8.1 ἐλευθεροῦν τὴν Ἑλλάδα (Антигониды и «свобода греков»): свобода греков азиатов не составляла важной составляющей самооправдательной риторики Александра, который предпочитал изображать свою азиатскую экспедицию как кампанию возмездия за персидские вторжения в Грецию (Diod. 17.4.9; Arr. Anab. 2.14.4, 3.18.2; единственный пример, когда Александр выставил свободу греков как мотивацию для кампании, см. у Diod. 17. 24.1). После Ламийской войны бывший регент Антипатр решил вмешаться во внутренние дела материковых городов более напрямую, чем Филипп или Александр, насадив гарнизоны и промакедонские олигархии или тирании. Хотя монархические устремления диадохов были в корне несовместимы со свободой и автономией греческих полисов — сложной и постоянной проблемой, которая в конечном итоге оказалась неразрешимой за все существование великих эллинистических монархий, — «свобода греков», тем не менее, возникала как знакомый рефрен в риторических арсеналах диадохов.
Первый шаг к отказу от политики Антипатра был сделан его преемником на посту регента, Полиперхонтом, который, стремясь завоевать доброжелательность городов и заручиться их сотрудничеством в своей ожесточенной борьбе с Кассандром, издал от имени Филиппа III в 319 году царский указ, который призывал к восстановлению «мира и политий» (τὴν εἰρήνην καὶ τὰς πολιτείας), учрежденных Филиппом и Александром, но не стал провозглашать свободу и автономию городов (Diod. 18.56.1– 8; Диодор привел указ дословно, возможно, почерпнув ее у Гиеронима). Антигон, однако, признал и исключительную пропагандистскую ценность выдвижения себя защитником греческой свободы, и насущную необходимость обеспечения доброй воли и сотрудничества греческих полисов — города были не только потенциальной базой для действий против соперников, но и имели решающее значение для торговли и вербовки наемников и квалифицированной рабочей силы — и на общем собрании своих солдат и сторонников в Тире в 315 году, после того, как он разразился гневом против сына Антипатра Кассандра и заявил о своих правах законного регента, он постановил, что все греческие города должны быть свободными, автономными и лишенными гарнизонов, и быстро разослал гонцов, чтобы распространить весть повсюду (Diod. 19.61.1–3).
Чрезвычайно положительный ответ греческих бенефициаров этой политики очевиден в письме, которое Антигон написал гражданам Скепсиса в Троаде, и в декрете, который они приняли в ответ (письмо и декрет [OGIS 5 и 6] были начертаны на двух стелах и впоследствии утрачены). Письмо Антигона в точности соответствует духу его пропаганды того времени: он заявляет о своей неизменной приверженности греческой свободе и приписывает себе заслугу за статью в мирном договоре 311 года, гарантирующую свободу и автономию греческих городов. Было ли провозглашение Антигона чисто рассчитанной данью политической целесообразности или в какой–то мере мотивировано искренней приверженностью греческой свободе, можно поспорить, но это был мастерский пропагандистский ход, который наверняка был встречен с энтузиазмом в греческих городах материка, для которых автономия была определяющим принципом, и, несомненно, оно стало источником острого затруднения для соперников Антигона, особенно Кассандра, чьи гарнизоны в материковой Греции эту автономию попирали. Следует также отметить, что и Антигон, и Деметрий с упорством продолжали поддерживать дело греческой автономии вплоть до смерти Антигона в 301 году, хотя их конечной целью являлось укрепление собственной власти.
