Глава Пятая. «Непостоянство Фортуны»

Со смертью Пердикки и его собственным осуждением македонской армией в Египте Евмен счел свое положение в Малой Азии далеко небезопасным. Когда он узнал об этих событиях, он сообщил о них своим людям. Желающим он разрешил уйти (Just. 14.1.1-2). Евмен, однако утверждал, что Пердикка был убит, а цари захвачены людьми, нелояльными к семье и памяти Александра; одним словом, он и оставшиеся пердиккцы — истинные лоялисты дома Аргеадов (ср. Plut. Eum. 8.5, 12). Такая вера была важна, если он хотел сохранить верность своих македонских войск[1]. Здесь, как и в Вавилоне, Евмен убедил солдат в законности своих требований. На следующую зиму после смерти Пердикки, когда его противники послали в лагерь уведомление, предлагая награду в 100 талантов и другие почести тому, кто приведет в исполнение приговор, вынесенный армией в Египте, «разгневанные македоняне постановили, что 1000 передовых солдат должны постоянно служить ему в качестве телохранителей» (Plut. Eum. 8.11; Just. 14.1.9-10).[2] Евмен вознаградил своих верных македонян, раздав им «пурпурные шляпы и военные плащи», подарки, которые обычно цари раздавали своим приближенным (Plut. Eum. 8, 12). Для выживших пердиккцев цари были захвачены, их законный регент мертв. Очевидно, в умах солдат, Евмен как первый заместитель бывшего регента, стал главным представителем законной власти[3]. Евмен скрупулезно поддерживал, по крайней мере, фикцию, лояльности к царской семье и свою позицию законной власти в Азии. В Эолиде, возле горы Ида, он взял для своей конницы из царского стада лошадей, в которых нуждался, но выдал попечителям расписку о числе взятых лошадей (Plut. Eum. 8.5). Евмен, однако, боялся полагаться исключительно на свои претензии законности; он хорошо знал, что в то время как его македоняне сохранили остатки лояльности к своему наследию, они так же показали многие признаки профессиональных солдат. Эти войска, как и греческие наемники, с которыми они служили, были лояльны к тем кто им хорошо и регулярно платил[4]. Во время долгой службы в Азии при Александре Македонская армия из национального войска, преданного родине и ее офицерам, в особенности царю, развилась в корпорацию, к преданности которой была прибавлена преданность личному интересу, столь характерному среди наемных войск[5]. Военный лагерь стал их домом; в нем находились их семьи и все их имущество[6]. Еще при жизни Александра эти войска показали некоторые из таких особенностей. После смерти Дария в 330 г., поскольку Александр двинулся на восток, он все больше и больше устраивал собрания, чтобы возбудить энтузиазм своим войскам и убедиться в своей власти[7].
Греческие наемники были склонны на собраниях решать вопросы, подразумевающие их интересы. Это, конечно, было верно для тех, кто сопровождал Кира, о чем написал Ксенофонт в Анабазисе[8]. Также было в случае «наемников», которые сопровождали Александра в Азии. Во время восстания «греков», поселенных в Бактрии и Согдиане, в 326/325 гг. было много собраний, на которых различные вожди пытались оправдать свои действия перед войсками, и на которых войска принимали решения (Curt. 9.7.5, 8, 10). В 323 г. «греки» «верхних сатрапий» собрались, приняв решение возвращаться в Грецию и избрав предводителя (Diod. 18.7.2). Для Александра до смерти персидского царя в 330 г. традиции царской автократии было достаточно, чтобы гарантировать повиновение, но со временем войска становились все более и более неугомонными[9]. Первое зарегистрированное массовое собрание было созвано, чтобы получить поддержку солдат для дальнейшего продвижения в Азию. Здесь Александр представил проблемы в националистических терминах; безопасность владений еще не была обеспечена и дальнейшие походы нужны были, чтобы завершить их покорение[10]. Но впоследствии царь вынужден был обратиться к более личным призывам к войскам соблюдать верность. Перед походом против индов–гандаридов Александр разрешил солдатам, чтобы обеспечить их расположение, грабить пограничные земли (Diod. 17.94.1-3; ср. 104.5-7). Перед Гифасисом в попытке склонить их к дальнейшему продвижению, он обещал, среди всего прочего богатство и добычу (Curt. 9.2.27; Arr. Anab. 5.26.8). После 323 г. македонские войска, служащие в Азии, показывали комбинацию профессиональных и национальных признаков, связью между которыми служил Александр. Он был успешным военачальником, превосходным казначеем и национальным лидером Македонии. Большая часть беспорядков после его смерти относится к неспособности любого другого командующего подражать великому Александру (ср. Just. 14.2.7). Многие были превосходными казначеями, многие были успешными военачальниками; но ни один из них не был воплощением македонской власти.
Вскоре после того как известие о катастрофе в Египте достигло его, Евмен перевел войска на Геллеспонт, где вынудил местное население платить его войскам (Just. 14.1.6; ср. Plut. Eum. 8.5). Позже он разграбил территории лояльные врагам, чтобы заплатить своим солдатам[11]. Если бы Евмен захотел, он мог бы оправдать свои действия тем, что эти территории были лояльны предателям царского дома. Сомнительно, чтобы его войска интересовались юридическими тонкостями, имея дело с туземным населением. Македонские дезертиры из армии Антигона не показали нежелания грабить сельскую местность Ликаонии и Фригии (Polyaen. 4.6.6), и есть многочисленные свидетельства о враждебности македонян к азиатам во время царствования Александра[12]. Действия Евмена имели желаемый эффект; армия поддержала его непосредственно в кризис и теперь он уверенно готовился к предстоящей борьбе.
Евмен даже разграбил Геллеспонтиду и западную Фригию в присутствии Антипатра и Антигона, но последние двое оставались в бездействии[13]. Действия Евмена доставили ему большое уважение даже среди вражеских солдат, которые начали презирать своего главнокомандующего Антипатра[14]. Регент избегал противостояния с Евменом[15]. Евмен, со своей стороны, активно искал столкновения с Антипатром на равнинах Лидии, где бы он мог воспользоваться превосходством своей конницы[16]. В части реализации своего плана Евмен отправился в Сарды и пытался заручиться активной поддержкой Клеопатры[17]. Ее приверженность обеспечила бы за ним репутацию легитимиста. Но ввиду близости Антипатра, Клеопатра просила Евмена удалиться[18]. В то время как Антипатр не активно боролся против Евмена, он отправил войско под командой Асандра для вторжения в Писидию, но эти войска были разбиты Алкетой и Атталом (Arr. Succ. 1.41). Асандр впоследствии соединился с Антипатром и Антигоном и продолжил исполнять вновь полученную должность сатрапа Карии (ср. Diod. 18.39.6; 19.62.2). Такое нежелание противостоять Евмену происходило из–за двух факторов: превосходство Евмена в кавалерии (Plut. Eum. .8.6) и сомнительная преданность недавно приобретенной царской армии. Эти войска восстали против Антипатра в Трипарадисе (Arr. Succ. 1.32-33, 39), а затем в Абидосе, как раз перед отправкой в Европу с Антипатром, они взбунтовались еще раз. (Arr. Succ. 1.44-45). Проблема в Абидосе была та же самая, что и в Трипарадисе (Arr. Succ. 1.32; Polyaen. 4.6.4), — задолженность по оплате. В то время как в Трипарадисе были другие проблемы, включая преданность царской семье в лице Евридики[19], и, возможно, оставшаяся преданность бывшим командирам Пердикки[20], но все же наиважнейшей проблемой в обоих этих случаях, их объединявшей, были деньги. Зимой 320/319 г. 3000 македонян под предводительством Голкия дезертировали от Антигона (Polyaen. 4.6.6).[21] Эти солдаты обосновались в горах и занялись грабежом Ликаонии и Фригии, и ввиду страхов Антигона, они, возможно, установили связь с Алкетой (Polyaen. 4.6.6). Впоследствии они были возвращены и отправлены в Македонию[22]. Кроме того, у Антипатра не было долгосрочных интересов в Азии. Ему было почти восемьдесят лет[23]. Его нападение должно было предупредить предполагаемое вторжение Пердикки в Македонию. Он очень спешил вернуться в Македонию[24]. Он переправился в Европу как только смог и больше не участвовал в азиатских делах[25].
В ответ на просьбу Клеопатры Евмен покинул Лидию, в конечном итоге он удалился в южную Фригию, где он находился в непосредственной близости к другим сторонникам Пердикки в Писидии. Здесь, после беспокойной кампании в Геллеспонтиде и западной Фригии[26], Евмен провел зиму 320/319 г. в Келенах (Plut. Eum. 8.7-9).[27] После пребывания в Сардах Антигон и Антипатр отправились в Геллеспонтскую Фригию, где они стали отдельными лагерями недалеко друг от друга (cр. Arr. Succ. 1.42-43). Здесь, очевидно, возникли разногласия между этими двумя командующими. Даже при том, что сам Антипатр показал большое нежелание ввязываться в борьбу против сторонников Пердикки в Малой Азии[28], Антигон, очевидно, подвергся критике за это же. Он, в конце концов, просил командования против войск, все еще лояльных бывшему регенту (Arr. Succ. 1.38), но слишком мало сделал. Главным критиком Антигона был хилиарх, — сын Антипатра Кассандр (Arr. Succ. 1.42).[29] Антипатр призвал Антигона и после консультаций были сделаны новые приготовления. Цари и Кассандр должны сопровождать Антипатра в Македонию; 8500 македонян из войска Антипатра должны быть сменить основную массу македонских ветеранов, служащих Антигону[30]. Антигон оставался в Азии как царский стратег (Arr. Succ. 1.43).[31] Эти ревизии усилили Антигона в военном отношении. Во–первых, цари, Евридика и солдаты, которые привели их к власти, не могли больше интриговать со сторонниками Пердикки. Во–вторых, войска, доставленные Антипатром из Македонии в Азию в 390 г., и теперь переданные Антигону, не были утомленными, настроенными независимо, часто непокорными, а иногда и кровожадными ветеранами походов Александра. Эти македоняне дали Антигону значительное преимущество перед всеми его противниками. Многие из этих солдат сражались с Кратером, и после поражения и капитуляции Евмену, тем не менее возвратились к Антипатру, показывая преданность своему главнокомандующему, отсутствующую у пресытившихся ветеранов, служащих в царской армии. Из каких–то сил, оставшихся под командой Антигона от прежней царской армии, вероятно, были 3000, которые присоединились к Голкию зимой 320/319 г. в восстании против царского стратега. Как отмечалось ранее, эти солдаты разорили Ликаонию и Фригию, но хитростью были захвачены Антигоном и отправлены в Македонию (Polyaen. 4.6.6). С убытием царской армии, (те войска, которые возвратились с Антипатром, и те, которые с Голкием отправлены туда впоследствии) Антигон теперь мог преследовать свои цели по избавлению Азии от пердиккцев без серьезных проблем с лояльностью своих собственных войск[32]. По достижении договоренности, Антигон с обновленным войском выступил во Фригию, где провел зиму 320/319 г.; Антипатр оставался во Фригии Геллеспонтской (ср. Arr. Succ. 1.42), прежде чем переправиться в Европу в конце зимы.[33]
Евмену зима не принесла желаемых результатов. Находясь на зимних квартирах он отправил послов к Алкете и другим вождям пердиккцев в Писидии, настоятельно предлагая объединить силы и вести войну с Антигоном сообща[34]. Алкета, когда его достигли известия об убийстве брата и приговоре, вынесенном ему в Египте, находился в Писидии (ср. Diod. 18.44.1, 45.3,46.1),[35] где к нему в конечном счете присоединились другие бывшие командиры пердиккцев (Plut. Eum. 8.8). Включая Аттала, зятя Пердикки. После убийства Пердикки Аттал сначала бежал в Тир, который служил сборным пунктом для многих сторонников прежнего регента (Arr. Succ. 1.39; Diod. 18.37.3-4). Он участвовал в скоротечном возмущении в Трипарадисе (Arr. Succ. 1.32-33), и позже, вместе с другими пердиккцами, которые присоединились к нему, с дополнительными силами, собранными в Финикии, предпринял неудачное нападение на Родос, прежде чем присоединиться к Алкете[36]. Доким, которого в Вавилоне сменил Селевк[37], и Полемон, брат Аттала[38], также присоединились к Алкете в Писидии[39]. Очевидно, силы пердиккцев были еще очень значительны. По Плутарху (Eum. 8.8) представляется, что различные командующие собрались в Келене, чтобы обсудить ситуацию. В конце концов переговоры оказались бесплодными; ни Евмен, ни Алкета не были готовы признать главнокомандование. Очевидно, сам Алкета не без трудностей осуществлял власть, полученную от поддерживающих его командиров в Писидии. Плутарх (Eum. 8.8) сообщает, что на переговорах с Евменом в 319 г. «Алкета, Полемон и Доким — все искали верховного командования»[40]. В любом случае объединения сил пердиккцев не произошло. Ревность и соперничество разделили силы пердиккцев во время вторжения Антипатра, и разделили их теперь. Отсутствие взаимодействия было, конечно, грубейшей ошибкой, поскольку Антипатр, оставив Антигону 8500 пехоты и отряд кавалерии, той же зимой возвратился в Македонию со своим войском (Arr. Succ. 1.43-44; Diod. 18.39.7). Объединенные силы пердиккцев имели бы численное превосходство над силами Антигона; они также имели больше опыта. В 319 г. Евмен обладал 20 000 пехоты и 5000 конницы (Diod. 18.40.7; ср. Plut. Eum. 9.3), Алкета — 6000 пеших и 900 всадников (Diod. 18.45.1). Антигон имел пехоты около двух третьих от общего числа своих противников, но был значительно сильнее в кавалерии[41].
