Работы Феопомпа утеряны. Как тогда они могут быть изучены и почему современные ученые должны пытаться изучать их, если древние не считали их достаточно важными, чтобы обеспечить им сохранность?
Эти два вопроса базируются на фундаменте двух необоснованных предположений: что утерянные работы не могут быть изучены и что только незначительные рукописи были утрачены. В первую очередь, значительные потерянные работы оставляют впечатление на последующую литературу, которая может быть изучена, и во-вторых, важность вовсе не была единственным критерием литературного выживания в древности. Эти два предположения заслуживают отдельного внимания. Чтобы легче понять, как "потерянная" работа может быть спасена от общего забвения, представим себе гипотетический случай. Если по какой-то трагической аварии все печатные экземпляры произведений Шекспира во всех версиях и переводах погибли бы, наука о Шекспире уцелела бы, так как из бесчисленных книг можно было бы собрать тысячи дословных цитат, краткие содержания и описания его пьес и других его поэтических произведений. Цитаты можно назвать "фрагментами", а описания, резюме и другие ссылки на Шекспира и его работы - "свидетельствами". Это, по сути, и произошло в древности с работами Феопомпа (и со многими историями, трактатами, и стихами других авторов). Древние, которые читали Феопомпа, иногда цитировали его, а иногда и записывали критику его работ или свою реакцию на них. Феликс Якоби собрал эти цитаты и комментарии и снабдил их кратким комментарием. К сожалению, Феопомп был не столь важен для древних, как Шекспир сейчас, но Якоби был еще в состоянии собрать свыше четырехсот фрагментов и пятьдесят одно свидетельство (или Testimonia ). Естественно фрагменты (FF) и Testimonia (TT) различаются по размеру и значимости. Некоторые "осколки" из одного слова, как правило, цитируются каким-либо лексикографом, заинтересовавшимся необычным словом или его особым использованием, или древним географом, собиравшим топонимику из литературных источников. Даже эти мелочи могут быть информативными. Необычное слово или особое использование открывает что-то о стиле автора. В случае с географическим названием, если географ сообщил о работе и номере книги, в которой он нашел ссылку, она дает потенциально ценное представление о содержании книги и следовательно о структуре работы. Топонимы имеют тенденцию быть в центре внимания истории в значительные времена и затем исчезать. Другой гипотетический пример проиллюстрирует этот тезис. Если у кого-то пытающегося восстановить потерянную историю девятнадцатого века была информация, что топоним Ватерлоо был найден в главе два из потерянной работы, подозрение, что автор имел дело с известным сражением при Ватерлоо, будет неизбежен. Любая попытка восстановить план трактата началась бы с этого понятия как с рабочей гипотезы.
Подробнее о том, что может быть выведено из фрагментов, станет очевидным в основных главах этой книги. Что до другого предположения: что исчезновение работы означает, что она считалась слишком незначительной для сохранения, здесь важно знать, как и почему литература была потеряна. В самом деле, даже кратчайшее изложение фактов, касающихся сохранения древних текстов, переворачивает вопрос с ног на голову. Было бы лучше спросить, "Как мы можем объяснить чудесное выживание столь большого количества древней литературы, как правило не очень отличающейся (или поврежденной) от оригинальных автографов?"
По данным авторитетов в этом вопросе античная литература широко сохранялись в хорошо оснащенных библиотеках в различных частях Римской империи до первой половины второго века нашей эры, Что произошло после этого времени, кратко объяснил Ф. В. Холл:
Люди не могли больше ценить или даже понимать идеалы прошлого, которые были воплощены в работах, дышавших духом древней свободы. Какое-то время, действительно, классика выживает как мода среди образованных людей. Но публика, которая могла бы находить удовольствие в них и в архаических имитациях им, производимых у Лукиана и Алкифрона, медленно уходит. Даже пока эта публика еще существует, ясно, что ее диапазон чтения сильно сократился. Некоторые авторы постепенно исчезают (например трагики, за исключением троих, комедии кроме Аристофановых и лирические поэты кроме Пиндара). Те, которые остаются, выжили не полностью, но в хрестоматиях, или в антологиях, что быстро приводит к исчезновению всех частей работы автора, которую они не включают.
Примерно в то же время свиток начинает терять свою популярность и постепенно заменяется кодексом, по существу рукописной книгой из сложенных листов папируса или, чаще, тонкой кожи, изготовленных из шкур молодых коз и овец (пергаментная). В целом ни одна работа, не переписанная из свитка в кодекс в отчаянно проблемные века после династии Северов, не уцелела к византийским временам. Из работ Феопомпа Фотий, великий византийский ученый девятого века, знал только Филиппику, и в его копии не хватало пяти книг. В результате почти полная Филиппика не дожила всего нескольких столетий до книгопечатания. Точные обстоятельства ее окончательного исчезновения не известны.
