Пергамское государство, подобно другим эллинистическим государствам, являлось монархией. Его политическое развитие протекало своеобразно. Это выразилось в том, что что два важных явления - становление государственной самостоятельности и оформление царской власти - не совпадают по времени и отстоят один от другого более чем на сорок лет. Выделение Пергамского царства как самостоятельной политической единицы относится к завершающему этапу борьбы за раздел державы Александра Македонского и датируется обычно 283 г. до н. э. Два первых правителя, занимая весьма скромное положение, не осмеливались называться монархами, и только третий представитель династии - Аттал I вскоре после 241 г. до н. э. официально принял царский титул, поставив себя формально в один ряд с властителями великих государств.
Поэтому в развитии политического строя Пергамского царства следует выделить два этапа. Первый охватывает время от момента отделения от Лисимаха и фактического приобретения политической самостоятельности до принятия царского титула Атталом I. Второй этап длится от провозглашения Аттала I царем и до окончания династии после разгрома римлянами восстания Аристоника. Несмотря на то что на обоих этапах установилась единоличная власть наследственного правителя, все-таки политическое устройство государства и сам характер власти правителя значительно различались.
Процесс оформления царской власти в Пергамском государстве растянулся на несколько десятилетий. В течение этого времени происходило превращение власти первоначальных правителей во власть царей. Для исследователей тем самым открывается возможность, во-первых, определить ту политическую основу, на которой происходило становление собственно царской власти, и, во-вторых, выявить изменения, происшедшие в процессе эволюции власти династов во власть царей.
Началом истории династии Атталидов стало назначение царем Лисимахом в крепость Пергам Филетера для охраны сокровищ. Какой характер имела власть ставленника Лисимаха в этот период?
По мнению Г. Бенгтсона и Р. Аллена, он обладал лишь финансовой властью[1], с чем нельзя согласиться по следующим причинам. Надпись из города Кизика, содержащая перечень благодеяний Филетера полису, сообщает, что уже через несколько лет после установления собственной власти в Пергаме Филетер обладал достаточными военными силами, чтобы оказать помощь Кизику (OGIS. 748. Стк. 6-7, 13). Сам факт отказа признавать власть Лисимаха свидетельствует о готовности Филетера к вооруженному противостоянию и, следовательно, о наличии у него военной силы и власти. Вообще, в эллинистическую эпоху соединение гражданской и военной власти в руках одного должностного лица было явлением распространенным[2]. Кроме того, действительно трудно представить, чтобы хранитель казны в крепости не имел определенных военных контингентов для защиты вверенных ему сокровищ. О наличии же в Пергаме военачальника и командира гарнизона наши источники ничего не упоминают.
Восстав против Лисимаха и став фактически самостоятельным правителем, признававшим формально верховную власть Селевка, Филетер занял в Пергаме положение, обозначить которое в современных политических категориях весьма сложно. По этой причине в историографии нет точного и единообразного определения власти Филетера и Эвмена I. Исследователи именуют их, в известной степени условно, династами (Р. Аллен), династами и тиранами (М. И. Ростовцев), называют созданный ими политический режим принципатом (Дж. Кардинали)[3].
Первооснова этой неопределенности кроется в источниках. Авторы нарративных сочинений (Страбон, Павсаний) не дают точного титула первых правителей. Впрочем, Страбон, описывая деятельность Эвмена I, писал: "... он был уже правителем окрестных местностей" (ἦν ἤδη δυνάστης τῶν κύκλωί χωρίων - XIII. 4, 2), но в данном случае слово δυνάστης не имеет значения политического термина и не передает титул правителя.
Эпиграфические документы, как более поздние (OGIS. 335), так и относящиеся ко времени правления первых Атталидов, вообще не содержат их титулатуры. Эвмен I в постановлении народного собрания Пергама (OGIS. 267) и в договоре с наемными воинами (OGIS. 266) назван просто по имени, как частное лицо, без указания его политического статуса. Таким образом, по документальным источникам получается, что власть первых Атталидов не имела официального наименования. Если пользоваться терминологией М. И. Ростовцева и Э. Бикермана[4], власть ранних Атталидов скорее всего имела также персональный характер.
Первые Атталиды обладали собственными военными силами, отличными от полисного ополчения, пользовались правом военного командования, имели, наконец, военную крепость, которую, судя по археологическим данным, они дополнительно укрепили[5]. Отношения полиса и единоличной власти при этом приобрели форму сложного диалога. Гражданская община и все органы управления полиса сохранились, но правитель Эвмен I осуществлял верховный контроль и управление через назначаемых лично им главных должностных лиц полиса - коллегию стратегов.
Важным фактором, способствовавшим укреплению позиции Филетера и Эвмена I в качестве правителей, явилось наличие в их руках значительных денежных средств - 9 тысяч талантов, по словам Страбона (XIII. 4, 1 ), которые они разумно использовали для оказания помощи некоторым городам - Кизику, Питане и усиления тем самым своего собственного положения, для формирования военных сил из наемников и для дополнительного укрепления кремля.
Власть первых правителей с самого начала приобрела наследственный характер, передавалась по мужской линии, но не от отца к сыну. Истоки власти первых правителей эллинистического Пергама - Филетера и Эвмена I - следует искать во многом близкой ей по форме и своему характеру власти династов, тиранов, правителей западной части Малой Азии классического и позднеклассического времени, в число которых должно включить и правивших в долине реки Каик Гонгилидов и Демаратидов.
Второй этап развития пергамской государственности связан с принятием царского титула Атталом I. Все источники отмечают, что царский титул был принят Атталом I после крупной военной победы, которую он одержал над галлами[6]. Полибий писал по этому поводу: "Он (Аттал I. - О. К.) начал с победы в сражении над галатами, в то время сильнейшим и воинственнейшим народом в Азии, и тогда впервые провозгласил себя царем" (XVIII. 41,7. Пер. Ф. Г. Мищенко). Подобным же образом высказался Страбон: "Аттал... первый был провозглашен царем после победы в большом сражении с галатами" (XIII. 4, 2. Пер. Г. А. Стратановского). В этом отношении Аттал I копировал политику диаходов. Антигон принял царский титул в 306 г. до н. э. после победы в морской битве (Diod. XX. 53, 2; App. Syr. 54; Plut. Demetr. 17). Вслед за ним царями стали Селевк и Птолемей, но также вследствие военных побед[7].
Становление царской власти в Пергаме напоминает развитие этого же процесса в ранней Парфии. Основатель Парфянского государства Аршак в начальный период правления не имел никакого титула и, видимо, не прокламировал своей независимости от Селевкидов. Завоевав Гирканию и отразив вторжение войск Селевка II, Аршак принял титул царя, что означало окончательное оформление Парфии как суверенного государства[8].
Хотя принятие царского титула Атталом I было прямо связано с его военными победами, процесс становления монархии в Пергаме осуществлялся без какого-либо участия войска. Во всяком случае, в источниках отсутствуют свидетельства конституционной роли армии.
Процесс становления эллинистической монархической власти вызвал живой интерес ученых, некоторые из которых выдвинули достаточно распространенную теорию о том, что источником царской власти в эпоху эллинизма было утверждение ее армией, представляющей народ[9]. Видимо, данная теория верна в отношении Македонии, а также государств раннеэллинистической эпохи, когда еще продолжались войны за раздел державы Александра и происходило становление политических институтов. Что же касается государств Селевкидов и Лагидов, то, по убедительно аргументированному мнению Э. Бикермана, армия не играла конституционной роли, "за армией отнюдь не признавалось права приводить к власти царей или низвергать их"[10].
То же самое можно сказать и о соседнем с Пергамом царстве Вифиния. Аппиан приводит пример участия войска в государственном перевороте в Вифинии (App. Mithr. 4-5). Царевич Никомед, направленный в Рим под надзором Мены, приближенного царя Прусия II, вошел с Меной в сговор и решил добиваться царской власти. Мена, обратившись с речью к двухтысячному отряду, сопровождавшему их в поездке, убедил воинов перейти на сторону царевича. От солдат не требовалось одобрения действий заговорщиков и утверждения нового царя; они должны были просто сыграть роль военного подкрепления переворота. В Пергаме армия (видимо, малочисленная) также выполняла свою прямую военную задачу, но никакими политическими (конституционными) полномочиями не обладала.
Причины этого очевидны. Постоянная наемная армия Атталидов была немногочисленной и, видимо, достаточно хорошо контролировалась царями[11]. Кроме того, она отличалась социальной неоднородностью и этнической пестротой. В состав ее входили наемники из греческих городов Балканского полуострова и Малой Азии, воины-негреки - мисийцы, кельты, фракийцы, наконец, граждане зависимых от Атталидов городов. Первые две категории воинов - наемники и солдаты-негреки не обладали в полисах Пергамского государства гражданством. Не случайно декрет города Пергама 133 г. до н. э. (OGIS. 338) предоставлял гражданские права воинам - мисийцам и македонянам (стк. 14). Наемники, кроме того, имели, судя по договору их с Эвменом I (OGIS. 266), установленный срок службы, после чего, видимо, нередко покидали страну. Во всяком случае, в договоре они выговаривали себе право беспошлинно вывозить имущество и выезжать из страны (стк. 11-12).
Имеющиеся в распоряжении исследователей материалы определенно указывают, что по своей этнической принадлежности династия Атталидов не была чисто греческой (во всяком случае, по линии матери), а имела малоазийские, точнее, пафлагонские корни. Отец основателя династии Аттал был, по предположению некоторых специалистов,[12] выходцем из греческой или македонской семьи. Мать Филетера Боа известна в античной литературной традиции как пафлагонийка (FHG. IV. 358, 12). О Филетере наши источники сообщают, что происходил он из города Тиоса (Strab. XIII. 4, 1), который находился на пафлагонском берегу Черного моря. Павсаний называет Филетера Παφλαγὼν εὐνοῦχος (I. 8, 1). Эти известия подтверждаются сильно фрагментированной пергамской надписью времени Римской империи, в которой излагается родословная Атталидов и отмечается пафлагонское происхождение кого-то из их предков (OGIS. 264 в. Стк. 14-15).
Косвенным свидетельством связи Атталидов с местной этнической средой и традициями является большое значение культа Матери богов и других малоазийских божеств в Пергаме. Известно, что основатель династии Филетер осуществил в окрестностях Пергама перестройку святилища Матери богов и оставил посвятительную надпись[13]. Согласно сообщению Страбона, пергамские цари отстроили в Пессипунте - центре почитания Матери богов - священный участок - собственно святилище и портики из белого мрамора (XII. 5,3). Наконец, именно пергамский царь Аттал I оказал помощь Риму в получении священного камня, считавшегося кумиром Кибелы (Strab. XII. 5, 3; Liv. XXIX. 10, 11). При последних правителях был официально введен и получил распространение культ Зевса Сабазия (RC. 66-67). С именем Аттала III связано предоставление льгот святилищу персидской богини Анахиты (RC. 68) и катекам храма в Гиеракоме (RC. 69).
Но необходимо учитывать, что Атталиды, имея по линии матери пафлагонское происхождение, были при этом династией фактически греческой. Цари получали чисто эллинское воспитание и являлись, кроме Филетера и Эвмена I, о которых вообще известно мало, по-гречески образованными людьми. Эвмен II, речь которого в сенате передал Полибий, предстает перед нами опытным и умелым оратором (Polyb. XXI. 19-21). По словам Плутарха, этот же правитель при встрече с братом Атталом после поездке в Рим и в Дельфы в 172 г. до и. э. начал беседу цитатой из трагедии Софокла (Plut. Moral. 184. B. 35). Аттал II получил образование в Афинах, обучаясь у главы Академии философа Карнеада, был близок к философу Ликону (Diog. Laert. V. 4, 67). Юстин отметил увлечение Аттала III скульптурой и архитектурой (Iustin. XXXVI. 4, 3-5).
После принятия царского титула Атталом I произошли заметные изменения в характере власти правителей Пергама[14]. Прежде всего их власть получила законное основание и официальное наименование, сами же правители Пергама приобрели официальный титул. Это нашло отражение в многочисленных документах: постановлениях городских собраний, царских посланиях городам. "Царь Аттал приветствует совет и народ" - такими словами открываются письма монарха полисам (например RC. 34. Стк. 1-3). Власть царей стала более полной и значительной. Династия Атталидов получила официальное международное признание. Около 219 г. до н. э. Аттал I установил союзнические отношения с Этолийской лигой, в годы Первой Македонской войны - с полисом Лилея в Фокиде, после войны - с городом Малла на Крите и т. д. Около 217 г. до н. э. на Делосе были основаны празднества Атталии.
Но самым главным событием стало признание династии Пергама Селевкидами и Римом. Полибий, описывая обстоятельства борьбы Антиоха III против наместника Селевкидов в Малой Азии Ахея, указывает, что сирийский царь начал войну с последним после заключения предварительного союза с Атталом I, которого он, таким образом, признавал равным. Союзнические отношения с Римом складывались во время Первой Македонской войны и в первые годы после ее окончания.
Принятие царской власти Атталом I сопровождалось глубокими изменениями в развитии культа правителя, вообще в религиозной политике династии[15].
Наконец, изменился порядок наследования престола. Интересная особенность династии Атталидов заключается в том, что традиционный для эллинистических монархий принцип передачи короны от отца к сыну был установлен в Пергамском государстве только третьим правителем династии - Атталом I (241-197 гг. до н. э.), который после ряда крупных военных побед принял царский титул.
Основатель династии Атталидов Филетер (283-263 гг. до н. э.) был, согласно античной традиции, которую передают Страбон и Павсаний, евнухом (Strab. XIII. 4, 1; Paus. I. 8, 1; ). Поэтому власть свою он намеревался вручить первоначально усыновленному им племяннику Атталу, сыну Аттала, а затем, после смерти последнего, трон был передан племяннику Эвмену, сыну брата Филетера Эвмена (Strab. XIII. 4,2). В свою очередь преемник Филетера передал власть Атталу I, который, согласно Страбону и Павсанию, был двоюродным братом Эвмена I, но на самом деле, как установил Э. Мейер, сыном двоюродного брата Эвмена I, которого тоже звали Аттал[16]. Античные авторы ничего не сообщают относительно причин такого порядка передачи власти Эвменом (Strab. XIII. 4, 2; Paus. I. 8, 2). Возможно, в обоих случаях - при Филетере и Эвмене I - передача власти племянникам была вызвана отсутствием сыновей у пергамских правителей. Вместе с тем можно предположить, что в таком порядке наследования власти нашла отражение древняя малоазийская традиция, смысл которой греческим авторам не был понятен и поэтому не был ими раскрыт[17].
Власть эллинистического правителя, включая царя, носила в глазах греков, как на уровне обыденного сознания, так и на уровне политической доктрины, личный, персональный характер[18]. Царь олицетворял собой не только страну и свои владения, но также само государство как аппарат управления, как возвышающуюся над обществом власть. Можно утверждать, что сформулированный Людовиком XIV принцип "Государство - это я" в эпоху эллинизма не только был признан теоретически, но и воплощен в практику.
Наиболее показателен в этом отношении договор Эвмена I с наемными воинами, который фиксирует официальные взаимоотношения сторон (OGIS. 266). "Условия, на какие согласился Эвмен, сын Филетера" (стк. 1 ) - этой фразой начинается изложение вытребованных наемниками льгот. Эвмен I дал клятву: "Я буду благоволить воинам и командирам" (стк. 54 сл.), "Я не буду злоумышлять против них" (стк. 60), "Не выдам их неприятелю" (стк. 61 ) и т. д. Взбунтовавшиеся солдаты клялись: "Заключаю мир в наилучшем отношении с Эвменом, сыном Филетера, и буду благоволить ему и его владениям, и не буду злоумышлять против Эвмена, сына Филетера" (стк. 25-26). В документе фигурирует не государственная должность, не титул Эвмена I (его власть вообще никак не определена), а конкретный правитель, с которым воины и заключили договор.
С позиций этого же принципа были составлены основные условия мирного договора, заключенного в 188 г. до н. э. при Апамее. В отношении городов Малой Азии было решено, что те из них, "которые уплачивали налог Атталу", должны вносить форос Эвмену. Если же город воевал на стороне сирийского царя, то обязан Эвмену платить форос, вносимый ранее Антиоху (Polyb. XXI. 46, 2). В статьях этого же договора государства с республиканской формой правления обозначены Полибием иначе - "римляне", "родоссцы"[19]. В постановлении, которое приняло народное собрание и должностные лица Телмесса в связи с победой Эвмена II над царем Вифинии Прусием, галатами и их союзниками, сказано в соответствующем данному роду документов возвышенном стиле, что царь Эвмен предпринял войну "не только ради подчиненных ему (οὐ μόνον ὑπὲρ τῶν ὑᾠ αὐτὸν τασσομένων - стк. 8), но и ради всех проживающих в Азии"[20].
Другой пример показывает, что и сами цари отождествляли государство и государственную власть со своей собственной личностью. Аттал I в ответ на просьбу граждан города Магнесия-на-Меандре признать празднества в честь богини Артемиды Левкофриены писал: "города, находящиеся под моей властью" (τὰς ὑπ ἐμὲ πόλεις - RC. 34. Стк. 12), "города, подчиняющиеся мне" (αἱ πόλεις δὲ αἱ πειθόμεναι ἐμοί - RC. 34. Стк. 19-20). Персональный характер связи эллинистического правителя с его подданными проявлялся в том, что привилегии и льготы, которые он предоставлял, после смерти царя не были действительны до тех пор, пока новый правитель не подкреплял их специальным указом или письмом. В послании Аттала III Гиеракоме в Лидии говорится о том, что царь признал асилию (неприкосновенность) персидской богини, святилище которой находилось в этом поселении, и тем самым подкрепил льготу, данную ранее прежними правителями - Селевкидами и предками царя, видимо, Эвменом II и Атталом II (RC, 68. Стк. 4-6). Складывается впечатление, что каждый новый правитель из Селевкидов, а затем и из Атталидов повторял привилегии, данные его предшественниками[21].
Для Пергамского государства характерен высокий уровень концентрации власти в руках царя. Из нескольких документов известно, что предоставление разного рода льгот городам, военным поселениям осуществляли наместники провинций только с разрешения царя. В декрете, принятом населением городка Аполлония на Риндаке, в заслугу стратегу прилегающих к Геллеспонту областей Кор-рагу, сыну Аристомаха, ставится то, что он упросил царя предоставить полису законы, традиционное устройство, священный участок, деньги на управление и на оливковое масло для юношей (SEG. II, 663. Стк. 9-12).
