Доказательства своих положений Эратосѳен часто берет у плохих писателей. О взгляде Эратосѳена на всю Землю и о претерпленных ею исподволь изменениях. Стратон приписывал перемены эти тому, что будто бы речные наносы возвышали постепенно дно моря, которое, все поднимаясь, разрывало наконец сушу проливами. То же утверждал и Лидиец Ксанѳ. Страбон опровергает Стратона утверждением, что наносный речной ил останавливается у самых устьев рек, а потом сам объясняет постигшие Землю изменения и приводит достаточные им примеры.
1) Не прав Эратосѳен также в том, что он часто упоминает о личностях недостойных упоминания, в одном их опровергая, в другом доверяясь им, пользуясь их свидетельством, как наприм. Дамаста и других подобных ему. Хотя они говорят что нибудь правильно, однако и в таких случаях, не следует пользоваться их свидетельствами, или вследствие того доверять им; напротив, должно пользоваться таким образом только теми достойными писателями, которые многое сообщают верно, хотя бы многое и опустили или высказали недостаточно, но не ошибочно. Тот, кто пользуется свидетельством Дамасты, нисколько не отличается от того, который называет свидетелей Бергая или Мессенца Евемера и прочих, которых сам же Эратосѳен уличает в болтовне. Тот же Эратосѳен сообщает нам нелепое мнение Бергая, будто Арабийский залив - озеро; что Диотим, сын Стромбиха, стоявший во главе аѳинского посольства, плыл вверх по Кидну из Киликии к реке Хѳаспис, которая течет подле Суз, и что он пришел в Сузы через сорок дней; он прибавляет, что сам Диотим рассказывал ему это. Потом он удивляется, как возможно, чтобы Кидн пересекал Евфрат и Тигр, впадая в Хоаспис.
2) Можно указать впрочем не только на это, но также и на то, что Эратосѳен говорит, будто в его время не знали еще ничего о тех морях, которые, напротив, тогда до подробностей были известны. Он советует не доверяться легко первому попавшемуся, пространно излагая причины, по которым доверяться не следует, как например относительно рассказов о Понте и Адриатическом море, между тем как сам верит каждому. Так он поверил, что Иссикский залив представляет самую восточную часть нашего моря, между тем, как Диоскуриада, лежащая в глубине Понта, почти на 3000 стадий находится далее к востоку, даже согласно с тем измерением по стадиям, о котором он сам говорит; а описывая северные и крайние части Адриатического моря, он не пропускает ни-одной басни. Он верит также тому множеству басен, которые рассказываются о местностях, лежащих по ту сторону Геракловых столбов; он называет по именам остров Керну и другие места, которых теперь нигде нельзя видеть, и о которых мы упомянем после. Сказавши, что древнейшие народы плавали с целью грабежа или торговли, но что они не пускались в открытое море, а держались берега, как например Язон, который, по его словам, оставивши корабль, направлялся до Армении и Мидии от Колхидян сухим путем, - сказавши это, он прибавляет потом, что в древности никто не дерзал плавать по Египетскому морю, подле Либии, Сирии или Киликии. И так, если древними он называет тех, о которых не сохранилось у нас воспоминаний, то мне нет нужды говорить об них, плавали они, или нет. Если же говорится о народах, которых мы помним, то можно ли сомневаться что древние совершали более длинные странствования на суше и на море, чем их потомки, если только нужно верить сообщениям историков, как например: Дионис, Геракл, или сам Язон; кроме того упоминаемые Гомером: Одиссей и Менелай. Точно также вероятно, что Ѳезей и Пейриѳой, благодаря совершенным ими длинным походом, оставили по себе ту молву, что они нисходили в Ад; а Диоскуры по той же причине названы были хранителями моря и спасителями плавающих. Предметом народной молвы служит также господство Миноса на море и мореплавания Финикиян. Эти последние посещали страны, лежащие за пределами геракловых столбов, основали там города, равно как и на средних частях либийского морского побережья, немного спустя после Троянской войны. А Энея, Антенора, Енетов (Ἐνετοί) и вообще всех блуждавших по окончании Троянской войны по всей обитаемой земле, неужели нельзя их считать в числе древних людей? Эллинам того времени, а равно и варварам времен Трои приходилось терять и то, что они имели дома, и то что приобретено было войною. Поэтому после разрушения Трои победители обратились к разбоям вследствие своей бедности, а еще более побежденные, которые остались после войны в живых. Говорят, что этими последними основаны были очень многие города по всему морскому побережью вне Эллады, а некоторые и на Средиземном море.
