Армия Селевкидов

THE SELEUCID ARMY. Organization and Tactics in the Great Campaigns

Автор: 
Бар-Кохва Б.
Переводчик: 
Агностик
Источник текста: 

Cambridge University Press. 1976

Благодарности

Эта книга является ревизией тезисов, которые я представил на соискание степени доктора наук в Кембриджском Университете летом 1972 г. Моя работа стала возможна благодаря гранту Тель-Авивского Университета и Мемориального фонда еврейской культуры. Полевые работы в Греции, Турции и на Среднем Востоке были поддержаны премиями факультета античной истории Кембриджского Университета и Gonville and Caius College. Всем им выражаю признательность.
Считаю приятным для себя долгом выразить глубокую благодарность моему научному руководителю, м-ру G. T. Griffith из Gonville and Caius College, который щедро уделял мне бесконечные часы обсуждений. Несмотря на то, что ответственность за неточности и заблуждения лежит исключительно на мне, я многим обязан его конструктивной критике и весьма многие из его идей и замечаний нашли свое место в этой книге. Надеюсь, это не будет истолковано как слишком неподходящий ответ на его усилия и терпение.
Моя признательность распространяется и на моих экзаменаторов, профессора M. I. Finley из Jesus College, Кембдридж, профессора H. W. Parke из Тринити Колледж, Дублин, предложивших значительные улучшения, а также первого за подготовку рекомендаций для публикации этой книги в Cambridge Classical Studies и наставившего на преобразование тезисов в книгу; профессору S. Perlman, профессору S. Simonsohn и профессору Z. Yavetz из Тель-Авивского университета, чья инициатива позволила мне иметь досуг и средства, чтобы завершить эту книгу; наконец моему учителю, руководителю и наставнику, профессору J. Efron из Тель-Авивского университета, чьи проницательность и обширные познания классической и иудейской истории обеспечили полезное стимулирование и руководство на протяжении многих лет.
Но больше всего я обязан своей жене, которой эта книга посвящена. Она обеспечила не только поддержку и помощь, но и строгую критику юридического ума. Наши постоянные дискуссии почти по каждому пункту сделали процесс написание более приятным, чем автор был вправе ожидать.
Тель-Авив
B. B.
Сентябрь 1973

Введение

История Селевкидской армии охватывает период более двухсот лет в течение которых цари вели кампании против различного рода конкурентов в эллинистическом мире, таких как Лисимах и дома Птолемеев и Антигонов, варварских нашествий подобных галатским, восстаний таких как Гиеракса, Молона, Ахея и Тимарха, подчинение наций таких как евреи и персы, и двух растущих держав, римлян на западе и парфян на востоке, которые окончательно поделили владения Селевкидов между собой. Некоторые из этих конфликтов имели далеко идущие исторические последствия: победа над Антигоном уничтожила всякую надежду на объединение эллинистического мира и ослабила его способность противостоять вызовам; сражения при Фермопилах и Магнесии ознаменовали сдвиг центра власти в Средиземноморье с востока на запад; а неудачная попытка подавить еврейскую религию глубоко повлияла на эволюцию новых религиозных верований и стандартов, которые на многие века оставили свой след в западной цивилизации.
Двумя выдающимися чертами армии Селевкидов были, с одной стороны, ее количественное и качественное превосходство над другими эллинистическими армиями, а, с другой стороны, - неспособность противостоять римской армии. Для того чтобы понять первый феномен, необходимо изучить организацию армии Селевкидов, проследить ее источники набора, а также выяснить, каким образом сохранялись ее боеготовность и военные стандарты. Эти факторы в сочетании с тактикой и действиями армий на самом поле боя могут выявить недостатки лучшей эллинистической армии по сравнению с римскими легионами.
Изучение организации и тактики армии Селевкидов в первую очередь дают урок военной истории и ответы на ряд вопросов. Как эллинистические армии развивались после яркого взлета Александра? Несут ли они свои славные традиции, развивая и обновляя их, или же наоборот деградируют?
Что отличало армию Селевкидов от современных ей? Ответы также предоставляют социальную, историческую и религиозную информацию, когда мы узнаем как армия Селевкидов применялась как военный, социальный и культурный инструмент для установления власти династии над обширными областями Империи, как она помогала сформировать эллинистическое общество на востоке, что послужило военным успехам римлян, гибкость и эффективность манипулярной системы над фалангой, строгая римская дисциплина в противоположность нестрогому, более свободному эллинистическому военному регламенту, или, возможно, недостатки командования и планирования на поле боя, которые в конце концов остановили Антиоха III в решающий момент и проложили путь римлянам в Малую Азию, и, наконец, за риторическими высказываниями еврейских источников, как следует оценивать деятельность Хасмонеев против Селевкидской армии. Была ли это, как принято считать, кампания с участием немногих зелотов, которые пытались под воздействием религиозного фанатизма противостоять армии гораздо более многочисленной и лучше снаряженной, но которая выродилась с военной точки зрения? Или это была борьба между численно большим, но относительно плохо снаряженным и неопытным еврейским войском, и одной из лучших армий того времени, хорошо знакомой во всеми секретами военного искусства?
Данное исследование разделено на две части: первая, "Организация", посвящена анализу армии, ее численности, источникам набора, различным контингентам, звеньям командования, обучению и дисциплине. Вторая, "Армия в деле", это попытка пролить свет на диспозицию отрядов на самом поле боя, на тактическое планирование и исполнение замысла. В ней я буду обсуждать в хронологическом порядке большую часть сражений Селевкидов, которые были записаны довольно подробно. Так как определение диспозиции и тактики зависит от раскрытия точного местоположения поля боя, при выяснении вражеской диспозиции, а иногда при идентификации перемещений, предпринятых армиями на поле боя, или при оценке доброкачественности сохранившихся отчетов и их источников информации, частых отклонений в таких вопросах избежать невозможно.
В отличие от порядков Птолемеев, об организации которых существуют многочисленные папирологические доказательства, порядки Селевкидов упоминаются только в нескольких эпиграфических документах, которые проливают мало света, тогда как большая часть информации должна быть извлечена из самих отчетов о битве и случайных упоминаний древними авторами. Что касается тактики Селевкидов, нам повезло несколько больше: несколько дюжин важных литературных источников предоставляют больше подробностей о битвах в дополнение к полудюжине осадных кампаний, а также некоторые незначительные войсковые операции, гораздо больше чем для любой другой эллинистической армии.
К сожалению, эти отчеты неравномерно распределены по периоду свыше 150 лет, что затрудняет отслеживание тактических нововведений. В отличие от Антиоха III, о котором сохранилось относительно большое число отчетов о битвах, интенсивная военная деятельность первых Селевкидов, особенно основателя династии, остается незарегистрированной, тогда как период между победой над галатами в 273 г. до н. э. и экспедицией против Молона в 220 г. до н. э. охватывается лишь скудными намеками на военные операции. Подобным образом Селевкидская тактика в столетии после Магнесии освещена только битвами против Иуды Маккавея и его братьев, и некоторые из них описаны так сжато, что почти ничем не способствуют к пониманию армии Селевкидов. Тем не менее, попытка обрисовать общие контуры и стадии развития организации и тактики не является безнадежной, хотя скудность доказательств и продолжительность рассматриваемого периода постоянно приходится иметь в виду.
Я не мог бы взяться за написание этой монографии по армии Селевкидов без неоценимого вклада ученых, которые имели дело с частными аспектами темы. В первую очередь Биккерманов обзор военной организации в Institutions des Séleucides, множество ссылок у Лавнея в монументальной Recherches on the Hellenistic armies, и замечательные лекции Тарна о развитии тактики в эллинистический период. По более специфическим вопросам, анализ Кромайера битв при Фермопилах и Магнесии, Валбанка полезные замечания о селевкидской армии в его комментариях к Полибию, вклад Педеча относительно топографии битвы против Молона и экспедиции Антиоха III в восточные сатрапии, а также первопроходческие труды Абеля о полях сражений в Иудее, обсуждение Гриффитом македонян и наемников в армии Селевкидов, и заметки Бенгтона о военном командовании оказали неоценимую помощь. Если я предпочел отойти от их взглядов в некоторых случаях, это лишь потому, что всеобъемлющий обзор всех вопросов организации и тактики на протяжении всего периода, вероятно, приводит к несколько иным выводам из дискуссий, сосредоточенных на частных темах.

ЧАСТЬ I. Организация

1. Численный состав Селевкидской армии

Оценки численности армий имеют сомнительную обоснованность в античной исторической литературе и несомненно в описаниях современных войн, даже таковых конца восемнадцатого столетия. Командующие и официальные летописцы объединялись для скрытия правды, занижая численность своих войск и завышая вражеские. Греческие историки начиная с Фукидида достигли изумительной точности и объективности при оценке численности войск со своей стороны, которая находится в полном контрасте с совершенно ненадежными цифрами, приведенных в восточной литературе, но даже они не имеют большого значения, когда имеется указание на персидские армии, размер которых сильно преувеличен даже в надежных и испытанных свидетельствах "Анабасиса Александра". Современные данные, приводимые для греческих армий во время классического периода, резко возрастают для походов Александра и становятся еще больше для армий диадохов, но это объясняется размерами предприятий, доступными экономическими ресурсами и системой набора. Александр победил при Гавгамеле с 40 000 пехоты и 7 000 кавалерии (Arr. Anab. 3.12.5), но во время битвы при Ипсе зафиксировано примерно 80 000 с обеих сторон (Plut. Demetr. 28.3), и как мы увидим в дальнейшем, тенденция к еще большему числу солдат преобладала в армии Селевкидов сильнее, чем в других современных армиях. Тем не менее, поскольку цифры, приведенные для Селевкидов, не всегда приходят из первоисточника, то они требуют тщательного рассмотрения.
Там где численность зафиксирована, мы должны различать армии для которых контингенты перечислены подробно, и для которых сохранилось только общее количество войск. Первая группа включает в себя битвы при Рафии, Магнесии и празднество в Дафне, сообщенные Полибием, который, предположительно, основывал свои отчеты, прямо или косвенно, на официальных документах. Суммарные данные по Рафии и Дафне - 62 000 пехоты и 6 000 кавалерии, 46 000 пехоты и 4 500 кавалерии соответственно, - не вызывают никаких споров, поскольку они совпадают с подробными списками войск (5.79; 30.25). Кроме того, так как версия Полибия о Рафии, вероятно, происходит из Птолемеевского источника, и египетская сторона, как сообщается, имела значительное превосходство в численности тяжеловооруженных войск, нет причины сомневаться в его надежности.
Битва при Магнесии, в которой согласно Ливию (основывающемуся на Полибии) со стороны Селевкидов участвовало 60 000 пехоты и 12 000 кавалерии (38.37.9), вызывает некоторые трудности. Аппиан (32(161)) называет 70 000. Небольшое расхождение объясняется тенденцией Аппиана к упрощению и обобщению цифр. Другие источники, не зависящие от Полибия, предоставляют гораздо более крупные цифры, и, как правило, бесполезны. Так Флор, основываясь на летописных источниках, сообщает о 300 000 пехоты и таком же количестве кавалерии (24.1). Дельбрюк, когда дает рассказ о сражении, называет цифры Ливия фантастическими, подчеркивая предвзятый проримский характер источников, отмечая огромное различие в численности между большой армией Селевкидов и скромной римской армией всего в 30 000 человек. В своем эссе о числах в истории он придерживается взгляда, что армия не рискнула бы вступить в бой с войском, значительно превосходящим в живой силе, и что все отчеты такого рода следует рассматривать как пропаганду или приписывать понятному стремлению преувеличить победу. Но эта точка зрения не учитывает тот факт, что этот же источник приписывает римлянам подавляющее численное превосходство над Антиохом III при Фермопилах (Livy 36.17.10; App. Syr. 17(71,75), оба производные от Полибия).
Рассмотрение списка различных подразделений, сообщенных Ливием, однако, при первом осмотре вызывает некоторые сомнения в надежности цифр, данных как итоговых. Кавалерии чуть больше 12 000, но пехота не превышает 45 200. Кромайер предполагает, что Ливий проигнорировал 3 000 бойцов, охранявших лагерь, неизвестное число, вероятно 800-1 000 легковооруженного прикрытия, приданного слонам, и свыше 10 000 застрельщиков передовой линии. Первая часть предлагаемого решения имеет смысл: Фермопилы были потеряны в основном потому, что "обоз" (aposkeuē) находился под угрозой уничтожения, что должно было научить Антиоха укрепить оборону лагеря. Легкие войска, приданные к слонам должны быть оценены где-то около 3 000 - 54 слона, каждый должен был нести четырех лучников на своих спинах (Livy 37.40.4), и стандартное фланговое прикрытие из 50-ти легковооруженных должно было следовать за ними. Но упущение застрельщиков вряд ли приемлемо. Сам Ливий перечисляет несколько тысяч легковооруженных войск, которых он устанавливает, конечно ошибочно, по краям флангов, а анализ источников, поля битвы, а также диспозиции обеих армий позволяет предположить, что эти отряды действовали в качестве первой линии застрельщиков. Даже если эта теория ошибочна, и эти отряды на самом деле были размещены на флангах, то трудно поверить, что Полибий проигнорировал бы легковооруженных promachoi, прими они участие в битве, кроме того, подробно перечисленные фланговые легковооруженные отряды, которые затевали битву, во всяком случае, были незначительны. Представляется предпочтительным идентифицировать недостающие 10 000 с аргираспидами, пешей гвардией, которые были причислены на правый фланг, но без указания точной численности (Livy 37.40.7). Этот контингент, как правило, насчитывал 10 000, а изучение диспозиции отрядов вместе с тактическими соображениями, делают совершенно очевидным, что примерно такое же число присутствовало и при Магнесии.
Версия Аппиана, идентифицирующая аргираспидов как кавалерию (Syr. 32(164)), не имеет особого значения: помимо многочисленных неточностей в его перечне, не было такого контингента ни во времена Александра, ни в эллинистический период, тогда как существование пехоты аргираспидов хорошо известно. К тому же, Ливий не написал бы "когорты" вместо ил у Полибия, и он регулярно применяет "когорты" для пехоты, но не для кавалерии. Точно так же, как Антисфен перепутал конную гвардию при Фермопилах с гипаспистами, пешей гвардией, точно так же Аппиан превратил аргираспидов в кавалерию.
Определение гвардии как "regia cohors" не означает, что они имели такие же порядки, как римские когорты (достигавшие 1 000 человек во времена Августа). Ливий не нашел у Полибия никаких указаний на их численность, и они могли быть просто переводом терминов тагма, синтагма или систома, как правило, применяемых к отрядам различной численности.
Вторая группа кампаний, которая состоит из экспедиций Антиоха III и Антиоха Силета в верхние сатрапии, Фермопил, и нескольких кампаний против евреев, является предметом многочисленных споров. В отличие от цифр, которые доступны для первой группы кампаний, информация об этих сражениях, за исключением Фермопил, исходит из вторичных источников, которым мы должны доверять меньше. Рассмотрение этих кампаний должно основываться, прежде всего, на доступности войск. В следующей главе, которая посвящена источникам личного состава, предпринимается попытка проследить происхождение рекрутов и оценить их численность. Выводы, основанные главным образом на цифрах Рафии, Магнесии и Дафны, будут ориентиром в оценке доступности войск. Предполагается, что военные поселения могли бы обеспечить 44 000 тяжеловооруженных войск, 3 000 полу-тяжелой пехоты и 8 000-8 500 кавалерии, которые были усилены 10 000-16 000 наемников и сильно переменным числом союзников, вассалов и подданных. При применении этих цифр к различным кампаниям необходимо учитывать территориальные изменения, политические и военные обстоятельства (как то, например, все ли возможные войска развернутые в битве рассмотрены?), и особый характер и военные требования каждого предприятия, всегда способствующие традиционной тенденции Селевкидов к привлечению большого числа солдат. Следует также обратить внимание на общую надежность и особый характер источников, хотя это должно быть вторичным фактором.
Восточный анабасис Антиоха III, который продолжался шесть лет и привел к завоеванию Мидии, Гиркании, Бактрии и даже Индии, зафиксирован в нескольких фрагментах Полибия, который, хотя и описывает Селевкидскую армию исключительно большой (10.28.1), к сожалению, непосредственно упоминает только 10 000 пехоты и 2 000 конницы, отобранных для форсированного марша в Бактрию (10.49.3-4). Итог Юстина в 100 000 пехоты и 20 000 кавалерии, как правило, рассматривается как абсолютно ненадежный, но, тогда как эти цифры явно округлены в сторону увеличения, я не думаю, что они должны быть полностью дискредитированы. Антиох III, не тревожимый своими соперниками в Египте и Македонии. или внутренними беспорядками, был в состоянии на данном этапе задействовать почти все свои ресурсы в восточной экспедиции (по крайней мере некоторые из военных поселений во Фригии и Лидии, которые недавно были умиротворены Антиохом после казни Ахея, были оставлены дома, как можно сделать вывод из Jos. Ant. 12.147.), какие явно предполагались географическим размахом его предприятий. В виду сопротивления, которое он ожидал встретить на востоке, он, естественно, в дополнение к своей регулярной армии набрал большое количество легко-вооруженных отрядов от своих восточных союзников и вспомогательные войска, численность которых была практически неограниченна. Не менее важное значение имел дополнительный личный состав для гарнизонов на возвращенной территории, как показывают огромные цифры, сообщаемые для индийского похода Александра. Если 60 000 пехоты и 12 000 кавалерии приняли участие в битве при Магнесии против римских войск после значительных потерь, до 18 000 солдат, при Фермопилах, нет никаких оснований подозревать Юстина, или вернее какой бы то ни было источник Помпея Трога, в чрезмерном преувеличении. Мы не знаем как эта огромная численность снабжалась и кормилась, или как много внутренних кризисов она могла претерпеть. Анабасис Антиоха III, в отличие от Александрова, не удостоился чести быть увековеченным восторженными летописцами, но это не является достаточным аргументов в пользу недооценки его важности и численности.
Еще более неясной представляется экспедиция Антиоха VII Сидета в 129 г. до н. э., замышляемая как последняя попытка отвоевать восточные области у парфян. Юстин, который подчеркивает экстравагантный и роскошный характер экспедиции, приписывает ему в общей сложности 80 000 солдат и 200 000 нестроевых (38.10), сопоставимые цифры приводятся в других источниках. Первая цифра выглядит подлинной: для того времени верно, что поселения в Малой Азии, которые обычно поставляли 8 000 пехотинцев и 500 кавалеристов, и восточные провинции, которые поставляли 14 000 тяжеловооруженных кавалеристов, 3 000 полутяжелых, и 5 000 кавалеристов, были уже на под управлением Селевкидов, большинство военных поселений в Мидии, Персии и Сузиане, скорее всего, присоединились с рядам Селевкидов, как только Антиох пересек Тигр. Чтобы компенсировать неучастие коренных контингентов этих регионов, экспедиции предшествовала интенсивная призывная кампания, и некоторые национальные группы, которые не присоединились к Селевкидской кампании, такие как евреи (которые одни могли поставить несколько десятков тысяч), были вынуждены разделить ее бремя (Jos. Ant. 13.250-1; ср. I Macc. 10.36, 12.41). С другой стороны, огромное число нестроевых сопровождающих не может быть принято всерьез. Предложение Биккермана, что число последователей, как правило, в два-три раза больше, чем число солдат, не может быть принято: кроме цифр Юстина он основывал свою точку зрения на определенных погребальных стелах из Сидона и Александрии, которые изображают щитоносцев, прикрепленных к солдатам. Но все эти стелы, по-видимому, изображают наемников, которые численностью 10 000-16 000 бойцов формировали только малую часть армии Селевкидов. Более того, оказывается, что щитоносцы были прикреплены только к офицерам, а не к рядовым наемникам, которые появляются в других стелах без слуг. Таким образом, при несомненно большом числе нестроевых, нет никаких оснований для его преувеличения. Если Посидония из Апамеи идентифицировать как первоисточник отчета Юстина, я предположил бы, что огромное число гражданских было приведено для того, чтобы подчеркнуть фривольную и вырожденческую атмосферу экспедиции, обеспечивая еще одно звено в цепи эпизодов, служащих Посидонию с целью противопоставления упадочного Востока с растущей мощью Рима. Тем не менее, этот вывод не компрометирует источник как таковой, и, следовательно, цифра для солдат должна быть принята во внимание.
Две книги Маккавеев предоставляют огромное множество цифр, из которых нас касаются только те, что относятся к сражениям при Аммае, Бейт-Суре, Бейт-Захарии и Эласе (165-160 г. до н. э.), поскольку в них участвовала значительная часть армии Селевкидов. Религиозный контекст и важность этих двух книг означают, что цифры, которые в любом другом источнике были бы отвергнуты с самого начала, вызвали значительные споры и аргументы. Но ни один из аргументов не учитывает ни наличных сил, ни особый характер источников.
Данные для Селевкидской армии, общей численностью несколько десятков тысяч, не идут ни в какое сравнение с крошечным еврейским войском от 800 до 10 000 человек. Одна только эта диспропорция ставит численности обеих армий под сильное сомнение. Кроме того, тщательный анализ источников указывает на то, что армия хасмонеев, по крайней мере, после очищения храма, насчитывала более 20 000 человек. В самом деле, искажение цифр, приписываемых Селевкидам, совсем не удивительно: нужно иметь в виду, что, помимо естественной склонности преувеличивать количество войск неприятеля, ни один автор не использовал официальные документы Селевкидов или источники в своих отчетах о битвах. I Macc., опубликованная поколение спустя после восстания, частично основана на сообщениях очевидцев, но никто не поверит восточным религиозным фанатикам, что они способны объективно оценить размеры лагеря противника. К тому же, историк дома Хасмонеев, автор I Macc., стремился прославить евреев, всячески преувеличивая число врагов и занижая силы евреев; II Macc. была написана в Кирене, вдали от поля боя, и сохранила только некоторые достоверные военные факты. Кроме того, принадлежа к патетической историографической школе, которая имеет тенденцию к высокопарному стилю, а также к содержанию, нацеленному на вызывание сильных чувств: страха, ужаса, умиления, ее автор описал соотношение сил войск способом, служащим ему для этого. Но виновата не столько авторская религиозная концепция, сколько ограниченность и неточность его источников. Они обе прилагают усилия, чтобы подчеркнуть божественное влияние на ход событий: I Macc. относительно умеренно намекает на божественную руку за сценой, но II Macc. пропитанная прозрениями и чудесами, явно вводит deus ex machina даже когда в этом нет никакой необходимости. Влияние историографической доктрины двух книг также можно обнаружить в представлении засад, устроенных Иудой Маккавеем, прямых лобовых атак в отсутствие ссылок на еврейскую кавалерию, в извинительном подходе к еврейским поражениям, вплоть до того, что I Macc. отмазывается от них, а II Macc превращает поражения в победы. Сообщение реальных чисел, которые в некоторых случаях, возможно, были в пользу евреев, подорвало бы их дидактическую цель.
Подобную диспропорции между силами сторон можно припомнить только в одном случае, в отчете о сицилийской кампании Тимолеона (см. напр. Diod. 16.77.4, 78.2; Plut. Tim. 25.3). Потому что источники, предшествующие Диодору и Плутарху, благоволили к нему (в основном Тимей), возвеличивая его героические деяния путем преувеличения численного превосходства врагов (Полибий отмечал невежество Тимея в военном деле и его склонность к выдумкам).
Селевкидская армия в битве при Аммае (165 г. до н. э.), насчитывала, согласно I Macc., 40 000 пехоты и 7 000 кавалерии, не считая вспомогательных войск от филистимлян и эдомеев (3.39,41); в соответствии со II Macc. она насчитывала 20 000 воинов (8.9). Первый набор цифр - бессмыслица: даже в соответствии с I Macc в это самое время половина армии следовала за Антиохом Епифаном в его походе в восточные сатрапии (3.37). Эта последняя экспедиция была гораздо важнее подавления восстания в Иудее и в этом же самом отрывке I Macc. явно преувеличивает значение иудейской операции, описывая экспедицию на восток как подготовительный этап к приобретению ресурсов для вторжения в Иудею (3.27-37, ср. 6.5-12). Следует предположить, что гораздо меньшее число, чем половина царской армии, представленной в Дафне, предназначалась для Иудеи. Итог в I Macc., вероятно, основывается, как замечено Авелем, на литературной ассоциации с численностью арамейский войск в Хрониках (I Chron. 19.18). Цифра во II Macc., которая составляет около половины потенциальных солдат, доступных на тот момент, довольна удивительна ввиду огромных численностей, упоминаемых этим источников в отношении других сражений, и его общей недостоверности. Несмотря на искушение рассматривать цифру в качестве подлинной и достоверной, предпочтительно предположить, что она возникает из-за порчи текста и в исходной версии была гораздо больше. II Macc. могла использовать неясный термин μυρίων (ср. 11.4), а прилагаемое δος было испорчено δίσχίλίων в тексте стиха (8.10 - чтение Лукиановой версии здесь δισμυροων, которое, конечно, неверно, но отражает возможную путаницу между этими двумя строками. На самом деле Селевкидская царская армия вместе с эдомеями и филистимлянами, которые не принадлежали к царской армии, вполне могла состоять более чем из 20 000 человек. На этом этапе, после того как два местных наместника или военачальника были разбиты (I Macc. 3.10-26), можно было бы ожидать, что Птолемей, сын Доримена, мобилизовал довольно крупное войско.
Точно так же цифры, приписанные двумя книгами Маккавеев первой и второй экспедициям Лисия в Иудею, должны быть отклонены. Ибо для первой экспедиции, проведенной не задолго до смерти Антиоха IV в его восточном предприятии, I Macc. сообщает о 60 000 пехоты и 5 000 кавалерии (4.28), а II Macc. сообщает о 80 000 пехоты и "тысячах всадников" (11.2, 4). Вторая экспедиция с кульминацией в битве при Бейт-Захарии, действительно имела место после смерти царя, но до того как, по крайней мере, часть войска вернулась домой (I Macc. 6.55-6). Следует подчеркнуть, что в отличие от впечатления, которое могло сложиться от чтения I Macc., хронологическое исследование указывает на вероятность того, что основная масса войск переправилась через Евфрат задолго до экспедиции к Бейт-Захарии, и что войска, оставленные в восточных сатрапиях, включали в себя местных военных поселенцев и подкрепления постоянных гарнизонов царских крепостей. I Macc. упоминает масштабный набор наемников, доведший общую численность войска до 100 000 пехоты и 20 000 кавалерии, а II Macc. называет 110 000 пехоты, но только 5 300 кавалерии (13.2). Эти цифры, очевидно, вполне правдоподобны, но с другой стороны, Иосиф в Bellum Judaicum, выводя свое краткое резюме на восстание Хасмонеев из неизвестного, хорошо информированного источника, возможно Николая Дамасского, дает 50 000 пехоты и 5 000 кавалерии (1.41). Хотя эти очевидно округленные цифры могут быть точной копией чисел, приписанных Полибием в утраченных частях его книги Селевкидской армии в одной из крупных кампаний Антиоха IV, они вовсе не обязательно экстраординарные. Ибо Лисий, чьи престиж как регента и стремление к трону были поставлены на кон, и который должен был готовиться к схватке с соперниками, несомненно набрал много наемников (как сообщает I Macc. 6.29) и был поддержан местными народами, такими как эдомеи и финикийцы, помимо большей половины регулярной армии.
I Macc. стоит на более прочной основе, приписывая 20 000 пехоты и 2 000 кавалерии Бакхиду во время его второго вторжения в Иудею в 160 г. до н. э., которое явилось причиной смерти Иуды Маккавея при Эласе (9.4). По сути, не существует возражений против этих чисел: битва состоялась в апреле 160 г. вскоре после отвоевания Вавилонии и подавления восстания верхних сатрапий под управлением Тимарха, которое датируется началом 160 г. Дата смерти Тимарха неизвестна, но вавилонская клинописная табличка утверждает, что с 151 г., т. е. между апрелем 161 и апрелем 160 г. до н. э. (в соответствии с вавилонским исчислением эры Селевкидов, которая отсчитывается с апреля 311 г. до н. э.), Вавилонию контролировал Деметрий, и комбинация этой даты с App. Syr. 47; Polyb. 31.33, 32.2-3; Diod. 31.28, представляет вероятным, что это вопрос был разрешим (32) начиная с 160 г. Битва при Эласе имела место в первый месяц 152 г. С. э. (I Macc. 9.3). Так как экспедиция Бакхида непосредственно связана с евреями, хронологической основой для ее датировки должен быть апрель 311 г, согласно Вавилонской системе. Поход на Эласу, таким образом, должен быть датирован апрелем 160 г. до н. э. Эта самая дата справедлива, даже если мы предположим, что I Macc. приняла "смешанную" систему; расчет годов соответствует македонской отправной точке в октябре 312 г., и мясяцев - в соответствии с древней израилитической системе с началом года от Ниссана-Апреля (см. напр. I Macc. 4.52, 10.21). Так как войска в восточных провинциях не заслуживали доверия, имеющиеся войска более или менее равнялись числу тех, что были развернуты в Дафне. 20 000 пехоты (из которых не более 10 000 были фалангитами) и 2 000 конницы оставляли около половины личного состава, доступного Селевкидам на то время. Восторженный прием, оказанный Деметрию I в Вавилонии (App. Syr. 47(242-3)) позволил ему выделить половину войск для урегулирования ситуации в Иудее. Кроме того, в виду предполагаемой численности иудейской армии, успехов восстания, катастрафического поражения бывшего наместника Никанора из-за малочисленности сил в его распоряжении, высокого положения Бакхида, надвигающейся опасности римской интервенции после недавнего договора евреев с Римом, а также амбициозного и решительного характера предприятий Бакида, царь не мог идти на риск с меньшими силами.
Автор I Macc. не преувеличивает численность армии Селевкидов в этом случае, потому что он дает крайне малые цифры, всего 800 человек, для евреев, вместо обычных 6 000 и 10 000, приписываемых Иуде Маккавею в его прежних походах, в то время как на самом деле, еврейское войско насчитывало, по-видимому, 20 000 человек. Если бы он выставил 100 000 или около того солдат против 800 еврейских фанатиков, сомнительно, чтобы такой контраст проглотили даже те, кто наделен восточным воображением.
От огромных чисел участников Хасмонейского похода мы пришли к скудным цифрам для Фермопил (191 г. до н. э.), одного из самых решительных сражений в истории войн Селевкидов. Экспедиционный корпус Антиоха III, который оплыл с началом зимы, оценивается Ливием, основывающемся на Полибии, как состоящий из 10 000 пехотинцев и 500 всадников (35.43.6). Эти скромные цифры не могут отрицать общее впечатление, что Селевкиды обладали огромным мобилизационным потенциалом, ибо эта битва окружена особыми обстоятельствами: Антиох III, по разным причинам поспешно переправился в Грецию, не дожидаясь основной массы своей армии, надеясь, что греческие федерации, и, возможно, Филипп V, присоединятся к нему (App. Syr. 12(47) и т. д.). Следует также иметь в виду, что если бы все войско переправилось в Грецию, поражение было бы равносильно самоубийству. Но даже в этой экспедиции армия Селевкидов не обязательно была столь скромной, как может показаться из источников.
Упомянутые выше цифры применяются к силам Селевкидов, которые высадились в Птелеоне (Livy 35.43.5-6); они появляются на войсковой сходке в Ламии накануне боя (id. 36. 15.3), и в самой битве (App. Syr. 17(75)), и даже применительно к потерям: 10 000 пехотинцев убиты или взяты в плен, а 500 спаслись (Livy 36.19.11; App. Syr. 20(90)). Численность потерь, очевидно, неверна, и тождество между цифрами для войск, которые высадились, и теми, которые сражались при Фермопилах, само по себе довольно подозрительно: в течение зимы Селевкиды потеряли несколько тысяч бойцов - 3 000 или 4 000 попали в плен в Афамании в Фессалии; неустановленное число сдались, из которых 1 000 были приняты в римскую армию (Livy 36.14.5, 11-12; App. Syr. 17(72)). Кроме того было много других отрядов, которые, вероятно, не принимали участие в битве: Антиох поставил гарнизоны в некоторых городах, среди них Деметриада и Халкида, с тем чтобы предотвратить переход римлян по морю в обход опасного прохода (Livy 36.5.1, 33.4-6); послал 1 000 солдат в Элиду, чтобы удержать ахейцев (id. 36.5.3; Polyb. 20.3.7); и назначил неизвестное число по гарнизонам в некоторые города Акарнании (Livy 36.12.11).
Ливий указывает, что в одном случае подкрепления были отправлены из Азии в Грецию (36.15.3-4) и Тит Квинтий Фламинин, обращаясь к Ахейскому союзу, описывает войско Селевкидов как "едва равное двум некомплектным легионам" (35.49.10). Соответственно, можно предположить, что подкрепления довели численность войск, принимавших участие в битве до первоначальной численности десанта. Но я склонен полагать, что подкрепления были достаточно малы, и что повторяющаяся цифра 10 000 пехотинцев и 500 всадников имеет значение только для самой битвы, тогда как десант, принимая во внимание потери, понесенные перед боем, и гарнизоны, выше уже упомянутые, составлял по меньшей мере 18 000 человек: Антиох высадился в Греции в начале зимы 192-191 г. до н. э. (Livy 35.44.5-6; Zon. 9.451A), тогда как битва произошла в конце апреля. Между серединой ноября и серединой марта Эгейское море довольно опасно, как, по-видимому, сам Антиох полагал (Livy 35.44.5-6). Антиох не доверил бы значительное число войск морской перевозке в зимний период, когда он еще не был в затруднении, а римское вмешательство также было исключено в виду сурового времени года. С приближением весны он послал Поликсенида в Азию доставить войска, но с течением времени он становился все более нетерпеливым по поводу задержки каравана (id. 36.15.5; App. Syr. 12(47), 17(74)). Кроме того, случайные ссылки на подкрепления, в отличие от исключительно подробного отчета о подготовке обеих сторон к столкновению, подразумевает, что их численность была несущественной. Оценка Фламинина, что противника не следует принимать всерьез, которую Ливий приписывает речи римских эмиссаров, возможно, его собственная выдумка. Сомнительный характер речи очевиден из ссылки на высадку войск из дахов, мидийцев, кадусиев и элимейцев (Livy 35.49.12; ср. 48.5), тогда когда фактически эти восточные отряды слишком надолго задержались в Азии, чтобы успеть к Фермопилам. Эти же самые искаженные факты о Селевкидской армии снова возникают в обращении Глабриона к бойцам (Livy 36.17.5). Наконец сам Ливий описывает армию собранную в Ламии накануне битвы как "aliquanto pauciores quam umquam antea convenissent" (значительно меньшая из когда-либо собираемых раньше - 36.15.4), очевидно, ссылаясь на предыдущие операции Селевкидов в Греции в момента высадки, хотя, конечно, возможно, это собственный комментарий Ливия на незначительность сил.
Этот вывод подкрепляется данными о судах, применяемых для перевозки армии в Грецию. Они включали в себя 40 палубных судов (tecti naves), 60 открытых (aperti) и 200 торговых судов (Livy 35.43.3). Третья категория не использовалась для самой транспортировки войск, но другие две, возможно, имели stratiotides, т. е. военные суда временно или постоянно переделаны были на транспортировку войск. Предположение, что это были обычные боевые корабли менее вероятно: рассчитывая провести экспедицию в основном на суше, Антиох не взял на себя труд подготовить достаточно боевых кораблей. Кроме того, фактически, трирема несет только 14 солдат. Если бы все корабли были боевыми, а не транспортными, Антиох смог бы перевести лишь небольшую часть из 10 000 пехотинцев и 500 всадников, зафиксированных в источниках. Возможность, что только некоторые суда были транспортными, следует исключить: детальная классификация, сделанная Ливием-Полибием указывает, что беспалубные суда принадлежали к одной категории; в противном случае различие должно было пройти между tacheiai (быстрые) и hoplitagōgai (транспортные), двумя типами "палубных" и "беспалубных" судов. Палубные суда без сомнения были квинквиремы, а беспалубные - триремы. Существует ряд доказательств, транспортная трирема могла перевозить около 100 человек. Вместимость hoplitagogos quinquireme не известна, но, принимая во внимание, что квинквирема была примерно в три раза больше триремы, они могли, предположительно, нести до 300 человек десанта, что в итоге дает минимум 18 000 солдат. Но как бы там ни было, фактическая численность десантного корпуса Селевкидской армии, размещенного в Греции, была, несомненно, выше 18 000 человек.
Относительно вместимости трирем, нужно заметить, что в соответствии с числом афинских солдат и судов в экспедиции на Сицилию (Thuc. 6.43) 6 400 личного состава десанта были разделены между 40 афинскими stratiotides, к которым были добавлены 22 судна союзников (по крайней мере 12 союзных трирем были боевыми кораблями).
Остается рассмотреть еще два сражения, для которых вообще нет письменной информации о численности. Вызов, брошенный Молоном в 220 г. до н. э., в конце концов был разрешен всеми наличными тяжеловооруженными войсками, подкрепленными критянами, галатами и греческими наемниками (Polyb. 5.52.4-54.2). В это время Антиох III управлял только Сирией и Месопотамией, тогда как провинции восточнее Тигра находились под контролем Молона, а Малая Азия находилась под Ахеем (Polyb. 5.41.1, 42.7, 57.1). Военные поселения в Сирии и Месопотамии были способны обеспечить 25 000 тяжелой пехоты и 3 500 кавалерии, из которых в общей сложности 6 000 повстанцев из Киррестики должны быть вычтены (Polyb. 5.57.4). Как я уже упоминал, численность наемников колебалась от 10 000 до 16 000. Войска Молона, набираемые из поселенцев в восточных сатрапиях (id. 5.54.8), должны быть оценены примерно в 14 000 тяжелой пехоты, 3 000 полу-тяжелой и 5 000 всадников, в дополнение неизвестное число критских и галатских наемников и значительное число вспомогательных отрядов восточных "стрелковых войск" (id. 5. 52.5, 53.8).
Случайный обрывок информации из Порфирия, сохраненный Иеронимом, дает ключ к битве при Панионе, 200 г. до н. э.: 10 000 птолемеевых войск бежали с поля боя со Скопасом в Сидон (в Dan. 11.15). Иосиф на авторитете Полибия сообщает, что основная часть египетской армии была истреблена (Ant. 12.132). Можно предположить, что большинство выживших, кто не попал в плен, инстинктивно бежали в южном направлении, а не вдоль пересеченной и горной дороги на Сидон. Большое число тех, кто нашел убежище в Сидоне, указывает на то, что общая численность армии Птолемеев составляла несколько десятков тысяч. Армия Селевкидов, как показывает диспозиция войск и ход битвы (Polyb. 16. 18-19), не могла быть слабее. Косвенное подтверждение этого вывода можно найти в Daniel 11.13: "И царь северный снова выставил войско, еще больше прежнего". "Прежнее" несомненно, относится к армии Селевкидов при Рафии, которую составляли 62 000 пехотинцев и 6 000 всадников. Лагерь Антиоха в Панионе был, соответственно, еще больше. Иероним прибавляет, что Антиох набрал "incrediblem ... exercitum" из верхних сатрапий (ibid. 13-14). И в самом деле, основной источник личного состава, военные поселения, которые были способны обеспечить примерно 44 000 пехоты и 8 000-8 500 кавалерии, были все в распоряжении Антиоха, не говоря уже о значительно колеблющемся числе наемников, союзников и вспомогательных войск, особенно из восточных областей. После повторяющихся неудач в решении проблемы Келесирии, одна из них как раз годом ранее, не удивительно, что Антиох III мобилизовал все доступные войска. Но как это часто бывает в подобных обстоятельствах, сосредоточение армии в Палестине расчистило путь для вторжения в западные части Малой Азии Филиппу V.
Подведем итог: по-видимому, большая численность войск, зафиксированная для крупных кампаний, в целом, является достоверной, исключая таковые, что даны в двух книгах Маккавеев. Цифры для Рафии, Магнесии и Дафны будут служить нам в следующей главе вехами в оценке мобилизационных возможностей Селевкидов в разные периоды и в разных регионах. Умозаключениями из такого анализа найдем обоснованные цифры для восточных экспедиций Антиоха III и IV и битвы при Эласе. Хотя и опровергающие другие цифры, приписываемые кампаниям против Иуды Макавея, они подкрепляются цифрами в "Войне" Иосифа для Бейт-Захарии и показывают, что Антиох III применял очень большие армии против Молона и при Панионе. Даже в 192 г. до н. э., высадившись в Греции, 18 000 передовых войск, конечно были бы пополнены другими, которых Антиох III предназначал для мобилизации в Грецию, или дождались бы прихода этолийцев и македонян, чтобы таким образом собрать армию столь же большие, как все его предыдущие.

2. Источники живой силы

Лесквиер в своем всестороннем исследовании армии Птолемеев установил, что источниками живой силы для Птолемеев были военные поселения, наемники и коренные жители. Армия Селевкидов, будучи под схожим влиянием структуры армии Александра и персидских военных традиций, была основана, главным образом, на одних и тех же компонентах, но их удельный вес, характер и развитие были весьма отличны. Следовательно, регулярная Селевкидская армия, несмотря на сокращение территории и тяжелые потери в многочисленных кампаниях, поддерживала себя по крайней мере в течение двух поколений после окончательной агонии армии Птолемеев при Панионе и могла бы выжить и дольше, если бы царство не пало в результате непрестанной внутренней борьбы после смерти Антиоха IV. Будет видно из следующих страниц, что большинство различий между этими двумя армиями, подобно политическим, экономическим и административным различиям между двумя царствами, берут начало из географических и демографических условий, начиная с политики.

