнился от безумия; поэтому камень назван по дорийски «левс каппота» [камень успокоения]. Против Гиѳии лежит остров Краная. По словам Гомера, Александр, похитивши Елену, сочетался с ней на этом острове. Против этого острова, из суши, выдается в море храм Афродиты Мигонитиды, (2) и весь этот мыс называется Мигония (Соединение). Храм построен, говорят, Александром. Когда же, спустя восемь лет после взятия Илиона, в Спарту возвратился Менелай, то около храма Мигонитиды поставил статую Фетиды и Праксидики [Воздаяния]. Выше Мигонии поднимается гора Ларисия, посвященная Дионису. Здесь, в начале лета, совершается праздник Диониса, при чем отыскивают спелый виноград.
(3) Налево от Гиѳии, в 30 стадиях по суше, находятся Тринасы (Три острова), бывшие некогда, как я полагаю, не городом, а крепостцой, и названные так по имени, лежащих напротив, трех маленьких островов. (4) В 80 стадиях от Тринас будут развалины Ела, а если пройти еще 30 стадий, будет приморский город Акрии. Здесь замечательны: храм матери богов и её каменная статуя, которую горожане считают древнейшей во веем Пелопоннисе; но та статуя, которая находится в Магнисии, на северном склоне Синила, на скале Коддина, считается самой древней из всех статуи. По словам магнисиян, эту статую делал Вротея, сын Танталов. (5) Из Акрии происходит и Никокл, отличившийся в Олимпии, одержавший в две олимпиады пять побед в беге. Памятник Никокла поставлен у пристани: между городской стеной и гимнасией.
(6) В 120 стадиях от Акрий, вверх от моря, будут Геронѳры, разрушенные лакедемонскими дорянами еще до возвращения ираклидов, и заселенные дорийскими поселенцами вместо изгнанных ахейцев. При мне Геронѳры принадлежали к вольным городам — елевѳеролаконам. По дороге из Акрий в Геронѳры находится так называемая «Старая деревня» (Палея коми). (7) В Геронѳрах знаменательна роща с храмом Арея, куда, во время ежегодного праздника, запрещен вход женщинам. Кругом рынка идут ключи с водой, годной для питья. В акрополе есть храм Аполлона и голова статуи, сделанная из слоновой кости. Прочие части этой статуи истребил пожар вместе с прежним храмом.
(8) Второй из вольных городов Марий, в 100 стадиях от Геронѳор. Там есть храм всех богов и роща с источниками. Источники есть даже в храме Артемиды, и их в Марии более, чем где–либо в другом месте. За городом, внутрь страны, две деревни — Глиппия и Селинунт, в 20 стадиях. Таковы поселения за Акриями внутрь страны.
(9) Из приморских городов, Асоп в 60 стадиях от Акрий. Здесь есть храм в честь римских царей; а в 12 стадиях от города и от берега храм Асклипия, которого здесь называют Филолаем (народолюбивым). В гимнасии показывают кости какого–то человека, необыкновенной величины. В акрополе храм Аѳины, с именем Кипариссии. У подошвы Акрополя развалины города — Ахейских Паракипариссиев. (10) Там же, в 50 стадиях от Асопа, есть другой храм Асклипия, и эту местность называют Ипертфлеатон.
В 200 стадиях от Асопа находится вдающийся в море мыс, который называется «Онугнафос» [Ослиная челюсть], с храмом без статуи и даже без крыши, построенным, будто бы, Агамемноном. Там же памятник Кинада, который тоже был кормчим на корабле Менелая. За этим мысом начинается Веатийский залив и в конце залива будет город Вей, (11) основанный Веем, одним из ираклидов, который, будто бы, собрал сюда жителей из трех городов: Итиды, Афродиссиады и Сиды, а из этих древних городов, Афродисиада, по словам спартанцев, основана Энеем, когда он бежал в Италию и был занесен сюда бурей; Итида — от Итиды, дочери Энеевой; Сида — от Сиды, дочери Даная. (12) И вот, когда согнанные из этих городов жители искана, где им поселиться, пришло к ним прорицание — селиться там, где укажет Артемида. Они тогда вышли в поле и увидели зайца, которого и признали за путеводителя. Так как заяц исчез в миртовом кусте, то там, где был этот куст, основали город. Потому, мирту здесь до сих пор почитают, а Артемиду называют Спасительницей (Сотира). (13) На Вейской площади находится храм Аполлона, а в другом месте, не далее 7 стадий, развалины храмов: Асклипия, Сарапида и Исиды; а по дороге к этим развалинам, на левой стороне, стоит мраморная статуя Ерма. Между развалинами особенно заметны развалины храмов Асклипия и Игиеи.
23. Остров Киѳиры находится насупротив города Вей. От мыса Ону–гнафа (ослиной челюсти), лежащего на материке, до мыса Платанистунта, лежащего на острове, плавания 40 стадий. На этом острове есть корабельная стоянка Скандия, а самый город в 10 стадиях от Скандии. Здешний храм Афродиты Урании (Небесной) считается одним из самых священных и древнейших храмов Афродиты между эллинами. Деревянная статуя представляет богиню вооруженной.
(2) Если из Вей плыть к мысу Малеи, по дороге будет озеро, Нимвея. Там есть статуя стоящего Посидона и пещера при самом море, с источником сладкой воды; кругом большое население. Если обогнуть мыс Малею и проехать еще 100 стадий, то у самого моря, но в вейских владениях, (3) будет храм Аполлона, называемый Епидилийским, потому что находящаяся здесь деревянная статуя Аполлона прежде стояла на острове Диле, и попала сюда по следующему случаю. Остров Дил, как известно, был торговой пристанью для эллинов, и ради имени Аполлона всякий купец считал себя там безопасным. Но полководец Мифридата Минофан, по собственной решимости или по приказанию Мифридата, — потому что человек, ради прибыли, не обращает внимания на божественное, — сделал нападение на Дил, (4) а так как остров не был укреплен и жители не имели оружия, то Минофан умертвил всех местных и приезжих мужей, торговые склады и храмовые пожертвования разграбил, женщин и детей продал в рабство, а город разрушил до основания.
Во время этого грабежа и опустошения, один из варваров, по кощунству, бросил статую Аполлона в море, но волны подхватили ее и принесли на это место Вейской земли, отчего эта местность и названа Епидилийской. (5) Однако ни Минофан, ни сам Мифридат не избежали гнева Аполлона. Минофан погиб тотчас–же по отплытии из ограбленного острова: его подстерегли разбежавшиеся купцы и утопили, а Мифридата принудил бог впоследствии наложить на себя руки, потому что власть его была уничтожена и его повсюду преследовали римляне. Говорят даже, что он выпросил себе смерть у одного из своих наемных воинов, как милость. Вот что постигло этих святотатцев.
(6) В 200 стадиях от Епидилии находится смежный с Вейской землей Епидавр–Лимира, заселенный, как говорят, не лакедемонянами, но аргивскими епидаврийцами, по следующему случаю. Когда епидаврийские послы ехали на остров Кос, к Асклипию, спросить о месте для выселения, и пристали сюда, то сновидение указало им здесь остаться. (7) Говорят еще, что они везли с собой дракона, и этот дракон здесь убежал с корабля и недалеко от моря исчез. Таким образом и сновидение, и знамение дракона указали им здесь поселиться. На том месте, где исчез дракон, стоят жертвенники Асклипия, и вокруг жертвенников растут масличные деревья.
(8) Дальше, на правой стороне, в 2 стадиях, будет озеро Ино, на вид очень маленькое, но глубина его большая. В это озеро, в праздник Ино, бросают ячменные лепешки, и если они тонут, это считается хорошим знаком для бросающего, а если вода не принимает — дурной знак. (9) Тоже самое бывает и в кратерах Этны, куда бросают золотые и серебряные вещи и разные жертвы: если огонь подхватывает и уносит, бросающие радуются, как хорошему признаку, а если выбрасывает, ждут несчастья.
(10) На дороге из Вей в Епидавр–Лимира, уже на епидаврийской границе, находится храм Артемиды Лимватиды. Город не далеко от моря и построен на возвышенности. Замечательны здесь храмы: Афродиты, Асклипия со стоячей статуей и в акрополе храм Аѳины; а у пристани храм Зевса Спасителя. От города тянется в море мыс Миноя. (11) Залив ничем не отличается от других изгибов моря в Лаконии. Берег покрыт камешками, очень красивыми и самых разнообразных цветов.
24·. В 100 стадиях от Епидавра находится Зарак, прекрасная пристань. Из всех вольных городов — елевѳеролаконов Зарак пострадал наиболее, потому что и Клеоним, сын Клеомена, внук Агисиполида, разрушил только этот город. О Клеониме я говорил уже в другом месте. Особенных достопримечательностей в Зараке нет; в конце пристани стоит храм Аполлона со статуей бога, держащего кифару.
(2) Пройдя от Зарака, примерно, шесть стадий и затем направившись внутрь страны на 10 стадий, будут развалины Кифантов и там Стифей — храм Асклипия с мраморной статуей. Там же есть ключ холодной воды, вытекающий из скалы. Говорят, Аталанта, когда была здесь на охоте, ударила копьем в эту скалу, и из неё потекла вода.
(3) В 200 стадиях плавания от Кифантов последний в этих местах приморский город из елевѳеролаконских — Врасии. Здешние жители, вопреки прочим эллинским сказаниям, рассказывают следующее. Когда Семела родила от Зевса сына Диониса, отец её Кадм положил ее вместе с Дионисом в бочку и пустил в море, но волны принесли эту бочку сюда, на этот берег; и так как Семела была уже мертвая, то ее пышно похоронили, а Диониса выкормили. (4) Потому и город, до того времени называвшийся «Ориаты», переименован, вследствие выброшенной бочки, в Врасии. И теперь еще жители говорят о выброшенных волнами предметах ἐϰβεβράσται. Кроме того, жители Врасий рассказывают, что Ино, блуждая по земле, прибыла в их страну и пожелала быть кормилицей Диониса, и показывают пещеру, где Ино кормила Диониса, и долину называют «садом Диониса». (5) Из храмов там находятся: храм Асклипия и храм Ахилла, которому ежегодно устраивается праздник. В Врасиях есть небольшой холм, незаметно вдающийся в море: на нем стоят медные статуи, не больше фута вышиной, со шлемами на головах. Диоскуров они представляют или коривантов, неизвестно. Этих три; четвертая статуя — Аѳины.
(6) Направо от Гиѳии, в 10 стадиях от моря и в 40 стадиях от Гиѳии, находится Лас. В настоящее время город расположен в долине между горами Илионом, Асией и Кнакадием, а в прежнее время расположен был на вершине Асии. И теперь еще видны развалины старого города, где пред воротами находится статуя Иракла и трофей в память победы над македонским отрядом из войска Филиппа, вторгнувшимся в Лаконику и опустошавшим прибрежные места. (7) Между развалинами находится храм Аѳины Асийской, построенной будто бы Кастором и Полидевком по возвращении из Колхиды, где тоже находится храм Аѳины Асийской, и я знаю, что они действительно участвовали в походе Иасона. А что колхи чтут Аѳину Асийскую, это я слышал от лакедемонян. Около нынешнего города находится источник, названный, по цвету воды, Галако [Молочный], (8) а около источника гимнасия; там же древняя статуя Ерма. На окружающих горах находятся: на Илионе храм Диониса и на самой вершине храм Асклипия, на Кнакадии — статуя Аполлона Карния.
В 30 стадиях от Карния, в местности Ипсах, уже на Спартанской границе, (9) храм Асклипия и Артемиды Дафнеи, а у моря, на холме, храм Артемиды Диктины, которой ежегодно совершается праздник. На левой стороне этого холма в море впадает речка Смин, вода которой особенно приятна для питья. Источники её на горе Тайгете, не далее 5 стадий от города. (10) В местности Араин находится могила Ласа, и здесь на памятнике изображен человек. Этого Ласа жители считают заселителем местности и говорят, что он был убит Ахиллом, который будто бы приезжал сюда просить у Тиндарея руки Елены. На самом деле, Ласа убил Патрокл, потому что он тоже сватался за Елену. Что Ахилл не упоминается в числе женихов в «Перечне знаменитых женщин», это не есть еще доказательство, что он не искал её супружества, (11) но Гомер, в самом начале Илиады рассказывает, что Ахилл прибыл под Трою из угождения сынам Атрея, а отнюдь не из клятвенного обещания Тиндарею; кроме того, при описании состязаний, Антилох считает Одиссея старше себя на целое поколение; и наконец Одиссей, в рассказе Алкиною об аиде, между прочим говорит, что он желал видеть там Пирифоя и Фисея, мужей, которые «были раньше», а известно, что Елена похищена была Фисеем. Следовательно, никак невозможно, чтобы Ахил был женихом Елены.
25. Если от этого памятника идти дальше, будет речка, впадающая в море; имя ее Скира, потому что в древности, когда она еще не имела имени, против её устья останавливался Пирр, сын Ахиллов, когда ехал из Скироса на брак с Ермионой. На другой стороне реки, подальше от жертвенника Зевса, древний храм. (2) В 40 стадиях от реки, внутрь страны, Пиррих, названный так, но словам одних, от Пирра, сына Ахиллова, по словам других — от Пирриха, одного из так называемых богов куритов. Иные говорят, что здесь жил Силин, прибывший из Малеи. Что Силин вырос на Малее, подтверждается следующим местом из стихотворений Пиндара: «Могущественный плясун Силин, которого воспитал житель Малеий, супруг Наяды». Что он назывался Пиррихом, это у Пиндара не сказано, но так утверждают малейские жители. (3) В Пиррихе на площади есть колодец, и жители говорят, что колодец подарен Силином. Если бы этот колодец высох, то жители остались бы без воды. Из храмов там находятся: Артемиды Астратии, потому что амазонки здесь остановили свое воинственное шествие, и Аполлона амазонского. Обе статуи деревянные, и поставлены, говорят, фермодонтскими женщинами.
(4) Если от Пирриха спуститься к морю, будет Тевѳрона, основателем которой называют аѳинянина Тевфранта. Из богов здесь наиболее чтут Артемиду Иссорию; есть здесь и источник, Наия.
В 150 стадиях от Тевѳроны в море вдается мыс Тенар и пристани: Ахиллова и Псамафунт. На этом мысе есть храм, в роде пещеры, и пред ним статуя Посидона. (5) Некоторые эллинские поэты пишут, что Иракл здесь вывел из аида известного пса, хотя здесь, в пещере, нет никакого подземного хода, да и нельзя поверить, что есть подземное жилище богов, в которое собираются души. Гораздо правдоподобнее говорит Екатей Милетский, что на Тенаре вырос ужасный змей, от укушения которого человек должен был умереть, и потому названный псом аида, (6) и что этого–то змея Иракл и принес к Еврисѳею. Гомер первый упоминает о псе аидовом, приведенном Ираклом, но не дает ему названия: не описал даже его вида, как это сделал при описании химеры. Название «Кервер» выдумали позднейшие поэты, уподобили собаке и приписали три головы, тогда как Гомер также мало называет аидова пса собакой — другом человека, как если бы он назвал его, напр., драконом.
(7) Между священными предметами на Тенаре есть медная статуя Ариона, сидящего на дельфине. Рассказ об Арионе и дельфине Геродот изложил при описания Лидии, как он слышал от других; но в Пороселине я сам видел дельфина, который из благодарности к мальчику, вылечившему его от раны, полученной от рыбаков, являлся на зов этого мальчика, и носил на себе, когда тот садился. (8) Есть еще на Тенаре источник, теперь не представляющий ничего особенного, но в прежние времена, говорят, в этом источнике, если в него всматриваться, можно было видеть пристани и корабли. Прекратилось это с того времени, как одна женщина вымыла в нем оскверненное платье.
(9) В 40 стадиях плавания от мыса Тенара город Кениполь (Новый город), в древности тоже называвшийся Тенаром, со святилищем Димитры и храмом Афродиты, на самом берегу, с стоящей мраморной статуей. В 30 стадиях оттуда вершина Ѳириды и развалины города Ипполы, с храмом Аѳины Ипполаидской. (10) Несколько дальше город и пристань Месса, откуда 150 стадий до города Этила. Герой Этил, от которого город получил название, по происхождению был аргивянин, сын Амфианакта Антимахова. Замечательны здесь: храм Сарапида и на площади деревянная статуя Аполлона.
26. Из Этила до Ѳалам расстояния будет более 80 стадий. На пути храм Ино с прорицалищем. Прорицания получаются во сне. когда что нужно узнать, богиня открывает в сновидениях. Около храма, под открытым небом, стоят медные статуи Пафии и Солнца; но статуя богини, которая находится в храме и тоже медная, совсем не видна за множеством венков. Здесь же из священного источника течет вода приятного вкуса. Имя источника Селина. Но Пафия божество не местное.
(2) В 20 стадиях от Ѳалам, при море, Пефн. Перед ним есть маленький островок, в роде большой скалы, тоже Пефн. Здесь, по словам жителей Ѳалам, родились диоскуры, о чем упоминает и поэт Алкман; но выросли не здесь, а в Пеллане, куда их перенес Ерм. (3) На этом островке, под открытым небом, стоят медные статуи Диоскуров, величиной в фут. Замечательно, что зимой, во время бурь, волны не касаются этих статуй. Кроме того, здесь водятся муравьи, гораздо большие, чем обыкновенные. Мессиняне утверждают, что эта местность в древности принадлежала им, и поэтому у них более чтут диоскуров, чем в Лакедемоне.
(4) В 20 стадиях от Пефна Левктры. Откуда произошло такое название, неизвестно; быть может, от Левкиппа, сына Периирова, как говорят мессинцы, которые и Асклипия почитают более всех богов, как сына Арсинои, дочери Левкипповой. Там есть мраморная статуя Асклиния, а в другом месте статуя Ино. (5) Есть там храм и статуя Кассандры, дочери Приамовой, называемой здесь Александрой, и деревянные статуи Аполлона Карнейского, в таком же почете, как и в Лакедемоне. В акрополе храм и статуя Аѳины. В Левктрах есть еще храм и роща Ерота. Зимой эта роща затопляется водою, которая, однако, не уносит листьев, спадающих с деревьев весною, даже на большой высоте. (6) При мне, в приморской части Левктрской области, случилось следующее происшествие. Однажды ветер занес в лес огонь, истребивший множество деревьев, и когда остались голые пни, в лесу оказалась стоящая статуя Зевса Иѳомата. Это появление статуи мессинцы выставляют как доказательство того, что в древности Левктры принадлежали Мессинии. Но в старину Зевс Иѳомат мог быть почитаем и лакедемонскими жителями Левктр.
(7) Кардамила, о которой упоминает еще Гомер в обещании даров Агамемнона, ныне подвластна Спарте, к которой отошла от Мессинии по воле царя Августа. От моря Кардамила в 8 стадиях, от Левктр в 60. Здесь, недалеко от морского берега, священная земля дочерей Нерея, место, на которое они вышли, чтобы смотреть на Пирра, сына Ахиллова, когда он ехал в Спарту на брак с Ермионой. В самом городе храм Аѳины и Аполлон Карнейский в дорийском стиле.
(8) Город, называемый у Гомера Енопа, населенный мессинцами, ныне называется Гериния и принадлежит к союзу вольных городов — елевѳеролаконов. Одни говорят, что Нестор здесь выкормился, другие, что он бежал сюда, когда Пилос был взят Ираклом. (9) Здесь памятник и храм Махаона, сына Асклипиева, а больные обращаются сюда за врачеваниями. Это священное место называется Родон [Роза], а медная статуя представляет Махаона стоящим. На голове у него венок, который мессинцы, на своем наречии, называют кифос. Автор поэмы «Малая Илиада» говорит, что Махаон убит Еврипилом Тилефовым. (10) По этому поводу, как мне известно, в Пергамском храме Асклипия, когда поют гимны, то начинают с Тилефа; но в гимнах ни словом не упоминают о Еврипиле, и даже считают неприличным упоминать о нем в храме, как об известном убийце Махаона. Кости Махаона, говорят, перенесены на родину Нестором; а Подалирий, при возвращении победителей Трои, сбился с дороги и пристал к карийскому городу Сиру, где и поселился.
(11) В Геринской стране есть гора Калафия, и на ней храм Клеи, а около храма священная, пещера, с узким входом, но внутри имеющая много замечательного. В 30 стадиях от Геринии, внутрь страны, находится городок Алагония, последний из перечисленных мною вольных городов — елевѳеролаконских. Замечательны там храмы Диониса и Артемиды.

Книга Четвертая. Мессиния

[История Мессинии. А. От древнейших времен до Аристомена].

1. [Первые цари], Границу Мессинии с той её стороны, которая по воле царя присоединена к Лаконике, т. е. против Геринии, составляет так называемый ныне Хирийский (Свинной) овраг. По словам мессинцев, эта часть, бывшая прежде необитаемой, первая получила поселенцев, таким образом. По смерти Лелега, царствовавшего в Лаконике, тогда называвшейся по его имени Лелегией, власть перешла к старшему сыну его, Милу. Младший сын, Поликаон, оставался частным человеком, пока не женился в Аргосе на Мессине, дочери Триопы, сына Форвантова. (2) Эта Мессина, гордясь влиянием и могуществом, каким её отец превосходил всех тогдашних эллинов, не захотела, чтобы её муж оставался частным человеком. Таким образом собрана была сила из Аргоса и Лакедемона, и они вступили в эту страну, которой и дано было имя, по жене Поликаона, Мессина. Тогда были построены разные города и между ними столица — Андания. (3) А город Мессина, находящийся ныне под Иѳомой, построен уже после сражения при Левктрах: раньше этого времени никакого города Мессины даже по имени не существовало. Это я заключаю главным образом из поэм Гомера. Например, при исчислении ходивших под Илион, Гомер упоминает Пилос, Арину и др. города, а Мессина там не упоминается. В Одиссее упоминаются мессинцы, но не город Мессина, в следующем стихе: «Мессинские мужи угнали скот из Ифаки». (4) Еще яснее это видно из упоминания о луке Ифита, когда говорится: «Они узнали друг друга в Мессине, в доме Ортилоха»; а домом Ортилоха очевидно поэт называет мессинский городок Ѳиры, как об этом говорит сам Гомер при описании отъезда Писистрата к Менелаю: „ Прибыли в Ѳиры, в дол Диокла, сына Ортилохова».
(5) Таким образом первые царствовали в этой стране Поликаон Лелегов и жена его Мессина. При этой Мессине прибыл из Елевсина Кавкон, сын Келена, внук Флия, и ввел таинства великих богинь; а этого Флия аѳиняне считают сыном Земли, и это согласно с гимном Димитре, составленным Мусеем для ликомидов. (6) Много лет спустя, уже после Кавкона, Лик Пандионов эти таинства великих богинь довел до большой торжественности, и та роща, в которой он очистил участников таинства, еще теперь называется «роща Лика». А что роща Лика действительно находится в этой стране, доказывает следующее место из Риана, критского поэта: (7) «Около гористого Елея, за рощей Лика». А что Лик был сын Пандиона, видно из надписи на статуе Мефапа. Этот Мефап тоже был устроитель некоторых таинств; родом он был аѳинянин, большой знаток всяких таинств и религий. В Ѳивах он установил таинство Кавиров и в священной ограде Ликомидов поставил свою статую с следующей надписью, между прочим подтверждающею предмет моего рассказа:
(8) «Я освятил домы Ерма, пути великой Матери и её перворожденной дщери, где, говорят, Мессина установила великим богиням праздник Кавкона, из славного рода Флиева; дивился я также, что Лик, Пандионова отрасль, святые дела Атѳиды установил в славной Андании».
(9) Эта надпись доказывает, во первых, прибытие к Мессине Кавкона, внука Флиева; во вторых, помимо указаний относительно Лика, показывает, что в древние времена таинства происходили в Андании. И я нахожу весьма вероятным, что Мессина назначила место для таинств не в другом месте, а именно там, где жила сама с Поликаоном.
2. Чтобы узнать, были ли у Поликаона сыновья от Мессины, я внимательно читал «Великие Иэи», поэму «Навпактия» и родословные сказания Кинеѳона и Асия, но нашел только в «Великих Иэях», что Поликаон, сын Бутов, сочетался с Евехмой, дочерью Илла, сына Ираклова, а о Мессине и её муже там ничего не говорится. (2) Но сами мессинцы рассказывают, что много лет спустя, когда уже никого не было из потомков Поликаона, — как я полагаю, не более как через пять поколений, — был призван на царство Периир, сын Эолов, к которому прибыл Меланей, отличный стрелок, считающийся потому сыном Аполлона, и этому Меланею Периир дал для жительства страну — нынешнюю Эхалию, тогда называвшуюся «Карнасион». По словам мессинцев, название «Эхалия» произошло от Эхалии, жены Меланея, (3) но фессалийцы и еввийцы, как вообще в Элладе почти обо всем спорят, говорят иначе: что Ихалией в древности назывался ныне необитаемый город Еврития. С евбейским рассказом согласен и Креофил в своей поэме «Ираклия», а Екатей милетский говорит, что Ихалия находилась в Ские, части Еретрии. Но мессинские рассказы как вообще правдоподобнее, так и в рассказе о костях Еврита, о чем я буду говорить еще после.
(4) У Периира, от Горгофоны, дочери Персея, были сыновья Афарей и Левкипп, к которым и перешла власть по смерти отца, но старшинство осталось за Афареем. Сделавшись царем, он построил город Арину, названный так по имени его жены Арины, дочери Ивала, которая вместе с тем приходилась ему и единокровной сестрой по матери, так как Горгофона по смерти Периира вступила в замужество с Ивалом. Но о Горгофоне я уже говорил дважды: в описании Арголиды и в описании Лаконики. (5) Итак, Афарей основал в Мессинии город Арину; затем принял к себе племянника Нилея, сына Крифеева, внука Эола, по прозванию, Посидона, ибо Нилей должен был бежать из Иолка от гнева Полия, и дал Нилею приморскую часть своей страны с разными городами, в том числе и Пилосом, где Пилей и поселился и основал свое царство. Между тем в Арину прибыл Лик Пандионов, тоже изгнанный из Аѳин братом Эгеем. Этот Лик научил Афарея, сыновей его и жену Арину таинствам великих богинь, и ввел их в Андании так точно, как и Кавкон, учивший здесь Мессину.
(7) У Афарея было два сына: старший и мужественнейший Ида и младший Линкей, о котором Пиндар рассказывает, если только это правда, будто он имел такое острое зрение, что мог видеть сквозь пень дуба. Был ли у Линкея сын, неизвестно, но у Иды была дочь Клеопатра от Марписсы, впоследствии жена Мелеагра, сына Энеева; а о Полидоре, дочери Мелеагра и Клеопатры, автор поэмы «Киприя» говорит, что она была замужем за Протесилаем, тем самым, который первый решился вступить на берег, когда эллины пристали к Троянской земле. Если только это правда, то все эти три женщины, начиная от Марписсы, потеряв мужей, сами лишили себя жизни.
3. [Нестор и война с ираклидами]. Затем сыновья Афарея имели битву со своими племянниками диоскурами из–за быков, при чем Линкей был убит Полидевком, а Ида скоро после этого умер от удара молнии; и когда таким образом род Афарея совершенно прекратился в мужском колене, власть над Мессинией, за исключением городов подвластных сыновьям Асклипия, перешла к Нестору, сыну Нилееву, (2) ибо, по словам мессинцев, Асклипий был сын не Корониды, но Арсинои, дочери Левкиппа, и сыновей Асклипия мессинцы считают участвовавшими в Троянской войне в качестве мессинцев; при этом указывают на бесплодную ныне местность в Мессинии Трикку и приводят то место Гомера, где Нестор выражает соболезнование пораженному стрелой Махаону, и говорят, что Нестор не выказал бы такого усердия, если бы Махаон не был соседом и царем над единоплеменниками. Это мнение мессинцы подтверждают еще указанием на гробницу Махаона в Геринии и храм сыновей Махаона в Фарах.
(3) Когда уже кончилась Троянская война, когда и Нестор, возвратившийся из похода, умер, через два поколения после войны последовал поход дорян и возвращение ираклидов, и тогда потомки Нилея были изгнаны из Мессинии. Об этом я говорил уже в повествовании о Тисамене, а теперь прибавлю только следующее. Когда доряне отдали Аргос Тимену, Кресфонт просил для себя Мессинию, так как он был старше Аристодима, который тогда уже скончался, (4) но против этого восстал опекун сыновей Аристодима, их дядя по матери, Ѳира Автесионов, родом ѳивянин, пятый потомок Полиника Эдипова. Сестра этого Ѳиры, Аргия, была женой Аристодима. Но Кресфонту очень захотелось получить в удел Мессинию, и он упросил Тимена, чтобы Тимен решил спор жребием. (5) Тогда Тимен налил в сосуд воды и опустил туда жребий Кресфонта и жребий сыновей Аристодима, с таким условием: чей жребий раньше выйдет на верх, тому владеть Мессинией. Жребии — шарики были одинаковы, но шарик сыновей Аристодима, Тимен сделал из глины, сушеной на солнце, а шарик Кресфонта — из глины, пережженной на огне. Поэтому первый шарик совершенно распустился, а Кресфонтов остался на верху, и таким образом Мессиния досталась Кресфонту. (6) Однако древние мессинцы не были изгнаны дорянами, потому что согласились на управление Кресфонта и поделились с дорянами землей, тем более что прежние цари были им ненавистны, как минийцы, происходившие из Иолка.
(7) Кресфонт женился на Меропе, дочери аркадского царя Кипсела, и имел многих сыновей; младший был Элит. Дворец для себя и для своих потомков Кресфонт построил в Стениклире, потому что прежние цари с Перииром жили в Андании, а когда Афарей построил Арину, мессинские цари стали жить в Арине; затем при Несторе и его потомках столицей был Пилос, а Кресфонт перенес столицу в Стениклир. Правление Кресфонта было направлено в пользу простого народа; поэтому богатые восстали против него и убили не только Кресфонта, но всех сыновей его. (8) Остался в живых только малолетний Эпит, воспитывавшийся в Аркадии у Кипсела, и когда он возмужал, аркадяне помогли ему возвратиться в Мессинию. Кроме того, ему помогали также прочие дорийские цари, сыновья Аристодима, и Исѳмий, сын Тименов.
Сделавшись царем, Эпит прежде всего отомстил убийцам своего отца и всем, замешанным в это убийство; затем своею благосклонностью к вельможам и подарками простому народу заслужил такое всеобщее уважение, что его потомков стали называть, вместо Ираклидов, Эпитидами. (9) Преемником Эпита был сын его Главк, который в общественных и частных делах следовал примеру своего отца, но превзошел благочестием. Главк первый ввел между дорянами почитание Зевса, в святилище на горе Иѳоме, введенное еще при Поликаоне и Мессине; первый принкес жертвы в Геринии Махаону, сыну Асклипия; он же установил принятое для героев почитание Мессины, дочери Триопы. Сын его Исѳмий, в подражание отцу, построил в Фарах святилище Горгасу и Никомаху. (10) Преемником Исѳмия был сын его Дотад, прибавивший к прочим мессинским пристаням устроенную им Мофанскую пристань. Сын Дотада, Сивота, установил, чтобы мессинские цари ежегодно приносили жертвы реке Памису, и чтобы, прежде совершения в Андании таинств великих богинь, в Ихалии воздавались почести Евриту, сыну Меланееву.
4. [Начало войн с лакедемонянами]. В царствование Финты, сына Сивотова, мессинцы впервые послали на о-в Дилос жертву и хор мужей. Песню для этого составил и научил их петь Евмил — единственное подлинное произведение Евмила. При Финте произошло и начало вражды с лакедемонянами. Причина этой вражды в точности не известна; сообщу, как мне передано. (2) На границе Мессинии есть храм Артемиды, именуемой Лимнатиды, к жертвоприношениям которого из всех дорян допускались только мессинцы и лакедемоняне. И вот, по словам лакедемонян, когда однажды на праздник явились лакедемонские девушки, мессинцы не только произвели над ними насилие, но даже убили пытавшегося подать защиту лакедемонского царя Тилекла, сына Архелаева, внука Агисилаева, правнука Дориссова, праправнука Лавотова, пращура Ехестратова, прапращура Агидова; а опозоренные девушки, от стыда, наложили на себя руки.
(3) Мессинцы иначе рассказывают: что причиной этого было плодородие их страны, и что царь Тилекл составил заговор, выбравши для этого безбородых юношей, которых он одел совершенно по–женски и дал им мечи, и они должны были напасть на мессинских старейшин, когда те войдут в храм и ничего подобного не будут ожидать, что и случилось; но мессинцы стали защищаться и при этом умертвили и безбородых юношей, и самого Тилекла. Так как это произошло не без ведома лакедемонских властей, то лакедемоняне настолько сознавали свою виновность в этом деле, что даже не требовали удовлетворения за убийство Тилекла, Так рассказывают обе стороны, и всякий пусть склоняется, на какую хочет.
(4) Одно поколение спустя, когда в Лакедемоне царствовал сын Тилекла, Алкамен, а из другого царского рода Ѳеопомп, сын Никандра, сына Харилла, сына Полидекта, сына Евнома, сына Пританида, сына Еврипонтида, а в Мессинии царствовали сыновья Финты, Антиох и Андрокл, взаимная ненависть перешла в открытую войну. Первые подняли оружие лакедемоняне: для людей, желавших вражды и решившихся непременно воевать, повод к этой войне нашелся не только достаточный, но и благовидный; но при мирном настроении его легко можно было бы разобрать судом. Дело произошло таким образом. (5) Между мессинцами отличался Полихар, между прочим одержавший победу в Олимпии: в четвертую олимпиаду илийцы назначили одно только состязание — бег в стадию, и на этот раз победа досталась Полихару. У этого–то Полихара было много коров, и так как собственных пастбищ было недостаточно, то он отдал стадо спартанцу Евефму, с условием пользоваться за выпас известной частью прибыли от стад. (6) Но Евефм был из тех, для которых нечестная прибыль выше честности, хотя вообще был человек весьма обходительный. Когда в Лаконику приехали купцы, Евефм продал им стадо Полихара, вместе с пастухами, и затем, отправившись к Полихару, стал говорить, что на стадо напали разбойники и насильно угнали и скот, и пастухов. Но во время самого рассказа явился один из пастухов, убежавший от купцов, и, заставши Евефма у Полихара, рассказал совершенно противное. (7) Уличенный во лжи и не имея более возможности запираться, Евефм стал умолять Полихара и его сына простить ему это: говорил, что в человеческой природе много невольных влечений к неправде, и самое сильное — корысть. Затем, сказавши полученную за коров плату, просил Полихара послать с ним своего сына, чтобы тот получил плату обратно. Полихар согласился; но когда они были уже на лакедемонской земле, Евефм решился на дело еще более безбожное, чем прежнее: убил сына Полихарова. (8) Полихар, узнав о таковой своей участи, обратился в Лакедемон: ходил к царям и к ефорам, везде оплакивая своего сына и рассказывая, как поступил с ним Евефм, которого он принял в свой дом и которому доверял более всех лакедемонян; но спартанские власти на его жалобы не обратили внимания и не оказали никакой защиты. Полихар возвратился в Мессинию и скоро после этого сошел с ума, и в ярости, совершенно забываясь, убивал всех лакедемонян, кто только попадался.
И вот, лакедемоняне, ссылаясь на то, что им не выдали Полихара, что мессинцы убили Тилекла и что еще раньше Кресфонт употребил хитрость при получении жребия, сочли себя в праве начать войну.
5. Но мессинцы отвергают то, что лакедемоняне говорят о Тилекле; а относительно Эпита, сына Кресфонтова, утверждают, что он был введен самими сыновьями Аристодима, чего они не сделали бы, если бы были во вражде с Кресфонтом; (2) а Полихара не выдали потому, что те не выдали им Евефма. И тем не менее мессинцы готовы были судиться или у аргивян, как родственных обоим племенам, или у амфиктионов, или, наконец, в аѳинском ареопаге, каковое судилище с древних пор судит дела об убийстве. (3) Но лакедемоняне, говорят мессинцы, отнюдь но поэтому начали войну, а вследствие жадности, и при этом указывают на обращение лакедемонян но только с аркадянами и аргивянами, у которых лакедемоняне постоянно урезывали земельные участки, но и с лидийским царем Крезом, за подарки которого они, первые из эллинов, вступили в союз с варваром и продали в рабство всех азиатских эллинов, даже дорян, поселившихся на карийском материке. (4) Затем еще мессинцы указывают, что когда фокейские старейшины разграбили делфийское святилище, то в дележе священных сокровищ участвовали оба спартанские царя, все спартанские вельможи, все ефоры и даже старцы–сенаторы; а как на пример особенной жадности спартанцев указывают на союз их с Аполлодором, овладевшим Кассандрией. (5) Почему мессинцы ставят этот союз в особенный укор, здесь не место говорить; скажу только, что мессинские войны отличались от тираннии Аполлодора только большим ожесточением и продолжительностью, а бедствия, испытанные кассандрийцамн, ничем не уступают мессинским. Такие–то причины высказываются обеими сторонами, побудившими к войне.
(6) И так лакедемонское посольство прибыло в Мессинию, с требованием выдачи Полихара. Мессинские цари, Антиох и Андрокл, отвечали послам, что сперва посоветуются о народным собранием и ответ пришлют в Спарту; и, действительно, когда послы ушли, созвали горожан на собрание.
Здесь мнения разделились: Андрокл говорил, что нужно выдать Полихара, как виновного в безбожном и непростительном проступке, Антиох был против этого; говорил, что будет крайне унизительно, если Полихару придется страдать на глазах Евефма. (7) Наконец Андрокл и Антиох с своими сторонниками до того дошли, что взялись за оружие. Но сражение продолжалось не долго, потому что сторонников Антиоха оказалось гораздо больше, при чем сам Андрокл и главнейшие его сторонники были убиты. Антиох таким образом сделался один царем и послал в Спарту ответ, что готов отдать на решение судилищ, — о котором я уже сказал; но принесшим грамоту лакедемоняне но дали ответа.
(8) Спустя несколько месяцев после этого, Антиох умер, и царство перешло к сыну его, Евфаю. Тогда лакедемоняне, не послав даже глашатая объявить мессинцам воину и не объявив о прекращении союза, с величайшей тайной приготовились к выступлению, и, дав клятву — не взирая ни на продолжительность войны, если она затянется, ни на предстоящие военные бедствия, не возвращаться, пока не завоюют Мессинии, назначили полководцем Алкамона, сына Тилеклова, и ночью пошли на Амфию. (9) Это небольшой мессинский городок, на самой границе, но так как был расположен на высоком холме и имел обильные источники, то считался очень хорошим исходным местом для военных действий. Так как ворота в Амфии были открыты, и не было стражи, то город был взят, а все застигнутые мессинцы перебиты — некоторые в постелях, некоторые в храмах и у жертвенников богов, к которым бежали, узнавши о нападении; бежать успели только немногие.
(10) Этот первый поход лакедемонян на Мессинию был во втором году девятой олимпиады, когда в стадии одержал победу мессинянин Ксенодок. В Аѳинах тогда еще не было избираемых ежегодно, по жребию, архонтов, потому что потомки Меланфа, называемые Медонтидами, сначала были лишены большей части своих прав, и вместо царской власти поставлены ответственные начальники, а затем власть их ограничена десятилетним сроком. Таким образом захват Амфии последовал в пятый год управления в Аѳинах Эсимида, сына Эсхилова.
6. [Писатели о мессинских войнах.] Прежде чем приступить к описанию этой войны и того, что свыше суждено было той или другой стороне совершить или вытерпеть, я должен решить вопрос, в какое именно время жил один из знаменитейших мессинских мужей. Эта война лакедемонян с их союзниками против мессинцев с их защитниками, названная мессинскою не по имени нападавших, как персидская или пелопоннисская, не по имени пострадавших, как и война под Илионом названа не эллинской, но Троянской, описана к стихах Рианом Винейским и Мироном Приинским в прозе. (2) Но ни один из этих писателей не оставил полного описания войны от начала до конца; оба излагали по частям, как хотелось. Мирон описал взятие Амфии и последующие события до смерти Аристодима, а Риан первой войны совсем не касался: он изложил события, последовавшие за отпадением мессинян от лакедемонян, и притом далеко не все, но только то, что произошло после так называемой битвы «у Великого Рва». (3) Но что касается мессинского мужа Аристомена, ради которого я и завел речь о Риане и Мироне, того Аристомена, который первый и последний так возвысил имя Мессинии, о нем приинский писатель только упоминает, а Риан ставит его ничуть не ниже, как Гомер в Илиаде ставит Ахилла. В виду такого разногласия, мне остается одного из этих писателей отвергнуть. Как мне кажется, Риан говорит более правдоподобно о времени, в которое жил Аристомен; (5) но Мирон, как это видно из всех его сочинений, особенно из описания этой войны, не смотрит, справедливо ли он говорит или ложно. Так он говорит, что Аристомен убил лакедемонского царя Ѳеопомпа еще до смерти Аристодима, тогда как нам известно, что Ѳеопомп умер не до этого сражения, а уже по окончании войны, потому что он же ее и кончил, как это видно из элегии Тиртея, где говорится:
(5) «Нашему царю, боголюбезному Ѳеопомпу, через которого мы взяли широко пространную Мессину».
Таким образом, по моему мнению, Аристомен жил в последнюю войну, — о чем я буду говорить, когда дойду до этого в своем рассказе.
(6) [Первая Мессинская война. Царь Евфай]. Когда мессинцы узнали от спасшихся от плена о судьбе Амфии, стали стекаться со всех городов в Стениклир. Здесь, в народном собрании, старшины, и после всех царь Евфай, ободряли жителей не падать духом от взятия и не считать это уже решением войны, не бояться также военного знания спартанцев, будто оно выше мессинского: спартанцы более им занимались, но им, мессинцам, тем более необходимо выказать свою доблесть, а милость богов скорее пребудет с ними, мессинцами, как защищающими свою страну, а не с начинающими обижать других.
(7). После этой речи, Евфай распустил собрание и всем мессинцам велел вооружаться: незнающим военного дела велел учиться, а знающим — еще более упражняться.
Между тем лакедемоняне стали производить набеги; но так как Мессинию они уже считали своей собственностью, то земли нс портили, не рубили деревьев и домов не разваливали; но если попадалась добыча, забирали, угоняли скот, отнимали хлеб и всякие плоды. (2) Делали нападения и на города; но так как города были ограждены стенами, и стража постоянно бодрствовала, то не взяли ни одного города, но сами несли потери и отступали безуспешно, так что наконец отказались даже от этих попыток. Мессинцы со своей стороны грабили лаконское побережье и опустошали поля по Тайгету.
(3) В четвертом году после взятия Амфии, когда мессинцы достаточно изучили ратное дело, а ожесточение против Спарты достигло крайнего предела, Евфай решил воспользоваться этим настроением и объявил поход, приказав рабам следовать за войском с кольями и со всем необходимым для окопов. (4) Лакедемоняне узнали об этом от стражей, бывших в Амфии, и тоже выступили. Для стана Евфай избрал местность в самой Мессинии, очень удобную для сражения, — впереди находился глубокий овраг, — и здесь назначил предводителей: для пехоты — Кдеониса, для конницы и легковооруженных, что все вместе не превышало 500 человек, Пифарата и Антандра. (5) Войска сошлись, но, не смотря на взаимное ожесточение и ярость, гоплиты не вступили в рукопашный бой, так как их разделял овраг, конница же и легкооруженные схватились над оврагом. Обе стороны не уступали ни численностью, ни уменьем, и сражение было нерешительное. (6) Но пока все это происходило, Евфай велел рабам укрепить частоколом сперва заднюю часть стана, потом с обеих сторон, а когда наступила ночь и сражение прекратилось, таким же образом укреплена была сторона и вдоль оврага, так что лакедемоняне только с наступлением утра, заметили предусмотрительность Евфая. Так они и не могли сражаться, потому что мессинцы не вышли бы из укрепления, и не могли осаждать, потому что не имели необходимых для этого принадлежностей, и возвратились домой.
(7) На следующий год, так как старики попрекали их трусостью и выставляли несоблюдение клятвы, лакедемоняне предприняли второй поход против мессинцев, уже явно. Предводительствовали оба царя: Ѳеопомп, сын Никандров, и Полидор, сын Алкаменов, потому что Алкамена тогда уже не было. Мессинцы тоже стали против них станом, и так как спартанцы пытались начать сражение, то и мессинцы двинулись. (8) Левое крыло лакедемонян вел Полидор, правое Ѳеопомп, середину занимал Еврилеонт, лакедемонянин, но происходивший из Ѳив от Кадма, пятый потомок от Эгея, Эолика, Ѳира и Автесиона. У мессинцев, против правого крыла лакедемонян, стали Антандр и Евфай, другое крыло против Полидора занял Пифарат, в середине Клеонис.
(9) Когда войска должны были уже сразиться, цари обеих сторон обходили своих и возбуждали мужество. Ѳеопомп, по спартанскому обычаю, говорил кратко: напомнил о клятве, данной против мессинцев, и указал на честолюбие — что они должны совершить подвиги еще выше, чем их отцы, покорившие соседей, и плодородную страну присоединить к Спарте. (10) Евфай говорил долее, чем спартанец, сколько позволяло время: указал, что «борьба будет не за одну землю или имущество, но что они должны знать наперед участь побежденных: жены и дети будут уведены в рабство, здоровых мужчин ждет смерть, и то еще самая легкая, если произойдет без истязаний; храмы будут ограблены, родные города сожжены»; а что он говорит это не по предположению, явное доказательство — судьба застигнутых в Амфии. (11) «Конечно, говорил Евфай, вместо стольких бед, лучше умереть славной смертью, но так как мы еще не побеждены, а в отваге совершенно равны противнику, то теперь для нас гораздо легче превзойти противников мужеством, чем, потерявши его, поправлять свое падение после». Так говорил Евфай.
8. Когда с обеих сторон предводители дали знак, мессинцы бегом устремились на лакедемонян: как люди, решившиеся мужественно умереть, они не думали о себе, каждый желал первый начать битву. Лакедемоняне также быстро двинулись, но осторожно, чтобы не расстроить своих рядов. (2) Ставши близко, противники грозили друг другу, потрясая оружием и грозно сверкая глазами, осыпали браные, спартанцы — называя мессинцев своими рабами, ничуть не свободнее илотов; мессинцы называли их бессовестными людьми, которые, по одной алчности, пошли на своих родичей, и безбожниками, забывшими всех дорийских, отцовских богов, и даже Иракла. Вместе с укоризнами взялись и за дело: сперва подвигались плотными рядами, стена на стену, особенно лакедемоняне, затем один на один. (3) Знанием военного дела и навыком лакедемоняне были выше, я также численностью, потому что с ними были и соседние племена, уже покоренные, были также дриопы, из Асины, одним поколением раньше изгнанные аргивцами и обратившиеся за покровительством в Лакедемон, и теперь участвовавшие в походе по необходимости; а против мессинских легковооруженных были наняты критские стрелки. (4) Но мессинцев равняло с ними отчаяние и решимость умереть; то, что сами выносили, они считали не мучением, но необходимостью для славы отечества, а что наносили лакедемонянам, считали тем большим для них ударом, чем выше будут их подвиги. Потому многие из них бросались из рядов и выказывали величайшую отвагу; многие, уже раненые и издыхающие, сохраняли ту же отчаянную храбрость. (5) Слышались и увещевания; живые и нераненые поощряли раненых сопротивляться, до последнего мгновения делать врагу все, что могут, и с радостью ждать того, что суждено; а раненые, когда видели, что силы оставляют и дыхание прекращается, ободряли действующих товарищей не быть хуже их и не допустить, чтобы их смерть была бесполезна для отечества.
(6) Лакедемоняне сперва не обращались к взаимному поощрению, и не имели такой безумной отваги, как мессинцы. Умея с детства обращаться с оружием, они более действовали глубокой фалангой, и не думали, что мессинцы устоят столько же времени, сколько и они, и вынесут усталость от оружия и ран. (7) Такова была особенность в действиях и в мыслях обоих войск. Общего было то, что убивамые не обращались к мольбам, не обещали выкупа, быть может потому, что знали непреклонную ненависть противников, а главным образом потому, что считали это недостойным — могущим помрачить их прошлое. Убивающие со своей стороны удерживались от хвастовства и от укоров, потому что ни одна сторона не имела твердой надежды на победу; те же, которые решались обирать павших, были убиваемы совершенно неожиданно: оставив открытою какую либо часть своего тела и занявшись тем, что делали, получали удар конпя или меча, или погибали от самих обираемых, но еще дышавших, раненых.
(8) Цари сражались тоже достойным образом. Ѳеопомп неудержимо ринулся, чтобы убить самого Евфая. Видя это, Евфай сказал Аптандру: „ Поступок Ѳеопомпа ничем не отличается от поступка его предка Полиника. Как Полиник привел против отечества чужое войско из Аргоса, убил брата, и сам пал от его руки, так и Ѳеопомп хочет нанести на род ираклидов проклятие, подобное тому, какое надо на потомков Лаия и Эдипа. Не на радость покинет он это сражение». (9) Сказав это, тоже выступил на противника. Тогда битва, не смотря на усталость воинов, возгорелась с новой силой; в обоих войсках тела окрепли и явилось презрение к смерти, так что можно было подумать, что теперь только началась битва. Наконец кучка, окружавшая Евфая и состоявшая из отборнейших мессинцев, с невероятным ожесточением и мужеством, словно безумные, кинулась на противников, сбила с места Ѳеопомпа и его отряд и обратила в бегство. (10) Но другое крыло мессинцев постигла печальная участь: предводитель Пифарат был убит, ряды, потеряв начальника, расстроились; но и эти не упали духом. Тем не менее, ни Полидор не погнался за бежавшими мессинцами, ни Евфай за бежавшими лакедемонянами: Евфай отказался от нападения на Полидора, и признал за лучшее додать помощь павшим и раненым, тем более что ночь наступала; (11) лакедемоняне тоже не могли преследовать, как по незнанию, так и потому, что держались старого правила — не торопиться преследованием, и сохранение строя предпочитать истреблению бегущего неприятеля. В середине, где стояли у лакедемонян Еврилеонт, у мессинцев Клеонис, сражение было равносильное, но наступившая ночь заставила и их разойтись.
(12) В этом сражении действовала почти исключительно пехота — оплиты, конницы было мало, и она не сделала ничего замечательного, тем более что пелопоннисцы были тогда еще плохие всадники, а мессинские легковооруженные и критские стрелки лакедемонян даже не мерялись силами: по древнему обычаю, это войско составляло часть пехоты. На следующий день ни те, ни другие не решались начать сражение, никто не решался первый поставить трофей; а к концу дня обе стороны послали глашатых касательно уборки трупов, и, по взаимному уговору, принялись за погребение.
9. [Выселение в Иѳому. Жертва девы]. После этого сражения, для мессинцев последовал целый ряд несчастий. Прежде всего, сборы на содержание страны разорили пограничные города; затем рабы стали уходить к лакедемонянам; наконец появилась какая–то болезнь, в которой подозревали чуму, хотя она постигала, не всякого. (2) Вследствие всего этого, мессинцы решились оставить города в средоземии и переселились на, гору Иѳому, где уже находился небольшой городок, о котором упоминает еще Гомер, в перечислении кораблей: «Иѳома стремнистая». В этот то городок переселились мессинцы, а чтобы было довольно места, расширили старую стену и сделали укрепление, хотя Иѳома сама по себе составляет укрепление — так как по высоте не уступает ни одной горе в Пелопоннисе, и совершенно неприступна.
(3) Кроме того, решили они послать в Делфы и спросить прорицалище. Послан был знатнейший гражданин, Тисис, сын Алкидов, считавшийся весьма сведущим в гаданиях. Тисис отправился, но на, возвратном пути из Дельф, на него напали лакедемоняне из стражи, стоявшей в Амфии. Тисис не желал отдаться живым в руки, и, не смотря на полученные раны, продолжал отбиваться до тех пор, пока раздался невидимый голос: «Оставь несущего ответ божий». (4) Благодаря этому Тисис спасся и принес ответ царю, но скоро после этого умер от ран. Евфай собрал мессинцев и показал следующий ответ бога:
«Чистую деву, от крови Эпита, взявшую жребий, принесите в ночной жертве мрачным богам; если таковой не будет, взять у другого отца, добровольно на заклание отдающего».
После такого прорицания, все девушки из рода Эпита призваны были к жребию, и жребий достался дочери Ликиска; но жрец Епивол не допустил ее до жертвы, заявив, что она дочь не Ликиска, потому что ее подкинули жене Ликиска, которая не имела детей. А пока происходило расследование, Ликиск взял, дочь и перешел в Спарту. (5) Бегство Ликиска повергло всех мессинцев в уныние, но в это самое время является Аристодим, происходивший из потомков Эпита, а славой и знанием военного дела стоявший выше даже Ликиска, и сам предлагает свою дочь в жертву.
(6) Однако судьба помрачает все человеческое, особенно благородные порывы, как речной ил затягивает разноцветные камешки; потому и в стремлении Аристодима, снасти свою родину явилось противодействие. (7) Один мессинец, имя которого не известно, был влюблен в дочь Аристодима и скоро должен был на ней жениться. Отправившись к Аристодиму, он стал доказывать ему, что Аристодим, как обручивший с ним дочь, более не господин её, а господин теперь — он, обручившийся; а когда и это не оказало влияния, то жених прибег к клевете: заявил, что он раньше сочетался с его дочерью и что она уже носит. Это привело Аристодима в такую ярость, что он, забывшись, убил дочь и разрезал живот: оказалось, что она не носила. Тем не менее присутствовавший при этом жрец Епивол сказал, что им нет дела, до убитой дочери Аристодима, а что другой кто–либо должен пожертвовать дочь, потому что ее убил отец, а боги, указанные Пиѳией, остались без жертвы.
(8) После таких слов жреца, весь народ кинулся на жениха, который навлек на Аристодима проклятие дочереубийства, а надежду на спасение отечества сделал еще более сомнительной. А жених этот был очень близкий человек к Евфаю. Тогда Евфай сказал народу, что со смертью девы предсказание исполнилось и что поступок Аристодима удовлетворяет всему. (9) После таких слов Евфая, все происходившие из рода Эпита, боявшиеся за участь дочерей, сказали, что Евфай дело говорит. Прочие мессинцы тоже последовали успокоению царя, и собрание разошлось, чтобы совершить празднество и принести богам жертвы.
10. [Смерть Евфая]. В Лакедемоне узнали о последовавшем для мессинцев прорицании, и совершенно упали духом, не только спартанцы, но и царь: боялись начинать новую войну. Однако на шестой год после бегства Ликиска из Иѳомы, получив благоприятные указания в жертвах, опять пошли на Иѳому; по критян тогда уже не было с ними, — впрочем, и мессинские союзники тоже не явились вовремя. Спартанцы тогда уже возбудили против себя ненависть во всем Пелопоннисе, особенно в Аргосе и Аркадии. (2) Аргивцы намерены были прибыть на помощь мессинцам тайно от лакедемонян, и притом более частным образом, чем по общему решению, но аркадяне объявили поход открыто: но и они не явились вовремя, так что мессинцы, положившись на прорицание, решились попытать счастия без союзников.
В общем, это сражение ничем не отличалось от бывшего раньше: как и тогда, наступившая ночь заставила разойтись противников. О том, чтобы было смято то или другое крыло, тот или другой отряд, никто не упоминает, не говорят даже, чтобы ряды оставались на первоначальных местах, так как с той и другой стороны выходили на середину лучшие бойцы и на себе выносили всю тяжесть. (3) Таким образом Евфай с решимостью, большей чем надо было бы царю, и забыв себя, кинулся на отряд, окружавший Ѳеопомпа, и получил много ран смертельных. Когда он упал и стал терять сознание, но еще дышал, лакедемоняне бросились, чтобы унести его тело; но преданность мессинцев к Евфаю и предстоящий позор возбудили в них новое мужество: они приняли за лучшее — пасть самим за царя и потерять свои души, чем потерять царя и остаться в живых.
(4) Это падение Евфая продлило битву и вызвало новую отвагу с обеих сторон. Наконец мессинцы унесли Евфая в свой стан, где ему сообщили, что в деле мессинцы не оказались ниже лакедемонян; но чрез несколько дней Евфай умер, царствовав 13 лет, и все время воюя с лакедемонянами.
(5) У Евфая не было детей, и выбор правителя он предоставил народу; поэтому Клеонис и Дамис стали заявлять притязания против Аристодима, считая за собой особенное преимущество в военном деле, — Антандр пал в битве, защищая Евфая. Мнения обоих прорицателей, Епивола и Офионея, были тоже против Аристодима — не давать чести Эпита и его потомков человеку оскверненному, на котором лежит проклятие за убийство дочери. Не смотря на это, народ избрал и признал царем Аристодима. (6) Этот Офионей. мессинский жрец, был слепой с детства, и гадания давал таким образом: сперва расспрашивал человека, что у него делается в частной и общественной жизни, и затем предсказывал будущее.
Аристодим, вступив на царство, не только старался заслужить признательность народа, воздавая подобающее народу, но и к вельможам относился с великим уважением, особенно к Клеонису и Дамису, а будучи признателен к союзникам, послал к аркадским вельможам, в Аргос и в Сикион дары. (7) Война при Аристодиме состояла в том, что обе стороны делали грабежи небольшими отрядами, а во время уборки хлеба производили набеги на поля. Аркадяне тоже участвовали в мессинских нападениях; аргивяне не желали явно вызвать месть лакедемонян, но в случае войны готовы были принять участие.
11. [Поражение, лакедемонян]. В пятом году царствования Аристодима, обе стороны, изнуренные продолжительностью войны и потерями, взаимно согласились вступить в решительную битву. Поэтому явились союзники: к лакедемонянам коринѳяне — одни из всего Пелопонниса, к мессинцам все силы аркадян и лучшие отряды аргивян и сикионян. Противники построились таким образом: у лакедемонян середину занимали коринѳяне с илотами и подвластными соседними жителями; на обоих крылах стали цари:
(2) строй был глубокий и тесный, как еще не бывало прежде. Мессинцев и их союзников Аристодим построил так: всех мужественных и сильных аркадян и мессинцев, но не имевших крепкого оружия, снабдил таковым и разместил, в решительное время, между аргивянами и сикионцами, и затем растянул строй таким образом, чтобы противники никак не могли окружить, причем имелось в виду, чтобы гора Иѳома всегда находилась сзади. (3) Это войско поручил Клеонису; Аристодим и Дамис направляли легковооруженных, пращников и небольшой отряд стрелков; все же остальные, привычные к быстрому нападению и бегству и носившие легкое вооружение — панцири или щит, или прикрытые только шкурами — козьими, овечьими, а горные аркадцы даже — волчьими, медвежьими, (4) но каждый с несколькими комьями или дротиками, все эти были скрыты на горе Иѳоме, так чтобы их совсем не было видно.
Мессинские и союзнические тяжеловооруженные выдержали первый натиск лакедемонян и затем уже их не оставляло мужество. Их было меньше, чем лакедемонян, но все это были отборные воины, действовавшие против толпы, далеко неодинаковой храбрости, а потому стали превосходить ее не только мужеством, но и знанием, и одолевать. (5) В это самое время, скрытое аркадское войско, по поднятому знаку, выбежало из ущелья и бросилось на лакедемонян, поражая их с боков копьями, а которые были посмелее, нападали близко и били с руки. Не смотря на такую двойную и совершенно неожиданную опасность, лакедемоняне однако не смутились: поворачиваясь к легковооруженным, старались отразить их, но те легко убегали и были недоступны, и только приводили в ярость; (6) а так как человеку естественно терять самообладание, когда он подпадает чему либо незаслуженно, то и те спартанцы, которые были ранены, или пред которыми уже лежали их товарищи и они открыты были ударам легковооруженных, стали по одиночке выбегать из рядов, и в ярости преследовать нападающих и опять возвращаться. Между тем, мессинские легковооруженные продолжали бить остававшихся на местах спартанцев копьями и дротиками, и когда спартанцы гнались за ними, успевали убежать, а когда возвращались, опять нападали. (7) Это делали они и в одиночку, и кучками, в разных местах строя; в то же время мессинские и союзнические тяжело вооруженные смелее налегли впереди. Все это привело к тому, что лакедемоняне, изнуренные продолжительностью, ранами и необычайной тревогой легковооруженных, расстроили свои ряды, и обратились в бегство, а как только они повернулись, легковооруженные нанесли им еще более вреда.
(8) Сколько погибло лакедемонян в этой битве, я не мог узнать, но полагаю, что их было много. Лакедемоняне возвратились домой безопасно, но коринѳянам было трудно: они должны были пробираться чрез одинаково враждебные страны — Аргос и Сикион.
12. Это поражение глубоко опечалило Спарту, потому что не только были убиты многие великие мужи, но они лишались всякой надежды на счастливое окончание войны. Вследствие этого, послали посольство в Делфы, и получили такой ответ Пиѳии:
«Не одной только рукою Феб повелевает тебе вести дело брани: обманом держит народ мессинскую землю; тою же хитрости она будет взята с какой ему досталось».
(2) Таким образом спартанские цари и ефоры стали выдумывать всякие хитрости, но безуспешно. Наконец, в подражание подвигам Одиссея под Илионом, решились послать в Иѳому сто человек, будто бы перебежчиков, чтобы посмотрели, что там предпринимают, предварительно присудив их, для вида, к изгнанию. Но Аристодим тотчас же отослал их обратно, сказавши, что это выдумка старая, а обида новая. (3) Не получив успеха в этом предприятии, лакедемоняне попытались расторгнуть союз мессинцев с их соратниками; но аркадяие, к которым они обратились первым, встретили их отказом, так что они уже отказались идти в Аргос. Узнавши об этих происках, Аристодим со своей стороны послал спросить бога, и. Пиѳия ему отвечала:
(4) «Бог подаст тебе славу войны, но думай, да коварно враждебная хитрость Спарты не превзойдет тебя обманами, ибо Арей понесет славные их доспехи, и венец стен обнимет горьких обитателей, когда двое, судьбою, разверзнут темный покров, и вновь сокроются; но не прежде конец тот узрит священный день, как изменившее природу должного достигнет».
Б это время Аристодим и жрецы не могли разгадать этого изречения, но спустя несколько лет бог уготовил раскрытие и исполнение. (5) Другое обстоятельство, случившееся тогда, было следующее. У Ликиска, который раньше с дочерью бежал в Спарту, умерла, эта, самая дочь, и так как он часто ходил на, ее могилу, то однажды аркадские всадники подстерегли его, взяли в плен и доставили в Иѳому. Представши пред народное собрание, он говорил, что оставил отечество не как предатель, но потому, что поверил словам жреца, что это не его дочь. (6) Слова его не приняты были за истину, но в это время является в театр тогдашняя жрица богини Геры и заявляет, что это была её дочь и что она подкинула ее жене Ликиска. «Теперь, говорила жрица, я пришла, открыть эту тайну и сложить с себя жречество». — Это она говорила потому, что в Мессинии был обычай, что жрец или жрица, в случае смерти кого либо из детей, должны уступать свое звание другому лицу. Тогда мессинцы поверили жрице, вместо её избрали другую женщину, а о Ликиске сказали, что он сделал поступок извинительный.
(7) Затем, — это был уже 20‑й год войны, — мессинцы решили опять послать в Делфы и спросить о победе; но Пиѳия отвечала:
«Первым поставившим вокруг жертвенника Зевса Иѳомского дважды пять десятериц треногов, свыше дается земля мессинская со славой войны. Таково мановение Зевса. Обман ставят тебя выше, за ним воздаяние: не обмануть тебе бога. Совершай что суждено: беда у одних раньше других».
(8) Узнавши об этом, мессинцы думали, что прорицание за них, и дает им силу войны, ибо невозможно, чтобы лакедемоняне раньше их посвятили треноги, когда святилище Зевса находится у них, внутри стен городских; и уже собирались поставить деревянные треноги, так как не было денег, чтобы сделать медные. (9) Между тем один делфиец передал это прорицание в Спарту. Спартанские власти, узнав об этом, ничего не могли придумать, но был между ними некто Ивал, человек даже не знатный, но, оказалось, гораздый на выдумки. Сделавши тотчас сто треногов из глины, он спрятал их в мешок, взял сети и пошел, как охотник, а так как он был неизвестен даже многим лакедемонянам, то тем менее его заметили мессинцы. Приставши к мессенским поселянам, он вошел вместе с ними в Иѳому, и, когда наступила ночь, положил эти глиняные треноги на жертвенник бога и ушел назад в Спарту, о чем и известил лакедемонян.
(10) Когда увидели это мессинцы, пришли в ужас, и догадались, что это от лакедемонян. Аристодим успокаивал их, как мог; поставил вокруг жертвенника деревянные треноги, которые были уже готовы. Но в это время случилось еще, что и жрец Офионей, который был слепой от рождения, прозрел совершенно непостижимым образом: у него перед тем сильно голова болела, и от этого он прозрел.
13. [Падение Иѳомы]. Затем, так как уже близилась судьба Мессинии — быт взятой, сам бог указывал будущее. Прежде всего статуя Артемиды, вся медная — статуя и оружие, бросила щит. Затем, когда Аристодим готовился принести жертву Иѳомскому Зевсу, бараны стали так крепко биться рогами о жертвенник, что от этих ударов и поумирали. Третье предзнаменование было — собаки собрались в стаю, выли всю ночь и ушли в лакедемонский стан. (2) Все это крайне смутило Аристодима; наконец, он сам видел такой сон. Снилось ему, будто он собирается на сражение, вооружился, и пред ним на столе лежат жертвенные внутренности. Является его дочь, в черной одежде; указывает на грудь и разрезанный живот, сбрасывает все со стола, и отнимает от него оружие, а вместо оружия возлагает на него золотой венец и надевает белый плащ.
(3) Аристодим и так уже упал духом, но в то же самое время, когда и сон указывал ему близкую кончину жизни — ибо мессинских вельмож погребают с венками и в белых плащах, — он получает известие, что жрец Офионей опять потерял зрение, и сделался опять слепым, как прежде. Таким образом предсказание Пиѳии, что «двое, судьбою, развернут темный покров и вновь сокроются», оправдалось теперь на глазах Офионея. (4) Тогда Аристодим, рассуждая о своей участи, видя, что без всякой пользы сделался убийцей дочери, и что нет уже никакой надежды на спасение отечества, пронзил себя мечем на гробе дочери, — герой, который должен был бы спасти Мессинию, но которого дела и замысли судьба обратила в ничто. Умер он, царствовавши шесть лет и несколько месяцев.
Смерть Аристодима повергла мессинцев в такое отчаяние, что они готовы были послать посольство и сдаться на милость врагов; (5) ожесточение против Спарты удержало их от этого. Собравшись на совет, они избрали уже не царя, но полководца с неограниченной властью, Дамиса, который взял себе в помощники Клеониса и Филея, чтобы с наличными силами выступить в бой. К этому их понуждала осада и особенно недостаток хлеба, и они боялись, чтобы еще раньте не погибнуть от голода. (6) Таким образом, и в это время доблесть и отвага не оставили мессинцев. Потеряв всех полководцев и лучших граждан, они еще продержались почти пять месяцев, и к концу года оставили Иѳому, воевавши целых двадцать лет, как поэт Тиртей говорит:
«На 20‑м году, оставив тучные нивы, бежали из высоких гор Иѳомских».
(7) Конец этой войны был в 1‑м году 10‑й олимпиады, в которую победил в стадии коринѳянин Дасмон, а в Аѳинах еще правили по десятилетиям медонтиды, из которых Иппомен окончил тогда четвертый год власти.
14. У кого из мессинцев были связи гостеприимства в Сикионе или в Аргосе или в Аркадии, те переселились в эти города; лица жреческого рода и совершавшие таинства великих богинь переселились в Елевсин; остальной люд рассеялся по старым местам жительства. Лакедемоняне сперва раскидали Иѳому до основания, — затем пошли на остальные города и их забрали. Из полученной добычи поставили три медных тренога Аполлону Амиклейскому: под первым треногом находится изваяние Афродиты, под вторым Артемиды, под третьим дочери Димитры, (3) а из мессинской земли отдали изгнанным аргивянами асинейцам тот приморский участок, которым они и теперь владеют; а потомкам Андрокла, от которого осталась дочь с детьми, бежавшая по смерти отца в Спарту, выделили область, называемую Иамией. (4) С оставшимися жителями Мессинии лакедемоняне поступили следующим образом: обязали клятвой никогда не отпадать от Спарты и не предпринимать ничего нового; определенной дани не назначили, но из всех произведений земли мессинцы должны были ежегодно доставлять половину в Спарту; при выносах царей и других сановников, мессинцы, мужчины и женщины, должны были идти в черной одежде. За нарушение всего того положена была известная пеня. (5) О тех притеснениях, какие выносили мессинцы от лакедемонян, говорит поэт Тиртей:
«Как ослы, согнувшиеся под великим бременем, несут они господам, от тяжкой нужды, половину всего, что дает земля».
А что на них наложено было скорбеть вместе с спартанцами, видно из следующих слов того же поэта:
«Оплакивали господ, одинаково мужчины и женщины, если кого постигала гибельная судьба смерти».

[Б. От Аристомена до выселения в Навпакт.]

(6) При такой участи, не видя и в будущем никакой милости от лакедемонян и считая за лучшее умереть в сражении, чем быть совсем изгнанным из Пелопонниса, мессинцы стали думать об отпадении. Более всего к этому стремились молодые мессинцы, не испытавшие еще войны, питавшие блестящие надежды и предпочитавшие умереть для свободного отечества, чем жить благополучно в рабстве. (7) Такая молодежь росла в разных местах Мессинии; но лучшая и более многочисленная была в Андании, а между анданийскими юношами был Аристомен, тот Аристомен, который и теперь еще чествуется у мессинцев, как величайший герой.
Даже происхождение Аристомена мессинцы объясняют совершенно особенными образом: они говорят, что его мать Никотелия сочеталась с драконом или с богом, уподобившимся дракону. Нечто подобное рассказывают македоняне об Олимпиаде и сикионцы об Аристодаме; (8) разница только в том, что мессинцы не воображают Аристомена сыном Иракла или Зевса, как македоняне воображают Александра сыном Аммона, или как сикионцы считают Арата сыном Асклипия. Большинство эллинов отцом Аристомена считает Пирра, но я сам знаю, что при священных возлияниях мессинцы отца Аристоменова называют Никомидом. Этот–то Аристомен, полный здоровья и отваги, и другие знатнейшие мужи, задумали восстание против Спарты. Но это не сразу стаю известным; сперва мессинцы тайно послали посольство в Аргос и Аркадию: будут ли они помогать также решительно и неизменно, как в первой войне.
15. [Вторая мессинская война]. Когда все уже было готово, и союзники выказали усердие большее даже, чем можно было ожидать, ибо аргивяне и аркадяне вступили в открытую вражду с лакедемонянами, мессинцы восстали. Это было в 89 году после взятия Иѳомы, в 4 году 23 олимпиады, когда иперисиянин Икар победил в стадии. В Аѳинах тогда уже были ежегодно избираемые архонты, и таковым был Лисия. (2) Кто тогда царствовал в Лакедемоне, Тиртей не сообщает имен, а Виан в своей поэме называет царя Леотихида. Но я не соглашаюсь с Вианом. Тиртей хотя не называет имен, но об этом можно догадаться из следующей его елегии на первую войну:
«За Иѳому сражались они 19 лет неистово, всегда сохраняя постоянное мужество, воинственные отцы наших отцов».
(3) Следовательно, эта война велась в третьем поколении после первой, а непрерывность времен показывает, что тогда царствовали в Спарте: из одного дома Анаксандр, сын Еврикратов, внук Полидора. из другого — Анаксидам, сын Зевксидамов, внук Архидама, правнук Ѳеопомпа. Я дошел до четвертого Ѳеопомпова потомка, потому что Архидам, сын Ѳеопомпа умер раньше своего отца, и после Ѳеопомпа царствовал внук его, Зевксидам. А Леотнхид, как известно, царствовал уже после Димарата, сына Аристонова, и был седьмой потомок Ѳеопомпа.
(4) Битва мессинцев с лакедемонянами произошла в Мессинии же, при так называемых Дерах; но так как союзников не было ни у тех, ни у других, то сражение было нерешительное. Об Аристомене рассказывают, что он совершил подвиги большие, чем возможно одному человеку, так что мессинцы, после сражения, хотели избрать его царем, тем более что он происходил из рода Эпита, но он отказался, и его избрали самовластным полководцем. (5) Аристомен знал, что и другие не откажутся от опасностей войны, чтобы только совершить что либо достопамятное; но себя он считал более других обязанным навести ужас на Спарту в самом начале войны, чтобы спартанцы трепетали и на будущее время. С таким мыслями он ночью вошел в Лакедемон и пред храмом Аѳины Халкиики положил щит с такой надписью: «Богине дар, отнятый от спартанцев».
(6) Между тем лакедемоняне получили прорицание делфийского бога: «призвать аѳинянина советника». Поэтому они послали в Аѳины известить о прорицании и просить такого мужа, который дал бы совет, что нужно делать. Аѳинянам не хотелось ослушаться бога, но не хотелось также, чтобы лакедемоняне, без больших опасностей, стали обладателями лучшей части Пелопонниса. Соображая это, они отыскали некоего Тиртея, который обучал грамоте, считался человеком весьма малого ума, и был кривой на одну ногу. Его–то и послали в Спарту. А Тиртей, прибывши в Спарту, стал составлять елегии и анапестические песни, и петь их сперва сановникам, а после и всем, кто собирался.
(7) Год спустя после сражения при Дерах, когда в обеим сторонам прибыли союзники, стали готовиться к новой битве, которая должна была произойти при так называемой Могиле кабана. На стороне мессинцев были: илийцы, аркадяне, помощь из Аргоса и Сикиона, прибыли также потомки раньше оставивших Мессину добровольно, из Елевсина — по наследству совершавшие таинства великих богинь, и потомки Андрокла, оказавшие теперь большие услуги мессинцам. (8) К лакедемонянам прибыли коринѳяне и часть лепрейцев, по ненависти к илийцам, — у асинейцев были клятвы с обеими сторонами. Место это, Могила кабана, находится в Мессинии, под Стениклиром: говорят, здесь, над костями разрезанного кабана, Иракл обменялся клятвой с сыновьями Нилея.
16. Пред началом сражения жрецы принесли жертвы: на лакедемонской стороне — жрец Ека, потомок и соименник Еки, прибывшего в Спарту с сыновьями Аристодима; на мессинской стороне — Ѳеокл, происходивший от илийца Евмантида, из рода иамидов, приведенного в Мессину Кресфонтом. (2) Присутствие жрецов воодушевляло противников особым рвением к начатию битвы. Всякий пылал по своим летам и по крепости сил, но более всех желали покрыть себя славой: царь Анаксандр и окружавшие его спартанцы — на лакедемонской стороне, и потомки Андрокла, Финта и Андрокл с товарищами, на мессинской стороне. Тиртей и священнослужители великих богинь не принимали участия в битве, — стояли позади и возбуждали мужество в ближайших воинах.
(3) С Аристоменом было так: его окружал отряд из 80 избранных мессинцев, одного с ним возраста, из коих каждый более всего дорожил честью сражаться на глазах Аристомена. Все они были до последних мелочей внимательны как друг к другу, так еще более к Аристомену — начинал ли он, или готов был начать дело. Им и Аристомену досталось наибольше труда, потому что они сразу стали против Анаксандра и лучшей части спартанского войска. Но они не жалели себя; не думали о ранах и дошли до отчаянной храбрости: бились долго и упорно, и опрокинули отряд Анаксандра. (4) Когда спартанцы бежали, Аристомен приказал преследовать их другому мессинскому отряду, а сам устремился на других, крепко стоявших спартанцев. Осилив и этих, бросился на третьих. Скоро и эти были прогнаны, и Аристомен уже беспрепятственно нападал на оставшихся, пока наконец все лакедемонские ряды и их союзников были совершенно рассеяны; и так как они бежали без стыда, и всякий думал только о себе, то нападение Аристомена было для них ужаснее, чем можно было ожидать от одного человека, даже безумного. (5) При этом проследовании жрец Ѳеокл крикнул Арисгомену — «не бежать около дикой груши», которая где–то росла там на поле: «там сидят диоскуры». Но Аристомен, поддавшись своему бешенству, не расслышал, что говорил жрец, и когда добежал до этой груши, потерял щит. Эта–то случайность и дала возможность некоторым лакедемонянам спастись бегством, так как Аристомен, стараясь найти щит, потерял время.
(6) После этого поражения лакедемоняне упали духом и готовы были положить оружие, но Тиртей своими елегиями переменил их мысли, советуя заместить убитых спартанцев воинами из илотов. Но Аристомена, когда он после битвы возвратился в Анданию, женщины осыпали лептами и цветами, и пели следующую песню, сохранившуюся и до нашего времени:
Вниз — по долинам градским Стеннклира, вверх — но вершинам,
Аристомен их гонял, Спарты трусливых граждан.
(7) А щит он нашел уже после, когда побывал в Делфах и, по приказанию Пиѳии, отправился искать щита в Ливадии, в подземном святилище Трофония, Впоследствии Аристомен принес щит опять в Левадию и пожертвовал в этот храм, где и я его видел. На этом щите рельефное изображение орла, распустившего крылья до самых краев щита.
(8) Возратившись из Виотии со щитом, найденным у Трофония, Аристомен принялся за великие деяния. Прежде всего, созвав свой отряд и других мессинцев, и поставив стражу, вечером пошел на лаконский город, который в перечне Гомера называется Фарис, а, спартанцы и соседние жители называют его Фары. Вступив в этот город, Аристомен перебил всех пытавшихся отразить его, забрал полон и погнал в Мессину. На дороге на него напали л. акедемонские оплиты под начальством царя Анаксандра, но он и их обратил в бегство, и удержался от преследования только потому, что сам получил рану в ягодицу, однако полон удержал и погнал дальше. (9) После этого, когда рана была излечена, он предпринял ночное нападение на Спарту, но ему явились призраки Елены и диоскуров, и он должен был возвратиться, однако устроил днем засаду на карийских девушек, составивших хоровод в честь Артемиды, и всех, отличавшихся богатством и знатностью, забрал в плен, а на ночь отвел в мессинскую деревню и поручил охране воинов из своего отряда. (10) Но здесь молодые воины, как я думаю — напившись, или просто не желавшие размышлять, хотели употребить насилие над девушками. Аристомен удерживал их: говорил, что они решаются на то, что не принято в Элладе; но они не обращали внимания, так что наиболее буйных он вынужден был тут же умертвить; а пленниц, забравши к себе, выпустил, за дорогой выкуп, такими же, какими взял в плен.
17. [Осада Иры]. В Лаконике есть местность «Эгилы» с священным храмом Димитры. Узнавши, что женщины совершают там праздник, Аристомен с своим отрядом сделал нападение на Эгилы; но женщины, очевидно, не без помощи богини, стали защищаться ножами, которые употребляются при жертвоприношениях, и вертелами, на которых жарится мясо; так что многие мессинцы были изранены, а Аристомена они избили факелами и живого взяли в плен. Однако он той же ночью бежал в Мессину: отпустила его жрица богини Димитры, Архидамия, но не за деньги, а потому что еще раньше любила его, и оправдывалась тем, будто Аристомен пережег веревки, которыми был связан, и ушел.
(2) В третьем году этой войны, когда должна была произойти битва у так называемого Большого рва, и когда к мессинцам пришла помощь от всех аркадских городов, лакедемоняне подкупили деньгами предводителя аркадского войска, царя Аристократа, сына Икеты, происходившего из Трапезунта. Таким образом лакедемоняне первые, сколько нам известно, послали дары врагу, и первые ввели то, что победа, доставляемая оружием, стала покупною; (3) а до этого бесчестного поступка лакедемонян и измены аркадского царя Аристократа, у противников решался спор храбростью и счастием, посылаемыми от бога. Известно, что и после, при нападении на аѳинские корабли при Козьей реке (Эгос–потамах), они подкупили Адиманта вместе с другими аѳинскими полководцами. (4) Однако, в свое время, и лакедемонян постигла так называемая «кара Неоптолема». Известно, что Неоптолем, сын Ахилла, убивший Приама при жертвеннике Зевса Еркия, впоследствии сам был убит в Делфах при жертвеннике Аполлона; от этого, наказание тем, что сам наделал, называется «кара Неоптолема». (5) И вот, хотя лакедемоняне достигли высшего могущества, уничтожили аѳинские корабли, и Агисилай покорил большую часть Азии, им не только не удалось уничтожить власть персидского царя, но этот варвар обошел их их же способом: послал деньги в Коринѳ. Аргос, Аѳины и Ѳивы, и этими деньгами зажег так называемую коринѳскую войну, что заставило Агисилая бросить все достигнутое в Азии. Таким образом это коварство Спарты против мессинян свыше было обращено на её же погибель.
(6) Аристократ, получив деньги от лакедемонян, сначала скрывал свои намерения, а как только должно было начаться сражение, пустил слух, будто аркадяне стоят в безвыходной местности, отступление для них, в случае поражения, немыслимо, жертвы тоже неблагоприятны, и потому–де, по данному знаку, все должны спасаться бегством. (7) И вот, когда стали приближаться лакедемоняне, и мессинцы поворотили к ним свои ряды, стало быть — в самом начале битвы, Аристократ уводит аркадян и лишает мессинцев середины и левого крыла где стояли аркадяне за отсутствием илийцев, аргивян и сикионян. Но это еще не вся измена Аристократа: он велел аркадянам бежать чрез мессинские ряды; (8) а мессинцы, пораженные этой неожиданностью, растерявшиеся, расстроенные проходящими чрез их ряды аркадянами, забыли даже, что им делать: одни умоляли остаться, другие проклинали, как предателей и безбожников, (9) А когда мессинцы остались одни, лакедемонянам окружить их было уже не трудно: победа досталась им легкая и полная. Аристомен со своими товарищами стоял и пытался отразить, особенно сильно нападавших лакедемонян, но их было мало и они не много успели. В этой битве столько погибло мессинцев, что вместо того, чтобы быть господами лакедемонян, как они думали раньше, теперь у них не было даже надежды на спасение. Много было убито и из первых лиц, в том числе Андрокл и Финта, и особенно отличившийся в битве Фана, который раньше еще одержал победу в Олимпии в долихе.
(10) После сражения Аристомен собрал разбежавшихся мессинцев и предложил оставить Анданию и другие города в средоземии и пере селиться на гору Иру. Но когда они сошлись на Иру, лакедемоняне опять начали осаду и надеялись скоро одолеть их; однако мессинцы и после битвы у Большего рва держались еще здесь 11 лет.
(11) Что осада длилась именно столько времени, видно из стихотворения Риана «К лакедемонянам», где говорится:
Около ущелий белеющей горы ополчались они двадцать две стужи и пашни, —
т. е. 11 зим и 11 лет, считая пашни за зреющий хлеб, какой бывает перед жатвой летом.
18. Поселившись на Ире и потеряв доступ во все части Мессинии, кроме той приморской стороны, которую сберегли для них пилосцы и моѳонейцы, мессинцы стали делать набеги не только на лакедемонские земли, но и на мессинские, считая их уже чужими. Для этой цели составились отдельные отряды, которые и производили опустошения; а Аристомен увеличил свой отряд до 800 человек.
(2) У лакедемонян они забирали все, что попадалось: хлеб, скот, вино для собственного употребления, а домашние принадлежности и людей отдавали за выкуп; и так как оказалось, что лакедемоняне возделывали земли не столько для себя, сколько для обитателей Иры, то лакедемоняне постановили: на все время войны Мессинию и пограничную часть Лаконики оставить без всяких посевов. (3) Но вследствие этого в самой Старте было мало хлеба, а за этим последовало возмущение, так как лица, владевшие в этих местах поместьями, не могли долго терпеть, чтобы их поля оставались пустыми. Волнения эти были прекращены Тиртеем.
Между тем, Аристомен предпринял нападение на Спарту. Спустившись поздним вечером из Иры, и ускорив шествие, прибыл в Амиклы еще до восхода солнца. Овладев этим городом, он ограбил жителей и ушел, прежде чем прибыла помощь из Спарты, (4) и затем продолжал нападения до тех пор, пока не был окружен спартанским войском, вдвое большим, с обоими царями. В этой схватке он получил много ран и наконец удар камнем в голову, от чего у него в глазах помутилось и он упал. Лакедемоняне кинулись толпой и взяли его живым. Вместе с ним было взято в плен еще около 50 человек, и всех их лакедемоняне порешили бросить в Кеаду т. е. предать величайшей казни. (5) И вот все, брошенные туда, мессинцы тотчас и погибли; но Аристомена и прежде хранил какой–то бог, и тогда сохранил. Прославляющие Аристомена говорят, что когда его бросили в Кеаду, подлетел орел, схватил его крыльями и опустил вниз, так что Аристомен не получил ни одной раны, ни одной царапины.
(6) Но божество уготовило ему выход и из этой пропасти. Достигнув дна. пропасти, Аристомен закутался в плащ и лег: он знал, что здесь уже непременно придется умереть. На третий день он заметил какой–то шум: открыв голову, стал всматриваться в темноту и увидел, что лисица ест труп. Аристомен догадался, что здесь должен быть выход, и стал поджидать, когда лисица подойдет к нему. Как только лисица подошла, Аристомен одной рукой схватил ее, а другую руку, замотавши в плащ, подставлял лисице, когда она бросалась кусать.
Лисица бросилась бежать, он вместе с ней, а когда было очень тесно, полз. Наконец он увидал отверстие, достаточное чтобы пролезть лисице, и оттуда свет, (7) и отпустил лисицу, и она свободно пролезла; но Аристомену пролезть было трудно; он стал расширять руками и затем благополучно возвратился домой в Иру. Необычайным случаем он попал в плен, ибо его находчивость и отвага были не таковы, чтобы можно было представить Аристомена в плену; но еще более необычайно ясно, не без помощи бога, — его спасение из пропасти Кеады.
19. Быстро перебежчики дали знать лакедемонянам, что Аристомен жив и возвратился в Мессинию. Это казалось столько же невероятным, как если бы кто сказал, что он воскрес из мертвых; но скоро сам Аристомен заставил убедиться в достоверности слухов. (2) В это время коринѳяне посылали помощь лакедемонянам для взятия Иры. Узнав от лазутчиков, что коринѳяне идут в беспорядке и стан их ничем не охраняется, Аристомен ночью делает нападение, и так как все спали, множество убивает, в том числе предводителей: Иперменида, Ахладея, Лисистрата и Идекта, затем предает разграблению палатку предводителей и этим дает знать Спарте, это сделал он, Аристомен, а не какой другой мессинец.
(3) После этого Аристомен принес жертву Зевсу Иѳомскому, которую мессинцы называют «екатомфония» (Стоглавая). Эта жертва заведена из древних времен и приносится тогда, когда кто убьет 100 неприятелей. Первый раз Аристомен принес эту жертву после сражения при Могиле кабана, а теперь после ночного избиения коринѳян, это была вторая жертва. Последующие набеги, говорят, дали ему возможность принести и третью «стоглавую» жертву. (4) Затем, по случаю приближения праздника Иакинѳий, лакедемоняне заключили с Ирой 40-дневное перемирие и удалились домой на празднество; но критские стрелки, вызванные ими по найму из Ликта и других критских городов, продолжали ходить по Мессинии. И вот, однажды, когда Аристомен, в силу примирения, вышел из Иры и несколько удалился от крепости, на него неожиданно напали семь критских стрелков, связали ремнями от колчанов и повели.
(5) Так как это было вечером, то двое отправились в Лакедемон сообщить радостную весть, что Аристомен в плену, а пятеро отвели Аристомена в ближайший мессинский дом. В этом доме жила одна вдова с дочерью, и в предшествовавшую ночь эта дочь видела сон: будто на их поле волки вели льва, который был связан и не имел когтей, и она нашла когти, дала их льву и освободила его от цепей, и затем лев растерзал волков. (6) Как только критяне привели Аристомена, дочь тотчас вспомнила свой сон и спросила у матери, кто это? Узнавши, она нисколько но растерялась, а из его взглядов поняла, что он желал. Она принесла критянам вина и так подчивала усердно, что критяне опьянели. Затем у одного совершенно заснувшего сторожа взяла кинжал, перерезала ремни на Аристомене и отдала меч Аристомену, а Аристомен, получив меч, всех перерезал их. А эту девушку, в благодарность за. спасение, Аристомен тогда же выдал замуж за своего сына Горга, хотя ему тогда было всего 18 лет.
20. [Падение Иры и вторичное рассеяние мессинцев]. На 11‑м году осады, Ире суждено было пасть и мессинцам рассеяться. Так было предсказано самому Аристомену и Ѳеоклу. Когда они, после поражения у Большого рва, пришли в Дельфы спросить о своем спасении, Пиѳия отвечала им только следующее: «Когда козел [трагос] напьется извилисто–текущих вод Неды, Мессину я более не покрываю: погибель близка».
(2) Источники Неды находятся в Аркадии, на горе Ликее. Пройдя Аркадию и повернув назад в Мессинию, Неда отделяет приморские части Мессинии от Илиды. После такого ответа Пиѳии, мессинцы стали смотреть, чтобы козлы не пили воды из Неды; но бог указывал на иное знамение. Дерево дикой смоковницы все эллины называют олинфа, а мессинцы — трагос (козел). (3) В это время дикая смоковница, росшая у Неды, росла уже не прямо, а нагнулась к реке и листьями касалась воды. Жрец Ѳеокл, когда увидел это, догадался, что, говоря о козле, пьющем воду из Неды, Пиѳия имела в виду эту смоковницу, и что, значит, наступает конец Мессинии. Он скрыл это от других, но Аристомена привел к смоковнице и указал, что время спасения их исходит. Аристомен понял, что это так, и не видя никакой надежды, стал думать о настоящем. (4) У мессинцев была одна тайна: с открытием этой тайны, Мессиния должна была исчезнуть на веки, а с сохранением её мессинцы могли вернуться в свою землю. Так говорили предсказания Дика, сына Пандионова. Эту–то тайну Аристомен, знавший о предсказании Лика, с наступлением ночи взял и отправился. Прибыв в самое уединенное место горы Иѳомы, он там закопал эту тайну и, обращаясь к Зевсу покровителю Иѳомы и прочим богам, до сих пор защищавшим мессинцев, умолял их пребыть хранителями сего залога и не отдать в руки лакедемонян сей, единственной их надежды на возвращение в отечество.
(5) После этого с мессинцами случилось то же бедствие, что некогда и с троянцами — гибель от женщины. Мессинцы занимали не только гору Иру, но и всю местность от Иры до р. Неды; и потому некоторые жилища находились за городскими воротами. Один лакедемонский перебежчик, пастух спартанского вельможи Емперма, не вдалеке от Неды, пас коров своего господина. (6) Однажды он увидел отправившуюся за водой жену одного мессинца, жившего не внутри городской стены. Полюбив ее, он разговорился с ней, дал подарки и стал ходить, наблюдая, когда муж уходил на стражу, потому что с той стороны крепости, откуда опасались вторжения неприятеля, мессинцы держали стражу по очереди. (7) И вот однажды, ночью, когда муж вместе с другими ушел на стражу, бог послал сильный дождь; и так как от поспешности крепостной постройки не было сделано ни прикрытий, ни сторожевых башен, и вода совершенно заливала все, то стражи оставили свои места, тем более, что в такую мрачную и бурную ночь нечего было опасаться появления лакедемонян.
(8) Между тем с Аристоменом произошло следующее. За несколько дней до этого, его гость, кефаллинский купец, вез в Иру необходимые для мессинцев припасы, но на дороге на него напали лакедемоняне и аптерские стрелки, под начальством Евриала. Аристомен отбил Евриала и все, что он вез, но сам был ранен, и теперь не мог, по своему обыкновению, обойти стражей. Это и было главной причиной, почему акрополь остался без стражи. Все сторожа разошлись, а с ними и муж той женщины, которая в его отсутствие угощала пастуха. (9) Услышавши, что муж идет домой, она поскорее спрятала пастуха, а когда, муж вошел в комнату, с ласковой приветливостью, как еще не бывало, стала спрашивать, что его заставило возвратиться долой. Муж, ничего не подозревавший и вовсе не знавший о присутствии пастуха, рассказал всю правду; что, вследствие сильного дождя, и он, и прочие все сторожа ушли. (10) А пастух слушал и когда ему все стало известно, бежал к лакедемонянам. В лакедемонском стане, осаждавшем Иру, тогда нс было царей, и над осадным войском начальствовал Емперам, господин того самого пастуха. Явившись к Емпераму, пастух испросил прощение за свое бегство, а затем сообщил, что теперь Иру можно взять весьма легко — рассказал все, что слышал от мессинца.
21. Слова его казались правдоподобными, и затем он повел Емперама и спартанцев. Было темно, и дождь не переставал лить, но им помогла решимость. Они достигли крепости, приставили к стене лестницы и стали взбираться, кто как мог. О постигшем мессинцев бедствии дали знать собаки: они не лаяли, как обыкновенно, а выли: выли ужасно и не переставая. Догадавшись, что предстоит борьба последняя и неотвратимая, мессинцы уже не брали полного оружия: хватали что было под руками, и стремились на защиту отечества — единственного места, которое у них еще оставалось из всей Мессинии. (2) Первые узнали, что неприятель в стенах, и первые поспешили на защиту Иры: Горг, сын Аристоменов, сам Аристомен, жрец Ѳеокл и его сын Мантикл, и муж сестры Аристоменовой, Агнагоры, Евергетид, имевший большой почет и влияние в Мессинии. Все они видели, что попали в сети, но не теряли еще надежды. (3) Аристомен и жрец Ѳеокл, знавшие смысл предсказания Пиѳии о козле, хорошо понимали, что не будет далее отложена гибель Мессинии, но никому не открывали этого и держали в тайне. Поспешно обходя город, и обращаясь ко всем, в ком узнавали мессинцев, одних воодушевляли мужеством, других, остававшихся дома, вызывали из домов.
(4) В эту ночь противники не могли сделать ничего более: спартанцев останавливало незнание местности и боязнь Аристомена; мессинские полководцы, как застигнутые врасплох, не успели сделать никакого уговора; и кроме того нельзя было зажечь ни свечи, ни иного светильника, потому что дождивший бог все тушил. Настудил день, и противники увидели друг друга. (5) Аристомен и Ѳеокл старались возбудить в мессинцах последнее отчаяние: всячески ободряя, представляли в пример жителей Смирны, как они, составляя только частицу ионийского племени, но благодаря мужественной решимости, выгнали тоже забравшееся в город лидийское войско под предводительством Гига, сына Даскилова.
(6) Слова эти наполнили их отчаянной храбростью: составив кучки, какие могли, они бросились на лакедемонян. В то же время женщины устремились на врагов с кирпичами, со всем, чем только можно было наносить удары, но страшная буря не давала возможности даже взобраться на крышу: мессинянки решились взять в руки оружие. Когда мессинцы увидели, что их жены желают лучше погибнуть вместе с отечеством, чем быть отведенными в рабство лакедемонянам, это зажгло в них еще большую отвагу, и они могли бы отклонить судьбу, но бог послал непрерывный ливень; (7) с ним ужасные раскаты грома, и молния, сверкавшая прямо в глаза. Лакедемонянам это придавало мужество: они говорили, что сам бог подкрепляет их, и так как молния сверкала для них с правой стороны, то их жрец Ека указывал на это, как на счастливое знамение.(8) Он же придумал такую хитрость. Лакедемонян было гораздо больше, чем мессинцев, но местность была не широкая, а битва происходила не в строю, а в разных частях города, и в каждом отряде задние оказывались бесполезными. Всем этим Эка приказал возвратиться в стан, подкрепиться пищей и сном и к вечеру приходить на смену. (9) Поэтому спартанцы имели отдых и, чередуясь, всегда были в достаточном числе; но для мессинцев не было облегчения: они отбивались непрерывно три дня и три ночи. Наступил четвертый день; бессонница, дождь небесный, холода одолевали их; голод и жажда осиливали. Более всего измучились женщины от непривычки к войне и от непрерывных лишений.
(10) Наконец предвещатель Ѳеокл подошел к Аристомену и сказал: „ Зачем напрасно несешь этот труд! Мессинии определено пасть: судьба её пред нашими глазами, предзнаменовала ее Пиѳия, указала недавно и смоковница: бог ведет меня к концу, одинаковому с отечеством, а ты, пока ходишь в силе, спасай мессинцев, спасай и себя». Сказав эти слова, Ѳеокл бросился в середину врагов. Крикнув спартанцам: «Не вечно вам наслаждаться трудами мессинцев», — стал убивать всех, кто против него стоял; (11) сам был смертельно ранен, и испустил душу, насытив сердце убийством врагов.
Тогда Аристомен отозвал от битвы всех мессинцев, кроме доблестнейших, сражавшихся впереди и получивших приказание оставаться на своих местах, велел забрать жен и детей и следовать за ним, куда он укажет, а смотреть за тылом поставил Горга и Мантикла. (12) Затем, став впереди, против вражеских рядов, кивнул им головой и показал копьем, что просит выхода и что решился оставить Иру. Емперам и присутствовавшие спартанцы согласились пропустить мессинцев — «не доводить ожесточенных людей до последнего отчаяния» — так им советовал и прорицатель Ека.
22, [Мессинцы в Аркадии]. Аркадяне тотчас узнали о взятии Иры и тотчас велели своему царю Аристократу вести их спасать мессинцев или с ними погибнуть. Но Аристократ, как получивший дары от лакедемонян, отказался: он сказал, что еще неизвестно, остался ли там кто нибудь, кого нужно защищать. (2) Когда же стало ясно, что мессинцы еще существуют и что они вынуждены были оставить Иру, аркадяне сами решились встретить их на горе Ликее: заготовили платья и пищи, и послали своих вельмож, чтобы успокоили мессинцев и проводили в Аркадию. И вот, когда мессинцы прибыли на гору Ликей, аркадские вельможи угостили их, выразили сочувствие, предложили поселиться в аркадских городах и изъявили готовность ради их снова наделить землю.
(3) Между тем. Аристомен, томимый тоской но разграбленной Ире и ненавистью к лакедемонянам, задумал следующее: выбрав 500 мессинцев, которых знал как наименее дороживших собою, он, в присутствии всех аркадян и их царя Аристократа, которого Аристомен не подозревал в измене, — думал, что Аристократ бежал тогда из сражения по трусости и слабодушию, а не по какой либо подлости, и потому говорил в его присутствии, — спросил: не желают ли они отомстить за отечество и вместе с ним умереть. (4) Когда они сказали, что желают, Аристомен открыл весь свой замысел — что в наступающий вечера, решился непременно идти на Спарту, что почти все лакедемоняне теперь в Ире, откуда уносят и увозят мессинское добро. «Если нам, говорил Аристомен, удастся овладеть Спартой и набрать их имущества, то после мы можем отдать им их вещи и получить свои: а если не удастся, то мы но крайней мере умрем, совершив подвиг, достойный памяти и тех, которые после нас будут».
(5) Когда он это сказал, вызвалось еще человек 800 аркадян, готовых на отважное предприятие; однако в тот день выступление не состоялось, так как жертвы оказались но по замыслу. Но на следующий день мессинцы узнали, что лакедемонянам уже все известно, и что Аристократ вторично изменил; Аристократ написал на свитке о намерении Аристомена, и свиток вручил надежнейшему рабу и отослал в Спарту. (6) Когда раб возвратился, его подстерегли некоторые аркадяне: они и прежде спорили с Аристократом, а теперь прямо подозревали, привели в народное собрание и показали найденный у ряба ответ из Лакедемона. Анаксандр, спартанский царь, писал, что как прежнее его бегство в сражении у Большого рва не осталось без вознаграждения, так и теперь он получит благодарность лакедемонян за настоящее предупреждение.
(7) Когда это стало всем известно, аркадяне стали кидать камнями в Аристократа и приглашали мессинцев· Взоры мессинцев обратились на Аристомена: Аристомен стоял, опустив глаза в землю, и плакал. Аркадяне побили Аристократа камнями, тело его выбросили за границу своей земли, без всякого погребения, а в священном округе Лакейского храма поставили мраморную колонну с такой надписью:
«Время нашло правду неправедного царя,
С Зевсов легко нашло предателя Мессины,
Трудно укрыться от бога мужу клятвопреступному,
Радуйся, царь Зевс, и храни Аркадию».
23. [Рассеяние мессинцев]. Все мессинцы, застигнутые около Иры и в других местах Мессинии, присоединены были к илотам; но пилосцы, моѳонеи и прочие жители мессинского побережья оставили Мессипию совершенно: отправились на кораблях в илидскую пристань Киллину, отсюда послали приглашение к мессинцам, выселившимся в Аркадию, искать для поселения других мест, и приглашали Аристомена быть предводителем. (2) Но Аристомен отвечал, что пока жив будет, до тех пор будет воевать с лакедемонянами, и что всегда сумеет придумать новую беду для Спарты; а в предводители дал им Горга и Мантикла. Евергетид тоже выселился в Аркадию с другими мессинцами. После неудачной попытки Аристомена овладеть Спартой, он подговорил 50 мессинцев и отправился с ними в Иру против лакедемонян, грабивших мессинское добро. (3) Появление Евергетида в Ире превратило для лакедемонян победу в печаль, но и его настигла здесь судьба. Посылая в Киллину предводителей, Аристомен вызвал также всех, желающих отправиться на выселки; согласились все решительно, за исключением разве удрученных старостью или лишенных всяких средств для выселения, которые одни и остались в Аркадии.
(4) И так, окончание второй мессинской войны, и взятие Иры последовало в архонство в Аѳинах Автосѳена, в первом году 28 олимпиады, когда одержал победу лаконец Хионис.
(5) Собравшись в Киллине, мессинцы решили эту зиму провести еще в Киллине, — продовольствие и деньги доставляли им илийцы, — и затем уже весной решить куда ехать. Намерение Горга было — занять Закинф за Кефалинией, сделаться островитянами и нападать на лакедемонские берега; совет Мантикла был — забыть Мессинию и лакедемонян и ехать в Сардинию, остров большой и первый для счастия человека. (6) В это самое время к мессинцам прибыло посольство от Анаксилы с приглашением в Италию, а Анаксила властвовал в Ригии, был четвертый потомок Алкидамида, выселившегося из Мессинии в Ригию после смерти царя Аристодима и взятия Иѳомы. Мессинцы отправились. В Ригии Анаксила сказал им, что у него постоянная война с жителями Занклы, занимающими прекрасную страну, лучший город во всей Сицилии, и что если мессинцы помогут ему справиться, Занкла будет им отдана. Мессинцы приняли предложение, и Анаксила переправил их в Сицилию.
(7) Раньше этого, Занкла составляла безлюдную, негодную для пристани, часть острова. Добычники обложили ее стеной и отсюда делали разъезды и нападения. Предводителями этих добычников были: самосец Кратемен и халкидянин Периир; впоследствии к ним присоединилось на жительство и много других эллинов. (8) Теперь Анаксила победил занклейцев на море, а мессинцы на сухом пути, так что, окруженные со всех сторон, потеряв даже городскую стену, они бежали под защиту храмов и жертвенников. Не смотря на это, Анаксила предлагал мессинцам перебить всех их, а жен и детей обратить в рабство, (9) но Горг и Мантикл сказали, что они, мессинцы, сами вынесли много бедствий от единоплеменников и потому не должны безбожно поступать с другими: они тоже эллины. Занклийцы подняты от жертвенников, заключена взаимная клятва и обе стороны стали жить вместе, а город из Занклы переименовали в Мессину. (10) Это было в 29 олимпиаду, когда вторично победил лаконец Хионис, а в Аѳинах архонтом был Милитиад. В новой Мессине Мантикл построил мессинцам и храм Иракла, а за стеной до сих пор там стоит статуя Иракла, которого называют «Иракл–Мантикл», так точно как в Ливии Иракл называется «Аммон» и в Вавилоне он же назван «Вил», получившие название — первый по имени поставившего пастуха, второй по имени египтянина Вила, сына Ливии. Таков был конец мессинских скитаний.
24. [Смерть Аристомена]. Между тем, Аристомен, отказавшись от предводительства над отправлявшимися на выселение, выдав дочерей замуж — одну в Фигалию, за Фарика, другую в Лепреон за Дамофоида, а сестру Агнагору в Ирею за Ѳеопомпа, сам с третьей дочерью отправился в Дельфы посоветоваться с богом. (2) Какой был ответ бога, неизвестно, но в это самое время в Делфы прибыл из Родоса иалисский царь Дамагит и спрашивал Аполлона: «на ком ему жениться». Пиѳия отвечала: «на дочери лучшего из эллинов». И Дамагит, считая Аристомена лучшим из всех современных ему эллинов, женился на его дочери. Таким образом Аристомен отправился с дочерью в Родос; оттуда намерен был ехать в Сарды к лидийскому царю Ардису, сыну Гигову, а из Сард в Екватаны, к мидийскому царю Фраорту; (3) но прежде чем удалось это исполнить, он заболел и умер: ибо лакедемонянам не суждено было более терпеть от Аристомена. После его смерти Дамагит и родосцы поставили ему великолепный памятник и с этого времени стали воздавать геройские почести. Что касается известного в Родосе рода диагоридов, происшедших от Диагора, сына Дамагита, внука Аристоменовой дочери, я пропускаю это, чтобы не думали, что я говорю не относящееся к делу.

