Вторая книга

1. Война между аѳинянами и пелопоннесцами с участием союзников тех и других начинается нижеследующими событиями, когда обе стороны сносились между собою уже при посредстве глашатаев[1] и, взявшись за оружие, вели войну непрерывно. Мною записаны события в том порядке, в каком следовали они одно за другим, по летам и зимам.
2. В течение четырнадцати лет сохранялся в силе тридцатилетний договор, заключенный после покорения Евбеи.[2] На пятнадцатом году в сорок восьмой год жречества Хрисиды в Аргосе, когда эфором в Спарте был Энесий, а архонтству Пиѳодора в Аѳинах оставалось до срока четыре месяца, на шестнадцатом месяце после сражения при Потидее,[3] в начале весны, триста с небольшим фиванских граждан под командою беотархов Пиѳангела, сына Филида, и Диемпора, сына Онеторида, вторглись с оружием в начале ночи в беотийский город Платею, бывший в союзе с аѳинянами. (2) Ѳивян призвали и открыли им платейские ворота граждане Навклид и его сообщники с намерением захватить власть в свои руки, погубить неприязненных им граждан и подчинить город ѳивянам. (3) Они исполнили это при посредстве влиятельнейшего гражданина Ѳив Евримаха, сына Леонтиада. Ѳивяне предвидели наступление войны и желали заранее захватить всегда враждебно к ним настроенную Платею еще в мирное время, до начала открытой войны; они незаметно проникли в город, тем легче, что в нем не стояло гарнизона. (4) Выстроившись с оружием в руках на городской площади, они отказались повиноваться тем, которые призвали их, и не желали немедленно приступить к делу и нападать на жилища врагов; напротив, они решили обратиться к платеянам через глашатая с соответственным заявлением, предпочитая склонить город к дружественному соглашению. Они полагали, что таким способом легко привлекут город на свою сторону. Глашатай объявил: кто желает, согласно отцовским заветам всех беотян, вступить в их союз, пускай подле них сложит свое оружие. 3. Платеяне перепугались, когда заметили ѳивян в городе, который захвачен был внезапно, и, предполагая, что их вторглось гораздо больше (за темнотою они не могли их разглядеть), пошли на соглашение, приняли условия ѳивян и остались в покое, тем более что ѳивяне ни против кого не предпринимали никаких строгих мер. (2) Приступив к исполнению этого соглашения, платеяне сообразили, что ѳивян немного и что, напав на них, они легко могут их одолеть; надо иметь в виду, что большинству платейского населения нежелательно было отлагаться от аѳинян. Итак, решено было попытаться сделать нападение. (3) Платеяне стали собираться друг к другу на совещания, проломав промежуточные стены в своих домах, чтобы не ходить открыто по улицам; на улицах они поставили незапряженные повозки, которые должны были служить баррикадами,
и делали все приспособления, какие каждому казались полезными
при данном положении. (4) Когда по мере возможности все было приготовлено, платеяне вышли из домов против неприятеля еще ночью, на ранней заре. Такую пору они выбрали для того, чтобы не нападать при дневном свете, когда враг мог бы быть отважнее и оказался бы в равном положении с нападающими; напротив, ночью, рассчитывали платеяне, они, уступая ѳивянам в числе, могли вселить в них больший страх благодаря лучшему своему знакомству с расположением города. 4. Платеяне быстро кинулись на врагов и поспешно вступили в рукопашный бой. Поняв обман, ѳивяне сдвинули свои ряды и, где встречали нападение, отражали его. (2) Два-три раза они отбили нападающих. Но когда потом платеяне бросились на них с сильным шумом, когда к тому же женщины и слуги с криком и воплями стали кидать в них с домов камнями и черепицею, когда притом целую ночь шел проливной дождь, ѳивяне, объятые ужасом, обратили тыл и бежали через город. Большинство их не знало переулков, где можно было бы укрыться; они бежали в темноте (случилось это в конце месяца) и по грязи, тогда как преследовавшие их знали расположение города[4]; поэтому множество ѳивян было перебито. (3) Кроме того, кто-то из платеян запер ворота, через которые вошли ѳивяне и которые одни только были открыты, воспользовавшись для этой цели концом копья и вложив его в болт вместо шкворня, так что и здесь не было выхода. (4) Гонимые по городу, некоторые из ѳивян взобрались на стену и оттуда бросились за город, причем бо́льшая их часть погибла; другие тайком ушли через ворота, оставленные без призора, разрубив болт с помощью топора, данного какою-то женщиной; но таких было немного, потому что это скоро было замечено; третьи рассеялись и погибли в различных частях города. (5) Огромное большинство, все те, которые держались возможно теснее друг друга, попали в большое здание, примыкавшее к стене; случилось так, что двери этого здания были открыты, и ѳивяне приняли их за ворота, ведущие прямо за город. (6) При виде запертых в доме ѳивян платеяне стали совещаться, сжечь ли их тотчас, поджегши дом, или поступить с ними как-нибудь иначе. (7) Наконец, и эти ѳивяне, и все прочие, оставшиеся в живых и блуждавшие по городу, сдались платеянам, предоставляя сделать с ними и с их оружием все, что угодно. (8) Такова была участь ѳивян в Платее. 5. Остальные ѳивяне, которые должны были явиться со всем войском еще ночью на тот случай, если бы вошедших в город постигла какая-нибудь неудача, получили известие о случившемся в пути и потому спешили на помощь. (2) Платея отстоит от Ѳив на семьдесят стадий.[5] (3) Выпавший ночью дождь замедлил движение ѳивян: река Асоп разлилась и переправиться через нее было нелегко. Двигаясь по дождю и с трудом переправившись через реку, ѳивяне прибыли слишком поздно, когда часть воинов их была уже перебита, а другие находились в плену. (4) При известии о случившемся ѳивяне замышляли напасть на тех из платеян, которые находились за городом (на полях, действительно, были люди и движимое имущество, так как беда случилась неожиданно в мирное время); ѳивяне рассчитывали удержать тех платеян, которых им удалось бы захватить, у себя как заложников за ѳивян, находившихся в городе, если только кто-нибудь из них еще остался в живых. Таков был план ѳивян. (5) Пока они еще обдумывали все это, платеяне догадались, что должно случиться нечто подобное, и в страхе за тех, что́ были за городом, отправили к ѳивянам глашатая; он заявил, что покушением захватить город в мирное время ѳивяне совершили нечестивое дело; требовал не причинять обиды тем, кто за городом; в противном случае, говорили платеяне, они умертвят фиванских граждан, находящихся у них в плену; если же ѳивяне уйдут обратно из их земли, то платеяне выдадут им этих граждан. (6) Так рассказывают ѳивяне и прибавляют, что платеяне дали при этом клятвы. Напротив, показания платеян несогласны с этим: они не обещали выдать пленных немедленно, но лишь после переговоров, если они приведут к какому-либо соглашению, и клятвы при этом не давали. (7) Итак, ѳивяне, не причинив никакого вреда, ушли обратно с платейских полей. Тогда платеяне поспешно перевезли в город свою движимость и тотчас перебили ѳивян. Пленников было сто восемьдесят человек; в числе их был Евримах, с которым предатели вошли в соглашение. 6. После этого платеяне отправили вестника в Аѳины, а ѳивянам, согласно уговору, выдали трупы, свои же государственные дела устроили, считаясь с данным положением, так, как желали. (2) Лишь только аѳиняне получили весть о платейских событиях, они немедленно схватили всех беотян, находившихся в пределах Аттики, а в Платею послали глашатая с приказанием не принимать никаких мер против взятых в плен ѳивян, пока они сами, аѳиняне, не постановят о них какого-либо решения: об умерщвлении ѳивян они не были еще извещены. (3) Первый вестник вышел из Платеи в одно время со вступлением ѳивян в город, а другой тотчас после поражения и взятия их в плен; о дальнейшем аѳиняне не знали ничего. Пребывая в этом неведении, они и отправили своего глашатая, который, по прибытии на место, узнал, что ѳивяне умерщвлены. (4) Тогда аѳиняне выступили в поход к Платее, подвезли ей съестных припасов и оставили там гарнизон, а совсем негодное к войне мужское население вместе с женщинами и детьми вывели из города.
7. Ввиду совершившегося в Платеях дела, когда нарушение договора было явное, аѳиняне начали готовиться к войне; готовились и лакедемоняне вместе с союзниками, причем обе стороны собирались отправить посольства к персидскому царю и в другие места к варварам, от которых и те и другие надеялись получить какую-нибудь помощь; заключали они и союзы с теми государствами, какие оставались вне их владычества. (2) Кроме кораблей, имевшихся дома, лакедемоняне приказали соорудить двести кораблей в Италии и Сицилии тем городам, которые приняли их сторону,[6] смотря по величине каждого города, так что общее число их кораблей должно было доходить до пятисот. Они приказали также иметь наготове определенные денежные суммы, вообще же держаться спокойно и, пока приготовления не кончены, допускать аѳинян в свои гавани на отдельных кораблях. Аѳиняне старались з определить силы своих тогдашних союзников и отправляли посольства преимущественно в местности, соседние к Пелопоннесу: на Керкиру, Кефаллению, в Акарнанию и на Закинѳ; они понимали, что в состоянии будут одолеть окрестности Пелопоннеса, если дружба этих местностей будет им обеспечена. 8. О каких-либо мелочах не думала ни та, ни другая сторона, напротив, все силы они напрягли к войне; и это понятно: всякий вначале берется за дело с бо́льшим воодушевлением. Как в Пелопоннесе, так и в Аѳинах, тогда было много молодежи, которая, по неопытности, принималась за войну с большою охотою. И вся остальная Эллада была в напряженном состоянии, так как должны были сразиться между собою первенствующие государства. (2) Многочисленные изречения ходили из уст в уста, многое вещали гадатели как в среде собиравшихся воевать, так равно и в остальных государствах. (3) К тому же незадолго перед этим на Делосе произошло землетрясение, чего никогда еще на нем не было, насколько помнили эллины; говорили и думали, что это - предзнаменование для грядущего, и вообще искали повсюду, не случилось ли чего-либо другого в этом же роде. (4) Сочувствие эллинов склонялось больше на сторону лакедемонян, в особенности благодаря заявлению их, что они освобождают Элладу. Напрягал свои силы каждый, и частные лица, и государства, стараясь, по мере возможности, помогать лакедемонянам и словом и делом; всякому казалось, что дело встретит помеху в том случае, если он сам не будет при нем. Вместе с тем большинство эллинов было раздражено против аѳинян: одни потому, что желали избавиться от их владычества, другие из страха попасть под это владычество.
9 С такими-то приготовлениями и в таком настроении оба государства приступали к войне. То и другое государство начинало ее со следующими союзниками. (2) В союзе с лакедемонянами состояли все пелопоннесцы, живущие по сю сторону Исѳма, за исключением аргивян и ахеян, находившихся в дружественных отношениях с обеими сторонами. Из ахеян одни пелленяне воевали вместе с лакедемонянами с самого начала, а остальные ахеяне только впоследствии. За пределами Пелопоннеса в союзе с ними были мегаряне, беотяне, локры, фокидяне, ампракиоты, левкадяне, анакторийцы. (3) Из них доставляли флот коринѳяне, мегаряне, сикионяне, пелленяне, элейцы, ампракиоты и левкадяне, конницу - беотяне, фокидяне и локры, пехоту - остальные государства. (4) Таков был союз лакедемонян. В союзе с аѳинянами состояли хиосцы, лесбосцы, платеяне, мессеняне в Навпакте,[7] большинство акарнанов, керкиряне, закинѳяне и другие государства, обложенные данью и принадлежавшие следующим народностям: приморская часть Карии, смежные с карийцами доряне, Иония, Геллеспонт, Ѳракийское побережье, все Кикладские острова, лежащие к востоку между Пелопоннесом и Критом, кроме Мелоса и Феры. (5) Из них корабли доставляли хиосцы, лесбосцы, керкиряне, остальные - сухопутное
войско и деньги. (6) Таковы были союзники обеих сторон и такова была их боевая подготовка.
10. Лакедемоняне тотчас после платейских событий разослали приказание по городам Пелопоннеса и по союзникам вне его вооружать войска и заготовлять все необходимое к далекому походу, так как они намерены вторгнуться в Аттику. (2) По мере того как отдельные государства были готовы, две трети войска от каждого из них к назначенному времени собрались на Исѳме. (3) И когда все войско было в сборе, царь лакедемонян Архидам, бывший главнокомандующим в этом походе, созвал стратегов от всех государств, высших должностных и наиболее значительных лиц и ободрял их такою речью.
11 "Пелопоннесцы и союзники! И отцы наши совершили много походов как в самом Пелопоннесе, так и за его пределами, да и старшие из нас самих не лишены военного опыта. Однако мы еще никогда не выступали в поход с бо́льшими силами, как в этот раз. Кроме того, мы идем теперь против могущественнейшего государства и сами начинаем войну с огромнейшим и доблестнейшим войском. (2) Поэтому наш долг показать себя не хуже отцов наших и не ниже нашей собственной славы. Действительно, вся Эллада возбуждена настоящим движением, следит
за ним со вниманием и вследствие ненависти к аѳинянам сочувствует нам, готова содействовать осуществлению наших планов. (3) Хотя кому-либо и может показаться, что мы идем в поход с громадным войском и что вследствие этого вполне обеспечены от попытки неприятеля вступить с нами в открытый бой, однако это не должно нисколько умалять нашей заботливости в приготовлениях к войне; напротив, вождь и воин каждого государства должны всякий за себя постоянно ждать какой-либо опасности. (4) Ход войны неведом, и большею частью нападения совершаются внезапно и под влиянием возбуждения. Часто меньшее по количеству, но осмотрительно действующее войско с успехом отражало более многочисленного неприятеля, если последний по самонадеянности оказался неприготовленным. (5) В неприятельской земле следует постоянно подвигаться вперед со смелостью в душе, на деле же со всею осмотрительностью быть готовым ко всему. При таком условии можно наступать на врагов с величайшею отвагою и с полнейшею безопасностью нападать на них. (6) А мы идем на такое государство, которое в состоянии сопротивляться, которое во всех отношениях прекрасно подготовлено. Поэтому следует твердо надеяться, что аѳиняне вступят в битву с нами, хотя бы теперь, пока мы еще не в их стране, они и не трогались с места; другое дело, когда они увидят, что мы опустошаем их землю и истребляем их достояние. (7) Ведь все люди приходят в ярость, когда их постигает что-либо необычное в их глазах и внезапно, и те, которые меньше всего следуют голосу рассудка, с наибольшею горячностью кидаются в дело. (8) Аѳиняне, вероятно, посту- пят так скорее всякого другого: они изъявляют притязания владычествовать над остальными, скорее совершать нападения на других и опустошать их земли, нежели видеть разорение собственной земли. (9) Итак, коль скоро вы идете войной против такого государства, коль скоро борьба эта в зависимости от того или иного ее исхода принесет вашим предкам и вам самим или величайшую славу, или такой же позор, следуйте всюду, куда бы ни повели вас, наблюдайте выше всего порядок и бдительность и быстро исполняйте приказания. Лучше и безопаснее всего, когда многие проявляют готовность подчиняться одному порядку".
12. После этой краткой речи Архидам распустил собрание и прежде всего отправил в Аѳины спартиата Мелесиппа, сына Диакрита, предполагая, что, быть может, аѳиняне скорее пойдут на какие-либо уступки теперь, видя неприятеля уже в пути. (2) Но аѳиняне не пропустили Мелесиппа ни в город, ни к властям. Дело в том, что еще раньше одержало верх предложение Перикла не принимать ни глашатая, ни посольства от лакедемонян, раз те выступят в поход. Поэтому аѳиняне отослали Мелесиппа обратно, не выслушав его, и приказали ему покинуть границы Аттики в тот же день; а если впредь лакедемоняне еще пожелают прислать посольство, они должны предварительно отступить в свои владения. Чтобы Мелесипп ни с кем не вступил в сношения, аѳиняне послали вместе с ним провожатых. (3) Когда он находился уже на границе и собирался проститься с провожатыми, он сказал только: "День этот будет для эллинов началом великих бедствий" и продолжал путь. (4) Когда Мелесипп прибыл в свой лагерь и Архидам узнал, что аѳиняне ни в чем не согласны уступить, он снялся со стоянки и с войском стал подвигаться дальше в их землю. (5) В помощь пелопоннесцам беотяне доставили часть своей пехоты и конницу; с остальным войском они подошли к Платее и стали опустошать ее поля.
13. Пелопоннесцы собирались еще на Исѳм и были в пути перед вторжением в Аттику, когда Перикл, сын Ксанѳиппа, один из десяти афинских стратегов, узнал о предстоящем вторжении. Перикл подозревал, что Архидам, связанный с ним узами гостеприимства, пожалуй, не тронет и не опустошит его полей или по собственному побуждению из желания угодить ему, или даже по внушению, сделанному лакедемонянами, с целью возбудить против Перикла подозрение сограждан, подобно тому, как из-за него же лакедемоняне потребовали изгнания лиц, оскверненных кощунством.[8] Поэтому Перикл объявил аѳинянам в народном собрании, что хотя Архидам связан с ним узами гостеприимства, но от этого не последует для государства вреда, что, если неприятель не станет разорять его полей и домов так же, как и прочих граждан, он уступает их государству и тем самым освобождает себя от всякого подозрения. (2) Относительно настоящего положения Перикл советовал то же самое, что и прежде,[9]2 именно готовиться к войне и свезти движимость с полей в город, не выходить на битву, но запереться и охранять город, снаряжать флот, составляющий силу аѳинян, держать союзников в руках; при этом Перикл указывал, что сила аѳинян зиждется на приливе денег от союзников, а в войне большею частью побеждают рассудительность и обилие денег. (3) Перикл убеждал аѳинян сохранять бодрость духа, ссылаясь на то, что обыкновенно государство получает в год шестьсот талантов[10] дани от союзников, не считая прочих доходов, да на акрополе еще хранилось в то время чеканной монеты шесть тысяч талантов[11] (наибольшая сумма этих денег доходила до девяти тысяч семисот талантов,[12] но из них произведены были расходы на Пропилеи акрополя и на другие постройки, а также на Потидею). (4) Кроме того, говорил Перикл, есть нечеканенное золото и серебро в виде посвящений от частных лиц и государства, вся та священная утварь, которая употребляется в процессиях и на состязаниях, добыча от персов и т. п., не меньше, как на пятьсот талантов.[13] (5) Он присоединял сюда еще сверх того значительные денежные суммы из остальных святилищ, которыми аѳиняне также могут воспользоваться, равно как и золотым облачением самой богини,[14] если бы все источники доходов были закрыты. Перикл объяснил, что статуя эта имеет на себе веса сорок талантов чистого золота[15] и что все оно может быть снято; но, употребив это золото на спасение государства, необходимо будет, прибавил Перикл, возвратить его в неменьшем количестве. (6) Так Перикл возбуждал мужество аѳинян перечислением денежных средств. Далее он напомнил, что у них есть тринадцать тысяч гоплитов, не считая стоявших в гарнизонах и тех шестнадцати тысяч воинов, которые поставлены были вдоль стен. (7) Таково было количество воинов, охранявших город вначале, когда производил вторжение неприятель; оно состояло из граждан самого старшего и самого младшего возрастов, а также из тех метеков, которые служили в гоплитах. От Фалерской стены до обводной городской тридцать пять стадий,[16] а часть последней, занятая гарнизоном, тянулась на сорок три стадии[17] (другая часть ее оставалась без охраны, именно между длинной и Фалерской стенами). Наружная сторона длинных стен, идущих на протяжении сорока стадий[18] до Пирея, охранялась стражей. Вся окружность Пирея вместе с Мунихией имеет шестьдесят стадий;[19] половина этого пространства находилась под охраной. (8) Далее Перикл указал на то, что имеется тысяча двести человек конницы вместе с конными стрелками, тысяча шестьсот стрелков и триста годных к плаванию триер. (9) Таковы, ничуть не меньшие, средства были у аѳинян вообще и в частности в то время, когда предстояло первое вторжение пелопоннесцев и аѳиняне начинали войну. Перикл говорил, по принятому обыкновению, и о другом с целью доказать, что перевес в войне останется за аѳинянами.