8.1 Κασσάνδρου: Сын Антипатра, Кассандр родился ок. 355 г. Он, по–видимому, остался в Македонии со своим отцом, когда Александр отправился в Азию в 334 году. Слухи, которые сделали Кассандра участником заговора с целью убийства Александра, являются продуктом враждебной пропаганды, но оба они явно не были в хороших отношениях, и Плутарх предполагает, что Александр внушал Кассандру ужас еще долго после своей кончины (Alex. 72.4–6). После смерти своего отца Кассандр заключил союз с Птолемеем и Антигоном с целью вытеснить Полиперхонта с должности опекуна царей (Diod. 18.49.3, 18.54.3). Он переехал в Южную и центральную Грецию, получив контроль над многими греческими городами, включая Афины, где он в 317 году водворил философа Деметрия Фалерского в качестве своего марионеточного правителя (Diod. 18.74.2-3). В том же году он вторгся в Македонию, перехитрил Полиперхонта и осадил Олимпиаду в Пидне. В 316 году Олимпиада была вынуждена сдаться, и Кассандр получил власть над женой и маленьким сыном Александра, женился на сестре умершего царя Фессалонике и восстановил Фивы, которые Александр разрушил.
πᾶσαν … καταδεδουλωμένην(Греческая кампания Птолемея в 308 году; македонские гарнизоны в Греции): сразу же после провозглашения антигоновой прокламации в Тире Птолемей также заявил о своей поддержке свободы греков (Diod. 19.62.1). Он продемонстрировал эту приверженность в освободительной кампании Греции в 308 году, изгнав гарнизон на Андросе (посаженный предателем Полемеем после его отпадения от Антигона), прежде чем перейти в Пелопоннес, где он освободил от правления Кратесиполиды Сикион и Коринф и «планировал освободить другие греческие города, думая, что доброжелательность греков принесет ему большую выгоду в его собственных начинаниях» (Diod. 20.37.1-2). Попытка Птолемея примерить на себя мантию защитника греческой свободы вскоре потерпела крах, когда пелопоннесцы не выполнили своего обещания пожертвовать продовольствие и деньги, и он ответил заключением мира с Кассандром и введением гарнизонов в Сикионе и Коринфе, прежде чем вернуться в Египет (Diod. 20.37 .3; ср. Suda s. v. Δημήτριος, Adler Δ 431). Несомненно, отступление Антигона из Вавилонии и его возвращение в Сирию послужили для Птолемея дополнительным стимулом для укрепления египетского центра силы. Несмотря на неудачу, Птолемей не отказался от своих территориальных притязаний в Греции: его попытка предотвратить захват Афин Деметрием в 295 году была неудачной (33.7–8), но он с большим успехом действовал в Эгейском море, начиная с 287 года.
Во время первой греческой экспедиции Деметрия (308/7 г.) Кассандр держал гарнизоны в ряде городов Центральной и Южной Греции, включая Элатею, Афины, Мегару и Аргос (23.2–6). Когда Деметрий прибыл в Афины в 307 году, гарнизоны, удерживающие Сикион и Коринф, представляли собой всё присутствие Птолемея на греческом полуострове, и ко времени его возвращения в 304 году Кассандр получил контроль над Коринфом.
8.3 ὡς δὲ πρῶτον … πράξεις: ср. Plut. Mor. 182 E-F, где Антигон говорит Деметрию, что слава, завоеванная от освобождения Греции (не только Афин), «распространится по Греции словно с величественной высоты как огни маяка по всему миру»»(ὥσπερ ἀπὸ σκοπῆς τῆς Ἑλλάδος εἰς τὴν οἰκουμένην πυρσεύεσθαι).
8.4 ἀργυρίου πεντακισχίλια τάλαντα: Талант состоял из 6000 драхм, что составляло немногим более 57 фунтов (чуть менее 26 килограммов) драгоценного металла по аттической шкале. Изменчивость заработной платы и цен в древности затрудняет наше понимание ценности древних денег, но одного таланта было достаточно, чтобы выплачивать ежемесячное жалованье двумстам членам экипажа триремы в конце V века, что равнялось заработной плате за двадцать лет квалифицированного рабочего, зарабатывающего драхму в день в течение трехсот дней в году. Следовательно, 5000 талантов, которые Антигон выделил Деметрию для его освободительной кампании в Греции, представляли собой огромную сумму, свидетельствующую о необычайном богатстве, накопленном Антигоном (военная касса в 35 000 талантов с годовым доходом в 11 000 талантов; Diod. 19.48.7–8; 56.4 –5), и о стремительной инфляции, последовавшей за выпуском Александром на рынок поистине огромных запасов Ахеменидов (по древним оценкам, около 170 000 - 190 000 талантов (Diod. 17.64.3, 66.1, 71.1, 80.3; Just. 11.14.9–10, 12.1.3; Strabo 15.3.1).