[В. От выселения в Навпакт до ахейского союза]

(4) [Третья мессинская война]. Овладев Мессинией, лакедемоняне все земли, кроме асинейских, поделили между собой по жребию, а Моѳону отдали навплийцам, изгнанным недавно из своего города аргивянами; (5) мессинцы, оставшиеся в стране, были причислены к илотам и наравне с ними должны были нести повинности. Но в 79 олимпиаду, когда победил коринѳянин Ксенофонт, а в Аѳинах архонтом был Архидимид, мессинцы опят восстали против лакедемонян, по следующему поводу. Несколько лакедемонян, за какое–то преступление присужденные к смертной казни, бежали в Тенар и припали к жертвеннику Посидона, по ефоры все–таки оторвали их от жертвенника и убили. (6) За это оскорбление припавших лакедемонян постиг гнев Посидона: всю их Спарту он разрушил до основания.
В это несчастное для Снарты время, все илоты, древние мессинцы, возмутились и бежали на гору Иѳому. Между союзниками, приглашенными против мессинцев, был также спартанский проксен, аѳинянин Кимон, сын Милтиадов, приведший аѳинскую силу. Но прибывшие аѳиняне стали в подозрении у лакедемонян — будто желали изменить спартанское правление, так что спартанцы скоро отослали их обратно. (7) А аѳиняне, обиженные этим недоверием, заключили союз с Аргосом и предложили мессинцам, которые тогда заключили с спартанцами условие добровольного удаления из Пелопонниса, поселиться в этолийском городе Навпакте, недавно отнятом аѳинянами у локров озолских. Выходу мессинцев из Иѳомы помогла отчасти неприступная местность, отчасти предсказание Пиѳии, данное лакедемонянам: что их постигнет кара за грех против умоляющих Зевса Иѳомата. Вот почему мессинцы были выпущены из Пелопонниса добровольно, хотя на определенных условиях.
25. [Положение в Навпакте]. Поселившись в Навпакте, мессинцы не довольствовались полученным от аѳинян городом и страной: они горели желанием показать подвиг, совершенный собственными руками. Поэтому, узнавши, что эниадские акарнанцы, постоянные враги аѳинян,, владеют хорошими землями, пошли на них войной. Числом их было не больше, но храбростью они далеко превосходили эниадов, и в сражении победили их, а эниады заперли городские ворота и приготовились к осаде. (2) Здесь мессинцы употребили все средства, какие изобретены для осады: приставляли лестницы, пытались перелезть через стену, делали подкопы, подвозили машины, какие могли приготовить в короткое время; так что осажденные, опасаясь, в случае взятия города, собственной погибели и порабощения жен и детой, предпочли заключить мир под условием добровольного удаления из города. (3) Таким образом мессинцы овладели городом и землями и пользовались целый год.
В следующем году, акарнанцы собрали помощь от всех городов и хотели идти войной на Навпакт, но должны были отказаться от этой мысли, потому что им нужно было бы идти чрез отелов — вечных их врагов, а кроме того они подозревали у навпактийцев присутствие кое–какой морской силы, как это и в самом деле было; а пред морской силой противника невозможны успехи и на суше. (4) Потому они переменили план войны и направились прямо на мессинцев, поселившихся в Эниадах, и приступили к осаде. Но они никак не могли представить, чтобы горсть мессинцев могла дойти до такого безумия, чтобы бороться со всеми акарнанскими силами. Мессинцы знали, что осада будет продолжительная, и заранее запаслись хлебом и всем что нужно было, (5) но захотели вступить в открытое сражение еще до начала осады: они не считали себя более мессинцами, если они, не побежденные мужеством лакедемонян и уступившие одной судьбе, испугаются приближения акарнанской толны; припоминали и подвиг аѳинян при Мараѳоне, когда погибло 300 тысяч мидян от воинов, число которых не доходило даже до 10 тысяч; и решили вступить в бой с акарнанцами.
(6) По рассказам, сражение происходило таким образом. Акарнанцы, как далеко превосходившие численностью, окружили мессинцев без всякого труда, кроме тех, которые находились под прикрытием городских ворот и которые отражали противника со стен; но оба крыла были окружены, и акарнанцы отовсюду поражали копьями. (7) Но мессинцы держались друг друга и стояли стеной и если куда врывались между акарнанцами, расстраивали весь строй, многих убивали и ранили; однако полного бегства не могли произвести, потому что акарнанцы, как только замечали какую либо часть разорванною, спешили на помощь и осиливали численностью. (8) Отбитые здесь, мессинцы бросались пробить акарнанскую фалангу в другом месте, но встречали тоже сопротивление. Таким образом, во всех натисках они, на короткое время, рассеивали противников и обращали в бегство, но акарнанцы скоро стекались и мессинцы невольно отступали. До самого вечера сражение было нерешительное, но к ночи акарнанцы получили еще помощь от городов, и мессинцы подверглись осаде. (9) Они не боялись, чтобы город был взят силою — чтобы акарнанцы перелезли чрез стену или чтобы у них не стало стражи; тем не менее, на восьмой месяц осады, у них вышли все припасы. И хотя они со стены и хвастались пред акарнанцами, что хлеба у них припасено на десять лет, 910) однако, около первого сна, должны были оставить Эниады. Акарнанцы заметили их бегство, и напали. В сражении мессинцы потеряли 300 человек, но противников убито было гораздо больше. Тем не менее мессинцы пробились чрез акарнанцев, и достигли земли этолов, где были приняты дружелюбно, и затем благополучно возвратились в Навпакт.
26. [Возвращение в Мессинию]. Во все последующие времена, мессинцы питали ту же упорную ненависть к лакедемонянам; особенно выказали ее во время пилопонниской войны: тогда Навпакт служил для аѳинян опорным пунктом для нападений на Пелопоннис; с мессинскими же пращниками из Навпакта аѳинянам удалось уничтожить спартанский отряд на острове Сфактирии. (2) Но после поражения аѳинян при Эгос–потамах, навпактские мессинцы тоже потерпели поражение на море, и даже совершенно изгнаны из Навпакта. Часть их выселилась к единоплеменникам в Сицилию и в Ригию, но большая часть отправилась в Ливию к евесперитам, которые приглашали на жительство эллинов всех племен для защиты от соседних варваров. Предводителем отправившихся в Ливию мессинцев был тот самый Комон, который начальствовал над мессинцами на Сфактирии.
(3) Но еще за год до блистательной ѳивской победы при Левктрах мессинцы получили предсказания в двух местах, что возвратятся в Пелопоннис. В Мессине, что у пролива Мессинского, рассказывают, что жрец Иракла видел сон: ему спилось, что Зевс Иѳомский звал Иракла–Мантикла в гости на Иѳому; а Комену в евесперитах снилось, что он лежал вместе со своей матерью, которая была мертвая, и что после этого мать ожила. Это давало ему надежду, что с помощью возросших аѳинских сил они опять возвратятся в Навнакт.
(4) Скоро затем последовало поражение спартанцев при Левктрах, грозившее им давно уже, так как еще предсказание, данное мессинскому царю Аристодиму, оканчивалось известными словами:
«Совершай, что суждено: беда у одних раньше других».
Это значило, что тогда должен был страдать Аристодим и мессинцы, а в последующие времена бедствие постигнет лакедемонян.
(5) И вот, победив лакедемонян при Левктрах, ѳивяне разослали вестников во все места, где только были мессинцы — в Италию, Сицилию, в Евеспериды, и приглашали мессинцев возвратиться в Пелопоннис. И вот, ненависть к лакедемонянам, и любовь к родине были так велики, что даже трудно представить, с какой поспешностью мессинцы опять собрались в Пелопоннисе. (6) Но Епаминонд видел всю трудность создания такого города, который мог бы помериться силами с Лакедемоном; соответствующего места для поселения он тоже не находил, так как мессинцы не хотели возвратиться в Анданию или в Эхалию, где испытали столько бедствий. В таком затруднении Епамипонд видел сон; ему снилось, что к нему подошел старец, по виду — как будто священнослужитель елевсинских таинств, и сказал: «Ѳивянин! Тебе я даю одоление всех, на кого пойдешь с оружием; и если тебя по станет между людьми, я сделаю, что имя твое и слова твои никогда не исчезнут. Ты же отдай мессинцам их города и землю отцов, ибо и гнев на, них Диоскуров прекратился». Так говорил старец Епаминонду.
(7) В то же время Епител Эсхинов, которого аргивяне выбрали полководцем и поручили восстановлять Мессину, видел другой сон: призрак говорил ему «идти на гору Иѳому и искать вместе растущих смилакс и мирту: разрыть между ними землю и вывести на свет старуху, которая томится в медных стенах и едва жива». (8) Как только показался день, Епител стал искать указанного места, скоро нашел, раскопал землю и увидел медный кувшин с крышкой. Тотчас отправился с ним к Епаминонду, рассказал свой сон и предложил ему самому снять крышку и посмотреть что там находится. Епаминонд, принесши жертву и помолившись Богу, пославшему видение, открыл кувшин: там были тонкие оловянные таблички, свернутые в виде свитка, и на них написаны таинства великих богинь — святыня, зарытая Аристоменом. Мессинцы говорят, что этот старец, явившийся во сне Епителу и Епаминонду, был Кавкон, прибывший в Авданию из Аѳин к Мессине, дочери Триопы.
27. А гнев Диоскуров на мессинцев начался еще раньше сражения при Стениклире и, как я думаю, произошел по следующей причине. В Андании были два юноши — Панорм и Гонипп, большие друзья, ходившие вместе на битвы и вместе делавшие набеги на лакедемонские земли. (2) Когда лакедемоняне совершали праздник Диоскурам и уже после обеда приступили к вину и разным забавам, являются в стан Панорм и Гонипп, в белых хитонах, пурпурных хламидах, верхом на прекрасных лошадях, на головах круглые шапочки, в руках копья. (3) Увидевши их, лакедемоняне подумали, что к ним явились на жертвоприношение сами Диоскуры: пали ниц и стали молиться, а эти юноши, разъезжая между лакедемонянами, стали поражать копьями всех, кто попадался; умертвили множество спартанцев и уехали назад в Анданию — просто насмеялись над праздником Диоскуров. Это, мне кажется, и било причиной гнева Диоскуров; а теперь, как показал сон Епаминонда, возвращение мессинцев было для Диоскуров не неприятно.
(4) Но более всего побуждали Епаминонда к восстановлению Мессинии предсказания Вакида. Этот Вакид, вдохновленный Нимфами, дал много предсказаний об эллинах, в том числе и о мессинцах. У него говорится:
И тогда блестящий цвет Спарты погибнет, а Мессиния опять водворится на все дни.
У Вакида я нашел изречение, указывающее даже, как будет взята Ира; именно у него говорится:
И те, что от Мессины, павшей под дождем и громом.
(5) Найденные таинства были переданы жрецам, и те внесли их в свои книги, а Епаминонд, избрав подходящее место для построения города — то самое, на котором и теперь стоит Мессина, обратился к жрецам, чтобы они сказали, угодно ли богам построение города на том месте, и когда жрецы сказали, что жертвы благоприятны, приступил к постройке: велел свозить камни и вызвал людей, искусных в проведении улиц, постройке домов и храмов, в сооружении крепостных стен. (6) Когда все было готово, принесены были жертвы, — все необходимое для жертв доставили аркадяне, — Епаминонд с ѳивянами, по принятому обычаю, принес жертву Дионису и Аполлону Исминию, аргивяне — Гере аргивской и немейскому Зевсу, мессинцы — Зевсу Иѳомату и Диоскурам, а мессинские жрецы, кроме того, принесли жертвы великим богиням и Кавкону, все же присутствующие призывали и героев, да пребудут их сожителями: во первых Мессину, дочь Триопы, и с ней Еврита, Афарея и сынов их из ираклидов — Кресфонта и Элита; но наибольшее и всеобщее воззвание было к Аристомену,
(7) Первый день прошел в жертвах и молениях; в следующие дни провели очертание стены, а внутри стены поставили дома и храмы. Работы производились под звуки виотийских и аргивских флейт, без всяких других музыкальных инструментов, — тогда особенно стала входить в обращение музыка Сакады и Пронома. Затем, основанному городу дали название «Мессина» и принялись за, восстановление других городов. (8) Навплийцев из Моѳоны не выгнали, не тронули и асинейцев. Относительно асинейцев вспомнили даже благодеяние, когда они отказались воевать вместе с лакедемонянами против мессинцев, а навплийцы, при возвращении мессинцев в Пелопоннис, встретили их дарами, какие имели; раньше они постоянно молили богов о возвращении мессинцев, и теперь просили мессинцев, чтобы их не трогали.
(9) И так, мессинцы возвратились в Пелопоннис и опять утвердились на родине чрез 287 лет после падения Иры, в архопство в Аѳинах Даскинита, в 3 году 102 олимпиады, в которую вторично победил Дамон из Ѳурий. Не продолжительно было время изгнания платейцев, не долго жили в Адрамитии и дилийцы, изгнанные из Дила аѳинянами; орхоменские минийцы, как и платейцы, (10) были изгнаны ѳивянами после битвы при Левктрах и возвращены в отечество Филиппом сыном Аминты; точно также Ѳивы, разрушенные Александром, не много лет спустя были восстановлены Кассандром, сыном Антипатра. Таким образом, наиболее продолжительным оказывается изгнание платейцев, хотя все–таки продолжалось не более двух поколений; но скитание мессинцев продолжалось почти 300 лет (11) и не смотря на это они не только не утратили вынесенных из родины нравов, не только не изменили своего дорийского наречия, но из всех пелопоннисцев именно они одни и соблюли его во всей чистоте даже до нашего времени.
28. По возвращении мессинцев, на первых порах от Лакедемона не угрожало никакой опасности: страх пред ѳивянами удерживал лакедемонян как от заселявшихся мессинцев, так и от аркадцев, которые тоже составили один город; но когда возникла фокейская война, названная «священною», и ѳивяне оставили Пелопоннис, лакедемоняне подняли голову и уже не могли долее удержать своего желания напасть на Мессинию. (2) Однако мессинцы, в союзе с аргивянами и аркадянами, могли сами выдержать войну, и, кроме того, просили помощи у аѳинян, которые отвечали, что нападать на Спарту вместе с мессинцами не станут, но в случае нападения на Мессинию, готовы будут тоже выступить. Наконец, мессинцы заключили оборонительный союз с македонским царем Филиппом, сыном Аминты, и это, по их словам, удержало их от участия в битве при Херонее: (3) они будто бы не хотели поднять оружие против эллинов; но после смерти Александра, когда эллины вторично начали войну с македонянами, мессинцы тоже приняли участие, о чем я уже говорил при описании Аттики. Против галатов, мессинцы в союзе с другими эллинами не сражались, так как лакедемоняне и их царь Клеоним, не хотели заключить с ними перемирия.
(4) Немного спустя, мессинцы, отчасти хитростью, отчасти храбростью, овладели Илидой, по следующему поводу. Из всех пелопоннисцев илийцы, в древнейшие времена, считались самым благоустроенным племенем, но когда Филипп, сын Аминты, внесший большую порчу в Элладу, о чем я уже говорил, подкупил илийских вельмож, илийцы разделились на партии и взялись за оружие. (5) Взаимное ожесточение должно было усилиться еще оттого, что, сверх этих сторон, явились еще сторонники лакедемонян, и таким образом началась междоусобная война. Лакедемоняне, когда узнали об этом, решили поддержать своих сторонников, по пока они производили набор и составляли ополчение, тысячный отряд мессинцев поспешно направился в Илиду, поделал на щитах спартанские значки, и подступил к городу. (6) При виде этих щитов, спартанская сторона приняла их за спартанцев и впустила в город, а мессинцы, вступив в город, выслали сторонников Спарты и передали город во власть своих сторонников. Подобная хитрость есть у Гомера и, кажется, мессинцы поступили по этому примеру. Гомер пишет, что когда Патрокл надел оружие Ахилла, передние ряды варваров подумали, что на них идет сам Ахилл и смешались. У Гомера есть и другие военные хитрости, например, прибытие к троянам вместо одного двух разведчиков, отправление в Илион мужа, который должен был назваться перебежчиком, а на самом деле выведать все тайны; упоминается и о том, что все трояне, неспособные к оружию, по молодости или по старости, были поставлены на стене стеречь город, а смелое воинство выступило против эллинов, опять же и раненые эллины вооружают годных к оружию, чтобы и самим не оставаться без дела. Так–то Гомер бывает пригоден для всякого человека.
29. [Участие в эллинских делах]. Намного лет спустя после занятия Илиды, сама Мессиния подпала власти македонского царя Димитрия, сына Филиппова, внука Димитриева. Храбрые подвиги Персея против Филиппа и его сына Димитрия рассказаны уже мною при описании Сикиона, (2) а занятие Мессины произошло таким образом. Нуждаясь в деньгах и будучи вынужден непременно достать их, Филипп послал Димитрия на кораблях в Пелопоннис. Димитрий высадился в одной малопосещаемой аргивской пристани и не медля тотчас же повел войско кратчайшими дорогами в Мессину. Выслав вперед легковооруженных и знакомых с дорогой в Иѳому, он как раз на рассвете достиг города, и не дав никому заметить, переступил стену и вошел в город, с той стороны, где образуется расстояние между городом и вершиной Иѳомы. (3) Когда наступил день, и разнеслась весть о постигшей опасности, у жителей сперва явилось подозрение, что это лакедемоняне забрались в город, и они со всей ненавистью кинулись на врагов, но когда по оружию и по голосу, узнали, что это македоняне, под предводительством Димитрия Филиппова, известные знанием военного дела и сопровождавшим их во всем счастьем, мессинцами овладел ужас. (4) Однако представление постигшего несчастья внушило им сверхъестественное мужество, а уверенность в том, что их возвращение в Пелопоннис после столь долгого отсутствия произошло не без помощи богов, подавала некоторую надежду и на успех. Потому городские жители со всей яростью устремились на македонян из города, а сторожившие акрополь налегли на них с высот. (5) Сначала храбрость и опытность давали македонянам перевес, но так как они пришли усталые, а их теснили не только мужчины, но и женщины, поражая с крыш черепицей и камнями, то македоняне совершенно расстроились и бежали, и так как Иѳома с этой стороны представляет утес, то большая часть попадала с крутизны и погибла; только немногие побросали оружие и спаслись.
(6) К ахейскому союзу мессинцы в самом начале не присоединились, как я полагаю, по следующей причине. Во время войны лакедемонян с Пирром Эакидовым, мессинцы, по собственному побуждению, подали им помощь, и за эту услугу Спарта относилась к мессинцам гораздо дружелюбнее, а так как ахейский союз явно направлен был против Спарты, то мессинцы не захотели возбуждать старую вражду и потому не пристали к союзу. (7) И мне, и им хорошо было известно, что ахейцы справятся с лакедемонянами и без их участия, так как в этом союзе весьма значительную часть составляли еще аргивяне и аркадяне; впоследствии мессинцы тоже пристали к ахейскому союзу.
Немного лет спустя, спартанский царь Клеомен, сын Леонидов, внук Клеонимов, овладел аркадским городом Мегалополем во время самого перемирия. (8) Из застигнутых в городе жителей около трети погибло во время взятия города, но более двух третей, под предводительством Филопемена, спаслось бегством в Мессинию, где они были приняты дружелюбно, в благодарность за старые услуги при Аристомене и позже, при основании Мессины. (9) Счастье человеческое переменчиво, и мессинцы не только получили возможность спасти аркадян, также как аркадяне когда–то их спасли, но, что еще более казалось невероятным, судьба дала им взять самую Спарту: после битвы при Селласии с Клеоменом, мессинцы, помогавшие Арату и ахейцам, вступили в Спарту.
(10) Когда лакедемоняне избавились от тираннии Клеомена, у них явился новый тиранн, Маханид, а но смерти Маханида опять последовала тиранния — Навида: он обирал не только людей, но и храмы, и в короткое время собрал несметные богатства, на которые содержал свое войско. Этот–то Навид овладел Мессиной, но в ту же ночь, на помощь мессинцам, явился Филопимен с аркадскими мегалополитами, и заставил Навида заключить мир и оставить Мессину.
(11) Впоследствии, по каким–то неудовольствиям, ахейцы ополчились на мессинцев со всеми силами и опустошили большую часть страны, а около времени жатвы готовы были сделать вторичное нападение; но Динократ, избранный народным предводителем, вместе с городскими и окружающими жителями успел вовремя занять проходы в Аркадию, (12) и заставил ахейского предводителя Ликорту возвратиться безуспешно, а когда прибыл с небольшим отрядом всадников Филопимен, не успевший еще получить сведений о Ликорте, мессинцы, поражая с высот, не только победили, но взяли в плен самого Филопимена. О пленении Филопимена и его смерти я буду говорит, когда дойдет речь до Аркадии; но мессинцы, бывшие виновниками смерти Филопимена, понесли наказание, и Мессиния опять включена в ахейский союз.
(13) До сих пор я излагал великую печальную участь Мессинии — как судьба рассыпала их по краям света, в бесконечной дали от Пелопонниса, и как впоследствии опять возвратила в родную землю. Теперь приступим, к описанию страны и городов.

[Г. Города.]

30. В наше время в Мессинии, ровно в 20 стадиях от Хирийского (Cвинного) оврага, у моря находится город Авия. В древности, говорят, он назывался Ира, и принадлежал к тем семи городам, которые, по словам Гомера, Агамемнон обещал дать Ахиллу. Рассказывают даже, что после поражения ахейцами Илла и доряy, сюда переселилась Авиа, кормилица Глина, сына Ираклова, и поставила храм Иракла, а впоследствии Кресфонт воздал ей разные почести, и название города переименовал, по её имени, в Авию. Здесь были знаменитые храмы: Иракла и Асклипия.
(2) В 70 стадиях от Авии — Фары, на пути будет соляной источник. Царь Август велел фарских мессинцев причислить к лаконскому округу. Основателем Фар считают Фариса, сына Ерма и Филодамии, дочери Даная. У Фариса не было детей мужского пола, а только дочь, Тилегона. Об этом роде говорит Гомер в Илиаде, именно, что у Диокла, сына Ортилохова, внука Алѳеева, были близнецы — Крифон и Ортилох; о Тилегоне Гомер ничего не говорит, но, по словам мессинцев, она–то и была жена Алѳея, мать Ортилоха.
(3) Но в Фарах я слышал еще, что у Диокла, кроме сыновей — близнецов, была еще дочь Антиклея, сочетавшаяся с Махаоном, сыном Асклипиевым, и имевшая двух сыновей — Никомаха и Горгаса, которые и остались здесь, а по смерти Диокла приняли царство. От этого она и теперь еще сохраняют силу врачевать болезни и калечества, за что им воздают жертвы и приносят вклады. (4) В Фарах есть еще храм Счастья (Тихи) со старинной статуей. Сколько мне известно, первый поэт упоминает о Счастье Гомер, в гимне к Димитре, где, перечисляя дочерей Океана, игравших с Корой Димитриной, называет в том числе и Счастье (Тиху). Там говорится:
«Все мы на чудесном, цветущем лугу — Левкиппа, Фено, Илектра, Ианфа, Миловосис, Тиха и светлоокая Окироя».
Более о Тихе Гомер ничего не говорит, и отнюдь не упоминает, (5) чтобы это была богиня, величайшая в человеческих делах, подающая наибольшую силу, в роде того, как в Илиаде Аѳина и Енио предводительствуют воюющими, или как Артемида — грозная богиня рожениц, или как Афродита ведает дела брачные. (6) Ничего подобного Гомер не сообщает о Тихе. Сколько мне известно, Вупал, искусный в построении храмов и изображении животных, сооружая для Смирны образ Тихи, первый представил ее с шаром на голове [полос], а в левой руке с так называемым у эллинов «рогом Амалфеи». Впоследствии Тиху воспел Пиндар и назвал ее «градоносящей» (фереполис).
31. Не далеко от Фар — роща Аполлона Карнейского, и в ней источник; до моря от Фар будет не более 6 стадий. Отсюда если пройти 50 стадий внутри страны, будет город Ѳурия, который мессинцы считают Анфией, упоминаемой у Гомера. Спарте отдана Анфия римским царем Августом. Когда сей царь имел войну с Антонием, который был тоже римлянин, и которого поддерживали разные эллинские племена, мессинцы приняли сторону Антония только потому, что спартанцы держали сторону Августа. (2) За это царь Август, после победы, наказал своих противников — одних больше, других меньше, а ѳурийцы должны были оставить свой город, расположенный на горе, и поселиться на низменности. Впрочем, и старый город не совершенно покинут; до сих пор там еще есть развалины городских стен и храм богини, называемой Сирийскою. (3) Нижний город обходит река Арис. В средоземии есть поселение Каламы и местность Лимны, с храмом Артемиды Лимнатиды, где, говорят, последовала кончина спартанского царя Тилекла.
[Мессина.] Если из Ѳурии идти по направлению к Аркадии, будут источники р. Памиса, вода которых излечивает детские болезни; от этих источников если повернуть налево и пройти 40 стадий, будет гора Иѳома и под ней город Мессина. Город Иѳома окружен не только этой горой: сторону, обращенную к Памису, прикрывает еще часть горы Ева, названной так будто бы от вакхических криков «евой, евой», которые впервые здесь раздались из уст Диониса и сопровождавших его женщин. (5) Что 5 касается мессинской стены, то вся она выведена из камня и на ней поставлены башни и бойницы. Вавилонских стен или мемноновых, окружающих персидские Сузы, я не видел; не слыхал о них и от очевидцев, но стены в фокейском Амврисе или в Византии или в Родосе, которые считаются сильнейшими, уступают мессинским.
(6) На мессинской площади находится статуя Зевса — спасителя и ключ Арсиноя, получивший· название по имени дочери Левкиппа, принимающий воду из источника Клепсидры. Храмы богов: Посидона, Афродиты, и — о чем особенно следует упомянуть — статуя Матери богов, из Паросского мрамора, работы того самого Дамофонта, который отлично исправил повреждения в статуе Зевса Олимпийского, когда на статуе потрескалась слоновая кость. (7) Его же работы мессинская статуя, называемая Лафрия, которую здесь почитают по следующему случаю. У калидонян, которые из всех богов наиболее чтут Артемиду, Артемида называется Лафрия. Мессинцы, получив от аѳинян Навпакт. поселились почти в самой Этолии, и у калидонян заимствовали почитание Артемиды Лафрии. (8) Имя Лафрии встречается только у мессинцев и в ахейских Патрах; обыкновенное название Артемиды, в городах и у частных лиц — Ефесская, и с этим именем чтут ее более всех божеств. Причиной. как мне кажется, служит не только слава амазонок, будто бы поставивших эту статую, и древность храма, но еще следующие три обстоятельства; величина храма, превосходящего все сооружения, какие сделаны людьми, процветание города Ефеса и величие богини.
(9) Есть еще в Мессине храм Илифии с мраморной статуей, а вблизи палата Куритов, где в честь умерших все жертвы сожигаются живыми, начиная от волов и коз и доходя до птиц: все бросаются в огонь. Дальше мессинская святыня — храм Димитры, и статуи Диоскуров, несущих дочерей Левкиппа. О том, что мессинцы оспаривают у лакедемонян происхождение Диоскуров и присваивают их себе, я уже сказал раньше. (10) Очень много и притом весьма замечательных статуй находится в храме Асклипия. Кроме самого Асклипия, там стоят его сыновья, дальше Аполлон, Музы, Иракл, город Ѳивы, Епаминонд Полимнидов, Счастье и Артемида светоносная. Мраморные статуи изваяны Дамофонтом, единственным мессинцем, умевшим делать статуи как следует, но статуя Епаминонда — железная и сделана не Дамофонтом, а другим ваятелем. (11) Далее храм Мессины, дочери Триопы со статуей из золота и паросского мрамора. На задней стене храма находятся изображения мессинских царей: из царствовавших до похода дорян на Пелопоннис — Афарея и его сыновей, по возвращении ираклидов — Кресфонта, бывшего тоже дорийским предводителем, из царствовавших в Пилосе — Нестора и его сыновей — Фрасимида и Антилоха, как старших и участвовавших в походе на Трою. Есть там еще Левкипп, брат Афарея, Илаира, Ѳива и с ними Арсиноя, и затем Аеклипий, считающийся у мессинцев сыном Арсинои, и сыновья Асклипия — Махаон и Подалирий, тоже участники троянского похода. Все эти изображения писал Омфалион, ученик Никия Никомидова; но некоторые считают его не сыном, а рабом Никия, его любимцем.
32. В известном мессинском здании Иерофисии находятся изображения всех богов, почитаемых эллинами, и медное изображение Епаминонда; там же стоят древние треноги, которые у Гомера называются «незнавшими огня» (апиры). В гимнасии находятся изваяния, сделанные египетскими мужами, Ерма, Иракла и Фисея, каковые принято ставить около гимнасий и в палестрах не только у всех эллинов, но и у варваров. (2) Там же на колонне изображение Эфида, котому мессинцы воздают геройские почести. По моим розыскам, Эфид жил раньше меня и имел большое влияние своими богатствами, но некоторые мессинцы говорили мне, что это изображение не Эфида, славившегося богатствами, но его предка и соименника, который был предводителем мессинским, когда ночью тайно и совершенно неожиданно напал на них Димитрий, сын Филиппов. (3) Там же гробница Аристомена с его прахом. На мой вопрос, как и откуда были привезены кости Аристомена, моссинцы отвечали, что перевезли из Родоса, по велению Делфийского бога, и при этом рассказали, что делают на его могиле. Когда желают привести ему жертву, то к могиле приводят быка, и привязывают к стоящей у могилы колонне. Как дикий и непривычный быть привязанным, бык не хочет стоять, мечется и бросается во все стороны, и если при этом колонна пошатнется, то это считается хорошим признаком, а если не пошатнется, не хорошие знак.
(4) Мессинцы утверждают, что Аристомен присутствовал и в сражении при Левктрах, хотя его тогда и не было в живых, что он помогал ѳивянам и был главным виновником поражения лакедемонян. Сколько мне известно, халдеи и индийские волхвы были первые, утверждавшие, что душа человеческая бессмертна; им поверили многие эллины, особенно Платон Аристонов. Если и все согласны с этим верованием, то нужно согласиться, что ненависть Аристомена против лакедемонян пребудет на вечные времена. (5) Нечто похожее на этот мессинский рассказ, хотя не во всех подробностях, я сам слышал в Ѳивах. Ѳивяне говорят, что задолго еще до битвы при Левктрах они обратились с вопросами к разным прорицалищам, в том числе и в Ливадию к Трофонию. Известны ответы Исминия, Птоя, из Ав и из Делф, но Трофоний отвечал будто бы так:
Прежде чем схватиться с врагами, поставьте трофей, украсив моим щитом, посвященным в мой храм бурным Аристоменом мессинцем, и я уничтожу строи мужей — щитоносных зложелателей.
Когда пришел такой ответ, Епаминонд, по просьбе Ксенократа, вытребовал щит Аристомена и повесил на том трофее, (6) который должны были увидеть лакедемоняне, а щит этот все знали: одни видели его в мирное время в Ливадии, другие слышали про него. После победы, ѳивяне отослали щит обратно к Трофонию, в его храм. В Мессине, в стадии, есть еще медная статуя Аристомена. Не далеко от театра храм Сарапаса и Исиды.
33. [Иѳома]. Если подниматься на вершину Иѳомы, где находится мессинский акрополь, будет источник Клепсидра. Пересчитать все те местности, которые приписывают себе рождение и воспитание Зевса, невозможно, даже если бы кто и желал; мессинцы тоже говорят, будто Зевс у них родился, и будто кормилицами его были две нимфы — Иѳома и Неда, давшие названия — одна реке Неде, другая — горе Иѳоме; будто бы куриты украли Зевса от страха пред его отцом, а эти нимфы омыли его в источнике, который от этой кражи и омовения [клепс–идра] и назван Клепсидра. Из этого источника ежедневно берут воду для храма Зевса Иѳомского. (2) Статуя Зевса — творение Агелада, сделанное еще для мессинцев, когда они жили в Навпакте. Жрец для этого храма избирается на год и статую держит у себя на дому. Здесь ежегодно совершается праздник «Иѳомеи», а в древние времена устраивались еще музыкальные состязания, как это можно заключить из стихотворений Евмила, который в начале стихотворения «к Дилосу» говорит: «Зевсу Иѳомату угодна была муза в сандалиях чистых и свободных», это значит: что составлялись стихи и устраивались музыкальные состязания.
(3) Если идти по улице, ведущей в Аркадию, в Мегалополь, в городских воротах будет статуя Ерма аттической работы. Говорят, аѳиняне первые стали давать Ермам четырехугольную форму, а от них заимствовали и другие. В 30 стадиях от ворот будет поток Валира (брошенная лира), каковое название произошло будто бы от того, что ослепший Ѳамирид сюда бросил свою лиру. Об этом Ѳамириде говорят, что он был сын Филаммона и нимфы Аргионы, жившей около Парнаса, и так как Филаммон не захотел Аргиону, уже носившую, ввести в свой дом, то она ушла во Фракию, в одрисам, вследствие чего Ѳамирида называют одрисом и фракийцем. В Валиру впадают две речки — Левкасия и Амфид. (4) Если перейти их, будет Стениклирское поле, названное, будто бы, по имени героя Стениклира. Против этого поля находилась древняя Ихалия; ныне на том месте Карнасийская роща, особенно богатая кипариссами, и в этой роще статуи богов: Аполлона Карнейского, Ерма, несущего барана, и Коры Димитриной, с именем «чистая», а около последней статуи протекает вода из источника. (5) Что касается совершаемых в этой роще таинств Великих богинь, я не смею говорить, но по святости это вторые таинства после елевсинских; а что в медном кувшине, найденном аргивским предводителем, сохранялись кости Еврита Меланеева, рассказывать об этом мне не запрещал никакой сон.
(6) Около рощи протекает река Харадр. Отсюда пройдя в лево 8 стадий, будут развалины города Андании. Все исследователи древности согласны, что название Андании произошло от женщины Андании, но о её родителях и сожителе ничего но могу сказать. Если идти дальше от Андании на Кипариссии, будет так называемая Полихна, и там текут речки Плектра и Кей. Здесь рассказывают, что Плектра была дочь Атланта, а Кей — отец Лито; но это могли быть и туземные герои. (7) Если перейти р, Плектру, будет так называемый источник «Ахаия» и развалины города Дории. Гомер говорит, что несчастье постигло Ѳамирида в Дории, за то что он хвастался, что победит Муз пением, но офкеец Продик, в поэме Миниада, — если только это его поэма, — говорит, что за свое хвастовство Ѳамирид получил наказание в Аиде, а как мне кажется, он лишился зрения от болезни, как это впоследствии случилось и с Гомером, Но Гомер, не смотря на несчастье, продолжал таки составлять песни, а Ѳамирид поддался горести и перестал петь.
34. От г. Мессины до устья р. Памиса 80 стадий. Эта река течет через пашни и имеет чистую воду, и даже судоходная на 10 стадий от моря; а весной в Памис заходит морская рыба. Тоже самое бывает и в реках Рейне и Меандре, особенно в р. Ахелое, который впадает в море против Ехинадских островов. (2) Но рыбы, входящие в р. Памас, совершенно иные, потому что вода здесь чистая, вовсе но такая мутная, как в этих реках; и кефалы, как болотные рыбы, любят мутные реки. Таких опасных для человека животных, какие водятся в Инде, или в египетском Ниле, или в Рейне, Истре, Евфрате, Фасисе, в эллинских реках совсем нет: там водятся животные, пожирающие людей также, как и всякие другие звери, и похожи они, по виду, на Ермских или Меандрских сомов, разве что эти сомы далеко не так черны и не так сильны. (3) В Инде и в Ниле водятся крокодилы, в последнем еще и иппопотамы, которые для человека такое же зло, как и крокодилы. В эллинских реках никакой подобной опасности не существует, потому что даже тюлени, попадающиеся в Ѳеспротидской р. Аое, но местные животные, а пришлые с моря.
(4) На правом берегу р. Памиса, у моря и под горой Тимафией, находится город Корона. По дороге в этот город, у моря, священное место Ино; здесь, говорят, Ино вступила на берег, была признана богиней и вместо Ино ее назвали Белой богиней [Левкофеей].
Если пройти не много дальше, будет р. Виант, получившая название будто бы от Вианта, сына Амифаонова; а в 20 стадиях от дороги источник Платанистон, который течет из широкого и дупловатого, дерева платана. Внутренность этого платана размерами походит на небольшую пещеру, и оттуда–то течет вода, которая затем направляется в р. Корону. (5) В древности город Корона назывался Эпия, а когда ѳивяне помогли мессинцам возвратиться в Пелолоннис, то Епимилид, посланный для восстановления Эпии, переименовал ее в Коронею, потому что сам был из виотийского города Коронеи, но так как мессинцы это слово произносили по своему, то с течением времени это неправильное мессинское произношение так и осталось. Передают еще другой рассказ, будто, когда рыли фундамент для городской стены, найдена была медная ворона (корона). (6) Храмов здесь три: Артемиды детокормилицы, Диониса и Асклипия. Статуи Диониса и Асклипия — мраморные; на площади стоит медное изваяние Зевса спасителя, а в акрополе, под открытым небом, находится медная статуя Аѳины, с вороной в руке. Видел я и памятник Епимилида; но почему они пристань называют ахейскою, мне неизвестно. 97) В 80 стадиях от Короны, при море, весьма почитаемый храм Аполлона, который считается одним из древнейших, и бог здесь исцеляет болезни. Аполлон здесь называется «Коринѳос». Изваяний Аполлоновых два: одно деревянное, другое медное, называемое „ Аргеота», посвященное лицами, плававшими на, корабле Арго.
(8) С Короной погранично поселение Колониды, жители которых утверждают, что они не мессинцы, но ионийцы, приведенные сюда из Аттики Колином, который, но прорицанию, должен был выселиться туда, куда поведет жаворонок. С течением времени они забыли язык и нравы и сделались дорянами. Колониды лежат на холме, недалеко от моря.
(9) Жители Асины в древности жили около Парнаса, в соседстве с ликоритами, и тогда назывались, по имени своего родоначальника Дриопа, дриопами, каковое имя удержали и в Пеллопонисе. В третьем поколении, при царе Филанте, дриопы побеждены Ираклом, отведены в Делфы и посвящены Аполлону, но, в силу веления бога, данного Ираклу, поселились сперва около Ермионы в Асине; оттуда изгнаны аргивянами, и по предложению лакедемонян, поселились в Мессинии. Впоследствии, когда возвратились мессинцы, асинейцы не были изгнаны из занятого ими города и остались.
(10) Но сами асинейцы рассказывают о себе так: соглашаются, что были побеждены Ираклом и что их город около Парнаса, был взят, не не признают своего пленничества и отведения к Аполлону, и говорят, что, по взятии Ираклом города, сами оставили город и бежали на высоты Парнаса, а впоследствии на кораблях переехали в Пелопоннис, обратились с мольбой к Еврисѳею, враждовавшему тогда с Ираклом, и получили от него город в Арголиде, Асину. (11) Из всего племени дриопов одни асинейцы гордятся своим происхождением и не скрывают этого даже до нашего времени, совсем не так как еввийские жители Стир. Это тоже дриопы, но не участвовавшие в сражении с Ираклом по дальности расстояния своего жительства. Стирийцы также точно оскорбляются названием дриопов, как делфийцы названием фокейцев. Асинейцы очень гордятся названием дриопов: известно, что и здешние священнейшие их храмы построены в воспоминание бывших некогда святилища, на Парнасе. Потому у них есть храм Аполлона, святилище Дриопа и древняя статуя Дриопа, которого они считают сыном Аполлона и ежегодно устраивают в честь его священное празднество. (12) Эта Асина, лежит при море, также точно как и та Асина,, что в Арголиде. От Колонид до Асины 40 стадий; столько же от Асины до мыса Акрита, который вдается в море, и пред которым находится безлюдный остров Фигануса. За мысом Акритом будет пристань Финикунт и против неё Инусские острова.
35. [Моѳона], До Троянского похода и войны под Илионом, Моѳона называлась Пидасом, и после уже переменила свое имя: по словам моѳонян, получила его от дочери Инея. У этого Инея, сына Порфаонова, возвратившегося в Пелопоннис, после взятия Илиона, вместе с Диомидом, будто бы была любимица, от которой у него родилась дочь Моѳона. Но, моему мнению, название местности произошло от скалы Моѳона (Громада), которая дает пристань, потому что, проходя под водою, суживает вход для кораблей, а вместе с тем служит преградой против бушующих волн, Я уже раньше сказал, (2) что в царствование аргивского царя Дамократида, навплийцы за сочувствие к лакедемонянам были изгнаны из своего города и получили от лакедемонян город Моѳону, и что по возвращении мессинцев их тоже не тронули. Как мне кажется, древние навплийцы были египтяне, прибывшие в Арголиду вместе с Данаем, и через три. поколения поселенные Навплием, сыном Амимоны, в Навплии. (3) Царь Траян дал им свободу — управляться по собственным законам. Но гораздо раньше этого времени с моѳонянами, одними из всех приморских жителей, случилось следующее несчастье: Эпирская Ѳеспротида гибла от безначалия, потому что Диидамия, дочь Пиррова, не имела сыновей, и умирая поручила правление народу; а отец ее Пирр был сын Птолемея, внук Александра, правнук того Пирра Эакидова, (4) о котором я говорил уже при описании Аттики. По военным деяниям, Прокл карфагенский ставит выше всех Александра, сына Филиппова, как за его особенное счастье, так и за блистательные дела, но в построении оплитов и конницы и в изобретении военных хитростей в виду неприятеля Пирра считает выше. (5) Итак, с прекращением царской власти, в Ѳеспротиде последовало неповиновение властям и разные неистовства. Тогда на них неожиданно напали живущие в ионийском Эпире иллирийцы, и покорили, — так как мы не знаем другой процветавшей демократии, кроме аѳинской, которая дошла до высокого положения сколько благодаря особенному смыслу аѳинян, большему чем у других эллинов, столько же благодаря тому, что аѳиняне более других эллинов повиновались существующим законам. (6) По иллирийцы, вкусив власти и желая все большего и большего, построили корабли и стали грабить всех, кто только попадался, и таким образом прибыли в моѳонскую пристань, сперва как будто в дружественную страну: послали в город вестника и просили доставить им на корабли вино. Так как моѳонцев прибыло не много, то иллирийцы купили вино но цене, назначенной самими моѳонцами, и стали продавать то, что сами привезли. (7) На следующий день из города прибыло больше жителей, которым тоже позволили получить прибыль. Наконец, и женщины пришли на суда, чтобы продать вино и купить себе что нибудь у варваров; но дерзкие иллирийцы кинулись и захватили множество мужчин, а еще больше женщин, и поплыли с ними в Ионийское море, оставив Моѳону почти безлюдной.
(8) В Моѳоне есть храм Аѳины Анемотиды (Ветры укрощающей). Говорят, статуя поставлена и имя также дано богине Диомидом, потому что, когда дули страшные, несвоевременные ветры, опустошавшие страну, Диомид помолился Аѳине и с тех пор никаких несчастий от ветров не было. Есть еще храм Артемиды, и в колодце особенная вода, смешанная с какой–то смолой, похожей на кизикскую мазь. (9) Впрочем, вода может принять всякий цвет и запах. Синеватую воду я сам видел в Фермопилах, которая там течет в купальню, называемую, по местности, Хитры. В еврейской земле, около города Иоппы, есть красная вода, почти ничем не отличающаяся от цвета крови. Этот источник находится у самого моря, но местные жители рассказывают, что Персей, убивши морское чудовище, для которого положена была дочь Кифея, в этом источнике смыл с себя кровь. (10) Черную воду, выходящую из источников, я видел в Астирах, а Астиры — теплые купальни в так называемом Атарнее, что против Лесва. Атарней — та награда хиосцев, которую они получили от персов за выдачу им лидийца Пактии, обратившегося к хиосцам за защитой. Это черная вода, а у римлян, за городом, если перейти известную реку Аний, есть белая вода. Если войти в эту воду, она сначала производит холод и дрожь, но обождав немного согревает также, как сильнейше горячительное лекарство. (11) Все эти замечательнейшие источники я сам видел; а менее замечательных я не считаю нужным упоминать. Соленую и кислую воду найти тоже не большое диво; но вот два источника, совершенно различные: в Карии, на поле, называемом Белым, около деревни Даскила, есть теплый ключ, вода которого приятнее даже молока, (12) а Геродот говорит, что в р. Ипанис течет источник совершенно горькой воды. Как же не верить этому, когда в наше время в Тирренской Дикеархии найдена вода такая теплая и вместе с тем такая острая, что свинец, — вода течет чрез свинцовые трубы, — в несколько лет разъедает.
36. От Моѳоны до мыса Корифасии сто стадий, и на этом мысе стоит город Пилос. Основателем этого города был Пилос, сын Клисонов, выведший из Мегариды живших там лелегов, но долго не пользовался этой страной, потому что был изгнан Нилеем и прибывшими из Иолка пеласгами. Удалившись отсюда, он поселился на пограничной земле — в Пилосе Илидском. Пилей, воцарившись, прославил свой Пилос настолько, что Гомер называет Пилос просто Нилеевым городом. (2) Здесь есть храм Аѳины, по имени, Корифасийской и дом Нестора, в котором нарисован Нестор; гробница Нестора тоже внутри города, а гробница сына его Фрасимида, говорят, недалеко за городом. Тут же, внутри города, и та пещера, в которой будто бы стояли быки Нестора и еще раньше быки Нилея. (3) Я думаю, что эти быки из фессалийской породы, из стад Ификла, отца Протисилаева, потому что фессалийских коров требовал Нилей, как выкупа, от женихов своей дочери; ради них и Мелампод, угождая своему брату Вианту, ходил к фессалийским пастухам Ификла, и хотя они и связали Мелампода, но он все–таки получил коров в награду за предсказания Ификлу. В эти времена богатства состояли из стад быков и лошадей, потому люди и заботились об увеличении этих стад. Потому и Нилей желал приобрести стадо Ификла, и Еврисѳей, зная славу ивирийского рогатого скота, потребовал от Иракла пригнать ему стадо Гириона. (4) Известно также, что и сицилийский владетель Ерикс имел такую страсть к ерифийским коровам, что вступил в единоборство с самим Ираклом под условием уступки царства или приобретения этих коров. В Илиаде Гомер говорит, что Ифидам, сын Антиноров, прежде всего дал выкуп своему тестю — сто быков. Все это доказывает, что тогдашние люди более всего дорожили стадами рогатого скота.
(5) Стада Нилея, как мне кажется, паслись большей частью за пределами Пилосской земли, которая почти вся песчаная и не может дать достаточно травы, как это подтверждает и Гомер, который, говоря о Несторе, всегда называет его царем «песчаного Пилоса.
(6) Против Пилосской пристани есть о-в Сфактирия — совершенно как перед дилосской пристанью лежит о-в Риния. Известно, что человеческие несчастья могут покрыть славой и неизвестные местности. Таким образом, еввийский мыс Кафирея прославился потому, что здесь буря настигла корабли Агамемнона, когда он возвращался из Илиона; Пситталия на Саламине прославилась потому, что при ней погибли мидяне; точно также несчастная судьба лакедемонян дала всеобщую известность о-ву Сфактирии; а аѳиняне на память о деле при Сфактирии поставили в акрополе медную статую Победы.
(7) Если ив Пилоса идти в Кипариссию, будет под городом, близко от моря, источник, который образовался будто бы оттого, что Дионис ударил здесь бирсом в скалу, почему источник называется «Дионисиада». В Кипариссиях есть еще храмы Аполлона и Аѳины «Кипариссии». В так называемом Авлоне есть храм Асклипия и статуя его с именем «Авлонского». Здесь протекает р. Неда, составляющая границу между Мессинией и Илидой.

Книга Пятая. Илида А

[История Илиды].

1. [Первые Цари]. Те эллины, которые утверждают, что Пелопоннис состоит только из пяти частей и что три пятых занимают доряне и одну пятую ахейцы, необходимо должны признать, что илийцы живут в земле аркадян. Коренные жители Пелопонниса — аркадяне и ахейцы: последние, хотя были выгнаны из своей земли дорянами, но не оставили Пелопонниса, и в свою очередь выгнали ионян и заняли их страну, называвшуюся в древние времена Эгиалом, а ныне названную, по имени ахейцев, Ахаиею; (2) но аркадцы продолжают оставаться в своей стране с давних пор до настоящего времени, тогда как в остальных местах повсюду пришлое население. Нынешние коринѳяне — самые поздние из всех пеллононнисцев, и со времени получения ими этой земли от римского царя до настоящего времени прошло всего 217 лет; дриопы пришли в Пелопоннис из Парнаса, доряне из Эты, (3) а илийцы, как известно, переправились сюда из Калидона и других мест Этолии.
Древнейшая история илийцев, по моим разысканиям, была такова. Первым царем этой страны считается Аѳелий, будто бы сын Зевса и Протогении, дочери Девкалиона, У Афелия был сын Ендимион, которого будто бы полюбила богиня Селина, давшая ему 50 дочерей. (4) Более правдопобные сказатели говорят следующее. Ендимион имел жену Астеродию, другие дают ему жену Хромию, дочь Итона, сына Амфиктионова, третьи — Ипериппу, дочь Аркада, от которой он имел трех сыновей: Пеона, Епия и Этола, и дочь Еврикиду. Для решения спора о власти, он устроил в Олимпии состязание в беге, и так как победил Епий, то и получил царство, и от него первые получили название епейцы. (5) Другой брат, Этол, согласился остаться при брате, но Пеон, недовольный своей неудачей, ушел за реку Аксий и дал название стране — Пеонии. О кончине Ендимиона ираклейцы, что у Милита, говорят не так как илийцы: илийцы показывают могилу его в Илиде, а ираклейцы говорят, что он ушел на гору Латм, — и действительно, на Латме есть святилище Ендимиона. (6) У Епия, женившегося на Анаксирое, дочери Корона, не было детей мужского пола: была только дочь Ирмина. В его царствование прибыл сюда из Азии лидиец Пелон и лишил власти господствовавшего в Писее Иномая, сына Алксионова, или, как величают поэты и утверждает молва, сына Ареева; (7) и по смерти Иномая овладел не только Писеей, но и смежной Олимпией, отрезав ее от владений Епия. Этот Пелон, по словам илийцев, первый поставил в Пелепоннисе храм Ерму и этим отвратил гнев сего бога за смерть Миртила.
(8) Между Тем Этол, второй сын Ендимиона, воцарившийся после Епея должен был бежать из Пелопонниса от преследования сыновей Апида, сына Иасонова из Паллантия, за невольное убийство последнего, когда, во время похоронных игр в честь Азана, наехал с колесницей на Анида, и так как Этол бежал за р. Алехой, то тамошние жители, по его имени, стали называться этолами; а власть над епейцами перешла к Илею, сыну Еврикиды, дочери Ендимионовой, и Посидона, — если это правда, — а от Илея и епейцы переменили свое имя и стали называться илейцами.
(9) У Илея был сын Авгей. Почитатели Авгея изменяют имя Илей в Илий и считают его сыном Илия. У этого Авгея было так много коров и коз, что навоз его стад покрывал большую часть страны, которая вследствие этого оставалась невозделанной. Для очищения этого навоза, Авгей приглашает Иракла под условием отделения ему части страны, а может быть и за другую плату. (10) Иракл очистил страну, направив туда течение р. Миния, но Авгей сказал, что это сделано не трудами, а хитростью, и не соглашался отдать условленное, и даже прогнал от себя старшего сына Филея, который говорил, что отец поступает несправедливо со своим благодетелем; а на случай войны с Ираклом сделал разные приготовления и заключил союз с сыновьями Актора и с Амаринкеем. (11) Этот Амаринкей был весьма искусным в военном деле; отец его Питтий был фессалиец, прибывший в Илею к Авгею из Фессалии, и Авгей сделал Амаринкея участником в правлении. Актор был местного происхождения, и вместе с сыновьями принимал участие в правлении Авгея; отец его был Форвант, сын Лапиѳов, мать Ирмина, дочь Епиева, по имени которой Актор основал в Идее город Ирмину.
2. Однако в войне с Авгеем Ираклу не удалось совершить ни одного блестящего подвига; сыновья Актора отличались храбростью и цветущим здоровьем, и соратников Иракла постоянно обращали в бегство. Это продолжалось до тех пор, пока сыновья Актора, полагаясь на объявленное коринѳянами исѳмийское перемирие, пошли на исѳмийские игры, и Иракл засел против них в Клеонах и на дороге убил из засады. Так как виновник убийства оставался неизвестным, то Молина употребила все усилия, чтобы открыть убийцу, (2) и когда наконец это стало известно, елейцы потребовали удовлетворения от аргивян, у которых тогда проживал Иракл в Тиринѳе. Но аргивяне отказали, и елейцы обратились тогда с просьбою к коринѳянам — исключить все аргивское племя от участия в исѳмийских играх, а так как и здесь последовал отказ, то Молина положила проклятие на тех елейцев, которые примут участие. Это проклятие Молины соблюдается и по настоящее время, и ни один елейский атлет не станет участвовать в состязаниях на Исѳме.
(3) Однако есть два рассказа совершенно в другом роде. Одни говорят, что когда коринѳский тиранн, Кипсел, посвятивший в Олимиии золотую статую Зевсу, умер, не успев сделать на статуе надпись о своем пожертвовании, и коринѳяне просили елейцев позволить им сделать надпись своего города, и елейцы не позволили, то коринѳяне настолько остались недовольны, что устранили елейцев от исѳмийских игр. Но если это так, и если елейцы силою устранены от Исѳма, то каким образом сами коринѳяне участвуют в олимпийских играх? Другой рассказ состоит в следующем. У знатного елейского мужа Пролая и жены его Лисиппы было два сына: Филанф и Ламп. Когда они отправились на исѳмийские игры — один для участия вместе с мальчиками в панкратии, другой в борьбе, то еще до начала состязания оказались задушенными, или иначе как умерщвленными; и за это будто бы последовало проклятие Лисиппы на всех елейцев, которые пожелали бы участвовать в исѳмийских играх. Но и этот рассказ нелепый, потому что на олимпийской статуе елейца Тимона, победителя во всех эллинских пентафлах, есть элегическая надпись, указывающая, сколько Тимон получил венков, и почему он не участвовал в Исѳмийских играх. Там говорится: «Посетить же Сисифову землю возбраняла мужу сему распря за убийство сынов Молины». Но об этом довольно.
3. После этого Иракл, собрав войско из аргивян, ѳивян и аркадян, взял Илиду и предал опустошению, не смотря на помощь елейских пилосцов и писеян. Пилосцы позже были наказаны, но писеян спасло от мщения Иракла прорицание из Дельф, которое говорило: «Отец мой возлюбил Пису, мне же отдал Пифо́». Илею и все прочее Иракл передал сыну Авгея, Филею, скорее из стыда, чем по доброй воле; ему же переданы были пленные и сам Авгей, которому он простил.
(2) Между тем, после истребления всех елейцев зрелого возраста, елейские женщины стали молиться Аѳине дать им плодоношение после первого союза, и так как молитва их была услышана, то они поставили храм Аѳины с именем «Матери». Все были так рады, мужчины и женщины, что и место первого союза назвали «Вади» и протекавшую здесь речку назвали также «Вади», на своем местном наречии.
(3) Между тем Филей, устроив все в Илиде, удалился в Дулихию; Авгеи умер от старости, и царство перешло к сыну Авгея — Агасѳену, и внукам Актора, Амфимаху и Фалпию, потому что сыны Актора (Ктеат и Еврит) женились на двух сестрах–близнецах, дочерях оленского царя Дексамена — Ѳиронике, от которой родился Амфимах, и Ѳирефоне, от которой Еврит имел сына Фалпия. (4) Но и Амфимах не остался частным человеком, как и сын Амаринкея, Диор, как это показал Гомер в перечислении илийских кораблей, который говорит, что всех илийских кораблей было 40: половина под начальством Амфимаха и Фалпия, затем 10 кораблей вел Диор Амаринкеев, а остальные десять Поликсен Агасѳенов. Поликсен благополучно возвратился из Трои, и имел сына Амфимаха, — название, данное, мне кажется, из дружбы к Амфимаху Ктеатову, умершему под Илионом, — а от Амфимаха родился сын Илий.
(5) В царствование этого Илия последовало возвращение дорян в Пелопоннис с сыновьями Аристомаха, причем царям дорийским было предсказано — предводителем похода взять трехглазого человека. В то время как они недоумевали, что значит это предсказание, показался человек, ехавший на муле, а у этого человека один глаз был потерян. (6) Кресфонт догадался, что предсказание относилось к этому человеку, и потому доряне привлекли его на свою сторону. Этот человек сказал им вступить в Пелопоннис не сухим путем, через Исѳм, а ехать на кораблях, и советовал переправляться из Навпакта на Моликрий. За этот совет доряне обещали ему дать илийскую землю. Человек этот был Оксил, сын Эмона, внук того Фоанта, который вместе с сынами Атрея разрушил царство Приама; а от Фоанта до Этола Ендимионова прошло шесть поколений. (7) Ираклиды, кроме того, были родня с этольскими царями, так как мать Фоанта Андремонова и мать Илла Ираклова были сестры. А Оксил тогда должен был бежать из Этолии, потому что, играя диском, промахнулся и был причиной невольного убийства. Этого убитого одни называют Фермием, братом Оксила, другие Алкидоком, сыном Скония.
4. Но есть и другой рассказ об Оксиле: будто он опасался, что сыновья Аристомаха, увидевши плодородную и всюду возделанную Илиду, не захотят дать ему земли, и ради этого повел дорян не чрез Илиду, но чрез Аркадию. Однако, поспешность Оксила овладеть Илидой без боя встретила противодействие со стороны Дия, который сделал вызов — не подвергать опасности все войско и решить спор, выбравши по одному воину с обеих сторон; (2) и когда это было принято, выступили: от илийцев стрелок Дегмен, от этолов искусный пращник Пирехм. Победил Пирехм, и царство досталось Оксилу. Оксил оставил древних епейцев на своих местах, но вместе с ними поселил этолов под условием передела земли; он же установил святыню Зевсу, сохранил древние обычаи в почитании местных героев и особенно поминание Авгея, каковой обычай существует и доселе, Говорят еще, что он убедил тех поселян, (3) которые жили не далеко от городской стены, переселиться в самый город и таким образом увеличил и население и богатство Илиды.
Получив предсказание из Дельф — пригласить на поселение одного из потомков Пелона. Оксил ревностно принялся разыскивать и нашел такового в лице Агория, сына Дамасия, внука Пенфила, правнука Ореста. Вместе с Агорием, переселившимся из Ахейской Елики, приведена была небольшая часть ахейцев. (4) Жена Оксила была Пифрия, но более о ней ничего не сообщают. Сыновья Оксила были: Этол и Лаий. Эгол умер еще при жизни отца, и был похоронен в самых воротах, которые ведут в Олимпию к храму Зевса, а погребли его здесь по прорицанию — чтобы тело его лежало ни в городе, ни за городом. Еще и теперь гимнасиарх каждый год совершает поминальную жертву в честь Этола.
(5) После Оксила власть принял сын его, Лаия; но потомки Лаии, по моим разысканиям, не были царями, и так как я не хочу касаться частных лиц, то и опускаю их. Затем впоследствии, Ифит, тоже из потомков Оксила, современник Ликурга, давшего лакедемонянам законы, устроил в Олимпии состязания, возобновил собрания в этом городе и установил священное перемирие на это время. Как долго эти собрания были приостановлены и по какой причине, я изложу, когда буду говорить об Олимпии. (6) Говорят, что Ифит, видя Элладу, терзаемую междоусобиями и опустошительной моровой язвой, пришел к мысли просить у делфийского бога избавления от этих бедствий, и Пиѳия отвечала, что Ифит и илийцы должны возобновить олимпийские игры, а Ифит предложил тогда илийцам приносить жертвы и Ираклу, считавшемуся до того времени враждебным к илийцам. Олимпийская надпись считает Ифита сыном Эмона, но большая часть эллинов считает его сыном не Эмона, но Праксонида. Древние илийские памятники называют отца Ифитова тем же именем.
(7) Илийцы участвовали в троянской войне и в делах против мидян, напавших на Элладу. Затем, после многих войн с писеянами и аркадянами за право распоряжаться олимпийскими играми, они вместе с лакедемонянами, но против воли, делали вторжения в Аттику, а затем, спустя не долго, пригласив к союзу аѳинян, мантинейцев и аргивян, ходили войной на лакедемонян. (8) Вовремя нападения на Илиду царя Агида и предательства Ксении, они победили лакедемонян в самой Олимпии, обратили их в бегство и выгнали из самой ограды храма. Впоследствии они прекратили войну с лакедемонянами на условиях, о которых я сказал раньше, когда говорил о Лакедемоне. (9) Во время посягательства на Элладу Филиппа, сына Аминты, илийцы, измученные партиями, пристали к лакедемонскому союзу, однако в сражении при Хереоне но пошли на эллинов; в походе Филиппа на Спарту участвовали по старинной ненависти к лакедемонянам, а по смерти Александра они вместе с другими эллинами воевали против македонян и Антипатра.
5. Впоследствии власть над Илеей захватил Аристотим, сын Дамаретов, внук Этимонов, которому помог устроить нападение македонский царь Антигон, сын Димитриев; но правление Аристотима, продолжавшееся 6 месяцев, было свергнуто заговором Хилона, Елланика, Ламнида и Килона, который собственноручно убил тиранна, припавшего к жертвеннику Зевса. Таковы были военные действия илийцев, на сколько это возможно изложить вкратце.
(2) [От Мессинии до Олимпии]. Из предметов, достойных удивления, Илида представляет, во первых, виссон, который растет только в этой части Эллады; во вторых то, что кобылицы жеребятся здесь от ослов не в самой Илиде, а за её границами, будто бы вследствие какого–то проклятия; а здешний виссон, по тонкости, не уступает еврейскому, но не такой желтый.
(3) Если идти от Илей, на. левой стороне при море будет местность, называемая Самик, а направо за Самиком известная Трифилия и в ней город Лепрей. Лепреаты считают себя частью аркадян, но они уже с давних пор подвластны илийцам, и если между ними бывают победители в Олимпии, то глашатай называет их «илийцами из Лепрея». Аристофан в своих стихах тоже называет Лепрей илийским городком. В Лепрей ведут три дороги: одна из Самика, оставив реку Анигр влево, другая из Олимпии, третья из Илиды; самая большая длина этих дорог — один день. (4) Название городу дано, говорят, от Лепрея, сына Пиргеева. Рассказывают еще, будто Лепрей заспорил с Ираклом, что он съест не меньше Иракла: будто бы каждый из них в одно и то же время зарезал вола и приготовил ужин; и Лепрей. как обещал, оказался едоком нисколько не слабее Иракла. Но затем он дерзнул вызвать Иракла и к состязанию оружием, и, конечно, был побежден и убит, и похоронен на фигалийской земле, — хотя фигалийцы не могли указать его могилы. (5) Слышал я также, что заселение Лепрея приписывается Лепрее, дочери Пиргея; а иные говорят, что на первых поселенцев напала болезнь лепра (проказа], откуда и произошло название города. По словам лепреатов, в их городе был храм Зевса Левкея, могила Ликурга Алеева и между прочим Кавкона, памятник которого изображал человека, держащего лиру; (6) но при мне не было уже ни этого храма, ни памятника: был только храм Димитры, да и тот построен из сырого кирпича, и без всякой статуи. Не далеко от Лепрея — известный источник Арина, получивший название, будто бы, от Арины, дочери Афарея.
(7) Если повернуть опять на Самик и пройти эту местность, будет река Анигр, впадающая в море. Течение этой реки часто останавливается противными бурными ветрами, которые наносят морской песок и не пускают воду; поэтому, когда этот песок размывается с одной стороны морем, с другой рекою, входить в реку опасно, как вьючным животным, так и людям, особенно пешим. (8) Речка Анигр вытекает из аркадской горы Лапиѳа; при истоках вода ее чрезвычайно вонючая, так что, до впадения известного Акиданта, она не питает решительно никаких рыб, а по впадении Акиданта, вместе с его водами входят в Анигр и рыбы, но люди все–таки не едят их, а едят только пойманных в самом Акиданте. (9) А что Акидант в прежнее время назывался Иорданом, это я слышал только от одного ефесца. Неприятный запах воды Анигра, я полагаю, происходит от той земли, чрез которую он проходит; тоже самое бывает и в тех водах что за Іонией, испарения которых гибельны для человека. (10) Еллины рассказывают, что Хирон, или, по другим, кентавр Пилинор, пораженный стрелой Иракла, омыл в этой воде свою рану, и так как стрела была намазана ядом гидры, то от этого и произошло зловоние р. Анигра; другие говорят, что Мелампод Амифаонов, избавив дочерей Прета от безумия, бросил сюда очищение, и был причиной такой судьбы реки.
(11) В Самике, не далеко от речки, есть известная пещера нимф Анигрид. Если кто страдает сыпью или проказою, молится здесь нимфам и дает им известный обет, соскребает сыпь с большой части тела и входит в реку; поплавав по реке, оставляет в ней свою нечистоту и выходит здоровым и свежим.
6. Если перейти Анигр и идти по прямой дороге в Олимпию, невдалеке будет, на право от дороги, возвышенная местность, а на ней город Самия, которым будто бы этолец Полисперхонт пользовался, как укреплением, против аркадян. (2) Местоположения Арины точно не могли мне указать ни мессинцы, ни илийцы, и говорят совершенно разно. Наиболее вероятно предположение тех, которые думают, что в древнейшие времена, при героях, Самик назывался Ариною, как это подтверждают следующие слова Гомера: «Есть некая река Минийская, в море ввергающаяся, близко Арины». (3) А развалины эти находятся сей час же около Анигра. Относительно переименования Арины в Самик, положим, еще можно спорить, но что Анигр в древности назывался Минийской рекой, это подверждают аркадяне, и всякий поверит, что во время возвращения ираклидов в Пелононнис приморская часть Неды служила границей между Илидой и Мессинией.
(4) Затем, по переходе чрез Анигр, если пройти дальше по местпости, большей частью песчаной и заросшей дикими соснами, налево увидишь за собою развалины Скиллунта. Скиллунт принадлежал тогда к трифилийским городам; во время войны илийцев с писеянами, скиллунтцы открыто приняли сторону писеян и пошли на илийцфв, за что и были изгнаны илийцами из своих жилищ. (5) Впоследствии лакедемоняне отделили Скиллунт от Илей и подарили Ксенофонту, сыну Грилову, когда аѳиняне осудили его на изгнание; а аѳиняне наказали Ксенофонта за то, что он принял участие в походе Кира, величайшего врага аѳинского народа, против персидского царя, расположенного к аѳинянам. Известно, что Кир, сосланный и Сарды, давал деньги Лисандру, сыну Аристокритову, и лакедемонянам на постройку кораблей. За это и последовало изгнание Ксенофонта. Поселившись в Скиллунте, он отделил священный участок, и соорудил здесь Артемиде Ефесской святилище и храм. (6) Скиллунт представляет хорошую охоту на диких зверей, особенно, диких свиней и оленей; чрез скиллунтскую землю проходит речка Селинунт. Илийские путеводители рассказывали что впоследствии илийцы опять присоединили Скиллунт к Илиде, и в олимпийском совете судили Ксенофонта за получение этой земли от лакедемонян, но простили и позволили безопасно проживать в Скиллунте. Немного в стороне от олимпийского храма показывали мне могилу, на которой был памятник с изображением человека; местные жители говорят, что это Ксенофонт.
(7) Если идти из Скиллунта в Олимпию, то, не доходя р. Алѳея, будет высокая обрывистая скала, которая называется Типея (толчея); отсюда илийцы должны сталкивать тех женщин, которые будут пойманы на олимпийских играх или вообще осмелятся перейти Алѳей в запрещенные дни. Однако, по словам илийцеа, такой случай был единственный, именно с Каллипатирой, — другие тоже самое лицо называют Ференикой. (8) Рассказывают, что, лишившись мужа, она переоделась учителем гимнастики [гимнастом] и привела в Олимпию своего сына Писидора для участия в состязаниях. Когда сын оказался победителем, она перескочила решетку, за которой остаются гимнасты, и открылась. Однако, из уважения к её отцу, братьям и сыну, которые все были олимпийскими победителями, судьи отпустили ее без всякой кары, но поставили закон, чтобы впредь гимнасты выходили на состязание голыми.
7. Кто придет в Олимпию, будет иметь пред собою обильные и приятные воды Алѳея, в который впадают семь других замечательных речек, именно: Елисеон, протекающий чрез Мегалополь, вторая река — Вренфеат, вытекающий из мегалопольских земель, третья — Гортиний, протекающий около Гортины, где есть храм Асклипия, четвертая — Вуфаг, вытекающий из Меленеев, и проходящая между Мегалополитидой и Ирситидой, пятая — Ладон из Кдитории, шестая — Ериманѳ, вытекающий из горы того же имени. Все эти реки, впадающие в Алѳей, текут из Аркадии; а из Илей вливается в него один Кладей, но истоки Алѳея не в Илее, а в Аркадии. (2) Рассказывают про Алѳей еще следующее: будто был Алѳей охотник, любивший Арефусу, тоже охотницу; но Арефуса отказала ему в замужестве, отправилась на известный остров Ортигию, что против Сиракуз и там превратилась в источник; а Алѳей от любви превратился в реку. (3) Таково предание об Алѳее и Ортигии. Но я не могу не верить, что воды Алѳея проходят чрез море, и на Ортигии соединяются с источником, ибо мне известно, что это подтверждается и изречением делфийского бога, который, посылая коринѳянина Архию на заселение Сиракуз, говорил между прочим. —
Там за Тринакией на широком море есть Ортигия, где шумит устье Алѳея, сливаясь с источниками звонкотекущей Арефусы.
вероятно, от слияния вод Алѳея и Арефусы, произошло и сказание о любви Алѳея.
(4) Еллины и египтяне, посещавшие Эфиопию что за Сииной, и бывавшие в эфиопском городе Мерое, говорят, что там Нил входит в некое озеро, чрез которое проходит, как чрез сушу и затем впадает в нижнюю Эфиопию, откуда протекает чрез Египет до Фароса и там впадает в море. А в земле евреев я сам видел, что река Иордан проходит чрез так называемое Тивериадское озеро и затем впадает в известное Мертвое море, где и пропадает. Это море имеет свойства совершенно иные, чем другие воды: все живые тела, даже вовсе не имеющие способности плавать, (5) в этом море держатся на воде, а мертвые тела опускаются на дно. От этого там нет никаких рыб, и рыбы бегут оттуда назад в свои воды, как от явной смерти.
Подобно Алѳею бывает и с другой рекой в Ионии: истоки её находятся на горе Микале, но, пройдя находящееся там море, она появляется около Вранхид в пристани, называемой Панорм. Таковы эти достопримечательности.

[История олимпийских игр].

(6) Об олимпийских играх илийские археологи рассказывают следующее. Первый царь на небе был Кронос, и тогдашние люди, называемые золотым поколением, поставили ему храм в Олимпии. Когда родился Зевс, Рея поручила присмотр за ним идейским дактилям, называемым иначе куритами, которые прилили сюда из критской Иды, и их было пять братьев: Иракл, Пеоней, Епимид, Иас и Ида. Во время игр, Иракл, который был старший, вызвал братьев к состязанию в беге и победителя покрыл венком из веток дикой маслины, а этой маслины было такое множество, что даже постели делали из свежих листьев. (8) А дикая маслина принесена Ираклом в Элладу из страны ипервореев; а что ипервореи — люди, живущие за ветром Бореем, первый написал ликийский поэт Олин в гимне к Ахайи, сообщая, что Ахайя пришла в Делос из страны ипервореев, тогда как кимейский поэт Меланоп в своей песне к Опиде и Екаерге, говорит, что они прибыли в Делос из ипервореев раньше еще Ахайи; (9) а Аристей из Проконниса, тоже упоминающий об ипервореях, быть может, успел собрать о них более подробные сведения от иссидонов, до которых он, по его словам, доходил.
И так первая слава в устройстве игр и название их олимпийскими принадлежат Идейскому Ираклу, и так как их было пять братьев, то Иракл установил праздновать их чрез пять лет. Другие, впрочем, говорят, что здесь произошла борьба за власть между Зевсом и самим Кроносом; иные опять — что Зевс установил здесь игры в память своей победы, при чем упоминаются и другие победители: Аполлон перебежал состязавшегося с ним Ерма, Арея осилил в кулачном бою. На этом основании, говорят, в пентафле перед началом прыганья играют на пиѳийских флейтах, как потому, что флейта посвящена Аполлону, так и потому, что Аполлон был первым олимпийским победителем.
8. Затем, чрез 50 лет после потопа, бывшего при Девкалионе, в Олимпию прибыл из Крита Климен, сын Кардия, потомок идейского Иракля; он установил олимпийские состязания и поставил жертвенник куритам и своему предку Ираклу, назвав его парастатом [предстоятелем]. Но Ендимион, сын Аѳелия, отнял власть у Климена и передал царство своим сыновьям, в награду за состязание в беге в Олимпии. (2) Затем, спустя одно поколение после Ендимиона, Пелоп устроил состязания в честь олимпийского Зевса — замечательнейшие из всех предшествовавших. Когда же сыновья Пелопа рассеялись из Илиды по всему Пелопоннису, олимпийские состязания устраивал Амифаон, сын Крифеев, племянник Ендимиона с отцовской стороны [Аѳелий тоже был от Эола, по имени от Зевса.], а после Амифаона — Пелий и Нилей совместно. (3) Дольше играми распоряжался Авгей, а за ним Иракл, сын Амфитрионов, когда взял Илиду. Между венчанными им победителями находится и Иолай, ездивший на кобылах Иракла, потому что издревле было заведено, чтобы состязаться на чужих кобылах; таким образом и Гомер пишет, что на похоронах Патрокла Менелай брал Эфу у Агамемнона, а другой конь был его собственный. (4) Иолай вообще был возницей у Иракла. Он тогда победил колесницей, аркадянин Иасий — в конском беге, а из сыновой Тиндарея один в беге, другой в кулачном бою; о самом Иракле рассказывают, что он победил в борьбе и в панкратии (всесилии).
(5) После царя Оксила, который тоже распоряжался играми, игры были приостановлены до Ифита. Когда Ифит, как уже сказано было, возобновлял, люди почти забыли об этих играх: припоминали мало по–малу и, вспомнив что нибудь, сейчас присоединяли. Это видно из следующего: (6) с того времени, как пошло непрерывное обозначение но олимпиадам, первое состязание назначено было в беге, и победителем был илеец Корив [его статуи нет в Олимпии, а могила находится на илийской границе]; затем в 14 ол. прибавлен двойной бег, причем победителем был писеянин Инин, получивший за это дикую маслину, а в следующую олимпиаду победил Аканф; в 18 ол. вспомнили о борьбе и пентафле: (7) в первой победил Евриват, во втором Лампид, оба тоже лакедемоняне; в 23 ол. прибавили награду за кулачный бой, и победителем был Ономаст из Смирны, тогда уже приставшей к ионийскому союзу; в 25 ол. прибавлено ристание на колесницах, и победителем тогда провозглашен ѳивянин Пагонда. (8) Чрез восемь олимпиад допустили панкратиастов и скачки на отдельных конях; опередил конь кроксонца Кравтида, а из панкратиастов победил сиракузянин Лигдамис, памятник которого стоит в Сиракузах около каменоломней. Сиракузяне утверждают, что ростом Лигдамис равняется с ѳивским Ираклом. Состязания мальчиков у древних неизвестны, и илийцы ввели их сами, потому что это им понравилось: таким образом состязания мальчиков в беге и борьбе введены в 37 ол.: в борьбе победил лакедемонян Иппосѳен, в беге илеец Полиник. На кулачки вызвали мальчиков в 41 ол., и тогда всех превзошел сиварит Филита. (10) Бег гоплитов введен в 65 ол., как мне кажется, ради поощрения военных упражнений, и первый победил из бежавших со щитами иреянин Дамарет. В 93 ол. введен бег двух взрослых коней, названный синоридой, и победил илеец Евагора. В 99 ол. введено состязание на колесницах, запряженных жеребцами, и венок этот получил лакедемонянин Сивариад. (11) Затем эти состязания соединены были: синорида с жеребятами, конский бег с жеребенком: в первом, говорят, победила Велистиха, женщина из приморской Македонии, во втором ликиец Тлиполем, живший в 131 ол·, а Велистиха тремя олимпиадами раньше. В 145 ол. введены награды за панкратию мальчиков, и победил тогда эолиец Федим из города в Троаде.
9. Впрочем, некоторые состязания были отменены илейцами по собственному усмотрению. Напр., пентафл мальчиков введен в 38 ол., но когда получил маслину лакедемонянин Евтелид, илейцы решили более не допускать мальчиков к этому состязанию. В 70 ол. введено состязание «апина», в следующую «калпа», а в 84 ол. объявлено, что ни той, ни другой более не будет: а когда это было введено, то в апине победил фессалиец Ферсий, в калпе ахеец Натек из Димы. (2) Калпа — езда на кобыле, при чем всадник, к концу ристалища, соскакивает на землю и бежит вместе с лошадью, держась за узду, как и при мне еще делали анаваты. Разница только в особенных значках и в том, что анаваты ездят на жеребцах. Апина не имеет в себе ничего древнего или красивого; кроме того, в силу древнего проклятия, Илида лишена мулов. Апина похожа, была на синориду; только вместо лошадей употреблялись мулы.
(3) Нынешний обычай приносить жертвы богу после пентафла и конских скачек установился в 77 ол., а в прежние времена в один день состязались и люди и лошади, а панкратиасты выводились к ночи, потому что их вызывали тогда по причине бега лошадей и особенно соревнования пентафлов. В первый раз победил из панкратиастов аѳинянин Каллия; а пентафл и лошади более уже не мешали панкратии.
(4) Что касается агоноѳетов, то в старину было не так, как 4 теперь. Ифит всем распоряжался один; тоже было после Ифита при потомках Оксила. В 50 ол. распоряжение олимпийскими играми поручено двум илейцам, выбранным по жребию из всей Илиды, и с того времени число распорядителей — агоноѳетов очень долго оставалось два. В 105 ол. поставили девять распорядителей элланодиков, из которых трем поручены были конские скачки, другим трем надзор за пентафлом,, остальным прочие состязания. Чрез две олимпиады к ним присоединен был десятый судья — афлофет. В 103 ол., от каждого из 12 колен илейских было выбрано по одному распорядителю, но в 104 ол., когда илейцы, в следствие несчастной войны с аркадянами, потеряли часть земли с бывшими на этой земле жителями, число илейских колен сократилось до восьми, а потому и число судей — елланодиков избиралось тоже восемь. В 108 ол. опять вернулись к числу 10 судей; это число дошло и до моего времени.

[Олимпия]

[I. Храмы и статуи богов].
10. [Храм Зевса]. Много есть удивительных вещей в Элладе, которые стоит и посмотреть и послушать, но более всего видна забота божия на елевсинских таинствах и на олимпийском подвизалище. Священную рощу — Алсос илейцы с древних времен называют испорченным именем — «Алтис»; даже у Пиндара в оде «к олимпийскому победителю» это место называется «Алтис».
(2) Храм и статуя Зевса сделаны из военной добычи, полученной илейцами по разрушении Писы и других восставших соседних городов. Изваяние Зевса сооружено Фидием, как это доказывает надпись под ногами бога:
Фидий, Хармидов сын, аѳинянин, создал меня.
(3) Храм построен в дорийском стиле, из местного камня — пороса; снаружи окружен одним рядом колонн [перестилос]. Вышина его до фронтона [орла] 68 футов, ширина 95, длина 230; строителем был туземец Ливон. Черепица приготовлена не из жженой глины, а нарезана кусками из пентелийского мрамора — изобретение наксосца Виза, о котором в Наксосе упоминается на статуе в следующей надписи:
Наксосец Еверг посвятил меня из рода Лито, сын Виза, который первый сделал черепицу из мрамора.
Виз этот был современник лидийского царя Алиатта и индийского Астиага, сына Киаксарова.
(4) По обоим краям крыши стоят и озолоченные чаши и между ними, почти против середины фронтона [орла], позолоченная Победа, а под Победой прикреплен золотой щит с рельефным изображением Медузы–Горгоны. Надпись на щите показывает, кто его посвятил и по какой причине. Там говорится:
Златой щит посвящается храму, дар от Танагры, соратницы лакедемонян, десятина военной добычи после победы над аргивянами, аѳинянами и ионянами.
(5) Об этом сражении я упоминал при описании Аттики [I 29,9], когда говорил об аѳинских достопамятностях.
На поясе, пробегающем над колоннадой олимпийского храма, висят позолоченные щиты, числом 21, дар римского полководца Муммия, когда он, победив ахейцев, разрушил Коринѳ и изгнал дорийское его население.
(6) На лицевой части фронтона изображено приготовление Пелопа и Иномая к состязанию на колесницах: обе стороны готовы начать бег; между ними, по средине фронтона, статуя Зевса.
Направо от Зевса: Иномай с шлемом на голове, и при нем жена его Стеропа, тоже одна из дочерей Атланта; перед лошадьми, которых четверо, сидит возница Иномая, Миртил, а за Миртилом, еще два человека, — имена их неизвестны: очевидно, из тех, которым Иномай поручал смотреть за лошадьми. В самом конце фронтона лежит Кладей, который особфнпо почитается илейцами после Алѳея.
(7) Налево от Зевса: Пелоп и Ипподамия, опять возница Пелонов и лошади, и за ним еще два человека, тоже, вероятно, конюхи Пелоповы; опять фронтон суживается, и там представлен Алѳей. Возница Пелопов, по словам тризинян, назывался Сфер, а олимпийский путеводитель называл его Килла.
(8) Весь этот передний фронтон — работа Пеония, родом из Фракии — из Менды: задний фронтон — творение Алкамена, современника Фидия, первого после него художника в ваянии статуй. Алкамен изобразил битву лапиѳов с кентаврами на свадьбе Пирифоя.
По средине фронтона Пирифой: около него, с одной стороны, Евритион — уже схватил жену Пирифоя, ее защищает Кеней: с другой стороны Фисей — замахнулся секирою на кентавров; один схватил уже девушку, другой юного отрока. Алкамон, вероятно, изобразил это потому, что знал из Гомера [Ил. XIV 317 — 59] о происхождении Пирифоя от Зевса, и потому еще что Фисей был четвертый потомок Пелопа.
(9) На том же храме изображена большая часть подвигов Иракла. Таким образом над дверями храма представлены: [1] охота за аркадским кабаном, [2] подвиг с фракийским Диомидом и [3] в Ерифии с Гирионом, и [4] как Иракл готов взять на себя бремя Атланта и [5] как он очищает Илиду от навоза, а над дверями описфодома — [6] отнятие пояса у амазонки, [7] охота за ланью, [8] подвиг с кносским быком, [9] с птицами стимфилийскими, [10] с гидрой и [11] с аргивским львом.
Если войти в храм чрез медные двери, направо перед колонной будет Ифит, венчаемый женщиной Екехирией (священным перемирием), как гласит надпись. Внутри храма тоже колонны, над которыми опять идут колонки и галереи и через них ход к главной статуе. На крышу ведет витая лестница.
[Статуя и трон Зевса].
11. Бог сделан из золота и слоновой кости, и сидит на троне; на голове венок, как будто из ветки маслины; в правой руке держит победу — тоже из золота и слоновой кости, с повязкой и венком на голове; в левой руке скипетр, украшенный всякого рода металлами; птица, сидящая на скипетре — орел; обувь бога и верхняя одежда (иматий) тоже из золота, а на. одежде изображения разных животных и полевых лилий.
(2) Трон сверкает золотом, драгоценными камнями, черным деревом и слоновой костью; каждая ножка трона украшена сверху четырмя танцующими победами и двумя, стоящими внизу, против ножки; на передних ножках лежат ѳивские мальчики, похищенные сфинксами, а под сфинксами Аполлон и Артемида поражают стрелами детей Ниовы. (3) Ножки трона соединены четырьмя перекладинами, проходящими от одной ножки к другой; на той перекладине, что против входа, изображено семь фигур, — восьмая, неизвестно, каким образом исчезла, — представляющих, как я полагаю, древние состязания, потому что при Фидии не было еще состязаний мальчиков. Между ними повязывающий голову повязкой, говорят, похож на того илейского мальчика Пантарка, который был любимцем Фидия. Действительно, в 86 ол. Пантарк получил победу в борьбе мальчиков. (4) На прочих перекладинах изображены сотрудники Иракла в борьбе с амазонками; число всех лиц на обеих сторонах доходит до 29-ти; между соратниками Иракла действует и Фисей.
Трон поддерживается не только четырьмя ножками, но и таким же числом столбиков между ножками. Подойти под трон, как в Амиклах, и осмотреть внутреннюю сторону здесь нельзя: мешают решетки, сделанные в роде стенок. (5)Решетка, находящаяся против двери, выкрашена голубой краской; на остальных картины Панена: Атлант, несущий небо и землю, и при нем Иракл, готовый принять его бремя; дальше Фисей и Пирифой, Эллада с Саламиной, держащей в руке изукрашенные носы кораблей, борьба Иракла с Немейским львом и беззаконие Аякса над Кассандрой; (6) далее Ипподамия, дочь Иномаева, с матерью, Промифей в цепях и идущий к нему Иракл, который, по преданию, убил орла, терзавшего на Кавказе Промифея, и освободил его от цепей. Последние картины — Пенѳесилия, испускающая душу на руках Ахилла, и Еспериды, с двумя яблоками в руках, приставленные, по преданиям, стеречь эти яблоки. Панен был брата Фидия; он же в аѳинской зале Пикиле нарисовал мараѳонское сражение.
(7) На верхней части трона, над головой статуи, Фидий поставил с одной стороны Харит, с другой — Ор, но три с каждой стороны. В поэмах это тоже дочери Зевса, а Гомер в Илиаде говорит, что Орам поручено небо, как бы стражам царского двора. Скамейка под ногами Зевса, называемая в Аттике франион, имеет золотых львов и рельефное изображение битвы Фисея с амазонками — первый геройский подвиг аѳинян против иноплеменников.
(8) На постаменте, поддерживающем трон и все украшения статуи, разные золотые творения: Гелиос на колеснице, Зевс и Гера, при нем Харита, дальше Ерм, за ним Естия, затем Ерот, поднимающий из моря Афродиту, которую венчает Пифо́; там же есть Аполлон и Артемида, Аѳина и Иракл, а на краю постамента Амфитрита и Посидон и, как я думаю, Селина верхом на лошади; другие, впрочем, утверждают, что эта богиня едет не на коне, а на муле, и при этом рассказывают известную глупую сказку о муле.
(9) Мне известно, что писано о размерах Олимпийского Зевса в вышину и ширину, но я не могу похвалить меривших, — сообщаемое ими гораздо ниже того, что дает представление при взгляде на эту статую, — особенно, когда сам бог засвидетельствовал искусство Фидия. Рассказывают, что когда статуя была кончена, и Фидий просил бога дать ему знамение, угодно ли богу его творение, молния ударила в пол на том самом месте, на котором и теперь еще стоит медный сосуд для воды с покрышкой.
(10) Пол перед статуей сделан не из белого, а из черного мрамора, и вся эта часть кругом обложена паросским мрамором, чтобы удерживать выливаемое масло, которое здесь очень полезно для статуи, так как защищает слоновую кость от порчи в этой болотистой местности Алтиса. В аѳинском акрополе известной статуе Девы помогает не масло, а вода, потому что, вследствие высокого положения, на акрополе воздух сухой и потому статуя из слоновой кости требует там воды и водянистых испарений; (11) а в Епидавре, на мой вопрос, почему на статую Асклипия не льют ни воды, ни масла, блюстители храма отвечали, что трон и статуя бога поставлены над колодцем.
12. Некоторые полагают, что у слонов выходят из морды не рога, а зубы, такие люди пусть посмотрят на келтийских лосей или на эфиопских быков. У лосей самцов рога растут на бровях, а у самок рогов совсем нет, а у эфиопских быков рога растут на носу. Что же странного, если рога растут из губ? (2) Но в известные годы рога спадают и опять вырастают, напр. у оленей, диких коз и др.; тоже бывает и у слонов; но не бывает, чтобы зубы вторично вырастали у взрослого животного. Каким же образом, они вырастали бы у слона, если бы это были не рога, а зубы? Наконец, зубы не поддаются даже огню, тогда как рога быков и оленей принимают на огне всякую форму: плоскую, круглую, какую угодно. Действительно, у речных лошадей и свиней клыки выпростают из нижней челюсти, но мы не знаем, что бы рога выросши из челюстей; тогда как у слона, да будет известно, рога идут от висков вниз и затем выходят наружу. (3) Это я говорю не по слухам, но сам видел череп слона в Кампании, в храме Артемиды, почти в 80 стадиях от Капуи, главного города Кампании. Действительно, у слона рога иначе растут, по слон, вообще отличается и ростом и видом. Настолько эллины были усердны на прославление богов, что для статуй добывали слоновую кость из Индии и Эфиопии! — — Занавесь олимпийского храма шерстяная, (4) украшенная ассирийскими тканями и выкрашенная финикийским пурпуром, подарена царем Антиохом, тем самым, который пожертвовал в Аѳины золотой щит с Горгоной, ныне висящий там над театром, но эта занавесь поднимается на вверх, на крышу, как это делается в ефесском храме Артемиды, а спускается на веревках вниз, под пол.
(5) Из пожертвований, находящихся в храме и в притворе, назовем: трон тирренского царя Аримниста, который первый из варваров прислал дары олимпийскому Зевсу, и медные кони Киниски — память олимпийской победы. Они меньше обыкновенного роста и стоят направо при входе. Там же и медный треножник, на который клали венки победителей, пока не сделали особого стола. (6) Из царей — статуя Адриана сооружена городами ахейского союза, Траяна — всеми эллинами; обе из паросского мрамора. Царь Траян покорил готов к северу от Фракии и воевал с парфянским царем Осроем, внуком Арсака. Из его сооружений особенно замечательны: бани его имени, большой совершенно круглый театр, ипподром в две стадии длины и римский форум, весьма замечательный, особенно медной крышей. (7) Бюсты, стоящие там в круглых нишах, один янтарный — римского царя Августа, другой из слоновой кости — вифинского царя Никомида, по имени которого главный вифинский город Астак переименован в Никомидию; а основателем этого города был Зипит, судя по имени, фракиец.
Янтарь, из которого сделан бюст Августа, самородно добывается только в песке Иридана, чрезвычайно редок и полезен человеку во многих отношениях; обыкновенный янтарь — смесь серебра с золотом. (8) В олимпийском храме есть и пожертвования Нерола: три венка в форме масличных листьев и один в форме дубовых листьев. Там же лежат 25 медных щитов, с которыми тяжело вооруженные состязаются в беге. Между жертвованными колоннами замечательна та, на которой написана клятва илейцев в столетнем мире с аѳинянами, аргивянами и мантинейцами.
13. [Пелопион]. В Алтисе отделен особый священный участок Пелопу, Пелопион, потому что илейцы настолько отдают Пелопу предпочтение пред всеми героями, как Зевсу пред всеми богами. Если идти в храм Зевса, Пелопион будет направо, на север; между ним и храмом Зевса находятся статуи и разные пожертвования; он начинается почти против середины храма Зевса и доходит до описфодома; окружен каменной оградой, внутри которой растут деревья и стоят жертвенные статуи; вход в Пелопион с запада. (2) Говорят, что место это отведено Пелопу еще Ираклом Амфитрионовым, потомком Полопа в четвертом поколении, и что Иракл принес ему жертву под ямой. И теперь еще ежегодно избираемые начальники приносят Пелопу жертву, для чего выбирается черный баран. От этого жертвоприношения жрец ничего не получает, только шея барана отдается так называемому ксилею (дровянику). (3) Ксилей — один из служителей храма Зевса; обязанность его — давать за установленную плату дрова для жертвоприношений как городов, так и частных лиц; дрова здесь употребляются исключительно из белого тополя. Здесь принято, что илеец или иностранец, вкусивший мяса, жертвуемого Пелопу, не смеет уже входить в храм Зевса. Тоже самое бывает в Пергаме, что за р. Каиком: приносящие жертву Тилефу не могут войти в храм Асклипия, не совершив омовений. (4) Рассказывают еще следующее: когда затянулась осада Трои, жрецы объявили, что город может быть взят только тогда, когда привезут стрелы Иракла и кость Пелопа; поэтому приглашен был Филоктит, а из Писы привезена плечевая кость Пелопа; но на возвратном пути корабль, везший кость Пелопа, погиб от бури около о-ва Еввии. (5) Много лет спустя после этого, еретрийский рыбак Дамармен, закинув сеть в море, вытянул кость; удивляясь её величине, он зарыл в песок, отправился в Делфы и спросил бога, чья это кость и что с ней делать.
В это самое время, по устроению божию, в Делфах находились илейские послы, спрашивавшие, чем отвратить опустошавшую Илиду губительную болезнь, (6) И вот Пиѳия отвечала: Дамармену отдать найденную кость илейцам, а илейцам сохранить ее. Дамармен так и сделал; за это илейцы наградили его всячески и передали ему и его потомкам охранение этой кости. При мне этой кости уже не было; мне кажется, она сильно пострадала от моря и затем долго была зарыта в песке. (7) Но на моей родине до сих пор еще остаются памятники пребывания Пелопа и Тантала: от Тантала осталось известное озеро его имени и весьма значительная его могила, от Пелопа — трон в Сипиле на вершине горы, за храмом Матери Творящей [Пластины], и в Тимне за р. Ермом, изваяние Афродиты, сделанное из живого миртового дерева. Предание нам говорит, что Пелоп этим желал приклонить милость богини на брак его с Ипподамией.
(8) Жертвенник Зевса находится почти в равном расстоянии от Пелопия и храма Геры, но он впереди их обоих. Одни говорят, что он сооружен Ираклом Илейским, другие — илейскими героями, двумя поколениями после Иракла. Сделан из пепла бедренных костей животных, сожигаемых Зевсу, как и в Пергаме, где жертвенник самосской Геры тоже из пепла, который впрочем ничуть не виднее обыкновенных аттических жертвенников, называемых есхарами. (9) Первая ступень олимпийского жертвенника, называемая профисис (преджертвенная), имеет окружности 125 футов; следующая ступень — 32 фута; вся вышина жертвенника достигает 22 фут. Жертвуют на нижней ступени, профисис, а бедра несут на самый верх жертвенника и там сожигают. (10) С каждой стороны к профисис ведут мраморные ступени, а оттуда ступени ведут на верх к пеплу. На профисис дозволяется входить и женщинам и девушкам, когда им дозволен вход в Олимпию, но на верх могут ходить только мужчины. Частные лица приносят жертвы после праздников, а илейцы ежедневно. (11) Ежегодно в 19 день месяца елафия [оленьего], жрецы собирают пепел в Пританее, мешают с водою р. Алѳея и этим смазывают жертвенник. Другой воды для этой цели не употребляют, и потому Алѳей считается любимейшей рекой олимпийского Зевса. В Милетских Дидимах тоже есть жертвенник, сделанный, по словам милетян, ѳивским Ираклом из крови жертвенных животных, но в последующие времена этой крови было мало, и жертвенник не мог достигнуть особенной вышины.
14. Олимпийский жертвенник представляет такое чудо: коршуны, которые более всех птиц любят хищничать, в Олимпии решительно не касаются жертв, а если какой коршун тронет жертвенные внутренности или мясо, то это считается не хорошим знаком. Говорят еще, что когда Иракл, сын Алкмены, приносил здесь жертву, на него напало множество мух (миа), вследствие чего Иракл, — сам придумал или ему кто посоветовал, — принес жертву Зевсу Апо–мию, и таким образом мухи были прогнаны на ту сторону реки Алѳея. (2) А что илейцы употребляют здесь дрова исключительно белого тополя, то, по моему мнению, причина такого предпочтения тополя та, что Иракл принес это дерево в Элладу из Ѳеспротиды. Я полагаю, что и сам Иракл, принося жертву олимпийскому Зевсу, жертвенные бедра сжег на дровах этого тополя. Иракл нашел это дерево около реки Ахеронта, почему и говорят, что Гомер назвал его Ахеронтским деревом. (3) Известно, что как прежде, так и теперь реки не одинаковым образом способствуют к произрастанию растений и деревьев. Например, мирика лучше всего растет на р. Меандре, самый высокий камыш на виотийском Асопе, а персеево дерево любит воду одного только Нила. Поэтому нисколько неудивительно, что белый тополь вырос сперва на Ахеронте, как маслина на Алѳее, а черный тополь в стране келтов, на Иридане.
(4) [Прочие жертвенники]. Но возвратимся к остальным жертвенникам в Олимпии, ибо о главном говорили, и будем держаться того порядка, в каком илейды приносят жертвы. Первая жертва — Естии, вторая — олимпийскому Зевсу внутри храма, третья — на одном жертвеннике, четвертая и пятая — (5) Артемиде и Аѳине Лаетиде, шестая — Ергане. Жертву Ергане приносят и потомки Фидия, так называемые Федринты, которым поручена илейцами почетная должность — чистить статую Зевса от всяких осадков, и потому перед чисткою они приносят жертву Ергане. Недалеко от храма находится другой жертвенник Аѳины и около него четырехугольный жертвенник Артемиды, с незаметно уменьшающейся шириной. (6) Затем на одном жертвеннике приносят Алѳею и Артемиде. Причину этого объясняет Пиндар в известной оде, и мы скажем в повествовании о летринах. Недалеко отсюда другой жертвенник Алѳея и при нем жертвенник Ифеста, называемый у некоторых илейцев Зевсовым — Ареевым. Они же утверждают, что на этом жертвеннике Иномай приносил жертву Зевсу Арееву, когда готовился вступить в состязание на колесницах с одним из женихов Ипподамии. (7) Далее жертвенник Иракла, по имени Парастата (помощника) и братьев Иракла: Епимида, Иды, Пеонея и Иаса. Жертвенник Иды, как мне известно, у некоторых называется еще жертвенником Акесидовым. Внутри стен дома Иномая находятся два жертвенника: Зевса Еркия, кажется, построенный самим Иномаем, и Зевса Керавния, сделанный, по моему мнению, уже после того, как молния ударила в дом Иномая. (8) Далее следует большой жертвенник, который называется жертвенником олимпийского Зевса и о котором я уже говорил.
Тут же жертвенник неведомых богов, и за ним Зевса Кафарсия и Ники, и опять Зевса, так называемого Хфония; далее жертвенники всех богов и жертвенник Геры, по имени Олимпийской, тоже из пепла, построенный будто бы Клименом; далее общий жертвенник Аполлона и Ерма, потому что эллины считают Ерма изобретателем лиры, а Аполлона, — кифары; затем жертвенник Единомыслия (Омонеи) и опять Аѳины, и затем Матери богов.
(9) При самом входе в стадион находятся два жертвенника: один Ерма Енагония (Состязателя), другой Кера (Счастия). Мне известно, что Ион хиоский написал даже гимн сему Керу и считает его младшим сыном Зевса. Около Сикионской сокровищницы жертвенник куритов, или Иракла Алкминита, — называют так и так; (10) а на известном Гее жертвенник Геи, тоже из пепла: в древнейшие времена здесь, говорят, было прорицалище Геи. На так называемой «столии» жертвенник Фемиды, а около главного пепельного жертвенника есть еще жертвенник Зевса Катевата, окруженный со всех сторон оградою. Повторяю, что я пересчитываю жертвенники не в том порядке, как они стоят, а как илейцы приносят жертвы. Около священного участка Пелопа общий жертвенник Диониса и Харит, а между ними жертвенник Муз и рядом жертвенник Нимф.
15. [Памятники]. За Алтисом есть здание, которое называется «мастерская Фидия», в котором Фидий работал над своими статуями; в этом здании есть общий жертвенник всем богам. Если повернуть назад к Алтису, (2) то против Леонидеи, [это здание находится вне священной ограды, на «улице шествий», по которой исключительно проходят шествия; построена Леонидея Леонидом, одним из местных жителей. При мне здесь жили римские наместники в Элладе. От «улицы шествий» оно отделяется переулком (агия), (3) как илейцы называют аѳинские переулки [стенопы] так если идти в Алтис, налево от Леонидtи, будет жертвенник Афродиты и за ним жертвенник Ор; а почти против описфодома, на правой стороне, растет то «прекрасно–венчанное» масличное дерево, из которого дают венки олимпийским победителям. Около этого дерева жертвенник Нимф, которые тоже называются прекрасно–венчанными. (4) В самой роще, направо от Леонидеи, два жертвенника: Артемиды Агореи и богини Владычицы (Деспины); а почему эта богиня называется «Владычицей», будет сказано при описании Аркадии. Далее жертвенник Зевса. Агорея, а пред местом собрания судей — Аполлона, Пиѳия и за ним — Диониса. Этот, говорят, поставлен недавно частными лицами.
(5) Если идти к ристалищу, будет жертвенник с надписью «Мирагета» (Предводителя судеб), т. е. Зевса, которому одному ведомо, что Миры (Судьбы) дают человеку и чего не дают. Тут же длинный жертвенник Судеб, за ним Ерма и рядом два жертвенника Высочайшего Зевса. На ристалище, под открытым небом, почти по середине, (6) жертвенники Посидона Иппия (Конного) и Геры Иппии (Конной), у колонны — жертвенник Диоскуров, у входа в так называемый «Нос корабельный» — Арея Иппия и Аѳины Иппии, и если войти в самый Нос — жертвенники Благого Счастия, Пана и Афродиты и в самом конце Носа — жертвенник Нимф, которых называют Акминами.
(7) Если возвращаться от стои, которая носит имя своего архитектора Агнанта, на правой руке будет жертвенник Артемиды, а если возвращаться в Алтис чрез улицу шествий, за храмом Геры будет пять жертвенников: реки Кладея и Артемиды, между ними — Аполлона, далее четвертый — Артемиды Коккоки и пятый — Аполлона Фермия. Относительно названия Фермия не трудно догадаться, что это тоже, что по аттически «фесмиии», а почему Артемиду называют Коккокой, я не мог доискаться. (8) Пред так называемым феоколеоном (домом жрецов) находится особое некое здание, на углу которого поставлен жертвенник Пана. Илейская Притания находится внутри Алтиса, около того выхода, что против гимнасии. В этой гимнасии есть место для бега и состязаний атлетов (палестры). (9) Пред воротами притании жертвенник Артемиды Агротеры, а в самой притании, в той палате, где священный очаг, направо от входа, жертвенник Пана. Очаг тоже сделан из пепла, и на нем огонь горит целый день и целую ночь. Золу из этого очага, как я уже сказал, несут на жертвенник Олимпийского Зевса, и она–то более всего содействует, величине его.
(10) Каждый месяц один раз илейцы приносят жертвы на всех упомянутых жертвенниках, но по древнему способу: жгут ладан вместе с пшеницей, смешанный с медом, на это кладут масличные ветки, и поливают вином, впрочем вино не употребляется на трех жертвенниках: Нимф, Владычицы и всех богов. Забота о жертвах лежит на главном жреце — феоколе, который избирается ежемесячно, предсказателях и спопдофорах (подающих возлияния), а также ексигите, флейтисте (авлите) и дровянике (ксилее). (11) Что касается жертв в Притании и употребляемых гимнов, приводить это здесь было бы неуместно.
Возлияния совершаются не только эллинским богам, но и ливийским, и из них: Зевсу Аммону, Гере Аммонии и Параммону, — название Ерма. Известно, что илейцы с древнейших времен обращались к ливийскому прорицалищу, и там написаны вопросы илейцев и ответы бога, и имена мужей, ходивших к Аммону из Илиды. (12) Все это находится во святилище Аммона. Илейцы совершают также возлияния не только тем героям и женам героев, которые чтутся в Илиде, но и тем, которые чтутся у этолов. То, что поется в Притании, написано на языке дорийском, но кто был составитель, — не говорят. Есть у илейцев и палата пиршеств: она находится тоже в Притании, против того места, где священный очаг, и в ней угощают победивших на олимпийских состязаниях.
[Храм Геры].
16. Остается еще описать храм Геры и его достопримечательности. Илейцы говорят, что этот храм сооружен трифилийскими скиллунтцами, приблизительно через восемь лет после того, как власть над Илидой досталась Оксилу; постройка дорийская, вокруг храма идут колонны; одна колонна описфодома дубовая; длина храма 63 фута; кто был строителем, илейцы не помнят. Чрез каждые пять лет 16 жен ткут богине Гере покров [VI 24, 10]; (2) они же распоряжаются и известными состязаниями — «гереями». Состязания состоят в беге девушек, но не всех одинакового возраста, а сперва бегают младшие, затем постарше и затем старшие. Бегают в таком виде: (3) волосы распускаются, хитон почти до колен, правое плечо открыто до груди. Для бега им тоже отводится олимпийский стадион, но сокращается почти на шестую часть. Победительницы получают масляничные венки и часть коровы, жертвуемой Гере, и могут ставить свои статуи. К 16-ти распорядительницам присоединяются еще 16‑ть служительниц.
(4) Эти состязания девушек илейцы тоже возводят в древность и говорят, что первая устроила их Ипподамия, в благодарность Гере за брак с Пелопом, и тогда же собрала для этого 16‑ть женщин; рассказывают еще, что победительницей была Хлорис, дочь Амфиона, которая одна только с братом осталась из всего семейства Ниовы, — об этом я говорил при описании Арголиды [II 21, 10].
(5) О числе 16-ти женщин илейцы говорят еще так: когда умер писейский тиранн Дамофонт, наделавший много бедствий илейцам, и жители Писы не хотели отвечать за его обиды, илейцы предложили для решения спора выбрать из всех 16-ти илейских городов но одной из старых женщин, отличающихся доброй славой и значением. Города, из которых выбирали женщин, были Илида… Когда выбранные женщины уладили споры илейцев с писеянами, им после этого поручено было устройство геройских состязаний и тканье покрова для богини Геры. Они же ставят два хоровода: один носит имя Фискои, другой Ипподамии. Фискоя, говорят, была из низменной Илиды, из общины Орфии. (7) От любви ее с Дионисом родился сын Наркей, который, когда вырос, воевал с соседями, достиг большего могущества и поставил храм Аѳины с именем Наркеи: он же и Фискоя первые стали почитать Диониса; а имя Фискои, кроме других почестей, шестнадцать женщин передали одному из хороводов. Илейцы и теперь удерживают число 16, но уже но другим основаниям: будучи разделены на восемь колен, они из каждого колена выбирают двух женщин. (8) Но чтобы ни делали эти 16 женщин или элланодики, они сперва очищаются водою и принесением в жертву соответствующего поросенка, а вода для очищения берется из источника Пиеры. Источник этот находится на тех полях, чрез которые идет дорога из Олимпии в Илиду.
17. В храме Геры — изваяние Зевса. Статуя Геры сидит на троне; при ней изображение стоящего бога с бородой и шлемом на голове; грубая работа. Далее за этими статуями сидят на тронах Оры (часы), работы эгинянина Смилиса, а около Ор стоит их мать Фемида, работы Дориклида, родом лакедемонянина, ученика Дипина и Скиллида; далее пять Есперид, работы Ѳеокла, тоже лакедемонянина, сына Игилова, (2) который будто бы тоже посещал Дипина и Скиллида; далее Аѳина в шлеме с копьем и щитом, работы тоже лакедемонянина, Медонта, брата Дориклида, учившегося у тех же лиц. Далее Кора сидит против Димитры, и Аполлон сидит против стоящей Артемиды; (3) там же Лито, Тиха, Дионис и Ника с крыльями, работа неизвестных художников, но, как видно, очень древние статуи, Все перечисленные статуи из золота и слоновой кости. После в храме поставлены: мраморный Ерм, несущий мальчика Диониса, художество Праксителя, и медная Афродита, работа сикионца Клеона, (4) ученика Антифона, из школы Периклита, а сам Периклит был ученик аргивянина Поликлита. Далее Афродита, пред которой сидит нагой позолоченный мальчик, изваянный карфагенянином Воифом, и перенесенный сюда из Филиппии с произведениями из золота и слоновой кости; с ними и Евридика Филиппова.
ІЯщик Кипсела].
(5) Ящик, поставленный в храме, сделан из кедра; на нем изображения животных — иные из слоновой кости, иные из золота, иные из того же кедра. В этот ящик мать спрятала Кипсела, впоследствии тиранна коринѳского, когда вакхиды разыскивали его после рождения и хотели умертвить. Потомки Кипсела, в благодарность за его спасение, посвятили сей ящик в Олимпию; и так как коринѳяне ящик называют «кипсела», то от этого и мальчика назвали Кипселом. (6) Почти все изображения на ящике имеют надписи древними письменами: одни надписи идут прямо, другие в том роде, который эллины называют «вустрофидон» и который состоит в том, что от конца одной строки поворачивают к другой строке и идут опять назад, как в двойном беге–диавле. Надписи переплетаются и трудны для понимания. Если начать осмотр снизу вверх, то первое поле ящика представляет следующее. (7) Иномай преследует Пелопа, держащего Ипподамию; у каждого двое лошадей, лошади Пелоповы с крыльями. Далее представлен дом Амфиарая: старуха неизвестная держит дитя, а перед домом стоит Ерифила с ожерельем в руках и при ней дочери: Евридика и Димонасса и мальчик Алкмеон, голый (8) (Асий в своей поэме говорит, что и Алкаина была дочь Амфиарая и Ерифилы). Ватон, возница Амфиарая, в одной руке держит вожжи, в другой копье; Амфиарай одной ногой уже стал в колесницу и держит обнаженный меч и в ярости обратился к Ерифиле, но удерживается; (9) за домом Амфиарая представлены погребальные игры в честь Пелия, и зрители смотрят на состязания. Между ними на троне сидит Иракл, а сзади его женщина, какая — неизвестно, и играет на флейте, только не эллинской, а фригийской. На парных колесницах состязаются: Пис Перииров и Астерион Комитов, по преданию, тоже плававший на кораблях Арго, Полидевк, Адмит и Евѳим, которого поэты считают сыном Посидона и участником похода Иасона в Колхиду; он здесь победитель. (10) В кулачном бою состязаются: Адмит и Мопс, сын Амлика; между ними муж играет на флейте в таком же роде, как в наше время принято играть в пентафле пред прыганьем. Иасон и Пилей борются с одинаковыми силами. Евривота бросает диск, но кто он, неизвестно. В беге состязаются пятеро: Меланион, Неофей, Фаларей, Аргий и Ификл, которому, как победителю, подает венок Акаст; а Ификл — отец Протесилая, ходившего на Илион. (11) Тут же положены треножники — награда победителям, и стоят дочери Полия, но имя надписано над одной Алкистидой. Иолай, по собственному желанию участвовавший в трудах Иракла, получает победу за ристания. Этим кончаются погребальные игры в честь Пелия. Далее Иракл стреляет в гидру — зверя на р. Амимоне, и при нем стоит Аѳина; и так как Иракла нельзя не узнать, как по самому подвигу, так и по его виду, то над ним нет надписи. Далее фракиец Финей и сыновья Борея, отгоняющие от него Гарпий.
18. Второе поле этого ящика, с левой стороны, содержит следующее. Представлена женщина, которая в правой руке держит белого мальчика, спящего, а в левой — черного мальчика, как будто бы спящего; оба с закинутыми одна на другую ногами. Надпись говорит, хотя можно догадаться и без надписи, что это Смерть и Сон, оба выкормленные Ночью. (2) Далее благовидная жена тащит безобразную: одной рукой душит, а другой бьет палкою; это Правда делает Неправде. О двух женщинах, которые пестами толкут в ступе, полагают, что это ведающие волшебства, потому что никакой нет надписи. Далее муж и следующая за ним жена, о которых шестистопный стих говорит так: «Прекрасную Марпису, похищенную Аполлоном, Ида обратно из храма ведет не нежелающую». (3) Далее муж в хитоне, держащий в правой руке чашу, в левой ожерелье, которое он подает простирающей руку Алкмине. Представлено это согласно с эллинским рассказом о союзе Зевса с Алкминой в виде Амфитриона. Далее Менелай в панцире и с мечом, нападающий на Елену и намеревающийся убить ее, очевидно, во время взятия Илиона. Далее Мидия сидит на троне, направо стоит Иасои, налево Афродита; надпись говорит: «Иасоп женится на Мидии, по воле Афродиты». (4) Далее представлены поющие Музы и Аполлон, начинающий песню; надпись говорит: «Сей есть сын Лито, далеко разящий царь Аполлон, и при нем Музы — любимый хор, им предводительствуемый». Далее Атлант, как говорят предания, держит на плечах небо и землю и несет яблоки Есперид; против него идет муж с мечом, над которым ничего не написано, но всякий догадается, что это Иракл. Надпись такая: «Сей Атлант держит небо, но яблоки оставит». (5) Далее Арей в оружии, ведущий Афродиту; надпись — «Ениалий». Там же дева Фетида; ее обнимает Пилей, но из руки Фетиды на него устремляется змей. Далее крылатые сестры Медузы преследуют улетающего Персея; но имя надписано только над одним Персеем.
(6) На третьем поле ящика изображен воинский стан: большая часть — пешие, но есть и конные на парных колесницах. По воинам можно думать, что они готовы и начать битву, и помириться — броситься в объятия друг друга. Толкователи говорят различно. По одним, это этолы с Оксилом и древние илийцы, которые, встретившись враждебно, вспомнили древнее свое происхождение и примирились; (7) по другим, это воинские станы пилосцев и аркадян, сошедшиеся на сражение около города Фигалии, при р. Иардане. Но едва ли кто поверит, чтобы предок Кипсела, делавший ящик для собственного употребления и притом сам будучи коринѳянином, нарочно избегал всего отечественного и придумывал для своего ящика события иноземные, притом далеко не знаменитые. Я объясняю это так: Кипсел и его предки были родом из Гонусы, что за Сикионом, родоначальником был Мелан, сын Антасов. (8) Но, как я уже сказал при описании коринѳской области, Мелану и его войску Алит не захотел дать места для поселения, потому что опасался прорицания из Делф; но Мелан оказывал всякого рода услуги и, не смотря на отказ, продолжал умолять Алита, так что Алит уступил и принял его по неволе. Этот–то поход, как всякий догадается, и изображен на ящике.
19. На четвертом поле ящика, считая с левой стороны, изображено: Борей похищает Орифию, и у него, вместо ног, змеиные хвосты; далее состязание Иракла с Гирионом, а Гирион — три сросшиеся человека; далее Фисей с лирой в руках и при нем Ариадна держит венок; (2) далее единоборство Ахилла с Мемноном, в присутствии матерей; тут же Меланион и при нем Аталанта с молодой ланью. Далее единоборство Гектора с Аяксом, между которыми стоит отвратительная Распря (Ерида), по образцу которой самосский художник Каллифонт нарисовал свою Распрю в храме Артемиды Ефесской на картине, изображающей битву около эллинских кораблей. (3) Там же изображены Диоскуры: один еще без бороды, и между ними Елена, а под ногами Елены, на полу, в черном платье, Эфра, дочь Питѳеева. Надпись из шестистопного гекзаметра и одного слова, такая: «Тиндариды несут Елену и влекут Эфру из Аѳин». Такова надпись дословно. (4) Далее лежит убитый Ифидамант Антиноров, а за него Коонт сражается с Агамемноном, а на щите Агамемнона изображен Ужас (Фобос) с головой льва. Над Ифидамантом надпись: «Сей есть Ифидамант, за него борется Коонт»; а на щите Агамемнона написано: «Сей есть Ужас смертных, а держит Агамемнон». (5) Далее Ерм ведет к Александру Приамову трех богинь, чтобы он рассудил их спор о красоте. Есть и над ними надпись такая: «Сей Ермий показывает Александру, для решения спора о красоте, Геру, Аѳину и Афродиту». Далее Артемида, не знаю, почему, с крыльями на плечах; правой рукой держит барса, левой — льва. Представлен и Аякс, влекущий Кассандру от статуи Аѳины; и над ним надпись: «Аякс, локр, влечет Кассандру от Аѳины». (6) Далее сыновья Эдипа: Полиник упал на колено, а на него наступает Етеокл; а за Полиником стоит женщина с зубами, как у зверя, и с кривыми когтями на руках. Надпись говорит, что это Смерть (Кира), т. е.: что Полиник настигнут судьбой, и что Етеокл тоже справедливо погибает. Далее лежит в пещере Дионис, с бородой, держит золотую чашу; хитон на нем до самых ног; кругом виноградные лозы, яблоки и гранаты.
(7) Верхнее, т. е. пятое поле ящика не имеет надписей, поэтому содержание изображений нужно угадывать. В пещере почивают на ложе женщина и мужчина. Что это Одиссей и Кирка, я заключаю из числа служанок перед пещерой и их занятий: их четыре и они делают то, что рассказывает Гомер. Затем изображен кентавр, у которого не все ноги лошадиные: передние — как у человека. (8) Рядом с этим двуконные колесницы; в них стоят женщины; у лошадей золотые крылья; одной из женщин мужчина подает оружие. Полагают, что это относится к кончине Патрокла, что в колесницах стоят нирииды и что это Фетида получает оружие от Ифеста. Действительно, у подающего оружие ноги не крепкие, и следующий за ним слуга держит кузнечные клещи.
(9) О кентавре говорят, что это Хирон, хотя и удалившийся от людей и удостоенный общества с богами, но прибывший облегчить горе Ахилла. Далее две девушки, едущие на мулах: одна держит вожжи, другая с покрытой головой. Полагают, что это Навсикая, дочь Алкиноя, и её служанка, едущие мыть белье. Далее человек, стреляющий в кентавров и убивший уже несколько, очевидно, Иракл, совершающий один из своих подвигов.
(10) Кто был творцом этого ящика, я никак не мог доискаться; а надписи мог и другой сделать. Мои предположения более всего указывают на коринѳянина Евмила, особенно по его торжественному гимну «к Дилосу».
20. В храме Геры есть и другие дары: ложе, хотя небольшое, но богато украшенное слоновой костью, диск Ифита и стол, на котором выставляются венки для победителей. Ложе, говорят, было игрушкой Ипподамии, на диске написаны статьи священного мира, который объявляют илийцы на время олимпийских игр, но буквы идут не прямо, а кругом, вокруг щита. (2) Стол сделан из слоновой кости и золота, работа Колота, будто бы из Ираклии, но знатоки искусства признают его паросцом, учеником Пасителя, известного самоучки. Там есть Гера, Зевс, мать богов, Ерм и Аполлон с Артемидой, а сзади приготовление к играм. (3) На одной стороне Асклипий и дочь его Игиея, Арей и около него Бой (Агон), на другой — Плутон и Дионис, Персефона и две Нимфы: одна с мечом, другая с ключом, так как Плутон держит ключ, которым запирает известный аид, так что никто не может оттуда возвратиться.
(4) Считаю нелишним привести здесь рассказ толкователя олимпийских достопримечательностей Аристарха. Он говорил, что в его время, при исправлении крыши храма Геры, илийцы нашли в двойной крыше труп раненого гоплита, т. о. между крышей, служащей для украшения, и крышей, поддерживающей черепицу. Этот человек, вероятно, участвовал в битве в Алтисе, бывшей между илийцами и лакедемонянами, (5) потому что тогда илийцы защищались на крышах храмов и вообще на высоких местах; и мне кажется, что этот гоплит залез туда и обессиленный от ран умер. Так как труп лежал в закрытом месте, то ни летний зной, ни холод зимы нисколько ему не вредили. По словам Аристарха, этого мертвеца вынесли за пределы Алтиса и похоронили вместе с его оружием.
(6) [Прочие достопримечательности]. Столб, который илийцы называют Иномаевым, находится на дороге от большего жертвенника к храму Зевса. Там, на левой стороне, стоят четыре столба, и на них крыша. Они сделаны для защиты деревянного столба, сильно пострадавшего от времени и во многих местах скрепленного обручами. Этот столб, говорят, стоял в доме Иномая, а когда бог послал молнию, то огонь истребил весь дом, и оставил только этот столб. (7) Перед пим медная дощечка, с такой надписью:
И я, чужестранец, остаток славных жилищ —
Столб, некогда бывший в Иномаевом доме.
Нине же стою около Кронида с сими цепями
В славе, и губительное пламя не истребило меня.
(8) А при мне случилось еще вот что. Один римский сенатор, победивший на олимпийских играх, хотел в память победы поставить свою медную статую с надписью, и велел копать яму. Это было как раз около столба Иномая, и работники, когда стали копать, нашли там куски оружия, уздечек, сбруи и проч. Я сам видел, как это выкапывали.
(9) Есть там большой храм в дорическом стиле, называемый и теперь еще Митроон. Там нет изображения матери богов, но стоят статуи римских императоров. Митроон находится внутри Алтиса; там же и круглое здание, называемое Филиппия. На верху Филиппии медный купол в форме маковки, для соединения бревен. (10) Это здание стоит налево от выхода при Притании; построено из жженого кирпича; кругом идут колонны; воздвигнуто Филиппом после уничтожения эллинского могущества при Херонее. В этом здании находятся статуи: Филиппа, сына его Александра и отца Филиппова Аминты. Эти статуи, как и статуи Олимпиады и Евридики, сделаны Леохаром из слоновой кости и золота,
21. [Штрафные статуи, Заны]. Теперь речь пойдет о статуях и пожертвованиях. Этих слов здесь нельзя смешивать, потому что, напр., в аѳинском акрополе все статуи и все, что там есть, все это одинаково дары богам, тогда как в Алтисе дары даются в честь богов, а статуи победителей имеют значение, как знак победы. О статуях речь будет после, сперва о замечательнейших пожертвованиях.
(2) [I] На дороге от Митроона в стадион, на левой стороне, у самой подошвы горы Крония есть камедная терраса, на которую ведут ступени. Перед этой террасой стоят медные изображения Зевса, воздвигнутые из штрафных денег с тех атлетов, которые нарушили правила игр. (3) Местные жители называют эти статуи по своему «Заны». Сперва поставили шесть в 98 олимпиаду, потому что фессалиец Евпол подкупил тогда своих соперников в кулачном бою и аркадянина Агитора, кизикийца Пританида и вместе с ними Формиона, родом аликарнасца, победителя в предшествовавшей олимпиаде. Тогда, говорят, в первый раз атлеты воспользовались обманом и таким образом илийцами первые были оштрафованы Евпол и подкупленные им товарищи. Из этих статуй две сделаны сикионцем Клеоном, а другие четыре — неизвестно кем. (4) Статуи, кроме третий и четвертой, имеют элегические надписи. Первая имеет целью показать, что олимпийская победа достается не деньгами, а быстрыми ногами и крепким телом; во второй сказано, что изображение воздвигнуто илийцами из благоговения в честь богу и на страх преступным атлетам; на пятой заключается похвала илийцам вообще, особенно же за наказание этих кулачных бойцов; последняя надпись говорить, что эти статуи — поучение всем эллинам, да не покупают олимпийскую победу за деньги.
(5) [II]. После Евпола, говорят, подкупил своих соперников аѳинянин Каллипп, состязавшийся в пентафле, в 112 олимпиаду. Когда илийцы назначили штраф с Каллиппа и его соперников, аѳиняне послали Иперида просить илийцев простить Каллиппа, но иллийцы отказались. Тогда аѳиняне, не обращая никакого внимания, не дали денег и отказались посещать олимпийские игры; но делфийский бог сказал аѳинянам, что до тех пор не будет давать им изречений, пока они не заплатят наложенного илийцами штрафа. (6) И они заплатили, а из этого штрафа опять сделано было шесть статуй. Елегические надписи на них не имеют большего поэтического достоинства, чем на штрафных статуях Евпола. Смысл первой — что статуи поставлены вследствие изречения бога, подтвердившего решение илийцев относительно пентафлов; на второй и третьей — похвала илийцам за штраф; (7) четвертая надпись имеет тот смысл, что в Олимпии происходят состязания не в деньгах, а в доблести; пятая объясняет причину, по которой поставлены изображения; шестая напоминает аѳинянам изречение делфийского прорицалища.
[III]. Далее стоят два изображения, поставленные из штрафа с двух борцов. (8) Имя их я забыл, или же илийские проводники забыли сказать, И на этих статуях есть надписи. Первая говорит, что родосцы заплатили штраф олимпийскому Зевсу за неправду борца, вторая — что статуя поставлена из штрафа с борцов, боровшихся за дары.
(9) [IV]. Затем, рассказывают илийские проводники, в 178 ол. подкуплен был Евдил родосцем Филостратом. Но это противоречии списку олимпийских победителей, где сказано, что в 178 ол, александриец Стратон победил в один день в панкратии и в борьбе. Основателем Александрии, что при кановийском устье Нила, был Александр, сын Филиппа. Говорят, и прежде там был небольшой египетский город, Ракотида. (10) Известно, что в панкратии и борьбе победили только трое до Стратона и трое после Стратона. До Стратона: Капр из самой Илиды, и из эллинов за эгейским морем: родосец Аристомен и Протофан из Магнисии на Лифее; после Стратона: Марион из того–же города, Аристей из Стратоникеи (прежде эта страна и город назывались Хрисаоридой) и седьмой Никострат из приморской Киликии, но не имевший кроме названия ничего общего с киликиянами. Этот Никострат был знатного происхождения. (11) Еще в младенчестве его похитили из Примниса фригийские разбойники, привезли в Эгеи и продали кому–то. Немного спустя, купивший его человек видел сон: ему снилось, что под той кроватью, где спал Никострат, лежал молодой лев. Действительно, когда Никострат вырос, одержал много побед, а в Олимпии победил в панкратии и в борьбе.
(12) [V]· И после илийцы налагали штрафы, напр., в 218 ол., на кулачного бойца александрийца Аполлония, по прозванию, Рактис (У александрийцев обычай давать прозвания). Это был первый египтянин, осужденный илейцами в неправде. (13) Но он был уличен не в подкупе, а вот в чем. Он явился не в срок, и илийцы, по своим правилам, не допустили его к играм, а то оправдание его, что он задержан был противными ветрами на Кикладских островах, опровергнуто было Ираклидом, тоже александрийцем: как оказалось, он опоздал оттого, что собирал деньги на играх в Ионии. (14) Поэтому илийцы Аполлония, как и всех появившихся до кулачного боя, не приняли; и Ираклиду отдали венок без состязаний — как говорится «без пыли». Тогда Аполлоний, надев ремни, как на бой, налетел на Ираклида и схватил его; и тот, у же с венком на голове, бросился под защиту элланодиков. Аполлонию это легкомыслие дорого обошлось,
(15) [VI.] Есть там еще два изображения современной мне работы. В 226 ол. два кулачные бойца, которым приходилось состязаться из–за решительной победы, условились между собой за известную сумму. За это их тоже оштрафовали: сделаны были две статуи Зевса, одна налево при входе в стадион, другая направо. Подкуплен был Дидант, подкупил Гарапаммон; оба из недавней египетской области — Арсиноиты.
(16) [VII] Вообще удивительно, что нашлись люди, которые без всякого благоговения перед олимпийским Зевсом готовы былина играх взять деньги или дать другому Еще более поражает, что на это осмелился даже один илиец. Это, говорят, был Дамоник, в 192 ол. Тогда выступали, за венок в борьбе, сын Дамоника Поликтор, и сын смирнейца Сосандра, тоже Сосандр, и Дамоник, во чтобы ни стало желавший победы сыну, подкупил Сосандра сына. Когда сделка открылась, (17) элланодики наложили строгое наказание, но не на сыновей, а на отцов, которые в самом деле были виноваты. Из этого штрафа были поставлены две статуи: одна в илийской гимнасии, другая в Алтисе перед колоннадой Пикилой (Пестрой), названной так от бывшей там в прежние времена живописи на стенах. Другие называют ее колоннадой «Эхо», потому что, если крикнуть, получается семь и более откликов.
(18) [VIII] В 201 ол., говорят, александрийский панкратиаст Сарапион до того испугался своих соперников, что за день до панкратия бежал из Илиды. Его тоже оштрафовали. Это — первый египтянин, и даже первый человек, наказанный за трусость. Вот по каким причинам поставлены эти статуи.
22. [Жертвованные статуи]. В Алтисе есть еще изображения Зевса, поставленные обществами и частными лицами. Так. обр. около самого входа в стадион алтарь, на котором илийцы не приносят жертв никакому богу: на нем вступают в состязания трубачи и вестники. Возле этого–то жертвенника, на медном постаменте [1] изображение Зевса, вышиной около шести локтей, с молнией в каждой руке. Эта статуя пожертвована кинсфаями, а другая статуя, [2] Зевс, мальчик с ожерельем, флиасийцем Клеолою.
[3]. Около площадки Ипподамия, в каменном полукруге, Зевс и Фетида с Имерой: они умоляют Зевса за своих детей. (2) Это в середине полукруга; по концам поставлены: на одном Ахилл, на другом Мемнон, готовые на бой. Там же один против другого — варвар против эллина: Елен и Одиссей, самые хитрые в своих войсках; старые враги — Менелай и Александр, Диомид и Эней, Аякс Теламонон и Деифов. Все это творения ликийца Мирона, пожертвованные аполлонийцами в Ионии. Под ногами Зевса следующая надпись древними письменами: (3) «Пожертвованы мы на память от Аполлонии, что при море Ионийском создал Феб пышно кудрявый. С божьею помощью овладев берегом Авантиды, они поставили десятину от Фронийской добычи».
Страна Авантида с столицей Фронием была в Епире, именно в Ѳеспротиде у Керавнийских скал. (4) Когда эллинские корабли, при возвращении из Илиона, рассеялись, локры из Фрония на реке Воагрии и аванты из Еввии, на восьми кораблях, занесены были к Керавнийским скалам. Здесь они поселились, основали город Фроний и дали новой родине, по взаимному согласию, название Авантиды. Впоследствии соседние аполлонийцы победили их и изгнали. Аполлония — поселение Коркиры; коринѳяне тоже участвовали в добыче. (5) Немного дальше стоит [4] Зевс, обращенный к востоку; в одной руке у него орел, в другой молния; на голове венок из цветов лилии. Статуя — дар метапонтийцев, произведение эгинянина Аристона. Кто был его учителем и когда он жил — неизвестно.
(6) [5] Флиасийцы поставили семь статуй: Зевса, пяти дочерей Асопа и самого Асопа. Расположены эти статуи в таком порядке: первая — одна из сестер, Немея, затем Зевс, обнимающий Эгину, около Эгины — Арпина, по преданию илийцев и флиасийцев, родившая от Арея Иномая, царствовавшего над местами вокруг Писы; далее Коркира, потом Ѳива и наконец Асоп. С Коркирой, говорят, сочетался Посидон. Тоже воспевает Пиндар о Ѳиве и Зевсе. (7) Леонтийцы, но не от государства, а частные лица, поставили [6] изображение Зевса вышиной в семь локтей; в одной руке у него орел, в другой стрела, сообразно сказаниям поэтов. Имена этих лиц: Иппагор, Фринон и Энесидим. Думаю, этот Энесидим был не тиранн леонтинский, а другой кто–то.
23. Если проходить мимо здания совета, будет [7] статуя Зевса, без надписи, и затем на север оттуда [8] другая, тоже Зевса, обращенная лицом к востоку, поставленная эллинами, сражавшимися при Платеях против мидян под предводительством Мардония. На правой стороне постамента записаны имена участвовавших в этом дел государств: первые лакедемоняне, затем аѳиняне, третьи коринѳяне, четвертые сикионцы, пятые эгиняне, затем мегаряне, епидаврийцы и из аркадян тегеяне и орхоменяне; (2) далее следуют жители Флиунта, Тризина, Ермионы, а из аргосской области тиринѳяне; из виотийцев участвовали только платейцы, из аргивян — микиняне; из островитян кеосцы и милейцы; из Ѳеспротиды амвракийцы, тинийцы и из Трифилии одни лепрейцы. Из Кикладских островов в Эгейском море участвовали в битве не только тинийцы, но и наксосцы и кифнийцы, из Еввии стиряне; затем записаны илийцы, потидейцы и анакторийцы, последние — халкидцы что на Еврине. (3) Из этих государств в мое время уже не существовали микинцы и тиринѳяне, изгнанные после мидийских войн аргивянами; амвракийцев и анакторийцев, которые были коринѳские колонисты, римский император выселил для заселения Никополя при Актии; потидейцы дважды были изгнаны из родины: сперва аѳинянами, потом Филиппом, сыном Аминты: Кассандр возвратил их на родину, но город переименовал в Кассандрию. Статую, воздвигнутую эллинами, сделал эгинянин Анаксагор, хотя писавшие о Платеях не упоминают об этом.
(4) Перед этой статуей Зевса есть [9] медная колонна, на которой написаны условия 30-летнего мира между лакедемонянами и аѳинянами. Аѳиняне заключили этот мир после вторичного покорения Еввии, в третьем году той олимпиады, в которой победил в беге имерянин Крисон. В условиях сказано и то, что Аргос в этот мир не включается, но что аѳиняне и аргивяне, если захотят, могут сноситься друг с другом миролюбиво.
(5) Около колесницы Клеосѳена, о которой речь будет после, есть еще [10] третье изображение Зевса, поставленное мегарянами, и сделанное братьями Филаком и Онефом с сыновьями. Времени, отечества и учителей их не знаю. (6) Около колесницы Гелона стоит ъ[11] древняя статуя Зевса со скипетром, посвященная, говорят, ивлейцами. В Сицилии было две Ивлы: одна с именем І’ереатис, другая — Большая Ивла, как и на самом деле. И теперь еще существуют эти названия, но та Ивла, что в Катании, совершенно опустела, а Гереатис ныне катанейская деревня, и в ней есть храм Ивлейской богине, пользующийся большим почетом у сицилийцев, которые, по моему мнению, и поставили это изображение в Олимпии. Филист, сын Архоменида, говорит, что они были толкователи чудес и сновидений и что из сицилийских варваров это самые благочестивые.
(7) Недалеко от ивлейского пожертвования стоит на медном основании [12] изображение Зевса, вышиной но менее 18 футов. Следующая елегическая надпись объясняет, кто воздвиг и чья работа: „ Клиторийцы сие изваяние посвятили богу от десятины многих городов, взятых их руками. Ваятели были лакедемоняне, братья: Аристон и Телеста»· Эти художники, должно быть, известны не во всей Элладе; иначе их знали бы илийцы и тем более лакедемоняне, если бы это были их сограждане.
24. Около жертвенника Зевса Лаита и Посидона Лаита, на медном пьедестале, стоит [13] изображение Зевса — дар коринѳского народа, работа неизвестного Муса. На левой стороне пути от здания совета к большому храму находится [14] статуя Зевса с цветообразным венком на голове и молнией в правой руке, изваянная ѳивянином Аскаром, учеником сикионца. Это, говорят, дар фессалийцев после войны с фокейцами. (2) Если изображение действительно из фокейской добычи, то это не после священной войны, а другой, бывшей до нашествия мидийского царя на Элладу.
(3) Недалеко отсюда псофидийцы воздвигли [15] статую Зевса, за успех на войне, по словам надписи. Направо от большего храма стоит [16] изображение Зевса в 12 футов, лицом к востоку, как полагают, дар лакедемонян после второго усмирения отпавших мессинян. Надпись такая: «Прими, царь, Зевс Кронидов, Олимпийский, прекрасное изваяние и милостив будь к лакедемонянам».
(4) Из римлян до Муммия никто не делал пожертвований в эллинское святилище, ни из сенаторов, ни из частных лиц. Муммий из ахейской добычи поставил в Олимпии [17] медную статую Зевса, которая стоит налево от пожертвования лакедемонян, около первой колонны с этой стороны храма [18]. Величайшая из медных статуй Зевса принадлежит самим илийцам, поставленная после войны с аркадянами; (5) она имеет в вышину двадцать семь футов. Около пелопия стоит [19] невысокая колонна и на ней маленькое изображение Зевса с протянутой рукой; а с противоположной стороны стоят рядом [20] две статуи: Зевса и Ганимида, как об этом пишет Гомер, что Ганимид похищен был богами служить виночерпием Зевсу и что вместо него Тросу даны были лошади. Эту группу пожертвовал фессалиец Гнофис, а изваял Аристокл, ученик и сын Клеита.
(6) Есть еще [21] другой Зевс без бороды, между дарами Смикифа. О происхождении его и причине пожертвования столь многих даров речь будет после. Немного далее, в прямом направлении от этой статуи, есть [22] другая статуя Зевса, тоже без бороды, дар элаитов, первых жителей Эолиды, если с каикской равнины спуститься к морю. (7) За этим стоит [23] другое изображение Зевса, о котором надпись говорит, что это дар книдских херронисцев из неприятельской добычи. Около этого Зевса с одной стороны стоит Пелопс, с другой — река Алѳей.
Главная часть города Книд лежит на карийском материке; там и все его достопримечательности, а так называемый Херронис находится против материка на острове, соединенном с ним мостом. (8) Этот город поставил статую совершенно в таком же роде, как если бы поставили статую жители Кориса, части Ефеса, и сказали, что это от всего Ефеса. У стены Алтиса стоит [24] статуя Зевса, лицом к западу, без надписи. Говорят, это тоже дар Муммия из ахейской добычи.
(9) В здании совета тоже стоит [25] статуя Зевса. Из всех статуй Зевса эта преимущественно поставлена на страх нарушителей олимпийских уставов. Она называется Зевс Оркий; в каждой руке бога молнии. У этой статуи атлеты, отцы их, братья, даже блюстители гимнасий — гимнасты должны давать клятву над кабаном, что не допустят никакого обмана на играх. (10) Атлеты еще клянутся, что десять месяцев подряд занимались соответствующими упражнениями; а те, которым поручено испытывать мальчиков и жеребят, предназначенных для состязаний, дают клятву, что при выборе будут поступят по правде, и без подкупа, а о причинах, почему одних приняли, других отвергли, будут хранить молчание. Что делают с кабаном после клятвы, я забыл спросить. Знаю только, что и в древние времена мяса жертвенного животного, над которым произнесена была клятва, нельзя было есть человеку, как это видно и из Гомера: (11) когда Агамемнон поклялся над закланным кабаном, что Врисиида была чужда его ложа, то глашатай бросил этого кабана в море:
Сказал, и гортань кабана отсекает суровою медью,
Жертву Талѳивий в путину глубокую моря седого
Рыбам на снедь, размахнувши, поверг.
Такой был обычай у древних. В ногах Зевса–Оркия находится медная дощечка с элегической надписью, внушающею страх клятвопреступникам. Вот полное перечисление всех статуй Зевса в Алтисе, потому что [26] статуя у большего храма, поставленная коринѳянами, — только не древними, а получившими город от императора, — представляет не Зевса, а Александра, сына Филиппова, но с принадлежностями Зевса.
25. [Пожертвования по разным случаям]. Перейдем от статуй Зевса к другим. Изложение статуй, поставленных не в честь божества, а в угоду человека, будет сделано, когда пойдет речь об атлетах.
(2) [1] Мессинцы, живущие при Мессинском проливе, ежегодно, с древних пор, посылают в Ригию, на тамошний праздник, хор, состоящий из тридцати пяти мальчиков, учителя их и флейтиста. Однажды случилось несчастье и никто не возвратился: корабль, везший хор, пошел ко дну. Действительно, Мессинский пролив самое бурное место в море, (3) потому что ветры бушуют здесь с двух сторон, и гонят волны из Адриатического моря и из Тиренского. Даже, при отсутствии ветров, в проливе этом постоянно сильное волнение и сильные водовороты. На поверхности моря собирается столько морских зверей, что от них даже воздух наполняется зловонием; так что потерпевшему кораблекрушение нет никакой надежды на спасение. И если бы Одиссею пришлось потерять здесь корабль, то едва ли он приплыл бы живым в Италию. (4) Впрочем, благоволение богов все облегчает. Потеряв сыновей, мессинцы очень грустили и в честь их, между прочим, поставили медные статуи в Олимпии, а также их учителю и флейтисту. В древней надписи говорилось только, что эти статуи «дар мессинцев при проливе»; а впоследствии Иппий, один из известных эллинских мудрецов, составил для них елегическую надпись. Статуи делал илиец Каллон.
(5) [2]. На Сицилийском мысе Пахине, обращенном к югу, к Ливии, лежит город Мотия, населенный варварами — ливийцами и финикиянами. Акрагантийцы победами этих варваров и из добычи поставили в Олимпии медных мальчиков, изображенных с протянутыми вверх правыми руками, как будто молящихся богу. Эти мальчики стоят на стене Алтиса. Вместе с общепринятым мнением, я тоже признаю их произведением Каламида. (6) Сицилию населяют следующие народы: сиканцы, сицилийцы, переселившиеся сюда из Италии, и фригийцы, прибывшие от реки Скамандра из Троады, есть еще финикияне и ливийцы, кархидонские поселенцы, вместе прибывшие на остров, — это сицилийские варвары; а из эллинов там живут доряне, ионийцы и небольшая часть фокейцев и поселенцев из Аттики.
(7) [3]. На стене Алтиса, рядом с дарами акрагантийцев, стоят две статуи нагого Иракла, в отроческом возрасте. Одна представляет его стреляющим, кажется, в немейского льва, — этот Иракл вместе со львом дар тарентийца Иппотиона, произведение меналийца Никодама; [4] другой Иракл поставлен мендейцем Анаксиппом, и перенесен сюда илийцами: раньше эта статуя находилась на конце дороги, которая ведет из Илиды в Олимпию и называется «священною».
(8) [5]. На общий счет ахейского государства поставлены статуи девяти эллинских героев, которые решились принять, по жребию, вызов Гектора на единоборство. Они стоят около большего храма, с копьями и щитами. Против них, на другом пьедестале, Нестор, бросающий жребий каждого в шлем. Число героев восемь, потому что девятого, и именно, Одиссея, Нерон, говорят, увез в Рим. (9) Имя написано только на статуе Агамемнона, тоже справа налево, а тот, у которого на щите изображен петух, Идоменей, внук Миноса; род его идет от Гелиоса, отца Пасифаи, которому поэтому и посвящена эта птица, возвещающая восход солнца. (10) На постаменте написано: «Зевсу ахейцы изваяния сии посвятили, потомки Пелопа, богоравного Танталида». Кто был художник, показывает надпись на щите Идоменея: «Много равных творений мудрого Оната, и сие есть дело его, родившегося в Эгине от Микона».
(12) Недалеко от дара ахейцев стоит [6] Иракл, сражающийся с конной амазонкой за пояс, дар занклейца Евагора, произведение кидонийца Аристокла, одного из древнейших художников. Точно определить его времени нельзя, но очевидно он жил тогда, когда Занкла не была еще переименована в нынешнюю Мессину.
(13) Фасийцы, бывшие, по происхождению, финикийцы, выехавшие вместе с Фасом Агиноровым на поиски за Европой, поставили в Олимпии [7] статую Иракла; статуя и постамент медные; вышины 10 локтей; в правой руке у него дубина, в левой лук.
В Фасе я слышал, что фасийцы почитают того же Иракла, как и тиряне, а впоследствии, принадлежа к эллинам, стали почитать и Иракла сына Амфитриона. На этой статуе надпись: «Сын Миконов Онат исполнил меня, сам на Эгине в дому обитая».
Не смотря на то, что Оиат работал в эгинском стиле, я ставлю его ничуть не ниже учеников Дедала или аттической школы.
26. Дорийские мессинцы, получившие некогда от аѳинян Навпакт, поставили в Олимпии на столбе [8] изображение Ники, из добычи, полученной, вероятно, в войне против акарнанцев и Эниадов. Статуя — творение мендейца Пеония. Сами мессинцы утверждают, что это пожертвование из дела на острове Сфактирии в союзе с аѳинянами, а что имени своих врагов — лакедемонян не написали из страха, тогда как Эниадов и аркананцев им нечего бояться.
(2) Пожертвований [9] Смикифа я много нашел; но они стоят не в порядке. Таким образом за алийцем Ифитом, которого венчает Екехирия, поставлены: Амфитрита, Посидон и Естия — работа аргивянина Главка; а на левой стороне большего храма стоят: Кора, дочь Димитры, Афродита, Ганимид и Артемида; из поэтов Гомер и Исиод, и опять из богов: Асклипий и Игиея.
(3) Между пожертвованиями Смикифа есть статуя особого божества — «Агон» [Подвиг] с гирями в руках. Эти гири представляют половину удлиненного не совершенно круглого кружка, и так устроены, что чрез них можно продеть пальцы, как чрез ручки щита. Около Агона поставлены: Дионис, фракиец Орфей и Зевс, о которых я уже говорил. Все это произведения аргивянина Дионисия. (4) Смикиф вместе с этими пожертвовал и другие изваяния, которые увезены Нероном. Итак, ваятелями этих статуй были аргивяне Дионисий и Главк, но кто был учителем их, неизвестно, а время существования определяется Смикифом.
Геродот рассказывает в своей истории, что Смикиф был раб и казначей ригийского тирана Анаксила, по смерти которого удалился в Тегею. (5) Из надписей одни называют отцом его Хира, отечеством эллинский город Ригию и местом жительства Мессину при проливе; по другим надписям, он жил в Тегее. Смикиф поставил эти статуи в Олимпии, исполняя обет, за выздоровление своего сына от чахотки.
(6) Около больших даров Смикифа — произведений аргивянина Главка, стоит [10] творение меналийца Никодама, статуя Аѳины в шлеме и со щитом, дар илейцев. Около Аѳины стоит [11] Ника без крыльев, поставленная мантинейцами. Надпись не говорит, из какой добычи она посвящена. Каламид изобразил эту Нику без крыльев, по образцу изваянной аѳинской бескрылой «ксоанон».
(7) Около меньших даров Смикифа — работы Дионисия, находятся [12] изображения некоторых подвигов Иракла: бой с немейским львом, с гидрой, с адской собакой и с ериманѳским кабаном; дар ираклийцев после набега на соседних варваров мариандов. Ираклия — поселение мегарян, лежит при понте Евксинском; в заселении этого города участвовали также танагрейцы из Виотии. Против этих изваяний, около святилища Пелопа, стоит ряд других, обращенных к югу.
27. Между этими находятся дары и меналийца [13] Формида, который, переселившись из Менала в Сицилию, оказал там же на войне важные услуги Гелону, сыну Диноменову, и затем брату его Иерону, Вследствие этого он приобрел такие богатства, что мог посвящать дары и в Олимпии, и делфийскому Аполлону. (2) В Олимпии от него находятся две лошади и у каждой возница. Одна лошадь с возницей — произведение аргивянина Дионисия, другая эгинянина Симона. На первой лошади на боку такая надпись, — начало без размера: «Меня посвятил Формид, аркадянин меналийский, ныне сиракузянин». (3) Это та самая лошадь, которая, по словам илийцев, возбуждает в конях бешенство: очевидно, в этой лошади скрывается какое–то волшебство. По величине и по красоте она уступает многим лошадям в Алтисе, кроме того у неё отрублен хвост, что делает ее еще безобразнее, (4) а между тем жеребцы не только весною, но во всякое время года, около этой лошади горячатся: разрывают веревки, вырываются от конюхов, и скачут с большим бешенством, чем если бы это была самая красивая живая кобыла. Копыта их, конечно, скользят, но они не отстают: ржут и скачут до тех пор, пока их станут бить кнутами и уведут силой. Другою пет средства удалить их от этой меди.
(5) Другое чудо, тоже не без волшебства, но в ином роде, я сам видел в Лидии. У так называемых персидских лидийцев есть два храма: один в Иерокесарии, другой в Ипепах, В каждом храме есть комната с жертвенником, на котором лежит пепел, но цвет этого пепла не такой, как обыкновенно. (6) Входящий сюда жрец маг кладет на жертвенник сухие дрова, затем надевает тиару и поет из книги на варварском языке, непонятном для эллинов, призывание своего бога; и вот без всякого огня дрова вспыхивают и горят ярким пламенем.
(7) Между этими дарами есть [14] и статуя Формида, отражающего от себя одного врага, затем другого и третьего. Надпись объясняет, что сражающийся воин — Формид меналиец и что статуи пожертвованы сиракузянином Ликортою, — очевидно, другом Формида; но эллины и пожертвования Ликорты приписывают Формиду.
(8) [15] Ерм, несущий барана под мышкой, в шлеме, хитоне и хламиде, дар не Формида, а аркадян из Финея. Надпись называет этого Ерма творением эгинянина Оната и Каллитела, вероятно, ученика или сына Онатова. Около дара фенейцев [16] статуя Ерма с жезлом — дар, как говорит надпись, ригийца Главкия, творение илийца Каллона.
(9) [17] Из двух медных быков один дар коркирейцев, другой — [18] еретрийцев; произведение еретрийца Филисия. Почему коркирейцы посвятили одного медного быка в Олимпию, другого в Дельфы, будет сказано в описании Фокиды. С олимпийским быком, как я слыхал, был следующий случай. (10) Под этим быком сидел маленький мальчик и играл, наклонившись вниз. Поднявши вдруг голову, он так ушибся, что спустя несколько дней умер, За это смертоубийство илийцы решили вынести быка из Алтиса, но делфийский бог приказал произвести над ним такие же очищения, какие употребляются у эллинов за неумышленное убийство.
(11) Под платанами Алтиса, почти в самой средине священного округа, находится [19] медный трофей. Надпись на щите говорит, что этот трофей поставлен в память победы илейцев над лакедемонянами. В этой битве погиб и воин, найденный в полном вооружении при исправлении крыши в храме Геры.
(12) Относительно пожертвования [20] мендейских фракийцев я едва не ошибся, приняв это за статую атлета пентафла. Статуя стоит около илийца Анавхиды, со старинными гирями в руках. На бедре его написано: «Зевсу, царю богов, лучшую часть всей добычи, мендейцы посвятили меня, Сипту, себе покорив»·
Сипта, кажется, крепость во Фракии. Мендейцы — эллины из Ионии и живут внутри страны, вверх от приморского города Энополя.