14. Аѳиняне выслушали Перикла и приняли его предложение: стали переселять с полей в город женщин и детей и перевозить остальную движимость, которою пользовались в хозяйстве, уничтожали даже деревянные части самих жилищ; мелкий скот и вьючных животных они переправили на Евбею и другие прилегающие острова. (2) Тяжело было для аѳинян сниматься с места, потому что большинство их привыкло постоянно жить на своих полях. 15. Такой образ жизни с очень древних времен вели аѳиняне в бо́льших размерах, чем другие эллины. Дело в том, что при Кекропе и первых царях до Ѳесея население Аттики жило постоянно отдельными городами, имевшими свои пританеи и правителей. Когда не чувствовалось никакой опасности, жители городов не сходились на общие совещания к царю, но управлялись и совещались отдельно сами по себе. Некоторые города по временам даже воевали между собою, например Элевсин с Евмолпом во главе против Эрехѳея. (2) Но после того как царскую власть получил Ѳесей, соединявший в себе силу с умом, он привел в порядок страну вообще, между прочим, упразднил советы и должностных лиц прочих городов и объединил путем синэкизма всех жителей вокруг нынешнего города, учредив один совет и один пританей. Жителей отдельных селений, возделывавших свои земли, как и прежде, Ѳесей принудил иметь один этот город,[20] и так как все жители принадлежали теперь уже к одному городу, то он стал велик, и таким передан был Ѳесеем его потомкам. С тех пор и еще по сие время аѳиняне совершают в честь богини празднество на общественный счет Синэкии. (3) Ранее этого[21] город составлял акрополь в его теперешнем объеме[22] и значительно к югу обращенная часть его склона. (4) Доказательство этого: государственные святыни, также святыни других божеств находятся на самом акрополе[23] и расположены вне его большею частью по направлению к этой части города, как-то: святыня Зевса Олимпийского, Пиѳий,[24] святыни Геи[25] и Диониса в Лимнах,[26] в честь которого справляются двенадцатого анфестериона древнейшие Дионисии; в этот день справляют праздник еще и теперь происходящие от аѳинян ионяне. И другие древние святыни лежали также в этой местности. (5) Здесь же находится и источник, называемый теперь, после того как его привели в настоящий вид тираны, Эннеакрунами,[27] а некогда, когда ключи его были видны, носившие название Каллирои;[28] водою этого источника вследствие его близости пользовались тогда при большей части торжественных церемоний; да и в настоящее время сохранился от древности обычай брать воду из этого источника пред свадебными празднествами и для других священнодействий.[29] (6) Вследствие древнего заселения акрополя он и по сие еще время называется аѳинянами "городом". 16. Итак, аѳиняне в течение долгого времени жили, пользуясь автономией, в различных частях своей страны, и после объединения их путем синэкизма как в древнее, так и в последующее время до настоящей войны большинство их от рождения жило семьями все-таки на своих полях в силу привычки; поэтому нелегко им было сниматься с места всем домом в особенности потому, что после Персидских войн они лишь незадолго до того устроились снова со своим хозяйством. (2) Неохотно, с тяжелым чувством покидали аѳиняне дома и святыни, которые были для них "отцовскими" искони, со времени их старинной государственной организации; они должны были изменять свой образ жизни, и каждый из них покидал не что иное, как свой город. 17. Когда они явились в Аѳины, то помещений там нашлось только для немногих; кое-кто нашел приют у друзей или родственников. Большинство же аѳинян поселилось на городских пустырях, во всех святынях богов и героев, за исключением расположенных на акрополе и Элевсиния, а также некоторых других, крепко запертых святилищ. Под давлением теперешней нужды заселен был даже так называемый Пеларгик, лежащий у подошвы акрополя и необитаемый в силу заклятия; заселять его возбранялось и следующими заключительными словами пифийского оракула, гласившими: "Лучше Пеларгику быть невозделанным". (2) Мне кажется, оракул исполнился в смысле, обратном тому, как предполагали, именно: несчастия постигли город не вследствие противозаконного заселения местности, но сама нужда в заселении Пеларгика возникла по причине войны; не называя войны, оракул предугадал, что место это никогда не будет заселено при счастливых обстоятельствах. (3) Многие устроились в крепостных башнях и вообще, где и как могли: город не мог вместить в себя всех собравшихся; впоследствии они заняли даже длинные стены, поделив их между собою, и бо́льшую часть Пирея. (4) В то же время аѳиняне принялись за приготовления к войне, собирали союзников и снаряжали сто кораблей для нападения на Пелопоннес с моря. (5) Так готовились аѳиняне.

Вторжение в Аттику

18. Пелопоннесское войско подвигалось тем временем вперед и достигло Аттики прежде всего у Энои, где пелопоннесцы и намеревались совершить вторжение. Там они расположились лагерем и готовились приступить к штурму укреплений, между прочим с помощью машин. (2) Дело в том, что Эноя, находясь на границе Аттики с Беотией, была укреплена, и аѳиняне всякий раз, когда случалась война, держали там гарнизон. Пелопоннесцы в приготовлениях к штурму бесполезно тратили время подле Энои. (3) Архидама очень обвиняли за это, так как он, казалось, вяло вел войну и питал расположение к аѳинянам, не советуя энергичного способа действий. После того как войско было в сборе, происшедшая остановка на Исѳме и промедление на остальном пути, а в особенности задержка подле Энои, вызвали неудовольствие против Архидама. (4) И в самом деле, за это время аѳиняне со своим имуществом переселились в город, пелопоннесцы же полагали, что быстрым натиском можно было бы захватить все это еще за городом, если бы не помешала тому медлительность Архидама. (5) Таким образом, войско негодовало на Архидама за его медлительность, он же выжидал, как рассказывают, в той надежде, что аѳиняне пойдут на какие-нибудь уступки, пока земля их еще не тронута, и не решатся допустить ее до разорения. 19. Однако, когда штурмом пелопоннесцы взять Эною не могли, несмотря на то что испытаны были всевозможные средства, а аѳиняне вовсе и не думали присылать глашатая, тогда примерно на восьмидесятый день после платейских событий и вторжения ѳивян в Платею, в разгар лета, в пору созревания хлеба, пелопоннесцы снялись с лагеря у Энои и вторглись в Аттику. (2) Во главе их шел царь лакедемонян Архидам, сын Зевксидама. Во время остановки пелопоннесцы занялись прежде всего опустошением Элевсина и Ѳриасийской равнины и подле так называемых Рейтов обратили в бегство отряд афинской конницы. Затем они двинулись дальше через Кропию, оставляя с правой стороны гору Эгалей, пока не пришли в Ахарны, обширнейшую местность Аттики из числа так называемых демов. 20. Здесь они остановились, разбили лагерь и, оставаясь долгое время, опустошали поля. Говорят, Архидам стоял подле Ахарн с войском, готовым к битве, и не спустился во время этого вторжения в равнину по следующему соображению. (2) Он надеялся, что аѳиняне, в среде которых было много цветущей молодежи и которые приготовились к войне лучше, чем когда-либо раньше, перейдут, быть может, в наступление и не станут относиться равнодушно к опустошению своих полей. (3) Но после того как аѳиняне не вышли против Архидама ни в Элевсин, ни на Ѳриасийскую равнину, он расположился лагерем подле Ахарн с целью испытать, не выйдут ли они против него теперь. (4) Кроме того, что самая местность представлялась удобной для стоянки, ему казалось, что ахарняне, составлявшие значительную часть городского населения (из них было три тысячи гоплитов), не потерпят разорения своего имущества и станут подстрекать всех граждан к битве. Если даже аѳиняне во время этого вторжения и не выступят против пелопоннесцев, думал Архидам, он с меньшим уже страхом будет опустошать их равнину впоследствии и приблизится к самому городу, потому что ахарняне, лишившись своего достояния, не будут впредь с такою же готовностью подвергаться опасности ради чужой земли и что поэтому возникнут распри. (5) Вот с каким расчетом Архидам оставался подле Ахарн. 21. Пока войско находилось в Элевсине и на Ѳриасийской равнине, аѳиняне питали еще некоторую надежду, что неприятель не подойдет ближе; им пришел на память царь лакедемонян Плистоанакт,[30] сын Павсания, когда за четырнадцать лет до этой войны он вторгся в Аттику с пелопоннесским войском именно в Элевсин и Ѳриасий, но не пошел дальше и вернулся назад (за это Плистоанакт и был изгнан из Спарты, так как спартанцы полагали, что он возвратился, будучи подкуплен). (2) Но когда аѳиняне увидели неприятельское войско подле Ахарн, на расстоянии шестидесяти стадий[31] от города, они не могли долее сдерживать себя: земля их опустошалась у них на глазах, чего младшие еще не видали, да и старшие видели только во время Персидских войн. Ужасно, как и следовало ожидать, было смотреть на это; все, в особенности молодежь, решили, что нельзя долее терпеть и что следует идти на неприятеля. (3) На сходках происходили большие споры: одни требовали похода, кое-кто из других не соглашались на него. Прорицатели вещали всевозможные предсказания, к которым каждый прислушивался с жадностью. Ахарняне понимали, что они составляют весьма значительную часть аѳинян и, так как опустошалась их земля, больше всего настаивали на выступлении из города. Возбуждение охватило весь город; граждане негодовали на Перикла, не вспоминали его прежних внушений, но все бранили его за то, что, будучи стратегом, он не ведет их в битву, и считали его виновником всего того, что́ им приходилось терпеть. 22. Перикл, замечая, с одной стороны, недовольство граждан настоящим положением дел и отсутствие с их стороны рассудительности, с другой - веря в правильность своего решения не переходить в наступление, не созывал народного собрания и не устраивал вообще никаких совещаний из опасения, как бы граждане в собрании не впали в ошибку, действуя скорее под влиянием раздражения, а не по внушению рассудка. В то же время Перикл охранял город и главным образом, по возможности, поддерживал в нем спокойствие. (2) Однако он непрерывно высылал конницу с целью препятствовать летучим неприятельским отрядам отдельно от остального войска нападать на близкие к городу поля и разорять их. Подле Фригий произошла даже легкая конная стычка между одним из отрядов афинской конницы, которому помогали и ѳессалийцы, и беотийскими всадниками. В этой битве аѳиняне и ѳессалийцы держались до тех пор, пока на помощь к беотянам не подоспели гоплиты; тогда аѳиняне и ѳессалийцы обратились в бегство, причем немногие из них были убиты; в гот же день, впрочем, без уговора аѳиняне и ѳессалийцы унесли своих убитых. (3) На следующий день пелопоннесцы водрузили трофей. Ѳессалийцы оказали помощь аѳинянам в силу давних союзнических отношений.[32] К аѳинянам явились ларисеяне, фарсальцы, краннонцы, пирасии[33], гиртоняне и фереяне. Начальниками их были от Ларисы Полимед и Аристоной, каждый от своей партии, а от Фарсала Менон; были начальники и у прочих ѳессалийцев, особо от каждого города. 23. Так как аѳиняне не выходили на бой, то пелопоннесцы сняли лагерь в Ахарнах и занялись опустошением некоторых других демов из числа тех, что лежат между горами Парнефом и Брилессом. (2) Пелопоннесцы находились еще в Аттике[34], когда аѳиняне отправили в воды Пелопоннеса сто кораблей, те, которые они снаряжали, с гоплитами в числе тысячи человек и с четырьмястами стрелков и лука; стратегами были: Каркин, сын Ксенотима, Протей, сын Эпикла, и Сократ, сын Антигена. (3) С такими силами аѳиняне снялись с якоря и крейсировали кругом Пелопоннеса. Между тем пелопоннесцы, пробыв в Аттике столько времени, насколько хватило у них запасов, отступили обратно через Беотию, не тем путем, по которому вторглись в Аттику. Миновав Ороп, они опустошили так называемую Грайскую землю, которую возделывают афинские подданные оропяне. По прибытии в Пелопоннес они все разошлись по своим государствам.
24. Когда пелопоннесцы отступили, аѳиняне поставили на суше и на море сторожевые посты, каковые они намеревались сохранить на все время войны. Затем они постановили отделить из сумм, хранившихся на акрополе,[35] тысячу талантов,[36] отложить их и не тратить, а воевать на остальные средства. Кто же предложит тронуть эти деньги, или поставит это предложение на баллотировку, для какой-нибудь иной цели, кроме как только на случай защиты от неприятеля, если он с флотом своим нападет на город, тому аѳиняне назначили смертную казнь. (2) Кроме того, аѳиняне отделяли каждый год сто самых лучших триер с триерархами их, чтобы употребить эти триеры в дело, если понадобится, вместе с упомянутыми деньгами, не иначе, как в случае той же опасности.
25. Аѳиняне на ста кораблях вместе с явившимися к ним на помощь керкирянами на пятидесяти кораблях и с некоторыми другими из тамошних[37] союзников крейсировали в водах Пелопоннеса, разоряли различные местности; между прочим, они высадились на сушу в Лаконике у Меѳоны и штурмовали там слабое укрепление, охраняемое недостаточным гарнизоном. (2) Случилось так, что в этих местах находился с гарнизоном спартанский гражданин Брас ид, сын Теллида. Узнав о нападении, он поспешил на помощь к меѳонцам с сотнею гоплитов, прорвался через афинское войско, рассеявшееся в этой местности и занятое возведением укрепления, и вступил в Меѳону; при вторжении он потерял несколько воинов, но спас город; за этот первый отважный подвиг в военном деле в Спарте Брасиду была объявлена похвала. (3) Аѳиняне снялись с якоря и продолжали крейсировать;[38] затем, пристав к элейскому городу Фии, опустошали поля ее в течение двух дней и разбили в сражении триста отборных элейских воинов, прибывших из Глубокой Элиды и из тамошних окрестностей. (4) Когда поднялся сильный ветер и аѳиняне в местности, не имевшей гавани, стали терпеть от непогоды, большинство их взошло на корабли, обогнуло мыс, именуемый Ихтисом, и прибыло в гавань, что подле Фии, в то время как мессеняне[39] и некоторые другие, не имевшие возможности сесть на корабли, двинулись по суше и отняли Фию. Потом, обогнув полуостров, подошли корабли, взяли их и, покинув Фию, отплыли оттуда в открытое море; к Фии прибыло на помощь уже остальное войско элеян. Аѳиняне поплыли вдоль берега к другим пунктам и занялись опустошением их.
26. Около того же времени аѳиняне отправили тридцать кораблей к Локриде[40], которые вместе с тем должны были наблюдать за Евбеей; стратегом был Клеопомп, сын Клиния. (2) Высадившись на сушу, он опустошил некоторые прибрежные местности и взял Ѳроний, получил оттуда заложников и при Алопе разбил в сражении локров, явившихся на помощь.
27. В ту же летнюю кампанию аѳиняне изгнали из Эгины эгинян вместе с их женами и детьми, поставив им в вину то, что они были главными виновниками войны; кроме того, аѳинянам казалось более безопасным, если лежащая подле Пелопоннеса Эгина будет занята их поселенцами. Немного времени спустя они послали на Эгину колонистов. (2) Изгнанным эгинянам лакедемоняне дали для жительства Ѳирею и предоставили в их пользование поля ее отчасти из вражды к аѳинянам, отчасти за те благодеяния, какие оказали им эгиняне во время землетрясения и восстания илотов[41]. Ѳирейская область лежит на границе Арголиды и Лаконики и простирается до моря. Одни из эгинян поселились здесь, другие рассеялись по остальной Элладе.
28. В ту же летнюю кампанию, в новолуние,[42] - кажется, только тогда это и возможно, - солнце после полудня затмилось, приняло вид полумесяца, причем появилось несколько звезд, и снова стало полным.
29. В ту же летнюю кампанию аѳиняне сделали своим проксеном абдерского гражданина Нимфодора, сына Пиѳея, на сестре которого женат был Ситалк и который пользовался у последнего большим значением. Прежде аѳиняне считали Нимфодора своим врагом, а теперь пригласили его в Аѳины, желая заключить союз с Ситалком, сыном Тереса, царем ѳракиян. (2) Этот Терес, отец Ситалка, первый расширил царство одрисов, простиравшееся на бо́льшую часть остальной Ѳракии [43](значительная часть ѳракиян автономна). (3) Он не состоит ни в каком родстве с Тереем, женившимся на Прокне, дочери Пандиона из Аѳин, и родом оба они были не из одной и той же Ѳракии. Терей жил в Давлии, в той земле, которая называется теперь Фокидою, а тогда заселена была ѳракиянами; в этой-то земле женщины и совершили свое деяние над Итисом (у многих поэтов при упоминании о соловье птица эта называется давлийскою). Очевидно, и Пандион ради взаимной помощи вступил в свойство через дочь с фокидянами, жившими так близко от него, а не с одрисами, отделенными многими днями пути.
Что касается Тереса, который и имя-то имеет иное, чем Терей, то он был первым могущественным царем одрисов. (4) С сыном его Ситалком аѳиняне старались заключить союз, желая, чтобы он помог им покорить ѳракийские местности и Пердикку. (5) По прибытии в Аѳины Нимфодор
устроил союз аѳинян с Ситалком и побудил их даровать права гражданства его сыну Садоку; довести до конца войну на Ѳракийском побережье Нимфодор принял на себя, обещая уговорить Ситалка отправить на помощь аѳинянам ѳракийское войско из конных воинов и пелтастов. (6) Нимфодор достиг также соглашения между Пердиккою и аѳинянами и склонил их возвратить ему Ѳерму.[44] Пердикка немедленно пошел войною вместе с аѳинянами и Формионом на халкидян.[45] (7) Таким-то образом афинскими союзниками сделались царь ѳракиян Ситалк, сын Тереса, и царь македонян Пердикка, сын Александра.
30. Между тем аѳиняне на ста кораблях, крейсируя все еще в водах Пелопоннеса,[46] взяли городок коринѳян Солий и передали его вместе с принадлежащими к нему полями для жительства акарнанским пале- рянам одним; силою они захватили также Астак, находившийся во власти тирана Еварха, выгнали последнего, а местность присоединили к своему союзу. (2) Потом аѳиняне направились против острова Кефалле- нии и без боя привлекли его на свою сторону. Кефалления расположена против Акарнании и Левкады и представляет четырехградие, в состав которого входят: Пала, Крании, Сама, Пронны. (3) Немного времени спустя афинские корабли возвратились в Аѳины.
31. Под осень в эту летнюю кампанию все афинское войско, состоявшее из граждан и метеков, вторглось под начальством стратега Перикла, сына Ксанѳиппа, в Мегариду. Случилось так, что крейсировавшие в водах Пелопоннеса на ста кораблях аѳиняне находились в это время на обратном пути уже подле Эгины; узнав, что оставшиеся в городе аѳиняне со всем войском находятся в области Мегар, они направились к ним и соединились с ними. (2) Это было огромное афинское войско, собранное воедино в то время, когда государство было еще в полном цвете сил и не пострадало еще от болезни. Действительно, одних афинских граждан было не меньше десяти тысяч гоплитов (не считая тех трех тысяч, которые находились у Потидеи); вместе с ними выступило из Аѳин не менее трех тысяч тяжеловооруженных метеков. (3) Остальное войско состояло из значительного числа легковооруженных. Опустошив бо́льшую часть территории мегарян, аѳиняне возвратились. Впоследствии во время войны аѳиняне совершали другие вторжения в Мегариду ежегодно то с конницей, то со всем войском, пока не взяли Нисеи.[47]
32. В конце той же летней кампании аѳиняне обратили в укрепление Аталанту, остров подле Локриды Опунтской, до того времени необитаемый, с целью воспрепятствовать пиратам, выплывающим из Опунта и остальной Локриды, разорять Евбею. Вот что произошло в эту летнюю кампанию после отступления пелопоннесцев из Аттики.
33 В следующую за тем зимнюю кампанию акарнан Еварх, желая возвратиться в Астак,[48] уговорил коринѳян прибыть к нему на сорока кораблях с полугорами тысячами гоплитов и возвратить его на родину; сам он также собрал кое-какое наемное войско. Начальствовали над войском Евфамид, сын Аристонима, Тимоксен, сын Тимократа и Евмах, сын Хрисида. (2) Коринѳяне прибыли на кораблях и вернули Евмаха в Астак. Они желали завладеть некоторыми береговыми пунктами и остальной части Акарнании, сделали попытку, но безуспешно,
и отплыли домой. (3) На обратном пути они держались близко к Кефаллении, высадились в земле краниев и, будучи введены ими в обман каким-то договором, потеряли несколько своих воинов при неожидан-ном нападении краниев; жестоко теснимые неприятелем, коринѳяне вышли в открытое море и возвратились домой.
34. В ту же зимнюю кампанию аѳиняне, согласно обычаю предков, следующим образом совершили на государственный счет погребение первых воинов, павших в этой войне. (2) За три дня до похорон они соорудили подмостки и там выставили останки павших воинов; каждый аѳинянин делал приношения своим родственникам, какие хотел. (3) Во время выноса десять колесниц двигались с кипарисовыми гробами, по одному на каждую филу; кости каждого находились в гробу той филы, к которой покойник принадлежал. Несли еще одно пустое ложе, приготовленное для погибших без вести, останки которых не могли отыскать для погребения. (4) В процессии участвовали все желающие, горожане и иноземцы; у могилы присутствовали и женщины, родственницы покойников, плакальщицы. (5) Гробы поставлены были на государственное кладбище, находящееся в красивейшем городском предместье, где всегда хоронили павших в войне; исключение было сделано для убитых при Мараѳоне: так как доблесть последних признана была выдающеюся, то их и похоронили на месте сражения. (6) Когда останки были засыпаны, выбранное государством лицо, по общему признанию обладавшее выдающимся умом и занимавшее высокое положение в государстве, произносит над усопшими подобающее похвальное слово, после чего все и расходятся. (7) Так совершаются похороны, и в течение всей войны аѳиняне, при каждом подобном погребении, соблюдали этот порядок. (8) Для произнесения речи над первыми павшими воинами в этой войне выбран был Перикл, сын Ксанѳиппа. Когда пришло время, он выступил вперед от места погребения, взошел на высокую трибуну, чтобы голос его был слышен возможно дальше в толпе, и произнес следующую речь.
35. "Большинство уже говоривших с этого места воздает похвалы тому, кто прибавил к погребальному обряду произнесение похвального слова, так как действительно прекрасно произносить такое слово при погребении павших в войнах. Мне казалось бы достаточным, чтобы людям, проявившим доблесть на деле, и почести оказывались на деле, что сделано, как вы видите, и теперь настоящими похоронами, совершенными на счет государства; но мне казалось бы недостаточным ставить оценку доблести многих людей в зависимость от одного человека на том основании, что ему все равно поверят, хорошо ли он скажет или не вполне хорошо. (2) Трудно соблюсти меру в словах там, где уверенность в истине сказанного с трудом лишь становится прочною. В самом деле, слушателю, во все посвященному и благосклонно настроенному, оценка заслуг может показаться недостаточною сравнительно с тем, что ему желательно слышать и что ему известно; напротив, слушатель несведущий, из чувства зависти может подумать, что некоторые заслуги и преувеличены, коль скоро они в том или ином отношении превосходят его собственные природные силы. Ведь похвалы, воздаваемые другим, терпимы в той только мере, в какой каждый из слушателей сознает себя способным сам совершить те дела, о которых он слышит; то, что́ в похвалах превосходит эту меру, возбуждает в слушателях зависть и недоверие. (3) Но так как люди старого времени признали обычай этот[49] прекрасным, то и я обязан подчиниться ему и попытаться по мере возможности удовлетворить желаниям и ожиданиям каждого из вас".