Отказ пердиккцев сотрудничать ободрил Антигона. Он покинул зимние квартиры, активно стремясь сразиться с Евменом. Евмен, однако, уже сам покинул Келены и стал лагерем в Каппадокии (Diod. 18.40.1), поскольку хотел в полной мере воспользоваться своей кавалерией на равнинах Каппадокии. Хотя его войска оставались лояльны ввиду катастрофы в Египте, зимой один из командиров Евмена, Пердикка, дезертировал с 3000 пехотинцев и 500 всадников. Евмен захватил дезертиров, казнил вожаков и простил рядовых, распределив их по другим подразделениям (Diod. 18.40.1-4). В то время как предыдущая стратагема Евмена по разграблению сатрапий его противников облегчила его трудности по содержанию войск, эта процедура только отдалила проблему. Евмен был отрезан от богатств Азии. Даже при том, что, согласно его утверждениям, Антигон не представлял законную власть в Азии, различные «царские» чиновники Азии получали приказы от «царя Филиппа». Антигон мог предоставить своим войскам регулярные выплаты; Евмен не мог. Аттал и Алкета, по–видимому, еще имели кое–какие финансовые запасы из приобретенных Атталом в Тире 800 талантов (Diod. 18.37.4), но эти командиры не желали сотрудничать с Евменом, во всяком случае, на его условиях.
В то время как положение Евмена в новом миропорядке было, в лучшем случае, сомнительным, положение Антигона было очень прочным. Согласно указу он был официально сатрапом Фригии и στρατηγὸς αὐτοκράτωρ Азии с доступом к царским сокровищницам в Азии[42]. Хранители различных казнохранилищ, расположенных в разных местах империи, остались лояльны «царям». Евмен в 318 и 317 гг., несмотря на былое осуждение армией в Египте, получил доступ к казнохранилищу в Кинде (Diod. 18.58.1; Plut. Eum. 13.2), а также с Сузе (Diod. 19.15.5), по письменному указу «царей» к чиновникам, которые ранее отказывали ему в деньгах. Но в 319 г. именно у Антиоха были полномочия от «царей», и в результате он мог не только платить своим солдатам, но даже мог предложить вознаграждение в 1000 талантов любому, кто убьет Евмена (Plut. Eum. 8.11).
Антигон, используя свои ресурсы, сделал «большие обещания» Аполлониду, командиру наемной кавалерии Евмена[43]. Аполлонид был подкуплен. Он согласился во время предстоящего сражения покинуть Евмена (Diod. 18.40.5-8; Plut. Eum. 9.3). Евмен выдвинулся на позицию возле Оркинии, где местность хорошо подходила для маневров конницы (Plut. Eum. 9.3).[44] Антигон выставил против него больше 10 000 пехоты, две 2000 кавалерии и 30 слонов (Diod. 18.40.7); значительная часть сил была оставлена в тылу, чтобы предотвратить нападение пердиккцев из Писидии[45]. Евмен в этом противостоянии имел приблизительно 20 000 пехоты и 5000 кавалерии. В ходе сражения, Аполлонид, как было условлено, дезертировал; со стороны Евмена убитых было 8000 и полностью потерян обоз[46]. Аполлонид, однако, не долго пережил свое предательство. Он был захвачен войсками Евмена и повешен (Plut. Eum. 9.3).[47]
После поражения Евмен быстрым маршем направился в Армению где надеялся пополнить свою армию (Diod. 18.41.1). Часть Армении, возможно, осталась лояльной в результате его кампаний в эту область в 322 и 321 гг.[48] Он вероятно также хотел связаться с Оронтом, сатрапом Великой Армении. Однако, теперь превосходящие силы кавалерии Антигон затрудняли движение Евмена. Даже при том, что пехота Антигона отстала от отступающего войска Евмена, его конница все время вынуждала участвовать последнего участвовать в арьергардных стычках (Nepos Eum. 5.2).[49] Дезертирство также стало проблемой для Евмена, при том что Антигон зачислял дезертиров в свою армию (Diod. 18.41.1; Just. 14.2.3).[50] Антигон захватил обоз Евмена, который для воинов, проведших десятилетие в Азии, содержал все их имущество[51]. Когда спасение стало невозможным, Евмен распустил большую часть оставшихся войск и шестьюстами человек отступил в близлежащую крепость Нора в Каппадокии[52]. Вход в крепость с крупными силами ускорил бы и усугубил трудности осады, и Евмен предполагал, что при таких обстоятельствах он может быть выдан врагу (Just. 14.2.3). Бегство Евмена в Нору произошло в конце весны 319 г.[53]. Нора была небольшой, но фактически неприступной крепостью; она была немногим более 1200 футов в окружности, построена на вершине горы и хорошо укреплена. Кроме того, она содержала достаточные припасы для Евмена и его сторонников, чтобы вынести долгую осаду (Diod. 18.41.2-3). После того как Антигон окружил крепость и начал строительство двойных стен, рвов и палисадов, он пригласил Евмена на переговоры (Diod. 18.41.6; Plut. Eum. 10.2-11.3). Антигон несомненно полагал, что Евмен побежден и будет уступчив к его требованиям. В то время как эти два человека возобновили свою дружбу, Евмен отказался присоединяться к Антигону в качестве подчиненного. Вместо этого он требовал для себя восстановление сатрапии и снятие всех обвинений (Diod. 18.41.6-7; Plut. Eum. 10.6).[54] Антигон отослал требования Евмена к регенту Антипатру и продолжил осадные работы (Diod. 18.41.7; Plut. Eum. 11.1).
Оставив силы достаточные для поддержания осады, Антигон форсированным маршем за семь дней прибыл в Писидию, где встретился с оставшимися сторонниками Пердикки (Diod. 18.41.7; 44.1; Polyaen. 4.6.7).[55] Силы Антигона теперь насчитывали 40 000 пехоты и 7000 конницы (Diod. 18.43.1; ср. 40.7; 50.3), включая значительную часть бывшего Евменова войска (Diod. 18.40.8-41.1). В Писидии встретились две противоборствующие армии и последнее крупное войско пердиккцев было разбито (Diod. 18.44-47; Polyaen. 4.6.7).[56] Антигон добился капитуляции почти всей вражеской армии через переговоры и включил ее подразделения в свои войска (Diod. 18.45.4). Вскоре после этой битвы армия Антигона достигла 60 000 пехоты и 10 000 кавалерии, отражая это пополнение (Diod. 18.50.1, 3).
Аттал, Доким, Полемон и многие другие союзники Пердикки были взяты в плен (Diod. 18.45.3). Алкета, который долго обрабатывал писидийцев, бежал в крепость Термесса (Diod. 18.45.3-46.3),[57] но впоследствии был выдан и покончил собою (Diod. 18.46.7). Когда тело было передано Антигону, он издевался над ним в течение трех дней, прежде чем оставить его и Писидию. Сторонники Алкеты из писидийцев, вернув его тело, воздали ему причитающиеся почести (Diod. 18.47.3).[58] Антигон ушел на зимние квартиры в Келены в конце 319 г. (Diod. 18.52.1).[59]
Евмен провел зиму в осаде в Норе. Даже несмотря на то, что крепости не грозила опасность пасть в результате штурма или голода, мораль была проблемой, на которую Евмен пытался смягчить посредством свободного общения со своими людьми (Plut. Eum. 11.2-3). Кроме того, тесные пределы крепости лишали возможности тренировать лошадей обычным способом. Для решения проблемы Евмен использовал тренажер, чтобы держать лошадей в надлежащей физической форме. Используя блок, веревки закреплялись на перекладине под потолком и обматывались вокруг шеи лошади. Лошадь приподнималась в воздух так, что только задние ноги имели прочную опору. Так как веревка начинала душить лошадь, она брыкалась в поисках твердой опоры. Конюхи также подстегивали лошадь и кричали, чтобы усилить действие. Таким средством лошади содержались в хорошей физической форме несмотря на тесноту[60].
Так как осада не показывала признаков окончания, Евмен в конце лета 319 г. послал в Македонию Иеронима из Кардии, историка, чтобы договориться об условиях капитуляции с Антипатром (Diod. 18.42.1),[61] но результат был неудовлетворительным[62]. Это посольство показывает насколько отчаянным сделалось положение Евмена. Помощи ждать было неоткуда. Евмен однако ранее избегал союза с Антипатром, отчасти, из–за их вражды (Plut. Eum. 5.7). Евмен, возможно, надеялся пробудить страх у Антипатра перед Антигоном; в 320 г. Антипатр подозревал Антигона в «честолюбии» (Diod. 18.39.7; ср. Arr. Succ. 1.38); он, возможно, даже угрожал, что при существующих обстоятельствах присоединится к Антигону[63]. В любом случае сомнительно, что Иероним достиг Македонии пока Антипатр был еще жив; он, возможно, был схвачен как только покинул крепость, поскольку он находился при Антигоне вскоре после того, как известие о смерти Антипатра достигло Азии (Diod. 18.50.4; Plut. Eum. 12.1). После длительной болезни Антипатр умер в конце лета того же года, когда Иероним отравился в свою миссию[64]. Антигон узнал о смерти Антипатра в Кретополисе на пути на зимние квартиры в Келены (Diod. 18.47.4; 52.1).
Новость о смерти регента ободрила Антигона; он видел, что перед ним открылись новые перспективы (Diod. 18.47.5; 50.1).[65] Ввиду новых своих ожиданий в конце или зимой 319 г. он призвал Иеронима, который был захвачен и находился при командующем, осуществлявшим осаду Норы[66]. Впоследствии Иеронима вернули в крепость с новыми предложениями Евмену[67]. Эти новые условия было довольно щедрыми. Фактически, они основывались на тех, которые Евмен предлагал на предыдущей встрече с Антигоном вскоре после того как отступил в Нору. (Plut. Eum. 10.6; ср. Diod. 18.47.6-7). Евмен должен был получить сатрапию, по–видимому, Каппадокию (Diod. 18.50.4).[68] В обмен Евмен должен был «разделять предприятия (Антигона)»[69]. С известием о смерти Антипатра не было никакой очевидной альтернативы союзу с Антигоном. Поэтому, «с приближением весны» (Nepos Eum. 5.7) Евмен дал клятву верности Антигону и был выпушен из Норы (Diod. 18.53.5).
