Шестая книга

1. В ту же зимнюю кампанию аѳиняне намеревались с бо́льшими военными силами, нежели те, что находились под начальством Лахета и Евримедонта,[1] снова направиться в Сицилию и, если можно, покорить ее. Большая часть аѳинян не имела представления ни о величине этого острова, ни о числе его жителей, эллинов и варваров, и не предполагала, что предпринимает войну, лишь немного уступающую той, какую вели аѳиняне с пелопоннесцами. (2) Между тем обогнуть Сицилию на грузовом судне можно немного меньше, чем в восемь дней. Несмотря на столь значительное протяжение, Сицилия разъединена от материка только двадцатью стадиями[2] морского пространства.[3]
2. Остров заселен был в древности следующим образом и заключал в себе в общем такие племена. Древнейшими обитателями одной части этой страны были, по преданию, киклопы и лестригоны. О происхождении их я не могу ничего сказать, равно как и том, откуда они сюда прибыли или куда ушли отсюда; удовольствуемся тем, что говорится о них у поэтов[4] и какое представление имеет о них каждый из нас. (2) Первыми поселенцами после них были, по-видимому, сиканы; сами себя они называют автохтонами и потому говорят, что обитали в Сицилии раньше киклопов и лестригонов. По достоверным же исследованиям, оказывается, сиканы - иберы, вытесненные лигиями из своих поселений по реке Сикану, что в Иберии. От них-то остров, раньше называвшийся Тринакрией, получил тогда название Сикании. (3) Сиканы и теперь еще живут в западной части Сицилии. После взятия Илиона часть троян, спасшись бегством от ахеян, приплыла к берегу Сицилии, заняла пограничную с сиканами землю и получила общее название элимов; города их Эрик и Эгеста. Подле них поселилась часть фокеян из числа тех, что в то же время были отброшены бурею от Трои сначала к Либии, потом от Либии к Сицилии. (4) Сикулы перешли в Сицилию, убегая от опиков из Италии, где они жили. Существует правдоподобное предание, что сикулы бежали на плотах, выждав благоприятный момент для переправы, когда ветер дул с суши; но, быть может, они переправились и каким-нибудь иным способом. В Италии сикулы живут еще и до сих пор. Страна названа Италией по имени Итала, одного царя сикулов, носившего это имя. (5) Прибыли сикулы в Сицилию с многочисленным войском, одержали в сражении победу над сиканами, оттеснили их в южную и западную части Сицилии и дали острову наименование Сицилии вместо Сикании. После переправы в Сицилию, лет за триста до прибытия туда эллинов, сикулы заняли своими поселениями плодороднейшую часть земли; до сих пор еще они занимают среднюю и северную части острова. (6) Кроме того, по всей Сицилии жили финикияне, ради торговли с сикулами занявшие мысы у моря и прилегающие островки. Но после того, как многие эллины стали тревожить финикиян с моря, последние покинули большую часть острова и, объединившись, расположились по соседству с элимами в Мотии, Солоенте и Панорме. Финикияне опирались на союз свой с элимами, а также и на то еще, что здесь Кархедон отделяется от Сицилии кратчайшим водным путем. Вот сколько варваров было в Сицилии, и так они расселились по ней. 3. Из эллинов первые халкидяне из Евбеи, под начальством экиста Ѳукла, основали Накс (736 г.) и поставили алтарь Аполлону Предводителю, находящийся теперь за городом; всякий раз, когда из Сицилии отправляются ѳеоры, они прежде всего приносят жертву на этом алтаре. (2) В следующем году коринѳянин Архий, из рода Гераклидов, основал Сиракусы (735 г.), прежде всего вытеснив сикулов с той части острова, которая уже не омывается морем со всех сторон и где теперь находится внутренний город; с течением времени и внешний город был обведен стеною, почему и население Сиракус стало многолюдным. (3) На пятом году после основания Сиракус халкидяне, с Ѳуклом во главе, двинулись из Накса, основали Леонтины (730 г.), вытеснив оттуда войною сикулов, а затем Катану; экистом катаняне выбрали из своей среды Еварха. 4. Около того же времени прибывший в Сицилию во главе колонии Ламис из Мегар основал выше реки Пантакия небольшое поселение, по имени Тротил.[5] Потом он вышел оттуда в Леонтины и вместе с халкидянами принимал короткое время участие в управлении Леонтинами; будучи изгнан халкидянами, Ламис основал Ѳапс и затем погиб, прочие же товарищи его изгнаны были из Ѳапса, и после того, как царь сикулов Гиблон передал им свою область и сам стал во главе их, основали Мегары (729 г.), прозванные Гиблейскими. (2) Прожив здесь двести сорок пять лет, они были выгнаны из города и области его (483 г.) тираном сиракусским Гелоном. Но еще до изгнания, сто лет спустя после своего поселения в Мегарах, они отправили Паммила и основали Селинунт (629 г.). Паммил, прибыв к ним из Мегар, их метрополии, принимал участие в основании города. (3) На сорок пятом году по основании Сиракус Антифем вывел колонистов из Родоса (690 г.), а Энтим из Крита; общими силами они основали Гелу. Городу дано было название от реки Гелы, а местность, где теперь находится город и которая прежде была окружена стеною, называется Линдиями. (4) Городу даны были дорийские установления. Около ста восьми лет спустя после основания своего города жители Гелы основали Акрагант (582 г.), назвав город по имени реки Акраганта; экистами они назначили Аристоноя и Пистила и дали колонии гелойские установления. (5) Занкла была первоначально основана морскими разбойниками (731 г.), вышедшими из Кимы, халкидского города в Опикии; впоследствии явились сюда в большом числе поселенцы из Халкиды и остальной Евбеи и сообща с прежними поселенцами поделили землю. Экистами были Периерес и Кратемен, первый от Кимы, второй от Халкиды. Сначала сикулы назвали город Занклою, потому что местность здесь имеет вид серпа, а серп сикулы называют занклос. Впоследствии прежние халкидские поселенцы были изгнаны самиянами и другими ионянами, которые, убегая от персов, пристали к Сицилии. (6) Немного спустя после этого самиян выгнал из Занклы тиран Регия Анаксилай, поселив в городе смешанное население и переименовав его в Мессену, по имени своей первоначальной родины. 5. Гимера была основана (679 г.) Занклою под предводительством Евклида, Сима и Сакона; большинство вошедших в колонию были халкидяне, но вместе с ними поселились также сиракусские изгнанники, побежденные противной им партией и именуемые милетидами. Диалект колонистов был смешанный между халкидским[6] и дорийским, но вошедшие в силу установления в городе были халкидские. (2) Акры и Касмены основаны были сиракусянами, Акры семьдесят лет спустя после основания Сиракус (665 г.), а Касмены лет двадцать после Акр. (3) Камарина первоначально основана была также сиракусянами спустя около ста тридцати пяти лет после основания Сиракус (600 г.). Экистами были Даскон и Менекол. Вследствие отпадения от сиракусян и возникшей войны камариняне были изгнаны впоследствии (492 г.); тиран Гелы Гиппократ взял в качестве выкупа за пленных сиракусских граждан землю камаринян, сделался сам экистом и снова заселил Камарину. Но жители ее были снова изгнаны Гелоном (461 г.), и город заселен был в третий раз гелиянами.
6. Вот сколько племен эллинских и варварских обитало в Сицилии, и так велик был остров, против которого аѳиняне решили идти войною. Истиннейшим побуждением их было стремление подчинить своей власти весь остров, но как благовидный предлог они выставляли желание оказать помощь своим сородичам и прежним своим союзникам.[7] (2) Больше всего подстрекали к тому аѳинян послы эгестян, явившиеся в Аѳины и с большой настойчивостью просившие их о помощи. Дело в том, что эгестяне жили на границе с селинунтянами и начали с ними войну из-за каких-то дел, связанных с эпигамией, и из-за спорной земли; селинунтяне призвали на помощь своих союзников, сиракусян, и стали теснить эгестян войною с суши и с моря. Тогда эгестяне, напоминая о союзе с леонтинцами, заключенном эгестянами в прежнюю войну при Лахете, просили аѳинян прислать им на помощь флот. В числе многих других доводов со стороны эгестян главным был следующий: если изгнание леонтинцев сиракусянами[8] останется безнаказанным и если, угнетая остальных союзников афинских, сиракусяне приобретут власть над целой Сицилией, то возникнет опасность как бы доряне[9] в силу кровного родства, а вместе с тем и как колонисты[10] не подали существенной помощи и дорянам,[11] и тем, кто отправил их в колонию,[12] [13] и не помогли сокрушить могущество аѳинян. Поэтому благоразумие требует, говорили эгестяне, вместе с оставшимися еще союзниками противостоять сиракусянам, тем более, что и сами эгестяне могут доставить достаточные денежные средства для войны. (3) Аѳиняне, слушая эти речи эгестян, выступавших неоднократно в народных собраниях, а равно и речи своих сограждан, соглашавшихся с эгестянами, постановили прежде всего отправить посольство в Эгесту с целью проверить, действительно ли у эгестян имеются денежные средства, как они утверждают, в государственной казне и в святынях, а также для того, чтобы узнать, в каком положении у них война с селинунтянами.
7. Итак, афинское посольство отправлено было в Сицилию. В ту же зимнюю кампанию (416/415 г.) лакедемоняне и союзники их, за исключением коринѳян, пошли войною в аргивскую землю, опустошили небольшую часть ее полей и увезли оттуда часть хлеба на подводах, бывших с ними; аргивских изгнанников они поселили в Орнеях[14] и ради них оставили там небольшой отряд остального войска. Потом, заключив мирный договор на некоторое время, в течение которого орнеаты и аргивяне обязывались воздержаться от причинения взаимных обид, лакедемоняне возвратились с войском домой. (2) Немного спустя явились аѳиняне на тридцати кораблях с шестьюстами гоплитов; тогда аргивяне всем войском вместе с аѳинянами выступили в поход и в течение одного дня осаждали находившихся в Орнеях изгнанников. Но так как лагерь их был расположен далеко, то во время ночи изгнанники бежали из Орней. На следующий день аргивяне, узнав об этом, разрушили Орнеи и отступили; вскоре после того и аѳиняне отплыли домой.
(3) В Меѳону,[15] что на границе Македонии, аѳиняне доставили морем своих конных воинов и македонских изгнанников, нашедших в Аѳинах убежище, и стали разорять владения Пердикки. (4) Со своей стороны лакедемоняне отправили посольство к халкидянам Ѳракийского побережья, находившимся в десятидневном договоре с аѳинянами,[16] и требовали оказать Пердикке помощь в войне. Но халкидяне отказались. Зимняя кампания приходила к концу, кончался и шестнадцатый год той войны, историю которой написал Ѳукидид.
8. В следующую летнюю кампанию, в начале весны (415 г.), афинское посольство возвратилось из Сицилии; вместе с ним прибыли и эгестяне, везя с собою в слитках шестьдесят талантов серебра, предназначавшихся для месячного жалованья экипажу тех шестидесяти кораблей, о присылке которых они собирались просить аѳинян. (2) Аѳиняне созвали народное собрание и, выслушав от эгестян и своих послов много завлекательного и не соответствующего действительности, между прочим, будто в эгестских святынях и в казне хранятся большие запасы денег, постановили отправить в Сицилию шестьдесят кораблей под командою полномочных стратегов Алкибиада, сына Клиния, Никия, сына Никерата, и Ламаха, сына Ксенофана. Они должны были подать помощь эгестянам против селинунтян и, если леонтинцы будут иметь какой-либо успех в их войне,[17] помочь леонтинцам водвориться снова в своем городе[18] и вообще устроить дела Сицилии так, как они признают наиболее выгодным в интересах аѳинян. (3) На пятый день после этого состоялось новое народное собрание по вопросу о том, каким образом возможно скорее нужно снарядить флот, а также для решения того, не требуется ли стратегам еще чего-либо для похода. (4) Никий, будучи выбран в начальники против своего желания, считал, что государство приняло неправильное решение, что оно стремится к трудному делу, господству над всей Сицилией, под предлогом ничтожным, хотя и благовидным. С целью отвратить аѳинян от задуманного ими предприятия Никий выступил в собрании с таким увещанием.
9. "Настоящее собрание созвано для обсуждения вопроса о приготовлениях наших к походу в Сицилию. Однако, мне кажется, нужно рассмотреть еще и то, благоразумна ли самая отправка флота и следует ли нам, после столь быстрого обсуждения важного вопроса, поддаваться внушениям иноплеменников и предпринимать войну из-за дела, нас не касающегося. (2) Правда, возложенное на меня поручение почетно, и я менее всякого другого опасаюсь за самого себя; все же я полагаю, что хорошим гражданином оказывается тот, который печется и о самом себе, и о своем достоянии: такой человек в личных интересах скорее всего склонен отстаивать и благосостояние государства. Однако я и прежде не говорил, не стану говорить и теперь против своего убеждения из жажды почета, а выскажу то, что́, по моему мнению, я считаю за наилучшее. (3) Быть может, слово мое ввиду вашего настроения было бы и бессильно, если бы я только увещевал вас охранять имеющееся у вас достояние и не подвергать опасности то, что у вас есть, ради темного будущего. Но я постараюсь доказать, что рвение ваше несвоевременно и что нелегко добиться того, к чему вы стремитесь".
10. "Я утверждаю, что здесь вы оставляете за собою многочисленных врагов и, стремясь плыть туда,[19] тем самым навлекаете сюда новых неприятелей. (2) Быть может, вы думаете, что заключенный лакедемонянами с вами мирный договор имеет прочную силу; на словах он останется договором до тех пор, пока вы будете оставаться в бездействии (так именно устроили дело здешние мужи и наши противники);[20] но лишь только где-нибудь значительная часть наших военных сил потерпит урон, враги быстро нападут на нас прежде всего, потому что соглашение заключено ими из-за несчастного для них стечения обстоятельств и их положение, в силу необходимости, оказалось более позорно, нежели наше, а затем и потому, что в самом договоре у нас имеется много спорных пунктов.[21] (3) Наконец, некоторые государства еще вовсе не приняли условий этого договора, притом далеко не самые слабые: одни из них находятся в открытой войне с нами,[22] других удерживает десятидневный договор и то, что бездействуют еще и лакедемоняне.[23] (4) Но если бы последние застигли наши силы раздробленными на две части, что мы теперь спешим сделать, то, может быть, они напали бы на нас тотчас же вместе с сицилийцами, союза с которыми в прежнее время они искали предпочтительно перед всяким другим. (5) Следует взвесить это и не настаивать на том, чтобы подвергать опасности государство, находящееся в напряженном состоянии; нечего стремиться к расширению нашего владычества, прежде чем не будет упрочено то, которое у нас уже есть. Не забудем, что халкидяне Ѳракийского побережья, так давно уже отпавшие от нас,[24] еще не усмирены, да и покорность некоторых других народов в различных частях материка, по слухам, сомнительна. И вот при таких-то обстоятельствах мы хотим оказать энергичную помощь эгестянам, которые как союзники наши терпят якобы обиды, между тем как мы сами терпим обиды от тех, что давно уже отложились от нас, и все еще медлим покарать их. 11. Правда, одних[25] мы могли бы одолеть и смирить, тогда как властвовать над другими,[26] даже если бы мы и одержали над ними верх, мы могли бы с трудом за дальностью расстояния и ввиду того, что они многочисленны. Безумно идти войною против тех, держать которых в покорности нельзя даже в случае победы над ними и с которыми, в случае неудачи предприятия, придется оставаться не в тех отношениях, какие были до нападения на них.[27] (2) В том положении, в каком теперь находятся сицилийцы, они не представляются мне страшными;[28] они стали бы для нас еще менее опасны, если бы сиракусяне подчинили их своей власти, чем эгестяне всего больше нас пугают. (3) Теперь, в угоду лакедемонянам, пожалуй, может пойти на нас то или другое из сицилийских государств, но невероятно, чтобы тогда держава пошла войною на державу. Как теперь сиракусяне готовы были бы, в союзе с пелопоннесцами, положить конец нашей власти, так точно, по всей вероятности, и их владычество было бы сокрушено с помощью тех же средств самими пелопоннесцами. (4) Нас тамошние эллины боялись бы больше всего в том случае, если бы мы не пошли к ним вовсе; затем они чувствовали бы страх перед нами, если бы мы, развернув перед ними наши военные силы, вскоре удалились обратно (ведь мы все знаем, что то, что́ находится очень далеко, о чем молва не проверена еще на опыте, вызывает удивление). Но если бы мы потерпели какую-нибудь неудачу, сицилийские эллины, преисполнившись презрения к нам, со всею поспешностью напали бы на нас в союзе со здешними эллинами. (5) Это случилось уже с вами, аѳиняне, по отношению к лакедемонянам и их союзникам: сверх ожидания одолев то, что сначала страшило вас, вы теперь смотрите на это уже свысока и жаждете Сицилии. (6) Но не должно гордиться случайными неудачами противника; уверенность в себе следует питать тогда только, когда превзойдены планы его. Будьте уверены, что лакедемоняне вследствие постигшего их позора преследуют только одну цель: как бы, если возможно, теперь же нанести нам удар и поправить свое бесславие, тем более, что с глубокой древности они больше всего стремятся к славе за доблесть. (7) Таким образом, задача наша, если мы благоразумны, заключается не в борьбе за сицилийских эгестян, народ варварский, но в ревностной охране нашего государства, против которого злоумышляет олигархия".
12. "Следует вспомнить также, что мы только недавно оправились несколько от тяжкой болезни и войны, благодаря чему обогатились и деньгами, и людьми. Справедливость требует употребить средства наши дома, на себя, а не на этих просящих о помощи изгнанников, для которых выгодна ловкая ложь, хотя бы она и представляла опасность для другого; ведь, кроме слов, они не предлагали ничего, в случае успеха не умеют достойно благодарить, а при какой-либо неудаче вовлекают в гибель и друзей своих. (2) Если кто[29] доволен своим избранием в военачальники и советует вам предпринять морской поход, преследуя при этом только личные интересы, особенно если этот человек еще слишком молод для звания военачальника,[30] если он озабочен тем, чтобы своею конюшнею возбуждать к себе удивление, и, так как содержать ее обходится дорого, надеется извлечь некоторую выгоду из звания военачальника, если такой человек дает вам советы, не давайте ему возможности блистать на счет безопасности государства. Имейте в виду, что подобные люди общественному достоянию наносят ущерб, а свое расточают, что настоящее дело - дело большое, что слишком молодые люди не способны ни подать благой совет, ни быстро выполнить его. 13. Когда я вижу их присутствующими здесь,[31] куда они приглашены в помощь этому человеку,[32] я ощущаю тревогу и советую со своей стороны старшим: кто из них сидит подле этих людей, не стыдиться того, будто они покажут себя трусами, если будут голосовать против войны, и не увлекаться гибельною страстью к тому, что далеко, тою страстью, которою одержимы те молодые люди. Старшие должны понять, что страсть обеспечивает наименьший успех, предусмотрительность - наибольший; ради блага отечества, которое теперь рискует как никогда прежде, они должны голосовать против войны и постановить, чтобы сицилийцы держались по отношению к нам в нынешних, непререкаемых, границах, именно в пределах Ионийского залива, если плыть вдоль берега, и Сицилийского, если идти по открытому морю, что они должны сами устраивать свои дела путем взаимного соглашения. (2) В частности же эгестянам следует сказать: так как с самого начала они затеяли войну с селинунтянами без аѳинян, то пусть сами и мирятся. И на будущее время я советую, вопреки нашему обыкновению, не принимать в союзники таких народов, которым в беде мы должны помогать, но от которых в случае нужды нам самим не получить помощи".
14. "И ты, притан,[33] если только ты считаешь своим долгом радеть о государстве и желаешь быть настоящим патриотом, пусти на баллотировку мое предложение и пригласи аѳинян обсудить вопрос вторично. Если же ты боишься допустить вторичное голосование, то сообрази, что в присутствии стольких свидетелей ты не можешь быть обвинен в нарушении законов, но что ты будешь врачом государства, постановившего уже свое решение, что честное исполнение служебного долга заключается в том, чтобы заботиться о возможно большей пользе для государства или не причинять ему сознательно никакого вреда".
15. Так говорил Никий. Большинство выступавших с речами аѳинян требовало похода и сохранения в силе принятого решения; однако некоторые и возражали. (2) Настойчивее всех возбуждал к походу Алкибиад, сын Клиния, прежде всего из противоречия Никию, так как он вообще расходился с ним в политических взглядах, а кроме того и потому, что Никий отозвался о нем с укоризною, главным же образом вследствие того, что добивался звания стратега и надеялся при этом завладеть Сицилией и Кархедоном, а вместе с тем в случае удачи поправить свои денежные дела и стяжать себе славу. (3) Дело в том, что, пользуясь престижем среди сограждан, Алкибиад в содержании лошадей и в прочих своих расходах шел в своих увлечениях дальше, чем позволяли ему средства. Это-то главным образом и привело позже афинское государство к гибели: большинство аѳинян испугались крайней распущенности Алкибиада в его личной жизни, его широких планов, в частности всего того, что он делал; аѳиняне, опасаясь стремлений Алкибиада к тирании, стали во враждебные к нему отношения. (4) Хотя Алкибиад вел военные дела для государства прекрасно, но каждому гражданину в отдельности было в тягость его поведение.[34] Аѳиняне поручили[35] другим лицам и быстро подорвали силы государства. (5) Алкибиад выступил теперь в собрании со следующим увещанием.