Именно царю принадлежало также право освобождать полисы от налогов (стк. 21-24). Письмо Эвмена II Артемидору по поводу деревни кардаков также свидетельствует о личном участии царя в выработке решений даже по незначительным вопросам. Документ представляет собой ответ на донесение Артемидора (его государственная должность не указана, может быть, он стратег провинции) о бедственном положении жителей деревни. Царь лично определил размер подати, распорядился относительно ремонта укреплений[22].
Власть эллинистического царя имела военный характер. Это выражалось в том, что правитель обладал высшей военной властью, осуществляя часто лично командование армией и флотом, разрабатывал вместе со своим окружением военные планы, наконец, принимал решения относительно начала войны или заключения мира. Назначение должностных лиц высшего ранга с гражданской и военной властью также было прерогативой царя. Декрет из города Сарды, принятый в честь Тимарха (Sardis. VII. 1,4), сообщает о том, что этот человек был назначен царем (видимо, Эвменом II) на должность хранителя государственной казны в Пергаме (стк. 2-3), позже другой царь (предположительно Аттал II) поставил его неокором храма Артемиды в Сардах (стк. 11). Другой документ- почетное постановление Мегар (Syll.³ 642) - принят в связи с деятельностью Гикесия из Эфеса, который был назначен (в надписи не сказано, на какую должность, видимо, эпистатом) на Эгину царем Эвменом II (стк. 2-4). Из известных нам других царских должностных лиц были назначены царями на свои посты эпистат острова Эгина Клеон (OGIS. 329), провинциальный наместник Корраг (SEG. II. 663). В городе Пергаме при Эвмене I была введена также практика назначения членов высшей полисной коллегии стратегов (OGIS. 267. Стк. 2-3, 22-24). Правда, неясно, сохранялась ли данная практика при преемниках Эвмена I: источники ничего не сообщают об этом, а мнения специалистов расходятся.
Строительство новых городов, переселение жителей из одного населенного пункта в другой тоже разрешалось лишь с позволения царя, или при личном участии, либо по его инициативе. Аттал I, по словам Страбона, переселил жителей городка Гергифа в Троаде в Мисию к истокам реки Каик (XIII. 1, 19; 1, 70). Граждане полиса Темна или Теоса (название его в надписи не сохранилось, в тексте читается только первая буква) просили царскую администрацию прислать им новых поселенцев (Sardis. VII. № 2. Стк. 13). Просьбы жителей были выполнены должностными лицами царя (очевидно, Эвмена II), но по этому поводу был составлен специальный акт, закрепивший от имени монарха предоставленные людям льготы. Надпись из города Аполлонида, основанного правителями Пергама в Лидии, повествует о том, что замысел основания нового полиса возник у Эвмена II, но был воплощен одним из его братьев[23].
Полис Тирией во Фригии был образован на основе сельских общин решением Эвмена II, которое он отразил в своих посланиях новому городу[24].
Наиболее важные дипломатические акции пергамские цари осуществляли лично. Высокую активность в этом роде деятельности развернули Аттал I, Эвмен II и Аттал II. Эвмен II, например, трижды совершал поездки в Рим, посещал Афины, Дельфы, неоднократно встречался с послами Римской республики, Антиоха III, Фарнака I - царя Понта, принимал посольства многих городов.
Роль царей Пергамского государства была велика в религиозной жизни страны. Им принадлежала инициатива в распространении новых культов в стране, в организации религиозных празднеств. Атгалиды активно распространяли культ Диониса Категемона и Зевса Сабазия, лично назначали жрецов этих богов (RC. 65-67). По желанию Эвмена II в 181 г. до н. э. были основаны торжества Никефории. Сохранилось письмо одного из царей Пергама какому-то высшему должностному лицу по поводу культа бога Зевса (RC. 24)[25], в котором царь определил многие детали, связанные с осуществлением обрядов и положением жреца, - его одеяние, способ избрания и т. п.
В соответствии с представлениями эллинистического времени о царской власти монарх считался источником права - обладал прерогативой издания государственных законов.
В Пергамском царстве, как и в других государствах эллинистического мира, законы издавались на двух уровнях. Первый - решения народных собраний городов, которые принимались только для жителей данного полиса и не распространялись на граждан других общин. Корона в той или иной степени и форме стремилась оказывать влияние на законодательную деятельность народных собраний городов, о чем будет сказано в разделе, посвященном развитию городского строя. Второй - более высокий уровень - составляли законы, вышедшие из царской канцелярии. Издавались они от лица царя, распространяли свое действие на население всей страны.
Цари часто обращались к городам или должностным лицам с письмами, в которых воля монарха выражалась в форме пожелания или рекомендации. Для царского должностного лица такое послание имело характер распоряжения, обязательного к исполнению. Что касается городов, то они, принимая во внимание царскую волю, облачали ее в постановление собрания граждан и тем самым придавали ей характер закона.
Необходимо подчеркнуть преемственность в развитии власти царей Пергама: она сохраняла многие черты власти первых правителей. По-прежнему одним из оснований ее являлась военная сила. Старыми оставались формы и принципы взаимоотношений с полисами, в том числе со столицей.
Для более верного решения вопроса о характере власти пергамских царей важно выяснить, существовали ли какие-либо юридические ограничения их деятельности, защищалась ли отдельная личность в государстве от произвола монарха. Источники приводят примеры своеволия царей, расправы по желанию монарха над отдельными людьми и над целыми группами.
Диодор Сицилийский рассказывает о расправе, которую учинил над приближенными своего предшественника пришедший к власти царь Аттал III. Разработав замысел и подготовив все необходимое для его осуществления, он пригласил во дворец влиятельных людей, где по его приказу наемники варварского происхождения (может быть, кельты, мисийцы или фракийцы) всех убили (XXXIV-XXXV. 3). Юстин говорит, что царь Аттал III "запятнал свое правление убийством друзей и казнями родичей" (XXXVI. 4, 1).
Другую трагическую ситуацию из истории царства Пергам мы находим в сочинении Страбона "География". Ученый-грамматик Дафид сочинил стихотворение, в котором резко и оскорбительно охарактеризовал Атталидов: "Пурпур рубцов от бича, вы - казны Лисимаха опилки, // Гордых фракийцев и лидов вам подчинен весь народ" (пер. Г. А. Стратановского). За это по приказу царя Аттала (вероятно, Аттала III) грамматик Дафид был распят на кресте на горе Торакс около города Магнесия-на-Меандре (XIV. 1, 39)[26].
Общим в обоих случаях является то, что расправы творились произвольно, без какого-либо судебного решения, а основой их служила лишь воля монарха. Очевидно, юридических гарантий прав личности перед лицом центральной власти не существовало. Вместе с тем можно полагать, что общественное мнение отрицательно относилось к подобным действиям царей. Во всяком случае, и Диодор, и Юстин, и Страбон, рассчитывая на понимание со стороны читателей и выражая, видимо, сложившееся издавна впечатление, осуждают эти злодеяния.
При этом необходимо подчеркнуть, что в полисах эллинистической эпохи сохранялись традиционные законы, защищавшие личность, ее жизнь, здоровье, имущественные, политические, семейные и иные права. Но эта система мер, видимо, не распространялась вовсе на действия монарха и не гарантировала права гражданина перед царской властью.
Одной из черт династии Атталидов было сохранение высокого положения за женщинами правящего дома - матерями и женами царей (сестер цари Пергама не имели; во всяком случае, источники ни разу не упоминают их). Все правители подчеркивали демонстративно почтительное отношение, уважение к матери-царице, ее высокое положение, что было воспринято также полисами и нашло отражение в ряде эпиграфических документов. Основатель династии Филетер и его брат Эвмен, как мы уже сообщали, построили в Пергаме храм богини Деметры, рядом с которым был поставлен большой алтарь. На архитраве храма и на одной из сторон алтаря выбиты надписи одинакового содержания - посвящение братьев богине Деметре ради их матери Боа[27].
Царица Аполлонида - жена царя Аттала I и мать двух других царей Эвмена II и Аттала II была окружена почтением при жизни, а после смерти - обожествлена[28]. Во время одной из войн Пергама с Вифинией жители города Телмесса приняли постановление, по которому жрецы и жрицы должны молиться о даровании победы и силы как на суше, так и на море царю Эвмену II, матери царице Аполлониде и его братьям[29]. Культу Аполлониды посвящены постановления народных собраний городов Теоса и Гиерополя (OGIS. 308, 309)[30]. Аналогичным образом в документах подчеркивалось высокое положение царицы Страгоники - жены Эвмена II и Аттала II и матери Аттала III[31].
В доэллинистическое время в семьях малоазийских царей и правителей (в том числе греческого происхождения) женщины имели высокое положение, в ряде случаев выполняли ответственные политические поручения или даже обладали властью. Геродот рассказывает о карийской царице Артемисии, которая после смерти мужа осуществляла управление страной и даже возглавляла флот во время похода Ксеркса (VII. 99; VIII. 68, 69, 87, 88, 93, 101-103, 107). Ксенофонт упоминает об Эпиаксе, жене киликийского правителя Сиеннесия, которая вместе с отрядом своих телохранителей некоторое время сопровождала Кира Младшего во время перехода по Фригии и Ликаонии, а затем способствовала установлению мира между персидским царевичем и мужем (Xenoph. Anab. I. II. 12,13-18,25-27). Согласно другому сообщению Ксенофонта (Xenoph. Hellen. III. 10-18), после смерти сатрапа Эолиды Зения на эту должность была поставлена его жена Мания, которая сохраняла власть до своей гибели. В Карии, как известно, во второй половине IV в. до н. э. правила царица Ада, которая, по определению Арриана и Диодора, обладала властью на законных основаниях (Arr. Anab. 1.23,7-8; Diod. XVII. 24,2; Strab. XIV. II, 17). В самом Пергаме в конце V - начале IV в. до н. э. правила Геллада, жена Гонгила (Xenoph. Anab. VII. 8. 8-9).
Публично и официально демонстрируемое почтение к матери и жене-царице не мешало, между тем, пергамским царям иметь наложниц. По античной традиции Аристоник, возглавивший восстание в Пергамском государстве, был сыном Эвмена II и наложницы - дочери музыканта - кифареда из Эфеса[32]. Причем Аристоник, можно полагать, получил воспитание при царском дворе.
Резиденция правителей династии Атталидов размещалась в столице - городе Пергаме, во дворце. Кроме столичного они имели дворец в городе Траллы (Vitruv. II. 8, 9; Plin. Nat. Hist. XXXV. 172), а также, возможно, в некоторых других полисах. Известно, что Се-левкидам принадлежал дворец в Эфесе (Plut. Moral. 489 В; Liv. XXXV. 15, 6). После 188 г. до н. э. город перешел под власть Атталидов; видимо, и дворец стал достоянием пергамских царей.
Археологические материалы позволяют получить полное представление о резиденции правителей Пергамского царства. Дворцовый комплекс занимал вершину холма и вместе с некоторыми другими строениями находился на территории кремля. Вход в крепость был закрыт, защищался башнями. Жилище царя представляло собой комплекс помещений, так называемые дворцы IV и V, которые имели незначительную площадь, напоминая скорее дом богатого горожанина, чем царский дворец. В соответствии с греческими архитектурными традициями комнаты обоих дворцов (IV и V) выходили во внутренние дворики прямоугольной формы. Наружные замкнутые стены были глухими. При скромных размерах дворцы IV и V имели богатое внутреннее убранство. Нижняя часть стен жилых комнат была отделана мрамором. Богатый декор
средней и верхней части стен, к сожалению, сохранился лишь в незначительных фрагментах. Полы помещений украшала великолепная мозаика[33].
В эллинистических царствах сложилась сложная система центрального управления, включавшая должностных лиц, обладавших различными придворными рангами и званиями. Данная система исследована и описана на материалах царств Птолемеев и Селевкидов[1]. К сожалению, пергамские источники не дают такого полного и богатого материала, как египетские, и не позволяют в полной степени ее восстановить.
Система управления Пергамским государством при ранних Атталидах - Филетере и Эвмене I неизвестна. Наиболее вероятно, управление осуществлял лично правитель через посредство узкого круга приближенных. Территория государства была невелика, поэтому, очевидно, система административно-территориального деления страны отсутствовала, за исключением городских округов - фил. Во всяком случае, нет никаких сведений о существовании системы административно-территориального деления страны в это время. Видимо, отсутствовали и специальные учреждения, ведомства центральной власти.
После принятия царского титула Атталом I в Пергаме по образцу других эллинистических государств началось формирование придворного аппарата. Разрозненные источники не позволяют, к сожалению, восстановить структуру его в полном виде и проследить процесс развития. Можно утверждать, что круг придворных должностей и званий в царстве Пергам был достаточно широк и сложен.
Документы упоминают высшее должностное лицо с титулом ὁ ἐπὶ τῶν πραγμάτων - "заведующий делами". Это Меноген, сын Менофанта (OGIS. 290-296; RC. 61). Он начал свою служебную деятельность при царе Эвмене II. Сохранилась почетная надпись в честь Меногена от имени македонян-воинов из Накрасы (OGIS. 290). Если верно восстановление отдельных слов, предложенное В. Дитгенбергером[2], Меноген обладал при Эвмене II званием "родственник" царя (ὁ συγγενής) и занимал должность - неясно где, в Накрасе или в Пергаме - номофилака. Затем он достиг одной из высших государственных должностей - поста "заведующего делами" ὁ ἐπὶ τῶν πραγμάτων и поставил в Пергаме от своего имени надписи в честь царя Аттала I (умершего и потому названного в документах богом), царицы Аполлониды, царицы Стратоники, братьев царя Эвмена II Аттала, Филетера и Афенея (OGIS. 291-296). В письме Аттала II жрецу Кибелы Атгису (RC. 61) Меноген назван наряду с Афенеем - братом царя - в числе "родственников" (τῶν ἀναγκαίων - стк. 5) царя и членов высшего государственного совета.
На основе имеющихся источников служебные обязанности "заведующего делами" при царях Пергама определить невозможно. М. И. Ростовцев, Э. Хансен, Ч. Б. Уэллс называют его prime minister, Э. Бикерман (по материалам государства Селевкидов) - великим везирем[3]. Во всех других эллинистических государствах это был ближайший помощник царя в делах управления страной.
Среди царских придворных в государстве Пергам известно лицо с титулом ὁ ἐπὶ τῆς σφραγίδος "хранитель печати". По документам царства Атталидов известны два обладателя этого звания, в дополнение к которому они имели другие. Деметрий, сын Аполлония, при Эвмене II был "хранителем печати" и стратегом Эфеса и прилегающих к нему мест, равнины Кайстра и Килбианской равнины (ὁ ἐπὶ τῆς σφραγίδος καὶ στρατηγός ἐπὶ τε Ἐφέσου καὶ τῶν κατ᾿ Ἔφεσον τόπων καὶ Καύστρου πεδίου καὶ τὸ Κιλβιανὀν)[4]. Второй "хранитель печати" - Филопемен, сын Андроника, назван в надписи также и стратегом - ὁ στρατηγός καὶ ἐπὶ τῆς σφραγίδος (SEG. I. 374). Он был деятелем при дворе Аттала II и приобрел, по словам Плутарха (Plut. Moral. 792), значительное влияние. Павсаний сообщает также, что Филопемен командовал войсками Пергамского царства, направленными в Грецию для участия на стороне Рима в разгроме Коринфа в 146 г. до н. э. (VII. 16. 1, 8). В чем конкретно заключались обязанности "хранителя печати" в царстве Атталидов - неизвестно.
Один из документов - письмо Аттала II жрецу храма Кибелы в Пессинунте - упоминает группу приближенных царя, имевших придворный титул ὁ ἀναγκαἰος "родственник" (RC. 61. Стк. 5). Они составляли высший государственный совет, помогавший монарху в выработке ответственных решений. В названном документе говорится о том, что Аттал II после встречи со жрецом Аттисом в Апамее, вернувшись в Пергам, созвал на совет "родственников" и изложил им итоги переговоров (стк. 2-6). Затем состоялось долгое обсуждение, в ходе которого высказывались и взгляды, не совпадавшие с царской точкой зрения. На совете решался вопрос об оказании военной помощи Аттису в борьбе против какого-то врага, может быть, галатов. Ученые неоднократно отмечали, что придворное звание "родственник царя" носило почетный характер и могло даваться людям, которые не состояли в родстве с монархом[5]. Среди членов совета "родственников" упомянут некий Хлор (стк. 8), имя которого в других пергамских документах не встречается. По имени видно, что он не был греком. К сожалению, неизвестно, существовал ли подобный совет при других правителях Пергама. Судя по материалам эллинистических царств, состав совета не был постоянным, видимо, нигде не утверждался и зависел только от личных симпатий царя, его представлении о компетентности того или иного лица и, наконец, от влияния, которым обладал приглашенный в состав совета придворных[6].
Среди придворных важную роль играли лица, обладавшие титулом ὁ σύντροφος τοῦ βασιλέος - "товарищ детства царя" или "совоспитанник царя". Одним из них был известный нам по нескольким коротким упоминаниям в источниках Сосандр - приближенный братьев царей Эвмена II и Аттала II. Полибий, рассказывая о войне царя Вифинии Прусия II против Пергама, повествует о действиях Сосандра, который во главе военного отряда вступил в Элею и, отбив атаки и приступы армии противника, спас тем самым город от разорения (XXXII. 15, 10). Из письма Аттала II своему двоюродному брату Афенею (RC. 65) следует, что Эвмен II назначил Сосандра жрецом бога Диониса Категемона. Эту обязанность "товарищ детства царя" выполнял и при Атгале II до своей смерти. Как известно, культ Диониса Категемона играл в царстве Пергам важную роль и был связан с представлением о происхождении династии Атталидов от бога Диониса[7]. Сосандр также входил в состав высшего государственного совета при царе Аттале II и обладал придворным званием "родственник царя" ὁ ἀναγκαίος (RC. 65. Стк. 6, 28).
Другой "товарищ детства царя" времени правления Аттала II или Аттала III - это Аполлонид, сын Феофила. Он известен по очень короткой почетной надписи из Пергама, в которой гражданская община отметила его "доблесть" и "благожелательность" по отношению к царю и народу столицы (OGIS. 334).
Среди лиц с этим титулом также некий Феофил, деятельность которого пришлась на период правления Аттала II. О нем рассказывает очень короткая почетная надпись из Афин (SEG. XIV. 127), на основании которой можно предположить, что Феофил выполнял какое-то дипломатическое поручение царя. Р. Аллен считает его братом названного выше Аполлонида[8].