3) Далее, Эратосѳен, показавши, на сколько расширилась область сведений об обитаемой земле для поколений после Александра и уже при жизни его, он переходит к рассуждению о фигуре земли, впрочем не той, которая населена, что было бы более согласно с сущностью его трактата, но всей земли вообще. Конечно, следовало упомянуть и об этом, но кстати. И так, сказавши, что вся земля имеет вид круга, не на подобие впрочем выточенного колеса, потому что имеет некоторые неровности, - сказавши это, он излагает те многочисленные её изменения, которые происходят от действия воды, огня, сотрясений, испарений и других подобных явлений, хотя, во всем этом автором порядок не соблюдается. Шаровидность целой земли происходит от устройства всего мира, а перемены, на которые он указывает, нисколько не изменяют фигуры всей земли: столь незначительное теряется в огромном; впрочем эти перемены производят некоторые изменения в обитаемой части земли и зависят от разных причин.
4) По его словам, важнейший вопрос состоит в том: почему в двух и трех тысячах стадий от моря внутри материка встречаются часто и в большом количестве раковины, створки и херамиды, а также озера с морскою водою, как например, говорит он, в окрестности храма Аммона и на пути, ведущем к нему и простирающемся на 3000 стадий? Много рассыпано здесь створок, много еще и теперь находят соли и бьющую вверх морскую воду. Кроме того, показывают обломки морских судов, которые, по преданию, выброшены через какое нибудь отверстие в почве, наконец столбики с дельфинами на верху и с надписью "коринѳских Ѳеоров". Сказавши это, Эратосѳен одобряет мнение физика Стратона, а также Ксанѳа-лидийца. Ксанѳ утверждает, что во время Артаксеркса была сильная засуха, так что высохли реки, озера и колодцы; что он сам нередко видел вдали от моря камни, имевшие форму раковин, а также отпечатки имеющие вид гребней и херамид, находил также озера с морскою водою среди Армян, Матиенов и в нижней Фригии, вследствие чего он убежден, что некогда равнины эти были морем. Что касается Стратона, то он еще ближе рассматривает причины всего этого: по его мнению, Евксинское море не имело прежде того прохода, что у Византии, но что те реки, которые в него изливаются, прорвали его силою своего течения, после чего вода пошла в Пропонтиду и Геллеспонт. Он полагает что, тоже самое произошло и с нашим морем, именно: что проход у Геракловых столбов образовался вследствие того, что море было переполнено реками, и когда вода вытекла, то низменные части дна обнажились. Он приводит и причины этого факта: во первых, что дно внешнего моря и внутреннего не одно и то же; во вторых, что и теперь еще тянется от Европы до Либии полоса земли на подобие ленты, находящаяся под морем, как бы свидетельствуя, что прежде внутреннее и внешнее море не составляли одного бассейна. Далее он говорит, что воды Понта наиболее мелки, но что очень глубоки моря: Критское, Сицилийское, Сардинское. Так как в первое море текут многие очень большие реки с севера и с востока, то оно наполняется илом, а остальные моря остаются глубокими; в этом, полагает он, причина того, почему самая сладкая вода в Понте, и почему течение его совершается в направлениях понижения Дна. Ему кажется, что весь Понт с течением времени будет запружен илом рек, если сохранятся подобные течения и в будущем, потому что и теперь уже, говорит он, обратилась в болото левая сторона Понта, где лежит Салмидесс, местности, соседние к Истру и называемые у моряков Стеѳа (Στήϑη), а также пустыня Скиѳская. По его мнению, и то возможно, что храм Аммона прежде находился у моря и лежат теперь на материке вследствие того, что часть воды из моря вытекла. Он предполагает, что оракул совершенно естественно сделался столь известным и знаменитым, благодаря своему положению при море; столь далекое расстояние от моря, в каком он находится теперь, делает непонятными настоящую его известность и славу. Впрочем и Египет в древности омывался морем до болот, лежащих в окрестностях Пелузия, подле горы Касия и Сирбонидского озера, потому что и теперь еще, по его словам, находят в Египте, когда роют соляные копи, углубления с песчаным дном и наполненные раковинами, как будто страна была покрыта морем; кроме того все окрестности Касия и т. н. Герр представляли неглубокие пространства, примыкавшие к Эриѳрейскому заливу. Когда количество воды в море убыло, тогда эти местности сделались открытыми, но Сирбонидское озеро осталось, в последствии прорвано было и оно, и обратилось в болото. Точно также берега озера Мериды больше походят на берега моря, нежели реки. Что некогда значительная часть материков находилась под водою, а потом обнажилась, это допустить следует; равно как и то, что не вся земля, находящаяся теперь под водою, имеет одинаковую поверхность, совершенно также, как и земля, не покрытая морем, на которой мы живем, подвержена множеству тех перемен, о которых говорит сам Эратосѳен. Таким образом в рассуждении Ксанѳа нельзя усмотреть ничего нелепого.
