F 29: Клит

Arr., An. IV 8, 9

Ἀριστόβουλος δὲ ὅθεν μὲν ἡ παροινία ὡρμήθη οὐ λέγει, Κλείτου δὲ γενέσθαι μόνου τὴν ἁμαρτίαν, ὅν γε ὠργισμένου Ἀλεξάνδρου καὶ ἀναπηδήσαντος ἐπ’ αὐτὸν ὡς διαχρησομένου ἀπαχθῆναι μὲν διὰ θυρῶν ἔξω ὑπὲρ τὸ τεῖχός τε καὶ τὴν τάφρον τῆς ἄκρας, ἵνα ἐγίνετο, πρὸς Πτολεμαίου τοῦ Λάγου τοῦ σωματοφύλακος· οὐ καρτερήσαντα δὲ ἀναστρέψαι αὖθις καὶ περιπετῆ Ἀλεξάνδρῳ γενέσθαι Κλεῖτον ἀνακαλοῦντι, καὶ φάναι ὅτι· οὗτός τοι ἐγὼ ὁ Κλεῖτος, ὦ Ἀλέξανδρε· καὶ ἐν τούτῳ πληγέντα τῇ σαρίσσῃ ἀποθανεῖν.

Аристобул не говорит, что послужило причиной пьяного бесчинства, но утверждает, что виноват был только Клит: когда Александр в гневе бросился на него, чтобы убить, Птолемей сын Лага, телохранитель, утащил его через ворота, за стены и ров крепости, где проходил симпосий. Но Клит, не контролируя себя, снова вернулся и наткнулся на Александра, который звал его громким голосом. На что он ответил: "Это я Клит, Александр", и в тот же момент, пораженный сариссой, он умер