Плутарх (Eum. 12.2-4; ср. Nepos Eum. 5.7; App. Syr. 53) рисует совершенно иную картину обстоятельств, окружающих освобождение Евмена. Согласно Плутарху, Евмен изменил текст присяги, предложенный Антигоном, так что он поклялся в преданности царям, Олимпиаде, а также Антигону, таким образом получил освобождение, не ставя под угрозу свою независимость[70]. Этот кусок Плутарховой биографии несомненно происходит из Дуриса и ошибочный[71]. Аргументы против его признания многочисленны и убедительны. Во–первых, Диодор (18.53.5; 19.44.2) не упоминает об изменении присяги. И это не результат небрежного сокращения Диодором; соответствующие разделы Плутарха и Диодора также заметно отличаются в других отношениях. Причины и время возобновления военных действий между Евменом и Антигоном отличаются в этих двух источниках. По Плутарху (Eum. 12.7) Антигон послал войско против Евмена как только узнал об измененной присяге; по Диодору (18.58.4-59.1) Антигон выступил против Евмена только после заключения последним союза с Полиперхонтом, получившим в Македонии регентство в наследство от Антипатра[72]. Кроме того, Диодор (18.58.4; ср.19.44.2) утверждает, «приняв просьбу о союзе от нового регента (Евмен) решил не исполнять приказы Антигона». Страбон (14.5.10) в дополнение сообщает, что Евмен «восстал» против Антигона; Помпей Трог ясно говорит, что «война была возобновлена Евменом» ([Pompeius Trogus] Prol. 4). Эти авторы, следовательно, подразумевают, что в это период Евмен действовал как лояльный подчиненный Антигона.
Если присяга была изменена, то трудно понять на что надеялся Евмен, получая свободу таким обманом. Даже если новости о грозящей войне в материковой Греции достигли Евмена, маловероятно чтобы Евмен видел в этом для себя какие–то надежды: он был в Азии. Изменение присяги тогда обеспечило бы его освобождение из Норы, но только как отчаявшегося беглеца. Кроме того, условия, предложенные Антигоном, были в целом такими же, которые он выдвигал вскоре после начала осады (Diod. 18.41.6-7; Plut. Eum. 10.6). Затем, летом 319 г. Евмен достаточно отчаялся, что послать Иеронима в Македонию для переговоров о сдаче с Антипатром (Diod. 18.42.1). Доказательства поэтому довольно очевидны, что в начале 318 г. Евмен стал одним из подчиненных Антигона; условие, которое оставалось в силе до принятия предложения союза от Полиперхонта. Евмен, вероятно, присоединился к Антигону летом. Диодор (18.53.6) невнятно упоминает, что Евмен после своего освобождения, но перед союзом с Полиперхонтом готовился к военным действиям. По всей видимости это относится к предполагаемому походу Антигона; Антигон собирался реорганизовать сатрапии Азии, заменяя тех наместников, которые не были преданны ему лично (Diod. 18.50.5).
Зимою Антигон принял важного беглеца, Антипатрова сына Кассандра (Diod. 18.54.3).[73] Антипатр не передал ему должности регента как своему сыну, но предпочел старого заместителя Кратера Полиперхонту[74]; Кассандр был сделан хилиархом или официальным заместителем Полиперхонта (Diod. 18.48.4-5). Эту должность он, вероятно, занимал еще при жизни Антипатра[75]. Несмотря на ярость Кассандра как обойденного на должность регента, он должен был ждать; дворяне и армейские чины поддержали Полиперхонта (Diod. 18.49.1; 54.2). Тогда как Кассандр не нападал на Полиперхонта открыто, существовала очевидная враждебность между ними (Plut. Phoc.31.1). После неудачи Кассандр частным образом собирал сторонников (Diod. 18.49.2). Тех, кого он связал своим делом, он тайно послал в Геллеспонт с целью подготовки своего бегства из Македонии (Diod. 18.54.2). Однако не ясно как долго он оставался в Македонии прежде чем сбежать к Антигону. В дополнение к обеспечению лояльности своих друзей в Македонии Кассандр также искал «с другими полководцами и городами» (Diod. 18.49.3). За пределы Греции он отправил послов к Птолемею, чтобы возобновить дружбу и обеспечить союз (Diod. 18.49.3; 54.3).[76] Когда все было устроено, Кассандр бежал на Геллеспонт, а затем в Келены, где присоединился к Антигону, стоявшему на зимних квартирах[77]. Он рассчитывал на лояльность Антигона к своей семье; командование в Азии тот получил от Антипатра (Arr. Succ. 1.38; Diod. 18.39.7), а его сын Деметрий был женат на Филе, одной из сестер Кассандра (Diod. 19.59.3-6).[78] Конечно, Антигон помнил, что Кассандр осудил его перед Антипатром перед последней переправой в Македонию (Arr. Succ. 1.42). Но тогда, если бы Кассандр подозревал скрытые намерения Антигона в 320 г., он бы понял, Антигон мог приветствовать конфликт в Македонии. Прибытие Кассандра убедило Антигона и его советников, что такое развитие не оставляло возможности какого–либо вмешательства в их планы из Македонии. Антигон и его советники теперь уверенно готовились к предстоящей кампании.
Прежде чем Антигон смог начать свое весеннее наступление, Арридей, бывший регент, а теперь сатрап Геллеспонтской Фригии, узнав о намерениях Антигона, попытался обеспечить свою сатрапию от нападения (Diod. 18.51); города по всей провинции были усилены гарнизонами. Когда независимый греческий город Кизик отказался сотрудничать с сатрапом (Diod. 18.52.3), Арридей внезапно напал на город в начале 318 г.[79]. Атака была плохо подготовлена и оказалась неудачной. Когда Антигон узнал о нападении, он отправился на побережье с 20 000 пехоты и 3000 конницы (Diod. 18.52.1). Прибыв уже после снятия осады, Антигон тем не менее обвинил Арридея в нападении без причины на союзнический город и в подготовке мятежа против законной власти (Diod. 18.51.7-52.3). Арридею было приказано сдать свою область и удалиться в единственный город (Diod. 18.52.3), но сатрап отказался и готовился к сопротивлению. Он отделил часть своих сил и послал их освободить Евмена из Норы (Diod. 18.52.4). Нет никаких указаний в источниках относительно судьбы этой экспедиции. Евмен, возможно, уже стал союзником Антигона. Более вероятно, что армия Арридея была перехвачена верными Антигону силами, прежде чем она достигла Каппадокии.
Антигон отделил часть своей армии и оставил ее продолжать кампанию против непокорного сатрапа; она преуспела в том, чтобы загнать последнего в город Кий, где обложила его осадой (Diod. 18.72.2). Сам Антигон в начале года выдвинулся в Лидию, где планировал свергнуть сатрапа Клита (Diod. 18.52.5). Его план состоял в том, чтобы заменить большинство сатрапов в Малой Азии, единственное изменение состояло в том, что благодаря упреждающим действиям Арридея эта кампания началась раньше планируемого. До прибытия Антигона, вероятно зимой, Клит обеспечил большинство своих городов гарнизонами, а затем с царским флотом сбежал в Македонию, где разоблачил восстание Антигона перед Полиперхонтом (Diod. 18.52.6). Антигон захватил Эфес с первого приступа и к концу весны или началу лета 318 г. завоевал всю Лидию (Diod. 18.52.7-8). Было это примерно в то же самое время, когда Антигон послал Кассандра в Грецию с 35 кораблями и 4000 наемников (Diod. 18.68.1; ср. 18.54.3). С этими силами Кассандр прибыл в Пирей в мае 318 г. (Diod. 18.68.1).[80]
В Македонии Полиперхонтом бегство Кассандра в Азию было отмечено как непосредственная угроза его регентству. Он знал, что в дополнение к возможным союзам с Птолемеем и Антигоном, многие греческие города или охранялись гарнизонами, поставленными там Антипатром, или контролировались правительствами, лояльными дому Антипатра (Diod. 18.55.2). Действительно, вскоре после смерти своего отца и прежде чем новости о его нелояльности регенту станут известны за пределами Македонии, Кассандр в качестве хилиарха сменил Менилла, начальника гарнизона в Мунихии, на Никанора, человека ему лично преданного (Plut. Phoc. 31.1; ср. Diod. 18.64.1). После бегства Кассандра в Азию, Полиперхонт и его советники обсудили различные варианты. Для того, чтобы встретить угрозу со стороны лоялистов Кассандра в Греции, было решено от имени царей издать указ, призывающий к восстановлению демократических правительств и возвращению большинства изгнанников в греческие полисы (Diod. 18.55.4-56.8, 64.3).[81] Этот декрет был выпушен в начале 318 г. По приказу царей греческие города должны были возвратиться к формам правления, которые были у них до начала Ламийской войны с акцентом на демократические режимы, чтобы противостоять олигархиям, учрежденных Антипатром (Diod. 18.56.3). Городам было дано время до конца марта или начала апреля завершить восстановление изгнанников (Diod. 18.56.6).[82] Времени было слишком мало, чтобы выполнить этот новый декрет, потому что регент нуждался в немедленном ответе на действия Кассандра. Когда было принято решение об издании декрета, были вызваны представители городов присутствовать при официальном объявлении указа. Они должны были немедленно доставить его в свои государства (Diod. 18.55.4). В интересах Полиперхонта было, конечно, подписать указ как можно скорее, прежде чем последствия бегства Кассандра полностью станут ясны грекам. С другой стороны, решимость Полиперхонта нужно было немедленно воплощать в жизнь. Полиперхонт от имени царей послал письма, приказывающие немедленно восстановить демократию в Афинах (Plut. Phoc. 32.1) и изгнать или казнить определенных сторонников Антипатра и его семьи в различных городах (Diod. 18.57.1).
После издания этого воззвания, Полиперхонт также написал Олимпиаде, приглашая ее вернуться в Македонию и взять на себя заботы о внуке (Diod. 18.57.2). Он написал ей сразу после вступления на должность регента (Diod. 18.49.4), но она колебалась, пока Кассандр оставался в Македонии (ср. Diod. 18.57.2).[83] На повторную просьбу она написала Евмену, спрашивая его совета;[84] она продолжала переписываться с ним или непосредственно, или через свою дочь Клеопатру. Клеопатра предлагала свою руку тогдашнему регенту Пердикке в 321 г., вероятно, в результате переписки между Евменом и Олимпиадой. Евмен оставался в связи с Клеопатрой после ее поселения в Сардах, доставив ей предложение о браке от Пердикки в 320 г. (Arr. Succ. 25.2-6; 26), и лично встречаясь с ней после гибели Пердикки в Египте (Plut. Eum. 8.6-7).[85] Наконец, чтобы компенсировать союза Кассандра с Антигоном и Птолемеем, Полиперхонт установил связь с Евменом в Каппадокии[86]. Письма были написаны от имени царей, просящих союза. В этих письмах Евмену предлагалось на выбор или разделить опеку, если он решит идти в Македонию, или остаться в Азии как στρατηγὸς αὐτοκράτωρ (Diod. 18.58.1).[87] Этот последний титул давал Евмену высшую власть в Азии. Сатрапы, стратеги и казначеи Азии в результате подчинялись его власти[88]. Кроме того, аргираспиды, бывшие тогда в Киликии, и сокровищница в Кинде получили приказ подчиняться Евмену (Diod. 18.58.1). Аргираспиды — это бывшие гипасписты Александра, 3000 отборных солдат, служащих в Азии[89]. Эти войска были отделены от царской армии в Трипарадисе и под командой Антигена, их командира при Пердикке, и вновь назначенного сатрапа Сузианы (Arr. Succ. 1.35),[90] были посланы сопровождать огромную казну из Сузы в Кинду в Киликии (Arr. Succ. 1.38).[91] Выполнив свою задачу, эти войска и их командир Антиген, который каким–то образом разделял командование над ними с нигде более неизвестным македонянином Тевтамом, остались в Киликии[92]. Все эти усилия показывают значительное дипломатическое умение Полиперхонта или его советников. Его призыв к восстановлению греческих изгнанников должен был уменьшить власть Кассандра, которую он имел от олигархий, насажденных Антипатром[93]. Союз с Олимпиадой усиливал связь регента с семьей Аргеадов и таким образом позволял удержать Македонию; его предложения Евмену предназначались для открытия второго фронта в Азии. Предложение совместного регентства было особенно умным ходом, поскольку оно показывало искренность предложения, и в то же время ничуть не подвергало опасности положение Полиперхонта в Европе. Чтобы достичь Македонии, Евмен должен был буквально пройти сквозь армию Антигона.