16. "Действительно, аѳиняне, быть военачальником подобает мне скорее, чем всякому другому (с этого я должен начать, потому что Никий затронул меня); к тому же я считаю себя достойным власти. То, за что я подвергаюсь нареканиям, предкам моим и мне приносит славу, а отечеству сверх того и пользу. (2) Дело в том, что эллины, видя то великолепие, с каким я выступил в Олимпии, и о могуществе нашего государства составили себе более высокоё представление, чем это соответствует действительности, между тем как до того они надеялись, что государство наше истощено войною. Поэтому-то я и послал на состязание семь колесниц, сколько не посылало прежде ни одно частное лицо, одержал первую, вторую и четвертую победы, да и все остальные приготовления мои на празднестве были достойны победы. Все это, согласно обычаям нашим, дает почет; а по происходящим фактам заключают и о могуществе государства. (3) Опять-таки тот блеск, с каким я выступаю в городе при хорегиях и т. п., в горожанах возбуждает зависть, для иноземцев же является свидетельством мощи. Таким образом и это "безрассудство" небесполезно, потому что своими тратами я приношу пользу не себе только, но и государству. (4) И совершенно справедливо, если человек, много о себе думающий, не идет в одну линию со всеми, так как и человек, худо поступающий, ни с кем не делит своего несчастия. Подобно тому, как к нам, когда мы в несчастий, никто не обращается с приветствием, так точно приходится терпеть и пренебрежительное отношение счастливцев, или же требовать для себя равной доли, когда сам даешь столько же. (5) Я знаю, что люди, разделяющие мои мысли и вообще все так или иначе возвысившиеся при своей жизни, доставляют неприятности, в особенности равным себе, а потом и всякому, с кем они приходят в общение; зато в потомстве такие люди вызывали у некоторых неосновательные притязания на родство с ними, а государство, которое было их родиною, хвастает ими, и не как чужими и в чем-либо провинившимися, но как родными и совершившими славные дела. (6) Вот к чему я стремлюсь, и если вследствие этого моя частная жизнь вызывает нарекания, то вы должны обратить внимание на то, хуже ли других веду я дела государственные. Без больших для вас опасностей и расходов я привлек на нашу сторону могущественнейшие государства Пелопоннеса[36] и заставил лакедемонян при Мантинее решить свою судьбу в один день. Правда, из этого сражения они вышли победителями, но еще и теперь они не питают уверенности в своих силах".[37]
17. "И эти успехи, направленные против могущества пелопоннесцев, достигнуты моею юностью и противоестественным на вид безрассудством с помощью соответствующих переговоров и страстных, внушивших доверие увещаний. И теперь не бойтесь моей молодости и моего безрассудства. Пока я исполнен юношеской силы, а Никию, по-видимому, благоприятствует судьба, извлекайте пользу из нас обоих. (2) Не отменяйте вашего решения о походе в Сицилию, который предпринимается будто бы против могущественной державы. Ведь густое население сицилийских городов - сборная масса; оно легко изменяет свой состав граждан и принимает в число их новых. (3) Поэтому ни одно из сицилийских государств не имеет достаточного вооружения, какое бывает у людей, защищающих свое отечество; своей страны они не снабжают должными средствами обороны; каждый рассчитывает, с помощью ли убедительных речей, или в междоусобной распре, захватить что-либо из общественного достояния и готовится в случае неудачи переселиться в другую землю. (4) Невероятно, чтобы такого рода сброд единодушно принимал какое-либо предложение или общими силами брался за дело; только отдельные лица, если им делаются те или иные приятные предложения, легко могут примкнуть к нам, особенно, как мы это знаем, в случае происходящей междоусобицы. (5) Кроме того, у сицилийцев нет такого числа гоплитов, каким они кичатся; да и прочие эллинские народы не являлись, имея такое количество гоплитов, какое каждый из них приписывал себе; в сильнейшей мере Эллада обманулась в этом, на самом же деле вооружение ее в этой войне едва-едва было достаточно. (6) Итак, судя по тому, что я знаю по слухам, таково положение в Сицилии; оно будет для нас еще более благоприятно, так как мы найдем там множество варваров,[38] которые из ненависти к сиракусянам будут сражаться вместе с нами. Да и здешние дела не послужат нам помехою, если вы примете правильное решение. (7) В самом деле: отцы наши имели тех же врагов, каких, говорят, мы оставим за собою теперь, отправляясь в поход, да еще сверх того персов, и однако же они достигли владычества, опираясь только на превосходство своих морских сил. Между тем у пелопоннесцев по отношению к нам никогда не было так мало надежд на успех, как теперь; если же они чувствуют себя очень сильными, то могут вторгнуться в нашу землю, хотя мы и не предпримем этого похода, и тем не менее своим флотом они не могли бы вредить нам, потому что у нас остаются морские силы, не уступающие неприятельским. 18. Следовательно, имеем ли мы разумное основание для того, чтобы отступить от этого предприятия или от подачи помощи тамошним нашим союзникам? Ведь мы заключили с ними клятвенный союз[39] и потому обязаны помогать им, не ссылаясь на то, что они не помогают нам. Сицилийцы приняты в союз не с тем, чтобы присылать нам помощь сюда, но чтобы поставить в затруднительное положение тамошних наших врагов[40] и тем препятствовать нападению их на нас. (2) Мы приобрели власть, как приобретал ее всякий другой благодаря тому, что энергично являлись на помощь каждому, просившему нас о ней, были ли то варвары или эллины; напротив, если бы мы оставались вообще безучастными или доискивались происхождения тех, кому нужно помогать, власть наша приращалась бы понемногу и из-за нее мы больше подвергались бы опасности. Действительно нужно не только отражать нападение сильнейших, но и предупреждать их наступление. (3) Мы не должны точно высчитывать размеры желательной для нас власти. На той высоте могущества, какой мы достигли, необходимо предпринимать меры против одних и не давать воли другим, потому что нам самим угрожает опасность подчинения противнику, если мы сами не будем властвовать над ним. На ваше бездействие вы должны смотреть не так, как на бездействие прочих народов, если вы только не измените, подобно им, своей политике".
(4) "Итак, приняв в расчет, что походом на сицилийские народы мы еще более усилим наше могущество здесь, предпримем поход, чтобы смирить гордость пелопоннесцев. Они увидят, что мы презираем бездействие даже при теперешних обстоятельствах и идем на Сицилию, а с присоединением к нам тамошних народов или вся Эллада покорится нашей власти, что весьма вероятно, или, по крайней мере, мы нанесем тяжелый удар сиракусянам, от чего будет польза и нам самим, и союзникам нашим. (5) Флот обеспечит нам безопасное пребывание там, в случае успеха обеспечит и возвращение домой, потому что на море мы будем превосходить всех сицилийцев даже вместе взятых. (6) Пусть не отвращают вас от предприятия речи Никия, внушающие бездействие и сеющие раздор между младшим и старшим поколениями. С обычною для нас дисциплинированностью, подобно тому, как отцы наши, когда они, будучи молодыми, принимали решения вместе со старшими, подняли наше могущество на теперешнюю высоту, так точно и вы теперь старайтесь вести вперед государство. Будьте уверены, что юность и старость одна без другой бессильны, что наибольшую крепость может дать соединение легкомыслия, среднего настроения и тончайшего расчета, что, оставаясь в бездействии, государство, как и всякий организм, истощится само по себе, что всякое искусство в нем одряхлеет, что, напротив, в борьбе государство всегда приумножит свою опытность и привыкнет защищать себя скорее делом, а не словом. (7) Вообще я убежден, что деятельное государство с переходом к бездействию гибнет очень скоро и что наиболее обеспечено безопасное существование тех людей, которые в своей политике наименее уклоняются от существующих навыков и обычаев, хотя бы в чем-нибудь последние и не стояли на должной высоте".
19. Так говорил Алкибиад. Выслушав его, эгестян и леонтинских изгнанников, которые выступили с просьбами и мольбами о помощи, причем напоминали о клятвах, аѳиняне еще гораздо больше прежнего горели желанием отправиться в поход. (2) Никий понял, что прежними своими доводами он не в силах уже отклонить граждан от принятого решения, но рассчитывал, что, может быть, ему удастся изменить их настроение указанием на ту громадную боевую подготовку, какая потребуется от них, а потому выступил перед ними снова и произнес следующую речь.
20. "Я вижу, аѳиняне, что вы жаждете похода во что бы то ни стало, а потоку пусть он окончится согласно нашему желанию; однако и при таких условиях я выскажу то, что́ думаю. (2) Мы собираемся идти, как я знаю по слухам, на государства большие, одно другому не подчиненные и в переменах своего положения не нуждающиеся. На такие перемены, как облегчающие положение, некоторые из них, быть может, и пошли бы охотно, если бы они находились в тягостном рабстве, хотя, по всей вероятности, они не променяли бы своей свободы на наше владычество. На этом одном острове много эллинских государств. (3) Действительно, кроме Накса и Катаны, которые, я надеюсь, в силу родства с леонтинцами будут на нашей стороне, есть семь других;[41] боевая подготовленность их во всех отношениях равняется примерно нашим силам, в особенности тех из них, против которых мы главным образом и идем, Селинунта и Сиракус. (4) У них имеются в большом числе гоплиты, стрелки и метатели дротиков, а также множество триер и достаточно корабельной черни для вооружения их. Кроме того, они имеют денежные средства, или частные, или, как у селинунтян, хранящиеся в святынях, сиракусяне же получают дань от некоторых из подвластных им варваров.[42] Но больше всего они превосходят нас тем, что имеют множество лошадей и пользуются хлебом своим, а не привозным".
21. "Против такой силы требуется не только флот с обыкновенным войском, но нужно морем отправить вместе с ним и многочисленную пехоту, если мы желаем совершить что-либо соответствующее нашим планам и не хотим, чтобы многочисленная конница[43] воспрепятствовала нашему движению по суше; особенно это будет нужно в том случае, если из страха перед нами сицилийские государства соединятся между собою и если лишь эгестяне вступят с нами в союз и доставят конницу, которая могла бы оказать сопротивление. (2) Позор, если мы вынуждены будем отступить или потом будем посылать за новыми войсками из-за того, что сначала поступили необдуманно. Необходимо выйти отсюда же с достаточными силами, в сознании, что мы собираемся отплыть далеко от родины, что это будет не такой поход, как если бы вы шли в качестве союзников на помощь зависимым от вас здешним государствам против какого-либо врага, когда легко может быть доставлена из дружественной страны нужная поддержка. Нужно знать, что мы отдаляемся от родины и идем в совершенно чужую страну, откуда в течение четырех зимних месяцев нелегко прибыть вестнику. [44] 22. Итак, мне кажется, мы должны везти с собою массу гоплитов своих и из среды союзников как подданных наших, так и тех из Пелопоннеса, кого можно будет привлечь к походу увещанием или жалованием, должны везти также множество стрелков и пращников, чтобы противостоять тамошней коннице. У нас должен быть большой флот, чтобы облегчить доставку всего нужного; мы должны везти отсюда на грузовых судах провиант, пшеницу и сушеный ячмень, а также наемных хлебопеков, силою взятых с мельниц, смотря по величине каждой,[45] чтобы войско наше имело все нужное на случай, если мы будем задержаны неблагоприятной для плавания погодой (войско наше, ведь, будет велико, и не каждый город в силах будет принять его). Все прочее должны мы заготовить в возможно большем количестве и не ставить себя в зависимость от других. Но, и это главное, мы должны взять отсюда как можно больше денег. Что касается запасов, которые, говорят, лежат наготове у эгестян, то будьте уверены, что эти запасы существуют главным образом на словах".
23. "Если мы даже явимся отсюда с силами, не только равными неприятельским, но и превосходящими их во всех отношениях, за исключением, конечно, тяжеловооруженного войска, то и тогда едва ли мы в состоянии сицилийцев одолеть, а отправленное нами в Сицилию войско сохранить в целости. (2) Должно представлять себе дело так, как если бы мы шли основывать город среди иноплеменников и врагов; нам необходимо в первый же день после высадки или тотчас стать господами на суше или в случае неудачи знать, что все будут против нас. (3) Все это тревожит меня, так как я знаю, что хотя многое должно зависеть от нашего здравого решения, но еще больше оно будет зависеть от счастья, которое людям трудно дается в руки. Поэтому-то я со своей стороны желаю в предстоящем походе возможно меньше полагаться на удачу и выступить в море с такими силами, какие, по всей вероятности, могут обеспечить безопасность. (4) Меры эти, по моему убеждению, надежнее всего охранят все государство и будут спасительны для воинов, намеревающихся отправиться в поход. Если кто думает иначе, тому я уступаю свою власть".
24. Все это говорил Никий в надежде на то, что или отвратит аѳинян от похода указанием на массу предстоящих затруднений, или, по крайней мере, возможно больше обеспечит себе безопасность предприятия, если вынужден будет идти в поход. (2) Однако тягость приготовлений не отнимала у аѳинян рвения к походу; напротив, теперь они желали похода гораздо больше, и Никий в этом отношении достиг как раз противоположной цели. Увещания его, правда, были одобрены, и, казалось, таким образом предприятие будет достаточно обеспечено. (3) Всеми одинаково овладело страстное желание идти в поход: старшие или питали надежду, что покорят те государства, против которых выступали, или потому что были уверены в абсолютной невозможности понести поражение при столь значительных силах; люди зрелого возраста желали поглядеть далекую страну и ознакомиться с нею и надеялись, что останутся в живых; огромная масса, в том числе и воины, рассчитывали получать жалованье во время похода и настолько расширить афинское владычество, чтобы пользоваться жалованьем непрерывно и впредь. (4) Таким образом, большинство граждан горело чрезмерным желанием войны, и если кому-нибудь это и не нравилось, он молчал из страха, как бы, подав голос против войны, не показать себя злонамеренным по отношению к государству.
25. Наконец выступил какой-то аѳинянин и, обратившись к Никию, сказал, что нечего больше придумывать предлоги и медлить, но что он должен тотчас же в присутствии всех определить те военные силы, какие аѳиняне должны для него назначить. (2) Никий нехотя отвечал, что желал бы спокойно обсудить это со своими товарищами по командованию, но и теперь ему кажется, что афинских триер должно отплыть не меньше ста; из них столько, сколько они определят, будут служить для перевозки гоплитов;[46] другие триеры нужно потребовать от союзников; всех гоплитов как из аѳинян, так и из союзников должно быть не меньше пяти тысяч человек, а, если можно, то и больше; соответственное с этим количество и остального войска следует приготовить и взять с собою, именно стрелков своих и из Крита, пращников и других воинов, если это окажется нужным. 26. Выслушав это, аѳиняне тотчас постановили снабдить стратегов полномочиями в определении численности войска и предоставить им по отношению ко всему походу действовать так, как они найдут это наиболее выгодным для аѳинян. (2) После этого начались приготовления к походу, посылались гонцы к союзникам и производился набор дома. Государство только что оправилось от болезни и непрерывной войны;[47] количество взрослого населения приумножилось, и благодаря перемирию накопились деньги, чем облегчались все приготовления. Итак, аѳиняне готовились к походу.
27. В это время у огромного большинства каменных герм, находившихся в Аѳинах и, по местному обычаю, стоявших в большом числе в преддвериях частных жилищ и в святынях, в одну ночь повреждены были лица. [48] (2) Виновных не знал никто, но их разыскивали и за счет государства назначили большие награды за показания. Кроме того, аѳиняне постановили, что каждый желающий, будь это горожанин, чужеземец или раб, если ему известен какой-либо иной случай кощунства, может доносить об этом безбоязненно. (3) Происшествие это считалось тем более важным, что в нем усматривали предзнаменование относительно похода и вместе с тем заговор, направленный к государственному перевороту и к ниспровержению демократии. 28. Несколько метеков и слуг, не дав никаких показаний о гермах, тем не менее заявили, что раньше молодые люди в шутку в состоянии опьянения повредили другие статуи, что, кроме того, в некоторых домах совершаются мистерии с целью надругательства над ними. Алкибиад назывался в числе обвиняемых в том и другом. (2) Толки эти подхвачены были людьми, сильно тяготившимися Алкибиадом за то, что он мешал им прочно стать в качестве руководителей демоса. Они надеялись, в случае если бы им удалось изгнать Алкибиада, занять первое место в государстве; поэтому они раздували все происшествие и кричали, что и дело касательно мистерий, и повреждение герм направлено к ниспровержению демократии, что все это совершено не без участия Алкибиада. В подтверждение этого люди эти прибавляли, что вообще во всем своем поведении Алкибиад обнаруживает не соответствующее демократии пренебрежение к обычаям. 29. Алкибиад тогда же стал защищаться против этих обличений и изъявлял готовность решить судом виновен ли он в чем-нибудь подобном еще до выступления в поход (приготовления к походу были уже кончены). Если, говорил Алкибиад, он совершил что-либо подобное, он понесет наказание, в случае же оправдания останется военачальником. (2) Алкибиад заклинал аѳинян не доверять клевете о нем в его отсутствие, лучше казнить его теперь же, если он виновен; благоразумнее будет, указывал Алкибиад, не отправлять его во главе столь многочисленного войска под бременем такой вины до разбора дела. (3) Но враги Алкибиада боялись, что, если процесс будет вестись теперь же, войско окажется на стороне Алкибиада и народ будет относиться к нему мягко, щадя его за то, что благодаря ему аргивяне и часть мантинеян принимали участие в походе.[49] Поэтому они всячески старались отсрочить процесс и выставляли других ораторов доказывать, что Алкибиад должен отплыть теперь и не задерживать похода, по возвращении же его домой назначен будет определенный срок для разбора дела. Враги Алкибиада желали взвести на него более тяжкие обвинения, которые, они надеялись, легче собрать в его отсутствие, и потом уже вызвать его и предать суду. Было решено, что Алкибиад должен отплыть.
30. После этого, уже в середине лета, состоялось отплытие войска в Сицилию. Большинству союзников велено было собраться сначала у Керкиры с кораблями, нагруженными хлебом, с малыми торговыми судами и со всеми прочими следовавшими за ними приспособлениями с тем, чтобы оттуда всем вместе переправиться по Ионийскому заливу к мысу Япигии. Сами аѳиняне и некоторые из находившихся при них союзников в назначенный день на заре спустились в Пирей и садились на корабли, готовясь к отплытию. (2) Собралось здесь, можно сказать, все прочее население, какое было в городе, горожане и чужеземцы; туземные жители явились проводить своих близких, одни друзей, другие родственников, третьи сыновей. Провожавшие испытывали чувства надежды и тоски, надежды на то, что провожаемые могут покорить Сицилию, тоски, потому что не были уверены, при мысли о том, как далеко предстоит им отплыть от родной земли, увидят ли их еще когда-нибудь. 31. В настоящий момент, когда отправлявшимся и провожавшим предстояло уже расстаться друг с другом и они были обуреваемы мыслями о предстоявших опасностях, рискованность предприятия представлялась им яснее, чем в то время, когда они подавали голоса за отплытие. Однако они снова становились бодрее при сознании своей силы в данное время, видя изобилие всего, что было перед их глазами. Иноземцы и прочая толпа явились на зрелище с таким чувством, как будто бы дело шло о предприятии замечательном, превосходившем всякое вероятие. И в самом деле, тут было наиболее дорого стоившее и великолепное войско из всех снаряжавшихся до того времени, войско, впервые выступившее в морской поход на средства одного эллинского государства. (2) Правда, по количеству кораблей и гоплитов не меньше было и то войско, которое с Периклом во главе ходило на Эпидавр и потом под начальством Гагнона на Потидею: тогда в морском походе участвовало четыре тысячи афинских гоплитов, триста конных воинов и сто триер афинских, от лесбосцев и хиосцев пятьдесят триер и еще множество союзников.[50] Но то войско отправлялось в короткий поход, и снаряжение его было обыкновенное. (3) Напротив, настоящая экспедиция была рассчитана на продолжительное время и на оба способа военных действий, смотря по тому, где какой потребуется; поэтому оно снабжено было и морскими, и сухопутными средствами. Снаряжение флота стоило бо́льших затрат со стороны триерархов и государства, именно: государственная казна уплачивала ежедневно каждому матросу по драхме,[51] поставила неоснащенных кораблей шестьдесят с быстрым ходом и сорок для перевозки гоплитов и дала к ним наилучшую команду. Прибавку к казенному жалованью платили триерархи ѳранитам;[52] [53] кроме того, они снабдили корабли наружными украшениями и дорогою внутреннею отделкой, причем каждый прилагал величайшее старание к тому, чтобы его корабль возможно больше отличался и великолепием, и быстротою хода. Что касается сухопутного войска, то оно набрано было со всею тщательностью, причем в деле вооружения и прочей военной экипировки все соревновались между собой с великим усердием. (4) К этому присоединилось взаимное соревнование лиц, ведению которых подлежало то или иное дело. Прочим эллинам все это представлялось скорее выставлением на вид афинских сил и превосходства, чем снаряжением военного предприятия. (5) Действительно, если бы кто-нибудь подсчитал государственные и общественные расходы и частные издержки участников похода, все то, что́ ранее издержано было государством и с чем оно отпускало стратегов, что́ каждый отдельный человек истратил на себя, что́ каждый триерарх издержал и собирался еще издержать на свой корабль, не говоря уже о тех запасах, какие, естественно, сверх казенного жалованья заготовил себе каждый на продовольствие в предстоящем далеком походе, что́ некоторые воины или купцы взяли с собою для торгового обмена, если бы подсчитали все это, то оказалось бы, что в общем много талан1юв вывезено было из государства. (6) Поход этот был знаменит столько же по удивительной смелости предприятия и по наружному блеску, сколько по превосходству военных сил над средствами тех, против которых он предпринимался; знаменит он был и тем, что не было еще морского похода, столь отдаленного от родной земли, не было предприятия, которое внушало бы такие надежды на будущее по сравнению с настоящим. 32. Когда воины сели на корабли и погружено было все, что они брали с собою в поход, трубою дан был сигнал "смирно". Тогда на всех кораблях одновременно, а не на каждом порознь, по голосу глашатая исполнялись молитвы, полагаемые перед отправлением войска; в то же время на протяжении всей линии кораблей матросы и начальники, смешав вино в кратерах, совершали возлияние из золотых и серебряных кубков. (2) В молитве принимала участие и остальная толпа, стоявшая на суше, как граждане, так и некоторые другие из присутствовавших, сочувствовавших аѳинянам. Потом, по исполнении пеана и по совершении возлияний, корабли снялись с якоря; сначала они шли в одну линию, а затем до Эгины соревновались между собою в быстроте. Аѳиняне торопились прибыть к Керкире, где собиралось и остальное войско союзников.