В недавно опубликованной надписи из Филадельфии упоминается Асклепид, сын Феофила, из Пергама, совоспитанник Аттала, брата царя (συντεθραμμένος Ἁττάλῶι τῶι τοῦ βασιλέως ἀδελφῶι - Malay H. Researches... 182. Стк. 2-3). Текст из Филадельфии представляет собой почетное постановление, принятое гражданской общиной по предложению стратегов и булевтов в связи с кончиной Асклепида. Датируется постановление временем между 170 и 159 гг. до н. э. Вероятно, в честь этого же лица было принято почетное постановление городом Лариса в Фессалии, где имя чествуемого дано несколько иначе - Асклепиад (SEG. XXXI. 574).
Феофил и его три сына являют собой пример наследственной пергамской придворной аристократии, все члены которой играли заметную политическую роль. Отец относился к числу наиболее близких к царю лиц. Три его сына были совоспитанниками царя Аттала II и также заняли высокое положение при дворе. Асклепид, возможно, выполнял какое-то дипломатическое поручение царя, в связи с чем появилось почетное постановление Ларисы. Часть своей жизни он провел в Филадельфии, за что городская община предоставила ему ряд почестей.
Среди документов Пергамского государства, связанных с деятельностью обладателей титула "товарищ детства царя", важное место занимает почетный декрет гражданской общины столицы, принятый в честь придворного, имя которого в надписи не сохранилось (OGIS. 323). Документ, датируемый временем правления Аттала II, рассказывает в торжественном, возвышенном стиле о том, что чествуемый имел при царе первое место и высшие почести (παρὰ δὲ τῶι βασιλεῖ προεδρίας καὶ τιμῆς τῆς πρώτης μετεῖχεν - стк. 7-8) и был послан Атталом II к римлянам, чтобы сообщить о действиях врагов (видимо, царя Вифинии Прусия II и его союзников галатов)[9]. По предположению М. Френкеля, которое приняли В. Дитгенбергер, Э. Хансен, Р. Аллен и другие исследователи[10], этим приближенным был известный из других источников Андроник, дважды совершавший поездки в Рим (Polyb. XXXII. 16, 2; App. Mithr. 4, 5) в период войны с Вифинией.
Аппиан рассказывает о том, что во время одного визита в Рим Андроник принял участие в заговоре вифинского царевича Никомеда против своего отца царя Прусия II (App. Mithr. 4-5). Андроник должен был по замыслу заговорщиков выполнить две задачи: убедить царя Аттала II оказать поддержку Никомеду, а также взять на себя со своими 500 воинами охрану царевича. В данной истории, живо изложенной Аппианом, привлекают внимание некоторые обстоятельства. Андроник отправился в Рим с посольством, имея под началом немалую военную силу. Видимо, он был влиятельным при дворе человеком и обладал значительными полномочиями. Во всяком случае, он решительно принял участие в государственном перевороте, действуя на свой страх и риск.
При царе существовал специальный корпус телохранителей (οἱ σωματοφύλακες), о котором, к сожалению, ничего не известно. Лишь в одном документе рассказывается о карьере царского телохранителя - в постановлении народного собрания острова Эгина в честь Клеона, сына Стратага (OGIS. 329). Декрет был принят в связи с тем, что Клеон в течение 16 лет исполнял обязанности эпистата - царского ставленника на острове. В надписи отмечается, что он гражданин города Пергама, кроме того, Клеон назван в ней телохранителем Аттала II. Видимо, служебная карьера этого человека начиналась с должности телохранителя. Позже за какие-то услуги он был назначен на пост эпистата Эгины, сохранив звание телохранителя. Очевидно, в Пергаме, как и в эллинистическом Египте, некоторые придворные должности являлись одновременно и званиями, своего рода рангами высокого социального положения. Их сохраняли даже в тех случаях, когда прекращалось исполнение должности.
Э. Бикерман на материалах государства Селевкидов показал, что телохранители выполняли при дворе обязанности адъютантов и пажей, а охрану царя и его покоев несли "копьеносцы"[11]. В державе Александра Македонского и в эллинистических царствах должность и звание телохранителя нередко служили основой будущей весьма значительной карьеры. Какая практика сложилась в Пергамском царстве, неизвестно. По мнению Дж. Кардинали и Дж. Корради, звание "телохранитель" имело в царстве Пергам лишь почетный смысл[12]. Карьера Клеона показывает, что для него данное звание открыло возможность получения высокого служебного положения и власти на острове Эгина.
Одним из придворных титулов в эллинистических государствах было звание "друг царя" (ὁ φίλος). В документах Пергамского царства упоминается Мегон из Эфеса, пребывающий, как сказано в одной надписи, "в высшей чести" ἐν τιμῆι τῆι πρώτηι ὄντα (RC. 49. Стк. 2-3). Ему была поручена Эвменом II ответственная миссия - участвовать в составе посольства, которое посетило ряд греческих городов (Иас в Карии, о. Кос), с целью призвать греков признать святилище богини Афины Никефоры и празднества в ее честь. В письме Эвмена II жителям острова Кос по этому же поводу упомянуты в числе послов царя из "друзей" снова Мегон из Эфеса и также уроженец Мирины, имя которого в документе не сохранилось (RC. 50. Стк. 6-8). Обоих посланцев царь аттестовал в письме как относящихся к числу "друзей, наиболее почитаемых при нас" τῶν φίλων τῶν προτιμωμένων παῤ ήμῖν - RC. 50. Стк. 7-8).
Очень короткая надпись из городка Аттуда во Фригии (MAMA. VI. 68) была составлена в честь Солона, сына Аттала, названного в документе "первым другом" (ὁ φίλος πρώτος) царя. Издатели надписи У. Х. Баклер и У. М. Кальдер предполагают на основе нескольких сохранившихся от документов строк, что Солон освободил город от долга, полагавшегося ему за предоставленное жителям зерно[13].
В царстве Селевкидов и других крупнейших эллинистических государствах "друзья" царя составляли определенную иерархию[14]. В документах Пергамского государства упоминаются "друг" царя Эвмена II - некий Диодор (Syll.³ 651), "первый друг" царя (MAMA. VI. 68), "высокопочитаемые друзья" (τῶν φίλων τῶν προτιμωμένων - RC. 50), "пребывающие в высшей чести" друзья царя (τῶν φίλων ἐν τιμῆι τῆι πρώτηι ὄντα - RC. 49). Интересно, что в отношении Мегона из Эфеса использованы разные определения: в письме городу Иас в Карии он отнесен к числу друзей, "пребывающих в высшей чести" (RC. 49), а в послании жителям острова Кос назван среди "высокопочитаемых" друзей (RC. 50).
"Друзья" царя всех рангов не составляли при дворе определенную систему должностей, строго связанных с выполнением установленных обязанностей. Их звание было почетным придворным титулом, свидетельствовавшим о высоком социальном положении его обладателя, о его близости к царю. "Друзья" могли выполнять обязанности самого разного свойства[15]. Известно об участии их в дипломатической деятельности (RC. 49, 50). Связь "друзей" с царем носила личный характер; не случайно, Аттал III, придя к власти, уничтожил, по словам Диодора Сицилийского, наиболее влиятельных из "друзей" своего предшественника (Diod. XXXIV-XXXV. 3), намереваясь, очевидно, создать свое собственное окружение.
Из источников известны также такие придворные звания в государстве Атталидов, как "родственник царя" (ὁ οἰκείος), "пребывающий при царе" (διατρίβων παρὰ τῶι βασιλει), "высокопочитаемые" (οἱ προτιμωμένοι)[16].
Одна из черт центрального управления Пергамского царства заключалась в том, что исполнение важных военных и административных функций нередко возлагалось на ближайших родственников царя, при Эвмене II - на трех его братьев, среди которых особенно активную роль играл Аттал, будущий царь.
Полибий, повествуя о пребывании последнего в Риме в начале 167 г. до н. э., рассказывает о том, что сенат, намереваясь ослабить Пергамское царство, подталкивал Аттала к тому, чтобы он просил о разделе государства между ним и его братом. Опасаясь этого, Эвмен II направил к Атталу Стратия - своего приближенного. "По прибытии в Рим Стратий сошелся близко с Атталом и часто вступал с ним в продолжительные беседы: человек он был умный и красноречивый. Не без труда удалось ему отвратить Аттала от безрассудного замысла указанием на то, что и в настоящее время Аттал делит царскую власть с братом, что от брата он разнится тем только, что не носит венца и не имеет звания царя, во всем же прочем равносилен с царем..." (Polyb. XXX. 2, 3-4. Пер. Ф. Г. Мищенко). Роль Аттала при пергамском дворе Полибием, видимо, несколько преувеличена, хотя при этом огромное влияние Аттала и других братьев царя на политику невозможно отрицать.
В случае отъезда царя с военной или дипломатической миссией его замещал на царском посту один из братьев. В 189 г. до н. э. во время первой и в 172 г. до н. э. второй поездок Эвмена II в Рим за него оставался Аттал (будущий царь Аттал II). В 171 г. до н. э., когда царь отправился вместе с братьями Атталом и Афенеем в Грецию для участия в войне против Македонии, управлять царством и защищать его было поручено Филетеру (Liv. XLII. 55). Во многих случаях на братьев возлагалось командование армиями или достаточно крупными подразделениями. В 189 г. до н. э. сопровождающий римскую армию в походе против галатов основной отряд пергамских войск возглавлял Аттал, дополнительные силы привел Афеней (Liv. XXXVIII. 12, 13,20,21,25). Во время войны с царем Персеем пергамский гарнизон в Халкиде возглавлял брат Эвмена II Афеней (Liv. XLII. 55). Гарнизон состоял из двух тысяч пехотинцев. Командование некоторыми другими частями было возложено на Аттала (Liv. XLIV. 4, 13).
Братья Эвмена II часто выполняли весьма ответственные дипломатические поручения. Так, Аттал накануне войны с Антиохом III посетил Рим с целью разжигания антисирийских настроений (Liv. XXXV. 23). Осенью 184 г. до н. э. поездку в Рим с жалобой на Филиппа V совершил другой брат Эвмена II Афеней (Polyb. XXIII. 1,4; Liv. XXXIX. 46, 9). После победы над царем Македонии Персеем в Рим явился с поздравлениями и с жалобами на галатов знакомый многим знатным римлянам Аттал, которому, по словам Тита Ливия, был оказан весьма благосклонный прием: "Между многими посольствами от царей, племен и народов всеобщее внимание привлек к себе больше всех Аттал, брат царя Эвмена. Он был принят теми, кто вместе с ним участвовал в войне, настолько же благосклонно, как если бы прибыл сам царь Эвмен" (Liv. XLV. 19. Пер. А. Н. Лисовского). В некоторых случаях прием послов также осуществляли братья царя. Аттал в послании жителям города Амлады писал: "Ваши послы... прибывшие к нам и переговорившие относительно того, что поручили им вы, просили..." (RC. 54. Стк. 2-4).
В ответственный для Пергамского царства момент в конце правления Эвмена II переписку с Атгисом, жрецом храма Кибелы в Пессинунте, вели как сам царь (RC. 55,56), так и его брат Аттал (RC. 57-59). Письма показывают, что Аттал не только получал послания жреца, но и принимал его послов.
Братья Эвмена II, особенно Аттал, активно участвовали в управлении государством, нередко принимали ответственные решения. В упоминавшемся выше письме городу Амлада Аттал распорядился: "Видя, что вы раскаиваетесь в совершенных ранее нарушениях, а наши предписания с готовностью выполняете, я... распорядился вычесть из фороса и уплаты три тысячи драхм и освободить вас от уплаты других девяти тысяч драхм... Я освободил также ваших заложников..." (RC. 54. Стк. 9-16). Сохранилось письмо Аттала поселенцам на земле храма Аполлона Тарсена, датируемое 185 г. до н. э. (RC. 47). Брат царя предоставил храмовым земледельцам освобождение от налога на мелкий рогатый скот (стк. 5-6). Некоторые источники называют Аттала участником ряда важных акций, предпринятых его братом Эвменом II. По рассказу Стефана Византийского, братья основали город Дионисополь (s. v. Διονύσου πόλις).
Большую роль в системе центрального управления играла царская канцелярия. Этот орган получал поступающую на имя царя корреспонденцию, оформлял царские распоряжения, законы и рассылал их должностным лицам и городам. Каждое письмо монарха сопровождалось указанием, кто именно доставил его.
На основании одного источника можно полагать, что при дворе Атталидов велись эфемериды - ежедневные записи наиболее значительных событий, происходивших в стране, в жизни царя и его окружения. Аттал II в своем послании городу Кизику в 135 г. до н. э. сослался на записи, сделанные в 18-й год правления Аттала II (RC. 66. Стк. 14-15)[17]. Эта хроника, кроме того, включала копии документов, исходивших из царской канцелярии. В указанном письме Аттала III упомянуто послание Аттала II 142 г. до н. э. своему приближенному Афенею. Подобная практика имела в эллинистической истории, начиная с Александра Македонского, широкое распространение, и в этом отношении Аттал иды лишь копировали придворную традицию Птолемеев, Селевкидов и других династий.
Официальным языком, на котором велось делопроизводство в Пергамском царстве, был греческий. На других языках, насколько известно, документы Атталидов не составлялись.
Государство имело казну и специальное должностное лицо, ведавшее финансами. В Пергамском царстве оно называлось ὁ ρισκοφύλαξ "хранитель казны" и упомянуто всего лишь один раз в декрете граждан города Сарды в честь Тимарха, сына Менедема (Sardis. VII. 1,4). В документе подчеркнуто, что Тимарх на свою должность был назначен царем. Казна в государстве Атталидов называлась, вероятно, ρίσκος в отличие от γαζοφυλάκιον царства Селевкидов[18]. Хранилась казна, видимо, в Пергаме, где еще царем Лисимахом была помещена под охраной Филетера внушительная сумма в 9 тысяч талантов (Strab. XIII. 4, 1). Преемники Филетера значительно увеличили богатства казны, во всяком случае, Атталиды легко и безболезненно для финансового положения собственной страны осуществляли пожертвования и дарения храмам, городам и другим государствам. Известно, что Аттал I подарил Риму золотой венок в 246 фунтов весом (Liv. XXXII. 8,9-16; 27,1), городу Сикиону предоставил десять талантов серебра и десять тысяч медимнов пшеницы (Polyb. XVIII. 6,3; Liv. XXXII. 38-40,9; Iustin. XXX. 4,5). Эвмен II делал крупные подарки зерном Милету (Milet. III. S. 244-245), Родосу (Polyb. XXXI. 31), некоторым другим городам (SEG. II. 663), предлагал Ахейскому союзу сто двадцать талантов (Polyb. XXII. 7-8; Diod. XXIX. 17). Остров Эгина был приобретен Атталом I у Этолийского союза за 30 талантов (Polyb. XXII. 8, 10).
Многие полисы получили от царей правившей в Пергамском государстве династии в качестве дара прекрасные общественные сооружения: Пессинунт - святилище Матери богов (Strab. XII. 5, 3), Кизик - храм в честь Аполлониды, матери Эвмена II и Аттала II (Anthol. Palat. III), Калаврий - святилище Посейдона (OGIS. 297), Милет - стадион и гимнасий[19], Делос - стою, Дельфы - целый архитектурный ансамбль, включавший стою, святилища Неоптолема (или Пирра), Диониса и другие постройки[20], Афины - знаменитую стою Аттала и т. д.[21] Не случайно для Вергилия (Verg. Culex. 63) и Горация (Hor. Carm. I. 1, 11-13; II, 18, 5-6) династия Атталидов стала символом огромных богатств и неограниченных материальных возможностей.
Распределялись и выделялись средства из казны по распоряжению монарха, которому принадлежала высшая финансовая власть в стране. Решение царя по денежным вопросам, видимо, было окончательным и не подлежало утверждению каким-либо коллегиальным органом, в том числе советом "друзей" и "родственников".
Кроме средств государственных царь и члены его семьи имели свои собственные деньги, которые в некоторых случаях использовали на нужды страны. Надпись из города Аполлониды в Лидии времени Аттала II сообщает, что царь выделил для поселенцев, для объединения небольших поселений в полис, деньги из своих средств (стк. 5-6)[22].
При дворе пергамских царей проживало большое число ученых, философов, скульпторов, художников. Они не занимали никаких государственных должностей и составляли своего рода интеллектуальное, творческое окружение правителя. Среди них известны выдающийся скульптор Эпигон, врач Стратий, ученый грамматик Кра-тес, поэты Лесхид и Мусей из Эфеса, поэт и историк Аполлодор из Афин, поэт Никандр из Колофона.
Некоторые из людей этого круга, имея достаточно близкое знакомство или даже дружбу с царями и их родственниками, вовлекались так или иначе в сферу придворных отношений, могли оказывать определенное влияние на политику. Понятно, что влияние людей данного круга, осуществляемое неофициально и непрямо, весьма мало отражено в источниках. Выше мы приводили рассказ Полибия о том, как римляне, надеясь ослабить Пергамское государство расколом, искушали брата царя Эвмена II Аттала просить у них для себя власти. Эвмен II, догадавшись о настроении брата, направил в Рим вместе с Атталом и посольством врача Стратия, который пользовался у него полным доверием (Polyb. XXX. 1-2). Врач в долгих и частых беседах сумел отговорить Аттала от его намерений. Видимо, роль своего рода политического консультанта намеревался сыграть при дворе Аристоника известный философ Блоссий, приехавший специально в Малую Азию из Италии.
Мы встречаем также при царском дворе людей, происхождение которых не было связано ни с Пергамским царством, ни даже с Малой Азией. Это, например критянин Леве (Liv. XXXVIII. 13), один из военачальников, имя которого упомянуто в связи с походом 189 г. до н. э. римских и пергамских войск против галатов. Известная фигура - македонянин Корраг - стратег провинции и полководец (SEG. II. 663; Liv. XXXVIII. 13; XLII. 67, 4), деятельность которого пришлась на время правления братьев царей Эвмена II и Аттала II. Полибий, рассказывая об обращении жителей города Кидония на Крите к Эвмену II с просьбой о военной помощи, упоминает командира пергамского отряда Леона, о котором, к сожалению, иной информации нет (Polyb. XXVIII. 15, 2-3).
Среди приближенных Эвмена II Полибием упоминается также критянин Кидас, служивший в войске и "пользовавшийся у царя величайшим почетом" (XXIX. 6,1), а также, судя по характеру данного ему поручения, - и неограниченным доверием монарха. Именно на него была возложена деликатная миссия установления дипломатических контактов между Эвменом II и царем Македонии Персеем в 169 г. до н. э.
Все перечисленные люди, не относясь к числу собственно пергамской аристократии, находились на службе царя, выполняли различные его поручения военного и дипломатического характера, составляя слой служилой знати. Подобных им искателей высокого положения, царской службы мы найдем и при дворах других эллинистических царей.