Самое важное для Евмена, вследствие предложения Полиперхонта, искание власти, по–видимому, окончившиеся со смертью Пердикки и его собственным поражением в Каппадокии, вновь открылось перед ним. Не удивительно, что этот неожиданный поворот так очаровал Диодора, озабоченного ролью фатума[94]. Если Евмен принимал союз с Полиперхонтом, то у него снова была армия, которой он мог распоряжаться самостоятельно. Аргираспиды были отданы в его подчинение, а ресурсы, находящихся в Кинде, позволяли принять на службу очень много наемников. Олимпиада в своих письмах к Евмену предложила писать различным командующим в Азии от ее имени[95]. Даже при том, что принимая союз с Полиперхонтом, Евмен опять вступал в конфликт с Антигоном, он не мог отказаться. Как отметил Плутарх 19 веков назад, Евмен не довольствовался зависимым положением (Plut. Eum. 21.3). Эти переговоры, которые начались вскоре после бегства Клита, достигли кульминации летом 318 г.

---

[1] Хотя утверждение Бенгстона (H. Bengtson, Die Strategie in der hellenistischen Zeit: ein Beitrag zum antiken Staatsrecht [Munich: Beck, 1937] 1: 174-5), что преданность царскому дому была единственным критерием для македонских солдат, выбирающих себе вождей, бесспорно ложное, но лояльность, конечно, была очень важна.
[2] Согласно Юстину (14.1.11) Евмен вышел вперед и взял на себя ответственность за письма. Этот аспект инцидента маловероятен. Если это было правдой, почему люди Евмена полагали, что ему требуются телохранители?
[3] Розен (K. Rosen, «Political Documents in Hieronymus of Cardia (323-322 b. c.)», Acta Classica 10 [1967]: 72-3) полагает, что Плутарх и Юстин добавили в этот контекст детали, которые на самом деле принадлежат похожему инциденту, произошедшему двумя годами позже. Он утверждает, что учреждение телохранителей, чтобы защитить Евмена и «царские дары» Евмена войскам, нужно увязать с попытками Антигона переманить войска Евмена в Киликии (Diod. 18.62.3-4). В то время Евмен был назначен царями «верховным главнокомандующим» в Азии. По Розену «царские подарки» скорее всего сделаны «главнокомандующим», чем особой, приговоренной к смерти македонской армией в Египте (ibid., 73). Контекст, однако, проясняет, что Евмен не был царским стратегом, распоряжающимся богатствами империи. Чтобы заплатить своим войскам Евмен вынужден был конфисковать поля местных жителей (Plut. Eum. 8.9). Юстин (14.1.6-11) аналогично связывает этот инцидент с событиями 320 г. после смерти Пердикки.
[4] E. M. Anson, «The Evolution of the Macedonian Army Assembly (330-315 b. c.)», Historia 40 (1990): 230-47.
[5] В общем о наемных солдатах, их положении и условиях службы, см. H. W. Parke, Greek Mercenary Soldiers from the Earliest Times to the Battle of Ipsus (Oxford: Clarendon Press, 1933) особ. 207-8.
[6] ibid., 207, и E. M. Anson, «Discrimination and Eumenes of Cardia», AncW.3 (1980): 57, и гл.8.
[7] Последний аспект подчеркнут Эррингтоном (R. M. Errington, «The Nature of the Macedonian State under the Monarchy», Chiron 8 (1978): 86-91.)
[8] Xen. Anab. 1.3.2-6, 9-20, 4.12-16; 3.2.1-39; 5.1.1-14, 4.19-21, 5.7-24, 6.1-12, 21-37, 7.3-26; 6.1.14, 25-33, 2.4-12, 4.10-14, 17-19, 20-2, 11-19, 29-30, 37; 7.1.24-35, 3.2-6, 10-14, 6.7-41.
[9] Diod. 17.74.3-4; Curt. 6.2.15-4.1. Кроме ободряющих речей к солдатам перед битвой в источниках не зарегистрированы обращения Александра к солдатам на массовых сходках до 320 г. До этого времени Александр принимал решения исключительно самостоятельно или после совещаний с командирами.
[10] Diod. 17.74.3-4; Curt. 6.2.15-4.1; Just. 12.3.1-4.
[11] На протяжении всего периода Эллинизма подобные приемы были общеприняты (см. M. Launey, Recherches sur les armées hellénistiques [Paris: E. de Boccard, 1950] 2:734-5).
[12] Curt. 10.2.8-12; Arr. Anab).1.8.1-2; Plut. Alex. 71.3; см. гл.8.
[13] Gothenbourg Palimpsest fo. 72ʳ 14-73ᵛ 11; Plut. Eum. 8.9-11.
[14] Gothenbourg Palimpsest 72ʳ 14-73ᵛ 11.
[15] Босворт (A. B. Bosworth, «History and Artifice in Plutarch’s Eumenes» in Plutarch and the Historical Tradition, под редакцией P. A. Städter [London and New York: Routledge, 1992] 76-7; «Philip III Arrhidaeus and the Chronology of the Successors», Chiron 22 [1992]: 60) полагает, что это была «активная кампания» между Антипатром и Евменом в Малой Азии. Данные свидетельствуют обратное. Гутенбергский палимпсест (fo. 72ʳ 14-73ᵛ 11) подразумевает, что Антипатр и Антигон ничего не делали, чтобы помешать действиям Евмена во Фригии.
[16] Антигон и Антипатр следовали на запад южной или Писидийской дорогой. Они прошли от побережья Сирии через Киликийские ворота и повернули на запад возле Тианы (в основном тот же маршрут, по которому на восток шел Кир в 401 г.); Антипатр продолжил движение на Сарды (Arr. Succ. 1.40; Plut. Eum. 8.4; Just. 14.1.7), и, следовательно, во Фригию Геллеспонтскую; лагерь Антигона был «недалеко от Фригии» (Arr. Succ. 1.43). Билловс (Antigonos the One–eyed and the Creation of the Hellenistic State [Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1990] 72) полагает, что царская армия продолжала двигаться на север от Тианы до Царской дороги, а затем повернула на запад. Хотя как шла дорого точно неизвестно, это означает сильный крюк. Антипатр был заинтересован избежать прямого конфликта со сторонниками Пердикки, но этот маршрут вел его прямо в область Евмена и на равнины Каппадокии, где география и расстояния дали бы Кардийцу решающее превосходство в кавалерии. Кроме того эта страна была крайне малоурожайна (см. D. W. Engels, Alexander the Great and the Logistics of the Macedonian Army [Berkeley: University of California Press, 1978] 37).
[17] Arr. Succ. 1.40; Plut. Eum. 8.6; Just. 14.1.7-8.
[18] Хорнбловер (J. Hornblower, Hieronymus of Cardia [Oxford: Oxford University Press, 1981] 162) предполагает, что Клеопатра не отпустила Евмена с пустыми руками. Она утверждает, что именно Клеопатра уполномочила Евмена раздавать «особые царские подарки». Это сомнительно. Официально у Клеопатры не было таких полномочий. Кроме того она «боялась дать какой–нибудь повод для недовольства Антипатра» (Plut. Eum. 8.7). Как бы то ни было, когда Антипатр прибыл в Сарды, он упрекал Клеопатру за то, что она приняла сторону Пердикки и Евмена. Она оправдалась и в конце концов Антипатр ушел, оставив ее в покое (Arr. Succ. 1.40). Евмен основывал свою власть на своем назначении царским стратегом Малой Азии; приказ бывшего регента Пердикки (Plut. Eum. 5.1; ср. Diod. 18.29.3).
[19] Arr. Succ. 1.32-33; Polyaen. 4.6.4; Diod. 18.39.2-4.
[20] См. R. M. Errington, «From Babylon to Triparadeisos, 323-320», JHS 90 (1970): 70.
[21] Хотя Полиэн не указывает происхождение этих македонян, они могли быть частью царской армии, которая была назначена остаться в Азии. Как отмечает Билловс (Antigonos, 74 прим. 42), у Антигона в 316 г. еще оставалось 8000 «македонян Антипатра» (Diod. 19.29.3). Инцидент не датирован Полиэном, но скорее всего он произошел зимой 320/19 г. (см. R. M. Errington, «Diodorus Siculus and the Chronology of the Early Diadochoi, 320-311 b. c. e.», Hermes 105 [1977]: 485 прим. 30). О Голкии см. Berve, Alexanderreich, 2:283 [#580].
[22] Бриант (Briant, «D’Alexandre le Grand aux diadoques: le cas d’Eumene de Kardia (Suite et fin.)», REA 75 [1973]: 66) считает, что этот эпизод показывает желание македонян вернуться на родину. Бриант (ibid., 61) указывает, что еще при жизни Александра солдаты выражали желание вернуться домой. Дальше он заявляет, что бунт в Трипарадисе, отчасти, был результатом желания возвратиться в Македонию (ibid., 68), что очень сомнительно. Фотиева эпитома Арриана (Succ. 1.32-3) и Полиэн (4.6.4) ясно показывают, что важнейшей причиной возмущения было отсутствие оплаты; нигде не утверждается, что тоска по Македонии способствовала бунту. Что касается Голкия и его солдат, возвращение в Македонию не было их выбором (Polyaen. 4.6.6). До их пленения нет никаких свидетельств, что эти солдаты выражали желание вернуться в Македонию. На самом деле, как было отмечено, они хотели присоединиться к Алкете в Писидии (ср. Polyaen. 4.6.6). В любом случае, после отступления армии Антигона они занимались грабежом сельской местности (Polyaen. 4.6.6), не пытаясь вернуться в Македонию. Различные гарнизоны и охрана казначейства демонстрировала свою лояльность царям без каких–то намеков на репатриацию. Единственные войска, явно заинтересованные в возвращении в Македонию, были солдаты Кратера, которые действительно вернулись в 322 г. (об их желании см. E. Badian, «The Struggle for the Succession to Alexander the Great», в Studies in Greek and Roman History, под редакцией E. Badian [Oxford: Blackwell, 1964] 265). Однако, даже относительно этих войск, гипасписты Александра были частью войск, уволенных в Описе, и на момент смерти Александра находившиеся в Киликии с Кратером, но не вернувшиеся в Македонию с другими македонянами; они остались в Киликии (см. W. Heckel, «The Career of Antigenes», SymbOslo 57 [1982]: 60-1).
[23] См. W. Heckel, The Marshals of Alexander's Empire (London and New York: Routledge, 1992) 38 и прим. 109.
[24] Все показывает, что Антипатр не дожидался весны и прибыл в Македонию в конце зимы (Bosworth, «Chronology», 59).