5) Напротив, относительно Стратона можно заметить, что он, опустивши многие действительные причины, вместо их приводит мнимые. Первая причина, говорит он, та, что дно и глубина внутреннего моря (Понта) и внешнего (Пропонтиды) не одни и те же. Напротив, относительно поднятия моря и понижения, а также того, что некоторые местности наводняются морем, а потом снова оставляются открытыми, следует предполагать причину не в том, что дно моря различно, в одних местах ниже, в других выше, но в том, что иногда самое дно поднимается, а потом снова опускается, а вместе с ним и море то поднимается, то опускается; поднявшись, оно наводняет сушу, а опустившись, возвращается в прежний бассейн. В противном случае необходимо, чтобы внезапная прибыль воды в море сопровождалась наводнением, подобно тому, как это происходит во время приливов или разлитий рек, именно в первом случае вода переносится с одних сторон, во втором количество её прибавляется. Но эти прибавления воды в море, происходящие вследствие разлития рек, не бывают ни часты, ни внезапны; с другой стороны приливы не продолжаются столь долгое время; они совершенно правильны, и они ни в нашем море, ни в каком либо другом не производят наводнений. Остается искать причины в свойствах почвы той, которая находится постоянно под морем, или же в той, которая покрывается водою по временам; впрочем скорее в той, которая находится под морем, потому что эта последняя подвижнее, и кроме того, все влажное подвергается более быстрым изменениям; здесь также и сила ветра, причина всех подобных явлений, гораздо больше. Но, как и я сказал, причина этих явлений состоит в том, что тоже самое дно иногда поднимается, иногда понижается, а не в том, что одна часть его выше другой. Это последнее принимает Стратон, как причину, полагая, что происходящее в реках случается также и на море, именно: что течение совершается с частей более возвышенных. В противном случае он не искал бы причины того течения, что у Византии, в разнице высоты грунта, говоря, что дно Евксинского моря выше, чем Пропонтиды и следующего за ней моря, прибавляя при этом и замечание относительно причины: что илом, который сверху приносится реками, переполняется бассейн моря Евксинского, и оно становится мелким, а поэтому вода из него течет за пределы. Тоже самое рассуждение он переносит и на все наше море по отношению его к внешнему, потому что он представляет дно его выше того, которое лежит под Атлантическим океаном и потому будто бы оно выше, что наполняется множеством рек и получает осадки ила. Но в таком случае нужно было бы, чтобы и течение моря, что у Геракловых столбов и у Кальпы, было похоже на то, которое у Византии. Впрочем мы это оставим, потому что скажут, что и там (у Геракловых столбов) совершается тоже самое; только оно теряется в приливах и отливах, скрываясь в них.
6) Но я спрошу теперь: что мешало, прежде чем открылся проход у Византии, и когда (как и теперь) дно Евксинского моря было ниже Пропонтиды и соседнего моря, что мешало Евксинскому морю наполняться реками, морем ли оно было и прежде, иди озером больше Меотийского? Если мне в этом уступают, я прибавлю следующее: поверхности вод морей Евксинского и Пропонтиды находились в таком отношении между собою, что пока уровень в обеих морях оставался тот же, вода не вытекала вследствие равновесия между давлением и сопротивлением; а потом, когда внутреннее море поднялось, тогда излишек воды устремился из него с силою и вытек; вот почему внешнее море образовало одно течение с внутренним и приобрело тот же уровень, что и внутреннее, было ли оно прежде морем, или же озером, которое в последствии сделалось морем через смешение и преобладание моря. Если и в этом уступят мне, то понятно, что ничто не могло помешать образованию настоящего течения и в настоящее время, и что течение это происходит не от возвышенного или наклонного грунта, как то заявлял Стратон.
7) Это можно распространить на все наше море, а также и на внешнее, полагая причину течения не в грунте, не в наклонности его, но в реках, потому что не лишено вероятия и согласно с мнениями Эратосѳена и Стратона то положение, что, если даже все наше море было прежде озером, то, наполняясь водою рек, оно все таки, получивши излишек, выливалось за пределы через проход у Геракловых столбов, как через катаракты. Внешнее море, увеличиваясь постоянно все более и более, образовало по прошествии некоторого времени одно общее течение, составило одну поверхность с внутренним, а вследствие перевеса морской воды и первое получило свойства моря. Вообще не согласно с началами физики уподоблять море рекам, потому что реки текут по наклонному руслу, тогда как море такой покатости не имеет. Течение в проливах зависит от другой причины, а не от того, что ил из рек возвышает дно моря. Наносы ила имеют место подле самых устьев рек, как например, подле устья Истра так называемые Стеѳа, точно также пустыня Скиѳов и Салмидесс, что производят впрочем и другие ручьи; так у устьев Фазиса колхидский морской берег песчаный, низменный и топкий; около Ѳермодонта и Ириса целая Ѳемискира, равнина Амазонок и большая часть Сидены; точно тоже замечается и в других реках. Все эти реки как бы подражают Нилу, присоединяя к материку часть моря, лежащую перед их устьями, одни быстрее, другие медленнее. Медленнее те, которые приносят не много ила, скорее же те, которые несут его много, текут по топкому грунту и принимают в себя много притоков. В числе их находится Пирам, который значительно увеличил Киликию, и о котором высказано было такое изречение:
"Это случится среди тех потомков, когда Пирам, текущий широкими волнами, отдалит берег и достигнет священного Кипра!"[1]
Будучи удобным для плавания, он течет из средних равнин Катаонии и, ниспадая через ущелья Тавра в Киликию, вливается в пролив, который находится между ним и Кипром.