Обзор центральных институтов эллинистического Пергамского царства позволяет заключить, что системы органов центрального управления, строго говоря, не было. Существовали лишь отдельные постоянные государственные должности - "заведующий делами", "хранитель печати", "хранитель казны" и отдельные центральные учреждения - канцелярия, казна. В основном же управление не было дифференцировано по видам, функциям и направлениям деятельности, по соответствующим им ведомствам, осуществлялось самим царем лично через придворных, наделенных почетными титулами и званиями - "товарищ детства царя", "друг", "родственник" царя и другими, получавших от царей как должности, так и не связанные с определенными должностями разнообразные разовые поручения. Немногочисленный аппарат центральной власти и окружение монархов контролировались царями.
Испытала ли государственная система Атталидов влияние со стороны более значительных царств Селевкидов, Птолемеев и Антигонидов? Р. Макшейн вполне определенно считал, что политические институты Пергамского царства, так же как и экономическая и иная политика, ближе к египетским, чем к селевкидским традициям[23]. Отрицать влияние политического опыта других эллинистических монархий на формирование государственных институтов Пергамского царства невозможно: становление царской власти Атталидов и складывание системы управления происходило позже, чем в других эллинистических странах, а их политический опыт был царям Пергама хорошо известен. Вместе с тем нет оснований видеть в государственной структуре Атталидов сходство с египетской. Пергамские цари формировали свои собственные институты применительно к своеобразным условиям Малой Азии, которые значительно отличались от условий Египта, и с учетом потребностей и возможностей самой династии.
Подобно государству Селевкидов Пергамское царство не имело официального наименования[1]. Полибий, рассказывая о событиях пергамской истории, употреблял выражения "царь Аттал" (XVI. 25, 1; XVIII. 10,11; 16, 1), "царь Эвмен" (XXI. 18,1,3; 42,6), "в Азии Аттал" (XXXIII. 12, 1), иногда просто "Аттал", "Эвмен", не указывая, царем какого народа или государства он являлся. Он также использовал в речи, которую вложил в уста родосских послов, выступавших в 188 г. до н. э. в сенате, выражение "царство Эвмена" (τὴν Εὐμένους βασιλείαν -XXI. 22, 15).
Тит Ливий чаще говорил о правителях Пергамского царства просто "царь Аттал" или "царь Эвмен" (XXVIII. 5; 7. XXXV. 50; XXXVII. 12), иногда называл их, как и Полибий, по именам (XXVII. 30; 33), в некоторых случаях писал "царь Азии" (XXVI. 24; XXVII. 29; 30). Более поздние латинские авторы, представляя Атталидов читателям, использовали эти же выражения. Евтропий, например, настойчиво называл Пергамское царство Азией (IV. 4,6, 8; 18). Только в сочинении Аппиана "Сирийские дела" Эвмен однажды назван "царем Пергама" (App. Syr. 5). В дальнейшем историк упоминает его, как, впрочем, и сирийского царя Антиоха III, просто по имени.
Монеты Атталидов чеканились с изображением Селевка I, затем Филетера от его собственного имени и от имени Эвмена I, Аттала I, Эвмена II и Аттала II. Чеканились также монеты с изображением Эвмена II с легендой ΒΑΣΙΛΕΩΣ ΕΥΜΕΝΟΥ "(монета) царя Эвмена"[2].
Герба государство не имело. Какие-либо символы Пергамского царства не чеканились на монетах. Изображения на деньгах связаны не с государством, а с правившей в нем династией и с личностью конкретного царя.
В письмах самих царей Пергамского государства, постановлениях народных собраний городов, как зависимых, так и свободных, правители страны называются просто "царь Аттал", "царь Эвмен". Важно, что даже в официальных документах полисов Балканской Греции (Афины, Дельфы) или Крита (Малла), имевших межгосударственный характер, также не определено, царем какого государства или народа был названный по имени правитель. Таким образом, государство Атталидов, в представлении греков, ассоциировалось с личностью конкретного правителя, персонифицировалось в ней и рассматривалось как комплекс территорий, объединенных особой властителя. В этом отношении Пергамское царство значительно напоминает близкое ему территориально и по своему сложному составу государство Селевкидов[3].
Своеобразной чертой развития Пергамского государства явилось то, что монархическая власть вырастала на основе одного полиса, который стал центром территориального роста, ее оплотом и столицей, где власть узурпировали правители, не имевшие гражданского статуса. В эллинистической истории как будто аналогичных примеров развития нет.
На протяжении полуторастолетней истории Пергамского царства его территория значительно изменилась. При Филетере первоначально владение правителя составляли только город Пергам и его округа, включавшие лишь среднюю часть долины реки Каик. Верховья реки принадлежали Селевкидам, построившим военное поселение Накраса, а район устья реки находился под контролем города Питана[4]. Эвмен I расширил владения. На севере граница государства сдвинулась в область Троаду к горе Ида, где возникло военное поселение Атталия. На востоке под власть Эвмена I перешла территория верховья реки Каик. На западе было сделано важное территориальное приобретение - Эвмен I овладел побережьем Адрамиттийского и частично Элейского заливов. Морская граница проходила, таким образом, от горы Ида на севере до города Элея на юге, исключая, правда, незначительную часть побережья, принадлежавшую Митилене.
За годы долгого правления Аттала I происходило неоднократное изменение территории царства. В 228 г. до н. э., одержав ряд побед над Антиохом Гиераксом, Аттал I распространил свою власть на значительную часть Малой Азии - владения Селевкидов на полуострове. На востоке границей его влияния стал горный хребет Тавр. Вскоре после этого полководец Селевкидов - наместник малоазийских областей Ахей в ходе двухлетней войны с Атталом I к 220-219 гг. до н. э. не только возвратил Антиоху III исконные территории Селевкидов, но и лишил Аттала I некоторых его собственных владений, например городов Эги и Мирина. Летом 218 г. до н. э. пергамский царь восстановил власть над рядом городов западной части Малой Азии и вернул царство к состоянию, в каком начинал свое правление. В годы Первой Македонской войны Аттал I присоединил к своим владениям остров Эгину.
В начале II в. до н. э., к моменту воцарения Эвмена II, Пергамское царство по-прежнему оставалось государством незначительных размеров. Решительные изменения произошли после войны с Антиохом III и заключения в 188 г. до н. э. мирного договора при Апамее, по которому под власть царей Пергамского государства перешли значительные территории в Малой Азии - Мисия, Ликаония, две Фригии (Великая и Геллеспонтская), Лидия, часть Ионии, Писидия, северные районы Карии. Эвмен II приобрел также европейские владения Антиоха III - город Лисимахию и полуостров Херсонес Фракийский. Границы государства проходили теперь по реке Галис и горам Тавра на востоке, по реке Меандр на юге, на севере до берегов Геллеспонта и вдоль побережья Эгейского моря за исключением территорий полисов, которые были объявлены Римом при заключении Апамейского мира свободными. В последующие пять десятилетий истории государства до его гибели произошло лишь одно значительное территориальное изменение - в 166 г. до н. э., после войны Эвмена II с галатами, римский сенат, выступавший в роли судьи и посредника, постановил галатам быть свободными, таким образом лишив Пергамское царство некоторых восточных областей.
В период наибольшего территориального роста площадь Пергамского царства составляла, по приблизительным подсчетам специалистов, около 173 тысяч квадратных километров, то есть почти равнялась территории современной Греции. Численность населения государства условно определяют в 5,5 миллиона человек[5].
Государство Атталидов имело население сложного этнического состава. Западные области (прежде всего побережье) Малой Азии были заселены по преимуществу греками, проживавшими в многочисленных городах и военных колониях. Источники свидетельствуют о наличии в стране македонского этнического элемента. Число македонян, впрочем, было незначительным и ограничивалось главным образом воинами. Поселения македонян в Малой Азии стали возникать еще при Селевкидах и продолжали свое развитие при царях Пергама. Сохранились надписи II в. до н. э., времени Атталидов, происходящие из военных колоний, населенных македонянами[6].
Значительную часть населения государства Атталидов составляли издавна проживавшие на этой территории народы Малой Азии - мисийцы, фригийцы, карийцы и другие. Основная часть местного населения проживала в сельской местности и занималась крестьянским трудом. В восточных районах Пергамского царства - в центральной части полуострова в первой половине III в. до н. э. поселились кельты (галаты), пришедшие из Европы. Источники показывают, что пергамские цари использовали их в армии в качестве наемников и воинов, обязанных повинностью. К царскому двору, видимо, знатные представители местного населения не были допущены. Во всяком случае, имена почти всех известных нам приближенных Атталидов чисто греческие и македонские. Вместе с тем в городах, населенных негреками, местная знать играла важную политическую роль, входила в состав совета, избиралась на выборные должности. В Амладе - городе Писидии - послы к царю Эвмену II имели негреческие имена- Опрасат, Наланлой (RC. 54. Стк. 2-3, 12)[7], а городской совет сохранял традиционную форму совета старцев (стк. 1 ).
Местные народы, населявшие в основном удаленные от побережья области полуострова, сохраняли свой язык, традиционный уклад жизни, имена, письменность. Процесс эллинизации затронул значительную часть местного населения, но не привел к полному вытеснению местных языков, культур, религиозных верований. Надписи свидетельствуют, что местное, особенно сельское, население сохраняло веру в местные божества до конца античной истории. В числе самых популярных богов, считавшихся покровителями отдельных сельских общин, были Матерь богов Ангдистис, Аттис, Мен, Папий и другие традиционные местные божества. Причем влияние мало-азийских религиозных традиций было настолько велико, что эллинские культы не только не вытеснили старые верования, но нередко приобретали местные черты[8].
Для управления страной на территории Пергамского царства были выделены крупные административно-территориальные округа, во главе которых стояли специальные назначаемые царем должностные лица - стратеги. Образование округов относится ко времени после 188 г. до н. э. и было вызвано территориальным ростом государства и связанной с этим необходимостью реорганизации управления страной[9]. Во всяком случае, имеющиеся документы не сообщают ничего о системе административно-территориального деления до победы над Антиохом III. Источники упоминают в Пергамском царстве три округа и соответственно трех управителей. Первый округ включал в себя прилегающие к Геллеспонту области (SEG. II663). Во главе его стоял македонянин Корраг, назначенный на должность царем (ὁ τεταγμένος στρατηγὸς τῶν καθ᾿ Ἑλλήσποντον τόπων - SEG. II. 663. Стк. 3-4). Корраг был достаточно видным деятелем Пергамского царства периода после Апамейского мира 188 г. до н. э. Из сообщений Тита Ливия известно, что он привел вместе с братом Эвмена II Афенеем военный отряд Атталу, командовавшему пергамским войском во время похода консула Манлия Вульсона против галатов в 189 г. до н. э. (Liv. XXXVIII. 13, 3). Во время войны Рима с македонским царем Персеем (171-168 гг. до н. э.) Корраг вторгся с войском во владения фракийского правителя Котиса, чтобы вынудить этого союзника Персея выйти из борьбы (Liv. XLII. 67).
Второй округ составляли полуостров Херсонес и фракийские области; во главе его при Аттале III стоял стратег Стратон (ὁ στρατηγὸς τῆς Χερρονήσου καὶ τῶν κατὰ τὴν Θραίκην τόπων - OGIS. 339. Стк. 12-13).
Третий округ также со стратегом во главе образовали Эфес и прилегающие к нему области равнины Кайстра и Килбианской равнины (ὁ στρατηγὸς ἑπὶ τε Ἐφέσου καὶ τῶν κατ᾿ Ἔφεσον τόπων καὶ Καύστρου πεδίου καὶ τὸ Κιλβιανὸν - Allen R. E. The Attalid... 25. Стк. 4-7). Стратег этой провинции времени правления Аттала II Деметрий, сын Аполлония, обладал одновременно также придворной должностью "хранителя печати" (ὁ ἐπὶ τῆς σφραγίδος).
Примечательно, что территориальные округа Пергамского царства не назывались сатрапиями, как в государстве Александра Македонского или в царстве Селевкидов[10]. Пригеллеспонтская область в документах царства Селевкидов именовалась ἡ ἐᾠ Ἑλλησπόντου σατραπεία (OGIS. 221. II). Эта часть Малой Азии в источниках имеет также название Фригия, которая на Геллеспонте Φρυγία ἡ ἐᾠ Ἑλλησπόντου (OGIS. 274; Polyb. XXI. 46. 10). При Эвмене II, как мы видим, область получила новое наименование[11].
Стратеги осуществляли общее управление округом - сельскими местностями и подвластными царям городами. Правда, решение принципиальных вопросов жизни полисов принадлежало все-таки не стратегу, а царю. В заслугу Коррагу, например, поставили именно то, что он просил царя предоставить подвластному городу законы и традиционное устройство, священный участок, деньги на управление и иные льготы (SEG. II. 663. Стк. 9 сл.).
Неясен вопрос о том, обладали ли стратеги округов Пергамского царства военной властью. Прямой информации по данному вопросу источники не содержат. В декрете, который был принят гражданами города Сест на Херсонесе в честь Менаса, сына Менета, говорится о том, что последний побудил стратега Херсонеса и фракийских областей Стратона "сделаться полезным городу" χρήσιμον γείνεσθαι τῆι πόληι (OGIS. 339. Стк. 15). Издатель надписи В. Диттенбергер предполагал, что город Сест получил от стратега военную защиту, в которой весьма нуждался в это время[12]. Следует также принять во внимание, что известные по источникам провинции царства Пергам включали области, имевшие важное военное значение. Херсонес был близок к воинственным фракийским племенам и враждебной Пергамскому государству Македонии, пригеллеспонтские области находились по соседству с Вифинией, которая являлась постоянным противником государства Атталидов. Эфес при пергамских царях имел важное политическое и хозяйственное значение, являлся крупным портом. По соседству с Эфесом, в долине Кайстра и Килбианской равнине, были расположены общины местных малоазиатских народов, над которыми, вероятно, требовался усиленный административный и военный контроль. Кроме того, этот третий известный по источникам административно-территориальный округ Пергамского царства был расположен у южной границы государства. Учитывая указанные обстоятельства, можно считать, что наместники областей - стратеги обладали и военной властью.
Следует полагать, что в Пергамском царстве не сложилась практика полного разделения гражданской, административной, финансовой и военной власти. Материалы эллинистических государств дают немало примеров соединения военных и гражданских полномочий в руках одного лица либо примеров исполнения военным командиром гражданских функций и наоборот[13].
На территории Пергамского государства известны всего три административно-территориальных округа. Означает ли это, что остальные управлявшиеся царскими стратегами округа нам просто неизвестны или же вся территория страны не делилась на подобные округа? В последнем случае под власть наместников выделялись области, требовавшие особого внимания в связи с угрожавшей им опасностью или в связи со своим большим значением в государстве. Действительно, все три провинции, как уже отмечалось выше, соответствовали этим условиям. Важно, что в государстве Селевкидов пригеллеспонтские области составляли отдельную сатрапию (OGIS. 221, II), в Эфесе находился в середине III в. до н. э. царский градоначальник ὁ ἐπὶ τῆς Ἐφέσου[14]. К сожалению, автор вынужден ограничить изложение этими общими предложениями, ибо для полного решения вопроса материала просто нет.
Удовлетворительного решения не имеет до сих пор еще один серьезный вопрос: делились ли округа Пергамского царства на более мелкие административно-территориальные единицы? Ответ на вопрос связан с пониманием термина "топы" τόποι - "местечки", который встречается в ряде документов Пергама. Прежде всего, его содержат так называемые списки эфебов Пергама - надписи, перечисляющие молодых людей, прошедших эфебию в столице. По греческому обычаю указывалось также имя отца. Юноши в списках отнесены к трем категориям. Первая - молодые люди из семей граждан Пергама, приписанные к определенной филе, названия которых в списках приведены[15]. Вторую составили выходцы из городов Эги, Питана, Сарды, Фиатира, Стратоникея, Гиеролоф, Тиаре[16]. Об эфебах третьей категории в надписях сказано "те, кто из местечек" (ἀπὸ τόπων) или "из тех, кто из" (далее следует название местечка) (τῶν ἐξ; τῶν ἀπὸ)[17]. Названия некоторых топов сохранились - Масдие (Μασδύη), Мидапедион (Μιδαπεδίον).
Другое упоминание топов содержится в названиях административно-территориальных округов Пергамского царства. Уже известный читателю Корраг ὁ τεταγμένος στρατηγὸς τῶν καθ᾿ Ἑλλήσποντον τόπων (SEG. II. 663. Сгк. 3-4); Стратон-ὁ στρατηγὸς τῆς Χερρονήσου καὶ τῶν κατὰ τὴν Θραίκην τόπων (OGIS. 339. Стк. 12-13), Деметрий - ὁ στρατηγὸς ἐπὶ τε Ἐφέσου καὶ τῶν κατ᾿ Ἔφεσον τόπων καὶ Καύστρου πεδίου καὶ τὸ Κιλβιανὸν (Allen. The Attalid... 25. Стк. 4-7).
Наконец, в третий раз мы встречаем термин "топы" в надписи, составленной от имени воинов, совершивших при Аттале II поход в местности на Херсонесе и во Фракии (εἰς τοὺς κατὰ Χερρόνησον καὶ Θραίκην τόπους - OGIS. 330. Стк. 3-5).[18]
По мнению М. И. Ростовцева, топы были мелкими территориальными областями, на которые делилось Пергамское царство, и в этом смысле могут быть сопоставлены с соответствующими территориальными единицами птолемеевского Египта[19]. Э. Хансен справедливо указала на то, что термин "топы" использовался для обозначения общин разного типа, и отвергала в связи с этим интерпретацию М. И. Ростовцева, но своего объяснения не предложила[20]. Наиболее обстоятельно данный вопрос исследован Р. Алленом, выводы и наблюдения которого представляются весьма убедительными. Он, так же как Э. Хансен, обратил внимание на неодинаковое содержание слова "топы" в надписях эфебов Пергама и в других документах. В посвящении воинов Аттала II слово "топы" не может обозначать административно-территориальную единицу, так как речь в надписи идет о землях, не входивших в состав Пергамского царства, и значит просто "местности"[21].
В надписях эфебов Пергама "топы" обозначали определенную группу сельских общин, население которых не имело гражданских прав в Пергаме и находилось вне общественной городской жизни. Среди них важное место занимали военные поселения солдат малоазийского происхождения, устроенные поблизости от столицы. Одно из поселений называлось Μασδύη. Его связывают с воинами масдиэнами, которые получили гражданские права только по декрету 133 г. до н. э. (OGIS. 338). Р. Аллен также совершенно прав в том, что если бы "топы" из надписей эфебов были территориальными единицами страны, следовало бы ожидать более точного их определения, например "топы Херсонеса" и т. п.[22] Неконкретизированное их обозначение подтверждает принадлежность данных топов только к территории хоры города Пергама.