Военные поселения

Давно установившиеся предположение, что военные поселенцы составляли основное ядро личного состава Селевкидской армии, никогда всерьез не оспаривалось. Основные доказательства, помимо аналогии с Египтом, как представляется, следующие: два корпуса фаланги, всего несколько десятков тысяч, фигурируют в крупных кампаниях; один называется или "фаланга" или же "македоняне", а другой элитный корпус - аргираспиды. Вряд ли это были наемники или туземные народы. Ни враждебная Македония, ни даже Греция не могли обеспечить такую большую численность, а вооружение азиатов тяжелым оружием заложило бы для Селевкидов постоянную опасность национальных восстаний. В любом случае, если бы фаланга или ее часть была набрана из восточных или греко-македонских наемников, следовало бы ожидать, что они были бы определены как и другие национальные контингенты (Polyb. 5.79; 30.25; Livy 37.40), подразделения фаланги из ливийцев и египтян у Птолемеев (Polyb. 5.65.4, 8-9, 82.4-6), и фаланга греческих наемников при Рафии (id. 5.84.9).
Эти соображения, наряду с описанием аргираспидов как "отобранных со всех краев царства" (id. 5.79.4) и численная стабильность обоих корпусов, позволяют предположить, что фаланга набирала свой личный состав из европейского населения, разбросанного по всей империи, которое имело определенные военные обязательства. В дополнение к этим общим соображениям существуют некоторые более точные показания. Множество поселенцев в различных областях относили себя, как нам известно, к македонянам, и это, по-видимому, дает право предположить, что они, если таковые имелись, должны были поставлять в армию Селевкидов фалангистов. Это впечатление усиливается кризисом 142 г. до н. э.: Деметрий II, после укрепления двора критскими наемниками, распустил "армию своих предков, каждого в его собственное место", что вызвало резкое недовольство населения македонского происхождения в северной Сирии (I Macc. 11.38; Jos. Ant. 13.129; Justin 35.2). Есть также прямые намеки на солдат-поселенцев: Диодор рассказывает, что поселенцы из Лариссы в Селевкии, которые происходили из фессалийской Лариссы, зачислялись в "первую агему кавалерии" (33.4a). Антиох III переселил 2 000 еврейских семей из Месопотамии в гарнизоны стратегических пунктов и крепостей в Лидии и Фригии и наделил их землей (Jos. Ant. 12.247-53). Биккерман, ibid. 85-6, рассматривает их как гражданских поселенцев, но служба вавилонских евреев с Селевкидской армии явствует из II Macc. 8.20, и то же самое показано в Jos. Ap. 2.39; id. 2 Ant. 12.119. Удержание военных поселений только во Фригии и в Лидии дополнительно удостоверяет историчность рассказа Иосифа. Но очевидные доказательства явствуют из договора примерно 244 г. до н. э. между Смирной и Магнесией, который ссылается на пехоту и всадников, имеющих земельные наделы в Магнесии и Палаи-Магнесии (OGIS 229), и из эпитафии найденной в Сузах, которая упоминает греко-македонский гарнизон, владеющий клерами в городе под парфянским управлением (SEG VII.13), и они, несомненно, были потомками солдат, поселенных там Селевкидами или их македонскими предшественниками.
В целом, однако, военные поселенцы Селевкидов, резко отличные от своих двойников на юге, избежали внимания древних историков и составителей документов, и, следовательно, современными комментаторами трактовались несколькими противоречащими друг другу способами. Для того чтобы определить численный вклад поселенцев в личный состав армии, мы должны сначала попытаться определить эти поселения и воинские части, приписанные к ним. Должное внимание будет уделено муниципальному статусу различных поселений, что может пролить свет на их политическую роль, их стратегическому расположению в провинциях, а также исходную национальность поселенцев.
Прежде всего, мы должны иметь некие критерии для идентификации военных поселений.
В то время как некоторые ученые увеличивали перечень поселений за счет расширения связанных терминов, другие были озабочены тем, чтобы устранить оговоренные критерии. Как всегда в обсуждениях такого рода терминология является первым вопросом, требующим разрешения. Радет и Шультен предполагают, что термин katoikia, который применялся во II в. до н. э. в Птолемеевском Египте к военным поселениям греков и македонян, чтобы отличить от туземных клерухов, первоначально был Селевкидским термином для "военных поселений". Они поддерживают свою точку зрения, в основном, вышеупомянутым договором между Магнесией и Смирной, который несколько раз ссылается на katoikoi как на военных поселенцев. Как следует из их предположения, еще 45 населенных пунктов Малой Азии, известные в основном в Римский период как katoikiai, были Селевкидскими военными базами. Но эта гипотеза подвергается энергичным нападкам со стороны многих ученых. Некоторые оспаривают интерпретацию katoikoi, упомянутых в Смирской надписи, а другие, хотя и признают, что katoikoi из Магнесии были военными поселенцами, выражают мнение, что термин применим также к некоторым другим формам сельских и пригородных общин, и, следовательно, какие-нибудь katoikia не могут быть идентифицированы как военные поселенцы без прямых доказательств этого факта.
Сомнения по поводу точного статуса katoikoi в Магнесии представляются необоснованными. Бикерман рассматривает их как солдат размещенных в казармах или в домах граждан, а Лавней полагает, что они просто "владеют домами" в поселении, но и Бикерман и Лавней игнорируют утверждение, что некоторые из гарнизона Палаи-Магнесии были прежде katoikoi в близлежащей Магнесии, и каждый владел там клером (Μ. 100, 102). Надпись применяет причастие οἱκοῦντες к бывшим магнесийским katoikoi (95, 97-8), хотя они имели два дополнительных клера (возможно, расположенных ближе к крепости), поскольку это относится в то же самое время к другим служащим старого гарнизона, которые не имели земли (ℓ.102). Но также вполне может быть, что термин katoikoi предназначался для фермеров, служащих в резерве, и не использовался для служащих действительную службу в постоянном гарнизоне, как те, что были в Палии-Магнесии, даже если они владели землей. Что касается последних, земля была формой оплаты. Относительно большие владения ( τρεῖς κλήρους ... κλήρου ἱππικόν) позволяли им получать умеренную прибыль за счет сдачи полей в аренду. Точка зрения Щалита, что katoikoi были гражданским населением, в отличие пехоты и кавалерии городского гарнизона, еще менее приемлема. Они неоднократно оговариваются как οἱ ἐμ Μαγνησίαυ κάτουχοι οἵ τε κατὰ πόλιν ἱππεῖς καὶ πεζοί, (ℓ.35 по всюду). Местоимение οἵ τε относится к компонентам предыдущего сушествительного, которое как раз противоположно тому, что утверждает Щалит. И в самом деле, в другом месте, предписывающем магнесийцам дать клятву, они просто названы как κάτοικοι ἱππέων καὶ πεζῶν (Α. 49).
С другой стороны кажется, что второй элемент в Магнесии, "кавалерия и пехота под открытым небом" (hypaithroi), не включались в число katoikoi, как обычно принимается, но были наемники, стоящие лагерем рядом с городом. Это следует из синтаксической структуры класса списков (ℓℓ.35, 36, 71, etc.), и особенно из одной его версии (ℓ.14), а также из обозначения посланников в Смирну (ℓ.21). Смирняне согласились принять магнесян, желающих поселиться в городе и владеющих имуществом, только если некоторые из солдат не являются поселенцами. Наконец трудно поверить, что солдаты, владеющие наделами поблизости, должны по прежнему проживать в лагерях. Чтение Диттенберга ℓ.49, как представляется, подрывает эту точку зрения, но осмотр надписи в Ashmolean Museum, Oxford, показывает, что исключая τε есть достаточно места на камне, чтобы внести артикль τῶν и чтение κατοίκωυ ἱππέων καὶ πε[ζῶν, τῶν κατὰ πόλιν καὶ τῶν κατὰ τὰ] | ὕπαιθρα. ℓ.74, будучи всего лишь небрежным пересказом, не опровергнет мое заключение. Welles, Royal Correspondence, прим. 51, записывает наделение землей [ ...τῶν] δὲ μήπω ἐστεγυοπουημέυων (ℓ.15), не как отражение текущей ситуации, но обещание на будущее.
Смирнская надпись указывает на то, что по крайней мере в Малой Азии Селевкидские военные поселения были известны как katoikiai, этот термин довольно часто в этом смысле используется современными историками. Тем не менее, как уже упоминалось ранее, было высказано мнение, что не каждый katoikia обязательно является военным поселенцем. Стало почти общепринятым, что katoikia было поселением промежуточным между полисом и komē, имеющим все традиционные муниципальные учреждения, но не пользующегося привилегиями полиса. Тарн интерпретировал термины иногда как эквивалент Птолемевской politeuma, т. е. квази-автономной корпорации негреческих национальностей в греческих городах, но это нельзя применить к большинству рассматриваемых katiokiai, которые, очевидно, были самодостаточными поселениями, а не просто городскими "кварталами". Единственный случай, который может соответствовать определению Тарна, запись о еврейской katoikia в Гиераполисе (CIJ II no.775), но это также могло быть сельское поселение, присоединенное к полису путем симполитии (sympoliteia), подобно македонянам, упомянутым в императорской надписи из Гиераполя. Первое предположение, с другой стороны, основано на самых разнообразных литературных и эпиграфических намеков на katoikia, katoikoi и особенно использование причастия katoikein, которое, очевидно, относится к гражданским поселениям.
При обсуждении источников не должны приниматься во внимание причастные формы, так как в классической Греции глагол katoikein означал просто "обитать" без ссылки на муниципальный статус субъекта, и нет никаких доказательств полагать, что оно понималось в точном, техническом смысле в эллинистический период. Лучшим доказательством необходимости не принимать в расчет причастные формы является Птолемевский папирологический и эпиграфический материал, где термины katoikia и katoikoi всегда применялись к военным поселениям и отдельным поселенцам, но причастие свободно использовалось для "обитающих" и тому подобного. С другой стороны, упоминания в Италии и Греции предполагают для katoikia значения "поселение", "деревня" и т. п. (напр. Polyb. 2.32.4; Plut. Pomp. 47), но очевидно, свидетельства Птолемеев, которые не оставляют сомнения относительно точного применения этого термина, имеют более близкое отношение к Селевкидам, потому что Птолемеи имели дело с такой же самой военной организацией.
Из литературных источников, имеющих отношение к царству Селевкидов, Полибий, Диодор и Полиен применяют слово только для военных поселений. О мисийских katoikiai см. ниже. Галатских katoikiai также можно рассматривать в таком контексте. Галаты, служившие, вероятно, наемниками, не были военными поселенцами в строгом смысле этого слова, но их первоначальное поселение в Малой Азии Никомедом было основано на том же принципе - земли в обмен на определенные военные обязательства (см. Memnon 11.5(19)) - и само собой разумеется, что позже, когда эта область была под практическим контролем Селевкидов, они сохранили этот статус. Полибий, знакомый с обстоятельствами галатского заселения, здесь небрежно применяет "техническую" терминологию. Он также мог быть сбит с толку галатскими военными поселениями в Македонии (Polyb. 4.67.6; Livy 42.51.4 и в Египте (Polyb. 5.65.10)). Отметим также условия, продиктованные римлянами галатским послам, которые указывают на военных характер галатских поселений в Малой Азии (Polyb. 30.28). С другой стороны Страбон свободно использует термин katoikia в самом широком смысле для обозначения населенных пунктов (напр. 14.1.29(643)), но следует иметь в виду, что он применяет его свободно даже в отношении эллинистического Египта (напр. 17.1.29(806)). Слово также присутствует в Септуагинте: katoikia - 30 раз для mōshav - поселение, местопребывания, место жительства; переведено также несколько раз как katoikesia и katoikesis; katoikoi - 6 раз для toshavim (место жительства и т. д.), в 4-х из которых лучшая рукопись имеет форму причастия. Таким образом вольное использование katoikia стало результатом необходимости найти замену ивритскому mōshav (поселение и т. д.), но переводчики, зная о необходимости избегать формы katoikoi для более общего toshavim, использовали причастие. Только определенные вхождения katoikoi в Бытие 50.11 и I Macc. 1.31 не могут быть приняты в качестве доказательств вольного применения термина в империи Селевкидов, как было предложено Биккерманом, тем более, что перевод книги Бытия, несомненно, возник в третьем столетии до н. э. в Птолемевом Египте. Появление слова katoikoi в I Macc. 1.38, вероятно, вызвано влиянием слова katoikia, перевода ивритского mōshav, в том же самом стихе. В любом случае, по разным причинам военное поселение не могло быть учреждено в Иерусалиме (или Акре).
Вывод по этому вопросу должен основываться, главным образом, на эпиграфических данных, имеющих отношение в Селевкидам.
Термины katoikia и katoikoi присутствуют, как я уже упоминал, примерно сорок пять раз в надписях из Малой Азии, большинство которых датируется римским периодом. К сожалению, более поздний материал не способствует большей помощи. Большинство надписей слишком коротки, просто называя katoikia, и даже более длинные не упоминают солдат: населенные пункты, прежде всего военные, в римский период не сохранили ничего кроме старого звания katoikiai. Что касается материала эллинистического периода, кроме магнесийского документа, нет прямых доказательств того, что поселения были военными, хотя в одном случае katoikoi появляются в чисто военном контексте, и все другие ссылки, относящиеся к эллинистическому периоду, можно интерпретировать таким образом. OGIS 338. ℓ.15 определенно относится к солдатам (ср. поселенцев в Палаи-Магнесии в OGIS 229). Katoikoi, записанные в некоторых Приенских надписях (Inscr. Prien. 112.79; 113.42; 118.13), не обязательно были крестьянами хоры, как предполагает Эртель. Они, возможно, заняли одну из крепостей, принадлежащих городу, в северной части долины Меандра или даже первоначально были заселены селевкидами и приданы Приене через некоторое время после битвы при Магнесии посредством симполитии, подобно тому как между Смирной и Магнесией, с тем чтобы укрепить город перед лицом постоянных вызовов со стороны Милета и Самоса. Симполития упоминается в Inscr. Prien. 108.22, но участвующие стороны не могут быть установлены. Аналогично, нет никаких оснований подозревать, что katoikoi у Welles, Royal Correspondence in the Hellenistic Period, прим. 47, не были военными поселенцами. В таком случае, есть вероятность того, что термин использовался в Селевкидской Малой Азии в собственно "Птолемеевском" смысле. Остается открытым вопрос, являются ли десятки поселений, упомянутых в позднейших надписях, большая часть которых датируется III веком до н. э., были первоначально Селевкидскими военными учреждениями. Ограниченное использование термина в римском Египте даже в III веке н. э. благоприятствует положительному ответу.
Анализ географического распределения этого термина приводит к такому же выводу. Он присутствует только во Фригии и Лидии, между Каиком на севере и Меандром на юге, т. е. в западной части Малой Азии, ранее занимаемой Селевкидами, и в окрестностях Пергама.
Ликийские кардаки, названные οἱ κατουχοῦντες έν Καρδάκωυ κώμῃ, не были военными поселенцами как это предполагалось ранее. Причастная форма katoikein, отсутствие каких-либо признаков военных обязательств в этой длинной надписи, и тяжелое бремя подушного налога на них как на laoi, предполагает, что в эллинистический период они были гражданским элементом, хотя вероятность того, что они первоначально были там поселены персами в военных целях, не может быть исключена. Мнение Ростовцева, что кардаки были "разжалованы" Эвменом не согласуется с политикой Эвмена и военными потребностями. Аналогично, гипотеза Лавнея, что Сельга в Памфилии и Карийская Миласа были македонскими военными поселениями из-за наличия македонского щита на некоторых их монетах, должна быть отвергнута. Нет никаких признаков македонского происхождения для сельгейцев в детальном отчете об их кампании против педнелисян и Ахея (Polyb. 5.72-6), а македонские щиты, возможно, были приняты энергичным городским ополчением. Миласа, однако, не чеканила монету, и имя Миласы на них не появляется: она печаталась Евполемом для оплаты войск. В общем, довольно сомнительно считать македонские щиты или шлема на монетах убедительным доказательством, как это полагает Лавней.
Если предположить, что katoikiai имели военный характер, их заключение в этой области имело смысл: имеются достаточные доказательства для наличия македонских и немакедонских военных поселений во Фригии и Лидии. А с другой стороны, ничего не предполагает наличия аналогичных оснований где-либо еще в Малой Азии или на других подвластных Селевкидам территориях, в вассальных или полунезависимых областях, или в Птолемеевых областях на юге.
Стратоникея в Карии, названная в честь жены Селевка I или Антигона, не была "македонской", как утверждает Страбон 14.2.25 (660), и, следовательно, нет никаких причин считать ее граждан военными поселенцами. В I веке до н. э. они называли себя "стратоникейцы автохтонной метрополии Карии" (SEG IV. 263), что, безусловно, более надежное доказательство. Уклончивые упоминания Страбона о принадлежности города к Хрисаорейскому союзу ставят под сомнение его авторитет. Предположение Бина, что город провозглашал "автохтонное" происхождение, потому что он располагался на месте древнего карийского города (OCD² s.v. Stratonikeia) не может быть принято. То же самое относится почти ко всем македонским городам на востоке, но поселенцы, фактически, подчеркивали свое македонское происхождение. Страбон, по-видимому, был введен в заблуждение названием Стратоникея. Стефаново πόλις Μακεδόνων (s.v. Στρατονικεία) взято из Страбона, как можно заметить из буквального сходства второй части этой записи.
В отношении ионийских городов критские наемники, для которых, к сожалению, не сохранилось официальной классификации, расселились вокруг Милета (Milet III.33-8), и katoikoi зафиксированы возле Приены. Последние, возможно, были первоначально Селевкидскими поселенцами. В любом случае, локализацией Милета и Приены на периферии мира Селевкидов можно объяснить практическое сходство, а также терминологическое. Вопрос можно сформулировать по-другому: если термин katoikia означает "поселение" в самом широком смысле, почему мы не находим ни одного намека на katoikia в обильном эпиграфическом материале Вифинии, Карии, Писидии и Памфилии? Альтернативное предположение, что административная терминология в этих регионах отличалась от Лидийской и Фригийской, выглядит гораздо менее приемлемым.
К 45 katoikiai, которые в соответствии с этим выводом следует рассматривать как военные поселения, следует добавить около пятнадцати населенных пунктов, локализованных в Лидии и Фригии и определенных как македонские по монетам, надписям и более поздним лексографическим источникам. Несмотря на то, что они были технически katoikiai, солдаты предпочитали подчеркнуть свое македонское происхождение, а позже, в римский период, им в любом случае был дарован муниципальный статус полиса. Отсюда следует, что большинство военных поселенцев в этом ареале были не македонского происхождения. На более позднем этапе мы рассмотрим последствия этого весьма удивительного заключения.
Присутствие термина katoikia почти исключительно во Фригии и Лидии, и концентрация всей информации о македонских военных поселениях в этих двух областях, предполагает, что ни в каких других районах Малой Азии, контролируемых Селевкидами, военные поселения не применялись. Ионийское побережье занимали территории автономных греческих городов, а пустоши центральной части Малой Азии, вероятно, не привлекали эллинистических солдат-поселенцев. Внутренние части Анатолии были выделены галатским племенам, неисчерпаемому источнику живой силы. С другой стороны, во Фригии и Лидии, наиболее плодородных областях Малой Азии, земля могла быть предоставлена путем выселения прежних владельцев. Стратегические соображения не меньше способствовали концентрации всей имеющейся живой силы в этих двух регионах. Поселения располагались вблизи мест возможной высадки противников Селевкидов, - Птолемеев и Антигонидов на западе, и служили в качестве барьера перед греческими городами от галатских набегов с востока. Позже, во время возвышения мощи Пергама, они служили уздой расширению его влияния. Что касается защиты центральной части империи, то мощная преграда Тавра и военные поселения к югу от хребта, обеспечивали безопасность Киликии и Сирии от галатов. Это вовсе не означает, что линии коммуникаций были оставлены на милость ненадежным галатом. Они, вероятно, охранялись цепью крепостей, укомплектованных наемниками, и записи о двух из них сохранились. Гарнизоны, конечно, не могли сдерживать массированный натиск галатов, но этого трудно было бы ожидать в свете уязвимости галатов перед охватывающим движением с запада и юго-востока. В общем, несмотря на все то, что было приписано им, галаты проявили себя довольно лояльными к Селевкидам. Единственный явный случай, когда галаты повернули против царя Селевкидов, был когда они поддержали Антиоха Гиеракса против Селевка II, а затем присоединились к Пергаму против своего прежнего союзника, но ни разу им не приходилось сражаться на два фронта.
Гораздо более загадочны редкие ссылки в литературных источниках на katoikiai к югу от Тавра, и полное их отсутствие в эпиграфических материалах этих областей. Эта трудность, хотя и не может опровергнуть вывод о том, что katoikiai Малой Азии были военными поселенцами, требует некоторых пояснений и может подчеркнуть политически-культурное назначение учреждений Селевкидов. Но прежде чем мы перейдем к этому вопросу, необходимо идентифицировать поселения за Тавром и уточнить их муниципальный статус.
Данные по названиям образований являются наиболее широко принятым критерием идентификации Селевкидских военных поселений за Тавром. Предполагалось, что населенные пункты, носящие македонские и греческие названия, по крайней мере, на первых порах были военными образованиями. На первый взгляд это кажется верным предположением: так как македонская армия была организована в территориальные батальоны, можно было ожидать, что подразделения, поселенные на востоке, называли свои поселения в честь своей общей родины, и то же самое применимо к греческим союзникам или наемникам. Некоторое подтверждение можно получить из простого утверждения Диодора, что поселенцы Лариссы в Сирии происходили из Фессалии и служили в Селевкидской кавалерии (33.4a). Эта информация подтверждается монетами начала римского периода, которые показывают влияние символики фессалийской Лариссы. Кроме того известно, что некоторые города с македонскими названиями были заселены македонянами (см. ниже). Тем не менее, справедливость этой теории представляется весьма сомнительной. Как уже указывалось некоторыми, Анфедон, Пелла, Арефуса и Аполлония (в Палестине) и Кирр, Мегара, и Арефуса (в Сирии) были всего лишь местными семитскими названиями, слегка измененными или переведенными. Как легко семитское название может сойти за македонское, показывает I Macc., которая траскрибирует ивритское Ḥādasha и Beērā как Αδασα и Βερεα (7.40, 45, 9.4). Другая практика, которая до сих пор избегала внимания, это приложение, возможно, торговцами, гражданскими эмигрантами из греческого мира, и даже местной интеллигенцией, к восточным поселениям названий македонских или греческих местностей, которые они чем-то напоминали ландшафтом или природными особенностями. Этот обычай хорошо отражен в рассказе Страбона о переименовании Оронта, Апамейского полуострова и северного сирийского побережья соответственно в Аксиос, Херонес и Пиерию, а также о смене названия восточных туземцев равнины Нисибиса на мигдонов (16.1.23(747), 2.9(751), 2.10(752)). Некоторые восточные города, может быть, приняли ту же самую практику: оазис Урфа в северной Месопотамии, как сообщается, был переименован в честь македонской Эдессы из-за обилия своих вод, которые протекали через город (Malalas 418-19). Нет в их истории ничего такого, что позволило бы предположить наличие поселенцев македонского происхождения или военное назначение. Аналогично, мы можем предположить, что месопотамский Амфиполь, расположенный в месте, где Евфрат становится судоходным, носил это имя, потому что оно напоминало устье Стримона. При некотором воображении таким же путем можно объяснить происхождение некоторых других македонских названий.
Подобные оговорки должны быть применены к предложению Тарна, что анатолийские название к востоку от Тигра должны быть определены в качестве военных поселений анатолийских рекрутов. Кроме того, тогда как наличие македонян, само по себе, почти наверняка указывает на военный характер городка, apoikiai, например, в Магнесии на Меандре (OGIS 233) или в Эфесе, вполне могли быть гражданскими поселениями, такими как торговые слободы финикийцев и вавилонян в этой области. С другой стороны, вопреки мнению некоторых ученых, нет никаких причин почему города, носящие имена членов Селевкидской династии, не должны иметь военных поселений, и это относится также к местным названиям. В общем, ономастическое расследование не может внести большого вклада в дискуссию, и только явные признаки военного значения поселений, или их македонское происхождение, можно считать достоверными доказательствами.
Изучение различных признаков военных поселений на востоке показывает их рассеяние почти по всем уголкам империи, от Палестины на юго-западе до Каспийских ворот на северо-востоке. Крупнейшие и самые известные были сосредоточены в трех из четырех сатрапий Селевкидов, македонский оплот в северной Сирии.
Сомнения Биккермана относительно военных обязательств городов Селевкидов, основанных на традиционной автономии полисов, были отвергнуты Ростовцевым как слишком формалисткие. Селевкиды не обходились с их устоями теми же способами как с древними ионийскими городами. Наиболее очевидным свидетельством этого эффекта является письмо Антиоха VIII или IX Селевкии Пиэрии, датированное 109 г. и предоставляющее городу автономию, провозглашающее его свободу и предлагающее договор (OGIS 257; Welles, Royal Correspondence, прим. 71-2). Права полиса, трактуемые в традиционном свете, были предоставлены только в годы упадка в отчаянной попытке предотвратить распад государства.
Имперский военный штаб был учрежден в Пелле, позже переименованной в Апамею, которая также была центром одноименной сатрапии. Основанная македонянами, она была местом царских конюшен, слонов, военного ведомства (Stratioōikon logistērion) и военного училища (Strabo 16.2.10 (752)). В ряде случаев Селевкидская армия, как сообщается, собиралась в Апамее перед большими кампаниями (Polyb. 5.50.1, 59.1; Livy 37.18.6). Ее граждане сыграли решающую роль в восстании македонян против Деметрия II. Они были поддержаны четырьмя соседними поселениями, - Лариссой, Кассианой, Мегарой и Аполлонией, и можно предположить, что по меньшей мере два из четырех были военными учреждениями; Ларисса называется как katoikia всадников (Diod. 33.4a), а Кассиана как phrourion (Strabo loc. cit.). Поскольку эти два термина встречаются у Страбона и Диодора, печально известных небрежностью стиля, они вряд ли могут указывать на какой-нибудь муниципальный статус, а также в виду политико-культурных соображений, которые, по-видимому, влияли на классификацию поселений (см. ниже), нет никаких причин не рассматривать их как города. Территория Апамеи, к которой эти поселения были присоединены, вероятно была территорией сатрапии, и нет надобности город Ларисса помещать на 25 км. от Апамеи. Страбон в том же абзаце добавляет, что большинство македонян поселилось в Апамее. Является ли это утверждение верным или нет, и имел ли в виду Страбон только город, это, определенно, указывает на то, что общее число македонян в сатрапии Апамея было значительно больше чем 5 300 македонян в Антиохии и 6 000 в Киррестике (см. ниже).
Антиохия, столица, служила также административным центром северо-западной сатрапии. Есть некоторые признаки того, что она имела военный характер, или, по крайней мере, военные элементы имели значительную долю в ее населении. Первые граждане, числом 5 300, состояли из афинян, конечно же солдат, которые ранее были поселены Антигоном в соседней Антигонии, и македонян, помещенных Селевком Никатором (Malalas 201.12-16). Вавилонские евреи, высоко ценимые за свои военные качества, также зафиксированы среди первых поселенцев (Jos. Ap. 2.39; Ant. 12.11.9; Bell. 7.43). Если цифра 5 300 является надежной, гражданское население, вероятно, оставалось стабильным, по крайней мере до 190 г. до н. э. Эта цифра хорошо согласуется с населением идеального города Платона (Leg. 737E, 740D-E), и напоминает число граждан в Кирре и Селевкии на Маре, которое в 218 г. до н. э. все еще составляло около 6 000. Kleroi города насчитывали только 10 000 даже во времена Юлиана (Jul. Mis. 362C) несмотря на огромное увеличение общей численности населения. (Ростовцев, как правило (хотя и довольно нерешительно), рассматривает kleroi как общественные, а не как частные, владения, но его аргумент в пользу второй возможности более убедителен. С другой стороны, его доказательства из контекста наоборот подразумевают слишком много текста, который не является допустимым. В общем, язык отрывка имеет решающее значение: есть два случая вхождения слова ἰδία и ни одного κοινη, которое было бы применимо к этим усадьбам, если бы они были государственной собственностью.) Это говорит о том, что хотя город, очевидно, развивался по гражданской линии, земельные наделы были зарезервированы для потомков первых поселенцев, предположительно, в обмен на определенные военные обязательства. Кто-то возразит, по свидетельству папируса Gurob (246 B. C.), который относится к солдатам, но опускает перечень граждан среди различных элементов города (Holleaux, III 288 ℓℓ. 21-2), что гражданство было даровано только солдатам-поселенцам, но "солдаты" и "граждане" зафиксированы в соседней Селевкии, и невероятно, чтобы существовало два различных механизма в этих двух городах, основанных Селевком I. Более того, ochloi, перечисленные среди прочих антиохейцев, вполне могли быть гражданами, а "солдаты" могли быть наемниками или городской стражей. В любом случае автор, возможно Птолемеевский солдат, писал не юридический документ, и, возможно, не был знаком с социальной структурой города. После битвы при Магнесии некоторые этолийцы, эвбейцы и критяне, вероятно, видные деятели, которые не могли вернуться в оккупированную Грецию, солдаты, которые бежали с поля боя, и войска, эвакуированные из гарнизонов в Малой Азии, получили гражданские права (Libanius Or. ℓ. 119). (Не все они были беглецы из под Магнесии. Кроме критян не было наемников с греческих островов, принимавших участие в битве при Магнесии.) 3 000 politikoi кавалеристов на параде в Дафне в 166 г. до н. э. (Polyb. 30.25.3) не обязательно были гражданами Антиохии, как предполагают некоторые, но могли быть выбраны из ополчения других городов (ср. I Macc. 10.71). Военные обязательства продолжали доминировать в истории города и в годы упадка: Деметрий II во время кампании против македонян разоружил граждан, спровоцировав беспорядки в городе и всеобщее восстание (I Macc. 11.45-7; Jos. Ant. 13.129-42). Вскоре после этого антиохейцы были восстановлены в службе в регулярной армии и понесли тяжелые потери в катастрофической экспедиции Антиоха VII на восток: как сообщает Диодор (Diod. 34.17), почти в каждом доме оплакивали утрату.
Селевкия в Пиэрии, второй по величине город в Антиохейской сатрапии, первая столица Селевка I, перечислена Ливием как одно из мест главного сосредоточения македонян (38.17.5). Соответствие между "Александрия, Селевкия и Вавилония" и "египтяне, сирийцы и парфяне" исключает альтернативную идентификации с Месопотамией или Персидской Селевкией. Гражданское население, возможно, всего 6 000 человек (Polyb. 5.61.1, но не все eleutheroi, вероятно, являлись гражданами), могло также допускать немакедонян без военных обязательств. Папирус Gurob, если ему можно доверять в этом отношении, упоминает "граждан" в дополнение к "солдатам" (ℓℓ. 23-4), но, как было сказано выше, многое зависит от точности и интерпретации этих двух терминов в папирусе.
Киррестика, северо-восточная сатрапия с центром в Кирре, была наименее лояльна к Селевкидам. Местный контингент, 6 000 штыков, восстал в 220 г. до н. э. (Polyb. 5.50.7, 57.4), возможно, совместно с Молоном и Ахеем (id. 5.57.4). Движения Деметрия Полиоркета по северной Сирии в 255 г. до н. э. подразумевают, что он надеялся найти поддержку среди киррестийцев. Соответственно, можно предположить, что восстание в Селевкии во время Первой Сирийской войны (OGIS 219 H. 5) возникло среди этих недовольных поселенцев. Надпись, раскопанная в Кирре, фиксирует потомков македонян среди населения, во всяком случае в столице сатрапии (IG XII.5.891). Число, данное для солдат, напоминает таковое для граждан Антиохии и Селевкии и позволяет предположить, что все они были сосредоточены в Кирре. Не найдено монет более ранних, чем монеты Александра Балаша, но статус Кирры как центра сатрапии предполагает, что община сразу получила полисные права, хоты они, возможно, были отняты в 220 г. до н. э. в качестве дополнительной меры наказания, тем более что основной корпус солдат-граждан был безжалостно истреблен. Кирра была восстановлена в правах полиса, вероятно, Балашом, который предпринимал огромные усилия, чтобы обеспечить себе союз с македонским населением.
Другое сосредоточение поселений расположено вдоль северного течения Евфрата межлу Хабором и Тавром. Самое известное из них, благодаря тщательным раскопкам, - Дура-Европос, описанная Исидором из Харакса как основание македонян (GGM I 248 9). Некоторый свет на администрацию города проливают пергаменты 116 и 225 г. до н. э., которые сообщают о греко-македонских поселенцах, владеющих клерами в Дура. Несмотря на внушительные руины, число поселенцев оценивается менее ста семей. Другие места известны только из кратких литературных ссылок: Карры, Батаны, Артемис, Инхны, а Дион упоминает македонских поселенцев в Никефорионе и в "других городах Месопотамии" (37.40.13). Это последнее утверждение может относится только к южной Месопотамии. Активное участие армии в строительстве Селевкии на Тигре (App. Syr. 58), которая служила в отдельных случаях в качестве восточной столицы, а также роль, сыгранная городом в восстании Молона (Polyb. 5.44.3), может быть надежным обоснованием предположения, что граждане были организованы по той же схеме, что и в Антиохии.
Македонские поселенцы в Вивилонии отмечены Ливием (38.17.5), но литературные и эпиграфические источники упоминают только стоящие гарнизоном крепости войска, называемые akrophylakitai. Их статус, по-видимому, был идентичен статусу солдат в Палаи-Магнесии, т. е. солдаты срочной службы, которые были наделены землей.
Третья группа военных поселений была расположена в Мидии вокруг Экбатаны. Тщериковер, следуя Гриффиту, приняв намек Диодора о поселениях солдат Антигона в Мидии (19.44.4, 46.1, 15), высказал мнение, что они основали четыре города в восточной Мидии, носившие греко-македонские названия - Лаодикея, Апамея, Гераклея, Европос. Существование этой мощной базы, возможно, побуждало Деметрия Полиоркета попытаться достичь Мидии в 285 г. до н. э. (Plut. Demetr. 46.4). Эти надежды не были лишены оснований: поселенцы в Мидии продемонстрировали свои сепаратистские наклонности даже спустя два поколения, когда они вступили в союз с Молоном; ядро армии Молона, тяжеловооруженные войска (несомненно фалангиты из военных поселений), по сообщению Полибия были отправлены назад в Мидию после капитуляции, вместе с легковооруженными, которые формировали национальные контингенты (5.54.8).
Присутствует ряд доказательств существования сельских военных поселений иранской конницы на западе Мидии. Арендные фонды в Авроваме, в персидском Курдистане (E. H. Minns, JHS 35 (1915) 28-30), берут начало, как указывают некоторые ученые, от бывших Селевкидских военных поселений, занимаемых солдатами иранского происхождения. Поскольку эта гипотеза еще не доказана, или даже не высказана убедительно, это может поспособствовать, в виду ее важности, найти доказательства ее подтверждающие. Преобладающее положение греческого закона и языка в документах, несмотря на иранское происхождение, как явствует из ономастики, подтверждает, что поселения не могли быть основаны Ахеменидами, ни даже Аршакидами, хотя они называли себя филэллинами. Терминология, применяемая в документах, следовательно, могла отражать македонскую, а точнее Селевкидскую систему. Статус людей, вовлеченных в это, был военные поселенцы, что вытекает из определения долей как клерос, который в эллинистический период имел однозначное военное назначение. Но даже если допустить возможность, что этот термин применим также к гражданскому имуществу, мне трудно представить какой-либо класс иранцев, кроме военных поселенцев, которым были бы предоставлены небольшие наделы в этой части мира. Сверх того, покупатель (или арендатор) обязался соблюдать palaia syngraphe (Minns, 28 4.18 et passim), несомненно lex coloniae по которому царь устанавливал права и обязанности поселенцев. В самом деле, если египтяне, которые не являлись воинственной расой, были прикреплены к армии Птолемеев и наделены землей, нет причин сомневаться в том, что Селевкиды пытались обеспечить себя услугами суровых и мужественных иранцев, следуя примеру Александра, который включил их в свою армию. Старая традиция верховой езды среди мидян и существование доверенных им Селевкидских царских конюшен (Polyb. 5.44.1, 10.27.2) заставляет меня верить, что эти поселенцы обеспечивали живой силой кавалерию Селевкидов. На самом деле это единственная причина, почему Селевкиды должны были предположительно идти на риск, поддерживая военный потенциал мидийцев. Мы знаем, что агема, кавалерийский гвардейский полк, подобный пешей гвардии, возможно, набирался из военных поселений, составленных из мидян и "других народов этого региона" (Livy 37.40.5-6). Ввиду феодальной системы, которая преобладала при Ахеменидах, Селевкиды не имели каких-либо трудностей в конфискации крупных имений и назначений их иранским поселенцам, с тем чтобы обеспечить их службу и преданность. Что касается терминологии, то стоит отметить, что Кофанида, поселение упомянутое в Авроманском пергаменте, называется kome.
Масштаб военных поселений в Персии должным образом был меньше. Фракийские солдаты, как сообщает Диодор, были поселены в katoikiai в Персии, восточной сатрапии, как прежде во времена Александра (19.27.5). Полиэн, вероятно, ссылается на них в двух последовательных стратагемах (7.39, 40). Согласной одной, 3 000 фракийцев и пехотинцы-македоняне в таком же числе устроили кавалерийскую ловушку на 3 000 персов, которые восстали против Селевка, возможно, основателя династии. По другой, 3 000 katoikoi были вырезаны Оборзосом, идентифицированным с Вахубурзом, вторым династом (frataraka) независимого княжества возле Персеполиса. Если Полиэна понимать буквально, это означает что 3 000 поселенцев остались в Персии подконтрольной Селевкидам. (Несмотря на поразительное сходство цифр, цитируемых в двух последовательных стратагемах, я не уверен, что число выживших поселенцев было существенно ниже: 1 000 фракийцев и неопределенное количество агриан из двухтысячного контингента, набранного в восточных военных поселениях, приняли участие в сражении при Рафии, и к ним нужно добавить македонских поселенцев этого района, которые были интегрированы в фалангу.) Акцепт сделан на фракийское происхождение некоторых из этих отрядов, а появление 1 000 фракийцев, возможно поселенцев, при Рафии в независимом контингенте (Polyb. 5.65.10, 79.6), может свидетельствовать о том, что фракийцы сохранили свое национальное вооружение и стиль ведения боя, подобно тому как фракийские и галатские военные поселенцы в Египте не были поглощены фалангой. Селевкидам было бы целесообразно сохранить традиции этих воинственных поселенцев в отличие от других национальностей таких как греки, евреи, мисийцы и др, интеграция которых в фалангу не представляла какой-либо особой потери. Как уже было сказано выше в отношении классификации апамейских поселенцев Диодором и Страбоном, применение Полиэном термина katoikoi к фракийским и македонским поселениям в Персии вряд ли можно рассматривать как решительное доказательство того, что им не были предоставлены муниципальные права.
Относительно обильная эпиграфическая информация сохранилась возле Селевкии на Евлае (Сузы), столицы Сузианы, западной персидской сатрапии. Материалы Селевкидской эры после Селевка III содержат записи об офицерах, солдатах и лицах, принадлежащих к кавалерийскому подразделению (SEG VII.4, 15, 17). Хотя нет прямых доказательств, что они были поселенцами, их можно идентифицировать с солдатами-поселенцами греко-македонского происхождения, упомянутых выше, несомненно потомками Селевкидских поселенцев, которые составляли гарнизон местной крепости при парфянах. Ссылаясь на себя как на phrouroi эти поселенцы выразили в элегии благодарность стратиарху за внедрение успешной системы орошения, которая спасла их kleroi (SEG VXX.13). Если кавалеристы не принадлежали к phrouroi или не были наемниками (что все-таки возможно), они могли быть гражданами нижнего города. Сохранение эпитета phrouroi, если допустить для этой части стиха описательную ценность, вовсе не означает, что поселения Селевкидов в Сузах были сперва организованы в деревни, и только после расширения, превращены в греческие полисы, как доказывает Тарн. 1 000 македонских ветеранов, оставленных Александром в качестве гарнизона цитадели (Curt. 5.2.16), были, пожалуй, первыми поселенцами Сузы. Статус Селевкии на Евлае как центра сатрапии Сузианы (Polyb. 5.46.7, 48.13), ее былая роль как одной из столиц Персидского царства, и то что она была названа, по-видимому, в честь Селевка I, свидетельствует о том, что греческое поселение в Сузе уже было учреждено в качестве обычного города к началу эры Селевкидов. Гарнизон действительно был интегрирован в жизнь нового города, но его заключение в цитадель, его постоянное участие в несении военной службы, и следовательно, вполне вероятное владение более крупными клерами, выделяли этих солдат как особую группу, подобно солдатам Палаи-Магнесии, отличных от других граждан. Но должна быть сделана оговорка, что некоторые меры безопасности, а, следовательно, изменения в статусе (и в назначении) некоторых поселенцев-граждан, могли быть сделаны Аршакидами.
Цепочка военных поселений, созданных Птолемеями в долине Иордана и в восточной части плато, попала в руки Селевкидов после Паниона в 200 до н. э. Синкелл, наиболее красноречивый в этом отношении, неожиданно избежал внимания: среди мест занятых Ианаем в Трансиордании он перечисляет Пеллу, Гадару, Абилу, Иппос, Лиан (возможно, Дион) и Филотерию как apoikiai македонян (pp.558-9 ed. Dindorf). Поскольку этот отрывок содержит ценную информацию из надежного источника, утверждение Синкелла не следует сбрасывать со счетов как находящегося под влиянием греко-македонских названий некоторых городов (Абила и Гадара в любом случае семитские) или их эллинистической культуры. И самом деле есть некоторые доказательства македонского происхождения некоторых элементов в Дионе, Геразе и, возможно, также в Гадаре. (После упоминания Трансиорданской Гадары он отмечает, что существует также деревня Гадара в Македонии. Чисто семитское название предполагает, что компилятор запутался, зная о македонском происхождении палестинской Гадары.) К ним, вероятно, следует добавить некоторые сельские поселения на юге, одно из которых, клерухия Товиан (PCZ 59003), хорошо известна. Существование крепости Птолемеев в северной части Трансиордании объясняет почему Антиох III начал свою кампанию в Палестине в 219 г. до н. э., а также в 200 г. с оккупации Батанеи, Голанитиды и Гиладитиды (Polyb. 5.70.71; Jos. Ant. 12.136).
Западнее Иордана только Самария, как известно, была заселена македонскими солдатами. Основанная Александром, она пережила разрушение как Птолемеем I так и Деметрием (Euseb. Chron. 199), а Антиох III дважды отправлял особые отряды для оккупации области (Polyb. 5.71.11; Jos. Ant. 12.133). Военный характер Самарии также хорошо демонстрируется ее ролью, которую она играла в первой попытке Селевкидов подавить еврейское восстание (I Macc. 3.10) и ее жесткое сопротивление Иоану Гиркану (Jos. Ant. 13.375-8). Фраза в I Macc. 3.10 εθυη και άπδ Σαμαρευας может быть объяснена разными способами. Мне кажется предположение, что ethne означает гоев (язычников), которое применялось, между прочим, во времена Второго Храма, очерняет и унижает самаритян (II Kings 17.26, 29.14; Neh. 5.8-9, 17, 6.6, 16, 13.26; Ezra 6.21; Sirach 50.26). Второй компонент, "из Самарии", может быть идентифицирован с жителями города Самарии, а не Самаритянской гирархией. В общем, Селевкиды не создавали новых поселений в Палестине и довольствовались существующими. Кампании третьего столетия до н. э. научили их, что страна может переходить из одних рук в другие, и в этом случае они могут потерять поселенцев в пользу противника. Содержание гарнизонов в крепостях, которые в отличие от поселенцев не имели тесной связи с землей, выглядело лучшим решением в этой ситуации.
Преобладание греко-македонских названий в ономастиконе Киликии Педии ввело в заблуждение некоторых ученых, приписавшим провинции роль одного из главных источников живой силы для армии. Но если поискать более существенных доказательств, только Эги - которые провозгласили свое македонское происхождение на имперских монетах - можно рассматривать как военное поселение, хотя, как можно предположить, вряд ли единственное.
Таким образом представляется трудность обнаружения военных образований где-либо еще кроме поселений перечисленных выше. Хотя этот перечень не является исчерпывающим, он показывает, что число военных поселений было невелико. Отсюда, однако, не следует делать вывод, что оборонительная система Селевкидов была неэффективной. В любом случае, оборона Империи зависела от мобильности царской гвардии и от "стратегического резерва", обеспечиваемого поселенцами. Выше мы уже отмечали, что оборонительная система Малой Азии была дополнена наемными гарнизонами крепостей и то же самое относится к другим частям Империи. Масштабы гарнизонной системы хорошо иллюстрируются знаменитым предложением Деметрия I к Ионафану привлечь 30 000 евреев к гарнизонной службе (I Macc. 10.36). Случайных ссылок на крепости мало, но у нас есть один подробный отчет, который описывает такую оборонительную ситуацию: почти полное окружение Иудейских гор после смерти Иуды Маккавея цепью укреплений, операция, которая была весьма эффективна и не оставила много лазеек (I Macc. 9.50-2). Этот метод обороны, вероятно, применялся к стратегически чувствительным областям, линиям коммуникаций и местам, где население было неспокойно. Таким образом, гарнизоны были введены в Ионийские города еще до Римской войны (App. Syr. 1(2) etc.). Остается только гадать, почему большинство гарнизонов не были наделены землей и почему они не были инкорпорированы в систему поселений. В древних городах Сардики, Вавилонии, в Ионийских городах, в городах Финикийского и Палестинского побережья, вероятно, не было свободных земель, а конфискация сослужила бы Селевкидам плохую службу. Другие места, например, южное побережье Малой Азии и центральная Анатолия не представляли достаточных сельскохозяйственных преимуществ. Не менее важным могло быть нежелание солдат прикрепляться к земле: они, возможно, рассматривали свою службу как временное занятие и хотели вернуться на родину. Сами Селевкиды могли неохотно поручать оборону критических пунктов империи поселенцам, которые несомненно были бы менее дисциплинированы.
Обзор военных поселений по регионам завершен; следующим шагом мы классифицируем их по муниципальному статусу. Они делятся на четыре группы: сельские поселения, называемые katoikiai, в Лидии и Фригии (поселения в Персиде и Сирии, называемые katoikiai, фактически были полисами); komai - деревни иранцев в западной Мидии; chorion, phrourion и т. д. - гарнизонные солдаты действительной службы, получившие большие земельные наделы вместо оплаты; и, наконец, города северной Сирии, Месопотамии и восточной Мидии, устроенные как обычные греческие полисы. Тарн и Гриффитс предположили, что эти городские поселения изначально были основаны как katoikiai, или, другими словами, некоторым сельским военным поселениям Селевкиды иногда даровали статус полиса, но внимательное изучение источников, по-видимому, показывает, что это, фактически, было не так. С другой стороны очевидно, что крупные города северной Сирии были основаны как полисы с самого начала, а с другой стороны нет никаких доказательств того, что единственная katoikiai Малой Азии была признана как полис Селевкидами: все ссылки на македонские поселения Малой Азии как полисы относятся к периоду после Апамейского договора.
О Накрасе см. Griffith, Mercenaries, 151 n.4. Но даже если Гриффитс ошибается и OGIS 268 не датируется 240 г., статус Накрасы как полиса должен быть принят за счет дарования в кризисные годы Лаодикейской войны, возможно сделанного не Селевком II, но Евменом I или Атталом I, защитниками греческой культуры.
Договор симполитии между Смирной и Магнесией, который цитируется для иллюстрации превращения katoikia в полис (OGIS 229), не является строго уместным здесь: большое расстояние между Смирной и Магнесией и неизбежное ограничение поселенцев Магнесии в небольшой доле, а солдат Палаи-Магнесии в их военных обязательствах в хорионе, сводит на нет последствия Смирнейского гражданства, предоставленного им, ибо какое-либо практическое применение ему было невозможно, и, следовательно, договор не может рассматриваться как нарушающий очевидную политику Селевкидов отказывать в муниципальных правах лидийским и фригийским поселениям. В любом случае, это мог быть исключительно примирительный шаг, сделанный Селевком II, одним из претендентов на престол, в самый трудный период династии, с тем чтобы обеспечить свой тыл при переходе через Тавр. Он ничего не поигрывал и многое получал от этого жеста: Магнесийцы всегда нападали на его любимый город Смирну на стороне Птолемеев. Что касается самой Магнесии, важно то, что она не была объявлена городом до 244 г. до н. э., и не существует никаких доказательств того, что ее статус изменился до конца правления Селевкидов в Малой Азии.
Шалит (Schalit, Herodes, 177), который придерживается иного мнения, вероятно был введен в заблуждение повторением слова полис в отношении Магнесии в договоре со Смирной (OGIS 229); в эллинистический период оно применялось к различным населенным пунктам, независимо от конституционного статуса. С другой стороны, магнесийцы описаны не как демос, а различными другими терминами, такими как plethos, politeuma, koinon и т. д. (II. 71, 72, 83, 88 etc.; о значении politeuma в этом контексте, см. W. Ruppel, Philologus 82 (1936) 295-7), и не существует какого-либо намека на полисные полномочия в резком противоречии со смирнейскими политическими институтами и фунционерами (demos boule, phylai archon demos ion, kleroterion, и т. д.). Магнесийские hyparchoi (I.77) были, вероятно, должностные лица, подчиненные, согласно договора, архонту Смирны (1.55), который, несомненно, был военным. Tamiai - очевидно, временные назначения с целью финансирования церемонии синойкизма (Z£.82-3). Жители Смирны дважды называются plethos (11.78-9, 88), но только тогда, когда упоминаются вместе с магнесийцами. Когда они упоминаются отдельно друг от друга, то жители Смирны называются demos, а магнесийцы - plethos.
Весь эпиграфический материал указывает на изменение конституционного статуса в Римский период. То же самое относится к нумизматическим доказательствам. Царский монетный двор Селевкидов, расположенный в Магнесии, не чеканил муниципальные монеты. Надпись A. Koerte AM 24 (1899) 410, которая может подразумевать раннее признание Магнесии полисом, также может быть датирована после битвы 190 г.
Разнообразие военных учреждений Селевкидов можно объяснить политическими соображениями, вытекающими из происхождения поселенцев и их политической и культурной среды. Греческие элементы с обеих сторон Тавра были организованы по-разному, на западе в katoikiai, а на востоке в основном (или исключительно) в городах. Последние пользовались политическими правами в первую очередь потому, что полис и его институты были лучшим средством укрепления политической базы Селевкидов в этих регионах - путем введения греческой культуры на "варварском" востоке и ее усвоении влиятельными классами коренного населения. Сами поселенцы, несомненно, желали получить компенсацию за свое "изгнание", имея свои традиционные институты, перенесенные ими. Условия на западе были совершенно разные: Лидия и Фригия давно входили в сферу греческого влияния. Кроме того, уравнивание статуса военных поселений с таковым близлежащих старинных ионийских городов, которые традиционно настаивали на сохранении своей автономии и развития собственной политики, возможно, побуждали поселения добиваться для себя большей автономии, и как следствие, отмены воинской обязанности, и что еще хуже, могли поощрять поселенцев занять позицию эллинистических противников Селевкидов, которые всегда присутствовали в этой геополитически чувствительной области. Магнесия-на-Сипиле, вероятно, перешла на сторону Птолемеев во время Лаодикейской войны, что является хорошей иллюстрацией трудностей управления этой географически и политический чувствительной зоной. Иранским поселениям в Мидии, с другой стороны, не были предоставлены права полиса, потому что они явно были не в состоянии внести свой вклад в эллинизацию области. Они не носят названия katoikiai вероятно потому, что с административные термины и даже принципы, заложенные в них, были разработаны независимо один от другого по обе стороны Тигра после административной реформы Селевка Никатора. Тот факт, что термины katoikia и katoikoi, были применены Диодором к Сирийской Лариссе и Полиэном к фракийским поселениям, не указывает на то, что они были распространены за Тавром. Оба источника, вероятно, пользовались "западной" терминологией.
Теперь мы должны обратиться к центральному вопросу этой дискуссии: какова общая численность живой силы военных поселений и как была распределена эта численность между разными центрами? Оценки простираются от 15 000 македонян, как предположил Джонс (The Greek City, 23.), до преувеличенных сумм, предложенных некоторыми, кто считал македонян весьма значительным элементом даже в отношении к огромному восточному населению, и к ним должны быть добавлены немакедонские поселенцы. Тарн, Ростовцев, Эдсон и др. доказывают, что античные авторы от Иосифа и далее называли царство Селевкидов "Македонским" потому, что македоняне преобладали численно, а также политически, но те же самые источники даже чаще употребляют для Селевкидов названия "сирийцы", "Сирийское царство" или "Азиатское царство". Ответ Эдсона в том, что эти термины были неофициальные, но название "Македонское" не было официальным в любом случае: они не фигурирует в документах того времени и появляется только у более поздних историков. Селевкиды получили это название по двум основным причинам: во-первых, в отличие от Птолемеев, которые отдали предпочтение египетскому культу даже за пределами Египта (см., например, Inscr. Prien. p. XVI), они поддерживали греко-македонскую религиозную традицию; и во-вторых, контролируя почти весь восток в течение столь длительного периода, они имело право на признание в качестве истинных наследников Александра. Список поселений, даже полный, не может оказать существенной помощи. Только в некоторых случаях у нас есть какая-то информация о численности населения и солдат, и огромный разрыв между 6 000 киррестийцев или 5 300 антиохийских солдат-поселенцев и горсткой людей в Дура-Европос делает бесполезными любые попытки посчитать количество поселенцев на основе количества поселений и их муниципального статуса. Сопоставление материала имеет мало смысла: из Diod. 18.7 следует, что Александр поселил по 2 000 пехотинцев и 300 всадников в каждом из бактрийских и согдийских городов, если только зафиксированные основания в этом регионе представляют реальную сумму поселений, что не обязательно так. С другой стороны, клерухия Птолемеев, такая как Kerkeosiris начитывала всего 102 солдата при населении около 1 500 (D. Crawford, Kerkeosiris, 122-3). Римские колонии в Италии в IV в. состояли не более чем из 300 семей, но спустя 200 лет в колонии насчитывали по 2 000 семей (Livy 8.21.9; 34.45.1; 39.55.7-9).
При отсутствии какой-либо прямой числовой информации мы должны принять противоположный подход и оценивать количество поселенцев по численности отрядов, поставляемых этими поселениями. Справедливость этого метода оспаривается некоторыми учеными, которые высказали мнение, что Селевкиды не использовали все имеющиеся мобилизационные ресурсы поселений в крупных кампаниях. Они отмечают логистические трудности мобилизации огромных армий, и утверждают, что не было никакой необходимости использовать большой корпус фаланги (поселения поставляли в основном фалангитов). Биккерман даже зашел так далеко, что предположил, что воинская повинность была не личной, но налагалась коллективно на территориальной основе.
Биккермен утверждает, что у Селевкидов не существовала параллель практике Птолемеев называть поселенцев соответственно их подразделению, что указывало на их индивидуальные обязательства перед короной, но он игнорирует отряд магнесийских поселенцев, представленных как принадлежащих к "фаланге" (OGIS 229. 11) ℓℓ.103-4), и солдат в Сузе, описанных как принадлежащих к "всадникам Александра" (SEG VII. no.17), которые вполне могли быть поселенцами. Другие пункты Биккермана еще неубедительнее: вероятность того, что солдаты в Фиатире (OGIS 101) составляли только часть взрослого населения, не означает, что взимание налогов было коллективным. Наоборот: так как солдаты определяли себя как конкретную и отдельную воинскую часть, они очевидно составляли постоянный отряд, а не временное сборище. Присутствие в Амфиссе в течение 22 лет врача из "гирканских македонян" (E. Schwyzer, Dialectorum Graecarum example epigraphica potiora, 369) не доказывает, что поселенцы не могли служить в армии в личном порядке. Он действительно родился в семье переселенцев, откуда прилагательное "гирканский", но либо он был безземельным, либо отец его еще был жив, либо было достаточно наследников, и он получил освобождение от военной службы.
Стоит отметить, что он прибыл в Грецию сразу после битвы при Магнесии, что также могло означать, что особые политические обстоятельства вынудили его покинуть отечество. Наконец, хилиархии упомянутые в документе Мнесимаха из Сарда (W. H. Buchler & D. H. Robinson, AJA 16 (1912) 12-13) не являются регулярными подразделениями, как предполагает Биккерман, но батальонами регулярной армии, финансируемые друзьями царя, были ли это Антигон I или Антиох III, в обмен за земли и села в Малой Азии. Новая интерпретация и датировка документа Аткинсом (K. T. M. Atkinson, Historia 21 (1972) 45-74) не предполагает другого объяснения хилиархий, упомянутых в надписи.
Но как кажется логистические трудности были преувеличены, во всяком случает не имеют никакого отношения к сражениям при Рафии, Магнесии и параде в Дафне, так как эти три предприятия могут служить основой для оценки живой силы Селевкидов, так как все они происходили дома или, по крайней мере, на благоприятной почве. Кроме того, Селевкиды лишь изредка обладали численным преимуществом над врагами. При Рафии, например, их фаланга значительно уступала соединенной македоно-египетской фаланге Птолемеев, и трудно представить, чтобы какие-либо дополнительные войска были оставлены в тылу. Более того, Селевкиды должны были предпочитать солдат-поселенцам большинству национальных контингентов, чьи эффективность, верность, и интеграция в тактические построения были сомнительны. Если бы были какие-либо логистические препятствия, восточные пехотные контингенты были бы отброшены первыми, за исключением некоторых легко-вооруженных застрельщиков, которые имели важное значение.
Считается, чио фаланга набиралась исключительно из военных поселенцев и ниже будет показано, что этот же источник предоставлял аргираспидов, пешую гвардию, неуточненную конницу при Рафии, конную гвардию, и "катафрактов" при Магнесии (см. ниже). Замечательной особенностью цифр тяжелой пехоты является их относительная стабильность: территориальные изменения владений Селевкидов и особые обстоятельства каждой кампании имели, как представляется, незначительное влияние на численность этих войск при Рафии, Магнесии и Дафне, несмотря на длительные периоды времени между ними (24 и 27 лет соответственно) и понесенные потери. Объяснение кроется в принципе службы в обмен на землю: потери были восполнены детьми, возмужавшими между кампаниями. Наследуя свои поля, они вынуждены были стать в строй. Нерегулярные раздачи участков для вновь принятых на службу наемников, возможно, помогли сохранить численность потенциальных солдат.
В 217 г. до н. э. при Рафии численность тяжелой пехоты составляла 30 000 (Polyb. 5.79.4-5). Ни киррестийцы, чей мобилизационный потенциал составлял примерно 6 000, не присутствовали (id. 5.50.7, 57.5), ни военные поселенцы Малой Азии, которую в это время занимал Ахей. Численность последних может быть оценена всего около 6 000 бойцов, не считая союзников, которых Ахей использовал против Селги (id. 5.72.3, 73.2). (О размерах этой экспедиции см. также 5.77.1. Ничто, как кажется, не предполагает, что мисийцы или главная армия соединились позже с Ахеем. Прибытия Ахея ожидали с тревогой, потому что он мог сообщаться с Логбасом, своим старым другом (см. 5.74.9)). Идентичность войск Ахея раскрывается в их высказанном накануне отказе выступать против Антиоха III, "их естественного и истинного царя" (id. 5.57.6). Объяснение этого эпизода Бадьяном (Badian, Gnomon 38 (1966) 714), что войска Ахея, которых он считал наемниками, не желали воевать с Антиохом, потому что они знали о невозможности победы, не убедительно; при условии помощи со стороны недовольных поселенцев восточных провинций и повстанцев Киррестики, войска Ахея были сильнее лояльной армии и вовсе не наемники описаны словами Антиоха, приведенными выше. Хотя можно утверждать, что Ахей оставил в тылу часть поселенцев по соображениям безопасности, соучастие "мисийцев" (id. 5.76.7), возможно мисийских katoikiai, которые составляли передовую линию против Пергама, показывает, что он не принял надлежащих мер предосторожности, возможно потому, что и он и Аттал были бывшими союзниками и коллаборационистами (4.48), и на самом деле Аттал, по-видимому, не упустил возможности и, как сообщается, вторгся в Мисийскую katoikiai, между прочим, без серьезных препятствий (5.77.7). Но даже если наше предположение неверно, несомненная активность Аттала с пергамским войском, которое, как считается, было не очень многочисленным, показывает, что поселенцы оставили в тылу малые силы, значительно меньше 6 000, и это не влияет на мою общую оценку. Потенциал тяжелой пехоты составлял тогда примерно 42 000. Примерно такой потенциал сохраняется от Фермопил до Магнесии: 16 000 фалангитов (включая, вероятно, 2 000 евреев, несколько лет назад обосновавшихся в Малой Азии) и 10 000 аргираспидов, которые приняли участие в сражении, следует добавить к основной части, по крайней мере, 18 000 солдат, потерянных в Греции шестью месяцами раньше, что в итоге даст примерно 44 000. (Войска при Фермопилах не включали восточные вспомогательные отряды, на отсутствие которых неоднократно жаловался Антиох, и рассказ о сражении указывает на то, что легкие войска, вероятно, наемники, были немногочисленны). 20 000 фалангитов и 5 000 солдат, без сомнения, пешей гвардии, которые были вооружены по римскому образцу при Дафне (Polyb. 30.25.3), представляли собой потенциал живой силы исключительно Сирии и Месопотамии: Малая Азия находилась уже под римским управлением, и можно предположить, что поселенцы с другой стороны Тигра не были мобилизованы для участия в праздновании ввиду текущих беспорядков в их собственных регионах. Это последнее предположение подтверждается значительным сокращением численности конницы, которая, как правило, набиралась в основном из восточных провинций (см. ниже), а также отсутствием национальных контингентов индо-иранского происхождения. Численность тяжелой пехоты областей за Тигром можно вывести прибавив 8 000 рекрутов Малой Азии к 25 000 сирийцев и месопотамцев, и отняв итог от общего потенциала Империи, который, по-видимому, в 192-190 гг. до н. э. составлял 44 000 человек. Это дает 11 000 солдат для восточных поселенцев.
Тарн ошибочно причислил аргираспидов при Рафии и Магнесии к восточным отрядам, считая, что количество фалангистов увеличилось при Дафне по сравнению с предыдущими кампаниями, и приписывает новых рекрутов к городам основанным Антиохом Епифаном. Но кроме неточности расчетов Тарна, что было уже показано Маркхольмом (Mørkolm (115-8)), едва ли для трех из пятнадцати городов, приписанных Епифану, можно доказать его участие в основании. Из этих трех, Епифании в Армении и Мидии (бывшая Экбатана), в любом случае были не состоянии внести свой вклад живой силой в фалангу. Первая была основана уже после Дафны, вторая ограничивалась собственной областью, как и другие резервные войска этого региона. См. также Jones, The Greek City, 16, который считает, что всем этим городам статус полиса даровал Антиох.
Оценка численности поселенцев, служащих в кавалерии, более сложна. 500 кавалеристов, поведенных Ахеем против Сельги, по-видимому, были рекрутинговым потенциалом Малой Азии. 6 000 не определенного вида всадников, участвующих в сражении при Рафии (5.79.12), должны быть отнесены к другим центрам, но они, вероятно, не представляли все имеющиеся ресурсы живой силы; Мидия еще не оправилась от последствий восстания Молона и часть кавалерии была оставлена для охраны страны. Благодаря интенсивной вербовке в восточных областях, возможно за счет внутренней охраны, численность регулярной кавалерии при Магнесии возросла до 8 000-8 500. (Ливий 37.40 - 6 000 катафрактов, 1 000 агема и 1 000 regia ala и возможно 500 тарентинцев.) При Дафне насчитывалось 4 500 воинов, из которых 1 000 принадлежали к агеме, конной гвардии, набираемой в Мидии. (Polyb. 30.25 - из 9 500 кавалерии, упомянутой в этом отрывке, только 1 000 агема, 1 000 basilike, 1 000 нисейцев и 1 500 катафрактов были "исправны".) Ввиду особых обстоятельств, упомянутых выше, другие 3 500 кавалеристов можно приписать северной Сирии и Месопотамии. Они должны включать 2 500 катафрактов и нисейцев, все, вероятно, военные поселенцы, которые переняли тяжелую броню мидийского образца. Высокая стоимость приобретения и владения этим снаряжением исключает возможность их идентификации как наемников. При вычитании этих всадников и еще 500 из Малой Азии из итоговых 8 000-8 500 при Магнесии, на восточные провинции остается 4 500-5 000.
Если мы добавим к этим цифрам около 3 000 фракийских поселенцев из Персиды, которые сохранили свое традиционное вооружение, общий мобилизационный потенциал поселений, по-видимому, составит 44 000 тяжелой пехоты, 3 000 полутяжелой и 8 000-8 500 кавалерии. Они распределялись следующим образом: Малая Азия - 8 000 пехотинцев и 500 кавалеристов (включая еврейское подкрепление численностью 2 000 человек); северная Сирия и Месопотамия - 25 000 пехотинцев и 3 500 кавалеристов; восточные провинции (в основном Мидия) - 11 000 тяжелой пехоты, 3 000 полутяжелой, 4 000-4 500 кавалерии. Эти цифры не дают повода удивляться в отношении Сирии-Месопотамии и Мидии, но наличие относительного небольшого числа поселенцев из Малой Азии, на первый взгляд, противоречит гипотезе о существовании примерно пяти десятков военных поселений во Фригии и Лидии. Но как я уже указал, число солдат, очевидно, значительно изменялось от одного поселения к другому. Общий потенциал живой силы Малой Азии предполагает в среднем чуть больше ста солдат на поселение, что примерно равно численности клерухов в Птолемевом Керкеосирисе и больше чем в Дура-Европос. Нежелание царей Селевкидов предоставить военным поселениям полисный статус можно объяснить их относительно небольшими размерами: чем больше они были, с тем большим мужеством они добивались и развивали муниципальные учреждения со всеми сопутствующими последствиями относительно их лояльности. Чтобы противостоять практическим трудностям связанным с рассредоточением малого числа поселенцев по большому числу поселений, katoikiai были сосредоточены на относительно небольшой области, напоминая плотную концентрацию мелких Птолемеевых клерухий.
Распределение поселенцев по областями и сохранение основного ядра пехоты в центре северной Сирии обосновывалось стратегическими соображениями: руководящим принципом было сосредоточение большей части армии в центре и выделение малых сил на дальние границы империи. В случае чрезвычайной ситуации сложно было рассчитывать на войска, расположенные на отдаленных рубежах из-за сложностей с мобилизацией, какие пришлось испытать Антиоху III накануне Фермопил (App. Syr. 12(47), 17(74) etc.). С другой стороны, возможно было бы неразумно покидать неустойчивые пограничные области и ослаблять контроль над нелояльным населением, как это случилось перед Дафной. Концентрация крупных сил на севере Сирии была вполне разумной, ибо они могли быть относительно быстро отмобилизованы в любой возможный уголок империи. Размещение их в политическом центре обеспечивало их лояльность, и в то же самое время служило сдерживающим фактором для коренного населения. Войска поселенные в Мидии и Фригии-Лидии, с другой стороны, предназначались для перехвата или задержки захватчиков, как это вероятно делали поселенцы Малой Азии в борьбе против галатов. Войска также способствовали внутренней безопасности. Относительно большая концентрация кавалерии в Мидии является исключением из общей картины. Мидия предоставляла богатые пастбища и традиционно ассоциировалась с лошадьми. С другой стороны, малая численность войск, поселенных в Малой Азии, вытекает, помимо стратегических соображений, изложенных выше, из постоянной опасности задействования их вражескими силами. Следует иметь в виду, что поселения были основаны первыми царями династии, тогда как Малая Азия, особенно ее западные районы, довольно часто переходила в другие руки. Опасность можно проиллюстрировать Накрасой, которая предположительно была основана как поселение македонян, и, возможно, попала под руку Пергама уже во время Лаодикейской войны, а также проптолемеевской политикой, принятой Магнесией-на-Сипиле в это же время. По этой же причине Селевкиды не желали создавать военные поселения в Палестине.
Происхождение поселенцев колебалось от региона к региону как выясняется из анализа численности регулярной армии и обзора поселений. Весьма спорный вопрос о происхождении военнослужащих регулярной армии Селевкидов может быть разрешен способом, удовлетворявших обе стороны; тех, кто склонен рассматривать их как истинных македонян, и тех, кто рассматривает название "македоняне", которое иногда применялось к фаланге, исключительно как псевдо-национальное. Греко-македонский элемент был доминирующим среди поселенцев северной Сирии и Месопотамии, которые предоставляли больше половины численности фаланги: 6 000 киррестийцев, примерно столько же антиохийцев, неизвестная доля от 6 000 граждан Селевкии-на-Маре, и по крайней мере равное число апамейцев, все они были греко-македонского происхождения, а приведенное число поселенцев не намного меньше общего числа военнослужащих и резервных войск, набираемых в этой области. Сальдо закрывается людьми из месопотамских поселений, которые также описываются как македоняне. (pezetairoi, описанные как "сирийцы" в Plut. Flam. 17, были несомненно македонскими военными поселенцами, подобно regia ala в Livy 37.40.11. Кавалеристы (lonchophoroi и xystophoroi) в том же отрывке названные "сирийцами" были союзниками и подданными из верхних сатрапий (см. Livy 35.49.8). Это описание проникнуто презрительным отношением Ливия к армии Селевкидов (loc.cit. и 36. 17.5, все речи сфабрикованы самим Ливием). Поселенцы греческих городов в восточной Мидии, которые, вероятно, служили в фаланге, были также македонского происхождения. Возможность того, что спустя два или три поколения epigonoi первых поселенцев в этих регионах были уже далеко не чистыми греко-македонянами не очень велика: большинство македонян были сосредоточены в полисах, а исследование греко-македонских поселений в Египте свидетельствует, что хотя смешанные браки были весьма обычны в сельских военных поселениях, они были отвергнуты солдатами-гражданами в полисах, и потомки от таких браков не получали гражданские права. Предполагая сходство с ситуацией в Египте и принимая во внимание, что гражданские права, право собственности на землю и военная служба должны быть тесно связаны с Селевкидскими городскими военными поселениями, можно сделать вывод, что Селевкидские солдаты-поселенцы сохранили этническую чистоту или, по крайней мере, оговорка в сторону смешанных браков должна была иметь сдерживающий эффект, так что большинство поселенцев в городах оставались практически греко-македонянами. Численность всадников причисленных к Мидии подразумевает, с другой стороны, что иранский элемент преобладал в кавалерии Селевкидов. Войска в Малой Азии были самыми разнообразными: в Лидии и Фригии katoikiai греков, мисийцев, евреев и персов определенно отслеживаются среди поселенцев, а македоняне образуют лишь ничтожное меньшинство, но так как этот регион поставлял лишь небольшую часть военнослужащих регулярной армии, это не изменяло баланс против македонян, и, следовательно, фаланга Селевкидов рассматривалась античными авторами как монолитный корпус, называемый "фаланга" или "македоняне" без упоминания национальных подразделений, такие как македонская, ливийская и египетская фаланги, отмеченные в описании армии Птолемеев при Рафии (Polyb. 5.65.4, 5, 8, et passim).
Одно из еврейских поселений можно идентифицировать. Еще один надгробный камень III в. до н. э. найденый в области гласит: Ἱουδδηνῶν κατοικία (Μ. Fontrier, Μουσαῖον Εύαγγελοκῆς Σχ. Σμῦρνα, 1886, 73-4). Называлось поселение, возможно, Ἱοῦδδα и трудно удержаться от соблазна идентифицировать поселение как еврейское. По-видимому, неиудейская терминология надписи, эллинизированные имена и ссылка на hierotaton tameion были весьма распространены среди евреев в тот период.
Историю Селевкидских военных поселений, таким образом, можно рассматривать как историю успеха: несмотря на потери ими понесенными, поселения были в состоянии восстановиться в относительно короткий промежуток времени и сохранить свои военные стандарты и позицию единственного источника комплектования регулярной армии. Птолемеевская система поселений развивалась иначе. Хотя я не разделяю мнение о том, что национальный египетский элемент был преобладающим в Птолемеевой фаланге при Рафии, необходимость применения этих ненадежных во всем войск становится очевидной, потому что европейские поселенцы деградировали как эффективная военная сила к началу Четвертой Сирийской войны.
Было выдвинуто несколько теорий, чтобы объяснить различные модели развития. Тарн сосредоточился на неотчуждаемости птолемеевских клеров и отсутствие автоматического наследования в отличие от частной собственности на землю Селевкидских поселенцев. Но хотя либеральные установления такого рода могли иметь краткосрочный эффект повышения морали среди отдельных личностей, в долгосрочной перспективе право наследования имело отрицательный эффект на поддержание постоянной численности рекрутов. Введение права наследования в египетской katoikiai до Рафии, возможно, больше чем любой другой фактор, способствовало разложению Птолемевой македонской фаланги. На самом деле, самые ранние прямые сведения о Селевкидской аграрной практике относятся к первой половине II в. до н. э., но дата, когда была введена частная собственность далеко не очевидна. Так или иначе, нет ничего указывающего на то, что предшествовало реформе в Египте. (Надпись Мнесимаха из Сард, даже если будет привязана ко времени Антиоха III, не имеет никакого отношения к этому: Мнесимах не был военным поселенцем, но, с учетом размера имущества, военным или гражданским бенефициаром довольно высокого ранга). Гриффит приписывает успех Селевкидов политическим институтам и правам гражданства, предоставленным поселенцам. Эта оценка, безусловно, затрагивает военные цели раньше муниципального статуса некоторых поселений Селевкидов; политическое сознание, чувство идентификации с полисом и физическая подготовка, практикуемая в его институтах, объединялись, чтобы удержать граждан у военных знамен. Но это не единственная причина, и, во всяком случае, не учитываются сельские поселения, особенно мидийские, которые были стрежнем кавалерии.
Организация Гвардии, возможно, была основным фактором успеха Селевкидской системы. В следующей главе я попытаюсь доказать, что аргираспиды, гвардейская пехота-фалангисты, была составлена из способнейших сыновей поселенцев, которые служили в гвардии пока земля, отведенная их семье, имела хоть кого-то, ухаживающего за ней. Когда отец умирал или выбывал по той или иной причине из резерва, гвардеец возвращался домой и заменял своего отца. Эта же система применялась и для конной гвардии. Если это предположение верно, то следовательно, почти все военные поселенцы в тот или иной момент служили в гвардии, где они получали первоначальное обучение, практический опыт, и, что важно не в последнюю очередь, хорошую идеологическую обработку и чувство сопричастности к короне, заметное в них и через долгие годы службы в резерве. Фалангит всегда остается фалангитом, особенно потому, что механическая дисциплина боевых действий фалангой не требует длительного периода переподготовки перед боем.
Остается только гадать, почему эти принципы организации были разработаны только в царстве Селевкидов, но не в Египте. На самом деле у Селевкидов не было большого выбора ввиду огромных размеров империи. Из стратегических соображений примерно половина военных поселенцев были разбросаны в приграничных районах на двух границах империи. Огромные расстояния препятствовали скорейшей мобилизации этих войск и вынуждали царя всегда иметь под рукой другую половину поселенцев и постоянные силы гвардии, которых можно было быстро послать в любой уголок царства. Удаленность некоторых поселений от политического и культурного центра империи неизбежно имела бы эффект ослабления их лояльности и привязанности к династии, если бы каждый поселенец не проводил длительное время при дворе или на службе царю. Условия в Египте были совсем другие: клерухи были поселены на относительно небольшой площади, будучи в основном сосредоточены в номосе Арсинои, и теоретически могли быть вызваны в любой момент. Более того, поскольку страна была почти островом для захватчиков, Птолемеи ограничивались наличием заблаговременного предупреждения о нападении, и, можно ожидать, имели достаточно времени, чтобы собрать и переподготовить резервистов (как, впрочем, имело место и перед Рафией). В отличие от необременительного контроля с которым Селевкиды управляли своими провинциями, административно-экономическая структура Птолемеевского Египта не позволяла поселенцу забыть о своих обязательствах перед короной ни на один момент. Кроме того, по-видимому, стремление Птолемеев заполнить казну путем эксплуатации всей доступной рабочей силы для возделывания полей препятствовало им брать на службу сыновей поселенцев, предпочитающих занятия сельским хозяйством военной службе. Серьезная ошибка Птолемеев была в непонимании того, что наличие македонян или европейской живой силы сами по себе не гарантировали достаточного военного стандарта войск фаланги.