[25] Он умер в следующем году (Diod. 18.48.1, 4, 50.1; Plut. Eum. 12.1)
[26] Plut. Eum. 8.9 — 11; Gothenbourg Palimpsest fo. 72ʳ 14-73ᵛ 11.
[27] Келены были столицей сатрапии Антигона (Arr. Anab. 1.29.3; Diod. 18.39). Билловс (Antigonos, 74) полагает, что утверждение Плутарха, поместившего зимние квартиры Евмена в Келены, должно быть отклонено. Он заявляет, что согласно Диодору (18.40.1) Евмен зимовал в Каппадокии. Однако Диодор говорит только то, что Антигон покинул зимние квартиры и выступил против Евмена, который в то время был в Каппадокии. Использование Диодором «διατρίβοντα» всего лишь показывает, что Евмен замешкался в том смысле, что после зимовки в Келенах он двинулся в Каппадокию, где стал лагерем. Плутарх (Eum. 8.8) указывает, что зимой состоялась встреча бывших командиров Пердикки. Келены намного удобнее расположены, чем любой другой город Каппадокии. Полиэн (4.6.6) говорит, что Антигон провел зиму 320/319 г. в Каппадокии (см. Eriington, «Chronology», 485 прим. 30); это сомнительно. Антигон должен был вернуться во Фригию в конце года после окончательных договоренностей с Антипатром. Во Фригии он мог возобновить старые связи и провести набор войск в наступившем году. Разумнее предположить, что Антигон зимовал во Фригии и выступил в Каппадокию следующей весной.
[28] Gothenbourg Palimpsest fo. 72ʳ 14-73ᵛ 1-11.
[29] Об этом Billows, Antigonos, 72
[30] Неизвестно сколько ветеранов вернулось с Антипатром в Македонию. Цифры обмена могли быть приблизительным эквивалентом. Хотя непонятно сколько солдат осталось от царской армии, которые сопровождали Пердикку в Египет, но, несомненно, не более 30 000, и, вероятно, еще меньше (см. гл.3, прим. 70).
[31] Хотя Арриан (Succ. 1.43) утверждает, что Антипатр дал Антигону 8500 всадников, а также 8500 пехотинцев, число кавалеристов, вероятно, ошибочно (Eriington, «From Babylon to Triparadeisos», 71 прим. 149; P. Goukowsky, перевод и редакция Diodore de Sicile, bibliothèque historique. livre XVIII [Paris: Belles Lettres.1978] 149). Позже, даже после приобретения дополнительной конницы, кавалерия Антигона начитывала не более 7000 человек (Diod. 18.45.1). Очевидно, какую–то конницу он получил, вероятно не больше 2000, но никак не 8500. Большая часть его конницы, вероятно, была туземной. В 315 г. Антигон обладал 1000 лидийских и фригийских всадников (Diod. 19.29.2). Эти кавалеристы, скорее всего, были приобретены намного раньше.
[32] Антигон боялся, что Голкий присоединится к Алкете (Polyaen. 4.6.6).
[33] А. Б. Босворт доказывает, что Антипатр не мог дойти из Северной Сирии в Геллеспонтскую Фригию за 4-5 месяцев («Artifice» 76). Расстояние от предполагаемого местоположения Трипарадиса (см. гл.4 прим. 133) до Геллеспонта требовало трехмесячного похода для армии, обремененной слонами при условии оборудования только необходимых стоянок (ср. Engels, Logistics, 156; см. гл.4, прим. 78). Совещание с Клеопатрой и, возможно, отдых в Сардах, должны были прибавить чуть больше или чуть меньше месяца. Никаких военных действий не велось, только часть армии была послана к Асандру, и поэтому нет причин сомневаться, что Антипатр и Антигон ушли на зимние квартиры уже в конце ноября. Евмен не преследовал царскую армию, но возможно планировал дать сражение в Лидии (Plut. Eum. 8.9-11). Только после того как все три армии ушли из Лидии, Евмен начал военные действия против Антипатра и Антигона. К этому времени последние, весьма вероятно, были уже на зимних квартирах (ср. Gothmbourg Palimpsest fo. 73ᵛ 12). Босворт также датирует смерть Пердикки серединой лета, а Трипарадис осенью, и относит эти события к 321 г. («Artifice», 76). Безотносительно года эти два события должны быть датированы соответственно июлем и августом (см. гл.4, прим. 2 и 134).
[34] Gothenbourg Palimpsest fo. 73ᵛ 11-F72ᵛ 6; Arr. Succ .1.41; Plut. Eum. 8.8. Билловс (Antigonus, 75 прим. 43, 77 прим. 50) помещает зимние квартиры Алкеты в Карии. Он основывает это заключение на Аппиане (Syr. 52), сообщив, что Лаомедонт бежал к Алкете в Карию, когда бывший сатрап подвергся нападению Птолемея. Аппиан (Syr. 52), однако, вероятно перепутал Алкету с Асандром, сатрапом Карии (Diod. 18.3.1, 39.6). Паросский Мрамор (FGrH 239 B F-12) датирует вторжение Птолемея в Сирию и Финикию 319/18 г. и как указывает Шуберт (J. Seibert, Untersuchungen zur Geschichte Ptolemmos, Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und Antiken Rechtsgeschichte 56 [Munich: C. H. Beck, 1969] 130), если принять более раннюю дату, она ставит Птолемея в положение восставшего против Антипатра, что маловероятно. Алкета, следовательно, зимовал в Писидии и ездил в Келены на переговоры с Евменом (Plut. Eum. 8.8).
[35] Предположение Везина (A. Vezin, Eumenes von. Kardia: Ein Beitrag zur Geschichte der Diadochenzeit [Münster: Druck und Verlag der Aschendorflschen Buchhandlung, 1907] 57 прим. 4), что Алкета бежал из Сирии обратно в Писидию обосновано. После отказа сотрудничать с Евменом и поражения Кратера, он возможно хотел помочь своему брату, заманивая Антипатра в ловушку между двумя вражескими армиями. Ни один источник не сообщает, что Алкета пытался соединиться с братом.
[36] Arr. Succ. 1.39; ср. Diod. 18.45.3; Армия Аттала начитывала 10 000 пехотинцев и 800 всадников (Arr. Succ. 1.39); кроме того он получил 8000 талантов в Тире (Diod. 18.37.4).
[37] Босворт сомневается, что Селевк выдвинулся из Трипарадиса в Вавилон и прогнал Докима, что последний, возможно, прибыл в Писидию зимой того же года, когда Пердикка был убит в Египте («Artifice», 77-8). Однако, марш армии от северной Сирии до Вавилона мог занять два месяца. Это помещает вступление Селевка в Вавилон на конец октября — начало ноября (A. Mehl, Seleukos Nikator und sein Reich, Vol. 1, Studia Hellenistica 28, под редакцией W. Peremans [Louvain, 1986] 40 и прим. 42; L. Schober, Untersuchungen zur Geschichte Babyloniens und der Oberen Satrapien. von 323-303 v. Chr. [Frankfurt and Bern: Peter D. Lang, 1981] 68). Вавилонская хроника (BM 34660 rev. 1.11) помещает его прибытие на 10 Arahsamnu (Heshvan), или на 14 ноября. (R. A. Parker и W. H. Dubberstein, Babylonian Chronology, 626 b.c -a. d.75 [Providence, R. I. : Brown University Press, 1956] 36) Источники не показывают, что было какое–то сопротивление смене командующего (см. Mehl, Seleukos, 40). Доким имел только то, что сумел захватить самостоятельно (Arr. Succ. 24.3-5), и, вероятно, был не в состоянии укрепить свою власть до появления на сцене Селевка и приказом царей и регента. Кроме того, Селевка вероятно сопровождал Пифон со значительной армией (см. гл.6). Отступление Докима в Писидию со своими скудными силами, которые он сохранил, могло занять всего один месяц, если эти силы состояли из конницы и/или легковооруженных войск. Также возможно, что Доким после смены Архонта в Вавилоне вернулся к регенту и присоединился к нему в Египте (Mehl, Seleukos, 39-40), а оттуда бежал в Писидию (ср. Diod. 18.39.6, 45.3; Plut. Eum. 8.8). Если это действительно так, то он вел с собою какие–то войска и оставил в тылу только малочисленный гарнизон в цитадели.
[38] H. Berve, Das Alexanderreich auf prosopographis cher Grundlage (Munich: Beck, 1926; переиздание New York: Arno Press, 1973) 2:92-3 [#18l], 322 [#644].
[39] Arr. Succ. 24.3; Diod. 18.39.6, 45.3; ср. Plut. Eum. 8.8.
[40] Враждебность Алкеты к Евмену не разделялась другими вождями пердиккцев. В 316 г. заключенные в тюрьму пердиккцы, включая Аттала, Полемона и Докима, перебили охрану, и тогда как Доким настаивал, чтобы они немедленно уходили, другие решили, положившись на силу крепости и обильные запасы, дожидаться помощи от Евмена (Diod. 19.16.1-3). Итак, пока эти командующие спорили, какой образ действий им предпринять, подошедшие войска Антигона заперли их в ловушке и не оставили вариантов спасения (Diod. 19.16.3).
[41] Против Евмена при Оркинии Антигон имел «больше 10 000 пехоты» и 2000 конницы (Diod. 18.40.7). Приблизительно 40 слонов, 10-15 тысяч пехоты, и, возможно, 2000 всадников были отделены от войска Антигона, чтобы воспрепятствовать Алкете покинуть Писидию и присоединиться к Евмену (см. прим. 45).
[42] Тогда как Антипатр назначал сатрапов в Трипарадисе (Diod. 18.39.5; Arr. Succ. 1.34-38) и наделил Антигона званием «царского стратега» своею властью (Arr. Succ. 1.38; Diod. 18.39.7, 40.1), официальные постановления издавались от имени Филиппа. Хотя это не подтверждено ни одним источником, это разумное предположение. Когда позже титул «царского стратега» был предложен Евмену, это было сделано от имени «царей» (Diod. 18.57.3). Антипатр в Трипарадисе скорее всего в официальном эдикте назывался исполнительным магистратом, как Полиперхонт в отношении декрета, дарующего звание царского стратега Евмену (ср. Rosen, «Documents», 47 прим. 28).
[43] Каппадоцийская конница Евмена, по всей вероятности, сохранила верность; его жена и дети оставались в Каппадокии в течение всех кампаний Евмена (Nepos Eum. 13.4). Хотя Евмен собрал 6300 каппадокийских и пафлагонских всадников (именно пафлагонцы убили Кратера [Arr. Succ. 1.27]) для армянской кампании, эти войска не были наемниками. Они были землевладельцами, которые вознаграждались за свою службу освобождением от налогов, подарками лошадей и другими почестями (Plut. Eum. 4.3), но не получали плату (ср. Plut. Eum. 8.9-10). Покровительство было средством обеспечения лояльности. Так как у большинства этих людей были свои местные дела, следовательно, Евмен не мог рассчитывать, чтобы эти воины служили ему на постоянной основе (ср. Diod. 18.41.3, 53.7). Конница, оставленная Евменом, была частью «значительной армии», данной ему Пердиккой в 320 г. (Diod. 18.25.6). Наемная кавалерия сыграла видную роль в сражении против Кратера и Неоптолема: «против Кратера он не поставил ни одного македонянина, но два отряда «наемной» конницы» (Plut. Eum. 7.1).
[44] Фактическое местоположении Оркинии неизвестно, но, вероятно, она была где–то на центральном плато (ср. Diod. 18.40.6). Евмен зимовал в Келенах (Plut. Eum. 8.7), а Антигон во Фригии (см. прим. 27). Кроме того, Евмен хотел в полной мере воспользоваться превосходством своей кавалерии.