Очевидно, эту же категорию местечек (топов) упоминает недавно найденная почетная надпись (Malay H. Researches... 179). К сожалению, документ очень плохо сохранился. Почетное постановление составлено в честь некоего "эпистата местечка" (῾ὀ επιστάτης τοῦ τόπου), который был назначен царем. Судя по надписи, чествуемое лицо также имело должность стратега. Можно предположить, что почетная надпись составлена в честь стратега военного поселения, на которого также возлагались обязанности управления поселением, где проживали жители местного мисийского происхождения (в надписи в неясном контексте упоминаются мисийцы).
Иной смысл, нежели в списках эфебов, имеет слово "топы" в названиях административно-территориальных округов, где оно означает, видимо, просто "местности", "области"[23], а не свидетельствует о наличии соответствующей более мелкой административно-территориальной единицы внутри округа. Подтверждает это предположение название третьего из перечисленных выше округов, который включал в себя Эфес, местечки (τοποί) при Эфесе, равнины Кайстра и Килбианскую (Allen. The Attalid... 25). Равнины Кайстра и Килбианская не разделены на более мелкие единицы, а целиком вошли в состав провинции. Таким образом, вопрос о топах как административно-территориальных единицах Пергамского царства не может быть решен вполне определенно; нельзя исключать того, что унифицированного деления провинций всего царства на более мелкие территориальные области все-таки не существовало. Такую роль непосредственно играли сельские общины, входившие в состав административно-территориальных округов.
Как же в таком случае было организовано и как управлялось население, проживавшее в деревнях? Существовала ли у него общинная организация? Сам по себе факт наличия общинной организации сельского населения не вызывает у исследователей сомнения. Как писала Е. С. Голубцова, "сельская община в эпоху эллинизма выступает как определенный комплекс устойчивых социально-экономических и политических отношений... В эпоху эллинизма мы застаем уже издавна сложившиеся формы политической организации сельского населения - и κώμη, и χωρίον, и πύργιον, и αὐλή. Эти поселения, существовавшие в течение многих веков, имели свою администрацию и специфические, каждому из них присущие аграрные и социальные отношения - как между членами этих коллективов, так и с полисами, на землях которых некоторые из них находились"[24].
Приходится признать, что при достаточно основательной изученности сельской общины Малой Азии эпохи эллинизма в отечественной и зарубежной науке[25], мы весьма мало осведомлены о существовании, положении и развитии этой формы организации в составе Пергамского царства. Единственный документ, относящийся к данному вопросу, - это известное письмо Эвмена II некоему Артемидору по поводу деревни кардаков[26]: "Царь Эвмен Артемидору. Было прочитано мной то, что ты пишешь в письме, которое передали живущие в деревне кардаков: так как, расследовав (дело), ты находишь их терпящими убыток в своих хозяйствах, прикажи, чтобы им было разрешено иметь землю, которую они купили у Птолемея, деньги же не заплатили потому, что большинство из них исчезло; серебра с них не взыскивать. И затем следует исправить размеры подати: с каждого взрослого - родосскую драхму и четыре обола. В отношении тех, которые, потерпев убыток в своих хозяйствах, отягощены (недоимками), освободить от приписанного им за 16 лет, а с семнадцатого года (взимать) родосскую драхму и обол. И в отношении всего, что они ввозят из чужой страны, быть им свободными от налогов в течение трех лет, а тем, кто ушел из этого места, теперь же хочет вернуться, - в течение двух лет; исправить бывшую у них башенку, чтобы иметь укрепления, наняв архитектора; остальную работу пусть делают сами".
Характер данного поселения и статус его обитателей неясен. Кардаки были воинами, которых привлекали на свою службу эллинистические цари, на этом основании некоторые ученые считают их деревню военным поселением[27]. Вместе с тем, по мнению И. С. Свенцицкой, Г. Коэна и Кр. Милеты речь в документе идет о царских земледельцах[28], с чем согласен и автор данного сочинения. В надписи нет никаких указаний на то, что решается вопрос именно о военном поселении; даже жители его названы, строго говоря, не кардаками, а "живущими в деревне кардаков". Выражение οἱ κατοικοῦντες, как показали специальные исследования, имеет достаточно широкое значение и чаще используется в смысле "живущие", "населяющие", "обитающие", а не обозначает обязательно катеков - военных поселенцев[29]. Выражение οἱ κατοικοῦντες τῆν πόλιν καὶ τὴν χώραν "населяющие город и сельскую округу (хору)" стало в эпоху эллинизма устойчивым обозначением вообще людей, находившихся вне гражданского коллектива[30]. Против предположения о военном статусе проживавших в деревне кардаков говорят и условия их положения. Они выплачивали подушный налог (σύνταξις), тогда как в известных нам по источникам случаях военные поселенцы платили подоходный налог в размере десятой доли с зерна и других плодов и двадцатой доли с виноградника (RC. 51. Стк. 16-18).
Судя по документу, деревня находилась в полной власти царской администрации, которая получала налоги, могла по распоряжению монарха предоставить льготы, разрешить пользование землей. Вместе с тем некоторые черты косвенно указывают на наличие общинной организации. Так, обитатели деревни должны сами произвести работы по восстановлению укреплений. Как сказано в документе, за землю, купленную у Птолемея, крестьяне "плату тогда не отдали из-за того, что большинство из них рассеялось". Складывается впечатление, что расплачиваться за землю должны были не отдельные члены общины, а весь коллектив. К сожалению, полнее осветить устройство общины, ее органы управления невозможно из-за отсутствия данных. По мнению И. С. Свенцицкой, общая для многих регионов Ближнего Востока, в том числе и для Малой Азии, тенденция состояла в том, что в эллинистический период началось преобразование традиционных сельских общин в объединения, близкие к гражданской общине[31].
В Пергамском царстве имелось немалое число военных колоний, об организации которых и об управлении которыми будет сказано ниже, в разделе, посвященном армии.
На территории государства находилось значительное число храмов и храмовых общин. Известны поселения, возникшие около авторитетных среди греческого и местного малоазийского населения святилищ, - Гиерополь, Гиеракоме, Диосгиерон. Об отношениях храмов с центральной властью известно недостаточно.
Первые свидетельства о политике власти в отношении храмов и храмовых общин восходят к ранним Атталидам. Филетер, основатель династии Атталидов, и его преемник Эвмен I имели прочные отношения со святилищем Аполлона Хрестерия в городе Эги, осуществляли ему дарения, в том числе земельные. Сохранилась посвятительная надпись Филетера богу Аполлону Хрестерию (OGIS. 312). К северу от города Эги, в современном местечке Атчилар, была найдена его же надпись, выполненная на пограничном столбе. Эта стела обозначала границы земельного участка, который Филетер посвятил богу (Malay H. Researches... R 22). Другая надпись аналогичного содержания и назначения, но составленная от имени Эвмена I, сына Филетера, была найдена недавно также в районе города Эги (ibid. № 3).
В области Фригия, в городе Эзаны, находилось знаменитое святилище Зевса. Латинская надпись времени правления римского императора Адриана (117-138 гг.), связанная с определением земельных владений храмовой общины, сообщает о том, что границы территории храма и общины эзанитов были установлены царями Атталом и Прусием (имеются в виду Аттал I (241-197 гг. до н. э.) и Прусий I - царь Вифинии (235-182 гг. до н. э.). Этот и другие документы, связанные с земельными владениями храмовой общины Зевса Эзанского, по-разному интерпретировались специалистами. Не вдаваясь в подробности, которые не имеют для основного изложения принципиального значения, укажем, что Аттал I и Прусий I расширили земельные владения общины[32].
В середине II в. до н. э. гражданской общиной города Сарды был принят декрет в честь Тимарха, сына Менедема (Sardis. VII. I, 4), о котором сообщено следующее. Царем Эвменом II Тимарх был поставлен хранителем государственной казны (ὁ ῥισκοφύλαξ), а позже Аттал II назначил его неокором храма Артемиды в городе Сарды (стк. 2-3,10-11). Обязанности неокора, можно полагать, заключались в обеспечении государственного контроля за деятельностью святилища и за его доходами. Других надежных свидетельств о назначении Атталидами должностных лиц с контрольной властью в храмы нет. Специалисты допускают возможность назначения неокора в храм Аполлона в городе Гиеракоме, но это предположение ничем не доказывается. Видимо, практика прямого государственного управления жизнью храмов и храмовых общин не была распространена в государстве Атталидов.
В 185 г. до н. э. брат Эвмена II Аттал направил специальное письмо, в котором распорядился об освобождении поселенцев на земле храма Аполлона Тарсена от десятины на овец (RC. 47). Два письма раскрывают политику последнего пергамского царя Аттала III в отношении храмов. Одно адресовано поселению Гиеракоме и касается положения находившегося там популярного святилища персидской богини Анаит (RC. 68). Аттал III сохранил неприкосновенность (асилию) богини, подтвердив тем самым привилегию, данную храму прежними правителями (речь, видимо, о Селевкидах) и "предками" (предшественниками) царя, очевидно, Эвменом II и Атталом II (стк. 5-6)[33].
В другом, сильно фрагментированном письме, которое адресовано, по всей видимости, царскому должностному лицу, может быть, как предполагает Ч. Б. Уэллз, неокору храма в Гиеракоме, идет речь о предоставлении святилищу льготы (RC. 69). Храм имел постройки, здания, доход от использования которых поступал на организацию культа Аполлона (стк. 5-6). Аттал II предоставил людям, проживавшим на земле святилища, освобождение от налога (стк. 10-11). Какой сбор имеется в виду, неясно - может быть, подоходный с земли, со скота или налог на средства, получаемые от использования храмовых построек.
Страбон сообщает о том, что около города Эфеса находились озера, приносившие большие доходы. Принадлежали они богине, но цари отняли священную собственность, римляне же вернули ее назад (Strab. XIV. 26). В этом сообщении греческого писателя многое неясно. О какой богине идет речь? Видимо, это Артемида, святилище которой в Эфесе было популярно в греческом мире. Кто эти цари, наложившие руку на собственность богини? Ими могли быть или Селевкиды, или Атталиды, или обе названные династии, поскольку по условиям Апамейского договора 188 г. до н. э. Эфес перешел из-под власти Селевкидов под власть царей Пергама. В таком случае священные озера были отняты сирийскими правителями, а после 188 г. до н. э. автоматически перешли в собственность Атталидов. Снова мы вынуждены остановиться на предположении, констатируя недостаток материалов.
Судя по сохранившимся источникам, храмы и храмовые общины подчинялись государственной власти, которая осуществляла общее управление их жизнью. Несколько документов свидетельствуют о том, что цари предоставляли храмам земельные наделы, а также давали освобождение от тех или иных налогов. Следовательно, центральная власть, в принципе, обладала правом налогообложения святилищ и возникших на их основе общин. На чем строилось данное право монархии? Очевидно, на широко распространенном в эллинистическую эпоху представлении о праве монарха на земельный фонд страны, о праве распоряжаться доходами, имуществом как отдельных жителей страны, так и целых коллективов и общин[34].
Атталиды, видимо не пользовались широко данным правом в отношении популярных святилищ и храмовых общин и предпочитали предоставлять им свободу от налогов и известную самостоятельность во внутренних делах, получая в результате поддержку со стороны авторитетного жречества и достаточно многочисленных почитателей разных божеств. Складывается впечатление, что предоставление льгот некоторым святилищам превратилось в традицию и признавалось всеми царями династии, но, в соответствии с эллинистическими представлениями о характере власти царя и его отношений с подданными требовало утверждения при восшествии на престол нового монарха. Такое происхождение имеют, по мнению специалистов, письма Аттала III о льготах храму богини Анаит (RC. 68) и бога Аполлона в Гиеракоме (RC. 69). Естественным результатом развития некоторых храмов и храмовых общин Малой Азии в эпоху эллинизма явилось постепенное перерастание их в полисы греческого типа или включение в состав гражданских полисных общин[35].
Острова занимали в государстве Атталидов особое положение. К сожалению, снова приходится ссылаться на недостаток информации. О положении острова Андрос неизвестно почти ничего, а об острове Эгина имеется всего несколько документов. Эгина вошла в состав государства Атталидов в 210 г. до н. э., в период Первой Македонской войны. Остров фактически был продан Атталу I Этолийским союзом за 30 талантов и рассматривался государством как частное владение династии[36]. На острове сохранились традиционная полисная система самоуправления, институт гражданства, но также назначались царские ставленники-эпистаты, осуществлявшие контроль за жизнью общины. Э. Хансен отметила, что постановление народного собрания Эгины написано на койнэ, тогда как позже, в римское время, на острове пользовались при составлении официальных документов дорийским диалектом. Это свидетельствует о стремлении Атталидов определенным образом унифицировать делопроизводство, во всяком случае, в некоторых из подчиненных полисов[37].
Остров Андрос был включен в состав владений царей Пергама в 199 г. до н. э. (Liv. XXXI. 45, 7), в годы Второй Македонской войны, и управлялся скорее всего таким же образом, как и Эгина.
Следует заключить, что в стране отсутствовала унифицированная система административно-территориального деления наподобие той, какая сложилась в Египте. Наиболее важные части государства были выделены в провинции - достаточно крупные административно-территориальные округа. Первичными административными единицами были полисы, управлявшие собственной хорой, а также сельские территориальные общины, военные поселения и храмовые общины. В организации управления страной Аттал иды гибко сочетали принцип общинного самоуправления с системой державного подчинения и покоящегося на силе диктата царских ставленников. Относительно небольшие размеры Пергамского царства позволяли Аттал идам тщательно контролировать деятельность провинциальных наместников, градоправителей и общин.
Рассмотрение финансовой и налоговой системы царства, мероприятий в области экономического развития, вопроса о функционировании царского хозяйства, общинного и частного секторов производства представляет собой один из важных аспектов изучения сложной политической и экономической системы эллинистического государства[1].
Источники, за счет которых пополнялась царская казна, были различными. Среди них важное место занимали налоги на сельское население, подати, получаемые от городов, от военных поселенцев и земледельцев храмовых общин, доходы от царских ремесленных мастерских, торговые пошлины, военная контрибуция.
Налоги с городов и сельского населения, естественно, не являлись единственным источником богатства царей Пергама, но их роль была велика[2]. К сожалению, информация о системе налогов в Пергамском царстве неполна и не позволяет достаточно подробно ее восстановить. Известно, что царской власти платили налоги разные категории населения и общины различных типов: полисы, военные поселенцы, сельские жители и храмовые общины.
Одной из наиболее важных категорий налогоплательщиков в Пергамском царстве являлись города, о которых, кроме того, имеется значительно больше материалов. Во взаимоотношениях полисов с царями одно из центральных мест занимал вопрос об уплате налогов центральной власти. Причина состоит, во-первых, в экономической его стороне: суммы, получаемые царями от городов, были достаточно велики и обременительны для населения. Поэтому монархи стремились сохранить этот источник доходов, а полисы старались воспользоваться любой благоприятной ситуацией, чтобы избавиться от налогов в казну. Вместе с тем важна и другая сторона этого вопроса - политическая и идеологическая. Как пишет исследователь истории государства Селевкидов Э. Бикерман, "форос был... видимым знаком подчинения"[3]. В представлении греков, как их излагает, например, Полибий, освобождение от обложения являлось, наряду со свободой от гарнизонов и царских распоряжений, важнейшим признаком и условием действительно независимого от монархической власти существования, тем политическим образцом, к которому стремились многие общины в эпоху эллинизма. Это весьма широко распространенное представление о свободе Полибий раскрывает, рассказывая о провозглашении свободы эллинов в 196 г. до н. э.: "... по одному слову глашатая получили свободу все эллины... с правом не содержать у себя гарнизонов, не платить дани, жить по своим собственным уставам" (Polyb. XVIII. 46, 15. Пер. Ф. Г. Мищенко. См. также: Polyb. XVIII. 46, 5; XXII. 41,2; Liv. XXXIV. 57).
Огромное значение вопроса об обложении налогами полисов Пергамского государства для обеих сторон (полисов и монархии) видно из того, насколько остро шла борьба вокруг него при выработке условий Апамейского мира. Посольство Родоса обращалось к Риму с просьбой о предоставлении городам свободы, в том числе и от налогов. Эвмен II при этом усиленно доказывал опасность такого решения, ибо оно в конечном счете лишит его даже тех полисов, которые издавна платили ему дань (Polyb. XXI. 19-21,22-23; Liv. XXXVII. 52-54). В результате римский сенат вынужден был в условиях мирного договора особо оговорить статус городов, а затем направить комиссию из 10 уполномоченных для устройства дел в Малой Азии.
По условиям мирного договора при определении статуса полисов в составе Пергамского государства в качестве важнейшего выделялся именно этот признак - обложение налогом или свобода от него. В соответствии с этим все полисы западной и центральной части Малой Азии, составившей территорию Пергамского царства, были разделены на две группы: освобожденные от дани и обязанные уплачивать ее в царскую казну. В число первых вошли те города, которые ранее находились в составе государства Атталидов и не платили налогов и подвластные прежде Антиоху III полисы, которые во время войны стали на сторону Рима. Вторую группу образовали города Пергамского царства, которые прежде были обложены данью, а также те из малоазийских полисов Селевкидов, которые во время войны сохранили им верность, оказывая сопротивление Риму и Эвмену II (Polyb. XXI. 46,2-3; Liv. XXXVII. 55; XXXVIII. 39).
Известно, что взносы в царекую казну обязаны были делать города Темн, Теос, Лебед, Колофон, Траппы, Эфес, Телмесс, Магнесия у горы Сипил, Сарды, Фиатира, Приап, Парий, Скепсис, Амлада и другие[4].
Ясно, что налоговая система Пергамского царства была довольно сложной и включала в себя налоги нескольких видов. Так, в декрете в честь Коррага идет речь о предоставлении городу ателии (то есть освобождения от налогового обложения) всех видов (καὶ ἀτελείας... πασῶν τῶν προσόδων- SEG. II. 663. Стк. 21-22). В надписях из городов Сарды и Амлада тоже упоминаются царские сборы нескольких видов (Sardis. VII. 2. Стк. 7, 18-19; RC. 54).
Основной денежный взнос, который города платили царю, обозначается в источниках несколькими словами - σύνταξις; φόρος; φόρος καὶ τέλεσμα. Как уже указывалось исследователями, точный смысл каждого из терминов и в связи с этим различия между ними ускользают от понимания.