Национальные контингенты

Несмотря на свою силу и устойчивость фаланга, набранная из числа военных поселенцев, составляла около половины живой силы Селевкидов при Рафии, Магнесии и Дафне, и, можно предположить, что она была в той же пропорции и в других боях за исключением Фермопил. Остальная часть войска включала в себя различные национальные элементы в такой степени, что национальная гетерогенность была признана в качестве одной из отличительных черт армии Селевкидов (напр. II Macc. 8.9; Livy 37.40.1).
Различные национальные контингенты, упомянутые в больших кампаниях, обычно включают наемников, союзников, союзников-наемников, подданных-вассалов, но статус очень немногих контингентов может быть установлен с определенностью. Единственный элемент, определенный как наемники, - 5 000 греков при Рафии (Polyb. 5.79.9), 2 000 каппадокийцев, присланных Ариаратом к Магнесии (Livy 37.31.4, 40.10), и евреи, которые принимали участие в экспедиции Антиоха VII в восточные провинции по договору "о дружбе и союзе", навязанном Иоанну Гиркану (Jos. Ant. 13.250), были союзными вспомогательными войсками; третий класс составляли вспомогательные войска от подчиненных и полунезависимых наций и племен, подобно киртийцам и элимейцам при Магнесии (Livy 40.10.4). Источники сообщают о существовании промежуточной категории союзников, служивших в качестве наемников: критяне, действующие против Молона, несомненно наемники, определенные как symmachoi (Polyb. 5.53.3), вероятно, в результате каких-то договоров, подписанных с критскими городами, которые получили опцион при вербовке. То же самое относится и к Писидской symmachoi, упомянутой на stelai Сидона, которая, возможно служила Птолемеям, равно как и Селевкидам. Гористая труднодоступная Писидия отделяла сферы влияния двух империй, и как Селевкиды, так и Птолемей стремились привязать независимый воинственный народ к своим делам. Предложение Деметрия I Ионафану разместить 30 000 еврейских наемников в гарнизонах, записанное в I Macc., отражает аналогичное положение дел (10.38). Некоторые военные поселенцы, сохранившие национальное вооружение и стиль ведения боя, возможно, составляли национальные контингенты и не причислялись к фаланге.
Кроме случаев указанных ваше никакой классификации национальных контингентов не зафиксировано. Но некоторые критерии могут быть предъявлены с целью идентификации. Положение каждой нации в отношении с Селевкидами - вот первое соображение, хотя даже это не всегда очевидно, так например галатские племена, хотя и являлись частью Селевкидского государства, их скорее следует рассматривать как наемников (об этом Livy 37.17.7). Во-вторых, некоторое значение следует придавать присоединению нескольких подразделений одному контингенту или одному командиру; наемные отряды не могли быть расквартированы с подданными или союзниками, чьи стандарты дисциплины, военные приемы и мотивация были весьма различны. С другой стороны, контингенты от соседних народов или от имеющих аналогичное оружие, возможно, были объединены, так как они лучше понимали друг друга и могли более согласованно действовать вместе.
Перечень национальных контингентов при Рафии, сохраненный Полибием (5.79), самый подробный и включает в себя имена командиров. Наемники состояли, в первую очередь, из 5 000 греков, 1 500 критян и 1 000 неокритян, последние два, вероятно, по договору (79.9,10), а также 5 000 дахов, карманийцев и киликийской легкой пехоты (79.3). Дахи, воинственное скифское племя с севера Гиркании, и киликийцы, безусловно высокоценимая легкая пехота из Киликия Трахеи, не находились под контролем Селевкидов и не было ничего, что заставило бы их служить в качестве союзников. Карманийцы были частью царства Селевкидов, и их появление в этой группе выглядит ошибкой переписчика, так как они еще раз упоминаются в другой группе из 5 000 бойцов из верхних сатрапий (79.7). Плачевное состояние сохранности текста проявляется в некоторых других случаях в этом списке.
(Ср. пропуск кадусиев в 82.12 (cf. 79.7) и особенно путаница в 82.10 (cf. 79.3-4). Вэлбанк (Polybius, 1.608) считает, что кармании были разделены между подразделениями, потому что по разному были вооружены. Оба отряда, по-видимому, состояли в основном из легкой пехоты, и, следовательно, различие в вооружении и разделение карманиев по другим национальностям, со всеми вытекающими отсюда проблемами, довольно трудно себе представить.)
10 000 арабов Завдиила, вероятно, племена сирийской пустыни под командой местного шейха, должны быть идентифицированы как союзники. Контроль главного торгового пути из южной Аравии и Индии в порты Средиземноморья, затем занятого Антиохом, возможно, вынуждал их искать дружбы с Селевкидами. Некоторые контингенты, описанные ниже как "подданные", вероятно следует рассматривать как союзные.
В подданные включены 5 000 мидийцев, киссийцев (элимейцев), кадусиев и карманиев, хотя кадусии, прибывшие из вассальной Атропатены и кармании, статус которых не ясен, возможно были союзниками. (Kroll, RE s.v. Karmania, 1956, считает карманиев наемниками, но Антиох не тратил бы деньги на наемников такого рода. Их группировка вместе с подданными является решающим фактором.) То же самое относится к 1 000 кардаков, которых можно идентифицировать как курдов, иногда называемых Kardouchoi, из Мидии или Атропатены. Они, кажется, не имеют никакой связи с кардаками в Карии, которые, как уже говорилось выше, не были военными поселенцами, и в любом случае находились под властью Арея, и поэтому не могли быть мобилизованы для Рафии. Участие 500 лидийских аконтистов выглядит странно: Лидия была оплотом мятежного Ахея, который находил понимание с египтянами. Кроме того, akontistai подразумевают нецивилизованные и горские народы, которых среди лидийцев Малой Азии III века до н. э. не было. Даже гораздо раньше, Геродотов "каталог" вспомогательных частей, принявших участие во вторжении Ксеркса в Грецию, который является последним упоминанием лидийцев как боевой силы, описывает их как "очень похожих по вооружению на греков" (7.74.7). Другие ссылки на лидийских солдат, упомянутые Лавнеем 1.449 весьма сомнительны: Curtius 6.6.35 составлена в терминах слишком расплывчатых, что бы можно было прийти к такому выводу, и "лидийские" солдаты в эллинистический период, несомненно, военные поселенцы. Их группировка с кардаками под началом одного командира, показывает, что Lydoi происходили из восточных провинций. И действительно, некоторые библейские и ассирийские источники указывают на то, что определенные племена с похожим названием (Lud на еврейском, Lubdu на ассирийском) заселяли некоторые части западной Мидии и Атропатены.
Персы, которые формировали отряд численностью 2 000 человек вместе с агрианами, возможно, были союзниками из полунезависимого персидского княжества возле Персеполиса или вспомогательным войском из Селевкидской Персиды. Название "агриане" могло быть псевдо-национальным и применимо к персами означало вооружение по агрианскому образцу. Персы-агриане и 1 000 фракийцев имели общего командира, что говорит о том, что фракийцы были набраны из той же области и, следовательно, должны быть идентифицированы с фракийцами из военных поселений в Персиде (Polyaenus 7.40). Если это так, то агриане вполне возможно также были поселенцами фракийско-агрианского происхождения, а не персами. Альтернатива относительно "фракийцев" и "агриан" как наемников из Фракии и "персов" как псевдо-национального контингента менее вероятна. Отсутствие фракийских наемников при Рафии может быть легко объяснено политическими условиями во Фракии и Малой Азии, но трудно себе представить, чтобы опытные и прославленные персидские лучники, которые на самом деле были частью империи, отсутствовали в Селевкидской передней линии.
Подведем итог: национальные контингенты при Рафии состояли из 12 500 наемников, 10 000 союзников, 9 500 подданных и 1 000-2 000 военных поселенцев. Галаты, которые как правило играли важную роль в армиях Селевкидов, не были представлены, вероятно потому, что военная активность Пергама и Ахея (напр. Polyb. 5.77.2) полностью их сковывала.
Классификация национальных контингентов при Магнесии выглядит ясной (Livy 37.40; App. Syr. 32). Наемные войска состояли из 1 200 дахийских всадников, 3 000 триллов, и "наемники по договору" - 1 500 критян, 1 000 неокритян, и, возможно, 4 000 галатов, отчасти европейские (Livy 37.18.7; App. Syr. 6). Свыше 2 000 союзных ауксиллариев, присланных Ариаратом, мы может рассматривать в качестве союзников - 2 500 мисийцев, которые, возможно, были нацелены на ликвидацию своего беспокойного соседа Пергама. В подданные включены 8 000 киртийцев и элимейцев, 4 500 писидийцев, памфилийцев, ликийцев, карийцев и киликийцев, и возможно также 2 700 ливиевых auxiliares mixti omnium generum, предположительно набранных среди восточных народов, упомянутых при Рафии как персы, карманийцы и т. д. Они описаны Аппианом как xenoi и, соответственно, некоторыми комментаторами как греческие наемники, но обстановка в Греции и особенно в Этолии не способствовала набору в промежуток времени между Фермопилами и Магнесией. (Ахейцы примкнули к Пергаму, а этолийцы, которым было гарантировано шестимесячное перемирие, должны были заботиться о себе. Вербовщики селевкидов, которых часто видели на рынках Ионии (Plautus MG 72ff., 75, 974; Polyb. 5.35; 33.18.14) вероятно в данное время были изгнаны враждебными греческими городами.) В любом случае, будь они греками, Полибий смог бы их идентифицировать, как это он делал в других сражениях. Описание Ливием различных контингентов здесь также, как принято считать, более надежное. Фракийские поселенцы не упомянуты, но можно предположить, что они составляли корпус охраны лагеря, численностью 3 000 человек. Их полутяжелое вооружение, а также лояльность как поселенцев и традиционные военные приемы делали их пригодными, больше чем какой-либо другой национальный контингент, для этой чрезвычайно ответственной и критически важной задачи, важность которой была так фатально продемонстрирована недавней катастрофой при Фермопилах. Интересно отметить, что на стороне римлян также служили фракийские войска в качестве охраны лагеря (Livy 37.39.12). Всего наемники составляли 10 700, союзники 4 500, подданные 15 200, а также солдаты из военных поселений - примерно 3 000 человек.
Национальные контингенты в Дафне состояли только из наемников численностью 16 000 человек (Polyb. 30.25). Они включали 5 000 мисийцев, такое же число галатов, 3 000 легковооруженных киликийцев, которые, исходя из свидетельств об их вооружении, были навербованы в независимой верхней Киликии, и 3 000 фракийцев, которые не могут быть идентифицированные с военными поселенцами в Персии, чье присутствие в мятежных восточных регионах было в это время более важным.
Поразительно отсутствие в трех великих свершениях армии Селевкидов народов Месопотамии и Сирии. Финикийцы несомненно были основой Селевкидского флота, но в целом кажется очевидным, что Селевкиды опасались использовать сирийцев и вавилонян (кроме евреев, которые были особым случаем) в своих сухопутных силах. Популярное объяснение, основанное на некоторых древних комментариях, изначально ходивших среди римлян, что сирийцы и месопотамцы были женственными и "мягкими", несомненно не имеет основания. Римская пропаганда не должна заслонять длительные военные традиции этих народов. Соображения внутренней политики Селевкидов являются более приемлемыми: вооружение коренных народов в руководящем центре империи и развитие их военного потенциала было слишком рискованным предприятием, а также от части излишним, ввиду концентрации регулярной армии в северной Сирии. На периферии, с другой стороны, где македонский элемент был довольно редким, местные отряды вполне могли оказаться незаменимыми против внешней агрессии и всегда могли быть направлены на другие фронты в качестве вспомогательных войск. Восстания вооруженных туземцев в отдаленных провинциях всегда могли быть подавлены решительными действиями из центра, но восстание в Сирии подорвало бы само существование царства.
Колебания в соотношении различных категорий было связано с особыми потребностями данного момента. При Магнесии, когда все национальные контингенты были доступны и Антиох в любом случае имел значительное численное превосходство над римлянами, число наемников резко уменьшилось по сравнению с Рафией. Отрыв Малой Азии от царства и снижение безопасности восточных провинций, которые являлись основным источником вассальных и союзных контингентов, были ответственны за рекордное число наемников в Дафне, которые готовились к восточному походу. В любом случае, вывод Гриффитса, что наемники играли малую роль в армии Селевкидов по сравнению с их преобладанием в войсках Птолемеев, кажется, полностью подтверждается. Численность наемников на гарнизонной службе не может быть оценена, но по-видимому большинство из них были отправлены на поля сражений и, во всяком случае, они не превышали численность наемников Птолемеев.
Это главное отличие состава двух армий объясняется успехами Селевкидов в поддержании стандартов военных поселенцев, и огромной территорий с воинственным коренным населением, которую они контролировали, что снижало их зависимость от наемников. Система Селевкидов обеспечивала постоянное наличие войск (хотя не так быстро мобилизуемых, как это было доказано накануне Фермопил) и облегчала экономическое бремя. Но следует подчеркнуть, что эти преимущества перевешивались военными и тактическими недостатками. Опора на "легкие" национальные контингенты вместо наемников, и их развертывание против превосходящих тяжелых или полу-тяжелых войск, было решающим фактором поражения при Рафии и мешало Антиоху III при Магнесии. Таким образом Селевкиды в больших кампаниях пали жертвой эффективности своей системы комплектования. Но в целом следует иметь ввиду, что большие кампании, хотя и решительные, были случаем редким, а армия не могла предназначаться только для таких случаев. "Легкие" национальные контингенты, которые были малоэффективны в больших сражениях, могли быть весьма действенны при военных операциях в различных областях обширной империи. Тем не менее Селевкиды осознавали необходимость не допускать сирийцев и вавилонян в свои армии с тем чтобы сохранить центр царства, тогда как Птолемеи допустили египетских machimoi в свои фаланги и пострадали от внутреннего переворота, который привел к потере большинства зарубежных владений Египетской империи.

3. Регулярная армия

Мы рассмотрели насколько неоднородной по национальному составу была армия Селевкидов. Она также была очень разнообразна в комплектации регулярной армии. Большинство названий подразделений были унаследованы от эпохи Александра, но не всегда они имели один и тот же смысл и значение. Частое использование различных терминов для обозначения одних и тех же контингентов, что является главным камнем преткновения в любых попытках классификации войск Александра, имеет место так же в сообщениях об армии Селевкидов. В последнем случае трудности усугубляются скудностью источников по сравнению с относительно обильной информацией об армии Александра. На следующих страницах предпринята попытка выделить различные подразделения регулярной армии, а также проследить за их развитием.

Тяжелая пехота

Самым крупным корпусом в армии Селевкидов, как и в армиях других эллинистических царств, была фаланга, которая находилась в центре поля боя во всех великих битвах. Кроме как "фаланга" и "македоняне" ее также называли "тяжело-вооруженные войска" (τὰ βαρέα τῶυ ὄπλωυ), pezetairoi и sarisophoroi, последние три названия, конечно, были неофициальными. Термин sarissophoroi в армии Александра означал легкую кавалерию, вооруженную длинными копьями и исчез в эллинистический период. Описание Ливием sarissophoroi в деле при Фермопилах (36.18.2) и параллельный рассказ Аппиана (Syr. 19(84)) не оставляет сомнений, что на самом деле это были фалангиты. Выражение Ливия ('quos sarisophorus appellabant') может свидетельствовать о том, что это было, по крайней мере, популярное название фалангитов. Ссылки на армию Селевкидов не очень способствуют разрешению вопроса о снаряжении фалангитов. Их сарисса была, несомненно, разной длины, 21 фут в длину, приписанные Антигонидам, но не короче чем образец времен Александра. Ни Селевкиды, ни Птолемеи не могли позволить себе отставания от западных противников. Из этого можно сделать следующий вывод, что традиционный щит, используемый Селевкидской фалангой, отличался меньшим разнообразием, 45 см. в диаметре, и который предоставлял обоим рукам свободу действий с пикой.
В отношении кирасы Гриффитс приводит доводы в пользу того, что солдаты Филипповой и Александровой фаланги не были оснащены какого-либо рода нагрудниками и пытается применить этот вывод к фалангитам Филиппа V, и на этой основе ко всем эллинистическим армиям. Последнее утверждение основано главным образом на военном кодексе из Амфиполя, который накладывает штрафы за утрату различных предметов брони и оружия, но упоминает нагрудники применительно только к офицерам. Это может быть правильно на столько, на сколько относится к армии Антигонидов: военные традиции армий Филиппа и Александра, похоже, были сильнее чем у других эллинистических монархий, а редкость "метательных войск" на Европейском театре делала излишний вес брони ненужным, и кроме того, финансовые ресурсы Антигонодов были весьма ограничены. Но эти соображения вряд ли можно применить в другим эллинистическим армиям. Хорошо известно увеличение веса снаряжения фаланги в течение третьего века до н. э.; нужно было найти ответ против критских и персидских лучников и других фракийских и восточных "метательных войск", которые находились почти во всех восточных армиях, особенно когда защита против них была ослаблена уменьшившимся в размерах щитом; обилие ресурсов позволили финансировать поставку и хранение нагрудников; все эти факторы склоняют баланс против предположения Гриффитса. Но это всего лишь общие соображения. Прямые доказательства использования солдатами фаланги нагрудников существуют только для ахейской армии Филопомела (Plut. Philop. 9).(См. также Polyb. 11.9.5. Филопомен конечно реформировал ахейскую фалангу по образцу македонского строя, но выражение Плутарха не обязательно означает македонское влияние при введении нагрудников.) Утверждения поздних тактиков (Arr. Tact. 3; Onas. 24) не могут быть беспрекословно приняты вследствие сомнительного и компилятивного характера их руководств.
Это же умозаключение относится к фалангитам Селевкидов, и, возможно, с большим основанием, поскольку в своих кампаниях к востоку от Тигра они должны были сталкиваться в основном с легкими "стрелками". Но даже в этом случае нет прямых доказательств. Фаланга Селевкидов при Бейт-Захарии на самом деле описана в I Macc. как "одетая в кольчуги" (τεθωρακισμένουε ἐν ἀλυσιδωτοῖς - 6.35), но источник, возможно свидетель, был очевидно впечатлен видом одного из контингентов, вооруженного по римскому образцу, о котором есть записи, что он был снаряжен похожим образом при Дафне (Polyb. 30.25.3). Обобщение также могло быть связано с размещением впереди "подразделения слонов" "римской" пехоты, которая первая вошла в дефиле (см. ниже). Маловероятно, что автор просто поддался искушению использовать хорошо известную библейскую фразу, встречающуюся в описании боя между Давидом и Голиафом (I Sam. 17.5 согласно LXX), потому что ни в каком другом месте, в отношении сражений и происшествий, о которых, конечно, он был достаточно хорошо информирован, он не использовал когда-либо библейские фразы, которые бы не точно отражали события. Решительное утверждение, что "римский" контингент при Дафне был обеспечен кольчугами, может указывать самое большее на то, что если другие подразделения фаланги и обладали какой-то броней, она могла быть другого вида.
Фаланга Антиоха Епифана состояла из chrysaspides и chalkaspides в дополнение к argyraspides (Polyb. 30.25.5: I Macc. 6.39),[8] пешая гвардия прикреплялась к ней, все из которых появляются в армиях Эпигонов. (Текст Полибия несомненно поврежден и, по-видимому, верно исправлен Кайбелем следующим образом; Μακεδόνες δισμύριοι <χρυσάσπυδες μὲν μύριοι> καὶ χαλκάσπιδες πεντακυσχίλιοι <οί> δὲ ἄλλοι ἁργυράσπιδες (см. Polyb. ed. Büttner-Wobst (Tübner) VI. 301). Исправление Дройзена: Μακεδόνες δυσμύριοι <ὧν> χαλκάσπιδες <μὲν> πεντακισχίλιοι <οί> δὲ ἄλλοι ἀργυράσπιδες (Kriegswesens, 167 n.l) менее вероятно. Опущение καὶ не является необходимым; наоборот, аргираспиды, будучи отборным ударным войском, не могли занимать три четверти фаланги. I Macc. в своем рассказе о Бейт-Захарии, который имел место два года спустя после Дафны, подтверждает участие chrysaspides в Селевкидской фаланге.) Отсутствуют только leukaspides, упомянутые как часть фаланги Филиппа V. Хотя украшение щитов и других предметов вооружения имело прецеденты уже среди фиванцев Эпаминонда и в войсках Евмена из Кардии и служило целью произвести впечатление на врага и устрашить его, отсутствие упоминаний этого в многочисленных кампаниях Антиоха I может означать, что только Антиох Епифан, в соответствии со своим обычным стремлением к блеску и роскоши, внедрил некоторые из таких украшенных щитов. (Полиэн 4.16 не может рассматриваться как указание на более раннее введение украшенных щитов. Если есть историческая правда в том эпизоде, она объясняется особыми обстоятельствами.) Тем не менее, практика полировки щитов перед боем с целью устрашения противника, а так же соответствии с правилами содержания брони, вероятно присутствовала у Селевкидов, а также в других эллинистических армиях и даже раньше.
Что касается источника набора фалангитов и их происхождения, я уже указывал в дискуссии, посвященной военным поселениям, единодушное мнение, которое связывает фалангу только с поселенцами, и я предположил, что они в основном были, хотя и не полностью, греко-македонского происхождения. Связь между фалангитами и Селевкидскими поселенцами была убедительно установлена Гриффитсом в его исследовании наемников в эллинистическом мире путем убедительных рассуждений, которые более или менее исключают возможность того, что фаланга состояла из наемников или восточных вспомогательных войск. В качестве последнего пункта в отношении фаланги я хотел бы обратить внимание на фрагмент прямого текстового свидетельства об участии военных поселенцев в фаланге, представленный часто цитируемым договором между Смирной и Магнесией (OGIS 229). Третья часть надписи (ℓℓ.89-109) перечисляет некоторые предоставленные привилегии лицам, занимающим Палаи-Магнесию, крепость Магнесии, с тем чтобы обеспечить их лояльность к Селевку II после недавнего восстания. Одно из подразделений гарнизона старой цитадели под командой Тимона определяется как "те, которые отделены от фаланги для защиты крепости" (ℓ.103). Это подразделение не может быть идентифицировано с исходным гарнизоном, поселенным здесь одним поколением ранее, поскольку последние перечислены в предыдущей группе (ℓℓ.100-2); и не может состоять из наемников из какого-либо другого источника по следующим причинам: во-первых, наемники нанятые Смирной и персы (последние, вероятно, отряд hypaithroi, Селевкидские наемники, стоящие в Магнесии) указываются в качестве отдельной группы (ℓ.104-5); во-вторых, оплата не была гарантирована фалангитам, как это было в случае наемников, упомянутых выше (ℓ.107); последнее, но не менее важное, ateleia, гарантированная фалангитам, упоминается как "та же самая ateleia, что уже применена к другим" (ℓ.104), т. е. похожие на привилегии, дарованные старому гарнизону (ℓ.102), которые, в соответствии с контекстом несомненно были освобождением от уплаты десятины, упомянутом в соседней строке (ℓ.100 - adekateutoi). (Симполития сама по себе не предусматривает освобождения, так как статус полиса в эллинистическом мире автоматически не передает освобождение от налогов и других сборов, если это не объявлено официально.) Как представляется, ничего не указывает на то, фалангиты, наделенные землей в начале короткого периода времени, события которого, упомянутые в этом документе, имели место, не могли быть особой категорией наемников. Следует отметить, что ateleia не была предоставлена смирнейским и персидским наемникам (ℓℓ.104-8). Таким образом единственная альтернатива предполагает, что подразделение было отрядом Магнесийских katoikoi, военных поселенцев, обозначенных в этом контексте только их принадлежностью к военной службе. Подтверждение такой индентификации, по-видимому, обеспечивается твердым заявлением: "и они должны быть в крепости" (ℓ.104), примененное только к фалангитам. Это должно быть истолковано как предупреждение для солдата-поселенца не отказываться от крепости несмотря на всевозможные неудобства и трудности, вызванные отделением их от своих наделов, или, возможно, в качестве оговорки о том, что уступки действительны ровно до тех пор, пока солдаты Тимона остаются в крепости. Правда они получили в качестве компенсации освобождение от десятины, вещь не предоставленная другим поселенцам, которые остались в Магнесии, но этого еще не все: сверх освобождения от налогов старый гарнизон Палаи-Магнесии, прежние katoikoi Магнесии, от Антиоха I в компенсацию за перевод в старую крепость получили в дар два дополнительных клера (ℓℓ.100-1). Нехватка земли, вероятно, препятствовала Селевку II проявлять подобное великодушие, из-за чего опасение высказывается в отношении отряда Тимона. Поскольку никто не был в восторге от переезда в крепость на таких условиях, отряд, возможно, был выбран жеребьевкой.
Помимо фаланги регулярная пехота Селевкидов включала другие отряды: гипасписты, аргираспиды и пельтасты. То, что они принадлежали к регулярной армии очевидно по отсутствию какой-либо национальной идентификации. Их природа и развитие в армиях Александра и Антигонидов давно дискутируется, но Спендель, Тарн и Вэлбанк убедительно установили, что они синонимичны с пешими телохранителями, хотя в разные периоды и разных местах для них использовались разные названия. Гипасписты появились уже в царствование Филиппа как небольшое подразделение "агема гипаспистов" или "царские гипасписты", заменив старую царскую гвардию соматофилаков. Они были усилены накануне похода Александра новым подразделением, называемым "царские гипасписты" или просто "гипасписты", хотя первоначальная агема сохранила свою позицию по преимуществу как "царские гипасписты". Гипасписты в Индии сменили свое название на аргираспидов (Arr. Anab. 7.11.3) и сохранили свое новое название в армиях диадохов вплоть до битвы при Ипсе. В третьем и втором веках до н. э. в Македонии и Египте пешая гвардия снова возникает как гипасписты, но такой авторитет как Полибий последовательно называет гипаспистов Антигонидов как "пельтасты", а также склонен применять этот термин для пешей гвардии Птолемеев, хотя в последнем случае он, вероятно, не отражает официальную терминологию. Точно также термин агема был закреплен для обозначения ударных гвардейских батальонов в армии Антигонидов, а также Птолемеев.
Какие доспехи и оружие использовала пешая гвардия Александра - довольно-таки неясно. С одной стороны гвардия, по-видимому, играла такую же тактическую роль, что и фаланга, но с другой стороны, их высокая мобильность в некоторых случаях могла означать, что они несли более легкое снаряжение. Следовательно, хотя в основном их рассматривают как фалангитов, их амуниция некоторыми учеными описывается как более легкая, нежели у обычной фаланги.
Селевкидская пешая гвардия сохранила традиционное название аргираспидов (среброщитники). Их тактическая роль была продемонстрирована при Рафии и Магнесии, где они сражались бок о бок с фалангой против фаланги Птолемеев и римских легионов (Polyb. 5.79.4, 82.2, 85.10; Livy 37.40.7), и при Дафне, где они были отмечены в рядах фаланги (Polyb. 30.25.5). Полибий определяет их вооружение как "македонское" (5.79.4, 82.2), что относится, очевидно, к фалангитам. Его отчеты о решающей битве против Молона и переходе через Эльбурз, в которых отмечены основные подразделения, но не упомянуты аргираспиды как отдельная категория, очевидно, причисляют их к фалангитам (5.53; 10.29). Их серебряные щиты, их положение рядом с царем при Магнесии, особенно их определение Ливием как regia cohors (37.40.7), делает совершенно очевидным, что их нужно идентифицировать с пешей гвардией.
Полибиево описание аргираспидов при Рафии как "отобранных со всего царства" (5.79.4), если рассматривать его в свете внутренней борьбы при дворе Деметрия II, может быть использовано для установления системы рекрутинга. Деметрий распустил македонян "каждого в его город" (11.38). Так как это было мирное время и Иосиф, который по-видимому пользовался надежными эллинистическими источниками в своем изложении внутреннего кризиса Селевкидского царства, предполагает, что предыдущими царями они постоянно держались в центре царства (Ant. 13.129-30), эти македоняне, очевидно, должны быть идентифицированы с гвардией. Ранее уже предполагалось, что "македоняне" были отправлены обратно в военные поселения, нет нужды напрягать воображение, чтобы идентифицировать их с аргираспидами, гвардией выбранной "со всего царства", с македонской гвардией, распущенной по военным поселениям. Аргираспиды были, следовательно, военными поселенцами отобранными служить в центре империи в качестве гвардии, а не восточными рекрутами, как обычно думали.
Каковы были критерии отбора и как было возможно привлекать поселенцев на царскую службу так далеко от их земельных наделов, при этом поддерживающих связь с поселениями, связь продемонстрированную "македонянами" отпущенными Деметрием II по домам? Проблему на первый взгляд можно решить, предполагая, что рекруты в гвардии получали высокую плату и что они сохраняли за собою наделы в отдаленных поселениях, которые предоставляли им дополнительный источник дохода, или что они, возможно, даже получали увеличенные наделы (ср. фалангиты гарнизонной службы в Палаи-Магнесии OGIS 229 ℓ.101). Но описание римского контингента, упомянутого на параде в Дафне (Polyb. 30.25.3) дает еще один ключ и указывает на то, что гвардейцы были слишком молоды, чтобы быть бывшими резервистами, призванными на службу в Гвардию. Подготовка "римского" контингента в новом стиле и его классификация в качестве отборного войска предполагает, что этот контингент не мог состоять из обычных поселенцев, призываемых во время чрезвычайного положения, но был постоянной гвардией. Анализ численного состава аргираспидов усиливает впечатление, что контингент римского образца первоначально принадлежал к пешей гвардии. При Рафии аргираспиды образовали корпус 10 000 человек (id. 5.79.4); их численность при Магнесии к сожалению не зафиксирована, но сравнение общего числа войск с детальной численностью различных контингентов, а также фактического пространства, возможно занимаемого ими на поле боя, позволяет предположить, что численность их была такой же как при Рафии; при Дафне было только 5 000 аргираспидов (id. 30.25.5), но так как численный состав царского корпуса, как правило, оставался неизменным (см. также ниже о 10 000 пельтастов-аргираспидов в Бактрийском походе), 5 000 "римлян" выглядят очевидным решением получить искомые 10 000. "Римский" отряд гвардии описан как "мужчины в расцвете сил". Разумеется, гвардия, "отобранная со всего царства", должна состоять из молодых солдат, находящихся на пике физической формы. Это описание напоминает знаменитое решение собрания в Фере, которое затеяло колонизацию Кирены (SEG IX.3): каждый дом обязался послать одного из взрослых сыновей (τους ήβωτας - "в расцвете сил") для заселения Кирены. Аналогичное установление, кажется, существовало между Селевкидскими монархами и военными поселенцами. Аргираспиды, таким образом, были потомками военных поселенцев, и так как таковые еще не унаследовали наделы своих отцов, то могли содержаться в военных казармах далеко от дома. Постоянная численность корпуса предполагает, что либо служба не была индивидуальной ответственностью, либо солдаты служили ограниченный срок с тем чтобы обеспечить прием новых рекрутов, либо, не исключено, чтобы неспособные солдаты, нарушители дисциплины, и те, кто унаследовал земли отцов после их смерти, непрерывно заменялись молодыми и перспективными новобранцами так, чтобы поддерживалась общая численность 10 000, а после отставки в свои поселения, уволенные гвардейцы переходили в резерв подразделений фалангитов. Ввиду очевидного успеха Селевкидской системы призыва, что показала ее долговечность, первая возможность не заслуживает доверия. Коллективный призыв не работал бы среди фермеров, которые нуждались в способнейших своих сыновьях как в работниках. Как уже было предложено при обсуждении военных поселений, служба потенциальных поселенцев в гвардии в основным отвечала за сохранение их военного уровня как фалангитов резерва, и, следовательно, за относительный успех Селевкидской военной организации.
Систему, пожалуй, можно проиллюстрировать анекдотом Диодора и дочери-гермафродите Диофанта (32.10.2-9). Его сын умер в юности, а когда дочь, названная Гераида, превратилась в мужчину, она переименовалась в Диофанта и поступила на службу в кавалерию, и, как сообщается, сопровождала Александра Баласа в его бегстве в Абы. Перманентный характер службы в кавалерии в мирное время и тот факт, что его отряд был придан царю, показывают, что Диофант-младший принадлежал к гвардии. Его отец, македонянин, живущий в Абах на краю сирийской пустыни, возможно был военным поселенцем; греческое название городка не является достаточным основанием, но македоняне, жившие в этой области - и Диофант несомненно был не единственным македоняном в Абах - вероятно, были поселены властями с военными целями. То что Александр Балас нашел убежище среди них при бегстве от Птолемеевой армии и критских наемников Деметрия, подкрепляет эту возможность. Диофант затем был призван в гвардию при живом отце, подобно другим наследникам мужского пола военных поселенцев.
Система набора аргираспидов возможно возникла не у Селевкидов, но продолжила устоявшуюся македонскую практику. Феопомп утверждает, что pezetairoi, которые по его словам служили в качестве пешей гвардии, состояли из солдат, набранных со всех регионов Македонии за их силу и физические данные (FGrH 115 f.348), а Анаксимен, который описывает их как prothymotatoi, приписывает основание корпуса ко времени Александра (ibid., 72 f.4(7)), возможно во второй раз (369-368 до н. э.). Несмотря на сложности описания pezetairoi как "гвардии", которые, как известно из "Анабасиса Александра", были территориальными отрядами, эта информация имеет существенный вес в связи пребыванием Феопомпа при дворе Филиппа II, и мне кажется можно предположить, что pezetairoi (также известные как somatophylakes) предшествовали гипаспистам в качестве гвардейской пехоты. (Против R. D. Milns, Historia 16 (1967) 511, который предполагает, что пешая гвардия, по его мнению первоначально называемая гипаспистами, была создана где-то между 356 и 349 гг. до н. э. Его свидетельство отсутствия у гипаспистов нагрудных пластин, которые позже носила гвардии, имея ввиду, что не было никаких трудностей обеспечить доспехами царскую гвардию, может быть объяснено, согласно Милнсу, если предположить, что это подразделение было сформировано только после того, как бездоспешные территориальные фаланги доказали свою эффективность при Пангее в 356 г. до н. э. Это однако не имеет решающего значения, и можно только утверждать, что местность северной Македонии, поле битвы македонских царей до Филиппа, была не в пользу такого рода тяжелых доспехов, и в любом случае, после того как фаланга доказала свою успешность, кирасы, возможно, были забраны у гвардии, чтобы обеспечить им большую подвижность. С другой стороны, нет никаких причин, почему Феопомп должен был перепутать гипаспистов и pezetairoi, если эти два корпуса существовали в его время.) Точно так же как hetairoi Филиппа и Александра означали царскую конную гвардию перед началом великого похода, термин pezetairoi, скорее всего, был его двойником для пехоты, и так же как термин hetairoi позднее использовался в широком смысле для всей македонской конницы, точно так же pezetairoi стал относиться ко всей македонской пехоте. Мы не знаем правовую природу обязательства служить в древней македонской пешей гвардии и как работала система набора, но поскольку региональные воинские части образовывали костяк македонской армии, не исключено, что система Селевкидов мало чем отличалась от нее.
Пельтасты упоминаются трижды: в сражении против галатов в 273 г. до н. э., в войсках Антиоха III, выступившим против Евфидема в Бактрию в 208 г., и в Аппиановой версии битвы при Фермопилах в 191 г. Намек Полибия на пельтастов в Бактрийском походе является наиболее интересным. Здесь они состояли из 10 000 бойцов (10.49.3), хотя ни одного контингента пельтастов такого размера не было обнаружено ни в одной из больших кампаний и даже нет упоминания основных отрядов, пересекавших Эльбурз в том же самом походе (10.29- 31).
Их отсутствие в последнем случае свидетельствует о том, что они были сосчитаны с фалангой. Отбор "пельтастов" специально для Бактрийского предприятия, участие гвардейской кавалерии в этом походе (10.49.7), и численность этих пельтастов позволяют предположить, что их нужно отожествить с аргираспидами. Полибий таким образом применил терминологию Антигонидов к гвардии Селевкидов, точно также как он делал для пешей агемы Птолемеев. Участие пельтастов в форсированном марше не отвергает предположения, что они должны быть идентифицированы с тяжело-вооруженными аргираспидами. Наоборот, следует ожидать, что молодые и хорошо обученные аргираспиды будут отбираться для любого нешаблонного и рискованного предприятия, также как это происходило с некоторыми частями фаланги и гвардии в армиях Александра и Филиппа V.
Этот же вывод применим к "пельтастам" при Фермопилах. Кромайер справедливо предположил, сравнивая версии Аппиана и Ливия, что Аппиановы "пельтасты" (18(83)) были определены Полибием как "македоняне" или "вооруженные по македонскому образцу". Но он ошибался, полагая, что это были традиционные пельтасты. "По македонскому образцу" у Полибия, в эллинистической историографии и военных руководствах обычно обозначает вооружение фаланги. Так как при Фермопилах Селевкидская фаланга упоминается отдельно, путем исключения получаем, что "пельтасты" были аргираспидами; поэтому их позиция по фронту боевой линии была передовой (Livy 36.18.5; App. Syr. 18(93)).
Лукианов риторический рассказ о битве Антиоха I против Галатов (Zeuxis 8-11) не может, конечно, считаться подтверждением моего заключения, но применение слова "пельтасты" возможно интерпретировать в поддержку нашего мнения. Анализ исторического и хронологического фона показывает, что из регулярной армии в дополнение к от природы смешанным военным поселенцам Лидии и Фригии только царская гвардия, часть которой стояла лагерем возле Сард, была выдвинута к Галатскому фронту. Гвардию, возможно, упоминает сам Лукиан, когда сообщает, что "македоняне" приветствовали Антиоха как kallinikos'а в конце битвы (11). Войска Селевкидов описаны как "главным образом пельтасты и легковооруженные (psilikon и gyimetes) составляли половину армии" (10). Лукиан явно пытается подчеркнуть, используя слово "пельтасты", легкое вооружение Селевкидского лагеря, но если он взял этот термин из источника, а не выдумал сам, что, конечно, возможно, то он может означать пешую гвардию, хотя, по общему признанию, пельтасты могли состоять из полу-тяжелых наемных войск или милиции соседних греческих городов.
Из всех отрядов известных в армиях Александра и Диадохо существенно отсутствие в армии Селевкидов агемы, или иначе "агемы гипаспистов", царской гвардейской пехоты, или, скорее, ударного батальона гвардейской пехоты. Их отсутствие в довольно подробных отчетах о диспозиции Селевкидов и боевых порядках в крупных кампаниях, в сочетании с относительно частыми упоминаниями кавалерийской агемы, свидетельствует о том, что пропуск не является случайным. Оказывается, они сохранили лишь вторую часть полного названия и были переименованы в "гипаспистов". На мой взгляд поэтому гипасписты не являлись синонимом аргираспидов, как некоторые предполагают, но формировали ударный отряд вне корпуса гвардейской пехоты. Гипасписты впервые упоминаются при Киррестике. Храбрейшие из них сопровождали царя в его отважном и неожиданном обходном маневре, записанном Полиэном (4.9.3). Дионисий, командир гипаспистов, описан Полибием как один из трех самых способных офицеров армии, осаждавшей Сарды в 214 г. до н. э. (7.16.2). При Панионе гипасписты, определенные Полибием как "лучшее подразделение", были помещены вокруг царя, вместе с "товарищами" (id. 16.18.7, 19.7), царской конной гвардией, одним из двух ударных эскадронов кавалерии численностью 1 000 человек. Последнее упоминание свидетельствует, что они не были большим корпусом такого же порядка как аргираспиды, и, наряду с предыдущей ссылкой, опровергают альтернативу, рассматривающую их исключительно в качестве личной охраны. Должное внимание также должно быть уделено Фермопильскому фрагменту Антисфена. Хотя он не точно описывает 500 бойцов, сопровождавших Антиоха III в бегстве как гипаспистов (FGrH 257.f.36), тогда как на самом деле он были взяты из кавалерии (App. Syr. 20(91)), предположительно из "товарищей", царской конной гвардии, он может быть истолкован в том смысле, что этот термин применялся к коллегам "товарищей" в пехоте. (Участие конницы в этом бегстве вполне вероятно, и ввиду оборонительного характера битвы, отсутствия места для маневра, и перспективы полного разгрома, лучшим планом Антиоха, несомненно, было просто наблюдать за сражением с практически пассивной конницей вокруг.
В трех подробных описаниях Селевкидской армии гипасписты, вероятно, образовывали неотъемлемую часть большого корпуса гвардейской пехоты, аргираспидов, и поэтому не учитываются отдельно, хотя Полибий, при перечислении войск при Рафии, по-видимому, сосчитал их отдельно от аргираспидов, но включил в часть телохранителей полководца. (Polyb. 5.79.4). Полибий утверждает, что большинство отборных войск были аргираспиды. Меньшая группа состояла из гипаспистов. Но не следует придавать слишком большого значения этому разделению. По свидетельству других упоминаний в сравнении с гвардией Александра, и ввиду звания hegemon, приданного их командиру (Polyb. 7.16.2), это предполагает подчиненное положение в отличие от звания strategos, зарезервированного для командиров независимых контингентов, и, по-видимому, гипасписты обычно считались частью аргираспидов. Так или иначе, с практической точки зрения это не имеет никакого значения. Следовательно, их численность не зафиксирована. Пехотная агема в армии Александра начитывала 1 000 бойцов. Основываясь на административных данных Селевкидских гипаспистов можно сосчитать удвоением этого числа: пешая гвардия, всего 10 000 человек, дала бы две strategiai, крупнейшие тактические единицы обычных аргираспидов, таким образом допустив две хилиархии гипаспистов. Стоит отметить, что конная гвардия также насчитывала 2 000 всадников, разделенных на два независимых подразделения по 1 000 воинов каждая. Штурмовой отряд в 2 000 человек при Сардах (Polyb. 7.16.6, 18.3), следовательно можно идентифицировать с гипаспистами.
Споры по поводу снаряжения Александровых гипаспистов применимы также к аргираспидам Селевкидов, а также к современным им гипаспистам-пельтастам Антигонидов. Пельта взятая Селевком I в Киррестике (Polyaenus 4.9.3) у одного из гипаспистов, и название "пельтасты" иногда применимое к ним, вот и все прямые доказательства, которые мы имеем об их вооружении, но щит этот вовсе не обязательно отличался от щита фалангитов. Стандартный 45-ти сантиметровый македонский щит эллинистического фалангита мог и иногда назывался "пельта". С другой стороны, размещение аргираспидов при Рафии напротив высокоавторитетной Птолемеевой фаланги "македонян", а не напротив презираемой фаланги туземцев, дополненное фактом, что они оказали достаточно упорное сопротивление, в отличие от быстрого краха Селевкидской фаланги, противостоящей египтянам (Polyb. 5.82.2, 85.8-10), делает немыслимым, что бы они были слабее обычной фаланги длиною пик или размером и весом щитов. Тяжелое снаряжение не препятствовало им в форсированных маршах, таких как Бактрийский поход: 6-ти килограммовая сарисса и даже еще более легкий щит были гораздо меньшей нагрузкой, чем снаряжение римского легионера, которое оценивалось, по самой скромной оценке, не менее 20 кг., и нет никаких оснований подозревать, что эти молодые и энергичные воины не были обучены походным порядкам, подобно армии Филиппа или римским легионам.
Что касается нагрудных пластин, по-видимому, нет оснований полагать, что аргираспиды не обладали тяжелым оборонительным доспехом. При форсированных маршах эти тяжелые предметы снаряжения, возможно, оставлялись в лагере, с тем чтобы не снижать темп. Аргираспиды были отобраны для предприятий. требующих быстроты движений из-за их лучшей военной подготовки и лучшей физической формы, а не из-за какой-либо разницы в вооружении. Но даже если утверждать, что аргираспиды не отделялись от какой-либо существенной части своего снаряжения, когда шли в дело, их физическая форма и превосходная выправка позволяли им двигаться гораздо быстрее, чем любому другому отряду даже с дополнительным бременем нагрудников. С другой стороны, общие соображения поддерживают предположение, что внедрение нагрудников в Селевкидской фаланге было более жестким в гвардии; было гораздо проще поставлять, поддерживать и хранить довольно дорогую броню в постоянных царских казармах весьма немалой гвардии, чем распределять ее среди поселенцев.
Далее. Ничего не известно о тактических единицах Селевкидской фаланги и их подразделениях. Принято считать на свидетельстве некоторых разрозненных упоминаний, что фаланга Антигонидов и Птолемеев делилась на стратегии по 4 000 человек каждая, стратегии на четыре хилиаргии по 1 000 человек каждая, хилиархия на четыре спейры по 256 человек, спейра на четыре тетрархии по шестьдесят четыре человека, а тетрархия на четыре декады по 16 человек, или semaiai в Египте, или lochoi в Антигонидовой Македонии. Все эти подразделения, очевидно, основываются на ряде в 16 человек (см. Polyb. 18.30.1), потому что это был основной ряд, обладающий должной управляемостью. Сама стратегия никогда не упоминается как тактическая единица в армии Селевкидов, но некоторые strategoi Селевкидов, как правило, рассматриваемые в качестве наместников провинций или командиров самостоятельных контингентов, возможно, были командирами стратегий. Более мелкие подразделения упоминаются дважды: писари tagmata магнесийцев были обязаны зарегистрировать всех солдат (OGIS 229 ℓ.46), а пельтасты-аргираспиды строились по semaiai когда Антиох III покорил бактрийцев (Polyb. 10.49.7). Tagma относится к подразделения в целом и не определяет конкретную единицу, в то время как использование semaia может свидетельствовать о том, что в Селевкидской армии он заменял старый македонский dekas, наименьшее подразделение фаланги Александра.

