Введение

Мой интерес к фрагментарному греко–парфянскому историку Аполлодору из Артемиты начался с чтения монументальной работы В. Тарна "Греки в Бактрии и Индии". Книга захватывает, поскольку она передает опьяняющее толкиеновское видение «недостижимых горизонтов». Перед лицом жалких скудных свидетельств Тарн попытался восстановить историю греческих жителей на самом краю эллинистического мира. Он начал с Бактрии, проследив процесс, когда местные греческие правители отложились от империи Селевкидов. Затем он последовал за греко–бактрийцами, когда они двинулись на юг через Гиндукуш и создали индийское царство. Там царь Менандр (около 150 до н. э.) управлял преимущественно индийским населением, но тем не менее выбивал образ Афины с молнией и эгидой на своих монетах. После кочевого завоевания греко–бактрийского царства (около 130 г. до н. э.). Греческие царства в Индии уцелели еще на столетие, хотя их историю чрезвычайно трудно восстановить, поскольку единственным свидетельством их существования является нумизматика.
В 1930‑х годах, когда Тарн выпустил первое издание своей работы, было очень мало археологических свидетельств. В результате ему приходилось в значительной степени полагаться на свое воображение, что и делает его работу столь убедительной. С другой стороны, Тарн нарывался на неприятности, когда он позволял своему воображению заходить слишком далеко. Впоследствии было показано, что он ошибается по ряду пунктов. Например, так называемые «племенные монеты», которые он использовал для восстановления последовательности греко–бактрийских царей оказались подделками. Кроме того, сообщение Тарна о координированной антипарфянской кампании с участием Антиоха IV и греко–бактрийского царя Евкратида было убедительно опровергнуто Отто Морхольмом. Тем не менее, до тех пор, пока эксцессы Тарна хранятся в уме, его книгу все еще стоит читать. Одна вещь, которую я нашел особенно убедительной, это его обсуждение греков при парфянском правлении. После падения Селевкидов эти восточные греки занялись «более энергичным утверждением своего эллинства», другими словами, они компенсировали потерю своей политической власти большим акцентом на эллинской культуре. Аполлодор Артемитский и его история Парфии приводятся Тарном в качестве примера этого явления. Культурный расцвет греков в ранней парфянской империи, как я думал, законно является частью эллинистической истории.
Однако греко–парфяне просто не упоминаются в большинстве историй эллинистического мира. На востоке эллинистическая история, кажется, останавливается с концом Селевкидов. Во всяком случае, даже поздней историей Селевкидов пренебрегают. Например, в книге Грэма Шипли «Греческий мир после Александра» имеется 54-страничная глава «Царство Селекидов и Пергам». Однако, история Селевкидского царства после смерти Антиоха IV (в 164 г. до н. э.) "пролетает" всего на трех страницах.
Поэтому это исследование об Аполлодоре заполняет пробел в истории восточного эллинистического мира. Более того, Аполлодор — захватывающая фигура в своем собственном праве. Он мог бы стать известным как «Полибий Востока», историком, который описал падение части эллинистического мира от внешней силы. Полибий имел возможность наблюдать за Римом крупным планом, и Аполлодор как житель Парфянской империи (он жил ок. 100 до н. э.) мог бы попасть в одно число с Полибием, если бы его работа, Парфика, выжила. Полибию повезло в том, что многое (хотя и далеко не все) из его истории пробилось через века. Аполлодору не так посчастливилось, и это объясняет, почему теперь он неясная фигура, известная только специалистам. Его наследие в «Fragmente der griechischen Historiker» Ф. Якоби состоит из жалких восьми фрагментов — одного из Афинея, шести из Страбона, одного из Стефана Византийского (который списывал у Страбона). Здесь речь идет о невосполнимой утрате; бесценные наблюдения за парфянской историей и учреждениями погибли навсегда. Эта потеря не ограничивается парфянскими делами, но также охватывает более позднюю историю греческого населения на востоке. Если бы работа Аполлодора сохранилась, она пролила бы много света на возрождение эллинской культуры. Теперь это явление можно наблюдать только в мимолетных проблесках; Франц Альтхайм и Рут Штиль заявляют, что Аполлодор указывает на «утраченную культуру — провинцию позднего эллинизма». Однажды П. Брант предостерег ученых от стремления быть «чересчур поспешными в характеристике и оценке потерянных историй на основе свидетельств, которые неоправданно недостаточны». Оставшиеся фрагменты Аполлодора — ничто, если не "непоправимо недостаточны". Я попытаюсь повторить то, чем он, кажется, занимался в Парфике, а именно историю ранней парфянской империи, от ее истоков в середине третьего века до нашей эры до приблизительно 120 до н. э., где изначальная работа Аполлодора, по–видимому, прервалась.
Однако источники для истории Парфии не являются обильными. Еще раз, мы имеем дело с фрагментами: литературными, эпиграфическими и нумизматическими. Что касается самой структуры этой диссертации, то первая глава («Что написал Аполлодор и когда он писал?») касается того, что можно узнать (или предположить) о работе Аполлодора, и изучает предыдущую научную работу по этому вопросу. Вторая глава («Происхождение Арсакидской Парфии») касается основания парфянского государства Арсаком I и обсуждает многочисленные научные споры, связанные с этим событием. Следующие две главы прослеживают подъем Парфии до статуса великой державы. Последняя глава («Исчезнувшая армия») описывает последний крупный эпизод, который может быть приписан Аполлодору: таинственную судьба группы побежденных солдат Селевкидов, насильно включенных в парфянскую армию. Этот эпизод произошел после 129 г. до н. э., даты поражения Антиоха VII Сидета от парфян, которое представляет собой окончательный крах власти Селевкидов к востоку от Евфрата. Остаются лишь разрозненные сведения о судьбе солдат, чья история одновременно увлекательна и печальна, как и большая часть истории парфян.

Глава 1. Что написал Аполлодор и когда он писал?

В этой главе представлен обзор научных дискуссий, касающихся Аполлодора Артемитского, вместе с моими собственными суждениями. Собственная работа Аполлодора, Парфика, утрачена. Поэтому современные оценки его сосредоточены на двух произведениях эпохи Августа. (Отрывок из Афинея (15.682) имеет исключительно ботанический интерес, зато указывается, что он из четвертой книги Парфики, а потому работа Аполлодора содержала по меньшей мере четыре книги). Первая работа — «География Страбона», в которой сохранены названные фрагменты работы Аполлодора. Кроме того, География почти наверняка содержит дополнительную информацию, полученную от Аполлодора, в тех разделах, где он не назван по имени.
Вторая работа — "Филиппова история" Помпея Трога, «единственная всемирная история, написанная на латыни язычником». Кажется, что в «Истории Филиппа» содержится информация, полученная от Аполлодора. Однако полная версия истории Трога потеряна, что усложняет проблему. Два сохранившихся источника дают нам некоторое представление об оригинальной работе Трога. Первый — это так называемые «прологи», составленные неизвестным автором, которые состоят из чрезвычайно кратких резюме 42 глав первоначальной Филипповой истории. Второй источник — это работа «Эпитома Трога», составленная Юстином около 200 г. Не уверен, сколько материала Трога сохранено Юстином. По оценкам современных ученых эпитома заключает 10-20% длины Трогова оригинала.
Любой, кто вступает в контакт с работой Юстина, должен иметь дело с вопросом о его надежности или, точнее, о его отсутствии надежности. Юстин обычно получает критическое "избиение" от современных ученых. Так, Ричард Биллоуз пишет: «Юстин был писателем, чья непоследовательность зашла настолько далеко, что он даже не смог скопировать информацию, верно приводимую Трогом, и у него, конечно же, не было поползновений заключать, что было правдой или ложью в Троге, о надёжности которого мы больше не можем судить». Биллоуз считает, что Юстин — «неуклюжий халтурщик, который не заслуживает того, чтобы его называли историком». Однако Дж. М. Алонсо–Нуньес предлагает более сдержанную оценку. Он признает, что Юстин совершал ошибки, особенно в отношении событий к востоку от Евфрата в эллинистический век. Алонсо–Нуньес частично оправдывает Юстина, учитывая трудности, которые он должен испытать, составляя Эпитому: «Следует иметь в виду, что классические рукописи часто нелегко читать или из–за повреждений, или вследствие трудностей при наличии исторических эпизодов, малоизвестных читателям в Греции и Риме».
Есть еще одна проблема, с которой сталкивается любой, кто имеет дело с фрагментарными источниками: поиск первоисточника (Quellenforschung). В предыдущем исследовании об Аполодоре я столкнулся с рядом запутанных теорий, некоторые из которых, похоже, основаны на относительно мелких свидетельствах. Я, следовательно, ценю замечание Биллоуза, что «слишком много исследователей демонстрируют плачевное нежелание использовать Бритву Оккама, что, несомненно, устранило бы некоторые из более сложных теорий ученых, пытающихся установить связь между выжившими вторичными и потерянными первичными источниками». В более общем смысле, мой подход к Quellenforschung (который влияет на то, как я подхожу к вопросам, представленным ниже) также параллелен принадлежащему Биллоузу, который говорит следующее: "Короче говоря, мое отношение к Quellenforschung имеет тенденцию быть консервативным и скептичным: консервативным в том, что я предпочитаю простое и прямое решение проблемы, а не сложное; скептичным в том, что я сомневаюсь в современных теориях, которые не основаны на достаточно четких и однозначных указаниях в источниках».

Аполлодор и "источник Трога"

Страбон прямо цитирует Аполлодора в качестве источника материала по Парфии и Бактрии. Однако в сохранившемся материале Трога (пролог Трога и воплощение Юстина) нет никаких указаний на источники, используемые для разделов о Парфии и Бактрии. Может ли Аполлодор быть источником для Трога, а также для Страбона? В. Тарн так не считал. Он считал, что, хотя Страбон списывалу Аполлодора, Трог опирался на неизвестного историка, которого Тарн назвал «источником Трога». Тарн основывал это убеждение на рассмотрении пассажей Страбона и прологе к 41‑й книге Трога, в которых описывается кочевое низвержение греко–бактрийского царства ок. 130 до н. э. (Фактически в пассаже Страбона, процитированном Тарном, Страбон не засвечивает Аполлодора, но Тарн считал, что альтернативы Аполлодору в качестве источника нет. Вот эти пассажи:

Тарн отмечает, что Страбон называет четыре племени, которые вторглись в Бактрию, а Трог упоминает только два. Кроме того, что касается названий племен, Страбон и Трог представляют их в разных формах: сакаравлы/асии у Страбона, сарауки/ азианы у Трога. Тарн, следовательно, утверждает, что это расхождение в названиях форм показывает, что Страбон и Трог должны были брать из разных источников: Страбон из Аполлодора, Трог (конечно) из «источника Трога». О последнем источнике Тарн пишет:
"Несомненно, он не тождествен Аполлодору; у них двоих различные сообщения о завоевании кочевниками Бактрии, и в то время как Аполлодор называл некоторых кочевых людей субстанциальной формой Asii, наш историк использовал (иранскую) адъективную форму Asiani».
Теперь по сути неправдоподобно постулировать существование двух греко–парфянских историков, живущих примерно в одно и то же время и записывающих многие из тех же событий. Как утверждает сам Тарн, это «звуковой канон исторического метода в борьбе с древней историей, что источники не должны умножаться сверх необходимости» (хотя он не применяет это правило к источнику Аполлодора/Трога). Тогда возникает вопрос: имеет ли вариация в иранских грамматических формах, приведенная Тарном, столь большой вес, что требуется принять двух историков?
Собственно обсуждение Тарном названия племени Τοχαροι проливает некоторый свет на этот вопрос. Τοχαροι ​​появляются в пассаже Страбона выше. Τοχαροι не появляются в сопроводительном прологе Трога, но появляются в последующем прологе (к книге Трога 42), а также в эпитоме Юстина (42.2). Тарн полагает, что форма Страбона Τοχαροι происходит из Аполлодора. Что касается Трога, то различные рукописи Трогова пролога для книги 42 дают следующие формы: Thocarorum, Thodarorum, Thoclarorum, Toclarorum. Поскольку все, кроме последней из этих форм, имеют начальный аспират, Тарн допускает возможность того, что изначальная форма, используемая источником Трога, начиналась с «Th-», то есть «аспират появился в первом слоге, а не во втором» (как в Τοχαροι). Но затем возникает сложность: у Птолемея есть непридыхательная форма Takopaioi. Теперь Тарн полагает, что Птолемей привлек источник Трога для своих материалов по Средней Азии, поэтому он должен принять компенсирующую возможность, что источник Трога мог использовать «некоторую непридыхательную форму». Тарн затем рассматривает, могут ли явления метатезиса и смещения аспирата в эллинистическом греческом языке объяснять непридыхательную форму, использованную Птолемеем. Но он оказывается не в состоянии ответить на этот вопрос окончательно и, по сути, разводит руками, предлагая еще одну возможность о Tochari:
"Это может означать, что члены самой орды произносили свое имя по–разному, и если это так, то одна возможность (есть, вероятно, другие) была бы та, что в языке Tochari мы имеем дело с умирающим аспиратом, так как звук sh классическом греческом умер … "
Рассмотрение этого обсуждения о Tochari заставляет меня глядеть на эту проблему племенных имен как слишком скользкую, чтобы основываться на быстрых выводах. Слишком много возможных объяснений для каждой вариантной именной формы, и нет твердого способа судить между ними (возможно, что филологи могут не согласиться, конечно). Помимо вопросов о метатезисе и движущихся аспиратах и гипотетически умирающих аспиратов в неизвестных языках кочевников, другие факторы делают проблему еще более запутанной. Даже если первоначально иранское имя было точно транслитерировано на греческое, рассмотрим, что произошло после этого в случае с Трогом: название перешло в латинский язык, а затем стало частью эпитомы, составленной «неумехой» Юстином (как его называет Биллоуз). И в процессе копирования рукописей на каждом этапе было много возможностей для искажения.
Великим противником Тарна в отношении источника Трога был Франц Альтхайм, который утверждал, что Аполлодор был источником и для Страбона, и для Трога. Что касается племенного имени, которое Страбон приводит как Sakarauloi, то Альтхайм и Штиль видят в варианте формы в прологе Трога результат порчи. Отсюда, согласно Альтхайму, племенное имя появляется в прологе Трога в двух разных формах: Saraucae в прологе к книге 41, Sarducarum в прологе к книге 42.
Затем Альтхайм опирается на нумизматические свидетельства (монеты с надписью ΣΑΚΑΒΡΟΥ и ΣΑΚΑΡΟΥ), и приходит к выводу, что первоначальный вариант названия должен был быть тот, который появляется в "Макробиях" псевдо-Лукиана: Sakaraukai (Ближайший вариант - Sacaruacae, используемый поздним античным историком Орозием). За исключением этой особой формы, говорит Альтхайм, ничего нельзя почерпнуть из других вариантов имени, поскольку все они испорчены.
Что касается имени Asiani, то как упоминалось ранее, Тарн видит в Asiani в прологе к книге 41 иранскую адъективную форму «Asioi». Но Альтхайм дает альтернативное объяснение: Asiani — это «дальнейшее развитие» (Weiterbildung) первоначального названия Asiоi. Альтхайм также считает, что между Аполлодором и Трогом была промежуточная стадия, во время которой Asiоi превратились в Asiani. Трог, говорит он, вероятно, не использовал Аполлодора напрямую, а скорее через посредника, вероятно, Тимагена из Александрии (тогда как Страбон взял своих Asioi непосредственно из Аполлодора. Следовательно, Альтхайм объясняет расхождение в названиях племен, которые привели Тарна к вере в "источник Трога": они являются результатом текстовой порчи или более поздних изменений в формах иранских имен, представленных на греческом языке. Здесь результаты, говорит Альтхайм, «которые неизбежно должны происходить с многократно нарушаемой передачей». Здесь я должен согласиться с Альтхаймом против Тарна — просто нет достаточных свидетельств, чтобы поддержать концепцию "источника Трога". Тарн был провидцем, но иногда его видения брали верх над ним.
Два других ученых, которые недавно изучили этот вопрос, также на стороне Альтхайма. Бернард ван Викевоорт Кроммелин утверждает следующее: «Следовать гипотезе Тарна об «источнике Трога» можно только неохотно, поскольку характеристики предполагаемого источника остаются неясными». Джон Р. Гардинер–Гарден утверждает, что Тарново разделение на Аполлодора и "источник Трога" «неубедительно», и попутно одобряет точку зрения Альтхайма, что Трог мог видеть материал Аполлодора только через посредника, возможно, Тимагена, тогда как Страбон, возможно, использовал изначальную работу Аполлодора.

Параллели

Дж. М. Алонсо–Нуньес приводит параллели между Страбоном и Трогом/Юстином, поддерживая утверждение Альтхайма, что Аполлодор стоит за обоими. Его первая параллель возвращает нас к падению греко–бактрийского царства ок. 130 до н. э. Он утверждает, что последний раздел (на самом деле, предпоследний раздел) пролога к 41‑й книге Помпея Трог имеет параллель у Страбона 11.8.2. Очень вероятно, что общим источником как для Страбона, так и для Помпея Трога, был Аполлодор из Артемиты, историк парфян, писавший по–гречески.
Хотя Тарн рассматривает эти отрывки как указывающие на два разных источника, Алонсо–Нуньес считает, что они указывают на общий источник.

Гардинер–Гарден соглашается здесь с Алонсо–Нуньесом: «… сходство между рассказами Страбона и Юстина о вторжении в Бактрию достаточно сильно, чтобы оправдать идентифицирование обоих сообщений как переработку одного и того же аполлодоровского оригинала. Однако пролог Трога содержит фактическую ошибку: вторжение кочевников в Бактрию произошло примерно через столетие после Диодота, а не «во время его царствования»). Сейчас (пока Бактрия является предметом обсуждения) самое время обсудить один «непараллельный» вариант между Страбоном и Юстином. Здесь необходимо провести различие между прологом 41‑й книге и эпитомой Юстина. Пролог, как показано выше, говорит о двух кочевых племенах, напавших на Бактрию (в отличие от четырех у Страбона). Юстин 41.6.3, напротив, говорит о судьбе Бактрии:
"Бактрийцы, со своей стороны, были втянуты в различные конфликты и лишились не только своей державы, но и свободы. Измученные войнами с согдийцами, арахосиями, дранками, ареями и индийцами, они, наконец, попали, фактически в состоянии истощения, под власть парфян, более слабого народа, чем они сами".
Это последнее слово Юстина по вопросу о Бактрии — он никогда не возвращается к этой теме снова. Ясно, что это не завоевание Бактрии ок. 130, как описано Страбоном и Троговым прологом. Тарн полагает, что этот отрывок относится к более ранней, временной оккупации Бактрии парфянским царем Митридатом I (царствовал 171-138/137 гг. до н. э.). (О подробностях этого инцидента см. в главе «Селевкидско–парфянские войны I: Бактрия и Мидия"). После записи этого события Юстин, возможно, обратился к другим вопросам и забыл упомянуть о последнем кочевом завоевании Бактрии.
Тарн предлагает два свидетельства в поддержку этого сценария. Во–первых, есть парфянские монеты с надписью "царя Арсака" («Арсаки» — это имя парфянской правящей династии), но имитирующие монеты греко–бактрийского правителя Евкратида. Во–вторых, Птолемей упоминает бактрийский город Souragana Phrata — Фраат был сын и преемник Митридата I (хотя Тарн считает, что он еще не родился в это время, и это имя должно относиться к парфянскому правителю, поставленному Митридатом).
В противоположность этому Гардинер–Гарден пытается использовать более сложный метод согласования сообщения Юстина с рассказом Страбона и пролога Трога. Он сначала отмечает, что ранние парфяне, по–видимому, имели какой–то союз с племенем апасиаков (это племя упомянуто Страбоном, Полибием и Птолемеем), а затем утверждает, что некоторые ученые пытались идентифицировать апасиаков с племенем пасианов. Поскольку Страбон упоминает, что пасианы были одним из племен, которые захватили греко–бактрийское царство, тогда, возможно, парфяне использовали какую–то форму сюзеренитета над оккупированной кочевниками Бактрией. Я предпочитаю объяснение Тарна, его относительную простоту и тот факт, что он имеет некоторые (однако, мало) материальные свидетельства.
Вернемся к параллелям. Алонсо–Нуньес видит еще одну параллель между Страбоном и Юстином, относительно парфянского происхождения. Он утверждает: «Юстин 41.1.10 имеет параллель у Страбона 11.9.3, и поэтому мы можем предположить, что общим источником является Аполлодор из Артемиты». (Я добавил пассаж Юстина справа, думая, что он делает параллель яснее).