Книга Шестая. Илида Б

[Статуи людей и коней в Олимпии].

1. [Статуи около храма Геры. Отроки — атлеты]. После осмотра пожертвований богам, следует теперь перечислить статуи беговых коней, атлетов и частных лиц. Статуи поставлены далеко не всем олимпийским победителям: некоторые, хотя и отличились на играх и в других подвигах, однако не удостоились статуй; поэтому в своем описании я опущу их, (2) так как моя цель не исчисление победителей, а описание памятников и статуй победителям. Даже не о всех буду говорить, кому поставлены статуи, так как мне известно, что многие получили маслину не крепостью тела, а по воле жребия. Упомяну только о статуях, с которыми соединена известная слава или которые отличаются особенным искусством.
(3) Вправо от храма Геры [1] статуя борца Симмаха Эсхилова, родом илийца, и возле неё [2] Неолаида Проксенова, из Фенея в Аркадии. Это — отрок, победивший в кулачном бою. Рядом с этим [3] статуя илийца Архедама Кcениева, тоже отрока, победившего в борьбе. Эти статуи делал сикионец Алип, ученик аргивянина Навкида. (4) Далее [4] Клеоген Силинов, туземец, по словам надписи на статуе, победивший верховым конем из собственного завода.
Близ Клеогена [5-7] статуи Динолоха, Пирра и Троила Алкинова, родом также илийцев, но одержавших другого рода победы. Троилу посчастливилось даже быть элланодиком, когда он одержал победу и парой лошадей и четверкой жеребят. (5) Это было в 102 ол.; 5 и вследствие этого илийцы издали закон, чтоб впредь элланодики не выводили коней на состязание. Статую Троила делал Лисипп. Мать Динолоха видела во сне, что держит сына на груди с венком на голове. Поэтому он воспитан был атлетом, и победил отроков в беге. (6) Статуя его — работы сикионца Клеона. [8] О Киниске, дочери Архидама, её происхождении и олимпийских победах я уже выше говорил в рассказе о лакедемонских царях. Возле статуи Троила находится каменная терасса, на которой поставлена колесница с запряженными конями, возницей и изваянием Киниски — произведение Апеллеса. Есть там и надпись, относящаяся к Киниске.
(7) Тут же и [9-10] статуя лакедемонян, победивших конями: Анаксандра и Поликла. Анаксандр — первый лакедемонский победитель колесницей. Надпись говорит, что дед его первый лакедемонянин, победивший в пентафле. Анаксандр изображен молящимся богу. Затем статуя Поликла, по прозванию Полихалка, также победителя четверкой коней: Поликл в правой руке держит повязку, а возле него стоят два маленьких мальчика: один держит обруч, другой тянется к повязке. По словам надписи, Поликл победил еще конями в Пифе, Исѳме и Немее.
2. Там же [11] статуя панкратиаста, сделанная Лисиппом. Имя этого панкратиаста — Ксенарх, сын Филандридов — первый победитель в панкратии из Страта и всей Акарнапии.
Как известно, после нашествия мидян, больше других эллинов занимались коневодством лакедемоняне. Кроме названных возле акарнанского атлета, стоят [12-15] статуи следующих спартанских коневодов: (2) Ксенарха, Ликина, Аркесилая и сына его Лиха. Ксенарх победил также в Делфах, Аргосе и Коринѳе. Ликин привел в Олимпию молодых жеребцов, и так как один не был допущен, то пустил их на состязание с взрослыми конями, и победил. В Олимпии он поставил две статуи, работы аѳинянина Мирона. Аркесилаю достались две олимпийские победы, но сын его Лих ввел свою колесницу под именем ѳивского народа, так как лакедемоняне тогда исключены были из игр, и когда возница Лиха победил, и он сам надел на возницу повязку, элланодики побили его за это бичом. (3) Из–за этого то Лиха произошла война лакедемонян с илейцами, в царствование Агида, и битва в самом Алтисе. По окончании войны Лих поставил здесь свою статую, а илийцы в списке олимпийских победителей записали победу за ѳивским государством.
(4) Около Лиха стоит [16] статуя илейского прорицателя Фрасивула сына Энеева, из рода Иамидов, который предсказал мантинейцам войну с лакедемонянами и их царем Агидом, сыном Евдамида, о чем я буду говорить в описании Аркадии. На статуе Фрасивула по левому плечу ползет саламандра, а около него лежит разрезанная на двое, для жертвы, собака, но так, что видна печень. С древних пор принято употреблять при гаданиях козлов, баранов и теленков; на Кипре изобрели еще гадание по свиньям, но собак нигде не употребляют; потому, я полагаю, Фрасивул изобрел особенный способ гадания по внутренностям собак. Прорицатели Иамиды — потомки Иама, будто бы сына Аполлонова, получившего, по словам Пиндара, от этого бога дар прорицания.
(6) Возле Фрасивула воздвигнуты [17-18] статуи илийцу Тимосѳену, отроку, победившему в беге, и милетскому отроку Антипатру, сыну Клинопатра, превзошедшему своих противников в кулачном бою.
Сиракузяне, посланные Дионисием в Олимпию для жертвоприношения, пытались подкупом склонить отца Антипатрова объявить своего сына сиракузянином, по Антипатр, считая за ничто дары тиранна, назвал себя милетянином и на статуе написал, что он родом из Милета и что он первый иониец, посвятивший статую в Олимпии. (7) Статую сделал Поликлит. [19] Статуя Тимосѳена — произведение сикионца Евтихида, ученика Лисиппа. Этот Евтихид изваял и статую Тихи для сирийцев на Оронте, которая у туземцев пользуется большим почетом.
Возле Тимосѳена [20-21] статуя Тимона, а около него верхом, сын его, потому что победил в верховой езде, а отец объявлен был победителем в колеснице. Статуи Тимова и его сына сделал сикионец Дедал, которому принадлежит и памятник победы илийцев над лаконцами в Алтисе.
(10) [22] На статуе одного самосского кулачного бойца написано только, что ее воздвиг учитель его Микон и что из всех ионян самосцы самые лучшие атлеты и моряки. Так говорит надпись, а о самом кулачном бойце ничего не сказано.
(11) Рядом с ним поставлена [23] статуя мессинцу Дамиску, одержавшему олимпийскую победу на 12-летнем возрасте. И вот что еще замечательно: когда мессинцы должны были оставить Пелопоннис, то их оставило и счастье на олимпийских играх: на сколько известно, кроме Леонтиска, и Симмаха из Мессинии, что при проливе, никто из Мессинии, Сицилии и Навпакта не побеждал; (11) «да и эти двое, сицилийцы говорят, не мессинцы, а из древних занклейцев». Но в Пелопоннисе к мессинянам опять возвратилось счастье: спустя год после основания Мессины Дамиск победил на олимпийских играх в беге. Этот же Дамиск впоследствии победил еще в Немее и на Исѳме в пентафле.
3. Около Дамиска стоит [24] неизвестно чья статуя, поставленная Птолемеем, сыном Лига. В надписи он называет себя македонянином, хотя царствовал в Египте. На статуе [25] кулачного бойца, сикионского отрока Херея, написано, что он победил в юном возрасте и что он сын Херимона. В надписи означен и мастер статуи — Астерион, сын Эсхила.
(2) За Хереем следуют [26-27] статуи: мессинского мальчика София и илийца Стомия. Софий опередил своих противников в беге, а Стомий трижды победил в пентафле в Олимпии и Немее. Надпись говорит еще, что Стомий, начальствуя над илийской конницей, воздвиг трофей, победив неприятельского начальника, который вызвал его на поединок. (3) По словам илийцев, Стомий был из Сикиона, начальник сикионцев, а сами илийцы ходили на Сикион из дружбы к ѳивянам, вместе с виотийскими войсками. Кажется, поход илийцев и ѳивян против Сикиона был после поражения лакедемонян при Левктрах.
(4) Далее следует [28] статуя кулачного бойца из Лепрея в Илее Лавака, сына Ефрона, и [29] борца из Илиды Аристодима сына Фрасидова, одержавшего также две пиѳийские победы. Статуя Аристодима — произведение сикионца Дедала, ученика Патроклова.
(5) [30] Статую Иппа, илийского мальчика, победившего в кулачном бою, сделал сикионец Димокрит, в пятом поколении ученик аттика Крития. У Крития учился каркиреец Птолих, у Птолиха Амфион, у Амфиона калавриец Писон, а Писон был учителем Димокрита.
(6) [31] Кратин из ахейской Эгиры, красивейший из сверстников, был искуснейший борец своего времени. Когда он победил в борьбе своих противников, илийцы позволили ему рядом с собой поставить и своего учителя. Статуя Кратина — произведение сикионца Канфара, сына Алексида, ученика Евтихида.
(7) [32] Статую илийца Евполема сделал сикионец Дедал. Как говорит подпись, Евполем кроме победы в беге в Олимпии, получил еще за пентафл два венка в Пифе и один в Немее. Об Евполеме рассказывают еще вот что. Из трех элланодиков, поставленных на конце стадия, двое признали победу за Евполемом, а третий за амвракийцем Львом. Обоих элланодиков, объявивших победителем Евполема, этот последний уличил перед олимпийским советом в подкупе.
(8) [33] Статую Ивоты ахейцы воздвигли по приказанию делфийского Аполлона в 80 ол., а победа Ивоты в беге была в 6 ол. Каким же образом он мог участвовать в битве при Платеях, если поражение мидян под начальством Мардония было в 75 ол,? Считаю нужным передавать эллинские рассказы, но не всем им верить. Об Ивоте я буду еще говорить при описании Ахайи.
(9) [34] Статую лепрейца Антиоха, победившего один раз в панкратии в Олимпии и дважды на Исѳме и в Немее, изваял Никодам, — лепрейцы не так чуждаются исѳмийских игр, как илийцы, потому что, напр., [35] илиец Исмон (статуя его стоит около Антиоха) победил в пентафле в Олимпии и в Немее, а от исѳмийских игр, как и прочие илийцы, отказался. (10) Об этом Исмоне рассказывают, что в ранней молодости он очень болел от простуды,
и чтобы выздороветь и окрепнуть он решился заняться пентафлом. Эти упражнения и доставили ему блестящий победы. Статуя его с старинными гирями в руках — произведение Клеона.
(11) За Исмоном [36] статуя борца — отрока Никострата, сына Ксеноклидова, из Иреи, что в Аркадии. Эту статую изваял Пантия, в седьмом поколении ученик сикионца Аристокла.
(12) [37] Дикон, сын Калливрота, победил в беге в Пифе пять раз, в Исѳме трижды, в Немее четыре раза, и в Олимпии раз мальчиков и дважды мужей. Сколько побед Дикона, столько и статуй его в Олимпии. Будучи мальчиком, он называл себя кавлонийцем, чем и был на самом деле, а после за деньги называл себя сиракузянином, (13) Кавлония — ахейская колония в Италии; основал ее Тифон эгиец. В войне тарентийцев и Пирра Эакидова против римлян, одни италийские города были разрушены римлянами, другие эпиротами; Кавлония, взятая тогда кампанцами, главными союзниками римлян, с тех пор совершенно опустела.
(14) Около Дикона статуи: [38-39] Ксенофонта, сына Менефила, панкратиаста из Эгии в Ахее, и ефесца Пирилампа, победившего в долихе. Первая статуя — произведение Олимпа, а статуя Пирилампа — пластика того же имени, но родом не из Сикиона, а из Мессины, что при горе Иѳоме. [40] Статую спартиата Лисандра, сына Аристокритова, воздвигли самосцы. Одна надпись на ней такая: «В славном святилище стою всевышнего Зевса; воздвиг меня весь самосский народ».
(15) Это ясно показывает, кто посвятил статую; а далее надпись заключает похвалу Лисандру: «Приобретенный тобою Аристокриту и Спарте славы бессмертной, Лисандр, памятник это тебе».
(16) Самосцы и ионийцы, по собственной их пословице, «красят две стены». Когда Алкивиад командовал аѳинскими триремами на ионийском море, ионяне раболепствовали перед ним и поставили ему медную статую около самосской Геры; а когда при Эгоспотамах аттический флот погиб, самосцы воздвигли в Олимпии статую Лисандру, а ефесцы в храме Артемиды Лисандру, Етеонику, Фараку и другим спартанцам, далеко не знаменитым в эллинской истории. (17) После победы Конона при Книде и горе Дории дела переменились, и ионийцы тоже переменились. Теперь на Самосе около Геры стоят медные статуи Конона и Тимофея, также и в Ефесе около ефесской богини. Впрочем так всегда бывает, и не только ионийцы, но и все люди поклоняются силе.
4. За, Лисандром находится [41] статуя ефесеского мальчика Аѳинея, победившего в кулачном бою, и [42] панкратиаста сикионца Сострата, по прозванию «Акрохерсита» [верхорука]: он схватывал противника за верхние части рук и ломал до тех пор, пока тот не отказывался от дальнейшего состязания. (2) Он победил в Немее и в Исѳме вместе 12 раз, в Олимпии трижды и в Пифе два раза. [Сто четвертой олимпиады, — тогда Сострат победил первый раз, — илийцы не считают, так как играми распоряжались не они, а писейцы и аркадяне]. (3) Возле Сострата воздвигнута [43] статуя Леонтиску из Мессины, что в Италии при проливе. Венчаем он был, говорят, амфиктионамы и илийцами, а в борьбе поступал подобно сикионцу Сострату в панкратии. Леонтиск не умел повергнуть своих противников и побеждал, ломая им пальцы. (4) Статую Леонтиска сделал ригиец Пиѳагор, один из лучших пластиков. Он, говорят, учился у ригийца Клеарха, ученика Евхира, а Евхир был коринѳянин, ученик спартиатов Сиадры и Харты. (5) О статуе [44] мальчика, надевающего себе на голову повязку, нужно упомянуть ради имени Фидия, мастера в изображении богов, потому что мы незнаем другого человека, которому Фидий изваял статую.
[45] Илеец Сатир, сын Лисианакта, из рода Иамидов, в кулачном бою победил пять раз в Немее, дважды в Пифе и столько же раз в Олимпии; статуя его — произведение аѳинянина Силаниона.
Другой аттический пластик Поликл, ученик аѳинянина Стадиея, изваял [46] ефесского отрока, панкратиаста Аминта, сына Елланика,
(6) [47] Хилон из Патр, в Ахее, победил в борьбе дважды в Олимпии, однажды в Делфах, четыре раза в Исѳме и трижды в Немее. Когда он пал на войне, ахейцы похоронили его на общий счет. Это видно из надписи в Олимпии:
«Я, патреец Хилон, в Олимпии дважды, в Немее трижды в борьбе победил, кроме того получил в Исѳме четыре венка; ахейцы Хилоиа за доблесть, когда на войне он погиб, на свой счет погребли».
(7) Так говорит надпись, но если по мастеру статуи Лисиппу судить о времени, то Хилон погиб или в битве при Херонее, участвуя в ней со всеми ахейцами, или же он один из всех ахейцев, по своей храбрости и отваге, сражался против македонян под начальством Антипатра при Ламии в Фессалии.
(8) Возле Хилона две статуи: [48-49] одна Молпиона, увенчанного, как говорит надпись, илийцами, а на другой нет надписи; говорят, что это Аристотель из Стагиры во Фракии. Вероятно, статую ему воздвиг или ученик его, или воин, так как он имел большой вес у Антипатра и еще раньше у Александра.
(9) [50] Содам, из Асса в Троаде при Иде, первый из тамошних эолийцев одержал олимпийскую победу в беге отроков. Возле Содама [51] лакедемонский царь Архидам, сын Агисилая. На сколько я знаю, до Архидама ни одному лакедемонскому царю не воздвигнута статуя за границей. Архидаму это досталось и по разным причинам, особенно за его смерть в варварской стране, и как единственному спартанскому царю, оставшемуся непогребенным. Подробнее об этом я говорил в описании Спарты.
(10) [52] Еванфу из Кизяка досталась в кулачном бою одна победа над мужами в Олимпии, а в Немее и на Исѳме над мальчиками. Возле Еванфа изображен [53] коневод и колесница, в которой стоит девочка. Это — Ламп, а отечество его — младший из македонских городов, получивший название от своего основателя Филиппа, сына Аминты. (11) [54] Мальчику Киниску, кулачному бойцу из Мантинеи, изваял статую Поликлит.
[55] Ерготел, сын Филанора, победил в долихе в Олимпии дважды, столько же раз в Пифе, Исѳме и в Немее. Сперва он был не имерянин, как стоит в надписи, а критянин из Кносса, но изгнанный оттуда недругами, он обратился в Имору, получил там право гражданства и другие почести. Конечно, после этого Ерготел всегда объявлял себя на играх имерянином.
5. [Атлет Полидамант]. Иа высоком основании стоит (56) произведение Лисиппа — статуя первого великана и силача в мире, если не считать героев и того поколения, которое было еще раньше. Это — Полидамант, сын Никия.
(2) Отечество Полидаманта, Скотусса, ныне безлюдный город, потому что ферейский тиранн Александр взял его во время перемирия и перебил всех жителей, собравшихся в театр (там у них происходило тогда народное собрание), окружив их пелтастами и стрелками, все мужчины и подростки были перебиты, а женщины и дети проданы, чтоб было чем заплатить наемным воинам. (3) Это несчастье постигло скотусцев во время архонтства в Аѳинах Фрасикида, во втором году 102 ол., когда туриец Дамон победил второй раз. Немногие, избежавшие гибели, остались, но и те удалились, когда по определению судьбы в войне против македонян уничтожены были все силы эллинов.
(4) Блистательные победы в панкратии доставались и другим, но Полидамант совершил и много других подвигов. В гористой части Фракии, на той стороне реки Неста, прорезывающей страну авдиритов, водится много животных, между прочим львов, которые нападали даже на войско Ксеркса, особенно на верблюдов, перевозивших продовольствие. (5) Эти львы попадаются иногда и в окрестностях Олимпа. Одна сторона этой горы наклонена к Македонии, другая к Фессалии и реке Пенею. Этот–то Полидамант. на Олимпе без всякого оружия, осилил огромного, кровожадного льва. На это предприятие побудил его честолюбие подвиг Геркулеса. Говорят, что и этот таким же образом победил льва в Немее.
(6) Рассказывают и о другом удивительном подвиге Полидаманта. Однажды он вышел в стадо быков: схватил самого большего и самого дикого за заднее копыто, и сколько тот ни рвался и метался, не выпускал. Наконец, после долгого времени бык, напрягши все силы, вырвался, но копыто все таки осталось в руке Полидаманта. Рассказывают также, что он удерживал на полном бегу колесницу: схватив сзади и упершись, он останавливал колесницу и возницу.
(7) Дарий, побочный сын Артаксеркса, тот самый, который при помощи персидского народа низверг законного сына его Исогея и вступил на престол, наслышавшись о подвигах Полидаманта, отправил к нему послов и обещанием даров склонил явиться в Сузы. Там Полидамант вызвал на поединок трех «бессмертных» и убил всех троих за одним разом. Одни из его подвигов означены на подножии статуи в Олимпии, другие упоминаются в надписи. Но изречение Гомера относительно тех, кто полагается на свою силу, оправдалось и на Полидаманте: и он погиб от собственной силы. Однажды летом Полидамант с некоторыми товарищами вошел в пещеру на пирушку. На его несчастье, потолок пещеры треснул и грозил обрушиться. Предвидя недоброе, прочие ушли, но Полидамант остался: захотел руками удержать падающий потолок и не дать скале раздавить себя. Там он и погиб.
6. Возле Полидаманта три статуи: [57-59] две аркадских атлетов, и одна аттического отрока Протолая, сына Диалка, из Мантинеи, победителя в кулачном бою, изваял ригиец Пиѳагор; статую Нарикида, сына Дамарета, борца из Фигалии, сделал сикионец Дедал, а статую аѳинского панкратиаста Каллии изваял аѳинский живописец Микон. [60] Статуя меналского панкратиаста Андросѳена, сына Лохея, дважды победившего, произведение меналийца Никодама.
(2) Далее две [61-62] статуи: Евкла, сына Каллианакта, родосца из рода Диагоридов, — это — сын дочери Диагора, победивший в Олимпии в кулачном бою мужей; статую его делал Навкид; и затем статуя ѳивского борца, отрока Агинора, творение аргивянина Поликлита, только не мастера статуи Геры, а ученика Навкидова. Воздвигнута эта статуя фокидским государством, потому что Ѳеопомп, отец Агинора, был покровителем фокейцев. (3) Меналский пластик Никодам изваял [63] кулачного бойца Дамоксенида, из Менала.
Воздвигнута [64] статуя и илийскому отроку Ластратиду, получившему венок за борьбу; кроме того он в Немее победил отроков и юношей; а отец Ластратида, Параваллонт, одержал победу в двойном беге; он же, для возбуждения честолюбия, ввел обычай, чтобы имена олимпийских победителей записывались в гимнасии. Но довольно об этом.
(4) [Атлет Евѳим]. Несправедливо было бы пропустить победы и разные подвиги [65] Евѳима. Он был родом из италийских локров, которые живут при мысе Зефирии, и отцом его считается Астикл, хотя туземцы утверждают, что он сын реки Кекина, которая составляет границу между Локридой и Ригием и производит известное чудо с кузнечиками: — в Локриде до Кекина кузнечики поют, как следует, но на другой стороне этой реки, в Ригии, кузнечики не издают никакого звука. (5) Итак, Евѳим, говорят, сын этой реки. В 74 ол. он победил в кулачном бою, но особенное обстоятельство случилось с ним в следующую олимпиаду: Ѳеаген, из Фаса, хотел в одну и ту же олимпиаду победить и в кулачном бою, и в панкратии. В кулачном бою он победил Евѳима, но не мог приобрести венка за панкратию, так как устал в состязании с Евѳимом. (6) Тогда элланодики присудили Ѳеагена к штрафу в один талант богу и в один талант на вознаграждение Евѳима, так как узнали, что он состязался в кулачном бою из зависти к Евѳиму. Потому присудили его и к особенному вознаграждению Евѳима. Штраф богу Ѳеаген заплатил в 76 ол., а в вознаграждение Евѳима. отказался вступать в кулачный бой в эту и в следующую олимпиаду, чрез что Евѳим был дважды победителем. Превосходная статуя его — произведение Пиѳагора.
(7) Возвратившись в Италию, Евѳим боролся с одним полу–богом. Вот как это случилось. Когда по взятии Илиона Одиссей блуждал по морям, и буря прибивала его корабль к разным италийским и сицилийским городам, и между прочим к Темесе, то здесь, в Темесе, пьяный моряк оскорбил девушку, за что жители побили его камнями. (8) Одиссей не обратил внимания на потерю его и поехал дальше, но дух убитого постоянно умерщвлял людей всякого возраста не только в Темесе, но и за пределами. Когда жители Темесы, вследствие этого, готовы были оставить Италию, Пиѳия запретила это, но велела отвести герою священный округ, построить храм и ежегодно приносить в жертву первую темесскую красавицу. Они повиновались богу, и дух больше не трогал их.
(9) Евѳим прибыл в Темесу как раз, когда там происходила служба духу. Узнав, в чем дело, он решился войти в храм, чтобы посмотреть на девушку, и увидевши, почувствовал к ней сперва сострадание, а затем любовь. Девушка поклялась выйти за него замуж, если он спасет ее. (10) Тогда Евѳим вооружился, встретил наступающего духа, победил его и изгнал из страны: дух скрылся в море. Евѳим отпраздновал блестящую свадьбу, а люди впредь не терпели от духа. Об Евѳиме я слышал еще, что он, достигнув преклонных лет, не умер, .а исчез каким–то особенным образом, а Темеса и теперь еще стоит, как я слышал от проезжавшего туда купца.
(11) Это я говорю по слухам, но сам я видел вот какую копию с древней картины: стоит молодой сиварит, около него река Калавр и источник Лика; рядом с ними представлена Гера и город Темеса. а далее изображен изгнанный Евѳимом дух, весь черный, с ужасным видом, закутанный в волчью шкуру. Надпись на картине указывала имя «Лика». Но довольно об этом.
7. За Евѳимом следуют [66-67] статуи отроков: Пифарха, из Мантинеи, победившего в беге, и илийца Харчи да. победившего в кулачном бою.
[Родосские атлеты]. Рассмотрев эти, приходим [68 — 73] к статуям родосских атлетов — Диагора и его потомков. Они стоят рядом, в таком порядке: Акусилай, победитель в кулачном бою мужей, Дориэй младший, побеждавший три олимпиады сряду в панкратии, — раньше Дориэя в панкратии победил Дамагит; это братья и сыновья Диагора; далее статуя Диагора, победившего в кулачном бою мужей. (2) Статуя Диагора — произведение мегарянина Калликла, сына Ѳеокосма, который был мастером и изображения Зевса в Мегарах.
Внуки Диагора — сыновья дочерей его также упражнялись в кулачном бою и одержали олимпийские победы: Евкл, сын Каллианакта и Каллипатиры, дочери Диагора, в состязании с мужами, и Писидор, которого мать, переодевшись в гимнаста, сама повела на олимпийские игры, в состязание с отроками. Статуя Писидора стоит в Алтисе около статуи деда.
(3) Рассказывают, что вместе с сыновьями: Акусилаем и Дамагитом, прибыл в Олимпию и отец их, Диагор. Одержав победу, сыновья подняли отца и понесли через все собрание. За такой поступок сыновей, все эллины стали бросать в Диагора цветами и называли счастливым. По женскому колену, Диагор — мессинец, и происходит от дочери Аристомена.
(4) Дорией, сын Диагора, победил кроме того восемь раз в Исѳме и одним разом меньше в Немее. Говорят, и в Пифе он победил, но без боя. Он и Писидор объявляли себя ѳурийцами, так как,, будучи изгнаны из Родоса противной партией, они обратились в Италию к ѳурийцам. После Дорией возвратился обратно в Родос, и здесь открыто выказывал дружбу к лакедемонянам, так что участвовал в морской войне их против аѳинян собственными кораблями. Аѳинские триремы взяли его в плен и живого привели в Аѳины. (5) До прибытия его, раздраженные аѳиняне произносили угрозы, но когда ввели в народное собрание человека столь великого и славного в одежде раба, их чувства, переменились, и они отпустили его, не причинив ничего дурного, хотя имели полную возможность.
(6) О смерти Дориея говорится в истории Аттики Андротиона. Тогда в Кавне находился флот царя под предводительством Конона, по совету которого родосцы отпали от лакедемонян и перешли на сторону царя и аѳинян. Дорией тогда был далеко от Родоса, даже за Пелопоннисом. Там он был схвачен лакедемонянами и приведен в Спарту; здесь его осудили за вероломство на смерть и казнили.
(7) Если Андротион рассказывает правдивую историю, то, кажется, он хотел приравнять лакедемонян к аѳинянам, которые тоже поступила крайне опрометчиво с Фрасиллом и его состратигами при Аргинусах. Такова была слава Диагора и его потомства.
(8) Олимпийские победы достались также [74-76] лепрейцу Алкенету, сыну Феанта, и сыновьям его. Он победил в кулачном бою мужей и еще раньше отроков. Сыновьям его Елланику в 89 ол. и Феанту в следующую достались победы за кулачный бой с отроками. Им тоже воздвигнуты статуи в Олимпии.
(9) За сыновьями Алкенета стоят: [77-78] Гнафон из Дипеи, в меналской стране, и илиец Ликин. Оба победили в кулачном бою отроков. Надпись на статуе Гнафона говорит, что он был очень юный, когда победил. Статуя его — произведение мегарянива Калликла. (10) Стимфалиец Дромей (Бегун) показал себя достойным своего имени в двойном беге. Дважды он победил в Олимпии, столько же раз в Пифе, трижды в Исѳме и пять раз в Немее. Говорят, он ввел в употребление пищи атлетов мясо, потому что прежде атлеты питались свежим сыром, прямо из корзины. Статую Дромея изваял Пиѳагор. Рядом с ней поставлена статуя илийского пентафла Пифокла, творение Поликлита.
8. [Разные атлеты]. Мастер статуи [80] Сострата, сына Пеллинея. победителя в беге мальчиков, неизвестен. [81] Илийца Амерта, поборовшего в Олимпии мальчиков, а в Пифе мужей, изваял аргивянин Фрадмон. [82] Илийский отрок. Еванорид, победитель в борьбе в Олимпии и в Немее, сделавшись впоследствии элланодиком, тоже записал имена победителей.
(2) [83] Кулачный боец, аркадянин, из Паррасии, Дамарх, одержал олимпийскую победу. Рассказам болтунов, будто он во время жертвоприношения ликейскому Зевсу превратился в волка и спустя десять лет опять сделался человеком, я не верю. Сами аркадяне, кажется, об этом ничего не знают, иначе было бы что–нибудь сказано в надписи на его статуе· Надпись такая: «Статую эту аркадянин, из Паррасии родом, сын Динитта, Дамарх, в память победы, воздвиг». (3) Больше ничего нет в надписи. [84] Киринеец Еввота, узнав от ливийского прорицалиша, что в Олимпии победит в беге, приготовил статую заранее. В один и тот же день он объявлен был победителем, и поставил свою статую. Еввота, говорят, победил и колесницей, но в ту олимпиаду, которую илийцы считают недействительной, потому что играми распоряжались тогда аркадяне.
(4) [85-86] Статуя клеонейца Тиманфа, получившего венок за панкратию, произведение аѳинянина Мирона. Статую тризинца Вавкида, победителя в борьбе, изваял Навкид. Тиманф умер вот как; перестав состязаться, он испытывал свою силу, натягивая ежедневно большой лук. Во время одного путешествия он перестал и в этом упражняться, и когда по возвращении домой не был в состоянии натянуть лук, то зажег костер и бросился в пламя. Подобные происшествия были и будут между людьми, но я считаю это скорее сумасбродством, чем мужеством,
(5) За Вавкидом следуют [87-89] статуи аркадских атлетов: Евѳимен из Менала, победивший в борьбе мужей, и еще раньше — отроков; отроки — Филипп Азан, из Пелланы, и Критодам, из Клитора, объявлены были победителями в кулачном бою. Статую Евѳимена изваял Алин, Критодама — Клеон и Азана Филиппа — Мирон. О панкратиасте Промахе, сыне Дриона, из Пеллины, я говорил в описании Ахеи.
(6) Недалеко от Промаха находится [90] статуя Тимасифея, родом делфийца, произведение аргивянина Агелада. Тимасифей дважды победил в панкратии в Олимпии и три раза в Пифе. Своей смелостью он совершил на войне блестящие и счастливые дела, кроме последнего, которое было причиной его смерти: (7) он помогал аѳинянину Исагору, стремившемуся к единовластию, захватить аѳинский акрополь, но там же был взят аѳинянами в плен и осужден за это преступление на смерть.
9. [91] Ѳеогнит, из Эгины, победил мальчиков в борьбе. Статуя его — произведение эгинитянина Птолиха. Учился он у своего отца Синноонта, ученика сикионца Аристокла, брата Канаха и не менее этого славного. Отчего Ѳеогнит в руках держит плод благородной сосны и гранатовой яблони, мне неизвестно, — вероятно, по какому–нибудь эгинскому преданию.
(2) [92] За статуей человека, который, по словам илийцев, не был записан, потому что был объявлен победителем в состязании в калпе, находится [98] статуя Ксенокла из Менала, поборовшего отроков, и [94] аркадянина Алкета, из Клитора, сына Алкина, победителя в кулачном бою, тоже отроков. Статуя Ксенокла произведение Клеона.
(3) Аргивянин [95-96] Аристей победил в продолжительном беге, отец его Химон в простом беге; их статуи стоят рядом. Аристея изваял хиосец Пантий, ученик своего отца Сострата; но статуи Химона, — одна в Олимпии, другая увезена из Аргоса в Рим, в храме Мира, — принадлежать к лучшим произведениям Навкида. Химон поборол эгинца Тавросѳена, а этот в следующую олимпиаду победил всех противников, и говорят, будто в тот же день на Эгине явилось привидение, в образе Тавросѳена, извещавшее о его победе. [97] (4) Илийского отрока Фила, победителя в борьбе, изваял спартанец Кратин. Относительно колесницы [98] Гелона я не согласен с мнением прежних писателей, полагающих, что это дар сицилийского тирана Гелона. Надпись говорит, что это дар Гелона Гелойского, сына Диномена. Гелон победил в 73 ол., а сицилийский тиран Гелон овладел Сиракузами во 2 году 72 ол., (5) в которую победил в беге кротонец Тисикрат, во время архонтства в Аѳинах Иврилида. Следовательно, Гелон должен был уже называться не Гелойским, а Сиракузским. Этот Гелон — частное лицо, но он и отец его имели одинаковое имя с сиракузским тиранном. Колесницу и статую Гелона сделал эгинянин Главкид.
(6) В предыдущую олимпиаду, говорят, [99] Клеомид из Астипалеи, в кулачном бою с епидаврийцем Икком, убил Икка. О нем рассказывают следующее. Объявленный элланодиками виновным и лишенный победы, он с горя помешался. Возвратившись в Астипалею, он вошел в училище, где было около шестидесяти мальчиков, и опрокинул колонну, на которой держалась крыша. (7) Когда крыша обрушилась на мальчиков, горожане хотели побить его камнями, но он спасся в храм Аѳины, залез там в какой–то ящик, притянул к себе крышку и держал так крепко, что астипалейцы никак не могли, ее оторвать. Наконец, ящик разломали, но не нашли Клеомида ни живого, ни мертвого. Тогда послали в Делфы спросить, что случилось с Клеомидом, и Пиѳия так отвечала: (8) «Астипалеец Клеомид из героев последний, жертвами его чтите: муж он не смертный». С тех пор астипалейцы воздают Клеомиду почести, как герою.
(9) Возле колесницы Гелона поставлена [100] статуя Филона — произведение эгинянина Главкия. Симонид, сын Леопрепа, составил для Филона следующую совершенно верную надпись: «Отечество мое Коркира, имя — Филон, сын Главка, две олимпиады сряду в кулачном бою победителем был». Затем следует [101] статуя мантинейца Агамитора, победившего в кулачном бою отроков.
10. [Атлеты: Главк, Дамарет и другие]. За упомянутыми следует (102) статуя каристийца Главка из Аѳиндона в Виотии. Родоначальник его, говорят, морской бог Главк. Сей каристиец, сын Димилов, сначала пахал землю, но однажды у него из плуга выпал сошник и он вместо молота вбил его руками. (2) Отец изумился такой силе и повел сына на кулачный бой в Олимпию. Там Главк, как неопытный, получал удары от противников, и состязаясь с последним уже, казалось, изнемогал от ударов; тогда отец крикнул ему; «сын, бей по плугу!» — и Главк с такой силой ударил противника, что одержал победу.
(3) Затем он получил еще два венка в Пифе, а в Немее и Исѳме по восьми. Главку воздвиг статую сын его, а сделал эгинянин Главкий. Главк представлен действующим против воображаемого противника, так как он был самым искусным в свое время рукоборцем. Когда он умер, каристийцы похоронили его на том острове, который и по сие время называется Главковым.
(4) [103-105] Ирейцу Дамарету, сыну его и внуку, досталось по две победы в Олимпии. Дамарет победил в 65 ол., когда учрежден был бег гоплитов, и в следующую. Статуя представляет его со щитом, как теперь, в шлеме и в поножах. Все это илийцы и другие эллины после опять отменили в беге. Сын Дамарета, Ѳеопомп, и его сын того же имени победили: первый — в пентафле, последний — в борьбе. (5) Статую борца Ѳеопомпа, неизвестно, кто изваял, а мастерами статуй отца и деда его надпись называет аргивян: Евтелида и Хрисофемида. Чьи они ученики, из надписи не видно. Надпись такая: «Мы, аргивяне, Евтелид и Хрисофемид, совершили сии дела, научившись у прежних».
[106] Тарентиец Икк, сын Николаида, получил олимпийский венок за пентафл, а после был лучшим гимнастом своего времени. (6) За Икком стоит [107] илиец Пантарк, победитель отроков в борьбе, любимец Фидия.
За Пантарком следует [108] колесница епидампийца Клеосѳена, творение Агелада. Стоит она за [109] статуей Зевса, воздвигнутой эллинами после битвы при Платеях. Клеосѳен победил в 65 ол. Вместе с колесницей поставлены статуи Клеосѳена и его возницы. (7) Написаны и имена лошадей: в середине Феникс и Коракс, справа от ярма Кнакий, слева — Сам. На колеснице такая надпись: «Клеосѳен из приморского Епидамна поставил здесь меня в честь Зевса, победив лошадьми». (8) Клеосѳен первый эллинский коневод, поставивший в Олимпии статую [110-111]. Дар лаконца Евагора состоит из колесницы, но без его статуи. О дарах аѳинянина Милтиада я после расскажу. Епидамнийцы живут на старом месте своей родины, но не в том же городе, а немного дальше от прежнего. Новый город, по имени основателя, называется Диррахий.
(9) [112-115] Иреец Ликин победил отроков в беге, мантинеец Епикрадий, оресфасиец Теллон и иллеец Агиада — в кулачном бою. Статую Епикрадия делал эгинянин Птолих, Агиада — Сирамв, тоже эгинянин, статуя Ликина — произведение Илеона, Теллона — неизвестно кого.
11. Далее следуют [116-119] статуи, воздвигнутые илийцами Филиппу, сыну Аминты, Александру, сыну Филиппа, Селевку и Антигону. Первым трем поставлены конные статуи, Антигону пешая.
(2) [Атлет Ѳеаген]. Недалеко от этих царей поставлен [120] фасиец Ѳеаген, сын Тимосѳена. Фасийцы говорят, что он сын не Тимосѳена: что Тимесѳен был в Фасоее жрец бога Иракла, и что Иракл в образе Тимосѳена сочетался с матерью Ѳеагена.
Когда Ѳеаген, еще будучи девяти лет, шел однажды из училища домой, ему на рынке понравилась медная статуя какого–то бога: он поднял ее на плечо и понес домой. Народ был очень оскорблен этим и хотел убить Ѳеагена, (3) но один почтенный старец не позволил, а предложил заставить Ѳеагена поставить статую на прежнем месте. После этого молва о силе Ѳеагена разнеслась но всей Элладе.
(4) Самый замечательный его подвиг на Олимпийских играх — как он победил в кулачном бою Евѳима и как илийцы подвергли его наказанию, уже описан. Тогда мантинеец Дромей первый без боя одержал победу в паекратии, а в следующую олимпиаду в панкратии победил Ѳеаген. В Пифе он трижды победил в кулачном бою, (5) в Немее девять раз, в Исѳме десять в панкратии и кулачном бою.
В Ффие, в Фессалии, он кроме кулачного боя и панкратии хотел еще отличиться в беге и действительно победил. Вероятно, к этому побудило его честолюбие победить на родине славнейшего героя в беге, Ахиллеса.
(6) Ѳеагену досталось получить 1400 венков. Когда он оставил свет, один из его врагов каждую ночь приходил к его медной статуе и стегал плетью, как будто мучил самого Ѳеагена, но сама статуя прекратила эту дерзость: упала и задавила этого человека. Сыновья его обвинили статую в смертоубийстве, и фасийцы бросили ее в море, на основании законов аѳинянина Дракона, требующих, чтобы и неоживленные предметы, убивающие человека при падении, тоже были выбрасываемы за границу государства. (7) Немного спустя у фасийцев земля оставалась бесплодной, и когда они послали в Делфы, бог приказал им возвратить изгнанников. Фасийцы так и сделали, но это не помогло. Тогда они вторично обратились к Пиѳии, с заявлением, что, хотя исполнили приказание, все–таки гнев богов не прекращается. (8) Пиѳия вещала: «Вы забыли великого своего Ѳеагена». В Когда фаcийцы были в недоумении, как отыскать статую Ѳеагена, в это самое время, говорят, рыбаки вытащили ее из воды в сетях. Тогда фасийцы поставили статую на старом месте и стали оказывать ей божеские почести и приносить жертвы. Ѳеагену поставлены статуи во многих местах у эллинов и у варваров: (9) он считается излечивающим разные болезни и пользуется большим почетом. Статую Ѳеагена в Алтисе делал эгинянин Главкий.
12. [Пожертвования Иеронов]. Недалеко от статуи Ѳеагена [121] медная колесница, а в ней стоит человек; по обеим сторонам находится по верховой лошади, на которых сидят мальчики. Это — памятник олимпийских побед Иерона, сына Диномена, правившего Сиракузами после брата Гелона; но этот памятник поставлен не Иероном, а его сыном, Диноменом. Колесницу сделал эгинянин Онат, а верховые лошади и мальчики на них — творение Каламида.
(2) Возле колесницы Иерона [122-123] статуя человека одного имени с сыном Диномена — тоже сиракузский тиран. Это Иерон, сын Иерокла, правивший Сиракузами по смерти Агафокла, захвативший власть во 2 г. 126 ол., когда в беге победил киринеец Идей. (3) Иерон вел дружбу с сыном Эакида Пирром и скрепил ее браком, женив своего сына Гелона на дочери Пирра, Нирииде. Когда римляне из–за Сицилии начали войну с карфагенянами, последние владели тогда большой половиной острова. Иерон, вмешавшись в войну, сначала присоединился к карфагенянам, но после, рассудив, что римляне могущественнее и, следовательно, надежнее, перешел на сторону римлян.
(4) Причиной его смерти был сиракузянин Диномен, заклятый враг тираннии. Даже впоследствии, когда в Сиракузы прибыл из Ервисса Иппократ, брат. Епикида, и начал речь к народу, Диномен бросился на него и хотел и его убить; но тот успел защититься; а между тем прибежали копьеносцы и убили Диномена.
Статуи Иерона — конную и пешую поставили сыновья его, а делал сиракузянин Микон, сын Никирата.
(5) [Статуи от городов]. За Иероном [124-125] статуи: лакедемонского царя Арея, сына Акротатова, и Арата, сына Клиния; там же и конная статуя Арея. Арата поставили коринѳяне, Арея — илийцы. Об обоих уже довольно сказано. Тот же Арат объявлен был в Олимпии победителем на колеснице.
(6) Затем [126] медная колесница илийца Тимона, сына Египта, пустившего коней на состязание; в колеснице стоит девушка, кажется, Победа (Ника). [127-128] Илийцы Каллон, сын Армодия, и Иппомах, сын Мосхиона, победили в кулачном бою мальчиков. Статую первого делал Данип, Иппомаха кто неизвестно. — Говорят, он победил трех противников, не получив удара или раны.
(7) Далее следует [129] статуя киринейца Ѳеохриста, занимавшегося коневодством по туземному обычаю ливийцев. Надпись говорить, что и он и дед его того же имени тоже победили колесницами в Олимпии, а отец в Исѳме.
(8) [130] Тритеец Агисарх, сын Эмострата, как сказано в надписи, победил в кулачном бою в Олимпии, Немее, Пифе и Исѳме. Я нахожу неверным, что, как говорится в этой надписи, тритейцы — те же аркадяне. Основатели даже известных аркадских городов далеко не все известны, а города малонаселенные и мало известные были причислены к Мегалополю, и упоминаются в решении аркадского народа. Между тем, во всей Элладе, другой Тритеи, кроме Ахейской, нет; (9) следовательно нужно предполагать, что эта Тритея принадлежала к Аркадии также, как и теперь некоторые аркадяне живут в Арголиде. Статуя Агисарха — произведение сыновей Поликла, о которых речь будет после.
13. [131] Статуя кротонца Астила — произведение Пиѳагора. Три олимпиады сряду он побеждал в простом и двойном беге; в две последние он, в угодность Иерону, сыну Диномена, объявил себя сиракузянином, но кротонцы за это обратили дом Астила в темницу, его статую, стоявшую около Геры Лакинии, опрокинули.
(2) Есть еще в Олимпии [132] колонна с обозначением побед лакедемонянина Хионида. Некоторые нелепо утверждают, будто эта колонна поставлена самим Хионидом, а не лакедемонским государством, потому что, если там между прочим говорится, что тогда еще не было бега гоплитов, то каким образом Хионид мог знать, что илийцы учредят этот бег? Еще более нелепо мнение, будто статуя возле колонны — самого Хионида, когда это произведение аѳинянина Мирона. (3) Такую же славу приобрел [133] ликиец Ермоген из Ксанфа, который в трех олимпиадах получил восемь венков, и эллины прозвали его «конем» (Иппос). Поражает [134] и Полит из Керама в фракийской Карии, отличавшийся во всех родах бега. От длиннейшего и продолжительнейшего бега он сейчас переходил к кратчайшему и быстрейшему; он победил в один день в продолжительном беге, в простом и наконец в двойном. Полит во вторую… и допускают к бегу не всех вместе, а четырех по жребию. Победители еще раз состязаются между собой; итак, чтобы получить венок нужно победить дважды.
Самый славный в беге [135] — родосец Леонид. Четыре олимпиады он выказал высшую степень быстроты и победил двенадцать раз.
(5) Недалеко от колонны Хионида [136] статуя самосца Скея, сына Дуридова, победившего в кулачном бою отроков, как говорит надпись, в тот самый год, когда самосский народ был прогнан с острова. Статую Дурида сделал Гиппий; а время, когда самосцы в родину…
(6) Возле тирана воздвигнута [137-138] статуя смирнейцу Диаллу, сыну Поллида. Это, говорят, первый ионийский отрок, победивший в панкратии. [139-140] Керкирейца Ферсилоха, победившего в кулачном бою мужей, и епидаврийца Аристиона, сына Ѳеофила, победившего отроков, изваял аргивянин Поликлит. [141] Викел, из Сикиона, первый победил в кулачном бою отроков; (7) статую его делал сикионец Канах, ученик аргивянина Поликлита. Возле Викела воздвигнута [142] статуя киринейскому гоплиту Мнасею, с прозванием «Ливиец»; эту статую делал ригиец Пиѳагор. Надпись на [143] статуе кизикинца Агемаха из Азии говорит, что он родился в Аргосе.
(8) От Накса, поселения, основанного некогда в Сицилии халкидцами при Еврипе, теперь не осталось и развалин. Сохранением своего имени Накс более всего обязан [144] Тисандру, сыну Клеокрита. Четыре раза он в Олимпии победил кулачных бойцов и столько же побед досталось ему в Пифе. (9) А коринѳяне на исѳмийских и аргивяне на немейских играх не имели тогда полных списков победителей. [145] Кобыла коринѳянина Фидола, которая, сколько помнят коринѳяне, называлась Аврой, в начале состязания сбросила ездока; тем не менее, как следует, обогнула цель и, услышав трубу, ускорила бег: первая, достигнув элланодиков, была объявлена победительницей, и остановилась. Илийцы признали победу за Фидолом и позволили ему поставить статую кобылы. (10) [146] Сыновьям Фидола тоже достались победы верховыми конями. В память этого стоит колонна с конем на верху и с такой надписью: «Сыновьям Фидола Лик быстроногий раз доставил венок на Исѳме и два раза здесь». Но эта надпись несогласна со списком олимпийских победителей; там сыновья Фидола означены победителями только в 68 ол., и это верно.
(11) Затем воздвигнуты [147-149] статуи илийцам Агаѳину, сыну Фрасивула, и Тилемаху; последний победил конями, а Агаѳина поставили пеллинские ахейцы. Аѳинский народ воздвиг статую Аристофонту, сыну Ликина, победившему в Олимпии панкратиастов.
14. Возле аѳинянина Аристофонта [150] статуя эгинянина Ферия, который в 78 ол., по молодости, не был допущен к борьбе, а в следующую победил отроков. Совершенно другое дело было [151] с родосцем Иллом и ему досталась победа иначе· (2) Как 18-летнего, его не допустили к борьбе с отроками, и он должен был бороться с мужами, и победил. После он объявлен был победителем в Немее и в Исѳме, но на 20 году жизни он умер, не успев возвратиться даже домой, в Родос.
Смелость родосского борца в Олимпии, по моему мнению, превзошел [152] тралиец Артемидор. В Олимпии, по причине молодости, он побежден был в панкратии отроков; но когда наступили ионийские игры, в Смирне, (3) он настолько окреп, что в один день победил сперва своих олимпийских противников — отроков, затем юношей, а наконец даже мужей. С юношами он состязался по совету своего гимнаста, а с мужами, вследствие вызова одного панкратиаста. В Олимпии Артемидор победил в 212 ол.
(4) За статуей Илла [153] небольшая медная лошадь — дар еретрийца Крокона, победителя верховым конем. Немного дальше [154] статуя мессинца Телеста, победившего в кулачном бою отроков, творение Силаниона.
(5) [Атлет Милон] [155] Статую кротонца Милон, сына Диотима, изваял Дамей, тоже из Кротона. Милону в Олимпии досталось шесть побед в борьбе, одна из них над отроками, а в Пифе шесть побед над мужами, и одна над отроками. Когда он пришел в Олимпию 7‑й раз бороться, то никак не мог осилить своего согражданина Тимасифея, атлета молодого и притом остерегавшегося приближаться к нему. (6) Милон, говорят, сам принес свою статую в Алтис. Рассказывают еще о гранатовом яблоке и диске. Он держал гранатовое яблоко так, что никто не мог от него вырвать, а яблоко оставалось не раздавленным. Иногда он становился на намасленном диске, и все усилия стащить его были напрасны и только вызывали смех над противниками. Подобных вещей он много показывал. (7) Часто, напр., он обвязывал голову струной, в роде ленты или венка, и затем останавливал дыхание, но жилы на голове до того напрягались и наполнялись кровью, что струна лопалась. Или, напр., он прижимал к боку локоть правой руки, а остальную часть руки вытягивал прямо, затем, подняв большой палец к верху, прочие пальцы оставлял прижатыми один к другому; и тогда ни один человек не мог сдвинуть мизинца с места. Рассказывают, что его звери растерзали, таким образом: (8) однажды, в Кротонской области, ему попалось сухое бревно, в которое вбиты были клинья. Полагаясь на свою силу, Милон всунул руку в отверстие, и действительно клинья выпали, но бревно так ему сжало руку, что он остался в таком положении и сделался добычей волков, которых бесчисленное множество в кротонской области. Таков был конец Милона.
(9) [156] Статую Пирра, сына Эакидова, царя Ѳеспротиды, как я рассказал в описании Аттики, совершившего много достопамятного, в Алтисе воздвиг илиец Фрасивул. Около Пирра на колонне рельефное изображение [157] маленького человека с флейтами в руках. (10) Это первый, после аргивянина Сакада, победитель в Пифе, Сакад победил уже раз на играх амфиктионов до введения венков и дважды после введения.
[158] Сикионец Пифокрит, один из флейтистов, победил в шести пиѳиадах сряду; известно, что и в Олимпии он шесть раз играл во время пентафла. За это ему досталась колонна с такой надписью: «Памятник флейтисту Пифокриту, сыну Каллиника».
(11) Этольское государство воздвигло [159] статую Килону, освободившему илийцев от тиранна Аристотима. [160-163] Статую мессинца Торга, сына Евклита, победившего в пентафле, сделал виотиец Ѳирон, а мессинца Дамарота, победителя в кулачном бою отроков, аѳинянин Силанион.
Илиец Анавхид, сын Филия, получил венок в борьбе отроков и мужей, но кто изваял его статую, неизвестно. Статуя тарентийца Аноха, сына Адамата, победителя в стадии и диавле, произведение аргивянина Агелада. (12) [164-165] Мальчик верхом и возле лошади муж, как надпись гласит, Ксеномврот, из Коса в Меропиде, победитель в верховой езде, и Ксенодик — в кулачном бою отроков. Последнего изваял Пантий, а Ксеномврота эгинянин Филетим [166]. Пифу, сыну Андромаха, из Авдир, воины воздвигли две статуи работы Лисиппа. (13) Вероятно, Пиф был начальник наемных войск или вообще заслуженный воин. Затем поставлены [167-169] статуи победителям в беге отроков: аполлонийцу Монептолему из Ионии и коркирейцу Филону; и кроме того андрийцу Иерониму, победившему в пентафле того самого илийца Тисамена, который впоследствии при Платеях служил эллинам прорицателем против мидян, предводительствуемых Мардонием. Возле Иеронима [170] статуя также андрийца, борца–отрока Прокла, сына Ликастида. Первого изваял Стомий, а [171] Прокла — Сомид. Илийцу Эсхину достались две победы в пентафле и столько же статуй.
15. [172] Митиленцу Архипну, победившему в кулачном бою, сограждане вменяют в славу и то еще, что он, будучи только двадцати лет, получил венок в Олимпии, Пифе, Немее и Исѳме [173]. Статую победителя в беге Зинона, сына Каллителя, из Лепрея в Трифилии, сделал мессинянин Пириламп, а [174] илийца Клиномаха кто изваял, неизвестно. (2) Клиномах победил в пентафле. [175] Статуя илийца Пантарка, как говорит надпись, дар ахейцев, потому что Пантарк примирил ахейцев с илийцами и произвел обмен пленных; победил он верховым конем. Памятник этой победы тоже в Олимпии. Этольский народ воздвиг [176] статую илийцу Олаиду. [177] Илиец Харин победил в двойном и вооруженном беге. Возле него находится произведение сардиаyца Ѳеомниста — [178] статуя хиосца Агела, победившего в кулачном бою отроков.
(3) Ѳивянин Ермократ поставил [179] статую своего сына Клитомаха, по след, поводу. В Исѳме он в один день победил борцов, бойцов и панкратиастов, а в Пифе ему достались три победы в панкратии; в Олимпии Клитомах после фасийца Ѳеагена первый был провозглашен победителем в панкратии и кулачном бою, (4) но в панкратии он победил только в 141 ол., а в следующую состязался в панкратии и в кулачном бою. Илиец Капр тоже решился в один день состязаться в борьбе и в панкратии. Когда он уже победил в борьбе, (5) Клитомах заявил элланодикам, что, по справедливости, панкратий должен происходить раньше, чем он в кулачном бою получит раны. Елланодики согласились, и хотя Капр победил, но Клитомах все–таки выдержал бой бодро и с неслабеющими силами.
(6) Ериѳрейцы, из Ионии, воздвигли [180] статую Епиферсу, сыну Митродора, победившему дважды в кулачном бою в Олимпии и по два раза в Пифе, Немее и Исѳме. [181-183] Иерону сиракузяне воздвигли две статуи, третью его сыновья. Выше я уже заметил, что этот Иерон одного имени с сыном Диномена и подобно ему был сиракузским тиранном. (5) Палейцы, прежде называвшиеся дулихийцами, четвертая часть кефаллинцев, воздвигли [184] статую илийцу Тимоптолиду, сыну Лампида, из Илиды. Есть [185] и статуя Архидама, сына Агисилая, и какого–то человека в виде охотника, [186-187] Статуи Димитрия, взятого в плен в войне с Селевком, и сына его Антигона воздвигли византийцы. (8) [188] Спартиату Евтелиду в 38 ол. достались две победы над отроками, в борьбе и пентафле. Тогда первый и последний раз отроки допущены были к пентафлу. Статуя Евтфлида стара и надпись на её подножии с течением времени изгладилась. (9) За Евтелидом следует опять [189-190] статуя лакедемонского царя Арея и возле нее илийца Торга. До сего времени Торгу одному из всех атлетов достались четыре победы в пентафле, и кроме того одна в двойном беге и одна в вооруженном.
(10) [191] Муж, возле которого стоят отроки, говорят, Птолемей, сын Лага. Рядом с ним находятся [192-193] две статуи илийца Капра, сына Пиѳагорова, получившего в один день венок в борьбе и в панкратии. Ему первому достались две такие победы. Его противника в панкратии я назвал, а поборол он илийца Пеония, победителя в предыдущей олимпиаде, в Пифе победившего в кулачном бою отроков, и затем в один и тот же день мужей в борьбе и в кулачном бою. Таким образом Капру достались победы с большим трудом и с чрезвычайными усилиями.
16. Затем [194-195] воздвигнуты статуи илийцам Анавхиду и Ференику, победившим в борьбе отроков. Ѳеспийцы поставили [196] статуи Плистену, сыну Евридама, предводившему этолами против галатов. (2) Илиец Тидей поставил [197-198] статую Антигону, отцу Димитрия, и Селевку, слава которого разнеслась по всему свету, особенно за пленение Димитрия.
[199] Тимон победил в пентафле на всех эллинских играх, кроме Исѳмийских, в которых он, как и все илийцы, не мог участвовать. По поводу надписи на его статуе, рассказывают, что он из дружбы к этолам участвовал в походе их против фессалийцев и даже в Навпакте был начальником гарнизона,
(3) Около Тимона [200-201] статуя Эллады и рядом статуя Илиды. Эллада одной рукой венчает Антигона, бывшего опекуном Филиппа Дмитриева, а другой — Филиппа; а Илида венчает Димитрия, воевавшего с Селевком и Птолемеем, сыном Лага. (4) [202] Аристиду, из Илиды, в Олимпии досталась победа в вооруженном беге, в Пифе — в двойном, а в Немее, как говорит надпись, в конном над отроками. Длина конного бега — два двойных. Когда он отменен был в Немее и в Исѳме, император Адриан ввел его у аргивян на зимних немейских играх. (5) Тут же рядом с Аристидом [203-204] статуи илийца Меналка, победителя в пентафле, и критянина Филопида, сына Зота, из Херрониса, скорохода Александра Филиппова.
Далее следует [205] илиец Вримий, победитель в кулачном бою. Псофидийцы, из Аркадии, воздвигли [206] статую Леониду из Накса, в Эгейском море. Затем стоит [207] статуя Асамона, победившего в кулачном бою, и [208] Никандра, дважды победившего в Олимпии в двойном беге, и в Немее шесть раз в разных родах бега. Асамон и Никандр — илийцы. Статую Никандра сделал Даипп, Асамона мессинянин Пириламп. [209] Илийцу Евалкиду достались победы в кулачном бою отроков [210], лакедемоняпу Селеаду в борьбе мужей.
(7) Там же стоит [211-212] небольшая колесница лаконда Полипифа и на том же постаменте статуя его отца, Каллитела, победителя в борьбе. Псофидийцы воздвигли [213-214] статуи и частным илийцам: Лампу, сыну Арниска, и Аристарху, как своим гостям, или вообще за особенную дружбу. В средине их поставлен [215] илиец Лисипп, поборовший отроков. Статую его сделал аргивянин Андрей.
(8) Лакедемонянину [216] Диносѳену досталась в Олимпии победа в беге; в память ее, он около своей статуи, поставил колонну, от которой до другой его колонны, находящейся в Лакедемоне, как говорят, ровно 660 стадий.
[217-219] О Ѳеодоре, победителе в пентафле, Питтале, сыне Ламнида, победившем в кулачном бою отроков, и Нелаиде, получившем венок в простом и вооруженном беге, да будет всем известно, что они были родом илийцы. О Питтале еще рассказывают, что он решил спор илийцев с аркадянами о границах; статуя его — произведение олинфянина Софнида.
(9) Далее [220-222] статуи: Птолемея верхом, и рядом илийский атлет Пеаний, сын Даматрия, победитель в Олимпии и дважды в Пифе в борьбе. Илиец Клеарест получил венок в пентафле. Затем там поставлена [223] колесница аѳинянина Главкона, сына Етеокла. Он объявлен был победителем четверкой взрослых лошадей.
17. Вот это наиболее замечательные памятники в Алтисе по упомянутому направлению. По дороге от Леонидея к большому алтарю, справа будут следующие памятники. [224] Статуя Димократа, из Тенедоса, победившего в борьбе мужей, и [225] илийца Криания, победителя в вооруженном беге. Статую первого изваял милетянин Дионисикл, последнего македонянин Лис. (2) [226-227] Статую Геродота, из Клазомен, и Филина, сына Игеполида, из Коса, поставили их города; клазоменцы потому, что Геродот, первый олимпийский победитель в беге отроков, был из их города, а косцы поставили Филину, за его славу, потому что ему досталось 5 побед в беге в Олимпии, 4 в Пифе, столько же в Немее, и 11 в Исѳме.
(3) [228] Статую Птолемея, сына Птолемея Лага, поставил македонянин Аристолай. Там же [229-230] статуи: победителя отроков в кулачном бою, милетянина Вута, сына Полиникова, и Калликрата, из Магнисии, на Лифее, получившего два венка в вооруженном беге. Статуя Калликрата — произведение Лисиппа. (4) [231-232] Емавтиону досталась победа в беге отроков, Алексивию в пентафле. Родом Алексивий из Ирей в Аркадии; статуя его — произведение Акестора, но кто мастер статуи Емавтиона, в надписи не сказано, и говорится только что это был аркадяни. [233-234] Колофонцы Ермисианакт, сын Агонея, и Икасий, сын Ликина и дочери Ермисианакта, оба побороли отроков. Ермисианакту колофонцы доставили статую на общественной счет.
(5) Тут же находятся [235-233] статуи илийских отроков, победивших в кулачном бою: Сфенида — произведение олинфянина Хорила, и Ѳеотима, изваянная сикионцем Детондою. Ѳеотим был сын Мосхиона, участвовавшего в походе Александра, сына Филиппа, против персов предводительствуемых Дарием.
Далее [237-238] опять статуи илийцев: Архидама, победившего четверкой лошадей, (6) и Епераста, сына Ѳеогона, победителя в вооруженном беге. Епераст, как говорится в конце надписи на его статуе, был прорицатель из рода Клитидов: «Я из рода Клитидов, прорицателей вещих, от крови богоравных Меламподидов».
Мелампод был сын Амифаона, внук Мантия, правнук Оикла, а Клитий был сын Алкмеона, внук Амфиарая, и правнук того же Оикла. Мать Клития была дочь Фигея, и Клитий переселился в Илиду для того, чтобы не жить вместе со своими дядьями — братьями его матери, которые, как он знал, были убийцами его отца, Алкмеона.
(7) Между многими незамечательными стоит посмотреть на [239-240] статую илийца Алексиника, которую изваял сикионец Канфар. Алексиник победил в борьбе отроков. Затем статуя леонтийца Горгия, поставленная, как говорит надпись, Евмолпом, третьим потомком Диикрата, женатого на сестре Горгия, а этот Горгий был сын Кармантида. (8) Горгий, говорят, восстановил красноречие, совершенно запущенное и почти забытое. Даром слова он прославился на олимпийском торжестве и кроме того как посол в Аѳинах вместе с Тисием. И Тисий много сделал для красноречия; между прочим он, по одному денежному делу, написал такое убедительное прошение для одной сиракузской женщины, что превзошел всех современников. (9) Но Горгий в Аѳинах больше славился, а фессалийский тиран Иасон предпочитал его даже Поликрату, известному оратору аѳинской школы. Горгий, говорят, прожил сто пять лет. Леонтин, разрушенный некогда сиракузянами, теперь снова заселен.
18. Есть там и [241] медная колесница киринейца Кратисѳена. В ней стоит Победа и сам Кратисѳен, Очевидно, он победил лошадьми. Говорят, Кратисѳен — сын Мнасея, победителя в беге, прозванного эллинами Ливийцем. Статуи — произведения ригийца Пиѳагора.
(2) [Анаксимен]. Там–же, помнится, я нашел и [242] статую Анаксимена, описавшего эллинские древности, дела Филиппа, сына Аминты, и сына его Александра. Честь в Олимнии досталась Анаксимену от лампсакинцев. О нем вот что рассказывают. Александр, сын Филиппа, не всегда был кроток, и часто приходил в бешенство; но Анаксимен однажды перехитрил его таким образом. (3) Лампсакинцы были сторонники персидского царя, или только подозревались в этом, и Александр, в припадке гнева, грозил им строжайшим наказанием. Боясь за жен, детей и отечество, лампсакинцы послали к Александру Анаксимена, которого знал Александр, а еще раньше и Филипп. Когда Анаксимен явился к Александру, тот, узнав причину прибытия, поклялся всеми эллинскими богами, что сделает все, противоположное просьбе Анаксимена. (4) Тогда Анаксимен сказал; «Царь, сделай мне милость: продай жен и детей лампсакинцев в рабство, разрушь их город и сожги храмы». Так он сказал. Александр не мог предвидеть такой хитрости и, как связанный собственной клятвой, должен был простить лампсакинцев. (5) Как известно, Анаксимен, однажды очень умно отомстил своему врагу, хотя и не совсем благородно. Он умел подделываться под слог других писателей, и вот, поссорившись с Ѳеопомпом, сыном Дамасистрата, он написал пасквиль на аѳинян, лакедемонян и ѳивян, подражая самым точным образом слогу Ѳеопомпа, и, подписав его имя, разослал по городам, и конечно ненависть всей Эллады обрушилась на Ѳеопомпа. (6) Анаксимен первый говорил без приготовления. Поэма об Александре, мне кажется, не его.
[243] Сотад, победив в продолжительном беге в 99 ол., назвал себя критянином, чем он и был на самом деле, а в следующую ол., подкупленный ефесцами, назвал себя ефесцем. За это критяне присудили его к изгнанию.
(7) Первые статуи, поставленные в Олимпии, были [244-245] Праксидаманта, из Эгины, победившего в 59 ол., в кулачном бою, и опунтийца Риксивия, победителя в панкратии в 61 ол. Эти статуи находятся недалеко от колонны Иномая и сделаны из дерева. Статуя Риксивия из смоковницы, а эгинянина из кипариса. Последняя меньше пострадала.
19. [Сокровищницы]. В Алтисе, к северу от Герея, есть каменная терраса, прилегающая к горе Кронию, и на этой террасе находятся сокровищницы, в роде тех, какие воздвигнуты эллинами в Делфах Аполлону. Таким образом, в Олимпии есть (I) Сикионская сокровищница, посвященная сикионским тиранном Мироном. (2) Он построил ее после победы на колеснице в 33 ол., и в этой сокровищнице сделал и две горницы, одну в дорическом стиле, другую в ионическом; обе, я сам видел, медные. (3) Но Тартисская ли это медь, как утверждают илийцы, не знаю. По рассказам, Тартиссий — река в стране Ивирии, впадающая в море двумя рукавами, среди которых лежит город того же имени. Это самая большая река в Иверии; имеет даже прилив и отлив; впоследствии ее стали называть Ваитис. Некоторые полагают, что ивирийский город Карпия прежде назывался Тартиссом.
(4) Над меньшей горницей есть надпись, которая гласит, что вес меди — 500 талантов и что сокровищница пожертвована Мироном и сикионцами. В сокровищнице находятся: три диска, какие употребляются в пептафле, щит, обитый медью и покрытый внутри живописью, шлем и поножи. На этих частях вооружения написано, что это — «дар Зевсу от мианов, лучшая часть добычи». Кто эти мианы, об этом есть разные мнения. (5) Я помню, что Ѳукидид, говоря о локрах, что около Фокиды, между прочими локрскими городами упоминает и мионейских. Мне кажется, эти локрские мионы и мианы, упоминаемые на щите, одно и то же. Надпись на щите, за давностью пожертвования, почти совершенно истерлась.
(6) В этой сокровищнице лежат я другие замечательные вещи: меч Пелопса с золотой ручкой, рог Амалфии из слоновой кости, дар Милтиада, сына Кимонова, который первый из этого дома владел фракийским Херсонисом. На роге следующая надпись древними аттическими буквами: «На радость Олимпийскому Зевсу меня посвятили овладевшие стенами Арата в Херсонисе, а предводительствовал Милтиад».
Есть там еще статуя Аполлона из букового дерева с позолоченной головой, как говорят, дар локров, что при мысе Зефирии, произведение кротонца Патрокла, сына Катилла.
Рядом с сикионской находится (II) карфагенская сокровищница, произведение Пофея, Антифила и Мегакла. (7) Дары в ней: огромная статуя Зевса и три льняные панциря, посвященные Гелоном и сиракузянами, победившими финикиян на воде или на суше.
(III-IV) Третья и четвертая сокровищницы — дары епидамнийцев. (8) Там находятся: Атлант, поддерживающий небо, Иракл, яблоня Гесперид и обвившийся вокруг дерева дракон. Ѳеокл, сын Игила, сделал это тоже из кедрового дерева. Надпись на небесном шаре говорит, что он делал это вместе с своим сыном. Еспериды впоследствии были перенесены илийцами, и в мое время находились в Герее. Сокровищницы эти сделали Пирр и сыновья его Лакрат и Ермон.
(V) И сиваритяне построили сокровищницу, которая находится за епидамнийской. (9) Исследователи италийских древностей утверждают, что Лупия, лежащая между Врентесием и Идрунтом, есть древний Сиварис. Тамошняя превосходная корабельная пристань — искусственная, дело императора Адриана. Около сиваритской стоит сокровищница (VI) киринейцев, из Ливии. В ней находятся статуи римских императоров. (10) (VII) Селинунтийцы, до своего изгнания из Сицилии карфагенянами, тоже посвятили Олимпийскому Зевсу сокровищницу. Там есть изображение Диониса с лицом, оконечностями ног и руками из слоновой кости.
(11) (VIII) В метапонтийской сокровищнице (рядом с селинунтской) стоит Ендимион, весь из слоновой кости, кроме одежды. Как погибли метанонтийцы, я не знаю, но в мое время кроме театра и городской стены ничего не осталось от Метапонтия.
(12) (IX) Мегаряне, живущие при аттической границе, тоже построили сокровищницу и поставили в ней кедровые статуи, покрытые золотом, изображающие бой Геркулеса с Ахелоем. Там–же Зевс, Дианира, Ахелой, Геркулес и Арей, помогающий Ахелою. Кроме того там есть статуя Аѳины, как союзницы Геркулеса. Эта статуя теперь в Герее возле есперид. (13) На карнизе сокровищницы рельефно изображена битва богов с гигантами; а над карнизом прибит щит, на котором написано, что мегаряне воздвигли сокровищницу из коринѳской добычи. Эту победу, мне кажется, мегаряне одержали в архонтство в Аѳинах Форванта, который впрочем архонтствовал всю жизнь, так как тогда не было еще ежегодных выборов и илийцы не распределили еще времени по олимпиадам. (14) Говорят, в этой войне мегарян с коринѳянами участвовали и аргивяне. Сокровищница поставлена чрез один год после битвы, но дары, кажется, уже раньше были у мегарян, так как это произведения Донты, ученика Дипина и Скиллида.
(15) (X) Последняя сокровищница находится около самой стадии. Ее и статуи в ней посвятили, как говорит надпись, гелойцы; но теперь статуй там больше нет.
20. [Достопримечательности около горы Крония]. Как я уже сказал, гора Кроний тянется около террасы и находящихся на ней сокровищниц. На вершине этой горы во время весеннего равноденствия, в илийском месяце елафии, так называемые Василы приносят жертвы Крону.
(2) На склоне Крония, к северу, между сокровищницами и горой есть святилище Илифии, в котором поклоняются также местному илийскому божеству — Сосиполиду. Илифии, по прозванию «олимпийской», ежегодно избирают жрицу, а Сосиполиду служит старуха, которая, по илийскому закону, должна вести беспорочный образ жизни. Она приносит божеству умилостивительные жертвы и возлагает пред ним смешанные с медом лепешки. (3) В передней храма (он состоит из двух частей) стоит жертвенник Илифии. Туда все имеют доступ, но во внутренний покой, где поклоняются Сосиполиду, входит только жрица, и то покрыв лицо и голову белым покрывалом. Девы и жены, между тем, остаются в покое Илифии и поют гимн. Сосиполиду совершают разные курения, но возлияние вином не употребительно. Клятва Сосиполидом считается величайшей. (4) Рассказывают, что, когда аркадяне вторглись в Илию, и илийцы приготовились против них к битве, к илийским начальникам пришла женщина с ребенком на груди и сказала, что, родив сына, она, в силу сновидения, отдает его помощником илийцам. Те поверили женщине и поставили нагого ребенка во главе войска, (5) но когда аркадяне наступили, ребенок превратился в дракона, и аркадяне, пораженные этим видением, пустились бежать. Илийцы преследовали и одержали блистательнейшую победу: этого бога назвали Сосиполидом, а на том месте, где дракон после битвы исчез, поставили храм.
Вместе с Сосиполидом решили также почитать и Илифию, так как эта богиня родила его. (6) Могила аркадян, павших в этой битве, находится на холме к западу от Кладея. Около храма Илифии видны развалины храма Афродиты Урании, на алтарях которого также приносят жертвы.
(7) В Алтисе, при главном (праздничном) входе, находится так называемый Ипподамий — площадь в один плефр, окруженная каменной оградой. Раз в год сюда входят женщины, приносят Ипподамии жертвы и совершают разные обряды. По рассказам, Ипподамия удалилась из Олимпии в Мидию в Арголиде, так как Пелопс больше всего на нее сердился за смерть Хрисиппа, и кости её уже впоследствии были перенесены илийцами в Олимпию. (8) В конце статуй, воздвигнутых из штрафов с атлетов, находится так называемый тайный ход, через который входят в стадион элланодики и атлеты.
Стадион сделан из земляной насыпи. На нем устроены особые места для элланодиков. (9) Напротив элланодиков находится жертвенник из белого мрамора, на котором восседает и следит за играми жрица Димитры–Хамины. Эту должность илийцы каждую Олимпиаду передают другому лицу. Девицам тоже позволено смотреть. На другом конце стадии, откуда начинается бег, по илийскому преданию, находится могила Епдимиона.
(10) [Ипподром], Из стадии, мимо седалища элланодиков, приходят к ипподрому, и сперва к ограде для лошадей. Она похожа на корму корабля, нос которой обращен к ипподрому, и там, где корма соприкасается с колоннадой Агнапта, она расширяется. На самом конце корабельного носа, на рычаге, поставлен медный дельфин. (11) Каждая сторона ограды длиною более 400 футов, и с каждой стороны устроены стоянки, которые состязающиеся на лошадях разделяют между собой по жребию.
Перед колесницами и верховыми лошадьми вместо преграды натянута веревка. По самой середине кормы каждую олимпиаду строится жертвенник из необожженного кирпича, (12) и снаружи натирается пеплом; на этом жертвеннике стоит медный орел, широко распускающий крылья. Особое, приставленное для этого лицо трогает заключающийся в жертвеннике механизм, и тогда орел поднимается, так что делается виден всем зрителям, а дельфин опускается вниз, на землю. (13) Затем, с обеих сторон опускаются веревки, ближайшие к колоннаде Агнапта, оттуда выбегает первый ряд лошадей и растягивается до тех лошадей, которым пришлось стоять во втором ряду. Тогда и там опускают веревки, и таким же порядком выпускают и других лошадей, пока все стянут в одну линию перед корабельным носом. Тогда уже дело возниц выказать опытность, а лошадей — быстроту.
(14) План преграды придумал Клеэт, и так этим гордится, что в Аѳинах на одной статуе написал следующее: »Тот, что в Олимпии выдумал преграду, произвел также и меня, Клеэт сын Аристокла». Впоследствии, говорят, Аристид сделал улучшения в изображении Клеэта.
(15) Одна сторона ипподрома больше другой, и на этой большей стороне состоящей из насыпи, на самом почти выходе из насыпи, стоит ужас лошадей — Тараксипп, род круглого жертвенника. Лошади, пробегая мимо, здесь, без всякой видимой причины, сильно пугаются и мечутся, так что весьма часто разбивают колесницы и ранят возниц. Поэтому возницы приносят Тараксиппу умилостивительные жертвы. О Тараксиппе эллины различного мнения. (16) Одни считают это могилой илийского уроженца Оления, опытного возницы, от которого будто бы получила название Оленийская скала в Идее, другие полагают, что это могила Дамеона, сына Флиунта, участвовавшего в походе Иракла против илийского царя Авгея, причем будто бы Ктеат, сын Актора, убил Дамеона вместе с его верховой лошадью, и им обоим, т. е. Дамеону и коню его, досталась одна могила.
(17) Иные говорят, что это кенотафий Пелопса Миртилу, которому он и жертвы приносил, чтобы отвратить гнев его за убийство, и будто Пелопс назвал это место Тараксиппом, так как лошади Иномая испуганы были только благодаря хитрости Миртила. Некоторые также думают, что сам Иномай смущает состязающихся на ипподпоме; а я слыхал, что некоторые возводят вину даже и на Алкаѳа, сына Парфаона, который будто бы, как жених Ипподамии, был убит Иномаем и похоронен на этом месте, и так как смерть постигла Алкаѳа на ипподроме, то дух его остается злым и недоброжелательным к состязающимся здесь.
(18) Один египтянин утверждал, что Пелоп получил от ѳивянина Амфиона чары и зарыл их на том месте, которое называется Тараксиппом; что от них и тогда еще испугались лошади Иномая, а после все стали пугаться. Этот египтянин был того мнения, что Амфион и фракиец Орфей — великие чародеи, потому что к Орфею, когда он пел, приходили животные, а к Амфиону камни, когда он строил степы. Самым правдоподобным мне кажется то, что Тараксипп — прозвание Посидона Иппия.
(19) Есть и в Исѳме Тараксипп — Главк, сын Сисифа, как говорят, убитый лошадьми на похоронных играх, устроенных Акастом в честь своего отца. В Немее, что в Аргосе, нет героя, пугающего лошадей, но перед поворотом коней есть красная скала, которая блестит, как огонь, и тоже наводит страх на коней. Но олимпийский Тараксипп пугает лошадей гораздо больше. На одной линии поставлена медная статуя Ипподамии с повязкой в руке, которую она хочет надеть, за победу, на Пелопа.
21. Другая часть ипподрома уже не насыпь, а небольшая возвышенность. На конце её стоит храм Димитры–Хамины. Одни считают это прозвание очень древним, и говорят, что там земля проглотила колесницу Аида и опять закрылась; другие утверждают, что писеец Хамин, противник писейского тирана Панталеонта, сына Омфалиона, побуждавший отложиться от илийцев, был убит Панталеонтом и из его имущества построен был храм Димитры.
В олимпийской гимнасии аѳинянин Ирод поставил взамен. старых новые статуи Коры и Димитры из пентелийского мрамора. В гимнасии упражняются в пентафле и беге. Там, под открытым небом, построена каменная терраса, на которой прежде стоял памятник победы над аркадянами. Влево от входа в гимнасию есть небольшая площадь, где атлеты упражняются в борьбе. К степам восточной колоннады гимнасии примыкают жилища атлетов, обращенные на юго–запад.
(3) Могила Иномая находится за Кладеем. Это земляная насыпь, окруженная каменной стеной. Над могилой видны развалины зданий, где, говорят, стояли кобылы Иномая. Здесь же граница земель илийских и аркадских; досюда владели прежде и писейцы.
Если в Саврском горном хребте перейти через Ериманѳ, то там будет могила Савра и храм Иракла, ныне в развалинах. Савр, говорят, грабил прохожих и соседних жителей, пока не был убит Ираклом. (4) При этом хребте, названном так по имени разбойникам юга, прямо против Ериманѳа, впадает в Алѳей река Диагон — граница между Писой и Аркадией. В сорока стадиях от Саврского горного хребта храм Асклипия, называемый еще по имени основателя Дименетовым. Ныне и он в развалинах, стоит на высоком берегу Алѳея.
(5) Недалеко оттуда находится другой храм, Диониса Левкианита, около которого течет река Левкианий, также впадающая в Алѳей, и берущая начало в Фолойских горах.

[Города Илиды]

(6) [Писея]. Если перейдем в этом месте через Алѳей, то будет уже земля Писфейская. Здесь есть остроконечный холм, на котором видны развалины города Фриксы и храма кидонийской Аѳины, от которого лучше всего сохранился алтарь. Этот храм, говорят, воздвиг Климен, потомок идейского Иракла, переселившийся сюда с острова Крита, из Кидонии, что на Иардане. Илийцы рассказывают, что и Пелоп приносил жертву кидонийской Аѳине, прежде чем состязался с Иномаем.
(7) Немного дальше протекает река Парѳений, при которой находится могила лошадей Мармака. Это, говорят, первый жених Ипподамии, прежде других убитый Иномаем. Кобылы Мармака назывались Парѳения и Ерифа, которых Иномай тоже убил, и удостоил могилы. (8) Эта река получила название от кобылы Мармака — Парѳении. Есть там и другая река, Арпиннат, и около неё развалины города Арпинны, от которого лучше всего сохранились жертвенники. Этот город, говорят, основал Иномай и дал ему название своей матери, Арпинны. (9) Немного дальше будет высокая земляная насыпь. Это — могила женихов Ипподамии, которых Иномай похоронил в простых могилах близко друг к другу; но впоследствии, из уважения к женихам и любви к Ипподамии, Пелопс насылал им большой курган. Считаю не лишним передать памяти, сколько Иномай победил славных мужей, пока наконец сам не был побежден.
(10) Как говорится в стихотворении «Великие Иея», Иномай убил: тотчас же после Мармака Алкаѳа, сына Порфаонова, и затем Евриала, Евримаха и Кротала, — родителей и отечества трех последних я не мог узнать; следующий затем Акрий, по всей вероятности, лакедемонянин, основатель Акрии; потом убиты были: Канет, Ликург, Ласий, Халкодонт и Триколон, (11) как аркадяне говорят, равноименный внук Триколона, сына Ликаонова. После Триколона постигла судьба на ипподроме Аристомаха, Прианта, Пелагонта, Эолия и Крония. Некоторые причисляют еще к названным Ериѳра, сына Левкона, внука Афамантова, — от него получил название виогийский город Ериѳры, — и Иионея, сына Магнита, внука Эолова. Вот скольким здесь воздвигнут курган! И Пелопс, управляя писейцами, говорят, ежегодно праздновал им тризну.
22. Отсюда по направлению в стадии видны следы храма Артемиды Кордаки, получившей такое название оттого, что Пелопс и его друзья, празднуя победу, при этом храме плясали известный около Сипила танец кордак. Около храма стоит небольшое здание, где в медном ящике хранятся кости Пелопса.
[История Писеи]. Стен или зданий в мое время не было, и вся местность, где стояла Писа, была засажена виноградными лозами.
(2) Основатель этого города, говорят, был Пис, сын Периира, внук Эола. Враждуя с илийцами и стремясь распоряжаться вместо них олимпийскими играми, писейцы сами накликали беду. В восьмую олимпиаду они даже соединились с аргивским тираном Фидоном, самым жестоким в Элладе, и вместе с ним устроили игры. В 34 ол. писейский царь Панталеонт, сын Омфалиона, собрал из соседей войско и устроил игры вместо илийцев. (3) Эти олимпиады и еще сто четвертую, веденную аркадянами, илийцы не называют олимпиадами и не приводит в списке олимпиад.
В 48 ол. Дамофонт, сын Панталеонта, возбудил подозрение, что замышляет что–то против илийцев, и илийцы, вооружившись, вторглись в Пису, но Дамофонт просьбами и клятвами достиг того, что они ничего но сделали и возвратились домой.
(4) В царствование Пирра, сына Панталеонта, брата Дамофонта, писейцы без причины затеяли войну с илийцами; с ними восстали также трифилийские города: Макист и Скиллунт, а из соседних Диспонт. Диспонтийцы родственны с писейцами, так как Диспонт основан Диспонтеем, сыном Иномая, по их преданиям. Тогда писейцы и их союзники были прогнаны илийцами.
(5) В Илее на гористой дороге из Олимпии в Илиду видны развалины Пилоса, в 40 ст. от Илиды. Как уже сказано было, Пилос основал мегарянин Пилон, сын Клисона. Пилос был затем разрушен Гераклом, опять заселен илийцами и скоро опять оставлен жителями. При Пилосе Ладон впадает в Пиней. (6) Илийцы утверждают, что к этому Пилосу относятся стиха Гомера:
… родом от Алѳея,
Широко текущей реки через землю пилийцев.
И я тоже думаю, потому что именно здесь протекает Алѳей, и этих стихов нельзя применить к другому Пилосу, так как страны пилийцев, живущих против острова Сфактирии, Алѳей не прорезывает, а в Аркадии я не знаю города, который прежде назывался бы Пилосом.
(7) В пятидесяти стадиях от Олимпии лежит илийская деревня Гераклея на реке Киѳире, и в нее впадает источник, на котором находится храм нимф. Имена этих нимф: Каллифая, Синаллаксида, Пигея и Иасида; общее их название — Иониды. Купающиеся в этом источнике излечиваются от различных недугов и болезней. Название свое нимфы получили будто бы от Иона, сына Гаргиттова, переселившегося сюда из Аѳин.
(8) Если идти в Илиду через равнину, то до Летрин будет 120 стадий, а оттуда до Илиды 180. В старину Летрины были город, основанный Летреем, сыном Пелопса, но теперь зданий осталось мало, между прочим храм со статуей алфейской Артемиды, названный так будто бы по следующей причине: (9) Алѳей влюбился в Артемиду; но убедившись, что увещаниями и просьбами не достигнет брака, решился принудить богиню. Для этого он, преследуя богиню, пришел за ней в Летрины на ночной праздник Артемиды и нимф, и здесь присоединился к играм. Но Артемида, подозревая замысел Алѳея, вымарала себе лицо речным илом; то же сделали и её нимфы. Таким образом Алѳей не мог узнать Артемиды и возвратился ни с чем. (10) Поэтому летринейцы назвали богиню алфейской за любовь к ней Алѳея. Илийцы, с древних пор жившие в дружбе с летринейцами, перенесли свое почитание Артемиды елафиейской в Летрины на Артемиду Алѳейскую. Таким образом с течением времени алфейскую богиню стали называть елафиейской; (11) а это название, как мне кажется, илийцы дали Артемиде от охоты её за оленями. Но они утверждают еще, что Елафией называлась илийская кормилица Артемиды. В 600 стадиях от Летрин есть неиссякаемое озеро, не больше трех стадий в диаметре.
23. [Город Илида]. В Илиде замечательна древняя гимнасия и приготовление к ней атлетов к Олимпийским играм. За стеной гимнасии, в разных направлениях, растут высокие платаны, и вся эта площадь называется Ксистом, потому что Геркулес, сын Амфитриона, здесь каждый день должен был выщипывать вырастающий аканф.
(2) Одна часть площади назначена для состязания в беге и называется туземцами священной; другая — для упражнения в беге и пентафле.
В гимнасии есть так называемый плефрий, где элланодики заставляют бороться однолетних или отличившихся в упражнениях. (3) Есть там и жертвенники богов: 1) идейского Иракла, по прозванию, Парастата, 2) Ерота, 3) так называемого илийцами и аѳинянами Аптерота, 4) Димитры и её дочери, и 5) Ахилла, которому впрочем поставлен не жертвенник, а кенотафий, вследствие изречения оракула. Когда начинается торжество, то илийские женщины, в определенный день, к закату солнца, между прочим, оказывают честь Ахиллу тем, что ударяют себя в грудь.
(4) За большим есть другой, меньший гимнастический двор, называемый по виду четырехугольником. Здесь атлеты упражняются в борьбе и затем мягкими ремнями в кулачном бою. На этой площади поставлена одна из статуй Зевса, воздвигнутых из штрафов смирнейца Сосандра и илийца Поликтора. (5) Есть еще третий гимнастический двор, названный по мягкости почвы Малѳо. Сюда юноши имеют доступ во все время торжества. В одном углу Малѳо есть бюст Иракла с победной повязкой, и барельефы Ерота и так называемого Аптерота. Ерот держит в руке пальмовую ветвь, а Антерот старается вырвать ее.
(6) С одной стороны входа в Малѳо находится статуя мальчика — кулачного бойца. По объяснению илийского блюстителя законов, она представляет Сарапиона из Александрии, что напротив острова Фароса. Он прибыл в Илиду и снабдил илийцев во время дороговизны, хлебом, и за это ему сделана такая честь. Время победы его в Олимпии и благодеяния илийцам — 217 ол.
(7) В той же гимнасии находится совещательная палата, где свободно произносят речи и читают сочинения. Она называется также, но имени основателя, Лалихмием. Кругом палаты висят щиты, но только для украшения, а не для употребления на войне.
(8) Из гимнасии дорога ведет в купальни через улицу молчания и мимо храма Артемиды — Друга отроков (Филомираки). Такое название богиня получила от соседства с гимнасией. «Улица молчания» вот почему, говорят, так названа. Когда Оксил послал из своего войска несколько разведчиков в Илиду, то на дороге они условились, чтобы около городской стены не говорить ни слова, а только прислушиваться, не узнают ли чего от горожан. Через эту улицу, незаметно они проникли в город и, узнав что нужно, возвратились к этолянам. От этих разведчиков улица и получила название «улица молчания».
24. [Ипподром] Другой выход из гимнасии, чрез могилу Ахилла, ведет на рынок и в элланодикеон. Сюда элланодики приходят в гимнасию на состязания в беге до восхода солнца, а в полдень на пентафл и так называемые тяжелые состязания.
(2) Рынок в Илвде устроен не так, как в Ионии или в эллинских городах на ионийской границе, а по древнему плану: это — отдельные колоннады, прорезанные улицами. Теперь рынок называется Ипподромом и туземцы там учат своих лошадей. Южная колоннада построена в дорическом стиле и разделяется на три части. (3) Здесь элланодики по большей части проводят день. У этих колоннад воздвигнуты алтари Зевсу; на открытом рынке их мало, так как они вследствие легкой постройки скоро разрушаются.
Если из этой колоннады идти на рынок, то на левом конце её стоит Елланодикеон; от рынка его отделяет улица. В Елланодикеоне живут десять месяцев сряду вновь избранные элланодики, и номофилаки (блюстители законов) объясняют им их обязанности на играх.
(4) От колоннады, где проводят день элланодики, улицей отделяется другая колоннада, называемая илийцами «коркирейской». Илийцы размазывают, что коркирейцы на кораблях увезли часть их скота, но впоследствии они, илийцы, взяли у коркирейцев еще больше, и из десятой части добычи сооружали эту колоннаду. Она построена в дорическом стиле. (5) Колонны идут по двум направлениям: одни к рынку, другие в противоположную сторону. В средине не колонны поддерживают крышу, а стена. С обеих сторон стены стоят статуи.
При колоннаде на рывке поставлена статуя Пиррона, сына Пистократа, софиста, не дававшего ни о чем определенного понятия. Недалеко от Илиды видна и могила Пиррона в местности «Петра». Это, говорят, бывшая древняя община.
(6) [Храмы и памятники]. На открытом рынке в Илиде замечательны: 1) храм и статуя Аполлона Акесия, название, как кажется, означает тоже, что у аѳинян Алексикак. В другом месте стоят мраморные статуи Солнца и Луны, у которой из головы поднимаются рога, а у Солнца лучи. Есть там также 2) святилище и статуи Харит с позолоченной одеждой и мраморным лицом, одеждой и ногами. Одна в руке держит розу, средняя жребий, а третья небольшую миртовую ветвь. (7) Такие предметы у них, кажется, вот почему: роза и мирта посвящены Афродите и тесно связаны с понятием о красоте, а Хариты очень близки к Афродите; а жребий — игрушка мальчиков и девиц, незнающих тягостей старости. (8) Вправо от Харит, на том же подножии, статуя Ерота. Есть там и 3) храм Силина, отдельный, не вместе с Дионисом: Мефа подает Силину кубок вина. Силины — смертный род, как видно из их могил, ибо могила одного Силина находится в еврейской стране, другого в Пергаме. (9) На илийском рынке я видел 4) и такой храм: невысокий, без стен, а крышу поддерживают дубовые колонны. Туземцы все его называют гробницей, но кого — но помнят. Если старик, которого я об этом спросил, говорил правду, то это гробница Оксила. (10) На рынке находится и дом тех шестнадцати женщин, которые там ткут покров Геры.
25. К рынку примыкает 5) древний храм с колоннадами кругом. Крыша его обвалилась и статуй не осталось; он посвящен римским императорам. За колоннадой из коркирейской добычи находится 6) храм Афродиты и недалеко от него, под открытым небом, её священный округ. В храме поставлена статуя Афродиты Урании из слоновой кости и золота, опирающейся одной ногой на черепаху. Это — произведение Фидия. В священном округе, окруженном каменной оградой, на террасе сидит, на медном козле, медная Афродита. Это произведение Скопы представляет Афродиту Пандимос (Всенародную). Значение черепахи и козла предоставляю объяснять желающим.
(2) 7) Святилище Аида, храм и двор, — тот и другой есть у илийцев, — открывается раз в год, но вступить туда можно только жрецу. Одни илийцы служат Аиду и вот почему. Когда Иракл шел с войском на Пилос в Илиде, ему помогала Аѳина, а Аид, из ненависти к Ираклу, пришел на помощь пилийцам, которые почитали его. (3) В доказательство приводят следующие стихи из Илиады.
Сам Аид, меж богами ужасный, страдал от пернатой.
Тот же погибельный муж, громовержцева отрасль, Аида
Ранив у врат подле мертвых, в страдания горькие ввергнул.
Если в походе Агамемнона и Менелая против Илиона Посидон, по рассказам Гомера, помогал эллинам, то, в смысле этого поэта, не невероятно, что Аид защищал пилийцев. Итак, илийцы этому богу, как своему другу и врагу Иракла, воздвигли храм. Раз в год он открывается, вероятно, оттого, что и люди раз отходят к Аиду. (4) У илийцев есть еще 8) храм Тихи. В колоннаде его стоит огромная деревянная статуя богини, позолоченная, кроме оконечностей ног и рук, сделанных из белого мрамора. Влево от Тихи 9) поклоняются Сосиполиду в небольшой палате. Этот бог нарисован, по сновидению, в детском возрасте, в хламиде, испещренной звездами, с рогом Амалфии в одной руке. (5) В самой населенной части города есть медная статуя во весь рост безбородого мужа, который, сложивши ноги одну на другую, обеими руками опирается на копье. Одежда на нем и шерстяная, и льняная, и из виссона. (6) Это, говорят, статуя Посидона, которую раньше почитали на Самике в Трифилии, а потом перенесли в Илиду, и здесь стали еще более почитать. Когда вблизи поселились патрейцы, то от них на Посидона перешло имя Сатрапа, каковым патрейцы называли Кориванта.
26. Между рынком и Минием находится древний театр и 10) храм Диониса. В нем стоит статуя бога, работы Праксителя. Дионис один из самых почитаемых богов у илийцев; полагают, будто он посещает даже их праздник Фии.. В восьми стадиях от города есть площадь, где празднуют Фии. Там жрецы, в присутствии илийцев и, если случится, и иностранцев, ставят в одном здании три пустые чаши. Затем жрицы, или кто хочет, накладывают печать на двери здания. (2) На другой день печать нетронута, а войдешь в здание — чаши наполнены вином. Об истине этого свидетельствуют достовернейшие илийцы и иностранцы. Сам я там не был во время празднества, Андрийцы утверждают, что и у них ежегодно на празднике Диониса из его храма само собой течет вино. Эллинам в этом нужно поверить; тогда и рассказы эфиопов, живущих за Сиеной, о трапезе солнца тоже вероятны.
(3) В илийском акрополе находится храм Аѳины. Статуя её — из слоновой кости и золота, а работы, говорят, Фидия. На шлеме Аѳины — петух, как самая задорная птица, — может быть, оттого что петух посвящен Аѳине Ергане.
Киллина отстоит от Илиды на 120 стадий и обращена к Сицилии; имеет отличную пристань. Это — илийская пристань, но название получила от аркадянина, (5) Гомер не упомянул Киллины в перечислении илийских городов, но далее в своей поэме показал, что знает ее, когда говорит:
Полидамант снял вооружение с друга Филида,
Ота из Килины, властителя храбрых эпейцев.
В Киллине есть храм Асклипия и Афродиты. Ерм, которого там очень почитают, изображен в виде стыда, прямо стоящего на подставке.
(6) Илейская страна вообще плодородна, но особенно она производит отличный виссон. Коноплю, лен и виссон там сеет всякий, у кого почва для этого годна. Нитки, из которых сирийцы приготовляют себе одежду, получаются не из луба какого–либо растения, а следующим способом. (7) В их стране водится животное, которое эллины называют «сир», а сирийцы иначе. Величиной оно вдвое больше самого большего канфара, а во всем прочем походить на пауков, ткущих паутину под деревьями; и ног оно имеет восемь, как и пауки. Этих насекомых сирийцы разводят в домах, приготовленных для зимы и для лета, и эти животные производят тонкую ткань, которая вьется вокруг их ножек. (8) Сирийцы четыре года кормят их крупой, а на пятом году, зная, что они дольше не проживут, дают им зеленый тростник, любимую пищу этих насекомых. Тогда они так наедаются, что от пресыщения лопаются. По смерти, в их желудке находят много ткани.
Известно, что остров Сирия лежит в углу Красного моря. (9) Но я слышал, что не Красное море, а река Сира образует остров, как и Дельта в Египте окружается р. Нилом, а не морем; таков должен быть и остров Сирия. Сирийцы, как и жители соседних островов Авасы и Сакеи, происхождения эфиопского, хотя некоторые считают их помесью скифов и индийцев. Так об этом рассказывают.
(10) Из Илиды в Ахею до реки Лариса 157 стадий. Ларис ныне граница между Илией и Ахеей, а в древние времена границей был приморский мыс Аракс.