8.4 στόλον νεῶν πεντήκοντα καὶ διακοσίων: Диодор (20.45.1) лишь отмечает, что у Деметрия была «мощная сила на суше и на море» (δύναμιν ἁδρὰν πεζικήν τε καὶ ναυτικήν) и хорошо оборудованный осадный парк.
8.4 τὸν Φαληρέα: Сын Фанострата, Деметрий Фалерский (род. в 350 г.) был философом–перипатетиком, выдающимся ученым и государственным деятелем. После обучения у Феофраста он вступил в политическую жизнь в 325/24 г., когда он упоминается в связи с прибытием в Афины бывшего казначея Александра, беглеца Гарпала (Diog. Laert. 5.75). В 322 году он был среди послов, отправленных после поражения Афин в Ламийской войне для переговоров с македонцами (Pseudo–Demetr. Eloc. 289), хотя неясно, был ли он включен в посольство за свою промакедонскую ориентаци или за известность как философа и ритора. Он остался верен Кассандру, когда Александр, сын Полиперхонта, осадил Афины в 318 году, за что он был вознагражден в следующем году, когда Кассандр восстановил Афины и назначил Деметрия своим эпимелетом, «надзирателем над городом» (ἐπιμελητὴν τῆς πόλεως, Diod. 18. 74.3). Десятилетнее правление Деметрия в Афинах было отмечено относительным миром и процветанием, и если 300 статуй, которыми его почтили в городе, на что–либо указывают, то он был центром культа личности (все, кроме одной, были расплавлены после его отъезда из Афин в 307 году, Nepos Miltiades 6.2–4; Pliny HN 34.12.27; Plut. Mor. 820E; IG II² 2971). Его законодательная платформа включала в себя законы о роскоши и законы, ограничивающие военную и другие виды государственной службы, и он следил за перестройкой бюрократических функций афинской демократии в рамках олигархических направлений. В качестве архонта–эпонима в 308 году, он великолепно организовал весенний фестиваль Дионисии. Стихи, прочитанные в его честь, приветствовали Деметрия как гелиоморфа, «подобного солнцу» (Duris of Samos ap. Athen. 12.542E = BNJ 76 F10), сигнальная почесть, предвосхитившая те, которые обрушились на Полиоркета позже. Современные исследования сосредоточены на относительное влиянии перипатетической идей Деметрия и политической целесообразности в его законодательной программе.
8.4 Μουνυχίᾳ: Крутой холм в Пирее, первоначально укрепленный тираном Гиппием в последней четверти 6‑го века (Arist. Ath. Pol. 19.2). Антипатр разместил македонский гарнизон на холме Мунихия в 322 году, после поражения Афин в Ламийской войне (Phoc. 28.1). Кассандр послал своих агентов, чтобы захватить контроль над гарнизоном сразу после смерти своего отца в 319 году (Phoc. 31.1–3). Холм Мунихия возвышался над морскими стоянками в гаванях Зея и Мунихия и контролировал морские подходы ко всем трем гаваням Пирея, делая крепость на ее вершине идеальным командным пунктом для наблюдения за всеми кораблями, приближающимися к Пирею как из Суния, так и с южной оконечности Аттического полуострова и Киклад.