И Страбон, и Юстин упоминают даев/дахов. Дахи были «конфедерацией» скифских племен, обитающих в регионе к востоку от Каспийского моря. И Арриан, и Курций Руф ссылаются на дахов, служивих в армиях Дария III; после его поражения Александр Великий включил контингент дахов в свою собственную конницу. Именно подгруппа из числа дахов, парнов (или апарнов, спарнов) основала парфянскую империю. Сначала парны переехали в район древней ахеменидской сатрапии Парфии; этот регион стал их первым державным местом, и, следовательно, парны приобрели имя «парфян».
Вышеупомянутое заявление Страбона более точно, даже в своей неопределенности. Он заявляет, что «апарнские даи» были частью большей группировки даев, но также сообщает о конфликте среди авторов о месте жительства этого более крупного образования. Заявление Юстина запутано до неузнаваемости, словно он не полностью понял материал, который сокращал. Он утверждает, что парфяне обосновались на бесплодной территории, ограниченной регионом (Гиркания) и обиталищами четырех племен (одна из которых, «спарны», по–видимому, относится к самим прото–парфянам). Тем не менее есть еще несколько точек схожести: присутствие дахов в обоих пассажах, а также представление о том, что парфяне/парны отпали от какой–то более крупной племенной группировки. Я считаю, что решение Алонсо–Нуньеса об общем происхождении из Аполлодора оправдано, особенно если учесть, что Юстин видел Аполлодора из вторых рук (т. е. через Трога), а также писал примерно через три столетия после времени Аполлодора, что помогает объяснить его путаницу в информации, с которой он работал.
Алонсо–Нуньес также видит параллель в текстах Страбона и Юстина, касающихся отделения Бактрии и Парфии от империи Селевкидов под руководством Диодота и Арсака соответственно. (Арсак I стал основателем парфянского государства, и его имя стало обозначать его правящую династию):

Здесь путаница с обеих сторон. Страбон приписывает «Евтидему и его окружению" отделение Бактрии от империи Селевкидов. Фактически Бактрия стала независимой де факто ок. 250 до н. э. при Диодоте I, которому наследовал его сын, Диодот II. Евтидем сверг младшего Диодота ок. 225 до н. э. и забрал царство. Гардинер–Гарден, однако, пытается спасти сообщение Страбона: под окружением Евтидема он подразумевает, что «Евтидем был не единственным вождем восстания в Бактрии». Затем он размышляет, что «Диодот и Евтидем оба были вовлечены в первоначальное восстание». Это, как и многое из Гардинер–Гардена, правдоподобное предположение, но все же догадка.
С другой стороны, Юстин ошибается со своим Феодотом, хотя это возможно, из–за порчи текста. Но пару вещей Юстин понял верно. Во–первых, его упоминание об Андрагоре как о селевкидском губернаторе, свергнутом Арсаком. Мы обладаем монетами с именем Андрагора, и он также упоминается в надписи из Гургана в Иране. Поэтому Алонсо–Нуньес приходит к выводу, что «вещественные свидетельства поддерживают повествование Юстина, насколько это возможно». Юстин также утверждает, что сын «Феодота», т. е. Диодот II заключил договор с Арсаком, что тоже похоже подтверждается нумизматическими данными. Холт изучил монеты Диодота и пришел к следующим выводам: Диодот I победил Арсака в 240‑е или 230‑е годы, после чего Арсак и его последователи покинули Бактрию и обосновались в сатрапии Парфии, выбрав ее как более легкую мишень для завоевания. Затем Диодот поместил изображение венка на своих монетах в ознаменование этой победы. Венок появлялся на ранних монетах Диодота II, но затем исчез. Холт считает, что его пропажа подтверждает заявление Юстина, что Диодот II заключил союз с Арсаком: «Этот пакт может объяснить решение царя Бактрии удалить с чеканки явное упоминание о поражении его нового союзника от его отца».
Пассажи Страбона и Юстина также показывают параллельные особенности, указывающие на общее происхождение от Аполлодора. Оба вначале отмечают, что внутренний конфликт в империи Селевкидов способствовал отделению Бактрии и Парфии, которое, кажется, относится к «Войне братьев» (около 241-235) между Селевком II и претендентом Антиохом Гиераксом. Оба отрывка также выражают неопределенность относительно происхождения Арсака. Страбон представляет касательно него две теории (он был либо скиф, либо бактриец), в то время как Юстин называет его «человеком с непонятным происхождением».
Помимо Алонсо–Нуньеса, Якоб Нойзнер также проводит параллели между пассажами Страбона и Юстина, упомянутыми выше:
"Следовательно, для Юстина как и для Страбона парфянское государство было создано в результате успешного вторжения кочевников во главе с темной фигурой Арсаком, чьи претензии на легитимность покоились на праве завоевания. Оба сохраняют последовательную череду событий, охватывающих, во–первых, бактрийское восстание против Селевка, во–вторых, успешное вторжение в Парфию и, в-третьих, восстание или войну против эллинистического сатрапа Бактрии, чье имя приводится по–разному как Диодот или Феодот".
Нойзнер в результате заключает, что и Страбон и Юстин "вероятно основывают свое сообщение на Аполлодоре, датируемом примерно 100 г. до н. э."
Изучив текст Юстина, Алонсо–Нуньес также выделил другие пассажи, которые, возможно, происходят от Аполлодора:
• Юстин 41.5.2-4 является описанием парфянской столицы Дара, «что указывает на личное наблюдение в источнике Трога — вероятно, Аполлодора из Артемиты».
• В Юстине 41.6.9 «упоминается о смерти Митридата I, которая имела место в 139 г. до н. э. Источником этой главы, вероятно, является Аполлодор из Артемиты».
• Относительно книги 42 Юстина: «Книга начинается (42.1.1) намеком на смерть Митридата I (около 139 г. до н. э.) и правопреемством его сына Фрааса II (ок. 139-129 гг. до н. э.). А затем описываются различные события его царствования (42.1.2-5). Весьма вероятно, что источник Аполлодор из Артемиты"
• Также в книге 42: «В следующей главе (42.2) рассказано (42.2.1) о воцарении Артабана I (128-124) и его смерти (42,2,2), которому, в свою очередь, наследовал Митридат II (ок. 124-88). Последний сражался против скифов и армян (42.2.3-6). Эта информация должна быть отнесена к Аполлодору из Артемиты.
Я согласен с Алонсо–Нуньесом в том, что Аполлодор является вероятным источником парфянской информации в Страбоне и Троге/Юстине. Посидоний кажется наиболее вероятным альтернативным кандидатом, по крайней мере, для некоторой информации Страбона и Трога. Что касается дел восточнее Евфрата, то Страбон цитирует Посидония дважды: один раз говоря о "совете парфян" (11.9.3), и один раз о природном явлении — "источнике нафты" в Вавилонии (16.1.5). Но я думаю, что Аполлодор как житель Парфянской империи, имеет преимущество над Посидонием (более подробно о Посидонии см. главу «Селевкидо–Парфянские войны II: селевкидские сумерки").

Terminus ante quem?

Когда писал Аполлодор? Тарн утверждает:
"Его дата должна падать между завоеванием Бактрии, ок. 130 до н. э., и смертью Митридата II Парфянского в 87 году до н. э. Последняя дата определена из того, что классические авторы, которых мы теперь имеем, не знают практически ничего о Парфии между Митридатом II (вплоть до царствования которого у них были греческие историки Востока) и завершением повторной консолидации империи Фраатом III в 66 г. до н. э., в чье царствование был установлен контакт с Римом, и парфянская история бежит с тех пор по римским каналам. Парфянский царь Синатрук (77-70 гг. до н. э.) действительно только упоминается с римской стороны, когда он вступил в контакт с Римом, но иначе этот период состоит из белых пятен, и только в наше время голые имена забытых царей, заполнивших его, были восстановлены из клинописных документов. Нет обоснованных причин сомневаться, что Аполлодор жил в период царствования Митридата II, где–то около 100 г. до н. э., когда существовал обзор парфянской империи, сделанный, конечно, греками. Поскольку две из названных цитат Страбона из Аполлодора имеют дело с расстояниями, понятно, тчто он сам имел какое–то отношение к обзору".
Об источнике Трога Тарн пишет: «Что касается Парфии, то его История протекала от самого начала до смерти Митридата II в 87 г. до н. э., ибо панегирик этому монарху, эпитомизированный Юстином, должно быть, исходил от него и был формальным заключением его книги … Дальше 87 до н. э. его история не могла подолжиться по причинам, приведенным по случае Аполлодора". Здесь Тарн непреднамеренно представляет другое свидетельство того, что источник Аполлодора и Трога должен быть одним и тем же, так как шансы сильно возражают против существования двух греко–парфянских историков, рассматривающих один и тот же предмет.
Я согласен с доводом Тарна, что работа Аполлодора, должно быть, прервалась после смерти Митридата II (которая произошла в ноябре 91 года до н. э., согласно последним изучениям клинописных табличек. Факт, что западные источники находятся в потемках о события в Парфии после 91 года до н. э., представляется мне решающим. Как отмечает Тарн, современные историки считают период 91-57 гг. (когда римские историки начали следить за парфянскими делами) «темным веком», который может быть реконструирован только с помощью нумизматических и клинописные свидетельств.
Алонсо–Нуньес также считает, что смерть Митридата II представляет собой terminus ante quem для работы Аполлодора. Он считает, что парфянские разделы у Юстина подтверждают эту точку зрения. После окончания правления Митридата II Юстин пускается в экскурс об Армении и не возвращается к парфянским делам до Митридата III (ок. 57-55), которого Юстин смешивается с Митридатм II. Так "эпитоматр перепрыгнул через царствования Готарза I (ок. 90‑х гг. — ок. 80), Орода I (ок. 80-78), Синатрука (ок. 77-70) и Фраата III (ок. 70-58), т. е. ок. 90 - 58 до н. э. Первые контакты между Парфией и Римом вообще не упоминаются".
Факт, что рассказ Юстина о Парфии запутался после смерти Митридата II, подразумевает, что Аполлодор (конечный источник Юстина через Трога) прервался в этом пункте. Этот вывод подкрепляется прологом к 42‑й книге Трога. Пролог утверждает, что Митридат II вел войну против армян, затем упоминается, что Трог сделал отступление, в котором обсудил армянские дела. После Митридата II в прологе не упоминается о каких–либо других парфянских царях до Орода, который принял власть в 58 до н. э. О времени между Митридатом и Ородом пролог предлагает только неопределенное заявление о том, что в Парфии было «преемство нескольких разных царей», подразумевая, что у Трога не было подробных источников за этот период.
Наиболее радикальным отходом от вышеупомянутой точки зрения является позиция Валерия Никонорова, который считает, что Аполлодор еще писал после битвы при Каррах (53 до н. э.). Он приходит к этому выводу, рассматривая параллельные отрывки о регионе Маргиана в Центральной Азии. Первый отрывок из Страбон 11.10. Страбон не называет прямо Аполлодора источником этого отрывка, но Никоноров считает, что информация поступает от последнего. (Это далеко не однозначно, однако, поскольку сильным альтернативным кандидатом является Демодам из Милета, писатель другого потерянного произведения, который, как известно, выступал в регионе Маргиана в качестве стратега Селевка I и Антиоха I). Второй отрывок — из «Естественной Истории» Плиния Старшего 6.46-47, который, по мнению Никонорова, был также извлечен из Аполлодора.

Далее Никоноров приводит отрывки из Гая Юлия Солина (3 или 4 вв. н. э. и Марциана Капеллы (5 в.), которые в значительной степени следуют Плинию (хотя Марциан Капелла не упоминает римских пленных). Но потом, основываясь на этих отрывках, Никоноров делает шаткое заключение. Он пытается восстановить то, что, по его мнению, является первоначальным описанием Аполлодором Маргианы, путем смешивания вместе Страбона, Плиния, Солина и Марциана Капеллы. В этом восстановленном отрывке последнее предложение гласит: «Парфянский царь Ород II после победы над армией Красса при Каррах (в 53 г. до н. э.) поселил римских пленных в Маргиане". На основании этой реконструкции он приходит к выводу, что Аполлодор, должно быть, знал о Каррах, и поэтому «из этого следует, что 53 год до н. э., дата римской катастрофы, является terminus ad quem».
Но есть большая проблема с тезисом Никонорова. Информация о римских пленных в Маргиане не появляется у Страбона, источнике, ближайшем к Аполлодору и по языку и по времени (terminus ante quem для работы Страбона — 25 н. э., для Плиния — 77 н. э.). Кроме того, Страбон — единственный автор, который в своем тексте прямо цитирует Аполлодора Артемитского как источник (хотя в указателе на книгу 6 Плиний упоминает «Аполлодора», без указания какого именно). Во всяком случае, это означает, что первоначальный текст Аполлодора не упоминал римских пленных, и что Плиний (и за ним Солин) взял этот факт из какого–то другого источника, возможно, римского, описывающего возвращение парфянами пленных и захваченных римских знамен Августу в 20 г. до н. э.
Никоноров также непреднамеренно усиливает аргумент, что Плиний, Солин и Марциан Капелла использовали источник, отличный от Аполлодора. Он заявляет, что "при внимательном рассмотрении приведенных выдержек можно обнаружить некоторые очевидные расхождения. Итак, Страбон сообщает, что царь Селевкидов Антиох I приказал обвести оазис в Маргиане стеной длиной в 1500 стадий, а Плиний, Солин и Марциан Капелла приводят цифру, аналогичную длине гор, окружающих регион; более того, они ничего не говорят о возведении стены. Далее, Страбон говорит только об основании в Маргиане тем же правителем (т. е. Антиохом I) города, названного в честь него; однако, Плиний и другие сообщают нам, что Антиох только восстановил город, который ранее был основан Александром Великим, а затем уничтожен варварами".
Обратите внимание, что эти «расхождения» помещают Страбона с одной стороны и трех латинских писателей с другой. Кроме того, ясно, что отрывки в Солине и Марциане Капелле происходят из Плиния. Тем самым, если предположить, что Страбон обращался к Аполлодору, расхождения делают вероятным то, что Плиний (и за два других латинских автора) черпал в другом источнике — либо отдельно, либо в дополнение к Аполлодору. Упоминание Плиния об «озере Зота» (которое не появляется у Страбона) также подразумевает, что здесь при деле разные источники. Я не уверен в утверждении Никонорова, что Аполлодор писал до 53 до н. э.