8) Причина того явления, что наносы из рек не выступают в море далее вперед, заключается в том, что море своим обратным движением, ему свойственным, отбрасывает нанос назад. Море подобно животным, которые непрерывно вдыхают и выдыхают, производит постоянное движение от себя и опять обратно в себя. Это явно для того, кто стоит на берегу и наблюдает волнение моря, потому что ноги его то обливаются водою, то обнажаются, снова обливаются, и так далее непрерывно. Вместе с волнением моря набегает волна, и хотя бы она была наиболее спокойна, все таки устремляясь вперед, приобретает большую и большую силу, и все постороннее выбрасывает на берег.
"И много на берег моря выбрасывал водорослей".
Это происходит в большей части случаев во время ветра, но также и в безветрие, и даже при ветрах дующих с суши; волна несется на берег и против ветра, как будто бы вместе с нею происходит какое-то движение, морю свойственное. Сюда относится следующее место:
"Изгибаясь около берегов, волна поднимается и выбрасывает морскую пену".
Или:
"Когда море изрыгает пену, берега издают звуки".
9) И так, движение волны обладает некоторою силою, так что предметы посторонние выбрасываются из моря. Это явление называют еще некоторым очищением моря, благодаря которому выбрасываются волнами на сушу мертвые тела и обломки кораблей. Обратное движение не имеет на столько силы, чтобы труп, бревно или даже самый легкий кусок коры, выброшенный волною на берег, даже из ближайших к морю пунктов возвращался обратно в море. Таким образом нанос реки и вместе с ним вода, сделавшаяся мутною, отбрасывается, чему помогает еще собственная тяжесть воды, так что прежде, чем уйти далеко в море, речная вода останавливается у берегов, потому что сила течения реки прекращается, лишь только вода выступает далее речного устья. И так, все море при этом условии может быть некогда занесено грязью, начиная от берегов, если только оно будет иметь непрерывные притоки из рек; и это может случиться, хотя мы допустим, что Понт глубже Сардинского моря, которое, говорят, глубже всех до сих пор измеренных морей на 1000 оргий, как утверждает Посейдоний.
10) Быть может, подобное объяснение явления будет принято менее доверчиво, чем Эратосѳеново; поэтому лучше доказать свое положение тем, что более очевидно и что некоторым образом мы наблюдаем каждый день. Наводнения, землетрясения, извержения, поднятия морского дна поднимают также и море, а с другой стороны опускание материка понижает море. Огромные массы железа могут быть подняты из моря, точно также малые острова и большие; даже не только острова могут быть подняты, но и материки. Равным образом области понижения могут быть обширны и незначительны: иногда пропасти, поглощают целые местности и жилища, как Бура, Бизона и многие другие были, по преданию, поглощены вследствие землетрясения; с одинаковою вероятностью можно предположить, что Сицилия оторвана от Италии, как и то, что она выброшена огнем из глубины Этны; точно также как острова Липарские и Пиѳекузские.
11) Забавно видеть, как Эратосѳен, сам будучи математиком, отвергает мнение Архимеда, находящееся в трактате "о носящихся телах" (περὶ τῶν ὀχουμένων), что "поверхность всякой жидкости в состоянии покоя имеет шарообразную форму, и этот шар имеет общий центр с землею". Это положение принимают все, занимавшиеся хоть сколько нибудь математическими науками. Между тем Эратосѳен полагает, что внутреннее море, хотя и составляет, по его же словам, один бассейн, не имеет одного и того же уровня, даже в соседних частях. Для подкрепления себя в подобном невежестве он приводит архитекторов, хотя сами математики объявляют, что архитектура только часть математики. Именно, он говорит, что Деметрий имел намерение перерезать Пелопоннесский перешеек, чтобы открыть свободное плавание для кораблей, но что его удержали от исполнения замысла архитекторы, объявивши после измерений, что море в заливе Коринѳском выше того, что у Кенхр; поэтому, если бы он перерезал промежуточную между ними полосу земли, то переполнился бы водою из Коринѳского залива тот пролив, что подле Эгины, затоплены были бы Эгина и соседние с ней острова; самое плавание через перешеек окажется таким образом бесполезным. Вследствие этой же неровности, по мнению Эратосѳена, имеет свое течение Еврип, а главным образом Сицилийский пролив, который, говорит он, подвергается изменениям похожим на приливы и отливы в океане: течение в нем переменяется дважды каждый день и каждую ночь, подобно тому, как океан имеет дважды прилив и дважды отлив. Приливу соответствует течение, которое идет из Тирренского моря в Сицилийское, как бы от высшего уровня воды, почему течение это называется также нисходящим. Соответствует приливу оно и потому, что течение это начинается и оканчивается в то самое время, как и приливы: начинается оно при восходе луны и заходе, а прекращается, когда луна вступает на меридиан над землею ли, или под землею. Противоположное течение, соответствующее отливу, называется выходящим (ἐξιών); оно начинается во время нахождения луны на меридиане в обоих полушариях подобно тому, как и отливы в океане, а оканчивается с достижением луною пунктов восхода и захода.