(3) Вести о наступлении неприятеля с моря приходили в Сиракусы многими путями, но долгое время им совершенно не верили. В таком духе произнесены были речи разными лицами на состоявшемся в Сиракусах народном собрании, причем одни доверяли известиям о наступлении аѳинян, другие утверждали противное. Между прочим, выступил перед собранием и Гермократ, сын Гермона.[54] В том убеждении, что он знает истинное положение дела, он произнес следующее увещание.
33. "Быть может, вы найдете, что я, как и некоторые другие, рассказываю небылицы, будто и в самом деле идет на нас неприятельский флот; я понимаю также, что люди, мнения или сообщения которых представляются невероятными, не только не внушают доверия, но и кажутся глупцами. Однако, когда государство находится в опасности, я из страха укоризны не буду сдерживаться, коль скоро я убежден, что могу говорить о деле с большею достоверностью, чем всякий другой. (2) То, чему вы так удивляетесь, сущая правда: аѳиняне идут на нас с огромным войском, морским и сухопутным, под предлогом оказания союзнической поддержки эгестянам и возвращения леонтинцев на их местожительство, на самом же деле побуждаемые страстным желанием завладеть Сицилией, прежде всего нашим государством; аѳиняне думают, что с покорением его легко завладеть и всем прочим. (3) Так как враги явятся скоро, подумайте, каким образом при имеющихся средствах вам вернее всего отразить их, и берегитесь, как бы вследствие вашей излишней самоуверенности они не застигли вас недостаточно защищенными и как бы вы при вашей недоверчивости не поддались полнейшей беззаботности. (4) Если кто верит мне, пусть не ужасается отваги и могущества аѳинян: они будут в силах причинить нам лишь такой вред, какой и мы можем нанести им. Не бесполезно и то, что они идут на нас с большим войском; скорее это выгодно для нас в отношении остальных сицилийцев: из страха последние скорее захотят помочь нам в войне. Если мы совершенно одолеем аѳинян, или если они будут отражены, не достигнув цели своих стремлений (я уверен, что ожидания их не оправдаются, и потому нисколько их не боюсь), это будет славнейшим нашим подвигом, и в этом я, по крайней мере, не отчаиваюсь. (5) Дело в том, что многочисленные войска эллинов или варваров, уходившие далеко от родины, редко имели успех. И в самом деле число нападающих не бывает больше числа туземных жителей и их соседей (страх ведь объединяет всех); если же неприятелей в чужой земле, по недостатку в необходимых припасах, постигает неудача, они покрывают славою тех, против кого они злоумышляли, хотя бы сами были виновниками своего несчастия. (6) Точно таким же образом возросло могущество этих самых аѳинян после нанесенных ими многократных и неожиданных поражений персам, так как последние похвалялись, что идут на Аѳины. Нечто подобное, и на это есть большая надежда, может случиться и с нами".
34. "Итак, будем бодро готовиться сами и обратимся через послов к сикулам, чтобы вернее обеспечить содействие одних из них и попытаться приобрести дружбу и союз других. Отправим посольства и в остальную Сицилию; послы докажут, что опасность общая. Обратимся и в Италию, чтобы она или вступила в союз с нами, или не принимала аѳинян. (2) Мне кажется, полезно отправить посольство и в Кархедон. Для кархедонян это не будет неожиданностью, напротив, они постоянно пребывают в страхе, как бы аѳиняне не пошли, наконец, войною и на их государство. Будучи таким образом убеждены, что они пострадают и сами, если отнесутся равнодушно к настоящему случаю, кархедоняне, по всей вероятности, пожелают помочь нам тайно или открыто каким бы то ни было способом. Кархедоняне больше всех других нынешних народов имеют возможность сделать это, если пожелают, потому что золото и серебро, обеспечивающие войну и все прочее, имеются у них в изобилии. (3) Отправим посольство в Лакедемон и в Коринѳ с просьбою прислать поскорее вспомогательное войско сюда и там, в Элладе, энергично вести войну. (4) Я должен высказать еще одно соображение, по моему мнению, наиболее подходящее к данному моменту, хотя, по привычке к бездействию, вы, быть может, наименее охотно разделите его, именно: если бы мы, сицилийцы, все или, по крайней мере, большинство из нас, решились спустить на море весь наличный флот, обеспечив его содержанием на два месяца, выйти навстречу аѳинянам к Таранту и мысу Япигии и показать, что, прежде чем бороться за Сицилию, им следует выдержать борьбу за переправу через Ионийский залив, то мы повергли бы их в сильнейший ужас и дали бы понять, что вышли на стражу из дружественной страны (Тарант даст нам убежище), им же предстоит переправиться всем флотом через большое море, а в продолжительном плавании ему трудно сохранить боевой порядок. (5) Если же афинский флот будет подвигаться медленно и по частям, нам легко будет нападать на него. С другой стороны, если бы аѳиняне, облегчив свои корабли, направились на нас быстро идущими более тесными рядами и работали веслами, то мы напали бы на них уже истомленных; если же они не решатся идти на веслах, мы могли бы отступить в Тарант. Аѳиняне, переправившись с небольшими путевыми запасами для морской битвы, в пустынных местностях терпели бы нужду; если бы они остались там, они были бы блокированы нами, а, попытавшись проплыть дальше, они должны были бы покинуть и остальную часть флота и, оставаясь в неизвестности, найдут ли они пристанище в городах, впасть в уныние. (6) Я убежден, что такой план действий задержит аѳинян и они не снимутся от Керкиры, но после продолжительных совещаний станут посылать соглядатаев разведывать, сколько нас и в какой местности мы находимся. Так затянется время и продержит их до зимы; или же, удрученные неожиданностью, аѳиняне откажутся от похода, тем более, что, как я слышал, испытаннейший из их стратегов принял командование неохотно и с радостью воспользуется этим предлогом, если только с нашей стороны будут приняты достаточные меры. (7) Притом же, я знаю наверное, известия о наших силах будут преувеличены. А суждения людей находятся в зависимости от доходящих до них слухов; люди больше боятся тех, которые предупреждают нападение или, по крайней мере, заранее дают понять, что будут защищаться: в таком случае подвергающиеся нападению признаются способными выдержать его. Это именно и может случиться теперь с аѳинянами. (8) Они, ведь, идут на нас в том убеждении, что мы не будем защищаться, и имеют основание составить о нас такое пренебрежительное представление, так как мы не помогали лакедемонянам сокрушать их могущество. Если же, сверх ожидания, аѳиняне увидят в нас отвагу, то неожиданность поразит их сильнее, чем наше действительное могущество".
(9) "Итак, примите мой совет и смело выполните предлагаемый план - это наилучшее. В противном случае нужно возможно скорее заготовлять все необходимое для войны, и каждый из вас должен проникнуться убеждением, что пренебрежение к противнику выражается в энергичном образе действия; полезнее же всего приступить к делу немедленно, как бы ввиду грозящей опасности, принимая во внимание, что вернее всего обеспечивают успех военные приготовления, сделанные в полном сознании предстоящей опасности. Враги идут на нас; они уже, я знаю хорошо, в пути, почти подле нас".
35. Вот что сказал Гермократ. Среди сиракусян, находившихся в собрании, начались сильные взаимные пререкания: одни утверждали, что аѳиняне никоим образом не могут прийти и все, что́ говорится об этом, неправда. Если бы аѳиняне и пришли, говорили другие, то неужели они могут причинить какой-либо урон сицилийцам, сами не потерпев еще более тяжкого? Наконец, были и такие, которые относились к предприятию с полным пренебрежением и высмеивали его. Только немногие верили Гермократу и тревожились за будущее. (2) Тогда выступил перед сицилийцами Аѳинагор, руководитель демократической партии, в то время пользовавшийся наибольшим доверием у большинства граждан, и произнес следующее.
36. "Всякий, кто не желает, чтобы аѳиняне дошли до такого безумия и, по прибытии сюда, попали нам в руки, или трус, или плохой патриот. Что же касается людей, распускающих подобные вести и вселяющих страх в вас, я удивляюсь не смелости их, а несообразительности, коль скоро они воображают, будто этого не видят другие. (2) Из страха за себя они желают навести панику на государство, чтобы общим страхом прикрыть свой собственный. Такое значение имеют эти вести теперь; они возникали не сами собою, но исходят от тех людей, которые постоянно колеблют наше государство. (3) Если вы благоразумны, то составите соответствующее суждение не по вестям, сообщаемым этими людьми, но на основании образа действий разумного и много испытанного народа, каким я считаю аѳинян. (4) Ведь невероятно, чтобы они оставили за собою пелопоннесцев и, не завершив надежным образом тамошней войны, добровольно начали другую, не менее значительную. Напротив, аѳиняне, как я, по крайней мере, полагаю, довольны тем, что мы, столь многие и столь обширные государства, не идем на них. 37. Если же они, как утверждают, явятся сюда, я уверен, Сицилия более, нежели Пелопоннес, способна выдержать эту войну до конца, так как Сицилия лучше Пелопоннеса снабжена всеми военными средствами; одно наше государство гораздо сильнее того войска, которое, говорят, наступает теперь, пусть даже оно будет вдвое многочисленнее. По крайней мере, я убежден, что за аѳинянами не следует конница, а здесь они могут добыть для себя разве небольшое число лошадей от эгестян. Не будет у аѳинян на кораблях и равносильного нашему количества гоплитов (ведь и с легкими-то кораблями трудно совершить сюда столь дальнюю переправу), да к тому же необходимо добыть немало и прочих подготовительных средств против такого значительного государства, как наше. (2) И вот до какой степени я смотрю на дело другими глазами: по моему мнению, аѳиняне едва ли избегнут окончательной гибели даже в том случае, если бы им удалось вести войну, завладев еще другим городом, столь же могущественным, как Сиракусы, и если бы они утвердились по соседству с нами. Как же аѳинянам не погибнуть, когда Сицилия будет против них, так как вся она соединится, когда благодаря нашей коннице они в состоянии будут удаляться лишь на короткое расстояние от своей корабельной стоянки и от палаток с необходимыми запасами? Вообще я убежден, что аѳиняне не в состоянии утвердиться на суше: настолько наша боевая подготовка представляется мне превосходящею их силы".
38. "Впрочем, как я сказал, аѳиняне сами понимают это и умеют, я знаю, охранять свои личные интересы, здешние же люди измышляют несушествующее и то, что́ не может осуществиться. (2) Не теперь впервые, но давно уже, я знаю, подобными и еще более злонамеренными речами и действиями они желают навести ужас на всех вас и тем достигнуть власти над государством. Я боюсь, однако, как бы своими многократными попытками они, наконец, не достигли цели. (3) Мы же трусим, прежде чем попадаем в беду, принять меры предосторожности и, постигнув козни, привлечь виновных к ответственности. Разумеется, по этой-то причине государство наше редко пользуется спокойствием; наоборот, оно часто страдает от междоусобиц и ведет войны не столько с внешними врагами, сколько с внутренними, иногда терпит даже тирании и незаконные династии. (4) Если только вы пожелаете следовать за мною, я постараюсь никогда не допускать ничего подобного; большинство из вас я уговорю подвергать каре замышляющих такие козни, и не только уличенных на месте преступлений (накрыть их трудно), но и тех, которые хотят что- нибудь учинить, да не в силах. Ведь нужно охранять себя не только от действий внутренних врагов, но и от замыслов их; не принявший мер предосторожности пострадает сам. Что же касается немногих отдельных личностей, то я думаю вернее всего отвратить их от злодеяний тем, что я буду изобличать одних, принимать меры предосторожности против других, наставлять третьих. (5) И в самом деле, я много раз уже размышлял о том, чего желаете вы, молодые? Быть может, достигнуть должностей теперь же? Но это противно закону; и такой закон установлен не с целью унижать вас, когда вы можете занимать должности, но ввиду того, что вы неспособны еще к занятию их. Почему же вам не управляться одним законом наравне с большинством? И разве справедливо было бы гражданам одного государства пользоваться неодинаковыми правами? 39. Но кто-нибудь может возразить, что демократический строй и бессмыслен, и несправедлив, что люди, обладающие средствами, вместе с тем более способны и управлять всего лучше. Я же прежде всего утверждаю, что под демосом разумеется все население в его совокупности, а под олигархией только часть его; далее, хотя люди богатые - наилучшие охранители имущества, но наилучшие советники - люди рассудительные, а большинство, после того как заслушано дело, - наилучший судья. Притом же все эти классы граждан частично, как и все в совокупности, имеют равную долю участия при демократическом строе. (2) Напротив, олигархический строй, предоставляя большинству граждан принимать свою долю в опасностях, не только в большей мере[55] пользуется выгодами, но и всецело присваивает их себе. Тот порядок, к которому стремятся знатные и молодые из вас, не может удержаться в большом государстве".
40. "Вы и теперь, неразумнейшие из эллинов, каких я знаю, не понимаете еще, что напрашиваетесь на беду; или же вы - величайшие плуты, [56] если сознательно дерзаете на это. Но опомнитесь, наконец, или, переменив ваш образ мыслей, позаботьтесь о том, как приумножить общее всем нам благополучие государства; подумайте о том, что честным из вас достанется при этом не только равная, но бо́льшая доля благополучия, нежели всей массе населения. Если же вы преследуете другие цели, то имейте в виду, что вы подвергаетесь опасности потерять все.[57] Выкиньте из головы всякого рода вести, так как вы имеете дело с людьми, которые постигают ваши намерения и не склонны потакать вам. (2) Ведь если аѳиняне действительно явятся сюда, наше государство отразит их достойным образом, и у нас есть стратеги, которые позаботятся об этом. Если же все это неправда, в чем я не сомневаюсь, то государство не убоится ваших вестей настолько, чтобы, избрав вас в начальники, собственными руками наложить на себя иго рабства. Оно само позаботится о себе и привлечет вас к ответу за ваши речи, преследующие то же, что́ и ваши поступки; оно под влиянием этих толков не даст лишить себя свободы, которою пользуется; напротив, постарается спасти ее, принимая действительные меры предосторожности и не поддаваясь вам".
41. Вот что сказал Аѳинагор. Тогда поднялся один из стратегов и, не дав никому другому выступить с речью, сказал в соответствии с данными обстоятельствами следующее. (2) "Неблагоразумно тем или иным ораторам укорять друг друга, а слушателям допускать взаимные укоризны. Сообразно получаемым известиям следует скорее позаботиться о том, чтобы мы, каждый в отдельности и все государство, хорошо приготовились к отражению врагов. (3) Если бы даже оказалось, что ничего этого не потребуется, то для государства не произойдет никакого ущерба от того, что оно украсится лошадьми, вооружением и вообще всем, что́ придает блеск войне: ведь забота об этом и ревизия всего будут лежать на нас, стратегах. (4) Не будет никакого вреда и от того, если мы разошлем послов по городам[58] для разведок и для принятия иных полезных мер. Кое о чем мы уже позаботились, и обо всем, что мы узнаем, мы вам доложим".
После этих слов стратега собрание сиракусян было распущено.
42, Между тем аѳиняне и все союзники их были уже у Керкиры. Прежде всего стратеги произвели окончательный смотр флота и выстроили его в таком порядке, в каком он должен был войти в гавань и занять стоянку, разделили флот на три части и каждой из них назначили по жребию особого главнокомандующего, чтобы им при совместном плавании не терпеть нужды в воде, в гаванях и в съестных припасах во время высадок на берег, сверх того, чтобы воины лучше соблюдали порядок и легче слушались команды, будучи подчинены по эскадрам особому стратегу. (2) Потом стратеги выслали вперед три корабля в Италию и Сицилию с приказанием разведать, какие города примут их к себе. Этим кораблям велено было также выйти навстречу флоту заранее, 43. чтобы ему пристать к берегу уже по получении сведений. После этого аѳиняне снялись со стоянки у Керкиры и направились к Сицилии со следующими силами: всего было у них сто тридцать четыре триеры и два пятидесятивесельных родосских судна.[59] Аѳинских триер в этом числе было сто, из них шестьдесят быстроходных, а сорок для перевозки войска; остальной флот принадлежал хиосцам и прочим союзникам.[60] Всех гоплитов было пять тысяч сто человек, из них аѳинян, значившихся в списках, тысяча пятьсот, семьсот ѳетов в качестве корабельных воинов; прочие участники похода были союзники, одни из числа афинских подданных, другие - аргивяне в числе пятисот, да из мантинеян и других аркадян двести пятьдесят наемников. Стрелков было всего четыреста восемьдесят человек, из них критян восемьдесят, семьсот родосских пращников, сто двадцать легко вооруженных мегарских изгнанников[61] и один корабль для перевозки лошадей с тридцатью конными воинами. [62] 44. Столь многочисленно было первое войско, отправлявшееся на войну морем. За ним следовали грузовые суда с необходимыми запасами, а именно тридцать судов с хлебом, с хлебопеками, каменщиками, плотниками и со всеми строительными орудиями, сто барж, по принуждению участвовавших в походе наряду с грузовыми судами. Добровольно с торговыми целями шли за войском много других барж и грузовых судов. Все это переправлялось в то время вместе с войском от Керкиры через Ионийский залив. (2) Весь флот прибыл частью к мысу Япигию, частью к Таранту и другим пунктам, какие отдельные эскадры находили удобными для высадки. Корабли шли вдоль Италии. Тамошние города не пропускали их ни на рынок, ни в городские стены, позволяя только запасаться водою и бросать якорь, - так поступили именно Тарант и Локры, - пока флот не прибыл к италийскому мысу Регию. (3) Здесь отдельные эскадры стали уже соединяться, и так как регияне не допускали экипажа в свои стены, то войско расположилось лагерем за городом подле святыни Артемиды, куда регияне доставили ему и провиант; потом экипаж вытащил корабли на берег и там отдохнул. С региянами аѳиняне вступили в переговоры и требовали, чтобы они, как халкидяне,[63] подали помощь леонтинцам, также халкидянам. Но регияне отвечали, что они будут соблюдать нейтралитет и поступят согласно с решением прочих италийцев. (4) Аѳиняне стали обдумывать, какой наилучший образ действия повести им относительно Сицилии, а вместе с тем поджидали передовых кораблей из Эгесты с целью удостовериться, действительно ли имеются там те денежные средства, о которых гонцы говорили в Аѳинах.[64]
45. Тем временем сиракусяне получали с разных сторон и, между прочим, от своих соглядатаев достоверные известия о том, что неприятельский флот находится у Регия. Вследствие этого они стали готовиться вполне единодушно и оставили прежнее недоверие. К сикулам посланы были частью гарнизоны, частью посольства; гарнизоны послали сиракусяне и в те укрепления, которые находятся в стране, а в городе производили смотр вооружению и коннице, чтобы удостовериться, все ли имеется в полном составе, принимали и прочие меры, вызываемые войною близкой, почти что наступившей.
46. Между тем три передовых корабля явились из Эгесты к аѳинянам в Регий и сообщили, что денег, обещанных эгестянами, нет - имеется всего-навсего тридцать талантов.[65] (2) Стратегами тотчас овладело уныние, потому что на первых же порах им пришлось встретиться с такою неудачею; к тому же регияне, которых аѳиняне прежде всего начали склонять на свою сторону и на которых они больше всего могли рассчитывать как на родственников леонтинцев и всегдашних друзей своих, не желали принимать участие в походе. Для Никия известие об эгестянах не было неожиданностью, для двух других стратегов[66] оно казалось довольно непонятным. (3) Эгестяне же, когда явились к ним первые афинские послы для осмотра их денежных средств, придумали такого рода хитрость: они привели послов в святыню Афродиты на Эрике и показали им посвящения - фиалы, энохои, курильницы и немало прочей утвари; все это, как сделанное из серебра, выглядело гораздо дороже сравнительно с действительною малою стоимостью. Кроме того, частные лица устраивали приемы прибывшим на триерах послам, причем золотую и серебряную посуду они собрали со всей Эгесты, вытребовали ее и из ближайших финикийских и эллинских городов, и каждый хозяин выставлял ее во время угощений как свою собственную. (4) Так как все пользовались большею частью одною и тою же посудою, которая поэтому везде появлялась в большом количестве и производила сильное впечатление на прибывших с триерами аѳинян, то, по возвращении в Аѳины, послы повсюду и распустили слух, будто они видели огромные богатства. (5) Будучи обмануты сами, послы в то время ввели в обман и остальных аѳинян; а когда теперь распространилось известие, что в Эгесте денег нет, послы подверглись жестоким укорам со стороны воинов. Стратеги же стали совещаться, как им быть ввиду создавшегося положения.