Продукция Феопомпа была пространна, Он написал около семидесяти двух книг истории и много других трактатов. Глава 1 дает оценку средней длины его книг; достаточно сказать на данный момент, что если бы все его исторические труды уцелели, они вероятно заняли бы приблизительно шесть - десять раз место Геродота или Фукидида на библиотечных полках. Следовательно, приобретение полного Феопомпа наверняка было дорого для древней библиотеки. Вполне возможно, меньшие "провинциальные" библиотеки оказались бы в большом затруднении, чтобы найти деньги для покупки столь объемистого собрания или место для хранения столь многих рулонов папируса под именем одного автора.
Кое-что известно о потере основной работы Феопомпа, Филиппики. Фотий утверждает, что читал пятьдесят три уцелевшие книги из "историй". Вскоре становится ясно, что он имеет в виду Филиппику. Он приводит свидетельство нигде более не известного Менофана, который утверждал, что книга 12 была потеряна, но Фотий говорит, что он читал эту книгу. Чтобы доказать это, он дает драгоценное резюме ее содержания. Он выделяет четыре потерянные книги: 6, 7, 29 и 30. Уже здесь что-то не так с цифрами, ибо другой источник показывает, что было пятьдесят восемь книг. Возможно, Фотий подумал, что изначально было только пятьдесят семь книг, или возможно он забыл упомянуть одну из потерянных книг, или возможно восстановление Ваксмутом слов "и одиннадцатая [книга]" в тексте Фотия является правильным.
Заманчиво, если не неизбежно связать информацию Фотия с уведомлением Диодора Сицилийского, компилятора первого века до н. э. и автора "всеобщей истории". Говоря о 360 г. до н. э., Диодор говорит (16.3.8 = Т17): "Феопомп Хиосский сделал этот год началом своих Филиппик и написал 58 книг, из которых пять были утрачены". Это заявление наводит на мысль, будто пять книг были потеряны очень рано, но что потом остальная Филиппика сохранялась целой в византийские времена. Предположительно пятьдесят три книги, известные в Диодорово время, те же, что и прочитанные Фотием.
Это предположение может быть вполне правильным, но тем не менее верно, что авторы, жившие после Диодора, смогли приводить цитаты из книг, которых Фотий не имел: а именно из 6, 11 (если правильно восстановлено), и из 30. Как же тогда мог Диодор упустить эти книги, в то время как другие ученые по-прежнему ссылались на них? Возможно, Диодор и Фотий пребывали в разных концах одной рукописной традиции или "стеммы". По этой теории другие, более полные рукописи существовали в древности, но никто не взял на себя труд заполнить пробелы в традиции Диодора - Фотия из более полных версий до тех пор, пока не стало слишком поздно. Судя по местопребыванию авторов, которые ссылаются на более полные версии, кажется, что они наверняка находились в Александрии и возможно в Афинах. Книги 6, 11 и 30 приводятся Гарпократионом, александрийцем, чье время неизвестно, но он наверняка жил позднее Диодора. Порфирий, философ второго века, ссылается на книгу 11 в работе, написанной вероятно в Афинах. Есть также цитаты из книги 6 в работе византийского грамматика Стефана (конец пятого начало шестого веков). Однако, возможно Стефан использует Феопомпа не прямо, но через некий потерянный промежуточный источник.
Еще одно наблюдение заслуживает быть приведенным в связи с Диодорово - Фотиевой "стеммой". Потерянные книги были якобы 6 и 7, 29 и 30, и возможно 11 и 12, за исключением того, что 12-я была восстановлена в "стемме" из какого-то неизвестного источника. Один из способов сокращения расходов и экономии места в "провинциальных" библиотеках состоял в том, что прибегали к неудобным в других отношениях описфографам, т. е. исписанным с обеих сторон свиткам папируса. Есть причина полагать, что средняя книга Феопомпа удобно умещалась на одной стороне свитка средней длины. Если последующая книга была написана на обороте, один свиток забрал бы две последовательные книги с собой в случае потери.
В целом частота, с которой Феопомп цитируется в древности, предполагает, что его произведения находились в обширных, если не полных собраниях в крупных научных центрах, например в Афинах (где мастера риторики выступали в поддержку использования Феопомпа как стилистической модели еще в третьем веке н. э.) и Александрии на протяжении почти всей древности. Он был известен латинским авторам, так что вполне вероятно был хорошо представлен в библиотеках также италийского полуострова. Возможно связка Диодор - Фотий возникла в "провинциальном" собрании описфографов; сколько других описфографов и частичных собраний существовало, не может быть известно.