Фрагмент сообщает об убийстве Клита Александром. Арриан покидает хронологический порядок, которому он до сих пор всегда тщательно следовал, чтобы ввести это событие в свое отступление о принятии персидских обычаев Александром.
В самом деле, историк рассказывал о событиях зимы 329/8 г., в частности, останавливаясь на наказании Бесса, которому отрезали нос и кончики ушей, прежде чем отправить в Экбатану для казни перед собранием мидян и персов [1]. Эта мысль используется Аррианом, чтобы выразить свое неодобрение решения Александра: приговор изуродовать Бесса считается чрезмерным и «варварским» [2]. Точно так же с использованием персидской одежды и тиары: по словам Арриана, Александр был вынужден использовать их, чтобы подражать великолепию персов и обычаю варварских царей, которые практиковали неравноправные отношения со своими подданными.
Это первое нападение Арриана на македонского царя, вскоре после этого обвиненного в неспособности контролировать себя [3]. На самом деле, эти утверждения впоследствии смягчаются, когда Арриан говорит, что, по его мнению, принятие варварского костюма было способом выглядеть менее чужим для варваров и вместе инструментом отдалиться от суровости и заносчивости македонцев [4]. Трудно согласовать эти два представленных историком противоположных мнения, которые могут возникнуть в результате его личных размышлений или, возможно, зависят от используемых источников [5]. Прагматическое объяснение решения Александра по Бессу также дает Плутарх, согласно которому царь носил варварское платье только для того, чтобы примирить новые завоеванные народы или постепенно ввести среди македонцев проскинесис; кроме того, биограф подчеркивает, что он выбрал самое скромное платье, смесь мидийской и персидской одежды [6]. Далее, затем Плутарх утверждает, что Александр принял персидский modus vivendi потому что он думал, что это укрепило бы его власть благодаря согласию и слиянию двух народов [7]. Очевидно, в этом случае Плутарх следует источникам, благоприятствующим македонскому царю, что, чего нельзя исключить, также делает Арриан, когда он смягчает свое суждение о решении Александра.
Отступление о принятии Александром персидского костюма открывает путь к повествованию об эпизоде с Клитом, который Арриан называет πάθημα, "трагедия" [8]. Эпизод датируется обычно осенью 328 г.
Клит, сын Дропида, по прозвищу "Черный", чтобы отличить его от Клита командира пехоты, был братом Ланики, кормилицы Александра [9]. Он впервые упоминается Аррианом при Гранике, когда, убив Спитридата, он спас жизнь македонского царя [10]. Он находился при Гавгамеле во главе "царского эскадрона", затем больной в Сусах, и после в Экбатане и Парфии [11]. Когда армия находилась в Дрангиане, он был назначен командиром гиппархии вместе с Гефестионом, сыном Аминтора [12].
Арриан, не уточняя своих источников, говорит, что у македонцев был день, посвященный Дионису, и в этот день Александр приносил жертвы богу. В тот год, однако, никто не знает почему, он решил принести жертвы Диоскурам. Попойка после жертвоприношения длилась долгое время, и некоторые из присутствовавших, чтобы польстить Александру, стали говорить, что подвиги Кастора и Поллукса и Геракла не могут сравниться с подвигами македонского царя [13]. Арриан сообщает, что Клит уже давно выступал против новых привычек Александра, и этот момент также был возбужден вином: поэтому он набросился на льстецов, заявив, что предприятия Александра не сравнимы с подвигами богов, и что кроме того, его заслуга принадлежит, по большей части, македонцам. Кроме того, когда некоторые из них высмеяли дела Филиппа, Клит стал прославлять подвиги покойного царя и наоборот чернить Александра; наконец, он также высказал македонскому правителю, что он спас ему жизнь при Гранике. Александр же в ярости, бросился на него, но был удержан друзьями; Клит, однако, не успокоился, и царь, больше не сдерживаясь, вырвал копье у одного из охранников и уложил друга [14]. Это версия о смерти Клита Арриана из неуказанных источников [15].
Сразу после этого представлена версия Аристобула: по словам Арриана, последний не сообщает причину чрезмерной выпивки (надо, следовательно, думать, что он не упомянул жертвоприношения Диоскурам), но приписывает всю вину Клиту, которого, когда Александр кинулся на него, увел Птолемей, но тот вскоре вернулся и наткнулся на Александра [16]. Следовательно, по сравнению с предыдущей версией различия очевидны: во–первых, в роли Птолемея, который удалил Клита, спасая его от гнева царя, и вывел его из цитадели в безопасное место; затем в факте, что вина лежит на одном лишь Клите, который не только продолжал оскорблять царя (как в ранее упомянутой версии), но даже вернулся, не в состоянии контролировать себя, оказавшись в безопасности. Итак, в контексте чрезмерного употребления алкоголя (παροινία) Клит представляется как тот, кто полностью теряет рассудок и самообладание и, следовательно, погибает. Поэтому общее опьянение не отрицается, но критикуется неспособность владеть собой, жертвой которой является Клит.
Стоит остановиться на других источниках, связанных с убийством Клита.
У нас нет версии Диодора из–за пробела, который лишает нас части XVII книги Исторической библиотеки. Плутарх вставляет повествование об этом эпизоде сразу после пересказа заговора Филоты. Интересно отметить, что биограф также пытается освободить царя от ответственности, приписывая происшествие не преднамеренному действию, а злому року царя, который из–за гнева и опьянения дал Клиту повод наброситься против него.