12) О приливах и отливах достаточно говорят Посейдоний и Аѳенодор. Что же касается обратного течения в проливах, имеющего также физическую причину, то в настоящем трактате достаточно сказать только, что не во всех проливах один и тот же способ течения, по крайней мере по видимому, потому что в противном случае Сицилийский пролив не переменял бы своего течения дважды каждый день, как говорит Эратосѳен, тогда как Халкидонский семь раз, а Византийский никогда, ибо последний имеет только одно течение, идущее из Понтийского моря в Пропонтиду, а как сообщает Гиппарх, иногда и "оно останавливается." Впрочем, если бы даже был один способ течения во всех проливах, то причина его не та, которую называет Эратосѳен, именно, что море в двух противоположных частях имеет различный уровень, - неровности этой не было бы даже в реках, если бы они не имели катаррактов. Притом самые реки с катаррактами не имеют попеременного течения, но несут свои воды по руслу, постепенно понижающемуся; и это совершается вследствие того, что русло рек покато, равно как и поверхность их. Но кто же может сказать, что поверхность моря наклонна? Особенно если соглашаться с тем положением, что четыре элементарные тела сферические. Таким образом, реки не имеют обратного течения, но и не стоят на месте, не пребывают в покое, так как в них совершается течение вследствие того, что уровень их не одинаков, но частью выше, частью ниже. Ибо вода не то, что земля, которая, будучи твердою, получила устойчивую форму, так что имеет постоянные пещеры на своей поверхности и таковые же возвышения; между тем вода силою собственной тяжести приводится в движение по земле, приобретает ту поверхность, которую приписывает ей Архимед.
13) К тому, что сказано об Аммоне и Египте, Эратосѳен прибавляет, что по его мнению гора Касий также была покрыта морем, равно как и все то место, где находятся так называемые теперь Герры, которые составляли болото, соприкавшееся с заливом Эриѳрейского моря, и открылось с того момента, когда подошло к нему море. Чтобы упомянутое место образовало болото, соприкасавшееся с заливом Эриѳрейского моря, это сомнительно, потому то соприкосновение (τὸ συνάπτειν) означает взаимную близость и единение, так что, если бы там была вода, то она бы слилась в один бассейн. Итак, я допускаю, что по смыслу этого мнения, те болота находились вблизи к морю Эриѳрейскому до тех пор, пока у Геракловых столбов не было прохода; а когда здесь перешеек был разорван, болото начало отступать, так как вследствие истечения через пролив наше море понизилось. Гиппарх, принявши, что соприкосновение означает ничто иное, как общность бассейна нашего моря с Эриѳрейским, вследствие изобилия воды в первом, порицает Эратосѳеиа, спрашивая: почему вследствие истечения воды у Геракловых столбов только наше море изменило свой уровень, но не изменило Эриѳрейское, имеющее общий с ним бассейн, ибо оно осталось с тем же уровнем, нисколько не понизившись? Тем более, что по мнению самого же Эратосѳена, все внешнее море образует один бассейн, так что и Западное и Эриѳрейское моря составляют собственно одно море. Сказавши это, он делает отсюда заключение, что как море, лежащее вне Геракловых столбов, так и Эриѳрейское имеют одну и туже высоту, и первое со вторым имеет общее течение.
14) Однако Эратосѳен отрицает, будто он того мнения, что наше море вследствие изобилия воды образовало одно течение с Эриѳрейским -, оно только приблизилось к этому последнему; кроме того он говорит, что наше море у Лехея и Кенхреи не имеет одной и той же поверхности. Впрочем на это указывает и Гиппарх в своем рассуждении, направленном против Эратосѳена. Зная подобное мнение последнего, Гиппарх должен бы, скажем мы, возражать собственно ему, а не ставить общее положение, что всякий, называя все внешнее море одним, вместе с тем утверждает, что и уровень его везде один и тот же.
