Любезному другу,
Платону Петровичу
Бекетову.
Любезный друг!
Благоснисходительная дружба ваша преклонила Вас предать тиснению переводы мои Пиндара и Сафы, кои бы без вас, может статься, остались бы во мраке забвения, яко произведения весьма несовершенные. Она ж конечно и заставила вас их одобрить. Вы изъявление сердечной моей вам благодарности, посвящаю имени вашему перевод мой творений Гезиода. Принятие оного будет мне новым удостоверением вашей неоцененной для меня дружбы, коей бесчисленные опыты вы мне изъявили. Будьте и вы удостоверены в неизменных чувствах приверженности, любви и дружбы,
Преданного вам
Павла Г. Кутузова.
Снисходительное одобрение, какового мои произведения удостоены от людей просвещенных, знающих цену витийства и стихотворства, поселило в меня смелость переложить на наш язык славного Греческого стихотворца Гезиода, современного Гомеру. В заглавии оного не сказано, с какова языка я сей перевод сделал, сего я точно и сказать не могу, поелику я в труде моем кроме Англинского, Французского и Немецкого переводов вспомоществуем был советами человека хорошо знающего по Гречески, и указывавшего мне, в котором из вышесказанных переводов какое место ближе к Греческому подлиннику; следовательно я переводил с трех разных языков. Я старался по мере сил моих сохранить величественную простоту, а паче силу мудрых правил, преподаваемых сим Стихотворцом, коего Овидий в «Превращениях», а Виргилий в «Георгиках» избрали себе образцом.
За нужное почитаю нечто сказать о содержании сей его Поэмы, называемой: РАБОТЫ и ДНИ.
Отец, Гезиода отягощенный бедностию, оставил город Кумы, где он родился. Получа некоторые прибытки от морской торговли, он поселился в Аскрее, большой деревне Беотийской, где и жизнь кончил, оставя двух сынов: Гезиода и Персея.
Молодый Персей, склоня подарками на свою сторону посредников при разделе отцовского имения, получил выгоднейшую и знатнейшую часть общего наследия; но вскоре расточа большую часть своего имущества, принужденный прибегнуть к брату своему Гезиоду, соделавшемуся жрецом Муз на горе Геликоне, получил от него помощь. Сие происшествие доказано самою поэмою, в коей Гезиод к брату своему Персею часто обращается. Сия Поэма разделена на две части.
РАБОТЫ содержат в себе:
1‑е. Пролог, оканчиваемый баснями о ковчеге Пандоры, о пяти веках мира, и апологом коршуна и соловья.
2‑е. Нравственные, правила глубокой мудрости исполненные.
З-е. Наставления о земледелии и о морской торговли, после коих стихотворец обращается вновь к общим правилам нравственности и домостроительства.
ДНИ заключают описание дней счастливых и удобных к произведению разных сельских работ. Сие творение любопытно, потому, что изображает как образ мыслей, так и правила того времени.
Поелику на нашем языке перевода Гезиода никогда не существовало, то смею льститься надеждою, что мой труд многим приятен будет, и что недостатки великодушно простят мне, вспомня, что в мире нет ничего совершенного.
К сим Творениям Гезиода присовокуплена еще его ФЕОГОНИЯ, или родословие богов, заключающее в себе состав религического древних учения, изложенный в некоем особом порядке, как будто бы для указания, что под сим иносказанием скрываются указания на разные науки, кои по тогдашнему образу мыслей, из Египетского таинственного учения почерпнутому, не могли иначе быть преподаваемы, как под иероглифами, а часто и под описаниями лиц, прообразовавших или работы натуры, или операции, до каких либо наук принадлежащие.
Чтение Гомеровых Поэм достаточно доказать может, что, не взирая на сих многих богов, сим отцом Эпической Поэзии в действие приведенных, он сам признает токмо единого высочайшего бога сего Зевса, сего Юпитера, отца богов и человеков, коего власти ничто не противустанет.
Однако сам Гомер не признает Юпитера предвечным; он почитает его сыном Сатурна (Времени), низверженного сим самым сыном его вместе с Титанами в глубочайшие бездны, под землею и водами существующие.
Гезиод описывает Время сыном Неба и Земли, соединенных Амуром, образовавшим Хаос.
Таким образом восходя постепенно к познанию Предвечного Существа, необходимого и Творца всего существующего, древние Поэты созерцают многие поколения в властвовании своих богов, следовавших в правлении народов так, что каждое поколение принадлежит к единому началу, находящемуся в высочайшем владыке, державствующем над бессмертными, принимающими от него свои должности и почести.
Ближайшее чувствование бытия нашего и способностей открывает нам только существование души нашей. Мы рассуждаем о существах по аналогии сами с собою. От сего имеем мы естественную наклонность придавать жизнь даже неодушевленным существам и приписывать им образ бытия, подобного нашему. Обыкновенное наречие, наши нравы, наши постановления, а всего более богослужение диких народов представляет нам бесчисленные доказательства сей истины.
Гезиод из иносказания физических действий и Моральных существ представляет нам Гении сих богов второстепенных, коими населяет он небо, землю, море, ад.
Дабы ограничиться некоторыми примерами, то сей Юпитер, который обитает на Олимпе, по выражению Цицерона[1] есть тот самый Эфир, сия величественная твердь, которая сияет над главами нашими.
Юнона есть тот влажный воздух, который нас окружает.
Феномены, проиходившие от смешения эфира с разными частицами вещества, представлены нам частыми любовными забавами повелителя богов.
Наконец сия Венера, призываемая учеником Эпикура, Лукрецием при первых стихах поэмы своей, есть тот животворный дух, который действует над веществом: ибо люди всех времен приступали к непреодолимой преграде, окружающей бесконечного.
В приложенном введении к Одиссеи объяснена та утешительная мораль, которую Гомер в сей Поэм приводить в действие.
«Сколь тогда неправосудны смертные (восклицает Юпитеръ), когда они приписывают нам те бедствия, которые своими злодеяниями сами на себя навлекают!» —
Гезиод предполагает два рода Гениев: одни творцы добра, другие зла. От сего: то сражение Титанов с повелителем богов, тот огнь, который Прометей похищает из небесного свода, та Пандора, которая изливает бедствия на землю и представляет смертным тщетную надежду, те пять времен света, в которые люди от взаимного сообщения унизили свое достоинство; наконец те мудрецы золотого века, которые помещены были в число богов, которые покровительствуют людей и назирают за поступками их.
Я не буду распространяться в изъяснении всех сих иносказаний. Некоторые из них объясняются сами собою, а другие знаменитыми учеными были истолкованы. Для меня довольно, что я открыл ключ к вымыслам, разбросанным в Поэмах Гезиода и особенно в «Феогонии», или родословии богов.
О МУЗЫ! на горе Пиерии живущи,
Божественным певцам бессмертный лавр дающи!
Подайте помощь мне к стяжанию венца;
Прославьте вашего гремящего отца,
Бросающего вдаль свои парящи стрелы,
Избравшего себе превыше звезд пределы,
Имущего в своей руке всесильну власть
Возвысить смертного иль дать презренну часть.
По всемогущему судеб его уставу
Определяет он живущим стыд иль славу:
Гремевши имена забвенью предает,
Других из мрака он к сиянию зовет.
Шагами слабыми идущих подкрепляет,
Самонадежного всей крепости лишает.
Зевес! ты, видящий земных сынов труды,
Внуши им правые о всех вещах суды!
Внемли, Персей, внемли, когда я лиру строю,
Я истину тебе великую открою.
Есть ревность в мире сем, достойная хвалы,
Другая напротив достойная хулы:
Одна вредна для всех, раздоры порождает
И злую ненависть во смертных поселяеть;
Но люди нуждою к тому привлечены,
Велением богов они осуждены
Да ей смиренное приносят поклоненье:
Та ревность мрачная, есть ночи порожденье,
Отец богов ее с высот небес изгнал;
На землю и во ад он жить ее послал,
Да смертным всем она мученье приключает.
Другая ревность есть, котора возбуждает
Ленивого к трудам, чтоб потом лоб смоча,
И в изобилии встречая богача,
Спешил пахать, садить, умножить достоянье.
Соседи чувствуя в себе поревнованье,
Друг друга превзойти стараются в трудах;
И так обилие рождается в домах.
Такая ревность есть для смертного полезна:
Она источник благь, она богам любезна.
Запечатлей, Персей! слова мои в твой ум,
Да зависть вредная, рождающая шум,
Не отвратит тебя от добрых упражнений,
Чтоб слышать тщетный звук раздоров, тяжбы, прений!
Не должен в спорах тот участия иметь,
Кому о житницах судьба велит радеть,
Когда они стоять как мрачные пещеры
И не исполнены еще даров Цереры.
Но кто с избытками доволен, пресыщен,
К обиде ближнего тот завистью влечен.
Не будем мы питать толь алчное желанье,
Мы мирно сотворим всей тяжбе окончанье:
Бесценней всех даров мир, дружба и покой.
Когда делили мы наследие с тобой,
Судьи подкуплены тобой в то время были,
И частию тебя богатой наградили.
Несчастные! они не ведают того,
Что лучше мала часть имущества всево;
Что сила божеской всемощные десницы
Скрывает блага нам в травах, в сосцах телицы.
Когда б достаточен был день один работ,
Чтоб пищу смертному подать на целый год;
Тогда бы корабля оставил он кормило,
Ярмо его волов коней бы не тягчило;
Но Промефевым обманом разъярен,
Зевес напасти в мир послать был принужден.
Стремяся обольстить отца богов вторично,
Яфетов сын свершил желанье не обычно:
Пренебрегая власть Зевеса и закон,
С небесной высоты огонь похитил он,
Вложил его в сосуд, и смертным сообщает;
Разгневанный Зевес, грозя ему вещаеть:
«Яфетов хитрый сын! похитя огнь с небес,
Ты смертным, думаешь, великий дар принес;
Ты мнишь блаженным быть; но нет, чрез вероломство
Ты казнь и на себя навлек, и на потомство!
Пребудет огнь у них, но я им зло пошлю,
И к злу сему любовь в них сильну поселю
То зло прельстит людей; но часть доставит слезну,
И скоро повлечет в ужаснейшую бездну».
Так рек, и положил тогда отец богов
Для смертных учредить опасный, скрытый ков.
Немедленно дает Вулкану повеленье,
Чтобы соделал он земли с водой смешенье,
Потом бы из того устроил истукан
И человеческий ему дал голос, стан;
Чтоб члены с женщиной во всем имели сходство,
Чтоб он имел богинь приятность, благородство;
Соделал, чтоб сей зрак красою Нимф блистал,
Чтоб взор его во всех сердцах любовь рождал;
Минерве повелел со тщанием прилежным
Ту нову тварь учить искуствам женским нежным:
Как ткани шелковой приятный вид придать,
Как тонко полотно перстами оживлять.
Венере дал Зевес другое приказанье
Чтоб прелестей в нее влила очарованье
Желанья страстные в ее горячий взор
С искусством устроять пленяющий убор;
Меркурий должен был ей дать бесстыдства краски
И сладострастия обманчивые ласки.
Свершают боги все, отца богов устав,
И землю красную Вулкан с водой смешав
Богиню из сего смешенья составляет,
Минерва ей покров блестящий надевает;
Венера, Грации со прелестью своей
С застежками дают златые кольцы ей;
Минерва важностью богиню наделяет;
Меркурий сладку речь и хитрости влагает;
Пандоры твари сей название дает,
За тем что от нее постраждет целый свет.
Устроя сеть сию, Зевес доволен ею,
Он шлет с Меркурием ее к Эпиметею.