36. "Я начну прежде всего с предков, потому что и справедливость и долг приличия требуют воздавать им при таких обстоятельствах дань воспоминания. Ведь они всегда и неизменно обитали в этой стране[50] и, передавая ее в наследие от поколения к поколению, сохранили ее благодаря своей доблести свободною до нашего времени. (2) И за это они достойны похвалы, а еще достойнее ее отцы наши, потому что к полученному ими наследию они не без трудов приобрели то могущество, которым мы располагаем теперь, и передали его нынешнему поколению. (3) Дальнейшему усилению могущества содействовали, однако, мы сами, находящиеся еще теперь в цветущем зрелом возрасте. Мы сделали государство вполне и во всех отношениях самодовлеющим и в военное и в мирное время. (4) Что касается военных подвигов, благодаря которым достигнуты были отдельные приобретения, то среди людей, знающих это, я не хочу долго распространяться на этот счет и не буду говорить о том, с какой энергией мы или отцы наши отражали вражеские нападения варваров или эллинов. Я покажу сначала, каким образом действуя мы достигли теперешнего могущества, при каком государственном строе и какими путями мы возвеличили нашу власть, а затем перейду к прославлению павших. По моему мнению, о всем этом уместно сказать в настоящем случае, и всему собранию горожан и иноземцев полезно будет выслушать мою речь".
37. "Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим потому, что он зиждется не на меньшинстве,[51] а на большинстве их. По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую славу в том или другом деле; равным образом, скромность звания не служит бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству. (2) Мы живем свободною политическою жизнью в государстве и не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие, и не показываем при этом досады, хотя и безвредной, но все же удручающей другого. (3) Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов больше всего из страха перед ними, и повинуемся лицам, облеченным властью в данное время, в особенности прислушиваемся ко всем тем законам, которые существуют на пользу обижаемым и которые, будучи написанными, влекут общепризнанный позор.[52] 38. Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов, равно как и благопристойностью домашней обстановки, повседневное наслаждение которой прогоняет уныние. (2) Сверх того, благодаря обширности нашего города к нам со всей земли стекается все, так что мы наслаждаемся благами всех других народов с таким же удобством, как если бы это были плоды нашей собственной земли. 39. В заботах о военном деле мы отличаемся от противников следующим: государство наше мы предоставляем для всех, не высылаем иноземцев, никому не препятствуем ни учиться у нас, ни осматривать наш город, так как нас нисколько не тревожит, что кто-либо из врагов, увидев что-нибудь несокрытое, воспользуется им для себя; мы полагаемся не столько на боевую подготовку и военные хитрости, сколько на присущую нам отвагу в открытых действиях. Что касается воспитания, то противники наши еще с детства закаляются в мужестве тяжелыми упражнениями, мы же ведем непринужденный образ жизни и тем не менее с не меньшей отвагой идем на борьбу с равносильным противником. (2) И вот доказательство этому; лакедемоняне идут войною на нашу землю не одни, а со всеми своими союзниками, тогда как мы одни нападаем на чужие земли и там, на чужбине, без труда побеждаем большей частью тех, кто защищает свое достояние. (3) Никто из врагов не встречался еще со всеми нашими силами во всей их совокупности, потому что в одно и то же время мы заботимся и о нашем флоте, и на суше высылаем наших граждан на многие предприятия. Когда в стычке с какою-либо частью наших войск враги одерживают победу над нею, они кичатся, будто отразили всех нас, а потерпев поражение, говорят, что побеждены нашими совокупными силами. (4) Хотя мы и охотно отваживаемся на опасности, скорее вследствие равнодушного отношения к ним, чем из привычки к тяжелым упражнениям, скорее по храбрости, свойственной нашему характеру, нежели предписываемой законами, все же преимущество наше состоит в том, что мы не утомляем себя преждевременно предстоящими лишениями, а, подвергшись им, оказываемся мужественными не меньше наших противников, проводящих время в постоянных трудах. И по этой и по другим еще причинам государство наше достойно удивления. 40. Мы любим красоту без прихотливости и мудрость без изнеженности; мы пользуемся богатством как удобным средством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и сознаваться в бедности у нас непостыдно, напротив, гораздо позорнее не выбиваться из нее трудом. (2) Одним и тем же лицам можно у нас и заботиться о своих домашних делах, и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности. Мы сами обсуждаем наши действия или стараемся правильно оценить их, не считая речей чем-то вредным для дела; больше вреда, по нашему мнению, происходит от того, если приступить к исполнению необходимого дела без предварительного уяснения его речами. (3) Превосходство наше состоит также и в том, что мы обнаруживаем и величайшую отвагу и зрело обсуждаем задуманное предприятие; у прочих, наоборот, неведение вызывает отвагу, размышление же нерешительность. Самыми сильными натурами должны, по справедливости, считаться те люди, которые вполне отчетливо знают и ужасы и сладости жизни, и когда это не заставляет их отступать перед опасностями. (4) Равным образом, в отношениях человека к человеку мы поступаем противоположно большинству: друзей мы приобретаем не тем, что получаем от них услуги, но тем, что сами их оказываем. Оказавший услугу, более надежный друг, так как он своим расположением к получившему услугу сохраняет в нем чувство признательности; напротив, человек облагодетельствованный менее чувствителен: он знает, что ему предстоит возвратить услугу, как лежащий на нем долг, а не из чувства благодарности. (5) Мы одни оказываем благодеяния безбоязненно, не столько из расчета на выгоды, сколько из доверия, покоящегося на свободе. 41. Говоря коротко, я утверждаю, что все наше государство - центр просвещения Эллады; каждый человек может, мне кажется, приспособиться у нас к многочисленным родам деятельности, и, выполняя свое дело с изяществом и ловкостью, всего лучше может добиться для себя самодовлеющего состояния. (2) Что все сказанное не громкие слова по поводу настоящего случая, но сущая истина, доказывает самое значение нашего государства, приобретенное нами именно благодаря этим свойствам. (3) Действительно, из нынешних государств только одно наше выдерживает испытание выше толков о нем;[53] только одно наше государство не будит негодования в нападающих на него неприятелях в случае поражения их такими людьми,[54] не вызывает упрека у подчиненных, что они будто бы покоряются людям, недостойным владычествовать. (4) Создав могущество, подкрепленное ясными доказательствами и достаточно засвидетельствованное, мы послужим предметом удивления для современников и потомства, и нам нет никакой нужды ни в панегиристе Гомере, ни в ком другом, доставляющем минутное наслаждение своими песнями, в то время как истина, основанная на фактах, разрушит вызванное этими песнями представление. Мы нашей отвагой заставили все моря и все земли стать для нас доступными, мы везде соорудили вечные памятники содеянного нами добра и зла. (5) В борьбе за такое-то государство положили свою жизнь эти воины, считая долгом чести остаться ему верными, и каждому из оставшихся в живых подобает желать трудиться ради него".
42. "Я и распространялся-то так долго о положении нашего государства с целью показать вам, что мы и враги наши, не имеющие у себя ничего подобного, ведем борьбу за неравное, и фактическими доказательствами подкрепить хвалу тем, над которыми я говорю теперь. (2) Важнейшее уже сказано, потому что доблести этих[55] и им подобных украсили наше государство всем тем, что я прославил здесь, и немного найдется эллинов, дела которых, как этих граждан, соответствовали бы похвале их. Мне кажется, постигший этих воинов конец впервые обнаружил и окончательно засвидетельствовал их мужество. (3) Ведь справедливость требует, чтобы прочие недостатки людей заглаживались мужественною доблестью их в войнах за отечество: добром они стирают зло и целому государству они больше приносят пользы, нежели повредили ему своими личными недостатками. (4) Между тем ни один из этих воинов не предпочел дальнейшего наслаждения богатством и не показал себя робким в надежде, что он мог бы еще избавиться от бедности и разбогатеть, и не уклонился от опасности. Отмстить врагу для них было желательнее этих благ, идти на опасности они признавали делом самым прекрасным и пожелали ценою этой опасности врагу отмстить, а от предстоящих им благ отказаться. На долю надежды они оставили неверность успеха, в действительной же борьбе лицом к лицу с опасностью они считали долгом полагаться только на собственные силы. Они предпочли, отражая врага, пострадать, нежели уступить и тем спасти себе жизнь. Они избегли позорящей молвы, спасли дело своею смертью и в кратчайший роковой момент расстались с жизнью, преисполненные не столько страха, сколько славы"[56].
43. "Столь достойными государства оказались эти воины. Оставшимся в живых следует молиться о более безопасном для них исходе, но они должны решиться проявлять нисколько не меньшую отвагу по отношению к врагам. Не обращайте внимания на то, что вы слушаете теперь только речи о преимуществах мужества; иной может распространяться о них с излишнею обстоятельностью, хотя вы и сами знаете это не хуже его, и будет вычислять все блага, какие приносит с собой отражение врагов. Напротив, вы обязаны ежедневно на деле взирать на могущество государства и полюбить его, и, если оно покажется вам великим, имейте в виду, что его стяжали люди отвагою, умением принимать надлежащие меры, люди, руководившиеся в сражениях чувством чести. Если в предприятиях и они терпели в чем-нибудь неудачу, они не считали позволительным лишать государство своей доблести и приносили в жертву ему прекраснейший взнос.[57] (2) Они отдавали ради общего дела свою жизнь, и за то для себя лично они стяжали нестареющую похвалу и почетнейшую могилу, не столько эту, в которой они покоятся теперь, сколько ту, где слава их остается незабвенною, именно в каждом слове, в каждом деянии потомков. (3) Могилою знаменитых людей служит вся земля, и о них свидетельствуют не только надписи на стелах[58] в родной стране. Не столько о самих подвигах, сколько о мужестве незаписанное воспоминание вечно живет в каждом человеке и не в родной его земле. (4) Соревнуйте этим воинам, считайте счастьем свободу, а свободою мужество, и потому не озирайтесь перед военными опасностями. (5) Не тем несчастным, у которых нет надежды на счастливую долю, более справедливо не щадить своей жизни, но и тем, которым предстоит еще опасность обратной перемены в жизни[59] и для которых в случае поражения наступят очень большие изменения.[60] (6) Для человека гордого тягостнее оскорбление, связанное с трусостью, нежели смерть, становящаяся нечувствительною, когда на нее идут мужественно и вместе с тем с надеждою на общее благо".
44. "Вот почему, присутствующие здесь родители павших ныне воинов, не горевать я буду о вас, а утешать вас. Вы ведь знаете, при каком многообразном стечении обстоятельств воспитались вы; вы понимаете, что счастье бывает уделом того, кто, подобно этим воинам, кончит дни свои благопристойнейшею смертью, того, кто, подобно вам, скорбит благороднейшею скорбью, того, наконец, кому отмерено было и жить счастливо и столь же счастливо умереть. (2) Я сознаю, конечно, трудность убеждать вас, потому что вы часто будете вспоминать о своих детях при виде счастья других людей, которым некогда и сами вы гордились; скорбят о лишении не тех благ, которых никто не испытал, но о том благе, к которому привыкли и которого больше нет. (3) Однако находящиеся в том возрасте, когда еще могут быть дети, должны укреплять себя надеждою на других потомков. Будущие дети дадут некоторым возможность забыть о тех, кого уже нет, а государству они принесут двоякую пользу: не уменьшится его население и не умалится его безопасность. Ведь невозможно с равным правом обсуждать дела тем гражданам, которые в одинаковой же мере не подвергались бы опасности потерять своих детей. (4) Все же, перешедшие за этот возраст,[61] считайте своей прибылью ту бо́льшую часть вашей жизни, которую вы провели в счастье; считайте, что вам осталось жить недолго, и облегчайте свою скорбь доброю славою павших сыновей. Не стареет только жажда славы, и в дряхлом возрасте услаждает не столько стяжание, как утверждают иные, сколько почет. 45. Присутствующим же здесь сыновьям и братьям павших, я вижу, предстоит великое состязание (обыкновенно всякий хвалит того, кого нет более); если бы вас, при избытке вашей доблести, не то что приравняли к павшим, но поставили только немного ниже их, и то хорошо: людям при жизни завидуют соперники, а сошедшие
с пути пользуются благорасположением, не нарушаемым никаким соревнованием. (2) Если я должен упомянуть и о доблести женщин, которые останутся теперь вдовами, то я выскажу все в кратком увещевании: быть не слабее присущей женщинам природы - великая для вас слава, особенно если возможно менее громко говорят о ней в среде мужчин в похвалу или порицание".
46. "В своей речи, произнесенной по требованию обычая, я сказал все, что́ считал целесообразным. Что касается действительного чествования, то погребаемые частью уже почтены; кроме того, с этого дня государство будет содержать детей их до их возмужалости на государственный счет, тем самым присуждая полезный венок за участие в славной борьбе и умершим, и оставшимся в живых; в том государстве граждане наиболее доблестны, которое назначает за доблесть высшую награду. (2) Теперь, оплакав каждый своих родных, расходитесь".
47. Таковы были похороны, совершенные в эту зимнюю кампанию. С окончанием ее кончился и первый год этой войны. (2) В самом начале летней кампании пелопоннесцы и союзники их вторглись в Аттику с двумя третями своего войска так же, как и в первый раз.[62] Во главе их находился царь лакедемонян Архидам, сын Зевксидама. Пелопоннесцы расположились в Аттике и стали опустошать поля. (3) Немного дней пробыли они в Аттике, как появились первые признаки болезни среди аѳинян. Говорят, и раньше она захватила многие местности, Лемнос и другие пункты; но столь свирепой чумы и такой смертности людей, насколько помнится, не было еще нигде. (4) Дело в том, что врачи были бессильны: первое время они лечили, не зная характера болезни, и чаще всего умирали сами, чем более входили в соприкосновение с больными; да и вообще всякое человеческое искусство было бессильно против болезни. Сколько люди ни молились в храмах, сколько ни обращались к оракулам и тому подобным средствам, все было бесполезно; наконец, одолеваемые бедствием люди оставили и это. 48. Как говорят, с самого начала болезнь появилась в Эѳиопии, что за Египтом, потом спустилась она в Египет и Либию и охватила бо́льшую часть владений персидского царя. (2) На Аѳины болезнь обрушилась внезапно и прежде всего поразила жителей Пирея, почему аѳиняне и говорили, будто пелопоннесцы отравили там цистерны; водопроводов в то время в Пирее еще не было. Впоследствии болезнь достигла и верхнего города, и люди стали умирать уже в гораздо большем числе. (3) Пускай всякий говорит об этой болезни по своему разумению, врач ли он, или обыкновенный человек; пускай каждый рассуждает, от чего она произошла, о причинах, которые, по его мнению, производили такое сильное изменение в состоянии здоровья. Я же изложу только, какова была эта болезнь, и укажу те симптомы ее, при виде которых, если она когда-нибудь повторится, всякий будет в состоянии, имея хоть кое-какие предварительные сведения, распознать ее; все это я укажу, потому что сам болел и лично наблюдал других, страдавших тою же болезнью.[63]
49. Все были согласны в том, что год этот в отношении прочих болезней был самый здоровый; если же кто перед тем и заболевал чем-нибудь, всякая болезнь разрешалась чумою. (2) Остальных, кто был здоров, без всякой видимой причины внезапно схватывал прежде всего сильный жар в голове, появлялась краснота и воспаление глаз; затем внутренние части, именно гортань и язык, тотчас затекали кровью, дыхание становилось неправильным и зловонным. (3) После этих симптомов наступало чиханье и хрипота, а немного спустя страдания переходили в грудь, что́ сопровождалось жестоким кашлем. Когда болезнь бросалась на желудок, она производила тошноту, и затем следовали все виды извержения желчи, обозначаемые у врачей особыми именами, причем испытывалось тяжкое страдание. (4) Дальше большинство больных подвергалось икоте без извержений, что́ вызывало сильные судороги, которые у одних прекращались тотчас, у других продолжались еще долгое время. (5) Тело на ощупь не было слишком горячим, оно не бледнело, но было красноватое, синело, и на нем высыпали пузырьки и нарывы. Больной так горел, что не мог выносить прикосновения самой легкой шерстяной одежды, холщевых покровов и т. п., а раздевался донага и с особенною приятностью кидался в холодную воду. Многие, лишенные ухода, мучимые неутолимой жаждой, бросались в колодцы. И безразлично было, пил ли кто много или мало. Невозможность успокоиться и бессонница угнетали больного непрерывно. (6) Пока болезнь была во всей силе, тело не ослабевало, но сверх ожидания боролось со страданиями, так что больные большею частью умирали от внутреннего жара на седьмой или на девятый день, все еще несколько сохраняя силы. Если больной переживал эти дни, болезнь спускалась на живот, там образовывалось сильное нагноение, сопровождавшееся жестоким поносом, и большинство больных, истощенные им, затем умирали. (7) Зародившись прежде всего в голове, болезнь проходила по всему телу, начиная сверху; а если кто переживал самое тяжелое состояние, то болезнь давала себя знать поражением конечностей. (8) Поражению этому подвергались детородные части, пальцы рук и ног, и многие с выздоровлением теряли эти члены, а некоторые лишались и зрения. Были и такие, которые тотчас по выздоровлению забывали решительно обо всем и не узнавали ни самих себя, ни своих близких. 50. Что характер этой болезни превосходит всякое описание, видно, между прочим, уже из того, что она поражала каждого с такою силою, которой не могла сопротивляться человеческая природа. А что болезнь эта представляла собою нечто необыкновенное, яснее всего видно из следующего: все птицы и четвероногие, питающиеся трупами, - многие трупы оставались без погребения, - или не приближались к ним или, отведав их, погибали. (2) Доказательством этого служит то, что эта порода птиц на глазах у всех исчезла, и их не видно было ни подле трупов, ни в каком другом месте. Еще больше такое действие трупов[64] замечалось на собаках, так как они живут при людях. 51. Таков был общий характер болезни, причем мы опустили много других особенностей, какими она отличалась у отдельных больных. Никакою другою из обычных болезней люди в то время не болели; если же какая болезнь и появлялась, то разрешалась она чумою. (2) Умирали и те, за которыми не было ухода, равно как и те, которых окружали большими заботами. Не нашлось, можно сказать, решительно ни одного врачебного средства, употребление которого должно было бы помочь больному: что́ шло на пользу одному, то вредило другому. (3) Никакой организм, был ли он крепкий или слабый, не в силах был выдержать болезнь: она захватывала всех безразлично при каком бы то ни было образе жизни. (4) Самым же ужасным во всем этом бедствии был упадок духа (лишь только чувствовалось недомогание, заболевшие теряли надежду, отдавались скорее на произвол судьбы и уже не сопротивлялись болезни), а также и то, что при уходе друг за другом люди заражались, как и животные, и умирали. Наибольшая смертность происходила именно от заразы. (5) А если иные из страха и не желали приближаться друг к другу, то погибали в одиночестве. Так опустело множество домов по недостатку лиц, которые ухаживали бы за больными. Если же иные и приближались к больным, то погибали сами, больше всего люди, желавшие оказать какую-либо услугу другому. Из чувства чести они не щадили себя и посещали друзей, когда даже члены семьи под конец покидали своих, истомленные горем по умирающим и удрученные ужасным бедствием. (6) Больше сострадания к умирающим и больным обнаруживали оправившиеся от болезни, потому что они сами испытали ее раньше и были уже в безопасности: вторично болезнь, по крайней мере с смертельным исходом, не постигала никого. Благословляемые другими, они сами от чрезвычайной радости в настоящем легко предавались некоторой надежде на то, что в будущем никогда больше никакая болезнь не будет для них смертельною. 52. В довершение к постигшему бедствию аѳиняне были угнетены еще скоплением народа с полей в город, особенно пришельцы. (2) Так как домов не доставало и летом они жили в душных хижинах, то и умирали при полнейшем беспорядке; умирающие лежали один на другом, как трупы, или ползали полумертвые по улицам и около всех источников, мучимые жаждою. (3) Святыни, где расположились в палатках пришельцы, полны были трупов, так как люди умирали тут же. Так как болезнь слишком свирепствовала, люди, не зная, что́ с ними будет, перестали уважать и божеские, и человеческие установления. (4) Все обряды, какие соблюдались раньше при погребении, были попраны, и каждый совершал похороны, как мог. Многие, раньше уже похоронившие немало своих, прибегли к непристойным похоронам за отсутствием необходимых принадлежностей для погребения: одни клали своего покойника на чужой костер и поджигали его прежде, чем появлялись те, которыми костер был сложен; иные бросали принесенного покойника сверху на костер в то время, как сожигался на нем другой труп, и затем удалялись. 53. И в других отношениях болезнь прежде всего послужила для государства началом дальнейшего попрания законов. Теперь каждый легче отваживался на такие дела, какие прежде скрывались во избежание нареканий в разнузданности: люди видели, с какою быстротой происходила перемена с богачами, как внезапно умирали они, и как люди, ничего прежде не имевшие, тотчас завладевали достоянием покойников. (2) Поэтому все желали поскорее вкусить чувственных наслаждений, считая одинаково эфемерными и жизнь, и деньги. (3) Никто не имел охоты заранее переносить страдания ради того, что́ представлялось прекрасным, так как неизвестно было, не погибнет ли он прежде, чем достигнет этого прекрасного. Что было приятно в данную минуту и во всех отношениях полезно для достижения этого приятного, то считалось и прекрасным и полезным. (4) Людей нисколько не удерживал ни страх пред богами, ни человеческие законы, так как они видели, что все гибнут одинаково, и потому считали безразличным, будут ли они чтить богов, или не будут; с другой стороны, никто не надеялся дожить до той поры, когда понесет по суду наказание за свои преступления. Гораздо более тяжким приговором считался тот, который висел уже над головою, а потому казалось естественным прежде, чем он постигнет, насладиться хоть чем-нибудь от жизни.
54. Вот какого рода бедствие обрушилось на аѳинян и угнетало их в то время, когда и внутри города умирали люди, и за стенами его опустошались поля. (2) В несчастий, что́ и естественно, вспомнили и о следующем стихе, по словам стариков с древнего времени звучавшем так: (3) "Наступит дорийская брань и чума вместе с нею". Между людьми возник спор, что в этом стихе древними названа не чума, а голод. При настоящих обстоятельствах, разумеется, одержало верх то мнение, что в стихе названа чума, потому что люди приурочивали свои воспоминания к переживаемым бедствиям. Я же полагаю, что если когда-нибудь после этой войны вспыхнет другая дорийская война и с нею совпадет голод, то, по всему вероятию, тйк и будут читать этот стих. (4) С другой стороны, сведущие в том люди вспоминали изречение оракула,[65] данное лакедемонянам, когда на вопрос, обращенный к божеству,[66] следует ли воевать, оно изрекло им, что они одержат победу, если будут воевать с полным напряжением сил, и объявило, что само будет содействовать им.[67] (5) Высказывалось предположение, что события оправдали это изречение, так как за вторжением пелопоннесцев немедленно началась чума. В Пелопоннес болезнь не проникла, по крайней мере, в такой силе, чтобы стоило говорить о том; больше всего она охватила Аѳины, а затем и другие местности, гуще всего заселенные. Так было с чумою.