Кавалерия

"Регулярная" Селевкидская кавалерия включала, подобно пехоте, царскую стражу, гвардию, и обычные войска. В отличие от скудной информации, имеющейся об обычных войсках, есть относительно много упоминаний о гвардии. Различные контингенты, насчитывающие около 1 000 всадников каждый, называются hetairoi, ilē basilikē, agēma, и Полибий, по-видимому, указывает также на philoi и epilekloi. Поскольку Селевкидская кавалерия даже больше чем пехота находилась под влиянием номенклатуры и структуры армии Александра, мы в первую очередь должны обозначить развитие кавалергардов Александра.
Кавалерия Александра претерпела несколько реформ и реорганизаций, которые вызвали бурную дискуссию, так они были представлены в весьма неопределенных терминах. Для наших целей достаточно указать на определенные этапы развития, которые выходят за рамки вопроса: Александр унаследовал от Филиппа царскую гвардию, вероятно 300 всадников, называемые "царская ила" (ilē basilikē), с или без атрибута "товарищей" (hetairoi). К тому времени когда Александр переправился в Азию, она разрослась до восьми эскадронов, каждый назывался "царским", вместе формируя знаменитую "кавалерию товарищей". Первоначальный царский эскадрон сохранил свою преимущественную позицию царского эскадрона, но после Бактрии он стал называться новым именем, "agēma", с атрибутами "кавалерийская", "товарищей", или "кавалерии товарищей". В более поздней реформе в дате, форме и значении которой много спорного, восемь эскадронов, дополненные восточной кавалерией, были реорганизованы в hipparchiai. По возвращению из Индии Александр распустил восточные войска и объединил выжившие начальные македонские эскадроны, включая агему, в хилиархию. Постепенно некоторые персидские аристократы были прикреплены к агеме. Мятеж в Описе, который начался с протеста против персидского засилья, был подавлен угрозой реформы, по которой, в частности, македонская конная гвардия заменялась персидскими войсками, первое время называемыми традиционным именем "кавалерия товарищей" или "царская агема".
Исходные гетейры и агема рассеялись некоторое время спустя после смерти Александра. Но они вскоре вновь появляются в армиях диодохов, хотя и без приставки "царские". Так как македонские всадники стали редкостью, название агема иногда прилагалось к ударной восточной кавалерии, по крайней мере в армии Евмена, тогда как "товарищи" было сохранено для македонских войск. После Газы (312 B. C.),[5] кавалерийская агема исчезла из сообщений об армиях Птолемеев и Антигонидов, тогда как Селевкиды учредили пешую агему.
Об агеме Евмена. На первый взгляд, следуя Плутарху Eum. 7, может показаться, что агема Евмена была составлена из македонян: с одной стороны, он был осведомлен насколько важно было не ставить македонян против Кратера, а с другой говорит, что агема была развернута на другом фланге напротив Неоптлема. Но македоняне, которые удерживались вне поля зрения Кратера, могли принадлежать к 20 000 "смешанной" пехоты, которая принимала участие в битве (Diod. 18.29.4, 30.5). Идентичность агемы может быть выведена из различных ссылок на развитие армии Евмена: когда его покинул Леоннат, Евмен взял с собою 300 кавалеристов и 200 τῶν παίδων ὁπλοφόρους (Plut. Eum. 3.5); даже если все они были македонянами, последующие события заставили его заменить их азиатами: вскоре после захвата Каппадокии он выказал свое недоверие македонянам (Plut. Eum. 4.3, по общему признанию фаланга была отдана ему под начало Пердиккой) и чтобы уравновесить их набрал 6 300 восточной кавалерии (300 свыше круглой цифры 6 000 возможно были агемой?) и подготовил их по стандарту, возбуждающему зависть македонян. 5 000 этих кавалеристов, как сообщается, сражались против Кратера и Неоптлема. Прежнее недовольство Евмена македонянами, возросшая зависимость от восточной кавалерии, и, прежде всего, сочувствие и восхищение к Кратеру со стороны македонян и их пренебрежение к Евмену как к "чужаку", делают очень маловероятным, чтобы Евмен рискнул окружать себя македонской агемой в битве против Кратера. См. также Diod. 19.27.2; 28.3. Агема Антигона или Деметрия (Diod. 19.29.4, 82.1) скорее всего была македонской, но нельзя сказать наверняка. Ввиду сильного персидского влияния на Леонната, его агема, называемая "агема товарищей" (The Suda, s.v. Λεοννάτος), возможно также была восточной.
На последнем этапе развития кавалерия Александра оказала наибольшее влияние на гвардию Селевкидов. Основная номенклатура была сохранена, хотя и некоторыми изменениями: один полк назывался агема, а другой "царская ила товарищей". Подобно хилиархии Александра, каждый из них насчитывал 1 000 бойцов, и, подобно агеме Евмена, таковая Селевкидов состояла из восточных солдат. Самым большим отличием было расширение агемы до 1 000 всадников, и, следовательно, ее полное отделение от гетейров.
Разделение двух полков явствует из упоминаний о них при Магнесии и Дафне как о различных подразделениях, каждое численностью в 1 000 человек (Livy 37.40.6,11; App. Syr. 32(163-4); Polyb. 30.25.8). С другой стороны нет никаких сомнений, что ilē basilikē и hetairoi, или hippos hetairikē идентичны. Два названия появляются в различных кампаниях, но никогда не встречаются одновременно как различные подразделения и в одном и том же сражении (Polyb. 5.53.4, 84.1, 85.12; 16.18.7; 30.25.7; Polyaenus 4.9.6). То, что они на самом деле идентичны, убедительно подтверждается отчетом о Магнесии: Livy (37.40.11) указывает для regia ala ту же позицию на поле боя, что Аппиан для hippos hetairikē (Syr. 32(164)), что указывает на то, что "царская ила товарищей" (ἴλη βασυλυκὴ τῶν ἑταίρων) было полным названием у Полибия, единственным источником для версий Ливия и Арриана.
В отличие от их различных ролей в армии Александра, как Селевкидская агема так и Товарищи были прикреплены к царю в разное время: при Рафии и Панионе Товарищи окружали царя (Polyb. 5.85.12; 16.18.7), тогда как при Магнесии он сражался в рядах агемы (Livy 37.40.6, 41.1; App. Syr. 33(170), 34(177)). Следовательно, 2 000 ударной кавалерии, сопровождавшей царя во время форсированного марша на Бактрию, описанные как "всадники, привыкшие сражаться вокруг царя" (Polyb. 10.49.7, 13), вероятно состояли и из агемы и из Товарищей, и тоже самое относится к 2 000 передовых всадников вокруг царя при Рафии (Polyb. 5.82.9, 84.1, 85.12). (О численности войск под личным командованием Антиоха см. Walbank, Polybius, 1.611 n.9. Озадаченность Вэлбанка неуместна: ile basilike, насчитывающая 1 000 всадников, составляла только половину наличной конницы ἐν επυκαμπίῳ.) Трудно понять, существовала ли какая-нибудь разница в снаряжении: Аппиан описывает Товарищей при Магнесии как "легковооруженных" (Syr. 32(164)), но версия Ливия проясняет, что Полибий просто сравнивал их с катафрактами, расположенными справа от них (37.40.11). С другой стороны, существовала разница в происхождении и национальности призывников, и, следовательно, в уровне этих двух полков. Согласно Ливию агема включала "Medi ... eiusdem regionis mixti multarum gentium", тогда как Товарищи были набраны из "Syri plerique ... Phrygibus et Lydis immixti" (37.40.6,11). App. Syr. 32(163) определяет агему как "так называемая агема македонян". Bickerman, Institutions, 59, предпочитает Аппиана и предполагает, что Ливий ошибается. Но более вероятным кажется, что Аппиан только представлял агему Селевкидов как наследницу прославленной агемы Александра безотносительно ее национальности, так как она неизменно считалась корпусом регулярной армии, см. 19(84), 32(161), 34(177), 35(178, 183). Палео-графическую ошибку нельзя исключать, но упоминание Ливия "eiusdem regionis ... gentium" и их ошибочное определение как вспомогательных войск (37.42.7-8) позволяет предположить, что в любом случае исходное чтение было Mēdoi. Если Аппиан действительно имел ввиду указание национальности войск, он, возможно, нашел македонян в своих рукописях. Формулировка второй половины упоминания агемы указывает, что мидяне были туземные, и в действительности можно ожидать, что агема набиралась из этого источника, так как мидяне считались наилучшими кавалеристами на востоке, в то время как "сирийцы, фригийцы и лидийцы" и какие угодно другие национальности не имели такой репутации. Будет полезно двинуться на один шаг дальше и определить эти подразделения более точно. Географические и этнологические признаки Ливия предполагают, что можно a priori считать, что подобно пешей гвардии, агема и Товарищи рекрутировались из военных поселенцев. Можно напомнить, что военные поселенцы иранского происхождения были зарегистрированы в западной Мидии и, что из различных регионов Малой Азии только во Фригии и Лидии выявлены на карте Селевкидские военные учреждения. Сирия, которая поставляла основную массу поселенцев, формировала пехоту, а также возглавляла список поставщиков рекрутов для Товарищей. "Сирийцы, фригийцы и лидицы" состояли в основном из македонян и греков, доминирующего элемента западный поселений. Пикантный рассказ Диодора о девушке-гермафродите, которая была зачислена в конную гвардию Александра Баласа (32.10.2-9) кажется подтверждает этот вывод. И в самом деле коренные сирийские, фригийские и лидийские всадники не имели репутации или традиции кавалерийской военной службы и едва ли формировали ударные отряды и служили в качестве царской гвардии. Предложенное происхождение рекрутов для агемы объясняет исчезновение этого отряда из царских боевых порядков против Молона (Polyb. 5.53.1-4), который контролировал восточные части империи и был поддержан местными войсками.
Заявление Диодора, что жители сирийской Лариссы принадлежали к "первой агеме кавалерии" (33.4a) не обязательно противоречит этим выводам.
Исторический контекст восстания Трифона в 142 г. до н. э. После парфянской оккупации Мидии, которая произошла самое позднее в 148-147 г. до н. э., и возможно уже в момент восстания Тимаоха в 162-161 г. до н. э. epigonoi фессалийских поселенцев заместили мидийцев, которые теперь стали недоступны. (К сожалению, намек Диодора на агему не полный. Уолтон в своем переводе (Loeb ed. vol.12, p.11) подставляет недостающие слова в скобки: "(что они всегда сражались) в рядах первой кавалерийской агемы". Он, вероятно, был под влиянием предыдущего предложения "как союзники царской династии, происходящей от Селевка Никатора". Но ввиду их оппозиции Деметрию II этот отрывок может относиться только к Александру Баласу и его малолетнему сыну Антиоху, который был провозглашен законным наследником. Если оба предложения относятся к одному периоду, для чего есть вероятность, это подтверждает мое мнение о том, что лариссяне были приписаны к агеме около 148-147 г. до н. э.) Можно предположить, что поскольку ветераны-товарищи также получили желанный титул агемы, и поскольку оба контингента назывались "агема товарищей", то следовательно лариссяне описывались как "первая агема". Этот шаг вполне соответствовал политике Александра Баласа обеспечить надежность союзников посредством церемониальных пожалований почетных титулов (напр. I Macc. 10.60,65).
Система набора кавалерийской гвардии, вероятно, напоминала таковую аргираспидов. На основе молодых сыновей поселенцев Мидии, Сирии и Малой Азии обеспечивалось постоянное наличие отборных войск с одной стороны, а с другой стороны - подготовленных и опытных резервистов старших возрастов. После того как была отрезана Мидия и возросла потребность в войсках для внутренней борьбы, вполне возможно, что Александр Балас пополнил агему старшими поселенцами, которые были призваны только на время чрезвычайного положения, как было показано в случае заявления, что лариссяне служили в агеме. Несомненно, было относительно несложно призвать их к исполнению долга на короткий срок, потому что они жили в центре расчлененного царства. Но Диодор мог упомянуть только гвардейцев, которые были посланы по домам Деметрием II, когда тот пытался опереться на критских наемников (I Macc. 11.38). Последняя альтернатива высвечивает материальные причины, которые побудили лариссян восстать против критской деспотии Антиоха (Strabo 16.2.10 (752)).
Чем объяснить различное развитие агемы Товарищей? Подразделение с более престижным титулом агема было, вероятно, первым на поле боя. Ядро корпуса формировали 300 или 200 всадников, которые последовали за Селевком в 312 г. до н. э. в Вавилонию (Diod. 19.90.1; App. Syr. 54). Диодор упоминает 800 пехотинцев и 200 всадников, которых Аппиан передает как 1 000 пехотинцев 300 всадников. Аппиан мог дать общую численность отряда, найденную в его источнике (800 + 200 = 1 000), как он обычно делает, а также, не поняв случайное упоминание агемы как дополнительного отряда, добавил 300 кавалеристов, чтобы сделать то, что он знал как стандартную численность подразделений а армиях Диадохов. Это число соответствует обычной штатной численности агемы в армиях Диадохов. Можно предположить, что кавалерия, назначенная Птолемеем для возврата Вавилонии своему союзнику, была македонской, но Диодор приписал Селевку обращение к его весьма обескураженным philoi, ветеранам Александра, не полагаться только на содействие всадников (19.90.3), которое было бы весьма ободряющим, будь агема действительно македонская. Как бы там ни было, предстоящие походы восточнее Тигра должны были быстро привести расширение агемы до уровня хилиархии путем добавления азиатов, предположительно мидийского происхождения; ибо численность македонских всадников уменьшалась, некоторые македонские поселенцы не хотели присоединятся к рядам Селевка (Diod. 19.91.1), а мидийцы славились как наилучшие кавалеристы в этой части мира. Более того, даже если первоначальные гвардейцы были македонянами, они к тому времени уже были бы повышены до видных постов в царской армии и администрации, так что агема стала бы, в любом случае, чисто восточной. И действительно, Диодор указывает, что значительное число восточной конницы присоединилось к Селевку вскоре после 312 г. до н. э. (19.91.5, 92.1,2,5). Так как прилагательное "царская" не применялось к более поздней агеме, этот контингент, быть может, получил свою окончательную форму предположительно после 306 г. до н. э. когда диадохи приняли царские титулы. Подобным образом слово "царская" было исключено из наименования кавалерийской агемы других Диадохов до 306 г. Причину, по которой в отличие от более поздней пехотной агемы Птолемеев и Антигонидов, они не были обозначены термином "царская" после 306 г., вытекающую из внутренней политики Селевкидов, мы отложим до тех пор, пока не проследим развитие Товарищей.
После Ипса в 301 г. до н. э., когда стали доступны греческие и македонские войска и была создана система военных укреплений, была реорганизована гвардия: часть кавалерии Селевка, включая агему и восточных наемников, вероятно, были поселены в Мидии и преобразованы в резервное войско, обязанное поставлять молодых новобранцев в ударные кавалерийские войска. В это самое время были впервые учреждены Товарищи, набранные из греческих и македонских поселенцев. Следует отметить, что они приняли оригинальное название Александровой агемы македонян "ilē basilikē", а не просто "Товарищи", хотя их численность превышала размер илы. Это присоединение к старой македонской традиции предполагает, что опущение царского титула и определения "товарищей" у агемы было не случайным. После оккупации верхних сатрапий незадолго то того как Селевк принял корону (Diod. 20.53.3-4), македоняне, поселенные там Александром, стали ядром его армии. Численность македонского элемента была усилена за счет создания военных поселений вскоре после Ипса. Лучшим способом обеспечить лояльность македонян перед лицом частых вызовов со стороны конкурирующих македонских монархий для Селевка было утвердить себя как истинного наследника македонян путем создания на востоке новой Македонии, со схожими гражданскими и военными учреждениями, не говоря уже о приверженности греческой культуре и языку. В этих условиях он не мог проигнорировать драму в Описе. Назвать мидийскую агему "царской" или "товарищей" - значило бы оскорбить македонян и дискредитировать самый влиятельный элемент при дворе. С другой стороны было бы слишком поздно отбирать у мидийцев их первоначальное название. На самом деле вряд ли в этом была необходимость; корень слова агема означает "свинец", "передовой" и т. д. и само это слово первоначально означало "передовой отряд" или "отборные войска". Даже если это всегда применялось к царским телохранителям, что представляется весьма сомнительным, термин должно быть утратил нечто от своей традиционной привлекательности, особенно подразумевая влиятельную позицию при дворе, когда она была лишена своего царского признака, а ее офицеры, возможно, своих царских одежд и эмблем, и в общем воспринималась как просто "отборные войска". Если это так, переименование пешей гвардии в гипаспистов вместо традиционной агемы было способом отдалить царский статус и престиж этих македонских пехотных ударных войск от восточной кавалерийской агемы.
В дополнение к агеме Товарищей Полибий упоминает два других кавалерийских отряда, philoi и epilektoi, каждый численностью в тысячу бойцов, которые принимали участие в параде в Дафне (30.25.8). Первый, как кажется, не был обычным воинским соединением, но был собранием для церемониальных целей всех аристократов, носящих титул philoi, т. е. государственных служащих, придворных, офицеров высокого ранга, вассальных династов и других персон, которые пользовались благосклонностью царя. Их численность не известна, но поскольку случайные упоминания в папирологических источниках сообщают имена примерно 100 philoi при дворе Птолемеев, которые из подражания соседям приняли этот титул для знати только во втором веке до н. э., их общее число в царстве Селевкидов могло достигать 1 000 значков. Они не были единственными гражданскими участниками "военной" части процессии: 140 гладиаторов и колесницы запряженные шестерками лошадей и четверками слонов (25.5,11), конечно, не имели какой-либо связи с армией.
Что касается epilektoi ("избранные"), то можно отметить, что 1 000 "избранных" всадников упоминаются I Macc. при попытке Горгия застигнуть врасплох Иуду Маккавея в его лагере в Миспе (4.1). Но так как в этой книге термин epilektoi свободно применяется ко всей Селевкидской пехоте при Бейт-Суре (4.28; ср. 12.41) и ко всей кавалерии при Бейт--Захарии (6.35), и так как таковой контингент нигде больше не упоминается, я предпочитаю считать, что текст Полибия, сохраненный Афинеем, испорчен, так как это очевидно в отношении другого отрывка в этом же параграфе, и что слово epilektoi является прилагательным модифицированной агемы, описанной в том же самом предложении как "сильнейший отряд кавалерии". (Слова οἷς ἐπηκολούθει возможно под влиянием той же самой фразы в пар. 5 выше должны быть опущены вместе цифрой 1 000, которая по форме легко могла быть вставлена из-за частого повторения в этом отрывке, Bickerman, Institutions, 59, считает, что epilektoi были отдельным отрядом.) И действительно, агема описывается как "отборные" при Магнесии и в отчетах о других сражениях эпохи эллинизма (напр. App. Syr. 32(163); Livy 37.40.6; Diod. 18.30.5). Но не следует делать вывод, что каждый безымянный контингент, называнный epilektoi, должен быть приравнен к агеме: термин использовался в широком смысле для обозначения различных ударных подразделений, наподобие аргираспидов при Рафии (Polyb. 5.85.9-10, 91.4), а иногда отобранных солдат из нескольких подразделений (напр. id. 2.65.3; Diod. 19.28.3, 29.2). Вполне возможно, что в других случаях ударную кавалерию Горгия можно было бы идентифицировать с агемой, несмотря на ненадежность терминологии I Macc., но в это время те же мидийские всадники, вероятно, были выбраны, чтобы сопровождать царя в его восточной экспедиции (см. 3.37).
Подобно фаланге военных поселенцев регулярная кавалерия Селевкидов из числа резервистов военных поселений может быть идентифицирована в источниках отсутствием какой-либо национальной идентификации. Только 2 000 из 6 000 кавалерии при Рафии должны быть идентифицированы как гвардия, а другие, будучи безымянными, могли быть только кадровыми военными, а не наемниками или союзниками. То же самое применимо к 6 000 катафрактов, которые упоминаются при Магнесии без какой-либо дополнительной идентификации (Livy 37.40.5,11), тогда как национальность других кавалерийских контингентов явно указана. Помимо катафрактов при Дафне Полибий перечисляет также нисейцев (30.25.6). Так как это название обозначает способ ведения боя и снаряжение лошадьми мидийской породы, а не национальность, они должны рассматриваться подобно катафрактам как регулярные части.
Для изучения снаряжения и подразделений регулярной и гвардейской кавалерии Селевкидов информацию нужно искать по большей части в источниках не имеющих отношения к Селевкидскому царству. "Обычный" всадник в армии Александра носил нагрудники и xyston к которому Диадохи добавили щит. Правое крыло Антиоха в битве против Молона включало в себя кавалерию xystophoroi (Polyb. 5.53.2), а Фламиний в своем обращении к ахейцам описал кавалерию Селевкидов как "lonchophoroi и xystophoroi" (Plut. Flam. 17.5). После битвы при Панионе Селевкидская регулярная кавалерия, по-видимому, стала полностью бронированная (Polyb. 16.17.6, 30.25.6; Livy 37.40.6,11). Тарн справедливо предполагает, что Антиох превратил свою регулярную конницу в катафрактов после знакомства с этим типом всадников в ходе своего вторжения в Парфию в 210-206 гг. до н. э. Расположение Товарищей в центре при Панионе (Polyb. 16.18.7) и агемы против римского легиона при Магнесии наводят на мысль, что к этому времени отряды гвардии, возможно, также были превращены в своего рода катафрактов. И в самом деле Товарищи при Мантинее определенные как "с более легкой броней у самих себя и у их лошадей, но в остальном снаряжении неотличимые от других (т. е. катафрактов)" (Livy 37.40.11), что безусловно означает, что они были тяжелее чем обычные эллинистические xystophoroi. Длина их копий и размер брони довольно неопределенные, но весьма сомнительно, чтобы селевкидские катафракты оснащались пикой подобной пехотной сариссе и что человек и лошадь были полностью покрыты чешуйчатой броней, как сарматские катафракты второго века н. э.
Согласно тактикам, чьи данные подтверждаются папирологическим материалом и известны по подразделениям конницы Филопомела, хилиархия, крупнейшая тактическая единица кавалерии, была разделена на две гиппархии по 512 человек каждая, а гиппархия на 8 ил, Полибием называемых также oulamoi (10.21.3; 18.19.9), по 64 человека каждая. Все эти подразделения фигурировали в кавалерии Селевкидов. Агема и Товарищи состояли из 1 000 человек каждая. Отряд конницы численностью пятьсот человек принимал участие в битвах при Фермопилах (Livy 35.42.6; App. Syr. 17(75), 20(90)), Магнесии (Livy 37.40.13) и Бейт-Захарии (I Macc. 6.35) в дополнение к 1 500 катафрактам при Дафне (Polyb. 30.25.9). Oulamoi зафиксированы в походе Антиоха III в Бактрию в качестве основных тактических подразделений кавалерии (Polyb. 10.49.7).

Слоны и колесницы

Эллинистический период отличается экстравагантностью своих военных изобретений как на суше, так и на море. Артиллерия и осадные машины, которые в этот период достигли беспрецедентных размеров, нас не интересуют, однако полевые сражения составляют наш интерес. Фермопилы были единственным случаем когда Селевкиды вывели артиллерию на поле боя, но, к сожалению, типы "машин" и их количество не указаны и мы должны делать выводы из отчетов о других армиях и сражениях. Главными темами этой главы являются (a) слоны, самое экстравагантное военное изобретение этого периода, применяемые Селевкидами почти во всех крупных кампаниях, и (b) серпоносные колесницы, которые уже имели долгую и славную летопись в восточных армиях, но последние свои годы служили в армии Селевкидов.
Первое появление слонов в армии Селевкидов было самым впечатляющим и успешным. Страбон рассказывает, что накануне Ипса (302 г. до н.э.) Селевк I получил 500 слонов от индийского царя Чандрагупты в обмен на окончание войны между ними (15.2.9(724); 16.2.10(752); Plut. Alex. 52). По словам Диодора Селевк явился в Каппадокию зимой накануне Ипса с 480 слонами (20.113.4), тогда как Плутарх пишет, что 400 слонов приняли участие в самой битве (Demetr. 28.3). Вполне вероятно, что 20 слонов пришлось бросить по пути в Каппадокию из-за сложности дороги и скорости марша, (Союзники были вынуждены спешить к полю боя, потому что Лисимах тем временем мог быть разбит превосходящими силами Антигона (см. Diod. 20.109).) а приблизительно 80 были непригодны к битве летом, либо из-за изнуряющего действия марша, либо из-за суровой Каппадокийской зимы. (Ср. 37 слонов, которые перешли Альпы с Ганнибалом в 219 г. до н. э. (Polyb. 3.42.11), из которых только один был еще жив вскоре после Требии (ibid. 74.11).) Поскольку не существует никакого противоречия между этими цифрами, все они могли быть извлечены из Иеронима Кардийского, основного источника по первым Приемникам.
Тарн в специальной статье, посвященной этой теме, оспаривает такие большие числа в основном потому, что они значительно превышают все зафиксированные численности слонов в эллинистических армиях. По его мнению, рассказ Страбона о 500 слонах происходит от Мегасфена, посланника Селевка к индийскому двору, который, опираясь на устную информацию из индийских источников, записывает стереотипную цифру, часто используемую в индийской литературе для обозначения огромного числа. Тарн предполагает, что Селевк получил только 150 слонов, схожее с максимальным количеством, которым обладал Антиох III, подражающий в этом, как и в других вещах, основателю династии. Для битвы Тарн выделяет только 130 слонов.
Теория Тарна, хотя на первый взгляд весьма привлекательная, рушится по нескольким пунктам. Сравнение с поздними упоминаниями слонов не дискредитирует цифры, приписываемые Селевку I. К тому же, помня впечатление от слонов Пора, он мог в частности стремиться приобрести для себя большое стадо. Поскольку индийский царь был сильно обеспокоен, он мог не считаться со слишком большой ценой дара 500 слонов, чтобы заплатить за восстановление мира и возврат некоторых территорий, которые были утрачены при Александре, особенно если даже такие потери не ставили под угрозу его подавляющее превосходство в этом роде войск (см. напр. Diod. 17.93.2; Plut. Alex. 62.2, несмотря на, несомненно, преувеличенные цифры). Численность слонов сократилась в последующих поколениях потому, что численное превосходство перестало быть таким уж важным: африканские слоны Птолемеев ни в коем случае не могли равняться с индийскими слонами Селевкидов, а технические приспособления, разработанные в течение этого периода, легко бы нейтрализовали численное превосходство в слонах. Кроме того, основная ценность слонов заключалась "в экранировании" кавалерии, но после 301 г. до н. э. Селевкиды сами контролировали самый крупный и самый лучший источник кавалерии. Огромные расходы, связанные с получением слонов, особенно после отделения в 244 г. до н. э. Бактрии, которая была связующим звеном с Индией, откуда доставлялись слоны, и трудности содержания стада в неподходящих условиях Сирии не были обнадеживающими факторами. Ход битвы при Ипсе также свидетельствует против Тарна: так как Антигон имел 75 слонов (Plut. Demetr. 28.3), можно предположить, что по крайней мере равное число Селевкидских слонов были поставлены для боя с ними, таким образом остается 55, в соответствии с итогом предложенным Тарном для решительного маневра, чтобы преградить путь кавалерии Деметрия на поле боя (ibid. 29.3). Но топографические условия требуют выделения существенно большего стада для этой цели, порядка нескольких сотен слонов. И наконец, объяснение Тарном происхождения цифр Диодора и Плутарха не имеет смысла: он приписывает Дурису, основному источнику Плутарха, до такой степени тщательный арифметический расчет и исторические ассоциации, которые вряд ли можно было ожидать от любого эллинистического историка, за исключением разве Полибия, и, конечно, не от такого ничтожного писателя как Дурис. Что касается Диодора, поскольку Иероним из Кардии был его главным, если не единственным, источником двадцатой книги, как бы он мог игнорировать цифры Иеронима, тем более что Иероним был очевидцем Ипса (Lucian, Macr. 11), обладающим информацией из первых рук?
После битвы при Ипсе и утверждении центра Селевкидов в северной Сирии слоны содержались возле Апамеи, военного центра империи, что в конечном итоге стало их постоянной базой (Strabo 16.2.10(752)). Конечно, слоны присутствуют на Апамейских монетах значительно чаще, чем у других городов. Слоны принимали участие в последнем бою против Деметрия Полиоркета в 285 г. до н. э. Согласно Полиэну Селевк захватил врасплох войско Антигонида, зайдя во фланг ему и взяв с собой восемь слонов (4.9.3). Поскольку это войско было всего лишь небольшим отрядом, количество используемых слонов не отражает общую численность слонов у Селевкидов на тот момент. Рассказ Плутарха о бое вовсе не упоминает слонов (Demetr. 49.2), но его версия явно составлена в общих словах и расплывчатая. Между тем вполне возможно, что большая часть слонов Ипса уже были мертвы к 285 г. до н. э. (см. ниже), и, следовательно, только несколько слонов приняли участие в походе против Деметрия.
Два обрывка информации выявляются из тумана, окружающего Первую Сирийскую войну (275-273 гг. до н. э.) во время Антиоха I: астрономическая клинописная табличка, содержащая донесение из Вавилонии в Сирию о 20 слонах, которых наместник Бактрии послал царю (B. M. 92688.II.12-13); и Лукианова версия о битве против галатов, по которой победу Антиоху обеспечили 16 слонов (Zeuxis 11). Здесь, по-видимому, не может быть никаких сомнений, что это были переправленные из Бактрии слоны, как предполагает Тарн, но его уверенность в том, что расхождение в числе было связано с долгой и изнурительной дорогой, менее убедительна: 20 слонов в хорошей форме выступили для битвы из Вавилона, а не из Бактрии, а потеря 20% вряд ли была возможна на короткой дистанции до Малой Азии. Расхождение скорее следует отнести к потерям, понесенным в ходе кампании против мятежников в Селевкии, которая, по моему мнению, имела место незадолго до "слоновьей победы" 273 г. до н. э. О фактическом числе слонов, отправленных из Бактрии в Вавилонию, можно только догадываться.
Призыв таких маленьких подкреплений свидетельствует о том, что очень немногие, если вообще таковые имелись, из сотен слонов Ипса были еще живы. Тарн предполагает, что они были убиты во время восстания в Селевкиде, основывая свою датировку последующих события на этом предположении. Но нет никаких оснований полагать, что слоны прожили так долго: слон пригоден к бою с 12 лет, а пика физической формы достигает в 20-25 лет. Нормальная продолжительность жизни слонов составляет до 60 лет, но в неволе она значительно снижается и колеблется от 20 до 30 лет. Так как Индия была независимой, Селевкиды могли надеяться только на небольшие подкрепления время от времени из оккупированной Бактрии, которая сама слонов не производила. Что касается возможности нового поколения слонов, выращенного в Апамее, есть некоторые основания полагать, что все слоны Ипса были самцами. Слон-самец выше, тяжелее, сильнее, а самое главное, имеет длинные бивни, в то время как у слоних бивни короткие или вовсе отсутствуют. Эти преимущества являются решающими в борьбе между слонами (см. напр. Polyb. 5.84), и, действительно, только самцы присутствовали на памятниках Селевкидов, керамике и монетах. Хотя можно сделать допущение в пользу той возможности, что изображались только самцы только из-за их эффектного внешнего вида, что фактически они не составляли все стадо, но с другой стороны, индийские цари, вероятно, хотели сохранить свою монополию на поставки слонов, предлагая только самцов. Я бы не стал отрицать возможность того, что Селевк имел несколько слоних, так как Антигон и Пирр, по-видимому, имели таковых, но они, вероятно, не могли быть приобретены в результате сделки с Чандрагуптой и их было слишком мало, чтобы произвести новое стадо, тем более, что слоны в неволе размножаются редко, а климат Апамеи не слишком благоприятен. Заключение, следовательно, должно состоять в том, что Селевк владел стадом слонов уже в первом десятилетии третьего века до н. э., и иногда оно пополнялось подкреплениями, как то, которое приняло участи в "слоновой победе". Необходимость привлечения дополнительных подкреплений из Бактрии, вероятно, возникла из-за предыдущего египетского вторжения, когда относительно небольшое количество селевкидских слонов могли быть захвачены. Этим может объясняться возможное появление индийских слонов в процессии Филадельфа и на его золотом статере.
Предположение Говерса и Сцилларда, что он унаследовал слонов от Птолемея I, который приобрел их в последние годы IV в. не принято во внимание, потому что только немногие дожили бы до конца 70-х. Я бы не стал принимать во внимание отчет о процессии Птолемея II в качестве доказательства захвата большого числа Селевкидских слонов египтянами во время мятежа в Апамее: вывод о том, что слоны описанные Калликсеном (ap. Athen. 5.200f.) как участвующие в процессии, были на самом деле индийскими, если они не были манекенами, не является неизбежным, и дата процессии в любом случае является неопределенной, и вполне могла иметь место до восстания.
От длинного и темного периода между Первой Сирийской войной и вступлением на престол Антиоха III у нас нет никаких документов упоминающих слонов, но нехватка источников не позволяет нам составлять какие-либо заключения. Тем не менее, ничтожное число, всего десять, выставленных против Молона (Polyb. 5.53.4), позволяет предположить, что стадо было сведено к минимуму, и это, безусловно, является результатом успешного бактрийского восстания в сороковые. Однако Антиох III прилагал большие усилия, чтобы пополнить слоновье стадо. В 217 г. до н. э. при Рафии он уже был в состоянии поставить в строй 102 слона (id. 5.79.13). Во время своей экспедиции в восточные сатрапии в 210-206 гг. до н. э. он был способен, путем политических сделок с местными династами, довести их численность до 150 (id. 11.34.10-2). Это огромное число сыграло решающую роль при Панионе, где битва проходила на двух различных полях. На одном поле боя слоны Антиоха столкнулись со всем слоновьим войском Птолемеев, которое не могло быть малым ввиду особых усилий, предпринимаемых Птолемеями по организации "слоновьих станций" в восточной Африке, а на другом поле боя выступали в качестве второй линии обороны (id. 16.18-19). При Фермопилах и Магнесии, 18 лет спустя как было закуплено огромное стадо, их численность существенно уменьшилась: шесть слонов (Livy 35.43.6) по общему признанию были только частью отряда, спешно переправленного в Грецию, но при Магнесии, куда Антиох стянул все имеющиеся силы, он в состоянии был выставить только 54 слона (id. 37.40.2,6,14), большинство которых, вероятно, были приобретены недавно.
В положении, аналогичном тому, которое было навязано карфагенянам после Замы, Апамейского договора, подписанного после разгрома Селевкидов при Магнесии, предусматривалась выдача всех слонов римлянам и запрет на их использование в последующих военных столкновениях (id. 38.38; App. Syr. 38-9; Polyb. 15.18.3). Римляне настаивали на этом пункте потому, что хорошо были осведомлены о том на что способны слоны, нежели впечатлением от их свершений при Магнесии. Но точно так же, как они не учитывали положения, ограничивающего вербовку севернее Тавра, точно также Селевкиды, особенно Антиох Епифан, пренебрегали ограничением в отношении слонов.
Антиох IV взял в Египетский поход неустановленное число слонов (I Macc. 1.17). 36 или 42 слона красовались на параде в Дафне, вероятно представляя общее количество в его распоряжении, по крайней мере половина из которых сопровождала его в восточном походе (Polyb. 30.25.11; I Macc. 3.34). Некоторые из оставшихся были мобилизованы вскоре после гибели царя для военных действий в Иудее, и разбив еврейские ряды, решили битву при Бейт-Захарии. Их количество варьируется в зависимости от источника: 32 дает I Macc. (6.30) и 22 II Macc. (13.2), Иосиф в Иудейской войне - 80 (1.41). Учитывая довольно скромное число слонов, приведенное в двух Книгах Маккавеев по сравнению с завышенной численностью Селевкидской пехоты и кавалерии, приписываемой к той же битве, удивительно, что Иосиф, чьи цифры в "Войне" для Бейт-Захарии звучат вполне разумно и который использовал хорошо осведомленный источник, не может предоставить приемлемое число слонов. Я хотел бы предположить, что это результат порчи Π(80) источника, содержащего чтение Η(8), - число, которое согласуется с диспозицией Селевкидов и тактическими требованиями, и так как оно составляет четверть наличных сил слонов Селевкидов в Дафне, может обоснованно считаться задействованным в Иудее.
Второй поход Лисия в Иудею в 162 г. до н. э. был последним выступлением слонов Селевкидов. Вскоре после этого Гней Октавий, римский эмиссар, вырезал все стадо в Апамее (App. Syr. 46(239-40); Polyb. 31.2.9-11). Поголовье не пополнялось из-за причастности римлян к внутреннему кризису в Сирии, или, что также возможно, в результате огромных транспортных издержек, налагаемых парфянской экспансией на запад. Единичные упоминания слонов, которые имели место с тех пор, совершенно бессодержательны: II Macc., конечно, ненадежна, приписывая слонов Никанору во втором раунде его кампании против Иуды Маккавея (15.20). Этот бой произошел в марте 161 г. до н. э. вскоре после забоя слонов в Апамее, а версия во II Macc. в целом довольно фантастична по сравнению с реалистичным описанием в I Macc., которая слонов совсем не упоминает. Позже конь Птолемея VI, как говорят, был напуган криками слона в битве против Александра Баласа (Jos. Ant. 13.117), что указывает на то, что слонов на самом деле не было видно на поле боя. (Слоны, захваченные Деметрием II в соответствии с Ant. 13. 120 были явно Птолемеевы.) Трифон, возможно, использовал слонов при штурме укреплений Антиоха (I Macc. 11.56), но для этой цели хватило бы и нескольких слонов. Появление слонов на монетах поздних Селевкидов не следует принимать во внимание: слон стал общей эмблемой Селевкидской чеканки, и даже изображения на монетах Селевка II, тогда как обстоятельства его вступления на престол и события в верхних сатрапиях во время его правления делают очень маловероятным обладание им стадом слонов.
Как и танки Второй Мировой войны слоны были окружены легко-вооруженными войсками, защищающими их уязвимые фланги. Аппиан в своей версии Фермопил указывает на то, что существовало стандартное число солдат для защиты слона (18(83) - "отряд (stiphos), который всегда сопровождал их"). Его численность при Газе предположительно составляла около пятидесяти человек (Diod. 19.82.3). Это впечатление подтверждается составом армии Селевка I при Ипсе. Тяжело-вооруженные войска Селевка состояли из следующих элементов: 1 000 воинов, которые сопровождали его Вавилонию в 312 г. (Diod. 19. 90.1; App. Syr. 273(54); 1 000 солдат, дезертировавших из гарнизона Антигона (Diod. 19.91.3); в битве против Никанора, сатрапа Мидии, Селевк имел в своем распоряжении 3 000 пехоты (ibid. 91.2), часть которой, возможно, была легко-вооруженной; большое количество из 10 000 пехотинцев Никанора присоединились к Селевку (91.5); некоторые из них, несомненно были легко-вооруженные азиаты (91.4). Остальные, конечно, были македонянами, ранее поселенными Александром и Антигоном в верхних сатрапиях, но их готовность на данном этапе следовать за Селевком в Малую Азию весьма сомнительна. Учитывая небольшое количество тяжело-вооруженных войск в его распоряжении, необходимость оставить тяжело-вооруженные войска в Вавилонии, чтобы защитить свой центр власти от повтора внезапного нападения Антигонидов (Diod. 19.100.5-7; Plut. Demetr. 7.2) и, кроме того, ожидаемое превосходство в силах фаланги его союзников, особенно Лисимаха, из 20 000 пехоты Селевка, возможно, включавших в себя легко-вооруженные азиатские войска, таким образом, можно было выделить по 50 бойцов на каждого из 400 слонов. 2 500 критских лучников и неокритян были приданы к 60 слонам на правом крыле Селевкидов при Рафии (Polyb. 79.10, 82.8-10), что составляет примерно по 40 человек на слона. Остальные 42 слона на левом фланге (79.13, 82.8,13), кажется, были оставлены без флангового прикрытия (82.13), подобно вражеским слонам на противостоящем крыле (82.5-7), потому что Антиоху III, также как Птолемею IV (см. 65.7) не хватало живой силы для этой цели, а прикрытие менее 40 бойцов на слона, вероятно, рассматривалось как совершенно бесполезное. Неопределенное количество лучников и пращников по сообщению Полибия были поставлены в промежутки между слонами при Панионе (16.18.7). При Магнесии несколько слонов, как говорят, чередовались в боевой линии с батальонами фаланги, но они также как и другие слоны, размещенные на флангах (Ливий 37.40.3-4,6,14), по-видимому, охранялись легко-вооруженными войсками. Огромная разница между общей численностью войск и детальным перечнем различных контингентов позволяет прибавить около 3 000 солдат, по 50 на каждого из 54 слонов, свыше некоторых других неуказанных контингентов, чье участие в сражении кажется более вероятным. Диспозиция при Бейт-Захарии предположительно отличалась; каждый слон был окружен солидной охраной из 1 000 тяжелых пехотинцев и 500 кавалеристов (I Macc. 6.35). Яркое описание героического нападения Елизара на ведущего слона, показывает, что он прорвал линию фаланги, чтобы добраться до слона (ibid. 45-6). Узкое поле и значительное число легко-вооруженных евреев в этом сражении были причиной такого тактического изменения.
Использование серпоносных колесниц в армии Селевкидов имеет более короткую историю. Селевкиды, в отличие от других эллинистических царств, не смогли удержаться от соблазна применения этого традиционного восточного оружия, несмотря на неоднократные неудачи. Только катастрофа всего войска, вызванная отступлением колесниц, убедили Селевкидов избавиться от них навсегда.
Еще при Ипсе Селевк имел в своем распоряжении 120 колесниц (Diod. 20.113.4; Plut. Demetr. 28.3), и можно предположить, что они остались от персидского "наследства". Источники искаженные и фрагментарные, а действия на колесниц на поле боя не зафиксированы; но не смотря на широкую, плоскую местность поля боя, я склонен думать, что они были признаны бесполезными и не участвовали в битве. В другом случае Селевк провел безуспешную атаку колесниц в одной из предварительных стычек с Деметрием в Киликии (Plut. Demetr. 48.2). О колесницах с косами в царской армии снова не было слышно до Магнесии. Молон выставил колесницы против Антиоха III, вероятно, в незначительном количество, но их эффект был нейтрализован слонами противостоящей царской армии (Polyb. 5.53.10). При Магнесии было развернуто неустановленное количество колесниц по фронту левого фланга. Их ответственность за разгром этого фланга, и, следовательно, всей боевой линии (Livy 37.41.6-42, особ. 42.1) привела к концу несчастной истории серпоносных колесниц в армии Селевкидов.
Некоторые упоминания весьма сомнительной надежности в еврейских источниках приписывают серпоносные колесницы армии Антиоха IV. Колесницы упоминаются в I Macc. в краткой ссылке на египетскую экспедицию Антиоха (1.17), но песчаная местность на западной границе Египта не благоприятствовала этому роду войск. Хотя II Macc. перечисляет колесницы в своей версии второго похода Лисия (13.2), их пропуск в более надежной I Macc. и в Bellum Иосифа делают участие колесниц маловероятным. Горный маршрут, избранный Лисием, редкость на Иудейском плато плоских и достаточно длинных равнин, чтобы они могли набрать скорость, и легкий характер еврейских вооружений, все подтверждает такое впечатление. 140 колесниц в Дафне не имели никакого военного значения, и, вероятно, держались только для торжественных случаев: косы не упоминаются, несмотря на подробное описание всех участников: в ряд колесниц были запряжены шесть лошадей, в другие четыре, а в одну даже 4 слона (Polyb. 30.25.11). Можно вспомнить колесницы Птолемея II Филадельфа в его знаменитой процессии, которые были запряжены диковинными животными и управлялись детьми, наряженными воинами (Athen. 5.200f).

4. Командование - Царь, стратеги и другие командиры

Как и следовало ожидать в случае армии, о которой выжило относительно мало документальных свидетельств, можно реконструировать военную иерархию Селевкидов только для высшего ранга и она не опускается ниже командных должностей независимых контингентов. Ничего кроме званий (которые предположительно были эквивалентны тем, которые использовались в других эллинистических армиях) не известно о нижестоящих командирах; никакие данные не доступны об их идентичности, происхождении, национальности и системе поощрений. В этом отличие от относительно обширной информации об армии Птолемев, поставляемой птолемеевскими документами. Тем не менее, мы мало что знаем о кадрах высших военачальников, что могло бы внести свой вклад в наше понимание причин превосходства Селевкидской военной организации над системой Птолемеев.
Верховное командование в основных кампаниях обычно проводилось самим царем: Селевк I при Ипсе, Киррестике и Курупедионе; Антиох I против Галатов; Антиох III против Молона, в Четвертой Сирийской войне (Селевкия, Порфирион, Рабатамана, Рафия), против Ахея (Сарды), в экспедиции в верхние сатрапии, в Первой Сирийской войне (Газа, Панион) и в Римской войне (Фермопилы и Магнесия); Антиох IV в его экспедиции в Египет и на восток; Деметрий I против Александра Баласа и Антиох VII Сидет в его походе против парфян. В исключительных случаях, когда местность препятствовала ему сражаться среди конной гвардии, мы находим царя довольствующегося прямыми действиями за линий фронта или на ее периферии, как это было у Порфириона, Селевкии, Рабатаманы, Сарда и Елбурза. Время от времени он руководил одним из флангов, как правило традиционно более престижным правым, как например в битвах против Молона, при Рафии, Фермипилах и Магнесии, но чаще принимали личное командование штурмовыми отрядами, в основном кавалерийскими, как например при Киррестике, Рафии, в Бактрии и при Магнесии. Несмотря на то, что активное участие царя в сражении не давало ему возможности следить за тактическими перипетиями и часто на практике вело к полной утрате контроля над своими контингентами (факт, который привел к катастрофе при Рафии и Магнесии), их непосредственное участие в реальных боевых действиях, конечно, высоко поднимало дух войск и укрепляло у солдат-поселенцев чувство идентификации с короной. В отличие от пресловутой женоподобной репутации некоторых монархов Птолемеев, которые лишь в редких случаях стояли во главе своих войск лично, хотя, конечно, Селевкиды, действуя таким образом, следовали примеру всех греческих и почти всех македонских командиров.
Царя иногда заменяли в качестве верховного командующего армией или экспедиционных сил различные другие должностные лица: наместник и регент Лисий в двух походах в Иудею; царевич Селевк при осаде Пергама 191 г. до н. э.; Ахей, дядя Селевка II, и его сын Андромах против Антиоха Гиеракса; наместники провинций подобно Бакхиду в Иудее; и даже профессиональные солдаты, такие как Ксеноит Ахеец, Ксенон и Феодот Гемиолиос в кампании против Молона.
Вопрос терминологии верховного командования обсуждался несколькими учеными. Отто и Бенгтон предположили, что "войсковой шеф-секретарь" (ἀρχιγραμματεὺς τῶν δυναμέων) был начальником штаба, но из доказательств, предоставленных по этой должности в армиях Александра и Птолемеев, следует, что он, по-видимому, скорее всего был общим администратором, офицером, отвечающим за финансы, связанные прежде всего с выплатой жалования, и т. д. И в самом деле, если ситуация была обратной, назначение Тихона, бывшего "шеф-секретарем", сатрапом "провинции Красного Моря" (Polyb. 5.54.12), было бы значительным понижением в должности. Еще более решающим доказательством является недавно обнаруженная надпись, подразумевающая, что губернатор Келесирии во времена великого похода Антиоха IV прежде был "войсковым шеф-секретарем". Это, по-видимому, показывает, что когда армия прошла его провинцию, секретарские обязанности как офицера, ответственного за финансы и персонал были завершены. Важно отметить, что шеф-секретарь в придворной иерархии был не выше "первых друзей", против чего выступает предположение Отто и Бенгстона.
Бенгстом продолжал утверждать, что командиры Селевкидов, которые были назначены в независимые экспедиции, официально назывались στρατηγοὶ τοῦ βασιλέως чтобы отличать их от обычных strategoi. Но этот оборот употребляется Полибием (5.42.5, 45.2, 50.8) только в связи с восстанием Молона и киррестийцами, который, очевидно, использует его в первую очередь как литературный вариант двух царских генералов, посланных против Молона, Ксенона и Феодора (42.5, 43.7), и который позже пишет "один из царских генералов", потому что он или не знает вообще кто имеет дело с киррестийцами, или, возможно, для того, чтобы отличить лояльных командиров борющихся против повстанцев. Точно также стратег-автократор, примененное к Ксеноиту (id. 5.45.6), не отражает официальную терминологию в смысле обозначающем особую категорию стратега. Титул больше нигде не встречается в контексте Селевкидов и в этом контексте совершенно ясно означает, что два стратега, Ксенон и Феодот, уже находящиеся в этой области, должны были подчиниться Ксеноиту по его прибытии. В вероятно аутентичном официальном документе, вставленном в II Macc., Антиох IV сам себя называет "царь и стратег" в письме, отправленном евреям из восточного похода (9.19), и мы можем предположить, что верховный главнокомандующий был известен просто как "стратег", хотя на это звание назначались также должностные лица.
Имена командиров отдельных контингентов перечислены в отчета Полибия о Рафии, но встречаются лишь случайно в рассеянных ссылках на другие кампании. Помимо местных шейхов и династов, например араб Забдиел и мед Аспасиан при Рафии (Polyb. 5.79.7,8,11), Иоанн Гиркан в походе Антиоха VII (Jos. Ant. 13.251), которые командовали своими традиционными контингентами, кадры высшего командования Селевкидов включали, в дополнение к членам царской семьи, которые, как правило, отвечали за фланги, генералов разных национальностей, в основном греков и высокопоставленных македонян. Во-первых, теоретически могли быть греки, которые обосновались в Азии и сохранили свое греческое гражданство, таким же образом как греческая клерухия в Египте, но дезертирство большого их числа из египетской армии во время Четвертой Сирийской войны, дает основания полагать, что по крайней мере некоторые из них были опытными профессиональными военными из греческого мира, которые служили разным хозяевам. Бывшими офицерами Птолемеев, которые сразу получили руководящие должности в армии Селевкидов, были Феодот и Николай этолийцы, Лагор критянин, Гирролох фессалиец и Птолемей, сын Менесфея. Другими видными фигурами среди наемников были Ксеноит ахеец, который возглавлял вторую кампанию против Молона, Менедам из Алабанды и Лисимах из Галатии при Рафии, Никомед из Коса и наварх Поликсенид из Родоса в анабасисе Антиоха III. В то время когда высшее командование Птолемеев, по-видимому, полностью зависело от таких наемных генералов (e. g. Polyb. 5.63-64.5), значительное число Селевкидских командиров, как можно предположить, были македоняне, взятые из небольшого круга верхушки македонского придворного дворянства (e. g. ibid. 82.8,13), и, по крайней мере, некоторые из них, возможно, выслужились из числа рядовых - сыновей македонских поселенцев - служивших в гвардии. Некоторые командиры, безусловно, были македонянами: Лисий и его потомки, которые служили Селевкидам в течение нескольких поколений, Биттак при Рафии, Зевксис против Молона и при Магнесии, Менипп во время греческого похода Антиоха III, Андроник под Ефесом в 190 г. до н. э., и Трифон, военный поселенец Селевкидов, который служил Александру Баласу и Деметрию II до утверждения себя на троне. Неспособность Полибия указать гражданство нескольких других командиров, что не является обычной практикой, когда речь идет о наемниках, дает возможность предположить, что они были "местные", т. е. македоняне, которые выросли в империи Селевкидов, такие как Ксенон против Молона, Диокл при Порфирионе, Никарх и Феодот Гемилиос при Порфирионе, Филадельфии и Рафии, Гермоген и Диогнет при Селевкии, Ардис против Молона, при Селевкии и под Сардами в 197 г. до н. э., Фемисон и Еврилох при Рафии, Диоген в области Елбурза, Мендис и Филипп "элефантарх" при Магнесии. Отсутствие организации аналогичной Селевкидским аргираспидам в армии Птолемеев препятствовало появлению "внутренних" кадров опытных военнослужащих и привело к абсолютной зависимости Птолемеев от ненадежных высокопоставленных офицеров, которые сдавали в аренду свои мечи за самую высокую цену.
Существует несколько причин полагать, что служба наемных командиров не была нормальным положением дел, а так же то, что относительно большое количество этих командиров зарегистрировано источниками, есть просто следствие факта, что охват первого периода царствования Антиоха III лучше сохранился. Число наемных офицеров могло быть увеличено во время Четвертой Сирийской войны из-за притока перебежчиков от Птолемеев, которые хорошо были знакомы с Палестиной и со своей прежней армией. Другими причинами роста были пошатнувшаяся уверенность в военных поселенцах, принявших участие в восстании Молона, и одновременное восстание в Киррестике и то, что при начале Четвертой Сирийской войны, по крайней мере, когда непопулярный Гермий доминировал при дворе, македонская знать была против него и поэтому ей нельзя было доверять в военных предприятиях. Македоняне, по-видимому, вернулись к своей прежней позиции в кампаниях первого десятилетия II века до н. э. и сохраняли ее в бурные дни Антиоха Епифана. Обида македонян на Деметрия II в связи с введением наемников на командные должности, возможно, была не меньше, чем роспуск им македонской гвардии.
Как и в аналогичной по структуре армии Александра, командиры независимых контингентов, по-видимому, были подчинены непосредственно царю и верховному главнокомандующему. Хотя не было никаких официальных титулов, чтобы выделить старших офицеров, несомненно была определенная иерархия среди них, которая определяла их назначение в различные контингенты. Заключение Биккермана и Бенгтсона, что не было никакого Cursus honorum среди старших офицеров Селевкидов, и что они выбирались случайным образом царем, является непрактичным и беспрецедентным. Доказательства, представленные Биккерманом, чтобы проиллюстрировать круговорот командиров от весьма важных контингентов к небольшим и вспомогательным подразделениям и наоборот, не выдерживают критической проверки: хотя это правда, что Гипполох фессалиец имел под своей командой только 400 всадников, когда он дезертировал, а его участие в командовании 5 000 пехотинцев спустя короткое время не обязательно означает внезапное продвижение: мы не можем сказать, представляли ли эти 400 всадников все силы под его командованием в армии Птолемеев или его вклад в командование войсками фактически ограничивался этим самым числом кавалерии, - эта информация была опущена в сжатом тексте Полибия (5.70.11, 71.11, 79.9). В любом случае, 400 всадников - тактический эквивалент 5 000 пехоты. Феодот этолиец, бывший стратег Птолемеевой Келесирии, не был конечно понижен, когда ему было поручено командование при Рафии 10 000 аргираспидов (id. 5.40.1, 79.4), цветом армии Селевкидов. Лагор критянин, который возглавлял отборные войска, среди них самого Феодота и других старших офицеров, в смелом нападении на Сарды (id. 7.16.2), не заменял Феодота, как думает Биккерман. Стратагема была разработана Лагором (ibid. 15.2ff), и поэтому задача была возложена на него. Поликсенид родосец, опытный наварх Антиоха III, имел только 2 000 критян под своей командой на Ельбурзе (III. 10.29.6), но с учетом важной роли "приманки", старший офицер его ранга, несомненно, был нужен, чтобы возглавить эту опасную авантюру. Антипатр, племянник Антиоха III, был командиром правого крыла при Рафии, который начитывал 4 000 всадников (id. 5.79.12), тогда как Полибий в своем обсуждении Зеноновой версии Паниона упоминает "тарантинцев Антипатра" (16.18.7), контингент, который обычно насчитывал несколько сотен, но при Магнесии он был восстановлен в командовании гораздо большего фланга (Livy 37.41.1). Его позиция при Панионе не должна быть истолкована как неудача в карьере: вполне возможно, что Антипатр был ответственен за promachoi, которые включали в себя тарантинцев, легкую пехоту и слонов, развернутых между ними. Тарантинцы были обозначены как "при Антипатре", либо потому, что он лично сражался среди них, либо потому, что он был бессменным командиром этого подразделения даже в мирное время (см. ниже о постоянной армии в мирное время). Переход от командования 4 000 всадников к командованию почти сотней слонов и их охраной из легкой пехоты ни в коем случае не понижение в должности. Напротив, совершенно очевидно, что Антипатр был повышен в течение семнадцати лет между Рафией и Панионом. Точно также в современных армиях командир полка "мобильной пехоты" имеет в своем распоряжении гораздо больше солдат, чем командир танкового полка, хотя оба имеют одинаковое положение. Значимость командира слонов хорошо иллюстрируется на примере Филиппа "элефантарха", который фактически командовал фалангой при Магнесии (Livy ibid.; App. Syr. 33(170)), вероятно потому, что слоны были разбросаны в центре и на флангах. Это может выглядеть на первый взгляд как будто Никанор "элефантарх", который был назначен губернатором провинции в Иудею в 163-162 г. до н. э. (II Macc. 14.12), был фактически понижен в должности, но следует иметь в виду, что все слоны Селевкидов были за несколько месяцев до этого уничтожены, и что Селевкиды стали одержимы еврейской проблемой, и, возможно, пытались найти радикальное решение, назначение опытного и в высоком звании солдата губернатором. (Но, возможно, он был командиром только 16 слонов (см. Asclep. 9.1).)
Получается тогда, что хотя существовала определенная иерархия среди старших офицеров, командиры не повышались или понижались в должности в одну ночь, но произошел значительный сдвиг персонала между командованием различными контингентами и другими военными обязанностями. В дополнение к примерам, упомянутым выше, самым выдающимся является случай Никарха, который служил в той же экспедиции поочередно и как боевой командир легко-вооруженных войск, которые занимали Бейрутский проход, и как "комендант лагеря" тяжелой пехоты, которая потом была оставлена в тыл (Polyb. 5.68.9,11). Забытый принцип этих назначений может быть раскрыт путем сравнения с практикой "чрезвычайных назначений", распространенной в современных армиях, основанной главным образом на резервных войсках. В мирное время старшие офицеры Селевкидов занимались кадровыми обязанностями, командованием гвардией и регулярной армией, а также в качестве провинциальных гражданских и военных губернаторов, облаченных руководством местными резервными войсками, гвардейскими подразделениями, и наемниками в гарнизонах. Во время войны, когда размер армии удваивался и утраивался путем добавления военных поселенцев, наемников и вспомогательных войск, командиры назначались на гораздо большие контингенты, но, как уже говорилось, иерархия более или менее соблюдалась и чрезвычайное назначение командира было примерно равноценно его обычному званию.
Данные о старших командирах не предлагают большую помощь в определении их официальных званий. Только три термина встречаются более одного раза в источниках: стратег, гегемон и гиппарх. Биккерман высказал мнение, что стратег означает офицера, командующего тактически независимой единицей (вероятно, "контингентом"), тогда как гегемон и гиппарх означают всякого другого пехотного или кавалерийского офицера в военной иерархии как в армии Александра. Но мы можем, возможно, быть более точными и различать, по крайней мере, эмпирически, три вариации трех терминов: "генерал" в военном смысле применялся к старшим командирам и младшим офицерам, более специфический военный смысл означал официальное звание некоторых офицеров, а в терминологии провинциальной администрации - должностных лиц, ответственных за местные войска и гарнизоны.
Первое применение этого термина является общим особенно в посвящениях, церемониальных оборотах, речах и т. д. Царь обращается к армии, или армия представляет себя, как "стратеги, гиппархи, гегемоны и солдаты", а именно: старшие командиры, офицеры (кавалерии и пехоты), и рядовые солдаты. Эта же фраза обычно применялась и в других эллинистических армиях. Селевкидская армия или некоторые из ее подразделений представлена таким образом в посвящении военных поселенцев Фиатиры (только гегемоны и солдаты), в письме Антиоха III к армии относительно неприкосновенности местного святилища Амизона, и в папирусе Gurob, который подсчитывает урон от египетского нашествия на Селевкию и Антиохию. Поскольку Фиатира, как и другие военные поселения в Малой Азии, не могла обеспечить больше нескольких десятков солдат, термин гегемон, по-видимому, применялся для самых нижних чинов, плоть до командира ряда (лохага).
Второе более узкое применение термина стратега как командира strategia, гегемона как командира хилиархии, а гиппарха как командира гиппархии. Среди стратегов, обозначенных Бенгтсоном как командиры стратегии, только Трифон занимал положение по службе в качестве командира стратегии при Деметрии II (Jos. Ant. 13.131). Термин гегемон применялся в армии Антигонидов, а также, возможно, в Птолемеевой, к хилиарху, командиру пехотного подразделения численностью 1 000 человек. Единственное вероятное использование этого термина в армии Селевкидов относится к Амактиону, гегемону basilike ile в Анкире, численностью в 1 000 всадников (Polyaenus 4.9.6). Будучи ответственным за независимое подразделение, он назывался бы стратегом, если бы применялась "общая" терминология. По тем же причинам, кажется, что термин гиппарх, примененный в соответствии с Антисфеном к Боуплагу, кавалерийскому командиру Антиоха III при Фермопилах (FGrH 257.f.36 p.1174) на самом деле подразумевал, что он командовал гиппархией, которая обычно насчитывала 512 всадников, возможно, 500 в Селевкидской кавалерии, которая принимала участие в битве при Фермипилах (Livy 36.15.4).
В провинциальной администрации, по крайней мере во времена Антиоха III, обозначал сатрапа, и возможно даже наместника низшего ранга, подобно гиппарху и меридарху, которые отвечали за местные резервные войска и гарнизоны. Слово гегемон возможно применялось в этом контексте к командирам цитаделей и гарнизонов как в Египте Птолемеев (e. g. PCZ 59004), и возможно также в Македонии Антигонидов. Посвящение Сузам от "Леона, подчиненных ему гегемонов и войска", датируемое временем Селевка III (SEG VII.4), может быть истолковано следующим образом: Леон был возможно сатрапом Сузианы, проживающим в Сузах, а гегемоны под ним, возможно, были командиры различных крепостей в провинции и необязательно младшие офицеры крепости в Сузах, как обычно предполагается. Все это, возможно, применимо к гегемонам, перечисленным с сатрапами в папирусе Gurob (Holleaux III.288 ℓℓ.20-1), хотя по общему признанию, в обоих случаях эти офицеры, возможно, упомянуты как гегемоны не в качестве комендантов крепостей, но как офицеры низших рангов.

