Этот незначительный по объёму и возможно фрагментарный трактат или декламация мало что добавляют к теории познания. Делается допущение, что добродетель — это «искусство» и так как применение всех искусств безуспешно без обучения им, то добродетели (αρετη), порядочной жизни (τυ ευ ζην), здравомыслия (φρονησις) — для Плутарха, как кажется, все три эти понятия равнозначны — следует обучаться, если мы хотим добиться в ней успехов. Плутарх апеллирует, как обычно, к здравому смыслу, но не берёт на себя труд доказывать какое–либо из своих предположений; однако его сочинение, даже в нынешнем повреждённом виде — прекрасное упражнение в популярной философии. Хотя небрежная и неопределённая точка зрения Плутарха и не является прямо противоположной точке зрения Платона (напр. в «Меноне»), но следует заметить, что два ученика Сократа, Критон и Симон, написали сочинения с заглавиями Οτι ουκ εκ του μαθετν οι αγαθοι («О том, что люди не от учения хороши») и Περι αρετης οτι ου διδακτοω («О том, что добродетели нельзя научить») соответственно (Diog. Laert., II, 121 , 122). Отличались ли выводы этих книг радикально от позиции Сократа или же Платона, как она развита в «Меноне» или же в «Государстве» здесь не место обсуждать. Мы должны отметить, между прочим, что G. Siefert (Commentationes Ienenses, 1896 , PP. 102-105), полагает, что Плутарх написал это сочинение в связи со своим трактатом «Об удаче» (см. параллели между ними в примечаниях) и что оно не повреждено, но незакончено. Это вполне возможно (Предположение Ксиландера, недавно повторённое без каких–либо доказательств Гартманом, что это сочинение не принадлежит Плутарху, представляется неубедительным). Текст сочинения очень неточен, ведь хотя оно имеется в нескольких важных классах рукописей, они очень значительно друг от друга отличаются. Текст, который взят за основу для настоящего перевода представляется в большой степени сомнительным. В списке Ламприя сочинение это находится под номером 180.
I Обсуждая вопрос о добродетели, мы должны обсудить и вопрос о том можно ли научить здравомыслию, справедливости и порядочной жизни; обсудив же, мы очень удивимся, что успехи ораторов, правителей, музыкантов, архитекторов и земледельцев очевидны и бессчётны, в то время как «порядочный человек» — только имя или же обозначение, такое же как «кентавры», «гиганты» или же «циклопы». И невозможно отыскать хоть какое–то деяние, которое было бы безупречно в отношении добродетели, любой характер не запятнанный страстями, или же любую жизнь, которой не коснулось бы бесчестие; и даже если бы природа и произвела стихийно что–то исключительное, то эта исключительность помрачилась бы многим, что ей чуждо, словно бы к пшенице примешалось то, что дико и нечисто — сорняки [1]. Люди обучаются игре на лире, танцам и чтению, возделыванию полей и верховой езде, они узнают как одеться и обуться, научаются разливать вино и запекать мясо. Всё это невозможно делать правильно без обучения; но следует ли из этого, что для достижения того, для чего все эти вещи предназначены, то есть для порядочной жизни, можно оставаться неразумным и невежественным и что это не требует обучения, а только дело случая?