В рассказе Полибия об условиях Апамейского договора 188 г. до н. э. выражения φόρος и σύνταξις используются, по всей вероятности, как синонимы (XXI. 24,8; 46,2). Диодор Сицилийский (XXIX. II) и Аппиан (BC. V. 4) обозначают налог, взимавшийся Атталидами с городов, словом "форос". Население Амлады вносило в царскую казну ежегодно взнос, названный в надписи "налог и уплата" (φόρος και τέλεσμα - RC. 54. Стк. 13).
Особенность фороса, взимавшегося с городов, заключалась в том, что в казну его вносили не индивидуальные плательщики, а весь в совокупности гражданский коллектив. Центральная власть при этом освобождалась от необходимости содержать в городах специальный финансовый аппарат; ее задача заключалась только в том, чтобы определить городам размер налогов и получить их. Сбором фороса для царской казны занимались в городах местные выборные должностные лица[5]. Это была общая практика в эллинистических государствах, и нет оснований полагать, что в Пергамском царстве ситуация обстояла иначе.
Значительные трудности возникают при решении вопроса о том, какой принцип лежал в основе определения размера налога. Среди группы ученых распространено мнение, что Атталиды взимали с городов налоги в виде строго фиксированных сумм, определенных на основе предварительной оценки, а не процент дохода. Основано это суждение на сообщении Аппиана. Последний в "Гражданских войнах" изложил содержание речи Антония, с которой тот выступил в Эфесе в 41 г. до н. э. перед представителями греческих общин западной части Малой Азии. Этот полководец заявил, что римляне, получив власть над греками по завещанию Аттала, облегчили их участь, ибо вместо заранее фиксированной суммы налога стали получать часть дохода, разделяя в результате с ними убытки в случае неурожая (App. ВС. V, 4). Таким образом, согласно Аппиану, подоходный налог в Малой Азии был введен только римлянами (очевидно, имеется в виду Lex Sempronia de provincia Asia)[6]. Однако этому противоречат некоторые другие сведения. Десятина как норма обложения упоминается в письме Эвмена II "совету и народу" Тириея - нового полиса, образованного царем во Фригии (стк. 47-48). В сильно фрагментированной надписи, содержащей текст письма Эвмена II городу Темну с перечислением каких-то экономических привилегий, дважды упоминается термин "десятина" (RC. 48 Д. Стк. 3, 15). Для военных поселенцев одним из пергамских царей было определено условие выплачивать с виноградников 5 % дохода, а с зерновых культур - 10 % (IvP. 158; RC. 51. Стк. 17-18). Наконец, поселенцы на земле храма Аполлона Тарсена также были обложены десятиной со скота (RC. 47. Стк. 7). Весьма важно, что эта форма исчисления налога была широко распространена в Пергамском царстве и применялась к общинам разного типа - храмовым поселениям, военным катекиям и, следует полагать, - греческим полисам. До установления власти пергамских царей над Малой Азией, при Селевкидах, население многих полисов платило тоже десятую часть своих доходов[7].
Поэтому, можно думать, что римская десятина, введенная в Малой Азии, являлась не нововведением, а следованием уже укоренившейся при Селевкидах и Атталидах традиции[8]. Близкую позицию занимает и Э. Хансен, которая выразила сомнение в том, что Атгалиды устанавливали произвольные суммы для различных городов. По ее мнению, размер платежа исчислялся в зависимости от размеров и плодородия земельных владений полиса, а обычной формой служила десятая часть производимой продукции[9]. Как же объяснить в таком случае упоминаемые в источниках фиксированные платежи - 2 таланта в год для Амлады (RC. 62) и 20 мин для упоминаемого в надписи из города Сарды полиса, название которого не сохранилось (Sardis. VII. 2. Стк. 18)? Можно предполагать, что царская администрация определяла сумму налогов для городов на основе исчисления их доходов на какой-то достаточно длительный срок и в дальнейшем пересматривала ее лишь в случае изменения экономического состояния города, численности его населения и т. д.
Наряду с основным прямым подоходным налогом полисы обязаны были уплачивать в казну и различные дополнительные сборы. Город Амлада вносил средства "на восстановление" (ἐπισκευῆς ἕνεκε -стк. 6-7). Смысл этих строк, восстановленных Ч. Б. Уэллзом и М. Олло, не совсем ясен. По убедительному предположению М. Ол-ло, деньги уплачивались на ремонт и строительство разрушенных во время антипергамского выступления царских сооружений, может быть, цитадели, где находился гарнизон Атталидов[10].
Очевидно, существовали портовые сборы, которые упоминаются в одной из надписей. С целью получения этих сборов царями были созданы портовые стоянки, строительство которых, согласно надписи, относится ко времени правления Аттала III. К сожалению, информация об этой деятельности фрагментарна (ἐποίκια καὶ [σταθμοὺς] βασιλικοὺς οὓς βασιλεὺς Ἄτταλος Εὐμένους ὑιὸς τελωνίας χάριν ἐστήσατο - SEG. Vol. 39. 1180). Из найденной в начале 60-х гг. надписи ясно, что город Теос вносил в казну Аттала I средства, названные словом σύνταξις (I. Стк. 19)[11]. По мнению П. Германа и О. М. Зельдиной, этим термином обозначался какой-то экстраординарный налог, введенный царем, возможно, для сбора средств на войну с Вифинией и Македонией и взимавшийся в дополнение к основному налогу - форосу, который также упоминается в документе (I. Стк. 33-34)[12].
Сельские жители в Пергамском царстве тоже платили налоги, но информация об этом крайне скудна. Сохранилось письмо царя Эвмена II наместнику области Артемидору по поводу деревни кардаков (Clara Rhodos. 1938. Vol. 9. P. 190). В царском послании упоминается подушный налог, взимавшийся с крестьян, проживавших на государственной земле, который назывался σύνταξις.
О налогообложении храмовых общин известно также мало. Весьма вероятно, что они платили подоходный налог с урожая, о котором, впрочем, ничего не известно. Другой вид налогового обложения упомянут в письме Аттала, брата царя Эвмена II, относительно поселенцев на земле храма Аполлона Тарсена. Им было предоставлено освобождение от налога на мелкий рогатый скот (RC. 47. Стк. 5- 7). Этот сбор, как ясно из надписи, взимался в размере одной десятой части дохода. Неизвестно, имел налог форму денежную или натуральную. В хозяйстве многих полисов и деревень Малой Азии овцеводство играло немалую роль: некоторые из них даже специализировались на изготовлении шерстяных тканей. Поэтому вполне вероятно, что греческие города и сельские общины могли уплачивать сбор со скота, хотя прямых сведений об этом нет[13].
Принципы взимания налогов Атталидами с подвластного населения после 188 г. до н. э., очевидно, установились следующие: города ежегодно платили в качестве основного налога форос или, как сказано в письме царевича Аттала жителям Амлады, (φόρος καὶ τέ λεσμα, который исчислялся, видимо, изначально как десятая часть доходов городского населения и в дальнейшем приобретал вид фиксированного на достаточно продолжительное время платежа. Военные колонии и храмовые общины - относительно небольшие, легко управляемые и контролируемые поселения - платили ежегодно определенную долю дохода: как указано выше, военные поселенцы вносили 5 процентов дохода с виноградника и 10 процентов с зерна (RC. 51. Стк. 17-18). Наконец, сельское общинное население на царской земле, возможно, облагалось подушным налогом, который назван σύνταξις (Clara Rhodos. 1938. Vol. 9. P. 190). Может быть, крестьяне платили и подоходный налог.
Кроме названных выше регулярных и экстраординарных выплат в денежном виде существовала и иная форма эксплуатации населения греческих полисов и сельских общин - сборы в натуральной форме. Декрет Апамеи, принятый между 188 и 159 гг. до д. э. в честь видного гражданина города Кефисодора (MAMA. VI. 173), упоминает о том, что полис Апамея снабжал зерном армию Пергама во время войны и выполнял иные услуги. В другом городе - Аттуда - аналогичные поставки зерна обеспечили богатые граждане (MAMA. VI. 68).
Из документов следует, что царь и занимающиеся финансами представители его администрации определяли для города общие суммы платежей и налогов. Очевидно, распределением среди городского населения налоговых сумм и их сбором занимались полисные органы управления, ведающие финансами (стратеги в Пергаме и ряде других городов, казначеи), и передавали собранные средства в руки царских должностных лиц (эпистатов, стратегов провинций и других). Предоставление довольно значительной финансовой автономии городам было вызвано, наряду с политическими мотивами, также невозможностью содержать огромный бюрократический и фискальный аппарат в полисах. Интересы царской казны защищали специальные должностные лица, выполнявшие контрольные и некоторые административные функции. К сожалению, структура финансовой администрации Атталидов не известна. Недавно - в 2002 г. - опубликованная надпись времени правления Эвмена II перечисляет ряд должностных лиц, деятельность которых связана с обязанностями финансового и экономического характера - диойкет, археклогист, эконом, эклогист. В силу фрагментарности текста и характера самого документа - он представляет собой постановление религиозного сообщества - определить обязанности названных лиц невозможно. Очевидно, в данном случае можно опереться на известные материалы царств Селевкидов и Птолемеев[14].
Конкретных примеров размера налогов, к сожалению, очень немного. Амлада платила в казну не менее двух талантов ежегодно (RC. 62), городу Темну или Теосу определялся ежегодный взнос в размере 20 мин (Sardis. VII, 2. Стк. 18). Этот налог был невелик, что, возможно, объясняется бедственным положением жителей (стк. 8-10). Дж. Кардинали считал, что Эгинский полис вносил в казну каждый год не менее восьми талантов[15]. По мнению Э. Хансен, эта сумма была выше и составляла 10-12 талантов[16]. Следует учитывать, кроме того, что население полисов платило дополнительные налоги и в городскую казну[17].
В отдельных случаях пергамские цари предоставляли полисам и сельским или храмовым общинам льготы и привилегии финансового характера. Амлада, оказавшаяся в трудном экономическом положении, была освобождена от главных, наиболее обременительных налогов. Ежегодный взнос был уменьшен на три тысячи драхм, а долг в десять тысяч драхм прощен (RC. 54. Стк. 13-15). В документе нет никаких указаний относительно срока, в течение которого действительна эта привилегия. Видимо, предполагалось предоставление ателии навечно. По декрету в честь Коррага (SEG. II. 663) город Аполлония на Риндаке освобождался от уплаты всех налогов сроком на 5 лет[18]. Другому городу - Темну или Теосу - в связи с разорением гражданской войной, пожаром и другими бедствиями была предоставлена ателия на семь лет. Те платежи, которые полис должен был вносить в казну с восьмого года, разрешалось осуществлять в три приема. В документе при этом подчеркнуто, что иными налогами следует город не обременять (Sardis. VII. 2. Стк. 18-19). Очевидно, полис должен был вносить с восьмого года только основной налог - форос и освобождался от различных дополнительных платежей.
В ряде случаев цари в дополнение к указанным выше льготам предоставляли городам денежные суммы. Такая необходимость возникала в какой-то чрезвычайной и нетипичной ситуации. Например, из царских средств были выплачены деньги разоренному войной населению полиса Аполлония-на-Риндаке (SEG. II. 663. Стк. 20). Жителям Аполлонии во Фригии Аттал II предоставил при синойкизме деньги из своих частных средств[19]. Данные факты показывают, что финансовая политика царей Пергама была достаточно гибкой и дальновидной. Размер налога определялся в зависимости от экономического состояния полиса, а в случае необходимости предоставлялись значительные льготы на восстановление хозяйства.
Источники сохранили сведения относительно ряда мероприятий экономического характера, проводимых Атталидами в отношении городов. Одна из таких мер - расширение земельных владений полисов. Страбон отмечает, что жители Пария в Троаде, выслужившись перед Атталидами, получили от царей территорию города Приапа (Strab. XIII. I, 14). Эта акция способствовала процветанию Пария, правда, в ущерб интересам другого полиса. Отметим весьма существенное обстоятельство: цари произвольно распоряжались хорой подвластного им города. Известно также, что основатель династии Филетер предоставил соседнему городу Питана деньги на приобретение земельного участка (IvP. 245. Стк. 42-45; OGIS. 335. Стк. 134-135).
К числу мероприятий социально-экономического характера относится и достаточно распространенная в эпоху эллинизма практика переселения жителей слабеющего полиса в другой, расположенный в более выгодных условиях, экономически более сильный, или, наоборот, из достаточно многолюдного города в тот, где из-за малочисленности населения угасала жизнь. Страбон сохранил известие о том, что в Гаргару один из царей Пергама переселил колонистов из Милетополя - главного города племени милатов, проживавших около озера Аполлониатиды (Strab. XIII. I, 58). По его же словам, Аттал II вывел колонию в город Корик (Strab. XIV. IV, 1 ). Из найденной в Сардах надписи (Sardis. VII. 2) известно, что жители какого-то города Пергамского государства, пострадавшего и обезлюдевшего в годы войны, обратились к царю с просьбой направить к ним колонистов, чтобы восполнить эту потерю населения. Очень близкой по содержанию мерой был синойкизм. Пергамские цари занимали покровительственную позицию по отношению к населению вновь образовываемого полиса. Аттал II предложил жителям Аполлонии деньги из личных средств (стк. 5-6) и предпринял какие-то иные акции, направленные на повышение благосостояния граждан (стк. 6-8)[20]. Основу такой позиции монархов составлял расчет иметь в лице новых полисов источник доходов и опору власти.
Ряд сообщений источников показывает стремление Атталидов содействовать развитию торговли в городах царства. С этой целью, например, на южном побережье Малой Азии был основан город Атталия, превратившийся в крупный порт и важный торговый центр. Атталом II была предпринята попытка перестройки гавани Эфеса, которая, впрочем, закончилась неудачей: "Строители сделали вход в гавань более узким, но они ошиблись вместе с царем, который повелел им это (именно Атталом Филадельфом). Ибо царь этот думал, что вход будет достаточно глубоким для больших грузовых судов... если насыпать мол у входа, в то время очень широкого, и поэтому приказал им построить плотину. Однако случилось обратное: заключенные внутри гавани наносы сделали ее мелководной вплоть до входа" (Strab. XIV. I, 24. Пер. Г. А. Стратановского). Очевидно, что Атгалиды планировали отвести Эфесу особую роль в своем государстве, сделав его главным торговым центром[21]. В значительной степени им удалось осуществить данное намерение, ибо позже римляне превратили этот город в столицу провинции Азия.
Археологические исследования позволяют считать такую попытку не единственной. При изучении приморской части города Кима были обнаружены два мола, которые защищали обе гавани от северных ветров. Южный мол представлял собой внушительное сооружение длиной более 220 м и шириной более 40 м, сложенное из тесаного камня. Исследователи определили, что мол трижды перестраивался, в том числе в годы правления Эвмена II[22].
На основании данных фактов можно считать, что в политике Атталидов выделяется тенденция к созданию благоприятных условий для развития торговли в государстве вообще и прежде всего в полисах, игравших роль торговых центров. М. И. Ростовцев, характеризуя это направление деятельности пергамских монархов, считал возможным говорить даже о торговой экспансии Атталидов и об очень больших успехах их в данной области[23].
Весьма активный характер имела строительная деятельность Атталидов в полисах царства. Прежде всего это коснулось столицы государства, которой правящий дом стремился придать великолепие. В городе были возведены царский дворец, библиотека, гимнасии, алтарь Зевса, храмы Афины, Диониса, театр, две агоры, крепость, оборонительные стены[24]. Все эта постройки возведены не полисом, а царями, причем цари с равным великолепием и основательностью сооружали постройки как монархического назначения (дворец, крепость), так и общественные, рассчитанные именно на городские нужды и потребности (театр, площади, гимнасии, система водоснабжения и другое).
Пергамские цари подарили целый ряд значительных по архитектурным, художественным достоинствам и дорогостоящих общественных сооружений и другим полисам государства. Основные постройки небольшого городка Эги показывают сильное влияние столичного архитектурного стиля, во многом напоминая здания Пергама. Как считают Р. Бон и Э. Хансен, город значительно перестраивался при Атталидах, которые направили на эти работы своих архитекторов и выделили очень значительные средства. В Ассе Аттапидами было возведено трехэтажное рыночное здание, городу Термесу была подарена стоя, а Ко-рику построена новая, более длинная, стена (Strab. XIV.IV. 1). Видимо, новые стены были построены и в Эоанде: специалисты отмечают, что они возведены в технике, которая характерна именно для пергамского строительства времени Эвмена II[25]. Влияние пергамского архитектурного стиля также отмечают в постройках эллинистического времени городов Сагаласс, Селге, Адада, Термесс и других[26].
Атталиды, подобно всем другим эллинистическим династиям, имели собственную денежную систему и чеканили свою собственную монету.
Цари Пергама предоставляли полисам важную финансовую льготу - право чеканить собственную монету[27]. Особенностью политики пергамских царей является то, что города могли выпускать преимущественно монеты из бронзы. Серебряные деньги чеканил главным образом царский монетный двор. Примечательно, что подвластные царям города выпускали монеты своего собственного типа, имели известную свободу в выборе денежной системы и в этом ничем не отличались от автономных полисов[28]. Вместе с тем в политике Атталидов достаточно отчетливо вырисовывается стремление к унификации денег, выпускаемых городами. Все полисы переходят на аттическую денежную систему и выпускают монеты по типу распространенных в Малой Азии и Сирии тетрадрахм Александра и Лисимаха. Эти деньги имели широкое хождение в государстве Селевкидов и, как считает М. И. Ростовцев, чеканились в период сближения государств Атталидов и Селевкидов после Апамейского мира в значительной степени специально для восточных рынков. Такая политика правителей Пергамского царства была направлена на развитие торговой активности полисов Малой Азии и на установление прочных экономических контактов с Сирией. Во II в. до н. э. в Малой Азии получили распространение новые монеты - кистофоры, которые чеканились по родосскому стандарту, но благодаря исключительно удачному соотношению денежных единиц могли использоваться и на греческом, и на восточном, и даже на римском рынке. Чеканились кистофоры в основном зависимыми от династии городами (Пергам, Эфес, Сарды, Фиатира, Апамея, Траллы), но также и некоторыми свободными полисами (Милет, Смирна) и выполняли прежде всего роль общегосударственной монеты, что было необходимо в обстановке общего хозяйственного подъема и интенсивных торговых связей[29].