После жертвоприношения Клит пошел на обед к Александру, который, в свою очередь, принес жертву Диоскурам (подробность, которая есть и у Арриана). Во время пира стали петь стихи, которые высмеивали генералов, побежденных варварами, и это вызвало гнев старших, в то время как Александр веселился [17]. Пьяный Клит разозлился больше, чем остальные, взялся за Александра и упрекнул его в том, что спас ему жизнь, убив Спитридата при Гранике [18]. В результате между обоими произошла ожесточенная ссора, и Крит бросил Александру обвинение в принятии персидского костюма, а царь в ярости запустил в него яблоком и был остановлен телохранителем до того, как смог заколоть своего друга. Затем товарищи с трудом вывели Клита из зала, но он вернуться с другого входа и продекламировал стих Еврипида с критикой эллинских нравов [19]. Тогда Александр вырвал копье у одного из оруженосцев и пронзил Клита. Понимая, что произошло, он попытался направить оружие на себя, но ему помешали присутствующие друзья [20]. Затем в повествовании Плутарха следует отдельная глава о скорби царя из–за этого инцидента и о словах утешения и оправдания, с которыми сначала обратился к нему Каллисфен, а затем к Анасарх из Абдеры [21].
Итак, повествование Плутарха содержит больше подробностей, чем рассказ Арриана, даже без упоминания о вмешательстве Птолемея; есть некоторые общие аспекты, вроде факта, что Клит выведен наружу, но затем возвращается. Версия Плутарха, как и версия Арриана, подчеркивает случайность этого события и невиновность правителя, давно провоцируемого пьяным Клитом.
Плутарх рассматривает эпизод с Клитом также в одной из Моралий, в которой проводится различие между льстецом и другом, Quomodo adulator ab amico internoscatur. В главе, посвященной важности быть осмотрительным в дружеских отношениях, Плутарх собирает ряд известных примеров с Сократом, Платоном и Пифагором [22]. Он также очень кратко упоминает эпизод с Александром и Клитом: «Я думаю, что Клит разозлил Александра не из–за опьянения, а потому что казалось, что он принизил Александра перед многими присутствующими» [23]. Даже в этом случае акцент делается не на опьянение Александра, а на бесстыдство Клита, виновного в том, что он жестоко упрекал царя перед многими присутствующими.
История также рассказана Курцием Руфом [24]. В Мараканде Клит, которому назначили правление провинцией, был приглашен царем на пир. Здесь царь, «разгоряченный большим количеством вина и безмерно почитая себя, начал превозносить совершенные им дела невыносимым образом даже для ушей тех, кто считал, что он говорит правду» [25]. Александр продолжал хвалиться, утверждая, что это ему, а не Филиппу принадлежит слава победы при Херонее, и что его отец как полководец полный ноль. Тогда Клит, "тоже не совсем трезвый", продекламировал стихи Еврипида, в которых указывалось, что неправильно принято ставить на трофеях только имена царей, потому что они присваивают себе славу, достигнутую кровью других [26]. Интересно, что у Курция Руфа, как и у Плутарха, Клит читает стихи Еврипида; стихи, перефразированные Курцием, также взяты из "Андромаки", и, следовательно, вполне вероятно, что два автора для этой подробности (не упомянутой Аррианом), опирались на те же источники [27].
Кроме того, Клит вспомнил о славных делах Филиппа в Греции, сопоставив их с нынешними; между тем раздражение Александра усилилось, отчасти потому, что у Клита не было признаков успокоения, и, уступая вину, он также принялся защищать Пармениона и прославлять победу Филиппа над Афинами, умаляя победу Александра над Фивами. Более того, он обвинил Александра в том, что тот поручил ему дикую Согдиану, и в том, что он презирал старых солдат Филиппа. Александру удается сдержать свой гнев, и он приказывает только убрать Клита с пира. Пока его уводили, Клит, однако, укорял Александра в спасении его жизни и в убийстве Аттала. Царь больше не сдерживал себя, частично из–за алкоголя, и, вскочив с ложа, схватил копье, чтобы поразить своего друга, но был удержан Птолемеем и Пердиккой, которые умоляли его не поддаваться гневу. Царь не слушал ничего, и он пошел прямо в вестибюль царского павильона, взял копье у одного из охранников и стал ждать. Все гости удалились, и, наконец, Клит вышел без факела. Царь спросил его, кто он, и когда тот назвался, пронзил его копьем, приглашая его пойти туда, где его ожидают Филипп, Парменион и Аттал [28].
Также у Курция Руфа следует длинное отступление о попытке самоубийства Александра и его отчаянии за то, что он убил своего друга и сподвижника во многих сражениях [29].
Итак, повествование Курция очевиднее, чем рассказ Арриана и Плутарха, подчеркивает степень опьянения и неспособности Александра и Клита контролировать себя и представляет македонского царя в более негативной роли.
Юстин, повествуя об этом эпизоде, не упоминает о жертвоприношениях, но шире говорит о пире, предложенном Александром, во время которого царь хвастался своим превосходством над отцом. Тогда Клит встал как защитник Филиппа и его подвигов, и Александр, охваченный гневом, схватил копье у охранника и убил его, оправдавшись словами, что он поразил адвоката Филиппа. Затем следует история Юстина о покаянии Александра и его отчаянии из–за смерти друга [30].
Интересно отметить, что Юстин уделяет гораздо больше места этой второй части, чем повествованию об убийстве Клита, и не упоминает об опьянении главных героев этой истории.
Для полноты картины можно привести пассаж из Сенеки. В одном из писем к Луцилию, в котором содержатся соображения о пьянстве, этот эпизод приводится в качестве примера ущерба, который причиняется увлечением пьянством: Александр Великий во время пира убил Клита, одного из самых верных друзей, и когда осознал преступление, хотел убить себя [31]. Намек на эпизод содержится также в De ira, где упоминаются варварские обычаи Александра [32].
В таблице 11 обобщены элементы, присутствующие в основных версиях эпизода.
Таблица 11 — Убийство Клита