II О смертные! Почему вы дерзаете утверждать, что добродетели невозможно обучить и таким образом отрицаете её существование? Ведь если знание породило добродетель, то тот, кто препятствует её познать, тот её губит. Ведь по справедливому замечанию Платона [2] только лишь из–за того, что нога бьёт такт не под лиру брат не поднимает руку на брата, друг не ссорится с другом, государство не восстаёт на государство и они не доходят до крайности в своих действиях и страданиях; никто не решится утверждать, что в государстве могут возникнуть гражданские раздоры лишь из–за вопроса о том, как правильно следует произносить слово «тельхины» [3] или же что в семье может вспыхнуть ссора между мужем и женой из–за того, как правильно пользоваться основой или же утком. Ведь неуч не возьмётся ни за ткацкий станок, ни за книгу, ни за лиру; ведь хотя большого вреда ему от этого и не будет, но однако ж стыдно, что осмеют. «Невежество», — сказал Гераклит, — «лучше прятать» [4]; но каждый уверен, что без всякого обучения может успешно управлять домом, браком, даже, будучи магистратом, государством, хоть он и не знает как вести себя с женой, с рабами, с согражданами, с подданными или же с правителем. Диоген видя, что ребёнок ест какие–то лакомые рыбные закуски, давал его воспитателю хорошую затрещину, справедливо полагая, что виноват не тот кто не знает, а тот кто не научил. Далее, если не может вежливо есть и пить в кампании тот, кто с детства не научен, по словам Аристофана[5]
За обедом не сметь положить себе редьки кусочек,
Сельдерея до старших стянуть со стола или лука головку,
В кулачок не смеяться, не красть сластей, ногу на ногу накрест не ставить,
то как человек может беспорочно исполнять свои обязанности в семье, в браке, в общине будучи магистратом, вообще на всём жизненном пути, если он не знает как вести себя с другими? Когда кто–то спросил Аристиппа[6]: «Так значит ты повсюду»? , — он со смехом отвечал, — «Если в самом деле я везде — хорошо, ведь тогда мне не нужны больше деньги на дорогу» [7]. Почему бы тогда и тебе так же не сказать: «Если человек не становится от обучения лучше, то плата даётся учителям впустую». Ведь они первыми принимают ребёнка, когда его отнимают от груди и так же как и няни формируют руками их тела [8], так и учителя, теми привычками, что они прививают, формируют характер ребёнка, помогая ему сделать первые шаги на пути к добродетели. Так один спартанец, когда его спросили, чего он добивается своим обучением, ответил: «Я делаю вещи достойные для детей приятными» [9]. И, однако же, чему они учат? Гулять в общественных местах с опущенной головой, солёной рыбы касаться одним пальцем, а свежей, хлеба и мяса — двумя[10], сидеть в такой–то и такой–то позе, таким–то и таким–то образом носить одежду [11].
III Что ж тогда? А то, что те, кто утверждает, что искусство врачей к заусеницам и сыпи имеет отношение, а к плевриту, лихорадке, умопомрачению — никакого, тот ничем не отличается от того, кто заявляет, что школы и уроки годятся только для наставления в детских, пустяковых обязанностях, но что для великих, высших обязанностей достаточно лишь интуиции и счастливого стечения обстоятельств. Ведь как смешон тот, кто заявляет, что грести на вёслах надо учить, но управлять судном можно не учась, так и тот, кто соглашается с тем, что искусствам и ремёслам надо обучать, но добродетель из числа их исключает, кажется мне, действует прямо противоположно тому, как то принято у скифов. Скифы ведь, как говорит Геродот, ослепляют своих рабов, чтобы те не выпивали сливки[12]; эти же люди, даруя разуму, словно бы глаза, услужливые и заботливые искусства, в то же время отнимают у него добродетель. Каллий, сын Хабрии[13], спросил полководца Ификрата: «Кто же ты? Лучник, пелтаст, конник или же гоплит? Ификрат ответил: «Ни один из них, но тот, кто командует над всеми». Потому смешно, если вдруг человек, полагающий, что стрельбе из лука, бою в тяжёлом вооружении, пользованию пращой или верховой езде надо обучать, вдруг заявит, что командование войском — дело случая и не требует никакого обучения. И даже более смешон тот, кто берётся утверждать, что одному лишь здравомыслию невозможно обучить, ведь без здравомыслия не может быть ни прибыли, ни пользы от иных искусств. Но если здравый смысл надо всем глава, то что упорядочивает все искусства, обращает каждого к тому, что ему полезно, < то как же тогда не уделять ему даже более внимания, чем другим искусствам> и какое, например, удовольствие можно получить от пирушки, если вопреки тому, что слуги хорошо обучены и знают, как
И вино подносить и разрезывать мясо[14]
в руководстве ими нет ни системы, ни порядка [15].