15) Далее, сказавши, что надпись на дельфинах: "Коринѳских Ѳеоров" ошибочна, Гиппарх приводит недостаточное объяснение, именно: что основание Кирены относится к тому времени, о котором сохранилось воспоминание, тогда как у нас нет никаких известий о существовании при море какого бы то ни было оракула и когда бы то ни было. Между тем, почему нельзя заключить из некоторых свидетельств, в числе коих находятся эти посвященные богу дельфины и надпись на них, сделанная Коринѳскими Ѳеорами, почему нельзя из этого заключить, что местность храма Аммонского лежала некогда у моря, не смотря на отсутствие указаний какого либо историка? Соглашаясь с тем, что с поднятием почвы поднялось также и море и затопило местности, простирающиеся от берега до оракула на расстоянии более трех тысяч стадий, он в тоже время не допускает такого поднятия, вследствие которого был бы затоплен целый Фар и многие части Египта, как будто столь значительное возвышение воды (как то, о котором он перед тем говорит) не способно затопить все эти места. Потом он говорит: "если бы наше море прежде, чем образовался перерыв у Геракловых столбов, на столько наполнилось водою, на сколько говорит Эратосѳен, то необходимо было бы принять, что некогда покрыты были водою вся Либия, многие части Европы и Азии; при этом добавляет, что и Понт должен был в некоторых местах сливаться с Адриатическим морем, потому что Истр, разделяясь на два рукава, начиная от Понта, изливается в оба названные моря вследствие особенного расположения местностей". Но Истр получает свое начало не в области Понта, а в стороне противоположной, в горах лежащих над Адриатическим морем и течет не в оба моря, но только в одно, в Понт, разделяясь только у своих устьев. В этом пункте Эратосѳен разделяет ложное мнение некоторых из своих предшественников, которые полагали, что есть какая то другая река, носящая общее наименование с Истром; которая будто бы впадает в Адриатическое море, отделившись от того Истра: от этого последнего целый народ Истров, через страну которых он протекает, получил свое имя; и будто бы Язон совершил обратное плавание от Колхиды этим путем.
16) Чтобы такие перемены, какие мы назвали причинами затоплений и других подобных явлений нами упомянутых, что совершаются подле Сицилии, у островов Эола и Пиѳекузских, не возбудили у читателя удивления, то следует рядом с ними упомянуть о некоторых других, происходящих в иных местностях, или когда либо происходивших и похожих на те. Собравши все подобные примеры и изложивши их ясно, мы положим конец изумлению читателей. Если истина смущает нас, то это доказывает наше незнание естественных явлений и вообще всей жизни; как например смущается слушатель рассказами о явлениях, наблюдаемых в окрестностях Ѳеры, Ѳерасии, островов, которые лежат между Критом и Киренаикой (из них Ѳера - метрополия Кирены), или же рассказами о явлениях в Египте и многих частях Эллады. Между Ѳерою и Ѳерасией поднималось из моря пламя, так что все море в течении 4 дней кипело и горело, выдвинувши спустя немного времени остров, как бы поднятый какими-то орудиями, остров, состоящий из железной массы и имеющий в окружности 12 стадий. По прекращении извержения, Родосцы, приобретшие господство над морем, прежде всех решились подплыть к этому месту и соорудили на острове храм в честь Посейдона Асфалия. Далее, Посейдоний рассказывает, что в Финикии вследствие землетрясения город, лежавший выше Сидона, был поглощен и почти две третьх самого Сидона разрушились, причем людей погибло не много. Тоже самое явление распространилось на всю Сирию, однако в небольшой степени, перешло также на некоторые острова Кикладские и на Евбею, так что источники Ареѳузы (река в Халкиде) исчезли; только спустя много дней, они начали бить снова, но через другое отверстие. Землетрясения на острове, в различных частях его, прекратились не прежде, чем образовалось на равнине Лелантской отверстие, из которого потекла река пылающей грязи,
17) Так как многие лица приводили подобные примеры, то для нас достаточно будет примеров Деметрия из Скепсиса, взятых только с разбором. Упомянувши о следующих стихах Гомера:
"Они прибыли к прекрасным источником, откуда стремительно текут два ручья, образующие бурный Скамандр; один из ручьев имеет теплую воду, в другом и летом вода подобна "льду",[2] упомянувши об этих стихах, Деметрий советует не удивляться тому, что в настоящее время остался только один ручей с холодною водою, а теплого не видно; он прибавляет, что нужно объяснить это исчезновение ручья с теплою водою испарением её. Кроме того, он упоминает о том, что рассказывает Демокл, именно о каких-то больших землетрясениях, которые в древности были в окрестностях Лидии и Ионии до Троады, вследствие которых поглощены были деревни, разрушен Сипил в царствование Тантала, из болот образовались озера, а Трою затопило море. Фар, что в Египте, был также окружен морем, а в настоящее время он каким то образом превратился в полуостров, точно так как Тир и Клазо-Мены. Наконец в то время, как мы были в Александрии Египетской, море, поднявшись около Пелусия и горы Касия, затопило сушу и обратило гору в остров, вследствие чего путь мимо Касия в Финикию совершался в лодке. Итак, ничего нет удивительного, если когда-нибудь перешеек, отделяющий Египетское море от Эриѳрейского, прорвавшись или опустившись, превратится в пролив, и соединятся течения внешнего и внутреннего морей, как это случилось с проливом, что у Геракловых столбов. О таких предметах говорилось уже кое что в начале этого труда, но все это необходимо свести в одно для усиления степени вероятности рассказов об этих и других явлениях, совершающихся в природе.