5. Подготовка и дисциплина

Высокий стандарт подготовки и дисциплины является необходимым условием для тактического успеха военной организации только что описанной, но мы можем почерпнуть информацию об этом из нескольких разрозненных источников, которые относятся только к определенным аспектам. Мы не можем сказать, что они рисуют яркую картину, так что приходится довольствоваться общим впечатлением, имея в виду, что некоторые упоминания относятся только к определенной кампании и к командиру, и не могут быть показателем общей практики.
В отличие от римской и, в меньшей степени, от классической греческой армии, чьи оружие и тактическая подготовка сохранилась в полном объеме, Селевкидская практика обучения, а также других эллинистических армий, совершенно неизвестна. Пропустив различные ссылки на предварительные военные функции гимнасиев, которые не должны быть преувеличены, вся информация, которая у нас есть, состоит в том, что оружие и военные инструкторы служили в военной учебной школе в Апамее (Strabo 16.2.10(752)). С учетом предположительной организации гвардии, можно сделать вывод о том, что новобранцы гвардии, т. е. сыновья военных поселенцев, получали свое первоначальное обучение там, а это значит, что все военные поселенцы обучались в Апамее в тот или иной момент. Я не думаю, что была подобная военная школа в восточной части империи, несмотря на деление царства на две отдельные части и несмотря на огромные расстояния, которые новобранцы из Мидии должны были покрывать на пути к Апамее. Основным мотивом организации гвардии, по-видимому, было производство отношений зависимости и идентификации между династией и потенциальными солдатами, которые были недостижимы в альтернативном военном центре где-нибудь в Мидии. Отказ солдат Ахея идти против своего законного царя и сомнительная привязанность, демонстрируемая солдатами Молона к царю Антиоху (Polyb. 5.54.1-2, 57.6), хотя и преувеличенные и не имеющие отношения к фактическому результату сражения, позволяют предположить, что какая-то часть их военной службы прошла в тесном контакте с двором.
Принципы базовой подготовки, вероятно, не отличались от тех, которые практиковались в армиях Филиппа и Александра. Один из аспектов обучения во время Филиппа освещен Полиэном, который упоминает частые марши в доспехах, с выкладкой, включающей паек и другие принадлежности, на расстояние в 300 стадий (4.2.10). Эта практика, которая не встречается в программе обучения классической армии, но занявшая столь видное место в римской армии, представлявшая совершенно новую концепцию того, какое расстояние может покрывать армия форсированным маршем, была, вероятно, принята также Селевкидами. К сожалению, вся достоверная информация у нас имеющаяся, это краткий отчет Полибия о форсированном марше в Бактрию (10.49.4), но впечатление усиливается пятидневным маршем огромной армии Птолемеев под палящим солнцем через Синайскую пустыню от Пелусия до Рафии, когда армия приходила по 36 км. в день.
Два обрывка информации показывают на первый взгляд значительную небрежность при руководстве и действиях на зимних квартирах. Накануне Рафии Антиох III, ожидая, что переговоры с эмиссарами Птолемеев будут успешны, "распустил войска (δυνάμευς) на зимние квартиры, и в дальнейшем пренебрегал упражнять ochloi" (Polyb. 5.66.6). Но на самом деле термин ochloi, если он не используется здесь для стилистического разнообразия (почему бы для этой цели лучше не использовать stratiotes?), может указывать на военных поселенцев (ср. id. 5.43.5) северной Сирии, ядро резервных войск, которые, как можно было ожидать, оставались в своих близлежащих домах до тех пор пока продолжались многообещающие переговоры, но гвардия, поселенцы из восточных провинций, а также наемники, которые жили на зимних квартирах, не обязательно бездействовали. Более известным является предосудительное поведение Антиоха III на Евбее зимой 192-191 г. до н. э. (id. 20.8; Livy 36.11: Diod. 29.2; Athen. 10.739 e-f). Много было сказано древними авторами о старике, увлеченном своей страстью к молоденькой девушке, Евбее, и допустившем разложение своей армии роскошной жизнью и распутством, которые в конечном итоге привели к бедствию при Фермопилах. Но как давно было доказано, главным образом на хронологических основаниях, что эти традиции отражают анти-селевкидскую пропаганду и не имеют никаких исторических оснований. С другой стороны, комментарий Аппиана об осторожности, проявленной легионами при приближении к фаланге при Магнесии "опасаясь опыта... обученных мужей" (Syr. 35(182)) его собственный, а не Полибия, и, следовательно, не может не подразумевать высокий уровень подготовки: как уже отмечалось, Аппиан последовательно представлял Селевкидскую фалангу и пешую гвардию как истинных наследников прославленных воинов Александра.
Переходя от подготовки к дисциплине, мы не можем сомневаться в том, что эллинистическая практика не идет ни в какое сравнение со строгими стандартами римлян, как Полибий, по-видимому указывает здесь (e. g. 6.42; 10.16-17.1). Тогда, как и сейчас, жесткая дисциплина сама по себе не гарантирует высокий уровень военного исполнения, а на самом деле может подавлять любую позитивную инициативу со стороны индивидуума, тогда как либеральные методы, основывая свою привлекательность на энтузиазме и идеалах, могут обеспечить более качественный результат при условии, что они не переродятся в анархию. Но это общее правило не применимо к любому военному формированию, поселенцы Селевкидов, которые были мотивированы давно укоренившейся преданностью к династии и своей привязанностью к поселениям, сражались в фаланге, формировании, в котором слепое повиновение было важнее всего, тогда как другие войска - наемники, союзники, вассалы и подданные, - становились в строй отрядов, где от них требовалось проявление инициативы, но им не хватало реальной мотивации, чтобы делать так. Лучшим примером отсутствия дисциплины среди фалангитов является их крах при Фермопилах, когда они увидели, что Катон занимает лагерь в их тылу (Livy 36.19.3; App. Syr. 19(86-7)), и паническое бегство военных поселенцев при Рафии в виду перспективы быть обойденными кавалерией (Polyb. 5.85.10). Но следует подчеркнуть, что несмотря на некоторые другие упоминания такого рода (см. ниже), либеральный подход в армии Селевкидов не приобрел размеры полной анархии.
Дисциплина означает, в основном, соблюдение инструкций, и ее действие может быть прослежено в стандарте обслуживания (оружие, доспехи, предметы снабжения и т. д.), в караульной службе, бдительности (особенно ночью), сопротивление в бою и т. д. Фрагменты македонского военного устава времен Филиппа V открытого под Амфиполем и Халкидой ссылаются на три аспекта дисциплины: первый налагает штрафы на отказ носить определенные элементы амуниции и за небрежность к обязанностям часового, второй имеет дело с надлежащим обслуживанием магазинов должностными лицами довольно высокого ранга. Первый кодекс, который относится к рядовым солдатам, не упоминает никаких телесных наказаний, очень распространенных в римской карательной системе. Достаточно принять во внимание суровость римского "fustuarium" к солдатам, которые уснули на посту или не должным образом выполняли ephodos, упомянутом также в Амфипольском кодексе, чтобы оценить либеральное и снисходительное отношение эллинистического военного права. Более того, было высказано предположение, что даже эти мягкие меры были приняты Филиппом V только после того Киноскефал в попытке ужесточить дисциплину по римской модели. Вышеупомянутая ссылка на ephodos и урегулирование о грабеже, которое, как кажется, было новшеством в греческом мире (Polyb. 10.16, 17.1ff.), поддерживает эту возможность. Но несмотря на римское влияние Филипп V не мог слишком далеко отойти от обычаев в отношении самого наказания. Существует общая вероятность того, что эти ценностные стандарты управления и наказания не сильно отличались между Антиохией и Дурой или Амфиполем и Пеллой.
Стандарт дисциплины Селевкидской армии, выведенный из нескольких случайных упоминаний, по-видимому, более или менее соответствовал кодексу Антигонидов. Есть только два фрагмента, один из начальных лет, а другой с заката Селевкидского царства, которые указывают на возможную практику ношения оружия во все это время: Селевк I, имея намерение захватить врасплох армию Деметрия на рассвете, приказал своим войскам ужинать во всеоружии и спать в боевых порядках. На самом деле можно утверждать, что эти меры были приняты в условиях особых обстоятельств, но гораздо более трудно исполнимые в ночное время они вряд ли были бы успешны, если бы уже не были частью дневной дисциплины. Два столетия спустя Гераклеон из Берои, который находился на службе у Антиоха Грипа (125-96 гг. до н. э.), обучал своих солдат обедать в молчании, сидя на земле группами по 1 000 человек, принимать пищу простую, грубую, обслуживаясь doryphoroi (Athen. 12.54(540)). Мы должны позже вернуться к аспектам этого второго фрагмента с учетом уровня боевой готовности, поскольку, хотя это и не упоминается, солдаты, обслуживаемые doryphoroi и удерживаемые в построении своей хилиархии, конечно, имели свое снаряжение под рукой. Ни одного луча не брошено на кодекс Селевкидов в течение длительного периода между основателем династии и Антиохом Грипом. Не может быть так, чтобы этот строгий стандарт, если он когда-либо был принят в качестве постоянной практики, был сохранен в годы упадка и потрясений, последовавших за смертью Антиоха Епифана. В любом случае он могла практиковаться только в гвардии, которую было легче контролировать. Точно так же как Амфипольский кодекс относится только к гвардии[8].
Случайное чтение двух эпизодов царствования Антиоха III создает впечатление, что царская армия страдала плохим уровнем боевой подготовки. Когда Молон ночью отступил из своего лагеря, Ксеноит приказал войскам быть наутро в готовности к погоне, но вместо того, чтобы подчиниться его приказу, они разграбили лагерь и напились, так что Молон на рассвете с легкостью захватил врасплох спящий лагерь (Polyb. 5.45-6). Хотя стратагема Молона очевидно сработала и Селевкиды, возможно, не имели строгих правил грабежа, описание несчастного командира, тщетно пытающегося разбудить пьяных солдат и, наконец, безумно ринувшегося на ряды противника, вероятно, преувеличено. Молон вполне мог предвидеть готовность Ксеноита преследовать очень короткое время. Мы должны иметь в виду, что этот рассказ, также как вся традиция восстания Молона, как принято считать, происходит из "анти-Гермейского" источника (см. особ. 42.6, 50), и из этого можно предположить, что "окраска" этого эпизода на самом деле направлена против Гермия, по чьему совету и чьим подстрекательством Ксеноит был послан усмирить восстание, вопреки советам своих соперников и несмотря на желание царя самому вести войска против Молона. Враждебный характер источника также обнаруживается в комментария к личности Ксеноита (45.5-6, 46.6, 47.3), и весь этот инцидент был придуман, чтобы проиллюстрировать его неспособность контролировать и руководить войсками. Второй эпизод произошел во время осады Пергама, проведенной Селевком, сыном Антиоха III, накануне Магнесии. Осаждающие, за исключением небольшой стражи, проводили время в удовольствиях, хотя и расположились станом перед лицом неприятеля. Некоторые заснули, большая часть лошадей паслись разнузданные. Пользуясь этой ситуацией, Диофан ахеец сделал неожиданное нападение и успешно оттеснил осаждающих (Livy 37.20; App. Syr. 26(125-6)). Но, в любом случае, этот эпизод не следует воспринимать как показатель стандарта и умонастроения армии в целом: отряд, отправленный к Пергаму состоял, в основном, из заведомо недисциплинированных галатов в дополнение к 600 человек "смешанной" кавалерии (Livy 37.18.7 в сравнении с 20.7), возможно, восточной (ср. id. 37.40.11).
Эта праздничная атмосфера действительно преобладала в гротескном появлении апамейцев в их конфликте с соседней Лариссой примерно в 142 г. до н. э., описанном во фрагменте Посидония Апамейского. Их кинжалы и копья были покрыты ржавчиной и грязью, они носили шляпы с полями, таскали рога, наполненные вином, и изобилие пищи, и даже сопровождались флейтами и трубами (Athen. 4.176b). Но так как это было вскоре после того как апамейские граждане, возможно epigonoi военных поселенцев, сыграли важную роль в свержении деспотического режима критских наемников (Strabo 16.2.10(752)), и город был военным центром империи, крайне маловероятно, что их дисциплина и военный стандарт деградировал до такой степени. Посидоний, который как стоик презирал жадность и роскошь, намеренно изображает своих соотечественников в гротескном свете, как часть общеисторического метода, подчеркивающего упадок вырождающегося эллинистического мира по сравнению с возвышением энергичного Рима. Элементы сатиры очевидны из описания оружия, которое резко контрастирует со склонностью эллинистических армий усердствовать в чистке и полировке оружия и брони. Вообще говоря, Посидоний часто отходит от истины, когда критикует лиц, а также факты, а его отчеты изобилуют огромными преувеличениями. Тем не менее, зерно истины в этом любопытном рассказе может лежать в попытке апамейцев продемонстрировать свое презрение к соседям и превосходство над ними.
Сведения о ночных караулах мы в первую очередь имеем из "Стратагем" Полиэна, упоминающего канун битвы при Кирре. Захват этолийских перебежчиков и немедленное состояние боевой готовности лагеря (4.9.2), указывает на то, что как и в любой другой хорошо управляемой армии, Селевкиды приняли меры предосторожности, чтобы предотвратить ночные налеты, и тоже самое может подразумеваться под кавалерийскими патрулями лагеря при Аммае в Иудее на рассвете (I Macc. 4.7).
Еще одна тема тесно связанная с дисциплиной - условия службы. Римские командиры, такие как Сципион и Корбулон старались сделать условия службы настолько суровыми, насколько это возможно, с тем чтобы закалить солдат для будущих действий и возможных трудностей. Их политика была в том, чтобы солдаты принимали пищу с грубой керамики, спали на голой земле, носили легкую одежду даже в суровую погоду, а также они изгнали всех торговцев. Хотя Сципион и Корбулон занимали крайнюю позицию, она отражала преобладающую тенденцию в римской армии, например, недопущение для солдат законного брака, мера, направленная на содействие мобильности войск. Но жизнь в эллинистических армиях была устроена совсем по-другому: даже армию Александра сопровождали женщины, дети и купцы, и маловероятно, что войска поддерживали строгие и жесткие условия, так красочно изображенные в знаменитом эпизоде у Полиэна, когда Филипп II разжаловал Докима тарентянина за купание в горячей ванне (4.2.1).
Селевкидская армия, как и армии первых преемников, достигла довольно низкого стандарта. Лагерь сопровождался толпой гражданских лиц, торговцев, жен, любовниц, детей, ремесленников, поваров, пекарей, дворецких, щитоносцев. и т. д. (Polyaenus 8.61; Athen. 13.593e; I Macc. 3.41; Justin 38.10). Их число зарегистрированное в восточной экспедиции Антиоха VII (Justin 38.10), конечно, сильно преувеличено, но несколько тысяч не следует рассматривать как завышенную оценку. Золотая и серебряная посуда использовалась в этой экспедиции, как это было, вероятно, при Рафии и Аммае. Все это, в сочетании с огромным числом поваров и пекарей, и комментарий Юстина, что армия выглядела так, будто она отправилась на пиршество, заставляет думать, что анекдот Посидония о прекрасных праздниках, устраиваемых Антиохом VII Сидетом, относится к этой экспедиции, а не к мирному времени (Athen. 12.540b-c). (Идентификация Сидета как "Антиоха, который вел поход против Арсака", может усилить эту точку зрения, хотя когда этот же анекдот повторяется в 5.210 c-d, он определяется как "Антиох, сын Деметрия". Афиней 5.439e вводит его как "царя, который сражался против Арсака". В этом случае ассоциация очевидна; Арсак, когда хоронил своего врага, отметил его ненасытное желание к пьянству.) По-видимому, стоит отметить, что преобладающий тон рассказа Юстина говорит о том, что происходит он, однако, косвенно, из Посидония. Если это так, то нужно рассматривать его с определенной долей скептицизма и делать поправку на некоторую натяжку из-за антипатии Посидония к роскоши, жадности и из-за его исторического подхода. Гераклеоном из Берои, в соответствии с упомянутым выше фрагментом, была предпринята попытка восстановить часть военного стиля, по крайней мере, обеденный распорядок был изменен и можно представить себе, что это же относится и к другим аспектам условий службы. Но эта искра самоограничения и здравого смысла явилась слишком поздно, чтобы иметь какое-либо влияние на судьбу царства.
Сокровища, которые хранились в лагере, а также сопровождающие гражданские лица (aposkeuē), не только имели плохое влияние на солдат, но и стали тактической слабостью: сильные отряды назначались на их защиту, а захват лагеря противником приводил к немедленному краху морального состояния войск, как это часто происходило в эллинистический период, и, вероятно, случилось с Селевкидами при Фермопилах.
Мы видим, что Селевкидская система призыва, которая служила им столь хорошо, что обеспечила непрерывный приток живой силы, оказалась препятствием для поддержания скромного стиля военной жизни: на самом деле не удивительно, что оказалось невозможным поддерживать спартанскую простоту для десятков тысяч людей, из которых некоторые были поселенцами, пользующиеся беспрецедентным экономическим процветанием, некоторые состояли во вспомогательных контингентах, контролируемых Селевкидами лишь номинально, а также независимые союзники и наемники, которые были предметом острой конкуренции между различными монархиями. Общая атмосфера должна была сказаться и на гвардейских контингентах.
Вообще говоря, стандарт большинства аспектов подготовки и дисциплины в армии Селевкидов был, таким образом, более или менее на высоком военном уровне, который может быть выведен из упоминаний маршей, тревог, ночной бдительности и т. д. несмотря на некоторые эпизоды, которые, как может показаться, говорят об обратном. Но отсутствие сильной системы наказаний и жестких условий содержания, что само по себе может поднять боевой дух войск и способствовать действиям высоко мотивированных солдат, чьи задачи требуют проявления природной инициативы, иногда приводили к полной катастрофе в случае с поселенцами и приданными войсками, которые были помещены в негибкую цепь формирований, и, соответственно, не имели никакой мотивации. Фаланга дважды не противостоит врагу в отчаянных обстоятельствах, в отличие от легионов, которые удерживались бесчеловечными децимациями, а "багаж", по крайней мере однажды, отвлекал солдат от их военных обязанностей.

ЧАСТЬ II. Армия в деле

6. Селевк I при Ипсе (301 г. до н. э.)

Интенсивная военная деятельность Селевка I после оккупации Вавилонии в 312 г. до н. э., которая заложила основы империи, записана лишь единожды и это отчет о битве при Ипсе (301 г. до н. э.), которая решила спор о владениях Александра между Антигоном и его сыном Деметрием, которые были настроены в пользу объединения, и бывших полководцев Лисимаха, Кассандра, Селевка и Птолемея, которые предпочитали видеть империю поделенной между собой. Хотя войска Селевка, которые на самом деле обеспечили победу, составляли только часть строя союзников, основу которого составляли пехота Лисимаха и отряд, посланный Кассандром, ход битвы, уникальный сам по себе, напоминает общий план поздних Селевкидов.
На самом деле только часть битвы может быть восстановлена. Основной источник, Плутарх и его биография Деметрия (28-30), фокусирует свой интерес, как и следовало ожидать, на деятельности Деметрия и трагической судьбе Антигона, мало внимания обращая на военные маневры. Его драматическая трактовка событий и ее трагические черты свидетельствуют о том, что он опирался здесь, как и в других биографиях, на Дуриса из Самоса, чей эмоциональный и сенсационный стиль следует воспринимать с осторожностью. (См. например, плохие знамения (29.1), прощальную речь Антигона к телохранителям (28.4-5), его покинутость всеми воинами кроме Форакса из Лариссы (29.5), и т. д. Подход Плутарха является суммированным по его собственным словам 28.1: "Судьба и поступки человека, которого я описываю, заставляют меня вернуться на трагическую сцену..." и т. д. ) Но даже если Плутарх основывал свой рассказ об Ипсе на Иерониме из Кардии, очевидце и опытном солдате, чей отчет был, конечно, превосходен, свойственное Плутарху непонимание военного дела, его частое искажение надежных военных авторитетов, и его склонность навязывать собственную концепцию характера своего героя на фактах, следует иметь в виду при оценке его интерпретации. Версия Диодора, предположительно пересказ Иеронима из Кардии, утрачена. 20 книга Диодора, в которой записаны события, предшествующие битве, сохранилась, но от 21 книги, которая начиналась рассказом о битве, сохранилось только несколько фрагментов, сокращенных и перефразированных в Византийской антологией (l-4b). Другие источники способствовали главным образом локализации битвы, которая не зарегистрировано у двух основных авторитетов: Diod. 19.55.2-9; Plu. Pyrrh. 4.2-3; App. Syr. 55; Arr. Anab. 7.18.5; Nep. De regibus 2.3.1-2; IG2 II.1.657; Polyaenus 4.7.1-2. Поле битвы, идентификация которого оспаривалась многие годы, окончательно было локализовано Хоннигманом на широкой равнине возле турецкой деревни Сипсин (10 км. к северу от Афиона, см. карту 1), которая сохранила древнее название. Равнина (Dolai Chai), вероятно, служила зимними квартирами для войск Антигона и находилась недалеко от Синнады, где он держал свои сокровища. (В. Хюнервадель локализует зимние квартиры Антигона к востоку от Болу. Если бы это было так, сражение произошло бы не возле Ипса. Антигон был бы в состоянии препятствовать силам Селевка, расположенным лагерем в Каппадокии, соединиться с союзниками.) Дорога из Салонийской равнины (Bolu) к Ипсу, зимним квартирам Лисимаха и более позднему месту сбора союзников (Diod. 20.109.6), следовала по руслам рек, которые прорезывали западную Анатолию. Антигон не пытался перехватить врага на пути, будучи, вероятно, извещен о превосходстве Селевка в легко-вооруженных и слонах, и предпочитал воспользоваться стратагемой, чтобы решить вопрос в чистом поле.
Силы Антигона насчитывали 70 000 пехоты, 10 000 кавалерии и 75 слонов (Plut. Demetr. 38.3), тогда как 64 000 пехоты, 15 000 кавалерии, 400 слонов и 120 колесниц составляли силы союзников (ibid. 28.3), из которых Селевку принадлежали 20 000 легкой пехоты, большая часть кавалерии, все слоны и колесницы (Diod. 20.113). Согласно Диодору Селевк привел с собой около 12 000 конницы. Общая численность союзной кавалерии по оценке Плутарха была на 500 человек больше, чем у Антигона, т. е. 10 500, но также Лисимах должен был иметь некоторое количество конницы, и я считаю более подходящим чтение πενταχυσχιλίους τῶν ἐκείνου πλείονας, и таким образом довести общую численность до 15 000 (см. аналогичное несоответствие между 500 и 5 000 в Plut. Demetr. 5.2, и Diod. 19.85.3, оба основаны на Иерониме).

Карта 1: Кампания 301 г. до н.э.
Можно набросать только общие контуры боевого порядка. По обыкновению битв Преемников пехота в центре защищалась конницей на флангах. Деметрий командовал крупнейшей и сильнейшей частью кавалерии на одном фланге, как двойник Антиоха, сына Селевка, на противоположном фланге союзников (Plut. Demetr. 29.3). (4 000 всадников, которые бежали с ним в Ефес (Plut. Demetr. 30.1), вероятно, принадлежали этому флангу.) Антигон не командовал другим флангом, но, по-видимому, возглавлял центральную фалангу, возможно верхом в окружении телохранителей. Слоны зарегистрированы в обоих источниках: согласно Плутарху они преградили Деметрию обратный путь на поле боя (ibid. 29.3), а отрывок из Диодора упоминает ожесточенную борьбу между слонами Лисимаха и таковыми Антиоха (21.1-2). Антигон имел достаточно слонов только для фронтальной линии на флангах, возможно имел намерение оградиться от массы союзных слонов в центре наземным препятствием, таким, какое было успешно применено против его сына при Газе (Diod. 19.83.2). Битва между слонами, кажется, произошла на другом фланге, и приписывание союзных слонов Лисимаху предполагает, что он командовал этим флангом. Так Антигон имел 73 слона, предположительно равное число слонов Селевка были поставлены, чтобы противостоять им, в результате чего осталось около 300 слонов для решительного маневра. Я очень сомневаюсь, что союзники держали в резерве слоновье войско под командой Селевка позади центра, как предполагает Тарн: вторая линия обороны изменила свой тактический план, выталкивая Деметрия с поля боя (см. ниже). Войска Селевка, которые беспокоили центр Антигона (Plut. Demetr. 29.3,5; Diod. 21.4b), вероятно состояли из конных лучников и аконтистов, и, возможно, первоначально были размещены во фронте по центру союзников среди слонов и легкой пехоты, как и в случае тарентинцев при Панионе (Polyb. 16.18.7). (С учетом предыдущего ἐφόβουν выражение περιήλανον (Plut. Demetr. 29.3) возможно следует понимать в переносном смысле, т. е. "помыкать, преследовать", а не в прямом смысле ("объехать"), но, в любом случае, истощение фаланги Антигона было бы эффективно осуществить кавалерией, которая несла больше боеприпасов (о конных лучниках Селевка см. Diod. 19. 113.4).) Слоны и их легко-вооруженное прикрытие были поэтому под личным командованием Селевка, - вполне естественная ситуация с точки зрения их выдающейся роли в борьбе и трудности координации между войсками. (Если мое предложение будет принято, прозвище Селевка "элефантарх" (Phylarchus ap. Athen. 6.261 b-c; Plut. Demetr. 25.4) может быть принято за чистую монету.) Ничего не сказано о колесницах и несмотря на плоское поле боя, я склонен думать, что они скорее всего оказались лишними и не участвовали в сражении. Ход битвы описывается в два этапа: в начале конница Деметрия разгромила фланг Антиоха, предположительно, обойдя слонов перед ним и ударив во фланг (ср. Polyb. 5.84.8) и преследуя всадников Антиоха на далекое расстояние. Между тем слоны союзников (конечно те, которые не были удержаны для действий в центре) перекрыли Деметрию обратный путь на поле боя (Plut. Demetr. 29.3). Так как союзники пришли с севера, то очевидно, что преследование шло вдоль долины Хаммам Газигол. Ее ширина от 1 000 до 2 000 метров, низкие, пологие холмы (не более 50 м. по обе стороны) и тропы вдоль боковых оврагов, означают, что требовалось значительное число слонов, чтобы эффективно блокировать Деметрию обратный путь. Для того, чтобы не упустить из виду поле боя, они не должны были размещаться на входе в долину Ипса возле деревни Газигол. Обход легко было бы сделать с помощью боковых дорог, ведущих в долину Ипса, и, конечно, потребовалось бы не менее 300 слонов, чтобы остановить конницу Деметрия. На втором этапе битвы фаланга Антигона на одном фланге подвергалась действию конных лучников Селевка, которые не вступая в фактическое соприкосновение, беспокоили фалангу с дистанции, как позднее римляне делали с фалангой Антиоха III при Магнесии. В то же время борьба на другом фланге, похоже, продолжалась без всякой пользы для обеих сторон, что вытекает из фрагмента Диодора о слонах. Последующее притеснение с тыла, возможно в сочетании с лобовой атакой со стороны фаланги союзников, сломало построение Антигонова центра, так что его солдаты дезертировали или бежали, а он сам, почти изолированный, был убит.
Основные тактики обеих сторон являются предметом спекуляций. (Я не разделяю скепсис W. Whatley (JHS 84 (1964) 119-39, особ. 121) о возможности реконструкции тактического планирования древних сражений. Хотя события на поле боя, возможно, приводили к изменению плана, было бы слишком смело предполагать, что античные полководцы имели лишь смутное представление о том, что они собирались делать. За исключением этого момента, я в полной мере оцениваю проницательность наблюдений Уотли.) Комментарий Плутарха о преследовании кавалерии Антиоха (29.3) может подразумевать, что Деметрий слишком увлекся; но с учетом того, что было сказано выше о природе источника Плутарха и его собственном методе толкования, этот подтекст, выраженный в довольно расплывчатых понятиях, не обязательно принимать на веру, тем более, что это хорошо согласуется с обычным описанием Деметрия как смелой и увлекающейся натуры. Если Полибий мог объяснить погоню Антиоха III при Рафии и Магнесии явной неосмотрительностью без учета тактических соображений (см. ниже), не следует ожидать слишком многого от Плутарха. На самом деле могло быть так, что отступающая конница Антиоха не была в достаточной мере расстроена, чтобы позволить Деметрию уверенно вернуться на поле боя, и должно быть сделано допущение о естественной сложности прерывания кавалерийской погони, но очевидная тактическая неполноценность Антигона на поле боя заставляет меня думать, что Деметрий пытался осуществить стратагему с таким успехом осуществленную его отцом, - захват вражеского обоза (aposkeuē - Diod. 18.20.6, 40.8, 19.42.2. Ср. Plut. Eum. 16; Polyaenus 4.6.12-13, и усилия Деметрия под Газой по спасению "багажа" - Diod. 19.84.7.). Во всяком случае союзники ожидали этот маневр и должны были принять соответствующие меры предосторожности путем укрепления и окапывания лагеря. Кроме того, как кажется Лисимах в прошлом применял жесткие карательные меры, заставляя войска отказаться от избытка личных вещей. Перспектива захвата сокровищницы Антигона в Синнаде также внесла вклад в пренебрежительное настроение войск к своему "багажу". Союзники были расставлены на поле боя таким способом, чтобы реализовать свое подавляющее превосходство в слонах и кавалерии, но, возможно, лучше последовать за Тарном и предположить, что Антиох устроил ловушку для Деметрия притворным отступлением, чтобы отрезать кавалерию Деметрия и подставить фланг Антигона под легкую кавалерию Селевка. Я склоняюсь к этой точке зрения особенно после упомянутых выше топографических трудностей по эффективному блокированию обратного пути Деметрия и затрудненности перемещения массы слонов по времени. Чтобы занять надлежащую позицию, требовалась тщательная подготовка и планирование, которые не могли быть сымпровизированы в горячке боя. Если так и было, мы в дальнейшем можем считать, что союзники предполагали, что их слоны в центре будут находится вне действия наземного препятствия, и поставили их там с целью замаскировать свои истинные намерения переместить их со временем, чтобы блокировать дорогу Деметрию. Держать слонов в резерве, такой их план. Отсутствие каких-либо ссылок у Плутарха на эти предположения ни в коей мере не дискредитирует их вероятность.

7. Против Деметрия в Киррестике (285 г. до н. э.)

В последующие годы Деметрий не отказался от своего желания объединить эллинский мир, который был разбит вдребезги при Ипсе. Второй бой Селевка I, для которого у нас есть относительно подробный отчет, - битва в Киррестике в 285 г. до н. э., приведшая надежды и карьеру Деметрия к полному краху.
После потери Македонии, которая была основой его власти, в пользу Лисимаха и Пирра в 287 г. до н. э. (Plut. Demetr. 44), Деметрий бежал в Малую Азию с небольшой армией наемников, решив восстановить азиатскую империю отца. Сначала он пытался подбить ионийские города к бунту, но появление Агафокла, сына Лисимаха, заставило его повернуть на восток. Теперь его план заключался в достижении Мидии, которая тогда находилась под контролем Селевка, и с помощью солдат, поселенных там его отцом, отвоевать восток. Но неприятности и трудности, которые он встретил во время своего бегства от Агафокла, и отказ солдат отправляться в длительную экспедицию в Мидию, заставили его попытаться прийти к соглашению с Селевком и просить его небольшую территорию на склонах Тавра. После того как он повернул назад и после нескольких предварительных стычек в Киликии, Деметрий разыграл свою последнюю карту. Он вторгся в Сирию и прибыл в Киррестику со своей небольшой наемной армией (ibid. 46-8; Polyaenus 4.7.12). Вопреки принятому предположению, - что это отчаянный рывок раненого зверя - Деметрий возможно хорошо рассчитал риск, делая ставку на нелояльность македонских поселенцев Киррестики, которые, как известно, восстали во время Первой Сирийской войны, как Молон и, возможно, Ахей пытались сделать 65 лет спустя, и надеясь с их помощью подорвать Селевкидскую империю у самых корней. Однако Селевк направил свои войска в ненадежную сатрапию в первый же день вторжения, и так, вероятно, предотвратил всеобщее восстание.

Карта 2: Амман и Киррестика
Плутархова биография Деметрия, основной источник для битвы (48.4-49), дополняется стратагемами Полиэна (4.9.3). Значительные познания, продемонстрированные обеими авторами в обсуждении планов Деметрия и соображений, его движений и о внутреннем кризисе в лагере, предполагают, что они извлечены прямо или косвенно из Иеронима из Кардии, который, возможно, сопровождал своего патрона, Деметрия, в его последней авантюре. Тем не менее отчет Плутарха, как обычно, эллиптический, и выказывает больше интереса к психологии героя, чем к военным действиям. Неопределенность и пропуски значительных военных данных ясно демонстрируется сравнением его версии появления Селевка перед солдатами Деметрия с гораздо более убедительным в военном отношении описанием Полиэна. Локализация поля боя может помочь в определении маневров обеих сторон и хода битвы. Плутарх рассказывает, что Деметрий "перевалил через Аман и принялся разорять лежавшую у его подножья страну вплоть до самой Киррестики" (ἄχρι τῆς Κυρριηστικῆς - 48.4), тогда как Селевк стал лагерем неподалеку и битва произошла на этом месте (49.1 и см. карта 2). Выражение ἄχρι τῆς Κυρριηστικῆς вызывает некоторые трудности: так как оно стоит, оно означает, что вторжение Деметрия простерлось только до территории Киррестики, но так как хребет Амана несомненно ограничивал сатрапию на западе, "нижележащая страна" за Аманом, описанная как захваченная Деметрием, находилась в ней. (Карта Птолемея, на которой Киррестика отделена от Амана областью называемой Пиерия, дает совершенно искаженную картину: хребет Аман фактически параллелен заливу Александретта (Искендерун) и земля между ними была названа Пиерия (Strabo 16.2.8(751)), но Птолемей нанес Аман от северо-восточного угла залива вертикально на север, так что не осталось места для Пиерии между ним и Киррестикой.) Более того, топографические указания источников позволяют предположить, что битва произошла в холмистой местности в 20-40 км. к востоку от склонов Амана. Я бы предположил, что Иероним, источник Плутарха, имел в виду Кирр, центр сатрапии, который имел наибольшую концентрацию македонян, и который, возможно, был основан Антигоном. Во времена Иеронима недавно созданная сатрапия Киррестика была менее известна чем Кирр, его столица, которая дала сатрапии ее название, и он, возможно, написал ἄχρι τῆς Κυρριηστικῆς (sc. χώρας), что означает именно владения города Кирра, или ἄχρι τῆς Κυρριηστικῆς χώρας, ссылаясь на поселенцев в городе. Кирр был в 35 км. восточнее Аманского прохода, так что Деметрий мог прибыть туда дневным маршем, как, возможно, подразумевает Плутарх (48.4-49.1), и мог бы достичь Амана к ночи в бегстве (49.1-2) после битвы, которая, вероятно, произошла на рассвете. (См. попытку Деметрия захватить врасплох Селевка ночью, Polyaenus 4.9.2; Plut. Demetr. 49.)

Карта 3: Кирр
Битва следовательно, как видится, имела место вблизи Кирра, который идентифицируется с развалинами Авариса, возле Шейх Кирус между Мерсеей и Зейлунеком (см. карта 3). Более конкретное местоположение может быть подтверждено некоторыми указаниями в отсчетах о битве: участие и роль слонов, сообщенные Полиэном, предполагают, что бой начался на ровном месте и одна из двух сторон подверглась на фланге обходному маневру противника по ненаблюдаемой боковой дороге, возможно, через приток реки. Но поле боя не должно быть слишком широким: армия Деметрия насчитывала всего несколько тысяч, а упорная и равная борьба, которая вытекает из источников, предполагает, что армия Селевка была не намного сильнее. (11 000 тысяч пехоты и неустановленное количество конницы Деметрий имел в начале экспедиции (46.2). Они были усилены некоторыми командирами Лисимаха (46.4), но значительное число утонуло в Лике (46.5; Polyaenus 4.7.12), 8 000 умерло от чумы (47.1), а другие дезертировали во время 40-дневной болезни Деметрия (48,3).) Но так как маневры Деметрия в Киликии вызвали в нем тревогу, я склонен думать, что Селевк был не состоянии выступить с более крупной армией, но не из-за скорости вторжения, а из-за узости поля боя. Эти ограничения, по-видимому, указывают на долину реки Африн к западу от Кирра, или Сабун-Суйу, один из ее притоков к северу от Кирра, каждый 500-750 м. в ширину. Боковая дорога в первом случае может быть одним из притоков по обе стороны равнины, а во втором, одна из узких долин, расположенных к северу от Сабун-Суйу (доступ с юга блокируется массивом Яххороз-Даг). Но в любом случае, принимая во внимание, что Деметрий бежал к Аманским горам и Селевк явился перекрыть проходы заранее (Polyaenus 4.9.5), представляется очевидным, что Селевк приближался к врагу в обход с юго-востока, что предполагает, что он решил вынудить Деметрия к генеральному сражению, блокируя ему путь, или же воспрепятствовать киррестийцам постепенно вступать в его ряды, или же преградить Деметрию путь в Мидию, его прежней цели. Обе армии были разделены на два фланга, состоящие, вероятно, только из пехоты в виду узости поля боя. Один фланг Деметрия подвергался жесткому давлению, но, получив подкрепления, успешно противостоял врагу, в то время как другой фланг, возглавляемый лично Деметрием, кажется вынудил противостоящий вражеский фланг к частичному выходу из боя. В этой ситуации, близкой к полному равенству, Селевк, который, вероятно, наблюдал за развитием событий с наблюдательного поста с резервными силами, взял восемь слонов и некоторых гипаспистов, пешую царскую гвардию, и обошел фланг врага (возможно, победоносный фланг Деметрия) через узкий скрытый от наблюдения проход. Он, говорят, не атаковал врага, но используя всю свою риторическую силу, убедил наемников сдаться. Угроза подвергнуться нападению слонов на уязвимом и незащищенном фланге, возможно, не менее способствовала решению наемников.
Основное значение этой битвы заключается в доказательстве стратегического и тактического мужества Селевка: его готовность рискнуть на противоборство на неблагоприятном поле боя, что помешало ему воспользоваться своим превосходством в живой силе и оснащении, с тем чтобы предотвратить катастрофические политические результаты; применение им местности с выгодою в маневре, который довольно редко встречается в сражениях регулярных армий (исключая партизанские войска, единственная параллель в эллинистический период, которая приходит мне на ум, - это "исчезновение" иллирийцев Антигона Досона при Селасии в русле Горгила, хотя это не стало тактической неожиданностью в разгар битвы (Polyb. 2.66.10-11; Plut. Philop. 6.2; id. Cleom. 28); и прежде всего личный пример, поставленный им для поздних Селевкидов, - возглавить лично отважный маневр и предстать незащищенным перед лицом врага.

8. Победа над Молоном (220 г. до н. э.)

После разрыва более 50 лет, о которых сохранилось мало документов, информация о деятельности Селевкидов на поле боя вновь становится доступной благодаря рассказу Полибия о решительном сражении против Молона (5.48.17-54), который открывает серию отчетов о битвах, охватывающих царствование Антиоха III.
Молон, сатрап Мидии, восстал в 222 г. до н. э. вскоре после вступления Антиоха III на престол, и овладел всеми восточными сатрапиями. Антиох, который сначала сосредотачивал свои усилия на южной границе, посылал относительно небольшие экспедиции под командованием второстепенных полководцев, чтобы воспрепятствовать Молону занять Вавилонию (Polyb. 5.41-2, 5, 43.5-45.7, 46.6-48.16). Но когда различные экспедиции были разбиты, а Молон взял под контроль большую часть Месопотамии, Антиох лично вынужден был собрать царские войска и повести на решительную битву с бунтовщиком.
На начало кампании Молон зимовал в Селевкии-на-Тигре (48.15-16, 52.6). Антиох спешно пересек Месопотамию и прибыл к Аполлонии, идентифицированной как Барадан-Тепе, близко к месту слияния Диалы и Нарин-Тхаи (см. карта 4). Молон был уведомлен слишком поздно о быстром движении Антиоха, и, бросив лагерь, отправился в холмистую область Аполлонитиду на пути в Мидию.
До некоторой степени стратегия обеих сторон изложена Полибием. Антиох стремился преградить Молону обратный путь в Мидию, который пересек Аполлониду и стремился контролировать эту плодородную область, которая дала бы ему прочную логистическую базу, если бы Молон попытался выиграть время (51.8-11). Молон, с другой стороны, в это время, естественно, желая вернуться в свой оплот в Мидии, тем временем напрягал все силы в достижении Аполлониды, предположительно, северо-восточный участок Ханикина, где он мог бы рассчитывать на своих киртийских пращников (52.5). Возможно, он имел в своем лагере значительное количество восточных "метательных войск": Антиох III имел 8 000 киртийцев и элимейцев при Магнесии (Livy 37.40.9,14). Вскоре после того как Антиох покинул Аполлонию, его легко-вооруженный авангард встретил авангард Молона на каком-то горном перевале (52.7). Хребет, который был идентифицирован Педечем с Квурмуз-Дереш, является продолжением Джабал Хамрин (Орикон), первой грядой в серии постепенно возвышающихся к востоку гор Загра, а главный проход, вероятно, называется Курдаруз. (Предположение Шмитта об идентификации прохода с хребтом Сакалтутан, второй грядой на пути к Ханикину, менее разумно, а его аргументы против Педича являются довольно слабыми. Кроме того хребет Сакалтутан гораздо шире 40 стадий, которые разделяли лагеря (52.8), и приходится удивляться, как они расположились на склонах крутого плато. Параллельный марш двух армий, предполагаемый Шмиттом (который является единственно возможным по его идентификации) выпадает из вопроса, поскольку хребет пересекается только одной дорогой, которую можно рассматривать в военных целях. Кстати, описание Полибия (52.7-8) предполагает, что обе стороны столкнулись друг с другом, сходясь с противоположных направлений.) Эти отождествления позволяют предположить, что находясь в Аполлонии Антиох, который был в дружеских отношениях с местным населением (5.51.8-9), получил известие о приближении Молона, и, следовательно, он переправился через Диалу и заранее послал войска на юго-запад закрыть проход. Обе стороны на ночь отступили и стали лагерем в 40 стадиях друг от друга (52.8-9). Поскольку они не смогли бы разбить лагерь на крутых склонах, они должны были расположиться по обе стороны хребта шириной 7-8 км. (40 стадий). (О ночной атаке Молона на лагерь Антиоха с возвышенности см. 52.9-14.)

Карта 4: Экспедиция Антиоха против Молона
Само поле боя, как мне кажется, простиралось над линией хребта, и представляло собой плато 500 м. шириной и 4 км. в длину (см. карту 5). Высота линии хребта 140-180 м. с небольшим подъемом на северо-восток, что отчасти напоминает поле боя на Киноскефалах (Polyb. 18.18.6-7). В отличие от Педеча, который находит поле боя на равнине к югу от хребта Квурмуз-Дереш, вероятно, предполагая, что Антиох перешел горную гряду и бой произошел у лагеря Молона. Но ничто не позволяет предположить, что Антиоху удалось принудить своего противника к бою на этой крайне неблагоприятной арене (несмотря на ночную суматоху в лагере Молона), или что обе стороны не вступили в бой обычным способом, выдвинувшись на половинное расстояние между лагерями (ср. Livy 37.38.9, и т. д.). Для Молона это поле боя было меньшим из зол, поскольку он частично ограничил превосходящую царскую фалангу (см. ниже), тогда как Антиох довольствовался несколько меньшим, чем идеальное поле, если бы он хотел помешать противнику уклониться от боя.
Боевой порядок обеих сторон описан схематично и без каких-либо данных о численности. Центр Антиоха занимала фаланга (53.3). Правый фланг, который он возглавлял лично, состоял из (справа налево) кавалерии xystophoroi (53.2), критян, предположительно лучников, галатов и греческих наемников (53.2), возможно тяжело-вооруженных. Левый фланг состоял из кавалерии гетейров (53.4), которых обычно насчитывалось 1 000 всадников. "Фронт" (предположительно, центр) прикрывали 10 слонов с намерением бороться с колесницами с противоположной стороны. Полибий также упоминает резерв кавалерии и пехоты, разделенный между двумя флангами (53.5).


Карта 5: Поле боя против МолонаМолон имел в центре фалангу и галатов (53.8-9) со стоящими перед ними серпоносными колесницами, призванных проредить противостоящую фалангу; на флангах была кавалерия, а позади кавалерии (ἐκτὸς τῶν ἱππέων παῤ ἑκάτερα) легкая пехота (лучники, пращники и т. д.). Такая уникальная диспозиция стрелков была возможной из-за условий местности. Они, вероятно, размещались за пределами плато на пересеченной местности, где кавалерия Селевкидов не могла атаковать, с целью перекрестным огнем препятствовать обходному маневру сильной вражеской кавалерии (см. Onasan. 18). Сам Молон командовал правым флангом, а его брат Наолай левым, противостоя царю (53.11). В предыдущем обсуждении численного состава войск Селевкидов я пришел к выводу, что Антиох имел значительное численное превосходство в тяжелой пехоте, тогда как Молон был несколько сильнее в кавалерии, многократно превосходя царя в восточных "стрелковых войсках". Относительная сила двух сторон имеет некоторое отношение к правильному пониманию развертывания войск.
Полибиева версия хода сражения довольно краткая: левое крыло Молона атаковало противника, но войска на правом фланге сдались, как только увидели царя. Пехота в центре, найдя свой фланг открытым, вскоре последовала их примеру. Давление на крыло Молона, которое было окружено, таким образом усилилось, и Молон, потеряв мужество, покончил с собой (54.1-4).
Такая интерпретация, очевидно, приписывает результат личному появлению Антиоха и его воздействию на войска Молона, которые, как говорят, чувствовали больше привязанности к законному царю, чем к мятежному сатрапу. К такому объяснению следует относиться с подозрением с самого начала, потому что повествование Полибия было основано, как принято считать, на источниках враждебных Гермию, который отговаривал Антиоха от личного участия в сражении, противореча мнению, высказанному Епигеном, его главным соперником при дворе, что личное появление Антиоха на поле боя склонит чашу весов в его пользу за счет побуждения мятежников сдаться (5.41.7-9: ср. 47.4-48.9). Этот совет, что вполне возможно, сделанный с целю польстить царю (ср. Plut. Eum. 7), имел смысл, так как фалангиты, греко-македонские военные поселенцы, были, вероятно, в некотором роде привязаны к династии службой в рядах гвардии. Но фактически крыло, которое сдалось, состояло из кавалерии, конечно же мидийские резервисты-кавалеристы, - которые, хотя и получили наделы от Селевкидов, вполне естественно предпочитали местного сатрапа, - восточная вспомогательная кавалерия и легкая восточная пехота, которые вообще не имели особых чувств к законному царю Селевкидов. Дальнейшие сомнения вызывает опущение каких-либо цифр для обеих сторон: Шмитт убедительно отметил, что источник Полибия воздержался от цитирования численности армий с тем чтобы избежать очевидного впечатления, что численное превосходство, а не личное появление Антиоха обеспечило ему победу.
Поэтому мне кажется, что боевой порядок Антиоха был предписан, а рельеф местности может дать лучший ключ к пониманию боевых действий, чем версия, вдохновившая Полибия. Антиох, как сообщается, разделил пеший и конный резервы (epitagmata) между двумя флангами. Их назначение в "резерв" означает, что они были размещены где-то позади крыльев, а не на краях боевой линии флангов. Им было дано указание "окружить врага когда начнется бой" (ibid.). Если этот маневр на самом деле был осуществлен в бою - и нет никаких оснований думать иначе - это могло стать решающим фактором. Но если цель состояла в том, чтобы захватить противника с тыла как можно скорее, окружающие войска были обычными воинами, о не epitagmata. Задачи резервных войск в эллинистических армиях в основном оборонительные: установить вторую линию и укрепить первую линию на поздних стадиях сражения. Топография поля боя позволяет предположить, что резерв был поставлен фактически вне зоны видимости повстанцев, на небольшом расстоянии от поля боя на северо-восточных склонах хребта. Их внезапное появление из-за флангов, возможно, застало противника врасплох, и он не в состоянии был изменить соответственно свой боевой порядок, и это также, возможно, привело к возникновению опасения относительно дальнейшего подкрепления царской армии (см. напр. Onasan. 22.2). Местность идеально подходила к этому, и трудно себе представить, чтобы Антиох отказался от этой стратагемы, хорошо известной в древности, в особенности как в данном случае, используя резерв для наступления. Этот неожиданный маневр в дополнение к очевидному превосходству центра Антиоха убедили противоположный фланг, что сопротивление бессмысленно, а фаланга, оказавшись с неприкрытым флангом, также сдалась. Хотя кроме предписания Антиоха резервным войскам об их активном участии в самой битве не упоминается, по моему убеждению, их обходной маневр на самом деле решил исход боя, но даже если это теория неверна, и объяснение Полибия, что появление Антиоха стало причиной победы верно, Антиох, конечно, не мог полагаться на такой эффект в своем тактическом плане, по крайней мере, мог попробовать такой прием. Прежде всего Антиох должен был иметь намерение вынудить повстанцев сдаться без лишнего кровопролития, с тем чтобы обеспечить себя подготовленным и опытным личным составом для великих предприятий, задуманных на будущее.

9. Штурм перевала при Порфирионе (218 г. до н. э.)

После подавления восстания Молона Антиох III перенес свое внимание на границу с Птолемеями, стремясь занять Келесирию. Полибий уделяет этим усилиям значительную часть азиатского раздела пятой книги. После двух неудачных попыток прорваться через укрепления Птолемеев, обороняющих долину Марсия, центральную дорогу из Сирии в Палестину, которая проходит между Ливаном и Антиливаном (45.1-46.5, 61.3-62.6), он выбрал более трудный прибрежный маршрут. Узкий проход и крутые скалы, в некоторых местах почти у самой береговой линии, легко могли быть защищены Птолемеями. Но Антиох мог рассчитывать на Тир и Акру в тылу Птолемеев, которые ранее перешли на его сторону после дезертирства этолийца Феодота, наемного военачальника Птолемеев.
Основная оборона Птолеемев была сосредоточена вблизи Порфириона, идентифицируемого с руинами в треугольнике между Хан Неби Юнес и деревнями Барджа и Джийе, близ Рас Неби Юнес, 25 км. на юг от Бейрута, и битва, сообщается, произошла поблизости в узком проходе (см. карта 6). Абель локализует бой в Рас Эль Садийят, 4-5 км. к северу от Порфириона, но Рас Неби Юнес, который еще ближе к Порфириону, выглядит более подходящим: Рас Эль Садийят, 500 м. к югу от реки Дамор, упомянут как место, где Антиох разбил лагерь перед боем (68.5), и если бы это сражение произошло поблизости, оно бы, конечно, было названо по реке (ср. брод через реку Лик, упомянутый в рассказе об этой же экспедиции, 68.9). Если бы здесь было поле боя, можно было бы ожидать, что оборона Птолемеев, главным образом, была бы развернута с опорой на реку Дамор, которая является существенным препятствием, как это было доказано во время Второй Мировой войны. Но нет никакого упоминания о столкновении на берегу Дамора, и Антиох переправился через нее со значительным войском без помех во время свой рекогносцировки (68.9-11), что само-собой необходимо только если Птолемеи были сосредоточены вблизи Неби Юнес, обзор с которого перекрывал Рас Эль Садийят. С другой стороны мы слышим, что Птолемеи положили там ловушки для слонов (69.2), которые наверняка были излишними, если они решили остановить врага возле Рас Эль Садийят. Более того, вторая линия обороны Птолемеев располагалась в Платане (Эль Рмалех - Кап Сахре), следующем проходе к Неби Юнес, 5 км. южнее, и был третий проход возле Сидона, крепости Птолемеев (69.11). Это указывает на тройную линию обороны на трех скалах в пределах видимости друг друга. Наконец Рас Эль Садийят, как представляется наблюдателю на месте, неотъемлемая часть Ливанского хребта, а не одиночный кряж, рассекающий проход, как описал Полибий - описание, которое больше подходит к Рас Неби Юнес. Последняя скала выглядит предпочтительнее, несмотря на естественную защиту Рас Эль Садийят рекой Дамор, в основном, потому, что строй, помещенный на его склонах может контролировать проход более сподручно и более действенно, чем на покатых склонах Рас Эль Садийят, и, возможно, потому, что его узкий проход был значительно длиннее.

Карта 6: Поле боя при Порфирионе
Полибий описывает оборонительную линию относительно подробно, основываясь, по-видимому, на рассказе очевидца в своем источнике. Устье прохода, ширина которого составляет не более 50 метров, было защищено системой препятствий, а также войсками (69.2). Крутой хребет, пересекающий проход (69.1), это, кажется высота 59. Ее почти вертикальный северный склон, доминирующий над "бутылочным горлышком" прохода в пределах 40-50 м., был, конечно, занят лучниками и пращниками, в то время как пологий западный склон был занят легко-вооруженными войсками, которые были готовы к рукопашному бою для защиты своей позиции, и готовились спуститься в проход, если авангарду Антиоха удастся прорваться. Третий пост "на склонах горы Ливан" по замыслу должен был предотвратить обход оборонительной линии, и поэтому может быть идентифицирован с высотами 275 и 348, которые более или менее контролировали все горные тропы вокруг прохода. Силы Антиоха, включающие только легко-вооруженные войска (68.11), были разделены на три самостоятельных корпуса. Один под началом Феодота этолийца, поднявшись по склону Ливана, выбил отряд Птолемеев и продолжал атаковать с господствующей высоты, откуда просматривался весь перевал (Высота 63). Второй контингент под началом Менедама, несомненно, должен был попытаться подняться на эту последнюю позицию с востока, а в это время третий, под командой Диода, пытался прорваться через сам перевал (69.3-5). С точки зрения топографических невыгод, роль последних двух контингентов, фактически, заключалась только в отвлечении Птолемеев от решающего маневра Феодота. Антиох вопреки своему обыкновению наблюдал бой позади линии (69.7), возможно потому, что не мог сражаться среди конницы, как он привык. В это же самое время оба флота сошлись недалеко от побережья (69.6).
Атака началась в одно и то же время по всему фронту (69.9). Как следовало ожидать, войска Птолемеев в начале выстояли на перевале и на хребте. Победа была добыта Феодотом, который одолел оборону на склонах Ливана, а затем повернул на войска на хребте, с тем чтобы дать возможность войскам Селевкидов прорваться через перевал (69.9-10).
Сражение при Порфирионе продемонстрировало значительную тактическую гибкость, маневренность и мужество в условиях местности гораздо более сложной, чем та, с которой позже столкнулись римляне при Фермопилах. Это впечатление усиливается при анализе перехода Антиоха III через Эльбурз восемь лет спустя.

10. Битва при Рафии (217 г. до н. э.)

Прорыв через перевал у Порфириона открыл дорогу войскам Селевкидов для вторжения в Келесирию. Систематическими усилиями добившись контроля над различными регионами, Антиох удалился на зимние квартиры в Акру (Polyb. 5.71.12). Армия Птолемеев, которая выродилась от длительного простоя в течение примерно одного поколения, была созвана в 219 г. до н. э. и проходила интенсивное обучение (ibid. 63-5). Когда подготовка была завершена, в июне 217 г. до н. э. (Gauthier-Sottas, pp.34. ℓℓ.10-11) Птолемей IV совершил форсированный марш за 5 дней в южную Палестину и стал лагерем в 50 стадиях от Рафии. Антиох, узнав о приближении врага, оставил Акру и поспешно проследовал по береговой линии через Газу к Рафии (ibid. 80.3-4). Победа Птолемеев в битве решила спор за Келесирию на ближайшие 17 лет.
Источники подробного рассказа Полибия о битве (5.79-85) являются неопределенными. В то время как Момиглиано считает их проптолемеевыми и предполагает Зенона Родосского прямым источником Полибия, Отто и другие, которые всячески подчеркивали повторяющиеся замечания Полибия о любви Птолемея к роскоши и безразличие к внешним делам (5.87.3,7; ср. 34, 42.4, 62.7, 107; 14.12.2-3 и всюду), предпочитают рассматривать источники Полибия как проселевкидские. Браун, Phoenix 15 (1961) 193, принимает средний путь, предполагая, что Полибий пользовался как проселевкидскими, так и проптолемеевскими источниками. Но сомнительно, чтобы источники Селевкидов так описывали бы царя, который настолько решительно разбил Антиоха III, учитывая приставку "Великий", полученную несколько лет спустя. С другой стороны, показания "Птолемеевского" источника гораздо более выразительные: тайная подготовка Птолемея зафиксирована в деталях (5.65-8); личному появлению Птолемея в рядах фаланги приписано вдохновляющее воздействие на войска и подавление боевого духа противника (85.8). Прежде всего, народ Келесирии, предмет раздора между двумя царствами, как говорят, традиционно склонялся в пользу Птолемеев (86.9-10), в то время как само собой разумеется, что благодаря экономической политике Птолемеев, они были на стороне Селевкидов. Действительно, есть некоторые признаки для такого предположения и, в любом случае, Селевкидский источник не поддержал бы притязания Птолемеев на Келесирию таким признанием. Случайное замечание о характере Птолемея скорее всего связано с использованием источника от "ястребов" при Александрийском дворе, которые были возмущены равнодушием Птолемея к внешним делам. Источник этот, вероятно, Птолемей из Мегалополиса, соотечественник Полибия, который служил при египетском дворе и написал скандальную историю Птолемея IV, которая была известна Полибию.
Идентификация источника Полибия была бы полезной при оценке достоверности его комментариев по поводу маневрирования Антиоха и тактического планирования.
Полибий помещает поле боя на дороге от Пелусия к Рафии, в 50 стадиях (9,25 км.) от Рафии (80.3). В соответствии с описанием марша Селевкидов и отступления, которые указывают на использование основной дороги из Газы в Рафию, он имел в виду не приморскую Рафию, а скорее старый город, который находился за пределами морских дюн. Недавно он был убедительно идентифицирован возле Аль-Шайх Сулейман Рафах (Высота 42; long. 07850/lat. 07915), как лесистый холм на краю дюн западнее современной Рафиях (см. карту 7). Полибий утверждает, что Птолемей планировал достичь этого места (80.3). Фантастическая скорость пятидневного марша (ibid.) 75 000-го войска (79.2), со всем своим багажом, под палящим июньским солнцем Синайской пустыни, 180 км. от Пелусия до поля боя, по 36 км. в день, подтверждает заявление Полибия и предполагает, что Птолемей стремился избежать неблагоприятной местности и сам навязать место битвы. Хронология Полибия подтверждается трехязычной стелой Пифома, согласно которой Птолемей сражался на десятый день после выхода из Пелусия. Марш Птолемея занял пять дней, и Антиох прибыл на место в ту же ночь (80,4). Две армии стояли лагерем друг против друга пять дней, прежде чем вступить в бой. Сражение, по-видимому, произошло в конце дня (85.13, 86.1,3), согласно заявлению, что армии ждали пять дней. Ср. форсированный марш за четыре дня от Пелусия до Рафии (Jos. Bell. 4.660-3), но он был зимой (ibid. 654, 658) и с малым войском из отборных солдат. Александр со много меньшим и значительно более легким войском (в сопровождении флота, который, вероятно, нес багаж) покрыл расстояние от Газы до Пелусия (205 км.) за семь дней (Arr. Anab. 3.1.1; Curt. 4.7.2), а Антигон со своей огромной армией в 306 г., вероятно, за десять дней (Diod. 20.73.3).
Расчеты Птолемея должны были основываться на оценке наличных войск. Он имел в своем распоряжении более 60 000 фалангитов и 6 000 полу-тяжелых войск (см. ниже), тогда как мобилизационный потенциал Антиоха для тяжело-вооруженных войск, которые как правило составляли 42 000-44 000 человек, был сокращен восстанием в Малой Азии и Киррестике примерно до 30 000 человек. Крупномасштабный набор греческих наемников, чтобы заполнить брешь, несомненно имел место. Птолемей мог рассчитывать на подавляющее численное превосходство в фаланге, но в виду контроля Селевкидов над верхними сатрапиями, он мог ожидать, что будет сильно уступать в кавалерии, легкой пехоте и в качестве слонов в своем распоряжении. Изучение маршрута от египетской границы к Риноколуре (Эль Ариш) в северном направлении проливает свет на его соображения. Вскоре после выхода из Риноколуры дорога входит в 10-ти км. длинный проход, шириной 200-300 м. (Джиради), заблокированный непроходимыми морскими дюнами на северо-востоке и песчаной пустыней на юго-востоке. Такое поле боя благоприятствовало бы слонам Селевкидов, если бы они были размещены по фронту при поддержке легкой пехоты по флангам, и стало бы ловушкой для колонны тяжелых войск Птолемеев, сделав их бесполезными. Проход между песчаными дюнами расширяется чуть более 10 км на выходе из Джиради, но, по-видимому, это альтернативное поле боя совсем не устраивало Птолемея. Он выбрал место для лагеря возле так называемого "перекрестка Рафиях", где пески Халусы вытягиваются на запад "пальцем", состоящим из разрозненных песчаных ползущих холмов, которые здесь и там ограничивают ширину прохода до 3,4-5 км. Природа местности и ее заброшенность в то время до некоторой степени были оттенены замыслами выравнивания и подготовки земли для деревни Садот в области Рафиях. Севернее перекрестка проход снова расширяется на юго-восток.