55. По опустошении равнины пелопоннесцы прибыли в землю, именуемую Паралом, и дошли до Лаврия, где находятся серебряные рудники аѳинян. Прежде всего они разорили ту часть этой земли, которая обращена к Пелопоннесу, потом обращенную к Евбее и Андросу. (2)Перикл, и в то время бывший стратегом, оставался при том же мнении, что и во время первого вторжения пелопоннесцев, именно, что аѳиняне не должны выходить против неприятеля.[68]
56. В то время как пелопоннесцы находились еще на равнине, Перикл до появления их в приморской области снаряжал сто кораблей к нападению на Пелопоннес и по окончании приготовлений вышел в открытое море. (2) На корабли он взял с собою четыре тысячи афинских гоплитов и триста человек конницы на судах, приспособленных к перевозке лошадей; тогда впервые сделаны были такие суда из старых кораблей. Вместе с аѳинянами выступили в поход хиосцы и лесбосцы на пятидесяти кораблях.[69] (3) Когда это афинское войско отчалило, оно оставило позади себя пелопоннесцев в приморской области Аттики. (4) По прибытии к Эпидавру в Пелопоннесе аѳиняне опустошили бо́льшую часть полей его, напали на город и возымели было надежду взять его, но не успели в этом. (5) Отплыв от Эпидавра, они опустошили области Трозенскую, Галийскую и Гермионскую - все это прибрежные земли Пелопоннеса. (6) Снявшись оттуда, аѳиняне прибыли в Прасии, приморский городок Лаконики, опустошили часть его полей, а самый городок взяли и разорили; после этого они возвратились домой. В Аттике аѳиняне не застали уже пелопоннесцев: последние отступили.
57. Все время, пока пелопоннесцы находились в земле аѳинян, а последние были в морском походе, болезнь истребляла аѳинян и в войске, и в городе. Поэтому и пошли речи о том, что пелопоннесцы, узнав от перебежчиков о появлении в городе болезни - да они и сами часто видели похороны - испугались и поспешили покинуть афинскую землю. (2) В это вторжение они дольше всего оставались в Аттике и опустошали всю страну. Действительно, они пробыли в Аттике около сорока дней.
58. В ту же летнюю кампанию Гагнон, сын Никия, и Клеопомп, сын Клиния, товарищи Перикла по стратегии, взяли с собой войско, которое было в распоряжении у Перикла, и немедленно пошли в поход против халкидян Ѳракийского побережья и против Потидеи, все еще находившейся в осаде.[70] По прибытии на место они придвинули машины к Потидее и употребили все средства для того, чтобы взять ее. (2) Но это им не удалось, и вообще они не имели успеха, соответствующего их приготовлениям; дело в том, что появившаяся здесь болезнь поставила аѳинян в крайне тягостное положение, истребляя их войско, так что и прежде находившиеся здесь афинские воины,[71] до того здоровые, заразились болезнью от отряда Гагнона, Формиона, и тысячи шестисот
воинов не было больше в земле халкидян.[72] (3) Таким образом, Гагнон возвратился на своих кораблях в Аѳины, потеряв от болезни в течение сорока дней полторы тысячи гоплитов из четырех тысяч. Прежние воины оставались на месте и продолжали осаду Потидеи.
59. После вторичного вторжения пелопоннесцев, когда поля аѳинян были во второй раз опустошены, а наряду с этим угнетала их болезнь и война, у аѳинян изменилось настроение. (2) С одной стороны, они стали обвинять Перикла за то, что он склонил их к войне и что через него они подверглись несчастиям; с другой, они склонны были заключить мир с лакедемонянами и послали к ним несколько послов, но ничего не достигли. Чувствуя себя беспомощными во всех отношениях, аѳиняне стали нападать на Перикла. (3) Перикл замечал недовольство аѳинян ввиду создавшегося положения дел, видел, что они во всем поступают так, как он ожидал. Поэтому, будучи еще стратегом, он созвал народное собрание с целью ободрить аѳинян, смирить их раздражение, смягчить и успокоить. Выступив в народном собрании, он произнес следующую речь.
60. "Я ждал от вас раздражения против меня, и мне известны его причины; поэтому я и созвал народное собрание для того, чтобы кое-что напомнить вам и упрекнуть вас, так как ваше негодование и ваша уступчивость перед несчастиями не имеют до известной степени основания. (2) Я держусь того мнения, что благополучие целого государства, если оно идет по правильному пути, более выгодно для частных лиц, нежели благополучие отдельных граждан при упадке всего государства в его совокупности. (3) Ведь если гражданин сам по себе благоденствует, между тем как отечество разрушается, он все равно гибнет вместе с государством; напротив, если гражданин чувствует себя несчастным, то в благоденствующем государстве он гораздо скорее может найти свое спасение. (4) Итак, если государство способно нести на себе несчастия отдельных лиц, каждый же гражданин, в отдельности взятый, не в состоянии выносить несчастий государства, то разве не следует всем нам помогать ему? И разве позволительно поступать так, как вы поступаете теперь, именно: будучи поражены домашними неудачами, вы упускаете из виду спасение государства и обвиняете меня, посоветовавшего войну, а вместе и себя самих, потому что вы же согласились со мною? (5) Вы негодуете на такого человека, как я, который, я думаю, не хуже всякого другого понимает, что́ следует делать, умеет выяснить это, любит государство и свободен от корыстолюбия. (6) Ведь кто знает что-либо и не умеет ясно научить этому другого, тот находится в равном положении с тем, который лишен всякого понимания; кто владеет тем и другим,[73] но не благорасположен к государству, тот все равно не в состоянии предложить ничего подходящего; если при этом есть и благорасположение, но человек поддается подкупу, то за одни деньги он может продать все. (7) Если вы убеждены, что я обладаю этими свойствами хоть в немного большей степени, нежели другие,[74] и, по моему совету, начали войну, то теперь незаслуженно обвиняете меня, будто я поступил неправильно. 61. Действительно, кому при общем благополучии предстоит выбор,[75] то начать войну большое безумие. Но если необходимо было или, уступив, немедленно покориться другим,[76] или ценою опасности спасти себя, то больше заслуживает упрека тот, кто бежит от опасности, а не тот, кто идет на нее. (2) Я остаюсь тем же и не схожу со своей позиции, вы же изменяете себе, так как, пока вас не коснулась беда, вы слушались меня, когда же вас постигла неудача, вы раскаиваетесь. Мои доводы кажутся вам ошибочными вследствие вашего слабодушия, потому что каждый из вас теперь же чувствует горестные последствия,[77] а о пользе у всех вас отсутствует ясное представление. После того как дела приняли решительную перемену, к тому же внезапно, дух ваш принижен, чтобы оставаться при прежнем решении. (3) В самом деле, внезапность и неожиданность событий, обманувших к тому же бо́льшую часть расчетов, порабощает рассудок; это и случилось с вами ввиду всех других бедствий, особенно же чумы. (4) Однако вам, гражданам великого государства, воспитанным в соответствующих его величию принципах, должно стремиться противиться самым тяжким несчастиям и не затмевать вашего достоинства: люди одинаково осуждают того, кто из трусости оказывается ниже присущей ему славы, и ненавидят того, кто по смелости домогается несоответствующей ему славы. Вы должны, забыв личные невзгоды, добиваться спасения государства".
62. "Для нас должно бы быть достаточно и тех доводов, какими я при других случаях многократно доказывал несостоятельность ваших подозрений, будто мы не одержим победы, как бы ни была трудна и продолжительна война.[78] Теперь я разъясняю вам еще одно преимущество касательно громадности средств для поддержания вашего владычества; мне кажется, вы никогда не принимали его в соображение, да и я недостаточно указывал на него в прежних речах. Не говорил бы я о нем и теперь, не желая давать повода к излишнему хвастовству, если бы я не видел, что вы испуганы без достаточных оснований. (2) Дело в том, что вы считаете себя владыками только над союзниками; я же утверждаю, что из двух элементов, явно предоставленных в пользование человеку, суши и моря, над одним вы являетесь в полном смысле слова настоящими господами, и не только на том пространстве, на каком пользуетесь им теперь, но и дальше, если бы пожелали. И в настоящее время нет такого царя, нет ни одного народа, которые были бы в состоянии задержать плавание вашего флота при его теперешнем оборудовании. (3) Могущество это так велико, что в сравнение с ним не может идти польза, приносимая домами и полями, потерю которых вы считаете для себя столь тяжелою. Вам надлежит огорчаться из-за них не больше, как из-за потери какого-либо садика или блестящего предмета роскоши; в сравнении с вашим могуществом вы должны считать потери эти ничтожными и сознавать, что со свободою, если мы постараемся спасти ее, легко все это восстановить. Напротив, если мы покоримся чужой власти, то умалятся, как обыкновенно бывает, и те блага, которые приобретены раньше. В том и другом отношении нам не подобает оказаться хуже отцов наших, которые не от других получили это достояние, но, приобретя его своими трудами, сохранили его в целости и передали нам; постыднее потерять то, что́ имеешь, нежели потерпеть неудачу в деле приобретения чего-либо. Нам следует мужественно идти на врагов, не только с гордостью,[79] но и с презрением.[80] (4) Дело в том, что кичливость бывает и в трусе, если невежеству помогает счастливый случай; самоуверенность же свойственна тому, кто сознательно уверен в превосходстве над врагом, - а эта уверенность и есть у нас. (5) При одинаковой удаче мужество укрепляется сознанием, основанным на высокой самоуверенности, ищущим опоры не столько в надежде, сила которой сказывается при безвыходности положения, сколько в правильной оценке имеющихся налицо средств, чем обеспечивается более надежное предвидение будущего. 63. Вам надлежит оказывать содействие тому почетному положению, которое занимает наше государство благодаря своему могуществу, которым вы все гордитесь, и или не уклоняться от трудов, или вовсе не гнаться за почетом. Не думайте, что борьба идет только об одном, о рабстве вместо свободы; она идет о потере власти и об опасности, угрожающей вам за ненавистное ваше
владычество.[81] (2) Отрекаться от власти вам нельзя, хотя иные из страха и праздности и разыгрывают теперь роль честных людей; ведь власть ваша имеет уже вид тирании; захватить ее считается несправедливостью,
отказаться от нее опасно.[82] (3) Подобного рода люди[83] скоро погубили бы государство, если бы им удалось склонить на свою сторону других граждан, или если бы они устроили для себя где-либо автономное государство. Миролюбивая политика, если она не соединяется с энергией, не спасает государства; свободная от опасностей покорность полезна не в государстве господствующем, а в подчиненном".
64. "Не давайте совращать себя подобным гражданам и не негодуйте на меня, хотя неприятель вторгся к нам и причинил вред, какого естественно было ожидать, раз вы не захотели покориться ему: ведь вы сами вместе со мною решились воевать. Правда, сверх того, что́ мы ждали, постигла нас и болезнь, единственное обстоятельство, превысившее всякие предположения. И я знаю, что отчасти именно эта болезнь и усиливает еще вашу ненависть против меня. Но это несправедливо: ведь не стали бы вы вменять в заслугу мне какой-либо вашей удачи, если бы она случилась вопреки расчету. (2) То, что́ исходит от божества, следует принимать с сознанием его неотвратимости, а то, что́ причинено врагами, - с мужеством. Это было в обычаях нашего государства раньше, и вы не должны служить тут помехою. (3) Сознайте, что государство наше пользуется величайшею славою у всех людей за то, что оно не склоняется перед несчастиями, что в войнах оно потеряло множество людей и потратило много труда, что оно до сих пор располагает величайшим могуществом, память о котором сохраняется вечно у потомков, если даже мы теперь слегка и уступим: всему в природе свойственно и убывать. Останется память о том, что мы, эллины, имели под своей властью наибольшее число эллинов и в жесточайших войнах устояли как против отдельных врагов, так и против всех сил их в совокупности, что мы занимали город богатейший во всех отношениях и величайший. (4) И если нерадивый может порицать все это, то жаждущий деятельности сам будет соревновать нам, а не приобретший столько, как мы, будет нам завидовать. (5) Что нас в настоящее время ненавидят и тяготятся нами, это общая участь всех, которые изъявили притязание господствовать на другими. Но кто стремится к высшему, тем самым навлекая на себя зависть, тот поступает правильно. И в самом деле,
ненависть держится недолго, блеск же в настоящем и слава в будущем вечно остаются в памяти людей. (6) И вы в ожидании прекрасного будущего, лишь бы непостыдно было настоящее, теперь же завоюйте своею энергией блеск и славу. С лакедемонянами не вступайте в переговоры и не показывайте вида, будто нынешние невзгоды тяготят вас; те государства и частные лица обладают наибольшей мощью, помыслы которых нисколько не омрачаются бедствиями, но которые на деле проявляют самое упорное сопротивление".
65. Такою речью Перикл старался парализовать раздражение аѳинян против него и отвратить их внимание от бедствий настоящего. (2) Аѳиняне в своей политике следовали его внушениям, не отправляли больше послов к лакедемонянам и энергичнее обратились к военным действиям; но в их частной жизни несчастья их огорчали, простой народ потому, что он потерял и то немногое, что́ имел, людей богатых потому, что они лишились прекрасного состояния, заключавшегося в великолепных домах, расположенных на территории Аттики, драгоценной утвари, а больше всего потому, что вместо мира у них была война. (3) Все-таки общее раздражение граждан против Перикла прошло тогда только, когда они оштрафовали его денежной пеней. (4) Вскоре после того - так обыкновенно поступает толпа - они, однако, снова выбрали его в стратеги, доверили ему все государственные дела: каждый был уже менее чувствителен к личному горю, а для нужд общегосударственных Перикл считался самым драгоценным человеком. (5) И действительно, пока он стоял во главе государства в мирное время, он руководил им с умеренностью и вполне охранил его безопасность. Государство достигло при Перикле наивысшего могущества, а когда началась война, он и в то время, очевидно, предусмотрел всю ее важность. (6) Войну он пережил всего на два года и шесть месяцев, и, когда умер,[84] предвидение его относительно войны обнаружилось еще в большей степени. (7) В самом деле, Перикл утверждал, что аѳиняне выйдут из войны победителями, если будут держаться спокойно, заботиться о флоте, не стремиться в войне к расширению своего владычества, не подвергать город опасности. Аѳиняне, однако, во всем этом поступили как раз наоборот. Кроме того, в других делах, которые не имели отношения к войне, они вели политику во вред себе и союзникам под влиянием личного честолюбия и личной корысти; если бы их предприятия удались, они принесли бы с собою почет и выгоды скорее частным лицам, а происшедшие в них неудачи были пагубны государству именно для этой войны. (8) Происходило это от того, что Перикл, опираясь на свой престиж и ум, будучи, очевидно, неподкупнейшим из граждан, свободно сдерживал народную массу, и не столько она руководила им, сколько он ею. Благодаря тому что Перикл приобрел влияние не какими-либо неблаговидными средствами, он никогда не говорил в угоду массе, но мог, опираясь на свой престиж, даже кое в чем с гневом возражать ей. (9) Так, Перикл всякий раз, когда замечал в аѳинянах заносчивость и как следствие ее несвоевременную отвагу, смирял их своими речами, доводя их до страха; наоборот, когда он видел в аѳинянах неосновательную боязнь, он внушал им снова отвагу. По имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину. (10) Преемники Перикла были, скорее, ю равны между собою; в то же время каждый из них, стремясь стать первым, угождал народу и предоставлял ему управление государством. (11) Вследствие этого, как обыкновенно бывает в государствах больших и владычествующих над другими, сделано было много ошибок; в том числе это относится и к сицилийской экспедиции. Поход этот не удался не столько вследствие ошибочного представления о тех, против кого шли аѳиняне, сколько от того, что, отправив войско, граждане не принимали дальнейших решений, полезных для отправившегося войска; в стремлении своем к руководительству народом вожди этого войска заняты были личными нареканиями и тем ослабляли войско и взаимными распрями впервые внесли смуту в государственные дела. (12) Однако, хотя аѳиняне потеряли в Сицилии бо́льшую часть флота и другие военные средства, а в городе происходили уже междоусобицы, в течение трех[85] [86] лет они выдерживали еще борьбу и с прежним врагом, и с действовавшими заодно с ним сицилийцами, а также с увеличившимся числом отпавших союзников, впоследствии же и с сыном персидского царя Киром, также примкнувшим к пелопоннесцам и снабжавшим их деньгами на флот. Аѳиняне сдались лишь после того, как силы их были сокрушены наступившими внутренними раздорами. (13) Вот насколько расчеты Перикла тогда[87] оказались даже ниже действительности, когда он предсказывал афинскому государству очень легкую победу в войне с одними пелопоннесцами.
66. В ту же летнюю кампанию лакедемоняне и союзники их с сотнею кораблей пошли войною на остров Закинѳ, расположенный в виду Элиды. Жители его, колонисты пелопоннесских ахеян, состояли в союзе с аѳинянами. Лакедемонян отправилось на кораблях тысяча гоплитов; навархом был спартиат Кнем. Сошедши с кораблей, они опустошили бо́льшую часть острова и, так как закинѳяне не покорялись, отплыли обратно.
67. В конце той же летней кампании коринѳянин Аристей, лакедемонские послы Анерист, Николай, Пратодам, тегеец Тимагор и частным образом аргивянин Поллис отправились в Азию к персидскому царю с целью попытаться уговорить его дать денег и вести войну с ним сообща. На пути они прибыли прежде всего во Ѳракию к Ситалку,[88] сыну Тереса, желая, если удастся, убедить его разорвать союз с аѳинянами и идти с войском к Потидее, где находилось занятое осадою афинское войско и куда они отправлялись, и потом, при содействии Ситалка, пройти на ту сторону Геллеспонта к Фарнаку, сыну Фарнабаза, который должен был проводить их к царю. (2) Находившиеся в то время у Ситалка афинские послы, Леарх, сын Каллимаха, и Аминиад, сын Филемона, просили сына Ситалка Садока, получившего права афинского гражданства, передать пелопоннесцев в их руки, чтобы отнять у них возможность переправиться к персидскому царю и помешать причинить вред государству, которое отчасти имело отношение теперь и к нему. (3) Садок склонился на просьбу послов, и когда те направлялись через Ѳракию к судну, на котором они рассчитывали переплыть Геллеспонт, он велел схватить их прежде, чем они сели на судно; для этого он послал вместе с Леархом и Аминиадом других людей и приказал передать послов аѳинянам. (4) Аѳиняне взяли их и переправили в Аѳины. По прибытии послов, аѳиняне опасались, как бы Аристей снова не убежал и не причинил им еще большего вреда, так как, по-видимому, он и раньше был виновником всего того, что́ случилось с Потидеей и Ѳракийским побережьем. Хотя послы и желали сделать какие-то заявления, аѳиняне в тот же день без суда умертвили их и бросили в яму. Так хотели они выместить на послах то, чему лакедемоняне подвергали афинских и союзных купцов, плававших на грузовых судах в пелопоннеских водах: лакедемоняне, захватив их, убили и бросили в ямы. Дело в том, что в начале войны лакедемоняне всех, кого только захватывали на море, умерщвляли как неприятелей, состояли ли они в войне на афинской стороне или соблюдали нейтралитет.
68. Около того же времени, в конце летней кампании, ампракиоты с собственным войском и с множеством двинутых ими в поход варваров пошли на Амфилохский Аргос и на остальную Амфилохию. (2) Началом враждебных отношений их с аргивянами послужило прежде всего следующее обстоятельство. (3) Амфилохский Аргос и остальную Амфилохию, что у Ампракийского залива, занял после Троянской войны возвратившийся домой и недовольный положением дел в Аргосе сын Амфиарая, Амфилох, который назвал местность по имени своей родины Аргосом. (4) Город этот был самым большим в Амфилохии, население его самое богатое. (5) Спустя много поколений жители города под давлением несчастий призвали переселиться к ним пограничных с Амфилохией ампракиотов, и эллинскому языку, на котором они говорят теперь, они научились от поселившихся с ними ампракиотов; остальные амфилохи - варвары. (6) С течением времени ампракиоты вытеснили аргивян и сами завладели их городом. (7) После этого амфилохи[89] отдались под покровительство акарнанов и сообща с ними призвали на помощь аѳинян, которые и отправили к ним тридцать кораблей со стратегом Формионом. По прибытии Формиона они силою взяли Аргос, ампракиотов[90] поработили, а Аргос заселили сообща амфилохи и акарнаны. (8) После этого впервые заключен был союз между аѳинянами и акарнанами.[91] (9) У ампракиотов сначала возникла вражда к аргивянам из-за порабощения их соплеменников; впоследствии, во время войны, они совершили упомянутый поход со своим войском, а также с хаонами и некоторыми другими соседними варварами. Явившись к Аргосу, ампракиоты овладели его полями, но, не будучи в состоянии взять города приступом, возвратились домой и разошлись каждый к своему племени. Вот что произошло в эту летнюю кампанию.
69. В следующую затем зимнюю кампанию аѳиняне отправили в пелопоннесские воды двадцать кораблей со стратегом Формионом. Из Навпакта, служившего операционным базисом, он наблюдал за тем, чтобы никого не выпускать из Коринѳа и Крисейского залива и не впускать туда. Шесть других кораблей со стратегом Мелесандром аѳиняне отрядили к берегам Карии и Ликии, чтобы взыскивать деньги с тамошних жителей и не допускать в море пелопоннесских пиратов, которые, отправляясь от берегов Карии и Ликии, тревожили торговые суда, выходившие из Фаселиды и Финикии и из тамошних материковых местностей. (2) Углубившись в материк Ликии с афинскими воинами, которые сошли с кораблей, и с союзниками, Мелесандр потерпел поражение в битве, погиб сам и потерял незначительную часть своего войска.