47. Никий предлагал плыть со всем войском на Селинунт, что́ и было главнейшей целью экспедиции. Если эгестяне доставят денежные средства для всего войска, говорил Никий, то можно будет принять сообразное с этим решение, в противном случае потребовать от них выдачи содержания для тех шестидесяти кораблей, которые они просили для себя. Оставшись на месте, можно будет принудить селинунтян к миру силою или при помощи соглашения, потом пройти с флотом мимо остальных городов, развернуть перед ними могущество афинского государства и показать готовность его помогать своим друзьям и союзникам, а затем возвратиться домой в том случае, если вследствие какого-нибудь неожиданного события аѳиняне не в состоянии будут в короткое время сделать что-либо для Леонтин или привлечь на свою сторону некоторые другие города. Не должно рисковать судьбою государства, растрачивая собственные средства. 48. Алкибиад возразил, что, выступив в поход со столь значительными силами, не подобает возвращаться домой со срамом и без результатов. Напротив, следует разослать глашатаев во все города, за исключением Сели- нунта и Сиракус, и попытаться отторгнуть одну часть сикулов от сиракусян и приобрести дружбу другой, чтобы получать от них провиант и войско. Прежде всего нужно действовать увещанием на мессенян,[67] так как город их, первый в Сицилии на морском пути, в особенности удобен для высадки и будет служить гаванью для флота и удобнейшим операционным базисом. Привлекши на свою сторону сицилийские города и зная, с кем в союзе каждый из них будет вести войну, следует уже напасть на Сиракусы и Селинунт, если селинунтяне не примирятся с эгестянами, а сиракусяне не дозволят аѳинянам возвратить леонтинцев на их места жительства. 49. Ламах говорил, что должно плыть прямо на Сиракусы и возможно скорее дать битву у самого города, пока жители его еще не приготовились и находятся в величайшем смущении. (2) Каждое войско, говорил Ламах, вселяет наибольший страх вначале; если же пропустить время и не явиться тотчас, неприятель снова овладевает собою и с бо́льшим презрением относится к нападающим, когда их увидит. Напротив, если они нападут внезапно, пока неприятель еще в ожидании и страхе, то, наверное, одержат победу, и неприятель будет повергнут в ужас всем: и внешним видом нападающих, которых в таком случае ему покажется очень много, и ожиданием предстоящего поражения, больше же всего неминуемою опасностью битвы. (3) Вероятно также, продолжал Ламах, многие сиракусяне будут захвачены на полях за городом, так как они не ждут нашего появления; ввиду того, что они будут заняты перенесением своего имущества в город, войско, утвердившись после победы подле города, не будет терпеть недостатка в средствах; тогда уже и остальные сицилийцы тем менее пожелают вступить в союз с сиракусянами, а скорее перейдут на сторону аѳинян и не будут медлить в ожидании того, кто возьмет верх. (4) По возвращении из Сиракус, заключил Ламах, нужно будет избрать корабельной стоянкой и операционным базисом Мегары,[68] в то время покинутые жителями и отстоящие недалеко от Сиракус как по морю, так и по суше.
50. Хотя Ламах и предлагал все это, все же он присоединился к мнению Алкибиада. Затем Алкибиад на собственном корабле переправился в Мессену и с жителями ее вступил в переговоры о заключении союза, но уговорить их не мог и возвратился в Регий: мессеняне отвечали, что в город его не пустят, запастись же съестными припасами предоставляется ему за городом. (2) Немедленно после этого стратеги снарядили из всего флота шестьдесят кораблей и, взяв с собой необходимые запасы, направились вдоль берега к Наксу, оставив остальное войско с одним из своих товарищей по стратегии[69] у Регия. (3) Наксияне приняли аѳинян в свой город, и они пошли вдоль берега к Катане. Так как катаняне не принимали их (там были сторонники сиракусян), то аѳиняне переправились к реке Терии, провели там ночь, а на следующий день пошли на Сиракусы, выстроив в одну линию все свои корабли. (4) Лишь десять кораблей посланы были вперед к большой гавани, чтобы удостовериться в том, есть ли какой-нибудь флот на море. Кораблям этим велено также было, подплыв к городу, возвестить через глашатая, что они, аѳиняне, явились в силу союза и родства для возвращения леонтинцев в родную землю; поэтому, если есть кто из леонтинцев в Сиракусах, пусть безбоязненно переходит к аѳинянам как к друзьям и благодетелям своим. (5) Когда глашатай провозгласил это и аѳиняне осмотрели город, гавани и окрестности, которые должны были служить им операционным базисом в войне, они возвратились опять в Катану. 51. На состоявшемся народном собрании жители Катаны не соглашались принимать афинское войско, стратегам же предложили войти в город и, если угодно, выступить в собрании. Пока держал речь Алкибиад и находившиеся в городе граждане со вниманием следили за происходившим народным собранием, воины незаметно проломали небольшие, плохо вделанные в стену, ворота, вошли в город и делали покупки на рынке. (2) Те из катанян, которые держали сторону сиракусян, увидев войско в городе, сильно перепугались и немедленно тайком бежали из города. Таких было немного; прочие граждане постановили заключить союз с аѳинянами и предлагали им переправить остальное войско из Регия. (3) Отплыв после этого в Регий, аѳиняне теперь уже со всем войском направились к Катане и, по прибытии на место, занялись устройством лагеря. 52. Тогда же аѳиняне получили известие из Камарины, что, если они придут, камариняне присоединятся к ним и что сиракусяне снаряжают флот. После этого аѳиняне со всем флотом направились сначала вдоль берега против Сиракус, но, не найдя там ни одного снаряженного корабля, возвратились затем к Камарине, пристали к открытому берегу и отправили в город глашатая. Камариняне отказывались принять их, ссылаясь на клятвенное обязательство принимать аѳинян только в том случае, когда они будут приходить к ним на одном корабле, исключая только, если бы сами камариняне призвали их в большем числе. Аѳиняне удалились ни с чем. (2) На пути они высадились где-то в сиракусских владениях и разграбили местность; но когда появилась на помощь сиракусская конница и перебила несколько человек рассеявшихся легковооруженных, аѳиняне отступили в Катану.
53. Здесь они застают корабль "Саламинию",[70] явившийся из Аѳин за Алкибиадом, с приказанием возвратиться ему домой для оправдания от обвинений, предъявленных ему государством, и за несколькими другими воинами, из которых одни вместе с Алкибиадом уличались на основании доноса в кощунстве над мистериями, а другие также и в повреждении герм. (2) Дело в том, что аѳиняне после отплытия войска продолжали расследование преступления, касающегося мистерий и герм; не проверяя показаний доносчиков и вследствие подозрительности все принимая на веру, они хватали и сажали в оковы вполне безупречных граждан по показаниям людей порочных. Им казалось более полезным расследовать дело и открыть виновных, нежели, считаясь с порочностью доносчика, оставить строгий розыск и тем дать возможность ускользнуть от наказания человеку виновному, хотя бы он и пользовался незапятнанною репутацией. (3) Народ знал по слухам, насколько тяжела стала под конец тирания Писистрата и сыновей его, знал также, что она низвергнута была не самими аѳинянами и не Гармодием, но лакедемонянами, а потому постоянно был в тревоге и ко всему относился подозрительно.
54. Отважная попытка Аристогитона и Гармодия вызвана была случайной любовной историей. Более подробным изложением ее я докажу, что даже аѳиняне, не говоря уже о прочих эллинах, не имеют о своих тиранах и вообще о своем прошлом никаких точных сведений. Дело было так. (2) Когда Писистрат в старости умер тираном,[71] власть получил не Гиппарх, как думает большинство, но Гиппий, старший из сыновей. Был в то время Гармодий, блиставший юношеской красотой. Один из горожан, Аристогитон, гражданин среднего состояния, находился с ним в любовной связи. (3) Гиппарх, сын Писистрата, покушался было соблазнить Гармодия, но безуспешно, что́ Гармодий и открыл Аристогитону. Тот как влюбленный сильно огорчился и, опасаясь как бы Гиппарх при своем могуществе не овладел Гармодием силою, немедленно составил замысел, насколько был в силах по своему положению, ниспровергнуть тиранию. (4) Между тем Гиппарх снова стал соблазнять Гармодия, но успел не больше прежнего; действовать по отношению к нему насилием он вовсе не хотел, а готовился осрамить Гармодия будто не за это,[72] но по какому-нибудь незаметному поводу. (5) И в самом деле, власть Гиппарха вообще не была тягостна для большинства и не возбуждала ненависти. Как тираны Писистратиды в течение очень долгого времени поступали благородно и разумно, взимали с аѳинян только двадцатую часть получаемых ими с земли доходов, прекрасно украсили их город, выдерживали войны и совершали жертвоприношения в святынях. (6) В остальном государство управлялось ранее установленными законами, за исключением того, что Писистратиды всегда заботились о том, чтобы назначить на государственные должности кого-либо из своих родственников. Как другие Писистратиды, так и носивший имя деда Писистрат, сын получившего тиранию Гиппия, исправлял должность архонта в Аѳинах в течение года. В свою бытность архонтом Писистрат посвятил на агоре жертвенник двенадцати божествам и жертвенник Аполлону в святыне Аполлона Пиѳийского. (7) Впоследствии афинский народ при помощи пристройки удлинил жертвенник, стоявший на агоре, и уничтожил надпись на нем; но на жертвеннике в святыне Аполлона Пиѳийского и теперь еще видна следующая надпись неповрежденными письменами:[73]
Гиппия сын, Писистрат, на удел Пиѳийского Феба,
Власти своей в похвалу, памятник этот воздвиг.
55. Что власть получил Гиппий как старший из братьев, я точно знаю и утверждаю это на основании имеющихся у меня сведений с большею, нежели другие, достоверностью. В этом, впрочем, можно убедиться и из дальнейшего рассказа. Оказывается, что из всех законных братьев один Гиппий имел сыновей, о чем свидетельствуют как жертвенник, так и стела, поставленная на афинском акрополе, где говорится о бесправии тиранов; на ней не обозначены ни дети Ѳессала, ни Гиппарха, но пять сыновей Гиппия, которые у него были от Мирсины, дочери Каллия, внучки Гиперохида; естественно, первым женился старший. (2) Далее, на этой же стеле имя Гиппия стоит непосредственно за именем отца, по всей вероятности, потому что он был старшим и наследовал от него тиранию. (3) Мне кажется также, что Гиппий не мог бы столь легко и быстро достигнуть тирании, если бы Гиппарх умер тираном, а он сам попытался в тот же момент утвердить свою власть. Однако именно потому, что он заранее приучил граждан бояться его и держал в строгой дисциплине своих наемных телохранителей, Гиппий и располагал в избытке мерами безопасности и не очутился в затруднительном положении, как это было бы свойственно младшему брату, не свыкшемуся с властью путем предварительного постоянного общения с нею. (4) Гиппарх же приобрел известность вследствие постигшего его несчастья, а впоследствии к этому прибавилась молва, будто он-то и был тираном. 56. Итак, Гиппарх нанес оскорбление отвергнувшему его поползновения Гармодию в таком виде, как он замышлял. Писистратиды пригласили было сестру Гармодия, девушку, нести корзину в какой-то процессии, а потом устранили ее, говоря, что она как недостойная этой чести вовсе и не была приглашена. (2) Гармодий чувствовал себя тяжко обиженным, а из-за него Аристогитон, конечно, еще больше озлобился. Они условились насчет всего прочего с теми лицами, которые должны были сообща с ними привести в исполнение заговор, и выжидали Великих Панаѳиней, единственного дня, когда все граждане могли, не возбуждая подозрений, собраться вооруженными, чтобы сопровождать процессию. Гармодий и Аристогитон должны были начать, а прочие заговорщики тотчас напасть вместе с ними на телохранителей Гиппия. (3) Заговорщиков для большей безопасности было немного: они надеялись, что каково бы ни было число лиц, отважившихся на такое дело, даже непредупрежденные граждане, коль скоро они вооружены, немедленно присоединятся к ним, чтобы добыть себе свободу. 57. Когда наступил праздник, Гиппий с телохранителями был за городом в местности, именуемой Керамиком, и распоряжался всеми подробностями, касающимися предстоящей процессии. Гармодий и Аристогитон уже с кинжалами в руках выступили вперед для исполнения замысла. (2) Увидев, что один из заговорщиков дружески беседует с Гиппием (Гиппий был легко доступен для всех), они испугались при мысли, что на них сделан донос и что они тотчас будут схвачены. (3) Поэтому они решили, если окажется возможным, отмстить прежде своему обидчику,[74] из-за которого, собственно, они и пошли на такой риск, немедленно устремились к воротам в городе и встретили Гиппарха подле так называемого Леокория.[75] Тотчас, не рассуждая, они бросились на него и оба в сильнейшей ярости, внушаемой одному любовным чувством, другому нанесенным оскорблением, стали наносить Гиппарху удары и убили его. (4) Один из них, Аристогитон, когда сбежалась толпа, в этот момент избежал рук телохранителей, но затем был схвачен и погиб тяжкою смертью. Гармодий был убит тут же. 58. Когда Гиппию дано было знать об этом в Керамик, он отправился тотчас не на место происшествия, но к вооруженным участникам процессии, прежде чем они благодаря отделявшему их расстоянию что-либо узнали. Придав лицу своему такое выражение, что те не догадались о случившемся, Гиппий указал им определенное место и велел удалиться туда без вооружения. (2) Они отошли в ожидании каких-либо распоряжений от Гиппия, а он приказал наемникам тайно захватить оружие и тотчас отделил тех, кого он считал виновными, и сверх того всех, кто оказался с кинжалом; щит и копье обыкновенно имели при себе участники процессий. 59. Таким-то образом огорчение возлюбленного[76] дало толчок заговору, а внезапный сильный страх побудил Гармодия и Аристогитона к необдуманному отважному выполнению его. (2) После этого тирания стала более суровой для аѳинян. Страх Гиппия за себя теперь усилился, и он казнил многих граждан, а вместе с тем стал обращать свои взоры за пределы Аѳин в надежде найти себе где-либо на случай переворота верное убежище. (3) Между прочим, он, аѳинянин, выдал дочь свою Архедику замуж за уроженца Лампсака,[77] именно за Эантида, сына лампсакского тирана Гиппокла, зная, что Гиппокл и Эантид пользуются большим значением у царя Дария. В Лампсаке есть и гробница Архе- дики со следующей надписью:
Гиппия дщерь, Архедику, здесь недра земли сокрывают,
Гиппия, что превзошел доблестью сверстников всех.
Но хоть и были царями отец ее, муж, братья и дети,
Все же надменности злой не было в сердце у ней.
(4) Еще три года Гиппий был тираном в Аѳинах; на четвертый год он был низложен лакедемонянами (510 г.) и теми из Алкмеонидов, которые находились в изгнании. Согласно договору Гиппий удалился в Сигей и в Лампсак к Эантиду, а оттуда к царю Дарию. На двадцатом году после этого, уже стариком, он выступил в поход (490 г.) к Мараѳону вместе с персами.
60. Имея в виду эти события и все, что́ было известно о них по рассказам, афинский народ в описываемое нами время негодовал, относился подозрительно к тем, которые навлекали на себя обвинение в деле, касающемся мистерий, и решил, что все это учинено заговорщиками с целью установить олигархию или тиранию. (2) Вследствие такого возбуждения народа многие видные граждане сидели уже в тюрьме, и делу не предвиделось конца; напротив, с каждым днем ожесточение народа усиливалось, и число арестуемых все возрастало. Тогда один из заключенных, которого считали наиболее виновным, по внушению кого-то из товарищей по заключению, сделал признание, правдивое ли, или ложное, неизвестно: предположения делались и в ту и в другую сторону, но как тогда, так и впоследствии никто не мог сказать ничего достоверного о виновниках преступления. (3) Итак, один из заключенных убедил другого сознаться, говоря, что хотя он и невиновен, но своим сознанием добудет себе безнаказанность и спасет себя, а государство избавит от царящей в нем подозрительности: не наказуемым сознанием он спасется вернее, нежели запирательством и судебным процессом. (4) Тот и показал по делу о гермах на себя и на других. Народ с радостью [78] ухватился за это показание, которое считал достоверным, тем более, что прежде страшился при мысли: а вдруг ему не удастся открыть заговорщиков против демократии. Обличитель и с ним все другие, на которых не было указано обвинения, были тотчас освобождены, а над обвиненным народ учинил судебное разбирательство, причем все захваченные были казнены, а бежавшие приговорены к смерти и головы их сверх того оценены. (5) Заслуженно ли понесли наказание потерпевшие, осталось неизвестным, но всему государству, при сложившихся тогда обстоятельствах, это принесло очевидную пользу. 61. Что касается Алкибиада, то, вследствие наущения врагов, которые напали на него еще до выступления в поход, аѳиняне были сильно недовольны им. Когда дело о гермах представилось им выясненным, тогда, конечно, стало казаться им еще более вероятным, что и кощунство над мистериями, в котором Алкибиад был заподозрен, совершено им по тем же побуждениям, вследствие заговора против демократии. (2) К тому же случилось, что в то время, когда аѳиняне были в смущении по поводу всего этого, небольшое лакедемонское войско, для каких-то сношений с беотянами, продвинулось до Исѳма. Аѳиняне решили, что войско лакедемонян явилось по проискам Алкибиада и по уговору с ним, а не ради беотян, и полагали, что государство было бы предано неприятелю, если заблаговременно не были на основании доносов арестованы подозрительные лица. Одну ночь аѳиняне провели даже вооруженные в храме Ѳесея, что на акрополе.[79] (3) В то же время друзья Алкибиада в Аргосе были заподозрены в том, что они покушаются на демократию, и аѳиняне вследствие этого выдали тогда аргивскому народу на казнь тех заложников аргивян, которые были помещены на островах.[80] (4) Таким образом все возбуждало подозрение против Алкибиада. Аѳиняне желали предать его суду и казнить; с этою-то целью они и послали в Сицилию корабль "Саламинию" за ним и другими лицами, названными в доносе. (5) Приказ гласил, что Алкибиад должен следовать за посланными, чтобы защитить себя от обвинений; арестовать его аѳиняне не велели, не желая производить сенсации ни среди своего войска в Сицилии, ни среди врагов; главным же образом они желали удержать на месте мантинеян и аргивян, которых, по их мнению, именно Алкибиад склонил принять участие в походе.[81] (6) Алкибиад и другие граждане, заподозренные вместе с ним, отплыли из Сицилии на его собственном корабле вслед за "Саламинией", направляясь будто бы в Аѳины. Но когда они были в области Ѳуриев, они отказались следовать за "Саламинией", покинули свой корабль и скрылись: при злостных обвинениях, на них взведенных, они побоялись явиться на суд. (7) Аѳиняне с "Саламинии" некоторое время искали Алкибиада и его спутников, но, так как их нигде нельзя было обнаружить, отплыли домой. С этой поры Алкибиад стал уже изгнанником и вскоре переправился на судне из Ѳуриев в Пелопоннес. Аѳиняне заочно приговорили к смерти его и его спутников.
62. После этого оставшиеся в Сицилии афинские стратеги[82] разделили войско на две части, причем каждый получил свою часть по жребию, и со всем войском направились к Селинунту и Эгесте, желая убедиться, дадут ли эгестяне деньги, а также разведать положение дел в Селинунте и разузнать о распрях селинунтян с эгестянами.[83] (2) На пути вдоль берега они имели с левой стороны Сицилию, именно ту часть ее, которая обращена к Тирренскому заливу, и пристали к Гимере, единственному эллинскому городу в этой части Сицилии, но не были приняты гимерянами и пошли дальше. (3) На пути они взяли Гиккары, городок сиканов, враждебный эгестянам; лежал он при море. Поработив этот город, аѳиняне передали его эгестянам, которые прислали сюда свою конницу, сами же с пехотою направились через землю сикулов, пока не дошли до Катаны, между тем как корабли их с пленными обогнули Сицилию. (4) Из Гиккар Никий немедленно направился к Эгесте и, условившись с эгестянами насчет всего прочего, взял у них тридцать талантов[84] и снова явился к войску; пленных аѳиняне продали, выручив за них сто двадцать талантов.[85] (5) Аѳиняне отправили также к тем сикулам, которые были с ними в союзе, приказ поставлять войско. С половиною своего войска аѳиняне подошли к Гибле Гелейской, неприятельскому городу, но не взяли ее. Летняя кампания приходила к концу.
63. В начале следующей зимней кампании аѳиняне стали тотчас готовиться к походу на Сиракусы, а сиракусяне со своей стороны готовились к нападению на аѳинян. (2) Так как аѳиняне не напали на них тотчас же, чего сиракусяне со страхом ожидали вначале, то с каждым днем последние становились смелее. Потом, когда они увидели, что аѳиняне направляются на противоположный берег Сицилии и держатся на большом расстоянии от них, что, дойдя до Гиблы, они тщетно пытались взять ее силою, они прониклись еще большим презрением к неприятелю и, как обыкновенно действует толпа при уверенности в своих силах, требовали от стратегов вести их на Катану, так как аѳиняне не идут на них. (3) Конные воины сиракусян с целью соглядатайства постоянно гарцевали перед войском аѳинян и, издеваясь над ними, между прочим, спрашивали, не явились ли они скорее для того, чтобы вместе с ними, сиракусянами, поселиться на чужой земле, а не для того, чтобы возвратить леонтинцев на их собственную землю. 64. Аѳинские стратеги узнали это и желали отвлечь всех сиракусян возможно дальше от города, чтобы тем временем самим подойти на кораблях к Сиракусам в течение ночи и спокойно на удобном пункте расположиться лагерем. Стратеги были убеждены, что сделают это с меньшим успехом, если высадятся с кораблей на виду у вооруженного войска, или если замечено будет их движение по суше; дело в том, что сиракусская конница, при ее многочисленности, могла бы причинить сильный урон афинскому легковооруженному войску и обозу при отсутствии у аѳинян конницы; в первом же случае, думали аѳиняне, они займут пункт, на котором не потерпят чувствительного урона от неприятельской конницы. Сведения о местности подле святилища Зевса Олимпийского, которую афинские стратеги действительно заняли, они получили от следовавших за ними сиракусских изгнанников. Для осуществления своего плана стратеги придумали следующую хитрость. (2) К сиракусянам они послали верного человека, которого сиракусские стратеги также считали и своим приятелем. Человек этот, по происхождению катанянин, заявил им, что он пришел из Катаны от людей, поименно известных сиракусянам за их сторонников, из числа тех, какие остались еще в городе. (3) Он говорил, что аѳиняне ночуют в городе далеко от своей стоянки и что, если сиракусяне решатся в назначенный день на заре напасть со всем войском на неприятельский лагерь, то они сами отрежут находящихся у них аѳинян и сожгут корабли, а сиракусяне, атаковав укрепление, огражденное палисадом, легко овладеют неприятельским лагерем. Катанян, желающих помочь этому предприятию, много, говорил он; они уже наготове, и сам он явился от них. 65. Сиракусские стратеги, вообще уверенные в своих силах и без того предполагавшие идти на Катану, [86] тем с более неосторожным доверием отнеслись к этому человеку и, тотчас условившись о дне, когда явятся в Катану, отпустили его обратно, а сами отдали приказ всем сиракусянам выйти из города (из союзников их были уже налицо селинунтяне и некоторые другие). Когда все приготовления к походу были окончены и условленный день наступил, сиракусяне вышли к Катане и провели ночь у реки Симефа в Леонтинский области. (2) Узнав о наступлении сиракусян, аѳиняне собрали все свое войско, а также всех присоединившихся к ним сикулов и других союзников,[87] взошли на корабли и грузовые суда и в течение ночи направились морем на Сиракусы. (3) На заре аѳиняне стали высаживаться для разбивки лагеря против святилища Зевса Олимпийского. Между тем сиракусская конница, раньше остального войска подошедшая к Катане, узнала, что все афинское войско вышло в море, повернула назад и известила об этом пехоту; тогда вернулось все войско сиракусян и поспешило к городу на защиту. 66. Так как сиракусянам предстояло пройти длинный путь, то аѳиняне тем временем спокойно разбивали лагерь на удобном месте, откуда они могли бы во всякое время начать битву и где конница сиракусян и в сражении, и до сражения тревожила бы их меньше всего. Действительно, с одной стороны их прикрывали окопы, дома, деревья и болото,[88] а с другой - обрывы. (2) Кроме того, аѳиняне нарубили растущих поблизости деревьев, снесли их к морскому берегу и вдоль кораблей возвели укрепление, окруженное палисадом. Наконец, подле Даксона, где доступ для неприятелей был наиболее легок, аѳиняне поспешно возвели укрепление из отборных камней и из брусьев и разрушили мост на Анапе. (3) Во время этих приготовлений никто не выходил из города и не мешал аѳинянам. Первою явилась конница сиракусян, а затем собралась и вся их пехота. Сначала неприятели подошли близко к афинскому лагерю, но потом, так как аѳиняне не выходили против них, сиракусяне отступили и, перейдя Элорскую дорогу, расположились на ночлег.