Сакарауки и Псевдо–Лукиан

Гардинер–Гарден, подобно Никонорову, считает, что Аполлодор должен был продолжить писать после смерти Митридата II, но по гораздо более веским причинам. Он смотрит на последнее предложение в прологе к 42‑й книге Трога: Reges Tocharorum Asiani interitusque Saraucarum: «Об азианских царях тохаров и крахе сарауков». По Гардинеру–Гардену речь идет об уничтожении сарауков, по Тарну — об их гибели.
Пролог Трога (который, как полагают, происходит от Аполлодора) соприкасается тогда с другим произведением, "Макробиями" псевдо-Лукиана. Эта работа — эссе о долгожителях и причинах их смерти. Она дошла до нас в корпусе сочинений литератора 2‑го столетия н. э. Лукиана из Самосаты, но написана, вероятно, гораздо позже (возможно, около 215 н. э.) "Макробии" содержат следующее предложение: «Синатрук, царь Парфии, в возрасте уже 80 лет был восстановлен на троне скифами сакарауками и правил семь лет."
Из других источников известно, что Синатрук царствовал с 77 до 70 г. до н. э. Следовательно, сакарауки становятся связующим звеном между Аполлодором (через Трога) и Псевдо–Лукианом: если бы сакарауки были рядом, чтобы водворить Синатрука на парфянском троне в 77 году до н. э., их «гибель» должна была произойти после этого времени. Получается, если Аполлодор упоминает их «гибель», он, по–видимому, все еще писал после 77 года.
Один из способов избежать этого вывода — отрицать, что псевдо-Лукиан является надежным источником. Тарн так и поступает. Он пишет, что «сакаракуки в последний раз упоминаются как водворившие Синатрука на парфянский престол в 77 г. до н. э. (конечно, он полагает, что эта информация исходит из «источника Трога»), но затем он утверждает, что «едва ли Псевдо–Лукиан является здесь безупречным свидетельством». Поэтому он считает, что «гибель» сакарауков не может быть слишком удалена во времени от завоевания Бактрии ок. 130 до н. э. Следовательно, Тарн может по–прежнему полагать, что источник Трога прекратил писать со смертью Митридата II в 91 г. до н. э.
Однако, что, если псевдо-Лукиан является надежным источником? Он действительно приводит информацию, которая кажется сомнительной (или, во всяком случае, не характерной), когда он утверждает, что престарелый Софокл задохнулся виноградиной. Однако, в "Макробии" и довольно много верных сведений, в том числе точные указания, сколько прожили Гиерон II Сиракузский (Macrob. 10), Антигон I (Macrob., 11), Антигон II (там же), Птолемей I (Macrob. 12), Филетер (там же), Аттал II (там же); Масинисса Нумидийский (Macrob.17); софист Горгий (Macrob. 23).
Если принять псевдо-Лукиана как заслуживающего доверия источник, то есть три альтернативы:
(1) Трог взял "гибель" сакарауков не из Аполлодора, а скорее из более позднего источника. Следовательно, этот эпизод не проливает света на даты Аполлодора. Этого мнения придерживается Алонсо–Нуньес. Что касается книги 42 Трога (уцелевший пролог которой упоминает «гибель»), он заявляет, что «у Трога были другие осведомители, чем у Аполлодора Артемитского». У Алонсо–Нуньеса есть свой собственный сценарий конца сакарауков: он считает, что это произошло вскоре после 6 года н. э., позже любой возможной даты Аполлодора. Он приравнивает сакарауков к индо–скифам, которые свергли последние индо–греческие царства в Пенджабе, а затем упоминает надпись 6 г. н. э., которая, по его мнению, относится «к последним дням индо–скифов».
(2) Трог взял «гибель» сакарауков из Аполлодора. Однако это событие произошло раньше, чем случай с Синатруком в псевдо-Лукиане. И сакарауки испытали неудачу, а не "гибель". Поэтому псевдо-Лукиан не проливает свет на даты Аполлодора.
Так по Гардинеру–Гардену. С этой точки зрения неудача сакарауков может относиться к одному из следующих событий:
• Кочевое завоевание Бактрии происходило волнами. Сакарауки были первой волной, но затем были изгнаны второй волной (во главе с тохарами).
• Сакарауки занимали область Мерва между Парфией и Бактрией, но были изгнаны парфянским царем Митридатом II.
Однако Гардинер–Гарден в конечном итоге отвергает эту точку зрения в пользу следующей.
(3) Трог нарисовал «гибель» у Аполлодора, и это событие связано со случаем Синатрука в псевдо-Лукиане. Поэтому Аполлодор еще писал около 77 г. до н. э. Гардинер–Гарден обосновывает это как наиболее вероятный вывод, написав, что
«… ясно, что его (то есть Синатрука) воцарение, в котором были задействованы сакарауки, завершало период, когда по–видимому парфянского трона домогались Готарз и Ород, и ясно, что Синатрук правил до 70 г. до н. э., когда ему наследовал его сын Фраат III. "Уничтожение сарауков" могло быть задачей, которой Синатрук был занят во время своего отзыва или, возможно, было исполнено Синатруком, когда услуги кочевников перестали быть необходимыми».
Альтхайм и Штиль также склоняются к этой точке зрения, заявляя, что правление Синатрука является «возможной конечной точкой» для Аполлодора.
Никоноров также считает, что «гибель» в Троге происходит из Аполлодора. Но, сделав это предположение, он делает огромный скачок — возможно, даже более маловероятный, чем его вывод о том, что различные пассажи о Маргиане помещают Аполлодора после битвы при Каррах. Никоноров начинает с утверждения, что и Синатрук, и его сын Фраат III (царствовал около 70-57 гг. до н. э.) продолжали получать поддержку сакарауков. Он основывает это на нумизматических свидетельствах: монеты как для Синатрука, так и для Фраата II показывает, что они носят короны, украшенные иранскими кочевыми мотивами: бычий рог сбоку и ряды оленей вдоль гребня. Это правдоподобно, если не нерушимо — только мы не уверены, относятся ли кочевые атрибуты на монетах конкретно к сакараукам. Кроме того, эти монеты относятся к периоду, известному как парфянский темный век («темный» в связи с нехваткой источников). Поскольку почти все парфянские цари называли себя на своих монетах лишь тронным именем «Арсак», недостаток других источников делает приписывание монеты определенным правителям чрезвычайно сложным. Тем не менее, Дэвид Селлвуд, ведущий авторитет в парфянской нумизматике, присваивает монеты с рядами оленей не Синатруку, а Готарзу I (около 90 до н. э). Селлвуд думает, что монеты Синатрука (тетрадрахмы и драхмы) — это те, которые показывают символ лилии.
Возвратимся к Никонорову. Он вызывает бурную историю непокорных потомков Синатрука. Фраат был убит своими сыновьями Митридатом III и Ородом II; затем братья начали ссориться и, наконец, ок. 54 до н. э. Ород был побежден и убит Митридатом. До сих пор Никоноров находится на твердой почве: эти факты засвидетельствованы в западных источниках. Но потом Никоноров заходит в своих догадках слишком далеко:
«Согласно нумизматическим свидетельствам, Митридат был соправителем отца, и с самого начала своего конфликта с Ородом он, следовательно, являлся законным наследником престола. Если это так, то сакарауки были обязаны поддерживать Митридата как правопреемника, по их мнению, Синатруковой родословной. Правда, может быть другое решение: они могли бы выступить против обоих отцеубийц, желая отомстить за убитого Фраата III. Однако, независимо от альтернативы предлагаемого объяснения, конечный результат любого из этих действий был тот же самый: сакарауки были уничтожены. Поэтому их истребление следует поместить в период этой междоусобной войны, между ок. 57 и 54 до н. э.»
Тем самым Никоноров считает, что Аполлодор в середине 50‑х годов до нашей эры писал о «гибели» сакарауков. Далее, он утверждает, что его более раннее представление о том, что Аполлодор знал о Каррах (53 до н. э.), «теперь снабжено дополнительной и сильной поддержкой». Но, конечно, Никоноров не приводит никаких свидетельств для своего сценария относительно Орода II и «гибели»; это только гипотеза, и, следовательно, этот аргумент даже более шаток, чем его предыдущий вывод из отрывков о Маргиане. По моему мнению, Никоноров до сих пор не привел убедительного аргумента в пользу своего поздней датировки Аполлодора.
Изучение текста "Макробиев" еще больше ослабляет представление о том, что Аполлодор был источником информации о Синатруке. Во всяком случае, появляется Исидор Харакский, чтобы стать более сильным кандидатом на информацию в прологе Трога. Параграф в "Макробии", в котором упоминается Синатрук, также прямо цитирует Исидора дважды. Первый пример приписывает «Исидору, историку из Харакса» информацию об Артаксерксе, одном из пост–ахеменидских царей. Во втором случае псевдо-Лукиан цитирует Исидора с упоминанием о некоем Гоэсе, который был «царем несущей пряности Омании во время Исидора». Кроме того, три царя Харакены (т. е. родного царства Исидора) относятся к числу долго живущих людей, упомянутых в одном месте с Синатруком (наряду с Камнискиром Элимаидским, ошибочно названным царем Парфии).
Следовательно, № 3 является самой слабой альтернативой, и его можно отбросить, поскольку нет убедительных свидетельств в пользу того, что Аполлодор писал еще в конце Синатрука в 77 году до н. э. На мой взгляд, вариант № 1, в котором утверждается, что эпизод «гибели» сакарауков в Троге не был взят из Аполлодора — самый сильный на сегодняшний день, так как он обеспечивает простейшее объяснение «темного века» после смерти Митридата II. Вариант № 2 более шаткий, поскольку нет убедительных свидетельств того, что Митридат II вытеснил сакарауков из Мерва. Однако, для того, чтобы решить, когда писал Аполлодор, и № 1, и № 2 оба указывают, что работа Аполлодора не продолжалась после смерти Митридата II в 91 году до н. э.
В результате мои рабочие предположения об Аполлодоре Артемитском следующие: он был источником для парфянских и бактрийских материалов как в Страбоне, так и в Троге/Юстине (т. е. не существует отдельного «источника Трога»), и события, описанные в его «Парфике», заканчиваются ок. 91 год до н. э., в конце правления Митридата II.

Глава 2. Происхождение арсакидской Парфии

Где–то в середине III в. до н. э. губернатор Селевкидской Парфии Андрагор начал путь к отделению, выпуская носящие его собственное имя монеты. Однако, прежде чем он смог завершить этот процесс, Парфия была захвачена кочевым племенем парнов во главе с неким Арсаком, и Андрагор был побежден и казнен. Когда и как все это происходило, было предметом многих дебатов, и на эту тему было пролито чернил больше, чем на любой другой аспект истории Парфии, причем научная дискуссия принимает форму ошеломительных утверждений и встречных заявлений.
Учитывая нехватку свидетельств, импульсивное установление точных дат в этих событиях, вероятно, неуместно. Мы можем сказать, что и Парфия, и соседняя провинция Бактрия отделились от Селевкидов во время правления Селевка II (246-225 гг. до н. э.) и что вторжение в Парфию Арсака и его последователей произошло в начале 230‑х до н. э.
Тем не менее, есть одна конкретная дата, с которой нужно считаться: «Арсакидская эпоха" началось в 247 г. до н. э., о чем свидетельствуют различные надписи, пергаменты и редкие монеты (датированные парфянские монеты обычно записываются эрой Селевкидов). Одна из теорий (выраженная А. Биваром) состоит в том, что в 247 до н. э. Андрагор сделал Парфию де факто независимой от Селевкидов; когда Арсак вошел туда позже, он задним числом приурочил собственную эру к тому году. С другой стороны, Клаус Шипманн театрально разводит руками и заявляет, что значимость эпохи Арсакидов не может быть определена с уверенностью.

Арриан

Как упоминалось в главе «Что писал Аполлодор?», Якоб Нойзнер считал, что и Страбон, и Юстин рассказали раннюю парфянскую историю из Аполлодора Артемитского (которого он датирует 100 г. до н. э.). Еще раз приведем параллельных отрывки из Страбона и Юстина (указывающие на их общее происхождение из Аполлодора):

Перед исследованием параллелей, есть пара замечаний по поводу пассажа Страбона. Во–первых, о замечании Страбона о том, что отделение Бактрии и Парфии произошло «из–за того, что цари Сирии и Мидии … были заняты другими делами» (dia to pros allois einai). Этот текст является исправлением рукописей Страбона, которые первоначально говорили dia to pros allelois (или allelous) einai «потому что они были заняты делами (или воевали) друг с другом».
Йозеф Вольски считал, что «цари Сирии и Мидии» являются обычными эпитетами, относящимися к Селевкидам. Он осудил исправление, предпочитая изначальное чтение: «потому что цари Сирии и Мидии … были заняты друг с другом». У этого чтения есть преимущество (по мнению Вольского) в том, что оно согласуется с "Войной братьев" (240-239 гг. до н. э.). Эта война ополчила Селевка II против его брата Антиоха Гиеракса, и именно в это время, думает Вольски, Парфия стала независимой. Более того, сохранение изначального чтения Страбона приводит его в соответствие с Юстином 41.4.4, который также ссылается на «Войну братьев», когда говорит, что Парфия откололась из–за «двух царственных братьев Селевка и Антиоха, которые настолько стремились вырвать царство друг у друга, что отказались от подавления восстания».
Ян Виллем Дрийверс возражал против изначального чтения dia to pros allelois по филологическии основаниям - pros с дательным падежом не фигурирует в прозаических текстах». Кроме того, по его мнению, использование дательного падежа не имеет смысла — это будет означать что–то вроде «потому что они цеплялись друг за друга». Дрийверс также заявляет, что «все рукописи» Страбона говорят pros allelois. Но здесь он, похоже, ошибается, так как и Вольски, и аппарат к лебовскому изданию Страбона утверждают, что pros allelous (с аккузативом) также появляется в некоторых рукописях. Дрийверс говорит, что dia to pros allelous einai (что он принимает как другое предлагаемое исправление) также не имеет смысла. Он не объясняет, почему это не имеет смысла, тем более, что pros + винительный падеж может означать (во враждебном смысле) «против» — и это соответствует обстоятельствам Братской войны довольно неплохо.
Второй вопрос, который следует рассмотреть, вытекает из замечания Страбона об Арсаке I: «Спасаясь от растущей силы Диодота и его последователей он спровоцировал Парфию на восстание». Диодот I был первым правителем сепаратистского греко–бактрийского царства, которое стало фактически независимым в 240‑х годах до н. э. Рассмотренная Франком Холтом греко–бактрийская монета оказывает поддержку заявлению Страбона. Пожилой Диодот I (судя по его портрету на аверсе) поместил символ венка на своей поздней серии монет (эта серия включает первые золотые монеты, выпущенные греко–бактрийцами). Холт считает, что венок ознаменовывает военную победу, в частности, победу над Арсаксом — в 240‑х годах или в начале 230‑х Диодот I «противостоял силам Арсака и изгнал их из Бактрии». После этого отпора Арсак и его последователи отправились в Парфию и захватили контроль над ней.
Возвращаясь к параллелям между пассажами Страбона и Юстина о происхождении Парфии, Нойзнер суммирует общие элементы, заимствованные из Аполлодора:
"Следовательно, для Юстина и Страбона парфянское государство было создано успешным вторжением кочевников во главе с темной фигурой Арсака, который претендовал на легитимность по праву завоевания. Оба сохраняют согласованную последовательность событий, охватывающую, во–первых, бактрийское восстание против Селевка, во–вторых, успешное вторжение в Парфию и, в-третьих, восстание или войну против эллинистического сатрапа Бактрии, чье имя приводится по–разному как Диодот и Феодот".
Нойзнер сделал еще один вывод из этих отрывков. Он рассматривал их в в сочетании с греческими легендами на монетах первых двух царей Арсакидов: они говорят либо ΑΥΤΟΚΡΑΤΟΡΟΣ ΑΡΣΑΚΟΥ, либо просто ΑΡΣΑΚΟΥ. Нойзнер полагал, что эти легенды показывают, что ранние Арсакиды основывали свою власть на «одном завоевании» и не утверждали никаких связей с иранским прошлым. Скорее, они были «удовлетворены властью, полученной ими как наследниками эллинистической государства".
Однако сложность возникает, когда рассматривается другой основной источник для происхождения парфян: Арриан. Его Парфика, которая уцелела только в фрагментах, касается в основном Восточной войны Траяна 114-117 гг., но также содержала материал о более ранних отношениях между Римом и Парфией. Работа Арриана также описывала основание государства Арсакидов. Эта информация сохранилась только в сводках, составленных византийскими учеными Фотием и Синкеллом. Фотий, константинопольский патриарх девятого века, написал работу под названием «Библиотека», обзор классической и патристической литературы. В ней он утверждает следующее об Арриановой Парфике:
"В этом исследовании он проходит войны, которые римляне и парфяне вели, когда Траян был императором римлян. Он говорит, что парфяне была скифским этносом, но они восстали против господства македонцев (которые поработили их во время завоевания персов) по следующей причине. Братья Арсак и Тиридат были арсакидами, то есть потомками Фриапата, сына Арсака. Эти люди убили Ферекла (который был) назначен сатрапом их земли царем Антиохом (которого они прозвали «Богом»), когда (Ферекл) бесстыдно обидел одного из (двух) братьев. Не снеся оскорбления, они убили преступника и, вступив в заговор с пятерыми другими, восстали против македонцев, управляли затем своими силами и значительно расширили свою власть. Они (доказали), что равны римлянам в бою, а иногда даже побеждали их".
Георгий Синкелл, умерший в начале девятого века, написал хронику событий от сотворения мира до царствования Диоклетиана. Его замечания о работе Арриана следующие:
"В царствование Антиоха, персы, обложенные данью со времен Александра Основателя, восстали против македонского и Антиохова правления. Некие Арсак и Тиридат, братья, ведущие свое происхождение от Артаксеркса (II, царя) персов, были сатрапами над бактрийцами, когда Агафокл (т. е. Ферекл) был правителем персидского царства. Влюбившись в Тиридата, одного из братьев, Агафокл, как говорит Арриан, стал подбираться к юноше. Совершив насилие, он был убит им (т. е. Тиридатом), и его брат Арсак, от которого персидские цари были названы Арсакидами, царствовал два года и был убит. После него его брат Тиридат (был царем) в течение 37 лет".
Арриан мутит воду как приток шлама, впадающий в прежде чистую реку. Есть вопиющие различия между сообщением Арриана и Страбона/Юстина. Арриан утверждает, что у Арсака был брат по имени Тиридат, который сыграл важную роль в становлении парфянской независимости. По словам Юстина, имя селевкидского правителя, свергнутого Арсакидами, было Андрагор, но Арриан говорит, что его имя было либо Ферекл (у Фотия), либо Агафокл (у Синкелла). Аляповатая тема мужеложства, которая выставляет селевкидских чиновников в особенно плохом свете, не появляется у Страбона или Юстина. Наконец — и, самое главное, Арриан говорит, что Арсакиды имели ахеменидское происхождение. В сводке Фотия говорится, что парфяне были «порабощены» македонцами «в то время, когда были завоеваны персы», что подразумевает преемственность от времен Ахеменидов. Синкелл еще более прям, заявив, что Арсак и Тиридат произошли от царя Ахеменидов Артаксеркса II, которое заявление даже Элиас Дж. Бикерман (который, как правило, принимает сообщение Арриана, как будет обсуждаться ниже) считает «басней».
Напротив, Нойзнер указывает, что Страбон и Юстин не утверждают об ахеменидском происхождении Арсакидов. Поскольку оба эти автора черпали свою информацию из Аполлодора (чье сообщение датируется приблизительно 100 г. до н. э.). Связь с Ахеменидами должно быть была состряпана после, в то время, когда Арсакиды больше не претендовали на легитимность по праву завоевания в одиночку. Скорее, они обращались к "иранскому народу, который почитал память Кира и Дария", надеясь узаконить свое состояние вследствие якобы ахеменидского происхождения.
Поэтому Нойзнер рассматривает рассказы Страбона и Юстина, взятые из Аполлодора, как более достоверный рассказ о парфянском происхождении. Аполлодор сохранил историю происхождения ранних Арсакидов, прежде чем династия сочла нужным изобрести для себя связь с Ахеменидами. Кроме того, у Нойзнера есть объяснение апеллирования к Ахеменидам, сохраненного Аррианом. Оно должно исходить из периода смуты в конце I в. до н. э., когда Парфия была раздираема внутренними династическими спорами. Арсакидскому двору нужна была новая легитимирующая идеология, которая прекратила бы "все дальнейшие усилия спровоцировать династические войны". Получается, Арсакиды утверждали, что они наследники Ахеменидов и революция Арсакса I против Селевкидов была поэтому законна, так как она восстановила законное иранское руководство, узурпированное греками. Тем самым, однако, любые будущие попытки свергнуть правление Арсакидов были бы незаконны.
В отличие от Нойзнера Бикерман пытался синтезировать рассказы Страбона, Юстина и Арриана. Он придумал следующее: в 250 г. до н. э. кочевые парны, возглавляемые братьями Арсаком и Тиридатом, возглавили восстание на территории Селевкидской Бактрии. Арсак умер в 247-246 годах до н. э., и его сменил Тиридат; вскоре после этого (в 245 г. до н. э.) Диодот превратил Бактрию в независимое царство. Под сильным давлением со стороны Диодота, Тиридата и парнов покинули Бактрию и захватили контроль над Парфией, установив тем самым государство Арсакидов. Самое поразительное в версии Бикермана заключается в том, что Арсак I никогда не царствовал в Парфии; скорее, его брат Тиридат исполнил все важные инициативы по установлению власти Арсакидов в Парфии.
Нойзнер убедительно опроверг попытку Бикермана перетащить Арриана в картинку, и по двум причинам. В первую очередь «сообщение, датируемое 100 до н. э. (т. е. Аполлодора) имеет более явное право на подлиннсть, чем сообщение 100 н. э. (т. е. Арриана). Второй аргумент Нойзнера против реконструкции Бикермана особенно силен:
«Во–вторых, важность Арсака I намного выше в более позднем воображении об Арсакидской империи, чем предполагал бы рассказ Бикермана. Зачем парфянам воскрешать вождя, который держал власть только два или три года, и фактически не правил в самой Парфии вообще, в каждой монете, которую они когда–либо выпускали, и в имени каждого царя, которого они когда–либо имели?»
Вольски соглашается с Нойзнером относительно нецелесообразности добавления Арриана к миксу Юстина/Страбона, но по литературным соображениям он считает рассказ Арриана «чрезмерно литературным и скорее искусственным по своему характеру». Вольски находит мрачную тему педерастии у Арриана слишком напоминающей восстание Гармодия и Аристогитона против Гиппарха в Афинах 6‑го века. Существует также сомнительная параллель с персидской историей. По словам Арриана (через Фотия), восстание против «Ферекла» возглавляли семеро — Арсак, Тиридат и пять помощников. Вольски считает это подозрительно близким к рассказу Ахеменидов о восстании Дария I против мага Гауматы, в котором также участвовали семь заговорщиков (Дарий и шесть помощников). Йозеф Визехофер согласен с Вольски, заявив, что упоминание Арриана о семи заговорщиках «вряд ли может быть случайным и, вероятно, хотело придать государственному перевороту национальный иранской лоск».
Расширяя свою точку зрения, Вольски также подчеркивает еще один момент, который делает сообщение Арриана несовместимым с записью Страбона/Юстина — двух авторов, которые извлекли свою информацию из Аполлодора в переплетении с историей о восстании Диодота в Бактрии. Напротив, Диодот даже не упоминается в рассказе Арриана. Следовательно, сопоставление "этих двух совершенно разных сообщений, похоже, не соответствует методологии истории", а между данными Юстина/Страбона и Арриана "связь отсутствует вообще".