18) Говорят, что Пирей так назван потому, что некогда был островом и лежал за берегом (πέραν τῆς αϰτῆς); наоборот Левкадия, после того как Коринѳяне прорыли перешеек, сделалась островом, будучи прежде мысом; об нем, полагают, говорит Лаэрт в следующих стихах:
"Каким я был, когда овладел Неритом, хорошо построенным городом, на мысе Эпира".
Здесь находился перерез, сделанный руками человеческими: в одних местах насыпи, в других мосты, подобно тому напр., как на острове против Сиракуз находится в настоящее время мост, соединяющий этот остров с материком; прежде была здесь насыпь из собранного, как говорит Ибик, камня, который поэт и называет отборным (ἐϰλεϰτόν). Что же касается Буры и Гелика, то первая поглощена была пропастью, вторая погибла под водою. Окрестности Меѳоны, лежащей в Гермионском заливе, были подняты на семь стадий извержением пламени; в течение дня эти местности были недоступны вследствие жара и серного запаха; ночью это извергавшееся пламя получало приятный запах, далеко освещало и грело, так что море кипело на пространстве пяти стадий, а волновалось на пространстве 20 стадий; кроме того, на нем лежали оторванные камни, не уступавшие по величине башням. Копайским озером поглощена была Арна и Мидея, которую поэт в "Каталоге" называет по имени:
"Те, которые владели Арною, изобиловавшею виноградниками, и те, которые владели Мидеей."[3]
Также озером Бистонидою и т. н. в настоящее время Афнитидою потоплены, кажется, некоторые города Ѳракийцев, а по мнению других, Треров, соседей Ѳракийцев, а один из Эхинадских островов, называвшийся прежде Артемитою, сделался материком. Говорят, тоже самое претерпели и другие из островков, лежащих около Ахелоя, вследствие наносов из реки в море; присоединяются к материку и остальные островки, как утверждает Гезиод. Некоторые части берегов Этолии также были некогда островами; преобразовалась Астерия, которую Гомер называет Астеридою:
"Есть на средине моря некий скалистый остров, небольшая Астерида, а в ней есть две гавани, убежище для кораблей".
В настоящее время там нет даже удобного места для якоря. Точно также на острове Пѳаке теперь нет никакой пещеры или жилища Нимф, как говорит Гомер. Правильнее объяснить это отсутствие переменами, а не невежеством поэта или намеренною ложью об этих местностях с целью украсить рассказ чем нибудь чудесным. Впрочем так как это с точностью неизвестно, то я оставляю на усмотрение каждого.
19) Антисса была прежде островом, говорит Мирсил. Так как Лесб назывался прежде Иссою, то остров, лежавший напротив, должен был называться Антиссою, а в настоящее время Антисса - город Лесба. Некоторые полагают, что Лесб оторван был от Иды, подобно тому как Прохита и Пиѳекуза от Мисена, Капрея от Аѳенея, Сицилия от Регина, Осса от Олимпа. Около других пунктов произошли подобные перемены: так река Ладон, что в Аркадии, некогда прекратила свое течение. Дурис утверждает, что Рагады, которые находятся в Мидии (Μηδέια) так названы потому, что вследствие землетрясения оторвана была (ραγεῖσα) часть земли у Каспийских ворот; так что опрокинуты были многие города, деревни, а реки претерпели многоразличные изменения. Ион так выражается об Евбее в сатирической драме "Омфала":
"Легкое течение Еврипа отделило Евбейскую землю от Беотийского берега, вырезавши длинный пролив".