Книга Седьмая. Ахайя

[История ионийского племени]

1. [Ахейцы и ионийцы]. Страна, занимающая середину между Илеей и Сикионией и простирающаяся по восточному морю, называется ныне, по имени своих обитателей, Ахайей. В древности она называлась Эгиалом (Берегом), и жители назывались эгиалами, по преданию сикионцев — будто от Эгиала, царствовавшего в нынешней Сикионии, но другие утверждают, будто от свойства местности, так как почти вся она — морской берег.
(2) В последующие времена, когда умер Эллин и его сыновья изгнали из Фессалии брата своего Ксуѳа, будто бы за тайное присвоение части отцовского наследства, Ксуѳ поселился в Аѳинах. Там Ксуѳ удостоился брака с дочерью Ерехѳея, и имел от неё двух сыновей — Ахея и Иона. Но по смерти Ерехѳея, когда Ксуѳ был судьей в споре сыновей его о власти, и решил, чтобы царем был старший, (3) Кекропс, прочие сыновья Ерехѳея изгнали Ксуѳа из Аѳин, и тогда Ксуѳ отправился в Эгиал; там жил и там скончался. Сын его Ахей, пригласил соратников из Эгиала и Аѳин, и возвратился в Фессалию, и там занял отцовскую область, а Ион стал набирать войско против егиалийского царя Селинунта, и когда Селинунт чрез послов предложил ему руку единственной своей дочери Елики и усыновление с правом наследства, (4) Иону это пришлось по мысли, и таким образом, по смерти Селинунта, Ион получил царство, и построил в Эгиаде в честь своей жены Елики город, а самих людей стал. называть по себе ионийцами. Но это не была перемена имени, а только прибавление к прежнему: эгиалийцы стали называться эгиалийцами ионийскими, а древнее название страны долго еще оставалось, так что даже Гомер, в перечне союзников Агамемнона, приводит древнее название:
«По всему Эгиалу, вокруг широкой Елики».
В царствование Иона, аѳиняне воевали с евлесинцами и пригласили Иона принять предводительство; (5) в Аттике он и скончался и могила его находится там же, в поселке Потамиях. Потомки Иона удержали власть отца над ионийцами до того времени, когда их изгнали из Эгиала вместе с народом ахейцы, которые сами тогда были изгнаны дорянами из Лакедемона и Аргоса. (6) Что происходило между ионийцами и ахейцами, о том сейчас следует рассказ, причем я сперва объясню, почему, до возвращения дорян, из всех пелопоннесцев одни лакедемоняне и аргивяне назывались ахейцами.
Сыновья Ахея, Архандр и Архител, прибыли в Аргос из Фтиотиды, сделались зятьями Даная, женившись на его дочерях: Архител на Автомате, Архандр на Скее. Лучшим доказательством пребывания их в Аргосе служит то, что Архандр назвал своего сына Метанастом (Переселенцем); (7) а когда сыновья Ахея усилились в Аргосе и в Лакедемоне, то и обитателей этих мест стали называть ахейцами. Это было общее название, а для аргивян особенное — данайцы. Изгнанные из Аргоса и Лакедемона дорийцами, они и царь их Тисамен, сын Ореста, просили ионян чрез глашатого принять их в сожительство, но ионийские цари из опасения, чтобы, по соединении с ахейцами, Тисамен, славившийся храбростью и знатным происхождением, (8) не был избран общим царем, не приняли предложения ахейцев и встретили их с оружием в руках. В последовавшей битве Тисамен пал, но ахейцы победили; ионяне бежали в Елику и были осаждены, и затем получили позволение уйти на известных условиях. Тело Тисамена ахейцы похоронили в Елике, но впоследствии лакедемоняне, по изречению делфийского прорицалища, перевезли его кости в Спарту, где еще в мое время была могила Тисамена в том месте, где лакедемоняне устраивали общественные обеды — «фидитии».
(9) Ионийцы между тем отправились в Аттику, и там аѳиняне, и царь их Меланф, сын Андропомпа, из уважения к делам Иона, совершенным во время начальствования над аѳинским войском, приняли их в сожительство. Но может быть, что это принятие ионийцев последовало не столько ради признательности, сколько ради собственного усиления, а также из опасения, чтобы дорийцы не выказали посягательства на Аттику.
2, [Выселение ионийцев в Малую Азию]. Немного лет спустя, старшие сыновья Кодра, Медонт и Нилей, заспорили о власти, и Нилей объявил, что не потерпит власти Медонта, — Медонт хромал на одну ногу. Когда согласились спросить совета в Делфах, Пиѳия присудила аѳинское царство Медонту; поэтому Нилей, вместе с другими сыновьями Кодра, отправился на поселение. С собою он повел и аѳинских охотников, но большую часть его войска составляли ионийцы.
(2) Эго был третий поход из Эллады с разными царями и разными народами. В древнейшую пору ѳивянин Иолай, племянник Иракла, водил аѳинян и ѳеспийцев в Сардо; затем, одним поколением раньше отплытия ионян из Аѳин, ѳивянин Ѳир, сын Автесиона, водил лакедемонян и минийцев, изгнанных пеласгами с Лимна, на тот остров, который и теперь еще, по имени этого Ѳира, называется Ѳира, а раньше назывался Каллиста.
(3) В этом третьем походе сыновья Кодра поставлены были царями над ионийцами, хотя не были родом ионийцы: по Кодру и Меланфу они были мессинцы из Пилоса, по матери аѳиняне. В походе ионийцев участвовали следующие эллины: (4) ѳивяне с Филотом, потомком Пинелея, ликийцы из Орхомона вследствие родства с сыновьями Кедра, фокейцы, кроме делфийцев, и аванты с Еввии. Фокейцам дали корабли для плавания аѳиняне Филоген и Дамон, сыновья Евктимона, и стали во главе поселения.
Когда корабли пристали к Азии, каждый отправился на особый приморский город. Нилей со своим войском пошел на Милет.
Сами милетяне про свою древнейшую историю рассказывают так. (5) Два поколения, именно, в правление царя Анакта, из туземцев, и сына его Астерия, страна их называлась Анакторией, но когда прибыл из Крита с войском Милет, бежавший от Миноса, сына Европы, страна и город переменили название, и стали называться, от этого Милета, Милетом, Эта часть Азии населена была карийцами, которые и приняли критян в сожительство. (6) Но тогда ионийцы, победив древних милетян, все мужское население избили, кроме спасшихся из города бегством, а на женах и дочерях поженились. Могила Нилея находится на дороге в Дидимы, недалеко от ворот, на левой стороне. Но храм и прорицалище Аполлона в Дидимах гораздо древнее поселения здесь ионийцев, точно также древнее этого поселения и почитание ефесской Артемиды. (7) Как мне кажется, Пиндар, сказавший, что этот храм построили амазонка, когда воевали против Аѳин и Фисея, знал не все о богине, потому что фермодонские женщины и тогда уже приносили жертвы ефесской богине, как знавшие этот храм издревле; и когда они бежали от Геркулеса и еще раньше от Диониса, то обратились в Ефес. Следовательно, этот храм построили не амазонки. Основателями были: некий туземец Корис и Ефес, которого считают сыном реки Каистра, а от Ефеса получил название и город. (8) Страну эту населяли лелеги, отрасль карийцев, и особенно много было лидийцев. В окрестностях храма жили и другие по религиозным потребностям, и между ними были женщины из рода амазонок.
Сын Кодра Андрокл, — ионийцы, отправившиеся в Ефес избрали его царем, — выгнал из страны лелегов и мидийцев, занимавших акрополь, но живших в окрестностях храма оставил нетронутыми, так как они заключили с ионийцами клятвенный договор, и потому избегли войны. Затем он отнял Самос у самосцев, так что ефесцы некоторое время владели и Самосом и соседними островами. (9) Когда самосцы опять возвратились в свою землю, Андрокл пошел на защиту приинейцев против карийцев, и хотя эллины победили, но Андрокл был убит. Ефесцы взяли его тело и похоронили там, где и ныне показывают его могилу — около дороги, ведущей из храма мимо Олимпиона к магнесийским воротам. Могильный памятник его представляет человека в полном вооружении.
(10) Ионийцы, поселившиеся в Миунте и Приине, отняли эти города тоже у карийцев. Заселителем Миунта был Киарит, сын Кодра; заселителями Приины приинейцы — ѳивяне, смешавшиеся с ионийцами называют Филота, потомка Пинелея, и Эпита, сына Нилея. Несмотря на крайние притеснения сперва от перса Тавала и позже от своего же соотечественника Иерона, приинейцы все–таки принадлежат к ионийскому союзу, но жители Миунта покинули город по следующей причине. (11) В миунтскую землю входил небольшой залив, который река Меандр, засоренная при устье илом, мало–помалу превратила в болото. Вследствие этого, из болота поднялось такое множество комаров, что жители принуждены были оставить город и переселились в Милет, забравши с собой статуи богов и все имущество. В мое время в Миунте ничего не было, кроме храма Диониса из белого мрамора. Подобное несчастье постигло и атарнитов, что к югу от Пергама.
3. Жители Колофона считают храм и прорицалище в Кларе очень древними. Они рассказывают, что, когда еще карийцы владели этой страной, первые из эллинов прибыли сюда критяне, под предводительством Ракия, за которым следовало много других. Они овладели побережьем и властвовали на море, но внутри страны большей частью жили еще карийцы. Когда Фереандр, сын Полиника, с аргивянами взял Ѳивы, между прочими пленными отвезена была Аполлону в Дельфы и Манто, — отец её. Тиресий, умер на дороге около Алиарта; (2) что затем, по велению бога, эти пленные, отправлены были на выселения и переправились в Азию, и когда пристали к Клару, то против них выступили с оружием в руках критяне и привели их к Ракию. Ракий, узнав от Манто, кто они и зачем прибыли, взял Манто в жены, а её спутникам дал земли для поселения. Сын Ракия и Манто, Мопс, окончательно выгнал карийцев, и ионийцы заключили с колофонскими эллинами союз, составив равноправное государство, (3) но правление осталось за предводителями ионян — сыновьями Кодра, Давасихфоном и Промифом. Впоследствии Промиф убив Дамасихфона, бежал в Наксос и там умер. Тело его сыновья перенесли на родину, и могила Промифа находится в местности «Политихиды». (4) Как колофонцам пришлось покинуть город, сказано раньше в истории Лисимаха. Из всех эллинов, присоединившихся к Эфесу, одни колофонцы воевали против Лисимаха и македонян. Могила павших в битве колофонцев и смирнейцев находится налево от дороги на Клар.
(5)) Город Леведос Лисимах разрушил для того, чтобы присоединением жителей увеличить Ефес. Страна их богата и имеет много теплых и приятных источников, больше даже чем на всем побережьи. В древнюю пору и Леведос населяли карийцы, но их изгнали ионийцы с Андремоном, сыном Кодра. Могила Андремона находится, если идти из Колофона, за рекой Калаонтом, налево от дороги.
(6) Теос заселили минийцы из Орхомена, прибывшие сюда с Афамантом, будто бы, внуком Афаманта, сына Эоловя. И там карийцы смешались с эллинами. Ионийцев привел в Теос правнук Меланфа, Апик, который однако не переменил положения орхоменцев и теосцев. Немного лет спустя, прибыло ополчение из Аѳин и из Виотии. Аттическим ополчением предводительствовал Дамас и Наокл, сыновья Кодра, виотийским — виотянин Герес. Апик и теосцы приняли всех их в сожительство.
(7) Первое население Ериѳр, по их словам, прибыло из Крита вместе с сыном Радаманфа, Ериѳром, который а основал этот город, но вместе с критянами будто бы здесь жили ликийцы, карийцы и памфилийцы: ликийцы — по родству с критянами, как бывшие родом из Крита и бежавшие оттуда вместе с Сарпидоном, карийцы — по старинной дружбе к Миносу, а памфилийцы — тоже как эллины, ибо они из тех, что блуждали, по взятии Илиона, вместе с Калхантом. При таком населении Ериѳр, Клеон, сын Кодра, собрал из всех ионийских городов, сколько мог, эллинов и поселил в Ериѳрах.
(8) Города: Клазомены и Фокея, до прибытия в Азию ионийцев, не были заселены. Когда прибыли ионийцы, часть их, блуждая по берегу, пригласила проводником одного колофонца, Парфора, и основала город под Идой, но скоро опять покинула. Возвратившись в Ионию, эти эллины в Колофонии основали Скиппий, но затем сами же оставили и Колофонию, и заняли то место, (9) где и теперь живут, и построили на суше город Клазомены. На остров они переправились из страха к персам. Впоследствии, Александр, сын Филиппа, намеревался превратить остров плотиной от суши в полуостров. Большая часть клазоменцев не ионийцы, а клеонейцы и флиунтцы, оставившие города по возвращении дорян в Пелопоннес.
(10) Фокейцы первоначально родом из той страны при Парнассе, которая и теперь называется Фокидой. Они переправились в Азию вместе с аѳинянами Филогеном и Дамоном, и землю получили от кимейцев не войной, а по договору. Так как ионийцы не принимали фокейцев в Пан–ионий, пока они не изберут себе царей из рода Кодра, то фокейцы вызвали из Ериѳр и Теоса Делта, Перикла и Аварта.
4. На островах у ионийцев города: Самос, за Микалой, и Хиос, против Миманта.
Самосец Асий, сын Амфиптолема, рассказывает в одной поэме, что Феникс имел от Перимиды, дочери Инея, двух дочерей: Астаналею и Европу. Внук Феникса от Астипалеи и Посидона, Анкей, будто бы, царствовал над лелегами, и, женившись на дочери реки Меандра, Самии, имел от неё сыновей: Перилая, Енуда, Сама, Алиферса и дочь Парѳенопу, а от Парѳенопы и Аполлона родился Ликомид. Так говорится у Асия. (2) При появлении ионийцев, островитяне приняли их в сожительство скорее по необходимости, чем из дружбы. Предводителем ионийцев был Прокл, сын Питирея, епидавриец, начальствовавший, главным образом, над епидаврийцами, изгнанными из Епидаврии Диифоптом и аргивянами. Он был из рода Иона, сына Ксуѳа. С сыном этого Прокла, Леогором, вступившим в Самосе на царство после своего отца, Андрокл и ефесцы начали войну, победили самосцев и прогнали с острова, под предлогом, будто они вместе с карийцами злоумышляли против ионийцев. (3) Когда последовало изгнание самосцев, одни из них поселились около Фракии на острове Дардании, и от этого поселения Дарданию стали называть Самофракией; другие укрепились вместе с Леогором на противолежащем берегу около Аней, но через десять лет возвратились в Самос, прогнали ефесцев и отвоевали остров. (4) Храм Геры на Самосе воздвигли, говорят, аргонавты, и статую привезли из Аргоса, но сами самосцы утверждают, что богиня родилась на их острове у реки Имвраса, под той ивой, которая при мне еще росла около храма Геры. Этот храм из древнейших, в чем каждый убедился бы даже из статуи. Она — творение эгинянина Смилида, сына Евклида, а Смилид — современник Дедала, хотя и не достигший равной с ним славы.
(5) Дедал был аѳинянин, из царского рода митионидов. Кроме своего искусства, он сделался известен всему свету своими странствованиями и несчастными приключениями. Убив сына своей сестры и зная отечественные законы, Дедал добровольно удалился в изгнание к Миносу в Крит, и там делал статуи богов, как для Миноса, так и для дочерей его, как и Гомер упоминает в Илиаде. (6) Затем обвиненный Миносом в преступлении, он вместе с сыном заключен был в темницу, но бежал с Крита и прибыл в сицилийский город Иник, к Кокалу, что послужило поводом войны критян с сицилийцами, так как Кокал, не смотря на требования Миноса, отказался выдать Дедала. Дочери Кокала на столько уважали его искусство, что ради Дедала решились даже убить Миноса. (7) Таким образом видно, что имя Дедала сделалось известным по всей Сицилии и в большой части Италии, тогда как Смилид едва ли был известен в других местах, кроме Илей и Самоса, где изваял статую Геры.
(8) О Хиосе у трагика Иона в одном месте говорится следующее. Когда этот остров был еще необитаем, туда прибыл Посидон и там сочетался с нимфой; и так как во время родов выпал снег [хион], то Посидон дал новорожденному имя «Хиос».От другой нимфы Посидон имел еще двух сыновей: Агела и Мелана. В доследующие годы к Хиосу прибыл из Крита Инопион с сыновьями: Талом, Еванфом, Меланом, Салагом и Афамантом. (9) В царствование Инопиона прибыли на этот остров еще карийцы и аванты с Еввии. Царство Инопиона и его сыновей наследовал Амфикл, прибывший, по делфийскому изречению, из Истиеи, что на Еввии. В четвертом поколении после Амфикла Гектор, царствовавший тогда на Хиосе, воевал с жившими на острове авантами и карийцами, после чего одна част их была убита, другие по договору принуждены были удалиться. (10) По окончании войны на Хиосе, Гектору пришло на мысль, что и хиосцы должны участвовать вместе с ионийцами в жертвах в Пан–ионии. За свою храбрость он от ионийского союза получил треножник. Вот все, что я нашел у Иона о хиосцах. Но почему хиосцы принадлежат к ионийцам, этого Ион не поясняет.
5. Смирну, один из двенадцати эолийских городов, лежавший там, где и теперь находится так называемый «старый город», от эолийцев отняли ионийцы, напавшие из Колофона, а впоследствии включили и ее в пан–ионийский союз. Нынешний город построен Александром, сыном Филиппа, вследствие виденного им сна. (2) Рассказывают, что однажды после охоты на горе Паге, Александр, как был, подошел к храму Немесид, нашел здесь около храма источник и раскинувшийся над ним платан, лег и заснул. Во сне ему явились Немесиды и сказали, чтобы он на этом месте построил город и перевел сюда смирнейцев. (3) Тогда смирнейцы послали в Клар торжественное посольство спросить бога, что им делать, и получили ответ:
«Трижды, четырежды будут счастливы те мужи, которые поселятся около Пага, лежащего над Мелитом священным».
Они переселились охотно, и с того времени вместо Немесиды веруют в Немесид, и матерью их считают Ночь; а аѳиняне признают еще отца рамнунтской богини, Океана.
(4) Иония имеет превосходнейший климат; есть там и храмы, и каких нигде нет, например, храм ефесской богини — громаднейший и богатейший; затем два неоконченных храма Аполлона: один в Вранхидах, около Милета, и другой в Кларе, около Колофона; затем два храма, сожженные персами: Геры в Самосе и Аѳины в Фокее, которые даже в развалинах возбуждали удивление.
(5) Нельзя налюбоваться также храмами: Иракла в Ериѳрах и Аѳины в Приине. В первом поражает древность, в последнем статуя богини. Статуя Иракла не эгинского стиля и не древнейшего аттического, но более прочих подходит к египетскому.· Рассказывают, что этот бог приплыл сюда на плоту из Тира, что в Финикии, но по какому случаю — и ериѳрейцам неизвестно. (6) Прибывши в Ионийское море, плот пристал к мысу Месата [середина], который тянется от материка и лежит как· раз на середине пути между ериѳрейской пристанью и островом Хиосом. Когда плот стоял у мыса, ериѳрейцы со своей стороны, а хиосцы со своей, старались притянуть статую к себе, но безуспешно. (7) Наконец один ериѳреец, живший прежде рыболовством, а тогда ослепший, ко имени Формион, видел такой сон. Какой–то призрак сказал ему во сне, что ериѳрейские женщины должны остричь свои волосы, а мужчины сплести из них канаты, и что таким образом могут притащить к себе плот. (8) Горожанки отказались повиноваться сновидению, но женщины из фракийского племени, рабыни и свободные, позволили остричь себя, и таким образом ериѳрейцы притащили плот. Поэтому в храм Геракла имеют доступ только фракийские женщины, а канат из волос туземцы до сих пор сохраняют. Рассказывают еще, что рыбак прозрел и видел до конца жизни.
(9) В Ериѳрах есть еще храм Аѳины Полиады, и в нем огромная деревянная статуя, сидящая на троне, с веретеном в каждой руке и земным шаром на голове. Что это творчество Ендия, видно из самой работы, из сличения этой статуи со статуей с харитами и орами из белого мрамора, стоящими против входа, под открытым небом. В мое время смирнейцы воздвигли еще храм Асклипию между горой Корифой и тем озером, которое не сообщается с другими водами.
(10) Кроме храмов и приятного климата, Иония имеет и много другого, достойного упоминания; напр. в Ефесской области есть река Кенхрий, особенная гора Пион и источник Алитея, в Милетской области — источник Вивлиды, о любви которой поются песни. В Колофонии ясеневая роща Аполлона, около которой протекает самая холодная река во всей Ионии, Алис; (11) Леведийские купальни не только удивительны, но и полезны; в Теосе, на мысе Макрии, тоже есть купальни, (12) одни в береговых пещерах с прибоем морских волн, другие в особенных местах, отделанные с особенною роскошью; клазоменцы также имеют купальни, посвященные Агамемнону, и так называемую «пещеру матери Пирра», — это был пастух, о котором существует особое предание. В Ериѳрах есть местность Халкида, но имени которой называется и третья их фила. Халкида вдается в море горным мысом, а там есть купальни, по целебным свойствам, лучшие в Ионии. В Смирне река Мелит с отличной водой, а над источниками пещера, где, будто бы Гомер составлял свои поэмы. (13) В Хиосе замечательна могила Инопиона и несколько преданий о его подвигах. В Самосе, на дороге в храм Геры, есть могила Радины и Леонтиха, к которой ходят молиться влюбленные. Много в Ионии чудесного, и она мало чем уступает Элладе.

[Ахейское племя]

6. [Войны ахейцев]. По удалении ионян, ахейцы разделили их землю но жребию и поселились в городах, которых было двенадцать, по крайней мере, наиболее известных в Элладе. Первый город со стороны Илиды — Дима, затем Олен, Фары, Тритея, Рины, Эгий, Керивия и Вуры; потом следуют Елика, Эги, Эгира и ближайший к Оикионии — Пеллина. В этих–то городах, прежде занятых ионянами, теперь поселились ахейцы и их цари. (2) Самое большое влияние у ахейцев имели сыновья Тисамена: Даимен, Спартон, Теллид и Леонтомен; старший сын Тиеамена, Комит, еще раньше отправился в Азию. Они то, и еще Дамасий, сын Пенфила, внук Ореста, двоюродный брат их но отцу, стали властвовать над ахейцами. Наравне с ними имели еще силу ахейцы из Лакедемона: Превгон и сын его Патрей, которым ахейцы отдали особенный город; Хиос, по имени Патрея, назвал его Патрами.
(3) Военные дела ахейцев следующие. Во время похода Агамемнона в Илион, жители Лакедемона и Аргоса были сильнейшим народом в Элладе, но во время нашествия Ксеркса и мидян, сколько известно, ахейцы не участвовали в походе Леонида в Фермопилы, как и в морском сражении аѳинян под начальством Ѳемистокла при Еввии и затем при Саламине. Их нет в лаконском списке союзников, нет и в аттическом. (4) В деле под Платеями они также не участвовали, иначе имя ахейцев тоже было бы написано на Эллинском приношении в Олимпии. Кажется, ахейцы вообще удерживались от войн и защищали только свои города. Кроме того, они гордились троянскими подвигами, и не хотели подчиняться лакедемонянам, которые были доряне. Это выказали они и впоследствии, потому что когда лакедемоняне вступили в войну с аѳинянами, ахейцы стали на сторону патрейцев и к аѳинянам выказывали особенную расположенность. (5) В войнах, веденных впоследствии всеми эллинами, напр. в битве при Херонее против Филиппа и македонян, ахейцы участвовали, но в Фессалию, на так называемую ламийскую войну, не ходили, так как, по их словам, еще не оправились от виотийского поражения. Один знаток патрейоких древностей говорил, что в деле при Ламии из всех ахейцев участвовал один атлет Хилон. (6) Я тоже знаю пример, что один лидиец, Адраст, тоже частным образом, не от имени своего государства, помогал эллинам, за что лидийцы поставили ему медную статую пред храмом персидской Артемиды с надписью, в которой говорится, что Адраст погиб, сражаясь за эллинов против Леонната.
(7) В походе в Фермопилы против галатов не участвовал ни один пелопоннесский народ, потому что у галатов не было кораблей, и пелопоннесцы считали себя безопасными, заградив коринѳский перешеек от берега при Лехее до Кенхрей на противоположном берегу. (8) Таково было тогда решение всех пелопоннесцев. Когда–же галаты кое–как на кораблях переправились в Азию, то положение Эллады было таково, что ни одно эллинское государство не могло присвоить игимонии: лакедемоняне не могли оправиться от поражения при Левктрах, мешало им также соединение аркадян в Мегалополе и соседство с возвратившимися мессинцами; (9) Ѳивы до того были разорены Александром, что когда, впоследствии, Кассандр возвратил ѳивян на родину, они не могли достаточно сами себя защитит; а аѳиняне, хотя и пользовались великим обаянием за последние подвиги во благо Эллады, нЕ помогли отдохнуть от македонских войн.
7. Когда Эллины не составляли еще одного целого, и каждая община стояла сама по себе, самые сильные были ахейцы, потому что все их города, кроме Пеллины, во все времена, не знали тираннов; точео также ахейцы менее, чем другие эллины, пострадали от войн и опустошительных болезней. Потому они могли составить известный ахейский союз, из которого исходили распоряжения и действия по общему согласию. (2) Решено было собраться в Эгии, потому что, после поглощения морем Елики, это был славнейший город в Ахайи по воспоминаниям древности, и сильнейший в это время. Из других эллинов первые приняли участие в ахейском союзе сикионцы, а после сикионцев стали присоединяться и другие пелопоннесцы — некоторые тотчас, другие немного спустя. Даже живших вне Исѳма побуждало присоединиться к союзу то, что они сами видели возрастание союза. (3) Одни лакедемоняне относились враждебно, и открыто готовились к войне. Спартанский царь Агис, сын Евдамида, взял ахейский город Пеллину и хотя тотчас был изгнан Аратом и сикионцами, но Клеомен, сын Леонида, внук Клеонима, из другого царского дома, в битве при Диме скоро разбил на голову выступившего против него Арата с Ахейцами, и впоследствии заключил мир с ахейцами и с Антигоном. (4) Этот Антигои правил тогда Македонией, как опекун малолетнего сына Димитрия, Филиппа. Он был дядя Филиппа и вместе отчим. С этим–то Антигоном и ахейцами, Клеомен заключил клятву мира, и тотчас нарушил клятву нападением на Мегалополь в Аркадии. Поражение лакедемонян при Селласии ахейцами и Антигоном было следствием клятвопреступления Клеомена. Но к Клеомену мы еще раз возвратимся при описании Аркадии.
(5) Когда Филипп, сын Димитрия, возмужал, Антигон добровольно передал ему македонское царство. Этот Филипп привел в ужас всех эллинов: во всем подражал Филиппу, сыну Аминты, хотя, собственно, был не потомок Филиппа, а раб, подражавший даже в подкупе тех лиц, которые ради собственной пользы готовы были продать свое отечество; а предложить на пиру, под видом преданности и дружбы, кубок вина с смертельным ядом, о чем и подумать не мог Филипп, сын Аминты, Филипп, сын Димитрия, считал самым обыкновенным делом 50). (6) Чтобы иметь опорный пункт против Эллады и питая полное презрение ко всем эллинам, он занял три города — «ключи Эллады»: против Пелопоннеса укрепил Коринѳ и коринѳский акрополь, против Еввии, виотийцев и фокейцев — Халкиду при Еврипе, а против фессалийцев и этолян — Магнисию при подошве Пелиона.
Более всего угнетал аѳинян и этолян своими постоянными походами и разбойническими набегами. (7) Выше, в описании Аттики, я уже упомянул, сколько эллинов и варваров помогало аѳинянам против Филиппа, и сказал, что аѳиняне, вследствие слабости своих союзников, обратились за помощью к римлянам. Римляне еще раньше прислали вспомогательное войско, под предлогом помощи этолам против Филиппа, (8) а на самом деле для наблюдения за Македонией, а теперь прислали войско на помощь аѳинянам, под предводительством Отилия, — это из его имен самое известное, потому что римляне называются не по отчеству, как эллины, а каждому дается три, а если мало, и более имен. (9) Отилию было прикатало защищать аѳинян и этолян от Филиппа, и он, вообще, действовал сообразно приказаниям. Одно только он совершил против воли римлян: в Еввии разрушил Истиею и в Фокиде Антикиру, сдавшиеся Филиппу от крайности. И, как мне кажется, именно за это сенат отозвал Отилия и прислал Фламиния.
8. [Союз с римлянами]. Фламиний, по прибытии, разбил македонский гарнизон в Еретрии, а город разграбил, и затем пошел на Коринѳ, занятый гарнизоном Филиппа. Приступив к осаде Коринѳа, он чрез послов приглашал ахейцев прийти с войском в Коринѳ, чтобы они выказали свое сочувствие эллинскому делу, а также, чтобы заслужили имя римских союзников. Но ахейцы сильно осуждали Фламиния, (2) а еще раньше Отилия за то, что они так жестоко поступили с эллинскими городами, древними невинными пред римлянами и покорившимися македонянам против воли. Предвидели и то, что римляне пришли только чтобы вместо Филиппа и македонян самим сделаться властителями Эллады; потому, на собрании, много было жарких споров, пока, наконец, друзья римлян одержали верх, (3) и таким образом ахейцы помогли римлянам при осаде Коринѳа. Коринѳяне, освободившись от македонян, тотчас приступили к ахейскому союзу, к которому принадлежали и прежде, когда Арат и сикионцы изгнали весь македонский гарнизон из Акрокоринѳа и убили Персея, поставленного от Антигона начальником над гарнизоном.
После этого ахейцы названы были «союзниками» римлян и во всем выказывали большое усердие: следовали в Македонию против Филиппа, и участвовали в походе в Этолию; (4) вместе с римлянами сражались против Антиоха и сирийцев. С македонянами и сирийцами ахейцы сражались только вследствие союза с римлянами, но против этолов у них была особенная давнишняя вражда. Когда был низвергнут спартанский тиранн Навид, действительно, дошедший до крайней жестокости, ахейцы принялись за лакедемонян: (5) включили их в ахейский союз, ввели строгий суд и разрушили до основания спартанские стены, которые уже раньше были на скоро построены во время войны с Димитрием и затем с Пирром эпирским, а в тираинию Навида укреплены самым тщательным образом. Разрушив спартанские стены, ахейцы отменили предписанные Ликургом упражнения юношей и ввели упражнения, принятые у ахейских юношей. Подробнее я буду говорить об этом при описании Аркадии.
(6) Совершенно стесненные ахейскими постановлениями, лакедемоняне обратились к Метеллу и другим послам, прибывшим тогда из Рима, впрочем не для войны с Филиппом македонским, так как между Филиппом и римлянами недавно скреплен был клятвенный мир, но для решения жалоб фессалийцев и епиротов против Филиппа. (7) Могущество Филиппа и македонян было уже уничтожено римлянами: в сражении при Киноскефалах против римского полководца Фламиния, Филипп, не смотря на то, что выставил все свои силы, потерпел такое поражение, что потерял большую часть своего войска и обязан был по договору с римлянами вывести из всех эллинских городов свои гарнизоны. (8) Впрочем, по наружному виду, он разными просьбами и подкупами получил мир с римлянами. Судьбу македонского могущества, возросшего при Филиппе, сыне Аминты, и уничтоженного при позднейшем Филиппе, вдохновленная Сивилла предсказала такими словами!
(9) Вам, македонянам, гордым царями из аргивского рода,
Царь Филипп будет и слава и гибель.
Первый Филипп даст царей городам и народам,
Последний все ваше могущество погубит,
Сокрушенный людьми из западных стран и восточных.
Действительно, римляне, живущие на западе Европы, соединившись с союзными войсками Аттала и Мисии, лежащей гораздо далее к востоку, окончательно сокрушили могущество македонян.
9. И вот, Метелл и другие послы решились обратить внимание на лакедемонян, и потребовали от ахейского правительства созвать ахейский союз, чтобы, в присутствии всех, внушить союзу обращаться с лакедемонянами без всяких притеснений; но ахейцы отвечали, что не станут созывать союз ни для Метелла, ни для. кого другого, кто не представит указа римского сената о деле, ради которого созывается собрание. Метелл и его товарищи оскорбились этим, отправились в Рим и наговорили в сенате много даже ложного про ахейцев. (2) Особенно жаловались на ахейцев лакедемоняне — Арей и Алкивиад, лица, очень влиятельные в Спарте, но пред ахейцами оказавшиеся неблагодарными, потому что, когда оба они были изгнаны тиранном Навидом, ахейцы приняли их под защиту, а по смерти Навида даже помогли им возвратиться в Спарту, против воли лакедемонян. Теперь они выступили обвинителями ахейцев и уехали в Рим жаловаться в сенат; а как только они уехали, ахейцы на собрании присудили их к смерти.
Для разбора этих споров между ахейцами и лакедемонянами, сенат прислал в Элладу Аппия с товарищами, (3) но Аппий, еще не показываясь ахейцам, навлек на себя неудовольствие их тем, что вез с собою злейших врагов их — Арея и Алкивиада; еще более римляне оскорбили ахейцев, когда, явившись в собрание, стали говорить не столько убедительно, сколько оскорбительно. (4) Тогда Ликорта, аркадянин из Мегалополя, не уступавший никому из аркядян в знатности рода и пользовавшийся особым обаянием вследствие дружбы с Филопименом, стал доказывать правоту ахейцев и вместе с тем сделал некоторый упрек самим римлянам. Но Аппий и его товарищи, издеваясь над Ликортою, признали Арея и Алкивиада правыми и вопреки римско–ахейскому договору позволили лакедемонянам отправить послов в Рим, — в договоре было сказано, что отправлять послов в римский сенат предоставляется ахейскому союзу, но не городам, принадлежащим к союзу. (5) Тогда ахейцы отправили послов против лакедемонян. Выслушав речи обеих сторон, сенат решил дослать в Элладу судьей между лакедемонянами и ахейцами того же Аппия с товарищами. Аппий возвратил в Спарту всех, кто был изгнан ахейцами, и сложил штраф с тех лиц, которые сами ушли до произнесения над ними суда; принадлежности лакедемонян к ахейскому союзу не уничтожил, но решил, чтобы по уголовным делам лакедемоняне судились в чужих судах, а в прочих подвергались решению ахейского союза. (6) Древняя спартанская стена тоже была восстановлена.
Лакедемоняне, возвратившиеся из изгнания, всячески злоумышляли против ахейцев, и более всего надеялись досадить им следующим образом. Ахейцы изгнали из Пелопоннеса всех мессинян, участвовавших в убийстве Филопимена. Этих–то мессинян и еще ахейских изгнанников они уговорили обратиться в Рим, и, отправившись вместе с ними, ходатайствовали о возвращении их в Пелопоннес.
Так как Аппий был очень предан лакедемонянам и враг ахейцев, то мессинским и ахейским изгнанникам не трудно было достигнуть цели: сенат тотчас послал указ в Аѳины и в Этолию, чтобы мессиняне и ахейцы возвращались на родину. (7) Это сильно огорчило ахейцев: они и так терпели несправедливости от римлян, напрасно помогали им в походах против Филиппа, этолян и Антиоха, в которых участвовали только в угодность римлянам, и теперь им предпочли изгнанников и даже людей с обагренными кровью руками. Тем не менее ахейцы решились уступить, и на том дело пока кончилось.
10. [Изменик Калликрат]. Гнуснейшее преступление — измена отечеству и согражданам ради собственной выгоды, никогда не выводившееся из Эллады, должно было и ахейцам послужить началом несчастий. Когда в Персии царствовал Дарий Истасп, Иония пала оттого, что все самосские триерархи, за исключением одиннадцати человек, предали ионийский флот персам. (2) Подчинив ионийцев, персы покорили и Еретрию, и изменниками её оказались самые знатные лица в Еретрии: Филагр, сын Кенея, и Евфорв, сын Алкимаха. Во время похода Ксеркса на Элладу, алевады предали ему Фессалию; Ѳивы предали Аттагин и Тимигенид, первые лица в городе.
Во время войны пелопоннесцев с аѳинянами, илиец Ксения решился предать Елиду лакедемонскому царю Агиду. (3) При Лисандре так называемые «гости» нисколько не колебались в предательстве ему своих городов. В правление Филиппа, сына Аминта, из всех эллинских городов один Лакедемон избег измены; остальные города более гибли от измены, чем прежде от чумы. Александру, сыну Филиппа, к счастию, не часто и в незначительных случаях нужны были изменники. (4) После поражения эллинов при Ламии, Антипатр, желая поскорее заключить мир и перенести войну в Азию, не слитком упрямился бы дать свободу аѳинянам и всей Элладе; но Димад и остальные аѳинские изменники, из страха перед аѳинским народом, отсоветовали Антипатру быть уступчивым к аѳинянам: (5) они то и были причиной, что во многих местах поставлены были многочисленные македонские гарнизоны. Это подтверждается еще вот чем: после поражения аѳинян в Виотии, когда потеряли 2,000 пленными и 1,000 убитыми, они все–таки не подпали власти Филиппа, но при Ламии пали только 200 человек, и аѳиняне были покорены. Так–то в Элладе никогда не прекращается язва измены. Ахейцы были преданы в руки римлян своим соотечественником Калликратом, (6) а началом бедствий был Персей и уничтожение римлянами македонского могущества.
Этот Персей, сын Филиппа, живший с римлянами в мире на условиях, заключенных его отцом, нарушил этот мир походом против сапейского царя Авруполиса и изгнанием сапеев, римских союзников. Об этих сапеях упоминает и Архилох в своих ямбах. (7) Наказав македонян и Персея за обиду сапеев, римляне послали десять своих сенаторов для устройства дел в Македонии к выгоде римлян. На пути их в Элладу, к ним явился Калликрат, заискивал пред ними чем только мог, и одного из них, человека, чуждого всякой справедливости, до того склонил на свою сторону, что убедил явиться в ахейское собрание и там сделать соответствующие заявления. (8) Этот сенатор явился в собрание и объявил, что в войне римлян с Персеем влиятельнейшие ахейцы доставляли Персею деньги и вообще оказывали помощь; и требовал осуждения таковых ахейцев на смерть, а имена этих лиц готов был указать только после такого решения. Видя, что он побуждает к крайней несправедливости, ахейцы всем собранием стали уже сами просить сенатора указать лично, если кто помогал Персею, а раньше присуждать признавали не естественным. (9) Но римлянин, получив отказ, осмелился сказать, что все ахейские полководцы виновны, потому что все они сочувствовали македонянам и Персею. И все это римский сенатор говорил по наущению Калликрата. Тогда выступил Ксенон, один из знатнейших ахейцев, и на такое обвинение ответил следующее: «Я сам был ахейским стратегом, но не причастен ни в оскорблении римлян, ни в помощи Персею; готов подвергнуться суду не только ахейского собрания, но даже римлян». (10) И он мог так говорить, потому что сознавал свою невинность. Но сенатору нужен был только повод: воспользовавшись этим заявлением, он всех, кого только Калликрат обвинял в сочувствии Персею, отослал в Рим на решение римского суда. Такого поступка с эллинами раньше никогда не бывало. Самые могущественные македонские цари — Филипп, сын Аминта, и Александр не отсылали своих противников в Македонию, а позволяли им давать ответ перед амфиктионами; (11) а тогда приказано было, чтобы всех ахейцев, кого только обвинит Калликрат, даже хотя бы и невинных отправлять в Рим. Таким образом туда отвезено было больше тысячи человек, а римляне признали их осужденными, и сослали в разные тирренские города, и на все просьбы и посольства не обращали никакого внимания. (12) Чрез 17 лет, 800 ахейцев, и даже того менее, оставшиеся еще в Италии, были отпущены: римляне признали их достаточно наказанными; но кто бежал на пути в Рим, или из городов, куда был сослан, и был пойман, тех немедленно казнили.
11. [Сульпиций Галл. Диэй, Критолай]. Римляне опять послали в Элладу сенатора. Имя его было Галл, и ему поручено было решить спор о границах между лакедемонянами и аргивянами. Этот Галл и на словах, и на деле, оскорблял всех эллинов, и особенно надругался над лакедемонянами и аргивянами: (2) он отказался от посредничества между столь славными государствами, уже раньше вовлеченными в великую и ожесточенную войну из–за того же спора о границах, в котором, раньше был судьей даже Филипп, сын Аминты, и отдал Элладу на решение какого–нибудь негодяя Калликрата!
(3) К Галлу являлись также плевронцы из Этолии и просили отделения от ахейского союза, и Галл позволил им отправлять посольства в Рим отдельно, т. е. выступить из ахейского союза. Сенат предписал Галлу отделять от ахейского союза как можно больше городов; и он исполнял приказанное.
(4) Между тем аѳиняне разграбили союзный город Ороп. Сделали они это более по необходимости, чем злонамеренно: они находились тогда в крайней нужде, так как более всех эллинов пострадали от македонских войн. Оропцы пожаловались в римский сенат, и сенат, признав их жалобу справедливою, приказал сикионцам обложить аѳинян в пользу оропцев штрафом, соответственно с понесенными убытками. (5) Аѳиняне не явились ко времени, назначенному для разбирательства, и сикионцы определили пеню в 500 талантов. По просьбе аѳинян римский сенат уменьшил пеню до 100 талантов, но аѳиняне и этого не уплатили, а обещаниями и дарами довели оропцев до соглашения принять аѳинский гарнизон и дать аѳинянам заложников с таким условием, что если аѳиняне опять подадут повод к жалобам, то выведут гарнизон и возвратят заложников. (6) Немного спустя, воины из гарнизона стали оскорблять оропцев, те послали послов в Аѳины и, в силу договора, потребовали возвращения заложников и удаления гарнизона. Аѳиняне отказались от того и другого, утверждая, что виноват не аѳинский народ, а гарнизонные воины, которых и обещали подвергнуть наказанию. (7) Тогда оропцы обратились к ахейцам с просьбой об удовлетворении, и когда ахейцы, из дружбы и уважения к аѳинянам, отказались от этого, оропцы обратились к тогдашнему ахейскому стратегу Меналкиду, родом лакедемонянину, и обещали десять талантов, если он приведет им на помощь ахейцев. Меналкид согласился и обещал половину денег Калликрату, имевшему, вследствие дружбы с римлянами, большую силу у ахейцев.
(8) Так как Калликрат стал на сторону Меналкида, то и объявлено было защищал оропцев против аѳинян. Когда кто–то донес об этом аѳинянам, они тотчас пошли на Ороп, забрали что еще осталось после первого грабежа и вывели гарнизон. Ахейцы опоздали с помощью, и Меналкид с Калликратом советовали им сделать нападение на Аттику, но другие участники, особенно лакедемоняне, воспротивились этому, и войско возвратилось обратно.
12. Хотя оропцы и не имели помощи от ахейцев, Меналкид все–таки взыскал с них деньги; но получив деньги в руки, ему жаль было отдавать половину Калликрату. Сначала он под разными предлогами откладывал уплату, а наконец совершенно отказался.
(2) Верно говорит пословица: «есть огонь жгучее огня, есть волк лютее волка, есть коршун быстрее коршуна», — если и Калликрата превзошел в подлости Меналкид. Лишившись всякого вознаграждения и напрасно сделавшись врагом аѳинян, Калликрат, по истечении срока власти Меналкида, сделал в ахейское собрание донос на Меналкида, будто Меналкид, состоя послом в Риме, действовал против ахейцев и всячески старался отделить Спарту от ахейского союза, и требовал страшной казни для Меналкида. (3) Тогда, находясь в крайней опасности, Меналкид дал из оропских денег три таланта преемнику своей власти, мегалополитянину Диэю. Побуждаемый этим подарком, Диэй, против воли ахейцев, освободил Менялкида, за что ахейцы укоряли его не только частно, но и публично. Диэй отвратил эти жалобы возбуждением надежд на большие предприятия, и воспользовался для этого следующим предлогом.
(4) Лакедемоняне в споре о границах обратились к римскому сенату и получили ответ: «во всех делах, кроме уголовных, обращаться к ахейскому собранию». Но Диэй не так передал этот ответ, а будто римский сенат уступил ахейцам решение уголовных дел и право жизни и смерти над лакедемонянами. (5) Так как, вследствие этого, ахейцы хотели судить лакедемонян и по уголовным делам, то лакедемоняне объявили, что Диэй говорит неправду, и решили представить дело римскому сенату. Но ахейцы ухватились за другой пункт — что государства, принадлежащие к ахейскому союзу, без позволения союза, не смеют от себя отправлять в римлянам посольств. (6) От этих пререканий начались войны между ахейцами и лакедемонянами, а так как последние видели, что не могут равняться с ахейцами, то вступили в переговоры с разными ахейскими городами, и особенно с Диэем; но от городов был один ответ — что нельзя ослушаться стратега, объявляющего поход. Диэй, начальствовавший тогда над ахейцами, объявил, что будет вести войну не со Спартой, а с теми, кто ее волнует, (7) и на вопрос геронтов, сколько лиц он считает виновными, Диэй прислал имена 24 лиц, из первых сановников Спарты. Тогда решились принять мнение Агасисѳена, который и прежде был в почете, а теперь своим предложением еще более прославился. Он предложил этим лакедемонянам добровольное изгнание, чтобы они, оставаясь в Спарте, не навлекли на нее войны, а бежавши в Рим, они, по его словам, скоро возвратятся назад.
(8) Между тем, по удалении их, спартиаты предали их суду и осудили на смерть. Чтобы противодействовать в сенате этим спартанским изгнанникам, ахейцы послали в Рим Калликрата и Диэя, но Калликрат на дороге заболел и скончался. Трудно сказать, полезно ли было бы для ахейцев его пребывание в Риме, или оно послужило бы источником еще больших бед. В Риме Диэй и Меналкид наговорили друг другу много колкостей, а сенат решил: для исследования спорных пунктов между лакедемонянами и ахейцами отправить легатов. (9) Римские легаты ехали долго, так что Меналкид и Диэй снова успели обмануть лакедемонян и ахейцев. Диэй объявил ахейцам, будто сенат признал совершенную зависимость лакедемонян от ахейцев, а Меналкид налгал лакедемонянам, будто римляне совершенно отделили их от ахейского союза.
13. Вследствие противоречий со стороны лакедемонян, ахейцы опять решились воевать со Спартой и собрали войско под предводительством избранного тогда стратегом Дамокрита. Около того же времени прибыло в Македонию римское войско под начальством Метелла, для войны с Андриском, сыном Персея Филиппова, за отпадение от римлян. Война в Македонии, конечно, скоро решилась в пользу римлян, (2) и Метелл приказал легатам, отправленным из Рима для устройства дел в Азии, прежде чем переехать туда, вступить в переговоры с ахейскими начальниками, запретить им поднимать оружие против Спарты и приказать, чтобы ожидали прибытия римских послов, которые уже посланы рассудить лакедемонян и ахейцев. (3) Они объявили свое поручение Дамокриту и ахейцам, но эти уже начали поход на Лакедемон, и потому послы, видя безуспешность своих слов, отправились в Азию. Лакедемоняне выступили с оружием для защиты родины более из гордости, чем из сознания силы, и скоро потерпели поражение; в битве пало около тысячи лучших и храбрейших воинов, остальные, как только кто мог, скорее бежали в город. (4) Если бы Дамокрит выказал больше энергии, ахейцы могли бы вместе с врагами, бежавшими из строя, ворваться в Спарту. Но он тотчас отозвал ахейцев от преследования и затем более занимался набегами и опустошением страны, чем правильной осадой.
(5) Когда Дамокрит возвратился с войском, ахейцы обложили его штрафом в 50 талантов за измену, но он не был в состоянии уплатить и должен был бежать из Пелопоннеса.
Избранный после Дамокрита ахейским стратигом, Диэй обещал Метеллу, вторично приславшему послов, не воевать с лакедемонянами и ожидать прибытия римских легионов. (6) Но за то он против лакедемонян придумал следующую хитрость: все города вокруг Спарты склонил к союзу с Ахайей, поместил в них гарнизоны, и составил оплот против Спарты. Против Диэя лакедемоняне избрали стратигом Меналкида. (7) При скудных средствах к войне, особенно при недостатке в деньгах, не смотря на то, что и поля оставались незасеянными, Меналкид убедил лакедемонян нарушить мир: напал и ограбил город Иас, который, хотя лежал в Лаконии, но тогда подвластен был ахейцам. (8) Вызвав новую войну между ахейцами и лакедемонянами, слушая укоры сограждан и не видя средств для спасения лакедемонян от нависшей опасности, он окончил жизнь ядом. Так скончался Меналкид. Начальствуя по своему над лакедемонянами, он выказал себя неспособнейшим полководцем, а еще раньше, предводительствуя ахейцами, оказался вероломнейшим человеком.
14. Прибыли в Элладу и посланные из Рима судьи для разбора дел между лакедемонянами и ахейцами: Орест и другие. Этот посол призвал к себе знатных ахейцев из всех городов, а также Диэя. Когда все прибыли в его помещение, он открыл им всю правду: что римский сенат признал за благо, чтобы впредь лакедемоняне не принадлежали к ахейскому союзу и чтобы Коринѳ, а также Аргос, Гераклея у Эты и Орхомен в Аркадии были также отделены от союза, что эти народы не одного племени с ахейцами и приступили к ахейскому союзу только в последнее время.
(2) Когда Орест стал говорить это, ахейские начальники, даже не ожидая конца речи, ушли из его помещения и созвали ахейцев на собрание, а те, узнав о решении римлян, тотчас бросились на проживавших тогда в Коринѳе спартанцев, и всех кого только наверное знали за лакедемонянина, или даже подозревали по волосам, башмакам, одежде или по имени, всех хватали. Даже кто успел укрыться в дом Ореста, и тех вытаскивали силой оттуда. (3) Орест и его товарищи пытались удержать ахейцев, напоминали им, что это насилие и оскорбление падает на римлян, но ахейцы, несколько дней спустя, всех захваченных лакедемонян заключили в темницу, а кто оказался не лакедемонянином, отпустили; в то же время отправили в Рим посольство из знатнейших ахейцев, в том числе Ферида. Но на дороге это посольство встретило римских легатов по делам Лакедемона и Ахеи, отправленных после Ореста, и потому ахейское посольство вернулось обратно. (4) Между тем срок Диэя истек, и ахейцы избрали стратегом Критолая.
Критолай питал сильное, но безрассудное желание воевать с римлянами. Когда уже прибыли римские послы по делам лакедемонян и ахейцев, Критолай отправился для переговоров в Тегею в Аркадии, но не хотел собрать всех ахейцев. Повинуясь римлянам, он разослал послов с приказанием созвать ахейцев на собрание, но частным образом советовал не являться; потому никто и не явился. (5) Употребив всю хитрость для обмана римлян, Критолай советовал им ожидать следующего собрания ахейцев, которое составится через шесть месяцев, так как он без согласия ахейского совета не может вести переговоров, по римляне увидели себя обманутыми, и возвратились домой. Тогда Критолай созвал ахейцев в Коринѳ и склонил их обратить оружие на Спарту и вступить в открытую войну с римлянами.
(6) Если царь или государство предпринимают неудачную войну, то причиной этого зависть богов, а воюющие не виноваты; но бессильная дерзость скорее должна быть названа безумием, а не несчастьем. Такое безумие овладело Критолаем и ахейцами. Ахейцев побуждал к войне и Пифей, тогдашний виотарх в Ѳивах: ѳивяне охотно обещались принимать участие в войне, а ѳивяне уже трижды были присуждены Метеллом к пене: (7) во первых — фокейцам за то, что вооруженной силой вторглись в Фокиду; во вторых, еввийцам, страну которых тоже опустошили, и в третьих, амфиссийцам, страна которых была разорена ими около времени жатвы хлеба. На основании донесений своих послов и писем Метелла, римляне признали ахейцев виновными и послали против них тогдашнего своего консула Муммия с флотом и сухопутным войском.
15. [Война с Метеллом. Взятие Ѳив и Мегар]. Когда Метелл узнал, что Муммий идет с войском на ахейцев, ему захотелось самому окончить войну, прежде чем Муммий прибудет в Элладу; (2) поэтому он разослал гонцов по Ахайи, советуя исключить из союза лакедемонян и другие означенные римлянами города — что тогда римляне не будут помнить прежней непокорности ахейцев. Вместе с этим объявлением, Метелл повел войско из Македонии, через Фессалию, мимо Ламийского залива. Критолай отказался от переговоров и осадил Гераклею, жители которой не хотели пристать к ахейскому союзу; (3) но когда узнал через разведчиков, что Метелл уже переправился через Сперхий, то бежал в локрийскую Скарфию; не осмелился даже ожидать Метелла в теснине между Фермопилами и Гераклеей. Такой страх овладел Критолаем, что не возбуждало в нем лучших надежд и то место, где за эллинов было знаменитое дело лакедемонян с мидянами и не менее блестящее аѳинян с галатами.
(4) Бежавшего Критолая Метелл настиг около Скарфии, где было множество убито и около тысячи взято в плен; но Критолая. после сражения, не нашли ни живого, ни убитого. Может быть, он решился скрыться в морской тине около Эта, где действительно мог утонуть бесследно; могут быть и другие догадки о его смерти.
(5) На помощь Критолаю выступила тысяча отборных аркадян; они дошли до Елатеи в Фокиде и были впущены в город из древнего родства; но когда получено было известие о поражении Критолая, фокейцы потребовали, чтобы аркадяне удалились из Елатеи, и аркадцы отправились обратно в Пелопоннес. (6) Метелл встретил их около Херонеи. Здесь уже аркадян постигло наказание эллинских богов, которые покинули эллинов, сражавшихся на этом же месте против Филиппа, и аркадяне были разбиты.
(7) Начальство над ахейским войском получил Диэй. Подражая решению Милтиада и аѳинян перед Мараѳонской битвой, он освободил рабов и созвал всех взрослых из ахейских аркадских городов. По присоединении рабов, всадников оказалось не больше 600, а тяжеловооруженного войска 14000. (8) Теперь на Диея нашло ослепление: зная, что Критолай со всеми ахейскими силами испытал такое поражение от Метелла, он отделил около 4000 под начальством Алкамена и отправил в Мегары, чтобы там удерживать Метелла. (9) Между тем Метелл, рассеявши при Херонее отборных аркадцев, повел войско на Ѳивы, потому что ѳивяне. в союзе с ахейцами, осаждали Гераклею и участвовали в сражении при Скарфии, но теперь город оставался пуст: мужчины всякого возраста оставили город, бродили по Виотии и искали спасения на вершинах гор. (10) Однако Метелл не позволял жечь храмы богов или разрушать здания, запретил также убивать жителей и брать в плен; одного Пифея, если кто поймает, приказал привести к себе. Пифея вскоре нашли и казнили. Когда войско было уже около Мегар, воины Алкамена не устояли, в бегстве отступили к ахейскому войску в Коринѳ, (11) а мегаряне сдались римлянам без боя. Метелл, достигши Исѳма, опять предложил ахейцам мир и дружбу, потому что ему сильно хотелось окончить вместе войну в Македонии и Ахайи. Но неразумный Диэй стремлению его воспротивился.
16. [Муммий. Разрушение Коринѳа]. Муммий на рассвете прибыл к римскому войску в сопровождении Ореста, уже прежде бывшего в Элладе, во время раздора между лакедемонянами и ахейцами. Метелла с его войском Муммий отрядил в Македонию, а сам остался в Исѳме, ожидая, пока соберется все войско. Конницы набралось до 3,500, пешего войска 23,000, в том числе критские стрелки и вспомогательные войска Аттала из Пергама над Каиком, под начальством Филопимена. (2) Для безопасности своего войска, Муммий в 12 стадиях впереди поставил часть италийского войска и вспомогательные силы.
Так как римляне из самоуверенности были немного неосторожны, то ахейцы напали на их передние посты, многих убили, еще больше оттеснили в лагерь и взяли около 500 щитов. После этого успеха ахейцы решились сделать наступление, прежде чем римляне начнут битву. (3) Но когда войска повел сам Муммий, то ахейская конница тотчас обратилась в бегство, не ожидая даже первого натиска римских всадников. Видя бегство конницы, пешее войско пало духом, но выдержало натиск римских гоплитов, хотя и подавляемое превосходством и изнемогая от ран, пока тысяча отборных римских солдат не сделали нападения сбоку и этим заставили ахейцев совершенно рассеяться. (4) Если бы Диэй после сражения бросился в Коринѳ и там собрал спасшихся бегством, то, в виду осады и продолжительности войны, ахейцы добились бы от Муммия более мягких условий. Но Диэй, как только ахейцы начали отступать, бежал прямо в Мегалополь: поступил совсем иначе с ахейцами, чем Каллистрат, сын Емпеда, с аѳинянами. (5) Этот Каллистрат начальствовал в Сицилии над аѳинской конницей, когда аѳиняне и их союзники гибли у реки Асинара. Отвага побудила Каллистрата пробиться сквозь неприятелей с конницей, которую он почти всю благополучно привел в Катану, а сам возвратился в Сиракузы и, застав здесь грабивших аѳинский лагерь, убил человек пять грабителей, получил смертельные раны, также как и конь его, и там испустил дух. (6) Этим Каллистрат приобрел себе и аѳинянам блестящую славу, спасая своих подчиненных и сам добровольно погибая. Диэй же, погубив ахейцев, прибыл в Мегалополь вестником несчастья. Здесь он убил собственноручно жену, чтобы не попалась в плен, и затем выпил яд, выказав, как Меналкид, такое же корыстолюбие и такую же пред смертью трусость.
(7) Ахейцы, спасшиеся после битвы в Коринѳ, ночью покинули город вместе со многими коринѳянами. Муммий, хотя тотчас увидел ворота открытыми, однако не решался войди в Коринѳ, (8) боясь засады внутри города; на третий день после битвы он взял город приступом и зажег. Из захваченных в городе мужчин почти все были убиты, а женщин и детей Муммий велел продать в рабство. Проданы были также отпущенные и сражавшиеся вместе с ахейцами рабы, на сколько их осталось еще от войны. Из статуй и других украшений самые замечательные Муммий увез в Рим, а предметы меньшего достоинства отдал Филопимену, начальнику войска Аттала. (9) Еще в мое время в Пергаме встречалась коринѳская добыча. Стены городов, воевавших с римлянами, Муммий разрушил, а жителей обезоружил, впредь до прибытия из Рима особых сенаторов. С прибытием их, Муммий уничтожил демократию, и поставил правителей в зависимости от имущества; на Элладу наложена определенная дань, богатым запрещено приобретать земли вне своей области; народные союзы: ахейский, фокейский, виотийский и другие уничтожены.
(10) Немного лет спустя, римляне сжалились над Элладой: дозволили старые народные союзы и приобретение земли за границей, освободили также от штрафов, наложенных Муммием, так как, по его решению, виотийцы должны были уплатить ираклийцам и Еввии 100 талантов, ахейцы лакедемонянам 200. Так освободились эллины от этой пени; но правитель и в мое время присылался из Рима, и римляне называют его правителем не Эллады, но Ахайи, так как из–за ахейцев, имевших тогда игимонию, и покорена была Эллада. (11) Кончилась эта война в архонтство в Аѳинах Антифея, в 160 ол., когда победил сикионец Диодор.
17. [Заключение.] В это время Эллада, раздробленная на части и с давних пор преследуемая судьбой, дошла до крайнего бессилия. Аргос, достигший в героическую пору высшей силы, с прибытием дорян, лишился покровительства судьбы. (2) Аттика, оправившись от пелопоннеской войны и чумы и выплывши опять наверх, немного лет спустя сокрушена была македонской силой; молнии Александра разгромили и виотийские Ѳивы; Лакедемон истощен был ѳивянином Епаминондом и ахейской войною; ахейский союз вырос из Эллады, подобно ветви из срубленного дерева, но росту этой ветви помешала подлость стратигов.
(3) В последующие времена, когда римская империя досталась Нерону, Нерон всем эллинам дал свободу, потому что, в замен Эллады, дал римскому народу плодородный остров Сардинию. Рассматривая этот поступок Нерона, я нахожу глубокую истину в изречении Платона, сына Аристона: «преступление, отличающееся громадными размерами и крайней смелостью, есть дело не обыкновенного человека, но благородной души, испорченной бестолковым воспитанием». (4) Но эллинам не суждено было воспользоваться этим даром. Когда после Нерона императором сделался Веспасиан, у них опять пошли племенные, наследственные войны, и Веспасиан опять велел им быть данниками и слушаться римского правителя. По его словам, эллинский народ отвык от свободы. — Такова была история ахейского племени, по моим разысканиям.

[Ахейские города]

(5) Границей между Ахайей и Илеей служит река Ларис, на самом берегу которой стоит храм ларисской Аѳины. Ахейский город Дима отстоит на 400 стадий от Лариса. Филипп, сын Димитрия, покорил только этот город из всех ахейских городов. Поэтому римский полководец Олимник предоставил Диму на разграбление войску. Август впоследствии присоединил ее к Патрам. (6) Дима в прежнюю пору называлась Палеей, но уже во время господства ионийцев это название переменилось на настоящее, от туземной ли женщины Димы, или от Диманта, сына Эгимия, наверно не знаю. Надпись в Олимпии на статуе Ивота никого не приведет в недоумение. Димеец Ивот победил в шестой олимпиаде в беге, а около восьмидесятой олимпиады, по изречению делфийского бога, удостоился статуи с такой надписью:
(7) «Ивия сын, Ивот, победитель в беге, прославил родной ахейский город Палею.
Что в этой надписи город называется Палеей, а не Димой, нисколько не удивительно. У эллинов принято в поэзии древние названия предпочитать новым; напр. Амфиарей называется Форонидом, Фисей — Ерехѳидом и т. д.
(8) Недалеко перед городом Димой, вправо от дороги, могила Сострата, тамошнего мальчика, который, говорят, был любимцем Геркулеса и умер еще при его жизни, почему Геркулес насыпал Сострату могилу и принес ему в жертву свои волосы. Еще в мое время на могиле был столб с рельефным изображением Геркулеса. Говорят, будто туземцы совершают и поминальные обряды в честь Сострата. (9) В Димах есть храм Аѳины с очень древней статуей богини. Есть еще храм Диндиминской Матери и Атта.
Относительно принадлежности Атта к таинствам матери богов, я ничего не мог узнать. Ермисианакт, писавший дистихи, говорит: Атт был сын фригийца Калая и родился без способности производить потомство; выросши переселился в Лидию, там совершал таинства матери богов и достиг такой честя у лидийцев, что Зевс, по зависти, на их поля послал кабана, который умертвил несколько лидийцев и самого Атта, — отчего, вероятно, песинунтские галаты не едят свиней. (10) Но галаты иначе говорят; предание их такое. Зевс, заснувши, уронил семя на землю, из которого, чрез несколько времени, произошло особенное полубожеское существо с двойным стыдом — мужским и женским, и было названо Агдистис. Боги испугались и отрезали мужской стыд, но из этого выросло миндальное дерево. (11) Плод этого дерева сорвала дочь реки Сангария и положила за пазуху, но плод исчез, а дочь Сангария сделалась беременной и родила мальчика Атта, и хотя мальчик был выброшен, его выкормила коза. Выросши, мальчик отличался сверхъестественной красотой, и в него влюбилось это полубожеское существо, Агдистис, но родственники послали Атта в Песинунт, чтобы там женился на царевне. (12) Уже пели брачную песню, как вдруг является Агдистис и приводит Атта в такое исступление, что тот отрезал себе стыд, а отец невесты сделал это и себе. После этого у Агдистис явилось сожаление к Атту, и, но просьбе Агдистис, Зевс дал телу Атта то, что оно не подвергалось никакому тлению. Вот наиболее распространенное сказание об Атте.
(13) В Димее есть… скорохода Ивоты. Это первый олимпийский победитель из ахейцев. Не получив заслуженного отличия, Ивота произнес проклятие, чтобы впредь ни одному ахейцу не досталась олимпийская победа. Какой–то бог заботился об исполнении проклятия Ивоты, пока наконец ахейцы послали посольство в Делфы, и делфийский бог открыл им что нужно делать, и когда они совершили разные жертвы в честь Ивоты и поставили его статую в Олимпии, (14) пеллинец Сострат победил в беге. И теперь еще ахейские атлеты в Олимпии перед состязанием совершают поминальные жертвы Ивоте и после победы вешают венки на его статую.
18. [Патры]. В 40 стадиях от Димы в море впадает река Пир, на которой некогда стоял ахейский город Олен, В поэтических преданиях о Геркулесе не малую роль играет оленский царь Дексамен, гостеприимством которого пользовался Геркулес. Что Олнн и прежде был маленький город, видно из стихотворения Ермисианакта о кентавре Евритионе, потом жители Олена, сознавая свою слабость, покинули город и переселились в Пиры и Евритии. (2) В 80 стадиях от Пира лежит город Патры, около которого в море впадает Главк. Патрейские археологи рассказывают, что первый здесь жил автохфон Евмил и властвовал над немногими. Когда прибыл из Аттики Триптолем, Евмил получил от него хлебные семена, научился строить города и назвал новый город, от «орания» земли, Ароей. (3) Однажды, когда Триптолем спал, сын Евмила, Анфий, запряг драконов в колесницу Триптолема, и сам хотел сеять, но упал с колесницы и убился. Тогда Триптолем и Евмил, в честь погибшего Ания, вместе заложили другой город, Анфию. (4) Затем основан был и третий город, между Анфией и Ароей, Месатис. Что касается предания патрейцев о Дионисе, будто он воспитан был в Месатисе, и преследуемый там титанами испытывал величайшие опасности, я не стану спорить с ними: пусть это будет местное сказание.
(5) Когда, в последующие времена, ахейцы изгнали ионийцев, Патрей, сын Превгена, внук Агинора, запретил ахейцам селиться в Анфии и Месатисе, но расширил стены Арои, так что прежняя Ароя оказалась в середине и назвал по своему имени Патрами. А этот Агинор, отец Превгена, дед Патрея, был сын Арея, внук Амника, правнук эгинянина Пелия, а Пелий был сын Дирита, внук Арпала и правнук лакедемонянина Амикла. Таковы предки Патрея. (6) Впоследствии патрейцы, одни из всех ахейцев, из дружбы к этолам, переправились в Этолию, чтобы помогать им в войне против галатов, но потерпели страшное поражение и затем большая часть их, теснимая бедностью, оставила город; остальные рассеялись по стране и поселились в городах: (7) Месатисе, Анфии, Волине, Аргире, Арве и других местах и занялись земледелием. Август, считая Патры отличной гаванью, а, может быть, по другой причине, перевел туда ахейцев из других городов, в том числе из Рип, которые были разрушены до основания. Но быть патрейскими гражданами могли только свободные ахейцы. Август дал только им права, какие римляне обыкновенно предоставляют колонистам.
(8) В патрейском акрополе есть храм Лафрийской Артемиды Лафрии. Название богини иностранное; статуя богини привезена сюда тоже из другого места, потому что, когда Август разорил Калидон и всю Этолию, для того чтобы этолы поселились в Никополе, что за мысом Акцием, тогда патрейцы получили статую Артемиды Лафрии. В Никополь, по приказанию Августа, перевезены статуи из Этолии и Акарнании, а патрейцам подарена из калидонской добычи между прочим статуя Артемиды Лафрии, (9) которой и теперь поклоняются в патрейском акрополе. Одни говорят, что название «Лафрия» богиня получила от фокейца — Лафрия, сына Касталия, внука Делфова, который будто бы еще в древние времена воздвиг эту статую для калидонцев, (10) а другие утверждают, что название произошло от елафии [мягкой] — что гнев Артемиды на калидонян из–за Инея наконец «смягчился». Статуя представляет Артемиду на охоте, сделана из слоновой кости и золота навпакторийцами Менехмом и Соидом. Мне кажется, что эти художники жили немногим позднее сикионца Канаха и эгинянина Каллона.
(11) Патрейцы ежегодно совершают празднество лафрийской Артемиде и при этом приносят жертву особенным образом. Вокруг алтаря ставят совершенно зеленые колья вышиною около шестнадцати локтей, а внутри, на алтарь, кладут сухие дрова. На это время ступени алтаря посыпаются землею и доступ к алтарю выравнивается. На первый день совершается торжественное шествие, которое замыкается жрицей священной девы, едущей на колеснице, запряженной оленями. (12) На следующий день приступают к жертвоприношению, при нем оказывается величайшее соревнование между городом и частными лицами. На жертвенник бросают всяких живых зверей: съедомых птиц, диких свиней, оленей, серп, иногда молодых волков и медведей, иногда взрослых; затем кладут на алтарь плоды фруктовых деревьев и зажигают дрова. (13) Конечно, при первом прикосновении пламени, медведь или другое животное старается вырваться и иногда вырывается, но его приводят обратно; тем не менее там не помнят случая, чтобы зверь тронул кого–либо.
19. Между храмом и алтарем лафрийской богини находится могила Еврипила. Кто это такой и почему сюда прибыл, будет после сказано, но сперва я вкратце опишу положение жителей этой страны во время прибытия Еврипила.
Когда ионийцы населяли Арою, Анфию и Месатис, у них был общий храм и священная роща Трикларийской Артемиды, для которой ионийцы ежегодно совершали ночное празднество. Жрицей её была девица, недостигшая времени замужества. (2) Однажды, говорят, жрицей была очень красивая девица Комефо, в которую влюбился Меланипп, тоже отличавшийся между сверстниками приятным видом и другими преимуществами. Меланипп заслужил любовь девицы, и стал сватать ее у отца; но старость часто противится молодым и равнодушно относится к любящим, потому и Меланипп, желавший жениться на любимой Комефо, не получил согласия ни своих, ни её родителей. (3) Тогда с Меланиппом случилось то, что бывает и со многими другими, потому что любовь не признает прав ни божеских, ни человеческих. Комефо и Меланипп исполнили желание любви в храме Артемиды. Может быть, они и долее пользовались бы храмом, как брачным чертогом, но их постиг гнев Артемиды: земля перестала производить плоды, явились необыкновенные болезни и смертность усилилась. (4) Обратились к делфийскому прорицалищу, и Пиѳия объявила виновными Меланиппа и Комефо: прорицалище требовало принести их в жертву Артемиде и затем ежегодно жертвовать богине по девочке и мальчику, из самых красивых. От этого жертвоприношения река при храме трикларийской богини получила название «Амилихия» (немилостивая). Раньше она не имела никакого названия. (5) Достойны сожаления девочки и мальчики, которые из–за Меланиппа и Комефо невинно погибали в честь богини; еще более достойны сожаления их родители, но Меланиппа и Комефо я не считаю несчастливыми, потому что единственное, за что человек может отдать свою жизнь, это и есть достигнуть цели любви.
(6) Приношение человеческих жертв Артемиде прекратилось, говорят, таким образом. Уже раньше из Дельф получено было изречение, что явится иностранный царь, привезет чужое божество и прекратит жертвоприношения Трикларии. Когда, по падении Илиона, эллины разделили добычу, Еврипилу, сыну Евемона, достался ящик, в котором находилось изображение Диониса, произведение будто бы самого Ифеста, дар Зевса Дардану. (7) Об этом изобретении есть еще два рассказа: будто Эней в бегстве оставил этот ящик, или Кассандра бросила его, как роковой дар тому эллину, кому он достанется. Еврипил, когда открыл ящик и увидел статую, тотчас помешался, и после уже редко был в полном сознании, и в таком состоянии направил корабль не в Фессалию, а в Пиррский залив. Прибыв в Дельфы, он спросил бога о своей болезни и получил ответ: (8) «где найдет чужой образ жертвоприношения, там поставить ящик и поселиться». Ветер пригнал корабли Еврипила к берегу Арои. Высадившись, Еврипил встретил мальчика и девочку, которых вели к жертвеннику Трикларии, и тогда ему не трудно было узнать в этом указание бога. Точно также и жители, при виде царя, которого раньше не видели, вспомнили изречение и сообразили, что ящик заключает в себе бога. (9) Таким образом Еврипил выздоровел, а туземцы освободились от жертвоприношения, и река стала именоваться «Милих» (милостивая).
Некоторые писатели утверждают, что это случилось не с фессалийским Еврипидом, а с сыном оленского царя Дексамена, выступившего против Илиона вместе с Геркулесом и получившего этот ящик от Геркулеса. В остальном рассказ сходен с предыдущим. Но я не думаю, чтобы Геркулес не звал свойства ящика и, если знал, чтобы отдал ящик своему союзнику. Патрейцы помнят только Еврипила, сына Евемона, которому и совершают ежегодно номинальные обряды во время праздника Диониса.
20. Бог, что внутри ящика, носить название Эсимнита (Верховного). Служат ему девять мужей, избираемых народом из знатных граждан, и столько же женщин. В ночь праздника жрец выносит ящик, (2) — только этой ночи такая честь, — известное число мальчиков из туземцев покрывают голову венками из колосьев и идут к реке Милихе, — а прежде так украшались те, которых вели к жертвеннику Артемиды; в наше время венки из колосьев складывают пред богиней, затем купаются в реке, а после опять возлагают плющевые венки и отправляются в храм Эсимнита. Таков обычай.
В священной ограде лафрийской богини есть еще храм Аѳины Панахаиды. (3) Статуя ее из слоновой кости и золота. По пути в нижний город есть храм Матери Диндимины, где воздаются почести и Атту. Статуи его ни одной не показывают, а статуя Матери сделана из мрамора. На рынке есть храм олимпийского Зевса; там бог сидит на троне, и около него стоит Аѳина. За храмом Зевса статуя Геры и храм Аполлона. Здесь находится медный нагой Аполлон, и к ногам у него привязаны сандалии; одна нога покоится на голове быка. (4) Аполлон очень любит быков. Алкей в гимне к Ерму говорит, будто Ерм увел быков Аполлона. Еще до Алкея Гомер в Илиаде рассказывает, что Аполлон нанимался пасти быков Лаомедонта, и влагает в уста Посидона следующие слова:
(5) «Я обитателям Трои высокие стены воздвигнул,
Крепкую, славную твердь, нерушимую града защиту.
Ты, · Аполлон, пас у него, как наемник, волов круторогих».
(6) Из этого всякий узнает значение головы быка. На рынке, под открытым небом, есть статуя Аѳины и перед ней могила Патрея. За рынком находится Одеон. Там стоит замечательная статуя Аполлона, сделанная из добычи, которую получили патрейцы, когда одни из всех ахейцев помогали этолянам при нашествии галатов. Этот Одеон содержит и другие украшения, самые замечательные в Элладе, после Аѳин. Аѳинский Одеон своими размерами и внутренним устройством превосходит всякий другой; его построил аѳинянин Ирод в память своей умершей жены. В описании Аттики я не упомянул об этом Одеоне, так как говорил об аѳинянах в то время, когда Ирод еще не начинал постройки.
(7) Если в Патрах идти с того места рынка, где стоит храм Аполлона, будут ворота, на которых стоят позолоченные статуи Патрея, Превгена и Афериона — все, изображенные мальчиками.
Против рынка при этих воротах есть священная ограда с храмом Артемиды Лимнатиды. (8) Когда Лакедемоном и Аргосом владели уже дорийцы, Превген видел сон, велевший ему увезти из Спарты статую Лимнатиды. В этом предприятии, говорят, участвовал самый верный раб его. Эта лакедемонская статуя обыкновенно стоит в Месое, куда ее с самого начала привез Превген. Но во время празднества Лимнатиды один из прислужников богини приносит древнюю деревянную статую из Месои в священный округ в Патрах. (9) В этом священном округе есть и другие статуи, но они стоят не под открытым небом, а к ним ведут колоннады. Там есть статуя Асклипия, мраморная, кроме одежды, и статуя Аѳины из слоновой кости и золота. Перед статуей Аѳины есть могила Превгена, которому ежегодно, во время празднества Лимнатиды, совершают поминальные обряды. Около театра находятся храмы Немесид и Афродиты. Статуи их из белого мрамора громадной величины.
21. Затем в этой части города есть храм Диониса Калидонского, потому что статуя бога привезена сюда из Калидона. Когда Калидон еще не был разрушен, в числе калидонских жрецов Диониса был Корес, которому более всех пришлось пострадать от любви. Пленился он девицей Каллироей; но на сколько усиливалась любовь его к Каллирое, на столько та ненавидела его. Когда ни просьбы, ни обещания даров не переменяли сердца девушки, (2) Корес обратился с молитвой к статуе Диониса. Бог услышал молитву своего жреца, и поразил калидонцев безумием: жители сходили с ума, словно пьяные, теряли рассудок и умирали. Тогда обратились к додонскому прорицалищу, так как тамошние жители, этолы и их соседи акарнанцы и епироты, вполне уверены в истинности изречений по голубям и по священному дубу. (3) Додонское изречение говорило, что над калидонцами тяготеет гнев Диониса и не прекратится, пока Корес не принесет в жертву Каллирою или того, кто решится умереть за нее. Не видя никаких средств спасения, девица обратилась к своим родителям; но просьба её была тщетна и ей оставалось только умереть. (4) Когда все приготовлено было к жертвоприношению, и девицу вели к алтарю, как жертвенное животное, Корес стоял у жертвенника и готовился к жертвоприношению; но под влиянием любви, но не ревности, заколол не Каллирою, а себя. Этим он доказал, что его вдохновляла самая чистая любовь. Когда Каллироя увидела Короса мертвым, чувства её изменились: (5) ей дотого жаль было Кореса и своего обращения с ним, что она бросилась в источник, который протекал около калидонской пристани, и утонула, а люди назвали этот источник «Каллироя».
(6) Недалеко от театра есть священная ограда местной женщины, и там стоят три статуи Диониса, по числу старых ахейских городов, и носящие их названия: Месатей, Анфей и Арофей. На праздник Диониса эти статуи приносят в храм Эсимнита. Этот храм находится в приморской части города, на правой стороне дороги, если идти от рынка. (7) Подальше другой храм и мраморная статуя. Это храм Спасения [Сотирии], построенный, говорят, еще Еврипилом, когда он излечился от сумасшествия. У пристани есть храм и мраморная стоящая статуя Посидона.
Кроме епитетов, данных поэтами Посидону для украшения стихов, здесь есть еще местные названия, из которых самые известные: (8) Пелагий, Асфалий и Иппий. Последнее название можно объяснять различным образом, но, по моему мнению, Посидон получил его, как изобретатель верховой езды. Гомер при клятве во время конного состязания влагает в уста Менелая обращение к этому богу
«Коней касаясь, клянись Посидоном, землю держащим,
Что неумышленной хитростью ты мне запнул колесницу».
(9) Аѳинянин Памфос, составитель древнейших гимнов, говорит, что Посидон «даровал коней и суда с парусами». И так, он за верховую езду, а не по другой причине, получил такое название.
(10) Недалеко от храма Пооидона находятся два святилища Афродиты. Одну из её статуй, одним поколением раньше, рыбаки вытащили в сетях. У самой гавани стоят две медные статуи: Арея и Аполлона. Есть также и священный участок Афродиты. Лицо и конечности рук и ног ее сделаны из мрамора, а все остальное из дерева. (11) На морском берегу у патрейцев есть роща — отличное место для гулянья и вообще для пребывания здесь летом. В этой роще находятся храмы Аполлона и Афродиты, статуи тоже из мрамора. За рощей есть святилище Димитры. Она и дочь её стоят, а Гея изображена сидящей.
(12) Перед храмом Димитры есть источник. Со стороны храма перед ним стоит каменная стена, и ход сделан с другой стороны. Там есть достоверное прорицалище, но не по всяким вопросам, а только для больных: на тонкой веревке опускают зеркало, стараясь не дальше погрузить его, как только, чтобы края зеркала касались воды. Затем молятся богине, совершают курения и смотрят в зеркало, которое больного показывает живым или мертвым. Такую истину выказывает вода. (13) Около Кианей, на границе Ликии, есть прорицалище Аполлона Фирксея, и там кианейская вода имеет тоже такое свойство, что, взглянувши в источник, можно увидеть все, что желательно.
В Патрах около рощи есть еще два храма Сарапида; в одном находится могила Вила, сына Египта, который, по словам патрейцев, бежал в Арою вследствие несчастий своих сыновей, — одно слово «Аргос» приводило его в ужас, — (14) а особенно от страха перед Данаем. У патрейцев есть также храм Асклипия за акрополем у самых ворот, ведущих в Месатис.
Женщин в Патрах вдвое больше мужчин, и они служат Афродите также, как и другие женщины. Живут они большей частью виссоном, который растет в Илиде: ткут покрывала и всякую одежду.
22. Ахейский город Фары принадлежит к Патрам, по решению императора Августа. Из Патр до Фар 150 стадий, а от моря около 70. Около Фар протекает река Пиер, та самая, как мне кажется, которая течет мимо развалин Олена и приморскими жителями называется Пир. На берегу этой реки есть платановая роща; деревья от старости почти все в середине пусты и достигают такой толщины, что внутри можно обедать, а если у кого есть охота, может и спать.
(2) Окружность фарского рынка по древнему обычаю велика. В середине каменная статуя бородатого Ерма; стоит непосредственно на земле, имеет четырехугольный вид и небольших размеров. Есть и надпись, которая гласит, что ее поставил мессинянин Симил. Этот Ерм называется Агорейским, и около него есть прорицалище такого рода. Перед статуей находится каменный очаг, к которому свинцом прикреплены медные лампы. (3) Спрашивать бога приходят вечером: на очаге совершают курения, лампы наполняют маслом и зажигают; затем на жертвенник кладут, направо от статуи, местную монету, называемую «халкус» и шепчут богу на ухо, кто что хочет знать. После этого закрывают уши руками и уходят с рынка; выйдя за рынок, отнимают руки от ушей, и тот голос, который услышат, считают ответом. У египтян около храма Аписа такой же оракул.
(4) В Фарах есть также священный источник Ерма, который называется «Ама». В этом источнике не ловят рыб; считают их собственностью бога. У самой статуи лежат четырехугольные камни, числом не больше тридцати. Фарийцы почитают их, придавая каждому имя какого нибудь бога. В древнюю пору у всех эллинов вместо статуй богов почитались камни. (6) У фарейцфв, около 15 стадий от города, есть роща Диоскуров. Главным образом там растут лавровые деревья; ни храма, ни статуй нет. По словам туземцев, статуи перевезены в Рим. В фарской роще есть еще жертвенник из тесанных камней. Я не мог узнать, был ли основателем сего города Фар, сын Филодамии, дочери Даная, или кто другой того же имени.
(6) Ахейский город Трития лежит подальше в материк, и к Патрам принадлежит по решению императора Августа. От Фар до Тритии 120 стадий. Перед городскими воротами есть там замечательный могильный памятник из белого мрамора, особенно замечательный своей живописью, творение художника Никия. На тропе из слоновой кости сидит молодая, красивая женщина; возле неё стоит служанка с зонтиком, а далее стоит молодой человек без бороды, в хитоне, одетый в пурпурную хламиду. (7) Возле юноши стоит раб с дротиками и охотничьими собаками. Имен этих людей я не мог узнать, но всякий догадается, что там похоронены муж и жена. (8) Основателем Тритеи некоторые называют Келвида, прибывшего из опикских Кум; другие говорят, что Арей, сочетавшийся с Тритеей, дочерью Тритона, жрицей Аѳины, имел от неё сына Меланиппа, который основал город, увеличил его и дал ему название матери — «Трития.»
(9) В Тритии есть храм так называемых «величайших богов». Статуи их из глины; ежегодно им совершают празднество, совершенно такое же, как эллины Дионису. Есть также храм Аѳины. Теперь там мраморная статуя, а древняя, говорят, вывезена в Рим. Здесь же приносят жертвы Арею и Тритии. (10) Это отдаленные от моря, совершенно внутренние города.
Если из Патр ехать морем в Эгию, то в 50 стадиях от Патр сперва будет мыс Рион; отсюда через 15 стадий будет пристань Панорм, а еще через 15 стадий «Крепость Аѳины». Отсюда до пристани Ериния 90 стадий но морскому пути, а от Ериния до Эгия 60. Сухопутная дорога короче означенной но крайней мере на 40 стадии. (11) Недалеко от города Патр есть река Милих и храм Трикларии, в котором однако нет ни одной статуи. Это вправо от дороги. Немного дальше от Милиха есть другая река, но имени Харадр. Весной, если скот пьет воду из этой реки, то большей частью родится мужское потомство. Поэтому пастухи гонят сюда только коров, а другие стада гонят в другие места, а коров оставляют потому, что для жертвоприношений и для полевых работ быки более пригодны, а с остальными животными бывает наоборот: женский род имеет более цены.
23. За Харадром видны незначительные развалины города Аргиры: тут же вправо от большой дорога источник Аргира и река Селемн, впадающая в море. О Селемне туземцы рассказывают следующее предание. Один мальчик, Селемн, пас здесь стадо, и в него влюбилась одна из морских нимф, Аргира: посещала его, выходя из моря, и при нем засыпала. (2) Но чрез несколько временя мальчик перестал казаться красивым, нимфа разлюбила его и более не посещала. Покинутый Аргирой, Селемн умер от любви, и Афродита превратила его в реку. Я передаю здесь рассказ патрейцев. Но Селемн, и сделавшись рекой, продолжал любить Аргиру, — рассказывают патрейцы, — как и Алѳей, который и теперь еще любит Аретузу; тогда Афродита облагодетельствовала Селемна еще тем, что заставила его забыть Аргиру. (3) Слышал я еще и другой рассказ, будто вода реки Селемна излечивает мужчин и женщин от любви: от купания в реке забывается любовь. Если это правда, то для людей вода Селемна дороже самых больших богатств. (4) Немного дальше от Аргиры протекает река Волиней, на которой некогда стоял город Волина. Рассказывают, будто Аполлон влюбился в некоторую девушку Волину, но она, убегая от него, бросилась в море и затем по милости Аполлона сделалась бессмертной. Возле Волины в море вдается мыс Дрепан (серп). Отсюда, говорит предание, Кронос бросил в море тот серп, которым искалечил своего отца Урана, отчего и мыс называется Дрепаном. Немного далее, за большой дорогой, находятся развалины Рип.
(5) В 30 стад. от Рип будет Эгий. Эгийскую страну прорезывают две, впадающие в море, реки: Феникс и Меганит. Около города построена колоннада атлету Стратону, — который в один день победил в Олимпии в панкратии и в борьбе, — и предоставлена была ему для упражнений. В городе есть древний храм Илифии. Статуя её с ног до головы покрыта тонкой тканью и сделана из дерева, кроме лица и оконечностей рук и ног, которые из пентелийского мрамора; (6) одну руку Илифия простирает вперед, в другой держит факел. Факел у Илифии, вероятно, означает, что мучения женщин при родах подобны огню. Факелу придают еще и то значение, будто Илифия выводит детей на свет. (7) Статуя эта произведение мессинянина Дамофонта. Недалеко от Илифии есть священная ограда Асклипия со статуями Игиеи и его самого. Ямбическая надпись на пьедестале называет мастером статуй мессинянина Дамофонта.
(8) В этом святилище я спорил с одним сидонцем, который утверждал, будто финикияне лучше понимают дела религии, чем эллины, потому что и отцом Асклипия они признают Аполлона, да и матерью никак не смертную женщину; что Асклипий есть — необходимый для здоровья людей и животных воздух, а Гелиос — солнце, и по тому справедливо называется отцом Асклипия, так как совершает свой бег сообразно временам года и сообщает воздуху здоровье. Я согласился с его словами и сказал, что и эллины такого же мнения, как финикияне, потому что, напр.. в сикионской Титане та же статуя Асклипия называется и Игиеей, и каждый мальчик знает, что бег солнца над землей — причина здоровья человека. (9) В Эгии есть еще храм Аѳины и роща Геры. У Аѳины две статуи из белого мрамора. Статую Геры никто не может видеть, кроме её жрицы. Около театра построен храм Диониса, есть и статуя его без бороды. На рынке священный участок Зевса Спасителя; на лево от входа две медные статуи этого бога, из которых одна без бороды, и, как мне кажется, гораздо древнее. (10) В маленьком здании прямо против входа находятся статуи, также медные, Посидона, Геркулеса, Зевса и Аѳины. Эти статуи называются аргивскими, по словам аргивян, потому что сделаны в городе Аргосе, а по словам эгийцев потому, что аргивяне дали им эти статуи на сохранение под условием ежедневно приносить жертвы, (11) при чем однако эгийцы ухитрились приносить в жертву все, и затем этими жертвенными животными обедать всем вместе, чтобы так. о. не делать никаких особых трат; а когда аргивяне потребовали статуи назад, эгийцы потребовали уплаты за свои издержки; и аргивяне, не будучи в состоянии уплатить этой суммы, оставили эгийцам эти статуи.
В Эгии около рынка есть еще общий храм Аполлона и Артемиды. На рынке находится храм Артемиды. Статуя изображает ее стреляющей. Есть там еще могила глашатая Талѳивия. Другая могила насыпана Талѳивию в Спарте. Оба города совершают ему поминальные обряды.
24. В Эгии на морском берегу есть четыре храма: Афродиты, за ним Посидона, далее храм Коры, дочери Димитры, и четвертый Зевса Омагирия; здесь находятся статуи Зевса, Афродиты и Аѳины. Зевс назван Омагирием (собирателем) оттого, что Агамемнон собрал сюда самых могущественных эллинов для общего совещания, каким образом устроить поход на царство Приама. (2) Агамемнону служит в похвалу между прочим и то, что он с своими первоначальными союзниками без всякого другого вспомогательного войска разрушил Илион и другие соседние города.
(3) Рядом с статуей Зевса Омагирия стоит кумир панахейской Димитры. Приморье, где находятся упомянутые эгийские святилища, обильно водой, которая струится в приятных на вид и на вкус источниках. Есть у эгийцев и храм Спасения. Статую божества можно видеть только жрецам; между прочим приносят такую жертву: берут с алтаря особый род лепешек, бросают их в море и говорят, что посылают это в Сиракузы, Аретузе. (4) В Эгиях есть еще медные статуи Зевса–мальчика и безбородого Геркулеса — произведения аргивянина Агелада. Этим божествам ежегодно избирают жрецов, и каждая статуя остается в доме жреца. Раньше для службы Зевсу избирался самый красивый мальчик, и когда у него показывалась борода, то честь красоты переходила к другому мальчику. Таков обычай. В Эгии и теперь еще собирается ахейский союз, подобно тому, как в Фермопилы и Дельфы собираются амфиктионы.
(5) Далее протекает река Селинунт, а в сорока стадиях от Эгий, при море, находится местность Елика. Здесь лежал город Елика и здесь величайшая святыня ионийцев — храм Посидона Еликонийского. Ионийцы, даже изгнанные ахейцами в Аѳины и оттуда переселившись на азиатский берег, продолжали почитать Еликонийского Посидона. На дороге из Милета к источнику Вивлиде, за городом, есть и теперь жертвенник Посидона Еликонийского. Точно также и в Теосе Еликонийский бог имеет священный участок и алтарь, достойный удивления. (6) И Гомер упоминает об Еликийском и Еликонийском Посидоне. Впоследствии, когда занявшие Елику ахейцы вытащили из храма, оторвав от алтаря, искавших спасения, и убили их, гневя, Посидона поразил страну землетрясением: на вечные времена уничтожил все здания до основания и всякий след города.
(7) Землетрясения, отличающиеся громадностью и постигающие большие пространства, бог обыкновенно предвещает различными признаками. Перед землетрясением долгое время бывают дожди или засуха, погода стоит несообразная с временем года: зимой делается теплее, а летом солнечный диск получает более темный цвет, приближающийся к красноватому или даже к темному, затем высыхают источники; сильные ветры вырывают деревья с корнем; (8) иногда по небу пробегают огненные снопы, светила принимают невиданные раньше формы и приводят людей в ужас; наконец из земли выходят сильные пары. Многими подобными признаками бог предвещает сильные землетрясения.
Колебания земли бывают нескольких родов.
(9) Древние наблюдатели землетрясений и их ученики пришли к следующим заключениям. Самый легкий род, — если при таком несчастий можно говорить о легкости, — когда первоначальному колебанию, склонившему здания к земле, противодействует обратное движение и восстановляет уже склонившееся. (10) При атом роде землетрясений часто можно видеть близкие к падению колонны, которые опять поднимаются, и растрескавшиеся стены, которые опять сходятся. Бревна, выдвинутые движением, возвращаются на прежние места; в каналах и водопроводах трещины плотнее замыкаются, чем посредством человеческих рук. Другой род землетрясений уничтожает более легкие предметы, и куда направит силу, там все опрокидывает, подобно осадным машинам. (11) Но самый гибельный род сравнивают с тем состоянием человека, когда у него в сильной лихорадке дыхание внутри спирается и с большой силой выталкивается вверх. Это чувствуется во всем теле, но особенно в оконечностях ручных кистей. Так и это землетрясение подходит под дома и поднимает стены, подобно буграм кротов, возводимым внутри земли. Одно такое движение уничтожает самые следы строений.
(12) Подобное землетрясение разрушило и Елику до основания; но зимой ее постигло и другое несчастье: море залило большую часть страны и окружило всю Елику. Наводнение распространилось и на рощу Посидона, так что видны были только верхушки деревьев, и вдруг бог потряс землю! Море отхлынуло назад, и волны унесли Елику со всем населением. Подобного рода землетрясение поглотило один город на Сипиле, (13) а в том месте, где пропал город, начала стекаться горная вода и в расселине образовалось озеро Салоя. Развалины города видны были, пока горные воды их совсем не закрыли. Видны развалины и Елики, но не столько, как прежде, так как морская вода действовала на их разрушение.
25. Судьба Елики и многие другие примеры показывают, что гнев бога Икесия неотвратим. Додонский бог прямо велит почитать умоляющих. Аѳиняне, но времена Афиданта, получили от додонского Зевса такое изречение:
«Бойся ареопага и благовонных алтарей Евменид, куда прибегут войною теснимые лакедемоняне, не руби их железом и не тронь: свят и неприступен, кто у бога спасения ищет».
(2) Это эллины вспомнили, когда пелононесцы прибыли в Аѳины, в царствование Кодра, сына Меланфа. Пелопоннеское войско оставило Аттику, узнав, как погиб Кодр, так как, по делфийскому изречению, не надеялось на победу; но некоторые лакедемоняне ночью тайно вошли в город, и когда утром, при восходе солнца, заметили отступление своих, а между тем около них столпились аѳиняне, то эти лакедемоняне спаслись в ареопаг к алтарям так называемых «почтенных» богинь. (3) Аѳиняне тогда безнаказанно отпустили лакедемонян. Но немного спустя аѳинские архонты казнили припавших к Аѳине сообщников Килона, при взятии акрополя, и эти архонты и их потомки считались проклятыми Аѳиной. Точно также, когда лакедемоняне убили людей, спасшихся в храме Посидона на Тенаре, немного спустя лакедемонян постигло продолжительное и сильное землетрясение, так что не уцелел ни один дом во всем городе. (4) Елика погибла в архонство в Аѳинах Астия, в 4 году 101 ол., когда впервые победил ѳуриец Дамон. За исчезновением еликейцев, страну заняли эгийцы.
(5) Если за Еликой повернуть от моря направо, будет город Кериния. Он лежит к северу от дороги на горе и назван так или от местного властителя, или от реки Керинита, которая, протекая со стороны Аркадии и керинийских гор, в этом месте прорезывает Ахайю. (6) Там рядом поселились жители Микин, вытесненные нуждою из Арголиды, потому что, хотя аргивянам и не удалось взять сильной микинской крепости, — она, подобно тиринѳской, построена так называемыми киклопами, — но недостаток в съестных припасах принудил микинцев покинуть город. Некоторые из них удалились в Клеоны; большая половина направилась в Македонию к Александру, которому Мардоний, сын Говрия, дал известное поручение в Аѳины; остальные поселились в Керинии. От соединения с микинцами Кериния усилилась увеличением населения и прославилась.
(7) В Керинии есть храм Евменид, воздвигнутый, будто бы Орестом. Рассказывают, что если войдет туда человек, запятнавший себя кровью, или другим преступлением, или безбожник, тот немедленно приходит в ужас и лишается рассудка. Поэтому не всякому дается туда доступ, и не всякому пришельцу. Деревянные статуи Евменид не велики. При входе в храм стоят мраморные изображения женщин, сделанные с большим искусством. Это, по словам туземцев, прежние жрицы Евменид.
(8) Если из Керинии возвратиться на прежнюю дорогу и идти дальше, то скоро будет другая дорога, ведущая в Вуру. И этот город лежит вправо от моря на горе. Название он, говорят, получил от Вуры, дочери Иона, сына Ксуѳова, и Елика. Когда бог разрушил до основания Елику, то и Буру постигло сильное землетрясение, так что даже древние статуи в храмах не уцелели. (9) Только отсутствовавшие, в походе или по другой причине, остались в живых и восстановили Вуру. Там есть храм Димитры, общее святилище Афродиты и Диониса и храм Илифии. Статуи их сделаны аѳинянином Евклидом из пентелийского мрамора. Димитра одета. Есть храм и Исиды.
(10) Если из Вуры спускаться к морю, то там протекает река Вураик. Здесь, в пещере, стоит небольшой Геркулес, но прозванию тоже Вураик. В этом месте происходят следующие гаданья посредством дощечки и особых кубиков: спрашивающий бога молится пред его статуей; после молитвы берет четыре кубика, которые около статуи лежат в большом количестве, и бросает их на дощечку, и дощечка дает подходящее объяснение записанных на каждом кубике знаков. Из Елики до этого Геркулеса, по прямому пути, будет 30 стадий.
(11) Если от Геркулеса идти дальше, то там впадает в море иссякаемая р. Эгира, берущая начало из аркадской горы, название которой, как и реки, Краѳида. От этой Краѳиды название и реки в Италии ок. Кротона. (12) На ахейской Краѳиде некогда лежал город Эги. Жители оставили его по малочисленности. И Гомер упомянул об Эгах в словах Геры:
«Много они даров тебе носят в Елику и в Эги.»
(13) Видно, Посидон почитался в Эгах также, как в Елике. Недалеко от Краѳиды, направо от дороги, есть могила: на памятнике неясно изображен человек возле лошади. В 80 стад. от этой могилы находится так называемый Геон, храм Геи, по прозванию «широкогрудой». Деревянная статуя её одна из древнейших. Жрица Геи должна жить целомудренно, и раньше не иметь более одного мужа. Их подвергают испытанию, заставляя пить бычачью кровь, и оказавшуюся солгавшей тотчас казнят: если много окажется достойных, то спор решается жребием.
26. До эгирской пристани, — город и пристань имеют одинаковое название, — от Геркулеса при вурской дороге 72 стадии. В пристани эгиретяне не имеют ничего замечательного. (2) От пристани до внутреннего города 12 стадий. В поэмах Гомера этот город называется Иперисией, а настоящее название «Эгиры» город получил, когда здесь еще жили ионийцы, по следующему поводу. Сикионское войско намеревалось вторгнуться в их страну. Ионийцы, не считая себя равными сикионцам, собрали всех коз, сколько было в стране, (3) привязали к рогам их факелы, и, когда наступила ночь, факелы зажгли и пустили, а сикионцы, полагая, что это приближаются союзники иперисийцев, и что огни выходят из вспомогательного войска, возвратились домой, а от этих коз переменилось название города Иперисии, и где остановилась лучшая коза, сикионцы построили храм Артемиды Агротеры, (4) полагая, что она им внушила эту хитрость. Не вдруг вошло в употребление название Эгиры вместо Иперисии. Так и в мое время некоторые Орей на Еввии называли но старому Истиеей.
Замечателен в Эгире храм Зевса и сидячая его статуя из пентелийского мрамора — произведение Евклида. В этом храме есть и статуя Аѳины. Лицо, оконечности рук и ног из слоновой кости; остальное из дерева, поверхность которого пестреет золотом и красками. (5) Затем есть храм Артемиды и кумир её по новейшим правилам искусства. Жрицей богини служит девица, пока не сделается невестой. Стоит там и древнее изображение, как эгиретяне говорят, Ифигении, дочери Агамемнона. Если это правда, то очевидно храм посвящен был Ифигении в древности.
(6) Есть и храм Аполлона, один из древнейших по стилю и особенно но карнизам. Стара и деревянная статуя бога, нагая, больших размеров. Мастера никто из туземцев не мог мне назвать. Но кто видел сикионского Геркулеса, тот убедится, что и эгирский Аполлон — произведение флиасийца Лафая. В храме есть стоячие изображения Асклипия и с обеих сторон их кумиры Сарапида и Исиды из пентелийского мрамора. Особенно здесь почитается Урания, но в храм её никто входить не смеет. (7) В храм так называемой Сирийской богини можно входить в известные дни, совершив принятые очищения, между прочим относительно пищи.
(8) В Эгире я помню здание, в котором стоит кумир Тихи с рогом Амалфеи, а около Тихи стоит крылатый Ерот. Смысл тот, что любовь достигается больше счастьем, чем красотой. С песнью Пиндара я согласен и в том, что Тиха — одна из Мер и что она могущественнее сестер. В этом же здании в Эгире стоит группа: (9) плачущий старик, три женщины, снимающие ожерелья, и столько же юношей, из которых один в панцире. О последнем рассказывают, что он погиб в войне против ахейцев, сражался храбрее всех эгиретян, а остальные братья принесли домой известие о его смерти, и что поэтому сестры в тоске по нем снимают украшения. Отца называют Симпафом (сострадание), так как он и своим видом возбуждает сострадание.
(10) Из Эгиры от храма Зевса идет через горы прямая, но крутая дорога. Длиной она в 40 стадий и ведет в незначительный городок Феллою. Даже когда ионийцы занимали страну, он не всегда был многолюден. Но окрестности Феллои удобны для разведения винограда. В каменистой части страны растут дубы и водится дичь: олени и кабаны. К эллинским городам, изобилующим водой, нужно отнести и Феллою. (11) Она имеет храмы Диониса и Артемиды, статуя которой сделана из меди: богиня как будто вынимает стрелу из колчана. Статуя Диониса разрисована киноварью. Если из Эгиры сойти в пристань и оттуда идти дальше, то направо от дороги находится храм Агротеры, где, говорят, остановилась вышеупомянутая коза 108а). (12) К эгиретянам прилегают пеллинцы. Эти живут на границе Ахайи с Сикионом и с частью Арголиды. По словам пеллинцев, город назван так от Палланта, одного из титанов, а по мнению аргивян от аргивянина Пеллина, сына Форванта Трионова. (13) Между Эгирой и Пеллиной находится подвластный Сикиону город Донуса, разрушенный сикионцами. Гомер, говорят, подразумевает этот город в перечислении союзников Агамемнона в след. стихах:
Иперисию также с Доноэссой высокой.
Рассказывают, что когда собирались песни Гемора, рассеянные и припоминаемые в разных местах, то Пизистрат, или один из его товарищей, по незнанию, переделал это название.
(14) У пэллинцев есть пристань «Аристонавты». Сюда от эгирской пристани 120 стадий. Половина этого расстояния от пристани до Пеллины. Аристонавтами пристань названа оттого, что и сюда приставали аргонавты. Город Пеллина лежит на склоне холма с остроконечной вершиной, которая вследствие крутизны не заселена. И ниже город не сплошной; вершина, поднимающаяся к средине города, разделяет его на две части.
27. На дороге в Пеллину есть статуя Ерма, но прозванию Долий [Лукавый], — но готовый услышать молитвы. Форма статуи четырехугольная. (2) Ерм изображен с бородой и шляпой на голове. На дороге в тот же город есть храм Аѳины из местного камня, а кумир её сделан из слоновой кости и золота, как говорят, Фидием, раньше, чем статуи Аѳины в аѳинском акрополе и в Платеях. По словам пеллинцев, у Аѳины есть подземное святилище, именно, под пьедесталом её статуи. (3) Сырой воздух из подвала полезен слоновой кости. Над этим святилищем Аѳины идет окруженная стеной роща Артемиды Сотиры, клятва которой считается величайшей. Кроме жрецов вход туда всем запрещен, а жрецами избирают самых знатных местных жителей.
Против рощи Сотиры есть храм Диониса Ламптира [Светила], которому совершают праздник Ламптирии, когда в храм несут ночью факелы и целый город уставляют полными вина чашами. (4) У пеллинцев есть также храм Аполлона Ѳеоксения. Статуя его из меди. Аполлону совершают феоксенийские игры, при чем наградой за победу служат деньги. Состязаются взрослые местные жители.
Около храма Аполлона есть храм Артемиды; там богиня изображена напрягающей лук. На рынке находится бассейн, и пеллинцы для мытья употребляют дождевую воду, а для питья у них под городом немного источников. Местность, где находятся источники, называется «Гликеи».
(5) Древняя гимнасия назначена для упражнения юношей, и до исполнения юношеских упражнений никто не может записаться в гражданство. Там есть статуя пеллинца Промаха, сына Дриопова, победившего в панкратии один раз в Олимпии, трижды в Исѳме и два раза в Немее. Статуи его заказали пеллинцы и посвятили одну в Олимпию, другую в здешнюю гимнасию. Последняя не из меди, а из мрамора. (6) В войне Коринѳа против пеллинцев Промах, говорят, убил множество врагов. Рассказывают также, что он в Олимпии победил Полидаманта из Скотуссы. Полидамант, возвратившись от персидского царя домой, тогда вторично прибыл на олимпийские игры. Фессалийцы не признают победы над Полидамантом, и между прочим доказывают это надписью на статуе:
«О, родина пепобежденвого Полидаманта, Скотусса».
(7) Пеллинцы высоко почитают Промаха. О Хероне, дважды победившем в борьбе в… и четыре раза в Олимпии, они и слушать не хотят, потому, мне кажется, что он уничтожил свободу Пеллины, приняв от Александра, сына Филиппа, самый ненавистный дар — тираннию над своим отечеством. (8) У пеллинцев есть еще храм Илифии в меньшей части города.
Так называемый Посидион был некогда пеллинским поселком. Теперь он не заселен, и находится за гимнасией, но до сих пор еще считается священным местом Посидона.
(9) В 60 стад. от Пеллины находится Мисион, священный участок Димитры Мисии, посвященный аргивянином Мисием. Он, по аргивскому преданию, приютил в своем доме Димитру. В Мисионе есть роща, где все деревья одинаковы и источники обильно доставляют воду. Здесь совершают семидневный праздник Димитре. На третий день праздника, мужчины выходят из храма, а оставшиеся женщины ночью совершают принятые обряды; удаляются не только мужчины, но и мужские собаки. На следующий день мужчины возвращаются в храм, и тогда мужчины смеются над женщинами, а женщины над мужчинами, и шутят друг над другом. (11) Недалеко от Мисиона находится храм Асклипия, называемый «Кир», где люди получают исцеления. И здесь воды очень много. Над главным источником стоит статуя Асклипия. Из гор над Пеллиной берет начало река Крий со стороны Эгиры, названная так от титана Крид; есть и другая река Крий, которая начинается в Сицилских горах, и впадает в Ерм. (12) На границе Пеллины с Сикиониеи протекает Сифа, последняя ахейская река Ахайи, впадающая в сикионское море.

Книга Восьмая. Аркадия

[История аркадского племени].