Существовал ли Тиридат?

Есть также дебаты об историчности Тиридата, брата Арсака I, упомянутого Аррианом. Вольски категорически отрицает существование Тиридата, поскольку он не упоминается Юстином или Страбоном. Вольски следует Юстину 41.5.7, у которого говорится, что Арсака I сменил его сын Арсак II, а не Тиридат. Визехофер соглашается с описанием Тиридата как «исторически сомнительного». Действительно, большинство современных комментаторов пришли к согласию с Вольски.
С другой стороны, A. Бивар уклончиво оставляет открытым вопрос о существовании Тиридата. Бивар утверждает, что «скудных свидетельств, по–видимому, едва ли достаточно либо для создания одной из двух гипотез, либо для полного исключения возможность того, что некоторые элементы истины могут присутствовать в обоих главных исторических традициях». Бивар принимает то, что он называет «традиционной версией событий», в которой Арсак I был изначальным лидером парнов, которые, возможно, находились в Бактрии. Около 238 г. до н. э., Арсак захватил контроль над Парфией и начал там царствовать; позже он победил карательную экспедицию Селевка II (около 228 до н. э.). Арсака сменил его брат Тиридат, которого в свою очередь сменил его сын Артабан I, царь, который выступил против экспедиции Антиоха III в 209 г. до н. э.
Однако большинство современных авторитетов, следуя Вольскому, отрицают существование не только Тиридата, но и Артабана I. Существование последнего основано исключительно на утверждении в прологе к книге 41 Помпея Трога, в котором содержится эта фраза: «Создание империи в Парфии царем Арсаком, а затем идут его преемники Артабан и Тигран, прозванный божественным, который подчинил Мидию и Месопотамию». Это утверждение ненадежно, поскольку оно явно искажено в процессе конспектирования. Имя «Тигран» неверно в корне, и упомянутый правитель (который завоевал Мидию и Месопотамию) может быть только поздним парфянским царем Митридатом I.
Обе версии ранней очередности Арсакидов — новая (разработанная Вольским), и «традиционная» — приведены здесь:

Остракон, обнаруженный в ранней парфянской столице Нисе в советское время, дает некоторую информацию о ранних парфянских царях. Впрочем, он менее полезен, чем можно было бы подумать, поскольку его содержимое является предметом многочисленных истолкований.
Текст на остраконе, написанный идеографическим письмом, гласит следующее:
"Год 157, Арсак царь, сын сына Приапатия, сына сына брата Арсака (т. е. сына племянника Арсака I)".
Год 157 Арсакидской эры эквивалентен 91 году до н. э; «Арсаком» в том году был либо Митридат II, либо претендент Готарз I. Советские издатели остракона воссоздали фамильное древо правящего Арсака (который в самом низу) следующим образом:

Бивар полагает, что остракон поддерживает «традиционную» концепцию династии Арсакидов и что остракон утверждает, что дедом Приапатия был брат Арсака I — следовательно, X рядом с Арсаком I мог бы представлять много обсуждаемого Тиридата. Кроме того, X, представляющий сына Тиридата и отца Приапатия, можно было легко заполнить Артабаном I.
С другой стороны, Вольски сделал совершенно противоположный вывод: остракон прямо не упоминает Тиридата, он «определенно не признает его исторической фигурой. По еще одному толкованию Бикермана «сын сына брата Арсака» не является Приапатием (как предположили советские издатели), а ныне действующий Арсак — одновременно и внук Приапатия, и сын племянника Арсака I.
Эта интерпретация придает родословной совершенно новый вид:

Следовательно, у Бикермана была совсем иная реконструкция ранних стадий династии Арсакидов, в разногласии с Биваром и Вольским. Тем не менее, Бикерман все еще признавал сообщение Арриана и думал, что Арсака I сменил его брат Тиридат. Однако, у Арсака I был еще один брат, а именно Приапатий, который не был царем. Об этом, по словам Бикермана, свидетельствует тот факт, что он представлен на остраконе под своим именем, а не с тронным именем «Арсак». По смерти Тиридат был сменен, считал Беккерман, его племянником Арсаком II, сыном Приапатия.
Так остракон намазывает еще один слой сложности на уже запутанные дебаты. В этот момент возникает соблазн перевести дебаты на нумизматов, у которых, по крайней мере, есть несколько экземпляров осязаемых предметов. Селлвуд не видит никаких свидетельств о Тиридате и назначает самые ранние образцы парфянских монет или Арсаку I или Арсаку II. Самые ранние монеты Арсака I имеют легенду ΑΡΣΑΚΟΥ ΑΥΤΟΚΡΑΤΟΡΟΣ (что он полководец с полной властью).Похоже, Арсак застраховал свои ставки и сохранял некий теоретический уровень подчинения Селевкидам вместо того, чтобы сразу хлопнуть дверью и выбить ΒΑΣΙΛΕΩΣ (что он царь) на своих монетах.
Интересные различия вносятся в последующие выпуски монет Арсака I, что делает их отличными от селевкидских прототипов. Для начала портрет на аверсе выбит с профилем влево (тогда как у царских портретов Селевкидов наоборот). Кроме того, на обороте появляется арамейская легенда — это, кажется, krny, что (согласно Селлвуду) подразумевает звание стратега у Ахеменидов и поэтому близко к смыслу ΑΥΤΟΚΡΑΤΟΡΟΣ на более раннем выпуске монеты. Вольски считал, что используя арамейский язык на своих монетах, Арсак I делал политическое и культурное заявление — в частности, «четкое идентифицирование с древней персидской традицией». Все же Вольски, кажется, преувеличивает, так как арамейский язык быстро исчез с парфянских монет. Монеты, приписываемые Селлвудом Арсаку II, говорят просто ΑΡΣΑΚΟΥ (что он Арсак, без титулов). Арамейский язык не появлялся на парфянских монетах более века.

Ответ Селевкидов

Как уже отмечалось, Парфия и Бактрия, по–видимому, стали независимыми во время царствования Селевка II Никатора (246-225 гг. до н. э.). И это не единственная проблема, с которой встретился Селевк II. Он провел большую часть своего правления, переходя от одного кризиса к другому. Сразу после воцарения он столкнулся с вторжением Птолемея, которое превратилось в Третью сирийскую войну (246-241 гг. до н. э.). Оно сопровождалось гражданской войной против его брата Антиоха Гиеракса, который пытался создать сепаратистский режим в Малой Азии; эта борьба завершилась поражением Селевка при Анкире в 239 г. до н. э. Как уже упоминалось ранее, его последняя борьба — Война братьев — выделяется Страбоном и Юстином как главный фактор, который позволил Бактрии и Парфии отделиться.
Бактрия, по–видимому, стала фактически независимой на раннем этапе правления Селевка. Как указывают Юстин и Страбон, вторжение в Парфию Арсака I и парнов, вероятно, произошло вскоре после поражения Селевка при Анкире в 239. Следовательно, Селевк имел веские основания для организации экспедиции по возвращению Востока, что он и сделал около 228 г. до н. э., нацелившись сначала на Парфию.
Селевк II имел некоторый первоначальный успех против Арсака I. Одна подробность, касающаяся этой кампании, сохранившаяся у Страбона 11.8.8, возможно, происходит из Аполлодора. При описании кочевых племен массагетов и саков Страбон упоминает, что «Арсак, когда он бежал от Селевка Каллиника, ушел в страну апасиаков". Другими словами, Селевк заставил Арсака отступить в степную область на восток от Каспия, где он укрылся у апасиаков, подгруппы саков–кочевников.
Тем не менее Арсак смог как–то вернуться, хотя неоднородные источники не указывают точно, каким образом. Юстин 41.4.9-10 сперва упоминает, что Арсак опасался власти Диодота I Бактрийского, а затем дает беглое сообщение об обстоятельствах, окружающих войну с Селевком II:
"(9) Но вскоре, когда умер Диодот, Арсак, избавившись от страха [перед ним], заключил с его сыном, тоже Диодотом, мирный договор. Через короткое время Арсак сразился с царем Селевком, пришедшим наказать отложившихся [парфян], и остался победителем. (10) Парфяне с тех пор торжественно празднуют этот день, как положивший начало их свободе".
Бикерман полагал, что помощь от греко–бактрийского царя Диодота II помогла парфянам пережить вторжение Селевка II (как упоминалось ранее, Бикерман также считает, что «Тиридат» был парфянским царем в то время). Юстин 41.4.9 выше упоминает, что Арсак заключил мирный договор с Диодотом II. В реконструкции Бикермана, «Тиридат», подкрепленный помощью Диодота II вернулся из своего убежища у апасиаков и победил Селевка II где–то к востоку от парфянской столицы Ниса (то есть в современном Туркменистане). Здесь Бикерман вводит информацию из другого источника — "Парфянских стоянок" Исидора Харакского. Эта краткая работа, возможно, написанная при Августе, дает отрывочный рассказ о караванной дороге через Парфию. Исидор утверждает следующее об области Астауены, лежащей к востоку от Гиркании:
"Отсюда Астауэна протяженностью в шестьдесят схойнов, в ней двенадцать деревень, в них стоянки, и город Асаак, где Арсак впервые был провозглашен царем. Здесь же хранится вечный огонь".
Поскольку Арсакиды были зороастрийцами, они сохраняли бы династический огонь как и Ахемениды до них. Мэри Бойс утверждает, что Арсакиды зажгли «вечный огонь» в Асааке, возможно, чтобы подчеркнуть, что они были наследниками персидских Великих царей. Во всяком случае, Бикерман ставит зажжение огня после поражения Селевка II: после того как «Тиридат» отправился на соседний участок Асаака и короновал сам себя там; огонь был зажжен, чтобы ознаменовать это событие.
Точен ли сценарий Бикермана, новые потрясения на западе — возможно, еще одна борьба с Антиохом Гиераксом и его сестрой Стратоникой в 227 г. до н. э. — вынудили Селевка II отказаться от его попытки вернуть восток. И какова была роль Бактрии во время кампаний Селевка II? Как уже отмечалось, Бикерман предположил, что Диодот II оказал помощь Парфии (отменил политику своего отца), и это было важным фактором для выживания Арсака. Однако, Холт приходит к другому выводу после изучения монет, выпускаемых Диодотом I и Диодотом II. Холт углядел нумизматическое подтверждение союза между Арсаком и Диодотом II. Как уже упоминалось, Диодот I поместил на своих монетах символ венка, чтобы отметить победу над Арсаком; Диодот II отменил венок на бактрийских монетах ок. 230 до н. э., видимо, решив быть тактичным, «убрав» из своей чеканки вопиющее упоминание о поражении своего нового союзника от своего отца».
Тем не менее Холт дает этому эпизоду новое толкование. Согласно общепринятому мнению, Диодот II Бактрийский заключил союз с Арсаком Парфянским против империи Селевкидов, от которой они оба откололись. Однако Холт считает, что Диодот II искал поддержки у Арсака против соперника в самой Бактрии, некоего Евтидема. Однако, если это было намерение Диодота II, то оно не сработало, так как Арсак был «не слишком склонен расходовать реальные ресурсы против бактрийцев». Диодот II был свергнут ок. 225 до н. э. Евтидемом, который продолжал создавать новую династию греко–бактрийских правителей.
Юстин 41.5 дает некоторую информацию о деятельности Арсака после поражения Селевка II. Следующий отрывок показывает, что Аполлодор имел доступ к источнику или источникам, описывающим внутреннюю политику основателя парфянского государства:
"[1] Селевк был затем отозван в Азию новыми неприятностями, и Арсак тем самым получил передышку. Он использовал ее для урегулирования дел в Парфии, взимания налогов, набора войск, строительства крепостей и укрепления городов. [2] Он также основал город Дару на горе Апаортенон. Из–за особенностей локализации никакое другое место не может быть более безопасным или более привлекательным. [3] Оно полностью окружено отвесными скалами, так что не нужно войск для его защиты, в то время как почва вокруг него настолько плодородна, что город вполне снабжается местной продукцией. [4] Источников и лесов там так много, что есть обильное водоснабжение, и страна также обеспечивает удовольствие от занятий охотой. [5] Завоевав царство и укрепив его, Арсак умер в преклонном возрасте, став известной фигурой среди парфян, как Кир для персов, Александр для македонцев и Ромул для римлян. [6] Парфяне почитали его память, давая всем своим последующим царям имя Арсак".
Арсакова Парфия была ограничена территорией к северу от Эльбурских гор, так как все ранние парфянские объекты расположены в современном Туркменистане. Дара, например, была где–то между современным Ашхабадом и Мервом.
Парфяне получили отсрочку на 20 лет, пока Селевкиды снова не попытались восстановить контроль в виде кампании Антиоха III в 209 г. до н. э. Юстин 41.5.7 говорит только следующее о войне Антиоха III:
"Его сын (т. е. сын Арсака I), который наследовал престол, также звался Арсаком. Он сражался с восхитительной смелостью против Антиоха, сына Селевка, который был оснащен силой в 100 000 пехотинцев и 20 000 кавалеристов и, наконец, был принят им как союзник".
Однако длинный фрагмент Полибия (10.27-31) описывает часть кампании Антиоха против Парфии. Согласно этому фрагменту, Антиох двинулся от Экбатаны через пустынный край к востоку от Прикаспийских ворот, используя свою конницу для изгнания парфян, пытавшихся уничтожать подземные оросительные каналы. Затем он решил пересечь горы Эльбурс и пробиться в Гирканию; Полибий 10.31 утверждает, что он взял «перевал горы Лаб». Парфяне попытались блокировать перевал, но Антиох победил их, отправив легковооруженные войска, для захвата высоты.
Спустившись в Гирканию, Антиох прибыл в Тамбракс, который Полибий 10.31 описывает как «город без стен, но большого размера и содержащий большой царский дворец» (В. Тарн считал, что Тамбракс был резиденцией парфянского губернатора Гиркании). Следующей мишенью Антиоха был более крепкий орешек, который Полибий 10.31 называет полисом Сиринксом, защищенным «тремя рвами, каждый шириной не менее тридцати локтей и пятнадцать глубиной, и каждый защищался у его края двойным рядом палисада, а за всем этим была мощная стена».
Тарн думал, что греческие инженеры на парфянской службе укрепили Сиринкс против селевкидской осады. В дополнение к этим гипотетическим инженерам в Сиринксе были греческие жители, но они были немногочисленны и уязвимы — Полибий говорит, что все они были уничтожены парфянами до того, как Антиох смог взять город. По словам Вольского, массовое убийство греков в Сиринксе показывает, что «общая позиция Арсакидов в отношении греческого населения была враждебной». Вольски пытается опровергнуть здесь преувеличенные утверждения парфянского филэллинизма, но он преувеличивает случай, используя в качестве примера отчаянные (и необычные) обстоятельства осады.
К сожалению, фрагмент Полибия обрывается вскоре после того, как Антиоху удалось взять Сиринкс штурмом. Для более поздних событий кампании Антиоха III против Арсака II, у нас есть только Юстин 41.5.7, у которого говорится, что Арсак "окончательно был принят им (т. е. Антиохом III) в качестве союзника». Тем самым, если целью Антиоха было подавление парфянской независимости вообще, он потерпел неудачу. Вместо этого Арсак II принял некоторую форму статуса данника. Если он контролировал какие–либо территории к югу от Эльбурских гор (например, регион вокруг Гекатомпила, позже ставшего парфянской столицей при Митридате I) он потерял их; Арсаков контроль был ограничен собственно Гирканией и Парфией. Тем не менее, парфянская независимость все еще оставалась ненарушенной, когда Антиох III направился дальше на восток, чтобы сразиться с греко–бактрийским царем Евтидемом.
У нас очень мало свидетельств о событиях в Парфии после ухода Антиоха III. Юстин 41.5 приводит лишь тощее сообщение царей, которые следовали за Арсаком II:
"Третьим царем парфян был Приапатий, но его также называли Арсаком (ибо, как было замечено выше, парфяне давали всем своим царям это имя, как и римляне используют имена Цезаря и Августа). Арсак умер после царствования в пятнадцать лет, оставив двух сыновей, Митридата и Фраата. Согласно обычаю его народа, старший из них, Фраат, унаследовал трон. Он победил на войне мардов, могущественный народ, но вскоре умер, оставив нескольких сыновей".
Приапатий, кажется, царствовал ок. 191-176 до н. э., Фраат I — ок. 176-171 до н. э. Селлвуд отмечает, что монет ни одного из этих правителей не найдены, и предлагает следующее объяснение: из–за статуса данника Парфии селевкидская валюта должно быть "удовлетворяла коммерческие потребности района".
Парфянская экспансия, замедленная экспедицией Антиоха III, кажется, возобновилась при Фраате I. Юстин 41.5.9 (выше) упомянул, что Фраат победил мардов, племя, обитающее к северу от Эльбурских гор. Исидор сохранил кусочек информации о мардах — после победы над ними, Фраат взял часть мардов к себе на службу и поселил их в Хараксе, только к западу от Прикаспийских ворот. Фраат I тем самым сумел распространить парфянскую власть через горы Эльбурс, захватив отличное место для плацдарма для вторжения в удерживаемую Селевкидами Мидию.
Эта задача должна была быть оставлена брату и преемнику Фраата I, Митридату I, который возведет Парфию в ранг великой державы. Юстин 41.5.10 указывает, что Фраат имел некоторое представление о потенциале своего брата. У Фраата было несколько детей, которые могли бы наследовать трон, но "Фраат обошел их всех, предпочтя оставить царство своему брату Митридату, человеку с прославленной честностью. Он считал, что обязательства, которые он имел как царь, перевешивают те, которые он имел как отец, и что интересы его страны должны иметь приоритет над выгодами для его детей".
Митридат I (царствовал 171 - 139 до н. э.) является истинным основателем Парфии как великой державы. В 150‑е и 140‑е годы до н. э. он начал массированное завоевание селевкидских территорий, продвинувшись на запад в Мидию, а затем в Месопотамию. Что думали о нем его собственные подданные, мы не можем сказать, но он, кажется, "имел хорошую прессу" в греко–римском мире. Фрагмент Диодора Сицилийского (33.18) также пишет о Митридате в хвалебных выражениях:
"Царь Арсак, проводя политику милосердия и гуманности, автоматически обрел массу преимуществ и в дальнейшем расширил свое царство. Ибо он распространил свою власть даже до Индии, и без боя взял регион, которым когда–то правил Пор. Но, хотя и возведенный на вершину царской власти, он не культивировал роскошь или высокомерие (обычные опоры трона) и гордился хорошим обращением с принявшими его власть и мужеством по отношению к тем, кто выступил против него. Короче говоря, став владыкой многих народов, он научил парфян лучшим обычаям, которые они и практиковали".