70. В ту же зимнюю кампанию потидеяне оказались не в состоянии долее выдерживать осаду.[92] Вторжения пелопоннесцев в Аттику нисколько не понуждали аѳинян отказаться от осады, между тем в съестных припасах у потидеян ощущался недостаток и, помимо многих других предметов, которые из нужды употреблялись в Потидее в пищу, некоторые потидеяне поедали даже друг друга. Поэтому потидеяне вступили в переговоры о сдаче с афинскими стратегами, которым поручена была осада Потидеи: с Ксенофонтом, сыном Еврипида, Гестиодором, сыном Аристоклида, и Фаномахом, сыном Каллимаха. (2) Аѳинские стратеги пошли на предложение, принимая во внимание лишения, испытываемые их войском в холодной местности; да и государство издержало уже
на осаду две тысячи талантов.[93] (3) Сдались потидеяне на следующих условиях: все они, вместе с детьми, женщинами и бывшим у них вспомогательным войском, должны выйти из города, мужчины с одним гиматием, женщины с двумя, и с небольшою определенною суммою денег на дорогу. (4) Согласно уговору, потидеяне вышли на Халкидику и куда кто мог. Аѳиняне, однако, предъявили обвинение стратегам за то, что они заключили договор без их ведома: они полагали, что город должен был сдаться на таких условиях, какие будут угодны аѳинянам. Потом аѳиняне отправили в Потидею колонистов из среды своих граждан и заселили город. (5) Случилось это зимою. Так закончился второй год войны, историю которой написал Ѳукидид.
71. В следующую летнюю кампанию пелопоннесцы и союзники не вторглись в Аттику, но пошли войною на Платею (479 г.); во главе их был царь лакедемонян Архидам, сын Зевксидама. Расположив войско в лагере, он собирался опустошать поля. Платеяне немедленно отправили к нему послов с такою речью: (2) "Идя войною на Платейскую землю, вы, Архидам и лакедемоняне, поступаете несправедливо и недостойно ни вас, ни отцов ваших. Лакедемонянин Павсаний, сын Клеомброта, по освобождении Эллады от персов в союзе с эллинами, пожелавшими разделить с ними опасности битвы, происходившей у нас, совершил жертвоприношение на платейской площади Зевсу Освободителю и, призвав в свидетели всех союзников, отдал платеянам их землю и город с тем, чтобы они владели ими, пользуясь автономией, и чтобы никто никогда не нападал на них с целью обиды или порабощения; в противном случае присутствовавшие тогда союзники обязывались, по мере возможности, защищать платеян. (3) Вот что даровали нам отцы ваши за доблесть и энергию, доказанные нами в тех опасностях; вы же поступаете не так, как отцы ваши: вместе с ѳивянами, нашими злейшими врагами, вы явились сюда, чтобы поработить нас. (4) Мы призываем в свидетели богов, которые тогда стояли на страже клятвы, а также богов ваших отечественных и наших туземных, и говорим вам: не обижайте платейской земли, не преступайте клятв, оставьте нас жить, пользуясь автономией, как считал это справедливым Павсаний". 72. Только это и сказали платеяне. Архидам, выслушав их, отвечал: "Вы говорите правду, платеяне, если поступки ваши согласуются с вашими речами. Пользуйтесь автономией сами, как предоставил вам Павсаний, и помогайте освобождать прочих эллинов, которые делили в то время с вами опасности и дали клятву вместе с вами, а теперь находятся под властью аѳинян; ради освобождения их и остальных эллинов предприняты столь великие приготовления и ради того же ведется эта война. Приняв возможно большее участие в деле освобождения, и вы останьтесь верны клятвам; в противном случае, владейте спокойно вашим достоянием, чего мы требовали от вас и раньше, и не присоединяйтесь ни к одной из воюющих сторон; тех и других считайте вашими друзьями, но в войне соблюдайте нейтралитет. И этим мы удовольствуемся". Так сказал Архидам. (2) Выслушав это, платейские послы вошли в город, сообщили народу условия Архидама и потом ответили ему, что платеяне не могут исполнить его требований без согласия аѳинян, так как у последних находятся дети их и женщины, что они опасаются за весь свой город, как бы по удалении пелопоннесцев не пришли к ним аѳиняне и не воспретили исполнить эти требования, а также как бы ѳивяне не попытались снова захватить их город,[94] если платеяне поклянутся быть в дружбе с обеими воюющими сторонами. Но Архидам ободрял платеян следующими словами: (3) "Передайте город ваш и жилища нам, лакедемонянам, обозначьте границы вашей земли, сдайте по счету деревья ваши и все, что может быть сосчитано; сами же выселяйтесь, куда желаете, пока будет война. По окончании ее мы возвратим вам все, что́ бы ни приняли от вас, а до того времени удержим это в качестве залога, будем обрабатывать вашу землю и делать вам столько взносов, сколько было бы достаточно для вас". 73. Послы выслушали это, снова вошли в город и, посоветовавшись с народом, отвечали, что желают прежде всего сообщить требования Архидама аѳинянам и потом исполнят их, если добьются на то согласия со стороны аѳинян; до тех пор платеяне предлагали заключить с ними перемирие и не опустошать их полей. Архидам заключил перемирие на столько дней, сколько требовалось для возвращения послов из Аѳин, и не разорял полей. (2) Платейские послы отправились к аѳинянам и после совещания с ними возвратились, сообщив гражданам следующее: (3) "Платейские граждане, с того времени, как мы стали вашими союзниками", говорят аѳиняне, "мы ни в чем не давали вас в обиду и теперь не допустим до этого и по мере сил наших поможем вам. Мы заклинаем вас во имя тех клятв, которыми клялись отцы наши, ни в чем не изменять условий союза". 74. Выслушав это сообщение послов, платеяне постановили не изменять аѳинянам, выдержать, если нужно, и опустошение полей, претерпеть все, что́ бы ни случилось; далее платеяне решили никому из них уже не выходить из города, а лакедемонянам дать ответ с укреплений, что они не могут исполнить их требований. (2) Только по получении этого ответа Архидам, призвав в свидетели туземных богов и героев, сказал следующее: (3) "Все боги, властвующие в платейской земле, и герои, будьте свидетелями, что мы с самого начала не поступали несправедливо, - так как платеяне первые изменили общей клятве, - когда мы вошли в эту землю, в которой отцы наши молили вас о даровании победы над персами, и где вы благосклонно даровали эллинам успех в борьбе; и теперь мы не будем виновны, если употребим против платеян какие- либо меры, потому что мы многократно предъявляли им справедливые требования, но не получили от них удовлетворения. Разрешите же, чтобы те, кто раньше учинил неправду, понесли наказание, а справедливые каратели исполнили мщение".
75. Призвав, таким образом, богов, Архидам выстроил свое войско к военным действиям. Прежде всего он окружил город частоколом из срубленных деревьев, чтобы никому не было выхода из города; затем насыпал подле него земляной вал в той надежде, что Платея будет взята очень скоро, так как в деле участвует столь многочисленное войско. (2) На Киѳероне лакедемоняне нарубили брусьев и крест-накрест приладили их вместо стен с обеих сторон к насыпи, чтобы насыпанная земля не расползалась на далекое расстояние. На насыпь они сносили хворост, камни, землю, нагромождали все, что́ должно было быть пригодно для возведения вала. (3) Пелопоннесцы насыпали землю в течение семидесяти дней и ночей[95] без перерыва, распределив между собою работу по сменам, так что одни носили, пока другие спали или ели. Лакедемонские начальники, командовавшие союзными отрядами от каждого города, понуждали воинов к работе. (4) Видя, как насыпь поднимается, платеяне сколотили деревянное укрепление и поставили его на городскую стену в том месте, где возводилась насыпь, заделывая промежутки в деревянном укреплении кирпичом, который они брали из соседних домов. (5) Куски дерева на боковых стенах были связаны между собою, и все сооружение, несмотря на высоту, не было непрочным; прикрыто оно было шкурками и кожами, так что и рабочие и деревянные части не подвергались действию зажигательных стрел и находились в безопасном положении. (6) Стена поднималась до значительной высоты, но с неменьшею поспешностью возводилась и насыпь против нее. Тогда платеяне придумали следующее: они разобрали стену в том месте, к которому примыкал вал, и стали таскать землю в город. 76. Со своей стороны пелопоннесцы, заметив это, набросали в отверстие стены глины, набитой в тростниковые плетенки, чтобы она не могла обваливаться, как земля, и уноситься в город. (2) Встретив здесь преграду, платеяне остановили свою работу, но провели из города подземный ход, направили его, произведя предварительно расчет, под окоп и снова стали таскать землю к себе. Долгое время стоявшее за городом войско не замечало этого, так что чем больше они насыпали земли, тем меньше подвигались к концу, потому что снизу насыпь постепенно убывала и оседала постоянно в том месте, где были ямы. (3) Однако платеяне, опасаясь, что все-таки при своей малочисленности и при массе врагов они не в состоянии будут выдержать осаду, придумали еще следующее: работы свои над большим сооружением, что против вала, они прекратили и от низкой стены по обеим сторонам деревянного сооружения возвели стену внутри города в виде полумесяца с тою целью, чтобы держаться за этой стеной, если высокая стена будет взята, и, заставив врагов снова возводить вал против нового укрепления, таким образом взвалить на них при дальнейшем движении вовнутрь двойной труд и поставить их в положение обстреливаемых с двух сторон. (4) Между тем пелопоннесцы одновременно с возведением насыпи стали придвигать к городу боевые машины. Одна из них, придвинутая по насыпи, повредила значительную часть высокого сооружения и навела ужас на платеян. Другие машины поставлены были против других частей стены. Однако платеяне накидывали на эти машины петли и таким образом отклоняли удары. Кроме того, на больших железных цепях они привесили концами с обеих сторон огромные брусья, укрепили их на двух бревнах, положенных на стене и выступающих вперед, и тянули брусья вверх наискось к стене; каждый раз, когда где-либо грозил удар машины, платеяне не удерживали бревна и опускали его на ослабнувших цепях; бревно стремительно падало и отламывало выдающуюся часть стенобитной машины. 77. После того как боевые машины оказывались совершенно бесполезными, а против окопов приступлено было к возведению укрепления, пелопоннесцы поняли, что им при создавшихся затруднительных обстоятельствах трудно взять штурмом город, и стали готовиться к возведению стены вокруг него. (2) Однако они решили сначала попытаться взять его огнем, полагая, что, быть может, им удастся при поднявшемся ветре сжечь город, тем более, что он был невелик. Вообще они измышляли все способы, чтобы овладеть городом без затрат и осады. (3) С этою целью пелопоннесцы притаскивали связки хвороста и вначале бросали их с окопов вниз в промежуточное пространство между стеною и валом. Так как делом занято было мною рук, то пространство скоро наполнилось; тогда они стали бросать хворост в кучу и в остальную часть города, как только далеко можно было добросить с высоты вала, положили на хворост огонь с серой и смолой и так зажгли его. (4) Поднялось такое пламя, какого, поскольку этого можно было достигнуть руками человеческими, до того времени никто еще не видел (правда, на горах уже случалось, что лес, колеблемый ветром, вследствие трения сам собою загорался и поднималось непрекращающееся пламя). (5) Огонь был ужасный; еще немного, и платеяне, избежавшие прочих опасностей, погибли бы: действительно, в городе на огромном пространстве нельзя было подойти к пламени, и если бы еще подул ветер, погнавший на город, платеянам не было бы спасения. На это именно и рассчитывал неприятель. (6) Но, как рассказывают, тогда случилось следующее: пошел сильный дождь с грозою, погасивший пламя, благодаря чему опасность миновала. 78. Когда и эта попытка не удалась, пелопоннесцы оставили на месте незначительную часть войска, бо́льшую же часть его распустили и занялись возведением укреплений вокруг города, причем разделили все пространство между отрядами отдельных государств; с внутренней и с наружной стороны вала был ров, из земли которого они приготовляли кирпич. (2) Когда к восходу Арктура все работы были кончены, пелопоннесцы поставили свою стражу на протяжении половины укреплений (другую половину охраняли беотяне), возвратились с войском домой и распустили его по государствам. (3) Уже раньше[96] платеяне переселили в Аѳины своих детей, женщин, глубоких стариков и всех людей, негодных к войне. Осаждены были оставшиеся в городе четыреста платеян, восемьдесят аѳинян и сто десять женщин, приготовлявших осажденным пищу. (4) Вот сколько было в общей сложности всех в Платее, когда приступлено было к осаде; никого больше не было в стенах города, ни рабов, ни свободных. Так организована была осада Платей.
79. В ту же летнюю кампанию, в одно время с походом против Платей, в пору созревания хлеба, аѳиняне с двумя тысячами собственных гоплитов и с двумястами конных воинов пошли войною на халкидян Ѳракийского побережья и на боттиеев;[97] стратегом был Ксенофонт, сын Еврипида, с двумя товарищами. (2) Прибыв к Спартолу в Боттике, аѳиняне опустошили нивы. Им казалось, что город сдастся при содействии некоторых граждан. Но другие граждане не соглашались на это и обратились через послов в Олинѳ;[98] оттуда явились гоплиты и войско для охраны города. Когда войско это вышло из Спартола, аѳиняне приготовились к бою у самого города. (3) Халкидские гоплиты и вместе с ними некоторые союзники были побеждены аѳинянами и отступили в Спартол; но халкидская конница и легковооруженные воины одолели конницу аѳинян и их легкие отряды. (4) Пелтастов халкидяне имели немного из области, именуемой Крусидою. Как только произошла битва, из Олинѳа явились на помощь другие пелтасты. (5) Когда заметили это легкие спартольские отряды, они, ободрившись как вследствие появления этих воинов, так и потому еще, что раньше они не были побеждены, вместе с халкидской конницей и с прибывшими на помощь воинами ударили снова на аѳинян. Аѳиняне отступили к тем двум отрядам, которые они оставили подле обоза. (6) Всякий раз, когда нападали аѳиняне, халкидяне отступали, а когда отступали аѳиняне, неприятель преследовал их и метал в них дротики. Подоспевавшая всюду, где то представлялось удобным, халкидская конница бросалась на аѳинян; она-то и навела больше всего на них страх, обратила их в бегство и преследовала на большом расстоянии. (7) Аѳиняне бежали в Потидею, потом, согласно договору, подобрали своих убитых и с уцелевшим войском возвратились в Аѳины; аѳинян пало четыреста тридцать человек и все их стратеги. Халкидяне и боттиеи водрузили трофей, собрали своих убитых и разошлись по городам.

Военные действия в Акарнании

80. Немного спустя после этого, в ту же летнюю кампанию, ампракиоты и хаоны,[99] желая покорить всю Акарнанию и отторгнуть ее от аѳинян, уговорили лакедемонян снарядить флот из союзных сил и отправить в Акарнанию тысячу гоплитов. Они говорили при этом, что если лакедемоняне с флотом и сухопутным войском соединятся с ними, а живущие вдали от берега акарнаны не в силах будут подать помощь своим, то они, легко завладев Акарнанией, покорят и Закинѳ и Кефаллению, и аѳинянам нельзя уже будет по-прежнему крейсировать в пелопоннесских водах; можно надеяться, говорили они, и на взятие Навпакта. (2) Лакедемоняне, приняв это предложение, тотчас послали Кнема, который был еще навархом,[100] и гоплитов на небольшом числе кораблей. Союзному флоту они приказали снарядиться со всею поспешностью и идти к Левкаде. (3) Коринѳяне очень энергично помогали ампракиотам как своим колонистам. Флот этот снаряжался от Коринѳа, Сикиона и ближайших к ним местностей; между тем флот от Левкады, Анактория и Ампракии прибыл к Левкаде раньше и ждал там. (4) Кнем и с ним тысяча гоплитов переплыли море, не будучи замечены Формионом, который командовал двадцатью аттическими кораблями, стоявшими на страже подле Навпакта.[101] (5) Затем немедленно Кнем стал готовиться к сухопутному походу. С Кнемом были из эллинов ампракиоты, анакторийцы, левкадяне и тысяча прибывших с ними гоплитов пелопоннесских. Из варваров была тысяча хаонов, управлявшихся без царей; во главе их находились лица, выбираемые на должность правителей на один год из господствующего рода, - в то время Фотий и Никанор. Вместе с хаонами выступили в поход и ѳеспроты, управлявшиеся также без царей. (6) Начальником молоссов и атинтанов был Сабилинѳ, опекун царя Ѳарипа, тогда еще ребенка; паравеями предводительствовал бывший у них царем Оройд. Тысяча человек орестов, у которых царем был Антиох, выступили в поход вместе с паравеями с дозволения Антиоха под началом Оройда. (7) Пердикка тайком от аѳинян также послал тысячу македонян, явившихся позже. (8) С таким войском выступил Кнем, не дождавшись коринѳского флота. На пути через Аргос[102] он разорил неукрепленное селение Лимнею; потом он прибыл к Страту, обширнейшему городу Акарнании, рассчитывая, что остальная область легко перейдет к нему, если будет взят этот город в первую очередь. 81. Когда акарнаны узнали, что в их землю вторглось огромное сухопутное войско и что с моря также явится неприятель на кораблях, они не стали оказывать друг другу помощи, но каждое селение охраняло собственное свое достояние; к Формиону же отправлены были послы с просьбою о защите. Формион отвечал, что не может оставить Навпакт без обороны, так как неприятельский флот собирается выйти из Коринѳа. (2) Между тем пелопоннесцы и союзники их, разделившись на три отряда, направлялись к городу Страту, чтобы расположиться вблизи его лагерем и попытаться взять укрепление силою, если не удастся склонить его к сдаче увещаниями. (3) В центре войска наступали хаоны и прочие варвары; с правой стороны их были левкадяне и анакторийцы со своими союзниками, с левой Кнем с пелопоннесцами и ампракиоты. Отряды отделены были один от другого большими расстояниями, и были места, где они не видали даже друг друга. (4) Эллины наступали, будучи выстроены в боевом порядке, и были настороже, пока не расположились лагерем в удобном месте. Напротив, хаоны, исполненные самоуверенности (они считались у тамошних жителей материка наиболее воинственными), не дожидались разбивки лагеря, но стремительно двинулись вперед вместе с прочими варварами и рассчитывали взять город быстрым нападением, так, чтобы честь этого дела принадлежала им одним. (5) Стратияне, узнав об этом еще тогда, когда варвары были в пути, и рассудив, что эллины уже не явятся больше к ним, если им удастся одержать победу над выделившимися хаонами, устроили в окрестностях города засаду и, когда хаоны приблизились, ударили на них одновременно из города и из засады. (6) Хаоны приведены были в ужас, многие из них погибли, а прочие варвары при виде поражения своих не оказали более сопротивления, но обратились в бегство. (7) Между тем ни в одном из эллинских лагерей не было известно о битве, потому что хаоны ушли далеко вперед и эллинское войско думало, что варвары торопятся разбить свой лагерь. (8) Но варвары[103] в бегстве устремились к эллинам, последние приняли их к себе, соединили свои лагери и в течение дня оставались там в покое: стратияне не нападали на них, потому что остальные акарнаны не явились еще на помощь; тем не менее они издали действовали против неприятеля пращами и тем ставили его в затруднительное положение, потому что без тяжелого вооружения он не мог двинуться с места. Акарнаны считаются самыми искусными в метании из пращей. 82. С наступлением ночи Кнем поспешно отступил с войском к реке Анапу, отстоящей на восемьдесят стадий[104] от Страта; на следующий день, согласно уговору, он подобрал трупы своих и до прибытия вспомогательных акарнанских отрядов удалился к эниадам,[105] которые участвовали по дружбе в его войске. Оттуда все разошлись по домам. Стратияне водрузили трофей за битву с варварами.