Эпиметей забыл родительский приказ,
Хотя он повторен ему был много раз.
«Не принимай даров посланных от Зевеса,
Они суть вредная, прелестная завеса,
Под коей много бед сокрыто для людей».
Но все сии слова забыл Эпиметей,
Из рук Меркурия Пандору принимает;
Тогда на землю зло рекою притекает;
Не зная старости, ни скорби, ни работ
Род человеческий жил мирно, без забот.
Теперь же человек едва на свет родится
Уже он старостью, болезнями тягчится.
Пандора зол сосуд от Зевса приняла
И крышку бедственну едва с него сняла,
Как яд скорбей и бед оттоле испарился
И на поверхности земли распространился.
Единое добро скрывалося на дне,
Надежда сладкая к покою, к тишине,
Сосуда на краю сего остановилась,
Когда его закрыть Пандора торопилась.
Осталася одна надежда для людей
Среди бесчисленных напастей и скорбей,
Которыми земля наполнена и воды
Как днем, так и в ночи болезней разны роды
На смертных ополчась их мучат всякий час.
Зевесу жалоб их не слышен больше глас.
Так тщетно человек труды употребляет,
Коль хитростью прельстить отца богов желает.
Коль алчет истины Персей душа твоя,
Другие таинства тебе открою я,
Внемли и истины теперь познаешь многи:
Когда родилися и смертные и боги.
Когда Сатурн владел эфирною страной,
Был послан от богов на землю век златой,
В то время смертные без скорби, без печали,
Без нужд и без работ дни сладки провождали
Земля была для них приятный, светлый рай,
Без непогод, всегда сиял цветущий Май,
Болезни с старостью им были неизвестны,
Вкушали в дряхлости веселия прелестны
И смерть для них была один приятный сон,
Земля давала плод без тщаний, без препон.
Ог изобилия в них зависть не рождалась,
От мирной жизни их ведь скука удалялась.
Со времяни когда земля сокрыла прах
Правдивых первенцев поживших в сих странах.
Их тени мирные одеты облаками
Всегда летающи над стогнами, полями,
Как благодетели, хранители людей
Зевесом в пользу их, им избраны в судей
Награду для благих, злым казнь, решит их воля
Такая царская назначена им доля.
По первом роде сем исполненном доброт
Был создан от богов вторый, но низший род.
Тут время началось серебряного века
Умом и телом в нем узрели человека,
Слабейшим нежели в златом он веке был;
Дитя близь матери сто лет смиренно жил
Воспитывать его сто лет она трудилась;
Но с сим и жизнь людей чрезмерно сократилась
Едва являлся пух у них на бороде,
Едва цветущих дней сближаются к среде,
Как бедства, буйств их плод, их жизнь отягощали,
А средств их отвратить они не обретали.
Они пренебрегли сбираться по домам
Для совершения служения богам.
Забыли древнее свое обыкновенье,
Творить на алтарях животных заколенье.
Сатурн разгневанный, направил грозну месть
К забывшим отдавать бессмертным должну честь
Он их во мрачные гробницы заключает,
Но с тех времян, как их в себе земля скрывает
Лучами светлыми они окружены,
Блаженными они из смертных почтены.
Юпитер третий век на землю производить.
Сей век на сребряный ни мало не походит;
По всем делам его гораздо ниже стал,
Внезапно у людей огнь бранный воспылал.
Копье соделалось орудьем игр кровавых,
Восстал раздор, и Марс предстал в боях неправых.
Раздался стон и плачь, везде грозит беда,
Им пищей стала кровь, душа как сталь тверда,
Не знають жалости, их злость неумолима
Безмерна сила их, рука непобедима,
Оружье медное и домы медны их,
Во злобе, ярости, одни губят других;
Их битвы грозные, убийства и коварство
Наполнили теньми Плутона мрачно царство;
Исчезло имя их с земли как быстра мгла
Немилосердна смерть над ними верх взяла.
Гиганты грозные лежат пред ней толпами
И солнце более не греет их лучами.
Когда сей род исчез, тогда Сатурнов сын
Ко исполнению неведомых судьбин
Воздвиг род праведный, божественное, племя
Героев, доблестью блиставших в древне время.
Сей род дотоле был рассеян на земли;
Война, кровавый бой, им гибель нанесли
У семивратного одни погибли града
Когда Эдипова делили части стада.
Другие бедствиям ужасным продались
И в царстве Кадмовом на веки погреблись.
Иные презревши морских погод премены
Для возвращения отъятые Елены
Иль пали от меча под Троей на боях,
Иль гроб себе нашли в ярящихся волнах.
Зевес на небесах им жить не позволяет,
В пределы узкие земли их заключает;
В счастливых островах Сатурн царем им дан.
Те земли окроплял водою Океан.
Награда праведным, селение приятно,
Где в год цветы, плоды бывают троекратно.
Сколь был бы я счастлив, когда б я был рожден
По истечении ужасных тех времен,
Которы описать перо мое стремится,
Мне легче было бы к Плутону в царство скрыться
Чем в пятом роде сем средь злобных жить людей
Когда не вижу я себе спокойных дней,
Когда терзаемся мы в сей юдоли слезной
В бедах, которы нам принес сей век железной.
Тягчится человек заботой и трудом.
Хоть в жизни сей и зло смешалося с добром;
Но Зевсовой рукой род злобный сокрушится.
Седеет человек едва лишь в мир родится
Ко гробу скорыми шагами он идет;
С отцами у детей нимало сходства нет.
Одних против других раздор вооружает,
Взаимно погубить друг друга всяк желает,
И дети самые ругаются отцам,
Забыв родивших их, смеются и богам,
За воспитание творят одни досады,
Взаимно восстают на брань цветущи грады;
Забвенна истина и клятвы долг забыт,
Неистовство в чести, исчез смиренный стыд.
Злодей правдивого невинно притесняет,
Лютейша клевета яд вредный проливает,
Грызенье совести приявши свой покров
От человеческих сокрылося сынов
Стыдливость вкупе с ним от мира улетает,
Его на казнь бедам и скорбям оставляет.
Теперь хочу сказать я баснь царям земным:
При всей их мудрости, она полезна им.
Злой коршун возлетал, до облака взвивался
И крепко соловья в кривых когтях держал,
Несчастный соловей стенал, вопил, терзался,
Тиран без жалости давя его сказал:
«Несчастливый! твои роптания напрасны,
Как можешь силою сравниться ты со мной
Ты не избавишься чрез песни сладкогласны
Куда я вздумаю помчу тебя с собой,
Иль пищей будешь мне, иль дам тебе я волю;
Кто с сильным борется, безумен тот всегда;
Несчастную иметь конечно будет долю
И будешь добычей болезни и стыда».
Ширококрылая так птица рассуждала,
Котора с легкостью и силу съединяла.
Персей! храни закон и шествуй правде вслед:
Обида, множество рождает смертным бед
И мудрый от ее жестокости стесненный
Хотя и терпелив, но сей покой мгновенный.
Блажен, кто правою стезей всегда идет!
И рано ль, поздно ли, но правда верх возьмет.
Но сколь безумен тот, кто к правде обратится
Бедами, в коих он своей виной томится.
Путь истины суров, опасен, труден, строг
Но злобу поразить отмститель некий бог,
Казнит он презревших Фемидины уставы
Изрекших за дары суждения неправы,
Под облаком густым стенящая в слезах
Фемида странствует в различных городах
И просит у богов противу тех отмщенья,
Которые ее забыли повеленья.
Блажен, кто правый суд для всех равно творит,
Кто стал и сограждан и странных твердый щит,
Благословенье тот на гроб свой привлекает
Счастлив его народ и гроб сей процветает.
Источник многих благ, любезна тишина,
Творит, что небесам подобна та страна,
Зевес не впустит к ней ни свар, ни битв кровавых,
От глада и обид хранит мужей он правых.
Пиры их радостны, обильна их земля.
Цветут верхи их, гор блаженствуют поля,
Их пчелы множатся, стада их сильны, тучны;
Супруги в чистоте живут благополучны,
Богаты домы их, не нужны корабли.
Сокровища они приемлют от земли,
Зевес, объемлющий вселенну быстрым взором,
Казнить неистовство правдивым приговором:
И за единого страдает целый град,
Он наказуется чрез язву, или глад
Устав судеб творит все бедствия народны:
Пустеют домы их, супруги их бесплодны,
Разбито воинство и нет в земле плода
Их стены падают и гибнут их суда.
Размыслите о сем цари! земные боги!
Суды Зевесовы сколь правы, столь и строги,
Бессмертные с небес деянья смертных зрят,
Злодея хитрости от бед не оградят;
Три тысячи богов покрытых облаками
Имеют бдение над нашими делами.
Они являются во всех земли концах,
И ложь и истину сугубо зрят в сердцах.
Святая истина есть дева несравненна,
Она Зевеса дщерь, от всех богов почтенна;
Коль кто в обиду ей предался злым делам,
То падает она к Зевесовым ногам
Смиренны жалобы отцу богов приносит
На оскорбителей его отмщенья просит,
Тогда на тот народ стекаются беды,
Над коим царь творить неправые суды.
О вы, прельщенные корыстью и дарами!
Побойтеся богов, они судьи над вами
Оставите гибельны, неправедны пути,
Старайтесь истины прямой стезей итти;
Кто ближним зло творит, тоть сам бываеть бедным,
Дающим, злый совет всегда бываст вредным.
Юпитер ведает, что мыслит человек,
От глаз его ничто не скроется во век.
Вотще; обманчивой себя надеждой льстите,
Что в тайне и в стенах все злобы заключите,
Людей прельстите вы, но самый скрытный ков
Не скроется от глаз правителя богов;
Посеялось у вас сужденье тщетно, лживо,
Что злобным должно быть, дабы прожить счастливо:
Но сходно ль с разумом, чтоб строгий грома бог
Успехи потерпеть неистовых возмог.
Персей! когда тебе те истины любезны,
Запечатлей в уме слова мои полезны;
Внемли ты истине, насилие забудь,
Закон богов велит хранить правдивый путь;
Животным свойственны обиды и раздоры
Лишенны разума, они ко злобе скоры,
Удобен токмо зверь, иль рыба вод морских
Друг друга пожирать, но правда не для них,
Зевес определил ее с начала века,
Да будет частию благою человека.
Блажен! стократ блажен? кто истину познав,
Во всех делах своих блюдет ее устав.
Отец богов, судя деяния земные,
Пошлет на дом его бесчисленны благие.
Кто ж, зная истину, измену ей творит,
Кто ложну клятву дав, неправду говорит,
И правосудия законы преступает,
Тот раны сам себе жестоки прилагает,
В забвение его потомство упадет:
Но РОД правдивого во веки процветет.
Заблуждшийся Персей! внемли советам брата,
Не трудно смертному попасть на путь разврата,
Могущего нам все неистовства вдохнуть;
Но добродетеи тяжел и узок путь.
Бессмертны боги так от века предписали,
Чтоб им идущие, трудились и страдали;
Но для достигшего на самый верх доброт,
Путь будет столь легок, колико труден вход.
Тот мудр во истину, кто все чрез опыт знает,
И кто, начав дела, на их конец взирает;
Кто увещание приемлет от друзей,
Кто слышит правды глас и в пылкости своей;
Но тот младенец есть и в самы зрелы леты,
Кто тщится отвергать полезные советы.
Персей! прими мои — ты отрасль от богов,
Потщися бдением, прилежностью трудов
Неплодность отвратить и глад с бедами злыми,
Наполни житницы колосьями златыми,
Ленивым идут вслед все нужды по стопам,
Они противны суть и смертным и богам,
И сходны с шершнями они всегда бывают,
Которы не трудясь пчелиный мед съедают.