Глава 3. Селевкидо–парфянские войны I: Бактрия и Мидия

Митридат I (царствовал 171-139/8 гг. до н. э.) преобразовал до сих пор второстепенное парфянское государство в великую державу, в значительной степени за счет Селевкидов. В этой главе рассматриваются начальные движения Митридата против греко–бактрийцев на востоке и Мидии, удерживаемой Селевкидами, на западе. Изучение Селевкидской Мидии накануне парфянского вторжения показывает удивительную степень греко–иранского сотрудничества, как культурного (о чем свидетельствует Бехистунский монумент), так и административного (в виде распределения клеров). Однако даже этого симбиоза между Селевкидами и мидянами было недостаточно для предотвращения потери провинции от рук другой совокупности иранцев, а именно от парфян. И в его завоевательной кампании Митридату неизмеримо помогал внутрений раздор у Селевкидов, что помешало согласованным действиям в защиту Мидии.

Удар по Бактрии

В какое–то время своего правления Митридат I Парфянский вторгся в Бактрию, управляемой тогда греко–бактрийским царем Евкратидом. Но из–за скудости источников трудно определить, когда, где и почему это произошло. И как обычно, когда свидетельств мало, теории возникают как грибы после дождя. Фактически мы едва можем говорить об «источниках» во множественном числе. Есть только два источника, оба отрывки из Страбона, которые упоминают кампанию Митридата:
Страбон 11.9.2 (о парфянах): "И они также захватили часть Бактрианы, принудив скифов, а еще раньше Евкратида и его последователей уступить им …"
Страбон 11.11.2 (о Бактрии): "Греки овладели ею и разделили ее на сатрапии, из которых сатрапия Аспионов и также Турива были отняты парфянами у Евкратида".
Эта информация о парфянской атаке на Бактрию почти наверняка происходит из Аполлодора Артемитского. Страбон 11.11.1 (непосредственно перед информированием о сатрапиях Аспионов и Туривы) явно приписывает Аполлодору информацию о Бактрии. Фактически, вся информация Страбона о Бактрии после ее завоевания Александром, кажется, происходит из Аполлодора.
В. Тарн считал, что текст Страбона 11.11.2, в том виде, в каком он есть у нас, испорчен. Названия двух сатрапий у Страбона читаются как την τε Ασπιωνου και την Τουριουαν. Основываясь на работе более ранних ученых, Тарн пришел к выводу, что родительный падеж Ασπιωνου должен представлять имя человека — получается, «сатрапия Аспиона». Поскольку было бы чрезвычайно необычно описывать сатрапию, используя имя одного ее правителя, Тарн также предположил, что Τουριουαν (с исправлением на Ταπουριαν) имеет связь с Ασπιωνου, откуда название первой сатрапии должно быть «Тапурия Аспиона». Кроме того, он считал, что название второй сатрапии, принятой парфянами, должно быть выпало из текста Страбона.
Тарн предположил далее, что недостающая вторая сатрапия соответствовала территории, известной в древности как Траксиана; следовательно, две сатрапии, принятые Митридатом I, были Восточная Тапурия (т. е. «Тапурия Аспиона») и к востоку от нее — Траксиана. Он восстановил исходный текст, который Страбон взял у Аполлодора, как την τε Ασπιωνου και την Τραξιανην. Обе эти сатрапии располагались вблизи верховья реки Атрак, в дальнем северо–восточном углу современного Ирана.
Что касается времени парфяно–бактрийской войны, у Тарна была еще одна теория. Он считал, что Митридат I ударил по Мидии до того, как повернул на восток, чтобы вторгнуться в Бактрию. Эта вера была основана на событиях в империи Селевкидов. В 162 г. дон. э.,Тимарх, селевкидский сатрап Мидии, восстал против Деметрия I (правил 162-150). Некоторые из эмблем на монетах, выпущенных Тимархом, — например, атакующие Диоскуры, найденные на тетрадрахмах, напоминают символы на монетах современного греко–бактрийского царя Евкратида (правил в 175 г. — ок. 159 г. до н. э.). Основываясь на этом сходстве дизайнов монет, Тарн полагал, что существовал альянс между Тимархом в Мидии и Евкратидом в Бактрии, направленный против парфян.
Митридат I, следовательно, неловко застрял между двумя участниками этого предполагаемого союза. По Тарну, Митридат действовал быстро для того чтобы упредить любое сотрудничество между Тимархом и Евкратидом, нанеся удар по Мидии на западе в 161-160 и забрав «всю Мидию до Загроса, что удвоило его собственную силу и оставило Тимарха сравнительно бессильным». Потом Митридат I повернул на восток и атаковал Бактрию и, следовательно, захватил сатрапии Тапурию и Траксиану Евкратида, котоое событие было записано Аполлодором и подхвачено Страбоном.
Кроме того, Тарн связал парфяно–бактрийскую войну со случаем, зарегистрированным у Юстина 41.6. Этот отрывок повествует о событиях в Бактрии и заканчивается рассказом об убийстве его сына Евкрктидом. Затем:
"[6] Пока это происходило в Бактрии, вспыхнула война между парфянами и мидянами. Обе стороны пользовались периодическим успехом, но окончательная победа осталась за парфянами. [7] Укрепившись в силах, Митридат назначил правителем Мидии Бокасиса, в то время как сам он направился в Гирканию. (… Mediae Bacasim praeposuit, ipse in Hyrcaniam proficiscitur)"
Другими словами, после завоевания Мидии у Селевкидов Митридат пошел в Гирканию (регион юго–восточнее Каспийского моря). Тарн объединил поход Митридата в Гирканскую провинцию с его вторжением в Бактрию, ухватившись за какие–то незначительные связи: поскольку регион, который Митридат захватил у Евкратида Бактрийского (Тапурия и Траксиана), вероятно, был частью старой селевкидской сатрапии Гиркании, Юстин должно быть упомянул здесь парфяно–бактрийскую войну.
Однако Г. К. Дженкинс опроверг Тарнову реконструкцию удара Митридата I по Бактрии. Он использовал нумизматические данные, чтобы противостоять теории Тарна о мятежном селевкидском сатрапе Тимархе. Свидетельства показывают, что селевкидский царь Деметрий I подавил восстание Тимарха около 160 г. до н. э. Затем Деметрий выпускал собственные монеты из Экбатаны, до конца своего правления в 150 г. до н. э. Существование монет Деметрия I из Экбатаны показывают, что Мидия не попала под контроль Парфии в 161-160 (как думал Тарн), и, следовательно, «нет никаких причин соединять Митридатово завоевание провинции с периодом Тимарха».
Не принял Дженкинс и веру Тарна в то, что парфянское завоевание Мидии предшествовало нападению на Бактрию. Ссылаясь на заявление Юстина о путешествии Митридата I в Гирканию, Дженкинс утверждает, что теории Тарна "трудно следовать, ибо Гиркания не соприкасалась в то время ни с одним из бактрийских владений, и, как представляется, нет необходимости считать, что Митридат, назначив заместителя для управления Мидией, возвратился в штаб–квартиру в Гиркании. Именно сюда был отправлен проживать селевкидский царь Деметрий II, когда он был захвачен в 140/139. И слово proficiscitur не обязательно означает военную экспедицию".
Как и Тарн, Франц Альтхайм также поставил Бактрийскую войну перед парфянским завоеванием Мидии, но с уловкой. Он полагался на вавилонскую клинописную надпись, которая рассказывает о завоевании Митридатом I Месопотамии: к октябрю 141 года, как утверждает табличка, Митридат был признан царем как в Селевкии, так и в Уруке. После этого, между октябрем и декабрем 141, Митридат и его армия вернулись на север "в город Аркванию"(то есть, в Гирканию). По словам Альтхайма, причина, по которой Митридат пошел в Гирканию, касалась угрозы со стороны северных кочевников. Война с кочевниками, думал Альтхайм, произошла в 140, и тогда война Митридата с Бактрией, которая лежит к востоку от Гиркании, должна была произойти в 139 г. до н. э. Тем самым Альтхайм отодвинул парфяно–бактрийскую войну примерно на 20 лет позже, чем Тарн.
Но Дженкинс опроверг Альтхаймову теорию так же, как он опроверг Тарнову. Чтобы сделать это, Дженкинс опирается на Юстина 41.6, который описывает судьбы Парфии и Бактрии при Митридате I и Евкратиде соответственно:
"[1] Примерно в то же время, когда Митридат начал свое правление в Парфии, Евкратид начал свое в Бактрии, оба они великие мужи. [2] Но судьба парфян одержала верх, доведя их до зенита их могущества под этим царем. [3] Бактрийцы, со своей стороны, были втянуты в различные конфликты и потеряли не только свою империю но и свободу. Истерзанные войнами с согдийцами, арахосиями, дранками, ареями и индийцами, они, наконец, попали, фактически в состоянии истощения, под власть парфян, более слабого народа, чем они сами…"
Дженкинс указывает, что в 140-139, после их завоевания Мидии, парфян вряд ли можно считать слабее Бактрии, поскольку «приобретение Мидии удвоило силу Митридата». Собственное прочтение Дженкинсом свидетельств показало, что Митридат I атаковал Бактрию в начале своего царствования прежде чем Селевкиды. В 1951 году он сделал следующие выводы:
"Так, наиболее вероятно, что парфяно–бактрийская война началась в начале декады 160-150, и заняла какое–то время, так что завоевание Мидии вряд ли началось задолго до конца этого десятилетия. Юстин говорит, что война против Мидии была долгой и вполне могла продолжаться и в 140‑е годы, хотя это было перед дальнейшим продвижением парфян в Вавилонию в 141".
Дженкинс попал ближе в цель, чем Тарн или Альтхайм. Он писал до открытия в начале 1960‑х годов памятника Геракла и надписи в Бехистуне. Надпись (обсуждаемая ниже) указывает на то, что Селевкидская Мидия находилась под суровым парфянским давлением и была на грани падения в июне 148 г. до н. э., что согласуется с теорией Дженкинса. Дженкинс выигрывает очки за предвидение: удар Митридата по Бактрии, вероятно, произошел в начале его правления, вероятно, в течение 160‑х годов, и произошел до парфянского вторжения в Мидию. Это стало консенсусом: например, Клаус Шипманн пришел к выводу, что Митридат I, вероятно, вторгся в Бактрию между 160 и 155 гг.

Мидия при Селевкидах

Как упоминалось ранее, памятник поздних Селевкидов и Бехистунская надпись в Мидии помогли определить дату парфянского вторжения. Бехистун был уже святым местом при Ахеменидах — Дарий I оставил там памятник и надпись. Он сохранил свою репутацию сакральности при Селевкидах, как показывает святыня Геракла Каллиника (Победоносного). Памятник Геракла — на высоком рельефе; герой показан лежащим, с чашей в руке, с дубиной, прислоненной к валуну. Надпись гласит:
"В году 164 и месяце панемосе
Гиакинф, сын Пантавха
[воздвиг эту статую]
торжествующего Геракла
для безопасности Клеомена,
наместника верхних сатрапий".
Датой надписи эпохи Селевкидов является июнь 148 до н. э. С точки зрения Бивара надпись представляет собой мольбу о божественной помощи со стороны селевкидского наместника, который в то время была сильно прижат наступающими парфянами. Если это так, то жест был бесполезен. Мидия попала под Митридата I вскоре после возведения монумента — по мнению Бивара, "интервал был не больше, чем год, и, возможно, это были недели».
К северу от Бехистуна была Атропатенская Мидия (современный иранский Азербайджан), названный в честь его первого правителя Атропата, сатрапа Ахеменидов, который, покорившись Александру, сохранил свой регион свободным от македонского контроля. Потомки Атропата сохраняли автономию своего региона, хотя номинально подчинялись Селевкидам — Полибий 5.55 показывает правителя Атропатены Артабазана, воздающего дань уважения Антиоху III, который появился на его границах с армией. Страбон 11.13.1 утверждает, что «наследование потомков Атропата сохраняется и по сей день», т. е. до правления Августа. Митридат I даже не пытался поставить Атропатенскую Мидию под свой прямой контроль — его продвижение в Мидию пронзило запад и юг до великой дороги, идущей в Месопотамию, как кинжал в поисках сердца державы Селевкидов.
К северо–востоку от Бехистуна, вдоль Царской дороги, была Экбатана (современный Хамадан), столица Мидии, уже во времена Ахеменидов царский город. Очень мало известно об Экбатане под Селевкидами, кроме того, что там был крупный монетный двор. По словам позднего автора Стефана Византийского, Экбатана была переименована в «Эпифанию» Антиохом IV в 165 г. до н. э.; город может быть в то время принимал дополнительных греческих колонистов.
Восточная Мидия — район к востоку от Экбатаны — была важна для Селевкидов по военным причинам: это был регион, в котором они сажали военные колонии. Селевкиды брали значительную часть своих военных сил из этих колоний. Безалель Бар–Кохба оценивает, что селевкидский восток (в основном Мидия; Месопотамия не включена) доставлял 11 000 тяжелой пехоты, 3000 полутяжелой пехоты и 4500-5000 кавалеристов. Сыновья поселенцев из военных колонистов в Мидии (как и во всей империи Селевкидов) ездили в Сирию, чтобы служить в царской страже, элитной постоянной силе, окружавшей селевкидского царя. Страбон 11.13.6 относится к этим военным поселениям как к городам и называет Аполлодора пи упоминании о судьбе одного из этих городов при парфянском правлении:
"Есть также в Мидии греческие города, основанные македонцами, среди которых Лаодикея, Апамея и город рядом с Рагой (то есть, Гераклея) и сама Рага, которая была основана (Селевком I) Никатором. От него она была названа Европом, а от парфян Арсакией. Город лежит около пятисот стадий к югу от Каспийских ворот, по словам Аполлодора из Артемиты".
Рага (близ современного Тегерана) имела особое значение: она лежала на Царской Дороге и контролировала восточные подходы к Мидии. До Селевка Рага была важным зороастрийским центром. Похоже, что преобразование города в «Европ» настолько обеспокоило магов–резидентов, что многие из них мигрировали на север в Атропатенскую Мидию, о чем свидетельствует ее превращение в главный зороастрийский центр паломничества.
Несмотря на внимание, уделяемое Мидии Селевкидами, в провинция время от времени проявлялись сепаратистские тенденции. Мидийского сатрапа Молона, похоже, поддерживали его войска, когда он восстал против Антиоха III в 221-220 гг. Другое восстание произошло в 162-160 гг. до н. э., когда мидийский сатрап Тимарх поднялся против Деметрия I (у евреев было основание благодарить Тимарха, поскольку армии Селевкидов были направлены на подавление его мятежа, и остались лишь ограниченные силы чтобы действовать в Иудее в решающий момент во время Маккавейской войны).
Поскольку Мидия была особенно важна для Селевкидов как источник кавалерии, предмет стоит более пристального внимания. Бар–Кохба сделал упор на оценке цифр, основанных главным образом на трех случаях, когда источники дают нам численность армии Селевкидов: эти случаи — битва при Рафии (против Птолемеев Египта, 217 до н. э.), битва при Магнезии (против Рима, 190 г. до н. э.) и процессия Антиоха IV в Дафне (165 г. до н. э.).
Бар–Кохба оценивает, что Малая Азия снабжала Селевкидов всего 500 всадниками. Это было число, которым обладал Ахей, мятежный Селевкид, командир в Малой Азии, который бросил вызов Антиоху III в 220-214 до н. э. Полибий 5.79 утверждает, что у Селевкидов было 6 000 конников при Рафии; Однако Бар–Кохба считает, что кое–какая кавалерия также должна была остаться в Мидии для стабилизирования провинции после восстания Молона. Кавалерийские цифры для Магнезии выше — от 8000 до 8500 — видимо, здесь результат «интенсивного набора в восточных регионах, возможно, за счет внутренней безопасности». Спустя двадцать пять лет после Магнезии, в процессии в Дафне, было 4500 кавалерии. Тысяча из них принадлежала кавалерийской агеме. Агема была селевкидским конным подразделением, составленным из иранцев (как в связи с битвой при Магнезии подтверждает Ливий 37.40). Она была отделена от греко–македонских конных товарищей.
3500 конников не из агемы, в Дафнийской процессии, должно быть, были из Сирии и Месопотамии, т. е. не из Мидии. Это было обусловлено, считает Бар–Кохба, неурегулированными ситуациями в восточных сатрапиях, включая парфянскую угрозу, которую Антиох IV хотел ликвидировать, совершив экспедицию на восток. Следовательно, формула для определения количества кавалерии от Мидии: "(8000-8500 кавалерии в Магнезии) — (3500 кавалеристов не из агемы в Дафне) — (500 конников из Малой Азии) = 4000-4500 кавалерии из Мидии".
Конница, разумеется, требует лошадей, а Мидия славилась как центр коневодства. Этот факт подтверждается на селевкидских монетах со времен Селевка II. Монетный знак для монет из Экбатаны был головой лошади. Более того, селевкидские цари владели многими мидийскими лошадями: Полибий 5,44, говоря об обстановке во время восстания Молона, заявляет, что «все царские табуны лошадей находятся в распоряжении мидян». Страбон 11.13.7 также относится к Мидии как к хорошей пастбищной стране: «Мы называем траву, которая является лучшей пищей для лошадей, по–особому «мидийской», из–за того, что ее там много». Страбон заявляет далее, что было что–то необыкновенное в мидийских лошадях — они были «лучшими и самыми рослыми».
Эти лошади были настолько необычными, что у них было свое имя: «несейские» лошади, по Несейскому району на восточных границах Мидии. Страбон 11.7.2 утверждает, что Несея очень близка к Гиркании: «Несея также принадлежит Гиркании, хотя некоторые считают «Несею» самой по себе») Кроме того, Страбон (в 11.13.7) утверждает, что в эпоху Августа эти несейские лошади назывались «парфянскими»: «Они (несейские лошади) отличаются своей формой, как и «парфянские», как они теперь называются".
Эти необычно крупные и сильные лошади, называемые несейскими или парфянскими — были выведены для использования в войне катафрактов. Катафракты были крепко бронированными кавалеристами, владеющими копьями и действующими на лошадях, заключенных в кольчугу. Кажется, катафракты возникли у парфян; Антиох III столкнулся с этой формой тяжелой конницы, когда он вторгся в Парфию в 209 г. до н. э., и впоследствии включил ее в селевкидскую армию. Ливий 37.40 утверждает, что при Магнезии Антиох развернул 6000 катафрактов против римлян и их союзников. В дафнийской процессии, однако, у Полибия 30.25.6-9 проводится различие между 1500 катафрактов и 1000 «несейских всадников» в армии Селевкидов. Это свидетельствует о том, что небронированные (или слегка бронированные) кавалеристы также использовали тяжелых несейских лошадей в качестве опоры.
Тарн полагает, что Селевкиды изначально выращивали тяжелых лошадей в Мидии и что они были желанными и для парфян. Следовательно, Митридат I, возможно, вторгся в Мидию не только ради ее территории, но и в надежде захватить этих ценных животных.
Некоторые из людей, ездящих на этих лошадях от имени Селевкидов, были иранцами. Как уже упоминалось выше, у Ливия 37.40 говорится, что селевкидская конница при Магнезии включала мидийцев и «другие народы того же региона»; Бар–Кохба замечает, что это «мидяне считались лучшими кавалеристами на востоке».
Более того, Селевкиды, похоже, по крайней мере, по отношению к некоторым из иранских кавалеристов у них на службе использовали те же средства поддержки, которые были предоставлены греко–македонцам, служившим в пехотной фаланге, а именно клеры. Клер был земельным участком, предоставленным солдату для его жизнеобеспечения — клеры могли быть унаследованы сыном солдата; его можно было продать, хотя покупатель был связан военной обязанностью. Бар–Кохба теоретизирует, что Селевкиды конфисковали большие поместья, оставшиеся от эры Ахеменидов, разбили их на меньшие земельные участки и отдавали «иранским всадникам с целью застраховать их службу и верность».