Карта 7: Поле боя при РафииДистанция 9,25 км. от Рафии приводит нас к тому месту, где ширина прохода составляет 3,4 км., ограниченного большим холмом Кефар Шан на юге и морскими дюнами на севере. Поверхность на северо-востоке вполне подходит и для пехоты и для кавалерии. Согласно геоморфологического анализа возможного продвижения морских дюн в течение последних 2 200 лет, оказывается, что в 217 г. до н. э. проход имел ширину около 5,6 км. (Я обязан г-ну Х. Цоару из географического факультета Университета Бен-Гуриона в Неген, который любезно мне предоставил эту информацию, основанную на его полевых исследованиях в этой области.) Поле боя такой ширины позволило бы Птолемею занять все пространство прохода своими войсками, расставленными согласно обычного порядка, не опасаясь сделать слишком тонким боевой порядок и таким образом поставить под угрозу его способность противостоять лобовой атаке. (61 000 фалангитов Птолемея будучи развернуты на обычную глубину 16 шеренг (Polyb. 18.30.1), занимали бы фронт 3 600 м. (по 3 фута на фалангита, Polyb. 18.29.2, Arr. Tact. 12-16). На 6 000 полутяжелых фракийцев и галатов, глубиной 8 линий, обычного построения для таких войск (см. там же 14.2; Asclep. Tact. 6.2), когда каждый солдат занимает по 3 фута, потребовалось бы 650 м. 5 000 кавалерии, поставленные в 8 шеренг, оставляя между илами равное ширине фронта каждой илы расстояние, когда каждый кавалерист занимает 3 фута (Polyb. 12.18. 3-4; Asclep. Tact. 7.4; Diod. 19.27), заняли бы 1 000 м. Эти контингенты, вместе с необходимыми разрывами между ними заняли бы примерно всю ширину 5,6 км. прохода.) Дюны по обе стороны должны были обеспечить фланги защитой от Селевкидской кавалерии, которая, как ожидалось, значительно превосходила числом и качеством. Селевкиды в этом случае были бы вынуждены развернуть только часть кавалерии на флангах, и сконцентрировать в передовой линии против фаланги легкие войска, чья эффективность в фронтальном сражении была весьма ограничена. Альтернативы, с которыми столкнулся Антиох, заключались либо в углублении своей кавалерии больше чем на восемь линий, или в размещении кавалерии, а не части пехоты, против фаланги Птолемеев, что было непрактично, так как не было никакого тактического преимущества в углублении кавалерийского строя (см. Polyb. 12.18.3), а обычная конница не могла действовать против длинных пик фалангитов. 'Катафракты", полностью бронированные и снабженные длинными пиками, могли бы проломить линию фаланги, но Антиох не имел катафрактов на этом этапе, и даже позже, при Панионе и Магнесии, кавалерийская пика еще не могла равняться с грозными пехотными сариссами. С другой стороны, на более широком поле боя Антиох, как следовало ожидать, растянул бы кавалерию за пределы построения Птолемеев, чтобы обеспечить быстрый обходной маневр при поддержке легко-вооруженных застрельщиков. Действительно, на таком поле боя, сокращая глубину центра до 16 линий, Птолемей мог бы вынудить противника развернуть легкие войска для борьбы с превосходящим численным перевесом Птолемеевых фалангитов, но опасность оголить свои уязвимые фланги, по-видимому, перевешивала это преимущество. На самом деле одно решающее предположение оказалось ошибочным: Птолемей имел подавляющее численное превосходство в тяжелых и полутяжелых войсках - 61 000 фалангитов (5.65) и 6 000 фракийцев и галатов против 35 000 фалангитов Антиоха (5.79) - но в кавалерии обе стороны были почти равны - 6 000 селевкидской кавалерии против 5 000 у Птолемеев. Птолемеи: 25 000 "фаланга", 20 000 египтян и 3 000 ливийцев, обученных по македонскому образцу, 3 000 агема, 2 000 "пельтастов" - возможно, гипаспистов, и 8 000 греческих наемников. Селевкиды: 20 000 фаланги, 10 000 аргираспидов и 5 000 греческих наемников (см. 84.9); отметим также, что противостоящие им "пельтасты" Птолемеев на самом деле были фалангитами. Единственное предположение, которое подтвердилось - преимущество Селевкидов в легких войсах: 21 000 легко-вооруженных были выстроены в боевой линии Селевкидов, тогда как Птолемей имел всего 3 000 критян в своем распоряжении. Конница селевкидов была слабее своей обычной численности, вероятно потому, что еще сохранились некоторые волнения в восточных провинциях и всадники были наиболее эффективной силой для патрулирования этих обширных областей. Вполне возможно, что не всем поселенцам в Мидии и восточным национальным контингентам можно было доверять после восстания Молона. Птолемей не мог предсказать эти события, и, в любом случае, планировал свои движения в предположении, что Антиох будет пытаться компенсировать потери в живой силе за счет дополнительных наемных сил кавалерии (фракийцы, галаты, и т. д.). Если Антиох на самом деле не пытался усилить свои войска, то в основном потому, что Птолемей успешно скрыл мобилизацию и обучение.
Антиох со своей стороны, по-видимому, спешно выступил на юг (80.3-4), так как скорее всего он не хотел допустить захвата Газы, традиционной твердыни Птолемеев, которая в случае поражения Птолемеев способна была выдержать длительную осаду (ср. Polyb. 16.22a), предлагая убежище войскам и средства для эвакуации морским путем. Быстрая реакция Антиоха позже оказалась также тактическою необходимостью: не осознавая изменения баланса сил он сперва стал лагерем в 10 стадиях (1,8 км.) от лагеря Птолемеев (80.4), вероятно намереваясь дать сражение в широкой части прохода (6,2-6,7 км.), где разрыв в песках на юге мог предложить кавалерии некоторую свободу маневра. Однако, узнав о неожиданном изменении размера фаланги Птолемеев и равенстве в кавалерии, он поспешил изменить позицию и выдвинулся вперед на 5 стадий (80.6-7), предпочтя самую узкую часть возможного поля боя. Мрачная альтернатива противостоять части Птолемеевой фаланги легкими войсками была гораздо более опасна, чем возможность столкнуться с глубоким строем фаланги в центре. Нестандартная глубина фаланги была придумана в основном для пополнения передовой линии в долгом и изнурительном сражении, и Антиох, несомненно, надеялся, что его опытные фалангиты не позволят бою достичь этой стадии. Как явствует из заявления, что кавалерия правого фланга обеих сторон обогнула слонов своей передовой линии и ударила во вражескую кавалерию и с фронта и с тыла (84.8, 85.1), армия Птолемеев, фактически, не была защищена дюнами. В виду равенства кавалерии обеих сторон в этом не было необходимости. С другой стороны, с тем чтобы численное превосходство фаланги дало полный эффект, Птолемей имел в центре глубину строя гораздо больше обычных шестнадцати шеренг, возможно тридцать две (см. ниже), что позволило ему уменьшить ширину фронта. Более того, преимущество индийских слонов Селевкидов над африканскими слонами Птолемеев требовало для кавалерии по фронту некоторого пространства между краями и дюнами, с тем чтобы дать кавалерии больше места для маневра, чтобы избежать нападения слонов и атаковать вражескую кавалерию. Если фаланга в центре, которая насчитывала 45 000 человек, была развернута в 32 шеренги, вся армия Птолемеев должна была простираться не более чем на 4,1 км. в проходе шириной 5,6 км. Я предполагаю, что если бы Птолемей столкнулся с превосходящей армией Селевкидов и защитил свои фланги дюнами, он бы поместил перед строем индийских слонов такие технические приспособления, какие с успехом применил Птолемей Лаг при Газе.
Боевой порядок двух армий был продиктован отчасти военной традицией Селевкидов, отчасти их относительной силой или слабостью, или тем и другим. Простояв в лагере под Рафией пять дней, обе стороны, вероятно, от перебежчиков, шпионов и пленников выяснили силы друг друга, и будучи поставлены лицом к лицу, были в состоянии планировать свою диспозицию соответствующим образом (см. карта 8). Вообще говоря, фалангиты Селевкидов были поставлены в центре, кавалерия на флангах, а прочая пехота между фалангой и кавалерией. Правый фланг как обычно был самым сильным, а кавалерия правого крыла, возглавляемая лично Антиохом (82.8, 84.8), была в двое сильнее конницы левого крыла (79.12, 82.5,8). Половина этих сил была развернута отдельным корпусом справа и выдвинута перед боевой линией (82.9 - ἐν ἐπιϰαμπίῳ). Антиох лично командовал этими выдвинутыми 2 000 кавалеристами, которые состояли из 1 000 Товарищей (84.1, 85.12), и, возможно, 1 000 агемы. Как результат численного превосходства врага в фаланге и полутяжелых войсках, Антиох был вынужден противопоставить легкие войска некоторым из этих контингентов. В дополнение к кавалерии левый фланг состоял только из легко-вооруженных (82.11-2), а правый был поделен между 5 000 греческих наемников, снаряженных как фалангиты и 5 000 легко-вооруженных из восточных провинций (82.10). (Вторая часть параграфа, безусловно, искажена; союз καί нужно вставить между καθωπλισμένων и τούς, а последовательность предложений изменить, потому что Биттаку были поручены 5 000 восточных легко-вооруженных (см. 79.3), а контингент "вооруженный по-македонски", несомненно, поставлен был рядом с легко-вооруженными в центре (см. 82.2).) В этих обстоятельствах следовало ожидать, что Антиох прикроет легко-вооруженных, расставив слонов перед их фронтом, но ему помешала сделать это диспозиция слонов Птолемея перед кавалерией на обоих флангах и частью пехоты правого фланга (82.7, 84.9). Достаточно примечательно, что Птолемей не прикрывал ливийскую фалангу, которая противостояла восточным легко-вооруженным Селевкидов, но только агему и "пельтастов", которые должны были состязаться с тяжело-вооруженными греческими наемниками. Легко-вооруженные, будучи скованы строем, исключая критян, которые возможно были поставлены между слонами правого крыла (82.8, 10), чтобы противостоять критянам Птолемея (82.4,7), были лишены традиционной роли застрельщиков войск передовой линии. (Слова παῤ αὐτοὺς τοὺς ἱππεῖς (82.4) должны быть дополнены ἐν μετώπῳ (ср. 82.10), в противном случае положение критян в обеих армиях не будет иметь смысла.) Центр состоял из двух контингентов: справа стояли 10 000 аргираспидов (79.4, 82.8,10) ("Вооруженные по-македонски" (82.10) несомненно относится к аргираспидам, см. 79.4 и ср. 82.2.), ударная сила пехоты, в соответствии с традиционной практикой помещать лучшие войска на этой стороне, а слева 20 000 фалангитов, т. е. военных поселенцев, служащих в резерве.
Диспозиция Птолемеев, как кажется, была хорошо приспособлена к встрече с боевым порядком Селевкидов. Кавалерия левого крыла была сильнее правого, Птолемей лично, в окружении гвардии, занял позицию напротив царя Селевкидов (82.7, 84.1, 85.7). Пехота на правом крыле полностью состояла из фалангитов (исключая критян, которые служили прикрытием для слонов), тогда как более слабый Селевкидский левый фланг столкнулся с полу-тяжелыми фракийцами и галатами, в дополнение к греческим наемным фалангитам (82.5-6). В центре, где 45 000 Птолемеевых фалангитов (65.4,9, 82.4,6) были выставлены против 30 000 Селевкидских фалангитов (82.2-3, 85.9-10), войска Птолемеев были построены на большую глубину. Так как обычная глубина фаланги (в том числе фаланги Селевкидов) составляла 16 линий (Polyb. 18.30.10), фалангиты Птолемеев должны были построиться, по крайней мере, на глубину 24 линии. В виду необходимости сужения линии фронта, с тем чтобы оставить кавалерии достаточно места для маневра, глубина фаланги Птолемеев, возможно, была увеличена до 32 шеренг, подобно фаланге Селевкидов при Магнесии (Livy 37.40.2; App. Syr. 32(162), и ср. Arr. Tact. 5.6). Войскам Селевкидов пришлось приспосабливаться, и, следовательно, они построились в 24 шеренги. Расположение новонабранной и неопытной фаланги, составленной из египтян, заслуживает внимания: она была поставлена справа (82.5-6), т. е. напротив фаланги Селевкидов, состоящей из резервистов военных поселений, а не против намного более подготовленного контингента аргираспидов, гвардейской пехоты, которые оказались связаны Птолемеевой "фалангой", составленной из военных поселенцев европейского происхождения. Их положение справа от центра также имело целью избежать психологическое воздействие на эти неопытные войска от возможного развала левого фланга, так как неудача на Птолемеевом правом фланге была менее вероятна.
Битва началась ударом Селевкидских слонов на правом фланге. Слабые слоны Птолемеев были отброшены и смяли свою собственную конную гвардию в тылу, которая в это же самое время подверглась фланговой атаке вражеской кавалерии под личным командованием Антиоха, который разгромил Птолемеевскую конницу левого фланга и начал стремительное преследование (84.8-10, 85.11-12). Птолемею удалось ускользнуть и присоединиться к рядам фалангитов в центре (85.7-8). Обратное произошло на другом фланге, где Птолемевская кавалерия правого фланга взяла верх почти таким же способом (85.1-4). Только случайные данные зарегистрированы о судьбе других контингентов на флангах. Справа греческие наемники Селевкидов разгромили Птолемеевых "пельтастов" (84.9), а с другой стороны греческие наемники Птолемея разбили арабов и восточную легко-вооруженную пехоту (85.2,4). Полибий в общих терминах говорит о победе Селевкидов справа и их поражении слева (85,5). Он продолжает, что фалангиты в центре обеих армий остались с оголенными флангами (85,6), но не следует уделять слишком много внимания этому голословному утверждению. Быстро разгромив противостоящий фланг (85,4), Птолемеевы конница и пехота правого фланга не имели причины для организации стремительной погони, особенно в виду поражения их левого фланга. Во всяком случае, в отличие от подробного описания пути следования Селевкидской конницы правого фланга, такое преследование не упоминается. Что касается пехоты на Птолемеевом правом фланге, их тяжелое снаряжение, и, как следствие, малая подвижность по сравнению с противостоящей легко-вооруженной пехотой Селевкидов, исключали возможность того, что они соблазнились поспешить в погоню. То же самое можно сказать и о победоносной пехоте правого фланга Селевкидов, которая была слишком тяжела для эффективного преследования. Столкновение фаланги возможно началось, обе стороны были раскрыты, но кавалерия Птолемеев и пехота правого фланга, конечно, вернулись вовремя, чтобы поддержать свои войска. Как бы там ни было, иначе ход событий в центре будет непонятен. Селевкидская фаланга, т. е. военные поселенцы, уступили почти сразу (85.10; см. 79.5 о Никархе), тогда как аргираспиды сопротивлялись дольше. Так как большая глубина фаланги Птолемеев могла сказаться только после долгой и изнурительной борьбы, поспешное отступление Селевкидских фалангитов-поселенцев можно объяснить только тем, что для них возникла реальная угроза обхода Птолемеевой кавалерией правого фланга. Так как "фаланга" противостояла неопытным египетским machimoi, а аргираспиды европейской фаланге Птолемеев, которые должны были быть сильнее туземцев как физически, так и потому, что они имели традицию воевать фалангой, разница в поведении двух контингентов Селевкидского центра не может быть объяснена исключительно высоким военным стандартом Селевкидской царской гвардии. Аргираспиды не были разбиты первым ударом, потому что их правый фланг не подвергался действию Птолемеевой кавалерии, и, возможно, был защищен какими-то победоносными пехотными контингентами Селевкидов с правого фланга. "Фаланга", с другой стороны, была оставлена на милость правого фланга Птолемеев. После бегства своих товарищей по левому флангу, опасность для аргираспидов стала неизбежной, и они вынуждены были признать свое поражение.
Таким образом битва была выиграна Птолемеем, потому что Антиох и его кавалерия отсутствовали на поле боя. Полибий приписывает долгое преследование неопытности Антиоха и его убеждению, что другое крыло было столь же успешным (85.11). Вторая часть объяснения Полибия показывает, что тот кто представил это утверждение, не знал правды и был озадачен, как и мы сами, безответственными действиями Антиоха. В виду слабости левого фланга и уступая по численности в центре, Антиох не мог ожидать подобного успеха в этих частях своей линии, и должен был знать о необходимости своего присутствия и присутствии его правого крыла на поле боя. Предполагаемую "неопытность" Антиоха также следует рассматривать с некоторым скептицизмом: еще до Рафии он проявил себя в решающем сражении против Молона, в блестящем штурме укреплений Порфириона, а также в нескольких осадных кампаниях на оккупированных территориях в Палестине. Возможность того, что Антиох упорствовал в погоне, с тем чтобы помещать противнику опомниться и вернуться на поле боя, также маловероятна: даже в соответствии с Птолемеевским источником, лежащем в основе Полибия, мы имеем дело с полным разгромом конницы, которая еще до этого была приведена в замешательство натиском слонов (84.7-8). Появление слонов почти неизменно вызывало у лошадей панику, а на узком поле боя, окруженном дюнами с обеих сторон, в любом случае можно было рассчитывать преградить им путь на покинутый фланг, как это было при Ипсе, когда слоны Селевка выступили против Деметрия Полиоркета.
Единственное объяснение рокового просчета Антиоха, которое я могу вообразить, состоит в том, что он пытался убить Птолемея и таким образом решить исход боя. Птолемею, однако, удалось ускользнуть, и усилиями выследить его можно объяснить большую продолжительность преследования. Полибий говорит, что Антиох намеревался лично биться с Птолемеем (82.8), и неудачная попытка Феодота убить египетского царя в палатке (81) может также указывать в этом направлении. Вот схема, которою можно объяснить панику, посеянную, как говорят, среди Селевкидских фалангитов внезапным возвращением Птолемея на поле боя (85.8). Учитывая в целом пренебрежительное отношение источника Полибия к Птолемею IV, эта ссылка не может восприниматься как лесть, хотя по общему признанию панику можно приписать естественному беспокойству фалангитов за судьбу Антиоха III в кавалерийской стычке. Антиох, возможно, применил эту тактику не только потому, что был последователем Александра, но главным образом потому, что состав его армии был недостаточен. Он также, вероятно, пытался решить бой без лишнего кровопролития, чтобы сберечь своих солдат, и, возможно, заполучить потенциальную живую силу от своего противника для будущих экспедиций в Малую Азию и в утраченные восточные провинции. То что Полибий дает другое объяснение ни в малейшей степени не дискредитирует предложенную интерпретацию: придворный Птолемея, который был прямым или косвенным источником Полибия, не мог знать план сражения Антиоха, тогда как предложенное объяснение погони Антиоха на самом деле вызывает сомнения.
В ходе этой дискуссии я принял как должное цифры сообщенные Полибием о Птолемеевой фаланге в центре, и пытался соответственно понять тактические соображения и ход событий на поле боя. Но так как эти цифры были оспорены, стоит заново пересмотреть их в свете предложенной реконструкции битвы.
В списке контингентов, собранных и обученных перед Рафией, Полибий перечисляет 25 000 фалангитов и 20 000 египтян, снаряженных по македонскому образцу, каждый со своим командиром (65.4,9). Эти два контингента снова упоминаются в отчете о битве, и, как было сказано, составляли центр Птолемеев (82.2, 85.9 и см. 65.3,9 об Андромахе и Сосибии). Общая численность Птолемеевой пехоты по Полибию составляла 70 000 человек (79.2), учитывая 45 000 фалангитов в центре.
Махаффи и Гриффитс предположили, что фаланга Птолемеев состояла только из 25 000 солдат. Но в то время Махаффи считает, что меньшую часть составляли египтяне, Гриффитс предполагает, что 20 000 из 25 000 были египетскими machimoi. Эти различия вытекают из разных объяснений происхождения цифр Полибия: Махаффи рассматривает цифру 20 000, приписываемую египетской фаланге, как интерполяцию, призванную подогнать общее количество войск под цифру 70 000, данную Полибием. По его мнению, цифра 70 000 сама по себе является палеграфической порчей цифры 50 000. Гриффитс думает, что Полибий ошибочно воспринял цифру 25 000 в своем источнике как всего лишь отдельный контингент европейских поселенцев, и считает, что она представляет собой общую численность Птолемевой фаланги.
Главный аргумент Махаффи и Гриффитса в пользу недоверия Полибиевой общей численности 45 000 фалангитов в центре, состоит в том, что такое подавляющее численное превосходство над центом Селевкидов имело бы очевидное влияние на тактику Птолемеев. Можно было бы ожидать, что Птолемей ударит первым в центре, но вместо этого фаланга оставалась неподвижной, пока не разрешилась ситуация на флангах. Кэри зашел так далеко, что предположил, что фаланга Птолемеев, будь она составлена из 45 000 бойцов, первым бы натиском разбила линию Селевкидов. Гриффитс придерживается своей собственной аргументации, отметив стремление египтян восстать вскоре после Рафии, утверждая, что если бы египтяне составляли меньше половины центра Птолемеев, то они бы не надеялись на победу (107.1-3). Эти аргументы на первый взгляд подтверждаются заявлением Полибия, что Птолемей был в восторге от своего неожиданного успеха (87.3), и что оба царя возлагали свои надежды на фаланги (83.2), что может свидетельствовать о том, что Птолемей в целом уступал в живой силе, и что фалангиты были приблизительно равны по численности.
Но на самом деле Птолемей не мог рассчитывать на свое численное превосходство в центре. Соотношение три к двум между двумя сторонами не гарантировало Птолемеям успех, тем более что египетская фаланга была нововведением, еще не проверенным на поле боя, а обучением европейских поселенцев пренебрегали в течение многих лет, тогда как армия Селевкидов принимала участие в постоянных военных предприятиях, не говоря уже о высоких стандартах гвардии. Глубина фаланги дает преимущество на более позднем этапе борьбы, когда обе фаланги истощены, но Птолемей не мог быть уверен в способности своих войск достичь этой стадии. Все эти соображения также объясняют почему, несмотря на численное превосходство, Птолемей был удивлен своим успехом, и почему Антиох полагался на свою фалангу, хотя следует учитывать, что эти два замечания вполне могут быть собственными комментариями Полибия, и он, конечно, даже с точки зрения Гриффитса, рассматривал птолемеевскую фалангу как превосходящую в численности. Кроме того, так как темп движения кавалерии значительно быстрее, если фаланга Птолемеев уже была вовлечена в настоящий бой на первом этапе битвы, она неизбежно подверглась бы обходному маневру со стороны победоносного Селевкидского фланга. Оставаясь на расстоянии от вражеской линии, они имели время, пространство и мужество принять защитное построение, чтобы встретить дополнительный вызов, и чему бы способствовало численное превосходство над вражеской фалангой.
Что касается роли египетских machimoi в успехе Птолемеев, Перманом было отмечено, что фраза Полибия, "будучи уверены в себе в результате своей победы при Рафии" не обязательно означает, что они приписывали победу себе, но что эти недооцененные и низкосортные воины были воодушевлены своим относительным успехом. Но по-существу у них были основания полагать, что на самом деле они решили исход сражения: развал Селевкидской фаланги, которая стояла перед ними, хотя скорее под воздействием кавалерии, а не стараниями фалангистов, вскоре привел к полному поражению армии Селевкидов, когда аргираспиды, элита пехоты, уступили.
Возвращаясь к оценке Гриффитса европейского личного состава, то трудно поверить, что военные поселения Птолемеев не в состоянии были обеспечить 5 000 солдат европейского происхождения для фаланги. У нас нет конкретных данных о численности европейских военных поселенцев в Египте, но цифры для Птолемеевой армии в конце четвертого века до н. э. составляли несколько десятков тысяч в дополнение к дезертирам и различным вражеским пленным. Хотя epigonoi, несомненно, превратились скорее в фермеров, чем в иррегулярных солдат и пренебрегали своими военными обязанностями, можно было бы ожидать, что Птолемеи предпочли бы обучить их перед Рафией, а не египетских machimoi, которые также недавно были набраны и обучены. Европейские поселенцы заслуживали больше доверия, а их военный и физический потенциал был гораздо выше, благодаря более лучшему питанию и наследственности, которую не нужно недооценивать. Тем не менее, я не оспариваю важный вывод Гриффитса о том, что военные поселения Птолемеев не могли исполнить назначение, ради которого они были учреждены, - обеспечить постоянное наличие подготовленных солдат фаланги в египетской армии; но доказательства этого не в мнимом малом числе их при Рафии, но в том, что 25 000 европейских поселенцев оказались ни на что не пригодны, когда их призвали под знамена в 219 г. до н. э., и в том, что потребовалось около двух лет, чтобы превратить их в боеспособный контингент, в то время как Птолемеи в основном утратили земли в иностранных доменах.

11. Переход через хребет Эльбурз (210 г. до н. э.)

После поражения при Рафии Антиох III сосредоточился на возвращении Малой Азии. После успешного пленения Ахея и доведения восстания к концу в 214 г. до н. э. он обратился к своей великой мечте: восстановить территориальные владения империи времен Селевка I путем мощного анабасиса на востоке. Лишь несколько фрагментов Полибия относятся к этой великой экспедиции и включают некоторые отчеты о военных действиях (10.28-31, 48-9). Самое интересное - это подробное описание, вероятно, основанное на свидетельствах очевидцев, перехода через хребет Элбурз по пути из Гекатомпил в Гирканию, которое демонстрирует походный порядок и тактику Антиоха III на сложном горном перевале (28-31).
Маршрут Антиоха был идентифицирован как центральный перевал через Элбурз, ведущий из Шахруда через перевал Халханлын в долину Часман-Савер, а оттуда через перевал Кюзлук к Астрабаду (см. карту 9). Основная часть маршрута следовала вдоль русла реки, входящего в узкое и крутое ущелье с нависающими скалами высотой около 800-1 200 м. над дефиле примерно 6 км. за перевалом Халханлын, обстоятельство, которое вынудило Антиоха бояться засады со стороны местных племен или отрядов Арсака. Его тревога была усилена нежеланием Арсака вступать в бой даже возле Гекатомпил, где были идеальные условия для кавалерии, в которой, очевидно, парфяне имели значительное превосходство. И действительно "варвары", очевидно, местные тапуры, заняли скалы по обе стороны ущелья, недалеко от перевала Халханлын, блокировав дорогу завалами камней и деревьев, чтобы остановить наступающую колонну и подвергнуть армию перекрестному обстрелу (30.2-3). Поскольку Антиох рискнул сосредоточить все свои силы в одном проходе (в отличие от Александра, который разделил свою армию между тремя проходами на этом же хребте (Diod. 17.75; Arr. Anab. 3.23)), мы должны предположить, что он имел информацию об общем положении засады, полученную, вероятно, от греческих поселенцев к востоку от Каспийских ворот, оккупированных парфянами, и которые, конечно, поддерживали Селевкидов и, несомненно, предоставили проводников, чтобы провести несколько отрядов по горным тропам.
При входе в ущелье Антиох организовал свои войска следующим образом: легко-вооруженные, состоящие из "стрелковых войск" (лучники, пращники и аконтисты) из горных стран, были разделены на небольшие группы, которые командиры вели отдельными маршрутами (29.4), вероятно, скрытыми тропами на вершинах хребтов с видом на ущелье, с тем чтобы иметь преимущество в высоте над противником (30.7,9, cf. Onasan. 8), который, конечно, располагался на нижележащих склонах ближе к перевалу. Главную колонну Селевкидов возглавили критские щитоносцы, чьи передвижения описываются как ἐφεδρευόντων καὶ παῤ αύτὴν τὴν χαράδραν παραπορευομένωυ <ἐυ> τάζει καὶ βάδην (30.9) Выражение ἐφεδρευόντων можно понимать в этом контексте как "действовать в качестве прикрытия" или "действовать в поддержку". (Глагол ἐφεδρεύειν у Полибия имеет некоторые другие значения: "защищать", "стоять на страже". "формировать резерв", ""оставаться в резерве" и даже "контроль, надзор". Существительное ἐφεδρεία также имеет значение "авангард" (Polyb. 18.21.2,4; 36.8.3 и, возможно, 3.112.2; 7.17.2; 10.38.8), но указанная тесная связь между действиями критян и горцев исключает эту возможность.) Первое объяснение означало бы поддержку "альпинистов" меткой стрельбой на нависающие позиции варваров. Но плотное сосредоточение 2 000 лучников в дефиле не могли служить этой цели, но наоборот составило бы легкую и открытую цель. Однако, даже другая интерпретация - "действуя в поддержку" - учитывая очевидную связь с продвижением войск Селевкидов по скалам, упомянутом в том же самом предложении, указывает на то, что последние были поддержаны критянами в дефиле. Но в чем заключалась эта "поддержка"? Выдвижение критян во фронт колонны и их внешне самонадеянный марш (τάζει, καὶ βάδην) позволяют предположить, что они на самом деле были разведчиками, или точнее "мягким" авангардом, выступая в качестве приманки, чтобы помочь "альпинистам" быстро локализовать укрытия варваров, вызывая огонь на себя, и таким образом предотвратить тяжелые потери в фаланге и в обозе, ядре Селевкидской армии. (Педич считает, что их задача состояла в том, чтобы занять высоты и очистить их от противника.) Рискованность и отважность их поручения подчеркивается назначением Поликсенида родосца, Селевкидского адмирала, командиром этого контингента.

Карта 9: Эльбурз
Критян сопровождали thōrakitai и thyreaphoroi (возможно греки или галаты) под командой Никомеда из Коса и Николая этолийца. Вероятно, они были разделены на два отряда, поскольку продолговатый щит, конечно, делал не нужным дополнительное защитное снаряжение; поименование двух стратегов указывает на то, что им были поручены различные задачи. Я могу предположить, что thōrakitai, чьи нагрудники обеспечивали защиту от шквала метательных снарядов, оставляя руки свободными, должны были взобраться на скалы и сражаться с врагом рука об руку с легко-вооруженными Антиоха, которые заняли вершины, в случае, если им не удалось прогнать "варваров" с их командных высот, в то время как thyreaphoroi должны были встретить врага в рукопашном бою, если те спустятся в ущелье. Авангард сопровождали "инженеры", чья задача была выровнять и очистить дорогу для фаланги и обоза (29.4, 30.7-9), который медленно двигался в тылу (30.5).
Стратегия Антиоха, таким образом, должна была осуществляться в три этапа: критяне должны были принять первый залп противника и тем самым раскрыть его засады; ответным залпом сверху "снайперы" Антиоха "смягчили" бы вражескую позицию, с тем чтобы позволить легко-вооруженным "альпинистам", усиленным при необходимости thōrakitai, взобравшимися на скалы, прогонять варваров. В чрезвычайной ситуации критяне и thyreaphoroi должны были воспрепятствовать любым попыткам противника спуститься на дорогу и напасть на уязвимые тяжело-вооруженные контингенты.
Марш прошел по плану: легко-вооруженные заняли вершины, критяне в ущелье, вероятно, вызвали стрельбу противника на себя и предоставили его на милость легко-вооруженных горцев Антиоха, которые меткой стрельбой сверху прогнали их с позиций (30.7-9).
Отличительной особенностью плана Антиоха было использование критян в качестве приманки, хитрость довольно часто встречающаяся в современной войне и, как правило, возлагаемая на отборные войска в небронированных транспортных средствах (особенно джипы), но на сколько я знаю, это единственный случай среди сражений классической и эллинистической эпохи. Объединение маневра "стрелковых войск" и thōrakitai также довольно интересно. Достаточно сравнить его с неудачным опытом перехода Ганнибала через Альпы (Polyb. 3.49.5-56.4), чтобы в полной мере оценить военное мастерство и изобретательность Антиоха.

12. Битва при Панионе (200 г. до н. э.)

Амбиции Селевкидов занять Келесирию, которые потерпели неудачу при Рафии, возродились после смерти Птолемея IV Филопатора в 204 г. до н. э. При малолетнем сыне Птолемея египетский двор вскоре погрузился в атмосферу интриг, которые способствовали вторжению Селевкидов в 202 г. до н. э. (Polyb. 15.20; Hieron. в Dan. 11.13-14). Антиоху III не удалось занять Газу, последнюю крепость Птолемеев на юге Палестины, в течение 201 г. до н. э. (Polyb. 16.22a), и зимой 201-200 г. до н. э. он отступил в Сирию, разместив гарнизоны на ключевых позициях (см. Карту 10). (Утверждение Иеронима, что Скопас воевал против Антиоха перед реоккупацией Иерусалима Птолемеями - не следует воспринимать буквально. Если бы имело место какое-нибудь крупное сражение до Паниона, можно было бы ожидать, что оно нашло бы отражение в источниках. Кроме того, весьма маловероятно, чтобы огромная Селевкидская армия зимой оставалась в Палестине, тогда когда имело место вторжение Птолемеев (Jos. Ant. 12.135).) Птолемеи, однако, не сдавались: при поддержке новобранцев из Греции (Polyb. 15.25.16; Livy 31.43.5-7) Скопас, этолийский офицер, служащий начальником штаба армии Птолемеев, освободил Келесирию зимой 200 г. до н. э. (Jos. Ant. 12.131, 135; Hieron. loc.cit.). Контрнаступление Антигона, вероятно, имело место летом следующего года. Египетская армия тщетно пыталась остановить врага на северной границе при Панионе, но была разбита и рассеяна. Сам Скопас с 10 000 выживших нашел убежище в Сидоне (Hieron. op.cit. 15-16, основанном на Порфирии), вероятно, надеясь на эвакуацию морским путем, но египетский флот, по-видимому, задержался, и Скопас вынужден был сдаться осадной армии Антиоха. Тир, ближайший порт, возможно был на стороне Селевкидов, ср. Polyb. 5.61.5, 62.2, 70.2 о кампании 218 г. То же самое относится к Акре-Птолемаиде (ibid.). С другой стороны см. Polyb. 5.69.10 - 70.1 о про-птолемеевой политике Сидона в этом же году. Сухой путь в Египет был исключен из-за враждебности евреев и, возможно, других национальностей, которые спешили продемонстрировать лояльность новому хозяину. Кроме того, отступающей армии пришлось бы столкнуться с огромными трудностями в синайской пустыне. Таким образом длительная борьба за Келесирию пришла к разрешению в пользу Селевкидов.
К сожалению, единственный сохранившийся рассказ о битве является непрямым отчетом, который сохранился в шестнадцатой книге Полибия (par. 18-19). Ругая Зенона Родосского за то, что тот отдает предпочтение риторической фразеологии перед исторической точностью, Полибий пытается проиллюстрировать свои аргументы, критикуя Зенонову версию сражения при Панионе. Следовательно, мы имеем в своем распоряжении только те детали, которые Полибий нашел маловероятными, что делает крайне трудной оценку его аргументов, и, конечно же, реконструкцию хода сражения.
Основными спорными пунктами Полибия являются место положения и действия Селевкидских слонов и Птолемеевой кавалерии, время отступления Скопаса и роль, которую сыграли два сына Антиоха III. Другие оговорки являются тривиальными и сделаны только ради усиления аргументации (19.2-3, 7, 8, 9, 10-11). Большинство из них доказывает, что отчет Зенона был несколько схематичен, но эта же критика вполне применима к Полибиевым описаниям некоторых кампаний. Зенон утверждает, что слоны были по фронту Селевкидской фаланги (18.7), но он также упоминает столкновение двух фаланг (18.9-10), игнорируя слонов. Он также говорит, что фаланга Селевкидов отступила и что слоны в тылу напугали атакующих этолийцев и остановили их продвижение (19.1,4). Что касается Птолемеевой кавалерии, Этолийские всадники, как говорят, испугались слонов (19.4,6), но другие утверждения приписывают кавалерии правого крыла упорное сопротивление и сообщают, что левое крыло было разбито катафрактами Антиоха (18.8, 19.4-6). Еще более неловкий рассказ о спасении Скопаса с поля боя. В одном месте говорится, что он отступил, как только центр был окружен, тогда как в другом он прославляется как последний покинувший поле боя (19.10-11). Что касается сыновей Антиоха, Полибий выражает уверенность, что только один сын принимал участие в сражении, тогда как Зенон сообщает об активном участии в сражении как Антиоха Младшего, так и Старшего. Хотя он не дает подробного объяснения, по-видимому возникновению такого мнения способствовало очевидное сходство позиции двух братьев на холме или горе с видом на врага, и, возможно, молодость Антиоха Младшего в то время. Отсутствие у Зенона упоминания Антиоха Старшего среди прибывших в лагерь после битвы (19.9) не может быть причиной Полибиева недоверия: он должен был знать, что не многие отчеты о битвах были столь всеобъемлющи, чтобы содержать такие тривиальные подробности. Аргумент в 19.9 создает впечатление, что Полибий был настроен любой ценой "порвать Зенона", и это ставит под сомнение его достоинство, когда он критикует других историков (см. ниже). Кроме того, если Полибий имел положительное свидетельство того, что Антиоха Младшего не было при Панионе, он бы не колеблясь указал на это.
Мы позже рассмотрим требует ли место битвы участие контингентов, приписанных обоим сыновьям, но нужно оговорить сразу, что возвраст Антиоха Младшего не обязательно должен поддерживать точку зрения Полибия. Хотя у нас нет точных сведений, возможно, что в тот момент ему было около 15 лет. Александр возглавлял кампанию против фракийских повстанцев в 16 лет (Plut. Alex. 9.1); Антиох V Евпатор, мальчик 9 или 12 лет (App. Syr. 66: Euseb. Chron. I, p.254; I Macc. 6.28ff.) принимал участие в походе Селевкидов на Иудею; Деметрий II в 14 лет принимал активное участие в кампании, которая привела к свержению Александра Баласа (Justin 35.2.2). Вполне возможно, что даже если Антиох Младший фактически не командовал своим контингентом в отличие от Александра, он, по крайней мере, играл символическую роль как и его сын позднее в Иудее. В период когда цари и царевичи играли такую важную роль, люди подобные Антигону, Лисимаху и Селевку I принимали активное участие в руководстве своими войсками когда им было за восемьдесят, "командование" Антиоха IV при Панионе не выглядит слишком странно.
В своем комментарии к Полибию Валбэнк подозревает самого Полибия ответственным за путаницу с этим сражением: "Никто не может оценить Полибиеву критику отчета Зенона о Панионе только на основании того, что говорит Полибий: он, возможно, читал Зенона невнимательно" (11.523). Но Полибий, несомненно, стоит доверия, будучи осведомлен об опасности невнимательности в то время как сам осуждает некомпетентность популярного родосского историка. Как будет показано ниже, небрежность Зенона при упоминании определенных топографических особенностей поля боя, и, возможно, некоторые небольшие неточности в его терминологии, сделали его рассказ непонятным Полибию и всякому, кто не был знаком с полем боя. Справедливости ради следует подчеркнуть, что трудности описания битвы усугубляются сложной топографией поля боя и вытекающей отсюда нестандандартной диспозицией войск.
Определение маршрута следования Антиоха к полю боя может пролить свет на стратегию обеих сторон. Локализация поля боя возле Паниона не предполагает много альтернатив: Панион, который без всякого сомнения идентифицируется с деревней Баньяс, лежит на краю одного из ответвлений дороги из Дамаска, самой восточной из трех основных дорог, ведущих из Сирию в северную Палестину, и Антиох, следовательно, пытался войти в Палестину по этой дороге. (Беван и Ави-Йонах полагают, что Антиох вступил в Палестину по несколько более короткому пути, пересекающему Ливанскую равнину. Но так как Панион-Баньяс расположен в 11 км. от той основной дороги, которая идет вдоль предгорья Верхней Галилеи и болот Хюлех, перекрывающих долину в 3 км. от Паниона (Jos. Bell. 4.1.3) - Дафна идентифицируется с Х. Дюфна. Они предполагают, что Антиох свернул в сторону, чтобы вторгнуться в Батанею (Башан), южнее Голанских высот, как, впрочем, он сделал после битвы (Jos. Ant. 12.136). Чтобы сделать обход Башана в непосредственной близости со Скопасом Антиох должен был подвергнуть свою территорию на севере риску Птолемеева вторжения, а преимущества такого шага на этом этапе выглядели сомнительными. В любом случае, экспедиция из Сирии в Башан должна была проводиться по Дамасской дороге. Она должна была позволить тяжелым войскам Антиоха III принять участие в решающей битве на неблагоприятной, гористой местности.) Возможно, что похожий Финикийский проход возле Сидона на западной дороге, крепости Герра и Брохои на центральной дороге, которые контролировали проход в Ливанскую равнину и доказали в ходе Четвертой Сирийской войны насколько трудно прорваться через них, вновь были заняты Птолемеями (Polyb. 5.46.3-5, 61.7; Hieron. в Dan. 11.15-16). Так как дорога Дамаск-Панион была самая короткая, хотя и самая трудная из ответвлений, отходящих от Дамаск к западному берегу Иордана, очевидно, что Антиох стремился достичь ровной местности как можно скорее. С другой стороны, слабость Птолемеев в фаланге и слонах (см. ниже) должна была вынудить Скопаса к попытке перехватить армию Селевкидов на дороге от Голанских высот, с тем чтобы блокировать вход на плоскую долину 'Via Maris', ведущую в Египет, и вынудить битву на холмистой местности к востоку, которая благоприятствовала его этолийским наемникам и создавала сложности Селевкидским слонам и фаланге. Но как следует из локализации места боя и его маршрута, он явился слишком поздно; Антиох стал лагерем на ровной местности к западу от Паниона прежде чем прибыл Скопас (18.6), и решающая часть сражения прошла на этой местности.

Карта 10: Первая Сирийская война
Точное место поля боя следует искать в непосредственной близости от Паниона. Местность приобрела некоторое значение только в римский период (известная к тому времени как Caesarea Philippi), и поэтому битва, носящая имя Паниона, не могла происходить слишком далеко. Сам Панион расположен на стыке юго-восточной оконечности Голанских высот и северного склона горы Хермон (см. Карта 11). Равнина в виде полумесяца вытянута от Паниона на запад, образуя "платформу" 1,5 км. ширины, которая резко спускается в долину Хюлех. Над этой платформой, теперь называемой "плато Баньяс", с северной стороны доминирует Тель-Хамра, предгорье г. Хермон. Река Эль-Баньяс, которая вытекает из пещеры, течет вдоль края платформы на востоке и на юге, и, будучи довольно мелкой, на протяжении 1,5 км. не представляет собой каких-либо препятствий, но по мере приближения к склонам Голанских высот возле Тахунет ум Раайи ее берега становятся обрывистыми и ее невозможно перейти. Это продолжается примерно 2 км. пока река резко не сворачивает на запад в долину Хюлех. На другой стороне реки, южнее плато Баньяс, вздымается Тель-Аззазийят. Этот холм - самая низкая терраса Голанских высот, над ним доминирует Тель-Фахр на востоке, отделенный от него изрезанным и неровным плато. Русло реки создает непроходимый барьер между плато Баньяс и холмистой местностью на юге и юго-востоке.
Топографические отсылки Полибия позволяют предположить, что левая часть поля боя была плоская (18.4,6), отделенная от лагеря Селевкидов рекой (18.6), с возвышающимся по левую сторону холмом или горой, тогда как другая сторона, по меньшей мере со стороны Птолемеев, находилась на пологих склонах горы (ὑπωρεία - 18.4). ("Слева" в 18.8 и 19.4 на первый взгляд можно понять как "слева от общего строя", но в 18.6 ясно показано, что холм был занят правым флангом главных сил армии Селевкидов, которые были развернуты "на ровном месте", или, другими словами, он доминировал над левым флангом той части армии Птолемеев, которая была размещена на равнине.) Единственное место в непосредственной близости от Паниона, удовлетворяющее этим требованиям, - это область по обе стороны каньона Нахр Эль-Баньяс: "ровная земля" будет идентифицирована с плато Баньяс; река с Нахр Эль-Баньяс; господствующая высота с Тель-Хамрой; а пологие склоны горы с Тель-Аззазийят. (Вэлбанк предлагает несколько иную идентификацию, но он не учитывает полную топографическую картину; места им предложенные слишком далеко от Паниона или расположены в совершенно плоских областях.) На основании того, что основная часть армии Селевкидов переправлялась через реку, выстраиваясь на плоской местности, а своим правым флангом заняла холм, который доминирует над равниной, можно сделать вывод, что Селевкиды располагались на востоке, а Птолемеи на западе, как это на самом деле следует из идентификации пути следования, принятом Антиохом, и стратегии Скопаса. Сейчас я попытаюсь более детально проанализировать разные топографические признаки и определить их местоположение на поле боя:
(1) Главные силы армии Селевкидов, в том числе слоны и фаланга, покинули лагерь, который, вероятно, располагался в самом Панионе, переправились через реку и заняли позиции на "ровной земле" (18.6). Антиох должен был переходить реку в "бутылочном горлышке" плато Баньяс между Панионом и Тахунет ум Раайи, где имеется брод. Войско Селевкидов встало затем по всей длине плато Баньяс, лицом к противнику с востока на запад.
(2) Левый фланг Птолемеев размешался на "ровной земле" - плато Баньяс - а правый, состоящий в основном из этолийской пехоты и части кавалерии, на низких горных склонах (ὑπώρεια - 18.4). (Положение левого крыла на "ровной земле" (ἐπιπέδοις), упомянутого в том же отрывке, по-видимому, указывает на такую интерпретацию ὑπώρεια.) Так как правый фланг Птолемеев стоял на юге, определение ὑπώρεια действительно соответствует Тель-Аззазийят и соседним холмах, которые образуют самую низкую террасу Голанских высот.
Тем не менее, хотя вершина Тель-Аззазийят ниже плато Баньяс, но на самом деле вопрос об относительности высоты здесь неуместен; важна видимость и впечатление наблюдателя, так как благодаря оптической иллюзии Тель-Аззазийят в том месте выглядит возвышающимся над плато. Более того, Птолемеевый источник Зенона, вероятно, очевидец, сам участвовал в бою на "платформе" как можно предположить по обилию топографических и военных деталей в этой части сцены. Ибо он и основная масса египетской армии стояли здесь, плато Баньяс было "ровной землей" (ἐπιπεόους...), а Тель-Аззазийят имеет крутые склоны. С плато Баньяс на юг и юго-запад ясно видны склоны Тель-Аззазийят, которые представляет собой последнюю террасу Голанских высот, тогда как плато Баньяс стоящему на этом месте кажется полностью отделенным от Голанских высот и от г. Хермон.
(3) Антиох Младший, командовавший тяжелой кавалерией, которая составляла часть главных сил, занимал "гору" справа, которая доминировала над левым крылом той части армии Птолемеев, которая стояла на плоскости (18.8). Тель-Хамра, холм, который несомненно имеется здесь в виду, мог быть легко занят войском, идущим из Паниона, и его покатые южные склоны не представляли особых трудностей для тяжелой кавалерии Селевкидов, чтобы обрушиться на левый фланг Скопаса на плато Баньяс.
(4) Отряд под командованием Антиоха Старшего был послан царем ранним утром, до того как он переправился через реку, занять горные позиции с видом на врага (18.5, 19.8). (Антиох Старший был послан ἐπὶ μὲν τὴν ἐωθινήν. Несмотря на тавтологию ἁμα τῷ φωτί (6), ἐωθινή должно быть интерпретировано как "рассветный", а не "восточный", ἐωθινή - "рассветный", которое является прилагательным, встречается без существительного (Polyb. 3.83.7 - ἐπὶ ...; 1.67.9, 87.7, 3.43.1, 4.78.6 - ὑπὸ τὴν ἐωθιήν), тогда как "восточный" у Полибия не встречается, и, конечно, довольно редко используется без существительного. Полибий мог цитировать Зенона, а многословие, как известно, было одной их характерных черт патетики (но имеется также некоторое многословие в 3.83.7 и 4.78.6).) Так как северный холм (Тель-Хамра) был занят Антиохом Младшим, единственная возможная идентификация этой холмистой области - Тель-Фахр с видом на Тель-Аззазийят с востока. Это предположение получает некоторое подтверждение от отсутствия какого-либо упоминания переправы через реку войск Антиоха Старшего, особенно от очевидной необходимости размещения существенных сил по диагонали на Тель-Фахр для сдерживания этолийцев на Тель-Аззазийят, которые могли напасть на лагерь Селевкидов в Панионе и на войска на равнине с тыла.
Но утверждение, что Антиох Старший занял позиции, "господствующие над неприятелем" (ὑπερχειμένους τῶν πολεμίων τόπους) создает значительные трудности само по себе: так как лагерь Птолемеев был расположен за рекой, т. е. на плато Баньяс или, что более вероятно, западнее (18.6) в долине Хюлех, и войска, размещенные на Тель-Фахр, не могли над ним доминировать, мы должны предположить, что Скопас занял Тель-Аззазийят до того как Антиох начал свои маневры. Но если он был настолько быстр, почему он не смог занять позицию на Тель-Хамра, что роковым образом сказалось на исходе боя (18.8)? Единственное альтернативное объяснение головоломному описанию позиции Антиоха Старшего таково, что Зенон был неточен в выражениях и "горные позиции", главенствующие над частью Птолемеевой армии, появились на более позднем этапе, когда Скопас послал войска на Тель-Аззазийят. Зенон, основывая свой отчет на птолемеевских источниках, сначала описал боевой порядок Птолемеев (18.4) пренебрегая фактической последовательностью событий, и это вполне объясняет его неаккуратные формулировки. Может быть, обратившись позже к диспозиции Селевкидов, он пытался, как историк, который очень заботился о стиле, избежать многословия, и вместо того чтобы написать "горные позиции, которые главенствовали над нижней горной террасой", он небрежно выразился как "позиции, которые главенствовали над местоположением врага".
При соединении вместе этих умозаключений кажется очевидным, что битва происходила на двух разных аренах, разделенных обрывистыми берегами Нахр Эль-Баньяс, на севере на плато Баньяс, а на юге на гористом плато между Тель-Аззазийят и Тель-Фахр, каждое войско имело центр и два крыла на каждом поле боя. Две арены вместе предлагают поле боя шириной 3 км., и, предполагая, что фаланга Селевкидов была построена в 32 шеренги глубиной (ср. Livy 37.40.2), и что значительная часть кавалерии была тяжелой, так что каждая лошадь занимала 3 фута пространства, и не было разрыва между илами, то это согласуется с выводом, что сражение по масштабу было сопоставимо с Рафией и Магнесией. Следует отметить, что разделение сил и вытекающие трудности одновременного управления ими не противоречат моему предположению и хорошо согласуются с тактикой того периода: в боевой линии протяженностью 3-4 км., которые время от времени имели место в эллинистический период, в любом случае главнокомандующий не мог контролировать края флангов. Во всяком случае нужно отметить, что плато Баньяс видно с южной арены и наоборот.
Состояние местности и особый характер двойной арены диктовали тактику и расположение войск. Антиох побеспокоился завладеть позицией на Тель-Хамра и Тель-Фахр, отсюда его маневры ранним утром. Он предпринял наступление на северной плоской арене, которая благоприятствовала его слонам и фаланге и обеспечивала господствующую позицию над левым крылом Скопаса (с Тель-Хамры), и занял оборону на холмистой южной арене, благоприятной для этолийцев. (Армия Селевкидов действительно имела преимущество в высоте на южной арене, но земля на этой арене неровная и холмистая, и, в любом случае, движение фаланги под уклон было чревато разрывом плотных рядов и она должны была предпочесть оборонительную позицию. Эта ограниченность фаланги хорошо продемонстрирована Киноскефалами и изложена Полибием в его экскурсе о фаланге (18.91.5).) Победа Селевкидов на юге не могла повлиять на развитие событий на севере, так как Птолемеи на плато Баньяс были защищены рекой, но развал обороны Селевкидов на юге должен был привести к коллапсу главных сил на севере: единственный шанс Скопаса был в том, чтобы разорвать линию Селевкидов вокруг Тель-Фахр и достичь вражеского лагеря у Паниона. Я предполагаю, что его тактика, главным образом, должна была основываться на захвате aposkeuē Селевкидов, хотя он мог нацелиться на взятие Селевкидов на плато Баньяс с тыла, в то время как на севере он должен был довольствоваться удержанием фронта. Упреждающее занятие Тель-Хамры вынудило его большую часть этолийской кавалерии, рассматриваемую в то время как лучшую у греков (Polyb. 18.22.5), поставить на защиту уязвимого левого крыла, обращенного к этому холму (18.6, 19.4), тогда как оставшаяся кавалерия вместе с этолийской пехотой была отправлена к Тель-Аззазийят (19.1,4).
Слоны, стоящие "по фронту фаланги", затем были отведены на северную плоскую арену, где они они легко могли бы атаковать врага, тогда как на пересеченной местности они могли быть использованы только в качестве второй линии обороны позади пехоты (18.7, 19.1-3). Следовательно, кавалерия, упомянутая Зеноном как напуганная видом слонов, возможно стояла на юге, где при поддержке этолийской пехоты ей, вероятно, удалось прорвать линию Селевкидской пехоты, а затем пришлось столкнуться со слонами. Антиох имел достаточно слонов в 200 г. до н. э. для применения такой тактики; во время своей индийской экспедиции, в 206 г. до н. э., он довел число слонов до 150 (Polyb. 11.34.10-12). Так как этолийцы, которые были разгромлены Антиохом Младшим, заняли левый край (север) северной арены, кавалерия "справа", которая удержала свою позицию (19.4-5), должна была стоять на правом краю этой арены.
Итак, представляется, что идентификация поля боя обеспечивает решение для большинства аргументов, выдвинутых Полибием. Но, по сути, абсурдность противоречий сама по себе указывает на наличие двух разных арен. Относительное обилие топографических деталей указывает на то, что источник Зенона был очевидцем. Даже если Зенон был крайне небрежен, он, разумеется, не изобретал противоречивые детали. (Комментарий Полибия на его сочинение о морской битве при Ладе и экспедиции Набиса (16.14-17) лишний раз доказывают, что Зенона одолевали патриотические чувства и он не был знаком с топографией Пелопоннеса.) Об искажении его надежной и достоверной информации в том, как это было записано Полибием, вопрос не стоит, и любая попытка идентификации, которая не способна решить трудности, должна быть отброшена.
Возвращаясь к критике Полибия, представляется очевидным, что Зенон виновен в пропуске описания особого топографического фона поля боя, хотя, на самом деле, Полибий лишь изредка делает это сам. Судя отчет Зенона по стандартам Полибия, его главную вину находим в том, что из него невозможно понять, что река делила поле боя на две арены и что битва велась на обоих одновременно. Полибий обычно не пренебрегает такими деталями и можно предположить, что если бы он нашел это в отчете Зенона, большинство аргументов отпали бы. Очень может быть, что Полибий дополнительно был введен в заблуждение неправильным использованием терминологии. Термин keras мог применяться к обоим аренам, а также к флангам каждой из них (см. например 18.4). Но даже если бы Зенон был более точен и использовал meros для определения войск на каждой арене и keras для крыла (напр. 18.5), вполне возможно, что Полибий, не понимая топографического фона, мог бы интерпретировать эти два термина как синонимы (ср. I Macc. 9.15). Действительно, даже случайное использование неопределенных "лево" и "право" способно вызвать много путаницы (см. например 18.6, 8; 19.5). (Следует отметить, что неспособность Полибия "понять" топографический фон и расположение войск и поддержать свои аргументы сторонними свидетельствами доказывает, что он не сам описывает битву в своем хронологическом повествовании, но только ссылается на нее в короткой заметке.)
Чтобы понять расположение войск и ход битвы сведем фрагменты картины воедино. Северная арена под командованием Антиоха III справа была защищена тяжелой кавалерией, катафрактами под номинальным командованием Антиоха Младшего, стоявшего на холме Тель-Хамра (18.6,8). Слоны были построены по фронту в центре, промежутки между ними заполнены по обычаю лучниками и пращниками в дополнение к тарентинцам (18.7), чьей обязанностью, как легкой кавалерии, вероятно, была защита уязвимых флангов слонов, и, возможно, преследование противника в случае коллапса центра до того как ситуация придет какому-либо исходу на крыльях. Центр по описанию Полибия состоял из фаланги (18.6-7), но в него также вошли другие контингенты, поскольку Антиох III, сопровождаемый друзьями и гипаспистами, стоял, как сообщается, "за слонами" (18.7-8,19.7). Какая именно кавалерия стояла справа - неизвестно (19.5). Диспозиция египтян более темная: единственный достоверный факт - левый фланг под командованием Птолемея, сына Аэропа, занимала этолийская конница (18.8). Можно предположить, что Скопас развернул слонов по фронту центра с тем чтобы защитить его от превосходящей фаланги Селевкидов. Отсутствие ясного упоминания в ссылках Полибия и даже возможность того, что сам Зенон не упомянул их, совершенно не доказывает, что слоны не принимали участие в сражении: превосходство индийских слонов Селевкидов над африканскими слонами Птолемеев превращали их борьбу в простую формальность.
Южная арена, возглавляемая Антиохом Старшим, была занята фалангой и частью конницы, подкрепленных "стеной" слонов во второй оборонительной линии (18.5, 9, 19.1, 4). Они располагались по диагонали на северо-западных склонах Тель-Фахр, преграждая проход к Паниону. Этолийцы на Тель-Аззазийят, хотя они описаны как формирование фаланги (18.4, 9, 19.1), по-видимому, представляли собой полу-тяжелую пехоту: Зенон или быть может Полибий, несомненно, упрощал названия и диспозицию отрядов. Пехота была поддержана этолийской конницей (18.4, 19.4).
Сражение фактически было решено успехом правого крыла Селевкидов на северной арене. Воспользовавшись господствующей позицией и тяжелым вооружением "катафракты" смели этолийскую кавалерию и вернулись, чтобы взять фалангу Птолемеев с тыла (18.8, 19.10). Этот маневр в сочетании с натиском слонов, которые между тем, вероятно, разогнали застрельщиков Птолемеев или слонов, предприняли давление на Птолемееву пехоту в центре (19.11), и, вероятно, вынудили кавалерию справа, которая до этого держалась твердо (19.5), уступить дорогу. Из этого следует, что центр Селевкидов не вступал в соприкосновение с линией Птолемеев, и отсюда вытекает отсутствие каких-либо упоминаний об участие Антиоха в деле. В это самое время борьба на южной арене зашла в тупик: этолийцы рассеяли фалангу Селевкидов, но были отрезаны живой стеной слонов (19.1,4) пока не наступила развязка на севере.
Еще одна головоломка в отчете Зенона требует разрешения. Даже если критика Полибия по поводу бегства Скопаса обоснована, должно быть какое-то объяснение этой путаницы. Скопас, как сообщается, утратил мужество, и, по словам Полибия, κοιεῖσθαυ τὴν ἀποχώρησιν когда его центр был окружен (19.10). Но на самом деле, он возможно только "отступил" с северной арены, фактически не покинув поля боя. Скопас, понимая, что от его присутствия на северной арене не будет никакой пользы, поспешил на южную (разумеется, верхом на коне) в отчаянной попытке выйти из тупика и склонить чашу весов в свою пользу. Позже, когда ситуация на севере ухудшилась, а борьба на юге оставалась нерешенной, Скопас принял решение отступить. Благоприятная позиция войск на этой арене способствовала организованному отступлению, так что Скопас мог позволить себе быть в числе последних покидающих поле боя, бросив фалангу на севере на растерзание Селевкидам. Отступление значительного числа солдат (10 000) со Скопасом в Сидон можно объяснить предположением, что это были этолийцы, размещенные на южной арене: плохая и неблагоприятная дорога требовала прекрасно организованного и управляемого отступления, которое было невозможно для окруженных отрядов на северной арене. Последние, по слова Иосифа, основывающегося несомненно на авторитете Полибия, были, вероятно, истреблены под Панионом (Ant. 12.132). В этом пункте Зенон, конечно, не стал жертвой топографических неясностей, но должен быть обвинен в небрежном изложении своих источников, или, вернее, за упущение некоторых жизненно важных деталей о движениях Скопаса.
Подведем итог: хотя отчет Зенона не является ни самым лучшим, ни самым точным как бы того ни хотелось, в целом он дотягивает до среднего уровня античной историографии. С другой стороны, беспощадные нападки Полибия возникли не от небрежного чтения, как предполагает Вэлбанк, но вызваны неясностью уникального топографического положения. Сам Полибий, возможно, не полностью был уверен в точности своей критики. В противном случае его письмо привлекало бы внимание к нелепостям отчета Зенона, как это он сделал в отношении топографических ошибок Зенона при рассмотрении попытки Набиса захватить Мессену (16.20.5-7). (См. отчет в 16.1-17.7. Полибий был достаточно тактичен, чтобы не коснуться в своем письме патриотических чувств старого историка и не упоминает отчет Зенона о битве при Хиосе и при Ладе, также критикуемые в шестнадцатой книге (14.5-15.8).) Будет слишком смело предполагать, что Полибий, который был так доволен признанием Зенона в своем невежестве относительно топографии Мегалополиса (16.20.7), родного города Полибия, чувствовал, что ответы на некоторые вопросы, вероятно, могут быть найдены через топографию места, с которой ни он, ни Зенон не были знакомы.
Если последнее предложение выдерживает критику, дальнейшие сомнения падают на достоинство и мотивацию Полибия, когда он критикует других историков. Комментарий на Полибия Вэлбанка поэтому выглядит немного пристрастным: "Такие ошибки следует обрабатывать, но не с обидой и злорадством... а с видом благородной щедрости, которой сам Полибий руководствовался когда писал Зенону об его ошибках "χάριν τῆς κοινῆς ὠφελείας" (Polybius, 1.11).
Кроме того следует отметить, что топографический рассказ Полибия о вторжении Антиоха III на финикийское побережье искажен не меньше.