20) Деметрий Каллатиан полагает, что землетрясения были некогда во всей Элладе, и говорит, что многие из Лихадских островов, а также большая часть Кенея были поглощены, тогда как теплые источники в Айдепсе и Ѳермопилах задержаны были в течение трех дней и потом потекли снова, с тою разницею, что источники Айдепса прорвались в других местах. Стена Орея, что была подле моря, и около 700 домов были разрушены. Пострадали Эхина, Фалары, Геракдея, что в Трахине; два из них разрушены были в значительной своей части, а Фалары до основания. Подобная судьба постигла Ламию и Лариссу. Скарфея была оторвана от своих оснований, не менее 1700 её обитателей погибло под водою, а Ѳракийцев более половины этого цисла. Поднялась тройная волна: одна часть её полилась к Скарфее и Ѳронию, другая к Ѳермопилам, третья устремилась по равнине до Дафнунта Фокейского. Источники рек высохли на несколько дней; Сперхей переменил свое течение и преобразовал дороги в удобные для плавания пути. Боагрий направился по другой долине. Кроме того, повреждены были многие части Алопы, Кина и Опунта. Крепость Ойон (Οἶον), лежавшая выше города, была разрушена вся. Разрушена была также часть стены города Элатеи; а во время ѳесмофорий в окрестностях Алпоны двадцать пять девиц взбежали на башню, которая стояла в гавани, чтобы насладиться зрелищем, но башня опрокинулась, и вместе с нею упали в море девицы. Говорят также, что средняя часть острова Аталанты, лежащей подле Евбеи, была разорвана, сделалась по средине удобопроходимою для кораблей, а также, что в некоторых местах затоплены были равнины на пространстве почти 20 стадий, а одна трирема была унесена с верфи и перекинута через стены.
21) К этим переменам присоединяют еще те, которые произошли вследствие переселения народов, чтобы усилить еще больше то состояние аѳавмастии, которое восхваляет Демокрит и все прочие философы; так как оно встречается рядом с бесстрашием, ясностью и спокойствием духа. Так напр. западные Иберийцы переселились в местности, лежащие над Понтом и Колхидою, которые, как утверждает Аполлодор, отделяются Араксом от Армении или скорее Куром и горами Мосхскими. Египтяне переселились к Эѳиопам и Колхидянам; Енеты (Ενετοί) из Пафлагонии к Адриатическому морю; тоже самое случилось и с Эллинскими народностями, как Ионяне, Доряне, Ахейцы и Эоляне. Эниане, живущие ныне в соседстве с Этолянами, жили в окрестностях Дотия и Оссы с Перребами; но и сами Перребы - переселенцы. Однако наш настоящий труд переполнен подобными примерами, и некоторые из них известны всем. Переселения Карийцев, Треров, Тевкров, Галатов, а вместе с тем отдаленные странствования вождей, как напр. Мадия Скиѳского, Теарко Эѳиопского, Коба Трера Сесостриса и Псаммитиха египетских, точно также странствования Персов, начиная от времен Кира до Ксеркса, - все это не всем известно. Равным образом Киммерийцы, которых писатели называют также Трерами, или какой нибудь из народцев этого племени, часто делали набеги на правую сторону Понта и на местности смежные с ним, врываясь иногда к Пафлагонцам или к Фригийцам, в то самое время, когда, говорят, Мида, напившись бычачьей крови, умер. Лигдамис, предводительствуя своими воинами, дошел до Лидии и Ионии и овладел Сардами, но погиб в Киликии. Часто Киммерийцы и Треры совершали подобные набеги; но говорят, что Треры и Коб были наконец изгнаны Мадием, царем Киммерийским. Все это сказано нами здесь потому, что оно имеет отношение к общему обзору земли.
22) Мы теперь приступаем к продолжению того, что мы покинули. Геродот говорит, что нет никаких Гипербореев, потому что нет и Гипернотов; Эратосѳен же замечает, что такое доказательство Геродота похоже на софизм, состоящий в том, что отрицается существование людей, радующихся несчастью ближнего, тем, что отрицается существование людей, радующихся счастью других. Так точно может быть и Гиперноты существуют: если нот не дует в Эѳиопии, то он дует ниже этой области. Странно было бы, признавая, что ветер дует при всяком климате, и что везде южный ветер называется нотом, утверждать, что есть страна, где этого нет. Совершенно напротив, не только Эѳиопия, но и вся область лежащая выше её, до самого экватора, должны иметь наш нот. Если это так, то Геродота следует упрекать за то, что он тот народ разумеет под Гипербореями, у которого Борей вовсе не дует, потому что хотя поэт говорит об этом в баснях, но их толкователи должны понимать истину, т. е. что под Бореями разумеется народ, обитающий на крайнем севере. Пределом северных стран служит полюс, а южных экватор, тот же самый предел существует и относительно ветров. Вслед за этим Эратосѳен возражает тем, которые утверждают очевидно-выдуманное и невозможное; одно на подобие сказки, другое под видом действительной истории, но об них не стоит упоминать и Эратосѳену не следовало разбирать этих болтунов в таком трактате, как его. Таково объяснение на первую книгу его "Записок".