[45] Хотя Антигону при Оркинии приписывается только 10 000 пехотинцев (Diod. 18.40.7), в его распоряжении, несомненно, было значительно больше войск. Он получил от Антипатра 8500 македонской пехоты и 2000 всадником, прежде чем регент переправился в Европу (см. прим. 31). Причем хотя большая часть старой царской армии возвратилась домой с Антипатром, некоторые части бывшей армии Пердикки, включая слонов, греческую и азиатскую пехоту, Антигон также сохранил при себе. Позже против Алкеты Антигон выставил 40 000 пехоты (Diod. 18.45.1), и даже при том, что Антигон приобрел большинство разбитых пехотинцев Евмена, у Евмена было только 20 000 пеших (Diod. 18.40.7), а его войска понесли потери 8000 человек, в большинстве своем пехотинцы (Diod. 18.40.8). Разницу в численности пехоты при Оркинии и в битве против Алкеты можно объяснить тем, что часть войск была отделена наблюдать за другими пердиккцами, в то время как Антигон имел дело с Евменом (см. W. W. Tarn, «The Heritage of Alexander», в The Cambridge Ancient History, под редакцией J. B. Bury, S. A. Cook и F. E. Adcock [Cambridge: Cambodge University Press, 1969; переиздание Cambridge: Cambridge University Press, 1953] 6:471; R. Engel, «Anmerkungen zur Schlacht von Orkynia», MusHelv. 28 [1971]: 228; Billows, Antigonos, 75 прим. 43). Они вероятно включали 40 слонов (в 320 г. Антигон имел 7 [Arr. Succ. 1.43]), 10-15 тысяч пехоты, и, возможно, 2000 конницы.
[46] Diod. 18.40.6-8; Plut. Eum. 9.3; Just. 14.2.1. Polyaenus 4.6.19, по всей вероятности ссылаясь на эту битву (см. Billows, Antigonus, 75-6), утверждают, что фаланга Евмена бежала до какого–либо наступления Антигона в результате военной хитрости Антигона. Согласно Полиэну Антигон перед строем солдат в присутствии посланников Евмена объявил, что «союзники здесь». Антигон затем отпустил делегацию и вывел армию на следующий день, построив фалангу фронтом в два раза длиннее обычного. Отрывок, однако, представляет трудности. Ни Плутарх, ни Диодор не упоминают об этой стратагеме, и на самом деле оба утверждают, что измена Аполлонида стала причиной поражения Евмена. Нет двух непротиворечивых описаний этого сражения. По Полиэну фаланга отступает еще до начала каких–либо боевых действий, тогда как Диодор (18.40.8) ясно говорил, что поражение Евмена было результатом перехода Аполлонида к врагу во время битвы. Плутарх (Eum. 9.3) также упоминает предательство. Кроме того, у Евмена была превосходная конница. Он легко мог установить, было ли сообщение истиной; тем более у него были сутки, чтобы проверить правдивость донесения. Бриант, следуя Билловсу, на основе этого пассажа заявляет, что Евмен был «перевоеван» в этой битве. Как было показано, это утверждение оправдано, если только под этим словом понимать диверсию. По всей вероятности, эта конкретная стратагема взята у Дуриса или у другого подобного писателя и является ложью (см. J. Melber, «Über die Quellen und den Wert der Strategemensammlung Polyäns», Jahrbücher fűr classischen Philologie suppl. 14 (1885): 625; ср. гл.1).
[47] Любопытно, что Евмену, учитывая поражение, бегство, и разбитую конницу, удалось поймать Аполлонида. Энгель (Engel, «Anmerkungen», 230), однако, весьма правдоподобно предполагает, что время преследования войск Евмена Аполлонид, вследствие неудачного стечения обстоятельств, был схвачен.
[48] См. гл.4.
[49] По словам Плутарха (Eum. 9.4-5), Евмен в ходе отступления смог ускользнуть от Антигона, вернулся на поле сражения, собрал и сжег трупы. Только войско с сильной кавалерией способно выполнить незаметно такой маневр, а Евмен уже не обладал таким преимуществом, иначе бы впоследствии он не был настигнут при случае (Diod. 18.41.1; Plut. Eum. 10.1). Небольшое подразделение конницы, вероятно, смогло избежать обнаружения. Если рассказ Плутарха правда, могло быть так, что Евмен с отрядом конницы туда–сюда прошел мимо Оркинии. Плутарх (Eum. 9.3-6) и Полиэн (4.8.5) также сообщают, что при отступлении разведчики Евмена донесли об обозе Антигона, уязвимом для нападения. Евмен не хотел воспользоваться этой возможностью, так как боялся, что захват добычи сильно замедлит его отступление. Однако люди Евмена, которые недавно потеряли свое имущество, когда Антигон захватил лагерь Евмена (Diod. 18.40.8), не могли устоять перед искушением. Поэтому Евмен тайно сообщил Менандру, начальнику Антигонова обоза, об опасности. Менандр быстро отступил в безопасное место. Когда разведчики Евмена сообщили, что обоз захватить не получится, Евмен притворился огорченным. Трудно понять правдивость этих эпизодов; соответствующие разделы истории Диодора сильно сокращены и не дают возможности подтвердить или опровергнуть эти пассажи. Утверждение Энгеля («Anmerkungen», 230), что такие подробности могли исходить только от свидетеля, т. е. Иеронима, не очень убедительно.
[50] Плутарх (Eum. 10.1) утверждает, что после битвы при Оркинии Евмен убедил большую часть своих солдат покинуть его. Этот отрывок кажется прямо противоречащим Диодору (18.41.1), по которому солдаты Евмена дезертировали. Однако эти два источника могут говорить о различных отрядах побежденной армии Евмена. По всей вероятности, большая часть пережившей разгром пехоты сдалась Антигону. Это было обычной практикой старых ветеранов. Многие, если не большинство, македонян–пехотинцев раньше служили Неоптолему, и перешли от побежденного командира к Евмену (Diod. 18.29.4-5; Plut. Eum. 5.5-6; Just. 13.8.4; см. гл.4). Каппадокийская конница Евмена, вероятно, оказалась более лояльной и благодаря своей мобильности смогла уйти от преследования.
[51] О важности обоза см. гл.8 и Anson, «Discrimination», 57.
[52] Diod. 18.41.1-2; Plut. Eum. 10.1; Nepos Eum. 5.3; Just. 14.2.2-3. Хотя Непот (Eum. 5.3) помещает Нору во Фригии, ясно, что это ошибка. Плутарх (Eum. 10.2) помещает крепость на границу Каппадокии и Ликаонии; Страбон (12.2.5) — в Каппадокии, и Диодор (18.44.1; ср.18.41.7) подразумевает то же самое. Рамзай (W. M. Ramsay, «Military Operations on the North Front of Mount Taurus. IV: The Campaigns of 319 and 320 b. c.», JHS 43 [1923]: 8) предполагает, что замок в шести милях восточнее Эрегли (Eregli), называемый Гиракла (Hirakla), возле Киликийских ворот, и является Норой. Это бы соответствовало утверждению Диодора (18.44.2), что Антигон прошел 287 миль до Писидии после отступления Евмена в Нору. Однако Диодор (18.41.1) ранее также сообщал, что Евмен пытался бежать в Армению, но был настигнут и вынужден отступить в Нору. Сказанного достаточно, чтобы все–таки установить местоположение крепости.
[53] См. E. M. Anson, «The Siege of Nora: A Source Conflict», GRBS 18 (1977): 251-6. Диодор (18.53.5) утверждает, что осада длилась год. Хотя Диодор часто путается в хронологии, такие точные указания обычно происходят из его источников (см. E. M. Anson, «Diodorus and the Date of Triparadeisus», AJP 107 [1986]: 209-11), в этом случае из Иеронима Кардийского (см. гл.1). Поэтому, поскольку по Непоту (Eum. 5.7) Евмен покинул Нору с наступлением весны, Евмен отступил в крепость в конце весны 319 г.
[54] Рассказ Плутарха (Eum. 10.3-11.3) заметно отличается по тону от соответствующего рассказа Диодора (18.41.6-7). Согласно Плутарху, когда Антигон потребовал от него обращения к себе как к начальнику, Евмен отказался: «Я никого не рассматриваю как превосходящего меня, пока я распоряжаюсь своим мечом» (Plut. Eum. 10.4). Базис ситуации один и тот же в обоих источниках, но отчет Плутарха явно приукрашен. Трудно сказать, то ли Плутарх пользовался здесь другим источником, т. е. Дурисом, то ли Диодор в своем сокращении Иеронима опустил эти изыски; первое предположение вероятнее (см. гл.1). Требование Евмена, что все обвинения против него должны быть сняты (Diod. 18.41.7), должно относиться к его осуждению армией в Египте. Евмен явно предполагал, что нет никакой надобности в армейском собрании, чтобы снять эти обвинения; он ожидал, что представитель царей в Азии отменит их. Антигон отправил этот запрос не к царской армии или иного рода собранию македонян, но к регенту Антипатру (Diod. 18.41.7). Ясно, что и Евмен и Антигон полагали, что такие решения были прерогативами царя, как это было традиционно для Македонии (см. E. M. Anson, «Macedonia’s Alleged Constitutionalism», CJ. 80 [1985]: 303-16).
[55] Согласно Диодору (18.44.1), Антигон совершил этот марш за семь дней «со всей» своей армией. Это был потрясающий подвиг для любой армии. Даже Александр не достигал таких темпов со своей армией (см. Engels, Logistics, 153-4). Вероятно этот марш был выполнен только конницей и легковооруженными войсками (об этом Billows, Antigonos, 78-9). Остальная армия, исключая слонов, вероятно, прибыла на неделю позже. Поскольку Антигон уже разделил свою армию перед сражением с Евменом, оставив значительные силы на границе Писидии (см. прим. 45), то добавив к ним конницу и легкую пехоту, которая пришла с ним, он обеспечил должный эффект внезапности.
[56] Рамзай (Ramsay, «Operations», 1-3; ср. Goukowsky, Diodore de Sicile, 151) убедительно доказывает, что фактически битва произошла на некотором расстоянии к северо–востоку от Кретополиса (о местоположении Кретополиса см. Richard Stillwell, ed., The Princeton Encyclopedia of Classical Sites [Princeton, NJ.: Princeton University Press, 1976] 410), на перевале, который лежит точно на юг от Писидийских или южных ворот Малой Азии (Ramsay, «Operations», 6; M. Cary, The Geographic Background of Greek and Roman History [Oxford: Clarendon Press, 1949] 151). Полиэн (4.6.7) не упоминает Кретополис, но помещает сражение в «Pisidic Aulon.» Рамзай полагает, что этот перевал как раз был известен как Pisidic Aulon и был пунктом входа в Писидию главной южной дороги через Малую Азию. Оба войска, по–видимому, знали, что другое будет идти этой дорогой (Ramsay, «Operations», 7). Диодор поместил битву возле Кретополиса (18.44.2) вероятно вследствие путаницы со ссылками на Pisidic Aulon. Диодор знал, что битва произошла возле Кретополиса, но был неспособен определить ее местоположение точнее (об этом Ramsay, ibid., 3). Антигон после осады Термесса ушел из Писидии во Фригию и прошел через Кретополис (Diod. 18.47.4). Билловс (Antigonus, 78 прим. 50) доказывает, что перевал был ближе к Кретополису «в направлении к Милам и Селге». Аргумент Рамзая («Operations», 5), что сражение произошло около крупнейшей дороги юго–востока, предпочтительнее.
[57] Описание античной крепости см. Arr. Anab. 1.27.5-6 (ср. Str. 14.3.9).
[58] Такая особая ненависть, выказанная Антигоном в отношении Алкеты, но не к другим командирам пердиккцев, весьма любопытна. Возможно Алкета особенно настаивал на удалении Антигона из его сатрапии в 322 г. (см. гл.3).