Сиракусы (415/414 г.)

67. На следующий день аѳиняне и союзники стали готовиться к бою и выстроились в следующем порядке: правое крыло занимали аргивяне и мантинеяне, центр - аѳиняне, а левое крыло - все прочие союзники. Половина их войска выступила вперед, будучи выстроена по восемь человек в шеренге, другая половина держалась близ палаток, выстроившись в карэ также по восемь в шеренге. Им велено было внимательно следить за тем, где какой-либо части войска придется всего тяжелее, - туда и идти на помощь. Обозную прислугу они поместили внутри резерва. (2) Сиракусяне выстроили своих гоплитов по шестнадцать человек в шеренгу; это были все сиракусяне и явившиеся союзники (а к ним явились на помощь в наибольшем числе селинунтяне, потом конница гелеян, всего около двухсот человек, из камаринян около двадцати конных воинов и около пятидесяти стрелков). Конницу сиракусяне поставили у правого фланга, в числе не менее тысячи двухсот человек, а подле нее метателей дротиков. (3) Так как аѳиняне собрались напасть первые, то Никий, обходя контингенты отдельных государств и все войско, обратился к нему со следующим воззванием.
68. "К чему, воины, прибегать к многословному увещанию нам, которые собрались на такого рода битву? Мне кажется, наша подготовленность более способна внушить бодрость духа, нежели красиво сочиненные речи при слабости войска. (2) Там, где рядом стоим мы, аргивяне, мантинеяне, аѳиняне и первые из островитян,[89] неужели с такими и столь многочисленными союзниками всякий из нас не питает большой уверенности в победе, особенно над теми, которые вышли сражаться против нас всею массою, без разбора, не так, как мы, к тому же еще над сицилийцами, которые кичатся перед нами, но не устоят против нас, потому что военное искусство их ниже их смелости? (3) Каждый из вас должен представить себе и то, что мы далеко от родины, что вблизи вас нет дружественной земли, разве вы сами приобретете таковую оружием. Я хорошо знаю, что мои напоминания вам противоположны тем, какими неприятели наши поощряют друг друга: они говорят, что за отечество предстоит борьба, а я напоминаю вам, что вы не на родной земле, что здесь необходимо победить, чтобы не пришлось возвращаться отсюда с затруднениями - ведь нас будет теснить многочисленная конница. (4) Итак, вспомнив о том, что вы собою представляете, идите смело на врагов и имейте в виду, что наше теперешнее стеснительное и затруднительное положение более для нас страшно, чем сам неприятель".
69. После этого воззвания Никий тотчас повел войско вперед. Сиракусяне в этот момент не ждали, что должны уже будут сражаться, и некоторые из них даже ушли в город, так как находились вблизи него; другие при всей поспешности, с какою бежали, запоздали, и каждый становился, где попало, лишь бы примкнуть к главной массе войска. И в этом сражении, и во всех других сиракусяне не уступали аѳинянам ни в энергии, ни в отваге; не уступали они аѳинянам и в мужестве, насколько простиралось их военное искусство; но там, где этого искусства недоставало, они, хотя и невольно, вынуждены были отказаться от своих намерений. Сиракусяне, не ожидая, что аѳиняне нападут на них первые, принуждены были со всею поспешностью приготовиться к обороне; тем не менее они взялись за оружие и тотчас пошли навстречу врагу. С обеих сторон сражение открыли сначала метатели камней, пращники и стрелки и обращали друг друга в бегство, что обыкновенно случается с легковооруженными. Потом гадатели совершили перед войском установленные жертвы, трубачи заиграли гоплитам атаку, и они пошли вперед. Сиракусянам предстояло сражаться за родину, каждому из них за собственное спасение в настоящем и за свободу в будущем. Из противников их аѳиняне шли на борьбу за приобретение чужой земли и чтобы в случае поражения не навлечь беды на собственную землю; аргивяне и автономные союзники, - чтобы приобрести вместе с аѳинянами то, ради чего они явились сюда, и, победив, снова увидеть свое отечество; союзники подчиненные проявляли ревность главным образом потому, что в случае поражения не надеялись на спасение в данный момент; затем они рассчитывали при этом также и на облегчение своего положения, оказав помощь аѳинянам в их новых завоеваниях. 70. В последовавшей затем схватке обе стороны долго сопротивлялись друг другу. В это время раздался гром, засверкала молния и полил сильный дождь, что усилило страх воинов, сражавшихся впервые и очень мало знакомых еще с войною. Воины более опытные объясняли себе происходящее временем года; гораздо более смущало их то обстоятельство, что противники не подавались. (2) Прежде всего аргивяне оттеснили левое крыло сиракусян, потом аѳиняне - стоявшую против них часть войска;[90] этим разорвана была вся неприятельская линия, и сиракусяне обратились в бегство. (3) Аѳиняне преследовали неприятеля недалеко: их удерживала многочисленная и непобежденная конница сиракусян, которая ринулась на афинских гоплитов и повсюду, где замечала, что они заходили далеко вперед в своем преследовании, отбрасывала их назад. Но аѳиняне снова сомкнулись, преследовали неприятеля, насколько позволяла им собственная безопасность, и, возвратившись назад, стали водружать трофей. (4) Со своей стороны сиракусяне собрались у Элорской дороги и, насколько можно было при данных обстоятельствах, выстроились в боевой порядок; все же из своей среды они отправили гарнизон к святилищу Зевса Олимпийского в страхе, как бы аѳиняне не тронули находившихся там сокровищ. 71. Остальные сиракусяне отступили к городу. Однако аѳиняне не пошли к святилищу; они подобрали своих убитых, сожгли их на костре и тут же, на поле битвы, заночевали. На следующий день, согласно договору, аѳиняне выдали сиракусянам убитых (сиракусян и союзников пало около двухсот шестидесяти человек), кости своих убитых собрали (аѳинян и союзников пало около пятидесяти) и с военной добычей отплыли в Катану. (2) Дело в том, что стояла зима, и аѳиняне считали пока невозможным продолжать войну с того пункта, где они находились, прежде чем не получат из Аѳин конницу и не соберут союзников в Сицилии, чтобы не терпеть от решительного превосходства неприятельской конницы. Они желали также собрать предварительно деньги в Сицилии и получить их из Аѳин, привлечь на свою сторону некоторые государства, которые, как они рассчитывали, скорее перейдут к ним после битвы, заготовить съестные припасы и вообще все нужное с тем, чтобы к весне напасть на Сиракусы.
72. С этими намерениями аѳиняне отплыли на зимнюю стоянку в Накс и Катану. Сиракусяне, похоронив своих убитых, созвали народное собрание. (2) Перед ними выступил сын Гермона Гермократ, человек, вообще никому не уступавший в сообразительности, сильный военным опытом и славный мужеством. Он ободрял сиракусян и не допускал их падать духом ввиду случившегося. (3) Не дух их побежден, говорил он; беда произошла от отсутствия порядка в бою; и все-таки они оказались не настолько слабее неприятеля, как можно было ожидать, особенно ввиду того, что они, новички в войне, сражались против опытнейших эллинов, так сказать, мастеров военного дела. (4) Сильно повредили также, говорил Гермократ, многочисленность вождей и многоначалие (действительно, у сиракусян было пятнадцать стратегов) и связанное с отсутствием дисциплины у большинства войска своеволие. Напротив, если у них будет немного стратегов, но зато опытных, которые за эту зиму подготовят тяжеловооруженное войско и доставят вооружение тем, у кого его нет, чтобы возможно больше увеличить число гоплитов, если, сверх того, стратеги будут заниматься с гоплитами вообще военными упражнениями, то сиракусяне, по всей вероятности, сказал Гермократ, одолеют неприятеля: ведь мужество у них есть, а к этому прибавится и дисциплина в сражении. Оба эти качества преуспеют: дисциплина закалится в борьбе с опасностями, а с уверенностью их в военном искусстве и самое мужество станет более неустрашимым. (5) Стратегов нужно выбрать немного, снабдить их неограниченными полномочиями и дать скрепленное клятвою разрешение действовать во всем по собственному усмотрению: таким образом легче будет скрыть то, что необходимо держать в тайне, и приготовить все прочее по определенному плану и без проволочек. 73. Сиракусяне выслушали Гермократа и постановили решение, во всем согласное с его предложением. В стратеги они выбрали самого Гермократа, потом Гераклида, сына Лисимаха, и Сикана, сына Эксекеста, всего троих. (2) Они отправили посольство к коринѳянам и лакедемонянам, чтобы получить от них помощь и убедить лакедемонян вести войну с аѳинянами, в их же интересах, с большею настойчивостью и открыто, чтобы тем самым принудить аѳинян или вывести свои войска из Сицилии, или отнять у них возможность посылать сицилийским войскам дальнейшие подкрепления.
74. Находившееся в Катане войско аѳинян немедленно пошло морем к Мессене в надежде, что она будет предана им изменою; однако направленные к этому старания не привели ни к чему. Объясняется это следующим: когда Алкибиад был уже отозван от должности стратега и знал, что должен будет удалиться в изгнание, он, предвидя то, что должно было случиться, сообщил это друзьям сиракусян, бывшим в Мессене. Последние прежде всего умертвили подозрительных граждан, затем во время происходившей междоусобицы с оружием в руках настояли на том, чтобы не принимать аѳинян. [91] (2) Простояв пред Мессеною около тринадцати дней, терпя от непогоды, не имея съестных припасов и ничего не добившись, аѳиняне возвратились в Накс, возвели ограду и укрепления вокруг всего лагеря и зазимовали там. Вместе с тем они отправили триеру в Аѳины с требованием доставить в начале весны деньги и конницу.
75. Со своей стороны сиракусяне в эту зиму возводили подле города стену, которая охватила Теменит и тянулась вдоль всей полосы, обращенной к Эпиполам: при меньшем протяжении стены они могли в случае поражения быть легко окружены неприятельскими сооружениями. Мегары сиракусяне также превратили в укрепление, а другое соорудили при святилище Зевса Олимпийского; наконец, все места на морском берегу, где мог высадиться неприятель, они защитили поставленными впереди укреплениями, окруженными палисадом. (2) Кроме того, узнав, что аѳиняне зимуют в Наксе, сиракусяне со всем войском пошли на Катану; опустошив часть полей катанян, сжегши лагерные палатки аѳинян, они возвратились домой. Далее, получив сведения, что аѳиняне в силу союза, заключенного при Лахете,[92] отправили посольство в Кама- рину с целью привлечь жителей ее на свою сторону, и сиракусяне отправили послов туда же. (3) Они подозревали, что камариняне оказали им не энергичную помощь в том виде, в каком они послали ее в первое сражение, что впредь они не пожелают больше помогать им, видя успех в сражении на стороне аѳинян, что к тому же и прежняя дружба побудит камаринян присоединиться к аѳинянам. (4) Когда в Камарину прибыли из Сиракус Гермократ и другие послы, а от аѳинян Евфем с товарищами, то на состоявшемся собрании Гермократ, с целью заранее очернить аѳинян в глазах камаринян, произнес следующую речь.
76. "Мы обратились к вам, камариняне, через посольство не из боязни, что вы устрашитесь находящегося здесь афинского войска, но из опасения, как бы вы не поддались предстоящим речам аѳинян, прежде чем выслушаете нас. (2) Под каким предлогом аѳиняне явились в Сицилию, вы знаете, а о планах их мы догадываемся все. Мне кажется, не восстановления леонтинцев на их земле желают аѳиняне, но скорее нашего выселения. В самом деле, нелепо думать, будто аѳиняне, разрушая тамошние государства,[93] будут восстанавливать здешние, что они станут заботиться в силу кровного родства о леонтинцах, происходящих от халкидян, тогда как они поработили самих халкидян на Евбее, колонией которых являются Леонтины. (3) Приобретая господство там, аѳиняне точно таким же образом пытаются завоевать его здесь. Они, ведь, по добровольному согласию ионян,[94] приняли гегемонию над ними и всеми теми союзниками, какие зависели от них, как бы для отмщения персам, а потом покорили всех своей власти,[95] причем одних обвиняли в недо- ставлении им войска, других в том, что они воевали друг с другом,[96] третьих под различными иными благовидными предлогами. (4) Следовательно, как аѳиняне боролись с персами не за свободу эллинов, так и эллины боролись не за свою свободу: первые стремились к порабощению эллинов себе, а не персам, вторые к замене одного господина другим, не столь безрассудным, но зато более злонамеренным".
77. "Однако, само собою разумеется, мы явились сюда не для того, чтобы выставлять на вид все неправды афинского государства, вам известные и легко изобличаемые. Нет, гораздо скорее мы пришли, чтобы обвинять самих себя в том, что, зная примеры порабощения тамошних эллинов, отказывавших в защите друг другу, теперь, когда по отношению к нам применяются те же самые хитросплетения, как-то восстановление на их земле родственных леонтинцев, содействие союзникам эгестянам, мы не желаем более энергично сплотиться воедино и показать аѳинянам, что здесь не ионяне, не геллеспонтяне и островитяне, которые привыкли к рабству и только непрерывно меняют своих господ, царь ли то персидский, или кто-нибудь иной, но свободные доряне, выселившиеся в Сицилию из независимого Пелопоннеса. (2) Или мы станем дожидаться, пока все мы, государство за государством, будем покорены, хотя и знаем, что нас можно одолеть только при этом условии,[97] и видим, как мысли аѳинян направлены к тому, чтобы одних из нас разъединять путем речей, других надеждою на союз[98] подстрекать к взаимной войне, как аѳиняне могут повредить третьим, обращаясь к каждому из них в отдельности с каким-либо соблазнительным предложением? Неужели мы воображаем, что с гибелью далекого соседа опасность не настигнет каждого из нас, что потерпевший раньше дальнего соседа только один и окажется в несчастий? 78. Если, быть может, кому-нибудь кажется, что сиракусяне, а не сами они ведут войну с аѳинянами, если кто считает рискованным подвергаться опасности из-за моей родины, тот пусть примет в соображение, что в лице моего отечества он будет сражаться не за него только, но в равной мере и вместе с тем и за свое собственное, что успех его борьбы настолько вернее, насколько мое отечество еще не погибло, что он не будет сражаться в одиночестве, а будет иметь союзника в нас. Пусть он подумает, что аѳиняне явились не для наказания сиракусян за их вражду к ним, что, имея в виду нас, аѳиняне желают еще более упрочить за собою дружбу других. (2) Если же кто завидует нам или боится нас (слишком большие государства терпят от того и другого) и потому желает, чтобы Сиракусы, испытав несчастие, смирились, если он при этом воображает, будто сам он уцелеет благодаря собственному безопасному положению, то такой человек рассчитывает на осуществление желаний, превосходящих человеческие силы: невозможно, ведь, быть "казначеем" одновременно и в одинаковой мере и своих желаний, и судьбы. (3) И если такой человек ошибется в своих расчетах, то, удрученный собственными бедами, он, быть может, скоро пожелает снова, как некогда, завидовать нашему благополучию. Но тогда это будет невозможно, потому что теперь он покинул нас и не пожелал разделить опасностей, общих нам обоим, не на словах, но на деле: действительно, на словах он будет охранять наше могущество, а на деле он будет спасать самого себя. (4) Весьма вероятно, камариняне, что вы, пограничные наши соседи, которым угрожает опасность непосредственно вслед за нами, предвидите все это и станете нашими союзниками не с такою нерешительностью, какую вы проявляете теперь, что, напротив, вы обратитесь к нам сами и станете поощрять нас к крайнему напряжению сил, о чем вы просили бы нас в том случае, если бы аѳиняне вторглись прежде всего в камаринскую землю. Однако ни вы, ни все прочие[99] до сих пор, по крайней мере, не приложили к этому старания".
79. "Но, может быть, вы, охваченные робостью, станете заботиться о требованиях права, вытекающих из отношений к нам и к нападающим на нас, ссылаясь на то, что с аѳинянами вы состоите в союзе. Но, ведь, союз был заключен вами не против друзей, а против врагов,[100] только на тот случай, если кто-нибудь пойдет на вас войною, а также с обязательством помогать аѳинянам в том случае, если они подвергнутся обиде со стороны других, а не сами будут обижать, как теперь, других. И в самом деле, даже жители Регия, сами халкидяне, не желают помогать аѳинянам в восстановлении леонтинцев, тоже халкидян, на их земле. (2) Возмутительно, если регияне, догадываясь об истинном значении благовидных указаний аѳинян на право и на вытекающие отсюда для себя обязанности, ведут себя осторожно, хотя и безрассудно, между тем как вы, следуя разумным побуждениям, готовы вашим естественным врагам помогать, а в союзе со злейшими врагами губить тех, которые связаны с вами гораздо более тесными узами родства. (3) Справедливость не того требует: напротив, вы должны помогать нам и не страшиться военных сил аѳинян. Да, и в самом деле, они не так страшны, если мы все, сицилийцы, будем стоять заодно; они станут опасны, если мы будем, напротив, разъединены, чего так добиваются аѳиняне. Выступив против нас одних и одержав победу в битве, аѳиняне все же не достигли своей цели и поспешно отступили. 80. Поэтому, когда мы будем все вместе, нам нечего унывать, и вы должны с большею энергией вступить в число наших союзников, особенно ввиду предстоящей помощи из Пелопоннеса, жители которого решительно превосходят аѳинян в военном деле. Пусть никто не воображает будто хваленая осторожность, заключающаяся в том, чтобы не помогать ни одной, ни другой стороне, состоя как бы в союзе с обеими, будто эта осторожность вызывается относительно нас справедливостью, относительно вас безопасностью. (2) Ведь осторожность, согласная с требованиями права, не имеет такого значения при осуществлении ее в действительности. Дело в том, что, если вследствие отказа вашего присоединиться к союзу потерпевший падет в борьбе, а победитель восторжествует, ваше безучастие в войне не будет ли равносильно тому, что одним вы не помогли спастись, других не удержали от совершения злых поступков? Разумеется, лучше подать помощь утесняемым сородичам, оберегая тем самым общую пользу Сицилии и не допуская аѳинян до греха, если уже они друзья ваши".
(3) "Резюмировав сказанное, мы, сиракусяне, заявляем, что и вам, и прочим сицилийцам нечего объяснять то, что́ вы понимаете нисколько не хуже нас. Но если мы не можем убедить вас, то просим и торжественно заявляем о следующем: против нас злоумышляют ионяне, всегдашние враги наши; нас, дорян, предаете вы, доряне же. (4) Если аѳиняне покорят нас, то своею победою они будут обязаны вашим решениям, хотя честь торжества достанется на долю им одним, и в виде награды за победу они получат не что иное, как тех, кто доставил им победу; если же победителями останемся мы, то вы понесете наказание как виновники испытанных нами опасностей. (5) Поразмыслите же и выбирайте или рабство немедленное, не сопряженное с опасностями, или наш союз и в случае победы избавление от постыдного господства аѳинян, причем вы избегнете и той вражды с нами, которая может быть не незначительна".
81. Вот что сказал Гермократ. После него произнес следующую речь Евфем, посол аѳинян.
82. "Мы явились для возобновления старого союза.[101] Но так как сиракусянин затронул нас, то и я вынужден говорить о нашем владычестве, чтобы показать, что оно принадлежит нам по праву. (2) Важнейшее свидетельство в пользу этого привел сам Гермократ, указав на исконную вражду ионян с дорянами. Дело заключается в следующем: мы, ионяне, живя по соседству с пелопоннесцами, дорянами, превосходящими нас численно, изыскивали способы к тому, чтобы возможно вернее оградить себя от их господства. (3) После Персидских войн мы приобрели флот и избавились от владычества и гегемонии лакедемонян, полагая, что им вовсе не подобает командовать нами в большей степени, чем нам ими, поскольку они не были в то время сильнее нас. Став самостоятельными предводителями над эллинами, находившимися раньше под царским игом, мы остаемся таковыми в том убеждении, что таким способом вернее всего мы обеспечены от подчинения пелопоннесцам, потому что у нас есть силы для обороны. Да и, говоря по правде, мы подчинили своей власти ионян и островитян не вопреки праву, хотя сиракусяне и утверждают, будто мы держим их[102] в рабстве, невзирая на кровное родство с ними. (4) Дело в том, что ионяне и островитяне вместе с персами пошли войною на нас, свою метрополию, не дерзнули отложиться от них и через то потерять свое достояние, как поступили мы, покинув родной город; они сами хотели рабства и желали наложить его и на нас. 83. Таким образом, мы пользуемся властью нашею по заслугам, с одной стороны, потому что мы доставили величайший флот и выказали по отношению к эллинам безусловную энергию, тогда как ионяне и островитяне охотно поступали так по отношению к персам и тем причиняли нам вред; с другой стороны, мы стремились приобрести силу для сопротивления пелопоннесцам. (2) Но не будем хвалиться тем, что мы владычествуем по праву, тем, что мы одни сокрушили мощь варваров, или подвергли себя опасностям не столько за свободу всех эллинов и нашу собственную, сколько за освобождение ионян и островитян. Никого нельзя упрекать за то, что он ищет соответствующих способов спасти себя. И сюда мы явились, чтобы обеспечить себе безопасность, и видим, что наши интересы совпадают с вашими. (3) Доказательством этого служат клеветнические нападки сиракусян, внушающие вам еще более сильные опасения. Но мы знаем, что люди, преисполненные страха и подозрения, могут быть на время обольщены заискивающей речью, впоследствии же будут сообразовывать свои действия с требованиями пользы. (4) Мы сказали, что приобрели власть в Элладе из страха за себя; и сюда явились мы по той же причине, чтобы в союзе с друзьями упрочить нашу безопасность. Мы пришли не для порабощения их, но, скорее, для того, чтобы воспрепятствовать опасности такого порабощения".