1. [Границы]. Границу Аркадии, со стороны Арголиды, составляют владения тегеатов и мантинейцев, занимающих вместе с остальными арисадянами всю середину Пелопоннеса, потому что первые от Исѳма будут коринѳяне; затем к коринѳянам, со стороны моря, прилегают епидаврийцы; а вдоль Епидавра, Тризина и Ермионы идет Арголидский залив с приморской полосой Арголиды; далее за Арголидою идут поселения лакедемонских перииков, за которыми идет Мессиния, простирающаяся через Мефону, Пилос и Кипариссии тоже до самого моря; (2) опять же со стороны Лехея к коринѳянам примыкают сикионцы, крайние обитатели Арголиды с этой стороны, а за Сикионом, по всему морскому берегу, следуют ахейцы; наконец, ту часть Пелопоннеса, которая лежит против Ехинадских островов, населяют илийцы, и страна их со стороны Олимпии и устья реки Алѳея соприкасается с Мессинией, а со стороны Дим с Ахаией. (3) Таким образом все вышеозначенные местности омываются морем, но аркадяне отрезаны со всех сторон от моря и живут в средоземии; потому Гомер и говорит, что они прибыли под Трою не на своих кораблях, а на взятых у Агамемнона.
(4) [Пеласги]. По преданию аркадян, первым человеком, жившим в этой стране, был Пеласг; но естественно, что тогда жил здесь не один Пеласг, а в сообществе с другими людьми, в противном случае ему не над кем было бы и царствовать. Величием, силою, красотою и сметливостью он превосходил своих современников, и по всей вероятности за эти качества его выбрали царем. Поэт Асий вот что говорит о нем: «Равного богу Пеласга земля на лесистых вершинах гор сей страны родила, чтобы смертный народ появился».
(5) Во время своего царствования Пеласг придумал строить крыши, чтобы предохранить людей от холода, дождя и зноя; для этой же цели изобрел хитоны из свиных кож, какие и теперь еще носят бедные люди в окрестностях Еввии и в Фокиде: отучил жителей питаться зелеными листьями, травами и кореньями, которые не только· не были питательны, но некоторые даже вредны; а вместо этого заставил их употреблять в пищу плоды деревьев дубовой породы, но не всех, а только желуди бука. Эта пища, открытая Пеласгом, так долго удержалась у некоторых народов, что когда Пиѳия отсоветовала лакедемонянам нападение на Аркадию, то справедливо могла сказать: «Я тебе не отказываю, но в Аркадии много мужей желудеядущих; они–то тебя и не пустят».
В царствование Пеласга, говорят, и страна, эта стала называться Пеласгией.
2, [Ликаон]. Сын Пеласга, Ликаон, превзошел отца еще более мудрыми делами: построил город Ликосуру на горе. Ликейской, Зевсу дал название Ликейского и учредил Ликейские игры.
Панаѳинейские игры у аѳинян, по моему мнению, тогда еще небыли учреждены, так как празднество это называлось тогда еще просто аѳинеями, а панаѳинеями, говорят, стало оно называться только при Фисее, когда было отпраздновано всеми аѳинянами, соединившимися в одну городскую общину. (2) Об Олимпийских играх не говорю, так как начало их относится еще до человеческих времен: говорят, что на них состязались Кронос и Зевс и что первые состязались в беге куреты. По моему мнению, аѳинский царь Кекропс и аркадский Ликаон были современники, но к божественному они относились далеко не одинаково. (3) Кекропс, например, первый назвал Зевса Всевышним, и ничего не приносил ему в жертву, что только имеет душу: сожигал на алтаре только хлебные жертвы, употребляемые и доселе у аѳинян под названием «жертвенные пирожки» (пеланы); но Ликаон, напротив, на алтаре Ликейского Зевса принес в жертву новорожденного младенца и из крови его сделал возлияние на жертвенник, за каковую жертву, будто бы, тогда же из человека превратился в волка.
(4) Рассказу этому я вполне верю, так как он подтверждается и старинными аркадскими преданиями, и сам по себе правдоподобен: тогдашние люди за свою справедливость и благочестие были гостями и сотрапезниками богов, и милость богов к справедливым людям обнаруживалась тогда также непосредственно, как и гнев на преступных. Да и сами боги, которые еще и до сих пор пользуются почетом, родились тогда от людей, как например: Аристей, Критская Вритомартида, Иракл, сын Алкмены, Амфиарай, сын Оиклея, и затем Полидевк и Кастор. (5) Поэтому можно поверить, что и Ликаон обратился в животное, и Танталова Ниова в камень. Но в наши дни. когда зло достигло крайней степени и распространилось по всем городам и по всей земле, ни один еще бог не родился от человека, исключая разве тех высоких особ, которые величаются богами по имени или из лести. И теперь преступных постигает божеское наказание не тотчас, а только после их смерти. (6) Что случаи, часто повторявшиеся в древности и теперь еще кое–где встречающиеся, потеряли веру у народа, виной этому сами люди, которые к правде примешивают ложь: например, рассказывают, будто со времен Ликаона всякий раз, при жертвоприношении Ликейскому Зевсу, кто–нибудь превращается в волка, и не на всю жизнь, а по истечении десяти лет будто превращается опять в человека, если только не коснулся человеческого мяса, а если коснулся, то будто бы навсегда остается животным. (7) Точно также рассказывают, будто Ниова, на горе Сипиле, в летнее время проливает слезы. Я сам слышал, будто у грифов такие–же пятна, как у пантер, или, напр., будто тритоны говорят человеческим голосом, — а другие говорят напротив, будто тритоны трубят в продырявленные раковины. Такие люди, охотно слушающие подобные сказки, всегда способны и сами прибавить новое чудо, и этой примесью лжи затемняют истину.
3. [Каллисто]. В третьем поколении после Пеласга страна увеличилась городами и населением. Вся власть перешла к старшему сыну Ликаона, Никтиму; поэтому прочие сыновья Ликаона построили новые города, где кому наиболее понравилось. Паллант построил город Паллантий, Орисфей — Оресфасий, Фигал — Фигалию.
(2) О Паллантии упоминает и Стисихор Имерейский в своей «Гириониде»; Фигалия и Оресфасий со временем переменили свои имена: Фигалия получила название Фиалии от Фиала, сына Вуколиона, Оресфасий — Орестил, от Ореста, сына Агамемнонова. Точно также (из остальных сыновей Ликаона) Транозей, Дассат, Макарой и Клиссон, Акак и Фокн, основали свои города: Фокн основал Фокнию, Акак — Акакисий. От имени этого Акака, по преданию аркадян, Гомер дал епитет Ерму; (3) от Клиссона получили название город и река Елиссон, точно также, как Макария, Дасея и Трапезунт получили названия тоже от сыновей Ликаона; Орхомен был основателем Орхомена и так называемого Меѳидрия, которые Гомер в своей поэме называет «овцеобильными». Писунт и Меленей основали Писунт, Ѳирею — Ѳиреат; кроме того аркадяне говорят, что и Ѳирея, находящаяся в Арголиде, и Ѳиреатский залив получили свое название тоже от этого Ѳирея; (4) Менал построил Менал, один из знаменитейших городов древней Аркадии, Тегеат — Тетею, Мантиней — Мантинею; от Крома получил название город Кромы; Харисием основана Харисия, Триколоном Триколон, Перефом Перефеи, Асеатом Асея, Ликеем Ликеаты, Суматеем Суматия; Алифир и Ирей дали имена двум городам того же имени — Алифиру и Ирее. (4) Младший сын Ликаона, Инотр, потребовал от старшего брата, Никтима, денег и людей, переправился на кораблях в Италию, поселился и дал название стране, Инотрии. Это была первая эллинская колония вне Эллады, а если точно считать, то до Инотра и варвары не ездили в чужую землю. При всем этом множестве сыновей, Ликаон имел только одну дочь, Каллисто. (6) Эту Каллисто, говорят эллины, полюбил Зевс и сочетался с ней, но Гера, узнав об этом, обратила ее в медведицу, а Артемида, чтобы угодить Гере, застрелила эту медведицу из лука. Тогда Зевс послал Ерма, и приказал ему спасти ребенка, которым Каллисто была беременна, а ее самое обратил в созвездие, которое и называется «Большая Медведица». О нем и Гомер упоминает при отплытии Одиссея от Калипсо в следующих стихах:
…Очей не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно
В море Воота, с Медведицы, в людях еще колесницы
Имя носящей…
Но быть может и то, что это созвездие получило название просто в честь Каллисто, так как аркадяне показывают гробницу Каллисто.
4·. [Аркад]. По смерти Никтима, правление перешло к сыну Каллисто, Аркаду. Он ввел хлебопашество, которому сам научился у Триптолема, ознакомил своих людей с печением хлеба, а от Адриста перенял искусство ткать одежду и все, относящееся к обработке шерсти. От этого царя страна, вместо Пеласгии, стала называться Аркадией, а жители, вместо пеласгов, аржадянами. (2) Говорят, что Аркад имел женой не смертную женщину, а нимфу дриаду. Аркадяне называли своих нимф дриадами, епимилиадами и наидами; последние весьма, часто упоминаются и у Гомера. Имя этой нимфы было Ерато и от неё, говорят, у Аркада было три сына: Азан, Афидант и Елат, а до этого брака у него был еще один сын, Автолай· Когда эти три сына подросли, Аркад разделил между ними страну на три части: (3) и от Азана часть его получила название Азании, — от этих азанов, говорят, происходят и те поселенцы, что живут во Фригии, около так называемой Стевнской пещеры и реки Пенкала; Афидант получил Тегею с окрестными землями, — потому- то поэты и называют Тегею Афидантовой долей; (4) наконец, Елат получил гору Киллину, которая тогда еще не имела никакого названия. В скором времени, однако, Елат отсюда переселился в страну, называемую теперь Фокидой, подал помощь фокейцам в войне против флегиев и основал город Елатию. У Азана, говорят, был один сын Клитор; у Афиданта — Алей, а у Елата пять: Эпит, Перей, Киллин, Исхис и Стимфал. (5) В честь Азана, Аркадова сына, говорят, было устроено первое погребальное празднество; были ли при этом какие нибудь другие игры — этого не знаю, но, во всяком случае, тут были конские скачки. Сын Азана, Клитор, поселился в городе Ликосуре, был одним из могущественнейших владетелей и основал город того же имени — Клитор. (6) Алею досталась отцовская часть; что же касается сыновой Елата, то от Киллина стали называть гору Киллиной, от Стимфала — источник и город Стимфал, расположенный у этого источника; о смерти Элатова сына, Исхиса, я уже сообщил прежде, при описании Арголиды. У Перея, говорят, не было ни одного сына, а только дочь Неера, которая впоследствии была женою Автолика, жившего на горе Парнассе и слывшего за Ермова сына, потому что на самом деле отцом его был Дедалион.
(7) Так как Клитор, сын Азана, был бездетным, то царская власть над аркадянамн перешла к Эпиту, сыну Елата. Но Эпит погиб на охоте, и погиб не от какого–либо сильного животного, а по неосторожности, от ужалившей его змеи «сипс» (гнойной). Такую змею мне самому случилось однажды видеть: она не больше самой маленькой ехидны, пепельного цвета, немного пятнистая, голова у неё широкая, шея узкая, но живот толстый, хвост короткий; ползает она совершенно так, как другая змея, так называемая кераст (рогатая), в косом направлении, как раки.
(8) После Эппта вступил в управление Алей, потому что он, как сын Афиданта, был в третьей линии от Аркада, тогда как сыновья Стимфала Агамид и Гортис приходились уже в четвертой линии. Этот Алей построил в Тегее древний храм Аѳины Алеи и здесь имел свое пребывание; а Гортий, сын Стимфала, построил город Гортин у реки, которая тоже называется Гортинием.
Алей имел трота сыновей: Ликурга, Амфидаманта и Кифея и одну дочь Авгу. (9) По рассказу Екатея, с нею жил Иракл, когда приходил в Тегею, но когда это обнаружилось, и она родила от Иракла мальчика, Алей вложил ее вместе с ребенком в ящик и бросил в море. Так приплыла она к Тевфранту, одному богатому владетелю на Каикской равнине, который полюбил ее и женился. Еще и теперь в Пергаме, к северу от Каика, есть памятник Авги: могильная насыпь, окруженная каменной оградой, и на этой насыпи видна медная статуя, изображающая нагую женщину.
(10) По смерти Алея, царскую власть, по старшинству, получил Ликург, запятнавший себя тем, что хитростью, а не правым путем, убил доблестного мужа Аринфея. У Ликурга было два сына: Анкей и Епох; последний заболел и умер, а Анкей принимал участие в походе аргонавтов, под предводительством Иасона, в Колхиду, и потом, отправившись вместе с Мелеагром на охоту, погиб от калидонского вепря, а Ликург достиг глубокой старости, пережив обоих сыновей; а когда умер, господство над Аркадией перешло к Ехему, сыну Аеропа, внуку Кифея, правнуку Алея.
5. [Войны аркадян). В царствование Ехема в Пелопоннес вторглись доряне под предводительством Ираклова сына, Илла; но были побеждены ахейцами в сражении, на Коринѳском перешейке, в котором Ехем убил Илла, вызвавшего его на единоборство. Это предание я нахожу более достоверным, чем то, в котором говорится, что царем ахейцев был тогда Орест и что в его царствование. Илл сделал попытку возвратиться в Пелопоннес. Из этого позднейшего предания можно заключить, что Тимандра, дочь Тиндарея, была тогда женою того Ехема, который убил Илла. (2) После Ехема воцарился Агапинор, сын Анкея, Ликургова сына; он водил аркадян под Трою. Когда, но взятии Илиона, эллины плыли домой, на пути поднялась буря, которая забросила Агапинора вместе с аркадскими кораблями на остров Кипр. Здесь Агапинор основал город Паф и построил в нем храм Афродиты, которая до сих лор была почитаема жителями Кипра в местности, называемой Голги. (3) Впоследствии времени Лаодика, одна из потомков Агапинора, послала в Тегею для Аѳины Алейской покров, на котором была надпись, указывавшая, между прочим, и на происхождение Лаодики, в следующих словах: «Покров сей Лаодика посвящает Аѳине, в широкопространную отчизну, из славного Кипра».
(4) Так как Агапинор из Илиона более не возвратился, то правление перешло к Иппофу, сыну Керкиона, внуку Агамида, правнуку Стимфала. В течении жизни этого Иппофа не случилось ничего особенно замечательного, кроме только того, что он имел свое пребывание не в Тегее, а в Трапезунте. После него вступил на царство сын его, Эпит, при котором Орест, сын Агамемиона, согласно предсказанию Аполлона Делфийского, (5) переселился из Микин в Аркадию. Эпит, сын Иппофов, дерзнул войти в храм Посидона, в Мантинее, вход в который и тогда, также как теперь, недоступен был ни для одного человека: но как только вошел, тотчас ослеп, и в скором времени после этого умер. (6) В следующее за ним правление сына его Кипсела произошло вторичное вторжение дорян, но уже не через Коринѳский перешеек, как тремя поколениями раньше, а с моря, у так называемого Рионского мыса. Кипсел, осведомившись об этом, узнал также, что один из сыновей Аристомаха не был еще женат; потому он поспешил выдать за него свою дочь и, породнившись таким образом с Кресфонтом, спас себя и аркадян от грозившей опасности 30). (7) Сын Кипсела Олеас, в союзе с лакедемонскими и аргосскими ираклидами, возвратил в Мессину сына своей сестры Эпита. Ему наследовал сын его Вуколион, а этому — сын Фиал, тот самый, который лишил Фигала, Ликаонова сына, потомственной славы тем, что городу, основанному им, дал от своего имени название Фиалии, которое, впрочем, не повсеместно было принято.
(8) В царствование Сима, Фиалова сына, сгорела в Фигалии старинная деревянная статуя Черной Димитры, что было предзнаменованием того, что Сим вскоре должен был умереть. При сыне и наследнике его Помпе, в Киллину прибыли с торговыми делами эгиняне, а отсюда на ослах эгиняне ввезли свои товары в Аркадию. За это Помп принял их с великим почетом и в доказательство своей дружбы к эгинянам дал своему сыну имя «Эгинит».
(9) После Эгинита царем аркадян был сын его Полимистор, при котором лакедемоняне под предводительством Харилла сделали первое нападение на Тегею, но тегейцы, вооружившиеся вместе со своими женами, победили: часть лакедемонян была перебита, оставшиеся вместе с Хариллом были живыми взяты в плен; по подробнее об этом я расскажу при описании Тегеи.
(10) У Полимистора не было детей, и правление перешло к его племяннику Эхмиду, сыну Вриака. Вриак тоже сын Эгинита, но моложе Полимистора. В царствование этого Эхмида, возникла у лакедемонян война с мессинянами, и аркадяне, бывшие с давних пор в дружбе с мессинянами, теперь стали открыто на сторону мессинского царь Аристодима и сражались с лакедемонянами.
(11) Затем Аристократ, сын Эхмида, может быть, и многим чем обидел своих аркадян, — я этого но отрицаю и но подтверждаю, — но не могу умолчать о том, что мне самому известно об ужасном его преступлении против богов. На границе Орхомена с Мантинеею есть храм, по прозванию Артемиды «В гимнах» [Имнии]. Эту Артемиду с незапамятных времен почитают все аркадяне. Жреческую должность этой богини исполняла тогда одна молодая девица. (12) Встречая на все свои гнусные попытки упорный отказ этой девицы, Аристократ однажды ворвался за нею в храм и несмотря на то, что она припала к жертвеннику Артемиды, здесь обесчестил ее. Когда этот ужасный поступок сделался известен, аркадяне побили его камнями, и по этому поводу изменили самый закон, так что впредь жреческая должность Артемиды предоставлялась не девушке, а замужней женщине, как достаточно знакомой с мужчинами.
У Аристократа был сын, Икета, а у этого опять Аристократ, одноименный со своим дедом, и имевший подобный же конец, так как и его аркадяне добили камнями, когда открылось, что он принял подкуп из Лакедемона и что его измена была причиною поражения мессинян у Большого Рва. Этот позорный поступок лишил царства и все потомство Кипсела. Вот все, что я мог узнать об аркадских царях.
6. Из древнейшей истории, общей всем аркадянам, надо упомянуть: во первых, поход на Трою, затем войны их с лакедемонянами, веденные для поддержки мессинян, и наконец участие их в битве при Платее против мидян. (2) С лакедемонянами они ходили более по принуждению, чем по собственному желанию, как против аѳинян, так и в Азию с Агисилаем, а на битву при Левктрах пошли против виотийцев. Впрочем, недоверие свое к лакедемонянам они выказывали в разных случаях, а главным образом в том, что после поражения лакедемонян при Левктрах, тут же, не медля, перешли на сторону ѳивян. Правда, они не сражались при Херонее в союзе со всеми эллинами против Филиппа Македонского ни позже в Фессалии против Антипатра, но и не переходили на сторону, враждебную эллинам. (3) В опасной битве при Фермопилах против галатов, они не принимали участия исключительно только из–за лакедемонян, потому что, как говорят, опасались, чтобы последние, воспользовавшись их отсутствием, не опустошили их страны. За то к Ахейскому союзу они пристали скорее и решительнее, чем все эллины. Вот все, относящееся к общей истории аркадян; а что мне в отдельности известно о каждом городе, то будет помещено в своем месте при подробном описании.

[Аркадские города].

(От аргосской границы до Мантинеи). Из Аргоса ведут в Аркадию три пути: (4) один на Тегею — от Исий через гору Парѳений, два другие на Мантинею — через так называемый Прин и через Климак [Ступени]. Последний путь шире и при спуске имел некогда даже вырубленные в скалах ступени. Если сойти с Климака, будет местность, называемая Малангеи, откуда в Мантинею течет вода, годная для питья. (5) Если идти дальше от Мелангей, то, в расстоянии около семи стадий до города Мантинеи, будет так называемый «источник мелиастов». Мелиасты устраивают ночное богослужение Диониса, а при источнике находится и самое здание, в котором то совершается; тут же и храм Афродиты Черной. Прозвание это богиня получила не от чего другого, как только от того, что люди вообще совершают половые деяния не днем, как животные, но большей частью ночью.
(6) Другой путь гораздо уже и ведет через гору Артемисию, о которой я уже упоминал, что там находится храм и статуя Артемиды и истоки реки Инаха. Река эта на всем протяжении своего течения вдоль горной дороги образует границу между Аргосом и Мантинеей; с того места, где уклоняется от дороги, она течет уже исключительно по аргивским владениям, почему Эсхил и другие называют Инах аргивской рекою.
7. Если в Мантинею спуститься чрез Артемисий, то сейчас будет так называемое Гнилое поле (Аргон педион), которое действительно соответствует своему названию, потому что дождевая вода, стекающая сюда с гор, делает эту равнину совершенно бесплодной, и ничто не мешало бы ей обратиться в озеро, если бы вода не скрывалась в отверстиях земли, где она до тех пор остается под землею, пока наконец у Дины не появится опять на поверхность. (2) Дина эта — источник сладкой воды, вытекающей из моря у так называемого Генеѳлия в Арголиде; сюда в древности аргивяне бросали для Посидона лошадей вместе с уздечками. Как известно, сладкая вода вытекает из моря не только в Арголиде, в этом месте, но и в Ѳеспротиде, около так называемого Химерийского мыса; (3) но еще большее чудо представляет кипящая вода в Меандре, где вода бьет не только из скалы, которую она омывает, но даже из самого дна реки. Точно также в Тирринии, у Дикеархийского берега, в море есть кипящая вода, отчего там сделали даже искусственный остров, чтобы этой воды не оставить без употребления, и обратить в теплые купальни.
(4) По левую сторону так называемого Гнилого поля находится гора, а на ней следы военного стана Филиппа, Аминтова сына, и развалины поселка Нестаны. Здесь, говорят, Филипп располагался станом, и от него теперь еще тамошний источник, по имени Филиппа, называется, Филипповым; а приходил Филипп в Аркадию с целью привлечь аркадян на свою сторону и отклонить от остальных эллинов. (5) Всякий согласится, что из всех македонских царей до и после Филиппа никто не совершил более блестящих подвигов, но, рассуждая справедливой беспристрастно, никто не признает его за хорошего полководца, так как он и клятвы попирал, и договоры нарушал при всяком случае, а исполнения своих обещаний держался меньше, чем кто бы то ни было. (6) Зато и гнев богов постиг его скоро, потому что, как известно, Филиппу было всего только 46 лет, когда на нем исполнилось предсказание делфийского прорицалища, полученное им в ответ на вопрос о Персии. Оно гласило: «Вол увенчан и ждет, готов и заклатель». Вскоре однако же обнаружилось, что это относилось не к мидянам, а к самому Филиппу.
(7) После его смерти, Олимпиада тотчас велела лишить жизни малолетнего сына его, рожденного от Клеопатры, племянницы Аттала, вместе с самой Клеопатрой, — их умертвили на раскаленной медной бляхе, — а затем умертвила и Аридея. Даже на дом Кассандра наложила судьба свою тяжкую руку, потому что его дети родились от Фессалоники, дочери Филиппа, а Фессалоника и Аридей происходили от фессалийских матерей. Что касается Александра, кончина его всем известна. (8) Если бы Филипп подумал хорошо над судьбою спартанца Главка и при всех своих действиях помнил изречение: «мужа, хранящего клятву, потомство счастливое будет», то, полагаю, никакой бог не потушил бы одновременно жизни Александра и македонской славы. Но я, впрочем, уклоняюсь от рассказа.
8. За развалинами Нестаны находится важное святилище Димитриев честь которой мантинейцы ежегодно здесь совершают праздник. Внизу к Нестане прилегает также часть Гнилого Поля [Арга], называемая Гульбище Меры [Хорос Меры]. Протяжение Гнилого Поля составляет 10 стадий. Дальше, если пройти небольшую возвышенностей спуститься в другую равнину, будет около дороги источник, под именем Агнец [Арна]. (2) Об этом источнике аркадяне говорят вот что. Когда Рея родила Посидона, то положила его в овчарню, чтобы он там рос с ягнятами, которые паслись около этого источника, а сама сказала Крону, что родила лошаденка, какового и отдала ему на съедение, вместо мальчика, так точно как в последствии, вместо Зевса, подала ему завернутый в пеленки камень.
(3) В начале своего описания, я считал подобные эллинские рассказы обыкновенной нелепостью, но теперь, когда дошел до Аркадии, смотрю иначе. Древние эллинские мудрецы высказывали свое учение не прямо, а в притчах, потому и сказанное о Кроне, полагаю, имеет особенный смысл. На все, касающееся божества, будем смотреть, как нам передано.
[Мантинея]
(4) [История города]. От этого источника до города Мантинеи неболее 12 стадий. Как кажется, Мантиней, сын Ликаонов, основал город в другом месте, и теперь еще называемый аркадцами по его имени, но оттуда, по некоему прорицанию, вывела жителей и переселила сюда Антиноя, дочь Нифея Алеева, и указателем пути имела змея, — (5) почему и протекающая около города река называется Змей (Офис). Аркадские археологи не говорят, какой это был змей, но если догадываться и заключать по Гомеру, то, надо полагать, этот змей был дракон. При исчислении кораблей, говоря о Филоктете, что эллины оставили его на о-ве Лимносе, когда он страдал от укушения змеи, Гомер назвал змею не «офис» (змея), а «гидра» (водянка), между тем как того дракона, которого орел кинул в троянцев, назвал «офис». Естественно, поэтому, что и проводник Антинои был дракон.
(6) В сражении аркадцев с лакедемонянами при Динеях мантинейцы не участвовали, а в пелопоннеской войне стояли против лакедемонян с илейцами, и когда прибыло вспомогательное войско из Аѳин, сражались против лакедемонян. По дружбе к аѳинянам, они участвовали и в походе в Сицилию. (7) В последствии, когда в мантинейскую область сделал вторжение лакедемонский царь Агисиполид, сын Павсании, мантинейцы были разбиты и заперты в стены, а спустя немного был взят и город, впрочем не силою, а хитростью: Агисиполид отвел реку Змий и направил воду на стены, сделанные из сырого кирпича, отчего стены размылись и рассыпались.
(8) Действительном случае нападения, сырой кирпич представляет гораздо больше безопасности, чем камень, который при ударах ломается и выскакивает из своих мест, тогда как кирпич при ударах нисколько не портится, но зато от воды он разрушается так же быстро, как воск от солнца.
(9) Впрочем это выдумка не Агисиполида, но ею еще прежде воспользовался Кимон, сын Милтиада, когда осаждал на Стримоне Пион, защищаемый персидским войском мидянина Вога.
Этому то восхваляемому эллинами подвигу и подражал Агисиполид, а когда взял Мантинею, то только малую часть жителей оставил в городе; прочих расселил по поселкам.
(10) Затем возвратили их в отечество уже ѳивяне, после славного дела при Левктрах, но мантинейцы, возвратившись, далеко не оказались благодарными, потому что, когда открылось, что они сносятся с лакедемонянами, и устраивают мир для себя, а не для всех аркадян, мантинейцы испугались ѳивян, прямо стали на сторону лакедемонян, и в сражении при Мантинее стояли вместе с лакедемонянами против Епаминонда.
(11) Спустя несколько лет, у них произошла вражда с лакедемонянами, и они отпали к ахейскому союзу, так что с помощью ахейского войска, под начальством Арата, победили спартанского царя Агиса, сына Евдамида, и не пустили в свою область. Затем, они помогали ахейцам и против Клеомена. и с ними уничтожили силу лакедемонян. После этого, когда Антигон был опекуном малолетнего македонского царя, Филиппа, будущего отца Персеева, и оказывал особенное покровительство ахейцам, то мантинейцы в честь Антигона, сверх всего прочего, и самый города. Маитинею переименовали Антигонией. (12) Дальше затем, в сражении Августа с Антонием, при мысе Аполлона Актийского, мантинейцы сражались на стороне Августа; прочие аркадцы были на стороне Антония просто по ненависти к лакедемонянам, которые сочувствовали Августу. Наконец, спустя десять поколений после Антигона, Адриан, как только воцарился, уничтожил имя, заимствованное от Македонии, и приказал город называть, по прежнему, Мантинеей.
9. [Достопримечательности]. Из храмов в Мантинее находится: двойной храм, разделенный почти по средине стеною. В одной половине находится образ Асклипия, работы Алкамена, другая — посвящена Лито и ее детям, изваяние которых сооружено в третьем поколении после Алкамена Праксителем. На цоколе изваяния рельефное изображение — Муза и играющий на флейте Сатир. Там же, на одной колонне, рельефное изображение Поливия, сына Ликорты, о котором я буду говорить ниже.
(2) Есть в Мантинее и другие святилища: Зевса Спасителя (Сотира), другой с именем Зевса Подателя (Епидота), потому что он подает благо человеку. Есть храм Диоскуров, а в другом месте — Димитры Коры, в котором горит огонь, и мантинейцы всегда заботятся, чтобы этот огонь не потух; (3) а около театра я видел храм Геры с изваяниями: сидящей на троне Геры и предстоящих ей Аѳины и Гебы, дочери Геры. Все это творения Праксителя. У алтаря Геры находится гробница Аркада, сына Каллисто. Его кости перенесены сюда из Менала, в силу следующего прорицания из Дельф:
(4) Есть холодный Менал. Там лежит Аркад, от коего все аркадцы зовутся. Туда я велю шествовать, с сердцем благодушным поднять Аркада и отнести назад в город прекрасный, где трипутие, четырепутие и пятидорожие, и там уготовить Аркаду священную рощу и жертвы.
То место, где гробница Аркада, мантинейцы называют Жертвенник Солнца.
(5) Не далеко от театра находятся знаменитые гробницы: одна, круглого вида, называемая Общий очаг, где, говорят, положена дочь Кифея, Автоноя; на другой поставлена колонна с рельефным изваянием Грилла, сына Ксенофонта. (6) А за театром развалины храма Афродиты, по имени Соратницы, и остатки ее изваяния. Надпись на цоколе показывает, что жертвовательницей этого изваяния была Никиппа, дочь Пасия, а самый храм мантинейцы воздвигли на намять потомкам, что в сражении при Актийском мысе они были на стороне римлян. Кроме того, мантинейцы почитают еще Аѳину Алею, в честь которой есть храм и изваяние. (7) У них и Антиной считается богом, и его храм самый новый между мантинейскими. Император Адриан безмерно любил этого Антиноя. Я лично не видел его, но видел изваяния и портреты. Почести ему воздаются и в других местах, а в Египте, на р. Ниле, есть город имени Антиноя; а почитание воздают ому в Мантинее вот почему. (8) Род Антиноя был из города Вифинии, что за р. Сангарием, а вифинцы, по происхождению, аркадцы, из Мантинеи. Поэтому император Адриан учредил для него в Мантинее обряды, так что каждый год устраивается праздник, и через пять лет бывают игры. Кроме того, в мантинейской гимнасии есть палата с статуями Антиноя, замечательная камнями, которыми украшена, и живописью. Многие из этих статуй похожи на статуи Вакха. Там же есть копия с аѳинской картины в Керамике, изображающей подвиг аѳинян при Мантинее.
(9) На мантинейском рынке стоит медное изображение некоей женщины, которую мантинейцы зовут Диоменией, дочерью Аркада; там же памятник герою Подару, который, по преданию, пал в битве с Епаминондом и ѳиванцами, а три поколения раньше меня мантинейцы заменили надпись на могиле именем другого Подара, потомка первого, который жил уже в те времена, когда пользовались римским гражданством. (10) Но при мне почитали древнего Подара, и говорили, что в этом сражении более всех мантинейцев и соратников отличился Грил Ксенофонтов, после Грила — мараѳонский Кифисодор, тогдашний начальник аѳинской конницы, а третьим по храбрости признают Подара.
10. [Дороги из Мантинеи в Аркадию]. Из Мантинеи ведут в Аркадию разные пути. Я опишу все, где что есть достопримечательного. По направлению в Тегею, влево от большой дороги, у самых мантинейских стен, есть место для конских ристаний, а недалеко оттуда стадия, где бывают игры в праздник Антиноя. Над стадией гора Блуждания (Алисия), так названная от блуждания здесь Реи, а на горе священная роща Димитры. (2) На самом краю этой горы находится храм Посидона Конника, откуда до Мантинеи не больше стадии. Об этом храме вот что говорит предание и история. Нынешний храм построил император Адриан, который, для того чтобы никто не проник в древнее святилище и не тронул части развалин, поставил особых надсмотрщиков над работами и приказал новый храм строить вокруг старого. Древний храм, по преданию, построили Агамид и Трофоний из дубовых, прилаженных один к другому, брусьев. Чтобы заградить вход в храм, они не делали перил, а просто протянули шерстяной шнурок, полагая, что для людей благочестивых и это будет острасткой, (3) а быть может, эта веревка имела особую силу. Известно затем, что Эпит, сын Иппофоя, вошел в святилище. Он не перепрыгивал и не пролезал снизу, а просто перерезал веревку. Но как только совершил такой безбожный поступок, морская волна брызнула ему в глаза, и он ослеп и скоро умер, потому что в этом храме, по старинному преданию, показывается морская вода. (4) Нечто в этом роде рассказывают аѳиняне относительно морской воды в своем акрополе, а также карийцы, из города Милас, относительно своего храма, который они называют на своем языке Огоа. Положим, в Аѳинах море, находящееся у Фалера, отстоит от города не далее 20 стадий, Миласейская гавань тоже от города не дальние 80 стадий, но появление моря в Мантинее, на столь далеком расстоянии, очевидно, произошло по воле бога.
(5) По ту сторону храма Посидона находится каменный трофей, поставленный над лакедемонянами и их царем Агисом. О ходе этого сражения мантинейцы рассказывают так. Сами мантинейцы занимали правое крыло, представив на битву войско от всех возрастов и полководца Подара, третьего потомка того Подара, который сражался против ѳивян. Кроме того, у них был вещатель илеец Фрасивул, сын Энея, из Иамидов, который предсказал мантинейцам победу и сам участвовал в деле. (6) На левом крыле построилось остальное аркадское войско, с полководцами от каждого города, причем у мегалополитов было два полководца: Лидиад и Леонид; середина поручена была Арату, сикионцам и ахейцам.
Между тем лакедемоняне и Агис растянули фалангу таким образом, чтобы сравняться с линией противников. Середину у них занимал Агис и его окружающие. (7) Но Арат с своим войском по предварительному условию перебежал к аркадцам, как будто от натиска лакедемонян, а через это незаметно изменил вид строя на полумесяц. Тогда Агис с лакедемонянами, вполне уверенный в победе, тем более налег на Арата, чтобы окружить его, а за ним поспешили и с боков, считая главным делом прогнать Арата и его отряд, и таким образом аркадцы очутились в тылу. (8) Лакедемоняне были окружены, потеряли большую половину войска, и сам царь Агис Евдамидов убит. По словам мантинейцев, на защиту их явился даже Посидон, почему они и трофей посвятили этому богу.
(9) Что боги присутствовали на войнах и при избиении людей, об этом говорят все поэты, писавшие об ужасах при Илионе; аѳиняне также воспевают участие богов в сражениях при Мараѳоне и при Саламине; но очевиднее всего гибель войска галлов ври Делфах, уничтоженного Аполлоном и добрыми демонами. Точно также и мантинейцы говорят о своей победе, что она произошла не без Посидона. (10) А об Леокиде, сотоварище мегалопольского полководца Лидиада, аркадцы говорят, что он быль девятый потомок того Аркесилая, который жил в Ликосуре и видел старую лань, посвященную богине Владычице, и имевшую на шее ожерелье с следующей надписью: «Я, лань, поймана была младая, когда Агапинор шел под Илион». А это сказание доказывает, что олени могут жать долее, чем даже слоны.
11. [Могилы]. За храмом Посидона начинается роща, вся из дубовых деревьев, называемая Пелагос (Пучина), и через нее ведет дорога из Мантинеи в Тегею; а границею мантинейцев с тегейцами служит находящийся у большой дороги круглый жертвенник.
Если повернуть влево от храма Посидона., то не далее как через 5 стадий будут могилы дочерей Пелия, которые, по мантинейскому преданию, поселились здесь, когда бежали от укоризн по поводу убийства отца своего Пелия. (2) Рассказывают, будто Мидия, желавшая сделать царем Иасона, по прибытии в Иолк, замыслила погубить Пелия Показывая вид, будто ненавидит Иасона, она объявила дочерям Пелия, что, если они хотят, она может сделать, что их отец из старика сделается опять молодым. А чтобы уверить, зарезала старого барана, бросила его мясо с каким то зельем в котел, сварила и затем вынула из котла, вместо старого барана, молодого ягненка. Тогда она принялась и за Пелия: (3) заколола его и сварила так, что от Пелия дочерям ничего не осталось даже для погребения. Это–то и заставило дочерей переселиться в Аркадию; а когда они умерли, им здесь насыпали могилы. Имен их не оставил ни один поэт, сколько мне известно, но живописец Микон под их изображениями надписал имена: одной — Астерония, другой — Антиноя.
(4) В 20 стадиях от этих могил находится место, называемое Физоны, немного возвышенное и окруженное каменною оградою — могила Физонов. Дальше дорога делается узкою и здесь, говорят, находится могила Ариифоя, названного по оружию, которое он носил, Булава [Коринит].
(5) [Дорога в Паллантию]. А если идти из Мантинеи в Палланнию, — эта дорога тоже прилегает к дубовой роще Пелагос, — и пройти 30 стадий, то будет место, где происходило конное сражение аѳинян и мантинейцев с виотийскою конницею, и где был убит Епаминонд. Мантинейцы говорят, что Епаминонд был убит мантинейцем Махерионом; лакедемоняне не признают этого человека спартанцем и тоже называют его Махерионом, а аѳиняне, в чем согласны и ѳиванцы, утверждают, (6) что смертельную рану Епаминонду нанес Грилл, и в этом смысле у них есть картина, изображающая дело при Мантинее.
Но, как известно, Грилл погребен в Мантинее на общественные средства, и на том месте, где он пал, мантинейцы поставили ему статую, как мужу отличнейшему из соратников, тогда как о Махерионе только говорят, хотя бы и лакедемоняне, а памятника Махериону, в роде тех какие ставят славным мужам, пет ни в Спарте, ни в Мантинее.
(7) Когда Епаминонд был ранен, его вынесли из строя еще живым. Он закрыл рукою рану и, вынося ужасную боль, следил за ходом сражения, — место, откуда он смотрел, потомки назвали Сторожа [Скопа], — а когда сражение приняло нерешительный исход, отнял руку от раны и испустил дух, и был похоронен на том самом месте, где произошла битва. (5) На его могиле стоит мраморная колонна, и на колонне щит с рельефным изображением дракона, указывающего на происхождение Епаминонда от драконов, от так называемых сеянных [спартов]. Есть еще две колонны на могиле: одна — старинная, с виотийской надписью, другая — воздвигнутая императором Адрианом, который также сделал надпись.
(9) Из всех эллинов, отличившихся полководцами, Епаминонда можно признать первым полководцем, во всяком случае не уступающим никому другому, потому что лакедемонские и аѳинские полководцы имели уже древнюю славу городов, которая воодушевляла их воинов. Ѳивяне были чужды такой славы, и привыкли слушаться других, а Епаминонд в короткое время сделал их первенствующим племенем в Элладе. (10) Епаминонду было предсказано в Делфах: беречься пучины (пелагос). Поэтому он никогда не вступал ни на военный корабль, ни на купеческий, а между тем бог, говоря о пучине, указывал не на море, а на рощу Пучину. Подобный обман в местности произошел в последствии с Аннибалом, полководцем карфагенским, как и раньше с аѳинянами. (11) Аннибалу было предсказано Аммоном, что он умрет и будет похоронен на земле «Ливийской», и он был уверен, что уничтожит власть римлян и затем, возвратившись в Ливию, там окончит старость. Между тем случилось вот что: когда римский полководец Фламиний решился непременно взять Аннибала живым в плен, Аннибал обратился под защиту Прусия, и когда Прусий оттолкнул, и Аннибал вскочил на коня, то обнаженным мечем нечаянно поранил себе палец. От этой раны, когда он проехал несколько стадий, последовало воспаление, и на третий день Аннибал скончался; а ту местность, где он скончался, никомидийцы называют Ливийскою. (12) Точно также аѳинянам было сказано в Додоне, чтобы они заселили Сицилию, а Сицилия есть небольшой холм недалеко от Аѳин. Между тем аѳиняне, не вдумавшись в прорицание, повели войско за пределы Аттики и втянулись в войну с Сиракузами. Подобных примеров можно представить и больше.
12. [Дороги в Орхомен]. Не дальше стадии от могилы Епаминонда находится храм Зевса, с именем Хармона.
В аркадских лесах бывают разные дубы: одни, называемые широколиственными, другие буковыми, третьи пробковыми. Последние имеют такую легкую и ноздреватую кору, что она служит приметою для сетей и для якорей, и потому ионийцы и елегический поэт Ермисианакс называют ее пробкой (феллос).
(2) Меѳидрий теперь уже не город, а поселок, принадлежащий Мегалополю. Дорога в Меѳидрий ведет из Мантинеи. Пройдя 30 стадий, будет равнина, называемая Алкимедонт, а над ней гора Остракина с пещерой, в которой жил Алкимедонт один из так называемых героев. (3) У этого Алкимедонта, по рассказам фигалийцев, была дочь Фиало, и с ней сочетался Иракл. Когда Алкимедонт узнал, что она родила мальчика, то связал ее вместе с мальчиком, — аркадцы называют его Эхмагором, — и оставил на горе, чтобы они погибли. Когда мальчик стал плакать, сорока услышала плач и стала подражать. (4) В это время проходил Иракл, услышал крик сороки и принял его за крик ребенка, а не птицы; пошел по голосу, нашел Фиало, развязал и спас мальчика. От этого и ближайший источник, по имени сороки (Кисса), называется Сорочьим (Кисса). В 40 стадиях от этого источника находится местность Петросака, составляющая границу между мегалополитами и мантинейцами.
(5) Кроме двух указанных, в Орхомон ведут еще другие дороги. На одной находится так называемый стадион Лады, на котором Лада устраивал состязание в беге, и тут же храм Артемиды, а на право от дороги высокий земляной курган, который считают могилой Пенелопы, в противоположность известной поэме «Ѳеспротида». (6) В этой поэме говорится, что, по возвращении Одиссея из Трои, Пенелопа родила от него сына Птолипорфа, а по маптинейскому сказанию, Пенелопа, зато что навела женихов, была изгнана Одиссеем из дома, ушла в Лакедемон, а оттуда в Мантинею, где и последовала её кончина. (7) У этой могилы начинается небольшая равнина, а на ней гора с развалинами древней Мантинеи. Это место при мне называлось Городище (Птолис).
Если пройти отсюда не большое пространство, будет источник Алалкомении, а в 30 стадиях от Городища развалины поселка., получившего имя от Меры, дочери Атланта, — если только Мера похоронена здесь, а не в Тегейской области, потому что тегейский рассказ, что Мера похоронена у них, а не у мантинейцев, более вероятный; а может быть, прибывшая в Мантинею была другая Мера, потомок Меры, дочери Атланта.
(8) Есть еще одна дорога в Орхомен, на которой находится гора Анхизия, а у подошвы горы могила Анхиза. Когда Эней направлялся в Сицилию и пристал к Лаконике, то основал здесь два города; Афродисиаду и Итиду; а когда к нему прибыл но какому то поводу Анхиз и здесь умер, Эней похоронил его около той горы, которая от него получила имя Анхизии. (9) Это подтверждают и эолийцы, которые при мне поселились на древнем Илионе и нигде не нашли могилы Анхиза, Около горы Анхизии развалины храма Афротиды. Тут же, около Анхизии, граница мантинейцев с орхоменцами.
[Орхомен]
13. В орхоменской области, налево от дороги, ведущей от Анхизии, на склоне горы, находится святилище Артемиды Имнии [«В гимнах»], в котором и мантинейцы имеют свою жрицу и своего жреца, и те всю жизнь должны соблюдать целомудрие и во всем соблюдать святость, так что в своем образе жизни и даже в купании они поступают совсем не так, как другие люди, и даже не входят в дом обыкновенного человека. Подобно этому, как мне известно, живут в Ефесе целый год, но не более, поступающие в жречество богини Артемиды Ефеской «истиаторы» (угощатели), которых горожане называют «ессинами» (царями).
Праздники Артемиды «В гимнах» совершаются ежегодно.
(2) Старый Орхомен был построен на вершине горы, где и теперь еще есть развалины площади и стены, а нынешний находится под стенами древнего города. Достойны примечания здесь: источник, снабжающий город водою, и храмы Посидона и Афродиты с мраморными изваяниями богов, а перед городом, в дупле громадного кедра, стоит деревянная статуя Артемиды, которую, по имени кедра, жители называют Кедровая (Кодреатис). (3) Под городом, в недалеком расстоянии один от другого, лежат камни целыми кучами, наваленные в честь павших на войне, но в какой войне — с пелононесцами или с самими аркадцами, этого не указывают надписи, да и сами орхоменцы не знают. (4) Напротив Орхомена находится гора Шершавая (Трахис), которая вместе с городом образует ложбину. Если бог посылает дождь, то вода проходит по этой ложбине и направляется на другую низменность, Орхоменскую, представляющую небольшое болото.
По выходе из Орхомена, через 3 стадии, одна, прямая дорога ведет в город Кафию, вдоль ложбины, и затем влево от болота; другая, если перейти через ложбину, под горой Трахис. (5) На этой дороге находится могила Аристократа, того самого, который некогда насилием опозорил деву, жрицу богини «В гимнах» [Имнии]; дальше будут так называемые Тенейские источники, а дальше в 7 стадиях, местность Амилос, где, говорят, был когда–то город того же имени. Здесь опять расходятся дороги: одна идет на Стимфал, другая на Феней. Направо пред тобой сейчас же будет гора, на которой сходятся границы орхоменцев, фенейцев и кафийцев, а над границами возвышается высокая скала, называемая «кафийский камень». От этих границ идет вниз ложбина, через которую ведет дорога в город Феней. Приблизительно на половине ложбины выступает вода из источника, а на самом конце местность Кафии.
[Феней]
14. Под Кафиями начинается Фенейская равнина. Некогда здесь было такое наводнение, что древний Феней совершенно был затоплен и теперь еще на горах есть следы, как высоко доходила вода. В 5 стадиях от Кафий находятся горы: Ориксис и Скиафис, и под каждой горой есть глубокая яма, куда собирается вода из равнины. По рассказам фенейцев, эти ямы сделаны руками человеческими, и именно Ираклом, (2) когда он жил в Фенее у Лаономы, матери Амфитриона, потому что Амфитрион будто бы родился от Алкея и фенеянки Лаономы, дочери Гунея, а не от Лисидики, дочери Пелопа. Если Иракл действительно жил в Фенее, то надо признать, что когда он бежал из Тирипфа от преследования Еврисѳея, то бежал не прямо в Ѳивы, а сперва прибыл в Феней. (3) А чтобы река Олвий, или, как другие аркадцы называют, Ароаний, имела особенное русло, Иракл по средине равнины провел канал длиною в 50 стадий, а глубина его, там, где он не засыпался, доходит до 30 футов. Однако река не идет по этому каналу, и возвратилась в старое русло.
(4) Самый город находится в 50 стадиях от упомянутых ям под горами. Основателем его считают туземца Фенея. В городе есть акрополь, расположенный на обрывистой скале, и потому с большей части сторон неприступный, но ради безопасности он в некоторых местах укреплен еще искусственно. В акрополе был храм Аѳины, по имени Тритонии, от которого теперь остались только развалины.
(5) Там же стоит и медный Посидон, но имени Конный (Иппиос), по преданию, посвященный Одиссеем. Говорят, когда у Одиссея пропали лошади, и он пошел по Элладе разыскивать их, то нашел на Фенейской земле, и там, где нашел, поставил святилище Артемиды, наименовав ее Конедательницей (Евриппа), и изваяние Посидона Конного; (6) и будто ему захотелось, чтобы здесь и впредь паслись его кобылы, точно также как он хотел, чтобы его коровы паслись на твердой земле против Итаки. Фенейцы показывали мне также на цоколе статуи надпись, заключающую наказ Одиссея пастухам.
(7) Но, хотя я соглашаюсь с фенейцами в общем содержании этого рассказа, не могу поверить, чтобы Одиссей посвятил статую из меди, потому что в эти времена еще не умели делать цельных медных статуй, а медью только покрывали статуи, как платьем. О способе, употреблявшемся у древних при изготовлении медных изделий, я уже упоминал в спартанской истории, при описании статуи Всевышнего Зевса. (8) Первый, кто стал выливать медные статуи, были самосцы: Рик Филеев и Ѳеодор Телеклов. Произведение Ѳеодора был и тот изумрудный перстень с печатью, который носил самосский тиранн Поликрат и которым он так гордился.
(9) Если спускаться из города, сейчас будет стадион, а на холме гробница Ификла, брата Ираклова и отца Иолаева. По эллинским рассказам, Иолай постоянно помогал Ираклу в его подвигах, а отец, Ификл, в первом сражении Иракла с илейским царем Авгием, получил рану от сыновей Актора, называемых но имени матери, Молины, молинидами. Ближние Ификла перенесли его, больного, в Феней, где фенеец Вуфаг и его жена Промпа выказали свое попечение об Ификле, и когда он от этой раны умер, там же его и похоронили. (10) Этому Ификлу, как герою, фенейцы приносят жертвы, а из богов наиболее почитают Ерма, в честь которого устраивают Ермейские игры и имеют храм с мраморной статуей, работы аѳинянина Евхира Еввулидова. Позади этого храма находится гробница Миртила, который считается сыном Ерма и был возницей Иномая. Когда приходили женихи к дочери Иномая, Ипподамии, то Иномай заставлял вступать в конное состязание, и Миртил так искусно правил копями, что к концу ристалища Иномай своим копьем всегда убивал жениха. (11) Но Миртил сам любил Ипподамию, и так как не смел состязаться со своим господином, то продолжал служить ему возничим. Наконец и он сам. изменил Иномаю, увлекшись обещанием Пелопса, который скакал, что позволит ему пробыть одну ночь с Ипподамией. Но когда Пелопс остался победителем и Миртил напомнил ему о данном обещании, Пелопс бросил его с корабля в море. Волны вынесли его тело на берег, а фенейцы подняли и погребли. (12) Поэтому в Фенее ежегодно ночью устраивается праздник Миртилу. Оказывается таким образом, что Пелопс немного проехал морем: от устьев Алѳея до Илейской пристани, и следовательно Миртойское море, которое начинается от острова Еввии и около необитаемого острова Елены доходит до Егейского моря, получило название вовсе не от Миртила Ермова, и, как мне кажется, еввийские археологи предполагают вернее, когда говорят, что это море так названо по имени женщины Мирто. Фенейцы имеют еще храм Димитры, с именем Елевсинской, в честь которой совершают праздник и говорят, что у них делается то же самое, что в Елевсине, потому что, будто бы, по делфийскому изречению, к ним приходил для этого Наос, а этот Наос был третий потомок Евмолпа.
15. Около храма Димитры Елевсинской находится известная Петрома [Глыба] — два большие камня, искусно прилаженные один к другому. (2) Во время большого праздника Димитры, эти камни раскрывают и из них вынимают писание, содержащее обряды богослужения. Это писание читается для посвященных, и в ту же ночь его опять кладут на прежнее место. Как мне известно, многие фенейцы в важных случаях даже клянутся перед Петромой. (3) На этой Петроме находится круглая покрышка, в которой сохраняется личина Димитры Кидарии. Когда наступает великий праздник, жрец надевает на себя эту личину и, по известному указанию, ударяет к подземным. У фенейцев есть предание, что Димитра, когда искала дочери, приходила и в Феней, еще прежде Наоса, и кто из фенейцев принимал ее в дом и встречал гостеприимно, тем она подавала разные стручковые плоды, кроме бобов, — (4) а почему бобы считаются не чистыми, об этом у них есть особенное священное сказание. А принявшие богиню, фенейцы Трисавл и Дамифал, по фенейскому сказанию, поставили под горой Килленой храм Димитры Фесмии и учредили праздник, который и теперь совершается. Этот храм находится не дальше 15 стадий от города.
(5) Если из Фенея идти в ахейские города Пеллену и Эгиру, то через 15 стадий будет храм Аполлона Пиѳийского, от которого теперь остались только развалины и громадный жертвенник из белого мрамора, где и теперь еще фенейцы приносят жертвы Аполлону и Артемиде, и говорят, что этот храм построил Иракл по взятии Елиды. Там же находятся могилы и тех героев, которые вместе с Ираклом участвовали в походе против елейцев и не вернулись домой. (6) Около самой реки Ароания, немного дальше храма Аполлона, находится могила Теламона, а недалеко от источника Энои похоронен Халкодонт. Но никто не поверит, чтобы этот Халкодонт был отец Елефинора, водившего еввийцев на Илион, или чтобы этот Теламон был отец Аякса и Тевкра: потому что мог ли Халкодонт участвовать в походе Иракла, когда он еще раньше был убит Амфитрионом, чему есть достаточные доказательства в Ѳивах? (7) Точно также и Тевкр никоим образом не построил бы Саламина на острове Кипре, если бы его, по возвращении из Трои, никто не гнал из дому, а гнать его мог только Теламон. Очевидно, участвовавшие в елейском походе Иракла были не Халкодонт еввийский и не Теламон эгинский, а другие соименные знаменитым мужам, как это бывало и при мне, и всегда случается.
(8) Граница фенейцев в ахейскую сторону не одна. Со стороны Пеллены границею служит так называемая Порина, со стороны Эгиры — местность «к Артемиде». Если пройдешь немного по фенейской земле, от храма Аполлона Пиѳийского, то станешь на дороге, ведущей к горе Краѳиде, (9) из которой вытекают истопники реки Краѳиды, впадающей в море около Эг — в древности ахейского города, а ныне, пустынной местности. По имени этой Краѳиды полупила название и италийская река Краѳида, в Вруттии. На горе Краѳиде находится храм Артемиды Огневицы (Пиронии), откуда в древности аргивцы брали огонь для лернейских игрищ.
16. Если идти из Фенея на восток, будет гора Геронтион, по которой ведет дорога. И эта гора служит границею фенейской земли со стимфалийскою. Влево от этой горы, если идти еще по фенейской земле, будут фенейские горы, называемые «Три источника» (Трикрины), потому что там находятся три источника. Там, говорят, горные нимфы купали новорожденного Ерма, вследствие чего источники считаются посвященными Ерму. (2) Недалеко от Трикрии есть другая гора, Язва (Синия), где, говорят, умор от укушения змеи Эпит, сын Елата, и там же похоронен, так как нести дальше тело Елата не было возможности. Аркадцы говорят, что и теперь на этой горе водятся ядовитые змеи, хотя попадаются очень редко; но так как гора большую часть года бывает покрыта снегом, то змеи, застигнутые снегом вне своих нор, погибают от снега, а если и успеют убежать в норы, то все таки холод проникает в норы, и значительная часть их пропадает.
(3) Могилу Эпита я осматривал с особенным тщанием, так как о ней упоминает Гомер в своей поэме, когда говорит об аркадянах. Эта небольшая земляная насыпь, кругом обложенная камнями, конечно могла возбудить удивление Гомера, который не видел более замечательной могилы, так как он даже пляску, изображенную Ифестом на щите Ахилла, сравнивает с пляской (Ариадны), изображенной Дедалом, очевидно, потому что лучшей работы не видел. (4) Я видел много замечательных могил, и особенно могу указать на следующие две: одну в Галикарнасе, другую в столице евреев. Та, что в Галикарнасе, сделана в честь галикарнаского царя Мавсола. По размерам она так велика и так художественно украшена, что даже римляне, если хотят выразить свое удивление какому либо знаменитому памятнику, говорят; «Настоящий Мавсолей». (5) У евреев, в Солимах, в том самом городе, который до основания разрушен был римским императором, находится гробница некоей еврейки Елены. Двери этой гробницы, равно как и прочие части, сделаны из камня, и однажды в год, в один тот–же день, в одну и ту же пору, посредством известного механизма раскрываются сами собою и затем, через некоторое время, опять закрываются на год, и если бы кто захотел их раскрыть, то скорее мог бы разбить, чем раскрыть.
17. [Гора Киллина]. За могилою Эпита будет гора, высочайшая из аркадских гор, Киллина, а на вершине горы находится храм Ерма Киллинского. Очевидно, имя горы и название бога произошло от Киллена, сына Елатова. (2) На сколько я мог исследовать, в старину изваяния богов делалась из следующих деревьев: черного дерева, кипариса, кедра, дуба, смилака и лотоса; но статуя Ерма киллинского не напоминает ничего подобного· Она сделана из какого–то пахучего дерева, и имеет около 8 футов вышины.
(3) Гора Киллина имеет следующее диво: на ней водятся совершенно белые дрозды; потому те птицы, которые носят то–же имя у виотийцев, принадлежат к другой породе, не поющей. Белых орлов, которых ради белизны называют лебедиными, я сам видел на горе Сипиле, около так называемого Танталова озера; а белых свиней и медведей во Фракии держат даже простые люди. Есть и белые зайцы и олени. (4) Белые зайцы водятся в Ливии, а белых оленей я сам видел в Риме и удивлялся; только не пришлось спросить, откуда они: из материка, или островитяне. Все это я говорю по поводу белых дроздов на Киллине, чтобы кто не подумал, что это неправда.
(5) К Киллине примыкает другая гора — Ободранная Черепаха [Хелидореа], где, говорят, Ерм, когда нашел черепаху, содрал кожу и сделал лиру. Здесь граница фенейцев и пелленцев, по большею частью этой горы владеют ахейцы.
(6) [Стикс]. Если из Фенея идти на вечер, или закат солнца, то левая дорога ведет в Клитор, а правая в г. Нонакрис и к водам Стикса. Нонакрис в древности был укреплением аркадским, и название получил от жены Ликаона. При мне оставались только развалины, и те не совсем видны. Не далеко от этих развалин находится высокий обрыв скалы, такой высоты, как я еще не видал. Из этого обрыва каплет вода, которую эллины называют «вода Стикса».
18. Поэт Исиод в своей поэме Ѳеогонии, — если только она принадлежит Исиоду, — говорит, что Стикс была дочь Океана, жена Палланта; подобно этому пишет и поэт Лин. Я читал эти стихи и нахожу их положительно подложными. (2) Также и критянин Епименид говорит, что Стикс была дочь Океана, но сожительница не Палланта, а некоего Пиранта, от которого родила Ехидну. Гомер особенно часто употреблял имя Стикса. Например, при клятве Гера говорит:
Да будут свидетелями и эта земля, и широкое небо, и каплющие воды Стикса.
Очевидно, Гомер говорит это так, как если бы сам видел каплющую воду Стикса. (3) При исчислении соратников Гунея он дает знать, что воды реки Титарисия текут из Стикса, а дальше говорит, что и в аде есть воды Стикса; и Аѳина, напоминая Зевсу, что он не помнит, что чрез нее Иракл выполнил подвиги, назначенные Еврисѳсем, говорит:
Если бы я это наперед знала своим вещим сердцем, когда он посылал его к крепко запертым дверям Аида, чтобы из мрачного Ерева привел пса Аидова, то не спасся бы он от ужасных волн Стикса.
(4) Та вода, которая каплет со скалы, что при Нонакрисе, падает опять на высокую скалу, затем исчезает под этой скалой и впадает в реку Краѳиду. Она имеет такую силу, что приносит смерть и человеку и всякому живущему существу. Говорят, что однажды козы напились этой воды, и подохли. Впоследствии замечены были и другие особенности этой воды. (5) Всякий сосуд стеклянный, моррийный и даже каменный, всякая глиняная вещь от воды Стикса разрывается, а роговые и костяные предметы, железо, медь, свинец, олово, серебро и янтарь, эта вода разъедает. То же самое бывает и с золотом, хотя лесбосская поэтесса и говорит, что золото никакая ржавчина не покрывает, — что подтверждает и само золота. (6) Таким образом, самым простым вещам бог дает силу и славу предметов отличных. Напр., уксус растворяет жемчуг, а козья кровь размягчает даже алмаз — самый твердый камень. Но таким же образом и вода Стикса бессильна распустить конское копыто: если в копыто налить этой воды, то вода держится и нисколько не разъедает. Говорят, что и Александр, сын Филиппа, был отравлен этой водой, но так ли это, не знаю.
(7) [Кинеѳа]. За Нонакрисом идут горы, называемые Ароанийские и в них есть пещера. В эту пещеру скрывались бешеные дочери Прита, пока Мелампод своими священнодействиями и очищениями не вывел их оттуда и перевел в Лусы. Большею частью Акроанийских гор владеют фенейцы, а Лусы лежат уже в области клиторцев. Лусы были некогда городом, и в 11‑ю пиѳиаду лусиец Агисилай был провозглашен амфиктионами, как победитель в конном состязании. При мне не осталось даже следов Лус. А Мелампод, когда привел дочерей Прита в Лусы, бешенство их врачевал в храме Артемиды. Оттого и богиню Артемиду клиторцы называют Утоляющею (Имерисия).
19. Жители Кинеѳы, по происхождению, тоже аркадцы. Они посвятили в Олимпию изваяние Зевса, держащего в каждой руке молнии. Город Кинеѳа находится не дальше 40 стадий от храма Артемиды. На площади там находятся жертвенники и статуя императора Адриана. (2) Что особенно замечательно в Кинеѳе, это храм Диониса с зимним праздником богу. В этот день горожане, намазавшись жиром, берут из стада на плечи быка, какого им бог укажет, и несут в храм. Такой у них соблюдается обычай в праздник Диониса. Есть еще там, в расстоянии не более двух стадий от города, источник холодной воды, над которым растет каштан. (3) Если кого укусит бешенная собака или испытает другое повреждение, то пьет эту воду и исцеляется. Поэтому источник называется Небеснующим (Алиссос). Таким образом, аркадцы имеют две воды: одну около Фенея, называемую Стиксом, пагубную для человека, другую в Кинеѳе, полезную, которая составляет как бы противовес первой.
(4) Дорога, идущая из Фенея на запад в левую сторону, ведет в г. Клитор, к тому каналу, который сделал Иракл, чтобы он был руслом для реки Ароания. Здесь дорога спускается к местности Ликурии, и здесь граница фенейцев с клиторцами.
20. [Речка Ладон. Сказание о Дафне], Пройдя 50 стадий от Ликурии будут источники речки Ладона. Я слышал, что вода из фенейского болота проходит подгорными ходами, выступает здесь вторично и образует истоки Ладона. Так ли это или нет, не могу сказать; во всяком случае Ладон одна из красивейших рек в Элладе, к тому же прославленная сказанием о Дафне. (2) Что касается этого сказания, то я умолчу о преданиях сирийских жителей у реки Оронта; аркадцы и елейцы рассказывают иначе. У Иномая, владычествовавшего в Писе, был сын Левкипп, который любил Дафну, но боялся свататься, потому что она совершенно чуждалась мужчин, и придумал такую хитрость. (3) Он отпустил длинные волосы, как будто для посвящения Алѳею; затем заплел их по девичьи, надел женское платье и, отправившись к Дафне, сказал, что он дочь Иномая и желает вместе с Дафной ходить на охоту. Та поверила. А так как он превосходил всех девушек и достоинством рода и знанием охоты, и кроме того умел особенно услужить ей, то скоро вызвал в ней сильную любовь. (4) Поэты, говорящие о любви к Дафне Аполлона, к этому прибавляют, что Аполлон позавидовал счастью Левкиппа, Он внушил Дафне и её подругам желание купаться в речке Ладоне, и когда Левкипп отказался, девушки раздела его против воли. Как только они увидели, что это не девушка, тотчас стали поражать его копьями и мечами и убили. Так говорят аркадцы.
21. В 60 стадиях от истоков Ладона находится город Клитор. Дорога к нему ведет прямо от истоков Ладона по узкой долине вдоль р. Ароания, а под самым городом нужно переходить речку Клитор, которая впадает в Ароаний в 7 стадиях за городом. (2) Между прочими рыбами в Ароании есть так называемые пеструхи (пикилии), о которых говорят, будто они издают звуки, похожие на птицу дрозда. Я видел их пойманных, но не слышал никакого голоса, хотя стоял у реки до захода солнца, потому что говорили, будто эти рыбы большею частью в это время поют.
Имя «Клитор» дано этому городу от Клитора, сына Азанова. (3) Он лежит на равнине и окружен небольшими горами. Замечательнейшие храмы в Клиторе: Димитры, Асклиния и третий Илифии.
Гомер говорит о многих Илифиях, но числа их не указывает. Древнейший поэт, Олин ликийский, написавший много гимнов для дилосцев и говорящий о многих богах, Илифию называет «благопрядущею », — что равносильно Судьбе, — и считает ее старше Времени (Кроноса). (4) Есть еще храм диоскуров, называемых «великими богами», в 4 стадиях от города, с медным изваянием этих богов; а в 30 стадиях от города, на вершине горы, построен храм Аѳины Дочери (Кории) с изваянием богини.
22. [Стимфал]. Возвращаюсь опять к Стимфалу и к горе Геронтион, составляющей границу между фенейцами и стимфалийцаыи. Стимфалийцы более не принадлежат к аркадцам: они сами отделились и причислились к аргосскому союзу; но по происхождению они аркадцы, что подтверждает и Гомер. Основателем их был Стимфал, третий потомок Аркада, сын Каллисты, хотя, впрочем, древний Стимфал был основан в другом месте, а не на нынешнем. (2) В древнем Стимфале, говорят, жил Тимен, сын Пеласга, воспитавший богиню Геру и воздвигнувший ей три святилища с тремя названиями: одно, когда она была девой — Отроковице, другое, как жене Зевса — Совершенной, третье, когда она разошлась с Зевсом и возвратилась в Стимфал — Вдовице. Так говорят стимфалийцы о богине.
(3) В нынешнем Стимфале нет ничего из вышесказанного, а есть вот что. Прежде всего, источник, из которого император Адриан провел воду в город. В зимнюю пору этот источник образует небольшое озеро, и из него речку Стимфал; летом озера не бывает, и речка прямо идет из источника. Эта речка скрывается под землею, и опять является в Арголиде, но уже под именем Ерасина.
(4) Есть предание, что некогда на водах Стимфала водились пожиравшие людей птицы, которые наконец были перестреляны Ираклом; но Писандр Камирский говорит, что Иракл не перестрелял их, а прогнал шумом тимпанов.
В пустынной Аравии, между другими животными, водятся также птицы, которых называют «стимфалидами» и которые для человека опаснее львов и пантер. (5) Эти птицы нападают на охотников,. наносят раны своими клювами и убивают. Их клювы так крепки, что пробивают и медь и железо — все что носят охотники. Но если надеть платье из лыка, то в этом их клювы вязнут, так точно как крылья маленьких птиц прилипают к птичьему клею. Стимфалиды величиною с журавля, похожи на ибисов; но их клювы гораздо крепче и не загнутые, как у ибисов. (6) Одинаковы ли нынешние арабские стимфалиды с тогдашними или только одноименны, я не знаю; но если они всегда одинаковы, как напр., коршуны или орлы, то, надо полагать, они были аравийского происхождения, и часть их залетела в Аркадию к Стимфалу. Конечно, у арабов они могли называться не стимфалидами, а как либо иначе: но слава Иракла и превосходство эллинского имени сделали то, что эти птицы стали называться стимфалидами и в пустыне Аравийской, и продолжают до сих пор так называться.
(7) В Стимфале есть еще древний храм Артемиды Стимфалийской, с деревянной статуей богини, большая половина которой вызолочена. На крыше этого храма поставлены птицы стимфалиды, но из чего они сделаны, из дерева или гипса, трудно определить: кажется, из дерева; а с задней стороны этого храма стоят статуи девушек из белого мрамора, с птичьими ногами. (8) В наше время здесь случилось следующее чудо. Когда происходил праздник Артемиды Стимфалийской, при чем горожане совершали его не так, как следовало, и многое упустили из предписанного, неожиданно обрушился лес над той пучиной, где речка Стимфал уходит под землю, и так как вода не могла идти своим течением, то разлилась более чем на 40 стадий, и из равнины образовалось озеро. (9) В это самое время, говорят, один охотник гнался за оленем. Олень бежал и наконец прыгнул в это болото; разгоряченный охотник последовал за ним и тоже поплыл, но пучина поглотила и оленя и охотника, а за ними и вода ушла под землю, так что еще в тот же день вся затопленная стимфалийская равнина осушилась· С этого времени они празднуют Артемиде гораздо с большим усердием.
23. За Стимфалом следует город Алея, тоже принадлежащий к аргоскому союзу, хотя основателем признается Алей, сын Афиданта. Из храмов в Алее находятся: Артемиды Ефесской, Аѳины Алеи и Диониса с изваянием. Дионису ежегодно празднуют Кущи [Скиерии], при чем, в силу прорицания из Делф, алейские женщины бичуют себя так точно, как в Спарте юноши бичуют себя около храма Артемиды Орфии.
(2) Говоря об орхоменянах, я сказал, что прямая дорога в Алею идет около ложбины, а оттуда влево от болота. Против этого–то болота, чтобы вода из Орхомена не затопляла кафийских полей, здесь сделана земляная насыпь. С внутренней стороны этой насыпи течет вода, достаточная для того, чтобы сделать речку, но она уходит под землю и опять показывается около так называемых Нас [Островов], — самое место, где вода выходит, называется Ревн [Поток], — и затем образовавшаяся и более не прекращающаяся речка называется Трагос [Козел].
(3) Название города Кафии, очевидно, произошло от Кифея, сына Алеева, по аркадскому выговору. Кафийцы о себе говорят, что они происхождения аттического, из Аѳин, но были изгнаны Эгеем, пришли в Аркадию, обратились к покровительству Кифея, и поселились здесь. Город лежит на краю равнины, у подошвы невысокой горы. В Кафиях есть храмы Посидона и Артемиды, называемой Кнакальской, по имени горы Кнакала, на которой ежегодно совершается праздник богине.
(4) Немного выше города находится источник, а у источника растет громадный и очень красивый явор, который называют Менелаевым, и говорят, что его посадил Менелай, когда приходил сюда собирать войско на Трою. При мне и самый источник называли Менелаевым.
(5) Если бы я, следуя эллинским рассказам, захотел перечислить все древние деревья, какие еще сохранились и зеленеют, то самым древним деревом будет ива, растущая в святилище Геры на о-ве Самосе. За нею следуют: Додонский дуб, аѳинская маслина, что в акрополе, и такое же дерево на о-ве Дилосе; третьим древнейшим деревом сирийцы признали бы свой лавр, а четвертым нужно признать явор Менелая.
(6) Не дальше стадии от Кафии находится местность Кондилея с рощей Артемиды и храмом Артемиды, который в древности назывался Кондилейским, но после переименован, и вот по какому случаю. Однажды мальчики, — сколько их было, неизвестно, — играли около храма и нашли веревочку. Этой веревочкой они обвязали шею статуи и стали говорить, (7) что Артемида удавилась, а кафийцы, когда увидели это, побили их камнями. Но за такой поступок, на них послано было наказание: их жены стали рождать мертвых детей, и это продолжалось до тех пор, пока Пиѳия прорекла: «детей предать погребению и ежегодно приносить им жертвы, как убитым невинно». Все это кафийцы исполнили, по приказанию прорицалища, и исполняют до сих пор, а Артемиду Кондилейскую, тоже до приказанию Пиѳии, стали называть Удавленницей (Ананхомона).
(8) Пройдя от Кафий стадий 7, спустишься к так называемым Насам (островам), а пройдя еще 50 стадий, будет речка Ладон, за которой находятся поселки Аргеафы, Ликунты и Скотана, а дальше дубовая роща «Сорон», через которую идет дорога в Псофиду. Эта роща, подобно другим аркадским лесам, производит диких свиней, медведей и черепах неимоверной величины, из которых можно делать лиры, как и из индийских черепах. На конце рощи «Сорона» находятся развалины селения Паоса, а немного дальше город, называемый Сиры, составляющий границу Клитора с Псофидою.
24. [Псофида]. Основателем города Псофиды одни считают Псофида, сына Аррона, внука Ериманѳа, правнука Аристы, пращура Парфаона, который был сын Перифита и внук Никтима. Другие говорят, что основательницею была Псофида, дочь Ксанфа, сына Ериманѳова, внука Аркадова.
(2) Таковы сведения из аркадских памятников об аркадских царях, по наиболее правдивый рассказ заключается в том, что у саканского правителя Ерика была дочь Псофида. Когда она стала матерью, Ерик не захотел иметь ее в своем доме и отослал к своему другу Ликорте, который жил в городе Фигии, называвшемся прежде правления Ликорты Ериманѳом. Там росли рожденные Псофидою от Иракла два мальчика: Ехефрон и Промах, и они переименовали город Фигию, по имени матери, в Псофиду. (3) На острове Закинфе есть акрополь, который тоже называется Псофидою, так как первый, переехавший на этот остров и сделавшийся основателем города, был псофидский муж, Закинф, сын Дардана.
(4) Псофида отстоит от Сир не дальше 30 стадий, и при ней течет река Ароаний, а немного дальше от города другая река, Ериманѳ, истоки которой на горе, посвященной Пану, Лампии, составляющей часть Ериманѳских гор. Гомер говорит, что на Тайгете и Ериманѳе хорошая охота на зверей.
Река Ериманѳ, вышедши из Лампии, проходить через Аркадию, имея вправо гору Фолою, а влево местность Ѳелпусу, и впадает в Алѳей. (5) Говорят, что Иракл, по требованию Еврисѳея, на Ериманѳе охотился за диким кабаном, отличавшимся необычайным ростом и яроетью, а жители города Кум, что в Опиках, говорят, что зубы Ерифманфского кабана лежат в их храме и посвящены Аполлону; но в их рассказе нет ни малейшей вероятности.
(6) В Псофиде было два храма, и один из них Афродиты, с именем Ерикины, от которого при мне оставались только развалины. Говорят, что его построила Псофида, дочь Ерика; и это правдоподобно, потому что и в Сицилии, около горы Ерика, есть весьма древний и весьма чтимый храм Афродиты Ерикины, по богатству не уступающий даже храму в Пафе. (7) Памятники героям Промаху и Ехефрону, ничем впрочем не замечательные, и при мне были целы.
[Могила Алкмеона]. В Псофиде похоронен Алкмеон, сын Амфиарая. Его гробница ничем не отличается: ни величиной сооружения, ни другими украшениями; но кругом гробницы растут такие высокие кипарисы, что своей тенью покрывают далее лежащую около города гору. Их никогда не рубят и считают посвященными Алкмеону, а местные жители называют даже «девами».
(8) Что касается Алкмеона, то он прибыл сюда, когда бежал из Аргоса, после убийства матери, и когда Псофида называлась, по имени Фигея, Фигиею. Здесь он сочетался с дочерью Фигея Алѳесивеей и вместе с другими подарками подарил ей ожерелье. Но так как его и в Аркадии проследовало наказание, то он обратился за советом в Делфы, и Пиѳия отвечала, что мщение за Ерифилу оставит его «в стране самой недавней, которую произвело море после его греха над матерью». (9) Тогда он отыскал остров, нанесенный водами реки Ахелоя, поселился там, взял в жены дочь Ахелоя Каллирою, как говорят акарнанцы, и имел от неё двух сыновей: Акарнана и Амфотера. По имени первого, стали называться и жители тамошнего материка, прежде называвшиеся куретами. Но безумные желания толкали многих людей, и тем более женщин. (10) Каллирое захотелось иметь ожерелье Ерифилы, и она послала Алкмеона против его воли в Фигию. Здесь и настигла его кончина: его убили хитростью сыновья Фигея, Тимен и Аксион; а ожерелье сыновья Фигея посвятили, говорят, Аполлону в Дельфы. В их то царствование, но словам псофидцев, т. е. когда город назывался еще Фигией, был поход эллинов на Трою, но сами псофидцы не принимали участия, так как аргивские предводители враждовали с их царями как по родству с Алкмеоном, так и по причине участия в походе на Ѳивы.
(11) А что Ехинадские о-ва до сих пор не соединены Ахелоем с материком, виною этому этолийцы, которые были изгнаны из своей земли и оставили ее не возделанною, вследствие чего р. Ахелой не может наносить достаточно ила для соединения островов с материком. Это можно подтвердить тем, что р. Меандр, протекающая через возделанные области Фригии и Карии, в короткое время занесла пролив, бывший между Прииной и Милетом.
(12) В Псофиде, у самой р. Ериманѳа, есть храм Ериманѳу со статуей его и других рек, при чем статуи всех рек сделаны из белого мрамора, а статуя Нила египетского из черного, на том основании, что Нил проходит через страну эфиопов. (13) Что касается слышанного мною в Псофиде рассказа, будто в этом городе был современник лидийского царя Креза, некто Аглай, который будто бы всю свою жизнь провел счастливо, то этому я не верю. Один человек несет на себе больше бед, другой меньше, как и корабль: один испытывает большую бурю, другой меньшую. (14) А чтобы человек и стоял вне всяких бедствий, или чтобы корабль все время имел попутный ветер, этого никогда не бывает. Потому и Гомер говорит, что перед Зевсом стоят две чаши: одна с благами, другая с бедами, — очевидно, наученный дельфийским богом, который ему, Гомеру, сказал однажды, что Гомер будет и счастлив и несчастлив, как родившийся одинаково для того и для другого жребия.
25. Если из Псофиды идти в Ѳелпусу, то влево от р. Ладона будет первая местность Тропеи, за которыми начинается дубовый лес, называемый «лес Афродиты» (Афродисион), а дальше столб с древней надписью: «Граница псофидцев с Ѳелпусской страной»; а на Ѳелпусской земле находится река, называемая Арсин, а если перейти эту реку и пройти 25 стадий, будут развалины селения Каунта. и на дороге храм Асклипия Каунтского. (2) В 40 стадиях от этого храма город Ѳелпуса. Название городу дано, говорят, по имени нимфы Ѳелпусы, которая была дочерью Ладона. Как я уже сказал, Ладон берет свои воды в Клиторских потоках. Оттуда он течет около местностей: Левкасии, Месовоев, через Касы, на Ориг и так называемый Алунт, а из Алунта на Фалиады, к храму Димитры Елевсинской. (3) Этот храм находится уже в пределах ѳелпусских и в нем есть статуи — каждая не менее 7 футов: Димитры, её дочери и Диониса — все из мрамора. За храмом р. Ладон с левой стороны обходит город Ѳелпусу, расположенный на высоком холме, и при мне почти необитаемый, так что напр., площадь, которая прежде находилась в середине города, теперь на самом конце. В Ѳелпусе есть еще храм Асклипия и храм 12 богов, разрушенный почти до основания.
(4) За Ѳелпусой Ладон направляется к храму Димитры, что в Онкии, которую жители Ѳелпусы называют Гневной (Еринией), как это подтверждает и поэт Антимах в описании похода против Ѳив, говоря: «Там есть святилище богини Димитры Еринии». А Онк был сын Аполлона и царствовал в ѳелпусской стране, в местности Онкии. (5) А название Еринии дано Димитре по следующему случаю. Когда она ходила и искала дочери, за нею следовал Посидон, который желал сочетаться с нею. Тогда Димитра превратилась в кобылицу и паслась с кобылицами Онка. Когда Посидон увидел это, сам превратился в коня и сочетался. (6) Димитра сначала гневалась за это на Позидона, но после успокоилась, и омылась в р. Ладоне. От этого и произошли названия богини Гневная: [Ериния], — у аркадцев «ериниин» значит «гневаться», — и Лусия (Омовенная), от того что она омылась в Ладоне.
Стоящие в храме изваяния богини сделаны из дерева, кроме лица и конечностей рук и ног, сделанных из паросского мрамора. (7) Эта Ериния держит в правой руке факел, в левой известный ящичек; статуя вышиною около 9 футов; статуя Лусии будет около 6 футов. Относительно последней некоторые полагают, что это изображение не Димитры Лусии, а Фемиды, но такое предположение ошибочно.
Дальше аркадское предание говорит, что от Посидона Димитра родила дочь, имя которой не сообщается непосвященным, и коня Ариона, (8) от которого аркадцы первые стали называть Посидона «конным», и в подтверждение этого аркадцы приводят одно место из Илиады, а другое из Ѳиваиды. В Илиаде Нестор говорит своему сыну, что его не догонит никакой конь, даже если бы это был Арион, скорый конь Адраста, по роду сущий от богов. В Ѳиваиде поэт Антимах говорит, что Адраст бежал из Ѳив в печальной одежде на темно–синем Арионе, из чего аркадцы заключают, что Посидон был отец Ариона; но Антимах говорит, что он был сын земли. (9) Вот эти слова: «Адраст, сын Талая Ерифеева, первый из данаев погнал преславных коней: быстрого Кора и Ариона ѳелпусского, которого родила сама земля около рощи Аполлона Онисейского, на диво смертным». (10) Но и рожденный из земли конь может иметь божественное происхождение и темно–синюю шерсть. Есть еще рассказ: будто Иракл, когда воевал против Илиды, выпросил у Онка коня Ариона, ездил на нем в битву и по завоевании Илиды подарил Адрасту. Поэтому у Антимаха говорится: «Адраст был третий, укротивший Ариона».
(11) Оставив храм Еринии влево, речка Ладон течет дальше влево от храма Аполлона Онкейского и вправо от храма Асклипия Отрока, где могила кормилицы Тригоны, Эта Тригона, говорят, была кормилицей Асклипия, так как Автолай, побочный сын Аркада, нашел его в Ѳелпусе, когда его выкинули, принял и выкормил. Вот почему, как я думаю, Асклипий чествуется здесь, как отрок, — о чем я говорил уже в истории епидаврийцев. (12) Есть там еще речка Туфоя, которая впадает в Ладон на границе Гереи с Ѳелпусою; в местности, известной у аркадцев под именем Поля (Педион), а то место, где Ладон впадает в Алѳей, называется Остров Коршунов (Насос Коракон). Некоторые полагают, что упоминаемые Гомером о-ва: Ениспа, Стратия и Рипа находились на р. Лядоне и будто на них жили люди, (13) но это предположение ошибочно, так как Ладон никогда не имел островов даже таких, которые были бы больше перевозочного судна. Правда, эта красивейшая речка, не только между эллинскими реками, но и между варварскими, но по величине она не такова, чтобы иметь острова, как это бывает на Истре или на Еридане.
26. Основателем Гереи был Герей, сын Ликаона. Этот город лежит на правой стороне Алѳея, и одна половина его расположена на покатой горе, другая около реки. Здесь же по берегу идут высаженные миртами и другими домашними деревьями места для гуляния; тут же и купальни, и два храма Диониса: один, известный под именем Диониса Полита, другой — Диониса Авксита. (2) Там же есть здание, где совершается праздник Дионису — оргии. Есть еще в Герее храм Пана, как местного аркадского бога, а от храма Геры при мне оставались только колонны с развалинами. А из атлетов больше всех отличился один гереец, Дамарет, и в Олимпии; он превзошел всех аркадских атлетов, потому что первый одержал победу в вооруженном беге.
(3) Спустившись с Гереи к Елее и пройдя 15 стадий, будешь переходить р. Ладон, а отсюда 20 стадий до р. Ериманѳа, который, по словам аркадцев, составляет границу с Елеей, а елейцы границей считают могилу Корева. (4) Когда Ифит возобновил забытые долгое время олимпийские игры, и положены были награды за один бег, этот Корев первый одержал победу. На его памятнике сделана надпись, что в Олимпии Корев победил первый из людей, и что его могила находится на Илейской границе.
(5) Алифиры — маленький городок, потому что большая часть жителей его выселилась в Мегалополь, в аргивский союз. Если идти сюда из Гереи, то нужно сперва перейти реку Алѳей, затем через 10 стадий будет равнина, а за равниной, в 30 стадиях, за горою будут Алифиры. (6) Название Алифир произошло от Алифира, сына Ликаона. В городе находятся храмы: Асклипия и Аѳины, почитаемой более прочих богов, о которой там говорят, что она родилась и кормилась в Алифирах, в силу чего здесь есть и жертвенник Зевсу Родильнику (Лехеат), как родившему здесь Аѳину; а так как алифирцы приписывают себе сказание о р. Тритоне, то и источник называют Тритонским. (7) Изваяние Аѳины сделано из меди, работы Ипатодора, замечательное произведение как по величине, так по отделке. Одному из богов, как кажется, Аѳине, здесь совершается всенародное празднество. На этом празднестве, они приносят жертвы Мухолову [Миагру], которому молятся над жертвами, как герою, и призывают его. (8) Для принесших такую жертву мухи уже не оказываются вредными.
На той же дороге из Гереи в Мегалополь находятся Меленеи, основанные Меленеем Ликаоновым. При мне это был безлюдный город, но богато снабженный водою; а 40 стадий выше находится Вуфагия, где берет начало р. Вуфаг, впадающая в Алѳей, и где граница герейцев с мегалополитами.
[Мегалополь]
27. [История города]. Мегалополь — самый младший не только из аркадских, но вообще из эллинских городов, исключая разве те города, которые переменили жителей по случаю римского владычества. А собрались сюда аркадцы ради большей силы, потому что еще прежде них тоже сделали аргосцы. Аргосцы, можно сказать, каждый день видели пред собой опасность войны и разорения от лакедемонян, но когда уничтожили Тиринѳ, Исии, Орнеи, Микены, Мидию и другие незначительные города Арголиды и перевели жителей в Аргос, тогда не только перестали бояться лакедемонян, но у них явилась еще сила и против соседей. Вот какая была цель соединения аркадцев в один город.
(2) Основателем Мегалополя, но справедливости, нужно признать ѳивянина Епаминонда: он собрал аркадцев, а чтобы защитить их от лакедемонян, которые готовы были помешать постройке города, он послал аркадцам 1,000 отборных ѳивских воинов с полководцем Памменом.
(3) Аркадские основатели были: Ликомид, Ополей, Тимон и Проксен — последние два из Тегеи, а Ликомид и Ополей мантинейцы; клиторцы: Клеолай и Акрифий; менальцы: Евкампид и Иероним, и паррасийцы — Пассикрат и Ѳеоксен. Города, выказавшие рвение к общему благу и ненависть к лакедемонянам и пожелавшие оставить родные города, были: Алея, Паллантия, Евтея, Суматия, Иасея, Перефеи, Елиссон, Орефеасия, Дипеи и Ликея — все из Менала; от евтрисиев: Триколоны, Зития, Харисия, Птоледерма, Кнавсон и Парория; (4) от эгитов; Скиртония, Малея, Кромы, Вленины и Левктр; от паррасийцев: ликосурды, фокнейцы, трапезунтцы, просеи, и города: Акакисия, Аконтия, Макария и Дасея; от кинуреев, что в Аркадии: Гортис, Фисоя, что под Ликеем, ликейцы и Алифиры, а из орхоменского союза: Фисоя, Меѳидрия и Тевфис; сверх того так называемый Триполис: Каллия, Динина и Нонакрис.
(5) Таким образом почти все аркадцы пристали к общему решению и поспешно стали собираться в Мегалополь. Ликеаты, триколоны, ликосуры и трапезунтцы желали переменить свое решение и остаться на прежних местах, (6) но их заставили переселиться в Мегалополь, а трапезунтцы совсем исчезли из Пелопоннеса; по крайней мере, те из них, которые остались и на первых порах в ярости не были перерезаны аркадцами, выселились за Понт и были приняты в согражданство жителями Трапезунта, которые были их соотчичи и носили имя своей митрополии. Ликосуры, которые тоже отказались, были пощажены только потому, что бросились в храм, под защиту богинь Димитры и Госпожи (Деспины). (7) Из всех этих аркадских городов некоторые ныне совершенно опустели, а некоторыми мегалополиты пользуются, как своими поселками, это: Гортины, Дипины, Фисоя орхоменская, Меѳидрия, Тевфис, Каллии, Елиссонт и др.; только Паллантия испытала лучший жребий; Алифиры тоже по прежнему остались городом.
(8) Засоление Мегалополя последовало в том же году, несколько месяцев спустя, после поражения лакедемонян при Левкрах, т. е. в год архонтства в Аѳинах Фрасиклида, во второй год 102 олимпиады, когда Дамон Ѳурийский одержал победу в стадии. (9) Таким образом аркадцы, приставши к ѳивскому союзу, перестали бояться лакедемонян. Но когда ѳивяне вмешались в так называемую священную войну (10) и на них напали усилившиеся от захвата делфийского храма фокейцы, а за ними и другие соседи, тогда лакедемоняне, из ревности, решились наказать аркадцев и уничтожить Мегалоноль.; но мегалополиты защищались мужественно: их крепко поддерживали окружные города, и потому не могло быть перевеса ни на какой стороне. Тем не менее аркадцы своей ненавистью к лакедемонянам очень способствовали усилению власти македонского царя Филиппа, сына Аминты, ибо они даже не участвовали в сражении при Херонее и затем в Фессалии.
(11) Спустя немного лет после этого, в Мегалополе возвысился тиранн Аристодим, родом фигалиец, сын Артилы, усыновленный одним из сильнейших мегалополитов, Тритеом, человек, несмотря на тиранническое правление, заслуживший название «доброго». В его то правление напали на Мегалополь лакедемоняне и старший сын царя Клеомена, Акротат — (о нем и обо всем роде спартанских царей я уже говорил в своем месте). Сражение было очень жаркое, и много пало с обеих сторон, но победили мегалополиты. Между убитыми спартиатами был и Акротат, который таким образом не был преемником своего отца на царстве.
(12) Через два поколения после смерти Аристодима власть над Мегалополем перешла к Лидиаду. Это был человек незнатного рода, но с отличными дарованиями и, как оказалось в последствии, очень любивший свой город. Власть досталась ему в молодости, но когда он вошел в разум, добровольно отказался от тираннии, хотя положение его было очень твердо; а когда мегалополиты пристали к ахейскому союзу, Лидиад заслужил такую славу у аркадцев и у всех ахейцев, что его ставили наравне с Аратом.
(13) Между тем лакедемоняне и их царь из другого дома, Агис, сын Евдамида, все пошли опять войной, с силами гораздо большими и лучшими, чем при Акротате. В последовавшем сражении они победили мегалополитов и, придвинув к стене крепкую осадную машину, стали разбивать башню. (14) Но в то время, как они надеялись на следующий день совершенно обрушить башню, ветер Борей, спасавший неоднократно эллинов и разбивший мидийские корабли о Сипиадские скалы, спас и мегалополитов от гибели. Он дул так долго и так сильно, что машина Агисова рухнула и совершенно разбилась. Этот Агис, встретивший препятствие со стороны Борея при осаде Мегалополя, был тот самый, от которого Арат и сикионцы отняли Пеллипу, что в Ахайи, и который кончил жизнь при Мантинее.
(15) Спустя немного времени, Клеомен. сын Леонида, в мирное время захватил Мегалополь ночью, обманом. Тогда сбежавшиеся на защиту отечества горожане были перебиты; с ними пал и доблестно сражавшийся Лидиад. Оставшиеся две части способных к военной службе жителей Филопимен, сын Кравгида, с женами и детьми увел в Мессинию, (16) а всех, кто был захвачен в городе, Клеомен предавал смерти, и самый город разрыл и сжег. Как мегалополиты восстановили свой город, и какие их были подвиги, все это я скажу, когда буду говорить о Филопимене; тем не менее лакедемоняне ничуть не виновны в несчастий мегалополитов: всему виною Клеомен, который царское правление переменил на тиранническое.
(17) Итак, как я сказал, границу мегалополитов и ирейцев составляют истоки речки Вуфага. Это название произошло от героя Вуфага, сына Иапета и Ѳорнаки, по имени которой и в Лаконике есть местность «Ѳорнака». А этот Вуфаг, по преданию, был застрелен Артемидою на горе Фолое, за кощунство против богини.
28. [Дороги в Мегалополь]. Если идти дальше от истоков речки Вуфага, то сперва будет местность Марафа, а дальше — Гортина, в древности город, а ныне деревня. В Гортине есть храм Асклиния из пентелийского мрамора, и в нем статуи: Асклипий без бороды и Здоровье (Игиея), обе работы Скопы. Тамошние жители говорят, будто Александр, сын Филиппа, посвятил сюда панцирь и копье; и действительно, при мне еще был здесь панцирь и наконечник копья.
Через Гортину протекает речка, которую при истоках называют Лусий [Купальный], — здесь купали новорожденного Зевса, — а дальше, по местности, называют Гортинием. (2) Этот Гортиний имеет воду самую холодную из всех рек, потому что, напр., Истр, Рейн, Ипанис, Борисѳен и другие, как замерзающие зимою, можно назвать просто холодными: они текут через земли, большую часть года покрытые снегом, и там окружающий воздух наполнен морозом; (3) но реки, текущие в умеренном климате, летом прохлаждающие пьющих и моющихся, а замою не замерзающие, только такие реки, полагаю, будут давать действительно холодную воду. Такого рода холодная вода в Кидне, протекающем через Тарсы, в Мелане, что около Сиды памфилийской, в Аленте Колофонском, холодную воду которого воспевают даже элегические поэты. Но вода Гортиния гораздо холоднее, особенно летом. Истоки его около Меѳидрия, в Фисое, а местность, где он впадает в Алѳей, называется Ретеи.
(4) К местности Фисое прилегает селение Тевѳида, в древности городок, тот самый, который для троянской войны доставил на свой счет рать с предводителем. Имя ему Тевфис, а другие называют Орнитом. Когда эллины долго не получала попутного ветра, чтобы выехать из Авлиды и их держала сильная буря, Тевф ис вступил в спор с Агамемноном и намерен был вести своих аркадцев назад. (5) В это время Аѳина, приняв вид Мелана Опова, стала отговаривать Тевфиса от возвращения назад, но рассвирепевший Тевфис ударил богиню копьем в бедро и повел свое войско назад. Когда он возвратился домой, ему явилась богиня Аѳина, с раной на бедре. С тех пор Тевфиса постигла изнурительная болезнь, а тевѳидцам, одним во всей Аркадии, земля не воздавала плода. (6) В последствии, в Додоне, между другими средствами умилостивления богини, им было сказано поставить изваяние богини с раной на бедре. Эту статую я сам видел: на ней у богини бедро перевязано багровой повязкой. Есть еще в Тевѳиде храмы Афродиты и Артемиды.
(7) На той же дороге из Гортины в Мегалополь находится могила убитых в сражении с Клеоменом. Эту могилу мегалополиты называют «Могила вероломства» (Паравасион), потому что они были убиты вследствие вероломства Клеомена. К «Могиле вероломства» прилегает поле, простирающееся более чем на 60 стадий, а направо от дороги находятся развалины города Вренфы, а оттуда выходит речка Вренфеат, которая через 5 стадий впадает в р. Алѳей.
29. Когда перейти р. Алѳей, будет местность, называемая Трапезунтскою, и там развалины города Трапезунта, и затем если пойти по Алѳею влево от Трапезунта, то недалеко от реки будет место, называемое Вафос, где через каждые три года совершается праздник великим богиням,
Там же есть источник, называемый Олимпиада, который показывается через год, а около него из земли извергается пламень Аркадцы говорят, что известная битва гигантов с богами происходила именно здесь, а не во фракийской Паллине, и потому жертвуют здесь молнии, буре и грому. (2) В Илиаде Гомер вовсе не упоминает о гигантах; в Одиссее упоминает, что на корабли Одиссея нападали лестригоны, «подобные гигантам, а не мужам»; приводит еще слова царя феаков, что феаки также близки к богам, как киклопы и племя гигантов. Этим он показывает, что гиганты не божеский род, а смертные. Еще яснее это видно из следующего места:
«Некогда он царствовал над гордыми гигантами,
но и сам погиб и погубил парод бесчеловечный,
а слово народ (λαος) у Гомера всегда обозначает «множество».
(3) Но чтобы у гигантов вместо ног были драконы, то эта нелепость между прочим опровергается следующим доказательством. В Сирии есть река Оронт, которая впадает в море, но не везде проходит по ровному месту: в некоторых местах идет очень извилисто и падает с крутых скал. Чтобы корабли могли пройти по этой реке из моря в Антиохию, римский император приказал прорыт необходимый для этой цели канал, не жалея трудов и издержек, и в этот канал отвести воду. (4) Когда таким образом старое русло высохло, то на дне реки найдена была гробница из кирпичей, длиной более 11 локтей и в ней, во всю длину гробницы, человек, совсем целый. По этому поводу сирийцы отправились с вопросом к богу в Клар, и бог сказал им, что это Оронт, родом индиец.
Действительно, если в начале влажная земля, согретая лучами солнца, могла рождать первых людей, то какой земле, более свойственно производить великанов, как не прежней Индии, той стране, в которой и теперь еще родятся животные невероятной величины и вида, каковы, напр., слоны?
(5) В 10 стадиях от местности, называемой Вафос, находится селение Василида, основателем которого был Кипсел, выдавший свою дочь за Крефонта Аристомахова. При мне Василида представляла развалины с остатками храма Димитры Елевсинской.
Здесь опять нужно перейти р. Алѳей, и дальше будет город Фокния, получивший имя от Фокна Ликаонова, ныне совершенно обезлюдевший, Говорят, Фокн строил город на холме. Речка Аминий, протекающая около этого холма, впадает в Елиссон, а Елиссон недалеко отсюда впадает в Алѳей.
30. [Достопримечательности]. Река Елиссон, начинаясь от селения того же имени и пройдя через дипейскую землю и затем ликейскую, направляется к Мегалополю и затем в 30 стадиях за Мегалополем впадает в р. Алѳей. Под самым Мегалополем находится храм Посидона Всевидящего (Епопта), со статуей, от которой при мне была одна голова.
(2) Река Елиссон разделяет город на две части: северную и южную, или на правую и левую, так точно как Еврипы разделяют Книд и Митилину. В северной части, т. е. направо по течению реки, устроена площадь, с каменною оградою и с храмом Зевса Ликейского. Особого хода в этот храм нет, так что все что внутри, видно: (3) жертвенник бога, два стола, два орла, такие же как столы, и мраморное изваяние Пана с именем Синоин, а это имя произошло от нимфы Синои, которая более других нимф была кормилицей Пана. Перед храмовой оградой находится медное изваяние Аполлона, замечательное по величине — около 12 футов, приношение фигалийцев на украшение Мегалополя. (4) Место, где первоначально была поставлена фигалийцами эта статуя, называется Вассы, а название бога «Помощник» (Епикурий) перенесено сюда из Фигалии, почему — будет сказано в речи о фигалийцах.
Направо от статуи находится небольшое изваяние Матери богов, а от храма остались только колонны. (5) Перед храмом Матери нет никаких статуй; от них остались только постаменты. На одном таком постаменте надпись гласит, что это статуя Диофана, сына Диеева, первого, собравшего весь Пелопоннес для так называемого ахейского союза. (6) Известный портик Филиппа на площади построил не Филипп, сын Аминты, но граждане дали это название в угождение Филиппу.
Сюда примыкает разрушившийся храм Ерма Акакисия; там ничего по осталось, кроме каменной черепахи. К портику Филиппа прилегает другой портик, меньший этого, заключающий городские судебные палаты, которых там шесть. В одной палате находится изваяние Артемиды Ефесской, в другой медный Пан в локоть вышины, но имени Сколита. (7) Он перенесешь сюда из холма Сколиты,. который находится внутри городской стены и из которого вода выходит в р. Елиссон.
За судебными палатами находится храм Счастья (Тихи) с мраморной статуей, меньше 5 футов вышины. Есть еще портик, тоже на площади, называемый Мирополь (купля благовоний), построенный из той добычи, которая досталась после поражения Акротата, сына Клеомена, и лакедемонян в правление в Мегалополе Аристодима.
(8) На той же площади, позади священной ограды храма Ликейского Зевса, стоит колонна с рельефным изображением мужа — Поливия Ликортова, и с елегической надписью, что он блуждал и по суше и по морю и что, сделавшись римским союзником, прекратил гнев их на эллинское племя. (9) Этот Поливий описал деяния римлян, как они вступили в войну с карфагенами, и какая была причина этой войны, как они наконец, после великих опасностей и благодаря Сципиону, называемому у них Карфагенским, окончили эту войну и разрушили Карфаген до основания. Говорят, что когда римский полководец слушался советов Поливия, всегда поступал хорошо, а когда отвергал его советы, делал ошибки. Все эллинские города, принадлежавшие к ахейскому союзу, благодаря Поливию получали свое устройство и свои законы. Влево от статуи Поливия находится городской совет. (10) Есть еще на площади портик, называемый «Аристандрия», построенный, как говорят, одним из горожан, Аристандром, а к этому портику примыкает, с восточной стороны, храм Зевса спасителя (Сотира), кругом обставленный колоннами. Пред восседающим на троне Зевсом предстоят: с одной стороны Мегалополь, а с левой — статуя Артемиды спасительницы (Сотиры), произведения из пентелийского мрамора аѳинских художников Кифисодота и Ксенофонта.
31. К западной стороне портика Аристандрии прилегает священная ограда Великих Богинь, а эти великие богини — Димитра и Кора, как я сказал уже при описании Мессинии, но аркадцы называют Кору спасительницею.
(2) Перед входом находятся рельефы: Артемида, Асклипий и здоровье (Игиея). Великие богини сделаны: Димитра из мрамора вся, а у Спасительницы части, покрытые платьем, из дерева. Величина каждой около 15 футов. Эти статуи и находящиеся пред ними две маленькие девочки в хитонах, доходящих до пят, и с корзинами на головах, наполненными цветами, творение художника. Одни говорят, что эти девочки дочери Дамофонта, а другие, желающие видеть в них божественное, полагают, что одна девочка Аѳина, другая — Артемида, и что они с Персефоной собирают цветы. (3) Есть и Иракл около Димитрьг, величиной не более локтя, которого Ономакрит в своем стихотворении называет одним из идейских дактилов; а перед ним стоит стол и на нем рельефы: дне оры, Пан с сирингой и Аполлон с кифарой. При них есть и надпись, что это первые боги. (4) А на столе стоит несколько нимф: Неда, несущая мальчика Зевса, Анфракия, тоже аркадская нимфа, с факелом, Агно — с кружкой в одной руке и с кубком в другой, Архироя и Миртоесса с сосудами, из которых льется вода.
Внутри священной ограды находится храм Зевса дружественного (филия) со статуей, работы аргивца Поликлита: Зевс похож на Диониса, потому что на нем вместо сандалий котурны, в одной руке кубок, в другой тирс, но на тирсе сидит орел, что противоречит обыкновенным сказаниям о Дионисе, (5) Позади этого храма находится небольшая роща, окруженная оградой, в которую вход воспрещается посторонним лицам, а перед рощей стоят статуи Димитры и Коры, величиной около трех футов. Внутри ограды храм великих богинь и Афродиты, а перед входом в храм — древние деревянные статуи Геры, Аполлона и Муз, перенесенные сюда из Трапезунта, (6) а находящиеся в храме деревянные статуи Ерма и Афродиты Измышляющей соорудил Дамофон. У Афродиты руки, лицо и конечности ног сделаны из мрамора; а название Измышляющей, как я думаю, дано очень верно: потому что ради Афродиты и её дел люди придумывают всякого рода хитрости и готовы на всякий обман.
(7) В здании находятся также статуи мужей: Каллигнота, Менты, Сосигена и Пола, которые, по преданию, первые учредили в Мегалополе служение великам богиням и притом совершенно в таком виде, как оно происходит в Елевсине. Внутри ограды стоят статуи следующих богов, имеющие вид четырехугольный: Ерма· с именем «водителя» (агитор), Аполлона, Аѳины, Посидона и Солнца с двумя именами: спасителя и Иракла. Храм этих богов велик, и в нем–то совершается праздник великих богинь. (8) Направо от храма великих богинь храм Коры с мраморной статуей её, вышиной до 8 футов, у подножия совершенно закрытой повязками. Женщины имеют вход в этот храм во всякое время, мужчины входят только раз в год.
(9) С западной стороны, к базару прилегает гимнасия, а за тем портиком, который носит имя македонского царя Филиппа, есть два небольшие холма: на одном развалины храма Аѳины Полиады, на другом храм Геры Телеи, тоже в развалинах. Под последним холмом находится так называемый исток Вафилл, который тоже идет на увеличение Елиссона. Таковы достопримечательности северной стороны Мегалополя.
32. На той стороне реки, в южной части города, замечателен театр, величайший из эллинских театров, и в нем источник никогда не высыхающей воды. Недалеко от театра остатки стен аркадского совета Десяти Тысяч, который, по имени строителя, назывался Ферсилиев, а вблизи театра дом, построенный некогда для Александра, сына Филиппова, ныне принадлежащий частному человеку, Перед этим домом находится изваяние Аммона, четырехугольной формы, в роде Ермов, с бараньими рогами. (2) От замечательного храма, посвященного совместно Музам, Аполлону и Ерму, ныне только небольшие остатки стен. Была еще одна Муза и Аполлон четырехугольной формы, в роде Ермов. Храм Афродиты тоже в развалинах, кроме части, называемой пронаос, и трех статуй Афродиты: одной — с именем Небесная, другой — Всенародная, третьей — без всякого названия.
(3) Недалеко находится жертвенник Арея; говорили, что прежде был построен и храм Арею. За храмом Афродиты устроен стадион, прилегающий одной стороной к театру, — там находится священный источник Диониса, а другой стороной — к храму Диониса, тому самому храму, который, два поколения раньше меня, поразила молния. От него остались тоже небольшие развалины. От совместного храма Иракла и Ерма, около стадиона, остался только жертвенник.
(4) В этой стороне города, к востоку, находится холм, а на нем храм Артемиды Агротеры, тоже приношение Аристодима, а вправо от Агротеры священная земля с храмом и статуями Асклипия и Игиеи, а если сойти немного вниз, будут боги, тоже четырехугольной формы, с именем «Делатели» (Ергаты): Аѳина Ергана, Аполлон Агией, Ерм, Иракл и Илифия, из коих трем последним еще у Гомера приписывается известная слава: Ерму служение у Зевса и путеводство в Аид душам умерших, Ираклу совершение многих трудных подвигов, а Илифии. облегчение мучений родильниц. Под этим холмом есть еще другой храм Асклипия–Отрока. (5) Статуя его стоящая, не более локтя, а Аполлон изображен сидящим на троне и имеет не менее 6 футов. В этом же храме хранятся кости, судя по величине, бо́льшие, чем бывают у человека. Говорят, что это кости одного из титанов, которых собрал Опладам для защиты Реи, о чем я скажу после. Около этого храма есть источник, который тоже течет в Елиссон.
33. Я нисколько не удивляюсь, что Мегалополь, построенный с таким усердием аркадцами, при стольких надеждах всех эллинов, в настоящее время потерял все прежнее величие и все значение и представляет одни почти развалины. Высшая сила всегда созидает новое и судьба всегда переменяет крепкое на слабое, живущее на разрушающееся; как ей желательно, так она с грозной необходимостью и направляет. (2) Микены, повелевавшие в троянскую войну всеми эллинами, Нин, столица ассирийского царства, виотийские Ѳивы, руководившие некогда всею Элладою — все это обезлюдело и превратилось в пустыню; имя Ѳив ограничивается теперь одним городским замком да небольшим числом жителей. Точно также славившиеся в древности богатствами Ѳивы в Египте, Орхомен минийский или Дилос — место всеобщей эллинской торговли, в настоящее время не могут равняться со многими владениями даже частных лиц среднего состояния, а о-в Дилос, если от него отнять стражу, присылаемую из Аѳин для охраны святилища, можно считать совершенно безлюдным. (3) От Вавилона, города, громаднее которого не видело солнце, остались только стены да храм Вила, как и от аргосского Тиринѳа. Все исчезло, по воле высшей силы. Между тем построенные вчера или позавчера: город Александра в Египте или город Селевка при Оронте, как обласканные судьбою, достигли высшего процветания и могущества. (4) Но сила судьбы, возвышавшая и унижавшая города, еще более возбуждаете удивление следующим обстоятельством.
Не вдалеке от о-ва Лимноса находился другой остров, Хриса, на котором, по преданию, страдал Филоктет от укушения змеи. Поднялись морские волны, и целый этот остров совершенно исчез под водою. В другом месте явился остров, называвшийся Иера (Священный), но и этот исчез в мое время. Так непостоянна и изменчива судьба человека.
34. (Окрестности). Если идти из Мегалополя в Мессинию и пройти 7 стадий, то будет, налево от большой дороги, храм богинь, называемых, как и самое это место, Неистовыми (Мании). Я полагаю, что это название Евменид, и что здесь Орест сошел с ума после убийства матери. (2) Недалеко от этого храма находится небольшой земляной курган, на котором лежат сделанный из камня палец, так что имя этому кургану: Палец (Дактил). На этом месте, говорят, Орест, в припадке безумия, откусил себе палец на руке. С этим местом сходится другая местность, называемая « Врачевание» [Аки], потому что здесь последовало врачевание Ореста от его болезни. Там тоже ость храм Евмевид. (3) Об этих богинях о говорят, что когда они желали лишить Ореста рассудка, явились ему первыми, а после того как он откусил себе палец, явились уже белыми, и он, при взгляде на них, пришел в сознание и принес жертву: первым — очистительную, в отвращение их гнева, вторым — благодарственную. Вместе с последними принято приносить жертву и Харитам. Около местности «Врачевания» [Аки] есть еще другое святилище, называемое Постригалище [Куреион], потому что там Орест остриг волосы, когда пришел в себя. (4) Пелопоннесские археологи говорят, что преследование Ореста Ериниями за Клитемнистру произошло в Аркадии и случилось прежде суда в ареопаге, и что обвинителем его был не Тиндарей, который тогда уже не существовал, но Перилай, требовавший мести за кровь Клитемнистры, как двоюродный брат её. Перилай был сын Икария, у которого в последствии были еще дочери.
(5) От Маний, до р. Алѳея, пути 15 стадий. Здесь р. Гафеат, приняв в себя р. Карнион, впадает в Алѳей. Истоки Карниона идут из Эгитиды из под храма Аполлона Кереата, а истоки Гафеата идут из Кромитиды, из Гафей; (6) а Кромитида находится выше Алѳея в 40 стадиях. Там был город Кромы, от которого теперь и следов не осталось. От Кром будет 20 стадий до Нимфады, богато снабженной водою и всякими деревьями, а отсюда 20 стадий до Ермея — границы между мегалополитами и мессенцами. Там на столбе изображен Ерм.
35, Это — дорога в Мессинию, а из Мегалополя в мессинский Карнасий ведет другая дорога. Здесь нужно сперва перейти р. Алѳей, в том месте, где в него впадают соединившиеся речки Малунт и Скирос. Отсюда, имея Малунт вправо, перейдешь его через 30 стадий и по крутой дороге дойдешь до местности, называемой Федрия. (2) А от Федрии 15 стадий до так называемого «Ерма у Владычицы». Это тоже граница мессинская и мегалопольская, и там находятся небольшие статуи Владычицы и Димитры, а также Ерма и Иракла, и мне кажется, что сделанное Дедалом деревянное изваяние для Иракла стояло на границе Мессиния с Аркадией. (3) Если идти из Мегалополя в Лакедемон, то до р. Алѳея будет 30 стадий; оттуда до Ѳалесий, если идти вдоль р. Фиунта, — которая тоже впадает в Алѳей, — оставив Фиунт влево, 40 стадий, а Ѳалесий в 20 стадиях от «Ерма у Велемины». (4) Аркадцы говорят, что Велемина, в древности, принадлежала им, но что лакедемоняне отрезали ее себе. Я нахожу это невероятным по многим причинам, и особенно потому, что ѳивяне никогда не допустили бы ущерба аркадянам, если бы знали, что могут возвратить им что либо по праву,
(5) Из Мегалополя ведут дороги и во внутренние места Аркадии. Таким образом от Мегалополя до Меѳидрия 170 стадий, а до так называемой местности «Скиас» — 13 стадий. Там находятся развалины храма Артемиды Скиатиды, построенного, как говорят, в правление Аристодима. Отсюда в 10 стадиях находятся некоторые остатки города Харисий, а еще через 10 стадий будет дорога в Триколоны.
(6) Триколоны составляли некогда город. Еще при мне, там на одном холме, стоял храм Посидона с статуей четырехугольной формы, а вокруг храма идет священная роща. Основателями Триколон были сыновья Ликаона, а Зитию, лежащую в 15 стадиях от Триколон, но не но прямой дороге, а влево от Триколон, основал, говорят, Зитей сын Триколона, а Парорей, младший сын Триколона, основал Парорию, которая от Зитии в 10 стадиях. Но оба эти города при мне уже опустели.
(7) В Зитии был еще храм Димитры и Артемиды. В развалинах лежат и другие города: Ѳирей в 15 стадиях от Парории. Ипсунт за полем на горе Ипсунте· Земля между Ѳиреем и Ипсунтом очень гориста и наполнена дикими зверями. А что Ѳирей и Ипсунт были сыновья Ликаона, я уже раньше сказал.
(8) Направо от Триколон будет сперва крутая дорога к источнику, называемому Криница [Круны], а спустившись оттуда, через 30 стадий, будет могила Каллисты — высокая земляная насыпь, на которой много деревьев диких и плодовых, а на верху насыпи — святилище Артемиды, с именем Каллиста (Прекрасная). Мне кажется, что поэт Памфос, первый назвавший Артемиду Каллистою, заимствовал что либо у аркадян. Отсюда в 25 стадиях, а от Триколон в 100 стадиях, на р. Елиссоне, (9) по прямой дороге в Меѳидрий, о котором я еще буду говорить, местность «Анемоса» и гора Фаланф, а на этой горе развалины города Фаланфа, а Фаланф был сын Агелая Стимфалова.
(10) За этой горой находится поле, так называемое Поле Пола [Педион Полу], а дальше Схинунт, получивший название от виотийца Схинея. Если этот Схиней переселился сюда из чужой стороны, то очень может быть, что и находящийся около р. Схинунта «Бег Аталанты» получил имя от его дочери. Впрочем, все согласны, что эти места находятся здесь, в Аркадии.
36. Итак, на этом пути достоин упоминания только Меѳидрий. От Триколон до Меѳидрия 137 стадий. Название Меѳидрия (Междуречье) произошло оттого, что этот город стоит на высоком холме между двумя речками: Малитою и Милаонтом. Основателем был Орхомен. До присоединения к Мегалополю, меѳидрийцы нередко сами выигрывали состязания в Олимпии.
(2) Около р. Милаонта находится храм Посидона Конного, а за р. Малитою лежит известная гора «Чудесная» (Фавмасия). На этой горе, утверждают меѳидрии, скрывалась Рея, носившая в себе Зевса, и здесь же, на случай нападения Крона, приготовился защищать ее гигант Опладам с другими гигантами. (3) Здесь, говорят, она родила на горе Ликее, и здесь же произошел обман Крона и рассказываемое эллинами поднесение, вместо мальчика, камня. На вершине этой горы находится «пещера Реи», в которую входят только посвященные богине женщины, а мужчинам вход не дозволяется.
(4) В 30 стадиях от Мифидрия источник Нимфасия, а в 30 стадиях от Нимфасии граница между мегалополитами, орхоменцами и кафийцами.
(5) Если из Мегалополя идти на Менал через так называемые «Ворота на болото», вдоль реки Елиссона, то влево от дороги будет храм Благого бога. Если же боги — податели блага человеку, а Зевс верховный бог, то, очевидно, этим наименованием указывается Зевс. Немного дальше оттуда будет могила Аристодима, которому даже единоличная власть не воспрепятствовала получить название Доброго. Там же храм Аѳины, с именем Изобретательницы, потому что она виновница всяких замыслов и изобретений.
(6) На правой стороне пути, священное место ветра Борея, где мегалополиты ежегодно приносят жертву, почитая Борея ни чуть не меньше прочих богов, как своего спасителя от лакедемонян и от Агиса. Рядом будет памятник Оикла, отца Амфиараева, — если только неизбежное настигло его в Аркадии, а не под Троей, в походе с Ираклом на Лаомедонта. Дальше храм и роща так называемой «Димитры на болоте». Эта местность находится в 5 стадиях за городом, и туда доступ дозволяется только женщинам. (7) В 30 стадиях дальше местность, называемая Палиский, а из Палиския, оставив влево часто высыхающий Елаф, и пройдя около 20 стадий, будут развалины Перефей с храмом Пана. Если затем перейти ручей, и идти прямо от реки 15 стадий, будет равнина, за которой следует гора, называющаяся также, как и равнина, Менал. У подошвы этой горы находятся следы города Ликои с храмом и медной статуей Артемиды Ликойской, а на полуденной стороне горы стоял город Сумития. (8) На этой горе находится так называемая местность, «Три пути», откуда мантинейцы, по приказанию из Делф, перенесли кости Аркада, сына Каллисты. Здесь же видны еще развалины города Менала с остатками храма Аѳины, стадион для состязания атлетов и другой стадион для конских скачек. Гора Менал считается на столько любимою и посещаемою богом Паном, что живущие на этой горе утверждают, что слышат здесь даже игру его на свирели.
(9) Между святилищем Владычицы и городом Мегалополем расстояния будет 40 стадий, и на половине дороги нужно переходить р. Алѳей; за этой рекой, в двух стадиях, развалины города Макарей, а, оттуда в 7 стадиях развалины другого города, Дасей, а от Дасей столько же стадий до так называемого холма Ерма Акакисия. Под этим холмом был город Акакисий; а на холме при мне еще было мраморное изваяние Ерма Акакисия. (10) По этому поводу у аркадцев есть сказание, что Ерм здесь выкормился и что выкормил его Акак, сын Ликаона. Но ѳивяне говорят об этом иначе, а танагреи еще иначе.
37. Храм Владычицы находится в 4 стадиях от Акакисия. Передо ним прежде всего виднеется храм Артемиды Игимоны с медной статуей богипи, держащей в руках светильники. Я полагаю ей около 6 футов.
Оттуда вход в священную ограду Владычицы. Если идти в храм, по правую сторону будет портик, и в нем на стене рельефные изображения из мрамора. Первый рельеф — Судьбы и Зевс, именуемый Предводитель Судеб, второй Иракл, отнимающий у Аполлона треножник, — что я об этом слышал, расскажу в Фокиде, когда буду говорить о Делфах. (2) Между этими рельефами находится таблица, содержащая все, что относится до празднования таинств Владычицы. Третий рельеф представляет Нимф и Панов. На четвертом изображен Поливий, сын Ликорты, с надписью; «Если бы Эллада с самого начала слушалась Поливия, не испытала бы столько бед; и даже в ошибках помощь ей была от одного Поливия».
Перед самым храмом стоят жертвенники Димитры и Владычицы, а за ними жертвенник великой матери, а сами богини, Владычица и Димитра, сидят на троне. (3) Эти статуи, трон, на котором они сидят, скамейка под ногами — все сделано из одного камня. Ни в одеждах, ни в рельефах вокруг трона нет ни малейшей приставки из другого камня посредством железа или замазки: все сделано из одного камня. Аркадцы говорят, что этот цельный камень отнюдь не был доставлен сюда из другого места, но что вследствие сновидения его выкопали здесь же, в ограде. Величина каждой статуи равняется приблизительно величине находящейся в Аѳинах Матери. И эти статуи изваяны Дамофонтом. (4) Димитра в правой руке держит светильник, а левую протянула к Владычице, а Владычица левой рукой держит скипетр и на коленях известный ящичек, а правой придерживает ящичек. По сторонам трона стоят: около Димитры Артемида, накинувши оленью шкуру, с колчаном на плечах: в одной руке держит лампаду, в другой два дракон,, а около Артемиды лежит собака, из тех что для охоты. (5) Перед статуей Владычицы стоит Анит, имеющий вид вооруженного мужа. Состоящие при храме говорят, что Владычица была выкормлена Анитом и что он сам был из титанов.
Что касается титанов, то первый ввел их в поэзию Гомер, который говорит, что это боги в так называемом Тартаре. Это говорится в клятве Геры. У Гомера имя титанов заимствовал Ономакрит, составивший песни о таинствах Диоииса, где он говорит, что титаны были виновниками печальной участи Диониса. (6) Так говорят аркадцы об Аните, а что Артемида дочь не Лито, а Димитры, это египетское предание, и его сообщил эллинам Эсхил Евфорионов. Что же касается изображенных, внизу статуй, куритов и рельефных изображений, на пьедестале, коривантов — потому что это особый род, не куриты, — то об этом я должен умолчать, хотя и знаю. (7) А для жертвы аркадцы приносят в храме плоды всяких садовых деревьев, кроме гранатовых яблок.
Если выходить из храма, до правую руку, в стене вделано зеркало. Если в него смотреть, то своего лица или совсем не увидишь или же увидишь в тусклом виде, но статуи богов и трон отражаются совершенно ясно.
(8) Подле этого храма, немного в сторону, направо находятся так называемые Великие Чертоги, в которых аркадцы совершают таинство и жертвуют богине много и обильно. А жертвует всякий, кто что имеет. А при жертвовании животных не перерезывают горло, как при других жертвах, а отрубают ту часть тела, какая попадется в руку. (9) Аркадцы почитают Владычицу более всех богов и считают ее дочерью Посидона и Димитры; и все называют ее Владычицей, как и дочь Зевса называют просто Дочерью (Кора), хотя собственное имя её Персефона, — какое название употребил и Гомер и еще раньше Памфос. Но я боюсь произносить имя Владычицы перед непосвященными.
(1) За Великими Чертогами священная роща Владычицы, окруженная каменной оградой. В этой роще, между прочими деревьями, есть дуб и масличное дерево, выросшие из одного корня; и это вовсе не искусство умного садовника–земледельца. За рощей жертвенники Посидона Конника, как отца Владычицы, и других богов; на последнем жертвеннике надпись гласит, что он общий всем богам.
(11) Отсюда нужно подниматься, по лестнице, в храм Пана. Есть здесь и портик, ведущий в храм, и небольшая статуя. Подобно великим богам, этот Пан может внимать людским обетам и наказывать лукавых, как подобает. Пред ним горит неугасимое пламя.
В древности, говорят, этот бог издавал даже прорицания, и предсказательницей его была нимфа Ерата, которая была сожительницей Аркада, сына Каллисты: приводят даже стихи Каллисты, которые я сам читал. (12) В том же храме есть жертвенник Арея и две статуи Афродиты: одна из белого мрамора, другая, более старая, из дерева. Таковы же резные статуи Аполлона и Аѳины, но Аѳине есть и храм.
38. [Ликосура. Гора Лакей]. Немного выше будет ограда Ликосуры, с небольшим числом жителей. Из всех городов, какие только показала земля на материке и на островах, Ликосура самый древний город, и ее первую увидело солнце; по ней люди научились строить и другие города.
(2) Налево от храма Владычицы будет гора Ликей. Аркадцы называют ее еще Олимпом и Священной Вершиной и говорят, что на этой горе выкормлен Зевс. И там есть место, называемое Критея, влево от рощи Аполлона Паррасия, — в противоречие критскому сказанию, по которому эта Критея есть остров Крит. (3) Аркадцы даже имена дают нимфам, которые вскормили Зевса: Фисоя, Неда и Агно. Фисоя заселила город в Паррасии, Фисою (при мне это был поселок мегалопольский), от Неды получила имя речка Неда, а от Агно есть на горе Ликее источник, в котором вода, как и в Истре, всегда одинакова и летом и зимою. (4) А если наступит засуха, так что семена и деревья сохнут, тогда жрец. Никейского Зевса, помолившись над водою и совершив требуемые жертвы, бросает на поверхность воды, но не в самую воду, дубовую ветку, и как только вода всколыхнется, поднимается пар, как будто туман, а через несколько времени этот пар сгущается в облако; это облако притягивает к себе другие и делает то, что на аркадскую землю спускается дождь.
(5) На этой горе есть так же храм Пана, окруженный густою рощею, с прилегающим ипподромом и стадионом, потому что в начале Ликеи праздновались на этой горе. Есть там и пьедесталы статуй, но самих статуй нет. На одном таком пьедестале елегическая надпись говорит, что это образ Астианакта, родом от· Аркада.
(6) Между другими достопримечательностями гора Ликей имеет еще следующую. Там есть священная ограда Ликейского Зевса, переступать которую не дозволяется ни одному человеку, а если кто нарушит этот закон и войдет, тот неизбежно умрет до конца года.
Говорили еще, что если кто войдет в ограду, человек или зверь, то не бывает тени. Поэтому, если туда забежит какой либо зверь, то охотник останавливается снаружи и не преследует далее, и если смотрит на зверя, то никакой тени но замечает. В Сиине, что под Эфиопией, в то время когда солнце вступает в созвездие Рака, тоже не бывает тени ни от деревьев, ни от животных, но в Ликейской роще это происходит во всякое время года.
(7) На самой главной вершине Ликейской горы есть земляная насыпь, это — жертвенник Ликейского Зевса, и оттуда виден весь Пелопоннес, а перед жертвенником, с восточной стороны, стоят два столбя, и на них вызолоченные орлы, сделанные в очень древние времена. На этом жертвеннике приносят жертвы Ликейскому Зевсу в тайне, и потому я не могу распространяться об этих жертвах. Пусть будет, как есть и как это было у меня в таких случаях с начала.
(8) На восточной стороне горы находится храм Аполлона, с именем Паррасийского; его называют еще Пиѳийским. Совершая ежегодно праздник этому богу, аркадцы на площади закалывают кабана Аполлону Епикурию, и заколовши несут его в храм Аполлона Паррасийского с флейтами и с великолепием, и здесь обрезавши бедра, жгут, а мясо тут же съедают. Так это принято.
(9) Северную часть Ликейской горы составляет Фисоэя, где окрестные жители особенно почитают нимфу Фисою. Через фисойские земли протекает и впадает в Алѳей р, Милаон, а дальше другие речки: Нус, Ахелой, Келад и Налиф. Одноименные аркадскому Ахелою есть еще две реки, более впрочем знаменитые: (10) один, протекающий через Акарнанию и Этолию и впадающий против Ехинадских островов, который у Гомера называется царем всех рек; другой Ахелой течет из горы Сипила, сделавшийся знаменитым, как и эта гора, вследствие происшествия с Ниобой. А третий Ахелой около горы Ликея.
(11) Направо от Ликосуры находятся горы, известные под именем Номии [Пастбища], и там есть храм Пана Номия, а окрестности называются Мелпия [Песня], потому что будто бы там Пан изобрел игру на свирели, а горы названы Номийскими вероятнее всего от пастбищ Пана, но сами аркадцы говорят, что это имя нимфы.
[Фигалия]
39. Под Ликосурою проходит, в западном направлении, р, Платанистон, которую нужно непременно перейти, если идти в г. Фигалию; и затем дорога постоянно поднимается в гору на расстоянии 30 стадий или 30 с небольшим.
(2) Все, что касается Ликаонова сына Фигала, первоначального основателя Фигалии, как в последствии город переменил свое имя на Фиалию, от Фиала Вуколионова, и как опять вернул прежнее имя, все это сказано раньше. Рассказывают и много другого, маловероятного: напр., что Фигал был туземец, а не сын Ликаона, или что была нимфа Фигалия, из так называемых дриад.
(3) Когда лакедемоняне стремились к подчинению Аркадии и прежде всего вторглись в Фигалию, фигалийцы были побеждены и осаждены, и так как городу предстояла участь быть взятым силою, то фигалийцы сами оставили город, а может быть лакедемоняне выпустили их по договору. Это взятие Фигалии и удаление её жителей произошло во время архонства в Аѳинах Милтиада, во 2 году 30‑й ол., когда в Олимпии третий раз победил лаконец Хионис. (4) Между тем, бежавшие фигалийды отправились в Делфы и спрашивали бога, по какой дороге им возвратиться в родной город. На этот вопрос Пиѳия отвечала, что такой дороги она не видит, но если они возьмут сто человек дружины из Оресфасии, то эта дружина будет перебита, а фигалийцы через них найдут дорогу. Когда оресфасийская дружина узнала о таком ответе Пиѳии, то каждый из дружины на перерыв добивался принадлежать к этой сотне и участвовать в войне за Фигалию.
(5) Когда они встретились с лакедемонской стражей, предсказание в точности исполнилось: все они пали в доблестной битве, выгнав спартанцев и возвратив фигалийцам родной город.
Фигалия лежит на высокой, почти со всех сторон обрывающейся горе, по которой, по скалам, проведена и городская стена, а если подняться на эту гору, то она представляется гладкой равниной. Там есть храм Артемиды Спасительницы (Сотиры) с мраморной статуей стоящей богиня. Из этого храма у них принято совершать торжественные шествия. (6) Есть и гимнасия с изваянием Ерма, как будто в накинутом плаще (иматии), который, впрочем, не доходит до ног, так как статуя оканчивается четырехугольной формой. Есть еще храм Диониса, называемого горожанами Акратофорос, с изваянием этого бога, Нижней части этой статуи совсем не видно за плющевыми и лавровыми листьями, а что видно, покрыто киноварью и блестит. А киноварь, говорят, добывается в Ивирии, вместе с золотом.
40. [Два атлета]. На фигалийской площади стоит статуя панкратиаста Аррахиона, довольно древняя, если судить по положению членов. Ноги не очень раздвинуты, руки висят по бокам и доходят до бедр. Она сделана из камня и имела надпись, которая от времени исчезла. Этот Аррахион одержал две победы на олимпийских состязаниях перед 54 олимпиадой, а в эту олимпиаду особенно выказалось превосходство Аррахиона и справедливость элланодиков. (2) Когда он боролся уже с последним противником за венок, — кто это был, все ровно, — этот успел схватить Аррахиона ногами и повалить, а руками стал давить за шею. Аррахион откусил ему палец на ноге, но давимый противником испустил душу, в то самое время как тот от боли в ноге решился оставить его. Но елейцы объявили победителем Аррахиона и на его труп возложили венок.
(3) Подобно этому сделали аргосцы с кулачным бойцом, опидамнийцем Кревгою на Немейских играх, и тоже возложили венок на умершего Кревгу, так как противник его, сиракузянин Дамоксен, нарушил условия. Так как бой их захватывал вечер, то было условлено, при свидетелях, наносить удары поочередно. Тогда еще кулачные бойцы не обвязывали кистей рук острыми ремнями, и действовали мягкими ремнями, обвязанными вокруг ладони, оставляя пальцы свободными; а мягкие ремни делались из сырой воловьей кожи, переплетаясь между собою по особенному древнему способу. (4) И вот Кревга первый опустил удар на голову Дамоксена; затем Дамоксен сказал Кревге удержать руку. Кревга повиновался. Тогда Дамоксен выпрямив пальцы с острыми ногтями, ударил Кревгу в бок, и так сильно, что рука вошла внутрь. Дамоксен повторил удар, запустил руку в середину и, схватив за внутренности, выкинул их вон. Кревга тут же испустил душу. (5) Но аргосцы, за нарушение условия — так как Дамоксен вместо »одного» удара нанес «несколько», выгнали его из города, а победу приписали умершему Кревге, и в Аргосе поставили его статую, которая еще в мое время стояла в храме Аполлона Ликия.
41. На фигалийской площади находится также почетная общая могила (полиандрия) оресфасийской дружине, и им, как героям, ежегодно приносится похоронная жертва.
(2) Около Фигалии протекает р. Лимакс (Нечистая), впадающая в Неду. Это название произошло, говорят, по поводу очищений Реи, потому что, когда она родила Зевса, и нимфы совершили над нею очищение, то все нечистое бросили в эту реку, а это нечистое в древности называлось «лимата», как подтверждает Гомер, который говорит, что, по избавлении от моровой язвы, эллины очищались, и все нечистоты, лимата, бросали в море. (3) Истоки р. Неды на горе Керавсии, составляющей часть Никейской. Она протекает близко Фигалии, и фигалийские мальчики стригут в честь этой реки свои волосы. Около моря по ней ходят небольшие суда. Из всех мне известных рек Меандр отличается наибольшей кривизной в своем течении; второй после Меандра можно признать Неду.
(4) В 12 стадиях вверх от Фигалии находятся теплые ключи, а не вдалеке оттуда Лимакс впадает в Неду; а там, где они сливаются. находится храм Евриномы, исстари священный, но не доступный по причине гористой местности. Этот храм весь зарос кипариссами, которые растут один около другого. (5) Простой народ в Фигалии считает Евриному названием Артемиды, но люди знающие древности говорят, что Евринома дочь Океана, о которой Гомер упоминает в Илиаде, и что она вместе с Фетидою принимала Ифесга. Этот храм все время остается закрытым, и только раз в год, в один и тот же день, его открывают и приносят жертвы общественные и частные. (6) Мне не довелось быть на этом праздновании, и потому статуи Евриномы я не видел, а от фигалийцев слышал, что изображение богини окружено золотыми цепями и представляет до бедр женщину, а дальше рыбу. Как для дочери Океана, живущей в морских глубинах вместе с Фетидой, рыба может служить хорошим символом, но для Артемиды такой вид не имеет никакого смысла.
(7) Фигалия окружена горами: налево так называемая Котилия, направо, против Котилии, поднимается Елаия, Котилия находится в 40 стадиях от города. На этой горе находится местность Вассы, с храмом Аполлона Епикурия. И храм, и крыша храма сделаны из мрамора. (8) За исключением Тегейского, этот храм превосходит все Пелопонненские храмы как красотою мрамора, так гармонической отделкой. Название Епикурия (Целебный) дано оттого, что Аполлон помог жителям во время губительной заразы, так точно как в Аѳинах, по такому же поводу, Аполлон называется Отвращающим (Алексикакос). (9) И это название дано фигалийокому Аполлону именно во время пелопоннеской войны, что подтверждается и обоими названиями Аполлона, и тем еще, что архитектором фигалийского храма был Иктин, современник Перикла, строитель аѳинского Парѳенона. Выше я упомянул уже, что статуя Аполлона из Фигалии перенесена в Мегалополь, где и стоит на площади.
(10) На той же горе Котилии есть источник. В одном описании говорится, что этот источник дает начало р. Лимаксу, но писавший это, видно, и сам не видел, и сообщивший ему тоже не видел. У меня было и то и другое и я сам видел эту речку, но вода, текущая из источника на горе Котилии, идет очень недалеко, и совершенно пропадает, но где именно в Аркадии берет начало Лимакс, не удалось расспросить. За храмом Аполлона Епикурия есть местность, называемая Котил, и там храм Афродиты, без крыши, со статуей богини.
42, Другая гора, Елаия, находится от Фигалия в 30 стадиях. Там есть священная пещера, называемая пещерою Черной Димитры. Ѳелпусский рассказ о сочетании Посидона и Димитры сходится с таким же фигалийским рассказом, но только фигалийцы говорят, что от Димитры родился не конь, а та, которую аркадцы именуют Владычицей. (2) После этого, говорят, Димитра, в гневе на Посидона и в скорби от похищения Персефоны, надела черные одежды и удалилась в эту пещеру, где и оставалась долгое время. От этого все произведения земли погибли, а затем и большая часть людей тоже погибла от голода, между тем как никто из богов не знал, где скрывается Димитра. (3) Наконец Пан, когда пошел в Аркадию и стал охотиться по разным горам, пришел и на гору Елаию, заглянул в пещеру и увидел Димитру: увидел, в каком она виде и в каких одеждах. От Пана узнал об этом Зевс и послал к Димитре Судеб (Миры). Тогда то Димитра послушалась, оставила, свой гнев и прекратила печаль. Вследствие этого, фигалийцы считают пещеру священною, и там поставили деревянную статую. А эта статуя сделана таким образом: богиня сидит на скале; во всех частях она представляет из себя женщину, кроме головы, а голова и волосы — (4) лошадиные, и к этой голове приросли драконы и другие животные. На ней хитон, доходящий до самых ног, в одной руке дельфин, в другой голубь. Для чего они сделали такую статую, это для человека, не недогадливого и понимающего древности, понятно; (5) а черною назвали оттого, что носила черные одежды. Чье это произведение и по какому случаю оно сгорело, фигалийцы не знают. Но когда не стало древнего изображения, а фигалийцы не только не поставили нового, но еще прекратили праздники и жертвы, их страну постигло бесплодие, а когда они обратились в Делфы, Пиѳия отвечала так:
(6) «Аркадяне, азаны — желудееды, обитающие в фигалийской глубокой пещере конеложной Дио́! Пришли вы узнать причину и спасение от голода; одни вы — вторично номады, одни вы опять ищете пищи в лесах. Дио́ лишила тебя пастбищ, Дио́ лишила пастырей тучной травы, опять заставила питаться голодным, лишенная чести дедов и древних воздаяний. Скоро друг, друга пожрете, детей поедите, если народными жертвами мой гнев не смягчите, если божеской почестью не украсите глубокой пещеры»,
(7) Когда в Фигалию был принесен такой ответ бога, фигалийцы стали чтить Димитру еще более, чем прежде, и· предложили эгинцу Онату Миконову, за какую только хочет плату, сделать им изваяние Димитры. Этого самого Оната есть в Пергаме медный Аполлон — диво величайшее, как по величине, так и по художеству. И вот он отыскал картину или копию древней статуи, а больше, как говорят, по виденному во сне, и сделал фигалийцам медную статую, во втором поколении после похода мидянина на Элладу, как это я могу подтвердить вот чем: (8) во время похода Ксеркса в Европу, Сиракузами и всей Сицилией правил Гелон, сын Диномена, а когда он умер, власть перешла к его брату, Иерону, и когда умер Иерон, не исполнив своего обета — внести пожертвования Олимпийскому Зевсу за конные победы, то его сын, Диномен, отдал за отца. (9) А эти пожертвования были работы Оната, потому что в Олимпии на пожертвованных вещах есть такая надпись:
«Быв победитель на твоих славных играх, Зевс Олимпийский, однажды на четырехконной, дважды на одноконной колеснице, Иерон уготовил тебе сии дары, но сын, Диномен, приносит в память отца, сиракузца».
Другая надпись такая:
(10) «Совершил меня сын Никонов, Онат, на о-ве Эгине домом живущий».
Время Оната падает на аѳинского Игия и аргосского Агелада.
(11) Ради этой–то Димитры, главным, образом, и я ездил в Фигалию, и приносил ей жертву по туземному обычаю — ничего из кровавого, только бескровную жертву: садовые плоды, виноград, воск и шерсть, еще не бывшую в деле, а как есть, с овечьим потом. Все это кладется на жертвенник перед пещерой и поливается маслом. Так приносится жертва частными лицами и ежегодная от фигалийской общины. (12) Ведает этим жрица с находящимся при ней самым младшим священнослужителем из числа трех, из местных горожан. Вокруг пещеры находится дубовая роща, а из источника идет холодная вода. Но статуи, сделанной Онатом, при мне уже не было, и даже была ли она, многие совсем не знали. (13) Попавшийся мне один старик сказал, что тремя поколениями раньше его на эту статую с потолка обрушилась скала и так разбила, что ничего не осталось. Действительно, на потолке я видел ясные следы, где отломилась скала.
43. [Из Мегалополя в Паллантию]. Порядок рассказа требует теперь говорить о Паллантии, если там есть что–либо достопримечательного, а также о том, почему император Антонин Старший но только сделал из Паллантия — поселка город, но еще даровал этому городу самоуправление и свободу от пошлин.
(2) Говорят, был аркадянин, отличавшийся и смыслом и знанием войны, некто Евандр. Он был сын Ерма и нимфы, дочери Ладона. Посланный на выселок с воинством из паллантийских аркадян, он, около р. Тибра, основал город Паллантий, который впоследствии составил часть Рима. Тем не менее часть Рима, заселенная аркадскими спутниками Евандра, долго сохраняла древнее имя Паллантия, и только впоследствии из этого слова выпало одно л и н. Это–то и было причиной милостей императора Адриана к Паллантию. (3) Этот император, столько благодетельствовавший паллантийцам, не был виновником ни одной войны, по собственной воле, и начинавших ее наказывал строго. Таким образом, когда начали войну мавры, многочисленнейшее и независимое кочевое ливийское племя, еще более воинственное, чем скифы, так как живут не на повозках, а на лошадях — и сами, и их жены, Антонин выгнал их совершенно из страны и заставил бежать в крайние пределы Ливии, к горе Атланту и к приатлантийским жителям. (4) Точно также отнял большую часть земли от британских бригантов, которые с оружием нападали на принадлежавшую к римскому подданству Генунийскую область. А когда страшное землетрясение опустошило ликийские и карийские города Кос и Родос, император Антонин не жалел издержек и усердия на восстановление этих городов. Впрочем, об его щедрости, с которой он помогал нуждавшимся эллинам и варварам, об его громадных сооружениях в Элладе, Ионии, Карфагене и Сирии, другие писали с достаточной подробностью, но он оставил по себе еще вот какую память. (5) По закону, те эллины, которые считались римскими гражданами, не имели права передавать свое имущество детям, если дети жили в элливских городах, а должны были передавать чужим или в императорскую казну. Император Антонин отменил этот закон и позволил передавать наследство детям, потому что руководствовался более человеколюбием, чем исполнением закона, полезного только для обогащения. Римляне назвали его благочестивым, за его особенную религиозность, а по моему мнению, он носил бы имя и Кира Старшего, которого назвали отцом.
Преемником на царство Антонин оставил сына, соименного ему, Антонина Второго. Этот Антонин укротил оружием, начавших войну и притеснения, германцев — самое воинственное и многочисленное варварское племя в Европе, а также племя савроматов.
44. (Из Мегалополя в Тегею). Будем продолжать описание Аркадии. Дорога из Мегалополя в Паллантию и Тогею ведет до так называемого Кургана (Хома), На этой дороге, под городом находится поселок Ладокия, так названная по имени Ладока, сына Ехемова; а дальше будет место, где лежал в древности город Эмоний, основанный Эмоном Ликаоновым и оставивший по себе только название местности — «Эмонийская». (2) За Эмониями, направо от дороги, остатки города Оресфасия, между которыми находятся также столбы храма Артемиды, называемой Жрицы (Иереи). Если из Эмоний идти прямо, будет урочище Афродитино, а дальше другое — Аѳинино, налево от которого находится храм Аѳины с мраморным изображением богини, (3) а в 20 стадиях от Аѳинина развалины города Асеи, и холм, на котором некогда был акрополь, с остатками крепостной стены, видными и теперь еще.
Здесь, в 5 стадиях от Асей, немного в сторону от дороги, находятся истоки р. Алѳея, а у самой дороги истоки р. Еврота. При истоках Алѳея стоит храм Матери богов, не имеющий крыши, и два каменные льва. (4) Еврот здесь соединяет свои воды с водами Алѳея, и около 20 стадий они имеют одно течение, но дальше исчезают в пучине, и затем уже Еврот появляется в Лаконике, а Алѳей в Мегалопольском округе, в Потоках (Пигах}. Из Асей есть подъем на гору Борееву, на вершине которой остатки храма. Говорили, что это храм Аѳине Спасительнице и Посидону, построенный Одиссеем по возвращении из Трои.
(5) Упомянутый Курган (Хома) составляет границу мегалопольцев с тегеянами и паллантиями. Паллантийская равнина начинается тут же влево от Кургана. В Паллантии есть храм и две мраморные статуи: Палланта и Евандра. Дальше, храм Коры, дочери Димитры, и недалеко, статуя Поливия. На холме, что над городом, служившем прежде акрополем, и теперь еще находится храм богов, с названием Чистых, где клянутся в важных случаях. (6) Имен этих богов паллантии или не знают, или не хотят сказать, Вероятно, они названы Чистыми оттого, что Паллант приносил им жертвы не такие, как отец его приносил Лакейскому Зевсу.
(7) На право от Кургана простирается Манфурийское поле, с которого начинается тегейская граница и которое тянется 50 стадий до самой Тегеи. Направо от дороги возвышается небольшая гора, называемая Крисия, а на ней храм Обильному (Афнею). По тегейскому рассказу, когда Арей сочетался с Аеропой, дочерью Кифея Алеева, и она здесь в родах испустила дух, родившийся от нее мальчик припал к груди умершей матери и, (8) по воле Арея, нашел в сосцах большое обилие молока. По этому поводу бог назван «обильным»; а имя мальчику, по их словам, было дано Аероп.
На дороге в Тегею находится источник, известный под названием Левкония. Говорят, у Афедонта была дочь Левкона, могила которой недалеко от Тогеи.
[Тегея]
45. (История города). По рассказам тегейцев, в правление Тегеата, сына Ликаонова, его именем называлась вся их сторона, и люди тогда жили отдельно, восьмью поселками: гареаты, филакеи, кариаты, корифеи, потахиды, эаты, манфиреи и ехевифы: в царствование Афиданта присоединился еще девятый поселок — Афиданты; а основателем нынешней Тегеи был Алей. (2) Кроме деяний общих с аркадцами, каковы: участие в троянской войне, мидийская война, сражение с лакедемонянами при Дипеях, тегейцы и отдельно совершили следующие славные подвиги. Анкей, сын Ликурга, хотя и раненный, удержал Калидонского вепря, которого Аталанта раньше всех поразила стрелою, за что получила голову и кожу этого зверя. (3) Во время вторжения ираклидов в Пелопоннес, тегеец Ехел Аеропов вступал в единоборство с Иллом и одолел его; а когда на Тегею пошли лакедемоняне, тегейцы первые победили их и набрали множество пленных.
(4) Древний тегейский храм Аѳины Алеи был построен Алеем, но он сгорел по неизвестной причине, и тегейцы в последствии построили новый, большой и замечательный. Древний храм сгорел в архонство в Аѳинах Диофанта, в последний год 96 олимпиады, когда в стадии победил илеец Евиолем. (5) Нынешний храм своею величественностью и красотою превосходит все храмы, сколько их есть в Пелопоннесе. Он имеет три ряда колонн: первый ряд — дорический, второй — коринѳский, и вне храма — ионический. Архитектором его был паросец Скопа, тот самый, который соорудил много статуй в древней Элладе, Ионии и Карии. (6) На фронтоне храма изображена калидонская охота. По середине этого рельефа — кабан, а кругом, с одной стороны: Аталанта, Мелеагр, Фисей, Теламон, Пилей, Полидевк, Иолай, постоянный сотрудник Иракла, и сыновья Фестия, братья Алѳен: Профой и Комит; с другой стороны, против кабана: раненый и опустивший секиру Анкей и поддерживающий его Епох; при нем: Кастор и Амфиарай Оиклов, за которыми следует: Иппофой Керкионов, внук Агами да Стимфилова, и последний Пирифой. На заднем фронтоне изображена битва Тилефа с Ахиллом на Каикском поле.
46. Древняя статуя Аѳины Алей, а с нею и зубы Калидонского вепря были взяты по приказанию римского императора Августа, когда он победил Антония и его союзников, в числе которых были и аркадцы, кроме мантинеев. (2) Но, как известно, Август не первый начал отнимать у побежденных священные сокровища и статуи богов: он делал то, что было в обычае с древних пор. Когда был взят Илион и эллины стали делить добычу, то статуя Зевса Еркия досталась Сѳенелу Капанееву. Спустя много лет, когда дорийцы переселились в Сицилию, и Антифим, основатель Голы, разорил сиканский город Омфаку, то в Гелу перенес и статую, сделанную Дедалом. Персидский царь Ксеркс Дариев, не говоря о многом другом, вывезенном из Аѳин, взял из Враврона и статую Артемиды Вравронской, а у милетян, за участие в эллинском флоте, взял медного Аполлона, что в Вранхидах, который в последствии, спустя много лет, был возвращен Селевком; а в Аргосе еще при мне сохранялись статуи, похищенные в Тиринѳе: одна в храме Геры, другая в храме Аполлона Илейского. (4) Кизикийцы, войною заставившие проконнисцов присоединиться, в то же время отняли от них статую Матери Диндимины. Статуя золотая, у которой лицо, за недостатком слоновой кости, сделано из зубов гиппопотама. Таким образом, Август делал то, что было принято издревле и у эллинов, и у варваров.
Статуя Аѳины Алеи стоит в Риме, у входа на площадь, сделанную Августом. (5) Там она поставлена, вся из слоновой кости, работы Ендия, А из зубов калидонского вепря один, говорят, сломали любители редкостей, а другой положен в императорском саду, в храме Диониса. Длина его была более полусаженя [оргии].
47. (Храм Аѳины Алеи). Нынешний образ Аѳины принесен в Тегею из поселка Мансуреев, у которых она имела название Конной, потому что, по их сказаниям, во время битвы богов с гигантами, Аѳина погнала колесницу на Енкелада, хотя между всеми эллинами и даже между пелопоннесцами эта богиня называется Алеею. Перед образом Аѳины стоят: с одной стороны Асклипий, с другой Игиея — работа паросца Скопы из пентелийского мрамора.
(2) В храме сохраняются приношения, весьма замечательные: 1) кожа калидонского вепря, от времени сгнившая и совсем без шерсти. 2) Цепи, которые еще не изъедены ржавчиной: в этих цепях лакедемонские пленные работали на тегейских полях. 3) Священное ложе Аѳины и нарисованный её образ; 4) оружие тегеянки Марписсы, называемой Вдовы, о которой я буду говорить после. (3) Жертвоприношение Аѳине совершает юная жрица, каких лет — не знаю, но не возмужалая. Жертвенник богини, по уверению тегейцев, сделан Меламподом Амифаоновым, и на нем рельефы: Рея и нимфа Эноя держать маленького Зевса, а по бокам по четыре женских лица. На одной стороне: Главка, Неда, Фисоя и Анфракия; на другой: Ида, Агно, Алкиноя и Фрикса. Есть еще изваяние Мнимосины и др. муз.
(4) Недалеко от храма находится стадион — земляная насыпь, где происходят двоякие игры, которые они называют; одни — Алейские, по имени Аѳины, другие — Полоненные (Алотии), ко поводу взятия в полон многих лакедемонян. На север от храма есть источник, при котором Иракл учинил насилие над Авгою, — что противоречит сказанию Екатея об этом предмете. А дальше от источника, в 3 стадиях, будет храм Ерма Эпита.
(5) В Тегее есть еще другой храм Аѳины Полиатиды. В этот храм жрец входит один раз в год. Тегейцы называют его «храмом ограждения», и говорят, что Кифею, сыну Алея, было обещано Аѳиною, что Тегея никогда не исчезнет и будет существовать вечно, и что для охранения города будто бы Аѳина отрезала ему часть волос Медузы. (6) А относительно Артемиды Проводительницы рассказывают вот что. В аркадском Орхомене был тиран Аристомилид. Полюбив одну тегейскую девушку, и овладев ею каким–то образом, он поручил стеречь ее Хронию, но прежде чем ее привели к тирану, она, от страха и стыда, умертвила себя. Тогда Артемида явилась Хронию и подняла его на Аристомилида; и он убил Аристомилида, бежал в Тегею и там создал храм Артемиде.
48. Тегейская Агора имеет вид кирпича, отчего и находящийся здесь храм Афродиты с каменной статуей называется обыкновенно «На кирпиче». На двух колоннах рельефные изображения: на одной Антифан, Крез, Тиронид и Пирия· — законодатели тегейские, чествуемые до сих пор в Тегее; на другой — Иасий верхом на коне, которого он держит левой рукой, а в правой пальмовую ветвь. Говорят, этот Иасий победил на верховом состязании в тот самый год, когда ѳивянин Иракл учредил олимпийские игры. (2) Почему в Олимпии победителю давали масличный венок, а. в Делфах лавровый, о первом я уже сказал в Елиде, а о втором буду говорить в Фокиде. На Исѳме употреблялась для этого сосна, а в Немее растение петрушка, ради страданий Палемона и Архемора. Но обыкновенно на играх употребляются венки из пальмы, и в правую руку победитель повсюду получает пальму. Этот обычай имеет такое основание. (3) Когда Фисей возвращался из Крита и на Дилосе устроил игры Аполлону, то победителям раздавал венки из пальмы. Оттуда это получило свое начало; а о дилосской пальме упоминает еще Гомер в молении Одиссея к дочери Алкиноя.
(4) На тегейской площади есть еще изображение Арея — рельеф на колонне. Этого Арея они называют «Женоприимец» (гинекофином) по следующему случаю. Во время войны с лакедемонянами, когда на Тегею первый раз напал лакедемонский царь Харилл, тегеянки взялись за оружие и устроили засаду за тем холмом, который теперь называется Сторожка (Филактрида). Войска сошлись, но так как с обеих сторон была выказана неслыханная храбрость, то упорная битва продолжалась с нерешительным успехом. (5) Но когда показались тегейские женщины и принялись за дело, лакедемоняне были опрокинуты и разбиты, причем более всех отличилась Марписса, известная под именем Вдовы. Между пленными спартанцами был и царь Харилл, которого, впрочем, отпустили без выкупа, причем он дал клятву, что лакедемоняне никогда более не будут воевать с Тегеею, — но скоро нарушил ее. После этого женщины, сами, без мужчин, принесли Арею жертву благодарственную за победу и даже не пригласили мужчин к жертвенному мясу. Оттуда и произошло название Арея «Женоприимец».
(6) Есть еще жертвенник Зевсу Совершенному (Телию) со статуей четырехугольной формы, — откуда я заключаю, что аркадцам более всего нравятся статуи этой формы. Там же памятники Тегеату Ликаонову и его жене Мере, — говорят, Мера была дочь Атланта, — о которой и Гомер упоминает в рассказе Одиссея Алкиною, при описании сошествия в Аид и виденных там душ. (7) Илифию, храм и изваяние которой тоже находится на тегейской площади, тегейцы называют «Авга на коленях», на том основании, что когда Алей передал свою дочь Авгу Навплию, чтобы он увез ее и потопил в море, Авга упала на колени и родила сына на том месте, где теперь храм Илифии. Но этот рассказ противоречит другому рассказу, по которому Авга тайно от отца родила сына Тилефа, который был брошен на горе Парѳении, и там лань кормила его своим молоком. Этот рассказ передается и тегейцами.
(8) У храма Илифии есть жертвенник Земле (Гее), а около жертвенника два столба. Один из белого мрамора — на нем Поливий, сын Ликорты, а на другом изображен Елат, один из сыновей Аркада.