В трудах полезнейших ты счастье полагай,
И летом закромы плодами наполняй.
Труд, корень есть богатств, стадам, полям полезен,
Трудящийся богам и смертным всем любезен;
Жизнь нерадивого для ближних не нужна,
Почтенна действенность, бездейственность гнусна;
Обилие других несносно для ленивых,
Они завидуют судьбе трудолюбивых:
Но слава есть всегда награда доброты;
Будь добр, тогда богам подобен будешь ты,
Без зависти смотри на все богатства чужды,
Трудами огради себя от всякой нужды.
Сопутник бедности есть некий ложный стыд,
Стыдливость ложная без нужды тяготит,
Другая напротив к работе ободряет,
Страх бедности чрез труд, богатство порождает
Любостяжание тебя да не прельстит,
Едино прочно то, что небо нам дариш.
Насильством, хитростью, стяжанное богатство
Не твердо, и оно мгновенное приятство,
Которое прейдет, развеется как дым;
Бессмертны не дают успехов твердых злым.
Неправедного дом недолго процветает,
И вскоре блеск его сиянья исчезает;
Кто гласу страждущих не внемлет и сирот,
Кто странным заграждать в свой дом стремится вход,
Прелюбодеям тот жестокостью подобен
И чувствовать в добрь приятства не способен:
Становится тому злодею он равен,
Не чтящему отца, которым он рожден
И поносящему въ–нем старость дерзновенно,
Когда его чело ко гробу преклоненно;
Зевес гнушается жестоких сих сердец,
Несчастлив завсегда бывает их конец,
Зевес караеть их за их ожесточенье,
Блюдись и не входи в такое преступленье!
Ты жертвы приносить богам не забывай,
В сердечной простоте их в помощь призывай,
Руками чистыми в обетах доброхотных,
Во храмах закалай тучнейших ты животных,
Все возлияния потребные твори,
Цветами украшай священны алтари;
Молись, когда ко сну наклонность ощущаешь,
Молись, когда глаза по утру открываешь,
Да сердце чистое они тебе дадут,
Да в дух твой истину и радость пролиют.
Коль будешь действовать толь чисто, не порочно,
То счастие твое во веки будет прочно:
На пиршества твои друзей всегда зови,
Когда сосед твой добр, согласно с ним живи,
Коль нужда в помощи, когда тебе случится,
Тогда и не одет сосед к тебе явится;
А родственник иной, протратит в сборах час,
Дурный сосед есть бичь, спасть добрый может нас,
Соседство доброе есть дар богами данный,
От злова может быть убыток беспрестанный.
Коль должен будешь ты соседу своему
То с верностью отдай занятое ему,
Не отрекись ему соделать одолженье,
Чтоб после от него имел ты вспоможенье;
Блюдись неправедно имение стяжать,
Отнятое опять ты можешь потерять,
Дающему тебе давай и будь в том верным,
А за отказ плати отказом равномерным;
Коль любит кто тебя, ты сам люби того,
Но кто тебя презрел, то презри сам его.
Щедрота сладостна, грабеж поносен, вреден
Ему предавшийся умрет презрен и беден,
Дающи искренно с охотною душой,
Имеет радостно возмездие с собой.
Отъявший чуждое неправедно именье,
Восчувствует всегда внутри себя грызенье.
Ни злато, ни сребро, покоя не дарит,
Коль совесть некую укору нам творит.
По малу собирай, чтоб многое составить,
Излишеств убегай, чтоб нужд себя избавить;
Что в доме заперто, о том заботы нет,
Что брошено в дверях, убыток нанесет.
Имуществом своим приятно наслаждаться!
Но горестней всего в потребностях нуждаться.
Внемли сей истине Персей! и пей вино
Которо в начатом сосуде вмещено;
То щедро подноси, которого уж мало,
Средины береги, тебе бы стыдно стало,
Когда бы ты жалел того, что близко дна.
Для друга не щади ты доброго вина.
Бери свидетелей, когда во что играешь,
Чрез то ты сам себя от ссоры ограждаешь;
Лукавой женщиной блюдися быть прельщен!
От слов ее твой слух да будет загражден
Будь нечувствителен к ее ласканьям нежным,
Раб похоти ни в чем не может быть надежным.
Да сын единый твой дом отческий блюдет
Да он со бдением стада твои пасет,
Тогда умножатся богатства неприметно,
Умри от старости, поживши многолетно,
Да с братом сын твое именье разделит;
Большим семьям Зевес сокровища дарит.
От множества детей оратай богатеет,
Но больше от того заботы он имеет:
Коль хочешь быть богат, советам сим внимай,
В удобны времена работы учреждай.
———————
Ты жатву начинай к стяжанию награды,
Когда на горизонт появятся Плеяды,
Начни пахать, когда не видно их лучей,
Сокрытыми они бывают сорок дней;
И столько же ночей не видно их глазами!
Потом как издали, блистающи лучами,
Являются, когда к концу приходит год;
Тогда точи свой серп к начатию работ.
Живущих на горах, на острых их вершинах,
В полях, на ровнине, в лесах или в долинах,
Вблизи морских брегов или в дали от них,
Всем общий есть закон в работах земляных,
Закон единственный, незыблемый, священный,
Самой природою ко благу учрежденный,
И сей закон велит одежду отметать,
Когда начнешь поля и нивы засевать,
Или когда волов пред плугом понуждаешь
Или когда с серпом ко жатве приступаешь,
Церерины дары в удобны времена
Сбирай, когда уже созрелость в них видна,
Иль будешь принужден скитаться в домы чужды,
И жить, как у меня теперь живеть от нужды:
Но боле впредь не жди ты помощи моей,
Работай тщательно, несмысленный Персей,
Так смертным велено богами и судьбою,
Иль будешь принужден с детьми, с твоей женою
Перед соседями и ползать и стенать,
Им нужды горестны семейства представлять;
Сперва тебе дадут, быть может и двукратно,
Потом твое лицо им станет неприятно,
Ты будешь в тягость им, и звук твоих речей
Тогда покажется бичом для их ушей.
Не нужно много слов, — долги платить пекися:
Тогда ни голода, ни нужды не страшися.
Старайся дом себе спокойный приобресть,
Рабу сыщи, чтоб все труды в хозяйстве несть,
Пекися о быках, чтоб были все здоровы,
И к хлебопашеству орудия готовы,
Чтоб нужных сих вещей нигде не занимать:
Легко сосед тебе в них может отказать,
Без них пропустишь ты удобно года время
И можешь понести всех бед лютейше бремя.
До завтра отлагать дела, наносит вред,
Ленивый в житницу семян не соберет!
Едина действенность плоды приумножает,
Ленивый же всегда наказанным бывает.
Как летние жары престанут жечь эфир
И солнце слабыми лучами греет мир,
Когда в работах пот всех сил не истощает,
Когда осенний дождь весь воздух прохлаждает:
Колико для людей сии приятны дни,
Проворны и легки становятся они.
В то время Сириус лучи уже скрывает,
Не столько над главой он смертных пребывает,
В то время доле ночь и больше темноты,
В древах густеет сок и падают листы,
Тогда к изделиям уже древа удобны,
К сгублению они и мягки и способны:
Тогда–то есть пора древа с корней срубать
И к хлебопашеству орудия сбирать.
На сохи, бороны, ярмы, лопаты, плуги
Деревья ты возьми сухие, крепки, туги,
Чтоб гнилость, мокрота не так могли вредить,
Чтоб долго для работ они могли служить,
И так орудия на все соделав прочны
Получишь за труды плоды вернейши, точны.
Лет в девять крепких двух купи себе волов,
Сих лет они всегда способней для трудов,
Не столько горячи они тогда бывают,
Работу совершать и плуга не сломают.
За ними в сорок лет, чтоб раб усердный шел,
В четыре фунта хлеб чтоб он с собой имел,
Чтоб он с прилежностью работой занимался,
Чтобы он в стороны отнюдь не озирался,
Работник юных лет, не может так пахать,
Не может так равно он ниву засевать
И юноши всегда рассеянны бывают,
Товарищей догнать с работы поспешают.
Вниманье обращай к полету журавля,
Он криком возвестит тебе, когда поля
Дождями смочатся, когда зима настанет,
Кто без быков тогда, в таком надежда вянет;
Храни животных сих и ими дорожи,
Хоть скажешь ты: сосед, быками одолжи,
Он будет отвечать, они теперь в работе,
Причины новые родятся тут в работе,
Ищи быков себе и поспешно делай плуг,
Но как ты не богат, не сделаешь все вдруг,
Для плуга одного работы много нужно,
Заране начинай, когда тебе досужно.
Когда придет пора пахать, прилежен будь,
И также всех твоих к прилежности принудь;
Сухую землю ты пройди равно сохами,
Как ту, которая смочилася водами.
Работай, упреждай ты солнечный восход,
Чтоб в житницы твои собрать обильный плод
И если хочешь ты, во всем успеть надежно,
На землю обращай внимание прилежно.
Как летом, так весной ее ты борони,
Чтоб нужды не иметь во все грядущи дни;
Коль новую бразду засеешь осторожно
Обильну жатву ты получишь непреложно
Молитвы чистые Плутону приноси,
О зрелости семян Цереру ты проси.
Начав пахать, когда берешь соху руками,
Когда подъемлешь бич над сильными волами,
Младенца за собой с лозою ты веди,
Чтоб птиц гоня, закрыл он семя назади.
Порядок для людей, есть благо драгоценно,
А беспорядок зло из ада порожденно.
Когда отец богов твой труд благословит,
То жатвою тебя обильной наградит;
Все класы возблестят, златясь лучами Феба;
Тогда уготовляй ты житницы для хлеба.
Из оных изгоняй зловредных пауков.
Наполня житницы; на плод твоих трудов,
С какою радостью на те богатства взглянешь,
Тогда уже весны ты ждать спокойно станешь.
Не будешь с завистью на ближнего взирать,
Возможешь и другим ты бедным помогать:
Но если зимнего сольстиция дождешся,
И тут начнешь пахать, то много ошибешся,
Толь мало хлеба, ты при жатве соберешь,
Что весь его легко рукой одной возьмешь;
Тогда неволею принудишся ты строго
Разбросанны класы сбирать хоть их не много,
Сим с горести потом корзину нагрузишь,
Но жалости чрез то ни в ком не возбудишь.
Догадки часто нам обманчивы и лестны,
Судьбы отца богов нам мрачны, неизвестны;
Хоть поздно ты пахал случится иногда,
Что ты нечаянно избавишься вреда.
В то время как на дуб кукушка возлетает
И пением весну приятну возвещает,
Коль три дни сряду дождь такой Зевес пошлет,
Которой у волов копыт не обоймет,
Таким дождем и тот, кто прожил в нераденье
С прилежным равное получит награжденье.
Все правила сии Персей в уме блюди,
Прилежно примечай весну и все дожди.
Когда уже зима со хладом наступает,
И человеку быть в домах повелевает,
Без остановки ты беги от места прочь,
Куда сбираются провесть в разврате ночь.
Трудолюбивому и в зиму нет препятства,
Он можешь умножать при холоде богатства,
Снега и стужа нас не должны принуждать
К роскошной лености, она всех бедствий мать.
Ленивый иногда лишается одежды
Питая тщетные в душе своей надежды;
Во вредны замыслы он может попадать,
Но можно ль бедному в распутстве счастья ждать?
Скажи своим рабам: «Исчезнет лето знойно,
Оть хлада сделайте убежище спокойно,
Блюдитесь вы себя предать на снедь снегам
Опасны хладны дни и людям и волам,
Они их здравие по часту сокрушают
И бодру молодость, вь болезни повергають».