84. "Пусть никто не воображает, будто мы радеем о вас, хотя до этого нам нет никакого дела; напротив, пусть будет ему известно, что, если вы уцелеете и будете не бессильны оказывать сопротивление сиракусянам, мы меньше понесем ущерба от пелопоннесцев, так как сиракусяне не пошлют им никакой помощи. Уже по этому одному ваши дела очень близко касаются нас. (2) По этой причине и водворение леонтинцев на их местожительство является для нас разумным основанием, и предпринимаем мы это не для того, чтобы подчинять их себе, как подчинены нам сородичи их на Евбее, но для того, чтобы возможно больше усилить их: живя по соседству с сиракусянами, они в состоянии будут из своей земли досаждать именно ради наших интересов. (3) В Элладе мы одни совладаем с неприятелями, и хотя Гермократ утверждает, что нелепо с нашей стороны освобождать здешних халкидян, поработив тамошних, но для нас выгодно, чтобы там халкидяне были неподготовлены и только платили нам деньги, и чтобы, напротив, здесь леонтинцы и прочие друзья наши пользовались возможно полною автономиею. 85. Для тирана, или для государства, пользующегося владычеством, не существует никакой нелепости, коль скоро она выгодна, нет дружбы, если она ненадежна: в каждом отдельном случае приходится быть врагом или другом, смотря по обстоятельствам. И в Сицилии для нас выгодно не ослаблять наших друзей, но усиливать их, чтобы тем самым делать бессильными наших врагов. Не верить нам вы не имеете основания. (2) Ведь и к союзникам в Элладе мы относимся в зависимости, как того требуют в каждом отдельном случае наши выгоды: хиосцы и меѳимняне остаются автономными под условием доставки кораблей; большинство союзников находится в более подчиненном положении и обязаны платить дань; к другим, хотя они живут на островах и могли бы быть легко завоеваны, мы относимся как к союзникам совершенно свободным, потому что они занимают удобные местности по отношению к Пелопоннесу. (3) Понятно поэтому, что и в организации здешнего положения мы сообразуемся с требованиями пользы и, мы подчеркиваем это, желаем вселить страх в сиракусян. Ведь последние стремятся к власти над вами и, возбуждая подозрение к нам, желают объединить вас с той целью, чтобы установить свое господство над Сицилией, при посредстве ли силы или пользуясь вашей изолированностью, после того как мы уйдем отсюда ни с чем. Если вы соединитесь с ними, это случится неизбежно: нам нелегко будет совладать со столь значительными объединившимися силами, а при нашем отсутствии сиракусяне не окажутся слабыми против вас. 86. Если кто не верит этому, того убедит в том сама действительность. Ведь когда вы призвали нас ранее, то запугивали только тем, что и нам самим будет угрожать опасность, если мы допустим, чтобы вас покорили сиракусяне.[103] (2) Поэтому несправедливо относиться с недоверием теперь к тому самому доводу, с помощью которого вы надеялись убедить нас тогда, несправедливо относиться к нам с подозрением потому, что мы выступаем с чересчур большим войском в сравнении с силами сиракусян; гораздо основательнее не доверять им. (3) По крайней мере, мы без вашей помощи не можем утвердиться в Сицилии, а если бы, поступив вероломно, и покорили ее, то не могли бы удержать в своих руках за дальностью расстояния и трудностью охранять города большие и снабженные такими же средствами обороны, как и города материковые. Наоборот, сиракусяне живут подле вас, и не в лагере, а в городе, располагающем бо́льшими военными силами, чем наши, здесь находящиеся; они непрерывно злоумышляют и не упускают удобного случая для нападения на каждое из сицилийских государств в отдельности, о чем свидетельствует и многое другое и образ их действия по отношению к леонтинцам. (4) И теперь они дерзают просить вас о помощи, как будто вы ничего не понимаете, для борьбы с людьми, которые мешают им и не дозволяют до сих пор покорить своей власти Сицилию. (5) Наш призыв к участию в деле спасения гораздо более правдив, когда мы просим не предавать этого дела, поскольку оно обусловливается взаимною поддержкою для вас и для нас, но считать, что для сиракусян благодаря их численному превосходству пути для нападения на вас всегда открыты и без союзников, между тем как вам не часто представится возможность воспользоваться столь значительным вспомогательным войском для отражения их. Если вы из-за подозрительности допустите, чтобы это войско ушло обратно ни с чем, или даже было разбито, то в будущем вам предстоит еще пожелать увидеть у себя хотя бы ничтожную часть такого войска; но тогда появление его не принесет нам никакой пользы".
87. "Однако ни вы, камариняне, ни все прочие сицилийцы не доверяйте клевете сиракусян. По поводу возводимых на нас подозрений мы высказали вам всю правду и, в общих чертах напомнив сказанное, мы надеемся убедить вас. (2) Мы утверждаем, что над тамошними греками мы властвуем с тою целью, чтобы самим не находиться под властью других, и желаем освободить здешних греков во избежание вреда от них. Мы вынуждены проявлять кипучую деятельность, потому что должны и оберегать себя от многих опасностей.[104] Теперь, как и ранее,[105] мы явились сюда на помощь тем из вас, которые терпят несправедливость, не без зова, но по приглашению. (3) Не становитесь же в положение судей над нашим образом действий, не пытайтесь смирять нас и отклонять с нашей дороги, что́ теперь уже и трудно. Но насколько есть в нашей предприимчивости и в нашем образе действий такого, что́ одинаково полезно и вам, извлекайте это и обращайте в свою пользу. Будьте уверены, что политика наша не всем эллинам одинаково вредна, но что гораздо большему числу их она полезна. (4) Ведь всякий народ во всякой местности, хотя бы нас и не было там, тот ли, который ждет насилия, или тот,
который сам замышляет козни, благодаря нам, или оказывается вынужден против воли быть умеренным в своих стремлениях, или без хлопот может спасти свое существование: один потому, что у него имеется надежда получить помощь от нас, другой потому, что боится нашего появления. (5) Итак, не отвергайте эту безопасность, которая одинаково важна для всякого в ней нуждающегося и теперь предлагается вам: уравняйте себя с прочими сицилийцами[106] и вместо того, чтобы постоянно остерегаться сиракусян, вступите на иной путь и в союзе с нами отплатите им, наконец, за их козни кознями же в равной мере".
88. Вот что сказал Евфем. Настроение камаринян было такое: аѳинянам они сочувствовали, поскольку тут не примешивалась мысль, что они поработят Сицилию; с сиракусянами же, как своими соседями, они были в постоянных пререканиях. С другой стороны, камариняне, тем не менее, боялись, как бы сиракусяне, жившие по соседству с ними, не вышли победителями и без их помощи; поэтому-то сначала камариняне и послали им небольшое число конных воинов и на будущее время решили оказывать фактическую, хотя и возможно меньшую, помощь предпочтительнее сиракусянам. Для того же, чтобы не казалось, будто аѳинянам - тем более что последние в происшедшей битве вышли победителями - камариняне оказывают меньше внимания, они желали дать одинаковый ответ обеим сторонам. (2) По этим соображениям камариняне и дали такой ответ: так как обе воюющие стороны находятся в союзе с ними, то, при данном положении, долг клятвы возбраняет им помогать той или другой из них. С тем и ушли послы сиракусян и аѳинян.
(3) Сиракусяне со своей стороны стали готовиться к войне, аѳиняне, расположившись лагерем у Накса, хлопотали о том, чтобы привлечь на свою сторону возможно большее число сикулов. (4) Из тех сикулов, которые живут главным образом на равнинах и подчинены сиракусянам, отложились от Сиракус лишь немногие; напротив, сикулы, занимающие внутреннюю часть острова, поселения которых всегда и раньше были независимы, за небольшими исключениями, немедленно примкнули к аѳинянам, доставляли их войску съестные припасы, а некоторые даже и деньги. (5) Против сикулов, отказавшихся присоединиться к аѳинянам, последние пошли войною и одних стали присоединять к себе силою, со стороны других же встретили противодействие в лице сиракусян, которые отправили туда гарнизоны и вспомогательное войско. Зимою аѳиняне перешли на стоянку из Накса в Катану, восстановили там сожженный сиракусянами лагерь и зазимовали. (6) Они отправили также триеру в Кархедон с целью заключить дружественный союз и, если можно, получить оттуда какую-либо помощь, послали триеру и в Тиррению,[107] где несколько городов сами предложили аѳинянам военную помощь. Кроме того, аѳиняне разослали гонцов к сикулам и в Эгесту с приказанием доставить им возможно больше лошадей, заготовляли также кирпич, железо и вообще все, что требовалось для возведения стен кругом Сиракус, чтобы с началом весны приступить к военным операциям.
(7) Сиракусские послы, отправленные в Коринѳ и Лакедемон, старались на пути вдоль берегов Италии убеждать италийцев не оставаться равнодушными к предприятиям аѳинян, так как эти предприятия в равной мере направлены и против них. По прибытии в Коринѳ послы вступили в переговоры и требовали у коринѳян подать помощь сиракусянам, как их сородичам. (8) Коринѳяне прежде всего немедленно сделали постановление помогать сиракусянам со всем рвением, а в Лакедемон отправили своих послов вместе с сиракусскими, чтобы помочь посольству побудить лакедемонян к более открытой войне с аѳинянами в Элладе и к отправке какого-либо вспомогательного войска в Сицилию. Коринѳские послы явились в Лакедемон. (9) Там присутствовал и Алкибиад с другими беглецами, только что переправившийся тогда на грузовом судне из Ѳурии сначала в Киллену, что в Элиде, а потом по приглашению самих лакедемонян и под условием личной безопасности прибывший в Лакедемон: деятельность Алкибиада по отношению к Мантинее заставляла его побаиваться лакедемонян. (10) Случилось так, что в лакедемонском народном собрании коринѳские и сиракусские послы, а также и Алкибиад, обращались к лакедемонянам с одними и теми же просьбами и увещаниями. Так как эфоры и другие должностные лица намеревались отправить посольство в Сиракусы с целью не допустить сиракусян кончить дело с аѳинянами миром, но не имели охоты посылать туда вспомогательное войско, то Алкибиад, выступив с речью, так возбуждал их и подстрекал.
89. "Я вынужден прежде всего объясниться перед вами по поводу взведенной на меня клеветы, чтобы из подозрения ко мне вы не приняли в слишком дурную сторону и мои объяснения, касающиеся дел государственных. (2) Хотя предки мои вследствие какой-то нанесенной им обиды отказались от вашей проксении, я, стремясь снова получить ее, оказал вам много услуг, между прочим и по случаю постигшей вас неудачи при Пилосе. Невзирая на мое неизменное рвение, вы во время примирения вашего с аѳинянами действовали через посредство моих недругов[108] и способствовали усилению их влияния, мне же принесли бесчестие. (3) Таким образом я имел основание вредить вам, когда взял сторону мантинеян и аргивян и когда во всем прочем противодействовал вам.[109] Если кто-либо из лакедемонян в то время, чувствуя приносимый мною вред, имел право гневаться на меня, то теперь, смотря на вещи в их истинном освещении, должен изменить свое мнение; если же кто относится ко мне слишком неприязненно за то, что я больше склонялся на сторону демократии, то это недовольство он должен признать неосновательным. (4) Мы,[110] ведь, всегда враждовали с тиранами (всякий же порядок, противный династическому строю, именуется демократией), вследствие чего в наших руках постоянно оставалось первенствующее руководительство народом. При господстве в государстве демократического строя была настоятельная необходимость подчиняться существующему положению. (5) Однако в государственном управлении мы старались действовать умереннее, чем то дозволяла бы присущая демократическому строю разнузданность. И в древнее время, как и теперь, были люди, которые толкали толпу на дурное; они-то и изгнали меня. (6) Пока мы стояли во главе государства, мы считали своим долгом содействовать сохранению той установившейся формы правления, при которой государство пользовалось и большим могуществом и самою полною свободою. Но все же мы, кое-что понимая, осуждали господство демоса, и я, не хуже всякого другого, мог бы порицать его. Впрочем, ничего нового нельзя сказать об этом общепризнанном "безумии"; изменять же способ правления нам казалось не безопасным, пока вы теснили нас как враги".
90. "Такого-то свойства были взводимые на меня ложные обвинения. Теперь выслушайте то, что подлежит вашему обсуждению, и в чем я, как более сведущий, могу быть вашим руководителем. (2) Мы отправились
в Сицилию, прежде всего, для того чтобы, по мере возможности, покорить сицилийцев, вслед за ними также и италийцев, а потом попытаться овладеть местностями, подвластными кархедонянам,[111] и самим Кархедоном. (3) Если бы все эти предположения, или, по крайней мере, бо́льшая часть их, осуществились, мы намеревались уже напасть на Пелопоннес, перебросить туда все те силы эллинов, какие приобретем в этой стране,[112] а также многочисленных наемных варваров, иберов и других, по общему признанию теперь наиболее воинственных из тамошних варваров. Сверх триер, какие у нас есть, мы предполагали соорудить множество новых благодаря обилию леса в Италии и с помощью их блокировать весь Пелопоннес. В то же время наши сухопутные войска должны были действовать на суше, захватив одни города посредством правильной осады, другие штурмом. Так надеялись мы без труда одолеть Пелопоннес, а после того водворить свое господство и над всей Элладой. (4) Что касается денежных средств и съестных припасов, необходимых для более легкого осуществления всех этих планов, то одних новых завоеваний в Сицилии должно было быть для этого достаточно, не считая получаемых нами здесь[113] доходов. 91. Все это вы слышите от человека, самым точным образом знающего, в каких видах предпринят настоящий поход; оставшиеся в Сицилии стратеги[114] с не меньшим усердием будут осуществлять эти планы, если смогут. Теперь поймите, что без вашей помощи Сицилия не в состоянии выдержать борьбу. (2) Дело в том, что сицилийцы слишком неопытны, хотя и теперь могли бы еще выйти победителями, если бы, объединившись, они действовали сообща. Предоставленные сами себе, сиракусяне со всем войском потерпели уже поражение и, будучи вместе с тем заперты неприятельским флотом, не в состоянии будут выдержать натиск находящихся там афинских войск. (3) Со взятием их города вся Сицилия, а вслед за нею и Италия, перейдут в руки аѳинян, и происходящая отсюда опасность, о которой я только что сказал, не замедлит обрушиться на вас. (4) Поэтому каждый из вас должен понять, что в настоящем совещании речь идет не только о Сицилии, но и о Пелопоннесе, если вы не поспешите принять следующие меры: отправьте на кораблях войско таким образом, чтобы те же люди, которые будут гребцами, по прибытии на место тотчас исполняли службу гоплитов; кроме того - что́, по моему мнению, еще полезнее посылки войска - отправьте туда в звании военачальника спартиата, чтобы он привел в порядок имеющиеся уже в Сицилии вооруженные силы, а не желающих присоединиться к сиракусянам привлек к тому силою. Тогда ваши друзья в Сицилии более ободрятся, а колеблющиеся примкнут к вам с большею смелостью. (5) В то же время вам необходимо и здесь вести войну против аѳинян более открыто, чтобы сиракусяне, видя ваше о них попечение, упорнее сопротивлялись неприятелю, а аѳиняне имели меньше возможности посылать своим войскам в Сицилии новые подкрепления. (6) Вы должны укрепить Декелею в Аттике, чего аѳиняне издавна боятся больше всего, полагая, что это - единственное из бедствий войны, которого они не испытали. Вернейшие удары неприятелю могут быть нанесены в том случае, если с точным знанием дела употреблять против него то именно средство, которого он всего больше опасается: понятно, что каждый, точнее всего зная сам свои слабые стороны, боится их. (7) А какую пользу вы сами извлекаете из укрепления Декелей и какой вред приносите этим неприятелям, я, многое опустив, вкратце укажу лишь на важнейшее: достояние неприятельской страны перейдет большею частью в ваши руки или само собою, или будет взято силою; аѳиняне немедленно потеряют доходы от Лаврийских серебряных приисков и все прочие доходы, какие получают теперь с земли и от судилищ. Главным же образом они лишатся доходов с союзников, так как дань будет поступать со стороны последних менее регулярно: союзники станут пренебрегать обязанностью вносить ее, когда они увидят, что с вашей стороны война ведется уже решительно".
92. "От вас, лакедемоняне, зависит, чтобы все это было сделано быстро и с подобающей энергией; в удобоисполнимости плана я совершенно уверен и думаю, что не ошибаюсь. (2) Надеюсь, никто из вас не отнесется ко мне с меньшим доверием из-за того, что я, когда-то считавшийся патриотом, теперь с ожесточением, вместе со злейшими врагами, иду против родины; надеюсь также, никто не заподозрит, будто мои слова объясняются ожесточением против Аѳин за мое изгнание оттуда. (3) Правда, я бежал от низости людей, изгнавших меня, но не для того, чтобы оказывать вам помощь, если вы последуете моим советам. И более злые враги Аѳин - не вы, вредившие некогда на войне своим врагам, но те люди, которые вынудили друзей Аѳин обратиться в их врагов. (4) Любви к своему государству я не чувствую в моем теперешнем положении, так как терплю от него неправду; я чувствовал ее в то время, когда безопасно жил в государстве. Да я и не думаю, что иду теперь против того государства, которое остается еще моим отечеством; напротив, я желаю возвратить себе отечество, которого нет у меня более. Истинный патриот - не тот, кто не идет против своего отечества и тогда, когда несправедливо лишится его, а тот, кто из жажды иметь отечество приложит все старания добыть его снова. (5) Поэтому-то, лакедемоняне, я надеюсь, вы безбоязненно воспользуетесь моими услугами во всех трудах и опасностях, так как, конечно, вы постигли то соображение, которое напрашивается для всех само по себе: если, будучи врагом, я сильно вредил, то, сделавшись другом, могу быть очень полезен, поскольку положение аѳинян я знаю, а ваше угадывал. Я надеюсь, вы поймете теперь, что предметом совещания служат ваши наиважнейшие интересы, и вы не станете откладывать поход в Сицилию и Аттику. Явившись с малым войском в Сицилию, вы спасете там великое дело и сокрушите и нынешнее, и будущее могущество аѳинян, то, на которое они надеются, а затем будете жить в безопасности, и под вашу власть станет вся Эллада не насильно, но добровольно, из благорасположения к вам".
93. Вот что сказал Алкибиад. Лакедемоняне и сами раньше помышляли о походе на Аѳины, но все медлили и колебались; они сделались гораздо решительнее теперь, когда Алкибиад разъяснил им подробности дела, а он, по их мнению, имел сведения вполне достоверные. (2) Поэтому лакедемоняне имели уже теперь в виду мысль об укреплении Декелей и о немедленной отправке помощи в Сицилию. В военачальники сиракусянам они назначили сына Клеандрида Гилиппа и приказали ему, после совещания с сиракусскими и коринѳскими послами, принять соответствующие обстоятельствам меры, чтобы доставить помощь сицилийцам возможно более действительную и скорую. (3) Гилипп потребовал от коринѳян тотчас послать ему в Асину[115] два корабля и заняться приготовлением остальных, какие они думали послать в Сицилию, с тем, чтобы иметь их наготове к тому времени, когда нужно будет отплыть. Условившись об этом, послы сиракусян и коринѳян отправились из Лакедемона в обратный путь.
(4) Из Сицилии прибыла в Аѳины в то же время афинская триера, посланная стратегами за деньгами и конницей. Аѳиняне выслушали посланных и постановили отправить деньги на содержание войска и конницу. Зимняя кампания приходила к концу, а с нею кончался и семнадцатый год войны, историю которой написал Ѳукидид.
94. В самом начале весны наступившей затем летней кампании (414 г.) находившиеся в Сицилии аѳиняне снялись с якоря у Катаны и направились вдоль берега к сицилийским Мегарам,[116] землею которых, как сказано выше,[117] завладели сиракусяне при тиране Гелоне, выгнав оттуда жителей. (2) Высадившись на берег, аѳиняне опустошили поля, безуспешно атаковали какое-то укрепление сиракусян, затем сухим путем и морем отправились обратно, дошли до реки Терии[118] и, высадившись на берег, занялись опустошением равнины и сожгли хлеб. Тут напали они на небольшое число сиракусян, несколько человек убили и, водрузив трофеи, отступили к своим кораблям. (3) Оттуда аѳиняне возвратились в Катану, запаслись там съестными припасами и со всем войском направились на Кенторипы, городок сикулов; принудив его к сдаче на капитуляцию, они отступили, причем сожгли хлеб инессеян и гиблеян. (4) По прибытии в Катану аѳиняне нашли там двести пятьдесят конных воинов, прибывших из Аѳин со сбруей, но без лошадей, так как последних они должны были достать на месте; нашли здесь также тридцать конных стрелков и триста талантов серебра.[119]
95. Той же весной лакедемоняне выступили в поход на Аргос, дошли до Клеон, но вследствие происшедшего землетрясения отступили назад. После этого аргивяне вторглись в пограничную с ними Ѳирейскую область.[120] Взяли у лакедемонян богатую добычу, за которую при продаже выручили не менее двадцати пяти талантов.[121] (2) Немного спустя, в ту же летнюю кампанию, демократическая партия в Ѳеспиях[122] сделала нападение на должностных лиц, но безуспешно: так как на помощь последним явились ѳивяне, то восставшие частью были захвачены, частью бежали в Аѳины.