83. Между тем тот флот коринѳян и прочих союзников из Крисейского залива,[106]4 который должен был прибыть к Кнему, чтобы помешать прибрежным акарнанам двинуться на помощь в глубь материка, не появлялся: в те дни, когда происходила битва подле Страта, флот этот вынужден был вступить в морское сражение с Формионом и двадцатью афинскими кораблями, стоявшими на страже подле Навпакта. (2) Дело в том, что Формион поджидал, не выйдут ли неприятельские корабли вдоль берега из залива, чтобы напасть на них в открытом море. (3) Коринѳяне и союзники направлялись к Акарнании, но они готовились не для морской битвы, а для сухопутной, и не думали, что аѳиняне со своими двадцатью кораблями осмелятся пойти на морскую битву против их сорока семи кораблей. Однако коринѳяне, плывя еще вдоль своего берега, заметили, что аѳиняне идут параллельно берегу Аттики, и стали было переправляться из ахейского города Патр на противолежащий материк Акарнании; коринѳяне увидели, что аѳиняне от Халкиды и реки Евена подходят к ним, и так как они не могли ночью незаметно от аѳинян стать на якорь, то вынуждены были дать битву среди переправы. (4) Стали готовиться к битве и стратеги отдельных отрядов от каждого города и коринѳские стратеги Махаон, Исократ и Агаѳархид. (5) Пелопоннесцы выстроили свои корабли в круг и растянули его, насколько могли, носами вперед, кормами назад, но так, чтобы неприятель не мог прорваться между ними. Легкие суда, сопровождавшие их, они поставили в кругу и с ними пять кораблей с наилучшим ходом, которые могли бы с небольшого расстояния поспевать всюду, где бы только неприятель ни стал нападать. 84. Аѳиняне выстроили свои корабли в линию по одному, крейсировали вокруг неприятельских кораблей, вынуждали их тесниться все на меньшем и меньшем пространстве, постоянно держались к ним близко, заставляя предполагать, что они тотчас перейдут в наступление. Формион же раньше отдал своим воинам приказ не нападать до тех пор, пока он не подаст сигнала. (2) Он надеялся, что неприятель не сохранит своего строя, как выдерживает его пехота на суше, но что корабли будут наталкиваться друг на друга, мелкие же суда произведут беспорядок. Если бы только с залива поднялся ветер, в ожидании которого Формион и крейсировал вокруг неприятельских кораблей и который поднимается обыкновенно к утру, то ни на минуту, рассчитывал Формион, неприятели не останутся в покое. Формион поэтому полагал, что выбирать момент для нападения зависит от него, когда он захочет, так как его корабли имели лучший ход, и что тогда[107] нападение удастся лучше всего. (3) Когда поднялся ветер, неприятельские корабли, стоявшие уже на небольшом пространстве, пришли в замешательство и от действия ветра, и от стоявших подле них легких судов. Корабль наталкивался на корабль, их расталкивали баграми; при этом за криком, взаимными предостережениями и бранью воины ничего не слыхали, ни команды начальников, ни келевстов. К тому же люди по неопытности не умели поднимать весел в волнующемся море, вследствие чего корабли хуже повиновались кормчим. В этот-то благоприятный момент Формион дал сигнал. Аѳиняне ударили на неприятеля и прежде всего затопили один из начальнических кораблей, потом и все прочие, на какие только нападали, делали негодными к плаванию. Они достигли того, что никто из неприятелей вследствие замешательства не мог оказать сопротивления, но все бежали в Патры и Диму, что в Ахее. (4) Аѳиняне пустились в погоню за неприятелем, овладели двенадцатью кораблями, захватили бо́льшую часть воинов с неприятельских судов и отплыли к Моликрею, потом водрузили трофей на Рии, посвятили корабль Посидону и отступили в Навпакт. (5) Тотчас после этого пелопоннесцы с уцелевшими кораблями поплыли вдоль берега от Димы и Патр к элейской верфи Киллене.[108] Кнем и те корабли, которые должны были соединиться с коринѳскими, отошли от Левкады и после сражения при Страте прибыли в Киллену.[109]

Поход Формиона

85. Со своей стороны лакедемоняне послали к Кнему на корабли советников Тимократа, Брасида и Ликофрона с приказанием основательнее готовиться к новой морской битве и не удаляться с моря перед малочисленными неприятельскими кораблями. (2) По мнению лакедемонян, неудача была большою для них неожиданностью главным образом потому, что они впервые попытались дать морскую битву. Они объясняли причину неудачи не отсталостью их в морском деле, но некоторым недостатком энергии, не принимая при этом во внимание разницы между долговременною опытностью аѳинян в сравнении с кратковременностью их собственных занятий морским делом. Раздраженные неудачей, они и отправляли советников. (3) По прибытии на место советники, сообща с Кнемом, приказали отдельным городам снаряжать корабли, и те, что́ были у них ранее, приспособляли для морского сражения. (4) Со своей стороны и Формион послал в Аѳины известие о приготовлениях лакедемонян и донесение об одержанной им победе в морском сражении, а также требовал скорейшей отправки ему возможно большего числа кораблей, так как он постоянно, со дня на день, ждет морской битвы. (5) Аѳиняне отправили к нему двадцать кораблей, но при этом приказали проводнику их сначала зайти на Крит. Дело в том, что критянин Никий, уроженец Гортины, афинский проксен,[110] уговорил аѳинян плыть к Кидонии, говоря, что он покорит им этот город, находившийся во вражде с аѳинянами; на самом деле он побуждал к тому аѳинян в угоду полихнянам, соседям кидонян. (6) Проводник эскадры отправился с кораблями на Крит и вместе с полихнянами стал опустошать поля кидонян; ветры и штиль задержали его здесь довольно долго. 86 В то время как аѳиняне были задерживаемы в критских водах, пелопоннесцы в Киллене, приготовившись к морской битве, отправились вдоль берега в ахейский Панором, куда явилось уже им на помощь сухопутное войско пелопоннесцев. (2) Формион также подошел вдоль берега к Рию Моликрейскому[111] и по ту сторону его[112] стал на якорь с теми двадцатью кораблями, с которыми уже дал морскую битву. (3) Этот Рий был в дружественных отношениях к аѳинянам; другой Рий, что в Пелопоннесе, лежит против этого; отстоят они друг от друга стадий на семь[113] морем, и здесь устье Крисейского залива.[114] (4) Пелопоннесцы с пятьюдесятью семью кораблями, когда увидели аѳинян, также стали на якоре у Рия Ахейского, отстоящего недалеко от Панорма, где находилось их сухопутное войско. (5) Так стояли неприятели друг против друга в течение шести-семи дней, проводя время в упражнениях и приготовлениях к морскому сражению. Одни, устрашаемые прежним поражением, не имели охоты выплывать за Рий в открытое море; другие не желали вступать в теснину залива, полагая, что морская битва на тесном пространстве будет давать преимущество неприятелю. (6) Затем Кнем, Брасид и прочие пелопоннесские вожди, желая поскорее дать морскую битву, прежде чем прибудет помощь от аѳинян, созвали сначала воинов, и, видя, что большинство их вследствие прежнего поражения робеет и обнаруживает нерешительность, обратились к ним со следующею ободрительною речью.
87. "Пелопоннесцы, если кто из вас, быть может, боится предстоящей битвы, имея в виду исход происшедшей, то опасение это покоится на неосновательном предположении. (2) Тогда боевая подготовленность наша, как вы знаете, была недостаточна, да и шли мы скорее на сухопутную битву, а не на морскую; кроме того, было немало неблагоприятных для нас случайностей; наконец, тогда мы впервые сражались на море, и наша неопытность также, вероятно, была причиною неудачи. (3) Таким образом, поражение произошло тогда не по вашей трусости, и было бы неосновательно падать духом из-за неудачного результата, коль скоро он явился не вследствие превосходства неприятельских сил, но в самом себе заключал некоторое оправдание. Следует иметь в виду, что люди могут терпеть неудачи вследствие превратностей судьбы, но им надлежит быть всегда стойкими духом, и, когда есть мужество, неопытность не должна служить достаточным оправданием, чтобы быть трусом в каком-либо деле.[115] (4) Между тем вы не настолько уступаете неприятелю в опытности, насколько превосходите его отвагою. Искусство врагов, которого вы всего более боитесь, только тогда принесет пользу, если оно соединено с мужеством и если враги будут применять в критическую минуту к делу то, чему они научились; без храбрости бессильно против опасностей всякое искусство. Ведь страх отшибает память, а искусство без физической силы совершенно бесполезно. (5) Итак, большей опытности врагов противопоставьте бо́льшую отвагу, а вашему страху вследствие прежнего поражения - вашу неподготовленность в то время. (6) Преимущества ваши заключаются в большей численности кораблей, а также в том, что вы будете сражаться подле своего берега в присутствии гоплитов; превосходство большею частью остается за более многочисленными и лучше вооруженными. (7) Таким образом, по нашему мнению, нет ничего, что́ делало бы вероятным наше поражение. Все прежние ошибки теперь приняты в расчет и послужат нам уроком. (8) Итак, будьте уверены в себе, и кормчие, и корабельщики, пусть каждый исполняет свое дело и не покидает поста, который ему назначен. (9) Мы подготовим нападение не хуже прежних вождей и никому не дадим предлога стать трусом. Если же кто, быть может, и пожелает быть таковым, он понесет за это соответствующее наказание; напротив, доблестные воины будут удостоены подобающей награды за храбрость".
88. Подобными речами начальники ободряли пелопоннесцев. Формиона также пугала робость его воинов. Он замечал, как они, сходясь между собою, выражали тревогу по поводу численного перевеса неприятельских кораблей, и потому решил собрать их, ободрить и наставить ввиду важности положения. (2) И прежде Формион всегда обращался к воинам с речью, чтобы вселить в них мужество, указывая, что для них не существует столь большого числа кораблей, чтобы они не были в состоянии выдержать их нападения. И воины давно уже усвоили себе такое мнение, что они, аѳиняне, не отступят перед пелопоннесцами, как бы велика ни была масса неприятельских кораблей. (3) Тогда Формион, заметив, что воины ввиду имеющихся неприятельских сил упали духом, решил напомнить им об их отваге, собрал их и произнес такую речь.
89. "Я собрал вас, воины, потому что вижу, как вы боитесь многочисленности врагов, и потому, что считаю недостойным робеть перед тем, что́ не страшно. (2) Ведь они снарядили столь большое число кораблей, не равное нашему, прежде всего потому, что они были побеждены раньше и потому, что сами не считают себя равными нам. Далее, они идут на нас главным образом в той уверенности, что их долг быть мужественными, и почерпают свою смелость лишь в своей опытности вести сухопутную войну, в которой они большею частью имеют перевес. Они воображают, что вследствие этого они будут иметь такой же успех и на море. (3) Если даже они и превосходят нас на суше, то теперь, по всей справедливости, преимущество скорее будет на нашей стороне, так как мужеством они ничуть не выше нас; а ввиду того, что каждая сторона более опытна в том или ином отношении,[116] в настоящем случае мы и должны быть более смелыми. (4) Кроме того, лакедемоняне, как пользующиеся гегемонией,[117] ведут в опасность большинство своих воинов против их желания, лишь ради собственной своей славы, так как, потерпев жестокое поражение, союзники их никогда не начали бы новой морской битвы. (5) Отваги неприятелей не страшитесь. Вы внушаете им гораздо больший страх и с бо́льшим основанием, как потому, что раньше одержали над ними победу, так и вследствие уверенности их, что мы не вступали бы с ними в борьбу, если бы не надеялись совершить что-либо достойное при столь большой разнице в силах. (6) Неприятель более многочисленный, как в настоящем случае лакедемоняне, при нападении полагается больше на свою силу, нежели на свою решимость; напротив, сторона более малочисленная и выступающая не по принуждению, отваживается идти на врага с мощною душевною твердостью. Принимая все это во внимание, они боятся нас в силу необычайности положения больше, чем боялись бы в том случае, если бы мы располагали средствами, соответствующими их силам. (7) Много раз войска терпели поражение от менее многочисленного врага по неопытности, иногда по трусости; мы теперь свободны и от того и от другого недостатка. (8) Я, однако, насколько от меня зависит, не дам битвы в заливе и не войду в него. Я понимаю, что для небольшого числа кораблей с лучшим ходом и с испытанным экипажем невыгодно сражаться в узком месте против кораблей многочисленных и с неискусным экипажем: нельзя ударить, как следует, корабельным носом, если не видишь неприятельских кораблей издали, нельзя и отступить вовремя, если будут теснить неприятели; невозможно ни разрывать линию кораблей, ни делать поворотов, что́ доступно кораблям с лучшим ходом, когда по необходимости морское сражение обращается в сухопутное; а при таком положении перевес будет на стороне более многочисленных кораблей. (9) Все это я, по мере возможности, предусмотрю; вы же держитесь на кораблях в порядке, быстро исполняйте приказания, в особенности потому, что мы стоим так близко от неприятеля; в битве всего более наблюдайте порядок и тишину, что́ полезно в военных действиях вообще, а в особенности в морском сражении. Отражайте неприятеля достойно ваших прежних подвигов. (10) Вам предстоит серьезное состязание: или сокрушить надежду пелопоннесцев на морские их силы, или увеличить опасения аѳинян за свое морское владычество. (11) Еще напоминаю вам, что большинство неприятелей было уже побеждено вами, а настроение побежденных не остается неизменным среди одних и тех же опасностей".
90. Так ободрял Формион аѳинян. Так как аѳиняне не переходили в наступление и не входили в залив и в теснину его, то пелопоннесцы решили завлечь их туда, невзирая на их нежелание. На заре они снялись с якоря, выстроили свои корабли по четыре в ряд и поплыли вдоль своего берега внутрь залива правым крылом вперед в таком же порядке, как стояли на якоре. (2) У правого крыла они поставили двадцать кораблей с наилучшим ходом для того, чтобы аѳиняне, минуя неприятельское крыло, не могли избежать их нападения, но были окружены этими кораблями; пелопоннесцы сообразили, что Формион в ожидании движения неприятеля к Навпакту поспешит туда на помощь. (3) Формион, как лакедемоняне и ожидали, в страхе за покинутый без обороны пункт, при виде движения неприятеля, против собственного желания и с трудом посадил воинов на корабли и пошел вдоль берега; его сопровождал вспомогательный сухопутный отряд мессенян. (4) Пелопоннесцы заметили, что неприятель идет вдоль берега, выстроившись в один ряд, корабль за кораблем, что он находится уже внутри залива близко к суше, чего они всего более желали. По общему сигналу пелопоннесцы вдруг повернули свои корабли фронтом и с возможною для каждого корабля быстротою направились против аѳинян в надежде перехватить все корабли их. (5) Однако одиннадцать афинских кораблей, шедших впереди, миновали крыло пелопоннесцев, избежали их маневрирования и вышли в открытое место; остальные убегающие корабли пелопоннесцы настигли, заставили подойти к берегу и сделали их негодными к плаванию; всех аѳинян, которые не могли спастись вплавь, они перебили. (6) Несколько пустых кораблей пелопоннесцы тащили за собою на буксире (один корабль они уже раньше взяли с командою). Тогда мессеняне, следовавшие по берегу, вошли вооруженные в море, взобрались на корабли, на палубах вступили в борьбу с неприятелем и отбили корабли, которые неприятель тащил уже на буксире. 91. Итак, на этой стороне победителями были пелопоннесцы и вывели аттические корабли из строя; на двадцати своих кораблях, что́ были на правом крыле, они преследовали одиннадцать афинских кораблей, которые избежали неприятельского маневрирования и вышли в открытое море. За исключением одного корабля, афинские корабли предупредили пелопоннесцев и спаслись в Навпакт; у храма Аполлона они стали на якоре носами вперед и готовились к обороне на случай, если неприятель направится на них и подойдет к берегу. Но пелопоннесцы опоздали. (2) Они гребли с пением пеана как победители, а один левкадский корабль, далеко впереди от остальных, преследовал один отставший афинский корабль. (3) Случайно в открытом море стояло на якоре ластовое судно; к нему-то заблаговременно доплыл аттический корабль, ударил в середину преследовавшего его левкадского корабля и затопил его. (4) Так как это случилось неожиданно, вопреки расчетам пелопоннесцев, то на них напал страх. Вместе с тем пелопоннесцы преследовали аѳинян в беспорядке, так как победа была за ними; на одних кораблях гребцы опустили весла и задержали ход - бесполезный маневр в виду неприятеля, который мог атаковать их на близком расстоянии, - желая дождаться большинства своих кораблей; другие корабли, по незнанию места, попали на мель. 92. При виде этого аѳиняне ободрились и по общему для всех сигналу с криком ринулись на неприятеля. Вследствие допущенных прежде ошибок и того расстройства, в каком находились в данный момент пелопоннесские корабли, они держались теперь недолго, затем повернули к Панорму, откуда вышли. (2) Аѳиняне пустились в погоню за ними, захватили шесть ближайших кораблей и отняли те свои корабли, которые неприятель повредил сначала у берега и тащил за собою на канатах; из воинов одни были убиты, другие взяты в плен. (3) На левкадском корабле, затопленном подле ластового судна, находился лакедемонянин Тимократ. Когда корабль был поврежден, он заколол себя и был выброшен волнами в навпактской гавани. (4) По возвращении назад аѳиняне водрузили трофей на том месте,[118] откуда они вышли на битву, в которой одержали победу, подобрали всех своих убитых и обломки кораблей, плававшие у их берега, и, согласно уговору, выдали врагам их убитых. (5) Пелопоннесцы также поставили трофей как победители, потому что обратили в бегство те корабли, которые повредили у своего берега. Захваченный корабль они посвятили божеству на ахейском Рии подле трофея. (6) После этого все пелопоннесцы, кроме левкадян, из страха перед вспомогательною эскадрою аѳинян вошли к ночи в Крисейский залив и Коринѳский.[119] (7) Аѳиняне, бывшие с двадцатью кораблями у Крита,[120] которым следовало явиться к Формиону до сражения, прибыли в Навпакт немного спустя после отступления кораблей. Летняя кампания приходила к концу.
93. Прежде чем распустить флот, отступивший в Коринѳ и Крисейский залив, Кнем, Брасид и прочие пелопоннесские начальники в начале зимней кампании по совету мегарян хотели попытаться овладеть афинскою гаванью Пиреем. Гавань не была защищена и не была закрыта, вероятно, потому что флот афинский был очень силен. (2) Решено было, что каждый матрос возьмет с собою весло, подушку для скамейки и ремень[121] и пешком дойдет от Коринѳа до моря, обращенного к Аѳинам, что, прибыв быстро в Мегары, они выведут в море из нисейской верфи сорок своих кораблей, находившихся там, и немедленно отплывут к Пирею. (3) Действительно, в Пирее вовсе не было сторожевой эскадры, и аѳиняне нимало не ожидали, чтобы когда-либо неприятели могли столь внезапно напасть на них: аѳиняне не допускали и мысли, чтобы неприятель дерзнул подойти к Пирею прямо, а если бы он решился сделать этот исподволь, они заблаговременно узнали бы о том. (4) Между тем пелопоннесцы как решили, так тотчас и двинулись в путь. К Нисее прибыли они ночью, вытащили корабли, но не поплыли уже к Пирею, как думали, потому что устрашились опасности (да и ветер, говорят, задержал их). Поэтому они направились к Саламинскому мысу, обращенному к Мегарам. Там была крепость[122] и стояло три сторожевых корабля, чтобы не впускать мегарян в Пирей и не выпускать из него. Пелопоннесцы бросились на крепость и увлекли за собою пустые триеры, остальной Саламин опустошили, неожиданно напав на него.
94. По направлению к Аѳинам подняты были сигнальные огни, возвещавшие о нашествии неприятеля, и аѳиняне объяты были такой паникой, какой не бывало за все время войны. Находившиеся в городе воображали, что неприятель вошел уже в Пирей, а пирейцы полагали, что взят Саламин, и что неприятель тотчас обратится против них. Это и могло легко случиться, если бы пелопоннесцы решили не медлить и если бы ветер не помешал им. (2) С рассветом аѳиняне со всем своим войском поспешили на помощь в Пирей, спустили корабли на море, торопливо, с большим шумом сели на них и пошли к Саламину, на страже же Пирея поставили сухопутный отряд. (3) Когда пелопоннесцы узнали, что аѳиняне идут на помощь, они, опустошив набегами бо́льшую часть Саламина, забрав пленников и добычу и захватив три корабля из крепости Будора, поспешно отплыли к Нисее; они отчасти боялись и за свои собственные корабли, которые давно уже были вытащены на сушу и рассохлись. По прибытии в Мегары пелопоннесцы пустились в обратный путь к Коринѳу пешком. Аѳиняне не нашли уже неприятеля у Саламина и также отплыли назад. (4) С этого времени они уже старательнее охраняли Пирей, впредь стали запирать гавани и принимать все меры предосторожности.
95. Около того же времени, в начале этой зимней кампании, одрис Ситалк, сын Тереса, царь ѳракиян,[123] пошел войною на царя Македонии Пердикку, сына Александра, а также на халкидян Ѳракийского побережья, желая, во-первых, добиться исполнения того, что было ему обещано, а во-вторых, самому исполнить свое обещание. (2) Дело в том, что Пердикка, вначале теснимый войною, дал Ситалку какое-то обещание[124], если тот примирит его с аѳинянами и не возвратит на царство противника его, брата Филиппа; обещания своего Ситалк не сдержал.