8.5 εὐτυχίᾳ … Θαργηλιῶνος: Таргелион был предпоследним месяцем афинского года, а 26 таргелиона соответствует началу июня 307 года. Дата знаменательная. За день до прибытия Деметрия афиняне начали отмечать Плинтерии, праздник в честь Афины Полии и героини Аглавры. Во время фестиваля храм Афины был закрыт, а одежды и украшения ее культовой статуи удалялись и ритуально очищались. Поскольку Афины были в некотором смысле лишались покровительствующего божества, 25 таргелиона считался особенно злосчастным, и в городе не велось никаких дел (Plut. Alc. 34.2.1-2; Pollux 8.141). Читатели Плутарха знакомы с его памятным рассказом о триумфальном возвращении Алкивиада в Афины 25 таргелиона 408/7 г., ровно за сто лет и один день до возвращения Деметрия. По словам Плутарха, многие афиняне рассматривали возвращение Алкивиада (ὁ τῆς καθόδου καιρός, Alc. 34.1.2) как дурное предзнаменование, предвещающее его неминуемое падение. Он отмечает, что «богиня тем самым не приветствовала Алкивиада с благосклонностью и доброжелательством, а скорее замаскировалась от него и оттолкнула его» (οὐ φιλοφρόνως οὖν οὐδ' εὐμενῶς ἐδόκει προσδεχομένη τὸν Ἀλκιβιάδην ἡ θεὸς παρακαλύπτεσθαι καὶ ἀπελαύνειν ἑαυτῆς; Alc. 34.2.2–4; Ксенофонт [Hell. 1.4.12] также записывает, что Алкивиад прибыл в Афины в зловещий день Плинтерий). С другой стороны, Деметрий прибыл в знаменательно благоприятный второй день фестиваля, когда культовая статуя богини доставлялась в процессии в Фалер для ритуального омовения в море (Hesychius s.v. ἡγηταρία; Philochorus FGrH 328 F 64; IG II² 1011.11). Затем очищенную и переодетую богиню заново устанавливали в ее храме. Время было выбрано идеально. Деметрий прибыл, чтобы свергнуть ненавистный режим Деметрия Фалерского на фоне чувства очищения и обновления, светлого нового начала, которое сопровождало завершение Плинтерий. Подобно тому, как некоторые афиняне заметили, что богиня не приветствовала Алкивиада, так и на этот раз от их внимания не ускользнуло, что она буквально спустилась к морю, чтобы приветствовать Деметрия, когда его флот проплыл мимо Фалера по пути в Пирей. Благоприятный день прибытия Деметрия, возможно, способствовал необычайному энтузиазму, с которым он был принят афинянами, которые впоследствии оказали ряд беспрецедентных почестей своему освободителю.
8.5 τῷ Πειραιεῖ: Пирей, морской и торговый порт Афин, занимает полуостров ок. 7 км. к юго–западу от столицы. Три укрепленные гавани Пирея, Кантар на северо–западе полуострова и Зея и Мунихия на восточной стороне, соединены рядом широких проспектов в гипподамовой планировке портового города. Кантар, безусловно самый большой из портов, служил главной торговой гаванью, в то время как Зея и меньшая Мунихия служили главным образом военно–морскими базами, и все три представляли собой корабельные комплексы, где размещался афинский флот. Все гавани были включены в фортификационное кольцо Пирея, и каждая из них могла быть заперта возведением различных физических барьеров (kleithra) через устье гавани. Ни в одном из различных сообщений о нападении Деметрия на Пирей не указано, на какую из трех гаваней он первоначально нацелился.
8.5 προαισθομένου μὲν οὐδενός … παρασκευαζομένων: Непонятно, почему Деметрий Фалерский и афиняне хотели бы принять флот Птолемея в Пирее. Птолемей заявил о своем намерении изгнать гарнизоны Кассандра из Греции еще в прошлом году (Diod. 20.37.1-2), и хотя оба впоследствии достигли мира, подтверждающего территориальный статус–кво, их соглашение вряд ли гарантировало бы прием военных кораблей Птолемея в гавани самого важного греческого владения Кассандра. Если рассказ Плутарха точен, то этот эпизод вполне может свидетельствовать о том, что Деметрий Фалерский самостоятельно вступил в переговоры с Птолемеем, чтобы отгородиться от недовольства афинян его покровителем Кассандром.