96. В ту же летнюю кампанию сиракусяне, узнав, что к аѳинянам прибыла конница и что они готовятся уже идти на них, решили занять гарнизонами места, по которым можно было добраться к Эпиполам, чтобы неприятель не имел возможности незаметно взойти на высоты; ни в каком другом месте, думали сиракусяне, неприятель подняться не сможет. Сиракусяне полагали, что аѳинянам даже в случае победы нелегко будет запереть их стеною, если они не овладеют Эпиполами, обрывистою возвышенностью, непосредственно господствующею над городом. (2) Со всех прочих сторон[123] местность эта обрывиста, спускается покато к городу, оттуда и видна на всем пространстве. Возвышенность называется у сиракусян Эпиполами, потому что она находится наверху над всеми окрестностями. (3) На рассвете сиракусяне вышли со всем войском на луг, что тянется вдоль реки Анапа.[124] Как раз перед этим Гермократ и товарищи получили от сиракусян звание стратегов. Они осмотрели вооружение, выделили предварительно шестьсот отборных гоплитов, которыми командовал изгнанник из Андроса Диомил. 97. Эти воины должны были охранять Эпиполы и все разом быстро появляться всюду, где ни понадобится. В ночь, предшествовавшую тому дню, когда сиракусские стратеги делали смотр, аѳиняне вышли из Катаны со всем войском и незаметно для сиракусян пристали к местности, именуемой Леонтом, отстоящей от Эпипол стадий на шесть или семь,[125] высадили сухопутное войско на берег, а с флотом стали на якоре у Ѳапса; это - полуостров, выступающий в море узким перешейком и отстоящий недалеко от Сиракус по суше и морем. (2) Аѳинское морское войско укрепило перешеек палисадом и держалось спокойно, а сухопутное немедленно беглым маршем направилось к Эпиполам и успело взойти на Евриел прежде, чем заметили это и явились сюда сиракусяне с луга и места смотра. (3) Все воины, в том числе и шестьсот Диомиловых, поспешили на помощь с такою быстротою, с какою только каждый мог идти. Но им нужно было пройти с луга до встречи с аѳинянами не менее двадцати
пяти стадий.[126] (4) При таких обстоятельствах нападение на аѳинян было сделано в беспорядке, и сиракусяне, потерпев поражение в битве при Эпиполах, отступили в город; убиты были Диомил и около трехсот остальных сиракусян. (5) После этого аѳиняне водрузили трофей, сиракусянам выдали по уговору их убитых, на следующий день спустились до самого города, а когда неприятель не вышел против них, отступили назад, соорудили укрепление у Лабдала на отвесных высотах Эпипол со стороны Мегар. Укрепление это должно было служить им местом для хранения провианта и денег, когда они проследуют дальше, или чтобы дать сражение, или с целью оцепления города стеною. 98. Немного спустя к аѳинянам прибыло из Эгесты триста конных воинов и около ста от сикулов, наксиян и некоторых других. У аѳинян уже было двести пятьдесят конных воинов; лошадей для них аѳиняне частью получили от эгестян и катанян, частью купили; таким образом, всей конницы они набрали шестьсот пятьдесят человек. (2) Поставив стражу у Лабдала, аѳиняне двинулись к Сике, где они утвердились и поспешно возвели кругообразное укрепление. Быстрота сооружения его навела панику на сиракусян; они сделали вылазку с целью дать битву и воспрепятствовать работам. (3) Войска уже строились друг против друга в боевой порядок, когда стратеги сиракусян увидели, что их войско рассеяно и что нелегко привести его в порядок, а потому они увели войско назад в город, за исключением небольшого числа конных воинов. Остававшаяся на месте конница пыталась мешать аѳинянам носить камни и отходить на слишком далекое расстояние. (4) Одна фила афинских гоплитов, подкрепляемая всей конницей, атаковала сиракусскую конницу и принудила ее к отступлению; при этом несколько воинов было убито. В память этого конного сражения аѳиняне водрузили трофей.

Стены и контр-апроши Сиракус (414 г.)

99. На следующий день одни из аѳинян принялись за сооружение северной части кругообразного укрепления, другие сносили камни и брусья и клали их друг возле друга по направлению к так называемому Трогилу, всегда там, где стена должна была проходить в кратчайшем расстоянии от большой гавани до другого моря. (2) Со своей стороны сиракусяне главным образом по внушению одного из своих стратегов, Гермократа, не решались больше вступать в битву с аѳинянами со всем своим войском и подвергать себя опасности, но предпочитали провести контрапроши по направлению к той линии, по которой неприятели собирались возводить укрепление, с целью таким образом запереть сиракусян, если бы только удалось заблаговременно довести сооружение до конца. Сиракусяне намеревались вместе с тем послать против аѳинян часть своего войска, если бы те во время работы напали на них, и надеялись, что успеют заранее оградить палисадом удобные для атаки пункты, а аѳиняне приостановят работу и обратятся против них со всем войском. (3) Итак, сиракусяне вышли из города и принялись за сооружение стены, начиная от Сиракус; стену они возводили ниже кольцеобразного укрепления аѳинян под прямым к нему углом, нарубили оливковых деревьев в священной роще и поставили на стене деревянные башни. (4) В это время афинские корабли не перешли еще из Ѳапса в большую гавань, и сиракусяне имели пока в своей власти морское побережье; аѳиняне доставляли себе необходимые запасы сухим путем из Ѳапса. 100. Когда сиракусяне решили, что по части сооружения палисадов и контр-апрошей ими сделано достаточно, и аѳиняне, видели они, не выходят мешать их работе из боязни разделить свои силы и тем облегчить неприятелю возможность начать сражение, а равно из желания ускорить возведение своих осадных укреплений, тогда сиракусяне оставили одну филу своего войска для охраны своих сооружений и возвратились в город. Аѳиняне разрушили подземные трубы, по которым шла в город вода для питья, и выжидали, пока остальные сиракусяне расположились в полдень по своим палаткам; некоторые из них ушли даже в город, а стража у палисадов ослабила свою бдительность. Тогда аѳиняне выделили из своей среды триста отборных гоплитов и несколько отличных легковооруженных воинов, снабженных тяжелым вооружением, выстроили их впереди и приказали беглым маршем устремиться внезапно на контрапроши. Остальное войско аѳинян разделилось на два отряда: один, под командою одного из стратегов, двинулся к городу на случай нападения оттуда сиракусян, другой, под командою другого стратега, направился к палисаду у малых ворот. (2) Триста гоплитов атаковали палисад и взяли его; стража покинула его и бежала в переднее укрепление, обнимавшее Теменит. Со стражею вступили в схватку преследующие неприятели и пробрались внутрь укрепления, но были выбиты оттуда силами сиракусян, причем тут пало несколько аргивян и небольшое число аѳинян. (3)Отступив назад,[127] все афинское войско срыло контр-апроши, снесло палисад и, перенеся бревна к себе, водрузило трофей.
101. На следующий день аѳиняне, начиная от кольцеобразного укрепления, занялись возведением стены на крутизнах,[128] над тем болотом, которое на этой стороне Эпипол обращено к большой гавани; здесь окоп должен был спускаться по самому краткому расстоянию до гавани через равнину и болото. (2) Тем временем вышли и сиракусяне и также стали вбивать новый палисад от города через середину болота; вместе с тем вдоль палисада они копали канаву, чтобы отнять у аѳинян возможность провести окоп до моря. (3) Когда кончен был окоп на обрыве, аѳиняне снова атаковали палисад и канаву сиракусян; флоту они дали приказание пройти из Ѳапса в большую гавань Сиракус, а сами перед рассветом спустились с Эпипол на равнину и перешли через болото в местах тинистых и наиболее сухих при помощи дверей и широких досок, положенных на болото и служивших для перехода; на заре они овладели канавой и палисадом за исключением небольшой его части, которая также взята была потом. (4) Завязалась битва, в которой перевес был на стороне аѳинян. Сиракусяне, стоявшие на правом фланге, побежали к городу, а стоявшие на левом - вдоль реки.[129] Желая отрезать последним путь к переправе, триста отборных аѳинян беглым маршем устремились к мосту. (5) Сиракусяне испугались, но так как тут же находилась бо́льшая часть их конницы, то они пошли прямо на триста гоплитов, принудили их к отступлению и ударили в правое крыло аѳинян. При нападении сиракусян увлечена была бегством и первая фила правого фланга. При виде этого Ламах с левого фланга поспешил на помощь с небольшим числом своих стрелков, причем взял с собою и аргивян. Ринувшись вперед, перешагнув какую-то канаву и с немногими спутниками отделившись от остального войска, он был убит сам и пять или шесть из его спутников. Сиракусяне быстро подобрали убитых, прежде чем явился неприятель, и успели переправиться на другую сторону реки в безопасное место, но потом ввиду наступления остального войска аѳинян отступили и сами. 102. В это время те из сиракусян, которые сначала бежали к городу, при виде случившегося, воспрянули духом, снова выстроились против левого фланга аѳинян и отправили часть своего войска к кольцеобразному укреплению на Эпиполах в той уверенности, что оно не охраняется стражей и потому может быть взято. (2) Переднею частью укрепления аѳинян в десять плефров[130] сиракусяне овладели и разрушили ее, взятию же самого круга воспрепятствовал Никий, который оставался здесь по случаю болезни.[131] Прислужникам гоплитов он велел сжечь боевые машины и лес, набросанный перед стеною, понимая, что иначе ему невозможно будет спастись при недостатке в людях. [132] (3) Так и вышло: сиракусяне, удерживаемые огнем, не пошли теперь дальше и отступили назад; на выручку круга поднималось уже с равнины войско аѳинян, после того как оно отбило находившихся там сиракусян. Вместе с тем афинские корабли, согласно приказанию, входили из Ѳапса в большую гавань.[133] (4) Находившиеся наверху сиракусяне и все войско их при виде этого поспешно отступили в город, так как имеющиеся у них силы они считали еще недостаточными для того, чтобы воспрепятствовать возведению окопов до моря.
103. После этого аѳиняне водрузили трофей, по уговору выдали сиракусянам убитых, а от них получили Ламаха и павших вместе с ним воинов. Когда все войско их, как морское, так и сухопутное, было уже в сборе, аѳиняне решили запереть сиракусян двойною стеною, идущею от Эпипол и крутого склона их[134] до моря. [135] (2) Запасы для войска доставлялись из разных мест Италии. В качестве союзников явилось к аѳинянам множество сикулов, которые до того времени держались выжидательно, а из Тиррении[136] прибыло три пятидесятивесельных судна. Все устраивалось согласно их надеждам. (3) Дело в том, что сиракусяне не надеялись было уже на победу в войне, так как из Пелопоннеса не являлось к ним никакой помощи; напротив, среди них шли речи о заключении мира и с тем же обращались они и к Никию, так как по смерти Ламаха командование войском принадлежало ему одному. К какому-либо решению сиракусяне, однако, не приходили, но, как обыкновенно бывает с людьми в затруднительных обстоятельствах, попавших в худшее положение, чем если бы они были осаждаемы, они много говорили и с Никием, а еще больше между собою в городе. Постигшие несчастия порождали в среде их взаимную подозрительность; они отрешили от должности тех стратегов, при которых обрушились на них эти беды, как будто последние зависели от неудачи или измены вождей, и на место их выбрали других: Гераклида, Евкла и Теллия.
104. В это время лакедемонянин Гилипп вместе с кораблями из Коринѳа был уже около Левкады и желал подать быструю помощь Сицилии. Но так как к Гилиппу приходили тревожные вести, все одинаково ложные, будто Сиракусы уже окончательно заперты окопами, то он не питал более никакой надежды относительно Сицилии и думал только о спасении Италии. Сам Гилипп и коринѳянин Пиѳен с двумя лаконскими и двумя
коринѳскими кораблями переправились с величайшею поспешностью через Ионийский залив к Таранту; коринѳяне должны были прибыть позже, по снаряжении, сверх своих десяти, еще двух левкадских кораблей и трех ампракийских. [137] (2) Из Таранта Гилипп отправил прежде всего послов в Ѳурию, основываясь на том, что его отец некогда получил там права гражданства; но он не мог склонить ѳуриян на свою сторону и, снявшись с якоря, направился вдоль берегов Италии. На пути Гилипп был застигнут в Тарантском заливе сильным ветром, в этих местах постоянно дующим с севера и относящим корабли в открытое море. Захваченный жестокой бурей, Гилипп снова пристал к Таранту, все пострадавшие от бури корабли вытащил на сушу и занялся починкою их. Никий, узнав з о приближении Гилиппа, но, подобно ѳуриянам, пренебрежительно отнесшись к малому числу его кораблей, думал, что они приспособлены скорее для пиратских набегов и с этою целью крейсируют, а потому не принимал никаких мер предосторожности.
105. Около той же поры этой летней кампании лакедемоняне и их союзники вторглись в пределы Аргоса и опустошили бо́льшую часть его полей. Аѳиняне явились на помощь аргивянам с тридцатью кораблями, чем самым явным образом бьш нарушен ими мирный договор с лакедемонянами. (2) Действительно, ранее аѳиняне совершали разбойничьи набеги из Пилоса,[138] но высаживались не в Лаконике, а в других областях Пелопоннеса, участвуя в военных действиях вместе с аргивянами и мантинеянами, и хотя аргивяне неоднократно предлагали аѳинянам высадиться в Лаконике с оружием в руках и помочь им в опустошении хотя бы малейшей части ее, а затем уйти обратно, но аѳиняне отказывались. Теперь, под начальством Пиѳодора, Лесподия и Демарата, аѳиняне высадились у Эпидавра Лимерского[139] и Прасий,[140] опустошили эти и другие местности и тем давали лакедемонянам уже значительно более удобный предлог к самозащите против аѳинян. (3) Когда аѳиняне с кораблями, а равно и лакедемоняне, вышли из пределов Аргоса, аргивяне вторглись в Флиунтскую область, опустошили ее поля, несколько человек убили и возвратились домой.[141]

Примечания

1₂ в восемь дней: по Страбону (VI. P. 266 C), Сицилию можно было обогнуть в течение 5 суток; в настоящее время пароход может обогнуть Сицилию не менее чем в 60 часов.
2₁ киклопы: у Гомера грубые людоеды-великаны, живущие где-то далеко на западе (Одиссея. IX. 106 сл. 231 сл.); у Гесиода (Теогония. 139 сл. 501 сл.) - воплощение космических сил. - лестригоны: у Гомера также людоеды-великаны, живущие на крайнем западе, впоследствии приуроченные к Сицилии (Одиссея. X. 81 сл.).
2₂ сиканы ... Сицилии: иберийское происхождение сиканов подтверждается, до известной степени, археологическими находками. Уже В. Гумбольдт (lieber die Ureinwohner Hispaniens. Ges. Werke. II. 129) указывал на сходство иберийских и сицилийских названий местностей и высказывал предположение, что иберы по пути в Испанию заходили также и в Сицилию. Несомненно, Сардиния и Корсика имели иберийское население, и, возможно, в древнейшие времена иберы населяли также и северный и восточный берега Сицилии, откуда были вытеснены потом на запад, cp. 2₅. С другой стороны, указываются основательные доводы и в пользу того, что сиканы были родственны сикулам, т. е. что оба народа принадлежали к италийскому племени, см.: Nissen. Italische Landeskunde (Berlin, 1883). S. 547. - автохтонами: исконными жителями Сицилии. - иберы: по воззрениям древних, первобытные обитатели Испании, остатками которых являются теперь баски. - лигиями: лат. Ligures, большое племя, обитавшее в глубокой древности в западной и южной частях Европы; они занимали, вероятно, до вторжения кельтов всю Галлию и до утверждения умбров, самнитов, осков и этрусков всю Италию; оттесненные этими племенами, лигии в историческое время появляются только на северном побережье Тирренского моря, между Роной и Этрурией, см.: D'Arbois de Jubainville H. Les premiers habitants de l'Europe: изд. 2-e. Paris, 1894. - по реке Сикану: по-видимому, та река, которая позже называлась Sucro, теперь Jucar, на восточном берегу Тарраконской Испании. - Тринакрией: по толкованию древних называлась так или потому, что имела три мыса (ἄϰραι) - Пахин, Лилибей, Пелорида, или потому, что вид Сицилии похож на треугольник.
2₃ Илиона: Трои. - элимов: жили в северо-западной части Сицилии, исчезают с исторического горизонта в конце VII в. до P. X. - Эрик: на горе того же имени (теп. Монте Сан Джулиано). - Эгеста: около теп. Калатафими. - фокеян: жителей Фокиды, области в Средней Греции. Павсаний (V. 25₆) также упоминается среди греческих поселенцев Сицилии фокидян ("небольшая часть Φωϰιϰοῦ γένους"). По мнению Гольма (Geschichte Siziliens. I. 87) и др., здесь нужно иметь в виду поселенцев не из Фокиды, а из малоазийской Фокеи; упоминание же фокидян основывается на том, что и фокеяне считались переселенцами из Фокиды (Павсаний. VII. 3₁₀; ср.: Геродот. I. 146).
2₄ сикулы: древнеиталийский народ, вытесненный из Лация аборигенами, согласно преданию, в южную Италию, затем в Сицилию, где сикулы утвердились в течение XI в., оттеснив, в свою очередь, сиканов на юго-запад. Недавно исследованные некрополи сикулов в Сицилии относятся к каменному и первым стадиям бронзового века. - опиков: греки назвали Опикою центральную часть Италии; жители ее, опики или оски, принадлежали к индоевропейской расе и занимали часть Лация, Самния и Кампанию.
2₅ до прибытия ... эллинов, ср. 3₁.
2₆ финикияне: следы финикийских поселений в Сицилии сохранились в названии некоторых географических имен, напр., Пахин (Pachun), Лилибей ("против Либии"). Подробности см. в кн.: Movers. Die Phönizier. II. 2. 309 сл. - Мотии: (м. б. "Пряжа"), город на островке S. Pantaleo, подле мыса Лилибея. - Солоенте: (финик. Kafara, "Деревня"), теп. Солонто, к востоку от Палермо. - Панорм: теп. Палермо, на северо-западном берегу Сицилии. - кратчайшим ... путем: от ближайшего пункта Африки Сицилия отстоит всего на 120 километров.
3₁ халкидяне, см.: к I. 15₃ - экиста, см.: к I. 24₁. - Накс, см.: IV. 25₇. В 403 г. Накс был разрушен сиракусским тираном Дионисием I; этого факта Ѳукидид, вероятно, не знал, когда он писал соответствующую часть своей Истории. - Ѳукла: по Эфору (у Страбона. VI. 267 С) происходил из Аѳин. - Предводителю: прозвище Аполлона преимущественно как покровителя новых поселений, см.: Пиндар. Пиф. 5. 56.
3₂ коринѳянин... Гераклидов: вероятно, Архий принадлежал к правящему в Коринѳе роду Бакхиадов. - части острова: Ортигии, замыкавшего лучшую гавань Сиракус; с материком Ортигия была соединена сначала плотиною, потом мостом (Страбон. I. 59 С); материковая часть Сиракус называлась Ахрадина.
3₃ Леонтины, см.: к III. 86₂. - Катану у см.: к V. 4₆.
4₁ Пантакия: на восточном берегу. - Ѳапс: теперь Магнизи, на восточном берегу Сицилии, к северу от Сиракус. - Мегары... Гиблейскими: на восточном берегу Сицилии, к северу от Сиракус; наряду с новым греческим городом продолжал существовать и старый сикульский город Гибла (62₅).
4₂ Селинунт: на юго-западном берегу Сицилии.
4₃ Гелу, см.: к IV. 58₁. - Линдиями: очевидно, по имени города Линда на Родосе.
4₄ Акрагант, см.: к V. 4₆.
4₅ Замела: теп. Мессина, на северо-восточной оконечности Сицилии, см.: III. 90₃. - Кимы, лат. Кумы, недалеко от Неаполя, древнейшая греческая колония в Италии, основанная в 1049 г. поселенцами из Кимы Эолидской и Халкиды Евбейской. - самиянами ... персов, см.: Геродот. VI. 22 сл. - Анаксилай: по Геродоту. VI. 23, потребовал сначала от самиян овладеть Занклою.
5₁ Гимера, см.: к III. 115₁.
5₂ Акры и Касмены: в юго-восточной части Сицилии.
5₃ Камарина, см.: к III. 862. - Гиппократ: тиран Гелы в 498-491 гг. - Гелоном: наследовал Гиппократу; подчинил своей власти Сиракусы в 485 г.
6₁ племен эллинских: из перечисленных Ѳукидидом греческих колоний в Сицилии дорийскими были: Сиракусы, Гела, Акра, Касмены, Селинунт, Камарина, Акрагант; ионийскими: Накс, Леонтины, Катана; смешанными: Занкла-Мессена, Гимера; область Мегар Гиблейских с 483 г. была во владении сиракусян.
6₂ дел... эпигамией: так переведено выражение Ѳукидида περίγαμιϰῶντινων, собств. из-за дел, касающихся браков; подробности неизвестны, но, вероятно, между Эгестой и Селинун- том существовала так называемая эпигамия, сущность которой состояла в следующем: по греческому праву, браки между гражданами отдельных государств признавались законными лишь в том случае, если между двумя государствами особым договором установлено было признание законности браков принадлежащих к ним граждан. - напоминая ... при Лахете: вероятно, союз Аѳин с Эгестой был заключен во время похода Лахета против Гимеры; см.: III. 115. Все это место я понимаю согласно толкованию, предложенному С. И. Соболевским в Журн. Мин. Нар. Проев. 1905, отд. клас. филол., апрель, 267 сл.