Когда Борей простря на Юг угрюмый взор
Подъявшийся с вершин фракийских снежных гор,
На жидкой стихии все волны возмущает,
То хладная земля трепещет и стенает,
Ужасный свист его разносится в лесах
И дубы корнем в верх разбросанны в полях,
Падения их треск долины повторяют,
Пещеры мрачные им ревом отвечают,
И звери дикие стоят оцепенев,
Хвостом не шевелят, открыть не смеют зев.
На них густеет шерсть, но их не согревает,
Хлад кожу на волах стрелами проницает.
На длинные власы косматых резвых коз
Седые инеи уже нанес мороз,
При мягкой их волне все овцы леденея
Не ограждаются от лютости Борея;
У старцов хлад их лет сугубится в крови
И нимфа юная незнающа любви
Могла бы ощутить болезни в нежных членах,
Когда б она зимой при бурных переменах
Не оставалася близь матери в дому,
Когда бы не пеклась, чтоб телу своему
Чрез бани возвращать приятность с чистотою
И благовонною кропя себя водою,
Потом приятну сну предаться в теплоте;
Радея и зимой о здравье, красоте,
Так может сохранить она всю силу, крепость
И ей не повредит Бореева свирепость.
Полип в убежищах питания лишен
И сам себя снедать от хлада принужден;
Когда же Феб от нас лучи свои скрывает,
То веси и града он Негров посещает:
Тогда над Грецией лучи его скользят
И будто притупясь сей самый жар дарят,
Тогда восчуствовав зимы порывы хладны,
Олени, буйволы, медведи, волки гладны
Не могши боле жить в своих густых лесах,
Спешат найти покров в пещерах и горах
И люди самые идут к земле согбенны,
Потупя в низ глаза от снега утомленны;
Тогда себя храня, все тело ты покрой
Тяжелой, теплою и толстой епанчой,
Под нею шерстяной оденься ризой плотно,
Чтоб мог ты холодом ругаться беззаботно,
Воловьей кожею ты ноги обверти
И обувь внутренно чтоб вся была в шерсти;
Для отражения морозов разъяренных,
Ты кожи вместе сшей козлов новорожденных
И ими покрывай свои ты рамена,
Полезно также то в дождливы времена,
Чтоб шапка тканая главу твою покрыла
И уши самые от влаги оградила;
Когда всю ночь на сквозь сердитый дул Борей,
Пар хладный от земли рождается с зарей.
Тут воздух с сыростью полезною нисходить,
Плодотворение на нивах производит;
Борей подняв пары, бродящи на реках,
Наполня облака, их паки льет в дождях:
Но ты предупредить паденье их потщися,
Докончи труд, домой поспешно возвратися
Чтоб черно облако прорвавшись над тобой
Не проняло одежд зловредной мокротой,
Которая болезнь удобно приключает,
Но осторожность все напасти отвращает.
Претруден месяц сей и людям и зверям,
Тогда не полный корм давай твоим волам,
Тут пищу дай рабам не сладку, но обильну,
В ночь длинну крепкий сон подаст им бодрость сильну,
Во весь текущий год сие ты наблюдай,
По дням и по ночам всю пищу размеряй,
Доколе мать земля сложа зимы оковы,
Пошлеть тебе плоды богатые и новы.
Когда же солнце взяв вторичный оборот
Двукратно тридцать раз свершит свой дневный ход,
Когда зимы спадет серебряна корона
И явятся лучи блестящи Ориона,
Звучаща ласточка, когда с зарей слышна;
То знай что началась приятная весна,
Что теплотой ее живится вся природа,
Режь лозы, им тогда удобнейша погода;
Напрасный для тебя в то время будет труд,
Когда из нор жуки на землю поползут,
Когда они Плеяд поспешно убегают
И все растения ногами попирают,
Тогда точи косу, рабов своих буди,
Из мрачных их пещер поспешно изведи,
Где сладкий сон они среди зимы вкушали,
Чтобы они восход десницы упреждали,
Тогда–то время жатв, блюдись лишишься сил,
Чтоб солнца зной тебя совсем не истощил.
До солнца воставай и класы позлащенны
Спеши скорей собрать в часы толь драгоценны;
Когда же солнечный восход не упредишь,
То время потеряв, себе же повредишь.
Заря велит, чтоб мы от ложа воставали,
Чтоб вместе с нею мы работы начинали,
Она должна вести идущего путем,
Она и на волов велит надеть ярем.
Когда луга цветут, кузнечики порхают,
И свистом все места окрестны наполняют;
То лето началось, оно на труд дано,
Тучнее козы тут, вкуснее и вино,
Нежнее женщины и слабее мущины.
Лучами Сириус стреляет из средины,
Колена смертных он сильнее тяготит.
Огнями жаркими он тело их сушит,
Воспольуйся тогда толь теплою погодой
В пещеру свежую иссеченну природой
Для сохранения поставь сосуд с вином
И также таковой со свежим молоком.
Еще в пещере сей от зноя удаленной
Ты масло положи телицы воскормленной
Младыми отрасльми, благоуханных древ
Под тению густой на месте сем воссев
Лице обороти к дыханиям Зефира
Близь светлого ручья сокрыт от блеску мира,
Пей свежее вино и пищу ты вкушай:
Но воду чистую всегда с вином мешай,
Когда ж воздействует вся сила Ориона
То помни правила Церерина закона,
Вели ее дары скорее молотить,
Там, где бы ветр возмог свободно проходить
Измеряй весь твой хлеб, насыпь его в сосуды,
Храни их будто бы тут злата были груды.
Найми себе раба, рабыню без детей,
Трудней управить тех, которые с семьей;
Достань себе и пса, чтоб он был рослый, сильный
Довольствуй пищею его всегда обильной,
Богатства все твои он верно сохранит,
От умыслов тебя злодейских оградит,
Которы похищать плоды твои потщатся,
Когда ты будешь сном приятным наслаждаться.
Храни солому ты и сено и овес,
Чтоб ветр, нечаянно задув, их не разнес:
Волов и лошаков кормить ты будешь ими.
Не токмо милосерд с рабами будь твоими,
Но даже и своим животным сострадай
И вечером ярмо с волов твоих снимай.
Когда и Орион и Сирий на средине,
Когда своих путей они на половине,
Когда Медведице коснулся перст зари,
Тогда свой виноград со тщанием сбери,
На солнце разложи его дней десять сряду,
А после на пять дней поставь его в прохладу;
Потом, пока еще не кончились жары,
В сосуды заключи все Вакховы дары.
Когда с Плеядами Гияды сьединенны
И пылкий Орион от ока сокровенны:
То помни что пора настала пахоты,
И так чрез целый год труды устроишь ты.
Коль плавать по морям ощутишь дух отважный:
Блюдись вверять корабль тогда стихии влажной
Когда, с Плеядами сошедшись Орион
Поставят на морях владычество и трон.
Тогда–то с ветров все снимаются заклепы
И бури на водах рождаются свирепы;
Но все труды земли удобны и легки,
На сушу свой корабль в то время извлеки,
Поставь вокруг его твердейшие подпоры,
Чтоб он пренебрегал порывы ветра скоры;
Снаряды от дождя и снасти сохрани
И также парусы прилежно береги;
Они суть крылия, чудесные, драгие,
Их помощью корабль сечет валы морские;
Для крепости ты руль искусно обжигай,
Удобна времени спокойно ожидай,
Тогда спусти корабль с такой в него поклажей,
Чтоб мог разбогатеть ты выгодной продажей;
Так точно сотворил родитель мой и твой,
Когда ему судьба грозила нищетой:
Он Кум, Эольский град, с поспешностью оставил,
Отважно свой корабль к другим странам направил,
Где прибыль торгом он большую получил;
Потом в Аскрее он жилище учредил,
Хоть место было то и холодно и скучно.
Однако жизнь он там провел благополучно.
Персей! со строгостью закон сей наблюдай:
В удобны времена работы учреждай;
А паче морю ты не вверься безрассудно.
Когда большой корабль тебе устроить трудно,
По бедности твоей, доволен малым будь,
Со временем себе откроешь к счастью путь
Торговлей и трудом, коль ветры согласятся,
Чтоб ты безбедно мог среди морей пускаться.
Когда же мысль твою к торговле обратишь
И презря все беды вниманье устремишь
К тому, чтоб без долгов жить счастливо, свободно,
Хоть я не проходил искуство мореходно,
Хоть опытом его и мало я познал;
И только путь один водой предпринимал,
Когда в Евбею я стремился из Авлиды,
Где Греки некогда, в отмщение обиды,
Все войска собрали, чтоб Трою осаждать,
Где должно было им толь долго ветра ждать,
Однако в сем пути, в странах неотдаленных,
Хотелось мне венца на играх, учрежденных
От Амфидамовых достойных добрых чад,
И с ними прение имел я много крат;
Победу одержал я песнию согласной
В награду дали мне тогда сосуд прекрасной,
Который посвятил я Музам в тот же час;
В сем месте песнь моя венчалась первый раз
Я в сем одном пути боролся дерзновенно
Со влажной стихией, забыв колико тленно
То судно легкое, на коем я сидел.
И так хоть опытов и мало я имел
Но бога сильного я дал тебе советы
И песням научу что мною были петы.
Когда умерился жар солнечных лучей,
Вь теченье времени пятидесяти дней,
Бывает плаванье для смертных безопасно,
Не гибнут корабли — оно лишь тем несчастно,
Которых осудил на злую смерть Нептун,
Или в кого Зевес бросает свой перун
Когда то вечные судьбы определяют
От сих богов беды и благо истекают.
И так в то время тих бывает ветр всегда,
Не возмущается волнением вода.
Вверяй морям корабль не может он разбиться;
Однако поспешай под кров твой возвратиться.
Не жди среди морей ты нового вина,
Тут осень с мрачными туманами вредна,
А паче никогда зимы не дожидайся,
И ветров западных свирепых опасайся;
Сей ветр рождаяся от Зевсовых дождей,
Колеблет и мутит поверхности морей.
Другое время есть для плаванья способно,
Когда смоковница, следам ворон подобно,
Пускает листвия на самых вершинах,
Безбедно можно плыть в весенних первых днях.
Но плаванья его никак не одобряю,
В то время я его приятным не считаю.
Тут должно с точностью минуты уловлять,
И трудно иначе от смерти избежать.
Но смертный презря все на бедствия дерзает:
Желанье прибыли все страхи побеждает.
А ты прими совет, любезный мой Персей,
Старайся впечатлеть его в душе твоей:
Не вверь морям всего именья дерзновенно,
И в доме то покинь что больше драгоценно;
С собою повези едину малу часть,
Чтоб в море не сыскать и бедность и напасть.
Коль возы тягостно бывают нагруженны:
Сломиться может ось и вещи поврежденны.
Во всем умеренность разумну сохраняй,
Для плавания дни удобны избирай.
Чрез брак не поспешай лишить себя свободы:
Лет близко тридцати, к тому прямые годы.
Девица в зрелости уже в пятнадцать лет;
Такую избирай, котора соблюдет
Невинности своей сокровище драгое
Дабы ты целый вък остаться мог в покое,
Учи ее блюсти во веки чистоту
И нравов отческих любезну простоту.
К такому выбору направи все вниманье,
Когда не хочешь быть соседам в поруганье:
Супруга добрая есть дар небес драгой,
Поноснее всего, коль выбор твой дурной.
Блюдися жен таких, что похотью пылают,
И здравие мужей и силы истощают.
Богам с усердием и с ревностью служи,
Как яда вредного всегда страшися лжи:
Да будет с мыслию лице твое согласно.