Парфянское завоевание Мидии

Сравнительно мало можно сказать о фактическом завоевании парфянами Мидии, учитывая нехватку свидетельств. Существует Бехистунская надпись, которая фиксирует дату завоевания на отметке 148 до н. э. Эта дата подтверждена нумизматическими свидетельствами: монетный двор «Экбатаны» выпускал монеты Деметрия I (правил 162-150 до н. э.). Но выпуск монет Селевкидов прекратился после первых лет правления Александра I Баласа (150-145 гг. до н. э.). Одна конкретная монета Митридата I также может быть здесь актуальной. На ее реверсе изображена крылатая Ника, управляющая колесницей, которую везут две вздыбленные лошади. Может быть, это был праздничный выпуск, заказанный Митридатом I после того, как он взял Экбатану?
Юстин 41.6 также приводит тощее сообщение о парфянском завоевании — он упоминает о смерти Евкратида I Бактрийского (около 159 до н. э.), затем говорится:
"(6) Пока эти события происходили в Бактрии, началась война между парфянами и мидянами. В течение некоторого времени то одни, то другие попеременно одерживали победы, но окончательная победа досталась парфянам. (7) Увеличив тем самым свои силы, Митридат поставил во главе Мидии Бокасиса, а сам направился в Гирканию".
Только местные силы Селевкидов противостояли продвижению парфян в Мидию. Понятно, что центральное правительство не могло послать помощь, так как государство Селевкидов было втянуто в гражданские войны: сперва Деметрий I был свергнут в 150 до н. э. Александром Баласом, претендентом, выдвинутым Птолемеем Филометором и Атталом II Пергамским. И Балас также не царствовал мирно — в 148/147 г. до н. э. сын Деметрия высадился в Сирии с силой из наемников, готовых вернуть трон законной линии Селевкидов. Так, одновременно со строительством памятника Геракла в Мидии, Балас и будущий Деметрий II вяло сражались в Сирии, и последний одержал победу в 145 году до нашей эры.
Остается еще одно последнее свидетельство — очень трудное для истолкования, поскольку оно изолировано. Оно включает часть сохранившегося пролога к 35‑й книге Трога, касающейся событий в империи Селевкидов — претендент Александр Балас сверг Деметрия I в 150 г. до н. э., но сын и тезка Деметрия I отомстил за отца:
"Далее приводится описание того, как его старший сын, Деметрий, с помощью Птолемея Филометора (погибшего в походе) победил Александра, который стал ненавидим из–за своей глупости, и как тогда вспыхнула война между Деметрием и Диодотом Трифоном, в результате чего Деметрий был изгнан с трона Сирии Трифоном. Затем автор повторяет историю потрясений в Верхней Азии, вызванных Аретеем и парфянином Арсаком".
В отрывке упоминается еще одна гражданская война Селевкидов: между новым царем Деметрием II и мятежным генералом Диодотом Трифоном, который быстро захватил контроль над большей частью Сирии в 145 г. до н. э. Деметрий II укрылся в Селевкии (в Сирии). Затем следует дразнящая ссылка на «Аретея» и «Арсака» (явно парфянского царя), участвующих в «потрясениях в Верхней Азии», под которой понимается «Мидия».
К сожалению, 35‑я книга эпитомы Юстина не упоминает ни Аретея, ни Арсака. Книга 35 Юстина рассказывает историю Селевкидов, излагая царствование Деметрия I и Александра Баласа, а затем падение Баласа от рук Деметрия II. Книга 35, следовательно, охватывает период 162-145 гг. Судя по сохранившемуся прологу, оригинальная 35‑я книга Трога охватывала начальные этапы восстания Диодота Трифона, которые произошли позднее в 145. При любой скорости, ссылка на парфянского царя «Арсака» в прологе должна относиться к 145 или раньше — поэтому он, скорее всего, Митридат I.
Тогда что насчет «Аретея»? Бернард ван Викевоорт Кроммелин предполагает, что он мог быть неизвестным селевкидским сатрапом на востоке. Имя Araetheus/Aretaios необычно и засвидетельствовано в основном из Армении. Кроммелин предполагает, что Аретей был либо современником, либо жившим ранее Митридата I, потому что материал о «верхних сатрапиях» в конце 35‑й книги Трога мог быть флэшбэшным дополнением к Трогову повествованию о Селевкидах.

В Месопотамию

Потеря Мидии была для Селевкидов катастрофой. Бар–Кохба считает, что одним из последствий этого было резкое снижение качества и количества селевкидской армии, поскольку Мидия поставляла Селевкидам не только конницу, но и военных поселенцев, которые служили в костяке армии — пехотной фаланге. Митридат не почивал на лаврах и после того, как взял Мидию. Он направился на юг и на запад в Месопотамию, и его наступление было стремительно. Клинописные записи указывают, что к июню/июлю 141 г. до н. э. парфяне контролировали Вавилонию, — через семь лет после того, как Селевкиды поставили свой памятник в Бехистуне.

Глава 4. Селевкидо–парфянские войны II: сумерки Селевкидов

Митридат I отнял Месопотамию у Селевкидов в 141 г. до н. э. Вавилонские клинописные записи позволяют нам быть более точными. Последняя запись, показывающая селевкидского царя Деметрия II владыкой региона, появилась в месяце, закончившемся 12 апреля 141. Короткое время спустя — в месяце, который длится с 11 июня по 9 июля 141 г. до н. э. — у власти там показаны парфяне.
В этой главе рассматриваются политика Парфии по отношению к грекам Месопотамии и попытки селевкидских царей Деметрия II и Антиоха VII возвратить утраченные территории. Было бы интересно узнать, как Аполлодор отразил этот последний из селевкидо–парфянских конфликтов. Выражал ли он как парфянский подданный удовлетворение (из благоразумия, если не по какой–либо другой причине) конечным триумфом Арсакидов? К сожалению, наши чаяния не оправдываются, так как ни одно из сохранившихся сообщений о последних кампаниях Селевкидов, похоже, не происходит от Аполлодора (как будет показано ниже). Однако возникает надежда в другом направлении, а именно в мятежном царстве Элимаиде (в настоящее время юго–западный Иран), которое боролось с Селевкидами и парфянами за контроль над Месопотамией. Страбон сохранил кое–какую информацию об Элимаиде, и существует возможность, что его источником был Аполлодор из Артемиты.

Селевкия и Ктесифон

Приобретя Месопотамию, Митридат I получил контроль над большим греческим городом Селевкия–на–Тигре. Некоторую информацию о его политике в отношении Селевкии можно почерпнуть из выпущенных там монет. Это были тетрадрахмы с его портретом на лицевой стороне. На оборотной стороне был изображен Геракл, держащий кубок, львиную шкуру и дубину, вместе с легендой ΒΑΣΙΛΕΩΣ ΜΕΓΑΛΟΥ ΑΡΣΑΚΟΥ ΦΙΛΕΛΛΗΝΟΣ (что это монета великого царя Арсака филэллина), что знаменует собой первое появление эпитета «филэллин» на парфянской монете. Ясно, что Митридат пытался привлечь вновь завоеванных селевкийских греков, поскольку (как отмечает Клаус Шипманн) он нуждался в них для управления растущим парфянским государством.
Парфяне не сделали Селевкию своей новой столицей. Скорее они выбрали место через Тигр, которое стал Ктесифоном, более поздней зимней столицей Арсакидов. Неясно когда это произошло: В. Тарн предположил, что Ктесифон станет столицей Арсакидов вскоре после завоевания Митридатом Месопотамии, тогда как Джон Хансман считал маловероятным, что это должно было произойти так скоро. Во всяком случае, Страбон 16.1.16 описывает основание и рост Ктесифона. Из этого пассажа так и выпирает Аполлодор, поскольку он дает понимание мотивации действий парфянского руководства, которое лишь тот греко–парфянский историк и сможет предоставить. Более того, он описывает эти действия в позитивном ключе — положительном с греческой точки зрения, а именно:
"Поблизости от нее находится большое селение Ктесифон. Парфянские цари превратили это селение в свою зимнюю столицу, так как они щадили селевкийцев, боясь, как бы те не пострадали от постоя скифского племени или солдат. Могущество парфян превратило Ктесифон из селения в город; последний так обширен, что вмещает большое население, причем сами цари возвели в нем здания, снабдили товарами и позаботились о ремеслах, потребных для их изготовления. Действительно, парфянские цари обычно проводят там зиму из–за мягкого климата; летом они живут в Экбатанах и в Гиркании, предпочитая древнюю славу этих мест".
Мэри Бойс критиковала Страбона за преувеличение степени кочевого влияния в арсакидской парфянской культуре. Она считает, что парфянские солдаты были вероятнее оседлые иранцы, служащие в кавалерии (так же, как и жители доарсакидской ахеменидской сатрапии Парфии). Бойс также утверждает, что «нет свидетельств того, что Арсакиды когда–либо размещали войска в полуавтономных греческих городах. Но это само по себе не удивительно, учитывая, как минимальность свидетельств о парфянских делах вообще. Однако, расквартирование войск у гражданских лиц практиковалось и в эллинистическую эпоху (хотя более ранние Селевкиды, по–видимому, воздерживались от этого). Эпиграфические данные показывают, что греческие города стремились освободиться от этой неприятной обязанности. Следовательно, предоставление этого освобождения жителям Селевкии было бы еще одним способом для парфян расположить к себе местных греков. Он хорошо гармонирует с их царем «филэллином» на монетах, которые они чеканили в Селевкии.

Падение Деметрия II

Как упоминалось в предыдущей главе, царь Селевкидов Деметрий I был свергнут в 150 г. до н. э. самозванцем Александром Баласом (он утверждал, что он сын Антиоха IV), поддерживаемым Птолемеем Филометором и пергамскими Атталидами. В 147 г. до н. э., в возрасте тринадцати лет, будущий Деметрий II высадился на финикийском побережье с армией наемников, решившими восстановить легитимную линию Селевкидов. Его армия была завербована на Крите и греческих островах, и ее возглавлял критянин по имени Ласфен. В 145 г. до н. э. Деметрий достиг своей цели и обеспечил себе селевкидский трон. Затем он совершил фатальную ошибку (предположительно, по подсказке Ласфена): согласно Иосифу Флавию в Древностях 13.129-130, он перестал платить армии, исключая наемников, пришедших к ним с Крита и с других островов. Иосиф Флавий также сообщает, что предыдущие селевкидские цари не прекращали выплат солдатам даже в мирное время, чтобы сохранять их верность.
Предсказуемым ответом было недовольство внутри армии, которое использовал генерал по имени Диодот Трифон, уроженец военного поселения Апамея в Северной Сирии. Трифон, который действовал от имени Антиоха VI, юного сына Александра Баласа, возглавил восстание против Деметрия, которое быстро набрало силу. К 144 до н. э. Трифон отнял у Деметрия контроль над Антиохией. Вскоре Трифон контролировал большую часть Сирии, а Деметрий удерживал Селевкию и Лаодикею на побережье вместе с финикийскими городами.
К 140 году борьба Деметрия с Трифоном зашла в тупик. Затем Деметрий решился на умное решение (умное наполовину, как оказалось). Согласно Иосифу 13.184, Деметрий решил напасть на парфян на востоке, возвратить Месопотамию и Мидию, а затем использовать материальные и людские ресурсы этих провинций против Трифона. Деметрий был воодушевлен исходящим с востока выражением недовольства парфянским правлением: Иосиф Флавий упоминает, что «греки и македонцы, живущие в этом регионе, на самом деле постоянно посылали к нему гонцов, обещая перейти к нему, если он придет к ним, и присоединиться к нему, чтобы начать войну с Арсаком, царем парфян». Юстин 36.1 поддерживает Иосифа Флавия, заявляя, что народы, недавно попавшие под парфянское господство, «нашли бесцеремонность своих новых правителей трудно переносимой».
Однако, Юстин 36.1 выставляет мотивацию Деметрия II в ином свете. Достигнув власти, Деметрий, видимо, обленился и тем самым «стал презираем за свою инертность». Следовательно, "чтобы стереть клеймо праздного человека, он решил напасть на парфян", из чего следует, что вторжение в Парфию было своего рода попыткой показать характер. Источник, которым Юстин воспользовался для этого невероятного сообщения, не составляет труда различить. Почти наверняка это был Посидоний, чьи суровые стоические принципы побуждали его рисовать высокомерные портреты своих земляков, как часть общего исторического метода, подчеркивающего упадок вырождающегося эллинистического мира по сравнению с подъемом энергичного Рима». Бар–Кохба также отмечает, что «Посидоний часто уходит от истины, когда критикует людей, а факты в его сообщениях изобилуют грубыми преувеличениями».
Нумизматические свидетельства указывают на то, что Деметрий начал свой поход путем обхода Верхней Месопотамии. Уэйн Мур приходит к этому выводу после изучения некоторых монет, выпущенных Деметрием II. На аверсе этих монет изображен Деметрий II, слегка бородатый и молодой. Мур сравнивает этот портрет с другими монетами Деметрия II и приходит к следующему заключению: "Поэтому представляется вероятным, что слегка бородатые типы Деметрия II были выпущены в поздний период его первого царствования — во время его кампании против генералов Митридата I — между весной 140 г. до н. э. и его пленением весной или летом 139 до н. э.
Кроме того, Мур считает, что Деметрий «вероятно, пошел на восток по северному пути через Верхнюю Месопотамию и Тигр (если он не двигался прямо в Мидию)».
После этого о ходе кампании Деметрия II существует мало свидетельств. Юстин 36.1 говорит следующее:
"(4) Так как Деметрию оказали помощь и персы, и элимеи, и бактрийцы, то он в ряде сражений разбил парфян. (5) Однако в конце концов он был обманут парфянами, притворившимися, будто они хотят заключить с ним мир, и был взят в плен, после чего они его возили по городам, которые в свое время перешли на его сторону, чтобы поиздеваться над их приверженностью к нему. (6) Затем его отправили в Гирканию и обращались с ним там не слишком сурово и в соответствии с его прежним положением".
Список Юстина союзников Деметрия интригует. Элимаида находилась в современном юго–западном Иране, и, вероятно, обрела независимость от Селевкидов после смерти Антиоха IV в 164 до н. э. (это будет более подробно обсуждено позже в этой главе). Персы были жителями древней ахеменидской глубинки. Йозеф Визесхофер полагает, что Персида имела короткий период независимости во втором веке до нашей эры, во время междуцарствия между селевкидским и парфянским правлениями. Персидские династы этого периода — некоторые из которых, возможно, все еще были клиентами Селевкидов, — носили иранский титул frataraka. Помимо одного упоминания у Полиэна 7.40, все данные об этих правителях — нумизматические. Иконографические подробности на монетах одного из этих династов, Вадфрадада I, указывают на прямую претензию на независимость; Визесхофер считает, что он правитель, который заключил союз с Деметрием II.
Точная дата экспедиции Деметрия неясна. Первая книга Маккавеев (14: 1-3) помещает ее в 172 году Селевкидской эры — что эквивалентно окт. 141 — окт. 140 по македонскому расчёту и апрелю 140 — апрелю 139 по вавилонскому. Тем не менее, вавилонская клинописная табличка ставит окончательное поражение Деметрия II в июле/августе 138 до н. э.
После захвата Деметрий провел десять лет в качестве парфянского пленника в Гиркании. Условия его жизни не были суровыми — Юстин 38.9 называет их «роскошными» — и парфянский царь даже выдал замуж за него свою дочь. Однако источники различаются в отношении того, какой парфянский царь несет ответственность за этот акт щедрости. Юстин 38.9 утверждает, что «Арсакид» отдал свою дочь Деметрию; так как он умер вскоре после этого и был сменен Фраатом II (сыном и преемником Митридата I), это указывает на то, что «Арсакид» был Митридатом I. Однако Аппиан 11.67 утверждает, что Фраат отдал свою сестру Родогуну Деметрию. Сообщение Аппиана как более подробное — он приводит имя дамы — заслуживает предпочтения.
Несмотря на хорошее обращение, Деметрий дважды пытался бежать из плена. (Юстин 38.2 указывает, что обе попытки произошли при Фраате II). Парфяне обещали вернуть его на престол, захваченный Трифоном, но не предприняли для этого никаких действий — что, несомненно, разочаровало Деметрия и заставило его рваться домой. Обеим его попыткам побега помогал некий Каллимандр, который проделал путь из Сирии, чтобы спасти Деметрия. Несмотря на эту помощь, обе попытки были неудачными. После того, как Деметрий был схвачен во второй раз, Фраат у Юстина вручил ему "золотые игральные кости в упрек за его детское легкомыслие".
Между тем гражданская война в Сирии затянулась. Трифон сбросил маску и убил молодого Антиоха VI. Фрагмент Диодора (38.28) утверждает что генералы и губернаторы, оставленные Деметрием II, продолжали сопротивляться Трифону. Одним из них был Дионисий Мед, который по указанию Диодора управлял «Месопотамией» — по–видимому, часть северной Месопотамии все еще оставалась вне парфянского контроля.