8₁ шестьдесят... кораблям: полагая на корабль в среднем 200 человек, следовательно, на 60 кораблей 12 000, получим жалованье на каждого воина из 60 талантов = 360 000 драхм, по драхме в день (60 × 200 × 30 = 360 000).'
82 полномочных стратегов, см.: к I. 45₂.
10₂ здешние мужи: главным образом Алкибиад.
11₃ невероятно ... державу, ср. пояснение схолиаста: "невероятно, чтобы на афинскую державу пошли походом сиракусяне, приобретя господство над сицилийцами".
11₇ олигархия: т. е. Спарта, но, может быть, также и та олигархическая партия, которая уже в то время, надо полагать, сорганизовалась в Аѳинах и замышляла произвести олигархический переворот, осуществленный в 411 г.
12₁ тяжкой болезни: эпидемии, свирепствовавшей в Аѳинах в Архидамову войну. - изгнанников: имеются в виду не только эгестяне, но и другие сицилийцы, среди них особенно леонтинцы. 8₂.
12₂ конюшнею, ср.: 15₃.
14 притан: точнее было бы сказать эпистат пританов, т. е. тот из пританов, который в тот день был председателем всей коллегии. - боишься ... голосование: очевидно, законы воспрещали это, хотя при митиленском деле вторичное обсуждение его не встретило препятствия, см.: III. 36₅. 49₁.
15₃ в политических взглядах. Никий был представителем консервативного направления, Алкибиад - радикал.
15₃ в содержании лошадей: чтобы состязаться на колесничных бегах.
16₂ в Олимпии: на состязаниях Олимпийского празднества в 416 г. - первую ... победы: другие источники (Еврипид у Плутарха. Алкибиад. 11, и Исократ. 16. 34) упоминают о трех победах Алкибиада на состязании колесниц. - остальные ... победы, ср.: Исократ. 16. 34: Алкибиад "во время жертвоприношения и по части остальных трат, касающихся праздника, до такой степени не щадил денег и поступал роскошно, что все средства остальных (участников праздника) казались меньшими по сравнению с его средствами". Также Плутарх, Алкибиад, 12.
16₃ при хорегиях. т. е. при снаряжении и содержании хоров для различных празднеств, что составляло одну из очередных общественных повинностей (литургий) богатых граждан.
18₆ искусство (ἐπιστήμη): в широком смысле, в смысле знания, понимания, ловкости и пр., всего того, что́ относится к государственной жизни.
20₄ хранящиеся в святынях: в Селинунте было много храмов, более, чем в других сицилийских городах; поэтому неудивительно, что Ѳукидид устами Никия подчеркивает это.
24₃ пользоваться жалованьем... впредь: расширение афинского владычества должно было повести и к усилению афинских финансов.
25₂ из Крита: критские стрелки особенно славились. - герм: культовые изваяния в виде столба, с отдельно сработанною головою и приставным фаллом, служившие первоначально в качестве изображения Гермеса, а затем и других божеств, символическими охранителями против злых духов; ставились на границах, дорогах, перекрестках, улицах, площадях, у городских ворот, входов в дома, в домовых дворах, святынях и пр. Гермы служили объектом культа.
27₂ большие ... показания: по предложению Клеонима 1000 драхм, по предложению Писандра - 10 000. Андокид. I. 27.
28₁ метеков: лично свободных, но не пользовавшихся гражданскими правами обывателей в Аттике. - слуг: из рабов. - мистерии: тайные культы, общим условием которых было то, что посвященные в мистерии должны были хранить тайну обо всем, что́ в них происходило; нарушение этой тайны влекло за собою обвинение в ἀδέβεια, кощунстве. Какие мистерии имеются в виду в ук. м., неизвестно, но, по всей вероятности, знаменитые Элевсинские.
30₁ Япигии: теп. Леука, на юго-западной оконечности Калабрии, отделяет Тарантский залив от Адриатического моря; место отправления судов, шедших из Греции в Сицилию.
31₃ триерархов, см.: к II. 24₁. - драхме: двойная плата сравнительно с обычной. - неоснащенных кораблей: из Аристофана. Всадники. 912 сл., следует, что в эпоху Пелопоннесской войны государство, помимо остова, давало иногда, по крайней мере, часть снастей. - команду: обученный экипаж, находившийся на триере наряду с воинами (ἐπιβάται) и включавший в себя гребцов и матросов (ναῦται).
32₁ в кратерах, сосудах довольно значительных размеров, предназначенных для смешения вина с водою.
32₂ пеана, см.: к I. 50₅.
34₁ в Италию: точнее в греческие колонии южной Италии.
34₄ к Таранту, в северо-восточном углу Тарантского залива, дорийская колония, основанная в 708 г.
38₃ тирании ... династии: имеются в виду тирании Гелона и Гиерона (485-467) и последовавшие за изгнанием тиранов крайние олигархические правительства, династии.
38₅ молодые: очевидно, бо́льшая часть олигархической партии состояла из молодых людей.
43 значившихся в списках: т. е. граждан первых трех классов.
44₁ по принуждению: баржи принадлежали частным лицам, которых государство обязало принять участие в походе, ср.: 22₁.
44₂ Локры, см.: к III. 86₂. - Регии, см.: к III. 86₅.
46₃ на Эрике, см.: 2₃. - фиалы: чаши, преимущественно для возлияний. - энохои: кувшины для вина.
50₃ к реке Терии: теп. Фиуме ди С. Леонардо, недалеко от Леонтин.
50₄ большой гавани: кроме нее Сиракусы имели еще: малую (VII. 22) и Трогал, подле селения того же имени (VI. 99; VII. 2).
54₂ гражданин среднего состояния: схолиаст толкует так: "ни знаменитый, ни бесславный". Однако, может быть, здесь имеется в виду указание на принадлежность Аристогитона к "средней политии", т. е. к партии паралиев, сторонников умеренной демократии, см.: Аристотель. Аѳинская полития. 13.
54₅ взимали ... доходов: по Аристотелю (Аѳинская полития. 16), Писистрат взимал с аѳинян десятую часть доходов; возможно, что при Писистратидах побор был уменьшен. - украсили их город, cp.: II. 15₄.
54₆ законами: Солона. - на государственные должности: главным образом архонтов. - архонта: эпонима; точно год этого архонтства неизвестен. - агоре: городской площади Аѳин. - двенадцати божествам: так называемым Олимпийским. - Аполлона Пиѳийского, см.: к II. 15₄.
54₇ надпись: она была найдена разбитою на два обломка у Илисса, вблизи Каллирои.
56₁ сестру ... процессии: это было очень почетное поручение, и устранение от него наносило жестокий удар самолюбию не только приглашенной, но и ее близких родственников.
56₂ Великих Панаѳиней, см.: к I. 20₂. В описываемое время праздник, совершавшийся через четыре года на пятый, приходился на 514 г.
57₁ Керамиком: один из афинских демов, к северо-западу от акрополя.
57₃ к воротам: так называемым Дипильским, которые вели из внешнего Керамика во внутренний.
58₂ наемникам: бывшим на службе у Писистратидов.
59₃ надписью: автором ее Аристотель (Риторика. I. 9) называет Симонида Кеосского.
59₄ Алкмеонидов: один из старинных и знаменитых аристократических родов в Аѳинах; члены его запятнали себя святотатством при подавлении восстания Килона, за что и подверглись изгнанию, см.: I. 126. - Сигей: город в Малой Азии, в Троаде, у входа в Геллеспонт, был завоеван аѳинянами при Писистрате, или еще ранее. - О заговоре Гармодия и Аристогитона мы имеем довольно подробный рассказ в "Аѳинской политии" Аристотеля (гл. 18). Отличие этого рассказа от рассказа Ѳукидида касается главным образом двух пунктов: 1) по Аристотелю, виновником оскорбления, нанесенного Гармодию и его сестре, является не Гиппарх, а третий сын Писистрата, Ѳессал; тут ученые отдают обыкновенно предпочтение версии Ѳукидида. 2) По Ѳукидиду, в Панаѳинейской процессии участвовали вооруженные граждане, по Аристотелю - невооруженные; тут склонны отдавать предпочтение версии Аристотеля. Подробности см.: Б узе скул В. П. Аѳинская полития Аристотеля как источник для истории государственного строя Аѳин до конца V в. Харьков, 1895. С. 371 сл.
60₂ один из заключенных: оратор Андокид, описавший все это в своей речи "О мистериях" (48 сл.). - товарищей по заключению: по Андокиду, его двоюродный брат Хармид, по Плутарху, Алкибиад, 21, Тимей.
61₆ в области Ѳуриев (у Ѳукидида и форма Θούριοι и форма Θουρία): теп. San. Mauro, город на западном побережье Италии, недалеко от Тарантского залива, основан в 444/443 г. колонистами из всех греческих областей под предводительством Аѳин.
62₂ к Гимере, ср.: 5₁.
62₃ Тиккары: на северо-западном берегу Сицилии.
62₅ к Гибле Гелейской: у подножия Этны, теп. Paterno.
64₁ о местности ... Олимпийского: на возвышенности, к югу от долины Анапа.
65₁ Симефа: теп. Giarretta, на восточном берегу Сицилии.
66₂ подле Даскона: возвышенность на правом берегу Анапа, у сиракусской гавани, около теп. Punta Caderini.
66₃ на Элорскую дорогу, вела из Сиракус вдоль берега на юг, к городу Элору.
69₃ автономные союзники: не принадлежащие к Аѳинскому морскому союзу, т. е. главным образом керкиряне, кефалленяне, закинѳяне. - союзники подчиненные: кроме обязанных вносить форос, хияне и меѳимняне, пользовавшиеся некоторою самостоятельностью; ср.: 85₂; VII. 57₄.
75₁ Теменит: предместье Сиракус, названное так по имени святыни Аполлона Теменита, там находящейся. - к Эпиполам: гористая плоскость к западу от Ахрадины до вершины Евриела, тянувшаяся верст на шесть; она обрывалась круто к северу и югу и представляла удобнейший пункт для нападения на город. - Мегары: Гиблейские.
77₁ не ионяне... островитяне: здесь не дается полного перечисления афинских подданных, подвластных ранее персам, а указываются только главные группы их; при этом не приняты во внимание государства на Ѳракийском побережье и малоазийские эоляне.
79₂ родства: племенное родство было основою естественной дружбы между Сиракусами и Камариной; племенное различие камаринян должно повести к естественной вражде между Аѳинами и Камариной.
85₂ меѳимняне: с 427 г. одни на всем Лесбосе сохранили автономию. III. 50. - к другим ... Пелопоннесу: имеются в виду керкиряне, кефалленяне и закинѳяне. 57₇.
88₉ деятельность ... Мантинее, см.: V. 29-81.
89₂ предки ... Пилосе: в чем заключалась обида, нанесенная лакедемонянами предкам Алкибиада, неизвестно, не знаем мы также, в чем заключались услуги Алкибиада лакедемонянам в пилосском деле. Ср.: V. 43₂.
89₄ враждовали с тиранами: разделяя в этом отношении ненависть, принципиально питаемую Спартой ко всякой тирании. - династическому строю, см.: к III. 62₃.
90₂ италийцев: прежде всего греческие государства в южной Италии.
91₃ Италия: южная.
91₄ гребцами... гоплитов: это бывало в случае необходимости, ср.: III. 18₄; IV. 9₁; VIII. 17₁.
91₆ Декелею: теп. Татой, важный стратегический пункт в расстоянии 3 миль к северо-востоку от Аѳин и в таком же расстоянии от границ Беотии. План Алкибиада был приведен в исполнение весною 413 г. VII. 19.
91₇ от Лаврийских... приисков: ежегодный доход с них во время Пелопоннесской войны равнялся 1000 талантов = около 1 460 000 р. см.: Ксенофонт. О доходах. 4. - от судилищ: аѳиняне должны были бы лишиться обычно взимаемых ими судебных пошлин и штрафных денег, составлявших значительную статью государственных доходов, так как в том случае, если бы разгорелась война в самой Аттике, правильное отправление правосудия неизбежно оказалось бы нарушенным.
94₃ Кенторипы: теп. Ченторби, к юго-западу от Этны. - инессеян, см.: к III. 103₁. - гиблеян: 62₅.
95₁ до Клеон: по дороге из Аргоса в Коринѳ.
95₂ демократическая... ѳивяне: Ѳеспии лишь по принуждению должны были примкнуть к Беотийскому союзу под главенством Ѳив; нападением на олигархическое правительство ѳеспийские демократы хотели попытаться свергнуть фиванское господство.
96₂ Эпиполами... окрестностями: Эпиполы, Ἐπιπολαί, в этимологической связи с ἐπιπολή 'поверхность', откуда наречие ἐπιπολῆς 'на поверхности, наверху'.
96₃ из Андроса, см.: к II. 55₁.
97₁ к местности... Леонтом: к югу от Ѳапса, вероятно, вблизи теп. Casa della Finanza. - у Ѳапса, см.: к 4₁.
97₂ на Евриел: недалеко от западной оконечности Эпипол, около теп. Belvedere.
98₂ у Лабдала: плоскогорье у северо-западного края Эпипол. - к Сике: посредине склона Эпипол.
98₄ фила: со времени Клисфена, в соответствии с делением афинского гражданского населения на 10 фил (см.: к IV. 118₁), и афинская пехота делилась на 10 фил, или полков.
99₁ к ... Трогилу: небольшая гавань у северной стороны Эпипол. - от большой ... моря: большая гавань к югу от Ахрадины и к западу от Ортигии образуема была береговым изгибом, замыкавшимся на севере Ортигией, на юге Племирием. - Другое море: у Трогила.
99₃ в священной роще: Аполлона Теменита. 75₁.
100₁ подземные трубы: шли от Эпипол в город. - у малых ворот: ведших от Теменита к Эпиполам.
104₂ Ѳурию: она оставалась нейтральной. - отец ... права гражданства: отец Гилиппа, Клеандрид (93₂), изгнанный из Спарты, в 444/443 г. переселился в Ѳурию, где и получил права гражданства.
105₁ был нарушен договор, cp.: V. 56₃; VII. 18.
105₂ Прасий, см.: к II. 56₆.

---

[1] III. 86₄; IV. 48₆. 65₃.
[2] Около 3 ⅓ версты.
[3] μέτρω отвергаемое H, не принимается в текст.
[4] Преимущественно у Гомера.
[5] Местоположение неизвестно.
[6] Т. е. ионийским.
[7] Т. е. грекам ионийского племени.
[8] V. 4₄.
[9] Т. е. сираусяне.
[10] Cp.: VI. 3₂; V. 48₂. 115₃.
[11] Т. е. пелопоннесцам.
[12] Т. е. коринѳянам.
[13] доряне… тем, кто отправил их в колонию, в рукописях читается: «доряне… пелопоннесцам, отправившим их в колонию»; Πελοποννησίοις, отвергаемое, вслед за Cobet'ом, H, не принимается в текст.
[14] V. 67₂.
[15] IV. 129₄.
[16] Cp.: V. 26₂.
[17] С сиракусянами.
[18] V. 4₄; VI. 6₂.
[19] В Сицилию.
[20] V. 36₁.
[21] Cp.: V. 42.
[22] V. 32.115.
[23] V. 26₂; VI. 7₄.
[24] С 432 г.: I.58.
[25] Халкидян.
[26] Сицилийцами.
[27] Подразумевается: а в гораздо худших.
[28] Кроме Леонтин, все греческие города в Сицилии были тогда автономными.
[29] Имеется в виду Алкибиад.
[30] Алкибиаду было тогда 35 лет.
[31] В народном собрании.
[32] Т. е. Алкибиаду.
[33] Cp.: IV. 118₁₁.
[34] Пропуск в тексте.
[35] Вероятно, нужно подразумевать главнокомандование.
[36] V. 45-46. 52.
[37] V. 66-75.
[38] Сикулов.
[39] III. 86₃.
[40] Сиракусян.
[41] Сиракусы, Селинунт, Гела, Акрагант, Мессена, Гимера, Камарина.
[42] Сикулов.
[43] Неприятелей.
[44] ϰαὶ εἰ τοῖς τῇδε ὑπηϰόοις, стоящее в рукописях между ϰαὶ и εἰ οὐϰ, отвергаемое, вслед за Classen'ом, H, не принимается в текст.
[45] Т. е. в зависимости от числа рабочих сил на каждой мельнице.
[46] Cp.: VI. 31₃. 43₂.
[47] Так называемой Архидамовой (431—421 гг. до P. X.).
[48] ἡ τετράγωνος ἐργασία, отвергаемое вслед за Herweden'ом, Н, не принимается в текст; эти слова, означающие «четырехугольное изваяние», как показывают патмосские схолии к Ѳукидиду, служат пояснением к предыдущему Ἐρμαὶ λίϑινοι.
[49] VI. 16₆. 43.
[50] Cp.: II. 56. 58.
[51] Около 25 коп.
[52] См.: I. 13₂.
[53] платили триерархи ѳранитам, в рукописях стоит далее ϰαὶ ταῖς ὑπηρεσίαις, «матросам и гребцам»; эти слова, неизвестные схолиасту, отвергает, вслед за Velsen'ом, H; они не принимаются в текст.
[54] Ср.: IV. 58 сл.
[55] Чем большинство.
[56] или же вы — самые несведующие (ἤ αμαϑέστατοι ἐστε), или величайшие плуты; ἤ ἀμαϑέστατοί ἐστε, отвергаемое вслед за Dobree и Madvig'ом, H, не принимаются в текст.
[57] Вследствие изгнания или смерти, если вы будете побеждены в борьбе с противною партиею.
[58] Вероятно, Сицилии и южной Италии, населенным греками.
[59] Родосские государства платили тогда дань аѳинянам.
[60] Главным образом меѳимнянам и керкирянам.
[61] IV. 74₂.
[62] после Μαντινέων ϰαὶ, следуя Classen'y, вставляю ἄλλων Ἀρϰάδων.
[63] Регий — колония халкидян.
[64] VI. 8₂.
[65] Около 43 850 руб.
[66] Алкибиада и Ламаха.
[67] Которые ранее были короткое время афинскими союзниками: III. 90₄; IV. 1₁.
[68] Гиблейские.
[69] Никием.
[70] III. 331.
[71] Вероятно, в 528/527 г. до P. X.
[72] Т. е. не за то, что Гармодий отклонил поползновения Гиппарха.
[73] вместо рукописного ἀμυδροῖς читаю, следуя поправке В. К. Ернштедта (Opuscula, СПб., 1907. 115), ]ἀμυχροῖς.
[74] Гиппарху.
[75] I. 20₂.
[76] Гармодия.
[77] I. 138₅.
[78] в рукописях читается: «афинский народ с радостью» и пр.; ὁ τῶν Ἀϑηναίων, отвергаемое, вслед за Krüger'ом, H, не принимается в текст.
[79] Местоположение неизвестно.
[80] V. 84₁.
[81] VI. 29₃.
[82] Никий и Ламах.
[83] Очевидно, аѳиняне принялись за осуществление плана Никия. VI. 47.
[84] Около 44 000 руб.
[85] Около 176 000 руб.
[86] сиракусские стратеги… предполагавшие идти на Катану, в рукописях стоит: предполагавшие, что они готовы (παρεσϰευάσϑαι) идти на Катану; это παρεσϰευάσϑαι, отвергаемое, вслед за Dobree, H, не принимается в текст.
[87] Эгестян, катанян и наксиян, а также бежавших леонтинцев.
[88] На правом берегу Анапа, к югу от афинского лагеря.
[89] Особенно имеют в виду родосцы и хиосцы.
[90] Центр.
[91] с оружием… не принимать аѳинян, в рукописях стоит: и желающие того, с оружием… не принимать аѳинян; οἰ ταῦτα βουλόμενοι, отвергаемое Herwerden'ом, не принимается в текст.
[92] III. 86₂.
[93] Т. е. государства в Греции и на островах (напр., Эгину, Скиону, Мелос).
[94] I. 75₂.
[95] I. 94 сл.
[96] Cp.: I. 115₂.
[97] Нашей изолированности.
[98] С аѳинянами.
[99] Сицилийцы.
[100] Т. е. союз оборонительный.
[101] VI. 75₃.
[102] Ионян и островитян.
[103] III. 86₃.
[104] Cp.: II. 40. 41.
[105] III. 86₃.
[106] Эгестянами, леонтинцами, катанянами: VI. 51₂.
[107] Неточность: нужно иметь в виду Кампанию.
[108] Никия и Ламаха.
[109] V. 53 cл.
[110] Алкмеониды: I. 126; VI. 59₄.
[111] Имеются в виду, прежде всего Корсика и Сардиния.
[112] Сицилии.
[113] В Греции.
[114] Никий и Ламах.
[115] В Мессении.
[116] Гиблейским.
[117] VI. 4₂.
[118] VI. 50₃.
[119] Около 440 000 руб.
[120] Бывшую во власти лакедемонян.
[121] Около 37 000 руб.
[122] IV. 133₁.
[123] За исключением указанных доступных мест.
[124] По левому берегу.
[125] Верста с небольшим.
[126] 4 версты с небольшим.
[127] Из Теменита к лагерям.
[128] Южная часть Эпипол.
[129] Вдоль левого берега Анапа.
[130] 1000 футов. Плефр = 100 фут.
[131] Ср.: VII. 15. Никий страдал болезнью почек.
[132] вместо рукописного ἀδυνάτως ἐσομένους принимаю поправку Cobet'а αδύνατος ἐσόμενος.
[133] VI. 101₃.
[134] Южного.
[135] вместо принятого H чтения αὑτοὶ читаю, согласно с ABCEM, αὑτὸν.
[136] Ср.: VI. 88₆.
[137] вместо рукописного Τεριναῖον принимаю поправку Poppo Ταραντῖνον.
[138] V. 115₂.
[139] IV. 56₂.
[140] На восточном берегу Лаконики.
[141] Cp.: V. 83₃. 115₁.