Не размножай гостей в дому своем напрасно,
Однако чтоб никто тебя не укорял,
Что ты к себе гостей во век не принимал.
Не будь товарищь злым, благих не будь гонитель,
Не буди бедного в несчастьи укоритель,
Довольно уже он наказан от богов;
Премудр, имеющий блюсти всю меру слов.
В том сила состоит, чтоб все сказать что нужно
Без лишних слов, забыв блистание наружно.
Коль худо говорить о ближнем будешь ты,
То вскоре о себе услышишь клеветы.
Свобода с радостью да будут съединенны
В пирах, куда друзья, тобою приглашенны,
Они украсят пир, а в том убытку нет.
Когда ж на Горизонт зари явится свет,
Блюдись нечистыми и скверными руками
Дары твои принесть и стать перед богами:
Противны жертвы им, сквернившихся людей,
И ухо отвратят от всей мольбы твоей.
Во всех твоих делах будь кроток нерушимо:
И днем и ночью все равно богами зримо.
Когда же с похорон придешь к себе домой,
На время удержись соития с женой,
Но прежде жретвами очиститься потщися.
Без размышления реку прейти блюдися,
А прежде к богу вод ты взоры обрати,
Дабы он помощь дал тебе в твоем пути.
Притом омой себе ты руки непременно:
Богам покажется противно, дерзновенно,
Когда ты чрез реку пойдешь неизмовен,
Ты можешь быть за то их гневом поражен.
Начавши дом, свершай, одолевай препопы,
Чтоб севши на него болтливые вороны
Вь противных голосах и карканьях своих,
Не подали тебе каких предвестий злых.
Блюдися мыться ты иль яств вкушать отменных
В сосудах иль блюдах еще неосвященных.
Опасность в камнях есть на оных не садись,
Сажать на них всегда младенцев берегись.
Не мойся никогда, в одной воде с женою
Разгневаешь богов ты сей нечистотою.
Когда к начатию ты жертвы вступишь в храм,
Не смейся никогда, противно то богам.
Не оскверняй во век ты рек в моря текущих,
Или источников прозрачну воду льющих.
Всеобще мнение ты уважай во всем,
Дурная слава есть несноснейший ярем,
Она из уст в уста летит во все народы;
Всеобще мнение лишает нас свободы.
Богиня грозная, опасная молва,
Она бессмертна есть, не может быть мертва
С вниманьем наблюдай все дни благоприятны,
Да будут тайны дней семье твоей понятны.
Способно месяца тридцатое число,
Чтобы распределять работу, ремесло,
Которыми занять рабов твоих желаешь,
В тот день на площади народ везде встречаешь,
В тот день судья дела в судилище вершит
И приговорами все прения решит.
На каждый день судьба поставила законы.
В девятый Аполлон родился от Латоны:
Сей день для смертного велик и освящен.
Осьмой же день к трудам в домах определен,
В одиннадцатый день стриги овец прилежно;
Для виноградных грозд число сие надежно:
В сей день работает паук в сети своей,
В сей день себе запас сбирает муравей;
А добрая жена свой стан приготовляет
И нитки на него для ткани полагает.
Но в день тринадцатый семен не посевай,
А лучше в этот день растения сажай.
Шестнадцатый же день есть вредный для саженья,
Хоть он пресчастливый для мужеска рожденья,
Однако же для жен в нем вредный есть признак;
Опасно и рождать, вступать опасно в брак.
В день первый и шестый, девицы не родятся;
В сей день твои клева тобой да посетятся
Стриги своих овец, баранов и козлов:
Те дни суть счастливы всегда для пастухов;
К рождению мужей те дни весьма удобны.
Все брани колкие, лжи хитрые и злобны,
Слова пленяющи, и тайный разговор,
Приличны оным дням; их множится собор;
Сплетенье всякой лжи в те дни легко родится
И всякий человек тогда готов прельститься.
Ты должен день осьмый всегда определять
К обрезанью волов и маленьких козлят.
А день двенадцатый ослов трудолюбивых.
Двадцатый может дать тебе сынов счастливых:
Удобен он весьма к рождению мужей.
В четырнадцатый день ждать должно дочерей;
В сей день приобучать баранов ты потщися,
Чтобы на голос твой они к тебе стеклися;
Накладывай в сей день ярем твоим волам,
Уроки с ласкою давай домашним псам,
Учи и лошаков работе им пристойной:
Но дух при том храни незлобный и спокойный.
В четвертый день печаль от мыслей отгоняй
И день сей завсегда священным почитай:
В сей день пресчастливо с супругой сочетанье,
Но прежде наблюдай различных птиц летанье;
Сего ты из виду не должен упускать.
Блюдись тех дней, где ты число встречаеш пять
Они опасные: о днях сих утверждают,
Что Фурии тогда все грады посещают,
Ища, чтоб местию тех смертных наказать,
Которы свой обет дерзают нарушать.
В семнадцатый же день иди к дарам Цереры,
Ссыпай их, молоти, клади в различны меры,
Руби для дому лес, руби для кораблей.
Вт четвертый день готовь к работе все своей.
Вь десятый день женить детей своих старайся:
Он счастлив и священ, его неопасайся.
Заметь что я скажу, и в двадцать первый день
На бочки винные все обручи надень;
Удобен сей же день для конского ристанья
Не всякий обратит к словам моим вниманье.
В четвертый день с вином сосуды все открой;
Средину дня сего остави на покой.
Все дни, о коих я теперь упоминаю
Полезны для людей, то верно утверждаю
А прочим дням и сил особых не дано,
И всех удобными щитают их равно.
Не всем, рожденным в мир, сии открыты тайны:
Они высокие, они необычайны.
Блажен умеющий премудро учреждать,
Работы и богам всесильным угождать;
Природой самою порядку наученный,
Он вкусит радости, век мирный и блаженный.
Хочу прославить Муз в приятном, плавном тоне,
Рожденных на горе священной Геликоне,
Размерно пляшущих при бреге ручейка,
Которого вода светла и глубока,
Где жертвенник стоит, Зевесу посвященный,
Пермесскою водой прозрачной омовенный;
Храня приятности и стройности закон,
Они плясанием венчают Геликон.
Когда же ночь свои покровы простирает,
То чистый их собор с вершин горы слетает;
Тогда их сладкие и звучны голоса
Поют Юпитера и славят небеса,
Златою обувью украшенну Юнону,
Поют Минерве в честь, Диане, Аполлону,
Нептуну, грозному владетелю морей,
Поставившему трон на влажности зыбей,
Фемиду строгую отлично прославляют,
Венеру нежную, Амура воспевают,
Гебею, блещущу всегда в венцах младых,
И, словом, боги все прославлены от них.
Те девы чистые, отрада смертных рода,
В священном пении учили Гезиода,
Пасущего стада смиренно на земли;
Они, пришед к нему, слова сии рекли:
«О пастыри! от нас укоры вы достойны!
Как можете в своем вы духе быть спокойны,
Когда, водимые корыстию одной,
В зверинцах целый век провесть хотите свой,
Подверженны в ночи росам, дождям холодным,
А днем пременностям ненастным непогодным!
Познайте, что мы ложь умеем обличать,
Умеем истину мы смертным открывать».
Глаголы чистых дев неслись, как грома звуки;
Они, подавши мне блестящий скипетр в руки
И ветвь лавровую, зеленую всегда,
Повелевают мне, в предвестие труда,
Содрать с нее кору, которой покровенна.
Тут сладость мне была их песней вдохновенна:
Да будущее я с претекшим воспою,
Да веки поздние услышат песнь мою,
Да с Музами начав, я с ними и скончаю,
Да песнь мою богам бессмертным посвящаю.
Но нужно ль лишние слова произносить?
Почто о дубе мне, о камне говорить?
Прославим чистых дев — они того достойны!
Их сладки голоса, согласные и стройны,
Их хоры светлые, лиющи плавный тон
И окружающи Зевесов пышный трон,
Поют отца богов неизъясниму славу:
Покорно все его всесильному уставу.
Единый голос Муз удобен все воспеть:
Что было и что есть и то, что будет впредь.
Олимпов снежный верх, самих богов селенье,
Когда услышит Муз и стройное их пенье,
То радостью объят, обширный светлый дом
Зевеса грозного, метающего гром.
Там девы чистые поют богов начало,
От коего в земле все благо воссияло;
Богов, родившихся от неба и земли
В потомство позднее их песни пронесли;
Потом к Юпитеру все гимны обращают
Им начинают песнь и им окончавают;
Гигантов грозну брань когда они поют,
То восхищение Зевесу в душу льют.
О девы чистые, на Пинде поселенны!
Вы Мнемозиною на свет произведенны,
Богиней сильною Элевтровых полей,
Гонящу лютый мрак печалей и скорбей.
Чертоги светлые, всех радостей жилища,
Где пляски, пения — единая их пища,
Недалеки от мест, где сам Олимп стоит,
Который снежною одеждою покрыт.
Близь их в лесах, где ввек листы не увядают,
Амуры, Грации, Утехи обитают;
Там Музы, в их кругу смешавшися, поют,
Бессмертные дела потомству предают.
Оставя иногда их собственны чертоги
Стремятся на Олимп, где пиршествуют боги,
И, с лирой съединя приятность голосов,
Они сближаются с правителем веков —
Ни молнии, ни гром, для чистых дев не грозны.
Их песни удивят в потомстве веки поздны,
Не может заглушить их времени полет:
Они превыше всех, для них препоны нет.
Пииты и певцы, граждане Геликона,
Суть чада чистых Муз и чада Аполлона,
Бросающего вдаль стрелу свою с небес;
Владыкам и царям отец есть сам Зевес.
Блажен вкушающий приятну Муз беседу:
От уст его течет глас сладкий, равный меду.
Когда душа скорбит, стесняема бедой,
Иль сердце чувствует яд лютый грусти злой,
Жрец Пинда пением все язвы исцеляет.
Геройские ль дела он громко прославляет,
Богам ли гимн поет на лире он своей —
Несчастный облегчен от всех своих скорбей.
Дары небесных Муз рассеют скуки, мраки,
Прогнав от мыслей прочь все вредные призраки.
О дщери Зевсовы! я вас к себе зову!
Приосените вы лучом мою главу,
Подайте лире глас приятный, стройный, плавный,
Да ею воспою бессмертных корень славный,
Чад Неба и Земли и Ночи мрачный род,
Живущих в пропастях и в недрах быстрых вод,
И, повествуя мне самих богов рожденье,
Откройте чудное земли происхожденье;
Скажите, как по ней все реки пролились,
Как волны моря вдруг из бездны поднялись,
Когда на небе сонм блестящих звезд родился,
Когда эфирный свод в величии явился,
Какие из богов сначала рождены,
Как все сокровища меж их разделены,
Какие почести бессмертные имели,
Как прежде всех на верх Олимпа сели?
О Музы! восходя к началу всех веков,
Скажите мне, кто был древнейший из богов.
Хаос был прежде всех, потом Земля рожденна
И первым жительством богам определенна.
Среди земли Плутон поставил свой чертог.
Любовь родилася, Любовь прелестный бог,
Одолевающий могуществом препоны,
Дающий и богам и смертным всем законы.
Хаос во брак вступил, с Эревом съединясь,
И вскоре после Ночь от оных родилась,
От ней Эфир и День родились с красотами.
Земля произвела небесный свод с звездами,
Который мать свою блистанием затмил,
На коем и чертог богов поставлен был;
Земля произвела все цепи гор высоких,
Где Нимфы кроются в ущелинах глубоких;
Хоть помощи Земле Любовь и не дала,
Пучину волн Земля сама произвела.
