Начало создания права ранней Империи
Конечно, трудно обнаружить четкую границу между республиканским периодом и эпохой принципата - крупные фигуры, как, напр., Требаций Теста, относятся и к тому, и к другому, - однако уже при Августе и его ближайших преемниках можно различить явные признаки нового как в области создания имперского права, так и в области источников права, а также в положении юристов.
Политика в области гражданских прав должна считаться с увеличением Империи[1]: после того как уже Цезарь распространил римские гражданские права на верхнюю Италию, а латинское право - на Нарбоннскую Галлию, Сицилию и часть испанских провинций, его преемники продолжают этот процесс на других территориях и в других городах. Constitutio Antoniniana (212 г. по Р. Х.) доводит его до логического конца. Римское право становится имперским правом, хотя в восточных провинциях сохраняется прежнее международное право, которое даже оказывает влияние на римское.
Август[2] проводит последовательную правовую политику. Она включает законы о браке и о вольноотпущенниках, регулирует экономические преступления и реформирует гражданский и уголовный процесс. "Первый гражданин" во всем, что касается формы, подчеркнуто придерживается республиканских рамок. Прежде всего - в духе реставрационных тенденций - он пытается оживить законодательную деятельность народных собраний (Mon. Ancyr. 2, 12), однако без особого успеха; практические соображения вынуждают заменить эту деятельность правотворчеством сената, так что senatusconsulta регулируют и гражданское право. Принцепс часто является их инициатором. По существу законы о браке и об оскорблении величества дают - по крайней мере в зародыше - возможность терроризировать высшее Сословие.
В законодательстве все большую роль уже в течение ближайших веков играет непосредственное императорское правотворчество: lex de imperio (Gaius 1, 5) предусматривает эти полномочия. Наряду с сохранившимися источниками права - старыми законами, заключениями юрисконсультов, преторс-кими эдиктами - императорские узаконения все больше накладывают свой отпечаток на развитие правовой сферы.
Юристы и сейчас относятся, как правило, к сенаторскому сословию: Касцеллий и Лабеон открыто заявляют о своих республиканских умонастроениях; Г. Кассий Лонгин приспосабливается к новым временам. И без того специалисты по праву не могут быть опасны "первому гражданину"; но они практически больше и не занимаются государственным правом. Август, однако, ценит юристов, происходящих из всаднических семейств, в иных случаях при Цезаре получавших сенаторский ранг, и покровительствует им: таковы Алфен Вар и Капитон. Всадником остается Офилий, и мы не можем обнаружить, чтобы это причинило его профессиональному влиянию какой-либо ущерб; блестящий ученый Требаций не проявляет интереса к официальной карьере - так начинается новый, плодотворный процесс.
Ученым в области права ius respondendi сообщается, начиная с Августа, ex auctoritateprincipis[3], "властью "первого гражданина"" (Pompon, dig. 1, 2, 2, 49); это приводит к тому, что заключения юристов-профессионалов все более связывают судей (ср. также Dig. 1,1,7 рг.)\ эти заключения в позднейшую эпоху получат силу закона (legis vicem, Gaius 1,7).
Правовые школы
В республиканскую эпоху занятия заключаются в прослушивании лекций знаменитых респондентов и в личной беседе с ними. Только в императорскую эпоху постепенно возникает и ширится сознательная школьная подготовка; позднее становятся знаменитыми школы в Берите (с III в.) и в Константинополе (с 425 г.). Правление Августа открывает переходный период, в который благодаря объединению ученых и развитию отношений между учениками и преподавателями заявляют о себе - уже в I в. по Р. Х.[4] - две правовые школы[5], прокулианцев и сабинианцев[6]. Ретроспективно корни обеих, как полагают, можно обнаружить в творчестве двух крупнейших представителей эпохи Августа.
Предтечей позднейших прокулианцев был наиболее высокий научный авторитет своего времени, Антистий Лабеон, упорный республиканец, которого Август призвал в комиссию по новому устройству сената; он успешно вступается за врага Августа, Лепида. Он проходит курульные магистратуры вплоть до должности претора, однако отклоняет предложенное императором вызывающе поздно консульство[7].
Излюбленная форма Лабеона - юридический комментарий: этот жанр становится для него универсальным. Он кратко объясняет Законы двенадцати таблиц[8]; его комментарий - по 60 или более книг - к обоим преторским эдиктам[9], превосходящий по крайней мере в тридцать раз Сервия, становится в последующую эпоху необходимым справочником. Pithana, убедительнейшие правовые аксиомы, примыкают к греческой традиции; книги понтификов он обсуждает в De iure pontificio. Сюда же относятся правовые заключения и иная казуистика из его наследия (Posteriores libri XL), письма юридического содержания (Libri epistularum, Pompon, dig. 41, 3, 30, 1), может быть, возникшие не без влияния Тиронова издания писем Цицерона, и комментарий к Lexlulia de maritandis ordinibus (18 г. по Р. Х.), весьма вероятно, что и к другим законам о браке[10]. Его сочинения - около 400 книг.
Как ученик образованного юриста Требация Тесты, Лабе-он излагает свои философские и филологические познания (Gell. 13, 10, 1) не как антиквар, но как творец; уделяя внимание толкованиям слов, дефинициям и тонким смысловым различениям, этот юрист со своим острым умом заставляет грамматику, этимологию и диалектику работать на решение правового вопроса в каждом отдельном случае и во многих отношениях продвигает вперед гражданское право. Вряд ли возможно обосновать версию об испытанном им стоическом влиянии. Он - новатор науки о праве, и позднейшие поколения ставят его высоко.
Политический и научный противник Лабеона[11], не менее знаменитый в свое время (Gell. 10, 20, 2), - Атей Капитон[12] (консул 5 г. по Р. Х.), ученик Офилия (Dig. ibid.), которого Тацит (ann. 3, 70 и 75) заклеймил как фаворита Августа и Тиберия, поскольку тот был одним из первых юристов на императорской службе. Его причисляют к никогда его не упоминающим сабинианцам; возможно, это происходит потому, что позднейшие раздоры двух школ проецируются на личную вражду двух крупнейших специалистов эпохи Августа. Он знает право понтификов и сакральное право лучше, чем частное. От его утраченных произведений остались заглавия: по крайней мере 9 книг Coniectanea[13] к частному праву, - вероятно, у каждой книги было собственное заглавие; по крайней мере 6 книг Depontificio iure[14], De iure sacrificiorum (Macr. Sat. 3, 10, 3), а также произведение об авгуральном праве. Капитона меньше читают юристы, чем лексикографы вроде Феста (т. е. Веррия Флакка) и антиквары вроде А. Геллия.