[Подвиги Филопимена]

49. Недалеко от площади находится театр, и около него подставки медных статуй, потому что самих статуй уже нет. На одной такой подставке елегическая надпись указывает, что это была статуя Филопимена.
Благодаря уму и великим заслугам Филонимена, этот человек оставил по себе неизгладимую память во всей Элладе.
(2) Что касается происхождения, то, по знатности рода, отец его, Кравгид, не уступал никому в Мегалополе. По смерти отца, оставшись малолетним мальчиком, Филопимен состоял под опекой Клеандра, мантинейского изгнанника, который, после несчастной судьбы родного города, навсегда поселился в Мегалополе, в доме Кравгида, старинного своего друга. Учителями Филопимен имел, между прочим, Мегалофана и Екдила, которые сами были учениками Аркесилая Питанского. (3) Ростом и силою Филопимен не уступал никому в Пелопоннесе, но наружность имел некрасивую. Заниматься гимнастическими состязаниями, награждаемыми венками, он не имел ни малейшей охоты, но свой земельный участок возделывал тщательно; точно также любил звериную ловлю. Читал книги знаменитых эллинских мудрецов, особенно описания войн и книги по военному искусству. Он желал устроить свою жизнь таким образом, чтобы и в мыслях и в поступках иметь образцом Епаминонда, но это удавалось ему не во всех отношениях: душа Епаминонда была кроткая, даже в гневе, а аркадцы вспыльчивы и порывисты.
(4) Когда Клеомен захватил Мегалополь, Филопимен не нал духом. Он собрал около двух третей способных к оружию, и вместе с женщинами и детьми ушел в союзную тогда и сочувствующую Мессинию, а когда Клеомен, через глашатого, объявил, что раскаивается в своем насилии, и, если мегалопольцы возвратятся, готов заключить с ними мирный договор, Филопимен склонил союзный совет к тому, чтобы добиваться возвращения в отечество посредством оружия, и не верить договорам и обещаниям. (5) Когда таким образом при Селасии произошло сражение с Клеоменом и лакедемонянами, в котором участвовали ахейцы и все аркадские города, а так же Антигон с македонским войском, Филопимен стал во главе конницы, но, видя, что судьба сражения решается на стороне пехоты, слез с лошади и стал в ряды оплитов. (6) Здесь он выказал достойную храбрость, и хотя неприятельское копье вонзилось ему в голень и он упал, не смотря на это, с копьем, на коленях, продолжал подвигаться вперед, так что от этого ползанья даже сломалось копье. Когда наконец лакедемоняне с Клеоменом были побеждены, и Филопимен был перенесен в лагерь, то здесь врачи из одной голени вынули наконечник копья, из другой древко. Видя такое мужество Филопимена, Антигон хотел непременно взять его с собой в Македонию, но Филопимен не пленился этим предложением, (7) а поехал в Крит, где тогда была междоусобная война, и стал во главе наемных войск, а по возвращении в Мегалополь был избран ахейцами в начальники конницы, которую и сделал первою во всей Элладе. Когда при Ларисе произошло сражение ахейцев и их союзников против елейцев и помогавших елейцам, по родству, этолян, Филопимен сначала убил собственноручно начальника неприятельской конницы Димофанта, а затем обратил в бегство и всю конницу как этолян, так и елейцев.
50. Так как ахейцы смотрели на него и во всем его держались, то он мог переменить и вооружение пехотинцев. Они носили маленькие копья и длинные щиты, в роде келтских дверняков или персидских плетеных щитов. Филопимен предложил носить панцири и надевать наколенники, щиты взять аргивские, а маленькие копья заменить длинными.
(2) Когда в Лакедемоне явился новый тиран, Маханид, и вспыхнула опять война ахейцев с лакедемонянами и Маханидом, ахейские войска повел Филопимен. В происшедшем сражении при Мантинее. спартанские легковооруженные победили ахейских легковооруженных, и Маханид обратил их в бегство, но лакедемонские оплиты были опрокинуты фалангой Филопимена. Возвратившийся от преследования Маханид попался на встречу Филопимену и был убит. Впрочем, за эту неудачу лакедемоняне больше выиграли, потому что избавились от тирана.
(3) Немного после этого, когда аргивцы праздновали Немейские игры, Филонимену удалось присутствовать при состязании кифаристов. И вот, когда Пилад, из Мегалополя родом, считавшийся лучшим из современных кифаристов и даже получивший победу на Пиѳийских играх, запел стихотворение Тимофея милетского «Персы», которое начинается: «Дающие Элладе высшее украшение — свободу», то весь эллинский народ обратил свои взоры на Филопимена, и рукоплесканиями дал знать, что это стихотворение относится к нему. Подобный случай был в Олимпии с Ѳемистоклом: когда он вошел в театр, все встали. Македонский царь Филипп, сын Димитрия, тот самый, который отравил сикионского Арата, (4) подослал в Мегалополь убийц, чтобы убили Филопимена, но это не удалось, и Филипп навлек на себя, ненависть всей Эллады. Когда ѳивяне победили мегарян и уже стали взбираться на мегарскую стену, а между тем мегарцы распустили ложный слух, что, к ним идет Филопимен, это навело такой страх на ѳивян, что они ушли домой, даже не окончив начатого дела.
(5) Между тем в Лакодемоне явился новый тиран, Навид, первое нападение которого было в Пелопоннесе на Мессину. Он ночью подступил к Мессине, когда никоим образом не ожидалось нападение, и занял город кроме акрополя; но когда на следующий день прибыл с войском Филопимен, Навид должен был заключить мир и оставить город. (6) Когда кончился срок начальствования, и для управления избраны были другие аркадцы, Филопимен снова отправился в Крит, на помощь угнетенным гортинцам, но аркадцы стали роптать, и он должен был вернуться в то самое время, (7) когда римляне предприняли войну против Навида, и с великим усердием принял участие во флоте, который римляне приготовили против Навида. При этом случилось, что Филопимен, как незнакомый с морем, сам того не замечая, сел на корабль, который имел течь, так что римляне и союзники невольно вспомнили слова Гомера, когда он говорит о невежестве аркадцев в морском деле. (8) Несколько дней спустя после морского сражения, Филопимен со своим аркадским отрядом выждал безлунную ночь и сжег лакедемонский стан в Гиѳии, но там в неудобном месте напал на него Навид. (9) Отряд Филопимена был немногочисленный, но опытный в войне; Филопимен стал отступать, и постоянным изменением боевого строя делал то, что благоприятные условия местности окапывались на его стороне. Наконец победил Навида, а ночью перебил множество лакедемонян, чем достиг еще большей славы в Элладе. (10) После этого Навид стал просить у римлян перемирия на определенный срок, но прежде чем таковое перемирие состоялось, Навид был убит одним калидонцем, который пришел будто бы ради союза, а на, самом деле был враг и подослан этолами.
51. Воспользовавшись этим обстоятельством, Филопимен напал на Спарту и заставил лакедемонян пристать к ахейскому союзу. Спустя немного, Тит, назначенный начальником римских войск против Эллады, и мегалополит Диофан Диеев, выбранный в ахейские предводители, обвинили лакедемонян в новой измене против римлян и подступили к самой Спарте, но Филопимен, не смотря на то, что жил тогда в Спарте частным человеком, приказал запереть перед ними ворота. (2) За этот поступок, а также за его действия против обоих тиранов, лакедемоняне предлагали ему дом Навида, стоивший более 100 талантов, но он отказался и предложил им обратить свою щедрость на тех, кто наиболее влиятелен в ахейском союзном совете. Как говорят, он имел в виду Тимолая.
(3) Филопимен быть еще раз выбран в ахейские предводители. Когда в Лакедемоне последовали междоусобия, Филопимен выгнал триста человек, главных виновников, не только из Спарты, но из всего Пелопоннеса, продал в рабство более 3000 илотов, разрушил спартанские стены и объявил, чтобы спартанская молодежь (ефивы) впредь отказалась от занятий по законам Ликурга, а ахейкая молодежь, напротив того, ввела бы эти занятия. В последствии, римляне опять предоставили спартанцам воспитывать детей по местным обычаям. (4) Когда Маний, римский полководец, разбил при Фермопилах сирийское войско Антиоха, потомка Селевка Никатора, и Аристен на ахейском совете предлагал мегалополитам всячески угождать римлянам и ни в чем не идти против, Филопимен, злобно взглянув на Аристена, заметил ему, что этим он ускоряет гибель Эллады; а когда Маний захотел возвратить лакедемонских изгнанников, Филопимен воспротивился этому в собрании, но, по удалении Мания, позволил им возвратиться в Спарту.
(5) Наконец, пришлось и Филопимену поплатиться за свое высокомерие. Избранный восьмой раз ахейским предводителем, он однажды упрекнул знаменитого мегалопольского гражданина Ликорту тем, что тот отдался живым в руки неприятелю. В это время возникла вражда между мессинцами и ахейцами. Филопимен послал Ликорту с войском опустошать Мессинскую область, но на третий день, не смотря на то, что был болен горячкой, а между тем ему было уже более 70 лет, пожелал сам принять участие в деле Ликорты, и последовал за ним с 60 всадниками и пелтастами. (6) Ликорта с своим отрядом возвратился невредимо, без особенного вреда для мессинцев и для себя, но Филопимен был ранен в голову, упал с лошади и живым привезен в Мессину. На состоявшемся по этому поводу народном собрании высказывались разные мнения, как поступить с Филопименом. (7) Динократ и другие богатые мессинцы требовали смерти, но народная партия старалась всячески спасти Филопимена, называя его более чем отцом Эллады.
Не смотря на это, Динократ решился погубить его даже против воли мессинцев и послал ему яд в темницу. (8) Ликорта, как только узнал об этом, тотчас собрал войско из аркадцев и ахейцев и пошел на Мессину. Народ мессинский немедленно перешел на сторону аркадцев и выдал на казнь всех виновников смерти Филопимена, кроме Динократа, который собственноручно отпустил свою душу. Кости Филопимена аркадцы перенесли в Мегалополь.
52. После смерти Филопимена, появление в Элладе славных мужей прекратилось. Милтиад Кимонов, победивший персов при Мараѳоне и удержавший напор варваров, был первый благодетель всей Эллады, Филопимен Кравгидов — последний. Доблестные предшественники Милтиада, каковы: Кодр Меланфов, спартанец Полидор, Аристомен мессинец и многие другие действовали каждый на пользу своего отечества, но отнюдь не на пользу всей Эллады.
(2) Второе место после Милтиада принадлежит Леониду Анаксандридову и Ѳемистоклу Неоклову, выгнавшим Ксеркса из Эллады, один — двумя морскими сражениями, другой — битвой при Фермопилах. Что же касается Аристида Лисимахова и Павсавии Клеомвротова, предводительствовавших эллинами при Платеях, то последующие действия Павсании лишили его права считаться благодетелем эллинов, а Аристид обложил данью всех эллинов, живших по островам, (3) между тем как до Аристида эллины были свободны от всякой дани. Ксанфипп Арифронов и Кимон тоже оказали услуги всей Элладе: один вместе с спартанским царем Леотихидом уничтожил персидский флот при Микале, другой совершил много подвигов на пользу Эллады в разных отношениях.
Но тех, которые покрыли себя хотя бы даже величайшей славой во время пелопонесской войны, следует называть просто самоубийцами: (4) именно они, так сказать, потопили могущество Эллады.
Несколько поддержали потрясенную этими ужасами Элладу Конон Тимофеев и Епамипонд Полимнидов, выгнавшие лакедемонские гарнизоны с их наместниками и уничтожившие десятиначальников — один на островах и в приморских городах, другой в городах, удаленных от моря. (5) Кроме того, Епаминонд еще прославил Элладу двумя городами: Мессиной и Мегалополем. К благодетелям всей Эллады можно причислить еще Леосѳена и Арата. Леосѳен, даже против воли Александра, спас в Элладу служивших в Персии 50 тысяч эллинских наемщиков, а об Арате я уже говорил по поводу Сикиона.
(6) На тегейском памятнике Филопимену находится следующая надпись:
Блиставший честью и доблестью на всю Элладу, много потрудившийся на брани и в совете, воинственный аркадянин, Филопимен, за копьем которого следовала великая слава. Его же венчает двойным трофеем спасенная от рабства Спарта. Признательная Тегея поставила ему сей памятник, великодушному сыну Кравгида, беспорочному утвердителю свободы.
53. (Продолжение описания Тегеи). Есть еще в Тегее храм Аполлона Агиея, поставленный, как говорят тегейцы, по следующему поводу. (2) Когда Аполлон и Артемида ходили по земле и наказывали всех, кто не принимал Лито, когда она носила их в утробе, то пришли и в Тегею, и здесь их принял Тегеат. Скефр, сын Тегеата, подошел к Аполлону и стал вести с ним тайную беседу, но другой сын Тегеата, Лимон, подозревая, что Скефр на него что–то замышляет, напал на брата и убил, за что тут же и сым бил наказан стрелой Артемиды. (3) Хотя Тегеат и Мера принесли Аполлону и Артемиде жертву, но через несколько времени в Тегее последовало бесплодие, и затем пришел ответ из Дельф: «плакать по Скефре». Поэтому на празднике Аполлона Агиея, сверх всего установленного в честь Скефра., жрица Артемиды бегает за кем нибудь, как будто Артемида за Лимоном.
(4) Тегейцы говорят еще, что оставшиеся сыновья Тегеата, Кидон, Архидий и Гортин сами переселились на остров Крит и там основали города: Кидонию, Гортин и Катрей. Но критяне говорят иначе: что Кидон был сын Ерма и дочери Миноса Акакалиды, Катрей — сын Миноса, а Гортин — Радаманфа. (5) Относительно этого Радаманфа, у Гомера в словах Протея к Менелаю, говорится, что он, Менелай, «пойдет на поле Илисий, куда уже раньше отправился Радаманф». Кинеѳон в своем стихотворении говорит, что Радаманф сын Ифеста, Ифест Тала, а Тал Крита. Впрочем, эллинские рассказы вообще противоречат один другому, особенно что касается родословных.
(6) В Тегее 4 изваяния Аполлона Агиея, от каждой филы. Имена фил: Клареотида, Иппофитида, Аполлонеатида и Афанеатида; а называются так по имени участков, которые по жребию достались сыновьям Аркада, и по имени Иппофоя Керкионова. Есть еще храм Димитры и Коры, называемых здесь Плододателями (Карпофоры), (7) а недалеко храм Афротиды Пафийской, построенный Лаодикой, которая, как я уже сказал, была дочь Агапинора, водившего аркадцев под Трою, и жила в Пафе. Недалеко отсюда, два храма Диониса и жертвенник Коры, и храм Аполлона с позолоченным изваянием, работы Хирисофа, родом критянина; но когда он жил и кто его учил, неизвестно. (8) Пребывание Дедала в Кносе у Миноса доставило критянам славу искусных выделывателей деревянных статуй. Около Аполлона стоит Хирисоф, сделанный из камня.
(9) Один из жертвенников аркадцы называют «Общий очаг». Там есть статуя Иракла, у которого на голени рана, полученная в первой битве с сыновьями Иппокоонта. Есть еще в Тегее возвышенность, где находится много тегейских жертвенников. Она называется «холм Зевса Участкового» [Клария], очевидно, оттого, что здесь проходил раздел между сыновьями Аркада.
(10) Здесь тегейцы ежегодно совершают праздник, тем более, что с этим праздником соединяется воспоминание о войне с лакедемонянами. Некогда, под этот праздник, на них напали лакедемоняне, но так как бог послал большой снег, то враги от холода сильно терпели, а сами тегейцы, тайно от врагов, зажгли огонь, согрелись, и, взяв оружие, пошли на лакедемонян, и победили их.
Видел я в Тегее и другие достопримечательности: дом Алея памятник Ехема, с колонной, на которой рельефное изображение состязания Ехема с Иллом.
(11) Если идти из Тегеи в Лаконику, то налево от дороги будет жертвенник Пана. Там же жертвенник ликийскому Зевсу, а от храмов остались только развалины. Эти жертвенники не дальше двух стадий от городской стены. А если пройти еще 7 стадий, будет храм Артемиды, именуемой «Лимнатидскою», со статуей богини из черного дерева, сделанной в так называемом эгинском стиле. В 10 стадиях отсюда будут развалины храма Артемиды Кнакеатидской.
54. [Граница.] Река Алѳей составляет границу между тегейцами и лакедемонянами. Начало её в Филаке, но у истоков опа принимает много, хотя и небольших, других вод, отчего это место и называется Стечение [Символы.] (2) В сравнении с другими реками Алѳей имеет ту особенность, что произвольно может прятаться под землей и опять показываться. Начавшись в Филаке и дойдя до Стечения, он скрывается на Тегейском поле, затем показывается в Асее и, соединившись с Евротом, опять теряется. (3) Затем, появившись в так называемых аркадских потоках, проходит около Писы и Олимпии и впадает в море повыше елейской морской стоянки, Киллины. Но точение его и здесь не прекращается. Он пробивается через такую пучину, как Адриатическое море, и показывается около Сиракуз, в Ортигии, где и теряется в водах Арефусы.
(4) На прямой дороге из Тегеи в Ѳирею и в Ѳирейские поселки, из достопримечательностей была могила Ореста, сына Агамемнона, по кости Ореста, по рассказам тегейцев, взяты отсюда одним спартанцем, так что при мне здесь уже не было могилы внутри ворот.· Около дороги течет река Гарат. Если перейти Гарат и пройти 10 стадий, будет храм Пана, а около него священный дуб Пана.
(5) Дорога из Тегеи в Аргос вполне приспособлена для езды, и это преимущественно военная дорога. На этой дороге сперва, будет храм и статуя Асклипия, а если повернуть оттуда на одну стадию влево, будут остатки совершенно разрушенного храма Аполлона Пиѳийского. На той же прямой дороге будет дубовая роща, и в роще храм Димитры, называемый «в Корифеях».
(6) Недалеко другой храм, Диониса Миста. Здесь начинается гора Парѳений, на которой есть священная земля Тилефа, где он, по преданию, был выкинут, будучи ребенком, и выкормлен ланью. Немного дальше храм Пана, где Пан явился Филиппиду и сказал ему то, что одинаково передается тегейцами и аѳинянами. (7) На горе Парѳений водятся черепахи, из которых делают хорошие лиры. Окрестные жители считают их священной принадлежностью Пана, и потому сами их не трогают и другим не позволяют.
Если перейти Парѳений, будут возделанные тегейские поля, составляющие границу тегейцев с Арголидой, так точно, как со стороны аргивян здесь границей служат Исии.
Таковы части Пелопоннеса, таковы города в этих частях и таковы достопримечательности в Пелопоннесских городах.

Книга Девятая. Виотия

[Платеи]

1. [История города]. Для аѳинян Виотия — пограничная страна в разных местах Аттики; против Елевѳер находятся Платеи.
Виотийское племя носит имя от Виота, которого считают сыном Итона и нимфы Меланиппы, а Итона сыном Амфиктиона; Из отдельных городов некоторые получили названия от мужских имен, по большая часть от женских.
(2) Платейцы, мне кажется, древнейшие природные жители. Имя «Платеи» они производят от Платеи, будто бы, дочери реки Асопа. В древности, конечно, и платейцы управлялись царями, потому что в древние времена во всей Элладе были не димократии, а царства. Но из своих царей они знают только Асопа и еще раньше бывшего Киферона: последний от себя дал имя горе, а первый реке. Мне кажется, и Платея, имя которой носит этот город, дочь не реки, а царя Асопа.
(3) До сражения, которое аѳиняне имели при Мараѳоне, платейцы ничем не прославились; но при Мараѳоне они принимали большое участие. Затем, по вторжении Ксеркса в Аттику, решились вместе с аѳинянами сесть на корабли, а поражение Мардония Говриева, полководца Ксеркса, совершено ими в собственной стране. Дважды и им приходилось оставлять свою родину и дважды возвращаться. В первый раз их выгнали лакедемоняне, взяв город осадой, во время войны пелопоннесцев с аѳинянами. Затем, когда город застроился после того мира, который за эллинов заключил с персидским царем спартанец Анталкид, и платейцы возвратились из Аѳин, их постигло второе несчастье, уже от ѳивян. Открытой войны у них с ѳивянами тогда не было, и платейцы утверждали, что мир у них с ѳивянами продолжается, так как они ни делом, ни советом не участвовали в захвате лакедемонянами Кадмеи, (5) а ѳивяне доказывали, что устроители общего мира — лакедемоняне, итак как лакедемоняне его нарушили, то и мир для всех нарушен.
Считая намерения ѳивян подозрительными, платейцы постоянно держали в городе крепкую стражу, а те, которые жили подальше от середины города, не во всякую пору дня ходили даже на свои поля, и выбирали для этого время народных собраний в Ѳивах, на которые, как им было известно, сходились все ѳивяне, и совещались всегда долго, и только в такое время платейцы могли спокойно заниматься полевыми работами. (6) Но однажды Неокл, бывший тогда ѳивский виотарх, знавший зоркость платейцев, приказал всем ѳивянам явиться в народное собрание с оружием и затем тотчас повел их из Ѳив, но не по прямой дороге через равнину, а через Исии на Елевѳеры, к аттической границе, где не было даже платейского караульного, и почти в полдень явился пред платейскими крепостными воротами.
(7) Таким образом платейцы, полагавшие, что ѳивяне заняты собранием, и бывшие тогда на полях, оказались отрезанными от города, а застигнутые в городе должны были принять условия ѳивян: до заката солнца удалиться из города, мужчинам с одним платьем, женщинам с двумя.
(8) Теперь платейцы испытали совершенно иную судьбу, чем когда покорены были в первый раз лакедемонским царем Архидамом: тогда лакедемоняне принудили их к сдаче осадой, и двойной стеной держали от оставления города; теперь же ѳивяне не дали им даже войти в город. Это второе взятие Платей произошло за два года до битвы при Левктрах, когда в Аѳинах архонтом был Астей.
За исключением храмов, ѳивяне разрушили все здания. Но этот способ взятия города спас жизнь всем платейцам без исключения. Изгнанников опять приняли аѳиняне, а в последствии, когда Филипп, победив ври Херопее, поставил в Ѳивах свой гарнизон и принял другие меры для обессиления ѳивян, то и платейцы были возвращены в свой город.
2. [Окрестности]. В платейской области, под Кифероном, если повернуть немного с большой дороги направо, будут развалины Исий и Ериѳр. Эти города некогда принадлежали виотийцам; и теперь еще между развалинами Исий стоит неоконченный храм Аполлона и священный колодец, из которого в древние времена виотийцы, по их сказаниям, пили воду и получали прорицания.
(2) Если возвратиться назад на большую дорогу, то опять на правой руке находится могила, которую считают могилою Мардония. Что тело Мардоиия после битвы исчезло, это все признают, но кто его похоронил, говорят разно; известно только, что Артопт, сын Мардониев, дал большие подарки ефесцу Дионисофану и другим ионийцам, именно за то, что они заботились о погребении Мардония. — Это дорога в Платеи из Елевѳер.
(3) А если идти на Елевѳерн из Мегар, то направо будет источник и немного дальше скала, которую называют «Актеоновой», будто на этой скале спал Актеон, когда уставал на охоте, и будто в этом источнике он видел купавшуюся Артемиду. Стисихор имерийский говорит, что богиня надела на него шкуру оленя, приготовляя ему смерть от собак для того, чтобы он не женился на Семеле. (4) Но я думаю, что собаками Актеона овладело бешенство и без богини, а сделавшись бешеными, они готовы были разорвать всякого, кого ни встречали. Но в каком месте Киферона последовала смерть Пенѳея Ехионова и где после рождения положен был Эдип, никто не знает, хотя Распутье [Охнет]· — дорога, ведущая в Фокиду, на которой Эдип убил отца, известна. Гора Киферон посвящена Зевсу Киферонию; но об этом будет сказано подробнее, когда, мой рассказ дойдет до этого места.
(5) У самого входа в Платеи лежат могилы сражавшихся с мидянами. Для всех эллинов сделана одна общая могила, а для лакедемонских и аѳинских убитых есть особые гробницы и на них написаны Симонидом эпитафии. Недалеко от общей могилы эллинов стоит жертвенник Зевса Свободного [Елевѳерия]. Гробницы сделаны из меди, а жертвенник и статуя Зевса из белого мрамора. (6) И теперь еще, чрез каждые пять лет, здесь устраивается праздник свободы — Елевѳерии, на котором дают весьма большие награды за бег. Бег происходит в полном вооружении, и бегут пред жертвенником. Трофей платейской битвы поставлен эллинами, и находится в 15 стадиях за городом.
(7) В самом городе, если войти от жертвенника и статуи Зевса Елевѳерия, будет героон Платеи. Предания об этом и свои собственные соображения я уже сказал.
В Платеях есть храм Геры, достойный внимания, как по величине, так и по красоте статуй. При входе, Рея подает Крону камень, завернутый в пеленки, как будто это мальчик, которого она родила. Геру они называют Телия [Совершенная]. И стоячая статуя Геры очень велика. Обе из пентелийского мрамора, творение Праксителя. Есть там и другая статуя Геры, сидячая, творение Каллимаха. Покровительницей невест [Нимфевомена] эта богиня называется по следующему преданию.
3. Однажды Гера, рассердившись за что–то на Зевса, удалилась на Еввию. Зевс не мог уговорить ее и обратился к платейскому царю Киферону, который в мудрости не уступал никому. Он и посоветовал Зевсу сделать деревянную статую, нарядить ее, запрячь волов в колесницу и везти и сказать, что везет к себе в жены Платею, дочь Асопа. (2) Когда Зевс последовал совету Киферона, Гера узнала и тотчас явилась. Когда же она приблизилась к колеснице и сорвала со статуи одежду, то обрадовалась обману, нашедши вместо невесты статую, и помирилась с Зевсом.
В память этого примирения и совершают праздник «дедалы», — потому что в древности деревянные статуи назывались дедалами, и, мне кажется, они назывались так раньше еще, чем в Аѳинах родился Дедал, сын Паламаонов. По моему мнению, сам Дедал получил имя от этих дедалов, а не назван так при рождении.
(3) [Дедалы]. Платейский праздник дедалы бывает каждые семь лет, как говорил мне местный археолог, но на самом деле через меньшие промежутки времени; впрочем, узнать точным образом промежуток от одних дедалов до других, к сожалению, мне не удалось. (4) Совершается праздник таким образом.
Недалеко от Алалкомен есть дубовый лес с самыми большими дубами в Виотии. Туда идут пдатейцы, кладут на землю куски мяса и внимательно смотрят, не прилетят ли вороны, — на других птиц не обращают никакого внимания. Если ворон утащит кусок мяса, то затем смотрят, на какое дерево он сядет. Это дерево срубают и делают из него дедал, т. е. деревянную статую, которая тоже называется дедал. (5) Это праздник одних платейцев и называется «малые дедалы». На больших дедалах вместе с ними участвуют и виотяне, и совершают через каждые шестьдесят лет, потому что именно шестьдесят лет не происходил праздник, когда платейцы были в изгнании. (6) Ежегодно на малых дедалах делается четырнадцать деревянных статуй и эти статуи раздаются по жребию платейцам, коронейцам, ѳеспийцам, танагрейцам, херонейцам, левадийцам и ѳивянам, так как, по восстановлении Ѳив Кассандром, сыном Антигона, ѳивяне, помирившись с платейцами, участвовали в общем совете и стали отправлять на дедалы посольство для жертвоприношений, — а незначительные города делают для этого складчину. (7) После этого, украсивши статую возле Асопа и поставивши ее на колесницу, ставят туда же невесту; затем бросают жребий, в каком порядке должно происходить шествие, и направляют колесницы от реки к горе Киферону.
На вершине горы между тем уже воздвигнут жертвенник, который делают следующим образом: кладут большие четырехугольные брусья, прилаживая, как камни при постройке зданий, и, подняв до известной вышины, накладывают хворост. (8) Затем представители городов приносят жертвы: Гере — корову, Зевсу — быка, наполняют их вином и курениями и вместе с дедалами кладут на жертвенник и зажигают. Частные лица жертвуют кто что может; у кого средств меньше, тот жертвует что нибудь из мелкого скота. Все эти жертвы сожигаются, при чем сгорает и самый жертвенник. Пламя при этом поднимается высоко и видно на очень далеком расстоянии. Это я сам видел.
(9) Если с вершины, где стоит жертвенник, сойти и пройти около 15 стадий, будет пещера киферонских нимф, называемая Сфрагидион. По преданию, в древние времена здесь, будто бы, нимфы предсказывали будущее.
4. У платейцев есть храм Аѳины, по прозванию, Ареи, построенный из той добычи, которую аѳиняне выделили им после Мараѳонской битвы. Статуя Аѳины деревянная с позолотой, а лицо и оконечности рук и ног из пентелийского мрамора. По величине, она мало чем уступает медной статуе в акрополе, которую и аѳиняне посвятили в память той же битвы. Фидий делал статую и для платейцев. (2) В храме есть картины: Полиглота — Одиссей, истребивший женихов, и Онасия — первый поход аргивян на Ѳивы. Эти картины нарисованы на стенах передней части храма. У ног статуи — изображение Аримниста, который вел платейцев в битве с Мардонием и еще раньше при Мараѳоне.
(3) В Платеях есть еще храм Димитры, по прозванию, Елевсинии, и памятник Лиита. Из всех вождей, которые водили виотян под Трою, один этот Лиит возвратился домой. Источник Гаргафия был засыпан персидской конницею Мардония, потому что оттуда пило сопротивлявшееся эллинское войско; впоследствии платейцы исправили, и вода опять явилась.
(4) На дороге из Платей в Ѳивы течет речка Оероя. По преданию, это была дочь Асопа. Если, не переправляясь через Асоп, обратиться вниз по течению и идти вдоль по берегу стадий 40, будут развалины Скола между которыми есть неоконченные храмы Димитры и Коры с неоконченными статуями этих богинь, Асоп и теперь еще отделяет Платеиду от Ѳиваиды.

[Ѳивы]

5. [История города]. По преданию; первые в Ѳиваиде поселились ектины, и царем ектинов был природный житель Огиг, — оттого у многих поэтов Ѳивы называются «Огигии», — и эти люди, будто бы, погибли от моровой язвы, а после них в Ѳиваиде поселились ианты и аоны, как мне кажется, виотийские племена, а не пришлые люди. Когда прибыл Кадм с финикийским войском, ианты были побеждены и в следующую ночь бежали, а аонам Кадм, по их просьбе, позволил остаться и жить вместе с финикийцами. (2) Аоны тогда жили в деревнях, а Кадм основал город, который и теперь еще называется Кадмеей.
Когда впоследствии город увеличился, Кадмея сделалась крепостью для расположенных внизу её Ѳив. Брак Кадма был весьма знаменит, если только он действительно женился на дочери Афродиты и Арея, как говорит эллинское предание; дочери тоже доставили ему славу: Семела была супругою Зевса, а Ино сделалась морской богиней. (3) При Кадме весьма сильны были спарты: Хфоний, Иперинор, Пелор, Удей и Ехион: последнего, как выдававшегося особенным геройством, Кадм удостоил быть своим зятем. О происхождении этих спартов я не мог розысках, и потому соглашаюсь с преданием, что они получили название от своего происхождения. Когда Кадм переселился к иллирийцам и к так называемым иллирийским енхелейцам, царство перешло к сыну его Полидору.
(4) Сын Ехиона Пенѳей имел силу и сам по себе, вследствие знатности своего происхождения, и как близкий человек к царю, но слишком зазнался, оскорбил бога Диониса и за это был наказан этим богом; У Полидора был сын Лавдак, которого Полидор, умирая, оставил еще малолетним и потому опеку над ним и над царством поручил Никтею. (5) Что потом случилось, т. е. какова была смерть Никтея и как заботы о мальчике и управление ѳивянами перешли к брату Никтея Лику, изложено в описании Сикионии. Когда Лавдак подрос, Лик возвратил ему царство; когда же и Лавдак скоро после этого скончался, Лик опять сделался опекуном сына Лавдакова, Лаия.
(6) Во время второго опекунства Лика, возвратились Амфион и Зиф и привели с собой войско. Тогда Лаия скрыли те, кому было важно, чтобы род Кадма не остался без представителя, н0о Лик был побежден этими сыновьями Антиопы, которые и воцарились, соединили нижний город с Кадмеей и, породнившись с Ѳивой, назвали город Ѳивами. (7) Рассказ мой подтверждает Гомер в Одиссее: —
Которые основали город семивратной Ѳивы.
С башнями, так как без башен не могли
Они жить в обширной Ѳиве, хотя оба были сильны.
Но что Амфион пел и воздвиг стены своей лирой, о том Гомер ни слова не говорит в своей поэме. Действительно, Амфион славился музыкой, потому что, вследствие родства с Танталом, знал лидийскую гармонию, и к четырем прежним придумал еще три новые струны, (8) а сочинитель поэмы «к Европе» 8 уже говорит, что Амфион первый ввел в употребление лиру, научившись у Ерма, и что он своей игрой привлекал животных и даже камни. Византиянка Миро, писавшая поэмы и элегии, говорит, что Амфион первый воздвиг жертвенник Ерму и за то получил от него лиру. Еще говорят, что Амфион в аду терпит наказание за то, что и он произнес оскорбительные слова против Лито и детей ее. О наказании Амфиона упоминается в поэме «Миниада», (9) в которой говорится одинаково об Амфионе и фракийце Ѳамириде.
Что касается рода Амфиона и Зифа, то первый пресекся от моровой язвы; сын Зифов по ошибке убит был матерью, а сам Зиф умер от горя, и таким образом ѳивяне возвели на престол Лаия. (10) Царь Лаий, женатый на Иокасте, получил в Делфах предсказание, что смерть его последует от сына, которого ему родит Иокаста. Поэтому он новорожденного Эдипа велел выбросить. Но Эдипу суждено было убить отца, когда, он возмужал, и затем он женился на матери; но детей он не имел, как я заключаю из слов Гомера, который в Одиссее говорит:
(11) Предстала Эдипова мать Епикаста.
Страшно — преступное дело в незнаньи она совершила,
С сыном родним, умертвившим отца, сочетавшися браком:
Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.
Каким же образом боги «скоро открыли», если в самом деле Эдип имел от Иокасты четверо детей. Очевидно, они родились от Евригании, дочери Иперфанта, как подтверждает и сочинитель поэмы «Эдиподия». И Онат в Платеях нарисовал Евриганию, скорбящую от единоборства сыновей. (12) Полиник ушел из Ѳив, когда еще Эдип царствовал в Ѳивах: он боялся, чтобы на них не исполнилось проклятие отца. Прибыв в Аргос и женившись там на дочери Адраста, он возвратился в Ѳивы по приглашению Етеокла уже после смерти Эдипа, но по возвращении у него началась вражда с Етеоклом, и он вторично ушел в Аргос. Здесь он выпросил у Адраста войско, но погубил и себя и войско, вступив в единоборство с Етеоклом. (13) В единоборстве оба пали, и таким образом власть перешла к сыну Етеокла, Лаодаманту, за которого стал править опекун его, Креон, сын Меникея. Когда Лаодамант подрос и вступил в управление, аргивяне предприняли второй поход на Ѳивы. В сражении около Глисанта Лаодамант убил Эгиалея, сына Адрастова, но аргивяне все–таки победили, и Лаодамант с желавшими следовать ѳивянами, в наступившую ночь, удалился в Иллирию, а аргивяне взяли Ѳивы и передали сыну Полиника, Ѳерсандру. (14) Когда затем войско Агамемнона, направившееся против Трои, заблудилось во время плавания и потерпело поражение около Мисии, там и Ѳерсандр, больше всех эллинов отличившийся в битве, убит был Тилефом в долине Каика. Памятник его в городе Елее, что около Каика — камень под открытым небом на городской площади, где жители приносят ему поминальную жертву.
(15) Когда Ѳерсандр умер, а против Александра и Илиона собрали второй поход, тогда предводителем избран был Пинелей, так как Тисамен, сын Ѳерсандров, был еще молод; а когда и Пинелей пал от руки сына Тилефова, Еврипила, то царем избрали Тисамена, как сына Ѳерсандра и Димонассы, дочери Амфиарая. Гнев Еринний на Лаия и Эдипа не преследовал Тисамена, но перешел на сына его Автесиона, так что он по совету бога даже переселился к дорийцам. (16) По удалении Автесиона, царем избрала Дамасихфона, сына Офелта, внука Пинелея. У Дамасихфона был сын Птоломей, а у Птоломея Ксанф, которого убил в единоборстве Андрапомн, но не по правде, а хитростью. С тех пор ѳивяне признали за лучшее управляться несколькими лицами, а не ставить все в зависимость от одного человека.
6. Из удач и неудач ѳивян в бурях войн наиболее выдающимся я считаю следующее. В войне с платейцами из–за границ, ѳивяне понесли поражение от аѳинян, защищавших Платеи. Второе поражение при Платеях нанесли им тоже аѳиняне, когда оказалось, что ѳивяне вместо эллинов предпочли держаться царя Ксеркса. (2) Впрочем этой вине подлежит не весь народ, так как Ѳивы тогда управлялись олигархией, а не по древнему устройству. Если бы варвар пришел в Элладу, когда в Аѳинах правил Писистрат или его сыновья, то наверное и аѳиняне подпали бы обвинению в мидофильстве.
(3) В последующие времена, ѳивянам досталась победа над аѳинянами при танагрском Дилии, при чем погиб аѳинский полководец Иппократ, сын Арифрона, с большой частью войска. К лакедемонянам, с самого отступления мидян, до войны пелопоннесцев с аѳинянами, Ѳивы относились дружелюбно, но когда война кончилась и аѳинский флот был уничтожен, ѳивяне, немного спустя, вместе с коринѳянами втянулись в войну с лакедемонянами. (4) Побежденные в битвах около Коринѳа и при Коронее, ѳивяне в свою очередь при Левктрах одерживают знаменитейшую победу, какая только была у эллинов над эллинами, и затем уничтожают поставленных лакедемонянами по городам декадархов и изгоняют спартанских наместников. Затем ѳивяне десять лет сряду вели фокейскую войну, которая у эллинов называется священной.
(5) В описании Аттики я уже сказал, что поражение при Херонее было несчастьем для всех эллинов; для ѳивян оно было особенно тягостно, так как в Ѳивах поставлена была македонская стража. Когда Филипп умер и власть над македонянами перешла к Александру, ѳивянам вздумалось изгнать эту стражу. Им и удалось, но бог наперед уже указывал им приближающуюся гибель: в храме Димитры Фесмофоры явилось предзнаменование, совершенно противоположное тому, какое было пред сражением при Левктрах. (6) Тогда пауки затянули двери храма белой паутиной, а при наступлении Александра Македонского — черной. Говорят, что и в Аѳинах, за год до нашествия Суллы, причинившего столько бедствий, вместо дождя бог послал золу.
7. Выгнанные Александром из города, ѳивяне были приняты в Аѳинах и возвратились при Кассандре, сыне Антипатра. При восстановлении Ѳив, наибольшие усердия и помощи оказали аѳиняне; помогали также мессиняне и аркадяне из Мегалополя.
(2) Мне кажется, Кассандр восстановил Ѳивы главным образом из ненависти к Александру. Он до того дошел, что истребил весь дом Александра: Олимпиаду выдал озлобленным македонянам, чтобы побили камнями, а сыновей Александра — Иракла от Варсины и Александра от Роксаны убил ядом. Впрочем, он и сам несчастливо окончил жизнь: получил водяную болезнь, от которой еще при жизни в нем появились черви.
(3) Из сыновей его Филипп скоро после того, как принял власть, умер от скоротечной чахотки; наследовавший Антипатр убил свою мать Фессалонику, дочь Филиппа Аминтова и Никасиполиды, и убил за то, будто бы она более покровительствовала младшему сыну Кассандра, Александру. Последний низвергнул брата Антипатра, привлекши на свою сторону Димитрия, сына Антигонова, и таким образом отомстил за смерть матери, но оказалось, что он нашел себе не союзника, а собственнного убийцу. Такую кару понес Кассандр· по вине какого–то бога.
(4) При Кассандре ѳивянам восстановлены были все прежние границы; но и после этого их не оставляли великие бедствия. Когда. Мифридат начал войну с римлянами, ѳивяне присоединились к нему, как мне кажется, единственно из дружбы к аѳинскому народу, но, после вторжения Суллы в Виотию, страх овладел ѳивянами: они тотчас переменили свое решение и обратились к дружбе с римлянами. (5) Однако Сулла отнесся к ним очень строго: употреблял разные меры для обвинения их и наконец отнял половину земель под следующим видом. Начав войну против Мифридата, он нуждался в деньгах, и для этого забрал все драгоценные пожертвования в Олимпии, Епидавре и Делфах, сколько там осталось от фокейцев, и этим заплатил войску, а богов за отнятые сокровища вознаградил половиною земель Ѳиваиды. (6) Впоследствии, по милости римлян, ѳивяне получили отнятую землю обратно, но истощение их было уже крайнее. В мое время весь нижний город кроме храмов был пуст: жили только в акрополе, который уже называется не Кадмеей, а Ѳивами.
8. [Потнии]. Если перейти реку Асоп, на расстоянии ровно десяти стадий от города, будут развалины Потний и там роща Димитры и Коры. Статуи в протекающей мимо реке — называют богинями. В известное время совершают и другие обряды, которые там приняты, и в так называемые «мегары» пускают поросят. Утверждают, что свиньи эти через год в тот самый день появляются в Додоне; — но вряд ли кто этому поверит. Там есть также храм Диониса Эговола (коз поражающего): (2) потому что однажды, во время жертвоприношения, жители в опьянении дошли до такого буйства, что убили жреца Диониса. Убийцы тогда же наказаны были моровой язвой, а из Делф пришло приказание приносить в жертву Дионису подрастающего отрока; но несколько лет спустя бог потребовал уже козу вместо мальчика. В Потниях показывают также колодец. Говорят, тамошние кобылы, напившись воды из этого колодца, приходят в бешенство.
(3) Если из Потний идти в Ѳивы, направо будет небольшая ограда, за которой стоят колонны. Говорят, там земля поглотила Амфиарая, и будто бы ни одна птица не садится на этих колоннах, а травы тамошней не ест ни домашнее, ни дикое животное.
4 [Достопримечательности Ѳив]. Древняя ѳивская стена во всей окружности имела семь ворот, которые, впрочем, сохранились и до сих пор. Названия их, как я узнал, были: одни от Илектры, сестры Кадма; Притиды от Приты, одного из ѳивян, — но время и род его я не мог разыскать; Ниисты названы будто бы от того, что в этих воротах Амфион открыл струну, которую называют «нита». Затем я слышал, что ворота Ниисты названы по имени Ниида, сына Зифа, брата Амфионова. (5) Далее ворота Кринеи; Ипсисты названы но следующему преданию — около ворот Ипсист есть храм Зевса Ипсиста. Следующие затем ворота называют Огигии, последний — Омолоиды, как видно, название новейшее; а Огигии — древнейшее.
(6) Название Омолоиды произошло будто бы вот от чего. Когда ѳивяне побеждены были аргивянами в битве при Глисанте, то многие вместе с Лаодамантом, сыном Етеокла, ушли в Иллирию, но некоторые побоялись идти к иллирийцам и направились в Фессалию, где поселились на горе Омоле, самой плодородной и хорошо орошаемой местности, (7) а когда Ѳерсандр, сын Полиника, призвал их обратно на родину, то те ворота, через которые произошло их вступление, по имени горы Омолы, назвали «Омолоиды».
Если идти в Ѳивы из Платей, то нужно входить чрез ворота Илектры. Здесь, по преданию, молния убила Капанея, сына Иппона, когда он делал отчаянное нападение на стену.
9. Война, которую вели аргивяне против ѳивян, по моему мнению, самая замечательная из всех эллинских междоусобных войн в героические времена, потому что, напр,, война елевсинцев с аѳинянами, или ѳивян с минийцами, требовала небольших переходов, и одна битва решала дело, и затем тотчас приступали к переговорам и соглашению. (2) Но аргивское войско пришло в средину Виотии из самой средины Пелопоннеса, и Адраст имел соратников не только из Аркадии, но и из Мессинии. Точно также, и к ѳивянам пришли наемники из Фокеи и из минийской страны, именно, флегии. В происшедшей при Исмении битве ѳивяне побеждены были и бежали в крепость, и так как пелопоннесцы не умели осаждать крепостей, (3) то приступы их были более храбрые, чем умелые, и ѳивяне сталкивали их со стены, убивали, а после и совсем перебили, напавши на смешавшихся, так что погибло все войско, кроме одного Адраста. Но и для ѳивян это дело стоило больших потерь; потому–то и называют победу, соединенную с гибелью победителей, «Кадмейской победой».
(4) Немного лет спустя, на Ѳивы пошли вместе с Ѳерсандром «епигоны», как их называют эллины. Известно, что и за ними следовало не только аргивское войско, но также коринѳяне и мегаряне, приглашенные к союзу. Ѳивянам тоже помогали соседи, так что битва при Глисанте с обеих сторон, была, ожесточенная. (5) Из ѳивян одни тотчас, как потерпели поражение, бежали вместе с Лаодамантом, другие сдались после осады. Об этой войне есть целая поэма «Ѳиваида». Каллин, упоминая об этом стихотворении, называет автором ее Гомера; это подтверждают и другие лучшие писатели. Я тоже ставлю эту поэму на первом месте после Илиады и Одиссеи. — Этих упоминаний о войне, которую аргивяне и ѳивяне вели из–за сыновей Эдипа, кажется, достаточно.
10. Не далеко от этих ворот находится полиандрия — общая могила всех тех, кому пришлось умереть в битве против Александра и македонян. Недалеко отсюда показывают местность, где, по преданию, если только это правда, Кадм посеял зубы дракона, убитого им при источнике, и из зубов выросли люди.
(2) Направо от ворот холм, посвященный Аполлону. Холм и бог называются Исминием, оттого что там мимо протекает речка Исминий. При входе в храм стоять мраморные Ерм и Аѳина, называемые пронаи (предхрамные). Статуя Ерма, говорят, творение Фидия, Аѳины — Скопы. Затем идет самый храм. Статуя бога по величине равна той, что в Вранхидах; по виду тоже не отличается. Кто из этих статуй видел одну и знает художника, для того не трудно, увидя другую, узнать такое же произведение Канаха. Различие состоит только в том, что вранхидская статуя из меди, а Исминий из кедрового дерева.
(3) Там есть камень, на который будто бы садилась Манто, дочь Тиресия. Он лежит перед самым входом, и до сих пор носит название «седалище Манто». Вправо от храма каменные статуи Иниохи и Пирры, будто бы, дочерей Креонта, который управлял Ѳивами, будучи опекуном Лаодаманта, сына Етеоклова.
(4) А вот что при мне еще делалось в Ѳивах. Жрецом в храм Аполлона Исминия избирают отрока из знатного дома, красивого, без всяких телесных недостатков; избирают на год, и он называется дафнофор (лавроносец), потому что должен носить венок из лавровых листьев. Не могу сказать, все ли дафнофоры должны жертвовать богу медный треножник, или кто может; думаю, не все, так как я видел немного треножников: видно, жертвуют только те, кто побогаче. Самый замечательный треножник по своей древности и по славе жертвователя — дар Амфитриона в честь бывшего дафнофора Иракла.
(5) За Исминием есть источник, но преданию, посвященный Арею, который поставил дракона быть стражем источника. У этого источника находится могила Ксанфа, — Ксанф, говорят, был, сын Океана, брат Мелии, похищенной Аполлоном. Когда отец послал его отыскать похищенную сестру, он нашел ее у Аполлона, но не мог отнять силой и осмелился поджечь святилище Аполлона — так называемый «Исминий», и бог, по словам ѳивян, застрелил его там, где и теперь его могила. (6) Аполлон будто бы имел от Мелии двух сыновей: Тинера и Исминия; первому дал дар прорицания, а от Исминия получила название речка, которая, впрочем, не была безименна, и до появления у Аполлона сына Исминия называлась Ладон.
11. Налево от ворот, которые называются Илектры, развалины дома, где, по преданию, жил Амфитрион, когда изгнан был из Тиринѳа за убийство Илектриона. Между развалинами и теперь еще можно видеть чертог Алкмины. Этот чертог, будто бы, построили Амфитриону Трофоний и Агамид, и там, будто бы, была такая надпись:
«Амфитрион, желая ввести сюда супругу свою Алкмину, приготовил сей чертог, а строил анхасиец Трофоний и Агамид».
(2) Такова была надпись, по словам ѳивян. Показывают также могилу сыновей Иракла от Мегары, но о смерти рассказывают совсем не так, как говорится в поэмах Стисихора, из Имеры, и Паниасия. Ѳивяне говорят еще: Иракл в своем бешенстве наверное убил бы и Амфитриона, если бы ему не был нанесен удар камнем, отчего он заснул; а бросила в него камень Аѳина. Этот камень называют «Софронистир».
(3) Там есть рельефы женщин, но изображения довольно неясны. Ѳивяне этих женщин называют «фармакиды», и говорят, что они посланы были Герой, чтобы помешать родам Алкмины; и действительно мешали, но дочь Тиресия, Историда, придумала хитрость: из того места, откуда могли слышать фармакиды, она закричала, как будто Алкмина уже родила. Те поверили и ушли, а Алкмина родила.
(4) там есть ираклион и две статуи Иракла: одна из белого камня, называемая Промах, произведение ѳивян: Ксенокрита и Еввия; другую, древнюю, деревянную ѳивяне приписывают Дедалу; и мне кажется, что это верно.
Последнюю, говорят, посвятил сам Дедал в благодарность за следующее благодеяние. Когда он бежал из Крита, построив себе и своему сыну Икару небольшие лодки, и приделав к пим паруса, — что тогда впервые было изобретено, — то сам Дедал, как умевший пользоваться двигательной силой ветра, опередил весельные корабли Миноса, и спасся; но Икар управлял недостаточно хитро: у него лодка опрокинулась, и он утонул и волны вынесли его на безыменный тогда остров возле Самоса, где в это время находился Иракл. Он узнал труп и похоронил его там, где и доныне еще есть небольшая насыпь на возвышенности, вдающейся в Эгейское море. От этого Икара получил название остров и окружающее море.
(6) На карнизах храма Пракситель представил ѳивянам большую часть так называемых двенадцати подвигов Иракла; недостает только охоты за стимфальскими птицами и очищения Илийской страны, а вместо этого представлена борьба с Антеем. Фрасивул, сын Лика, и аѳиняне, вместе с ним свергнувшие власть тридцати тираннов, — нападение последовало из Ѳив, — посвятили в сей ираклион Аѳину и Иракла — колоссальные рельефные изображения из пентелийского мрамора, произведения Алкамена. (7) К ираклиону примыкают гимнасия и стадион, и носят названия того же Иракла.
За камнем «Софрониотиром» есть жертвенник Аполлона, с именем Сподия (Пепельного), сделанный из пепла жертвенных животных. Там происходит гадание по звуку голоса (клидоны). Это гадание, как мне известно, особенно в употреблении в Смирне, где за городом, около городской стены, есть даже храм клидонов.
12. В древности Аполлону Сподию ѳивяне жертвовали быков, но однажды, когда наступил праздник и нужно было приступить к жертве, посланные за быком не явились; поэтому в жертву принесли вола из первой попавшейся колесницы: с тех пор принято жертвовать рабочих волов. Рассказывают еще такое предание: когда, Кадм возвращался из Делф и шел по фокейской дороге, проводником его была корова, а корова эта была куплена у пастухов Пелагонта, и на обоих боках имела белый знак, похожий на круг полной луны, (2) а по указанию бога, Кадм и его дружина должны были поселиться там, где корова устанет и ляжет, — и ѳивяне показывают и это место. Там есть под открытым небом жертвенник и статуя Аѳины. По преданию, статую воздвигнул Кадм. Если кто предполагает, что Кадм прибыл в ѳивскую страну из Египта, а не из Финикии, то такому предположению противоречив имя этой Аѳины: ее называют финикийским словом Огга, а но египетским Саис.
(3) По словам ѳивян, там, где в наше время в ѳивском акрополе находится площадь, в древности стоял дом Кадма, и между тамошними развалинами показывают чертог Армонии и чертог, приписываемый Семеле. Последний заперт и по настоящее время и остается недоступным для входа. Для тех эллинов, которые верят, что на свадьбе Армонии пели музы, на городской площади указывают место, где будто бы пели богини. (4) Есть еще предание, будто вместе с молнией, ударившей в чертог Семелы, с неба упал кусок дерева, а Полидор оправил это дерево медью и назвал Дионисом Кадмейским. Там же статуя Диониса; вся она сделана Онасимидом из целого куска меди; Кадма изваяли сыновья Праксителя.
(5) Есть там статуя Пронома, увлекавшего всех игрой на флейте. Прежде флейтисты употребляли флейты трех родов: на одних играли дорические мотивы, иначе устроены были флейты для фригийской гармонии, а лидийские звуки игрались на других флейтах. Проном был первый, придумавший флейту, удобную для всякой гармонии, и первый играл различные мелодии на одной и той же флейте. (6) Говорят также, что и выражением лица, и движениями тела он доставлял большое удовольствие зрителям. Он же составил для халкидцев, что при Еврипе, торжественный гимн на шествие в Дилос. Таким образом, его статуя стоит здесь вместе со статуей Епаминонда, сына Полимнидова.
13. [Епаминонд]. Епаминонд происходил от предков знатного рода, но, по богатству, отец его стоял ниже обыкновенного ѳивянина. Несмотря на то, Епаминонд в детстве весьма тщательно усвоил все ѳивское образование, и, когда подрос, учился у Лисия, родом из Тарента, следовавшего учению самосского философа Пиѳагора. Во время войны лакедемонян с мантинейцами, рассказывают, Епаминонд вместе с другими был отправлен из Ѳив на помощь лакедемонянам, и в битве с крайней опасностью собственной жизни спас покрытого ранами Пелопида. (2) Впоследствии был послан в Спарту, когда лакедемоняне пригласили эллинов для принятия известного Анталкидова мира. Здесь, на предложение Агесилая, чтобы виотийские города давали клятву в соблюдении договора каждый город отдельно, сам за себя, Епаминонд отвечал: «Это будет тогда, когда мы увидим, что и ваши периики клянутся каждый город сам за себя».
(3) Когда началась война между лакедемонянами и ѳивянами, и лакедемоняне шли на Ѳивы с собственными силами и с союзниками, Епаминонд с частью войска стал за Кифисидским озером, ожидая, что пелопоннесцы вступят с этой стороны; но лакедемонянский царь Клеомврот направился на Амврос в Фокиде. Там, убив Херея, который был поставлен для охранения теснин, и других ѳивян, бывших с Хереем, Клеомврот прошел теснины и вступил в Виотию, в Левктры.
(4) Здесь Клеомврот и все лакедемонское войско получили такое предзнаменование. Лакедемонские цари брали с собой во время походов стадо мелкого скота, особенно овец, как для жертвоприношений, так и для предзнаменований перед битвою. Впереди такого стада на пути всегда шли козы, которых пастухи называют приовечниками [катиадами]. И вот тогда в стадо ворвались волки и, не причинив никакого вреда овцам, разорвали приовечников. (5) Говорят также, что здесь на лакедемонян пала месть дочерей Скедаса. Скедас жил некогда в окрестностях Левктр, и имел двух дочерей: Молпию и Инно. Они уже были в зрелом возрасте, когда лакедемоняне Фрурархид и Парѳений совершили над ними зверское насилие, и девушки, считая невыносимым для себя этот позор, повесились; а Скедас, — он ходил в Лакедемон, но никакого удовлетворения не получил, — по возвращении в Левктры заколол себя мечем.
(6) Тогда Епаминонд принес поминальные жертвы Скедасу и его дочерям и дал обет бороться с врагами столько же за отомщение этой обиды, сколько и за спасение ѳивян. Мнения виотархов не только были не одинаковы, но совершенно расходились. Епаминонд, Малгид и Ксенократ предлагали немедленно сразиться, но Дамоклид, Дамофил и Симангел говорили, что сперва нужно вывести женщин и детей в Аттику, потому что придется приготовиться к осаде. Таковы были мнения шести полководцев. (7) Но когда к мнению Епаминонда и его единомышленников присоединился седьмой виотарх, охранявший киферонское ущелье и теперь возвратившийся в стан ѳивский, — имя его было Вакхилид, — тогда и все согласились немедленно решить дело боем. (8) Некоторые виотийцы возбуждали сильное подозрение Епаминонда, особенно ѳеспийцы. Боясь, чтобы в решительную минуту они не изменили, Епаминонд предоставил желающим уйти из стана домой, и таким образом удалились все до одного ѳеспийцы и другие виотийцы, которые питали вражду к ѳивянам.
(9) Когда началась битва, союзники лакедемонян, раньше уже недовольные ими, очень ясно выказали свою ненависть тем, что нс желали оставаться на месте и отступали во всех местах, где на них наступали ѳивяне; но лакедемонян и ѳивян уравнивало; первых — приобретенная опытность и стыд уронить славу Спарты, ѳивян неминуемая гибель их отечества, жен и детой. (10) Когда же были убиты лакедемонские полководцы и с ними царь Клеомврот, лакедемоняне увидали необходимость, при всей крайности, не отступать, так как у лакедемонян считается величайшим позором оставить тело царя в руках врагов. (11) Оттого–то ѳивяне и одержали самую блестящую победу, какая только когда либо доставалась эллинам над эллинами.
На другой день лакедемоняне желали похоронить своих убитых и отправили глашатая к ѳивянам; по Епаминонд, зная, что лакедемоняне всегда скрывают свои потери отвечал, что сперва дозволит убрать убитых их союзников, и тогда уже пусть лакедемоняне хоронят своих. (2) Так как ив союзников одни вовсе не имели убитых, у других потеря была самая ничтожная, то лакедемоняне не только хоронили своих, но и обнаружили, что все лежавшие были спартиаты. Из ѳивян и остававшихся с ними виотян убито было 147 человек, а одних лакедемонян больше.
14. Тотчас после битвы, Епаминонд позволил остальным пелопоннесцам разойтись по городам, но лакедемонян держал в Левктрах, и только когда узнал, что городские спартиаты идут поголовно на помощь своим в Левктры, позволил им уйти на известных условиях. «Лучше будет, сказал он, если мы перенесем войну из Виотии в Лакедемон».
(2) Тогда ѳеспийцы, принимая в соображение древнюю вражду к ним ѳивян и настоящую удачу, признали за лучшее совсем оставить город и удалиться в Керисс, а Керисс — укрепленное место в ѳеспийской области, куда они и раньше уже спасались во время нашествия фессалийцев. (3) Тогда фессалийцы, нс видя никакой надежды взять Керисс силою, ходили к Делфийскому богу и получили такой ответ:
«О Левктрах тенистых я думаю и Алисийской земле;
В мыслях у меня и несчастные дочери Скедаса.
Туда приближается битва, которая будет стоит много слез.
Её никто из смертных не предвидит, пока славный цвет юношества
Дорян не погибнет, когда наступит роковой день.
Тогда только Керисс будет взят, а более никогда».
(4) Теперь Епаминонд овладел Кериссом, изгнал скрывшихся там ѳеспийцев и затем поспешил в Пелопоннес, куда настоятельно его звали аркадяне; в Пелопоннесе ому охотно предложили союз и аргивяне. Здесь Епаминонд опять соединил в старом городе жителей Мантинеи, которые расселены были Агисиполидом отдельными поселками; затем предложил аркадянам уничтожить маленькие и слабые их городки, и помог создать один общий город, который и теперь называется Мегалополь.
(5) Между тем срок виотархии Епаминонда истек, а если кто продолжил власть, подлежал смертной казни, но Епаминонд нарушил этот закон, как неприменимый к современным обстоятельствам: остался виотархом, и пошел с войском на Спарту; и так как Агисилай не вышел на битву, то Епаминонд отправился восстановлять Мессину. И так, основатель нынешней Мессины был Епаминонд, о чем я уже изложил в описании Мессинии.
В это время ѳивские союзники рассеялись по лаконской стране и грабили, и это побудило Епаминонда отвести ѳивян назад в Виотию. Когда он с войском находился у Лехея и нужно было пройти узкую, трудную часть дороги, на ѳивян напал Ификрат, сын Тимофеев, с аѳинскими пелтастами и другими войсками. (6) Епаминонд прогнал напавших и пошел на Аѳины. Но Ификрат удерживал аѳинян от битвы; поэтому и Епаминонд отступил и возвратился в Ѳивы.
Рассказывают, что в Ѳивах некоторые хотели присудить его к смертной казни за самовольное продление власти виотарха, но избранные для этого судьи отказались даже судить Епаминонда.
15. После этого, фессалийский владетель Александр вероломно и насильно заключил в оковы посетившего его Пелопида. Так как Пелопид раньше считался личным другом Александра, а Александр считался другом всего ѳивского народа, то за это оскорбление ѳивяне тотчас объявили поход против Александра, и предводителем назначили Клеомена, которому, как тогдашнему виотарху, подчинили войско, так что Епаминонду пришлось стать в ряды простых воинов. (2) Когда войско было уже за Фермопилами, там в неудобной местности из засады напал Александр. В этом безвыходном положении все войско избрало предводителем Епаминонда: виотархи сами уступили ему власть. Александр не осмелился входить в бой и отпустил Пелопида.
(3) Во время отсутствия Епаминонда, ѳивяне изгнали орхоменян. Епаминонд считал это изгнание великим несчастьем для ѳивян, и говорил, что если бы был тогда в Ѳивах, ѳивяне такого насилия никогда, не допустили бы. (4) Когда его опять избрали виотархом и он опять отправился с войском в Пелопоннес, то в битве при Лехее победил лакедемонян и вместе с ними ахейских пеллинцев и тех аѳинян, которых привел Хаврий. В Ѳивах был обычай всех военнопленных отпускать за выкуп, а виотийских беглецов наказывать смертью; но Епаминонд, взявши сикионский городок Ѳивию, где было множество виотийских беглецов, отпустил всех пленных, указав жить одним в одном, другим в другом городе, как кому пришлось.
(5) Явившись с войском под Мантинею, он и там победил, но сам пал от руки аѳинянина. В Аѳинах, на картине конной битвы, убивающим Епаминонда представлен Грилл, сын того Ксенофонта, который участвовал в походе Кира против Артаксеркса и привел эллинов назад к морю.
(6) На статуе Епаминонда есть надпись, в которой между прочим говорится, что Епаминонд был основатель Мессины и что эллинам чрез него досталась свобода. Вот эта надпись:
По замыслам нашим Спарта утратила славу,
Священная Мессина по времени получила своих чад,
Ѳивы чрез оружие прославились великим городом,
И вся Эллада получила свободу и свои законы.
Такие совершил Епаминонд славные подвиги.
16. [Достопримечательности]. Недалеко от статуи Епаминонда, храм Аммона; статуя бога пожертвована Пиндаром, сделана Каламидом. Пиндар послал гимн и в Ливию аммонийцам для Аммона. Этот гимн и в моё еще время находился на треугольной колонне около жертвенника, воздвигнутого Аммону Птолемеем, сыном Лага. За храмом Аммона так называемая «ионоскопия (птицегадалище) Тиресия», а недалеко оттуда храм Тихи. (2) Там Тиха несет юного Плутоса. По словам ѳивян, руки и лицо статуи делал аѳинянин Ксенофонт, остальное ѳивянин Каллистоник. Очень умно придумано положить Плутоса (богатство) на руки Тихи [счастью], как матери, или кормилице; также умно представил и Кифисодот, изобразивший в Аѳинах Богатство на руках Мира (Ирины).
(3) У ѳивян есть такие древние статуи Афродиты, что их считают принесенными еще Армонией, и говорят, будто они сделаны из деревянных украшений, бывших на передней части кораблей Кадма. Этих статуй три: одну называют Уранией, другую Пандимос, третью Апострофия. Эти названия Афродиты дала Армония: (4) Урании от чистой любви, чуждой похоти, Пандимос от чувственных деяний, Апострофии — чтобы отклоняла человеческий род от незаконных желаний и преступных дел. Армонии было известно много преступлений этого рода, совершенных у варваров и у эллинов и описанных после в поэмах, напр. о матери Адониса, о Федре, дочери Миноса, о фракийце Тирее и т. п. (5) Храм Димитры Фесмофоры, по преданию, некогда был жилищем Кадма и его потомков. Статуя Димитры видна только по грудь. Там же сложены и медные щиты, принадлежавшие лакедемонским предводителям, павшим при Левктрах. (6) Около так называемых Притидских ворот находится театр, а у самого театра храм Диониса, по прозванию, Лисия [освободителя], оттого что, когда однажды фракийцы вели в Алиартию взятых в плен ѳивян, бог Дионис освободил их и дал им возможность умертвить спавших фракийцев. Другая статуя по словам ѳивян, Семелы. Этот храм открывается один раз в год в определенные дни. (7) Затем там есть развалины дома Лика и могильный памятник Семелы; а могилы Алкмины нет, так как, но их словам, Алкмина после смерти превратилась в камень, — но этому сказанию противоречит мегарское сказание. Вообще предания эллинов противоречат одно другому. Там же могильные памятники детям Амфиона — отдельно сыновьям и отдельно дочерям.
17. Недалеко оттуда храм Артемиды Евклии. Статуя богини — произведение Скопы. Внутри храма, говорят, похоронены дочери Антипина: Андроклея и Алкида. Рассказывают, что когда должна была произойти битва между ѳивянами, под предводительством Иракла, и орхоменянами, пришло прорицание, что ѳивяне победят, если кто из знаменитейшего рода решится наложит на себя руки. Антипин, который больше всех славился предками, не желал умереть за народ, и на это решились его дочери: убили себя; за это их почтили.
(2) Перед храмом Артемиды Евклии стоит лев, сделанный из мрамора. По преданию, его поставил Иракл после победы над орхоменянами и царем их Ергином Клименовым. Близко стоят: Аполлон Вондромий и так называемый Ерм Агорей, тоже дары Пиндара. Место костра детей Амфиона почти в полустадии от их могил, зола от их костра есть еще и теперь. (3) Подле дома Амфитриона две мраморные статуи, которые приписывают Аѳине, по прозванию, Зостирии (опоясывающей), потому что он, будто бы, здесь надел вооружение, готовясь к битве с еввийцами и Халкодонтом. А надеть латы древние называли «опоясаться»; Гомер, говоря, что Агамемнон поясом походил на Арея, хочет указать на сходство их вооружения.
(4) У Зифа и Амфиона общий могильный памятник — небольшая земляная насыпь. Из этой насыпи жители Тиѳореи в Фокиде всегда стараются украсть земли, когда солнце проходит чрез созвездие быка, потому что, если они тогда положат этой земли на могилу Антиопы, то на тиѳорейской земле будет урожай, а на ѳивской не будет. (5) Потому тогда и ѳивяне стерегут эту могилу. Это верование основано на предсказаниях Вакида, между которыми есть и такое:
«Когда тиѳореец на гроб Амфиону и Зифу
Совершит возлияние с медом для умилостивления,
В ту пору как бык согревается силою солнца,
Тогда береги город от неотразимой грядущей беды:
Исчезнут в нем полевые плоды,
Если возьмут земли и положат на могилу Фока·.
(6) Вакид сказал «мигилу Фока» на таком основании: жена Лика из всех богов наибольше почитала Вакха; поэтому, когда ее постигла известная судьба, как говорит предание, Дионис разгневался на Антиопу, — крайности в наказаниях всегда ненавистны богам: Антиопа сошла с ума, и в этом сумасшествии бродила по всей Элладе, пока ее встретил Фок, сын Орнитиона, внук, Сисифа. Этот Фок излечил ее и женился. Поэтому Антиопе и Фоку сделана общая могила.
(7) Камни на могиле Амфиона, положенные внизу и совершенно необтесанные, говорят, будто бы те самые, которые шли на звуки струп Амфиона. В этом же роде рассказывают об Орфее, которого игра на кифаре, будто бы, привлекала диких зверей.
18. [Окрестности]. Чрез Притидские ворота дорога ведет в Халкиду. Здесь, на большой дороге, показывают могилу Меланиппа, очень умного ѳивского военачальника. Во время аргивского похода этот Меланипп, говорят, убил Тидея и Микистея, одного из братьев Адраста: но и сам был убит Амфиараем.
(2) Здесь же лежат три необтесанные камня. Ѳивские археологи утверждают, что там лежит Тидей, похороненный Меоном, и в доказательство приводят стих в Илиаде:
«Тидей, которого в Ѳивах скрывает насыпь земли».
(3) Рядом находятся могилы сыновей Эдипа. Я вполне верю тому, у что над ними делается, хотя сам не видел. Именно, ѳивяне рассказывают, что когда в честь так называемых героев совершаются поминальные обряды, и с ними и сыновьям Эдипа, то здесь и пламя и дым расходятся на две стороны. (4) Я готов верить этому, потому что сам видел нечто подобное. В Мисии, что за Каиком, есть городок Пионии, основателем которого называют Пионида, одного из потомков Иракла. Когда начинают совершать ему поминальную жертву, то дым сам собой выходит из могилы. Это я видел собственными глазами. Ѳивяне показывают и могилу Тиресия, в 15 стадиях от могилы сыновей Эдипа, но допускают, что Тиресий умер в Алиарте, и что у них пустая могила.
(5) В Ѳивах есть могила и Гектора, сына Приама, у так называемого источника «Эдиподии». Кости его, говорят, перенесены были из Илиона по следующему изречению:
«Ѳивяне, населяющие город Кадма,
Если хотите жить в отечестве в богатстве и счастии,
Перенесите кости Приамида Гектора в свою землю
Из Азии, и по воле Зевса чтите его, как героя».
(6) Название источника «Эдиподия» произошло оттого, что, будто бы, Эдип в нем омыл кровь после отцеубийства. У этого источника могила Асфодика, того самого, который, по словам ѳивян, убил в битве с аргивянами Парѳенопея, сына Талаева; но в поэме «Ѳиваида» виновником смерти Парѳенопея назван Периклимен.
19. На этой большой дороге селение Тевмисс, где будто бы Зевс укрывал Европу. Другое здешнее сказание касается известной тевмисской лисицы, будто через гнев Диониса это животное выросло для истребления ѳивян, и в то время как эту лисицу хотела схватить собака, которую Артемида подарила Прокриде, дочери Ерехѳея, лисица и собака превратились в камень. В Тевмиссе есть также храм Аѳины Телхинии, но статуи нет. Судя по названию, храм Аѳины Телхинии основан телхинами, которые некогда жили на о-ве Кипре и часть которых прибыла оттуда в Виотию.
(2) Если пройти от Тевмисса 7 стадий, на левой стороне будут развалины Глисанта, а перед самым Глисантом, направо, небольшой курган, заросший диким кустарником и плодовыми деревьями. Там похоронены участники похода на Ѳивы, предпринятого Эгиалом, сыном Адраста, знатнейшие аргивяне, в том числе и Промах, сын Парѳенопея; а самому Эгиалу поставлен могильный памятник в Пагах, как я уже сказал в описании Мегары. (3) Место на большой дороге из Ѳив в Глисант, обложенное простыми камнями, ѳивяне называют «Змеиная голова». Там говорят, была какая–то змея: когда приходил Тиресий, она высунула из норы голову, а Тиресий отсек ей голову мечом. Потому это место и получило такое название.
За Глисантом возвышается гора, которая называется Ипат. На ней есть храм и статуя Зевса Ипата. Горная речка там называется Фермодонт.
Если отсюда вернуться назад в Тевмисс и идти по дороге в Халкиду, будет могила Халкодонта, который убит был Амфитрионом в битве ѳивян с еввиянами. Далее будут развалины городов Армата (Колесница) и Микалисса (Мычание). (4) Первому, по словам танагрийцев, дано название оттого, что там исчез Амфиарай с колесницей, — а не там, где указывают ѳивяне, — а Микалисс назван так, — что и все признают, — оттого что там замычала корова, которая вола Кадма и его дружину в Ѳивы. Каким образом Микалисс обезлюдел, известно из моего рассказа об аѳинянах.
В приморской стороне Микалисса есть храм микалисской Димитры, который, будто бы, каждую ночь Иракл запирает и отпирает. (5) Этот Иракл из так называемых идейских дактилов. Там показывают и такое чудо: пред ногами статуи кладут летние плоды, и эти плоды целый год остаются свежими.
Там, где Еврип отделяет Еввию от Виотии, на правой руке, храм микалисской Димитры, а немного дальше Авлида. (6) Говорят, Авлида получила название от Авлиды, дочери Огига. Там есть храм Артемиды и две статуи из белого мрамора: одна несет факелы, другая представляет стреляющую. Говорят, когда эллиньг, по изречению Калхаса, хотели на жертвеннике заколоть Ифигению, то богиня, вместо Ифигении, поставила пред жертвенником лань. (7) В храме хранится часть пня от того платана, о котором Гомер упоминает в Илиаде. Как известно, в Авлиде долго эллинам не дул попутный ветер, и когда внезапно подул, то каждый принес в жертву богине, какое у кого было животное — самка или самец. С того времени и до сих пор остается обычай, чтоб Авлиде приносят всякие жертвы. Показывают и источник, у которого рос этот платан, а на ближайшем холме медный порог шатра Агамемнона. Перед храмом растут финики, которые дают плоды, хотя и не такие вкусные, как в Палестине, но гораздо мягче ионийских. (8) Народа в Авлиде немного, и все горшечники. В этой стороне и кругом Микалисса и Арматы живут танагрейцы.
20. [Танагра]. Приморскую часть Танагры составляет так называемый Дилий. Там стоят статуи Артемиды и Лито. Основателем своим танагрийцы называют Пимандра, сына Херисилея, внука Иасия, правнука Елевфира, а Елевфира считают сыном Аполлона и Эфусы, дочери Посидона. Этот Пимандр имел женой дочь Эола Танагру, — в поэме Коринны говорится, что она дочь Асона. (2) Так как она дожила до глубокой старости, то окружающие жители не только переменили ее имя и стали называть ее Грея (Старуха), но и самый город стали называть «Грея», и это название так долго сохранялось, что и Гомер в перечислении кораблей говорит:
«Ѳеспию, Грею затем и широкий Микалисс».
В последующее время, древнее имя опять вошло в употребление.
(3) В Танагре есть могильный памятник Ориона, гора Кирикий, где родился Ерм, и местность полос, где будто бы сидел Атлант и исследовал небесные и подземные предметы. Так и Гомер говорит об Атланте:
«Дочь Атланта зломыслящего, который моря
Всякого глубину знает и сам держит столбы
Высокие, которые держат и небо и землю».
(4) В храме Диониса достойна внимания статуя из паросского камня, произведение Каламида. Еще больше возбуждает удивление тритон. Священное предание об этом тритоне говорит, что танагрские женщины, перед совершением оргий Диониса, пошли к морю для совершения очищения. Когда они купались, на них напал тритон, и они взмолились Дионису, чтобы явился на помощь. (5) Бог услышал и в единоборстве победил тритона. Другое предание, не столько священное, но более достоверное, говорит, что когда жители гнали скот к морю, из засады нападал тритон и похищал; бросался даже и на малые суда, пока танагрийцы не поставили ему чашу вина; и он будто бы тотчас нашел ее по запаху и, напившись, заснул на. берегу, и тогда один танагриец ударом топора отрубил ему голову. Поэтому у тритона нет головы, а так как его нашли пьяным, то и говорят, что он убит Дионисом.
21, [Удивительные животные]. Я видел еще другого тритона, в Риме, между римскими достопримечательностями, который однако по величине уступает танагрскому. Тритоны имеют такой вид: на голове волосы цвета болотной лягушки, и притом такие, что одного волоса нельзя отделить от другого; все тело покрыто тонкой чешуей, как у рыбы рина. Под ушами жабры, нос как у человека, рот шире, а зубы как у диких зверей; глаза, кажется, голубые; есть и руки и пальцы с ногтями, в роде раковин; от груди и живота идет хвост, вместо ног, как у дельфинов. (2) Я видел и эфиопских быков, которых верно называют носорогами (ринокерос), потому что на конце носа у каждого есть рог и над ним другой, небольшой, а рогов на голове совсем нет. Видел я и пеонских быков, покрытых густой шерстью, особенно около груди и подбородка. И индийских верблюдов видел, по цвету шерсти похожих на барсов.
(3) Есть животное, которое называется алки, по виду не то олень, не то верблюд, и живет в келтской земле. Из всех животных, известных человеку, одного алки нельзя выследить или подстеречь. Только разве когда бывает охота на других зверей, тогда только божество ведет и его в руки. Оно, говорят, чует человека на очень далеком расстоянии и скрывается в оврагах и самых глубоких пещерах. Поэтому охотники, окружив равнину не меньше, чем в 1000 стадий, или гору, стараются таким образом не разорвать круга; затем, более и более суживая пространство, охватывают все, что внутри круга, а вместе с тем и алки. Но если там не оказалось, то другого способа поймать нет никакой возможности.
(4) Тот зверь, о котором упоминает Ктесий в рассказах об индийцах, — по индийски он называется мартиора, а по эллински андрофаг (людоед), — по моему мнению, тигр. По словам Ктесия, у него в каждой челюсти три ряда зубов, а на конце хвоста несколько жал; этими жалами он, будто бы, и вблизи защищается, и бросает их от себя, как стрелок стрелу. Но этому сказанию я совсем не верю, и мне кажется, индийцы сами это выдумали от излишнего страха пред этим зверем. (5) И на счет цвета они ошибаются, считая его красным, потому что, если смотреть на тигра при закате солнца, то от быстроты бега или от постоянных движений, он действительно кажется красным и одноцветным, тем более, что тигр не показывается близко.
Вообще я думаю, если бы кто пошел к крайним пределам Ливии или Индии или Аравии, чтобы посмотреть на тех животных, что в Элладе, тот не нашел бы их совсем, или же они представились бы ему совершенно иначе. (6) Различие воздуха и почвы делает различие в наружности не только человека, но и всего остального; напр., ливийские ужи имеют такой же цвет кожи, как и египетские, но эфиопский климат производит таких же черных ужей, как и людей. Поэтому, к необычайному нужно относиться ни слишком легковерно, ни с особенным недоверием. Так и я, хотя не видел крылатых змей, однако верю, что они существуют, потому что один фригиец привез в Ионию скорпиона, у которого были крылья совершенно такие же, как у саранчи.
22. В Танагре, возле святилища Диониса, есть три храма: один Фемиды, другой Афродиты, третий Аполлона; там же есть Артемида и Лито.
Что касается храмов Ерма, из коих один с именем Криофора (агнценосного), другой Промаха (предборца), то о первом говорят, будто Ерм отвратил от них моровую язву обнесением вокруг стены барана, почему и Каламид изобразил Ерма с бараном на плечах; да и теперь еще, в праздник Ерма, юноша, признанный самым красивым, идет кругом городской стены с ягненком на плечах. (2) Об Ерме Промахе говорят, что, во время нападения на Танагрею еввийских еретрийцев, он вывел на битву всех юношей, и сам, в виде юноши, вооруженный скребницей, больше всего содействовал отражению еввийцев. В храме Промаха находятся куски дикого портулака (андрахны) — будто бы Ерм выкормлен был этим растением.
Недалеко отсюда театр, и перед ним колоннада. Танагрийцы, мне кажется, лучше всех эллинов понимают отношение к богам: отдельно у них дома, отдельно храмы, и храмы находятся на чистом воздухе, вдали от людей.
(3) Могильный памятник Коринны, танагрской женщины, которая одна в Танагре писала стихи, стоит на видном месте города, а в гимнасии есть картина, на которой Коринна надевает повязку на голову после стихотворной победы в Ѳивах над Пиндаром. Мне кажется, она победила благодаря своему наречию, так как пела не на дорическом наречии, как Пиндар, а на эолийском, понятном для всех эолян, и кроме того была одной из красивейших женщин своего времени, если верить картине.
(4) В Танагре есть две породы петухов: боевые и так называемые дрозды [коссифы]. Величиной эти коссифы с лидийских кур, цвет их как у вороны; борода и гребень, совершенно как цвет анемоны; на конце клюва и хвоста небольшие белые пятна. Таков их вид.
(5) В той части Виотии, что влево от Еврипа, есть так называемая гора Мессапия, и у подошвы её, при море, виотийский город Аѳиндон. Одни утверждают, что этот город получил название от нимфы Аифидоны, другие, что там царствовал некто Аѳиндон, сын Посидона и Алкионы, дочери Атланта. Почти в средине города Аѳиндона храм кавиров и кругом храма роща. Невдалеке храм Димитры и её дочери со статуями из белого мрамора; (6) а перед той частью города, которая обращена к материку, храм и статуя Диониса. Там могилы сыновей Ифимедии и Алоея. Смерть их последовала от Аполлона совершенно так, как рассказывают Гомер и Пиндар, который прибавляет еще, что кончина их постигла в Наксосе, лежащем за Паросом.
Таковы памятники в самом Аѳиндоне, а около моря находится так называемый Прыжок Главка. (7) Главк сначала был рыболовом, а как съел какой–то травы, сделался морским божеством, и все верят, что он и теперь еще предсказывает будущее, особенно моряки ежегодно рассказывают о случаях предсказания Главка. Это предание, заимствованное Пиндаром и Эсхилом у анфидоняв, послужило первому поводом для небольших стихотворений о Главке, второму для драматической поэмы.
23. [Достопримечательности Ѳив]. В Ѳивах, около Притидских ворот, находится так называемая, «гимнасия Иолая» и стадион, — земляная насыпь в том роде, как в Олимпии и Епидавре. Там же можно видеть и героон Иолая; но ѳивяне согласны с тем, что Иолай умер в Сардинии вместе с аѳинянами и ѳеспийцами, которые с ним отправились.
(2) Если перейти стадион, на правой стороне будет ристалище, и там могильный памятник Пиндара. О Пиндаре рассказывают следующее.
Еще в юности, шел он, в летнюю пору, в Ѳеспии, и так как был полдень и солнце сильно жгло, он очень устал, лег на холм около дороги и заснул. В это время прилетели пчелы и облепили ему уста сотами. Таково было начало его творчества. (3) Когда он уже прославился по всей Элладе, Пиѳия еще более возвысила его имя, объявив делфийцам, чтобы из всех начатков, приносимых в жертву Аполлону, уделять равную часть Пиндару. В старости он видел такой сон: пред ним предстала Персефона и сказала, что она одна из всех богов еще не воспета Пиндаром, но что Пиндар и для неё составит оду, когда явится к ней. (4) Действительно, он скоро после этого умер, не прожив 10 дней после сна. В Ѳивах была старая родственница Пиндара, очень сведущая в песнопениях. Ей во сне явился Пиндар и пропел гимн Персефоне, а она проснувшись тотчас записала все, что во сне слышала из оды. В этом стихотворении, между прочими эпитетами Аида, встречается слово «златоуздый»; — очевидно, намек на похищение Коры.
(5) Отсюда ведет дорога в Акрефний, большей частью по низменности. Акрефний, говорят, некогда составлял часть Ѳиваиды, и сюда, как я узнал, спаслись ѳивяне, когда Александр разрушил Ѳивы. Все, кто не мог спастись в Аттику от изнеможения или от старости, поселились здесь. Этот городок лежит на горе Птое. Там заслуживает внимания храм и статуя Диониса.
(6) Если пройти от города вправо стадий 15, будет храм Аполлона Птоя. Птой этот, от которого досталось прозвание Аполлону и название горе, был сын Афаманта и Ѳемисты, как говорит Асий в своей поэме. До похода Александра македонского и разрушения Ѳив, здесь было достоверное прорицалище. Раз, говорят, один человек из Европа, по имени Мис, отправленный Мардонием, спросил на своем карийском языке, и бог отвечал ему, не но эллински, а по карийски.
(7) На другой стороне горы Птои, приморский виотийский город Ларимна. По преданию, имя ему дано от Ларимны, дочери Кина; о прочих её предках будет сказано при описании Локриды. В древности Ларимна принадлежала к Опунту, но когда Ѳивы достигли высокой степени могущества, Ларимна добровольно перешла, к виотийскому союзу. Там есть храм Диониса и стоячая статуя его. Ларимна стоит при заливе, который уже у самых берегов очень глубок; на горах за городом можно охотиться за дикими свиньями.
24. [Окрестности]. Если из Акрефния идти по прямой дороге к Кифисидскому озеру, — оно же Копаидское, — будет так называемое Афамантийское поле, где, будто бы, жил Афамант. В Кифисидское озеро впадает река Кифис, вытекающая около Лилеи в Фокиде. Если переехать на ту сторону озера, будут Копы. Этот городок при самом озере; о нем упоминает и Гомер в перечислении кораблей. (2) Там есть храмы Димитры, Диониса и Сераписа. Виотийцы рассказывают, что некогда при этом озере были и другие города, как–то: Аѳины, Елевсин, но когда–то зимой были потоплены нахлынувшими волнами из озера. Рыбы в Кифисидском озере ничем не отличаются от других озерных рыб, но там есть большие и очень вкусные угри.
(3) Влево от Коп, на расстоянии около 12 стадий, Олмоны, а в 7 стадиях от Олмон Иитт, и теперь и в древности простые поселки. Мне кажется, что они вместе с афамантской равниной составляют часть Орхомении; поэтому предания, которые я слышал об Иитте аргивянине и Олме, сыне Сисифове, приведу в описании Орхомении. Замечательного в Олмонах решительно ничего не видел, а в Иитте есть храм Иракла, где страждущие находят излечение. Статуя его не имеет ничего художественного и сделана из грубого камня по старому способу.
(4) В 20 стадиях от Иитта лежит городок Киртоны, Древнее название его, говорят, было Киртона. Построен он на высокой горе, где есть храм и роща Аполлона, Статуи прямые, Аполлон и Артемида. Там есть холодный ключ, бьющий из скалы, а у этого ключа есть храм нимф и небольшая роща, вся из плодовых деревьев.
(5) Если из Киртон переправиться через гору, будет городок Корсея, под которым есть роща из диких деревьев, большей частью из каменных дубов. В тени рощи находится небольшая статуя Ерма, от которой до Корсеи будет около полустадии. Если спуститься вниз, будет речка, впадающая в море, называемая Платаний. На правом берегу её живут крайние виотийцы в городке Алах, при том море, которое отделяет локридский материк от острова Еввии.
25. В Ѳивах, у самых Ниитидских ворот, есть могильный памятник Меникея Креонтова, который, по изречению из Дельф, сам себя лишил жизни, когда из Аргоса прибыл Полиник с союзной силой. На могиле его выросло гранатовое дерево, и если у зрелого плода снять кожицу, то внутри находится нечто похожее на кровь. Это дерево и теперь еще растет. Ѳивяне утверждают, что у них у первых вырос виноград, но не могут представить этому ни одного доказательства.
(2) По преданию, не далеко от могилы Меникея, пали в единоборстве сыновья Эдипа. Памятником их борьбы служит столб и на нем каменный щит. Еще показывают там замечательное место где, будто бы, Гера, обманутая Зевсом, кормила своей грудью младенца Иракла. Вся эта местность называется Сирма (тяжесть) Антигоны, — очевидно, в связи с тем преданием, что здесь Антигона пробовала нести тело Полиника, но нашла непосильным и потому стала тащить, пока наконец дотащила до догоравшего костра Етеокла и положила на огонь.
(3) Если переправиться через речку Дирку, — название дано от Дирки, жены Дика, которая, говорят, оскорбила Аптиопу, за что и получила смерть от сыновей Антиопы, — и так, если переправиться через речку Дирку, будут развалины дома Пиндара и храм Матери Диндимины. Статуя богини — дар Пиндара, произведение ѳивян Аристодима и Сократа. Храм этот открывается раз в год, в определенный день. Мне случилось быть там как раз в этот день, и я видел статую, которая, как и самый трон, сделана из пентелийского мрамора.
(4) На дороге от Ниитидских ворот, храм Фемиды и статуя богини из белого мрамора. Рядом храм Судеб и храм Зевса Агорея. Зевс мраморный, а в храме Судеб нет статуй. Немного дальше, под открытым небом, Иракл, по прозванию Риноколуст (носорез), потому что, по рассказу ѳивян, он в посмеяние отрезал носы тем послам, которые пришли из Орхомена с требованием дани.
(5) Если пройти оттуда 25 стадий, будет роща Димитры Кавирии и Коры, куда входить можно только лицам, посвященным в таинства, а в 7 стадиях от этой рощи храм кавиров. Кто такие кавиры, и что делают для них и для Матери, да простят мне любознательные читатели, если я пройду молчанием.
(6) Но ничто не запрещает сообщить, какое, по словам ѳивян, было начало этих таинств. На этом месте, говорят, был город, и жители его назывались кавирами. К одному из этих кавиров, именно к Промифею и его сыну Этнею, некогда пришла Димитра и вручила что–то на хранение, а что именно — считаю себя не в праве сказать. (7) Во всяком случае, этот дар Димитры кавирам был её таинства. Во время похода епигонов, когда Ѳивы были взяты, аргивяне изгнали кавиров, и таинства некоторое время не происходили. В последствии, Пеларга, доч Петнея, и муж ее Исѳмиад восстановили таинства по древнему обычаю, но перенесли их в так называемый Алексиар. (8) Но так как Пеларга праздновала их вне древних границ, то Тилонд и другие, оставшиеся потомки из племени кавиров, перешли опять в Кавирию. Что касается Пеларги, то, по изречению додонского прорицалища, между прочими почестями ей приносят в жертву животное с плодом в утробе.
Но гнев кавиров на человека не отразим, как это сказалось во многих случаях. (9) Напр., ѳивским обрядам дерзнули подражать несколько частных лиц в Навпакте, и вскоре их постигло наказание. Точно также, если кто из войска, оставленного Ксерксом в Виотии под начальством Мардония, входил в храм кавиров в ожидании больших сокровищ, или скорее, как я думаю, ради осмеяния обрядов, все таковые сходили с ума и погибали: бросались в море или с башен. (10) Когда Александр, после счастливой битвы, предал огню Ѳивы и всю Ѳиваиду, несколько македонян, считая себя в праве распоряжаться неприятельской страной, вошли в храм кавиров, но тотчас поражены были небесной молнией и громовыми ударами. На столько эта святыня недоступна с древних времен.
26. Направо от Кавирии равнина, носящая имя предсказателя Тинера, которого считают сыном Аполлона и Мелии, и там большой храм Иракла, по прозванию Ипподета (коневяза), потому что до этого места будто бы доходило орхоменское войско, а ночью Иракл привязал орхоменских лошадей к колесницам.
(2) Дальше идет гора, откуда, по преданию, нападала Сфинкс и задавала загадку на гибель тех, кто попадался. Другие говорят, что Сфинкс, разъезжая с морскими людьми для разбоев, прибыла в Аѳиндонский залив и, заняв эту гору, грабила до тех пор, пока Эдип не положил этому конца; прибыв с многочисленным войском из Коринѳа.
(3) Говорят также, что Сфинкс была побочная дочь Лаия, и что Лаий, из привязанности, открыл ей известное изречение, полученное Кадмом в Делфах, которое знали только ѳивские цари. (4) Потому, как только кто являлся к Сфинксу, домогаясь власти, — а у Лаия были сыновья и от других жен, но делфийское изречение имело в виду только Епикасту и сыновей от неё, — Сфинкс употребляла эту хитрость против своих братьев, так что, если это были сыновья Лаия, им должно было быть известно изречение, полученное Кадмом, а кто не мог отвечать, того она наказывала смертью за то, что ложно заявляли притязание на род и на власть. Эдип пришел к ней потому, что это изречение ему сообщено было во сне.
(5) В 15 стадиях от этой горы лежат развалины города Онхиста, где, по преданию, жил сын Посидона, Онхист. В мое время там стоял храм и статуя Посидона Онхистия и роща, которую воспел и Гомер.