От Неба и Земли, союзом сочетанных,
Родился Океан и сонмы вод пространных;
От них же родились Креит, Гиперион,
Яфет, Мнемозина и Рея и Коон,
Фебея блещуща и Фея и Фемида,
И наконец сама любезная Фетида;
По ней ужаснейший из всех сынов земных
Сатурн, озлобивший родителей своих.
От Неба бытие Циклопы восприяли,
Которы гнев всегда Зевеса возбуждали.
На образ всех богов их образ походил,
С той разностью, что глаз у них единый был;
Отселе имя им Циклоп проистекает,
Что глаз их точный круг на лбу начертавает.
Безмерна сила их, огромен их и стан,
Во всех художествах им свет отличный дан.
Земля и Небо трех сынов еще имели,
Без трепета нельзя имен их произнесть:
Котт, Гигес, Бриарей от самой колыбели
Ужаснее всего, что в твари только есть.
Сто рук у каждого к плечам их прикрепленны
И пятьдесят голов на шее утвержденны;
Огромный, страшный стан, обширные чресла,
И силу грозную вмещают их тела.
Но Небо самое, которо их родило,
К ним вкупе ненависть и ужас ощутило:
Едва еще на свет родился кто из них,
То Небом был сокрыт во пропастях земных,
Чтоб солнце зраки их лучом не освещало.
Земля смутилася, в ней сердце восстенало;
В отмщенье тайный ков она изобрела:
Из недра своего железо родила
И косу острую из оного сковала,
Потом своим сынам ту косу показала;
И, горькую печаль нося в душе своей,
Свой гнев старается вдохнуть в своих детей:
«О племя грозное, ужасное для света,
От нежной матери и лютого отца!
Послушайте в сей час полезного совета:
Отмстите за меня, коль есть у вас сердца!
Не сам ли ваш отец возмнил ругаться мною
И гнева моего не сам ли он виною?»
Рекла, и ужас всех сынов ее объял;
Сатурн, один Сатурн отважно ей вещал:
«Вооружи меня ты острою косою
И мщение твое свершится скоро мною;
Отца свирепого, поверь, не устрашусь
И противу него немедля ополчусь».
Он рек — от радости Земля вострепетала
И, как бы казни все устроить, размышляла:
Косой вооружа Сатурна своего,
На стражу крепкую поставила его.
Явилось Небо (Ночь его сопровождает),
И Небо на Земле роскошно возлегает,
Вкушая все права супружества с Землей.
Тогда Сатурн исшел из пропасти своей;
На землю опершись он левою рукою
И косу грозную стремясь держать другою,
Способность порождать отрезал у отца.
И кровь того, лиясь поверх земли лица,
Когда исполнились назначенные годы,
Та кровь произвела различны Фурий роды.
Гиганты грозные родилися от ней,
Покрыты крепкою блестящею броней,
И Нимфы, по Земле рассеянны всеместно.
В сей чудной повести соделалось известно,
Что силы порождать, отсечены косой,
Вдруг погрузилися во глубине морской
И, приведенные от самых волн в движенье,
Они произвели на них плодотворенье:
Вдруг пена белая на море поднялась,
И нимфа от нее младая родилась,
И волны, несмотря на тучи бурны, серы,
Несут ее к брегам божественной Цитеры.
Достигнув Кипра вдруг, оставивши валы,
Она кидается на острые скалы;
Богиня, выше всех блестяща красотами,
Идет, и путь ее усыпан весь цветами.
Венерой от богов она наречена,
Затем что пеною морскою рождена;
И также дали ей названье Цитереи,
От места, где ее поставлены трофеи;
Кипридой потому, что первый Кипр узрел,
Как с пеной вал морской на брег ее привел.
Любовь ей спутница, вослед идет Желанье;
Едва родилася, уже богов собранье
Ей место дало с ним, соединило власть
Всесильно устроять богов и смертных часть.
Утехи, радости, прелестны разговоры
Беседы страстные, пленяющие взоры,
И все, чрез что Амур всем миром овладел,
Все то досталося богине сей в удел.
Но Небо цену всю обиды ощущает;
Титанами сынов во гневе нарекает,
Да то название вселенной возвестит,
Что Небо яростью и мщением горит.
От Ночи происшел Рок злобный и несчастный,
Смерть, Сон, Уныние, Мечтания ужасны.
Таких–то первых чад Ночь мрачна родила,
Всех их без помощи богов произвела.
Потом родился Мом и всех Безумий виды;
По нем произошли от Ночи Геспериды,
Златые яблоки стрегущие в садах,
Лежащих на морских песчаных берегах;
Три Парки родились, Судьбы орудья злые,
Атропа и Клото и третья Лахезия.
При всех рождениях их должность председать,
И смертных или злом, иль благом наделять.
Они гоняются за злобными сердцами,
Которы пред людьми виновны и богами;
От сих преступников они не отстают
Доколе не свершат над ними правый суд.
Еще произвела Ночь грозну Немезиду,
Сие чудовище ужаснейшего виду;
Обман со Старостью явились с их ярмом,
Родился и Раздор с бесстыднейшим челом,
А от него Труды, Забвение услуги,
Жестоки Горести, Страдания, Недуги,
Убийства, Грабежи, Война, Кровавый Бой,
Лютейша Ненависть с Раскаяньем, с Тоской,
Измена, ярый Гнев, законов всех Презренье
Коварны Умыслы и Клятвопреступленье.
От моря происшел правдивый сын Нерей,
Который старшим был из всех его детей.
Он старцем прозван был за кротость несравненну
И за любовь его ко правде неизменну;
Он правосудие нелестное творит,
И милость с правдой в нем согласно говорит.
Едва Сатурновы лишь дети возникали,
Лишь быть для матери забавой начинали,
Немедленно Сатурн их злобно пожирал
И в алчную свою утробу заключал.
Он столько был жесток затем, что устрашался,
Чтоб кто против него из чад не ополчался;
Ведь Небо и Земля, родители его,
Сказали, что давно от Рока самого
Уже предписано, что время то настанет,
В которое Зевес против Сатурна грянет,
Что будет побежден от сына своего,
И что Зевес лишит владычества его.
В сем бедствьи не одна угроза токмо зрится,
А прорицание, которо должно сбыться:
Сатурну потому детей пожрать не жаль.
Для Реи то была несносная печаль.
Когда она в себе Зевеса ощутила,
К родителям мольбы усердно приносила,
Совета требуя от Неба и Земли,
Чтоб от Сатурна спасть ей сына помогли;
Печалью дочери страдающей тягченны,
Они открыли ей уставы сокровенны,
И что назначено Сатурну от Судьбин.
Рекли: «Едва лишь твой на свет родится сын,
Едва в глаза его блеснет луч солнца ясный,
Пошли его во Крит обильный и прекрасный».
И, так как скоро Ночь угрюмая пришла,
Земля Юпитера от Реи приняла,
На Ликтовы брега поспешно с ним сокрылась
И в Крите вместе жить со внуком поселилась.
И там, сокрыв его пещеры мрачной в тень,
Его воспитывать пеклась и ночь и день.
А Рея, камень взяв огромный, спеленала,
И на съедение супругу предлагала.
Алкающий Сатурн тотчас его пожрал;
Но он в безумии совсем того не знал,
Что Рея родила не камень сей, но сына,
Которого спасла всесильная Судьбина,
Что сын сей от его жестокости сокрыт,
Что будет всемогущ и громом возгремит,
Что он величие Сатурна одолеет,
Что силою он всей вселенной овладеет.
Меж тем сей царь небес питался, возрастал,
В нем сила множилась и гнев его пылал.
Когда уж протекли предписанные леты,
Земля ему дала полезные советы;
Сатурн, почувствовав, что сыном побежден,
Извергнуть из себя богов был принужден,
Которы в жадности им были поглощенны,
И первый, из его утробы свобожденный,
Был самый камень тот, что сына заменил.
Юпитер взял его и в Пифе утвердил;
Близь узкия стези, к Парнасу приближенной,
Поставлен камень сей как памятник священный,
На вечны времена, богам бессмертным в честь,
Чтоб чудеса сии в потомство перенесть.
Циклопы, бывшие в оковы заключенны,
Зевесовой рукой тотчас освобожденны,
В благодарение владыке своему
Вручают и перун и молнию ему,
Которые земля во чреве сокрывала.
Тогда Зевеса власть неодолима стала:
Непобедимыми стрелами воружен,
Для смертных и богов он страшным был почтен.
Яфет вступил во брак с Клименой несравненной,
От Океанова супружества рожденной;
И от него Атлас рожден и Прометей,
Менетий и всех зол вина Эпиметей,
Который, с нимфою соединясь прекрасной
И не увидя в ней Зевеса ков опасной,
Причиной сделался страданий и скорбей,
Которыми Зевес отяготил людей.
Зевес, который всю природу проницает,
Менетия стрелой за гордость наказал:
Преступника в Эрев за злобу низвергает;
Менетий праву казнь злодеев испытал.
На самый край земли Зевесом удаленный
И к саду Гесперид поющих приближенный,
Атлас поддерживал руками и главой
Обширный неба свод и целый шар земной;
Велели так ему отца богов уставы,
Которого суды решительны и правы.
Потом отец богов и Прометея взял
И крепкими к столбу цепями приковал;
Послал к нему орла с обширными крылами
Терзать в нем внутренность и носом и когтями;
И сколько мог орел в теченье дня пожрать,
Толико вновь ее рождалося опять.
Отважный Геркулес страдальца избавляет
И злобного орла в дно ада низвергает,
И тако Прометей от мук освобожден;
Но волей божества сей подвиг был свершен
И позволением всесильного Зевеса,
Дабы умножилась тем слава Геркулеса,
Для коего Зевес гнев ярый укротил,
И Прометеево страданье облегчил.
Сей гнев возник в тот день, как Зевс сошел в Микону,
Последуя Судеб превечному закону,
Как от решения его всесильных слов
Зависела судьба и смертных и богов.
Для тех и для других вол грозный был поставлен;
Он сыном Яфета искусно был приправлен:
Со прилежанием все кости он сложил
И жиром тучным их с намереньем покрыл,
Все ж части лучшие он в кожу заключает,
Потом на пищу все собранью предлагает.
«Яфетов сын! — тогда отец богов сказал, —
Почто ты не равно все части разделял?»
Титан, лукавствуя, являяся покорным,
Сказал с улыбкою, с смирением притворным:
«Сильнейший из богов! ты сам имеешь власть
Избрать из всех тебе угоднейшую часть.»
Он тако ввесть хотел Зевеса в заблужденье,
Который уж имел заране уверенье,
Какие скорби сей обман произведет,
Какие бедствия он смертным нанесет.
Всесильною рукой Зевес весь тук срывает;
Душа его горит и гнев его пылает,
Когда увидел он собор одних костей.
От сих времен должны все племена людей,
На алтарях богов и им во угожденье
Все кости сожигать при жертвоприношенье.
«Яфетов хитрый сын! — Зевес ему сказал, —
К чему удобен ты, теперь то я познал».
Он рек и, в сердце скрыв свой гнев необычайный,
Он мыслил, как, потом совет устроить тайный.
Престал огонь сходить с лазуревых небес:
Земля совсем мертва и сей огонь исчез,
Пронзавший недра в ней, дававший жизнь ей нову.
Яфетов хитрый сын тогда прибегнул к кову:
Взяв солнечны лучи, их в урну заключил
И хитро их от глаз Зевесовых сокрыл.
Узрев, что огнь блестит и смертных согревает,
Зевесова душа терзается, пылает;
Он рек: «Огню сему пребыть у них велю,
Но лютые беды на землю я пошлю.»
Он рек — Вулкан его веленье исполняет
И, землю разводя, статую устрояет,
Которая сходна с девицею была.