13. Оборона Фермопил (191 г. до н. э.)

По урегулировании восточной проблемы и оккупации Келесирии Антиох III был теперь волен обратить свое внимание к Эгейскому миру. Его деятельность в этом регионе вскоре привела его к конфликту с Римом. Дипломатическими мерами не удалось достичь соглашения, и Антиох, обескураженный ужесточением римской политики, уступил обещаниям и посулам этолийцев, соблазнился к свержению про-римской фракции Деметриадов, чтобы "освободить" Грецию и тем самым, по-возможности, улучшить свою позицию на переговорах. Антиох имел в своем распоряжении в Малой Азии всего лишь около 18 000 бойцов, но он спешно переправился через Эгейское море в начале зимы в надежде получить поддержку, в особенности от Этолийцев и Филиппа V. В первые месяцы своего пребывания в Греции он участвовал в изнурительной дипломатической и военной кампании, чтобы убедить союзников к ожидаемому противостоянию с римлянами. Но вторжение римлян произошло слишком быстро: 20 000 пехоты, 2 000 кавалерии и 15 слонов переправились в Грецию из Брундизия ранней весной (Livy 36.14.1; App. Syr. 15(65)). Антиох был застигнут врасплох: основная часть армии, особенно кавалерия, застряла в Азии, часть десанта была рассеяна в Греции по гарнизонам и некоторые из них сдались римлянам. Что еще хуже, ожидаемая помощь от греков не оправдалась: Филипп V встал на сторону римлян, а вспомогательный этолийский контингент насчитывал всего 4 000 пехотинцев. На этом этапе Антиох имел 10 000 пехотинцев, 500 кавалеристов и 6 слонов из своих собственных (Livy 36.15.3). В этих условиях он должен был избегать противостояния в открытом поле. Через некоторое время римский отряд занял Темпейский проход (Livy 36.10.11), и поэтому единственная альтернатива заключалась в попытке сойтись на древнем поле боя у Фермопильского прохода (см. карту 12).

Карта 12: Поле боя при Фермопилах по реконструкции Кромайера
Стратегия Антиоха состояла в том, чтобы преградить продвижение римлян, блокируя сам проход и предотвращая всякую возможность обхода по морю или по суше, намереваясь таким способом выиграть время до ожидаемого прибытия войск из Азии, что позволило бы ему начать решительную атаку в открытом поле (App. Syr. 17(75)). Учитывая топографическое преимущество, его линия была задумана так, чтобы иметь возможность немедленно перейти в наступление и уничтожить римские войска в случае, если они попытаются прорвать оборону прохода. Оборона "ворот" развернулась на нескольких фронтах: проход по середине, горные тропы на хребте, доминирующем над проходом с юга и грубым кругом окружающим область. С моря проход был блокирован флотом и гарнизонами на Халкиде, на мысе Конаион и в Деметриаде (Livy 36.5.1, 33.4-6), а сухой путь на другой стороне, проходящий через Аэсопское ущелье в Дорийскую равнину, преграждали 2 000 этолийцев из гарнизонов Гераклеии и Гипаты (Livy 36.17.10; App. Syr. 18(79)). Кряж с видом на проход защищали еще 2 000 этолийцев, поставленные на трех вершинах: Каллидром, Тейхий и Родунтия (Livy 36.16.11, 17.1, 2, 18.8), которые, предположительно, предотвращали любую возможность захватить армию Селевкидов с тыла. (Хотя Ливий дважды называет их castella (17.1, 18.8 но см. 16.11, 17.12, 18.8 - caecumen, vertices, iugo), кажется, они были не крепостями, а постами в открытом поле. Подробные отчеты об обходе Катона у Плутарха (Cat. Mai. 1314) и Фронтина (Str. 114.4) не относятся к какой-либо крепости, поскольку их не было здесь до 207 г., и никто не был заинтересован в их построении между 207-191 гг. Ливий мог неверно истолковать слово akra найденное у Полибия в таком контексте. Эти предположения базируются на ложном представлении, что остатки эллинистических крепостей следует искать в этой области, но никто не обратил внимания на горную тропу от Сароматы до Метденицы под самой вершиной хребта (Высота 1372), которая могла бы легко привести римлян в тыл Селевкидского лагеря. Кроме того, я думаю, что самая высокая вершина наиболее вероятно будет называться по имени всего хребта (или наоборот). Наконец, эта тропа является единственной, которая не видна с каменной стены, поднимающейся на холм (см. выше). Этих сил, кажется, было достаточно для такой цели: Юстиниан, как сообщается, отправил 2 000 солдат охранять тропы через Каллиндром (Procop. De Aedific. 4.2.7-10). Защита прохода была сосредоточена вокруг восточных "ворот" вблизи Алпенои (Livy 36.16.1; App. Syr. 17-18(76-8). Этот проход был предпочтительнее центральных и западных ворот, потому что здесь было меньше обходных путей, проходящих по Каллиндрому, так что горный хребет было легче заблокировать. Кроме того, так как склоны холмов, смотрящие на восточные ворота, были менее крутые, чем таковые на двумя другими входами, Антиох мог расставить здесь "снайперов".
Восточные ворота преграждались невысоким земляным рвом с канавой по фронту от моря до моря (Livy 36.16.3, 18.8; App. Syr. 18(78)). Ширина прохода в самом узком месте оценивалась в 90 м. Крепостной вал сменялся каменной стеной, остатки которой до сих пор можно увидеть, и которая тянулась по горе на юге примерно 1 800 м., пока не достигала непроходимой скалы. Пара оврагов перед каменной стеной защищали ее с севера. По замыслу стена должна была предотвратить обходной маневр римлян, если им удастся выбить легкие войска, размещенные на холме перед стеной.
Согласно Аппиану Антиох поместил mechanai, т. е. артиллерийские машины различных типов, на стене (вероятно, каменной, а не на валу), так чтобы они могли обеспечить "прикрытие" по фронту крепостного вала (App. Syr. 18(78)). Вероятно, специальные башни были построены на стене для размещения "машин" и они, в дополнение к хорошей оборонительной позиции, предоставляли дополнительную защиту против захвата. Ничего не говорится о работе артиллерии в ходе боя, но и роль стрелков на холме также обойдена молчанием. Битва при Фермопилах, по-видимому, единственный зафиксированный случай, когда Селевкиды использовали артиллерию на поле боя. Но по сути, оборонительный характер сражения и условия местности делают эту битву подобием осады, при которой эллинистические армии также применяли в обороне артиллерию. Филипп V применил артиллерию в похожих обстоятельствах на реке Эюс (Aous) (Livy 37.18.5). Размещение и монтаж машин заранее в безопасном месте и "статический" характер битвы, означали, что линия между двумя армиями была явно очерчена, что позволяло избегать трудностей, которые обычно делали невозможным применение артиллерии в решительных сражениях.
Фаланга стояла позади вала, а легковооруженные и "пельтасты" по его фронту; причем последнее подразделение должно быть идентифицировать с аргираспидами, ударной силы пехоты. Левый фланг защищался лучниками, пращниками и метателями дротиков, поставленными на холме на юге за пределами стены, которые с учетом их расположения не могли составлять больше нескольких сотен, а правое крыло у моря было защищено слонами, за которыми стояла конница под личной командой Антиоха (Livy 36.18.3, 5,19.4; App. Syr. 18-19; Plut. Cat. Mai. 14.1).
Такой боевой порядок был разработан, чтобы обеспечить две возможности: в одном случае артиллерия, стрелки на холме, легковооруженые и аргираспиды по фронту земляного вала после сокрушения вражеского натиска должны были немедленно обратиться к преследованию противника при поддержке кавалерии, что стояла позади слонов; а во втором, если бы римлянам удалось рассеять застрельщиков и "пельтастов", в конечном итоге они не могли бы обойти во фланг фалангу, стоящую за валом, так как фланги были защищены слонами со стороны моря и стеной со стороны холма. Передовая линия фаланги размещалась на валу так, что ров и длинные сариссы солдат усугубляли трудности приближения к Селевкидскому центру (App. Syr. 19(84); Livy 36.18.3).

Эта плотная линия обороны оказалась эффективной: хотя попытка сломить римскую линию не удалась, и застрельщики Селевкидов и "пельтасты" уступили и отошли за крепостной вал, непроницаемая стена копий фаланги успешно завела бой в тупик. Римский прорыв произошел на Каллидроме, где позиции штурмовал Катон. Можно предположить, что позиция, будучи далеко от основных дорог, охранялась небрежно, как отмечает Аппиан (18(81)), и была захвачена врасплох. Плутарх (или скорее сам Катон) не упоминает о какой-либо халатности, но следует ожидать, что командир отрапортует об упорном сопротивлении (ср. Plut. Aem. 16.2 о Назике при Темпе). Появление Катона в тылу Селевкидов решило бой. Аппиан замечает, что Селевкидам отряд Катона показался большим. Репутация римлян и слухи об их способе войны повергли Селевкидов в панику (19(86)). (Плутарх, который сообщает, что как только Антиох утратил контроль над ходом битвы, то немедленно обратился в бегство, поясняет, что камень выбил ему несколько зубов (Cat. Mai. 14), но я сомневаюсь, что такое незначительное ранение сломило такого жесткого и опытного человека (см. особ. Polyb. 10.49.14). Этот унизительный отчет, кажется, имеет свое начало в анти-селевкидской традиции, которая четко различима, например, в сфабрикованной истории об его увлечения девушкой с Евбеи.) Этим частично можно объяснить реакцию Селевкидов, но сам Катон, когда взял относительно небольшой отряд, не мог заранее полагаться на эффект "репутации римлян". Несмотря на свою неповоротливость, фаланга могла разделиться для отражения атаки с тыла, а аргираспиды и легко-вооруженные, которые отступили за линию фаланги, безусловно, могли сдержать отряд Катона. Катон, может быть, планировал захватить лагерь Селевкидов и aposkeue, и эта угроза, в сочетании с впечатлением, что он имел значительные силы, деморализовало армию Антиоха. Аппиан в самом деле утверждает, что войска Антиоха, опасаясь за безопасность лагеря, поспешили на его защиту (18(87)), без сомнения, в отчаянной попытке спасти "багаж", накопленный в Греции в течение нескольких месяцев. (Мнение Педича (La Méthode Historique de Polybe, 368-9), что Катон был послан только для того, чтобы "нейтрализовать" этолийцев, довольно любопытно.)

14. Битва при Магнесии (190 г. до н. э.)

Неудачное вторжение в Грецию, которое разоблачило Антиоха как открытого и признанного врага Рима, вызвало необходимое военное вмешательство в поддержку римских требований эвакуации из Фракии и Ионийских городов. Антиох сначала пытался укрепиться на Геллеспонте против ожидаемой переправы римской экспедиции, но, потеряв контроль над Эгейским морем в морском сражении при Мионнесе (у Теоса), он понял, что превосходство римлян на море позволит им обойти его наземные укрепления в Дарданеллах и он отказался от них. После неудачи последующих переговоров обе стороны были полны решимости искать решение оружием. Антиох мобилизовал свою армию из Сард по долине Герма к Магнесии-на-Сипиле против Римлян, которые наступали из Пергамской области в Фиатиру по Гарканской равнине, а оттуда по Фригиосу на юг. Магнесия в 281 г. до н. э. была местом битвы при Курупедионе, которая сыграла решающую в открытии Селевкидам пути на запад, сейчас стала свидетелем римской экспансии на восток и упадка Селевкидов.
Основными источниками по битве являются параллельные версии Ливия 37.37-44 и Аппиана 30-6, основанные исключительно на Полибии, который широко пользовался родосскими, ахейскими и пергамскими источниками, возможно, дополненными отчетами очевидцев. Помимо случайных упоминаний мы имеем в своем распоряжении три более короткие версии поздних эпитоматоров: Флора, основанную на римских анналистах (1.24.16-18), совершенно бесполезную; Юстина сокращение Помпея Трога, которая следует в целом традиции Полибия и предоставляет, по крайней мере, одну жизненно важную деталь, опущенную двумя основными источниками (36.8.1-8); повествование Зонары (9.20 A-C) демонстрирующее влияние Полибия и летописных традиций Диона Кассия, его источника, но за исключением некоторых мелочей, ничего нового не дающее.
Точная идентификация поля боя, локализация двух лагерей и движения обеих сторон накануне битвы были убедительно установлены Кромайером (см. карту 13), которому мы обязаны первым всесторонним анализом боя. По различным показаниям Ливия Кромайер установил поле боя на ровной местности между реками Фригиос (Кум) и Герм (Гедис) к северо-востоку от Магнесии (Маниса), недалеко от главной дороги из Смирны в Сарды. Поле боя, ограниченное с трех сторон реками, Гермом на юге и Фригиосом на западе и севере, имеет форму подковы с открытым концом на восток.
Римляне, пришедшие с северо-запада, перешли реку Фригиос и ожидали Антиоха в узкой части "подковы" на западе, с тем чтобы снизить эффект большого численного превосходства Антиоха и обеспечить реками защиту флангов от нападения превосходящей конницы Антиоха (см. ниже), но когда их вызов на битву был отклонен и они не могли позволить себе тянуть время из-за приближения зимы, они продвинулись (Livy 37.37.5, 39.5), сделав некоторые уступки врагу, приблизившись к пункту, где Фригиос делает поворот на север под прямым углом и ширина подковы между Гермом и Фригиосом составляет 4,7 км. (см. карта 13, "Вторая боевая линия римлян"). Хотя римское войско могло поставить один из флангов напротив реки (ibid. 11), новый вызов показался Антиоху более приемлемым. Он, конечно, предпочел бы вынудить бой на открытом поле немного восточнее, но будучи в курсе последствий для морального духа своих войск, которые в виду своего численного превосходства могли утратить мужество, наблюдая его уклончивые маневры, и, возможно, будучи уведомлен о намерении римлян штурмовать его лагерь (возможно ночью), если он упорно будет отказываться от боя (id. 37.39.4, 6), он в конце концов принял вызов.
Из двух боевых линий римскую легче реконструировать и можно прояснить некоторые неясности в построении Антиоха (см. карту 14 конец). Войско численностью 30 000 человек (Livy 37.39.7-10; App. Syr. 31(157-9)) было построено следующим образом: 4 турмы, численностью, вероятно, 120 всадников, стояли на краю левого фланга, рядом с Фригиосом (Livy 37.39 .11). Длинная линия из двух римских легионов, прикрытых на флангах двумя алами латинян, занимала римский центр (id. 37.39.8; App. Syr. 31(157)). Правое крыло составляли 3 000 пергамских и ахейских пельтастов, а на их фланге было 3 000 всадников, из которых 800 были пергамянами, а остальные римлянами (Livy 37.39.9), которые, возможно, входили в состав легионов. Около пятисот траллов и критян были развернуты рядом с ними, или, вернее, несколько правее. Велиты легионов, численностью около 6 000, как можно предположить, были развернуты перед легионами в их традиционной роли застрельщиков.
Не считая интервалов между различными контингентами, римская линия, вероятно, простиралась на 3 000 м.: 4 турмы на левом фланге не занимали много места, центр, допуская 450 м. на каждый легион и алу, мог, оценочно, занимать больше 1 800 м. Три тысячи конницы на правом фланге заняли бы 675 м., а 3 000 пельтастов, стоящие в плотном построении, вероятно, занимали бы половину этого, так что, в итоге, правый фланг занимал около 1 000 м.
Гастатов в легионе состава 5 400 человек (Livy 37.39.7) должно быть примерно 1 500 бойцов (См. Polyb. 6.20.9, 21.610), которые разделялись на десять манипул (id. 6.24.3) из 150 человек каждая. Так как манипулы строились в 6 линий глубиной, то 25 человек располагались в первой шеренге. Если легионер занимал 3 фута, а пространство равное ширине манипула было оставлено между манипулами, то передовая линия легиона занимала 1 500 футов, т. е. около 450 м.

Карта 13: Поле битвы при Магнесии по реконструкции Кромайера
Основным камнем преткновения в реконструкции линии Селевкидов является позиция легкой пехоты. Согласно перечням Ливия и Аппиана линия Селевкидов состояла из 16 000 фалангитов в центре; справа от них стояла галатская пехота, катафракты, кавалерийская агема, аргираспиды и дахская конница; на левом фланге галаты, каппадокийцы, смешанная пехота, катафракты и гетайры (Livy 37.40.1-8; App. Syr. 32(161 -5)). Ливий добавляет значительное количество легкой пехоты на оконечности флангов - 10 000 на правом и 15 000 на левом (37.40. 8-9, 13-14) - тогда как Аппиан объединяет их в одном пункте после описания базовой линии, упомянутой выше (32(166-7)). Список Ливия обычно рассматривается как более точный, но в данном пункте я предпочитаю следовать Арриану и предполагаю, что отдельное упоминание легкой пехоты указывает на то, что она служила в качестве передовой линии застрельщиков. Упущение в списке Ливия застрельщиков подтверждает это предположение, особенно ввиду различных ссылок на участие в бою легко-вооруженных promachoi Антиоха (Livy 37.42.4; App. Syr. 33(169,170), 35(178)), а также очевидная необходимость таких войск, чтобы противостоять римским велитам. Более того, если принять боевой порядок Ливия, из него следует, что легкая пехота на правом фланге стояла против латинской алы. Предположение, что Антиох в тоже самое время углубил фалангу до экстраординарной глубины в 32 линии, и кроме того оставил легкую пехоту на милость латинской алы, в высшей мере неприемлемо. На левом фланге он имел бы 15 000 войск, выходящих за пределы римской линии; было бы тактически правильно развернуть кавалерию таким образом, но ставить лучников и т. п. в нескольких километрах от боевой линии не имеет смысла. Описание легко-вооруженных контингентов, помещенных Ливием на краю левого фланга как "alia multitudo, par ei, quae in dextro cornu erat" (40.13), которое напоминает plethos Аппиана (32(166)), предполагает, что Полибий считал эти войска отдельной группой. Если не относить их классификацию к разнородности их легкого снаряжения, то это указывает на то, что Полибий поместил их отдельно от флангов по фронту. Ливий, который не имел должного понимания в военном деле, возможно, был введен в заблуждение расплывчатостью и многозначностью терминов, используемых Полибием, и, возможно, увлекшись патриотическими чувствами, как это часто бывало, приписывая необыкновенную длину линии Селевкидов, он выставлял победу римлян более славной. (Один из возможных вариантов, например, в том, что Полибий употребил глагол προτάσσω, который можно интерпретировать как "размещен на краю фланга". О влиянии патриотизма Ливия на его версии см. выше.)
Избавившись от этого препятствия, мы можем обратиться к анализу диспозиции Селевкидов. Армия Антиоха насчитывала 60 000 пехотинцев и 12 000 всадников. Фаланга в центре была разделена на десять дивизионов (merē), каждый был построен в 32 шеренги в глубину и по 50 человек в каждой шеренге, и у каждого на флангах по 2 слона с их легко-вооруженным прикрытием (Livy 37.40.1-4). (Об аутентичности этого подразделения и его тактическом значении см. Kromayer, Schlachtfelder, 215, который подчеркивает необходимость фаланге стать более гибкой перед лицом высоко-подвижных легионов, в отличие от Delbrück, Kriegkunst, 1.368, который считает этот порядок фантастическим). Так как фалангиту требуется 3 фута пространства (Polyb. 18.29.2), каждая мера занимал 150 футов (45 м.), а все подразделения вместе около 450 м., тогда как общее пространство между мерами, предполагая, что каждого слона сопровождали 50 легковооруженных, может быть оценено примерно в 200 м. Таким образом линия фаланги была в полтора раза длиннее легиона. Вполне возможно, что 3 000 галатов по обеим сторонам фаланги, хотя и придерживались своего традиционного стиля, дополняли фалангу, обращенную к легиону и латинской але на римском правом фланге. Эта точка зрения получает достаточную поддержку от любопытной ошибки Аппиана, которая, будучи исправлена, предполает, что 22 слона были приданы всем дивизионам (32(162)). (Аппиан указывает, что 22 слона были расставлены по сторонам каждого мероса, вероятно исказив предложение Полибия о том, что общее количество слонов в центре было 22.) Это означает, что слоны были в промежутке между внешними дивизионами и галатами, которые должны считаться неотъемлемой частью центра Антиоха.
Следовательно, правый фланг Антиоха столкнулся с римским легионом и латинской алой римского левого фланга и 4 турмами. Он состоял из 3 000 катафрактов, 1 000 кавалерийской агемы, неустановленного числа аргираспидов и 1 200 конницы дахов (Livy 37.40.5-8). (1 200 дахов Ливия предпочтительнее Аппиановых 200). Здесь, предположительно, не было специальных интервалов между илами тяжелой, бронированной кавалерии (в отличие от обычной кавалерии, Polyb. 12.18.3-4) в виду их уязвимости с флангов, их неспособности повернуться лицом к вражескому отряду, нападающему с фланга, и необходимости их развертывания в плотной, компактной линии, подобно тому как фалангиты в строю наилучше использовали свои наступательные преимущества. Следовательно, 4 000 катафрактов и агема, каждый занимая более 3 футов пространства (о тяжелом снаряжении агемы во II в. н. э. см. выше) в обычном восьмишереножном построении занимали 450 м. по ширине, противостоя левофланговому римскому легиону. Это ставит аргираспидов - пешую гвардию, снаряженную и действующую в стиле фаланги - напротив латинской алы на краю левого фланга. Дахов мы должны исключить из рассмотрения, так как легкая кавалерия не могла атаковать латинскую алу, и, имея только небольшой контингент аргираспидов, Антиох скорее бы ослабил центр, чем рисковал бы флангом в настолько неравном бою. Так как правый фланг Антиоха не прикрывался рекой, дахи должны были стоять в той части его длины, что напротив турм, но большей частью размещались за римской линией в качестве мобильного резерва и в качестве прикрытия фланга аргираспидов. При обсуждении упоминаний аргираспидов некоторыми источниками, мы сделали предположение, что стандартная численность этого контингента составляла 10 000 воинов. Пространство в 450 м. для латинской алы на другой стороне соответствует фаланге, построенной глубиной в 24 шеренги. Относительная тонкость этой линии по сравнению с 32 шеренгами центра может быть приписана более высокому стандарту гвардии и очевидной необходимости размещения сильного контингента перед лицом противостоящего легиона. Не будучи слишком догматичным, даже с учетом более тонкой линии аргираспидов или с учетом более отдаленной возможности того, что некоторые дахи противостояли але, следует признать, что численность аргираспидов с высокой вероятностью была около 10 000 человек. При обсуждении численного состава армии Селевкидов я уже предположил, что отсутствие этих 10 000 может объяснить существенное расхождение между общей численностью войск и цифрами, приписанными Ливием каждому контингенту. Нужно добавить, что отсутствие какой-либо цифры для аргираспидов и какого-либо упоминания их роли в битве не доказывает, что был всего лишь небольшой отряд. Полибий также не дает число колесниц, несмотря на решающую роль, сыгранную ими в ходе битвы, а его отчеты о сражениях ни в коем случае не всеобъемлющи: например, при описании Рафии, по числу задействованных контингентов событие ничуть не меньшее, чем предлагаемое, 10 000 аргираспидов обойдены молчанием.
Конница, 3 000 пельтастов Евмена и легкая пехота римского правого крыла сошлись, считая слева направо, с 2 000 каппадокийцев, снаряженных по образцу галатов, 2 700 auxiliares mixti omnium generum, вероятно легкой восточной пехоты, занимающими вместе фронт, равный тому, что занимали одни только пельтасты. Кавалерия на оконечности фланга, состоящая из 3 000 катафрактов и 1 000 regia ala (Товарищи), имела перед собой 3 000 римских всадников. Так как построение римской кавалерии требовало вдвое больше пространства, чем тяжелой кавалерии селевкидов, она, конечно, перекрывала линию Селевкидов на несколько сотен метров, но 2 500 галатской кавалерии и возможно 500 тарентинцев (Livy 37.40.13), несомненно размешенные на левом фланге Товарищей и катафрактов и впереди них (cf. Polyb. 5.82.9), обеспечивали защиту флангаб тяжелой кавалерии Селевкидов. Неустановленное число колесниц были развернуты по фронту кавалерии Антиоха на левом фланге. Слоны стояли в резерве позади аргираспидов как вторая оборонительная линия, предотвращающая фланговый обход, напоминая их диспозицию на одной из арен поля боя при Панионе (id. 37.40.6,14). Легкая пехота различных национальностей, действующая как застрельщики, была развернута по фронту боевой линии справа от колесниц.
Описание хода сражения, несмотря на некоторые значительные пробелы, в целом довольно ясное, но вызывает один трудный вопрос: кого Антиох атаковал на правом фланге? Аппиан рассказывает, что командуя "кавалерией правого крыла" (33(170) - возможно агемой, конной гвардией, и катафрактами, но не дахами, которые стояли слишком далеко), Антиох прорвал "линию римской фаланги" (34(177), 36(184)). Ливий, который приписывает Антиоху командование всем правым крылом (37.41.1), утверждает, что он использовал катафрактов и "auxiliaries", в соответствии их местоположением, вероятно агему, атаковал турмы возле реки как лобовым ударом, так и обходным маневров, разбил ничтожные силы кавалерии и часть соседней пехоты (42.7-8). Эта версия без преувеличения удивительная: не было никакой необходимости, чтобы 3 000 катафрактов и 1 000 гвардейцев помимо 1 200 дахов нападали на 120 всадников; более того, если бы катафракты покинули свою позицию и атаковали турмы диагональным движением, они бы открыли опасную брешь во фланг своей собственной фаланге. Версия Юстина самая интересная: к позору для римлян, Антиох, говорят, атаковал римский легион, стоящий против его правого фланга и разбил его (36.8.6). С учетом диспозиции обеих армий Юстин выглядит более надежным: агема и катафракты, противостоящие римскому легиону левого фланга и возглавившие атаку, выглядят резонно, так как катафракты были достаточно хорошо защищены, чтобы опрокинуть легион фронтальным ударом. Так как общий развал римского легиона бывал довольно редок, поэтому вряд ли возможно чтобы он или Помпей Трог, его источник, перепутал часть латинской алы, стоящей с краю, с соседним римским легионом. С другой стороны, желание Ливия заболтать эту катастрофу вполне понятно и могло бы вдохновить его на абсурдный отчет. Может быть так, что Полибий, не делая четкого различия между легионами и алами в ходе своего повествования (ср. Livy 37.39.8), и, возможно, оставив какие-то упоминания о нападении кавалерии дахов на турмы, запутал Ливия верою в точность его реконструкции.
Общая схема битвы представляется следующим образом. Армия Антиоха ударила одновременно на обоих флангах. На правом катафракты и агема прорвали линию римского легиона, вынудив его бежать к близлежащему лагерю. Легион, приведенный в порядок трибуном Марком Эмилием Лепидом, обратился на преследующую конницу и помещал ей либо занять римский лагерь, либо повернуть назад и обойти римский легион правого фланга (Livy 37.43.1-5; App. Syr. 36(185)). Независимая попытка Зевксиса, несомненно воспользовавшегося скованностью Лепида кавалерией Антиоха, использовавшего часть своих promachoi, чтобы проникнуть в римский лагерь, защищаемый 2 000 македонян и фракийцев, оказалась безуспешной (Livy 37.39.12-13, 43.4; App. Syr. 33(170); Zon. p.309).
На левом фланге атаку начали колесницы. Как только они двинулись вперед, лошади подверглись интенсивному обстрелу со стороны критян и траллов. Израненные лошади повернули вспять и повергли в полное замешательство катафрактов. Узкое пространство между двумя противоборствующими линиями, которое не позволяло колесницам развить достаточной скорости, явилось еще одним фактором их неудачи.
Это стало сигналом для римской кавалерии, которая немедленно ударила по катафрактам. Тяжелая кавалерия Селевкидов, которая уже понесла потери от своих собственных колесниц, не могла противостоять подвижному противнику и отступила, что привело к полному разгрому кавалерии левого фланга (Livy 37.41.9-42.3; App. Syr. 33-4(173-6)). Римская кавалерия теперь без помех обошла полу-тяжелую пехоту, защищающую фланги фаланги, поддержанная, возможно, пельтастами Евмена с фронта.
Между тем римские застрельщики в центре одолели Селевкидских promachoi, которые отступили за линию фаланги (Livy 37.42.4; App. Syr. 35(178)). Массив тяжело-вооруженных войск и слонов немедленно подвергся обходу с левого фланга победоносной римской конницей и фронтальной атаке правым легионом и алой, перестроенными в каре. (Развитие событий перед фронтом аргираспидов не зафиксировано, но ссылка на участие Димиция, командующего левым флангом римлян, в атаке на фалангу Антиоха (App. Syr. 35(178)) предполагает, что либо, будучи атакованы на одном фланге, они присоединились к корпусу фаланги, либо отступили еще раньше. С учетом их высокого стандарта и тенденции обобщать их как "фалангу" (e. g. Polyb. 30.25.5), первая альтернатива выглядит более вероятной.) Римские легионеры не могли приблизиться к этому мощному оборонительному построению и пытались разбить его шквалом метательных снарядов. Фаланга прочно держалась до тех пор, пока слоны, приведенные в бешенство постоянным обстрелом, в неистовстве не сломали ряды и не обратили фалангу в беспорядочное бегство (App. Syr. 35(180-2)). Антиох, отступив после неудачного преследования, был вынужден признать свое поражение и бежать в Сарды. (Рассказ Аппиона о легкости, с которой Антиох устранил 200 кавалеристов Аттала со своего пути, когда те пытались преградить ему путь назад (36(186)), выглядит более ясным, чем рассказ Ливия 37.43.7.)
Предложенная диспозиция и ход битвы раскрывают основные тактические приемы Антиоха: в виду позиции кавалерии рядом с центром, а не на фланге, представляется, что он собирался разбить один легион лобовым ударом тяжелой кавалерии, таким образом разделив оставшиеся легионы на две группы, подверженные кавалерийскому фланговому обходу с обеих сторон, но по той или иной причине он не сумел исполнить первоначальный план, и вместо этого пытался штурмовать римский лагерь, предполагая, что это будет иметь решающее влияние на моральный дух противника, возможно, особенно на вспомогательные войска, некоторые из которых были наемниками. В качестве подготовительного этапа к кавалерийскому обходу на левом фланге он попытался использовать колесницы против римской кавалерии. Успех обходного маневра подготовил бы условия для фронтального натиска фаланги и аргираспидов на легионы. В итоге, применение колесниц, фронтальная кавалерийская атака на легион, и попытка нападения на римский лагерь показывают, что Антиох пытался использовать что-то новое, чтобы смутить противника (ср. Livy 37.41.6), который, как возможно он считал, ожидал обычную эллинистическую тактику.
Отклонение Антиохом от общего рисунка эллинистической тактики, по-видимому, являлось извлечением из уроков, предоставленными некоторыми недавними действиями римской армии: бедствия, вызванные слонами Ганнибала при Заме (Polyb. 15.12), научили использовать слонов только в обороне (но он был удивительно близорук, чтобы не применить тот же вывод к колесницам); его собственный опыт Фермопил, решительное поражение Филиппа V при Киноскефалах и знакомство Ганнибала, его наставника, с римской армией, должны были дать понимание огромной гибкости и подвижности римской армии при столкновении с фалангой. Его тактика провалилась потому, что он слишком полагался на устаревшие колесницы без принятия необходимых мер предосторожности по "нейтрализации" вражеских лучников и потратил слишком много сил при попытке уничтожить римский лагерь вместо проведения обходного маневра через брешь, созданную на фланге легиона. (Погодные условия, которые, как считается, мешали легкой пехоте Селевкидов (Livy 37.41.2-5, и гораздо с большим преувеличением Флор и Зонара), должны были также мешать лучникам Евмена, которые на самом деле решили битву (см. особ. App. Syr. 33(171)). Комментарий Ливия о том, что римляне меньше страдали от туманы и дымки, потому что они состояли в основном из тяжеловооруженных, слишком смешно приписывать Полибию. Аппиан упоминает погодные условия без всяких комментариев. Нужно добавить в этом контексте, что Антиох вел преследование на очень коротком расстоянии и поэтому не был "безответственным", как это предполагает Аппиан 34(177) - ἐπὶ πολὺ δυώκωυ и Ливий (37.42.8 - effuso cursu), оба основывающихся на Полибии. Римский лагерь был всего в одном километре за линией фронта, как это можно предположить по расстояниям, указанных Ливием и по характеру поля боя.)
Вообще говоря, "старомодная" тактика фаланги (т. е. диспозиция, при которой конница сосредотачивается на флангах фаланги, а сама фаланга растягивается на всю линию легионов, путем уменьшения глубины), возможно, дала бы лучшие результаты на равнине Магнесии. Этот комментарий отражает упреки придворных Антиоха, высказанные после битвы (App. Syr. 32(165); 37(191)). Полибий при общей оценке способностей фаланги высказал мнение, что на ровном поле боя, без каких-либо наземных препятствий, шансы были в пользу македонской фаланги (18.31.3). Ошибка Антиоха была в пренебрежении того, что долина Герма, идеально подходящая для фаланги, сильно отличается от Киноскефал. На самом деле кто-то скажет, что судьба Магнесии-на-Сипиле в 190 г. до н. э. была фактически решена недалеко от Магнесии Греческой семью годами ранее.

15. Поход на Бейт-Захарию (162 г. до н. э.)

После относительно обильной информации о сражениях Антиоха III, ссылки на экспедиции и военные операции его приемников неточны и даны в общих выражениях. Только кампании против евреев описаны подробно, но, к сожалению, исключительно в еврейских источниках, большинство из которых не соответствует историографическому стандарту тех, что обсуждались до сих пор. Из всех кампаний против евреев самая подробная и интересная с тактической точки зрения - это вторая экспедиция в Иудею и битва при Бейт-Захарии в 162 г. до н. э.
Иуда Маккавей в прошлом отразил четыре попытки Селевкидов вторгнуться в Иудею (I Macc. 3.10-26, 38-4.35), и когда Лисий отказался от первой экспедиции, Иуда реоккупировал Иерусалим, очистил храм и эвакуировал евреев, которые жили в окрестных эллинизированных городах (ibid. 4.34-5.68). Хотя армия находилась в восточных сатрапиях (ibid. 6,7.55-6), Лисий решился еще на одну попытку подавить восстание, возможно, для того, чтобы укрепить свою позицию на внутреннем фронте. Антиох V Евпатор, мальчик 9 или 12 лет (App. Syr. 66; Euseb. I p.254) также принял участие в этой экспедиции (I Macc. 6.28ff.).
Как он уже делал в предыдущую экспедицию (I Macc. 4.29), Лисий обошел опасные проходы на Иудейское плато с севера и северо-запада, которые были окружены враждебным еврейским населением, и пошел юго-западным маршрутом, который проходил через земли эдомейцев, поддерживающих Селевкидов против евреев. Вступив на еврейскую территорию вдоль контролируемого эдомейцами плато горы Хеврон, он первым делом захватил крепость Бейт-Сур (Бет Сур, сейчас Ḥ'eṭ-Ṭabeiqa), примерно в одном км. от главной дороги на Иерусалим, которую он, видимо, хотел занять, чтобы помешать евреям отрезать ему путь отступления в случае поражения. После тяжелой осады Селевкидам удалось занять крепость (II Macc. 13.19-22; Jos. Bell. 1.41; Ant. 12.367-76), и дорога на Иерусалим в 27 км. к северу была, по-видимому, открыта для войск.

Карта 15: Поле битвы при Бейт-Захарии
Последовательность событий в I Macc. 6.31, 49-50 явно искажена, и 49-50 должны сразу следовать после 31. Похожее искажение имеет место в I Macc. 9.34 (см. 9.43ff.) и 3.52 (см. 4.3-4; и ср. Jos. Ant. 12.306). Иосиф в Ant. 12.368, 375 следует I Macc., но во II Macc. 13.22 и в Bell. 1.41, для которой Иосиф пользовался II Macc., занятие Бейт-Сура предшествует битве. Та же самая причина, которая заставила Лисия тратить время на осаду Бейт-Сура, в первую очередь, должна была помешать ему продвигаться на север до того, как он займет крепость. Искажение в I Macc., которое могло быть позже сделано редактором, вероятно, было вызвано сходством между осадой Бейт-Сура и Иерусалима, и трудностями, наложенными на обоих субботним годом (6.50-4). Некоторые стихи, относящиеся очевидно к капитуляции и оккупации кварталов за пределами храма, возможно, были опущены между стихами 49 и 51.
Иуда Маккавей разместил свою армию у Бейт-Захарии, идентифицированной с деревней Бет Закария в 9 км. севернее Бейт-Сур, около дороги на Иерусалим в отчаянной попытке силой помещать Селевкидам достичь святого города и, возможно, восстановить языческий культ в храме. О защите города от осады не было и речи: это был год, следующий после шемита (субботнего года) и, следовательно, евреи были ограничены в запасах, а Акру, цитадель Иерусалима, все еще удерживал осажденный гарнизон и эллинизированные евреи (I Macc. 6.18-27,54).
Основным источником об этой экспедиции и сражении является I Macc. 6.28-47. Я не уверен, что автор был очевидцем, как предполагают некоторые комментаторы. Две детали, которые могли бы передать это впечатление, сами по себе ненадежны: он подчеркивает, что щиты Селевкидов блестели на солнце и блики отражались на горах (6.39), но так как марш начался рано утром (6.33) и должен был проходить возле Бейт-Захарии не позднее чем через два часа после рассвета, солнце, очевидно, светило в спины Селевкидского войска. Описание знаменитого нападения Елезара на слона (6.43-6) также неприемлемо: Елазар, возможно, был раздавлен слоном, но слон не мог быть убит. Наоборот, после удара ножом в живот слон рассвирепеет и станет еще более опасным (хотя, может быть, и умрет через несколько дней). (Примечательно, что Иосиф в "Войне", основанной на разных источниках, не упоминает о смерти слона, хотя его рассказ концентрируется на этом эпизоде достаточно полно (1.42-4).) Эти моменты ничуть не более убедительные доказательства того, что автор не был очевидцем битвы, чем завышенные цифры, но они, конечно, не поддерживают такое убеждение. С другой стороны, упоминание перестроения боевого порядка Селевкидов и того, что бой велся в дефиле (6.35, 38-40), можно приписать использованию надежной письменной или устной информации из первых рук. Итак, был ли автор очевидцем или нет, его отчет, очевидно, неполон, и, будучи готов оправдать поражение евреев, он концентрируется на тех деталях, которые могут произвести впечатление на читателя.
II Macc., которая подробно описывает экспедицию Селевкидов и осаду Бейт-Сура накануне битвы, посвящает только половину стиха самой битвы и, что характерно для данного источника, превращает поражение в победу (13.22b). Отчет Иосифа в Bellum Judaicum (1.41-6), с другой стороны, дает некоторые ценные детали. Отрывок - часть сокращенного рассказ о гонениях и восстании, который иногда совершенно искажен и, возможно, основывается на воспоминаниях автора или другом источнике, который следует подобному образцу, возможно Николаю Дамасскому. Однако в отличие от остальной части главы, он включает в себя некоторую информацию, которая либо отсутствует, либо противоречит I Macc., но всегда имеет смысл. Цифры, приведенные для Селевкидской армии относительно умеренные и находятся более или менее в соответствии с наличными войсками; последовательность событий более приемлема, и, прежде всего, утверждение, которое присутствует только в "Войне" (1.45), - что Иуда бежал в Гофнитиду, в горную топархию к северо-западу от Иерусалима, - по-видимому, в целом надежно; поле боя описано как горный перевал (41), заключение, которое можно сделать при внимательном чтении I Macc. (6.40), но не выраженное прямо; Иосиф упоминает участие в деле еврейских фалангитов (45), которые совершенно не упоминаются в двух книгах Маккавеев, но анализ хода некоторых битв после очищения Храма доказывает, что они присутствовали в рядах повстанцев. Эти дополнительные или отличительные детали не могут объясняться только как вольные выдумки Иосифа или его источника, основанного на I Macc.; их точность позволяет предположить, что Иосифова версия Бейт-Захарии основывалась не на воспоминаниях автора или его источника, но получена прямо или косвенно из хорошо осведомленного источника. Я рискну утверждать, что пикантность рассказа о слоне заставила Иосифа или его источник пользоваться здесь подробным письменным отчетом вместо того, чтобы полагаться на свою память. В своем сообщении о кампании Иуды Маккавея в более поздних Antiquitates Иосиф, по общему признанию, просто пересказал I Macc. Однако его отчет о Бейт-Захарии, хотя в основном придерживает версию I Macc., привносит некоторые дополнительные детали. Теоретически они могут быть связаны с его личным знакомством с местностью и с пониманием эллинистической тактики, но, на самом деле, он, что более вероятно, пытался понять несколько расплывчатое описание в I Macc., вспоминая, возможно подсознательно, некоторые характерные особенности битвы, записанные в источнике, которым он пользовался 20 лет назад.
При обсуждении численного состава армии Селевкидов и слонов я высказал мнение, что оценка Иосифа в Bellum Judaicum 50 000 пехоты и 5 000 кавалерии, хотя и округленная в большую сторону, не далека от истины и включает в себя значительное число местных вспомогательных войск и, что его преувеличенная цифра 80 слонов на самом деле является испорченной восьмеркой. Как предполагает результат анализа действий после очищения храма, на этом этом этапе Иуда Маккавей должен был иметь свыше 20 000 человек, которых мог призвать в короткие сроки, часть из них были полу-тяжелой или тяжелой пехотой и конницей. Так как битве предшествовала длительная осада Бейт-Сура, Иуда имел достаточно времени, чтобы стянуть все свои силы. Тем не менее, экспедиционный корпус Селевкидов имел значительное численное превосходство над еврейской армией, как свидетельствует даже эллинистический источник, который вдохновлял Иосифа в "Войне" (1.45). Различные предполагаемые места сражения вовсе не учитывают по крайней мере одно из трех основных требований, указанных источником: сражение имело место (a) на дороге из Бейт-Сура в Бейт-Захарию (или точнее в Иерусалим - I Macc. 6.33), (b) возле Бейт-Захарии (ibid. 31-2), и (c) в дефиле или узком проходе (ibid. 40; Jos. Ant. 12.370; Bell. 1.41 - στενός). (Описание ἀπέναντι τῆς παρεμβολῆς τοῦ βασυλέως (I Macc. 6.32, перевод неясного еврейского mineged - напротив) не обязательно означает, что еврейский лагерь можно было увидеть из Бейт-Сура и что евреи не поставили засаду.) Римские вехи и карты PEF (Palestine Exploration Fund) предполагают, что из двух дорог, которые вели из Бейт-Сура в Иерусалим, только одна проходила мимо Бейт-Захарии (см. карту 15). Вторая, примерно в 1-3 км. восточнее, а на некоторых участках совпадающая с современной основной дорогой, очевидно, должна быть исключена. Западная дорога в свою очередь проходит через широкие равнины, узкие ущелья, горные седловины и узкие хребты. Примерно в 5 км. к югу от Бейт-Захарии дорога пересекает равнину 1,5 км. шириной и 2,5 км. длиной (известной как "Благословенная долина"), а затем разделяется на две ветви - одна поднимается на хребет (Русский холм), а другая входит в ущелье (Wadi Sheḥēt), 80-150 м. в ширину и 1 км. в длину, которое поднимается к седловине между Баллутат эль Уерза (Деревянный холм) и Желтым холмом, где она соединяется с другой веткой, ведущей в Бейт-Захарию. Поэтому возможна только одна идентификация дефиле с Вади Шехет. Это дефиле было выбрано потому, что это была последняя линия обороны от Бейт-Сура до Иерусалима, способная в значительной степени сдержать действия Селевкидских войск, которые для того времени были исключительно велики. Дорога севернее Бейт-Захарии следовала к горному хребту, который, хотя и не очень широкий, не более 100 м., эффективно контролировал все стороны, а затем, в 4 км. к северу от Бейт-Захарии и недалеко от Эль-Хадр (восточнее Бейт-Лехем), вступает на относительно широкое плато (около 1,5 км), простирающееся до Иерусалима.
Рассказ в I Macc. не раскрывает видел или нет Лисий еврейские позиции, сумел ли Иуда устроить ему ловушку, или это было обычное фронтальное столкновение. (I Macc. 6.33b относится только к приготовлениям армии Селевкидов перед маршем и поэтому не может быть принята как указание, что обе армии разворачивали свои линии напротив друг друга. Слово αἱ δυνάμεις напоминает выражение τὸ ὅρμημα τῶν δυνάμεων (47), и возможно в переводе в еврейском означает gdudim (батальоны, ср. LXX в I Chron. 12.18; II Chron. 25.9, 10, 13), которое может относится к "подразделению слонов". Jos. Ant. 12.370, описывая традиционное столкновение, является лишь неточным пересказом I Macc.) Отсутствие какого-либо упоминания засады не имеет решающего значения: только в отношении одной битвы I Macc. ясно утверждает, что Иуда Маккавей застал противника врасплох (3.23), хотя, фактически, нет сомнений в том, что некоторые другие сражения были решены таким путем. (О характере первой кампании мы имеем замечание в II Macc. 8.6-7, которое, вероятно, также относится к борьбе против Аполлония (I Macc. 3.10-12). Обстоятельства битвы при Аммае (I Macc. 3.46-4.25) не допускают возможности традиционного противостояния: отбор еврейских войск перед битвой (3.55-6, вполне приемлемо, несмотря на литературное влияние Deut. 20.5-9, ввиду трудностей управления большим войском во время ночного марша на пересеченной местности, см. 3.57, 4.1), их ночной переход, осмотр укрепленного лагеря (4.7), и прежде всего сроки марша, когда Селевкиды ожидали нападения Горгия на еврейский лагерь (4.13), все говорит о том, что Иуда рассчитывал на снижение бдительности со стороны Селевкидов и ночью ворвался в лагерь. Описание в 4.14 очевидно неясное и вводит в заблуждение.) Если I Macc. здесь туманна как и в описании других сражений, то это могло быть потому, что (как уже упоминалось) она пыталась показать божью десницу, управляющую ходом событий. Засада с верховой позиции не помогала ее религиозно-историографическим целям. Главным фактором, влияющим на тактику евреев, должна была стать величина укрытия, которое Иуда ожидал найти от насаждений на холме выше дефиле. Если бы склоны были лесистыми, что возможно в виду внушительных остатков более поздних лесонасаждений на седловине или, если бы они были засажены оливой и т. п., район идеально бы подходил для засады и Иуда вряд ли упустил бы такую возможность: он был вполне уверен, что Лисий не пойдет восточной дорогой на Иерусалим, так как на этом маршруте ему бы пришлось 5 км. идти через ущелье Вади-эль-Биар, которое было значительно опаснее более короткого западного дефиле. Но если бы холмы были голыми или засажены низкой растительностью, Иуда стал бы открыто, пользуясь преимуществами своей превосходной в топографическом смысле позицией и ограничениями, налагаемыми областью на развертывание и маневрирование тяжело-вооруженных войск Селевкидов.
Как явствует из источников, походный порядок Селевкидов перестроился в окрестностях Бейт-Захарии из фронтальной боевой линии в длинную колонну, защищенную войсками, которые взобрались на холмы по обе стороны от дефиле (I Macc. 6.34-8,40; Jos. Ant. 12.371). Широкая линия, вероятно, была принята на просторной равнине к югу от дефиле, и если бой в самом деле начался с засады, можно предположить, что Селевкиды двигались в соответствии с рекомендацией Ксенофонта постоянно менять походный порядок из фронтальной линии в вытянутую колонну и наоборот в зависимости от изменения рельефа местности, когда расположение противника является неопределенным (Xen. Eq. Mag. 4.1-3; cf. Arr. Anab. 1.13.12). Если Иуда ожидал противника на открытой местности, развертывание армии Селевкидов в боевую линию при пересечении Благословенной долины можно было бы понимать как вызов евреям, но поскольку Лисий не был введен в заблуждение отдаленным зрелищем Иуды, покидающим свою выгодную позицию, то фронтальный порядок представляется демонстрацией, призванной произвести впечатление и устрашить евреев, подобно демонстрации войска Антиохом III на пути к осаде Ларисы в 191 г. до н. э. (Livy 36.10.4). Впечатление производимое колонной не было бы столь ярким как от великолепия фронтального строя при котором всех слонов, блестящие щиты, кольчуги и оружие можно было видеть одновременно. Вообще говоря, усилия, чтобы произвести впечатление и устрашить евреев занимают довольно значимое место в плане этой экспедиции, даже описание в I Macc., несколько преувеличенное, безусловно отражает шок, полученный евреями от появления армии Селевкидов.
Диспозиция Селевкидов на первой стадии (на широкой равнине) описана I Macc. следующим образом: центр, защищенный кавалерией, возможно, легко-вооруженными на флангах (6.38), состоящий из нескольких подразделений, каждое из которых расположено вокруг слона и каждое насчитывает 1 000 пехотинцев и 500 всадников (6.35). Пехота, которая дважды названа "фалангой" (35,38,45), вероятно, включала также отряд гвардии, вооруженной в римском стиле (35). Конница, приданная слонам, которая называлась epilektoi, должна была состоять из агемы и Товарищей, но, может быть, главным образом состояла из регулярной тяжелой пехоты (о гибкости применения epilektoi в I Macc. и составе регулярной кавалерии Селевкидов см. выше). Фалангиты и "римская" пехота, вероятно, были размещены на флангах фалангитов. Что касается цифр, приписываемых каждому подразделению, несмотря на невероятное общее количество войск, приписываемых Селевкидам I Macc., я не вижу никаких оснований подозревать эти данные, которые хорошо согласуются с тактическим делением пехоты и кавалерии Селевкидов на подразделения, имеющие смысл с тактической точки зрения, особенно если вспомнить диспозицию центра Антиоха III при Магнесии. Подразделение из 1 000 фалангитов и 500 тяжело-вооруженных всадников заняло бы чуть меньше 120-150 м. (3 фута на каждого фалангита и на каждого всадника, фаланга должна быть иметь 16 линий в глубину.) Так как ширина долины по Иерусалимской дороге была не более 1,7 км., боевая линия, сформированная подразделениями слонов (принимая также в расчет легкую кавалерию на крыльях, не могла состоять больше чем из восьми подразделений, и это согласуется с предполагаемым числом слонов у Селевкидов. Я с трудом представляю себе, чтобы слоны, которые принимали участие в экспедиции, были оставлены позади линии фронта.
Диспозиция Селевкидов на второй стадии, при входе в дефиле, в I Macc. описана несколько туманно, где говорится, что только часть сил были развернуты "на высоких холмах", а остальные "на нижележащей земле" (6.40). Иосиф в "Древностях" объясняет (или добавляет по памяти, основываясь на своем источнике "Войны"), что "подразделения слонов" составили колонну перед входом в дефиле (12.371), тогда как остальная часть армии (возможно легкая кавалерия стоявшая в первоначальной диспозиции на краях флангов), с авангардом из легко-вооруженных, взобралась на холмы. Это подтверждает, что основная идея "подразделений слонов" в том, чтобы сформировать гибкий и "самодостаточный" отряд (исключая застрельщиков), который должен менять свое построение в соответствии с шириной ущелья и противостоять врагу в дефиле независимо друг от друга в "мини-формации" обычной для эллинистической боевой линии. Такое подразделение могло быть "упаковано" в строй шириной 80-100 м. в самой узкой части дефиле путем углубления фаланги до 32 линий. Как уже предполагалось, описание фаланги, как "одетой в кольчуги" (6.35) связано с заменой фалангитов в передовых подразделениях пешей гвардией, вооруженной по римскому образцу. Поскольку эти войска, несомненно, были лучше приспособлены к пересеченной местности, чем традиционные фалангиты, их выбор для передовых подразделений оправдан. Надо отдать должное изобретательности этого решения, обеспечившего эффект преимущества традиционного эллинистического построения даже на такой неблагоприятной местности.
Легко-вооруженные войска Селевкидов во фронтальной линии не упоминаются I Macc. и Иосифом, но позже, в своем рассказе о битве в "Древностях", Иосиф называет отряды перед слонами prodromoi (12.372), т. е. верховые застрельщики (ср. напр. Diod. 17.17.4; Arr. Anab. 1.12.7; Arist. Ath_. 49.1). Кроме того в "Войне" он рассказывает, что атаке Елизара предшествовало столкновение "фаланг" (1.42), тогда как в соответствии с I Macc. 600 селевкидских бойцов пали прежде чем Елизар достиг врага (6.42). Хотя комбинирование двух не связанных между собой источников несколько неправомочно, но посылка фаланги (или "римского" отряда) в дефиле без авангарда легких стрелков была равносильна самоубийству в случае внезапного перекрытия противником дороги. I Macc. игнорирует застрельщиков либо потому, что ее источник-очевидец не был столь впечатлен их внешностью, как это было при виде тяжелых войск, слонов и кавалерии, либо потому что сам автор не оценил их как должный материал для своих историографических целей.
Скудные ссылки на роль сыгранную легко-вооруженными в дефиле и на холмах затрудняют достоверную реконструкцию тактики Селевкидов. Если положение евреев было неизвестно, мне кажется вероятным, что принцип комбинированных маневров, чтобы определить местоположение сосредоточения врагов вокруг дефиле, продемонстрированный Антиохом III на хребте Ельбурз, стал учебным пособием для Селевкидской армии, и, следовательно, направлял тактику Лисия при Бейт-Захарии. (Возможно стоит обратить внимание на сходство описания καὶ ἤρχοντο ἁσφαλῶς καὶ τεταγμένως (I Macc. 6.40) с παραπορευομένων <ἐν> τάζει καὶ βάδην (Polyb. 10.30.9), которое упоминает "приманку" из критских лучников при Ельбурзе. Это может указывать на применение схожей тактики, но по общему признанию также можно рассматривать как описание обычного марша фаланги (ср. напр. Arr. Anab. 2.10.3).) Но основные маневры в самом дефиле, помогающие найти противника, возможно были выполнены более мелкими отрядами, чем на Ельбурзе, и сопровождались более короткими продвижениями фаланги. Была или нет засада, новшество Бейт-Захарии в активной роли тяжелых войск, их гибком составе и развертывании, в отличие от их группирования вместе в тылу при Ельбурзе, чтобы уберечь их подальше от любого противостояния (Polyb. 10.29). С одной стороны сравнительно невысокие холмы на флангах обещали более простую задачу по выбиванию засевших войск, чем крутые склоны Ельбурза, так что опасность фаланге подвергнуться фланговому удару была значительно снижена, а, с другой стороны, перспектива лобового натиска, которая отсутствовала при Ельбурзе, требовала размещения в дефиле фалангитов следом за prodromoi. Если бы евреи преуспели в рассеянии Селевкидских застрельщиков, им бы пришлось столкнуться с "римскими" войсками или непроницаемой фалангой, тогда как кавалерия, обеспечивающая защиту флангов, могла бы легко зайти в тыл и разгромить врага. Нужно также учитывать, что Антиох III не мог позволить себе потерять незаменимых фалангитов во второстепенной стычке на Ельбурзе, но экспедиция Лисия достигла своей кульминации в этой самой битве. Другим важным фактором, который повлиял на развертывание контингентов, могло быть деморализующее воздействие "слоновьих подразделений" с их уникальным составом и красочными щитами на еврейских воинов, большинство из которых были палестинцами, изолированных от побережья и магистральной дороги на Египет, которые не были знакомы с боевыми слонами.
Отчет о битве предполагает, что Селевкиды успешно без боя заняли войсками обе стороны дефиле. Успех евреев был только в центре, где они разбили prodromoi Селевкидов и приблизились к передовому "слоновьему подразделению".
(Евреи могли, конечно, не знать практику царей Селевкидов сражаться среди кавалерии, но, однако, незнакомые с внешними событиями они должны были знать возраст царя и поэтому не могли ожидать увидеть его верхом на слоне в передовом "дивизионе". Традиция о мотивах Елизара, сохранившаяся в двух независимых версиях, подтверждает преобладающую тенденцию современников прославлять Хасмонеев.)
Не смотря на героическое самопожертвование Елизара, вероятно направленного на создание примера своим товарищам, евреи не в состоянии были сдержать давление Селевкидов и бежали в труднодоступный горный район Афараим (Apherema) - Гофна в 25 км. северо-западнее Иерусалима, где возможно и начиналось восстание.
Я склонен рассматривать информацию о бегстве в Гофну как подлинную: Иуда и его ближайшие помощники, вероятно, не искали убежища в храме; в противном случае I Macc. не могла бы ссылаться на их участие в героической обороне святыни (I Macc. 6.48-54). В этих обстоятельствах один из горных районов к северу от Иерусалима был разумной альтернативой. Иосифу или его источнику не было никаких причин придумывать это, так как они не применяли такого рода критику к I Macc., и эта область в любом случае не называется как убежище повстанцев. Анахронтзм названия Гофна возник, возможно, из-за использования Иосифом Николая, при жизни которого древний Афраим был переименован в Гофну.