Царство Ситалка

Он условился с аѳинянами, когда вступал в союз с ними, что положит конец Халкидской войне на Ѳракийском побережье. (3) По этим-то двум причинам Ситалк выступил в поход; его сопровождали сын Аминты Филипп, которого он желал посадить на македонское царство, и афинские послы, находившиеся у него по этому делу с Гагноном во главе; дело в том, что аѳиняне также должны были с флотом и огромным войском участвовать в походе на халкидян. 96. Отправляясь из земли одрисов, Ситалк призвал к оружию прежде всего живущих между горами Гемом и Родопою ѳракиян, на которых простиралось его владычество до моря, именно Евксинского понта и Геллеспонта. Потом он призвал гетов, живущих по ту сторону Гема,[125] и прочие племена, какие живут по сю сторону реки Истра, ближе к Евксинскому понту. Геты и другие тамошние народы пограничны со скиѳами и имеют одинаковое с ними вооружение: все они конные стрелки. (2) Ситалк призвал также много горных ѳракиян, живущих независимо и вооруженных кинжалами; они называются диями и живут большею частью на Родопе. Одних Ситалк склонил к войне наемною платою, другие последовали добровольно. (3) Ситалк поднял также агрианов, лееев и все прочие подчиненные ему племена пеонов. Это были крайние народы его царства: оно простиралось до лееев, пеонов и реки Стримона, вытекающей из горы Скомбра и протекающей через земли агрианов и лееев, и граничило с землею пеонов, уже независимых. (4) Со стороны трибаллов, также независимых, на границе владений Ситалка жили треры и тилатеи. Последние обитают к северу от горы Скомбра и на западе простираются до реки Оския. Река эта вытекает из той же горы, откуда Нест и Гебр. Гора эта необитаема, велика и примыкает к Родопе. 97. Что касается обширности царства одрисов, то оно простиралось со стороны моря от города Абдер[126] до Евксинского понта, именно до устья реки Истра. Это пространство по самому короткому пути, если ветер дует непрерывно от кормы, можно проплыть на грузовом корабле в четверо суток; по суше кратчайший путь от Абдер до Истра легко одетый ходок сделает в продолжение одиннадцати дней. Таково пространство этих владений со стороны моря. (2) На суше путь от Византия до земли лееев и до Стримона (самое далекое расстояние от моря в глубь материка) легко одетый ходок сделает в тринадцать дней. (3) Со всей земли варваров и с эллинских городов, над которыми одрисы властвовали при Сеѳте, царствовавшем после Ситалка и увеличившем до наивысшей степени размер податей, последних поступало золотом и серебром почти четыреста талантов в денежном выражении.[127] Не меньше этой суммы золота и серебра приносилось в качестве подарков, не считая расшитых и гладких тканей и разной домашней утвари. Подарки эти делались не только Сеѳту, но и правившим вместе с ним династам, а также знатным одрисам. (4) Одрисы, как и остальные ѳракияне, установили у себя обычай, противоположный тому, который существует в персидском царстве, - лучше брать, чем давать, и у них считалось более постыдным отказать в просьбе кому-либо, нежели получить отказ; обычаем этим одрисы благодаря своему могуществу пользовались больше других ѳракиян, так что нельзя было ничего добиться от них без подарков. Вследствие этого царство одрисов достигло большого могущества. (5) Действительно, из всех царств Европы, лежащих между Ионийским заливом и Евксинским понтом, оно было самым могущественным по количеству доходов и вообще по благосостоянию; однако по отношению к военной силе и численности войска оно далеко уступает царству скиѳов. (6) С последним не может сравниться ни один народ не только в Европе, но и в Азии; и ни один народ сам по себе не в силах устоять против скиѳов, если бы все они жили между собою согласно; однако скиѳы не выдерживают сравнения с другими народами ни в рассудительности вообще, ни в понимании настоящих житейских потребностей. 98 Итак, Ситалк, царствуя над столь обширной страной, готовил войско к походу. Когда приготовления были окончены, он двинулся в путь по направлению к Македонии, прежде всего прошел через собственные владения, потом через необитаемую гору Керкину, возвышающуюся на границе синтов и пеонов. Через гору он перешел тем путем, который раньше проложил сам, вырубив лес во время похода на пеонов. (2) Перевалив через гору из земли одрисов, ѳракияне имели с правой стороны пеонов, а с левой синтов и медов; миновав их, они прибыли к пеонскому Доберу. (3) Во время похода войско Ситалка совсем не терпело убыли, разве только от болезней, но еще увеличивалось, так как за ним следовали, хотя и не были призваны Ситалком, многие из независимых ѳракиян, привлекаемые добычею. (4) Таким образом, все полчище его, говорят, заключало не меньше ста пятидесяти тысяч воинов. Бо́льшую часть войска составляла пехота и лишь около третьей части его была конница. Конницу доставляли главным образом сами одрисы, потом геты. В пехоте самыми воинственными были независимые горцы, спустившиеся с Родопы и вооруженные кинжалами; за ними следовала остальная, смешанная по составу, толпа воинов, особенно страшная своей многочисленностью. 99. Итак, все эти войска собирались в Добере и готовились к вторжению с горных высот в нижнюю Македонию, которая была подвластна Пердикке. (2) К Македонии принадлежат также линкесты, элимиоты и другие племена внутри материка, которые воевали вместе с македонянами и были подчинены им, хотя каждое племя имело своего царя. (3) Нынешней приморской Македонией овладел прежде всего Александр, отец Пердикки, и предки его Темениды, вышедшие в древности из Аргоса; они воцарились там после того, как одолели в сражении пиериян и вытеснили их из Пиерии; пиерияне поселились потом у подножия Пангея по ту сторону Стримона, где заняли Фагрет и другие местности (и теперь еще береговая полоса под Пангеем, обращенная к морю, называется Пиерийскою бухтою). Из страны, именуемой Боттией, они вытеснили боттиеев, которые живут теперь на границе с халкидянами. (4) В Пеонии македоняне овладели узкою полосою земли вдоль реки Аксия, простирающейся на материке вплоть до Пеллы и моря; по ту сторону Аксия они владеют так называемой Мигдонией до реки Стримона, откуда они вытеснили эдонов. (5) Из нынешней так называемой Эордии македоняне вытеснили эордов, бо́льшая часть которых погибла, и лишь немногие из них поселились в окрестностях Фиски. Из Алмопии вытеснены были алмопы. (6) Македоняне покорили своей власти и остальные племена, которыми владеют и по настоящее еще время; они взяли также Анѳемунт, Грестонию, Бисалтию и многие области собственных македонян. Все эти земли носят общее название Македонии; царем македонян был сын Александра, Пердикка, в то время, когда шел на них войною Ситалк.
100. Ввиду наступающего многочисленного войска вышеупомянутые македоняне,[128] не будучи в состоянии обороняться, удалились в естественные и искусственные укрепления, бывшие в их стране. (2) В то время число укреплений было невелико; только впоследствии сын Пердикки Архелай, сделавшись царем, соорудил нынешние укрепления в Македонии, проложил прямые дороги, привел все в порядок, в особенности военное дело, улучшил конницу, вооружение и прочие военные приспособления. Он сделал больше, нежели все предшествовавшие ему восемь царей вместе. (3) Ѳракийское войско раньше всего вторглось из Добера в прежние владения Филиппа, силою взяло Идомену; Гортиния же, Аталанта и несколько других пунктов сдались по соглашению, присоединившись к Ситалку из дружбы к сыну Филиппа Аминте, находившемуся тут же.[129] Ѳракияне осадили также Европ, но не могли взять его. (4) Потом они продолжали путь в остальную часть Македонии влево[130] от Пеллы и Кирра. Дальше[131]2 этих пунктов до Боттиеи и Пиерии они не дошли, но стали опустошать Мигдонию, Грестонию и Анѳемунт. (5) Что касается македонян, то они и не думали выступать против неприятеля с пехотой, а присоединили к своей коннице материковых союзников и, каждый раз действуя с небольшим числом воинов против множества неприятелей, нападали на войско ѳракиян всюду, где находили это удобным. (6) Где бы конные воины ни нападали, никто не выдерживал натиска храбрых и защищенных бронею всадников; а когда их окружало множество неприятелей, они сами кидались в опасность, так как неприятель превосходил их численностью во много раз; наконец, они стали держать себя спокойно, чувствуя не в силах рисковать против более многочисленного врага. 101 Между тем Ситалк вступил в переговоры с Пердиккою относительно целей своего похода; когда же аѳиняне с кораблями не явились, так как не верили тому, что Ситалк придет, и прислали к нему посольство с подарками, он отрядил часть войска против халкидян и боттиеев, вынудил их запереться в своих укреплениях и стал опустошать поля. (2) После того как Ситалк расположился лагерем в этих местах, живущие к югу ѳессалияне, магнеты и прочие народы, подчиненные ѳессалиянам, а также простирающиеся до Ѳермопил эллины пришли в ужас, как бы неприятельское войско не обратилось против них, и стали готовиться к защите. (3) Объяты были страхом и северные ѳракияне, живущие по ту сторону Стримона, все те, которые занимали равнины: панеи, одоманты, дрои и дерсеи; все они независимы. (4) Ситалк вызвал тревогу даже в среде эллинов, враждебных аѳинянам; они боялись, как бы он, побуждаемый аѳинянами, в силу союза с ними, не двинулся и против них. (5) Между тем Ситалк занимал Халкидику, Боттику и Македонию и разорял их. Когда, однако, Ситалк мог не достигнуть цели своего вторжения, а войско не имело уже съестных припасов и бедствовало от холода, он по совету племянника своего Сеѳта, сына Спарадока, после него пользовавшегося наибольшим могуществом, поспешно отступил назад. Тем временем Пердикка тайком привлек на свою сторону Сеѳта обещанием выдать за него свою сестру замуж с приданым. (6) Ситалк пошел на это предложение и быстро возвратился с войском домой, пробыв в походе всего тридцать дней, из которых восемь дней он провел в Халкидике. Впоследствии Пердикка, согласно обещанию, выдал сестру свою Стратонику за Сеѳта. Таков был результат похода Ситалка.
102. В ту же зимнюю кампанию аѳиняне, стоявшие у Навпакта, после того как пелопоннесский флот был распущен,[132] отправились в поход под начальством Формиона. Двинувшись вдоль берега к Астаку,[133] они вышли на берег, поднялись в глубь Акарнании с четырьмястами афинских гоплитов, бывших на кораблях, и с четырьмястами мессенян, изгнали из Страта,[134] Коронт[135] и других местностей тех граждан, которые казались им ненадежными; в Коронты они возвратили сына Ѳеолита Кинета и снова возвратились на свои корабли. (2) Поход против эниадов,[136] которые одни из акарнанов всегда были враждебны аѳинянам, казался им невозможным по причине зимы. Дело в том, что река Ахелой, берущая начало в горах Пинда, проходит до Долопии, по земле агреев, амфилохов и по акарнанской равнине в глубине материка мимо города Страта и изливается в море подле Эниад, образуя озера в окрестностях города; обилие воды в зимнюю пору делает поход затруднительным. (3) Против Эниад лежит и большинство Эхинадских островов, почти вовсе не отделяющихся от устьев Ахелоя; поэтому Ахелой как большая река постоянно образует наносы, и некоторые острова обратились уже в материк. Можно ожидать, что пройдет немного времени и то же самое произойдет со всеми островами. (4) В самом деле течение Ахелоя быстрое, русло его обильно водою, илистое, а острова лежат тесно и потому соединяются между собой наносами; острова расположены вперемежку, а не в ряд, и не оставляют воде прямого выхода в море. (5) Острова эти необитаемы и невелики. По преданию, Аполлон дал предсказание сыну Амфиарая Алкмеону, когда тот блуждал после убийства своей матери, поселиться на этой земле. Оракул объяснил, что Алкмеон не освободится от страха до тех пор, пока не найдет этой земли и не поселится на ней: когда Алкмеон убивал мать, местность эта еще не видела солнца и не была сушей, тогда как вся прочая земля была осквернена Алкмеоном. (6) Говорят, Алкмеон был в затруднении и лишь с трудом сообразил, что речь идет об этих наносах Ахелоя, и после продолжительных скитаний вслед за убийством матери решил, что земли нанесено достаточно для того, чтобы ему там жить. Алкмеон поселился там, правил над прилегающими к Эниадам местами и переименовал страну по имени сына своего Акарнана.[137] Такое предание об Алкмеоне мы нашли.
103. Аѳиняне с Формионом снялись с якоря у Акарнании, прибыли в Навпакт и с началом весны отплыли в Аѳины. Пленников из числа свободнорожденных, захваченных в морских сражениях, они взяли с собою и выдали в обмен на своих, человека за человека; также аѳиняне взяли с собой и захваченные корабли. (2) Подходила к концу эта зимняя кампания; с нею кончался и третий год этой войны, историю которой написал Ѳукидид.

Примечания

2₁ жречества Хрисиды. в Аргосе: в аргосской святыне Геры велись списки (ἀναγραφαί) верховных жриц богини с указанием продолжительности службы каждой из них; в этих списках, как и в списках, например, архонтов-эпонимов в Аѳинах (с 683/682 г.) и спартанских эфоров (с 755 г.), мы имеем первые точно определенные хронологические даты. - оставалось до срока: афинские архонты вступали в должность в начале месяца гекатомбеона (т. е. в начале второй половины июля). - беотархов: высшие должностные лица Беотийского союза; в описываемую эпоху их было 11; они командовали союзным ополчением. - Платею (у Ѳукидида и форма ед. ч. и форма мн. ч., Платеи): город в Южной Беотии, на границе с Аттикой. - бывший в союзе с аѳинянами: с 519 г.
2₄ вступить в их союз: Беотийский союз, с Ѳивами во главе, организовался в 447/446 г.
4₂ в конце месяца: аттического анфестериона, т. е. в первых числах апреля.
4₃ концом ... шкворня: заостренный и обитый железом конец древка был вложен вместо обыкновенной закрепки в отверстие болта, который таким образом был прикреплен к другому косяку ворот.
5₂ Асоп: теп. Вурыни, река в южной части Беотии, в верхнем течении образует границу между Аѳинами и Платеями.
7₁ договора: тридцатилетнего. - вне их владычества: т. е. не принадлежали ни к Пелопоннескому, ни к Аѳинскому морскому союзу.
7₃ Кефаллению, см.: к I. 27₂. - Закинф, см.: I. 47₂. - дружба ... обеспечена: указанные пункты могли служить операционными базами для действий афинского флота.
8₃ чего никогда... не было: Геродот. VI. 98, упоминает о землетрясении на Делосе незадолго до Мараѳонской битвы.
8₄ заявлению их, cp.: I. 691.
9₂ Исѳма: Коринѳского перешейка.
9₃ пелленяне: жители Пеллены, восточного из ахейских городов, теп. Цугра, пограничного с областью Сикиона. - локры: опунтские и эпикнемидские, или восточные; локры озольские, или западные, были на стороне аѳинян. III. 95₁. 97₂. 101₁.
9₄ смежные с карийцами доряне: жители Родоса, Коса, Книда. - Геллеспонт: эллинские города, расположенные на европейской и азиатской стороне Геллеспонта, Пропонтиды и Боспора Ѳракийского. - Мелоса: теп. Мило, дорийский остров, в юго-западной части Эгейского моря, колонизованный спартанцами. - Феры: теп. Санторин, самый южный из Кикладских островов, заселенный дорянами.
13₁ связанный... узами гостеприимства: узы гостеприимства были у греков очень прочные; всякий, кто принимал гостя, обязан был оказывать ему всяческую помощь и поддержку, давать помещение и пищу; боги, в частности Зевс Гостеприимный (Ξένιος), наблюдали за сохранением обычаев гостеприимства. Одною из непременных обязанностей, налагаемых узами гостеприимства, было охранение "гостя" в своем государстве от каких-либо обид.
13₃ шестьсот талантов дани: ранее (cp.: I. 96₂) размер дани, установленный Аристидом, составлял 460 талантов; присоединение новых союзников и замена натуральной повинности денежною увеличили сумму дани. - прочих доходов: главными статьями афинских обычных доходов были пошлины и налоги, подать на метеков, арендная плата за Лаврийские рудники, за государственные земли и имущества, тяжебные и штрафные деньги. Сумма постоянных доходов, по указанию Ксенофонта (Анабасис. VII. 1. 27), доходила до 1000 талантов - 1 456 000 руб., но, вероятно, это цифра слишком низка. - на акрополе: в сокровищнице "богини" (Аѳины) было 5200 талантов, в сокровищнице "прочих божеств" около 800, в сокровищнице Ники (Победы) около 20; см.: Michel Ch. Recueil d'inscriptions grecques. Paris, 1900. P. 561; Meyer Ed. Forschungen zur alten Geschichte. II. Halle, 1899. S. 110 ff. - монеты: серебряной. - Пропилеи акрополя: роскошные входные ворота, ведшие с западной стороны на акрополь, построенные в 437-432 гг. Мнесиклом из пентелийского мрамора и обошедшиеся в 2012 талантов. - другие постройки: Парфенон (окончен в 438 г.), или телестерион в Элевсине, см.: Плутарх. Перикл. 13. - на Потидею: осада ее до взятия стоила аѳинянам 2000 талантов. II. 70₂.
13₄ посвящений: божествам. - процессиях, торжественные процессии (πομπαί), при которых несли к храму изображения божеств, священные символы, жертвенные дары; в Аѳинах во время многих празднеств происходили такого рода торжественные процессии, из них самая знаменитая - Панаѳинейская, см.: I. 20₂. - состязаниях, которыми сопровождались различные празднества. - добыча от персов: по схолиасту, трон Ксеркса на серебряных ножках, с которого царь смотрел на Саламинскую битву, и золотой палаш Мардония.
13₅ золотым облачением: золото, находившееся на статуе из золота и слоновой кости Аѳины Девы Фидия; работа статуи закончена была в 438 г.
13₆ вдоль стен: в Аѳинах, в Пирее и на так называемых Длинных стенах.
13₇ из граждан... возрастов: т. е. от 50- до 60-летнего и от 18- до 20-летнего возраста. - от фалерской стены ... под охраной: указываемое Ѳукидидом протяжение стен может быть переведено на современные меры длины при таком расчете, что 40 аттических нормальных стадий - 7.1 км. История постройки стен вкратце такова: Аѳины были обнесены стеною, имевшею более 10 верст длины после Персидского погрома в 480 г. (I. 93₂). Стена эта строилась в 479/478 г. спешно, что́ подтвердилось при раскопках ее в западной части города: здесь стена состояла из каменного цоколя, высотою около 80 см, сложенного только по обеим лицевым сторонам из аккуратно пригнанных друг к другу полигональных камней, внутри же состояла из всевозможных камней, взятых откуда попало и положенных без разбору. На этом цоколе возвышалась стена из необожженного кирпича. Пирей, с его тремя гаванями, был окружен стеною с суши и с моря немного позже. Эта стена в отличие от афинской строилась тщательно долгие годы и состояла целиком из правильных больших тесанных камней. Проследить ее направление можно и теперь. При Перикле для соединения Аѳин с морем проведены были две стены: одна от юго-западного угла Аѳин, к Пирею, приблизительно в 7 км, другая от юго-восточного угла Аѳин к восточному краю Фалерской бухты, приблизительно в 6 км; позднее фалерская стена была заброшена и вместо нее построена, параллельно пирейской стене, вторая, так что между обеими стенами было лишь узкое пространство вдоль дороги, ведшей из Аѳин в Пирей. Это - так называемые Длинные стены. - с Мунихией, см.: к I. 93₃.
14₂ жить но... полях: вести сельский образ жизни.
15₁ при Кекропе: прааттическое местное божество, которое представляли себе со змеиными ногами, как сына земли; по его имени и Аттика в первобытные времена называлась Кекропией; по местному преданию, Кекропу приписывалось учреждение двенадцатиградия (додекаполя), он считался создателем аттической культуры, стоял в ближайшем отношении к Аѳине, при споре которой с Посидоном из-за обладания Аттикой был, по некоторым свидетельствам, третейским судьею. - до Ѳесея: аттический национальный герой. - отдельными городами: т. е. политически самостоятельными сельскими общинами, имевшими такое же значение, какое позже имели города-государства. - пританеи: правительственное здание, где собирались пританы, должностные лица, значение и функции которых в греческих государствах были различны; в Аѳинах в древнейшие времена так называемые пританы навкраров были председателями совета; со времени реформы Клисфена пританы - часть членов совета, принадлежащих к той филе, которая в течение месяца занималась текущими государственными делами и имела председательство в совете и народном собрании. Говоря о существовании в древнейшую пору Аттики пританеев, Ѳукидид просто желает указать на то, что тогда в каждом из отдельных городов-селений Аттики была своя законосовещательная власть, соответствовавшая совету (βουλή) исторической эпохи. - правителей: должностных лиц. - на общие совещания к царю: который управлял всей Аттикой, был ее представителем при политической самостоятельности отдельных городов-селений.
15₂ Элевсин с Евмолпом во главе: селение на морском берегу в Аттике, бывшее в древнейшее время самостоятельным государством наряду с Аѳинами, потом вошедшее в состав Аѳинского государства, хотя, быть может, до конца VII в. и сохранявшее свою самостоятельность. Евмолп, сын Поспума и Хионы, прибывший в Элевсин из Ѳракии, мифический основатель мистерий Деметры и Коры, родоначальник одного из знатнейших аттических родов, Евмолпидов. - Эрехѳея: аттический герой, предание о котором тесно связано с культом Посидона. - синэкизма: политического объединения. - принадлежали... к одному городу: не только в политическом смысле, но и в отношении уплаты податей, как центру управления. - Синэкии: празднество в память политического объединения Аттики Ѳесеем, справлявшееся в месяце гекатомбеоне (вторая половина июня - первая половина июля).
15₃ акрополь: скалистый холм, возвышающийся на 50 м над равниною, верхняя площадь которого имела 300 м длины и около 150 м ширины.
15₄ к югу обращенная часть его склона: под этою "частью" нужно понимать также и часть западного склона акрополя уже по одному тому, что с запада вел естественный доступ на акрополь. - святыня Зевса Олимпийского: к юго-востоку от акрополя; предание относит начало ее к мифическому времени, к Девкалиону; храм начал строить Писистрат, заложивший, однако, по-видимому, лишь его капитальные стены; начало сохранившейся и по сие время постройки восходит к первой половине II в. до P. X.; закончена была постройка лишь при императоре Адриане, вероятно, в 129 г. по P. X. - Пиѳий: к югу от святыни Зевса Олимпийского, отделялся от нее лишь городскою стеною, построенною при Ѳемистокле. - святыни Геи (Олимпийской): или близко от святыни Зевса, или даже в ее черте. - Диониса в Лимнах. древнейшая святыня Диониса в Аѳинах, у западного склона акрополя. - древнейшие Дионисии: иначе назывались Анфестериями, по имени месяца анфестериона, справлялись 11, 12 и 13 числа (конец февраля-начало марта); 12 анфестериона - главный день праздника, когда от имени государства совершалась торжественная церемония в храме Диониса, открывавшемся только в этот день, главную роль в которой играла супруга архонта-царя, так называемая царица. - Ионяне: в Малой Азии, cp.: I. 2₆.
15₅ тираны: Писистрат и его сыновья. - Эннеакрунами ... Каллирои: по водопроводу, проведенному Писистратом в Аѳинах, шла вода к древнему источнику Каллирое, на восточном склоне холма Пникса; канал водопровода был выбит в скале на высоту человеческого роста, в долине же он был сооружен на такую же высоту из больших тесанных камней; канал проходил, как установлено раскопками, вдоль всего южного склона акрополя, залегая местами под поверхностью на глубину до 12 м, далее к востоку он прерывается и не прослежен; вода шла, вероятно, с Гиметта.
15₆ "городом" (πόλις): таково официальное название акрополя в афинских документах вплоть до IV в. до P. X.
17₁ Элевсиния: святыня элевсинских богинь Деметры и Коры, называемая в отличие от святыни в Элевсине, "Элевсинием в городе", расположена была у первого поворота Священной дороги, ведшей из Аѳин в Элевсин. - Пеларгик (или Пеласгик): центр Аѳин в древнейшую, так называемую микенскую эпоху, состоявший из сильно укрепленного замка на вершине акропольской скалы и части его западного и южного склонов; название объясняется тем, что Пеларгик (Пеласгик) приводили в связь с пеласгами, которые будто бы построили древнейшие стены Аѳин; остатки этих стен еще и теперь видны в нескольких местах акрополя.
18₁ Энои: аттическое пограничное укрепление у подошвы Киѳерона, на пути в Ѳивы.
19₂ Элевсина и Ѳриасийской равнины, ср.: к I. 1142. - Рейтов: соленые ключи на Священной дороге из Аѳин в Элевсин. - Кропию: аттическое селение между горами Эгалеем и Парнефом. - Ахарны: в северо-западной части афинской равнины. - демов: общины, составлявшие подразделения Клисфеновских фил, пользовались во внутренних делах самоуправлением, но подчинены были в делах государственных центральному правительству; демы представляли группы местечек или селений с относящимися к ним землями и с населением, имевшим в них оседлость; сами Аѳины были также подразделены на демы.