В системе отношений короны с населением городов и сельских общин важное место принадлежало финансовым отношениям. Полисы, материальную основу существования которых составляло земледелие, скотоводство, ремесленное производство и торговля, получившие значительное развитие в III-II вв. до н. э., облагались разнообразными налогами и являлись, таким образом, важным источником доходов монархии Атталидов. Система обложения, установленная центральной властью, была достаточно сложной и включала как основной налог - форос, являвшийся скорее всего подоходным налогом в размере десятой части дохода, так и дополнительные косвенные сборы. В руках пергамских царей финансовая политика стала важным политическим инструментом. Обременяя одни полисы налогами, предоставляя полную или частичную и временную ателию другим, Атталиды умело поддерживали свою власть над полисами, сохраняя и усиливая их зависимость от короны. Перечисленные выше мероприятия экономического характера показывают заинтересованность центральной власти в хозяйственном процветании городов. Это объясняется прежде всего соображениями фискального характера. Вместе с тем эта серия мероприятий имела и политический смысл, ибо обеспечивала династии верность полисов.
Отметим, что какой-либо стройной и четкой системы экономических мероприятий в отношении городов и сельских территорий у Атталидов все-таки не сложилось. Это объясняется прежде всего менее значительной ролью государственного сектора в хозяйственной жизни страны, чем, например, в Египте Птолемеев. Может быть, причина заключается в том, что пятьдесят пять лет, охватывающие период между Апамейским миром и гибелью царства, - слишком незначительный срок для целенаправленного осуществления целой системы экономических мер, направленных на создание благоприятных для развития хозяйства условий.
Армия Пергамского царства состояла из отрядов профессиональных воинов-наемников, из катеков - военных поселенцев; к службе привлекались также граждане столицы и, вероятно, других городов царства; наконец, набирались представители местного малоазийского населения.
Судя по всем имеющимся материалам, численность пергамской армии была невелика. Во время войны Рима с Сирией (192-188 гг. до н. э.), в которой Эвмен II принял деятельное участие, в битве при Магнесии в 190 г. до н. э., войско пергамского царя насчитывало 2-3 тысячи человек. Значительной поддержкой пергамскому царю стал отряд, посланный в помощь Ахейским союзом; в его состав входили 1 тысяча пехотинцев и 100 всадников (Polyb. XXI. 9, 2; Liv. XXXVII. 20; App. Syr. 26). Неясно, были эти воины наемниками или Ахейский союз направил их в помощь по договору. В дальнейшем, вероятно, часть их была поселена в одном из основанных Атталидами городов - в Эвмении во Фригии.
В 189 г. до н. э. во время похода римской и пергамской армий против галатов силы Эвмена II были представлены всего 200 всадников и примерно 1 тысячей пехотинцев (Liv. XXXVII. 18; XXXVIII. 12, 8; 21, 2).
После Апамейского мира 188 г. до н. э. в связи со значительным территориальным ростом государства увеличилась численно и его армия. Источники вполне определенно свидетельствуют о несколько возросшей военной силе царей Пергама. В 171 г. до н. э. Эвмен II направил в Балканскую Грецию для участия на стороне Рима в войне против царя Македонии Персея 6 тысяч пехотинцев и 1 тысячу всадников (Liv. XLII. 55). M. И. Ростовцев полагал, что дошедшие в античных исторических сочинениях данные о численности армии Пергамского царства не соответствуют в полной мере действительности и являются заниженными. Основная часть сохранившихся в трудах греческих и римских авторов сведений связана с действием пергамских войск как союзника в военных действиях на стороне Рима, в которых участвовала только часть армии[1]. Поэтому естественно полагать, что армия Атталидов имела большую мощь и численность, чем представляют наши основные нарративные источники. Действительно, пергамские цари добивались побед и над кельтами, и над армиями Селевкидов, царей Вифинии, Понта и ряда других государств. При этом все-таки следует иметь в виду, что, по сравнению с такими мощными эллинистическими царствами, как государство Селевкидов или Македония при Филиппе II или Филиппе V, военные возможности Пергама были достаточно скромными. В противном случае трудно объяснить ряд военных неудач правителей Пергамского государства. Вероятно, известная военная слабость в сравнении с могучими и опасными соседями в немалой степени объясняет и устойчивую ориентацию пергамских царей на союз с Римом.
Важную роль в армиях эллинистических государств, в том числе и царства Атталидов, играли наемные солдаты, которые составляли многочисленные и, видимо, наиболее боеспособные подразделения[2]. Среди надписей Пергама имеется документ, раскрывающий многие стороны положения наемников, - это договор Эвмена I с наемными солдатами[3]. Договор, видимо, был заключен после мятежа воинов, который они подняли во главе со своими командирами. Документ представляет собой большую по объему (более 60 строк) и весьма содержательную надпись. Состоит она из трех основных разделов. В первом определяются условия службы наемников. Второй является клятвой воинов и их командиров хранить верность Эвмену I. Третий раздел содержит клятву правителя. К сожалению, не все положения документа ясны.
Условия службы наемников указаны следующие.
1. Для них определена цена хлеба в 4 драхмы за медимн и цена вина в 4 драхмы за метрет (стк. 3-4). Цены установлены не низкие[4]. Возможно двоякое понимание данного положения. Ф. Ф. Соколов и Т. Рейнак считали, что говорится о деньгах, которые должны платить наемники за питание. По мнению Г. Т. Гриффита, речь идет о замене выдаваемого воинам натурального довольствия денежным[5]. На размере жалованья это не сказалось. Ф. Ф. Соколов подметил, что о повышении жалованья в документе нет речи. Видимо, оно осталось прежним - как до мятежа, и солдаты не требовали его увеличения[6].
2. Год считать в 10 месяцев, вставной месяц не считать (стк. 5-6). По греческим обычаям полисы вели войны, как правило, в течение 7-8 месяцев года, пока была благоприятная погода. Для наемников этот сезон продлен до 10 месяцев. По предположению Г. Т. Гриффита[7], наемные отряды, которые размещались в крепостях царства, поздней осенью и зимой делились на две половины, каждая из которых получала два месяца отдыха (может быть, ноябрь-декабрь и январь-февраль). Не совсем ясно положение относительно вставного месяца. Видимо, оно связано с разницей в ионийском и македонском календарях (как считает Г. Т. Гриффит) или с разницей между лунным и солнечным календарями (по мнению Ф. Ф. Соколова)[8]. В любом случае открывалась возможность злоупотреблений со стороны нанимателя, которую данное положение должно было пресечь.
3. Тем, кто отслужил установленный срок (лет или месяцев - в надписи не сказано), - быть свободным от службы; чтобы плату получали в соответствии с выслугой (стк. 6-8). Ф. Ф. Соколов полагал, что установленный срок службы наемников Эвмена I составлял 430 лунных месяцев, после которых жалованье становилось пенсией[9]. Г. Т. Гриффит по-иному понимает данное выражение надписи: речь идет об установленных 10 месяцах службы, после которых воин получал плату и 2-месячный отдых[10].
4. Предусмотрена выдача специальных средств на содержание детей-сирот в случае гибели воина. Получать эти средства могли ближайшие родственники наемника или те люди, в отношении которых он распорядился (стк. 8-9). Возможно, речь в данном случае идет не о денежных суммах, а о каких-то натуральных выплатах.
5. Воинам предоставлено освобождение от налогов, как в 44-м году (именно так сказано в надписи). Закончившие службу или отпущенные с нее наемники получали право свободного выезда с территории страны и освобождались от пошлин при вывозе своего имущества (стк. 9-13). Неясна первая часть данного положения из-за чрезмерной краткости текста. По мнению М. Френкеля и Й. Уссинга, освобождение от налогов воин получал на 44-м году своей службы у Эвмена I. В. Дитгенбергер считал, что речь идет о 44-м годе эры Селевкидов (269/268 г. до н. э.), когда Филетер предоставил воинам освобождение от налогов, а Эвмен I в договоре, таким образом, подтвердил данную льготу[11]. Ф. Ф. Соколов воздержался от точного определения смысла положения договора. По его мнению, может быть, освобождались от налогов отслужившие 43 лунных года (или 430 лунных месяцев) солдаты или же статья означала вообще свободу от налогов для всех наемников[12].
6. Жалованье, которое Эвмен I согласился выдать наемникам за 4 месяца, должно выплачиваться без вычетов (стк. 13-14). Статья договора также не совсем ясна. О каких 4 месяцах идет речь? Специалисты единодушны в своем предположении о том, что 4 месяца продолжался мятеж наемников, а при заключении мира с Эвменом I они потребовали считать этот срок временем службы. Г. Т. Гриффит также обратил внимание на то, что в данной статье нет речи о натуральном довольствии для солдат за 4 месяца. Дело, видимо, объясняется тем, что продовольствие мятежные наемники добывали грабежом окрестных мест[13].
7. Последнее, седьмое, положение договора, в котором говорится о какой-то у неизвестной категории воинов, неясно из-за плохой сохранности текста. В 14-15-й строках издатели и исследователи по-разному восстановили одно слово. Ф. Ф. Соколов читал ὑπέρ τῶν λευ[κα]νῶν, полагая, что речь идет о луканах - наемниках италийского происхождения. В. Дитгенбергер и вслед за ним Г. Т. Гриффит предпочли иной вариант восстановления текста: ὑπέρ τῶν λευ[κί]νων. По мнению В. Дитгенбергера, речь идет об особой категории воинов, которые за заслуги, может быть за храбрость, награждались специальным знаком - венком из ветвей белого тополя[14]. Воины этой неизвестной категории должны были получить хлеб за то же время и "венок". Видимо, этой категории воинов предоставлены определенные льготы - в отличие от основной массы наемников они получали бесплатно натуральное содержание "за то же время", то есть за 4 месяца мятежа, и, кроме того, "венок". Под этим словом В. Ф. Соколов понимал жалованье за 4 месяца. По нашему мнению, это была какая-то дополнительная плата, прибавка, определенная для данной категории воинов.
Договор относится к начальному периоду истории государства Атталидов. Изменились ли в дальнейшем условия службы воинов, неизвестно.
Наемники в армии Пергамского царства происходили из самых разных областей греческого мира: из городов Массилия, Солы, Лисимахия на полуострове Херсонес Фракийский, из полисов Малой Азии, областей северной и средней частей Балканской Греции, из городов Пелопоннеса и с острова Крит[15]. Часть воинов-наемников имела негреческое происхождение. Источники упоминают македонян, траллов, фракийцев (Hesych. Τραλλεῖς; Liv. XXXVII. 39, 10; XXXVIII. 21,2).
Часть пергамских военных сил составляли военные поселенцы, которых нередко в литературе не совсем точно называют катеками[16]. К сожалению, информации о военных поселениях Атталидов недостаточно. В некоторых случаях население их называлось македонянами, что в надписях отмечалось специально, например: "проживающие в Кобедиле македоняне..."[17]. По предположению Г. Коэна, македонянами жителей поселения называли не только в связи с этническим происхождением их самих или их предков. Так могли называть воинов иного этнического происхождения, "служивших в военных македонских подразделениях. Македоняне упоминаются в поселениях Акрасос, Дойды, Кобедил и некоторых других (OGIS. 290, 314). Видимо, основная часть военных поселений в Малой Азии, в том числе македонских, была основана Селевкидами. После 188 г. до н. э. они вошли в состав царства Атталидов.
Внутренняя организация военных поселений отличалась от полисной, во всяком случае, колонии не имели своих эпонимных магистратов и вели счет лет по годам правления царя[18]. Возможно, и в мирной жизни поселенцы сохраняли черты военной организации. Одно из постановлений катекии македонян принято в честь стратега. Судя по использованному в надписи выражению, в данном случае стратег - не выборное должностное лицо общины, а военный командир[19]. В надписи из колонии Накрасы в честь Аполлония говорится, что он прежде был назначен стратегом города (πρότερον δὲ στρατηγὸς τῆς πόλεως κατασταθείς - OGIS. 268. Стк. 9-10), то есть командиром военного поселения.
Вместе с тем колонии приобретали элементы общинной организации. Видимо, члены поселений собирались на собрания, принимали почетные постановления (документы другого рода не сохранились), отмечали общинные праздники (OGIS. 268; Malay H. Researches... № 179). Среди поселенцев могли возникать культовые сообщества. В поселении Мернуфита сохранилась надпись, поставленная объединением Гераклиастов - почитателей Геракла[20]. Геракл - популярное среди воинов божество, высоко почитался в Пергамском царстве в связи с тем, что он являлся отцом Телефа - легендарного правителя Мисии и мифического родоначальника династии Атталидов.
Итогом естественного развития некоторых военных колоний было превращение их в конечном счете в полисы или сближение их организации с полисной. Подтверждением этому является надпись, составленная в 163-162 гг. до н. э. от имени македонян из местечка Кобедил. По форме она напоминает почетные постановления военных колоний Атталидов, но человек, в честь которого составлен документ, назван гражданином поселения[21]. Аналогичным было положение Накрасы, которая, будучи военной колонией, имела стратега в качестве командира и счет годам вела по годам правления царя; вместе с тем названа в почетном декрете полисом, имела гражданский коллектив, общинные праздники, своих должностных лиц (OGIS. 268). На основе военных колоний произошло также образование некоторых городов - Атгалии в Лидии, Аполлонии во Фригии, возможно, Аполлониды в Лидии. Э. Бикерман полагает, что "тексты, относящиеся к селевкидским и атталидским колониям, не содержат никаких указаний на военный характер этих населенных пунктов"[22]. Едва ли это утверждение справедливо, поскольку во главе военных поселений стоял стратег, то есть колонии имели квазивоенную структуру, что признает и Э. Бикерман. Кроме того, декрет Пергама 133 г. до н. э. упоминает среди разных категорий воинов македонян (OGIS. 338. Стк. 14). Складывается впечатление, что данный этноним служил устойчивым обозначением воинов.
Возможно, на военные колонии и их командиров возлагалась обязанность осуществлять управление ближайшими поселениями местных сельских жителей. Недавно найденная почетная надпись (Malay H. Researches... 179), к сожалению, очень плохо сохранившаяся, представляет собой почетное постановление в честь некоего стратега, которого царь поставил "эпистатом местечка" (ὁ ἐπιστάτης τοῦ τόπου). Наиболее вероятно, что в почетной надписи идет речь о стратеге военного поселения, на которого также возлагались обязанности управления поселением, где проживали мисийцы.
Положение военных поселенцев известно по двум частично сохранившимся письмам пергамских царей (RC. 16; 51)[23]. Катекам предоставлялись земельные наделы из государственного фонда в качестве повинностного владения, а не на правах частной собственности. За это поселенцы должны исполнять обязанности военного характера. Назывался данный надел κλῆρος. В одном из писем (RC. 51) указаны размеры надела. Они зависели от принадлежности поселенца к одной из двух выделенных в документе категорий: первая - οἱ ἐστεγνοποιημένοι (стк. 14), вторая - οί μηπω έστεγνοποιημένοι (стк. 15). Первые получали 100 плетров необработанной земли и 10 плетров виноградника, вторые в два раза меньше - 50 плетров необработанной земли и 5 плетров виноградника (стк. 14-1 б)[24].
Смысл выражений не совсем ясен, поэтому ускользает от понимания характер различия. По предположению Ч. Б. Уэллза, которое принимает И. С. Свенцицкая[25], речь идет о воинах, построивших себе в городе собственное жилье (именно им предоставляется в два раза больше земли) и не имевших своего дома. Последние расквартированы по жилищам других жителей. Льгота первым предоставлена, видимо, в связи с тем, что они прочно и надолго обосновались на месте поселения, кроме того, не обременяя граждан населенного пункта постоем.
Сравнение пергамских и других античных материалов с данными относительно современного сельскохозяйственного производства в странах Средиземноморья показывает, что даже небольшой клер, выделяемый колонистам пергамскими царями, представлял собой основательное хозяйство, которое могло прокормить две семьи. Клеры более значительного размера представляли собой уже небольшие поместья[26].
Помимо полученных от казны во владение земель каждый военный поселенец имел право приобрести из царского земельного фонда надел в частную собственность (RC. 51. Стк. 18-21). Исполняя военные обязанности, катеки должны были, кроме того, вносить в казну налоги за пользование землей. С виноградника налог составлял двадцатую часть урожая, с зерна и других плодов - десятую (стк. 16-18). Бездетным воинам предоставлялось право свободного завещания собственности после уплаты налога в казну (стк. 25-27). В некоторых случаях военным поселенцам предоставлялось освобождение от налогов на определенное время[27].
При характеристике военных поселений царей Пергама приходится признавать, что неясен один из самых важных вопросов: как была организована военная служба колонистов[28]. Скорее всего поселения напоминали клерухии птолемеевского Египта и представляли собой резервные силы, которые призывались на службу в случае необходимости. Обычно такие поселения в Египте имели военизированный характер, но некоторые черты военной организации сохраняли и колонии Атталидов. Уже упоминалось о том, что одно из почетных постановлений было принято македонянами в честь своего стратега, который стоял во главе данного поселения[29]. Другой документ представляет собой посвящение "воинов из Паралии" (OGIS. 330), которые были поселенцами, мобилизованными при Аттале II в 145 г. до н. э. в военный поход и благополучно из него вернувшимися[30].
Полибий в рассказе о походе Аттала I в 218 г. до н. э. по районам западного побережья Малой Азии сообщает о том, что свою армию царь Пергама усилил отрядом галлов из Фракии из племени эгосагов, пообещав им при этом дать удобную для жительства территорию (Polyb. V. 78,5). Предполагалось, очевидно, создание поселений, мужское население которых можно было привлекать к военной службе.
Кроме того, размещение многих военных поселений вдоль границ показывает, что они могли исполнять роль постоянной пограничной службы. В целом военных поселенцев можно охарактеризовать как профессиональную и социальную категорию, обладавшую определенными правами и привилегиями и занимавшую хотя и невысокое, но устойчивое экономическое и общественное положение.
Пергамские цари призывали к военной службе и представителей негреческого местного населения Малой Азии. Практика привлечения к военной службе местных восточных народов получила широкое распространение в государстве Селевкидов, в армию которых также набирались воины из малоазийских народов - писидяне, ликийцы, памфилийцы и мисийцы[31]. О порядке набора их в армию, условиях службы ничего не известно. Видимо, в сельских общинах и городах с местным населением в случае необходимости производился набор. После военного похода солдаты возвращались домой. Нужно также отметить, что в ряде случаев по источникам трудно определить, идет речь о наемниках или о призываемых на службу в порядке повинности воинах.