[59] Неясно, сколько времени прошло между поражением Евмена и его последующим бегством в Нору. В любом случае, не больше пары недель. Антигон обложил Нору (Diod. 18.41.6). Поражение других пердиккцев в Писидии (Diod. 18.44-45.3; Polyaen. 4.6.7) должно приходиться на июль/август, последующие действия в Термессе (Diod. 18.45.3-47.3) завершились в сентябре. Антигон покинул Термесс и, возможно, отступил в Келены в октябре 319 г. (Diod. 18.52.1).
[60] Diod. 18.42.3-4; Plut. Eum. 11.4—8; Nepos Eum. 5.4-6.
[61] Хотя точное время отправления посольства неизвестно, справедливо предположить, что Евмен не стал бы вступать в переговоры с заклятым врагом Антипатром, если бы он видел какие–нибудь альтернативы. Непот (Eum. 5.7) указывает, что Евмен пробовал другие варианты. Евмен конечно не посылал посольства, пока судьба других пердиккцев не была окончательно решена Антигоном.
[62] Юстин (14.2.4) утверждает, что Антипатр действительно посылал помощь, и что Антигон в результате немедленно снял осаду. Это однако не подтверждается другими источниками и здесь Юстин, вероятно, путает Антипатра с Арридеем (см. Vezin, Eumenes, 75 прим. 2), который действительно пытался послать помощь Евмену (Diod. 18.52.4), или, возможно, с Полиперхонтом (см. D. Kanatsulis, «Antipatros als Feldherr und Staatsman nach dem Tode Alexanders des Grossen», Makedonika 8 [1968]: 179 прим. 3). Конечно, Юстин часто путает имена (см. гл.1). Бриант («Eumene (Suite et fin)», 72-3), однако, принимает свидетельство Юстина в измененной форме, утверждая, что Антипатр был проинформирован об амбициях Антигона и хотел утвердить Евмена как противовес «царскому стратегу» в Азии (ср. Rosen, «Die Bundnisformen der Diadochen und der Zerfall des Alexander reich es», Acta Classica 11 [1968]: 199). Антипатр, продолжает Бриант («Eumene (Suite et fin)», 74), умер раньше, чем смог послать какую–то помощь, но центральное правительство было обеспокоено амбициями Антигона. У этого доказательства много слабостей. Хотя Диодор (18.41.5) подразумевает, что немедленно сразу после поражения Евмена, Антигон решил восстать против центрального правительства, но он также заявляет, что в настоящий момент он поддерживал хорошие отношения с Антипатром. Требования, выдвинутые Евменом в Норе, были должным образом отправлены Антигоном к Антипатру (Diod. 18.41.7). Пока известие о смерти Антипатра не пришло в Азию, Антигон не начинал совещаний со своими друзьями относительно своих амбициозных планов (Diod. 18.50.5). Кроме того был Клит, который в начале 318 г. доставил в Европу известие о восстании Антигона (Diod. 18.52.5-6). Наконец, Юстин утверждает, что помощь была послана Евмену, и ее прибытие вынудило Антигона снять осаду; он нигде не говорит, что посылка войск обсуждалась (ср. ibid., 74), но что они были посланы. Без доказательств в поддержку Юстина, и при условии необходимости отвергнуть часть свидетельств Юстина, аргументы Брианта теряют силу.
[63] См. Briant, «Eumene (Suite et fin.)», 74.
[64] Diod. 18.48.4; 47.4; Plut. Phoc. 31.1; Eum. 12.1. Антипатр был при смерти когда Демад прибыл с посольством из Афин (Diod. 18.48.1; Plut. Phoc.30.4-6; Dem. 30.3-4). Демад покинул Афины не ранее середины июня 319 г. (см. Errington, «Diodorus Siculus and the Chronology of the Early Diadochoi», 488 и прим. 35). Смерть Антипатра тогда, вероятно, пришлась на конец лета, и известие об этом вскоре достигло Антигона (Billows, Antigones, 80; Bosworth, «Chronology», 80). Эта датировка соответствует дате Паросского Мрамора (FGrH 239 B F-12) 319/318 г. для смерти Антипатра.
[65] Билловс (Billows, Antigonos, 80 прим. 52) сомневается, что Антигон строил такие обширные планы зимой 318/319 г., утверждая, что это продукт «ретроспективного взгляда Диодора». Диодор удивительно последователен в своем заявлении. Антигон предлагает заключить мир с Евменом, как часть его плана «владычества над всей Азией» без содействия нового регента Полиперхонта (18.50.2-4); Арридей противодействует «замыслам» Антигона, начав укреплять свои позиции в Геллеспонтской Фригии, а также послав отряд на выручку Евмену (18.51.1, 52.4); Антигон предпринимает ничем не спровоцированное нападение на Лидию (18.52.5); он заключает союз с Кассандром, потому что он хотел «чтобы внимание Полиперхонта было отвлечено многочисленными и большими делами, так чтобы он сам мог продолжить свои дела в Азии в безопасности». (18.54.4). Представляется, что большинство этих действий были запланированы предыдущей зимой. Кроме того, такая однородность происходит, вероятно из источника Диодора — Иеронима.
[66] Хотя этот нигде не утверждается, Иероним находился под контролем Антигона, и должен был быть вызван в Келены из неуказанного местонахождения (Diod. 18.50.4; Plut. Eum. 12.1). Нет никакого упоминания, что он вернулся к Евмену в Нору, ни то, что он был послан к Антигону Евменом. То что он был перехвачен, прежде чем смог вернуться к Евмену, представляется весьма вероятным.
[67] Diod. 18.50.4-5; Plut. Eum. 12.2; ср. Nepos Eum. 5.7.
[68] Тогда как Диодор 18.50.4 говорит о сатрапии большей, чем он обладал раньше, Евмен после освобождения из осады остался в Каппадокии (Diod. 18.53.6). Никанор, который был назначен сатрапом Каппадокии в Трипарадисе (Diod. 18.39.6), не имел возможности вступить в должность. Ничего не известно о его действиях после назначения, если только это не тот самый Никанор, который обнаруживается в качестве стратега Антигона в Мидии в 312 г. (Diod. 19.92.1), на чем настаивает Билловс (Antigonos, 409). Евмен приобрел туземное население Каппадокии своею благосклонностью в 322 г. (Plut. Eum. 4.3-4), и в Норе при нем находилось несколько каппадокийских заложников (Plut. Eum. 12.5).
[69] Diod. 18.53.5; ср. Plut. Eum. 12.2-3; Nepos Eum. 5.7.
[70] См. Anson, «Nora», 251-6, опровержение изменения текста присяги.
[71] Ibid, 254-5.
[72] Диодор (18.58.1) утверждает, что «немедленно» после освобождения из Норы Евмен получил письма от Полиперхонта. Это утверждение может быть только результатом сокращения Диодором своего источника. Согласно Диодору (18.57.3), Полиперхонт предлагал Евмену выступить против «мятежа» Антигона. Однако, известия о действиях Антигона в Македонию доставил Клит в начале 318 г. (Diod. 18.52.5-6). Письма к Евмену не могли быть посланы до начала весны. Однако Евмен был выпущен из Норы «с приближением весны» (Nepos Eum. 5.7). Ссылка у Диодора 18.58.1 на «письма» предполагает, что Диодор мог в 18.57.3 сжать всю переписку в одно единственное упоминание. Лучшее объяснение состоит в том, что первое письмо прибыло весной, как только Полиперхонт узнал о восстании Антигона и освобождении Евмена. Однако окончательное соглашение было достигнуто не ранее начала лета 318 г.
[73] Errington, «Chronology», 491; B. Guilath и L. Schober, «Zur Chronologie der frühen Diadochenzeit die Jahre 320 bis 315 v. Chr.», в Studien zur alten Geschickte, Siegfried Lauffer zam 70. Geburtstag am 4. August 1981 dargebracht von Freunden, Kollegen und Schillern, под редакцией H. Kalcyk, B. Guilath, A. Graeber (Rome: Giorgio Bretschneider Editore, 1986) 346, 350). Из слов Диодора (18.54.3-4) в этом месте ясно, что Кассандр ничего не знал о замыслах Антигона. Действительно, Диодор (18.54.4) заявляет, что на словах Антигон помогал Кассандру из–за своей дружбы с Антипатром, но на самом деле он хотел «чтобы внимание Полиперхонта было отвлечено многочисленными и большими делами, так чтобы он сам мог продолжить свои дела в Азии в безопасности». Кассандр, должно быть, бежал раньше, чем Клит принес известие в Македонию о «мятеже» Антигона (Diod. 18.52.5-6). Кроме того, Паросский мрамор (FGrH 239 B F-12) помещает бегство Кассандра перед осадой Кизика Арридеем в начале 318 г.
[74] Diod. 18.48.4; Plut. Phoc.31.1; ср. Plut. Eum. 12.1.
[75] См. P. Goukowsky, Essai, 308 прим. 89.
[76] Кассандр просил Птолемея прислать на помощь флот (Diod. 18.49.3), но нет свидетельств, что Птолемей выполнил просьбу.
[77] См. Errington, «Chronology», 491, и прим. 73.
[78] Хотя подлинная дата бракосочетания не засвидетельствована, можно предположить 320 г. и, вероятно, Трипарадис (Errington, «Babylon to Triparadeisos», 71-2 и прим. 151; Billows, Antigonos, 368-9). Антигон Гонат, сын Деметрия и Филы, умер в 240/39 г. в возрасте 80 лет. ([Lucian] Macrob. 11)
[79] Нападение даже по эллинистическим стандартам было предпринято слишком рано. Антигон со своей армией все еще находился на зимних квартирах когда новость о нападении достигла Келены (Diod. 18.52.1; ср.18.50.1). Арридей кроме того после неудачной попытки захвата Кизика послал отряд на выручку Евмену. Поскольку Евмен был выпущен весной (Nepos Eum. 5.7), а Антигон планировал наступление на 318 г. (Diod. 18.50.1-5), нападение на Кизик должно было произойти задолго до начала обычного времени ведения военных действий, т. е. зимой 319/18 г.
[80] Даже при том, что Диодор (18.54.3) утверждает, что по прибытию Кассандра в лагерь, Антигон «незамедлительно» дал Кассандру отряд пехоты и флот, вполне очевидно, что эти войска неофициально несколько позже вернулись к последнему. Кассандр приплыл в Афины уже после смерти Фокиона в мае 318 г. (Plut. Phoc.37.1; см. K. J. Beloch, Griechische Geschichte [Berlin and Leipzig: W. de Gruyter & Co., 1927] 4.2:239; W. S. Ferguson, Hellenistic Athens: An Historical Essay [New York: Macmillan and Co., 1911] 31-34; J. M. Williams, «A Note on Athenian Chronology, 319/8-318/7 b. c.», Hermes 112 [1984]: 300—5; L. A. Tritle, Phocion the Good [London: Croom Helm, 1988] 133); Bosworth, «Chronology», 69, 80; C. Habicht, Athens from Alexander to Antony, перевод D. L. Schneider [Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1997] 42 прим. 20. Эррингтон (Errington, «Chronology», 491-2) считает, что Кассандр прибыл в Пирей не раньше начала 317 г. Главный аргумент в пользу этого положения — то, что анаграфей, чиновник, который приобрел выдающееся положение при олигархии, присутствует во всех сохранившихся декретах 319/18 г., таким образом предполагая, что олигархия еще сохранялась в этот год архонта. Уильямс (Williams, «Chronology», 301-2), однако, указывает на понижение статуса этого чиновника во второй половине года и умеренное восстановление демократии, что делает сомнительным довод Эррингтона.
[81] Декрет Полиперхонта восстановил отношения, которые существовали между греками и македонским правительством до Ламийской войны (см. M. J. Fontana, Le lotte per la successione di Alessandro Magno dal 323 al 315 [Palermo: Presso l’Academia, 1960] 92). Этот порядок в основных чертах был учрежден Филиппом II для Коринфского союза, при котором города сохранили свои традиционные правительства, т. е. существовавших в момент «когда они давали клятву о мире» ([Dem.] 17.10; IG II².329, стр.12-14). Полиперхонт действительно предлагал восстановить правительства, свергнутые Антипатром по завершении Ламийской войны (Diod. 18.18.3-6, 8).