16. Бакхид против Иуды Маккавея при Эласе (160 г. до н. э.)

Еврейское восстание, которое перенесло тяжелые неудачи после сокрушительного удара при Бейт-Захарии, вскоре восстановило свой импульс, воспользовавшись внутренним кризисом в империи и борьбой за престолонаследие в Антиохии. После утверждения на троне, Деметрий, экспериментируя с новой политикой, предоставил Иудее статус епархии, и назначил Никанора, высокопоставленного офицера, который ранее служил элефантархом, стратегом новой епархии (II Macc. 14.12). Но Иуда Маккавей, ободренный сосредоточением основной массы Селевкидской армии в восточных провинциях в экспедиции против восстания Тимарха, разбил Никанора дважды на поле боя. Сам Никанор погиб в сражении при Адасе и его тело, выставленное на всеобщее обозрение и Иерусалиме, подвергалось надругательствам (I Macc. 7.31-50; II Macc. 14.15-25, 15).
Победа над Никанором при Адасе не датирована источниками, которые только упоминают ежегодное празднование 13 Адара (Марта) в память о событии (I Macc. 7.45; II Macc. 15.36; Megillat Ta'anit, 13 Adar). Ей предшествовало в соответствии с I Macc. наследование власти Деметрием I в конце лета или осенью 162 до н. э. Битва при Эласе состоялась в апреле 160 г. Если мы примем, что отправление еврейской делегации и переговоры с Римом происходили между битвами при Адасе и Эласе, как можно предположить в соответствии с хронологической последовательностью I Macc. (7.39-9.1), а также с внутренними и внешними обстоятельствами, между двумя сражениями должно было пройти несколько месяцев (I Macc. 7.50 поэтому не нужно воспринимать буквально), а битва при Адасе не может быть датирована позднее марта 161 г., т. е. примерно за год до битвы при Эласе. В самом деле, документ, сохранившийся в Ant. 14.233, показывает, что переговоры были прерваны в 161 г. Восстание Тимарха завершилось только в начале 160 г.
Хасмонеи вернули власть над всей Иудеей после победы. Конечно, в таком развитии событий не было ничего нового, но договор евреев с Римом, который сделал неизбежным вмешательство римлян (I Macc. 8.17-32, esp. 31-2), вынудил Деметрия действовать оперативно и решительно. (Обращение с трупом Никанора, противоречащее основным правилам греко-эллинистического мира, возможно также определило реакцию Селевкидов.) После подавления восстания в Вавилонии он послал в Иудею Бакхида, который в его отсутствие отвечал за западные области империи, в решительной попытке подавить еврейское восстание раз и навсегда. Как будет показано ниже, решимость Бакхида в достижении этой цели хорошо демонстрируется каждым шагом: выбор маршрута, поля боя, тактики, и даже после битвы по построению цепи укреплений, чтобы почти герметично перекрыть Иудейские горы после битвы при Эласе (ibid. 9.50-2), и по безжалостному преследованию выживших в пустыне (ibid. 32-49, 58-68).
Армия Бакхида I Macc. оценивает в 20 000 пехоты и 2 000 конницы (9.4), тогда как Иуда Маккавей, как сообщается, имел 3 000 солдат, из которых осталось только 800 после того как они увидели врага (9.4-6). Как указано выше, цифры, приписанные Бакхиду, вполне приемлемы и на самом деле могли быть меньше и включали самое большее 10 000 фалангитов. Цифры, приписанные еврейскому войску, с другой стороны, следует категорически отвергнуть. Согласно рассказу о битве (который имеет смысл с военной точки зрения) евреи оказали упорное сопротивление и только блестящая стратагема Бакхида решила исход (9.10-17, особ. 13, и см. ниже), но 800 человек не могли даже короткое время сопротивляться 20 000 пехоты и 2 000 конницы, во всяком случае, такое маленькое войско не рискнуло бы на генеральное сражение против армии Бакхида.
Источники последовательны в сообщениях о малости сил между 3 000 и 10 000 воинов (I Macc. 4.6, 29, 7.40: II Macc. 8.1, 16), и несомненно, что для первых этапов войны эти цифры точны, но тщательное изучение источников показывает, что реальная численность еврейского войска после очищения храма была больше 20 000, и еще несколько тысяч должны быть приняты в расчет на более поздних стадиях. Четыре года, которые прошли от начала восстания до очищения храма, несомненно, дали много добровольцев, следуя образцу национально освободительных движений: начиная с малого ядра повстанцев, они превратились в массовое движение после первых успехов. Очищение храма привнесло больше чем что-либо иное в повышение боевого духа и в привлечение большего числа повстанцев.

Карта 16: Экспедиция Бакхида в Иудею
Основным источником информации для реалистичной оценки численности еврейского войска являются отчеты об одновременных операциях, проводимых мятежниками после очищения храма. Мы благодарны покойному проф. Ави-Юнаху, который был первым, кто привлек внимание к цифрам, приписанным этим операциям, а также выразил мнение, что силы евреев составляли 15 000 человек. Но он все-таки слишком осторожен: I Macc. при описании спасательных операций после очищения храма отмечает случайно, что 3 000 человек следовали за Симоном в Галилею, 8 000 - Иудой Маккавеем в Галаад (Галаадитида, 5.20) и в то же время 2 000 евреев были убиты в сражении против Горгия (5.55-60). Так как эти цифры не служат какой-либо тайной цели, нет оснований подозревать их в недостоверности. (Вероятность того, что I Macc. намеренно преувеличивала число еврейских потерь, чтобы продемонстрировать, что только Хасмонеи были способны возглавлять народ (как можно предположить из 5.61-2), можно сбросить со счетов: из II Macc. очевидно, что поражение под Марисой было особо крупным. Тогда как II Macc. даже разгром евреев под Бейт-Захарией превратила в победу (хотя и в лаконичных выражениях) без какого-либо уточнения потерь евреев, в отношении битвы при Марисе она признает, что еврейские воины были убиты (12.34) и что это была критическая стадия битвы (12.36), и пытается обвинить в потерях языческих идолов, найденных позже в их одеждах (12.40). Более того, чтобы подтвердить аргумент, что количество убитых и раненых, приведенное в I Macc., призвано служить политико-династическим целям, упомянутым выше, требуется решительное доказательство из другого эпизода того, что автор на самом деле готов исказить истину ради этой цели, но такого параллельного эпизода не существует. Наоборот, для одного из сражений Ионафана I Macc. сообщает, что два командира спасли день, в то время как люди Ионафана бросились наутек, а положение самого Ионафана в данный момент обойдено осторожным молчанием (11.70-1).) Хотя это правда, что неточные цифры встречаются в древних источниках, даже когда особая цель не обнаруживается, как правило они предоставляются тогда, когда достаточно надежная информация недоступна. От I Macc., которая хорошо осведомлена о зарождении восстания, вряд ли можно ожидать беспорядочного выдумывания этих цифр. Не будучи слишком догматичным, можно утверждать, что количество убитых и раненых в битвах этого периода (учитывая поражающую силу, оружие и тактику тогда используемую) могло быть не более 20 процентов (за исключением особых обстоятельств армии, вырезающей вражеское население), но, как правило, было не более 10 процентов. (См., например, Diod. 19.82, 85.3 (Газа); Polyb. 5.79.13, 86.5 (Рафия). Цифры Ливия для Магнесии (37.43.1), безусловно, вранье, а цифра 1 400 пленных, возможно, относится к количеству захваченных всадников, тогда как потери 50 000, если эта цифра верна и получена из Полибия, а не из летописного источника, должна включать пленных, см. App. Syr. 36(189).) Битва против Горгия произошла, в соответствии с II Macc. на равнине близ Марисы (12.35), возле холмистой местности, населенной евреями, из которой лежал удобный, короткий и ровный путь бегства к Одолламу ('Adullām), штаб-квартире евреев (12.38). В этих условиях никак нельзя предположить высокий процент потерь, тем более от армии Горгия, которая даже по меркам II Macc. (12.32) была довольно мала. Цифра потерь в 2 000, похоже, округлена вверх, но 20 процентов - это максимальный ожидаемый процент потерь, а средний был гораздо ниже, так что число евреев, которые приняли участие в битве при Марисе было никак не меньше 10 000. Этот вывод подводит итог по трем экспедициям, как минимум, 20 000 комбатантов. Это число, конечно, было дополнено беженцами и бездомными, переселенными в Иудею (I Macc. 5.23, 44, 53), и можно принять, что люди, которые не принимали участие в этих трех спасательных миссиях, встали в ряды в ходе последующих экспедиций Селевкидов для защиты своей земли. Так как не было никаких существенных изменений в демографической обстановке и внутренней политике в Иудее со времен Ионафана, нет никаких оснований полагать, что рекрутинговый потенциал Иуды Маккавея на данном этапе был гораздо ниже, чем Ионафана, который в 152 г. держал более 30 000 солдат (I Macc. 10.36), а к моменту смерти в 143 г. у Ионафана было свыше 40 000 человек (I Macc. 12. 41). Хотя только несколько тысяч из них составляли постоянную армию, логистические и экономические проблемы, связанные с содержанием такого множества солдат, мобилизуемых на время чрезвычайного положения, безусловно озадачивают, а о системе их сбора можно только догадываться. Тем не менее эти трудности не достаточны для того, чтобы опровергнуть мое предположение относительного общей численности. В современных примерах, на вскидку, существует естественная тенденция к преувеличению логистических трудностей древних армий, но евреи жили в примитивных условиях, сражались на родной земле и легко получали поддержку от местного населения. Соответствия из классического и эллинистического периодов приводят для мирного времени военные рационы, показывающие уровень потребления, с современной точки зрения выглядящие голодной диетой. Тем более во время войны.
Эта оценка еврейского рекрутингового потенциала также относится к обстоятельствам, которые окружали битву при Эласе. Великое национальное возрождение после смерти Никанора и праздник, учрежденный в ознаменование этого события, должны были укрепить еврейскую армию, во всяком случае, не ослабить ее. Вероятность того, что Иуда был застигнут врасплох и поэтому не смог организовать все наличные силы не очень велика. Хотя вторжение в Иудею было проведено довольно быстро, Бакхид, похоже, задержался на некоторое время в районе Бет-Эля для того, чтобы установить контроль над дорогами в этом регионе, а также, вероятно, для того, чтобы вынудить Иуду Маккавея к бою в местности благоприятной для тяжеловооруженных войск Селевкидов (см. ниже). Этого времени было достаточно для "передышки", чтобы мобилизовать еврейскую армию из ограниченной Иудейской области, которая не превышала одного дня пути в любом из направлений. Но даже если Бакхиду удалась "зачистка" дорог настолько быстро, что Иуда не смог организовать свои войска, решительное сражение малым войском под Эласой тогда не имело смысла. Если цель была в том, чтобы избежать повторной оккупации Иерусалима (шаг, который не был целью Селевкидского командира, но которого евреи имели все основания опасаться), то лучшим решением было запереться в городе и тревожить осаждающие войска из его пределов теми войсками, которые успели добраться до города. Подразумевая, что осада Иерусалима всегда связана со значительными материально-техническими трудностями для осаждающих, и что город хорошо защищен от природы, это было бы гораздо более эффективным и сделало бы гораздо больше для спасения евреев сельских областей к северу от Иерусалима, чем противостояние тяжело-вооруженному врагу малым войском на плоской местности, план обреченный на провал с самого начала.
Цифру 800 еврейских бойцов следует понимать в контексте историографически-религиозного характера и дадактической цели I Macc. Как уже говорилось, преувеличенные цифры, приписываемые в I Macc. армии Селевкидов подразумевает божью десницу за сценой, которая спасает преданных верующих, несмотря на численное неравенство; отсюда недооценка численности евреев. В случае Эласы цифры еще ниже, чем средние 6 000 еврейских войск, потому что автор постарался создать алиби еврейскому поражению и прославить героя, Иуду Маккавея, в его последнем приключении. Автор, писавший, по крайней мере, лет через 25-30 после битвы, не был осведомлен о возможности критики, как и другие источники эллинистического периода: евреи не имели традиции историографической критики; только немногие евреи из принявших участие в сражении были еще живы, и в свете ограниченного хождения книг, вероятность им увидеть книгу была довольно незначительна. Если случайно участник битвы читал этот отчет, он, вероятно, не раскрывал правды и не убавлял славы Хасмонеев и своей собственной.
Идентификация маршрута, выбранного Бакхидом к полю боя может внести вклад в идентификацию самого поля боя, прояснить некоторые маневры и осветить стратегию Бакхида. В I Macc. экспедиция описывается следующим образом: καὶ ἐπορεύθησαν ὁδὸν τὴν εἰς Γαλγαλα καὶ παρενέβαλον ἐπὶ Μαισαλωθ τὴν ἐν Ἀρβήλοις καὶ προκατελάβοντο αὐτὴυ καὶ ἀπώλεσαν ψυχὰς ἀνθρώπων πολλάς (9.2). Иосиф в "Древностях", которые, как уже было сказано, только пересказ I Macc. локализует Арбел в Галилее (12.421), и в самом деле такой комментарий можно ожидать ввиду его личного знакомства в качестве командира Галилеи с более поздней Галилейской цитаделью (Jos. Bell. 1.305; id. Vit. 118, 311). Но экспедиция Бакхида была направлена против Иудеи и осада этой изолированной скалы на далеком севере была, по меньшей мере, несколько неуместной, особенно если I Macc. сообщает об эвакуации всех евреев Галилеи в Иудею после очищения храма в 164 г. до н. э. (5.23). Даже если I Macc. не не точна в этом заявлении, так как некоторые ученые утверждают без каких-либо положительных свидетельств, что евреи заняли оборону, а Бакхид на захотел тратить время (22 000 солдат) на искоренение евреев в этом районе. (Доказательства существования большой популяции евреев в Галилее не относится к поколению восстания, и поэтому не может служить доказательством того, что эвакуация была частичной.) Кроме того, идентификации, предложенные для Масалота и Гилгала теми, кто принимает интерпретацию Иосифа, не имеют смысла. (Маршрут Бакхида к Арбелу с севера не мог получить название от Бет Гилгал. Даже если такая местность будет идентифицирована в этой области (что весьма сомнительно), она не должна быть достаточно хорошо известна или достаточно топографически значима для именования дороги в ее честь, и Maisalōt (дорога, тракт на иврите, как справедливо заметил Клейн) не должно указывать на крутые склоны Арбеля. Единственный способ занять скалу - с плато на юго-западе, но слово лишено смысла при указании на эту плоскую область, потому что мобильность в этом направлении не ограничивается определенными дорогами. Абель, Maccabees, 160, предполагает чтение Galil вместо Gilgāl. В дополнение к аргументам, высказанным выше против "северной" идентификации, можно было бы добавить, что замена района, известного как Галилея на Гилгал, который был почти не известен во времена второго храма, весьма маловероятна. В Joshua 12.23 возникновение замещения более вероятно из-за выдающегося положения Гилгала в рассказах о завоевании Ханаана.) Те же самые аргументы применимы и по отношению утверждения, идентифицирующего место с Гилеадит Арбел. Другие предложения, которые должным образом пытаются идентифицировать все топографические указания в Самарии и Иудее, не в состоянии обеспечить удовлетворительный географический контекст для термина "Гилгалская дорога", которая является ключом для всякой дальнейшей идентификации.
Вполне вероятно, что Гилгарская дорога проходила по горному кряжу от Иорданской долины, чуть севернее Иерихона, до Иудейского плато возле Рамун и Баал-Хасор (см. карту 16). (Дорога имеет два названия в библии - Joshua 8.15; Jud. 20.42 (так γ. Aharoni, 56). Современная дорога, пролегающая на 1 км. южнее библейской дороге, следует по трассе, проложенной римлянами). Дорога получила название от известного Гилгала, своего начального пункта возле Иерихона, и еще одного места, носящего схожее название, где она выходит на плато возле деревни Рамун: Бет ха-Гилгал упоминается в Neh. 12.29 около "полей Гева и Азмавет" (теперь Джаба и Хизма). Согласно географическому движению стиха с севера на юг, Бет ха-Гилгал, по-видимому, севернее Джабы, и на самом деле недалеко от деревни Рамун есть просторное римское кладбище, называемое по-арабски Джалджил, а гробница шейха называется Шейх-Джалджил. Это место заслуживает тщательного археологического исследования, но стоит отметить, что почти все места, называемые по арабски Джилджал, Джалджилия и т. д. расположены в топографическом контексте, дающим возможность идентифицировать их с одним из мест, называемым Гилгал в еврейских источниках. Поэтому само собой разумеется, что даже если этот Джилджал не идентичен с Бет ха-Гилгал, он, однако, сохранил древнее еврейское название Гилгал. Название Арбел, которого нет в Иудейских горах[21] может быть испорченным еврейским Хар Бет-Эль (гора Бет-Эль), которое было объединено в одно слово и слегка укорочено в ивритской версии в Harbēēl (ср. пропуск tav of Bēt в I Macc. 7.19 и повсюду, возможно, под влияние арамейского) и в таком виде трасскрибированное в греческий с окончанием множественного числа. (Ср. I Macc. 5.23 во множественном числе. Форма ἐν Ἀρβαττοις возможно искаженная версия Ναρβαττοις указывающая на Narbatta, район к западу от Самарии (см. Grintz, op.cit. 12). Arbeel упоминается сомнительной Midrash Va-yis'au при описании легендарной битвы сыновей Иакова в Сикхемской области, и как предполагает Клейн, является искажением 'Akraba или 'Akrabel (ZDPV 57 (1934) 96). Книга Юбилеев (34.8) и Ветхий завет (Judas 3), древнейшая версия легенды читают Robel и Ιωβηλ.) Следует иметь в виду, что переводчик I Macc. явно не понимал топографические указания, как можно заключить из транслитерации еврейского слова mesillōt (Maisalοth в греческом) как географического названия и понимании этого в единственном числе (αὐτήν), а не во множественном (см. ниже). Хар Бет-Эль в Библии упоминается дважды и относится к горному массиву Бет-эль Хасор (Joshua 16.1; I Sam. 13.2), самому высокому на Иудейском плато, который связан с Иорданской долиной Гилгалской дорогой. Слово Maisalōth, как принято некоторыми, - транслитерация еврейского слова mesillōt (дороги, тракты и т. д. Весьма показательно, что это слово, которое довольно редко употребляется в Библии, встречается трижды при описании дорог в область Бет-Эль (Jud. 20.31, 45, 21.19). Такое сочетание библейских названий и терминов для описания географических мест - характеристика автора I Macc., который поглощен библейскими ассоциациями, и можно только восхищаться его точностью при описании маршрута Бакхида как "по Гилгалской дороге... по дороге на горе Бет-Эль".
Подведем итог: Бакхид прошел маршем через Иорданскую долину к северу от Иерихона и проник в Иудейские горы по дороге на Рамун. Достигнув горы Бет-Эль, он стал лагерем в области, которая контролировала все дороги, вероятно, рядом с Баал-Хасор. Ниже мы увидим, что Бакхид отступил к Баал-Хасор, что может указывать на то, что он направился к своей ближайшей штаб-квартире. Если мое предположение верно, выбор этой дороги указывает на дерзкую, но хорошо просчитанную стратегию, вытекающую из опыта Селевкидов в прежних попытках: топографическая проблема, с которой они всегда сталкивались - как подняться на Иудейское плато по тяжелому подъему и не угодить в засаду, или не быть вынужденным сражаться в неблагоприятной местности. Бакхид захватил евреев врасплох, воспользовавшись самым трудным, но самым скрытым и самым неожиданным маршрутом: долина Иордана, а также полупустыня к востоку от Рамуна были малонаселенны, и, следовательно, передвижения Бакхида не были замечены, но, в любом случае, Иуда не будучи вовремя предупрежден, не мог организовать засаду, поскольку войска Селевкидов смогли одолеть подъем длиной 21 км. меньше чем за день марша. В дополнение, Иуда мог не знать о возможном вторжении с этого направления, рассматривая его как неблагоприятный с точки зрения логистики и топографии (подъем на 1 000 м. на дистанции в 21 км.).
После достижения плато Бакхид фактически получил открытую дорогу на Иерусалим, но он, по-видимому, не спешил и в первую очередь пытался установить контроль над всеми дорогами в регионе и терроризировал сельское население (I Macc. 9.2). (Выражение παρενέβαλον ἐπὶ Ἱερουσαλημ (I Macc. 9.3) не обязательно означает, что Бакхид сначала пытался осадить город до того как двинуться на север навстречу Иуде Маковею, как полагают некоторые ученые. Слово ἐπὶ на иврите означает mūl ("напротив" и т. д.; см. LXX Josh. 9.1, 22.11 и в других местах), что по-еврейски не обязательно имеет значения "на расстоянии", но "смотреть". В этом контексте это может означать, что они расположились станом в пределах видимости Иерусалима. И в самом деле гора Бет-Эль, будучи самой высокой горой Иудеи, предоставляет прекрасный вид с южного склона на близкий Иерусалим. Кроме того, такая интерпретация не будет соответствовать локализации лагерей Иуды и Бакхида (см. ниже), что наводит на мысль, что Бакхид пытался достичь Иерусалима с севера.) Анализ его тактики в самой битве и действий после битвы делают очевидным, что главною целью Бакхида в этом походе была не оккупация территории или просто военная победа, но ликвидация восстания путем уничтожения лично Иуды Маккавея и его ближайших последователей. И в самом деле, на данной стадии после восьми лет интенсивной военной деятельности, власти хорошо были знакомы с видным положением Иуды, а еще раньше Никанору был отдан приказ убить его (II Macc. 14.13) и тот пытался захватить его с помощью хитрости (I Macc. 7.28-30; II Macc. 14.18-25). Стратегия Бакхида таким образом состояла в том, чтобы вынудить сражение на плато между г. Бет-Эль и Иерусалимом, где качественное превосходство, особенно в тяжело-вооруженных войсках, могло обеспечить ему свободу маневра для захвата еврейских лидеров. Бакхид бросил вызов Иуде своими действиями у г. Бет-Эль. Оккупация всех дорог исключала для евреев возможность внезапного нападения на лагерь Селевкидов, а массовые убийства в области к северу от Иерусалима вынудили Иуду принять вызов. Бакхид явно пытался вызвать сострадание у Иуды, а если бы тот отказался принять бой, то вполне мог потерять публичную поддержку умеренных "эллинистов" из партии Алкима, которые ведению борьбы за национальный суверенитет предпочитали свободу вероисповедания по правлением Селевкидов (I Macc. 7.5-7, 23-5). Это был единственный случай, когда полководец Селевкидов навязывал поле боя Иуде Маккавею. Однако, Иуда Маккавей показал большую готовность и на этот раз принять вызов, потому что приобрел уверенность в результате победы над Никанором на ровной местности.
Как сообщается, лагерь Бакхида перед битвой находился под Бирой (или Berethem, согласно старой латыни), идентифицированной Абелем с Эль-Бира возле Рамаллаха, тогда как Иуда был в Эласе (I Macc. 9.3-11), идентифицированной с Хибрет Ель-Аши на южной окраине Рамаллаха к юго-западу от Эль-Биры. Поскольку оба лагеря разделял один километр, битву можно локализовать на плато Эль Бира-Рамаллах 2 км. шириной. Поле боя на самом деле не плоское; это однако не означает, что оно существенно отличалось от других полей сражений, на которых, как сообщается, фалангисты действовали вполне эффективно. В бою фланг Бакхида, как говорят, отступил ἔως Ἀζώτου ὅρους (ibid. 15). Настоящее чтение, конечно, неприемлемо, так как Азот (Ashdod) в Палестине - это хорошо известный эллинизированный город на южном побережье. Абель предполагает чтение Ἀζώρου ὄρους, которое указывает на Баал-Хасор в 9 км. севернее поля боя. Трудность этой поправки в том, что она не следует общей синтаксической практике переводчика I Macc. при передаче еврейских географических названий. Другие, среди которых сам Абель в позднем комментарии к I Macc., предполагают, что искажение произошло в еврейском оригинале путем небольшого изменения из ashdōt hā-Hār (горные склоны) в Ashdod hā-Hār (гора Ashdod - Azōtos). В виду расположения обоих лагерей возможный путь отступления Бакхида мог быть только в направлении восточных склонов Иудейских гор, немного южнее к юго-востоку от Баал-Хасор в районе Тайибба-Рамун. И действительно, библейское выражение ashdōt, когда речь идет о западной Палестине, вероятно, означает восточные склоны Иудейских гор (Joshua 10.40, 12.8). В любом случае, так как только 3 км. отделяли подножие Баал-Хасор от восточных склонов Иудейских гор, какое бы из этих исправлений ни было правильным, общее направление отступления было к Баал-Хасор, охватывающее как минимум 12 км.
Боевая линия Селевкидов была весьма условна: фаланга была разделена на два дивизиона (merē, I Macc. 9.12a); поскольку она насчитывала меньше 10 000, возможно это были две stratēgiai по 4 000 человек каждая; крылья занимала конница, а фронт легковооруженные застрельщики (promachoi). Сам Бакхид возглавлял сильнейшее правое крыло (ibid. 12a), которое было традиционной позицией отборной кавалерии. После перестрелки promachoi, фаланга выдвинулась двумя дивизионами (ibid. 12), но ничего не сказано о перемещениях кавалерии, а это означает, что она осталась в тылу. Иуда Маккавей, высмотрев положение Бакхида, атаковал его сильнейшим отрядом и преследовал бегущее крыло вплоть до Баал-Хасор (ibid. 14-15). (Правильным прочтением стиха 15 является keras, как предполагается группой рукописей, а не meros (см. v.16 - ὅτυ συνετρίβη τὸ δεζυὸν κέρας). Но вполне может быть, для того чтобы разнообразить стиль, переводчик взял на себя вольность примерить слово meros для еврейского keren (крыло, keras) особенно потому, что еврейское слово meros в 9.4 было, вероятно, неуместно, (см LXX в I Sam. 23.23), что на иврите также означает крыло.) Другое крыло, разумеется конница левого фланга, пришло на помощь своим товарищам и приблизилось к Иуде в тыла (ibid. 16). Повернув кавалерию против них, Иуда был зажат между двух огней и после ожесточенного сопротивления, наконец, пал в бою (ibid. 17).
Прежде чем обсудить тактику Селевкидов, давайте прежде всего попытаемся установить состав еврейской армии. Две книги Маккавеев, основные источники по восстанию, не квалифицируют еврейские войска и описывают их просто как andres (мужчины, напр. I Macc. 4.6, 29, 5.20, 7.40, 9.5). Единственная ссылка сделана на кавалерийский отряд, и это после установления независимости в 140 г. до н. э., в отчете о битве Симона в долине Аялон (I Macc. 16.7). Нет никаких сомнений, что вооружение евреев в начале восстания было весьма слабым, и I Macc. указывает на острую нехватку оружия (3.12, 4.6, 6.6, 13), но все такие намеки на этот недостаток относятся к периоду до очищения храма и позже уже не повторяются. С другой стороны, описка при описании битвы при Марисе, Иосифа версия Бейт-Захарии в "Войне", топография поля боя при Адасе и Кефар-Салама, и анализ хода битвы при Эласе и битвы Ионафана против Аполлония, позволяют предположить, что на этой стадии восстания, после очищения храма, евреи использовали конницу и полутяжелую или тяжелую пехоту. Молчание источников соответствует их религиозно-дидактическим целям. Если бы авторы упоминали применение актуального оружия и доспехов евреев в дополнение к настоящим численностям обеих сторон, это бы умалило важность успехов и подчеркнуло бы серьезность поражений, и, в любом случае, читатель не ощутил бы невидимую божью десницу за сценой, на которую намекает I Macc., или необходимость открытого и прямого божественного вмешательства, которое подчеркивает II Macc.
При описании битвы против Горгия при Марисе II Macc. мимоходом упоминает еврейского всадника по имени Досифей (12.35). Так как это не было ни решающим, ни жизненно важным сражением, случившимся за пределами Иудеи, тогда как сам Иуда Маккавей и Симон были заняты на севере (I Macc. 5.55, 57, 61), маловероятно, чтобы кавалерия не участвовала в крупных сражениях после очищения храма. Информация сохранилась в II Macc. только потому, что автор (или эпитоматор) был слишком восхищен храбростью Досифея, чтобы убрать этот рассказ. Это подтверждается анализом хода битвы при Эласе: длительная погоня за крылом Бакхида показывает, что достаточное количество еврейских войск было верховыми: крыло Иуды Маккавея, возможно, рассеяло крыло Бакхида атакою пехоты, но пехота, разумеется, не могла преследовать конницу на расстояние 12 км. Участие второго крыла Селевкидов, которое поравнялось с еврейским отрядом близ Баал-Хасор, указывает, что погоня осуществлялась кавалерией, а не пехотой.
Никаких "опискок", указывающих на еврейскую пехоту, не дошло до нас в Книгах Маккавеев, но изучение некоторых сражений указывает на участие еврейских полу-тяжелых и тяжелых войск. Иуда Маккавей разбил противника фронтальным ударом на плоских полях при Адасе и Кефар-Саламе (I Macc. 7.31-2, 39-49). Хотя у нас нет достоверной информации о составе армии Никанора, а идеальная диспозиция, приписанная ему II Macc. при Адасе (15. 20-1) - всего лишь выдумка, трудно себе представить, чтобы Никанор, значительно уступая в живой силе из-за пребывания армии Селевкидов в Вавилонии, отважился бы на бой на такой местности без тяжеловооруженных войск, козырной карты армии Селевкидов. В этих двух сражениях Иуда Маккавей не должен был защищать святой город, потому что он в любом случае был оккупирован врагом (I Macc. 7.32-9), и если он проявил готовность вступить в бой с врагом на поле идеально подходящем тяжеловооруженным войскам Селевкидов, то только потому, что имел равные силы в своем распоряжении. Аналогичный вывод можно сделать из описания битвы при Эласе. Столкновение между двумя сторонами после отступления Селевкидских застрельщиков продолжалось, по словам I Macc., "с утра до вечера" (9.13). Библейское выражение (ср. II Sam. 13.13, и т. д.) не следует воспринимать буквально, но оно, несомненно, отражает упорную борьбу. За исключением I Macc. 10.80, для которой нет никаких сомнений в ее надежности, фраза не фигурирует в Книгах Маккавеев, даже для "смягчения" поражений евреев. Из активности флангов ясно, что исход долгое время не был предрешен: если бы пехота в центре, которая, несомненно, была главной силой еврейского войска, потерпела поражение при первом столкновении, то Иуде не было бы никакого смысла атаковать кавалерию вражеского правого фланга. На поле боя схожем с Эласой легкая пехота не имела никаких шансов устоять против фалангитов, даже на короткое время. Легкие войска, конечно, могли бы маневрировать против фаланги в стиле тактики "бей и беги" и отступить в близлежащую труднопроходимую местность, но описание делает очевидным, что нападение фаланги началось после отвода promachoi, обязанность которых, как правило, заключалась в противостоянии легковооруженным противника. Можно было бы предположить, что тяжеловооруженные войска Селевкидов "тянули время" и не сокрушили еврейское войско при первом столкновении, исполняя свою часть плана, чтобы заманить Иуду Маккавея в ловушку (см. ниже), но в этом случае можно было бы ожидать, что promachoi не оставят фалангу незащищенной от легковооруженных. Даже если promachoi Селевкидов, которых насчитывалось по меньшей мере 10 000 человек, неспособны были противостоять еврейским легковооруженным и как следствие отступили, следует иметь ввиду, что обычно нерешительность со стороны фалангитов в продвижении, неважно против легкой пехоты или стрелков, может легко закончится катастрофой. Факт, что битва в центре продолжалась так долго, как это было в действительности, делает немыслимым использование только легких войск против фаланги Селевкидов при Эласе. Тридцать лет спустя в битве у Азота на прибрежной равнине Ионафан защищался от конных лучников, которые неожиданно напали с тыла, тогда как он лицом к лицу сошелся с вражеской фалангой. Войска Ионафана стояли в обороне пока вражеские лучники не исчерпали свои боеприпасы, а затем Симон, его брат, атаковал и разбил вражескую фалангу (I Macc. 10.77-82, особ. 80-2). Успех против вражеской фаланги на плоской и просторной арене показывает, как уже было сказано выше, что евреи применяли тяжеловооруженные войска и, в любом случае, фаланга Селевкидов могла бы использовать возможности, предоставляемые статичным положением войск Ионафана и уничтожить их, если бы они были легковооруженными. Кроме того, пассивное стационарное построение, применяемое против обстрела лучниками, позволяет предположить, что еврейские войска не могли быть легковооруженными и указывает на то, что вооружение евреев было соответствующим; такое построение требует длинных пик и щитов и напоминает эллинистическую оборонительную формацию типичную для воинов фаланги, которые столкнулись с аналогичной ситуацией, а именно синасписм, т. е. "соединение щитов", при котором фалангиты образуют квадрат, каждая сторона которого образует фронт, а шеренги ставят щиты "черепахой", чтобы защитить себя от обстрела. Иосиф а "Древностях" интерпретирует построение Ионафана таким образом (13.95-6). I Macc., с другой стороны, содержит общее описание событий и не классифицирует еврейские войска как фалангу, термин, который применялся только к противнику (10,82), аналогичным образом при описании Бейт-Захарии и Эласе. Битва под Азотом правда произошла много лет спустя после гибели Иуды Маккавея и еврейская армия имела время и возможность для развития, но важно то, что даже в этом эпизоде обойден молчанием состав еврейской армии. Обращаясь к информации нееврейского происхождения, следует отметить, что Иосиф в своей версии Бейт-Захарии в "Войне", которая, как было сказано выше, содержит ценные сведения, упоминает о столкновении "фаланг" обеих сторон (1.42). Повествование в самом деле основано на эллинистическом источнике и даже Полибий применяет термин "фаланга" гибко, а не точном техническом смысле, который он имел в эллинистический период (см. 1.33.6; 3.73.7, 115.12), но этот термин в любом случае не может относится к легкой пехоте. Следует добавить, что комбинация источников указывает на то, что имело место противостояние застрельщиков обеих сторон до столкновения "фаланг", так что термин "фаланга" в этом контексте не может указывать на всю армию.
Придя к такому заключению нельзя обойти молчанием вопрос откуда взялась еврейская кавалерия и пехота. Иудея не была коневодческой страной, а у палестинских евреев не было традиции тяжелого вооружения. Одно из возможных объяснений заключается в том, что снаряжение и лошади добывались грабежом, и I Macc., вероятно, указывает на такую возможность (6.6), но всадники и часть пехоты должны были прийти из-за пределов Иудеи. Досифей, упомянутый выше кавалерист, описан как "один из Товбиной", предположительно бывшей Птолемеевой клерухии в Трансиордании во главе с влиятельным семейством Товия, которая также включала всадников. Старшие сыновья Иосифа, сына Товия, идентифицировали себя с делом Селевкидов, но Гиркан, самый младший сын, встал на сторону Птолемеев, собрал большое войско и основал независимое княжество в Траниордании. Как сообщается, он покончил с собой в начале царствования Антиоха IV (Jos. Ant. 12.228-36), но обида на Селевкидскую оккупацию этой области не утихла, как это ясно показано бегством Иасона, бывшего первосвященника, к аммонитам (II Macc. 3.11). Помимо этого указания мы не находим каких-либо иных признаков участия евреев не из Палестины, но с учетом дидактических целей источников вряд ли можно ожидать, что они подробно остановятся на этом. Таким образом упоминание Досифея можно принять как "описку", которая указывает на возможное решение: по крайней мере часть пехоты и конницы были заграничными евреями. Евреи из Египта, которые служили в регулярной армии, а также в исключительно еврейских подразделениях армии Птолемеев и поддерживали тесный контакт с религиозным центром в Иерусалиме, возможно, были глубоко задеты религиозными гонениями и предложили свою помощь. Власти Птолемеев могли поощрять такую инициативу, тем более они не боялись ответных мер Селевкидов в виду римского "зонтика", который показал свою мощь в "Элевсинские дни". То же самое относится к еврейским военным поселенцам во Фригии и Лидии, в то время под Пергамским руководством. Я бы не исключал участия некоторых еврейских добровольцев из военных поселений царства Селевкидов. Если Иуда и Ионафан, его брат, были настолько политически дальновидны, чтобы установить дипломатические отношения с Римом и Спартой, почему они не могли мобилизовать своих соотечественников с военной подготовкой со всей еврейской диаспоры? Мобилизация евреев диаспоры не произошла в одночасье. Она набирала обороты и консолидировалась только на четвертый год после после начала восстания очищением храма, которое вызвало значительное воодушевление в диаспоре. Палестинские евреи также были инкорпорированы в эти пехотные подразделения: для подготовки таких войск не требовалось много времени, как было доказано Птолемеями в 217 г. до н. э.


Карта 17: Поле битвы при ЭласеТактика Селевкидов, вытекающая из диспозиции и маневров их сил, весьма отличалась от базовой тактики того периода. Фаланга, а не кавалерия, атаковала первой. Такой шаг был расценен как излишняя и пустая трата ресурсов, так как успех в центре не обеспечивал победы, потому что пехота все еще оставалась открытой для нападения кавалерии на флангах. В обычном сражении построение фалангитов в центр вступало в бой только тогда, когда противостояние кавалерии оставалось нерешенным. Единственное объяснение этой любопытной тактики, которое я могу себе представить, заключается в том, что Бакхид был полон решимости убить или захватить в плен Иуду и его соратников. Если бы конница Бакхидова крыла атаковала крыло Иуды первой, она, несомненно, взяла бы верх и еврейский фланг был бы разбит, но Иуда и его люди легко бы спаслись по открытому пути на юг, как это случилось во время поражении при Бейт-Захарии. Воздержавшись от атаки фланга Бакхид не оставил Иуде Маккавею особого выбора: Иуда как вождь не мог позволить себе бездействие, а если бы в этом случае его центр был бы "взломан" давлением опытной фаланги Селевкидов, ему пришлось бы отступить без фактического участия в сражении. Оставались две возможности: первая, атака открытых флангов наступающей Селевкидской фаланги была отклонена, поскольку это открыло бы фланги Иуды Маккавея для обходного маневра кавалерии Бакхида. Вторая, штурм крыла Бакхида, казалось, представлял лучший шанс в свете успеха, который был достигнут в сражении против Никанора - смерть главнокомандующего привела к разгрому его армии (I Macc. 7.A3; cf. 3.11). Бакхид, который уже бывал в Иудее (I Macc. 7.8-20) и, следовательно, был знаком с методами и недостатками Иуды Маккавея, ожидал, вероятно, что он выберет эту альтернативу. Согласно I Macc. Иуда Маккавей призвал своих отборных воинов, атаковал крыло Бакхида, разбил и преследовал его. Я очень сомневаюсь, чтобы кавалерия Иуды, независимо от ее происхождения, на самом деле победила правое крыло Бакхида из опытных всадников, которые, вероятно, состояли в гвардии. Более того, отступающая кавалерия Бакхида была бы рассеяна и не способна повернуть против преследователей на пересеченном и гористом плато на пути к Баал-Хасор, если только такой маневр не был сделан намеренно и не был тщательно спланирован заранее. Если рассматривать предполагаемую цель Бакхида - подавить восстание путем уничтожения вождей, мне очевидно, что на самом деле Бакхид устроил ловушку, чтобы притворным отступлением поймать Иуду между двух огней. Как уже было показано, сражайся Бакхид энергично, когда его фланг был атакован, он бы мог взять верх, но его добыча могла бы спастись. От восторженного еврейского историка нельзя ожидать знакомства с планом Бакхида и истинной причины его "отступления", точно также как источник Полибия не мог знать истинной цели преследования Антиохом III левого крыла Птолемея при Рафии, но, даже если бы он знал их, он бы не включил эти сведения в свой рассказ, так как это умалило бы "успех" его героя в его последний час. Иуда Маккавей, со своей стороны, продолжая преследование, фактически бросил свою пехоту на поле боя, так как Бакхид не был убит, а его конница не была разбита. В этой ситуации Иуда должен был опасаться перестроения разгромленной кавалерии и ее возвращение на поле боя и надеяться, что его угрожающее движение к лагерю Селевкидов вблизи Баал-Хасор, возможно, приведет к деморализации войск Селевкидов на поле боя (ср. битва при Аммае - I Macc. 4.20-1).

Заключение

Антигон, Птолемей и Селевк, первые эллинистические правители востока, столкнулись с беспрецедентной политико-военной дилеммой когда они обратились к управлению своих царств. Территории, находящиеся под их управлением, все вместе более или менее соответствовали своими огромными размерами Персидскому царству, но македонские полководцы, в отличие от свергнутых восточных царей, были чужеродным элементом в этой области. Поэтому они не имели влияния на местах, которое позволило бы им мобилизовать коренное население в защиту своих территориальных завоеваний, ни за пределами области, поскольку сама Македония была занята их соперниками.
Давно установлено, что эта проблема была разрешена путем поселения солдат, в основном европейского происхождения, на наделах земли на оккупированных территориях в обмен на определенные военные обязательства. Общая идея военных поселений предоставила два преимущества: с одной стороны, она установила островки греко-македонского населения среди восточных аборигенов, таким образом распространяя влияние греческой культуры среди высших классов покоренных народов, а с другой стороны, обеспечивает резерв обученных и лояльных кадров, который служил в основном в фаланге и всегда готов явиться по зову долга.
В Птолемеевом Египте эта система просуществовала недолго, и, определено, в последней четверти III века до н. э. Птолемеи, в связи с сокращением подготовленного личного состава, становятся все больше и больше зависимыми от услуг европейских наемников и необученных египетских рекрутов, ситуация, которая в значительной мере угрожала армии состоянием готовности к мятежу и даже вдохновляла к восстаниям среди местного населения, которое впервые поняло продажность власти и слабость устоев македонского режима. С другой стороны, военные поселения Селевкидов, многие из которых были основаны Антигоном, продолжали поставлять подготовленные и компетентные кадры для фаланги и конницы на протяжении III и половины II веков, хотя империя Селевкидов была намного больше и поселенцы были рассеяны по отдаленным уголкам царства для обеспечения региональной безопасности. Такое расселение не делало задачу проще и вполне могло уничтожить привязанность солдата-поселенца к далекому престолу в Антиохии, и вело к ухудшению военного стандарта таких резервистов, которые в первую очередь были фермерами.
Как я пытался предложить, ключ успеха Селевкидов можно найти в практике заполнения рядов гвардейцев, аргираспидов в пехоте, и Товарищей и агемы в коннице, сыновьями военных поселенцев. После первоначальной подготовки в военном центре в Апамее, молодые люди были готовы к немедленной мобилизации в любом уголке империи. Гвардейцы продолжали служить до тех пор, пока их отцы, по той или иной причине, не выводились из резерва. Возвращаясь к своему наделу и заменив отца в резерве, он применял военные навыки, полученные по время службы в регулярных частях и, хотя и за сотни километров от Антиохии, не сомневался в том, кто был законным царем Империи и в чем заключаются его верность и обязанности. Организация гвардии также сделала возможным постоянное вливание новой крови в ряды командиров, путем продвижения способных гвардейцев на видные посты в армии. В Птолемеевой армии наоборот заметна почти полная зависимость от наемных стратегов из греческого мира.
Несмотря на социально-культурную мотивацию, лежащую в основе военных поселений, их главное значение заключается в соображениях военных и безопасности, и поэтому военные поселения тяжело-вооруженных всадников в Мидии состояли в основном из иранцев, а не из греко-македонских солдат. Именно в интересах безопасности, несмотря на роль в полисе как агентов имперской политики Селевкидов, были лишены муниципальных прав поселенцы к северу от Тавра, хотя значительное их число было эллинского происхождения.
Таким образом, военные поселения предоставляли в основном фалангитов и тяжелую кавалерию, другие подразделения поставлялись местным населением империи. Из-за размеров империи легкие кавалерия и пехота сильно превосходили соответствующие рода войск в других эллинистических армиях. На самом деле, однако, большое количество легкой кавалерии не использовалось во всех случаях вследствие постоянного волнения в восточных провинциях, и в отличие от Птолемеев, которые дали оружие природным египтянам, Селевкиды были осведомлены о важности не поощрять военный потенциал сирийцев и вавилонян, понимая, что восстание в самом центре царства вполне может подорвать ее существование. Другим преимуществом Селевкидов было использование индийских слонов, которых можно было получить благодаря положению Селевкидского царства, и которые превосходили африканских слонов Птолемеев.
Тактика и действия Селевкидской, а также других эллинистических армий на поле боя недооценены современными историками и рассматриваются как точные копии базовой диспозиции Александра без его изобретательности и блеска маневра. Единственным вкладом в искусство ведения войны, обычно приписываемым армии Селевкидов, является развертывание слонов, главным образом, с оборонительной целью. Но такое пренебрежение несколько несправедливо по отношению к царям Селевкидов, которые почти во всех своих сражениях применяли различные и неожиданные маневры. Базовая диспозиция и тактика по общему признанию следовала схеме армии Александра: фаланга помещалась в центре и защищалась конницей на флангах и легковооруженными либо на флангах, либо по фронту. Основная цель состояла в том, чтобы оттеснить противостоящий фланг и облегчить кавалерии взятие вражеского центра во фланг или тыл. В этом у Селевкидов не было особого выбора; раз уж их эллинистические соперники располагались в такой формации, они должны были приспосабливаться соответствующим образом. Однако, при Магнесии, столкнувшись с римскими легионами, Антиох III оказался способен развернуть кавалерию между фалангой и аргираспидами для того, чтобы загнать клин в стену легионеров, с тем чтобы каждая часть могла быть обойдена отдельно. Даже в ограниченных рамкам традиционной эллинистической тактики вклад Селевкидов нельзя игнорировать: им можно приписать некоторые инновации в диспозиции войск, такие как гибкое и хорошо защищенное построение подразделений фаланги при Магнесии и Бейт-Захарии, введение тактического наступательного резерва при Ипсе и против Молона, блокирование путей обхода при Панионе и Фермопилах, и т. д. Фактические планы кампании, особенно когда применяются различные стратагемы, всегда привлекают элементом неожиданности. При Ипсе и Эласе армия устроила ловушку для сильнейшего фланга врага притворным отступлением, заманивая вражескую кавалерию подальше от поля боя, а затем блокируя обратный путь слонами или кавалерией, а в случае Эласы, захватив ее между двух огней; при Киррестике войска Деметрия были ошеломлены внезапным появлением самого Селевка и его слонов со стороны скрытой дороги у них на фланге; битва против Молона была решена почти без кровопролития внезапным появлением резервных войск, которые до сих пор были сокрыты, и подобная стратагема, исполненная в данном случае слонами, была применена против галатов (Luc. Zeuxis 9). При Рафии Антиох обошел слонов по фронту на обоих вражеских флангах с тем чтобы обойти кавалерию левого фланга Птолемеев, и заняться преследованием с целью убить Птолемея и таким образом решить исход.
Испытание армии заключается не только в ее деяниях в открытом столкновении, но также на марше, штурме укрепленных позиций, блокировании проходов и защите стратегических направлений. Селевкиды были особо впечатляющи в применении гибких планов по зачистке засад и блокировании дорог. Применение отряда для приманки, чтобы определить вражескую диспозицию и объединенные усилия специальных подразделений в дефиле и на хребте, чтобы выбить противника с горы Эльбурз, было замечательной тактической инновацией; уникальный состав колонны Селевкидов при Бейт-Захарии в самодостаточных дивизионах, каждая "миниформация" обычной эллинистической боевой линии представляла собой наступательное построение вместо обычного оборонительного строя в длинной колонне; атака на позиции Птолемеев при Порфирионе легковооруженных Селевкидов, взобравшихся на скалу и осыпающих врага сверху, и тройная операция, чтобы запереть противника в самом проходе, является выдающимся примером тактики и личной храбрости. Тарн справедливо почувствовал, что если бы больше записей о военной деятельности Селевкидов было доступно, то значительное число инноваций горной тактики явились бы свету. В оборонительном построении Антиоха III при Фермопилах в связи с его значительной слабостью в живой силе и кавалерии, он не довольствовался статической линией, но развернул свои войска в гибком порядке, чтобы разорвать линию неприятеля и затем быть в готовности начать преследование.
Ввиду значительных способностей Селевкидского строя, что тогда помешало ему в компании против римлян? Преимущество легиона над фалангой на пересеченной местности не всегда актуально, тогда как два главных противостояния с римской армией имели место на плоской арене, и, в теории, Антиох III в состоянии был одолеть легионеров, как продемонстрировал это Пирр при Гераклее. Главный фактор ответственный за крушение надежд Антиоха при Фермопилах - это низкий уровень дисциплины среди фалангитов, которые обратились в бегство видя захват лагеря и опасность быть взятыми с тыла. Подобная угроза быть обойденным с фланга стала причиной рассеяния линии фаланги при Рафии, но если бы они сопротивлялись еще какое-то время (дождавшись возвращения Антиоха из преследования), то могли бы спасти день. Значительное улучшение дисциплины фаланги можно отметить при Магнесии. Несмотря на довольно отчаянное положение, центр Селевкидов сформировал "квадрат" и удерживал позицию до тех пор, пока слоны, заключенные в "квадрат", не пришли в ярость. Что касается последней битвы - тенденция к расточительности, обычная для осады и морской войны того времени, и качество руководства Антиоха III должны нести всю тяжесть вины. В первую очередь была неуклюжая попытка забежать вперед применив колесницы с косами против римской конницы несмотря на уроки Кунакса и Гавгамелы, и неудачи другого экзотического оружия, слонов, в подобных обстоятельствах при Заме. Слабость руководства также можно увидеть в других сражениях Селевкидов, особенно при Рафии. Как большинство эллинистических командующих, за исключением Антигона при Паратакене и Селевка I при Ипсе, Антиох лично участвовал в бою на острие кавалерийской атаки, что мешало ему исполнять надлежащую роль главнокомандующего, наблюдая за общим развитием событий, управляя и контролируя всем войском. Атакуя во главе отборной кавалерии, он поступал как Александр, но Александр всегда выбирал подходящий момент и никогда не атаковал с Товарищами если не был уверен, что это будет иметь решающее значение и что он не будет нужен в другой части поля боя; во всяком случае, он никогда не терял из виду того, что происходит позади него, и он признавал важность изменения тактики в случае необходимости и отказа от преследования. Антиох III с другой стороны при Рафии, а также при Магнесии находился на острие атаки и осуществлял преследование для достижения своих предвзятых целей, убийства Птолемея и захвата лагеря, не замечая того, что происходит на поле боя. Если имела место деградация армии Селевкидов по сравнению с македонянами Александра, то, очевидно, только в дисциплине, тактическом планировании и руководстве боем, а не в общем стандарте и действиях войск.
И наконец несколько слов к оценке сражений против Иуды Маккавея. Традиция изображает евреев малочисленными и слабыми, но стойко держащихся против царских войск, - искаженная картина, основанная на еврейских источниках, которые с дидактическими целями скрывали отряды и численность бойцов в распоряжении Иуды Маккавея. Но анализ источников позволяет предположить, что евреи часто имели численное преимущество, хотя уступали в вооружении, а также имели кавалерию и полу-тяжелую пехоту. С другой стороны, хорошо известное объяснение временных успехов Иуды Маккавея, что армия Селевкидов ко второму веку деградировала и не могла действовать на холмистой местности, не выдерживает критики. Армия Селевкидов, благодаря организации гвардии, не была испорчена более поздним внутренним кризисом сороковых, а армия в целом имела опыт скоординированных операций на гористых местностях, и, кроме того, включала в себя особые контингенты, набранные из горцев (ср. II Macc. 4.29, 5.24, 12.35). На самом деле большинство еврейских побед были достигнуты в отношении небольших отрядов, организованных местными наместниками. Из кампаний против царских войск только битву при Аммае можно рассматривать как крупную победу, достигнутую благодаря тщательному планированию, знанию местности и элементу неожиданности (I Macc. 3.38-4.25).