Падение Антиоха VII

Правление Трифона как узурпатора было внезапно прервано Антиохом Сидетом, младшим братом Деметрия II, жившего на Родосе. Антиох высадился в Селевкии — на побережье Сирии — в одном из немногих портов, которых не удерживал Трифон. Клеопатра, жена Деметрия II, согласилась выйти замуж за Антиоха (так как она узнала о женитьбе плененного Деметрия на дочери парфянского царя). Столкнувшись следовательно с законным претендентом на трон, Трифон тут же потерял всякую поддержку. Он бежал в родную Апамею, где совершил самоубийство. Антиох восторжествовал, и в 139/138 году до н. э. он стал Антиохом VII, правителем того, что осталось от империи Селевкидов.
Евреи стали фактически независимыми; первой задачей Антиоха было привести их обратно под селевкидский контроль. Он совершил это с апломбом, осадив Иерусалим и взяв его по октябрь 134 г. до н. э. В 131/130 г. до н. э. началось наступление Антиоха на парфян. В 129 г. до н. э. эта кампания закончилась поражением и смертью Антиоха. Она решила судьбу Селевкидской империи на востоке. Было бы интересно увидеть какую–либо информацию из Аполлодора Артемитского в сохранившихся свидетельствах об Антиоховой войне. Что Аполлодор, грек, живущий при парфянском правлении, думал о кампании, которая ознаменовала падение царства Селевкидов? Но в этом отношении уцелевшие свидетельства сильно разочаровывают.
Самый длинный рассказ о последующей кампании — Юстина 38.10 — отдает Посидонием, поскольку он показывает морализм, характерный для этого автора. Юстин утверждает, что в армии Антиоха уделялось столько же внимания "роскошной жизни", сколько практическим нуждам кампании. Так, армия якобы везла серебряные сосуды для приготовления пищи, и «даже обычные солдаты подбивали сапоги золотыми гвоздями». Поскольку это звучит особенно неправдоподобно, кажется, что Посидоний потакал здесь своему вкусу к сатире, высмеивая предполагаемую роскошь и жадность позднего эллинистического мира.
Сначала селевкидская армия имела успех. Юстин утверждает, что Антиох вновь взял Вавилон, победив в трех сражениях, и «стал называться« Великим». Иосиф Флавий 13.249-252 указывает, что Антиох победил парфянского генерала по имени Индат и поставил трофей на реке Лик (Большой Заб на севере современного Ирака). Затем Антиох двинулся в Мидию, надеясь вернуть территорию, потерянную от рук парфян восемнадцать лет назад. Фрагмент Диодора Сицилийского — также опирающегося на Посидония в качестве источника — упоминает, что Фраат попросил у Антиоха условий мира. Антиохов ответ был суровым: он потребовал, чтобы Фраат покинул все территории кроме собственно Парфии, освободил Деметрия II из плена и платил дань. Обидевшись на этот ответ, Фраат продолжил войну. Он освободил Деметрия II, как требовал Антиох, хотя и с другой целью: Юстин 38.10 указывает, что Фраат ожидал, что Деметрий отправится в Сирию и узурпирует селевкидский трон, создав тем самым отвлекающий фактор в тылу Антиоха. И Деметрий действительно отправился обратно в Сирию, избежав попыток парфян вернуть его после поражения Антиоха. В конце концов он вновь забрал трон, жалкие остатки Селевкидского царства, лишенного всего восточнее Тигра.
Зимой 130/129 г. до н. э. Антиох рассеял свою армию, отправив ее на зимние квартиры в ряде городов в Мидии. Местные жители стали роптать, особенно потому, что (как утверждает Юстин 38,10) солдаты досаждали им "оскорбительным поведением". Поэтому мидийские города перешли к парфянам и восстали против нежелательных селевкидских гостей. Когда вспыхнуло восстание, Антиох поспешил на помощь войскам, расквартированным ближе всего к нему" он шел с небольшим контингентом, когда столкнулся с Фраатом и парфянской армией. В ходе последующей битвы, заявляет Юстин (и здесь рука Посидония кажется очевидной снова), Антиох "был покинут своим трусливым войском" и пал в бою. Юстин утверждает, что Фраат «оказал ему погребение, подобающее царю».
Фрагмент Диодора Сицилийского (34/35.17.2) подтверждает мнение о том, что падение Антиоха произошло из–за того, что он расквартировал войска у местных жителей. Диодор, как и Юстин, привлек к рассказу о последней кампании Антиоха Посидония:
"Афиней, генерал Антиоха, который, расквартировав своих солдат, совершил немало злоупотреблений, первым обратился в бегство. Но хотя он оставил Антиоха, он встретил конец, которого заслуживал, потому что когда в своем бегстве он достиг деревень, с которыми он плохо обращался в связи с расквартированием его людей, никто не допустил его к себе домой и не поделился с ним едой, и он бродил по сельской местности, пока не погиб от голода".
Имеются также сохранившиеся фрагменты самого Посидония, которые разделяют морализаторский тон Юстина и Диодора, проясняя их общее происхождение. Один из фрагментов критикует Антиоха VII за чрезмерное употребление алкоголя (так же, как Деметрий II обвинялся в лени). Можно заметить, что Антиох вряд ли уникален в этом отношении среди греко–македонских царей. Во всяком случае, в фрагменте Посидония у Афинея (10.439 D-E) «Арсак» (т. е. Фраат II), произносит комментарий над трупом Антиоха:
"Антиох, сражавшийся с Арсаксом в Мидии, любил выпить и имел то же имя, что и он [т. е. Антиох Эпифан], как сообщает Посидоний из Апамеи в шестнадцатой книге Историй. Во всяком случае, когда он умер, Посидоний рассказывает, что Арсак сказал, когда погребал его: «Дерзость и пьянство вызвали твое падение, Антиох. Ибо ты надеялся осушить царство Арсака из огромных чаш».
Помимо черпавших из Посидония Юстина и Диодора, Иосиф Флавий 13.249-253 также дает краткий отчет о кампании Антиоха VII. О победе Антиоха над Индатом (информация явно из Николая Дамасского) уже сообщалось. Как и следовало ожидать, Иосиф Флавий подыгрывает евреям: он упоминает, что правитель Хасмонеев Иоанн Гиркан командовал контингентом своих соотечественников в армии Антиоха. Видимо, Антиох считался с религиозными убеждениями евреев: по просьбе Гиркана Антиох приостановил свою армию на два дня у реки Лик в Ассирии, чтобы евреи отпраздновали Пятидесятницу. Все изложение Иосифа было, вероятно, взято у Николая, возможно, потому, что последний был единственным историком, который упомянул об участии Гиркана в экспедиции.

Преследуя фантом в Элимаиде

Итак, для того, кто ищет информацию об Аполлодоре Артемитском, информация о Деметрии II и Антиохе VII лишь разочаровывает, ибо она скорее, кажется, происходит из Посидония и Николая Дамасского. Тем не менее, есть проблеск надежды, что призрак Аполлодора может быть замечен в другом месте: в обсуждении Страбоном Элимаиды (современный Хузестан на юго–западе Ирана). Элимеи были потомками древних эламитов (действительно, вавилонские клинописные источники все еще называют их «эламитами»).
Как уже упоминалось ранее, Элимаида, похоже, отделилась от селевкидского правления после смерти Антиоха IV в 164 г. до н. э. Известный нам первый элимейский монарх — Камнискир I Никифор, который начал чеканить монеты в Сузах ок. 147 до н. э. Кроме собственно Элимаиды, Камнискир I, возможно, контролировал и часть Мидии и очевидно хотел добавить еще и Месопотамию, за которую боролись парфяне, Селевкиды и элимеи. Камнискир сделал свой первый выстрел в Месопотамию, пока он все еще находился под властью Селевкидов. Клинописные записи упоминают о "Камнишкири", атакующем Вавилонию в 145/144 г. до н. э. и распространившем «панику и страх на земле». Поттс предполагает, что Камнискир был мотивирован началом гражданской войны между Деметрием II и Трифоном, создавшей вакуум власти в Месопотамии. Клинописные записи подразумевают, что на самом деле войска Трифона отбили атаку элимеев.
В 141 году до н. э., как уже упоминалось ранее, парфяне взяли Месопотамию. Клинописные записи описывают, что произошло дальше: Митридат I назначил командующего для региона: некоего Антиоха, который имел титул «генерала, стоящего над четырьмя генералами». В ноябре/декабре 141 Антиоху пришлось иметь дело с нападением элимеев на Месопотамию. Клинописная запись свидетельствует о том, что:
"В том месяце я услышал следующее: царь Арсак и его войска отошли от Араквании. Я услышал следующее: 6‑го, эламит и его войска отошли к Апамее, которая находится на реке Силху, для сражения. В тот [месяц?], люди, которые живут в Апамее, отправились в Бит–Каркуди; они сожгли Апамею. […] Aн(тиох) генерал, который стоит над четырьмя генералами, представляющий царя Арсака, вышел из Сел[евкии, которая находится на] Тигре, против эламитов для сражения, от реки Кабари, он отбыл, и многочисленные войска … […] вышли на бой. Люди, которые были в Селевкии и люди, которые живут в Вавилоне, […] вещи […] охранять (их) перед … эламита. Я слышал следующее: войска, которые были в Бит — […] снарядил […] из войск эламита …"
В следующем месяце Антиох был обвинен гражданами Селевкии–на–Тигре в сотрудничестве с элимеями. Антиоху пришлось бежать, а селевкийцы разграбили его владения. Затем последовала неудачная попытка Деметрия II возвратить Месопотамию ок. 140-138 до н. э., и Деметрию (согласно Юстину 36.1) помогали элимеи. Д. Т. Поттс не верит информации Юстина, заявляя, что «это, конечно же, не так, поскольку элимеи активно вели кампанию против Селевкидов и парфян в Вавилонии». Но сомнения Поттса кажутся неуместными. Иначе элимеи после 141 должны были признать, что парфяне (тогда контролирующие Месопотамию) представляли главный барьер для их расширения, и следовательно, они имели бы стимул к сотрудничеству с Деметрием. Однако, парфяне победили Деметрия, а затем обратили свои взоры на саму Элимаиду. Юстин 41.6 утверждает, что после того как Митридат покорил Мидию, он вернулся в Гирканию, а затем:
"[8] По возвращении оттуда он пошел на войну с царем элимеев. Победив его, он также добавил этот народ в свое царство и продвинул империю парфян с Кавказа до самой реки Евфрат, в результате чего многие народы попали под его власть. [9] Затем он заболел и умер со славой в преклонном возрасте, как и его прадед Aрсак".
Шипманн теоретизирует, что Митридат I хотел наказать Элимаиду за ее поддержку вторжения Деметрия II (кроме того, он хотел получить в свои руки хранившиеся в элимейских храмах сокровища). Аналогично Гансман также предполагает, что атака Митридата была предпинята «в наказание Элимаиде за помощь Деметрию II, войска которого были побежденны парфянами». Ханс Эрик Матисен утверждает, что вторжение Митридата произошло ок. 140/139 до н. э. Однако, если Деметрий II потерпел поражение в июле/августе 138 до н. э. (как указывает клинописный источник), парфянское вторжение должно быть перенесено на время после 138 г.
Страбон 16.1.18 упоминает события в Элимаиде, но у него нет никаких твердых указаний относительно того, когда произошли эти события. А датировка имеет решающее значение. Если Страбон описывает события, которые произошли во время правления Митридата I, это хорошо укладывается в пределы времени, охватываемого Аполлодором. Следовательно, у Страбона 16.1.18, вероятно, содержатся дополнительные фрагменты из Аполлодора, спасенные от разрушительного воздействия веков. Однако, если события могут быть показаны произошедшими позже смерти Митридата II в 91 г. до н. э., после времени Аполлодора, — тогда надеяться не на что.
Первая часть Страбона 16.1.18, которая будет рассмотрена, следующая:
"Элимеи владеют более обширной и разнообразной областью, чем паретакены. Всю плодородную часть ее населяют земледельцы, а горная часть выращивает воинов, большей частью стрелков из лука. Ввиду обширности горная часть выставляет так много воинов, что их царь, владея столь большими военными силами, не считает себя обязанным подчиняться наравне с остальными парфянскому царю. Аналогично было его отношение к [персам и] македонянам, которые прежде владели Сирией".
Конечно, в этом отрывке есть проблема: он, видимо, относится к македонцам, правящим «в более поздние времена», чем парфяне. Следовательно, предположение издателя, «персы и», должно быть, выпало из текста.
Как упоминалось ранее, независимый правитель Элимаиды по имени Kaмнискир I чеканил монеты в Сузах между 147 и 140 гг. Однако Поттс считает, что Страбонов отрывок не относится к этому раннему периоду независимости Элимаиды, так как Камнискир I владел Сузами недолго, поэтому представляется более правдоподобным связать его с возрождением элимейской активности в первом веке до н. э., например, в царствование Камнискира II.
Камнискир II, которому Поттс приписывает «отказ подчиняться», правил в 70‑е годы до н. э. Тем не менее, рассуждения Поттса здесь кажутся ошибочными, особенно когда он приводит «кратковременность обладания Камнискиром Сузами». Даже после того как Митридат I вторгся в Элимаиду и отнял Сузу у Камнискира I, контролируемая парфянами Месопотамия продолжала подвергаться нападениям элимеев. Эти нападения продолжались до декабря/января 125/124 г. до н. э., когда «царь Арсак и Питтит, враг эламита, воевали друг с другом», и последний был побежден и захвачен.
Следовательно, Страбонов «отказ подчиняться» может относиться к периоду царствования Митридата I или вскоре после него. И еще один фактор в пользу этого периода: а именно, «темный век» парфянской истории. Для периода между 90 и 58 гг. до н. э. — между смертью Митридата II и временем, когда римляне наладили регулярный контакт с парфянами — у греческих и римских источников очень мало информации о парфянских делах. Учитывая существование этого пробела, где мог Страбон, писавший в эпоху Августа — найти информацию об Элимаиде в 70‑е годы до н. э. (времени Камнискира II)? Кажется более вероятным, что Страбон консультировался с Аполлодором, своим главным источником по парфянским делам, и что, следовательно, «отказ подчиняться» относится к времени Митридата I (хотя вряд ли можно говорить об этом догматично, учитывая нехватку свидетельств).
Второй отрывок из Страбона 16.1.18 касается ограбления элимейских храмов, что было практикой Селевкидов, да и парфянских царей, когда они сталкивались с финансовыми проблемами. Антиох III лишился жизни от рук элимейцев ок. 187 года до нашей эры при неудачной попытке ограбить храм. Фрагмент Полибия (31.9) утверждает, что Антиох IV был отбит, когда он попытался ограбить храм «Артемиды» в Элимаиде; он умер вскоре после этого в Табах в Персии. Страбон 16.1.18 упоминает судьбу Антиоха III, а затем описывает, как безымянный парфянский царь пытался сделать то же самое с большим успехом:
"Когда же Антиох Великий попытался ограбить храм Бела, соседние варвары, все сами по себе, напали на него и убили. Позднее царь Парфии, хотя и был предупрежден, что случилось с Антиохом, услышав, что храмы в этой стране содержали большое богатство, и видя, что жители были непослушными подданными, вторгся с большой силой, и захватил как храм Афины, так и храм Артемиды (последняя называлась Азара) и унес сокровища стоимостью в десять тысяч талантов. Селевкия у реки Гедифон, большого город, был также взят. В прежние времена Селевкию называли Солосой".
Матисен полагает, что парфянский царь, разграбивший храмы в Элимаиде, был Митридат I, вторгнувшийся в этот регион ок. 140-138 до н. э. Гансман также считает, что парфянским царем в пассаже Страбона был Митридат I.
С другой стороны, Поттс сомневается, что это был Митридат I. Он одобряет более позднюю дату, в частности, 77 до н. э., когда парфянский царь Ород I атаковал владыку Элимаиды Камнискира II (эта кампания засвидетельствована в клинописных источниках). Камнискир II выпускал монеты (возможно, отчеканенные в Селевкии–на–Гедифоне) с необычным совместным портретом: он был изображен на лицевой стороне вместе с женой Анзазе. Тем самым, Поттс приходит к выводу, что «дерзость правителя Элимаиды, который осмелился чеканить монеты от своего имени в сочетании с богатством, которое предполагает чеканка, может послужить стимулом для кампании, описанной Страбоном и записанной в Вавилонском астрономическом дневнике».
Два аргумента могут быть выдвинуты против тезиса Поттса. Во–первых, вопрос парфянского «темного века» еще раз. Где бы Страбон нашел информацию о парфянской кампании 77 года до н. э., учитывая общую скудость источников за этот период? Не более ли вероятно, что Страбон привлек Аполлодора, который рассказывал о ранней кампании Митридата I?
Во–вторых, вопрос о Селевкии–на–Гедифоне. Сообщение Страбона упоминает, что этот город был захвачен неназванным парфянским королем. Возможно, что Селевкия контролировалась Камнискиром I во время вторжения Митридата I. Хансман отмечает, что некоторые монеты Камнискира показывали якорь на обратной стороне. Он считает, что якорь представлял город и район Селевкии–на–Гедифоне. Следовательно, вполне вероятно, что Камнискир I контролировал эту область. Если это так, то Селевкия–на–Гедифоне была бы естественной мишенью для Митридата I во время его кампании против Элимаиды.
В итоге получается, что информация об Элимаиде, найденная у Страбона, в конечном счете происходит из Аполлодора Артемитского. Но из–за ее скудости можно указывать только на вероятности, а не на твердые гарантии. Что касается самой Элимаиды, то она еще веками существовала в качестве независимого государства. Элимаиде даже удалось получить контроль над большим городом Сузами ок. 40 н. э., хотя Сузы впоследствии, по–видимому, меняли парфянский и элимейский контроль. Примерно до 100 н. э. Элимаида, кажется, процветала, извлекая выгоду из контроля над важными торговыми путями. Позже, однако, она, похоже, испытала резкий спад, возможно, в результате экономической конкуренции со стороны других государств в первую очередь, Пальмиры). Этот спад подтверждается нумизматическими данными: после 120 г. н. э. качество монет резко ухудшается. Разрозненный характер их находок является нашим единственным источником для последней стадии истории Элимаиды, которая настолько малоизвестна, что царский список на этот период еще не восстановлен. Она была завоевана Ардаширом I (правил 224-240 гг.), основателем сасанидской династии, которая не одобряла местную автономию.