[82] Диодор (18.55.2) утверждает, что когда указ был издан, уже было известно о «восстании» Антигона. Эта информация была доставлена в Македонию Клитом (Diod. 18.52.6), который бежал в Македонию после нападения Антигона на его сатрапию или в начале марта, или, что представляется более вероятным, зимой. Арридей ожидал нападения со стороны Антигона, и Клит, вероятно, тоже (ср. Billows, Antigonos, 83). Кроме того, декрет датирован тридцатым днем Ксанфика, — концом марта, началом апреля (см. Parker and Dubberstein, Chronology, 26, 36; A. E. Samuel, Greek and Roman Chronology: Calendars and Years in Classical Antiquity [Munich: Beck, 1972] 140-1, 143). Полиперхонт ждал немедленных результатов и не давал городам много времени, стремясь достигнуть своих целей. Когда указ был обнародован, он был роздан послам «присутствующим посланникам городов», с тем чтобы они «могли поскорее возвратиться домой» (Diod. 18.55.4).
[83] Диодор (18.49.4) утверждает, что предложение Олимпиаде первоначально было сделано вскоре после смерти Антипатра и незадолго перед бегством Кассандра, Розен (K. Rosen, «Documents», 69) и Бриант (Briant. «Eumene (Suite et fin.)», 77) утверждают, что здесь Диодор предвосхищал события, и что Полиперхонт послал приглашение Олимпиаде только после бегства Кассандра (Diod. 18.57.2). Однако есть свидетельства, что эти упоминания не являются частью копирования. Диодор в 18.49.4 говорит об отъезде Олимпиады из Македонии из–за вражды с Антипатром, но в 18.57.2 Диодор утверждает, что оставалась в Эпире из–за ненависти к Кассандру. Второй отрывок можно интерпретировать, что она «задержалась» с отъездом из Эпира из–за присутствия Кассандра в Македонии. Другими словами, Олимпиада не решалась возвращаться в Македонию, пока присутствовал Кассандр и истинные отношения регента и хилиарха были неясны. Еще до бегства Кассандра, возможно Полиперхонт желал ее возвращения для противопоставления Евридике.
[84] Бриант («Eumene (Suite et fin.)», 76-7) утверждает, что письмо от Олимпиады к Евмену было подделкой, составленной Иеронимом и Евменом. Он не считает возможным, чтобы столь независимая женщина как Олимпиада могла обратиться за советом относительно того, возвращаться ли ей в Македонию, или нуждается ли Александр IV в защите, которому Полиперхонт никоим образом не угрожал (Diod. 18.58.3; Nepos. Eum. 6.1). То что Олимпиада обращалась за советом относительно возвращения в Македонию — это как раз весьма возможно, особенно если взять полный контекст ее письма. Олимпиада, возможно, спрашивала, может ли она доверять Полиперхонту, выбранному Антипатром приемником (Diod. 18.58.3). Евмен мог дать понимание характера нового регента, поскольку они оба служили Александру в Азии вплоть до отправления Полиперхонта с Кратером в 324 г. (Heckel, Marshals, 189- 92). Кроме того, просьба Олимпиады к Евмену вернуться в Европу и помочь ей (Nepos Eum. 6.3-4) согласуется с более ранней просьбой, переданной через ее дочь Леоннату (Plut. Eum. 3.9). Евмен был старинным и близким другом (см. гл.2).
[85] Об деятельности Евмена в отношении Клеопатры см. гл.4.
[86] Diod. 18.57.3-4, 58.1; Plut. Eum. 13.1. Отчет Диодора дает картину Полиперхонта в том же самом письме, в котором он предлагает командование Евмену, уже отдав аргираспидов и казну в Кинде в его распоряжение. Лучшее объяснение состоит в том, что первый обмен письмами состоялся весной, как только Полиперхонт узнал о восстании Антигона и об освобождении Евмена. Окончательное соглашение, однако, было достигнуто не ранее начала лета (ср. Rosen, «Documents», 69-71). Оспаривая эту точку зрения, Бриант («Eumene (Suite et fin.)», 75-6) утверждает, что первое письмо, о котором говорит Диодор (18.57.3-4) — подделка, составленная Евменом и Иеронимом (см. прим. 84 относительно сомнений Брианта в подлинности письма Олимпиады). Содержимое этого письма Бриант объявляет необъяснимым. Он сомневается, что Полиперхонт мог предложить разделить регентство с Евменом; удивительно, почему Полиперхонт настаивал на продолжении вражды с Антигоном, когда Евмен явно намеревался поступить иначе. Относительно первого возражения можно сослаться на верность и порядочность Евмена, ранее не выражавшего желания вернуться в Македонию и, вероятно, склонного остаться в Азии. Второе возражение основано на ложном предположении, что Евмен все еще имел разногласия с Антигоном на момент получения письма. Наоборот, Евмен достиг соглашения с Антигоном и принял союз с ним. На основе этого соглашения он был выпушен из Норы весной 318 г. (см. выше и Anson, «Nora», 251-6).
[87] Титул στρατηγὸς αὐτοκράτωρ был дан Антигону для его кампании против Евмена. Αὐτοκράτωρ было общеупотребительным для выражения верховной власти в абсолютном значении или в частной сфере. После смерти Антипатра Полиперхонт стал ἐπιμελητὴς καὶ στρατηγὸς αὐτοκράτωρ (Diod. 18.48.4; 49.4; 55.1), а в 320 г. Пердикка назначил Евмена «αὐτοκράτωρ στρατηγός войск в Каппадокии и Армении» (Plut. Eum. 5.1). В случае Полиперхонта эта власть соответствовала претензиям Филиппа II и (Diod. 16.89.3) и Александра (Diod. 17.4.9) в отношении Коринфского союза (см. A. J. Heisserer, Alexander the Great and the Greeks: The Epigraphic Evidence [Norman, Oklahoma: University of Oklahoma, 1980] 233-4); в случае Евмена власть относилась только к войскам в Азии.
[88] Зимой 317/16 г. Евмен послан сатрапам верхних провинций письма от царей с приказом повиноваться ему (Diod. 19.13.7). Селевк и Пифон, вероятно, послали подобные письма, потому что этой же зимой Селевк ответил на запрос Евмена о союзе (Diod. 19.12.1) заявив, «что он готов быть полезным для царей, но, тем не менее, он никогда не согласится на исполнение приказов Евмена (Diod. 19.12.2). Ни Селевк, ни Пифон не подвергли сомнению претензии Евмена на власть; по–видимому, они достоверно знали о полномочиях, предоставленных царями и регентом. Очевидно, Евмен получил в дополнение к оригиналу многочисленные копии указа о назначении его царским стратегом в Азии. Вероятно только казначеям Кинды и аргираспидам Полиперхонт посылал особые письма (Diod. 18.58.1).
[89] Об идентификации аргираспидов с гипаспистами Александра см. гл.4, прим. 3 и E. M. Anson, «Alexander’s Hypaspists and the Argyraspids», Historia 30 (1981): 117-20.
[90] Хотя назначенный сатрапом Сузианы в Трипарадисе Антиген, по–видимому, никогда не управлял этой областью непосредственно (но см. прим. 92), и нет никаких свидетельств, чтобы предположить, как он это делал (см. Heckel, «Antigenes» 62). Возможно, что начальники в Сузах взяли на себя полномочия сатрапа. В 321 г. Александр оставил стратегом Архелая, сына Феодора (Arr. Anab. 3.16.9; Curt. 5.2.16), а то ли Мазура (Arr. Anab. 3.16.9), то ли Ксенофила комендантом крепости Сузы (Curt. 5.2.16). Действительно, Ксенофила мы находим в этой должности в 316 г. (Diod. 19.17.3). Представляется очевидным, что ни Пердикка, ни Антипатр не вмешивались в дела этих командиров, поскольку они несли ответственность перед центральным правительством, а не перед местным сатрапом. Другая реальная возможность состоит в том, что Певкест принял власть над Сузианой (см. Tarn, «Heritage», 477). Антиген и Певкест при встрече в 316 г. в Сузиане выказали враждебность друг к другу, которая, возможно, происходила от узурпации Певкестом Сузианы. Однако источники перечисляют разные причины их разногласий (Diod. 19.15.1-2).
[91] Богатство, помещенное в Кинде было огромным. Симпсон (R. H. Simpson, «A Note on Cyinda», Historia 6 [1957]: 504) предполагает, что когда Евмен получил доступ к сокровищнице, она, возможно, содержала приблизительно 20 000 талантов. 10 000 талантов оставались в Кинде когда Антигон захватил сокровищницу в 315 г. (Diod. 19.56.5). Евмен израсходовал 10 000 не только на свои нужды, но часть сокровищ переправил Полиперхонту (ibid., 503).
[92] О карьере Антигена см. Heckel, «Antigenes», 57-67, Marshals, 308-13; о карьере Тевтама до 318 г. ничего не известно, но Берве (Alexanderreich, 2:372 [#744]) вероятно прав, что он был македонским дворянином и высокопоставленным офицером у гипаспистов Александра (см. Heckel, Marshals, 316-7). Босворт («Artifice», 66-7, 83 ns.61-3) утверждает, что Антиген и Тевтам пришли из Сузы, чтобы встретить Евмена, и что в других отношениях неизвестный Тевтам был сатрапом Паретакены. Эти свидетельства исходят из двух заявлений Диодора и одного Арриана. Диодор в 18.58.1 сообщает, что эти двое прошли значительное расстояние, чтобы встретить Евмена, а в 18.62.7 упоминает «сатрапии» в отношении и Тевтама и Антигена. Арриан доносит место назначения не как Киликия, но «море» (Succ. 1.38). Проблема этой версии в том, что Антиген, Тевтам, и аргираспиды выступили на соединение с Евменом только после получения писем от Полиперхонта и Олимпиады (Diod. 18.58.1, 59.3). Учитывая хронологию писем (см. прим. 86), Антиген, Тевтам и аргираспиды не имели возможности прибыть в Киликию одновременно с Евменом. Выбор Киликии делался с полным знанием присутствия там аргираспидов. Сирия управлялась союзником Антигона Птолемеем (FGrH 239B F-12; Diod. 18.43.1-2; App. Syr. 52). Упоминание Диодором большого расстояния может означать что угодно; оно могло просто относиться к расстоянию примерно в 50 миль от Кинды (расположенной где–то южнее Сол [Str. 14.5.10]) до северной Киликии, где они встретились с Евменом. В отношении наместничества Тевтама в Паретакене «сатрапия» могла быть ошибкой сокращения Диодором своего источника. Был ли Тевтам награжден сатрапией в Трипарадисе, и была ли эта сатрапия Паретакеной — неизвестно.
[93] Diod. 18.17.6-18.6; Plut. Dem. 28.1-4; Phoc. 28.1.
[94] «Все удивлялись невероятной переменчивости фортуны… кто принимает мысль о непостоянстве человеческой жизни, разве не будет удивлён сменяющимся приливам и отливам судьбы?» (Diod. 18.59.4-5; перевод Loeb Classical Library edition, R. M. Geer, trans, and ed. Books XVIII и XIX 1-65, в Diodorus of Sicily in Twelve Volumes. Loeb Classical Library (Cambridge, Mass.: Harward University Press; London: William Heinemann, Ltd., 1969] 9:175). Обширные цитаты из Диодора относительно судьбы см. J. Palm, Über Sprache und Stil des Diodoros von Sizilien: Ein Beitrag zur Beleuchtung der hellenistischen Prosa [Lund: Gleerup, 1955] 162.
[95] Diod. 18.58.2-4; Plut. Eum. 13.1; Nepos Eum. 6.1-2.