Распределение рукописей дает некоторое представление об уважении, которое древние питали к Феопомпу. Кажется, что его можно было найти в любой неплохой библиотеке. Другой способ оценки его важности состоит в том, чтобы рассмотреть предмет его основных работ и интерес последующих поколений к темам, которые он затрагивал. Он написал исторические труды: Эпитому Геродота (две книги), Элленику (двенадцать книг по эллинской истории, продолжающие неоконченную Пелопоннесскую войну Фукидида и охватывающие период 411-394) и Филиппику (о жизни и временах Филиппа II Македонского с массой отступлений). Он также написал множество меньших трактатов и речей. За исключением писем к Александру Великому и Филиппу, панегирика (энкомия) Филиппу и обличительной речи (диатрибы) против учения Платона, его мелкие работы не котируются и едва заметны в уцелевшей древней литературе. В этом случае их утрата приписана тому, что они были не бог весть что как стилистически, так и по содержанию. Можно утверждать, что письма были замечаемы только из-за их адресатов, а диатриба и энкомий принимались во внимание потому, что они касались учения знаменитого афинского философа и величия отца Александра. Речи же наверняка лишь чуть-чуть превышали уровень стилистических курьезов. Кроме того, в качестве примеров стиля они были затираемы век или два после смерти Феопомпа. Проблема тут возникла из теории (или традиции), которая стала ходячей и даже ортодоксальной довольно рано: кто-то вдруг решил или записал, что Феопомп был учеником Исократа, великого афинского оратора, и это представление стало общепринятым, очевидно тем более, что по всем данным стили Феопомпа и Исократа были очень похожи. Однако, если речи мастера, как правило, хорошо сохранились до наших дней, выступления его учеников, естественно, исчезнут в его гигантской тени с течением времени. Эта судьба, а именно полное забвение из-за непререкаемого превосходства известного мэтра, постигла многие речи предполагаемых учеников Исократа. Они известны только по названиям.
С Историями другое дело. Эпитома Геродота почти не вызвала внимания, но были древние читатели, которые проявили интерес к событиям и героям великой эпохи эллинской истории в конце Пелопоннесской войны и в последующий период. Следовательно, Элленика была более широко известна и читаема. Плутарх наверняка использовал ее, возможно пространно, в биографиях Алкивиада, Агесилая и Лисандра. Однако, Филиппика несомненно самая важная работа. Филипп V Македонский (238-179 до н. э.), прямой потомок Филиппа II и наследник престола после нескольких поколений, оказался в противостоянии с растущей властью Рима. Возможно, чтобы вдохновить своих генералов рассказами о ранней македонской непобедимости, он приказал писцам прочесать Филиппику и эксцерпировать все пассажи, касавшиеся непосредственно Филиппа II (T31). В результате осталось шестнадцать книг из пятидесяти восьми: настолько часто отвлекался Феопомп от основной темы.
Филипп II был главным архитектором македонского величия. Он создал и обучил армию, использованную Александром для завоевания Персидской империи. Обладая сильными военными традициями, римляне, естественно, восхищались Александром. Некоторые из них наверняка посмотрели дальше и нашли причины его успеха в жизни и карьере его отца, Филиппа. Тем не менее, Филиппика не стала классикой. Громоздкая величина и хронические отступления превратили его в своего рода литературного монстра.
Есть другие пути, посредством которых древние тексты выжили в драгоценных количествах. Несколько обугленных свитков неутешительной ценности были найдены в Геркулануме, и разворачивание поздних египетских мумий, обернутых в свитки папируса, обнаружило некоторые важные тексты. Три существенных исторических отрывка были найдены в Оксиринхе, все написанные тем же самым автором, и сначала считалось, что они были фрагментами потерянной Элленики Феопомпа. В то время как сохраняется неопределенность, лучшим решением в настоящее время кажется, что Феопомп не автор. Это был кто-то неизвестный (названный поэтому Оксиринхским историком или, проще говоря, Р) или возможно темный историк Кратипп.
Все еще может быть место для надежды. Если были читатели неизвестных эллинских историков в римском Египте, то почему не читали и известных? Лежит ли все еще где-то мумия древнего египтянина, погребенного завернутым в несколько книг Филиппики, ожидающих быть найденными? Но если открытие когда-либо и состоится, то будет слишком жирно найти автора и название ясно идентифицированными. Эта информация значилась на "бирках", которые легко отделялись от свитка. И если открытие состоится, то информация от существующих фрагментов и свидетельств (Тestimonia) должна будет использоваться для идентификации автора и работы; отсюда тем больше оснований для изучения того, что можно было бы назвать "эхом" Феопомпа в уцелевшей древней литературе.