Арриан (версия из анонимного источника)

Арриан (версия Аристобула)

Плутарх

Курций Руф

Юстин

Жертвоприношение Александра Диоскурам

Опьянение Александра

Опьянение Клита

Александр по сравнению с богами

Упоминание о кампаниях Филиппа

Клит упоминает, как он спас жизнь Александра

Клит обвиняет Александра в усвоении восточных обычаев

Александр удержан своими спутниками

Клит уведен из зала

Клит цитирует стихи Еврипида

Александр зовет Клита

Как можно видеть, упомянутые авторы трактуют эпизод по–разному и в некоторых случаях представляют противоречивые версии. Поэтому трудно проследить общий источник для разных авторов. Существенной разницей между источниками, по–видимому, является желание подчеркнуть опьянение Клита, его неспособность контролировать себя и его безрассудство, поставив на задний план роль Александра, как это делает, например, Плутарх, представив его равно виновным, как и Курций Руф.
Версия Аристобула вписывается в первую группу и может быть определена как апологетическая: вина будет за Клитом, который себя не контролирует и не спасается, но возвращается, чтобы спровоцировать Александра. Поэтому историк освобождает Александра от его вины, выставляя вместо него в плохом свете Клита.
Для первой части эпизода Арриан не указывает своих источников, вводя его расплывчатым λέγουσι (говорят). Однако можно подумать, что он не следует здесь Птолемею: в самом деле, поздняя версия Аристобула дает активную роль сыну Лага (сопровождавшего Клита с пира), эпизод, который не может быть пропущен в сочинении Птолемея, если в своем сочинении он также отражал эти события.


[1] Arr., An. IV 7, 1-3.
[2] Arr., An. IV 7, 4.
[3] Arr., An. IV 7, 4-5.
[4] Arr., An. VII 29, 4.
[5] Следует упомянуть, что Арриан не четко указывает дату начала этой «ориентализации» Александра, в то время как по словам Диодора, Курция Руфа и Юстина она началось уже в Гиркании (Diod. XVII 77, 4-7; Curt. Ruf. VI 6, 1-8; Just., Epit. XII 3, 8 -12). Плутарх (Alex. 45, 1) сообщает, что впервые он надел варварский костюм в Парфии.
[6] Plut., Alex. 45, 2-3.
[7] Plut., Alex. 47, 5.
[8] Arr., An. IV 8, 1.
[9] Arr., An. IV 9, 3; Curt. Ruf. VIII 1, 21. О прозвище см. Plut., Alex. 16, 11; Diod. XVII 20, 7; 57, 1.
[10] Arr., An. I 15, 8.
[11] Arr., An. III 11, 8; 19, 8.
[12] Arr., An. III 27, 4.
[13] Arr., An. IV 8, 1-3.
[14] Arr., An. IV 8, 5-8. Арриан также указывает на другую версию, согласно которой Александр взял сариссу у одного из охранников.
[15] Эпизод, фактически, вводится глаголами без субъекта или безличными выражениями: λέγουσι (Arr., An. IV 8, 2; 8, 8); δῆλον εἶναι (Arr., An. IV 8, 4).
[16] Arr., An. IV 8, 9.
[17] Plut., Alex. 50, 1-9. О поражении македонцев от Спитамена в Мараканде в 329 году см. Arr., An. IV 5, 2 – 6, 2; Curt. Ruf. VII 7, 30.
[18] Plut., Alex. 50, 10-11.
[19] Plut., Alex. 51, 8 (= EUR., Andr. 693): οἴμοι, καθ’ Ἑλλάδ’ ὡς κακῶς νομίζεται, «Увы, какие дурные обычаи есть у эллинов!»
[20] Plut., Alex. 51, 1-11.
[21] Plut., Alex. 52, 1-6.
[22] Plut., Quomodo adulator ab amico internoscatur 32 (70e).
[23] Plut., Quomodo adulator ab amico internoscatur 32 (71c).
[24] Curt. Ruf. VIII 1, 19-52.
[25] Curt. Ruf. VIII 1, 22.
[26] Curt. Ruf. VIII 1, 22-29.
[27] В тексте Плутарха (Alex. 51, 8) упоминается только стих 693. Курций же цитирует, хотя и не буквально, стихи 693-698.
[28] Curt. Ruf. VIII 1, 30-52.
[29] Curt. Ruf. VIII 2, 1-12.
[30] Just., Epit. XII 6, 1-17.
[31] Sen., Ep. 83, 19.
[32] Sen., De ira III 17, 1: «Так свирепствовали в своем гневе варварские цари, не облагороженные какой–либо культурой или грамотой: а вот царь Александр, вышедший из школы Аристотеля, пронзил во время пира собственной рукой своего дорогого друга Клита, который вырос вместе с ним и который не льстил ему в достаточной мере, неохотно переставал быть македонцем и был свободен от типичного рабства персов».