[Ѳеспии]

(6) Если от Кавирии свернуть налево и пройти 50 стадий, у подошвы горы Еликона город Ѳеспии. Говорят, была дочь Асопа Ѳеспия, и от неё город получил название. Другие говорят, что городу дал имя Ѳеспий из Аѳин, сын Ерехѳея.
(7) В Ѳеспиях есть медная статуя Зевса Саота. Некогда, говорят, город терпел от дракона, и бог приказал давать ежегодно этому зверю юношу, на которого падет жребий; но имен погибших таким образом ѳеспийцы не помнят. Когда же жребий пал на Клеострата, любимца Менестрата, последний придумал хитрость: (8) сделал медный чешуйчатый панцирь с крючками, загнувши их вверх. Надев этот панцирь, он спокойно отдал себя дракону, и хотя сам должен был погибнуть, но вместе с ним погиб и зверь. Зато Зевсу дано было прозвание Саота (спасителя). Кроме того там есть статуи: Диониса, Тихи и в другом месте Игиеи. Аѳину Ергану и Плутона возле неё изваял… .
27. Из богов ѳеспийцы издревле более всего чтут Ерота, и у них есть очень древнее изображение этого бога- — простой необтесанный камень. Кто ввел в Ѳеспиях обычай наиболее почитать Ерота, неизвестно. Также высоко, как ѳеспийцы, почитают Ерота и парийские геллеспонтийцы, которые, по происхождению, поселенцы из Ионии и Ериѳр, а ныне подвластны римлянам.
(2) Обыкновенно, люди считают Ерота самым младшим богом, сыном Афродиты, но ликиец Олин, писавший древнейшие эллинские гимны, в гимне к Илифий говорит, что мать Ерота была Илифия. После Олина Памфос и Орфей писали эпические стихотворения, и у обоих есть гимны к Ероту для ликомидов, чтобы петь во время совершения таинств. Я читал эти гимны, когда имел беседу с одним факелоносцем, но более об этом не буду распространяться. Исиод, или тот кто под его именем написал Ѳеогонию, говорит, что сперва был Хаос, а затем произошли Гея, Тартар и Ерот. (3) Лесвиянка Сапфо написала об Ероте много противоречивого.
Впоследствии, Лисипп изваял для ѳеспийцев медного Ерота, а раньше Лисиппа Пракситель из пентелийского мрамора. Что касается Фрины и её хитрости против Праксителя, то об этом я уже говорил в другом месте. В первый раз статуя Ерота взята была римским императором Каем; Клавдий возвратил ее ѳеспийцам, но Нерон опять увез, и она пропала в Риме во время пожара. (4) Из этих двух безбожников, посягнувших на бога Ерота, первый, т. е. Кай, стал давать постоянно одному воину один и тот же гадкий лозунг с явной насмешкой и довел этого воина до такой ярости, что когда Кай дал ему еще раз этот лозунг, воин убил его. А за Нероном известны дикие поступки его с матерью и с женами, показывающие всякое отсутствие в нем чувства любви. Нынешнего Ерота в Ѳеспиях изваял аѳинянин Минодор, подражая творению Праксителя.
(5) Еще там есть изображения Афродиты Праксителя и Фрины; оба из мрамора. В другом месте есть храм Афродиты и Мелениды, театр и сборная площадь, достойные внимания. Там поставлен медный Исиод, Недалеко от площади есть Ника из меди и небольшой храм муз, с маленькими мраморными статуями. (6) В Ѳеспиях есть храм Иракла, где жрицей служит девица до самой смерти. Причина тому, будто бы, такая. Когда Иракл одну ночь пробыл со всеми 50 дочерьми Фестия, кроме одной, а эта одна отказалась, то Иракл в наказание решил, чтобы она на всю жизнь оставалась девицей и жрицей в его храме. (7) По другому преданию, Иракл, пребывавший с дочерьми Фестия, от всех их имел сыновей, а младшая и старшая родили даже близнецов. Первый рассказ для меня невероятен: Иракл не мог так рассердиться на дочь друга. Затем, хотя Иракл, живя среди людей, и наказывал разных преступников, особенно безбожников, однако не мог сам себе воздвигнуть храм и поставить жрицу, как бог. Наконец, я полагаю, что и храм этот слишком древний для Иракла Амфитрионова. (8) По моему мнению, он принадлежат Ираклу из идейских дактилов, храмы которого я встречал и в Ериѳрах ионийских и в Тире. Виотийцам тоже не было неизвестно имя этого Иракла, так как они же рассказывают, что идейскому Ираклу поручена святыня Димитры микалисийской.

[Гора Еликон]

28. Из всех гор в Элладе Еликон одна из самых добропочвенных: она вся покрыта плодовыми деревьями, и кусты здешнего портулака (андрахна) составляют лучший корм для коз. Жители Еликона утверждают, что все травы и все коренья на этой горе совершенно безопасны для человека и что, благодаря еликонской пище, там даже змеи делаются менее ядовитыми, так что укушенные здесь легко избегают смерти, если только обратятся к кому–либо из ливийского племени псиллов или вообще примут противоядие.
(2) Яд диких змей одинаково гибелен для людей, как и для животных, но на силу яда весьма большое влияние имеет пища. От одного финикиянина я слышал, что в гористой части Финикии коренья делают змей особенно свирепыми, и он сам видел, что один человек, спасаясь от нападения гадины, бежал на дерево: гадина, не успевшая догнать человека, брызнула на него ядом и этот человек не выжил. (3) Это я слышал, а о тех змеях, которые живут в аравийской стране под бальзамовыми деревьями, знаю, между прочим, следующее. Бальзамовое дерево величиной с миртовый куст. Листья его похожи на листья травы сампсуха (майорана). Под каждым таким деревом лежит больше или меньше змей, так как сок этого дерева составляет любимую их пищу; и вообще они любят лежать в тени листьев бальзама. (4) Когда наступит пора собирать бальзамовый сок, каждый араб песет с собой две деревянные палки, стучит ими и таким образом прогоняет змей, но их не убивают, потому что считают священными и как бы под покровительством бальзамов. Если кому случится быть укушенным такой змеей, то рана бывает, как от железа, но опасности от яда никакой, так как змеи питаются самым душистым миром, а от этого яд растворяется и делается гораздо слабее. Так там бывает.
29. [Музы]. По преданию, первые принесли на Еликоне жертвы музам, и назвали эту гору святилищем муз, Ефиалт и От, которые построили и город Аскру, как говорит об этом Игисин в своей поэме «Атѳида»:
Посидон, потрясающий землю, с Аскрой почил;
Она ему родила сына, в течении лет,
Иокла, который с сынами Алоея основал
Аскру, лежащую у подошвы богатого источниками Еликона.
(2) Сам я этой поэмы Игисина не видал, потому что уже до моего рождения её не существовало, но на эти стихи ссылается коринѳянин Каллипп в своей истории орхоменян; оттуда и я заимствовал. В мое время от Аскры ничего не осталось, кроме одной башни.
Сыновья Алоея думали, что муз числом три, и дали им имена: Мелета, Мнима и Аида (Прилежание, Память и Песня). (3) Впоследствии, говорят, македонянин Пиер, от которого носит название и македонская гора, явившись в Ѳеспии, установил число муз девять и дал им нынешние имена, потому ли, что находил это более целесообразным или по какому–либо изречению прорицалища, или же по наставлению кого–либо из фракийцев, так как фракийское племя с давних пор считалось даровитее македонского, и потому превосходило его и в делах религии. (4) Но другие говорят, что у самого Пиера было 9 дочерей, и что она носили те же имена, как и музы, а те, кого эллины называют сыновьями муз, будто бы, сыновья дочерей Пиера. Опять же Мимнерм, написавший элегию на битву смирнейцев с Гигом и лидийцами, говорит во вступлении, что старшие музы были дочери Урана, а другие, младшие — дочери Зевса.
(5) На Еликоне, налево от дороги, ведущей в рощу муз, есть источник «Аганиппа». Аганиппа, по преданию, дочь Термисса, а Термисс — речка, течет около Еликона. Если по прямой дороге идти в рощу, там есть на камне рельефное изображение Евѳимы. (6) Евѳима эта, по преданию, была кормилицей муз. Это её изображение, а затем в маленькой скале, высеченной на подобие пещеры, есть изображение Лина, которому ежегодно, перед жертвоприношением музам, совершают всенощное празднество. По преданию, этот Лин был сын Урании и Амфимара, сына Посидонова, и превзошел славой своей музыки всех предшественников и современников. Убил его, будто бы, Аполлон за то, что он равнялся с ним в пении. (7) Песни о смерти его распространились даже в варварской стране, напр., у египтян есть песня Лина, и песню эту египтяне на своем языке называют манерос, а из эллинских поэтов Гомер, напр., зная, что у эллинов есть песня о страданиях Лина, говорит, что Ифест изобразил на щите Ахилла, между прочим, юного кифариста, который поет Лина:
Между ними мальчик на звонкой лире
Звучно играл и чудно пел Лина.
(8) Памфос, составивший древнейшие аѳинские гимны, когда печаль о Лине была еще весьма велика, назвал его Итолином (скорбным Лином), а лесвиянва Сапфо, узнав из стихотворения Памфоса имя Итолина, воспела Адониса и вместе с ним Итолина. Ѳивяне утверждают, что Лин похоронен был у них, но что после поражения эллинов при Херонее, Филипп, сын Аминты, по какому–то сновидению, перенес кости Лина в Македонию, а затем, по другому сновидению, велел перенести их обратно в Ѳивы, но что могильный памятник и какие были приметы, все это с течением времени исчезло. Ѳивяне рассказывают еще, будто после этого Лина был другой Лин, сын Исминия, и Иракл, будучи мальчиком, убил его, когда у него учился музыке. Но ни первый Лин, сын Амфимара, ни живший после него не составляли поэм, а если и составляли, то произведения их не перешли в потомство.
30. Первая группа на Еликоне — все музы, творение Кифисодота. Немного дальше опять музы: три того же Кифисодота, еще три Стронгилиона, который отлично изображал быков и лошадей, и еще три Олимпиосѳена. Там же из меди Аполлон и Ерм, борющиеся за лиру, и Дионис. Первые — произведете Лисиппа, а стоячую статую Диониса, замечательнейшее произведение Мирона после Ерехѳея в Аѳинах, поставил Сулла, но не на свой счет, а отнял у минийских орхоменян. Это значит, по эллинской пословице, «курить богу чужим дымом».
(2) Из поэтов, и вообще отличавшихся в музыке, на Еликопе имеют статуи: Ѳамирис — слепой хватается за сломанную лиру; мифимнянин Арион на дельфине: и аргивский флейтист Сакада, ваятель которого не понял начала оды к нему Пиндара и представил флейтиста едва ли не короче флейты. (3) Сидит там и Исиод с кифарой на коленях, чего Исиод никогда не имел, потому что из его собственных стихотворений видно, что он пел с лавровым жезлом. Я очень тщательно исследовал время Исиода и Гомера: однако мне неприятно писать об этом, так как знаю придирчивость некоторых лиц, особенно тех, которые в мое время занимаются эпической поэзией.
(4) Далее группа: перед фракийцем Орфеем стоит Телета (Таинство), а кругом Орфея каменные и медные животные, внимающие его пению. Относительно Орфея, эллины верят многим нелепостям, напр.,что Орфей был сын музы Каллиопы, а не дочери Пиера, и что под влиянием его музыки за ним шли даже животные, привлекаемые звуками; что будто бы он живым сходил в ад просить у подземных богов своей жены и т. п. Мне кажется, что Орфей прелестью речи превзошел своих предшественников и приобрел большое значение тем, что в него верили, как в изъяснителя тайн богов, очищавшего от преступных дел, лечившего от болезней и отвращавшего божеские угрозы. (5) Рассказывают, что фракийские женщины составили заговор против его жизни, потому что он в своих скитаниях увлекал за собой их мужей, и только из страха перед мужьями не исполняли замысла, но однажды они слишком напились вина и исполнили свой замысел, и с тех пор фракийцы усвоили обычай вступать в битву пьяными. Некоторые впрочем утверждают, что бог положил конец жизни Орфея, поразив его молнией, будто бы за то учение, которое он сообщал в своих мистериях слушателям. (6) Но есть и другой рассказ: будто он, после смерти жены своей Евридики, ходил из за неё в Аорн, что в Ѳеспротиде, где в древности было прорицалище с вызыванием умерших, и здесь, полагая, что за ним следует душа Евридики, оглянулся, но горько обманулся и от скорби сам себя лишил жизни. (7) Фракийцы утверждают, что соловьи, которых гнезда находятся около могилы Орфея, поют гораздо приятнее и громче. Македоняне, живущие под горою Пиерой и в городе Дие, говорят, что Орфей был там убить женщинами. Действительно, если идти из Дия по дороге на гору и пройти 20 стадий, будет направо столб и на столбе мраморная урна, и эта урна, по словам местных жителей, содержит кости Орфея.
(8) Речка Еликон протекает расстояние в 75 стадий, затем исчезает под землею и, оставаясь там ровно 22 стадии, опять появляется, получив имя не Еликона, а Вафиры, и впадает в море судоходной рекой. Жители Дия рассказывают, что речка Еликон первоначально протекала на всем этом протяжении, но когда женщины, убившие Орфея, хотели в ней омыть кровь, то речка скрылась под землею, чтобы не давать своих вод для очищения этого убийства.
(9) В Лариссе я слышал другой рассказ такого рода. На склоне Олимпа, обращенном к Македонии, был город Ливифра, и недалеко от этого города могила Орфея. Однажды к женщинам Ливифры пришло изречение от Диониса из Фракии, что когда солнце увидит кости Орфея, город Ливифра погибает от свиньи [Сис]. На это изречение они не обратили особенного внимания, так как полагали, что вообще нет такого большего и сильного зверя, который мог бы взять город, а свинья скорее дерзкое, чем сильное животное. Однако, по изволению бога, случилось вот что. (10) Один пастух в полдень лег на могилу Орфея, и когда заснул, начал петь во сне стихи Орфея и пел так громко и приятно, что бывшие по близости пастухи и землепашцы оставили занятия и собрались слушать; но так как они толкались и спорили, чтобы поближе стать к пастуху, то опрокинули могильный столб, от чего урна упала и разбилась, и солнце увидело кости Орфея.
(11) Затем в следующую ночь бог послал сильный дождь, и в то же время свинья (Сис), один из горных потоков Олимпа, опрокинула не только городские стены, но и храмы и дома жителей; водою залиты были и люди и животные — все погибло. Когда Ливифру постигла такая печальная участь, македоняне из Дия, по словам моего ларисского друга, перенесли кости Орфея к себе.
(12) Кто занимался поэзией, тот знает, каковы гимны Орфея: все они очень коротки, да их притом немного.
Ликомиды их знают и поют при совершении таинств. По красоте стихов, гимны Орфея занимают первое место после гимнов Гомера, а по благоговейному характеру гораздо выше.
31. На Еликоне есть статуя Арсинои, бывшей женою брата своего Птоломоя. Ее здесь несет медный страус, птица, как известно из нелетающих, потому что, хотя у страуса и есть крылья, как у других птиц, но, вследствие тяжести и величины, крылья не могут его поднять.
(2) Там же группа: лань, питающая молоком маленького Тилефа, сына Ираклова, а около Тилефа бык. Тут же замечательная статуя Приапа. Этому богу воздают почести повсюду, где пасутся козы и овцы, или где есть ульи пчел, а в Лампсаке его чтут даже более других богов, и считают сыном Диониса и Афродиты.
(3) На Еликоне много разных треножников, в том числе и самый древний, который, говорят, Исиод получил в еврипской Халкиде за победу в пении.
Кругом рощи муз живут разные люди, а ѳеспийцы, в честь Ерота, устраивают там праздник, называемый «Музой», и назначают награды не только за музыку, но и атлетам. Поднявшись от рощи стадий 20 на гору, будет так называемый «источник коня», открытый будто бы конем Веллерофонта, который ударил здесь копытом о землю.
(4) Виотийцы, живущие около Еликона, усвоили такое мнение, будто Исиод ничего не написал кроме «Дел», и даже от этой поэмы отнимают обращение к музам, и говорят, что поэма начинается с того места, где говорится о вражде, и показали мне даже оловянную доску, она лежит там, где источник, и сильно попорчена от времени, — на которой написаны были «Дела». (5) Но другие говорят совсем иначе, будто Исиод оставил очень много стихотворений, именно: «к женщинам», так называемые «Великие Иэи», «Ѳеогонию», «к предсказателю Меламподу», «как Фисей ходил в ад вместе с Пирифоем», «Наставления Хирона при воспитании Ахилесса», и все, что относится к «Делам и Дням». Они же говорят, что в Акарнании Исиод учился искусству прорицания. Действительно, есть поэма подобного содержания, которую я сам читал, и там есть толкование чудес. (6) О смерти Исиода тоже говорят различно. Что Ктимен и Антиф, сыновья Ганиктора, бежали из Навпакта в Моликрию вследствие убийства Исиода и там были наказаны за оскорбление святыни Посидона, с этим все согласны, но что касается опозоренной их сестры, то одни говорят, что это было сделано кем–то другим, и Исиода напрасно подозревают, другие, напротив, утверждают, что это вина Исиода. Так расходятся сказания об Исиоде и его стихотворениях.
(7) На крайней вершине Еликона есть небольшой поток Лам, а с ѳеспийской стороны есть местность Донакон, и там «источник Наркисса», в воду которого будто бы смотрелся Наркисс и, не понимая, что видит собственную тень, незаметно влюбился в самого себя, и от любви умер у этого источника. Конечно, это совершенная нелепость: если кто достиг такого возраста, что испытывает любовь, то не может быть, чтобы он не различал человека от человеческой тени; (8) но есть другое предание, хотя и менее известное: будто у Наркисса был близнец, его сестра, и они совершенно были похожи друг на друга, лицом и цветом волос, одевались в одинаковое платье и вместе ходили на охоту. Наркисс влюбился в сестру, и когда она умерла, он стал ходить к источнику, и хотя знал, что видит собственную тень, находил утешение в любви, так как при виде своей тени воображал, что видит изображение сестры. (9) А растение наркисс, я думаю, земля и раньше производила, если можно верить стихотворениям Памфоса. Этот поэт, живший гораздо раньше ѳеспийского Наркисса, говорит, что дочь Димитры была похищена, когда, играя, собирала цветы, но была обманута не фиалками, а наркиссами.

[Виотийские города]

32. У жителей ѳеспийской пристани Кревсиды общественного ничего нет; у одного частного человека была статуя Диониса, сделанная из гипса и украшенная живописью. Переезд из Пелопоннеса в Кревсиду извилист и вообще неудобен по причине выдающихся скал, так что нельзя ехать прямо; кроме того с гор дуют сильные ветры. (2) Если из Кревсиды ехать не в открытое море, а вдоль Виотии, на правой стороне будет город Фисва, Сначала у моря будет гора, а когда перейти через гору, будет долина и затем другая гора, у подошвы которой и лежит город Фисва. Там есть храм Иракла и стоячая статуя бога из мрамора; там же совершают и праздник Ираклу. (3) Из собирающейся в долине между горами воды легко могло бы сделаться озеро, но жители по средине долины устроили крепкую плотину, и таким образом каждый год на одной стороне задерживают воду, а на другой занимаются земледелием. Фисва, говорят, была местная нимфа, и от неё город носит имя. (4) Если отсюда проехать дальше, будет при море небольшой городок Тифа, Там также есть храм Иракла и ежегодный праздник. Здесь виотийцы, гордясь своим земляком Тифом, который удостоился быть кормчим на корабле «Арго», с древних пор стараются отличиться в морском деле. Перед городом показывают место, где, по преданию, стоял «Арго» на возвратном пути из Колхиды.
(5) [Алгарт]. На дороге из Ѳеспий внутрь материка лежит Алиарт. Кто был основателем Алиарта или Коронеи, об этом, я считаю лучше изложить в истории Орхомена. Во время нашествия Ксеркса, жители Алиарта сочувствовали эллинам; поэтому часть войска Ксеркса прошла и чрез их страну и город, все сожигая на пути. В Алиарте есть могила лакедемонянина Лисандра. Когда он осаждал Алиарт, в котором заперлось войско из Ѳив и Аѳин, враги сделали вылазку, и он был убит. (6) Лисандра за одно можно очень хвалить, за другое горько упрекать. Предводительствуя пелопонесским флотом, он выказал удивительную находчивость: выждав удаления Алкивиада от аѳинских кораблей, он возбудил в Антиохе, помощнике Алкивиада, надежду на легкую победу над лакедемонянами, и когда тот увлекся честолюбием и дал себя заманить под Колофон, Лисандр уничтожил его. (7) Когда затем Лисандр вторично прибыл из Спарты с триремами, то сумел так повлиять на Кира, что, на все его требования денег на корабли, Кир доставлял всегда вовремя и сколько нужно было. Затем, когда 100 аѳинских кораблей стояли при Эгоспотамах, Лисандр овладел и этими кораблями, выждав, когда моряки разбрелись за водой и за покупками. Следующим поступком он доказал свою справедливость. (8) Панкратиаст Автолик, которого статую я сам видел в аѳинском пританее, заспорил за что–то с спартанцем Етеоником. Етеоник был не прав, и все таки стоял на своем, — тогда в Аѳинах была власть тридцати, и сам Лисандр находился в Аѳинах, и затем стал бить Автолика, и так как Автолик защищался, то Етеоник повел его к Лисандру, в полной уверенности, что Лисандр решит дело в его пользу; но Лисандр не только обвинил Етеоника, но еще выбранил и прогнал.
(9) Все это доставляет Лисандру славу, но вот его позорные поступки. Аѳинского полководца Филокла, начальствовавшего при Эгоспотамах, и с ним около 4,000 других аѳинских пленников Лисандр велел казнить и тела их оставить без погребения, чего не сделали аѳиняне даже с мидянами, павшими при Мараѳоне, не сделал даже царь Ксеркс с павшими при Фермопилах лакедемонянами. Еще больший позор Лисандр навлек на лакедемонян тем, что ввел в городах правление декадархов и лаконских наместников 167). (10) Кроме того, у лакедемонян не было обычая приобретать деньги, вследствие известного изречения, что одно корыстолюбие может принести гибель Спарте, но именно Лисандр развил в них алчность к деньгам. Так что я совершенно согласен с персами и, судя по их законам, тоже могу сказать, что Лисандр принес лакедемонянам больше вреда, чем пользы.
33. И так, в Алиарте есть могила Лисандра и героон Кекропса, сына Пандионова. Гора Тилфусия и источник Тилфуса отстоит от Алиарта ровно на 50 стадий. Есть предание, что аргивяне, взяв Ѳивы вместе с сыновьями Полиника, повезли в Делфы в дар богу между прочим и Тиресия, но на дороге он будто бы почувствовал жажду и, напившись из источника Тилфусы, испустил дух; (2) и могила его находится у этого источника. Аполлону, будто бы, аргивяне дали дочь Тиресия Манто, но Манто получила приказание от бога ехать на корабле в нынешнюю Ионию, в Колофон, и там вышла замуж за критянина Ракия. Другие рассказы о Тиресии, т. е., сколько лет он прожил, как из женщины превратился в мужчину и рассказ Гомера в Одиссее, будто Тиресий в аду был единственный, не потерявший понимания, все это каждый слышал. (3) В Алиарте, на поле, есть святилище богинь, которых называют Праксидиками (Карающими). Там клянутся, и такую клятву считают очень важною. Это святилище находится около горы Тилфусии. В самом Алиарте есть храмы, но в них нет ни статуй, ни крыш, и я не мог узнать даже, кому они построены. (4) В Алиарте есть река, Лофис. Рассказывают, когда в древности эта земля была совершенно сухая и не имела никакой влаги, один из её правителей отправился в Дельфы и спросил бога, как достать воду. Пиѳия на это отвечала: «возвращаясь в Алиарт, убить того, кто раньше встретится», и когда в нему на встречу вышел сын его Лофис, то он, не задумываясь, пронзил юношу мечом, и там, где юноша метался при последнем издыхании, и где потекла его кровь, там выступила вода. Поэтому и называется река Лофис.
(5) Алалкомены, небольшая деревушка, лежит у самой подошвы не очень высокой горы. Одни говорят, что это название произошло от первого жителя Алалкомена, который будто бы выкормил Аѳину; другие утверждают, что от Алалкомены одной из дочерей Огига. Подальше от деревни на ровном месте стоит храм Аѳины, с древней статуей из слоновой кости. (6) Жестокость Суллы, чуждая римским нравам, постигшая сперва Аѳины, а затем и Ѳивы и Орхомен, постигла и Алалкомены. Отсюда тоже была похищена статуя Аѳины. Но за такое свирепое обращение с эллинскими городами, боги наказали его самой отвратительной болезнью. Он стал цвести вшами и живой был изъеден ими. Такой был конец величия Суллы! А лишившись богини, храм, конечно, был заброшен. (7) В мое время еще другое обстоятельство способствовало разрушению храма: по стенам разросся плющ, такой большой и такой сильный, что выдвинул камни из связок и совершенно отделил один от другого. Там течет и небольшая горная речка: называют ее Тритон, питому что, будто бы, Аѳина вскормлена была именно около этого Тритона, а не около ливийского, который из Тритонского озера впадает в Ливийское море.
34·. Прежде чем прибыть из Алалкомен в Коронею, приходят к храму Аѳины Итонии. Именуется она так от Итона Амфиктионова; и сюда собираются виотийцы на общее совещание. В храме есть сделанные из меди статуи Аѳины Итонии и Зевса, произведения Агоракрита, ученика и любимца Фидия. В мое время там еще были статуи Харит. (2) Здесь между прочим рассказывают следующее. Однажды жрица богини, Иодама, ночью вошла в святилище, и перед ней явилась сама богиня Аѳина, но на хитоне богини была голова Горгоны Медузы, и Иодама, как только взглянула, превратилась в камень. Вследствие этого теперь каждый день одна женщина кладет на жертвенник Иодамы огонь, и трижды произносит на виотийском наречии: «Иодама жива и просит огня».
(3) В Коронее замечательны на площади два жертвенника: Ерма Епимилия и Ветров. Немного дальше храм Геры с древней статуей, работы ѳивянина Пифодора. На руке у неё сирены. Эти дочери Ахелоя, по внушению Геры, будто бы, вступили в состязание в музами в пении; музы, будто бы, победили, ощипали у сирен перья и из них сделали себе венки.
(4) В 40 ст. от Коронеи гора Ливифрия, и на ней статуи муз и нимф, по прозванию, ливифрийских. Два источника там в скале: один называют Ливифрия, другой Петра, очень похожие на женские сосцы, и из них струится вода, похожая на молоко.
(5) До горы Лафистия и святилища лафистийского Зевса из Коронеи ровно 20 стадий. Статуя его из камня. Здесь, говорят, Афамант хотел принести в жертву Фрикса и Геллу, и Зевс послал этим детям барана с золотым руном, и на этом баране они убежали. Повыше стоит Иракл, по прозванию, Харопс. Там, но словам виотийцев, вышел Иракл с адской собакой. Если с Лафистия спускаться по направлению к храму Аѳины Итонии, то там течет речка Фалар, впадающая в Кифисидское озеро.
[Орхомен]
(6) [История города]. По другую сторону горы Лафистия лежит Орхомен, один из замечательнейших эллинских городов, некогда достигший высшего благосостояния, и имевший такой же почти конец, как и Микины или Дилос.
Из своей древности орхоменяне вот что помнят. Первый человек, по их словам, здесь поселился Андрей, сын реки Пинея, и от него эта страна наименована была Андриидой. (7) Когда явился Афамант, Андрей уступил ому страну вокруг Лафистия, нынешнюю Коронею и Алиартию. Афамант, полагая, что ему придется остаться без мужских потомков, — смерть Леарху и Меликерту он причинил сам, Левкону пришлось умереть от болезни, а о Фриксе он не знал, что он жив и имеет потомство, — усыновил Алиарта и Корона, сыновей Ѳерсандра, сына Сисифова, а Сисиф был брат Афаманта. (8) Когда же впоследствии возвратился из Колхиды — одни говорят, сам Фрикс, другие — сын Фрикса, Пресвон, родившийся от дочери Эита, — сыновья Ѳерсандра признали, что царство Афаманта должно принадлежать Афаманту и его потомству, а сами приняли предложенную им Афамантом часть земли и основали Алиарт и Коронею. (9) Но еще раньше этого Андрей получил от Афаманта в жены Евиппу, дочь Левкона, и имел от неё сына Етеокла, — который впрочем, по словам горожан, был сын реки Кифиса, так что у некоторых поэтов он называется даже Етеоклом Кифисиевым, или Кифисиадом. (10) Когда этот Етеокл воцарился, то оставил имя стране от Андрея, но разделил на две филы: Кифисиаду, и другую, названную по его имени, а когда к нему явился Алм, сын Сисифов, то Етоокл дал ому на жительство небольшую часть страны, которая и названа была, по имени его, Алма, а с течением времени вошло в обычай называть этот поселок Олмоны.
35. [Хариты]. По словам виотийцев, этот Етеокл первый принес жертву харитам, и первый установил число их три, но какие дал им имена, этого виотийцы не помнят. Но лакедемоняне утверждают, что харит две, и что их установил Лакедемон, сын Таигеты, и дал имена «Клита» и «Фаенна» — (2) названия очень подходящие, также как и аѳинские, потому что аѳиняне с древних времен почитают харит Авксо и Игимону, а аѳинская Карпо есть имя не хариты, а одной из ор. Пандросо, другую ору, почитаемую вместе с Пандросо, аѳиняне называют богиней Фалло. (3) И так, тройное число харит мы заимствовали от орхоменского Етеокла, и художники Ангелион и Тектей, изваявшие для дилийцев Аполлона, поставили его держащим на руке трех харит. В Аѳинах, пред входом в акрополь, стоят хариты и там их тоже три, и пред ними совершают таинства, присутствовать при которых не всем дозволяется. (4) Памфос, сколько мы знаем, первый воспел харит, но у него ничего не сказано ни о их числе, ни о именах, а Гомер — и он упоминает о харитах — говорит, что одна была женой Ифеста, и называет ее просто харитою, а, о Сне говорит, что он любил Пасифею. Но в речи Сна есть такой стих:
Непременно мне дать из харит, из позднейших.
Из этого некоторые предполагают, что Гомер знал и других, старших харит. (5) Исиод в своей Ѳеогопии, если только она принадлежит Исиоду, говорить, что хариты — дочери Зевса и Евриномы, и что имена их: Евфросина, Аглая и Фалия. То же самое говорится и в поэме Ономакрита, а Антимах, не упоминая ни о числе харит, ни об именах, говорит только, что они дочери Эглы и Гелиоса. Опять же у Ермисианакта, писавшего элегии, говорится еще иначе, что и Тифо — одна из харит. (6) Кто первый изобразил харит нагими, ваянием или живописью, я не мог узнать, но в древнейшую пору ваятели и живописцы изображали их одетыми. Таковы хариты в Смирпе, в храме немесид, над золотыми статуями немесид, творение Вупала; таково изображение хариты в тамошнем одеоне, кисти Апеллеса; таково же в Пергаме во дворце Аттала, творение того же Вупала; (7) таковы и в так называемом храме «Пиѳии», творение паросского живописца Пиѳагора. Сократ, сын Софрониска, изваял статуи харит, что пред входом в Аѳинский акрополь. Все эти хариты одинаковы — все одеты. Но позднейшие художники, не знаю почему, изменили их вид, и в мое время, как в ваянии, так и в живописи, харит изображали нагими.
36. [История Орхомена]. По смерти Етеокла, царское достоинство перешло в род Алма. У этого Алма были две дочери: Хрисогения и Хриса. От Хрисы и Арея, по преданию, родился Флегий, и так как Етеокл умер бездетным, власть перешла к Флегию. Тогда вся страна, вместо Андрииды, стала называться Флегиантидой. (2) В древности был один город Андриида, но Флегий основал еще другой: дал ому свое имя, и собрал туда лучших эллинских воинов. Через несколько времени флегийцы, по какой–то безрассудной смелости, отпали от прочих орхоменян и стали грабить своих соседей, и наконец предприняли поход на Делфы для ограбления святилища. На защиту святилища явился Филаммон с аргивской дружиной, но в битве и сам был убит и его аргивяне. (3) Что флегийцы больше всех эллинов любили войну, видно и из того места Илиады, где говорится об Арее и сыне его Фове:
Оба они вооружились на войну с ефирами
Или с великомужественными флегийцами.
Эти ефиры, как мне кажется, те самые, что в земле Ѳеспротидской. Флегийское племя бог истребил окончательно непрерывным громом и сильными землетрясениями, а кто остался, тот погиб от распространившейся моровой язвы; очень немногие спаслись в Фокиду.
(4) Так как у Флегия не было детей, то власть перешла к Хрису, сыну Хрисогении, дочери Алма и Посидона. У этого Хриса был сын Миний, от которого и теперь еще его подданные именуются минийцами. У этого Миния были такие громадные доходы, что он своим богатством превзошел всех предшественников. Как известно, Миний первый построил и сокровищницу для хранения драгоценностей. (5) Эллины вообще склонны больше удивляться заграничному, чем своему, и потому некоторым замечательным людям захотелось подробно рассказывать историю египетских пирамид, а о сокровищнице Миния или о стенах Тиринѳа они и словом не упомянули, хотя эти сооружения ничуть не менее замечательны. У Миния был сын Орхомен. (6) В его–то царствование город получил название Орхомена, а горожане орхоменян. Тем не менее за ними осталось и имя минийцев, в отличие от орхоменян в Аркадии.
К сему Орхомену прибыл из Аргоса Иитт, изгнанный за убийство Молира Арисвантова, которого он застал у своей жены, и Орхомен уступил ему часть земли, что вокруг нынешней деревни Иитты, и смежную с ней. (7) О Иитте упоминает и автор поэмы, которую эллины называют «Великие Иэи»:
Иитт Молира, Арисвантова милого сына,
Убивши в своем доме за ложе супруги,
Дом оставив, бежал из богатого конями Аргоса
И прибыл к Орхомепу минийцу, и сей герой его
Принял и дал дружелюбно часть своих владений.
(8) Известно, что этот Иитт был первый, который наказан за любодейство; в последующие времена, когда аѳинский архонт Дракон дал аѳинянам свои законы, там между прочими случаями ненаказуемости находится и убийство за поругание супружеской чести. А слава минийцев до того распространилась, что пилосский царь Нилей, сын Крисфев, избрал жену из Орхомена, именно Хлориду,0 дочь Амфиона, сына Иасиева.
37. Род Алма должен был прекратиться: Орхомен не оставил после себя сына; таком образом власть перешла к Климену, сыну Пресвона, внуку Фрикса. У этого Климена были сыновья: Ергин, самый старший, затем Стратий, Аррон, Пилей и младший Азей.
В праздник Посидона Онхистия ѳивяне из какого–то пустого дела дошли до крайнего ожесточения и убили Климена; вследствие чего старший сын Ергин, наследовавший Климену власть отца, тотчас с братьями собрал силу и пошел войной на Ѳивы. (2) В битве ѳивяне были побеждены и затем заключен такой договор, чтобы ѳивяне каждый год платили дань за убийство; но когда в Ѳивах возрос Иракл, ѳивяне освободились от дани и нанесли много бедствий минийцам. (3) Минийцы до крайности были обессилены, и Ергин заключил с Ираклом мир. Стремясь восстановить прежнее свое богатство, благополучие и могущество, он только об этом и думал, так что незаметно дожил до старости без жены и без детей, а когда накопились богатства, ему захотелось и потомства. Для этого он пошел в Делфы и спросил бога. Пиѳия вещала:
(4) Ергин, сын Климена, Пресвонова сына,
Поздно приходишь, желая потомства, но и теперь еще
На старом дышле завязывай новый узел.
(5) Ергин, на основании этого изречения, взял молодую жену и имел от нее Трофония и Агамида, хотя, говорят, Трофоний был сын Аполлона, а не Ергина. Я верю этому, и всякий поверит, кто ходил к Трофонию за предсказаниями. Говорят, оба они, выросши, искусно строили богам храмы, а людям дворцы. В Делфах они построили храм Аполлона, а Ириею сокровищницу. Эту сокровищницу они так устроили, что один камень можно было вынимать, и таким образом постоянно брали сокровища. Ирией был в крайнем недоумении, потому что ключ и все печати были нетронуты, а количество сокровищ все уменьшалось. (6) Тогда он над сосудами, где лежало серебро и золото, протянул петли или нечто подобное, так что если кто дотрагивался до сокровищ, тотчас был схватываем. И вот, когда Агамид вошел, петли и обхватили его, но Трофоний отрезал ему голову, чтобы, при наступлении дня, Агамида не подвергли пыткам и чтобы самому не быть уличенным в участии. (7) Трофония проглотила расступившаяся земля там, где в левадийской роще находится так называемая «яма Агамида» и около неё столб, а власть над орхоменянами перешла к Аскалафу и Иалмену, будто бы, сыновьям Арея. Мать их была Астиоха, дочь Актора, сына Азеева, внучка Клименова. Под их начальством минийцы ходили под Трою. (8) Орхоменяне принимали также участие в походе сыновей Кодра в Ионию. После того как они изгнаны были ѳивянами, их возвратил в Орхомен Филипп, сын Аминты. Но, по воле судеб, они должны были приходить в большее и большее бессилие.
38· [Памятники]. В Орхомене, кроме храма Диониса, есть древнейший храм харит из обыкновенного камня, но орхоменяне весьма почитают какие–то камни, и говорят, что они при Етеокле упали с неба. Статуи, сделанные но правилам искусства, поставлены уже в мое время; тоже из мрамора. (2) Там есть еще замечательный, по своим украшениям, источник, из которого орхоменяне берут воду.
Сокровищница Миния одно из чудес не только Эллады, но и других стран. Устроена таким образом: вся из мрамора, имеет круглый вид, кверху суживающийся не слишком остро; самый верхний камень, говорят, составляет ключ всего здания.
(3) Показывают там могилы Миния и Исиода. Кости Исиода попали туда таким образом, Когда, во время моровой язвы, стали умирать и люди и скот, и орхоменцы послали к Аполлону священное посольство, то Пиѳия, будто бы, ответила, что они должны перенести кости Исиода из Навпактской земли в Орхоменскую — другого средства нет; а, на вторичный вопрос, в каком месте Навпактии найти их, Пиѳия отвечала: «ворона скажет». (4) Священные послы отправились в Навпактию, и там, не далеко от дороги, увидели скалу, и на скале ворону, а в расселине скалы нашли кости Исиода. На могиле его написана такая элегия:
Родина Исиода — Аскра, богатая хлебом, а умершего
Кости содержит земля храбрых конников минийцев,
И слава его по всей Элладе будет шириться,
Если люди будут испытываемы на камне мудрости.
(5) Про Актеона у орхоменян есть предание, будто некогда их землю мучил какой–то призрак, сидевший на скале. Когда они обратились в Делфы, бог велел им «найти останки Актеона и зарыть в землю; кроме того сделать медное изображение призрака и приковать его железом к скале». И я сам видел эту прикованную статую, а Актеону орхоменцы ежегодно приносят поминальную жертву. (6) В 7 ст. от Орхомена находится храм Иракла с небольшой статуей. Там есть источники реки Мелана, которая тоже впадает в Кифисидское озеро. Озеро это и так занимает большую часть Орхомении, а в зимнюю пору, когда дует южный ветер, вода занимает еще большее пространство. (7) Ѳивяне утверждают, что река. Кифис прежде протекала под горою и вливалась в море, а на орхоменскую долину отведена Ираклом, который заткнул жерло под горою. Во всяком случае Гомер знал только нынешнее Кифисидское озеро, а не сделанное Ираклом. Так он говорит:
«Около кифисидского озера поселившись».
(8) Не правдоподобно и то мнение, чтобы орхоменяне не нашли жерла, заложенного Ираклом и не возвратили реке прежнего направления через гору, тем более, что до троянской войны у них не было недостатка в деньгах, как это видно из того же Гомера, в ответе Ахиллеса послам Агамемнона: «даже всех богатств Орхомена», откуда ясно, что орхоменяне тогда получали большие богатства.
(9) Асплидон, говорят, жители оставили вследствие недостатка в воде; название дано городу от Асплидона, будто бы, сына Посидона и нимфы Мидии. Эго подтверждается и поэмой орхоменского поэта Херсия:
— от Посидона и славной Мидии
Родился сын Асплидон в обширном городе.
Стихотворения этого Херсия в мое время были совершенно забыты, а эти стихи привел тот же Каллипп в своей истории орхоменян. Еще от этого Херсия орхомоняне помнят надпись на могиле Исиода.
39. На горной границе Орхомена живут фокейцы, а в долине Орхомен граничит с Левадией. Сначала город лежал на возвышенности и именовался Мидия, по матери Асплидона, а когда прибыл из Аѳин Левад, жители спустились в долину и город назван Левадия. Ни отца Левада, ни того, по какой причине он пришел, никто не знает; говорят только, что жена его была Лаоника. (2) Город Левадия, вообще, украшен наравне с самыми богатыми эллинскими городами. От него отделяется роща Трофония. Здесь, говорят, Еркина играла вместе с Корой, дочерью Димитры, и нечаянно выпустила гуся, которого держала, а гусь полетел в глубокую пещеру и там скрылся под камнем. Кора вошла в пещеру и поймала гуся, а из того места, откуда Кора сдвинула камень, потекла речка, которая и названа Ерикина. (3) На берегу этой речки есть храм Еркины и в нем статуя девушки с гусем в руках, а в самой пещере находятся источники этой речки и две стоячие статуи с жезлами в руках, вокруг которых обвиваются змеи. Всякий догадается, что это статуи Асклипия и Игиеи; но, конечно, это могут быть также Трофоний и Еркина, потому что змеи считаются посвященными столько же Асклинию, сколько и Трофонию. Около речки есть могила Аркесилая. Лиит, говорят, привез кости Аркесилая из Трои.
(4) Замечательнее всего в роще Трофония храм и статуя, тоже похожая на Асклипия, сделанная Праксителем. Там есть храм Димитры, по прозванию Европы, и статуя Зевса Иетия под открытым небом. Поднимаясь до прорицалища и оттуда идя дальше по горе, достигают так называемой «охоты Коры» и храма Зевса, с именем царя. По причине громадных размеров и разных междоусобных войн этот храм стоит неоконченным. В другом храме есть статуи Кроноса, Геры и Зевса. Еще есть храм Аполлона.
(5) Относительно прорицалища Трофония установлены такие обычаи. Если кто хочет сойти в прорицалшце, тот сперва известное число дней должен провести в особом здании — в храме «доброго Демона и доброй Тихи». В то же время он очищается известным образом и удерживается от теплых ванн, а купаться должен в речке Еркине. Мяса имеет он довольно от жертв, так как всякий, отправляющийся к Трофонию, приносит жертвы не только Трофонию, но и сыновьям его, и затем Аполлону, Кроносу, Зевсу, называемому «царю», Гере Иниохе и Димитре, по прозванию, «Европе», которую считают кормилицей Трофония.
(6) При каждом жертвоприношении присутствует жрец, всматривается во внутренности жертвенного животного и предсказывает, будет ли Трофоний доброжелателен и милостив к приходящему. Внутренности животных не все одинаково показывают волю Трофония, но в ту ночь, когда идут в пещеру, приносят в жертву барана над ямой, и призывают Агамида. Первая жертва, хотя бы и счастливая, не имеет никакого значения, если и внутренности барана не имеют такого же указания, но если и внутренности говорят то же, то тогда уже каждый идет бодро.
(7) Идет он в пещеру таким образом. Первую ночь ведут его к речке Еркине. Ведущие его два мальчика выбираются из горожан, достигшие приблизительно 18-летнего возраста; их называют Ермами. Они моют его, мажут елеем и вообще, где нужно, служат, как прислужники. Затем ведут жрецы, но не прямо к прорицалищу, а сперва к двум источникам, которые, впрочем, близко один от другого. (8) Там он должен пить сперва так называемую воду Лифы (забвения), чтобы забыть все горести, а затем воду Мнимосины (памяти), чтобы помнить все, что увидит в подземелья. Затем подходит к статуе, — эту статую, говорят, делал Дедал, и жрецы не показывают ее никому, кроме тех, которые обращаются к Трофонию. Там, подойдя к статуе, поклонившись и помолившись, он уже идет к прорицалищу: надевает льняной хитон, опоясывается но хитону лентами и подвязывает особенные башмаки.
(9) Прорицалище находится на горе за рощей; около отверстия идет ограда из белого мрамора, которая занимает пространство не более самого небольшого тока; вышина ограды почти два локтя. На ограде медные остроконечные палки, соединяющие их пояса тоже медные; через них сделаны двери. Внутри этой ограды находится пещера, но не самородная, а искусственная, обделанная весьма тщательно. (10) С виду эта пещера похожа на печь и имеет в ширину, примерно, четыре локтя, а в глубину, тоже примерно, никак не больше восьми локтей.
Ступеней в пещеру нет, но если кто идет к Трофонию, тому дают узкую и тонкую лестницу. Когда спуститься вниз, то там между дном и стенкой будет отверстие, шириной в две пяди, вышиной, как мне казалось, в одну пядь. (11) Спускающийся ложится на пол и, имея в руках лепешки из теста с медом, опускает в отверстие ноги и затем сам подвигается, стараясь, чтобы в отверстие прошли колени. Тогда за коленями тело само втягивается и втягивается с такой быстротой, с какой большая, быстрая река поглощает связанного человека. Затем попавшие внутрь святилища узнают будущее, но не одним и тем же образом: один посредством зрения, другой посредством слуха. Возвращаются тем же путем и через тоже отверстие, т. е. с вытянутыми вперед ногами.
(12) Однако рассказывают, что никогда никто из спускавшихся туда не умер, кроме одного Димитриева копьеносца, который не только не исполнил ни одного из установленных священных обрядов, но и спускался туда не для беседования с богами, а в надежде набрать золота и серебра из святилища. Говорят даже, что и тело его выброшено было совсем в другом месте, а не чрез священное отверстие. Из разных рассказов об этом человеке я привожу только самое главное.
(13) Вышедшего от Трофония жрецы тотчас берут на руки и сажают на так называемый «трон Мнимосины», который стоит тут же недалеко от святилища. Посадивши на трон, расспрашивают, что он видел и слышал, и, узнавши, передают его уже ближним. Но так как этот человек находится еще в ужасе и не помнит ни себя, ни своих ближних, то те берут его на руки и несут в то здание, где он прежде жил у «Тихи и доброго Демона». Здесь человек приходит в себя, и даже смех ему возвращается. Это я пишу не понаслышке, а потому что видел других и сам обращался к Трофонию. (14) Спускавшиеся к Трофонию должны написать на дощечке все, что видели и слышали, и здесь оставить. Там еще до сих пор хранится щит Аристомена, а что с ним было, я изложил в прежних книгах.
40. Это прорицалище, которого виотийцы познали раньше, открыто следующим образом. Однажды виотийцы, по случаю двухлетней засухи. отправили от каждого города священных послов в Делфы, и просили спасения, Пиѳия отвечала: отправиться в Левадию к Трофонию и искать у него помощи.
(2) Прибыв в Левадию, они долго не могли найти прорицалища; наконец один посол из города Акрефния, по имени Саон, — по возрасту он был самый старший, — заметил, что куда бы они ни обращались, за ними следовал рой пчел, и вдруг он увидел, что в одном месте пчелы влетели в землю. Саон последовал за ними и вошел в прорицалище. Он–то, говорят, и научился у Трофония надлежащему священнодействию и всему, что совершается у прорицалища.
(3) Из произведений Дедала в Виотии есть два Иракла в Ѳивах и Трофоний в Левадии. Столько же его доревянных статуй в Крите, В Вритомартида в Опунте и Аѳина в Кноссе. В Кноссе есть также хор Ариадны, о котором Гомер упоминает в Илиаде, выпукло представленный на белом мраморе. Есть и у дилийцев небольшая деревянная статуя Афродиты с поврежденной от времени правой рукой: вместо ног она кончается четырехугольной формой. (4) Я верю, что эту статую Ариадна получила от Дедала, и когда последовала за Фисеем, то взяла с собой и эту статую, а Фисей, лишившись Ариадны, — так рассказывают ионийцы, — статую богини посвятил дилийскому Аполлону, чтобы дома она не вызывала в нем воспоминаний об Ариадне и чтобы не испытывать новых терзаний любви. Осталось ли еще что либо от Дедала, мне неизвестно, а все то, что посвятили аргивцы в храм Геры и что перевезено из Омфаки в сицилийскую Гелу, все это уничтожено временем.
[Херонея]
(5) За левадийцами живут херонейцы. Город их в старину назывался Арна. Арна, говорят, была дочь Эола, и от неё наименован был также и другой город в Фессалии. Настоящее название херонейцы получили от Херона, которого называют сыном Аполлона, а мать его была будто бы Ѳиро, дочь Филанта. Это подтверждает и автор поэмы «Великие Иэи», который говорит:
(6) «Филант женился на дочери славного Иолая
Липефиле. Была она видом на олимпиянок похожа;
Сына Иппота ему во дворце родила
И Ѳиро миловидную, подобную лучам луны;
А Ѳиро, в объятия Аполлона павши,
Родила Херона, укротителя коней, могучую силу».
Гомер, мне кажется, знал названия Херонеи и Левадии, однако употребил древние названия, также как он говорит, напр., «река Египет», а не река Нил.
(7) На херонейской земле есть два трофея, которые поставили римляне и Сулла, победивши Таксила и войска Мифридата. Филипп, сын Аминты, не ставил трофея ни здесь, ни после других побед над варварами или над эллинами, так как у македонян вообще не было принято ставить трофеи. (8) У македонян есть предание, будто Каран, царствовавший над Македонией, победил в битве Киссея, управлявшего соседней страной, и, по аргивскому обычаю, воздвиг памятник победы, (9) но будто бы лев, сошедши с Олимпа, опрокинул трофей и исчез, а Каран понял тогда, что не хорошо поступил, сделав вражду с соседними варварами непримиримой. Поэтому и Каран, и последовавшие цари македонские более не ставили трофея, если рассчитывали на дружбу с соседями. Это предание подтверждает и Александр, который не увековечил памятниками побед ни над Дарием, ни над индийцами. (10) Около города есть общая могила ѳивян, павших в битве с Филиппом. Епитафии на ней нет, а есть эмблема, — лев, поразительно напоминающий мужество этих героев, (11) а епитафии, как мне кажется, нет, потому что их судьба не соответствовала их храбрости.
Из богов херонейцы больше всего почитают тот скипетр, который, но словам Гомера, Ифест сделал для Зевса, а Ерм, получивши от Зевса, подарил Пелопу, а Пелоп оставил Атрею, Атрей Ѳиесту, а от Ѳиеста получил Агамемнон. Скипетр этот они боготворят под именем «дори» (копье), (12) а что он, действительно, есть нечто божественное, это доказывается той славой, которая от него перешла на этих мужей. Говорят, что нашли его Фокиде, на границе панопейцев, и что вместе с скипетром фокейцы нашли золото, но что фокейцы более были рады взять золото, а Херонейцы взяли себе скипетр. Я полагаю, что его привезла в Фокиду Плектра, дочь Агамемнона. Особенного храма для скипетра нет, а каждый год жрец держит этот скипетр в своем доме; но жертвы ему приносятся ежедневно и перед ним стоит стол со всевозможными родами мяса и печений.
41. Все, что поэты воспели о произведениях Ифеста и что от поэтов переняла людская молва, все, кроме скипетра Агамемнона, не заслуживает доверия. Так напр., ликийцы в Патарах в храме Аполлона: показывают медную чашу, которую называют даром Тилефа и произведением Ифеста. Очевидно, им неизвестно, что самосцы Ѳеодор и Рик первые стали плавить медь. (2) Патрейские ахейцы тоже утверждают, что ящик, который Еврипил привез из Илиона, произведение Ифеста, а подтвердить этого не могут.
На острове Кипре есть город Амѳунт, и там находится древний храм Адониса и Афродиты. В нем, говорят, есть ожерелье, данное сначала Армонии, но называемое ожерельем Ерифилы, потому что она за это ожерелье продала своего мужа. Сыновья Фигея это ожерелье посвятили в Делфы, а каким образом они его приобрели, сказано в моем описании Аркадии. (3) Фокейские тиранны похитили его из Делф, но теперь оно вовсе не в Амѳунте в храме Адониса, потому что в Амѳунте ожерелье состоит из зеленых камней, оправленных в золото, а подаренное Ерифиле сделано было из золота, как говорит Гомер в Одиссее:
(4) «Которая драгоценное золото за милого мужа приняла».
При том и цветные ожерелья не были неизвестны Гомеру, как это видно из рассказа Евмея Одиссею, когда Телемак еще не возвратился из Пилоса домой:
«Прибил хитрый странник в дом моего отца;
(5) У него было золотое ожерелье, унизанное электром».
Затем, при описании даров Пенелопы, между прочими дарами женихов он говорит, что
«Ожерелье Евримах искусное тотчас поднес
Золотое, усыпанное электром, как солнце».
А об Ерифиле не говорит, что она получила ожерелье, пестревшее золотом и каменьями. Поэтому выходит, что только скипетр был произведение Ифеста.
(6) Над городом есть утес, называемый Петрах. Здесь, говорят, обманут был Кронос, принявший от Геи вместо Зевса камень; на вершине горы есть и небольшая статуя Зевса. Там херонейцы варят благовонную розовую мазь из цветов: лилии, розы, нарцисса и ириды, и эта мазь облегчает боли, а если розовою мазью помазать деревянную статую, то мазь предохраняет от гниения. Ирида растет на болоте, величиной как лилия, но цвета но белого, и запах у неё слабее, чем у лилии.

Книга Десятая. Фокида

[Деяния фокейского племени]

Часть Фокиды, что около Тиѳореи и Делф, как известно, стала носить это имя издревле, от коринѳянина Фока, сына Орнитиона, а чрез немного лет, когда в эту страну переехали на кораблях эгиняне с Фоком, сыном Эаковым, название Фокиды перешло и на всю область, называемую ныне этим именем.
(2) Со стороны, противоположной Пелопоннесу и Виотии, Фокида простирается до самого моря: в одну сторону до делфийской пристани Кирры, в другую до города Антикиры; в сторону Ламийского залива Фокиду отделяют от моря епикнимидийские локры, которые живут за этой частью Фокиды; а в сторону Елатии — скарфийцы, а за Иамполем и Авами — жители Опунта и опунтской пристани Кина.
(3) Наиболее замечательные деяния фокейского племени, вкратце, были следующие. Они принимали участие в троянской войне; потом сражались против фессалийцев, еще до вторжения мидян в Элладу, и в это время совершили достопамятный подвиг. Именно, под Иамполем, на том месте, где по их предположению должно было произойти нападение на их страну фессалийцев, фокейцы набросали глиняных кувшинов, посыпали их песком и здесь стали ожидать фессалийской конницы. Когда, фессалийцы, нисколько не предполагая такой засады, погнали на них коней, и попали как раз на эти кувшины, то лошади стали спотыкаться и поломали себе ноги, а свалившиеся с коней всадники были тут же перебиты. (4) Фессалийцы, крайне возбужденные этим, собрали войско со всех городов и опять пошли на фокейцев и привели их в ужас, как обширными военными приготовлениями, так в особенности многочисленностью фессалийской конницьт, в которой было множество приученных к бою коней и всадников. Фокейцы послали в Делфы спросит Аполлона: «удастся ли им избежать угрожающей опасности», и на это последовал такой ответ:
«Пошлю сражаться и смертного и бессмертного.
Дам обоим победу, но смертному больше».
(5) Получив такой ответ, фокейцы, с наступлением ночи, послали к неприятелям 30 отборных мужей под начальством Гелона, с приказанием разведать все о фессалийцах возможно незаметнейшим образом, и вернуться обратно по никому неизвестной дороге, и ни в каком случае не вступать в битву. Но весь этот отряд вместе с Гелоном был истреблен фессалийцами: часть раздавлена фессалийской конницею, часть просто перебита. (6) Этот печальный случай произвел в фокейском лагере такой ужас, что женщины вместе с детьми собрали в одно место все свое имущество, которое только могли везти или нести, т. е. платья, золото, серебро, даже статуи богов, затем наклали большой костер и поставив около костра 30 мужчин приказали им: в случае поражения фокейцев заколоть прежде всего их, (7) т. е. жен и детей, как жертвенных животных, положить вместе с имуществом на костер и зажечь, а затем они должны и с собой покончить, убивая друг друга, или бросившись под фессалийскую конницу.
От этого случая принято у эллинов всякие отчаянные решения называть «фокейское отчаяние».
(8) Тотчас после этого фокейцы сделали нападение. Полководцами их были: Рий из Амвроса и Даифант из Иамноля; первый вел пехоту, последний конницу. Но особенным уважением полководцев пользовался прорицатель Теллий, илеец, на которого фокейцы возлагали все свои надежды. (9) Когда завязался рукопашный бой, каждый фокеянин имел перед своими глазами обреченных на смерть жен и детей: фокейцы видели, что спасение их было крайне сомнительно, и потому у них явилась отвага на всякую опасность; а так как при них было еще покровительство одного из богов, то фокейцы одержали из всех своих побед самую блистательную. (10) Тогда и стало понятно всем эллинам изречение, данное Аполлоном фокейцам, потому что лозунги давались полководцами одни и те–же для всего войска, но у фессалийцев лозунгом была богиня «Аѳина Итония», а у фокейцев смертный единоплеменный «Фок». После итого подвига фокейцы послали в Делфы, в дар Аполлону, статуи: прорицателя Теллия и обоих полководцев, а также статуи фокейских героев. Статуи эти работал аргивянин Аристомедонт.
(11) Впоследствии фокейцы опять придумали хитрость, которая не уступала прежним. Однажды фессалийское войско расположилось при самом входе в Фокею против 500‑го отряда фокейцев. Последние, выждав полнолуние, напали на фессалийцев, обмазавшись гипсом и надевши оружие, тоже обмазанное гипсом. Здесь, говорят, они убили очень много фессалийцев, так как фессалийцы, за ночным временем, думали, что на них напали не люди, а боги. Это придумал тоже илеец Теллий. Когда персидское войско перешло в Европу, то фокейцы, говорят, по неволе должны были стать на сторону персов, но как только освободились от варваров, тотчас стали в ряды эллинов и участвовали в Платейской битве.
2. Впоследствии амфиктионы обложили фокейцев денежным взысканием. Не могу сказать наверное, в самом ли деле фокейцы были виноваты, или же это было устроенно фессалийцами из старой ненависти к фокейцам. (2) Когда фокейцы, вследствие громадного взыскания, пали духом, то один из первых фокейских вельмож, Филомил, сын Ѳеотима, родом из фокейского же города Ледона, указывая на невозможность уплаты этой суммы, стал убеждать фокейцев овладеть делфийским храмом, особенно в виду того благоприятного обстоятельства, что аѳинское и лакедемонское правительства всегда были на их стороне, так что в случае угрозы войны со стороны ѳивян или кого бы то ни было, фокейцы легко одолеют противника и храбростью, и средствами. (3) Речи Филомила понравились большинству фокейцев: может быть, бог повредил их мысли или уже это было в природе фокейцев — прибыль ставить выше благочестия. Фокейцы завладели Делфами. Это было в пританию Ираклида, в архонство в Аѳинах Агафокла, в 4 году 105 олимпиады, в которую победил в стадии Прор из Киринеи.
(4) Овладев храмом, фокейцы собрали наемное войско из самых сильных эллинских воинов; однако ѳивяне открыто подняли против них оружие, тем более, что они и прежде находились во вражде с фокейцами. Война продолжалась целых десять лет, в продолжение которых перевес был и на стороне фокейских наемных войск, и на стороне ѳивских. Наконец, когда произошло сражение около города Неона, фокейцы обращены были в бегство, причем Филомил бросился с высокого утеса и кончил жизнь Такое же наказание объявлено было амфиктионами и всем соучастникам.
(5) По смерти Филомила, фокейцы выбрали полководцем Ономарха, но к ѳивянам присоединился Филипп, сын Аминты. В последовавшем сражении победу одержал Филипп, а преследуемый Ономарх бежал к морю и там заколот был своими собственными воинами, так как поражение приписывали его малодушию и неумению предводительствовать. (6) Такой конец послала судьба Ономарху, а фокейцы избрали предводителем с неограниченной властью брата Ономарха, Фаила. Этот Фаил, получив власть над фокейцами, говорят, видел во сне такое видение. В числе предметов, посвященных Аполлону, находилась медная статуя человека, у которого, вследствие продолжительной болезни, мясо уже пропало и остались одни кости. Эта статуя, по преданию, была посвящена в Делфы врачом Иппократом. И вот Фаил увидел во сне, что он сделался совершенно такой же, как эта статуя. Действительно, скоро после этого сновидения им овладела скоротечная чахотка, от которой он и умер, и таким образом исполнилось предсказание сновидения. (7) По смерти Фаила, власть над фокеянами перешла к сыну его Фалеку. Но он был уличен в присвоении священного имущества и лишен власти. С частью фокейских сторонников и с частью наемных войск он отправился на кораблях в Крит и осадил город Кидонию, но город отказался уплатить ему требуемую сумму, а в последовавшем сражении большая часть войска его погибла, и он сам также погиб.
3. Спустя десять лет после овладения храмом, Филипп положил конец этой войне, получившей название «фокейской» или «священной». Случилось это во время архонства в Аѳинах Ѳеофила, в 1 г. 108 ол., когда в стадии одержал победу киринеянин Поликл. Из фокейских городов, взятых в эту войну, были разрушены до основания: Лилея, Иамноль, Антикира, Парапотамии, Паноней и Давлида — древние имена, прославленные еще в поэмах Гомера. (2) А вот фокейские города, сожженные войсками Ксеркса и прославившиеся этим в Элладе: Ерох, Харадра, Амфиклея, Неон, Тифроний и Дримея. Остальные города, кроме Елатеи, не были раньше известны, это: фокейский Трахис, фокейский Медеон, Ехедамия, Амврос, Ледон, Флигоний и Стирис. Все перечисленные города были разрушены, а жители расселены поселками, кроме Ав; потому что жители Ав устояли в благочестии и не участвовали ни в захвате храма, ни в войске. (3) Кроме того фокейцы были лишены права входить в делфийский храм и участвовать в эллинском собрании, и право их голоса амфиктионы передали македонянам. Конечно, с течением времени, большая часть фокейских городов снова застроилась, и жители возвращены были из поселков в свои города; не удалось это только некоторым городам, которые и прежде были бедны и бессильны. Города были восстановлены аѳинянами и ѳивянами еще до поражения эллинов при Хоронее. (4) В херонейской битве участвовали и фокейцы, а в последствии они сражались при Ламии и в Краноне против Антипатра и македонян. Фокейцы храбрее всех эллинов отражали галатов и келтов, как бы в возмездие за обиду делфийского бога и как бы желая смыть прежний позор. Таковы были достойные памяти подвиги фокейцев.

[Города]

4. [Из Херонеи в Делфы], В 20 стадиях от Херонеи будет фокейский город Панопеи, если только Паноней можно назвать городом, потому что там нет ни правительственных зданий, ни гимнасии, ни театра, ни рынка, нет даже бассейна для собирания воды. Жители живут около горного потока в низких лачугах, в роде тех хижин, какие делаются в горах. Тем не менее они отделены особой границей от соседей, и в фокейское собрание посылают своих представителей. Наименование города, говорят, произошло от Панопея, отца Епия, а жители сначала назывались не фокейцами, а флегиями, и нерестились в Фокиду из орхоменской земли. (2) Древний Панопей, как я осмотрел, имел в окружности по крайней мере семь стадий. Мне припомнились стихи Гомера, в которых он, упоминая о Титии, говорит, что город Панопей «красив хороводами», и сообщает, что, во время битвы за тело Патрокла, убит был Гектором фокейский царь Схедий, сын Ифита, живший в Панопее. Что он жил в Панопее, причиной этого, как я полагаю, был страх пред виотийцами, так как в этом месте было самое удобное нападение на Фокиду со стороны Виотии, и царь жил в Панопее, как в крепости; (3) но почему Гомер назвал Панопей «красивым хороводами», об этом я никак не мог догадаться, пока меня не навели на мысль те женщины, которых в Аѳинах называют фиадами. Эти фиады, все из Аттики, ежегодно отправляются на Парнасс и там вместе с делфийскими женщинами устраивают оргии Диониса; но у фиад принято, по дороге из Аѳин к Парнасу, устраивать в разных местах хороводы, также и в Панопее; и мне кажется, что в этом названии Панопея Гомер именно хотел указать на эти хороводы фиад.
(4) В Панопее, на улице, стоит небольшое здание из необожженого кирпича, и в нем находится статуя из пентелийского мрамора. Одни говорят, что это Асклипий, другие — Промифей, и в доказательство указывают на лежащие тут же в овраге два камня, каждый величиной, достаточной для одной повозки. Камни эти не землянистого цвета, а такого, как бывают камни в оврагах или в песчаных горных потоках. Эти два камня издают запах, совершенно как от человеческого тела. Говорят, что это остаток той глины, из которой Промифей создал род человеческий. (5) Там же над оврагом есть могила Тития — громадный курган, окружность которого составляет, по аркадской мере, треть стадии. О Титии есть в Одиссее следующий стих: «Лежит он на поле, на девяти плефрах».
Полагают, что эти слова указывают не рост Тития, а что место, где он положен, занимает девять плефров. (6) Впрочем, Клеон из Магнисии, что у Ерма, говорит, что люди, не встречавшие в своей жизни ничего чудесного, относятся недоверчиво ко всему, что выше человеческого представления, но что он сам может удостоверить, что Титий и под. именно были таковы, как передает молва. Случилось ему быть однажды в Гадирах; затем, по воле Иракла, он должен был со всеми своими спутниками оставить этот остров, но когда они вторично прибыли в Гадиры, нашли выброшенного на берег морского человека, который был в длину по крайней мере в пять плефров; бог сжег его молнией. Так говорил Клеон.
(7) [Давлида]. В стадиях семи от Панопея находится Давлида. Тамошнее население не велико, но по росту и силе и теперь славится между фокеянами. Название города произошло, говорят, от нимфы Давлиды, которая была дочерью Кифиса. Другие говорят, что местность, на которой стоит Давлида, была покрыта сплошным лесом, а в старину будто бы густые леса назывались «давлон», и будто бы поэтому Эсхил назвал длинную густую бороду Главка Аѳиндониова давлон.
98) В Давлиде, рассказывают, женщины подали Тирею (Удод) в числе яств его сына, и это, будто бы, послужило началом осквернения трапез, а Тирей, будто бы, превратился в удода, птицу, несколько большую, чем перепел, с хохлом на голове.
(9) Замечательно, что в этих местах ласточки не рождают и не высиживают яиц и даже гнезд не строят под крышами домов. Фокейцы говорят, что Филомила (соловей), даже обратившись в птицу, боялась Тирея и потому ушла из его родины. В Давлиде есть святилище Аѳины с старинною статуею; а изображение, резанное из дерева, которое еще древнее, говорят, принесено сюда из Аѳин Прокною.
(10) К Давлиде принадлежит местность, называемая Тронис, где устроено святилище герою, их родоначальнику. Одни говорят, что это был герой Ксанфипп, прославившийся в войне, другие утверждают, что это Фок, сын Орнитиона, внук Сисифа. Здесь ому ежедневно воздают почести, и когда совершают жертву, то, по старинному обычаю, кровь вливают чрез дыру в могилу, а мясо тут же съедают.
Из Давлиды есть путь и на вершину Парнасса, длиннее, чем из Делф, но далеко не такой трудный.
5. Если вернуться на дорогу, ведущую прямо в Дельфы и оттуда идти вперед, то там будет налево от дороги так называемый Фокейский дом, куда собираются от каждого города фокейцы.
(2) Здание это больших размеров; внутри его, во всю длину, стоят колонны, от которых к обеим стенам идут ступени, на которых и восседают во время собраний фокейскио послы. В конце здания нет ни колонн, ни ступеней, а только статуи Зевса, Аѳины и Геры. Статуя Зевса на пьедестале, а по бокам с правой стороны Гера, с левой Аѳина.
(2) Затем, если идти дальше, будет так называемое «Распутье» (Схиста одос), то место, где совершено было убийство Лаия, отца Эдипова. Предания о несчастной судьбе Эдипа по всей Элладе. Уже тотчас после рождения, ему прокололи стрекалом лодыжки, вынесли на платейскую землю на Киферон и там бросили. Вырос он в Коринѳе, в местах около Исѳма; Фокида и это Распутье ознаменовались ужасным преступлением отцеубийства, а в Ѳивах особенно ходят сказания о браке Эдипа и жестокости Етеокла. (4) Это Распутъе и преступление, совершенное здесь, были для Эдипа началом всех его бедствий. Еще доныне на самой середине, где сходятся три дороги, видна могила Лаия и его слуги–спутника; над ними насыпана, в виде кургана, куча камней. Предание говорит, что их тела случайно попались платейскому царю Дамасистрату, который и похоронил их.
(5) Отсюда идет большая дорога в Дельфы, но она круто поднимается вверх и очень неудобна даже для легкого пешехода.

[Делфы]

[История города]. О Делфах есть много разных рассказов, но еще больше о прорицалище Аполлона. Так, напр., говорят, что в древнейшие времена здесь было прорицалище Геи и что первая жрица поставлена была самою Геею, Дафна, одна из живших около горы нимф. (6) Но в эллинском стихотворении «Евмолпиа», приписываемом Мусею, сыну Антифима, говорится, что это прорицалище принадлежало одинаково Посидону и Гее, и что Гея прорицала сама, а Посидону служил для предсказании Пиркон. Вот это место:
«И тотчас вы поведаете мудрое слово — ты, земля, и с тобою Пиркон, служитель славного Енносигея».
Впоследствии, говорят, Гея отдала принадлежавшую ей часть прорицалище. Фемиде, а от Фемиды получил в дар Аполлон, который за другую часть прорицалища дал Посидону Калаврию, что против Тризина, (7) Слышал я еще такой рассказ, будто однажды пастухи, пасшие здесь стадо, когда подошли к этому прорицалищу, от испарений сделались вдохновленными, и Аполлон дал им силу предсказывать. Но наибольшей славой пользуется Фимоноя, бывшая, будто бы, первой жрицей Аполлона и первая, дававшая изречения гексаметром. Опять же, фокеянка Веό, написавшая делфийцам гимн, говорит, что прорицалище Аполлона устроил Олин, прибывший в Дельфы из ипервореев вместе с другими пришельцами, и что Олин первый стал предсказывать и первый говорил гексаметром. (8) Вот это место из Веό:
Здесь поставили тебе славное святилище сыны ипервореев: Пегас и дивные Агией.
Затем, перечисляя ипервореев, она в конце гимна упоминает об Олине:
И Олин, первый пророк Феба,
Первый, кто песню составил из древних стихов.
Впрочем, память людская запомнила только одного жреца Олина; предсказания всегда давались женщинами.
(9) Самый древний храм Аполлона, по преданию, построен был из лаврового дерева, и ветви были доставлены сюда из долины Темпы. Конечно, такой храм, по виду, скорее похож был на хижину. Второй храм, по словам делфийцев, произошел от пчел — из их крыльев (птера) и воска, который будто бы послан был Аполлоном к ипервореям. (10) По другому преданию, храм был построен одним делфийцем, которого звали Птера, и который, как строитель, дал имя и храму: от него же, будто бы, с прибавлением одной, буквы получил название критский город « Аптереи». Что касается рассказа о растущем на горах папоротнике (итерис), что будто бы из его зеленых стеблей сплели храм, этому я решительно не верю. (11) Но относительно третьего храма, что об был сделан из меди, то здесь нет ничего удивительного; известно напр., что Акрисий сделал для своей дочери медную горницу, у лакедемонян и теперь еще стоит медное святилище Аѳины, а в римском форуме, который но своей величине и особенной отделке составляет своего рода чудо, весь потолок медный. Поэтому нет ничего невероятного, что и этот храм Аполлона был медный. (12) Прочие подробности этого рассказа уже невероятны: будто храм был произведением Ифеста, и будто бы там были золотые певицы, как об этом пишет Пиндар:
»Златые пели с высот килидоны».
Я полагаю, что Пиндар написал это в подражание словам Гомера о сиренах. Каким образом исчез этот храм, я никак не узнал. Одни говорят, что он провалился в земную расщелину, другие что растаял от огня.
(13) Четвертый храм был построен Трофонием и Агамидом, и, как рассказывают, был каменный. Этот храм сгорел во время архонства в Аѳинах Ерксиклида, в 1 г. 58 ол., в которую победил Диогнит из Кротона.
Нынешний храм построили амфиктионы из священных денег. Строителем был коринѳянин Сспинѳар.
6. Древнейший город, по преданию, был заложен Парнассом, который, будто бы, был сын нимфы Клеодоры. Подобно другим так называемым героям, отцом его считали из богов Посидона, а из людей Клеопомпа. По имени его, получила название свое гора Парнасс и Парнасская роща. Этот же Парнасс, будто бы, открыл гадание по полету птиц. (2) Вследствие дождей, бывших во времена Девкалиона, город был затоплен и смыт, а успевшие бежать от потопа пошли за воем волков и, следуя за ними, спаслись на вершине Парнасса. Там они основали город, и назвали его поэтому Ликорея [Волковой]. (3) Но есть и иной рассказ: будто у Аполлона от нимфы Корикии родился сын Ликор, и по имени его назвали город Ликореею, а пещере, по имени нимфы, дали название Корикийской. Говорят еще, что у Иама, сына Ликорова, была дочь Келено, и от этой Келено и Аполлона родился сын Дельф, по имени которого и называется нынешний город.
(4) Другие, напротив, утверждают, что у одного древнейшего туземца Касталия, была дочь Фия, первая жрица Диониса, совершавшая богу оргии, от которой впоследствии люди стали называть всех женщин, неистовствующих под влиянием Диониса, фиадами, и, будто бы, Дельф был сын Аполлона и Фии. Другие опять говорят, что матерью Дельфа была Мелена, дочь Кифиса.
(5) Впоследствии окрестные жители стали называть город не только Делфами, но и Пифо, как и Гомер говорит в перечислении фокейцев Люди, старающиеся везде вести родословную, говорят, что у Дельфа был сын Пиѳис, и что во время его царствования город стали называть Пифо. Но по самому распространенному преданию, название Пифо произошло оттого, что тот, кого застрелил Аполлон, там «сгнил», так как в те времена о гниющих предметах говорили πύϑεσϑαι. Так и Гомер, повествуя, что остров сирен был полон костями, так как люди, заслушивавшиеся их пения, сгнивали, говорит ἐπύϑοντο. (6) Поэты говорят, что убитый Аполлоном был дракон, которого поставила Гея для охранения прорицалища. Рассказывают также, что у Крия, богатого вельможи на о-ве Еввии, был беспутный сын, который ограбил прорицалище бога, и обобрал дома богатых людей. Когда он собирался вторично на грабеж, то жители Дельф стали просить Аполлона защитить их от предстоящей опасности, и Фимоноя, первая тогда жрица, так отвечала гексаметром:
(7) »Близко Феб поразит тяжелой стрелой
Мужа грабителя Парнасса!
Кровь убийства смоют критские мужи,
И слава за подвиг никогда не погибнет».
7. Уже с самого начала Делфийское святилище подвергалось козням множества злоумышленников. Кроме упомянутого еввийского разбойника, спустя несколько лет, напало флегийское племя, затем Пирр, сын Ахилла, затем храм ограблен частью войска Ксеркса, но больше всех и дольше всех грабили сокровища бога фокейские вельможи и войско галатов. Нерон, ничем не стеснявшийся, и здесь не удержался: похитил у Аполлона 500 медных статуй — частью божеских, частью людских изображений,
(2) [Пиѳийские игры]. Предание говорит, что самый древний род состязаний, на которых впервые стали давать награды, было пение гимна Аполлону. Первый одержал победу в пении Хрисофемид из Крита, сын Карманора, который, по преданию, очистил Аполлона от убийства. После Хрисофемида, говорят, победил в искусстве пения Филаммон и затем сын его Ѳамирид; а Орфей, как отличавшийся торжественною речью во время мистерий, так и вследствие некоторого высокомерия, не захотел участвовать в музыкальном состязании; (3) также отказался и Мусей, который во всем подражал Орфею. Елевфир одержал победу в пиѳийском состязании за свой большой и приятный голос, так как он пел не свои стихи. Рассказывают, что даже Исиод не был допущен к состязанию, так как не выучился петь свои стихи под аккомпанемент кифары. Гомер тоже приходил в Дельфы спросить о чем–то прорицалище и хотя он умел играть на кифаре, но слепота глаз не дала ему возможности воспользоваться своим искусством.
(4) На третьем году 48 ол., в которую победил Главкий из Кротона, амфиктионы учредили награды за пение под кифару, как было и прежде, и кроме того присоединили состязания в пений под флейту и в одной игре на флейте. Победителями были объявлены: в пении под кифару Кефалин, сын Мелампода, в пении под флейту аркадянин Ехемврот, а в игре на флейте аргивянин Сакада. (5) Последний одержал победу и в следующие две подряд пиѳиады. Тогда же впе рвые были назначены награды атлетам в роде олимпийских состязаний, за исключением состязания на четверках в колесницах.
Потом сами они устроили бега для мальчиков в продолжительных и в двойных поприщах; а во вторую пиѳиаду установлено было, вместо наград, выдавать победителям венки. Состязание в пении под флейту было уничтожено, так как нашли это неблагозвучным, потому что под флейту пелись елегии и плачевные стихи. (6) Это доказывает также подарок Ехемврота — медный треножник в честь Иракла в Ѳивах, на котором находится следующая надпись:
Ехемврот, аркадянин, посвятил сей дар Ираклу, победив на играх амфиктионов, где пел эллинам песни и елегии.
Потому и прекратились состязания в пении под флейту. Потом прибавились конские бега с колесницами, причем одержал победу Клисѳен, тиранн Сикиона. (7) В восьмую пиѳиаду прибавлен закон, чтобы играли также на одних струнах кифары без пения, и тогда получил венок Агелай из Тегеи. В 23 пиѳиаду прибавлен бег оплитов, в чем получил лавровый венок Тименет из Флиунта; а спустя пять олимпиад одержал победу Дамарет из Иреи. В 48 пиѳиаду были устроены беги парами лошадей, и тогда одержала победу пара фокейца Ексикестида. Спустя пять пиѳиад, в колесницы стали запрягать по четыре молодых жеребенка, и тогда опередила всех четверка ѳивянина Орфонда.
(8) Панкратия для мальчиков, и скачки на паре и на одном жеребенке были учреждены спустя много лет после илейцев. Панкратия была введена в 61 пиѳиаду, и тогда победил фавяyин Олаид. Спустя одну пиѳиаду, были устроены скачки на одном жеребенке, а в 69 пиф. скачки на паре жеребят. В одиночной скачке победителем был провозглашен Ликорм из Ларисы, а на парных скачках Птолемей, македонянин. Египетские цари охотно называли себя македонянами, что они и были на самом деле. Лавровые же венки за победу на пиѳийских играх были назначены, по моему мнению, не иначе как в силу общего убеждения в любви Аполлона к дочери Ладона Дафне [лавр].
8. [Амфиктионы]. Полагают, что устройство эллинских собраний в этом месте принадлежит Амфиктиону, сыну Довкалиона, и потому, по его имени, стали называть собрания амфиктиониями; но Андротион в своей истории Аттики говорит, что сначала в Дельфы собрались на совещания только из окрестностей, почему эти собрания и названы амфиктионами (окрестными), а со временем это название перешло в дальше. По преданию, Анфиктион пригласил на общее собрание следующие эллинские племена: ионян, долопов, фессалийцев, эниан, магнисийцев, малиян, фтиотов, дорян, фокейцев и локров, пограничных с Фокидой, живущих под горой Книмидой. Когда фокейцы ограбили храм, и спустя десять лет окончилась война, то и в амфиктиониях последовала перемена: в амфиктионии получили доступ македоняне, а фокейское племя и лакедемоняне из дорийского племена были исключены из амфиктионий: фокейцы в наказание за святотатство, а лакедемоняне за помощь фокейцам. (3) Но во время нападения на Делфы галлов под предводительством Вренна, когда фокейцы выказали отвагу более всех эллинов, им было возвращено место в амфиктиониях, и восстановлено прежнее их значение. Чтобы дать никополитам, что при Акгийском мысе, доступ в совет амфиктионов, император Август присоединил к фессалийцам магнисийцев, малиян, эниан и фтиотов, а право их голоса, а также голос долопов, племя которых уже исчезло, передал никополитам.
(4) В мое время амфиктионов было числом 30, именно: из Никополя, Македонии и Фессалии по два представителя; от виотийцев, которые еще в древние времена населяли Фессалию и потому назывались эолянами, от фокейцев и от Дедф по два; (5) из старой Дориды один; локры озольские и локры за Еввией посылали тоже по одному представителю, еввиец тоже был один; от пелопоннесцев посылали по одному из Аргоса, Сикиона и Коринѳа с Мегарами; из Аѳин был один. Города: Аѳины, Делфы и Никополь посылают своих представителей на каждую амфиктионию, а от перечисленных племен из каждого города амфиктионы участвуют попеременно, в известные промежутки.

[Пожертвования]

(6) При входе в город Делфы стоят под ряд четыре храма: первый представляет одни развалины, второй пуст, и в нем нет статуй ни божеских, ни человеческих; в третьем есть несколько изображений римских императоров, а четвертый называется храмом Аѳины Проноии.
В притворе этого храма стоит статуя богини, пожертвованная массалиотами, величиною гораздо больше той, что внутри храма. Массалиоты — фокейские выходцы из Ионии, а также часть тех фокейцев, которые некогда бежали от мидянина Арпага. Превосходя своим флотом карфагенян, они завладели и ныне принадлежащею им землею и достигли большего богатства. (7) Пожертвованная массалиотами статуя из меди, а про золотой щит, посвященный Аѳине Проноии лидийским Крезом, делфийцы говорят, что его посвятил Филомил. При храме Проноии находится место, посвященное герою Филаку, который будто бы помогал им во время нашествия персов.
(8) В той части гимнасии, которая находится под открытым небом, рассказывают, родился тот дикий кабан, на которого охотился Одиссей с сыновьями Автолика, когда гостил у Автолика, и который нанес ему известную рану над коленом.
Если свернуть налево от гимнасии и спуститься, примерно, на три стадии, будет речка, называемая Плист, которая впадает в море при Карре, делфийском приморском городе. (9) По направлению из гимнасии вверх к храму, направо от дороги, находится ручей Касталия; вода его очень приятна. Одни говорят, что название этого ручья произошло от местной женщины, другие указывают на некоего Касталия. Паниасий в своем стихотворении «к Ираклу» говорит, что Касталия была дочь Ахелоя. По его словам, Иракл —
Скорыми ногами пройдя снежный Дарнасс,
Достиг священных вод Касталии Ахелоевой.
(10) Но я слышал и другой рассказ, будто этот ручей подарен Касталии Кифиссом, что подтверждает и Алкей в начале гимна к Аполлону. В особенности так утверждают лилейцы, у которых есть обычай ежегодно в известные дни бросать в источник Кефис особого рода лепешки и другие вещи, и они говорят, что это опять выплывает в Касталии.
(11) Самый городя. Дельфы круто поднимается вверх; также как город, идет и священная ограда храма Аполлона. Она очень велика и возвышается над всем городом; выходы из неё ведут во все стороны.
9. Теперь я опишу те из посвященных предметов, которые, по моему мнению, особенно замечательны. (2) Атлеты и состязавшиеся в музыке, не имевшие особенно значения в народе, я полагаю, не заслуживают особенного внимания; об атлетах, составивших себе славу, я уже упоминал в описании Илей, но должен упомянуть о кротонце Фаиле, которому не удалось одержать ни одной победы в Олимпии, а в Пифо он два раза победил в пентафле и однажды в стадии. Фаил сражался также в морском сражении против мидян на корабле, им самим построенном, на который он посадил всех кротонцев, случайно бывших тогда в Элладе. Этому–то Фаилу в Делфах поставлена статуя. Это все, что могу сказать об этом кротонце.
(3) Когда войти в священный округ, будет медный бык, творение эгинянина Ѳеопрона, посвященный жителями Коркиры. По преданию, в Коркире однажды бык оставил стадо, и с пастбища добежал к морю и там стал реветь. Так как это повторялось ежедневно, то пастух тоже отправился на берег моря, вошел в воду и увидел бесчисленное множество рыб — тунцов. (4) Затем пастух пошел в город и объявил коркирейцам; и так как коркирейцы напрасно старались поймать их, то отправили в Делфы послов спросить бога. Когда затем, по велению прорицалища, они принесли в жертву Посидону этого самого быка и по окончании жертвы стали ловить рыбу, то столько было поймано рыбы, что из десятой части улова сделаны были подарки в Олимпию и в Дельфы.
(5) Рядом находится пожертвование жителей Тегеи — статуи: Аполлон и Ника, в память победы над лакедемонянами, потом тегейекио герои: Каллисто, дочь Ликаона, Аркад, по имени которого названа страна, и сыновья его: Елат, Афид и Азан, и за ними Трифил, но матерью его была вовсе не Ерато, а Лаодамия, дочь лакедемонского царя Амиклы; там же стоит и сын Трифила, Ерас. (6) Творцами этих статуй были: Павсания, аполлониат, изваявший Аполлона и Каллисто; статуи Ники и Аркада изготовил сикионянин Дедал, а ваятелями остальных статуй были: аргивянин Антифан и аркадянин Самола, которому принадлежат Трифил и Азан, а Антифану Елат, Афид и Ерас. Статуи эти жители Тегои послали в Дельфы после того, как были взяты в плен лакедемоняне, напавшие на их земли.
(7) Напротив стоят пожертвования лакедемонян за победу над аѳинянами, именно: Диоскуры, Зевс, Аполлон и Артемида; потом стоят: Посидон и Лисандр, сын Аристократа, над которым Посидон держит венок, затем Авант, дававший тогда предсказания Лисандру, и Ермон, бывший кормчим на главном корабле Лисандра. (8) Этого Ермона изваял Ѳеокосм, из Мегар, так как мегаряне вписали его в число своих граждан. Творцом Диоскуров был Антифан аргивянин, а прорицатель — произведение Писона из тризинской Калаврии. Артемиду, Посидона и Лисандра изваял Дамия, а Аполлона и Зевса — Аѳинодор. Последние два художника родом аркадяне, из Клитора. (9) Позади перечисленных стоят статуи всех сподвижников Лисандра при Эгос–потамах, как собственно спартанцев, так и союзников, это: Арак из Лакедемона и виотиец Ерианф… кроме Миманта, затем Астикрат; из Хиоса: Кифисокл, Ермофант и Икесий; из Родоса Тимарх и Диагор, из Книда Ѳеодам, из Ефеса Киммерий, и из Милета Эантид. (10) Все они изваяны Тисандром; следующие за ними — изваяния сикионянина Алипа: Ѳеопомп миндийский, Клеомид из Самоса; потом из Еввии: Аристокл из Карнегия, Автоном из Еретрии, Аристофант из Коринѳа, Аполлодор из Тризина и наконец Дион из Епидавра, что в Арголиде. За ними стоят: Аксионик, ахеянин из Пеллины, Феар, из Ермионы, фокеец Пирия, из Мегар Комон, из Сикиона Агесимен; потом из Коринѳа, Амвракии и Левкады: Тилекрат левкадиец, коринѳянин Пифодот и амвракиец Евантид. Наконец последние лакедемоняне: Епикирид и Етеоник, произведения Патрокла и Канаха.
(11) Поражение аѳинян при Эгос–потамах, говорят, произошло вследствие измены — будто полководцы были подкуплены, и будто бы именно Тидей и Адимант взяли деньги от Лисандра. В подтверждение этого указывают даже изречение Сивиллы:
Тогда–то аѳинянам вопли и стоны пошлет
Зевс громовержец, коего сила величайшая:
Несет кораблям бурю, войны и бедствия,
И корабли погибнут предательством, преступностью вождей.
Второе указание выводят из прорицания Мусея:
И на аѳинян находит страшная туча
По вине вождей; но и утешение настанет:
Вражеский город разрушат и отомстят.
Но довольно об этом.
(12) Относительно сражения лакедемонян с аргивянами из за так называемой Ѳиреи, Сивилла предсказывала для обоих городов одинаковые последствия. Но аргивяне, полагая, что они имели перевес над неприятелем, воздвигли медного коня, но образцу известного деревянного, и отправили в Делфы. Изваял этого коня аргивянин Антифан.
10. На пьедестале под деревянным конем находится надпись, указывающая, что статуи пожертвованы из десятой части мараѳонской добычи. Статуи представляют; Аѳину, Аполлона и полководца Милтиада. Из так называемых героев здесь стоят: Ерехѳей, Кекропс, Пандион, Лео и Антиох, сын Иракла от Миды, дочери Филанта; затем Эгей и из сыновей Фисея Акамант: последние, по изречению делфийского прорицалища, дали название филам аѳинским. Далее стоят: Кодр, сын Меланфа, Фисей и Филей, которые уже не принадлежат к епонимам. (2) Перечисленные статуи работы Фидия, и действительно тоже из десятины мараѳонской добычи. Статуи Антигона, сына, его Димитрия и египетского Птоломея были посланы в Делфы уже в позднейшие времена: последнему из уважения, первым двум из страха.
(3) Около коня находятся разные пожертвования аргивян: вожди, ходившие на Ѳивы, вместе с Полиником, именно: Адраст, сын Талая, Тидей, сын Инея, потомки Прита: Капаней, сын Иппона, Етеокл, сын Ифия, Полиник и сын сестры Адраста Иппомедон. Тут же доставлена и колесница Амфиарая, в которой стоит его возница Батон, приходившийся ему также родственником; последний там Алиферс. (4) Эти статуи были изваяны Ипатодором и Аристогитоном, и были сделаны, как говорят аргивяне, из добычи, полученной после победы над лакедемонянами, которую аргивяне одержали в союзе с аѳинянами при Иное в Арголиде. Мне кажется, что из этих же денег аргивяне посвятили статуи так называемых епигонов, потому что там же стоят Сѳенел и Алкмеон, которого предпочли Амфилоху, как мне кажется, благодаря его старости, а за ними Промах, Ѳерсандр, Эгиалей и Диомид; а между Диомидом и Эгиалеем Евриал.
(5) Против них стоят статуи других лиц, посвященные аргивянами, за то что они с ѳивянами и Епаминондом принимали участие в заселении Мессины. Там же есть изображения героев: Даная, могущественнейшего даря Аргоса, и Ипермнистры, которая одна из всех сестер не осквернила себя убийством. Возле неё стоит Линкей и за ним по порядку весь род, восходящий до Иракла и затем дальше до Персея.
(6) Тарентгинцами пожертвованы медные кони и женщины, взятые в плен у мессапийцев, варваров, смежных с тарентинцами. Изваяния эти сделаны аргивянином Агеладом. Тарант был заселен лакедемонянами, под предводительством спартанца Фаланфа. Когда Фаланфа отправляли для поселения, то из Делф пришло изречение, что он овладеет страной и городом, когда при эфре (ясном небе) почувствует дождь. (7) Не обдумав сразу предсказания и не спросив объяснения у толкователя, он с кораблями отплыл прямо в Италию, но, хотя победил варваров, все таки не мог взять ни одного города и подчинить какую либо страну. Вспомнив изречение оракула, он уже думал, что бог предсказал ему невозможное, так как небо было чистое, ясное, и дождь не мог пойти. Когда он находился в отчаянии, жена его, которая тоже последовала за ним из Спарты, стала ласкать его; между прочим положила его голову к себе на, колени и начала искать вшей. Любя мужа и видя неудачи, жена стала плакать, и до того расплакалась, что слезы стали падать на голову Фаланфа. (8) Тогда–то он понял предсказание оракула, — жена его называлясь Эфра, — и с наступлением ночи взял приступом Тарант, самый большой и самый богатый приморский город варваров. Тарант, по преданию, был сыном Посидона и местной нимфы, и, по имени этого героя, дано название городу и реке, потому что река тоже называется Тарант.
11. Не далеко от предметов, посвященных тарентинцами, находится сокровищница сикионян, но денег здесь нет, как нет их и в других сокровищницах. Книдийцы тоже привезли в Делфы статуи: Триопьг, основателя Книда, — он представлен стоящим возле коня, — — и за тем Лито, и Аполлона с Артемидой, стреляющих в Тития: последний уже ранен. Статуи эти стоят возле сокровищницы сикионян. (2) Сифнийцы тоже устроили сокровищницу, по следующему поводу. На острове Сифне была золотая руда, и бог велел десятую часть дохода отвозить в Дtлфы; поэтому сифнийцы выстроили сокровищницу и стали возить туда десятину. Но когда они, по скупости, перестали доставлять дань, то последовало наводнение и уничтожило их прииски. (3) Липарцы тоже поставили статуи после морской победы над тирринцами. Липарцы — поселенцы из Книда, во главе которых были, книдский уроженец Пентафл, как говорит сиракузянин Антиох, сын Ксенофана, в своей истории Сицилии. Он передает также, что эти поселенцы построили город на Пахиноком мысе Сицилии, но были изгнаны оружием елимов и финикиян, после чего овладели теми пустынными, или безлюдными островами, которые называют еще до сих пор, по Гомеру, островами Эола.
(4) На одном из них, именно, на Липаре, поселенцы построили город, а, переправляясь на кораблях, обрабатывают еще Иеру, Стронгилу и Дидимы. На Стронгиле показывается из земли огонь, а на самой вершине острова Иеры выходит огненное пламя, а при море есть хорошие купальни; впрочем, вода будет принимать тебя очень осторожно, в противном случае войти в горячую воду трудно будет. Ѳивяне и аѳиняне, в память счастливых военных действий, поставили также сокровищницы. Не знаю, в честь чего устроили сокровищницу книдийцы — в память ли победы, или просто чтобы показать богатства, потому что ѳивяне могли посвятить в память победы при Левктрах, как и аѳиняне в память победы при Мараѳоне.
(5) В Клеонах появилась некогда смертоносная болезнь, как было в Аѳинах, и тогда, по совету делфийского прорицалища, жители Клеон принесли в жертву козла, заколов его еще до зари, и так как после этого болезнь прекратилась, то они послали Аполлону медного козла. Жители Сиракуз поставили сокровищницу в намять великого поражения аѳинян, а фракийские потидейцы сделали тоже из особенного почтения к Аполлону,
(6) Аѳиняне на деньги, приобретенные в войне с пелопоннесцами и их эллинскими союзниками, соорудили еще колонну, которая украшена носами кораблей и медными щитами. На колонне написаны имена всех городов, откуда аѳиняне послали добычу в честь бога, именно: Идея, Лакедемон, Сикион, Мегары, ахейские Пеллины, Амвракия, Левкада, и даже Коринѳ. Потом надпись на колонне говорит, что в честь этой морской победы была принесена жертва Фисею и Посидону в так называемом Рие, Мне кажется, что эта надпись относится к Формиону, сыну Асопиха, и намекает на его подвиги.
12. [Сивиллы]. Там есть прямо поднимающаяся из земли скала, на которой, по делфийскому преданию, стояла и пела изречения Ирофила, прозванная сивиллой. Эта жила гораздо раньше, и эллины считают ее дочерью Зевса и Ламии, Посидоновой дочери: она будто бы первая из женщин пела изречения прорицалища, и ливийцы назвали ее сивиллой. (2) Однако эта Ирофила жила гораздо позже, и все–таки до Троянской войны. Так, она предсказала, что Елена вырастет в Спарте на гибель Азии и Европы, и что чрез нее Илион будет взят эллинами. Дилосцы говорят, что эта женщина составила и гимн Аполлону, но сама она в своих стихах называет себя не только Ирофилой, но и Артемидой и даже женой Аполлона, называет себя также его сестрой и дочерью. Так она говорила во время вдохновения. (3) В другом месте своих изречении она выдает себя за рожденную от бессмертной матери, одной из Идейских нимф, и от смертного отца. Вот это место:
«Я рождена средней от смертного и богини: от нимфы бессмертной и отца китофага; от матери, рожденной на Иде; отечество мое — красный Марписс, посвященный матери, и река Аидоней».
(4) В троянском Иде до сих пор находятся развалины города Марписса, в котором около 60 жителей. Вся почва около Марписса красноватого цвета, чрезвычайно сухая, так что река Аидоней местами уходит под землю, местами опять выходит наружу и наконец совершенно исчезает под землею. Мне кажется, что по той же причине и Ида такая сухая и имеет расщелины. Марписс находится в 240 стадиях от троянской Александрии.
(5) Жители этой Александрии рассказывают, что Ирофила была жрицею Аполлона Сминфея и предсказала тот сон Гекубы, который, как известно, после и исполнился. Эта сивилла большую часть своей жизни провела на Самосе, (6) но посещала и колофонский Клар, и Дилос и Дельфы.
Во время своего пребывания в Делфах она ходила на упомянутую скалу и там пела изречения. Умерла она в Троаде; могила её находится в священной роще Сминфея, и на памятнике следующая надпись:
«Я здесь, ясноречивая Фебова сивилла,
Под сим камнем лежу,
Некогда вещай дева, ныне вечнобезгласная,
Безжалостной судьбой в земле настигнутая.
Но здесь я покоюсь около Нимф и Ерма,
В награду за прежнюю милость ко мне Феба»,
Действительно, с правой стороны могилы стоит четырехугольная статуя Ерма, а с левой падает вода в бассейн и там стоят статуи нимф.
(7) Но ериѳрейцы, которые упорно и больше всех эллинов присваивают себе Ирофилу, показывают гору, называемую Корик, и в ней пещеру, в которой по их словам родилась Ирофила от тамошнего пастуха Ѳеодора и одной нимфы, прозванной просто идейской, потому что в те времена густой лес назывался «ида». А те стихи, где упоминается о городе Марписсе и реке Аидонее, ериѳрейцы совсем исключают из изречений.
(8) Относительно другой сивиллы, которая после этой давала изречения, Иперох из Кум говорят, что она была родом из Кум, что в Опиках, и называлась Димо. Впрочем, жители Кум не сохранили ни одного из её изречений; показывают только небольшую урну в святилище Аполлона и говорят, что там лежат останки сивиллы.
(9) Гораздо позже Димо, у евреев, живущих за Палестиною, славилась женщина–прорицательница, по имени Савва. Отцом её называют Вироса, матерью Ериманѳу; впрочем, одни считают её вавилонской сивиллой, другие египетской. (10) Затем говорят, что в Додонах были также прорицательницы: Фаеннида, дочь некоего хаонского царя и Пелии (голубки), — додонян волю бога предсказывали голуби, — но что эти не назывались сивиллами. Впрочем, определить время существования Фаенниды и собрать изречения… потому что она жила после взятия в плен Димитрия Антиохом, когда последний захватил в свои руки власть. Но о Пелиях говорят, что они жили раньше даже Фимонои, и будто бы из всех женщин они первые пели, именно следующие стихи:
«Зевс был, Зевс есть, Зевс будет, о великий Зевс!
Земля производит плоды, землю матерью зовите».
(11) Из мужчин прорицателей упоминают Евкла из Кипра, аѳиняна Мусея, сына Антифимова, Лика, сына Пандионова, и виотийца Вакида, который предсказывал, будучи вдохновляем нимфами. Я читал изречения всех их, за исключением Лика.
Вот сколько было до меня женщин и мужчин, предсказывавших по вдохновению бога. С течением времен может опять повториться то же самое.
13. Медную голову бизона, пеонского быка, прислал в Делфы пеонский царь Дропион, сын Деонта. Этих бизонов труднее всех зверей поймать живьем, и вряд ли найдутся такие крепкие сети, чтобы бизон не прорвался. Охотятся за ними следующим образом: прежде всего охотники отыскивают покатое место, спускающееся к долине, и затем кругом огораживают его крепким плетнем; затем все покатое место и ту площадку, что в конце ограды, выстилают свежесодранными шкурами, а в случае нет таких шкур, кладут сухие кожи и обливают их, чтобы скользили, маслом. (2) После этого, лучшие наездники гонят бизонов в упомянутое место. Бизоны, попав на первые кожи, спотыкаются и падают, и по этому скату катятся до самой площадки. Здесь их сначала оставляют в покое, а на четвертый или на пятый день, когда голод и безвыходность усмирит их буйство и они все полягут, укротители бросают им плоды садовой сосны, (3) очистив их предварительно от скорлупы, так как бизоны в это время ничего другого не станут есть. Наконец, их схватывают, связывают и уводят. Вот каким способом производится ловля быков–бизонов.
(4) Напротив медной головы бизона поставлена статуя мужчины в панцире, и поверх панциря хламида. Она посвящена андрийцами и, по словам делфийцев, представляет родоначальника их Андрея. Статуи Аполлона, Аѳины и Артемиды посвящены фокейцами в честь победы над фессалийцами, их всегдашними врагами и в то же время соседями со всех сторон, кроме стороны, лежащей к Локрам, где их разделяют епикнимидийцы. (5) Фарсальские фессалийцы, македоняне из города Хиона под Пиерией и киринеяне — ливийские эллины сделали также свои пожертвования. Первые посвятили группу: Ахилл на коне и рядом с конем бежит Патрокл; дионские македоняне — Аполлона, схватывающего оленя, киринеяне — колесницу с стоящим в ней Аммоном. Дорийские коринѳяне тоже устроили сокровищницу, где между прочим хранилось лидийское золото.
(6) Статуя Иракла пожертвована ѳивянами после известной священной войны с фокейцами. Фокейцы тоже сделали пожертвование — медные статуи, когда они во втором сражении обратили в бегство фессалийскую конницу. Флиасийцы послали в Делфы медную статую Зевса и с ним Эгину. Аркадские мантинейцы пожертвовали медного Аполлона; он стоит недалеко от киринейской сокровищницы.
(7) Фокейцы на память о временах, когда ими предводительствовал против фессалийцев илеец Теллий, поставили следующую группу: Иракл и Аполлон хватаются за треножник и из–за него вступают в бой; Лито и Артемида успокаивают Аполлона, Аѳина Иракла. Три статуи сделал Диилл вместе с Амиклеем, а Аѳину и Артемиду изваял Хионис; все они считаются коринѳскими художниками. (8) Делфийцы рассказывают, что когда Иракл, сын Амфитриона, пришел к прорицалищу, и главная жрица, Ксеноклея, не захотела отвечать ему за его убийство Ифита, то Иракл, схватив треножник, вынес его из храма, сказав Ксеноклфе:
«Иракл Тиринѳский не такой, как Кановейский»,
потому что раньше этого приходил в Делфы египетский Иракл. Иракл Амфитрионов отдал треножник Аполлона и узнал от Ксеноклеи все, что ему нужно было. Из этого сказания поэты воспели борьбу Иракла с Аполлоном за треножник. (9) В честь платейской битвы все эллины вместе подарили золотой треножник, поддерживаемый медным драконом. Все медные части этого пожертвования остались целы даже до моего времени, но золота фокейские полководцы не оставили не тронутым. (10) Тарентинцы послали в Делфы еще другую десятину, за победу над Певкетийскими варварами. Ваятелями статуй были Онат из Эгины и Калинф; это изображения пехотинцев и всадников: Олис, царь Иапигов, пришедший на помощь певкетийцам, представляется как бы убитым в сражении; возле него стоят герои Тарант и Фаланф из Лакедемона, и около последнего лежит дельфин, — потому что, прежде прибытия в Италию, Фаланф потерпел кораблекрушение на криссейском море и, по преданию, был вынесен на землю дельфином.
14·. Топоры Периклита, сына Евѳимаха, из Тенедоса, были посвящены в Делфы по следующему древнему преданию. Говорят, Кикн, царь в Колонах, был сын Посидона; а город этот стоял в троянской земле против острова Левкофрии. (2) У Кикна была дочь Имифея и сын Тенн, родившиеся от Проклии, дочери Клития, и сестры того Калитора, о котором говорит Гомер в Илиаде, что он был убит Аяксом, когда подносил огонь под корабль Протесилая. Когда Проклия умерла, Кикн взял другую жену — Филоному, дочь Крагаса, но Филонома полюбила Тенна, и так как не встретила сочувствия, то наклеветала мужу, будто Тенн задумал насилие. Кикн поверил клевете, велел забить Тенна вместе с сестрой в ящик и бросить в море, (3) но они благополучно высадились на остров, называвшийся прежде Левкофрией, а теперь, по имени Тенна, названный Тенедосом. Однако обман в свое время открылся, и Кикн отправился к сыну, чтобы сознаться в своей вине и испросить прощение, но когда пристал к острову и привязал веревку к скале, или к дереву, Тенн не забыл своего гнева и топором перерубил веревку. (4) Отсюда сложилась пословица, и когда кто на отрез откажет, говорят: «Отрубил тенедосским топором».
По эллинским сказаниям, Тенн убит был Ахиллом, защищая свое отечество, а тенодосцы, в последующие времена, по причине своей слабости, присоединились к александрийцам, что на Троянском берегу.
(5) Эллины, сражавшиеся против персидского царя, в память победы при Артемисии и Саламине, посвятили в Олимпию медного Зевса, а в Дельфы Аполлона. Рассказывают также, будто Ѳемистокл тоже приходил в Дельфы и хотел пожертвовать часть мидийской добычи, но когда спросил, можно ли положить дары в храме, Пиѳия велела унести все из храма. Вот это место из её ответа:
«Добычи прекрасной с Персея в храме ноем
Не возлагай; в свой дом отнеси поскорее».
(6) Удивляюсь, как это не приняты были мидийские дары от одного только Ѳемистокла. Одни говорят, что Аполлон вообще не принимал никаких пожертвований из персидской добычи, если только жертвователи предварительно спрашивали, как Ѳемистокл, примет ли Аполлон, по другие полагают, что Аполлон знал, что Ѳемистокл будет искать покровительства персидского царя, потому и не принял от него даров, чтобы не освятить вражды мидян и не сделать ее бесконечной. Предсказание об этом вторжении варваров в Элладу можно найти в изречениях Вакида и еще раньше в стихотворениях Евкла.
(7) Недалеко от главного жертвенника стоит дар самих делфийцев — медный волк. Рассказывают, что один человек украл священные деньги и с ними скрылся в той части Парнасса, которая особенно покрыта густым лесом, но когда он заснул, на него напал волк и задушил, и затем этот волк каждый день подходил к городу и выл. Разумеется, догадались, что волк является не без побуждения бога: пошли за ним и таким образом нашли священные деньги, а богу посвятили за это медного волка. Позолоченную статую Фрины изваял Пракситель, один из её поклонников, но статуя пожертвована самой Фриной.
15. Далее стоят рядом две статуи Аполлона: одну прислали аргосские епидаврийцы, в память победы над мидянами, другую мегаряне после победы над аѳинянами при Нисее. От платейцев здесь посвящен теленок, на намять о тех временах, когда они сражались в своей стране вместе с другими эллинами против Мардония, сына Говрия. Потом стоят опять две статуи Аполлона: одна прислана ираклеотами, что около Евксинского моря, другая посвящена амфиктионами, когда они взыскали штраф с фокейцев за присвоение земли, посвященной богу. Этого Аполлона здесь называют Ситалком; вышина его 35 локтей. (2) Этоляне, после победы над галатами, поставили статуи своих этольских вождей и кроме того Артемиду, Аѳину и двух Аполлонов. Относительно того, что войско кельтов переправится из Европы в Азию и там разрушит города, целым поколением раньше предсказала Фаоннида в следующем изречении:
«Тогда вражеское войско галатов наполнит
Узкий путь Геллеспонта, и нещадно
Азию опустошит: еще большие беды бог пошлет
На живущих около моря.
Но скоро и для них Кронион пошлет защитника,
Сына боговоспитанного быка, и тот сын
Всем галатам день погибели принесет».
Сыном быка она называет здесь пергамского царя Аттала; и сам Аполлон называет его быко–рогом. (4) Подле Аполлона ферейцы поставили статуи своих конных полководцев верхом, после того как обратили в бегство аттическую конницу. Аѳиняне пожертвовали медную пальму и на ней поставили позолоченную статую Аѳины: это в честь двух побед, одержанных ими в один и тот же день при Евримедонте на суше и на кораблях на той же реке. Я заметил, что золото на этой статуе во многих местах оторвано, и полагал, (5) что это сделали воры или подобные негодяи, но Клитодим, древнейший аѳинский историк, пишет в своей истории Аттики, что во время приготовления аѳинян к сицилийскому походу, в Дельфы слетелось бесчисленное множество воронов, которые своими клювами стали клевать статую и отрывать покрывавшее ее золото. Говорят еще, что эти вороны расклевали также копье, сов и все, что было на пальме похожего на финиковые плоды. (6) Клитодим упоминает и о других предзнаменованиях, которые отклоняли аѳинян от похода в Сицилию.
Киринеяне посвятили в Дельфы статую Ватта на колеснице, который привез их на кораблях из Ѳиры в Ливию. Возницею на этой колеснице стоит Кирина, а около Ватта в колеснице стоит Ливия, и возлагает на него венок. Группа эта — произведение Амфиона, сына Акестора, из Кноса. (7) Говорят, что этому Ватту, основателю Кирины, следующий случай помог раскрыть свой голос: объезжая однажды киринейскую страну в крайних, тогда еще безлюдных, частях, он увидел льва и при виде его так испугался, что это заставило его громко и ясно вскрикнуть. Не далеко от Ватта амфиктионы поставили другого Аполлона, за оскорбление, нанесенное фокейцами богу.
16. Из даров, которые посылали лидийские цари, ничего не осталось, кроме железной подставки к чаше Алиатта. Она сделана Главком из Хиоса, который первый открыл искусство спаивать железо. Каждая часть подставки скреплена с другою не крючками или гвоздями, а они только спаяны и этим скреплены между собою. (2) Подставка эта очень похожа на башенку в виде притупленного конуса с широким основанием. Каждая сторона подставки состоит не из целой полосы железа, а представляет поперечные железные пояса, в роде ступеней лестницы, а те железные полоски, которые прямо подымаются к верху, загнуты к наружи, и на них то лежала чаша.
(3) Так называемый делфийцами «пуп земли» представляет глыбу белого мрамора и, по их словам, лежит на самой середине земного шара. Так говорит в одной оде и поэт Пиндар.
Тут же находится дар лакедемонян — изваянная Каламидом статуя Ермионы, дочери Менелая, (4) которая была женой Ореста, сына Агамемнонова, а еще раньше Неоптолема, сына Ахилла. Статую Евридама, предводительствовавшего этолянами против галатов, посвятили этоляне. (5) На острове Крите в горах до сих пор еще 5 находится город Елир. Жители этого Елира послали в Дельфы медную козу: она дает молоко двум мальчикам Филакиду и Филаидру. Елирийцы считают их детьми Аполлона и нимфы Акакаллиды, с которою он сочетался в городе Тарре в доме Карманора. (6) Каристийцы из Еввии также поставили пред Аполлоном медного быка в честь победы над мидянами. Потом каристийцы пожертвовали быков вместе с платейцами, вероятно, в память того, что, прогнав варваров, восстановили свое могущество и могли свободно обрабатывать свои земли. Этоляне, после покорения своих соседей акарнанцев, послали в Дельфы статуи своих полководцев и с ними Аполлона и Артемиду.
(7) Удивительное дело узнал я о липарцах, именно о победе их над тирсинцами. Пиѳия приказала липарцам выступить на морскую битву с тирсинцами с возможно меньшим числом кораблей; поэтому липарцы выставили всего только пять трирем. Тирсинцы не хотели унизить себя перед липарцами и повели против них тоже пять кораблей. Липарцы овладели этими кораблями; затем овладели напавшими да них вторично пятью кораблями, и так повторялось в третий и в четвертый раз с одинаковым числом кораблей. В память этого подвига липарцы послали в Дельфы столько статуй Аполлона, сколько забрали кораблей. (8) Ехекрадит из Лариссы пожертвовал маленького Аполлона. По словам делфийцев, это было первое пожертвование Аполлону.

