Содержание,
Пиит извиняется в замедлении его, прославить победу, одержанную Агезидамом[1]. Он соплетает похвалы локриянам, эпизефириянам и Илласу, учителю младого Агезидама, восходя до установления Олимпийских игр, он воспевает победу, одержанную Геркулесом над Цикном, Эвритом и Авгием. Возвращаясь паки к своей материи, он уподобляет Агезидама славным борцам, кои первые были в Пизе увенчаны, и обещает, что песня его промчится до позднейшего потомства.
Победа славная, блестяща, несравненна,
Котору одержал в играх Агезидам,
Да в памяти моей пребудет впечатленна,
По что забыл я петь хвалу его делам.
О дева чистая, и ты, о дщерь Зевеса!
Небесна истинна, пребудьте вы со мной,
Да будет над моей погрешностью завеса,
Что долго не воспет драгой хозяин мой.
Чем время долее, тем боле я виновен,
Тем более велик мне кажется мой стыд;
Но естьли пребыл я безгласен и бессловен,
То лира звучная сильнее возгремит.
Невольную мою погрешность я поправлю,
И долг признательный воздать теперь потщусь;
Агезидама я, и град его прославлю,
На быстрых крылиях к Парнасу вознесусь;
Из уст моих слова обильные польются
И громко восшумят, как быстрых вод поток,
В дальнейшие места их звуки пронесутся,
И сведают о них и запад и восток.
Почтен Агезидам для будущего рода,
Когда у Локриян живет среди домов,[2]
Любовью к истинне известного народа,
Благочестивого и чтущего богов.[3]
Агезидам тому Алкиду был подобен,
Который Сикна сшиб, на землю положил,
Агезидам и смел, и ловок, и способен,
На играх подвиги чудесные явил;
Ко Иллу храброму толико благодарен,
Колико был Патрокл, Ахиллов верный друг,
Сей Илл, который был незлобен, не коварен,
И с помощью богов явил великий дух.
Без тягостных трудов не всякий достигает
На верх величия, блаженства и честей; [4]
Блеск первых подвигов во век не исчезает,
И часто действует на все теченье дней.
Закон священный игр и Зевсовы уставы
Велят о таковых мне ныне петь делах;
Победа громкая достойна вечной славы,
Одержанная там, где скрыт Пелопсов прах,
Во славных сих борьбах, Алкидом учрежденных,
Когда его Авгий отказом оскорбил,
Когда сообщников, с Авгием съединенных,
Креата, Эвриппа в отмщенье он убил,[5]
В проходах узких став, у самых стен Клеоны,[6]
Алкид противных ждет, в ущелинах сокрыт,
И смерти предая чад гордых Молионы,
За воинство свое рассеянное мстит:[7]
Эпейский царь спешит отчизну зреть любезну,
В богатую страну, в которой был царем;
Он зрит поверженну ея в нещастий бездну,
Пожженную огнем, войною и мечем.
Бороться с сильными так трудно нам бывает;
Авгий в отчаянье, впадает в тяжкий плен,
Пред победителем последний погибает,
И им на лютую он смерть определен.
Все воинство Алкид под Пизой съединяет;
Собрав добычу всю, ея вмещает там;
Густый, обширный лес Зевесу посвящает;
На месте избранном ему он зиждет храм;
Описывает круг для войск в успокоенье;
Близь вод Алфеевых он ставит олтари;
Двенадцати богам творит он приношенье, [8]
И с войском празднует до утренней зари.
То место назвал он Сатурновой горою;
Доселе снегом был одет сей дикий край,
Он неизвестен был, покрыт густою тьмою,
Доколе царствовал в сем месте Эномай.
Алкид благословил сии поля избранны,
Все игры цирка он уставил в сих местах;
И Парки, истинны священные органы,
Всегда присутствуют при славных сих борьбах.
Преданье сделало нам верно извещенье
О месте, где Алкид добычу разделил,
И Зевсу посвятя свое приобретенье,
Чрез каждые пять лет он праздник учредил;
Известно стало нам, какой борец избранный
Победу первую на играх одержал,
Бессмертной славою за мужество венчанный,
В ристанье колесниц он всех перебежал.
То был Лицимнов сын, явившийся не давно
С Мидийским воинством, отважный Ойней;
Он всех опередил, конями правя славно,
Как птица пролетя весь круг обширный сей. [9]
Эхем Тегеянин прославился борьбами;
Дориклий отличил себя чрез готилат,
Семий Мантинянин с ретивыми конями
И с колесницею обьехал цирк пять крат.
Стрела Фасторова своей достигла цели,
Рукою сильною взял пращу Эиницей;
Как бросил камень он, дивясь на то смотрели,
Как быстро полетел со свистом камень сей;
В обширный памятник он громко ударяет,
А солнце между тем на запад свой течет,
Уж полная луна в эфирный свод вступает
И сладостны лучи свои повсюду льет;
Воспели зрители героев честь и славу,
И лес провозгласил их громкую судьбу;
Так я, последуя древнейшему уставу,
Беру в мои уста геройскую трубу;
Хочу поведать я векам дальнейшим, поздным
Агезидамову победу на борьбах,
И вкупе восхвалю его я с богом грозным,
Держащим страшный гром и молнию в руках.
Я поздно начал петь, надежду ту имея,
Что звуки лирные во век не пропадут,
И что раздавшися на берегах Диркея, [10]
Герою моему веселье принесут.
Как старец много лет потомства ожидая,
Безмерной радостью, восторгами горит,
Когда любезная супруга, молодая
Ему прекрасного наследника дарит;
Сей старец зря его, младет и живится,
Берет в обятия он сына своего;
Уже спокоен он и боле не боится,
Что чуждые возьмут сокровища его;
Так будут и твои все чувства восхищенны,
Когда уверишься ты в том, Агезидам,
Что подвиги твои не будут погребенны
И будут ведомы позднейшим временам;
Что к славе ты своей стремился не напрасно,
Что даже и умреть тебе не суждено,
Доколе всем странам чрез пенье громогласно
О имени твоем не будет знать дано;
Что будут петь тебя согласны звуки лирны;
Что флейты сладостны тебе взыграют в честь;
Что дщерей Зевсовых, Пиерид песни мирны [11]
Потщатся похвалы твои везде пронесть.
Я в пении моем одно имел стремленье,
Да сладостью стихи превосходящи мед,
Прославят Локриян и их происхожденье
И град, вместилище героев и побед.
И Архистратова я также славил сына,
Который, младостью сияя как заря,
Явил во цвете лет всю силу исполина,
В борьбе соперника поверг у олтаря;
Так точно Ганимед, Кипридой защищенной, [12]
Избавлен ею был от смерти разъяренной.