В договоре Эвмена I с наемниками (OGIS. 266) выделены две основные категории солдат. Первые - получающие плату, то есть наемные воины, среди которых были пехотинцы, всадники, гарнизонная стража. Вторые - воины, не получающие жалованья (άμιστοι - стк. 36). Г. Бенгтсон считал, что в договоре идет речь о гражданах Пергама, привлекавшихся к военной службе[32]. По предположению Г. Т. Гриффита, это были какие-то нерегулярные части, состоявшие или из ветеранов, или из представителей местного малоазийского населения[33]. Последнее предположение более вероятно в связи со следующими фактами. Декретом Пергама 133 г. до н. э. предусмотрено предоставление гражданских прав ряду категорий воинов, в том числе мисийцам, масдиэнам (стк. 14, 16). Они названы в документе среди других групп воинов, составлявших вспомогательные части (καὶ τοῖς ἄλλοις ἐπικούροις - OGIS. 338. Стк. 17-18). Уже упоминавшиеся надписи из Лилеи (область Фокида в Балканской Греции) называют имена воинов Аттала I, составлявших шесть подразделений. В составе трех из них служили мисийцы, двух - наемники, одного - граждане Пергама. Как указывал Г. Т. Гриффит, положение мисийцев не совсем ясно. Скорее всего они не были наемниками. Возникает предположение, что пергамские цари набирали в свою армию наряду с наемниками представителей местного малоазийского населения, которые занимали в войске особое положение, составляя вспомогательные отряды[34].
После установления власти Атталидов над галатами в армию царей Пергамского государства привлекались кельты. В 171 г. до н. э. в войне против македонского царя Персея Эвмен II имел конный отряд галатов (Liv. XLII. 55; 58). Напомним читателю уже упоминавшийся факт: весной 168 г. до н. э. из Пергама было отправлено 35 специальных кораблей для перевозки конницы, на которых находилось не менее 1 тысячи галльских воинов. Из них вследствие неожиданного нападения македонского флота 800 погибло, а 200 попало в плен (Liv. XLIV. 28). Э. Хансен высказала предположение о том, что именно обременительная военная служба в армии Пергамского царства явилась одной из причин восстания галатов в 168 г. до н. э. После того как вмешавшийся в отношения Эвмена II и кельтов римский сенат предоставил последним автономию, галаты не служили более в армии Пергама[35].
Тит Ливий рассказывает также о том, что для участия в совместном походе с римлянами против галатов брат Эвмена II Афеней привел 1 тысячу пехотинцев из различных племен (Liv. XXXVIII. 13). Римский историк упоминает в составе вспомогательных сил Эвмена II воинов киртиев (cyrtiorum gentis - Liv. XLII. 58) числом в 300 человек. Этот народ, проживавший на территории западной части Иранского нагорья, считают предком современных курдов. Участие их в составе армии Пергамского царства выглядит странным, но между тем может быть объяснено. В мирном договоре, который был заключен в 179 г. до н. э. между Эвменом II и царем Понта Фарнаком I, участвовали некоторые другие правители, среди них - царь Великой Армении Артаксий (Polyb. XXV. 2, 12). Возможно, он направил Эвмену II в качестве вспомогательных сил своих 300 воинов или предоставил ему право набирать наемников среди киртиев[36].
В армии царей Пергамского государства также определенную роль играли гражданские ополчения полисов царства. В трудах, посвященных военному искусству эпохи эллинизма, а также эллинистическому полису и монархии, вопрос о военной организации городов рассматривался недостаточно. Нет сомнений в том, что свободные и так называемые союзные царям полисы Малой Азии сохраняли в III-I вв. до н. э. военную организацию, имели свои армии и флот, вели самостоятельные военные действия с другими городами или даже с армиями монархов. К этой категории городов относились Родос, Кизик, Византий, Гераклея, Приена, Милет, Калхедон, Синопа и другие.
Исследования Г. А. Кошеленко на материалах городов Дура-Ев-ропос и Сузы (Селевкия-на-Эвлее) показали, что созданные династией Селевкидов полисы являлись условными коллективными собственниками предоставленной им земли, за пользование которой жители городов обязаны были служить в царской армии[37]. Видимо, аналогичным было положение основанных династией городов и в государстве Атталидов. К их числу относятся Атгалия в Лидии, Эллинополь, Дионисополь, Аполлония во Фригии, Аполлонида в Лидии, Триполис, Атгалия в Памфилии, Эвмения, Филадельфия и другие. Данное предположение в отношении названных городов тем более вероятно, что часть их возникла из военных колоний.
Известно, что к военным походам привлекались граждане столицы царства. Четыре надписи с декретом города Лилея в Фокиде, принятым в годы Первой Македонской войны, видимо, в 209-208 гг. до н. э., содержат имена воинов, которых царь Пергама Аттал I разместил в городе для его защиты. Солдаты составляли шесть подразделений (ἡγεμονίαι), из которых два состояли из наемников, три из мисийцев - жителей области Мисия в Малой Азии, а одно - из граждан города Пергама. В общей массе воинов граждане столицы составляли значительную часть - 17 процентов[38]. По мнению Г. Т. Гриффита, доля граждан Пергама в составе царской армии в тех ее подразделениях, которые воевали не за морем, а на территории Малой Азии, была еще выше[39].
Большой интерес представляет в связи с этим еще один документ - договор Аттала I с жителями полиса Малла, который находился на острове Крит[40]. Договор датируется временем около 200 г. до н. э. и включает обязательство Аттала I направить в Маллу 300 воинов с командиром. Царь должен обеспечить транспорт, жалованье (видимо, на время дороги) и то, что необходимо в пути (стк. 18-19). Установлены размеры оплаты воинов: в день каждый из них должен получать по одной эгинской драхме, командиры - по две драхмы, на питание - по одному аттическому хойнику хлеба (стк. 21-24). Деньгами и хлебом солдат по договору обеспечивают маллийцы. В документе оговорено, что во время военных действий, когда воины находятся на вражеской территории, пропитание они должны добывать сами (стк. 24-25). Особое внимание вызывает в данном договоре то обстоятельство, что он не содержит условий относительно вооружения посылаемых воинов, их социального статуса и других, как это делалось в иных подобных документах. При этом тщательно оговорены условия службы солдат. По предположению Л. П. Маринович[41], речь в данном договоре идет именно о воинах из числа граждан города Пергама.
Как известно, одной из черт полиса было совпадение в принципе социально-политической и военной организации[42], при котором каждый гражданин являлся воином, входил в состав полисного ополчения и получал в детские и юношеские годы не только гражданское воспитание, но и общую физическую и военную подготовку. Этой последней цели должен был служить институт эфебов и юношей как особых возрастных объединений. В связи со всем сказанным выше возникают два вопроса: 1. Имела ли практика воспитания эфебов и юношей в Пергаме и других городах царства хотя бы частично военный характер; 2. Сохраняла ли полисная организация в городах Малой Азии, вошедших в состав Пергамского царства, военный характер?
В надписях Пергама часто упоминаются возрастные объединения эфебов и юношей. Известно, что в столице царства Атталидов для юношей и эфебов были построены специальные гимнасии, что эти объединения участвовали в отправлении культа того или иного божества или царя (OGIS. 332. Стк. 35-36; 764). В одной из надписей города времени правления Аттала III говорится о наградах эфебам и юношам за состязания в беге и с оружием (OGIS. 764. Стк. 25, 30, 34, 35). В других документах Пергама упомянуты соревнования с оружием эфебов и мужчин[43]. Можно полагать, что, во всяком случае, элементы военной подготовки граждан в эллинистическом Пергаме сохранялись. Использование Атталом I гражданского ополчения столицы царства в военных действиях свидетельствует о сохранении полисной общиной Пергама черт военной организации. Аналогичным было, видимо, и положение других городов, подвластных Атталидам. Полибий сообщает, что в 218 г. до н. э., когда отряды галатов стали осаждать город Илион и разорять его окрестности, на помощь грекам пришли их соседи - жители Александрии в Троаде, сформировавшие отряд в 4 тысячи воинов. Оба города в данный момент были подвластны Атталу I (Polyb. V. 78, 6; III. 3-4). Надпись II в. до н. э. из города Скепсиса в Троаде, который после 188 г. до н. э. подчинялся Атталидам, содержит перечень предоставленных народным собранием полиса льгот жрецу Диониса, среди которых указано освобождение от военной службы[44]. Страбон сообщает еще один любопытный факт: поднявший в 133 г. до н. э. восстание Аристоник был разбит жителями Эфеса в морском сражении (XIV, 1, 38). Эфес по условиям Апамейского мира 188 г. до н. э. находился во власти Атталидов, но город, судя по сообщению Страбона, имел боевые корабли, а его граждане за пятьдесят пять лет власти пергамских царей не утратили военного опыта. Надпись из города Сеста на полуострове Херсонес Фракийский, представляющая собой почетный декрет города в честь Менаса (OGIS. 339), рассказывает о том, что дважды избиравшийся гимнасиархом Менас устраивал для эфебов и юношей состязания по бегу, стрельбе из лука, метанию дротика, а также проводил показательные бои в тяжелом вооружении (ὁπλομαχία). Дети и юноши проходили, таким образом, военную подготовку, хотя город находился в это время под властью Атталидов.
Надпись из Милета с указанием культовых почестей Эвмену II упоминает шествие вооруженных эфебов (ABA. Abh. 1. 1911. S. 27-30)[45]. Награды за метание дротиков, стрельбу из лука назначали в подвластных царям Пергама Траллах (Syll.³ 1060, 1062). В целом ряде свободных городов - в Гераклее Понтийской, Миласе, а также в подчинявшихся Атгалидам полисах - в Сесте (OGIS. 339), Пергаме (IGR. 4, 482) - в гимнасиях одним из видов состязаний, за которые назначались специальные награды, была ἐυταξία, представлявшая собой, по мнению исследователей, какой-то вид коллективного военизированного выступления[46]. Может быть, это были показательные действия в строю.
Добавим к сказанному, что города царства сохраняли свои укрепления - стены, башни, ворота. Их имели, например, Сест (Strab. XIII. 1,22), Сарды (Polyb. XXI. 16, 1), Корик (Strab. XIV. 4, 1), Пергам, Андрос (Liv. XXXI. 45).
К сожалению, мы почти не имеем информации о том, привлекали ли цари Пергамского государства граждан подвластных им городов, кроме столицы, к службе в составе своих военных сил. А. Х. М. Джоунз в принципе отвергал такую возможность, считая, что цари не доверяли подвластным им городам. Но известно, что Андрос посылал своих граждан в Пергам для участия в войне. В свете всех приведенных фактов предположение об использовании Атгалидами граждан зависимых городов царства в военной службе представляется вполне вероятным. М. И. Ростовцев и Э. Хансен уже высказывали его, правда, почти не обосновывая фактами[47]. М. И. Ростовцев также отмечал большую роль, какую играли гимнасии в Пергаме и подвластных династии городах в организации военной подготовки детей, эфебов и юношей[48]. Новая надпись из Метрополя - один из двух декретов в честь Аполлония, сына Аттала, - свидетельствует о том, что полисное ополчение участвовало в составе римской армии в подавлении восстания Аристоника (I. Metropolis. I. А, стк. 19, 23-32, 43^14, 47-56).
Пергамская сухопутная армия делилась на три рода войск: конницу, тяжелую и легкую пехоту. Во главе конницы стояли гиппархи (RC. 16. Стк. 1; IvP. 13. Стк. 20-22, 54, 55, 29). Пехота делилась на подразделения, называвшиеся гегемонии (ἡγεμονίαι), во главе которых находились гегемоны (ἡγεμόνες) или, по надписям из Лилеи, ксенаги (ξεναγοί). Более крупные подразделения, а также своеобразные военные округа возглавляли стратеги[49].
Верховное командование армией Пергамского государства осуществляли цари, во многих случаях лично возглавлявшие войска. Известно, что Аттал I командовал армией во время борьбы с полководцем Селевкидов Ахеем, во время войны с галатами, с Антиохом Гиераксом, а также во время Первой и Второй Македонских войн. Его сын Эвмен II также стоял во главе армии во всех крупных кампаниях. Большую роль в осуществлении военного командования армией играли ближайшие родственники царя. При Эвмене II его братья в некоторых случаях даже возглавляли самостоятельные военные предприятия. Например, во время похода римской армии против галатов в Малой Азии в 189 г. до н. э. во главе союзных частей пергамского войска стоял брат Эвмена II Аттал (Liv. XXXVIII. 12). В других ситуациях братья царя командовали отдельными подразделениями. В битве при Магнесии 190 г. до н. э. армию Пергама возглавил Эвмен II, но некоторые отряды конницы находились под началом Аттала (Liv. XXXVII. 43). Во время войны Рима с царем Македонии Персеем Эвмен II снова возглавил армию и флот. Для охраны столицы царства был оставлен его брат Филетер. Другой брат, Афеней, стал командиром размещенного в городе Халкида пергамского гарнизона в 2 тысячи пехотинцев (Liv. XLII. 55).
Воины Пергамского царства имели традиционное греческое и македонское вооружение: шлем, оставлявший открытым лицо и защищавший голову, затылок, лоб и щеки, а также панцирь, щит, поножи, копья и мечи.
Для осады городов противника и защиты собственных укреплений использовались военные машины. Тит Ливий повествует о том, что в годы Первой Македонской войны при осаде города Орея Аттал I использовал баллисты, катапульты и другие орудия, которые метали камни огромной тяжести (XXXI. 46). При археологических исследованиях Пергама были открыты специальные помещения для хранения метательной техники и найдено около 900 ядер к ней. Их вес достигал 72 кг[50].
Пергамские цари обладали собственным военным флотом. Возникновение его связано, вероятно, со временем правления Эвмена I. Р. Аллен считает, что созданию флота благоприятствовал территориальный рост государства при втором правителе, овладение зоной Элейского залива[51]. Договор Эвмена I с наемниками содержит обязательство воинов, "если что-либо получу от него (Эвмена. - О. К.), город, или крепость, или корабль, или деньги, или другое, что он передаст мне, - верну правильно и справедливо Эвмену" (OGIS. 266. Стк. 37-39). В период правления Аттала I и последующих пергамских царей флот активно участвовал в военных операциях, главным образом в войнах против Македонии. В Первую Македонскую войну Аттал I снарядил в 208 г. до н. э. 35 военных кораблей (Liv. XXVIII. 5), в годы Второй Македонской войны в составе участвовавшей в боевых действиях пергамской флотилии находилось 24 корабля. Во время войны с Антиохом III (192-188 гг. до н. э.) Эвмен II выставил около 50 кораблей, среди которых 24 были крытыми палубными, остальные беспалубными (Liv. XXXVI. 43. Ср.: App. Syr. 22). Из сообщения Полибия известно, что Аттал II для войны с Вифинией создал с помощью своих союзников Родоса, Кизика и других мощный флот в 80 кораблей, 27 из которых принадлежали собственно Пергаму (XXXIII. 13, 1-2). Флот Пергама составляли корабли разного класса и назначения. Среди них источники упоминают палубные пентеры, квадриремы, имевшие соответственно по 5 и 4 ряда весел (Polyb. XVI. 7; Liv. XXVIII. 5), беспалубные корабли (Liv. XXXVI. 43). Для перевозки конницы имелись специальные суда, которые Тит Ливий именует по-гречески "гиппагоги". 35 таких кораблей использовал Эвмен II, чтобы переправить конницу галатов в Балканскую Грецию для участия в войне с Персеем (Liv. XLIV. 28). В состав флота входили также грузовые корабли, имелось специальное царское судно (Polyb. XVI. 7). Главной военно-морской базой страны являлся город Элея (Liv. XXXVI. 43), расположенный по соседству с Пергамом и соединенный с ним дорогой. Во время войн с Македонией в качестве стоянки и военной базы флота использовалась гавань острова Эгина. Цари также свободно пользовались гаванями зависимых от них полисов.
* * *
Обзор государственных институтов Пергамского царства показывает, что политическое развитие государства имело свои особенности. Формирование и развитие государственных институтов происходило на основе уже давно сложившегося политического опыта, потому что территория, на которой образовалось государство Атталидов, издавна входила в состав различных политических образований, прежде всего Лидийского царства и империи Ахеменидов. Важный опыт доэллинистической государственности в западной части Малой Азии сохраняли также греческие полисы и местные храмовые общины.
Территориальное государство выросло из полиса Пергама, который сыграл роль центра в борьбе правителей за расширение владений и превратился в столицу достаточно значительного и влиятельного царства.
Складывание политической системы царства Атталидов происходило, как и во всех без исключения эллинистических государствах, под стимулирующим воздействием войн. Возможно, в значительной степени по этой причине вся политическая система любой эллинистической монархии носит военизированный характер.
Во главе государства стояли цари, составлявшие династию Атталидов. Царь являлся носителем высшей власти в стране: ему принадлежала власть административная, законодательная, военная, финансовая, контрольная. Личность царя являлась объектом культового почитания. В Пергамском царстве культ монарха не получил столь законченного развития и оформления, как, например, в Египте, но и в таком виде ему принадлежала важная роль в жизни общества. Атталиды энергично распространяли почитание династии и отдельных ее представителей, способствовали созданию специальной культовой коллегии атталистов, а также использовали популярное в греческом мире объединение артистов Диониса. Царская власть опиралась на наследственное право, на знать, составлявшую достаточно многочисленный и влиятельный слой, и профессиональную наемную армию.
В Пергаме не сразу после достижения государством самостоятельности установилась царская власть. Первые два правителя, властвуя фактически, не имели официального титула и никак не определяли свое положение в государстве. При Аттале I после серии крупных побед был принят царский титул и установился порядок наследования власти от отца к сыну. Царская власть стала центральным, структурообразующим институтом государства.
Цари осуществляли управление через некоторые центральные ведомства - канцелярию, казну и через штат придворных разных рангов и званий, выполнявших наиболее ответственные поручения монарха. Наиболее влиятельные родственники и приближенные составляли совет, при участии которого царь принимал важнейшие решения. В царстве Атталидов штатная разветвленная система органов центрального управления с четко очерченными функциями не получила значительного развития.
В Пергамском государстве под властью царей находились обширные территории, на которых проживало объединенное в общины местное население, основывались царские военные поселения, строились крепости. Царские владения делились на административно-территориальные округа, в которых управление осуществляли назначаемые монархами должностные лица. В провинциях эту функцию исполняли стратеги. Возможно, страна делилась и на более мелкие единицы во главе с соответствующими им ставленниками короны, но надежной информации об этом нет. Строго говоря, мы не можем даже утверждать, что единообразная для всех частей страны, четкая система управления, подобная сложившейся в эллинистическом Египте, вообще существовала. В целом система управления страной носила централизованный характер, но при этом сочеталась на низшем уровне - в сельских общинах, может быть, также в военных колониях - с элементами самоуправления в виде сохранившейся общинной организации.
Одну из основ царской власти в Пергаме составляла армия, в которой, как и в других эллинистических государствах, важнейшую роль играли наемные профессиональные воины. Кроме них корона привлекала к службе представителей местного малоазийского населения, а также гражданские ополчения полисов, подвластных династии, в том числе и столицы - города Пергама.
Сложившаяся в Пергамском царстве система государственных институтов при определенных ее особенностях являлась типичной для эллинистических государств.