22₂ Фригий: небольшое селение между Ахарнами и Аѳинами, у северо-восточного подножия Эгалея. - без уговора: указание на нерешительный исход битвы.
22₃ ларисеяне: жители Ларисы, теп. Гардики, города в южной Ѳессалии, на берегу Пенея. - фарсальцы, см.: к I. 111₁ - краннонцы: жители Краннона, к юго-западу от Ларисы. - парасии: жители Пираса, в Фѳиотиде ѳессалийской. - гиртоняне: жители Гиртоны, к северу от Ларисы. - фереяне: жители Фер, главного города ѳессалийской Пеласгиотиды. - партии: указание на то, что тогда, вероятно, были в Ларисе внутренние смуты.
23₁ Парнефом: теп. Озеа, горный хребет вдоль беотийской границы, в северо-восточной части Аттики. - Брилессом: иначе Пантеликон, горный хребет к юго-востоку от Парнефа; между Парнефом и Брилессом лежали демы Кефисия, Эон, Афидна.
23₃ Ороп: при впадении Асопа в Еврип, занятый аѳинянами, может быть, еще при Писистратидах. - Грайскую землю: по имени древнего города Граии.
24₁ предложит... на баллотировку: всякий член народного собрания в Аѳинах имел право вносить то или иное предложение, которое затем поступало на рассмотрение совета, и после того снова обсуждалось в народном собрании, выливаясь в форму законопроекта. Этот законопроект вручали председателю народного собрания, который, в случае признания его законным, и ставил на баллотировку.
24₂ триерархами: к числу государственных повинностей, так называемых литургий, падавших главным образом на зажиточных граждан в Аѳинах, относилась триерархия, снаряжение триеры: готовые остовы судов с мачтами были передаваемы триерархам, которые обязаны были оснащать их, снабжать всем необходимым и набирать экипаж, получавший жалованье от государства; триерархия продолжалась год, в течение которого триерарх командовал триерой, заботясь о том, чтобы она была всегда готова к плаванию, и обязан был сдать ее в исправном виде своему преемнику; в V в. на каждую триеру был назначаем один триерарх.
25₁ Меѳоны: теп. Модон, городе на юго-западной оконечности Мессении.
25₃ Фий: теп. Катаколо, на южной стороне Писатиды. - Глубокой Элиды: северная часть Элиды.
25₄ Ихфисом: собств. Рыба, оконечность полуострова в Писатиде с удобной бухтой.
26₂ Ѳроний: город в Локриде Опунтской. - Алопе: город в Локриде Опунтской.
29₁ проксеном: в древнейшее время проксен - представитель одного государства в другом, обязанный принимать у себя граждан того государства, которого он был представителем и служить посредником в сношениях их с властями чужого государства. Впоследствии одно государство могло делать проксенами любое число граждан другого государства, и проксения стала своего рода почетным титулом; ее значение старались поднять тем, что проксену предоставлялись различные, определенные законом права. - абдерского гражданина: Абдеры, теп. Аара, город во Ѳракии, у устья Неста, состоял в Аѳинском морском союзе.
29₂ одрисов: ѳракийское племя в долине верхнего Гебра.
29₃ Тереем... Пандиона: афинский царь Пандион во время войны с Ѳивами призвал на помощь ѳракийского царя Терея и с его помощью вышел из войны победителем. В награду Пандион выдал за Терея дочь свою Прокну, которая родила Итиса. Терей изнасиловал сестру ее, Филомелу, и, чтобы скрыть свое преступление, отрезал у нее язык. Но Феломеле удалось передать все Прокне. Сестры решили убить Итиса и накормить мясом его Терея. Царь погнался за бежавшими, но Филомела превратилась в соловья, Прокна в ласточку, Терей в удода, Итис в фазана. - имя-то имеет иное: по-гречески Терес - Τήρης, Терей - Τηρεύς.
29₅ пелтастов: пелтаст - воин, вооруженный особым небольшим легким щитом (πέλτη) и имеющий остальное более легкое вооружение (полотняный короткий панцирь, дротик и длинный меч).
30₁ Соллий: прибрежный город в северной части Акарнании, коринѳская колония. - палерянам: жителям города Палера, к югу от Соллия. - Астак: прибрежный город Акарнании, к северу от устья Ахелоя.
30₂ Пала... Пронны: Пала и Крании на западной стороне, Сама и Пронны на восточной стороне Кефаллении.
31₂ от болезни, см.: 47 сл.
31₃ Нисеи, см.: к I. 103₄.
32 Аталанту. теп. Талантониси, небольшой остров у берега Локриды Опунтской.
34₃ филу: филы - территориальное деление Аттики со времени Клисфена; всех фил было десять; со времени Клисфена и к войску было применено деление на 10 фил, соответственно которому пехота делилась на 10 полков (τάξεις или φυλαί), а конница на 10 эскадронов.
34₅ в... предместье: Керамике, к северо-западу от Акрополя.
35₁ прибавил ... слова: по свидетельству Лаертия Диогена (Солон., 55), обычай государственных похорон установлен Солоном; по Диодору Сицилийскому, произнесение похвального слова над павшими воинами вошло в обычай после Платейской битвы 479 г.
46 венок: т. е. награду.
47₃ болезни: что это была за болезнь, точно до сих пор не установлено; это, во всяком случае, ни бубонная чума, ни сыпной тиф. В. Эбштейн (Ebstein W. Die Pest des Thukydides. Stuttgart, 1899; Nochmals die Pest des Thukydides // Deutsche medizinische Wochenschrift. 1889. № 36) приходит к выводу, что описываемая Ѳукидидом болезнь принадлежит к числу "тяжелых, контагиозных, эпидемических инфекционных заболеваний". P. Waltz в Revue des études grecques. XXVII. 1914. P. 39 сл., подвергший внимательному разбору описание болезни, даваемое Ѳукидидом, приходит к заключению, что все симптомы ее соответствуют симптомам бубонной чумы. Только один из этих симптомов не подходит к бубонной чуме: сильное нагноение, образовывавшееся в животе. По мнению Waltz'a, однако, рукописное чтение этого места (49₆) испорчено и должно быть исправлено так: ἐπιϰατιόντος τοῦ νοσήματος ἐς τὰ ϰοῖλα ϰαὶ ἐλϰώσεως ταύτη ἰσχυρᾶς ἐγγιγνομένης ϰαὶ διάρροιας ἅμα ἀϰράτονς ἐπιπιπτούσης; тогда это место нужно переводить так: "болезнь, спускаясь ниже, поражала паховую область, где образовывалось сильное нагноение, в то же время начинался жестокий понос". Бубоны в паху - один из самых существенных признаков бубонной чумы.
48₂ водопроводов ...не было: они были устроены незадолго до 414 г. - верхнего города: Аѳин.
54₃ не чума, а голод: по-гречески чума - λοιμός, голод - λιμός; оба эти слова произносились греками одинаково, или близко одно к другому, "лимбе".
55₁ по опустошении равнины ... Паралом: равниною (ἡ πεδιάς, τό πεδίον) называлась равнина в Аттике, простиравшаяся к северу до подошвы Парнефа, к северо-востоку до Пентеликона, с юго-востока ограниченная Гиметтом; Парал (или Паралия) - приморская полоса Аттики, в значительной части покрытая горными отрогами. - Лаврия: гора в южной части Аттики. - Андросу: северный из Кикладских островов, между Евбеей и Теносом.
56₄ Эпидавру, см.: к I. 27₂.
56₆ Прасии: спартанская гавань на восточном берегу Лаконики.
59₃ созвал народное собрание: это Перикл мог сделать по своему званию стратега.
65₃ денежной пеней: по Диодору Сицилийскому (XII. 45), в 80 талантов - около 117 000 руб.
65₅ войну он пережил: т. е. от начала войны он прожил.
65₉ первому гражданину, в качестве представителя демократии; Аристотель (Аѳинская полития. 281) говорит: "пока Перикл стоял во главе демоса" (προειστήϰει τοῦ δήμου).
65₁₀ были... равны между собою: ничем не выдавались один над другим. - стать первым: ср.: 65₉.
65₁₂ Киром: сын Дария Нота, сатрап западной части Малой Азии, заключивший в конце Пелопоннесской войны союз со спартанским полководцем Лисандром против Аѳин.
66₁ Закинф, см.: к I. 47₂.
66₂ навархом: адмирал спартанского флота; навархи были не ординарными магистратами, но экстраординарными, назначавшимися по мере надобности.
67₁ тегеец: гражданин Тегеи, главный город области Тегеатиды, в Аркадии. - частным образом: так как Аргос держался нейтралитета. 9₂. - персидскому царю: Артоксерксу II, см.: I. 104₁. - Фарнаку. правителю Даскилитиды, cp.: I. 129₁.
67₂ имело отношение... и к нему: так как Садок был афинским гражданином.
67₄ в яму: куда бросали трупы казненных преступников.
68₁ Амфилохский Аргос... Амфилохию: главный город Амфилохии, области между Эпиром и Этолией.
68₃ Амфиарая: сын Оикла и Гиперместры, знаменитый прорицатель, участник Калидонской охоты и похода Аргонавтов, вытеснил Адраста из Аргоса и женился на его сестре Эрифиле. Предвидя неудачный исход похода Семи против Ѳив, Амфиарай не хотел в нем участвовать, но был склонен к тому Эрифилой, которую подкупил золотым ожерельем Полиник. Амфиарай завещал своему сыну Алкмеону отмстить за это Эрифиле. По некоторым версиям легенды, и Амфилох помогал Алкмеону в деле отмщения Эрифиле.
68₉ с хаонами: эпирское племя на северном побережье Эпира, Хаонии.
69₁ Крисейского залива, см.: I. 107₃. - Ликии: береговая область в юго-западной части Малой Азии. - Фаселиды: город в Ликии, у границ ее с Памфилией, принадлежал к Аѳинскому морскому союзу.
72₃ делать вам столько взносов: лакедемоняне как бы предлагают взять в аренду землю платеян.
75₁ частоколом: или палисадом (σταύρωμα), оборонительное сооружение, состоявшее из кольев, воткнутых в землю, связанных или перемешанных с ветвями.
75₂ на Киѳероне: горный хребет на границе Аттики и Беотии.
76₄ стенобитной машины: имела, вероятно, устройство позднейшего тарана.
78₂ к восходу Арктура: восхождение его приходится за несколько дней до осеннего равноденствия.
79₂ к Спартолу. город к западу от Олинѳа.
79₄ Крусидою: в Македонии, у Ѳермейского залива.
80₅ Ѳеспроты, см.: к I. 30₃.
80₆ Молоссов ц атинтанов; паравеями: племена, обитавшие в Эпире. - орестов: племя в Македонии.
80₈ Лимнею: в юго-восточном углу Ампракийского залива. - к Страту: главный город Акарнании, на Ахелое.
82₁ Анапу: приток Ахелоя.
83₃ Патр: город в северо-западной части Ахайи, теп. Патрас. - Халкиды: город в Южной Этолии. - Евена: теп. Фидарис, река в Этолии.
84₃ келевстов: начальники гребцов, дававшие сигнал к началу гребли, устанавливавшие ее темп и прекращавшие ее, заботившиеся также о провианте для гребцев. - Диму: западный из городов Ахайи.
84₄ к Моликрею: город в Этолии, к западу от Навпакта, коринѳская колония. - на Рии: в Ахайи, против Моликрея.
85₁ советников (ξυμβούλους): они снабжались от спартанского правительства определенными полномочиями и посылались в войско к его начальникам.
85₅ Гортины: город во внутренней части Крита. - к Кидонии: теп. Кания, в северо-западной части Крита. - полихнянам: жителям Полихны.
86₁ в Панорм: в Ахайи, около Рия, против Навпакта.
91₂ с пением пеана, см.: к I. 50₅.
94₃ Будора: на северо-западной оконечности Саламина.
96₁ Гемом: горная цепь на севере Ѳракии. - Родопою: теп. Деспотодаг, горный хребет между Македонией и Ѳракией. - гетов: ѳракийское племя на нижнем Дунае. - Истра: Дуная.
96₃ агрианов ... пеонов: племена, жившие к северо-западу от Родопы и к северу от Македонии, между Иллирией и Ѳракией. - Скомбра: гора Македонии.
96₄ трибаллов: ѳракийское племя, обитавшее в теп. Сербии. - треры и тилатеи: ѳракийские племена на крайнем севере царства одрисов. - Оския: теп. Искра, приток Дуная. - Нест: теп. Места, река во Ѳракии. - Гебр: теп. Марица, река в восточной Ѳракии.
97₃ при Сесте: племянник Ситалка. - династам: правителям отдельных местностей.
97₆ скиѳы ... в рассудительности: иначе судит о скиѳах Геродот. IV. 46.
98₁ Керкину: гора между верхним Стримоном и Аксием. - синтов: племя во Ѳракии.
98₂ медов: ѳракийское племя к северо-западу от Керкины. - к Доберу: по-видимому, горная плоскость; точное местоположение неизвестно.
99₁ в нижнюю Македонию: песчаная долина, известная под именем Эмафии или собственной Македонии.
99₂ линкесты: у верховьев Эригона, притока Аксия. - элимиоты: в долине Элимее, на среднем течении Галиакмона.
99₃ Темениды: потомки Темена, сына Аристомаха, одного из Гераклидов, получившего при Дорийском переселении Аргос. - Пиерии: область в Македонии, между Олимпом и Ѳермейским заливом. - Пангея: в Македонии, к востоку от устья Стримона. - Боттиеей, см.: к I. 57₅.
99₄ Аксия: теп. Вардар, впадает в Ѳермейский залив. - Пеллы: теп. Агии Апостоли, в центре Эмафии, к востоку от Аксия. - Мигдонией: область на нижнем течении Аксия. - эдонов, см.: к I.100₃.
99₅ Эордии: область к западу от Пиерии и Боттиеи. - Алмопии: область к северу от Эордии.
99₆ Анѳемунт... Бисалтию: область к северу от Халкидики, между Аксием и Стримоном.
100₂ Архелай: царствовал в 414-399 гг.
100₃ Идомену... Аталанта: города Македонии по среднему течению Аксия. - Европ: на Аксии, к югу от Аталанты.
100₄ Кирра: город к северу от Пеллы.
101₂ магнеты: жители полуострова Магнесии, омываемого Ѳермейским и Пагасейским заливами.
101₃ панеи... дерсеи: жили между Стримоном и Нестом.
102₂ Линда: горный кряж в Северной Греции. - Долопии: в южной части отрогов Пинда.
102₃ Ахелой: величайшая река Греции, теп. в верхнем течении Мегдова, в нижнем - Аспропотам.
102₅ Алкмеону, см.: к 68₃.


[1] Ср.: I.14₆.
[2] I.114.115.
[3] I.62₅.
[4] После слов «знали расположение города» в рукописях стоит τοῦ μὴ ἐϰφεύγειν («так что не давали им спастись»); эти слова признаются вставкой Herwerden'ом и H.
[5] Около 12 верст.
[6] См.: III.86₂
[7] Ср.: I.103₃.
[8] I.127.
[9] I.143.
[10] Около 874 000 руб.
[11] Около 8 740 000 руб.
[12] Около 14 121 000 руб.
[13] Около 728 000 руб.
[14] Аѳины.
[15] Около 64 пуд., с переводом на деньги 90 000 руб. с лишним.
[16] 5 верст с лишним.
[17] 6 ¼ версты с лишним.
[18] Около 6 верст.
[19] Около 9 верст.
[20] Т. е. Аѳины.
[21] Т. е. до Ѳесея.
[22] «Ранее этот город составлял акрополь в его теперешнем объеме», переведено согласно рукописному преданию: ή ἀϰρόπολις ἡ νῦν οὖσα πόλις; H переставляет: ἡ ἀϰρόπολις νῦν οὖσα ἡ πόλις.
[23] «Государственные святыни, также святыни других божеств находятся на самом акрополе», перевод дан согласно рукописному преданию: τὰ γὰρ ἱερὰ ἐν αὐτῇ τῇ ἀϰροπόλει ϰαὶ ἄλλων ϑεῶν ἐστι. По мнению издателей Ѳукидида, место испорчено. Classen вставляет после ϑεῶνὲστι (ϰαὶ τα τῇς Ἀϑήνᾶς), Herwerden — (ϰαὶ Ἀϑηναίας), Stahl читает ἀϰροπόλει (τὰ ἀρχαῖα τῇς τε Πολιάδος), Wilamowitz - ἀϰροπόλει (ϰαὶ ὑπ᾿ αύτὴ τῂς τ᾿ Ἀϑηναίας), Steup - ἀϰροπόλει (ϰαὶ Ἀϑηναίας τὰ ἀρχαῖα или ϰαὶ Ἀϑηναίας τὰ ἀρχαῖα ϰαὶ πολλῶν) ϰαὶ ἄλλων ϑεῶν έστι. Judeich (Topographie von Athen. München, 1905, 51, прим. 4) полагает, что текст Ѳукидида в данном месте «совершенно в порядке».
[24] Т. е. святыня Аполлона Пиѳийского.
[25] Земли.
[26] Т. е. в болотах.
[27] Т. е. Девятиструйным.
[28] Т. е. Прекрасного источника.
[29] Вместо принятой H поправки Bekker'а ἐϰεῖνοι следую чтению рукописей ABE ἐϰείνη, а вместо πλείστου читаю, согласно с AB, πλεῖστα.
[30] I.114₂.
[31] Около 9 верст.
[32] I.102₄.
[33] Вместо даваемого большинством рукописей чтения Παράσιοι, заподозренного Hering'ом и H, следует, очевидно, читать, согласно с оксиринхским комментарием к Ѳукидиду, Πειράσιοι, cp. Steph. Byz. Πειρασία᾿ πόλις Μαγνησίας.
[34] «Пелопоннесцы находились еще в Аттике», еще (ἔτι) предлагает вставить Steup.
[35] II.13₃.
[36] Около 1 456 000 руб.
[37] Т. е. около Керкиры.
[38] Вдоль берегов Пелопоннеса.
[39] Из Навпакта.
[40] Опунтской.
[41] I.101.102.
[42] 3 августа (новый стиль).
[43] Ср.: II.96.97.
[44] I.61₂.
[45] I.64₂.65₃.
[46] II.25₄.
[47] См.: IV.66-69.
[48] II.30₁.
[49] Т. е. обычай произнесения похвального слова.
[50] Ср.: I.2₅.
[51] Демоса, граждан.
[52] За нарушение их.
[53] Т. е. выше похвалы и порицания.
[54] Как мы.
[55] Воинов.
[56] Вставка H δείν между παϑεῖν и μᾶλλον не принимается.
[57] Вставляемое вслед за Krüger'ом τί между ἤν и ἄν не принимается.
[58] Надгробных плитах.
[59] Т. е. от счастливой жизни к несчастной.
[60] К худшему.
[61] Когда можно иметь детей.
[62] II.10₁.19₁.
[63] ίϰανὰς εἶναι и ἐς τὸ μεταστῆσαι признаны вставками F. Muller'ом и H.
[64] Т. е. смерть от прикосновения к ним.
[65] Дельфийского.
[66] Аполлону.
[67] Ср.: I.118₃.
[68] II.13₂.22₁.
[69] Ср.: I.19.
[70] I.64₃.
[71] I.57₆.
[72] I.61₄.64₂.
[73] Т. е. знанием и умением передать его.
[74] Противники политики Перикла.
[75] Между войною и миром.
[76] Лакедемонянам.
[77] Моей политики.
[78] Ср.: I.140-144; II.13.
[79] По отношению к себе.
[80] По отношению к ним.
[81] Над союзниками.
[82] I.75₄; III.37₂.
[83] Сторонники мирной политики.
[84] По–видимому, от чумы.
[85] Рукописное чтение испорчено, см. примечания.
[86] «в течение трех лет», чтение τρία μὲν ἔτη, несомненно, испорчено. Haacke исправляет δέϰα (десять), Aem. Müller όϰτώ (восемь), Herbst вставляет перед τρία–τρίς (девять), Steup склоняется к поправке Müller'a.
[87] В начале войны.
[88] II.29₅.
[89] Т. е. амфилохские аргивяне.
[90] Поселившихся в Аргосе.
[91] Ср.: II.9₁
[92] II.58₃.
[93] Около 2 912 000 руб.
[94] II.1-7.
[95] «в течение семидесяти дней и ночей», чтение έβδομήϰοντα, вероятно, испорчено. Stahl предлагает читать ἐννέα (девять), Steup - ἑπταϰαίδεϰα (семнадцать).
[96] II.6₄.
[97] I.57₅.
[98] I.58₂.
[99] II.68₉.
[100] II.66₂.
[101] ΙΙ.69₁.
[102] Амфилохский.
[103] Хаоны.
[104] Почти 12 верст.
[105] I.111₃.
[106] II.80₃.
[107] Т. е. когда поднимется ветер.
[108] I.30₂.
[109] II.80₃.82.
[110] ΙΙ.29₁.
[111] II.84₄.
[112] Т. е. со стороны моря.
[113] Верста с небольшим.
[114] I.107₃.
[115] ὰνδρείους, вслед за Badham'ом и H, не принимается в текст.
[116] Т. е. на суше или на море.
[117] Среди своих союзников.
[118] Подле Антиррия. Ср.: II.86₂.
[119] II.86₄. Там было святилище Посидона.
[120] II.69₁.
[121] Речь идет о ремне, которым прикреплялись весла к борту судна или уключине.
[122] II.94₃.
[123] II.29₂.
[124] «Пердикка… дал Ситалку какое–то обещание», «какое–то» принято согласно предположению Gertz'a, который после ὑποσχόμενος вставляет τι.
[125] До Дуная.
[126] II.29₁.
[127] Около 582 400 руб.
[128] Т. е. жители нижней Македонии, на которую шел Ситалк.
[129] II.95₃.
[130] К востоку.
[131] К югу.
[132] II.94₃.
[133] II.30₁.
[134] II.80₈.
[135] Местоположение неизвестно.
[136] I.111₃.
[137] В Акарнанию.