8.5 ὀψὲ … ἀμύνεσθαι: Плутарх, Диодор и Полиэн приводят различные версии захвата Пирея, которые трудно согласовать, но кажется очевидным, что Плутарх минимизировал военный характер того, что было сложной десантной операцией. Полиэн (4.7.6) также описывает беспорядок в Пирее при приближении флота Деметрия. Он описывает хитрость, при которой Деметрий скрыл большую часть своего флота у мыса Суний, в то время как его двадцать самых быстрых кораблей поплыли к Саламину в Сароническом заливе. Деметрий Фалерский, заметив корабли с афинского Акрополя, предположил, что там отряд Птолемея, направлявшийся в Коринф (его удерживал гарнизон Птолемеев), и когда корабли Деметрия внезапно повернули в сторону Пирея, они застали защитников врасплох и вошли в неустановленную нами гавань прежде чем обороняющиеся заняли укрепления и был поднят защитный kleithron. В то время как эта начальная атака имела место, остальная часть флота приплыла из Суния в большом количестве и «захватила укрепления и гавань» (κατελάβοντο τοὺς πύργους καὶ τὸν λιμένα; Polyaen. 4.7.6.13). Рассказ Диодора (20.45.1–5) об этом эпизоде также предполагает, что нападение Деметрия на Пирей встретило гораздо большее сопротивление, чем Плутарх хотел бы, чтобы мы поверили. Он не упоминает о трудностях Деметрия Фалерского в установлении принадлежности приближающегося флота, но описывает полномасштабное нападение с нескольких направлений, в котором отряд Полиоркета прорвал укрепления в каком–то месте вдоль южного побережья Пирея (люди, которые первоначально штурмовали укрепления, атаковали κατὰ τὴν ἀκτὴν [20.45.3]: ἀκτὴ — название южного мыса Пирея). Затем эти войска впустили своих товарищей и вынудили Дионисия, командующего гарнизоном Кассандра, отступить со своими войсками в цитадель на холме Мунихия.
8.6 τοῖς … σιωπῆς: Различные источники предполагают, что флот Деметрия, или, по крайней мере, передовая эскадра, которой он командовал лично, совершили свой первый штурм гавани Зея. Гипподамова агора Пирея, вероятно, располагалась непосредственно к северу от Зеи, что делало гавань идеальным местом для того, чтобы глашатаи Деметрия могли обратиться к войскам, собравшимся для отражения нападения. Приоритетность захвата Зеи также является тактически обоснованным решением. Как и другие гавани Пирея, Зея была расположена в пределах крепостного кольца портового города, и чтобы войти в гавань, корабли были вынуждены проходить через укрепленные морские ворота в виде приморских башен. Но подход к Зее был особенно сложным из–за конструкции искусственных молов, которые заставляли корабли преодолеть несколько поворотов в узком морском коридоре, окаймленном с обеих сторон стенами и башнями. Когда эти укрепления были должным образом укомплектованы обороняющимися, они создавали грозную и расширенную структуру, которую враждебные силы, чтобы получить доступ к гавани, должны были бы пройти, подвергаясь обстрелу. Неожиданное нападение Деметрия было блестящим успехом: он не только получил доступ к Зее до того, как против него была полностью подготовлена оборона гавани, но и минимизировал дальнейшее сопротивление, привлекши большинство афинских защитников своим публичным обещанием восстановить свободу города после пятнадцати лет оккупации (Антипатр установил гарнизон в Мунихии в 322 году).
8.7 ὅτι … πολιτείαν: Демократический строй, который был отменен в 317 году, когда Кассандр поставил Деметрия Фалерского в качестве эпимелета, был восстановлен (Диодор [20.45.5] подтверждает восстановление). Часть законов, введенных Деметрием Фалерским, которые были несовместимы с восстановленной демократией, включая новые цензовые классы, были отменены, в то время как его законы о роскоши сохранялись. Процесс смены режима был в значительной степени бескровным, так как Фалерский и его главные соратники выбрали изгнание, и, хотя некоторым из его сторонников помельче, которые остались в Афинах, были предъявлены обвинения, все они были в конечном итоге оправданы (FGrH 228 F 52–57).