Глава 5. Исчезнувшая армия

Когда Фраат II победил Антиоха VII Сидета в 129 г. до н. э., селевкидо–парфянская борьба за Месопотамию закончилась, и победой парфян. У победившего парфянского царя было два пункта в повестке дня. Во–первых, ответные меры в отношении греческого города Селевкии–на–Тигре. Фрагмент Диодора Сицилийского (34/35.19) гласит, что селевкийцы неизвестно каким образом покарали парфянского генерала по имени Эний; Фраат в отместку выколол глаза селевкийцу по имени Питфид и пригрозил селевкийскому генералу похожей судьбой. Мы не знаем, в какой степени Фраат осуществил свою угрозу. Остается только одна зацепка: тетрадрахмам, отчеканенным в Селевкии во время правления Фраата, явно не хватает эпитета «филэллин», который отец Митридат I ставил на своих тетрадрахмах.
Во–вторых, Фраат намеревался вторгнуться в селевкидскую Сирию, о чем свидетельствуют как Юстин, так и Диодор. Но это предприятие так и не вышло из–за угрозы с другой стороны. Племенная конфедерация юэчжи (известная греческим и римским авторам как тохары) стала продвигаться на запад, гоня перед собой кочевые скифские (или «сакские») племена. Юэчжи в конечном счете заняли Бактрию, в то время как саки зашли на парфянскую территорию, вероятно, в начале царствования Фраата II (139/8-128 гг.).
Юстин утверждает, что Фраат нанял саков в качестве наемников в помощь против вторжения Антиоха VII. Саки прибыли после поражения Антиоха, но тем не менее потребовали жалованье, которое Фраат отказался выплачивать. Дибивойс считает, что не нужно рассматривать сообщение Юстина «слишком буквально». Он думает, что саки, о которых идет речь, были «передовой группой юэчжи, которую Фраат попытался успокоить на какое–то время субсидией». Во всяком случае, будь то спор о жалованье или нет, саки приступили к разграблению парфянской территории; некоторые из них доходили до Месопотамии. Фраат был вынужден выступить против них. У него было большое количество греческих пленников из разгромленной армии Антиоха VII, и он решил использовать их против саков. Может быть, у него не хватало войск, или он, возможно, рассчитывал на то, что они (т. е. греческие пленники) столкнутся с неизвестными противниками далеко от своей родины и поэтому будут бороться за свои жизни.
Это не сработало. Потрепанные греческие солдаты не могли радоваться тому, что их гнали на восток, подальше от Сирии и их домов на борьбу с врагом их врага. Поэтому они обратились против Фраата, как говорит Юстин 42.1:
"[4] Фраат вел в бой армию греков, которых он захватил на войне с Антиохом, а затем обходился с ними жестоко, забыв, что плен не ослабил их враждебности по отношению к нему и что унизительные издевательства, которые они испытали от него, еще больше усугубила ее. [5] Итак, увидев, что ряды парфян отступают, греки перешли на сторону врага и взяли долгожданный реванш за свое заточение кровавой резней парфянской армии, убив и царя Фраата".
Восстание греков и смерть Фраата произошли ок. 128 до н. э. Но парфянская война против сакских захватчиков продолжалась. Фраата сменил его дядя Артабан I (правил 128-124/3 года до н. э.). Юстин 42,2 рассказывает о событиях его царствования в паре предложений:
"[2] Скифы, удовлетворенные своей победой (над Фраатом), лишь разорили Парфию и вернулись домой. Затем Артабан вступил в войну с тохарами, но получил рану в руку, от которой он тут же умер".
Современные авторитеты расходятся во мнениях относительно достоверности замечания Юстина о том, что Артабан сражался с тохарами. Спор вновь застревает на раздражающих вопросах об отношениях между различными кочевыми группами, которые вторглись в Бактрию и Парфию. Тарн считал, что парфяне были связаны с скифскими подгруппами сакарауков и массагетов, и что тохары были отдельной этнической структурой. В момент сакско–парфянской войны, думал Тарн, тохары, вероятно, были все еще севернее Окса, и, следовательно, вне досягаемости Артабана. С другой стороны, Альтхайм и Штиль считают, что «тохары» были "каким–то скифским племенем", что во время войны они были заняты оккупацией Бактрии и Согдианы, и что нападение Артабана на них было естественным продолжением конфликта. Бивар занимает среднюю позицию, полагая, что лучше всего по возможности придерживаться свидетельства текстов. Во всяком случае, независимо от того, был ли Артабан убит тохарами или какой–то другой кочевой подгруппой, ему наследовал его сын Митридат II (правил 124/3-ок. 88/7 до н. э.), который привел парфянскую империю к победе над врагами–саками. Побежденные кочевники отступили на юг и в конце концов обосновались в Дрангиане, которая впоследствии стала называться Сакастаном (название сохраняется как Систан в современном восточном Иране).
Среди этой путаницы событий, следы греков, которые перешли к сакам, затерялись. Только Юстин упоминает историю их восстания, и он ничего не говорит о том, что с ними случилось потом. Можно ли обнаружить что–либо, что случилось с исчезнувшими остатками армии Антиоха VII? Одна слабая надежда существует — возможно, нумизматические данные могут пролить некоторый свет на этот вопрос.
Селлвуд приходит к выводу, что поражение Фраата II не было вызвано впечатлением от перехода греческих солдат к сакам. Он считает, что рассказ Юстина ошибочен — после поражения Антиоха VII, Фраат не сражался с саками. Скорее греческие и сакские контингенты сосуществовали в парфянской армии, а боевые действия только вспыхивали позже в некоторых неуказанных пунктах. Я нахожу некоторые проблемы с тезисом Селлвуда. Например, возможно, небольшой наемный сакский контингент был частью парфянской армии во время войны против большей массы саков. Кроме того, если Фраат не был немедленно атакован саками после поражения Антиоха VII, почему он не пошел вперед и не вторгся в Сирию, что, как свидетельствуют и Юстин и Диодор, он хотел сделать?
Кроме того, Селвуд отмечает, что предшественник (и отец) Митридата II Артабан I также выбил «филэллин» на финальном выпуске монет. Это заставляет его сомневаться, что греки когда–либо предавали Фраата:
"Трудно было бы верить продолжению использования Артабаном и его сыном типов монет и легенд, демонстрирующих заметный прогреческий уклон, если это были те самые войска, чье вероломство вызвало неудачу парфянского оружия. Поиск козлов отпущения, чтобы смягчить провал катафрактов и лучников, без сомнения побуждал летописцев Арсакидскго двора к тому, чтобы обвинить банду эллинистических сирийцев, у которых не было возможности ответить, даже если они были еще живы. Во всяком случае, современные римские историки уже имели настолько плохое мнение о «грекулах», что это объяснение поражения парфян было психологически удовлетворительным, и они его приняли. Мы должны быть более благосклонными".
Но это создает еще одну проблему. Парфянские «летописцы» почти наверняка писали на греческом языке и наиболее известным среди них, упомянутым в древних источниках, является Аполлодор из Артемиты. Кажется маловероятным, чтобы Аполлодор сделал козлами отпущения своих обратьев греков.
Еще два авторитета рассмотрели судьбу исчезнувшей армии. Альберто Симонетта размышляет о счастливом конце:
«Судьба этих греческих дезертиров неизвестна, но допустимо предположить, что в качестве вознаграждения за их услуги саки позволили им добраться до греческих поселений в Дрангиане, откуда некоторые из них возможно достигли царства Менандра».
Другими словами, греческие оборванцы, возможно, добрались до самой отдаленной заставы эллинизма, до царства индо–греческого царя Менандра к югу от Гиндукуша — это была не совсем селевкидская Сирия, но лучший вариант, учитывая обстоятельства.
С другой стороны, С. Д. Логинов и А. Б. Никитин предположили, что мятежные греки оставались у восточной парфянской границы. Селлвуд, Логинов и Никитин обращают внимание на то, что Артабан I и Митридат II выпускали драхмы с эпитетом "филэллин." Вместе с тем они отмечают далее, что эти «филэллинские» монеты чеканились в Маргиане, недалеко от северо–восточного края Парфянской империи. Они читают эти монеты как попытку парфян примириться с греками, превратить их в союзников или, по крайней мере, убедить их не оказывать поддержки врагам парфян».
Для оценки этих альтернатив я приступил к собственному исследованию свидетельств. Оказалось, что они напоминает вход в лабиринт, в котором каждый изначально многообещающий проход заканчивается глухой стеной.
Фраат II никогда не помещал эпитет «филэллин» ни на одну из своих монет. Ранние монеты преемника Фраата, Артабана I, также опускают «филэллин». (Артабан использует этот эпитет только на последних драхмах, которые он издал). Один подтип примечателен тем, что он имеет дату: год 125 эпохи Арсакидов, т. е. 124/3 г. до н. э. Поскольку Артабан I стал царем в 128/7 г. до н. э., это означает, что он ждал по крайней мере три года, прежде чем выбить «филэллин» на своих монетах. Может ли эта задержка пролить некоторый свет на судьбу исчезнувшей армии? Как указано ранее, Логинов и Никитин полагали, что греческие дезертиры зависли на восточной границе, пока парфянские власти не пришли к соглашению с ними (о чем свидетельствует «филлэллинские» монеты, отчеканенные в Маргиане). Ждали бы парфянские власти три года до урегулирования неурядицу с греками, занимающими столь чувствительную почву на их восточной границе? — особенно когда Артабан (по словам Юстина) продолжал прессинговать далее на Восток против тохаров.
Возможно, это делает альтернативный взгляд Симонетты (что саки позволили греческим дезертирам отойти на восток, к индо–греческому царству Менандра) более правдоподобным. В этом случае «филэллинские» монеты Маргианы должны были быть предназначены для какого–то другого отряда греков. Не могли ли парфяне призвать еще одну группу греческих войск? это теоретически возможно, поскольку некоторые из военных структур эпохи Селевкидов, похоже, сохранялись при парфянах. Надпись на греческом языке от Сузы датирована 2 г. н. э. упоминает определенных членов греческого населения как «постоянных стражей великой цитадели". Похоже, что они являются потомками военных поселенцев Селевкидов, которые были сырьем для селевкидских армий. Их потомки следовательно, сохранили что–то в своей организации даже при парфянском правлении. К сожалению, нет никаких свидетельств того, что парфяне когда–либо нанимали греческих солдат (кроме эпизода с Фраатом II). Отсюда, эта линия мышления заходит в тупик.
Как упоминалось ранее, когда Артабан I скончался, запутавшись с тохарами, его сменил его сын Митридат II, который в конечном счете победил саков. Проливают ли свет о сакской войне и исчезнувших греках события в других местах, особенно на юге в Месопотамии? Еще в 129 году до нашей эры, после победы над селевкидским вторжением, Фраат II назначил некоего Гимера (согласно Юстину 42.1, своего бывшего любовника) управлять Вавилонией, в то время как сам Фраат отправился сражаться с сакскими захватчиками. Согласно Юстину и Диодору, Гимер правил как тиран, разграбив Вавилон и поработив его жителей. Затем он совершил ошибку, напав на Харакену, бывшую селевкидскую сатрапию в Персидском заливе, которая теперь стала независимым государством под неким Гиспаосином. Гимер был побежден Гиспаосином; последний получил контроль над Вавилоном (согласно клинописному свидетельству) в 127 до н. э., то есть примерно в то время, когда Фраат II был убит саками и мятежными греками в своей собственной армии.
Греческие источники изображают Артабана I полностью занятым войной против кочевников на севере. Однако клинописные данные расширяют картину, указывая, что парфянское государство имело ресурсы для борьбы на двух фронтах одновременно. В июле 127 г. до н. э. в вавилонском тексте показан парфянский командир по имени Тимаркусу (т. е. Тимарх) собирающим войско из Мидии и контратакующим Гиспаосина. Тимарх был успешен, возвратив Вавилонию, Борсиппу и Селевкию–на–Тигре. Под мартом 126 до н. э. клинописный источник упоминает о жертвоприношениях, совершенных в храме Эсагилы в Вавилоне для парфянского царя (в то время, Артабана I). Однако борьба между Парфией и Харакеной продолжалась в царствование Артабана (127-124/3 гг. до н. э.). Клинописные источники от 125/4 до н. э. показывают парфянскую армию, сражающуюся с войском, которым командовал некто Ти'мутсу (т. е. Тимофей), сын Гиспаосина. Парфяне опять победили.
Как уже упоминалось, сын Артабана и его преемник Митридат II был победоноснен против саков на севере. Он продолжил свою победную серию и на юге против Харакены. Гиспаосин умер в 124 г. до н. э., примерно в то же время, когда Митридат стал преемником парфянского престола. Через несколько лет Митридат вторгся на юг Месопотамии и положил конец независимости Харакены. Об этом говорят нумизматические свидетельства. Тем не менее, Митридат предоставил Харакене определенную степень автономии (включая право чеканить монеты), тогда как местные правители признали господство Арсакидов.
Так, в удивительно короткий промежуток времени — в течение первых трех лет своего правления — Митридат уладил дела на севере и имел возможность обратить внимание на Месопотамию. Видимо, ему больше не было нужды угождать грекам, служившим в Северной войне, так как он вскоре после этого убрал «филэллин» из своих монет.
Однако, интересующимся раскрытием судьбы селевкидских солдат, оказавшихся в Центральной Азии между саками и парфянами, эти факты мало помогают. Остается безрадостное заключение: если не случится чудесная находка новых свидетельств, уже невозможно определить, что с ними произошло — они маршируют за горизонт и исчезают.

Эпилог

Изучив рост Парфянской империи, что можно сделать сказать об Аполлодоре Артемитском? Излишне говорить, что попытки сделать выводы из столь скудных свидетельств являются рискованными, поскольку сохранившиеся фрагменты Аполлодора — под его именем, во всяком случае — немногочисленны. Кроме того, мы не знаем, насколько репрезентативны эти фрагменты Парфики в целом. Но для того, чтобы прийти к каким–либо выводам об Аполлодоре, нет другого выбора, кроме как экстраполировать из того, что осталось: и из названных фрагментов, и из тех мест у Страбона и Юстина, которые, как представляется, происходят из Аполлодора. Это может быть методологически сомнительно, но необходимо. Итак, вот мои выводы об Аполлодоре и его Парфике:
(1) Аполлодор имел доступ к данным исследований, проведенным парфянскими властями. Три из названных цитат Аполлодора у Страбона касаются расстояний (11.9.1; 11.11.7; 11.13.6).
(2) Аполлодор сохранил первоначальное сообщение Арсакидской династии о своем собственном начале. Страбон и Трог брали из Аполлодора, когда они составляли свои рассказы об истоках Арсакидской Парфии. Оба автора указывают, что Aрсак I был вождем кочевников, который вторгся и завоевал селевкидскую провинцию Парфию примерно в одно время с отделением Бактрии. Сообщения, найденные у Страбона и в эпитоме Юстина Трога, лишены более поздних украшений, найденных в Истории Парфии Арриана. Вероятно, в конце I в. до н. э., после времени Аполлодора, Арсакиды придумали фиктивную (но политически полезную) ахеменидскую родословную самих себя. К счастью, Аполлодор сохранил неопубликованную версию (см."Происхождение Арсакидской Парфии").
(3) Аполлодор имел доступ к источнику или источникам — возможно, официальным парфянским документам, в которых излагаются мотивы политики, проводимой арсакидскими царями. Так, Юстин 41.4, говорит, что Арсак I был вынужден побеждать Гирканию и увеличить свою армию не только из страха перед Селевкидами (очевидное заключение), но и из опасения перед Диодотом I из отколовшейся Бактрии. Так и Страбон 16.1.16-17 объявляет, что парфяне основали Ктесифон "для того, чтобы селевкийцы не угнетались тем, что среди них расквартированы скифы или солдаты». Другими словами, существовал политический мотив в работе, а именно то, что Арсакиды хотели привлекать на свою сторону греков Селевкии.
(4) Парфика Аполлодора подробно описала восточные походы арсакидских царей. Этот вывод, вероятно, обусловлен источниками, доступными Страбону и Трогу. Для кампаний на западе, вроде войн против Селевкидов, были и другие доступные авторы — Посидоний и Николай Дамасский. Однако для парфянских походов в отдаленные восточные районы, ученый в Августовском Риме, вероятно, имел очень мало источников. Страбон иллюстрирует суть. Большинство его названных источников для Элимаиды, Ирана и Бактрии являются либо историками Александра (например, Онесикрит), либо александрийский ученый Эратосфен. Что касается событий, которые произошли после раннего эллинистического периода, Страбон цитирует Аполлодора и (реже) Посидония. Для информации о походах царей Арсакидов на востоке, Аполлодор, житель Парфии является более вероятным источником, чем Посидоний, который провел большую часть своей жизни на Родосе (как указано Страбоном 14.2.13).
Следовательно, одна тема, вероятно, взятая из Аполлодора, включает краткие упоминания Страбона (в 11.9.2 и 11.11.2) об ударе Митридата I против греко–бактрийского царства (см. «Селевкидско–парфянские войны I»). Другой темой является Страбон 16.1.18, у которого подробно описывается кампания неназванного парфянского царя (вероятно, Митридата I) против Элимаиды, в которой он разграбил несколько храмов и удалился с сокровищами (см. «Селевкидо–Парфянские войны II).
(5) Тон Аполлодора не был единообразным звучанием панегирика; скорее он видел в Арсакидах и хорошее и плохое. Из всех уже сделанных выводов этот самый шаткий, поскольку он опирается на два отрывка из Юстина. Можно с полным основанием предположить, что Аполлодор был источником для обоих, но он явно не назван. Более того, даже если Аполлодор и был источником, мы не можем знать, насколько репрезентативны эти отрывки. Однако, как указано ранее, работа с материалом подобного характера требует, чтобы человек ползал на карачках.
Первый отрывок находится у Юстина 41.6, где подытоживается царствование Митридата I. Юстин сначала утверждает, что этот монарх расширил границы Парфии "от Кавказских гор до реки Евфрат, в результате чего многие народы находятся под его властью". Потом следует оценка человека: «Затем он поддался болезни и умер со славой в преклонном возрасте великим человеком, как и его прадед Арсак". Митридат не просто получвет похвалу, но уподобляется уважаемому основателю династии.
С другой стороны, Юстин 38.10 содержит решительно отрицательное изображение сына Митридата и его преемника Фраата II, в эпизоде "Исчезнувшая армия". Фраат явил фатальную смесь жестокости и глупости в впечатляющем поражении селевкидских солдат, плохо обращаясь с ними, а затем ожидая, что они сразятся с его врагами саками. Последнее предложение этого отрывка вызывает удовлетворение:
"Так случилось, что, увидев, что парфянская линия уступает, греки перешли к врагу и насытили долгожданную месть за свой плен кровавой бойней парфянской армии вместе с самим царем Фраатом".
Так Аполлодор противопоставляет Фраату его отца Митридата, хорошего царя. Тем не менее, Митридат был также парфянским вождем, который подорвал государство Селевкидов, завоевав Мидию и Месопотамию. Как Аполлодор смирился с тем фактом, что его образцовый Митридат положил конец греческому политическому контролю на Востоке? Пытался ли он проанализировать причины, по которым иностранная держава восторжествовала (как Полибий с римлянами)? Унылая правда состоит в том, что потеря Парфики делает невозможным ответить на эти вопросы, к сожалению.