Минерва ризу ей серебряну дала
И пояс вкупе с ней, где золото блистало;
Надела на главу белейше покрывало
И, чтобы большия придать ей красоты,
По волосам ее рассыпала цветы;
Украсила ее короною златою,
Котора сделана Вулкановой рукою;
Художник мудрый сей искусство истощил
И на короне сей животных всех вместил,
Которы и моря и землю населяют,
А на короне сей так чувства обольщают,
И так блистают в них горящие огни,
Что кажутся глазам живыми быть они.
Так нимфа, прелестью одежды украшенна
Была Минервою к богам препровожденна;
Со удивлением они должны глядеть,
Какую хитрую Зевес устроил сеть
Для смертных, коим он, суля благодеянье,
Готовил скорби им, беды и наказанье.
От племени сего родились те жены,
Которые бичом для смертных быть должны;
Отважны, дерзки, злы, немилосерды, лживы,
К трудам хозяйственным несклонны и ленивы,
И, вместо чтоб мужей в заботах облегчать,
Удобны роскошью именье расточать.
Так пчелы добрые, коль трутня допускают,
В возмездие плоды трудов своих теряют;
Пусть утомляются они среди работ,
А трутень без трудов снедает сладкий сот.
Всесильный грома бог, Перуном воруженный,
Печальми нашими и скорбями смягченный,
Ко облегченью он жену нам сотворил,
Помощницей в трудах ей быть определил;
Но не всегда жена ту должность исполняет,
А часто горести, досады приключает.
Иной со тщанием от брака прочь бежит,
Затем, что бремя то несносно тяготит;
Но что ж, под игом лет с седыми волосами
Согбенный дряхлостью, болезнями, годами,
Всех утешений он и помощей лишен;
Слезами прах его не будет орошен;
Лишь дух испустит он, его наследник жадный
Спешит погребсть его с душой сухой и хладной.
Добро и зло всегда в борьбе между собой,
И даже тот, кто был счастлив своей женой,
Котору прелести и разум украшали,
И тот в свой век не чужд от скорби и печали:
Но горе смертному, когда он сопряжен
С проклятым родом тем, который порожден
Отцом богов на свет во гневе преужасном!
Пребудет таковой во жребии несчастном;
Лютейшая тоска в нем сердце сокрушит,
Не сыщет он нигде от зла себе защит,
Добычей будет он страданий и мучений,
Не встретит никогда отрад, ни утешений.
Никто не скроется от праведных судов,
От ока быстрого правителя богов;
И тако Прометей, искусный сын Яфета,
По предписанию Зевесова совета
Не находил в себе ни мудрости, ни сил,
Чтоб ту расторгнуть цепь, которой связан был.
Противу Коттуса, Гигеса, Бриарея
Досадою горя и гневом пламенея,
Отец богов, страшась безмерной силы их,
Держал их скованных во пропастях земных.
Им жить назначено в местах подземных мира,
Которые, лежа всех дале от Эфира,
Составили земли конечнейший предел,
И там им много лет Зевес страдать велел.
Земли, Юпитера и всех богов советом
Им вдруг предписано соединиться с светом;
Земля представила правителю богов
И силу грозную и скорбь ее сынов;
Она сулит, что он их сильными руками
Возможет получить победу над врагами.
Титаны, говорят, в злой ярости своей
Воздвигли брань против Сатурновых детей,
Которые борьбой вседневной истощенны;
Титаны ж, на горе высокой укрепленны,
Воюют с лютостью противу всех богов,
Щедротой дышущих Сатурновых сынов.
Кто победит из них, известно то судьбине;
Но бесконечною брань кажется доныне.
Когда же сам Зевес Циклопов воружил
И их Амврозией небесной укрепил,
Когда божественный Нектар протек в их жилы
И усугубил в них и бодрость их и силы,
Когда огнь мужества в сердцах их воспылал,
Тогда отец богов со громом им вещал:
«О знаменитые Земли и Неба чада!
Внемлите, что велит сказать моя досада:
Кровопролитная, ужасная война,
Котора толь давно по злобе возжена
Титанов, против нас неправо ополченных,
Виною многих битв, всяк день возобновленных.
Коль вы признательны ко благости моей,
Позволившей вам зреть свет солнечных лучей,
Восстаньте, силу рук Титанам докажите
И, ополчаяся, все муки вспомяните,
Какие в тяжких вы оковах понесли,
Как были заперты во пропастях земли».
Он рек — и Коттус, встав, в речах своих нелестный,
Сказал: «Отец богов! нам брани те известны:
Ты мановением одним руки твоей
Удобен помогать богам во брани сей;
Но если мудрость так твоя определила
И нас из грозной тьмы ко свету возвратила,
Когда безмерною ты благостью твоей
Избавил нас от мук и тягостных цепей,
То мы, чтобы тебе воздать благодаренье,
Не пощадим всех сил и сотворим отмщенье.
Пойдем ударим мы, сразимся, яко львы;
Титаны сведают, Циклопы каковы!»
Он рек — и боги все согласно восплескали,
Все знамя от него к сраженью ожидали.
Богини, боги, все Сатурновы сыны,
Равно и мужеством и мщеньем возжены.
Циклопы, вырвавшись, с стремлением жестоким
Готовы в брань вступить, и к их плечам широким
Прикреплены сто рук и пятьдесят голов;
Сии чудовища, служители богов,
Готовы совершить дела чудесны, громки,
И держут грозные высоких гор обломки.
Титаны собирать полки свои спешат
И равной яростью и мужеством горят
Сразиться с пылкостью, подъять труды суровы,
Друг друга низложить — на все они готовы;
И обе стороны, пылающи равно,
Имеют целию отмщение одно.
Ужасный некий гул по морю раздается,
И вопль пронзительный исходит из земли;
На небе стон, Олимп колеблется, мятется,
Бессмертных грозный ход рождает шум вдали;
От боя ратников, которы камни мещут,
Жилища мрачные и Тартар сам трепещут.
Циклопов крик и глас Титанов и богов
Уже возносится превыше облаков.
Зевс гнева своего уже не сокрывает,
Уж явен стал сей гнев, уже кипит, пылает;
Всесильная рука Зевесова грозит,
Блистает молния, ужасный гром гремит.
Он мещет грозные свои палящи стрелы;
Уже горит земля и все ее пределы;
В пещерах мрачных гром от Эха повторен;
Трещит угрюмый лес, от молний воспален.
Сожжен весь шар земный чрез огнь неукротимый;
Пространный Океан, моря неизмеримы
Клокочут и кипят — пар черный и густой,
Перерываемый лишь молнией одной,
Как мрачным облаком Титанов окружает;
Блеск ярких быстрых стрел их очи ослепляет;
Объятый пламенем и сам Эрев горит;
Уж ухо слышит там, уже и око зрит
С великим ужасом те таинства священны,
Во глубине земли доселе сокровенны,
Земли, котору гнев Зевеса сокрушил.
Где грозный бой богов стихии возмутил,
Смешался ветров свист со треском стрел горящих,
Пыль вихрем поднялась, составя облака,
Ужасный слышен шум средь ратников разящих,
Победа, кажется, уже недалека.
Котт, Гигес, Бриарей, всегда хотящи бою,
Оканчивают все; и триста камней с гор,
Которы бросили циклопы с быстротою,
Титанов низложа, свершают их позор.
Во мрачный Тартар их, низвергнув, заключают,
Где своды твердые темницу составляют,
В земле, сокрытую толико глубоко,
Колико от земли до неба далеко.
Когда б с верхов небес горнило вдруг упало,
То в девять дней оно едва бы пробежало
Пространство, сущее меж небом и землей;
Едва бы до земли достигло в девять дней.
Сколь грозные места сии всем смертным вредны!
Вокруг же их стоят крепчайши стены медны,
Там прегустая тьма, чернейша всех ночей,
Разлившися вокруг страны ужасной сей,
Призраки и мечты толпящися скрывает.
Сия страна свои основы опирает
На твердые столпы, которы там стоят;
На сих столпах земля и море возлежат.
В сем месте ужаса и мрачности и смрада
Титанам навсегда Юпитер жить судил;
Неодолима им поставлена преграда
И двери медные Нептун к ней приложил.
Стеною медною то место окруженно,
Тремя Циклопами со тщаньем охраненно;
Оно досталось им в жилище и в удел,
Оно и Ночи есть и Тартара предел,
Оно граница есть лазуревого свода,
Текущих из земли ключей различна рода;
Темница страшная, где воздух весь гнилой,
А дале вихри там с безмерной пустотой —
Когда б корабль несла сильнейшая погода,
Не пролетел бы он ее в теченье года.
Жилище, грозное и для самих богов;
Вокруг премножество сгустилось облаков;
Атлас, Яфетов сын, могущими руками
Поддерживает тут все небо со звездами.
В сем месте Ночь и День беседуют всегда,
Но вместе не живут в то ж время никогда:
Лишь выйдет День и мир лучами освещает,
То Ночь меж тем его возврата ожидает;
День смертным свет дает для действий и трудов,
Ночь вкупе с Сном идет средь мрачных облаков.
И Сон и алчна Смерть в сем месте обитают;
Их солнечны лучи вовек не освещают,
И солнце никогда сих не коснется стран,
Восходит ли оно, ложится ль в Океан.
У входа же сих мест мучения и стона
Стоит ужасный дом жестокого Плутона,
Во отдалении от мира и небес;
Стрежет его всегда лукавый лютый пес.
Он ласками всегда входящих обольщает,
Ушами и хвостом он радость изъявляет,
Но вспять не выпустит из мест ужасных сих;
Он смотрит тщательно на все движенья злых
И, если кто из них назад идти желает,
То он бросается и тотчас пожирает.
Богиня, страшная для неба и земли,
Тут нимфа Стиксова от всех богов вдали
Живет одна в дому огромном и богатом,
Сияющем везде и мрамором и златом,
На коем мраморный и свод сооружен;
Серебряными свод столбами подкреплен.
Во мрачных сих местах Ирида не бывает
И редко Зевсовы веленья сообщает;
Но если прение случится у богов
Иль кто из них возмнит устроить некий ков,
Ириде воду Зевс принесть повелевает,
Которой клятва всех бессмертных устрашает.
Ирида предстает, держащая рукой
Златый сосуд, весь полн сей хладною водой.
По капле льет она ее с горы высокой;
Священная река течет во тьме глубокой,
Проходит Океан быстрейшею струей,
Делится на десять серебряных ветвей,
Из коих девять вкруг всю землю обтекают,
И, извиваяся, до моря достигают,
Потом теряются среди его валов.
Десятая же ветвь есть бич самих богов:
Коль клястся кто из них водою сей решится
И после клятву ту нарушить устремится,
Тогда теряет он бесценный жизни дар:
Не приближается к устам его Нектар,
Ниже чудесная небесна Амврозия;
Бывает облечен тенями смерти злыя,
Лишен дыхания и жизни отчужден,
На целый год в одре бывает положен.
По истечении назначенного года
Он испытует казнь еще иного рода:
С Олимпа сосланный еще на девять лет,
Не входит ни в пиры богов, ниже в совет.
В десятый год опять в права свои вступает
И место меж богов, как прежде, занимает.
Все боги в трепете считают то бедой,
Коль Стиксовой из них поклялся кто водой:
Вода сия и страх и трепет всем наводит,
Затем, что Тартар вкруг объемлет и обходит
И от него делит и неба свод, и свет.
Ужасней Тартара темниц в сем мире нет:
Он полон черноты и мерзости и смрада.
Тут двери мраморны суть твердая преграда:
Дабы никто не смел назад поставить ног,
Поставлен медный тут недвижимый порог.
