Датировка
Возможно, старейший риторический трактат на латинском языке был написан неизвестным автором[1] примерно между 86 и 82 гг. до Р. Х. Автор - не ритор, а знатный римлянин.
Обзор произведения
За введением (1, 1) и обзором основных понятий (1, 2-4) следуют inventio (1, 4-3, 15), dispositio (3, 16-18), actio (3, 19-27), memoria (3, 28-40) и elocutio (4, 1-69).
Подробнее всего разработаны inventio и elocutio. Первое разделяется на судебные (1, 4-2, 50), политические (3, 1-9) и торжественные (3, 10-15) речи. Каждая разновидность речи представлена по ее частям (exordium, divisio, narratio, argumentation peroratio, "вступление, подразделение, изложение темы, аргументация, заключение"); при рассмотрении судебных речей излагается учение о status; к нему примыкает и учение о доказательствах.
Источники, образцы, жанры
Автор дистанцируется от греческих предшественников; несмотря на это, ясно, что он во многих отношениях зависит от них. Эллинистический авторитет в области риторики - Гермагор. Автор Ad Herennium и юношеский трактат Цицерона De inventione восходят, предположительно, к общему источнику, который, возможно, уже был латинским. Идет ли речь о лекциях одного и того же преподавателя? Латинские примеры преимущественно заимствуются у Г. Гракха и Л. Красса, которых автор ставит рядом с Демосфеном и Эсхином.
Литературная техника
Все четыре книги снабжены предисловиями и эпилогами. Риторика к Гереннию - первый пример предисловия того типа, который получит образцовую форму в цицероновском Ораторе.
Достоинство произведения заключается в многочисленных примерах. Как и следовало ожидать, они частично восходят к мифологии и литературе. В числе цитируемого - латинская поэзия, и наряду с вымышленными случаями есть и такие, которые проистекают из римского опыта. В общем Риторика к Гереинию дает положительную картину состояния римского красноречия до Цицерона.
Язык и стиль
Манера отличается точностью, но иногда и чрезмерной обстоятельностью. Еще нет цицероновской отделки.
Образ мыслей I. Литературные размышления
Автор берет на себя сочинительский труд, как он объясняет, свободно трактуя топику предисловий, не с целью заработка и не из жажды славы, но стремясь сделать приятное своему другу Гереинию[2] (1, 1, 1): для знатного римлянина еще необходимы извинения за то, что он вообще взялся за перо.
Он хочет изложить свой материал яснее и удобопонятнее, чем это удавалось греческим предшественникам (1, 1, 1). Данной цели служат среди прочего предисловия к кн. 2-4, в которых композиция (и без того вполне отчетливая) разъясняется дополнительно.
Образ мыслей II
Философические занятия автора (1, 1, 1), возможно, благотворно повлияли на ясность композиции. По произведению видно, что материал продуман; исследование показывает даже изменения во взаимосвязи элементов системы[3]. Однако автор совершенно не расположен к тонкостям греческих теоретиков и также не желает философски обосновать свой предмет, в отличие от молодого Цицерона, пытавшегося это сделать в De inventione. Автор находится в гуще практической жизни; его внимание больше приковывает судебная речь, цицероновское - политическая речь.
Традиция
Ф. Маркс набросал следующую картину: традиция раздробилась на испорченный (mutilus) и полный (integer) гипархетипы; в mutili (IX- X в.) отсутствует начало вплоть до 1,6, 9. Сохранившиеся рукописи восходят к mutilus, однако есть не столь старые (XII в.), которые дополнены из традиции integer[4]. Сегодня можно учесть группу рукописей, к которой Маркс отнесся пренебрежительно (X-XI в.). Получилось так, что больший охват младших рукописей частично восходит к побочной традиции, частично к средневековым emendationes[5].
Влияние на позднейшие эпохи
Читателей Риторики к Гереннию мы знаем со времен Иеронима. Тогда ее приписывали Цицерону. С каролингской эпохи вплоть до Ренессанса она - наряду с цицероновским De inventione- становится основополагающим учебником. Ясность ее изложения ценилась и позднее. Как предполагают, ее следы можно обнаружить у И. С. Баха[6], который был знаком с риторикой не только по текстам кантат, но и как учитель латинского языка.