[Остров Сардиния]

17. Из западных варваров те, что живут на острове Сардинии, прислали медную статую своего родоначальника.
Сардиния, по своей величине и богатству, может быть сравнена с самыми знаменитыми островами. Древнего названия Сардинии, какое дали ей сами жители, я не знаю, а эллины, ездившие туда по торговым делам, назвали этот остров «След» (Ихнуса), потому что он, по своей форме, похож на след ноги человека (ἴχνος). Длиной этот остров в 1,120 стадий, а шириной в 420 стадий. (2) Говорят, что первые переехали туда на кораблях ливийцы, под предводительством Сарда, сына того Макирида, которого египтяне и ливийцы величают Ираклом. Кроме путешествия в Делфы более ничего не известно о Макириде, а Сарду довелось быть предводителем ливийцев в Ихнусу и от своего имени переменить название острова. Туземцев, однако, не могли прогнать прибывшие ливийцы и должны были, волей или неволей, принять их в свое сожительство. Но ни ливийцы, ни островитяне не умели строить городов; они были кочевники, и жили рассеянно в шалашах, в пещерах, где попало,
(3) Через несколько лет после ливийцев, в Сардинию прибыло поселение из Эллады вместе с Аристеем. Аристей, по преданию, был сын Аполлона и Кирины. Крайне опечаленный несчастной судьбой Актэона и недовольный поэтому не только Виотией, но и всей Элладой, он и переселился в Сардинию. (4) Некоторые полагают, что в этом поселении принял участие и Дедал, который в то же самое время бежал из Камина, испугавшись нашествия критян. Но нет никакого основания предполагать, чтобы Дедал мог участвовать в поселении или ином предприятии Аристея, который был женат на дочери Кадма, Автоное, когда Дедал жил во времена царствования в Ѳивах Эдипа.
Впрочем и это поселение не основало ни одного города, вероятно, потому, что было слишком слабо и малочисленно дня основания города.
(5) После Аристея, в Сардинию переехал отряд ивиров, под предводительством Норака, и они основали здесь город Нору. Это, говорят туземцы, был первый город, основанный в Сардинии, а Норака они. считают сыном Ерма и Ерифии, дочери Гириона.
Четвертый отряд поселенцев, под предводительством Иолая, прибыл из Ѳеспии и из Аттики. Ѳеспийцы основали город Олвию, а аѳиняне отдельно город Огрилу, дав городу название или по имени одного из аттических поселков, или, быть может, между ними был в поселении какой–нибудь Огрил, Еще доныне в Сардинии есть местность, называемая Иолаия, и туземцы воздают там почести Иолаию.
(6) По взятии Илиона, в числе других троянцев бежали и спасшиеся с Энеем. Часть их была пригнана бурями к Сардинии, где они смешались с тамошними эллинами. Готовившееся сражение между варварами и эллинами с троянцами не состоялось, потому что обе стороны одинаково сильны были оружием, и кроме того между противниками находилась река Форс, которую те и другие боялись переходить.
(7) Спустя много лет, ливийцы опять явились в Сардинию с большим числом кораблей, и начали войну с эллинами. Они истребили всех эллинов; уцелела разве самая незначительная часть. Троянцы тогда бежали в горы и заняли неприступные места, огражденные не только скалами, но и частоколом. Они до сих пор носят название илионцев, но по наружности, вооружению и образу жизни, совершенно похожи на ливийцев.
(8) Недалеко от Сардинии есть другой остров, который эллины называют «Кирнос», а ливийцы–поселенцы — «Корсика». Значительная часть жителей этого острова во время междоусобия переселилась в Сардинию; здесь они поселились в одном местечке в горах, которым овладели. Сардинцы называют их, по происхождению, корсами. Когда карфагеняне сделались самыми могущественными на море, то покорили всю Сардинию за исключением илионцев и корсов, так как их нельзя было покорить вследствие неприступности гор. Карфагеняне тоже поселились на острове и основали два города: Каралис и Силки. Союзники карфагенян, ливийцы или ивиры, заспорив с карфагенянами из–за добычи, и считая себя обиженными, оставили их и тоже поселились в гористых местах острова. (10) Их назвали кирнским словом «валары», что значит «беглецы». Такие–то племена заселили остров Сардинию.
На северном и на обращенном к Италии берегу тянется цепь непроходимых гор. Для мореплавателей остров представляет в этих местах удобные пристани для стоянки кораблей, так как порывистые и сильные ветры отгоняются вершинами гор в открытое море. (11) По средине острова тянутся другие горы, более низкие, но воздух там постоянно сырой и нездоровый. Причиною этого осаждающаяся там соль и дующий в эту сторону тяжелый и сильный южный ветер. Когда же во время лета дуют северные ветры, то их задерживают высоты гор, обращенных к Италии, и не дают освежить воздух и землю. Другие опять говорят, что так как Кирн, отделенный морем от Сардинии расстоянием не далее восьми стадий, покрыт горами и везде представляет возвышенности, то этим он не дает возможности Зефиру и Борею доходить до Сардинии.
(12) На этом острове нет никаких змей, ни ядовитых, ни неядовитых; волков тоже не видно. Бараны тамошние величиною не больше обыкновенных; но по виду похожи на тех диких баранов, каких представляют эгинские ваятели; грудь у них гораздо более космата, чем на эгинских изваяниях; рога расходятся не от головы, а загибаются прямо к ушам. По быстроте они превосходят всех зверей. (13) На острове нет также никаких ядовитых трав, которые приносили бы смерть, исключая только одно растение, очень похожее на петрушку, и кто съест его, тот, говорят, умирает от смеха. Потому–то Гомер и позднейшие люди называли неудержимый смех «сарданийским». Трава эта чаще всего растет возле источников; но воде не передает своего яда.
Я присоединил свой рассказ о Сардинии к описанию Фокеи потому, что эллины имеют весьма мало понятия и об этом острове.
18. [Пожертвования] — Около статуи Сарда стоит конь, пожертвованный, судя по надписи, аѳинянином Каллием, сыном Лисимахида, который соорудил его на собственные деньги, добытые в войне с персами. Ахейцы посвятили статую Аѳины, когда завоевали осажденный ими в Этолии город Фаны. Рассказывают, что осада длилась очень долго, и так как они не были в состоянии взять город приступом, то отправили послов в Дельфы, и получили такое изречение прорицалища:
(2) «Вы, обитатели земли Пелопа и Ахайи, в Пифо
Прибывшие спросить, как взять город;
Наблюдайте, какая часть каждый день
Людей пьющих защищает город и какая пьет;
Тогда вы возьмете Фаны, многобашенную твердыню».
(3) Не поняв изречения, осаждающие решили прекратить осаду и отплыть домой, а осажденные перестали даже обращать внимание на неприятелей, так что одна женщина вышла из города набрать воды из ближайшего источника. Но на нее бросились воины ахейские и захватили её в плен. От неё–то ахейцы и узнали, что она каждую ночь ходила брать воду из этого ключа и потом делила воду между горожанами, и что у них не было другого средства против жажды. Тогда ахейцы засыпали источник и взяли город.
(4) Родосцы, из Линда, поставили возле этой Аѳины статую Аполлона. Амвракиоты пожертвовали медного осла в честь победы, одержанной ночью, над молоссами. Молоссы устроили–было засаду ночью, но в это время, совершенно случайно, осел, возвращавшийся из поля в город, с ревом преследовал ослицу; точно также и человек, гнавший осла, кричал на него невнятным и глухим голосом. Находившиеся в засаде молоссы вышли, а амвракиоты открыли замысел врагов, напали на них и перебили.
(5) Орнеаты, живущие в Арголиде, находясь в бедственном положении во время войны с сикионянами, дали обет Аполлону, если прогонят сикионян из своей страны, устраивать ему ежедневные почести в Делфах и приносить столько–то и таких–то жертв. Но когда сикионцы были прогнаны, и орнеаты, согласно обету, начали устраивать ежедневные почести, оказались большие расходы. Более и более тяготясь этим, они прибегли к такой хитрости: посвятили богу медные рельефы как жертв, так и всего шествия.
(6) Там же изваяние: бой Иракла с гидрой, пожертвованное Тисагором и сделанное из железа — как гидра, так и сам Иракл. Из железа очень трудно делать изваяния, и оно требует весьма много работы. Искусство Тисагора вообще заслуживает удивления, но особенно замечательно его произведение в Пергаме — железные головы льва и дикого кабана, посвященные Дионису. (7) Фокейцы, населяющие Елатею, в память о том, что к ним был послан на помощь из Аѳин Олимпиодор и избавил от осады Касандра, послали в Делфы Аполлону медного льва. Стоящий около этого льва Аполлон пожертвован, как первый дар из добычи, массалийцами за морскую победу над карфагенянами. Этоляне пожертвовали трофей и статую вооруженной женщины, очевидно, Этолии. Это посвятили этоляне в память того, что наказали галатов за жестокое обращение с каллийцами. Далее позолоченная статуя Горгия Леонтинского, пожертвованная самим Горгием.
19. Возле Горгия стоит пожертвованная амфиктионами статуя сикионянина Скиллида, который прославился искусством нырять на самые глубокие места моря. (2) Скиллид выучил также нырять и дочь свою, Идну. Когда корабли Ксеркса были застигнуты сильною бурею около горы Пилиона, Скиллид и Идна повытаскивали якори и другие зацепы и этим нанесли гибель кораблям. За это амфиктионы поставили статуи Скиллида и его дочери; однако статуя Идны увезена из Делф Нероном вместе с другими статуями. Говорят, что из женского пола ныряют только чистые девственницы. (3) Далее считаю нужным привести лесбосский рассказ. Однажды в Мифиме рыбаки вытащили сетями голову, сделанную из оливкового дерева. По виду, она должна была принадлежать божеству, но чужому, потому что не была похожа на эллинского бога. Поэтому мифимнейцы спросили Пиѳию, чье это изображение — какого бога или героя? Пиѳия отвечала — чтить в нем Диониса Фалина. Тогда мифимнейцы оставили у себя вытащенную из моря деревянную голову и стали обращаться к ней с жертвами и обетами, а в Делфы послали медную.

[Храм Аполлона]

(4) На фронтонах храма стоят статуи: Артемида, Лито, Аполлон, Музы, заходящий Гелиос, Дионис и женщины фиады. Начал украшать наружную сторону храма аѳинянин Праксий, ученик Каламида, и так как он умер, не окончив работ, то все неоконченные украшения сделаны были Андросѳеном, тоже родом из Аѳин, учеником Евкадма. На капителях колонн прибито золотое оружие, из которого щиты, висящие с передней стороны, пожертвованы аѳинянами за мараѳонскую битву, а этоляне подарили доспехи галатов, висящие с задней стороны и с левой, на вид совершенно похожие на персидские герры.
[Нашествие Вренна] О вторжении галатов в Элладу я уже упоминал, когда говорил о здании совета в Аѳинах, (5) но я желаю обстоятельнее изложит об этом событии при описании Дельф, так как именно здесь произошла великая борьба эллинов с варварами. В первый свой поход келты находились под предводительством Камваула. Оии дошли до Фракии, но дальше не решились идти, так как увидели что они слишком малочисленны в сравнении с числом эллинских войск. (6) Решившись предпринять вторичный поход, главным образом вследствие подстрекательства участников похода с Камваулом, которые уже испробовали грабежи и знали сладость разбоев и наживы, они собрали множество пехоты и значительную часть конницы, поставили трех полководцев, и разделили все войско на три отряда, причем каждый отряд должен был идти на особенную страну.
Таким образом на Фракию и на племя триваллов двинулось войско под предводительством Керефрия; (7) на Пеонию пошли полководцы Вренн и Акихорий; Волгий повел свой отряд на македонян и иллирийцев, и имел битву с тогдашним македонским царем Птолемеем. Это был тот самый Птолемей, который изменнически убил Селевка, сына Антиохова, раньше оказавшего ему покровительство, и который за свою необычайную отвагу получил прозвание «Коравн» (молния). Тогда Птолемей пал в битве, и множество македонян было перебито. Таким образом второе ополчение вернулось обратно, не дойдя до Эллады.
(8) Между тем Вренн не переставал возбуждать народные собрания и уговаривать вождей галатов предпринять новый поход на Элладу, указывая на тогдашнее бессилие эллинов и на богатые сокровища, находившиеся в общественных хранилищах, в особенности же на множество богатых пожертвовании в храмах из чеканного золота и серебра. Таким образом он убедил галатов двинуться на Элладу и избрал своим главным помощником Акихория.
(9) Собранное Вренном войско составляло 152 тысячи пехоты и 20,400 всадников, отлично приученных к бою; но на самом деле конницы было 61,200, так как у каждого всадника было по двое слуг, также на конях и также искусных в бою. (10) И когда галатская конница вступала в сражение, то слуги оставались позади, чтобы, в случае будет убит конь под господином, подвести своего, а в случае будет убит сам господин, слуга становился на его место. Если же оба бывали убиты, то на их место готов был новый всадник; когда же господин бывал ранен, то один из слуг уводил его из строя, а другой замещал раненого.
(11) Такое галатское учреждение, по моему мнению, сделано было в подражание известных персидских 10 тысяч, называвшихся «бессмертными». Разница состояла в том, что у персов места убитых замещались после сражения, а у галатов они пополнялись в самый разгар битвы. (12) Этот строй назывался на их языке «Тримаркисия», потому что у келтов конь называется «марка». С такими–то приготовлениями и с такими намерениями Вренн двинулся на Элладу.
20. [Сражение при Фермопилах]. Эллины совершенно пали духом, и только неминуемые ужасы заставили их идти на защиту Эллады. Они видели, что теперь им придется бороться не только за одну свободу, как это было во время войны с мидянами, что теперь для своей безопасности не будет достаточно дать неприятелю земли и воды. У них были в памяти события из недавнего набега галатов на македонян, фракийцев и пэонян, а теперь в ним доносились известия об ужасах, постигших фессалийцев. Поэтому как все общины по городам, так и каждый в отдельности, решились идти на жизнь или на смерть. Желающие могут даже сравнить численность войск, сражавшихся против Ксеркса при Фермопилах и число войск, собранных против галатов.
Против мидян шли следующие эллинские племена:
лакедемонян с Леонидом было не более
300 чел.
тегейцев
500
Мантинейцев
500
аркадских орхоменян
120
из других аркадских городов
1,000
Микинян
80
флиасийцев
200
коринѳян
400
виотийцев: из Фестий
700
…»… из Ѳив
400
фокейцев, охранявших дорогу чрез Эту
1,000
(2) [их тоже нужно причислить к общему числу эллинских войск]. Затем, Геродот не упоминает числа локров под горой Книмидой — говорит только, что они пришли от всех городов; но и их число можно определить с достоверностью, потому что если аѳинян, прибывших на Мараѳон со всеми способными носить оружие и даже с рабами, было не более 9,000, то локров, собравшихся при Фермопилах, было не более
6000
Следовательно, всего войска могло быть
11,200 чел.
Вполне известно однако, что и эти не все время охраняли Фермопилы, потому что, за исключением лакедемонян, ѳеспийцев и микинян, прочие ушли, не дождавшись конца битвы.
(3) Против варваров, вторгнувшихся в Элладу от океана, прибыли к Фермопилам войска от следующих эллинских племен.
Из Виотии: тяжело–вооруженных
1000 чел.
… и конницы
500
Полководцами были виотархи: Кифисодот, Феарид, Диоген и Лисандр.

От фокейцев, под предводительством Критовула Антиоха, пехоты
3,000
… и конницы
500
От локров против острова Аталанты, под предводительством Мидия, одной пехоты, ибо конницы не было
700
мегарских гоплитов
400
Этолов было наибольше во всех рядах войска.

Сколько было их конницы, неизвестно, но легковооруженных было
90 чел.
… гоплитов
7,000
(5) Этолами предводительствовали: Полиарх, Полифрон и Лакрат.

Аѳиняне под начальством Каллипа, сына Мироклова, о котором я говорил уже раньше. Вся сила их была в отличных триремах, кроме того всадников было
500
… пехотинцев
2,000
Предводительство предоставлено было аѳинянам в силу старых заслуг.

Из вспомогательных войск, присланных царями из Македонии и малой Азии, было 500 чел. из обоих мест; всего
1,000
Начальником отряда, присланного Антигоном, был македонянин Аристодим, а начальником отряда, прибывшего от Антиоха из малой Азии, был Телесарх из Сирии, что при р. Оронте.

(6) Когда эллины собрались при Фермопилах, и им донесено было, что галатское войско расположилось около Магниеин и Фтиатиды, они решили отправить к р. Сперхию тысячу легко–вооруженных и отборную часть конницы, чтобы переправа неприятеля чрез реку происходила с борьбой и потерями.
(7) Эллины отправились, разрушили мосты и расположились на берегу. Однако Вренн, хотя и варвар, был очень находчив и весьма искусен в хитрых маневрах против неприятеля. Чтобы скрыть от эллинов переход чрез реку, он в наступившую ночь немедленно отправил около 1,000 галатов, но не к старым местам переправы, а пониже, где Сперхий широко разлился и представлял скорее болото или озеро, а не узкую, быструю реку. Отправленные воины были вместе с тем лучшие пловцы, и кроме того отличались высоким ростом, хотя кельты вообще превосходят других высоким телосложением. Таким образом они стали переправляться через болото, при чем, вместо плотов, пользовались своими щитами, которые у них называются «фиреи» (дверняки); а самые высокие галаты могли переходить даже в брод. Но эллины, находившиеся у Сперхия, когда узнали, что отряд варваров перешел чрез болото, немедленно отступили к своему войску.
21. Между тем Вренн приказал жителям малиакского залива навести чрез Сперхий мост. Те поспешно принялись за дело сколько из страха пред Бренном, столько же и из желания, чтобы неприятель скорее удалился из их страны, и не разорил бы их окончательно своим пребыванием. Затем, переведя войско по мосту, Вренн двинулся на Ираклию.
Разграбив эту местность и умертвив всех попадавшихся на полях людей, галаты однако самого города не брали, так как город защищали этолы, которые в предшествовавшем году присоединили Ираклею к этольскому союзу, и потому теперь прислали ираклейцам помощь, как подвластному городу. Впрочем Вренну мало было дела до Ираклии; план его был прогнать из фермопильских теснин засевших там эллинов и пробраться внутрь Эллады. (2) Миновав Ираклею, он узнал от перебежчиков, сколько войска было послано от каждого города в Фермопилы, и, находя силу эллинов незначительною, решился с восходом солнца начать битву, не обращаясь ни к какому эллинскому прорицателю и без всяких установленных жертв, если только у кельтов существуют жертвы для получения предсказаний. Эллины шли в битву молча и в совершенном порядке, и когда начался рукопашный бой, пехотинцы не выходили из строя на столько, чтобы расстраивать собственную фалангу; легко вооруженные тоже, оставаясь на своих местах, бросали дротики, стреляли из луков и из пращ; но конница оказалась для обеих сторон непригодною, так как местность при Фермопилах слишком узкая, и при том почва, состоящая из гладких скал, от потоков была почти повсюду скользкая.
Галаты вооружены были слабее эллинов: у них были только особого рода щиты, а более никакого вооружения они не носили; в этому нужно еще прибавить, что и в военном искусстве были гораздо ниже. (3) Но на неприятеля они бросались с яростью и бешенством, совершенно забывая себя, как звери. Ожесточение не покидало их даже тогда, когда они были уже изрублены секирами или мечами и едва только дышали; даже в пронзенных копьями и дротиками оставалась та–же свирепость, пока оставалась душа. Бывали между ними и такие, что из своих ран вырывали копья, которыми были прострелены, и пускали их в эллинов или же действовали ими с руки. (4) В то же время аѳиняне, переправившись чрез болото на своих триремах, с трудом и большою опасностью, так как оно далеко тянется от моря, приблизились к варварам, на сколько возможно было, и стали поражать их с фланга копьями, стрелами и всякими метательными снарядами. Таким образом кельты сильно страдали: в следствие узкой местности, они могли действовать только на малом пространстве, и несли потери вдвое и даже вчетверо более эллинов: так что их полководцы дали знак отступать в стан. Отступали варвары в большом смятении и беспорядке; многие давили друг друга, много их завязло и потонуло в болоте; вообще же при отступлении они понесли не меньший урон, чем в самой битве.
(5) Между эллинами наиболее отличилось в этот день своею храбростью аттическое войско, а из аѳинян особенно отличился Кидий, молодой человек, выступивший тогда в первый раз в битву. Когда он был убит галатами, родственники подняли его щит и пожертвовали в Аѳинский храм Зевса Елевѳерия с такою надписью:
«Щит сей тоскует по юной силе Кидия,
Славного мужа, и посвящен имени Зевса.
Его к локтю прижимал он с пламенным сердцем,
Когда бурный Арей поражал галатов».
(6) Надпись эта сохранялась в портике храма до того времени, когда воины Суллы, грабя Аѳины, похитили и этот щит вместе с другими предметами, находившимися в портике храма Зевса Елевѳерия,
После битвы ири Фермопилах эллины принялись хоронить своих убитых и снимать доспехи с варваров. Галаты же не входили в соглашение относительно погребения своих убитых; для них было все равно, будут ли их воины преданы земле, или будут истреблены зверями и птицами. (7) Я полагаю, что у них было две причины, почему они не заботились о погребении своих убитых: во первых, они думали этим навести больший ужас на противников; во вторых, у них не было обычая оплакивать умерших. Из эллинского войска пало 40 человек; о числе павших варваров нельзя ничего сказать положительно, так как большая часть их пропала в болоте.
22. [Опустошение Этолии\. На седьмой день после сражения, отряд галатов попытался взобраться на Эту со стороны Ираклии. Туда ведет узкая и крутая тропинка около самых развалин Трахины, и там находилось святилище Аѳины Трахиниды, в котором лежали также дары. Варвары думали взобраться на вершину Эты, и начать оттуда свои действия, ограбив святилище. Охрана Трахины поручена была Телесарху. Эллины однако победили варваров; но в битве пал и Телесарх, выказавший много предприимчивости в пользу эллинов.
(2) Варварские вожди пришли в ужас от храбрости эллинов, и стали опасаться за будущее, так как предприятие их нисколько не подвигалось вперед; по Вренну пришла мысль, что ему удастся гораздо легче справиться с эллинами, если он заставит этолян воротиться домой. Поэтому он отделил от войска 40,000 пехотинцев и около 800 всадников и поручил их Оресторию и Комвутису. (3) Это войско перешло обратно чрез сперхийский мост, опять прошло Фессалию и ворвалось в Этолию. Здесь, в г. Каллии, эти вожди произвели такие зверства, о коих прежде не слыхано было. Весь мужеский пол был изрублен, от старого до малого; убиты были даже младенцы на грудях матерей; тех же грудных младенцев, которые были пожирнее, галаты пили кровь и ели мясо. (4) Женщины и девушки, имевшие сколько нибудь мужества, сейчас же, как только взят был город, поспешили сами убить себя, а которые остались в живых, тех постигли невероятные неистовства, потому что природе этих варваров была чужда и жалость и любовь. Если какой из горожанок удавалось достать меч галата, та умерщвляла сама себя; другим тоже оставалось не долго жить: эти звери не давали им ни есть, ни спать, и только передавали друг другу на поругание; бросались на умирающих, бросались и на умерших.
(5) Узнав от вестников, какие бедствия постигли их родной город, этолы немедленно двинулись с своим войском от Фермопил в Этолию, стараясь спасти города, еще не захваченные неприятелем. Со всех сторон из городов двинулись к ним все способные носить оружие, даже старики, которых заставила пойти нужда или храбрость. Даже женщины взялись за оружие; ожесточение их против галатов было сильнее, чем ожесточение мужей.
(6) Между тем варвары, ограбив дома и священные здания, зажгли Каллию и возвращались как–раз по той дороге, по которой шли на них прибывшие на помощь этолам патрейцы, одни из всех ахеян, умевшие хорошо владеть тяжелым оружием.
Однако патрфйцы понесли поражение вследствие численного превосходства варваров и собственного отчаяния в успехе. Но этолы и этолянки, заняв места по всей дороге, постоянно стреляли в варваров, и редко не попадали, так как галаты прикрыты были одним только щитом, а как только галаты гнались за ним, те легко и убегали; и как только переставали преследовать, те опять стреляли.
(7) Каллиейцы испытали тогда такие ужасы, которые превосходят даже Гомеровское описание лестригонов и киклопа. Одпако и галатов постигло заслуженное наказание: из 40,800 галатов менее половины вернулось назад к Фермопилам, (8) Между тем, в это время, с эллинами при Фермопилах случилось следующее. Чрез гору Эту ведут две тропинки; одна выше Трахина, обрывистая и очень крутая; другая чрез землю энианов и гораздо удобнее для войска; по ней некогда и мидянин Идарн напал с тылу на эллинский отряд Леонида. (9) Ираклеоты и энианы обещались провести Вренна по этой дороге, конечно, не из ненависти к эллинам, а потому что им было гораздо выгоднее, чтобы кельты ушли поскорее из их страны раньше, чем успеют за свое пребывание разорить их. И мне кажется, Пиндар верно сказал, что люди хорошо чувствуют только свою боль, а к чужому бедствию бесчувственны.
(10) Побужденный обещанием ираклеотов и эниан, Вренн оставил при войске Акихория и приказал ему сделать нападение на эллинов, когда он сам, Вренн, зайдет им в тыл. Затем, выбрав из войска 40,000 человек, он пошел по тропинке. (11) Случилось, что в этот день вся гора была докрыта большим туманом, и солнце так затянулось, что фокейцы, державшие стражу на тропинке, заметили варваров только тогда, когда те очутились вблизи.
Варвары начали бой. Фокейцы мужественно оборонялись, но наконец были сбиты и принуждены были отступить и бежать, но успели еще объявить своим союзникам о настоящем положении дела раньше, чем эллины были окружены со всех сторон. (12) Тогда аѳиняне поторопились посадить эллинские войска на триремы, и таким образом все эллины разбежались по своим городам.
23. [Битва при Делфах]. Но теряя времени, не успевши даже соединиться с отрядом Акихория, Вренн устремился прямо на Делфы. Дельфийцьг в ужасе бежали в прорицалище· Бог велел им не бояться и сказал, что сам будет защищать свое. На защиту бога пришли следующие эллинские племена: фокейцы прибыли из всех городов, из Амфиссы пришли 400 гоплитов; от этолян, как только они узнали, что варвары двинулись вперед, пришло немного; потом Филомил привел 1,200 человек. Но лучшие силы этолян двинулись на войско Акихория: они не вступали в битву, а только нападали на тыл войска, отбивали обоз и убивали прислугу его, так что сильно замедляли движение варваров. Кроме того Акихорий оставил часть своего войска у Ираклии охранять казну в стане.
Таким образом против войска Вренна стали все эллины, собравшиеся в Дельфы. Но вскоре, как известно, стали являться варварам разные предзнаменования: напр., по всей местности, где располагались галаты, происходили частые и сильные землетрясения; (2) постоянно раздавался гром и сверкала молния, так что кельты не только приводимы были в смятение, но и не могли слышать раздаваемых приказаний, а молния поражала людей не по одиночке, но иногда сгорали и бывшие по близости, горело и оружие. Потом им стали являться тени героев: Иперох, Лаодок, Пирр; некоторые прибавляют и четвертого, делфийского героя Филака. (3) В сражении было много убитой фокейцев, в том числе Алексимах, отличившийся в этом сражении как своею молодостью, так и крепостью тела и храбростью и истреблением многих варваров. В последствии фокейцы сделали статую Алексимаха и послали Аполлону в Дельфы.
(4) Эти ужасы и бедствия преследовали варваров в течение всего дня, а ночью их постигла еще худшая беда: ударил сильный мороз и вместе с морозом снег выпал; с Парнасса стали отрываться большие камни и даже целые скалы и устремлялись прямо на варваров, так что при своем падении истребляли не по одному человеку и не по два, а целые массы — по тридцати человек и более, занимавших караулы, или спавших вместе.
(5) С рассветом эллины напали на варваров: одни из Делф, а другие, напр. фокейцы, знавшие хорошо местность, спустились по выпавшему снегу с крутизн Парнасса и напали врасплох на галатов с тылу, и стали беспрепятственно поражать их дротиками и стрелами. Завязался бой. (6) В начале все вообще галаты, в особенности из свиты Вренна, отличавшиеся громадным ростом и храбростью, сражались весьма мужественно, не смотря на то, что отовсюду были осыпаемы стрелами, а некоторые, вследствие сильного мороза, особенно раненые, крепко мучились. Вдруг и сам Вренн получает такую рану, что варвары выносят его из сражения едва дышущим. Тут варвары, теснимые отовсюду эллинами, стали отступать, и наконец должны были обратиться в бегство, при чем они всех своих раненых и тех, кто по бессилию не мог следовать, сами же убивали.
После этого варвары расположились уже там, где их настигла ночь; (7) но в эту ночь на них напал панический страх, который, как известно, является без всякой причины. Около полуночи в войске произошло смятение: сначала только немногие помешались — им все казалось, что они слышат топот коней и приближение неприятелей, а затем это помешательство перешло и на все войско. (8) Они хватались за оружие, становились друг против друга и убивали друг друга; не понимали своего родного языка, не различали даже лица друг у друга, ни формы своего щита. В этом помешательстве им все казалось, что на них со всех сторон нападают эллины, что все вооружение эллинское и что они сами говорят по эллински. Исступление, посланное богом, было причиною самого большего междоусобного убийства галатов. Этот переполох у галатов первые заметили фокейцы, остававшиеся на полях для охранения скота, (9) и известили об этом эллинов. Воодушевленные этой вестью, фокейцы еще с большею храбростью кинулись на кельтов, и в то же время увеличили стражу для охранения скота, чтобы не давать неприятелю никакого продовольствия без боя. Тогда во всем галатском войске последовала крайняя нужда в хлебе и во всем съестном. (10) В сражениях, бывших в Фокиде, варваров погибло немного менее 6,000, а в ночной мороз и после панического страха их погибло более 10,000; (11) столько же умерло и от голода.
Между тем посланные из Аѳин разведчики разузнать, что делается в Делфах, вернулись и объявили что случилось с варварами и какие бог послал на них бедствия. Тогда Аѳиняне сами вышли с войском, а во время следования их чрез Виотию, к ним присоединились виотийцы, и они вместе преследовали варваров, убивая последние ряды их.
(12) Войско, бежавшее вместе с Бренном, и отряд Акихория соединились только в предшествовавшую ночь, так как на пути их задержали этоляне, беспрестанно поражавшие дротиками и чем попало. Поэтому немногим удалось спастись в стан Ираклии. Здесь Вренн, хотя и тяжело раненый, но не без надежды на выздоровление, тем не менее из страха, а еще больше из стыда пред галатами, что был виновником их бедствий в Элладе, нарочно напился вина без меры и сам отпустил свою душу. (13) После этого варвары с большим трудом добрались до Сперхия, так как их сильно теснили этоляне, а у Сперхия на них напали из засад фессалийцы и малиейцы, так что ни один человек не вернулся домой.
(14) Это вторжение кольтов в Элладу и гибель их случились во время архонтства в Аѳинах Анаксикрата, в 2 году 126 ол., в которую на ристалище победил Лада, из Эгий; а в следующем году в архонтство в Аѳинах Димокла, кельты опять переправились в Азию. Таковы были эти события, и да ведает их всякий.
24. [Достопримечательности в храме Аполлона] В портике делфийского храма написаны поучительные в жизни изречения мужей, называемых у эллинов мудрецами. Эти мудрецы были: Ѳалес из Милета в Ионии, Виас из Приины, Питтак из эолийской Митилины на Лесбосе, Клеовул из дорийского Линда в Малой Азии, аѳинянин Солон и спартанец Хилон. Седьмым Платон, сын Аристонов, считает Мисона из Хин, вместо Периандра сына Кипселова, а Хины поселение на горе Эте. Они же, пришедши в Делфы, принесли Аполлону знаменитые изречения: «Познай себя» и «Ничего слишком», каковые и написали там. (2) Тут же можно видеть медное изображение Гомера на колонне, и можно прочитать изречение, данное будто бы Гомеру прорицалищем:
«Счастливый и не счастливый, для того и другого родившийся,
Ищешь отчизны; есть отчизна материзна.
Есть остров Иос, отчизна матери, которая примет
Кости твои; ты же блюди младых отроков притчу»,
Жители острова Иоса показывают могилу Гомера и отдельно могилу Климены, которая считается матерью Гомера; (3) но жители Кипра, тоже присваивающие себе Гомера, утверждают, что матерью Гомера была критская женщина, Ѳемисто. О происхождении Гомера предсказатель Евкл сказал следующее:
«И тогда на морском Кипре явится великий певец,
Рожденный от Ѳемисто, дивной жены, на поле,
Вне Саламнна богатого, великий славою.
Оставив Кипр, изъездив моря,
Он первый и один воспоет бедствия широкой Эллады,
Пребудет бессмертным и нестареющимся на все дни».
Это я пишу по слуху и по тому, что читал, а своего мнения не высказываю ни о родине, ни о времени Гомера.
(4) В самом храме поставлен жертвенник Посидону, так как прорицалище прежде принадлежало этому богу. Потом стоят статуи двух Судеб (Мир), а вместо третьей Судьбы стоят там: Зевс Мирагет и Аполлон Мирагет (вожди Мир). Там же можно видеть жертвенник, на котором жрец Аполлона заколол Неоптолема, сына Ахиллова. О смерти Неоптолема я говорил уже в другом месте. (5) Недалеко от этого жертвенника стоит трон Пиндара, сделанный из железа. На нем, говорят, восседал Пиндар, когда приходил в Делфы и пел свои гимны Аполлону. В самой внутренней пасти храма, куда пускают только немногих, стоит другая золотая статуя Аполлона. (6) Если выйти из храма и повернуть налево, находится ограда и там гробница Неоптолема, сына Ахиллова. Делфийцы ежегодно приносят ему поминальные жертвы.
Дальше находится небольшой камень, который ежедневно поливают оливковым маслом, а в праздники на него кладут свежую шерсть. Предание говорит, будто камень этот был подан Кроносу вместо сына и Кронос изблевал его. (7) Если от этого камня направиться снова к храму, будет так называемый истопник Кассотида, около которого построена стена, и к нему нужно взбираться по стене. Вода из этого источника, говорят, течет под землею в самое святилище бога, и она–то вдохновляет женщин, сообщая им дар предсказания. Название источника произошло от имени одной из нимф, живущих около Парнасса.

[Лесха]

25. За Кассотидой будет здание, в котором находятся картины Полигнота. Это — пожертвование книдийцев, и самое здание делфийцы называют Лесха (Беседа), потому что в прежние времена там происходили собрания не только для серьезных дел, по и для беседы. Что подобные места существовали во всей Элладе, видно из Гомера, из того места, где Меланф бранит Одиссея:
«И спать не идешь ты в дом меднозданный,
Ни в лесху какую, а здесь все болтаешь»
(2) [Картины на правой стороне]. Когда войти в это здание, то направо, во всю стену, изображено возвращение эллинов после взятия Илиона в таком порядке:
(I) Для Менелая приготовляется отплытие. Нарисован корабль, на нем моряки и между ними отроки; посреди корабля стоит кормчий Фронтис и держит два шеста.
По словам Гомера [Од. III 278], Нестор, в своих повествованиях Телемаху, сообщает между прочим о Фронте, что его отец был Онитор и что Фронтис, кормчий Менелая, славившийся своим искусством, умер уже проехавши мыс Суний в Аттике, и что потому Менелай, ехавший до того времени вместе с Нестором, должен был здесь остаться, чтобы похоронить Фронтиса и отдать ему последние почести.
(3) Этот–то Фронтис и изображен на картине Полигнота; под ним стоит какой–то Ифемен [Ил. XVI 586], несущий одежду, а потом Ехиакс, который с медным кувшином сходит с подмостков, ведущих на корабль.
(II) Недалеко от корабля Полит, Строфий и Алфий разбирают палатку Менелая, а Амфиал разбирает другую палатку, а под ногами Амфиала сидит мальчик, — над которым не надписано имени.
Один только Фронтис нарисован с бородою, и я полагаю, что Полигнот заимствовал из Одиссеи только это имя; остальные имена вымышленные.
(III) Потом стоит Бризеида. Над нею Диомида [Ил. IX 664], и против них обеих Ифиса, (4) которые как будто всматриваются в красоту тут же сидящей Елены; а около Елены Евриват, очевидно: глашатай Одиссея; однако он без бороды. Около Елены две служанки Плектра и Панфалида: первая стоит пред госпожой, вторая подвязывает ей сандалии.
Но эти имена тоже не те, что в Илиаде, где Гомер говорит о двух служанках, сопровождавших Елену к городской стене [Ил. III 144].
(5) (IV) Над Еленой нарисован мужчина в пурпурном хитоне, сидящий в глубокой печали. Даже не читая надписи, можно сейчас догадаться, что это Елен, сын Приама [ср. II 23, 5 -6. Virg. Aen. III 295 sq.]
Недалеко от Елена стоит Мегит [Ил. II 625 сл.], раненый в руку, как говорит пирреец Лесхей Эсхилинов в своей поэме «Взятие Илиона». Мегит, по его словам, ранен был Адмитом Авгиевым во время того сражения, когда троянцы сражались ночью [V. Aen. II 254]. (6) Возле Мегита нарисован Ликомид [Ил. IX 84], сын Креонта, раненый в руку.
Лесхей говорит, что он был ранен Агинором. Очевидно, Полигнот не нарисовал бы этих ран, если бы не читал поэмы Лесхея; он только прибавил Ликомиду еще две раны: в пятку и на голове. Евриал [Ил. II 565], сын Макистея, представлен тоже раненым в голову и кисть руки. (7) Эти нарисованы над Еленою.
(V) Рядом с Еленою совершенно бритая — Эфра, мать Фисея, и сын его Димофон, думающий, на сколько можно догадаться, как бы ему спасти Эфру.
По аргивским сказаниям, у Фисея от дочери Санида был сын Меланид, одержавший победу в беге, когда так называемые епигоны праздновали восстановленные ими немейские игры, учрежденные Адрастом; (8) но Лесхей говорит, что при взятии Илиона Эфра проникла в эллинский стан, там ее узнали сыновья Фисея, а Димофои стал просить ее себе у Агамемнона. Последний, желая угодить Димофону, обещал, но не иначе, как с согласия Елены, и послал к Елене глашатая, который и принес её согласие. На картине и представлено, что Евриват пришел к Елене по поводу Эфры и передает поручение Агамемнона.
(9) (VI) Потом нарисованы плачущие троянки, очевидно пленные; между ними Андромаха, и перед нею сын, взявший грудь.
По словам Лесхея, этот ребенок был брошен с башни отнюдь не по решению эллинов, а убийцей его захотел быть сам Неоптолем.
Далее нарисована Мидесикаста, одна из побочных дочерей Приама, бывшая, по словам Гомера [Ил. XIII 170], в городе Пидее замужем за Имврием, сыном Ментора. (10) Андромаха и Мидесикаста покрыты покрывалами, а у Поликсены волосы сплетены в узел, как было в обычае девушек [ср. Paus. I 19,1].
Однако поэты пишут, что она была заколота на могиле Ахилла, и я сам видел в Аѳинах [I 22,6] и в Пергаме. что за Каиком, картину, представляющую эту несчастную судьбу Поликсены.
(11) (VII) Полигнот нарисовал и Нестора в дорожной шляпе (пилосе) 11 и с копьем в руке; при нем и конь, который как бы хочет на земле поваляться. За конем берег и на нем разбросаны камни, но следующее пространство не похоже на море.
26. (VIII) Над теми женщинами, что между Эфрой и Нестором, нарисованы тоже пленницы: Климена [Ил. III 144], Креуза, Аристомаха и Ксенодика.
О Климене упоминает Стисихор в поэме «Разрушение Трои» в числе пленниц, а в «Возвращении» он говорит об Аристомахе, что она была дочь Приама, жена Критолая, сына Икетаона [Ил. XX 238]. О Ксенодике я не встречал упоминаний ни у поэтов, ни у прозаиков. О Креузе говорят, что мать богинь и Афродита освободили ее от эллинского плена, и что она была женою Энея; но у Лесхея и в кипрской поэме [Paus. IV 2,5] говорится, что женою Энея была Евридика.
(2) (IX) Над ними нарисованы возлежащие: Дионома, Митиаха, Писида и Клеодика.
В так называемой «Малой Илиаде» упоминается только одна Дионома; другие имена, кажется, выдуманы Полигнотом.
(Х) Потом нарисован Еней, нагой, разрушающий до основания стены Трои, за которыми виднеется одна только голова деревянного коня.
(XI) Тут же Полипит [Ил. II 739], сын Пирифоя, с повязкой на голове, возле него Акамант, сын Фисея, с шлемом на голове, а на шлеме гребень.
(3) (XII) Затем стоит Одиссей в панцире; Аякс, Оилея сын, с щитом в руке, подходит к жертвеннику и дает клятву относительно своего поступка с Кассандрой; Кассандра сидит на земле и держит изображение Аѳины, к которому она припала и опрокинула, когда Аякс оторвал ее. Нарисованы также сыны Атрея, тоже в шлемах; у Менелая на шлеме изображен дракон, как бывшее знамение при жертвах в Авлиде, и они заставляют Аякса дать клятву.
(4) (XIII) Как–раз против коня, что около Нестора, стоить Неоптолем, убивший Еласа.
Кто был Елас — неизвестно; он представлен едва дышущим. Тут же Астиной, о котором упоминает и Лесхей, пал на колени, а Неоптолем поражает его мечом. Из всех эллинов Полигнот представил одного только Неоптолема продолжающим убивать троянцев, так как вся картина должна была находиться над могилою Неоптолема. Этого Неоптолема, сына Ахиллова, Гомер повсюду так и называет Неоптолемом, но в кипрской поэме говорится, что Ликомид назвал его Пирром, а Феникс назвал Неоптолемом, потому что Ахилл начал воевать еще в юном возрасте.
(5) (XIV) Потом нарисован жертвенник и маленький мальчик, в страхе ухватившийся за жертвенник. На жертвеннике лежит и медный панцирь.
В настоящее время такие панцири редкость, а в старину их носили. Они состоят из двух блях: одна покрывает грудь и живот, другая — спину. Эти бляхи назывались «гиалы», и стягивались пряжками. (6) Эти панцири и без щитов могли давать достаточно безопасности. Потому Гомер и говорит, что фригиец Форкин не имел щита, так как у него был «гиалопанцирь» [Ил. XVII 812]. Кроме этого, нарисованного Полигнотом, я видел еще рисованный самосцем Каллифоном в храме Артемиды Ефесской. На этой картине, гиалы застегивают Патроклу женщины.
(7) (XV) По ту сторону жертвенника стоит Лаодика. Я не нашел ее имени у поэтов в числе троянских пленниц, и вообще ничего не могу найти доказывающего, чтобы она не была отпущена эллинами. По крайней мере, Гомер в Илиаде [Ил. III 121. 203], описывая, как гостеприимно приняты были у Антинора Менелай и Одиссей, говорит, что Лаодика была женою Еликаона, сына Антинорова, (8) а Лесхей говорит, что Еликаон ранен был в сражении ночью, и что его узнал Одиссей и еще живого вывел из сражения. Поэтому, если Менелай и Одиссей пользовались таким гостеприимством у Аптинора, то естественно, что Агамемнон и Менелай не имели ничего враждебного к жене Еликаона, а это неправдоподобное событие с Лаодикой выдумал Евфорион, из Халкиды.
(9) Подле Лаодики стоит каменная подставка, и на ней медная умывальница. Медуса сидит на земле и держит подставку обеими руками.
В оде имерейского поэта, Медуса тоже упоминается в числе дочерей Приама.
Подалее Медусы стоит совершенно остриженная старуха, или евнух, и на коленях держит голого ребенка, который от страха закрыл глаза руками.
27. (XVI) Тут нарисованы и убитые: нагой Пилис, опрокинутый на спину, под ним Иионей [отец Реза, Ил. X 435] и Адмит, еще в панцирях.
Лесхей пишет, что Иионей был убит Неоптолемом, а Адмит — Филоктетом.
Прочие убитые лежат выше: под умывальницей — Леокрит, сын Полидаманта [Ил. XVIII 249 сл., XII 49 сл., XIV 425], убитый Одиссеем, а за Иионеем и Адмитом Корив, сын Мигдона.
Кориву поставлен прекрасный памятник на границе фригов–текторинов. По имени его, и поэты у фригийцев стали называться мигдонами. Корив пришел на свадьбу Кассандры и был убит, одни говорят — Неоптолемом, а по словам Лесхея — Диомидом.
(2) (XVII) Над Коривом находятся: Приам, Аксион и Агинор [Ил. XI 59].
О Приаме Лесхей говорят, что он не был убит у алтаря Зевса Еркия, но что оторванный от него был убит Неоптолемом, попавшись ему на встречу у дверей собственного дома. Гекуба, по словам Стисихора в «Разрушении Илиона», была перенесена Аполлоном в Ливию. Аксион, по словам Лесхея, был сын Приама, убит Еврипидом, сыном Евемоновым; виновником смерти Агинора был, как говорит тот же поэт, Неоптолем. Он же пишет, что Ехекл [XX 474], сын Агинора, был убит Ахиллом, а сам Агинор — Неоптолемом.
(3) Труп Лаомедонта уносят: товарищ Одиссея Синон и Анхипл. На картине есть еще один убитый, по имени Ерес, но об Ересе и Лаомедонте, сколько мне известно, из поэтов никто не упоминает.
(XVIII) Там же есть дом Антинора, и над входом в дом повешена кожа барса, знак для эллинов — не трогать этого дома. Потом нарисована Феано́ и её сыновья: Главк, сидящий на двухгиалъном панцире, и Евримах на камне. (4) Возле него стоит Антинор и рядом дочь его, Крино́, которая держит ребенка. Лица всех их выражают скорбь, а слуги навьючивают на осла ящик и разные вещи, а на осле сидит маленький мальчик. Против этого места картины написано следующее двустишие Симонида:
«Писал Полигнот, феасиец родом,
Аглаофонта сын, разрушение города Илиона».
28. [Картины на левой стороне]. Другая половина картин, на левой стороне, представляет Одиссея, отправляющегося в ад, чтобы вызвать тень Тиресия и спросить о своем возвращении на родину. Это представлено таким образом.
(I). Виднеется река, очевидно, Ахерон [Од. I 513]; на берегах её растет тростник, а в воде рыбы, но такие бледные, что их скорее можно принять за тени, чем за рыб. На реке лодка, а в ней на веслах перевозчик. (2) Здесь, мне кажется, Полигнот следовал поэме «Миниаде», так как там о Фисее и Пирифое говорится:
«Там лодки, мертвых возящей,
Что возит Харон, старый перевозчик, в пристани не нашли».
(3) Потому–то Полигнот и представил Харона уже стариком. Сидящих на лодке трудно различить, кто они. Впрочем, между ними видны: юный Теллид, девушка Клеовея, у неё на коленях ящик, какой обыкновенно делают для Димитры. О Теллиде я слышал только, что поэт Архилох был потомок его в третьем колене, а Клеовея, говорят, первая перенесла таинства Димитры из Пароса в Фасос [Herod. VI 134].
(4) (II) На берегу Ахерона, почти под самой лодкой Харона, мучится человек, обижавший своего отца; отец вешает его на веревке.
Действительно, в древние времена особенно оказывали почтение к родителям; в доказательство этого, между прочим, можно указать на поступок так называемых в Катане «благочестивых» [тоже Lys. c. Leocr. 23-112]. Когда в Катане было извержение Этны, эти «благочестивые» бросили золото и серебро и понесли на своих плечах: один — мать, другой — отца. Хотя они и скоро бежали, но распространившееся пламя настигло их; однако и здесь юноши не бросили родителей. И в это время, говорят, лава разделилась на двое, так что юноши прошли с своими родителями невредимо. За это им до сих пор жители Катаны воздают почести.
(5) На картине Полигнота возле человека, который обижает своего отца и за то мучится в аду, стоит другой человек, который несет наказание за грабеж храма. Наказывает его женщина, хорошо знающая волшебства и всякие мучения. (6) В эти времена люди и к богам относились с особенным почтением, как это доказали аѳиняне, когда, по взятии храма Зевса олимпийского в Сиракузах, не только не тронули ничего из пожертвований, но даже оставили жреца — хранителя священных сокровищ. То же самое сделал мидянин Датис, как на словах, которые сказал жителям Дилоса, так и на деле, когда он, нашедши в финикийском корабле статую Аполлона, возвратил ее снова обратно в Танагры, в храм Дилий. Таково было почтение к богам; на этом–то основании Полигнот и нарисовал на картине святотатца.
(7) (III). Над всеми перечисленными лицами находится Еврином, которого делфийские археологи считают одним из богов ада — будто бы он объедал мясо мертвых людей и оставлял только кости. В «Одиссее», поэме Гомера, затем в так называемой «Миниаде» и в «Возвращении», хотя говорится об аде и его страшилищах, но о демоне Евриноме там нет никаких упоминаний. Я. скажу только, как и в каком виде изображен Еврином на картине: цвета он среднего между синим и черным, — как мухи, которые садятся на мясо; показывает зубы и сидит на разостланной шкуре коршуна. За Евриномом рядом стоят: Авга из Аркадии и Ифимедия. (8) Об Авге говорят, что она первая пришла к Тевфранту в Мисию и из всех женщин, которым был близок Иракл, она одна родила сына, совершенно похожего на отца. Ифимедии возданы великие почести миласийскими карийцами.
29. (IV). Над этими упомянутыми лицами нарисованы друзья Одиссея: Перимид и Еврилох; они несут жертвенных животных, черных баранов.
(V) Далее сидит человек, судя но надписи, Окн; он плетет канат, а около него стоит ослица, и все что Окн сплетет, ослица съедает. Этот Оки, говорят, был трудолюбивый муж, но имел жену — мотовку: что только он зарабатывал, жена его живо проматывала. (2) Под этой ослицей Полигнот именно и хотел представить жену Окна. Как мне известно, у ионян существует пословица: если кто трудится без пользы, говорят: «крутит веревку Окна». Птицегадатели называют еще одну птицу «окн», из породы самых больших и красивых цапель, одна из самых редких птиц.
(3) (VI). Тут же и Титий, но его не наказывают более: от постоянных мучений он совершенно истощенный и кажется неясною тенью, которую трудно даже различить.
(VII). Затем около человека, сучащего канат, видна Ариадна она сидит на камне и смотрит на свою сестру Федру, которая висит всем телом на веревке и держится за веревку обеими руками. Это в приличном виде представлена смерть Федры. (4) Ариадну случайно встретил, или же нарочно подкараулил Дионис и увез от Фисея, потому что прибыл с большим числом кораблей. Мне кажется, что Дионис был никто другой, как тот, кто первый ходил войною на индов и связал мостом берега реки Евфрата, на том самом месте, где находился город Связь (Зевгма); там еще доныне сохранился канат, служивший для сцепления моста, сплетенный из виноградных и плющевых ветвей. Потому о Дионисе сохранилось много преданий и у эллинов, и у египтян.
(5) (VIII). Ниже Федры на колени Фии склонилась Хлорида. Можно сказать безошибочно, что во время своей жизни эти девицы были дружны между собою. Хлорида была из Орхомена в Виотии, а Фия. Рассказывают еще, что с Фией сочетался Посидон, а Хлорида была супруга Нилея, сына Посидоиа. (6) Подле Фии стоит Прокрида, дочь Ерехѳея, а за ней Климена; последняя стоит спиной к Прокриде. В «Ностах» говорится, что Климена была дочь Миния, замужем за Кефалом, сына Дииона, и имела сына Ификла, а о Прокриде всем известно, что до Климены она была женой Кефала и как муж извел её.
(7) (IX) Несколько ближе Климены видна Мегара из Ѳив, жена Иракла, впоследствии отосланная им, так как родившиеся от неё дети умирали, и Иракл полагал, что женился несчастливо.
(X) Над головами поименованным женщин сидит на скале дочь Салмонея, и при ней стоит Ерифила, которая из под хитона около шеи высовывает пальцы. Легко догадаться, что в пазухе хитона она держит известное ожерелье.
(8) (XI) Над Ерифилой Полигнот нарисовал Елпинора и Одиссея, который стоит на коленях и над ямою держит меч; к яме приходит прорицатель Тиресий, а за Тиресием, на скале, сидит мать Одиссея, Антиклея. Елпинор вместо платья одет в вязаную циновку, обыкновенную одежду моряков.
(9) (xii) Ниже Одиссея, на тронах сидят Фисей и Пирифой; Фисей держит в обеих руках мечи — Пирифоя и свой собственный, а Пирифой смотрит на мечи: очевидно, он недоволен ими, так как они оказались бесполезными в их подвигах. Паниасис в своей поэме говорит, что Фисей и Пирифой представлены на тронах не как прикованные, а как бы приросшие к самой скале. (10) Об известной дружбе Фисея и Пирифоя Гомер говорит в обеих поэмах; так Одиссей, обращаясь к феакам, говорит:
«Не видел я более прежних мужей, как желал,
Фисея, Пирифоя, славных чад божьих».
И в Илиаде Нестор уговаривая Агамемнона и Ахилла и вразумляя их, говорит между прочим:
«Не видел я таковых мужей, и не увижу,
Как Пирифой, Дриант, пастырь народов,
Кеней, Ексадий, Полпфим богоподобный,
Фисей Эгеев, равный бессмертным».
30. (XIII). Далее Полигнот нарисовал дочерей Пандарея. Гомер в словах Пенелопы говорит, что они еще были девушками, когда по гневу богов у них умерли родители, но что этих сирот воспитала Афродита, причем они получили разные дары от других богинь; так Гера дала им ум и красоту, Артемида наделила красивым телосложением, а женскому рукоделию учила Аѳина.(2) Затем Афродита отправилась на небо к Зевсу, просить его устроить девушкам хороший брак, но во время её отсутствия девушки были похищены гарпиями и отданы ериниям. Так говорит Гомер. Полигнот нарисовал этих девушек в венках из цветов, играющими в костяшки. Имена их Камиро́ и Клития. Да будет известно, что отец их Пандарей был родом из критского Милита и вместе с Танталом участвовал в ужасном воровстве и ложной клятве.
(3) (XIV) За дочерьми Пандарея виден Антилох; одною ногою он стоит на камне и обеими руками закрыл лицо и голову. За Антилохом Агамемнон упирается левым плечом на скипетр и держит в руках ветвь. Протесилай смотрит на сидящего Ахилла а над Ахиллом стоит Патрокл. Все они, кроме Агамемнона, без бороды.
(4) (XV). Над ними нарисован Фок в отроческом возрасте и Иасей с большой бородой; он снимает с левой руки Фока перстень. Предание об этом следующее. Когда Фок перешел из Эгины в нынешнюю Фокиду, сделался в этой стране царем и намерен был там поселиться, то вошел в тесную дружбу с Иасеем, который, конечно, дал ему разные подарки и в том числе перстень с драгоценным камнем в золотой оправе, но впоследствии Фок вернулся обратно в Эгину и там был умерщвлен Пилеем. Поэтому на картине, в воспоминание дружбы, Иасей хочет посмотреть перстень, а Фок позволяет ему снять.
(5) (XVI). Над ними на камне сидит Мера. Об ней в «Ностах» говорится, что она умерла еще девицею, и была дочь Прита, внучка Ѳерсандра, правнучка Сисифа. Рядом с Мерой находятся: Актеон, сын Аристея, и его мать: они сидят на оленьей шкуре и держат в руках молодого оленя; подле них лежит охотничья собака — указание на жизнь и род смерти Актеона.
(6) (XVII). Если посмотреть опять на нижнюю часть картины, то сейчас за Патроклом на некоем холме будет Орфей: левой рукой он трогает кифару, а правой держится за ветви ивы, к которой он прислонился. Вероятно, это указывает на рощу Персефоны, в которой, по сказанию Гомера, растут черные тополи и ивы. Одет Орфей совершенно по–эллински; платье и покрытие головы ничего не имеют Фракийского. К другой стороне ивы прислонился Промедонт. (7) Одни полагают, что имя Промедонта внесено Полигнотом как бы в некую поэзию; другие говорят, что Промедонт был эллин, очень любивший музыку, особенно музыку Орфея.
(8) (XVIII). На той же половине картины находится Схедий, фокейский предводитель в походе на Трою, а за ним на троне сидит Пелий с седой головой и седой бородой, и смотрит на Орфея. Схедий держит в руках кинжал; на голове венок из травы. Около Пелия сидит Ѳамирид: у него совершенно испорчено зрение, и весь вид его представляет несчастную участь; на бороде и на голове длинные волосы, в ногах валяется лира, ручка отломана, струны порваны.
(9) (XIX). Над ним на камне сидит Марсий, а подле него цветущий юноша, Олимп, очевидно, учится играть на флейте. Келенские фригийцы говорят, что река, которая протекает через их город и называется «Марсий», произошла от знаменитого некогда флейтиста, и что Марсий первый изобрел игру на флейте, известную под именем «митро́он». Келенеяне говорят еще, что и галатов они прогнали только благодаря Марсию, который помог им против варваров водою из реки и звуками флейт.
31. (XX). Если взглянуть опять на верхнюю часть картины, то рядом с Актеоном будут: Аякс Саламинский, Паламид и Ферсит, играющие в кости — игру, выдуманную Паламидом; а другой Аякс смотрит, как они играют. У этого другого Аякса цвет кожи такой, как бывает после кораблекрушения, когда человек обрызган морского тиной. (2) Кажется, Полигнот нарочно вместе нарисовал врагов Одиссея. Аякс, сын Оилея, сделался врагом Одиссея за то, что Одиссей советовал эллинам побить его камнями за его поступок с Кассандрой; а что Паламид утоплен был Одиссеем и Диомидом, когда отправился ловить рыбу, это я читал в кипрской поэме. (3) Несколько выше Аякса, сына Оилеева, нарисован Мелеагр; он как бы смотрит на Аякса. Все они, кроме Паламида, с бородами. О смерти Мелеагра у Гомера говорится, что Ериния услышала проклятия Алѳеи, и что от этого Мелеагр умер; но в так называемых «Иэях» и в «Миниаде» говорится, что Аполлон пришел на помощь куретам против этолов и Мелеагр был убит Аполлоном, а рассказ, (4) будто Судьбы дали Алѳее факел и будто Мелеагр не должен был умереть, пока не сгорит факел, а Алѳея в ожесточении сожгла его, — этот рассказ впервые упоминается у Фриниха Полифрадмонова в драме «Плевронии». Там говорится:
«Не избежал он хладной смерти,
Погубило его быстрое пламя огня, загоревшегося от
Зломыслящей, жестокой матери».
Мне кажется, что Фриних не сообщил подробностей, потому что это не была его выдумка, а коснулся только потому, что они были уже распространены по всей Элладе.
(5) (XXI). Внизу картины далее за фракийцем Ѳамиридом сидит Гектор; обе руки положил на левое колено, лицо выражает печаль. За ним сидит на камне Мемнон и рядом Сарпедон, подпирающий лицо свое обеими руками, а Мемнон положил руку на его плечо. Все они с бородами. (6) На хламиде Мемнона вышиты птицы, так называемые «мемнониды». Геллеспонтийцы рассказывают, что эти птицы ежегодно в известные дни являются на могилу Мемнона, и те места около могилы, на которых нет ни дерева, ни травы, они расчищают и, смочив крылья водою Эсипа, окропляют водою. (7) Подле Мемнона нарисован нагой мальчик–эфиоплянин, так как Мемнон был царь эфиопский. Но, конечно, он пошел на Трою не из Эфиопии, а из персидского города Сус и от реки Хоаспа, после того, как покорил все племена, находившиеся в середине. Фригийцы показывают даже дорогу, по которой Мемнон вел войско по более короткому пути; эта дорога разделена на стоянки.
(8) (XXII). Выше Cарпедона и Мемнона, как раз над ними, стоит Парис, еще без бороды; он хлопает руками, как это делают деревенские люди. Своим хлопаньем он как будто зовет Пенфсилею, а Пенѳесилея, хотя и смотрит на Париса, но, кажется, вовсе не замечает его и даже не обращает никакого внимания; она держит лук, очень похожий на скифский, а на плечах шкура барса.
(9) (XXIII). Над Пенѳесилеей нарисованы две женщины, несущие воду в разбитых кувшинах; одна молодая, другая уже в преклонных летах. Отдельных надписей нет, и над обеими написано: «непосвященные».
(XXIV). Над этими женщинами изображены: дочь Ликаона Каллисто, Номия и Пиро́, дочь Нилея, за которую Нилей требовал брачного выкупа — быков Ификла. (10) У Каллисто вместо ковра подостлана шкура медведя, ноги свои она положила на колени Номии. Я уже раньше сказал, что аркадяне считают Номию одною из своих местных нимф. По сказаниям поэтов, нимфы живут очень долго, но не свободны от смерти.
(XXV). За Каллисто и теми женщинами, что около неё, представлен утес, на котором Cисиф, сын Эолов, силится поднять камень.
(11) (XXVI). Потом на картине нарисованы: бочка, старик, около него мальчик и две женщины — одна молодая, стоит на камне, другая около старика, и такая же старуха. Все они несут воду, но у старухи, видно, разбился кувшин и оставшуюся в черепке воду она выливает назад в бочку. Насколько я могу догадаться, эти лица изображают людей, не почитающих елевсинских таинств, потому что древние эллины настолько ставили елевсинские таинства выше всякого другого богопочитания, насколько боги выше героев.
(12) (XXVII). Под этой бочкой мучится Тантал теми муками, какие описал Гомер, и к тому еще прибавлен ужас от нависшей скалы. Очевидно, Полигнот заимствовал это у поэта Архилоха; но я не знаю, почерпнул kи Архилох рассказ о камне у кого–либо другого, или сам внес в свое стихотворение. Вот сколько богатства и красоты в картинах фасийца Полигнота!
32. К священному округу примыкает замечательный театр, Если подниматься от священного округа, будет статуя Диониса, пожертвованная книдийцами. На самом высоком месте города находится ристалище (стадион). Раньше оно было выложено парнасским камнем, но потом аѳинянин Ирод перестлал его пентелийским мрамором. Вот сколько в мое время в Дельфах было замечательных памятников древности.

[Прочие города и достопримечательности Фокиды]

(2) Если из Делф идти на вершину Парпасса, то в 60 стадиях от города будет медная статуя и там подъем в пещеру Корикию, куда, впрочем, легче взобраться одному, без ничего, чем верхом на муле или на лошади.
Название свое пещера полупила, как я уже сказал выше, от нимфы Корикии. Из всех пещер, какие я видел, это была самая замечательная. Конечно, перечислять все пещеры, какие находятся по берегам или в морских обрывах, (3) нет никакой возможности, при всем добром желании, но самые замечательные из находящихся в эллинских и варварских странах, следующие.
Фригийцы — те, что поселились около реки Пенкала и произошли от аркадского племени азанов, — показывают так называемую пещеру Стевнос; она круглая и значительной высоты, посвящена матери богов, и там поставлена ее статуя. Затем в Ѳемисонии за Лаодикеей живут другие фригийцы и там тоже есть пещера. (4) Они рассказывают, что когда на Ионию и соседние места напали галаты, то на защиту Ѳемисона прибыли Иракл, Аполлон и Ерм, которые во сне указали старшинам их пещеру и велели им укрыться туда, вместе с женами и детьми. В память об этом перед пещерой поставлены небольшие статуи Иракла, Ерма и Аполлона, (5) так называемые «пещерники» (спилеты). Эта пещера находится в 3 стадиях от города, в ней есть источники, но входа не видно; солнечные лучи тоже мало проникают и потолок большею частью около самой земли.
Затем у магнисийцев, что при р. Лифее, в местности, «Илы», есть пещера, посвященная Аполлону. (6) Она не особенно велика, но в ней стоит весьма древняя статуя Аполлона, сообщающая крепость на всякое дело. Посвятившие себя этому Аполлону безопасно прыгают с утесов и высоких скал, вырывают с корнями большие деревья и с этой ношей проходят по самым узким тропинкам.
(7) Но корикийская пещера но величине превосходит все прочие; в ней почти повсюду можно ходить без факелов. Потолок довольно высок, есть источники, но еще больше течет воды с потолка, так что следы капель видны но всей пещере. Жители Парнасса считают эту пещеру особенно любимым местопребыванием нимф и Пана.
От Корикии взбираться на вершины Парнаса очень трудно даже налегке, потому что вершины находятся уже за тучами; там фиады беснуются в праздники Диониса и Аполлона.
|Тиѳорея]
Тиѳорея находится от Делф приблизительно в 80 стадиях, если идти чрез Парнасс, а если идти не чрез горы, а но проезжей дороге, то будет гораздо больше. (8) Как известно, Геродот, в описании похода мидян, дает другое название этому городу, не такое, какое дает Вакид в своих изречениях. Вакид называет жителей тиѳорейцами, а Геродот, говоря о приближении персов, говорит, (9) что жители этого города бежали на вершину горы, что имя городу было Неон, а вершины Парнасса — Тиѳорея. Вероятно, название это принадлежало сначала всей местности, а со временем, когда поселения составили один город, то и самый город вместо Неона стали называть Тиѳореей. Название, по словам туземцев, произошло от нимфы Тиѳореи, одной из тех нимф, которые, по сказанию поэтов, будто бы произошли от разных деревьев, особенно от дубов.
(10) Одним поколением раньше меня какой–то бог разрушил благосостояние Тиѳореи. От театра остались развалины, есть и ограда довольно древней сборной площади. Самое замечательное в городе — священная роща Аѳины с храмом и статуей богини и затем могила Антиопы и Фока. Я уже говорил при описании Ѳив, как Антиопа от гнева Диониса сошла с ума и как прекратился гнев бога; (11) говорил также, как ее полюбил Фок, взял, в жены, и они были похоронены вместе, в одной могиле и что предсказал прорицатель Вакид вообще об этой могиле и о могиле Зифа и Амфиона в Ѳивах; Кроме этого в городе нет ничего более замечательного. Река, которая протекает у тиѳорейцев, доставляет им воду; они спускаются с берегов и носят из реки. Называют эту реку «Кахал».
(12) В 70 стадиях от Тиѳореи находится храм Асклипия, называемого Архагет. Ему воздают почести не одни тиѳорейцы, но также фокейцы и другие эллины. В священном округе построены для приходящих к богу и для посвященных ему рабов дома. Посреди их находится храм и мраморная статуя с бородою в два фута длиною. Направо от статуи стоит ложе. Этому богу приносят всякие жертвы, кроме коз.
(13) В 40 стадиях от Асклипия находится священный округ со святилищем Исиды, священнейшим из всех храмов, построенных эллинами египетской богине. Даже тиѳорейцы не имеют права жить там в окрестностях этого храма, а вход в святилище дозволяется только тем, кого призовет в сновидении сама Исида. То же самое делается и в городах, что за Меандром: подземные боги кого пожелают впустить в святилище, тем открывают это во сне. (14) В честь Исиды тиѳорейцы ежегодно устраивают торжественные празднества: весною и осенью. За три дня до наступления праздника совершается таинственное религиозное очищение тех лиц, которым предстоит войти в святилище; потом собирают все, что только осталось от жертв предыдущего празднества, складывают все это в одно место и закапывают. От святилища это место находится примерно в двух стадиях. Это делается на первый день. (15) На следующий день торговцы устраивают палатки из камыша или из другого материала, а в последний из трех дней открывается праздник: продают рабов и разного рода скот, платье, серебро и золото; в полдень идут приносить жертвы. (16) Более зажиточные приносят быков, оленей, менее состоятельные гусей и мелеагровских кур. Свиней, овец и коз не приносят в жертву. Священный обычай требует вводить животных для сожжения в самое святилище, обвязав их льняными или шерстяными повязками, обычай, заимствованный у египтян. (17) Все, назначенное в жертву, ведут в торжественной процессии, причем одни ведут животных в святилище, другие зажигают перед святилищем палатки и сами поспешно уходят. Рассказывают такой случай. Однажды один человек, не из тех, которым дозволяется входить в святилище, а непосвященный, когда начал гореть костер, осмелился из любопытства войти в святилище, и ему там представилось бесчисленное множество призраков. Вернувшись после этого в Тиѳорею, он как только рассказал о том, что видел, тотчас же и умер. (18) Подобный рассказ слышал я об одном финикийце, именно: у египтян празднество в месть Исиды совершается в то время, когда, по их словам, Исида оплакивает Осириса; но тогда же и Нил разливается, и египтяне говорят, что река разливается и затопляет поля от слез Исиды. Один римлянин, имевший власть над Египтом, подкупил одного человека, чтобы он вошел в святилище Исиды в Копте. Посланный вернулся из святилища, но как только рассказал, что видел там, тоже тотчас умор. Поэтому то совершенную правду сказал Гомер, что несчастье тому человеку, которому удастся увидеть богов. (19) В Тиѳорее меньше оливкового масла, чем в Аттике и Сикионии, но их масло своим цветом и доброкачественностью превосходит даже иверийское и то, что на полуострове Истрии. Тиѳорейцы варят из масла различные благовония и даже возят его царю.
33. [Ледонт]. Другая дорога из Тиѳореи идет в Ледонт. Ледонт тоже считался некогда городом; в настоящее время это безлюдное место, так что теперь у Кифиса живет около 70 человек. Поселение все таки называется Ледонтом, и жители имеют право посылать представителя в фокейский совет, точно так как и панопейцы. От этого поселения при Кифисе далее в 40 стадиях находятся развалины древнего Ледонта, получившего название от одного местного жителя. (2) Преступления горожан были причиной гибели многих городов. Так, оскорбление, нанесенное Александром Менелаю, повело к совершенному разрушению Илиона. Милет погиб вследствие страстности и переменчивости Истиея, который то строил город у идонов, то был советником Дария, то снова возвращался в Ионию. Город Ледонт обязан своим разрушением безбожию Филомила.
(3) Лилея находится от Дельф на расстоянии одного дня пути, даже в зимнее время, если идти чрез Парнасс. Расстояния будет около 180 стадий. Жители Лелеи, после того как город снова обстроился, едва было не подверглись новому бедствию со стороны македонян. Во время осады Филиппа, сына Димитрия, они должны были сдаться на известных условиях, и к ним был поставлен гарнизон, как вдруг один из жителей, но имени Патрон, возбудил всех годных к оружию граждан взяться за оружие и повел на македонян. Ему удалось победить их и заставить удалиться по договору. За этот подвиг лилейцы поставили его статую в Делфах.
(4) В Лилее есть театр, рынок, купальни и два храма: Аполлона и Артемиды. Статуи их стоячие, аѳинской работы, из пентелийского мрамора. Лилея, по имени которой назван город, по преданию была одна из так называемых нимф наяд, дочь Кифиса. (5) Тут же находятся источники и самой реки, которые выходят не всегда одинаково спокойно, но большей частью, особенно в полуденное время, вода выбивается со звуком, похожим на мычание быка. В отношении времен года в Лилее очень хорошо весною, летом, и осенью; но зима не такая мягкая: этому препятствует гора Парнасс.
(6) Далее в 20 стадиях, на высокой скале, находится Харадра; жители её очень нуждаются в воде, за которой им приходится спускаться к речке Харадру три стадии вниз. Харадр впадает в Кифис и по имени речки, мне кажется, назван и город. На рынке у харадрейцев стоят жертвенники так называемых героев. Одни полагают, что это Диоскуры, другие считают их местными героями.
(7) Земля при Кифисе считается самою лучшею в Фокиде, как для посадки деревьев, так и для посевов, и богата пастбищами, и эта часть страны наиболее обработана. Поэтому существует мнение, что города Парапотамии не было, и что именно к кифисским землям относится этот стих Гомера:
И те, что у Кифиса, божественные нивы обитают.
(8) Но с этим мнением не сходится показание Геродота; в сведениях о пиѳийских победах говорится тоже иначе, потому что на пиѳийских играх, которые первые были учреждены амфиктионами, победил в кулачном бою мальчиков «парапотамиец» Эхмей. Точно также Геродот, перечисляя города, сожженные Ксерксом в Фокиде, упоминает и город «Парапотамии». Очевидно, аѳиняне и виотийцы не восстановили Парапотамии, и жители, вследствие бессилия и бедности, должны были расселяться по разным другим городам. Теперь не осталось даже развалин этого города; неизвестно даже место, где стояли Парапотамии.
(9) Из Лилеи будет 40 стадий до Амфиклеи, название которой искажено жителями. Геродот, следуя древнему преданию, называет ее «Амфикея», а амфиктионы в изложении гибели фокейских городов назвали «Амфиклея», но местные жители рассказывают вот что. Один вельможа, подозревая своих врагов в покушении на убийство его юного сына, (10) положил его в ящик и скрыл в самом безопасном месте. Мальчика нашел волк и хотел съесть, но дракон обвился вокруг ящика и не допускал волка. Когда отец вернулся посмотреть на сына и увидел дракона, подумал, что дракон хочет умертвить сына и пустил в него дротик, по вместе с драконом убил и своего сына. Когда он узнал от пастухов, что убил благодетеля и защитника своего сына, то сделал большой костер и на этом костре сжег сына и дракона. Говорят, что это место и до сих пор похоже на горящий костер, а по имени дракона (офис) жители стали называть город «Офитеа».
Что замечательнее всего, это таинства, устраиваемые в честь Диониса, но вход в святилище не дозволяется; статуи тоже не видно. Амфиклейцы говорят, что бог служит им прорицателем и помогает в болезнях; (11) исцеление дает в сновидениях, и изрекатель воли его — главный жрец, вдохновленный Дионисом.
В 15 стадиях от Амфиклеи на равнине лежит Тифроний; там нет ничего замечательного. В 20 стадиях от Тифрония — Дримея. В том месте, где пересекается эта дорога и дорога, ведущая в Дримею из Амфиклеи, находится священная роща и жертвенники Аполлона. Есть и храм, но без статуи. От Амфиклеи до Дримеи, если повернуть налево, будет 80 стадий; по словам Геродота, а раньше еще… навволейцы. Родоначальником, по преданию, был Фок, сын Эака. В Дримее есть старинное святилище Димитры Фесмофоры; там стоит её стоячая статуя, высеченная из камня. В честь её, рассказывают, совершается ежегодно празднество фесмофории.
[Елатия]
34. Самым большим городом в Фокиде, после Делф, считается Елатия. Она лежит в сторону Амфиклеи, от которой до Елатии расстояния 170 стадий большею частью но низменности, и только вблизи Елатии дорога подымается несколько вверх. По этой низменности течет речка Кифис, а около Кифиса водится очень много птиц, так называемые отиды (ушатки–драхвы), Елатейцам удалось прогнать македонского царя Кассандра; они избегали также сражения с Таксилом, полководцем Мифридата, за что римляне даровали им самостоятельное управление и свободу от податей. (2) Елатейцы утверждают, что они пришлого рода и происходят от древних аркадян, именно от Елата, сына Аркадова, который во время нападения флегийцев на делфинский храм явился в Фокиду на защиту бога и сделался основателем Елатии. В числе сожженных мидянами фокейскиих городов упоминается и Елатия. Много бедствий пришлось перенести Елатии вместе с другими городами Фокеи; (3) много бедствий назначила им судьба и одним отдельно перенести от македонян. Во время войны с Кассандром, Олимпиодор был главным виновником того, что македоняне не могли взять город, но Филипп, сын Димитрия, привел народную партию в Елатии в крайний ужас, а влиятельных лиц склонил на свою сторону разными подарками.
Когда римский полководец Тит, посланный для освобождения эллинов, отправил вестника объявить елатейцам, что дарует им прежнее самостоятельное управление, если они отпадут от македонян, (4) Елатия, по неразумию народной партии или правящих лиц, осталась верною Филиппу, почему и была осаждена римлянами. Впоследствии, когда елатейцы вышли против Таксила, полководца Мифридатова, и выдержали осаду понтийских варваров, римляне за этот подвиг даровали им свободу.
Затем в мои времена, когда разбойничья шайка костовоков, лапавшая на Элладу, дошла и до Елатии, один елатеец по имени Мнисивул собрал вокруг себя отряд и убил многих варваров, (5) при чем и сам пал в битве. Этот Мнисивул одержал много побед в беге, а в 235 ол. победил в простом беге и в двойном со щитом. Около Елатии на дороге поставлена медная статуя этого скорохода Мнисивула. В Елатии замечателен рынок и колонна с рельефным изображением Елата, но я наверное не могу сказать, почитают ли они его, (6) как основателя города, или же это надгробный памятник. Там же построен храм Асклипия со статуей его с бородой. Ваятелями этой статуи были Тимокл и Тимархид; родом они из Аттики. На конце города, на правой стороне, находится театр с старинной медной статуей Аѳины. она, говорят, защитила Елатию от варваров, которыми предводительствовал Таксил.
(7) В 20 стадиях от Елатии стоит святилище Аѳины — Кранеи. Дорога туда подымается несколько вверх, но так незаметно, что можно взойти без всякой усталости. В конце дороги находится крутой холм, впрочем, не особенно большой и не очень высокий. На этом то холме и построен храм; там же устроены колоннады и между ними помещения для служителей богини, и особое для жреца. (8) Жрец у них выбирается из отроков, причем строго наблюдается, чтобы время его жречества окончилось раньше, чем он станет юношей. Должность жреца продолжается пять лет, в продолжении которых он ведет особую жизнь при богине, причем, по старому обычаю, купается в особенной ванне. И эту статую делали сыновья Поликла; она изображена, как бы выходящая в сражение, а на щите её сделано такое же изображение, какое находится в Аѳинах на щите так называемой Девы.
35. [Авы]. В Авы и Иампол можно идти и из Елатии через горы в правую сторону от города. Большая дорога из Орхомена в Опунт ведет и в эти города: если идти из Орхомена в Опунт, то нужно немного свернут налево, и там будет дорога в Авы. Жители Ав говорят, что они пришли к Фокиду из Аргоса и основателем их города был Авант, сын Линкея и Ипермнистры, дочери Даная, от которого город получил имя. С древних времен Авы считается священным городом Аполлона, там было и прорицалище Аполлона. (2) Однако персы далеко не так отнеслись к сей святыне, как римляне: войско Ксеркса сожгло храм Аполлона, а римляне из благоговения к Аполлону, дали жителям Ав независимое управление. Эллины, боровшиеся с варварами, решили не возобновлять сожженного святилища, а оставить так на все времена, как памятник вражды. По той же причине и храмы в Алиартие, и храм Геры в Аѳинах по Фалирейской дороге, и храм Димитры в самом Фалире остаются до сих пор невозобновленными.
(3) В таком же виде, вероятно, стоял и храм в Аввах до того времени, когда ѳивяне, преследуя пораженных ими и бежавших в этот храм фокейцев, сожгли храм вместе с укрывшимися в нем людьми, и таким образом предали вторичному разрушению после персов. Поэтому в настоящее время из всех зданий, опустошенных пожаром, это святилище представляет самый печальный вид, потому что оставшееся от мидийского пожара было вторично разрушено в виотийском пламени. (4) Возле этого главного храма стоит другой, несколько меньший, построенный императором тоже в в честь Аполлона. Древнейшие статуи пожертвованы самими авейцами, именно стоячие медные статуи Аполлона, Лито и Артемиды. В Авах есть театр и площадь древнего устройства.
(5) Если опять вернешься на прямую дорогу, в Опунт, тебя примет Иамполь. Самое название города указывает на происхождение его жителей и откуда они пришли в эту сторону: это были ианты, бежавшие сюда из Ѳив от Кадма и его войска. В древние времена так и называли этот город «Иантон–полис» (город иантов); в последствии переименовали в Иамполь. (6) Город этот был сожжен царем Ксерксом, а затем Филипп разрушил все здания; однако осталось еще очертание старой площади, здание совета, небольшой дом, и недалеко от ворот театр. Царь Адриан выстроил там колоннаду, которая и названа но его имени. Колодец один: из него пьют и моются; другой воды нет, разве что соберут зимою от дождей. (7) В Иамполе почитают больше всего Артемиду, и в честь её построен у них храм, но какова статуя богини, не знаю, потому что храм открывается всего два раза в год. Относительно животных, предназначенных Артемиде, говорят, что они никогда не болеют и всегда оказываются жирнее других.
(8) Из Херонеи в Фокиду ведет не только одна прямая дорога на Дельфы чрез Панопей, Давлиду и Перепутье (Схисты), но есть еще другая дорога, неровная, большей частью гористая, которая ведет в фокейский город Стириду; длина этой дороги 120 стадий. Жители Стириды говорят, что они, по своему происхождению, не фокейцы, а аѳиняне, будто бы переселившиеся сюда из Аттики вместе с Петеоем, сыном Орнея, который был изгнан из Аѳин Эгеем, и так как за Петеоем последовала большая часть поселка Стиреев, то и новый город был назван «Стирида».
(9) В Стириде дома построены на высокой и скалистой горе, вследствие чего у них летом большой недостаток в воде; колодцев мало и воды дают они тоже недостаточно. Этой водой они моются и поят скот, а за водой для питья мужчины ходят к источнику, который находится в долине, за 4 стадии от города. (10) Этот источник выкопан в скалах и оттуда–то приходится брать воду. В Стириде есть храм Димитры Стиритидской, выстроенный из серого кирпича, а статуя богини сделана из пентелийского мрамора. Богиня держит факелы, а возле неё стоит другая статуя, старая, обвитая повязками, одна из самых древних, сделанных в честь Димитры.
36. От Стириды до Амвросы будет около 60 стадий. Дорога туда идет ровная, по долине, между горами. Там очень много виноградников, и кроме того в земле амвросов растет, не так густо, как виноград, особый род кустарника. Это растение ионяне и другие эллины называют «коккос», а галаты, живущие за Фригией, называют его на своем языке «ис». Величиной оно бывает, как терновый куст; (2) листья похожи на листья мастикового дерева, только немного чернее и мягче; плоды похожи на плоды стрихна, величиной с горох, и в этом плоде живет маленькое насекомое. Когда плод начинает созревать, оно выходит наружу и сейчас улетает; похоже на комара. Поэтому плоды собирают, когда насекомое еще не вышло, потому что кровь этого насекомого употребляется для окраски шерсти. (3) Город Амвроса расположен у подошвы горы Парнасса, против Делф с другой стороны. Название города, говорят, произошло от имени Амвроса. Когда ѳивяне вовлечены были в· войну с македонянами и Филиппом, то окружили город Амвросу двумя стенами. Эти стены построены из местного камня, черного цвета, очень крепкого. Каждая стена имеет в ширину почти одну сажен, и в вышину там, где еще не сломана, будет две с половиною сажени. (4) Расстояние между стенами — одна сажень. Башни, стенные зубцы и вообще всякие укрепления для стен строились только на один раз.
В Амвросе есть небольшой рынок, на котором стоят мраморные статуи, большей частью поломанные.
(5) Если повернуть на Антикиру, то сначала дорога будет в гору, затем, когда пройти две стадии, будет ровная местность, и здесь; на право от дороги, находится святилище так называемой Артемиды Диктиннейской. Амвросейцы больше всего почитают эту богиню. Статуя её эгинской работы, из черного мрамора. От этого святилища дорога постоянно подымается в гору до самой Антикиры. Говорят, в древние времена город назывался «Кипарисс», и Гомер в перечислении фокейцев нарочно употребляет это имя, хотя уже и в то время город назывался «Антикира», потому что Антикирей будто бы был современник Иракла. (6) Город расположен против развалин Медеона.
Я уже говорил в начале описания Фокиды, что жители Антикиры оскорбили святыню делфийского храма. Затем антикирейцы были изгнаны Филиппом, сыном Аминты, а вторично их изгнал римлянин Отилий, так как и они были подвластны македонскому царю Филиппу, сыну Димитриеву, против которого послан был из Рима Отилий на защиту аѳинян.
(7) Горы, возвышающиеся над Антикирой, очень скалисты; на них растет много черемухи. Один сорт этой черемухи, именно, черная черемуха, употребляется, как слабительное средство; другой сорт, белая черемуха — как рвотное. Для этого употребляются корни.
(8) На рынке антикирском стоят медные статуи; в пристани находитея небольшой храм Посидона из необделанных камней; внутри храм штукатурен. Статуя бога сделана из меди; он представлен в стоячем виде: одною ногою наступил на дельфина и с этой стороны положил руку на бедро, в другой руке держит трезубец. (9) За гамнасией, в которой устроена также купальня, по другую сторону находится другая, старая гимнасия, и там есть медная статуя; надпись на ней гласит, что «Ксенодам, антикреец, панкратиаст, между мужами получил олимпийскую победу». Если надпись говорит правду, то, очевидно, Ксенодам получил масличную ветвь в 211 олимпиаду. (10) Это единственная олимпиада, о которой илийцы не имеют записей.
За рынком в Антикире есть колодезь, в котором бьет ключ, но для защиты от солнца над ним устроена крыша, которую поддерживают колонны. Немного дальше за колодцем, вверх, поставлен памятник из простого камня, и там, говорят, похоронены сыновья Ифита: один, возвратившийся из–под Илиона и умерший на родине, а другой будто бы умер под Илионом, но кости его перевезены были на родину.
37. За городом направо, почти в 2 стадиях расстояния, есть высокая скала, часть горы; на этой скале построено святилище Артемиды. Статуя сделана Праксителем: богиня держит в правой руке факел, за плечами колчан, с левой стороны стоит собака. Эта статуя будет величиной выше самой высокой женщины.
(2) На границе Фокеи есть город Вулида, названный так по имени Вулона, основавшего здесь поселение из городов древней Дориды. По преданию, вулийцы составили собрание Филомила и фокейцев. До Вулиды от виотийской Фисвы будет 70 стадий, но есть ли дорога в Вулиду от фокейской Антикиры, не знаю наверное, потому что между Антикирой и Вулидой находятся непроходимые утесистые горы; но до пристани — от Антикиры будет 100 стадий, а от пристани до Вулиды сухим путем, я полагаю, будет самое большое — 7 стадий. (3) В этом месте впадает в море быстрый горный поток, который местные жители называют «Ираклия». Город Вулида лежит на высоком месте; мимо его приходится проезжать, если ехать морем из Антикиры в коринѳскую Лехею.
Большая половина жителей занимается ловлею улиток, для добывания пурпуровой краски. Замечательных зданий или чего особенного в Вулиде нет; там только два храма: Артемиды и Диониса. Статуи их вырезаны из дерева, но кто был ваятелем — не могу догадаться. Божество, наиболее почитаемое вулийцами, они называют «Мегистос», очевидно, название Зевса. В Вулиде есть также источник, называемый Савнион.
(4) Из Дельф идет дорога в приморский город Кирру, который находится от Дельф в 60 стадиях. В долине устроен там ипподром, и здесь происходят, во время пиѳийских игр, конские бега. Относительно Тараксиппа в Олимпии я уже говорил при описании Илиды; но даже в этом ипподроме, посвященном Аполлону, бывают иногда несчастья с наездниками, потому что во всяком деле демон посылает человеку и добро, и зло. Конечно, сам ипподром не пугает лошадей; и это не зависит от героя, ни от другой какой–либо причины. (5) Равнина за Киррой совершенно голая, и жители совсем не хотят сажать там деревьев, может быть по причини какого–нибудь проклятия, или потому, что знают, что земля неудобна для разведения деревьев. Говорят, что в Кирру — по имени Кирры названа нынешняя местность.
Гомер в Илиаде и в гимне Аполлону называет этот город первоначальным именем «Криса». Впоследствии жителя Кирры оказались нарушителями святыни Аполлона, и между прочим вырезали даже часть посвященной Аполлону земли. (6) За это амфиктионы решили поднять против киррейцев оружие: полководцем назначили сикионского владетеля Клисѳена, а в советники вызвали из Аѳин Солона. Но когда спросили Пиѳию о победе, получили такой ответ:
«Не прежде рушите башню сего града,
Как полны лазурноокой Амфитриты
Омоют мои земли от темного моря».
Поэтому Солон предложил посвятить киррейскую землю Аполлону, чтобы таким образом море граничило с священною землею. (7) Кроме этого Солон придумал еще для киррейцев другую хитрость, следующего рода. Так как вода была проведена в город из реки Плиста посредством канала, то Солон отвел воду в другое место. Осажденные жители все–таки не сдавались и довольствовались водой из колодцев и дождевой водой, а Солон между тем набросал в Плист корней черемицы и когда заметил, что вода достаточно набралась зелья, снова пустил воду в канал. Киррейцы с жадностью бросились на воду, но стали страдать ужасным поносом и потому не могли охранять городские стены. (8) Таким образом амфиктионы взяли город и наказали киррейцев за святотатство. С тех пор Кирра сделалась пристанью для Дельф. В ней замечателен храм Аполлона, Артемиды и Лито́; их статуи аттической работы, очень большие. Там же стоит статуя Адрастии, по величине несколько меньше других статуй.
38. [Локры Озольские]. Со стороны Кирры с Фокидой граничит земли озольских локров. Относительно имени локров я слышал разные предания, которые и расскажу. Говорят, например, будто у Оресфея, сына Девкалионова, который царствовал в этой стране, была сука, которая вместо щенка родила полено. Ореcфей закопал это полено, (2) а весною из него будто бы выросло виноградное дерево, и но ветвям («оза») этого дерева назвали и народ озолами. Другие рассказывают, будто Несс, перевозчик на реке Евине, раненый Ираклом, бежал в эту землю и там умер, но так как тело его не было похоронено, то от гниения трупа в воздухе распространилось зловоние («озо»). Третьи говорят, будто там в какой–то реке была отвратительная вода, распространившая удушливый запах (оза). По четвертому сказанию, там растет много асфодела, и когда он цветет, то от его запаха… (8) Потом еще рассказывают, что тамошние жители были коренными, первыми обитателями этой земли. Они не знали еще употребления одежды, и во время холода накрывались свежими звериными шкурами, а для большей красоты клали шкуру мехом наружу. Поэтому, конечно, их тело должно было издавать неприятный запах («озо»), как шкуры.
(4) [Амфисса]. В 120 стадиях от Дельф находится самый большой и самый знаменитый город локров — Амфисса. Локры причисляют себя к этольскому племени и стыдятся прозвания «Озольские», и приводят то основание, что когда римский царь переселял этолян в Никополь, то большая часть этого племени перешла в Амфиссу. Однако первоначальное происхождение их от локров. Название города произошло от имени Амфиссы, дочери Макара, сына Эолова, которую любил Аполлон.
(5) Город украшен разными сооружениями; в особенности замечательны памятники Амфиссы и Андремона. С последним, говорят, похоронена и жена его Горга, дочь Инея. В городском акрополе храм Аѳины; там есть в стоячем виде медная статуя богини, но преданию, привезенная из Илиона Фоантом и сооруженная из троянской добычи; однако я этому не верю.
(6) Раньше я уже говорил, что самосцы Рик, сын Филея, и Ѳеодор, сын Тилекла, первые открыли правильную плавку меди и первые стали плавить. Из медных произведений Ѳеодора, я ничего не знаю, но в Ефесе, в храме Артемиды Ефесской, если идти в залу картин, то за жертвенником так называемой Артемиды Протофронии находится мраморная ограда, и за этой оградой, между разными статуями, в самом конце доставлено изображение женщины, называемой ефесцами «Никс» (ночь); (7) оно сделано Риком. Эта статуя, на вид, гораздо старше и более грубой работы, чем Аѳина в Амфиссе. Жители Амфиссы совершают таинства так называемых «сынов анаков». Кто они были — говорят разно; одни думают, что это диоскуры, другие — что куриты, а большая часть полагает, что это кавиры. У этих локров ость еще следующие города. (8) За Амфиссой на материке — Миония, от Амфиссы в 30 стадиях; это те самые мианы, что пожертвовали щит Зевсу в Олимпии. Самый город лежит на высоком месте; там есть роща и жертвенник богов «милихиев». Этим богам приносят ночные жертвоприношения, и жертвенное мясо принято съедать до восхода солнца. За городом есть посвященная Посидону земля, называемая «Посидонион»; там находится храм Посидона; статуи при мне уже не было. (9) Мионийцы живут около Амфиссы, а при море лежит Ианфия и на границе с нею — Навпакт.
За исключением Амфиссы, все прочие города были подвластны городу Патрам, — каковая честь дарована Патрам царем Августом. В Иавфии есть храм Афродиты, а немного выше города находится кипарисовая роща в перемежку с сосною. В этой роще стоит храм и статуя Артемиды. Стены были некогда раскрашены, но от давнего времени истерлись, так что ничего не осталось. (10) Вероятно, город получил название от имени женщины или нимфы.
[Навпакт]. Затем о Навпакте я знаю предание, что доряне, двинувшиеся вместе с сыновьями Аристомаха, строили там корабли, на которых и переправлялись в Пелопоннес; оттуда происходит название города. Что касается истории Навпакта — как во время землетрясения в Лакедемоне мессинцы, бежавшие в Иѳому, получили от аѳинян право поселиться в Навпакте, который аѳиняне отобрали у локров, как потом, после поражения аѳинян при Эгос–Потамах, лакедемоняне выгнали мессинян из Навпакта, обо всем я подробно изложил раньше в истории Мессинии. Когда мессинцы вынуждены были уйти из города, локры снова собрались в Навпакте. (11) Так называемая у эллинов «Навпактская поэма» большинством приписывается одному милетянину, а Харон, сын Пифеоя, называет автором её навпактийца Каркина; мы тоже следуем мнению этого лампсакийца, потому что невероятно, чтобы стихотворения милетянина, и при том о женщинах, могли быть названы навпактскими.
(12) В Навпакте при норе находится храм Посидона и там стоит стоячая медная статуя его. Потом есть там храм Артемиды; статуя из белого мрамора представляет ее бросающей дротик, и называется «Этольская». В пещере воздают почести Афродите, молятся по разным причинам, в особенности к ней обращаются с молитвами вдовы, которые просят о браке.
(13) От храма Асклипия остались только развалины; он был построен частным лицом, Фалисием, по следующему случаю. Фалисия очень страдал глазами, так что почти был слеп. Асклипий, бог исцелитель в Епидавре, послал к нему женщину, Аниту, писавшую стихи, с запечатанной дощечкою. Это бог вручил ей во сне: как только Анита проснулась, действительно, нашла в руках запечатанную дощечку. После этого она поехала на корабле в Навпакт, и предложила Фалисию распечатать дощечку и прочитать, что там было написано.
(14) Фалисий сначала думал, что не будет в состоянии прочитать своими слабыми глазами, но, надеясь получить от Асклипия что–нибудь полезное, снял печать, и как только взглянул на дощечку, тотчас стал здоров и дал Аните то, что было написано на дощечке — 2,000 статиров золота.

Приложение I. К описанию Аѳин

[из топографии Либо]
Павсания заключает описание свое Аѳин указанием, что вблизи ареопага находился корабль, сделанный для процессий в панаѳинейский праздник.
Кроме предметов, описанных и упомянутых Павсаниею, есть еще некоторые такой знаменитости и значения, что удивительно, как он мог обойти их совершенным молчанием. Так, посреди Керамика был Леокорион, памятник дочери Леоса, один из важнейших древних памятников Аѳин[1]. Не менее важен был алтарь 12 богов на площади (in Agora)[2].
Округ Мелита был известен своим храмом Геркулеса Алексикакоса, со статуею Агелада, учителя Фидия, и храмом Артемиды Аристовулы, построенным Ѳемистоклом, в котором, по Плутарху[3], современнику Павсании, статуя была еще цела; также и другими зданиями. Между аѳинскими постройками позднейшего времени может быть упомянута еще Агриппион, театр Агриппы внутри Керамика[4]. Кроме того многие развалины в Аѳинах свидетельствуют о неполноте описания Павсании; таковы Пникс и Горологион Андроника Керреста[5].
Еще несколько слов об общественных аѳинских зданиях и площадях.
На Кирамикском «дромос», который вел от Дипилопа в середину города и но обеим сторонам граничил с базаром и публичными зданиями, находился прежде всего дом совещания ремесленников, стоявший совсем близко к воротам[6]. Всадники, о которых упоминает здесь Филострат, могли быть конные статуи или здание, принадлежавшее всадникам. В той же большой улице, вероятно, находилась галерея (stoa) Аттала и возле неё, может быть, колоссальные статуи Аттала и Евмена, которые после получили надписи в честь Антония[7].
В округе Мелите, кроме храмов Геркулеса Алексикакоса и Артемиды Аристовулы, находился дом Фокиона. Плутарх в биографии Фокиона описывает его, как еще существовавший в его время, маленький и простой, покрытый медными черепицами. Здесь был также храм или святилище Меланиппа, сына Фисея, и место для испытаний трагических актеров, по названию «дом мелитейцев». За пританеем была площадь, которая называлась «голодное поле».
Палестр в Аѳинах было много. Упоминаются палеетры: Ликурга, сына Ликофрона, Таурея, Сивиртия и Гиппократа. Платон в Лизисе упоминает одну новую палестру, находившуюся вблизи источника Панопса.
Бани (βαλανεῖα) также были многочисленны. Они, вероятно, похожи были на бани турок, усвоивших употребление бань от побежденного народа; известно положение только одной. Она была около статуи Анфемокрита, которая стояла извне, при Дипилоне, так как в старину бани не были дозволены внутри стен.
Лесхи, или площади, на которых бедные при холодной погоде могли греться и проводить ночь, должны были быть еще многочисленнее[8]. Об аѳинских лесхах высшего рода, местах собраний для рассуждений и по делам, которые уже во время Гомера были обычны в Греции, мы не имеем никаких особенных известий, по можем принять, что они были многочисленны.
Агора была разделена на рынки, улицы и портики, которые получали имя от продававшихся там предметов. Таковы были: мучной рынок, лавки с предметами женских потребностей, для продажи готовой одежды, рыбный рынок. Еще другие отделения агоры назывались агора богов, аргивская агора, агора керкопов. Последняя из этих площадей, которая была известна по торговле крадеными вещами, лежала вблизи Гелиэй. Различные рынки с предметами жизненного продовольствия обыкновенно обозначались именем своего предмета с прибавлением предлога εἰς, напр. εἰς τοὺς ἵππους — лошадиный рынок. Также назывались харчевни, место для продажи ослиного мяса, таковые были названия различных частей агоры, где продавались мази, горшечные товары, чеснок, лук, духи, сыр, грецкие орехи, яблоки и т. п. Книжные лавки назывались «вивлиофики»[9]. Κύϰλοι были круглые строения на площади: в одном из них продавали рабов, в другом мясо и рыбу, в третьем посуду.
Некоторые улицы Аѳин получили свое название от промыслов, которыми в них занимались. Так, одна называлась улицей «изготовителей термов», или каменных голов на четырехугольном столбе, которые в Аѳинах были чрезвычайно часты; другая называлась «улица столяров». Некоторые улицы имели свое название от божеств, другие от демов и округов. Также употреблялись числа для их различения. Поллукс упоминает «третью улицу».

[1] Thucyd. 1,20; 6,57. Schol 1, 20. Cic, de nat, d. 3,19. [О числе храмов и памятников, пропущенных П. в описании Аѳин, можно судить но тому, что O. Jahn при одном только описании акрополя [Pausaniae descriptio arois Athenarum, Bonnae, 1880, p. 38] насчитывает, таковых около 70. Г. Я.
[2] Herod, 6,108, Thucyd. VI 54. Xenopli. Hipparch. 3. Этот алтарь впервые соорудил Пизистрат, сын Гиппия, внук великого Пизистрата, как архонт, и сделал на. нем надпись, которая исчезла, когда народ увеличил алтарь. Двустишие на другом, сооруженном им алтаре в Пиѳионе, существовало еще но время Ѳукидида. К алтарю 12 богов примыкала «перисхонисма», где подавались голоса об остракизме. Plut. Aristid. 7. Poll. 8,20.
[3] Them. 22, de mal. Herod. 36.
[4] Philostr. Sophist. 2,5, § 3; 2,8 2.
[5] Spon. Voyage etc, 2 p. 99.
[6] Philostr· Sophist. 2,8, 2.
[7] Athen. 5,13, p. 212. S. Plut. Anton. 60. Когда, ко времени битвы при Акциуме, они были опрокинуты, это считали предзнаменованием падения Антония, и старые надписи были, вероятно, восстановлены.
[8] 360 по Проклу (ad Hesiod. Op. 491).
[9] Отделения базара в Греции обозначаются и теперь еще почти также как Поллукс описывает рынок съестных припасов в древних Аѳинах. То же употребление предлога и тех же, с легкою порчею, слов. Названия: с'та кроммидиа, с’та каридиа, с’та скора да, с’та мила, с’то хлора тири таким же образом ведут путешественников к лавкам с луком, грецкими орехами, чесноком, яблоками и свежим, сыром, в нынешнем греческом городе, как это делали с Поллуксом упомянутые выражения в древних Аѳинах.

Приложение ΙΙ. Объяснения к Павсании

из Bulletin de correspondance Hellénique.
T. II стр.320 (1878 г.). I. Martha, издавая маленький обломок надписи, содержащий несколько собственных имен, заменяет: «этот обломок происходит из местечка, называемого «ста Илия» (ср. Conze Ann. de l’Inst de l’A. 1861, стр.7). Оно, кажется, находится на месте древних Илей, где Павсания нашел храм Димитры (Paus. II 34,6)».
… стр.492. Виотийский город Іит (Paus. IX 24,3 и 36,6) находился в расстоянии приблизительно двух часов на в. от села Мартини, около мест. Дендра. Paul Girard.
T. III стр.47'след. B. Haussaullier издал Хиосские надписи, относящиеся к роду Клитидов, упоминаемому Paus. VI 17.
… стр.105. Th. Homolle, описывая архаические Делосские статуи, между прочим говорит: «Без всякого затруднения их можно отнести к 50 ол., когда процветал Виз; ничто не препятствует приурочить их даже к более раннему времени. Мы наверное истолкуем текст Павсании (V 16,3) слишком в узком смысле, если предположим, что этот художник впервые обрабатывал мрамор; его изобретение состоит в том, что он применял мрамор для целей, которым он до тех пор не служил. Этим исчерпывается его изобретение».
… стр.213, P. Girard в статье: «Nécropoles de la Grèce du Nord» между прочим говорит: «Местечко Ливанатэс, по соседству с Аталантой, не содержит никаких следов античных построек; но, в получасовом расстоянии, к с. — в. от села тянется огромный некрополь, где туземные жители находят массу ваз и изделий из терракотты. Около Ливанатэса, на отдельно стоящей возвышенности, на берегу моря, кажется, можно узнать следы античного города, может быть Киноса, служившего гаванью для Опунта. См. Strafe. IX 365. Paus. X 1,9.
T. III стр.488. A. H. Besnault в статье о жрицах Аѳины Паллады в Аѳинах, между прочим говорит: «Самая древняя из известных нам жриц это — Лисимаха: Павсаний и Плутарх упоминают о ней (Paus. I 27,5. Plut. De vita pud. 13), не сообщая, в какую эпоху она жила. Благодаря тексту Плиния старшего (Nat. hist. 34,76), мы знаем, что она состояла жрицей Аѳины в течение 64 лет и что Димитрий изготовил её статую, а Overbeck причисляет Димитрия из Алопеки к художникам II пол. V века (Sclir. Quellen № 897 сл.).
T. IV стр.43-46 помещена статейка E. Muret об Аристотиме, тиранне Елейском, упоминаемом Paus. V 5,1 и VI 14,11. Muret относит его тираннию к промежутку времени от 277 до 265 г. до РХ. и описывает 3 монеты, по его мнению, принадлежащие Аристотиму.
T. V стр.390 след. Th. Homolle описывает статую Г. Ореллия Фера, найденную на о. Делосе и изваянную, как видно из надписи на её пьедестале, художниками Дионисием, с. Тимархида, и Тимархидом, с. Поликла, упоминаемыми Paus. VI 4,5; 1 2,8; X 6 и 7.
T. VI стр.447 Haussmllier издал найденную в Дельфах надпись в честь атлета Сострата Сикионского, упоминаемого Paus. VI 4,1.
T. IX стр.404 Foncart издал надпись из Ѳеспий. В примечании к ней он говорит: «Культ Зевса Милихийского в Виотии известен уже по декрету орхоменийцев[1], но нигде еще не встречалась женская форма «Милиха». Это ничто иное, как форма ж. р. от Милихос[2]. Сочетание бога и богини, носящих один эпитет, указывает вообще на существование более древнего божества, совмещавшего в себе, как обыкновенно, оба пола и после раздвоившегося.
Из надписи, изданной тем же ученым в том же томе на стр.410 видно, что на празднике Еротидий в Ѳеспиях, кроме упоминаемых Paus. IX 31,3 музыкальных и гимнастических состязаний, были также и конные: надпись представляет обломок списка победителей на этих состязаниях, в котором между прочим названы лица, одержавшие победы.
На стр.427 он же издал надпись из Коронеи, относящуюся к Paus. IX 34, 7-8 с замечанием, что имя, приводимое Павс., должно быть не Корон, а Короний.
Там же. Святилище Аѳины Итонской близ Коронеи (Paus. IX 34,1) находилось у нынешней деревни Мамуры, местоположение которой соответствует топографическим данным, и у которой найдено несколько надписей, происходящих из этого святилища.
T. X стр.136 сл. г. Молорас издал надпись из Тризина, из которой между прочим видно, что в этом городе, кроме упоминаемых Paus. II 32, Афродиты Катаскодии, Афр. Акреи и Афр. Нимфии, почиталась еще «Афродита в Вассах».
T. XI (1887) стр.39-63. Pierre Paris описывает раскопки, произведенные им в Елатее и храме Аѳины Кранаи, упоминаемом Paus X 34,7.
… стр.289 след. Foucart доказывает, что 3 обломка надписи, найденные в Олимпии и изданные Треем в Arch. Ztg. 1879 стр.212 и Рёлем в Inscr. gr. Ant. № 380 содержат в себе перечень побед родийца Дориея, с. Диагора, упоминаемого Paus. VI 7 (а не Ѳеагена Ѳеспийского, упоминаемого Paus. VI 11,2).
… стр.342 Pierre Paris издал надпись из храма Аѳины Кранаи близ Елатии. В примечаниях к надписи, после ссылки на рассказ Paus. X 34,5 о Мнисивуле, погибшем в битве против костовоков, издатель продолжает: и слова надписи «дважды победитель» не допускают никакого сомнения: Мнисивула, отца Мнисивула, имевшего статую в храме Аѳины Кранаи, нужно признать тожественным с победителем костовоков. По самой редакции посвящения можно догадываться, что Мнисивул младший не имел никакого другого права на статую, кроме происхождения от Мнисивула старшего. Последняя, без сомнения, воздвигнута была после путешествия Павсании, который не преминул бы иначе отметить ее, потому что так интересовался историей Мнисивула — отца.

[1] Le Bas, inscr. de la Grèce du Nord, 615,
[2] Paus. X 38,8 говорит о культе богов Милихийских в Локриде, не давая им названия божеств, и прибавляет, что жертвы приносились им ночью.