Титаны злобные в сем месте заключенны,
Во мрачном Хаосе Олимпа удаленны.
У края оных мест, во всех родящих страх,
И Коттус и Гигес живут в больших домах;
Нептун же, честь воздав за твердость Бриарею,
Соединил с ним дщерь свою Кимополею,
И тако Бриарей награду восприял —
Нептуна шумного любезным зятем стал.
Когда Зевес низверг Титанов всех с Эфира,
Плененна Тартаром, Земля, чтя в нем кумира,
С ним съединилася. Рожден от страсти сей
Тифон, последний сын из всех ея детей.
Он был чудовище непобедимой силы,
Огромные имел составы он и жилы;
Такой величины его был каждый член,
Что при воззрении горой мог быть почтен;
А ноги у него усталости не знают,
Змеиных сто голов плеча приосеняют,
Из челюстей его, среди его зубов,
Как угль горящий, сто сверкают языков;
Льет пламя из очей под черными бровями,
И сто голов его быть кажутся огнями.
Из недра своего отверзтый каждый зев
Отличный издает ужасный некий рев:
Почасту голосом он сходен с человеком
(Но в расстоянии он слышится далеком),
Почасту с грозным он шипением свистит,
Потом, как дикий вол, ревет или мычит,
Или, подобно льву, из челюстей рыкает;
И Эхо с трепетом те звуки повторяет.
Бессмертных бы своей он силой победил,
Когда бы брани сей Зевес не прекратил.
Но вдруг отец богов перуны с громом мещет:
Колеблется земля и свод небес трепещет;
В теченьи Океан подвигнут, возмущен;
И Тартаром удар Зевеса повторен.
Олимп встревоженный, покрытый облаками,
Под сильными его колеблется стопами:
Зевес бросается со трона своего,
И ветры быстрые несут перун его.
Сверкают молнии и воду проницают,
И небо и земля со треском вдруг пылают,
Кипят моря, валы, подъятые горой,
Вдруг рассыпаются, ударясь в брег крутой.
Сие смешение громов, кипенья, стона,
Во ужас привело свирепого Плутона;
Титаны, коих дом близь Тартара стоит,
Трепещут, чувствуя, что целый мир горит.
Отец богов свое могущество являет,
Берет оружие и молнии бросает;
Перун, как быстрый вихрь, стихии пробежав,
Сжигает скоро в пепл тифоновых сто глав.
Ударом поражен, Тифон в пучине тонет,
В пещеры огнь проник, земля трясется, стонет,
И камни твердые от жара растеклись —
Подобно олову, рекою полились;
Крепчайший всех металл, железо твердо, прочно,
Огнем жегомо, так растаевает точно,
Когда самой земле огонь довольный дан,
И станет на него мехами дуть Вулкан;
Так шар земный, огнем свирепым распущенный,
Рекою пламенной течет до дна Геенны.
Тифоном рождены сырые ветры в мир,
Но лишь не от него — Борей, Аргест, Зефир,
Сии, назначенны для смертных облегченья
(Гораздо лучшего они происхожденья).
Другие ж ветры все зловредны для людей:
Они виною бурь, кипения морей,
От них рождаются беды, напасти слезны,
И повергаются суда в морские бездны.
Несчастен, если кто предпримет водный путь,
Когда свирепые те ветры станут дуть!
Они толь вредную тлетворность заключают,
Что земледельчески работы разрушают;
Подъята ими пыль наносить вред цветам,
Колосья от нее страдают по полям.
Когда бессмертные Титанов победили,
То, все труды сверша, согласно присудили,
Чтоб быстроокий Зевс, объемлющий всю тварь,
Воссел на трон богов и был Олимпа царь.
Тогда он должности богам распределяет.
С Премудростию он сперва во брак вступает.
Она в познаниях превыше всех богов,
Все мира таинства в ней скрыты от веков, —
Затем Зевес ее избрал в супругу перву.
Когда ж она родить готовилась Минерву,
Зевес совет Земли и Неба совершил,
И в недрах он своих Премудрость заключил.
Земля и Небо в том Зевеса утвердили;
Судьбы же так в своих законах учредили,
Чтобы отец богов рождал всегда детей
Блестящих разумом и мудростью своей.
Голубоокая Минерва в свет родилась,
С отцом понятием и силою сравнилась.
Потом родился сын, славнейший из сынов,
И был бы он царем и смертных и богов,
Когда бы не имел Зевес того в предмете,
Чтобы Премудрость скрыть внутри в своем совете.
Зевес с Фемидою вступил во брак второй:
От них родились Суд, Законы с Тишиной.
Потом, за ними вслед, три Парки порожденны,
Которым должности важнейши порученны:
Чтоб смертных, вшедших в мир, судьбиной управлять,
Им мерой и добро и зло распределять.
Зря Эвриному, дщерь прелестну Океана,
Блистающу красой и стройностию стана,
Зевес к ней сильною любовью возгорел
И от нее потом трех Граций произвел:
Аглаю, Талию, приятну Ефрозину,
В которых смертны зрят отрад своих причину.
Но сей отец богов вступил с Церерой в брак,
И Прозерпина есть сея любови знак;
Она Церерою обильною рожденна,
Она потом была Плутоном похищенна.
Со Мнемозиною Зевес вступил в союз:
Она произвела прекрасных девять Муз,
Которых пения согласны и приятны
Лиют во все сердца восторги непонятны.
Латоной рождены Диана, Аполлон,
Избравший для себя жилищем Геликон;
Сей род есть выше всех, для смертных он полезен,
Олимпу и богам приятен и любезен.
Когда свершилось все, тогда богов отец
С Юноною в союз вступает, наконец,
И от богини сей — велела так Судьбина, —
Чтобы родились Марс, Гевея и Луцина.
Минерва, наконец, из Зевсова чела
Ко удивлению богов произошла:
Всех мудростью она и силой превышает,
В войне, в сражениях забавы обретает.
Ревнуя славе сей супруга своего,
Юнона родила Вулкана без него.
Нептун вступил во брак с прекрасной Амфитритой;
От них рожден Тритон, бог сильный, знаменитый,
Имеющий чертог во глубинах морских,
Любящий с нежностью родителей своих.
Когда с Венерой Марс имел свиданья тайны,
Родились Ужасы от них необычайны,
Которы бог войны всегда с собой влечет,
Когда во грады огнь, а страх в полки несет.
Гармония, сестра их, с Кадмом съединилась.
А Маия плодом от Зевса наградилась:
Меркурий, легкий бог, был от нее рожден;
Посланник он богов, от смертных он почтен.
Юпитер полюбил дщерь Кадма, Семелею,
И сына произвел любезного он с нею;
А сын сей Бахус был, веселый бог вина,
И сыну смертныя бессмертна часть дана:
Он с матерью живет в чертогах освященных,
Бывая в радостях всегда неизреченных.
Когда ж с Алкменою вступил в союз Зевес,
То был от них рожден отважный Геркулес.
Хромый кузнец Вулкан, художеств бог чудесный,
Сочетавается с Аглаею прелестной.
Вакх с Ариадною любезной в брак вступил,
Которыя отец Минос премудрый был,
Которую Сатурн от старости избавил
И вскоре ей потом бессмертие доставил.
Алкид, за подвиги Зевесом награжден,
Со дщерию его Гевеею спряжен;
Сим браком восхищен, Олимп высокий, снежный,
Торжествовал союз блистательный и нежный.
Колико же блажен Алкид пред всеми стал,
Когда бессмертие за подвиги стяжал!
От ига старости Алкид освобожденный,
Вчинен среди богов и Нектар пьет священный.
Как с Персеидой Феб союзом сопряглись,
От брака их Аэт, Цирцея родились.
Аэт веление бессмертных исполняет,
С прекрасной Идией в связь брачную вступает;
Венера милостью почтила их своей:
Медея хитрая есть плод любови сей.
О боги щедрые, всесильны, всемогущи,
В морях, на островах и на земле живущи!
Вам в дар я приношу песнь важную сию,
И вами ободрен еще я воспою!
О Музы чистые, богини вдохновенны,
Зевесом на Олимп священный поселенны!
Воспойте тех богинь и род и бытие,
Которые, забыв бессмертие свое,
Ко смертным страстию любовной воспылали,
Для них Олимпа блеск почасту оставляли,
И, в их объятиях вкушая тьму отрад,
От них произвели богам подобных чад!
Церера, следуя Кипридину закону,
Любовью воспылав к прекрасному Язону,
В обильный остров Крит с высот небес сошла,
И там Язону знак любви своей дала,
От них произошел бог Плутус, славный, сильный,
Правитель всех богатств, щедротами обильный;
Он странствует везде, по всем земли странам,
Летает с быстротой чудесной по морям.
Блажен, кто Плутусу навстречу попадется,
К тому богатство в дом, как водный ток, польется.
Гармония на свет рожденна Афродитой,
Супруг был фивский царь Кадм мудрый знаменитый,
От них произошли Агава, Полидор.
Когда же в связь вступил с Каллирой Хризаор,
Которому Судьбы чрезмерну силу дали,
Бесчисленны стада живот его скончали,
Он в Евритее был Алкидом побежден,
И в преисподний мрак навеки заключен.
Любовь нежнейшая Авроры и Тифона,
Произвела царя премудрого Мемнона;
От них же происшел и царь Гемафион,
Авророй же рожден сын храбрый Фаэтон —
Герой, сравнившийся величием с богами;
Лишь только возблистал он юности цветами
Богиней, Смехов, Игр, Венерой похищен
И стражем был ночным к ней в храм определен
И ею был вчинен в число духов небесных.
Язон, сверша работ премножество чудесных,
Которы Пелиас жестокий предписал,
При помощи богов, себе в супруги взял
Медею, дщерь царя пресильного Аэта,
Волшебством бывшую великим чудом света.
По окончании трудов и громких дел
Язон на корабле чрез море полетел,
С драгой Медеею, которой он пленился,
И с пышностью их брак отличною свершился.
Медея в браке сем и сына родила,
Которого своим названьем нарекла,
На воспитание тот отдан был Хирону;
Родителей его последуя закону,
Тот на горах его высоких возрастил;
И тако волю Зевс во всем свою свершил.
Меж многих сыновей и дочерей Нерея
Была царица Нимф прелестна Псамифея;
Она свою судьбу с Эаком сопрягла
И Фока от него потом произвела.
При сильной помощи царицы душ Киприды
От среброногия блестящия Фетиды,
С которою Пелей союзом съединен,
С душою львиною был Ахиллес рожден;
Отважный Ахиллес, краса и цвет героев,
Один сражавшийся противу многих строев.
Анхиза полюбя, прекрасна Цитерея
На Иде родила среди лесов Энея.
Цирцея, Солнца дочь, с Улиссом сопряженна,
Рукой Судьбы двумя сынами награжденна:
Агрием назван был из сих сынов один,
Другой Улиссов сын был храбрый царь Латин;
Их царство в островах Тирренских освященных,
В краях, от Греции чрезмерно удаленных.
Улисс с Калипсою имел еще детей,
Один был Навзиной, другой же Навзитей.
Сии–то племена толь славны, благородны,
Которых отрасли во всем с богами сходны,
Когда с героями богини сопряглись,
Такие–то плоды прекрасны родились.
О Музы громкие! вы, коих сладко пенье
Лиет во все сердца небесно восхищенье!
Прославьте новый род отличных смертных жен,
В которых с красотой был вкупе соединен
Бесценный дар Небес, священна добродетель;
Украсив ею их, Зевес, всех благ содетель,
Богиням равными сих смертных сотворил,
А Феб их имена потомству сообщил.